Chapter Text
В ванной загрохотал кран, Ван Ибо, только что мирно спавший, подорвался с постели, схватился за ждавший на тумбочке пистолет и ошалевшим взглядом обвёл комнату. Врагов не обнаружилось. Кран продолжал грохотать.
— Сука! — заорал Ван Ибо. — Я ж, блядь, говорил! Не работает — не включай! Я так кони двину!
Он поспешно натянул шорты, кое-как прикрывшие срам, футболка оказалась драной, но любимой, да и перед кем красоваться. На лестничной клетке он столкнулся с Ма Жэньли, таким же ошалевшим и всклокоченным.
— Она опять! — страдальчески простонал тот. — Офицер Ван, ну найдите вы на неё управу! Спать же невозможно!
— За мной! — рявкнул Ван Ибо и, шумно и воинственно топая, отправился вниз. На бой, который можно было заранее считать проигранным.
За тонкой дверью пели трубы. Они грохотали, они завывали, они сотрясали их пятиэтажку и мироздание. Любое чудовище, заслышав их глас, решило бы, что пришёл Судный день и пора выползать из моря. Пока что выползли Ван Ибо и Ма Жэньли, да старичок Гибсон высунулся из своей квартиры — ему-то хорошо, глухота защищала от адских трелей.
— Чегось, милки, опять она? — громогласно прошамкал дед, явно не озаботившийся челюстями в столь ранний час.
— Опять! — проорал Ван Ибо. — Не толпитесь только.
— Убивать будешь? — понимающе шамкнул дед.
— Почему убивать? — опешил Ван Ибо.
— Так у вас пистолет, — мирно пояснил Ма Жэньли. — Вот дедушка и подумал…
— А вы-то чем думаете? Почему раньше не сказали! Я ж машинально!..
— Ой! Убива-ають! Люди добрые, чего эть деется! Честным людям обмыться-то и не дають! Да я!.. Да я полжизни на заводе, чтобы такие, как он!..
А это была — она. Царица ночных кошмаров Ван Ибо, повелительница труб и хтонического ужаса. Если б только можно было, Ван Ибо её и вправду бы пристрелил. Миссис Джонс распахнула дверь настежь и кричала из коридора, пытаясь переорать рёв неисправных труб.
— С-сука…
— Матерно кроють! Матерно! А я полжизни на заводе!..
— Госпожа Джонс! — попытался вмешаться Ма Жэньли, и Ван Ибо наполнился светом благодарности.
Отсюда и до самого заката. Потому что рука сжималась на табельном, а член, сволочь такая, осознавал утро и пробуждение и начинал неуклонно вставать. Позорище-то какое! Этого только и не хватало! А ведь через пару минут Ван Ибо рванёт вверх по лестнице, стыдливо прикрываясь ладошкой. Одной. Потому что во второй глок. Чтоб миссис Джонс померлось поскорей! Тут же стало стыдно. Бабка была вредная, на редкость тупая, да ещё с трубами этими, но всё ж… Как-то Ван Ибо с ней жёстко.
— Кран! — прорычал он, пока совсем не расчувствовался. — Кран! Вам же сказал управляющий, что через две недели! Вот и не трогайте его!
— И еть как же ж мыться-то прикажешь? — взвилась миссис Джонс. — Это тебе, обезьяне, мойся не мойся, а лапшой воняешь, а мы люди приличные!
— Госпожа Джонс, — ужаснулся Ма Жэньли, — как можно так?..
— А чего нельзя?! Всё мне можно! Мыться так уж точно! Кто мне запретит? Этот, что ли? Так это у нас если в полиции одни идиоты остались, раз хулюганов таких нанимают, то это не значит, что я буду молчать!..
Тут Ван Ибо не выдержал, сунул пистолет за пояс шорт, надеясь, что он замаскирует наливающийся стояк, сдвинул бабку с места и прошагал едва ли не маршем к ванной.
— Караул! Убивають! Врываются! Чего ж это деется?! — заголосила Джонс, но Ван Ибо не обратил внимания.
Он дёрнул на себя дверь, закрутил чёртовы барашки (миллион лет такой древности не видел!), да покрепче, чтобы у досточтимой миссис Джонс не хватило силёнок их открутить (хотя бы на пару часиков!), и вымаршировал обратно.
— Ещё раз до девяти утра шум поднимешь, — прошипел Ван Ибо, глядя в водянистые, почти прозрачные глаза, — я на тебя заявление напишу. В собственный, блядь, полицейский участок. Кого послушают, как думаешь, а?
— Да ты ворвался!..
— Куда? — делано удивился Ван Ибо. — Кто-то что-то видел?
— Никак нет! — отрапортовал дед Гибсон. — Не видали и не слыхали!
— Поняла?
Бабка меленько закивала, глядя с ужасом. Продержится он меньше суток, уже завтра в ночи их всех сорвёт с постели очередным воплем иерихонских труб, Ван Ибо с Ма Жэньли снова встретятся на лестничной клетке, а Гибсон выползет поглумиться над вредной старухой, которая достала весь дом. Съезжать надо было, съезжать. Но Ван Ибо сдуру продлил аренду: срок подошёл в разгар расследования убийства (неслыханное дело для Грейсхилла), так что времени на поиск нового жилья не было, сил тоже, вообще по большей части хотелось повеситься. Так что Ван Ибо остался в обшарпанной пятиэтажке в компании Ма Жэньли, старика Гибсона и миссис, чтоб её, Джонс. Были какие-то ещё соседи, но их тихую жизнь удавалось не замечать. Наверное, и этих бы он не заметил, если бы не адские трубы миссис Джонс, будившие так эффективно, что иногда хотелось проверить — не спрятался ли в матрасе механизм катапульты. По крайней мере выбрасывало из постели Ван Ибо с такой силой, что в ярости он приземлялся сразу на этаж ниже.
— Чтоб её, — всё рычал Ван Ибо, поднимаясь к себе. — Спал бы ещё! Сны бы видел!
— Она закаляет наш дух, — философски вздохнул на китайском Ма Жэньли. — Чтобы мы не теряли связи с предками.
