Дикое пламя Эраншара

Впадать в отчаяние было бесполезно. Неважно, чего он хотел, на что злился и о чем сожалел: ему предстояло иметь дело с тем, что есть. Так выходило всегда, и давно стоило бы привыкнуть.

Notes:

Редактура: suricate, Max Gautz
Предупреждения (старые и новые):
— это третий текст серии, его нет смысла читать без первых двух;
— текст предпоследний, в нем завершен внутренний квест, но все еще не закончен сквозной;
— полное AU, практически не имеющее отношения к канону;
— множество ОМП и ОЖП, и некоторые из них умрут;
— заимствования всего и отовсюду, безответственное отношение к какой бы то ни было матчасти;
— драмоебство;
— предельно аморальные персонажи совершают плохие, ужасные и чудовищные поступки (а временами случайно нет);
— встречается нецензурная лексика.
Триггеры:
— война, боевые действия, военные преступления
— квалифицированные казни
— страдания и смерть людей и животных
— рабовладение как элемент сеттинга
— телесные наказания
— сексуальные действия с участием несовершеннолетних (без детализации)
— межвидовые связи
— не зоофилия, но близко
— ситуации, которые можно счесть изменой (но автор так не считает)
Кинки: разница в возрасте, UST, кроссдрессинг, ролевые игры, секс в одежде, секс в неподходящем месте, секс в присутствии посторонних, секс с неодушевленными предметами, мастурбация etc.
Примечание: Эраншар не Персия, Ихон не Япония. Некоторые заимствованные детали антуража, термины и т.д. присутствуют, но это не значит, что все остальные элементы уклада, языка, традиций и прочего будут им соответствовать.

***
"Учитель наследного принца", "Николас, твои волосы..." — иллюстрации @sadfishkid.
"Чего желает господин и повелитель" — иллюстрация @torrribo.
Коллаж — Lime with Lemon.
Музыкальная тема Desert Dalya (Пустыня Далья) — Polyn.

Chapter Text

Часть первая: Музыка мертвых

Глава 1: Ты теперь не командир

Под утро Рутаганде приснились могильные черви. Они ползали по лицу, задевая ресницы, щекотали веки, пытались пробраться в ноздри и заполняли приоткрытый рот. Во сне Рутаганда находил эту возню необъяснимо приятной, но в конце концов шевеление тварей стало досаждать. Он попытался смахнуть их и не смог: стальную руку придавил тяжелый груз, в ладони лежало что-то хрупкое и драгоценное. Рутаганда слегка встревожился — и проснулся. Открыл глаза и тут же зажмурил их снова: в лицо ударило холодное зимнее солнце. Все еще жмурясь, он осторожно поднял свободную руку и смахнул щекотавшие нос волосы Вонга. Тот не заметил — он спал, уткнувшись лицом Рутаганде в шею и навалившись на правое плечо. Его член удобно улегся в стальную ладонь и уже налился утренней тяжестью. Последнее тихое утро перед путешествием выдалось лучше некуда.

Рутаганда улыбнулся в потолок, погладил темноволосую голову — осторожно, едва прикасаясь. Вонг пробормотал "не сейчас", перекатился на спину и широко разбросал руки. Одеяло, и так уже почти потерянное, соскользнуло с кровати на пол. Рутаганда улегся на бок, подпер кулаком щеку и принялся с удовольствием рассматривать полностью открытое взгляду тело. Синяки на бедрах, следы на шее и плечах, ссадины на запястьях яснее ясного говорили о том, что накануне они оба изрядно увлеклись, — и вспоминать об этом было приятно. Он подхватил безвольную руку, прижался губами к тому месту, где живая сталь превращалась в плоть, лизнул шрам и повел языком по голубому рисунку вен. Вонг непроизвольно дернулся, проговорил с нестрогой сонной укоризной:
— Десмонд!.. Я сплю.
— Ничего подобного, — возразил Рутаганда и поцеловал нежную кожу в сгибе локтя. Уложил руку Вонга ему на грудь, погладил живот и спустился пальцами к члену. Провел ладонью по стволу, слегка сжал головку, заставив Вонга коротко вздохнуть. — Ты просыпаешься, Николас, а я тебе помогаю.
Смотреть, как мальчик улыбается с закрытыми глазами, он мог бы до конца времен — но когда ресницы дрогнули и разомкнулись, хуже не стало. Рассеянный взгляд остановился на лице Рутаганды, и его небесный свет показался теплее солнечных лучей, заливавших спальню.
— Ладно, — согласился Вонг. — Помогай, — и потянулся, закинув руки за голову и недвусмысленно шевельнув бедрами.

Рутаганда заставил его подождать. Теребя и разглаживая мягкие волосы в паху, обстоятельно вылизывая внутреннюю сторону бедер, пробираясь ладонями под ягодицы, он как будто совершенно не стремился коснуться губами члена. Вонг постанывал и вздрагивал, разводил ноги, пытался извернуться и подставиться так, чтобы Рутаганда наконец понял, чего он хочет. Рутаганда посмеивался и никуда не спешил.
— Мне что, попросить? — не выдержал Вонг. Недовольство в его голосе смешалось с нетерпеливым желанием.
— Было бы неплохо, — серьезно подтвердил Рутаганда и едва успел увернуться от резко согнутого колена. Поймал ногу Вонга, прижал к постели.
— Тихо, Николас. Так ты ничего не добьешься.
Вонг расслабился, и Рутаганда уже готов был услышать “пожалуйста” вместе с какой-нибудь восхитительной непристойностью, когда земля тяжело и беззвучно дрогнула. Задребезжали на столе стаканы. Вонг рывком сел, Рутаганда отстранился, утер рот.

Мгновение спустя гулко раскатился грохот взрыва — теперь зазвенели и стекла. Шум стих не сразу: далеко в городе рушилось что-то большое. Вонг вскочил с постели, распахнул окно и прислушался, упираясь обеими руками в створки. Собственная нагота не смущала его, холодный сквозняк не пугал.
Рутаганда смотрел на замершую в оконном проеме фигуру, и дурное предчувствие мелкими крысиными зубками покусывало шею. Когда живая сталь запульсировала сигналом тревоги, он не удивился. Вонг обернулся, бросил беспокойный взгляд и коснулся уха: теперь связь с командой у него была собственная, и соединять сталь не приходилось.
— Давайте сюда, — хрипло сказала Юлия. — К управе Синтии. Нас тут присыпало. Парни подержат, но лучше бы кто-то, — она прервалась, откашлялась, — разгреб это дерьмо.
— Что там? — Рутаганда встал и принялся одеваться, заодно кинув Вонгу его штаны и рубаху вместе с исподним.
— Провалились подземелья под внешней разведкой. Управа ушла в дыру.
— Это Обрубок, — вклинился Вебер. Он говорил тяжело, с усилием, но отчетливо. Сейчас они с Бабангидой, притянув все железо поблизости и используя его как опоры, не давали стенам разрушенного здания завалить их самих, Юлию и Синтию — если той повезло оказаться рядом. — Сталь слышала силу Потока. Других магов земли там внизу вроде не было.
Обрубком они звали между собой Ройнара — то, что от него осталось. Синтии его отдали несколько дней назад: Вонг собирался его убить, чтобы не оставлять в Шангри незаконченных дел, но Синтия захотела лично послушать про Мертвый совет и острова. Вонг безразлично кивнул: тогда избавьтесь от него сами, — и Рутаганда с облегчением подумал, что вся эта история окончательно ушла в прошлое. С выводами он поторопился.
— Что Синтия? — спросил он, застегивая ремень. От возбуждения уже не осталось и следа, помогли херовые новости о блядском Ройнаре.
— Жива, контужена. Я присмотрю. — Юлия тяжело вздохнула: — Ебучая пыль!.. Но мы хоть неглубоко. Были в ее кабинете.
Синтия занимала кабинет на третьем этаже управления внешней разведки, под самой крышей. Значит, сверху на них насыпалось не так уж много обломков.
— Бун? — позвал Рутаганда. Тот должен был быть дома.
— Готов, — откликнулся Бун на связи.
— Выводи ровер.
— Можно быстрее. — Вонг, тоже полностью одетый, двинул головой вверх, указывая на крышу.
Там стояла железная птица, которую он поднял из моря. Для того, чтобы управлять ею, Вонгу хватало способности пользоваться камнями Потока, но теперь он не смог бы спастись, потеряв управление. Разумеется, его это не смущало — и Рутаганду, который на своей птице с самого начала летал без страховки, тоже не особенно тревожило.
— Мы по воздуху, — сказал он Буну. — Ровер все равно подгони.
Вонг шагнул к двери, но остановился:
— Подожди.
Присел над дорожным мешком, собранным еще с вечера, и вытянул из него аксумский шелк, в который наряжался по дороге из дальних земель. Рутаганда успел удивиться: он-то думал, тряпки остались в Мерваре, забытые, едва нужда в них прошла. Вонг провел по ткани стальными пальцами, раскроил на лоскуты, не жалея золотых узоров. Один обрезок взял себе, другой протянул Рутаганде:
— Будет пыльно.
И верно: на защиту Потока теперь надеяться не приходилось.
Перед тем, как выйти из спальни вслед за Вонгом, Рутаганда подобрал остаток тряпки и сунул в карман.

На крыше Вонг остановился и прищурился, глядя в сторону дворца. Там, возле дворцового парка, выросло над домами густое серое облако. Оно походило на округлый гриб из тех, что выпускают семена, стоит на них наступить.
— Николас. — Рутаганда остановился позади него, опустил ладонь на плечо. — Что если тебя кто-нибудь узнает?
— Неважно. — Вонг обернулся, задев щекой его пальцы. — Я хочу выяснить, мертв ли Ройнар.
Вряд ли, подумал Рутаганда.

Высоко подниматься Вонг не стал, и с птицы видна была суета на улицах: встревоженные горожане собирались в кучки, чтобы узнать новости и тут же их обсудить, патрули военной полиции следили за порядком. На подлете к пыльному облаку воздух стал тяжелее, в горле запершило. Внизу замелькали бело-голубые мундиры: район оцепила королевская гвардия. Вонг наверняка собирался садиться внутри оцепления. Железные птицы были военным транспортом, и перехватывать их никому не пришло бы в голову.
Когда птица легла на крыло, снижаясь, сквозь грязный туман сверкнули искры. Спрятать свет короны Шангри никакой пыли было не под силу.
— Уже здесь, — тихо сказал Вонг. — Тем лучше, — и направил птицу на эти вспышки, как на маяк.
Опускался он вслепую: в воздухе висела густая пелена, которой давно пора было бы осесть. Спрыгнув с крыла, второпях повязал узорчатый лоскут так, что остались видны только глаза, и пошел туда, где должен был находиться Левен. Рутаганда тоже закрыл лицо и зашагал следом.
От аксумского шелка еле уловимо пахло Вонгом — его кожей и волосами, его солью и свежестью. Никто другой не заметил бы этого запаха, но Рутаганду он тревожил, напоминая о том, как безмятежно и сладко начиналось утро. Чтобы отвлечься, он смотрел по сторонам — на обломки белого здания управы, на искореженную мебель, разлетевшиеся бумаги и разбитые деревянные шкатулки. Под ногами хрустели амулеты, мелкое оружие и всякая ерунда, которая еще четверть часа назад была важными уликами или боевым арсеналом подчиненных Синтии. Из-под ближайшего завала виднелась рука в пропитавшейся кровью перчатке, красный кант на черном манжете говорил, что пришибло кого-то из военной полиции. Над площадью смешивались стоны раненых, быстрые короткие команды военных, глухие крики — из глубины завалов звали на помощь. С негромким шорохом рушилось то, что не успело осыпаться раньше. Вдалеке едва проступали сквозь пыльную завесу белые конусы палаток: армейские лекари уже развернули лазарет.
Навстречу Вонгу шагнул гвардеец в испачканном мундире с аксельбантом главнокомандующего, запнулся, сделал такое движение, будто собирался отдать честь, но передумал.
— Крон. — Вонг даже не остановился. — Мне нужен Левен.
— Он ведь занят, — начал было цыпленок, но отступил с дороги. Бросил взгляд на Рутаганду, и на грязном лице ярко сверкнули глаза:
— С вашими людьми все в порядке! Его величество уже поднял верхние камни. Они должны быть там. — Он махнул рукой в ту сторону, где мерцал свет короны, смутился: — Ваши люди, я имею в виду. И госпожа Заль.
— Хорошо. — Рутаганда хлопнул его по плечу и ускорил шаг: Вонг не стал дожидаться, пока они закончат разговаривать.

Первыми нашлись свои. Синтия сидела на обломке стены, прижав ладонь ко лбу. Из-за пыли она казалась болезненно бледной, темные волосы словно побила седина. Из-под волос по виску сбежала на шею и уже успела засохнуть струйка крови. Рядом стояла Юлия с озабоченным видом, Вебер с Бабангидой растянулись на земле поблизости, опершись спинами на другой обломок: пока не подоспел Левен и не пустил в ход силу короны, им пришлось туго.
— Целы? — спросил Рутаганда, останавливаясь возле них. Вебер помахал вместо ответа, Бабангида показал на Синтию:
— Почти.
Синтия вскинула голову и поморщилась от резкого движения:
— Это он. Больше магов земли у меня там не было, а взрывчатки на такое пошло бы много. И взрыв был бы другой.
Бабангида и Вебер одновременно кивнули, подтверждая ее слова. Вонг круто развернулся и направился к Левену.
Далеко идти не пришлось: в сотне шагов Левен осторожно разбирал завал — не двигаясь с места и едва шевеля пальцами, он заставлял огромные каменные глыбы медленно и плавно подниматься, плыть по воздуху и опускаться на землю там, где они уже никому не могли причинить вреда. Воздух звенел от окружавшей его силы Потока, камни в короне сияли белым светом. По развалинам ходили гвардейцы и солдаты в красно-синих армейских мундирах: искали выживших. Левену приходилось следить еще и за тем, чтобы завал не обрушился вместе с ними. Сейчас его открытое простодушное лицо было напряженным и сосредоточенным. Вонг остановился рядом с ним:
— Это Ройнар.
Левен молча кивнул.
— Нужно выяснить, мертв ли он. Найти его тело. Там, внизу.
— Найдем, — не отводя взгляда от висящего в воздухе куска стены, откликнулся Левен. Повел рукой: направил свой груз к другим обломкам. — Когда достанем выживших.
— Воздушная воронка подняла бы все за минуту, — сухо сказал Вонг. — Если его там нет, ты даешь ему время сбежать.
Левен сжал зубы так, что видно было, как ходят желваки у него на скулах. Мягко опустил обломок и сказал, не поворачиваясь к Вонгу:
— Вы ведь лишили его возможности сбежать.
— Даже будь он цел, — заметил Вонг, — от серебра он сам не освободился бы. Кто-то ему помог. Тебя это не беспокоит? Зря.
Не стоило бы на него давить, отстраненно подумал Рутаганда; Левен и так растерян с тех пор, как неожиданно для себя получил корону, и он, в отличие от Вонга, искренне хочет стать хорошим королем для Шангри — а значит, способен натворить глупостей из лучших побуждений. Но останавливать сейчас Вонга не стоило тем более.
Левен тем временем глубоко вздохнул, потер лицо, размазывая пыль. Повернулся и взглянул на Вонга:
— Если хочешь, чтобы вышло быстрее, помогайте.
Вонг замер, переносицу прорезала злая острая складка.
— Выносите тела, живых отдавайте лекарям. — Левен указал на развалины, бросил взгляд на Рутаганду: — Вы сильнее многих, вас это не затруднит.
Вонг собрался было что-то сказать, но Левен быстро добавил:
— Извини, я продолжу, — и снова отвернулся к обломкам белых стен.

— Зря потратим время, — уронил Вонг, отойдя на несколько шагов.
— Скорее всего, ему и правда кто-то помог, — пожал плечами Рутаганда.
— Нужно закрыть порт и все дороги. — Вонг прикрыл глаза. — Мы не можем сделать это сами.
— Я могу. — Им навстречу из пыльной завесы шагнул Крон. — Я возьму ответственность на себя.
Рутаганда невольно усмехнулся: когда корона была у Вонга, Левен как командир его гвардии таких полномочий не имел.
— И побыстрее, — потребовал Вонг.
— Николас. — Рутаганда коснулся его локтя. — Ты помнишь транспорт орденских?
— Подними в воздух патрули, — велел Вонг Крону. Когда тот отошел, покачал головой: — Нужно накрыть город воздушным куполом, но Левен тратит время и силы здесь. Это все впустую, если они уже улетели. Или вот-вот улетят.
— Необязательно, — заметил Рутаганда, — тебя же вывозили морем. Может статься, такого транспорта у них немного. Или он не может летать далеко, и им все равно нужно судно, чтобы убраться из Шангри.
Видно было, что это предположение Вонга не успокоило.

Когда они возвратились к отряду, рядом с Юлией и Синтией стояла еще одна женщина. Ее голову и плечи окутывал светлый кисейный шарф, фигуру скрывал плащ, и Рутаганда узнал Кири Левен — ее величество королеву Шангри — только когда она обернулась. Вонг ускорил шаг и, едва подойдя, спросил:
— Почему вы здесь?
— А где же мне быть? — удивилась Кири, подавая ему руку. Вонг сжал обтянутые кружевом пальцы и сдернул с лица шелк, чтобы изобразить поцелуй над перчаткой. — Его величество взял меня с собой.
Вонг распрямился, поправил свой лоскут:
— Здесь опасно.
Под полупрозрачной кисеей губы Кири сложились в улыбку:
— Здесь безопаснее, чем там, где его нет. Хорошо, что вы все живы. Надеюсь, госпожа Заль ранена не серьезно.
Синтия поднялась с обломка, опираясь на руку Юлии:
— Со мной все в порядке. Попрошу его величество уделить внимание поиску архивов… Когда он найдет всех выживших. Бумаги тоже могут спасти немало жизней.
Она лучше всех понимала, как стоит разговаривать с Левенами. Кири снова повернулась к Вонгу:
— Вы ведь поможете? Пойдемте, я покажу, куда доставлять раненых.
Вонг помедлил, как будто собирался отказаться, но вместо этого с сомнением взглянул на Рутаганду. Тот развел руками, без слов говоря: почему нет, — и Вонг неохотно кивнул Кири.
Рутаганда вспомнил о тряпке, достал ее из кармана и сунул Юлии, чтобы та оделила лоскутами остальных. Вонг покосился на золотистый шелк и сдвинул брови, явно только теперь сообразив, что не подумал об этом сам. Учитывать нужды всей остальной команды ему еще предстояло научиться.

Возня с живыми и мертвыми была работой не столько тяжелой, сколько утомительной. Сталь легко отличала трупы от тех, кому лекари еще могли помочь, носить их было нетрудно, но порой неудобно. Когда изломанные, расплющенные камнями, но еще живые тела требовали осторожного обращения, приходилось останавливать работу и звать ближайших магов воздуха или воды. Маги земли помогали Левену убирать камни, уже никому не угрожавшие. Огненных, от которых в таких делах не было толку, скорее всего отправил в патрули Крон.
Вскоре к отряду присоединился Бун: он оставил ровер за оцеплением и перебрался по крышам. Кири послала ближайшего гвардейца с приказом пропустить транспорт наемников, и Бун принялся складывать мертвых в кузов ровера и возить в один из шатров поодаль: там их собирали, чтобы похоронить. Вонг трудился наравне с остальными — но думал, судя по отсутствующему взгляду, совсем не о спасении пострадавших. Вездесущая пыль хорошо защищала его от любопытных глаз: среди испачканных лиц, полускрытых шарфами и обрывками ткани, узнать отрекшегося короля было нелегко. Пару раз Рутаганда замечал взгляды в его сторону, полные сомнения, но сейчас армейским было не до того, чтобы задумываться, кто им помогает.
Перетаскивая одно тело за другим — то в лазарет, то в шатер с мертвецами, — Рутаганда вспоминал утренний сон, и дурное предчувствие снова пробегало колючим холодком по загривку: сейчас он был уверен, что неприятности только начинаются. Слишком уж гладко в последние дни шли дела.

Сборы в дорогу заняли меньше двух недель. Наступала зима, в Жемчужной опускалась вода, и тяжелые корабли далийских купцов уходили вверх по реке, чтобы не остаться до лета в порту Мервара. Задержись наемники в Шангри, добираться до Эраншара пришлось бы своим ходом, а дорога через пустыню Далья без каравана сулила если не верную смерть, то множество лишних трудностей, — так что время терять не стоило.
С Левеном Вонг встретился на следующий день после того, как тот принял присягу от своих офицеров. Для этой встречи во дворец пришлось входить через подземелья: лишний раз попадаться на глаза тем, кто мог знать его в лицо, Вонг не хотел, а тихая защита теперь прятала его плохо, рассеиваясь через несколько минут.
Там, где начинались дворцовые темницы, опустошенные големом и тихие, Вонга с Рутагандой встретила Синтия. Полутемными подземельями и безлюдными коридорами она привела их в ту самую “малую гостиную для тайных приемов”, в которой отряд праздновал победу прошлой весной.
Теперь в этой гостиной пахло цветами и сладостями. На низком столике гостей ждало угощение, между бутылками и блюдами лежала стопка бумаги с королевскими вензелями и стояла чернильница с пером: Левен готов был подписывать приказы и распоряжения прямо здесь. На диване перед столиком Кири Левен качала в пальцах бокал с легким мерварским вином и вновь цвела безмятежной прелестью, как когда-то в Амале. Тревоги давались ей куда тяжелее, чем беременность: едва они закончились, Кири тут же пришла в себя.
Левен — без короны и в распахнутом кителе — поднялся из кресла, чтобы пожать руки гостям. Вонг изогнул бровь, однако избегать рукопожатия не стал. Подошел к Кири, но поклониться не успел: та ловко поймала его за запястье и усадила на диван рядом с собой. При этом она послала Рутаганде притворно извиняющуюся улыбку, и Рутаганда ощутил, что улыбается в ответ.
Когда все расселись и обзавелись выпивкой, Левен собрался заговорить. На лице у него было написано сочувствие; Рутаганда мог бы поклясться, что он вот-вот спросит, как Вонг справляется без силы Потока, и тем самым превратит его из сомнительного друга в несомненного врага. Кири успела быстрее.
— Ну что же, — сказала она, потеребив Вонга за рукав, — теперь вы расскажете нам, чего вы хотите, а мы сделаем все, что в наших силах, верно?
Взгляд, брошенный ею на Левена, вынудил его величество молча кивнуть. Вонг накрыл ладонью пальцы Кири, коротко пожал и взялся за свое вино.
Захотел он не слишком много: со своей обычной практичностью заявил, что отряд должен получить все оговоренное жалованье и возмещение расходов (с этим Левену не пришло в голову спорить), дом на улице Железных крыльев, который был подарен Ханне и должен был отойти в казну после ее предательства (Рутаганда молча удивился, но отказываться не стал), и те припасы и оружие из королевского арсенала, которые наемники сочтут нужным взять.
Еще он пожелал, чтобы королевские оружейники выковали железных птиц по образцу той, что делалась для Рутаганды, — шесть сразу, для всего отряда. До сих пор железные птицы были привилегией военных Шангри, и Левен растерялся:
— Но так не делается.
— Так не делалось, — с улыбкой поправила его Кири. Вонг покосился на нее: похоже, он собирался сказать то же самое, разве что без улыбки.
— Это потребует времени, — задумчиво сказал Левен. — Вы будете ждать?
— Нет, — качнул головой Вонг. — Заберем, когда вернемся. Когда будут готовы, перегони их… сам или с Кроном. Но чтобы больше никто не знал. Вот сюда.
Он взял со стола лист бумаги, дотянулся до чернильницы и быстро провел пером узнаваемую береговую линию столичной бухты. Обозначил крестом место — уже за городом, за Восточным мысом.
— Здесь пещера. Открывается только на малой воде. Влетать придется осторожно, там вот так...
Перо снова пробежалось по бумаге. Судя по нарисованному Вонгом изгибу, дно тоннеля сперва шло круто вверх, а за острым выступом опускалось. Благодаря естественной преграде прилив не заполнял водой саму пещеру, но прятал вход в нее.
— Внутри для птиц места хватит. Я предупрежу, чтобы их не трогали. И вот что. — Вонг уперся в Левена взглядом: — Забудь все, что там увидишь. Тебя это не касается.
Только Николас Вонг мог сказать такое королю Шангри.
— Я понял, — кивнул Левен. — Но зачем такие сложности? Есть же арсенал.
— Никто из нас не знает, — размеренно сказал Вонг, — что здесь будет, когда мы вернемся. Я рассчитываю, что ты справишься. Но предпочту, чтобы то, что мне нужно, хранилось не во дворце.
Левен нахмурился. Видно было, как затвердели у него скулы.
— Ты думаешь, они не успокоятся.
Вонг откинулся на спинку дивана, поставил свой бокал на колено и посмотрел на Левена с прохладной насмешкой:
— С какой стати им успокаиваться — они ведь почти преуспели. И теперь у них есть к нам счеты… Ко мне. Но это не значит, что вы в безопасности. Лучше не снимай корону надолго.

Вечером Вонг рассказал всем, о чем договорился с Левеном. По коротким взглядам, которыми команда обменивалась между собой, Рутаганда видел, что большую часть решений они одобряют. К этому предстояло привыкать: до сих пор Вонг был их нанимателем, а сейчас стал частью отряда, и к нему присматривались по-новому. То, что любовником Рутаганды он был и раньше, и теперь, роли не играло: в этом качестве отряд принял его давно, но само по себе это не давало никаких преимуществ. Может быть, даже наоборот: начни он творить херню, и Рутаганде придется прикрыть его перед остальными — или предоставить разбираться самому. Нужно будет об этом поговорить, сказал себе Рутаганда — и осознал, что ушел слишком глубоко в свои мысли, когда услышал недоуменное “Нахера?” от Вебера и не смог понять, о чем речь.
— Могут пригодиться, — пожал плечами Вонг.
— Дес ведь справлялся, — заметила Юлия, и Рутаганда сообразил, что они обсуждают железных птиц.
— И что, предлагаешь лететь на них через море? — с сомнением спросил Бабангида.
— Не всю дорогу. — Вонг помолчал. — Но острова не принимают чужие корабли. Даже если мы наймем судно, к берегу не пристанем.
— Чем тебе лодки не угодили? — удивился Вебер.
— Лодка в море — более легкая цель, чем железная птица в небе. — Вонг залпом осушил стакан, потянулся налить себе еще. Окинул взглядом остальных и долил заодно Веберу и Буну. — Рано об этом тревожиться. Посмотрим, как будут обстоять дела, когда мы вернемся. Но я решил — пусть они лучше будут готовы. На всякий случай.
— Он решил, — пробормотал Бабангида с насмешливым осуждением. Покосился на Рутаганду, закатил глаза.
— Он прав, — развел руками Рутаганда. — Вернемся — поглядим.
Тут Вонг рассудил разумно: никакой способ добраться до островов не был лишним, и то, что можно было подготовить заранее, не стоило откладывать на потом. Бабангида понимал это не хуже Рутаганды и дальше спорить не стал.
Под конец Вонг рассказал о доме на улице Железных крыльев, который теперь принадлежал отряду; дарственную Левен подписал на имя Рутаганды, но это не имело значения. Рутаганда ожидал, что на дом все махнут рукой — но Юлия предложила на время сборов перебраться туда, и возражений не нашлось даже у Бабангиды.

Удивляться тут было нечему: давно привыкнув к кочевой жизни, все они ценили возможность хоть ненадолго расположиться с удобством — а дом на улице Железных крыльев подходил для этого куда лучше тесной портовой развалюхи с низкими потолками и крошечными спальнями. Юлия нашла время договориться с Тамирой, и та вернулась помогать по хозяйству — все с тем же невозмутимым видом. Переселились через день: военная полиция перевернула все в доме вверх дном, когда Ройнар объявил наемников в розыск, и Тамире пришлось наводить в нем порядок.

После переезда, уже в комнатах Вонга, войдя следом за ним и заперев дверь, Рутаганда спросил:
— Чей это был дом? До Ханны.
Он ожидал, что особняк принадлежал армии или управлению военной полиции — и предоставлялся офицерам, которым нужно было жилье в столице; по всему походило на это. Но Вонг шевельнул плечом:
— Мой. До того не знаю чей. Хан мне его пожаловал вместе с орденом.
Он постоял на месте и круто развернулся к сундуку, из которого Рутаганда когда-то забрал нижнее платье от парадной формы. Откинул крышку и присел, зарылся в вещи. О хаосе, устроенном во время обыска, ничто здесь не напоминало: все ненужное барахло было сложено в полном порядке.
— Зачем же ты его отдал? — не удержался Рутаганда. — Мог подарить ей любой другой дом.
— Она хотела этот, — рассеянно отозвался Вонг из недр сундука. — Мне было все равно. У меня был дворец.
— И что теперь прикажешь с ним делать? — Рутаганда присел на край стола, наблюдая за тем, как он перебирает вещи. — Мы все равно отсюда валим.
— Мы еще вернемся, нам нужна будет база. — Вонг выпрямился с обтянутой голубым бархатом шкатулкой в руках. — Потом можно продать. Или подарить тетке Тамире. Тогда я возмещу остальным их долю.
Он подошел, поставил шкатулку на стол и открыл, щелкнув крошечным замком. Внутри она тоже была выложена бархатом, но черным — и на нем сверкала острыми гранями прозрачная звезда на голубой ленте: орден Ледяной звезды, когда-то полученный Вонгом за раскрытие заговора Фьяммы. В центре поблескивал крупный камень воды, лучи были сделаны из горного хрусталя, красивые, но бесполезные. Вонг опустил ладонь на орден, подержал. Криво усмехнулся, взял звезду с бархата, сдернул ленту и бросил обратно в шкатулку. Стальными пальцами безжалостно обломал хрустальные лучи один за другим, ссыпал их поверх ленты и сунул камень в карман:
— Может пригодиться.
Взглянул на Рутаганду:
— Что?
— Просто любопытно, — сказал Рутаганда. — Николас… Кто тебе Тамира?
— Никто. — По лицу Вонга проскользнула слабая неуверенная улыбка, с которой он говорил о немногих близких ему людях. — Она… жила с отцом Ската. Мы были совсем сопляки. Когда он сгинул, Скат думал, Тамира приведет кого-нибудь в дом. Она тогда красивая была.
— Она и сейчас хороша, — не сдержался Рутаганда. Вонг не выказал ревности — ни наигранной, ни искренней:
— Да. Я к ней просто привык. Она за нами присматривала. Никого не привела. — Он недоуменно качнул головой: — И надо ей было с нами возиться.
— Сказал бы хоть, — упрекнул Рутаганда. — А то Юля с ней как с прислугой. Да и мы все. Когда она тут хозяйничать нанялась.
— Юлия была с ней вежлива, — серьезно возразил Вонг. — И все остальные тоже.
— Попробуй не будь, — хмыкнул Рутаганда; Тамира, с ее строгим видом и короной из кос, к фамильярности не располагала. Вонг улыбнулся в ответ.
— Так что я хочу отдать ей этот дом. Если нам не понадобятся деньги.

Среди суеты сборов Рутаганда все же нашел время на то, чтобы прочитать Книгу Бездны. Продраться сквозь нее изрядно помогли пометки Маркуса Кила: едва ли не на каждой странице встречались записи на полях, сделанные мелким быстрым почерком. При желании можно было прочесть только эти записи — и узнать главное.
В книге подробно рассказывалось то, что вкратце объяснил Инугами в день Осеннего шторма: Бездна наделяет силой в обмен на жертвы, и тот, кто взыскует ее помощи, должен отдать взамен часть себя.
Для того, чтобы слышать Поток и отвечать на его зов, нужен был дар, полученный при рождении. Обрести силу Бездны можно было множеством разных способов: получить власть над одним из ее порождений, совершить положенные ритуалы — в самом несложном из них предлагалось пустить себе кровь, а прочие требовали избавиться от какой-нибудь части тела для начала переговоров; еще можно было услышать голос Бездны — глава об этом способе содержала несколько страниц невнятных рассуждений и пометку Кила на полях: “зелья?”; можно было увидеть ее во сне и не забыть, проснувшись. Так или иначе, выходило, что сила Бездны доступна всем, у кого хватит храбрости за нее заплатить. О том, что платить можно не только собой, в книге говорилось вскользь как о сомнительном и предосудительном способе, и подробности такой расплаты не описывались. Тем не менее, Кил отчеркнул полстраницы и сам себя спросил — “Мертвый совет?” Его проницательности можно было бы позавидовать, вот только она его не спасла.

— Это плохо, — задумчиво проговорил Вонг. Рутаганда крепко подозревал, что он не читал книгу от и до, а ограничился пометками бывшего наставника. Покосился вопросительно: сами они тоже пользовались силой Бездны, и ничего дурного в этом не было. Недавнюю догадку подтвердила книга: в главе, посвященной порождениям Бездны, описывалась сущность, лишенная разума, которая могла жить только в союзе с человеческим телом, давая силу и забирая плоть взамен. Пометка Кила на полях — “живая сталь” — ничего к описанию уже не добавила.
— Я хотел ее размножить, — ответил Вонг на его взгляд. — Книгу. Если Мертвый совет не хочет, чтобы ее читали, значит, пускай бы читали... Но всем подряд не стоит знать, что с Бездной можно иметь дело. Это создаст проблемы.
Это изменит мир, подумал Рутаганда. Пожал плечами:
— Хватит десятка копий. Или пары десятков. Пусть останется в дворцовой библиотеке. В военной академии, у армейских целителей. Отдай копию Мави, пусть будет в Мерваре. Пусть Левен отправит другим соседям — кому сочтет нужным. Незачем давать ее всем. Но тем, кому предстоит столкнуться с Мертвым советом, если мы не успеем покончить с ним раньше, она может пригодиться.
...И рано или поздно попадет в руки кому-нибудь, кто решит, что о Бездне стоит знать не только королям и князьям — или, что вернее, их библиотекарям.
— Хорошо, — сказал Вонг, подумав с минуту. Все это время он держал ладонь на потрепанной обложке, будто не хотел выпускать из-под нее то, что скрывалось в книге. — Верну ее Заль, пускай займется. У меня все равно есть к ней дело.

Назначив Синтии встречу в подземельях военной разведки и передав ей Книгу Бездны, Вонг потребовал ключ от дома Маркуса Кила. Когда Синтия уставилась на него с недоумением, это недоумение совершенно очевидно было притворным. Вонг молча ждал.
— Что вы хотите там найти? — наконец спросила она. Вонг сжал губы, Синтия укоризненно покачала головой. Пошарила в кармане платья, протянула ключ.
— Вдруг я смогу помочь вам в поисках.
— Мне нужны его записи, — неохотно процедил Вонг. — Может быть, книги. Он много занимался с теми, кто... Кого Поток едва слышал.
В его голосе промелькнуло презрение. Даже почти лишившись связи с Потоком, он все еще причислял себя к тем, кому изощренные приемы слабых магов без надобности, — хотя и намеревался о них узнать.
Синтия кивнула:
— Я знаю, где это может быть.
— Тогда составьте мне компанию, — покорно сказал Вонг то, чего она ожидала.

В дом Кила отправились через пару дней. Выкроив время под вечер, Синтия прислала на улицу Железных крыльев стрекозу и предложила встретиться на месте. То, что полученный от нее ключ был не единственным способом попасть в дом, Вонга не удивило — а уж Рутаганде-то и в голову не пришло бы удивляться.
Когда они пришли, Синтия была уже там. Ключ скрежетнул, проворачиваясь, дверь отворилась, из-за нее потек жидкий тусклый свет. Синтия вышла навстречу, подождала, пока Вонг запрет дверь, и молча развернулась в сторону гостиной.
Теперь, когда Маркус Кил был мертв, его дом как будто умер тоже. В нем не осталось и слабого признака жизни — ни шороха голосов, ни запаха кухни, ни даже мышиной возни в стенах. Коридоры пахли пылью и сыростью: прохудилась крыша или подтекали окна.
В гостиной, где Рутаганда встречался с Левенами и Килом в конце лета, царил безупречный порядок. Здесь должны были обыскивать каждую щель куда усерднее, чем в доме наемников, но вещи лежали на своих местах, мебель выглядела целой, стены — неповрежденными. Вонг окинул гостиную таким взглядом, что стало ясно: он подумал о том же.
— Я здесь прибралась, — негромко сказала Синтия, указала на дверь в глубине гостиной: — То, что вы ищете, скорее всего в библиотеке. Записи есть еще в кабинете, он рядом.
— Я знаю, — мягко сказал Вонг и прошел мимо нее к двери.
На миг Рутаганда опять почувствовал себя лишним, как давным-давно, когда Вонг в первый раз рассказывал про Кила. Но сейчас это чувство принесло странное мимолетное удовольствие — как шум дождя за окном или порыв холодного ветра, не способный пробраться под плащ.

Пока Вонг листал в библиотеке книги и перебирал записи в кабинете, Синтия в гостиной прохаживалась от стены к стене, то и дело прикасаясь то к спинкам кресел, то к исцарапанной столешнице. Чтобы не смотреть на нее, Рутаганда сел в ближайшее кресло, прикрыл глаза — и едва не задремал под тихое постукивание ее каблуков и далекий шорох бумаги. Вздернулся, ощутив на себе взгляд: Синтия щурилась на него так, будто хотела что-то спросить с глазу на глаз. Она поиграла подвесками с мелкими камнями на своем браслете, но вуаль тишины наводить не стала — Вонг бы это заметил. Рутаганда молча кивнул: понял.
Вонг появился в гостиной, нагруженный книгами, стопками бумаги и свитками, опустил их на стол, сказал: “Это не все”, — и Рутаганда порадовался, что взял ровер: тащить на себе половину библиотеки, пожалуй, было бы неудобно.
Когда они загрузили в ровер все, что Вонг счел для себя полезным, места в кузове осталось немного. Вонг выпрямился, тряхнул головой, поправляя растрепавшиеся волосы. Рутаганда машинально стер с его щеки пыльный след, забыв, что они не одни. Отстраняться Вонг не стал. Синтия рядом зашуршала платьем, и Рутаганда обернулся к ней:
— Поехали выпьем. Хер знает, когда в следующий раз свидимся.

Все пыльное наследство они отнесли в комнаты Вонга и пристроили в гостиной. Окинув взглядом заваленный бумагами стол, Вонг рассеянно сказал:
— Я присоединюсь к вам позже.
Он отчетливо давал понять, что с беседами им стоит пойти куда-нибудь еще. На это Рутаганда и рассчитывал. Команда по позднему времени уже разошлась спать, в общей гостиной все равно никого не было, так что он повел Синтию к себе. Едва успел разлить вино, как она спросила:
— Это ты ему посоветовал размножить Книгу Бездны?
Рутаганда мотнул головой, собрался было сесть в кресло, но Синтия похлопала рядом с собой по дивану, и он послушался.
— Это он сам придумал. — Рутаганда понюхал вино, позволяя ему прогнать застрявший в носу запах старых книг, отхлебнул. — Хотя я бы посоветовал то же самое.
— Он ее читал?
— Что тебя беспокоит? — вместо ответа спросил Рутаганда и поймал краем глаза ее понимающую улыбку. — Ну, узнает кто-то, что можно отхватить себе палец-другой и поменять на клочок силы. Да и хрен бы с ним.
Синтия пожала плечами:
— Не только палец, но и голову — и не свою, а чужую. Что если этого захочет Магда Мерварская? Или какой-нибудь из наместников, если разослать копии книги в провинции?
— Думаю, ты за этим присмотришь, — усмехнулся Рутаганда. — А в целом он прав. Если Мертвый совет так не хотел, чтобы кто-то узнал о силе Бездны, значит, нам это будет на пользу.
— Нам? — скривилась Синтия. — Тебе-то что, Дес? Можно подумать, кого-то из вас ебут дела Шангри. Они даже твоего мальчика теперь не особенно тревожат.
— А должны? — Рутаганда вытянул ноги, раскинул руки по спинке дивана. — Слишком ты здесь вросла, если тебя это волнует.
Он ждал, что Синтия ответит какой-нибудь колкостью. Вместо этого она тоже села свободнее и откинула голову на его руку. Устало сказала:
— Десять лет. Попробуй не врасти. Когда я окрутила Заля, думала, это ненадолго. Просто передохнуть... Но вышло иначе.
— Не из-за него. — Рутаганда целился вслепую, но попал метко, Синтия тихо вздохнула:
— Еще бы. Не встреть я Заля в Иррене, добралась бы до столицы сама. Может быть, тогда… — Она смолкла, покачала головой, перекатив ее по руке Рутаганды: — Нет, вряд ли. Маркус для меня был слишком хорош. Тебе повезло больше. Знаешь, споры о допустимых методах расследования и сопутствующем ущербе — не лучшее развлечение для тайных свиданий. Не в наши годы.
Рутаганда не нашел что сказать, но Синтии и не нужен был ответ: ее ленивые мысли текли сами собой. Даже в давние времена, когда они были ближе друг другу, Рутаганде только раз или два доводилось видеть ее в таком настроении.
— Впрочем, — рассеянно сказала она, — сперва и с тайными свиданиями-то не заладилось. Я ведь была замужем.
— Порядочность и благородство, — пробормотал Рутаганда. — Угораздило тебя вляпаться.
— Всех нас тянет к тому, чего нет у нас самих, — невозмутимо откликнулась Синтия. — Тебя вот потянуло к молодости, — и расхохоталась, когда Рутаганда недовольно скосил на нее глаза: — Я шучу, Дес. Это же не первая свежая задница, которая тебе попалась. Твой мальчик восхитительное чудовище.
Рутаганда не сдержал улыбки, а Синтия повернула голову, чтобы убедиться, что он улыбается:
— Обычно они в таком возрасте либо глупее, либо слабее духом.
— Я был слабее или глупее? — поинтересовался Рутаганда, и Синтия рассмеялась снова:
— Разумеется, глупее. Иначе не спрашивал бы... Ты не боишься?
— Чего мне бояться. — Рутаганда шевельнул плечом так, чтобы не сбросить ее голову. — Я уже сколько раз мог из-за него сдохнуть, да пока, как видишь, обходится. Обычно благодаря ему же.
— Я не об этом. — Синтия сдавленно зевнула, прикрыв пальцами рот. — Если он тебя оставит, ты уже не будешь счастлив. Если наскучит — тем более.
Рутаганда так задумался над ее словами, что скрип потайной лестницы в спальне заметил, только когда он уже несколько секунд как стих. Вонг шагнул в гостиную и остановился на пороге, окинув их взглядом. Синтия неторопливо выпрямилась — не от смущения, но из вежливости.
— Я помешал, — бесстрастно сказал Вонг.
— Нисколько. — Синтия кивнула на столик с бутылками. — Оставайтесь и возьмите себе стакан. Мы вспоминали Маркуса.
Она немного лукавила, но Вонг послушался, вошел и закрыл за собой дверь.
— Тогда почему бы вам не продолжить.

Синтия теперь сидела ровно, но отодвигаться от Рутаганды не стала, и тот с удовольствием гадал, придется ли за это платить. Мальчик не злился, но это никак не могло помешать ему потребовать возмещения с глазу на глаз.
— Он ведь говорил о вас, — сказала Синтия, когда Вонг со стаканом вина сел в кресло напротив их дивана. — Когда вам оставался год до выпуска.
Вонг невольно подался вперед, и Синтия не стала мучить его ожиданием.
— Говорил, что вы талантливы и способны на многое. Но не был уверен в том, к чему вы пожелаете устремиться. Он хотел, чтобы вы отправились после выпуска на границу хотя бы лет на пять, но допускал, что вы найдете себе место в столице. Говорил, что он не всегда вас понимает... Полагаю, он был рад встретить вас в Амале в майорском звании?
— Да, — негромко сказал Вонг. — Благодаря этому он еще долго мне верил.
Он то ли не заметил, то ли не счел важным то, что Синтия точно знала и место, и обстоятельства его встречи с Килом на руднике.
Синтия прищурилась, помедлила, будто взвешивала, стоит ли говорить то, что пришло ей на ум.
— Он бы одобрил ваше решение.
Вонг невесело усмехнулся:
— Я знаю.

Следующий час они говорили про Маркуса Кила. Рутаганде пришлось слушать о том, как генерал-майор Кил пытался делать из своих кадетов приличных людей и что рассказывал о них Синтии. Постепенно стало понятно: до того, как Кил отправился на каторгу, они успели то ли подружиться, то ли заключить пакт о ненападении — хотя Синтия не была этим довольна. Его благородным самопожертвованием она, разумеется, была недовольна вдвойне — но сдержала данное Килу слово не беспокоить Лидию Санджит и не пытаться расследовать грехи ее покойного мужа. Это удивляло Рутаганду больше всего. Однако смирение Синтии принесло свои плоды: после возвращения Кила в столицу и восстановления в правах дело у них так или иначе сладилось — хотя цапаться из-за его благородства и ее методов работы они не перестали. Хреновая история, подумал Рутаганда — и вздрогнул, когда Синтия удивленно спросила:
— Так вы знали?
Похоже, он совсем потерял нить разговора.
— Да, — кивнул Вонг. — Давно.
— А ведь это была большая тайна.
Рутаганда перевел взгляд с одного на другую.
— Вы о чем?
— Отец Маркуса и бабушка Дина Левена были любовниками, — пояснила Синтия. — Мать Дина Левена — незаконная сестра Маркуса, Дин его племянник. Об этом почти никто не знал.
Она снова взглянула на Вонга, и он понял ее безмолвный вопрос:
— Мне рассказал Левен. Еще в академии, напился и выболтал. Он...
Уже тогда считал, что вы друзья, мысленно закончил Рутаганда. Странно, что Вонг, судя по всему, никак этой тайной не воспользовался. Не выдалось повода?
Вспомнилась встреча Вонга и Кила на каторге в Амале: едва поприветствовав бывшего учителя, Вонг тут же сообщил о несостоятельности капитана Левена, а Кил в ответ улыбнулся и спросил “Что он упустил?”. Вероятно, выслушивать жалобы на племянника ему приходилось и раньше. Значит, в Вонге год назад оставалось куда больше мальчишеского, чем Рутаганде показалось сперва, просто внешняя холодность хорошо скрывала эти порывы. Теперь Рутаганда заподозрил, что давняя неприязнь Вонга к Левену — ничуть не мешавшая принимать его дружбу — объяснялась ревностью, если не завистью. Стало понятно и то, почему Кил так легко согласился сотрудничать с Рутагандой против голема во дворце: доверял слову племянника. В конце концов, Кил пошел на смерть, выгораживая Левена… Нет, — Рутаганда едва не покачал головой, возражая сам себе: люди вроде Кила равно готовы пожертвовать собой и ради родной крови, и ради тех, кого сами признали близкими. Он защищал не только Левена и его жену, он защищал Синтию — и выигрывал время Вонгу, в котором разочаровался не до конца.
— Его величество не зря вам доверяет, — заметила Синтия. Вонг свел брови, но не возразил — и встал, когда она поднялась с дивана со словами: “Не провожайте, дорогу я найду”. Вечер воспоминаний закончился.

Заперев за Синтией дверь гостиной, Вонг вернулся в свое кресло и несколько минут сидел молча, покачивая перед глазами стакан с остатками вина. С его лица так и не сошло задумчивое выражение, делавшее его восхитительно красивым и бесконечно далеким. По тому, как сжимались губы, как появлялась и исчезала складка между бровями, Рутаганда видел: мальчик что-то замышляет, — так что просто любовался и ждал, предоставляя ему сделать первый ход. Вонг допил вино, отставил стакан и поднялся. Подошел к Рутаганде, встал над ним, широко расставив ноги. Рутаганда откинул голову на спинку, чтобы продолжать его разглядывать. Вонг поставил колено рядом с его бедром, другое — с другой стороны. Уперся руками в спинку, заключая Рутаганду в ловушку своего тела — ловушку, в которую тот с удовольствием попался давно. Наклонился совсем близко, так, что кончики волос скользнули по лицу, зацепились за ресницы, пощекотали нос. Серьезно спросил:
— Может быть, хочешь спать?
Рутаганда неторопливо погладил обеими руками его бедра, ощущая напряженные мускулы.
— Хочу тебя выебать, а поспать успеется.
Вонг улыбнулся:
— Пойдем в постель или останемся здесь?
Рутаганда провел стальной ладонью по его спине, вытащил из-за пояса подол рубахи и прикоснулся к теплой коже. С удовольствием посмотрел, как Вонг выгибает спину и откидывается назад, зная, что Рутаганда удержит. Другой рукой вздернул его рубаху, обнажая грудь, стиснул в пальцах сосок. Послушал, как Вонг прерывисто вздыхает, и сказал:
— Пойдем в спальню.

Возле кровати Вонг не задержался, прошел к потайной лестнице, и Рутаганда последовал за ним: в которой из постелей спать, не имело значения.
В спальне Вонга бумаги были разбросаны повсюду: они устилали кровать, грудились на столе, стопка книг занимала кресло, из верхней торчала рукоять метательного ножа — Вонг заложил книгу чем попало. Он остановился, обвел комнату таким отсутствующим взглядом, будто успел забыть про беспорядок. Рутаганда обнял его сзади, потянул к себе и прижал спиной к груди. Полузабытая, совсем уже глупая ревность шевельнулась внутри. Весь вечер она не поднимала головы, а сейчас рядом с этими листами, исписанными мелким беглым почерком, Вонга не хотелось выпускать из рук. Рутаганда снова запустил ладонь под подол его рубахи.
— Нашел что-нибудь полезное?
— Кое-что. — Вонг откинул голову на его плечо. — Но все это мало поможет. Придется иметь дело с тем, что есть.
— Могло быть и хуже, — заметил Рутаганда, — если бы не Ручей…
— Я теперь сам как Ручей, — невыразительно проговорил Вонг. — Связь с Потоком есть, но пользы от нее немного.
Рутаганда обнял его крепче.
— Ты ведь говорил когда-то — “мало” не значит “ничего”.
Он не забыл, что Вонг повторял эти слова за Килом, но ревность уже притихла. Вонг покосился на него, слабо улыбнулся:
— Ты помнишь. — И шевельнулся в объятиях, не вырываясь, но показывая, что хочет освободиться: — Пусти, я уберу.

Когда он наклонился над постелью, чтобы собрать листы, Рутаганда подошел и положил ладони на его бедра. Вонг замер на мгновение, широко расставил руки, упираясь понадежнее, и подался задом навстречу. Рутаганда стянул с него штаны и исподнее, подхватил с пола флакон с маслом. Вонг длинно вздохнул, впуская стальные пальцы. Теперь Рутаганда готовил его дольше и осторожнее: на то, чтобы излечить себя в случае чего, Вонгу пришлось бы потратить всю немногую силу, которая у него оставалась, и ждать, когда она восстановится. Если Вонг и обращал внимание на эти предосторожности, то молчал. Впрочем, обсуждать тут было нечего.
Закончив с подготовкой, Рутаганда собрался было втолкнуть член, но когда он обвел скользкое растянутое отверстие кончиками пальцев, Вонг застонал так нежно, что захотелось немедленно увидеть его лицо. Рутаганда не стал себе отказывать: потянул мальчика подняться и развернуться, уронил на постель, прямо на разбросанные листы. Вонг не возразил, даже не шевельнул рукой, чтобы их убрать: схватил воздух приоткрытым ртом, запрокинул голову и снова подался навстречу, когда Рутаганда встал на колени меж его разведенных бедер и потянул его на себя.

Потом Рутаганда помог ему собрать бумаги Кила, измятые, но не испачканные, а в постели привычно обнял его сзади, привлек к себе. Вонг повозился, устраиваясь, и вдруг сообщил:
— К Заль я тебя не ревную.
Это из-за него? — хотел спросить Рутаганда... и не стал: мысль о том, что обоим самым близким ему людям был дорог Маркус Кил, до сих пор вызывала недоумение.
— Это хорошо, — сказал он Вонгу в затылок, прижал губами шевельнувшиеся от дыхания волосы. После недолгого размышления спросил:
— Ты поэтому его терпишь? Левена?
“Из-за него” так и осталось непроизнесенным, но Вонг понял. Повернулся, не разрывая объятий, оперся на локоть:
— Да. Он пытался дружить еще в академии. Я не хотел. Решил — это Кил ему велел. Терпел его… пока Кил не пропал. После академии мы мало сталкивались. Когда встретились в штабе Фьяммы, я дал понять, что мы не друзья.
“И все же вручил Кири Бриджеш именно ему, а не кому-нибудь другому, — подумал Рутаганда. — А он без колебаний встал на твою сторону, когда понадобилось”.
Называя Левена идиотом, Вонг полагался на него в достаточной мере, чтобы отдать ему сперва должность командира королевской гвардии, а затем и корону Шангри. Сам Левен доверял Вонгу так безоговорочно, что позволил использовать свою жену как подставную любовницу, ни на миг не усомнившись в его слове. И прочность этой странной неприязненной дружбы тоже обеспечивала привязанность обоих к Маркусу Килу.
— Остальное ты видел сам, — добавил Вонг эхом его размышлений.
— Ты ему завидовал? — не сдержался Рутаганда и погладил Вонга по щеке, как будто пытался смягчить вопрос. Вонг потерся о ладонь и улыбнулся:
— Нет. Я всегда был лучше Левена. Кил это знал. Если его это печалило, — он сжал губы, — пускай.
— Чем лучше, Николас? — поддразнил Рутаганда, дергая его за прядь, протянувшуюся вдоль виска. И понял, что Вонг ответит, раньше, чем он уставился Рутаганде в лицо:
— Сильнее.
Он скользнул щекой по ладони, улегся и устроил голову у Рутаганды на плече.
— Я хочу спать.
Ты не хочешь жалости, подумал Рутаганда — и промолчал.

В последний день в столице Юлия, Бабангида и Вебер с утра отправились к Синтии: взять полдюжины почтовых железных птичек. Синтия не столько рассчитывала на новости, сколько хотела проверить, переберутся ли ее механические посыльные через пустыню. Теперь эти птички пропали где-то в груде камней, в которую превратилось управление внешней разведки, но Синтии повезло, что парни и Юлия оказались рядом с ней: самой ей могло и не хватить живой стали, чтобы спастись.

Возня на развалинах затянулась до вечера. Благодаря усилиям Левена, разбиравшего камни медленно и осторожно, живых в итоге оказалось больше, чем трупов, а армейские лекари могли помочь многим из них не остаться калеками на всю жизнь. Тела Ройнара на дне глубокой ямы, в которую превратились темницы управления, не нашли; впрочем, никто всерьез не ждал, что оно там найдется. Блокада порта и дорог пока не дала результатов; узнав о ней, Левен только кивнул и оставил приказ Крона в силе.
— Разрешение на выезд, — потребовал Вонг, когда все дела были закончены.
— Что?.. — Левен потер щеку, еще сильнее размазав по лицу грязь: привести себя в порядок он забыл. Видно было, что день непрерывного обращения к силе короны дался новому королю тяжело — меловой бледностью его лицо было обязано не пыли.
— Мы не уехали сегодня, — сказал Вонг. — Значит, уедем завтра. Подпиши разрешение на выезд.
— Так ты не хочешь найти Ройнара? — непонимающе моргнул Левен.
— Ройнара будешь искать ты. И Заль. Как-нибудь справитесь. Я хочу успеть на Жемчужную, пока не сошла вода.
— Да, верно. — Левен растерянно оглянулся по сторонам. Кири, услышав начало разговора, уже несла ему первый попавшийся листок и грифель. Она встала совсем рядом, словно хотела дать супругу опору. Рослому Левену от такой опоры не было толку, но все же он выпрямился, расправил плечи — и положил листок прямо на воздух, чтобы подписать разрешение.
Вряд ли до сих пор королевским приказам случалось быть написанными обломком грифеля на грязных обрывках бумаги, но их подлинность подтверждали не вензеля, а печать, оставленная силой короны. Теперь она мерцала не голубым светом, а полупрозрачным белым.

В ровере, пропахшем кровью и первой гнилью свежих трупов, все устало молчали. Рутаганда поглядывал на Вонга: тот прикрыл глаза, и на его лице застыло выражение хмурого спокойствия. Ему не стоило принимать решение за всех — хотя Рутаганда решил бы так же: искать Ройнара можно было долго, а вода в Жемчужной опускалась с каждым днем.
И все же кое-что им с Вонгом следовало обсудить до того, как отправляться. Рутаганда думал завести этот разговор еще с утра, после долгого ленивого пробуждения — но случай решил иначе, а заодно и подбросил повод.

— Выдвигаемся завтра, — сказал Рутаганда, когда все входили в дом. Юлия зевнула, Вебер попросил: “Только не спозаранку”.

Проведя четверть часа в ванне и смыв надоевшую за день пыль, Рутаганда натянул штаны, прихватил бутылку бренди и поднялся к Вонгу. Не нашел его ни в гостиной, ни в спальне, заглянул в купальню — и остановился в дверном проеме, прислонившись к косяку и уперев бутылку в бедро. Вонг уже вымылся, сменил воду и отдыхал, откинув голову и протянув руки по бортам каменной ванны. Мокрые волосы липли к скулам и шее, на грудь скатывались крупные капли — их хотелось собирать губами, утоляя жажду. Линии длинного узкого тела сквозь воду казались искаженными и зыбкими, но тем сильнее завораживали.
Рутаганда ясно ощутил, что это замершее, растянувшееся на долгие секунды мгновение доставляет удовольствие не только ему самому, но и Вонгу: тот не спешил ни шевелиться, ни открывать глаза, позволяя на себя смотреть. Наконец перекатил голову к плечу, глянул из-под полуопущенных век на Рутаганду и, увидев бренди, молча приподнял руку. Рутаганда подошел, вытащил тугую пробку и отдал ему бутылку. Присел на борт ванны, погладил выставленное из воды колено. Подумал, заводить ли сейчас разговор — но ждать по-настоящему серьезного повода не стоило: с Вонгом любой случай неподчинения мог обойтись слишком дорого.
— Вот что, Николас. — Он подождал, пока Вонг посмотрит на него. — Условимся раз и навсегда: ты теперь не командир. Раз ты в отряде, ты делаешь то, что я говорю.
Вонг свел брови — задумчиво, но не раздраженно. Рутаганда уже наизусть знал тончайшие оттенки его гримас: он пытался понять, о чем идет речь.
— Ты чем-то недоволен?
Рутаганда покачал головой:
— Сейчас все в порядке. Но ты привык все решать сам. Придется отвыкать.
Вонг молча смотрел на него, ожидая продолжения.
— Я тебя знаю, звезда моя, — терпеливо сказал Рутаганда. — И помню, как ты на хую вертел приказы своих генералов, если они тебе не нравились. Теперь так не будет. Это понятно?
Морщинка между бровей Вонга разгладилась. Он сделал долгий глоток из бутылки, облизал губы и взглянул на Рутаганду в упор:
— Не держи меня за дурака. Я видел, как вы работаете. Мог отказаться, если бы не хотел.
— Это понятно? — повторил Рутаганда. Нажим в его голосе серьезным не был, и Вонг наверняка это почувствовал, коротко улыбнулся:
— Да, командир.
Помолчав, спросил:
— Что будет, если я проебусь?
— Не о том разговор. Проебаться может всякий. Когда-то проеб Бабангиды стоил мне, — Рутаганда хлопнул себя по левой, стальной ноге: по колену, по бедру возле паха, — от сих до сих. Со мной тоже случалось. И с другими бывало. Я не о проебах, Николас. Я о плохих решениях. Когда думаешь, будто лучше всех знаешь, что делать. Или не делаешь того, что велено. Об этом.
— Как тогда, когда ты сдал Заль беглого рыцаря Сивиллы и ничего мне не сказал? — безжалостно спросил Вонг. Рутаганда не стал выкручиваться:
— Как тогда.
Вонг кивнул:
— Ты платил долго и дорого. Что ты возьмешь с меня? Если так выйдет.
— Выйти может по-разному. Если кого-то подставишь — смотря кого и как. Если других — разбираться будешь с ними. Если влипнешь сам или подставишь меня… — Рутаганда подумал, усмехнулся: — Надеру тебе задницу. Как в Амале, но хуже. Надолго запомнишь.
У Вонга странно дрогнуло лицо: он как будто одновременно улыбнулся и скривился.
— Это если никто не умрет, — добавил Рутаганда. Вонг бросил вопросительный взгляд, предлагая продолжать.
— Если умрет... — Рутаганда помолчал: — До сих пор такой херни не случалось. И лучше нам этого не выяснять, Николас. Мы договорились?
После недолгого размышления Вонг кивнул снова. Рутаганда наклонился к нему, положил руку на шею, ощутив под ладонью влажную кожу, и потянул к себе. Прижался лбом ко лбу, коснулся губами кончика носа, поймал приоткрытый рот. Вонг с готовностью ответил на поцелуй, и Рутаганда подумал, что хочет верить ему — хотя и знает его скверный характер.

Chapter 2 Chapter Text

Глава 2: Вверх по реке

Он проснулся от ощущения чужого взгляда. Оцепенение сна уходило медленно, и он просто смотрел в прохладные небесно-голубые глаза, даже не пытаясь пошевелиться. Вонг точно так же, как накануне сам Рутаганда, подпер голову рукой и сосредоточенно его разглядывал.
— Что, Николас? — спросил Рутаганда, спросонья подумав, что Вонг не стал бы так смотреть без причины.
Ровные брови сошлись к переносице.
— Жду, — сказал Вонг. — Время еще есть.
Других пояснений не понадобилось.

В сером свете пасмурного утра его тело казалось мраморно-бледным, темное пятно волос между разведенных ног притягивало взгляд, на головке члена блестела влага. Вчерашнего настроения дурачиться не было, принуждать Вонга просить о ласке тоже не хотелось. Рутаганда неторопливо облизал член, наслаждаясь гладкой и тугой тяжестью во рту, терпким вкусом, звуком беспокойного прерывистого дыхания. Смазал и подготовил податливое, еще мягкое после вчерашней ебли отверстие. Вонг вздрогнул, когда Рутаганда прикоснулся в первый раз. Он решил, что накануне вечером утомил мальчика слишком сильно, и попытался убрать руку, но тот свел бедра, удерживая его запястье. Рутаганда помедлил, и Вонг приоткрыл глаза, уставился на него:
— Опять будешь тянуть?
Спрашивать, готов ли он снова впустить в себя член, было незачем: что он ответит, Рутаганда знал и так.

За последние дни он успел заново привыкнуть к дому на улице Железных крыльев, к удобной кровати в спальне Вонга и к такой же своей этажом ниже. Впереди ждали случайные постели постоялых дворов и ночевки под открытым небом, тесная корабельная каюта — или кубрик с гамаками, как повезет, — и шатры караванщиков в пустыне Далья. Что будет в Эраншаре, и вовсе не стоило загадывать. Оттого хотелось продлить этот последний раз насколько возможно, запомнить все запахи, звуки и прикосновения — прохладу сквозняка, щекотавшего зад и плечи, шорох простыней, хранивших запах прошлого соития, белизну подушки, по которой рассыпались короткие черные пряди… Вид самого Вонга — с запрокинутой головой, напрягшейся шеей, полуприкрытыми глазами — запоминать было не нужно, с ним Рутаганда расставаться не собирался. И все же не мог отвести глаз: ласкал взглядом припухший от поцелуев рот, следил за дрожью ресниц, тянулся отвести со лба влажную прядку. Он никуда не спешил до тех пор, пока Вонг не вцепился в его плечи, не обхватил ногами поясницу, заставляя ускорить медленные глубокие толчки, и не потребовал: “Сильнее”. Когда Рутаганда не подчинился сразу, Вонг подался к нему и ощутимо укусил за плечо. После этого Рутаганда перестал сдерживаться, и больше ничего требовать Вонгу не пришлось: он сполна получил все, чего желал.

Через полчаса, приведя себя в порядок и одевшись по-дорожному, они спустились в общую гостиную: завтрак Тамира обычно подавала туда. Команда уже собралась за столом — Бабангида заканчивал есть, Юлия и Вебер только начали, Бун дремал, откинувшись на спинку кресла. Стол ломился от еды, как будто Тамира решила напоследок скормить им все запасы.
Пока они завтракали, явился Скат. От еды он не отказался: ухватил со стола кусок хлеба и ломоть сыра, принял от Вонга стакан с вином. Невнятно спросил, еще не прожевав:
— Груз не возьмете? Небольшой. — Движением руки очертил невидимый мешок или сундук: — Такой.
— Ты же его раньше собирался отправить, — удивился Вонг. Скат поморщился, понизил голос:
— Да я…
— Говори для всех. — Вонг качнул головой в сторону остальных.
— Объебался я, говорю, — недовольно пояснил Скат. — Ну, не я один. Угря подрезали в кабаке, а должен был он идти. Всякому не доверишь, пока то-се, заваландался. Вчера уже хотел вам подкинуть, да там ебанула эта херь. Я забежал сюда, тетка Тамира говорит, вы на развалинах. Я мухой в порт. Думал — тогда сам метнусь, чего делать-то. А хер там был, морская охрана все закрыла к хуям, сопля не выскользнет. И посуху тоже, да посуху мне и не с кем… А вы-то как проедете?
— С разрешения короля, — уронил Вонг, не спеша рассказывать, что все выезды перекрыты не без его участия.
— Короля, фу-ты ну-ты, — пробормотал Скат. — Так чего, возьмете?
Вонг открыл было рот — и закрыл, взглянул на Рутаганду. Тот с трудом подавил желание одобрительно кивнуть. То, что Вонг помнил вчерашний разговор и не попытался сам принять решение, делало ему честь — но должно было стать привычкой, не требующей одобрения.
— Что за груз? — уточнил Рутаганда.
— Так сон же, — простодушно сообщил Скат. — Ну, дурь. Там в Мерваре его далийцы ждут, купцы. Не уходят без товара. Он подороже башмачка будет, а места немного займет. Вам-то еще и на руку будет, вы, может, прямо с ними и сговоритесь тогда.
До сих пор Вонг не упоминал об этом, хотя про дела Ската явно знал. Но отправить товар Скат должен был раньше, чем отряд собирался выехать из столицы; вероятно, Вонг решил, что нет смысла это обсуждать.
— Что ты о них знаешь? — спросил Рутаганда. Из тех, кто промышлял торговлей дурью, дело стоило иметь не со всеми, да и охрана нужна была не всем. Скат задумчиво почесал в затылке:
— Ну, они честные. Что берут, за то платят, ни разу наебать не пытались. Я уж года три с ними сговариваюсь. Про охрану не знаю, но не видал, чтоб при них кто-то свой был. Мы со Змейкой сразу про них перетерли, не сойдут ли вам в попутчики. Да если б не эта еботня, они бы уже с неделю как из Мервара ушли. Толку-то языком трепать.
Значит, Рутаганда угадал верно. Он обвел взглядом команду: возражать никто не собирался.
— Поглядим на них, — решил Рутаганда. — Тащи свой груз, место найдется.
— Лады! — Скат сразу повеселел, торопливо дожевал кусок сыра, глотнул вина. — А! Спросить хотел. А как вы там справитесь-то, там что, все по-нашему говорят? Ну, купцы-то понимают. Даже кто совсем чужой на вид, все равно чешет, как местный. А что, и все остальные так?
— На месте разберемся, — отмахнулся Рутаганда.
О том, что далийские купцы понимают все наречия, какие есть под небом, он слышал и раньше. Еще доводилось слышать, что у них есть для этого какие-то тайные хитрости. Так что он рассчитывал расспросить попутчиков — по-хорошему или как получится.

Скат еще не успел уйти, когда в открытое окно гостиной донесся лязг крыльев, когти железной птицы скрежетнули по крыше.
— Мы кого-то ждем? — спросил Рутаганда Вонга. Тот покачал головой.
— Это Крон, — сообщил Вебер: сигнальная нить сегодня была на нем.
Вонг сдвинул брови:
— Левен что-то забыл?..
— Так я пойду, — поднялся Скат. — Принесу пока.
Командир королевской гвардии появился на пороге гостиной, когда Скат шел к дверям. Он ждал, что неизвестный тип уступит дорогу, но Скат шагнул в проем, задев Крона плечом, и тому пришлось отступить. Вонг едва заметно улыбнулся.
— Погоди-ка. — Бабангида свистнул Скату и встал. — С тобой сгоняю, заберу. Быстрее выйдет.
— А и правда, — согласился Скат. Вернулся в гостиную, хлопнул по плечу Вонга:
— Ну, тогда бывай.
Пожал руку Рутаганде, буркнул: "Смотри мне", махнул остальным и вышел вместе с Бабангидой.
— Что у тебя? — спросил Вонг у Крона. Тот повернулся к нему, перестав провожать взглядом бесцеремонного гостя.
— Госпожа Заль прислала… вот это.
Теперь пришла очередь Рутаганды незаметно усмехаться: новая должность Крона нисколько не мешала Синтии по-прежнему обращаться с ним как с мальчиком на побегушках. Цыпленок размотал объемистый сверток, который держал в руках, поставил на стол большую шкатулку из темного дерева. Взглянул на Вонга:
— Она сказала, это для вас.
Вонг подошел к столу, щелкнул замком и поднял крышку шкатулки. Внутрь он смотрел не больше секунды. Отпустил крышку, позволив ей сухо стукнуть, и взглянул на Крона:
— У тебя все?
Лицо у него было каменное. Рутаганду обожгло любопытство: что Синтия могла прислать Вонгу, чтобы он так взбесился.
— Я… — растерялся Крон, и его перебил Вебер:
— Тогда давай-ка выпей с нами на дорожку.
Вонг опустил ресницы и принялся разливать вино.

— Что там? — спросил Рутаганда уже в спальне, когда они поднялись забрать вещи. Бабангида должен был вот-вот вернуться от Ската с грузом, оставалось только закинуть в ровер остальное барахло — и можно было отправляться.
Вонг поставил шкатулку на край кровати, молча открыл. Она была наполовину заполнена украшениями — и ни одно из них не было просто украшением. Личный арсенал Синтии, рассчитанный на тех, кто может управлять Потоком только через камни, не ограничивался этой горстью игрушек, но подарок все равно был щедрый. Зная ее, Рутаганда был уверен, что каждый артефакт она подбирала тщательно. Вонг смотрел на содержимое шкатулки так, будто Синтия его оскорбила.
Рутаганда сдвинул цацки, вытащил со дна свернутый листок, протянул Вонгу: записка явно была адресована ему. Вонг развернул лист, пробежал глазами и отдал записку обратно. "Я уверена, что мой подарок вас обидит, но надеюсь, что это не помешает вам им воспользоваться”, — написала Синтия. Рутаганда пожал плечами:
— Тебе все это может пригодиться, Николас.
— Я знаю, — невыразительно сказал Вонг. — Свяжись с ней. Я кое-что забыл.

Стальной шмель нашел Синтию, когда ровер уже въехал во двор дома и пора было спускаться.
— Надеюсь, ничего нового не случилось? — деловито спросила она. Рутаганда протянул Вонгу руку, предлагая присоединиться к разговору.
— Я должен вас поблагодарить, — холодно начал Вонг, и Синтия тихо засмеялась:
— Не должны. Но я рада, что вы пытаетесь.
— Я хочу узнать, — перебил Вонг. — Где мои волосы? Из которых вы делали компас.
— А. Хорошо, что вы об этом вспомнили. Сейф еще не нашли. Оставшиеся завалы разбирают без помощи его величества, так что дело идет небыстро. Но никто кроме меня сейф не откроет, это я могу вам обещать.
— Когда найдете, сожгите.
— Разумеется, — согласилась Синтия. — Дес? Когда вы отправляетесь?
— Сейчас.
— Тогда удачи.
— Тебе тут она тоже пригодится, — хмыкнул Рутаганда.
— Присмотрите за Левенами, — вдруг сказал Вонг. И когда Синтия уже попрощалась и оборвала связь, добавил:
— Будет жаль, если все это вышло зря.
До сих пор он избегал показывать сожаление, хотя не раз показывал злость. Рутаганда протянул руку, привлек Вонга к себе и крепко прижал, будто это могло помочь. Вонг коснулся лбом его шеи и отстранился:
— Поехали.

На дорогу до Мервара ушло три дня. В конце лета Рутаганда тащился по этой же дороге в Шангри целую неделю, сопровождая в столицу Мелию, Мави и Лидию Арун. Теперь глуповатой кокетливой княжны уже не было в живых. Княжич с останками сестры, тщательно собранными в подобие тела, отправился домой сразу же после коронации Левена. Лидии Арун почетного погребения не полагалось, а то, что сделала с ней Синтия, мало отличалось от того, что сделал с Ройнаром Вонг. Разве что у Синтии было побольше опыта в таких делах.
Призраки летних попутчиков Рутаганду не тревожили: рядом с ним в ровере сидел Вонг, и его присутствие прогоняло любые ненужные мысли, даже когда он молчал и перебирал подаренные украшения. Ни обида, ни злость не заставили его спрятать шкатулку подальше и забыть о ней. Едва нашлось время, Вонг тут же взялся изучать, чем ему могут пригодиться нежеланные подарки. Рутаганда краем глаза наблюдал, как он трогает кончиками пальцев мелкие камешки в браслетах, сжимает в ладони подвески, чтобы оценить их силу, и внимательно рассматривает глифы на камнях воды. Сами собой приходили на ум слова Синтии: “Обычно в этом возрасте они либо слабее, либо глупее”. Синтия была права: пускай Вонг и утратил большую часть силы Потока — но сила духа осталась при нем. Можно было надеяться, что он справится.

В первый же вечер на постоялом дворе Рутаганда, не дожидаясь ужина, позвал Вонга прогуляться. Тот взглянул с недоумением, но послушался, пошел следом. Через скотный двор, заполненный шорохом крыльев, негромким мычанием и хрюканьем всех будущих ужинов, они вышли в безлюдные холмы. Пасмурный день к закату распогодился, и по склонам в тишине и безветрии лился золотисто-розовый свет.
— Что ты хочешь мне сказать? — спросил Вонг, когда постоялый двор скрылся за холмом. Рутаганда остановился, повернулся к нему.
— Хочу с тобой подраться. Стоило бы раньше, да было не до того.
Вонг непонимающе свел брови, но промолчал, ожидая продолжения.
— Я знаю, что дерешься ты... — Рутаганда помедлил, выбирая слово: — неплохо.
— Неплохо? — повторил Вонг, и Рутаганда как наяву увидел недовольную гримасу его единокровного брата, покойного принца Нирана, когда Вонг оценил его успехи в управлении Потоком таким же “неплохо”.
— Мы ведь дрались в Яме, — напомнил он. — С тем, кем ты был тогда. С Нивоном.
Вонг скривился.
— Он дрался насмерть, — продолжил Рутаганда. — И его тело знало, что делать. Но твой разум... — Он коснулся виска Вонга, отвел за ухо волосы: — ...в этом не участвовал. Я хочу посмотреть, что ты можешь, когда думаешь.
— Всерьез? — бесстрастно спросил Вонг.
— Если ты воткнешь мне нож в сердце или удачно метнешь в глаз, на этом все и закончится. В остальном, — Рутаганда пожал плечами, — вряд ли ты ранишь меня насмерть. А я не буду тебя ломать. Это лишнее. Кроме этого можно и всерьез.

Вонг атаковал без предупреждения, но застать Рутаганду врасплох ему не удалось. Бой в Яме, едва вспомнившись, уже не уходил из головы: Нивону тогда хватило ума приберечь последний нож, но от Николаса Вонга стоило ждать большего. Рутаганда следил и сравнивал, уходя от ударов и атакуя сам, ловя стальной ладонью ножи один за другим — Вонг действительно не целился ни в глаза, ни в сердце, но в остальном даже не пытался осторожничать. Сейчас — по сравнению с Ямой — ему не хватало отчаянной злости, но это было к лучшему: по его прищуренным глазам Рутаганда видел, что он холодно и внимательно рассчитывает свои действия на несколько шагов вперед.
Будь эта драка настоящей, ее пришлось бы заканчивать быстро — чтобы не дать Вонгу использовать преимущество в скорости или обратиться к хитрым портовым приемам. Пока что Рутаганда сдерживался, позволял то и дело достать себя или почти достать, уходил в сторону вместо того, чтобы ударить по-настоящему. Вонг понял это и вот теперь начал злиться. Злость ему не помогала, он совершал ошибку за ошибкой — мелкие, неспособные навредить ему в драке с кем-нибудь послабее, но опасные при встрече с серьезным противником. В конце концов Рутаганда решил, что для первого раза достаточно. Поймал его запястье, завернул за спину, вынуждая Вонга согнуться, — и охнул, когда ладонь пробило стальное острие. Стоило ожидать, что мальчик не станет колебаться и использует сталь.
Пальцы разжались сами собой, Вонг высвободился, ударил снова. На этот раз достал как следует: Рутаганда сложился пополам, когда стальной кулак врезался ему под дых, и едва успел убраться от следующей атаки. Вонг торжествующе улыбнулся. Это преждевременное торжество стоило ему победы: стальная нить, которую он заметил слишком поздно, чтобы увернуться, метнулась к нему и обвила шею. Вонг замер.
Рутаганда шагнул вплотную, держа правую руку с натянутой на пальцах стальной нитью так, чтобы Вонг ее видел, — показывал, что дергаться не стоит. Мельком подумал: если мальчишка попытается освободиться, нить глубоко разрежет кожу. Беда невелика; у него самого все еще ныла левая ладонь, хотя рану живая сталь уже закрыла.
Вонг поднял руку, провел стальными пальцами вдоль нити, сжал ее в кулаке — хотел оборвать.
— Нет, — хрипло сказал Рутаганда, с трудом восстанавливая дыхание. — Сталь не причинит вреда стали, пока мы не враги.
Вонг уперся в него вопросительным взглядом.
— Если встанешь против человека с живой сталью, тебе нужно захотеть его убить. Признать его врагом. Возненавидеть. Иначе она тебе не поможет. Сдаешься?
Мгновение Вонг не шевелился, неподвижный взгляд казался пустым: он как будто взвешивал, сможет ли возненавидеть Рутаганду. Разжал пальцы, уронил руку. Снова двинул головой — кивнул.
Рутаганда позволил нити вернуться в ладонь, но Вонга не выпустил, удержал за плечо. На шее заметно проступал красный след. Рутаганда запустил пальцы в его волосы и оттянул голову, провел языком по этому следу, ощутил вкус железа от нескольких выступивших капель крови. Вонг снова окаменел, и Рутаганда ожидал, что он вот-вот отстранится. Секунду спустя он расслабился и пошевелился, прижимаясь плотнее. Целуя его, Рутаганда смотрел, как закатный свет, за время драки успевший из розового стать тускло-красным, превращается в пепельные сумерки. Тогда он сказал Вонгу на ухо:
— Трава здесь жесткая.
Вонг отодвинулся без особой охоты. Если поражение и задело его, теперь он уже успокоился. Значит, можно было поговорить.
— Таких как мы немного, — сказал Рутаганда на обратном пути. — Большая часть тех, кто может встретиться, в кулачной драке тебе не ровня. Что с оружием?
— Про ножи ты знаешь. — Вонг помолчал. — Еще я могу драться палкой или тем, что окажется в руках. Но ты не про это.
Рутаганда вытянул из ножен свой тесак. В полумраке длинный и широкий клинок походил на короткий меч, лезвие казалось черным.
— Что-нибудь вроде такого. — Он подбросил оружие, позволил рукояти мягко и привычно лечь обратно. — Чтобы не подпускать противника вплотную.
— С таким я дела почти не имел. Дай. — Вонг протянул руку, и Рутаганда вложил в нее тесак, который до сих пор передавал только Бабангиде. Вонг взвесил оружие в ладони, позволил ему потерять баланс и качнуться лезвием вниз, выровнял и прокрутил в руке. Едва не уронил — показалось, что и уронит, но пальцы вовремя сжались на рукояти. Вонг взмахнул тесаком, перебросил из руки в руку — и вернул Рутаганде:
— Мне нужно что-то полегче. Будет удобнее.
Рутаганда видел то же самое.
— Подумаем.

На постоялом дворе отряд уже устроился за столом в углу обеденного зала и получил ужин. След стальной нити на шее Вонга не укрылся от их глаз и был истолкован верно.
— Эй! — Юлия отвлеклась от миски жаркого. — Я тоже хочу погонять полковника!
Вебер молча помахал, давая знать, что и он заинтересован. Вонг перешагнул через скамью, чтобы сесть, устало сказал:
— Не сегодня.
Драка не прошла ему даром, но недовольным он не выглядел. Бун окинул его задумчивым взглядом и продолжил жевать: кулачные бои были не самой сильной его стороной. Бабангида прищурился, но свои услуги предлагать не стал. Рутаганда подумал, что попозже попросит его сам — Бабангида в драке был быстрее всех остальных, и Вонгу нашлось бы, чему у него поучиться. Впрочем, спешить с этим пока было некуда.

Уже в постели, в убогой комнатушке постоялого двора, Рутаганда спросил Вонга о дури, которую подкинул отряду Скат: просто чтобы знать, что они везут. Оказалось, что “сном” называется то самое зелье, несущее в себе след силы Потока, запах которого Рутаганда несколько раз чуял в порту. Сложное в изготовлении и потому дорогое, оно позволяло наяву смотреть чудесные видения. Если взять его не слишком много, можно было крепко спать, погрузившись в блаженные счастливые сны, даже если без него ты ночь за ночью ворочался с боку на бок или метался в кошмарах.
— Говорят, после этих снов без зелья спать уже не захочется, — добавил Вонг. Рутаганда хмыкнул и сказал, что такую дурь, пожалуй, и пробовать не стал бы.
— Я купил несколько унций летом, — ровно ответил Вонг, — когда ты был в Мерваре. Но не пил. Его разводят в воде и пьют. Я решил: пусть полежит, вдруг понадобится. Обошелся.
Рутаганда обнял его крепче, отвел волосы с неподвижного лица. Снова захотелось попросить прощения — за то, что летом Рутаганда не был рядом с ним, за то, что оставил его одного, — но вряд ли Вонг хотел это услышать.
— Странно, что сон так дорог, — продолжил он так же отрешенно. — Он хорош только для тех, кому все остальное уже не нужно.
— Таких людей немало, Николас. — Рутаганда погладил его по щеке, по виску, пропустил сквозь пальцы темные пряди. — Тех, кому нечего ждать и не к чему стремиться. И кто не хочет иметь дело со сновидениями, которые приходят сами.
— Это слабость, — откликнулся Вонг. — Тогда им и жить незачем.
Мягкое плавное движение, которым он наклонил голову, подставляя ее под ладонь Рутаганды, странно контрастировало с равнодушной прохладой его слов. Сам этот разговор походил на сновидение, медленное и ни к чему не ведущее.
— Ты безжалостен, — заметил Рутаганда, и Вонг улыбнулся:
— Давай спать.

На следующий вечер Вонгом занялась Юлия. Рутаганде пришлось признать, что накануне он обошелся с мальчиком слишком бережно: больше хотел взглянуть, что он сможет, чем показать ему, на что способен сам. Юлию такие соображения не останавливали, дралась она грязно и коварно. Пару раз воткнувшись носом в землю и едва не обзаведясь неприятным вывихом запястья, Вонг разозлился по-настоящему. Накануне злость заставила его ошибаться, но в этот раз вышло иначе: он сосредоточился, ускорился — и несколько минут исход драки был непредсказуем. Когда один из его ножей глубоко вошел Юлии в плечо, разозлилась уже она. Удар сбил Вонга с ног, отбросил на несколько шагов. На пальцах Юлии сверкнули искры, предвещавшие молнию, и Вонг вскинул правую руку. Ножа в ней не оказалось: он по привычке собирался призвать Поток, чтобы защититься. Попытка была безнадежной, но и Юлия увлеклась слишком сильно, чтобы вовремя вспомнить, что опасаться нечего. Молния ударила Вонга в грудь, заставила выгнуться в судороге.
— Юля!.. — крикнул Рутаганда на миг позже, чем стоило, и зашагал к нему.
— Блядь, — сказала Юлия, тряхнула рукой, спуская остатки молнии в землю. Выдернула из плеча нож и тоже подошла:
— Полковник, ты как?
Рутаганда помог Вонгу сесть: Юлия приложила его крепко, и тело слушалось плохо.
— В прошлый раз было хуже, — шевельнул посиневшими губами Вонг. Принял от Юлии свой нож, который она небрежно отерла о бедро, непослушными пальцами затолкал в наруч. — Ты?
— Да мне-то что. — Юлия дернула плечом, показывая, что рана ее уже не тревожит. — Встать сможешь?
Когда Вонг ухватился за ее протянутую руку и поднялся, Рутаганда с облегчением выдохнул: похоже, он не затаил зла — а Юлия и сама понимала, что перегнула палку.

С Вебером обошлось без неожиданностей: тянуть к себе лишнее железо ему было несподручно, а без этого он был разве что чуть посильнее Вонга — но тот брал свое скоростью и хитростью. Разошлись ничьей, не причинив друг другу особого вреда, и Рутаганде показалось, что эта драка добавила Вонгу спокойствия. Бабангиду он пока ни о чем просить не стал: на следующий день они уже добрались до Мервара.

Мервар по зимнему времени притих, поблек и выцвел. Кое-где на дверях домов виднелись серые ленты: княжество оделось в траур по Мелии. В Жемчужной опускалась вода, открывая зимние причалы, и по реке сновали плоские рыбацкие лодки. Высоких торговых кораблей в порту осталось совсем немного; найти среди них “Маньяру”, на которой купцы ждали товар из Шангри, труда не составило. Вскоре Рутаганда уже поднимался на палубу, чтобы поговорить с низкорослым и толстым купеческим старшиной в подбитом мехом плаще и высоком тюрбане с эмалевым аграфом. Узнав, что наемники привезли долгожданный груз, тот просиял и замахал руками, подзывая помощников — забрать товар в трюм.
Сговориться с купцами оказалось несложно: охрану для перехода по пустыне они собирались нанимать в Омри, но стоило Рутаганде совсем немного сбросить цену, и старшина заторопился ударить по рукам. Неудивительно: те, кого они могли найти в верховьях Жемчужной, наверняка были хуже, чем отряд наемников, успевших послужить королю Шангри. Рутаганда знал, что прояви он чуть больше упорства, мог бы настоять и на первой цене. Но караван на пути через пустыню нужен был отряду не меньше, чем каравану — охрана. К тому же купец обещал кроме платы жратву из общего котла и отдельный шатер на стоянках, так что на круг сделка получалась выгодная.
Уже столковались, когда старшина вдруг уставился на жилистого аксумца в ярко-желтой, расшитой красными узорами жилетке поверх холщовой рубахи — вероятно, капитана. Пробубнил под нос:
— Местечко-то, местечко найдется ли?
— Кают пустых нет, — сказал капитан по-аксумски, едва подойдя. О чем речь, он понял без объяснений; это Рутаганде понравилось. — У них, — небрежный кивок указывал на купца, — все товаром забито. Койками в кубрике с командой не побрезгуешь?
Рутаганда колебался разве что секунду: отряду доводилось жить и потеснее. Что до Вонга — в конце концов, тот рос в порту, а затем в казармах. Даже если за последнее время и успел привыкнуть к роскоши, отвыкнуть будет нетрудно.
— А транспорт? — он двинул подбородком в сторону ровера. Капитан прищурился, оценивая машину.
— В трюм встанет. Если внутрь и поверх груз сложим. Годится?
— По рукам, — ответил Рутаганда сразу и ему, и купеческому старшине. Старшина расплылся в облегченной улыбке, а капитан без особого удивления кивнул.

Весь корабль пропах весенним башмачком. У купцов был и другой груз — речной мерварский перламутр, вяленые морские гады из Шангри и высокогорные пряные специи — но тюки с высушенными и перетертыми листьями башмачка и мешки поменьше с “цветочками”, его же сухими соцветиями, занимали большую часть трюма и распространяли резкий сладковатый запах, перебивавший все остальные.
— Что ты кури его, что не кури, все равно качает, — посмеивалась штурман Ясма, двигая указательным пальцем, выставленным из сжатого кулака. Таким жестом намекали на любителей жевать ядовитые листья, дурманящие разум, в тех краях, откуда Ясма была родом — и Рутаганда с Бабангидой тоже. Это выяснилось, как только они поднялись на корабль. Вебер с Буном и Бабангидой загоняли в трюм ровер по грузовым сходням, а Рутаганда в сопровождении Юлии и Вонга осматривался на палубе. С капитанского мостика спустилась высокая женщина с кожей такой же темной, как у него, и плотными мелкими кудрями, которые поднимал надо лбом зеленый платок, вышитый золотом. Незамужняя, бездумно отметил Рутаганда, едва взглянув на прическу, но все же вздрогнул, когда женщина заговорила на одном из наречий лесных земель. Она отрывисто бросила:
— Давно сюда занесло?
— Мое дерево успело вырасти и засохнуть, — откликнулся Рутаганда. Должный ответ вспомнился сам собой, но от полузабытых резких звуков во рту встала горечь.
— Твое дерево не срубили, когда ты ушел? — вздернула брови женщина. Ее наречие отличалось от языка, на котором говорили в селении Рутаганды и вокруг него, — несколькими звуками, непривычными ударениями, порядком слов — и все же было понятным. С этими соседями селение никогда не враждовало. А окажись мы врагами по рождению, что тогда? — подумал Рутаганда. Сам он не любил ворошить прошлое — особенно то, от которого отказался.
— Я не возвращался, чтобы проверить.
Женщина рассмеялась, приятельски хлопнула его повыше локтя:
— Не бери в голову. Давненько не слышала земляков. Ясма.
— Десмонд. — Рутаганда тоже сжал ее плечо. Ясма окинула взглядом остальных и перешла на шангрийский:
— Как отчалим, поднимайтесь к нам. — Она двинула головой в сторону мостика. — Все веселее, чем в кубрике сидеть.
Когда она отошла, Вонг проводил ее сумрачным взглядом.

Вечером, когда “Маньяра” уже гладко шла вверх по реке, слушаясь камней воды и воздуха, отряд воспользовался приглашением. На капитанском мостике, застеленном блеклыми от времени коврами и заваленном твердыми расшитыми подушками, расположились с выпивкой и закусками капитан по имени Удо, его помощник, лысый и коренастый ашварец Сим, Ясма и закутанное в сине-зеленый шелк, звенящее браслетами и подвесками “украшение” Удо, откликавшееся на имя Зери; так могли звать и девицу, и мальчишку. Над мостиком был растянут навес из парусины — в море тряпку сорвал бы первый же шторм, но на Жемчужной ветры не буйствовали. Решетчатые фонари с камнями огня давали и свет, и тепло, так что здесь было ненамного холоднее, чем в кают-компании, занятой купцами.

Едва Рутаганда во главе отряда поднялся на мостик, Ясма помахала прозрачной тяжелой бутылкой. Он пригляделся: на дне перекатывались толстые черные жуки.
— Мампур? — недоверчиво спросил он. Ясма широко улыбнулась:
— И отличный. В Омри есть оседлый земляк, он и гонит.
Лесного самогона из древесных ягод и фруктов, какие под руку попали, настоянного на “зернах ночи” — ядовитых, но неповоротливых и потому почти безопасных для людей жуках, — Рутаганда не пил уже лет двадцать. Бабангида, подошедший следом вместе с остальными, тоже зацепился взглядом за бутылку, Ясма помахала и ему.
— Там что, насекомые? — спросила Юлия с любопытством. — Я хочу попробовать!
Попробовать захотели все, так что Ясма наполнила и раздала гостям шесть тяжелых железных кубков. Рутаганда поднес свой к носу и ощутил забытый аромат перебродивших фруктов, острый и теплый. Покосившись на Вонга, он увидел, как тот внимательно изучает запах, исходящий из кубка, — без отвращения, но с любопытством, как пьет и задумчиво щурится, перекатывая мампур на языке. Он привык к шангрийскому бренди и винам — легким мерварским, терпким ашварским, отдающим холодной горечью северным, зачем ему это жгучее пойло, подумал Рутаганда — и тут же вспомнил, как когда-то в Девдане Вонг напивался на берегу ручья местной травяной настойкой, ничуть не смущаясь ее сомнительного происхождения. Воспоминание вызвало улыбку, Вонг взглянул на Рутаганду поверх кубка — и одними глазами улыбнулся в ответ.

Когда все перезнакомились и выпили за знакомство, Удо положил руку на плечо своего “украшения” и бережно притянул к себе. В плавных движениях Зери сквозило то отстраненное высокомерие, про которое Рутаганда когда-то рассказывал Вонгу, поясняя, как он должен вести себя в этой маскировке. Черные, опушенные густыми ресницами глаза смотрели сквозь гостей, подкрашенные кармином губы еще ни разу не сложились в улыбку — и все же по тому, как привычно тело Зери откликнулось на прикосновение Удо, как мягко прильнуло, Рутаганда подумал, что они с капитаном, скорее всего, сговорились по-хорошему.
— Ну что? — Удо с прищуром глянул на отряд. — Будете гадать?
Теперь все уставились на Зери с интересом. Рутаганда присмотрелся тоже. Удлиненное лицо с мягкой линией щеки, но грубоватыми чертами и густыми темными бровями могло принадлежать как девице лет восемнадцати, так и юноше более нежного возраста. Фигуру надежно скрывали слои ткани — ясно было только, что в ней нет ни лишней тяжести, ни болезненной хрупкости. Рутаганда подумал, что поставил бы на девицу. Вонг успел раньше, прокатил по пальцам золотой, уронил на ковер:
— Девушка.
— Да ладно, — возразил Вебер. — По мне так парнишка, — и бросил еще одну монету поодаль от монеты Вонга.
— Поддержу полковника, — решила Юлия. Бабангида и Бун поставили на парня, Рутаганда молча добавил золотой к тем, что поставили Юлия и Вонг.
— Зери, — капитан погладил свое "украшение" по плечу, подтолкнул распрямиться, — покажись.
Верхние слои шелка растеклись по ковру, послушавшись легкого движения, а под теми, что остались, убедительно обрисовалась округлая девичья грудь. Девица жгуче глянула на Вонга, первым сделавшего правильную ставку, и снисходительно — на Вебера. Тот, ухмыляясь, развел руками.
— Разошлись поровну, — заметил Удо. — Да это дело нехитрое. Может, сыграем во что? В чатру умеете?
Рутаганда переглянулся с Бабангидой — они знали игру под названием шатрандж. Ясма поймала их переглядывания и кивнула, подтверждая: игра та же самая. Неожиданно игрой заинтересовался Бун и ожидаемо — Вонг; оба они играть не умели, но хотели узнать, о чем речь. Вебер, который весь день рулил ровером, уже дремал, даже в полусне крепко держа недопитый кубок. Юлия учиться не стремилась, но хотела посмотреть.
— Зери?.. — просительно сказал Удо. Девица, не меняя выражения лица, выскользнула из-под его руки, исчезла с мостика и вскоре вернулась с резной доской и кожаным мешком, в котором стучали фигуры. Здесь в чатру играли вчетвером. Удо позвал Буна сесть рядом с собой, Ясма предложила то же самое Вонгу. Третьим стал Бабангида, и Удо вопросительно взглянул на Рутаганду. Он качнул головой:
— Играйте. Я в следующий круг.
— Сперва посмотреть на нас хочешь, — усмехнулся Удо. — И то дело, посмотри.
Четвертой к доске села Зери и начала расставлять фигуры. Она снизошла до разговора: принялась для Буна и Вонга называть каждую и рассказывать, на какое поле она встает и куда ходит. Рутаганда устроился поудобнее и подпер голову рукой, чувствуя, как трогает лицо слабый ночной ветерок, пахнущий речной водой и дымом рыбацких костров. Он и правда хотел взглянуть — но не на то, как играют Ясма, Удо или Зери, а на то, как будет учиться Вонг. Наблюдать за ним было интереснее, чем разгонять колесницами пехоту на доске и зажимать в угол султана.

В конце осени, когда они спускались по Жемчужной на другом торговом корабле, Рутаганда едва находил в себе силы ненадолго выпустить Вонга из рук. Теперь Вонг был рядом с ним — сидел, скрестив ноги и упираясь локтями в колени, и наблюдал за доской для чатры. То и дело он склонялся к Ясме, которая совсем тихо говорила ему несколько слов — объясняла, какой будет делать ход и для чего. Порой Вонг так же тихо ее о чем-нибудь спрашивал. Рутаганда полулежал на соседних подушках, поигрывая своим кубком, и смотрел, как короткие волосы ласкают щеку, как подрагивают ресницы, скрывая взгляд. Ему даже не хотелось убраться с Вонгом куда-нибудь подальше от чужих глаз: все было неплохо и так. "Если он тебе наскучит, ты уже не будешь счастлив", — вспомнились слова Синтии, зябко просквозили по сердцу. Вонг как будто почувствовал, слегка повернулся к нему, и от холодной голубой искры, блеснувшей сквозь завесу темных прядей, на миг перехватило дыхание. Не наскучит, подумал Рутаганда; пальцы дрогнули, мампур чуть не расплескался из кубка — так стало нужно прикоснуться к гладкой коже, отвести со щеки черный росчерк волос... Вонг еще мгновение искоса смотрел на Рутаганду, а потом снова отвернулся к доске. Там Ясма и Бабангида уже успели расправиться каждый со своим соседом и остались один на один. Теперь Ясма перестала объяснять Вонгу, что она делает, сосредоточившись на том, чтобы не отдать захваченные поля. Бабангида посмеивался так, будто его победа была делом решенным. Рутаганда присмотрелся: похоже, он собирался проиграть, оставив Ясму в убеждении, что она вырвала победу зубами и когтями. Рутаганда отвел глаза, чтобы скрыть улыбку. У каждого был свой способ ухаживать.

Так потянулась день за днем дорога. Чем выше поднималась по реке “Маньяра”, тем прохладнее становился ветер — но Рутаганда знал, что когда они войдут в приток Жемчужной, Ом, и пойдут к пустыне Далья, холода мало-помалу останутся позади. На реке охранять купцов было не от чего, так что команда убивала время как придется, от безделья помогая матросам в несложных палубных делах. По вечерам на мостике лилось вино и шли разговоры о том, кто где побывал и что видел — о чем еще и говорить со случайными попутчиками. Вонг учился играть в чатру, с ним возились то Ясма, то Зери, а то и сам Удо. Рутаганда не вмешивался: мальчику полезно было поучиться у других, особенно теперь, когда он смотрел на них не с пренебрежением военного или высокомерной отстраненностью короля, а как равный на равных. За игрой засиживались до ночи, а после игры Рутаганда не спешил спуститься в кубрик, наполненный теплом чужого дыхания и тихим шорохом, говорившим о неосознанных движениях спящих тел. Он удерживал Вонга на палубе, показывая глазами на укромное место за рубкой, между бухтами каната, которое они облюбовали в первые же ночи, и Вонг улыбался — едва заметно, но так, что у Рутаганды немедля тяжелело в паху.
Над Жемчужной расстилалось проколотое звездами небо или ползли низкие облака, вдоль бортов плескались мелкие волны. Ночная вахта не усердствовала: дежурный матрос дремал, сложив на штурвал руки и голову, дозорный в вороньем гнезде сидел так тихо, что, скорее всего, спал тоже. С кормы порой доносились возня и хихиканье: кто-то из матросов развлекался с девчонкой, кухарившей на всю команду. Других девиц, кроме Ясмы и Зери, на судне не было, но ни та, ни другая не стали бы обжиматься на палубе. Несколько раз Рутаганда замечал, как Бабангида черной тенью ускользает из кубрика в каюту штурмана, и радовался, что смерть Ханны не разбила ему сердце. Самому Рутаганде тосковать было вовсе не о чем: каждую ночь в нехитром укрытии в тени рубки он обнимал Вонга, запускал руки под его одежду, пробирался к коже, трогал и ласкал, задыхаясь от желания. Прежде чем откликнуться на эти прикосновения, Вонг касался запястья — там теперь занял место один из браслетов Синтии, и подвески на нем создавали вуаль тишины, которую не нужно было поддерживать собственной силой. Под защитой Потока они целовались и тискались, справлялись по-быстрому. От этой торопливой возни Рутаганда чувствовал себя молодым и глупым. Вонг тихо смеялся, прикусывая мочку его уха, и дразнил его член, то охватывая всей ладонью, то едва прикасаясь кончиками пальцев. Его тоже развлекала эта возня, и по ночам он становился таким, каким бывал порой в постели и никогда не был днем — особенно сейчас, когда он сумрачно наблюдал за всем вокруг, привыкая к тому, что его жизнь в очередной раз необратимо изменилась.
В первую же ночь, уткнувшись подбородком Рутаганде в плечо и касаясь губами уха, как будто их мог услышать кто-то чужой, Вонг шепнул:
— Мне понравилось твое наречие. Скажи еще что-нибудь.
В языке лесных земель не было слов для того, что Рутаганда мог бы сказать Вонгу: в его краях люди не говорили о таком вслух, потому что сказанное умирает, всем это известно. Так что он произнес, понижая голос и приглушая резкие звуки: я иду по твоим следам, я дышу твоим воздухом, я нахожу то, что ты потерял; я твоя тень во тьме, где нет иной тени.
Когда он умолк, Вонг потянулся и прижался губами к его губам — так, будто понял каждое слово и все, что за ними стояло.

До порта Омри, где "Маньяра" должна была бросить якорь, чтобы запастись водой и провизией на остаток пути, оставалось два или три дня, когда Удо начал тревожиться. Он подолгу рассматривал берега, то и дело приказывал одному из матросов промерять лотом глубину русла и вглядывался вперед, туда, где берега Жемчужной сходились все ближе друг к другу.
— Ждешь неприятностей? — спросил Рутаганда. Удо скривился:
— Поздно идем, река обмелела. Как пить дать песчаные крабы уже бесятся.
— Крабы?
— Речные твари. На высокой воде безвредные, а как вода сойдет, дуреть начинают, кидаются на все подряд. Потом уж в песок прячутся, летом только вылезают.
— И чем они опасны? — не понял Рутаганда. Морские крабы, которых он видел в Шангри, кривобокие уродцы размером с пол-ладони, угрожали разве что застрять в зубах, если плохо их очистишь.
— Не повезет — узнаешь, — хмыкнул Удо, но тревоги в его голосе было куда больше, чем насмешки. — Здоровые они. С голову, а то и больше. И цепкие, твари, клешни как тиски. Скажи своим, пусть готовы будут. Если на Крабьей отмели уже сухо, придется отбиваться. Панцири у них твердые, но железо разрубит. Наше дело — не дать им заполнить корабль. Или утащить кого.
— Вы уж постарайтесь, — попросил незаметно подошедший Гасан, купеческий старшина, и Удо развернулся к нему:
— Сперва ты время тянул до последнего, а теперь “постарайтесь”? Если кто из моих людей пострадает, я с тебя втрое возьму.
— Сочтемся, сочтемся, — покивал толстяк, посмотрел на Рутаганду: — Вы поможете?
— Не бесплатно, — пожал плечами Рутаганда: они сговаривались на охрану только в пустыне. Гасан твердил, что на реке бояться нечего и по дороге до пустыни охрана купцам не нужна. Теперь он послушно закивал снова. Рутаганда ответил на понимающую усмешку Удо такой же и пошел предупреждать отряд: на корабле он стальной связью не пользовался, предпочитая пройти лишнюю сотню шагов — чтобы кровь в жилах не застаивалась.

То, что опасался Удо не зря, стало ясно совсем скоро.
Рутаганда стоял на носу, вглядываясь вперед больше с любопытством, чем с беспокойством. Вонг подошел и остановился рядом, движимый, как подозревал Рутаганда, таким же любопытством, остальные прохлаждались на палубе. Вдоль бортов бродили, рассматривая берега, несколько купцов — самых бесстрашных или любящих совать нос во все подряд.
— Вот они, — сказал Вонг.
Сперва показалось, что вода впереди изменила цвет: голубая под солнцем, сине-стальная в пасмурный день Жемчужная враз стала серо-зеленой, волны шевелились медленно, будто вода загустела и превратилась в патоку. Отиравшийся неподалеку дозорный сорвался с места, побежал к Удо на мостик, и Рутаганда понял, что Жемчужная кишмя кишит крабами. Серо-зеленые волны накатывали с песчаного берега, заполняли мелководье, устремлялись на середину реки, к кораблю. Под сплошной коркой панцирей впереди уже не было видно воды. Ближайшие твари должны были вскоре подобраться к бортам “Маньяры”.

— В трюм! — оглушительно заорал Удо. — Кто не дерется — в трюм! Команда — наверх!
Рутаганда потянулся, хрустнув суставами, и пустил на общую связь сигнал “к бою”. Нос “Маньяры” со скрежетом вошел в сплошное полотно панцирей, корабль тряхнуло, его ход замедлился. Крабы внизу зашевелились, щелкая клешнями — и вдруг словно плеснули вверх: полезли друг по другу, стремясь пробраться поближе к бортам. Рутаганда перегнулся через борт, глянул вниз. Твари цеплялись кривыми ногами и клешнями за деревянную обшивку корабля, поднимались по ней, а снизу их подпирали все новые и новые, не давая свалиться. Размером они и правда были с человеческую голову, а каждая из клешней — больше мужской ладони. “Маньяра” с трудом двигалась вперед, кроша и ломая панцири, но пока корабль пройдет Крабью отмель, твари могут погрести его под собой, если им не помешать.

Когда первые крабы уже высовывали над бортом кривые, зазубренные по внутренним кромкам клешни и пытались перевалиться на палубу, из капитанской каюты стрелой вылетела Зери. Поверх ее одеяний грудь крест-накрест перехватывала перевязь с двумя саблями. В руках девчонка тащила огромный клубок каната. Швырнула его посреди палубы, крикнула:
— Эй, держите! — и принялась бросать матросам, уже занявшим места вдоль бортов, обрезки толстой веревки с узлами на конце. В каждый узел был ввязан кусок железа — где острый обломок, где ржавое кольцо. Вонг сощурил глаза, оценивая “оружие”. Махнул Зери, протянул руку вверх, и она метко бросила очередное гасило ему.
Вонг стремительно развернулся к борту, раскрутил гасило и обрушил тяжелый узел на панцирь ближайшего краба. Удар он направил так, чтобы краб, падая, смел пару-тройку соседей. Неудивительно, что он умел управляться с подобным оружием: в порту мальчишки наверняка мастерили гасила из чего попало. Справится, — решил Рутаганда и занялся соседними тварями. Ему вполне хватало стального кулака и тесака в левой руке. Тех крабов, которые успевали свалиться на палубу, он выбрасывал пинками, целясь между клешней туда, где торчали стебельки глаз. Команда тоже не стояла без дела — сзади доносились треск Юлиных молний и веселая ругань Вебера. Бун и Бабангида работали молча. Пока что работа выходила не слишком трудная: твари прибывали с каждой минутой, но и разбивать или сбрасывать их удавалось все быстрее. Рутаганда слышал скрежет и щелканье крабов, хруст панцирей, звуки ударов, плеск воды, ругательства на шангрийском, аксумском, на языке лесных земель — это Ясма поливала крабов отборной бранью, не забывая орудовать то ногами, то гасилом. Кто-то из матросов вскрикнул — не успел увернуться от клешни?.. В какофонию вплелся ясный холодный звон клинков. Рутаганда стряхнул со стального кулака пробитый панцирь, сжимая в левой руке измазанный жидкой крабьей кровью тесак, и глянул туда, где сверкало оружие. Зери плясала на фальшборте со своими кривыми саблями, и ее шелка ничуть не мешали этому танцу — но в конце концов все-таки ее подвели. То ли она споткнулась, то ли очередной краб незаметно вцепился в подол: она взмахнула руками, тщась удержать равновесие. Не смогла. Сине-зеленый шелк плеснул и исчез за бортом, краем глаза Рутаганда заметил, как Вонг неподалеку бессильно роняет сжатый кулак. После драки с Юлией он должен был запомнить накрепко, что вода ему теперь не поможет, но еще не привык действовать иначе, когда думать не было времени, — а подарки Синтии не успел освоить настолько, чтобы использовать в бою. Удо дернулся было от мостика, но ничего сделать он не успевал. Через борт перемахнул Вебер, оказавшийся рядом. Его пальцы, одевшиеся сталью, крепко вцепились в край фальшборта, кроша дерево в щепу. Следом перегнулась Юлия, с одной руки пустила молнию, разгоняя крабов, другой ухватила Вебера и дернула к себе, рывком возвращая на палубу вместе с пойманным на лету грузом. Девчонка даже оружие не потеряла: одну саблю сжимала в руке, другую чудом успела сунуть в ножны. Она кивнула спасителям и вихрем унеслась на корму. Уже отворачиваясь, Рутаганда увидел, как расслабляется напряженное, посеревшее лицо Удо: своим украшением он дорожил по-настоящему.

В этот вечер настроение на мостике было не таким, как прежде. Совместный бой ненадолго сблизил отряд и команду Удо, сделал товарищами по оружию. Такое порой случалось с Рутагандой и раньше. Обычно товарищеские чувства развеивались через день-два, но на победную пьянку их хватало — особенно если победа могла обойтись дорого, но случай избавил от больших неприятностей. Двое или трое матросов лишились нескольких пальцев, не успев вовремя отпихнуть от себя крабов, одному прислал гасилом в лоб неловкий сосед — выживет, махнул рукой боцман Сим, нечему там болеть. Бабангиде краб чуть не отхватил полступни. Для того, кто носит в себе сталь, потеря невелика, но Бабангида все же с благодарностью поглядывал на Ясму: она оказалась рядом и в последний момент пинком отбросила тварь под клинок Зери.

Едва все расселись по подушкам, Зери на коленях добралась до низкого столика с бутылками и кубками, наполнила два и с поклоном, обеими руками подала сперва Веберу, затем Юлии. Юлия приняла подношение с царственным кивком, Вебер подмигнул Зери и ухмыльнулся:
— А все-таки я бы лучше паренька пощупал.
Удо хохотнул, Зери неожиданно улыбнулась. Ясма подняла свой кубок, предлагая выпить за то, что Крабья отмель осталась позади, и все заговорили одновременно: Сим вполголоса рассказывал что-то Бабангиде, Вебер с Юлией принялись расспрашивать Зери про ее оружие, Удо и Бун, судя по размашистым движениям рук, обсуждали способы сбить побольше крабов за один раз. Ясма наклонилась к Вонгу, сидящему между ней и Рутагандой, вполголоса сказала:
— А ты неплох. Я сперва подумала, ты вроде украшения, уж больно смазливый.
— Ошиблась, — тихо ответил Вонг, одним движением спуская в ладонь нож из наруча. В следующее мгновение нож исчез снова, но холодный шелест в голосе Вонга уже предупредил об опасности всякого, кто мог слышать. Рутаганде подумалось, что гадюкой в управлении истины Вонга могли прозвать за один этот шелест. Почему в детстве его звали Змейкой, он уже знал, спросил при случае. Я сперва мелкий был, — усмехнулся тогда Вонг, — много где мог пролезть. Открыть дверь или окно, пробраться куда надо. Потом пошел в рост, тогда уже лазали другие. Но кличка осталась...
Воспоминание теплом коснулось сердца и исчезло — Ясма через голову Вонга сказала Рутаганде на языке лесных земель:
— Ну и норов у твоего.
Здесь не было оскорбления, одна только чистая принадлежность: жители лесов были скупы на разговоры, одно и то же слово могло обозначать родственника, любовника, воспитанника или имущество. Рутаганда не ждал когда-нибудь услышать это в адрес Вонга на родном — или почти родном — языке. Значит, их ночная возня на палубе не осталась незамеченной. Или Бабангида не стал скрывать то, чего они и сами не скрывали.
— Говори по-шангрийски, — откликнулся он, заметив, как хмурится Вонг. У мальчика были причины для недовольства: он наверняка догадался, что Ясма говорит о нем.
Ясма закатила глаза, но ответить не успела. Удо свистнул и приподнял кубок, привлекая внимание.
— Что у вас за дело в Эраншаре? — без предисловий спросил он. Рутаганда поднял бровь.
— Для охраны мешков с дурью вы слишком хороши. Раз согласились на цену жирного скряги, значит, у вас там свои дела. Так может, мы подскажем чего.
— Мы ищем мастера-ключника. Говорят, в Истаре его всякий знает…
Продолжать Рутаганда не стал: сказанного хватило, чтобы глаза Удо полезли на лоб, Ясма покачала головой, а Сим замер, не донеся до рта кубок.
— Зачем он вам? — в полной тишине, нарушаемой только плеском воды за бортом, спросила Зери.
— Нам нужен ключ, — отчетливо сказал Вонг.
— Небось не сундук запереть, — вполголоса заметила Ясма. Удо почесал в затылке:
— Знать-то его там знают, а толку. Кто вам о нем сказал-то?
Уже ясно было, что хозяин воздуха подложил Инугами — а значит, и им тоже — изрядную свинью. Оставалось выяснить, какова она в обхвате.
— В дальних землях кое-кто посоветовал, — неопределенно пояснил Рутаганда.
— Вы бывали в дальних землях? — Зери обвела глазами отряд. Одновременно с ней Ясма поинтересовалась:
— Он хоть человек был, советчик ваш?
Вонг двинул головой в сторону Рутаганды, молча отвечая Зери: он бывал. Сам Рутаганда сказал Ясме:
— Нет. Это был хозяин воздуха. Шорох его там зовут.
Уточнить, что Шорох давал совет не ему лично, он не успел. Его ответ странным образом вызвал у команды Удо облегчение: Сим залпом осушил кубок, Зери обмякла и села поудобнее, не переставая таращиться на Рутаганду — похоже, хотела расспросить о дальних землях.
— Что ж, тогда все попроще может выйти, — без удивления сказал Удо. — Раз ты с тамошними хозяевами сговорился, может, и мастера-ключника найдешь.
— Скажите хоть, что о нем известно, — попросил Рутаганда. Удо пожал плечами:
— Не так уж много мы знаем, до Эраншара-то не ходим. А из чужой болтовни кто разберет, что правда, а что нет?.. Говорят, те ключи, что он делает, плохие двери открывают. Без нужды не сунешься.
— Так нам того и надо, — заметил Вебер. Отряд успел оторопеть от новостей, попереглядываться — и успокоиться: после дальних земель, пускай остальные знали о них только со слов Рутаганды, чудесные твари уже казались обычным делом.
— Я слыхал, мастер-ключник был в Истаре всегда и будет всегда, покуда небесный посланник не приведет свое воинство... Они там ему поклоняются, небесному посланнику-то, — вставил Сим, и Рутаганда кивнул: об этом он слышал.
— Говорят, чтобы найти ключника, надо знать, что ищешь, — подхватила Зери. — Если оружие, то ищи кузню. Если драгоценный дар — ювелира. Если память, прошлое вернуть хочешь, тогда старьевщик нужен. А кто задумал его обмануть, те в лавку менялы попадают. Но тогда по-хорошему не сговоришься, он сам тебя обманет.
Рутаганда ждал, что Ясма тоже что-нибудь добавит, но та с усмешкой развела руками:
— Я сказок не помню, в одно ухо вошли, в другое вышли. Авось и найдете что ищете, а подсказать не подскажу.
— Значит, все и вспомнили, что знали. — Удо опять поскреб затылок, глянул на Ясму непонятно, будто хотел сказать что-то еще, но сомневался. Молчание нарушила Зери, повернулась к Рутаганде:
— Расскажи о дальних землях.
Свое прежнее высокомерие она уже позабыла совсем. Рутаганда наклонился к Вонгу:
— Николас, принеси черную бутылку из моих вещей.
Вонг одарил его взглядом, который отчетливо говорил: "Заплатишь", но молча поднялся и ушел по лесенке, ведущей с мостика, стуча подкованными железом каблуками. Ему стоило бы узнать, как Юлия гоняла Вебера, когда тот был новичком в команде.

Говорить о том, что заставило его отправиться в дальние земли, Рутаганда не стал, отделался неопределенным “искал кое-что”, но команду Удо больше интересовали сами земли, чем чужие дела. Пойло Гневного пробовали с любопытством; о том, что оно открывает сердце, Рутаганда предупредил. “Ай, что там прятать”, — махнул рукой Удо, подставляя кубок. Ясма поколебалась, но приняла угощение, ни Сима, ни Зери предупреждение и вовсе не обеспокоило. Юлия, Бун и Вебер тоже выпили, Бабангида и Вонг не стали: Бабангида просто мотнул головой, Вонг показал свой кубок с мампуром: “Мне и этого хватит”. Рутаганда задумался: опасается ли мальчик открыть то, что у него сейчас на сердце, или просто не хочет опьянеть слишком сильно, не умея с этим справиться без помощи Потока, — но разговор отвлек его, не дал додумать эту мысль.
Когда он закончил рассказ, Удо хлопнул себя по колену и поднялся, слегка покачнувшись.
— Эх, ладно. Так тому и быть.
Не дожидаясь вопросов, он спустился с мостика, хлопнул дверью капитанской каюты — и вскоре вернулся, бережно держа обеими руками резную костяную шкатулку. Поставил ее на ковер, откинул крышку:
— Выбирайте, у кого на что глаз ляжет. Вы Зери помогли, так я с вами расплачусь.
В шкатулке лежали россыпью украшения: серьги, цепочки, кольца — на каждом прозрачный камешек с неярким радужным отливом. Камешки были не граненые, а гладкие, словно жемчуг, но больше походили на стекло или застывший древесный сок. Рутаганда наморщил лоб, ловя ускользающее воспоминание, и наконец сообразил: такие камни встречались в украшениях далийских купцов — то среди самоцветов в аграфах, то в круглых серьгах, какие носили и мужчины, и женщины, то в тяжелых золотых кольцах.
— Что это? — спросил он, уже догадываясь. Похоже, им изрядно повезло.
— Слезы Алеты. — Удо вытащил из шкатулки одно из украшений, цепочку, на которой висел прозрачной каплей медальон. — Кто носит, понимает все наречия, что есть под небом, и его тоже понимают. Вам-то оно пригодится, а?
— А что ж сами не носите? — поинтересовался Бабангида. Удо покосился на него:
— Считай, незачем нам. Шангрийский да эраншарский мы знаем, и свои знаем, кто где родился, — а больше ни на каком говорить не приходится.
Ясма подалась вперед:
— Не только в этом дело. Когда с людьми подолгу разговоры ведешь, лучше самому их наречие знать. Слезы что — потерял, и снова ты без языка. Да и с ними не всегда все понятно — если чего у вас нет, для того и слов не найдется, услышите те слова, какими оно в чужом языке называется. Но вам-то эраншарский учить некогда, а там слезы только у купцов и есть. Ни с кем другим не объяснитесь, а этим веры нет.
Первыми к шкатулке потянулись Юлия и Вебер — у них было больше всего прав на подарок, Зери спасли они. Юлия выбрала подвеску на шею, Вебер взял круглую серьгу.
— Берите, берите. — Удо подтолкнул шкатулку к остальным. — Работаете вместе, да и пригодится всем. А тут, видите, все равно еще останется.
Бабангида подцепил первое попавшееся кольцо, Бун — заколку: в его волосах, связанных в узел на макушке, она могла застрять навсегда. Рутаганда тоже взял себе кольцо, выискав попрочнее и потяжелее, и поймал ожидающий взгляд Вонга. Слушаясь внезапного наития, он порылся в шкатулке снова, вытянул серьгу с длинной цепочкой. Прозрачная капля на ней должна была болтаться над плечом. Рутаганда показал ее Вонгу — и получил короткий кивок в ответ.
Когда он опускал цепочку в ладонь Вонга, Юлия спросила, рассматривая свой подарок:
— Почему так называется? Что за Алета?

Рассказывать принялась Зери. Откуда пошла легенда, никто не знал, но согласно ей, девица Алета — кто говорил, из Эраншара, кто — из Далии, а то и вовсе из Аксума, — полюбила чужеземца, но слов его не понимала. Со временем влюбленные кое-как научились объясняться, но друг друга они учили словам любви и ни в чем больше не нуждались. Так что когда случилась беда — насчет беды мнения тоже расходились, то ли недобрые братья Алеты задумали убить чужака, то ли правитель ее страны пожелал ее себе в жены и велел избавиться от помехи, — Алета не смогла вовремя предупредить любовника об опасности, не зная нужных слов. Чем дело кончилось, можно было догадаться сразу: в таких легендах благополучного исхода не бывало. Безутешно рыдая над телом возлюбленного, которого то ли утопили, то ли прирезали и бросили в реку, Алета превратилась в дерево с опущенными ветвями, плачущее на берегах вдоль воды. Слезы оказались смолой этого дерева, которую правильно собрали, разделили на капли и дали ей время окаменеть.
— Что же купцы ими не торгуют? — спросил Рутаганда, разглядывая камень в выбранном кольце. Прозрачная и гладкая "слеза" казалась теплой на ощупь. Надевать кольцо он не торопился: хотелось в ясном разуме проверить, как оно работает, а пока что разговор все равно шел по-шангрийски. — Это ж дороже дури вышло бы.
— А они непродажные. — Убедившись, что все взяли себе по камешку, Удо подтянул шкатулку, кончиками пальцев перебрал звякнувшую в ней мелочь, как будто приласкал. — Их можно самому для себя сделать, найти или подарить. Унаследовать. Еще можно выиграть, если не на деньги играешь. Если купить или отнять — говорят, Алета обидится, помогать не станет. Купцы их по наследству в семье передают или ближайшим подручным дарят.
— А если кого уговорить поделиться? — оживился Вебер. — Ну, вроде как по-хорошему? Или не заплатить, но подарить что в обмен?
— Не поможет. Чудеса не обманешь.
— А у тебя они откуда? — не удержалась Юлия. Удо помолчал, снова потрогал камни.
— Друг у меня был. Попал в беду. Я не успел, пришел, когда только похоронить и оставалось. И его, и ребят его. Ну, забрал их добро. Думал, умрут слезы, не будут служить, вроде как с тел снял — ан нет, служат верой-правдой. — Он посмотрел в ночную тьму за бортом. — Может, оттого что договорились когда-то — что мое, то его, и наоборот. Побратались, считай… Вот они с тех пор и лежат. Раза два, может, за все годы пригодились.
Он шевельнулся, закрыл крышку шкатулки.
— Не жалко памяти-то? — негромко спросил Бабангида.
— Память-то не здесь. — Удо показал шкатулку, украшения под крышкой тихо звякнули. — Я давно решил: буду отдавать, как найдется тот, кому надо. И кто мне по душе будет. Вы по душе пришлись да Зери выручили, вот и забирайте.
Зери подобралась к нему ближе, прижалась к плечу. Удо приобнял ее одной рукой, отставил шкатулку в сторону и повеселел, как будто вздернул сам себя за шиворот:
— Давайте-ка еще выпьем.

Расходились уже под утро, хотя звездный ковер над Жемчужной еще не сменился серой предутренней мглой. Рутаганда шагнул было в сторону люка, ведущего в кубрик, но остановился, ощутив легкое прикосновение к живой руке. Обернулся и увидел, что Вонг показывает глазами на их укрытие. Пьянка затянулась, и сейчас хотелось только спать, на лице Вонга тоже лежала тень усталости, но что-то ему было нужно — иначе он не стал бы задерживать Рутаганду.

— Вставь мне, — сказал Вонг, устраиваясь рядом с ним между свернутыми канатами и протягивая на ладони серьгу. Рутаганда усмехнулся, и Вонг тут же сдвинул брови, так что без глупой шутки в солдатском духе пришлось обойтись.
— С удовольствием, — серьезно сказал Рутаганда, забирая у него цепочку. — В которое?
Вонг повернул голову, подставил правое ухо — может быть, привык, что раньше правое плечо задевали длинные пряди. Рутаганда коснулся стальными пальцами мочки и сжал, позволяя стали выпустить иглу, быстро пробившую плоть насквозь. Вонг даже не поморщился. Рутаганда разомкнул колечко застежки, вставил на место иглы, вернув свою сталь себе. Защелкнул крошечный замок и стер кончиком пальца выступившую каплю крови. Сказал по-аксумски, глядя, как покачивается над плечом прозрачная капля:
— Готово, Николас. И неплохо смотрится.
— Нужно проверить, — деловито откликнулся Вонг. Он даже не заметил, что Рутаганда сменил язык — значит, сережка работала как надо.
— Так ведь мы и проверяем. Или думаешь, я с тобой на шангрийском говорю?
— Это они, выходит, и придонный говор могут понять? — сказал Вонг. — С такими-то цацками?
Тон оказался развязнее и грубее, чем он говорил обычно, слова "придонный говор" прозвучали понятно, но незнакомо — и по этим признакам Рутаганда сообразил, что Вонг перешел на портовый жаргон.
— Выходит, что да. Я-то понял.
— Что она тебе говорила? — вдруг спросил Вонг. — Ясма.
— Сказала, что ты с норовом.
— Повтори, — потребовал Вонг, и пришлось повторить короткую фразу на родном наречии.
— “Твой”? — полувопросительно произнес Вонг. — Если бы я знал ваш язык, мне могли бы так сказать про тебя?
Раньше он о таком и не задумался бы — но раньше многое было иначе.
— Да, Николас, — откликнулся Рутаганда. — Могли бы.
— Хорошо, — сказал Вонг. — Пойдем спать. Сейчас… — и опустил голову на его плечо.

Когда на Жемчужную лег сырой утренний туман, Рутаганда вздернулся от холода — но замер и еще несколько минут смотрел, как Вонг спит, приоткрыв рот и держась стальной рукой за его куртку.

Chapter 3 Chapter Text

Глава 3: Сказки и сокровища

На востоке едва забрезжил первый свет, золотые песчаные волны пустыни Далья в предутреннем сумраке еще казались темно-серыми, а караван купца Гасана и его приятеля Рияза уже расположился на дневную стоянку. Место стоянки окружили толстой волосяной веревкой, которую разматывали трое невольников, следя, чтобы она легла ровно и замкнула лагерь неразрывным кольцом. Сварили в больших котлах “кускус”, баранину с пряностями и мелкой крупой, разбухавшей от воды и жира, — щедро, так, чтобы хватило и купцам, и их слугам, и караванщикам, и двум отрядам охраны. Поставили шатры с наветренной стороны крутого бархана, надеясь, что ветры за день не сменят направление и не занесут песком весь лагерь. Еще не затушили костры: пока не встало солнце, колючий ночной холод пробирался даже под тяжелые зимние плащи. Низко висящая над пустыней луна давала достаточно света, чтобы караван мог двигаться по пескам, но согреть никого не могла. Расходиться по шатрам было рано: спать ложились в тот краткий промежуток, когда солнце уже тянуло первые лучи над горизонтом, но еще не поднялось высоко и не плеснуло в пески обжигающим зноем. Если удавалось уснуть до дневной жары, ее было легче перетерпеть — не во сне, так в липкой полудреме. А пока разгоралась заря, путники сидели у костров, ели из кожаных мисок кускус, пили сладкое вино, которое разливали невольники, обходившие с бурдюками костры, рассказывали поочередно — то байки из жизни, то сказки, и временами нелегко было отличить правду от выдумки. Впрочем, какие бы нелепицы ни городили попутчики, как бы ни приукрашивали свою нехитрую жизнь и ни перевирали полузабытые легенды — скоротать дорогу разговоры помогали неплохо. Рутаганде было любопытно, придется ли такое времяпрепровождение по вкусу Вонгу: Николас Вонг не любил пустой болтовни, но Нивон в дальних землях слушал сказки с охотой и вниманием.

Касим, помощник купца Гасана, щуплый далиец в огромном тюрбане, рассказывал о том, как во дворце эраншарского султана Хафиза, прадеда нынешнего султана Вахида, ожили статуи дэвов, злонамеренных местных духов, сошли со своих мест, чтобы крушить и убивать. Лунной страже оказалось не под силу с ними справиться, и только именем небесного посланника, да пребудет он в тишине и спокойствии, удалось смирить их ярость и заставить их вернуться на положенные места. Рутаганда слушал вполуха и смотрел на Вонга, сидевшего неподалеку: тот уже справился со своим кускусом и теперь пил вино, невидяще глядя в огонь костра. То и дело он рассеянно, сам того не замечая, трогал мелкие подвески в браслетах Синтии, стискивал кончиками пальцев то один, то другой камень, отпускал, ловил соседний...
Два или три браслета теперь всегда охватывали его запястье. Порой он задумчиво перебирал артефакты в шкатулке и менял одни украшения на другие. Рутаганда не отказался бы узнать, что может каждое из них и какие камни с глифами Вонг держит под рукой. Но когда он об этом спросил, тот мотнул головой: “Неважно, это все мелочи”, — и в его голосе проскользнула такая тоска, совершенно ему не свойственная, что Рутаганда не стал настаивать, отложив разговор до более подходящего случая. Когда он замечал, как Вонг трогает камни, сердце сжималось: до сих пор мальчик не был склонен к мелким беспокойным движениям. Но в этом был свой резон — чтобы воспользоваться артефактами, управляющими Потоком, их нужно было коснуться. Вонг учился помнить, что у него есть новое оружие, пусть и не настолько мощное, как его собственная прежняя сила. Рано или поздно оно должно было пригодиться, как уже не раз пригождались метательные ножи.