— Стоиков в Греции придумали. И я не стоик. Я гедонист!
— Именно они и работают в полиции.
— Какие грязные инсинуации! — восхитился Ван Ибо и услышал трель своего телефона. — Ладно, бывай!
Он заторопился. На второй план отошёл и стояк, и слишком короткие шорты, и трубы старухи Джонс. Звонки в такое время означали только одно — что-то случилось. А раз звонили ему, гордому и единственному подчинённому командующего Барнса, значит, кого-то убили.
— Слушаю! — рявкнул Ван Ибо, схватив пластиковую, почему-то ледяную трубку. Она мгновенно попыталась выскользнуть из влажной ладони. — Говорите!
— Выезжай, — буркнул командующий Барнс. — По шоссе в сторону Мэйнсфилда. Километров тридцать, там тебя встретят.
— Это вообще наша юрисдикция?
— Наша, — грустно подтвердил Барнс. — Наша, Ибо. Жопа мира наша, и просто жопа — тоже наша.
— Хреново?
— Хреново… Даже не уверен, что это слово подходит.
Ничего хорошего не обещалось. Впрочем, Ван Ибо понял это едва только открыл глаза. Вопль труб миссис Джонс не мог означать ничего хорошего. Он не предвещал райского наслаждения, приятного дня и удачи в личной жизни, на месте которой собиралась завестись плесень. Нет. Трубы обещали ад, погибель, казни египетские, какие так любил обещать пастор Джефферсон, явно состоявший в родстве то ли с миссис Джонс, то ли с её трубами.
И вот. Как и было предсказано.
Дрочить пришлось очень быстро — не дрочить было нельзя: следующая свободная минутка могла выдаться через пару недель. А настроение могло исчезнуть и на пару месяцев. Всё зависело от того, что обнаружится там, в тридцати километрах от Грейсхилла. В их, блядь, юрисдикции.
Мотор кряхтел — что-то там нахуевертил чёртов Джордж, а перебрать за ним времени не было. У Ван Ибо вообще времени не было. Вроде и отдела толком нет, и убийства случаются раз в миллион лет, а работы полон рот. Как так выходило, Ван Ибо понятия не имел. Вероятно, имелся какой-то коварный план вооружённых грабителей и наркодилеров, съезжавшихся в Грейсхилл со всей страны. Ведь что может быть невиннее, чем человек в Грейсовых холмах? Ровным счётом ничего, сэр, это вовсе не закладка, сэр.
И пахал Ван Ибо, как папа Карло. От рассвета и до заката — задержание, оформление, скучная, как наряд старой девы, летучка, и всё по новой, да в другом порядке, взболтать, но не смешивать, а мартини он пил, кажется, в прошлой жизни. Правда, в Грейсхилле найти себе пару Ван Ибо и не надеялся. Откуда бы здесь взяться хрупкому китайцу, и чтобы ноги от ушей, и чтобы глаза — ах? Единственным китайцем в округе был Ма Жэньли. Коренастый, пузатый, начавший лысеть лет десять назад, любивший на прогулке с собакой оголить живот, подставляя его красну солнышку.
Не типаж-с. Да и старше он был Ван Ибо лет на пятнадцать. А возраст, конечно, не порок… Но блядь! Не рассматривать же Ма Жэньли всерьёз! Да скорее его Жэлэ — лысая, при этом лохматая, да ещё и припадочная — и то лучшая пара.
Так Ван Ибо и ехал. Уныло прислушиваясь к стонам мотора и стонам собственного сердца. То требовало любви! Любви! Настоящей и чистой, какая только бывает у мужчины в самом расцвете сил, который не трахался почти год. Сердце жаждало любви, а член ничего не жаждал: уже отчаялся.
— Только умные решения, а? — пробормотал Ван Ибо, бросив взгляд между ног. — Вот бы мне такие.
Шоссе стелилось под колёса, машина бодро кряхтела — мотор хоть и постукивал да постанывал, а явно не собирался разваливаться. Что не могло не радовать. Ван Ибо почти расслабился, почти начал насвистывать, почти взялся подпевать радио, но тут впереди в рассветном полумраке (ебучая бабка Джонс!) заморгали огни патрульной машины, всё окрасилось теми цветами, какие не обещают ничего хорошего, и кто-то невидимый и мерзкий сжал в ледяном кулаке желудок. Затошнило, подкатило к самому горлу, хотя ничего и не было внутри, если не считать пары глотков воды. Жрать Ван Ибо было положено в девять, в девять он и поест, а потом выпьет свои таблетки от гастрита, потому что… Судя по лицу встречавшего патрульного, стоило забыть о еде. Или мгновенно пересмотреть приоритеты.
Но посреди саванны не было ни хрена, даже ближайшая бургерная стояла ещё километрах в десяти в сторону Мэйнсфилда — на заправке, обещавшей самый дешёвый дизель. Дальше шли клубничные плантации, фермы, сады и чего только не было, а здесь, между пригородом Грейсхилла (пригород пригорода, только в этой стране такое возможно) и кантри, не было ровным счётом ничего, если не считать торчавшего как очень бледный и очень унылый столб патрульного. Напоминал он местную растительность — был зеленоват и скрывал в себе опасности, например, готовность наблевать на туфли дорогого детектива Вана. А дорогой детектив с этим всегда мог справиться сам.
— Туда? — мрачно спросил Ван Ибо, махнув рукой на просёлок. — Сколько?
— Километра т-три, — икнул патрульный. — Вас шеф ждёт.
— Я знаю. Откуда он звонил?
— С плантаций. Тут контора управляющего чуть дальше. Детектив, вы скажите командующему, что я справлюсь, — пролепетал патрульный, и Ван Ибо наконец рассмотрел на его груди фамилию “Моррис”. — Я просто не ожидал… А у меня же трое…
— Блядь! — Ван Ибо похолодел. — Дети?
— Дети, — понуро согласился Моррис. — Много…
Дослушивать Ван Ибо не стал, вывернул безжалостно руль, вдавил педаль газа в пол и чертыхнулся, услышав, как жалобно завыл мотор — не хуже бабкиных труб. Но машина рванула с места как будто огромным скачком, оказавшись сразу у поворота просёлка. Уже рассвело, солнце, обложенное облаками, как воспалённые гланды гноем, вскарабкалось над горизонтом. Не виднелись ни розовый отлив, ни буйство рыжего, как иногда случалось, просто до этого темень была, а теперь просветлело. И сделалось серо. Лишь бы не пошёл дождь.
Кажется, об этом думал не только Ван Ибо: стоило подъехать, как обнаружились растянутые навесы, ярко-голубые, совершенно неуместные в зелени саванны. Под ними суетились, бегал туда-сюда командующий, а за ним, кажется, доктор Ритц, не имевший отношения к отелям. Вся суета разбивалась о высвеченные фарами и фонарями ямы, вокруг которых толпились патрульные с лопатами и стажёры доктора Ритца, только вчера занимавшиеся подношением кофе всемогущему профессору. А теперь стояли как истуканы, деревянными идолами собравшись на месте преступления. Знать бы ещё какого.
Вывалившись из машины, Ван Ибо чуть не споткнулся о криминалистический чемоданчик, выругался — грязно и длинно, перепрыгнул не хуже иного кенгуру и кинулся к начальнику — вид командующего Барнса был похоронный и донельзя удручённый. Его усы Халка Хогана уныло свисли, как хвосты дохлых мышей, а волосы встали дыбом, будто по начальнику убойного шандарахнули током.
— …если меня хотят убедить, что этот придурок медиум…
— Мало ли, — философски заметил доктор Ритц. — Многое на свете, как говорится, что не снилось нашим мудрецам…
— Ты мне тут пофилософствуй, Марк, давай! Он их тут и закапывал!
— Торопишься, Берни, торопишься, — покачал головой доктор Ритц, но тут Ван Ибо добрался до них.
— Явился, — вздохнул командующий. — Явился… Иди вон, беседуй. Он по-английски ни бельмеса…
Ван Ибо захлопнул открытый было рот, чётко развернулся через левое плечо и проследовал в указанном направлении — в одну из патрульных машин, освещавшую фарами мизансцену. Довольно бестолковую, надо сказать. Эх! Сейчас бы рявкнуть на них по-настоящему! Чтоб забегали! Чтоб всё по правилам! Как учили ФБР! А не это дилетантство и дуракаваляние! Затопчут же всё к чёртовой матери!.. Чего, спрашивается, встали нерукотворными памятниками, говна мешки… Мысль ещё шла, заканчивалась где-то на периферии сознания, падала в бездну, в которой предупреждающе гудели адские трубы — Иерихона и миссис Джонс. В машине сидел парень — коленки поднялись едва не к груди, белая худая рука нервно перебирала полу куртки, теребила собачку замка, и Ван Ибо захотелось быть этой собачкой, оказаться между тонких пальцев, скользнуть по зубчикам, язычком упереться в ладонь… И что-нибудь ещё такое же бесстыдное.
Парень вскинул лицо, и его глаза, только что бывшие линией ресниц, расширились, распахнулись, посмотрели на Ван Ибо испуганно и безнадёжно, и тут же стали спокойными. Дрогнули уголки губ, чуть двинулись, и дрожь стала слабой улыбкой, и вслед за ней загрохотало сердце. По спине побежали мурашки, вспотели ладони, а член, совсем недавно ничего не желавший и оставивший все надежды, дёрнулся в джинсах. Но больше пугало сердце — то самое, готовое к любви со всей силы год не трахавшегося мужчины, — оно стучало, оно прыгало в груди, явно используя диафрагму вместо батута.
— Здравствуйте, — прохрипел Ван Ибо. — Детектив Ван.
— Сяо Чжань, — ещё шире улыбнулся свидетель, и сердце совсем сошло с ума, попыталось поменяться местами с членом. — Доброе утро, детектив Ван.
И сложил аккуратно ладони на коленях, как самый примерный из учеников. Ван Ибо сглотнул. Что-то же говорил командующий Барнс, но кому и что вылетело из головы, остались только аккуратные ногти, чуть выступающие костяшки, скользнувшая к полу цепочка.
— Это вы их нашли? — бессмысленно спросил Ван Ибо. Кто бы ещё, если Сяо Чжань сидит в патрульной машине, разглядывая приборную панель, ковыряя замок, подголовник пассажирского кресла и обезумевшее сердце Ван Ибо.
— Видите? — в руках Сяо Чжаня качнулась подвеска. — Лина нашла.
Ван Ибо посмотрел ближе — потемневшая от времени цепочка, серебряный цветочек с каплей жемчужины там, где должны быть пестики и тычинки. Похолодело в затылке от предчувствия: у Сяо Чжаня что, не забрали улику с места?... Он оглянулся, посмотрел, но на них не обращали внимания, снова куда-то мчался командующий, следом за ним — доктор Ритц, вокруг ям стояли патрульные и студенты. Кажется, кто-то поменялся местами, что-то произошло, но в общем-то всё походило на ебучий цирк, а Ван Ибо в нём был беспомощным клоуном.
— Они приехали вчера, — спокойно продолжил Сяо Чжань, и голос его походил на успокаивающее журчание ручья. — Показали мне.
— Кто? — ничего не понял Ван Ибо.
— Лина. По грибы ездили. Три ведра набрали, не представляю, что будут делать. Она отдала.
Подвеска закачалась в пальцах, и Ван Ибо, как загипнотизированный, проводил её взглядом — вправо, влево, снова вправо и опять влево.
— Шампиньонов набрали, — меланхолично продолжил Сяо Чжань. — И вот подвеску. Мне привезли.
— Подвеску?
— Почему? — удивился Сяо Чжань. — Грибов. А подвеску я сам забрал. Они ведь меня позвали…
— Кто? — окончательно растерялся Ван Ибо.