Кроме ножей он носил теперь тонкую легкую саблю с искривленным, слегка расширяющимся к острию клинком. Ее купили в Омри, разыскав лавку оружейника, рекомендованного Удо. В просторной лавке, где свет отражался в десятках лезвий, как в осколках зеркал, Вонг долго рассматривал клинки, длинные и короткие, широкие и узкие. Хотя до сих пор он не имел дела с таким оружием, навыков боя у него было достаточно, чтобы понимать, что ему нужно, а хладнокровная практичность помогала отделить важное от неважного. Он примерялся, проверял хват и баланс, молча качал головой и откладывал клинок, чтобы взять следующий. Рутаганда наблюдал так внимательно, что очередную саблю — в обтянутых черной кожей ножнах, с простой крестовиной, легкую даже на вид, — оружейник принес ему. Сказал:
— Килич, — и слеза Алеты не заменила это слово никаким другим: значит, именно так сабля и называлась. Рутаганда взял оружие, взвесил в ладони, качнул — и позвал:
— Николас, взгляни-ка.
Вонг принял килич у него из рук, осмотрел, сжал рукоять, перебросил в другую руку. Снял ножны и провел кончиками пальцев по клинку вдоль лезвия — словно погладил. Согнул клинок, проверяя гибкость. Рутаганда, глядя на него, понял: он возьмет эту саблю. Понял это и оружейник, принес лоскут шелка — проверить заточку. Когда на пол осели два лоскута, Вонг убрал килич в ножны и спросил о цене. Стоила сабля недешево, как и должна была стоить. Рутаганда полез в карман за золотом и поймал недоуменный взгляд Вонга. С какой стати, говорил этот взгляд — но Вонг кивнул и принялся крепить кольца ножен к своему ремню, пока Рутаганда расплачивался.
В узких кривых переулках оружейного квартала Омри, когда лавка осталась далеко позади, Вонг спросил:
— Ждешь благодарности?
Рутаганда узнал этот тон. С месяц назад в других переулках, портовых, Вонг скривил в насмешливой улыбке карминовые губы и тем же тоном сказал: “Я еще не видел твоих денег”.
— Не откажусь, — серьезно согласился он.
Вонг покосился на него с притворной холодностью, которая обжигала сильнее огня:
— Прямо здесь?
Найти местечко потише труда не составило, но едва Рутаганда взял Вонга за плечо, собираясь подтолкнуть к выщербленной каменной стене, как тот перехватил его руку, резко повернулся вместе с ним — и прижатым к стене оказался сам Рутаганда.
— Я хочу так, — сказал Вонг. Гибкое движение, которым он опустился на колени, разожгло жар в паху мгновенно и неостановимо.
— Николас... — пробормотал Рутаганда.
— Помолчи, — оборвал Вонг, привычно управляясь со шнуровкой его штанов. Рутаганда смотрел, как он выпрастывает из ширинки отвердевший член, как облизывает губы и вскидывает глаза, чтобы улыбнуться — предвкушающе, но со странной отчужденной прохладой. Он все еще притворялся, будто платит за подарок, и Рутаганда принял эту игру. Уронил живую ладонь на голову Вонга, погладил и подтолкнул, заставляя уткнуться лицом в пах, проехаться губами по члену: платишь, так плати. Вонг двинул головой, не пытаясь увернуться, но требуя больше свободы, — и впустил Рутаганду в рот, принял во влажное мягкое тепло. Подразнил языком головку, позволил толкнуться глубже. Рутаганда со свистом втянул воздух сквозь зубы, прижался затылком к холодной стене и зажмурился. В ушах шумела кровь, сквозь этот шум проступали откровенно непристойные звуки, с которыми двигались по его члену губы Вонга, живая ладонь пробралась между бедер, подхватила яйца и слегка сжала, делая удовольствие еще острее. Рутаганда шумно выдохнул — и услышал свист и смех: кто-то на свою беду невовремя забрел в переулок и увидел то, чего видеть был не должен. Правая рука метнулась в сторону, стальные лезвия вслепую сорвались с пальцев, плечо дернуло болью. Рутаганда открыл глаза и повернул голову как раз вовремя, чтобы посмотреть, как падают на булыжник переулка три тела. Судя по замызганной небогатой одежде, они были никем и беспокоиться о них не стоило. Сталь вернулась на свое место. Вонг отстранился и тоже посмотрел на убитых. Взглянул снизу вверх на Рутаганду, утирая запястьем рот. В его взгляде мелькнуло недовольство:
— Я мог убить их сам.
— Ты был занят, — напомнил Рутаганда, надеясь вернуть его к прежнему настроению: неудовлетворенное желание тянуло и пульсировало в паху. Надежда не оправдалась — Вонг поднялся на ноги так же гибко, как опускался на колени. Но хотя бы не отстранился, наоборот — прильнул к Рутаганде, опустил ладонь на член, охватил его пальцами. Двинул рукой вверх-вниз — резко, почти болезненно — и еле слышно сказал:
— Я не беспомощен. И не нуждаюсь в защите.
— Николас. — Рутаганда бережно обнял его, прижал к себе боком, так, чтобы не мешать дрочить. Он не был уверен в том, что Вонг не высвободится, но тот покорно позволил себя обнимать. — Ты разрешил мне за тебя заплатить. Это то же самое.
Пальцы на члене слегка расслабились, двинулись снова — заметно мягче.
— Значит, я задолжал тебе еще больше? — спросил Вонг тем же вызывающим тоном, но в голосе слышна была фальшь. Несколько минут назад он с удовольствием изображал, будто торгует собой за подарки, — а теперь пытался притвориться, что готов вернуться к развлечению. Рутаганде стало не по себе: раньше мальчик не склонен был делать то, чего ему делать не хотелось. Он опустил руку на пальцы, сжимавшие член, вынудил остановиться. Другой рукой погладил Вонга по щеке, отвел с лица волосы, слегка потянул за длинную серьгу.
— Звезда моя, ты ничего мне не должен.
Вонг молча опустил голову ему на плечо. Шевельнул кистью, предлагая освободить руку, и теплые пальцы задвигались снова, уверенно и безошибочно. Он знал тело Рутаганды не хуже, чем тот успел изучить его самого: не прошло и пяти минут, как все закончилось.
Пока они возвращались на корабль, Рутаганда рассеянно вспоминал, как пропало из взгляда Вонга злое упрямство, толкавшее его продолжать игру, и ничто не пришло ему на смену.

Погрузившись в эти мысли, он еле заметил, что вокруг костра начался спор. Оказалось, что историю о каменных дэвах знает не только Касим, и теперь другие купцы вмешивались, подсказывали и уточняли. По их словам, дело было не при Хафизе, а куда раньше, в Истаре, когда посланник еще не пришел в Эраншар, а в новой-то столице, Кусуре, таких страстей отродясь не творилось, за нею небесный глаз смотрит зорко. Еще кто-то вставил, что у Лунной стражи об каменных дэвов поломались все клинки и с тех пор они носят на ножнах красную зарубку в память о том позоре. Его опроверг сотрапезник, заявивший, что зарубка на ножнах вовсе не зарубка, а рубиновая накладка, и означает она рану, которую нанес великому султану Салману пустынный змей, когда Лунной стражи с ним не было.
— Почему столицу Эраншара перенесли? — спросил Вонг, дождавшись, чтобы подсказчики утихли и история закончилась.
— Да кто же знает, — откликнулся купец Рияз, неторопливо огладил бороду, выкрашенную в рыжий цвет. Борода веером лежала на просторном животе и поблескивала от бараньего жира. Рядом с Риязом отирался мальчишка лет десяти, одетый побогаче, чем слуги: подливал купцу вино и подносил еду.
— Давно это было. Поговаривают, в незапамятные времена султан Салман поссорился с ключником, а почему — то нам неведомо. Но с тех пор его преследовали невзгоды, покуда он не убрался прочь из Истара. Даже хотел, говорят, сжечь Истар, чтобы камня на камне не осталось. Да как сожжешь, если ключник того не желает. Против него что султан, что сам небесный посланник…
— Тише! — шикнул Гасан. — Языка лишиться хочешь?
— Да ведь пусто кругом, — махнул толстой короткопалой рукой Рияз, обвел указующим жестом людный, тихо гудящий лагерь.
— Что за ключник? — без особого любопытства спросил Вонг. Когда-то полковник Вонг, старший дознаватель военной полиции, так же безразлично задавал последственным самые интересные вопросы. Юлия с Вебером переглянулись с понимающими усмешками. Рияз оживился:
— Не слыхали, значит? В Истаре о нем только глухой не знает — а вот увидеть мало кому удавалось.
Он сел поудобнее, махнул, чтобы мальчишка снова подлил вина. Похоже, его не столько зацепил тон Вонга, сколько воодушевила возможность рассказать чужакам байки, которые остальные его спутники слышали не раз.

Кем бы ни был этот давным-давно засевший в старой столице Эраншара мастер-ключник, он любил вмешиваться в чужие дела. Одним он помогал найти утраченное, другим — обрести желаемое, третьих направлял на путь, ведущий к победе — или к падению, если его пытались обмануть. К тому, что рассказали Удо и его команда, добавилось немного: выходило, что за помощь ключник обязательно назначит службу, и эта служба будет просителю по силам, если он сумеет понять, что должен сделать. Стоило запомнить, что расплачивается тот, кто просит, даже если он просит за другого. Сам же ключ, как уточнил Рияз, может оказаться вовсе не ключом: есть двери, которые открывают деньги, оружие или женская ласка, ключнику виднее, что давать просителю. Ни одна из баек не отвечала на вопрос, как найти ключника в Истаре: их герои то случайно заходили в первую попавшуюся лавку, то спотыкались о колесо точильщика, то следовали за девицей, блеснувшей глазами из-под покрывала, и оказывались там, куда им нужно было попасть. Рутаганда гадал, будет Вонг об этом переспрашивать или нет, но Вонг спросил про другое:
— О нем нельзя говорить?
Рияз не ответил сразу, и Вонг уточнил:
— За что ты можешь лишиться языка? Кого здесь нет?
Он как будто забыл, что не допрашивает подследственного, а беседует у костра с попутчиком, но Рияз, увлекшийся собственными россказнями, не заметил его бесцеремонности. Подергал себя за бороду, отвел взгляд от помрачневшего Гасана.
— Соколы посланника таких разговоров не любят. Говорят, сказки там или не сказки, а небесный посланник сильнее всех порождений безлунной ночи. Перед его лицом о них и вспоминать грешно, не то что сравнивать... Да в караване-то их нет. Мы же далийцы, у нас эраншарских святош не жалуют.
— А ну как донесет кто, — упрямо буркнул Гасан. — Тогда нам в Эраншар и ходу не будет.
— Да кому тут доносить, — отмахнулся Рияз. Прищурился, глянул на розовое небо, по которому уже расползался золотой утренний свет. — Ну, разговоры разговорами, а пора бы и по шатрам.

Едва войдя в шатер, поставленный для отряда, Юлия глянула на Вонга вопросительно. Тот понял, коснулся браслета, окутывая всех шестерых слабой вуалью тишины.
— Ну что, полковник? Готов служить службу херовой твари, с которой даже султаны справиться не могут?
Юлия скинула под ноги плащ, принялась расстегивать пояс с оружием. Остальные последовали ее примеру. Пока сидели у костра, ночной холод успел отступить, и все уже знали, что дальше будет хуже. От лишней одежды тянуло избавиться заранее, чтобы ощутить последние остатки предутренней прохлады.
— Если он дает службу по силам... — по лицу Вонга пробежала едва заметная тень: теперь “по силам” для него значило куда меньше, чем раньше: — Значит, плата будет соразмерной. На это я готов.
— Как искать его будем? Если о нем там и говорить-то нельзя, — спросил Вебер, тоже раздеваясь. Бросил свою одежду к стене шатра и пошел искать тряпки полегче. Запастись ими посоветовал Удо: если для ночных переходов шангрийские тяжелые куртки и плотные штаны подходили лучше некуда, то пережидать дневной зной удобнее всего было в тонком муслине — или нагишом, но одежда хоть как-то защищала от вездесущего песка. К тому же, случись что в лагере — придется срываться как есть, так что перед сном все переодевались в легкие светлые шаровары и рубахи. Рутаганда исподтишка наблюдал за Вонгом, но того нисколько не смущала необходимость переодеваться на глазах у отряда или делить с ними шатер. Впрочем, после юности в казармах подобное вряд ли могло его смутить.
— Говорить нельзя, но не слышал только глухой, — рассеянно ответил Вонг. — Найдем.
Укладываясь на жесткий толстый ковер, служивший постелью, Рутаганда думал: надо будет поговорить по отдельности и с Риязом, и с Гасаном — один посмелее, другой побоязливее, значит, расскажут разное. Он хотел разузнать про эраншарских “соколов посланника”. Выходило, что власти у них в Эраншаре немало, так что стоило заранее выяснить, что они собой представляют.

Жара — как и накануне, как и третьего дня — пришла незаметно: еще мгновение назад сквозняк касался лица едва уловимым холодком, и вот уже жар опустился к земле и придавил сухой плотной тяжестью. Все разошлись по своим закуткам: места в просторном шатре хватало, а кисейные полотнища, делившие его на части, колыхались мутным туманом от малейшего движения воздуха и создавали иллюзию уединения. К тому же войди в шатер кто-нибудь чужой с дурными намерениями — и ему придется искать противников среди развешенных кусков ткани. Но звук эта ткань пропускала беспрепятственно: Рутаганда слышал, как возится, устраиваясь, Юлия и вполголоса ругается Вебер, вытряхивая песок из одежды, как похрапывает Бабангида и тихо сопит Бун.
Рядом с Рутагандой Вонг, в одних только просторных легких штанах, лежал на спине, закрыв глаза, и трогал стальной ладонью влажный от испарины лоб. Ему было жарко, но тратить свой невеликий остаток силы на то, чтобы охладиться, он не хотел.

Несколько дней назад, в Муслахе, пыльном и тесном городе на краю пустыни, где Гасан и Рияз объединяли два своих каравана в один, а наемники готовились к долгому переходу — запасали воду в кожаных бурдюках, покупали легкое тряпье и снадобья в цветных склянках — на случай, если кого слишком крепко обожжет злое солнце, — Юлия без обиняков спросила: что у тебя сейчас с Потоком, полковник? Что ты можешь? Остальные уставились с любопытством, и Рутаганда не мог их за это осуждать. От жажды никто не умрет, — помолчав, сказал Вонг, — но большего не обещаю. Для пустыни уже неплохо, — утешила его Юлия и отстала.
Водой они все же запаслись, но и Вонг берег силу, не тратя там, где можно было обойтись без нее — как сейчас.

Со лба он повел ладонью по щеке, по шее, подержал сам себя за горло, погладил грудь. Рутаганда прикусил губу, чтобы не шуметь, но все же вздохнул слишком громко: Вонг приоткрыл глаза, покосился на него и улыбнулся самыми краешками губ. Беззвучно сказал:
— Прохладно, — имея в виду живую сталь. Рутаганда молча кивнул, потянулся к нему. Вонг прикрыл глаза снова. Когда стальная ладонь Рутаганды опустилась на его живот, он вздрогнул, опущенные ресницы затрепетали. Губы шевельнулись:
— Еще.
Полупрозрачный муслин штанов мало что скрывал, и Рутаганда не мог не заметить, как наливается кровью его член. Когда он потянул за ленту, служащую поясом, Вонг запрокинул голову и лениво двинул бедрами навстречу. Под легкой тканью его кожа была покрыта испариной, от этого знакомый запах соли и свежести стал сильнее обычного. Захочет ли он в такую жару, — подумал Рутаганда, и тут Вонг повернулся на бок, чтобы взглянуть ему в лицо. Прикоснулся к груди, провел по плечу:
— Тебе не жарко.
Рутаганда наклонился к его уху, прихватил зубами мочку. Шепнул:
— Привык. Там, откуда я родом, бывало жарче.
В сумрачные леса за Аксумом вместе с жарой приходили дожди, превращавшие воздух в горячий пар, которым и дышать-то не хотелось, так что местный сухой зной им с Бабангидой не особенно досаждал.
В глазах Вонга промелькнула чистая, почти детская зависть. Рутаганда улыбнулся:
— Повернись. Помогу тебе охладиться.

Живая сталь, слушаясь его желания, расползлась под кожей, проступила наружу на груди, на живой руке, на правом бедре. Вонг посмотрел, как она мерцает серым блеском, а потом облизал губы и развернулся спиной. Рутаганда притянул его к себе, прижал и мягко закрыл ладонью рот, догадываясь, что будет дальше. Не ошибся: Вонг вздрогнул и глухо застонал от удовольствия, которое принес холод стали. Рутаганда обнял его покрепче, втиснул колено между бедер — по стали ласково проскользили складки приспущенных штанов, Вонг прижался, изогнулся так, чтобы прикасаться всем телом, и замер. Стальной ладонью Рутаганда продолжал водить по его груди, выписывать узоры, гладить напрягшийся живот, даря прохладу и пробуждая желание. Вонг влажно дышал ему в ладонь, вздрагивал — и совсем не пытался отстраниться.
Соседство отряда его не тревожило и теперь. Самого Рутаганду оно тем более не беспокоило — про каждого из команды он знал, как тот ебется, как ест, спит или срет, и они про него знали не меньше: если жить рядом с людьми подолгу, мало что удается сохранить в тайне. И все же пожелай Вонг оставить еблю личным делом, скрытым от остальных, Рутаганда не стал бы его принуждать. Однако Вонг не возражал и не противился. Вместо того, чтобы накрыть их двоих вуалью тишины, он только сдавленно вздыхал и стискивал зубы, хотя эти тихие шорохи говорили об их занятии так же ясно, как сказали бы стоны или звучные шлепки тела о тело. Может быть, ему это нравится, подумал Рутаганда, накрыл ладонью член Вонга и ощутил, как он отзывается на прикосновение.

Торопиться было некуда: утро едва наступило, и до захода солнца мир заполнили бесконечная жара и тишина, пронизанная едва слышными звуками спящего лагеря. Рутаганда неторопливо ласкал Вонга, позволяя ему принимать ласку неподвижно и беззвучно, а когда желание стало нестерпимым, пристроил член между его бедер, во влажную горячую тесноту. Вонг откинул голову ему на плечо и сжал ноги, делая подобие соития еще более похожим на правду. Рутаганда тихо толкался и скользил, так же неспешно гладил и сжимал набухший в стальной ладони член Вонга — и полусонная бесшумная возня казалась завораживающе бесконечной.

Выплескиваясь ему на пальцы, Вонг тихо охнул в зажимавшую рот ладонь, и Рутаганда быстро последовал за ним. После мгновения легкости навалилась жаркая истома. Руки и ноги заполнила густая патока, шевелиться не хотелось, но он все же дотянулся до бурдюка с водой, лежавшего в изголовье. Нашарил кусок чистой холстины — воду и тряпки все держали под рукой, чтобы обтереться, если жара будет донимать совсем уж невыносимо, — и принялся избавлять Вонга от следов их развлечений. Тот молча позволил за собой ухаживать, раздвинул ноги, чтобы Рутаганда стер свое семя с его яиц и бедер, слегка повернулся, подставляя обмякший член. Сейчас в его полусонных движениях проступала безмятежная готовность отдать свое тело в руки Рутаганды и не заботиться о том, что с ним будет дальше. От этого доверия становилось трудно дышать. Заканчивая, Рутаганда склонился, прижался губами к голому плечу Вонга, и тот откинул голову с едва слышным вздохом, подставив шею. Рутаганда поцеловал и ее тоже, отбросил тряпку и лег. Подергал за пояс штанов, показывая: можешь надеть. Вонг шевельнулся, чтобы их поправить. Рутаганда собрался его обнять, но Вонг оглянулся через плечо, одними губами сказал: “Будет жарко”, — и отодвинулся, разрывая объятие. Отвернулся, устроил голову в сгибе согнутого локтя и затих.
Рутаганда долго смотрел на его светлые, покрытые дымкой испарины плечи, на прилипшие к шее волосы, на изгиб позвоночника, на полупрозрачный туман легкой ткани, под которой ложбина между ягодиц казалась темной тенью, — и сам не заметил, как заснул.
Тяжелая жаркая дрема походила на оцепенение. Рутаганде казалось, что он не спит: так и лежит в шатре, ощущая виском прохладу собственного стального предплечья, но почему-то видит перед собой не затылок Вонга, а весь лагерь караванщиков: безмолвные шатры, присыпанные песком кострища, дремлющих верблюдов и невольников под растянутым на кольях полотняным навесом; видит толстую волосяную веревку, которой окружен лагерь, и прореху в ней, через которую бредут к шатрам пропавшие — погибшие в пустыне и съеденные песком мертвецы, от которых веревка должна была защищать живых.

Наяву Рутаганда видел их один раз: вышел посмотреть на первой же стоянке, чтобы знать, с чем они могут столкнуться. Вонг вышел вместе с ним и хладнокровно разглядывал тварей, бродящих за границей лагеря. Пропавших было десятка два, и выглядели они не слишком устрашающе. По чести говоря, больше всего они напоминали ожившие груды тряпок. Кое-где из-под лохмотьев виднелись выбеленные песком кости — то мелькали пальцы, то скалился из-под капюшона череп, — но ткань колыхалась так, будто полного скелета под ней ни у кого из тварей не было. Они словно плавали над песком, бесцельно таскались вдоль волосяной веревки, собираясь по трое-четверо и расходясь вновь, но от лагеря не отступали.
— Их что-то сюда тянет, — сказал Вонг, понаблюдав немного. Незаметно подошедший Бун ответил: “Поток”, — и Вонг обернулся к нему, ожидая пояснений.
— Вроде как жажда у них. — Бун махнул возле окруженного сталью правого глаза, показывая, откуда он это знает. — Хотят силы Потока. Да толку им с нее.
Он плюнул на песок и ушел обратно в шатер.
— Гасан говорил, они опасны, только если подпустить вплотную. — Рутаганда скрестил руки на груди, продолжая разглядывать мертвецов. — А так просто бродят вокруг, как шакалье, ждут, чем бы поживиться. Говорил, если прикоснутся, могут забрать жизнь.
— Поток течет сквозь всех, — негромко сказал Вонг. — Иначе бы и камнями пользоваться не выходило.
— Значит, его они и забирают? — подумал вслух Рутаганда.
Вонг кивнул, не поворачивая головы.
— Это может ранить… — запнулся, поправил сам себя: — Убить. Остановить сердце или нарушить дыхание.
— Корона забрала у тебя почти всю силу, но не убила, — машинально заметил Рутаганда и прикусил язык. Вонг невыразительно проговорил:
— С ней я был связан. Она… взяла то, что считала своим. А эти отнимают чужое.
Развернулся и зашагал к шатру наемников. Рутаганда назвал себя дураком: вряд ли мальчику хотелось поболтать о своей утрате, — и пошел следом.

Так или иначе, от пропавших никого охранять не требовалось: войти в лагерь они не могли, и Гасан нанимал отряд убивать живых, если понадобится, а не изгонять мертвых. Вот и теперь, во сне, Рутаганда никого не защищал: просто смотрел, как фигуры в полуистлевшем тряпье бродят по лагерю, заглядывая в шатры, как собираются возле вьюков с грузом, снятых с верблюдов. Когда двое или трое пропавших забрели в шатер отряда, Рутаганда увидел их с такой остротой, словно его глаза стали сильнее человеческих. Внутри у каждого между белыми, отшлифованными песком ребрами зияла темная дыра, и пустота в ней закручивалась воронкой. В эту воронку втягивалась жизнь из спящих тел, а когда одна из тварей склонилась к Вонгу и коснулась его головы, Рутаганда отчетливо увидел, как потекла к костяным пальцам сверкающая ледяными искрами струя силы Потока — тонкая и слабая, похожая на иссякший Ручей. Он вскинулся от зябкой тревоги, — и понял, что Вонг так и спит, уткнувшись лицом в руку, что в щель между полотнищами шатра сочится розовый закатный свет, а снаружи раздаются первые звуки просыпающегося лагеря, знакомые и лишенные тревожных оттенков.
Пора было вставать и собираться в новый ночной переход.

Еще на “Маньяре” Рутаганда обстоятельно расспросил Гасана, чего ждать от пустыни и с чем предстоит иметь дело. О путешествиях через пустыню Далья он был наслышан и без того, но хотелось узнать, что расскажет купец. Тот первым делом рассказал о пустынниках — разбойничьих бандах, досаждающих караванам ночью: по его словам выходило, что в бандах один сброд — изгнанники, отщепенцы, беглые убийцы и воры из Эраншара и Далии. Их пугни как следует — тут же уберутся прочь. О том, что караваны ходят ночами, с каждым рассветом вставая на долгую стоянку, Рутаганда тоже слышал раньше — но не знал, стоит ли верить в россказни о причине. Так что он небрежно спросил: “Из-за солнца?” — и Гасан пожал толстыми плечами:
— Да нет, пропавшие донимают. Днем их время. Если близко не подпускать, так они безвредные, только на ходу от них караван не защитишь. Хоть сотню на охрану найми, а мертвецов-то в песках все равно больше.
Значит, слухи были правдивы.
— Где же от них пустынники укрываются? — поинтересовался Рутаганда. Гасан почесал щеку:
— Так в Чистом источнике. В оазисе. А если на день в пустыне встают, тогда, наверное, как все спасаются, веревками.
Почему пропавшие не могут войти в замкнутый круг, Гасан не знал. Развел руками: издавна так повелось. Кроме них, через колючую волосяную веревку не могли перебраться скорпионы и змеи, так что путешественникам угрожали только разбойники, изнуряющая жара и возможная нехватка воды: в этой части пустыни ее можно было найти в оазисе, но в Чистый источник по доброй воле никто бы не сунулся. Все это Рутаганда принял к сведению, проследил за экипировкой отряда, но больших неприятностей от путешествия не ждал: все угрозы были понятны и серьезными не выглядели.

В пути он укрепился в этом мнении. Ночные переходы утомляли однообразием, высокие волны песка, серые в тусклом свете луны, казались удручающе одинаковыми, под носом ровера то возникала, то пропадала растрескавшаяся дорога. Караваны утаптывали песок до каменной твердости, но ветра раз за разом сдвигали холмы, и кое-где дорога исчезала, чтобы позже появиться вновь. Ровер тащился в голове процессии, сразу за проводником, отряд скучал, кутался в плащи и вспоминал прежние приключения — те, когда работа была такой же скучной, и те, что повеселее. Вонг изредка задавал вопросы, но чаще молчал, глядя на серые пески и черное, усеянное крупными звездами небо. Временами Рутаганду тревожило его молчание, но, перебирая в памяти все, что успел узнать о Вонге, он приходил к выводу: если мальчик молчит так, как сейчас, — не хмурясь, не огрызаясь и не злясь, — значит, ему спокойно. Вонг способен был поддержать общую беседу или вежливый флирт с девицей, умел командовать и докладывать, мог объяснить то, для чего требовались объяснения, и задать точные вопросы. Наедине он легко втягивался в болтовню о неважной чепухе или, пускай совсем изредка, открывал то, что у него на сердце… но большим любителем разговоров не был никогда. Пожалуй, не стоило тревожиться о том, что в компании отряда он предпочитает не болтать, а слушать.

То и дело в поле зрения появлялись пустынники, терлись поодаль на поджарых низкорослых лошадках: присматривались. Пару раз их легко отгоняли охранники Рияза, старшего купца — неплохой, на взгляд Рутаганды, отряд молчаливых парней в одинаковых тюрбанах, вооруженный ятаганами. Живой стали не было ни у одного из них, но и без нее парни справлялись недурно. Однако в драку они не лезли, только пугали бандитов, заставляя убраться подальше.

В эту ночь пустынники тоже явились: приблизились к самому каравану, проскакали вдоль него. Их было десятка два, не больше: дел на четверть часа, даже если придется догонять, лениво думал Рутаганда, оглядывая противника. Думал об этом не только он.
— Скучно, — сказала, потягиваясь, Юлия.
— Не без того, — подтвердил Бун.
— За что нам только деньги платят, — добавил Вебер.
— Ладно, — согласился Рутаганда. — Поработаем.
Бабангида, не дожидаясь команды, вывел ровер из каравана в сторону. Под днищем взвихрился песок. Пустынники вряд ли видели такой транспорт — и наверняка не подозревали, что он может двигаться куда быстрее мерно шагавших верблюдов.
— Бун с воздуха, — сказал Рутаганда. — Остальные как обычно. Юля, Вебер, хотите поработать руками — положите сперва лошадей. Николас… — Он взглянул на Вонга, прикидывая, чем тот пожелает заняться. Вонг молча опустил ладонь на рукоять килича: он собирался проверить новое оружие.
На борту “Маньяры” по дороге от Омри до Муслаха Вонг получил несколько уроков от Зери: ее кривые сабли лучше всего подходили для первого знакомства. Девчонка показала ему, как не дать себя убить парой ударов и при удаче достать противника самому, на большее не хватило времени. Лезть в бой с пустынниками, которые подольше держали в руках такие клинки, было рискованно, но риск на памяти Рутаганды ни разу Вонга не останавливал. Присмотрю, решил он и кивнул. Добавил: “Сперва поможешь с лошадьми”, — прицельно направлять стальные иглы Вонг умел не хуже остальных.
Ровер неторопливо двинулся к бандитам.

Называть эту бойню дракой было бы нечестно. Пустынники не ждали, что лошади под ними падут на полном скаку, не готовы были к атаке с воздуха, не понимали, как защищаться от мелких бомб, рвавших в клочья тела людей и лошадей. Но смельчаки среди них все же нашлись. Те, кто не свернул шею, выпав из седла, и не попал под пару взрывов — больше Рутаганда бомб не кидал, чтобы оставить кого-нибудь в живых для Вонга и Юли с Вебером, — выхватили оружие, когда поняли, что сбежать не удастся.
— Мои хорошие! — обрадовалась Юлия, перемахнула через борт ровера. Вебер и Вонг последовали за ней. Рутаганда остался в машине и следил за Вонгом: в том, что остальные справятся без присмотра, сомневаться не приходилось. Против него встали двое, один с ятаганом, другой с длинным изогнутым ножом. Тебе танцевать рано, говорила Вонгу Зери, видишь, что можешь убить сразу, — убивай. Вонг счел этот совет разумным: лезвие килича полоснуло бандита с ножом по горлу, голова запрокинулась, и черная в лунном свете кровь хлынула на грудь. Тело еще падало, когда Вонг развернулся ко второму разбойнику. “Неплохо”, — вполголоса пробормотал Бабангида: он тоже наблюдал за тем, как идут дела.
Второй оказался посложнее; Вонгу пришлось отступать, блокируя удар за ударом. Уроков Зери ему хватало, чтобы пока не позволять себя достать, но он не видел возможности для атаки; чем дольше он отступал, тем выше становился риск, что бандит улучит момент ударить всерьез. Вонг снова шагнул назад, поскользнулся — и позволил себе упасть. Вовремя: ятаган пронесся там, где секунду назад была его шея. Бандит прыгнул к нему, замахнулся снова: решил, что мальчишка безнадежно пытается защититься, выронив оружие и вскинув левую руку перед лицом.
Одной стальной иглы хватило, чтобы закончить дело.
Вонг сжал кулак, возвращая обратно живую сталь, и поднялся на ноги. Наклонился, отер клинок об одежду разбойника, убрал в ножны. Живых вокруг уже не было — Юлия, Вебер и Бун расправились с остальными голыми руками.

Караван остановился, невольники пошли обыскивать тела. У бандитов не нашлось при себе ничего ценного — только оружие, но их оружие отряду было не нужно. Когда Гасан предложил его выкупить, Рутаганда не отказался.
— Они хотели напасть? — беспокойно спросил Гасан.
— Мои люди хотели поработать.
Больше купец ничего не спрашивал.

Хоронить тела не стали, все равно им предстояло превратиться в новых пропавших. Когда со сбором трофеев закончили и снова двинулись в путь, Бабангида вернул ровер на прежнее место между купцами и проводником.
— Хорошо, но мало, — сказала Юлия и ткнула локтем Вонга:
— О чем задумался, полковник?
— Пустыня на юго-западе граничит с Эраншаром и Далией, — отозвался Вонг. Рутаганда думал, он размышляет о недавнем бое, но ошибся: мальчика интересовало не это. — Караваны в Муслах ходят из обеих стран. Возят с собой лишний груз воды, хотя она есть в оазисе. Почему никто до сих пор не отбил Чистый источник? Ладно Далия, она как Мервар. Торгует, а не воюет. Хотя могли бы нанять… — Он качнул головой, словно сам себя оборвал: неважно. — Но у Эраншара что, нет армии?
Вопрос и впрямь был интересный.
— Лунная стража есть, — напомнил Рутаганда. — Купцы о ней говорили.
— По всему выходит, что это гвардия султана, — возразил Вебер. — Они, может, и из столицы-то не вылезают.
— Кто-то должен охранять не только столицу, — так же рассеянно сказал Вонг. — И кто бы это ни был, они сильнее пустынников. Иначе бандиты сидели бы не в оазисе, а в самом Эраншаре. Но если армия есть, почему не зачистить и оазис.
— Ну и почему? — полюбопытствовал Вебер. Рутаганда знал: тот мог бы и сам найти объяснение, но ему было лень думать, когда дело не касалось работы.
— Это просто, — пожал плечами Вонг. — Кто бы ни правил в Эраншаре, ему не нужен безопасный путь через пустыню. Не нужно, чтобы караванов стало больше. Чтобы проехать мог кто угодно в одиночку или с малым отрядом.
— Султану, что ли? — уточнила Юлия. — Как его там, Вахид?
— Может быть, султану. — Вонг помолчал. — Или тому, кому подчиняются основные силы. Кто бы это ни был.
В сумраке, разбавленном молочным лунным светом и неяркими светильниками каравана, его глаза блеснули знакомыми холодными искрами. Рутаганда наклонил голову, скрывая лицо в тени; если бы Вонг сейчас заметил, что он любуется вместо того, чтобы вникать в беседу, мог бы, пожалуй, и обидеться. Но мальчик шел тем же путем, которым Рутаганда успел пройти раньше, и шел быстро: задавал себе те же вопросы, находил на них те же ответы. Наблюдать за ним было увлекательно.
— Кому подчиняются?.. — вопросительно начала Юлия — и прищурилась. Вонг кивнул:
— Купцы говорили о султане, но опасались не его.
— Соколы посланника, — вспомнил Вебер и ухмыльнулся. — Святоши, значит?
Вонг кивнул снова:
— Нужно узнать о них больше.
Он окинул взглядом отряд, словно решал, кому предстоит этим заняться. Рутаганда подавил усмешку: Вонг снова вел себя как наниматель, который раздает указания.
— Я сам поговорю с купцами, Николас. Разберемся, что там за святые дела, — неторопливо сказал он, не дав Вонгу продолжить. Тот резко повернул голову, недовольный тем, что его перебили. Их взгляды скрестились — и Вонг сообразил, молча отвел глаза. Было бы хуже, если бы его одернул кто-то другой, сказал себе Рутаганда и нашарил под боком фляжку с бренди, надеясь прогнать кислый привкус неслучившейся ссоры.

Разговор с купцами пришлось отложить: на стоянку караван встал перед самым рассветом. Позади остался ядовитый солончак, на котором останавливаться не стоило. Днем, когда солнце нагревало серую плоскую равнину, соль начинала дышать ядами, равно опасными и для людей, и для животных. С солончака в песчаные холмы вышли уже к рассвету, когда восток засиял золотом. Шатры ставили второпях, а костры не разводили вовсе, обойдясь на ужин сухарями, вяленым мясом и горстями сушеного винограда, нестерпимо сладкого, но хорошо утолявшего голод.
Когда расходились по шатрам, солнце уже встало и жара окутала лагерь горячей неподвижной пеленой. В отделенном кисеей закутке Рутаганда вполглаза посмотрел, как Вонг ложится поодаль, и провалился в тяжелый душный сон без сновидений.

Разбудил его поднявшийся в лагере крик. Разноголосые вопли наполнял ужас — но доносились они издалека, шатер не рушился наемникам на головы, а значит, было время надеть сапоги: бегать по раскаленному песку босиком никому не хотелось.
Едва они вышли, как за шатрами взвился высокий испуганный голос:
— Помогите! Здесь пропавшие!
— Как их валить-то, — вслух задумался Вебер.
— Кости. — Бун говорил тихо: стальная связь позволяла не перекрикиваться. — Бить по костям, где торчат. Череп, пальцы. Слабое место. Не давать себя трогать.
— А сталью? — Бабангида сжал кулак.
— Сталью можно. Оружием тоже. Голыми руками нет.
— Ясно, — оскалился Вебер и прибавил шаг.

Вошедшие в лагерь мертвецы бродили возле длинного полотняного навеса, под которым прятались от солнца невольники и верблюды. Несколько тварей разошлись в разные стороны, пугая выскочивших из шатров караванщиков, купцов и их слуг, двое или трое плавали вокруг лежащих на песке тел — похоже, уже мертвых. Больше всего пропавших собралось там, где лежали снятые с верблюдов вьюки с грузом.
— Что им там надо? — вслух подумал Рутаганда. Вонг, шагавший рядом, без тени сомнения ответил:
— Сон. Если они ищут силу Потока, им нужен сон.
И верно, сообразил Рутаганда, от этой дури Потоком тянуло крепко.
Заметив их приближение, твари зашевелились, колыхая лохмотьями, и двинулись навстречу. Может быть, их привлекла сила, которая все еще оставалась у Вонга, или они определили наемников как угрозу.
Рутаганда выхватил левой рукой тесак из ножен, правую сжал в кулак. Рядом блеснуло узкое изогнутое лезвие килича, поймало солнечные лучи.

Против умелого фехтовальщика у Вонга пока что было мало шансов без живой стали, но пропавшим хватало и того, что он мог: один не слишком изысканный, но меткий удар по торчавшему из тряпок черепу, костяным пальцам или проступившим под тканью ребрам — и очередная тварь оседала ветхой грудой, роняя в песок осколки костей.
Орудуя тесаком, Рутаганда успел подумать, что будь у них пепла не на один раз, а побольше, возиться бы не понадобилось. Прах чернолистов упокоил бы и эту нежить, раз она сохранила части смертных тел. Впрочем, дело и без пепла шло неплохо, а когда к отряду присоединились парни, охранявшие Рияза, и принялись крошить тварей ятаганами, истребление пропавших закончилось быстро.
Не обнаружив в поле зрения ни одной фигуры в тряпье, Рутаганда бросил взгляд по сторонам. Спросил Назира — командира чужого отряда, довольно молодого бойца с гладким овальным лицом и вытянутыми к вискам глазами, черными, как капли чернил:
— Что в лагере?
— Чисто, — кивнул тот и крикнул своим:
— Замкните веревку!

Рутаганда успел подумать, что обошлось без потерь: все погибшие, вокруг которых успели потоптаться мертвецы, были невольниками. От тюков с грузом раздался вой — надрывный, полный горя и ярости. Выл Рияз. Он стоял на коленях над телом мальчишки, который подавал ему вино за ужином, раскачивался из стороны в сторону и трепал крашеную бороду.
— Сын его, — вполголоса сказал Назир, не успевший отойти. — Был младший, потом стал единственный.
Рутаганда поморщился и направился к Риязу. Стоило посмотреть, может быть, пацан еще не умер. Эта мысль пришла в голову не только ему: собравшихся вокруг Рияза слуг растолкала Юлия, следом за ней подошли Бабангида и Вебер. Бабангида присел возле тела, стальной рукой взял запястье и покивал.
— Давно помер? — деловито спросила Юлия.
Рияз взвыл снова.
— Вот только дух испустил, — доложил топтавшийся рядом невольник. — Потрогала его нежить, он сперва побледнел, да еще живой был. А там уж за грудь схватился и упал.
— Убери его. — Юлия дернула подбородком в сторону купца. Невольник замешкался, но Юлия командовала не ему: Вебер ловко ухватил скорбящего отца и оттащил в сторону. Юлина молния ударила мальчишку в грудь, тело выгнулось дугой и обмякло снова, Рияз рванулся так, что чуть не освободился из хватки Вебера.
— Что там? — поторопила Юлия. Бабангида пощупал жилку на шее, отодвинулся:
— Еще раз.
После третьей молнии купеческий сынок задышал, но проступившая под глазами и вокруг рта синева сделала его куда сильнее похожим на труп, чем до того. Решат еще, что мертвяка подняли, рассеянно подумал Рутаганда. Обошлось: убедившись, что пацан дышит, Рияз рухнул перед Юлией на колени и только что сапоги не целовал.
— Деньгами, — сказала она, отступая. Провела рукой по лбу, стряхнула с пальцев катившийся градом пот и зашагала в шатер. Бабангида посоветовал Риязу унести сына в тень и обтирать мокрыми тряпками, сказал: если жара не убьет его до заката, он должен прийти в себя. После этого Бабангида с Вебером тоже отправились досыпать. Задерживаться было незачем: наводить порядок после нападений отряд не нанимался. Жара, незаметная еще минуту назад, стала ощутимой; высоко стоящее солнце превращало пустыню в раскаленную печь. Подошел Вонг, тоже утирая пот со лба. Они с Буном осматривали погибших, и теперь Вонг кивнул в ответ на взгляд Рутаганды. Значит, нежить действительно забирала ту каплю Потока, которая была в каждом, — а вместе с ней и жизнь.

Глядя на Вонга, Рутаганда вдруг осознал, что на нем только легкие муслиновые штаны и сапоги. Вокруг никому не было до этого дела; сейчас все выглядели точно так же — кто-то носил тонкие рубахи, кто-то обходился штанами, — но вид полуголого, взмокшего от зноя Вонга, опоясанного грубым ремнем с ножнами килича поверх тонкой ткани, заставил Рутаганду вдохнуть глубже обычного. Горячий воздух тяжело обжег грудь. Вонг бросил усталый полусонный взгляд — на него жара давила сильнее — и пошел к шатру следом за остальными. Вряд ли он сейчас хочет ебли, подумал Рутаганда — и отправился расспрашивать невольников: они были ближе всех и могли видеть, как пропавшим удалось проникнуть в лагерь.

Причиной переполоха оказался незадачливый сын Рияза, Муса. Пока ставили лагерь, он таскался за невольниками, которые разворачивали веревку, и ухитрился поймать в кожаную миску скорпиона — чтобы посмотреть, что тварь будет делать в плену. Как он спрятал свой трофей от отца, невольники не знали, но когда все уснули, скорпиону удалось сбежать. В поисках укрытия тварь пробралась к животным и укусила спящего верблюда. Тот заметался, сорвался с привязи и по несчастливой случайности потоптал веревку там, где она смыкалась в круг, разомкнув ее, — а пропавшие только того и ждали. На этом Рутаганда закончил расспросы. Пацан уже поплатился за свою глупость, с остальным купцы могли разобраться и сами.

Следующий ночной переход вышел коротким. Муса пришел в себя, но был еще слаб, и Рияз решил не трясти мальчишку в дороге, а дать ему отдохнуть подольше. Гасан повздыхал, но смолчал. Пока невольники при свете луны ставили лагерь, и команда Рутаганды, и отряд Назира не теряли бдительности: пустынные банды могли заинтересоваться остановившимся караваном и счесть его легкой добычей. Однако после вчерашней резни желающих проверить охрану не нашлось, и в серой предрассветной полумгле все собрались к кострам на ужин. Назир оставил своих ребят, тоже подсел к главному костру и сразу же принялся упрекать Рияза в беспечности и недогляде — а заодно и в том, что он слишком рано взял Мусу в торговое путешествие. Похоже, Рияз нанимал отряд Назира не впервые, и собеседники хорошо друг друга знали. Назир ворчал как старик, а купец покорно слушал и кивал: после того, как его сын чудом остался в живых, он готов был выслушать любые упреки и принять на себя любую вину.
— Ладно, — махнул рукой Назир, успокаиваясь. — Повезло тебе, вот что я скажу. Хоть пропавшие редко до кого добираются, но чтобы после них выжить — хорошо, если раз на сотню выходит.
Рияз закивал снова, поклонился всем телом в сторону Юлии. Та закатила глаза: деньги от купца она уже получила, а в благодарностях проку не было.
— Страх один от этих пропавших, — вполголоса проговорил щуплый Касим, помощник купца Гасана. — Вот если бы музыку мертвых раздобыть, тогда б они нас сами охраняли…
— Типун тебе на язык! — вскинулся Гасан. — Нашел о чем болтать!
— Что за музыка? — спросил до сих пор молчавший Вонг. Касим растерянно глянул на хозяина, на Вонга: рассказать очередную байку ему хотелось, но злить Гасана он побаивался.
— Не та сказка, которую стоит рассказывать рядом с мертвецами, — сказал Назир. Закончив распекать Рияза, он подобрел и теперь был склонен поговорить. — Но говорят, это колокольчики. Как скоту на шею вешают, только маленькие, серебряные, целая гроздь. Увидишь — ни с чем не спутаешь. — Он улыбнулся, показав белые зубы. — Поднимают мертвых. Про Имана Бледного слышал, нет?
Вонг качнул головой. Назир сел поудобнее, глотнул вина. Гасан неодобрительно нахмурился — но Назир служил Риязу, а не ему, и вмешиваться купец не стал.

Иман Бледный, неторопливо рассказывал Назир, был одним из дюжины ночных колдунов Эраншара. Кому-то он причинял зло, кому-то помогал — как оно всегда и бывает. Исцелял больных, сводил в могилу здоровых, варил лечебные зелья и коварные яды, помогал роженицам разрешиться от бремени и покупал младенцев, чтобы взглянуть, что у них внутри. Иман хотел получить власть над смертью — он мечтал научиться не только лишать жизни, но и возвращать ее, иначе его искусство было неполным. Однажды, колдуя в своем пропахшем зельями и ядами доме, он выковал на маленькой наковальне крошечные колокольчики, которые звоном поднимали мертвых — да только живыми те не становились. Зато эти поднятые мертвецы слушались приказов того, кто владел колокольчиками, могли отвечать на его вопросы или сражаться за него, не боясь никаких ран, покуда не разложатся и не сгниют, как любые мертвецы.

Назир прервался, подозвал невольника с бурдюком и подставил опустевший кубок. Вонг молча ждал продолжения, упираясь локтями в колени, а подбородком в сплетенные пальцы, и не сводил взгляда с Назира. Так же внимательно когда-то слушал сказки Нивон. Когда Назир промочил горло, но к рассказу вернуться не поспешил, Вонг не выдержал:
— Что было дальше?
— А про это, — поднял палец Назир, который только вопроса и дожидался, — люди рассказывают по-разному. Кто говорит: Иман разочаровался в собственном творении, но разрушить его не смог, а потому решил спрятать подальше от дурных людей. А кто рассказывает, будто как раз в те лета появился в Эраншаре небесный посланник, чтобы истребить колдовство и принести свет. И оружием его был лунный серп, а щитом было солнце. И он гнал колдунов через весь Эраншар, и даже мертвые, которых поднял Иман, не остановили его. И когда колдунам некуда стало бежать, посланник отобрал у них музыку мертвых, и темную лампу, и ожерелье, в котором все жемчужины были одна и та же жемчужина, и все остальное, что помогало им творить колдовство, — и все сложил в пещере проклятых сокровищ до своего возвращения.
— Почему проклятых? — вклинился Вебер.
— Когда небесный посланник отобрал сокровища, колдуны прокляли утраченное. Теперь все эти вещи могут послужить тому, кто их найдет, но удачи ему не принесут.
— И где эта пещера? — деловито спросил Бун.
— Да кто же знает, — развел руками Назир, едва не выплеснув вино из кубка. — Знали бы — давно бы разыскали все, что там спрятано. Но я слыхал, будто бы она где-то на пути из Истара в Кусур. Путь лежит через Ночное ущелье в скалах — говорят, вход в пещеру открывается там. Кто говорит, в полнолуние, кто — в темную ночь без луны. Но если кто ее там и искал — назад не возвращался.
— А что за ожерелье из одной жемчужины? — поинтересовалась Юлия, и Назир с охотой взялся рассказывать очередную байку. Рутаганда видел краем глаза, как рассеянно смотрит Вонг в пламя костра, и не мог угадать, о чем он думает. По крайней мере, сейчас у мальчика не было причин для недовольства собой: и с разбойниками, и с пропавшими он показал себя неплохо. Пускай работа оказалась нетрудная, но для отряда мало какая работа бывала по-настоящему трудна. Можно было надеяться, что рано или поздно Вонг к этому привыкнет. Вспомнилось, как несколько дней назад Рутаганда гадал, понравится ли Вонгу дорожная болтовня, — и нынешний его интерес к сказкам показался хорошей приметой.

Chapter 4 Chapter Text

Глава 4: Время забав и наслаждений

— И хотя был Ризван благороден и хорош собой, дочь колдуна Язида не пожелала войти на женскую половину его дома. Вместо того отправилась она к отцу и сказала: докучает мне один воин, и хочу я над ним надсмеяться. Дай мне черного порошка для курильницы. И Язид дал ей того, о чем она просила, и через день или два позвала девица Ризвана на пир, пообещав дать ответ, которого он желал всем сердцем. И на том пиру на столах стояли яства отменного вкуса, глаз радовали танцовщицы в цветных покрывалах, а в курильницах тлел ароматный порошок. Но стоило юноше вдохнуть того аромата, как превратился он в черного жеребца, и жестокосердая дочь колдуна оседлала его и погнала в пустыню Далья, и скакала на нем всю ночь до рассвета, покуда он не рухнул обессиленным…
Голос рассказчика скорбно осел. Вебер фыркнул и расхохотался.
— Хватит ржать! — возмутилась Юлия. — Девка все правильно сделала. С жеребца толку больше, чем с мужика.
Сказочник погладил жидкую седую бороду и умолк, давая слушателям обсудить очередной поворот сюжета. На коленях у него шуршала страницами рукописная книга, в которой таких поворотов хватило бы не только до Истара, но и до самого края бездны.

Собиратель историй — киссахан, как его здесь называли — составлял отряду компанию на пути в Истар и развлекал попутчиков своим ремеслом. Подобрали его в поселке под названием Кифа, едва закончив переход через пустыню. Песчаные холмы там превращались в выжженную солнцем рыжую степь, и посреди этой степи стояли три караван-сарая, один другого грязнее, и два десятка глинобитных домиков с соломенными крышами. Купцы остановились в одном из караван-сараев на отдых, прежде чем двинуться в путь до дома по своей родной Далии. В Кифе договор с Гасаном заканчивался: в далийских степях для охраны всего каравана хватало парней Назира.
В теплом утреннем свете от поселка веяло таким унынием, что Юлия предложила поехать сразу в Истар, чтобы отдохнуть уже там. Всадник на верблюде, по словам купцов, одолевал дорогу от Кифы до старой столицы Эраншара за полтора перехода, значит, роверу должно было хватить нескольких часов.
Когда Рутаганда уже получил от Гасана увесистый кошель с золотом и собирался распрощаться, подошел Назир.
— В вашей повозке еще один-два человека поместятся. Не довезете ли путника до Истара? Своим-то ходом ему несколько дней идти, ноги бить.
— Что за путник? — спросил Рутаганда. Назир сделал такое движение, будто хотел обернуться, и Рутаганда глянул ему за плечо. Возле караван-сарая, в стороне от невольников и слуг, отирался ветхий старик в таком же ветхом полосатом халате и в тюрбане, который в свои лучшие дни был зеленым. Рядом со стариком лежал узелок с вещами, пыльную тряпку натягивали углы: большую часть его пожитков составляла книга.
— Киссахан, — сказал Назир, глянул на Рутаганду и наверняка понял, что слеза не справилась. — Вроде как странствующий сказочник, рассказчик. Истории собирает, людям рассказывает, тем и живет. Вот и вас развлечет по пути, разве плохо выйдет?
Рутаганда промедлил с ответом, и Назир предложил заплатить за дорогу. Похоже, к бродячему сказочнику он относился с уважением.
— Да брось, так довезем, — отмахнулся Рутаганда, решив не крохоборничать. С купцов они уже получили больше, чем договаривались, а Назир и купцом-то не был — такой же наемник, как они сами. Он приложил руку к сердцу и склонил голову, выказывая благодарность. Широко улыбнулся:
— Жизнь сведет — сочтемся.

В ровере старик скромно забился в угол, пристроив узел с книгой на коленях, и несколько минут молчал, но вскоре его начало снедать любопытство. Поблескивая острыми черными глазами, он принялся расспрашивать, откуда и куда они держат путь, что привело их в благословенный Эраншар и не запрятан ли в повозку наемников летучий ковер, раз она ходит над землей. Любопытство помогало ему сохранять здравый разум в своем возрасте и давало пищу для историй — но рассказывать лишнее Рутаганда не стал. После того, что он услышал от купцов об Эраншаре, выкладывать все о своих делах первому встречному не тянуло. Старик, шатавшийся по двум соседним странам из города в город, мог быть не только сказочником, но и соглядатаем — причем чьим угодно. Остальные тоже отделывались туманными фразами, и наконец Бабангида, управлявший ровером, сказал через плечо:
— Лучше ты нам что-нибудь расскажи, папаша. У тебя небось сказок-то побольше найдется.
Старик завозился, высвобождая из своего узла книгу — большую и потрепанную, в затертой кожаной обложке. Торжественно раскрыл на коленях, и Рутаганда бросил взгляд на желтоватые, высохшие от времени листы. По ним тянулся узор, больше похожий на орнамент, чем на буквы. Кое-где он путался, менял направление, превращался в заметки на полях и обрывался на краю листа.
— Э, чего захотел, — хитро сощурился старик, заметив его интерес. Указал на перстень с прозрачной каплей: — Слезы Алеты льются в уши, а не в глаза. Ты что же, ждал, что и письмо разберешь? Это дело небыстрое.
— А я-то думал, ты на память сказки рассказываешь, — поддел Вебер, тоже заглянувший в книгу.
— Память — она что котел дырявый, — не обиделся киссахан. — Как налилось, так и вылилось. А в книгу уж если записал, никуда не денется... Что же вам рассказать, уважаемые? — Он перелистнул страницы, погладил узловатыми костистыми пальцами. — А вот о благородном Ризване. Было не было, правда или нет, а только случилось в старые времена вот что...

Благородный Ризван оказался сыном легендарного султана Салмана от самой младшей из наложниц. До трона этому султанскому сыну было как до края небес, а потому он отправился в путешествие — которое, подозревал Рутаганда, могло продолжаться до тех пор, пока киссахан не устанет и не запросит отдыха. В пути принц побеждал дэвов и обманывал джиннов, прекрасные пери заманивали его на ложе, чтобы предаться любовным утехам, а купеческие дочери мечтали попасть в его гарем. Всякий раз, как у Ризвана доходило дело до ебли с очередной красоткой, грудастой, когтистой или крылатой, старик многозначительно сообщал: и настало время забав и наслаждений!..
У Вонга подрагивали губы, Юлия закатывала глаза, Вебер играл бровями — смесь непристойности и целомудрия, наполнявшая сказки киссахана, развлекала их едва ли не больше, чем мог бы развеселить самый грубый анекдот. Рутаганда вполуха слушал тягучую историю, вполглаза наблюдал за командой и думал о том, что рассказали про Эраншар купцы.

В Эраншаре ничего не знали ни про Поток, ни про Бездну, а если кто и знал, то не спешил доложить об этом далийским купцам. Волшебством здесь заведовали мелкие безымянные духи, которых считали выродившимися потомками куда более сильных тварей — тех самых дэвов и джиннов, которых столетиями никто не встречал. Были в Эраншаре и колдуны: они заключали духов в предметы, запирали узорами, принуждая служить людям, и присматривали, чтобы те не вырвались на свободу. За колдунами в свою очередь следили соколы посланника — то ли воины, то ли священники, осененные небесной благодатью. Их дело было смотреть, не преступают ли колдуны нерушимый запрет и не отдают ли духам собственное или чужое тело, разум и жизнь, — творить подобное небесный посланник запретил настрого. Если верить учению, в давние времена он истребил за это дюжину ночных колдунов, сильнейшим из которых был сам султан Эраншара. Тогда в стране сменилась династия, на трон сел приемыш султана, взятый во дворец из милости и не обладавший колдовскими силами, — и стал жить по небесным заветам, как и все султаны после него.
Соколы посланника подчинялись Совету мудрых — а совет этот хоть и был не превыше власти султана, но если верить рассказам купцов, о султане частенько забывал. "Как же вышло, что у вас в Далии их нет?" — спросил Рутаганда у Рияза: он знал, что Далия втрое меньше и в разы слабее Эраншара, и пожелай султан — или Совет мудрых — присоединить ее, это будет не труднее, чем королю Шангри было бы взять Мервар. "Мы ссужаем мудрецов деньгами и не просим возврата, — усмехнулся Рияз, — поэтому они нас пока терпят".
Еще он рассказал, что соколы владеют дарованной посланником силой, какой нет ни у кого больше. Что за сила, спросил Рутаганда, уже готовый услышать про способность смотреть сердцем в сердце: мысль о том, что и здесь не обошлось без Мертвого совета и его ядовитой магии, приходила не впервые. Но Рияз пожал плечами: да как у магов в Шангри, но вроде другая. У них есть солнечные камни, вот они эту силу и дают.
О солнечных камнях Рутаганда раньше не слышал, но и купец знал о них немного.
Так или иначе, по его рассказам Совет мудрых не походил на големов, а был просто сборищем хитрых стариков, которые объявили себя знатоками и толкователями небесного учения, набрали армию головорезов и творили что хотели именем местного святого. Это, по мнению Рутаганды, было вполне по-людски и участия иной силы не требовало.

— А дальше-то что было? — требовательно спросила Юлия.
— Погоди, уважаемая. — Сказочник повел рукой, указал вперед: — Взгляни сначала на Истар.
Город был виден издалека: посреди рыжей степи клубилось облако сочной зелени, перехлестывало через высокие светлые стены. Из этой зелени там и сям тянулись к небу десятки острых пиков — они казались тонкими белыми штрихами на лазоревом небесном шелке.
— Это что, — спросил Вебер, щурясь, — сторожевые башни, что ли?
Киссахан пожевал губами, поморщился:
— Это Нити. Нитяные башни. У кого деньги водятся, тот при своем доме их строит. Мудрецы говорят, они сшивают небо и землю в единый ковер, чтобы по тому ковру однажды спустилось на землю небесное воинство.
— Долго шить придется, — заметил Бабангида.
— Старик мелко покивал, будто поклевал воздух носом:
— В Истаре их немного. А вот Кусур весь простеган.
— А откуда столько деревьев? — с любопытством спросил Бун. — Вокруг же степь.
— Говорят, их вырастила Фирьял, возлюбленная супруга султана Салмана. Могла она приказать деревьям расти и плодоносить, а цветам — цвести и радовать глаз. И когда опечалился Салман, что в его столице мало тени, что сжигает солнце людей и превращает в песок их дома, прекрасная Фирьял пожелала утишить его печаль, и за одну ночь в Истаре выросли сады… — Киссахан кашлянул, погладил бороду и добавил совершенно обычным голосом: — Под городом текут подземные воды, питают землю. Отчего бы деревьям не расти.

Время сказочник рассчитывал безошибочно: очередная история про принца Ризвана закончилась в аккурат у городских ворот. Створки ворот украшал сложный резной узор, рядом скучали, опираясь на копья, двое стражников: шлемы лежали поодаль, а за копья они держались так, будто ни для чего, кроме опоры, никогда их не использовали. Пожелай отряд войти в город без лишних разговоров, это не составило бы труда.
— С чем пожаловали? — подошел к роверу стражник помоложе. Лет ему было совсем немного, и перебитый искривленный нос не делал его суровее.
— Хотим на службу наняться, — ответил Рутаганда так, как научил Назир. — К купцам или кому побогаче, охрана-то много кому нужна.
— На службу, значит, — пробормотал стражник, — это, значит, пошлину надо заплатить… Это ж сколько… — он окинул их взглядом, пересчитывая, пошевелил губами. Задержал взгляд на старике и нахмурился, как будто пытался что-то вспомнить.
— Ты память или совесть свою в кости проиграл, Умар? — задребезжал старик неожиданно склочным тоном. — Не я ли тебе и твоим братьям сказки рассказывал, когда вы еще на четвереньках бегали и сопли утирать не умели?
Румянец, проступивший на щеках стражника, оказался темнее смуглой кожи.
— Прости, киссахан Юсеф, — он поклонился, прижав руку к сердцу. — Давно не видел тебя, уже и не ждал снова встретить. Проезжайте!.. — он махнул рукой.
— А пошлина? — притворно удивился Рутаганда, и стражник по имени Умар замахал снова:
— Проезжайте!

За воротами потянулась широкая пустая дорога. С обеих ее сторон высились глухие стены с узкими бойницами: город был выстроен так, чтобы защитить себя в случае чего, но если судить по страже, таких случаев не возникало давненько.
— Вы надолго в Истар? — спросил киссахан, когда впереди стала видна обычная городская улица.
— Как сложится, — ответил Рутаганда, и старик закивал:
— Проедем немного, покажу вам постоялый двор получше.
Даже если это была невинная хитрость, чтобы его подвезли туда, куда ему надо, возражать Рутаганда не стал: любой постоялый двор сейчас был ничем не хуже другого.

Вебер, сменивший за рулем Бабангиду, направил ровер туда, куда махнул рукой киссахан, втиснулся в вереницу повозок — в основном колесных и запряженных маленькими гладкими лошадками или ишаками в ярких попонах. Возницы этих повозок и встречные прохожие — чаще всего смуглолицые и черноглазые, наряженные в расшитые кафтаны или в халаты, как у киссахана, — косились и на ровер, и на пассажиров в нем, но самый любопытный взгляд бросали ниже борта машины, будто хотели убедиться, что ровер и впрямь не касается земли. Вспомнилось, как старик первым делом спросил, не на летучем ли ковре движется их повозка; теперь местные задавались тем же вопросом.

Мимо потянулись желтые ограды, из-за которых виднелись круглые башенки, венчавшие крыши: редко в каком доме здесь было больше двух этажей, но каждый был окружен хоть небольшим, но садом и невысокой глухой оградой, сложенной из песчаника. Между этими оградами пролегли неширокие улицы — они изгибались, закладывали петли, то сходились к маленьким площадям, то разбегались снова. Потом ограды пропали: жилые улицы сменились торговыми, здесь дома стояли плотно, и на каждом висела своя вывеска, кованая или нарисованная: у кого игла с катушкой ниток, у кого рядок бутылей, сабля или чернильница с пером. Продавцы ковров вместо вывесок обивали свои двери коврами поплоше, но поярче. В торговых кварталах Истара не было улиц, занятых торговцами одним и тем же товаром: все здесь смешалось воедино, как на большом, но бестолковом базаре. Старик тыкал пальцем то влево, то вправо: в этой лавке втридорога дерут за бумагу, в той выдают дешевый шелк за хороший и золотое шитье у них вовсе не золотое, в этой харчевне отменный кускус, а здесь на постоялом дворе жесткие постели и ленивые слуги...
После долгой дороги, затянувшейся с прошлого вечера, неумолимо накатывала сонливость, туманила разум, убаюкивала все тревоги. Киссахан нисколько не был похож на соглядатая или доносчика. Что проку в шпионе, похожем на шпиона, возразил себе Рутаганда, но возражение тоже вышло вялым.
— Папаша, ты все тут знаешь, — сказал он, с трудом подавив зевок. — Как нам мастера-ключника найти?
Старик нимало не удивился. Скосил глаз на Рутаганду, окинул взглядом остальных:
— Кому из вас он нужен?
— Мне, — откликнулся Вонг, едва повернув голову; его тоже накрыла дорожная усталость.
— Тебе... — сказочник с полминуты смотрел на него, будто пытался разглядеть что-то на безразличном красивом лице. Вонг уставился в ответ, острая складка между бровей говорила о нетерпении. — Тебе и искать не надо. Над какой дверью ключ увидишь, в ту и иди.
Вонг на мгновение прикрыл глаза и снова взглянул на киссахана:
— Так просто?
Сказочник покачал головой, будто разговаривал с ребенком:
— Найти нетрудно, трудно получить что надо. Про службу слыхал?
— Слышал, что она будет по силам, — уронил Вонг.
Старик лукаво прищурился:
— А сам-то ты знаешь, что тебе по силам, что нет?.. Вот и узнаешь, — и отвернулся от Вонга. Легко коснулся сухим пальцем плеча Вебера:
— Уважаемый, останови повозку. Приехал я. А вы по этой улице до конца проедете, там будет ограда с вывеской: котел да ковер. Вот там в ворота стучите, скажите, что вас киссахан Юсеф послал, вас там как дорогих гостей примут.

Прежде чем закончиться, улица успела трижды заложить петлю, пересечь несколько площадей и превратиться из торговой в садовую и обратно. Когда она вновь стала торговой, Рутаганда понадеялся, что до конца пути уже недалеко.
— Ключ, — скучно сказал Вонг. Вебер остановил машину так резко, что всех тряхнуло.
— Где?
Вонг махнул рукой, указывая на одну из вывесок: тяжелый кованый ключ с фигурной головкой оплела паутина, с бородки свешивались ее серые лохмотья. Окна лавки затянула пыль. Казалось, что хозяин оставил ее давным-давно и с тех пор в ней не бывало ни единой живой души.
— Что-то непохоже, — начала Юлия, но Вонг уже толкнул дверь ровера и шагнул на гладкие камни улицы. Оглянулся через плечо:
— Я проверю.
Рутаганда тоже вышел, остановился у ровера. Вонг небрежно дернул дверь, словно был уверен, что она откроется, — и дверь открылась, истошно заскрипев несмазанными петлями. Из лавки тепло и сухо пахнуло пылью. Рутаганда бросил взгляд по сторонам — и почуял, как бежит по загривку холодок: люди, еще минуту назад шагавшие по своим делам, куда-то пропали, на всей улице не было никого кроме них. Это лучше, чем что угодно еще, подтверждало, что они попали куда надо — и нашли то, что даже не начинали толком искать.
Вонг шевельнул опущенной к бедру левой рукой: звал живую сталь, приказывал ей быть готовой к чему угодно, — и шагнул в темноту дверного проема. Рутаганда привычно пустил на связь сигнал “внимание”, хотя команда и так видела, что происходит, и пошел следом.

Он ждал, что в лавке будет сумрачно: на улице стояла тень, а пыльные окна едва пропускали свет — но внутри оказалось чисто, светло и на удивление обычно, как в любой лавке. Разве что товар здесь был странный, как будто хозяин не смог выбрать, чем ему торговать, и продавал все подряд. Высокие полки, уходящие под потолок, загромождали коробки и шкатулки, кое-где россыпью валялась всякая мелочь — ключи и замки, легкое оружие, украшения, игравшие пестрыми искрами, цветные флаконы с неведомым содержимым и крошечные фарфоровые баночки, расписанные цветами и напомнившие Рутаганде банки с сурьмой и кармином, которые однажды принес Вонгу Скат. Одну из полок занимали отрезы ткани, шелк тускло переливался всеми цветами радуги. За тяжелой деревянной стойкой, делившей лавку пополам, стоял человек в зеленом кафтане, плотно вышитом золотой нитью. Вышивка мерцала, изменяя узор, если долго в него вглядываться. Человек опирался на стойку обеими руками и выжидающе смотрел на Вонга — как смотрел бы любой торговец, готовый продать покупателю то, за чем он пришел. Ему можно было дать и тридцать лет, и полсотни: на спокойном смуглом лице не было ни морщины, а в черных волосах, спускавшихся до плеч, едва проступала первая седина. Если это и был ключник, полсотни лет легко превращались в несколько сотен, но тогда называть его человеком не стоило.
— Ты мастер-ключник? — спросил Вонг, остановившись перед торговцем. Тонкие губы изогнулись в улыбке, темные, как будто матовые глаза остались серьезными:
— Не любишь тянуть время, юноша? Тогда к делу. Ты меня нашел, теперь говори, что тебе нужно.
Рутаганда услышал, как снова скрипит за спиной дверь. Даже не оборачиваясь, он знал, что любопытство одолело Юлию, Вебера и Бабангиду. Бун остался на улице караулить ровер — хотя вряд ли машине здесь что-то угрожало.
— Мне нужен ключ, — ровно и отчетливо сказал Вонг. — Чтобы остановить механическое сердце Мертвого совета в городе Кио на островах Святой Сивиллы.
Ключник кивал, пока он говорил, и щурил глаза так, будто думал о чем-то. Разглядывая его, Рутаганда вспоминал хозяев далеких земель. Илма, хозяйка воды, меняла облик с легкостью весеннего ручья, но могла притвориться человеком, неотличимым от смертных. Хозяин огня никем не прикидывался, он был огнем и ничем больше. Существо, говорившее сейчас с Вонгом, человеческий облик набросило на себя небрежно, как чужую одежду, не заботясь о том, подходит ли она по размеру. Улыбка не касалась глаз, а глаза не всегда смотрели куда нужно, волосы не шевелились, когда он двигал головой, но порой меняли положение сами по себе. От него исходила тяжелая сила, оставлявшая странное ощущение пустоты — как воронки под ребрами пропавших, которые Рутаганда видел во сне. Живую сталь эта сила не беспокоила.
Ключник качнул головой, посмеиваясь:
— И правда за ключом, надо же. Мало кто ко мне приходит за ключом. Обычно и просьбы похитрее, и отмычки позатейливей… Но то, что тебе нужно, у меня есть.
— Что хочешь взамен? — спросил Вонг так же ровно.
— А ты кто?
Вонг поколебался, прежде чем сказать:
— Я наемник.
Ключник шевельнул ртом, изображая усмешку:
— Значит, и служба тебе будет в самый раз для наемника. Чего не сможешь, того не попрошу. По рукам?
Вонг помедлил, не желая заключать сделку вслепую. Рутаганда не успел моргнуть, живая сталь не дрогнула — ключник, только что стоявший за стойкой, оказался рядом с Вонгом, взял его за левую руку и вложил в стальную ладонь не пойми откуда взявшийся ключ — самый обыкновенный, из темного металла, с узорчатой бородкой. Ключ опустился на живую сталь — и утонул в ней, словно в воде. Вонг, оцепенело смотревший, как он исчезает, медленно сжал кулак, поднял глаза на ключника.
— Сильно же он тебе нужен, — усмехнулся тот. — Ну, теперь будет при тебе. И захочешь потерять, а не сможешь. Когда придешь куда нужно, он сделает то, что должен.
Как бы местные ни называли свое волшебство, подумал Рутаганда, чем бы его ни считали — и сам мастер, и его творения были порождены Бездной. Иначе живая сталь не приняла бы ключ так легко.
— А служба? — спросил Вонг.
— А куда ты денешься, — шевельнул плечами ключник. — Пока уговор не выполнишь, ключ тебе служить не станет. Не справишься — в прах рассыплется... — Он глянул на сжатый кулак Вонга: — Растает в тебе, пропадет. А служба вот какая: брось пеструю плеть в огонь и присмотри, чтобы не сгорела, пока в силу не войдет. Сроку тебе... До той ночи, когда небесный глаз дольше всего не спит, до солнцеворота. Да не в этом году, а в том, что за ним. Помощники тебе пригодятся... — Он обвел взглядом Рутаганду и молчавших за его спиной остальных, как будто только теперь заметил, что в лавку вошел не один Вонг: — Но ключ твой, значит, и служба твоя.
— А если я закончу раньше? — спросил Вонг, и Рутаганда мельком удивился его предусмотрительности: сам он так крепко задумался, что за дело подкинула им древняя тварь, что оценить щедрый срок не успел.
— Тебе решать, — развел руками ключник. Его улыбка то пропадала, то появлялась вновь; она жила на спокойном лице своей жизнью, не подчиняясь воле хозяина. — Как решишь, что закончил, иди по своим делам. Я-то тебя не держу.
Он отступил в сторону и снова оказался за стойкой. Уперся в нее ладонями и взглянул на Вонга с ожиданием: чего тебе еще.
— Ты не был удивлен моей просьбе, — сказал Вонг. — Что ты знаешь про Мертвый совет?
Улыбка ключника вздернула один угол рта. Он погрозил пальцем, тоже неестественно, словно подсмотрел это движение у кого-то другого:
— Сегодня ты пришел не за ответами, ты пришел за ключом. Сослужи службу, тогда и спрашивай. Где меня искать, ты уяснил, придет время — найдешь.

В следующий миг все оказались на улице. Рутаганда тут же обернулся — но пыльная дверь за спиной исчезла, превратилась в глухую желтую стену, за которой цвел сад. Юлия восхищенно выругалась, Вебер помотал головой, будто стряхивал воду с волос.
— Что за пестрая плеть? — недоуменно спросил Бабангида. Вонг ответил, разглядывая свою стальную ладонь:
— Нужно узнать.
Задерживаться на улице они не стали: на ней снова появились люди, спешащие по своим делам, и для разговоров стоило найти местечко потише.

Постоялый двор, куда направил их киссахан, был полон кошек. Может быть, они должны были ловить тут крыс — но ленивые толстые твари предпочитали лежать на скамьях в обеденном зале, бродить по двору, подворачиваясь под ноги постояльцам и слугам, или сидеть на ограде, неподвижным взглядом наблюдая за всем вокруг. В Шангри кошки были совсем другие. В порту их водилось немало, но они молниеносно шныряли по переулкам, крали объедки и дрались за тухлую рыбу. Здесь они вели себя по-хозяйски. Одна даже потерлась об ноги Рутаганды, пока тот договаривался с хозяином постоялого двора, таким же круглым и сытым. Закончив разговор, Рутаганда наклонился, погладил кошку по лоснящейся черепаховой спине, а распрямившись, поймал взгляд Вонга, строго сдвинувшего брови. В этой строгости так отчетливо виднелось притворство, что Рутаганда развеселился. В два шага дошел до Вонга и увлек его вслед за остальными — служанка уже повела всех на галерею длинного двухэтажного дома, показывать комнаты. Поднимаясь по скрипучей лестнице, Рутаганда еле слышно сказал:
— Николас, ты ведь не станешь ревновать меня к кошке? — и Вонг отвернулся, пряча улыбку.
Осматривая выстеленные коврами спальни с низкими широкими кроватями, Рутаганда рассеянно думал, что дорожная усталость как будто перекипела, осела и притихла, в сон больше не клонило, а голова стала ясной и пустой. Но стоило наскоро помыться в общей купальне — здесь обходились без магии, воду грели слуги в больших котлах, таскали ведра к пестрым мозаичным ваннам, похожим на мерварские, но куда более тесным, — и устроиться с миской жирного кускуса на ковре возле стола в обеденном зале, как усталость подступила снова. За едой команда тихо обсуждала службу, назначенную Вонгу ключником: первым делом предстояло разузнать, что здесь называют пестрой плетью, чтобы понять, что с ней нужно сделать.
— Может, это змея? — задумчиво сказал Бабангида. Рутаганда знал, откуда взялась такая мысль: в их родных краях водилась змея под названием “пестрый пояс”, яркая и ядовитая. — Только если ее в огонь бросить, так она просто сгорит и все.
— А может, это что-то из тех сокровищ, — предположил Вебер. — Ну, которые колдуны спрятали в пещере. Ну а что, ключник и сам херь какая-то...
— Не они спрятали, а этот посланник, — поправила Юлия. — Отнял и закопал. Ни себе, ни людям.
— Если придется искать сокровища, — отвлекся от своего ужина Вонг, — я хочу музыку мертвых.
— Э? — повернулся к нему Вебер. — Те колокольчики? Нахера тебе?
Вонг упрямо сжал губы, как будто готовился спорить, отстаивая свое желание.
— И правда, Николас. — Рутаганда отодвинул пустую миску, потянулся за стаканом. — На что тебе музыка мертвых? Хочешь поднять себе армию?
Вонг перевел на него взгляд:
— Она позволит подчинить Мертвый совет.
Вебер присвистнул, Бабангида с сомнением качнул головой.
— А зачем тебе Мертвый совет в подчинении? — спросил Рутаганда. Если Вонг хотел не просто уничтожить големов, а захватить власть в Ихоне, такой артефакт и правда мог бы помочь — если существовал на самом деле, — но об этих планах Рутаганда слышал впервые. Вонг помолчал, непонятно глядя на него. Наконец проговорил:
— Тогда я смогу приказать им умереть.
Если это и была правда, то не вся: замечать, когда Вонг что-то утаивает, Рутаганда научился давно. Но сейчас он не настроен был выкладывать все начистоту, и Рутаганда просто пожал плечами:
— Эту музыку искать — что ветра в поле. Разве только по пути попадется.
— Проклятые сокровища отнимают удачу, — сказал в пустоту Бабангида, и Вонг повернул голову к нему:
— Мне не нужна удача. Мне нужно то, что я хочу.
Бабангида приподнял брови, Юлия и Вебер переглянулись, Бун закатил глаза. Рутаганда знал, отчего они гримасничают. “Я наемник”, — неохотно сказал Вонг ключнику, однако наемником в полной мере он еще не стал. Иначе понимал бы, что удача для них надежнее любого расчета и дороже всякого трофея. Поймет со временем, сказал себе Рутаганда и залпом допил вино.

На следующий день все разошлись в разные стороны: осмотреться в Истаре, послушать разговоры, расспросить тех, кто покажется стоящим расспросов. Рутаганда предложил Вонгу прогуляться до местного базара, занимавшего главную площадь Истара с прилегавшими к ней улицами и переулками. Вонг шагал молча, смотрел вокруг с любопытством, которое ему плохо удавалось скрывать, а Рутаганда косился на него и безответственно восхищался тем, как идет ему местная одежда.

Тонкими расшитыми кафтанами, невесомыми муслиновыми рубашками и широкими шароварами, удобно заправлявшимися в сапоги, обзавелись еще накануне, в ближайшей к постоялому двору лавке: хотя жару в Истаре не сравнить было с пустынной, плотные и тяжелые шангрийские куртки здесь носить не хотелось. К тому же местная одежда позволяла меньше выделяться из толпы. Никто из отряда не был похож на эраншарцев, большей частью смуглых и темноглазых. Чужаки в Истаре тоже встречались — однако одеты были по-местному. Иначе наряжались разве что торговцы, привезшие товар издалека и своим видом показывавшие, что у них есть чужеземные диковины.

Теперь Вонг щеголял в длиннополом синем кафтане, вышитом серебряной нитью — подлинного серебра в ней не было ни крохи, это он проверил первым делом, коснувшись шитья правой, живой рукой. Тем временем торговец взахлеб расписывал, как дорого обошлось это шитье — “настоящее серебро!” Вонг ровно сказал: “Это не серебро”, — и торговец умолк, посмотрел на него без приязни, но цену сбросил.
Поверх широкого пояса, тоже покрытого шитьем, Вонг надел ремень с ножнами килича, и сабля смотрелась так привычно, будто он владел ею давно. Высокий воротник кафтана задевали кончики темных волос, над правым плечом покачивалась слеза Алеты. Сейчас Вонг был хорош так, как не бывал даже в шангрийском парадном платье.

Сам Рутаганда оделся в похожий кафтан, только черный с темно-красными узорами, убедился, что в нем удобно двигаться и хватает потайных карманов, чтобы разложить все что нужно, и вскоре забыл, во что одет, — как случалось с любыми тряпками. Вонг то и дело поглядывал в его сторону, но в этом взгляде мелькала рассеянная задумчивость, не оставлявшая его со вчерашнего дня. Непонятная служба, назначенная ключником в уплату за ключ, тревожила его куда сильнее, чем всех остальных. Вдруг он потянул носом, и Рутаганда принюхался тоже: ветер принес густой запах, в котором смешались пряные ароматы специй, пронзительный дымок курильниц, сладость переспевших фруктов, смешанная с гнильцой подпорченного мяса, и тяжелый, неразложимый на составляющие дух разогретой солнцем толпы. Базар был совсем недалеко.

Запах оказался бесполезным предупреждением: вблизи базар Истара оглушал гомоном, слепил яркостью прилавков, ломившихся под грудами товара — от гор фруктов и пирамид расписной посуды до кип тканей и готовой одежды, скроенной так, чтобы подойти кому угодно. Сверкали под солнцем дешевые украшения, истекал золотом густой мед, белели головки плотного соленого сыра, квохтали в клетках рыжие куры. В мешанину запахов врезалась яркая горячая нота, от которой в животе засосало так, словно с утра в нем ничего не было: где-то рядом пекли в каменной печи пышные местные лепешки. Между торговцами раскинули свои коврики игроки и гадальщики, небольшая кучка слушателей собралась вокруг старика с книгой — киссахана вроде Юсефа. Там и сям шныряли дети с кувшинами и деревянными подносами — продавцы подкисленной воды и мелких сладостей: пирожков, посыпанных кунжутом, вязкой ореховой нуги, медовых шариков, обвалянных в сахаре и пряностях. Вонг проталкивался через толпу, едва глядя по сторонам и не обращая внимания на окрики зазывал, как будто точно знал, куда направляется. Шагая за ним, Рутаганда подхватил с ближайшего прилавка пару крепких яблок, кинул монету встрепенувшемуся торговцу: от вида и запаха липких местных сладостей захотелось чего-нибудь посвежее. Вонг обернулся через плечо, и Рутаганда бросил одно из яблок ему. Вонг благодарно кивнул и направился дальше между рядами пестрых прилавков.

В самом сердце базара журчал, рассыпая брызги, невысокий фонтан. Из фигурной каменной чаши вода выплескивалась в мозаичный бассейн, из бассейна то и дело набирали воду пацаны с кувшинами, порой подходили торговцы — зачерпнуть воды глиняным стаканом и там же напиться, обливая бороду. Вокруг фонтана расположились продавцы зрелищ: заклинатели змей, фокусники, жонглеры, глотатели огня. Их окружали изнемогающие от любопытства зрители — толкались локтями, вставали на цыпочки, вскидывали головы, следя за взлетающими над фонтаном цветными шарами и всполохами бледного пламени. Рутаганда выбросил огрызок, остановился рядом с Вонгом, неторопливо жующим свое яблоко, притянул его поближе и кивком указал на одного из зевак неподалеку, на вид такого же купца, как их недавние спутники. У того свисал с пояса плотно набитый кошель, и Рутаганда, уже заметивший в толпе с десяток ребят, вовсе не интересовавшихся развлечениями, готов был поклясться, что кошель не провисит у растяпы на боку долго. Вонг с одного взгляда понял, что он имеет в виду, спрятал улыбку за недоеденным яблоком и тоже уставился на будущую жертву базарных воров. Ждать пришлось недолго: остролицый темноглазый парнишка в неброской, но вовсе не нищенской одежде протерся мимо купца, как будто проталкивался поближе к фонтану, и нырнул в толпу вместе с кошелем.
— Чисто сработал, — еле слышно сказал Вонг. Растяпа-купец заметил утрату не сразу, а когда схватился за бок с криком: “Обокрали! Держите вора!” — и пацан, и кошель наверняка были уже далеко. Рутаганда успел подумать, что больше ничего интересного не случится, когда толпа зашевелилась и сквозь нее прошли, как острый нож сквозь податливую человеческую плоть, трое рослых молодых мужчин в одинаковых кафтанах и шароварах — серых с белым, пестрых, как птичье оперение. На груди у каждого красовалась вышитая птичья голова с коротким загнутым клювом, на боку качался ятаган. Двое из них тащили под руки давешнего воришку, третий нес кошель купца. На его вышивке глаз сокола сиял полупрозрачным золотистым камнем. Вероятно, он был старшим в тройке.
Толпа притихла, отступила, освобождая место соколам посланника, даже мячи жонглеров перестали взлетать над головами.
— Это твое? — спросил сокол с кошелем обворованного растяпу, и тот часто закивал, прижав к груди толстые руки.
— Тогда ты знаешь, что в нем. — Старший поманил купца к себе, склонился, и купец зашептал ему на ухо. Сокол распустил завязки кошеля, заглянул в него и кивнул:
— Ты не лжешь.
Вложил кошель в протянутые ладони, сдержанно добавил:
— Не забудь пожертвовать малую долю тому, кто вернул тебе твое. Небесному посланнику не нужна жертва, но она нужна тебе самому.
Развернулся на каблуках и сверху вниз глянул на воришку, которого остальные двое успели поставить на колени и прижать, чтобы не рыпался. У парня по лицу крупными каплями тек пот, смуглая кожа стала серой — он знал, что его ждет, и отчаянно боялся.
— Небесный глаз зорко смотрит на все, что творится под небом, — проговорил старший сокол звучно и размеренно. — Как говорит Учение о тишине и спокойствии, протянувший руку к чужому да лишится ее.
Оригинальностью учение небесного посланника не отличалось: пойманных на горячем воров везде наказывали одинаково.
Базарные мальчишки услужливо прикатили деревянный чурбак, пропитанный кровью: на нем рубили не только руки ворью, но и мясо на продажу. Воришка взвыл, безнадежно задергался в крепкой хватке. Его придавили к камням площади, заставили вытянуть и положить на чурбак правую руку. Старший плавным, красивым движением выхватил ятаган из ножен, на мгновение вскинул вверх — лезвие блеснуло, поймав солнечный свет. Толпа затаила дыхание, вдалеке взвился крик: “Сладкие пирожки, сладкие пирожки! Тают во рту!” Ятаган стремительно опустился, кисть отлетела с чурбака в сторону. Рутаганда поморщился: скверное воспоминание пришло само собой, к горлу подступила горечь давнего отчаяния. Вонг рядом безмятежно хрустнул яблоком, и воспоминание тут же померкло. Воришка — теперь уже бывший — истошно орал, скрючившись на камнях и прижимая к себе культю, соколы склонились над ним, разматывая сверток чистого холста: собирались перевязать.
— Оскверненной воровством плоти не место в мире, — равнодушно сказал старший сокол. — Волей посланника она сгинет.
Его ладонь легла на грудь, на золотистый камень в вышивке, и засияла светом, похожим на солнечный. Когда он вытянул руку в направлении отрубленной кисти, обрубок вспыхнул неестественно ярким золотым огнем, почернел и рассыпался в прах, ненадолго запахло жареной человечиной. Толпа ахнула, качнулась — и отступила еще немного. Вонг уронил огрызок под ноги и начал проталкиваться прочь.

— Это похоже на Поток, — сказал он, когда площадь с фонтаном осталась позади и рыночная круговерть выплеснула их в один из переулков. — Но они используют его иначе. У огненных магов огонь не такой. И камни не такие.
— Рияз говорил, они зовут это силой, дарованной посланником, — напомнил Рутаганда. — Называть-то могут как угодно, но вроде у простых людей ее нет. И даже у колдунов.
— Значит, в эту святую гвардию берут тех, у кого она есть, — заметил Вонг. — Они опасны.
Рутаганда кивнул, и Вонг замолчал снова. Заговорил он только через четверть часа, когда они ушли от рынка уже далеко. По обеим сторонам тихой улицы тянулись желтые и белые ограды истарских домов, увитые плющом.
— Что, если это и есть огонь? Тот, в который нужно бросить пеструю плеть. Чем бы она ни была... — Вонг покачал головой: — Я слушал разговоры. Ничего важного. У тебя?
— Тоже нет, — развел руками Рутаганда. — Не спеши, Николас, мы все найдем. Про огонь пока запомним, про плеть рано или поздно узнаем. Служба должна быть выполнимой, помнишь? А времени ключник дал с запасом.
— Полтора года, — сумрачно сказал Вонг. — Слишком много. За это время Мертвый совет может захватить не только Шангри.
— Николас. — Рутаганда легко коснулся его локтя. — Не тревожься попусту, этим делу не поможешь.
Дальше они вновь пошли молча; краем глаза Рутаганда поглядывал, как хмурое лицо Вонга постепенно успокаивается и становится рассеянно-задумчивым.
Его самого загадка ключника не беспокоила: он был уверен, что ответ найдется. До сих пор обстоятельства складывались в их пользу, байки и слухи оказывались правдой, а случайные встречи и разговоры шаг за шагом подталкивали в нужную сторону. От этого казалось, что и с пестрой плетью вот-вот получится так же, достаточно открыть уши и слушать. Дурное предчувствие, донимавшее в начале путешествия, размылось в бледную тень; так отступают скверные сны при свете дня, теряя свою силу. Накатило желание дурачиться и нести чепуху, и противиться ему Рутаганда не стал. Замедлил шаг, стальными пальцами срезал с вьющейся по ограде лозы, покрытой незнакомыми цветами, маленький густо-розовый бутон на тонком стебельке. Показал Вонгу, недоуменно изогнувшему бровь, и легко постучал бутоном по кончику его носа. Вонг все с тем же недоуменным видом отшатнулся. “Что за глупости”, — говорил его взгляд, но раздражения в нем не было.
— Знаешь, о чем я думаю? — Рутаганда покрутил бутон перед глазами, обвел пальцем туго сжатые лепестки, надавил на середину, заставив их слегка разойтись. — У тебя есть местечко, про которое ты сам не знаешь, как оно выглядит. — Он снова показал цветок Вонгу. — Вот так.
Вонг сжал губы и отвел глаза — Рутаганда даже заподозрил, что непристойный намек его оскорбил. Но на фарфоровой коже слабо засветился румянец, и стало ясно: мальчик смутился. При всем бесстыдстве его порой смущали совершеннейшие мелочи, и каждый раз у Рутаганды замирало сердце от неожиданности. Останавливаться он не стал: поднес цветок ко рту, коснулся лепестков языком. Вонг коротко и беспокойно вздохнул.
— Николас, — позвал Рутаганда, наслаждаясь видом того, как румянец проступает все ярче. — Что с тобой?
Вонг несколько мгновений смотрел ему в глаза — в прохладной небесной лазури мерцали искры злости, смешанной с желанием, — а потом протянул руку и тоже сорвал цветок, намного более темный. Сунул под нос Рутаганде:
— А у тебя оно как выглядит? Вот так?
Как всегда, он стремительно вернул самообладание и атаковал в ответ.
— По правде говоря, — усмехнулся Рутаганда, — я свое тоже не видел.
— Я хочу посмотреть, — заявил Вонг. Будь Рутаганда лет на тридцать моложе, смущаться сейчас пришлось бы уже ему.

На постоялый двор вернулись быстро. По дороге Вонг поглядывал на узкие безлюдные переулки, где закатный свет растворялся в густой тени, но молчал — и Рутаганда сдерживался, чтобы не взять его за плечо и не направить в один из таких переулков: сейчас хотелось добраться до постели и никуда не спешить. Едва войдя в комнату, которую они занимали, Вонг снял ремень с ножнами килича и начал развязывать пояс. Рутаганда задвинул засов, подошел к нему. Бережно снял его руки с витых петель на кафтане и принялся расстегивать сам. Сказал, понизив голос:
— Настало время забав и наслаждений.
Вонг то ли вздохнул, то ли коротко засмеялся — и потянулся к его одежде.
Пока они раздевали друг друга, он пытался поцеловать Рутаганду куда попало, порой ощутимо сжимая зубами плечо или шею. Под его нетерпеливыми пальцами оборвалась одна из петель и с треском разошлась рубаха.
Уже не в первый раз Рутаганда замечал, что Вонг стал ненасытнее и злее в ебле — он как будто утверждал свою силу там, где она оставалась у него безусловно, в полной мере, и никаких подтверждений не требовала. Когда он избавил Рутаганду от рубахи и толкнул к низкой кровати, сам все еще оставаясь в развязанных, сползших низко на бедра шароварах, его хотелось уронить и смять, держать и ласкать, заставляя успокоиться, позабыть обо всем лишнем, — но в то же время тянуло ему подчиниться и позволить делать то, чего он желает. Рутаганда позволил — отступил под его напором и рухнул на постель, увлекая мальчика за собой и роняя рядом. На то, чтобы освободить его от оставшейся одежды, понадобилось несколько движений. Стряхивая последние тряпки и с себя тоже, Рутаганда прижался губами к его бедру и ощутил на затылке прохладную стальную ладонь. Он уже ждал, что Вонг направит его голову к тяжелому, налившемуся темно-розовым цветом члену, — но мальчик, оказывается, не забыл о своем желании “посмотреть”: он потянул Рутаганду лечь, вынудил перевернуться на живот и раздвинул ягодицы так деловито, словно проводил инспекцию. В этих движениях сквозила целеустремленность, которая не всегда годилась для постельных игр, но неизменно пробуждала в Рутаганде желание.
До сих пор Вонг мало интересовался его задницей: порой проскальзывал языком глубже между ног, облизывая яйца, или вцеплялся в ягодицы во время ебли, заставляя Рутаганду двигаться резче и оставляя синяки, до которых никому из них не было дела. Сейчас он водил кончиками пальцев по расщелине так неторопливо и внимательно, что Рутаганда вздрагивал под этими прикосновениями, чувствуя себя совершенно иначе, чем всегда.
— Ну как? — поинтересовался он, поворачивая голову, чтобы не бубнить в подушку. — Что насмотрел?
Вместо ответа Вонг подтянулся вверх и улегся ему на спину, прильнув всем телом. Устроил у Рутаганды на плечах скрещенные руки, уткнулся в них подбородком. Когда он заговорил, его дыхание коснулось шеи.
— Ты когда-нибудь давал?
— Случалось. — Рутаганда напряг зад, чтобы сжать его член, и с удовольствием послушал, как Вонг начинает дышать беспокойнее. — Но нечасто.
— Почему? — с любопытством спросил Вонг. Рутаганда хмыкнул:
— Жопу не всякому доверишь. Ты ведь и сам долго выбирал, а?
Вонг горячо выдохнул ему в шею, прикусил кожу на загривке. Рутаганда подождал, пока он наберет воздуха для нового вопроса, и ответил раньше, чем вопрос прозвучал:
— Когда пожелаешь, Николас. Мог бы давно сказать. По тебе не похоже было, чтоб ты хотел.
— А теперь хочу, — возразил Вонг. Решимость в его голосе звенела странным напряжением.
— Тогда вперед, — усмехнулся Рутаганда. — Дело-то нехитрое.

Вонг уткнулся лбом ему в затылок, прижался губами к шее. Сдвинулся вниз, проехавшись грудью по спине Рутаганды, снова развел ягодицы — и на этот раз прикосновение оказалось нетерпеливее и грубее. Раскрытой щели прохладно коснулась сила Потока, пробралась в отверстие. От этого безболезненного, но ощутимого вторжения по шее пробежала колючая дрожь. Рутаганда вжал лицо в подушку, давя смешок: Вонг, с его полуосознанной, почти звериной чистоплотностью, не колеблясь обратился к остаткам своей силы, чтобы обойтись без дерьма на хуе. Впрочем, за собой он тоже всегда следил, что с магией, что без нее — хотя Рутаганду грязь такого рода тревожила куда меньше.
Когда Поток ослабел и рассеялся, Вонг отстранился, потянулся к изголовью: там Рутаганда накануне пристроил флакон с маслом, рассчитывая, что масло вскоре пригодится. Вот и пригодилось, пусть и не так, как он ожидал. Скользкие пальцы обвели отверстие, надавили — и Рутаганда глубоко вздохнул и расслабился, позволяя мальчику делать то, чего он желает.

Готовить самого себя Вонгу доводилось не единожды, и сейчас он действовал так же: быстро, уверенно и неласково, как будто спешил поскорее заменить пальцы членом. И с каждым его движением Рутаганде становилось все сильнее не по себе, поди пойми от чего. Он не солгал: принимать чужое орудие ему случалось, пускай и давно, а еще случалось играть с Синтией — с Исабель — в игры, которые требовали костяных или деревянных подобий члена. Эти развлечения его не смущали и не отталкивали, а порой приносили острое мучительное наслаждение… Но сейчас он, пожалуй, предпочел бы, чтобы мальчик был поласковее.
Вонг тем временем решил, что Рутаганда готов. Устроился между его бедер, потянул задницу на себя, вынудив его привстать на коленях и подставиться удобнее. Член вошел тяжело и туго, но Рутаганда заставил себя не сжиматься, чтобы не мешать.
С каждым новым толчком он все яснее понимал, отчего ему нерадостно. В желании Вонга не было страсти, оно и желанием-то не было — одним только стремлением утвердить собственное превосходство. В каждом движении сквозила жажда власти, неожиданная и странно отчужденная. Когда — в ночь после отречения — Вонг сжимал стальные пальцы на горле Рутаганды, в его прикосновениях таилось куда больше подлинной близости, чем сейчас.

Рутаганда поморщился. В самой ебле не было ничего особенно неприятного, к тугому распирающему жару легко было бы привыкнуть и получить удовольствие. Но осознание того, что мальчишка не выебать его хочет, а пытается победить там, где побеждать незачем, изрядно расхолаживало. Скрыть это было невозможно: плоть обманывать не умела.
Он может и не заметить, отстраненно сказал себе Рутаганда. Мгновением позже стальные пальцы прошлись по животу, забрались в пах — и пропали. Член из задницы тоже пропал: Вонг отодвинулся, сел рядом. Невыразительно произнес:
— Тебе не нравится.
Возражать не было смысла.
— Николас, — все же попытался Рутаганда, тоже усевшись на постели и глядя в неподвижное, словно заледеневшее лицо: — Мне хорошо с тобой, что бы ты ни делал.
Просто позволь мне тебя научить, как всегда позволял, — подумал он, но вслух сказать не успел. Красивый рот искривила недобрая усмешка:
— Да, я помню. Пока я в твоей койке, остальное тебя не ебет.
Рутаганда оторопел. Значит, вот как Вонг истолковал те его слова — “пока ты со мной, мне не о чем жалеть”?.. Не о том была речь, Николас, — безнадежно подумал он и неожиданно для себя самого обиделся, искренне и глупо, как не нюхавший жизни юнец. Объяснять не хотелось. Хотелось встать и уйти — или хотя бы выйти проветриться, вдохнуть чистого воздуха, не пропитанного терпкой горечью неудачного соития.

Так он и сделал: поднялся с постели, чувствуя себя неуютно раскрытым, натянул штаны и вышел на галерею, окружавшую второй этаж. Вонг проводил его взглядом, но рта не открыл и даже не шевельнулся. Рутаганда знал: он не пойдет следом. Пожмет плечами и ляжет спать, а наутро будет такой же, как обычно — сумрачный, молчаливый и прохладный. Ты ведь на это и запал когда-то, сказал он себе. Глянул вниз: до земли было недалеко, — и легко перекинув тело через перила, спрыгнул в сад. Одно название, а не сад — с три десятка деревьев, окружавших здание постоялого двора, — но сейчас в нем было пусто и тихо, сумерки под плотными кронами сгущались во тьму, и можно было пройтись по тропинкам, присесть под деревом и прижаться затылком к шершавому стволу. Тело неприятно ломило, оборванное, неудовлетворенное желание переплавилось в тянущую мутную тоску. Опять вспомнились слова Синтии: если он тебя оставит, ты уже не будешь счастлив. А с ним? — спросил себя Рутаганда и покатал голову по стволу, сам себя укоряя: это уже перебор. Глупо обижаться на сгоряча сказанные слова, еще глупее — считать одни слова важнее других и что одни, что другие принимать всерьез.
Зашуршала за спиной трава, он вздрогнул — показалось, что Вонг все-таки пришел, чтобы молча сесть рядом и коснуться плечом плеча. Под рукой тихо мяукнула кошка, встала передними лапами Рутаганде на бедро, запрыгнула, потопталась и легла, свернувшись клубком, — та самая, черепаховая, которую он гладил накануне. Рутаганда машинально погладил ее снова, кошка потянулась, уложила голову на лапы и зажмурила круглые зеленые глаза. Рутаганда тоже опустил веки и под равномерное мурлыканье задумался снова.

Обида оседала, как грязь после шторма, ее размывали и уносили воспоминания последних недель, набегавшие одно за другим: едва заметные взгляды Вонга, его колебания и сомнения, моменты, когда Рутаганда одергивал его, напоминая, что командир тут не он; все случаи, когда Вонг пытался обратиться к Потоку и бессильно ронял руку, понимая, что рассчитывать ему не на что...
Старый дурак, — сказал себе Рутаганда и стукнул кулаком по бедру; придремавшая было кошка встрепенулась и стрелой юркнула в темноту. Мальчишка держится неплохо для своего возраста и расклада, однако его сердцу нечем успокоиться — а дать знать о том, что ему скверно, не позволяет гордость. Но Рутаганда-то мог бы не заговаривать себе зубы, считая отчаянные попытки Вонга вернуть прежнюю уверенность признаками того, что дела идут хорошо и тревожиться не о чем.
Им стоит поговорить начистоту — даже если для этого придется поссориться всерьез. Однажды Рутаганда уже остановил себя, не принудил мальчика выложить то, что было на душе, и ничего хорошего не вышло: Вонг замкнулся, прогнал его и остался без защиты в сердце заговора. Больше это повториться не должно.

Когда он вернулся в комнату, Вонг спал — как всегда, заняв большую часть постели. Он уткнулся лицом в подушку Рутаганды, а его собственная лежала на ковре неподалеку, ненужная и изгнанная.
Утром, — решил Рутаганда, подобрал подушку и устроился рядом. Вонг пошевелился не просыпаясь, перевернулся на бок и прижался лбом к стальному плечу.

Утром в дверь забарабанила Юлия:
— Дес? Полковник? Есть новости.
Вонг вскинул голову, сонно щурясь. Через миг его глаза прояснились, а на лицо опустилась маска прохладного равнодушия: едва проснувшись, он вспомнил о вчерашней неудаче. Рутаганда покачал головой и поднялся, чтобы открыть дверь.

Пока они одевались, подтянулись остальные, а Юлия тем временем рассказывала. Ей удалось узнать, что такое пестрая плеть. Помог случай: выйдя прогуляться с утра, она столкнулась с тройкой соколов — похоже, они всегда патрулировали тройками, — и тем не понравился ее шарф, сползший на плечи. Об этом предупреждал купец Рияз: женщины в Эраншаре, говорил он, косясь в сторону Юлии, с непокрытой головой не ходят, посланник так заповедовал, чтобы женщинам голову покрывать — в знак того, что есть над ними защита, у кого отец или муж, сын или брат, а кого хоть небо, да защищает. Кто помоложе, безмужние, — говорил Рияз, — те и лицо прикрывают, но голову всем обязательно. Вот еще, — бросила в ответ Юлия, взлохматила светлые волосы, — и так не напечет. Рияз вздохнул: может худо выйти, а вам это надо ли. Тогда Юлия только фыркнула, но уже в Истаре, выбирая себе местную одежду, неохотно, но все же обзавелась широким шарфом, исполнявшим роль покрывала. Тряпка все время съезжала ей на плечи, Юлия ругалась, кое-как ее поправляла и порой не сразу замечала, что голова вновь непокрыта. Так она и столкнулась с патрулем. Парни спросили, почему она в неподобающем виде, Юлия огрызнулась, они разозлились и потребовали, чтобы она пошла с ними и раскаялась в своей грубости. Юлия отказалась, парни настаивали, тем временем вокруг собирались зеваки. Когда до драки было уже недолго, из толпы пробилась старуха, с головы до пят закутанная в черное, закричала: "Одержимый! Там одержимого колотит у пекарни!" — и соколы, потеряв к Юлии интерес, рванули туда, куда указала бабка. Она же схватила Юлию за руку и резво помчалась в другую сторону. В тихом месте она остановилась отдышаться и, утирая лицо краем своего покрывала, бормотала под нос: “Вот уж разлетались птички на беду нашу, будь пестрая плеть в крепкой руке, небось так не полетали бы”. Юлия навострила уши и расспросила старуху — не забыв подарить ей горсть монет за своевременное вмешательство.

Пестрая плеть оказалась знаком власти султанов Эраншара.

Рутаганда присвистнул, Вонг кивнул так, будто услышанное его не удивило:
— А что с “крепкой рукой”?
Про это Юлия тоже вызнала у бабки: нынешний султан, Вахид бин Маариф, был молод и мягкосердечен, следовал заветам небесного посланника и наставлениям Совета мудрых. Не всем в Эраншаре это нравилось, а уж в испокон веков вольнодумном Истаре особенно, но голос не смел поднять никто: последних храбрецов из приближенных султана, рискнувших намекнуть ему, что у совета власти в Эраншаре больше, чем у него самого, заживо сварили в кипящем масле.
— Мягкосердечен, значит? — хмыкнул Рутаганда.
— Судил-то их совет, — возразила Юлия. — И вроде как не за это: кого в краже из казны обвинили, кого еще в чем.
Вонг рассеянно кивал, пока она говорила. Потом сказал:
— Бросить пеструю плеть в огонь и проследить, чтобы не сгорела, а в силу вошла? Может быть, он хочет, чтобы султан поссорился с советом?
— А огонь тут при чем? — спросил Бабангида. Вонг коротко рассказал о вчерашнем наказании воришки.
— Так мне, значит, еще повезло, — недовольно заметила Юлия. — Могли и сжечь.
— Могли попытаться, — согласился Рутаганда. — Давайте поаккуратнее тут. Если за нами будет гоняться все их святое воинство, нам это будет некстати.
Юлия закатила глаза.
— Ну ладно, — хлопнул себя по коленям Вебер, устроившийся на краю кровати. — С этим ясно, что дальше делаем?
Вонг коротко взглянул на Рутаганду. Тот пожал плечами:
— Двинем в Кусур. Глянем на султана и на совет поближе.

По Ночному ущелью, короткому пути через горный хребет, разделявший Истар и Кусур, ровер тащился медленно. Узкое и мрачное ущелье Ночным наверняка называлось потому, что даже в полдень сюда едва проникал солнечный свет. Бабангида осторожно вел машину, стараясь не задеть каменные стены: трещины в них говорили, что от сильного толчка в любой момент может случиться обвал. Рутаганда, сидевший рядом с ним, то и дело пускал на стальную связь сигнал “внимание”: это значило, что впереди над дорогой нависают скалы и всем стоит пригнуться, чтобы поберечь голову. Бун дремал, приткнувшись к двери ровера, и его голове ничто не угрожало. Юлия, Вебер и Вонг вполголоса обсуждали местную еду.
— Как тебе кускус? — спросила Юлия. Вонг, судя по тону, скривил губы:
— Слишком жирный. И мясо слишком мягкое.
— Да, пожестче бы мяска, — согласился Вебер, завозился, доставая самокрутку. Возня и болтовня мутно раздражали: поговорить с Вонгом с утра не удалось, так быстро все подхватились собираться, — и Рутаганде казалось, что он упустил подходящий случай и нового уже не подвернется. Он ждал, что в пути Вонг будет сумрачно молчать, — но тот вел себя так, будто никакой ссоры не было, и это почему-то злило сильнее всего.
Услышав тихий шорох сверху, он вскинул голову: на уступе топтался горный козел с недлинными рогами — молодой. Рутаганда поднял руку, выпуская стальную иглу; в последний миг животное встрепенулось — и игла вошла не в глаз, а в горло, не убив козла сразу. Тот ударил копытами, пытаясь бежать, споткнулся и рухнул вниз прямо перед носом ровера. Его глаза помутнели, ноги дернулись и замерли.
— Вот вам мясо пожестче, — сказал Рутаганда и услышал новый шорох, куда более громкий. Вслед за ним донесся сухой стук. Бабангида дернул ровер назад, и на дорогу с грохотом обрушились камни.

Обвал вышел небольшим — он даже не присыпал козла. Дорогу завалило, но ровер легко мог преодолеть груду каменных осколков. Пока Вебер, оживившийся от мысли о предстоящем ужине с жареной козлятиной, закидывал тушу в кузов ровера, Рутаганда молча ругал себя за мальчишество.
— Щель в скале, — вдруг сказал Вонг. Он смотрел туда, откуда сорвалось животное и вслед за ним камни. — Как проход.
Рутаганда тоже взглянул на темный проем над их головами и мысленно выругался снова — но теперь куда более затейливо.

Бабангида и Бун на всякий случай остались снаружи. Заглянуть в темное нутро скалы захотели Юлия с Вебером и Вонг. Рутаганду туда совершенно не тянуло, но отпускать Вонга одного не хотелось еще сильнее. Он втайне надеялся, что щель окажется неглубокой или слишком узкой и через несколько минут придется из нее выбираться и отправляться дальше. Надежда не оправдалась: за тесным проходом амулеты, дававшие свет, заставили проступить из темноты просторную пещеру с высоким неровным сводом. Из пещеры расходились веером несколько тоннелей. Где-то размеренно капала вода, и от этого мертвая тишина еще сильнее давила на уши.
— Не ходите по одному, — велел Рутаганда. — Держите связь. И слишком далеко не забирайтесь.
— Мы сюда. — Юлия ткнула в сторону одного из тоннелей. Вебер пошел за ней, Вонг постоял на месте, выбирая темный проем из оставшихся, и направился в ближайший. Рутаганде ничего не оставалось, как пойти следом.
Стук капель стих позади, шаги Юлии и Вебера тоже стали не слышны — остался только ровный пульс на связи, говоривший о том, что у них все в порядке. Рутаганда подсвечивал дорогу амулетом, у Вонга светился, бросая вперед слабый луч, один из камней на браслете Синтии. Вот и представился случай, — сказал себе Рутаганда и не смог найти подходящих слов.
— Николас, — позвал он, — насчет вчерашнего…
Начало вышло неловким, а когда Вонг повернул голову и остановил на нем холодный отчужденный взгляд, продолжение застряло в горле.
— Не о чем говорить, — уронил Вонг. — В другой раз обойдись без одолжений.
— Не в ебле дело, Николас, — махнул рукой Рутаганда. — С этим уж как-нибудь разберемся. Но если тебе херово, ты бы не молчал.
Вонг замедлил шаг, остановился, глядя под ноги, и негромко спросил:
— Зачем?
Рутаганда промедлил с ответом. Вонг вскинул голову, посмотрел ему в глаза:
— Чем ты можешь мне помочь, Десмонд? Ты вернешь мне силу? Ты дашь мне армию? Или так и будешь меня защищать от всего, с чем я, по-твоему, не могу справиться? Что ты хочешь услышать?
Рутаганда протянул руку, собираясь коснуться его щеки. Вонг отшатнулся. Повернулся так круто, что длинная серьга взлетела над плечом, и зашагал дальше в темноту тоннеля. Бросил не оборачиваясь:
— Пойдем. Мы здесь не ради разговоров.
Судя по всему, стало только хуже.

Тоннель вскоре закончился. Свет амулета провалился в пустоту: впереди была каверна, которую амулет не мог осветить полностью. Пятно света едва дотягивалось до широких каменных ступеней, но тускнело, не позволяя разглядеть, куда они уходят. Вонг сделал шаг вперед, еще один. В каждом его движении проступало хищное охотничье напряжение. Когда он замер на месте, в незаметную щель над его головой вдруг пробрался солнечный луч. Он упал наискосок, с каждым мгновением набирая силу, разорвал мрак впереди — и осветил ступени, ведущие к ровной площадке, и стоящий на этой площадке сундук. Пробежался по резьбе на деревянных боках сундука, заставил заиграть ярким блеском груду золота в нем и сверкающие серебром капли наверху груды, похожие на виноградную гроздь. От грозди исходил неслышный звон, отдававшийся легким зудом в живой стали. Этот зуд не похож был на дрожь, вызванную близостью Потока, и больше всего напоминал шорох или прикосновение ветра.
Рутаганда понял, что не удивлен — но не ждет от находки ничего хорошего.

— Музыка мертвых, — одними губами проговорил Вонг и шагнул вперед.
— Подожди. — Рутаганда взял его за плечо. — Проверим, нет ли там ловушки.
— Ничего нет. — Вонг тряхнул браслетами на запястье: — Я бы заметил.
Рутаганда не отпустил его, и Вонг дернул плечом, сбрасывая руку. Когда он обернулся, в прозрачных голубых глазах сверкнула ярость:
— Хватит меня опекать, я не младенец!
— А ведешь себя как сопляк! — разозлился Рутаганда.
Вонг молча отвернулся и пошел к сундуку, поднялся по каменным ступеням. С каждым его шагом дурное предчувствие становилось сильнее.
— Николас! — Рутаганда повысил голос. — Стоять!
Это был приказ — но Вонг даже не замедлил шага. Сейчас он погибнет, отчетливо подумал Рутаганда и прыгнул, оттолкнувшись стальной ногой.
Вонг успел сжать пальцы на серебристой грозди, прежде чем Рутаганда с силой отбросил его прочь от сундука. Над золотом поднялось облако черного порошка, похожего на крупную сажу. От него закололо в носу и запершило в горле, тошнотворно закружилась голова. Рутаганда оперся на края сундука, позвал живую сталь — та не откликнулась. Он не успел осознать, что падает, просто почувствовал щекой холодные твердые монеты. Глаза закрылись сами собой.
Глупо вышло, — подумал Рутаганда и провалился в мертвую глухую тьму.

конец первой части

Chapter 5 Chapter Text

Часть вторая: Белая кружевница и черный визирь

Глава 5: Поговори с ним

Десмонда Рутаганды больше не было.
Там, где он, живой или мертвый, должен был находиться, на ступенях возле сундука с золотом лежал зверь. Солнечный луч, падавший через щель каменного свода, касался блестящей черной шерсти. Ягуар. Крупная взрослая тварь. Тяжелая голова опущена между лап, глаза закрыты. Дремлет — или выжидает?
Не пытаясь шевелиться, Вонг обратился к живой стали. Десмонд учил слышать тех, кого она знала. Учил понимать, живы ли они, спокойны ли. С другими получалось не каждый раз, но Десмонда он чувствовал всегда. Неудивительно: сталь Вонга хорошо помнила ту, от которой отделилась.
Больше всего это походило на толчок. Малозаметный толчок в ладонь — когда обращались к нему, или ладонью — если звал он. Вонг принудил свою сталь сделать этот толчок. Черный зверь вздрогнул и шевельнул хвостом. Отклик чужой стали был слабым, неуверенным. Как будто она не понимала, что ей делать и кого слушаться.
В голове застучала боль. Вонг собрался проверить затылок и понял, что сжимает в другой руке прохладный колючий металл. Колокольчики. Музыка мертвых.
Он положил гроздь колокольчиков рядом с собой — они даже не звякнули. В них нет язычков? Сейчас не до этого. Поднял руку, потрогал затылок: влажно. На пальцы можно не смотреть, там кровь. Десмонд отбросил его от ловушки с такой силой, что удержаться на ногах не удалось. Он крепко приложился о неровный камень стены, потерял сознание. Ненадолго — солнечный луч почти не сместился.
— Десмонд? — сказал Вонг. Вышло тихо, но зверь услышал. Приоткрыл один глаз, затем открыл оба и уставился на Вонга. Круглые звериные глаза с вертикальными зрачками были серыми.
— Ты... — начал Вонг. Голос сорвался, боль в затылке забилась сильнее. — Ты меня понимаешь?
Челюсти зверя разомкнулись. Померещилось, что он вот-вот заговорит. Ягуар зевнул, показав острые белые зубы, розовый язык и красную глотку. Напряг лапы, выпустил кривые когти: потянулся. Плавно поднялся, шагнул к Вонгу. И замер, насторожив уши, когда из темного прохода донеслись шаги.

В пещеру вбежали остальные: впереди Бабангида, за ним Юлия, следом Вебер с Буном. Бабангида остановился так резко, что Юлия едва не налетела на него. Схватился за оружие. Конечно: он видел прижавшегося спиной к стене Вонга — и дикого зверя перед ним. Зверя он счел угрозой.
— Это Десмонд, — сказал Вонг. — Он превратился.
— Пиздишь, — беспокойно хохотнул Вебер. — Где Дес-то? Тут что, тайный ход есть?
— Полковник, не шути так, — укоризненно сказала Юлия. Упрек в ее голосе был притворным, подлинным было напряжение. Вряд ли она всерьез думала, что Вонг шутит.
— Это не просто зверь, — негромко сказал Бун. — Что-то с ним не то. Не могу разобрать.
— Это Десмонд, — повторил Вонг. — Проверьте связь.
Зверь встряхнулся, задрал заднюю лапу, чтобы почесать ухо. Щелкнул зубами над плечом, будто выискивал блох. Вонг уже знал, что это значит: остальные пытаются разбудить стальную связь.
— Ебаный свет! — ошарашенно выдохнула Юлия.
— Какого хера?.. — одновременно с ней сказал Вебер.
Лицо Бабангиды не дрогнуло. Он подошел к Вонгу, протянул руку, предлагая ухватиться, и вздернул на ноги.
— Как это вышло?
Вонг бросил еще один взгляд на ягуара. Зверь перестал чесаться и осматривал вошедших.
— Это моя вина.
Хватка Бабангиды стала крепче: теперь он не поддерживал, а держал.
— Подробнее.
— Дес, — тем временем сказала Юлия. — Ты что-нибудь соображаешь? Кивни, если да.
Зверь моргнул. Снова потянулся, прогнув спину. Сел на ступеньке, обвил лапы хвостом. Его ноздри подрагивали, усы шевелились: он принюхивался к вошедшим. Кивать он явно не собирался.
Вонг отвел взгляд, снова взглянул на Бабангиду. Поднял свободную руку и показал зажатые в ладони колокольчики, которые подобрал, вставая:
— Музыка мертвых.
Бабангида продолжал смотреть в упор.
— Я попытался ее взять. Он меня оттолкнул. Там была ловушка, черная пыль. Он вдохнул и превратился.
— Он говорил тебе туда не ходить? — ровно спросил Бабангида. Вонг кивнул. Рука Бабангиды метнулась так быстро, что Вонг не успел ни защититься, ни увернуться. Теперь она держала не за локоть, а за горло. Большой палец ощутимо вжался под челюсть, холод говорил о присутствии живой стали.
— Дурак! — Бабангида тряхнул его, едва не подняв над землей. — Сопляк и дурак! Хер с ней, с твоей силой, но мозги ты куда проебал?!
Упрек обжег, как пощечина. Вспыхнула злость — тем более ядовитая, что Вонг знал: упрек справедливый.
— Отъебись, — сипло выдохнул он. — Ты мне не командир.
— Ошибаешься. — Бабангида широко улыбнулся. Веселья в этой улыбке было не больше, чем в оскале зверя. — Пока он не в себе, я твой командир. Не нравится — вали нахер прямо сейчас. Разберемся без тебя.
— Эй! — Юлия подошла к ним. — Он еще не то заслужил, но ты лучше попустись.
— Не лезь. — Бабангида даже не обернулся. — Ты что, не видишь…
— Это ты не видишь, — перебила Юлия. — Оглянись.

Зверь уже не сидел: он стоял, припав на передние лапы, прижав уши и сузив глаза. Длинный хвост тяжело и туго хлестал по бокам.
— Да блядь. — Бабангида отпустил Вонга, оттолкнув его от себя. — Чего тебе, Дес?
Зверь зарычал. Звук был низкий и бурлящий, будто в горле перекатывалась вода.
— Он нихера не понимает, — сказала Юлия. — Но ему не нравится, что ты трясешь его мальчика как грушу.
— Значит, что-то понимает, — процедил Бабангида. Глянул на Вонга, мотнул головой: — Ну? Поговори с ним. Может, он тебя послушает. Хоть какая-то польза.
— Тогда держись подальше, — сказал Вонг и шагнул к зверю. Ягуар коротко рыкнул снова. И все же нападать он не собирался: уши вздрогнули и распрямились, хвост стал двигаться тише. Теперь он смотрел и выжидал.

Раньше Вонг не имел дела с кошками, ни с большими, ни с маленькими. Но много лет назад кот был у тетки Тамиры — облезлая тощая тварь, похожая окрасом на селедку. Он жрал в три горла, бегал где хотел и в руки шел только к Тамире. На всех остальных он шипел, прижимая рваные уши. Подружиться с ним Вонг не пытался, но иногда наблюдал, как он себя ведет. Кот делил территорию с другими котами, охотился на крыс и драл морды глупым портовым собакам. Он не любил людей, но не нападал первым. Если его не пытались ловить, он избегал ссоры. Если пытались — давал понять, что ссора с ним обойдется дорого.
Сейчас этот зверь вел себя так же: показав, что может атаковать, на самом деле он не искал драки.

Вонг сделал еще шаг. Теперь их с ягуаром разделяло смехотворное расстояние: пожелай тот напасть, защититься не хватит времени. “Поговори с ним”, — велел Бабангида, но говорить Вонгу не хотелось. Зверь был и в то же время не был Десмондом Рутагандой. Слов он не понимал. Разговоры не имели смысла. Поэтому Вонг просто ждал, что он решит делать. Сочтет ли неподвижно стоящего перед ним человека угрозой.
Ягуар подошел вплотную и обнюхал живую руку. Вонг чувствовал, как горячий воздух из ноздрей касается кожи. Тыльную сторону ладони задел теплый сухой нос. Зверь потерся щекой об руку, кольнув жесткими усами, и сел. Вонг положил ладонь ему на лоб и увидел, как медленно, уже без угрозы щурятся круглые глаза.
— За ухом почеши, — подсказал издалека Вебер и охнул. Видимо, Юлия ткнула его локтем.
— Ладно, — бросил Бабангида. — Не порвал, уже неплохо.
Зверь приоткрыл глаза, покосился на него и снова зажмурился. Убраться из-под ладони он не спешил. Даже наоборот: когда Вонг провел между ушами, тяжелая черная голова склонилась так, чтобы гладить было удобнее.
— Надо глянуть, что в сундуке, — деловито сказала Юлия. — Если это был яд, может, и противоядие там же. Или остальные сокровища.
— Или еще одна ловушка, — возразил Бабангида.
— Или не одна, — добавил Бун.
— Так. — Юлия глянула на Вонга. — Остальные отойдут, ты прикрой. Есть что-нибудь?
Она указала на браслеты Заль. В одном был камень с глифом слабой воздушной защиты. Стоило воспользоваться ею раньше, когда они с Десмондом только пришли к сундуку. Почему он об этом не подумал?
— Есть, — подтвердил Вонг и поймал недобрый взгляд Бабангиды. Отвел глаза, сказал ягуару:
— Пойдем.
Стоило сделать шаг, как зверь поднялся и побрел рядом. Двигался он неторопливо, как будто хотел держаться поближе к Вонгу.
Когда все отошли, Юлия подняла руку, и между стальными пальцами заискрилась молния.
— Я уроню сундук, пусть рассыплется. А ты смотри, чтобы сюда не долетело, если там еще какое дерьмо запрятано. С этим-то справишься?
Ответить Вонг не успел.
— А если там другое дерьмо? — спросил Вебер. — От которого не прикрыться?
Юлия пожала плечами:
— Тогда нам не повезло.
Молния с треском ударила в сундук, перевернула его набок, роняя на каменные ступени. Вонг ждал, что оттуда хлынет золото: он помнил, что под гроздью колокольчиков лежали золотые монеты, свитые в узлы цепочки, грубые широкие браслеты с крупными камнями. Но из сундука плеснула волна гадов. По камню зашуршали скорпионы и сколопендры, разбежались многоножки, поползли мелкие черные змеи. Юлия отступила под полог воздушной защиты. Вебер присвистнул, Бун выругался. Рядом с Вонгом зашипел ягуар. Шерсть у него на загривке встала дыбом, он пятился к стене.
— Не любят они эту дрянь, — сказал Бабангида. — У кого огонь близко?
Управлять огненными камнями было сложнее всего: самый далекий, самый чуждый для его силы аспект. Вонг нащупал другую подвеску на браслете и шагнул вперед, оставляя воздушную стену за спиной. Ядовитые твари не пытались нападать. Они заполняли пещеру, шуршали по камням, искали трещины, чтобы в них забиться. Огненный круг получился слабым: пламя не поднялось даже до колен, разошлось недалеко и осело быстро, — но тварям хватило. Те, кто успел, скрылись во тьме, остальные превратились в хлопья сажи. На ступенях остался лежать расколотый пустой сундук. Зверь не успокаивался: подергивал ушами и водил прищуренными глазами по сторонам.
— Хер там, а не противоядие, — подытожил Бабангида. — Еще мысли есть?
Вонг убедился, что последние твари разбежались, и убрал защиту. Ненадолго прикрыл глаза: после обращения к Потоку, пусть и через камни, голова заболела еще сильнее. Голоса звучали как сквозь густой туман.
— Гляну, что вокруг. — Бун нырнул в темноту тоннеля.
— Сказку про Ризвана помните? — вдруг сказала Юлия. — Дед нам по пути втирал. Там тоже был черный порошок, только Ризван в коня превратился.
— Это сказка, — поморщился Бабангида.
— А это что, по-твоему? — Юлия кивнула на ягуара. — Раз он подышал этой дрянью и превратился в зверя, значит, может и обратно так же. Надо найти другую дрянь, которая его расколдует.
— А в этой сказке как его расколдовали-то? — подал голос Вебер. — Ризвана?
— Та же девка и сняла заклятие. Взяла у отца белый порошок и угостила. Парень нихера не понял, но это ладно...
— А отец ее кто? — перебил Бабангида. Юлия задумалась.
— Ночной колдун Язид. — Вонг запомнил из сказки больше, чем ожидал сам. — Но порошок подарил ему Иман, мастер зелий и ядов.
— Так выходит, он нам и нужен, — заметил Вебер.
— Он мертв. Если верить легендам, их всех убил небесный посланник. И Язида, и Имана, и остальных.
— Тьфу ты. — Вебер искренне расстроился.
— Но оружие и зелья-то остались, — упрямо возразила Юлия. — Раз есть черный порошок, где-то должен быть и белый.
— Может, вернуться в Истар? — спросил Вебер. — Найти того старика и потрясти. А ну как еще что скажет.
— Вариант, — согласился Бабангида. Глянул на Вонга: — Подождет твой ключ.
И перевел взгляд на Юлию:
— Что было в вашем тоннеле?
— Пустой тупик, — отмахнулась Юлия. — Мы уже шли обратно. А в других?
— В каких других? Я видел два входа. Этот и тот, откуда вы вышли.
Он оставался у ровера, вспомнил Вонг. Догнал остальных, когда живая сталь подала сигнал тревоги. Значит, те тоннели, в которые они не пошли, к этому времени исчезли.
— Их же было больше, — удивился Вебер. — Какого...
— Ебучие сказки, — донесся по связи голос Буна. — Тут только наш проход и остался. И лаз наружу. Выходите по-быстрому, пока все нахер не закрылось.
Он редко бывал так многословен.
— Двинули, — скомандовал Бабангида. Покосился на Вонга, кивнул на зверя: — И лучше бы он пошел с тобой.
Звать не пришлось: стоило Вонгу развернуться к проему, ведущему в тоннель, как ягуар устремился туда впереди всех. Пещера ему не нравилась.