Сяо Чжань как будто бы спал. Такое однажды случилось с мелкой: сестра спустилась в гостиную, где Ван Ибо собирал свой лего, почему-то в одном гольфе и без юбки с упорством маленького танка попыталась выбраться сквозь запертую дверь. Она врезалась в неё, скребла слабыми руками, и Ван Ибо чуть не наложил в штаны, пока не понял, что Ли-Ли просто-напросто продолжает спать. Она потом и заговорила так же — меланхолично, почти безжизненно, без всяких чувств. Сестру удалось уложить в постель, и Сяо Чжаня Ван Ибо бы тоже уложил, но тот сидел в патрульной машине, разглядывал подвеску и нёс какую-то чушь, да ещё и на китайском, будто не знал английского.
— Девочки, — неожиданно ответил Сяо Чжань, вскинул взгляд, и Ван Ибо прошило дрожью, будто в него с размаху влетел пикап, так сильно дёрнуло тело. — Я сразу знал, что нужно ехать, но хотел дотерпеть до утра. Только лёг, как началось. Они меня звали. Мне нужно было приехать. Пришлось. А тут неоткуда позвонить… На заправке никого не было, а управляющий спал. Я стучал и стучал, пока не открыли, а они всё звали и звали меня…
Чем больше Сяо Чжань говорил, чем больше двигались его идеальные губы — как раз такие, чтобы облизывать, как леденцы, чтобы посасывать в поцелуе, с родинкой возле нижней, куда целовать на прощание, куда целовать, когда вот-вот кончишь, когда вот-вот кончит он, чтобы сердце подпрыгивало и сжималось, чтобы он смеялся высоко и нежно, — чем больше они шевелились, тем больше Ван Ибо холодел. Перед ним сидел полный, бесповоротный псих. И прав был командующий — тут же вспомнились небрежно брошенные слова — Сяо Чжань тут всех и закопал.
Только вот тот всё смотрел и смотрел — прямо и чёрно, и в самую душу. Такие глаза — Ван Ибо знал, — они никогда не врали. И как такое могло быть, оставалось неясным, но Сяо Чжань прямо сейчас сбивчиво и всё путаней объяснял, даже не думал врать. Только клонилась его голова на грудь, а пальцы слабели, и Ван Ибо едва успел поймать платком подвеску, тёплую даже сквозь ткань.
— Они меня звали, — шепнул совсем слабо Сяо Чжань, — я не мог не прийти.
Ресницы его дрогнули, глаза закатились за веки — мелькнули белки, — и Сяо Чжань, Ван Ибо готов был поклясться, сладко уснул в хмуром апрельском утре. Постояв у патрульной машины, открыв и закрыв рот, Ван Ибо встряхнулся на пёсий манер и пошёл к доктору Ритцу — наверняка тот знал, где криминалист. Нужно было оформить подвеску. И Сяо Чжаня.
Сяо Чжаня особенно. Потому что сердце всё так же выпрыгивало из груди, хотя по спине уже пробежал холодок: вкус-то вкусом, ноги, глаза, изящные пальцы, а парень-то псих. Психов трахать Ван Ибо не собирался. Ему хватило вполне обычно, по-бытовому ебанутого Китса, чтобы на веки вечные заречься трахать больных. Нет-нет-нет. И так пришлось ехать в Грейсхилл, хоронить себя в заштатном участке, где он бесконечно оформлял наркоманов, а потом проветривал за ними допросные — ссаньём местный криминалитет вонял на весь округ.
А потом вспомнились глаза — чёрные и честные, с тёмным, покрасневшим от недосыпа уголком, с матовым бархатом радужки. За такие глаза… За такие глаза наверняка кто-то мог бы и умереть. А Ван Ибо для таких подвигов был староват. Староват был Ван Ибо…
А сердце, предательское, всё колотилось.
— Ну чего? — Голос командующего заставил дрогнуть.
— Ничего. По-моему, он не в себе.
— Чего говорил-то? С нами он тоже по-вашему лепетал. Хорошо хоть Ритц сказал, что это китайский, я знал, кого первей всех за яйца дёргать.
— Вот спасибо, товарищ начальник.
— Я тебе не товарищ, красного у меня только морда, — вздохнул Барнс и потёр вышеозначенную ладонями. — Чего говорит?
— Чушь говорит, — поморщился Ван Ибо. — Будто кто-то, Лина какая-то, за грибами ездила сюда, шампиньонов набрали, целых три ведра.
— Ну это, положим, не чушь. Я сюда тоже езжу.
— В общем, эти микологи-любители тут будто бы подвеску нашли, — Ван Ибо раскрыл ладонь, платок распался белыми лепестками, открывая почерневшее серебро. — Ну и отдали Сяо Чжаню.
— Парня так зовут? Как, говоришь?
— Сяо Чжань, — повторил Ван Ибо. — А потом его сюда позвали. Хотел с утра приехать, но в итоге среди ночи попёрся.
— Кто позвал? — хмуро спросил командующий Барнс.
Ван Ибо посмотрел прямо на него, как надеялся — тупо и безжизненно, как можно более равнодушно. Ну а что, драматичный момент располагал.
— Дети. Мёртвые.
— Тьфу ты чёрт! И он туда же!
Командующий совсем побагровел, и Ван Ибо испугался, что вот-вот начальничка разобьёт инсульт.
— А кто?..
— У управляющего сидят, — подкрался доктор Ритц. — И утверждают, что наш подозреваемый — медиум.
— Ебануться можно, — выдохнул Ван Ибо.
— Вот и ебанёмся, — припечатал командующий Барнс. — Ладно, давай, организуй мне тут всё. Чтобы не совсем всё просрали… Хотя куда уж больше-то…
Через три часа взмыленный и ненавидящий всё: утро, патрульных, мирно спящего угловатым клубком Сяо Чжаня и тупость криминалистов — Ван Ибо забрался в патрульную машину. На заднем сиденье посапывал Сяо Чжань. Личную пришлось оставить — пускай отгонят к участку, а подозреваемого слэш главного свидетеля неплохо бы допросить. Но для начала разбудить.
А рука не поднялась.
Стало видно, что Сяо Чжань не так уж и молод: под глазами от бессонной ночи залегли синяки, уголки рта обвело, тонкие призраки то ли улыбок, то ли скорбных гримас. Ван Ибо хотелось, чтобы улыбок.
Ресницы на бледные щёки отбрасывали тень, волосы прикрывали лоб, бледные по краям губы краснели к серединке, как центр мишени, куда нужно было попасть. Поцелуем, конечно же. Истосковавшееся воображение подкидывало, как именно стоило целовать Сяо Чжаня. И куда. Во всех подробностях. Ван Ибо желал воображение отпинать, потому что задницу не вылизывают ни свидетелям, ни тем более подозреваемым, а с психами не спят вовсе. Ван Ибо вот и не спит.
Потому что ему хватило Китса. По самые помидоры хватило. И на огурцы ещё даже осталось. Да что там, на весь салатный набор.
Тут же вспомнилось, каким был Китс в самом начале — совершенно нормальным, ласковым и смешливым. Его волнистые волосы рассыпались по плечам, а прядка упрямо лезла в рот, и Китс, смеясь своими американскими очень белыми зубами, убирал её от лица.
А Сяо Чжань не притворялся. Сразу было понятно, что псих.
Ван Ибо даже как-то зауважал.
На заднем сиденье зашуршало. Как раз выбиравшийся на просёлок Ван Ибо оглянулся. Сяо Чжань потирал глаза — странным жестом, который до того встречался только в кино. Не ладонью, а запястьем. Беззащитно бледным и тонким, с хрупкой косточкой основания. Наверное, Ван Ибо мог бы его сломать. Просто надавить посильней.
Затянуло под ложечкой, захотелось — страшно и тёмно — сжать эти запястья, распластать Сяо Чжаня по сиденью и выдрать, выебать так, чтобы искры спалили казённую обивку. Вместо этого Ван Ибо почти равнодушно спросил:
— Проснулся?
— Айя! Напугал! — подпрыгнул Сяо Чжань, уставился возмущённо и совершенно нормально. И говорил на чистом английском. — Где мы?
И завертел головой, кажется, не узнавая места. Ван Ибо захотелось ударить… кого-нибудь. Ударил себя, похлопал ладонью по щекам, то ли приводя в чувство, то ли убеждаясь, что всё происходящее не дурной сон. Хотя дурная реальность и того хуже. По крайней мере звучит.
— А. — Сяо Чжань разглядел раскрытые рты могил. — Всё ещё тут…
И тут же погрустнел, закрылся, запахнувшись в куртку и привалившись к двери. Снова изменился. Всё же псих, решил Ван Ибо. Непсихи так не умеют. Когда только что смотрели чужими глазами, через секунду — живыми и человеческими, в каких искорок смеха больше, чем звёзд в пустыне Виктории, а теперь вот — грустными. Сяо Чжань не собирался помогать, потому просто смотрел в окно, пока Ван Ибо выезжал на просёлок.
Солнце уже добралось до зенита, короткий апрельский день скользил к середине. Облака так и не разошлись, светилась белая вата спрятанными в ней светодиодами, клубилась, превращая мир в Зловещую долину. Тени исчезли, оставив предметы.
— Куда ты меня везёшь? — тихо спросил Сяо Чжань.
— Для начала к управляющему плантацией. Говорят, там твои друзья?
— Лина. И Тревор… наверное. Но сегодня ведь будний день?
— Это что-то изменит? — Ван Ибо выкрутил руль, поворачивая на шоссе. — Но вообще, вроде бы понедельник.
— О. Точно ведь. За грибами ведь ездят на выходных, — глубокомысленно кивнул Сяо Чжань. — Тогда Тревор мог уехать. Он страшный трудоголик, пропуск смерти подобен. Наверное, от предложения взять отгул может случиться припадок.
— И полиция не аргумент? — Ван Ибо, глядя в зеркало заднего вида, приподнял уголок губ.
— Апокалипсис не аргумент. — А Сяо Чжань закатил глаза. — Метеорит будет нестись к Земле, а Тревор соберёт свои контейнеры с обедом и отправится в офис.
— Компьютерщик?
— Хуже, — тяжело вздохнул Сяо Чжань. — Бухгалтер.
И столько страдания было в его голосе, что Ван Ибо невольно хрюкнул. Попытался замаскировать смешок кашлем, но уже оказался в ловушке. Смеющиеся весёлые глаза поймали его, как будто попал в прицел снайперки. Сердце замерло тоже. Всегда ему говорили: как жопой чуешь. А теперь чем-то другим чуял. И оно — заполошное и подпрыгивавшее — было поглупей жопы.
— Как он меня довезти согласился, — продолжил Сяо Чжань, мгновенно изменившись. — Я думал: пошлёт. Тревор и за грибами-то не хотел. Лина потащила. А потом я… Ащ-щ!..
Он дунул вверх, смешно скосив глаза, прядки чёлки взлетели, открывая страдальчески заломленные брови. А ведь Сяо Чжань старше Ван Ибо. На пару лет так точно…
— Мы толком не познакомились. — И Ван Ибо чуть не отвесил себе пинка прям сидя и прям в машине. Кто знакомится с подозреваемыми? Идиоты? — Конечно, ещё будет время, но… Ван Ибо.
— Можно и познакомиться, — мурлыкнул Сяо Чжань и поглядел из-под ресниц. Так нагло и так очевидно, что Ван Ибо едва не подавился воздухом. — Сколько вам лет, детектив Ван?
И потянулся вперёд, обнял спинку пассажирского кресла.
Если бы водительского, то шептал бы в самое ухо. Представилось, и по спине Ван Ибо пробежал холодок, в джинсах же стало горячо и тесно, и захотелось выпрыгнуть из них к чёртовой матери, и по саванне умотать куда-нибудь далеко. Хоть бы и в Викторию.
— Двадцать семь, — выдохнул Ван Ибо, понятия не имея, почему так легко отвечает.
— Староват, — с сожалением покачал головой Сяо Чжань и тут же сел нормально, как будто и не было никогда коварного соблазнителя.
— Кто?! — возмутился Ван Ибо.
Искренне возмутился! Что это за дискриминация! Он молод! В самом расцвете сил! Да ещё и год не трахался! Да он бы!.. Да они бы!..
— Я, — ошеломил Сяо Чжань ответом. Можно сказать, провёл оглушающий удар. — Мне тридцать три, детектив Ван. Так что я староват.