С уступа, под которым остался транспорт наемников, зверь спустился длинным мягким прыжком. Обошел и обнюхал ровер, пока остальные осторожно спускались к дороге. Фыркнул, потряс головой. Прошелся туда-сюда и снова полез на скалы.
— Куда? — Вонг невольно повысил голос. Ягуар оглянулся на него, неловко поставил лапу — и кувырком скатился вниз вместе с градом мелких осколков. Упал на лапы, встряхнулся и отскочил в сторону, за борт ровера. Вонг не успел понять, что значат скрип и шорох, которые он слышит. Шедший следом Бун взметнул стальные крылья, дернул его за шиворот и легко оторвал от земли. Другой рукой схватил Юлию, метнулся вниз к роверу. Через плечо бросил Бабангиде:
— Этот покрупнее.
Он говорил про обвал. Мгновение спустя в уши ударил грохот камней. Бабангида и Вебер большими прыжками добрались до ровера. Вебер задрал голову, выругался и обеими руками с силой толкнул машину, убирая ее с пути камнепада. Бабангида навалился рядом, ягуар отскочил еще дальше. Бун опустил на дорогу Юлию и Вонга, опустился сам. Вонг бездумно коснулся браслетов: мощных камней земли в них не было, слабые бесполезны. Водная защита может не выдержать удар скалы, подумал он — и все же накрыл отряд, вливая в защитный купол немногие оставшиеся капли собственной силы. В затылке застучала притаившаяся боль.
— Кончай стараться, полковник, — сказала Юлия. — Мимо прошло. Повезло нам.
Тогда Вонг понял, что грохот уже стих. Сперва он решил, что от напряжения помутилось в глазах, но нет: это в ущелье стало еще темнее, чем было. Сквозь оседающую пыль подошли остальные. Зверь сидел рядом и сосредоточенно облизывал переднюю лапу.
За ровером выросла стена из каменных обломков, закрывшая свет. Казалось, она достигает вершин ущелья.
— Да твою же ебаную мать! — Бабангида со злостью ударил себя кулаком по бедру. — Вот тебе и вернулись, блядь.
— Все один к одному. — Бун почесал лоб над правым глазом, окруженным живой сталью: — Херня какая-то. А на вид камни и камни. И в пещере ничего такого.
— Думаешь, это ключник? — озабоченно спросила Юлия. — Не хочет, чтобы мы возвращались?
— Мне насрать, чего он хочет, — перебил ее Бабангида, повернулся к Вонгу. — Все из-за этих твоих дел!..
Ягуар снова прижал уши и зарычал, как раньше в пещере.
— Да еб твою, Дес, — бессильно сказал Бабангида. — Какого хера.
— Я виноват в том, что Десмонд попал в ловушку, — сказал Вонг, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Если он говорил спокойно, успокаивался и зверь. — Когда он вернется, я за это отвечу. Но дела с ключом не только мои. Вы согласились работать на Заль. Мертвый совет — общая работа. Ключ нужен для нее.
— Ты!.. — начал Бабангида, но Юлия погрозила ему пальцем, ткнула в сторону Вонга:
— Тут он прав, до этого не доебывайся. Дес взял работу, никто не возражал.
Сгустившееся напряжение ощущалось кожей. Разрядил его Вебер:
— Есть же длинная дорога. Можно по ней вернуться. Сперва до конца ущелья, а там на север и по предгорьям обратно. Ну, подольше выйдет, дня три вроде. Но и хрен бы с ним, доедем.
Бабангида обеими руками потер лицо.
— Да. Так и сделаем.
Посмотрел на ровер и замер с открытым ртом. Сказал:
— Ну бля, Дес!.. — и неожиданно расхохотался. Юлия взглянула туда же и фыркнула, следом за ней рассмеялся Вебер. Вонг обернулся к машине.
Пока они разглядывали завал, ягуар успел запрыгнуть в ровер и удобно там устроиться. В одиночку он занял сиденье, на котором помещались трое, а если потесниться, то и четверо. Остальные смеялись — долго, неудержимо, выдыхая вместе со смехом злость и страх, — а зверь смотрел, щурясь и переводя взгляд с одного на другого. Когда Вонг дернул дверь ровера и толкнул коленом задние лапы, свисавшие с сиденья, зверь подобрался без охоты, но и без недовольства. Зевнул, плавно извернулся — и сел, прижавшись к противоположной двери. Следом за Вонгом на заднее сиденье влез Вебер. Юлия и Бун устроились впереди рядом с Бабангидой, который сел за руль. Зверь беспокойно рыкнул, когда машина тронулась, но ни выпрыгнуть, ни сделать что-нибудь еще не попытался. Все в порядке, подумал Вонг и едва не засмеялся — так далеко все было от “порядка”. Он сел удобнее, откинул голову на спинку сиденья. Боль напомнила о ссадине на затылке, Вонг потянулся потрогать. Волосы были жесткими от засохшей крови, но ничего серьезного он не нащупал.
— Откуда кровь? — спросил Вебер, глядя на его ладонь.
— Ерунда. — Вонг посмотрел, как он насмешливо вздергивает бровь. — Ударился в пещере.
— Заслужил, значит, — пробормотал Вебер. Взял его за плечо, неласковым нажатием заставил развернуться и запрокинуть голову. Прикосновения были легкими, но когда слипшиеся пряди натянулись, в затылке вновь запульсировала болезненная тяжесть.
— Так сиди. — Вебер нашарил под ногами фляжку с водой и случайную тряпку, принялся промывать ссадину. Зверь придвинулся ближе и принюхался.
— Что, кровь чуешь? — рассеянно спросил Вебер. Зверь шумно потянул носом, попытался сунуть морду ему под руки. Горячо выдохнул Вонгу в лицо. Вонг стиснул зубы и закрыл глаза.
— Ну-ка отвали. — Вебер отпихнул ягуара, как оттолкнул бы большого пса. Тот фыркнул и отстранился.
Закончив промывать ссадину, Вебер бросил окровавленную тряпку обратно под ноги.
— Перевязывать нечего, само заживет.
Зверь раздувал ноздри и крутил головой. Может быть, его тревожила не кровь, а запах свежей дичи: позади сидений вместе с грузом лежала туша козла, недавно убитого Десмондом. Меньше часа назад, вспомнил Вонг, когда все было по-настоящему в порядке. Хотя тогда он так не считал.
— Эй! — Вебер заметил интерес ягуара. — Это наш козел. Ты же сам... Бля, Дес!
Зверь потянулся через спинку сиденья, чтобы обнюхать тушу внимательнее.
— Я бы на твоем месте не спорил, — предупредил Бабангида не оглядываясь. — Нам еще повезло, что ему есть что пожрать.
— Не съест же он все за раз, — вслух задумался Вебер. — Сколько они жрут?
— Он здоровенный. Может съесть треть. Но если решит, что остальное тоже его, хрен ты что получишь.
Юлия развернулась на переднем сиденье, вжав Буна в дверцу. Сложила руки на спинку, устроила на них подбородок. Ласково сказала:
— Полковник присмотрит, чтобы Дес на нас не злился. Должна же от него быть хоть какая-нибудь польза. Верно я говорю, полковник?
Ответа она не ждала, так что Вонг не стал отвечать.
— К тому же, скоро закат, — продолжила Юлия. — Когда найдем постоялый двор…
— Какой еще постоялый двор, — перебил Бабангида, не сводя глаз с узкой полосы дороги между каменных стен. — Ты с ним туда собираешься? С ягуаром?
— А что? — удивилась Юлия. — Пусть кто только рот откроет.
Бабангида мотнул головой:
— Да это хер с ним. Мы не знаем, как он сам себя будет вести. Если порвет слишком много народу, его попытаются убить. Если вмешаются эти соколы ебучие, заебемся отбивать.
— А чего ему рвать кого-то, — с сомнением вставил Вебер. — На нас-то не бросается. Сам с нами пошел.
— Нас он узнал. Учуял. И его, — Бабангида дернул подбородком в сторону Вонга, — и нас всех он признал за своих. Может, по голосам еще. И ровер тоже узнал, иначе так запросто в него не полез бы.
— И козла? — спросил Вебер, посмеиваясь. Бабангида тоже хмыкнул:
— Свежее-то мясо для любого зверя своим покажется.
Помрачнел:
— А вот как с чужими выйдет... Не понравятся ему, и кто его остановит?
— Плохо не это. — Юлия бросила взгляд на зверя. Тот все еще обнюхивал груз. — На чужих насрать, отобьемся. Но он не усмирит сталь. Если его ранят, она заберет много. Все что сможет.
— У него ж ее и так дохера, — беспокойно сказал Вебер.
— А если, — начала Юлия и не договорила.
— Нет, — мотнул головой Бабангида. — Не выйдет.
— Будет хуже, — добавил Бун.
Объяснять свой разговор Вонгу они не собирались. Юлия посмотрела на него:
— Раз он тебя слушает, следи за ним. Если не хочешь, чтобы сталь его съела.
Вонг молча кивнул. Зверь тем временем потерял интерес к козлиной туше, вернулся на сиденье и бесцеремонно улегся поперек его колен. Прижался боком, свесил голову и переднюю лапу между сиденьями. Вонг помедлил и опустил руки в жесткую шерсть.

Нитяную башню он увидел первым. Ровер уже выехал из ущелья в прозрачные горные сумерки. Впереди расстилалась равнина с темными пятнами — рощами. Одно из пятен пронизывала белая игла, втыкалась в синее вечернее небо. Ее неровная верхушка говорила о том, что в роще прячутся развалины: если бы там кто-то жил, Небесная нить не обветшала бы.
— Башня на северо-северо-восток, — машинально сказал Вонг. Все кроме зверя одновременно повернули головы. Бун на переднем сиденье вгляделся, закрыв ладонью левый глаз.
— Жилье. Заброшенное.
— Встанем на ночь? — предложил Вебер. — Не видишь, есть там кто?
Бун присмотрелся снова, мотнул головой.
— Жаль, — разочарованно сказал Вебер. — Хоть развлеклись бы.

Одинокое поместье оказалось заброшено давно. Песчаник ограды пошел трещинами и осыпался, сад зарос. Роверу пришлось ломиться через кусты, обрывая плети дикого винограда. Зверь снова сел, принюхался и стремительно перемахнул через борт. Машину качнуло.
— Блядь. — Бабангида из-за руля проводил ягуара взглядом. — Куда он?
— Не сказал, — безразлично ответил Вонг. Такой ответ должен был взбесить Бабангиду еще сильнее, но это не имело значения. По словам Буна, людей здесь не было — значит, зверю ничто не угрожало.
— Да может, посрать захотелось, — предположил Вебер.
— Хорошо тогда, что не в ровере, — хмуро бросил Бабангида.
Вонг всматривался в полумрак, но ягуара в густой зелени сада было не разглядеть.

Когда сад остался позади, сумерки уже сгустились совсем. К низкому длинному дому вела широкая лестница, на ее белых ступенях темнели какие-то пятна. Над ними шевелилась тень: ягуар был уже здесь. Ровер остановился, вспыхнули одновременно несколько амулетов.
— Еб твою, — пробормотал Бабангида.
— Любопытно, — одновременно с ним протянула Юлия.
На ступенях лежали тела — дюжина или больше. Останки, давно истлевшие или высохшие. Это стало понятно, стоило осветить их получше. Отряд разошелся, осматриваясь: у каждого в одной руке светящийся амулет, другая на оружии. Вонг подошел к ягуару. Тот как раз подцепил лапой одно из тел и без труда перевернул. Звякнули почерневшие от времени украшения, с черепа сползло выцветшее покрывало. В груди мертвой женщины была глубокая дыра с обугленными краями. Вонг присел, потрогал эти края: твердые и хрупкие. Обычное пламя сожгло бы тело полностью или опалило бы только кожу. Зверь фыркнул и отступил, как будто учуял запах гари. Вряд ли здесь оставалось что чуять, даже для него: люди, пытавшиеся бежать из этого дома и убитые на ступенях, погибли давно. Годы назад. Сухой воздух и жгучее солнце Эраншара не дали им сгнить и разложиться, вместо этого иссушив плоть. Те, кто их убил, пришли из сада и встретили беглецов лицом к лицу. И использовали силу огня — так или иначе.

Вонг выпрямился, огляделся. Бабангиды уже не было на крыльце. Дверь дома была распахнута: он и Бун пошли внутрь. Вебер стоял неподалеку с самокруткой, Юлия все еще осматривала тела. Поймала взгляд Вонга, подняла бровь:
— Что скажешь?
Вонг пожал плечами:
— Мы не слышали, чтобы силой здесь владел кто-то кроме соколов посланника.
— Значит, зачистка? — Юлия перешагнула труп, подошла ближе. — Но они…
— Следят за колдунами, — закончил Вонг.
— Так здесь жили маги? — Вебер выпустил густое облако дыма. — Тогда в доме может быть что-то интересное, а?
— Только если там были тайники. — Вонг отер о штаны ладонь, испачканную старой гарью. — Они должны были обыскать дом. Кто угодно бы обыскал. Следом должны были прийти мародеры. Дом давно пустой.
— А если побоялись. — Вебер потыкал носком сапога ближайшие останки. — Чем не охрана. Может, они поднимаются, как те пропавшие в пустыне...
— Слушай-ка. — Юлия ткнула в Вонга пальцем. — У тебя же есть колокольчики. Ты можешь их поднять.
— Ха! — Вебер тоже оживился, уронил окурок под ноги и затоптал. — И правда. Заодно глянем, на что они годятся.
Вонг сунул руку в карман, где лежала музыка мертвых, и остановился:
— Нужно подождать остальных. Если в доме есть тела, они тоже могут встать.
Юлия закатила глаза, небрежно коснулась уха:
— Что у вас там?.. Ну и хер с ним, выходите. Полковник поднимет мертвяков.
Вонг решил пока не оживлять связь. Что может сказать Бабангида об этой затее, он догадывался и так. Юлия покачалась на каблуках, усмехнулась:
— Если не будут его слушаться, упокоим. Не так уж их тут много… Да брось, удачный случай проверить. Если его игрушка работает, всяко пригодится.
Послушала еще секунду и кивнула Вонгу:
— Давай. Они выходят.

Колокольчики не звенели, когда Вонг доставал их из кармана. В перекрестном свете амулетов он поднял руку, встряхнул серебристую гроздь — и вот тогда они запели, тонко и переливчато. Их звук больше походил на щебет, чем на звон. Вонг заметил, как фыркнул и отступил в сторону ягуар: музыка мертвых ему не понравилась. Из дверного проема появился Бабангида:
— Ну?
За его плечом маячил Бун.
— Ух бля. — Вебер отскочил от того, что шевелилось у него под ногами. — Гляньте, и правда встают!
Иссохшие тела медленно поднимались. У одного из трупов подломилась рука, когда он пытался на нее опереться. Узловатая коричневая кисть выпала из рукава и замерла на земле. Мертвец не оставил попыток встать. Те, кому удалось оказаться на ногах, побрели к Вонгу и остановились перед ним. Выжженные дыры были в груди у каждого.
— Спроси их, что здесь случилось, — подсказала Юлия.
Вместо ответа поднятые трупы неловко кивали и качали головами, отвешивали челюсти с торчащими зубами. Воздух с тихим свистом входил в их рты и выходил из дыр в груди. Говорить они уже не могли.
— И какой от них толк? — презрительно спросил Бабангида.
Мертвец в сером от времени тюрбане подошел ближе, пошевелил рукой так, будто хотел обозначить направление. Показывал он на дверь дома.
— Внутри что-то есть, — сказал Вонг скорее себе, чем кому-нибудь еще. — Что-то, что даст ответ?
Мертвец осторожно наклонил голову и снова указал на дверь.
— Тогда веди.
Труп заковылял по ступенькам. Вонг двинулся следом, за ним потянулись остальные. Ягуар в два прыжка догнал Вонга и пошел рядом.

— Они просто слишком давно передохли, — вполголоса говорила Юлия, пока отряд нога за ногу тащился по пустым покоям дома, не обгоняя мертвого проводника. В комнатах почти ничего не осталось: все вынесли то ли соколы, то ли мародеры. Кое-где валялись обрывки ткани, разбитая в щепки мебель. Взлетала поднятая шагами густая пыль. Стены покрывала облупившаяся роспись. Там, где узор сохранился, свет амулетов выхватывал то изгиб виноградной лозы, то гроздь ягод. Из дальних комнат брели навстречу новые мертвецы: их тоже пробудили колокольчики. — На ходу разваливаются. Может, умерли бы только что, шевелились бы получше. Тогда с них была бы польза.
— Еще как, — согласился Вебер. — Вот выйдет против нас дохера народу, удобно будет. Кого положили, те считай наши, только успевай поднимать.
Бабангида оглянулся на него, но ничего не сказал.
Мертвец привел их в покои, которые когда-то могли быть кабинетом или библиотекой. Здесь тоже похозяйничали незваные гости: на полу валялись изорванные книги и отдельные страницы, скомканные свитки, смятые чьим-то каблуком футляры для писем. Полки, на которых это все хранилось, были опрокинуты и сломаны.
— Что-то тут искали, — предположил Бабангида, осмотрев разгром.
— Но не нашли, — продолжила за ним Юлия, глядя на мертвеца. Тот топтался перед грудой деревянных обломков, перегородивших ему путь в глубину комнаты.
— Ну-ка. — Она хлопнула Вебера по плечу, подтолкнула. — Разгреби мертвяку дорогу, он сам-то не может.
Когда проход был расчищен, мертвец целеустремленно двинулся к дальней стене. Возле нее валялся бесформенной грудой посеревший от пыли ковер. Похоже, со стены его сорвали. Мертвец принялся водить по камням иссохшими руками, ощупывая стыки и щели. Отряд столпился позади него: любопытство снедало даже Буна.
— Ну? — не выдержала Юлия. — Давай быстрее, дохляк!
— Там что-то надо сделать. — Бабангида внимательно следил за беспорядочными движениями коричневых, похожих на сухие ветки пальцев. — Надавить или сдвинуть. — Он глянул через плечо на Вонга: — Пусть отойдет.
— Отойди, — приказал Вонг. Мертвец покорно отступил, опустив руки, и замер поодаль. Бабангида быстро и внимательно ощупал камень, проследил стыки, короткими движениями надавил в нескольких местах. Когда камень сдвинулся, открыв темный провал, Юлия радостно вскрикнула, а Вебер свистнул.
В углублении тайника лежал футляр для писем. Обтянутый полысевшим бархатом, украшенный вышивкой. То, что от нее осталось, повторяло узор со стен: виноградная лоза и грозди ягод.
— Что там? — Юлия выхватила футляр у Бабангиды. — Дай я, у меня пальцы тоньше.
— Осторожно, — велел Бабангида. — В такой херне всякие секреты бывают. Особенно у колдунов.
Никакого секрета в футляре не оказалось: крышка послушно отошла. Внутри лежали скрученные в трубку листы плотной бумаги, на них сохранилась вязь эраншарского письма, никому здесь не понятная. Больше в тайнике ничего не было.
— Это все? — спросил Вонг у мертвеца. Тот неловко развел руками, поводил головой из стороны в сторону. Если в доме были еще какие-то схроны, он об этом не знал.
— Скучно, — разочарованно сказала Юлия и бросила футляр с письмом Вонгу. — Держи. Раз твой мертвяк отдал, значит, твое. Ну что, встанем здесь на ночлег?
— А с этими что? — махнул на неподвижного мертвеца Вебер.
— Они могут охранять, — сказал Вонг, убирая бесполезный футляр в дорожный мешок. Бабангида скривился:
— Еще нас трупаки не охраняли. Сами посторожим.
— А когда ты уснешь, они будут слушаться? — спросил Вебер. Вонг задумался. Он не чувствовал с мертвыми такой же связи, как с защитными барьерами, созданными силой Потока. Видимо, им хватало единожды отданной команды, чтобы продолжать ее выполнять до отмены — или пока они не разрушатся. Бабангида не стал ждать ответа:
— Упокой их.

Вонг приказал всем мертвым в поместье собраться у крыльца. Их оказалось три десятка: если судить по одежде, добротной даже теперь, но неяркой и у всех одинаковой, это были слуги. Среди них нашлось с полдесятка мертвецов поменьше — детей, тоже убитых огнем.
— Идите в сад и там упокойтесь, — велел Вонг, когда они собрались. Подумал и добавил: — Пусть вас примет то, что должно принять.
Пока он смотрел вслед мертвой толпе, покорно тащившейся во тьму сада, подошел ягуар. Потерся о бедро Вонга, сел рядом, ткнулся головой в локоть.
— Пойдем, — сказал Вонг, коснувшись его шеи.
Из-за дома уже тянуло костром: Вебер не собирался ложиться спать, не поужинав.

Свою долю жареного мяса Вонг сжевал, не замечая вкуса. Его не дергали. Когда отряду не хватило вина, которое было разлито во фляги, Бабангида сказал:
— В кузове есть еще.
Вонг начал было вставать, но Вебер поднялся раньше, бросил: "Сиди где сидишь", — и ушел к роверу. Вонг видел: вслед за сытостью и усталостью ко всем приходит осознание того, в какое дерьмо они влипли по его вине. Пить не хотелось. Он посмотрел на Бабангиду:
— Когда мне караулить?
— Без тебя покараулим, — отмахнулся тот.
— Тебя Дес учил делать сигнальные нити? — спросила Юлия. Вонг покачал головой.
— Ага. Значит, рано. Потом я тебе покажу. Иди спать, полковник.
Она отсылала его как бесполезного сопляка, но хотя бы не цедила каждое слово сквозь зубы.
Когда Вонг поднялся, зверь тоже встал. Широко зевнул, встряхнулся и пошел следом.

Для ночлега заняли ту часть дома, которая была разделена на небольшие комнаты: спальни то ли слуг, то ли членов семьи. Пока мясо еще жарилось, Юлия заставила Вонга разогнать в них пыль при помощи браслетов Заль, и комнаты стали пригодны для сна. По дороге до спальни, в которой Вонг оставил свои вещи, зверь сыто рыгал и облизывал морду. Сырой козлятиной его не обидели — и с пристальным интересом смотрели, как он жрет, с хрустом разгрызая кости.
Вонг закрыл рассохшуюся дверь и пристроил на изогнутых обломках мебели светящийся амулет. Ягуар тем временем принялся умываться: сев у окна, он облизал лапу и размашистыми движениями стал тереть морду. Сейчас никто не смог бы сказать, что совсем недавно этот зверь был человеком.

К горлу подступила густая злость. До сих пор она таилась, не давая о себе знать, но теперь душила, выкручивала наизнанку, требовала что-нибудь сделать. Так Вонг злился после казни Кила, но тогда Десмонду удалось отвлечь его и привести в разум. Теперь на это рассчитывать не приходилось.
Лучше бы он умер, подумал Вонг. Мысль обдала холодом, он стиснул кулак так, что ногти вдавились в кожу. Резко мотнул головой, исправляя сам себя: лучше бы Десмонд был ранен. Рану можно исцелить силой Потока или отдать живой стали. Он пришел бы в себя, наказал Вонга за неподчинение, и все осталось бы позади. Еще лучше, если бы ранен был сам Вонг. Поплатился бы за ошибку сразу — но не так, как сейчас. Он ударил живым кулаком в стену, костяшки вспыхнули болью. Зверь окинул его немигающим взглядом и вернулся к умыванию. Снова заныл затылок. Вонг глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Еще раз и еще. Впадать в отчаяние было бесполезно. Неважно, чего он хотел, на что злился и о чем сожалел: ему предстояло иметь дело с тем, что есть. Так выходило всегда, и давно стоило бы привыкнуть.

Он расстелил плащ, пристроил в головах дорожный мешок. Зверь бросил умываться, лег под окном и следил за тем, как он готовится ко сну. В блестящих серых глазах не отражалось ни единой мысли: ягуар равнодушно следил за движениями человека, которого не считал враждебной силой.
Вонг снял кафтан, кинул поверх плаща — накрыться — и подошел к зверю. Тот вытянул лапы вперед, уложил на них голову и посмотрел исподлобья. Вонг присел, опустил ладонь ему на лоб. Погладил длинную широкую переносицу, почесал между ушей. Ягуар тихо рыкнул. Сейчас в этом звуке совсем не было угрозы.
— Спи, — сказал Вонг, поднимаясь. Отошел, погасил амулет и лег на плащ.

Движение воздуха он едва заметил: зверь мог двигаться стремительно, когда хотел. Вдоль спины протянулось длинное тело, щекоча жесткой шерстью даже через рубаху. Сухой прохладный нос уткнулся в шею, усы слабо кольнули плечо. Оборачиваться или отодвигаться Вонг не стал.

Chapter 6 Chapter Text

Глава 6: Не до смерти

Утро началось с ощущения теплой тяжести на плечах. За ночь Вонг перевернулся на живот, а ягуар устроился рядом и сложил голову ему на спину. Теперь зверь горячо дышал в затылок и порой слегка всхрапывал, совсем как человек. Вонг полежал не шевелясь. В спину мерно отдавались удары чужого сердца. Едва слышно донеслись шаги, отворилась дверь. Вонг скосил глаза: Юлия шагнула в комнату так аккуратно, будто не хотела случайно наступить в разорванные внутренности и лужу крови. Расслабленное тепло рядом с Вонгом дрогнуло и превратилось в тайное, незаметное снаружи напряжение: зверь услышал вторжение и проснулся.
— Ебаный свет, — сказала Юлия. — Полковник, тебя спасать?
— Все в порядке. — Вонг перевернулся, вынудив ягуара убрать голову, и получил в ответ тихое недовольное шипение. — Он решил спать со мной. Я не против.
— Слушай. — Юлия скрестила руки на груди, уперлась в него пронзительным взглядом. — Ты сам видишь, сейчас это зверь. Он может порвать тебя не со зла. Просто неудачно зацепит когтями, — она чиркнула себя по шее, — и хер мы тебя откачаем.
Вонг пожал плечами, поднялся.
— Ему будет плохо, — помолчав, сказала Юлия. — Если он тебя ранит или убьет, а потом об этом узнает.
Вонг остановился, держа в руках кафтан, которым укрывался ночью. Он затылком чувствовал, что зверь подходит и садится рядом, как будто понимает, что речь идет о нем.
Бесполезно было объяснять то, что Вонг знал всей кожей, всем телом: Десмонд не причинит ему вреда. Даже в помутнении сознания, даже когда им управляет одно только звериное чутье.
— Я ему нравлюсь. Он меня не ранит. Хватит об этом.
Юлия подняла бровь. Вонг ждал, что она велит не командовать, но она махнула рукой:
— Может, тут тебе и виднее. Собирай барахло, выдвигаемся.
Позади стало пусто, стукнула висящая на одной петле ставня: зверь выскочил в окно.

За время плавания по Жемчужной и перехода через пустыню Вонг успел привыкнуть к дорожным разговорам: историям о прошлых делах наемников, обсуждениям того, что попадалось на глаза, и шуткам, которыми перекидывались остальные. Сейчас в ровере было тихо. Слышно было, как вздыхает и похрапывает ягуар.

До отъезда зверь успел облегчиться и съесть оставленную для него сырую козлятину.
— Повезло нам, что он не совсем дикий, — сказал Бабангида, пока он жрал. — Соображает, что мы ему свои. А то сбежал бы гулять, и что бы мы делали?..
Ягуар поднял голову над остатками завтрака и угрожающе зарычал. Может быть, ему не понравилось, что Бабангида стоит слишком близко к его еде. Тот медленно развел руки, отступил на пару шагов:
— Все, Дес, угомонись.
Доев, зверь успокоился: зевнул, сам подошел к отряду и позволил Бабангиде потрепать себя за ухо, а Юлии — почесать шею. Запрыгнул в кузов, улегся на вещи и заснул раньше, чем ровер тронулся.

В молчании дорога тянулась медленно. Волнами набегали холмы, пеной на них клубились невысокие и не слишком густые рощи. Отряд направлялся к дальнему объездному пути, соединявшему старую и новую столицы Эраншара. Кусур был совсем недалеко — но они возвращались в Истар. Дорога вильнула, уходя в холмы в направлении Кусура.
— Может, напрямую махнем, чтобы крюк не давать? — предложил Вебер. — Тут не чащоба, проломимся.
— А если застрянем, — задумчиво сказал Бабангида. — Опять возвращаться?
Ровер замедлил ход. На ближнем холме в темно-зеленой гуще кустов что-то шевельнулось. Машина дрогнула: ягуар одним длинным прыжком слетел на дорогу и помчался к кустам. Вонг засмотрелся.
— Рот закрой. — Вебер свойски хлопнул его под подбородок. — Но каков красавчик, а?
Вонг молча кивнул. Зверь стелился по высокой траве, стремительно удаляясь из виду. Сейчас не верилось, что он может двигаться лениво и неспешно. Остальные тоже смотрели ему вслед.
— Как сглазил, — пробормотал Бабангида. — Куда его понесло?
— За обедом, — предположил Вебер. — Что-то там бегало, косуля, что ли.
— Да бля-адь, — протяжно сказал Бабангида и направил ровер в сторону зарослей. — Катайся за ним теперь.

Невысокие кривые деревья в роще росли редко, но между ними вился плющ. Его заросли походили на сети, готовые поймать ровер. В погоне за добычей зверь успел уйти далеко, и теперь приходилось полагаться только на следы: примятую траву, недавно оборванные стебли плюща и свежие царапины на выступающих из земли корнях. Следы вели через холм в низину и снова вверх, на очередной склон.
— Надеюсь, он там нажрется до отвала. — Юлия собиралась сказать что-то еще, но ей помешал собачий лай, который быстро перешел в визг.
— Твою же ебаную мать, — процедил Бабангида. Ровер рванул вперед, едва уходя от столкновения с деревьями. За гребнем холма захлебывались лаем собаки, одна или две из них были ранены и визжали. Короткие гортанные крики говорили о присутствии рядом с собаками людей. Зазвенело железо. Отряд подобрался, готовый атаковать сразу, как будет виден противник, и ровер вылетел на гребень холма.

Сперва Вонг увидел ягуара: он бился в трех арканах, охвативших шею. Взрытая лапами земля вокруг него говорила о яростном сопротивлении. Три человека натягивали веревки в разные стороны, не позволяя ему освободиться.
— Сталь, — простонала Юлия, — он не может использовать сталь!
— Много, — уронил Бун. Тогда Вонг осознал все остальное: между узловатыми деревьями в долине собрались три или четыре десятка человек. У дюжины из них, одетых в черное с белым, на ножнах ятаганов виднелись рубиновые насечки — Лунная стража. Они держали наготове короткие арбалеты, но стрелять в зверя не спешили. Остальные люди, в зеленом и коричневом, наверняка были ловчими, загонщиками, егерями. Двое удерживали на сворке заходящихся лаем узкомордых гончих. Еще одна собака лежала в стороне мертвая, отброшенная ударом когтистой лапы. Другая подыхала с кишками наружу рядом с тушей косули, тоже убитой зверем. Несколько человек склонились над окровавленным телом — мертвым или раненым, не разглядеть. Это была охота — или загон дичи к ней: среди людей не было никого, кто выглядел бы выше остальных по положению.

Ровер заметили быстро. Полдюжины гвардейцев с арбалетами развернулись навстречу, остальные продолжали держать на прицеле зверя. Высокий толстяк в коричневом кафтане и красном тюрбане поднял руку и махнул в сторону ровера, предлагая приблизиться. Рядом с Лунной стражей он чувствовал себя хорошо защищенным. Ровер пополз вниз: Бабангида выигрывал время, чтобы оценить обстановку. Вонг перебирал камни в браслетах: мелкие воздушные вихри бесполезны, ледяных лезвий не хватит на всех, от камней земли сейчас и вовсе нет проку.
— Если в тех троих молнией, — вполголоса сказала Юлия. — Вояк отсюда положим сталью сколько сможем, остальные мусор...
— Их слишком дохера, — оборвал Бабангида. — Если начнем, его убьют раньше, чем мы до него доберемся. Хоть один, да успеет стрельнуть, а ему не прикрыться.
— Пока-то не убили, — возразил Вебер. — Хотя он тут порезвился.
— Вот и поговорим, раз не убили, — с нажимом сказал Бабангида. — Выйдет откупиться — откупимся. Ждите здесь. Если что — вы знаете, что делать.
Оглянулся на Вонга:
— Сможешь его успокоить? Если дадут подойти.
— Да, — сказал Вонг, хотя совсем не был в этом уверен.
— За мной, — велел Бабангида. — Бун, возьми руль.
Остановил ровер, спрыгнул на землю и зашагал к толстяку.

Когда они подошли, тот приложил руку к сердцу и коротко поклонился. Бабангида повторил его жест, Вонг сделал то же самое. Он предпочел бы сейчас убивать, а не кланяться, но Бабангида был прав: они могли не успеть положить всех, кто угрожал зверю.
— Я Мурад, главный ловчий досточтимого султана Вахида, да пребудет он в тишине и спокойствии, — неторопливо сообщил толстяк. — Что привело вас в благословенный Эраншар, чужеземцы?
— Странствуем. — Бабангида двинул головой в сторону ягуара: — Зверь причинил вам ущерб?
— Он за это заплатит, — развел руками главный ловчий. — Отправится в зверинец султана и будет радовать его взор. Что еще возьмешь с дикого зверя.
— Но с людей можно взять что получше, — заметил Бабангида. Ловчий прищурился, окинул его взглядом, посмотрел на ровер.
— Так это, стало быть, ваш зверь? — Его тон тут же стал преувеличенно укоризненным: — Ай, как скверно вышло, как скверно. Две обученные собаки, помощник загонщика ранен — кто знает, встанет ли на ноги… — Он понизил голос: — А ведь охота в землях султана под запретом. Раз зверь ваш, так выходит, что и ответ держать вам.
Его прищур ясно говорил: от золота он не откажется, но возьмет много.

Так и получилось бы, не подойди к ним гвардеец с рубиновой накладкой на ножнах, чернобородый и густобровый. На его кафтане сплетались черные и белые узоры, полумесяц над сердцем был вышит серебром.
— О чем разговор, Мурад?
Ловчий оглянулся без приязни.
— Хотят откупиться за зверя. Их это зверь.
— Откупиться? — чернобородый тяжело посмотрел на ловчего. Тот заметно скис, но не сдался. Вполголоса сказал:
— Скоро здесь будет досточтимый султан. Я слышал, кружевница сегодня с ним. Сотнику должно быть известно, что она этого не любит. Если бы мы разрешили все быстро...
— Есть закон, — оборвал чернобородый. — Это закон султана Эраншара.
Мурад скривился, снова приложил руку к сердцу — видимо, выказывая должное уважение перед законом, — и отступил в сторону. Тот, кого он назвал сотником, взглянул на Бабангиду, на Вонга, перевел взгляд в сторону ровера и сдвинул брови. Снова посмотрел на собеседников:
— Я Адиль, сотник Лунной стражи досточтимого Вахида, султана Эраншара, да пребудет он в тишине и спокойствии. Ты командуешь отрядом?
— Я, — кивнул Бабангида. Чернобородый указал на ягуара:
— Так он твой?
Бабангида промедлил с ответом. Неудивительно. Он мог назвать Десмонда Рутаганду своим другом, но власти над ним не имел.
— Он мой, — сказал Вонг.
Адиль коротко глянул в его сторону и снова обратился к Бабангиде:
— Он ранил загонщика, разорвал двух собак и убил косулю в охотничьих землях султана. За это я накажу твоего человека — не до смерти. Или заберу зверя. Выбирай.
У Вонга не было сомнений в том, что выберет Бабангида, но тот молчал долго. Наконец уронил:
— Среди нас подневольных нет, — и взглянул на Вонга. — Тебе решать.

“Не до смерти” могло значить что угодно. Вспомнился неудачливый вор на рынке в Истаре. Вонг шагнул вперед — и увидел во взгляде Адиля странное одобрение.
Сотник жестом подозвал двоих гвардейцев. Протянул руку в сторону, и ему в ладонь легла рукоять кнута. Вонг знал, что при должной сноровке кнутом можно изувечить человека не хуже, чем железом, и все же ощутил облегчение.
— Как тебя зовут? — спросил Адиль.
— Нивон, — не задумываясь ответил Вонг. Здесь, за реками и за пустыней, мало кто мог знать имя недавнего короля Шангри, но называть его без нужды не стоило.
Адиль указал кнутовищем на одно из деревьев неподалеку.
— Тебя привяжут. Без этого не выдержишь. Калечить тебя не буду. Закончу — твои тебя заберут. Иди.
Вонг взглянул мимо него туда, где ловчие сдерживали ягуара. К нему уже подкатывали клетку на колесах. Лошади упирались, не хотели приближаться к хищному зверю. Только поэтому он был еще не в клетке.
— Отпусти его, — потребовал Вонг. Сотник оглянулся на совсем молодого гвардейца — в такой же одежде, как у остальных, но без накладок на ножнах. Велел:
— Иди скажи им, клетка не нужна. Зверь не пойдет в зверинец, — и снова повернулся к Вонгу:
— Ты заплатишь — его отпустят. Даю слово.
Оставалось поверить. Все равно от попытки забрать ягуара с боем они отказались.

Вонг пошел к дереву, не обернувшись на отряд. Друзья Десмонда наверняка считали, что он получит то, что заслужил. Он и сам так думал — хотя предпочел бы, чтобы кнут держала другая рука.
— Ты-то куда? — спросил сотник у него за спиной.
— Присмотрю, как ты слово держишь, — без выражения ответил Бабангида.

Возле дерева Вонг снял пояс с пристегнутым киличем и кафтан, отдал ему. Бабангида принял оружие и одежду молча, с каменным лицом. Следом Вонг расшнуровал и снял наручи с ножами, стянул рубаху, стряхнул с рук браслеты Заль. Прежде чем отдать, завернул их в рубаху, чтобы не рассыпались. Его не торопили: гвардейцы стояли полукругом и ждали.
— Я готов, — сказал Вонг. Сотник Адиль указал на дерево. Вонг уперся руками в раскинутые кривые ветви, двое гвардейцев подошли с веревками. Любопытный взгляд одного из них зацепил стальную кисть. Не заметить ее было сложно — сталь отличалась цветом от кожи и была холоднее на ощупь. Но гвардеец промолчал: либо знал, что это, либо решил не задавать вопросов.

Привязали Вонга без жестокости: руки вздернули не слишком высоко, растянули не слишком сильно. Его лишали свободы действий, а не заставляли страдать. После службы в военной полиции он хорошо знал разницу. Это ничего не значило: страдать он должен был под кнутом. Но в происходящем не было ни унижения, ни гнусного чужого злорадства — просто плата за провинность. Вонг уткнулся лбом в сухую кору дерева, покрытую шершавыми извилинами и пронизанную ходами древоточцев. Снова подумал, что виноват не перед этими гвардейцами и наказывать его должны не они. Прислушался, надеясь понять, что там происходит со зверем. Свист кнута он осознал, когда тот уже опускался на спину.

Удар обжег плечи, горячая волна боли разошлась по всему телу. Вонг плотнее прижался к дереву, ища в нем опору. Сказал себе: можно пережить, — и стиснул зубы, когда второй удар лег немного ниже первого. Боль мешала сделать вдох, отдавалась дрожью в коленях. Если бы не веревки, он не удержался бы на ногах.

После третьего удара Вонг решил, что не издаст ни звука. После пятого передумал: сжимая зубы все сильнее, он рисковал их сломать. Он позволил себе выдохнуть открытым ртом, не сдерживая стон. Кнут свистнул в очередной раз, но боль не пронзила насквозь, как должна была, а растеклась мелкой нестрашной волной: Адиль смягчил удар. Пожалел, с отвращением подумал Вонг и стиснул зубы снова. Мысли приходили короткие, лоскутные. Боль рвала их в клочки так же, как кнут рвал кожу. Силы Потока не хватит залечить раны. Без этого заживать будет долго. У него нет лишнего времени… зато есть живая сталь. Она справится. Нужно просто переждать. Скоро все закончится. Бывало и хуже.
Перед глазами стояла мутная пелена, в ушах оглушительно гудела кровь, и сквозь этот шум был слышен только свист кнута перед новым ударом.

То, что очередного удара нет слишком долго, Вонг понял не сразу. Сознание вязло в жгучем тумане, с трудом различало далекие звуки: ржание лошадей, звяканье стремян и лязг оружия. Вонг сделал несколько медленных вдохов, попытался повернуть голову. Шею свело болью, пришлось оставить попытки. Донесся звучный мужской голос:
— Адиль! Что здесь происходит?
В голосе слышалась бесконечная уверенность в своем праве задавать вопросы. “Скоро тут будет султан”, — говорил ловчий Мурад. Даже если бы Вонг не помнил этих слов, он бы не усомнился.
— В чем его вина? — нежно прошелестел другой голос, женский. Сквозь звон в голове он казался хрупким, ненадежным, и все же втекал в уши прохладным ручейком. — За что вы его наказываете?
Докладывал Адиль сухо и коротко, но каждое мгновение разговора давало передышку. Когда он закончил, снова заговорила женщина:
— В этом суть хищного зверя — убивать ради пропитания. Как с ним совладать?.. — Она ненадолго замолчала, как будто предлагала всем осознать ее правоту. — В чем повинны чужеземцы — только в том, что оказались здесь, не зная, что это земли султана и твари султана?
Адиль не ответил.
— Ты милосердна, — сказал вместо этого султан, — а милосердие угодно небесному посланнику. К тому же… — дальше слова превратились в неразборчивый шепот.
— Досточтимый султан гневался и говорил в сердцах, — мягко возразила женщина, но теперь в ее тоне сквозило беспокойство.
— Не к лицу мне брать назад сказанное, — ответил султан и повысил голос: — Снимите его. Проводите чужеземцев в сады тоски. Вреда не причинять.
— Да будет известно досточтимому султану, — вступил Адиль. — Я дал юноше слово, что после наказания его зверя освободят и их всех отпустят.
— Я освобождаю тебя от него, — равнодушно откликнулся султан. — Под небом нет слова превыше моего.
Онемевшие губы дернуло кривой улыбкой: так мог бы сказать любой правитель. Еще несколько недель назад так мог бы сказать и сам Вонг.

Отвязывали Вонга аккуратно, но с каждым движением боль становилась сильнее, кровавый туман перед глазами густел и заполнял мутью разум. Издалека докатился ровный шорох и плеск морских волн. Откуда море, вяло удивился Вонг. Тогда из шороха проступили голоса, шелест одежд, смех. Двор, сообразил он и перестал удивляться. Кто-то держал его под руки, не давая упасть. Вонг не мог понять кто.
— Подождите, — вдруг сказала женщина, — я облегчу его страдания.
В приоткрытый рот потекла густая жидкость. Совсем близко Юлия с возмущением спросила: “Эй, что это?..” Вонг через силу разомкнул веки и встретился взглядом со светло-карими, подведенными черной краской глазами женщины. Успел со странной отчетливостью рассмотреть золотые искры в этих глазах, отблеск драгоценной подвески на лбу, белый край покрывала вдоль щеки. Женщина вздрогнула и отшатнулась. Вонг поднял руку, утер рот. Живая сталь коснулась последних капель зелья на губах. Не яд, понял он. Через миг боль рассеялась как дурной сон — но и сознание погасло вместе с ней.

Первым пришел запах: сырая гниль, испражнения, кровь. Что-то сладкое. Следом дал о себе знать тяжелый пронизывающий холод. Даже не открывая глаз, Вонг мог без сомнений сказать: он в темнице. Под ним грязная солома. Из одежды на нем только то, что было во время порки. Нет, не только: чем-то он накрыт. Сладкий запах тревожил, казался неуместным — и потому опасным. Вонг все-таки открыл глаза.
Слабый свет проникал в просторную камеру откуда-то сверху, холод шел от каменных стен и пола. Подземелье, но неглубокое. Стиснув зубы, Вонг приподнялся на локте, другой рукой потянул за край тряпки, свисавшей с плеча. Выругался, когда она поддалась: ткань успела присохнуть к ранам и теперь содрала кровавую корку. Тряпка оказалась плащом из мягкой тонкой шерсти, простеганным золотой нитью. Когда-то белый, теперь плащ был замаран кровью и грязью. От него сладко пахло медом и незнакомыми пряностями.

Вонг отпихнул плащ в сторону. Стараясь не обращать внимания на боль, завел руку за спину, ощупал, насколько смог дотянуться. Сотник Адиль не стал его калечить, как и обещал: кнут просто рассек кожу. Такие раны быстро затянутся — и превратятся в шрамы, если о них не позаботиться вовремя. Будь они глубже, было бы хуже.
Вонг видел в порту бывших контрабандистов, которые попались морской охране. После порки плетьми они оставались в живых, но уже никогда не могли распрямиться в полный рост. Изуродованные, разорванные до костей спины срастались кое-как, превращали их в кривобоких калек. Хотя Вонгу это не грозило в любом случае: у него была живая сталь. И она уже готовилась прийти на помощь.
Левая рука от кончиков пальцев до запястья пульсировала, казалась чужой. В ней билась острая жажда: живая сталь хотела потечь по руке до плеча и перебраться на спину, закрыть раны, занять немного места в теле. Нет, подумал Вонг, сжал кулак. Даже такое простое движение отозвалось болью. Нет, снова сказал он стали. Он в темнице, неизвестно, что ему предстоит. Не нужно показывать местным быстрое исцеление.
Сталь не понимала резонов, но подчинилась его воле, мелко задрожала и притихла. “Ты сильнее ее, Николас, — говорил Десмонд, когда учил его управлять подарком. — Она сделает то, что ты прикажешь. Достаточно усилия воли, твердого намерения...”
Десмонд!.. Неожиданный, неуправляемый страх сжал горло, заставил панически закрутить головой.

Ягуар был прикован к стене неподалеку, обездвиженный тяжелым железным ошейником с цепью. Живой: Вонг видел, как раздуваются его бока и подрагивают лапы.
Он обеими руками оттолкнулся от каменного пола, сел — и охнул, когда плечи и спину пронзила боль. Пережидая ее, Вонг не сразу расслышал искаженный сталью тихий голос.
— Полковник, — озабоченно звала Юлия, — ты там как?
Должно быть, они следили за ним с помощью стальной связи, раз так быстро узнали, что он пришел в себя.
— Жив, — сипло выдохнул Вонг. Не дожидаясь вопроса, добавил: — Он тоже жив. На вид не ранен. Спит. Его чем-то успокоили?
— Ну еще бы, — мрачно сказал Бабангида. — Иначе бы не справились. При тебе он, значит? Хорошо хоть, не забрали.
— Со сталью договоришься? — вклинился Вебер. — Раны закрой, нахрена терпеть-то.
— Позже, — шевельнул губами Вонг. — Подожду, что дальше будет. Чтобы не заметили.
— Разумно, — сухо бросил Бабангида. — Имей в виду, султану от тебя что-то надо.
Он умолк, но вместо него продолжил Вебер:
— Тебя когда сняли, он пошептался с этой бабой, которая тебя зельем поила. Хер поймет, то ли мать его, то ли блядь, поди разгляди под всем обвесом. Сказал — после охоты я с ним поговорю. Вроде как про тебя.
— Что было дальше? — спросил Вонг, когда он замолчал.
— Ничего хорошего, — хмыкнул Вебер. — Пока то да се, народу подвалила тьма. Ну, и нас с почетным, блядь, караулом отправили в Кусур — три десятка солдат, и у каждого взведенный арбалет под рукой.
— И Дес спит как муку продавши, хрен вас заберешь быстро. Тебя-то одного еще забрали бы, — добавил Бабангида.
— Сами сдались, считай, — недовольно сказала Юлия. — Надо было сразу...
— Он жив, — перебил Вонг, — и все живы. И мы ближе к Пестрой плети, чем могли бы оказаться.
— Ближе, — фыркнул Бабангида. Вряд ли ему понравилось то, что Вонг занял его сторону. — Тебе кнута мало? Смотри, чтоб она тебе голову не снесла, плеть эта.
Огрызаться не было смысла.
— Я послушаю, чего хочет султан. Может быть, нам это пригодится.
— Он ведь не может о тебе знать? — тревожно спросила Юлия.
— Тогда у него должна быть разведка лучше, чем в Шангри.
— Или болваны при дворе, — сказал Бабангида.
При одной мысли о големах внутри шевельнулась холодная злость.
— Я это учту, — непослушными губами проговорил Вонг. И прежде чем кто-то нашел, что ответить, спросил: — Где вы?
— Под замком, — мрачно отрубил Бабангида.
— Ну, хоть вместе, — успокаивающе заметил Вебер. — Еды-воды нам дали, здесь не дворец, да жить можно. Машину сказали, не тронут, поглядим. В барахло никто не лез, дали с собой забрать. Твои вещи тоже у нас.
Значит, им повезло больше, чем Вонгу. Или его просто готовили к предстоящей беседе.
— Мы тут огляделись немного, — сказала Юлия. — Если очень надо будет, можем выйти.
— Почуешь, что дела совсем плохи — дай знать, — велел Бабангида. В живой стали коротко простучал чужой пульс, напоминая: он может позвать на помощь. Пускай отряд тревожился о Десмонде, а не о нем самом, это все равно было лучше чем ничего.
— Понял, — сказал Вонг и осознал, что связь погасла. Разговор был закончен.

Он снова лег, уткнулся лбом в руки. Полежал, прислушиваясь к движению Потока. Перед тем, как к нему обратиться, приходилось тщательно взвешивать: достанет ли силы на то, что нужно сделать. Сейчас ее хватило бы, чтобы утихла боль и следы кнута не кровоточили при каждом движении. Вонг потерся лбом о скрещенные запястья. Стоит ли обращаться к Потоку? Если поблизости есть соколы, охотники на колдунов, способны ли они это заметить?.. Он знал, что обманывает себя: он просто предпочитал потерпеть боль, но не истратить всю силу до капли, не остаться пустым.
Неподалеку звякнула цепь. Вонг покосился на зверя: тот приходил в себя, неуклюже шевелился. Лапы подрагивали, когти то показывались, то пропадали снова. Вот он поднял голову, с вязким чавканьем открыл и закрыл рот. Облизнулся. Его мучила жажда.

Вонг заставил себя встать на ноги: ползать на четвереньках не хотелось. Рядом с ягуаром опустился на колени, едва не упал, но удержался за лоснящуюся черную спину. Вцепился в густую шерсть и ощутил, как откликается под шкурой живая сталь. Она так и не знала, что ей делать и кого слушаться. Толкалась навстречу стальной руке — как будто Вонг мог отдавать ей приказы. Зверь хрипло рыкнул, попытался пошевелиться.
— Сейчас, — выдохнул Вонг, — подожди. Сейчас.
Вода плеснула в сложенных ковшом ладонях, сталь вздрогнула, соприкоснувшись с Потоком. Дрожь разошлась по телу, но удержать руки плотно сложенными удалось. Горячий нос ткнулся в ладони, одним движением языка зверь выхлебнул всю воду. Вонг призвал Поток снова.

Ягуар пил жадно и долго. Последние ускользавшие капли облизывал с запястий Вонга, и шершавый язык, похожий на зернистый точильный камень, обжигал давние шрамы, оставленные серебром. Поняв, что вода закончилась, зверь совсем по-человечески вздохнул, изогнулся дугой и уложил голову Вонгу на колени. Вонг обнял его за шею, прижался боком. Постепенно стало тепло, боль отступила. Даже сосущая, тянущая пустота внутри, эхо полностью истраченной силы Потока, досаждала не слишком сильно.
— Я все исправлю, — одними губами сказал Вонг. Зверь зевнул и вывернул шею, открыв незащищенное горло. Доверял — или просто был уверен в себе?.. Вонг коснулся шерсти, на горле чуть более мягкой, запустил в нее пальцы. Расправил там, где ее смял железный ошейник. Под пальцами словно перекатывались небольшие камни: зверь тихо порыкивал от удовольствия. Вонг почесал его подбородок, погладил по морде — губы натянулись, приоткрыв клыки. Стоило на них засмотреться, и зверь толкнул головой ладонь, как будто требовательно говорил: “Продолжай”. Вонг накрыл ладонью покатый лоб, провел по переносице, потрогал кончиком пальца сухой теплый нос.

Когда-то он так же прикасался к лицу Десмонда, прослеживал его черты, грубые и красивые. В них не было тонкости, но нависающие над глазами надбровья, широкие крылья носа, толстые губы и тяжелая нижняя челюсть казались твердыми и совершенными, как скалы или каменные деревья далеких земель. Десмонд охотно подставлял лицо под его прикосновения, ловил губами пальцы, перехватывал руки и целовал шрамы, которые сам оставил. Смеялся: не там трогаешь, Николас, давай-ка я тебе покажу, где пощупать. Подождешь, отвечал Вонг, высвобождаясь. Десмонд улыбался и отпускал его, своим видом подтверждая: подождет и будет вполне этим доволен.

Воспоминание окатило жаром. Недовольно дернул головой зверь: Вонг успел снова погрузить пальцы в его шерсть, а теперь стиснул кулаки и потянул слишком сильно. Он потер лицо — и понял, что его лихорадит. Собравшись с силами, встал на ноги, сделал несколько шагов и подхватил испачканный плащ. Вернулся к ягуару, опять устроился рядом, кое-как завернулся в пахнущую медом и пряностями тряпку. Зверь поворчал, фыркнул на незнакомый запах, но снова опустил голову на прежнее место. Вонг закрыл глаза и уткнулся лицом в жесткую шерсть. Она пахла пылью, травой и старой кровью. Этот запах не спасал от вони грязной камеры, холод пробирался под тонкий плащ, и воспоминания пробирались вместе с ним, нагоняли дрожь. Даже рядом с теплым телом зверя мало-помалу становилось холодно и пусто. Так же, как в тот день — когда Вонг думал, что Десмонд Рутаганда умер.

Уебок Ройнар между делом, как о неважной ерунде, сказал, что с ним покончено, и Вонг поверил. Отчего было не поверить? Наемники, пошедшие против короля, не стоили и мелкой монеты. Кто стал бы с ними возиться, когда разбираться надо было с нежданным наследником. Отчаяние заполняло его доверху, душило хуже, чем залитая в горло вода, и когда он смеялся в лицо королю Хану, ему казалось, что изо рта на каменный пол допросной вот-вот хлынет, как жгучая смола, черная ярость, затопившая разум. Потом он валялся в пустоте и холоде каменного мешка — полуживой, в дерьме и крови, скованный серебром, ни на что не способный, — и пока сознание не оставило его, задыхался от ненависти к Ройнару и королю. Но сильнее всех он ненавидел Десмонда Рутаганду — за то, что тот позволил себя убить. Ненавидел даже больше, чем когда все только началось — давно, в Нишанте, когда серебряная веревка отделила его от Потока и он ощутил страх, которого долго не мог простить ни себе, ни Рутаганде. После страха была злость. Рутаганда обсуждал со своими людьми, как будет допрашивать пленника. Вонг знал как, он видел в приграничье, что оставляет после себя этот отряд, и с холодной злобой обдумывал, что сможет стерпеть, чтобы остаться в живых и отомстить. Но Рутаганда прикоснулся к нему, и он понял — неожиданно и без сомнений, как понимают в детстве или во сне, — что дал бы наемнику сам. Просто так, не ради того, чтобы выжить. Просто потому, что от Рутаганды исходила густая животная сила, потому что Вонгу понравилось ощущать его руку в волосах, а от пощечины отяжелел член. Тогда родилась ненависть — и пищи для нее нашлось достаточно…

Воспоминания переплетались, путались, наслаивались одно на другое, обжигали то жаром, то холодом. Рутаганда целует его, отпускает и усмехается: недорого собой торгуете, ваше высочество, — и Вонг пытается ударить в ответ, но ничего не выходит. Рутаганда оскорбительно легко хлопает Вонга по щеке: ебать тебя у меня нет настроения, а больше с тобой делать нечего, — и от острой обиды Вонг едва может вдохнуть. Рутаганда говорит: в твою красивую голову можно вложить только хер в рот, больше ничего не влезет, — и у него есть причины злиться, но от этого его слова задевают не меньше. Рутаганда бьет его по лицу, держа за волосы, грубо насаживает ртом на член… нет, на это Вонг согласился сам. Но когда он огрызался в ответ на притворные оскорбления, злость была настоящей…
Вонг неловко пошевелился и ощутил, как ломает и выкручивает все тело лихорадка. Боль казалась жаром, а жар — болью, и не было воды Потока, чтобы потушить этот огонь. Он заставил малые крохи силы проступить каплями на ладони, слизнул, остатки размазал по горящему лицу. Стало только хуже. Он дышал приоткрытым ртом, и губы быстро пересохли снова. Скудный свет, сочившийся через маленькие окошки под потолком, угасал, оставляя его в полной тьме, и от памяти не было спасения. Воспоминание за воспоминанием поднимались из глубины, ядовитые и уродливые, как тела утопленников, которые всплывают, когда начинают гнить. Ты жив, — говорит Вонг, когда Десмонд Рутаганда приходит к нему, убив всех, кто встал на пути, — ты правда жив. Эта радость отзывается стыдом после — в каждую ночь из тех, когда Рутаганда избегает делить с ним постель. Я не хочу тебя больше видеть, — говорит Вонг, а Рутаганда молча кланяется и уходит, и это лучшее, что он может сделать. Но день за днем Вонг пьет и швыряет в стену драгоценные кубки, вспоминая разговор, а однажды тайно выходит в порт и покупает себе несколько унций сна, чтобы обо всем забыть, и даже разводит зелье в воде Потока, но и этот кубок отправляется в стену, потому что забывать Вонг не хочет еще сильнее, чем помнить...

Он снова поворочался, зверь ощутил его движение, низко и тихо рыкнул сквозь сон. Этот звук вызвал к жизни совсем другие воспоминания, как будто лопнул в пальцах серебряный дым и рассеялась пыль, лишающая сил. Десмонд смотрит на него, в долгом тяжелом взгляде можно прочесть все, что произойдет дальше, и Вонг подается навстречу, чтобы это случилось быстрее. Десмонд жмурится и стонет, когда Вонг направляет в себя его член, и раз за разом зовет по имени, как будто Вонг где-то далеко. Десмонд обеими руками отводит с лица Вонга растрепавшиеся, липнущие к щекам и губам волосы, Вонг глядит ему в глаза, странно светлые на темном лице, и отражается в них таким, каким никогда сам себя не видел...
До сих пор ему не случалось так тосковать ни по живому, ни по мертвому — и за это он тоже ненавидел Десмонда Рутаганду.

Воспоминания становились совсем зыбкими, такие остались от дальних земель: блеск оружия, голос Десмонда, безотчетная тоска, страх смерти, глубокий и всеохватный, какого он не знал ни до, ни после того. Боль, по сравнению с которой нынешняя не стоила внимания, и пришедшая ей на смену холодная тяжесть непослушной живой стали. Мертвые каменные деревья и призрачный озерный дворец, похожий одновременно на дождь и на море. Горящий человек в горящем доме и отчаянное, пронизывающее насквозь чувство необратимой утраты. Эхом, гаснущим отзвуком долетевшие слова: Николас, звезда моя, — как мольба о прощении и прощание.

— Скажи мне что-нибудь, — прошептал Вонг, непослушными пальцами цепляясь за шерсть зверя, нащупывая лапу так, как искал бы руку. — Скажи, что ты рядом.
Ответа он не ждал и не получил.

Chapter 7 Chapter Text

Глава 7: Порождение безлунной ночи

— Кто такой?
— Не сказано.
— Побалуемся?
— Велено не обижать пока.
— Так мы ж и не обидим.
Шорохом отдался в ухо гадкий смешок. Сталь приготовилась выпустить иглы: позволять тюремщикам "баловаться" Вонг не собирался.

Лихорадка прошла так же незаметно, как началась: ночью он забылся, утонул в жару, а проснулся от холода — но этот холод тек от каменных стен и не был признаком нездоровья. Вместе с жаром отступили и воспоминания. Незачем было думать о прошлом: от размышлений оно не менялось. Боль немного притихла, стала привычной, и Вонг старался обходиться без резких движений, чтобы ее не будить. Это злило, но спешить ему все равно было некуда.
Хуже всего оказалась слабость: раньше она сопровождала любой серьезный расход силы Потока, но быстро отступала, а теперь все длилась и длилась. Чтобы отвлечься от нее, Вонг изучил запор в двери и замок на ошейнике зверя. Ему давно не доводилось иметь дела с отмычками, но живая сталь все упрощала. Пробравшись в замочную скважину, она легко принимала нужную форму. На то, чтобы освободить ягуара и открыть дверь камеры, хватило бы пары минут. Убедившись в этом, Вонг решил узнать, что представляет собой темница, и отправил стальную осу в щель под толстой деревянной дверью. Он успел выяснить, что по соседству есть несколько обезумевших, бормочущих ерунду узников. Вероятно, их держали здесь давно. Интереса они не представляли.
Не прошло и четверти часа, как оса наткнулась на двух человек, идущих в сторону его камеры.

— Тебя Лунные так не обидят, что хоронить будет нечего. Пускай сперва досточтимый султан Вахид, да пребудет он в тишине и спокойствии, — положенные слова прозвучали невнятной скороговоркой, — побеседует с ним, как того желает. Может, у него тварь заберут, а самого здесь оставят, тогда и побалуешься.

Вонг позвал осу возвратиться, усмирил сталь и прикрыл глаза. Он знал, что может убить всех, кто к нему подойдет. Стоило сперва послушать, что нужно досточтимому султану Вахиду.
Заскрежетал замок в двери, явились тюремщики. Один из них был хром, у второго, с непокрытой лысой головой, недоставало уха. Зубы жизнь проредила обоим.
— Подымайся, — скомандовал хромой. — В другую клеть перейдешь, где почище и посветлее.
— А зверь? — спросил Вонг, не торопясь вставать.
— Чудище твое здесь побудет, — раззявил рот в ухмылке лысый. — Ничего с ним не станется.
Вонг сел поудобнее, скрыл левую руку в шерсти ягуара так, чтобы тюремщики не замечали ее движений. На вид они были бесполезные отбросы, но поставили же их охранять темницу. Вид мог быть обманчив.
— Я никуда не пойду. Если я кому-то нужен, пусть приходит сюда.
— Да ты!.. — лысый схватился за бок, где висела короткая многохвостая плеть. Двигался он медленно. Вонг даже сейчас мог бы разбить его голову о стену раньше, чем он сделает пару шагов.
— Эй, эй, — попытался урезонить его второй. — Велено ж было не обижать. Возьмем да отведем. Что он сможет, он того дня битый.
— Вы оба сдохнете быстрее, чем моргнете, — сказал Вонг не шевелясь. — Меня могут избить или убить. Но вас это ебать уже не будет.
Было даже любопытно: убедит ли их ничем не подкрепленная угроза. Тюремщики переглянулись.
— Ты что, колдун? — опасливо спросил хромой.
— Нет, — равнодушно солгал Вонг. — Я наемник. Вам хватит.
— Доложить надо, — понизив голос, сказал хромой.
— Доложим, — поразмыслив, согласился лысый.

Когда они скрылись за дверью и залязгали ключами, стальная оса снова выбралась в щель.
— В колодце бы ему отдохнуть, — буркнул лысый, — кобениться он будет.
— Ты плащ-то видел? — еле слышно спросил хромой. — Знаешь, чей он?
Приглушенный шепот оса не различила.
— Это что ж это, — начал лысый, и второй оборвал:
— Не нашего ума дело.

Вонг оперся локтем на спину дремлющего зверя — сесть удобнее не позволяли следы кнута — и стал слушать дальше. Тюремщики доложили о том, что “этот со зверем кобенится”, кому-то во дворе, тот прошел строевым шагом и доложил снова. Цепочка докладов закончилась на сотнике Адиле. Когда он явился в темницу, Вонг не изменил положения. Адиль оглядел его без симпатии, но и без неприязни.
— С тобой хочет говорить султан Вахид, да пребудет он в тишине и спокойствии. Почему противишься?
— Ты обещал мне, что зверя отпустят, — сказал Вонг, глядя на него в упор. — Теперь мы здесь. Больше я его не оставлю.
Адиль отвел взгляд. Винил себя в том, что не смог сдержать слово. Глупо, но Вонгу на руку.
— Ты зря злишь тюремщиков. Если султан надолго запрет тебя в Садах тоски, тебе придется несладко.
Вонг коротко двинул плечом и сумел не поморщиться.
— Ты и правда мог их убить, как хвалился?
— И тебя могу, — ровно сказал Вонг.
— И всех здесь? — густые брови сотника слегка приподнялись. — Всю стражу садов, всех тюремщиков, слуг?
— Нет, — подумав, сказал Вонг. — Всех — нет. — И, подчиняясь наитию, добавил: — Я ведь не колдун.
Адиль беззвучно шевельнул губами, на миг прикрыл ладонью глаза — странный жест, наверняка отводящий беду.
— Если желаешь остаться со зверем, здесь наведут порядок. Не будешь мешать?
— Не буду, — согласился Вонг. Кивнул на испачканный плащ: — Чье это?
Брови Адиля снова дрогнули.
— Светлой госпожи Джилан умм Салех. Матери младшего брата досточтимого султана Вахида, наследного принца Салеха бин Маарифа. Это она избавила тебя, — он запнулся, — от продолжения. И облегчила боль.
И лишила сознания. Об этом не стоило забывать.

Вскоре поднялась суета. Тюремщики принесли факелы, вставили в кронштейны на стенах. Огонь нещадно чадил, но света давал достаточно. Явились полотеры, надраили каменный пол и стены так, что на них заплясали отблески пламени. Вонючую грязную солому вынесли и заменили свежей, зверю засыпали чистыми опилками угол, где он лежал. Чтобы уборщики могли сделать свое дело, Вонг принудил ягуара встать и отойти на непослушных лапах, насколько позволила цепь. Ему принесли рубленое мясо в мятом железном тазу и такой же таз с водой. Вонг потрогал ее и отставил подальше: в воду было что-то подмешано. Не яд. Может быть, новая порция сонного зелья, от которого зверь до сих пор был вялым. Тут же доставили еще и полную бадью — умыться. Вонг выплеснул содержимое таза в угол камеры, в отверстие для естественных нужд. Налил из бадьи: там вода была погрязнее, но без лишних примесей. Ягуара она устроила.
Ему самому после умывания дали воды для питья, но еды не предложили. Зато принесли рубаху — не его, но чистую и достаточно просторную, чтобы она не слишком тревожила раны. Окровавленный белый плащ никто не трогал. Вонгу пришлось поднять его и переложить на свежую солому.
Когда все приготовления были закончены, уборщики исчезли. Зверь зевнул, разгреб опилки и устроил себе гнездо. Подождав, пока он уляжется, Вонг сел рядом и задумался.

Он вспоминал все, что успел услышать о султане Эраншара: молод, хотя и старше Вонга — купцы говорили, ему около тридцати. Мягок характером, послушен Совету мудрых. Вонг добавил к этому то, что узнал сам: зачем-то султан таскает с собой мать младшего брата и обращается с ней почтительно. Позволяет ей влиять на его решения — хотя бы в незначительных делах. Сделал жену отца своей любовницей? О самом брате до сих пор речи не было. Слишком мал? Адиль назвал его наследным принцем. Значит, собственных детей у Вахида пока нет — или в Эраншаре иные законы наследования. Или наследный принц Салех на самом деле не брат ему, а сын. Вонг усмехнулся этой мысли, оборвал себя: незачем гадать впустую. К тому же, беспокоиться стоило не о том, кто в султанском дворце с кем ебется, а о том, нет ли при султане големов Мертвого совета — и не голем ли он сам. Живая сталь позволяла это проверить, но не всякому можно пустить кровь, не вызвав подозрений...

Его отвлек звук шагов. Несколько человек шагали в ногу по коридору: гвардейцы или соколы, больше некому. Остановились возле распахнутой двери, пока еще невидимые.
— Ждать здесь, — скомандовал резкий женский голос.
— Но если… — начал неуверенно возражать кто-то.
— Молчать, — рявкнула женщина и появилась на пороге камеры. Непокрытая голова, серая с белым одежда соколов, золотой камень на груди — командир тройки. По меньшей мере тройки, думал Вонг, осматривая ее так же внимательно, как она смотрела на него. Женщина — хотя скорее девица — слегка походила на Зери, подругу капитана с Жемчужной. То же удлиненное лицо, густые брови, темные глаза. На этом сходство кончалось: двигалась и вела себя девица совершенно иначе. Она взмахнула рукой, швырнула Вонгу в грудь что-то звякнувшее металлом. Слабость оказалась кстати: иначе он попытался бы защититься и пришлось бы драться с соколицей, не узнав, что от него нужно султану. А так оставалось только подобрать с колен ожерелье из круглых камней или цветных жемчужин, соединенных цепочкой. Каждая бусина свободно гуляла в плетеной золотой оправе.
— Что это? — невольно спросил Вонг, разглядывая ожерелье. Это тоже вышло удачно: мгновением позже он понял. Камни обращались к силе Потока, звали ее, тянули к себе. Повезло, что ожерелье легло в ладонь землей и воздухом. На воду он отозвался бы даже сейчас.
— Сам посмотри, — потребовала девица. — Давай, перебирай.
Вонг поднял глаза на нее.
— Зачем?
Ответ он знал. Интересно было, что она скажет.
— Не твоя печаль. Делай что говорю.
Этого следовало ожидать. Вонг решил не спорить: перекатил по ладони бусины, потянул цепочку. Добрался до огня, следом за ним до воды. Теперь уже он был готов, и на зов голубой капли, оплетенной золотыми узорами, удалось не откликнуться... Почти удалось: капля слабо засветилась. Зверь поворочался за спиной, высунул морду поближе к рукам — бусины его заинтересовали. Девица улыбнулась, глядя на него. Как на котенка смотрит, мелькнула неприязненная мысль.
— Ясно. — Она в два шага оказалась рядом, наклонилась и выдернула ожерелье у Вонга из рук. Цепочка звякнула снова, зверь вяло шевельнул лапой, но пытаться поймать украшение не стал. — Можешь приказывать духам воды, если кто-то тебе их даст. Но сам не призовешь.
— Что это значит? — ровно спросил Вонг.
— Что ты безопасен. — Девица развернулась на каблуке. Через плечо бросила: — Понадобится — узнаешь, а сейчас не время тебе учение читать.
Убралась из камеры так же стремительно, как явилась, скомандовала невидимым спутникам:
— За мной.
Вонг отправил следом стальную осу, заставив ее лететь низко вдоль стены, но соколы молчали. Когда они ушли далеко, пришлось позвать сталь обратно. Вонг погладил притихшего ягуара и задумался снова. Камни ожерелья заинтересовали его больше, чем сама соколица. Они не походили на известные ему камни Потока и действовали иначе: не принимали и направляли силу, а звали ее, вытягивали. Значит, таким образом соколы посланника находят магов — управляющих или просто обладающих силой Потока — и что с ними делают дальше? Берут под контроль, бросают гнить в темнице, убивают?.. Однако незначительное присутствие силы соколов не тревожит. “Можешь приказывать духам воды, но не призовешь”, — сказала девица. В Шангри сказали бы: “можешь управлять камнями, но Поток тебя не слышит”. Это была правда: Вонг все еще мог обращаться напрямую к Потоку только потому, что давно умел. Будь у него с самого начала столько силы, сколько осталось теперь, ему не удалось бы этому научиться. “Безопасен”. Здесь соколица ошибалась.

В распахнутую дверь камеры вошел Адиль. Остановился у стены, кивнул: встань. Вонг поднялся, замечая, как внимательно следит сотник за его медленными осторожными движениями. Спросил вполголоса:
— Волнуешься, что перебрал, или грустишь, что не закончил?
В порту такой тон означал бы попытку нарваться на неприятности — или устроить их кому-то другому. Адиль шевельнул бровями, но ответить не успел. Нарядные слуги внесли резное кресло, с трудом протолкнув в узкую дверь. Поставили напротив Вонга — на том расстоянии, какое позволяла камера, — и застелили парчой. Следом внесли небольшие столы: высокий пристроили возле кресла, низенький — неподалеку от Вонга. Споро накрыли их, расставив угощения на расписных блюдах и вино в покрытых чеканкой кувшинах. Приторно запахло незнакомыми пряностями, зверь потянул носом и чихнул. Дал о себе знать голод. Вонг отвел глаза от блюд: позволять сбить себя с толку такой простой приманкой он не собирался.
За дверью послышалась возня: может быть, собирались внести что-то еще. Возню оборвал властный голос, который Вонг уже слышал раньше:
— Довольно. Убирайтесь.
Шорох и шелест ткани говорил, что прислуга повиновалась. Султан Вахид вошел в камеру, окинул ее взглядом. Посмотрел на Адиля.
— Ты тоже иди.
— Уверен ли досточтимый султан, — начал Адиль. Вонг оценил его самоубийственное упрямство.
— Фирьял сочла, что угрозы нет, — нетерпеливо сказал султан. Коснулся амулета на груди. — Ступай. Меня берегут духи, верные небесному посланнику. Этот человек не причинит мне вреда.

Амулет походил на солнечные камни Соколов посланника, но все же отличался от них: оправа с острыми лучами изображала солнце, в золотой глубине камня играли искры. Никаких глифов или другой резьбы на нем не было. Вонг перевел взгляд, чтобы не рассматривать амулет слишком пристально, и увидел Пеструю плеть. Ничем другим это орудие быть не могло.
Плеть опоясывала султана поверх широкого кушака, свисала концом на полу длинного желтого кафтана. Похожие на полумесяцы железные звенья с острыми краями соединялись почти вплотную, но сочленения легко гнулись. Каждое из звеньев отличалось по цвету от соседнего. Их металл переливался то холодным стальным блеском, то теплым медным, то темнел бронзовым отливом или тускнел до черного. Слева крепилась к кушаку рукоять, обтянутая кожей. Кожа была тоже пестрая, крашеная или сшитая цветными кольцами. Плеть могла быть страшным оружием. На поясе султана она была красива и бесполезна: быстро ее не снимешь, пока будешь снимать — запутаешься. Это ничего не значит, сказал себе Вонг. Если плеть питается любой из сил, она способна разворачиваться сама.

Адиль тем временем вышел, затворил дверь. Султан сел в приготовленное для него кресло и повел рукой:
— Тебе незачем стоять. Можешь сесть.
Опустившись на пол возле зверя, Вонг устроил левую руку у него на холке, спрятал пальцы в шерсть. Зверь приоткрыл один глаз, закрыл снова. Вонг убедился, что его не слишком встревожила суета, и взглянул в лицо султану Эраншара.

Вахид бин Маариф действительно был молод. Гладкие щеки окаймляла короткая, затейливо подстриженная бородка, черные волосы вместо тюрбана прижимал крученый золотой шнур. В тонкие косы на висках вплетались золотистые нити с мелкими драгоценными камнями. Темные миндалевидные глаза настороженно щурились: то ли султан собирался говорить о том, что его тревожило, то ли его беспокоил сам Вонг или дремлющий рядом ягуар. Он молчал, и Вонг тоже молчал, продолжая его разглядывать. Может быть, он должен был выразить готовность служить досточтимому султану или сказать еще какую-нибудь положенную фразу, но его об этом никто не предупредил. Так что он предоставил Вахиду начинать разговор самому.
— Мне известно, что тебя зовут Нивон, — наконец сказал султан. Вонг внимательно следил за ним, но не похоже было, чтобы это имя вызывало у Вахида недоверие. — Откуда ты родом?
— Из Шангри.
— А твои спутники?
— Этого я не знаю, — сказал Вонг, аккуратно подбирая слова. — Чужое прошлое — не мое дело.
— Что привело вас в Эраншар?
Вовремя вспомнилось, как Бабангида ответил ловчему Мураду:
— Мы странствуем.
— Вы знаете наш язык. Откуда?
— Слезы Алеты. — Вонг коснулся уха. Султан задумчиво покивал:
— Я слышал о них. Редкая драгоценность… Как вы их раздобыли?
— Подарок. Двое из нас спасли жизнь женщине в пути. Ее друг отблагодарил всех.
С каждым вопросом росло недоумение. Такие вопросы мог бы задать сотник Адиль или любой дознаватель, чтобы султан не тратил времени. Почему Вахид задает их сам? Чрезмерно любопытен или никому не доверяет?
— Чем ты занимался в Шангри? До того как отправился... странствовать?
— Служил в армии короля.
Если бы Вонг вел такой допрос, тут же спросил бы: почему оставил службу. Ответ у него был готов, но султана это не интересовало.
— Как тебе удалось приручить зверя? — в его голосе впервые проступило искреннее любопытство.
— Я не приручал его. Он сам меня выбрал.
Не лучшее объяснение, но лгать Вонг не хотел.
— У тебя не было дурного умысла, — неторопливо сказал Вахид. — И твой зверь не так глуп и свиреп, чтобы его убивать. Однако охота в моих долинах — преступление. Джилан Кружевница остановила твое наказание, но я тебя не помиловал. Я могу оставить тебя и твоих спутников в Садах тоски навсегда. Могу забрать твоего зверя. Но вместо этого ты отслужишь мне службу.

Когда Вонг злился, живая сталь готовилась атаковать. Сейчас на ее напряжение отозвалась под черной шкурой сталь зверя, он недовольно заворочался. Султан заметил это, шевельнул рукой — как будто собирался взяться за оружие. Но рука двинулась не к рукояти Пестрой плети, а к солнечному амулету. Значит, плеть совершенно бесполезна — или он просто думает о защите, а не об убийстве?.. Мысли отвлекли, помогли успокоиться. Вонг погладил зверя по холке, глубоко забираясь пальцами в шерсть. Чужая сталь толкнулась в пальцы и утихла. Зверь вздохнул, снова сложил голову на лапы. Вахид убрал руку от амулета.
— Какой службы желает досточтимый султан от чужеземца? — ровно спросил Вонг. Вахид кивнул: вероятно, другого ответа он и не ждал.
— У меня есть младший брат. Сын моего отца и Джилан. Его зовут Салех, ему пятнадцать лет, и с ним нет сладу. Я хочу выслать его из столицы. Ты отправишься с ним и займешься его обучением.
— Обучением? — повторил Вонг. Скрыть удивление он даже не пытался: тут удивился бы кто угодно.
— Я долго был с ним мягок, — с сожалением сказал Вахид. — Мягче, чем он того заслуживает. Многое сходило ему с рук… Недавно он убил своего наставника. Почтенный Халим был немолод, он учил еще меня. — Султан поджал губы. Показалось, что своеволие брата злит его больше, чем смерть почтенного Халима. — Когда я спросил с него, Салех сказал: Халим был плохим учителем, первый встречный бродяга был бы лучше. Я разгневался. — Вахид свел брови, но угрожающе это не выглядело. — И поклялся, что следующим его учителем станет первый встречный. Теперь им станешь ты.
Даже здесь, в этих странных землях, где живая сталь поглощала металл, а люди превращались в зверей, слова султана отдавали безумием.
— И все? — не сдержался Вонг. — Досточтимый султан подпустит к своему брату и наследнику человека, о котором ничего не знает, только потому, что…
— Не только, — оборвал Вахид. — Я говорю с тобой и вижу, что ты не глуп и не труслив. Можешь держать ответ за то, что совершил, но можешь и настоять на своем. Тебе есть что терять, но ты меня не боишься. Ты мне подходишь.
Вонг не нашелся с ответом, но султан и не ждал ответа:
— Я дам тебе право учить принца Салеха и наказывать за непослушание, не помня о его титуле. И буду ожидать, что ты сумеешь удержать его в узде.
— Чему я буду его учить?
— Ты наемник. Ты был военным. Научи его драться так, как не дерутся во дворцах. Научи его шангрийскому. Кто знает, что может пригодиться.
Теперь он говорил так медленно, будто до сих пор об этом не задумывался. Его брату нужен был не учитель. Кого он хотел сделать из Вонга — наказание для строптивого принца? Игрушку, предназначенную от чего-то его отвлечь? Тюремщика или охранника?
— Твой зверь может остаться с тобой, — добавил султан.
— Досточтимый султан позволит опасному зверю приблизиться к наследному принцу?
— Под небом нет твари опаснее человека, — размеренно проговорил Вахид. Может быть, цитировал это их учение. Криво усмехнулся: — И Салех не самый безобидный из людей. Если зверь убьет его, ты ответишь головой. Но если он убьет кого-то другого, защищая тебя или себя, за это я с тебя не спрошу.
Вонг покосился на ягуара. Вахид понял этот взгляд, добавил:
— С него тоже. И велю никому не тревожить его, пока он сам не творит зла.
Значит, рядом с принцем было от кого защищаться.
Пока Вонг молчал, султан потянулся к столику с закусками, порылся пальцами в блюде с горкой сладостей. Сам наполнил из кувшина невысокую чарку, взглянул на Вонга:
— Ты можешь отведать угощений.
Это больше походило на приказ, чем на приглашение, но давало время подумать. Вонг послушался: налил себе вина, взял с блюда первую попавшуюся мелочь. Обсыпанный орехами шарик оказался слишком сладким и липким, склеил зубы и облепил ореховой крошкой язык. Вино не спасло: оно тоже было приторнее обычного. Пока он сражался с отвратительной сладостью, Вахид отставил чарку:
— На то время, что ты проведешь рядом с Салехом, твои спутники останутся в Садах тоски.
Вонг едва не подавился.
— Не все жилища здесь такие, как твое, — продолжил султан, качнув головой в сторону каменных стен. — Они расположатся с удобством. К ним будут относиться с уважением и они ни в чем не будут знать нужды. Пока ты делаешь то, что мне нужно, они будут моими гостями.
Этого следовало ожидать. Что бы Вахид ни говорил о своих причинах доверить чужаку непонятную пока задачу, он нашел надежный способ подстраховаться.
— Впрочем, выбор за тобой, — добавил он. — Я могу отпустить их, но тогда заберу в зверинец твоего зверя.
Предложение было щедрое и ядовитое. Отряд на свободе принес бы куда больше пользы, чем зверь, но позволить запереть ягуара в клетку Вонг не мог. Когда он выберет зверя, Вахид поймет, насколько тот важен. Но это он мог понять и раньше.
Вонг справился с угощением, сделал очередной глоток вина.
— Зверь останется со мной.
— Ты предпочтешь его людям? — султан как будто удивился.
— Люди, — сказал Вонг, — способны принимать решения и подчиняться необходимости. Зверь может только убивать, пока не умрет сам. Поэтому за него решаю я. Он должен быть при мне.
— Как пожелаешь, — махнул рукой Вахид. — Ты можешь спросить о том, что хочешь узнать.
Как будто до сих пор Вонг не спрашивал. Но разрешением стоило воспользоваться.
— Чего на самом деле желает от меня досточтимый султан?
У Вахида дернулись брови: прямого вопроса он все-таки не ждал. Он потянулся за очередной сладостью, положил ее в рот и сосредоточенно прожевал. Вонг погладил дремлющего зверя, ожидая ответа. Он видел: султан принимает решение. Вахид запил съеденное и откинулся на спинку кресла. Хороший знак: он решил говорить.
— Мой младший брат — порождение безлунной ночи, — неторопливо начал Вахид. За его сдержанным тоном слышалась то ли усталость, то ли печаль. — Странно, что днем он не сгорает дотла под взглядом небесного глаза. Но он мой первый наследник. Брат правителя ближе к трону, чем сын. Таковы законы Эраншара.
Если наследника выбирает Плеть, она берет старшую кровь, — подумал Вонг. Промолчал, ожидая продолжения.
— Младшие братья живут недолго, — с умеренной скорбью добавил султан. — К тому времени, как приходит пора взять в руки Пеструю плеть, остается один наследник. Обычно это сын султана, а не брат.
— Тогда почему досточтимый султан... — начал Вонг. Вахид хорошо его понял и дослушивать не стал:
— Моя матушка рано ушла в небесное воинство. Но Джилан Кружевница… мать Салеха всегда была добра ко мне. Пока он был мал, я не хотел причинить ей горе.
Мягкосердечен, сказала о султане Эраншара случайная старуха в Истаре. Не солгала.
— Сейчас у меня нет сыновей, — продолжил Вахид. — Но одна из моих наложниц разрешилась мальчиком два года назад. Вскоре после того она умерла — и младенец вместе с ней. Лекари сказали, это мог быть яд.
— Мог быть? — переспросил Вонг. Вахид поморщился:
— Ее пища и питье не были отравлены, ее курильницы и одежду проверили, лекари осмотрели даже деревья, на которых росли снятые для нее плоды. Яда не нашли нигде. Допросили всех, кто мог быть причастен, но никто не признался в злодеянии.
— И все же досточтимый султан уверен, что это подстроил наследный принц? — уточнил Вонг.
— Никому другому она не мешала. Только первому наследнику, который не желает появления следующих.
— И его матери?.. — предположил Вонг. Султан помрачнел:
— Джилан не коварна. Ее сердце открыто небесному глазу, она тревожится обо всех, кого встретит… — Он кивнул на свернутый плащ, лежавший в стороне на соломе: — Даже о тебе позаботилась, хотя ты ей незнаком. Я не верю, что это ее рук дело.
Вонг промолчал. О женщинах, которые выглядят безобидными, он кое-что знал, а выгода матери наследника была очевидна.
— Джилан пыталась ее выходить, — резко сказал султан. Кого он убеждал, Вонга или себя? — Помогала лекарям проверять еду. Помогала мне искать виновных.
Разумеется, пыталась. И разумеется, помогала.
— Однако старшему брату принц не пытался причинить вреда, — предположил Вонг. Угадал.
— Сейчас ему опасно меня убивать, — устало сказал Вахид. — Ему нет шестнадцати, а значит, до этого срока будет править Совет мудрых. Мудрецы не оставят злодеяние безнаказанным. Они могут объявить Салеха братоубийцей — или безумцем, если не найдут доказательств. С моей смертью он окажется дальше от трона, чем сейчас, и власти у него будет меньше.
Вонг прикрыл глаза. Если наследника легко можно убить, если наследному принцу стоит опасаться стариков из совета и их соколов, значит, Пестрая плеть спит — и никто из нынешней династии не может ее пробудить. Нужен кто-то еще. Кто-то другой.
— Еще одна моя наложница сейчас на сносях, — продолжил Вахид. — Лекари говорят, она ждет мальчика. Я хочу отправить Салеха в Эльхабу… Это дворец не слишком далеко от Кусура. Хочу, чтобы она спокойно разрешилась от бремени. Ты будешь с принцем до этого дня. Если ребенок действительно мальчик…

Тогда принцу Салеху придет время умереть.

— Досточтимый султан сказал, если мой зверь убьет принца, я отвечу головой, — напомнил Вонг. Вахид пристально посмотрел на него: пытался убедиться, что они правильно друг друга понимают. Наконец заговорил:
— Пока у меня нет сына, Эраншар не должен остаться без наследника. Позже… даже небесный глаз не может уследить за тем, что творится ночью. Если случится несчастье, я обещаю, ты покинешь Эраншар невредимым. Вместе с твоим зверем и твоими спутниками. И с наградой.
Яснее некуда.
— Досточтимый султан совсем не опасается, что я сговорюсь с его братом против него, — заметил Вонг.
— Ты не сможешь. Никто не сможет с ним сговориться, если придет от меня. Он никому не поверит. Если попробуешь, он просто убьет тебя, решив, что ты делаешь это по моему приказу.
Видимо, это султан уже проверял.
— Впрочем, он и так попытается тебя убить, — добавил Вахид. — А ты постарайся выжить.

История выглядела странной. Султан Эраншара не может без помощи чужака избавиться от неугодного наследника? Считает, что тринадцатилетний мальчишка мог устроить тайное отравление наложницы, но не подозревает в этом мать принца — и держит ее при себе? Или потому и держит, что подозревает?.. Что бы сказал об этом Десмонд, подумал Вонг и немедленно представил, как тот говорит, усмехаясь: а ты сам взгляни на пацана. Тебя он так запросто не убьет, верно?
Но если… — подумал Вонг и оборвал мысль; заканчивать ее не было нужды.
Если что, тебе не впервой нарушать уговор, а, Николас? — отозвался в его голове Десмонд со смешком, который показался Вонгу недобрым.

— Что еще мне нужно знать? — спросил он, уже не пытаясь изображать вежливость. Если султан хочет, чтобы Вонг убил ему наследного принца, — потерпит.
— О людях Салеха расскажет Назым. Старший евнух моего гарема. Я пришлю его к тебе, пока тебя будут приводить в должный вид. Тебе следует знать, что при Салехе есть соколы посланника. Трое с Фирьял во главе, ты ее видел. Они не будут мешать тебе его учить. Их дело — блюсти тишину и спокойствие. Следить за тем, чтобы не нарушалась воля посланника. К тебе это отношения не имеет.
Взгляд султана, до того прямой и ясный, вдруг ускользнул, перешел на зверя, на стену за ним, на жалкое соломенное ложе. Только ощутив боль в плечах, Вонг понял, что подался вперед, присматриваясь. Султан лгал или собирался солгать. В первый раз с начала разговора.
— Если Фирьял пожелает с тобой говорить, — теперь Вахид смотрел на него, не пряча глаза, — не отказывайся слушать. Ты чужеземец, тебе неведомо учение, но нарушать волю посланника не следует никому.
Вонг наклонил голову, выказывая согласие. Вахид снова подтверждал то, что о нем рассказывали: опирается на Совет мудрых, следует заветам и наставлениям святош. Говорить он не продолжил, так что Вонг спросил:
— Это все?
Взгляд Вахида опять метнулся в сторону:
— Это все.
Он лгал и не собирался рассказывать больше, чем уже сказал. Сейчас пригодились бы иглы, управление кровью, тиски для пальцев… Вонг едва не рассмеялся султану в лицо. Вовремя сдержался: до сих пор тот спускал с рук дерзость чужака, но это уже было бы слишком. Вахид наполнил свою чарку, осушил одним махом. Теперь он собирался закончить разговор.
— Тебя доставят в мой дворец. О твоих ранах позаботятся, тебе вернут твои вещи и оружие и дадут все, что понадобится. Ты послушаешь Назыма. Может статься, тебя захочет увидеть Джилан. Она знает, что ее сын не таков, каким должен быть брат правителя Эраншара, и это ее печалит. Но я сумею убедить ее, что такой, как ты, станет для Салеха хорошим учителем и сможет смирить его нрав. Будь с ней почтителен.
И не сболтни лишнего, отчетливо слышалось между слов.
— Потом я представлю тебя Салеху и вы отправитесь в Эльхабу, — закончил султан.
— Я хочу увидеть своих спутников, — сказал Вонг. Вахид поднялся из кресла и махнул рукой, позволяя Вонгу не вставать:
— Увидишь.

Сады тоски получили свое название не случайно. Окованная железом дверь над узкой крутой лестницей открылась в густую плотную зелень, кое-где цвели пестрые цветы, меж кустов и деревьев вились выложенные мелкими камешками тропы. В подземелья вели скрытые зеленью двери в невысоких каменных будках, возле каждой — караульный в форме Лунной стражи. Среди цветов Вонг заметил те, которыми дразнил его Десмонд в Истаре. Отвел глаза, крепче сжал пальцы на холке зверя. Тот недовольно передернулся. Адиль впереди замедлил шаг, чтобы Вонг со зверем не отстал. Оглянулся через плечо — и смотрел он на ягуара. Оценивал: не попытается ли тот сбежать, не начнет ли буянить.

Когда Адиль пришел, чтобы по приказу султана доставить Вонга к отряду, зверь повел себя скверно. Вместе с сотником явились тюремщики: нужно было снять с ягуара железный ошейник, оставлять его даже ненадолго Вонг отказался снова. Зверь уже приходил в себя и подпускать никого не хотел: скалил зубы, щурился, рычал с угрозой. Тюремщики опасливо топтались поодаль, метали в Вонга злые взгляды, но при сотнике держали языки за зубами.
— Ключ, — потребовал Вонг, когда надоело ждать. Ему кинули ключ издалека. Стоило ошейнику разомкнуться и с лязгом упасть на камни, зверь рванулся с места. Кто ему не понравился — Адиль или тюремщики? От Адиля пахло гвардейцами, зверь мог вспомнить, как попал в плен. От тюремщиков просто воняло. Уроды попятились к двери, Адиль схватился за ятаган.
— Стоять, — прошипел Вонг, что есть сил вцепился стальными пальцами ягуару в холку. Султан разрешил зверю убивать ради защиты, но сейчас защищаться было не нужно. Если он устроит тут бойню, его могут не подпустить к принцу Салеху. Попытаются разделить с Вонгом, запереть в клетку. Этого нельзя допустить.
Чужая сталь отчаянно толкалась в пальцы из-под шкуры — не противилась, наоборот: тянулась навстречу. Зверь рвался из хватки, тряс головой, яростно мотал хвостом. Силы у него было куда больше, чем у Вонга. Еще рывок-другой — и освободится. Вонг приказал своей живой стали пробить толстую шкуру — ягуар дернулся снова. Успокойся, требовательно думал он, угомонись!
Его сталь соединилась со сталью Десмонда. Вонг ощутил острое животное стремление: бежать, ловить, рвать зубами и когтями. Чужая сталь вздрогнула — и подчинилась. Слушаясь его приказа, налилась тяжестью, вынудила зверя замереть на месте. Он недовольно рыкнул, но освободиться уже не пытался.
Тот, у кого живой стали не было, не смог бы понять, что произошло.
— Тихо, — сказал Вонг. Похлопал зверя другой ладонью, вынуждая сесть рядом, и стиснул зубы: от этой возни спину скрутило болью. Адиль выпустил рукоять ятагана, покачал головой:
— Ему нужен ошейник с цепью. Иначе он погибнет.
— Я об этом позабочусь, — сквозь зубы ответил Вонг и не стал разрывать связь.

Теперь зверь шел рядом, все еще раздраженный: его хвост мотался из стороны в сторону, то и дело крепко хлопал Вонга под колени и сбивал с шага. Стальная связь сдерживала его по-прежнему. Со стороны должно было казаться, что ладонь Вонга просто лежит у ягуара на шее.
— Отсюда отправишься во дворец, — сказал Адиль, оставляя его перед дверью низкого круглого дома. — Закончишь — выйдешь. Тебя проводят.
Отвечать Вонг не стал: отвернулся и толкнул дверь.

— Смотри не подавись, полковник, — с притворной заботой сказала Юлия. Вонг пропустил насмешку мимо ушей.
Отряд, в отличие от него, сидел не в каменном мешке и недостатка в еде не испытывал. Султан хотел показать: пока Вонг делает что нужно, у них не будет причин жаловаться. Дом, в котором их поселили, мало походил на тюрьму. В общей комнате, полной ковров и низких диванов, столы ломились от угощений — самых разных, не приторных клейких сладостей. Хотя и их тут тоже хватало.

Пока Вонг ел, зверь бродил по комнате, обнюхивая ковры, еду и команду. Протерся боком мимо Буна — тот проводил ягуара внимательным взглядом. Ткнул Вебера лбом под локоть, заставив расплескать вино. Вебер сказал: “Ну бля, Дес!” — и расхохотался, хлопнул зверя по шее. Тот отошел, ненадолго пристроил голову у Юлии на бедре. Юлия проворчала: “Что еще за нежности”, — но ласково погладила тяжелую черную башку. Вонг отвел взгляд. Зверь дошел до Бабангиды, полулежавшего на горе подушек, и устроился подле него. Бабангида молча протянул руку и дернул зверя за ухо, заставив глухо рыкнуть. С силой почесал ему щеку и подбородок. Зверь зевнул и свернулся рядом с ним клубком. Может быть, он не хотел отправляться неведомо куда без своих людей. Может быть, ему не понравилось, что Вонг подчинил его сталь. Мясо, завернутое в виноградные листья и щедро сдобренное пряностями, потеряло вкус. Вонг дожевал через силу, отодвинул тарелку:
— Переоденусь в свое. Где вещи?
— Там, — махнула рукой Юлия на одну из дверей. Дверь вела в спальню — судя по запаху табака, принадлежащую Веберу. Одежда и дорожный мешок Вонга валялись в углу. Вонг нашел браслеты Заль, завернутые в рубаху, перебрал и сложил в шкатулку, где лежали остальные камни Потока и Музыка мертвых. Ее не открывали: никто кроме Вонга не смог бы открыть, не сломав крышку, но его вещи никого не заинтересовали. К лучшему — но не заинтересуют ли потом? Вонг подержал в ладони гроздь колокольчиков: взять с собой или оставить здесь? Оставить было бы безопаснее, но он вернул проклятый артефакт в шкатулку, а шкатулку в мешок. Тяжело поднялся, повел плечами: спина казалась окаменевшей, боль то стихала, то снова напоминала о себе.
Он подхватил мешок и пошел обратно: разговаривать.

Когда он вышел, Юлия глянула на его руки и пошевелила пальцами в воздухе, намекая на завесу тишины. Вонг покачал головой. Вынул из уха слезу Алеты, опустил в ближайшую пустую чарку. Остальные поняли, тоже поснимали свои украшения и ссыпали туда же.
— Мы чужеземцы, — сказал Вонг, когда Юлия подошла с чаркой к Бабангиде и забрала его кольцо. — Мы просто говорим на другом языке. Вряд ли за дверью стоит кто-то, кто знает шангрийский. А это, — он повторил жест Юлии, — могут заметить.
— Смотрю, кое-что ты узнал, — бросил Бабангида. — Рассказывай.

— Это же ожерелье пери, — сказала Юлия, едва дослушав про игрушку соколицы Фирьял. — Купцы о нем болтали, не помните?
— То, что из одной жемчужины? — наморщил лоб Вебер. Юлия отмахнулась:
— Да нет. У них тут ебучая сокровищница, этих ожерелий как грязи. Это было у пери, такая нечисть. Женщина-птица. Давала его любовникам и смотрела, кто из них повкуснее. Вкусных вроде как жрала. А теперь гляди-ка, святоши им пользуются.
— Для того же, — сказал Вонг. Вебер захохотал.
— Это хороший знак. — Бабангида покосился на дремлющего зверя. — Все эти волшебные цацки. То, что они есть. Значит, и мы найдем то, что нам надо.
— Не сразу, — тихо сказал Вонг. Помедлил, выбирая слова, и принялся пересказывать разговор с султаном. О том, чего пожелал Вахид, даже говорить не пришлось: команда поняла все и так. О предложении выбирать между зверем и командой он молчать не стал. Это они могли случайно узнать без него.
— Полковник, — рассмеялась ему в лицо Юлия. — Да неужели ты выбрал не нас?
Вебер хохотнул снова.
— Он решил верно, — неожиданно сказал Бабангида. Потрепал ягуара, поглядел, как тот зевает. — С нами ничего не случится. Начнет припекать — встанем и уйдем. А Деса в клетку — да ну нахер. — Он посмотрел на Вонга. — Следи за ним. Хотя ты и так будешь.
Юлия, глядя на Бабангиду, подняла брови. Она как будто без слов спрашивала: серьезно?
— Херово решил я, — хмуро ответил ей Бабангида. — Надо было не разговаривать там, а всех класть. Успели бы до прибытия этого. Достопочтенного.
Вонг знал, что возражать не стоит, но все же возразил:
— Нас бы искала вся гвардия, соколы и неизвестно кто еще. Вышло бы хуже.
— Хуже? — переспросил Бун.
— А теперь нам грозит смерть от пахлавы, — насмешливо вставил Вебер, мотнул головой в сторону столика со сладостями.
— Я найду способ вас освободить. — Вонг помолчал. — Сделаю то, что ему нужно. Или то, что нужно нам. Подождите.
Приказывать он не мог, а просить выходило плохо. Но Бабангида кивнул:
— Шесть недель. Либо за это время ты выяснишь, что там с огнем и плетью, либо мы отсюда уходим и ищем способ превратить Деса. А там уж решаем остальное.
Шесть недель. Больше, чем можно было надеяться, но меньше, чем нужно.
— Хорошо, — сказал Вонг. — Этого хватит.

Евнух Назым как две капли воды походил на Матушку — кастрата, следившего за порядком в “Кракене и деве”. Такой же жирный, безволосый, укутанный в слои шелка. Только у Назыма шелк был подороже, и он, в отличие от Матушки, не скрывал лысину под париком, а украшал подобием тюрбана без верха. Такой же хитрый и зоркий: по взгляду, которым он окинул Вонга, ясно было — что-то он понял или предположил близко к правде. Подобные взгляды Вонга никогда не смущали, не смутили и теперь. Важнее было то, что и полезным Назым оказался не меньше Матушки. Вонг тщательно запомнил все, что он вкрадчиво и неторопливо рассказывал о дворе принца Салеха, через слово оговариваясь, что, видит небесный глаз, он не желает сказать дурного. Задал вопросы — простые, без двойного дна, на которые Назым ответил так же неторопливо. Во время беседы они пили травяной настой из узких фарфоровых стаканов, и Назым отправлял в рот конфету за конфетой. “Господину не по вкусу наши сласти”, — отметил он, опустошив половину блюда. “Слишком сладко, — честно признался Вонг. — Много меда. Я не привык”. Назым придвинул к нему другое блюдо, поменьше: “Лимонная нуга, многие считают ее кислой”. Желтую вязкую пасту, скатанную в неровные шарики, можно было жевать без отвращения. Вонг признал, что она неплоха, — и запомнил, чтобы никогда больше не есть без проверки.

После евнуха в покои, куда поселили Вонга — несколько комнат с выходом в безлюдный дворцовый сад через низкое окно: кто-то подумал о нуждах зверя, — явился портной. Сутулый, подслеповато моргающий старик снял с Вонга мерки, пообещал подогнать и назавтра же доставить наилучшие одежды. На замечание, что одежда у Вонга есть, поцокал языком и молча удалился.

Следом, уже под вечер, пришла робкая девица, закутанная в голубое покрывало. Видны были только глаза — жгуче-черные, обведенные сурьмой. Поверх покрывала ее голову оплетала сеть золотых цепочек, свисавших на лоб и щеки, а в руках позвякивал поднос с разноцветными баночками и свертком чистого полотна. Девица шептала так, что ее слова едва можно было разобрать: светлая госпожа Джилан послала господину Нивону снадобья и ее, ничтожную служанку Басину, чтобы облегчить его страдания. Неведомые снадобья Джилан Кружевницы не вызывали доверия, но Вонг вспомнил, как султан сказал: “Будь с ней почтителен”, — и решил не отправлять девицу восвояси с отказом. Содрал рубаху, сказал: тогда займись.

Яда в зельях не было, руки у девицы оказались легкие. Смазывая его спину, она вздыхала, наконец едва слышно прошелестела:
— Сотник Адиль не был с господином жесток, пускай господин не держит на него зла.
— Я знаю, что не был, — не оборачиваясь ответил Вонг. — А тебе-то что за дело?
Девица смутилась окончательно и забормотала что-то совсем неразличимое. Вонг подумал, что однажды это может пригодиться. Если он узнает ее покрывало среди десятка других таких же.
Тем временем гостьей заинтересовался зверь, выбрался из горы подушек в углу. Оттуда он наблюдал за предыдущими гостями: Назым заметил его сразу же, но тревоги не выказал, портной стрелял глазами по сторонам, но ягуара в полумраке комнаты не разглядел. Девица так сосредоточилась на своем занятии — или своем смущении — что зверя увидела, только когда он подошел вплотную и шумно потянул носом над снадобьями. Взвизгнула гораздо громче, чем разговаривала, и отшатнулась, едва не рассыпав баночки.
Вонг дотянулся, положил руку на шею ягуару, но тот не злился и ничего кроме любопытства не проявлял.
— Он тебя не обидит, — сказал Вонг. — Его тревожат запахи.
Пока девица заканчивала возню, руки у нее дрожали. Она оставила поднос на низком столике, наказала выпить на ночь несколько капель из пузатого флакона — это Вонг делать определенно не собирался — и исчезла, кланяясь и не спуская глаз со зверя.

Вонг накинул рубаху поверх полотняной перевязки и вышел вместе с ягуаром в темный, сладко пахнущий сад. Лечило снадобье Джилан или нет, но боль снимало хорошо. Вместо нее пришла усталость. Вонг рассчитывал, что сможет обдумать расклад, — но ощущал только желание лечь и уснуть, благо спать предстояло не на вонючей соломе. Зверь вернулся из темноты, потерся боком с такой силой, что Вонг едва удержался на ногах. Если ягуар и обижался на принудительную стальную связь, то уже об этом забыл. “Однажды твоя сталь сможет что-нибудь особенное, на что не способна ничья другая”, — вспомнил Вонг. Была ли возможность управлять чужой сталью тем самым “особенным”? Или это вышло только потому, что зверь не мог ее подчинить и ей нужно было кого-то слушаться? Стоило бы спросить об этом у отряда, но Вонг промолчал: не хотел говорить, что он может управлять Десмондом. Держать его на стальной цепи. Им вряд ли понравилось бы это слышать.

В покоях зверь отправился не в облюбованную гору подушек, а прямо на низкое ложе, где собирался спать сам Вонг. Разлегся там и наблюдал, как Вонг готовится ко сну. Круглые серые глаза казались пустыми, но наверняка замечали каждое движение.

Раньше Вонгу нравилось раздеваться на виду у Десмонда. Он привык замечать чужую похоть, но ни у кого больше жажда не мешалась с таким восторгом, ничей взгляд не касался его тела так бережно. Разденься медленно, просил иногда Десмонд, дай на тебя посмотреть. Но даже когда не просил, Вонг знал: он смотрит. Неторопливо расстегивая китель, одну за другой нащупывая мелкие пуговицы рубашки, в первые мгновения он чувствовал себя нелепо — но быстро об этом забывал. Тяжелый и горячий взгляд ложился на кожу, стекал по ней, как разогретое масло. Задерживался в таких местах, которые никто другой не счел бы достойными изучения, и жадно вбирал все увиденное.
— У тебя здесь родинка, — как-то сказал Десмонд, трогая впадину под коленом. — Совсем незаметная.
От этих прикосновений было щекотно, Вонг дергал ногой, но Десмонд ласково и крепко сжимал его щиколотку.
— И что с того? — недовольно спросил Вонг, не сумев высвободиться.
— Ничего. — Десмонд прижался губами там, где раньше водил пальцами. — Мне нравится, что больше никто об этом не знает.
От его слов по коже разлился жар, следом накатил озноб, потом снова стало тепло.
— Просто выеби меня, — глухо проговорил Вонг в подушку. Десмонд засмеялся и сдвинулся выше. Длинно лизнул бедро, раздвинул задницу и обжег долгим влажным поцелуем беззащитную дырку, толкнулся языком внутрь. Когда он так делал, все тело пронизывали острые вспышки удовольствия.
— Зачем просто, Николас, — тихо сказал он, щекоча дыханием кожу. — Придумаем что-нибудь посложнее.
Что угодно, беззвучно шевельнул непослушными губами Вонг, делай со мной что хочешь.
Эти слова, даже невысказанные, каждый раз несли с собой пугающее чувство беспомощности — и желание признать эту беспомощность, показать ее Десмонду и увидеть в его глазах восторг и жажду. Чтобы не произнести их вслух, Вонг сильнее вжал лицо в подушку и прогнул спину, приподнял зад, безмолвно предлагая: продолжай. Он знал, что Десмонд поймет приглашение…

Вонг вздрогнул, осознав, что стоит возле ложа в одном исподнем, с рубахой в руках, с горящим лицом и полувставшим членом. Он бросил тряпку в сторону, сел на постель рядом со зверем, потянулся и обнял его за шею. Уткнулся лбом в лоб. Ягуар не протестовал и не пытался высвободиться, но шумно дышал: чуял запах желания точно так же, как любой другой. Тихо, без угрозы зарычал. Казалось, он пытается мурлыкать, как обычный кот. Когда Вонг стиснул его крепче, он недовольно фыркнул, но не дернулся. Шерсть щекотала голые предплечья, и эти прикосновения нагоняли тоску по другим, человеческим. Вонг сполз на подушках ниже, чтобы лечь, обнимая зверя, — и сам не заметил, как уснул.

Наутро слуги приготовили ванну в маленькой купальне. Умываясь, Вонг убедился, что снадобье Джилан помогло: раны закрылись и уже не напоминали о себе постоянно. Вместе с завтраком прислали одежду: его собственная для двора принца Салеха была недостаточно хороша. Вонг перебрал тонкие просторные рубашки с вышивкой, рассмотрел непривычно скроенное, но удобное на вид исподнее, мягкие сафьяновые сапоги, широкие шаровары и прочее барахло. Интерес вызвал первый же попавшийся под руку кафтан — синий, как его прежний, с такой же вышивкой серебряной нитью. Почти такой же: серебро было настоящее. Вонг ощутил это, едва коснувшись узора живой ладонью: в нее толкнулись мелкие колючие иглы. Он разложил кафтан и внимательно проследил узоры, убеждаясь в том, что сперва предположил наугад. Неразрывные линии вышивки замыкали того, кто носил одежду, в серебряный контур. Пояс довершал дело. Была ли эта серебряная клетка предназначена лично для него — после того, как соколица Фирьял обнаружила у него силу Потока, — или здесь так наряжались все? Вонг разгладил ткань обеими руками, расправил складки. Живая сталь зацепила шитье, нарушила его целостность в незаметных местах. Теперь Вонг мог это надеть и не чувствовать на себе оковы. С остальным предстояло разбираться позже.

Едва он успел одеться, устроить под рукавами наручи с ножами и повесить на пояс килич в ножнах, как в его покои явился очередной посетитель. Посетительница. Сперва возникли две завернутые в голубые покрывала девицы. Судя по звонким голосам, ни одна из них не была вчерашней Басиной. Они сообщили, что господина Нивона желает видеть светлая госпожа Джилан. Возражений не предполагалось: вскоре светлая госпожа появилась сама. Одновременно с ней с утренней прогулки вернулся зверь. Пока Джилан, остановившись в дверном проеме, бесстрашно рассматривала ягуара, Вонг рассматривал ее.
Вдовая мать наследного принца не прятала лицо: белое покрывало, прижатое на лбу драгоценной диадемой, свободно окутывало голову и плечи, из-под него выбивались золотистые пряди. Гладкая кожа не выдавала возраст. Но раз у нее пятнадцатилетний сын, ей не должно быть меньше тридцати. Светло-карие глаза, подведенные черной краской, смотрели спокойно и внимательно. Ее покрывало было кружевным, подол и широкие рукава белого платья тоже украшали кружевные ленты. Получила ли она свое прозвище за то, что плела кружево, или только за то, что носила?.. Вонг подумал и опустился на одно колено, упер кулак в пол: евнух Назым между делом рассказывал, что так кланяются султану и его семье гвардейцы. Ровно проговорил:
— Я благодарен светлой госпоже Джилан умм Салех за ее доброту.
— Поднимись, — ласково сказала Джилан Кружевница. — Не утруждай себя, ты еще нездоров. К тому же, — она улыбнулась, — твой зверь выражает мне почтение вместо тебя.
Девицы захихикали с достойной слаженностью. Вонг покосился на зверя: тот от души потягивался, безжалостно вонзая когти в ковер. Светлая госпожа изволила шутить.

Подали сладости, среди которых — разумеется — была лимонная нуга. Девицы по взмаху руки Джилан отступили и притихли. Но не ушли: видимо, навещать незнакомцев без сопровождения не полагалось даже матери наследника. Джилан села в низкое кресло, указала Вонгу на другое. Дождалась, пока он сядет, посмотрела, как ягуар подходит и ложится рядом. Так же ласково сказала:
— Твой зверь умен и не злонравен. Я рада, что он не погиб и не попал в неволю.
Следовало снова выразить благодарность. Прежде чем Вонг начал, Джилан приподняла руку, украшенную кольцами и обвитую тонкими цепочками:
— Я знаю, что ты собираешься сказать. В этом нет нужды. Я делаю то, что угодно небесному посланнику, и хвала мне не нужна.
От нее пахло медом и пряностями — так же, как от ее плаща. Рядом с ней даже кислая лимонная нуга становилась чрезмерно сладкой.
— Я пришла, чтобы взглянуть на тебя и убедиться, что ты станешь хорошим учителем для моего сына.
Интересно, как она собиралась в этом убеждаться.
— Салех — несчастное дитя, обделенное небесной милостью… Нет, нельзя так говорить, — оборвала сама себя Джилан. — Заботливый и добросердечный старший брат — что это, как не милость посланника?.. Но если посланник и впрямь так милосерден, как сказано в учении, у моего сына будет еще и разумный наставник.
Карие с золотыми искрами глаза остановились на Вонге. Этот взгляд говорил куда яснее, чем пустые слова. И говорил он: причинишь принцу вред — умрешь.

Четверть часа спустя Джилан ушла, оставив в покоях шлейф густого сладкого аромата. Она отказалась забрать свой плащ, который за ночь привели в порядок и вернули Вонгу, дала наставления о том, как использовать присланные ею снадобья, и не сказала ничего важного. Или почти ничего. Принц Салех своенравен, с уместным сожалением сказала она, и заручиться его доверием сложно, но она надеется, что он слушает хотя бы свою мать, которая заботится о его благе и стремится к тому, чтобы его окружали верные слуги.
Стань верным, слышно было в ее словах, и я скажу принцу, что тебе можно доверять. Ответа она не добивалась, она оставляла выбор. Рано или поздно его придется сделать.

Пока прислуга собирала в дорожные сундуки барахло, которым Вонг так внезапно обзавелся, он гладил зверя, растянувшегося на подушках, и думал: пускай мягкосердечный, султан Вахид не выглядит непроходимым глупцом — и все же он верит в то, что Джилан не желает ему зла. У него должны быть на это причины посерьезнее, чем ее печальный вид и нежный голос.

— Досточтимый брат мой, — процедил наследный принц Эраншара Салех бин Маариф. Положенное обращение прозвучало оскорблением. — Ты не оставил надежды пополнить мой гарем, но девицы в садах наслаждений закончились?
Сопляк не мог не знать, кого привел к нему султан. Вонг окинул его взглядом. Принц Салех сам достоин был стать украшением любого гарема. Его одежда была заткана серебром и золотом так, что от блеска рябило в глазах. Каблуки сафьяновых сапог — щегольские, ярко-красные, — прибавляли роста, но даже с ними принц был невысок. Витой шнур, прижимавший длинные темные волосы, тоже золотой с серебром, говорил о его положении. Из-под шнура тянулись вдоль щек, вплетались в волосы цепочки с драгоценными бусинами. Глаза принца походили на эти бусины: такие же выпуклые и золотистые, то и дело отблескивающие рыжей медью.
— Это твой новый учитель, Салех, — сказал Вахид. Братскую любовь в его голосе заменяла притворная ласковость. Джилан Кружевнице такой тон удавался лучше.
— Новый учитель... и так скоро после прежнего, — сощурился принц. — Как же тебе это удалось, досточтимый брат.
— Он чужеземец, — улыбнулся Вахид. — И не успел услышать о тебе ничего сверх того, что рассказал ему я сам. Большая удача.
— Чужеземец, — протянул Салех, изучающе рассматривая Вонга. Это он тоже должен был знать заранее. — И чему этот чужеземец будет меня учить?
— Всему, чего ты не умеешь, — сказал его брат тем же ласковым тоном. Едва ладонь Салеха двинулась к рукояти ятагана на поясе, Вонг понял, что произойдет дальше. Расслабил левое плечо, позволяя руке действовать самой. Кривой клинок метнулся в воздухе, сверкнул темным блеском — и замер, пойманный стальными пальцами в неприятной близости от лица. Принц растерянно проследил, как Вонг разжимает пальцы, уронил руку с оружием вдоль тела. Зря; сам Вонг попробовал бы еще раз.
Султан Вахид усмехнулся:
— Своим словом я разрешаю ему обращаться с тобой как с любым учеником и не помнить твоего титула. Видит глаз небесный, эти уроки пойдут тебе на пользу.
Принц недовольно сжал губы. Стало заметно, что лет ему действительно немного. Он уставился на Вонга в упор:
— Досточтимый брат предупредил, что я собираюсь тебя убить?
Вонгу вдруг стало весело, как не бывало давно. Султан позволил обходиться с сопляком без почтения? Тем лучше. Он с оскорбительной неторопливостью осмотрел принца от нарядных сапожек до бусин в волосах и улыбнулся углом рта:
— Попробуй. А я посмотрю, на что ты способен.

Chapter 8 Chapter Text

Глава 8: Дворец младших братьев

В первый раз принц Салех совсем не старался. Даже не будь у Вонга живой стали, он заметил бы, что к сладкому запаху вина добавилась незнакомая горечь. С пальца скатилась в чарку крошечная стальная капля, подтвердила: яд. Вонг помедлил, глядя на доску для чатры. Глупо и скучно. Он поднес вино к губам, давая стали время вернуться. Подержал чарку — и отставил, как будто нашел верный ход. Дотянулся до красной колесницы, двинул ее в атаку. Салех делал вид, что следит за игрой, но не сводил взгляда с вина. Еще более глупо. Убирая руку от доски, Вонг задел чарку и вместе с принцем посмотрел, как расползается по ковру пятно. Подошел зверь, обнюхал пролитое вино и сделал такое движение лапой, будто пытался его закопать. Вонг взглянул на Салеха:
— Пусть принесут другое. На этот раз без яда.
В ответном взгляде принца сверкнула злость, но он молча тряхнул позолоченный колокольчик, вызывая прислугу. Вонг кивнул на доску:
— Твой ход.

С тех пор, как двор принца Салеха перебрался в Эльхабу, прошло три дня. За это время Вонг успел оценить уровень боевых навыков принца — невысокий, завести нескольких врагов — несерьезных, и заново познакомиться с соколицей Фирьял. Или ее стоило сразу отнести к врагам? Тогда оценивать их нужно было иначе.

С Фирьял он встретился утром в день отъезда. Слуга проводил Вонга в Далекий двор, откуда обитатели дворца отправлялись в путешествия. Большую часть груза отослали в Эльхабу накануне, но в просторном дворе было суетно. Слуги бегали с поклажей, верховые — гвардейцы Лунной стражи и несколько соколов посланника — сдерживали своих лошадей, вынуждали их переступать с ноги на ногу и крутиться на месте.

В Шангри лошади вместе с волами и ослами оставались уделом тех, у кого не было ни железных птиц, ни повозок на камнях. Здесь они были предметом гордости, дорогим и требующим ухода. Тонконогие беспокойные скакуны с расчесанными гривами и хвостами ничуть не походили на приземистых покорных лошадок, таскавших телеги с грузом по разбитым дорогам бедных провинций Шангри. Вонг отстраненно задумался: смог бы он удержаться в седле или нет. Вряд ли это было намного сложнее, чем управлять птицей, пусть она и была грудой кованого железа, послушной силе Потока. Но от ягуара лошади шарахались, пытались встать на дыбы. Одна чуть не сбросила всадника — сокола из рядовых, без камня на груди. Тот метнул в Вонга неприязненный взгляд.

Вонгу было плевать на любые взгляды. Всю ночь он провел в упражнениях с живой сталью, пытаясь вынудить ее принять нужную форму. В Садах тоски Юлия и Бабангида рассказали ему, как заставить крошечную каплю стали превратиться в сигнальную нить, прочную и едва ощутимую. “Рановато тебе, — сказала Юлия, — но попробуй. Если выйдет, то пригодится”. Нить у Вонга не с первого раза, но получилась. Стали на нее шло так немного, что недостаток не беспокоил, а о живом присутствии поблизости от себя она сообщала исправно. Однако сейчас нужна была не нить. “Без ошейника с цепью он погибнет”, — сказал сотник Адиль и был прав, но от мысли надеть на ягуара настоящий ошейник скручивалось все внутри. Так что Вонг поступил иначе. Он не выспался сам и надоел зверю — к утру тот начал огрызаться и скалить зубы, — но смог заставить его живую сталь проступить широкой полосой вокруг шеи. Когда-то Десмонд изображал этим способом татуировки аксумских пиратов. Теперь его сталь так же изобразила ошейник. Дело оставалось за цепью: порой зверя действительно стоило удерживать поближе к себе, чтобы никто не попытался причинить ему вред. В тонкую, но вполне заметную сторонним глазом цепочку Вонг превратил часть своей стали. Придать ей сложную форму оказалось заметно труднее, чем создать нить, но в конце концов у него получилось. Недостаток стали дергал болью левую руку от запястья до плеча. Но когда конец цепочки соединился с “ошейником”, Вонг ощутил, что сможет при нужде управлять живой сталью зверя — так же, как управлял раньше, загнав под шкуру иглу. Это его немного успокоило.

Утром во дворе, полном суетливых людей, беспокойных лошадей и шныряющих под ногами наглых дворцовых кошек, он понял, что старался не зря. Зверь крутил головой, то и дело напружинивал лапы, щурил глаза и фыркал, но шел рядом. Со стороны мерцавшая серым блеском цепочка и такая же полоса стали на шее, полускрытая черной шерстью, вряд ли выглядели надежными, но это Вонга не тревожило. Он прошел через расступившуюся подальше от ягуара толпу в поисках спокойного места, чтобы дождаться отбытия, — и в пустоте возле длинной низкой повозки лицом к лицу столкнулся с принцем Салехом и недавней черноглазой соколицей. Салех сжал губы и посмотрел мимо Вонга, девица сделала шаг вперед:
— Я Фирьял, — и коротко поклонилась, коснувшись ладонью сердца. Так здесь здоровались мужчины, женщины обычно склоняли голову.
— Меня ты знаешь, — сказал Вонг, решив обойтись без поклонов. — Я раньше уже слышал имя Фирьял.
Принц неприятно улыбнулся:
— Значит, ты слушал сказки. Так звали возлюбленную супругу султана Салмана.
Соколица помрачнела.
— Султан Салман был ночным колдуном, — резко сказала она. — Имя его жены не делает мне чести.
Салех собрался сказать что-то еще, но подошла служанка в голубом покрывале. Принц досадливо махнул рукой и отправился за ней, не оглянувшись на собеседников. Светлая госпожа Джилан хотела попрощаться с сыном без лишних глаз. Если бы не цепочка на запястье, Вонг послал бы следом осу. Сейчас нечего было и надеяться уследить за всей сталью сразу. Он с досадой сжал кулак, зверь сел на камни двора и обстоятельно почесался.
— Зачем ты таскаешь его за собой? — спросила Фирьял. — Его место там.
Движение подбородком указывало куда-то за стены дворца. Видимо, она имела в виду свободу.
— Он сам так решил, — равнодушно сказал Вонг. Фирьял скривилась, глядя на серый блеск стали вокруг шеи ягуара:
— Да, я вижу.
— Хочешь, чтобы он ходил здесь как пожелает? Ваши лошади боятся. Твой птенчик, — Вонг указал на сокола без камня, — чуть не свалился.
Соколица смерила его недобрым взглядом, отвернулась и велела слугам поторапливаться. Ей подвели лошадь, и Вонг внимательно проследил за тем, как она садится в седло.

Его самого вместо лошади ждала честь — или обязанность — составить компанию принцу в длинной и широкой, обитой узорчатой тканью повозке с низкими диванами по сторонам. Повозка, судя по отсутствию упряжи, должна была двигаться сама по себе. Может быть, ее несли те самые летучие ковры, в поисках которых местные заглядывали под днище ровера.
Ягуар забрался в повозку прежде Вонга, легко перепрыгнув через борт, и разлегся на ковре, укрывавшем пол. Никого это не обеспокоило. Значит, султан Вахид действительно велел не чинить зверю препятствий, пока тот не угрожает наследному принцу.

Салех явился, когда все уже было готово к отбытию. С недовольным видом вошел в повозку, перешагнул вытянутый во всю длину хвост зверя и уселся в противоположном углу. Напутствие, полученное от матушки, его не порадовало.
Слуги закрыли распахнутую до сих пор дверцу, и Вонг едва не вздрогнул от неожиданности. Повозку окаймляло серебро, и дверца, закрывшись, замкнула контур.

Отделка бортов не выглядела новой. Значит, это сделали не в последние дни. Защита от нападения извне?.. Серебряный контур не спасет от прямого удара силой Потока, но сможет отклонить слабое рассеянное воздействие. Так волосяная веревка отпугивает змей и скорпионов. Вонг всмотрелся в одежду принца, такую же чрезмерно роскошную, как накануне. Золотое и серебряное шитье покрывало весь кафтан. Вероятно, серебряный узор сплетался в такую же неразрывную сеть, как на его собственной одежде. В серых с белым одеяниях соколов могло прятаться сколько угодно серебра, скрытого от взгляда. От кого они так старательно защищаются — от ночных колдунов, которых вырезали много лет назад? Силу Потока здесь считают действиями духов. Может ли быть так, что в Эраншаре, который давно лишился сильных магов, сила существует сама по себе, без людей, способных принять ее и управлять ею? Тогда в попытках защититься серебром есть смысл.
Задумавшись, Вонг едва замечал дорогу. Все равно смотреть было не на что: обзор перекрывал конный отряд, окруживший повозку так, будто охрана принца ожидала атаки в любой момент.
Повозка двигалась плавно, то и дело слегка покачиваясь. Управлял ею возница, сидевший спиной к пассажирам. Его скамья была приделана к борту снаружи, вне серебряного контура. Он монотонно бубнил что-то, не на миг не переставая: командовал “духами” или чем бы то ни было, двигавшим повозку. Силы Потока Вонг не ощущал, но внутри контура и не смог бы ощутить.

Зверю надоело лежать, он поднялся, потянулся. Мягко переступил лапами, удерживая равновесие. Осмотрелся по сторонам, выглянул за борт. Вонг вспомнил, как стремительно он метнулся из ровера, когда увидел косулю. Сейчас сталь удерживала его на месте, так что он потоптался немного и сел рядом с Вонгом. Привалился боком к ногам, уложил тяжелую голову на колени и закрыл глаза.
— Он тебя любит, — сказал Салех. Все это время он молча наблюдал за ягуаром. — Зачем ты держишь его на цепи?
Он спрашивал о том же, о чем недавно спросила Фирьял, но совсем иначе.
— Чтобы твои слуги поменьше боялись.
— Мне все равно, — бросил Салех. — Пускай боятся, — и снова отвернулся, уставился в пустоту.
Вонг погладил зверя между ушей, подумал: прости меня, — но убирать стальную цепочку не стал. Неизвестно было, чего ожидать от Эльхабы.

Эльхабу называли "дворец младших братьев". Столетиями султаны отправляли сюда младших сыновей — подальше от старших, наследных. Здесь они жили, иногда с матерями, иногда без, если султан оставлял наложницу при себе. Здесь они и умирали. "Младшие братья живут недолго". Похожий на россыпь драгоценных игрушек многоцветный дворец, окруженный белыми стенами и густой зеленью садов, видел немало смертей. Преждевременная кончина Салеха бин Маарифа должна была стать следующей. По крайней мере, этого хотел его брат, мягкосердечный и послушный воле небесного посланника султан Вахид.
Самого Салеха никто бы не назвал ни мягкосердечным, ни послушным, пусть он и подчинялся решениям султана. Больше всего он походил на избалованного ребенка. Таким был принц Ниран, младший сын короля Хана и единокровный брат Вонга: капризный, ни в чем не знающий отказа и быстро забывающий собственное недовольство. Но принцу Нирану было десять лет, а не пятнадцать.
Глядя на Салеха, Вонг скрывал недоумение. Порой оно сменялось любопытством.

— С этой башни свалился принц Фейсал, младший брат султана Харуна, — безмятежно говорил Салех в день приезда. Ни с того ни с сего он решил сам показать Вонгу дворец. Когда зверь пошел следом, Салех покосился на него без капли тревоги. Вонг коснулся “ошейника”, сделал такое движение, словно отстегивал цепь. Собрал живую сталь в кулак и позволил ей незаметно вернуться в ладонь, притворившись, что прячет цепочку в карман.
Салех указал в другую сторону:
— Вон там, в беседке, принца Рахима укусил скорпион. Далеко в саду есть озеро, там утонул принц Усман... Или нет, — он задумчиво возвел глаза к небу, — кажется, его утопили в ванне.
— Это трудно, — заметил Вонг.
— Ничуть, — откликнулся Салех, — если сперва перерезать горло. А в озере утонул принц Мюрад. Я перепутал.
Он должен был понимать, что его ждет такая же судьба. Чего он добивался? Хотел показать, что знает и не боится? Или наоборот — не мог справиться со страхом? Его говорливость странно контрастировала с глухим молчанием, в котором он провел всю дорогу от Кусура до Эльхабы.
— А здесь, — Салех махнул на пустую лужайку среди густых цветущих кустов, — принц Самир, последний сын моего отца, умер от пятнистой хвори. Вместе со своей матерью, ее слугами и прислужницами.
— От хвори? — переспросил Вонг. — Что, прямо здесь?
— Тут стоял дом. Когда они все умерли, матушка велела его сжечь.
Вонгу стало интересно.
— Что за хворь?
— Мор. Я плохо помню, я был еще мал. Матушка говорила, его принес ветер из пустыни. Или вода в колодцах. Или духи. Если заболел, покрываешься пятнами, потом они гниют, потом умираешь.
— Так принц Самир умер от болезни? — переспросил Вонг. Салех облизал губы, метнул взгляд в сторону лужайки.
— Да. Когда пришла хворь, мы жили здесь. И Азра, мать Самира, тоже. Он был младенец, я его не видел. Когда матушке доложили, что в городе есть больные с пятнами, она велела закрыть ворота дворца. Никого не впускать и не выпускать.
— А провизия? — машинально спросил Вонг. Встретил непонимающий взгляд Салеха, поправился: — Что вы ели?
Салех поймал тонкую косицу, скользившую по его плечу, покрутил в пальцах бусину.
— Во дворце всегда есть запасы. Но тогда здесь осталось совсем мало людей. Матушка отослала прочь многих слуг, у кого были семьи.
Разумно. Оставить тех, без кого не обойтись, и не кормить лишние рты.
— Как же заболел принц Самир?
— Заболела служанка Азры. Она была сама виновата. Азра. Ей хотелось сладостей, каких во дворце не было, и она ослушалась матушку. Разузнала про потайные ходы под стенами, послала служанку на базар. Та вернулась и через день слегла.
Салех замолк и поглядел на лужайку. Низко пролетела птица: ловила кого-то. Упала в траву, зашуршала там. Зверь рядом с Вонгом приник всем телом к земле, под шкурой перекатилась волна: он готовился к прыжку.
— Что было дальше? — спросил Вонг, глядя на ягуара.
— Матушка приказала всем, кто был вокруг Азры, и ей самой переселиться из дворца сюда. В отдельный дом. Она была главнее, Азра подчинилась. Ее крыло во дворце заперли, чтобы туда никто не входил. Их отсюда не выпускали. Дали им еды. Но они все умерли. — Принц опять облизнул губы, утер их запястьем. — Тогда матушка велела здесь все сжечь. А крыло Азры стояло закрытым еще год. Сейчас оно открыто, но в нем никто не живет. Почему ты спрашиваешь?
— Любопытно, — пожал плечами Вонг. Решительность Джилан Кружевницы вызывала уважение.
Зверь сорвался с места, длинным прыжком простелился над травой. Хруст птичьих косточек был едва слышен. Салех приоткрыл рот, наблюдая за его прыжком. Вдруг сказал:
— Он ведь у тебя не холощеный.
— Это несложно заметить, — сухо согласился Вонг. Обсуждать стати зверя с принцем не хотелось.
— В зверинце в Кусуре есть пантера, — оживился Салех. — Я велю ее привезти сюда. Он ее покроет, будут котята. Если их держать при себе с рождения, вырастут совсем ручные…
— Нет, — оборвал Вонг, не успев подумать. Салех посмотрел на него с недоумением. Вряд ли он часто получал отказы.
— Почему?
— Он не для этого, — сказал Вонг: никакого другого ответа в голову не пришло. Зверь уже возвращался, отплевываясь от пуха и перьев. Сел неподалеку, принялся умывать морду лапой. Салех наморщил лоб — удивился:
— Зачем ему блюсти целомудрие? Он все равно не попадет в небесное воинство, не то что в соколиный отряд.
— Что за соколиный отряд?
В небесное воинство, Вонг уже знал, здесь попадали те, кто умер. Салех моргнул, кивнул сам себе:
— Ты же чужеземец, где тебе знать. Это небесный отряд для лучших воинов посланника, самых верных. До смерти они все делают во имя его и не предаются утехам. Не пьют вино, не ложатся ни с женщиной, ни с мужчиной, не наживают добра.
— Соколы все такие? — спросил Вонг. Салех незнакомым жестом поднес к лицу ладонь, будто прикрывал рот от взгляда сверху. Громким шепотом ответил:
— Считается, что так.
Вонг усмехнулся. Эта усмешка отразилась в прищуренных глазах принца. Потом тот отвел взгляд, уронил руку и уставился на зверя. Ягуар уже закончил стряхивать с морды перья, уселся поудобнее и вылизывал яйца. Вонг стиснул зубы, глядя, как ходят под языком тяжелые шары, покрытые черной шерстью. Мешать ему делать свои звериные дела или требовать от принца не пялиться было бы одинаково глупо.
“Николас, ты же не станешь ревновать меня к кошке?..” Салех был прав: не было причин лишать ягуара того, чего могла потребовать его природа.
— Пускай ее привезут, — сказал Вонг. — Твою пантеру.
Но настроение принца уже переменилось.
— Мне без нужды твои одолжения, — огрызнулся он. — Обратно сам найдешь дорогу, мне надоело.
Не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал в сторону дворца. Зверь посмотрел ему вслед и снова занялся мытьем.