— Гэгэ напрашивается на комплименты? — неожиданно ляпнул Ван Ибо и решил, что в следующий раз, когда захочется заговорить, он просто укусит руль.
Или откроет дверь и выпрыгнет из машины на ходу.
— Гэгэ предпочитает называть гэгэ другого.
Ван Ибо поперхнулся. А Сяо Чжань снова смотрел — на этот раз откровенно смеясь, и чертинки танцевали в глазах. И опять не осталось ничего от того рассветного взгляда. Прекрасными — смешливыми, яркими, очень живыми — глазами тогда смотрел кто-то иной.
— Как прямолинейно, — проперхал Ван Ибо.
— Я уже в том возрасте, детектив Ван, что лучше сразу обозначить ожидания, чем жестоко разочароваться в процессе. Нет ничего беспомощнее двух боттомов, оказавшихся в одной постели. Выход найдётся, но какое удовольствие, если перед каждым разом придётся разыгрывать роли в “Камень, ножницы, бумага”.
— Я не боттом.
— Это прекрасные новости! — воскликнул Сяо Чжань. — И ты проехал управление.
Ван Ибо, окончательно замороченный, чертыхнулся, резко выкрутил руль, разворачивая патрульную тачку через двойную сплошную. Благо вокруг никого не было, а штраф бы один хрен не выписали. Воспользовался служебным положением.
Красовался, если по-честному.
— Ах, детектив Ван! Это было горячо! — не подвёл Сяо Чжань. — И довольно глупо. Тут есть второй съезд.
Ван Ибо чертыхнулся ещё раз.
А Сяо Чжань смеялся — очевидно и легко, как смеются над симпатичным парнем. Он, кажется, совсем не боялся, и Ван Ибо собирался выяснить — почему? Почему человек, нашедший полуразложившегося ребёнка, нисколько не боялся. И почему так легко, так просто смеялся. Он что, раз в неделю их находил?
— Наконец-то! — тишину сонной приёмной разорвал решительный голос. — Я уже начал думать, мы здесь заночуем!
— Не хотелось бы, — подал голос бесцветный человечек средних лет.
— Конечно! — резко кивнул некто, кто мог быть только Тревором. Ван Ибо так и видел его в офисной кухне в очереди к микроволновке. — Здесь некомфортно!
— Это офис, — вздохнула хрупкая высокая азиатка. — Чжань-Чжань, вы закончили?
— Боюсь, только начали, — вмешался Ван Ибо. — Вам всем придётся проехать в участок.
— Но моя работа… — бесцветный человечек вздохнул. — До вечера это терпит, детектив?
— Вы ведь управляющий?
— Ох простите! Я совсем замотался! Конечно, конечно. Управляющий плантациями “Сент-Виктори”. Звучит громко, но по сути наёмный работник, менеджер…
— И не слишком эффективный! — напористо воскликнул ну-точно-Тревор. — Вам бы стоило открыть мотель!
— У нас тут не каждую неделю трупы находят! — неожиданно рявкнул бесцветный и всё ещё безымянный человечек, выцветая ещё сильней. — Алан Линдси. Вот моя визитка. Ничего, если я подъеду в участок к семи?
— Ничего, — кивнул Ван Ибо. — Я буду там.
— Так поздно, детектив Ван? — мурлыкнул над ухом Сяо Чжань, до того виртуозно прикидывавшийся ветошью. — А как же я?
— А ты там же будешь ещё, — спокойно ответил Ван Ибо, глядя прямо в весёлые глаза. — Не надейся, что мы быстро разберёмся.
— Тебе нужен адвокат, Чжань-Чжань! — с ужасом пролепетала наверное-Лина. — Чжань-Чжань!
— Не нужен, — мягко прервал её Сяо Чжань. — Детектив Ван будет совершенно непредвзят. Правда ведь, детектив?
И губу закусил. Паршивец. Правда, через секунду у него вспыхнули уши, Сяо Чжань накрылся одной ладонью, а второй замахал, как бы прося всё немедленно выбросить из головы. Ван Ибо не собирался. Потому что в джинсах снова было горячо и тесно. А на душе паршиво — потому что всё же трахнуть Сяо Чжаня не светило. Ван Ибо не связывается с психами. Не трахает их вечером дня знакомства. Нет-нет-нет. Он же не больной, в конце-то концов!
В участке всё горело. Ван Ибо понял это, стоило зайти и не обнаружить привычную Тину, сидевшую на телефоне. На её месте воздвигся хмурый бугай, отвечавший обычно за камеры. Решение было интересное и эффективное. При них, ввалившихся в участок, как раз зазвонил телефон, бугай поднял трубку, выслушал просителя, рявкнул “нет” и положил трубку. Телефон больше не звонил.
— Очень эффективно, — кивнул своим мыслям Тревор, и Ван Ибо чуть не заржал. Позорно и неуместно.
— Ларри, — кивнул Ван Ибо бугаю. — Проводи молодых людей по допросным. И зови Бейтса и Вольта. Пускай… приступают.
Вот это было сплошное наслаждение. Наконец-то можно было отомстить и грабежам, и наркотикам — теперь парадом командовал Ван Ибо, теперь не его привлекали на помощь!
— Но вы останетесь со мной, детектив Ван? — мурлыкнул Сяо Чжань, и Ван Ибо подскочил. — Что же вы так пугаетесь?
— Ничего я не пугаюсь, — буркнул Ван Ибо. — Нет, я буду допрашивать мисс?..
— Чжан, — пискнула наверное-Лина. — Лина Чжан. — Точно-Лина посмотрела твёрже. — Чжань-Чжань, адвоката!
— Не нужно, — улыбнулся тот, и безумное сердце Ван Ибо чуть не выпрыгнуло ему в ладошки. Чтобы было удобно поднести ко рту и укусить этими несовершенными, чуть кроличьими зубками. — Ничего не случится.
Ван Ибо пиздец как на это надеялся.
Нет, спать с Сяо Чжанем он не собирался. Психи, Китс, собственные обещания — все эти глупые вещи, которые он уже сто раз вспоминал. Но и проблем Сяо Чжаню не хотелось. И не хотелось, чтобы выяснилось: трупы в саванне оставлял он. Не хотелось. Хотелось, чтобы псих оказался безобидным. Обычным мирным сумасшедшим.
Галоперидол, а не пожизненное принудительное. Ну пожалуйста. Разве так о многом просит Ван Ибо?
Даже глаза вверх поднял. Вместо Бога, правда, разглядел паутину на плафоне. Стоило сказать кому-нибудь… Или сжечь здание. Одно из двух.
— Ну что, мисс Чжан, — начал ласково он, как только Лина Чжан устроилась на неудобном стуле допросной, — рассказывайте.
— Вы не должны подозревать Чжань-Чжаня! — тут же начала она, да так напористо, что вспомнился её Тревор. Возможно, на этом они и сошлись. Танки должны размножаться с танками. — Он ничего не делал!
— Прям-таки ничего? — восхитился Ван Ибо. — Достиг просветления в недеянии?
— Что? — опешила Лина Чжан.
— Ну вы говорите “ничего не делал”. Восторгаюсь, мне дзен-буддизм никогда не поддавался. Я медитировать-то не могу, шило в одном месте.
— Какой к чёрту дзен-буддизм? Вы издеваетесь? — Глаза Лины Чжан засверкали. — Я ведь могу потребовать адвоката!
— Конечно можете. Но зачем? Вас ни в чём не обвиняют, не задерживают… Просто разговор. И, заметьте, я даже не задаю вопросов.
— Вы!.. — выдохнула Лина Чжан и тут же собралась. Лицо похолодело, вся она села ровнее, показалась неприступной. — Детектив Ван, вам стоило бы озаботиться вопросами, прежде чем я уйду, раз никто меня не задерживает.
— Пожалуйста, — радушно кивнул Ван Ибо. — Но вот Сяо Чжань останется. До выяснения.
И голос даже не дрогнул на имени. А ещё бы он дрогнул! Знакомы каких-то пять жалких часов, а сердце уже заходится, член встаёт, а коленки трясутся! Ещё бы голосу выёбываться, ага!
Мисс Чжан молчала. Смотрела чёрными глазами, похожими на спинки хищных жуков, водившихся во дворе школы. Мальчишки собирали их — приманивали на мясо, а потом мучили, отрывая лапы и крылья. Ван Ибо сначала отворачивался, а потом начал отбирать, чтобы убить бедняг побыстрей. Вот такими глазами смотрела Лина Чжан — хитиново-твёрдыми. Ван Ибо не любил таких глаз.
— Где вы были вчера? — спокойно он задал вопрос.
— Ездила за грибами. Отъехали километров тридцать в сторону Мэйнсфилда, оставили машину у администрации плантаций и пошли в саванну. Там кустарник, в нём куча грибов.
— И как успехи?
— Три ведра, — с неподдельной гордостью сказала Лина. — Отлично сходили. Только подвеску нашли. Зачем я её взяла? Я же знала, что не нужно…
— Почему не нужно?
— Потому что Чжань-Чжань… — И она осеклась, посмотрела своими глазами-жуками. — Потому что это бессмысленно. Не в бюро же находок её сдавать.
— Звучит вполне нормально. Я про бюро находок.
— Она бы там и осталась. — Лина закатила глаза. — Кто ищет в бюро потерянное за городом?
— Ну, теперь весь город будет искать владельца.
— Да, — вздохнула она, переложила руки, потеребила рукав розовой мягкой кофточки. — Я так испугалась. Не первый раз вижу, а всё равно испугалась. Когда Чжань-Чжань… я не знаю. Детектив, вы мне сейчас не поверите. Я знаю, звучит безумно. А вы совсем не похожи на человека… — Лина подалась вперёд, наклонилась будто заговорщицки. — Это правда. Чжань-Чжань правда видит. Или слышит. Что-то зовёт его, он идёт и всегда находит.
— Что находит? — Почему-то стало не по себе, Ван Ибо передёрнул плечами, стёр гусиную кожу, покрывшую предплечье.
— Мёртвых, — шепнула Лина Чжан. — Чаще-то по мелочи. Бабушка не успела передать подруге шкатулку с фотографиями, Чжань-Чжань нашёл на чердаке у её родителей. Мамин брат давным-давно умер, ещё в Корее. Мы знать не знали, что у него была семья. А Чжань-Чжань разыскал…
Ван Ибо слушал её и всё больше скучнел. Пусть Лина Чжан не походила на дуру, но, видимо, ею была. А Сяо Чжаню это зачем? Обманывать глупенькую… кто она ему? Коллега? Университетская знакомая? Ван Ибо заглянул в документы, уже отсканированные бездельничающей Тиной, — и не поймёшь, тридцать лет. Может, и сокурсница, если Сяо Чжань поступал позже, а может, и коллега… Зачем её обманывать?
И вспомнилось пустое лицо, жуткие глаза, в которых не было ничего — ни жизни, ни разума, ни веселья. Слабый голос, едва слышный лепет. Сам в это верит? Верит, что приступы не приступы вовсе, а ясновидение? Послали небеса счастье… которое совсем, абсолютно Ван Ибо не касается!
— Прям так и разыскал? Лозоходством или маятником?
— Почему лозоходством? Позвонил в справочную, запрос какой-то оставил в Сеуле… — растерялась Лина Чжан. — Не думайте, что я дура, детектив. Знаю, как это звучит, но это чистая правда. Никто у нас не знал, что у дяди была… женщина. И про сына его никто не знал. И узнать было неоткуда. Дядя погиб. А Чжань-Чжань откуда-то узнал.
— И точно родственники?
— Даже если бы мы не делали ДНК-тест, достаточно посмотреть на фотографии. Дядя и Джувон на одно лицо.
Ван Ибо вздохнул. Девчонка Сяо Чжаню верила. Девчонка. Как самоуверенно от того, кто её младше. Но воспринимать Лину Чжан не выходило. Она верила в магию. И психу. Что дальше? В Аделаиде приземлится НЛО? И заберёт Сяо Чжаня. Вот будет отличное завершение истории. И, главное, примерно настолько же вероятное, как то, что Сяо Чжань слышит мёртвых.