Сухой стук вернул Вонга к доске для чатры. Салех недовольно переставил осадную башню туда, где ее ждал удар катапульты: другого выбора Вонг ему не оставил. Если бы принц меньше злился из-за неудачи с ядом, он разгадал бы маневр на пару ходов раньше. Вонг молча забрал выигранную фигуру с доски и предоставил Салеху думать над следующим ходом. Принц оглядывал фигуры, трогал то одну, то другую. Покачал визиря и султана — раздумывал, не пора ли отступать. Тем временем скрипнула дверь: явился Инсар, личный слуга принца. С поклоном поставил возле доски кувшин и две чистых чарки, разлил вино в обе. По бесстрастному смуглому лицу невозможно было понять, знает он об отраве или принц справлялся без него. Евнух Назым отрекомендовал Инсара как “преданного нашему принцу — в той мере, в какой ему стоит быть преданным”, так что доверять ему Вонг не стал бы в любом случае. Но предпочел бы точно знать, кто исполняет тайные поручения Салеха, кто докладывает о его выходках и капризах султану Вахиду, а кто — Джилан Кружевнице. Несколько имен соглядатаев евнух назвал, но Вонг был уверен, что это мелкая рыбешка. Внимательно слушая рассказы Назыма, он заподозрил, что при дворе Салеха нет никого, кто служил бы только одному господину.

В первый же день в Эльхабе Вонг прошелся по дворцу, оглядел его сводчатые коридоры и просторные залы, отделанные цветным камнем. Запомнил, где чьи покои, где кухня, кладовые и конюшни, казармы стражи и помещения для слуг. Вечером, закрывшись в отведенных ему комнатах, он отправил стальную осу послушать разговоры. Здесь его тоже поселили в отдельном крыле, обеспечив зверю выход в заросший сад. Пока ягуар гулял сам по себе, Вонг успел узнать, о чем болтают на кухне, аккуратно пересчитал гвардейцев в казармах и наложниц в гареме Салеха — и те, и другие скучали и развлекались играми и болтовней. Наложницы при этом пили сладкие наливки, гвардейцы — вино и какую-то ядреную настойку. Еще он обнаружил, что за девицами шпионит гаремный евнух. Шпионить он должен был по долгу службы, а вот теребить свой лишенный яиц хер ему полагалось вряд ли. Об этом занятии Вонг догадался по шороху одежды и тихим влажным звукам движения кожи по коже, поморщился, но послушал еще, чтобы убедиться окончательно. Это пригодилось ему на следующий же день. Евнух Гафур — мелкий безбородый человечек — встретился Вонгу в саду и принялся рассуждать, что дикому зверю не место во дворце. Он опасен, говорил Гафур, от него одни хлопоты. К тому же он безмозглая тварь, с ним может что-нибудь случиться, и тогда...
— Тогда, — сказал Вонг, — я найду того, кто будет в этом виноват. И он умрет медленной мучительной смертью.
Евнух посмотрел недоверчиво:
— Как же ты его найдешь?
— Так же, как узнал, чем ты занимаешься, когда присматриваешь за гаремом, — сухо сказал Вонг.
Гафур стрельнул глазами по сторонам и отступил без единого слова. Вонг видел, что нажил себе врага. Еще он видел, что этот враг труслив. И бояться должен не только самого Вонга — защищать зверя ни с того ни с сего взялась Фирьял. Это Вонг тоже подслушал: столкнувшись с Фирьял в коридорах дворца, евнух втянул ее в разговор о новом учителе принца. О нем самом соколица отозвалась без приязни, что нисколько Вонга не опечалило. Но когда Гафур заговорил об опасности ягуара, Фирьял оборвала его:
— Оставь зверя в покое. Он поумнее многих, и если он кому-то откусит голову, значит, не надо было совать ее в пасть. Я за ним присмотрю.
— За тем, чтобы он не творил зла?
— За тем, чтобы ему не творили зла, — так же резко бросила Фирьял. — Даже если что-нибудь случится с его хозяином.
Вонга это устроило: за собой он мог присмотреть и сам. Впрочем, за зверем тоже: избавив его от цепочки, он спрятал в шерсти стальную каплю. Когда-то Десмонд так прятал своего шмеля у него в волосах. Теперь Вонг все время слышал, что происходит рядом со зверем. Это отвлекало, но он был уверен, что привыкнет.

Благодаря этой хитрости он знал, что зверь не охотится на людей всерьез, но временами пугает их: подкрадывается из темноты, бесшумно преследует в дворцовых коридорах. Загоняет в угол, ложится поперек дороги и не дает пройти. Кто-то из слуг покалечился, оступившись на крутой лестнице от страха, но это была ерунда. За три дня погиб только дурак-гвардеец, который выхватил ятаган при виде ягуара: ударом лапы зверь свернул ему шею. Никого, кто не пытался напасть на него первым, он не убивал и даже не ранил.
Зато истребил в саду всех павлинов с роскошными переливчатыми хвостами. Убитых птиц он приносил в покои Вонга. Впервые обнаружив на ковре тушки со смятыми шеями, Вонг от неожиданности спросил: ”Это что еще?” Ягуар сел рядом со своими трофеями и склонил голову набок, как будто ожидал похвалы. Вызванный слуга охнул: “Чем же ему птицы не угодили?..”
“Ему нужно охотиться”, — пожал плечами Вонг.
На самом деле убийство жирных нелетающих тварей вряд ли стоило называть охотой. Будь хоть малейший признак того, что в голове ягуара оставалась капля разума, Вонг решил бы, что он так развлекается.
Принц Салех, узнав о кончине дворцовых павлинов, махнул рукой: “Орали они гнусно. Пустите хвосты на опахала”. Вонг даже ненадолго ощутил к нему симпатию. Надолго не вышло бы: настроение наследного принца менялось по сотне раз на дню, и большую часть этого времени он вызывал только раздражение.

В первый вечер, перед тем, как закрыться у себя и заняться наблюдением, Вонг дошел до покоев принца. Отмахнулся от слуг, пытавшихся его удержать, вошел к Салеху, которого Инсар избавлял от дневной одежды. Сказал:
— На рассвете в Каменном дворе.
Каменный двор, один из внутренних — пустой, вымощенный ровными плитами и окруженный сводчатой галереей с широкими скамьями, — наверняка использовался для учебных боев. Когда во дворце было кому учиться.
Салех вытаращился на Вонга так, будто не понял ни слова.
— Надень то, что не будет мешать тебе двигаться, — добавил Вонг и ушел, не дожидаясь ответа. Он был уверен, что утром в Каменном дворе будет пусто.

Утром в углу двора терся заспанный слуга. Вонг потребовал у него завтрак. Присев на скамью под сводом галереи, сжевал мясо, завернутое в тонкий лист тягучего хлеба и сдобренное густым теплым соусом с пряностями. Поднялся и направился к принцу. Слуги шарахались с его пути, и зря: он даже не злился.
Наследный принц Салех бин Маариф неторопливо завтракал. В этом ему помогали три наложницы, кое-как завернутые в тонкую кисею, и мальчик — на вид лет тринадцати. Одна из девиц чистила для принца виноград, другая подавала на двузубой вилке кусочки мягкого белого сыра. Третья извлекала пронзительные тоскливые звуки из неизвестного Вонгу струнного инструмента. Мальчик терся возле принца и перехватывал кусочки, которые тому не нравились. Вонг прислонился к стене рядом с дверью и скрестил руки на груди. Салех попытался притвориться, что не видит его, но притворства хватило ненадолго. У девицы с сыром дрогнула рука, кусочек упал с вилки. Салех отпихнул ее и уставился на Вонга:
— Что?
— Твой досточтимый брат пожелал, чтобы ты учился драться так, как не дерутся во дворцах. Сейчас ты пойдешь со мной во двор и начнешь учиться. По доброй воле или нет, решать тебе.
Салех посидел с приоткрытым ртом, будто ожидал, что в него положат виноградину, и велел:
— Пошли вон.
Его “свита” подхватилась и исчезла в глубине покоев. Принц проиграл, еще не начав сражение: будь он уверен в своей победе, не стал бы отсылать невольных свидетелей. Он с показной неспешностью поднялся, подошел к Вонгу, посмотрел снизу вверх:
— А если я откажусь? Что ты сделаешь?
...И зря подошел так близко.
— Вот что. — Вонг легко поймал запястье принца, завернул руку за спину, толчком направил его к двери. — Хочешь прогуляться так?
Салех дернул рукой, но ослаблять хватку Вонг не собирался. С принца вмиг слетела вся притворная невозмутимость:
— Убери руки!
— Нет. — Вонг снова подтолкнул его, заставив сделать еще шаг. — Решай, вести тебя или пойдешь сам.
— Отпусти! — Салех снова дернулся, на этот раз осторожнее. — Я пойду.

Во дворе Вонг скинул кафтан на мраморную скамью, оставшись в рубахе и шароварах.
— Ножи? — спросил принц, глядя на его наручи.
— Я не буду их использовать. Или тоже возьми нож, если хочешь.
— Я тебе не верю, — упрямо сказал принц. — Сними их.
Вонг не шевельнулся:
— Ты не должен мне верить. Ты должен делать то, что я говорю.
Салех злобно посмотрел в упор, но выдержать этот взгляд не составило труда.
— Ладно. — Он принялся рывками стягивать кафтан. Рубаха под ним тоже переливалась вышивкой по вороту, рукавам и подолу. — Пускай так.
Неожиданная сговорчивость показалась подозрительной. Вонг ждал лезвия в сапоге, удавки в поясе, ядовитой иглы в волосах. Однако принц просто отбивался — как мог: драться он не умел. Кто-то когда-то учил его, но немного и плохо. Или он плохо учился.

Вонг не бил его всерьез: сдерживал удары, атаковал куда медленнее, чем мог бы. Он хотел только посмотреть, с чем предстоит иметь дело. Зрелище оказалось безрадостное. К тому же, как он ни щадил Салеха, тот был невнимателен настолько, что порой терял равновесие от легкого толчка. Вонг раз за разом ловил его, как несмышленого ребенка, но принц все же умудрился упасть и разбил нос. На этом Вонг решил закончить.
Втайне он ожидал, что Салех, как любой в его возрасте, разозлится из-за унижения и захочет научиться хотя бы затем, чтобы дать сдачи. Не вышло. Салех утер лицо, размазав кровь под носом, недовольно сказал:
— Я не хочу драться как простолюдин. Мне это не нужно.
— Не мое дело. — Вонг начал злиться сам. — Твой брат сказал тебя учить, значит, ты будешь учиться.
— Мой брат... — принц криво улыбнулся. — Ну да, ты же делаешь то, что он скажет. Ладно. Мне все равно.
Когда он скрылся в галерее, его кафтан унесла следом прислуга.

После полудня он прислал за Вонгом, чтобы позвать в свои покои. Ягуар, утром ушедший на прогулку в сад и пропустивший урок, теперь увязался следом. В покоях принца на этот раз не было ни полуодетых наложниц, ни лишних слуг. Зверь, едва войдя, принялся исследовать комнаты. Салех проводил его взглядом и потерял интерес. Кивнул на инкрустированный столик, спросил:
— Ты умеешь играть в чатру?
Вонг глянул краем глаза: поле было заметно меньше, чем на доске Удо на корабле.
— Немного. В Шангри нет такой игры.
— Сыграем, — сказал Салех и пошел к столику.
— Вдвоем? — уточнил Вонг. Принц обернулся. На его лице отчетливо проступило глупое детское превосходство:
— Ты играл на четверых? Вдвоем сложнее.
— Покажи мне, — сказал Вонг, садясь на то место, которое оставил ему Салех. Посмотрел, как Салех расставляет на своей половине поля белые фигуры, и принялся расставлять свои красные так же.
Самодовольство принца, обнаружившего, что он знает о чем-то эраншарском больше чужеземца, было бы простительно, будь он ребенком. Вонг не был таким в пятнадцать, однако и принцем он тоже не был. Никто не знал, что он должен им быть… Зато в тринадцать он был невыносим. Он злился без повода, нарывался на ссоры в академии и лез в драки в порту. Он сходил с ума от тревоги: что если сила, положенная ему по праву рождения, так и не услышит его? — но в этой тревоге не признался бы никому. Позже Кил сказал: так бывает у всех. В те годы, когда ты уже слышишь Поток, а он тебя еще нет, никто не может оставаться спокойным...
— Мы только начали, а ты уже не знаешь, что делать? — язвительно спросил Салех. Похоже, на доске он рассчитывал отыграться за утренний урок. Вонг выдвинул красную пехоту навстречу белой и сосредоточился на игре.

На Жемчужной он убивал время за чатрой вместе с Зери и двумя матросами, свободными от вахты. Иногда присоединялась Ясма. Она не нравилась Вонгу, напоминала полковника Фьямму, но играла хорошо. Под конец пути он сел за игру вместе с Десмондом, Зери и капитаном Удо. Десмонд легко избавился от Удо, чуть больше усилий от него потребовала Зери. Вонг знал, что он захочет остаться один на один, и все это время строил линию обороны. Не помогло: Десмонд разбил его за несколько ходов.
Эта партия оказалась для Вонга самой полезной из сыгранных на “Маньяре”. Теперь он вспоминал тактику Десмонда, перекраивал ее для игры на меньшей доске и смотрел, что будет делать принц. Первый ход всегда принадлежал белым. Это давало Салеху возможность быстрой атаки, но оставляло Вонгу время на размышления.

Долго размышлять не понадобилось: в чатру принц играл почти так же дурно, как дрался.
— Почему ты говорил, что умеешь немного? — недовольно спросил он, когда Вонг забрал белого визиря и загнал в угол султана, закончив этим игру. — Меня обыгрывал только мой досточтимый брат.
Скрывать усмешку Вонг не стал:
— Все остальные тебе поддавались.
Против ожидания, принц не взбесился. Хмуро бросил:
— Я устал, иди к себе. Утром я приду сам.

Он не солгал, явился во двор вовремя — но больше стараться не начал. С утра он снова стерпел урок, вечером опять проиграл Вонгу в чатру, а на третий день решился взяться за яд.
Новое вино, поданное Инсаром, Вонг даже не пригубил: все равно игра подходила к концу. Он столкнул белого султана с доски своим визирем, посмотрел на принца:
— Плохо не то, что ты не умеешь. Плохо, что не пытаешься учиться. — Щелкнул по чарке, заставив ее отозваться глухим железным звуком: — Этого тоже касается.

Chapter 9 Chapter Text

Глава 9: Все, что спрятано, можно найти

Принц Салех хохотал, хлопая в ладоши и широко открывая рот. До сих пор Вонг ни разу не видел, чтобы он смеялся. Жонглер, только что с притворной неловкостью рассыпавший цветные шары, поклонился принцу, наступил на полу своего одеяния и еле устоял. Это тоже было притворством. Салех засмеялся снова, бросил жонглеру монету. Золото сверкнуло в солнечных лучах, циркач кинулся за подачкой, запутался в собственных ногах и упал. Падал он так, чтобы не причинить себе вреда. Монета исчезла в пестром рукаве.
Сиди Вонг рядом с принцем — велел бы присмотреться к жонглеру: ни одно его движение не было ни случайным, ни неловким. Если бы Салех умел падать так же, набивал бы куда меньше синяков на уроках в Каменном дворе.
Жонглер отступил, непрерывно кланяясь и делая вид, что вот-вот покатится кубарем по плитам двора. На его место вышли глотатели огня. Салех поскучнел снова, указал на блюдо со сладостями. Одна из наложниц принялась кормить принца. Вонг машинально погладил дремлющего зверя и перевел взгляд на циркачей.

За то, чтобы показать наследному принцу свое искусство, бродячие артисты наверняка немало заплатили дворцовому распорядителю Тагиру. Может быть, не только ему. Теперь они старались изо всех сил. Тех, кто привлекал внимание принца, он награждал щедро и небрежно, бросая монеты, как дети бросают хлебные крошки рыбам у причала.
Чтобы принц мог насладиться представлением, в Полуденном дворе — самом большом во дворце Эльхабы, отведенном для парадов и праздников, — ступени широкого крыльца накрыли коврами. На коврах разложили подушки, расставили блюда с угощениями и курильницы с благовониями. По периметру двор окружила Лунная стража. Судя по вольным позам, гвардейцы больше интересовались циркачами, чем безопасностью принца.
Сам принц расположился на подушках в центре крыльца, в компании полудюжины своих девиц. Их головы окутывали покрывала, прятавшие лица, но полупрозрачные одежды почти не скрывали тел. Позади цветника топтались двое соколов Фирьял, как будто им не хватило места у ног Салеха. Соколица сидела на ступенях неподалеку и ела виноград.
На другом краю ступеней устроились приближенные слуги принца. Рядом с Инсаром и евнухом Гафуром стояли распорядитель Тагир, невысокий и толстый, и командир дворцовой сотни Лунной стражи Рашид, мрачный чернобородый здоровяк.
Придя во двор, Вонг окинул их взглядом и решил остаться рядом с соколицей. К нему Фирьял относилась без приязни, но ей нравился зверь — куда больше, чем всем, кто собрался на дальней стороне крыльца.
Когда Вонг сел на ступени, а зверь улегся рядом и устроил голову у него на коленях, Фирьял кивнула на глотателей огня, зажигавших факелы:
— Его это не встревожит?
— Нет. — Вонг опустил ладонь на загривок ягуара, но связывать сталь не спешил: зверь и так был спокоен. — Если они не будут подходить слишком близко.
— Кто им позволит, — пробормотала Фирьял и отвернулась к блюду с виноградом. Зверь зевнул и закрыл глаза. С утра он перепугал поваров на дворцовой кухне, в покои Вонга вернулся с сырой бараньей ногой, съел ее прямо на ковре и собрался вздремнуть. Но когда явился слуга, чтобы сообщить о прибытии бродячих артистов, зверь пошел следом за Вонгом.
Из пестрой кучки циркачей выступил худой старик в потертом, но ярко расшитом халате.
— Да узрит наши старания глаз небесный над нами, — он поднял руки к небу, — и сиятельный принц Салех бин Маариф, снизошедший до нас, ничтожных, — теперь он поклонился ступеням. Фирьял поморщилась:
— Только и дел у небесного глаза, что на них смотреть.
— Отчего бы ему не развлечь себя зрелищем, — заметил Вонг. Он уже знал, что Фирьял сузит глаза и скривится еще сильнее, но что-нибудь да скажет. Молчать в ответ на вопросы, касавшиеся учения, она не могла. Вонга это занимало куда больше, чем суета бродячих артистов.
— Небесному глазу без нужды развлечения, — сухо сказала Фирьял, — он радуется, когда не видит тьмы.

Расспрашивать о местной вере было полезно: соколы посланника представляли собой немалую угрозу. Выяснить, что у них за камни и какая сила их питает, пока не удалось. На прямой вопрос об оружии соколов Фирьял без промедления ответила: небесный глаз благословил нас нести истину и вершить справедливость. Продолжая спрашивать впрямую, Вонг неизбежно выдал бы, что знает о камнях и "духах" больше, чем показал в Садах тоски. Поэтому он изображал интерес к учению, раз за разом вынуждая соколицу отвечать.
Так он узнал, что небесный посланник был рожден женой крестьянина и рос человеком по имени Джалиль в те времена, когда ночные колдуны наводили ужас на Эраншар. Но когда ему сравнялось шестнадцать лет, небесный глаз посмотрел на него и осветил его сердце, и наполнил силой. И тогда юноша взял лунный серп, солнечный щит и прочие орудия, которыми наделило его небо, и пошел по Эраншару, истребляя колдовство везде, где его видел. И дойдя до султанского дворца, он бился с султаном Салманом, отрубил ему ноги и руки и наконец сжег его, нацелив силу небесного глаза своим щитом, а его жену Фирьял умертвил быстро и милосердно. И люди думали, что Джалиль возьмет себе Пеструю плеть, но он усмирил ее и отдал приемному сыну Салмана, который колдуном не был, а сам отправился в небесное воинство, чтобы возглавить его, когда придет время вернуться. Но перед тем он оставил людям заветы, которые были записаны с его слов мудрецами, умеющими писать, и так превратились в учение — а мудрецы стали Советом при новом султане, чтобы напоминать ему о словах посланника, если на то будет нужда. Учение среди прочего наставляло людей не впускать в свое тело духов и не питать их собой, а обращаться только к тем, кто надежно заключен в предметы и служит всегда одну службу, как повозка, которая ездит и больше ничего не делает. Чтобы принудить их служить, требовалось читать заклятия. За колдунами, которым было позволено только одно — запирать духов в предметы и составлять для них заклятия, следили соколы посланника. Тех, кто впустил духов в себя, полагалось сжигать небесным огнем. Тех, кто смог подчинить их в себе, варили в кипящем масле.
“Что значит — подчинить в себе?” — спросил Вонг у Фирьял. То, что при первом знакомстве он показал себя полным невеждой в вопросах колдовства, теперь играло ему на руку.
“Когда тело становится сосудом для духов, они рвут и пожирают его изнутри, — пояснила Фирьял. — Но если ночной колдун подчиняет их, они служат ему, делают что он пожелает и едят его медленно. Такие встречаются редко”.
Еще бы — они ведь столетиями истребляли всех, кто может управлять Потоком.
“Раз таких уже почти нет, — спросил Вонг, — от чего вы так тщательно охраняете принца?”
“Даже небесный глаз порой меркнет в полдень, — помолчав, ответила Фирьял. — Когда придет тьма, поздно будет бежать на помощь издалека. Поэтому мы рядом”.

Циркачи старались вовсю: после глотателей огня вышли жонглеры с чашками, полными воды, за ними — акробаты, которые прыгали, гнулись, переворачивались в воздухе и подбрасывали друг друга так, будто принуждали взлететь. На канате, натянутом между галереями на высоте в два человеческих роста, балансировал с шестом канатоходец. К нему поднялся второй, постарше. Что-то было не так с его лицом, Вонг присмотрелся: смуглую щеку стягивал давний шрам. От разглядывания канатоходца его отвлек заклинатель змей. Под пронзительный вой дудочки из плетеной корзины высунулась кобра, раздула капюшон. Ягуар приподнял голову, сузил глаза и зашипел, напрягая лапы. Вонг крепче сжал пальцы у него на загривке.
— Все боятся змей, — на удивление мирно сказала Фирьял. — Даже те, кто сам пугает других. Но этим кобрам вырывают ядовитые зубы, они безвреднее ужей. Не тревожься за него.
Вонг молча погладил зверя, подождал, пока тот успокоится снова. Вскоре заклинателя сменили фокусники, которые ягуара не заинтересовали.

Из курильниц тянулся легкий сладкий аромат: какие-то цветы и вездесущий мед. Ветер принес струйку приторного дымка к ступеням, Вонг отмахнул ее ладонью. Как будто это могло помочь.
— Не нравится? — спросила Фирьял.
— Что, жечь благовония тоже требует учение? — покосился на нее Вонг.
— Не требует. Курильницы любит светлая госпожа Джилан. Десять лет назад, во время мора, они дымили днем и ночью. Заглушали запах мертвечины из города. С тех пор остались во всех дворцах.
— Ты была здесь десять лет назад?
— Нет. Я тогда была в соколятне.
Значит, ей не больше двадцати пяти. Молодые соколы заканчивают обучение в шестнадцать, это Вонг уже знал. Он успел немало узнать о местных обычаях, но все это не приблизило его ни к одному из двух ответов: как вернуть Десмонду человеческий облик и чего хотел ключник в обмен на ключ. В какой огонь нужно бросить Пеструю плеть?.. Фирьял, упомянув мор, невольно напомнила о пожаре, про который говорил Салех. Что если плеть и трон Эраншара нужно отдать Джилан? Тогда понятно, зачем присматривать, “пока пламя в силу не войдет”: здесь никто не обрадуется женщине на троне. Нужно, чтобы она по-настоящему взяла власть… Вонг чуть не качнул головой, возражая сам себе: не складывается. Не похоже, чтобы у Джилан была сила Потока, тем более огонь — а Пестрая плеть с первого взгляда выглядела спящим артефактом, и легенда о небесном посланнике это только подтвердила. Ей нужен маг, и сильный, если верить сказкам о султане Салмане. Кто здесь может быть достаточно силен, чтобы совладать с оружием, подобным короне Шангри? Местные боятся Потока, отгораживаются от него со всем усердием... Кто-то должен прийти извне? Кто-то чужой, кому понадобится помощь, — и нужно просто ждать? Но времени ждать нет. Из назначенных Бабангидой шести недель прошло уже две.

Зверь вздрогнул под ладонью, во дворе поднялся крик. Вонг присмотрелся: то, что сперва показалось ему притворством вроде выходок недавнего жонглера, оказалось несчастным случаем. С каната упал старший канатоходец. Второй смог удержаться и теперь спускался по веревочной лестнице, свисавшей вдоль колонны галереи. Вокруг упавшего столпились циркачи, подбежали слуги: то ли помочь, то ли убрать раненого подальше с глаз принца. Салех надулся, оттолкнул руку девицы, кормившей его засахаренными дольками апельсина. Дворцовый распорядитель Тагир наклонился к его уху. Салех послушал, недовольно закатил глаза, но кивнул. Тагир замахал слугам, бессознательного канатоходца уложили на полотняные носилки и утащили со двора. Циркачи немало заплатили распорядителю, раз он согласился устроить раненого во дворце.

Вонгу было любопытно, смогут ли артисты продолжать представление после того, как их товарищ пострадал, но продолжения не пожелал Салех. По его знаку Инсар понес циркачам увесистый мешочек с золотом. Принц поднялся, и все вокруг него зашевелилось. Девицы упорхнули во дворец, слуги принялись собирать недоеденные сласти и уносить подушки. Гвардейцы встряхнулись и встали ровно. Фирьял тоже поднялась. Вонг не спешил вставать: становиться частью суеты не хотелось. Когда Салех подошел к нему, он все еще сидел, пользуясь своим правом не выказывать принцу почтение.
— Есть легенда, — сверху вниз сказал Салех, разглядывая зверя, придавившего головой полу кафтана Вонга, — что однажды рядом с небесным посланником уснул бродячий кот. Когда пришлось встать, посланник снял халат и оставил его коту, чтобы не потревожить.
— Глупо, — ответил Вонг. Пошевелился, и ягуар тут же приоткрыл один глаз. — Видишь? Ни один зверь не уснет рядом с человеком по-настоящему. Посланник зря выбросил одежду, а кота все равно разбудил.
Это была неправда. Порой ягуар засыпал так крепко, что Вонг мог брать его лапу в руки и нажимать на подушечку, заставляя огромные кривые когти выдвигаться и прятаться вновь. Зверь даже ухом не шевелил — так и продолжал похрапывать, приоткрыв пасть и высунув язык. Но об этом принцу знать не стоило: пусть думает, что ягуар охраняет Вонга не смыкая глаз.
— Иногда рассказывают по-другому, — сказал Салех, когда он все-таки поднялся со ступеней. — Будто бы рядом с посланником спал его любовник. И этот халат потом спасал его от всех невзгод.
— Вот как? — Вонгу стало любопытно. — Небесный посланник не чурался постельных удовольствий?
— Так говорят. Глаз неба не смотрит на то, что мы делаем ночью.
— Не к лицу сиятельному принцу повторять болтовню черни, — перебила Фирьял. — Они желают уронить свет небесный во тьму и грязь, но сиятельный принц…
— Удовольствий тоже не чужд, — не сдержался Вонг. Салех глянул с недоумением: не ожидал поддержки?.. — Ты говорила, небесный посланник был рожден обычным человеком. Значит, он и жил по-людски?
— Без цели и смысла совокупляются не люди, а животные, — огрызнулась Фирьял. Приложила ладонь к сердцу: — Прошу сиятельного принца меня простить, — крутанулась на каблуке и зашагала к своим соколам. Вонг посмотрел ей вслед и услышал, как Салех тихо фыркает рядом. Скосил на него глаза:
— Что?
Салех застыл с приоткрытым ртом. Мотнул головой:
— Ничего.
Его растерянность лучше всего остального говорила: он снова что-то задумал.

Вечером в купальне Вонг наблюдал, как вода наполняет мраморную ванну, и раздумывал, чего ждать от принца на этот раз. Вспомнились курильницы. Такая же, с подставкой на тонких высоких ножках, была и в его покоях. По вечерам слуги зажигали в ней угли и сыпали порошок, рассеивавший легкий запах вечерних цветов. Вонг не протестовал: окажись курения отравленными, ему сказала бы об этом живая сталь или сила Потока. К тому же позади курильницы пряталась маленькая потайная дверь. Вонг нашел ее в первый же вечер и открыл живой сталью. Узкий и низкий коридор вел неведомо куда. Его быстро перекрыла очередная дверь, открыть которую не удалось: с другой стороны ее удерживал тяжелый засов. Пытаться взломать ее Вонг не стал, вместо этого поставил перед дверцей в своих покоях курильницу. Кто бы ни попытался пройти этим путем, он не сможет остаться незамеченным.
Ванна наполнилась, Вонг закрутил тяжелые бронзовые краны. Здесь водой управляли не камни Потока, а скрытые в подвалах насосы. Там же в подвалах вода грелась в больших котлах и поднималась по трубам в купальни покоев. Рискованное устройство: если кто-нибудь добавит яд в котлы, пострадают все обитатели дворца. Даже принц Салех не выберет такой способ.
Вонг стянул рубаху, кинул под ноги, ощупал следы кнута на спине. Благодаря снадобьям Джилан Кружевницы рубцы уже затянулись и почти не болели, но шрамам предстояло остаться надолго, если не навсегда. Это не имело значения, лишь бы они не стянули кожу слишком сильно и не мешали двигаться.
Скрипнула дверь купальни, вошел ягуар, уселся на сброшенную одежду и внимательно проследил за тем, как Вонг опускается в ванну. Зверь как будто считал вечернее умывание ритуалом, при котором непременно должен был присутствовать. Никакого проку в этом не было: он не мог ни выебать Вонга, ни поговорить с ним.

Вонг сам не знал, чего ему не хватает больше. Тело скучало по рукам Десмонда, даже скользящая по коже вода казалась прикосновением — слишком мягким, недостаточно ощутимым. Он погладил стальной ладонью шею, откинул голову на мраморный борт ванны и закрыл глаза. Другой рукой забрался в пах, крепко сжал в кулаке полувставший член. Стало неприятно, он оставил член в покое, взялся за сосок, выкрутил кончиками пальцев. Тоска вынуждала его трогать себя так, как мог бы прикоснуться Десмонд, причинять себе боль, которая должна была принести удовольствие. Но под взглядом ягуара вместо удовольствия пришел острый стыд, для которого не было причин: зверя, лишенного человеческого разума, не тревожило то, что Вонг делал сам с собой. А Десмонду это зрелище понравилось бы.

Когда Вонг открыл глаза, зверь стоял рядом и пристально смотрел в лицо. На миг показалось, что тоска и жажда понятны ему, что он знает, как все исправить, как вернуть утраченное... Ягуар небрежно лизнул шероховатым языком плечо Вонга и принялся с плеском и хлюпаньем пить из ванны.

В постели пришли другие воспоминания. Тепло зверя, вытянувшегося рядом, навело на мысли не о ебле — о разговорах. С Десмондом Вонгу доводилось говорить больше, чем с кем угодно до него. Десмонд слушал его — не так, как принимают приказы или доклады, не так, как вникают в опасные секреты и тайные доносы. О делах ли шла речь или о пустой ерунде, видно было: ему нравится слушать Вонга и нравится с ним говорить.
Раньше Вонг не подумал бы, что по болтовне можно скучать. Поначалу разговоры Десмонда надоедали, казались ненужной тратой времени. Иногда тот непонятно шутил или смеялся в ответ на слова Вонга, но в этом веселье не было ни злобы, ни желания уязвить или унизить, поэтому Вонг пропускал все лишнее мимо ушей. В конце концов ему стали нравиться непонятные шутки — и улыбка, с которой Десмонд то и дело на него смотрел. Ему нравилась даже привычка Десмонда заговаривать с ним, когда он уже засыпал. Низкий спокойный голос подхватывал его в полудреме и мягко возвращал к бодрствованию — потому что Десмонду захотелось еще о чем-нибудь рассказать или спросить.
Совсем уже сквозь дрему вспомнилось, как на Жемчужной Десмонд говорил со штурманом Ясмой на своем языке. Резкие гортанные звуки не походили ни на что слышанное Вонгом раньше и делали Десмонда другим, незнакомым. Это злило и увлекало. Когда с глазу на глаз Вонг потребовал сказать что-нибудь ему, Десмонд заговорил мягко и певуче. Язык лесных земель враз изменился — и оказался понятен без слов… Воспоминания превратились в сон, во сне Десмонд рассказывал сказки, которых Вонг никогда не слышал наяву, и эти сказки про зверей и птиц, про деревенских дурачков и волшебных чудовищ казались то смешными, то страшными, но все вместе убаюкивали еще сильнее.

К утру Вонг уснул так крепко, что ни резкое движение зверя, ни сдавленный вскрик в тишине спальни не заставили его проснуться мгновенно. По-настоящему разбудил его только глухой тяжелый звук падения тела.
В предутреннем сумраке силуэт ягуара казался сгустком тьмы. Он стоял посреди комнаты, обнюхивая тело на ковре. Труп: у живых шея так не гнется. Вонг зажег масляные лампы, подошел. Зверь напоследок потрогал тело лапой и отступил как будто разочарованно. Походил вокруг, снова устроился на постели и свернулся клубком, прикрыв хвостом нос. Может быть, он ждал от жертвы большего.
Крови под телом не было: значит, ягуар сломал гостю шею ударом лапы. Десмонду и раньше нравилось убивать людей таким способом. Вонг присел и сдернул с лица убитого кусок черного шелка, скрывавший все кроме глаз. Шрам на щеке узнавался сразу. Вот почему падение канатоходца сперва показалось притворством: оно и было притворством. Вонг оглянулся — курильница на прежнем месте, убийца пришел в покои не потайным ходом. На теле нашлись удавки, в мягких сапогах прятались клинки, в швах одежды — гибкие иглы, в рукавах — мелкие кривые лезвия, на руках боевые кольца с шипами и заточенными гранями. Все оружие предназначено для быстрых незаметных убийств, все железо отравлено. Кто-то нанял опытного убийцу и нашел способ ввести его во дворец, не вызвав интереса у Лунной стражи. Мог бы провести потайным ходом — принц говорил, они тут есть, — но не стал: не знал или решил не раскрывать опасному человеку секреты дворца? Вряд ли Салех нанимал убийцу сам. Ему помогал кто-то еще. Распорядитель Тагир? Нет, глупо: Вонг видел, что Тагир занимался устройством “покалеченного”, первое подозрение должно было пасть на него.
Вонг аккуратно собрал тайное оружие, оставив только простые ножи и удавки, спрятал в шкатулку с браслетами Заль. Посмотрел на лоскут золотистого шелка, скрывавший гроздь колокольчиков. Поднять убийцу и расспросить? Пробуждение Музыки мертвых посреди дворца не пройдет незамеченным.
Он закрыл шкатулку, остановился, не успев убрать ее обратно в дорожный мешок, и задумался снова. Убийца наверняка не входил в труппу бродячих артистов. Кто-то заплатил им за то, чтобы они взяли его с собой и вели себя как с товарищем по ремеслу. Вот кого стоит расспросить — если они еще не сбежали из Эльхабы.

Зверь пошел следом неохотно. Тело осталось лежать посреди спальни. Когда слуги придут подавать завтрак, поднимется переполох. Тот, кто ввел убийцу во дворец, встревожится, узнав, что Вонг ушел ранним утром вместе с ягуаром. Интересно будет посмотреть, к чему подтолкнет его тревога.

Циркачей Вонг нашел в третьем по счету караван-сарае. Значит, они не знали, что привели с собой наемного убийцу, иначе быстро убрались бы из города. Хозяин караван-сарая, подвязывая надетый второпях полосатый халат, проводил Вонга к их комнатам. По пути он бурчал что-то про залетных, которым и ночь не ночь. За беспокойство Вонг заплатил, но золото не внушало страха. Случись дело в Шангри, будь на Вонге мундир военной полиции, хозяин и рта раскрыть не посмел бы. Кланялся бы и радовался, что легко отделался. Мысль об этом злила и отвлекала, мешала следить за стальной связью: зверь остался за воротами караван-сарая, на случай, если кто-то решит сбежать. Присматривать за тем, чтобы ему не пришло в голову поохотиться на первых утренних прохожих или отправиться гулять по Эльхабе, приходилось на расстоянии. Ежедневные упражнения позволяли рассчитывать на успех, но внимания такая связь требовала много.

Первым Вонг расспросил старика, объявлявшего начало представления. Разговор вышел коротким и полезным: новичка привел несколько дней назад Аббас, второй канатоходец. Тот показал свое умение и остался в труппе. О себе новичок говорил мало, держался скромно, вкладывался в общий котел и беспокойства не доставлял. Когда он расшибся, остальные не слишком опечалились: привыкнуть к нему не успели, а устроился он неплохо — не всякому пострадавшему во время работы циркачу выпадало счастье отлеживаться во дворцах. Теперь старик готов был рассказывать все подряд, лишь бы его и труппу оставили в покое, но знал он на самом деле немного.

Разбуженный пинком канатоходец Аббас сперва мычал что-то невнятное. Поняв, что к нему пришли из дворца, попытался даже спросить, как там раненый. Вонг молча отошел, выпихнул тершегося в дверном проеме старика и запер дверь убогой тесной комнатушки. Проверил раму окна, скинул щеколду: створки открывались внутрь, если зверь захочет запрыгнуть в окно — запрыгнет. Циркач тем временем проснулся окончательно. Сидел на низком грязном ложе в одном исподнем, тоже нечистом, и смотрел на Вонга с тревогой. Не понимал, о чем пойдет речь, или раздумывал, как будет отговариваться? Вонг еще раз оглядел комнату: дорожные мешки и моток каната в углу, там же груда одежды. Кувшин на кривом, грубо сколоченном столике, железные стаканы — два, возле стола подушки для сидения — тоже две. Еще один стаканчик — кожаный, с плотно притертой крышкой. Вонг подобрал его и открыл, чтобы убедиться, что внутри кости.
— Эй!.. — не выдержал циркач, но под взглядом Вонга исправился: — Что угодно высокородному господину?
Что сделало Вонга “высокородным” — дорогая одежда и килич на поясе или то, что он вел себя по-хозяйски? Или канатоходец видел его во дворце и запомнил?
— Меня зовут Нивон, — сказал Вонг, все еще держа в руках кости. — Я учитель сиятельного принца Салеха бин Маарифа. Хочу знать, что за человека сиятельный принц по своему добросердечию позволил оставить во дворце. — И, не дав Аббасу сказать ни слова, встряхнул стакан с костями: — Ты играешь. Много проигрываешь?
Раньше, когда он говорил “Я полковник Вонг, старший дознаватель военной полиции Шангри”, его собеседников охватывал ужас. Сейчас — Вонг видел — циркач немного успокоился, узнав, с чем пришел незваный гость. А вот слова об игре и проигрышах встревожили его снова.
— По-всякому бывает, — пробормотал он. — Что желает узнать господин Нивон?
Вонг решил оставить вопрос об играх напоследок и принялся спрашивать о том, зачем пришел. Садиться он не стал, так и стоял перед Аббасом. Тому приходилось смотреть снизу вверх, зато он мог надеяться, что разговор выйдет коротким.

Со вторым канатоходцем Аббас познакомился на дороге в Эльхабу несколько дней назад. Тот искал работенку и человек был вроде неплохой, Аббас предложил ему показаться старику Зейду — вдруг да и сложится что, а ему напарник пригодился бы. Больше ничего не знает, о себе новый приятель не болтал...
— За игрой познакомились? — перебил Вонг. Аббас задергался снова, промямлил, что не помнит. Вонг шевельнул рукой, и рядом с босой ногой циркача в пол воткнулся нож. Аббас скосил глаза на рукоять, сглотнул. Намек был прозрачнее некуда: с пробитой насквозь ступней ходить по канату будет трудно.
Аббас заколебался. Вонг смотрел на него и решал, с чего начинать. Не пришлось: циркач обмяк и ссутулился, свесив с колен расслабленные руки. Сдался. Это Вонг всегда видел хорошо.
— Он сказал, буду много болтать — проживу недолго.
— Если не будешь, проживешь еще меньше.
Говорить, что проникший во дворец убийца уже мертв, Вонг пока не хотел.
Аббас обеими руками потер лицо и принялся рассказывать. С убийцей — циркач звал его Хасаном — он действительно познакомился за игорным столом. Проигрался, не смог отдать долг, Хасан попросил вместо этого замолвить за него словечко перед старым Зейдом, мол, надо ему с труппой погулять, а для чего — Аббасу знать незачем. Он не был циркачом, но по канату ходил так, будто его с детства учили. Расспрашивать Аббас не стал, что-то в этом Хасане было такое… дурное. Решил, что он вор. Хочет проникнуть в богатый дом, для того и побродит с труппой, поприсматривается. Когда их позвали во дворец, Аббас испугался, но спросить снова не рискнул. Накануне представления он случайно увидел Хасана с человеком в дорогих одеждах, но вовремя отступил в тень.
— Как выглядел тот человек, — перебил Вонг и получил полное описание евнуха Гафура. Задумался, катая в ладони стаканчик с костями. Кости постукивали, Аббас следил за движением как завороженный. Наконец выдавил:
— А что он… украл что-то?
— Умер, — равнодушно сказал Вонг и посмотрел, как с лица Аббаса исчезает тревога. Он успокоился, просто узнав, что за долгом Хасан не вернется, или было что-то еще? Кости. Вонг открыл стаканчик, высыпал кости на ладонь, глядя на Аббаса. Тот побледнел, отвел глаза. Вонг ощупал кубики кончиками пальцев. Кинул на стол, посмотрел на выпавшие очки. Когда он перевел взгляд на циркача, тот рухнул на колени и пополз к Вонгу:
— Умоляю высокородного господина!..
— На этом он тебя поймал? — Вонг кивнул на кубики. Сточенные грани говорили сами за себя. Когда Аббас кивал, у него тряслась не только голова, но и руки.
— Я чужеземец, — сказал Вонг, шагнув в сторону, когда Аббас уже почти ухватил полу кафтана. Собрал кости со стола обратно в стакан. — Не знаю ваших законов. Что здесь делают с шулерами?
— Отрубают пальцы и выкалывают глаз, — прошептал Аббас дрожащими губами. — Если соколы застанут, они выжигают. Огнем своим. Я видел господина с соколицей во дворце. Умоляю, не говорите ей!..
Вот почему он тревожился, когда Вонг взял в руки кости: думал, что “высокородный господин” явился из-за этого и связан с соколами. Вонг захлопнул крышку стакана и бросил его Аббасу в руки:
— Смотри, с кем играешь. Ты провел во дворец наемного убийцу. Когда тот, кто его нанял, спохватится, за тобой пошлют стражу. Или других убийц. Лучше тебе этого не дожидаться.
Аббас только дрожал и кланялся, тиская свой злополучный стаканчик и едва не стукаясь головой об пол. Вонг собрался было уйти — и вздрогнул, осознав, что потерял связь со зверем. Отвлекся на циркача, забыл об игле, спрятанной под шкурой зверя, и та растаяла, слилась с чужой сталью и перестала подчиняться. Нахлынула тошнотворная тревога: что могло случиться за это время? Что если зверю причинили вред?..
Створки окна стукнули, открываясь. Аббас сдавленно вскрикнул, шарахнулся в сторону и упал на пол. Комнату заполнил острый запах: от испуга он обмочился. Зверь дернул носом, брезгливо обогнул человека на полу и подошел к Вонгу, с силой втолкнул голову под ладонь. Вонгу едва удалось скрыть облегчение. Он погладил зверя по лбу, похлопал по шее: подожди немного. Перешагнул циркача, выдернул из досок пола свой нож. Сказал, возвращая его в наруч:
— До твоих костей мне дела нет. Но если попадешься, выгораживать не буду. Убирайся из Эльхабы.
Аббас закивал, бормоча слова благодарности и заверения в вечной преданности, но до этого Вонгу тоже не было дела.

Переполох в его покоях успел начаться и закончиться — вместе с обыском. Тело уже убрали, зато прямо на пол были вывернуты все сундуки с подаренной султаном Вахидом придворной одеждой, россыпью валялось оружие и содержимое дорожного мешка Вонга: его собственные тряпки, фляга, свертки со взятым в дорогу золотом и драгоценностями. На столе стояла шкатулка Заль. Вонг присмотрелся: не взломанная. Рядом в кресле, вытянув ноги и откинувшись на спинку, сидела соколица Фирьял. Когда Вонг вошел, она молча поднялась. Ягуар покосился на нее без интереса и пошел обнюхивать разбросанные вещи.
— Ты устроила тут обыск. — Вонг обвел взглядом беспорядок. — С какой стати?
— Здесь нашли мертвеца. — Фирьял качнулась перед ним на каблуках, скрестила руки на груди. — Тебя не было, твоего зверя тоже. Откуда мне знать, что ты натворил.
— Во дворец проник убийца. Лучше бы ты выясняла, как ему это удалось.
— Я охраняю сиятельного принца Салеха, а гость явился не к нему. — Соколица раздвинула губы в неприятной улыбке. — Если ты кому-то не нравишься, не моя печаль.
Может быть, она в сговоре с Гафуром? Тогда хорошо притворяется: Вонг не раз видел, как Фирьял с отвращением косится и на евнуха, и на девиц принца. Это ничего не значило — когда-то он сам изображал вражду с Синтией Заль, хотя она была его единственным сильным союзником при дворе короля Хана. Но соколице с солнечным камнем для того, чтобы попытаться убить Вонга, посторонних нанимать не нужно.
— Так что с ним произошло? — напомнила о себе Фирьял. — С твоим гостем.
— Его убил зверь, — холодно сказал Вонг. — Чтобы узнать это, незачем было перетряхивать сундуки.
— Верно. Зато теперь я знаю, что у тебя есть вещи, которые ты прячешь от чужих глаз.
Она мотнула головой на шкатулку:
— Не открывается.
— А должна? — поднял бровь Вонг, но Фирьял спорить не собиралась:
— Открывай. Рядом с сиятельным принцем не должно быть неведомых мне вещей.
Как будто она не догадывалась, зачем рядом с сиятельным принцем нужен сам Вонг.

Содержимое шкатулки, начиная с браслетов Заль и заканчивая Музыкой мертвых, могло доставить немалые неприятности. Не проще ли убить соколицу?.. Вонг сжал левый кулак, заставил сталь создать тонкую иглу. После того, как Фирьял умрет, ее можно будет поднять колокольчиками и попробовать расспросить как следует — и неважно, если кто-то это заметит. Что будет дальше? С соколами без камней, которые попытаются прийти ей на помощь, Вонг справится, но мудрецы, командующие всей соколиной армией, не спустят это ему с рук. Придется бежать из дворца, давать знать отряду, что пришло время уходить, и ждать новой возможности подобраться к Пестрой плети. И искать способ обратить Десмонда в человека. Хороший вариант.

— Открывай, — повторила Фирьял. Вонг коснулся крышки, отмыкая замок. Сверху в шкатулке лежало оружие мертвого убийцы, дальше футляр с письмом, найденный по дороге в Кусур, скомканный обрезок золотого аксумского шелка, и только под шелком — украшения с камнями Потока, камень из ордена Ледяной звезды и гроздь колокольчиков. Еще несколько мгновений на то, чтобы принять решение. Стальная игла уже обрела форму и готова была сорваться с пальцев.
— Это его? — Фирьял указала на боевые кольца и мелкие кривые лезвия. — Решил оставить себе? Это скорпионьи жала. Значит, он из пустынных братьев. Выложи на стол.
О том, что оружие отравлено, она знала и прикасаться к нему не хотела. Вонг аккуратно сложил железо возле шкатулки. Рука Фирьял мелькнула рядом и ухватила футляр с узором из виноградных листьев.
— Что это? Откуда ты это взял?
— Нашли в развалинах по пути сюда. Возле Ночного ущелья.
Фирьял так вцепилась глазами ему в лицо, будто пыталась высмотреть, о чем он умалчивает. Шкатулка перестала ее интересовать.
— Там все давно заброшено. Откуда это письмо?
— Там был тайник. Мы умеем искать тайники.
Фирьял открыла футляр, развернула листы бумаги.
— Что еще вы там нашли?
— Мертвых. Мы их, — Вонг запнулся на секунду, выбирая слово: — похоронили.
Это даже не было ложью. Поднятые мертвецы, получив приказ упокоиться, обратились в прах. Чем не похороны.
Фирьял пробежала глазами вязь на первом листе, снова взглянула на Вонга. Ее смуглая кожа как будто выцвела, стала серой. Глаза казались еще чернее, чем обычно.
— Ты это читал?
— Я не умею читать по-вашему, — пожал плечами Вонг. — Что там?
Фирьял замерла, тряхнула головой:
— Не твое дело. Я это забираю.
Она с хрустом свернула листы, воткнула обратно в футляр, прихлопнула ладонью крышку и резко развернулась, забыв о продолжении обыска. Бросила через плечо:
— Я здесь закончила. Скажи слугам прибраться.

Вонг закрыл шкатулку, вынудил живую сталь вместо иглы выпустить стальную осу и послал ее следом за Фирьял. Он полагал, что соколица отправится говорить с кем-нибудь или отдавать приказы. Не угадал: она ушла в свои комнаты, грохнула дверью, скрежетнула засовом. Звуков, которые за этим последовали, Вонг услышать не ожидал и не сразу понял, что Фирьял плачет. Снова щелкнула крышка футляра, зашуршали листы. Соколица продолжала всхлипывать, давиться слезами и по-детски шмыгать носом. Вонг морщился, но осу не отзывал. Не зря: “мамочка”, — пробормотала Фирьял еле слышно, и вслед за этим — “отец”.
Вонг сел в низкое изогнутое кресло возле окна, привычно уперся подбородком в колено и задумался.

То, что когда-то произошло в заброшенном поместье, больше всего походило на зачистку. Убили всех без разбора: обитателей поместья и слуг, стариков, детей и женщин. В чем была причина? Измена, оскорбление султана или небесного посланника, запретная магия? Если бы дело было связано с султаном, на зачистку отправили бы гвардию — или нет?.. Вонг нахмурился, потерся щекой о плотный атлас шаровар. Глупо думать, как поступил бы он сам. Нужно знать, как поступают здесь. Занимаются ли соколы посланника чем-нибудь кроме охраны мирных жителей Эраншара от почти истребленных магов и наказания случайно подвернувшихся воришек? Если нет, то дело в магии. Хозяина поместья или кого-то из семьи уличили в запретных опытах с “духами” и выжгли небесным огнем всех без разбора? И эти люди были так или иначе связаны с Фирьял. Ее семья?.. Что если этот маг — она сама? Соколов, которые способны управлять камнями, немного. Ее могли забрать и отдать в обучение. Если сила проявилась рано, неудивительно, что девчонка не знала или забыла о гибели семьи. Ей могли рассказать что угодно. Вонг поморщился и распрямился. Нужно было дать кому-нибудь прочитать это письмо. Выйти в город, найти любого, кто умеет читать, заплатить за молчание или убить, если письмо окажется слишком важным… Эту возможность он упустил, сожалеть поздно. Он прислушался к тому, что передавала оса: плакать Фирьял перестала, пошуршала вещами — наверняка прятала футляр — и отправилась к принцу. Слушая, как она ровным голосом докладывает об утреннем происшествии, Вонг ждал, не скажет ли соколица чего-нибудь поинтереснее. О шкатулке Заль и футляре с письмом она не упомянула. Зато добавила, закончив доклад:
— Сиятельному принцу следует быть осторожнее.
— Я знаю, — огрызнулся Салех. — Отстань.
О чем они говорили? Об этих нелепых попытках убийства?
— Страх и злоба суть порождения безлунной ночи, — монотонно сказала Фирьял. — Им нет места под взглядом небесного глаза.
Принц шумно вздохнул, но соколица продолжила цитировать учение. Вероятно, она не была причастна к покушениям: знала о них, но не одобряла.

Вонг поднялся из кресла, снова открыл шкатулку. Перебрал украшения — камни Потока звенели и пели под пальцами, звали силу пройти сквозь них, наполнить их. Музыка мертвых безъязыко молчала. Вонг завернул колокольчики в лоскут шелка, опустил на дно шкатулки. Уложил остальные артефакты, сверху ссыпал оружие наемного убийцы и убрал шкатулку в глубину дорожного мешка, забросав тряпками. Прятать ее было бессмысленно: все, что спрятано, можно найти. Если Фирьял захочет осмотреть его вещи заново — так тому и быть: он убьет ее и уйдет из Эльхабы. Если она решит, что больше искать нечего, тогда нет и разницы, где будет храниться шкатулка.

Пока слуги наводили в покоях порядок, Вонг сидел рядом со зверем, уснувшим в своем углу среди горы подушек. Смотрел, как подрагивают лапы, как появляются и снова исчезают когти, подергивается морда. В своем зверином сне ягуар за кем-то гнался, кого-то ловил. Вонга грызло недовольство: колебаться, принимая решения, ему доводилось редко. Сейчас он откладывал поиск средства, способного вернуть Десмонду человеческий облик, ради шанса выяснить, что за службу нужно сослужить для ключника. Это решение было неверным. Скитания по Эраншару в бесплодных попытках найти неизвестно что выглядели не лучше.
Зверь дернулся, зацепил когтем рукав кафтана. Вонг осторожно снял ткань с кривого когтя, погладил лапу. Зверь зевнул, потянулся, разбросав подушки, и подставил под ладонь шею. Его единственного все устраивало.

На следующую попытку Салех решился три дня спустя — или это евнух Гафур выжидал подходящего случая. В этот раз Вонга тоже спас зверь: ткнулся носом в щеку, обжигающе шершавым языком провел по виску, а едва Вонг проснулся — открыл пасть и чихнул, обрызгав слюной все вокруг.
— Фу, — сказал Вонг, отпихнул его и утер лицо. — Что с тобой?.. — и принюхался, еще не закончив говорить. От зверя пахло мокрой шерстью и ночной росой: он только что вернулся с прогулки. Спальню наполнял тяжелый горький запах, ничуть не похожий на легкие ароматы “ночной колыбельной”. Вонг сел, зверь чихнул снова, потряс башкой и отошел от постели. Оглянулся, будто проверял, идет ли Вонг следом.
Возле курильницы горечь сгущалась, давила на виски, от едва заметного дымка першило в горле и щипало в носу. Чтобы понять, что в курильнице яд, не нужно было даже проверять.
Вонг все же коснулся тлеющих угольков стальными пальцами. Стряхнул с пальцев пепел, снял курильницу с подставки и понес к открытому для зверя окну. Бросил резное железо в сад. Курильница с лязгом упала в траву, угли рассыпались и потухли. Вонг прошел вдоль остальных окон, открывая их одно за другим. В висках гудело, тело слушалось плохо, горло все еще саднило. Постепенно становилось легче: живая сталь вытягивала отраву, которую Вонг успел вдохнуть.
Зверь подошел, ткнулся лбом в ладонь и широко зевнул. Вонг присел рядом с ним, положил руку на правую лапу и ощутил сталь под черной шкурой. Потянулся к ней, позвал — и она откликнулась. Каждый раз это вызывало странный восторг. Зверь рыкнул, но не отстранился.
— Потерпи, — сказал Вонг. — Ты тоже этим дышал.
Здесь сталь справилась быстро: зверю, чтобы отравиться по-настоящему, понадобилось бы намного больше ядовитого дыма.
Вонг вернулся в постель, оставив все окна открытыми. Ягуар пришел следом, улегся, придавив одеяло, потянул носом воздух и сложил голову Вонгу на бедро. Вонг запустил пальцы в шерсть и задумался. Как-то Гафуру — или тому, кого он послал, — удалось наполнить курильницу отравой. Для этого нужно было войти, когда Вонг уже спал: вечером курильница никаких подозрений не вызывала.
Эту мысль прогнала другая: сегодня курильницей не обойдется. Если у Гафура есть хоть капля ума, он сделает еще одну попытку сразу же — в расчете на то, что ее уже не ждут.
Вонг вывернулся из-под тяжелой головы ягуара, встал, надел рубаху и шаровары. Взял килич и положил возле себя, прежде чем лечь обратно и притвориться спящим.

Ждать пришлось долго. Луна скрылась, тьма за окнами сменилась серым предрассветным сумраком. Зверь успел поспать и проснуться. Он повозился рядом с Вонгом, ушел с постели и принялся бродить по спальне, шумно принюхиваясь. Из-за этого Вонг не сразу услышал шорох. Зато услышал, как ягуар зашипел — долго и зло.
Вонг сел на постели и с трудом разглядел среди узоров ковра черный шевелящийся клубок. Клубок распался на отдельные ленты, те поползли в стороны. Зверь шарахнулся к стене, подбирая лапы. Шерсть у него на загривке встала дыбом, уши прижались к голове. Вонг не сразу понял, что это значит, а когда понял, спрыгнул с постели, вскидывая левую руку. Десяток игл за раз отдался болезненным рывком от запястья до локтя. Десять змей забились на ковре — приколотые и умирающие. Вонг послал пару стальных ос искать, не спряталась ли какая тварь под ковры или в одежду. Концом килича отрубил змеям головы, принес чашу для умывания, побросал туда тела и обрубки голов.
Змеи были мелкие, но вряд ли безопасные. Никто не стал бы трудиться подбрасывать Вонгу безопасных змей. Может быть, их размер и напугал ягуара: большую змею он легко убил бы ударом лапы, но эти могли невредимыми проскользнуть между когтей и ужалить.
Зверь так и шипел из угла. Шкура у него на лбу пошла складками, а на морде натянулась, открывая зубы.
— Тихо, — сказал Вонг, подходя, — все хорошо. Ты в безопасности, — и зверь зарычал на него.

Нелепая обида обожгла, заставила замереть на месте. Мгновение спустя Вонг сообразил: он все еще держит в руках чашу с мертвыми тварями. Отставил ее в сторону и ощутил сигнал одной из ос. Поблизости был кто-то живой, с теплой кровью. Человек — прямо за стеной спальни, сверху донизу скрытой ковром. Злость подтолкнула под руку, заставила взрезать ковер крест-накрест двумя взмахами килича. Вонг пнул стену, и тонкие доски хрустнули. Человек за стеной зашуршал, завозился: собрался бежать. Вонг ударил в стену стальным кулаком, в пролом наугад ткнул клинком. Сдавленный вскрик подтвердил: не промахнулся. Он рванул доски, расширяя пролом. За стеной прятался крошечный чулан, евнух Гафур в нем едва помещался. Он зажимал окровавленной рукой плечо, глядя на Вонга с ужасом. Было бы куда — попятился бы. Это ему все равно бы не помогло. Рядом стояла плетеная корзина с крепким замком, в которой Гафур принес змей. Спрашивать, кто отдал приказ, было незачем: Вонг и так это знал. Он протянул левую руку и сжал горло евнуха стальными пальцами. Тот выкатил глаза, засипел, через силу выдавил что-то. “Пощади”.
— Есть что рассказать? — спросил Вонг. Ослабить хватку удалось с трудом: живая сталь откликалась на его гнев и хотела убивать. Гафур мелко затряс головой, то ли кивал, то ли отказывался.
— Как ты добавил яд в курильницу?
— Сонный порошок, — просипел Гафур. — Без запаха. Подсыпал к вечерней смеси. Ты не заметил. Я подождал, пока твоей твари не будет. Тогда вошел.
Вонг поморщился. Больше никаких курильниц. Пальцы сжались снова.
— Какая от тебя польза?
“Пощади”, — одними губами повторил Гафур.
— Значит, никакой, — сказал Вонг и сильнее сдавил его горло. Ощущение мягкой плоти и упругих хрящей под ней, поддающихся давлению стали, немного успокоило. Недостаточно.

Тело обмякло, Вонг разжал пальцы, позволив ему упасть, и отступил. Обтер килич краем одеяния евнуха. Осмотрел корзину — пустую. Нашел в разломанной стене щель возле самого пола, через которую змеи пробрались в спальню. Вернулся в покои. Зверя там уже не было. Вонг глянул в окно: в прозрачном утреннем свете черное пятно бросалось в глаза. Ягуар сидел под ближайшим деревом в саду и умывался. Не захотел оставаться там, где ему угрожала опасность. Там, где он испугался.
От злости перехватило дыхание, показалось, что кожа на лице леденеет и застывает. Вонг отправил к зверю осу, чтобы знать, если он решит прогуляться. Натянул сапоги, опоясался ремнем с ножнами и пинком открыл дверь спальни.

У дверей в покои принца двое гвардейцев Лунной стражи скрестили алебарды:
— К сиятельному принцу Салеху не дозволено входить с мечом.
Вонг выдохнул. Сунул килич в ножны, сдернул их с пояса и прижал плашмя к груди одного из стражников:
— Тогда подержи. Сиятельному принцу пора получить урок.
Гвардеец машинально взял килич, переглянулся с товарищем. Время утреннего урока еще не подошло: по молчаливому соглашению в последние дни Салех сам посылал за Вонгом, когда готов был снова глотать пыль в Каменном дворе. Гвардейцы об этом не знали, развели алебарды:
— Проходи.

В покоях принца бесшумно сновали слуги: готовились к утренним делам. Они остановить Вонга разумно не попытались. Вонг дернул обеими руками двери спальни Салеха, шагнул в душный, наполненный ароматами курильниц полумрак. Подошел к постели, тряхнул принца за плечо:
— Поднимайся.
Салех недовольно заворочался, попытался спрятать голову в подушки. Вонг выдернул одну, отбросил в сторону.
— Вставай. Евнух Гафур мертв.
— Что… — Салех сел, обеими руками отвел с лица растрепанные волосы. — Что с ним случилось?
— Наткнулся на клинок, когда выпускал змей в мою спальню. Я сказал, поднимайся.
— Зачем? — принц вцепился в тонкое узорчатое одеяло, как будто оно могло его защитить.
— Бери свой ятаган. Пойдем во двор. Саблей ты владеешь лучше меня. Попытайся убить меня сам, раз тебе так неймется. Ну?

Он мог позвать слуг или охрану. Мог кликнуть соколов — Фирьял бы примчалась быстрее ветра, узнав, что навязанный принцу учитель перешел все границы дозволенного. Он мог просто разгневаться и сказать: “Пошел прочь”, — как пристало наследнику султана Эраншара. Вонг бы не подчинился, но сиятельному принцу неоткуда было об этом знать.
Вместо всего этого Салех покорно выбрался из постели. Одергивая подол длинной изукрашенной шитьем рубахи, дошел до стойки с оружием, снял верхний ятаган в нарядных сафьяновых ножнах. Тот же, которым пытался достать Вонга в первую встречу. Развернулся. В одной рубахе и с оружием в руках он выглядел маленьким и нелепым. Злости это не умерило.
— Штаны надень, — посоветовал Вонг, прежде чем принц успел с самоубийственной отвагой заявить “я готов” или что-нибудь вроде того. Салех растерянно оглядел сам себя, отложил саблю и так же покорно принялся одеваться. В роскошном кушаке он запутался. Обычно принца одевал Инсар — но помогать ему Вонг не собирался. Гнев шевелился внутри холодным тяжелым осколком льда, резал острыми гранями. Вонг отстраненно пожалел, что не оделся во что-нибудь с замкнутым серебряным контуром. Пойди что не так, и он сорвется, позволит силе Потока проявить себя. Сейчас только к лучшему, что ее осталось немного. Горло сжал новый приступ злости, но эта злость Салеха уже не касалась.

В пустом Каменном дворе Салех сунул свой ятаган в руки Вонгу, сказав: “Подержи”, — так же, как недавно сам Вонг вручал стражнику килич. Собрал волосы, кое-как переплел их в подобие косы, подоткнул в ненадежный узел: взять с собой какую-нибудь ленту он не додумался. Сейчас он уже не выглядел сонным. Безнадежная решимость сделала его смазливое лицо красивым.
Он мог оказаться серьезным противником. День за днем роняя его на каменные плиты двора, Вонг знал, что принц не чурается упражнений с оружием: об этом говорило его тело. Сухие и твердые мускулы не могли появиться от одних только развлечений с наложницами. То, что принц не умел драться руками и не хотел этому учиться, не значило, что он не учился совсем ничему.

Когда бой начался, Вонгу пришлось вспомнить все, что успела показать ему Зери, и все, что он увидел сам, наблюдая за ней. Этого едва не оказалось мало. Салех действительно владел саблей куда лучше него, но ни разу не дрался всерьез: он пытался превзойти противника, а не убить. Один раз он достал Вонга по-настоящему. Лезвие ятагана прошлось по правой руке, вспороло рукав рубахи и оставило неглубокий разрез от кисти до локтя. Беда невелика — но если бой затянется, рука ослабеет и не сможет держать килич. Нужно заканчивать быстро.

Приема, которым Зери легко обезоруживала противника, Салех не встречал или не успел распознать. Клинки сошлись, Вонг шевельнул кистью, направляя килич так, чтобы заставить принца либо подставить запястье под острие, либо выпустить рукоять. На мгновение показалось, что ничего не выйдет: порез дернуло пронзительной болью, Вонг едва не разжал пальцы сам.
Ятаган зазвенел по плитам двора.
Вонг бросил в сторону килич, и Салех проводил клинок взглядом. Из его позы ушло напряжение: он решил, что бой кончился. К удару в подбородок он готов не был.
— Не ждешь подлостей? — спросил Вонг, когда принц сплюнул кровь и уставился на него. — Зря. Должен ждать.
— Мы закончили! — возмутился Салех. Негодование помешало ему закрыться от удара под дых.
— Мы закончим, — сказал Вонг, пока он разгибался, — когда я скажу "закончили". Защищайся как можешь. Или беги.

Салех не побежал. Но и толку от его попыток махать руками не было: сейчас Вонг бил не жалея. Короткие прицельные тычки и пинки со стороны не выглядели опасными, но Салех еле удерживался на ногах и не мог вдохнуть. Очередная атака сбила его с ног, принц опрокинулся навзничь, даже не попытавшись смягчить падение. Вонг напоследок пнул его под ребра, припал рядом на колено, сжал горло стальной ладонью. Салех судорожно дернулся и обмяк. В распахнутых глазах плеснул смертный ужас, а вслед за ним пришло смирение. Наследный принц Эраншара Салех бин Маариф был готов и согласен умереть.
— Когда хочешь кого-то убить, — тихо сказал Вонг, не отводя взгляда от этих странных остановившихся глаз, — найди силы сделать это сам. Иначе будешь отвечать за чужую неудачу. Как сейчас.
Поднялся и глядя на распростертого Салеха сверху вниз, добавил:
— Теперь закончили.

Правый рукав пропитался кровью и лип к порезу. Вонг оборвал его, подобрал с плит килич. Протер клинок чистым концом обрывка и убрал в ножны. К принцу побежали слуги: тот все еще задыхался и не мог подняться без помощи. Дня на три от утренних уроков он будет избавлен.
Злость отступила, пришло недоумение: готовность к смерти никак не подходила избалованному пятнадцатилетнему сопляку. Это из-за их веры? Но Салех не был похож на истово верующего. Вонг вытащил подол рубахи из-под пояса, утер влажный лоб. Поднял голову и увидел между колоннами Фирьял. Соколица, с серым от гнева лицом, держала ладонь на груди, на солнечном камне.
— Поверить не могу, — выплюнула она сквозь зубы, — что султан позволил тебе вот это!
Значит, она хорошо разглядела избиение.
— Спроси у него сама, — огрызнулся Вонг и прошел мимо. Атаковать Фирьял не попыталась.

Вскоре она явилась взглянуть на труп Гафура. Поморщилась, увидев корзину для змей, заглянула в чашу с обрубками змеиных тел. Вонг не ждал, что она скажет хоть что-нибудь, но соколица сказала:
— Черные стебли. Раз ты и зверь живы, значит, они вас не кусали.
Потом она осмотрела труп Гафура, уронила: “Сам виноват”, — и поднялась:
— Пускай все уберут. Я доложу, что он задумал недоброе и поплатился за это.
Ее спокойствие не понравилось Вонгу больше, чем недавняя вспышка злости. Что заставило ее смирить гнев — небесное учение или какой-нибудь замысел?..
О шкатулке Заль она не вспомнила.

Весь день Вонг бездельничал: отполировал клинок килича, выправил все метательные ножи и проверил их остроту, перебрал остальное оружие. Зверь спал и проснулся только для того, чтобы пообедать. Сожрав таз рубленой сырой баранины, пришел к креслу Вонга, сел рядом и привалился к ногам так бесцеремонно, что едва не опрокинул и Вонга, и кресло. Про утреннюю размолвку он позабыл — или со зверем не могло быть размолвки?.. Вонг погладил ягуара по лбу, почесал за ушами и под подбородком, а когда зверь зевнул и отправился на постель, чтобы снова уснуть, вернулся к своему занятию. Порез на предплечье не досаждал. Опасности в нем не было, но Вонг позволил живой стали затянуть рану, чтобы проверить, сможет ли он заставить сталь отступить, когда кожа срастется.

Под вечер за ним прислали от принца. Ягуар проснулся, проследил за тем, как он одевается, и выбрался через окно в сад по своим ночным делам. Стальная оса надежно цеплялась за его шерсть.

В покоях Салеха был подан ужин на двоих. Принц полулежал перед накрытым столом на широком диване, опираясь на локоть и перебирая мелкие детали затейливой игрушки. Их нужно было складывать в единое целое: перед принцем стоял наполовину собранный шар, он искал следующую деталь, подходящую к выемкам и выпуклостям предыдущих. Когда он вскинул глаза на Вонга, стало видно, что синяк на подбородке то ли хорошо скрыт пудрой, то ли почти исцелен снадобьями. Принц указал на кресло возле стола, Вонг подошел и сел. Внутри шевельнулось любопытство: что он задумал на этот раз. Салех сгреб свою игрушку, отодвинул в сторону. Снова взглянул на Вонга:
— Тагир собирался купить новых павлинов, но они скучные. Я велел наловить газелей и выпустить в сад. Или кто попадется. Пусть будут дикие, это интереснее.
Его голос был вялым, как будто сонным. Может быть, он был опоен зельями, успокаивающими боль. Это интересовало Вонга куда меньше, чем его нежданное дружелюбие. Чем оно было — предложением перемирия или подготовкой к новому покушению? То, что у принца теперь нет под рукой Гафура, не значит, что ему некого использовать.
— Фирьял сказала, змеи могли убить твоего зверя, — продолжил Салех, не дождавшись ответа. — Ты разозлился, потому что он мог умереть?
Или потому, что меньше всего на свете Вонг хотел видеть его страх.
— Не думал, что она будет выступать в мою защиту.
— Она тебя не защищала, — шевельнул плечом принц. — Она пояснила, что произошло. Почему ты вышел из себя. Сказала... противника нужно понимать.
Вонг мог бы поклясться, что Фирьял сказала "врага". Кивнул:
— Она права.
Но Салех уже отвлекся, пробормотал со странной завистью:
— Он тебе так дорог.
— Он зверь, — сухо ответил Вонг. — Его мои дела не касаются. И он не должен умереть из-за меня.
Не стоило своими руками давать принцу оружие куда более опасное, чем ятаган. Но он и так уже его получил — вместе с уроком.
— Я пригласил тебя разделить со мной ужин, — сказал Салех и потянулся к расписанной кудрявыми синими узорами тарелке. — Ешь. Еда не отравлена.
Об этом нетрудно было догадаться: кушанья со всех блюд нужно было брать самому, яд в них мог попасться любому из сотрапезников. Впрочем, принц мог заранее принять противоядие, так что проверкой Вонг пренебрегать не стал. Впустую: яда не оказалось ни в кебабе, ни в мясных шариках фесенджан, ни в рисовом тахчине.

Ужинали молча, запивали еду гранатовым соком и лимонной водой: вино здесь подавали к сладостям. Когда слуги убрали остатки и принесли кувшины с вином, блюда с халвой, лукумом и нугой, кунжутными печеньями и вяленым виноградом в сахарной скорлупе, Салех завозился на своем диване. Инсар помог ему сесть, прислониться к подушке, упертой в изогнутую спинку, и ушел. Салех махнул в сторону столика для чатры:
— Будем играть?
Вонг поднялся, перенес столик к дивану. Достал из ящиков под столешницей фигуры, принялся расставлять. Хотя бы в чатру принц играл охотно и всерьез пытался обдумывать стратегию наперед. Несколько раз ему удавалось выиграть. Вспомнив об этом, Вонг рассеянно заметил:
— Ты зря не хочешь учиться драться.
— Мне это не нравится, — хмуро бросил Салех. — И никогда не пригодится.
— Все, что ты умеешь, может тебе пригодиться. Все, чего ты не умеешь, может тебя подвести.

Так говорил генерал-майор Кил, когда убеждал кадета Вонга учиться не только управлению Потоком, но и тому, чему учили слабых магов, едва способных пользоваться камнями. “В тебе много силы, — говорил Кил, — ты неизбежно привыкнешь во всем полагаться на нее. Но если ничего другого ты уметь не будешь, однажды это может дорого тебе обойтись”. Он оказался прав — хотя вряд ли имел в виду то, что в конце концов случилось.

— Я ничего не умею, — вдруг сказал Салех. В его голосе прозвучало то же смирение, которое было во взгляде, когда он ждал смерти. — Я даже в чатру играю хуже, чем думал.
— Но лучше, чем дюжину дней назад, — возразил Вонг. — И саблей ты владеешь неплохо. Обезоружить тебя мне повезло. Этому тебе нравится учиться?
— Нравилось, — после недолгого молчания кивнул Салех.
— Кто тебя учил?
— Халим.
— Плохой учитель? — повторил Вонг то, что рассказывал ему султан Вахид. — Первый встречный был бы лучше него?
— Замолчи! — Салех повысил голос, но тут же скис под взглядом Вонга: — Это была случайность. Его смерть. Я не хотел.
— Но ты сказал своему досточтимому брату...
— Разозлился, вот и сказал! — перебил Салех. — Это неважно. Почему ты сегодня меня не убил? Разве Вахид прислал тебя не за этим?
Неожиданно. Но если принц решил говорить в открытую, Вонгу не составит труда ответить тем же.
— Еще рано.
Салех моргнул:
— Но я думал… Значит, Гузун еще не разрешилась от бремени?
— Нет.
Он даже не знал, как обстоят дела с наследником у его старшего брата. На что он вообще рассчитывал?
— Но ты всерьез пытаешься меня учить, — задумчиво сказал Салех. — Зачем?
Вопрос показался неприятно знакомым. Словно когда-то Вонгу самому доводилось его задавать, и звучал он так же безнадежно. Нет, Вонг бы так не спросил.
— Никогда не знаешь, что будет завтра, — пожал он плечами. — Я должен тебя учить — я буду учить.
— Только глаз небесный видит наперед? — По лицу Салеха промелькнула невеселая взрослая улыбка. — Как пожелаешь.
Принц что-то скрывал, но допросить его Вонг не мог. Это раздражало. Он потянулся за кувшином, наполнил свою чарку. Взглянул на Салеха и, получив кивок, налил и ему. Пригубил, готовясь отпить: к сладости этого вина каждый раз приходилось привыкать заново.
Яда в вине не было, но было что-то другое. Что? Вонг намеренно неловко двинул рукой, наклонив чарку. Вино плеснуло на стальные пальцы, потекло по кисти. Живая сталь ощутила то же самое: что-то лишнее. Не яд. В вино добавили пряности для вкуса? Нет, тут же понял Вонг, это не растение и не предназначено для еды. Салех тем временем осушил свою чарку, запрокидывая голову. Темная густая капля сползла по запястью Вонга туда, где сталь смыкалась с плотью. Он ощутил, как слабо шевельнулась сила Потока. Серебро. Серебряный порошок, такая же невидимая пыль, как в бомбах с серебряным дымом. Немного. Не для того, чтобы полностью лишить силы или убить. Он покосился на Салеха: тот двинул чарку по столу, предлагая налить себе еще. Ему серебро никакого вреда не причинит, а вот Вонгу после такого угощения станет труднее обратиться к Потоку. Ненадолго — но если пить вино с серебряной пылью часто, оно будет действовать постоянно. Фирьял? Хочет сдерживать его силу? Было бы что сдерживать.

Вонг отставил чарку в сторону, взял со стола кусок чистого полотна, предназначенный для вытирания рук, стер каплю.
— У тебя ведь нет своих слуг, — сказал Салех, наблюдавший за ним. Как будто Вонгу нужна была помощь в том, чтобы вытереть руки. — И наложниц. Сходим на торги.
— Куда? — не сразу понял Вонг.
— На невольничьи торги, — повторил принц. — Купцы в Эльхабе торгуют отборными невольниками. Покупают их на рынке, усмиряют, обучают… На торгах продают только лучших, Гафур покупал там моих девушек. Кроме тех, кого подарила матушка.
Это и был его новый план? Потащить Вонга туда, где будет ждать заранее подготовленная засада? Если он на что-то способен без евнуха, это уже неплохо. Но сдаваться легко Вонг не собирался. Если принц хочет заманить его в ловушку, пускай поуговаривает.
— Выходит, на торгах ты выбираешь из тех, кого уже кто-то выбрал до тебя? — равнодушно уточнил он. — Значит, выбор там меньше.
Салех недоуменно свел брови и задумался. Ищет способ настоять на своем?
— Ты хочешь на рынок? — наконец сказал он. — Хорошо. Но я никогда там не был. — И улыбнулся: — Ты прав, там будет интереснее.

Раздумывая над тем, что может значить его сговорчивость, партию в чатру Вонг проиграл. То, что он не пьет свое вино, принц заметил только под конец игры.
— Слишком сладкое, — пожал плечами Вонг. — Мне не нравится.
— В подвалах много вина, — сообщил Салех, довольный своей победой. — Я велю, чтобы распечатали то, что покислее.

Уже у себя, умываясь под внимательным взглядом зверя, Вонг сообразил: раньше ему вина с серебром не подавали. Значит, Фирьял начала всерьез ждать от него неприятностей — или есть другая причина?..

Chapter 10 Chapter Text

Глава 10: Дикое пламя

До сих пор Вонг знал только о тайной торговле людьми — и о том, что торговлей не считалось. Братья умерших лавочников продавали их сирот в бордели. Те, кто хотел, чтобы блядь не ложилась ни под кого другого, выкупали ее вместе с ее долгами. Покалеченные или потерявшие лодку рыбаки отправляли своих детей в услужение, из которого те не возвращались. Наемники брали пленников и отпускали их за выкуп — если деньги были нужнее, чем развлечения. Захваченные провинции отдавали мальчишек в солдаты в обмен на спокойствие и защиту. Все это называлось договором или меной, службой или обучением.
Невольничий рынок оказался намного удобнее — и для тех, кто торговал живым товаром, и для тех, кто хотел его купить. Здесь не нужно было притворяться или ломать голову над иносказаниями, искать тех, кто поймет намеки и окажет услугу. Можно было не скрываясь рассматривать товар и так же в открытую заключать сделки. В этом эраншарский уклад выгодно отличался от традиций Шангри.

Принц пожелал отправиться на рынок в той же повозке, которая доставила его в Эльхабу, и с такой же многолюдной свитой: возница, нараспев читающий заклинания, эскорт из полудюжины гвардейцев Лунной стражи, соколы во главе с Фирьял, слуга Салеха Инсар, который вез с собой большую кожаную сумку с деньгами. Еще Салех взял с собой мальчишку, который когда-то на глазах Вонга терся вокруг него вместе с девицами. Сопляк отчаянно боялся зверя, хотя тот спокойно лежал в углу повозки: оставлять его в одиночестве на целый день Вонг отказался. Стальная связь, которой он снова придал форму тонкой цепочки с ошейником, позволяла рассчитывать, что слишком большого переполоха ягуар на рынке не устроит.
От скуки Вонг разглядывал наложника. Совсем без игрушек принц отправляться на прогулку не захотел, но наложниц вывозить на люди не полагалось. Так что за весь цветник отдувался пацан с насурьмленными глазами и подкрашенными кармином губами, укутанный в слои цветного муслина и обвешанный украшениями. Он и вел себя как девица — или как животное: прижимался щекой к коленям принца, складывал в капризную гримасу полудетский рот, тоненько смеялся. Вонг немало таких видел, особенно до того, как отправился служить на границу. Даже в той бляди из розария (“Туан” — не сразу вспомнилось имя) было больше достоинства.
Все ужимки пропадали втуне, Салеха они не привлекали. Вонг хорошо знал, как смотрят на таких мальчишек мужчины, которым по вкусу то, что они могут получить. Салех на своего питомца смотрел как на дрессированную обезьяну.
Наложник поймал взгляд Вонга — и потеребил полу кафтана принца, привлекая его внимание, потянулся к уху. Салех послушал шепот, тоже глянул на Вонга и усмехнулся. Выпрямился, указал на пацана:
— Тебе нравится Халиль? Хочешь, подарю?
Судя по тому, как непритворно округлились глаза наложника, ожидал он чего-то другого.
— Или купим тебе такого же, — добавил Салех.
— Нет, — равнодушно уронил Вонг. — На что мне раскрашенный сопляк?
Салех рассмеялся, Халиль обиженно поджал губы. Принц бросил взгляд по сторонам, убедился, что Фирьял на своем сером жеребце держится поодаль от повозки, и наклонился вперед с видом заговорщика. Между ними были наложник у ног принца и зверь рядом с Вонгом, но принц понизил голос и заговорил так, будто поблизости никого не было:
— А что, в Шангри в гаремах только девушки?
Теперь пришла очередь Вонгу усмехаться: выросший во дворце наследник и подумать не мог, что в других краях жизнь устроена по-другому.
— В Шангри нет гаремов.
Принц и его обезьянка переглянулись.
— Как же без них? — недоверчиво спросил Салех. Вонг пожал плечами:
— Кто хочет жениться — женится. Кто не хочет, ходит по борделям. Заводит любовницу или любовника. Чтобы с кем-то спать, незачем держать полный дом нахлебников. Их можно найти и ненадолго.
Салех сдвинул брови и как будто всерьез задумался, удобно ли жить без гарема. Спросил:
— А ты? У тебя был кто-нибудь? Жена?
С какой стати его это волновало?.. Вонг секунду подумал:
— Я собирался жениться. Но девушка умерла.
Салех кивнул так, будто что-то понял:
— И после этого ты стал наемником?
— Да, — согласился Вонг. — После этого я решил, что нет причин оставаться в Шангри.
Забавно было говорить чистую правду, при этом оставляя принца в полном неведении. Он не умел ни задавать вопросы, ни слышать ответы, но этому его учить Вонг не собирался.

В Эльхабе повозку пришлось бросить близ городских ворот: по извилистым узким улочкам она не протиснулась бы. Салех велел троим гвардейцам охранять ее и лошадей. Халиль пошептал что-то ему на ухо и тоже остался в повозке. Дальше двинулись пешком: трое гвардейцев расчищали дорогу, отгоняя в стороны прохожих, трое соколов шагали позади, с ними тащился Инсар с сумкой золота. Вонг шел вместе с принцем в середине этой процессии. Зверь вышагивал рядом и крутил башкой по сторонам. Прохожие кланялись наследному принцу Эраншара, без приязни косились на соколов, но дольше всего смотрели на ягуара. Тонкая цепочка наверняка казалась им недостаточно прочной, чтобы сдержать зверя.

Когда из-за очередного изгиба улицы донеслись крики, зверь насторожил уши и дернулся вперед.
— Тихо, — вполголоса сказал Вонг, вместе с тем отдавая приказ живой стали. Ягуар недовольно фыркнул, но смирился. Салех покосился на него, приоткрыв рот, собрался что-то сказать, но не успел. “Да помогите же, люди!” — взвился над улицей отчаянный женский крик. Гвардейцы остановились на повороте, между ними открылся вид на маленькую, стиснутую домами площадь. Посреди площади бился воздушный вихрь, люди жались к стенам. В опасной близости к вихрю металась женщина в съехавшем с головы покрывале, причитала: “Малик, дитя мое, успокойся!..”
Невысокая фигура в мутной пелене была едва различима — девушка или мальчик, просторное одеяние в несколько слоев обмоталось вокруг тела, не разберешь.
Остолбеневшего Салеха невежливо отодвинула Фирьял. Велела:
— Оставайтесь на месте.
Сделала знак своим парням и направилась к вихрю. Соколы замерли возле принца, с другой стороны от него стоял Вонг. Зверь сел и склонил голову набок. Он рассматривал вихрь с таким же беразличием, как смотрел бы на водопад или на костер.
— Что это? — спросил Вонг, вспомнив, что осведомленность показывать не стоит.
— Одержимый, — выдавил Салех. — В него вошли духи. Теперь не отпустят.
Его глаза наполнились страхом, рука вцепилась в ворот кафтана, как будто он задыхался. Так боится силы Потока?.. Они все здесь ее боятся — но принца охраняет соколица, обученная истреблять магов. И все же он готов запаниковать от одного только вида “одержимого”?..
Вонг посмотрел на Фирьял. Она стояла спиной, но судя по всему, держала руку на своем камне. Женщина, звавшая на помощь, теперь плакала, зажимая рот краем покрывала. Когда от Фирьял разлился золотой свет, ветер Потока стих. Через несколько мгновений она опустила руку и отступила. Там, где бился человек, одаренный силой, но не умеющий ею управлять, оседали клочья пепла. Вонг покосился на принца: тот закрыл глаза и тискал ворот. Видеть чужую смерть он не пожелал.
Соколы расслабились, отступили на пару шагов.
— Сожалею, что сиятельному принцу пришлось на это смотреть, — с поклоном сказала Фирьял, вернувшись к ним.
— Он не смотрел, — заметил Вонг. Соколица обожгла его злым взглядом.
— Пойдемте, — потребовал Салех. — Незачем задерживаться. Отдай ей.
Он указал на рыдающую женщину и кинул одному из гвардейцев кошелек с золотом, взятый у Инсара. Поглядел на соколицу так, будто без слов о чем-то просил. Фирьял поджала губы, но кивнула.

Вспомнилась костяная головоломка принца — шар из множества мелких фигурных частей, которые складывались одним-единственным способом. Первые приходилось подбирать наугад, но когда шар начинал обретать форму, после очередной детали вдруг становилось ясно, как закончить сборку. Сейчас Вонг держал в руках ту самую деталь. Оставалось только поставить остальные части головоломки на свои места.

— Не видел раньше одержимых? — вполголоса спросила Фирьял, пойдя рядом с ним. Задумчивость Вонга она истолковала неверно. Он покачал головой.
— Любого, кто впустит в себя духов, ждет смерть. Либо съедят они, либо сожжем мы.
Это было очевидное предупреждение, но Вонга оно не впечатлило.
— Так уж и любого, — с показным безразличием заметил он. Взгляд Фирьял ускользнул в сторону, как он и ожидал.

Невольничий рынок пах людьми: нечистыми телами, отхожими местами, прогорклым маслом, на котором готовили дешевую еду для дешевого товара. Поверх этих запахов плыли ароматы благовоний, но забить крепкий дух они не могли. Принц морщил нос, но осматривался с любопытством. Вряд ли он бывал в таких местах раньше. На невольничьих рынках Вонг не бывал и сам, но в армейских походных лагерях пахло не лучше.
Внимание Салеха привлекали то деревянные помосты, на которых выставляли кряжистых мускулистых невольников для тяжелых работ, то полотняные навесы, под которыми прятались девицы и дети. На длинных отрезах ткани вились эраншарские надписи, принц тыкал в них пальцем, читал вслух: швеи и рукодельницы, искусные повара, лучшие в Эльхабе мальчики для гарема, — он лукаво покосился на Вонга: точно не хочешь?.. Под вывеской жались друг к другу такие же сопляки, как Халиль, но пока не так сильно накрашенные. Вонгу надоело, он кивнул на зверя:
— Разве что для него. Но газели быстрее бегают.
Салех рассмеялся и больше мальчиков не предлагал. Хотя Вонг не удивился бы, если бы эта идея его заинтересовала.
— Вон те хороши для охраны.
Вонг взглянул туда, куда указывал принц, и едва не споткнулся. В горле встал ком, мешая вдохнуть. Показалось, что он видит на помосте Десмонда — стоящего к нему спиной, едва одетого… Невольник шевельнулся, и наваждение спало. Он был ниже ростом, чем Десмонд, не так широк в плечах и у него не было живой стали. Вся его кожа была темно-коричневой, почти черной, на руках и спине перекатывались мускулы, короткие кудрявые волосы плотно облегали череп.
— У матушки вся стража из таких, — беспечно сообщил Салех. — Красивые, да?
Тем же тоном он мог бы говорить о коврах или курильницах.
— Красивые, — согласился Вонг.
Торговец в высоком тюрбане, скучавший возле помоста, начал кланяться и делать приглашающие жесты. Салех зашагал дальше, торговец разочарованно и небрежно поклонился вслед.
Вонг ожидал, что явление на рынок наследного принца со свитой не пройдет незамеченным, — но и тут больше всего внимания привлекал зверь. Торговцев можно было понять: окажись ягуар неуправляемым, товар он попортит сильно.

У очередного навеса с девицами, одетыми в цветной муслин, Салех остановился. Девиц здесь было много, и некоторые из них старались себя показать: садились или вставали в красивые позы, бросали долгие взгляды и улыбались. Наверняка принц, молодой, дорого одетый и не уродливый, казался им подходящим покупателем, даже если они не знали, кто он. Подкатился низкорослый толстый торговец, поклонился, но беседовать не полез — ждал, пока ему уделят внимание. Он-то явно знал, с кем имеет дело. Вонг рассеянно окинул взглядом девиц, задержался на одной из них: она не слишком походила на остальных.
— Хочешь вон ту? — заметил его интерес Салех. — Я ее тебе подарю.
В его щедрости не было ничего кроме привычки разбрасываться деньгами. Девица затопталась на месте, поняв, что на нее смотрят. Попыталась запахнуть на груди тонкие тряпки и натянуть до пальцев широкие рукава. На зверя она смотрела со страхом, но и Салех с Вонгом не вызывали у нее доверия.
Торговец не выдержал, вполголоса принялся ее расхваливать: хороша, послушна, обучена для утех…
— Она упряма, — сказал Вонг Салеху, не слушая дальше. — И она не гаремная невольница, а служанка.
Принц отмахнулся от торговца — тот умолк на полуслове — и посмотрел на Вонга с любопытством:
— Откуда ты знаешь?
Объяснить то, что было ясно с одного взгляда, оказалось сложно.

“Ты быстро принимаешь решения, — говорил когда-то Кил. — Это хорошо, но знать, почему ты так решил, еще важнее”. “Но какая разница, если я решил правильно?” — возражал Вонг, пользуясь разрешением господина начальника академии задавать вопросы. Кил качал головой: “Так будет не всегда. Когда ты ошибешься, тебе придется задуматься над тем, где ты ошибся. Иначе будешь повторять ошибку раз за разом”.

— Ты сказал наугад, — насмешливо предположил Салех. Вонг еще раз осмотрел девицу:
— У нее видны синяки. Ее недавно били. Старались незаметно, но не вышло. Значит, она не терпела, а пыталась увернуться. У нее руки в мелких шрамах и старых ожогах. Она имела дело с ножами и огнем. Она не умеет себя вести, даже стоит и смотрит не так, как остальные. — И не удержался, добавил: — Ты что, не видишь?
Салех недовольно передернул плечами:
— Какая разница. Кем скажут, тем и будет. Ну ладно… — и перевел взгляд на других невольниц.
— Она подходит, — сказал Вонг. — Но я заплачу сам.
Спорить Салех не стал, вместо этого подмигнул:
— Нравится учить строптивых?
Всерьез обсуждать с сопляком, что ему нравится, а что нет, Вонг не собирался.
— Иногда, — бросил он сквозь зубы и краем глаза увидел, как принц вдруг залился густым румянцем. Что он себе вообразил?..

Расплатившись с торговцем, прочее Вонг предоставил Инсару. Личный слуга принца вряд ли хотел заниматься чужими делами, но Салех не оставил ему выбора, повелительно кивнув в сторону торговца.
— Ее доставят во дворец, — сказал Салех, когда они отошли от навеса, — но тебе ведь нужны еще слуги?..
— Обойдусь дворцовыми.
Для того, чтобы Салех отвязался, достаточно было и одной покупки. Для ебли девчонка не годилась — но никто другой не сгодился бы тоже. Вспомнился черный невольник на помосте, Вонг сжал зубы, прикрыл глаза. Зверь потерся головой об его бедро. Стальная связь говорила ему, что Вонг неспокоен.
— Тогда возвращаемся, — решил Салех. — Здесь интересно, но очень уж воняет.
Возражений ни у кого не нашлось.

До вечера Вонг успел выкинуть девчонку из головы. Когда он пришел к Салеху играть в чатру, принц вскинул брови:
— Я думал, сегодня у тебя найдется другое занятие.
— Какое? — удивился Вонг и удивил этим принца:
— Разве твоя покупка не ждет тебя в спальне?
— Подождет, — отмахнулся Вонг и принялся расставлять фигуры. Подумал: или зверь ее съест, тоже неплохо.

Зверь не съел невольницу, но изрядно напугал. Вернувшись в свои покои, Вонг обнаружил, что девчонка сидит в углу гостиной, сжавшись в комок, а ягуар лежит перед ней и лениво вылизывает лапу. В его позе так отчетливо читалось удовлетворение, что Вонг хмыкнул. Погладил зверя, когда тот неторопливо поднялся и подошел за лаской, сказал невольнице:
— Раз он тебя не убил, то уже не убьет. Если не будешь его злить. Вылезай.
Ослушаться она не рискнула: поднялась, расправляя свое одеяние. Во дворце ее умыли и приодели, однако наложница из нее все равно вышла так себе. Красивыми в ней были только темно-рыжие кудрявые волосы, перехваченные лентой. Слишком широкий рот кривился в попытке изобразить улыбку, неловкие руки беспокойно перебирали концы расшитого бисером пояска.
— Как тебя зовут? — спросил Вонг.
— Господин может дать мне любое имя, приятное для слуха, — пробормотала невольница, избегая смотреть Вонгу в лицо.
— Я не это спрашивал. Как тебя назвали родители?
— Хума, — шепнула она.
— Что ты умеешь?
— Я… — она растерялась, пальцы зашевелились быстрее, затянули на конце пояска узел. — Я должна… я могу ублажать господина, дарить ему наслаждение…
Готовности к этим занятиям в ее голосе слышно не было.
— Я спросил, что ты умеешь, а не что должна. Ты не наложница. Кем ты была и почему оказалась среди гаремных девок?
Хума опустила глаза на свежезатянутый узел. Подергала, пытаясь развязать. Будь на ее месте мальчишка, было бы проще, но на девицу Вонг не хотел поднимать руку без нужды. Снова подошел зверь, ткнулся лбом в ладонь, широко зевнул. Хума вздрогнула, шагнула назад.
— Отвечай. — Вонг опустил руку на загривок ягуара. Сейчас, сытый и полусонный, тот ничем не угрожал бы даже жирному тупому павлину, но девчонка этого не понимала. Она торопливо заговорила — сбиваясь, поправляя сама себя и спеша выложить все, что Вонг хотел знать.
Ее продали за долги отца еще в малолетстве, но продали в служанки — она служила у жены знатного человека, научилась там читать и писать, петь и играть в чатру, делать прически, заботиться о нарядах, подавать еду, помогать в купальне. Она немного умеет готовить — это была не ее работа, но по приказу хозяйки девушки иногда развлекались, подменяя кухарок и подавая приготовленное на стол господину, получалось не всегда хорошо, но он не злился, они с хозяйкой очень любили друг друга. Умеет чинить одежду, тоже немного, потому что отдавать порванное швеям значило долго ждать его обратно. Знает, как делать сладости и настойки, но этим хозяйка занималась сама, девушки только помогали.
Рассказывая об этом, Хума машинально терла пальцы, на которых Вонг еще на рынке заметил мелкие ожоги и порезы. Кухонные дела девчонке давались с трудом.
— Дальше, — потребовал он, заскучав от этих умений.
Потом стало плохо: хозяин преступил заветы, его судил Совет мудрых и сварил в кипящем масле. Его имущество забрали в казну, что стало с хозяйкой, Хума не знает, а невольников и невольниц распродали. Она попала к торговцу, который решил, что наложницей она будет стоить дороже, чем служанкой, и велел ее обучить...
Она умолкла, опустила глаза.
— Ясно, — сказал Вонг. Если девчонка о чем-то и умолчала, то вряд ли о важном.
— Если Хуме позволено сказать, — начала она.
— Ну?
— Господин красивый и сильный. Если он пожелает, чтобы Хума ублажала его на ложе...
— Не пожелает, — оборвал Вонг, и девчонка сникла. Непонятно почему: в наложницы она явно не стремилась.
— Будешь подавать мне еду, следить за моими вещами и за местной прислугой, — сказал Вонг. — Еду не вздумай пробовать. Если кто-то не будет тебя слушать, говори мне.
Хума моргнула, кивнула — и успокоилась. Выпустила из пальцев измученный пояс и встала ровно. Шевельнула губами: хотела что-то спросить.
— Ну? — опять сказал Вонг.
— Хуму одели для утех, — прошептала девчонка. — Она должна переодеться?
И верно: в полупрозрачном муслине ее никто не примет за служанку.
— Да. Оденься пристойно.
Это ее порадовало: она улыбнулась робко, но непритворно. Вонг сообразил: она боялась, что он решит приставить ее к тяжелой работе или перепродать тому, кого ей придется ублажать без желания. Возиться с перепродажей невольницы он определенно не собирался.
— Сейчас иди к себе.
Хума, поклонившись, осторожно обошла зверя по большой дуге и скрылась за дверью в комнату для прислуги.
Как только девчонка пропала с глаз, Вонг забыл о ней снова. Его занимали совсем другие мысли: головоломка сложилась. Если бы это был костяной шар, теперь его надо было бы взять в обе руки и слегка надавить, чтобы детали сомкнулись с сухим щелчком. Что нужно делать здесь?..

— Только ничего не трогай, — сказал Салех. Уже в третий раз. Он как будто сам жалел, что повел Вонга в Запретную башню — сокровищницу, где хранились ветхие, утратившие силу артефакты. Когда-то соколы забрали их у колдунов. Предметы, содержавшие в себе клочки силы Потока, спрятали в разных местах, заперли в подземелья и башни во дворцах и оставили постепенно ветшать и по капле утрачивать ту малую силу, которая в них была.
— Почему Совет мудрых не хранит все это в одном месте? — спросил Вонг, оглядывая очередную кладовую. — Разве не опасно оставлять орудия колдунов где попало?
— Держать их все вместе еще опаснее, — охотно пояснил Салех. Ему наверняка нравилось чувствовать себя умнее Вонга. — Духи из них могут слиться воедино.
Это вряд ли, подумал Вонг, но вслух говорить не стал.
— А если колдуну удастся пробраться в такую сокровищницу, он получит сразу все, — добавил Салех. — Поэтому вещи прячут понемногу.
Это было уже ближе к истине. Однако содержимое башни большой ценности ни для какого колдуна не представляло. Пыльные флаконы, кувшины и шкатулки даже вблизи не проявляли никакой магии, оружие, висящее на стенах, было просто оружием — ничего похожего на Пеструю плеть. Может быть, что-то важное крылось в книгах и свитках, тоже ветхих и пыльных, но Вонг не смог бы их прочитать.
— Туда пойдем? — с сомнением спросил Салех, показывая на крутую винтовую лестницу.
— Пойдем.
Уходить из башни, не побывав на самом ее верху, Вонг не собирался.

— Ты боишься одержимых, — сказал он накануне за чатрой. — Разве они для тебя опасны? Рядом с тобой всегда Фирьял.
— Я не боюсь! — вскинулся принц. Так оскорбился бы любой сопляк на его месте. — Просто они… — он запнулся, ища что сказать, — неугодны небесному глазу.
— Вот как, — равнодушно кивнул Вонг, убирая с доски его колесницу. — Значит, мне показалось. Я решил, что они тебя пугают.
Принц сжал губы и промолчал.

На следующий день он позвал Вонга в Запретную башню, улучив момент, когда Фирьял не было поблизости. Зверь с ними не пошел, он спал в покоях Вонга, и это тоже было удачно. Сам Вонг уже побывал в башне два дня назад. Она примыкала к заброшенному крылу, в котором когда-то жила умершая от пятнистой хвори наложница Азра, и без нужды там никто не бродил. Вскрыть замок с помощью живой стали оказалось несложно, никаких охранных заклятий на башню наложено не было. Осмотрев ее сверху донизу, Вонг нашел то, что хотел найти. Теперь оставалось рассчитывать, что все выйдет как задумано.

Когда-то с верхушки башни упал один из обреченных младших принцев Эраншара, но давняя история Салеха не смущала. Куда больше его тревожило содержимое кладовых. Он указывал на предметы, от которых едва ощутимо тянуло силой Потока: в черном жезле с каменным навершием заперт дух земли, потомок великих дэвов, которых уже нет под небом, он может строить и рушить дворцы и создавать горы и пещеры; в хрустальной чаше спит дух воды, когда-то его предки поворачивали реки вспять и превращали пустыни в цветущие сады… Вонг коснулся хрусталя. Сила в чаше была, и даже немалая, но на реки и сады ее не хватило бы.
— Не трогай! — беспокойно сказал Салех.
— Духов так легко разбудить? — удивился Вонг.
— Нет. — Салех отвел глаза. — Или да. Не знаю.
Он должен был это знать, но задавать прямые вопросы толку не было. Вонг шагнул на лестницу, и принц покорно потащился следом.

Из сумрака, заполнявшего башню, они вышли в ослепительно яркий свет. На верхнем этаже башни не было ни стен, ни окон: круглую крышу, изнутри похожую на перевернутую чашку, поддерживали легкие арочные своды. Каменный пол скрывали ковры — истертые, с поблекшим узором, но недостаточно пыльные для давно забытого барахла. Вонг снова почувствовал едва заметное присутствие Потока. Верхний этаж берегли от дождей и ветров слабые “духи воздуха”, пойманные в ловушки артефактов клочки силы — и они же сметали пыль.
— Здесь ничего нет, — разочарованно сказал Салех. Он держался подальше от краев каменной площадки и топтался на ковре, глядя под ноги.
Вонг подошел к одному из проемов. Отсюда видна была вся Эльхаба: белые и желтые дома, особняки в садах, остроконечные крыши лавок, площади рынков, плотно теснившиеся лачуги бедных кварталов. Ввысь тянулись Нитяные башни, сшивали безоблачную синеву неба с узорчатым полотном крыш. Неровная линия городских стен замыкала Эльхабу в кольцо.
За спиной Вонга Салех рассеянно проговорил:
— Я думал, это узор, но тут буквы.
Вонг собирался об этом спросить, но принц справился сам.
Непонятные слова, похожие на певучие стихи, напоминали о вознице, управлявшем повозкой, и о его монотонных заклинаниях.
— Заткнись! — обернулся Вонг в притворной тревоге. Чуть не опоздал: ковер, на котором стоял Салех, неторопливо выплыл в широкий арочный проем. Принц замер в неловкой позе, опасаясь пошевелиться. Такое оцепенение охватывает тех, кто боится высоты. В распахнутых глазах плескался неподдельный ужас.
Вонг ступил на каменный край, оттолкнулся и прыгнул. Успел подумать: “Выдержит ли двоих?” — этого он не мог проверить заранее. Ткань только слегка спружинила под ногами. Салех тут же вцепился мертвой хваткой в его руку, беззвучно хлопнул побелевшими губами. Вонг подсечкой уронил его на колени, держа за плечо, и ткнул в узоры:
— Читай! Управляй им!
Ковер отползал от башни, слегка покачиваясь, и постепенно начинал терять высоту. Двигался он совсем не так, как железные птицы, но в воздухе лежал ровно и прочно, как доска на волнах. Салех прерывисто вздохнул, дрожащим голосом принялся читать, ведя пальцем по узору. Ковер дернулся, снова взял немного вверх. Принц покрутил головой по сторонам, умолк и съежился. Высота отчаянно его пугала. Вонг крепко сжал его плечи, снова подтолкнул к узорам:
— Ты не упадешь, если он не упадет. Читай. Попробуй его развернуть.
Салех послушался. Его голос постепенно набирал силу, заклинания снова стали певучими. Ковер выровнялся, заложил круг над дворцом и направился прочь от Эльхабы, над плотными зелеными кронами дворцового сада. О том, что в город лететь не стоит, принц догадался сам.
— Получается! — воскликнул он со смесью ужаса и восторга. Ковер не дрогнул: так и планировал над деревьями, поймав воздушный поток. Вдалеке блеснула вода в прогалине: в заброшенной части сада пряталось озеро, в котором тоже сгинул какой-то неудачливый наследник.

Ветер бил по щекам, рвал волосы, трепал распахнутый ворот рубахи в проеме кафтана. Бусины в волосах Салеха колотились друг об друга, но ветер уносил их стук. Защиты у ковра не было, или Салех не нашел узора, позволяющего ее создать. Он принялся читать снова — и вдруг замолчал. Провел ладонью по ковру, попытался сдвинуться назад. Вонг отступил, не выпуская его.
— Мне не разобрать, что дальше, — испуганно сказал Салех. — Узор…
Ветер бросил его слова Вонгу в лицо. Вонг наклонился, заглянул через плечо принца: золотистые нити узора то ли выцвели, то ли повредились, цвет потерялся, и витые линии растворялись в ткани ковра.
— Чего не хватает? — Вонг повысил голос, чтобы принц расслышал.
— Как опуститься на землю. — Салех вывернул шею, оглянулся на него. — Узор вытерся.
Ковер дрогнул и снова начал терять высоту. Хорошо хоть твердости не утратил — сложись он в мешок с пассажирами внутри, было бы хуже.
— Направь его вперед, — сказал Вонг, наклонившись к принцу. — К воде. Сможешь?
Ковер, подрагивая, снижался к зеленым кронам деревьев.
— Да. — Салех снова зашарил пальцами по узору, как слепец. — Вот оно…
Послушавшись распевной речи, ковер прибавил скорость, но терять высоту не перестал. Впереди заблестело озеро — узкое и длинное, поросшее вдоль берегов водяными лилиями, оно изгибалось между деревьями. Если до него дотянуть, посадка на воду спасет от удара об землю. Ковер утонет, но им двоим выплыть будет нетрудно. Все сложилось куда удачнее, чем могло бы: не понадобится даже использовать спрятанный в наруче браслет Заль с воздушным коконом и направляющими вихрями.
— Дотянем, — решил Вонг, оценив расстояние. Взглянул на принца и увидел, как отливает кровь от его лица. Золотистая кожа стала пепельной.
— Что? — спросил он. Ковер еще даже не задевал верхние ветви. Шанс добраться до озера выглядел неплохим. Салех стиснул зубы, выдохнул:
— Я не умею плавать.
Еще лучше.
— Ты не утонешь.
Когда-то Вонг так же ответил наемникам. У них было больше причин беспокоиться: они садились на железных птицах в открытое море. Доплыть до берега было бы тяжело даже без живой стали. Но тогда у него была вся сила Потока... Впрочем, вытащить сопляка из небольшого озера Вонг сможет и без нее.

К озеру вела заброшенная дорога, похожая на узкий зеленый коридор. Она успела порасти высокой травой и кустарником, но деревья еще не захватили ее полностью. Когда ковер снизился так, что готов был проехаться изнанкой по кронам, Салех короткими фразами направил его в этот коридор. По сторонам опасно близко мелькали толстые ветви. Вонг надавил принцу на плечи, заставив пригнуться, опустился на колени сам. Ветка зацепила край ковра, с треском сломалась и рухнула вниз, за ней еще одна. Толстое полотнище дергалось, теряя высоту и уже не слушаясь никаких заклинаний, в ушах свистел ветер, но озеро сверкало солнечными искрами на мелких волнах совсем близко. Над песчаной полосой берега ковер промчался на высоте двух человеческих ростов. Пляшущее на воде солнце укололо глаза, ковер коснулся воды, проехался по ней, теряя скорость, и замер. Салех не удержавшись скатился вперед, и Вонг вслед за ним.

Вода обняла холодом, потянула в глубину. Сейчас она не подчинялась Вонгу, но и не угрожала. Не спеша выныривать, он открыл глаза и посмотрел на просвеченную солнцем зеленоватую толщу. Внизу, под ногами, густела тьма. Рядом бестолково болтал руками Салех: изо рта бежала струйка серебристых пузырей, глаза заполнял страх. Вонг подхватил его и позволил воде толкнуть себя вверх.
На поверхности Салех закашлялся и попытался ухватиться за Вонга сам. Куда только делась прежняя готовность к смерти. Вонг встряхнул его, заставляя прийти в себя. Движением головы отбросил волосы, закрывшие обзор. Неподалеку еще виднелся край ковра — он пропитывался водой и уходил на дно. Вонг оглянулся: берег недалеко.
— Замри, — потребовал он, когда Салех продолжил дергаться. — Или оставлю здесь.
Угроза подействовала: принц оцепенел, и его удалось перехватить поудобнее. Пресной озерной воде не хватало спокойной надежности морских волн, она не хотела сама нести пловцов к берегу. Но удержаться на ней было несложно даже в промокшем бархате и сапогах.
Нащупав ногами дно, Вонг сделал еще пару шагов. Снова встряхнул Салеха, который жмурился и едва дышал:
— Вставай. Тут мелко.

На берегу он содрал пояс с ножнами и тяжелый от воды кафтан, бросил в траву. Стащил сапоги, вылил из них воду. Дальше раздеваться не стал: пришлось бы сперва снимать наручи. К тому же влажная рубаха, пусть и липла к коже, но сохраняла прохладу, быстро ускользавшую под лучами солнца. Салех неподалеку тоже избавился от кафтана и сапог, скинул рубаху и шаровары. Развязал пояс на обвисшем, облепившем его ноги исподнем — и остановился, уперся пустым взглядом в прибрежный песок. Мокрые волосы змеились по шее, руки дрожали, мертвенная бледность так и не сошла с лица. “Готов”, — подумал Вонг и шагнул к нему:
— Какого хера ты устроил?! Жить надоело?
Испугался принц сильно, несправедливый упрек должен был разжечь злость. И с тем, и с другим одновременно он не справится.
Салех замер, уставился широко открытыми глазами, вмиг потемневшими: мерцающее в них рыжее золото вытеснила чернота зрачков. Когда он расхохотался, уронив руки, в этом смехе не было ни веселья, ни угрозы, одно только отчаяние.
— Жить?.. — повторил он. — Так досточтимый старший брат тебе не рассказал, да? Обо мне?
— Что не рассказал?
— А что он говорил?! — Голос Салеха сорвался на визг, принц этого даже не заметил. — Что я порождение безлунной ночи? Говорил или нет?
— Говорил, — согласился Вонг. Внимательнее, чем за истерикой принца, он следил за жаром, набиравшим силу вокруг него.
— А об этом? — вскрикнул Салех, когда его руки запылали огнем Потока, прекрасным и страшным. — Что я одержим огнем, он тебе сказал?!
— Об этом нет, — признал Вонг.
Добавлять “это я понял сам” он не стал.

Принц широко улыбнулся, откидывая голову. Сейчас он действительно выглядел одержимым. Дикое пламя охватило его с ног до головы и набирало мощь. Не причиняя вреда самому Салеху, оно выжигало траву у него под ногами, заставляло скручиваться и дымиться листья на деревьях. Вот и огонь для Пестрой плети.
Вонг сосредоточился и поднял правую руку.

Раньше на то, чтобы потушить неопытного огненного мага, ему с лихвой хватило бы собственной силы. Теперь пришлось использовать озерную воду. Она взвилась тугой лентой, размашисто хлестнула принца по лицу и окатила с ног до головы. Вонг только позвал ее и направил, но это выжало его почти досуха.
Принц рухнул на колени и тяжело дышал. За плетеный шнур в его волосах зацепилась мокрая трава, с плеча свисала водяная лилия. Огонь погас.
— Ты!.. — выдохнул Салех, поднимая глаза. — Ты тоже одержимый! Где он тебя нашел? Почему ты на его стороне?! Почему Фирьял мне не сказала?..
Кажется, истерика заканчивалась.
Рядом никого не было. Риск выглядел умеренным.
— Они не знают, — сказал Вонг. Подошел к принцу, присел, чтобы смотреть ему в лицо. — Твой брат думает, я просто наемник. Он не знает, что я маг Потока.
— Кто? — переспросил Салех, но Вонг решил не терять времени:
— Ты хочешь трон Эраншара?
— Что?
— Ты маг, а твой брат — нет. Если нужно выбрать сторону, я выбираю твою. Ты хочешь трон?
— Зачем мне трон, если я скоро умру? — непонимающе проговорил Салех. — Духи меня съедят.
Вонг едва сдержался, чтобы не отвесить ему пощечину.
— Глупости. Ты подчинишь свою силу, и она не будет тебе вредить.
Почти не будет. Но это можно объяснить и позже.
— Я не умру? — бестолково переспросил Салех. Вонг сжал зубы. Мальчишка жил с мыслью о неминуемой смерти с тех пор, как в нем проявилась сила Потока. Не стоило ждать от него многого.
— Не так скоро, как ты думаешь.
Салех поморгал, зажмурился.
— У меня нет выбора, да? Иначе он все равно меня убьет. Вахид.
— Да, — согласился Вонг. Говорить, что ни султан, ни соколы посланника не смогут легко справиться с магом такой мощи, он не стал. В руки наследного принца Салеха бин Маарифа любой ценой должна была лечь Пестрая плеть — и войти в силу.
— Тогда хочу, — беззвучно сказал Салех. — Что нужно делать?
— Поднимайся. — Вонг выпрямился, протянул ему руку. — Если кто-то видел ковер, нас уже ищут. Потом поговорим.
— Ты сказал... — Салех ухватился за его ладонь, поднялся. Машинально смахнул с лица обрывки травы: — Что я — кто? Маг? Это колдун? Но колдуны не одержимые. Они другие.
— Об этом тоже.
— Подожди. — Салех потер лицо, устало покачал головой. Прорыв силы ослабил его, но и успокоил. — Откуда мне знать, что ты говоришь правду? Что ты не служишь Вахиду? Может, он решил вовлечь меня в заговор и казнить, а не убивать тайком. Докажи мне!..
— Хорошо, — кивнул Вонг. — Ты пытаешься думать, это хорошо. Я дам тебе клятву — как только ты сможешь понять, что она истинна. Для этого тебе нужно подчинить свой огонь. Я покажу тебе как.
— Покажи сейчас, — потребовал принц. На его лицо возвращались краски, подозрение во взгляде смешивалось с отчаянной надеждой. Его было почти жалко.
Вонг прислушался к себе: хватит ли силы Потока?.. Поднял открытую ладонь, свел должным образом пальцы. Вода проявилась только на миг, но большего было и не нужно. Принц по-детски приоткрыл рот, глядя на этот слабый всплеск, как на чудо.
Вонг поймал его запястье стальной рукой, другой поправил пальцы. Вспомнил, что говорил Кил, впервые показывая, как обращаться к Потоку.
— Держи вот так. Огонь всегда в тебе. Позови его. Не во весь голос, так, будто шепчешь. Будто хочешь, чтобы он только показался и скрылся. Как только появится — отпусти, не удерживай. Пожелай, чтобы он ушел.
Когда на тонкой, еще полудетской ладони полыхнуло пламя, Вонг отшатнулся. Пестрая плеть ждет подлинной силы? Ей будет чем наполниться.
Салех завороженно смотрел, как пламя оседает и гаснет. Прошептал:
— Я сам… Я его отпустил! Никто меня не тушил!
Когда он вскинул глаза на Вонга, недоверия в них не осталось, только восторг. Вонг укоризненно качнул головой:
— Клятва. Позови огонь снова и слушай.
Принц сосредоточился, и на его ладони опять расцвело пламя. Вонг призвал воду и быстро, пока не исчезли последние капли, сказал:
— Клянусь, что не желаю зла принцу Салеху бин Маарифу, а желаю сделать его султаном Эраншара и вложить в его руки Пеструю плеть. Да услышит меня Поток.
Вода обратилась в лед, знакомо кольнула кожу и пропала. Вонг уронил руку, сжал кулак, пытаясь унять дрожь опустошения. К счастью, Салеху было не до него: вытаращив глаза, принц смотрел на свою руку, на которой тихо угасло пламя. Перевел взгляд на Вонга:
— Я понял… не знаю как. Но ты не лжешь. Я тебе верю.

Конский топот они услышали одновременно. Серый жеребец мчался по заросшей дороге, Фирьял окружало золотое сияние. Вонг развернулся, метнул с двух рук два ножа — ни на что особо не рассчитывая. Сила солнечного камня то ли сожгла их, то ли просто остановила: конь не сбавил шаг, Фирьял даже не покачнулась в седле. На руке Вонга повис Салех:
— Нет! Я с ней поговорю!
— О чем? — Вонг попытался стряхнуть принца, отнимавшего драгоценные мгновения. — Она сжигает таких, как ты!
— Она давно знает, кто я такой! Она меня охраняет!
— Тебя — или от тебя?
Салех смолк, не найдясь с ответом, но Фирьял уже была рядом. Крикнула:
— Отпусти принца! Отойди от него!
Вонг чуть не рассмеялся. Салех встал перед ним, раскинул руки. Его макушка еле доставала Вонгу до подбородка, так что защита вышла неубедительная.
— Фирьял! — а вот голос прозвучал твердо. — Он мне не враг. Не трогай его.
Золотой свет дрогнул, но не погас. Фирьял спешилась, не глядя бросила поводья на ближайший куст. Смотрела она мимо Салеха — на выжженную траву и обгоревшие ветви там, где принца охватил огонь Потока.
— Сиятельный принц был неосторожен. — Готовности к перемирию в ее словах не было. — Это плохо, но хорошо, что он жив. Однако Нивон тоже жив. Значит, он опаснее, чем я думала. Сиятельному принцу известно, зачем он здесь.
Вонг шевельнулся, готовясь отправить в глаз соколице стальную иглу. Может быть, золотой свет отразит и живую сталь, но проверить стоит. Салех ощутил его движение и мотнул головой, не оборачиваясь. Поди пойми, Вонгу он возражал или Фирьял.
— Он не причинит мне вреда.
— Я знаю, что сиятельный принц не боится смерти, — не сдалась Фирьял. — Но человек, который видел пламя одержимости, оказался рядом и не погиб…
— Научит меня, что с ним делать! — отчаянно выкрикнул Салех.
Вот теперь ее нужно было убивать без промедления. Принц завел руку за спину, вцепился в то, что нащупал — в мокрую ткань шаровар Вонга. Предупреждение было недвусмысленное — но что сопляк мог понимать?..
Золотой свет погас.
— Что значит “научит”? — растерянно проговорила Фирьял.
— Не нужно, — начал говорить Вонг, собираясь предупредить, чтобы принц не болтал лишнего.
— Заткнись! — тут же выкрикнула Фирьял.
Салех тоже попытался что-то сказать, но его слышно уже не было. Он поднял руку, требуя, чтобы остальные замолчали.
— Фирьял. Мне порой казалось, что моя близкая смерть печалит тебя больше, чем меня самого. Я ошибаюсь?
— Сиятельный принц не ошибается, — бесстрастно ответила Фирьял.
Она дрессированная охотница за магами, подумал Вонг, на что ты рассчитываешь? — но соколица слушала принца, и стоило посмотреть, что он может ей сказать.
— Нивон говорит, я не умру. Он говорит, что… — принц сбился, тряхнул головой: — Что если я буду управлять духами, они меня не съедят. И что он на моей стороне. Я ему верю.
Фирьял перевела взгляд с принца на Вонга. То, что осталось несказанным, она должна была понять и сама: что еще делать неудобному наследнику, владеющему колдовской силой, как не пытаться получить Пеструю плеть. Другой жизни у него все равно не будет.

Соколица медленно опустила руку на рукоять своего ятагана, так же медленно потянула его из ножен. Салех не шевельнулся. Вонгу надоело стоять за спиной принца, он шагнул в сторону. Добраться до килича он не успеет, но остановить ятаган сможет и стальной ладонью, если понадобится. Фирьял коротко глянула на него — и обеими руками подала свое оружие Салеху. Отчетливо проговорила:
— У меня есть причины отказаться от верности Совету мудрых. Я хочу служить сиятельному принцу и никому кроме него.
Салех остолбенел, Фирьял тоже не двигалась. Пока они таращились друг на друга, Вонг все-таки дошел до сброшенных в траву тряпок и подобрал килич.
— Почему? — спросил у соколицы Салех. Ее взгляд опять метнулся к Вонгу.
— Потому что меня обманули, — невыразительно сказала она. — Преданность не держится на обмане.
Что же было в том письме?..
В глубокой тишине заброшенного сада зашумел ветер, шевельнул кроны деревьев, прошуршал травой.
— Хорошо, — сказал Салех. — Я приму твою службу.
Вонг смотрел, как соколица опускается на одно колено и протягивает принцу ятаган. Пока она клялась, он стоял неподвижно, вскинув голову. Потом произнес:
— Я услышал тебя, — и вернул ей оружие.
Полуголый, мокрый, со свисающей из волос озерной травой, сейчас он все же выглядел достойно. При взгляде на него верилось, что пламя сможет войти в силу и задание ключника выполнить удастся.

До дворца добирались пешком: Фирьял вела своего своего коня в поводу, позволив Салеху бросить на седло мокрый кафтан. Под его выразительным взглядом она неохотно предложила Вонгу сделать то же самое. По дороге соколица выяснила историю с летающим ковром — как ее представлял себе Салех — и отчитала принца за легкомыслие. Попыталась отчитать и Вонга:
— Ты должен был его остановить!
— Кто я такой, чтобы останавливать наследного принца Эраншара, — усмехнулся Вонг. — Я могу только сопутствовать ему.
На это у Фирьял ответа не нашлось. Зато она тут же вспомнила, что Вонг обманул ее в Садах тоски, сделав вид, будто ничего не знает о духах. Вонг только плечами пожал: не ждала же она, что он станет оправдываться.
— Что будет дальше? — спросила она, когда сад уже поредел и сквозь зелень стали видны цветные стены дворца, золотые и розовые в закатном свете.
— Сиятельный принц будет учиться. Каждый день. Здесь же. — Вонг махнул рукой туда, откуда они пришли. — А ты проследишь, чтобы нас никто не потревожил.
Судя по резкому движению, Фирьял собралась возмутиться тем, что он отдает ей приказы. Но Салех кивнул, и она промолчала.

Поздним вечером, когда Вонг уже собирался спать, но еще не успел погасить лампы, тишину спальни нарушил скрежет ключа — не в той двери, что вела в покои из коридора, а в маленькой внутренней, которая до сих пор оставалась запертой. Возле двери стояла курильница, и сейчас ей предстояло с грохотом рухнуть. Вонг поднялся с постели, отодвинул курильницу: в шуме не было нужды, он не спал и так. Зверь подошел вместе с ним, дернул носом, но не встревожился. Значит, кто-то знакомый. Дверь приоткрылась.
— Нивон! — шепотом позвал Салех. — Ты спишь?
— Нет, — негромко сказал Вонг. За дверью зашуршала одежда. Видимо, принц не ожидал, что он стоит совсем рядом, и шарахнулся в сторону. Вонг потянул ручку, открывая дверь, и втянул в покои ухватившегося за нее принца.
— Что тебе нужно?
Салех быстро огляделся. Кого он высматривал — Хуму?
— Я один. — Вонг помедлил. — Если нет способов подслушивать на расстоянии, то нас никто не услышит.
Салех закрыл за собой дверь. Он был в расшитом халате поверх исподнего. Вонг отошел, тоже набросил на плечи первую попавшуюся тряпку. Зверь тем временем отправился в свой угол с горой подушек. Потоптался, разбросал подушки и улегся посередине. Салех проводил его взглядом, снова посмотрел на Вонга:
— Расскажи про колдунов.
Осудить принца за нетерпение Вонг не мог. После того, как Поток впервые услышал его самого, он готов был упражняться без еды и отдыха, а когда все-таки засыпал, видел во сне то, что успел узнать днем.
— Подожди. — Вонг порылся в вещах, нашел шкатулку Заль, а в ней — тот из браслетов, который позволял создать тихую защиту. Принц тем временем скинул ночные туфли и уселся с ногами на его постель, прижался спиной к изголовью. Вонг сел рядом, коснулся камня, пробуждая силу.
— Теперь можем говорить. Что ты хочешь узнать?
— Я так устал, — вдруг выдохнул Салех. Вонг взглянул на него: по застывшему лицу катились крупные прозрачные слезы. Десмонд, наверное, знал бы, что сейчас делать. Вонг мог только молчать и ждать, пока Салех успокоится. Или отправить его рыдать в его собственную спальню — но это было рискованно. Кто знает, кому и что он там сболтнет.
— Ты видел ожерелье истины? — лишенным выражения голосом спросил Салех. Казалось, он сам не замечает собственных слез. — Фирьял тебя проверяла.
— Да.
— Как тебе удалось не выдать себя?
Нечего было выдавать, подумал Вонг.
— Я давно умею владеть своей силой. Ты тоже научишься.
— Оно загорелось у меня в руках, — сказал Салех, не слушая. — Мне было десять. Фирьял дала мне его, я начал рассматривать узоры, и оно загорелось. Я бросил его, но оно продолжало гореть. И я тоже горел. Испугался.
Он неловко шевельнул рукой, утер слезы тыльной стороной ладони. Они катились не переставая, мочили шелк халата у него на груди.
— Что было дальше?
— Темнота. Не помню. Я пришел в себя в постели, рядом были матушка, брат, Фирьял, мудрый Фарид из Совета. Я понял, что дело плохо. Они не видели, что я проснулся. Говорили: духи слишком сильны, их можно сдержать, но они будут прорываться через все оковы. Матушка спросила — сколько. Фарид сказал: семь или восемь, если постараться. Не больше. Может, и меньше. Бедное дитя, сказал брат. Тогда я понял, что они обо мне. О том, сколько мне осталось жить. Заворочался, Фирьял заметила. Они замолчали.
Он снова смахнул слезы, вытер руку о халат. Хлюпнул носом.
— Помнишь, я говорил тебе про Самира? Младшего брата? Который умер от пятнистой хвори.
Вонг кивнул. Мысли принца скакали с предмета на предмет, оставалось только слушать.
— Он не умер. — Салех смотрел перед собой в полумрак спальни. — То есть не от нее.
Вонг догадался, что он имеет в виду, на миг раньше, чем Салех продолжил.
— Они были живы, когда матушка велела поджечь дом. Не все. Но Азра и Самир были живы. И еще люди. Они кричали. Младенец плакал. Никому не дали выйти. Все так горело…
— Ты это видел? — зачем-то уточнил Вонг. И так было ясно, что да.
— Матушка привела меня туда, — безжизненно проговорил Салех. — Сказала смотреть. Сказала: вот что она делает ради меня. Они кричали… Пока не рухнула крыша. Потом мне снился огонь. Много ночей… Не помню. Долго. Потом я все забыл. А когда Фирьял… Когда я загорелся, я вспомнил. Узнал, что огонь меня съест и я умру. Думал, так и должно быть. Из-за того, что случилось. Но если я не умру, кто тогда заплатит? За Самира.
— Глупости, — сказал Вонг. Салех так и смотрел перед собой. — Ты не должен платить за то, чего не делал. И умрешь ты не так скоро, как думал. Может быть, раньше, чем если бы не был магом. Но нескоро.
Салех ни с того ни с сего начал выворачиваться из халата. Вцепился в расшитый ворот рубахи, попытался содрать ее через голову, даже не развязав шнурки на горле. Всхлипнул:
— Не могу больше, не могу!
Вонга пронзило безотчетное сочувствие, телесное понимание. Он знал, как это — когда сила Потока скована серебром и не может освободиться. Но ему доводилось бывать в серебре не подолгу, а принц прожил так пять лет. Странно, что он не сжег дотла дворец при первом же срыве.
И все же его нужно было остановить.
— Подожди. — Вонг протянул руку, накрыл его пальцы, удержал. Салех вцепился в ладонь так же бестолково, как до того хватался за ворот. — Это опасно. Если ты не уследишь за собой...
— Фирьял же знает, — выдохнул Салех, глядя Вонгу в лицо плывущим рассеянным взглядом. — Она никому...
— Остальные двое соколов? Слуги? Если ты устроишь пожар прямо здесь, твой брат узнает об этом к утру.
Салех закрыл глаза, так и держась за руку Вонга. Когда он снова поднял веки, взгляд был ясным.
— Я не устрою пожар, — тихо сказал он. — Я загораюсь от злости. Или от страха. Или во сне, если сон дурной. Сейчас, — он слабо улыбнулся, — нет причин. Я просто устал от серебра. Я хочу отдохнуть. Пока никто не видит.
— Ладно, — помолчав, сказал Вонг. — Тогда раздевайся.

Салех высвободился из рубахи, стащил муслиновые нижние шаровары, простеганные серебром по поясу и по низу штанин. Вонг дернул за угол тонкого одеяла, накинул ему на плечи. Салех потянул одеяло к себе, завернулся полностью. Поджал колени, обнял их, уткнулся лбом и несколько минут сидел так. Даже с невеликой оставшейся силой Вонг чувствовал, как колеблется рядом огонь Потока. Подрагивает, сбивается, едва не вспыхивает явным пламенем, оседает... Выравнивается.
— Гораздо лучше, — спокойно сказал принц. Вскинул голову. — Теперь расскажи мне что-нибудь. Что считаешь нужным. Я хочу знать все.
Вместо этого Вонг спросил:
— Ты совсем не оставался без серебра?
— На час в день и только при Фирьял, — так же спокойно ответил Салех. — Но я все равно помнил, что это ненадолго. Подачка, чтобы я не сошел с ума и не начал жечь все вокруг. Вахид сказал, если я ослушаюсь, он меня убьет.
— Он и так собирается тебя убить, — напомнил Вонг. — Зачем ты ему подчинялся?
Глупый вопрос. Принц не знал, что делать со своей силой, не мог ею управлять. Учить его было некому. У него был выбор: слушаться брата и терпеть серебро или выжечь себя дотла за несколько сильных вспышек.
— Я надеялся, — устало сказал Салех. — Не знаю на что. На что-нибудь. Выходит, на тебя.
Выходит, ты надеялся на ключника, подумал Вонг, но вслух говорить не стал. Об этом принцу пока не стоило знать.
— Хотя я уже перестал надеяться, — невыразительно проговорил принц. — Когда сжег Халима. Я не хотел. Он… Я сделал глупость, неважно. Он был недоволен, пришел поговорить со мной. В неудачное время, я был без серебра. Фирьял пыталась его остановить, но не успела. Мы поругались, я разозлился… — Он закрыл глаза. — Тогда я подумал — если я убил даже человека, который хорошо ко мне относился, надеяться не на что. Потом Вахид привел тебя. Как вышло, что Фирьял тебя не раскусила?
Об этом он уже спрашивал.
— Моя сила спит, — сказал Вонг. Говорить правду было незачем. — Я знал, что здесь это опасно. Фирьял заметила, что она есть, но решила, что ее немного.
Салех мечтательно улыбнулся, прижался щекой к коленям и посмотрел на Вонга исподлобья.
— Когда ты меня научишь, — сказал он, и его голос стал таким мягким, будто он говорил о непристойностях, — я никогда не дам своей силе уснуть. Я хочу, чтобы она всегда была со мной. Чтобы слушалась.
— Она будет слушаться, — кивнул Вонг. — Чем лучше будешь учиться, тем быстрее.
Салех покатал голову по коленям, бросил еще один косой взгляд:
— Буду делать все что скажешь.
Зевнул и повалился вместе с одеялом набок:
— Я хочу спать. Я посплю здесь.
Вонг собрался напомнить, что до его покоев недалеко, но остановил себя: мальчишке нужно отдохнуть от серебра, а без присмотра он это сделать не сможет.
— Посиди со мной, — пробормотал принц. В капризном полудетском тоне сквозило что-то, чему Вонг не мог дать названия.
— Ладно, — сказал он. — Спи.
Когда дыхание принца стало неглубоким и ровным, Вонг поднялся с постели и пошел к зверю. У того в углу было достаточно подушек, чтобы хватило на двоих. Рядом с принцем он оставил крошечную каплю живой стали: если Поток в нем попробует пробудиться, Вонг об этом узнает.

Уснуть удалось не сразу. Зверь вздыхал, возился, то и дело поднимал голову и принюхивался, недовольный присутствием чужака на его привычном месте. Вонг машинально почесывал то шею, то лапу, успокаивая ягуара, но думал не о нем. Воспоминания пришли сами собой, и прогнать их было сложно.

Кадету Вонгу сравнялось четырнадцать, а не десять, и он боялся не того, что однажды утонет в воде Потока, а того, что этого не случится: Поток не услышит его и оставит бессильным и бесполезным. Но все же боялся. Остальное — то, что могло бы испугать кого-нибудь другого, — его иногда развлекало, а порой злило. Уебки со старшего курса, которые решили, что смогут его нагнуть, развлекали кадета Вонга довольно долго — а разозлили, только когда подкараулили вчетвером и затащили в пустую казарменную спальню. При нем не было ни ножей, ни даже острых заколок для волос. В академии неучтенное личное оружие запрещалось, и кадет Вонг не нарушал правила, чтобы не вылететь из-за ерунды. Пока с него сдирали мундир, пока пытались привязать к ближайшей койке, в нем черной волной поднималась тяжелая злость. Он сопротивлялся, но без толку: шанс на драку он упустил.
Ему случалось попадать в такой переплет раньше, но рядом всегда поджидал Скат и его парни, а у самого Вонга было оружие. Год назад, когда ему едва стукнуло тринадцать, в самом темном закоулке порта, он лучше знал, что делать, чем теперь, в казармах столичной военной академии. Закричать ему в голову не пришло.
Он рванулся еще раз, и один из четверых ударил его кулаком в лицо — неожиданно сильно. Переносица хрустнула, во рту сразу стало солоно, а голову пронзила острая боль. Она как будто снесла замки с запертых дверей: тяжелая холодная сила поднялась внутри, прошла через Вонга, наполнив его яростным восторгом всемогущества, и вырвалась наружу.
Через мгновение Поток заледенел и пропал, оставив его совершенно обессиленным.
Вонг сполз спиной по краю койки, к которой его хотели привязать, сел на пол. Провел по лицу ладонью, размазывая текущую из носа кровь. Ощутил, как тянет в паху, как поджимаются яйца от одного воспоминания о прокатившейся через него волне. Отстраненно подумал: будь эти четверо не такими убогими обсосами, от которых даже шлюхи шарахаются, сейчас он мог бы согласиться на любого из них. Может быть, ему бы понравилось.
Он медленно поднял голову, посмотрел на тела, вздернутые на острых ледяных пиках, и улыбнулся. Аспект воды. У короля Хана тоже вода. К тому же, слушая Поток раньше, Вонг слышал журчание ручьев, хруст льда, шорох дождя — только до сих пор не понимал, как позвать. Теперь понял.
Потом он осознал, что наделал. Осмотрел себя и, как ни претил ему жалкий вид, решил остаться в исподнем. Лоб гудел, наливаясь тяжестью, под носом и на подбородке засыхала кровь. При попытке ощупать переносицу снова стало больно. Хорошо: хоть какое-то доказательство, что начал не он. Вонг кое-как стер кровь разорванным рукавом нижней рубахи и уронил голову на поджатые к груди колени. Чувствуя себя неприятно пустым, похожим на прибрежное дно в час отлива, он прислушивался к звукам из коридора: внезапный всплеск силы Потока в казармах пустышек не мог остаться незамеченным. Сперва единственным звуком поблизости был неравномерный перестук капель: из тел вытекала кровь, лед превращался в воду. Наконец быстрые шаги сообщили о приходе куратора.
— Кадет Вонг! — заорал с порога капитан Фабри. — Что вы все тут устроили?! Блядь!..
То, что остальные мертвы, он понял не сразу.
Вонг решил не отвечать слишком быстро. Куратор успел выругаться еще раз, более затейливо, когда послышались новые шаги.
— Отойдите, Фабри, — сказал сухой негромкий голос. Вонг осторожно поднял голову и встретился взглядом с генерал-майором Килом. Видимо, тот остался ночевать в академии или еще не успел отправиться домой. Кил несколько секунд смотрел на Вонга. Пора было попытаться встать. Голова закружилась, Вонг едва не сел на пол снова. Кил в два шага оказался рядом, подхватил его и легко удержал на ногах — сил в невысоком сухощавом начальнике академии оказалось больше, чем можно было подумать. Так же спокойно он сказал:
— Не дергайтесь.
Коснулся кончиками пальцев лба Вонга, провел по переносице. На всю остальную картину он не обращал внимания. От этого Вонг осознал, что едва одет, и смутился по-настоящему.
— Перелом, — подытожил Кил. — Но несложный.
— Позвать целителя? — сунулся Фабри. Кил качнул головой:
— Сам справлюсь.
Он сложил пальцы в жест управления Потоком, поднес к лицу Вонга. Чужая сила, куда более легкая и теплая, чем волна, которая накрыла его четверть часа назад, просквозила по коже, пробралась в кости и исчезла, унося с собой боль. Вонг невольно улыбнулся. Кил опустил руку, кивнул:
— Теперь вы чувствуете Поток. Умойтесь, оденьтесь и приходите в мой кабинет.
— Но это же... — начал Фабри. Кил посмотрел на него:
— Распорядитесь об уборке и обо всем остальном. О том, что произошло, я хочу услышать от кадета Вонга. Вас, я так понимаю, рядом не было.
Фабри отдал честь и вышел. Кил ушел следом, предоставив Вонгу возможность привести себя в порядок.

Шагая по коридорам академии к кабинету господина начальника, Вонг несколько раз ловил на себе взгляды дежурных офицеров. Наверняка те уже знали, что он убил четверых старших кадетов.
По пути Вонг собирал в голове доклад. Он знал, каким языком нужно говорить, и слово за словом нанизывал правильные фразы: кадеты принуждали его к неуставным отношениям, применили насилие, спровоцировали неуправляемый прорыв силы Потока...
В кабинете Кила, в теплом свете ламп, он замер у двери, ожидая сухого "докладывайте". Кил поднялся из-за стола и пошел к низкому дивану, жестом позвав Вонга туда же:
— Сядьте и успокойтесь. И расскажите, как все вышло.
От его мягкого тона выстроенные по всей форме казенные слова пропали из головы. Кадет Вонг с ужасом понял, что у него дрожат губы.

Потом он не раз думал: удержи он себя в руках, Кил раскусил бы его сразу. Секундная слабость, такая же неуправляемая, как недавний всплеск силы, сыграла ему на руку: господин начальник академии принял его сторону раньше, чем он сказал хоть слово.
Вонг едва успел сесть на край дивана, как Кил сунул ему в руки полный до краев стакан:
— Выпей.
Он глотнул, ожидая, что в стакане будет вино. Крепкий бренди обжег горло, горячо прокатился в груди и разогнал холод, оставшийся внутри после выплеска силы. Вонг выдохнул открытым ртом, и Кил положил ему руку на плечо.
— Ничего, тебе не повредит.
Он так легко прикоснулся и так запросто перешел на “ты”, что показалось: господин генерал-майор имеет вполне определенные намерения. Начнет с утешений, стремительно решил Вонг, заодно подпоит, а дальше ясно что. Мысль вызвала слабое разочарование. Если под кого и ложиться в этой ебаной академии, то под главного, решительно сказал он себе и вскинул глаза на Кила. Сочувствие на лице начальника академии было непритворным.
— Я догадываюсь, что могло произойти, — сдержанно сказал Кил, — но хочу услышать твою версию. Полную и честную. Хотя понимаю, что тебе будет неприятно об этом говорить.
Вонг невольно дернул плечом, и Кил так же легко убрал руку.
— Могло быть хуже, — хрипло сказал Вонг и без промедления добавил: — Для меня.
Кил молча кивнул, предлагая продолжать. Слушал он тоже молча, держал в руках стакан с бренди, но не сделал из него ни глотка. Чутье подсказывало Вонгу, что сейчас не стоит искажать события в свою пользу — чистой правды будет достаточно.
Дослушав, Кил потер переносицу, кивнул снова. Сказал:
— С магами воды занимается полковник Асмуд. Но за твоим обучением я буду следить сам. Ты слишком силен.
Ты хорош, услышал четырнадцатилетний кадет Вонг. Ты опасен, говорил на самом деле Кил — но это Вонг понял не сразу.

Из воспоминаний его выдернула тонкая, похожая на комариный звон дрожь стали, говорившая о пробуждении Потока. Вонг успел оказаться возле постели раньше, чем принц выпустил на волю огонь. Встряхнул его за плечо, похлопал по щеке, позвал:
— Салех. Успокойся.
Принц вздохнул, не открывая глаз, и сила перестала тревожиться, стихла.
— Раньше матушка не боялась меня будить, — сообщил он сквозь сон. — Но я ее испугал. Обжег. С тех пор нельзя так спа-а-ть…
Он зевнул и уткнулся лицом в подушку. Вонг посидел рядом несколько минут, но принц больше не пытался ничего поджечь.
Вернувшись к растревоженному, сонно моргающему ягуару, Вон устроился подле него. Подумал: теперь хотя бы понятно, почему Вахид доверяет Джилан. Все они уверены, что принц долго не протянет, а значит, ей выгоднее держаться пасынка. Интересно, что об этом думает сама Джилан.

Утром зверь отправился на прогулку, разбудив Вонга. Рассвет за окнами уже набрал силу, принцу давно пора было вернуться в свои покои. Вонг поднялся, вытянул из горы подушек рубаху, которую скинул ночью, когда рядом со зверем стало жарко, и пошел к постели, одеваясь на ходу. Скрипнула дверь, он развернулся. В щель проскользнула Хума. Поклонилась Вонгу — и замерла, едва распрямившись. Уставилась мимо него на постель.
— Подай завтрак, — велел Вонг.
— И мне, — донесся веселый голос из-за его спины. Сиятельный принц потерял всякий страх.
— Нет, — сказал Вонг, не отводя взгляда от Хумы. — Сиятельный принц будет завтракать у себя. И не вздумай раскрыть рот.
Хума закивала и исчезла за дверью. Вонг снова повернулся к постели.
По Салеху было видно, что долгий сон без серебра пошел ему на пользу. Он сидел, полуголый и укрытый до пояса одеялом, обеими руками пытался пригладить растрепавшиеся волосы и безмятежно улыбался. Сейчас он совсем не походил на злого избалованного мальчишку, каким Вонг увидел его впервые. Как можно было не догадываться, что принца треплет и выворачивает наизнанку запертая внутри сила?.. Каков он на самом деле? Чем станет в его руках Пестрая плеть? Это только предстояло узнать.
— Одевайся. — Вонг подобрал его тряпки, кинул на одеяло. — И проваливай к себе.
Салех помрачнел, но ненадолго. Потеребил вышитую ткань, улыбнулся снова:
— Почему ты сказал ей молчать? Если все решат, что я взял тебя в постель…
Вонг неторопливо окинул его взглядом — так же, как в день их первой встречи. Принц залился краской от лба до шеи.
— Это моя постель. И ты мне в ней не нужен.
Лицо Салеха дрогнуло, исказилось разочарованием. Как будто Вонг отказал ему всерьез.
— Нам ведь будет проще разговаривать с глазу на глаз, — тихо возразил он. — Если все будут так думать.
— Мне неважно, кто что подумает. Спать здесь ты не будешь.
Принц зябко повел плечами, но принялся одеваться. Из ворота рубахи он высунулся уже хмурым. Еще бы: на нем снова было серебро.
— Не каждую ночь, — посмотрев на него, сдался Вонг. — Ты беспокоишь зверя.
Принц засиял опять. Как он собирался хранить хоть какие-нибудь тайны?.. Вонг покачал головой.
— Что? — тут же спросил Салех.
— Выглядишь слишком довольным. Иди умойся и приходи в Каменный двор. Дам тебе причины злиться.
Салех сиял еще секунду. Потом свел брови, прогнал улыбку с лица. Бросил:
— Я понял, — и слез с кровати, чтобы одеться полностью.

Закрыв за ним дверь потайного хода, Вонг вернул на место курильницу. Стоило ли рассчитывать, что теперь станет проще? Вряд ли. Огонь, да еще такой силы, проще ничего не сделает.

Когда Хума вернулась с подносом и опустила его на столик для еды, Вонг поманил ее к себе. Крепко сжал подбородок, заставив приоткрыть рот. Поймал ее взгляд:
— Будешь трепать языком — останешься без него.
Хума попыталась что-то сказать. Вонг ее отпустил.
— Другие будут, — прошептала девчонка, потирая щеку.
— Мне плевать, что говорят те, кто ничего не видит. Ты будешь молчать.
— Да, господин… — Хума замялась.
— Ну?
— В сундуках есть еще покрывала. — Она скосила глаза на ложе из подушек. — Достать?
Вонг кивнул.
То, что девчонка уже успела изучить барахло, говорило в ее пользу. Кто-то должен был этим заняться. То, что она поняла, где спал Вонг в эту ночь и будет спать в следующие, тоже заслуживало одобрения. Если она не попытается продать свою наблюдательность кому-нибудь другому.

С завернутым в тонкий хлеб кебабом Вонг вышел в Каменный двор. Салеха там еще не было, но на ступенях сидела Фирьял. Вонг подошел, сел рядом с ней. Прожевав то, что успел откусить, негромко спросил:
— Почему я должен тебе верить?
— Ты не должен, — так же тихо ответила Фирьял, не поворачивая головы. — Я буду служить сиятельному принцу Салеху, а не тебе. Причинишь ему вред — пеняй на себя.
Вонг откусил еще кебаба.
— Он правда не умрет? — спросила соколица. Стоило ли ее теперь так называть?.. Вонг покосился на нее: по смуглой коже полз румянец.
— Если не будет делать глупостей.
— Если будет, ты его остановишь, — сузила глаза Фирьял. — За этим ты и нужен.
Вонг усмехнулся.
— Твои родители были колдунами?
— Нет! — Фирьял бросила на него злой взгляд. — Нет, они не были… Их оговорили. Совет казнил их по ложному обвинению. То письмо… — Она стиснула зубы. — Не здесь.
Вонг пожал плечами и продолжил есть.

Салех появился из двери напротив, как раз когда с завтраком было покончено. Сбежал со ступеней, вышел на середину двора. Любой, у кого глаза не на затылке, заметил бы, что принц изменился: в каждом его движении проступало спокойствие, которого не было раньше. Вонг поднялся и неторопливо пошел к нему. Предупреждать об атаке он не собирался, но принц понял и так. Попытался принять боевую стойку, потом расслабился: решил изобразить, что не видит угрозы. Вонг качнул головой, показывая, что думает об этих ужимках, и Салех виновато улыбнулся.

Вдруг представилось, как Десмонд говорит: чтобы найти более херовых заговорщиков, Николас, тебе пришлось бы потрудиться.

Chapter 11 Chapter Text

Глава 11: Дни Изгнания

Впервые Николас Вонг увидел долгую казнь, когда ему едва исполнилось десять.
В те годы на западе Шангри бунтовали провинции, а возле трона плели интриги те, кто был недоволен бесконечной войной. Бунтовщиков и заговорщиков ждал эшафот. Разбой, убийства, укрывательство убийц и изменников тоже карались смертью — когда виновных удавалось поймать. Казни в столице случались нередко.
Магов, королевских офицеров и их родственников, чиновников и богатых торговцев казнили на светлой и просторной площади Короны. Для прочих оставалась Закатная площадь, тесная и окруженная домами. Обитатели этих домов продавали места у окон желающим посмотреть на казнь, а те, у кого не было денег, забирались на крыши. Или давились вокруг эшафота, залезая друг другу на плечи, чтобы разглядеть все в подробностях, и подставляя карманы щипачам.

Портовому мальчишке по прозвищу Змейка не было дела ни до заговоров, ни до бунтов, а со смертью он уже встречался. В порту он видел драки один на один и избиения толпой, видел трупы тех, кого забили до смерти или тихо зарезали в переулке. Видел и утопленников — то, что оставляли от них морские твари. К этому он привык. Но на эшафоте посреди Закатной площади рукой палача в капюшоне двигала сила, способная пожелать, чтобы человека ни за что ни про что освежевали как свинью, — и ее желание исполнялось. Змейка наблюдал, открыв рот и забыв бросать в него мелких сушеных креветок, как приговоренного раздели догола и закрепили вниз головой на деревянной раме, как палач, встав на невысокую лесенку, сделал первые надрезы и потянул кожу с ноги — чулком, как шкуру с угря, подрезая где надо. Приговоренный задрожал, начал извиваться, насколько позволяли веревки. Кричать он не мог: в рот вогнали кожаный кляп, завязали на затылке для надежности. Зачем, отстраненно задумался Змейка, страшнее же, если кричит.
— Рот закрой, не лови медуз, — слегка толкнул его локтем Скат. Они втроем, Змейка, Скат и Мурена, устроились на самом краю крыши. Толкаться здесь надо было осторожно.

Раньше они не ходили смотреть на казни: кошельки мы не режем, говорил Скат, а больше в давке делать нечего. Но в этот день казнили человека, которого все трое знали — Кривого Виру, много лет обносившего богатые дома в чистых кварталах. Виру учил Ската и Змейку вскрывать замки, рассказывал, как вызнать, сколько человек живет в доме, когда они спят и где хранят свое добро. Для Мурены он всякий раз прихватывал какую-нибудь безделушку, из недорогих — чтобы девчонка не таскала на виду золото. Виру никого не убивал, он был вор. Но на месте последней кражи нашли мертвыми женщину и двух младенцев, а Виру застигли с хабаром из этого дома. Что там вышло, никто не знал доподлинно, но говорили, на дознании он все подтвердил. Это никого не удивило.

Кривым Виру звали из-за бельма, закрывавшего один глаз. Теперь уже не было ни бельма, ни глаза: ослепили его первым делом, до того, как привязать к раме. Длинные чуткие пальцы, привыкшие иметь дело с замками (“Грубо будешь бабе сиськи мять, когда дотянешься, — говорил Виру, — а с запорами надо нежно”), сломали и расплющили еще в подземельях Черного дома. Скат говорил, могли и хер отрезать, но вроде пока все было на месте. Хотя поди пойми: с освежеванных ног стекала кровь, пачкая тело. Полуденное солнце слепило глаза и выбивало слезы, заставляло жмуриться и прикрываться ладонью. Змейка злился, что ничего не разглядеть, креветки сыпались из холщового мешка вниз, на головы зевак. На краю эшафота стояла ивовая корзина, куда бросали снятую кожу. Окровавленные ошметки в ней напоминали ждущее стирки белье.

До сих пор Змейка знал, что в порту надо быть хитрым и быстрым, если у тебя не хватает сил постоять за себя. Еще он знал, что когда-нибудь, так нескоро, что и ждать незачем, он станет королем Шангри, но плохо понимал, что это значит. Думал, просто сможет брать что захочет, и никто ему слова не скажет. Так же, как король Хан взял его мать. Теперь он видел: когда он наденет корону, сила, которую он получит, даст много больше, чем он мог вообразить до сих пор.
Самого короля на Закатной площади, конечно, не было: Виру был слишком мелкой рыбешкой, чтобы его величество Хан наблюдал за казнью. Да он и приговора не подписывал, судейские справились. Но сила, решившая, что за свои преступления — не такие уж страшные — человек будет умирать много часов, но не умрет, пока ему не позволят, принадлежала королю. Однажды она будет принадлежать Змейке.

Палач закончил с ногами Виру, дошел до паха. Его помощник наклонился, завозился в самом низу, возле головы приговоренного. Убивает? — удивился Змейка, но нет: помощник вынимал кляп.
Виру закричал, завыл — бессловесно и жутко. Змейка упустил мешок с остатками креветок и почувствовал, как дернулся рядом Скат, едва не навернувшись вниз. Ухватил его за плечо и понял, что он держит обеими руками Мурену, а та зажимает ладонью рот.
— Я думала, он мертвый, — еле слышно просипела Мурена. Вздрогнула, убрала руку, и ее стошнило прямо в подол.

— Дура ты дура, — ругался Скат по дороге в порт. — Нахера же мертвого мучить, ясно дело, он живой был!
Оказалось, Мурена не разглядела кляп и решила, будто Виру умер, еще когда его ослепили и привязывали, то-то и замолчал. Думала, остальное с ним делают для страху. Она утирала слезы, пыталась обсушить лицо подолом, но тот был мокрый — застирали возле первого же колодца. Мурена хлюпала носом и начинала рыдать снова. Скат уже оставил попытки ее утешать.
Змейка еще немного подержал в голове мысль о силе, которая может пожелать чего угодно и что угодно получить. Отпустил — и неохотно сказал:
— Я отменю долгие казни.
— Чего? — не понял Скат.
— Как отменишь? — захлопала глазами Мурена. — Только король может отменить.
— Стану королем и отменю, — сумрачно пояснил Змейка. До сих пор он никому не рассказывал, чья кровь течет в его жилах. Не пришлось и теперь. Скат расхохотался, хлопнул его по спине:
— Хорош булькать, королем он станет! Смотри сам там не окажись.
Он ткнул большим пальцем за плечо, туда, где остались залитый кровью эшафот и корзина с человеческой кожей. Этого хватило, чтобы Змейка вспомнил: болтать нельзя.
За его руку зацепились влажные пальцы Мурены.
— Я подожду, — шепотом сказала она.

Николас Вонг не исполнил этого обещания. Через пять лет долгие казни отменил король Хан по просьбе новой любовницы. Мурена не порадовалась — ее уже не было в живых.

Сам Вонг с тех пор видел немало казней: в столице, в захваченных провинциях и во время приграничных зачисток. Но кроме первой в памяти осталась только одна — хотя долгой она не была. Маркусу Килу повезло хотя бы в этом: повешение позорно и мучительно, но длится несколько минут, а не несколько часов… Или не повезло: жди его что-нибудь похуже петли, Вонг не послушал бы ни его самого, ни Десмонда, ни Заль — и не позволил бы этому случиться. Может быть. Он не был в этом уверен.
Раз за разом вспоминая тот день — эшафот на площади Короны, голема с его лицом и в его парадном мундире, толпу, ждавшую зрелища, — Вонг спрашивал себя: почему он это допустил? Потому ли, что так пожелал сам Кил, или потому, что их пути все равно разошлись?..

— Добрые жители Кусура! — взвился над Светлой площадью пронзительный голос глашатая. — Настали Дни Изгнания! Вознесем же хвалу небесному посланнику и склонимся перед его славой!
— Склонись, — сквозь зубы прошипела Фирьял. Вонг приложил руку к груди и опустил голову. Так же поступили все вокруг: султан Вахид и его приближенные, старики из Совета мудрых в своем шатре на другой стороне площади, стражники, окружавшие эшафоты, и горожане, собравшиеся на святой праздник.
— Да изойдет зло из заблудших сердец, — надрывался глашатай, — да узрит глаз небесный их раскаяние!
Раскаянию “заблудших сердец” предстояло завершиться их смертью — в Эраншаре долгие казни никто не отменял. Здесь решения принимали не наложницы султана и даже не сам султан: в Дни Изгнания казнили тех, кого приговорил Совет мудрых.

На четыре эшафота, занимавшие центр площади и соединенные мостками, соколы вывели людей в дерюжных рубахах: двоих женщин, мужчину и мальчишку лет тринадцати. Из воплей глашатая стало ясно, что все они повинны в укрывательстве одержимых. Казни им предстояли разные — одна страннее другой.
— Разрезание серпом? — вполголоса повторил Вонг. — Распиливание? Раздирание бороной?..
— Когда небесный посланник выступил против ночных колдунов, — монотонно проговорила Фирьял, — его оружием стало то, чем он владел по рождению. Он был крестьянским сыном, и серп в его руках обрел силу меча, а пила и цеп…
Салех дернул головой не оборачиваясь, и Фирьял умолкла на полуслове.
— Вот как, — сказал Вонг. — Он что, и борону за собой таскал?
— Нивон, — просительно шепнул Салех.
Принц сидел на расшитых подушках по левую руку от своего досточтимого брата, а Вонг и Фирьял стояли позади него. Султан, окруженный придворными, их разговора не слышал, но сиятельному принцу каждое слово казалось орудием пытки. К лучшему: сейчас он и должен был выглядеть несчастным.
В шатре султана, раскинутом на помосте над площадью, хватало любопытных глаз, а в шатре мудрецов напротив их было еще больше. Те, кто знал, что представляет собой нынешний наследник Пестрой плети, жадно следили за его страхом. Не стоило показывать им, что у принца появилась надежда.
Вонг склонился, будто слушал, что говорит ему сиятельный принц, и тихо сказал:
— Дальше будет хуже. Потерпишь.
Распрямился и взглянул на Фирьял:
— Расскажи мне. Мое сердце открыто для небесного учения, и я хочу знать, что ждет заблудших.
Фирьял злобно сверкнула глазами, но кивнула. Доверять ей полностью Вонг не мог, однако дурой она не была.

Вполуха слушая пересказ кровавых деяний крестьянского сына Джалиля, Вонг рассматривал толпу, заполнявшую Светлую площадь. Люди стояли плотно, держали на плечах детей, мужчины защищали от чужих локтей укутанных в покрывала девиц. Там и сям шныряли торговцы сладостями и лимонной водой. Здесь, как и в Шангри, казнь была поводом украдкой потискать подружку, обшарить чужие карманы, просто развлечься. Скрывался ли в толпе кто-нибудь, кто провожал приговоренных, хотел их спасти — если бы достало сил?.. Нет, остановил себя Вонг. Их казнят за укрывательство одержимых. Их близким, если они еще живы, уготована та же участь. Сейчас им не до прощаний и не до спасений.

Возле эшафотов тем временем появился палач — с закрытым лицом, одетый во все белое — и вместе с ним несколько соколов. Их лица тоже были скрыты лоскутами ткани, виднелись только глаза.
— Они будут помогать, — пояснила Фирьял. — Каждый из них есть длань небесного посланника, и им не пристало показывать лица.
По тому, как двигались спутники палача, по их сложению видно было: все они молоды.
— Сколько им лет? — не сдержал любопытства Вонг.
— Шестнадцать. Сюда посылают тех, кому скоро вылетать из соколятни.
— Ты тоже это делала?
— Да, — сухо уронила Фирьял. — Это большая честь.
Салех опять заерзал, потянулся к столику с угощениями, торопливо осушил кубок с лимонной водой. Тершийся в стороне слуга подобрался и наполнил его снова, опасливо косясь на зверя — тот разлегся на подушках, которые не пригодились сиятельному принцу.
Благодаря этому придворные Вахида держались поодаль: оказаться возле ягуара не стремился никто, хотя полоса живой стали снова изображала ошейник, а из-под рукава кафтана Вонга тянулась цепочка. Подготовка к казни не вызвала у зверя интереса. Он подергивал ушами, то и дело принюхивался, но стальная связь говорила, что он спокоен.

На эшафотах соколы избавили приговоренных от одежды, мужчину и двоих женщин привязали к косым крестам. Мужчину расположили вниз головой: его, по словам Фирьял, предстояло распиливать. Одну из женщин собирались забить цепом, вторую — разрезать на части серпом. Мальчишку на последнем эшафоте ожидало широкое колесо, под ободом которого была приколочена к доскам борона зубьями вверх. Стало ясно, зачем площадки соединены мостками: палач должен был ходить от одного приговоренного к другому, исполняя все четыре казни одновременно.

Толпа под эшафотами волновалась как море: шуршала, ахала, перекатывалась волнами, пропуская торговцев. Разговоры, смех, детский плач, вскрики тех, кого придавили слишком крепко, сливались в ровный гул. В этот гул врезался истошный вой длинных труб: казнь началась.
В опустившейся на площадь тишине глашатай призвал вознести хвалу небесному посланнику и смиренно встретить первый из Дней Изгнания.
Последний день жизни султана Вахида бин Маарифа.

Трубы взревели снова и стихли, на смену их реву пришли крики: палач приступил к работе.
Наблюдая, как он орудует то серпом, то цепом — настолько искусно, что до белых одежд не долетает ни капли крови, — Вонг крутил в голове наспех составленный план и злился, что не смог придумать ничего лучше.
Десмонд предложил бы что-нибудь понадежнее. Или хотя бы сказал: не о чем тревожиться, Николас. Когда он так говорил, Вонг почти всегда ему верил. Но вместо Десмонда рядом был зверь: он приносил в покои Вонга украденное с кухни мясо, требовал ласки, толкаясь лбом в руки, а во сне пускал слюни на подушку. Больше от него ждать было нечего, но его вины в этом не было.

Еще в Эльхабе, уступая Салеху свою постель и засыпая рядом с ягуаром, Вонг повторял себе: это неверный путь. Оставшись подле эраншарского принца, он разгадал загадку ключника, нашел огонь для Пестрой плети, осталось заплатить за ключ. Но пока он движется к цели, Десмонд проводит дни в зверином облике, и за каждый из этих дней Вонг не найдет чем расплатиться.
Ягуар вздыхал и ворочался, как будто слышал его мысли.
Не раз Вонг думал: встать и уйти, отправиться на поиски зелья, снимающего чары, перевернуть весь Эраншар, но найти... И не двигался с места. Оставить Салеха значило отказаться от ключа. В одиночку принц не справится ни с заговором, ни с Пестрой плетью, он погибнет — и задание ключника останется невыполненным.
Пока что Салех не мог справиться даже с собственной силой: его приходилось раз за разом будить среди ночи. Принца пугали скверные сны, но Вонг успевал встряхнуть его раньше, чем пламя вырвется на свободу.
Не все сны, тревожившие каплю живой стали, были кошмарами: порой вокруг Салеха колыхался горячий плотный воздух, но жар не превращался в огонь. Проснувшись, сопляк заливался жгучим румянцем. Вонг пожимал плечами и отходил: давал успокоиться без лишних глаз. Те, кто владел огнем Потока, всегда были невоздержаннее остальных. Когда Салех насовсем избавится от серебра, его гарему скучать не придется.

Вонг никогда не сходился близко с огненными магами, но чтобы знать об их ебливости, дружить с ними было необязательно, хватало армейских анекдотов. Вспоминался ординарец полковника Фьяммы: здоровенный тупой парень вряд ли годился на что-то кроме ебли, но при Фьямме состоял несколько лет безотлучно. В те два года, когда Вонг служил ее адъютантом, он порой думал — не завести ли себе такого же, чтобы пореже вспоминать знакомство с наемниками в Нишанте. О водных магах анекдоты ходили совсем другие, но Вонгу казалось, что чуждый огонь жжет изнутри и никакой воды, никакого льда не хватит, чтобы с ним совладать. Сны, которые ему тогда снились, не будили Поток только потому, что Вонгу было уже не пятнадцать и управлять своей силой он умел в полной мере.

Салеху еще предстояло этому научиться. После таких снов он долго возился, шурша одеялом, и сдавленно вздыхал, но заговорить не пытался. Вонг тоже молчал. Чтобы догадаться, чем занимается принц в его постели, не нужно было много ума, но думать об этом не хотелось. Подобные мысли редко приносили удовольствие.

Про еблю Змейка узнал гораздо раньше, чем успел испытать к ней любопытство. В порту совокуплялись быстро, по-звериному жестоко и безразлично. Портовые бляди подставлялись матросам и рыбакам в любом закоулке. Не желавших по-хорошему затаскивали силой в углы потемнее и бросали там, утолив похоть. Когда Змейке не было и десяти, Скат научил его защищаться от тех, кому по вкусу совсем сопляки. Ворчал: "Морда как у девчонки, зазеваешься — пиздец тебе", — и показывал, как резать коротким ножом пальцы, если хватают за шею, и бить по яйцам, если берут за плечо. Тогда Змейка усвоил, что вокруг полно людей, которые не прочь ему присунуть. От них следовало держаться подальше, если не тянуло торговать жопой. Его не тянуло.
Кое-что о собственных желаниях он понял несколько лет спустя, когда Скат послал его помаячить в "Кракене и деве". Тогда Змейке едва исполнилось тринадцать, осенью его ждала военная академия.
Скат деловито сказал:
— Надо прилипалу одного пощипать, будем брать на живца. Платье тебе найдем.
Прилипалами в порту звали тех, кто приходил покупать еблю.
— Эй, — вмешалась Мурена, — давай лучше я. Платья у меня есть, только на него не налезут.
— Дура. — Скат дернул ее за прядку, торчащую из кое-как скрученного узла. — Не такое платье нужно, как твои. И наживка не такая.
Мурена надулась и ушла. Скат объяснил, что нужно будет делать.
Холодок, пробежавший по шее, был порожден смесью отвращения и любопытства. До сих пор Змейка никому не позволял себя не то что нагнуть — даже тронуть: уроки Ската даром не прошли. Он уже бывал у девок, раздвигавших ноги за краденое золото или за выпивку. Хер быстро вставал, когда девки над ним трудились. Но никогда еще Змейке не доводилось ощутить яростной жажды, какую он замечал у других парней из банды Ската, у матросов, тискавших баб по кабакам, у солдат, навещавших портовые бордели. Впервые эта жажда захлестнула его за мгновение до того, как острие заколки прижалось к горлу прилипалы. Он чуть не провалил план Ската — обобрать пьяного до соплей аксумца, который легко повелся на раскрашенное лицо и яркую тряпку. Скат присмотрел моряка давно: тот всегда был при деньгах, брал мальчишек помладше, уводил из "Кракена" в темные переулки и заебывал до полусмерти. Назавтра его корабль уходил из порта. Даже если бы он запомнил Змейку или остальных, найти уже не успел бы.
Ну давай, подумал Змейка, когда от грубых прикосновений вскипела кровь и сердце гулко застучало в висках; давай, попробуй. Широкие горячие ладони прошлись по спине, смяли задницу, тяжелый хер аксумца прижался к животу. Змейка закинул руки на широкие, каменно твердые плечи, представил, как отпустит зажатую в пальцах заколку, позволит ей упасть в грязь и скажет аксумцу на ухо: "Не здесь".
"Ты же моя девочка, такая сладкая шлюшка”, — невнятно пробормотал тот. Отвращение оказалось сильнее желания, острие укололо темную кожу и замерло. "Лучше не дергайся", — брезгливо сказал Змейка и слегка отстранился. Когда прилипалу окружили остальные, он отступил и запястьем стер краску с губ. Аксумец был здоровый, на голову выше Змейки. Не будь он так пьян, парням не удалось бы с ним справиться. Но его ударили по затылку, уронили бесчувственное тело в грязь переулка и быстро обшарили, забирая все ценное.
“Вломи ему, — предложил Скат. — Нехер было тебя щупать”.
Змейка подошел и пнул тело под ребра. Горечь неудовлетворенной жажды немного утихла.
Он собирался попробовать в другой раз, но следующий прилипала оказался вонючим толстяком со скользкими руками. Его Змейка отдал банде с удовольствием. Раз за разом попадались такие, об которых не хотелось мараться. Тогда он решил подождать. Спускать по-быстрому можно было и с девками, а подставлять задницу кому попало, не ощутив снова того обжигающего желания, он не хотел.

Потом пришло время академии, а за ней — службы. Молокососы в казармах взахлеб делились первыми опытами ебли; кадет Вонг был уверен, что они отчаянно врут. Сам он не любил таких разговоров. Когда его пытались расспросить, он говорил: “Случалось”. Наверняка половина однокашников считала его девственником, но ему было плевать. Участвовать в возне с “милыми дружками”, которая сводилась к неловкой дрочке после отбоя, он брезговал и пропускал мимо ушей намеки тех, кто хотел стать его дружком или взять в дружки его.
После истории с четверыми старшими расспросы и намеки сошли на нет.
В последний год обучения кадеты получили право ходить в столичные бордели. Стало ясно, чьи хвастливые россказни были правдой хотя бы на каплю, и таких оказалось немного.

На границе, куда его отправил служить уебок Ройнар, уверенный, что загоняет строптивого корнета в дыру поглубже, офицерские бордели были хуже столичных, даже портовых. Грязь и нищета Вонга не привлекали. Иногда он ходил в убогие заведения вместе с сослуживцами, брал кого-нибудь для быстрого отсоса — обычно девку, мальчишки были грязнее. Найти то, что заинтересует его по-настоящему, он не рассчитывал.

Потом был Нишант, встреча с Десмондом Рутагандой — и два года ожидания после нее.
Вонг точно знал, чего хочет от наемника, и это знание его злило. Злость требовала действий, но полковник Фьямма держала его на коротком поводке: присматривалась. Вонг принимал донесения разведчиков о положении дел в ближайших районах и знал, где ищет удачи отряд наемников, но толку от этого не было. Когда отряд нанялся в гарнизон Девдана, Вонг ждал, что однажды Фьямме понадобится что-то от майора Талбара, но когда понадобилось, она послала другого адъютанта, Ирвина.
Ожидание скрашивали ночные мысли. Перед сном Вонг представлял руки наемника, его тело — лица он почти не помнил. Думал, что хер у него должен быть побольше, чем у того аксумца в порту, и кусал губы от острого, крутившего яйца желания. Вместе с желанием просыпалась ненависть. Он трогал губами шрамы от серебра на запястьях, торопливо и грубо дрочил, беззвучно шептал в сумрак пустой спальни: я дам тебе меня выебать, а после убью. Приходившие тогда сны изводили его так, как не тревожили фантазии в четырнадцать. Это Вонг тоже записывал на смертный счет Десмонда Рутаганды.
Взглянув с седла железной птицы на полуразрушенный девданский штаб, он сразу узнал резкий силуэт, мягкие скупые движения — и понял, что два года назад не промахнулся с выбором. Он по-прежнему хотел наемника; оставалось выяснить, хочет ли наемник его. В этом он убедился сразу же, как только Рутаганда на него взглянул. Долгий тяжелый взгляд прокатился по телу с головы до ног и отозвался жаром в паху. Когда Рутаганда сжал опущенный кулак, Вонг знал, о чем он думает, потому что представил то же самое: его руку в своих волосах.

Вспоминать об этом было приятнее, чем слушать, как возится в постели Салех. Но воспоминания затягивали Вонга в беспокойные сны, где смешивались прокаленная солнцем пустыня и холод живой стали, приносивший недолгое облегчение, плеск воды в просторной каменной ванне, смех Десмонда, только что уронившего Вонга в эту воду, тяжесть тела, под которым Вонг столько раз оказывался… Он просыпался от того, что ягуар укладывал на него лапу или голову, окутывая густым теплом и мешая пошевелиться.
И вновь его злило ожидание самого скверного рода: когда уже знаешь, что нужно сделать, но еще не понимаешь как.

— Мне надо увидеться со своими, — сказал Вонг в один из вечеров за чатрой во дворце Эльхабы. — Или хотя бы передать им письмо.
Время, отведенное Бабангидой, было на исходе.
— Увидишься, — хмуро откликнулся Салех. — Скоро поедем в Кусур.
Хмурился он весь вечер. Вонг не спрашивал, что его тревожит, уверен был: принц расскажет сам.
Чтобы Салех продолжил, хватило вопросительного взгляда.
— В полнолуние Дни Изгнания. Праздник. В эти дни небесный посланник победил ночных колдунов. Я думал, раз Вахид отослал меня, он не пожелает, чтобы я приехал в столицу… Но он пожелал.
— Ты знаешь, что ему нужно?
Салех помрачнел еще сильнее:
— Нет. Но он заставит меня смотреть на казни.
— Казни?
— Все три дня казнят осужденных за колдовство. В первый день тех, кто помогал. Прятал одержимых, прислуживал в колдовских делах. На второй — тех, в кого вошли духи. За год специально нескольких не убивают на месте, ловят, чтобы казнить в Дни Изгнания. На третий день — тех, кто смог подчинить духов. Таких немного. — Салех поморщился: — Я думаю, не всегда они даже настоящие колдуны. Но так принято.

Вспомнилась женщина, которая пыталась утихомирить одержимого — и осталась с горсткой пепла и кошельком золота, подаренным принцем. Теперь ясно стало, почему Салех тогда смотрел на Фирьял умоляюще: хотел, чтобы она не отправляла женщину на казнь. Вонг ненадолго прикрыл глаза. Для того, кому предстояло наполнить силой Пеструю плеть и показать эту силу забывшему о ней Эраншару, наследный принц был слишком мягок. Но хотя бы направлял свою жалость на тех, кто встанет на его сторону.

Салех тем временем дотянулся до чарки, осушил ее и двинул по столику, бездумно предлагая наполнить снова. Вонг поднял бровь, Салех неловко улыбнулся и налил себе сам.
Серебра в кувшине больше не было. Теперь Фирьял только притворялась, что подсыпает в вино для принца серебряную пыль. По вечерам он переодевался в то, на чем не было замкнутого контура, и с каждым днем следил за собой все лучше. Впрочем, не всегда. Предстоящая поездка принца беспокоила, и Вонг даже через столик с фигурами ощущал, как подрагивает вокруг него сила Потока.
— Раньше я не бывал в шатре султана на Светлой площади. Сперва был слишком мал, а потом Вахид сказал матушке, что не хочет, чтобы меня это… растревожило. Но теперь он написал, что я уже взрослый и должен сидеть рядом с ним. — Салех покачал головой: — Не знаю, чего он добивается. Почему так решил. Неужели что-нибудь заподозрил?
Вонг тоже взялся за свою чарку, глотнул вина — достаточно терпкого, чтобы его можно было пить без отвращения.
— Узнаем. Раз Вахид этого хочет, значит, ты посмотришь на казни.
— Тебе тоже придется, — заметил Салех. — Ты будешь со мной.
Вонг усмехнулся:
— Не забудь, что ты меня еле терпишь.
Принц помялся и не выдержал:
— Что мы будем делать?
— Что стал бы делать ты сам?
— На его стороне Лунная стража, — задумчиво сказал Салех. — Соколы и совет. Если бы было время… Тогда как в чатре. Выжидать, шаг за шагом отнимать его поля. Жертвовать фигуры, когда надо.
Сейчас он наверняка казался себе очень разумным и готовым к серьезным делам.
— Как в чатре, — повторил Вонг. Провел пальцами по краю столика с инкрустированной доской. — Мы сделаем так.
Столик тряхнуло от удара кулаком по краю, фигуры разлетелись в стороны. Красного султана Вонг поймал в воздухе и со стуком вернул на доску. Салех проводил его взглядом, пошарил глазами по ковру. Наклонился, подобрал еще одну фигуру — визиря — и поставил рядом с султаном. И поднял взгляд на Вонга:
— Как это случится?
Пока что Вонг понимал одно: действовать нужно быстро.
— Сперва я поговорю с Фирьял. Она знает то, чего не знаешь ты. Уверен, что ей можно доверять?
Салех указательным пальцем уперся в султана на доске, заставил прокрутиться вокруг своей оси.
— Она… — и улыбнулся — взрослой понимающей улыбкой: — Она ко мне привязана. Ее всегда печалило, что я проживу недолго. Сейчас она рада.
— Ей с детства промывали мозги, — возразил Вонг. — И она десять лет убивает необученных магов по приказу Совета. Это вся ее жизнь, а от прежней жизни нелегко отказаться. Даже ради тебя.
Это была не более чем издевка, но принц смутился, отвел глаза.
— Она уже отказалась. Принесла мне клятву. Я не буду оскорблять ее подозрением.
— Значит, это сделаю я.
Салех приоткрыл рот, но Вонг не дал ему даже начать:
— То, что я хочу знать, для нее будет предательством своих. Прежних своих. Либо она мне ответит… либо нет.
Салех подумал секунду — и кивнул.
По крайней мере, мешать делать что нужно он не собирался.

С Фирьял Вонг поговорил на следующий день.
На берегу озера, в котором недавно утонул летающий ковер, они сидели вдвоем, наблюдая за Салехом. Принц, в одной только длинной нижней рубахе, стоял у берега по колено в воде, чтобы не поджечь все вокруг себя. В руках он держал ожерелье истины — ту самую нитку цветных жемчужин в золотых оправах, которая будила силу во всех, кто к ней прикасался.
Фирьял отказалась отдать ожерелье для уроков принца, но позволила использовать при ней. Когда она протянула артефакт Салеху, тот замер, глядя на цветные бусины с ужасом. “Прежде чем учиться направлять Поток, научись его сдерживать”, — сказал Вонг. Салех глубоко вздохнул, но спорить не стал: сжал огненную жемчужину в ладони, шумно выдохнул, когда над кулаком взметнулся огонь. “Поток тебя слышит, — терпеливо сказал Вонг. — Просто дай ему понять, что тебе нужно”. Салех перевел на него пустой взгляд, кивнул. Сдерживать страх ты умеешь, подумал Вонг, с Потоком будет не сложнее.

Теперь Салех сопротивлялся ожерелью, жмурясь от усердия. То и дело из-под его пальцев вырывалось пламя, охватывало жемчужины, плясало над руками — и гасло снова.
— Я буду задавать тебе вопросы, — вполголоса сказал Вонг, рассеянно водя ладонью по краю хрустальной чаши. В ней плескалась вода Потока, ласково и прохладно задевала кончики пальцев. Чашу Фирьял принесла из Запретной башни. Силы в ней оказалось не слишком много, но больше, чем во всех браслетах Заль вместе взятых. Она могла пригодиться, если принц совсем потеряет контроль. — А ты мне на них ответишь. Или нет. Тебе решать.
— Хочешь узнать про то письмо?
Вонг собирался спрашивать вовсе не про письмо, но согласился:
— Для начала.
Фирьял запрокинула голову, посмотрела в небо.
— Мой отец был визирем досточтимого султана Маарифа. Он мешал совету. От него решили избавиться, обвинили в колдовстве. Он знал, что так будет, мог бежать в Далию, но отказался. Надеялся, что султан защитит его. То письмо, — она поморщилась, прищурила глаза, будто их жгло солнце, — он написал своему брату, моему дяде. Его семья жила в поместье, которое вы нашли. В письме все про то, как обстояли дела. Отец писал им уезжать. Они не успели…
— Как ты выжила? — спросил Вонг. — Я видел тела, там убивали всех. Детей тоже.
Фирьял шевельнула плечом:
— Меня помиловал султан. Если дети малы, иногда их оставляют в живых и отдают в соколятню. Учат, что их семья пошла против воли посланника и теперь они должны искупить вину. Я верила… — Она замолчала.
Ее история не слишком отличалась от истории Хумы. Только та была невольницей и ее перепродали, а Фирьял была наследницей — и ее отдали соколам. Заставили служить тем, кто убил ее родителей.
— Ты как фигура в чатре. — Вонг опустил хрустальную чашу на траву, уперся ладонями позади себя и потянулся. Разговор ему надоел: Фирьял просто подтвердила его догадки, а спросить он хотел про другое. — Кто-то сыграл партию, а тебя переставили с места на место.
В глазах Фирьял сверкнула злость.
— Я слышала, у себя в Шангри ты служил в страже. Там все — фигуры.
— Верно. И я уже не там.
Фирьял сжала губы и отвернулась. Вонг сообразил: это может быть важно.
— Много у вас таких?
— Что? — непонимающе покосилась она.
— Среди соколов. Таких как ты. Тех, кто искупает вину.
Фирьял ненадолго задумалась.
— Десятка два. Из них шестеро высоких. Тех, что с солнечными камнями.
— Что думаешь?
Теперь уточнять не понадобилось. Фирьял сощурилась:
— Нужно разговаривать.
— Назовешь мне их имена, — решил Вонг.
— Что будет с остальными?
— Они умрут.
Фирьял прикрыла глаза. Вонг ждал, попытается ли она возразить. Вместо этого она ровно спросила:
— Хочешь, чтобы я сражалась против тех, с кем служила совету?
— Тебе придется, — пожал плечами Вонг. Фирьял стиснула кулак на колене:
— Я буду охранять сиятельного принца. Никто не причинит ему вреда.
Вонг кивнул и заговорил о том, о чем собирался говорить сразу:
— Ты не хочешь с ними сражаться, но ты все равно их предашь. Мне нужно знать про ваши камни. Если не станешь отвечать, причинишь ему вред. — Он показал на Салеха. — Соколы для него опаснее всего. Если ответишь, это поможет мне их убить.
Фирьял сжала кулак сильнее, на смуглой руке побелели костяшки. Она смотрела, как Салех в очередной раз упускает свой огонь, хмурится и вновь заставляет его подчиниться. Когда пламя поникло и пропало, Фирьял поникла вместе с ним, опустила голову:
— Спрашивай.
Ты по-прежнему как фигура в чатре, подумал Вонг.

По словам Фирьял, солнечный камень собирал силу неба и отдавал тем, кто умел о ней попросить. Позволял он немного — только создавать жгучий свет или слепить и оглушать тех, кого сжигать сразу не стоило, а выпустив силу, должен был копить ее снова.
— Откуда они берутся? — спросил Вонг.
— Говорят, давным-давно небесный посланник нашел их в песках пустыни Далья. Теперь они хранятся в сокровищнице совета.
На огненные камни Потока все это походило мало. Но если артефакты соколов были связаны не с Потоком, то с чем?..
— Ну-ка дай. — Вонг потянулся к камню, вшитому в изображение соколиной головы на бело-сером кафтане Фирьял. Она перехватила его руку, гневно уставилась в лицо.
— Мне без нужды твоя грудь. — Вонг рывком выкрутил запястье, заставив ее разжать пальцы. — Я хочу узнать, на что способен твой камень.
— Много ты в этом понимаешь!
— Больше твоего.
Над озером полыхнула жаром огненная вспышка, зашипел пар: Салех отвлекся, отпустил пламя и выронил ожерелье истины. Наклонился подобрать его из воды, беспокойно глядя на них:
— Что вы делаете?
— Я хочу взглянуть на ее камень, — терпеливо пояснил Вонг. — Но могу пойти в Эльхабу, найти патруль и убить. Там есть высокие соколы?
— Это привлечет внимание, — бросила Фирьял.
— Тогда дай мне прикоснуться.
— Фирьял, — сказал Салех. Ему удалось удержаться на грани между приказом и просьбой. Соколица поджала губы. Скинула кафтан, оставшись в просторной муслиновой рубахе, сунула Вонгу:
— На, смотри.
Ее камень, золотистый и полупрозрачный, был теплым на ощупь. Он отозвался на прикосновение, как отзывались любые камни Потока — и все же не так. Он готов был отдать силу любому, кто позовет, но Вонг чувствовал: эта сила может только жечь и оглушать — как и говорила Фирьял. Раньше он уже видел что-то подобное — камень, который делает только то, для чего предназначен… Камень памяти.
Воспоминание о подвале уебка Ройнара обняло ледяным холодом, и Вонг стиснул зубы, пережидая вспышку ярости. Заставил себя думать о големах: камни памяти появились в Шангри вместе с ними, но здесь, в Эраншаре, големы ему пока не встречались. С помощью живой стали Вонг проверял всех, кого мог: Десмонд давно показал ему, что люди часто ранятся, сами того не замечая, и не тревожатся из-за мелкой ссадины или укуса насекомого. Стали достаточно было капли крови, чтобы убедиться в том, что кровь живая.
Эти мысли помогли успокоиться. Он прикрыл глаза, позвал силу солнечного камня.
— Ты не можешь!.. — вскрикнула Фирьял. Вонг отпустил камень раньше, чем в нем разгорелся обжигающий луч.
— Как видишь, могу.
— Ты колдун. Ты управляешь духами. Но в солнечном камне нет духов! Он копит силу неба.
— Как бы вы это ни звали, он похож на обычные камни Потока. Но они могут больше.
— По-твоему, соколы — все равно что колдуны?
— Высокие соколы, — поправил Вонг. — Все, кто может ими пользоваться.
Спихнул с колен ее кафтан, указал на принца, снова занятого своими упражнениями:
— Почему его не отправили в соколятню? Если совет берет тех, кого слушаются камни, он бы подошел.
Фирьял оделась, покачала головой.
— Он слишком силен. Был с самого начала. В соколятню и правда забирают детей, которые откликаются на зов ожерелья.
Вонг кивнул.
— Но он не просто откликнулся. Он загорелся, устроил вокруг себя пожар, испугался. Его пришлось лишить сознания, чтобы успокоить.
Вонг кивнул снова: Салех рассказывал то же самое.
— Мудрый Фарид, услыхав об этом, сказал: принц одержим духами огня. Про будущих соколов говорят, что на них посмотрел глаз небесный. Но если это одно и то же...
— Они просто боятся тех, кто слишком силен. — Вонгу стало скучно ждать, пока она додумается сама. — Тех, с кем они не смогут совладать. Все, кто слышит Поток, одинаковы, но одних они подчиняют, а других казнят.
Фирьял провела обеими руками по лицу, глубоко вздохнула:
— Совет заслуживает смерти.
— Они умрут, — согласился Вонг. — Расскажи про камень султана Вахида. Он такой же, как ваши?
Фирьял пожала плечами:
— Да, но султан не умеет им управлять. Его камень намолен на защиту.
— Что это значит?
— Он сожжет того, кто попытается убить султана. Ты не ранишь его ни голой рукой, ни стрелой, ни ядом, ни оружием, ни злой силой духов, ни порождением безлунной ночи.
— Что такое порождение безлунной ночи? Это не просто ругательство?
— Теперь — просто. Раньше были такие твари, не духи. Колдуны не могли с ними справиться. Говорят, они подчинялись ключнику, слышал про него?
— Слышал. Когда проезжали Истар.
Фирьял скривилась:
— Да, там до сих пор его уважают.
Вероятно, речь шла про создания бездны. Плохо: на живую сталь рассчитывать не приходилось. Но хорошо, что Вонг узнал об этом заранее.
— Значит, ни оружием, ни ядом, ни голой рукой, ни силой Потока, ни силой бездны, — повторил Вонг. — Это точные слова… молитвы?
— Да, — подумав, подтвердила Фирьял. — А что, этого мало?
— Всегда можно убить тем, — медленно сказал Вонг, — что для убийства не предназначено.

Фирьял нахмурилась, но смолчала. Вонг решил, что о камнях узнал достаточно, и принялся расспрашивать о соколах: о том, сколько их в Кусуре и в других городах Эраншара, как они охраняют совет и чем занимаются еще… Он задавал вопросы, а Фирьял отвечала до тех пор, пока Салех не выпустил ожерелье истины и не рухнул на колени прямо в воду, простонав:
— Все, не могу больше!
— Ладно. — Вонг потянулся за киличем, лежащим неподалеку, и вскочил на ноги, услышав, как кто-то с хрустом ломится через заросли. Стальная сигнальная нить, окружавшая прибрежные кусты, пропустила незваного гостя; неужели Вонг в чем-то ошибся, когда ее создавал?.. Фирьял тоже развернулась, прижала ладонь к камню на груди.
Из кустов на берег выбрался ягуар, волоча в пасти убитую газель. Уронил тушу на траву и пошел к Вонгу, чтобы поздороваться.
Фирьял улыбнулась:
— Он что, принес нам обед?
Когда появлялся зверь, ее настороженность отступала.
— Похоже на то. — Вонг оглянулся, посмотрел на бледного от усталости Салеха. Эта усталость не помешает ему обратиться к Потоку, наоборот: поможет лучше рассчитать силу. — А сиятельный принц разведет костер.

С огнем Салех справился. Фирьял занялась рогатками и вертелами, выбрав ветки покрепче, а Вонг спустил из газели кровь, подтолкнув ее силой Потока, чтобы не ждать долго, и принялся свежевать. Принц оделся, присел рядом. Глядя Вонгу под руки, с любопытством сказал:
— Ты же не мясник, но умеешь снимать шкуру. Как ты научился?
— Иногда приходилось.
Вспомнились допросы в Черном доме, их заслонил Ройнар. То, что от него осталось, когда им с Десмондом надоело возиться. Зря не закончили дело.
Вонг смахнул запястьем волосы с лица и судя по взгляду Салеха, оставил кровавый след. Бездумно призвал Поток, щеки прохладно коснулась вода и исчезла. Салех открыл и закрыл рот. Сейчас Вонг мог с легкостью угадать, о чем он думает: хочет так же запросто управляться со своим пламенем. Сегодня принц хорошо потрудился, его стоило подбодрить, так что Вонг сказал:
— Ты тоже научишься.
Лицо Салеха осветила мечтательная улыбка. Потом он вздернулся, кивнул на газель:
— Ты про это?
— Нет. Про огонь. Хотя можешь и этому, если хочешь.
— Сиятельному принцу незачем такому учиться, — подала голос Фирьял. — У него найдется кому освежевать тушу.
Салех покосился на нее, но промолчал. Подтянул к груди колени, сложил на них руки, а на руки подбородок и продолжил наблюдать за разделкой. Ягуар походил вокруг них, понюхал мясо. Забрал у Вонга из рук предложенный кусок и немедленно проглотил, но от следующего отказался. Потянулся и снова исчез в зарослях.
— Мы столько не съедим, — заметил Салех со смешком. Однако вернулся зверь уже не с газелью.

Сигнальная нить дрогнула, говоря о приближении человека. Вонг тихо сказал: “Гости”, — и распрямился. Оглядел поляну: Салех одет как должно, оружие неподалеку, а что они собираются жарить мясо без соли и приправ, предпочтя его затейливым дворцовым кушаньям, — так никто не может запретить наследному принцу делать то, чего он желает. Беспокоиться не о чем.

Кусты, окружавшие берег, затрещали, и на поляну вывалился Халиль, бесполезный наложник Салеха. Вид у него был потрепанный: перевитые драгоценными нитями волосы разлохматились, тонкие шаровары порвались на бедре, свисавший клок шелка открывал исцарапанную голую ногу. На капризном лице вместо безмятежности, присущей избалованной гаремной зверушке, застыл испуг. Следом за ним появился ягуар, легко перемахнув заросли, через которые сопляку пришлось лезть напролом.
— Он хотел меня убить! — выпалил Халиль, указывая на ягуара. Тот глянул без интереса, сел поодаль от костра и принялся облизывать лапу.
Вонг поднялся раньше, чем Салех успел сказать хоть слово.
— Тогда убил бы. Он хотел тебя поймать и поймал. Что ты здесь делал?
Халиль вытаращился на него с не меньшим ужасом, чем до того смотрел на зверя. Руки у Вонга были в крови; вставая, он не отложил нож. Этого ли испугался бляденыш — или слышал то, чего ему слышать не стоило?
— Я гулял, — заявил Халиль, тяжело дыша и переводя взгляд с Вонга на Салеха. — Я пошел в сад и забрел далеко. Заблудился.
Вонг указал ножом ему за спину и вверх, Халиль обернулся. В синее небо втыкалась Нитяная башня, возвышавшаяся над дворцом — ее было видно даже отсюда.
— Заблудился?
— Я гулял! — в голосе бляденыша появились капризные нотки. Принц слишком много ему позволяет, мельком подумал Вонг. — Он на меня выскочил, я побежал! Не знаю куда, от него!
— Успокойся, — велел Салех. — Он бы тебя не обидел.
Теперь лицо Халиля сморщилось, как будто он собирался плакать. Вонг взвесил в ладони нож, примериваясь. Салех увидел его движение, расширил глаза и еле заметно качнул головой. Глупо. Даже Фирьял понимала, что глупо: она коснулась своего камня, прицельно щурясь на наложника.
— Возвращайся во дворец, — приказал Салех. Твердость его тона явственно говорила, что приказ адресован не только Халилю: он хотел, чтобы ни Вонг, ни Фирьял мальчишку не трогали. — Здесь ты мне не нужен.
Сопляк подергал носом, глянул на костер и разделанную тушу, посмотрел на Салеха умоляюще: надеялся остаться подле него?
— Пошел вон! — повысил голос сиятельный принц. Халиль покосился на Фирьял, на Вонга, на зверя. Поклонился Салеху и отступил, опасливо пятясь. Кажется, он собирался вернуться в кусты.
— Дорога там. — Фирьял ткнула оструганной веткой в сторону заросшей тропы.

— Зря, — сказал Вонг, когда Халиль исчез из виду за деревьями вдали. — Ты не знаешь, кому он наушничает.
— Он слишком глуп для этого. — Салех, до сих пор сидевший так прямо, словно позади него была спинка трона, снова сложил голову на колени. — Это матушкин подарок. Не хочу, чтоб он умер, он меня развлекает… Просто боится твоего зверя. — Подумал секунду, улыбнулся: — И тебя.
Фирьял закатила глаза. Вонг пожал плечами и снова занялся мясом.

Больше Халиль возле озера не появлялся.

В монотонных тренировках проходил день за днем. Вонг заставлял принца бесконечно повторять самые простые действия: призвать Поток — отпустить — призвать снова. Усмирить огонь, заставить его гореть едва заметно. Ненадолго позволить вспыхнуть сильнее — и тут же погасить. То, чему кадеты в военной академии учились быстро, Салех осваивал с трудом. Удивляться было нечему: пять лет огонь Потока сжигал его изнутри, и принцу неоткуда было узнать, как подчинить свою силу. Но если он возьмет в руки Пеструю плеть, не умея отдать ей приказ, коронный артефакт выжжет его дотла и уснет вновь. Или сам обратится в пепел — если верить ключнику в том, что плеть может сгореть.

Пока Салех упражнялся, Вонг разговаривал с Фирьял — о совете, о соколах, о Лунной страже — и следил за тем, чтобы никакой соглядатай не подобрался незамеченным. Явись на берег кто из слуг или парни Фирьял, они сделали бы вид, что тренируются с саблями. Порой они действительно брались за оружие: Салеха это успокаивало.
Начиная учиться, принц обещал, что будет стараться, — и он старался. Но в конце концов ошибки сбивали его с толку и злили. Тогда Вонг кивал на его ятаган, говорил: "Хватит. Теперь ты меня поучи" — и вытаскивал из ножен килич. С клинком в руках Салех быстро приходил в себя.

"Теперь ты меня поучи". На этот нехитрый крючок принц легко попадался раз за разом. Точно так же Вонг заставил его учиться шангрийскому.
Когда он завел об этом разговор за чатрой, Салех поднял глаза к потолку, изображая страдание:
— Я и так делаю все, чего ты хочешь. Теперь еще и шангрийский? Зачем он мне? Шангри далеко.
Его грусть не вызывала сочувствия.
— Ты станешь султаном, — ровно сказал Вонг. — Тебе придется иметь дело с чужеземцами. Многие из них знают шангрийский — но не эраншарский. На что ты будешь рассчитывать? Что кто-то перескажет тебе их слова? А если он солжет или добавит от себя?
Салех нахмурился. Упрямо сказал:
— Пусть научится тот, кому я доверяю. И ты… ты ведь будешь со мной?
В его голосе проскользнула тревога.
Недолго, подумал Вонг.
— Не всегда.
— Тогда, может быть, позже? — с надеждой предложил принц. — Потом?
— Не хочешь учиться шангрийскому — научи меня эраншарскому.
Салех непонимающе хлопнул глазами:
— Ты ведь и так на нем говоришь.
Вонг подцепил кончиком пальца серьгу, показал принцу:
— Слеза Алеты. Я ее сниму, а дальше справляйся как знаешь.
Когда он положил серьгу в карман, стало не по себе: не понимать, что говорят рядом с ним, было неудобно.
Салех подумал, приложил руку к груди, назвал свое имя. То, что шло дальше, наверняка было титулом. Он ткнул в Вонга, сказал "Нивон" и еще пару слов. Вонг повторил их, взглянул вопросительно. Салех махнул рукой куда-то вдаль. Значит, "чужеземец".

Через несколько дней Вонг усвоил около сотни слов и простых выражений, большей частью приказов: дай, возьми, иди сюда, стой там, — а Салех мог сказать примерно то же самое на шангрийском. Для начала было неплохо и это. На самом деле Вонг хотел научиться читать эраншарскую вязь — с ней слеза не помогала. Об этом говорил еще сказочник Юсеф: слезы Алеты льются в уши, а не в глаза.

Сейчас уши рвали крики: в Эраншаре рты приговоренным не затыкали. “Они должны раскаяться так, чтобы все услышали”, — сказала Фирьял. На подлинное раскаяние крики не походили. Раненые животные выли и визжали бы точно так же.
Вонг покосился на зверя. Тот дергал ушами и раздувал ноздри: чуял запах крови, заливавшей доски эшафотов. Зевнул, широко открыв пасть, и Вонгу показалось, что он улыбается. Так улыбался Десмонд, глядя на то, что осталось от Ройнара, — перед тем, как оставить от него еще меньше. Так же он улыбался перед тем, как подхватить Вонга на руки и прижать к холодной стене подвала.

Для этих мыслей было не место и не время. Вонг исподтишка оглядел шатер султана: Вахид ел сладости, тихо переговариваясь с Джилан, его придворные топтались в стороне, перешептывались, косились в сторону наследного принца. Появление Салеха на праздничной казни оказалось для многих неожиданным.
На другой стороне площади в белом открытом шатре восседали мудрецы из совета, поглаживали бороды, наблюдая за работой палача. Их было восемь, и всех их можно было бы убить за несколько секунд живой сталью — как тех змей, которых выпустил в спальню Вонга евнух Гафур. Цепочка соколов, окружавшая помост с шатром, не смогла бы этому помешать. Если бы живой сталью можно было убить и Вахида тоже, Вонг бы так и сделал. Но Вахида защищал его камень, а если совет погибнет не пойми от чего, охранять султана будут куда тщательнее, чем сейчас. Его надо было убивать первым — и не прилюдно.
Вонг перевел взгляд на женщину, которую палач без спешки забивал цепом, делая по одному удару за подход. Темно-рыжие волосы, слипшиеся от крови, закрывали разбитое лицо, но тело скрыть не могли. В паху волосы тоже были рыжие, хотя в сплошном кровавом месиве этого было уже не разглядеть.
Вспомнилась Хума.

Девчонка смелела с каждым днем. Когда Вонг забирал с собой еду, отправляясь ранним утром в Каменный двор, она всякий раз пыталась настоять на том, что завтракать следует без спешки. Однажды Вонг пригрозил:
— Если хочешь кого-то опекать, я отдам тебя принцу Салеху.
Хума опустила глаза:
— Служить сиятельному принцу большая честь. Но если Хуме будет позволено остаться с господином, она будет помнить свое место.
— Чем тебе не по вкусу принц? — заинтересовался Вонг.
— Сиятельный принц еще дитя, — тихо сказала Хума, — ему нужны не слуги, а няньки... Хума больше не будет докучать господину.
— Сколько тебе лет?
Ей оказалось двадцать.

Вонга развлекали ее незатейливые хитрости и попытки вызвать доверие, но несколько раз он все-таки проследил за ней, чтобы знать, кому она что болтает. Хума ловко уворачивалась от разговоров с другими слугами о нем самом и ни о ком не говорила дурного, но порой ее замечания можно было счесть дерзкими. Это Вонга не тревожило. Она огрызалась на оскорбления, пропускала мимо ушей попытки вытянуть из нее сплетни и могла постоять за себя на кухне или в комнатах прислуги. Еще она не задавала глупых вопросов и всегда знала, где что лежит. Вонг решил, что ординарцы у него бывали хуже, чем эта служанка.
В последний день перед отъездом в Кусур Хума дала повод усомниться.

Упражнения на озере закончились раньше обычного: предстоящая поездка пугала Салеха, он срывался, злился и срывался снова. Фирьял была занята во дворце, Вонгу приходилось тратить силу на то, чтобы потушить огонь, который не мог удержать принц, и даже хрустальной чаши не хватало, чтобы быстро восполнить утраченное. Во дворец они вернулись еще до заката, злые и уставшие. “Иди на своих девок покричи”, — сквозь зубы бросил Вонг перед тем, как уйти к себе. Салех, успевший получить пару оплеух за то, что со злости повышал на Вонга голос, в этот раз промолчал, развернулся на каблуках и скрылся в своих покоях.

Зверя в спальне не было, но по дороге Вонг видел его в саду, занятого охотой, и не встревожился. Беспокоило другое: неуравновешенность принца. В Кусуре возможности незаметно упражняться не будет. В следующий раз Салех обратится к Потоку, когда возьмет в руки Пеструю плеть. Готов он к этому — или время потрачено впустую?
Вонг уронил куда попало пояс с ножнами и пошел в купальню, на ходу расстегивая кафтан.
Хума сидела в мраморной ванне, раскинув ноги по бортам. Пальцы одной руки запутались в кудрявых волосах между ног, другая теребила темный сосок, слишком крупный для маленькой груди. Голова откинута на изогнутый подголовник, глаза зажмурены, на лице — выражение мучительного удовольствия.
Она не ждала, что Вонг вернется так рано.
С минуту он стоял без движения, обдумывая, злит его наглость девчонки или веселит. Хума не замечала его присутствия: пальцы быстро двигались, искаженные дрожащей водой, гримасы сменяли одна другую. Зрелище не приносило возбуждения, но вызывало любопытство — и странным образом прогоняло бесплодную тревогу.
— Часто здесь развлекаешься? — наконец спросил Вонг.
Если бы он взорвал в купальне воздушную бомбу или обратил воду в лед, Хума не смогла бы испугаться сильнее. Она дернулась, сбросила ноги в воду, попыталась прикрыться ладонями, завозилась в ванне и встала там на колени. Теперь ее лицо выражало чистый ужас.
— Простите, господин, — пролепетала она и примерилась стукнуться лбом о борт ванны. Вонг промолчал. Хума осторожно коснулась мрамора, подняла голову. Снова сказала:
— Простите!
— Ты в чем-то виновата? — спросил Вонг. Стянул кафтан, кинул на пол рядом со сплетенным из толстых прутьев креслом. В купальне стояла влажная духота: видимо, Хума просидела в ванне долго.
— Я не должна была здесь купаться, — прошептала она. — Не должна была себя ублажать.
— Но ты это делала. — Вслед за кафтаном Вонг содрал сырую от пота рубаху и сел в кресло, чтобы снять сапоги. — Можешь продолжать.
Хума уставилась на него так, будто он снял слезу Алеты и заговорил на шангрийском.
— Что? — внутри снова шевельнулось раздражение. — Я сказал: продолжай, раз начала. Я хочу посмотреть.
Хума неловко опустилась в ванну, едва не упав набок. Она не сводила с Вонга взгляда — наверняка подозревала, что он собирается ее как-нибудь наказать, только не могла понять как. Но Вонг пока не собирался.
На память пришел случай с первым ординарцем, Рэйтаном, который тайком примерял его мундир. Что Вонг сделал бы, застань он тогда пацана живым?.. Пожалуй, разозлился бы. Он и разозлился, хотя мальчишка был уже мертв, убит оборотнем, и в злости не было никакого проку. Однако выходка Хумы его повеселила. Может быть, потому, что девчонка не наряжалась в его тряпки, а просто развлекала сама себя как могла.
— Сядь как сидела, — велел Вонг. — Покажи, что у тебя там.
Хума залилась румянцем, но отважно шепнула:
— То же, что у всех.
Вонг усмехнулся, и Хума робко улыбнулась в ответ. Тут же смутилась, опустила глаза. Развела ноги, перекинув одну через борт ванны, и снова принялась себя трогать. Плоть под ее пальцами походила на устрицу, одновременно упругую и мягкую, скользкую на вид, — но устрицы не бывали такими темно-розовыми. Впрочем, женские дырки Вонг видел не раз, и обычно они мало его интересовали — а порой вызывали отвращение.

Началось с Безумной Байбы — дети называли ее “Байба-дура”. Грязная женщина бродила по рыбному рынку нечесаная, босая, едва одетая. Она то выкрикивала невнятные оскорбления, то плакала, а то принималась задирать юбку, оголяя бледный тощий зад и крутя им на потеху зевакам.
— Это что с ней? — спросил Змейка у нового приятеля, Ската, который завербовал его в “банду” и наградил прозвищем, как только понял, что Змейка может пролезть куда угодно.
— Ебанутая, — пожал плечами Скат.
День за днем они видели Байбу в разных закоулках порта: она спала на прогретых солнцем камнях мостовой или пряталась в тенек и ела то, что выкапывала из отбросов. Иногда она забиралась рукой под юбку и остервенело там возилась.
— Что она делает? — спросил Змейка у Ската, которого к тому времени принял не столько как главаря банды, сколько как источник знаний про порт и про жизнь вообще.
— Пизду чешет, — ответил Скат так, будто это все объясняло. Змейка удивился: это он видел и сам.
— Чтобы приятно было, — добавил Скат. Стало понятнее, но ненамного. Поразмыслив, он спросил про Байбу у тетки Тамиры. Та не стала ничего пояснять, бросила:
— Не трогайте дуру несчастную, не то шкуру спущу с обоих.
Тетка Тамира часто грозилась страшными карами, но ничего хуже подзатыльников под горячую руку ни Скату, ни Змейке не доставалось. И все же Змейка буркнул “ладно” — и быстро потерял к Байбе интерес. Она стала такой же незаметной и привычной частью порта, как растянутые на просушку сети или стук лодок о столбы причалов.
Через два года, когда Змейке минуло девять, а Скату десять, и с ними уже была Мурена, Байба пропала. Несколько дней спустя прибой вынес ее тело в укромную бухту под скалами. Они втроем часто пробирались в эту бухту по воде между острыми камнями, чтобы обламывать с валунов на мелководье раковины устриц, вскрывать ножом и сразу же съедать, пока твари не сдохли. Мурена клялась, будто чувствует, как устрицы шевелятся на языке и пытаются уползти изо рта. Наевшись, они забирались на скалы по едва заметным выступам и расщелинам и прыгали с высоты в море. Важно было получше разбежаться, чтобы попасть на глубину и не расшибиться о камни.
Придя в очередной раз, они нашли на галечном берегу бледное раздутое тело в обрывках одежды. Глаза Байбы уже кто-то съел, вода обесцветила глазницы, серую кожу покрывали пятна. Свалявшиеся волосы походили на комок водорослей.
— Фу, — сказала Мурена и спряталась за Ската. — Фу, она совсем мертвая.
— Ага. Утопилась, что ли. — Скат подошел к телу, потыкал ногой бедро — теперь оно не было таким тощим, как при жизни. Мертвая плоть заколыхалась.
— Перестань! — взвизгнула Мурена. — Там черви! Она порвется, и они вылезут!
Непонятно, с чего она так решила, но Змейке что-то показалось неправильным. Он подумал, обошел труп и тоже потыкал ногой. Скат тем временем нашел палку, вздернул мокрый подол, открывая еще одну кучку спутанных волос, совсем маленькую. Змейка наконец сообразил, что его смутило.
— Если там черви, — сказал он, — так они все равно отсюда вылезут, — и указал носком сапога на межножье трупа. — Или изо рта.
Мурена скривилась и отвернулась.
— А чего ты рожу морщишь, — удивился Скат. — Ну подумаешь, пизда. У тебя тоже есть.
— У меня не такая! — вдруг обиделась Мурена. Скат засмеялся:
— Да чего там не такого!
Разозленная Мурена сощурила глаза:
— Посмотреть хочешь?
Когда они прыгали в море со скал, все трое раздевались донага и никого из них это не волновало. Но сейчас Скат подъебывал Мурену так, как это делали парни и девчонки постарше. Так что когда она задрала юбку и широко расставила ноги, Змейка заинтересовался тоже. Мурена была права: у нее между ног все было не так, как у мертвой Байбы, и так противно не выглядело. Мягкие безволосые складки казались беззащитными и вызывали непонятный стыд. Видимо, только у него, потому что Скат деловито спросил:
— Я потрогаю?
Мурена отскочила, запуталась в подоле юбки и шлепнулась на гальку. Вскрикнула:
— Не смей!
Скат пошел к ней:
— Да чего там, начали уже.
— Огребешь, — предупредил Змейка. Он видел, что Мурена шарит позади себя и вот-вот нащупает острый обломок дерева, выброшенный на берег морем. Скат остановился, почесал в затылке. Предложил:
— Ну хочешь, я тебе тоже потрогать дам?
Мурена фыркнула:
— Не хочу. Только руки марать.
Пока она возилась, поправляя одежду, Скат топтался рядом, не в силах придумать, как ее уговорить. Змейка снова отошел к трупу, побродил вокруг. Пахло сладкой гнилью, но ветер уносил эту вонь, смешивал с острым запахом водорослей и мертвых моллюсков. Ничего особенного, подумал Змейка, присел и рассмотрел провалы глазниц. Не оглядываясь спросил:
— А глаза-то ей кто выел? Миноги, что ли?
— Ты совсем ебнутый? — с досадой бросил Скат. Похоже, Змейка сбил его с мысли.

Потом дырок было еще много, но Змейка уже не трудился их разглядывать.

В первые годы службы корнету Вонгу случалось шляться по борделям с сослуживцами — не было лучшего способа понять, с кем из них можно иметь дело, чем взглянуть на то, как они пьют и покупают женщин или мальчишек. Чтобы не давать им повода задуматься, зачем ходит в бордели он сам, Вонг тоже брал кого-нибудь и уходил в отдельную комнату, когда начинали расходиться все остальные. Порой он бездумно спускал шлюхе в зад, не столько ради удовольствия, сколько чтобы избавиться от лишнего напряжения. Иногда приказывал не тревожить себя и спал час или два, не возражая против того, чтобы девка поспала тоже — только не рядом с ним. Изредка в нем просыпалось темное холодное любопытство, и он придумывал что-нибудь, чего не делал раньше: приказывал шлюхе ублажать себя у него на глазах, принуждал сделать то, что пугало ее или вызывало отвращение, — интереснее всего было угадывать, от чего ее перекосит по-настоящему, — или просто расспрашивал о пристрастиях клиентов. Ни имен, ни примет офицеров вымуштрованные девки не называли, но Вонга интересовали не сами клиенты, а только их затеи и предпочтения, глупые, опасные или жалкие. Несколько раз он ощущал слабую тень возбуждения во время таких бесед. В конце концов он оставил эту привычку: о сослуживцах он узнал все, что хотел, и наблюдать за ними больше не было нужды.

Вернуться к подобным развлечениям пришлось в Девдане. Его тогда сминало и выкручивало, как тряпку, безжалостное желание, теперь уже обретшее окончательный вид. Спускать в шлюху было бесполезно, а брать в борделе крупного парня с большим хером, чтобы под него лечь, лейтенант Вонг брезговал. При одной только мысли об этом его передергивало от отвращения. И все же он пошел в девданский бордель, сам не зная, что хочет найти, — и столкнулся там с Десмондом Рутагандой.
Не составило труда узнать, какую девку он взял. Вонг потребовал комнату, вина и прислать ее сразу же, как Рутаганда с ней закончит.
Девка пришла, кривясь от боли и усталости. Вонг подробно расспросил, что с ней делал наемник, и слушая тусклый голос, представлял себя на ее месте. Он был уверен: Рутаганда ебал эту плоскую длинноволосую блядь так, как хотел выебать его. Когда она закончила, он едва сдержал желание приказать ей раздеться и осмотреть свежие следы на ее теле, вдохнуть оставшийся на ее коже чужой запах, наверняка тяжелый и острый, похожий на звериный... Шлюха должна была подмыться, одернул себя Вонг, чтобы не думать о том, как он жалок. Поманил девку к себе, заставил наклониться над креслом. Сказал, ухватив ее за волосы и глядя в безжизненное лицо: “Если он придет и возьмет тебя снова, не вздумай рассказать обо мне. Узнаю — убью”. В том, что он и правда узнает, Вонг не сомневался.
То ли девка поняла что-то, то ли просто боялась его. Может, слышала о нем что-нибудь от других офицеров. Как только он выпустил ее и махнул, разрешая уйти, она часто закивала и убежала…

— Господин на меня не смотрит, — прошуршал голос Хумы, неожиданно разочарованный.
— Наглеешь, — заметил Вонг, и невольница опустила глаза, едва поймав его взгляд. Прошептала:
— Если господин пожелает показать, как он ласкает себя...
— Нет, — оборвал Вонг. — Продолжай.
Дрочить на виду у Хумы он не собирался. Столько раз делал это перед Десмондом, что ничьих других глаз не хотелось.
Пальцы Хумы теперь двигались быстро и коротко, не уходя в глубину, терли и теребили одно и то же место. Она снова запрокинула голову, коротко всхлипнула. Неловко дернула ногу с бортика в ванну и стиснула бедрами собственную руку. Вонг задумчиво ее разглядывал, гадая: притворяется ли она сейчас — или притворялись шлюхи в борделях, которые, ублажая себя по его приказу, кончали с содроганиями и стонами. Он бы поставил на второе. Особенно видя, как Хума ослабела, обмякла, словно готова была раствориться в воде. Она не открывала глаза, и Вонг откинул голову на спинку кресла, посмотрел в расписанный узорами потолок. Решил, что вышло неплохо: происшествие его развлекло и позволило успокоиться.

Услышав плеск, он выпрямился: Хума приходила в себя, и терпеть ее дерзость дальше было незачем.
— Смени воду. Я хочу вымыться.
Девчонка выбралась из ванны и занялась водой, опустив голову и занавесившись влажными волосами. За своей одеждой, сброшенной у двери, она не пошла, а приготовив ванну, не попыталась сбежать. Остановилась, глядя в пол, и шепотом спросила:
— Не желает ли господин, чтобы Хума помогла?
Вонг поднялся из кресла и ощутил, как наваливается душной тяжестью дневная усталость. Он мог бы позаботиться о себе сам, но мысль о том, что Хума будет к нему прикасаться, отвращения не вызывала.
— Ладно, — сказал он, распуская пояс шаровар. Уронил с себя последние тряпки и шагнул в ванну.

Помогать при купании Хума действительно умела: двигалась плавно, мыла старательно, вежливыми сдержанными прикосновениями показывала, как повернуться. Намыливая Вонгу спину и осторожно проводя размякшей от воды губкой по рубцам, оставленным кнутом сотника Адиля, она пару раз вздохнула, но смолчала. Впрочем, несколько минут спустя молчать ей надоело.
— Может быть, господин все-таки пожелает, чтобы Хума позаботилась о его удовольствии, — шелестела она, смывая пену. — Хуму многому обучили, и если бы господин разрешил…
Не вслушиваясь в ее полушепот, Вонг рассеянно думал о том, откуда в Эраншар привозят морские губки: из Шангри или с другого побережья. Рука Хумы пробралась по груди и животу в пах, легко провела по члену. На мытье это было уже не похоже. Когда Вонг смял ее пальцы в стальной ладони, губка упала в воду, а девчонка сдавленно пискнула. Тонкие косточки на ощупь показались не прочнее птичьих. Остро уколола тоска по совсем другим рукам, широким и твердым, по крепким пальцам, которых было бы не отличить от стальных, если бы сталь не была холоднее плоти.
— Я не разрешал, — сказал Вонг и разжал ладонь. Помедлив, добавил: — Мне не нравятся женщины.
— О… — растерялась Хума. — Но что же господин тогда не купил никого другого? Если ему по вкусу мальчики или мужчины иного возраста…
Вонг шевельнул рукой, и она тут же заткнулась.
— Не твое дело.
После этого девчонка больше не пыталась приставать — но закончив с мытьем, прошептала:
— Простите, господин. Хума не хотела вас разгневать.
— Не разгневала. — Вонг поднялся в ванне, принял нагретое на трубах купальни полотно, в которое здесь заворачивались после мытья. — Пока делаешь что сказано и не болтаешь, ты меня устраиваешь. Когда тебе нечем заняться, можешь делать что хочешь.
“Даже примерять твою одежду, а, Николас?”
Вонг чуть не засмеялся. Хума кланялась и не видела его лица.

За ужином, без интереса выбирая из тушеного риса с пряностями кусочки баранины, он думал о Салехе. Не было причин злиться на принца: тот старался изо всех сил и делал все, на что был сейчас способен. “Не торопись освоить все сразу, — говорил когда-то Кил, наблюдая за тренировками. — Не научившись простому, не справишься со сложным”. Сила рвалась на свободу, Поток стремился течь беспрепятственно. Кил учил сдерживать бег воды так, чтобы от этого не было плохо ни Потоку, ни кадету Вонгу.
Теперь Вонг пытался вслепую, мало что зная об аспекте огня, научить Салеха тому же.
Пришла Хума, убрала остатки ужина и отправилась к себе — Вонг отпустил ее движением руки, едва заметив.
Вместо того, чтобы задаваться вопросом, готов ли Салех взять в руки Пеструю плеть, стоило спросить, смог ли Вонг его подготовить. Служба ключника должна быть по силам, значит, Вонг должен преуспеть. Если нет — вина будет на нем.
Он прикрыл глаза, развернулся на низком диване и уперся затылком в мягкий валик. Предпочел бы устроить голову на коленях у Десмонда, но об этом бесполезно было мечтать. Он до сих пор не решил, что делать в Кусуре. Придется просить совета у отряда, они что-нибудь придумают. И сделают все за него?.. Эта мысль снова пробудила злость. Вонг открыл глаза — и увидел, как в окно запрыгивает зверь.

Даже не подойдя за лаской, ягуар отправился в свой угол и принялся умываться, беспрестанно фыркая и чихая. Вонг поднялся и пошел к нему сам, снял прилипшее к носу пушистое перо: опять он ловил птиц. Зверь ткнулся носом в ладонь и оставил кровавый след. Кровь была совсем свежей.
— Что с тобой?
Вонг присел рядом, осмотрел его нос, приподнял верхнюю губу. Показались клыки — розовые от крови. Он потянулся обеими руками, надавил на челюсть. Как заставить человека открыть рот, он знал, со зверем оказалось ненамного сложнее. Тяжелая башка недовольно дернулась, но отстраняться ягуар не стал.
Чтобы удержать его пасть открытой и вынуть из языка мелкие острые колючки, пришлось вставить между зубами стальной кулак. Теперь зверь начал сопротивляться: крутил головой, упирался в Вонга лапой и толкал. Кривые когти могли бы разорвать и ткань, и кожу, но он просто пытался отстранить неприятную помеху.
Закончив, Вонг призвал Поток. Усталость навалилась снова, но на то, чтобы исцелить ранки от шипов, силы хватило. Зверю перестало быть больно, и он тут же успокоился. Встряхнулся, снова собрался заняться умыванием. Вонг провел рукой по жесткой шерсти: колючек в ней было полно.
— Ну-ка стой, — бессмысленно велел он. — Я сам.

Можно было соединить сталь и вынудить зверя слушаться, но усталость накрывала мутной пеленой, мешала сосредоточиться. Вонг просто сидел на полу рядом с ягуаром, пропускал между пальцами шерсть и стряхивал в сторону попавшиеся колючки. Они походили на звезды размером с ноготь, острые шипы искривлялись у кончиков и держались крепко. Зверь, наверное, решил, что Вонгу захотелось его приласкать, и забыл про умывание: растянулся на ковре и тихо порыкивал от удовольствия. Перевернулся на спину, покорный рукам Вонга. Вытянул лапы, став бесконечно длинным, и позволил проверить живот. Сейчас он по-настоящему походил на Десмонда: тот мог бы развалиться так же, закинуть руки за голову и предоставить Вонгу делать что тот пожелает. Тоска сжала горло. Вонг машинально слизнул кровь с исколотых пальцев, передвинулся и принялся выбирать колючки из шерсти в паху, вокруг тяжелых тугих яиц.
Если бы Десмонд был рядом, он уже давно придумал бы, как избавиться и от султана Эраншара, и от Совета мудрых. Он не позволил бы отряду надолго задержаться в темнице, заставил бы всех сделать что нужно и отправился дальше, ни на что не злясь, ни из-за чего не теряя своего вечного благодушия и вполглаза присматривая за тем, чтобы дела шли как должно… Вонг стиснул зубы, с трудом подавил стон отчаяния. Сказал себе: ты ведь сам хотел, чтобы это закончилось. Вот оно и закончилось.

Нет, он хотел другого. Он хотел, чтобы Десмонд Рутаганда перестал обращаться с ним как с калекой. Чтобы не поглядывал то и дело: справится ли Вонг с тем, что раньше не стоило труда, сможет ли себя защитить, обойдется ли без своей силы.
Вонга задевали эти взгляды, но он скрывал и злость, и нелепую, беспричинную обиду. Уверен был: стоит ее показать, и Десмонд станет еще бережнее. Когда-то ему нравилась эта бережность, эта ласковая, неназойливая забота. Когда-то от нее дыхание застывало в горле и страшно было шевельнуться. Но тогда Вонг мог одним движением уничтожить все вокруг себя, мог посылать с неба дождь ледяных стрел и отдавать приказы морю. Когда он остался беспомощным, бессильным, как будто голым, забота превратилась в насмешку — и ничего кроме злости не вызывала. Еше сильнее злило то, что все остальное Десмонда устраивало. Он следил за тем, чтобы Вонг не попал в беду, ебал его так же часто и подолгу, как раньше, и ни о чем не тревожился.
"Пока ты со мной, мне не о чем жалеть", — сказал Десмонд, когда он отказался от короны Шангри и вместе с ней от силы Потока. Тогда эти слова успокоили и согрели. Совсем иначе они стали звучать в памяти, когда Вонг в полной мере оценил, какая судьба его ждет.
У Десмонда причин для сожалений и правда не было: его жизнь ничуть не изменилась, когда жизнь Николаса Вонга осыпалась ледяной крошкой и растаяла.
Он даже не понял, зачем Вонгу нужна была Музыка мертвых.
Давно, по дороге из дальних земель, когда ночь за ночью они ебались и разговаривали в тесной каюте корабля, идущего вниз по Жемчужной, Вонг спросил:
— К чему ты стремишься?
Глупый вопрос, но тогда и сам Десмонд задавал немало глупых вопросов. Вонг решил, что тоже может себе позволить. Десмонд усмехнулся:
— До того, как тебя встретил, иногда подумывал захватить какой-нибудь островок. Устроить там маленькое королевство.
— Теперь передумал?
— Теперь я хочу, чтобы ты был со мной, — серьезно сказал Десмонд. — А остров дело десятое.
Тогда Вонг пожал плечами: “Я и так с тобой”, — но разговор запомнил. Помнил ли о нем сам Десмонд? В пустыне он спросил: “нахрена тебе Музыка мертвых?” Чтобы подарить тебе остров, подумал Вонг. Другого способа у него теперь не было.

Вонг зажмурился, продолжая на ощупь собирать колючки. Стоило ли об этом вспоминать?.. В том, что с ним случилось, не было вины Десмонда. Но в том, что случилось с Десмондом, виноват был только он сам. Он позволил злости взять над собой верх, сделал глупость — и получил то, чего заслуживал: снова остался один, как раньше. Только раньше он не знал, что может быть иначе. Что кто-то может стоять за его спиной, позволяя на себя опереться.

Шерсть под пальцами разгладилась, ничего острого в ней больше не попадалось. Вонг еще раз проверил, проведя от головы до хвоста зверя растопыренными пальцами, как гребнем. Вытащил последнюю колючую звездочку из кончика хвоста и улегся на ковер, прикрыв глаза согнутым локтем. Ягуар потянулся, извернулся и уперся лапами ему в бедро. Выпустил когти: кривые кончики зацепили ткань шаровар, но не добрались до кожи. Втянул их, выпустил снова. Шумно вздохнул и ткнулся в бедро носом.
— Что ты делаешь? — непонимающе пробормотал Вонг. Сел, посмотрел, как сжимаются и разжимаются лапы, и вспомнил кота тетки Тамиры: тот порой так же когтил ее юбку, сидя на коленях. “Чего это он?” — спросил однажды Змейка, и Тамира улыбнулась: “Любит меня”. Увидела, что он не понял, пояснила: “Ему сейчас хорошо, тепло. Он вроде как вспоминает, как котенком был, думает, я его мамка. Молоко ищет”.
— Перестань! — прошипел Вонг, попытался отстраниться. Ягуар повел башкой следом, придвинулся снова. Когти опять дернули ткань, убрались и появились еще раз.
— Десмонд, хватит, — беспомощно сказал Вонг. Называть зверя именем человека было неправильно и нисколько не помогло. Ягуар просто скосил на него глаз и продолжил мять лапами его ногу. Вонг опустил ладонь на покатый черный лоб, почесал переносицу. От этого зверю стало только лучше, и свое занятие он не прекратил. Наоборот — стал давить настойчивее. Когти задевали кожу сквозь ткань: увлекшись, он потерял осторожность.
Легкая недолгая боль дразнила, заставляла вздрагивать и задерживать дыхание. Вонг глубоко вдохнул и медленно выдохнул, запрещая себе к ней прислушиваться. Он знал, к чему это может привести, и не хотел такого. Снова попытался отстранить ягуара, но тот шершаво лизнул исколотые колючками пальцы. Вонгу стало жарко.

Когда в двери потайного хода скрежетнул ключ, зверь перестал возиться, вскинул голову и прислушался. Лениво поднялся, потянулся и пошел в свой угол. Вонг был почти благодарен принцу: в кои-то веки тот явился вовремя.
Вместо того, чтобы начать избавляться от расшитых серебром одеяний, Салех остановился возле постели, уставился на Вонга, который так и сидел на полу посреди спальни.
— Ты не пришел играть в чатру. Еще злишься?
— Нет. — Вонг сгреб колючки стальной ладонью и встал. Показал принцу: — Было не до чатры. Он влез в какое-то дерьмо.
— А! — Салех присмотрелся. — Это рыбьи зубы. Такие кусты, у них и листья как чешуя. Сад от них чистят, но они прорастают снова. Он не поранился?
— Уже все в порядке.
— Хорошо. Я посплю у тебя. — Салех взялся за пояс халата. — В Кусуре это будет опасно. И я хочу поговорить.
Вонг ссыпал горсть шипов в курильницу. Когда принц разделся и забрался под одеяло, он сел рядом, откинулся спиной на подушки.
— Я слушаю.
— Когда мы победим… — начал Салех. Вонг оценил это “когда”, но промолчал. — Ты захочешь получить награду.
Вонг повернул голову, посмотрел на принца и кивнул — не столько соглашаясь, сколько предлагая говорить дальше. Он ждал этого разговора, но сам не начинал. Любопытно было, хватит ли Салеху ума его завести.
— Ты избавил меня от неминуемой смерти. Учишь справляться с духами… — Салех запнулся: — с Потоком.
Вонг уже не раз требовал забыть о “духах” и называть силу как должно.
— Ты собираешься отдать мне Пеструю плеть. — Салех на мгновение сжал губы: — Хотя мог бы взять себе.
Вонг усмехнулся, представив свои попытки совладать с огненным артефактом.
— Не мог бы.
Салех моргнул, но с мысли не сбился:
— И ты до сих пор не сказал, чего пожелаешь взамен.
— Верно, — снова кивнул Вонг. — Это дурной признак, запомни его. Если тот, кто тебе служит, не просит награды, значит, ждет ее от кого-то другого.
— Ты?.. — растерялся Салех.
— Хотел взглянуть, поймешь ты сам или нет. Когда станешь султаном, сделаешь меня советником.
— Визирем, — поправил Салех. — Я бы и так сделал. Это не награда.
Хорошо, что он это понимал. Плохо, что нужно было просить что-то другое. Сундук золота, поместье в Эраншаре, пыльный волшебный хлам, запертый в дворцовых башнях?..
— Ты позволишь мне искать выживших магов, — сказал Вонг. Салех нахмурился, наверняка собираясь сказать, что и это не награда. Вонг приподнял руку, показывая, что не закончил. — Перед тем, как предложить им служить тебе, я буду их расспрашивать. Столько, сколько мне понадобится, и теми способами, которыми сочту нужным. Ты в это вмешиваться не будешь.
— Ты хочешь что-то узнать или найти, — сообразил Салех. — Что?
— Ты не будешь в это вмешиваться, — повторил Вонг. — Тебя это не касается. Ни тебе, ни Эраншару это не опасно. Это мое личное дело.
— Хорошо, — сдался Салех. — Будь по-твоему.
Без его разрешения Вонг делал бы то же самое — но с разрешением будет проще.
Принц молчал. Неужели у него закончились вопросы? Вонг подождал и собрался встать.
— Нивон! — тут же окликнул Салех. — Скажи мне… я справлюсь с Пестрой плетью?
Все-таки его “когда мы победим” было бравадой. Недолго она продержалась.
— Ты можешь справиться. Если сделаешь все возможное и не будешь ни бояться, ни злиться. Тогда да.
Салех умолк снова. Вероятно, размышлял, удастся ли ему это.
— Почему ты больше не пытался меня убить? — спросил Вонг. — После змей. Некому было приказать кроме Гафура?
Вопрос отвлек принца.
— Матушка так сказала.
Вонг поднял бровь.
— Она сказала: попытайся убить его трижды. Если не получится, жди. Но не сказала, чего ждать. Откуда она знала?..
Принц задумался — по крайней мере, не о своих умениях.
Стоило спросить об этом раньше, сказал себе Вонг, поднимаясь с постели, чтобы пойти спать к зверю. Теперь он тоже хотел узнать ответ.
Стоя над Салехом, он вспомнил еще кое-что.
— Ты сообщал госпоже Джилан о том, что открылся мне и подчинил свою силу?
— Нет, — поднял глаза принц. — Я не стал писать.
— Разумно. Промолчи и при встрече.
— Почему? — растерялся Салех.
— Потому что разговор подслушать еще проще, чем прочесть письмо.
— Но ведь она бы порадовалась, — просительно сказал Салех. — Что я не умру.
— Она порадуется, когда вы сможете говорить свободно.
И когда станет ясно, чего она на самом деле хочет.

В крики, разносившиеся над Светлой площадью, врезался еще один голос. Последний из приговоренных, мужчина, растянутый вниз головой на косом кресте, до сих пор ожидал своей очереди, но теперь двое соколов-помощников готовили пилу. Поняв, что подходит его время, приговоренный забился в путах, завопил, бессвязно прося милости или смерти.
— С ним ведь даже не начали, — заметил Вонг.
— Слаб духом, — отозвалась Фирьял. — Он донес на свою сестру, что ее сын одержимый. На ту, что режут серпом. Но слишком долго решался, его самого сочли укрывателем.
Соколы протянули пилу между ног казнимого. Как только из-под зубьев брызнула кровь, он протяжно завыл. Вонг ощутил, как поджались яйца, незаметно огляделся: передернуло всех, даже досточтимый султан Вахид торопливо схватил кубок с лимонной водой. Салех совсем ссутулился, уставился на узор ковра, расстеленного на помосте. Он бы и уши заткнул, если бы мог себе позволить. Джилан Кружевница рядом с Вахидом сидела, склонив голову к плечу, и печально смотрела на эшафот. По крайней мере, крови она не боялась.

Светлая госпожа Джилан, мать наследного принца, пожелала увидеть Вонга сразу же после прибытия в Кусур. Он едва успел оглядеться в покоях — на сей раз его поселили неподалеку от Салеха. Переоделся, выпустил в сад ягуара, утомленного дорогой, и приказал Хуме разобраться с вещами и не дерзить дворцовым слугам, пока она не поймет, с кем из них не стоит связываться. Хума с трудом проглотила смешок: после развлечения в купальне она обнаглела окончательно. Вонг посмотрел на нее, девчонка торопливо поклонилась и попятилась к дверям. И чуть не столкнулась с бесшумно вошедшей девицей в голубом покрывале.
Когда девица зашептала, что светлая госпожа приглашает господина Нивона посетить Шелковый цветник, Вонг отогнал мысль о том, что двор Джилан названием похож на дорогой бордель. Шепот показался ему знакомым.
— Ты Басина? — спросил он, чтобы проверить догадку. Девица поклонилась — куда грациознее, чем Хума:
— Господин Нивон запомнил ничтожную служанку.
Если бы она молчала, узнать ее он все равно бы не смог. Сказал:
— Веди, — и пошел следом за ней по ажурным галереям и пестрым переходам дворца. Басина действительно привела его в цветник. Джилан расположилась в кругу своих девиц в просторной беседке с острой крышей, на коленях у нее лежал валик с кружевом, в руках были коклюшки: значит, она все-таки плела кружево сама. Над белыми и желтыми цветами вокруг беседки жужжали пчелы. Вонг добавил к ним стальную осу, которая на отдалении должна была превратиться в сигнальную нить. Чутье подсказывало, что Кружевница захочет говорить с глазу на глаз, и стоило присмотреть, чтобы лишних ушей поблизости не оказалось.

— Оставьте нас, девушки, — велела Джилан стайке покрывал, как только Вонг должным образом ее поприветствовал. — Поди отдохни, Михри, тебе нездоровится. Басина, возьми блюдо сладостей и отнеси старой Нинан. Остальные, займитесь своими делами. Идите.
— Может быть, позвать евнухов, госпожа? — пролепетала одна из девиц, и Джилан Кружевница взглянула на нее с ласковой укоризной:
— Учитель моего сына не причинит мне вреда, Файза.
— Но... — начала девица.
— Мне нечего стыдиться и нечего опасаться, — строже сказала Джилан. — Стыдится пусть тот, кто дурно обо мне подумает.
Файза опустила глаза, девицы отступили, пятясь и кланяясь.
Пока они шуршали и шелестели среди цветов, Джилан молчала, глядя на Вонга без улыбки, и заговорила только когда девицы удалились достаточно, чтобы не услышать ни слова.
— Тебя прислал ключник, — тихо сказала она. — Чтобы ты исполнил мое желание.
Вонгу показалось, что земля ушла из-под ног. Он ошибся? Зря потратил время на Салеха? Плеть должна взять Джилан?
— Я здесь по слову ключника, — медленно проговорил он. — Но мне неизвестно, чего желает светлая госпожа.
— Лучшей доли для моего сына, — твердо сказала Джилан. — Я хочу, чтобы он стал султаном Эраншара.
Оставалось надеяться, что Кружевница не заметила его облегчения.
— Для этого султан Вахид должен умереть.
Джилан потрогала свое кружево и вздохнула:
— Не только он. Совет мудрых не даст Салеху взять власть.
— Это сложно, — сказал Вонг. Он сам думал над задачей все последние дни. Интересно было, есть ли у нее предложения.
— Ты сможешь это сделать, — убежденно откликнулась Джилан. — Ключник сказал: придет чужеземец с глазами цвета неба и сделает то, чего я желаю. Когда я увидела тебя там, в холмах, я поняла, что ты можешь быть моим ключом. И ты появился как раз вовремя, чтобы Вахид приблизил тебя к Салеху.
— Но светлая госпожа не мешала своему сыну пытаться меня убить.
— Ключник рассказал, как тебя проверить, — безмятежно сказала Джилан. — Если бы Салех преуспел в своих попытках, это значило бы, что ты не тот, кого я жду.

— Чтобы избавиться от мудрецов, мне нужны мои товарищи, — подумав, сказал Вонг. — Пока султан Вахид держит их в Садах тоски, я буду бесполезен.
О том, что они без труда могут выйти из темницы и сами, он говорить не собирался.
Джилан задумалась. Вонг смотрел мимо нее, на пушистые белые кисти неведомого растения. Они пахли сладковатой трупной гнилью. Здесь этот запах был кстати.
— Это опасно, — вдруг сказала Джилан. Вонг вопросительно взглянул на нее. То, чего она хотела, безопасным быть не могло. Джилан рассеянно перебирала свои нитки: она все еще продолжала размышлять. Наконец заговорила снова:
— Наложница Вахида, Гузун, разродилась девочкой. Другого наследника нет. Он мог бы снова отослать Салеха в Эльхабу после Дней Изгнания и тем дать нам время…
У меня нет времени, подумал Вонг. И промолчал: в словах Джилан отчетливо слышалось “но”.
— Это мудрый Фарид нашептал ему вызвать Салеха в столицу, — зло сказала Джилан. — Совет хочет… Старики боятся, что Салех что-нибудь задумает. Могут его оговорить… тогда Вахиду придется согласиться на казнь.
Значит, Салех его послушался. Джилан не знала, что Вонг осведомлен о том, что здесь считали смертельным недугом принца, — и не собиралась рассказывать. Пускай он и был ключом, присланным ключником, доверить ему секрет сына она не рискнула.
— Если они обвинят наследного принца в заговоре, даже выдуманном, — продолжала Джилан, — все пойдет прахом. Этого нельзя допустить.
Вонг кивнул. Она переплела пальцы, крепко стиснула руки.
— Я не могу просить Вахида освободить твоих товарищей. Если он что-нибудь заподозрит, я погублю и Салеха, и себя, и тебя. Нужно придумать что-то еще. Что-то другое.
Возможно, здесь она была права: даже если ей доверял султан, у совета могло быть иное мнение. Умалчивала она только о том, что принца хотят подвести к прилюдному срыву и казнить как одержимого. Эта мысль потянула за собой другую. Довольно любопытную.
— Что меня ждет, если я убью султана? — спросил Вонг. — В обычном случае.
Джилан внимательно посмотрела на него:
— Тебя будут допрашивать, пока ты не расскажешь, кто тебя послал. Вынут кости из рук и ног, лишат глаз, языка и мужского естества, освежуют заживо и сварят в кипящем масле.
— Сразу? — уточнил Вонг. — Или будет суд?
Джилан прищурилась. Она уже поняла, к чему он клонит. На мгновение Вонгу стало не по себе: до сих пор его так же быстро понимал только Десмонд.
— Сперва ты предстанешь перед советом. Суд будет недолгим, но приговор они должны вынести лицом к лицу.
— Нужно сделать так, чтобы моих спутников судили вместе со мной.
— Это случится само. За такое деяние должна быть казнена вся твоя семья до седьмого колена, все слуги и невольники. У тебя никого нет, но с тобой осудят твоих товарищей.
И Хуму, если про нее кто-нибудь вспомнит.

Поздним вечером в садах, окружавших дворец султана, сгустилась тишина. Тьму кое-где разбавлял свет высоких фонарей, наполненных каменным маслом. Сквозь этот густой сумрак Вонг прошел вместе со зверем, слушая его движения живой сталью и доверяя ему выбирать дорогу. До Садов тоски оказалось с полчаса прогулки. По пути Вонг вспоминал не наскоро придуманный план, а короткую и бессмысленную встречу с Салехом. По принятому здесь обычаю он явился в покои принца пожелать спокойной ночи — как и прочие придворные. Салех вновь окружил себя девицами, кривил губы и отпихивал сунутые ему под нос сладости. На Вонга он бросил безразличный взгляд, процедил:
— Твоему зверю будет не с кем плодить котят. Пантера в зверинце умерла, вместо нее поймали самца. Но если желаешь…
— Взглянуть на звериную драку? — перебил Вонг, усмехаясь. — Благодарю сиятельного принца. Нет.
Салех отвернулся.
Пустой разговор показал: сопляк неплохо справляется с притворством. Несколько дней он сможет продержаться — в серебре, без чатры и без разговоров по вечерам. Потом это станет не нужно.

Подходить туда, где его могла увидеть стража, Вонг не стал. Найдя место поукромнее, убедился, что поблизости никого нет, и пробудил стальную связь с отрядом. Ягуар потоптался и лег рядом, прижавшись спиной к бедру. Его близость успокаивала.
— Объявился, — хмуро сказал на связи Бабангида.
— Снимите слезы, — быстро попросил Вонг. Его собственная серьга уже лежала в кармане кафтана.
— Готово, — вскоре откликнулся Бабангида. — Докладывай.
Раньше так приказывал сам Вонг.
— Я нашел огонь для плети.
— И что теперь делаем? — вклинилась Юлия.
— Меняем власть.
Донесся короткий смешок Вебера:
— Тебе не привыкать.
Может быть, он и не хотел задеть Вонга, но задел.
— Дайте ему сказать, — велел Бабангида. Остальные умолкли, и Вонг принялся рассказывать обо всем, что успел узнать. Он так долго повторял этот доклад сам себе, что итог получился сухим и сжатым.
— Ты уже что-то придумал, — проницательно заметил Бабангида, когда он закончил. — Что?
Когда Вонг изложил план, на связи воцарилось молчание. Он безнадежно ждал, кто первым скажет: “Это херня, теперь давайте думать”.
— А Дес? — спросила Юлия. — Он не пострадает?
— Я об этом позабочусь, — непослушными губами ответил Вонг.

Ты как фигура в чатре, — вспоминал он собственные слова на обратном пути. Он и сам был фигурой. Ключник расставил всех на своей доске и ждал, чем закончится партия. Вонг с удивлением понял, что не злится: для чего бы порождение бездны ни желало вернуть Пестрой плети ее подлинную силу, Вонг в обмен получит то, что нужно ему самому, — если справится с задачей. Промелькнула мысль: что если и Музыка мертвых в Ночном ущелье — дело рук ключника? Теперь злость уколола холодом… и утихла. Даже если так, Вонг мог послушать Десмонда и не трогать колокольчики. Никто не толкал его под руку, он все сделал сам. Винить в этом было некого.

Казни первого из Дней Изгнания подходили к концу. Давно умолк распиленный, обвисли на веревках женские тела — то, что от них осталось, — а мальчишка на колесе все не умирал. То ли зубья бороны были не слишком хорошо заточены, то ли колесо намеренно поставили высоко: борона изорвала кожу и плоть приговоренного, но до сих пор не нанесла смертельных ран. Он уже вовсе не походил на человека, но все еще жил — и кричал.
— Милости! — взвился вопль из-под эшафота. К нему присоединились другие голоса: зрелище надоело даже зевакам. Джилан наклонилась к Вахиду, сказала несколько слов. Вонг видел, куда смотрит султан: на шатер совета, где безмолвно и неподвижно сидят мудрецы. Наконец Вахид жестом подозвал гвардейца. Тот выслушал, поклонился и застучал сапогами по ступеням помоста. Мудрецы переглядывались, шевелили губами: обсуждали волю султана.
Вкоре завыли трубы. Палач остановился, повернул закрытое белой тканью лицо к шатру Вахида.
— По просьбе светлой госпожи Джилан умм Салех!.. — заорал глашатай. — Волей милосердного султана Вахида бин Маарифа, да пребудет он в тишине и спокойствии!.. Приговоренному дарована быстрая смерть!..
Называть эту смерть быстрой было поздно.
Палач поклонился в сторону Вахида и Джилан, развернулся к колесу и поднял серп. Устал он или поспешил, но движение острия вышло неловким, веер кровавых брызг запятнал подол белого одеяния. Мальчишка на колесе обмяк, над толпой пронесся тревожный вздох.
— Дурная примета. — Фирьял коснулась камня на груди, ненадолго прикрыла ладонью глаза. Этот жест повторили все остальные, даже досточтимый султан. Мудрецы на своем помосте напротив тоже спрятали лица. Салех, поднеся руку ко лбу, торопливо утер испарину.
Из-под ладони Вонг смотрел, как на эшафоте двое соколов помогают палачу снять замаранный верхний халат и облачиться в чистый.
Примета не лгала: завтра султан Вахид бин Маариф должен был умереть.

Chapter 12 Chapter Text

Глава 12: Склонитесь перед султаном Эраншара

Дверь в покои открылась от пинка. Гвардейцев было четверо, ни одного из них Вонг не знал в лицо. Двое остались в коридоре, еще двое вошли, бегло осмотрелись.
— Тебя желает видеть досточтимый султан, да пребудет он в мире и спокойствии, — безразлично сказал один. — Иди за нами.
Второй все еще оглядывался:
— Где твой зверь?
— Спит. — Вонг указал на гору подушек в углу. Оттуда высовывалась черная лапа.
— И пускай себе спит, — кивнул гвардеец. — Не мешкай. Досточтимый султан не любит ждать.
Взять с собой килич ему не дали, сказали: “Не пригодится”, — когда Вонг протянул руку к ножнам. Шагая между четырьмя черно-белыми фигурами по переходам и галереям султанского дворца, Вонг думал: не слишком похоже на почетный эскорт для представления к награде. Тем более, что эскорта быть и не должно.

Об этом рассказала Джилан. Ранним утром второго из Дней Изгнания, еще до казней, султан раздавал тайные награды: тем, кто сослужил ему службу, но кого незачем было награждать прилюдно. Получать их следовало приходить поодиночке, не сталкиваясь друг с другом. “Если Вахид о тебе забудет, я напомню, — говорила Джилан. — Ты служил недолго, но я скажу, что тебе удается смирять нрав Салеха, что он стал спокойнее и увлекся твоими уроками, тебя есть за что наградить. Так что будь готов”. Вонг решил, что возможность неплохая: если среди осужденных второго и третьего дня есть настоящие маги, они могут пригодиться. Салех начнет свое правление с того, что отменит их казнь.
“Подойдет”, — сказал он Кружевнице. Теперь он сомневался, что все идет как задумано.

— Ожидай, — велел старший из гвардейцев, когда Вонга привели в пустые покои, для ожидания и предназначенные: здесь не было ничего кроме ковров и низких диванов. Возле следующей двери стояли еще двое черно-белых. Конвой ушел и через четверть часа вернулся с Фирьял. Судя по ее лицу, она тоже не ждала от происходящего ничего хорошего.

В “тайном” приемном зале — не слишком большой комнате с узким высоким окном, сквозь которое сочились рассветные лучи, — Вахид, Салех и Джилан сидели в низких креслах возле столика. Вахид смотрел на вошедших мрачно, то и дело касался защитного амулета на груди: не доверял. Пестрая плеть обвивала его пояс, свисала железным языком с края кресла. Салех, сидевший по левую руку от него, заметно тревожился, Кружевница по правую расправляла на валике свое плетение, но не плела: ее тоже снедала тревога, хотя она скрывала это куда лучше. Не дойдя до столика нескольких шагов, Фирьял опустилась на колено, уперла кулак в пол и склонила голову. Вонг сделал то же самое. Султан шевельнул рукой, позволяя им встать, и велел гвардейцам уходить.

— Фирьял, — сказал он, когда за Лунной стражей затворились двери и затихли удаляющиеся шаги. — Разве я приказывал учить Салеха подчинять своих духов? Отвечай.
Неожиданно. Кто-то проследил или Салех случайно выдал себя сам? Вонг присмотрелся: принц покусывал нижнюю губу, прикрывал глаза, искоса бросил взгляд на Вонга — и в этом взгляде был страх, но не вина. Значит, донос.
— Досточтимый султан не давал такого приказа, — отчетливо проговорила Фирьял.
— Тогда кто? Совет мудрых? — теперь голос Вахида звучал обреченно. Он готов был чужими руками избавиться от младшего брата, но не спешил отдавать его совету на казнь. Что им руководило — жалость к мальчишке? Или он просто понимал, что казнь наследника сделает безусловную власть мудрецов в Эраншаре очевидной даже для слепых и глухих?
Так или иначе он скрыл то, о чем донес неведомый соглядатай, от всех, кроме Джилан — и причастных к проступку Салеха: поблизости не было ни соколов, ни гвардейцев, ни слуг, только черная стража Джилан замерла в отдалении. Может быть, эти невольники и эраншарский-то не понимали.
— Они хотят казнить моего сына как колдуна? Говори, соколица! — подалась вперед Джилан.
— Мне это неизвестно. — Фирьял опустила голову. Лгала она или нет? Случая безопасно поговорить с ней после прибытия в Кусур не выдалось, так что приходилось верить, что клятва, принесенная Салеху, не станет для нее пустым словом.

— А ты? — Вахид перевел взгляд на Вонга. — Разве этому ты должен был его учить?
Он даже не опасался, что Вонг скажет вслух, ради чего на самом деле султан приставил его к наследному принцу. Чего тут опасаться: Джилан не могла этого не понимать, у Салеха тем более не было сомнений. От того, что Вонг обвинит султана в намерении совершить братоубийство, ничего не изменится.
— Нет, — ровно ответил Вонг, — досточтимый султан желал от меня совсем другого.
Вахид все-таки отвел глаза. Опять вспомнилось: мягкосердечен. Смотреть на него было незачем, и Вонг посмотрел вокруг. Он рассчитывал на блюдо с угощениями, но на столике были только кувшин и три чарки. Не лучший вариант, хотя возможный. Кто же сумел проследить за уроками принца и отправился докладывать султану, а не мудрецам?.. Проскользнула мысль: не подстроил ли ключник и это, чтобы убедиться, что Вонг окажется там где нужно в нужный час. То, что султан теперь собирался не награждать его, а наказывать, значения не имело.
Джилан шевельнулась, глухо стукнули коклюшки. Вот оно.

Вонг стремительно шагнул к Джилан, упал перед ней на колено, начал говорить:
— Прошу светлую госпожу… — этого было достаточно, чтобы схватить коклюшки. Вахид не успел ничего понять, не успел даже шевельнуться: два деревянных острия глубоко вошли в оба его глаза, выдавив глазные яблоки из орбит.
Вонгу на руки брызнула теплая жижа.

Солнечный камень не защитил султана Эраншара: инструменты кружевницы для убийства не предназначались.

Заскрипело по полу кресло, перевернулся легкий столик: Вахид, умирая, нелепо дергал руками и ногами. Салех сидел, вытаращив глаза, и тяжело сглатывал. Джилан поднялась и отошла на шаг. Ее стража не шевельнулась; значит, у них был приказ не вмешиваться. Фирьял тоже стояла неподвижно.

Когда Вахид затих, Пестрая плеть со звоном упала с его пояса на пол. Пальцы Джилан Кружевницы вздрогнули, как будто она хотела сама поднять ее и отдать сыну. Она многим для этого рискнула — но трогать коронный артефакт, не имея на него прав, ей не стоило.
Вонг подобрал плеть стальной рукой. Живая сталь задрожала, едва коснувшись узорчатой рукояти, эта дрожь отдалась в костях. Мгновение Вонг ждал, что сейчас вспыхнет пламя, чтобы сжечь чужака, посягнувшего на символ власти Эраншара, — но плеть спала крепко.
С неглубоким поклоном он протянул ее растерянному Салеху — и встретился глазами с Джилан. Кружевница наклонила голову: благодарила?.. Но дело было еще не закончено.
Вонг посмотрел на принца, глазами показал на шнуровку рубахи на груди — единственный серебряный контур на его одежде, остававшийся замкнутым. Салех отмер, торопливо дернул шнурок, позволяя Потоку течь свободно, и обеими руками принял Пеструю плеть.

Ничего не произошло. Даже искры не пробежало по разноцветным железным звеньям.
Вонг позволил себе выдохнуть.

— Не дай ей проснуться сразу, — говорил он накануне утром. В Кусуре уроки ближнего боя не прерывались: кто бы ни следил за Салехом или за Вонгом, должен был доложить султану, что учитель принца делает что приказано. По утрам они встречались во внутреннем дворе покоев Салеха, выложенном бело-розовым мрамором. Принц, мрачный и злой, кое-как отбивался — немногим лучше, чем в первые дни. Когда Вонг заламывал ему руку или утыкал носом в мрамор, можно было обменяться парой слов.
— Она будет тебя звать. Ты слушай ее, но не отвечай. Сдерживай Поток.
— Почему? — спросил Салех, выждав удобного случая.
— Пусть все соберутся. Пусть начнут суд. Покажешь огонь раньше — на тебя натравят соколов. Все пойдет не так.
— Когда показать?
— Когда будет нужно.
— Как я узнаю, что пора?
— Сам решишь, — сказал Вонг ему на ухо перед тем, как уронить на плиты. — Ты ведь уже будешь султаном.

Убедившись, что самое опасное позади, Вонг обернулся на Фирьял. Она стояла, оцепенев, и смотрела то на тело Вахида, то на Салеха, крепко сжимавшего узорчатую рукоять и не выпускавшего ни языка огня. Словно он был таким же пустым, как его брат, словно плети предстояло спать и дальше. Потом она перевела непонимающий взгляд на Вонга.
— Что же ты не зовешь своих соколов? — Он указал на неподвижное тело. — Я ведь убил султана.
Соколицу он в план не посвящал: не было ни нужды, ни времени. Понимала ли она, что происходит, когда подносила к губам серебряный свисток?..

— Охраняйте его, — пришла в себя Джилан. Ничего больше она не потребовала, и ее черные стражники просто окружили Вонга.
Теперь предстояло уничтожить совет.

Пока тянулись минуты ожидания, Вонг внимательно смотрел на Салеха. Принц — нет, уже султан — прикрыл глаза и ровно, размеренно дышал. Его лицо пылало румянцем: ему сейчас было жарко, жарче, чем бывает в полдень в пустыне Далья, но он подчинял и этот жар, и Пеструю плеть, не позволял огню вырваться на свободу.
Когда вбежали соколы, когда Фирьял принялась отдавать приказания, когда Вонгу заломили руки и повели прочь от трупа Вахида, а Салех даже не повернул головы в его сторону, — Вонг решил, что доволен учеником.

Ждать пришлось еще долго. За стариками послали гонцов, из Садов тоски привели отряд, с Вонга содрали кафтан и наспех обыскали, сняли наручи с ножами, для простоты разрезав шнурки, но не стали ни раздевать дальше, ни связывать руки. Грубо, волоком притащили в светлый просторный зал суда, втолкнули в деревянную клетку, в которой не было даже скамейки: сидеть убийце султана Эраншара не полагалось. Остальных заперли в похожую клетку побольше, но у них хотя бы была скамья.
Вонг мимоходом проверил прутья, задев их стальными пальцами. Сломать будет несложно.
Вскоре в зал явился Салех в сопровождении Джилан и Фирьял. Ему кланялись — а должны были бы падать ниц. Он прошел через весь зал к трону на возвышении, украшенному резьбой и драгоценными камнями. Поднялся по ступеням, неловко сел. Устроил на коленях Пеструю плеть и замер, словно не замечал суеты вокруг. Ему попытались подать лимонную воду, но он отказался коротким движением руки. Двое соколов подошли к ступеням с намерением обеспечить Салеху бин Маарифу почетный караул, но им что-то тихо сказала Фирьял, и они безропотно отошли.

Другие соколы занимались прочими приготовлениями к суду: гвардейцев не подпустили к преступнику, не было их и в зале. Джилан наверняка заявила, что преступление слишком чудовищно, чтобы доверять охрану виновного простой страже. Может быть, им даже о смерти Вахида пока не сообщили.

— На чьей стороне будет Лунная стража? — спросил ее Вонг в Шелковом цветнике.
— Они служат Вахиду, — задумчиво сказала Джилан. — Но если он будет мертв, а совет попытается забрать власть у наследника… Они не будут рады подчиниться совету. У них давние споры.
— Какие?
— Деньги и гордость. Сейчас Лунная стража получает меньше денег из казны, чем раньше. У совета есть соколы. Старики кормят тех, кто ест у них с руки. И люди сейчас уважают стражу не так, как раньше. Знают, что сила не у них.
— Хорошо, — кивнул Вонг. — Тогда…
— Хочешь, чтобы они охраняли суд?
Вот тут Джилан ошибалась.
— Нет. Хочу, чтобы их там не было. Охраняют пусть соколы. Сколько в Кусуре высоких соколов?
— Две дюжины.
— Они будут там все?
— Половина или больше. Тех, кто будет в патруле, не успеют созвать быстро. Но они могут прийти, если суд затянется.
— Хорошо, — повторил Вонг. — Пускай.
Пускай Совет отстранит Лунную стражу от охраны, в очередной раз их этим унизив: тогда им будет проще принять то, что случится. К тому же в зале суда не выживет никто кроме Салеха, его близких и отряда. Будет лучше, если гвардии это не коснется.
— Что ж, — пожала плечами Джилан, — как пожелаешь.
Вонгу показалось, что она скрывает облегчение.

Теперь возле клетки стоял высокий сокол с солнечным камнем, вшитым в узор на кафтане, и четверо обычных, — каждый держал руку на рукояти ятагана. Один из них смотрел на Вонга с такой ненавистью, будто султан Вахид был его тайным любовником. Потребовал:
— Ты!.. Подойди.
Вонг шагнул к прутьям, решив не спорить.
— Что у тебя такое? Колдовство?! — сокол быстро сунул руку между прутьями и сорвал слезу Алеты. Вонг отшатнулся, по шее теплой струйкой побежала кровь из разорванной мочки. Ухо дергало болью, но сильнее боли была злость.
— Карим! — крикнула от трона Салеха Фирьял. — Ну-ка дай сюда.
Это Вонг понял на эраншарском, хватило нескольких уроков с Салехом. Все остальные разговоры он не поймет. Неважно; у отряда слезы не забрали.
Фирьял подошла, взяла у недовольного сокола серьгу. Осмотрела и унесла с собой, сказав ему напоследок что-то, что ему явно не понравилось.
Значит, серьга не пропадет. Удачно.
Стальная связь вздрогнула. “Справишься без языка-то?” — прошуршал в ухе шепот Юлии.
Вонг опустил голову, тихо ответил:
— Справлюсь. Теперь они тоже не поймут, что я говорю.
Карим резко бросил несколько слов. Вонг возвел глаза к небу, прижал к груди кулак — так здесь обращались к небесному глазу. Просительно проговорил:
— Что, не понимаешь меня, овцееб? Недоумок, грязь подзалупная.
Сокол что-то насмешливо сказал, махнул рукой. Видимо, сообщил, что молитвы Вонгу не помогут.
— Не понимает, — тем же тоном подытожил Вонг и услышал на связи, как Юлия давит смешок.

Тем временем в зал гуськом вошли старики из Совета мудрых в сопровождении десятка высоких соколов, направились к длинному мраморному столу, тянувшемуся напротив клеток. Одетые в светлые халаты и белые тюрбаны с драгоценными аграфами, все они походили друг на друга — жидкими длинными бородами, сморщенными смуглыми лицами, скорбно поджатыми губами. Сомнительно, что они и впрямь скорбели по Вахиду. По их мнению, от полной власти над Эраншаром их отделяло несколько часов. Сейчас они отправят Вонга на пытки, добьются подтверждения того, что братоубийство затеял Салех, порченый наследник, одержимый духами огня. Приговорят к казни обоих, а после этого избавятся и от Джилан Кружевницы. Так они должны были представлять будущее — так и представляли, судя по тому, как поблескивали глаза на морщинистых лицах, как сосредоточенно и деловито старики рассаживались. То и дело они косились на Салеха, но тревоги не выказывали. Считали, что он усмирен серебром и в том, что он подержится за плеть, большой беды не будет. Если бы кто-то из них знал, о чем шла речь в зале для тайных приемов, Фирьял не стояла бы сейчас рядом с троном, а сам Салех на нем бы не сидел.
К столу подошли совсем юные соколы, на их кафтанах еще даже соколиной головы не было. Те же, кто помогал при казнях?.. Расставили на столе кувшины и драгоценные кубки: то ли старики собирались пить за упокой Вахида, то ли их мучила жажда. Сидевший в середине мудрец — осанистый, с широкой негустой бородой, в тюрбане, украшенном простой заколкой с бледным камнем, отмахнулся от девчонки с посудой. Вытащил из-под халата и выставил на стол собственный кубок, совсем не такой роскошный. Прикидывается аскетом или опасается яда?..

Старик поднялся и заговорил. Он оказался мудрым Фаридом, которого упоминала Фирьял: имя он назвал сам, приложив руку к сердцу. Поклонился Салеху — по мнению Вонга, без должного уважения. Затем Фарид принялся говорить со скорбным лицом, то воздевая руки, то указывая на Вонга. Знакомые слова в его речи встречались редко, так что Вонг рассматривал зал суда, залитый утренним солнцем.

С первого взгляда казалось, что зал полностью белый, и все цветные пятна в нем — игра света. Чтобы понять, что в мраморной облицовке встречаются серые и голубые прожилки, нужно было присмотреться. По периметру протянулась галерея: тонкие колонны, острые арки, каменное кружево сложной резьбы. На своды арок опирался ажурный купол — деревянная сеть со стеклами в ячейках. Небесный глаз мог смотреть на суд беспрепятственно.
В тени галереи стояли через равные промежутки соколы. С полсотни человек: много, но терпимо. Высоких соколов, с солнечными камнями на груди, было двенадцать, если не считать Фирьял. Один из них охранял клетку с отрядом, еще один стоял возле клетки Вонга, остальные десять встали за спинами мудрецов.

Фирьял держалась подле Салеха. Новоявленный султан оцепенел на троне. Он так и сжимал в одной руке рукоять Пестрой плети, цепочка железных звеньев свилась кольцами у него на коленях. Плеть спала, и Салех выглядел так же мертво, как она. Ему должно было стоить большого труда не позволять ей пробудиться. Пока что он справлялся.
Рядом с ним в кресле пониже сидела Джилан Кружевница, сплетя пальцы в замок — как будто не знала, чем занять руки. Сейчас ее кружево оказалось бы не к месту. Особенно если вспомнить, от чего умер султан Вахид.