— Ладно, — вздохнул Ван Ибо. — Расскажите о том, что случилось после.
— Чжань-Чжань… Наверное, не смог уснуть. Он оставался на выходные у нас, вчера мы вернулись поздно, так что решили сразу в офис ехать сегодня. Мы часто так делаем. Но в этот раз он засобирался среди ночи. Иногда с ним случается, когда… Когда он что-то… чувствует. Я слышала, что он всю ночь то вставал, то ложился, и вот под утро не выдержал. Тревор не пустил Чжань-Чжаня за руль — ну у него и правда вид такой был… Довольно болезненный. А я не отпустила их одних. Тревор слишком серьёзно относится к своей работе, мог бросить Чжань-Чжаня. А оставлять его было нельзя. Когда почти доехали до управляющего, Чжань-Чжань чуть на ходу не вышел. Мы притормозили, и он пошёл. Я хотела за ним, но Тревор… убедил, что нам нужно предупредить кого-то. И вот…
Ван Ибо механически кивнул. Про второй съезд к конторе Сяо Чжаню, получается, тоже мёртвые нашептали? Это вот было херово. По-настоящему херово. Конечно, до установления личностей, до момента, как станут ясны обстоятельства похищений, предъявить Сяо Чжаню ничего нельзя. Но… У Ван Ибо сосало под ложечкой. Ёбаный ты ж крокодил.
И их пришлось отпустить. Убедительно попросить не уезжать из Грейсхилла, пообещать приглядывать за Сяо Чжанем, на что тот только лукаво улыбнулся, чёрт его подери, поговорить с Аланом Линдси, к концу рабочего дня ставшим едва не прозрачным. Тот подтвердил только то, что Ван Ибо и так знал: Сяо Чжань в конторе не появлялся. А потому знать о втором съезде не мог.
Командующий Барнс сидел в своём кабинете, напоминая кучу хлама, наваленную в кресло. Старика было жалко. Грейсхилл — место для счастливого выхода на пенсию. Здесь не случается ничего хуже толпы обдолбанных школьников, решивших отобрать у лоха велик, или той же толпы, потерявшейся в пригороде в поисках наркоты. Обычно они находили удава, мгновенно трезвели и зарекались более употреблять. Сэр.
Детские полуразложившиеся тельца в меню Грейсхилла не входили. До этого дня.
— Ну что?
— Да ничего, — фыркнул Ван Ибо. — Либо он дурит всех, либо больной. Нам ни то, ни другое не очень-то на руку.
Барнс пожевал губу. Ван Ибо со вздохом потянул на себя кресло — такое выражение лица на осунувшемся усталом лице не значило ничего хорошего. Начальник был в настроении пообщаться. Да и стоило пообщаться . Мозг думал одно, а тупое сердечко (член, Ван Ибо, давай будем честны, член) — совсем другое.
— Твоё мнение.
Настал черёд Ван Ибо жевать губу. Была она на редкость невкусная, хотелось еды, хотя бы осточертевших фиш энд чипс. Вспомнились таблетки от гастрита, которые он не выпил, потому что не позавтракал. А потом и не пообедал. В животе немедленно забурчало, заболело и затянуло. Твою-то мать, Сяо Чжань! Почему виноват был Сяо Чжань, Ван Ибо не знал, но виноват тот был.
— Псих, — наконец сказал он, поднимая глаза на начальника. — Но не наш.
— Аргументируй.
— Безобидный сильно, — поморщился Ван Ибо. — Да, знаю, знаю. Но вот пока что просто, так чувствую. Последить за ним надо, соседей поспрашивать, бывших найти, на работу людей отправить. Потереться вокруг, короче. Но не думаю я, что наш. Да и… Пол удалось установить?
— У последнего тела, — буркнул Барнс. — Девочка.
— А он гей.
— И откуда ты это выяснил? Сам сказал?
Вспомнилось, накатило — жаркой волной, взглядом из-под ресниц, томным голосом и бесстыдными наглыми словами, — Ван Ибо сглотнул, не доверил сказать своему горлу. Кивнул.
— Какие доверительные отношения с подозреваемым, — восхитился командующий Барнс. — Что ж… Это, может, и аргумент. Если бывшие найдутся и нужного пола. Если гомик, то и правда, чего бы ему девчонок… Если все, конечно, девчонки.
— Если все, — согласился Ван Ибо. — Но последить надо. Он откуда-то знал, что к конторе два съезда. А с Чжан и этим, как его, Паулем там не был. Откуда знал?
— Иногда я думаю, что ты умный, Ван, а потом ты какую-то такую ерунду скажешь…
— Что? — опешил Ван Ибо, обижено глядя на начальника.
— Да ничего, у всех придорожных строений по два выезда. Тебе что, от недосыпа мозги переклинило? Их там видно один от другого!
От недотраха, подумал Ван Ибо, вспомнив разговор — тот самый, который накатывал, от которого жарко и тесно становилось в штанах, и тот самый, который и состоялся, когда они проехали съезд. Может, Сяо Чжань просто видел его. Может. Хотелось бы.
— Предъявлять ему нечего. Но не верю я, что он медиум. Чушь собачья. Знал откуда-то. Кулон узнал? И догадался? Бывал в тех местах раньше, потому по описанию понял, где искать? Вольту он ничего не сказал. Затёр сказочку про медиума. Помурыжить-то мы его могли, а толку? Отпустили, Бейтс приглядит.
— К девчонке поехал? — мрачно спросил Ван Ибо.
— А, знаешь, нет. Вызвал такси и прямиком домой. Заперся там и сидит. Даже телевизора не слыхать.
— И к лучшему.
— И к лучшему, — согласился Барнс. — А ты личности выясняй. Сейчас спать, чтоб глаза мои тебя не видели. Завтра к Ритцу, тряси его, пока что-нибудь не вытрясешь. И, похоже, придётся к прессе. Кулон показывать… Окажется, что его каждая скобяная лавка продаёт, и попадём мы… Кенгуру в задницу.