Фарид закончил свою речь — пока он говорил, то Юлия, то Вебер на связи тихо хмыкали, но переводить Вонгу не стали, — и указал в дальний темный угол зала. Вонгу было не видно, что там: соколы возле клетки загораживали обзор. На стол совета принесли то, что нашли при обыске в покоях Вонга: килич, хрустальную чашу и шкатулку Заль. Остальное барахло не сочли важным.
Двери зала суда распахнулись. Четверо невольников втащили в зал полотняные носилки с черной тушей и опустили на пол перед советом.
С носилок бессильно свалилась лапа: зверь на них был мертв. Из его глаза и шеи торчали арбалетные стрелы.

Загрохотала деревянная скамья: Бабангида и Юлия вскочили на ноги одновременно. Вонг стиснул зубы, шумно выдохнул и опустил голову, пряча глаза. Еле слышно прошептал:
— Это не он.
Живая сталь пульсировала сигналом "к атаке" от Бабангиды, но атаковать было рано.
— Это не он, — повторил Вонг. — Он жив. Я его спрятал.
Наконец он рискнул поднять глаза. Сделал вид, что утирает их запястьем, и взглянул из-под руки. Соколы, окружавшие клетку отряда, уже обнажили ятаганы. Юлия держала Бабангиду за плечо, тянула, вынуждая сесть. Прошипела на связи:
— Смотри мне! Соврешь — подыхать будешь...
— Долго, — перебил Вонг. — Я знаю.
Убедившись, что отряд не кинется в бой сразу же, он глянул в сторону трона. Салех зло щурился, прикусив губу, но все еще держался. Хорошо.
Фирьял смотрела на черную тушу хмуро, Джилан Кружевница — печально. Все они думали, что зверя, повсюду сопровождавшего Вонга, больше нет.

Два дня назад Салех в компании Фирьял, Вонга и наложника Халиля побывал в дворцовом зверинце. Там они увидели полумертвое, опоенное зельями животное, пойманное взамен умершей пантеры и запертое в железную клетку. День за днем его поили тем же, чем в Садах тоски один раз угостили Десмонда — чтобы вел себя смирно. Неудивительно, что предыдущая пантера в зверинце быстро умерла. Теперь эту тварь ожидала такая же участь. Халиль разглядывал беднягу со страхом, Салех и Фирьял — с сожалением.

Сейчас подмену не распознал никто. На это Вонг и рассчитывал.

Ягуар из зверинца, измученный медленной отравой, был вялым и сонным. Еще он был заметно меньше Десмонда, если поставить их рядом. Но соколы, которых послали обыскивать покои Вонга, обнаружили спящего зверя и убили его, уверенные, что стреляют в кого нужно.

Вонг поменял двух зверей местами глухой ночью, когда весь дворец спал. Чтобы спокойно дойти до зверинца, он взял под контроль чужую сталь. Возле ворот, ведущих в длинное каменное здание, Десмонд воспротивился, и его пришлось принуждать. В зверинце стоял густой тяжелый запах, тускло светили низкие лампы, отовсюду доносились шорохи, скрежет, поскуливание. Клетку с местным ягуаром Вонг вскрыл без труда. Вошел, пинком перевернул миску с отравленной сонным зельем водой, еще одним ударом отправил прочь за прутья еду: на всякий случай. Пленный зверь тяжело поднял голову, приоткрыл глаза — и закрыл снова. Десмонд тихо, угрожающе рыкнул. Прости, подумал Вонг, как думал уже не раз. Прости меня.
Он не разъединял сталь, пока не повесил замок на место. Потом ухватил сонного пленника за железный ошейник и повел к выходу. Вслед неслось низкое недовольное рычание Десмонда, запертого в клетке.

Хума притаилась в темноте у ворот. Вонг знал, что она здесь. Ждал, попытается сбежать или нет. Когда он взял девчонку за горло, она шевельнула губами.
— Ну? — Вонг ослабил давление, позволив ей говорить.
— Господин не любит, когда Хума задает вопросы, — прошептала она. — Хотела узнать сама. Показалось…
— Что показалось? — спросил Вонг, когда она замолчала.
— Что господин что-то задумал. Хума может помочь?
Вонг сжал пальцы чуть сильнее. Разумно было бы сломать ей шею, чтобы никому ничего не сболтнула. Попадись она страже или соколам, никуда не денется: расскажет обо всем, что видела и слышала. Хума как будто прочитала эти мысли по его лицу — и закрыла глаза. Сопротивляться она не попыталась.
— Останешься здесь, — сказал Вонг, отталкивая ее к стене. — В покои не возвращайся. Я сам за тобой приду.
Не за ней — и Хума это понимала. Покосилась в полумрак зверинца, кивнула. Облизала губы: собиралась что-то спросить. Вонг не стал ждать, отмахнулся и пошел прочь вместе с полумертвым зверем, еле-еле перебиравшим лапами.
Ответа на вопрос “а если господин не вернется?” у него все равно не было. Если он не придет, Десмонд здесь погибнет. Значит, он придет.

Мудрец Фарид небрежно помахал, сказал что-то, и носилки со зверем унесли. Видимо, мертвый ягуар никакого интереса для Совета не представлял. А вот шкатулка Заль — еще как: ближайшие к ней старики придвинулись, принялись ощупывать стенки в поисках механизма, отпирающего замок. Им придется сломать шкатулку, открыть ее они не смогут. И когда сломают, содержимое скажет им то, чего они не понимают до сих пор: что Вонг не только убийца султана, но еще и колдун. Это может их испугать.
— Пускай вскрывают, — тихо сказал Вонг, снова изображая, что утирает глаза. Бабангида вместо разговоров ответил сигналом “готовность”.

В каком порядке убивать собравшихся, они обсудили заранее: сперва соколов с камнями, затем всех остальных. Тонкие стальные иглы в нужный момент метнутся к самым опасным целям, войдут в затылок, или в глаз, или в жилу на шее. “Я могу положить всех”, — сказал Вонг, когда обсуждали план. “Возьмешь четверых, — приказал Бабангида. — Тогда не проебешься”.
Сейчас Бун и Вебер были готовы выпустить такие же иглы, чтобы достать всех высоких соколов сразу. Бабангида будет ломать клетку, Юлия — бить молниями. Если среди соколов в зале суда есть те, кто похож на Фирьял, — те, с кем она хотела говорить, — им не повезло. Здесь живых не останется.

Пока старики возились со шкатулкой, в зал вбежал один из молодых соколов. Быстро поклонился и кинулся к Фариду. Мудрец выслушал то, что парень шептал ему на ухо, косо глянул на Салеха, на Вонга. Что-то сказал, и сокол убежал снова.
Когда в зал втащили наложника Халиля — испуганного, с расплывшимся по скуле синяком, — Вонг не удивился. Вот кто донес Вахиду про тайное обучение принца. Его подарила Джилан, говорил Салех, — но побежал сопляк не к ней. На что он рассчитывал, чего просил взамен?.. Беда невелика, но Салеху будет урок.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Вонг повернул голову. Салех смотрел в упор, безмолвно спрашивал: "Пора?"
"Нет", — едва заметно качнул головой Вонг.
Если Салех покажет свою силу раньше, чем высокие соколы будут мертвы, они ударят по нему сразу же. Может быть, плеть сможет его защитить. Может быть, нет. Рисковать незачем.

Двери в зал закрыли и заперли тяжелыми засовами. Фарид как будто опасался, что Лунная стража ворвется на помощь новому султану, если Совет объявит его одержимым и прикажет схватить — или убить на месте.
Фарид произнес несколько слов, кивнул Халилю. Бляденыш торопливо заговорил. Показал на Вонга, потом на Салеха. Фарид сурово свел брови, другие мудрецы тревожно переглянулись. Вебер на связи весело заметил: "Вот же сучонок". Сокол за спиной Фарида коснулся камня на груди. Вонг быстро глянул на Фирьял: с пустым неподвижным лицом она собиралась сделать то же самое. Все-таки решилась сражаться с прежними товарищами.
— Сейчас, — сказал Вонг. В тот же миг сталь вздрогнула, принимая сигнал "в атаку". Иглы метнулись к целям.

Тела высоких соколов еще не рухнули на пол, когда Вонг рванул левой рукой замок клетки, выломал вместе с кусками деревянных прутьев. Вовремя: сокол по имени Карим, оборвавший его серьгу, уже выхватил из ножен ятаган. Вонг подставил замок под первый удар, неловкий из-за спешки. С удовольствием впечатал железный ком Кариму в лицо, ломая кости, пинком отшвырнул выпавший из его руки клинок и повернулся навстречу следующему. Кто-то выкрикивал команды, с галереи бежали остальные соколы. Большой опасности они не представляли. Вебер и Бабангида уже начали тянуть к себе железо, Бун крутился волчком, его стальные крылья развернулись и заострились, как лезвия. Вонг и не знал, что он так умеет.

По залу с треском пронеслась молния. Юлия целилась в Фарида, но тот ловко метнулся в сторону, и молния ударила в шкатулку Заль. Дерево не выдержало удара. Во все стороны полетели щепки, браслеты с мелкими камнями, золотистый сверток. Шелк развернулся в полете и осел на мраморный пол. Колокольчики беззвучно упали недалеко от Вонга. Он нырнул в сторону, уходя от взмаха клинка над головой, перекатился и подхватил Музыку мертвых.
— Почти попала, — со смешком заметила на связи Юлия.
Килич, тоже сбитый со стола ударом молнии, оказался далеко. Чтобы дойти до него, понадобилось убить еще одного сокола и забрать его ятаган. Этим ятаганом Вонг вскрыл горло следующему, у третьего лезвие застряло между ребер. Не беда: оружия в зале было много, только успевай брать, — а живых соколов оставалось все меньше. До килича Вонг добрался, получив разве что пару царапин.
— Толпу мы проредим, — сказал Бабангида. — Юля, полковник, добейте стариков. А то разбегутся.

Из восьми мудрецов в живых оставались трое. Двое пятились к галерее, Фарид стоял неподвижно и держал в руках свой невзрачный кубок. Отчетливо встало перед глазами воспоминание: “в этой чаше спит дух воды, — говорит Салех в Запретной башне, — а в этом жезле заперт дух земли…”
Юлия пустила молнию в убегавших, разряд подбросил их и приложил об стену. Фарид размахнулся и швырнул посудину в середину зала. Кубок зазвенел по мрамору, замер на месте — и начал крутиться, все быстрее и быстрее. Из него хлынула густая черная жижа, растеклась кляксой. Из жижи поднялась тварь, тоже черная, высотой в полтора человеческих роста. Кривые ноги, коренастое тело, косматая голова. Четыре когтистые руки в золотых браслетах. Из широкого рта торчат желтые клыки, круглые глаза горят огнем.
— Джанна! — вскрикнул кто-то из соколов, не успевших умереть. В его голосе звучал подлинный ужас.
— Ифрит! — выкрикнул другой.
Тварь открыла пасть, выдохнула пламя — и пошла на Вонга. Пришлось отступать.

Ифрит оказался прочным. Молнии Юлии не причиняли ему вреда: когда они попадали в угольно-черную тушу, тварь гулко хохотала, как от щекотки. Бабангида и Вебер собрали к себе все оружие убитых соколов, ощетинились железными иглами клинков — но ифрит взмахнул одной из четырех рук, и Вебер покатился к стене, рассыпая железо. Бун поднялся на крыльях к потолку зала, увернувшись от удара еще двух рук, но сделать тоже ничего не мог: от живой стали ифрит отмахивался, как от докучливых насекомых.
Вонг осознал, что так и держит в левой руке гроздь колокольчиков. Тряхнул ими — и тонкий переливчатый звон, похожий на щебет, разлился по залу, в котором уже полно было мертвых.
Они начали подниматься. Вставали залитые кровью соколы с перерезанным горлом, со сквозными ранами в груди, со свернутыми набок головами. Распрямлялись мудрецы в заляпанных кровавыми пятнами белых одеяниях — кто не мог встать, полз на четвереньках. Поднялись высокие соколы: эти казались живыми, иглы не оставили заметных следов. Когда все они двинулись на ифрита, тот зарычал, потряс кулаками, воздевая их к потолку — словно тоже молился небесному посланнику, — и бросился навстречу мертвому воинству.
Они не могли победить его, только задержать: ифрит хватал четырьмя руками по два тела за раз, яростно рвал на части, разбрасывал в стороны и принимался за следующих. Как будто мертвые тела, подвластные колокольчикам Имана Бледного, оскорбляли его одним своим видом.
Можно было перегруппироваться.
Вонг отступил к галерее, окинул взглядом зал: разбросанное оружие, кровь на белом мраморе, под столом скорчился в ужасе наложник Халиль. Оцепеневший мудрец Фарид таращится на мертвецов, Фирьял держится за свой камень, ничего с ним не делая. Джилан зажимает ладонью рот, как будто ловит собственный крик. Салех замер на троне, подавшись вперед, белые от напряжения кулаки стискивают плеть.
Чего еще ты ждешь, — подумал Вонг, — лучшего времени не будет.

Салех промедлил совсем немного: злое рыжее пламя охватило и его, и плеть, когда ифрит уже закончил с мертвецами. Фирьял оттолкнула от него Джилан, повалила на пол и упала сверху, закрывая ее от огня.
Пестрая плеть развернулась, зазвенела по мраморным ступеням, огонь взметнулся над ней сплошным полотном. Ифрит оглянулся и — Вонг отчетливо видел — заколебался, как будто задумался.
— Убей! — закричал Фарид. Это слово на эраншарском Вонг тоже уже знал.
Ифрит встряхнулся, недовольно рыкнул — и пошел на Вонга. Колокольчики ему не нравились. Пестрая плеть еще раз звякнула по полу — и притихла, слышен был только треск пламени. Салех наверняка опасался ударить по всем без разбора.
— Достаньте старика, — велел на связи Бабангида. Это было понятно и так, но Вонга не касалось: его загонял в угол ифрит. Он успел увидеть, как трещат вокруг Фарида молнии, как звенит железо, взрываются мелкие лунные бомбы: они тоже были в шкатулке, кто-то их подобрал. Фарида окружал холодный голубой свет. Этот свет лился от бледного камня в аграфе тюрбана: защита, и похоже, ледяная. Будь Вонг в силе, разбил бы ее одним ударом. Он взмахнул киличем, целя ифриту по глазам. Когтистая рука схватилась за лезвие, выдернула клинок, едва не сломав Вонгу пальцы, и отбросила в сторону. Еще одна рука сжалась на горле, когти впились в шею. Вонг сильно ударился спиной и затылком об стену, увидел над собой налитые огнем глаза. В ушах шумела кровь, в голове мутилось.
Я не могу умереть, бессмысленно подумал он, я должен вернуться к Десмонду.

Крыша зала со звоном и треском осыпалась стеклянным дождем.

Стремительная черная молния ударила в зал, приземлилась на четыре лапы и кинулась на ифрита. Вонг сполз по стене, не в силах подняться, и смотрел, как тварь и зверь катятся по полу, по разорванным телам и разбросанным ятаганам, по обломкам клеток и кровавым лужам. Зверь рвал ифрита зубами и когтями, тварь пыталась задавить его всеми четырьмя руками. Когти ягуара оделись живой сталью — сейчас зверь со сталью были заодно, хотели рвать, пронзать, убивать, — но ифрит мял его, душил и ломал. Плеть зазвенела и опять стихла. Салех не смог бы ударить по ифриту, не убив при этом ягуара, — и он не попытался. Вперед шагнула Фирьял, ее камень уже налился светом. Плотный золотой луч врезался в ледяную защиту Фарида, с треском взломал ее, разбил на осколки, тут же исчезнувшие. Старик не удержался на ногах, упал. Фирьял метнулась к нему, перемахнула стол и ударила кулаком в лицо. Другой рукой сорвала с тюрбана амулет, ударила еще раз. Стало тихо — только издалека доносился непонятный равномерный шум.

Посреди зала с глухим коротким звуком перекатился кубок ифрита. Тварь отшвырнула ягуара в сторону, рухнула возле кубка, схватила его и растеклась черной лужей. Зверь лежал неподвижно.

Вонг рывком поднялся на ноги, не чувствуя тела, и побежал. Он перепрыгивал располовиненные трупы, оскальзывался на их содержимом, зацепился каблуком за чьи-то кишки, последние шаги проехал по скользкому от крови мрамору и упал перед зверем на колени.

Из разорванного бока толчками выплескивалась кровь, в сломанной лапе виднелась кость, зверь тяжело дышал. Его глаза закатились и побелели. В ранах уже мерцала серым блеском живая сталь. “Если его ранят, она заберет все что сможет, — говорила Юлия. — Следи за ним, если не хочешь, чтобы она его съела”.
Вонг вцепился в зверя обеими руками. Понял: едва не опоздал. Сталь взяла немного, но стремилась получить все. Ягуар не мог ею управлять — и она хотела множить себя, заполнять тело, занимать место поврежденной плоти и оставаться насовсем, даже там, где хватило бы ненадолго закрыть раны, чтоб заросли сами. На связь она отзывалась неохотно, сопротивлялась, все еще пыталась взять побольше. Вонг стиснул зубы и принудил ее подчиниться. Прислушался к чужому израненному телу, к неровному току крови в жилах. Послал сталь укрепить сломанную лапу и перебитый хвост — не врастая навсегда, чтобы отступить, когда кости исцелятся. Он не замечал ничего вокруг, даже закрыл глаза, чтобы случайно не отвлечься, не упустить сталь, не отдать ей лишнего.
Сколько это длилось, он не знал.
Когда зверю стало лучше, он пошевелился и уперся передними лапами Вонгу в колени. Потянулся, выпуская когти. Вывернулся из-под рук и неторопливо встал. Вонг открыл глаза и увидел перед собой, прямо возле зверя, лоскут золотого шелка.
Золотым он уже не был: его затоптали в суматохе, на него пролилась кровь, край надорвал чей-то подкованный каблук. Вонг смотрел на шелк и чувствовал сосущую пустоту внутри.

Обрезок аксумского наряда напоминал о спокойных и радостных днях дороги из дальних земель, вниз по Жемчужной. Тогда Десмонд пришел за Вонгом, едва не отдал за него жизнь, возвратил из беспамятства и бессилия — и счастлив был уже тем, что он рядом. Счастье проступало в каждом взгляде, в каждом прикосновении, и достаточно было посмотреть на него, чтобы ощутить то же самое. Потом Вонгу казалось, что времени лучше в его жизни не было.
Теперь память об этих днях смялась, испачкалась кровью и грязью. Вонг медленно протянул руку, скомкал лоскут в кулаке и спрятал за пазуху.

Ему на плечо легко опустилась рука.
— Полковник, — позвала Юлия, присела рядом. — Ты сам-то цел?
Он поднял голову, огляделся. Зверь невозмутимо вылизывал бок, на котором уже не было раны. Вокруг собрались остальные. Они стояли тут давно, понял Вонг. Но не вмешивались, молчали, давали сделать что нужно.
Он прислушался к себе. Ощутил, как липнет к коже пропитавшаяся кровью рубаха. На правом плече и на левом боку кровили порезы от клинков, саднили следы когтей ифрита на шее, голова гудела от удара об стену, двигаться было тяжело.
— Не умру, — сипло ответил он, чувствуя, как приближается волна мягкого жара, и повернул голову.

Над ним стоял Салех бин Маариф, султан Эраншара. Пламя уже не горело вокруг него, но плеть сияла ровным спокойным светом. Салех протянул свободную руку, опустил Вонгу в ладонь слезу Алеты. Когда Вонг зажал каплю в кулаке, Салех тут же сказал:
— Хорошо, что он жив. Твой зверь.
— Да. — Вонг поднялся, опираясь на руку Юлии. Осмотрел залитый кровью, заваленный разорванными телами зал суда. На мраморе играло солнце, бившее сквозь проломленную крышу. Воняло развороченными внутренностями. Неподалеку зашевелилась черная лужа, собралась в ифрита. Он выглядел довольно потрепанным, кое-где его плоть казалась полупрозрачной из-за глубоких следов от зубов и когтей зверя. Салех развернулся, крепче сжимая плеть.
Ифрит поклонился. Распрямиться ему удалось не сразу: нижние руки уперлись в колени, с усилием толкнули тело вверх.
— Я Абдураззак, я верно служил султану Салману, величайшему из величайших. — В хриплом голосе трещало пламя. — Тому, кто владел моей чашей, я был принужден подчиняться против собственного желания. Но правителю от крови Салмана я буду верен по доброй воле.

Когда он шагнул вперед и двумя верхними руками протянул свой кубок, Салех взял подношение. Недрогнувшим голосом сказал:
— Я принимаю твою службу.
— Позволь мне укрыться в моем убежище. — Ифрит указал на кубок. — Я залечу раны и вернусь, когда позовешь.
Салех кивнул. Ифрит бросил быстрый взгляд на зверя — тот обнажил зубы и зарычал. Тварь неприятно оскалилась в ответ, втекла в кубок густой черной струей. Новоявленный султан обернулся на Вонга, и вид у него был ошарашенный.
Теперь кивнул Вонг: Салех все сделал правильно.
Кровь Салмана?.. — мелькнула отстраненная, неважная мысль. — Разве нынешняя династия пошла не от приемыша?..

С треском распахнулись двери зала, затопали по мрамору сапоги. Вот о чем говорил далекий грохот, казавшийся Вонгу призрачным: все это время Лунная стража выламывала засовы. Топот затих, послышались возгласы, звон железа. Даже не оборачиваясь, Вонг понял: вошедшие гвардейцы замерли, задние налетели на передних. Перед ними был обезображенный зал суда, останки Совета мудрых — и ошеломленный наследник с горящей плетью в руках. Уже не наследник.

Вспомнились насмешливые слова Заль: “Разве вы не должны присягнуть новому королю, господа? Даже я это знаю”.
Вонг повернулся к Лунной страже и, повысив голос, отчетливо сказал:
— Склонитесь перед султаном Эраншара.

После мгновения мертвой тишины залязгало оружие: гвардейцы опускались на колени. Салех расправил плечи и вскинул голову. Пестрая плеть в его руках пылала огнем Потока — но до подлинной силы ей было еще далеко.

Chapter 13 Chapter Text

Глава 13: Пиши, я буду диктовать

Дни после победы заполнила суета. Она началась сразу же, как только отправили гонцов к командирам Лунной стражи, а остальные гвардейцы разошлись по залу суда — осмотреть останки соколов и собрать оружие, которое придется им по вкусу, прежде чем дворцовая челядь займется уборкой. Заодно оценят силу, подвластную новому султану, решил Вонг.

Когда он вернулся к своим, Юлия обнимала зверя, а тот терся мордой о ее лицо: соскучился. Рядом присел Вебер, тоже получил свою долю внимания. Бун, как Вонг давно уже понял, терпеть не мог к кому-нибудь прикасаться, но все же коротко погладил ягуара и отступил. Бабангида потрепал зверя по голове, получив в ответ беззлобное рычание, и теперь наблюдал прищуренными глазами за тем, что происходило вокруг. Вполголоса проговорил: “Уцелел, сучонок”. Вонг обернулся и увидел, как от мраморного стола по крови и грязи ползет на коленях Халиль. Собрался сказать, что бляденыша нужно взять для наказания и казни, но не стал — это Салеху следовало решить самому. Занялся слезой Алеты: разомкнул замок и вставил ее в другое ухо, вслепую пробив отверстие стальной иглой. Короткий укол боли напомнил, как это делал Десмонд на корабле, воспоминание на миг отвлекло…
— Ты меня предал, — сказал рядом Салех. В его голосе гнев смешался с обидой. Лязгнули звенья, плеть оделась неровным пламенем и взвилась в воздух.

Удар вышел неточным. Он выбил крошку из мраморных плит, разметал останки и оставил Халиля без половины лица. На месте щеки показались зубы, их тут же залила кровь. Мальчишка завыл, упал набок, свернулся в клубок, пытаясь то ли зажать рану, то ли прикрыться.
Гвардейцы, открыв рты, смотрели на звенящую от ярости плеть.
Салех ударил еще раз.
Плеть сейчас питалась его силой, его злостью, но больше всего — страхом, который он сдерживал с начала суда.
После третьего удара тело Халиля перестало дергаться. Салех тяжело выдохнул, крепче стиснул рукоять, замахнулся снова. Как будто не видел, что предатель уже мертв.
Ему пора было успокоиться.
— Хватит, — вполголоса сказал Вонг, коснулся его плеча. — Вышло неплохо. Для первого раза — отлично.
Не стоило рассчитывать, что он сразу же сможет убить человека с одного удара. Хотя Пестрая плеть была на это способна.

Салех уронил руку. Плеть звякнула, свиваясь кольцом возле его ног, огонь теперь горел слабо, но все еще не гас.
— Я не понял, — одними губами сказал он, — как это вышло. Я… разозлился.
— Я знаю. — Вонг ненадолго сжал его плечо. — Возьми себя в руки. Ты уже умеешь.
Салех опустил голову, вдохнул так глубоко, что этот вдох был виден: дрогнули бусины в волосах, приподнялись плечи, расправилась грудь. Медленно выдохнул. Плеть потухла и вновь превратилась в цепочку разноцветных железных звеньев. Салех опоясался ею: движение вышло неловким с непривычки, но плеть легко обвила тело. Впрочем, от коронного артефакта можно было этого ждать.
Салех повернул неподвижное лицо к Вонгу:
— Что теперь?
— Теперь командиры стражи соберутся в тронный зал. Тысячники и сотники. Ты покажешься им, они поклянутся тебе в верности… Фирьял!
Она подошла, обогнув изорванную, обожженную кучу — все, что осталось от Халиля. Сунула Вонгу в руки хрустальную чашу и горсть браслетов Заль: пока остальные приходили в себя, она подбирала разлетевшуюся из шкатулки мелочь.
— Нужно заняться соколами, — сказал Вонг. — Те, кто был в патруле, скоро будут здесь.
— Что с ними делать?
— Взять живыми сколько получится. Не обязательно целыми. Высоких первым делом лишить камней. Всех отправить в Сады тоски.
Вонг посмотрел на Бабангиду. Отряду он приказывать не мог, но Бабангида согласился:
— Займемся.
— Есть те, кто может сменить сторону. С ними надо повежливее. Фирьял их покажет. Как султан подписывает указы? Должна быть печать. Где она?
— Я знаю где, — сказал Салех. Оглядел Вонга с головы до ног: — Тебе нужно умыться.
Только теперь Вонг вспомнил, что весь залит кровью.
В хрустальной чаше хватило силы, чтобы очистить от грязи боя и себя, и остальных. На порванную и разрезанную ятаганами рубаху он накинул кафтан, рассовал браслеты Заль по карманам и решил, что переоденется позже.

В комнатах покойного султана отирались сбитые с толку слуги. Они с опаской косились на зверя, пришедшего вместе с Вонгом, но проводили Салеха в кабинет Вахида. Вонг окинул взглядом стол с небольшой горкой футляров для писем и указов в углу: дел у прежнего султана было немного.
Пока он осматривался, зверь устроился поодаль на ковре, закрыл нос хвостом и задремал. Салех запер дверь, пристроил на стол кубок ифрита. Сел на низкий диван и обеими руками потер лицо.
— Я не хотел его убивать.
Вонг порылся в кармане, вытянул браслет Заль с вуалью тишины. Встал перед Салехом.
— Ты хотел. Сейчас плеть делает то, чего ты хочешь. Чтобы заставить ее делать что должно, тебе еще надо учиться.
— Она такая тяжелая, — еле слышно сказал Салех. — И горячая.
Вонг знал, о чем он говорит, — хотя вместо жара вспомнил ледяной холод короны Шангри. Помолчав, сказал:
— Ты хорошо справился. Дальше будет легче.
Не будет. Но ему предстоит через несколько дней показать свою силу на Светлой площади. Пусть верит, что это нетрудно.
Салех вскинул на него глаза — и улыбнулся.
— Значит, худшее позади?
— Увидим. Пока что найди печать. Подпишешь первые указы.
Салех поднялся и отправился к тянувшимся вдоль стен открытым шкафам темного дерева. Принялся рыться в шкатулках и ящичках, вываливать на пол свитки, драгоценные украшения, мелкое оружие.
— Еще нужно задержать секретарей всех мудрецов, — подумав, сказал Вонг.
Салех обернулся, глянул вопросительно: не понял слово.
— Писцов, — предположил Вонг. — Переписчиков.
Теперь Салех кивнул, остановился с объемистым сундучком в руках, внимательно слушая Вонга.
— Не казнить, не калечить. Не дать им сбежать или спрятаться. Обыскать все дома мудрецов, собрать все бумаги. Они правили Эраншаром из-за спины Вахида. Теперь этим заниматься некому.
Салех насупился. Он что, решил, что Вонг пытается его оскорбить?
— Ты ничего не знаешь, — сказал Вонг. — Сколько человек в Лунной страже? Сколько денег в казне? С кем Эраншар торгует — и чем? Кто следит за порядком в городах? Если одни только соколы, то у тебя будут неприятности.
С каждым его вопросом Салех мрачнел.
— Ты не должен знать все наизусть, — терпеливо сказал Вонг. — Но у тебя должны быть те, кто знает. И они должны служить тебе, а не кому-то еще.
— Откуда их взять, — пробормотал Салех. Подошел к столу, поставил на край сундучок, который держал в руках. Откинул крышку. Вонг заглянул: там оказались шкатулки. Салех принялся вытаскивать их и открывать одну за другой.
— Печать! — с облегчением воскликнул он, открыв третью. В первых двух лежали скрученные кольцами витые шнуры — такие же, как носил на голове султан, но других цветов.
— И знаки различия. — Вонг подцепил один. — Ты знаешь, что они значат?
Салех взглянул на пестрые кольца, взял их горстью. Они развернулись, путаясь концами.
— Это знаки визирей. У отца был свой совет, а мудрецы тогда занимались только небесными делами. Но Вахид отдал им все. У него не было других советников…
Он вытянул из связки черный с золотом шнур, посмотрел на него и поднял глаза на Вонга. Протянул на открытой ладони:
— Это твой. Первого визиря. Главного над всеми.
Вонг взял шнур, пропустил через пальцы.
— Как его носить?
— На голове. Или можно приколоть на плечо.
Вонг намотал шнур на запястье:
— Потом. Сейчас пиши, я буду диктовать.
— Нужен сургуч. — Салех снова заглянул в сундучок. — Может быть, здесь…
Вонг вынул из шкатулки печать и осмотрел ее. В резьбе остались следы сургуча, но когда-то печать предназначалась не для этого.
— Не нужен.

Когда Салех дописал указ о помиловании одержимых и колдунов, осужденных советом, Вонг начал диктовать следующий. Совет мудрецов объявлялся в нем заговорщиками, которые пытались, прикрываясь небесным учением, отнять у султана законную власть над Эраншаром. После безвременной гибели досточтимого Вахида наследный принц Салех стал истинным повелителем Пестрой плети, пробудил ее силу и принес возмездие виновным...
Салех отвлекся, поднял глаза.
— Что? — спросил Вонг. Салех качнул головой, слабо улыбнулся и снова принялся писать.
Всем соколам посланника, исполнявшим преступные приказы совета, надлежало сдаться ближайшему отряду Лунной стражи. Тогда у них оставалась надежда сохранить жизнь — и поклясться в верности султану Салеху бин Маарифу, владыке Эраншара и повелителю Пестрой плети.
— Они откажутся, — вздохнул Салех, выводя строчки эраншарской вязи.
— А буде они откажутся, — продолжил Вонг, — считать их преступниками вне закона, которых любой на то способный может убить на месте. Когда же он предъявит Лунной страже свидетельства того, что убил сокола, а не честного жителя Эраншара, то получит за это награду.

Отворилась дверь, в кабинет вошла Джилан. У нее не было случая поговорить с сыном с тех пор, как все началось. Может быть, она надеялась застать его одного.
Салех вскочил, Вонг поднялся с края стола, на который присел, пока диктовал, рассеял тихую защиту и убрал браслет. Джилан поклонилась. С улыбкой сказала:
— Досточтимый султан.
— Матушка! — Салех торопливо подошел к ней и замер. Хотел обнять, но смутился? Джилан взяла его за плечи, погладила по щеке. Они были одного роста, но Салех наклонил голову, чтобы ей было удобнее.
Вонг перевел взгляд на исписанные непонятной вязью листы и подумал, что Джилан должна быть довольна. Ее сын получил Эраншар и долгую жизнь вместо скорой смерти от собственной силы или мучительной казни по приговору мудрецов. Ради этого она даже сговорилась с ключником. Любопытно, чем ей пришлось заплатить.

— Тебя уже ждет в тронном зале Лунная стража, — сообщила Джилан. Отстранилась, взглянула на Вонга: — Салех… ты многим обязан своему учителю и его спутникам. Они заслужили награду.
Вонг приложил руку к сердцу и слегка поклонился:
— Светлая госпожа слишком добра ко мне.
Взгляд Джилан зацепился за черно-золотой шнур, намотанный на запястье.
— Нивон принял пост первого визиря, — сообщил Салех. — И он получит награду, матушка, и остальные тоже. Я об этом не забыл.
На лице Джилан промелькнуло недоумение. Она как будто не ждала, что он способен о чем-нибудь позаботиться сам.
— Светлая госпожа Джилан права, нужно идти, — сказал Вонг. — Но сперва печати.

Мать нового султана Эраншара молча смотрела, как ее сын призывает Поток. Печать наполнилась огненным жаром, Салех прижал ее к бумаге под первым своим указом — о помиловании будущих магов. Повторил со следующим — о поимке магов прежних, порченых небесным учением. Отпустил огонь, взглянул на пылающий узор под строчками и решительно поднялся:
— Идем.

— Сколько должен длиться траур по султану? — спросил Вонг у Джилан по дороге к тронному залу.
— От шести до тридцати дней. — Она еле заметно улыбнулась. — Как решит преемник. Когда скончался султан Маариф, Вахид объявил тридцать дней скорби. Но тогда был мор.
— Дюжины хватит, — подумав, сказал Вонг Салеху. — За это время ты возьмешь Эраншар под свою руку. Когда дни скорби закончатся, выйдешь на Светлую площадь и покажешь всем, что Пестрая плеть обрела подлинную силу.
Салех кивнул — и дворцовые слуги распахнули перед ним двери тронного зала.

С Лунной стражей обошлось без неожиданностей. Тысячники и сотники с уважением смотрели на тлеющую в руках нового султана плеть и наверняка уже обдумывали, какую силу получат теперь, когда соколам посланника не стало места в Эраншаре. Салех назначил на следующий день военный совет, на котором командирам предстояло доложить о том, как обстоят дела в гвардии. По их взглядам Вонг понял: они не ждут, что султан будет вникать в эти дела по-настоящему. Значит, на совете узнают, что ошибались.

Когда Салех отпустил их, рядом бесшумно возник Инсар, его личный слуга: султану следовало одеться должным образом.
— Пускай досточтимый султан пришлет за мной, когда закончит, — сказал Вонг. У него тоже были дела.

Зверь отправился следом. Никакая сталь его не сдерживала, и он стелился по садовым дорожкам, нырял в цветущие заросли, появлялся снова, отряхиваясь от лепестков. Вонг не сразу понял, что улыбается, глядя на него. Двору Салеха придется привыкнуть к тому, что ягуар первого визиря будет разгуливать без цепочки.
Он проводил Вонга до зверинца, но внутрь не пошел — отстал и скрылся в кустах. Вонг не мог его за это винить.
В полутьме и вони зверинца Хума тоненько вскрикнула, кинулась навстречу. Вонг поднял руку: показалось, что девчонка готова повиснуть на шее, — но она упала на колени.
— Господин Нивон!.. Простите, господин Нивон!
— Встань. Что случилось?
Хума подняла на него взгляд:
— Ваш зверь…
— С ним все в порядке. — Вонг глянул на клетку. Замок валялся рядом. — Это ты его выпустила?
У Хумы покатились слезы.
— Он беспокоился, — всхлипнула она. — Сперва просто рычал и грыз прутья, потом стал на них бросаться. Давил головой, бился грудью. Он мог пораниться или сломать себе что-нибудь. Или застрять. Или…

Или опоздать.
Девчонка боялась зверя, в покоях обходила его по широкой дуге. Но ей хватило храбрости подойти к клетке, когда он разозлился, и снять замок. Если бы она этого не сделала, все сложилось бы намного хуже.

— Встань, — повторил Вонг. Подождал, пока Хума неловко поднималась и утирала запястьем слезы. — Когда я буду отсюда уходить, получишь свободу.
Хума хлопнула глазами, недоверчиво уставилась на него — и забыла о вежливости:
— Значит, у вас все получилось? Все хорошо?
— Да. Пойдем. В покоях был обыск, наведешь там порядок.
Хума закивала, торопливо вытерла лицо рукавом.
— И если кто-то будет тебе мешать, — добавил Вонг, — или попытается приказывать, посылай всех нахер. Всех, кроме султана Салеха и Джилан Кружевницы. — Он поднял руку, показал шнур: — Говори, что служишь первому визирю Эраншара.
Хума охнула и прижала пальцы к губам. Под пальцами расползалась улыбка.

Зверь двинулся навстречу, как только они вышли из зверинца. Хума вздрогнула, но не отступила. Зверь сел напротив нее, склонил голову набок и как будто ждал, рискнет ли она прикоснуться. Ни Салеху, ни Фирьял он не позволял подобного, хотя спокойно терпел их присутствие. Вонг в очередной раз задумался: что он способен понять, сколько может запомнить?.. Хума набралась храбрости, осторожно коснулась головы ягуара, погладила — и отвела ладонь так неторопливо, что ясно было: предпочла бы отдернуть побыстрее. Взглянула на нее и охнула.
— Что? — Вонг посмотрел, как с ее ладони осыпается сухая бурая пыль, запустил пальцы в шерсть на загривке… Зверь был с головы до хвоста в засохшей крови. Черная шерсть хорошо это скрывала.
— Он ранен? — встревожилась Хума.
— Был. Уже нет.
Хрустальная чаша осталась у Фирьял: Вонг велел отослать ее в свои покои. Пришлось обеими руками лохматить шерсть ягуара, поднимая вокруг него облако кровавой пыли. Наконец зверь вывернулся из рук, встряхнулся и направился в сторону дворца.
— Раз ты его больше не боишься, — сказал Вонг и увидел, как Хума сглатывает, — будешь за ним присматривать, когда я занят. Видишь, он тебя запомнил. Может быть, послушается. Если нет, то нет.
Хума помолчала. Неуверенно проговорила — и она была первой, кому пришло в голову об этом спросить:
— Тогда Хуме следует знать, как к нему обращаться?..
Слышать, как кто-то называет зверя именем Десмонда, не хотелось. Коротким — тем, что для друзей, — тем более.
— Зверю не нужно имя, — сказал Вонг. — Но если хочешь с ним говорить, можешь звать его “уважаемый”.

В покоях все было перевернуто после обыска, на коврах остался кровавый след от туши убитого соколами ягуара. Зверь подозрительно и неприязненно обнюхал этот след, обошел стороной свою груду подушек (“Заменить”, — приказал Вонг) и отправился спать на постель.
Оружие Вонга, которое Фирьял собрала в зале суда, уже принесли и сложили на столе. Вонг бросил наручи с ножами Хуме, чтобы она поменяла разрезанную шнуровку, и принялся переодеваться в простой черный кафтан: теперь в серебряной вышивке не было нужды. От одежды, которую отряд когда-то носил как парадную, этот кафтан отличался только кроем.

— Господину нужно закрепить знак визиря, — заметила девчонка, помогая зашнуровать наручи. — Хума знает как.
— Откуда? — покосился на нее Вонг.
Хума улыбнулась — лукаво и слегка смущенно:
— Хозяйка... Они с хозяином иногда так забавлялись. Она надевала мужское платье, украшала себя как мужчину. Показывала нам рисунки, как ее одевать. Как будто она визирь...
— А он султан, — закончил Вонг. — Разве это не кощунство?
Хума хихикнула: как-то ей удалось понять, что он спрашивает не всерьез.
— Никто ведь не знал.

Тонкие булавки с золотыми головками потерялись в черно-золотом плетении, шнур улегся на плече сложной петлей, как аксельбант.
— Господин такой красивый, — пробормотала Хума, отступая.
— Ты уже говорила, — отмахнулся Вонг. — Хватит.
Подобное он был согласен слушать только от Десмонда.

Закончила Хума вовремя: за Вонгом явился гвардеец Лунной стражи. Теперь Вонг узнал его: этот же гвардеец вместе с другими тремя сопровождал его ранним утром к Вахиду. Он был и в тронном зале, когда Салех вышел к командирам, но больше смотрел на Джилан Кружевницу, чем на султана.
— Имя, звание, — потребовал Вонг.
— Мансур бин Маджид. Тысячник Лунной стражи, командир личной охраны досточтимого султана.
В тоне гвардейца должная почтительность смешивалась с наглостью. Вероятно, он считал, что оказывает Вонгу честь, сопровождая его лично.
— Султана Вахида ты охранял плохо, — равнодушно сказал Вонг. — Не знаю, сможет ли досточтимый султан Салех тебе доверять.
Гвардеец смолчал, но Вонг видел, что это стоило ему труда: челюсть напряглась, зубы сжались. Это не имело значения. Охрану Салеха все равно нужно было сменить.

У дверей покоев Мансур небрежно поклонился и следом не пошел. Тем лучше: если при Салехе нет чужих, можно будет говорить без церемоний.
Досточтимый султан успел не только переодеться, но и получить обед: он расхаживал по своим покоям с недоеденным кебабом в руках, роняя крошки тягучего тонкого хлеба на роскошные красно-золотые одежды. На волосах красовался крученый золотой шнур, в косицах постукивали друг об друга драгоценные бусины. Салех махнул на столик с угощениями:
— Ешь.
Вонг подхватил с блюда такой же кебаб. Есть на ходу, не устраиваясь на подушках и не растягивая трапезу на несколько часов, Салех научился у него. Это было удобно — берегло время.
— Зря обедаешь, — сказал Вонг, прожевав щедро сдобренное пряностями мясо. — Сейчас пойдем в Сады тоски. Смотри, чтобы еда назад не вернулась.
По четверым казненным накануне видно было, что перед казнью их пытали. Магам вряд ли пришлось легче. Салеху это зрелище не понравится.
Тот подобрал вышитое полотно, утер рот.
— В Сады тоски? Зачем?
— Маги, — невнятно ответил Вонг, успевший откусить снова. Быстро проглотил кусок: есть действительно хотелось. — Они станут твоей опорой, второй после Лунной стражи. Ты их помиловал — объяви им об этом сам. Заодно посмотрим, что они такое.
— Я пойду с вами, — сказала Фирьял. Она не ела, стояла у стены — уже не в пестрой одежде соколов, а в невзрачных тряпках мужского кроя.
— Она не хочет брать шнур визиря, — пожаловался Салех. Фирьял наклонила голову, подтверждая.
— Почему? — с любопытством спросил Вонг.
— Я не гожусь давать советы, — ровно проговорила Фирьял. — Все, что я знала от своих учителей, было ложью, а того, что нужно султану, я не знаю. Я могу только охранять его днем и ночью, об этом и прошу.
Вонг пожал плечами:
— Она права. А тебе нужна охрана, в которой ты не будешь сомневаться.
Лицо Фирьял просветлело — и померкло снова.
— У меня теперь нет никакого звания.
Вот почему она была так одета: форму соколов она сняла, а другой ей не полагалось.
Вонг взглянул на Салеха:
— Если ты не можешь держать ее при себе без звания, пусть ее возьмут в стражу.
— В Лунную стражу не берут женщин, — возразила Фирьял, прежде чем тот нашелся с ответом.
— Не брали, — поправил Вонг.
Почему-то вспомнилась Кири Левен — но воспоминание тут же ускользнуло.

Пока он доедал свой кебаб, Фирьял рассказала, что Джилан Кружевница уже раздала нужные указания: во все города Эраншара поскакали гонцы, на всех площадях Кусура глашатаи читали первые указы султана Салеха и объявляли дни скорби по султану Вахиду. Удачно, решил Вонг. Если Джилан пока возьмет в свои руки канцелярию султана, как бы она здесь ни называлась, — одной заботой станет меньше.
Тем временем Салех залпом осушил чарку с вином, похлопал крышками шкатулок и сундучков, запихал в карман блеснувшую горсть не пойми чего — решил взять с собой деньги?.. Нет, это были не монеты.
— Что соколы? — рассеянно спросил Вонг.
— Я описала тех, с кем стоит говорить. Твои люди сказали, дальше сами разберутся.
— Они не… Я им не командир.
— Это я поняла, — кивнула Фирьял.

В Садах тоски султана встретил сотник Адиль с десятком гвардейцев, проводил до подземных темниц — сырых темных нор вроде той, в которой держали Вонга. По пути он пару раз косился так, будто хотел заговорить, но Вонг смотрел мимо: сейчас было не до Адиля.

Настоящих магов среди осужденных оказалось немного.
Мальчишка, у которого накануне казнили мать и дядю-доносчика, разрыдался, узнав, что не умрет, и выпустил воздушный вихрь, едва с него сняли серебро. Утихомиривать его пришлось Фирьял: Вонг берег силу на случай посерьезнее и вмешиваться не стал.
Еще одна одержимая, девочка лет двенадцати, безмолвно таращилась то на Салеха, то на Вонга, попыталась увернуться от Фирьял, снимавшей оковы, а потом забилась в угол и подожгла вокруг себя вонючую сырую солому. Слабый и непрочный огненный барьер не мог причинить вреда ни Вонгу, ни Фирьял, но Салех сказал “подождите” и шагнул в пламя. За треском горящей соломы его шепота было не слышно, но вскоре огонь погас. Оказалось, что досточтимый султан стоит перед девчонкой на одном колене и держит ее за руку. Фирьял поморщилась, Вонг усмехнулся. Салех едва начал учиться сам, но уже нашел повод научить кого-нибудь еще. Он шепнул что-то девчонке, поднялся, подошел к Вонгу:
— Она успокоилась. Что теперь?
— Пока что им нужно снова в серебро. Поселить под охраной. Отпускать нельзя, они повредят сами себе. Надо найти того, кто будет за ними смотреть.
И учить — но об этом Вонг пока не хотел даже думать. У него не было времени на других неопытных магов.
— Заковать обратно? — с сомнением спросила Фирьял.
— Нет. — Салех пошарил в кармане, вынул горсть серебряного барахла. Вот что он брал с собой из покоев. Вонг одобрительно кивнул: султан подумал о том, о чем забыли остальные.
— Я сам им объясню, — твердо сказал Салех. — Обоим. Пусть приведут мальчика.

Дети слушали султана, приоткрыв рты. Не зря он так роскошно нарядился: теперь блеск его золотой вышивки завораживал одержимых, как дудочка — змей, а сочувствие в голосе располагало верить каждому слову. Вероятно, подлинное: Салех совсем недавно был таким же, как они. Дети согласились надеть серебро, и их отправили в дом получше — здесь же, в Садах тоски.
— Нужно придумать быстро, — сказал Салех, провожая их взглядом. — Серебро... — и покачал головой. Вонг кивнул снова: чем меньше будущие маги будут его терпеть, тем лучше для них.

Последней была женщина, грузная и немолодая. Она совершенно обезумела от пыток, но даже в безумии крепко держала своих “духов”. Как только ее Поток освободился, Вонг понял: она могла бы похоронить их всех в этом подземелье под грудой камней и песка. Или хотя бы попытаться. Но женщина только раскачивалась из стороны в сторону, баюкая на груди искалеченные руки.
— Я могу ей помочь? — спросил Салех. Он слегка побледнел от того, что уже успел увидеть в темнице, но держался стойко.
— Отдать лекарям, — пожал плечами Вонг. — Огонь не лечит.
— А ты?
— Могу успокоить боль.
— Так успокой, — приказал Салех. Спорить было незачем: Вонг сам посоветовал ему оказать магам милость. Вот он и оказывал — как считал нужным.

Когда руки женщины перестали причинять ей страдания, она взглянула на присевшего рядом Вонга глубокими, совершенно черными глазами и неожиданно внятно проговорила:
— Небо обрушилось на землю, но земля его выдержит.
Вонг решил, что разговаривать с ней бесполезно, и собрался встать.
— Дильбара, — сказала женщина так же отчетливо, — меня зовут Дильбара. Через три ночи мой разум вернется. Тогда приходи ко мне в дом, мальчик с водой, и мальчик с огнем пускай приходит тоже.
Вряд ли она понимала, что говорит с досточтимым султаном Эраншара и его первым визирем.

Остальные были безнадежны — как маги. У четверых одержимых едва хватило бы силы пользоваться камнями, родись они в Шангри. Осужденные за подчинение духов и колдовство — те, кого ждали на третий день казней котлы с маслом, — и вовсе не смогли бы ни услышать Поток, ни позвать.
Они-то и стали самой ценной из находок.
Некоторые попались соколам случайно, по доносам и наветам, но с троими совет сводил личные счеты. Все трое — старик, в далеком прошлом ведавший казной султана Маарифа, средних лет богатый купец, знавший всех и вся в Эраншаре, и нестарый еще торговец лошадьми, поставлявший скакунов Лунной страже, — готовы были служить Салеху так, как он того пожелает. Всем нужно было лечение, но скорая смерть не грозила никому: варить приговоренных в кипящем масле мудрецы предпочитали относительно целыми.
Вонг приказал с почетом доставить их по домам и послать к ним дворцовых лекарей. И велел им явиться во дворец, как только они будут на это способны.

Возле входа в темницу скучали Юлия и Вебер.
— Готово, — деловито сказала Юлия, поклонившись в сторону Салеха. — Взяли птичек, сколько их в Кусуре было. Двое помрут, сопротивлялись сильно. Остальные выживут. Бабангида с Буном спать свалили, а мы пришли узнать — может, расспросить кого надо.
— Надо. — Вонг оглянулся на Салеха.
— Ты хочешь, чтобы я говорил с соколами? — спросил тот.
— Сперва мы их допросим. — Вонг помедлил. Салеху стоило бы при этом присутствовать.
— Досточтимому султану пора отдохнуть, — вмешалась Фирьял.
Салех приоткрыл рот так, будто собирался возмутиться, но передумал, потер лоб:
— Да, я отдохну. Когда закончишь, я жду тебя с отчетом.
То ли он решил не терять лица, споря с охранницей, то ли вовремя сообразил, что допрос будет зрелищем куда более неприятным, чем его последствия.

Фирьял вернулась, проводив Салеха в покои. Вонг вышел к ней из допросной, где Юлия с Вебером уже раздели и устроили на медном козле с острым верхним ребром первого из рядовых соколов: прежде чем говорить с высокими, стоило узнать, чего от них ждать.
— Хочешь поучаствовать? — спросил Вонг. Фирьял мотнула головой:
— Хочу увидеть тех, кто может пригодиться. Они скорее послушают меня, чем тебя.
— Начинайте как обычно, — сказал Вонг в приоткрытую дверь. Юлия и Вебер еще по Черному дому знали, что он имеет в виду.
— Султану незачем на такое смотреть, — тихо сказала Фирьял, пока они шли к камерам остальных пленных.
— Ему стоит знать, как получают ответы, — так же тихо откликнулся Вонг. — Иначе ему придется полагаться на тех, кто задает вопросы.
— Ты к нему жесток.
— Это ты его слишком бережешь. Не нужно. Для этого у него есть светлая госпожа Джилан.
— Джилан… — задумчиво повторила Фирьял, но продолжать не стала: они уже пришли.

Из тех, кто попал в соколятню обманом, как она сама, чьих родителей или опекунов оговорили и казнили, кому не с чего было хранить верность мертвым мудрецам, служить султану Салеху согласились шестеро. Больше, чем ожидал Вонг, но меньше, чем надеялась Фирьял. Этих пытать было незачем, но помилования их оставили ждать в темнице. Допросы других соколов затянулись до вечера, и в покои Салеха Вонг явился, когда на Эраншар легла густая тьма.

Салех остался в крыле, которое занимал еще принцем: в главном здании дворца, где должен был жить султан, слуги под присмотром Джилан меняли убранство. Он уже избавился от парадных одежд и дремал в широком, набитом подушками кресле, одетый только в рубаху и шаровары — но опоясанный плетью. Едва Вонг вошел, он вскинулся и потянулся к колокольчику:
— Тебе подадут ужин.
— Досточтимому султану незачем беспокоиться, — отмахнулся Вонг. Его еще преследовал запах крови и испражнений, есть не хотелось. Если Салех не задержит его надолго, он успеет выпить с отрядом: их переселили в покои неподалеку от Вонга, и они сейчас должны были ужинать. Зверь, успевший выспаться за день, тоже ушел к ним.
— Садись, — указал Салех на кресло напротив своего. Подождал, пока Вонг сядет: — И не зови меня “досточтимым”. Я разрешаю тебе говорить со мной по-старому, как с учеником. Мое обучение не закончено.
Вонг помолчал.
— Ладно. Я буду говорить с тобой как прежде — когда никого нет рядом. Ты султан Эраншара, и никто не смеет выказывать тебе неуважение. Или хотя бы никто не должен этого видеть.
— Матушка сказала то же самое, — кивнул Салех. И помрачнел:
— Еще она сказала, я поспешил сделать тебя визирем. Должен был наградить и отпустить. Вахид задержал вас против вашей воли, у вас были другие дела. Ты... хочешь уйти?
Да, подумал Вонг — и покачал головой:
— Ты сам сказал: твое обучение не закончено.
Салех с облегчением улыбнулся:
— Хорошо. — Секунду подумав, добавил: — Ты можешь не выбирать слов и при Фирьял тоже. Она часто будет рядом.
Вонг не стал спорить: преданности Фирьял его неуважительное обращение с Салехом никак не угрожало.
— Она доложила, кто из соколов пойдет ко мне на службу. — Султан вспомнил о делах. — Что остальные?
Вонг подавил зевок, дотянулся до чарки с вином — уже наполненной — и принялся рассказывать.

— Их нужно казнить, — предположил Салех, когда он закончил.
— Это сделаешь ты. — Вонг указал на плеть. — На Светлой площади, когда пройдут дни скорби.
Салех побледнел:
— Я?.. Зачем?
Пришлось напоминать себе, что наследного принца не готовили править Эраншаром — и ничему не учили.
— Тебе пятнадцать лет, — с расстановкой проговорил Вонг. — За тобой нет Совета мудрых. И здесь давно забыли, на что способна Пестрая плеть. Если ты не покажешь им свою силу, никто в нее не поверит.
Салех провел обеими ладонями по лицу.
— Это будет как с Халилем?
— У тебя есть дюжина дней, чтобы вышло лучше, — пожал плечами Вонг. — Плеть должна тебя слушаться, а не бить наугад.
Салех вздохнул и закрыл глаза. Вонг дотянулся до кувшина с вином, наполнил его опустевшую чарку, долил в свою. Вино не прогоняло усталость, но смягчало ее, заставляло ненадолго притихнуть.
— Ты прав, — наконец сказал Салех. Посмотрел на Вонга — нет, сквозь него. В глазах плясали языки пламени: он обратился к Потоку за решимостью. Этому Вонг его не учил. — Я казню их сам. Но ты научишь меня убивать быстро.

Вонг кивнул — и заговорил про завтрашний совет с командирами гвардии. Салеху предстояло опираться на Лунную стражу до тех пор, пока у него не будет достаточно магов, а для этого стража должна была стать надежной опорой. На совете он будет обещать им почет и деньги — но и требовать будет много.
— Я не понимаю, — начал Салех.
— Тогда спроси.
— У меня есть Пестрая плеть. Есть ифрит. — Он покосился в сторону кубка, занявшего место на отдельном высоком столике. — Ты будешь собирать для меня колдунов… магов. Разве мне нужно что-то еще? В Потоке больше силы, чем в людях.
— Сколько бы силы Потока у тебя ни было, один ты не сможешь быть везде. И ифрит не сможет. — Вонг тоже бросил взгляд на кубок. — Ты пока даже не знаешь, что он такое. И на многое ли способен, кроме ближнего боя. Маги станут настоящей силой не завтра и не через год. Без гвардии ты ничто. Ты не удержишь трон, если они не будут стоять за твоей спиной.
Салех опустил голову, слушая Вонга, — но вдруг вскинул глаза:
— Откуда у тебя Музыка мертвых?
Неожиданно.
— Нашел по дороге в Кусур. В Ночном ущелье.
— А в этом ущелье… — Салех замялся, выбирая слова, — было еще что-то?
Ну конечно. Ему тоже хотелось найти сокровища.
— Нет, — сказал Вонг. — Только змеи, скорпионы и сколопендры. Забудь. Проклятые сокровища отнимают удачу.

Мне не нужна удача, возразил он сам, когда ему об этом напоминали; мне нужно то, что я хочу. Никогда раньше он так не ошибался.

В покои, где устроили команду, Вонг пошел, не заходя к себе. Там действительно ужинали и пили. Ягуар лежал в подушках, раскинувшись между Бабангидой и Юлией. Юлия гладила его между ушами, Бабангида отпихивал от себя задние лапы.
— Иди нахер, Дес, я тебе яйца чесать не буду, — говорил он, когда Вонг вошел. — О! Вот пусть полковник чешет, ему не привыкать.
Юлия рассмеялась, поманила Вонга:
— Что, отпустил тебя твой щеночек?
Слезы Алеты лежали кучкой посреди стола. Вонг вынул серьгу, уронил туда же и рухнул на подушки рядом с Юлией. Зверь потянулся в его сторону, но вставать не стал. Откуда ни возьмись появилась Хума — наверное, присматривала, чтобы слуги позаботились о новых гостях, — и принялась стаскивать с Вонга сапоги.
— Эй, а мы как же? — сидевший в отдалении Вебер задрал ногу. — Нам такой заботы не предлагали.
Хума поняла жест, покосилась на Вонга. Приказ не прислуживать никому кроме Салеха и Джилан она запомнила хорошо.
Вонг кивнул, но когда девчонка поднялась, чтобы подойти к Веберу, указал на зверя:
— Это она выпустила его из клетки. Когда мы клали мудрецов. Я подменил его и запер в зверинце, чтобы не нашли.
— Сказал бы сразу, полковник! — возмутилась Юлия.
— Отвали, отвали. — Вебер замахал на Хуму, которая уже направилась к нему. — Сам справлюсь, не принцесса.
Хума растерянно остановилась, оглянулась: она не понимала разговоров, которые велись без слез Алеты.
— Все хорошо, — сказал Вонг по-эраншарски. — Больше ничего не нужно, иди.
Когда он потянулся к кувшину, чтобы налить себе вина, Юлия толкнула его коленом. Видимо, это значило, что ее чарку тоже нужно наполнить. Бабангида придвинул свою.
Его снова считали частью команды.

— Ты что, подчинил его сталь? — спросила Юлия, когда Хума ушла и плотно закрыла за собой двери. — Мы видели, ты не дал ей забрать лишнего.
Вонг невольно сжал стальной кулак.
— Ей некого слушаться. Она слушается меня.
Зверь как будто ощутил его напряжение: поднялся, потянулся и обошел всех, чтобы лечь рядом с Вонгом. Пристроил голову ему на бедро, закрыл глаза. Вонг зарылся пальцами в шерсть, успокоился и решил сразу рассказать все как есть.
— Я делал вид, что он на поводке. — Из ладони проступила стальная цепочка, Вонг подхватил ее и заставил исчезнуть снова. — Чтобы он не попал в неприятности.
— Делал вид? — непонятным тоном повторил Бабангида. — Ты бы удержал его, если бы пришлось?
— Да. Но ни разу не пришлось.
Он ждал, что они разозлятся. Он сам разозлился бы. Но Бабангида кивнул:
— Хорошо. Как ты научился?
Вонг пожал плечами, скрывая растерянность:
— Решил, что получится. Соединил сталь. Она подчинилась.
Юлия хлопнула себя по коленям:
— Я же говорила, он сможет! — и возмущенно уставилась на Бабангиду, без слов его в чем-то упрекая.
— Это сложно, — терпеливо сказал Бабангида, как будто продолжал давний спор. — Мы не стали тебе показывать. Думали, рано еще, херня выйдет. Если бы он сорвался, разозлился бы. Сталь бы разозлилась, потащила его... Человек ее усмирил бы, зверь — нет. Мы ведь и сами-то решили к его стали не лезть.
Юлия ткнула в него пальцем:
— Ты решил.
— Я тоже, — подал голос Бун. — Ошиблись.
Вот о чем они говорили в Ночном ущелье, сразу после того, как Десмонд превратился. И чего не стали объяснять Вонгу. “Не выйдет”, — сказал тогда Бабангида; “будет хуже” — добавил Бун.
— Почему не предупредили? — не выдержал Вонг. Бабангида поморщился:
— Я подумал, тебе самому это в голову не взбредет. Не стал наводить на мысли, чтоб ты не натворил херни. Мой проеб.
— Да хрен с ним, — вмешалась Юлия, подмигнула Вонгу: — И хорошо, что ты не знал. Зато не сомневался.
— Ну и заебись тогда, — подытожил Вебер. — Главное, Дес ни во что не влип. Вот это было бы херово.
Вонг ощутил странную смесь облегчения и разочарования. Никто не взбесился из-за поводка — но управление чужой сталью было делом известным, пусть и считалось сложным. Тайному свойству его стали еще только предстояло себя проявить.

— Что твой принц? — нарушил молчание Бабангида. — Доволен?
— Да. Но он уже не принц. Он досточтимый султан Эраншара. И я... — Вонг запнулся, — прошу вас всегда об этом помнить.
— Хочешь, чтобы мы ему кланялись? — скривился Вебер.
— Если перед ним не склонятся те, кто привел его на трон, не склонится никто.
Бабангида коротко усмехнулся. Холодом обожгло понимание: Десмонд мог говорить им то же самое, когда Вонг получил корону Шангри.
Юлия широко взмахнула рукой:
— Да на хера мы ему вообще? У него же есть эта плеть.
— Не в полной мере. Он пока плохо понимает, что с ней делать. Его нужно учить.
— Как ты его научишь? — подняла бровь Юлия. — У него ведь не вода.
— Поток есть Поток. Совладать с плетью он сможет, а всему, чего я про огонь не знаю, пускай учится у других. Если найдет у кого.
— Значит, служба не закончена? — прищурился Бабангида.
— Выходит, что так. Но теперь мы можем задавать вопросы кому захотим. Завтра он подпишет указы о призыве во дворец колдунов и одержимых. Все, кто хоть что-то знает об эраншарском колдовстве, будут приходить сюда сами.
Бабангида сдвинул брови, но кивнул. Юлия зевнула:
— Ну, и нам, я смотрю, работа найдется. — Подцепила кончиком пальца шнур визиря на плече Вонга: — А справишься, полковник?
— Служба должна быть по силам, — устало сказал Вонг и закрыл глаза. — Справлюсь.
Разговоры отдалились и превратились в неразборчивый шорох, едва слышный сквозь полудрему. Потом Бабангида встряхнул его, заставил подняться:
— Давай-ка проваливай к себе, нехер тут спать.
Остальные уже разошлись.

В сопровождении ягуара Вонг добрел до своих комнат, бросил куда попало сапоги, содрал кафтан и пошел умываться. Когда он вернулся, уже не трудясь одеваться снова, зверь тыкался носом в сброшенный кафтан, дергал когтями витой шнур, терся головой о бархат, изгибая шею.
"Я ебал твое платье. Рассказать, что я с ним делал?.."
Вонг коротко засмеялся, но смех вышел неприятно похожим на всхлип, воспоминание встало комком в горле.
Когда он подошел к зверю и сел рядом, тот оставил одежду в покое, сунул голову Вонгу на колени, потерся щекой.
— Я по тебе скучаю, — сказал Вонг и задержал дыхание, чтобы не продолжить. Не помогло. Он уткнулся в загривок зверя, шевельнул губами:
— Мне без тебя плохо.
Ягуар вздохнул и слегка поерзал: хотел, чтобы Вонг его почесал. Шерсть щекотала голую кожу. Изворачиваясь так, чтобы подставиться удобнее, он улегся головой Вонгу в пах. Почесывая ему уши, Вонг думал про Десмонда — и про нижнее платье от парадной формы. Что он делал с тряпкой? Зря Вонг не спросил тогда, он бы рассказал. Прижимал к лицу, вдыхая запах, проводил скользкой прохладной тканью по груди, собирал комом и дрочил?.. Эти мысли беспокоили, от них томительно тяжелели яйца и по шее пробегал холодок желания.
Зверь вздохнул снова, запрокинул голову и подставил под пальцы Вонга незащищенную шею. От его доверия, бездумного и безоговорочного, перехватило горло. Вонг с усилием втянул воздух и медленно выдохнул, успокаивая сам себя.

Вместо того, чтобы успокоиться, он вспомнил, как переодевался в порту, чтобы встретиться в "Кракене" с Заль. Он знал, что Десмонду понравится, для того и затеял этот маскарад. От платья разило благовониями, краска на лице раздражала, но восторг в светлых внимательных глазах стал мгновенной и достаточной наградой за все неудобства. В грязном переулке, уткнувшись лбом в сырой холодный камень стены, Вонг представил того аксумца, который мог бы, если бы придержал язык, получить то, что в конце концов досталось Десмонду, — и решил, что ждал так долго не зря.
Десмонд был лучше каждого, кто мог стать любовником Вонга, в этом он был уверен без сомнений. А он сам — был ли лучше всех остальных?.. Встали перед глазами мелкие цветы, которыми Десмонд дразнил его в Истаре, вспомнился вечер на постоялом дворе. “Мне хорошо с тобой, что бы ты ни делал”, — сказал Десмонд, когда Вонг обошелся с ним хуже, чем порой обходился со шлюхами. Что он на это ответил?..
Вонг стиснул зубы, застонал и согнулся, спрятал лицо в жесткую шерсть. Зверь недовольно фыркнул. И за это тоже прости, беззвучно сказал Вонг.

Ложась в постель, он думал, что не уснет долго, — но когда открыл глаза, сквозь резные ставни било утреннее солнце. Пора было спихивать с себя тяжелые лапы, вставать и браться за Эраншар всерьез.

Chapter 14 Chapter Text

Глава 14: Делай что должен

Карта была подробная, искусно нарисованная на тонкой коже. Названия городов и поселков, выведенные вязью, Вонгу прочитала Хума, а он подписал своей рукой по-шангрийски. Теперь он выложил эту карту на стол в покоях отряда:
— Можем отправляться хоть сразу.
— Ого! — Вебер прищурился, вглядываясь в рисунок. — Что там такое?
Юлия потянулась к столу, чтобы взять кожаный лоскут и рассмотреть поближе. Даже Бун проявил любопытство: отставил миску с кускусом и принялся вытирать жирные руки.
— Погодите-ка. — Бабангида накрыл карту ладонью, уперся взглядом в Вонга. — Так ты закончил с султаном? Дело сделано?
Вонг промедлил совсем немного, но этого хватило. Бабангида поднялся, сложил карту и сунул в карман:
— Пойдем прогуляемся.
Незачем, хотел было сказать Вонг; все, что услышишь от меня ты, могут услышать и остальные. Но Бабангида уже положил руку ему на плечо и подтолкнул к распахнутым в сад дверям. Вырываться было бы глупо, и Вонг послушался. Зверь встал со своих подушек, пошел следом.
— Ну как же без тебя-то. — Бабангида потрепал его по голове.
В саду, оглядевшись по сторонам, он хмуро спросил:
— Так что у тебя там?
— На карте отмечен тайник Язида и Имана. В нем может найтись то, что нам нужно. Зелье, порошок или что-нибудь еще. Незачем терять время.
Бабангида пропустил его слова мимо ушей:
— Я спрашивал про султана. Обучение закончено?
Вонг прикрыл глаза:
— Неважно.
— Ошибаешься.
— Я только и делаю, что ошибаюсь! — не сдержавшись, огрызнулся Вонг. — Разом больше, разом меньше, не похер ли!

Он не ждал возражений. Думал, все сразу же ухватятся за шанс отыскать зелье для Десмонда. Его служба ключнику — его дело, если он решил ее просрать, кого это ебет?.. Так он говорил себе четверть часа назад, когда шел в покои отряда. Но вышло не так.

Чему тут было удивляться? В последние недели, и до казни соколов, и после нее, все шло не так. Пестрая плеть слушалась Салеха через раз, а то и реже — хотя учился он старательно, каждый день по несколько часов упражняясь в глубине дворцового сада, подальше от людей и всего, что могло сгореть. Плохо было то, что порой Вонг не мог даже понять, в чем Салех ошибается. Огонь Потока отзывался иначе, чем вода, и ни попытки Салеха объяснить, что он чувствует, когда направляет свою силу в железные звенья, ни наблюдение за ним не помогали разобраться в ошибках.
Вонга это злило.
Еще больше его злило то, что призванные султаном маги — колдуны, зельевары, одержимые — пусть и приходили во дворец охотно, надеясь на то, что их жизнь, отравленная вечным страхом казни, теперь переменится, — оказывались один слабее другого и не знали ничего полезного.
Вонг не хотел спрашивать напрямую: как вернуть человеческий облик зверю, который не всегда был зверем. Чем больше людей будет знать, как дорог первому визирю ягуар, тем тщательнее придется его оберегать. Поэтому Вонг говорил: расскажи, как обратить человека в зверя. Или — я хочу знать про яды и зелья Имана Бледного. Или даже — что ты знаешь о ночной дюжине?.. Он прятал единственный вопрос, ответ на который хотел знать по-настоящему, в лесу других, не таких важных, но к ответу не приближался ни на шаг.
Объявляя о призыве во дворец колдунов и одержимых, Вонг сказал Салеху: ты будешь обещать почет и уважение каждому, кто может хоть что-то, хотя бы самую малость, — а теперь раз за разом напоминал себе, что в Эраншаре столетиями уничтожали всех, чья сила выдавала себя. Некому было ни учить, ни учиться слышать Поток и говорить с ним. И все же приходилось успокаиваться размеренным дыханием, чтобы не свернуть шею очередному гордому собой колдуну, ничего не знающему о старой магии и способному после напряженного шепота под нос зажечь свечу без огнива или наполнить призванной водой крошечную плошку для соуса. “Тебе нужно учиться”, — говорил Вонг им всем, сколько бы лет им ни было, восемь или восемьдесят, и отправлял их к Дильбаре.
По крайней мере, ими было кому заниматься.

Про Дильбару Салех в назначенный ею день вспомнил сам: магия вызывала у него куда больше интереса, чем дела Эраншара.
— Пусть подготовят выезд. — Он потянулся к колокольчику, но Вонг накрыл золоченую безделушку ладонью, вынудив султана отдернуть руку.
— Для этого свита не нужна.
— Но как же... — оторопел Салех.
— Возьмешь плеть, наденешь плащ, чтобы ее не увидели. Тебе никто не страшен.
Салех невольно расправил плечи.
— Пускай досточтимый султан позволит мне сопровождать его, — вмешалась Фирьял, до сих пор охранявшая султана без всякого звания: этот вопрос Вонг решить еще не успел.

Женщина, которую три дня назад они обнаружили в подземелье Садов тоски, встретила их у ворот своего дома. Теперь, в пристойном виде, она выглядела статной, а не грузной. Просторные одежды колыхались вокруг нее черным облаком, в непокрытых волосах мерцали нити темного золота. Она готовилась принять гостей — и ничуть не удивилась тому, что султан Эраншара прибыл к ней без положенного сопровождения. Проводила всех в главный зал дома, просторного и безлюдного. Там уже стоял на низком столе кувшин с вином и расставлена была посуда. Дильбара глубоко поклонилась Салеху: теперь она сознавала, кто перед ней. Глянула на Фирьял:
— Небо раскололось, да, соколица? Не печалься, срастется по-новому. Все живое срастается.
Фирьял зло дернула ртом, словно собиралась огрызнуться, но женщина не ждала ответа. Она оглядела Вонга:
— Чужеземец с холодным сердцем, сын воды, ты помог огню возвратиться в Эраншар. Вот оно как бывает.
Вонг поймал короткий взгляд Салеха. Что в сказанном могло его удивить?.. А Дильбара уже смотрела на султана:
— Дитя от крови Салмана, сердце из чистого огня. Ты вернешь Эраншару силу и славу, и тебя будут звать Диким Пламенем.
Салех сглотнул. Вонг задумался, не сочтет ли он речь Дильбары неуважением, за которое следует наказывать смертью. Не счел: кивнул, огляделся и пошел за стол на место напротив хозяйского — самое высокое.
— Пускай досточтимый султан развеет тревогу, — попросила Дильбара, когда он сел и показал Вонгу и Фирьял, чтобы те садились тоже. — Тем, кто слышит огонь, воду, воздух и землю, уже не грозит кипящее масло? Они могут больше не скрываться?
— Это так, — подтвердил Салех.
— Слово султана нерушимо. — Дильбара щелкнула пальцами, и в коридоре что-то глухо и тихо застучало, как будто по коврам рассыпались деревянные поплавки.
Ей служили големы.
Вонг вздрогнул, когда невысокие, в половину человеческого роста, безликие фигурки внесли подносы с угощениями, — но тут же понял, что тревожиться не о чем. Этих тварей создала из глины сила земли, она же наполняла их подобием жизни. Сама Дильбара несомненно была человеком из плоти и крови — это Вонг проверил еще в темнице. Салех разглядывал големов с неприкрытым любопытством, Фирьял следила за их движениями так, будто ожидала атаки. Глиняные создания расставили кушанья и убежали, послушавшись нового щелчка. Дильбара принялась разливать гостям вино.
— Ты много знаешь и много умеешь, — сказал Салех, едва дождавшись, пока она закончит и сядет. — Ты будешь мне служить?
Дильбара склонила голову:
— Я знаю не так уж много, а умею еще меньше. Но если мои малые знания пригодятся досточтимому султану, чтобы возвратить Эраншару подлинное величие, я сделаю все, чего он пожелает.
Салех движением головы указал на Вонга:
— Пусть говорит первый визирь.

Разговор затянулся на несколько часов. Оказалось, что Дильбара училась по книгам, которые нашла в своем доме после смерти отца. Тот колдуном не был, но хранил в тайниках не только золото, но и старинные тома с рукописными рассказами о колдовстве. Дильбаре повезло: Поток проснулся в ней поздно, позже, чем она начала читать эти тома. Она не испугалась и сумела справиться с тем, о чем уже немного знала.
По просьбе Вонга она приказала големам принести книги. Просмотреть их взялась Фирьял, листала толстые тяжелые страницы, медлила над некоторыми, наконец сказала: очень старые. Я никогда таких не видела. Может быть, старше султана Салмана. Дильбара указала на один из томов в вытертой облезлой коже: там написано о том, как Салман взял плеть, и тот, кто писал, видел это своими глазами.
Вонг мимолетно пожалел, что не знает вязи. Салех стрельнул глазами так, будто хотел забрать книги и сию же минуту заняться их чтением.
— Досточтимому султану принадлежит все в Эраншаре, — с достоинством сказала Дильбара. — Если он пожелает, он может взять книги себе. Но если он вернет их мне, когда прочитает, моя благодарность будет безмерна.
— Я верну. — Салех жестом показал Фирьял, чтобы она собрала книги.
— Ты сможешь рассказать другим о том, что знаешь сама? — спросил тем временем Вонг. — Показать им, как подчинять свою силу?
Дильбара не называла Поток “духами”, но не звала и Потоком — просто силой.
— Первый визирь хочет, чтобы я учила одержимых? — Она свела к переносице густые черные брови. — Не могу сказать, довольно ли будет моих знаний.
— Сейчас в Эраншаре нет тех, у кого знаний достаточно, — возразил Вонг.
— Первый визирь, — Дильбара, не вставая, слегка поклонилась в его сторону, — знает больше, чем кто угодно еще.
— У него нет времени на всех. — Салех отвлекся от книг. — А дети сидят в Садах тоски в серебре. Мы их успокоили, но за ними нужно присматривать и учить. И будут еще другие.
Дильбара неожиданно улыбнулась:
— Небо не одарило меня детьми, но теперь их дает мне досточтимый султан. Я приму их. И тех, кто есть, и тех, кто еще придет. Покажу что сумею. Для тех, кому негде жить, у меня найдется место… На первое время.
Салех понял намек:
— Найдется и после. И кормить их тебе тоже не придется.
Дильбара улыбнулась снова. Потом вздохнула, покачала головой:
— Я слышу землю. Что я скажу тем, кто слышит воздух?..
Воздух и земля были так же далеки друг от друга, как вода с огнем. Если Дильбара училась сама, по одним только книгам, без учителей и почти без практики — ей неоткуда было узнать общие закономерности.
— Я буду иногда заходить к вам, — неохотно сказал Вонг. — Нечасто.
Салех благодарно кивнул. Как будто не понимал, что время, которое Вонг будет тратить на других, ему нужнее всего.

Через день Вонг выкроил пару часов и пришел к Дильбаре один, задать несколько вопросов, которые не стал задавать при Салехе. Пришел не с пустыми руками: накануне он полночи диктовал Хуме записки Кила, взятые из Шангри, чтобы та переписала их по-эраншарски. Он не стал брать с собой книги, чтобы не возить лишний груз, но положил в дорожный мешок бумаги, без колебаний отделив только те листы, в которых было что-нибудь полезное: способы управления внешним воздухом при малой силе, которые легко было применить к воде, описания упражнений на точность и техник, позволявших отводить чужие атаки, от которых при недостатке силы невозможно защититься. Эти записи пригодились ему самому: он упражнялся, когда находил несколько минут без чужих глаз, и мысленно повторял прочитанное, когда упражняться возможности не было. Теперь они пригодятся эраншарским магам, решил Вонг — и диктовал до тех пор, пока у Хумы не задрожала рука и перо не начало оставлять кляксы.
Приняв подарок, Дильбара перелистала покрытые вязью страницы, задумчиво спросила:
— Это собственные изыскания первого визиря?
— Моего учителя.
Дильбара улыбнулась:
— Счастлив тот, у кого был хороший учитель. Наставник первого визиря знал о силе больше, чем я успею узнать за остаток жизни. Это поможет детям, владеющим воздухом. — Она погладила бумаги. — Да и всем другим тоже. Может быть, даже досточтимому султану пригодилось бы...
— Ему я и так расскажу все, что знаю, — заметил Вонг. Дильбара кивнула:
— Отдать долг тому, кто нас учил, мы можем, только научив других.
Что ты знаешь о долгах, подумал Вонг — и принялся расспрашивать о том, за чем пришел.

Расспросы оказались бесплодными. Дильбара мало знала об Имане Бледном и совсем ничего — о зельях, способных изменять облик и сущность. Если ее книги и писал кто-то из ночной дюжины — это был кто-то другой. Скрыв разочарование, Вонг сдержал слово и час провозился с мальчишкой, вынутым из Садов тоски. Тот научился призывать и отпускать свою силу, однако она вызывала у него непритворный ужас. И Вонг тоже: сопляк таращился на него в оцепенении, даже не моргал — и не понимал ни слова. Проще было убить его, чем пытаться чему-то научить. От урока никакого толка не вышло, но когда Вонг встал, пацан — может быть, от облегчения, что первый визирь уходит, — одним движением пальцев поднял со стола все шелковые лоскуты, которые Вонг бесплодно убеждал его сдвинуть с места. Вонг остановился, заставив мальчишку снова съежиться. Шелк тут же упал обратно на стол.
— Тогда учись сам, — сказал Вонг и ушел.

В следующие дни его почти не злили ошибки Салеха: тот, по крайней мере, отчаянно хотел научиться всему сразу и как можно быстрее. Вонг проводил с ним по несколько часов каждое утро, потом оставлял упражняться самостоятельно — под присмотром Фирьял. И отправлялся заниматься теми делами, которыми следовало бы заниматься самому султану: пытаться собрать в единое целое все, что держал в своих руках Совет мудрых. Все, что рассыпалось, когда Совет пал.

Дни тянулись чередой обысков и утомительных допросов, указов с огненной печатью султана и тайных приказов Вонга, переданных кому следует, возни с чужими непонятными бумагами и долгих разговоров, утомлявших куда больше, чем допросы.
Все дома стариков из Совета мудрых Вонг осмотрел лично, письма и записи разобрал и изучил вместе с Хумой.
Собираясь на первый из обысков, он сообразил, что не сможет справиться с бумагами, не зная вязи. Взять кого-то из секретарей мудрецов, которые ждали своей участи в Садах тоски?.. Ни одному из них Вонг не мог верить на слово. С ними он собирался говорить, уже зная, кто из стариков за что отвечал и что за секреты хранил у себя в доме. Просить помощи у Фирьял не хотелось. Пока он стоял, застыв посреди покоев и решая, стоит ли звать Салеха — у султана и без того было чем заняться, — явилась Хума. Наверняка подумала, что Вонг уже ушел, и собралась наводить порядок.
— Переоденься, — велел Вонг, когда она замерла на пороге. — Пойдешь со мной.
— Во что переодеться? — растерялась Хума.
— В мужское, — секунду подумав, решил Вонг. Водить по обыскам девчонку в наряде дворцовой прислуги было незачем.
Хума мялась на пороге. Вонг взглянул вопросительно: обычно она бывала расторопнее.
— Если бы господин сказал, для чего ему нужна Хума, — пробормотала девчонка, — она бы придумала, где взять одежду и какую.
— Надень мое, — сказал Вонг.

Девчонка оказалась даже полезнее, чем он ожидал. Он рассчитывал, что для начала она будет просто говорить, что написано в бумагах, но едва попав в библиотеку в доме мудреца Фарида — с него Вонг решил начать, — Хума взялась за ящики с футлярами и свитками и принялась их раскладывать в разные стороны. Это от горожан, — бормотала она, оглядывая футляры, — это от других… от совета, это… наверное, доносы. И просьбы…
— Откуда ты знаешь? — спросил Вонг. Хума подняла голову:
— По печатям. И по футлярам. У кого нет своего узора, те отправляют в синих. Цвета совета — белый с голубым. Где узоры, там написаны имена…
— Тогда разбери все, — не стал дослушивать Вонг. — Прочитаем позже.
Остальные искали тайники: проверяли стены, днища и крышки сундуков, фальшивые стенки шкафов, мебель, в которой могли скрываться незаметные полости.
— Не выйдет с ней, как уже было? — еле слышно спросила Юлия, когда Вонг оказался рядом, и повела глазами в сторону Бабангиды. После Ханны Рейен никто не рискнул бы снова доверять приблудным девицам.
— Я за ней слежу, — так же тихо ответил Вонг. Подумал: и я просто купил ее, а не взял себе. Но это Юлия должна была понимать и сама.

С тех пор Хума ходила на обыски вместе с отрядом. Она разбирала бумаги, описывала их Вонгу, и он решал, что нужно просматривать в первую очередь, а с чем может разобраться кто-нибудь другой. Записи о податях и жалованьях он приказал откладывать до тех пор, пока не будет назначен казначей, книги и свитки, в которых говорилось об эраншарской магии, — отсылать Дильбаре, чтобы она составляла краткий пересказ того, о чем в них написано. Это сберегло немало времени. Когда с первыми, самыми срочными обысками было закончено, Вонг велел Хуме взять денег и купить себе разной одежды, женской и мужской. Носить платье служанки ей теперь было незачем. Постель могли перестелить дворцовые слуги, а зверь все равно не нуждался в присмотре: он не желал оставаться один и повсюду следовал за Вонгом, устраиваясь спать на любом подходящем ковре.

С Хумой стало удобнее. Она писала под диктовку приказы, читала вслух чужие записки — просьбы, доносы и приглашения — а когда являлись посетители, встречала их и приводила к Вонгу, перед этим расспросив, кто они и с чем пришли.
Адиля тоже привела она: вошла, застыла у двери и поклонилась, когда Вонг на нее взглянул.
— Сотник Лунной стражи Адиль просит первого визиря обратить на него взор. Говорит, о своем деле он доложит визирю сам.
— Впусти. — Вонг отложил список обнаруженных за последние дни артефактов: мудрецы из Совета, истреблявшие магов, собрали и хранили у себя немало волшебных вещей. Среди них могли найтись и полезные.
— Подать угощения? — спросила Хума, отступая в дверной проем.
— Потом. Я позову.

До сих пор Адиль попадался на глаза нечасто. На военном совете он затерялся среди сотников, в Садах тоски, когда Вонг ходил слушать допросы, только кланялся и провожал к подземельям. Теперь ему что-то понадобилось. Вовремя: Вонгу тоже было от него кое-что нужно.

Адиль вошел быстрым ровным шагом. В центре ковра, покрывавшего всю гостиную, опустился на одно колено, уперев кулак в пол и склонив голову. Он молчал, и Вонгу пришлось начинать разговор самому:
— Что у тебя?
— Первый визирь забыл обо мне. — Адиль не поднимал головы, как будто обращался к ковру. — Это хорошо для него, но плохо для меня. Ожидание разрушает сердце. Пусть первый визирь назначит мне казнь или наказание.
— Встань, — сказал Вонг. Когда гвардеец промедлил, он сам встал, отошел от заваленного бумагами стола. Адилю пришлось подняться тоже. — Ты хорошо служил султану Вахиду. Ты не хочешь служить султану Салеху?
Адиль уставился на него с явным вопросом.
— Я и впрямь забыл, — размеренно сказал Вонг. — Главного ловчего нужно повесить за мздоимство. За нарушение законов султана нарушители не должны откупаться золотом от его слуг.
Теперь в глазах сотника проступило понимание. И все же он качнул головой:
— Я делал что должен был, это так. Но я не сдержал слово. Обещал, что твоего зверя освободят, когда…
Вонг жестом велел ему заткнуться.
— Твое слово ничто против воли султана. Это он велел отправить нас в Сады тоски, а не ты.
Адиль промолчал.
— Если не хочешь продолжать службу, — так же размеренно продолжил Вонг, — уходи из Лунной стражи. Если останешься, будешь верен султану Салеху.
— Я останусь, — твердо сказал Адиль. — И буду верен.
— Хорошо. — Вонг видел, что сотник не лжет. Своей безыскусной прямотой тот напоминал Дина Левена, разве что был старше лет на десять. Возможно, что и умнее. — Это все, чего ты хотел?
За спиной послышался прыжок, мягкие шаги — зверь вернулся с прогулки через окно. Вонг заметил, как шевельнулась рука Адиля: он хотел схватиться за ятаган, но сдержал себя. Ягуар низко и длинно зарычал. Вспомнил сотника по запаху? Счел угрозой?
Вонг отвел руку в сторону, ягуар подошел, чтобы ткнуться лбом. Вонг погладил его между ушей, успокаивая. Зверь фыркнул и ушел на свое место в подушках.
Это все? — повторил Вонг. Адиль резко кивнул. Он явно решил, что разговор окончен, когда Вонг приказал:
— Задержись.
До сих пор ему не нужно было никого приглашать за стол. Для этого были вежливые слова, но Вонг их не помнил. Он указал в сторону низкого столика с подушками:
— Выпей со мной вина. Я хочу с тобой поговорить.
Адиль поклонился.

Хума подала угощение и исчезла за дверью. Вонг на правах хозяина разлил вино себе и гостю. Первую чарку выпили за здравие досточтимого султана Салеха, а когда пришло время разливать вторую, Вонг сказал:
— Меня интересует Лунная стража.
— Что первый визирь хочет знать? — спросил Адиль. В его голосе дрогнула тревога.
— Я хочу знать, будет ли стража верно служить султану. Если нет...
Вонг не договорил, позволяя собеседнику домыслить. Адиль сжал чарку так, что она едва не треснула.
— Да простит меня первый визирь, но если ему нужны доносы...
— Не нужны, — перебил Вонг. Доносы ему нужны были еще как, но в этом он на Адиля не рассчитывал. — Я хочу знать, хорошо ли защищен султан, когда его окружает охрана.
Адиль задумался. Его задумчивость сказала Вонгу то, для чего сам сотник еще не подобрал слов.
— Что скажешь о своей сотне?
Сейчас ему нужны были не слова — взгляд, движение, попытка утаить правду... Адиль поднял голову, посмотрел в глаза и шевельнулся, садясь свободнее: собирался говорить о том, что его не тревожило.
— За них я поручусь головой.
— Ею и поручишься, — кивнул Вонг. — Я сменю тех, кто охраняет султана сейчас, на твоих людей. Подчиняться будете Фирьял.
Адиль успел распрямить плечи и приободриться, но услышав про Фирьял, нахмурился вновь:
— Женщина командует охраной? До сих пор такого не бывало.
— Теперь будет.
— Ей нелегко придется.
— Она не ищет легкой службы. — Вонг снова разлил вино. — Она хочет охранять султана. Она давно при нем. Знает, как иметь с ним дело, чтобы не вызвать его гнев, но и не оставить его без защиты. Научит твоих людей.
— Женщина, — с сомнением повторил Адиль. Вонгу надоело.
— Ты не хером султану служишь. Она тоже.
Адиль моргнул — и расхохотался, искренне и незло. Смех сделал его моложе. Перестав смеяться, он осушил свою чарку, со стуком поставил на стол.
— В словах первого визиря нет вежливости, но есть правда. Я пойду под начало Фирьял Отступницы. Дальше все в ее руках.
Знает ли Фирьял, что у нее уже есть прозвище, мельком подумал Вонг.

Салех, услышав о том, кто теперь будет его охранять, удивился.
— Матушка говорила, это Адиль оставил тебе шрамы на спине, — недоуменно сказал он. — Я думал, ты захочешь с ним поквитаться.
— Мне не за что сводить счеты с Адилем, — терпеливо пояснил Вонг. — Он делал то, что должен был делать сотник Лунной стражи. Теперь он будет верно тебе служить. А если ты не будешь ценить тех, кто блюдет твои законы, при тебе останутся одни хитрецы и мздоимцы.
Салех крепко задумался и несколько минут рассматривал старые, истертые сотнями ладоней древки копий: разговаривая, они обходили оружейные залы дворца. Когда Вонг задержался у стойки с ятаганами и прямыми саблями, рукояти которых сверкали богатой отделкой, он предложил:
— Бери что хочешь.
— У меня есть оружие.
Ни на что менять килич, подаренный Десмондом, Вонг не собирался. Он провел кончиками пальцев по отделке:
— Смотри. Это камни Потока. Любопытно, зачем они здесь.
Рукоять с россыпью голубых капель на эфесе удобно легла в руку. Вонг позвал Поток, легкое прикосновение силы пробудило камни. Холодный блеск пробежал от рукояти по лезвию. Вонг двумя пальцами коснулся клинка: он весь был покрыт едва ощутимым слоем льда, от которого живая сталь подрагивала и тонко, неслышно звенела. Этот колючий звон был даже приятным. Так возвращается кровь в затекшие члены.
Вонг провел вдоль клинка стальной ладонью, пальцы дрогнули — сталь пыталась отстраниться от льда Потока. Ее попытки показались слабым эхом ужаса, который охватил ее, когда Вонг пробудил Ручей, подаренный хозяйкой воды. Не стоило называть это ужасом: у живой стали не было разума и испугаться она не могла. Но всю руку до локтя тогда свело болезненной судорогой, стальная кисть онемела и ненадолго потеряла подвижность. Потом Вонг намеренно омывал левую руку водой Потока или сковывал льдом, вынуждая сталь привыкать. С каждым разом она лучше терпела и быстрее приходила в себя.
Когда корона забрала силу Потока, он перестал этим заниматься: то, что у него осталось, живую сталь почти не беспокоило.

Чтобы прогнать ненужные мысли, он развернулся к набитому соломой кожаному чучелу в стороне от стоек. Чучело носило следы проколов и порезов — на нем проверяли оружие. Вонг сделал шаг, ударил наискось. Сыромятная бычья кожа разошлась так же легко, как могла бы разойтись человеческая. Ледяной клинок снес верхнюю часть чучела, солома рассыпалась на узорчатый пол.
Вонг перекинул ятаган в стальную ладонь, прислушался к себе: он потратил куда меньше силы, чем ожидал. Остальное сделали камни в рукояти.
— Ого! — Салех потрогал ровно срезанные сухие стебли. — Вот это да!
Как будто его плеть не могла намного больше.
— Мне нужен хороший оружейник, — сказал Вонг, внимательно разглядывая рукоять. Голубые капли на ней складывались в узор, и вряд ли этот узор был случайным. — Я сам объясню ему, что делать.
Если на весь Эраншар найдется хоть один мастер, который рискнет связаться с камнями Потока, значит, орден Ледяной звезды наконец пригодится.

По вечерам за чатрой об уроках шангрийского уже не вспоминали: было не до того. Говорили о дневных делах и о том, что еще предстоит сделать. Салех в задумчивости тискал и тормошил кубок ифрита, пока тварь не показалась — видимо, залечив свои раны. Когда в кубке забурлила черная жижа, Салех вздрогнул и отставил его в сторону. Теперь ифрит не выливался лужей, а сразу возник из кубка и склонился перед султаном. Дремавший рядом с Вонгом зверь вскочил, поставил дыбом шерсть на загривке и зарычал. Ифрит оскалился, не разгибаясь присел, развел все четыре руки, готовый принять атаку. Вонг коснулся стальной ладонью спины ягуара: загонять под шкуру сталь не хотелось. Тот вздрогнул, подался к ладони — но не успокоился.
— Если какой-то зверь угрожает досточтимому султану, — заскрежетал ифрит, ухмыляясь.
— Мне он не угрожает, — перебил Салех. — А тебе я запрещаю причинять ему вред. Когда бы то ни было, при любых обстоятельствах.
За прошедшие дни он научился говорить так, как должно говорить султану, уверенному, что никто не посмеет ослушаться. Ифрит склонился ниже:
— А если он нападет первым?
— Ты уйдешь от боя, — тем же тоном сказал Салех, указав на кубок.
— Слушаю и повинуюсь, — неохотно проговорил ифрит. Распрямился и отступил на несколько шагов. Зверь сел, но все еще щурил глаза. Под черной шкурой Вонг чувствовал напряжение мускулов и стали. Пока он успокаивал зверя, Салех спросил:
— Какой облик ты можешь принять?
— Многие и многие, — отозвался ифрит своим потрескивающим, нечеловеческим голосом. — Чего ты желаешь?
— Можешь сделаться человеком?
Ифрит склонил голову, его очертания исказились, как будто воздух задрожал над огнем. Через миг на месте четырехрукого чудовища стоял стройный и высокий мужчина, нестарый и похожий чертами лица на эраншарца. На нем были дорогие на вид одежды и тюрбан с рубиновым аграфом. Кожа на его лице и руках отливала глянцево-черным, как жижа, из которой он возникал, а глаза мерцали тем же цветом, что камень на тюрбане. Зверь подозрительно дернул носом: для него тварь не сильно изменилась, — но согласился снова лечь рядом с Вонгом.
— Хорошо, — кивнул Салех. — Будешь появляться в таком виде. Ты сказал, тебя зовут Абдураззак? Я буду звать тебя Раззаком.
Ифрит молча поклонился.
— Садись. — Султан указал на свободное место возле низкого столика с чатрой, подальше от ягуара. — Я хочу тебя расспросить. Мы с первым визирем.
Раззак послушался, но, опускаясь на подушки, покосился на Вонга без приязни. Вонга это не беспокоило: сам он к твари, ранившей Десмонда в прошлый раз и разозлившей в этот, тоже не питал добрых чувств. Скверно было другое: даже если ифрит знает что-нибудь про зелья Имана Бледного, он может не захотеть об этом говорить. Поэтому спросить его о колдунах Вонг заранее посоветовал Салеху. Однако начал султан с другого.
— Что еще ты можешь?
Раззак мог подниматься в воздух и перемещаться довольно далеко — но не слишком быстро; мог становиться черным огнем, подобным тому, каким горит каменное масло; мог призывать крошечных огненных духов и рассылать их во все стороны, чтобы поджигать что-нибудь вдали от себя, мог сражаться с помощью огня, простым оружием и голыми руками. Все его навыки, кроме умения летать и нечеловеческой силы, полезной для ближнего боя, мало отличались от возможностей сильного огненного мага. Разве что в густую жижу маги не превращались. По крайней мере, при жизни.
— О чем еще хочет узнать султан? — почтительно спросил ифрит, закончив перечислять свои способности.
— Расскажи про ночную дюжину, — велел Салех.
— Они прожили долго и совершили немало деяний, — неторопливо начал ифрит. — Если султан желает оставить дела и слушать истории десяток лет подряд, я расскажу все, что мне известно. Но если нет — пускай он прежде решит, о чем хочет знать.
Салех задумался, коротко глянул на Вонга, словно ждал подсказки.
— Они ведь владели Потоком. Создали волшебное оружие... И много что еще. Как вышло, что Джалиль победил их всех? Он и правда был благословлен небом?

Вонг откинулся на подушки и оперся локтем на спину зверя. Прикрыл глаза, пряча разочарование. Сейчас его мало интересовала давняя история, но чтобы Салех спросил о чем нужно, пришлось бы сказать ему, что ищет Вонг. Этого он делать не хотел.

— Собачий сын Джалиль, — брезгливо сказал тем временем ифрит, — не ранил бы даже слабейшего из них, если бы все они не были заняты своими раздорами. Им было не до мальчишки с серпом вместо ятагана... Во всем виноват Иман Бледный.
Вонг открыл глаза — и столкнулся с огненным взглядом.
— Он и его скверная выдумка, — продолжал ифрит, уставившись на Вонга. — Не должно тому, что умерло, возвращаться к жизни.
Он заговорил про Имана сам, но не о том, что интересовало Вонга больше всего.
— Музыка мертвых? — удивился Салех. — При чем тут она?
Раззак снова перевел взгляд на султана:
— Кто-то говорил, Джалилю помог ключник, дал силу победить магов. Мол, крепко он поссорился с Салманом, изрядно был обижен и отомстил куда хуже, чем желал. Но это неправда. Пускай ключник хитер и злопамятен, не стал бы он мстить всей ночной дюжине, да и всем живущим в Эраншаре потому только, что луноликая Фирьял предпочла ему Салмана. Он изгнал Салмана из Истара, потому что был ранен ревностью и не желал смотреть на его счастье, это так. Но чистую силу солнца в руки Джалиля вложил не он.
— А кто? — подался вперед Салех.
— Да и чистой эта сила не была. — Раззак как будто не расслышал вопроса. Собственный рассказ влек его за собой так же, как сказки киссахана Юсефа увлекали и слушателей, и самого киссахана. — Я своими глазами видел того, кто сопутствовал Джалилю, когда он объявил себя небесным посланником и пошел на Кусур. И не была эта тварь ни человеком, ни джинном, ни ифритом, ни пери, никем из тех, кто обитает в пустыне, или в подземных водах, или на вершинах гор, а была отвратительным порождением безлунной ночи, обретшим подобие жизни благодаря игрушке Имана Бледного!

Вонг вдруг отчетливо понял, что услышит дальше. Но до сих пор он не встретил в Эраншаре ни одного голема Мертвого совета. Так хорошо укрывались — или что-то заставило их покинуть Эраншар после того, как они взяли власть?

— Это… существо, — Раззак непритворно передернулся, — состояло из дерева и тряпок, мертвых костей и железа, но ходило и говорило как живое. Оно научило Джалиля, где взять солнечные камни и как их подчинить, превратило его крестьянские орудия в непобедимое оружие и подсказывало ему, как изничтожить ночных колдунов одного за одним.
— Зачем Иман создал то, что пошло против него? — недоуменно спросил Салех.
— Он не создавал эту тварь. Она появилась сама, никто не знает откуда. Иману Бледному было неведомо, что может пробудиться, когда Музыка мертвых подаст голос. А ты, — он ткнул пальцем в Вонга, — этого и подавно не знаешь!
Зверь поднял голову и рыкнул снова. Вонг его погладил.
— Ты прав. И я не использую ее без нужды.
— Нет такой нужды, — не сдался ифрит, — которая оправдает пробуждение мертвых!
Вонг шевельнул плечом:
— Ты бы меня убил, если бы я не задержал тебя мертвецами. Достаточная причина.
— Что было дальше? — вмешался Салех, останавливая спор.
— Ваши истории не врут. Когда Джалиль победил ночных колдунов и залил Эраншар кровью их детей и внуков, он посадил на трон безродного мальчишку, которого Салман держал во дворце из милости, и ушел. Никто не знает куда.
— А та тварь? — не выдержал Вонг.
Огненные глаза снова уперлись в него:
— Тварь осталась. Чтобы заставить всех поверить в небесное учение и забыть о силе, прежде подвластной султанам. Но протянула недолго, десять или двадцать лет. — Ифрит махнул рукой так, будто говорил о нескольких днях. — Когда ключник спохватился и понял, к чему привела его обида на Салмана, было уже поздно. Он не вмешался вовремя, не остановил порождение безлунной ночи, когда еще можно было избежать всего, что случилось. После он не мог сделать почти ничего — потому что у ключника нет власти над людьми.
Вонг поднял бровь. Раззак так увлекся собственной болтовней, что забыл о неприязни, кивнул в ответ на незаданный вопрос:
— Он может исполнять их просьбы и принимать их плату, но на то нужна их собственная воля. Силой заставить людей сделать что нужно он не может. Но с порождениями ночи он справиться мог. Он раздобыл Музыку мертвых, подчинил мерзкую тварь и все ее подобия, которые успели завестись в Эраншаре, выгнал их прочь — и следил за тем, чтобы не появлялись новые.

Значит, колокольчики действительно могут подчинять големов. Хотя бы в этом Вонг не ошибся.

— Но ключник не мог победить небесное учение, которое к тому времени уже вошло в силу, — продолжал ифрит. — Только ждать, когда людские желания соткутся в узор и разбудят огонь в должный срок и должным образом.
Салех недоверчиво взглянул на него:
— Значит, кто-то… пожелал, чтобы все так вышло? Чтобы я получил Пеструю плеть?
— Прежде всего, досточтимый султан, драгоценное дитя от крови Салмана, — неожиданно мягко сказал Раззак, — кто-то пожелал, чтобы ты родился.
— Ты говоришь, во мне его кровь, — проговорил Салех. — Но если султаном стал приемыш, а все кровные наследники были убиты...
— Все, да не все, — покачал головой ифрит. — Пока в Эраншаре творилась резня, принц Ризван... ты ведь слышал о нем?.. странствовал в королевстве пери. Когда добрались до него злые вести, спасать было уже некого. Он хотел мстить, но королева пери не отпустила его, уберегла от безвременной смерти. Да и после отпускала в мир людей только погулять ненадолго. Говорят, он и теперь там живет, но чего не знаю, того не знаю. А вот что гулял он по Эраншару не впустую и немало оставил потомков, то истинная правда. Кое-кто был истреблен, когда в них пробудилась сила, но другие придут к тебе сами.
— Но почему тогда Пестрая плеть не проснулась в руках у отца или у Вахида?
— Потому что в них не было крови Салмана, — невозмутимо пояснил ифрит.
— Значит… — Салех потер лоб, — это матушка?..
— Среди предков твоей матери был потомок принца Ризвана, — согласился ифрит. — Но для того, чтобы разбудить Пеструю плеть, капли силы в ее крови не хватило бы. Так бывает.

А еще бывает, подумал Вонг, что у двоих слабых магов рождается ребенок, куда более сильный, чем они. И если кровь Салмана встретилась и сплелась снова…

Раззак посмотрел на него и покивал так, будто читал мысли. А потом вдруг сказал:
— Будь я тобой, визирь, я бы вернул Музыку мертвых туда, где подобрал. И никогда бы к ней больше не прикасался.
— Она мне нужна, — сухо отозвался Вонг, обдумывая, стоит ли при Салехе заговаривать об островах святой Сивиллы и Мертвом совете. В сущности, его это не касалось, раз Эраншар защищал от големов ключник.
Рассказывать не понадобилось. Ифрит усмехнулся и развел руками:
— Что ж, дело твое.
Помолчал, спросил:
— Значит, небесному учению больше нет места в Эраншаре?
Вонг покачал головой:
— Те, кто верит, что сказки про небесного посланника сильнее Пестрой плети, скоро поймут свою ошибку. Упорствующие будут казнены.
Ифрит улыбнулся — и даже на человеческом лице его улыбка осталась прежним оскалом твари:
— Так будет хорошо.
— Расскажи про Салмана! — потребовал Салех. — Что он умел делать с Пестрой плетью?

Продолжение разговора Вонг слушал вполуха, рассеянно перебирая шерсть на загривке успокоившегося зверя. Деяния легендарного Салмана, ссоры ночной дюжины и любовные неудачи ключника не давали ответа, как снять чары с Десмонда.

Он думал об этом всякий раз, как отвлекался от дел, и не мог придумать, кого еще расспрашивать, где искать. Поздними вечерами, оставаясь со зверем один на один, он касался камней в браслете Заль, укрывал спальню тихой защитой — и говорил с ягуаром. Иногда казалось: тот внимательно слушает и понимает каждое слово. Вонг сбивался, нес чепуху, рассказывал о том, как дела у отряда, у Салеха, Фирьял или даже у Джилан. Но куда чаще неподвижный взгляд серых глаз показывал, что ягуар просто следит за его голосом, как следил бы за плеском воды или шумом ветра. Тогда Вонг говорил без опасений. Я не знаю, что делать, говорил он, и мне тебя не хватает. Я слабее, когда тебя нет рядом. Мне это не нравится. Когда ты вернешься, говорил он, я расскажу тебе, как это было. Как мне было без тебя плохо.
Он знал, что ничего не расскажет, — а Десмонд не спросит. Но зверь смотрел на него, медленно моргая, и жмурился, словно от удовольствия. Поэтому Вонг не умолкал до тех пор, пока тихая защита не рассеивалась. Тогда они ложились спать. Зверь привычно устраивался рядом, позволяя уткнуться лицом в жесткую шерсть, и негромко похрапывал, когда засыпал по-настоящему. Рядом с ним было почти так же спокойно, как с человеком... хотя человеком Десмонд занимал куда меньше места в постели.

При удаче Вонг сразу проваливался в глухую темноту и открывал глаза, когда Хума приходила с завтраком. В другие ночи заснуть не удавалось, и он лежал, слушая голоса ночных птиц в саду и ровное дыхание ягуара рядом. Тогда приходили воспоминания — от которых горело все тело и воздух тоже становился горячим и густым. Шелк, которым было подбито одеяло, терся о кожу, казался грубой дерюгой. Руки Десмонда порой бывали нежнее, чем этот шелк.

От человека вроде него странно было бы ожидать нежности. Вонг и не ждал. Ему нравилась грубость Десмонда, даже жестокость — когда он позволял ее сам. Но порой тот прикасался так бережно, ласково, едва ощутимо, что горло сперва сжималось, а потом выпускало такие звуки, каких Вонг не ожидал уже от себя, — жалкие всхлипы, стоны, просьбы. В такие минуты руки Десмонда становились легкими, а взгляд — внимательным и восторженным. Когда он брал лицо Вонга в обе ладони и неторопливо целовал приоткрытый рот, когда разглаживал большим пальцем брови, ласкал губы, задевая кромку зубов, — Вонгу хотелось, чтобы это волновало его меньше. Хотелось не подаваться навстречу прикосновениям, не желать новых. До Десмонда Рутаганды он и не знал, что ему это нужно.
Грубость оставляла синяки и ссадины, но от нежности оставались иные следы. Синяки исчезали быстро, даже если Вонг не обращался к Потоку, чтобы от них избавиться. Те, другие метки прятались под кожей, напоминали о себе подолгу — колючей дрожью, горячими вспышками в паху, секундным бессилием, томительным и пугающим.

Вонг ворочался в постели, тревожа зверя, сбрасывал с себя тонкое одеяло, натягивал снова. Отодвигался на край постели, чтобы не касаться ягуара, не беспокоить его еще сильнее, — и быстро дрочил, пытаясь вообразить руки Десмонда: крупные тяжелые кисти, твердые пальцы, тугую выпуклую жилу от запястья до локтя на живой руке. Когда-то Вонг трогал ее губами и чувствовал ток крови под темной кожей. Он мог следить за движением крови силой Потока, но ему нравилось обходиться без магии. Нечасто он прикасался к чужим телам без намерения причинить боль — и мало знал о том, как они отзываются на такие прикосновения. Тело Десмонда, в котором плоть соединялась с живой сталью, хорошо подходило для изучения. Вонгу нравились его крепкие запястья, нравились мускулы, сплетения которых гудели и вздрагивали под ладонями. Нравился огромный, тоже перевитый жилами член. Глядя на это орудие, Вонг втайне удивлялся тому, как оно помещается в его зад и сколько удовольствия может принести. Со временем он понял, как мало знал об удовольствии.

Безрадостная торопливая дрочка никаким удовольствием не была: она просто позволяла успокоиться достаточно, чтобы уснуть. На границе сна, когда уже не слушались ни тело, ни разум, всегда приходило одно и то же воспоминание — о том, как раз за разом, устраиваясь над бедрами Десмонда и опускаясь на его член, Вонг говорил: "Держи меня”, чтобы снова услышать: "Я держу тебя, Николас".

Потом наступало утро — такое же солнечное и пустое, как все предыдущие.

День за днем Вонг тонул в делах, захлебывался пустыми разговорами — с управляющими владений султана, с торговцами, водившими караваны, с командирами Лунной стражи. Одним нужны были приказы, чтобы знать что делать, другие хотели рассказать Вонгу, что делать ему: кого казнить, а кого награждать, кого опасаться, кому доверять и кого слушать. Он не доверял никому — а значит, ему приходилось следить за всем. За этими заботами время утекало как вода, но вода подчинялась Вонгу хотя бы немного.

Лишних дел добавлял и совет визирей Салеха — который должен был эти дела решать. Чтобы убедиться, что они смогут решить хоть что-то в интересах султана, а не в своих, Вонг тратил время на их заседания. Не раз и не два он вспоминал Заль: после смерти короля Хана ей удалось за несколько недель привести в порядок все управы Шангри, сменить тех, кто не стоил доверия, найти тех, на кого можно было положиться. Если бы не она, Вонг потерял бы Шангри гораздо раньше, чем лишился короны.
Теперь ему предстояло сделать для Салеха то же самое.

Новоявленные визири, выбранные среди эраншарских купцов, землевладельцев и знатоков прежних законов, занимали пять мест в совете султана из десяти положенных по традиции. Вонг не спешил заполнять остальные: его и пятеро-то советников выводили из себя медлительностью, многословностью и попытками убедить султана каждый в своем. Среди них выделялся Мансур бин Маджид — бывший командир личной гвардии Вахида, которого Вонг отстранил от охраны Салеха. Взять его в совет убедила сына Джилан Кружевница. Ей на руку сыграло то, что в совете действительно должен был быть кто-то из Лунной стражи и Вонг сам говорил об этом Салеху. Узнай он о назначении вовремя, он бы его не допустил, а теперь уже было поздно. Мансур был неглуп и остер на язык, по сравнению с остальными он не тратил времени даром и говорил по делу. Салеху он нравился. Заставлять сопляка отбирать у Мансура шнур визиря не стоило: ему нужно было принимать решения самому, а не метаться между матерью и учителем. К тому же Вонг не смог бы объяснить, чем ему не нравится Мансур. То, что он был наглецом, роли не играло.
Вонг знал, что он поебывает Джилан. Свою связь любовники не скрывали: никто не посмел бы вслух сказать, что визирь Мансур навещает Джилан умм Салех, мать досточтимого султана, слишком часто и уходит от нее слишком поздно. Несколько недель Вонг слушал стальной осой их разговоры, но ничего тревожащего не услышал. Перед еблей Джилан с Мансуром пили вино и решали, кому какую должность продать или подарить и с кого за что взять мзду. Это могло время от времени создавать неудобства, но настоящей бедой не было. В конце концов Вонг бросил за ними следить. Дел хватало и без того.

Сам он отыграл у Джилан должность главного евнуха, убедив Салеха оставить этот пост за Назымом. Евнух служил еще султану Маарифу, после него Вахиду, теперь его тоже незачем было прогонять: он будет делать то, что делал до сих пор, — и если до сих пор никому не продал все, что знает, то вряд ли продаст теперь. Вонг знал таких людей: они ценили свое место больше, чем тех, кому служили, но за место держались крепко — и не делали глупостей, из-за которых могли его лишиться. Джилан Назыма терпеть не могла, но это Салех неожиданно отказался принимать в расчет. Рассеянно сказал: матушке не с чего любить распорядителя гарема; помедлил, твердо сжав губы, и добавил: мой гарем — не ее дело. Ты говорил, она дарила тебе наложниц, напомнил Вонг. Она подарила мне Халиля, огрызнулся Салех и нахмурился, показывая, что больше не хочет об этом говорить. Вонг не стал настаивать. Все и так было ясно: с бляденышем Джилан ошиблась, даже если действительно подсылала его шпионить, — а со своим цветником для ебли Салех и правда мог разобраться без материнской опеки.

Вонг не хотел тонуть в болоте интриг, не хотел играть в игру, которую когда-то предлагал вести Салех, чтобы получить трон: “выжидать, шаг за шагом отнимать поля, жертвовать фигуры, когда надо”, — но с каждым новым шагом болото засасывало его само.

Чего стоили одни только подарки. Они появились быстро: еще и дюжины дней не прошло, еще не были казнены приговоренные соколы, а в покои Вонга начали носить футляры с драгоценностями, отрезы ткани, запечатанные кувшины с вином, ящички с редкими пряностями, мотки золотых и серебряных ниток для вышивания…
— Что еще за дерьмо? — не сдержался Вонг в первый же вечер, когда обнаружил все это барахло на столе посреди гостиной. Хума поклонилась:
— Это дары.
— С какой стати? — Вонг подцепил ближайший серебряный моток. — Я вижу, что это взятки. Но почему нитки?
Хума подняла глаза:
— Пусть господин не сердится, но это не ему. Это Хуме. Так принято.

В Эраншаре считалось невежливым в открытую одаривать того, от кого тебе что-то нужно. Поэтому подарки —“скромные дары”, как они здесь назывались, а на самом деле взятки в обмен на исполнение просьбы или в благодарность за оказанную услугу, — подносили не тому, к кому обращались, а его домашним. Женам, детям, гарему, на худой конец слугам — если больше было некому. Разумеется, по-настоящему дорогие вещи прислуге никто не оставлял, честно уточнила Хума. Только после того, как скромный дар был доставлен и принят, проситель являлся рассказать, что ему нужно.
— А если я не собираюсь оказывать ему услугу? — удивился Вонг.
— Если господин не может ее оказать и это не его вина, он так и скажет, — развела руками Хума. — Тогда подарок станет залогом дружбы. Если он вовсе не желает иметь дела с тем, кто прислал дар, он может отослать подарок обратно.
Верни все, — едва не сказал Вонг… и прикусил язык. Он не желал иметь дел ни с кем из придворных болтунов, искавших местечка потеплее, купцов, в тревоге ожидавших, как изменятся подати, гвардейцев, надеявшихся на новые звания при новом султане. Но ему нужно было убедиться, что Салех сможет удержать все это в руках. Значит, придется потерпеть.
— Расскажи, что от кого, — приказал он. — И не бери ничего себе, пока я не решу, выполнять ли просьбу.
Хума улыбнулась и вытащила из рукава длинный список.
Полтора десятка подарков оказались благодарностями — за назначения новых визирей, за освобождение из Садов тоски, за то, что Вонг успел сделать, вовсе не собираясь никому оказывать услугу. Была небольшая шкатулка от Адиля, Вонг открыл ее со странным любопытством. Тонкий стилет с украшенной мелкими драгоценными камнями рукоятью не пригодился бы для серьезной драки, но мог подойти для защиты или убийства. Если спрятать клинок в одежде, а на виду оставить только рукоять, она станет похожа на женскую безделушку из тех, которыми скрепляют края ворота. Адиль поступил согласно традициям, но даже мысли не допускал, что Вонг пожелает взять “скромный дар” себе. И при этом подарил не бесполезное украшение. Вонг сунул шкатулку Хуме:
— Это забирай и носи. Может пригодиться.
Драгоценности от уже назначенных визирей и избежавших казни недругов Совета мудрых он тоже разрешил забрать. Вино приказал отправить в покои отряда. Нитки прислала женщина, имя которой Вонгу ничего не говорило. Хуме пришлось сверяться с записками, приложенными к подаркам: Вонга благодарила дальняя родственница казненной матери мальчишки-одержимого, который теперь жил у Дильбары. Видимо, это было самое дорогое, на что у нее нашлись деньги.
— Верни, — сказал Вонг. — Напиши, что я принимаю благодарность, но никакой услуги ей не оказывал.
Хума с готовностью закивала: к вышиванию ее не тянуло.

С тех пор отчеты о подарках стали ежевечерним ритуалом — их приносили каждый день и редко когда по одному. В Кусуре оказалось полно тех, у кого были просьбы к первому визирю.
Салех и тот порой пытался навязать Вонгу что-нибудь ненужное: не оружие, так драгоценности, не драгоценности, так имение или невольников — как будто тоже хотел что-нибудь от него получить.
— Ты можешь взять себе любой из домов мудрецов, — предложил он однажды в присутствии отряда. — Какой тебе понравится.
— Зачем? — удивился Вонг. — Чтобы тратить время на дорогу и держать десяток посыльных? Мне удобно жить рядом с досточтимым султаном.
Салех почему-то смутился, отвел взгляд. Посмотрел на остальных:
— Если кто-нибудь из вас желает...
Бабангида усмехнулся, небрежно изобразил благодарный поклон:
— Незачем.
— Как же мы оставим Нивона, — протянула Юлия, разглядывая Салеха так, будто мысленно примеряла к нему свои игрушки. — Дворец досточтимого султана нам подходит.

— С какой стати он хочет держать тебя подальше? — подозрительно спросил Бабангида в тот же вечер за ужином. — Ему кто-то в уши льет?
— Да не хочет он, — хохотнул Вебер. — Он же просто запал на полковника, вот и пытается его охмурить. Уж как умеет. Хер знает, сам-то он это понимает или нет. — И поймав взгляд Вонга, вздернул брови: — Что? Ты не видишь, как он тебя глазами ест?
Вонг вспомнил, как сопляк дрочил в его постели, как пытался заводить разговоры об утехах. Решил: если Вебер угадал правильно, то Салех все понимает. Только не знает, что с этим делать. Первый визирь — не гаремная невольница, которой можно приказать раздеться и раздвинуть ноги. Наследный принц — теперь уже султан — никогда не пытался подкатить яйца к тому, в чьем согласии не был уверен.
Помогать ему в этом незачем.
— Я учу его тому, что ему нужно знать, — ровно проговорил Вонг. — Он меня слушает. Это все.
Юлия фыркнула, Вебер закатил глаза:
— Смотрю на тебя и думаю: как ты насчет Деса-то догадался, чего ему надо?
Сразу же, подумал Вонг, когда он не отдал меня вам и не убил. Отвечать было необязательно: это никого не касалось. Но воспоминание вынудило улыбнуться, и Вебер взглянул с любопытством.
— Он сам мне сказал.
Это должно было их развеселить. И действительно: Юлия расхохоталась, Бабангида криво улыбнулся. Вебер хмыкнул и потянулся за чаркой.
— А если и султан скажет? — спросила Юлия. — Что будешь делать?
— Ничего. Даже если ему от меня что-то нужно, со временем пройдет.

У кадета Вонга ведь прошло.

Когда он впервые говорил с генерал-майором Килом с глазу на глаз — после того, как прорывом Потока убил четверых старших, — ему показалось, что начальник академии хочет того же, чего хотели многие до него. Тогда кадет Вонг ощутил разочарование, но решил, что отказываться не станет. Он ошибся.
Год спустя, когда ему уже исполнилось пятнадцать, он готов был попросить сам. Пускай Кил вовсе не походил на тех, к кому Вонга обычно тянуло, но в нем чувствовалась внутренняя сила, привлекавшая даже больше внешней. Вонг был уверен, что получит удовольствие — мог бы получить, если бы все сложилось. Но Килу ничего подобного от кадетов было не нужно.
Вонг проверял; вышло скверно и стыдно. И не потому, что он пошел напролом.
Безупречно отработав все контрольные упражнения в конце курса, он явился в кабинет господина начальника академии для разбора результатов, выслушал похвалу и получил свой “поздравительный” бренди — меньше половины хрустального стакана. Доверху Кил наливал кадетам только в особых случаях вроде того происшествия год назад. Кадет Вонг залпом осушил стакан, отставил в сторону и принялся расстегивать мундир. Он знал и другие способы дать понять, на что готов, но сейчас все они казались ему неподходящими. Нечестными. Блядскими.
— Кто вам сказал, кадет, что это может быть уместно? — отчужденно спросил Кил. На “вы” он переходил, когда был Вонгом недоволен. Вонг пожал плечами:
— Слышал от кадетов… Не про вас, про других, — быстро добавил он, видя, как темнеет лицо Кила.
— Непозволительно, — одними губами проговорил Кил, и чутье подсказало, что теперь он недоволен не Вонгом. Уже теплее он сказал:
— Никогда так не делай. С другими тоже. Ни с кем. Ты станешь офицером, и твоя карьера пойдет как должно. Тебе незачем искать другие пути... Особенно такие позорные.
Отец генерал-майора Кила в свое время командовал битвой за Иррен, дед тоже возглавлял военную академию. Вряд ли Кил много знал о том, какими путями и какую карьеру можно делать: ему это было не нужно. Но кадет Вонг накрепко запомнил его слова — и обжигающий стыд от унизительного выговора.
Он все же не отступил сразу, упрямо сказал:
— Я не пытаюсь получить выгоду. Иначе попытался бы раньше.
Теперь Кил посмотрел на него внимательнее, помолчал, прежде чем — это Вонг уже видел — отказать. Наконец мягко ответил:
— Я не сплю с кадетами, Николас. И предпочитаю женщин. Но я рад слышать, что ты не стремился собой торговать. Сожалею, что подумал о тебе дурно.
От этих слов стыд и разочарование не стали меньше. Хуже всего было сознавать, что он не первый и не последний, с кем Килу приходится объясняться: начальник академии даже не удивился.

Во время ближайшей увольнительной в порту Змейка напился так, что Скату пришлось тащить его на берег блевать: он не мог призвать Поток, чтобы привести себя в чувство. Он не помнил, что говорил приятелю, но наутро Скат хмуро бросил:
— Сказал бы сразу, что тебе девки в хуй не уперлись, я б тебя по блядюшникам и не таскал тогда.
— Я могу и с девками, — просипел Змейка, все еще неспособный избавиться от похмельного гула в голове.
— Может всякий, у кого хер на месте, — буркнул Скат и больше к этому разговору не возвращался.

Только через год, когда до выпуска из военной академии оставалось совсем немного, он спросил:
— Найдешь себе потом ебаря? Хорошо устроишься.
— Нахера мне вялого сосать, — лениво ответил Змейка, глядя на солнечные искры в теплых летних волнах. — Уж лучше на границу.
Скат фыркнул. Растянулся на дне лодки, уперся затылком в скамью:
— Подумаешь, ну и пососал бы. Зато в тепле.
— Я не лягу под того, кто мне не нравится, — огрызнулся Змейка и сам удивился тому, как резко вышло. По шее пробежал озноб от воспоминания о первом, еще неподвластном контролю прорыве силы, о вздернутых на ледяные пики окровавленных телах; как будто Поток подтвердил это решение и запечатал навсегда.
— Да тебе никто не нравится, — без осуждения сказал Скат, — или ждешь кого?
Зевнул, добавил:
— Покатаемся по-твоему?
Змейка опустил руку за борт. Волны понесли лодку так быстро, словно в румпель были врезаны камни воды и воздуха.
Это были хорошие дни. Скат уже попустился после смерти Мурены, но еще не знал правды. В академии началась длинная череда увольнительных — бездельничать на все лето кадетов, перешедших на последний курс, не отпускали, но давали послабления. Змейка приходил в порт всякий раз, когда ему не нужно было оставаться на ночь в казарме. В академии он старался проводить как можно меньше времени: рядом с генерал-майором Килом сложно было забыть собственную глупость — и собственные желания. Когда Кил исчез, он ощутил постыдное тайное облегчение.

Кадеты не знали, что произошло: им просто представили нового начальника академии, всегда ходившего с таким лицом, будто он только что учуял дерьмо у себя под носом. Поползли слухи про Кила — самые разные, от невероятных до похожих на правду. Кадет Вонг не верил ни в один, избегал пустых разговоров и ждал, пока время смоет исчезновение Кила, как смыло — хотя бы для него — смерть Мурены. К выпуску ему уже казалось, что все прошло и забылось. Он понял, что ошибся, когда ведавший распределением генерал-лейтенант Ройнар — узколицый и длинноносый, похожий на дохлого марлина — беседовал с ним с глазу на глаз. Что ему нужно, свежеиспеченный корнет Вонг догадался бы сразу, даже если бы не слышал в академии никаких сплетен про господина генерал-лейтенанта. Этот липкий, облизывающий все тело взгляд он знал давно.
— Вы ведь понимаете, корнет, — вкрадчиво говорил Ройнар, — что остаться в столице надеются многие. Хотелось бы мне сказать, что останутся самые достойные, тогда вы, несомненно, вошли бы в их число. Но наша жизнь устроена так, что без надежного покровительства рассчитывать не на что, зато с ним подлинный талант сможет раскрыться по-настоящему…
Несколько секунд корнет Вонг, уже не вслушиваясь в текучий и тоже липкий голос, всерьез оценивал, какую пользу и какой вред принесут ему столичная должность, близость ко двору, неизбежные знакомства с высшим генералитетом — и такая же неизбежная репутация подстилки Ройнара.
— Если бы у вас был прежний покровитель, — продолжал тем временем Ройнар, — мне не выдалось бы возможности предложить вам свою помощь, но теперь…
Прежний покровитель, холодно понял корнет Вонг, это генерал-майор Кил. Мертвый, разжалованный или отправленный куда-то далеко с тайным заданием короля — слухи противоречили друг другу. “Тебе незачем искать другие пути, — прозвучал в ушах спокойный мягкий голос, — особенно такие позорные”. Следом вспомнились собственные слова: “Я не лягу под того, кто мне не нравится”.
— Я не хочу остаться в столице, — сказал корнет Вонг и улыбнулся в лицо дохлому марлину. — Так что мне не нужна… ваша помощь.
Как одним только тоном дать понять прилипале, что он может пойти и натянуть на хер угря, Змейка тоже знал давно. Чем придется заплатить за этот отказ, он тогда и представить не мог. Но если бы мог — все равно отказался бы.

— Да просто выебал бы его, — зевнул Вебер. — Султана твоего. Он бы у тебя как шелковый был.
— Да он и так как шелковый, — усмехнулась Юлия.
Вонг моргнул, выныривая из воспоминаний, коротко взглянул на Вебера. Нет, он не имел в виду ничего дурного — как и Скат, когда спрашивал, собирается ли Вонг найти себе ебаря.
— Я не ебусь ради выгоды, — ответил Вонг почти так же, как Скату.
Вебер подмигнул:
— Так ведь не он тебя, а ты его. Он же лечь под тебя хочет.
Теперь Вонг смотрел дольше. Наконец спросил:
— Это важно?
Вебер открыл рот, собираясь что-то сказать, — и закрыл. Хмыкнул, ткнул в Вонга пальцем: "Уел". Вонг приподнял чарку, показывая: "Твое здоровье", — залпом допил вино и налил себе еще.
— Я его не хочу. Придется ему обойтись.
— Суров ты, полковник, — с удовольствием сказала Юлия.

Разговор остался в памяти колючим шипастым зернышком, заставил присматриваться к Салеху внимательнее, чем обычно. Но чем ближе был день казни соколов, тем сильнее султан тревожился. Он срывался на слугах, отправил под розги двух наложниц, которых евнухи застигли за развлечениями друг с другом, огрызался на Джилан. Сейчас он наверняка хотел одного: чтобы казнь осталась позади.
Во время утренних уроков он затихал, пытался сосредоточиться, но получалось все еще недостаточно хорошо. Плеть легко сносила головы ледяным фигурам, которые Вонг создавал при помощи хрустальной чаши, — если Салеху удавалось по ним метко попасть. Если не удавалось, он крошил лед в осколки. Человеческое тело один такой удар превратит в кровавую кашу. Это тоже может впечатлить зевак, но Вонг хотел добиться другого.
В один из дней перед казнью он не стал ждать Салеха на обычном месте, пришел за ним сам.
— Где будет урок? — удивленно спросил тот. — Не в саду?
— В Садах тоски. Пойдем.

На площадке для наказаний, камни которой побурели от старой крови, все уже было приготовлено. Салех растерянно осмотрел десяток человек в дерюжных рубахах. Они были накрепко привязаны к невысоким столбам, едва достигавшим лопаток, рот у каждого заткнут кляпом — чтобы не мешали уроку.
— Я не смогу, — прошептал Салех побелевшими губами. Вонг этого ждал.
— Ты хотел научиться убивать быстро. Как ты узнаешь, научился или нет, если не будешь убивать?
— Но это просто какие-то люди! — повысил голос Салех. — Не соколы!
И этого Вонг ожидал тоже. Он отошел, остановился перед первым из привязанных.
— Этот отравил своих отца и мать, чтобы завладеть их домом и лавкой. — Сделал шаг к следующему: — Этот грабил и насильничал на дороге от Эльхабы в Истар. Известно о двадцати зарезанных путниках и о полусотне оскверненных девиц, но скорее всего, их больше. Эти трое, — он махнул рукой на следующих, — были в его банде…
— Хватит. — Лицо Салеха отвердело и вновь, как изредка, стало из смазливого красивым. — Я понял. Где ты их взял?
— В городской тюрьме. — Вонг с облегчением вернулся к нему: от смертников изрядно воняло. — Их всех уже приговорили. Вздернули бы прямо там или порубили на части. — Он указал на атамана разбойников: — Вот этого колесовали бы. Теперь их казнит сам султан Эраншара. Так милосердно, как сумеет.

Железные звенья лязгнули, развернулись, одеваясь огнем. Двое из привязанных обмочились. Вонг отступил на несколько шагов: плети нужен был простор.

У Салеха хорошо получился первый удар. Плеть обвилась вокруг шеи, замерла на мгновение, и звенья чисто срезали голову. Плеснула кровь, голова упала неподалеку — обожженная, с выпученными глазами. Запахло жареным мясом и горелым волосом. Салех встряхнул рукой, готовя плеть к новому удару. Посмотрел на искаженные ужасом лица остальных… и это зрелище выбило его из колеи. Второго он раскроил от плеча к ребрам, но не убил сразу: понадобился еще один удар.
Соколам на эшафоте нужно закрыть лица, решил Вонг, наблюдая за его попытками. Одеть не в рубахи смертников, а в те же белые тряпки, в которых они помогали при казнях. Будет красиво — и султану не понадобится смотреть им в лицо.

Салеху пришлось потрудиться, чтобы покончить со всеми десятерыми, но последние трое умерли так же быстро, как первый. Это давало надежду.
Когда плеть погасла, Салех потребовал вина. Подбежал слуга с подносом, старательно отворачиваясь от трупов. Султан схватил чарку и осушил залпом. Сунул обратно на поднос и обеими руками потер глаза.
— Ты справишься, — сказал Вонг, дождавшись, чтобы слуга отошел. Кивнул в сторону дворца: — Иди отдохни. И больше не говори "я не смогу". Нет того, чего ты не сможешь.
Салех взглянул на него. Окаменевшее лицо дрогнуло и засветилось улыбкой.
Похоже, Вебер был прав.

В день, выбранный для казни, Светлую площадь заполняла толпа — такая же, как в Дни Изгнания, разве что покрывал на женских головах было меньше. Приговоренных соколов привязали к невысоким столбам на длинном эшафоте. Вокруг стояла Лунная стража, не подпускавшая толпу слишком близко. Расстояние определял Вонг: наблюдения за тренировками Салеха позволили точно сказать, в скольких шагах от эшафота Пестрая плеть уже никого не заденет. Помост, на котором раскинули шатер султана, стоял к эшафоту совсем близко. Салеху не нужно будет подходить к соколам. Достаточно встать на краю помоста, чтобы плеть сделала что нужно.

Когда трубы возвестили о прибытии султана, Вонг поднялся с подушек, которыми завален был шатер, чтобы встретить повелителя Пестрой плети должным образом. Сам он пришел на площадь раньше — убедиться, что все сделано как надо. Зверь, успевший забраться в подушки и задремать, проснулся и последовал за ним. Сел рядом, широко зевнул и привалился к Вонгу, едва его при этом не уронив. Конечно, он хотел спать. Рано утром он вернулся с прогулки и ходил за Вонгом как привязанный, то и дело пытаясь прикорнуть в любом подходящем углу. Теперь он задремывал сидя. Можно было взбодрить его стальной связью, но единожды решив впредь обходиться без поводка, Вонг не собирался менять решение. Он не глядя погладил ягуара по морде, тот небрежно поймал зубами стальную кисть, слегка прикусил и встряхнул. Живой стали эта игра ничем не угрожала, но в толпе неподалеку кто-то вскрикнул. Глупцы, наверное, решили, что зверь недоволен. Тем лучше.
Вонга и так уже боялись в Кусуре.
С тех пор, как он получил шнур визиря, прошла всего дюжина дней, но пересудам и слухам этого времени хватило — а пищи для них Вонг давал достаточно.

По его слову во всем Эраншаре рушились Небесные нити и горели дома спокойствия — места, где собирались эраншарцы, чтобы слушать толкователей небесного учения. Самих толкователей душили, резали, вздергивали на первом попавшемся дереве. В живых оставляли только тех, кто соглашался отречься от прежней веры и впредь рассказывать о силе Пестрой плети и о султане Салехе, Диком Пламени Эраншара. Все книги и записи о небесном учении тоже жгли, собрав в огромные костры на площадях. Женщины, не желавшие больше заматываться в тряпки, как того требовало учение, бросали в костры свои покрывала. Тем, кто пытался хранить заветы посланника, стоило подумать дважды: за попытки следовать заветам казнь ждала любого, кто попадется. Птенцов соколятни в Кусуре — кроме немногих пожелавших присягнуть султану и пойти рядовыми в Лунную стражу — вырезали быстро и безжалостно. Позволять жить тем, кого учили убивать магов, Вонг счел неразумным.
Все остальные приказы об истреблении небесного учения тоже подписал он: продиктовал Хуме, вывел вязью свое придуманное имя, поставил печать первого визиря.
— Почему ты? — спросил тогда Салех. — Разве я не должен сам?..
— Когда учение утратит силу, эти приказы можно будет отменить. Досточтимый султан отменит их — и при этом не откажется от собственного слова.
Салех задумчиво свел брови, пробормотал:
— Но это случится нескоро…
— Первый визирь благородно берет на себя то, что должно быть сделано, но породит ненависть и страх, — медовым голосом сказала Джилан Кружевница; когда Вонг пришел к Салеху доложить о своих решениях, она оказалась там же. — Тебе стоит поблагодарить его, сын мой.
Как будто ее сын сам не знал, что ему делать.

Ненависть и страх были неизбежны, но их оказалось меньше, чем ожидал Вонг. Жители Эраншара — те, чей разум не заполнило до краев небесное учение, — ненавидели мудрецов и боялись котлов с кипящим маслом. Избавление от совета они сочли благом и охотно помогали истреблять все следы учения. Вознаграждение за доносы немало этому способствовало.
Раньше Совет мудрых отдавал доносчикам четверть имущества приговоренного, а остальное забирал в казну. Узнав об этом, Вонг распорядился за доносы на толкователей учения и их последователей отдавать половину.
— Не слишком щедро? — спросила между делом Юлия. Вонг пожал плечами:
— На этом добре грело руки все старичье, а нам оно не нужно. Даже если отдавать половину, в казну султана все равно попадет больше, чем попадало раньше.
— А если оболгут кого ради золотишка? — подмигнула Юлия.
— А допросы на что? — ответил вместо Вонга Бабангида. — Если не найдется доказательств, так можно и с доносчика спросить.
Вебер потер руки:
— Значит, будет чем заняться.
Вонг не возражал: такая помощь избавляла его от части дел, а в способности отряда установить истину он не сомневался.

Тех, кого падение Совета и вместе с ним небесного учения не пугало, а радовало, могли встревожить иные слухи о первом визире. Он принимал во дворце одержимых — и некоторые из них, чаще всего сироты, исчезали бесследно. Он лично забрал из городской тюрьмы осужденных — и они тоже пропали. Он своими руками прилюдно убил нескольких человек, невовремя раскрывших рот. Одним из них был дворцовый распорядитель Якуб, человек полезный, но не умевший держать язык за зубами. Его разговор со старшим евнухом Назымом Вонг услышал случайно, проходя по галерее дворца.
— Стало быть, первый визирь любит плеть, — посмеиваясь, говорил Якуб.
— Мы все преданно служим повелителю Пестрой плети, — заметил Назым, но Якуб пропустил его намек мимо ушей:
— Я не о том. Погляди, как он возвысил Адиля, а ведь известно, что…
Назым, слушавший его с бесстрастным лицом, увидел Вонга раньше, чем стоявший спиной Якуб. Он расширил глаза, но увлеченный беседой распорядитель не понял знака — и не успел даже договорить. Назым отступил удивительно легко для человека такой толщины. Брызги не задели его одеяния, снесенная ударом килича голова Якуба покатилась по каменным плитам.
— Первый визирь не любит пустой болтовни, — сказал Вонг, стальными пальцами сгоняя кровь с клинка. Назым сдержанно поклонился. Вонг подождал: попытается ли он оправдаться за чужую ошибку, попросить милости?.. Евнух молчал.
— Нужно найти надежного человека на его место. — Вонг убрал килич в ножны. — Займись.
Он знал, что тем самым отдает дворец в руки Назыма. Пускай. Тот продаст почетный и хлебный пост распорядителя за деньги или услугу, но вряд ли приведет человека, за которого не сможет отвечать. И вряд ли забудет, кто дал ему такую возможность. Джилан Кружевница будет недовольна: недавно она хвалила Якуба за сдержанность и сообразительность. Для таких похвал он слишком неосторожно трепал языком и плохо понимал намеки. Ей придется смириться.

Слух о том, что и султана Вахида убил именно первый визирь, тоже утек из дворца, разошелся по городу, смутный, ненадежный и этой ненадежностью вызывающий страх. Он передавался из уст в уста — шепотом, только самым доверенным собеседникам. Значит, в конце концов стал известен всем и каждому.

Те, кому не хватало ума бояться первого визиря, опасались его ягуара. Вонга это устраивало.

В шатер тем временем явились остальные советники, вдоль заднего полотнища выстроилась охрана: Адиль и несколько его людей. Когда на ступени помоста шагнул Салех, все согнулись в поклоне. Склонился и Вонг, встречавший его у ступеней. Только зверю не было дела до досточтимого султана, но никто не стал бы его в этом упрекать.
Следом за Салехом в шатер вошла Джилан, за ней Фирьял: в черно-белой одежде Лунной стражи, без рубиновых насечек на ятагане, но со шнуром командира охраны — тоже черно-белым, продернутым золотой нитью.
Салех мазнул по лицу Вонга пустым взглядом. Сжатый на рукояти Пестрой плети кулак побелел от напряжения. Взвыли трубы, заорал глашатай: досточтимый султан Салех бин Маариф, Дикое Пламя Эраншара, в своем бесконечном милосердии собственноручно подарит преступным слугам Совета мудрых легкую смерть.
“Ну, это если повезет”, — как наяву услышал Вонг смешок Десмонда и с трудом удержался от улыбки.

Почти повезло.
Троих Салеху удалось обезглавить безупречно чисто. Этого хватило: после первого же всплеска огня Потока толпа взвыла от восторга и ужаса, заколыхалась, застонала и загудела. Скатившуюся на эшафот голову приветствовали криками, новую вспышку пламени — новой волной воя. Этот гвалт как будто придал Салеху уверенности, заставил его крепче держать плеть. Уверенность его и подвела: с очередным приговоренным он поторопился. Плеть ударила выше шеи, содрала белую тряпку с лица, а вместе с ней кожу и волосы, превратила голову сокола в кровавую болванку. Глаза выпали на щеки, сокол открыл рот и закричал. Салех ударил снова, плеть перебила шею, крик прекратился. Ему стоило бы сосредоточиться, но он опять принялся бить наугад, яростно и отчаянно — как раньше по Халилю. Фирьял бросила на Вонга беспокойный взгляд, он еле заметно качнул головой: останавливать султана было поздно. Вонг чувствовал дрожь пламени Потока, смотрел, как неровно полыхает плеть. Сопляк снова потерял самообладание, позволил ей питаться страхом, злостью, накопленной за дюжину дней тревогой. Оставалось надеяться, что он закончит быстрее, чем плеть выйдет из-под его власти. Вонг глянул по сторонам: никто, кроме Фирьял, не понимал, что султан едва справляется со своим главным оружием.
Многие наверняка решили, что так и задумано. В конце концов, эта казнь все еще была быстрее и милосерднее, чем долгая возня с цепами, серпами и бороной. Но и страшнее тоже, особенно для тех, кто впервые видел силу Потока.

Когда на эшафоте не осталось никого живого, толпа затихла — а потом с шорохом и вздохами осела, как будто уменьшилась: люди повалились на колени. Салех позволил плети погаснуть, неловким движением вернул ее на пояс и осмотрел своих подданных. Вонг видел, что его пустой взгляд скользит поверх голов. Зверь, внимательно наблюдавший за движением пылающих железных звеньев, зевнул и опять привалился к Вонгу. Казнь закончилась.

— Матушка тревожится, что плеть меня убивает, — сказал Салех за ужином. Весь день он провел в гареме, приказав его не беспокоить. Вонг послушался приказа, решив, что досточтимому султану не повредит отдых, но вечером Салех прислал за ним сам. — Боится, что она выпьет мою жизнь.
— Это не так. — Вонг отодвинул тарелку с остатками пряного мяса в виноградных листьях. Еды на ужин султану подавали больше, чем могли съесть четверо.
— Но ты говорил, я умру раньше, чем мог бы, если бы у меня вовсе не было силы.
Вонг кивнул.
— Насколько раньше? — беспокойно спросил Салех.
— Неизвестно. Не слишком намного.
Такой ответ Салеха не устроил. Пришлось кратко пересказать соответствующую главу Книги Потока. От себя Вонг добавил, что знал магов, доживших лет до семидесяти.
— А плеть? — упорствовал Салех. — Матушка говорит, если она так сильна, она может забирать много.
Откуда она это взяла, удивился Вонг.
— Плеть не причинит тебе вреда, если ты не решишь от нее отказаться.
— А что будет, если решу?
Вонг ждал этого вопроса.
— Заберет всю твою силу.
— И позволит прожить дольше?
— Не знаю, — ровно сказал Вонг. — Об этом в Книге Потока не написано.
Едва подчинив силу, Салех говорил, что никогда не позволит ей уснуть. Теперь, осознав, что больше не приговорен к скорой смерти, он стал бояться умереть. Сам он об этом задумался — или это дело рук Джилан? Вонг потянулся за вином, покатал его во рту, смывая вкус пряностей и гадкий душок то ли тоски, то ли зависти.

Джилан с каждым днем все сильнее раздражала его постоянной ласковой заботой о Салехе. Иногда эта забота была неотличима от попыток им управлять. Что ты об этом знаешь, одергивал себя Вонг, у тебя-то матери вовсе не было, — но раздражение все равно копилось исподволь, не находя причины выплеснуться.
— Светлая госпожа Джилан, — наконец сказал он, — привыкла думать, что ты проживешь недолго. От такой тревоги избавиться нелегко. Но теперь ей не о чем тревожиться.
Салех потер лоб, взглянул на Вонга в упор:
— Не о чем? Сегодня на площади…
— Ты справился, — пожал плечами Вонг. — Но хуже, чем мог бы.
Салех слабо улыбнулся:
— Я думал, ты станешь меня ругать. Представлял, что ты мне скажешь.
— Считай, что я это сказал. — Вонг допил вино, отставил чарку. — Будешь тренироваться больше. В городской тюрьме полно всякой швали.
Улыбка Салеха погасла, но возразить он не попытался.

Через две недели после казни соколов — еще две недели разговоров, доносов, указов, допросов и “скромных даров” — свой подарок прислал старший евнух Назым.
Угловатый предмет, завернутый в дорогую ткань, стоял посреди стола, когда Вонг вернулся вечером в покои. Он рассеянно стянул ткань, взял в руки увесистую коробку. Сперва показалось, что полированное дерево расписано бессмысленными узорами, но в узорах проступили тела и головы, путаница рук и ног. Бесконечные пары, троицы и группы на крышке и боках коробки совокуплялись в разных позах: одетые, полураздетые и нагие, мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами. Среди них встречались твари, только отдаленно похожие на людей — крылатые, рогатые или многорукие, как ифрит Раззак. Вонг вглядывался со смесью любопытства и отвращения. Некоторые положения тел ему даже в голову не пришли бы, другие выглядели неудобными. Вонг склонил голову к плечу, пытаясь разглядеть, каким образом трое мужчин ебут то ли длинноволосого мальчика, то ли плоскогрудую девочку, ничуть не мешая друг другу.
— Скромный дар уважаемого старшего евнуха Назыма, — прошелестела рядом Хума.
— Можно было догадаться. — Вонг поставил коробку. — Что ему нужно?
— Он сказал, что желал бы повидаться с первым визирем, если у того найдется время.
Вонг машинально поднял крышку, раздумывая: Назым прислал подарок в благодарность за историю с дворцовым распорядителем или решил попросить чего-то еще?.. Моргнул и опять посмотрел на содержимое коробки.
— Он хотел меня оскорбить?
— Ни в коем случае. — Хума даже не взглянула на орудия, разложенные в обтянутых золотистым шелком углублениях. Значит, уже рассматривала. — Уважаемый старший евнух распоряжается наслаждениями, он может делать такие подарки. А господин — принимать их от него. То есть… — она опустила глаза.
— Хочешь оставить себе? — Вонг вынул первый попавшийся елдак: крупный, черный, искусно выточенный из незнакомого камня. Орудие удобно легло в ладонь, Вонг сжал пальцы, уперся большим под головку. Хума искоса глянула на него так же, как смотрела порой, спрашивая, не помочь ли господину с омовением. Иногда Вонг соглашался и снова приказывал Хуме ласкать себя у него на глазах. Зрелище не приносило возбуждения, но ненадолго отвлекало от всего остального.
— Зебб может доставить радость, не причиняя вреда, — проговорила девчонка. — Хума не должна ложиться ни с кем, кроме господина, но господин ее не хочет. Если он позволит… Или пожелает посмотреть…
Робости в ее голосе не было, только приличествующая случаю скромность — несомненно притворная.
— Зебб? — переспросил Вонг. Хума коснулась орудия, которое он все еще держал в руках:
— Это так называется.
Вонг уложил игрушку на место, рядом с такими же, но другого размера, другой формы, изогнутыми в разные стороны. Они напоминали пыточные принадлежности Юлии, избавленные от шипов и стальных крючьев. Их окружали небольшие сосуды с плотно притертыми крышками: масла и благовония, пробуждавшие желание и облегчавшие использование этих… зеббов.
— Пока не трогай. Передай Назыму, что я приму его завтра вечером после ужина. Сперва узнаю, чего он хочет.

Евнух Назым хотел поговорить. Вонг вполуха слушал неспешные рассказы о том, как обстоят дела в гареме, как справляется с обязанностями недавно назначенный распорядитель дворца — старый друг Назыма и очень достойный человек, первый визирь не пожалеет, что дал ему такую счастливую возможность… Можно было оборвать эту болтовню вопросом “что тебе нужно?”, но Вонг ждал. Пока от Назыма была только польза, и портить с ним отношения не стоило. Он тихо и быстро разобрался с гаремом Вахида: некоторых девиц и мальчишек задушили, других продали подальше. Он принял на себя опеку над гаремом Салеха, уже перевезенным из Эльхабы. Вонг был уверен, что за наложницами теперь присматривают куда лучше, чем при покойном Гафуре. О том, нужно ли купить для султана новых девушек, Назым спросил несколько дней назад у Вонга — а не у Джилан и даже не у самого Салеха. “Купи, — согласился Вонг, — лишними не будут”...
Евнух, разумеется, заметил, что он отвлекся. Мягко и почти без укоризны сказал, глянув на обернутую тканью коробку, которая так и стояла в гостиной:
— Я прислал свой скромный дар в благодарность за то, что первый визирь уже сделал. Мне и в голову не пришло бы просить новых услуг. Напротив, я пришел предложить свои — если первому визирю они понадобятся.
— Какие же? — поднял бровь Вонг.
— Пускай первый визирь не гневается и не таит зла. Но если он желает тех наслаждений, что не могут дать ему девушка или нежный мальчик… — Назым снова покосился на коробку. Вонг не повторил его взгляд, отпил из узкого стакана глоток травяного настоя. — Есть скрытые от лишних глаз и ушей торги, где продают хорошо обученных невольников. Немых, если угодно — впрочем, немым можно сделать любого. Стоит первому визирю пожелать…
Неужели его тоска так заметна, устало подумал Вонг — и даже не разозлился.
— Не нужно. Но я ценю твою заботу.
— Такова моя служба, — с достоинством сообщил Назым. — Я служил султану Маарифу, служил султану Вахиду. Благодаря заступничеству первого визиря так же я буду служить султану Салеху.
Значит, он знал и о том, что это Вонг убедил Салеха оставить его при гареме.
— Так же — как?
Назым улыбнулся.
— Я давал им то, чего они желают, пускай они и сами об этом не знали. Покупал, уговаривал или добывал иными путями. — Он неожиданно вздохнул и поджал губы: — Хотя султану Салеху обрести то, чего он желает, будет трудно.
Острые глаза уперлись Вонгу в лицо.
Стоило поблагодарить Вебера: если бы не он, Вонг не понял бы намека. Веберу он поверил не до конца, но теперь сомнений не оставалось. Назым вряд ли мог ошибиться в таких делах.
— Не трудно, — холодно сказал Вонг. — Невозможно.
Назым задумчиво покивал, его взгляд смягчился.
— Другой на месте первого визиря не пренебрег бы случаем, — заметил он. — Ночная птица поет в тиши, ее слышно лучше всех прочих.
— Хватит. — Вонг со стуком поставил фарфоровый стакан на стол. Назым опустил глаза.
— Пускай первый визирь простит мою прямоту. Я заведую утехами, и мне не зазорно о них говорить...
— Я знаю, — перебил Вонг. — Но здесь говорить не о чем. — Он подумал секунду и попросил: — Расскажи о Джилан Кружевнице. Ее для султана Маарифа нашел тоже ты?
Назым покачал головой:
— Джилан — избранная невеста.

Вонг слушал, задумчиво жуя шарик лимонной нуги. Наложниц для султана покупают, дарят или берут силой, говорил Назым, но когда султан решает жениться, он женится на стране и страна отдается по доброй воле. Султан выбирает из девиц любого звания и сословия, которые сами приходят во дворец в назначенный день, и потом супруги султана не принадлежат к гарему, а живут собственным двором. Джилан была сиротой из простого рода, родилась она в Истаре и в Кусур приехала после того, как ее родители умерли — как раз ко Дню тысячи жемчужин. Тогда ей было четырнадцать лет. Стоило ей открыть лицо перед султаном Маарифом, как тот уже не пожелал никого другого. Через год Джилан родила принца Салеха, а еще через полгода султан Маариф отправил ее вместе с младенцем в Эльхабу. С тех пор он иногда наезжал во дворец младших братьев, но возлюбленную супругу в Кусур уже не возвращал.

— Остыл? — равнодушно поинтересовался Вонг и замер, услышав, как Назым аккуратно подбирает слова:
— Многие так и решили.
— А на самом деле? — потребовал Вонг резче, чем стоило бы. Назым вцепился взглядом так, будто пытался понять, что подтолкнуло его задать этот вопрос. Медленно сказал:
— Есть знания, которым лучше сгинуть, если они могут причинить вред досточтимому султану Салеху. Он принес всем нам избавление от Совета мудрых. Все мы видим своими глазами, что он имеет законное право на Пеструю плеть, и не должно быть тех, кто в этом усомнится.
Вонг поднял руку, показывая Назыму браслет. Коснулся камня с вуалью тишины, сказал:
— Духи воды скрыли наш разговор. Его не смогут подслушать. Кто?
— Даже досточтимый султан Маариф не был уверен в своих подозрениях, — так же медленно проговорил Назым. — Они остались пустыми подозрениями. Его сердце рвалось на части, но любовь оказалась сильнее обиды. А потому Джилан не была казнена, а мальчик не был лишен титула наследника или утоплен в пруду в малолетстве. Тот, на кого могла бы пасть другая половина вины, и вовсе остался в стороне. Кружевница всегда была осторожна.
— Кто? — повторил Вонг. Назым снова вгляделся в его лицо:
— Я верю, что ты не пожелаешь причинить вреда султану, раскрыв тайну… Визирь Мансур.
Вонг ненадолго прикрыл глаза, потер висок:
— Что же ты не подтвердил подозрения султана?
Назым недовольно дернул углом рта:
— Когда я узнал, кто тайком навещал Джилан в ее покоях, султан Маариф был давно мертв, а султан Вахид безмерно ей доверял и жалел ее сына. Расскажи я ему о том, что стало мне известно, он отправил бы в Сады тоски не Мансура, а меня.
— А сам Мансур? Он знает?
— Кружевница очень осторожна, — повторил Назым, выделив голосом слово “очень”. — Неизвестно, сообщила ли она любовнику то, что женщины обычно сообщают первым делом. Она заботится о нем, это так. Сделала его визирем. Но о том, чтобы оставаться матерью султана, она заботится еще больше.
— Кто может знать?
Назым развел руками:
— Девушки, которые были при ней тогда, уже сменились. Некоторые умерли. Возможно, те, кто знал. Есть еще старая Нинан, кормилица досточтимого султана Салеха, но она нема от рождения и не умеет писать.
— Хорошо. Я решу, что с этим делать.
— Если досточтимый султан… — начал Назым, и Вонг оборвал:
— У него довольно тревог и без этого.
Он видел, как Назым слегка обмяк от облегчения. Разумеется: ни Салеху, ни кому бы то ни было еще сейчас не стоило знать, что он сын не султана Маарифа, а гвардейца Лунной стражи.
— Даже если визирь Мансур ни о чем не ведает… — Назым прервался, мелкими глотками опустошил свой стакан с остывшим настоем. — Его стоит остерегаться. Он умрет, если Джилан Кружевница прикажет ему умереть.
— Невелика потеря.
— Будет хорошо, если он умрет один.
— О ком ты беспокоишься?
— О тебе, визирь.
— Не стоит. — Вонг коротко усмехнулся. — Меня сложно убить.
— Об этом я наслышан, — откликнулся Назым уже совсем другим тоном, по его губам пробежала легкая улыбка. Вуаль тишины можно было снимать: серьезный разговор закончился.

Подарок Назыма Хума забрала в тот же вечер. Лукаво улыбнулась:
— Если господин пожелает взглянуть…
— В другой раз, — оборвал Вонг.
Он знал: обнаружив, что одной игрушки и пары флаконов недостает, Хума промолчит. Если нет, пусть пеняет на себя.

Умываясь, Вонг опустил зебб в наполненную ванну. Хума говорила, этот камень хорошо хранит тепло: если подержать его в воде купальни, он долго будет похож на живой. Вонг косился на тяжелое черное орудие, пока заворачивался в нагретое полотно, пока тратил силу Потока на то, чтобы прогнать воду с волос. Встряхнул головой, кончики волос задели спину: отросли. Он даже не заметил. Десмонд наверняка заметил бы. Тоска поднялась из груди к горлу, от нее перехватило дыхание, защипало в носу. Вонг выхватил зебб из воды, кое-как обтер и пошел с ним в спальню.

До сих пор ему не приходило на ум совать себе в зад что попало. Как это делали с ним те, кому Десмонд потом оторвал яйца, он почти не помнил. К лучшему. Вылив на пальцы густое тягучее масло и размазывая его по гладкому стволу, Вонг сжимал зубы и жмурился от отвращения, смешанного с любопытством. В паху уже тянуло и горело. Он поводил скользкими пальцами по искусно вырезанной головке и под ней, закрыл глаза, сжал орудие в ладони… Член Десмонда ложился в руку иначе, он был горячим и живым, неровным от выступающих жил, с тонкой кожей, мягко подающейся вверх-вниз, когда Вонг водил неплотно сжатым кулаком. Он поводил так же, но по зеббу пальцы скучно проскальзывали, не ощущая никакого отзыва, не чувствуя тока крови. В колено ткнулся сухой прохладный нос. Вонг открыл глаза: зверь сидел рядом с постелью и принюхивался, круглые глаза пристально следили за рукой.
— Хочешь посмотреть? — тихо сказал Вонг. — Ну смотри.
Каменная головка прижалась к дырке, тоже наскоро смазанной. Вонг глубоко вдохнул, задержал воздух — и на выдохе расслабился, откинулся на подушки и надавил, вталкивая в себя зебб.

Чтобы не разбудить скверную память, он заставил себя думать о том, как расслаблялся в руках Десмонда в первый раз в Девдане. Как впускал его и принимал, сперва ощущая только безмерное облегчение: наконец-то. Член Десмонда неторопливо вторгался в его зад, давил и распирал — сильно и гладко, приятнее, чем пальцы перед этим.
Однажды, напившись в борделе и взяв мальчишку вместо девчонки, Вонг не удержался, спросил: как это, когда тебя ебут. Пацан помялся, выдавил вежливое: "Хорошо, мне нравится", — опасался разозлить гостя. "Говори как есть", — потребовал Вонг. Вино в его стакане ощетинилось иглами багрового льда: боевым офицерам Шангри не нужно было браться за оружие, чтобы кого-то припугнуть. Мальчишка облизал губы, не отводя взгляда от застывшего вина. Неожиданно грубо сказал: "Уж если вам приперло знать, ваш-высокородие, так когда дерьмо наружу идет, похоже бывает. Только здесь того... в другую сторону. Если ебарь не гонит сильно, не рвет как тряпку, так оно и сладко. Но тяжко, аж знобит".
Грубость Вонга не задела, а описание удовлетворило. Он заплатил мальчишке больше положенного, хотя ничего кроме отсоса не потребовал.
Приняв в себя член Десмонда, он узнал, что пацан не соврал. Заполненность казалась противоестественной, легкий колючий озноб расходился по шее и спине, по плечам и рукам. Вонг чувствовал себя растянутым, расслабленным, но каждая жилка в теле дрожала и звенела. Он не хотел ни высвободиться, ни избежать вторжения, не хотел даже шевелиться. Заполнявшая его тяжесть медленно продвигалась все глубже, дыхание сбивалось, поясница ныла от напряжения. “Двигайся”, — потребовал он, и Десмонд начал толкаться в него, отступать и возвращаться снова. Тяжесть ненадолго стала болезненной, едва выносимой — и тем доставила странное, незнакомое удовольствие. Вонг застонал не сдерживаясь, в ответ на стон Десмонд толкнулся сильнее. Стало не по себе: прежде с такой готовностью он отдавался только Потоку, принимал только его силу…
Десмонд не позволил ему об этом задуматься.
Он ебал Вонга жадно и щедро, брал все, что хотел взять, но и отдавал не меньше. Когда он размашисто вгонял член, Вонг захлебывался воздухом — от жара, от силы каждого толчка, от разливавшегося по всему телу густого, горячего наслаждения, какого он не знал до тех пор…

Он пошевелил зебб, ощутил давящую тяжесть и холод. Пока он предавался воспоминаниям, игрушка успела остыть. Плечо сводило от неудобной позы. Постель вздрогнула, бедро что-то кольнуло. Вонг открыл глаза. Зверь стоял над ним и с любопытством обнюхивал его руки, совался мордой между разведенных ног.
— Уйди, — сказал Вонг сквозь зубы, дернул коленом. — Отвали!
Вместо этого зверь потерся щекой о его бедро. Внимательно посмотрел в лицо, переступил на постели, придвигаясь ближе. Вонг зажмурился и повернулся на бок, неловко поднял плечо, чтобы закрыться от этого взгляда. Шершавый язык коснулся кожи, прошелся по шрамам на спине. Вонга передернуло. Прикосновение вышло приятным и неприятным одновременно, от него перехватывало дыхание, по рукам бежала мелкая дрожь, хотелось то ли отстраниться, то ли податься навстречу. Пытаясь отодвинуться, Вонг снова шевельнул игрушку. Она задела что-то внутри, удовольствие вспыхнуло и растеклось — неяркое, полупрозрачное, тень того, настоящего наслаждения, которое мог доставить член Десмонда. Зверь шумно вздохнул у него за плечом, обнюхал шею и опять лизнул спину, заставив Вонга крепче сжать пальцы на широком основании зебба.

Так он и кончил: трахая себя остывшей игрушкой, дрожа от влажных саднящих прикосновений к шрамам. Под веками жгуче вскипели слезы. Когда Вонг вытащил зебб и уронил между ног, отер об одеяло испачканную семенем руку и откинулся на спину, обессилевший и опустошенный, зверь ткнулся носом ему в лицо и собрал эти слезы самым кончиком языка.

Утром его вздернула с постели отчаянная решимость, скрутившая все внутри тугим узлом. Если Салех до сих пор не способен управиться с плетью — тем хуже для него. Если это значит, что задание ключника будет провалено — пускай. У Вонга оставались колокольчики. Ифрит подтвердил, что ими можно подчинять големов. Значит, попасть к сердцу островов удастся и без ключа. Он скажет отряду, что задерживаться здесь больше незачем. Пора отправляться на поиски зелья или заклинания, которое сможет вернуть Десмонду человеческий облик. Вряд ли кто-то будет возражать.

Хума явилась, когда он уже надел кафтан и взял ремень с ножнами. Поклонилась, протянула футляр для писем — красно-коричневый, с тонким черным узором. От Дильбары.
— Что там? — нетерпеливо спросил Вонг. Он готов был сказать, чтобы Хума отнесла письмо Салеху. Пускай досточтимый султан сам разбирается с эраншарской магией.
— Уважаемая госпожа пишет, что нашла это под обложкой одной из книг, которые господин ей прислал. — Хума щелкнула крышкой футляра, достала скрученный в трубку кусок кожи. — Пишет, что здесь… — она развернула записку, которую держала в другой руке, — указан путь к тайнику колдунов… Имана Бледного и Язида.
— Дай сюда. — Вонг встряхнул кожу и увидел узорные строчки вязи на карте. — Неси перо. Читай названия.

Карта попала в руки вовремя — и показалась хорошим знаком. Шагая к покоям отряда, Вонг едва удерживался, чтобы не бежать. Зверь черной тенью скользил рядом.

“Я только и делаю, что ошибаюсь”, — сказал он Бабангиде. Это тоже была ошибка.

— Выкладывай как есть, — потребовал Бабангида.
— Я не могу больше, — беззвучно произнес Вонг.
К горлу подступила тошнота. Никогда еще он не отказывался от задачи из-за того, что на нее не хватило сил.
— Не можешь или не хочешь? — с обманчивой мягкостью уточнил Бабангида.
Отвечать Вонг не стал.
— Твой султан не справится. — Бабангида качнулся с пятки на носок, прищурился на Вонга. — Ты говорил, на казни он едва не облажался. Съест его ваша магия — и что тогда? Зря возились?
— Есть еще Музыка мертвых, — возразил Вонг. Бабангида поморщился:
— Все, что есть, можно проебать. Закончи что начал и получи свой ключ. Это понадежнее.
— А до тех пор Десмонд будет животным?! — Вонг выдохнул, сжал зубы, поняв, что повысил голос. Бабангида смотрел на него с издевательским недоумением. — Хватит. Это моя вина, мне и платить.
— Ты и платишь. — Бабангида мотнул головой на ягуара, сосредоточенно рывшегося в цветнике: — Ты думаешь, ему плохо? Будь он в разуме — он бы дал нам знать. Но он сейчас зверь. Он сыт, под приглядом, творит что хочет. На что ему жаловаться? Плохо тебе. Но ты заслужил.
Он был прав — и от этого гнев плеснул в лицо, опалил жаром щеки.
— Как будто вам без него хорошо! — бросил Вонг. — Да не похер ли, подломим мы Мертвый совет или нет? Разве это, — теперь он тоже кивнул на зверя, — не важнее?
Бабангида без злости, как кутенка за шкирку, сгреб его за ворот кафтана. Притянул к себе, сказал в лицо:
— Твои с болванами разборки — дело твое. Решил им спустить с рук — никто не неволит. Но Десмонд подписался на эту работу, и мы все согласились. Ты сам об этом говорил, забыл? Теперь готов и ее просрать?
Разжал кулак, слегка оттолкнул Вонга:
— Останешься здесь. Юля и Вебер с тобой, а мы с Буном займемся поисками.
Вонг открыл рот, но сказать ничего не успел.
— Еще поспорить хочешь? — спросил Бабангида. — Или сделать по-своему?
Зверь отвлекся от цветника и подошел. Напасть на Бабангиду он не попытался, не стал даже рычать — просто ткнулся головой в бедро. Бабангида потрепал его по ушам, сказал уже мягче:
— Он мой друг и командир. Я не меньше твоего хочу, чтобы он вернулся. Да все хотят. Но на то и команда, полковник. Каждый делает свою часть работы, другие делают свою. Береги Деса. Присмотри за сопляком, не дай ему ни во что влипнуть. Выполни то, чего хотел ключник. Искать тайник может любой из нас, а службу сослужить должен ты. Уяснил?
Гнев осел грязной пеной, отступил, как море в отлив, оставив тину, обломки и что-то дохлое.
— Это потому, что он меня ебет? — устало спросил Вонг. — Поэтому ты со мной возишься?
Бабангида насмешливо вздернул брови:
— А ты все-таки дурак. Нет. Потому что ты за него в лепешку расшибешься. Теперь иди и делай что должен.
Служба должна быть по силам, повторил себе Вонг — и понял, что больше в это не верит.

Chapter 15 Chapter Text

Глава 15: Черный визирь

Досточтимый султан Салех бин Маариф принимал ванну.
Две девицы в промокших насквозь муслиновых платьях расплели его косички и теперь мыли голову, еще одна сидела в воде на мраморных ступеньках и массировала султану ноги. Поблизости терся полуголый мальчишка с кувшином лимонной воды и чашей наготове, двое слуг ждали у скамьи с разложенной одеждой.

В душном влажном тумане, пропитанном запахами притираний, среди полуголых тел Вонг в своей черной одежде и подкованных железом сапогах был совершенно неуместен. Он похлопал по бедру футляром с письмом и подошел к краю ванны, утопленной в узорчатый пол купальни. Опустился на одно колено, склонил голову.
— Встань! — немедленно потребовал Салех, плеснул водой, отгоняя девиц. — Что у тебя?
Вонг поднялся, показал футляр:
— Досточтимому султану нужно прочесть это самому.
Без чтения письма Салех обошелся бы, но говорить о делах было удобнее с глазу на глаз. Он понял, махнул рукой:
— Все вон.
Едва последняя служанка исчезла за дверью, Вонг бросил ему футляр, целясь так, чтобы попасть по пальцам. Салех свистнул сквозь зубы, когда твердый кожаный цилиндр ударил по костяшкам, но перехватил его другой рукой, не дав упасть в ванну. Одарил Вонга недовольным взглядом, получил в ответ пожатие плечами: мог бы ловить получше, — и сдернул крышку. Вонг тем временем распустил ворот рубахи и шевельнул пальцами, заставляя теплый пар остыть и осесть каплями воды на стены и на пол. Дышать стало немного легче. Он прошелся вокруг ванны, чтобы не стоять на месте.

— Это так срочно? — с недоумением спросил Салех, дочитав письмо.
— Второй лист, — указал на футляр Вонг. — Показания слуги. Записаны с его слов.
Теперь Салех читал внимательнее. Закончив, свернул лист, убрал, снова заглянул в первый. Рассеянно спросил:
— Кто тебе это читал?
— Хума. Как обычно. За слугой записала она же.
На эраншарскую вязь не хватало времени. Вонг умел написать имена всех, о ком стоило помнить, знал пару сотен простых слов. Составить записку с приказом или поручением он мог без Хумы — но разбирать чужие почерки, в которых вязь сплеталась десятками способов, так и не научился.
Он кивнул на бумаги:
— К делу. Что скажешь?
— Я хочу одеться.
Салех поискал глазами колокольчик, собираясь снова позвать слуг. Пытался выиграть время на размышления, но Вонг не собирался давать ему это время. Он взял нагретое на трубах купальни полотно, подошел к ванне:
— Так одевайся.
Салех приоткрыл рот, как будто хотел возразить. Не стал: поднялся во весь рост, шагнул на мраморные ступеньки. Вонг накинул ему на плечи полотно и отступил. Салех опять хлопнул губами — он что, всерьез думал, что первый визирь будет вытирать его с головы до ног, как служанка или евнух?..
— Если не умеешь обслужить себя сам, однажды окажешься беспомощен. Не младенец, справишься.
Досточтимый султан наконец перестал ждать, что ему подотрут задницу, и задумался, кое-как возясь с полотном. По мнению Вонга, думать было не о чем — нужно было готовить нападение на Чистый источник.

Отбросы, засевшие в оазисе посреди пустыни Далья, захватили в плен купца Османа, который направлялся в портовый город Омри с попутным караваном.
Осман — торговец лошадьми, приговоренный к казни Советом мудрых и помилованный Салехом, — путешествовал по приказу Вонга. Сперва он навестил Далию: тамошние купцы раньше ссужали мудрецов деньгами, не требуя возврата, и тем обеспечивали свою безопасность. Теперь их тревожило, вернут ли они когда-нибудь свои деньги, а если нет, то что получат взамен — и не станут ли их прежние дела с мудрецами преградой для торговли теперь, при султане Салехе. Возвращать им долги мудрецов из эраншарской казны Вонг не хотел, но согласен был позволить торговать без высоких пошлин. По крайней мере, в следующие несколько лет.
Договариваться с ними он отправил Османа. Лошадник, которому едва исполнилось тридцать, был говорлив, сластолюбив и обманчиво простодушен, но за этим простодушием крылись цепкий ум и способность уболтать любого. Салеху он был благодарен за чудесное спасение и искренне предан, но в переговорах с купцами мог выгадать что-нибудь и для себя. Это Вонга не тревожило.
В Далии Осман уже закончил с делами — несколько недель назад Вонг получил от него многословный отчет. С попутным караваном он отправился в порт Омри. Там ему предстояло говорить с торговцами из других земель, приглашать их торговать в Эраншар, узнавать побольше о тех, к кому предстояло вскоре отправлять эраншарских послов.
Вонг пообещал ему шнур визиря, если он справится с задачей, но не стал посылать с ним гвардейскую охрану: тогда поездку не удалось бы сохранить в тайне.
Осман согласился с этим решением, а теперь поплатился за него. Наемная охрана при караване оказалась плохая, и пустынники взяли в плен всех, за кого стоило требовать выкуп. Пленников принудили написать семьям с просьбой заплатить золотом за их жизнь, нескольких слуг оставили в живых и отправили доставлять письма. Осман послал весточку своей жене. Написал он то, чего хотели от него пустынники, но в конце добавил: буде не хватит денег, иди и попроси о помощи тех, кому по силам помочь. Денег на выкуп у Османа хватило бы с лихвой, но его жена Имтизаль оказалась достаточно умна, чтобы тут же примчаться к первому визирю и упасть ему в ноги. Хотя последнее было необязательно: с Чистым источником давно стоило разобраться, а теперь Вонг получил повод, не допускавший промедления. Он велел Имтизаль прислать к нему слугу, который привез письмо. Оказалось, что женщина сообразила взять его с собой, и Вонг два часа расспрашивал трясущегося от ужаса плечистого парня обо всем, что тот успел увидеть в оазисе. Когда парень свыкся с мыслью, что его не будут пытать, — вовремя, Вонг уже готов был этим заняться, — он смог припомнить достаточно подробностей, чтобы план атаки сложился сам собой.
Теперь Вонг хотел, чтобы этот план утвердил Салех. Ни советчики, ни время на раздумья тут были не нужны.

— Ты думаешь, надо отправить туда Лунную стражу? — с сомнением спросил Салех. Вонг знал, почему он сомневается: это первый визирь мог сделать и без одобрения султана.
— У пустынников есть дозорные. Они узнают, что на них идет гвардия, и успеют подготовиться к обороне. Могут доставить трудностей.
— Тогда…
— Гвардия выступит в поход. Но мы отправимся вперед: ты, я, Юлия с Вебером и Раззак. Подберемся незаметно, вырежем главарей и основную боевую силу. Продержимся до прихода гвардейцев. Они сделают остальное.
— Впятером? — нахмурился Салех. — Этого хватит?
Значит, допрос слуги он прочитал внимательно: тот полагал, что в банде около сотни человек, а в самом поселке вокруг источника живут еще сотни полторы стариков, женщин и детей.
— Со временем ты один сможешь больше, — пожал плечами Вонг. — А с Раззаком и сейчас не составит труда. В крайнем случае можно выжечь все начисто. Поставишь там гарнизон и разрешишь купцам отстроиться. Им это выгодно.
Салех кивнул: кое-что он уже понимал.
— Возражения? — спросил Вонг, и султан покачал головой. Хорошо: ему давно стоило проверить Пеструю плеть в бою. И самого себя тоже.

Кое-как справившись с вытиранием, Салех уронил свою тряпку под ноги и принялся натягивать шаровары, не обращая внимания на то, что с волос все еще течет вода. Обычно его девицы подолгу просушивали ему волосы полотном и расческами. Он мог бы справиться сам. Вонг прогонял ненужную воду, заставляя рассеяться в воздухе крошечными каплями, а любой маг огня способен был выпарить ее не моргнув глазом. Но Салеху пока с трудом удавалось отмерять силу, когда ее нужно было немного.
— Стой. — Вонг невежливо придержал его за плечо, коснулся волос. Водяная взвесь окружила голову султана и осела на пол. Змеившиеся по голой спине мокрые пряди стали сухими, повисли тяжело и прямо, переливаясь темным блеском. Салех застыл, не пытаясь отстраниться, и не шевелился, пока Вонг не отступил сам.
— Теперь одевайся. Я распоряжусь о сборах. Отправимся завтра утром.
Салех так и не обернулся.

Даже если поначалу он и не понимал, чего хочет от Вонга, то теперь уже определенно понял, — но дать знать о своем желании пока не пытался. Что ему мешало, смущение или гордость? Султан Эраншара мог позволить себе ебать девиц, мальчишек, да хоть своего ифрита, возникни у него такая блажь, однако мысль о том, что он готов под кого-то лечь, должна была казаться ему постыдной. Поэтому он молчал, отводил взгляд и то ли рассчитывал, что первый визирь сам все поймет, то ли надеялся, что он никогда не догадается.
Не стоило бы дразнить сопляка, но порой Вонг не мог удержаться. Его подталкивало то же темное холодное любопытство, которое когда-то заставляло издеваться над шлюхами в борделях. Что будет делать досточтимый султан, когда его жажда станет невыносимой? Предлагать себя тому, кого хочет по-настоящему, он наверняка умеет еще хуже, чем умел Вонг в свои пятнадцать. Хотя Вонг не научился и потом. "Дешево собой торгуешь"... Он пытался показать Десмонду свое желание, а Десмонд решил, что он выкупает свою тайну. Заплатить за эту ошибку томительным ожиданием пришлось обоим — но Вонг точно знал, что наемник его хочет и рано или поздно получит. Салеху это не светило.

По пути из купальни навстречу попался визирь Мансур. Небрежно поклонился и прищурился:
— Уважаемый первый визирь теперь прислуживает досточтимому султану во время купания?
Ссориться с ним Вонг не хотел: в совете визирей бывший командир стражи был полезен, а его свидания с Кружевницей не причиняли большого вреда.
— Я служу там, где султану нужна моя служба, — сухо сказал Вонг. Показал футляр: — Сейчас речь идет о том, что стоило сделать давно. Для этого понадобится Лунная стража.
Мансур узнает о зачистке источника через четверть часа после того, как Вонг поговорит с командующим. Может узнать и сразу.
— Если первый визирь позволит… — Мансур перестал щуриться, протянул руку к письмам. Быстро просмотрел оба и вскинул глаза на Вонга:
— Я хочу возглавить отряд.
Вонг поднял бровь. Мансур так и носил звание тысячника, но в совете у него было куда больше дел, чем в гвардии. Заскучал от долгих разговоров и мягких подушек? Или ему что-то нужно рядом с султаном?
— Отряд встанет в Чистом источнике гарнизоном, — подумав, сказал Вонг. — Выбери подходящих людей. И командира, которому султан сможет доверять.
Полгода не прошли впустую, командиров Лунной стражи Вонг знал хорошо. Когда Мансур назовет того, кого сочтет подходящим, станет ясно, можно ли на него полагаться.

Он отдал нужные приказания, предупредил Юлию и Вебера, проверил оружие, одновременно разговаривая с Хумой: ей предстояло в ближайшие дни самой справляться с письмами и просителями, отделяя срочное от несрочного и решая, кому переправить безотлагательные дела и просьбы. Узнал, что Мансур выбрал сотника Рахмана — довольно молодого, но обстоятельного и неторопливого. Хороший выбор для гарнизона в пустыне: Рахман проследит за тем, чтобы все шло как должно, не будет изводиться от скуки и успокоит своих людей, если понадобится.

Глубоко внутри подрагивало нетерпение. Хотелось отправиться хоть куда-нибудь, пускай ненадолго, пусть даже в пески под жгучее солнце. Он уже слишком много времени провел на одном месте: делал что должен — как велел Бабангида — и ждал, чтобы кто-то другой сделал остальное. И заодно успел изучить столицу Эраншара вдоль и поперек.

Ожидание разрушает сердце, сказал когда-то тысячник Адиль. Но Вонгу казалось, что его тревога и тоска затихли, спрятались в этом ожидании. Так придонные твари укрываются под камнями, так засыпают устрицы, закрывая створки. Незачем было смотреть на них лишний раз, чтобы не будить пристальным взглядом, поэтому он смотрел вокруг. Кусур, который уже не первую сотню лет называли “новой столицей”, был очень старым городом, старше столицы Шангри. В нем было на что взглянуть.

Выкраивая свободные часы, Вонг отправлялся в город без охраны и сопровождения, без зверя, который спал в покоях или составлял компанию Юлии с Вебером. Каждый раз он вспоминал, как Десмонд посоветовал: глаза спрячь. На то, чтобы оставаться неузнанным, силы хватало и теперь. Он ходил по узким кривым улицам, выходил на базары — Шелковый, Железный, Сытный. Здесь не торговали всем вперемешку, как в Истаре, за тряпками, едой или оружием ходили в разные концы города. В одну из первых таких прогулок, когда повсюду горели костры, сложенные из книг небесного учения, он наткнулся на праздник: на маленькой площади полыхал огонь, в нем трещали листы и тлели кожаные обложки, пахло гарью и пролитым вином. Вокруг веселились люди, молодые мужчины срывали с девиц покрывала и бросали в костер. Легкие тряпки взлетали над пламенем, вспыхивали и осыпались пеплом. Пока Вонг смотрел, его дернула за рукав кафтана случайная девица, сунула ему в руки шелковый край. Сказала: хочешь сжечь? Он потянул, ткань соскользнула с ее волос. Девица засмеялась, подалась к Вонгу и быстро прижалась липкими губами к его рту. Никто кроме Мурены — очень давно — не позволял себе ничего подобного без разрешения. И кроме Десмонда — но тот целовал иначе. Вонг оцепенел от неожиданности, не смог ни возразить, ни оттолкнуть девицу. Она отстранилась сама. Так же отстранялась Мурена, когда поняла, что не дождется ответа. Но девица не опечалилась, шепнула напоследок: пусть все горит! Вонг дошел до костра и отправил тряпку туда, все еще чувствуя на губах приторный вкус местного вина.

Потом Дильбара рассказала: "пусть все горит" говорили раньше в Эраншаре, когда уходящий год сменялся новым. Во времена, когда Пеструю плеть наполняла подлинная сила, в последний день года весь Эраншар одевался огнем в честь пламени Потока. Люди жгли старую одежду, ненужные вещи и письма, предавали огню тела тех, кто умер недавно. Смерть в последние дни года считалась большой удачей, таких покойников ждали огромные погребальные костры. Нужно вернуть эти привычки, сказал Вонг. Дильбара покивала, ответила: они уже возвращаются сами, раз первый визирь услышал старую присказку. При Совете мудрых никто не сказал бы такого незнакомцу.

В другой раз Вонг зашел на Сытный базар. Там в лавках, на лотках и тележках, а то и просто с повозок продавали разную снедь и вино, пекли в круглых каменных печах пышные лепешки, выставляли рядами медовые соты, вокруг которых вились пчелы. Весь базар пах медом, горячим хлебом и копченым мясом, надрывался воплями зазывал и звенел деньгами. Искрилась и сияла радугой вода в невысоких каменных фонтанах. Вонг замедлил шаг возле торговца фруктами, бросил мелкую монету и взял с лотка гладкое зеленое яблоко, обтер рукавом. В Истаре такое же купил ему Десмонд — когда от душной сладости окружающих запахов уже сводило скулы. Воспоминание сжало горло, Вонг глубоко вздохнул, успокаивая тоску, откусил от яблока и пошел дальше.
Воришка попался тоже как тогда, только в этот раз не щипач-карманник, а совсем мелкая рыбешка: у Вонга на глазах он стянул мясной пирог с лотка. Торговец не заметил его, прохожие тоже. Присмотревшись, Вонг понял, что пацан не слишком ловко — но достаточно для местных — прикрывается силой воздуха, отводит глаза. Когда он пробирался мимо, уже спрятав пирог под одежду, Вонг поймал его стальной рукой за плечо и толкнул в укромный тупик между двумя лавками.
Воришка выдирался отчаянно — но молча: еще бы он закричал. В тупике, скрытом от лишних глаз тенью соседних лавочек, Вонг прижал его к стене, махнул возле лица рукой с недоеденным яблоком, убирая невидимую вуаль защиты. Пацан — лет двенадцати, не больше — вытаращился с ужасом, сдавленно просипел:
— Черный визирь!..
Значит, был на казни соколов и видел Вонга рядом с Салехом. “Черный”, вот как. Ладно. Сопляка теперь можно было отпустить: он вжимался в неровную беленую стену, и страх держал его крепче живой стали.
— Разве за воровство уже не рубят руки? — спросил Вонг и снова откусил от яблока.
— Милости!.. — воришка оторвался от стены, собираясь упасть на колени. Вонг качнул головой, и он остался стоять. Не дурак.
— Ты тратишь силу на то, чтобы красть пироги. Вместо этого мог прийти во дворец и стать магом. Или думаешь, с такими, как ты, там делают что-то другое?
— Нет, я... — мальчишка сглотнул и явно вспомнил, что надо говорить вежливо. Вежливо здесь значило — называть самого себя по имени. — Омар так не думает. Омар не может... — Он сбился, мотнул головой: с вежливостью не срослось. Видимо, разговаривать с вышестоящими ему доводилось редко. — У меня бабка лежит, не встает. Я уйду — она помрет. Как я уйду? Я хотел...
— Что еще умеешь? — перебил Вонг.
Умел Омар не слишком много: по мелочи отводить глаза, чтобы стянуть то, что плохо лежит, — на серьезные кражи он не замахивался. Мог заставить ветер служить ему в доме — вымести мусор или поднять тяжелое. Мог создавать заметные воздушные вихри, но всерьез не упражнялся, чтобы не попасться соколам... Важнее было другое: он хорошо понимал, что делает.
— Кто тебя учил? — спросил Вонг. Омар нахохлился. Мелкий, черноглазый и остроносый, он и так походил на воробья, а теперь сходство стало совсем полным.
— Колдун один. Сварили его в том году.
— А ты как уцелел?
— Прятался, — буркнул Омар. — Он сразу сказал так к нему ходить, чтоб никто не видел. — Дернул носом, будто собирался пустить слезу, тихо добавил: — Знать, не выдал меня… Когда спрашивали.
Вонг выкинул огрызок, достал из кармана горсть монет и ссыпал Омару в ладонь:
— Найми кого-нибудь, чтоб за твоей бабкой присмотрели. Придешь ко дворцу, назовешься, скажешь страже, что ты колдун и пришел ко мне. Тебя впустят.
Омар то смотрел на деньги, то поднимал взгляд на Вонга.
— Что непонятно? — нетерпеливо спросил Вонг, и пацан быстро закивал:
— Я приду!

Он явился на следующий день с утра — и попался Хуме, которая расспросила его, кто он и с каким делом пришел к первому визирю. Когда его обнаружил в комнатах для посетителей Вонг, мальчишка уже был умыт, пристойно одет и накормлен. На Хуму он таращился с благоговейным восторгом. Вслед за Вонгом вошел ягуар, и Омар уставился на него, приоткрыв рот, но не попытался ни отстраниться, ни защититься, когда зверь подошел его обнюхать. Сипло сказал:
— Здравствуйте, — и непонятно было, говорит он это Вонгу или зверю.
Вонг хмыкнул и решил оставить Омара при себе. Дильбара все равно мало чему могла научить воздушного мага, а Хума не успевала справляться со всеми делами, которые на нее валились.
— Будешь носить письма, — сказал он. — Бегать с поручениями, делать что понадобится. Я буду тебя учить... когда будет время.

Хума сперва косилась на Омара с подозрением: не могла понять, слуга он, ученик или мальчик на побегушках. Когда привыкла, навешала на него поручений, которые он с готовностью исполнял. С такой же готовностью он учился, когда выдавался случай. Эти уроки стали отдыхом по сравнению с обучением Салеха — у воздуха и воды было намного больше общего. Пришлось признать: Вонг устал от постоянной близости огня Потока и от ежедневного наблюдения за силой, которой обладал Салех и которую многократно приумножала Пестрая плеть. Омару предстояло стать не самым слабым магом воздуха, но до Салеха ему было далеко.

Расспросив Омара как следует, Вонг стал знать о Кусуре много больше, чем знал прежде. Из любопытства он сходил на Бойни, куда честные обыватели без большой нужды не совались. От "чистого" города этот район отделяли скотобойни, давшие ему название. Пройдя через улицы с кожевенными мастерскими и лавочками, где варили из жира дешевые вонючие свечи, Вонг обогнул ряды длинных деревянных бараков, смердевших старой кровью и подтухшим мясом, и углубился в переплетение грязных переулков, по которым сновали сомнительного вида фигуры. Не хватало только запаха моря с неистребимым душком гнилой рыбы.
Здесь ему немедленно предложили купить девочку или двух, мальчика, старуху, малое дитя и мертвое тело, попытались зазвать в курильню, откуда узнаваемо тянуло весенним башмачком с какой-то примесью, спросили, не нанять ли он кого пришел — на дело из тех, о каких говорят только шепотом. За распахнутыми воротами во дворе одного из приземистых кривых домов сидели люди, бросали кости и двигали плоские шашки по деревянному полю, расчерченному узкими клиньями. Вонг уже видел эту игру на рынках, она называлась шеш-беш и во дворце в нее не играли. Он остановился посмотреть. Никто не полез обшаривать его карманы — зато пригласили сыграть. Вонг знал, что его попытаются ободрать дочиста, и готов был это позволить. Здесь, на Бойнях, он понял, как соскучился по порту. За пару часов, проведенных с местными, он согласен был заплатить золотом, пускай для них он и станет барашком, которого они возьмутся свежевать.

Во дворец он вернулся с пустыми карманами, вполне довольный прогулкой. Во время игры он слушал разговоры вокруг — и убедился, что на Бойнях никто не жалеет о падении Совета мудрых. О Салехе там отзывались куда почтительнее, чем в столичном порту обычно говорили о королях Шангри. Может быть, больше боялись. Им только предстояло привыкнуть к тому, что Пестрая плеть теперь не диковинное украшение, а страшное орудие, пригодное и для боя, и для казни. О “черном визире” говорили тоже — Вонг опускал глаза на доску, чтобы скрыть усмешку. Обитатели Боен сходились на том, что если от султана Салеха еще можно ожидать милосердия, то от его первого визиря — чужеземца и убийцы прежнего султана — ничего хорошего ждать не приходится. Кое-кто утверждал, что он и не человек вовсе, а тварь из тех, что наводняли Эраншар в прежние времена. Тут они ошибались — хотя и подобная тварь у султана тоже была.

День за днем, месяц за месяцем переполнялись делами и ускользали из рук. Бешеная гонка первых недель сменилась размеренным движением, медленным, но неостановимым. Им с Салехом удалось удержать то, что грозило рассыпаться, разрушиться и превратиться в обломки. Теперь следовало заставить все это работать как должно. Порой Вонгу снилось, будто он пытается выровнять в воздухе железную птицу, у которой расколот камень воздуха с глифом и не хватает перьев в крыльях: задача решаемая, но требующая сосредоточенности и собственной силы мага. Во сне у него получалось — до тех пор, пока он не вспоминал, что силы больше нет. С каждым разом мысль об этом приходила все позже. Просыпаясь, он заставлял себя забыть о силе, возвращавшейся во сне, и жалеть только о том, что в Эраншаре не придумали железных птиц. Полеты на ковре не могли с ними сравниться.

За летучим ковром специально ездили в Эльхабу. Заодно выгребли из Запретной башни все остальные артефакты, а ковер достал из озера в дворцовом саду ифрит Раззак. Перед этим он долго брюзжал, не желая прикасаться к воде. Салех даже спросил у Вонга:
— А ты не можешь просто приказать озеру отдать…
— Нет, — оборвал Вонг.
Раньше это не составило бы труда.
Когда Раззак все-таки взлетел и нырнул, вода забурлила, вскипела, превращаясь в пар. Клубы пара стояли над озером все время, пока он опускался на дно за ковром. Вонг незаметно сжимал рукоять килича — теперь ее покрывал узор из осколков крупного камня, прежде украшавшего орден Ледяной звезды. Прохлада Потока под ладонью помогала отвлечься, не сожалеть об озере, которое выжигал огонь ифрита.
— Ты говорил, твоя сила спит, — негромко сказал рядом Салех. — Чтобы не привлекать здесь внимания. Но теперь Поток уже не под запретом в Эраншаре. Почему ты ею почти не пользуешься?
Вонг давно ждал этого вопроса.
— Я не могу ее разбудить, — сказал он сквозь зубы, не отводя глаз от кипящего озера. — Что-то вроде проклятия.
Будить было нечего, но рассказывать Салеху правду он не собирался. Тот вздохнул — и кивнул так резко, что Вонг ощутил движение и покосился в его сторону.
— Вот что ты ищешь, — сказал султан с видом человека, которого озарило внезапное понимание. — Способ ее вернуть. Ты об этом расспрашиваешь магов? Поэтому твои друзья путешествуют?
Вонг шевельнул плечом, не возражая и не подтверждая. Салеху хватило:
— Если я могу помочь, скажи как.
— Если бы ты мог, — Вонг не сводил глаз с бурлящей воды, — я бы уже сказал.
На поверхности озера вспух темный пузырь, Раззак толкнул ковер вверх и вынырнул сам.

Когда тяжелая ткань подсохла, ифрит рассмотрел вытершиеся узоры и развел руками: ему самому для полетов заклинания были не нужны, и недостающих слов он не знал.
Салех успел скиснуть, когда Вонг сообразил, о чем стоило бы подумать раньше:
— Похожим узором управляются повозки. Значит, кто-то должен уметь их читать и создавать.

Знатоки узоров водились среди тех, кто приходил во дворец, мня себя колдунами, но плохо умел управляться с Потоком. Вонг ошибался в первые дни, пытаясь добиться от них проявлений чистой силы. Их умения прятались в тени, проступали в вышивке, в ювелирном или оружейном деле, в ткачестве и приготовлении зелий, даже в земледелии. Хорошо, что у Дильбары было больше времени — и терпения — чтобы выяснить, кто из отосланных к ней слабосильных колдунов на что способен. Она нашла заклинания для полета в одной из книг, привезенных из Эльхабы, и посадила двух вышивальщиц восстанавливать узор. Когда ковер обрел прежнюю силу, его лично проверил Раззак, опасавшийся за жизнь султана больше самого султана, и признал пригодным для использования. После этого испытать ковер пожелал и Салех.

Ветхую ткань укрепили и очистили, теперь ковер не выглядел так, будто вот-вот расползется клочьями от тяжести пассажиров. Его узор блистал новыми золотыми нитями и покрывал все края, сходясь к середине. Можно было читать строчки, просто поворачиваясь в нужную сторону.
— Если досточтимый султан позволит, я буду им управлять, — поклонился Раззак. — Тогда султан сможет осмотреть свои владения с высоты.
Салех кивнул.
— Досточтимому султану и его первому визирю лучше сесть посреди ковра, — предложил ифрит. — Так будет безопаснее.
Салех прошел на середину и остался стоять. Ни один сопляк его возраста не сел бы. Но когда ковер оторвался от земли и замер на высоте двух человеческих ростов, он молча и отчаянно вцепился стоявшему рядом Вонгу в локоть.
Вонг вспомнил, как в Эльхабе подстраивал вылет из башни и падение в озеро, чтобы вынудить наследного принца испугаться и показать свою силу, — и не стал стряхивать его руку.

В конце концов Салех притерпелся, принялся крутить головой: Кусур внизу стоил того, чтобы на него взглянуть. Вонг тоже смотрел по сторонам — не мелькнет ли в густой зелени садов, в мозаике белых и желтых крыш случайная Нитяная башня, которую до сих пор не снесли или тайком пытаются отстроить заново.
Ветер то и дело покачивал ковер, заставляя Салеха крепче сжимать пальцы, но не задевал пассажиров. Защита в заклинании все-таки была, и Раззак ее нашел.
— Скоро начнутся весенние ветра, — с сожалением сказал Салех. Похоже, он входил во вкус. — Наверное, тогда будет опасно летать.
— Весенние? — машинально повторил Вонг. До сих пор ему казалось, что в Эраншаре бесконечно длится один и тот же сезон: дневная жара не уступала летнему зною в Шангри, а ночная прохлада до зимних холодов не дотягивала.
— Ну да, — недоуменно сказал Салех. — Зима закончилась, сейчас весна. Ты не заметил?
Он уже перестал по-детски веселиться, обнаруживая, что Вонг не знает чего-то эраншарского, но удивление скрыть не смог. Вонг пожал плечами:
— Я привык к другой зиме. Здесь ее все равно что нет.
Салех улыбнулся:
— Скоро увидишь разницу. Весной все цветет.
Вонг бросил взгляд вниз, на сады.
— Это еще зимние цветы. — Салех понял его взгляд правильно. — Весенние лучше.
Раззак отвлекся от чтения узора и ухмыльнулся:
— А летом людям будет жарко.
Салех кивнул.
То есть сейчас, по их мнению, жарко не было.

При случае Вонг расспросил Хуму и узнал, что весной, когда ветра приносят из пустыни песок, эраншарцы закрывают лица легкой тканью и стараются не выходить из-под защиты садов, а летом жара стоит такая, что даже Лунная стража переодевается из сукна и кожаных доспехов в лен и муслин. “Сказать, чтобы господину сшили летнюю одежду?” — спросила Хума, и Вонг согласился, добавив: “черную”. Новое прозвище развлекало его не меньше, чем прежние.

Иногда он ужинал в своих покоях с Назымом. Старший евнух обстоятельно рассказывал дворцовые новости и не возмущался, что Вонг хочет от него доносов. Однажды он спросил между делом — не купить ли во дворец "цветов для гостей". Вонг не понял: каких цветов? для каких гостей? — и Назым увидел, что он не понял.
— В давние времена, — неторопливо сказал он, — когда султан Эраншара принимал послов от соседей, многие жили здесь годами. О том, чтобы они не скучали, тоже заботился старший евнух. Во дворец покупали девушек и юношей, чье дело было ублажать гостей. К тому же они умели танцевать или петь и услаждали взоры и слух во время пиров. Однако небесное учение, — Назым скривил рот, — не одобряло блуд и прелюбодейство. Да и послы...
— Почему их перестали принимать? — спросил Вонг и увидел на лице Назыма недоумение.
— Я чужеземец, — напомнил он. — Я могу сам придумать ответ, могу даже не ошибиться. Но могу так и не узнать его, потому что не спросил.
— Первый визирь рассуждает умно, — закивал Назым, — а я позволил себе привыкнуть к тому, что ему и так все известно...
Вонг терпеливо ждал. Многословие Назыма было неизбежно и уже не раздражало.
— Совет мудрых не желал с почетом принимать в Эраншаре тех, кто не следует учению, — наконец сказал Назым. — А когда источник гостеприимства иссякает, прежний оазис превращается в пустыню. Никто не хочет задерживаться в пустыне надолго.
— Послы приезжают не для развлечений, — возразил Вонг. — Их могло опечалить отсутствие утех, но вряд ли они покинули Эраншар из-за этого.
— Они не покидали, — вздохнул Назым. — Султан Рагим — тот, кого посадил на трон посланник Джалиль, — велел казнить всех послов, чтобы они не успели написать своим правителям о смене власти в Эраншаре. Это было неумное решение, но Рагим и не был умен. Новых соседи присылать не стали — а эраншарские послы, как может догадаться первый визирь, домой тоже не вернулись.
Повезло, что не объявили войну, подумал Вонг. Хотя Эраншар и при магах был сильнее соседей. Когда власть в нем взяли те, кому удалось победить этих магов, воевать против них не захотел никто.
— Купи невольниц и невольников для утех, — решил он. — Пока пускай... услаждают взоры. Но со временем досточтимому султану стоит пригласить в Эраншар послов от соседей и разослать к ним своих.
Назым не вставая изобразил поклон.

Вонг услышал и то, чего евнух не сказал: во дворце нужны не только послы — нужны пиры и празднества. Он не любил долгие развлечения и бесконечные трапезы, но ему здесь не жить — а Эраншар не должен оставаться таким, каким был при мудрецах.
— Когда тебе исполнится шестнадцать? — спросил он Салеха на следующий день.
— Летом. Сразу как ветра весны сменятся зноем.
— Будет праздник.
Салех помрачнел, немало удивив этим Вонга.
— Чем ты недоволен?
— С казнями? — хмуро спросил султан.
Ну да, верно: при Совете мудрых в Эраншаре ни один праздник без казней не обходился. Теперь Салех решил, что ему снова придется выйти на Светлую площадь с Пестрой плетью в руках.
— Нет. — Вонг подумал пару мгновений. — Наоборот, помилуешь кого-нибудь. Я найду подходящих осужденных. Позовешь во дворец циркачей, танцоров, кого захочешь. Выйдешь к людям и раздашь золото. На площадях поставят бочки с вином и будут разливать прохожим. Во дворце устроим пиры.
Салех засиял улыбкой — такой восторженной, будто ему должно было исполниться не шестнадцать, а шесть.

Мысль о большом празднике увлекла всех. Визири на советах обсуждали, какими будут торжества. Гвардейцы Лунной стражи подновляли оружие и форму. Джилан Кружевница составляла списки тех, кого следовало пригласить на пир во дворце. Вонг велел Хуме просмотреть эти списки и убедиться, что светлая госпожа не забыла никого по невнимательности или по иной причине. Несколько имен пришлось добавить: людей вроде Дильбары или торговца Османа обходить вниманием не стоило.
Во дворец рекой текли “скромные дары” от тех, кто жаждал получить приглашение, но сомневался, что о нем вспомнят без взятки. Хума донимала Вонга уговорами заказать парадную одежду и выбрать украшения для волос, чтобы на праздник нарядиться “как положено визирю”. Омар тайком — как будто надеялся, что Вонг об этом не узнает, — выспрашивал у нее, откуда можно будет посмотреть на праздник, чтобы его не заметили. Он с трудом привыкал ко дворцу и отчаянно боялся попадаться кому-нибудь на глаза, если не бегал с поручениями. Вонг знал, что он порой прячется под воздушной защитой и пробирается то в кухни, то в конюшни, то к дворцовым швеям — посмотреть на приготовления к празднику. Решил: если попадется, будет сам виноват, если нет — пускай упражняется. В покои султана и в гарем Омару хватало ума не лезть.
Юлия с Вебером веселились, наблюдая за этими волнениями, но и сами по вечерам под вино обсуждали, будет ли досточтимый султан использовать Пеструю плеть для фейерверка или еще каких-нибудь фокусов.
Приготовлениями увлекся даже ифрит Раззак — и оказался намного полезнее остальных. Он предложил созвать во дворец киссаханов со всего Эраншара: чтобы за щедрую мзду они развлекали тех, кому недостаточно будет вина, циркачей и танцев, а заодно напоминали, каким Эраншар был когда-то — и каким может стать снова.
Он же, когда подошло время, рассказал о главном событии праздника.

— В какое время дня султан появился на свет? — спросил он накануне.
— Матушка говорила, на восходе, — с недоумением ответил Салех. — Вместе с солнцем.
— Хорошо! — Ифрит как будто обрадовался. — В этот час поднимись на башню и пробуди плеть. Увидишь, что случится.
Больше от него ничего добиться не удалось.

В нужное время на плоскую крышу Рассветной башни — огороженную каменным барьером пустую площадку — неудержимо зевающий Салех поднялся в сопровождении Вонга, Раззака, Фирьял, Джилан Кружевницы, визиря Мансура и Адиля. И ягуара, который пришел следом за Вонгом. В предрассветном сумраке спящий Кусур казался обезлюдевшим, за городскими стенами была едва различима пустая дорога, в теплом тихом воздухе плыли запахи летних цветов. Когда из-за горизонта пробились первые утренние лучи, султан сжал в кулаке плеть, заставил ее одеться огнем — и вслед за ней огнем оделось все небо.
Рыжие всполохи объяли расстилавшиеся вокруг просторы, осветили холмы и долины, окрасили белые стены домов Кусура... Салех приоткрыл рот и долго не выпускал плеть из рук, таращась на переливы огня в небе. Светлое золото темнело до красной меди, вспыхивало багрянцем, в багрянце мелькали белые искры — или это небесный огонь слепил глаза?..

Вспомнилась черная туча, нависшая над столицей Шангри, гигантская волна, неотвратимо идущая к берегу. "Ваше величество, надвигается шторм". И безграничная сила, которую ощутил в себе Вонг, поднявшись на железной птице навстречу шторму. Чувствовал ли ее сейчас Салех? Понимали ли остальные, что они видят?
Вонг покосился на них: Фирьял смотрела не в небо, а на султана, и на ее лице проступал восторг, сравнимый с безумием. Адиль щурился и улыбался, впечатленный, но не потрясенный. Мансур оглядывал горящие небеса со спокойным уважением. Ровные черты Джилан в отблесках пламени сложились в странную гримасу — ее испугала мощь, подвластная ее сыну?.. Ифрит, успевший незаметно отойти в сторону, сам превратился в пылающий факел: он был частью силы, откликнувшейся на пробуждение Пестрой плети. Зверь передернулся, почесался и недовольно покрутил головой. Поток тревожил его живую сталь — Вонг сам чувствовал, как в левой руке отдается жаром и дрожью сила, окружившая султана.

Когда Салех позволил железным звеньям погаснуть, небо померкло тоже. После сияния пламени рассвет ненадолго показался тусклым.

Раззак, снова принявший человеческий облик, опустился на колени, простерся перед Салехом ниц. Не поднимая головы, гулко сказал:
— Огонь, которым полнится Эраншар, приветствует твое появление в мире, султан.
Фирьял рухнула на колени как стояла. Адиль и Мансур опустились на одно колено, уперлись кулаком в каменные плиты. Вонг повторил их движение. Джилан помедлила и, подхватив широкий кружевной подол, тоже преклонила колени перед сыном.
— Встаньте, — с достоинством сказал Салех. — Я благодарен вам за вашу службу и преданность.
Поднимаясь, Вонг поймал его взгляд. Досточтимый султан хотел убедиться, что все сделал правильно. Увидев еле заметный кивок Вонга, он улыбнулся — и посмотрел на Раззака:
— Так будет каждый год?
— Дважды в год, султан. — Ифрит прижал руку к груди, туда, где у людей находилось сердце. — В день твоего рождения и в последний день года огонь будет приветствовать тебя, а мирные обитатели Эраншара будут знать, что они под защитой Пестрой плети.
Вонг понял верно: этот ритуал занимал здесь место больших штормов Шангри.

Завтракать Салех отправился в свои покои, жестом позвав Вонга с собой. Серьезный вид, приличествующий повелителю Пестрой плети, он сохранял до тех пор, пока слуги не оставили их одних. Тогда султан схватил кубок с лимонной водой, залпом осушил его и уставился на Вонга в смешном детском восторге:
— Ты когда-нибудь такое видел?!
— Такое — нет. Но я видел, как показывает силу корона Шангри.
— Расскажи! — потребовал Салех. Упал в подушки рядом с накрытым столом, потянулся к еде.
Пришлось рассказывать, как король Шангри останавливает шторм. У досточтимого султана заблестели глаза, он с трудом нашел в себе силы прожевать, прежде чем говорить:
— Так это правда! У нас говорили, там правят одержимые короли. Значит, они все колдуны… маги!
— Разумеется. Тот, кому неподвластна сила Потока, не совладает и с короной.
Салех налил себе еще воды, наполнил заодно и кубок Вонга.
— Я слышал, там долго правил один король, да? Но с год назад его убили. Королем стал его сын… Так? В Эраншар небыстро доходят вести из ваших краев.
Вонг глотнул воды — она показалась очень кислой. Слизнул капли с губ.
— Все так.
— А кто его убил? Если он был магом и у него была эта корона, кто же смог…
— Его сын и убил. — Вонг качнул головой: — Не сам. Убил его любовник. Это почти то же самое.
— Расскажи! — снова потребовал султан. — Что там произошло?
Вонг отставил кубок, откинулся спиной на ягуара, успевшего улечься позади и задремать. Зверь вздохнул, напряг лапу, на которую оперся Вонг, и лег удобнее.
— Откуда мне знать. Я просто наемник.
— Но ты ведь служил в страже… в армии Шангри? — разочарованно заметил Салех.
— В столице я служил дознавателем, а не придворным офицером. О дворцовых делах мне не докладывали. А слухи я тебе рассказал.
— Так значит, там правит этот сын?
— Нет. Он… — Вонг помедлил: — Он потерял власть над короной. Теперь там другой король.
— А что стало с тем? — быстро спросил Салех.
— Не знаю, — сказал Вонг, слушая, как ровно дышит в полусне ягуар за его спиной. — Никто не знает.

Праздник растянулся на дюжину дней. Вино лилось по всему Кусуру, пиры следовали за пирами, представления циркачей сменялись сражениями борцов, полуголых и облитых маслом. Эти бои предназначены были развлекать зрителей, и те развлекались — кричали, подбадривая противников, делали ставки и бросали в победителя выигранным золотом. Те, кто не желал смотреть на возню блестящих от масла тел с выпуклыми налитыми мускулами, могли ублажать себя танцами девиц и юношей в полупрозрачных тряпках. По вечерам, когда в малом пиршественном зале собирались визири и приближенные султана, развлечения и танцы продолжались, но тряпок на танцорах становилось меньше. Иногда пирующие подзывали кто девицу, кто мальчишку, усаживали рядом, кормили из рук и уже не отпускали. Все это мало отличалось от армейских попоек в борделях. Разве что выражались придворные изысканнее офицеров, а пили немного меньше: на виду у султана терять лицо было непозволительно.
Визирей обслуживали те самые "цветы для гостей", купленные Назымом. Салех наградил его, узнав о такой предусмотрительности. Пытался наградить и Вонга — за то, что тот одобрил покупку. Избавь меня от благодарности за блядей, огрызнулся Вонг. Салех удивился, но настаивать не стал.

Пресытившись “цветами” и танцами, визири слушали киссаханов. Старики с рукописными книгами рассказывали о султане Салмане и луноликой Фирьял, о принце Ризване, о ночной дюжине, о джиннах и пери, о битвах и усладах… Все остальное время киссаханы бродили по дворцу, рассматривая изукрашенные узорами галереи, цветущие сады и высокие башни, таращились на смену караула Лунной стражи, провожали взглядами всех, кто шел мимо по своим делам, и расспрашивали слуг о последних слухах и дворцовых тайнах. Вонг этому не препятствовал. Они готовились вплетать в свои сказки новую историю — о том, как в Эраншар вернулся огонь Потока, как загорелась в руках Салеха бин Маарифа Пестрая плеть, как бесславно пал Совет мудрых и сгинуло небесное учение. Они будут говорить об этом в тех краях, куда с трудом добираются даже гонцы султана. Пускай.

В один из дней Вонг столкнулся в Далеком дворе, через который проходили все новоприбывшие, со стариком Юсефом — киссаханом, которого отряд подвозил от приграничной Кифы до Истара. Приветственно наклонил голову, выхватив взглядом редкую бороденку и выцветший зеленый тюрбан среди прочих, и Юсеф поспешил к нему: тоже узнал.
— Видал я твоих товарищей... — сообщил он, с интересом оглядываясь по сторонам. — Сказал бы кто, что на старости лет во дворце побываю, я б не поверил. Как все обернулось-то…
— Где ты их видел? — спросил Вонг. Ждать, пока старик насмотрится на дворцовые стены, у него не было времени.
— В Фархе мы с ними повстречались, это, стало быть, на севере. — Киссахан прищурился, глядя Вонгу за спину. В опущенную руку знакомо ткнулся лбом зверь. — Спрашивали они меня... кое о чем.
— Отужинай со мной сегодня, — быстро сказал Вонг. Юсеф понял намек, закивал с видом заговорщика. Если Бабангида расспрашивал старика в открытую — или так, что тому хватило ума понять, о чем речь, — значит, решил, что это безопасно. Тогда Вонг хотел знать, о чем они говорили.

Вечером он приказал Хуме подать весь ужин сразу, от закусок и сластей до кувшинов с вином, и отпустил ее слушать сказки: дворцовые слуги по вечерам зазывали к себе тех киссаханов, которые готовы были делиться своим искусством не только с султаном. Вонгу это было на руку. Налить старику вино и заменить пустой кувшин на полный он мог и сам.

— А где же остальные твои товарищи? — спросил киссахан, оглядываясь в покоях. В сторону накрытого стола он подергал носом, но спешить не стал. Значит, его уже успели накормить во дворце. — Были же еще двое.
Да, он знал про зверя: потому и спрашивал про двоих.
— Дела не ждут, — развел руками Вонг. Вебер и Юлия еще с вечера отправились в недальний поселок, проверить донос о недобитых последователях небесного учения. Вонг охотно составил бы им компанию, но решил не бросать без присмотра Салеха, с головой ушедшего в развлечения.
Старик прогулялся по покоям. Зверь сонно следил за ним из подушек.
— Вот оно как бывает, — сказал Юсеф, посмотрев на груду неразобранных подарков в углу и оглядываясь на Вонга. — Кого судьба берет в ладони да качает, а кого только пальцем подталкивает. Ну, лишь бы щелчков не отвешивала...
В его словах слышалось простодушное одобрение. Вонг не нашелся с ответом, но Юсеф и не ждал ответа: он уже направился к столу.

Отдав должное угощениям и глотнув вина, киссахан подался вперед с оживлением завзятого сплетника:
— Смотрю я, что творится, и разумею, что ключника ты, стало быть, отыскал.
Вонг молча кивнул.
— Не буду спрашивать, чего ты желал, — Юсеф сощурился, качнул тюрбаном в сторону зверя, — да уж не того, что вышло.
— Об этом никто не должен знать. — Вонг не хотел угрожать старику, но невольно коснулся наруча с ножами. — Ни о ключнике, ни о нем.
— Не тревожься, визирь, — откликнулся Юсеф так безмятежно, будто не заметил его движения. — Ты не станешь сказкой, пока остаешься в Эраншаре.
Он мелко засмеялся:
— Разве только той, какой пугают непослушных детей.
Такой уже стал, подумал Вонг. Спросил:
— Мои товарищи нашли что искали?
— Еще нет, — киссахан скорбно поджал губы, — и я им ничем не помог. Что ведаю о ночной дюжине, то я им рассказал, но то вы и сами слыхали.
Весь вечер, ожидая старика, Вонг думал, что ни на что не рассчитывает, — но теперь разочарование накатило с такой силой, что скрыть его не удалось. Старик пристально смотрел ему в лицо.
— Как оно вышло, визирь, — негромко сказал он, — так и исправится. Когда сделаешь что должен, утраченное вернется.
В пустых словах и утешениях Вонг не нуждался. Взяв себя в руки, он подлил киссахану вина.
— Тогда расскажи мне, уважаемый, что еще говорили мои товарищи и куда направлялись. А потом я спрошу тебя, о чем беседуют люди в городах и на дорогах.
Что он должен делать, он знал и без Юсефа.

После праздника дела вновь пошли своим чередом — и во дворце, и за его стенами. Число сильных магов или тех, кто сможет стать ими в будущем, прирастало неуклонно, но медленно. Способные управлять чистой силой встречались нечасто, а когда встречались — приходилось для начала объяснять им, как не убить самих себя, затем рассказывать основные принципы управления Потоком и предоставлять упражняться до изнеможения под присмотром Дильбары. Порой Вонг жалел, что не взял с собой Книгу Потока. Кое-что из нее он продиктовал Хуме по памяти и велел размножить — но надиктовал бы переписчикам и всю, если бы она была под рукой.
— Что если пригласить магов из Шангри? — предложил однажды Салех. — Они могли бы научить... — и затих под взглядом Вонга. Вонг смотрел долго, оценивая: соображает ли он, что говорит.
— В Шангри все маги — военные, — наконец сказал он. Салех все еще не понимал.
— Хочешь, чтобы сюда пришли чужие боевые маги? Чтобы они учили твоих людей и точно узнали, какие у тебя силы, сколько их, что они могут? Чтобы они изучили твою страну вдоль и поперек раньше, чем ты сможешь ее защитить?
Салех нахмурился:
— Но зачем им Эраншар? Он далеко от Шангри. Мы не соседи, у нас нет ни вражды, ни дружбы.
— Тогда рискни. Напиши королю Шангри. Позови чужую армию войти в твои границы. Увидишь, что будет.
Салех вздохнул:
— Я сказал глупость.
Может быть, и нет. Вряд ли Левен пожелал бы захватить Эраншар... если корона все еще у него. Но сопляку не стоило полагаться на чужую помощь.
— Почему ты мне это говоришь? — вдруг спросил Салех. — Ты ведь сам оттуда.
— Я клялся, что не желаю тебе зла, — напомнил Вонг. — Пока я служу тебе, я действую в твоих интересах.
— Пока служишь, — повторил султан. Вонг ждал нового вопроса, но ни о чем больше спрашивать Салех не стал.

Изредка, чтобы отвлечься, Вонг отправлялся гонять "небесных ослов" — так теперь в Эраншаре звали тех, кто не отказался от веры в посланника. Название было старое. Издавна ходили байки, будто бы крестьянский сын Джалиль, говоривший теми словами, какие были ему близки и понятны, призывал к ослиному упрямству в новой вере. Из небесного учения "ослов" вымарали, но они остались в анекдотах и упоминались только шепотом: за такие шутки можно было оказаться на эшафоте. Когда опасаться стало нечего, про них вспомнили быстро.
Чаще всего “ослов” находили благодаря доносам. С находками разбиралась Лунная стража: кто-то умирал на месте, кто-то отправлялся в городскую тюрьму до казни. Но Вонг приказал докладывать ему о местах, где верных посланнику было много, о домах и поместьях, где никого не стоило оставлять в живых. Туда он отправлялся сам — вместе со зверем, Юлией и Вебером. Сперва он собирался брать с собой Салеха: чем чаще султан будет всерьез пускать в ход Пеструю плеть, тем быстрее научится с ней справляться, — но его отговорила Фирьял. Сказала:
— Не принуждай его убивать безоружных и беззащитных. Я понимаю, отчего ты этого хочешь, но они его подданные.
— Значит, надо найти ему вооруженных, — бросил Вонг, но подумав, решил, что она права.
С зачисткой они могли справиться сами, а смотреть, как наемники развлекаются с теми, кого не убивают сразу, Салеху было не нужно: обычно это были даже не допросы.

Расспрашивать “ослов” было уже незачем, все, что они могли сказать, Вонг знал и так. Он убивал тех, кто пытался его атаковать, и тех, кто подворачивался под руку. С остальными заканчивали Юлия с Вебером. Зверь гонял разбегавшихся, но не добивал, если они не пытались защититься.
— Дес у нас добрый, — однажды заметила Юлия, когда в доме, который они зачищали, почти не осталось живых. — Валит только тех, кто сам к нему суется.
— Так он и человеком в драку без нужды не лез. — Вебер потрепал зверя по шее. — Верно я говорю, Дес?
Визгливый смех заставил всех вздрогнуть. В углу заваленного телами двора, в полумраке под навесом шевельнулся какой-то темный куль, звуки доносились из него. Вонг подошел, дернул ткань, увидел седые волосы и сверкающие злобой глаза.
— Вот оно что, черный визирь, — с присвистом выплюнула старуха. Ненависть заставила ее вылезти из угла, зашипеть на Вонга снизу вверх, ничего уже не боясь. — Вот в чем твое проклятие! Ты уронил небо в грязь, ты убиваешь невинных! Ты привел в чистый Эраншар колдовскую силу и посадил на трон одержимого!.. Но ты за это платишь, о-о-о, еще как платишь! И будешь платить до скончания времен!
— Возьмите ее, — велел Вонг, выпуская из пальцев тряпку. — Она может что-нибудь знать.

Если старая ослица что-то и знала, то не сказала ничего полезного, как Юлия с Вебером ни старались.
— Заплати за то, что сотворил, — кричала она, задыхаясь и плюясь кровью, — исправь что сломал, верни что взял, изгони что привел! Тогда небесный глаз увидит твое раскаяние и даст тебе быструю смерть!..
На одержимую она походила куда больше, чем неопытные маги, не умеющие подчинить силу. “В ушах звенит, — недовольно сказала Юлия. — Наслушался, полковник?” Вонг кивнул: добивайте.

По вечерам Вебер и Юлия заставляли Хуму читать им вслух свод законов Эраншара и Уложение о наказаниях.
Их любопытство вызвали эраншарские тюрьмы, забитые осужденными за мелкие преступления. "Здесь что, нет каторги? — удивилась Юлия. — Зачем кормить дармоедов?" — и они принялись выяснять, как обстоят дела. Каторжные работы в Эраншаре были: тех, кому повезло избежать казни, отправляли строить дороги, рыть колодцы и арыки, превращать сухие земли в плодородные поля. В тюрьмах оставались те, кто мог откупиться от каторги и деньгами скостить себе срок заключения. Или те, кто зачем-то нужен был Совету мудрых и кого позабыли в темницах, когда совет пал. С этим сбродом стоило разобраться. Юлия с Вебером охотно согласились помочь, но потребовали, чтобы Хума перевела им законы.
Вонг несколько раз приходил послушать эти чтения: он был уверен, что без разговоров не обходится. От Ханны Рейен отряд долго таился, и это плохо кончилось. Но Хума оказалась покрепче: ее не смущали ни обсуждения пыток, ни оценки, которые Вебер и Юлия давали разным видам наказаний и казней, то называя их незатейливыми и слишком мягкими, то пускаясь в воспоминания о собственных развлечениях. Когда девчонка осмелела до того, что начала задавать вопросы — на которые ее собеседники с готовностью отвечали, — стало ясно, что тревожиться не о чем.

Порой Вонг ловил себя на том, что все больше привыкает к Эраншару: смиряется с ним, учится понимать его обычаи — и терпеть, когда они вызывают раздражение. Он даже согласился убирать волосы в местную прическу. По утрам Хума заплетала ему несколько тонких косиц, обвивала их золотыми цепочками-змейками, украшала драгоценными бусинами и скрепляла на затылке. Сперва было непривычно, зато в жару волосы не липли к лицу. По летнему времени кафтан сменила черная льняная рубаха. Шнур визиря Вонг теперь носил не на плече, а на голове, как все, наручи с ножами — на виду, поверх рукавов. Чтобы совсем не отличаться от местных, оставалось только завести гарем, но этого он делать не хотел. С тем, чего ему недоставало, ни девицы, ни раскрашенные мальчишки помочь не могли.

— Тебе что, хватает твоей девчонки и того посыльного? — с любопытством спросил однажды Салех.
— Есть еще дворцовые слуги, — рассеянно ответил Вонг, не успев понять, что интересует досточтимого султана.
— Слуги? — Салех улыбнулся. — Я не о слугах. Скажи Назыму, пусть купит тебе наложниц. Двое — это мало.
— Омару двенадцать лет, — разозлился Вонг, сообразив, о чем речь. — Там нечего ебать!
Салех недоуменно сдвинул брови:
— Некоторым нравится.
За это Вонг заставил его полдня разбивать плетью ледяные фигуры в саду — но сопляк не успокоился. В другой раз он завел разговор при Юлии с Вебером, сказал: “Я помню, что у тебя умерла возлюбленная, но неприлично совсем не иметь гарема”.
Уже без Салеха Юлия переспросила:
— Полковник, у тебя умерла возлюбленная? Почему мы об этом не знаем?
— Вы знаете, — пожал плечами Вонг. — А он не понял того, что я однажды говорил. Услышал что хотел, и додумал, чего не было сказано.
Юлия ткнула Вонга пальцем в плечо:
— Мелия Мерварская?
— Э? — удивился Вебер.
— Он сказал, что собирался жениться, но девушка умерла, — снисходительно пояснила Юлия. — Я угадала, полковник?
— Дословно, — усмехнулся он.

Сам досточтимый султан жениться не спешил, однако времени даром не терял. Со слов Назыма Вонг знал, что новые наложницы появляются в гареме часто, но внимание султана удерживают ненадолго. Неделя, другая — и недавно купленные девицы присоединяются к сонму тех, кто сплетничает над сладкими настойками, проводя дни в бесплодной надежде, что султан снова возьмет их в постель. Изобилия и разнообразия требовал огонь Потока, набиравший силу в крови Салеха, однако покупка и содержание ненужных девиц казались Вонгу бессмысленной тратой людей и денег. Но учить султана, как и кого ему ебать и кормить, в обязанности первого визиря не входило.

Однажды он пришел во внутренние покои вместе со зверем, когда наложницы Салеха развлекались нелепой игрой: к потолку был подвешен шелковый мешок с неизвестным содержимым, несколько девиц с завязанными глазами пытались сбить его палками. Другие суетились вокруг, подбадривали их, уворачивались, чтобы не попасть под удар. От визга и хохота звенело в ушах.
Салех валялся среди подушек, закинув руки за голову, и наблюдал за этим весельем. Увидев Вонга, он встрепенулся, сел — но спросить, с чем явился к нему первый визирь, не успел: зверя заинтересовал болтающийся над головами мешок. Ягуар припал к полу, дернув хвостом. Стрелой метнулся между девиц — те, кто был без повязок, завизжали, игравшие шарахнулись в стороны, сами не понимая от чего, — и прыгнул. Шелк затрещал, вспоротый когтями. Разлетелись в стороны драгоценности, свертки промасленной бумаги со сладостями, какие-то безделушки. Ягуар обнюхал их, недовольно встряхнулся: добыча не стоила труда, — и вернулся к Вонгу. Девицы отмерли, несколько даже засмеялись. Салех, улыбаясь, поднялся из подушек.
— Если твой зверь тоже хочет играть, можно подвесить ему мешок с мясом. Так ему больше понравится, а?
С тех пор Вонг избегал заходить к султану, когда тот проводил время в окружении гарема. Позволять потешаться над зверем он не хотел.
Все эти глупости вызывали в нем мутное тягучее раздражение, похожее на липкую медовую смесь, из которой делались эраншарские сласти. Ежедневные дела казались утомительным бездельем. Когда Имтизаль, жена купца Османа, явилась умолять о спасении мужа из плена, Вонг обрадовался.

В лунном свете оазис выглядел как пятно густой черноты, более темной, чем пустыня вокруг. В центре мерцало бледное сияние: луна отражалась в воде круглого озера. Обитатели Чистого источника спали и не жгли света в домах, только вдоль низких оград, оплетенных волосяными веревками, двигались неяркие фонари патрулей.
Если бы не Раззак, ночная атака доставила бы хлопот. Но ифрит, которого не пугали ни жара, ни слепящее солнце, слетал на разведку накануне днем, пока они ждали в Кифе на краю пустыни. Вернувшись, он нарисовал подробную карту оазиса.Теперь хватало темных пятен, очерченных тусклым светом, чтобы знать, куда целиться и с чего начинать.
— Огонь придется сдерживать. — Вонг указал вниз, на густую пелену деревьев и кустов. — Если выжжем зелень, гарнизон будет не поставить.
На исходе лета солнце обжигало пустыню Далья еще злее, чем зимой. Если над источником не будет тени, полуденный зной в несколько дней иссушит воду и убьет всех, кто здесь задержится.
Салех присмотрелся:
— Дом их командиров… там?
Даже во тьме он правильно определил направление.

Сейчас он был спокоен и серьезен. Час назад, когда летучий ковер плыл над ночной пустыней, направляясь к цели, этой спокойной уверенности султану недоставало. Он тревожно вглядывался в темноту, будто надеялся высмотреть там отряд Лунной стражи. Мансуру с сотником Рахманом и его людьми предстояло убрать тех пустынников, которые ночью охотились в песках, и подойти к Чистому источнику на рассвете. С высоты заметить гвардейцев не удавалось. Мешали и огненные шары, которыми управлял Раззак: они позволяли тем, кто находился на ковре, видеть друг друга, но тьму вокруг делали совсем непроглядной. Юлия с Вебером дремали, зверь лежал на краю, свесив лапу, и щурил глаза.
Вонг не знал, согласится ли он лететь, но когда отправлялись, ягуар вошел на ковер первым, спружинил на лапах, когда ткань дрогнула и оторвалась от земли, и немедленно улегся, чтобы с удобством смотреть вниз. “Совсем не боится”, — удивился тогда Салех, и Вонг рассеянно ответил: “Ему нравится летать”. Тут же прикусил язык: на месте Салеха он спросил бы “откуда ты знаешь”. Султан не обратил на оговорку внимания, ифрит покосился на Вонга с усмешкой, но промолчал. Фирьял, которая категорически заявила, что тоже отправится с султаном, разговора не слышала. Она бы спросила.
— А если мы не успеем? — волновался Салех по дороге. — Нам хватит времени?
— У нас нет лишнего времени, — пожимал плечами Вонг. — С рассветом гвардия должна войти в Чистый источник.
— А если не успеют они?
— Визирь Мансур обещал, что сделает все как должно.
Вонгу и самому было любопытно: справится ли Мансур, придет ли вовремя. Не оставит ли султана одного зачищать поселок. Но с помощью ифрита и остальных это будет нетрудно, так что если Мансур ошибется — тем хуже для него.
— Значит, мы высаживаемся к дому, где живут командиры… — это Салех тоже повторял не в первый раз.
— Убиваем всех, кто там есть, — терпеливо продолжил за ним Вонг. — И всех, кому это не понравится. Юлия с Вебером снимают патрули по периметру. Раззак ищет в поселке людей с оружием. Фирьял охраняет тебя. Ты находишь пленников и не позволяешь местным их убить. Я действую по ситуации. Зверь со мной.
— Досточтимому султану незачем даже спускаться с ковра, — попытался вмешаться Раззак.
— Мы все сделаем сами, — поддержала его Фирьял.
Дай этим двоим волю, они посадили бы Салеха в золотую клетку ради его собственной безопасности. Вонг покосился на султана.
— Нет! — мгновенно заявил тот. — Я хочу пробудить плеть.
Еще бы он не хотел. Вонг изо дня в день твердил: пора проверить, чему он успел научиться.
Предоставь ему убивать самому, сказал Вонг Фирьял перед вылетом; это не его подданные и они будут вооружены. Если он не проверит плеть в бою, он не сможет на нее полагаться. Тогда Фирьял молча кивнула. Теперь Вонг смотрел ей в глаза, пока она не вздохнула и не кивнула снова, подтверждая, что помнит разговор.

Трудностей во время этой атаки Вонг не ждал. Внезапность и превосходство в боевой силе обеспечили им такое преимущество, что перехватить контроль над поселком удалось быстро. Пылающая в руках Салеха плеть заставила остолбенеть полуголых пустынников, вскочивших с постелей, когда султан в сопровождении остальных вошел в главный дом. Стоило одному из них дернуться навстречу с ятаганом, как Салех ударил без промедления. Так же быстро убил еще двоих, не успевших отступить, и ровно сказал:
— Заканчивайте здесь. Я найду пленных.
В его глазах рыжим золотом сиял огонь Потока.

В главном доме Юлия даже оставила в живых двух молодых командиров. Перерезая им сухожилия и связывая руки, мурлыкнула: “Вдруг пригодятся”.
С патрулями церемониться не стали.
Тех бойцов, которые были не в вылазке — с полсотни человек — Раззак большей частью сжег в домах, управляя огнем так, чтобы он не перекинулся на деревья. Пожары осветили поселок и упростили зачистку. Успевших выбежать наружу встречали на узких улицах Вебер с Юлией, Вонг и ягуар. Тут зверь не пытался играть с убегающими, будто понимал, что вооруженных стоит убивать сразу.
Женщины и дети прятались, с ними можно было закончить позже. Вонг успел подумать, что зря привлек к делу гвардию: справились бы и сами.

— Нивон!!! — истошно заорала неподалеку Фирьял. Вонг убил ближайшего противника, остальных бросил на Вебера и побежал на крик. Зверь остался воевать — он догнал не всех, на кого нацелился. Дорогу отмечали обезглавленные, обожженные тела: Салех орудовал плетью без колебаний. Что пошло не так?..
Еще не дойдя до убогого приземистого домика, Вонг понял. Увидел во всполохах близкого пожара тело убитого ятаганом мальчишки лет десяти, толстый шнурок под каблуком смертельно бледной Фирьял — черный стебель, ядовитая змея. Салех сидел, выронив плеть, на утоптанном до каменной твердости песке и держал перед собой руку с задранным рукавом, как чужую. По предплечью ползла синева, темной кровью вздувались жилы. Странное, призрачное воспоминание заставило Вонга замереть на секунду: такое было с ним самим — и несколько раз снилось после.
— Не уследила, — мертвым голосом сказала Фирьял. — Ребенок плакал. Он хотел помочь.

Вонг опустился на колени рядом с Салехом, крепко взял его за плечо и уронил с пальцев ледяное лезвие на синее пятно укуса. Вскрыв кожу, ощутил: так не получится. Огонь сопротивлялся, вода Потока не могла коснуться крови султана, даже чтобы очистить ее. Вонг выругался и прижался к разрезу губами. Огненная кровь обожгла рот, он сплюнул, потянул снова. Бесполезно. Яд ушел глубоко, так его уже не вытянешь.
У Салеха мутнел взгляд, дыхание становилось коротким и быстрым.
Краем уха Вонг слышал, как хрустнула от удара ногой дверь домишки: Фирьял в бешенстве выбила ее, рванулась туда. Как будто смерть всех, кто был поблизости, могла спасти жизнь султана. В доме кто-то вскрикнул, крик оборвался.
Сталь?.. Вонг не хотел давать Салеху живую сталь, не хотел создавать неразрывную связь. И это не понравится Пестрой плети. Но если другого выхода нет…

— Плеть! — гулкий голос рядом с ним показался отзвуком лихорадочных мыслей. — Возьми плеть, дитя крови Салмана! — потребовал ифрит. Салех проваливался в беспамятство, и ифрит закричал на Вонга: — Пусть он возьмет!
Придерживая Салеха, Вонг вынудил его наклониться вперед и вытянуть руку. Окровавленные пальцы бессильно повисли, Вонгу пришлось приложить их к рукояти оружия и сжать своей ладонью. Огонь пронизал плоть Салеха, гневно толкнулся в сталь — живую руку обжег бы, а сталь неприятно отвердела, спасаясь от жара. Салех вскрикнул и задрожал, но стиснул плеть сам.

Вонг держал его за плечи, пока его трясло, и прислонил к себе безвольное тело, когда огонь, охвативший руку султана до локтя, притих и превратился в слабое свечение. Кровь не текла, порез, оставленный льдом, закрылся.
Вонг поднял глаза на Раззака, замершего рядом:
— Огонь не лечит.
— Не лечит, — согласился ифрит. Он смотрел на султана уже без тревоги. — Но Пестрая плеть сжигает все, что может причинить вред ее повелителю. Если это яд, она выжигает яд из крови. Ни одно орудие королей не позволит хозяину умереть… если его не обмануть.
Он взглянул на Вонга, понизил голос:
— Тебе ли не знать.
Вонг посмотрел на Салеха: тот еще не пришел в себя. Медленно проговорил:
— Откуда ты…
— Все оставляет след. И то, чем ты владеешь, и то, что отдаешь. И то, что берешь.
— Ты многое видишь. Скажи мне… — начал Вонг. Ифрит покачал головой:
— Что я слышал о делах Имана Бледного, то уже рассказал тебе, первый визирь.
Значит, он понял, о чем хотел спросить Вонг.
— Кто еще может знать то, что мне нужно?
Ифрит развел руками — всеми четырьмя: сейчас он был в подлинном виде.
— Кто угодно. Иман хорошо хранил свои тайны, и все же они превратились в легенды. Рано или поздно кто-то скажет тебе, а ты постарайся услышать.

Салех шевельнулся, вцепился в запястье Вонга, вдавив в кожу камни браслетов. Попытался выпрямиться, неуверенно провел ладонью по лицу.
— Что случилось? Мне было плохо.
Вонг подтолкнул его, заставляя сесть.
— Ты чуть не умер.
— Ты меня спас? — Салех вывернул шею, чтобы взглянуть через плечо, остановил взгляд на губах Вонга и замер.
— Нет. — Вонг утер рот запястьем, увидел следы крови. То-то губы до сих пор жгло. Он призвал воду в ладонь, прополоскал рот, сплюнул в сторону. Поднялся и подхватил Салеха, потянул встать. — Тебя спасла плеть. Раззак подсказал.
Из дома вышла Фирьял — с обнаженным клинком, с брызгами крови на лице и одежде — и рухнула на колени перед Салехом.
— Я не смогла защитить султана. Пускай он возьмет мою жизнь.
— Встань. — Салех распрямился. — Ты служишь как должно, я сам виноват.
Фирьял замотала головой, положила ятаган на землю. Вонг оглянулся по сторонам, ифрит поймал его взгляд и кивнул. Разговоры были не ко времени, но по крайней мере, никто не приблизится к султану незамеченным.
— Что произошло? — спросил Вонг. Он и так понимал что, но если Фирьял продолжит каяться, времени уйдет больше. Она повелась, начала монотонно объяснять: поганый ублюдок обманул султана… Салех остановил ее жестом.
— Мальчик был в крови и плакал. Я решил, что он ранен, подошел. Он что-то, — султан неловко дернул пострадавшей рукой, — бросил в меня.
— Змею, — без выражения сказала Фирьял. — Черный стебель.
— Зачем?..
А Вонг-то думал, что он успел повзрослеть. Ответил вместо Фирьял:
— Ты пришел в их дома, убиваешь их отцов и братьев. Убьешь и их тоже. Они защищаются как могут.
— Но я не собирался, — начал Салех, полуобернувшись на него. Вонг не стал дослушивать:
— Ты убьешь здесь всех. Не только мужчин — детей, женщин и стариков тоже. Не ты сам. Этим займется гвардия.
Он видел, что Фирьял прислушивается к разговору. Хорошо, это поможет ей прийти в себя.
— Дети рождены от разбойников. Женщины спали с разбойниками. Старики были разбойниками. Те, кого ты оставишь в живых, будут тебя ненавидеть.
— Теперь я буду осторожнее. — Салех стиснул рукоять плети. — Больше они мне не опасны.
— Тебе — нет, — согласился Вонг. — Но тем, кто тебе служит или живет под твоей рукой, — да. Дорога через пустыню так и не станет спокойной. Если ты не доделаешь дело, значит, ты начал его зря.
Фирьял неловко шевельнулась, и Салех перевел застывший взгляд на нее. Вонг думал, она начнет возражать, но она бесцветно проговорила:
— Первый визирь прав. Пускай султан позволит и мне этим заняться. Раззак и первый визирь уберегут султана лучше, чем я. Когда закончим, я приму наказание.
Салех не отвечал долго. Вместо этого он гладил и сжимал многоцветную рукоять. Вряд ли он сознавал, что делает, но плеть сейчас придавала ему силу. Успокаивала ли? Мог ли огонь успокоить?.. Наконец он кивнул:
— Можешь присоединиться к Мансуру, когда он придет. Потом я поговорю с тобой. — И посмотрел на Вонга: — Нужно найти пленников.
Если они еще не мертвы, подумал Вонг.

От ям, в которых пустынники держали пленных, шел густой смрад, но люди внизу были живы. Большинство из них. Местным не пришло в голову — или не нашлось времени — скинуть в ямы пару корзинок черных стеблей. Вонючих исхудавших купцов вытащил на поверхность ифрит, по двое за раз. Османа Вонг узнал, только когда тот повалился перед ним на колени, молитвенно прижав к груди кулак. Остальные, едва оказавшись на поверхности, падали ниц перед султаном, благодарили за чудесное спасение. Это окончательно вернуло Салеху самообладание. Когда к Вонгу явился довольный охотой зверь, привалился к бедру и принялся облизывать лапу, султан даже улыбнулся.

На рассвете к Чистому источнику подошел отряд Лунной стражи. Вонг вместе с Салехом встретил гвардейцев у ворот. Ифрит развел тяжелые створки, сложенные из неровных стволов деревьев и плотно обвитые волосяными веревками, впустил отряд и закрыл ворота снова. Вполголоса бросил: проверю, что все веревки целы, — и исчез.
Мансур спешился, поклонился султану. Салех молчал, пока Вонг приказывал закончить с зачисткой и собрать все тела на широкой площади перед главным домом. Так же молча кивнул, когда Мансур перевел взгляд на него за подтверждением приказа.
— Ты хочешь, чтобы я их сжег, — без вопроса сказал он, когда гвардейцы направили своих коней в узкие улицы поселка, обнажая ятаганы.
— Это может сделать и Раззак. Тебе необязательно.
— Ты добр сегодня, — непонятным тоном ответил Салех. И вздрогнул: — Что это?.. Это они? Пропавшие?
В первых солнечных лучах по песчаным волнам к оазису брели бесформенные фигуры. Их было много — куда больше, чем на стоянках вокруг каравана во время путешествия через пустыню. Может быть, их влекла Пестрая плеть, наполненная силой Потока.
— Оазис от них защищен. — Вонг указал на веревки. — Иначе здесь давно бы не было живых. Но тела нужно сжечь, чтобы они не встали тоже.
Салех продолжал всматриваться в истлевшие тряпки, безглазые черепа и выбеленные песком кости. Когда Вонг уже готов был напомнить, что у них еще есть дела, он обернулся:
— Пойдем. Я сам закончу то, что начал.

Плеть просыпалась неохотно. В бою султан не колебался, но теперь, перед грудой окровавленных мертвых тел, ему стало тошно. Об этом говорили слабые, бледные языки пламени над железными звеньями. Салех не хотел сейчас зажигать огонь, не хотел бить плетью по трупам, чтобы Поток превратил их в пепел. Оружие султана вновь слушалось его желаний, а не его воли. Вспомнилось, как Салех порой капризничал из-за ерунды, когда был еще наследным принцем. Теперь он лучше держал себя в руках, но вместо него капризничала плеть: злилась, когда злился он, и отказывалась служить, когда Салеху не хотелось пускать ее в ход.
Хорошо, что трупы могли подождать, пока он соберется с духом; живые противники ждать не пожелали бы. Глядя на Салеха, Вонг не чувствовал ничего кроме усталости. До конца службы было далеко.

Когда пламя Потока подчинилось султану Эраншара и окружило тела прежних обитателей Чистого источника обжигающей стеной, Лунная стража с Мансуром во главе преклонила колени — то ли провожая мертвых, то ли выражая почтение султану. Вонг покосился на ифрита: тот держался поблизости, пока Фирьял пряталась за спинами гвардейцев, не показываясь Салеху на глаза. Охранять султана было уже не от кого, но Раззак все равно присматривал. Пускай присматривает.

По тесной улице между опустевших домов Вонг пошел в центр оазиса, к озеру. Перешагивая разбросанные тряпки, оружие, не спасшее своих хозяев, разбитые горшки и прочую нехитрую утварь, он добрался до блестевшей под солнцем воды и только теперь, возле нее, ощутил сухой пустынный зной. Закрывавшие небо деревья спасали Чистый источник от палящего солнца, но дрожащая рваная тень их листьев настоящей прохлады не приносила. Вонг стер пот со лба и присел на низкий борт из округлых камней, ограждавший озерцо. Вода была мутной, коричнево-рыжей. В ней годами мыли посуду, купали детей и полоскали одежду все те, чьи тела теперь сгорали в огне Потока, ею же поливали убогие огороды. Вонг опустил правую руку в воду — неожиданно холодную — и обмер, услышав, как озеро запело.
Вода плеснула на запястье, намочив рукав рубахи, закрутилась небольшими водоворотами вокруг пальцев. Она была полна силы Потока, незаметной для тех, кто не обладал ею сам. Она слышала Вонга не хуже, чем он — ее, и приветствовала, пускай в нем и оставалась только малая капля той же силы. Вонг позволил Потоку течь с его пальцев, смешиваться с водой озера, пробуждая ее окончательно, и завороженно смотрел, как оседает вся грязь. Когда источник засверкал чистым блеском, ловя солнечные блики, пробравшиеся сквозь листву, Вонг сполз с камней, встал на колени, опустил в воду лицо — и ее холод ощутил как ласку. Губы перестало саднить от огненной крови Салеха. Вот почему сюда тянет пропавших, мелькнула ненужная мысль — и исчезла, смытая прикосновениями источника. Все остальные мысли исчезли тоже. Ненадолго стало почти так же, как бывало раньше — когда Вонга слушалось море, когда дождь проливался по его слову и превращался в лед на полпути к земле. Он не мог ничего приказать этой воде, но он и не хотел приказывать. Глубоко в сердце проснулась полузадушенная тоска по утраченной силе, подступила к горлу, обожгла глаза и растворилась в холоде источника. Тяжелый зной перестал давить на затылок: сейчас Поток защищал от него Вонга, как раньше он защищал себя сам. Когда закончился воздух в груди, вода подтолкнула его поднять лицо и вдохнуть. Глядя на падающие в озеро капли, Вонг услышал плеск поблизости. Сморгнул воду с ресниц, повернул голову. Ягуар пришел следом и теперь жадно пил, брызгая во все стороны. Сейчас прикосновения Потока не беспокоили его сталь — или жажда была сильнее. Вонг снова окунул руку в источник, плеснул в зверя невысокой искрящейся волной. Ягуар недовольно фыркнул, покрутил башкой, и Вонг услышал, как вода смеется.

Когда он вернулся к груде жирного черного пепла, гвардейцы уже разошлись по поселку. Они помогали пленникам привести себя в порядок, осматривали дома, в которых предстояло остановиться гарнизону, выясняли, какие припасы в оазисе найдутся, а какие должны первым делом привезти купцы, которых султан пустит сюда — превращать Чистый источник в удобный перевалочный пункт для путников и караванов.
Юлия с Вебером расспрашивали немногих взятых пленных.
Рядом с Салехом оставался Раззак, Фирьял держалась поодаль.
— Музыка мертвых при тебе? — сумрачно спросил Салех, когда Вонг подошел.
— Да.
Султан указал в сторону ограды поселка, туда, где бродили пропавшие:
— Упокой их.
Раззак, уже принявший человеческий вид, взглянул неодобрительно, но с султаном спорить не стал.

Солнце вновь давило на затылок, пот ручьями струился по вискам, мочил волосы и ворот рубахи. На летучем ковре от палящей жары не защищало ничто. Вонг достал из кармана колокольчики, встряхнул и услышал уже знакомый переливчатый звон.
Вместе с Салехом и ифритом он долго смотрел, как тянутся к Чистому источнику полуистлевшие останки. Пропавшие не могли даже приблизиться к ограде, но колыхались возле нее морем серых от времени тряпок с белой пеной черепов поверху.
Наконец толпа перестала расти. Собрались ли здесь все мертвецы пустыни Далья — или только те, до кого донесся зов Музыки мертвых?.. Вонга это не интересовало. В нем до сих пор отзывался смех воды, отвлекал от всего остального — от всего, кроме зверя. Тот снова лежал на краю ковра, свесив лапу и голову, и безразлично следил за движением внизу.
Вонг еще раз встряхнул серебряную гроздь. Не повышая голоса, отчетливо сказал:
— Упокойтесь с миром и не вставайте больше.
Море мертвецов вздрогнуло — и осело, словно впиталось в песок. Салех рядом вздохнул, ифрит неопределенно хмыкнул, но опять промолчал. Чистый источник окружило широкое кольцо праха. Вскоре ветер смешает его с песком и превратит в ничто.
Можно было возвращаться в Кусур.

— Хума! — крикнул Вонг, войдя в свои покои. Зверь поводил носом — выяснял, что происходило здесь без него, — и направился в спальню, едва переставляя лапы. Был уже поздний вечер: дневную жару пришлось пережидать в Чистом источнике, в путь отправились только на закате. Теперь, после вылазки, изнурительного зноя и суток без сна, не хотелось даже шевелиться. Если девчонка уже спит, ей придется встать — и помочь Вонгу в купальне.
Хума не появлялась, и Вонг позвал еще раз. Из дальних комнат вышла с метелкой в руках незнакомая девица в одежде дворцовой прислуги, потупилась:
— Пускай первый визирь не гневается…
— Где Хума? — нетерпеливо перебил Вонг. Девица опустила голову еще ниже:
— В Садах тоски.
— Что?
Служанка зашептала еле слышно — и шарахнулась назад, как только он сделал шаг.
— Говори громче, — приказал Вонг, остановившись перед ней. Девица стиснула метелку дрожащими пальцами и принялась рассказывать.

В Сады тоски Хуму отправила Джилан Кружевница — заявив, что невольница первого визиря украла драгоценности у одной из ее девушек. Ее отвели в темницу черные охранники Джилан: Лунную стражу светлая госпожа к делу не привлекала. Дворцовым слугам она велела присматривать за покоями первого визиря до его возвращения, чтобы не вышло беспорядка.
Больше служанка ничего не знала. Под конец она спросила, не подать ли ужин.
— Нет, — сказал Вонг. — Пошла вон.

Первым делом он отправился в Сады тоски в сопровождении полусонного зверя. Прежде чем идти к Салеху, стоило убедиться, что Хума еще жива.
Светлая госпожа Джилан сделала ход. Вонг давно уже понял: он стал для нее помехой, когда остался рядом с Салехом. Он составлял указы на подпись и давал советы, определявшие жизнь Эраншара. Джилан предпочла бы заниматься этим сама. Она и занималась: Салех выслушивал ее и порой делал то, чего она желала. Вспомнить хотя бы Мансура. Но для Джилан этого было недостаточно. Вряд ли, сговариваясь с ключником, она хотела, чтобы ее сын-султан слушал кого-то кроме нее. Однако получила она только то, о чем просила, а не то, к чему стремилась на самом деле. К тому же Вонг вредил ей и напрямую: не позволил выгнать старшего евнуха Назыма, убил преданного Джилан дворцового распорядителя, мешал отдалять от Салеха тех, кто был ей неугоден. Джилан наверняка мечтала от него избавиться.
И все же причинить вред самому Вонгу она не пыталась: не присылала яда, не нанимала убийц, даже не искала способа стравить его с Мансуром. Может быть, понимала: если ей не удастся убить первого визиря с первой же попытки, она погибла. Если удастся — Салех дознается правды и лишит ее своего доверия. Уж он-то знал, на что способна его матушка, если кто-то встает у нее на пути.
Однако пока что Салех не видел, что на ее пути стоит Вонг. При султане Джилан была неизменно любезна с первым визирем, а за глаза только хвалила, это он знал от самого Салеха. “Кружевница очень осторожна”, — говорил Назым.
Но сейчас она допустила ошибку.

Тюремщик — хромой и скрюченный, Вонг узнал его, когда тот расплылся в редкозубой угодливой улыбке, — проводил первого визиря до грязных темных камер, где держали воров и разбойников. Отпер дверь, передал факел и убрался с глаз, стараясь не оказаться на пути зверя: тому не нравились запахи темницы, он дергал носом и скалил зубы.
Хума жмурясь вжималась в стену, стискивала руки у груди: свет ослепил ее и напугал. Зверь шумно вздохнул — и страх на ее лице сменился облегчением раньше, чем она посмотрела на вошедших. Вставая на колени, она зазвенела цепью на ноге.
— Пускай господин простит Хуму!..
— Не глупи. — Вонг закрыл дверь, нашел на стене кронштейн и вставил факел. Подошел к девчонке, присел рядом. Взял за подбородок, осмотрел заплаканное лицо: несколько синяков, ничего серьезного. — Тебя не пытали?
— Только грозились. Госпожа Джилан приказала… допросить. Но тюремщики… Они сказали — подождешь пока. Сказали, никуда не денешься.
— Хорошо. — Вонг отпустил ее, сел на каменный пол. Прижался затылком к стене и закрыл глаза. Сейчас хотелось отдыхать, а не разбираться с новым дерьмом, но выбора не было.
— Господин верит, что Хума невиновна? — прошелестела она.
— Ты не дура и у тебя полно своих побрякушек, — устало сказал Вонг. — Зачем тебе брать чужое? Но если бы и взяла, мне плевать.
Хума вдруг ойкнула и хихикнула. Зашуршала солома. Вонг приоткрыл глаза: ягуар решил спать там, где выдалась возможность, и устроился на соломенном ложе девчонки, бесцеремонно спихнув ее задними лапами на самый край.
Смешок Хумы перешел в короткий сухой всхлип. Вонг глянул на нее внимательнее: пересохшие губы, темные круги под глазами…
— Давно ты здесь?
— С утра.
Джилан не теряла времени. Повезло в одном: готовясь к вылазке в Чистый источник, Вонг сказал Салеху, что они обернутся дня за три или четыре. Выходит, тот говорил об этом с матерью. Но с их отбытия прошло меньше двух суток — и лишнее время, заложенное на непредвиденные происшествия, спасло Хуме жизнь. Что Джилан сделает дальше? Не попытается ли избавиться от девчонки втихую? Беспокоит ее предстоящее вмешательство сына — или наоборот, к этому она и стремилась?
— Ела здесь что-нибудь? Пила?
— Нет. Я боялась.
— Правильно. Дай руки.
Звякнули оковы, Хума завозилась — она так и прижимала кулаки к груди. Вонг присмотрелся: девчонка прятала в ворот тонкий стилет, давний “скромный дар” Адиля.
— Ты собиралась защищаться?
Хума мотнула головой, опустила глаза. Вонг ждал, и она шепнула:
— Я думала, если пришли допрашивать… Лучше так. Лучше я сама. Чтобы ничего не рассказать.
Разумно. Пыток она могла не выдержать.
— Уже не понадобится, — сказал Вонг. — Руки.
Хума убрала стилет и протянула руки так, будто ждала, что Вонг отопрет замки. Он взял ее запястья и заставил свести ладони.
— Пей.
Когда ладони наполнились водой Потока, Хума тут же сунулась в них лицом. Когда-то Вонг так же поил здесь зверя. Хуме воды понадобилось меньше — хотя он заставил ее напиться впрок.
— Не ешь и не пей то, что приносят. Выливай и выкидывай. Потерпишь.
Хума послушно закивала, утерла плечом мокрое лицо и села свободнее.
— Теперь расскажи, что случилось, — велел Вонг. — Тогда я решу, что делать.

Хуму подняли с постели ночью, в темный предрассветный час. Черные стражники перетряхнули ее вещи, взяли шкатулку с украшениями, отвели Хуму в покои Джилан и оставили там ждать неизвестно чего. С рассветом вышла сама Кружевница — и объявила, что одна из девушек ее двора обвиняет невольницу первого визиря в краже драгоценностей, подаренных светлой госпожой.
Девицы жили близ Джилан, в ее крыле. Как бы ты смогла там что-то украсть? — недоуменно спросил Вонг. Хума потупилась и принялась объяснять: когда праздновали день рождения досточтимого султана, слуги собирались вместе, чтобы послушать киссаханов. Джилан тоже отпускала своих девиц, и Хума разговорилась с одной из них, Басиной, подружилась с ней и несколько раз бывала у нее в гостях. Украшения, о которых шла речь, Басина ей подарила — и Хума ответила схожим по ценности подарком. Басина хорошо говорила о первом визире и опасалась светлой госпожи, только поэтому… Вонг нахмурился, пытаясь вспомнить, откуда знает это имя, и Хума тут же замолчала. Он вспомнил: та тихоня, которая приносила ему снадобья от Джилан, лечила спину и просила не держать зла на Адиля. Кивнул: продолжай. Хума попыталась оправдаться: она не рассказывала Басине ничего, о чем не стоило говорить с чужими… Вонг снова кивнул: верю. Дальше.

Поначалу Джилан говорила с Хумой ласково и печально. Попытку предположить, что Басина могла что-нибудь забыть или перепутать, отклонила, приказав “не лгать хотя бы сейчас”, упрекнула Хуму за то, что та своей глупостью бросает тень на первого визиря. Подождав, пока Хума совсем загрустит, намекнула, что одна ошибка не стоит такого сурового наказания, какое положено за воровство, и если удастся убедить Басину не расстраиваться и принять от Хумы подарок в возмещение ущерба, то Хума ведь будет помнить, кому этим обязана, верно?..
Вонг кивнул в очередной раз.
— Господин понимает?.. — робко шепнула девчонка. — Светлая госпожа хотела, чтобы Хума служила ей, а не ему.
— Да. Дальше.

Когда Хума изобразила непонимание — Вонг подозревал, что обмануть своим притворством Джилан ей не удалось, — светлая госпожа сменила тон и спросила, знает ли она, что ее ждет.
— И что? — полюбопытствовал Вонг. Хума съежилась, обняла колени.
— Она сказала, меня допросят, чтобы я призналась. Выпорют, отрубят руку, прижгут кипящей смолой и выкинут из дворца… Если не умру под кнутом.
Джилан не оставила бы непокорную служанку в живых. Вероятно, она рассчитывала, что к возвращению Вонга все будет кончено и ему останется смириться.

Потом Хума расплакалась, но уговоры Кружевницы все равно не понимала. Ты не стоишь даже тех денег, которые за тебя заплачены, разозлившись, сказала Джилан. Первый визирь не станет ссориться со мной из-за невольницы — просто купит другую или примет в подарок. Я сама ее выберу, и она никогда не разочарует его так, как разочаровала ты.
Вонг криво усмехнулся. Неужели Джилан всерьез думала, что ей удастся подослать к нему шпионку? Или просто пугала Хуму? Тоже не удалось: даже под угрозой пыток девчонка не согласилась ей служить. Может быть, и зря, но теперь уже поздно.
— Почему ты отказалась? — все же спросил он. Хума заморгала — кажется, обиженно.
— Могла бы докладывать ей, о чем я разрешу, — терпеливо пояснил Вонг. — Так я узнал бы, что она хочет знать о моих делах.
Хума покосилась на него:
— А господин мне тогда по-прежнему доверял бы?
Справедливое опасение. Двойным агентам верят редко.
— Ладно, — сказал Вонг. — Дальше.

Джилан дала ей время до заката: если Хума попросит милости, тюремщики передадут ее просьбу светлой госпоже. Если нет, ей предстоит допрос, а наутро — наказание или, что вернее, казнь. Но перед закатом пришел один из тюремщиков, принес еду — теперь миска с липким даже на вид месивом валялась в другом углу камеры — и сказал “подождать пока”. Когда появился Вонг, Хума думала, что ее время вышло.

— Ты чем-нибудь ее задевала? — дослушав, спросил Вонг. Вдруг он упустил что-то из виду.
Хума растерялась:
— Я? Светлую госпожу Джилан? Как я могла… Я для нее меньше соринки в глазу. Она просто хочет…
— Ну?
— Навредить первому визирю, — шепнула Хума. Вонг рассеянно потер висок. Скорее себя, чем ее спросил:
— Но почему именно так?
Хума вздохнула и пробормотала совсем уж беззвучно:
— А как еще?
Верно. У Вонга мало того, что можно уничтожить или отнять — тем более, ради пробного удара. Хума полезна ему в делах. Зная это, Джилан решила сделать его доверенную служанку своей шпионкой — или убить, раз переманить не вышло. Могла бы воспользоваться Мансуром и внести раскол в совет визирей. Не пожелала навредить своему сыну? Могла попытаться причинить вред зверю… От мысли об этом в висках зазвенела ярость, Вонг стиснул зубы. Хорошо, что зверь постоянно с ним. Остальное не так важно.
— Господин поможет Хуме? — не выдержала девчонка.
— Да. — Вонг встал, подождал, пока зверь заметит его движение и тоже встанет. — Омар не умеет читать.
Хума опустила глаза, но Вонг и не видя знал, что она улыбается.

От нижних камер он поднялся по узкой крутой лестнице, дошел до караулки. Остановился на пороге, прислонившись плечом к косяку. У хромого тюремщика ложка выпала из рук в миску с похлебкой, лысый и безухий пролил вино.
— Не пытали, значит, — неторопливо сказал Вонг. — Ослушались светлую госпожу Джилан. А что же так?
Тюремщики переглянулись, отодвинули свою снедь и поднялись. Хромой тяжело сглотнул.
— Так ведь это... Не было никого. Чтобы, значит, приказ-то... Ни досточтимого султана, ни первого визиря, — он перекосился всем телом так, будто хотел поклониться, но не смог. — Ни визиря Мансура даже. А светлая госпожа, она... — урод замялся.
— Она своими-то руками голову не снесет, — рассудительно сказал лысый. — Ну так мы решили, подождем немного, авось оно как-то и того...
— Решится без вас. — Вонг запустил руку в волосы, вытянул из прически две драгоценных бусины, каждая ценой в хорошего коня. — Мудро.
Лысый благоговейно принял награду, поклонился.
— Так что ж, выпускать девушку-то?
— Нет. Не обижать. За ней присмотрят.
Как бы тюремщики ни пытались выслужиться, доверять им Вонг не хотел. Приглядеть за тем, чтобы Хуму не попытались втихую зарезать, он попросил Юлию по стальной связи, как только вышел из подземелья.
— Не бережешь ты нас, полковник, — сонно упрекнула Юлия, но покараулить согласилась. Спать можно было где угодно — хоть в своих покоях, хоть поближе к Садам — а в камеру Хумы достаточно было послать живую сталь, чтобы вовремя узнать, что там творится.

Они встретились на полпути, зверь зевнул — и решил пойти с Юлией. Как будто сообразил, что с Вонгом спокойно отдохнуть не выйдет.
— И за ним тоже присмотрю, — усмехнулась она, поймав взгляд Вонга. — Иди, наводи порядок.

Едва войдя к Салеху, он понял: Джилан успела раньше. Султан с хмурым видом заканчивал ужин. Оторвался от еды, посмотрел на Вонга:
— Мне жаль, что твоя служанка оказалась нечиста на руку, — и указал на подушки, предлагая садиться.
— Моя служанка невиновна, — сквозь зубы сказал Вонг. — Ее оговорила девица твоей матери.
Усталость и злость не шли ему на пользу. Не стоило начинать разговор с обвинений.
— Зачем ей это делать? — недоверчиво спросил Салех. Вонг ровно вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Сел и налил себе вина.
— Хотел бы я знать.
— Матушка была опечалена, — с сомнением заметил Салех. — Она сказала, ее девушка… Басина?.. чуть не заболела от грусти. Сказала, если бы твоя служанка призналась сразу, они бы скрыли все дело. Не стали тревожить ни тебя, ни меня. Но запираясь, она тебя позорит и вынуждает защищать недостойную. Так быть не должно. Мне придется разрешить это дело самому… чтобы не выносить на люди.

Разумеется: Джилан уже подготовила почву. Избавиться от Хумы до их возвращения не удалось, но она и в этом нашла выгоду. Теперь хочет взглянуть, что будет делать Вонг, вынуждает его спорить с Салехом или просить милости. И хочет убедиться, что ее сын встанет на ее сторону.
Стоило бы отступить, позволить ей довершить начатое. Пускай пока верит, что первый визирь сознает свою слабость перед матерью султана и опасается открытой вражды… Будь причина иной — может быть, Вонг так и сделал бы. Ссоры он не искал: Джилан была умна, коварна и она была матерью Салеха. Когда Вонг сочтет, что служба закончена, и уйдет из Эраншара, султану все равно будет нужен рядом тот, кому он сможет доверять. Родная мать, которая пошла на жертвы и преступления, чтобы спасти его и возвести на трон, — не худший вариант.
Но сейчас уступать Джилан не хотелось. Тратить на это Хуму не хотелось еще сильнее. От нее было много пользы. “Только ли поэтому, Николас?” — насмешливо спросил в голове голос Десмонда. Я ей должен, подумал Вонг. Этот долг я хочу отдать.

— Можно обойтись без того, чтобы отрубать ей руку, — утешал тем временем Салех. — Если обиженный… если матушка согласится на более милосердное наказание, ее просто выпорют и выгонят. Ты купишь себе новую девушку. Нет, я тебе подарю. Уж в этот раз ты примешь подарок?
— Обижена Басина, а не госпожа Джилан, — не вникая в его утешения, возразил Вонг. — И то если ей верить.
— А ты не веришь.
— С какой стати?
Вонг старался говорить равнодушно, и это помогло: Салех отвлекся от мыслей о милосердном наказании и стал слушать.
— Хуме не нужны чужие драгоценности, у нее есть свои. Она не променяла бы место при мне и жизнь во дворце на лишнюю горсть побрякушек. Никто бы не променял.
Салех задумался.
— Я служил дознавателем, — ровно напомнил Вонг. — Я увидел бы, если бы она лгала. Тогда я не стал бы ее выгораживать.
Стал бы — но об этом султану знать незачем.
— Твои слова разумны, — медленно проговорил Салех. — Мне трудно тебе не верить. Но Басина служит матушке, и наказания виновной требует она. Я не могу усомниться в ее словах без доказательств. А их нет, только слово одной служанки против слова другой. Но если желаешь… — Салех сжал губы, тряхнул головой и решительно закончил: — Я позволяю допросить обеих.
Щедрое разрешение — но бесполезное. Вонг качнул головой:
— Допрос нужен, когда хочешь узнать секреты. Вину под пыткой признают обе, а то, что они могли сказать по доброй воле, уже сказали.
— Нивон… — Салех глянул в свою чарку, допил залпом. — Она тебе так дорога?
Это что, ревность? Вонг посмотрел на сопляка изучающе. Тот отвел глаза.
— Она мне удобна, — наконец сказал Вонг. — Она читает и пишет мои письма и не треплет языком. Искать такую же новую — только время тратить.
Салех приободрился:
— Я могу попросить матушку, чтобы она простила твою служанку. Она мне не откажет.
— Ты султан. Ты хочешь прийти к ней как проситель?
Салех задумался. И она не даст тебе забыть, из-за кого тебе пришлось просить, — мысленно добавил Вонг. Джилан выгоден любой исход дела. Почти любой.
— Тогда я ее просто помилую, — сказал Салех с легким раздражением. — Ты сам говорил: нет власти превыше моей.
— Верно. Но тогда она останется воровкой, прощенной султаном. Мне придется ее выгнать. Ты поступишь по закону. Завтра в полдень рассудишь дело, а сейчас отдыхай.

— Нивон, — окликнул Салех, когда он уже поднялся. — Что мне делать с Фирьял?
— А что с ней? — удивился Вонг. Тут же вспомнил: Фирьял продолжает казнить себя за то, что Салех чуть не погиб в оазисе.
— Она хочет оставить службу. Требует, чтобы я ее наказал.
— Требует? — поднял бровь Вонг.
— Твердит, что виновата. Хотя я сам…
— Но она виновата, — пожал плечами Вонг. — Ее дело — охранять тебя. Она не справилась.
Салех нахмурился.
— Отстрани ее на несколько дней. Адиль без нее обойдется. Потом вернешь ее на место. Скажешь, что ее вина сама по себе наказание. Тогда она будет служить вдвое усерднее.
Салех просветлел лицом:
— Так и сделаю.
Хотел бы Вонг, чтобы дело Хумы разрешилось так же легко.

По пути в свои покои он перебирал варианты. Самый простой — вывести Хуму из темницы, дать ей денег и вольную и попросить Вебера или Юлию проводить ее до Истара, чтобы она смогла там затеряться. Или сразу до Далии. Простой — и плохой. Девчонка не умрет, но партию Вонг проиграет: Джилан без труда убедит Салеха в том, что первый визирь поступил нечестно и недостойно. К тому же Хума станет беглой воровкой. Еесли она попадется, ее казнят без долгих разговоров. Избавиться от Басины? Еще хуже. Заставить ее признаться в лжесвидетельстве? Как? Когда-то она выказывала интерес к Адилю — можно ли это использовать?.. Вонг чувствовал, что решение рядом, что оно крутится поблизости, как мелкая рыба во взбаламученной штормом воде, и вот-вот попадется.

В покоях навстречу кинулся Омар, торопливо зашептал:
— Пусть первый визирь никому не верит, Хума не виновата!
Вонг коснулся браслета, укрывая гостиную тихой защитой.
— Я знаю. Что еще скажешь?
Омар сник, погрустнел. Неужели это он стащил побрякушки Басины?.. Но ответ заставил Вонга замереть на месте:
— Я думал, первому визирю будет полезно… Сходил послушать разговоры.
— Что? — Вонг еле сдержался, чтобы не встряхнуть его и заставить говорить быстрее. — Рассказывай!
Омар съежился и спрятал руки под мышки, как будто опасался наказания, но все же начал давить из себя слово за словом.
Прятаться он научился неплохо. Когда Джилан отправила Хуму в Сады тоски, он испугался — и не поверил в то, что она могла что-то украсть. Уж Омар-то разбирался в том, кто может протянуть руку к чужому, а кому это и в голову не придет. Другой бы на его месте решил, что во дворце оставаться опасно, и сбежал. Омар вместо этого завернулся в плотный воздушный кокон, не поднимавший вокруг ветра, но скрывавший его от чужих глаз, и отправился в крыло Джилан: послушать, что там говорят.

Он узнал намного больше, чем ожидал. Ему удалось подсмотреть, как Джилан утешала и запугивала свою девицу, уже и так напуганную тем, к чему должна была привести ее ложь. Светлая госпожа говорила, девушку просто выгонят, — лепетала Басина. Я передумала, — ответила на это Джилан Кружевница, — если ее выгонят, он может ее вернуть. Речь шла о первом визире. Но девушка ведь не виновата, — плакала Басина, — если ее будут наказывать, она умрет!.. Ты знаешь, что бывает за лжесвидетельство? — сочувственно спросила Джилан. — Тебе отрежут язык и продадут тебя для утех тем, кто любит калечить девиц. Басина разрыдалась еще пуще. Не о чем грустить, пока ты верно мне служишь, — утешила ее Джилан, — я вижу, что могу тебе доверять.
Рассказывая об этом, Омар запнулся:
— Если первый визирь позволит…
— Ну?
— Она… Кружевница говорила неправду. Пока эта дура распустила сопли, — от волнения Омар забыл о вежливости, — Кружевница на нее так смотрела… — Он помотал головой: — Плохо смотрела, плохо.
Это Вонга не удивило.
Басина долго рыдала, а Джилан утирала ее слезы, и Омар собрался было исчезнуть так же незаметно, как пришел, но тут Басина спросила: почему светлая госпожа хочет избавиться от служанки первого визиря? Он мне мешает, — ласково пояснила Джилан, поправляя ее волосы, — но спешить с этим некуда. Пока что я хочу, чтобы тот, кто будет читать ему письма и писать от его имени, служил мне, а не ему.
В этом Басина не признается никогда, думал Вонг, слушая мальчишку, но этого и не нужно. Достаточно будет, если она откажется от своих обвинений.
— Хорошо, — сказал он, когда Омар закончил. — Ты хорошо потрудился. Теперь я знаю, что делать.

В полдень солнечные лучи беспрепятственно лились в зал суда через прозрачную крышу. Небесному глазу уже незачем было смотреть на земные дрязги, но Салех пожелал, чтобы крышу восстановили в прежнем виде. Ифрит Раззак сказал, что хрустальной она была и при султане Салмане, и до него.
Из зала давно убрали длинный стол, за которым сидели когда-то мудрецы. Теперь здесь вершил суд досточтимый султан, и трон с ведущими к нему ступенями остался единственным возвышением над светлым мраморным полом.
В галерее в этот раз никого не было, даже Лунной стражи: Салех решил разбирать дело без лишних глаз. Ему вовсе не следовало бы вникать в мелкие провинности слуг, но сейчас за слугами стояли его мать и его визирь.

Для тех, кому дозволялось сидеть при султане, поодаль от ступеней поставили друг против друга низкие кресла. Сидя в одном из них, Вонг хладнокровно рассматривал Джилан, занявшую другое. Она то и дело поглядывала на него сочувственно и печально, но за этой печалью Вонг видел тревогу. Джилан не ждала, что он потребует суда: по ее мнению, здесь он неизбежно должен был потерпеть поражение. Теперь она пыталась понять, что он задумал.
Салех в сопровождении Адиля и Раззака явился последним. Окинул взглядом Вонга и Джилан, устроился на троне и жестом велел начинать. Черные охранники Джилан ввели Хуму в цепях, принудили встать на колени перед троном и остановились позади нее.
— Не думает ли досточтимый султан, что девицу Басину тогда должны стеречь мои товарищи? — заметил Вонг.
— Незачем, — решил Салех. — Никому не опасны две служанки.
Махнул рукой, отсылая охранников, и ослушаться султана они не посмели.
Джилан едва заметно наморщила лоб. Вряд ли она собиралась приказать убить Хуму без позволения султана, но то, что Салех распоряжается ее личной гвардией, ей не понравилось. Нужно будет избавить ее от этих черных, подумал Вонг. Пускай мать султана охраняет Лунная стража. Салех согласится — если сегодня все удастся как надо.

Тем временем на середину зала вышел тощий старик в затканном синими узорами халате и таком тяжелом тюрбане, что голова на морщинистой шее клонилась к плечу. Многомудрый Хизри, лучший в Эраншаре знаток законов, и нынешних, и прежних.
Когда-то он служил султану Маарифу — возглавлял Высокий суд, в котором судили знать и гвардейцев. При султане Вахиде успел скрыться в тени раньше, чем им занялся совет: мудрость его не подвела. Теперь Хизри был уже слишком стар, чтобы день за днем восседать в кресле высокого судьи. Однако после щедрых даров от султана Салеха и нескольких разговоров с Вонгом он поверил, что никто больше не пожелает сварить его в кипящем масле, и согласился занять при султане почетное место толкователя законов.
В прежние времена его справедливость и неподкупность стали легендарными. Но сейчас судить будет султан, а Хизри должен только объявить суд и напомнить подробности Уложения о наказаниях, когда они понадобятся.

— Слушайте все! — провозгласил Хизри дребезжащим, но все еще пронзительным голосом. — Сегодня досточтимый султан Салех, владыка Эраншара и повелитель Пестрой плети, мудро и милосердно рассудит дело о краже! Невольница Басина, принадлежащая светлой госпоже Джилан умм Салех, обвиняет невольницу Хуму, принадлежащую уважаемому первому визирю Нивону! Да откроется правда и да будет наказан виновный!
На этом голос изменил старику, он сдавленно кашлянул и пошатнулся. Адиль быстро спустился от трона, подхватил Многомудрого Хизри под локоть, довел до ступеней и помог сесть на предназначенную для него подушку. Султан не стал вынуждать ветхую развалину проводить весь суд стоя.

— Cперва послушаем обвинение, — велел тем временем Салех. Кивнул Басине, топтавшейся возле кресла Джилан. Девчонка выступила вперед, глядя в пол и теребя вышивку на рукавах платья. Прежнего покрывала, оставлявшего на виду одни глаза, на ней не было: Вонг давно запретил их носить. Подождав, пока добрые жители Эраншара насытятся безопасным бунтом и сожгут все тряпки, которые хотят сжечь, он подписал очередной указ. Одеяния, скрывающие лицо без надобности, объявлялись служением низвергнутому посланнику, их ношение каралось соответственно. Оговорка про “надобность” была неизбежна: во время весенних ветров, приносивших в Эраншар песок из пустыни, лицо прикрывали все. В остальное время девицы и женщины могли носить платки, если хотели, но лиц не прятали. Поэтому Вонг видел, что у Басины дрожат губы, запали глаза и взгляд устремлен в одну точку, куда-то к подножию трона. Она отчаянно боялась того, что ей предстояло сказать. Странно, что Джилан вообще позволила ей выйти на суд. Впрочем, теперь у Кружевницы уже не было выбора: это кружево она сплела своими руками.

— Говори, — потребовал султан, не дожидаясь, пока Басина должным образом поклонится.
Невольница согнулась пополам, ее заплетенные в косу и ничем не украшенные волосы упали с плеча и коснулись пола. Не распрямляясь, она рухнула на колени, простерлась на гладком мраморе и зарыдала.
Джилан поджала губы. Адиль дернулся, будто хотел поднять девчонку, но заставил себя спокойно стоять подле султана.
— Ты имела смелость обвинить ее в краже. — Салех махнул в сторону Хумы, которая стояла, опустив глаза и крепко сплетя пальцы, но хотя бы не дрожала от ужаса. Верила, что Вонг ее выручит, или ей просто хватало достоинства не выказывать страх. — Так имей смелость и повторить.
Сейчас он был хорош. Пугать девчонок-невольниц дело нехитрое, но Салеху предстояло обидеть либо свою мать, либо своего визиря и учителя. И все же он держался уверенно, ничем не выдавая вчерашних сомнений.
— Ничтожная умоляет о милосердии! — прорыдала Басина. Вонг затаил дыхание. Слова, которых он ждал, вырвались вместе с новыми всхлипами:
— Ничтожная солгала! Ничтожная возвела напраслину на честную девушку!
Хума метнула быстрый взгляд на Вонга и прикусила губу. Наверняка хотела знать, как ему это удалось. Узнает. Джилан сжала подлокотник кресла, подалась вперед, но сдержала себя и промолчала. Салех недоуменно смотрел на Басину, готовый потребовать объяснений. Адиль замер возле трона, только перекатывались на скулах желваки. Если что-то пойдет не так, подумал Вонг, он решит, что первый визирь свел с ним счеты.

Ночью Адиль так же катал желваки и хмурился, когда Вонг нашел его возле покоев Салеха. Фирьял уже была отправлена сокрушаться в одиночестве, Адиль проверял ночной караул вместо нее. Вонг дождался, пока он закончит, и жестом показал: пройдемся. По лицу Адиля ясно было — он понимает, о чем хочет говорить первый визирь.

— Ты знаешь девицу Басину? — спросил Вонг, когда они с Адилем спустились с галереи дворца в темный ночной сад. Вуаль тишины тот не заметил и огляделся по сторонам, прежде чем отвечать.
— Нас не услышат.
Адиль кивнул.
— Знаю. И что она обвинила твою служанку в краже, тоже знаю.
Вонг ждал: бывший сотник, а теперь тысячник Лунной стражи сказал не все.
— Меня там не было, и своими глазами я не видел, что случилось. Чего ты от меня хочешь?
— Кто она тебе?
Адиль замялся. Вонг был уверен, что лгать он не станет. Либо промолчит, либо скажет правду.
— Я бы взял ее в свой дом, — невесело проговорил Адиль. — Не как невольницу, как жену. Но девушки Кружевницы слишком хороши для стражников.
— Джилан знает об этом?
Теперь Адиль ответил сразу:
— Нет.
— Уверен?
— Если бы светлая госпожа знала, она бы уже подарила ее кому-нибудь. Или продала. Она не держит при себе девиц, которые…
— Смотрят на мужчин, — вместо него закончил Вонг. — Значит, ты знаешь, что твое желание взаимно.
Адиль вздохнул:
— Какая разница?
Под ногами хрустел цветной песок садовых дорожек. “Честные люди редко бывают сообразительными, Николас”, — сказал бы сейчас Десмонд. Придется объяснять.
— Я не хочу, чтобы моя служанка пострадала ни за что. Ты хочешь получить Басину. Наши интересы совпадают.
— Если она солгала, — медленно начал Адиль. — И если признается… То накажут уже ее.
— А если не признается, — откликнулся Вонг так же неторопливо, — то скоро умрет.
Адиль резко повернул голову, схватился за ятаган:
— Что?!
Девчонка ему дорога, это хорошо. Но он решил, что Вонг ей угрожает? Это глупо.
— Можешь мне не верить. Или можешь доложить султану, что мой посыльный провинился куда хуже, чем служанка. Но я расскажу тебе то, что узнал.
Слушал Адиль внимательно — и даже в тусклом свете садовых фонарей видно было, как он темнеет лицом.
— Я тебе верю, — тяжело сказал он, когда Вонг закончил. — И я вижу, что ты не хочешь обвинять светлую госпожу перед лицом досточтимого султана. Хотя она пытается тебе навредить.
— Она мать султана. И она ему нужна. Я не стану их ссорить.
— Потому и верю, — проронил Адиль. — Что мне нужно сделать?

Увидеться с Басиной он не мог — но написать ей письмо согласился, уверовав в неуловимость Омара. В покоях Вонга, уже начав писать, он вдруг отложил перо, потер обеими ладонями лицо:
— Даже если язык ей не отрежут, ее ждет кнут.
Вонг качнулся на каблуках, склонил голову к плечу и посмотрел на Адиля в упор:
— Это можно пережить.
Тысячник не выдержал его взгляда, опустил глаза.
— Я обещаю тебе, что калечить ее не станут, — ровно сказал Вонг. — Потом она будет с тобой и в безопасности.
Адиль вернулся к письму — и снова замялся:
— Но если ее продадут…
— Султан справедлив и милосерден, он позволит тебе ее выкупить.
Адиль не ответил, и Вонг сообразил:
— У тебя нет денег?
— Девушки из двора Кружевницы стоят дорого, — неохотно признал Адиль. — Даже провинившиеся.
— За этим дело не станет.

Из "скромных даров", которые продолжали доставлять в его покои, Вонг разрешил Хуме забирать самые красивые и ценные украшения, ткани на одежду и все, что ей понравится, а вино приказал отсылать отряду. Остальное — бесполезное, громоздкое или просто ненужное: дорогую утварь, редкие пряности, ковры, драгоценности попроще и подешевле — он велел обращать в деньги. Салех то и дело присылал ему шкатулки с золотом на расходы, часть он отдавал Юлии с Вебером: у них расходы тоже случались. В дорожных мешках до сих пор лежали шангрийские монеты и драгоценные камни.
Сколько бы ни стоила невольница из двора Джилан, у Вонга денег хватит.
— Я возьму у тебя в долг, — твердо сказал Адиль.
Все сложилось как надо.

Теперь Басина рыдала и каялась, а тысячник Адиль стоял навытяжку возле трона. Не проси милости раньше, чем султан будет готов ее оказать, предупредил накануне Вонг. Если Джилан поймет, что девчонка только выиграет от своего признания, она не позволит этому случиться. Пускай пока думает, что дурочка просто не выдержала.
— Зачем ты солгала? — спросил Салех. Пальцы Джилан крепче сжались на подлокотниках кресла.
— Мы поссорились, — еле слышно прошептала Басина, — я хотела отомстить…
Хума глянула на нее с удивлением. Хватка Джилан ослабла, но глаза сузились. Прощать девчонку она не станет, просить за нее — тем более. Салех задумчиво посмотрел на Басину, на Вонга.
— Нивон. — В его голосе проступило недовольство. Так он говорил с нерасторопной прислугой. — Я разрешал тебе допросить обеих. Почему я должен это слушать?
С глазу на глаз Вонг не спустил бы ему такое обращение. Сейчас оставалось только встать и склонить голову:
— Я совершил ошибку.
Ответа он не дождался. Помолчав, Салех тем же тоном сказал:
— Матушка.
Ей тоже пришлось встать. Вонг не поднимал головы, скрывая усмешку: он и правда ошибся. Думал, что Салех тревожится, как бы не обидеть кого-то из них, а он разозлился на обоих.
— Я думал, твои девушки выучены лучше.
— Твой упрек справедлив, драгоценный сын мой, — шелковым голосом отозвалась Джилан. Салех не ответил, и она добавила: — Досточтимый султан.
Тот продолжал молчать. Вонгу снова захотелось смеяться: выказывать неудовольствие таким образом Салех научился у него — и научился неплохо.
— Что ж, — наконец сказал султан. — Сядьте. Дело решится по закону. Что полагается за лжесвидетельство?
Многомудрый Хизри встрепенулся и забубнил наизусть нужный раздел Уложения о наказаниях. Басина продолжала всхлипывать, Салех выслушал весь список — порка, вырывание языка, изгнание или продажа, — и посмотрел на распростертую перед троном девицу. Сострадания на его лице заметно не было. По обвившейся вокруг пояса Пестрой плети пробежали искры: он действительно злился — и собирался объявить приговор.
— Да позволено мне будет сказать, досточтимый султан, — мягко начала Джилан и дождалась кивка Салеха, чтобы продолжить: — Ложь оскверняет того, кто лжет. Ложь во вред другому преступна вдвойне. Девушка опозорила меня, и я не буду за нее просить. Она должна понести самое суровое наказание.
— Я услышал тебя, — снова кивнул Салех.
Басина всхлипнула в последний раз и растянулась на полу. Кажется, в обмороке.
Хума побледнела, беспокойно покосилась на Вонга. Адиль глубоко вздохнул и собрался заговорить. Сейчас тысячнику не стоило лезть под горячую руку: просчитался Вонг, ему и исправлять просчет.
Он поднялся со своего кресла, шагнул к трону и под хмурым взглядом Салеха опустился на одно колено:
— Я прошу у досточтимого султана милосердия для виновной.
Салех молчал, глядя все так же хмуро.
— Разве она не оскорбила первого визиря, возведя напраслину на его служанку? — притворно удивилась Джилан. Проигрывать светлая госпожа не умела.
— Я не держу зла. — Вонг смотрел только на Салеха. — Не нужно калечить девушку за один проступок.
Если сопляк сейчас упрется, то поплатится за это потом, когда Вонг сможет говорить с ним прямо, — но девчонку, которая была обещана Адилю целой, успеют изуродовать. И все же Вонг не мог не оценить, как Салех держится. Так и должен вести себя правитель Эраншара.
Он не отводил глаз — и взгляд Салеха смягчился.
— Ты поступаешь достойно, — решил султан. — Я исполню твою просьбу.
Поблагодарить Вонг не успел: Салех уже задумчиво морщил лоб.
— Но что тогда с ней делать? Матушка вряд ли пожелает принять ее обратно.
Плеть больше не сверкала огненными искрами: вспышка злости прошла.
Вонг услышал, как Джилан шевельнулась, зашуршав платьем: сообразила, что может сейчас забрать девчонку и наказать за предательство. Быстро сказал:
— Светлой госпоже не нужна лжесвидетельница. Так пускай султан милосердно отдаст ее тому, кто пожелает взять.
— Кто же ее пожелает? — искренне озадачился Салех.
Адиль сообразил сам: в два шага спустился со ступенек и преклонил колено рядом с Вонгом.
— Если досточтимый султан позволит сказать…
— Говори, — разрешил Салех.
— Я готов выкупить девицу Басину и взять ее своей женой без доброго имени и без приданого, — отчетливо произнес он.
Джилан пошевелилась снова — и замерла: только теперь она поняла, что проиграла вчистую.
— Так тому и быть, — в полной тишине согласился Салех. Поднялся, звякнув плетью, и отмахнулся от Адиля, готового вскочить, чтобы сопровождать его:
— Улаживай свои дела. Для охраны я вызову Фирьял.

Не дожидаясь тюремщиков с ключами, Вонг разомкнул оковы Хумы живой сталью. Ему нечасто доводилось колебаться, но сейчас он не мог решить: вечером похвалить Салеха за то, как тот себя вел, или заставить заплатить — за то же самое.
Пока Хума ощупывала стертые железом запястья, он почувствовал колючий взгляд Джилан. Подумал: светлая госпожа не преминет отыграться, — и оборачиваться не стал.

Chapter 16 Chapter Text

Глава 16: Чего бы ты ни желал

Женщину-птицу привезли в Кусур Бабангида с Буном. Они вернулись осенью, когда обжигающий летний зной уже сменился густым спокойным теплом — теперь Вонг ясно чувствовал разницу. Не нашли того, что искали, зато прихватили с собой “кое-что”, неопределенно сказал Бабангида по связи, когда ровер уже въехал в ворота дворца.

Вонг вышел им навстречу в Далекий двор. Сперва он решил, что “кое-что” — это тюки и сундуки, которыми был доверху набит ровер. Спросил, указав на груз:
— Что там?
— Это тебе и султану тво… — Бабангида вспомнил, что он в людном дворе: — досточтимому. Нагребли того, в чем Поток почуяли. Дальше сами разбирайтесь.
— Где нагребли? — уточнил Вонг. Бабангида махнул рукой:
— Нашли одну пещерку.
Над двором рассыпался звонкий женский смех.
— Пещерку!.. — повторил такой же звонкий голос. — Имей толику уважения, чужеземец! Это была великая пещера забытых чудес, пока вы ее не разграбили!
Вонг моргнул — и только теперь увидел, что на тюках восседает женщина в струящейся светлой одежде. Не худая и не тучная, она выглядела странно невесомой. Казалось, что ее держат на земле только украшения, которыми она обвешана с головы до ног.

Поймав взгляд Вонга, она подмигнула и хихикнула. Быстро провела ладонью возле рта, будто утирала губы, небрежно ссыпала что-то на дно ровера — и вспорхнула с груза, тряхнув волной пепельных кудрей, не подобранных ни в какую прическу. Вспорхнула по-настоящему: за ее спиной развернулись крылья, тоже пепельного цвета. Перья в них походили на клочки тумана.
Двор наполнился запахами, которых не было мгновение назад. От гостьи пахло цветами и свежим ветром, прохладой весенних дождей и спелыми яблоками. Следом проступало что-то еще — незнакомое и беспокоящее. Ни одна смесь для курильниц не смогла бы сравниться с этим ароматом.
Женщина плавно опустилась на камни двора — и оказалась в руках незаметно подошедшего ифрита Раззака. Взвизгнула и тут же залилась хохотом. С ее губ брызнули в стороны матовые капли, сухо застучали по камням. Вонг наклонился, подобрал одну. Жемчуг.
Бабангида и Бун привезли с собой пери.

— Старый ты ишак, репьев тебе под хвост! — тем временем вопила пери на весь двор. Слуги замерли, побросав все, что держали в руках, и таращились на нежданное представление. — Отпусти меня, ты жжешься!
Ифрит хохотнул:
— Пойдем, птичка, пощебечем. Досточтимому султану я тебя сам представлю.
Покосился на ровер, ткнул пальцем в сторону груза:
— Оставь это мне, визирь. Кто знает, что там может найтись.
Пери оглянулась через плечо, махнула своим недавним спутникам и вместе с ифритом исчезла со двора. Бабангида хмыкнул, открыл дверцу. Из ровера хлынул жемчужный водопад. Кто-то охнул. Слуги ждали приказа — или позволения — собрать жемчужины.
— Смешливая. — Бабангида подождал, пока весь жемчуг осыплется, и вылез. — Всю дорогу веселилась.
— Что ей здесь нужно? — не сдержал любопытство Вонг.
— Замуж хочет, — серьезно пояснил Бабангида. — И скажу я, повезет тому, кого она в мужья возьмет.
— На одну ночь, — добавил подошедший Бун. Бабангида отмахнулся:
— Да хоть бы и так.

Салех принял гостью в Золотых покоях. Главный зал этих покоев, расписанный цветными узорами, предназначался для приема уважаемых гостей, которые при этом не были ни послами, ни иными государственными персонами. Здесь хватало низких диванов и вышитых подушек, чтобы по желанию султана рассесться могли и те, кому в тронном зале это не дозволялось. Сюда же приносили столики с кушаньями, если встреча переходила в трапезу.
Тратить несколько часов на еду и пустые разговоры Вонг не собирался, но послушать женщину-птицу было любопытно. Он пришел в Золотые покои вместе со зверем и занял свое обычное место по правую руку от Салеха. С другой стороны сидела Джилан Кружевница, окруженная несколькими девицами. За спиной султана стояли Фирьял и Адиль, поодаль топтались остальные визири, приближенные и старшие слуги вроде евнуха Назыма. Отряду Салех тоже предложил присоединиться к встрече и даже разрешил сесть, предположив, что Бабангиду и Буна утомила дорога. Он был так доволен горой новых артефактов, что их наверняка ждала еще и награда.

Пери явилась в сопровождении ифрита, который с недовольным видом тащил за ней увесистый сундучок. На крышке поблескивали узоры, выложенные цветными камнями. В другой день собравшиеся таращились бы на сундучок, гадая, что там за подарок. Сейчас все смотрели на саму гостью.
Женщина-птица прятала крылья под волной пепельных кудрей, спускавшихся ниже пояса. Ее одеяния меняли цвет и струились как туман, обнимали ее тело, не скрывая очертаний. У подола они превращались в легкую дымку и рассеивались в воздухе. Ее удивительный аромат усилился, заполнил зал, победив запахи курильниц и благовоний, которыми душились придворные. Зверь приподнял голову и беспокойно принюхался. Впрочем, принюхивались все, только что не дергали носами. Удержался один Салех. Он сидел с таким видом, будто принимал во дворце сказочных тварей каждую дюжину дней и привык относиться к ним благосклонно, но без волнения. За прошедшие месяцы он неплохо научился вести себя как должно правителю.

Остановившись на положенном расстоянии от султана, пери поклонилась, произнесла приветствие. Назвала свое имя — Мухайя.
Утром в Далеком дворе она орала на ифрита с задором портовой торговки, а сейчас могла сравниться сдержанностью не только с особо приближенными девицами Джилан, но и с самой Кружевницей. Она повела рукой, давая ифриту знак опустить свой груз перед креслом Салеха.
— Здесь скромные дары нашей повелительницы досточтимому султану Салеху, вернувшему в Эраншар силу Пестрой плети. Они недостойны султана, но во всем нашем королевстве не найдется того, что было бы его достойно.
Салех жестом приказал Раззаку открыть сундучок. Как только крышка приподнялась, из-под нее вырвались цветные всполохи огня, рассыпались темные искры, взвился маленький вихрь, брызнули прохладные капли. Вонг понял, что подался вперед, только когда рядом дернулся зверь. Сундучок доверху заполняли камни Потока. Рядом с ними камень из ордена Ледяной звезды, расколотый и вставленный в рукоять килича, был дешевкой, пригодной разве что для мелких фокусов.
Салех покосился на Вонга и явно понял, что подарок поистине драгоценный, даже если не мог в полной мере оценить его сам. Неторопливо кивнул:
— Я благодарен повелительнице пери за ее дары. Что привело тебя в Эраншар, Мухайя?
— Мне пришло время принести в королевство дитя, — спокойно и серьезно сказала пери. — За этим я пришла в земли людей. Моя матушка видела в зеркале судьбы, что тот, кто подарит мне дочь, живет близ султана Эраншара. Если позволит досточтимый султан, я выберу отца для своего ребенка. Я не причиню ему вреда и одарю наслаждением. В старые времена султан Салман и правители до него всегда позволяли нам искать отцов для наших детей среди своих подданных. У новых... — она лукаво улыбнулась, — мы не просили разрешения. Но теперь я пришла просить.
Придворные зашуршали одеждами, пролетели легкие шепотки.
— Я разрешаю, — помедлив, сказал Салех. — Если ты не будешь его околдовывать. Вы ведь это можете?
Пери рассмеялась, собрала в горсть упавшие с губ жемчужины и рассыпала их по ковру с небрежностью, говорившей о давней привычке.
— Мы и правда это можем. Но кто меня не пожелает, тот мне не нужен.
Она взглянула на Салеха, улыбнулась:
— Я не попрошу о таком даре самого повелителя Пестрой плети. Дитя султана наследует Эраншар и должно быть человеком.
Ее взгляд коснулся ифрита, уже занявшего место подле султана. Тот широко ухмыльнулся.
— А ты, порождение огня, и сам знаешь, что сожжешь меня в мгновение ока, — сварливо сказала пери. Осмотрела Вонга — никогда он не видел такого бесстыдно оценивающего взгляда, даже мерварская княгиня Магда вела себя скромнее, — и уставилась на ягуара. Зверь недовольно дергал носом: ароматы, окружавшие пери, продолжали его беспокоить.
— Я ищу в землях людей, — начала пери, — но мой ночной друг не обязан иметь вид человека. Я желаю соединиться с ним.
Длинный палец с острым ногтем указал на зверя.
— Если не воспротивится тот, кто держит в руках его судьбу.
Теперь пери снова смотрела на Вонга, и по ее взгляду было понятно: она знает больше, чем говорит.
— Зверь может причинить тебе вред, — с сомнением начал он. Пери улыбнулась:
— Этого не случится.
— Первый визирь строг не только к себе, но и к своему ягуару, — вполголоса сказал Мансур неподалеку.
— Строгость ли это, — еще тише, на пределе слышимости прожурчал голос визиря Хамида, ведавшего судами и тюрьмами. — Или, может быть, ревность?..
Мансур подавил смешок.
Нежелание Вонга заводить гарем заставляло дворцовых сплетников подозревать его то в хвори и немочи, то в странных вкусах, какие не удовлетворить, даже имея власть первого визиря. Сперва Вонг не слышал этих разговоров: при нем никто не рисковал открывать рот. Но со временем придворные перестали бояться его так отчаянно. Он давно никого не убивал во дворце.
Вонг коснулся рукояти килича, и Салех тут же повернул к нему голову, словно ощутил это движение. С наигранной серьезностью сказал:
— Будь я тобой, Нивон, я бы позавидовал твоему зверю.
Нехитрый, но коварный ход. Огрызнуться на султана прилюдно Вонг не мог, не ответить ему — тем более. После этого ответа ссориться с визирями будет уже не с руки.
Придворные угодливо захихикали, пери рассмеялась и стряхнула очередную горсть жемчуга. Жемчужины покатились под ноги собравшихся, кто-то накрыл парочку краем халата, чтобы незаметно подобрать.
— Досточтимый султан изволит шутить, — сквозь зубы уронил Вонг. Пери улыбнулась ему:
— Так я приду вечером.

Было бы труднее смириться, если бы зверь незадолго до того не начал вести себя скверно. Он оставлял повсюду пахучие следы, безжалостно трепал одежду Вонга, с неприятной внимательностью обнюхивал следы пота и семени. Как-то раз напугал Хуму, вломившись в купальню во время ее развлечений. Ночами он бродил по дворцовому саду и хрипло выл. Вонг собирался приказать поймать для него пантеру, но теперь дело могло решиться иначе.

— Ты нашла кого искала, — тем временем обратился к пери Салех, — теперь раздели с нами трапезу. И расскажи нам — это правда, что принц Ризван, младший сын султана Салмана, до сих пор обитает в вашем королевстве?
Мухайя расхохоталась, брызгая жемчугом:
— Этот сластолюбец? Конечно! Кто же его отпустит!
Придворные зашептались и запереглядывались. То, что волшебные сказки у них на глазах превращались в сплетни, воодушевляло их даже больше, чем возможность припрятать жемчужину-другую.

Поздним вечером Мухайя явилась через окно. Когда она впорхнула в покои и сложила крылья, дремавший в подушках зверь встрепенулся, принюхался и встал. Потянулся, вгоняя когти в ковер, неторопливо подошел. Он как будто понимал, что гостья пришла к нему. Вонг тоже встал из кресла, отложил килич, чисткой и полировкой которого занимался весь вечер. Не здороваясь сказал:
— Султан Салех — потомок принца Ризвана. Не значит ли это, что у Ризвана больше прав на Пеструю плеть, чем у него?
— О. — Пери остановилась посреди покоев, скрестила руки на груди. — Первый визирь ни на миг не забывает о благе Эраншара. Не тревожься, визирь. Ризван Бродяга прожил так долго, что совсем перестал быть человеком. Он не сможет править людьми — и не пожелает этого. И никто из нас не пожелает. Султан Салех, дитя, пробудившее Пеструю плеть, не враг нам — и мы не хотим, чтобы он пал.
Сейчас она была серьезна — так же, как бывал серьезен ифрит, когда говорил о султане. Тварям, населявшим Эраншар, пробуждение огня Потока пришлось по вкусу. Они признавали право Салеха на Пеструю плеть с такой же готовностью, как люди — но без свойственного людям страха.
Мухайя тем временем посмотрела на зверя, нюхавшего подол ее одеяний, и оценивающе прищурилась. Вонг тоже взглянул на ягуара.
— Почему ты уверена, что он тебя не ранит?
— Судишь по себе? — пери приблизилась и легко коснулась его щеки, провела пальцем от виска к подбородку. Вонг отстранился.

По щеке тянулась царапина, уже зажившая и еле заметная. Зверь оставил ее случайно, несколько дней назад, когда захотел внимания. Он укладывал голову Вонгу в руки, предлагая чесать лоб и уши, терся об него так, что сбил с ног. Рухнув на колени на ковер, Вонг толкнул зверя обеими руками, заставил повалиться набок. Тот покорно упал, взмахнул лапами — когти прятались в подушечках, ягуар понимал, что с ним играют, и отмахивался не всерьез. После недолгой возни он навис над Вонгом, горячо дохнул в лицо и шершаво лизнул лоб и переносицу. “Фу, — сказал Вонг, пытаясь увернуться, — перестань!”
Зверь случайно придавил его волосы, слегка выпустил когти — и тут же зацепился за вплетенную цепочку. Неловко дернул лапой, пытаясь высвободиться. Скулу обожгло болью, к уху потекла теплая струйка: острый коготь проехал по щеке.
Вонг стер кровь тыльной стороной ладони и сел. Зверь не стал ему мешать. Вряд ли он понимал, что случайно поранил Вонга, однако играть больше не хотел. Боль досаждала не сильно, живая сталь, послушная безмолвному приказу, уже пробиралась под кожей, чтобы затянуть глубокую царапину. Два года назад, когда они во второй раз встретились в Девдане, Вонг поприветствовал наемника ледяным лезвием, скользнувшим вдоль щеки. Потом от пореза не осталось следа. Не останется и от царапины. “Посчитался?” — спросил он. Взял ягуара испачканной рукой за шею и притянул к себе, уткнулся лбом в лоб. Зверь шумно вздыхал и не пытался отстраниться. Наконец все-таки мотнул башкой — и провел языком там, где кожу саднило и без этого. Вонг не стал мешать ему слизывать кровь.

Мухайя все еще ждала ответа.
— Это ерунда, — сказал Вонг. — Просто царапина.
— Мне он не оставит и такой. Моя плоть схожа с человеческой только на вид. Его когти и зубы мне не страшны, — она улыбнулась углом рта, как будто берегла свой жемчуг, — а до сердца он не доберется… Но ты тревожишься за него, а не за меня.
Она прошлась по покоям, разглядывая ковры и отделку стен.
— Не нужно. Я его тоже не обижу.
Вонг не успел заметить, как пери оказалась у него за спиной. Она неожиданно обняла его за пояс, прижалась щекой к плечу и окутала облаком запахов.
— Юный султан мудрее тебя. Если бы ты больше ценил то, что может дать женщина, ты бы не ревновал своего друга, а завидовал ему. Впрочем, если пожелаешь разделить с нами ночные игры, я не прогоню тебя.
— Что?.. — оторопел Вонг. Дернул плечом, стряхивая ее прикосновение. — Ты что себе вообразила?
Пери обошла его, снова остановилась напротив. В ее глазах поблескивали отражения светильников.
— Стыд присущ людям, но не нам. Если не хочешь присоединиться, можешь просто посмотреть.
Этот разговор беспокоил и злил. Чтобы прекратить его, Вонг спросил:
— Кем будет дитя?
— Не знаю, — беззаботно откликнулась Мухайя. — Может, птицей со звериными лапами. Или крылатой пантерой. Она не будет человеком, если это тебя тревожит. Даже если сможет принять человеческий облик.
Вонг коснулся браслета, пери проследила за его движением и прищурилась, будто вуаль тишины ее насмешила.
— Вы все знаете. И ифрит, и ты — вы видите, кто он. Но никому не говорите.
— Мы видим и то, кому ты служишь, — отмахнулась она. — И не будем с ним ссориться, пока он не творит вреда нам самим. Как есть, так пускай и остается.

Ждать ответа она не стала: развернула крылья и выпорхнула наружу. Зверь одним прыжком метнулся за ней. Он всегда любил ловить птиц.
Вонг сделал несколько шагов, остановился у проема, ведущего в сад, и уперся плечом в косяк.

Странные любовники не убрались далеко, пери молочно светилась во тьме, как будто ее наполнял лунный свет. Вонг видел немного, но больше, чем хотел бы. Широко взмахнул рукав платья — или крыло? Черная тень взвилась в воздух, накрыла собой светлое пятно и уронила в траву. Рассыпался звонкий смех — вероятно, вместе с очередной горстью жемчужин. Зверь издал густой и низкий горловой звук, не рык и не вой. Донеслись шорохи и возня, снова мелькнули светлые вспышки — волосы, руки, тело?.. Пери вскрикнула, но ни боли, ни страха в этом возгласе не было. Ее запах, ослабевший, когда она отдалилась, усилился снова. Теперь он стал другим, и того незнакомого, что вызывало беспокойство, в нем стало куда больше, чем прежней яблочной свежести. Вонг прижался виском к косяку проема и зажмурился. Этот запах, связанный с соитием, наполнял его тоской и жаждой, будил бессильную ревность. Зверь не был Десмондом — и все же был. От него Вонг не мог получить того, чего желал, но мысль о том, что сейчас он дает это кому-то другому, была невыносима. Он открыл глаза: лунное пятно распласталось в траве, черная тень нависла над ним и двигалась коротко и быстро. Пери вскрикнула снова, протяжно застонала. Ей нравилось то, что делал зверь, хотя лишенный человеческого разума ягуар не способен был ни на ласку, ни на долгие игры, только на быстрое, по-звериному равнодушное удовлетворение собственных нужд. Десмонд вел себя иначе. С самого первого раза. “Я хочу, чтобы тебе понравилось, это долго”. Уже тогда Вонг понял, что позволит ему что угодно, и только чудом смог этого не показать. Тогда Десмонд не спешил сам и не давал спешить Вонгу. Каждое его прикосновение обещало бесконечное удовольствие, и Вонг поверил этим обещаниям быстрее, чем сам от себя ожидал.
Вспомнилась ночь, которую они провели в заброшенном доме возле Пожарища, после того, как Десмонд чуть не сгорел, чтобы к Вонгу вернулись память и сила. Они ебались в широкой пыльной постели, и над матрасом, покрытым истлевшими тряпками, от каждого движения поднимались облака пыли — пока Вонг не смел ее всю водяным вихрем. Это не имело значения, потому что Десмонд был рядом, смотрел на Вонга, прикасался к нему, наконец приник к его животу, провел губами по коже и забрал в рот член — движением одновременно жадным и бережным. Он как будто собирался выпить Вонга, не потеряв ни капли. Так изнывающий от жажды пытается не упустить даже глотка воды, когда наконец ее получает. Рядом с ним Вонг чувствовал себя такой водой. Драгоценностью, за которую можно отдать жизнь.

В саду снова зарычал зверь. Вонг оттолкнулся от косяка и ушел в комнаты.

Когда любовники вернулись, он сидел в кресле и протирал отполированное лезвие килича обрывком мягкого войлока. Зверь зевнул во всю пасть и отправился в свою груду подушек. Мухайя потянулась, обеими руками встряхнула волосы — на ковер посыпались травинки, лепестки цветов, мелкие твердые листья садовых деревьев. Потом она обстоятельно расправила перекрутившиеся на шее ожерелья, перевязала сплетенный из золотых нитей пояс. Следов когтей или зубов действительно не было ни на ее одежде, ни на теле, но в каждом движении читалась такая ленивая истома, что Вонга охватила зависть — не к ягуару.

Мухайя взглянула на него, понимающе улыбнулась. Неторопливо подошла, встала между его колен, не обращая внимания на лежащий поперек бедер обнаженный клинок, и взяла его лицо в обе руки. Прикосновение было невесомым, но от пери густо пахло удовлетворенным желанием. Отстраняться было некуда.
— Я вижу, что тебя поцеловала в лоб королева воды, — тихо сказала она. — Вижу и то, что твой источник опустел.
Оцепенение, льдом сковавшее Вонга, не помешало губам шевельнуться:
— Что мне делать?
Он готов был возненавидеть себя за этот вопрос. Мухайя наморщила лоб, вгляделась со странным недоумением. Отблески света в ее глазах мешали разглядеть их цвет.
— Но ты делаешь, — удивилась она. — Ты порадовал огонь, освободил воду. Продолжи то, что начал, и пустота наполнится вновь.

Пери давно уже ушла, а Вонг все еще сидел в кресле, глядя, как спит ягуар. От разговора осталось скверное послевкусие: Мухайя как будто заплатила ему за то, что воспользовалась зверем. Ягуар всхрапнул и перевернулся на спину, разбросав лапы. По крайней мере, он доволен, решил Вонг и отправился спать.

Он никому не рассказал о словах Мухайи. Надежда была хуже безнадежности, и говорить о ней вслух не хотелось. Сейчас не до этого, сказал он себе. Так было проще, чем искать день за днем, пытаться угадать раз за разом: что он может сделать для земли и воздуха?.. В конце концов, пери могла и солгать.

Мухайя провела во дворце с дюжину дней. Ухаживания придворных, шутки ифрита и развлечения, которые приказывал устраивать для нее Салех, так веселили ее, что к исходу этих дней казна султана пополнилась тремя сундуками отборного жемчуга — а сколько разошлось по карманам и рукавам придворных, оставалось только гадать. Но самую красивую жемчужину, переливчатую розовую каплю с ноготь размером, пери сняла с губ без всякого смеха, серьезно глядя на Вонга, когда зашла попрощаться. Вложила в ладонь — капля оказалась сухой и теплой.
— Вели оправить в красное золото и отдай ему. Это не плата, это подарок.
— А если я не захочу, чтобы он знал? — спросил Вонг. Мухайя шевельнула плечом:
— Скажешь ты ему или нет, судьба пойдет своим путем, и нам неведомо, куда этот путь приведет.
Несколько вечеров Вонг разглядывал жемчужину перед сном, вспоминая шорохи и мерцание в ночном саду, а потом отнес к ювелиру.
Решая, в какое украшение превратить подарок, выбирая узор оправы, он думал о том, что Мухайя была уверена: Десмонд вернется. "Мы видим, кому ты служишь. И не будем с ним ссориться". Ни она, ни ифрит не раскрыли тайну зверя никому чужому, но и Вонгу не сказали, как ему помочь.

Дни шли за днями, но ответа на этот вопрос так и не было. Бабангида и Бун, передохнув, вновь отправились путешествовать. Были кое-какие наводки, туманно сказал Бабангида, проверим, а ну как повезет. Да просто нравится им гулять, беззлобно заметила Юлия, когда они уже отбыли. А вам? — спросил Вонг, и Вебер ухмыльнулся: как же ты тут без нас, полковник. Юлия согласно кивнула и подсунула ему чарку, предлагая наполнить. Может быть, они просто не хотели оставлять без присмотра Десмонда и не доверяли Вонгу в полной мере, но с ними было спокойнее.

Благодаря их помощи Вонг вполне справлялся с делами, которых с каждым днем становилось только больше. Он вызвал во дворец оружейника, полгода назад рискнувшего взяться за камень воды и вставить его в рукоять килича. Долго рассказывал ему про глифы, отвел его к Дильбаре, чтобы та показала заклинания, которые связывают предметы с Потоком, придают им силу и направляют ее. Затем отдал несколько камней поплоше из тех, что подарила султану Мухайя, и велел сделать из них оружие.
То, что вышло у оружейника, и то, что привезли Бабангида и Бун из пещеры забытых сокровищ, пригодилось для уроков Салеха. Султан мог использовать плеть как орудие убийства, но теперь настало время овладеть ею как боевым оружием, способным иметь дело не только с разбойниками и их ятаганами. Пришлось обратиться за помощью к ифриту. Раззак наотрез отказался сражаться с султаном сам, но охотно управлял найденными артефактами.

Не все они подходили для боя. Была среди них рыба с золотой чешуей и сапфировыми глазами, которая извергала невысокий фонтан чистой воды. Был казанок размером с две ладони, в котором не кончался кускус. Две эти игрушки могли бы обеспечить провизией всю Лунную стражу — если бы не требовали куда больше силы Потока, чем стоило на них тратить каждый день. Так они годились разве что для быстрых путешествий по безлюдным землям, где вода и еда нужнее силы.
Сложный убор из золотых цепочек и жемчужных подвесок назывался “короной красавицы”. По словам ифрита, корона делала свою хозяйку прекраснее всех женщин в мире и привлекала к ней все сердца. Султан подарит ее своей избраннице в День тысячи жемчужин, но прежде изберет невесту без всяких хитростей, — сказал ифрит, откладывая убор в сторону. Салех проводил украшение задумчивым взглядом.

Одними игрушками сокровища не ограничивались. Были среди них и боевые жезлы — огненные и ледяные, были скрытые в кольцах и чашах воздушные вихри, земляные ловушки, превращавшие твердую землю в болото или зыбучие пески… При помощи ифрита Вонг создал для Салеха лабиринт в дворцовом саду, каждый шаг по которому требовал защиты или атаки. По ночам Раззак менял артефакты местами — чтобы Салех не знал, чего ждать.

Когда он уставал от полосы препятствий, Вонг заставлял его отложить плеть и учиться управлять огнем напрямую. С этого следовало бы начинать, если бы плеть не оказалась в руках у Салеха слишком рано. Тогда важнее всего было заставить ее слушаться, но теперь он привык направлять Поток в нее и ощущать ее силу как свою. Нужно было научить его обходиться без плети: хотя бы выпускать огненные стрелы в цель, не позволяя огню разойтись волной, и поджигать крошечные мишени, не устраивая пожара вокруг. Здесь помощь ифрита была еще нужнее: сам Вонг не смог бы сдержать этот огонь иначе, как оглушив сопляка до потери сознания, а ифрит без труда поглощал лишнее пламя.

Иногда упражнения с Потоком сменялись кулачным боем. Салех начал делать в нем успехи — может быть, потому, что не хотел больше проигрывать Вонгу. Не хотел падать на колени с заломленной за спину рукой или распластываться на земле и ждать, задыхаясь, когда Вонг уберет руку от его горла.
Какой бы ни была причина, его старания Вонга устраивали.

Кулачный бой стал новым способом отвлекаться от занятий с Потоком: уроки фехтования с султаном закончились еще летом. Салех ничему больше не мог научить Вонга. Пришлось искать другого учителя, и он нашелся быстро.
Вскоре после истории с Басиной Адиль пришел поговорить с глазу на глаз.
— Я задолжал первому визирю больше чем деньги. Как я могу отплатить?
Вонг коснулся рукояти килича:
— Научи меня драться так, как дерутся в Лунной страже.
Адиль замялся:
— Я слышал, первому визирю давал уроки сам досточтимый султан. Возможно ли...
Незачем было говорить напрямую, что опытный гвардеец знает и может больше, чем шестнадцатилетний сопляк, рожденный и выросший во дворце. Адиль и сам это понимал.
— Досточтимому султану не нужно уметь убивать так, как убивает его стража, — сказал Вонг. — Для того стража и нужна. Но каждый может научить только тому, что умеет сам.
Адиль сощурился так, будто сдерживал улыбку.
— Первый визирь как всегда прав.

На время этих уроков Юлии с Вебером пришлось отвлекать зверя. Адиля он недолюбливал и раньше, но когда гвардеец вставал против Вонга с обнаженным клинком, ягуар злился. Его вмешательство не пошло бы урокам на пользу.

По вечерам зверь ждал, пока Вонг уляжется в постель, чтобы устроиться рядом, положить тяжелую голову на грудь и дышать в лицо, тыкаясь колючими усами. Вонг чесал ему шею, сжимал в кулаке гладкие теплые уши и смотрел, как ягуар удовлетворенно щурится или зевает, демонстрируя впечатляющие зубы. Потом он соскальзывал с постели и уходил в сад гулять. Вонг знал, что проснувшись утром, снова увидит его в покоях, а на ковре обнаружится очередная газель, которыми дворцовый распорядитель исправно наполнял сад.
Вспоминались слова Бабангиды: “Ты думаешь, ему плохо? Плохо тебе — но ты заслужил”. Эти слова уже не ранили, как будто затупились и потускнели. Острой оставалась только тоска.

Она приходила не во всякую ночь, но придя, накрывала Вонга с головой. Так мог бы накрыть город большой шторм, если бы некому было его остановить. Эта невидимая, неслышная волна захлестывала и сминала Вонга, вперемешку бросала в лицо колючие брызги счастливых воспоминаний и пену пустых обид, заполняла горло жгучей и соленой телесной жаждой, поднимала из глубин память о прежней близости, обросшую тиной, как остов погибшего корабля... Когда шторм отступал, Вонг оставался разбитым и опустошенным, неспособный даже удивиться тому, что все еще жив.
Тоска была неодолима, как море, но море никогда не обходилось с ним так жестоко.

Губы пересыхали от короткого быстрого дыхания, Вонг тер их костяшками пальцев, кусал и сдирал зубами тонкие лоскутки кожи — чтобы жгло еще сильнее, как от грубых поцелуев, чтобы рот горел, как от долгого отсоса, при котором не хватает воздуха и слюна течет по подбородку. Сглатывая сухим горлом, он мял и крутил соски, впивался пальцами в бедра, до боли сжимал головку члена. Тело отзывалось глухим тянущим голодом. Эти прикосновения не приносили того удовольствия, которое могли подарить руки Десмонда. Вонг охватывал член стальной ладонью, двигал вверх-вниз, но даже твердость и прохлада живой стали были не такими, как нужно. Собственные ласки казались чужими и неприятными, словно его трогал кто-то, кому он никогда бы этого не позволил. Десмонд прикасался не так. Десмонд ласкал Вонга умело и нежно, причиняя боль и доставляя удовольствие одинаково безжалостно.
Вонг подносил ко рту запястье, прижимался губами к шрамам, вспоминая, как позволил связать себя серебром — просто для развлечения. Как разрешил Десмонду сделать то, чего тот желал с самого начала, но уже не так, как вышло бы в первую их встречу. Тыльной стороной ладони гладил щеки: кожа горела от воспоминания о тяжелых пощечинах. Снова тер губы: тогда их саднило, потому что Десмонд грубо выебал его в рот.

Вонг ненавидел унижение, но в том, что делал с ним Десмонд в постели… на столе, в грязном переулке, в залитом чужой кровью подвале, — никогда не было унижения. Даже когда Вонг подталкивал его сам, одеваясь как блядь, изображая торговлю собой. Втайне он долго ждал, что рано или поздно Десмонд сделает неверный шаг — сально ухмыльнется, скажет что-нибудь гнусное, как тот давний прилипала в порту, "моя девочка, моя сладкая шлюшка"... Звезда моя, говорил Десмонд, и восторг в его глазах чистой волной смывал всю грязь, которая успевала прийти Вонгу в голову. В его искренность трудно было поверить — но привыкнуть оказалось легко.

Вонг прикусывал кожу на запястье, трогал языком шрамы, тонкие и гладкие. Как только он ни прикасался к себе на глазах у Десмонда, специально для его глаз — но не так. Так ласкал его сам Десмонд: вылизывал шрамы, ощупывал языком их края, водил губами от запястья к локтю, и становилось зябко, замирало дыхание, внутри вспыхивал жадный огонь.
Десмонду, наверное, и в голову не пришло бы, что Вонгу нравятся эти шрамы. Что он не жалеет о том, что наемник еще в Нишанте оставил на нем след.
Ты вернешься, беззвучно повторял Вонг, обжигая дыханием запястье, и я расскажу тебе. Все тебе расскажу.

Когда бывало совсем тошно, он брал зебб. Нагревал его, смазывал и загонял в себя под пристальным взглядом зверя.
Становилось еще хуже.
У ягуара вызывали любопытство запахи — масел или самого Вонга, его пустого злого желания. Он то совался мордой между разведенных ног, то вылизывал шрамы от кнута, тем самым принося болезненное удовольствие. Однажды просто лег рядом, щекоча шерстью бедро и локоть, и безмятежно уснул, пока Вонг пытался получить хотя бы призрачное удовлетворение при помощи засунутой в задницу каменной игрушки. Без его участия ничего не вышло.
Иногда Вонгу казалось, что он сам себя насилует. Ему было с чем сравнивать.

Наутро после таких ночей он откладывал все дела и отправлялся гулять по Кусуру. Прогулки уже стали привычными, как будто он ходил по столице Шангри, не глядя по сторонам и без колебаний выбирая нужные повороты. В этом бесцельном кружении, чтобы не думать о Десмонде, он думал о Джилан Кружевнице.
Мысли тоже ходили по кругу. Он ждал, что Джилан захочет рассчитаться за неудачу с Хумой, но она не спешила. Может быть, искала надежного способа нанести удар, а до тех пор продолжала быть с Вонгом любезна при встречах, хвалила за глаза и не вмешивалась в дела Салеха слишком настойчиво. Вонга устроило бы это шаткое равновесие, если бы о Джилан с ним не заговорил Бабангида.

Разговор случился на следующий вечер после явления пери. Все дорожные байки уже были рассказаны. Вонгу был задан десяток насмешливых вопросов о том, как прошло любовное приключение Деса и не обещала ли пери поделиться котятами.
— Шутки шутками, а ты лучше расскажи-ка, что там с твоей девчонкой вышло, — велел Бабангида. Значит, Юлия или Вебер успели об этом упомянуть, но теперь он хотел услышать подробности от Вонга. Выслушал, покачал головой:
— Скверная баба, не будет от нее добра. Убрать бы ее от парня.
— Она его мать, — возразил Вонг. — Я ей не нравлюсь, но это неважно. Кто-то должен быть рядом с ним, когда мы закончим. На кого ему еще полагаться? Она это все устроила. Просила ключника, чтобы он стал султаном. Убивала ради этого, лгала.
Бабангида кивал, пока он говорил, но потом хмыкнул:
— Так-то так, а довольна она тем, что вышло? Ты хер с тобой, понятно, что ей мешаешь. А ты замечал, как она на него самого смотрит, когда он за свою игрушку хватается? Как она на весь зверинец смотрит? На ифрита его, на Дильбару, на Мухайю как смотрела? Она же боится всего этого, боится и бесится.
— Ты ее видел несколько часов на пиру, — начал Вонг. Бабангида не дал ему договорить:
— То-то и оно. Знаю, что ты хочешь сказать, — но может, это ты к ней привык, а? Приглядись как заново, сам увидишь.
Вонг промолчал, и Бабангида хлопнул его по плечу неожиданно дружелюбно:
— Думай сам. Может, я неправ. Служба твоя — решать тебе.

С тех пор его слова не выходили у Вонга из головы. Мог ли он так ошибиться, не разглядеть страха и злости Джилан?.. Вспоминались случайные моменты: Джилан со странной гримасой смотрит на пылающее небо, Джилан поджимает губы, когда Салех берется за плеть. “Матушка говорит, она меня убивает”. Тревожилась ли Кружевница сама — или хотела заставить тревожиться сына?
Вонг присматривался к тому, как она говорит с Салехом, как ведет себя, когда тот принимает просителей, пробуждает плеть, слушает ифрита или разглядывает камни Потока, превращенные в оружие, — и то начинал верить в слова Бабангиды, то сомневался снова.
В конце концов он принялся следить за Джилан постоянно, отправляя осу с утра и не отзывая до ночи. Дергающая боль в запястье злила, шорох чужих бессмысленных разговоров отвлекал от дел. Джилан хвалила и отчитывала служанок, отдавала приказания, слушала придворного киссахана, даже сплетничала с особо приближенными девицами. Вонг наслушался глупостей о себе и других визирях, ядовитых выпадов в сторону Дильбары и Фирьял, вздохов о красоте и великолепии Салеха. Пускай Джилан и запрещала своим девушкам смотреть на мужчин, ее сына это правило не касалось. Вонг уже готов был оставить бесполезное занятие, окончательно решив, что Бабангида ошибся, когда случился разговор о наследнике.

Салех решал, объявлять ли в будущем году День тысячи жемчужин — смотр невест для султана, — и обратился за советом к матери и первому визирю одновременно.
— Мой драгоценный сын так юн, — заметила Джилан, — ему некуда спешить. Избранная невеста подождет его еще несколько лет.
Ее драгоценному сыну было шестнадцать. Насколько знал Вонг, гарем на его юность не жаловался.
— Чем раньше досточтимый султан обзаведется наследником, тем спокойнее будет его правление, — возразил он.
— А если их выйдет несколько… — вслух задумался Салех. Наверняка вспомнил Дворец младших братьев в Эльхабе и его кровавую историю. Джилан тоже приняла задумчивый вид.
— Теперь другие времена, — покачал головой Вонг. — Плеть признает наследника сама, и тот, у кого нет на нее прав, всегда будет слабее. Младший брат не станет угрозой для старшего.
— Ладно, — повеселел султан. — Тогда пускай весной объявят день жемчужин. Может, я еще никого и не выберу.

Поздним вечером Вонг слушал, как Джилан принимает у себя Мансура. Следить стоило до тех пор, пока их тихие голоса не сменятся звуками ебли: после этого Мансур обычно сразу уходил, а Джилан засыпала. Он едва не задремал под пустые разговоры. Мансур жаловался на знакомца, который просил повышения в звании для своего племянника, десятника Лунной стражи. Повышать его не стоило: мальчишка был совершенно бесполезный. Вонг сквозь дрему отметил, что Мансур радеет за гвардию, а не за выгоду для приятеля, — и вздрогнул, когда Джилан сказала: "Первый визирь!.."
— Что тебе первый визирь, луна моих ночей, — откликнулся Мансур, — разве он тебе опасен? Он служит твоему сыну, и здесь его не в чем упрекнуть.
— Мой сын — зло бросила Джилан, — верит ему больше, чем мне. Не для того я о нем заботилась, чтобы теперь отойти в тень. Но Салех не желает меня слушать. А если он еще и жену возьмет!..
— Твой сын взрослеет, роза моих садов. — Голос Мансура не утратил спокойствия. — Он султан, и великое орудие Эраншара признало его силу.
— Лучше бы оно его убило, это орудие. — В сердцах Джилан не выбирала слов. Вонг затаил дыхание — как будто лишний вздох мог его выдать. — Этот… Нивон не должен был учить его колдовству! Должен был уйти, сделав что нужно. Если бы Салех стал султаном и сгорел, Пестрая плеть осталась бы нам с тобой. — Ее голос снова стал медовым. — Разве не этого мы хотели?

Дремота прошла как не было.

— Мы не вернули бы силу в Эраншар, а ему это удалось, — возразил Мансур.
— Ты совсем лишился разума. — Джилан разозлилась снова. — Все вы ополоумели при виде этой силы! Так ты не желаешь мне помочь?
Вонг вместе с ней слушал долгое молчание и ждал ответа.
— Я умру, если ты прикажешь, сердце мое, — отчетливо проговорил Мансур. — Но не проси меня убить султана Эраншара.
Молчание воцарилось снова.
— Я ждала столько лет, подожду и еще, — раздался усталый голос Джилан. — Просто дай мне сына. Когда он войдет в разум, я сделаю его новым султаном вместо сына Маарифа. У Салеха нет наследника, плеть признает первым наследником его брата... Но избавь меня от Нивона. Больше я ни о чем не попрошу. А ты со временем станешь отцом султана.
— А если дитя не сможет разбудить плеть… — с сомнением начал Мансур.
— Сможет, — оборвала Джилан. — Ни Маариф, ни Вахид ее не разбудили. Это моя кровь. Мое дитя будет готово ее унаследовать. Салех… — Вонга передернуло от отвращения в ее голосе, — не был готов. Он должен был умереть быстро.

Значит, Мансур и правда не знает о том, что нынешний султан — дитя его крови, думал Вонг, уже отозвав осу, чтобы не слушать стоны и вздохи: просьбу о сыне тот принялся исполнять незамедлительно. Может быть, ему стоит узнать? Он не стремится к власти и неплохо относится к Салеху. Он мог бы стать для него опорой вместо Джилан... Нет. “Мансур умрет, если Кружевница прикажет”, — вряд ли евнух Назым болтал впустую. Вряд ли сам Мансур сейчас притворялся, когда говорил то же самое. Если он узнает, что Салех его сын, и откажется от него, предпочтет ему женщину, которой предан много лет… Вонг поморщился. Незачем. Пускай Салех и дальше верит, что его отец был султаном и давно мертв. Важно не это. Важно то, что он не будет в безопасности, пока Джилан жива.

Вонг закинул руки за голову и стал смотреть в темный потолок. Он ошибся с Джилан, и ошибся серьезно. Если бы не Бабангида, он оставил бы Салеха в ее руках. Это должно было его разозлить, но злость не приходила. Только облегчение: теперь ошибку можно исправить. "На то и команда, полковник".

Выходит, Джилан пыталась обмануть ключника. Просила сделать Салеха султаном, а сама рассчитывала править из-за его спины и взять власть после его смерти — быстрой, как она надеялась. Ей придется за это заплатить, и Вонг станет орудием расплаты. Но спешить незачем: пока у Джилан нет нового наследника, которого примет Пестрая плеть, она не попытается причинить вред Салеху. Даже если ей удастся от него избавиться — у любого мага огня будет больше прав на плеть, чем у нее, и она сама это понимает. Можно подождать, что придумает визирь Мансур. Пока что он не выказывал ни подлости, ни коварства, но и глупцом его тоже не назвать. Он не станет рассчитывать на яд. Устроит ссору, которую можно решить только оружием? Попробует подставить Вонга в совете визирей? Наймет убийц?..

Несколько следующих недель Вонг ждал чего угодно — но ничего не происходило. Новые подслушанные беседы ясности не добавили. Джилан не задавала вопросов, а Мансур не делился с нею планами. Они как будто забыли тот разговор, но Вонг уже знал: Джилан Кружевница не забывает ничего.

Его прогулки по Кусуру не остались незамеченными.
— Нашел себе развлечения в городе? — с притворным безразличием спросил Салех однажды за ужином. Из-под безразличия проступала глупая полудетская ревность.
— Да, — кивнул Вонг. Посмотрел на султана, терпеливо ждущего объяснений, и решил: — В следующий раз пойдешь со мной.

Одежду попроще пришлось одолжить у Хумы и наскоро подогнать по росту. Хума же помогла Салеху избавиться от украшений в прическе и спрятать волосы под тюрбан. Это превратило султана в миловидного, но больше ничем не примечательного юношу. Он стал похож на подмастерье зажиточного ремесленника или помощника в лавке купца. Переодевшись, он взялся за плеть.
— Нет, — сказал Вонг. — Она тебя выдаст.
— Но как же… — растерялся Салех.
— Ничего с тобой не случится. — Вонг спустил в ладонь нож из наруча: — Там, куда мы идем, этого хватит.

На Бойнях к нему привыкли. Старый Махмуд, хозяин дома, где играли в шеш-беш, наливал ему вина получше как знакомому и сажал с хорошими игроками — даже не с шулерами. Может быть, он думал, что Вонг купец или гвардеец, выросший в похожем месте и вспоминающий прежние времена. Если так, он был не слишком далек от истины.

В чистых кварталах Салех заинтересованно таращился по сторонам, но возле скотобоен потянул носом и встревожился:
— Куда мы идем?
— Туда, где ты не будешь открывать рот, пока тебя не спрашивают. А если спросят, подумай, стоит ли отвечать. Не зови меня Нивоном. И делай что я говорю.
— А что будет, если я ошибусь?
— Я больше не смогу туда пойти, — пожал плечами Вонг.
Удивительно, но Салех заткнулся.

Махмуд приветствовал его и окинул Салеха любопытным взглядом:
— Кто это с тобой?
— Ученик, — равнодушно уронил Вонг.
— Знаем мы таких учеников, — масляно подмигнул Махмуд. Салех низко наклонил голову: краснел или злился?
— Не дергай соседа за халат, тогда и твой не порвется, — посоветовал Вонг, уже оглядывая собравшихся игроков. Благодаря разговорам с Назымом он узнал немало присказок, позволявших без труда выдавать себя за местного.

Салех вел себя безупречно: сидел рядом, опустив глаза, подливал вино, когда чарка пустела, и исподтишка — Вонг видел — следил и за доской, и за разговорами. Вонг ждал худшего, но султану оказалось интересно взглянуть на жизнь за воротами дворца.

За соседней доской двое постоянных игроков больше болтали, чем кидали кости.
— Скоро и год кончится, — заметил один. — Говорят, опять небо гореть будет. Когда султан рожденье праздновал, я ж видел это дело. Вышел по нужде, а там страх такой.
— До нужника-то успел дойти? — поддел второй.
— Ну, теперь все посмотрим, — вставил оказавшийся рядом Махмуд, — в День Огня глашатаи объявят, когда небесному пламени кланяться.
— Говорят, султан из дворца выйдет, — сообщил первый игрок. — Чтобы мертвых с огнем отпустить. Поглядеть бы на него! На большой казни-то я издали смотрел, только и видел, как плеть полыхает.
— К костру поди пробейся, — прищурился второй. — По дороге не то что без кошеля, без пояса останешься.
Расхохотались все, усмехнулся и Вонг: обитатели Боен с таких прогулок сами возвращались с лишними кошельками.
К соседней доске подошел еще один завсегдатай игорного двора, сгорбленный старик в слишком теплом халате. Укоризненно сказал игроку, говорившему о кошелях:
— Ты смотри, куда руки-то суешь. Говорят, султан наш досточтимый порой из дворца выходит, да бродит по Кусуру, как Салман Великий бродил, глядит, как мы живем. Полезешь к нему в карман — страху натерпишься, а то и без головы останешься.
— Что ж теперь, отец, — весело возразил карманник, — вовсе никого не трогать? Верь мне, уж султана я издалека узнаю и стороной обойду. А если и нет — вдруг его монеты мне счастье принесут?..
Старик погрозил корявым пальцем. Вонг услышал, как Салех коротко вздохнул рядом: пытался сдержать смех. Если бы он разозлился по-настоящему, Вонг не пропустил бы движение Потока — но огонь не стремился вырваться наружу. Султан не хотел никого покарать за дерзость.

Игроки снова принялись пугать друг друга небесным пламенем, следом пришел черед небылиц о Пестрой плети. Такие разговоры велись здесь из раза в раз: собеседники наслаждались, повторяя друг другу давно известные байки и делясь одними и теми же слухами. Вонгу эта болтовня давно надоела, но султана он привел в игорный двор именно ради нее.

Под конец вечера он решил, что Салех достаточно внимательно наблюдал за игрой, и позволил ему сесть за доску для шеш-беша. Противником оказался тот самый вор, который надеялся найти счастье в украденных у султана Эраншара монетах. Интересно, сойдут ли выигранные, — подумал Вонг и поймал веселый взгляд Салеха: султан думал о том же. Его даже не расстроил проигрыш, так он был захвачен приключением.

На обратном пути Салех долго молчал. С Боен вышли в чистый город, темный и пустой по ночному времени. Вонг подсвечивал дорогу одним из камней на браслете, луч выхватывал из тьмы беленые ограды и темные извивы лозы, стелившейся по песчанику.
— Ты хотел, чтобы я их увидел, — серьезно сказал Салех. Он научился понимать то, о чем даже не подумал бы раньше. Вонг кивнул:
— Купцы любят тебя, пока ты даешь им торговать. Гвардии нужны почести и деньги. Этим достаточно, чтобы ты не мешал им жить, и ты будешь для них хорошим правителем. Тебе стоит помнить и о них тоже.
— Я буду помнить, — согласился Салех и опять замолчал. Уже перед воротами дворца заговорил снова:
— Ты клялся возвести меня на трон, но делаешь много больше, чем обещал. Чем тебя наградить?
— Мне не нужна награда, — отмахнулся Вонг. И тут же вспомнил: “Если тот, кто тебе служит, не просит награды, значит, ждет ее от кого-то другого”, — говорил Салеху он сам. Помнит ли султан этот разговор?
Салех покосился на него, глаза блеснули рыжим огнем. По губам скользнула взрослая улыбка:
— Предпочитаешь, чтобы я тебе задолжал? Ладно. Тебе стоит только сказать — и ты получишь все, чего пожелаешь.
Еще немного, и он заявит о своей жажде в открытую.
— Твой гарем тебя заждался, — сказал Вонг. — Спокойной ночи.

Торжества в День Огня, последний день года, не походили на обычные пиры и праздники. В этот день Эраншар славил не самого султана, но силу, которой он обладал. В День Огня поминали мертвых, ушедших с дымом раньше, и провожали тех, кто дождался больших погребальных костров. Кусур пропах гарью, дым полз над крышами, скрывая небо. В горле першило, приходилось все время обращаться к браслетам, чтобы отогнать вездесущую вонь.

С утра Салех пешком отправился на Погребальную площадь, где собрали завернутые в красное полотно тела недавно умерших жителей Кусура. В его руках тлела Пестрая плеть. Так выходил в город султан Салман и правители до него — чтобы единожды в году выказать уважение своим подданным, жившим и умиравшим под их рукой.
На пути султана печальные женщины в простеганных красной нитью траурных покрывалах и безмолвные мужчины, обвязавшие головы такими же платками, кланялись и отступали в стороны, чтобы дать дорогу Дикому Пламени, силе, владеющей Эраншаром.

Плеть послушалась султана без капризов: сейчас он точно знал, что должен сделать, и его не смущали ни трупный смрад, ни пятна гнили на красном полотне. Огонь пробежал по цветным звеньям, вспыхнул сильно и ярко. Под единый вздох скорбящих плеть взвилась в воздух — и легко коснулась ближайшего свертка. Этого хватило, чтобы пламя охватило всю груду и взметнулось выше домов. Салех намеренно ударил так, чтобы не повредить тела. Вонг смотрел на его строгое сосредоточенное лицо и думал, что сегодня не найдет, к чему придраться.

Джилан на церемонии сожжения мертвых не было. Утром она сказалась нездоровой и свое место рядом с сыном заняла только во дворце.
В Оружейном дворе, где в обычные дни тренировались новобранцы, собрались приближенные султана, совет визирей, тысячники Лунной стражи — и те, кто желал участвовать в “прощеных боях”. Еще одна старая традиция. Все, кто был в ссоре, кто затаил злобу, могли в этот день вызвать противника и сразиться — голыми руками или на ножах. Кровь смывала обиду, бойцы оставляли ссору в уходящем году. Чаще всего бои кончались синяками, несерьезными ранами, сломанными руками и ногами. Если иначе обида не решалась, врага убивали. Тогда мертвый попадал в большой погребальный костер. Хорошая смерть.
Оружейный двор — просторный, с высокой галереей — подходил для прощеных боев как нельзя лучше. Во дворце сражались на глазах султана: для него и для свиты покрыли коврами широкие ступени в торце двора, уложили жесткие подушки, расставили угощения. Наверху на галерее шуршала и возилась дворцовая челядь, внизу под каменными сводами вольным строем расположились гвардейцы. Чаще всего счеты в этот день сводили они, но случалось сразиться и слугам или придворным помоложе. Даже гаремным девицам дозволялось выйти друг против друга с короткими ножами, если иначе они свою ссору разрешить не могли.

Сидя подле Салеха, Вонг рассеянно жевал нити тягучего соленого сыра, запивал вином — ему теперь отдельно подавали не слишком сладкое — и смотрел на бои. Исход некоторых он мог предсказать заранее: многие гвардейцы были ему знакомы.
Зверь дремал позади, безропотно позволяя на себя опираться. Неподалеку стояла глубокая чаша с обрезками сырой баранины. Угощением не обошли и его.

Эраншар окончательно стал привычным и удобным, даже вязкая халва уже не липла к зубам. Привычной стала и компания султана. Он перестал злить Вонга бестолковостью, а его успехи в уроках и в делах доставляли удовольствие.
Сейчас Салех откинулся спиной на широкую подушку и тоже следил за сражениями, то и дело поглаживая свившуюся на коленях плеть. Для созерцания прощеных боев он нарядился не в один из своих обычных кафтанов, сверкающих золотым шитьем по алому бархату, а в строгий темно-красный, украшенный тоже строгой вышивкой. Нити узоров поблескивали неяркой медью — в цвет глаз султана. Украшения в волосах не звенели и не пестрели прежним разноцветьем: темное золото, матовый золотистый жемчуг, цепочки, вплетенные в косицы — и только. Из-за этого наряда он выглядел старше обычного и — Вонг даже задумался — достойнее?..

Очередной гвардеец отделился от толпы под сводами, дошагал через двор до избранного противника. Заложил левую руку за спину, показал пустую правую и слегка поклонился — так здесь вызывали на бой. Вонг усмехнулся.
— Что тебя развеселило? — негромко спросил Салех, наполовину развернувшись к нему и опершись локтем на столик с угощениями.
— В Шангри на балах офицеры так же приглашают дам на танец. Только при этом подают руку.
— Офицеры танцуют? — непонимающе переспросил Салех. — Зачем? Это дело танцовщиков.
Его все еще продолжал удивлять незнакомый уклад, но Вонга уже давно не удивляли его вопросы.
— Так принято. Развлечение и способ ухаживать за женщинами.
— Ты тоже танцевал? — досточтимый султан даже не пытался скрыть любопытство.
— Редко.
Салех слегка улыбнулся:
— Пустая трата времени?
Он в точности угадал, что собирался сказать Вонг, но в его тоне не было насмешки — только желание продолжать разговор.
— Верно.
Улыбка Салеха стала ярче. Ни с того ни с сего подумалось: выйди все иначе, Вонг мог бы здесь задержаться. В Эраншаре еще полно дел, а сопляк быстро взрослеет. Скоро с ним можно будет обращаться как с равным. Они стали бы хорошими приятелями. Может быть, любовниками. Впрочем, любовниками можно было стать и сейчас, это многое упростило бы. “Ночная птица поет в тиши, — говорил евнух Назым, — ее слышно лучше всех прочих”. Пускай Салех никогда не даст Вонгу такого наслаждения, какое доставлял Десмонд, но с ним будет удобно. Было бы — выйди все иначе. Или тогда Вонг здесь вовсе не оказался бы?

Салех, не отводивший взгляда, как будто прочитал что-то по его лицу. Приоткрыл рот, собираясь заговорить... Но вместо этого крепко сжал губы, сверкнул глазами.
Султан снова стал султаном и теперь был чем-то недоволен.
Достаточно было взглянуть туда, куда покосился Салех, чтобы понять чем.

Возле ступеней стоял, склонив голову, визирь Мансур. Увидев, что его заметили, он завел левую руку за спину и поклонился — не султану, Вонгу.
— Нам случалось ссориться в этом году, первый визирь, — звучно сказал он в полной тишине. — Если ты согласишься разделить со мной кровь, мы оставим ссору на этих плитах.
Неплохой способ исполнить обещание, данное Джилан. Не подлый. Так Мансур может и сам умереть, а если надеется убить Вонга, то не тайком, а на глазах у султана и всей свиты.
Тишина все длилась и длилась. Когда зверь решил потянуться и вонзил когти в ковер, треск ткани показался оглушительным. Вонг неторопливо поднялся:
— Я разделю с тобой кровь.
Салех окинул его таким взглядом, будто хотел остановить, но промолчал. Вмешиваться в ритуал, который только начал возвращаться в Эраншар, не стоило даже султану. Вонг повернул голову к Юлии — они с Вебером расположились на ступенях неподалеку. Указал на зверя:
— Присмотри за ним.
Вебер поднял сжатый кулак. Юлия закатила глаза: показывала, что думает о ритуальных драках. Но все же встала и пересела к ягуару, опустила стальную руку в черную шерсть на загривке. Больше об этом можно было не беспокоиться: теперь Юлия не позволит ему вмешаться.

— Браслеты, — отчетливо проговорила Джилан, когда Вонг уже готов был спуститься со ступеней. Он обернулся. Салех хмурился, Джилан смотрела со своим обычным безмятежным видом: рассчитывала, что Мансур справится.
— В День Огня ссоры должны решаться кулаками или оружием, — неохотно сказала Фирьял, стоявшая за спиной султана. — Так записано в старых книгах. Если сражаются простой человек и колдун… маг, то магу нужно надеть серебряные браслеты. Сила сегодня не для этого.
Вонг решил не спорить, спросил:
— У тебя есть?
Браслеты нашлись — широкие, покрытые вытравленным черным узором. Вонг скинул кафтан, чтобы не стеснял движения, снял и положил сверху ножны с киличем. Повернулся к ожидавшему его Мансуру.
— С оружием или без?
— Я вызвал, — с достоинством ответил Мансур. — Тебе решать.
Он был тяжелее Вонга, но вряд ли быстрее.
— С ножом, — решил Вонг, коснулся пояса: обычный для Лунной стражи короткий нож был у него при себе. Адиль учил им пользоваться, когда в другой руке килич, а что можно делать с одним только ножом, Вонг знал и без его уроков.
В знак согласия Мансур показал такой же нож.
Наручи пришлось снять: в них ножей пряталось куда больше положенного и все об этом знали. Бросив их возле зверя, Вонг подставил руки Фирьял, позволил ей застегнуть замки браслетов и убедиться, что они заперты прочно. Глубоко вздохнул, пережидая первый миг томительной давящей тяжести — остатки прежней силы хотели вырваться на свободу и не могли. Снова подумал о Салехе: тот провел в серебре пять лет и не рехнулся. Один раз подраться можно и в браслетах.
Может быть, Салех думал о том же. Вонг чувствовал спиной его взгляд, когда шел рядом с Мансуром к середине двора.

Оружейный двор был достаточно просторен, чтобы бойцы, вставшие посреди него, могли сказать друг другу несколько слов без лишних ушей — попросить прощения или оскорбить напоследок. Разговоры и перешептывания зрителей на галереях едва доносились сюда, напоминая далекий шорох волн.
Мансур развернулся, посмотрел в упор. Красивое твердое лицо, темные внимательные глаза, аккуратно подстриженная бородка. С возрастом Салех станет похож на него, отстраненно подумал Вонг. Хорошо, что этого уже никто не увидит.
— Прости меня, первый визирь, — сумрачно проговорил Мансур. — У меня нет к тебе зла, но я убью тебя, если смогу.
Звук голосов сделался громче — казалось, зрители орут и беснуются, требуют крови, топают ногами и хлопают в ладоши. Этого быть не могло: ни слуги на галереях, ни гвардейцы не позволили бы себе так вопить на глазах у султана. Но призрачный крик нес с собой холодную злую радость, предвкушение драки, которая закончится чужой смертью.
Вонг улыбнулся:
— Не сможешь.
Нож оказался у него в руке сам собой.

Мансур был хорош — но не лучше Вонга. Давным-давно в порту Змейке не раз и не два доводилось защищаться от тех, кто был и старше, и сильнее его. Тогда его спасала скорость. Она же помогала Вонгу и сейчас. Он не позволял ни ранить себя, ни поймать, уходил от ударов и наносил раны сам, когда выдавалась возможность. Один раз он чуть не ослепил Мансура, острие ножа прошлось на волосок от глаз. Вонг удержал руку: добивать ослепленного в прощеном бою на виду у всех не стоило, а оставлять Мансура в живых он не хотел. Значит, нужно было бить наверняка.

Это секундное промедление чуть его не погубило. Мансур поймал его, вывернул запястье, прижал к себе, не позволяя шевельнуться. Живую руку сломал бы, но стали эти попытки были не опасны. И все же она была недовольна, толкалась в запястье неприятным зудом, как будто хотела действовать. Можно было заставить ее отрезать Мансуру пальцы или пробить ладонь и так освободиться. Но когда будут осматривать тело, поймут, что раны не от ножа. Плохо. Лезвие прижалось к шее, по коже скатилась в ворот теплая струйка. Сейчас перережет горло, понял Вонг. Тихо сказал:
— Он твой сын. Зря ты выбрал служить не ему, а ей.
Хватка Мансура на миг ослабела. Этого хватило, чтобы освободиться, развернуться и по рукоять вогнать нож между ребер прямо в сердце.

Вонг посмотрел в изумленные, широко открытые глаза, придержал Мансура, опуская его на плиты двора... И сам рухнул на колени, только теперь ощутив, как цепенящей волной по телу расходится боль. Мансур успел напоследок ударить его ножом в бок.

Вонг зажал рану левой рукой. Сталь почуяла кровь, потянулась к ней — и замерла. Боль мешала соображать, но Вонг все же понял: она ждет разрешения. Слишком часто он заставлял ее остановиться, когда ей хотелось расти. Перед глазами кружились цветные пятна. С трудом сосредоточившись, он отпустил сталь, позволил ей войти в рану. Ощутил: теперь уже она сделает что нужно. Она вытолкнула нож Мансура, лезвие зазвенело на камнях. Правой рукой Вонг уперся оземь, чтобы не упасть. Кровь текла между пальцами, пятнала темный камень плит, голова кружилась. Сталь заполняла рану так быстро, как могла, и Вонг знал, что не умрет, — но встать на ноги еще не мог.
От галерей долетел шорох волн. Нет, тихий общий вздох. Вонг ощутил движение воздуха, услышал легкий топот. Подбежал Омар. Откуда он здесь?.. Наверное, спрыгнул с галереи. Собирается лечить? В этом уже нет нужды. Когда мальчишка сунулся к ране, призывая Поток, Вонг сипло сказал:
— Незачем. Иди сюда, — и оперся на его плечо, чтобы подняться и распрямиться.
Сталь справлялась, но двигаться было тяжело.
Так, сопровождаемый Омаром, он дошел до ступеней, где сидел Салех. Сквозь туман перед глазами разглядел, что султан свел брови и держится за рукоять плети. Поймал его взгляд — и с помощью Омара неловко опустился на одно колено, склонил голову. Отчетливо произнес:
— Я лишил досточтимого султана хорошего советника. Пускай султан простит меня или назначит наказание.
Салех коротко вздохнул, но когда заговорил, его голос прозвучал твердо:
— Кровь смывает обиду, а Мансура ждет высокий огонь. Мне не за что тебя наказывать. Поднимись.
Вставая, Вонг увидел пепельно-бледное лицо Джилан с темными пятнами глаз, непонятную гримасу Назыма, чем-то недовольного ифрита. Салех жестом поманил его к себе. Вонг отстранил Омара, подтолкнул отойти — чтобы мальчишка убрался подальше с глаз Джилан, которая уже наверняка обдумывала, чем отплатит. Как будто это могло помочь.
Он сделал последний шаг к ступеням, собрался наклониться, чтобы услышать, что скажет султан.
Салех крепко взял его за плечо и заставил сесть подле себя. Знак неслыханного благоволения, едва не заставивший Вонга выругаться: сталь еще не закончила свою работу.
— Обязательно было убивать? — шепнул Салех.
— Иначе он убил бы меня, — откликнулся Вонг так же тихо.
Султан махнул рукой, разрешая продолжать бои. Вонг ощутил знакомое движение поблизости. Юлия отпустила зверя, и тот подошел обнюхать рану. Достаточно было погладить его между ушей, чтобы он успокоился и улегся рядом, пристроив голову Вонгу на бедро. Ему позволение султана было не нужно.

Вонг ожидал, что теперь Лунная стража его невзлюбит, но примет неприязни не видел. Кто-нибудь наверняка затаил злобу, однако командиры говорили с ним как раньше, ни один не начал избегать приветствий или медлить с ответами, как случалось в военной полиции Шангри. Может быть, у них там были свои счеты, которые до ушей Вонга не дошли. Охрану Джилан, когда-то отобранную лично Мансуром взамен ее черных невольников, Вонг заменил на тех, кто в преданности покойному визирю замечен не был. Если Джилан и пожаловалась на это Салеху, отменять решение Вонга тот не стал.

— Раньше первый визирь был помехой, а теперь стал врагом, — сказал евнух Назым через несколько дней за ужином.
— Я знаю, — кивнул Вонг.
— Светлая госпожа в тягости, — тихо продолжил Назым. Ну конечно. Он-то узнавал о таком раньше всех. — Значит, девушкам, ублажающим султана, покуда не стоит ей уподобляться, если я хочу, чтобы они прожили подольше. За этим я слежу. Но если в День тысячи жемчужин досточтимый султан найдет избранную невесту, ей будет во дворце неспокойно.
— Не будет.
Затягивать до весны Вонг не собирался. Назым понял то, чего он не сказал: Джилан осталось недолго. Поколебался, обвел глазами покои так, будто давно в них не бывал. Одними губами спросил:
— Ничтожный евнух может быть полезен первому визирю?
— Ты достойный человек. — Вонг подлил ему травяного настоя, двинул в его сторону блюдо со сладостями. — Султану такие нужны. Заботься о его утехах и о покое во дворце. Я не стану вовлекать тебя в то, что его разгневает.
Он ждал, что Назым испытает облегчение, но если так, евнух неплохо это скрыл. Тяжело вздохнул, взял шарик приторной розовой пастилы. Прожевав, сказал:
— Первый визирь печется обо мне, но не о себе. Светлая госпожа дорога султану.
Вонг отпил терпкого настоя, покатал на языке, смывая лишнюю сладость.
— Я должен делать то, что султану нужно. Беречь то, что ему дорого, я слова не давал.

За Мансура Джилан отомстила быстро и небрежно: вскоре погиб Омар.
Сопляк провел во дворце с полгода, но все еще не отучился воровать еду. Не помогли ни подзатыльники, ни угроза порки, ни скандалы, которые устраивала ему Хума. На этот раз он стянул кусок лимонной нуги с накрытого к ужину стола. Когда Вонг пришел в покои, мальчишка был уже мертв. Его синее, налившееся кровью лицо и скрученное судорогой тело говорили о том, что он умер страшно, но быстро — раз не успел обратиться к своей силе.
Хума рыдала над трупом.
Выяснить, что отравлено, труда не составило, а гадать об имени отравителя не приходилось. Вонг чуть не пошел к Джилан сразу же. Остановила мысль: если убить ее — придется уходить из Кусура. Бабангида с Буном должны вернуться со дня на день. Нужно их дождаться, иначе встретиться будет труднее.

Когда о смерти Омара стало известно, к Вонгу пришла Фирьял. Отказалась от вина, прислонилась к стене, скрестив руки на груди. Подчеркнуто официально сообщила:
— Досточтимый султан удивлен. Почему ты не доложил ему о гибели мага?
— Настоящим магом он еще не стал. Просто слуга.
Вонг действительно не стал говорить об этом с Салехом. Не стоило обвинять Джилан, не имея в руках доказательств, от которых султан не смог бы отвернуться. Искать доказательства не было времени. Нужды в них не было тоже: решение он уже принял.
— Ты ведь не сам его убил? — так же отчужденно спросила Фирьял. Вонг молча смотрел на нее, пока доверенная охранница султана не смешалась и не бросила быстрый взгляд по сторонам. Тогда он коснулся браслета, опуская вуаль тишины. Пояснять не пришлось, Фирьял кивнула и подошла ближе. Понизила голос, как будто не до конца доверяла защите:
— Если скажешь ему, что это она, он может тебе поверить. Он ведь знает, на что она способна.
То, что Фирьял не питает любви к светлой госпоже Джилан умм Салех, Вонг замечал и раньше. Того, что бывшая соколица захочет принять его сторону, он не ждал. Фирьял заметила его мимолетное колебание, скривила рот:
— Ей я верю меньше, чем тебе. Ты ему полезен.
“А она — нет”. Справедливо.
— Что ты знаешь? — быстро спросил Вонг. Фирьял поджала губы:
— Я только вижу, что он ей не дорог.
Потому что он дорог тебе, подумал Вонг и еле сдержал усмешку.
— А тебя она ненавидит, — договорила Фирьял. Требовательно спросила: — Что будешь делать?
В сообщницах вроде нее Вонг не нуждался.
— То, что должно. Это он тебя прислал? Скажи ему, что я никого не обвиняю. Мальчишка мог просто подавиться.
Маг, способный управлять воздухом вне и внутри себя, подавиться не мог. Фирьял это знала — но она развернулась и ушла, не задав больше ни одного вопроса.

Прежде чем убивать Джилан, нужно было закончить с делами — хотя бы с самыми срочными. В Кусур один за другим прибывали послы: из Далии, из Аксума, из лежащего за горами на западе Голестана, даже из далекой северной Гарьялы. В Шангри ходили слухи, что живущие там люди ведут свой род от медведей и немногим от них отличаются, но посол оказался обычным человеком. Обычной женщиной по имени Анна Хедвиг, похожей на Юлию — такой же высокой, с такими же светлыми волосами и глазами. Ее сопровождал вооруженный отряд, в котором не было ни одного мужчины. Когда она подала свои грамоты, написанные незнакомыми угловатыми буквами и переведенные на эраншарский, Хума прочитала Вонгу, что они подписаны именем королевы Кайсы Четвертой. В Гарьяле правили женщины, и службу несли тоже женщины. Вонг рассказал Юлии про посла Анну, но та только скривилась: "Ничего не хочу об этом знать". Если она и была из тех краев, то вспоминать о родине не стремилась.
В Шангри и в Мервар тоже отправились гонцы султана с приглашениями, но оттуда не стоило ждать ответа до поздней весны.
Приезжали от соседей и состоятельные торговцы, намеренные купить здесь дома и открыть лавки. Управляться с ними было дело Османа, лошадника, получившего шнур визиря, но с послами и теми из торговцев, кто стоил внимания, Вонг разговаривал сам. В долгих застольных разговорах он выяснял, выцеживал по капле, что думают соседи о смене власти в Эраншаре, о возвращении силы Потока, как они собираются иметь дело с Салехом и чего желают для себя. Он хотел знать, с чем останется Салех, когда он уйдет.

Джилан редко появлялась из своих покоев, отговариваясь нездоровьем. Может быть, она и правда дурно себя чувствовала, может быть — затаилась, ожидая ответного удара Вонга и продумывая свою тактику. Вонг не отпускал от себя зверя, предупредил Юлию с Вебером и приказал Хуме следить за всем, что она ест, пьет и трогает, держаться подальше от курильниц и немедля докладывать, если ей станет скверно. Сказал: я могу дать тебе волю прямо сейчас, уберешься из Кусура. Она замотала головой, чуть не плача: Хума ведь еще может пригодиться господину!.. Она и правда была полезна, так что спорить Вонг не стал.

Салех не пытался завести разговор про Омара и казался задумчивым. Вскоре он объявил — не посоветовавшись с Вонгом — что к весне, накануне ветров, двор переедет в Истар, а в Кусур вернется только к осени, когда спадет летняя жара. Решение было разумное: густо заросший высокой зеленью Истар оберегал и от пустынного ветра, и от жары куда лучше Кусура. Недаром он долгие века был столицей. Привести в порядок заброшенный и обветшавший истарский дворец Вонг приказал давно, и теперь султан мог позволить себе сменить обстановку. Джилан уже сообщила, что не поедет из-за своего “недомогания”. Казалось, Салеха это не расстроило. Вонга тоже: когда весь двор и сам султан покинут Кусур, вернуться и быстро покончить с Кружевницей будет проще простого.
— Может быть, пора перенести столицу обратно? — спросил Салех, когда Вонг одобрил решение о переезде.
— Нет. Если верить в историю о ссоре Салмана с ключником, тебе стоит подождать приглашения вернуться. Но если ты приедешь ненадолго, вряд ли его это оскорбит. А жители Истара посмотрят на того, кто избавил Эраншар от соколов и совета.
Салех помолчал, водя пальцами по рукояти плети.
— Ты в это веришь? Что ключник обладает такой силой...
— А ты нет? У тебя есть она. — Вонг указал на плеть. — Тебе служит Раззак. Ты принимал во дворце Мухайю. Тебе мало этого, чтобы поверить в остальное?
— Не знаю, — смутился Салех. — Я так привык знать, что это все сказки...
— Правильно. Ни во что не верь, пока не увидишь. Или не услышишь от того, кому доверяешь.
Салех улыбнулся:
— Я думал, ты недоволен. А мы встретим в Истаре самого ключника?
— А тебе от него что-то нужно?
Салех задумался.
— Ты султан, — напомнил Вонг. — Ты никому не должен служить. Даже ради своих желаний.
Салех свел брови, но не возразил.

Бабангида и Бун вернулись через дюжину дней — опять с пустыми руками, если не считать груза. На этот раз они нашли библиотеку, которую местные в крошечной горной деревеньке считали волшебной. Скорее всего, были правы. Если бы живая сталь не нащупала трещины в камнях, позволившие вскрыть глухую скалу, попасть в тайное хранилище не удалось бы. Прятать так тщательно обычные книги было незачем.
Вонг отправил все привезенное Дильбаре: у него времени разбираться уже не было. Закончив с делами, он пришел в покои отряда. Бабангида и Бун успели умыться с дороги и утолить первый голод. Теперь Бун по обыкновению дремал сидя, а остальные обсуждали путешествие. Зверь спал рядом с Бабангидой, но встрепенулся, стоило Вонгу войти.
— Наконец-то. — Бабангида обернулся к нему. — Давай, выкладывай, что еще эта дурная баба натворила.
Рассказывая, Вонг ожидал, что он вот-вот скажет "а я говорил". Но Бабангида слушал и кивал, а потом спросил:
— Что думаешь делать?
— Ее нужно убрать. После этого придется уходить, Салех разозлится и больше не станет меня слушать. Но без Джилан рядом он уже удержит плеть. Служба будет закончена.
Вебер поиграл бровями:
— А вот взял бы ты его в койку — так он, глядишь, и не злился бы. Ебарь-то получше мамки будет.
— Отвяжись от полковника, — строго велела Юлия. — Что думаешь, ему тут выебать некого? Он хранит верность.
— Думает, мы его сдадим, — со смешком предположил Вебер. — Да брось, Десу похер будет, если ты кому присунешь.
— Завали, — лениво вмешался Бабангида. — Что б ты понимал. Пусть сам решает.
Их бесцеремонность не злила, даже не раздражала. Вонг коротко улыбнулся, Юлия ему подмигнула.
— Ладно. — Бабангида хлопнул себя по колену. — Передохнем день-два, а там разберемся.
Вебер махнул в сторону зверя:
— А с ним что?
— Поедем в Истар, — сказал Вонг. Об этом он уже успел подумать. — Найдем ключника. Одна служба закончится, значит, он может дать другую. Он должен знать, что делать.
— А ведь и правда, — оживился Вебер. — Чего ж мы раньше-то…
— Про болванов он тогда говорить отказался, — вместо Вонга ответил Бабангида. — Сказал приходить как закончим. Мы в Истар заезжали раз-другой, думаешь, я его не искал? Да хер там был, а не ключник.
Значит, Бабангида собирался помочь Десмонду сам, взяв службу на себя. Об этом он не рассказывал. Однако его слова только подтвердили догадку Вонга: ключник не станет им помогать, пока они не завершат начатое, чьей бы ни была служба.

Когда он пошел к себе, зверь протерся вдоль бедра и исчез в темноте сада. Вонгу не нравилось отпускать его одного, но совсем лишать ягуара прогулок было бы жестоко. Поэтому он всякий раз загонял под шкуру тонкую иглу, соединяя сталь: чтобы сразу узнать, если со зверем произойдет что-то необычное. Он привык ощущать звенящее напряжение засады, животный азарт погони, наслаждение от запаха теплой газельей крови, удовольствие, которое зверь испытывал, когда драл когти об жесткую кору деревьев... Это почти не отвлекало.

В покоях ждала Хума, бесшумно перекладывала на столе письма: скорее занимала руки, чем наводила порядок. На отдельном столике остывал ужин. Стоило Вонгу войти, Хума вскинула голову, торопливо и так же тихо пошла навстречу. Подойдя, одними губами сказала:
— Досточтимый султан, — и покосилась на спальню. Вонг вопросительно поднял брови, Хума развела руками. Вонг жестом отпустил ее, подождал, пока она уйдет, и обеими руками толкнул двери в спальню.

Салех сидел на его кровати, опершись спиной на высокое резное изголовье. Мягкие ночные туфли без задников валялись возле постели, кафтан сползал с края, поверх него свилась кольцом Пестрая плеть. Салех остался в тонкой муслиновой рубашке и таких же шароварах, хотя избавляться от серебра ему сейчас было не нужно. Хотя бы не голый, как в Эльхабе, подумал Вонг. На ощупь свел за спиной створки дверей.
— Что, своя постель тебе надоела?
— Я пришел поговорить, — хмуро проронил Салех. — Как раньше.
Значит, он тоже вспомнил Эльхабу. Вонг подошел, собрался сесть на край, но Салех похлопал ладонью рядом с собой. Пришлось подчиниться. Вонг прижался затылком к изголовью, подумал: это последний разговор. Коснулся браслета, окружая их обоих вуалью тишины.
— Я слушаю.
— Ты думаешь, это матушка отравила Омара, — без предисловий начал Салех. Вопроса в его словах не было, и он помнил имя мальчишки. Вонг повернул к нему голову: султан смотрел прямо перед собой, твердо сжав губы. Его лицо окончательно утратило детскую мягкость и стало по-настоящему красивым. Он повзрослел — сильнее, чем Вонг думал до сих пор. Что если рассказать ему правду?
— Но она ведь знает, что ты можешь обнаружить яд. Я ей говорил… Давно. После Эльхабы. Глупо пытаться тебя отравить.
Вонг шевельнул плечом, Салех умолк и покосился на него. В медных глазах сверкнули огненные искры, цепочки в волосах заискрились золотом, поймав неяркий свет ламп. Так же играл свет на украшениях и в глазах Мухайи. Почему она вспомнилась именно сейчас?
— А если не меня? — сказал Вонг. — Если Хуму или Омара? Зверя, Юлию, Вебера?
— Взять плату за Мансура? — Салех понял прежде, чем он договорил. — Почему он тебя вызвал? Ты сказал, он бы тебя убил. Почему?
Вонг снова пожал плечами. “Потому что твоя мать хочет от тебя избавиться, а я ей мешаю”. От Салеха исходило ровное спокойное тепло: в его жилах текла огненная река, но сейчас она не рвалась на волю — и Вонг не чувствовал опасности. Он так и смотрел Салеху в лицо, отстраненно оценивая: поверит или нет? Вспомнилось, как перед боем с Мансуром он думал: если лечь с султаном в постель, это будет удобно. Тогда поверил бы. Захотел бы поверить. “Десу похер будет, если ты кому присунешь”. В живой стали отдался горячей вспышкой жадный звериный азарт: ягуар в саду метнулся за добычей. Он ебал Мухайю, почему Вонг должен воздерживаться?.. Султан уже не выглядит сопляком. Ебать его будет не противно. Ему понравится. Может быть, Вонгу тоже.

— Матушка всегда тебя хвалит, — задумчиво сказал Салех. Вонг вздрогнул, осознав, что отвлекся. — Говорит, ты так много делаешь. Даже то, что я должен делать сам. Она опечалена смертью Мансура, но просила меня не наказывать тебя… Хотя я и не собирался.
Так же она много лет морочила голову Вахиду. Если уж ей поверил чужой сын, с чего удивляться, что верит собственный. Почему Вонг решил, что Салех его послушает — а не сочтет, что он стремится рассорить мать и сына в отместку за Омара?
— Нивон… — Салех сжал кулак, расслабил пальцы. Он наверняка хотел взяться за рукоять плети, которая лежала поодаль, но вместо этого опустил руку Вонгу на бедро. — Я хочу разделить с тобой ложе.

Даже через плотную ткань шаровар ладонь показалась обжигающей. Вот о чем он пришел поговорить на самом деле. Вонг разглядывал его ровные густые брови, мерцающие огнем глаза под длинными ресницами, нос с тонкой горбинкой, яркие губы, давно забывшие о капризной детской гримасе. Салех подался навстречу и замер: он ждал и хотел, чтобы остальное сделал Вонг. Не дождался и шевельнулся снова, прильнул к плечу, прижался приоткрытым ртом ко рту, уверенно и вместе с тем неловко. Это прикосновение отозвалось странно далеким, как будто чужим желанием — и Вонг ответил на поцелуй.
Рот Салеха еще хранил приторный вкус розовых лепестков в сахаре, сладость вина… нет, не вина, крепкой настойки — выпил для храбрости? Вонг поднял руку, коснулся его волос, задел цепочку убора. В пальцах оказалась золотистая матовая жемчужина.
В День Огня украшения были те же.
Вонг посмотрел на них — и отшатнулся:
— Нет.
Салех дернулся следом, крепче сжал пальцы на его бедре:
— Нивон!..
Лихорадочно зашептал:
— Если ты думаешь, что я хочу взять тебя как женщину… — прикусил губу и не стал продолжать. Нужды в этом не было: что ему надо, Вонг знал давно. Он утер рот тыльной стороной кулака: губы горели так же, как когда-то от огненной крови султана.
— Неважно.
Салех непонимающе сдвинул брови, его рука продолжала обжигать кожу сквозь ткань. Вонг сжал его запястье, отвел руку в сторону и уложил на его собственное колено. Салех вновь стиснул кулак.
— Если не желаешь огласки, никто не узнает.
Глупо было ожидать, что он сдастся легко. Он долго учился не сдаваться.
— Просто скажи, чего ты хочешь, и я это сделаю. — Голос стал вкрадчивым, будто он уговаривал капризную девицу. Уговаривать свой гарем султану не нужно — тогда где он научился заискивать? Может быть, так его наложницы говорили с ним самим?
— Я отправлю матушку в Эльхабу, — тем же ласковым, совсем не подходящим ему тоном продолжал Салех. — Буду слушать только тебя. Ты получишь все, что можешь вообразить.
— Я не буду с тобой спать. Забудь об этом.
— Чем же я для тебя нехорош? — резко спросил Салех. Он пытался добавить в голос требовательного недовольства, но слышны были только злость и обида. Он унижал сам себя — с каждым словом все больше — и понимая это, злился все сильнее. Разговор нужно было прекращать.
— У меня есть любовник. Другие мне не нужны.
— Лжешь! — выпалил Салех. Распрямился, оттолкнувшись от изголовья. — Я все о тебе знаю, никого у тебя нет! Ты ни с кем не ложился весь год!
— Хватит, — оборвал Вонг. Тоже сел прямо, повернулся к нему лицом: — Ты что, хочешь взять меня под защиту? Думаешь, твоим любовником быть безопаснее, чем твоим визирем?
Салех мгновенно залился краской:
— Нет! Я...
— Тогда что? Пытаешься меня купить? Готов отправить мать в ссылку, чтобы залезть на мой хер?
Пощечина не удалась: Вонг поймал горячее запястье, удержал и покачал головой. Даже сейчас проскользнула мысль: ведь можно было и согласиться.
— Как ты смеешь! — сорвался Салех. — Думай, что говоришь!
Лучше бы он сам об этом подумал.
— Тебе стоило принять мой отказ. — Вонг выпустил его руку. — Тогда остального ты не услышал бы. Считай, что это тоже урок.
Салех моргнул, неверяще глядя на Вонга. Думал, что все выйдет как надо. У него почти получилось.
— Корона красавицы тебе не к лицу, — безжалостно сказал Вонг. — Теперь одевайся и уходи.

Он наблюдал, как Салех понуро встает, берет с кафтана плеть и позволяет ей обвиться вокруг пояса. Звенья плети не звякнули, даже украшения в волосах султана — те, что должны были сделать его прекраснее всех в мире, — притихли, как будто затаились. Салех механическими движениями накинул на плечи кафтан, сунул ноги в туфли, постоял и обернулся к Вонгу. Его лицо казалось опустевшим.
— Нивон… — Он помолчал. — Ты кого-нибудь в жизни любил? Кроме своего зверя.
Отвечать было незачем: это султана не касалось.
— Нет, — ровно сказал Вонг. — Кроме него — нет.

Губы Салеха дрогнули, как будто пытались сложиться в улыбку. Он развернулся и вышел прочь.

Вонг отправил за ним стальную осу. Салех закрылся в своих покоях, велел прислать нескольких девиц и не тревожить его до утра. Дальше следить было незачем.
Вонг закинул руки за голову, выругался в пустоту. Он понимал: Салех затаит обиду. Когда Джилан снова попытается исподволь внушить ему, что первый визирь забрал себе слишком много власти, он задумается. По правде говоря, султану давно стоило об этом поразмыслить. Но если бы он получше сдерживал свою похоть или довольствовался гаремом, у Вонга было бы больше времени на то, чтобы закончить дела.

Живая сталь кольнула смутным недовольством: что-то обеспокоило зверя. Вонг поднялся и пошел в гостиную, собираясь выйти в сад, но ягуар уже появился в окне и направился к нему, весь в трухе и мусоре. Коснувшись холки, Вонг узнал рыбьи зубы — колючие семена сорняков. Значит, и в Кусуре они тоже водились. На этот раз зверь не попытался выгрызть их сам, а сразу пришел за помощью.
— Иди сюда, — сказал Вонг и опустился на пол.
По одной выбирая из шерсти колючие звездочки, он вдруг понял: прошел целый год, раз сорняк зацвел снова. Да, Салех тоже об этом говорил. “Ты ни с кем не ложился весь год”. Зверь перевернулся на спину, подставляя живот, раскинул лапы. Если ключник даст новую службу, чтобы вернуть Десмонда, на сколько затянется она?..
— Неважно, — беззвучно сказал Вонг зверю. — Что бы ни было, это будет мне по силам. Если я захочу.
Рыбьи зубы царапали пальцы, ягуар дергал носом, чувствуя кровь.
— Я ведь могу просто остаться здесь. — Вонг ссыпал горсть семян в сторону, снова запустил пальцы в шерсть. — Могу взять в постель султана Эраншара и он будет мне подчиняться. Могу оставить тебя при себе зверем, пока не сдохнешь. Кто мне помешает? Я все могу. И без тебя, и без Потока.
Слова казались ледяными, обжигали губы холодом. Вонг потянул зверя перевернуться и провел обеими руками вдоль хребта, разровнял встрепанную шерсть. Ягуар изогнулся, подставился под руки: ему нравилась такая ласка.
Так же Десмонд ласкал его самого, когда они разговаривали в постели. Вонг лежал на животе, чтобы смотреть в лицо, а Десмонд обнимал его и поглаживал спину, с нажимом проходясь по позвоночнику кончиками пальцев. Даже сразу после ебли в прикосновениях таилось желание — ленивое, удовлетворенное, согласное подождать.
— Неужели я больше тебя не увижу? — пробормотал Вонг. Уткнулся лицом ягуару в холку, поймал губами жесткую шерсть, стирая последние следы ненужного поцелуя. Зверь завозился, но не отодвинулся. Вонг отстранился сам, вскочил на ноги, прошелся по гостиной. Злость, такая же ледяная, как слова, подступила к горлу. Ягуар сел и принялся сосредоточенно вылизываться.
— Нет, — сказал Вонг. С силой ударил кулаком по бедру. — Этого не может быть. Так не будет!

Он редко терял самообладание. Еще реже — никого при этом не убивал. Но сейчас у его гнева не было другого виновника кроме него самого, а рядом не было никого, кроме зверя.
Вонг пнул столик с позабытым ужином: покатился кувшин, расплескивая вино, растеклась по ковру жирная подлива. Схватил за гнутую ручку низкое кресло, швырнул в стену. Кресло разлетелось на обломки. Зверь неторопливо отошел в угол и оттуда следил неподвижным взглядом, не выказывая тревоги. Он оказался не единственным наблюдателем: возле двери замерла Хума. Откуда она взялась?
— Пошла вон! — рявкнул Вонг. Взмахнул рукой, и в стену рядом с головой девчонки вонзился нож. — Убирайся!
Она зажмурилась и глубоко вздохнула, собираясь заговорить. Мелькнула мысль: клетку в зверинце открывала так же отчаянно? — и злость притихла.
— Господин злится из-за него? — Хума скосила глаза на зверя. — Потому что не может снять чары?
— Что?.. — Вонг стремительно подошел к ней, взял за горло и прижал к стене. — Откуда ты знаешь?
— Я не знала. Я так думала. Господин сам сейчас...
Вонг встряхнул ее:
— Почему ты так думала?
— Он вам дороже всех, — прошептала Хума. — И вы обращаетесь с ним не как со зверем. Что с ним случилось?
Вонг разжал пальцы, уронил руку. Гнев развеялся, оставил пустоту и усталость.
— Мы нашли проклятые сокровища в Ночном ущелье. Музыку мертвых. Там была ловушка, черный порошок. Он вдохнул его и стал… — Вонг указал на зверя. — Должен быть способ его вернуть. Другой порошок. Заклинание. Что угодно!
Злость накатила снова, он развернулся, пнул стол с бумагами. Стол пошатнулся, свитки и листы разлетелись по полу.
— А Музыка мертвых… — Хума опять покосилась на зверя, — она ведь все еще у вас?
Вонг кивнул.
— Вы не пытались… — у девчонки дрогнул голос, но она все же договорила: — положить ее на место?

“Будь я тобой, визирь, я бы вернул Музыку мертвых туда, где подобрал”, — говорил ифрит Раззак.

“Верни что взял”, — кричала сумасшедшая старуха. “Как оно вышло, так и исправится”, — утешал киссахан Юсеф.

“Кто-то скажет тебе, а ты постарайся услышать”.

Несколько мгновений Вонг стоял неподвижно. Хума вжалась спиной в стену под его взглядом.
— Собирайся, — решил он. — Бери только деньги и драгоценности, тряпки купишь. Оденься по-дорожному.
Хума заморгала:
— А вы?
— Мои вещи ты знаешь. Тоже собери. Лишнего не нужно. Жди, я за тобой вернусь. Или придет кто-то из отряда. Еще вот что…

Вонг подобрал с пола чистый лист, не садясь быстро написал несколько простых фраз — о том, что Хума является свободной жительницей Эраншара и может путешествовать на свое усмотрение. Поставил свою печать. Как бы ни разозлился Салех, отменять все решения первого визиря он не будет: слишком много указов пришлось бы переписывать заново. Значит, его печать не окажется вне закона.
Он сунул бумагу Хуме в руки:
— Не потеряй.
— Господин меня выгоняет? — растерялась Хума.
— Я тебя отпускаю. Как обещал.
Девчонка повесила голову.
— Доедешь с нами до Кифы, — нетерпеливо сказал Вонг. — Или до Чистого источника. Найдем тебе попутный караван в Далию. Деньги у тебя есть, там устроишься как захочешь.
— Слушаюсь господина, — наконец прошептала Хума.
Вонг подхватил ножны с киличем и вышел из покоев.

Вскоре зверь догнал его и пошел рядом, как будто знал, что может пригодиться. На ходу Вонг пробудил стальную связь:
— Собирайтесь. Я знаю, как вернуть Десмонда.
— Что?.. — оторопела на связи Юлия, но ее перебил Бабангида:
— Подробнее.
Вонг бросил взгляд по сторонам. Дворец уже засыпал и вокруг было пусто.
— Нужно отдать Музыку мертвых. Положить туда, где я ее взял.
— Кто тебе это сказал? — напряженно спросил Бабангида.
— Сейчас — Хума. — Вонг не сталью — всей кожей ощутил их недоверие. — До нее говорил ифрит. И не только он. Но тогда я не понял.
Бабангида то ли хмыкнул, то ли крякнул.
— Да не может быть! — воскликнула Юлия. — Что, вот так просто?
— А не жалко? — хохотнул Вебер. — Игрушка-то полезная, а? Прямо возьмешь и выкинешь?
Вонг промолчал. В этом звенящем молчании, затянувшемся чуть дольше, чем нужно, Бабангида сказал:
— Проверим. С мамашей сейчас закончишь?
— Да.
— Сигналь.
Связь прервалась.
Можно было подождать до утра, отстраненно подумал Вонг, они ведь с дороги. Но никто этого не предложил. Никто даже не попытался его удержать.

На пустой, утонувшей в сумраке галерее его окликнул Адиль. Наверняка шел от султана, проверив ночной караул. И действительно:
— Досточтимый султан Салех уже спит. Если твое дело ждет до утра…
— Не ждет. — Вонг остановился напротив Адиля, сдержал желание взяться за килич: рано. — Но я иду не к нему.
Адиль глянул вопросительно.
— Я иду убивать Джилан Кружевницу. Для блага досточтимого султана.
Сквозь холодную решимость пробилось любопытство: что ты скажешь, тысячник Адиль? Что сделаешь? Кому ты служишь?
Он не успел узнать ответ.
Рядом метнулась черная тень, Вонг услышал хруст шейных позвонков и шагнул вперед, чтобы подхватить тело.
Адиль никогда не нравился зверю. Может быть, сейчас он показался угрозой.

Вонг перевалил труп тысячника через перила, в густой цветущий куст под галереей. Зверь небрежно потерся об его руки и прыгнул следом. Лишь бы не потащил добычу в покои. К ягуару, который треплет что-то в кустах в темноте сада, никто в здравом уме не подойдет и близко. Тогда Адиля не найдут сразу, а потом будет неважно.

У входа в покои Джилан скучали два гвардейца. Убивать еще и их не хотелось: пришлось бы прятать тела. Вонг подошел, бросил взгляд по сторонам. Гвардейцы переглянулись.
— Я снимаю охрану. — Он неторопливо потянул с волос одну из драгоценных бусин. — Свободны до утра.
Украшение было взяткой, взятка говорила, что это не приказ первого визиря, а просьба. Гвардейцы переглянулись снова. По их масляным взглядам ясно было: они подумали именно то, к чему Вонг их подталкивал.
— И пускай светлую госпожу не тревожат до полудня, — вполголоса добавил Вонг, роняя бусину в подставленную ладонь старшего. Жестом показал, чтобы они обошлись без шума, и гвардейцы убрались прочь тихо, стараясь не звякнуть оружием. Еле слышно донесся шепот: “Глядишь, и вылечит” — и сдавленный смешок.
Салех казнит их. Поделом: их служба — охранять Джилан, а не торговать ею.

И в третий раз ему повезло — как будто удача вернулась, когда он решил отказаться от колокольчиков. Джилан Кружевница была в своих покоях одна. Значит, тратить время на ее девиц не понадобится. Вуаль тишины опустилась на бело-золотую комнату, на изящную мебель, мягкие ковры и расшитые подушки. Даже медовый аромат, текший из курильниц, стал глуше. Джилан вскинула глаза от своего кружева и встретилась с Вонгом взглядом.
Она не промедлила ни секунды, крикнула:
— Стража!..
— Не услышат, — сказал Вонг. — Никто не услышит.
Джилан крепче стиснула бесполезные коклюшки. Такими же Вонг убил Вахида, но ей они не помогут.
— Что ты здесь делаешь? Что ты себе позволяешь?
“Как ты смеешь?” — спрашивал час назад Салех таким же тоном.
— Ты знаешь.
Вонг оглядел покои. Лучше всего будет отнести тело в спальню и уложить в постель. Если она будет выглядеть спящей, ее долго не потревожат. Они успеют добраться до Ночного ущелья. Или дальше, если все сложится как нужно.
— Ты высоко поднялся, — холодно сказала Джилан. — Выше, чем мог мечтать.
Когда она умолкла, Вонг понял, что улыбается.
— Что тебя веселит?
— Слова светлой госпожи полны мудрости. Я почтительно внимаю.
Придворная речь уже навязла в зубах, но повторять ее было нетрудно. И отряду, и Хуме нужно время на сборы. Можно послушать, что скажет Джилан в попытке избежать смерти.
Она скривила губы — издевка ее задела.
— Ты наемник, — презрительно бросила она. — Эраншар для тебя чужой. Твоя служба исполнена, зачем ты здесь остался? Спокойной жизни искать тебе рано. Тебе нужны деньги?
Вонг шагнул к ней, и она отпрянула, прижалась к спинке кресла.
— Мою службу назначала мне не светлая госпожа. — Еще шаг. — Не ей и решать, когда служба исполнена.
Джилан уставилась на него широко открытыми глазами. Уже поняла — или ждала объяснения?
— Ты попросила у ключника не того, чего желала. Твоя просьба выполнена, но желание не сбудется. Разве ты не слышала, что если попытаться обмануть ключника, он сам тебя обманет?
Вот теперь она разозлилась. В медовых глазах вспыхнул слабый отблеск пламени. Силы в ее крови не хватало, чтобы подчинить Поток, но все же Поток был рядом.
— Ты не посмеешь! — яростно сказала она. — Салех дал тебе слишком много воли, но я его мать. Неужели думаешь, что он тебя простит, если ты поднимешь на меня руку?
Вонг качнул головой:
— Не простит.
Он подошел вплотную. Джилан встала, уронив с колен валик с кружевом. Бежать ей было некуда, но она отступила в сторону — как в фигуре придворного танца. “Зачем нужны танцы?” — спрашивал Салех не так давно. “Развлечение”, — сказал Вонг.
Джилан положила руки под грудь, словно пыталась прикрыть живот.
— Вместе со мной ты убьешь нерожденное дитя.
— Дитя визиря Мансура. Не потеря.
Еще шаг. Она отступила снова.
— Это брат Салеха.
— Которого ты прочишь на трон Эраншара вместо него. Не выйдет.
Джилан прижалась спиной к золотым узорам стены, ее платье прошелестело по шелку обивки.
— Твое сердце так черно, что ты поднимешь руку на женщину в тягости?
— Разве ты сама не убивала младенцев и матерей? Почему с тобой должно быть иначе?
— Какая же судьба тогда ждет тебя? — бросила Джилан.
— Не думал об этом, — равнодушно ответил Вонг. Пора было заканчивать разговоры.
— Чего бы ты ни желал... — Ее глаза сузились, в них снова сверкнул огонь. Ей может хватить страха и ярости, чтобы призвать Поток перед смертью. — Ты не получишь того, чего желаешь. Ты всякий раз будешь терпеть поражение в шаге от победы. Тогда ты меня вспомнишь!..
Она подняла руку ладонью вверх, будто хотела скрепить клятву.
Вонг не дал ей закончить.
Ее шея под волосами была теплой и гладкой на ощупь. Стальная игла отделилась от пальцев, вонзилась в основание черепа. Вонг зажал ладонью рану, чтобы кровь не испачкала платье. Подождал, пока тело несколько раз содрогнется и обмякнет, подхватил Джилан на руки и понес в спальню. Устроил ее так, чтобы она казалась спящей. Вернулся в гостиную, подобрал валик с кружевом и коклюшки, кинул в первый попавшийся сундук, чтобы не валялись на виду. Убедился, что не оставил никаких следов беспорядка, и через окно спрыгнул в сад.

Фирьял шагнула навстречу неожиданно. Сперва из темных кустов вынырнул зверь, подошел к Вонгу. Погладив его, Вонг распрямился — и обнаружил, что бывшая соколица стоит перед ним с обнаженным ятаганом. Шума в саду он не слышал: значит, что бы она ни увидела, стражу по тревоге не поднимала. Вонг положил руку на рукоять килича, Фирьял одними глазами показала: не стоит. Ее ятаган не дрогнул, острие почти упиралось Вонгу в горло. Зверь сел рядом и зевнул. Не верил, что она нападет?
— Я нашла Адиля, — тихо сказала Фирьял. — Услышала, что зверь возится. Пошла посмотреть.
Никому другому это не пришло бы в голову, но Фирьял не боялась ягуара с самого начала.
— Несчастный случай. Я этого не хотел.
— Я видела, откуда ты вышел. — Фирьял не отводила глаз. Вонг кивнул.
— Я должна тебя остановить. Или убить.
Ее голос был твердым — и все же решимости в нем недоставало.
— Не выйдет. — Вонг развел руками, не пытаясь снова коснуться килича. Теперь у живой стали был простор для действий. — Попробуешь — умрешь сама.
Острие ятагана даже не дрогнуло.
— Я служу султану.
— Да, — согласился Вонг. — И он может тебе доверять. Поэтому ты жива.
Фирьял еще мгновение смотрела ему в глаза. Потом лезвие опустилось.
— Светлая госпожа не о нем заботилась, — еле слышно сказала она, будто искала себе оправдание. — Она его не любила. Пыталась им управлять…
Вонг снова кивнул:
— Однажды он это поймет.
— Тогда ты вернешься?
— Нет. Моя служба закончена.
Фирьял нахмурилась. Одними губами спросила:
— Кому ты служил?
— Ключнику. Можешь ему об этом сказать. Ключник хотел, чтобы Пестрая плеть проснулась и набрала силу.
Фирьял приоткрыла рот — и закрыла. Отвела взгляд, проговорила:
— Я не скажу. Его это ранит.
— Больше, чем это? — Вонг дернул головой в сторону окна, из которого спрыгнул в сад. Узнать ответ он не хотел и ждать не стал: — Как пожелаешь.
— Меня не должно здесь быть, — сказала Фирьял, отступая с его пути. — До утра никто не поднимет шума, но к утру тебе лучше быть далеко. Потому что он пойдет следом.

Когда ровер уже несся по пустым ночным улицам, Юлия развернулась к Вонгу, ткнула его пальцем в лоб:
— Полковник! А ты разве не ушел в отставку?
Вонг машинально коснулся черно-золотого шнура:
— Если ночная стража на воротах не знает меня в лицо, он сбережет нам время.

Сопляки в распахнутых, небрежно подпоясанных форменных кафтанах зевали и щурились, пытаясь понять, кому понадобилось глухой ночью выезжать из города. Стоило одному из них упереться взглядом в шнур визиря, как вся дремота пропала.
— Что за вид, — сквозь зубы сказал Вонг. — Доложите своему десятнику, что я был недоволен.
Юлия рядом с ним закашлялась. Гвардейцы поклонились сперва отдельно Вонгу, потом остальным и кланялись вслед роверу, прежде чем закрыть ворота. Кусур остался позади.
— Дорогу-то найдем? — спросил Вебер, вглядываясь в темные холмы.
— Найдем, — отозвался из-за руля Бабангида. — Мы уж тут накатались.
Хума молчала, забившись в угол ровера. Бун спал. Зверь вздыхал и возился сзади на вещах: на сиденье ему места не хватило. Остальные тоже молчали. Не хотели трепать понапрасну языком, чтобы не вспугнуть надежду?..

В Ночном ущелье пришлось достать все амулеты, дающие свет: предутренняя тьма в нем была совсем непроглядной. Завал, который они оставили за собой год назад, исчез, ветер и песок истерли свежие сколы камней, сделав их неотличимыми от соседних. И все же, увидев похожие на ступени обломки, по которым они тогда поднимались к трещине в скале, Вонг сказал:
— Останови!
Зверь позади тоже забеспокоился. Бабангида остановил ровер, ягуар прыгнул на ближайшие камни и затоптался на них, присматриваясь, куда перескочить дальше.
— Кто останется? — Бабангида глянул на остальных. Вонг качнул головой:
— Тогда мы были вдвоем. Я пойду сам. С ним.
Возражать никто не стал.
— Чуть что не так — дай знать, — велел Бабангида и поднял ровер к каменному уступу, чтобы Вонг мог шагнуть прямо на него.

Выбирать коридор в этот раз не пришлось: он оказался всего один. Но из-под ног брызнули в разные стороны ядовитые твари — скорпионы, змеи, сколопендры. Может быть, они плодились здесь весь год и расплодились без счета. Зверь зашипел и отступил, подбирая лапы. Вонг, как и тогда, пустил с одного из браслетов Заль слабую волну огня, очищая проход. Твари убрались прочь в темноту, но зверь не хотел идти, скалил зубы и рычал. “Прости меня”, — шевельнул губами Вонг. Сталь слилась со сталью, подтолкнула, принудила. Даже так зверя приходилось заставлять делать каждый шаг, и с каждым шагом он злился все сильнее. Вонг следил за тем, чтобы ни одна тварь не скрылась от огня, и тащил за собой зверя, не позволяя стальной связи ослабнуть. Когда они добрались до пещеры с сундуком, он хотел только одного: чтобы все закончилось.

Сундук стоял на ступенях открытый, золото в нем блестело в свете амулета. Вонг отпустил зверя, оглянулся: не побежит ли обратно? Но тот подергал носом, убедился, что ядовитых тварей вокруг нет, и пошел осматривать пещеру. Вонг поднялся по ступеням, достал из кармана колокольчики. Прохладный металл ласково прижался к ладони. Музыка мертвых не хотела надолго умолкать снова. Вонг подождал, пока ягуар подойдет ближе к сундуку, и опустил серебристую гроздь на гору монет и украшений.

В мертвой тишине крышка обрушилась, скрыв и золото, и колокольчики. От тяжелого удара поднялась пыль: обычная, серая. Зверь отпрыгнул, чихнул и недовольно потер морду лапой. Больше ничего не произошло.

“Ты не получишь того, чего желаешь”, — сказала перед смертью Джилан. Нет, подумал Вонг, глядя на ягуара, нет, что угодно другое — пускай, но не это. Не сейчас.

Зверь передернулся. Вокруг него пошел рябью воздух, дрогнули и исказились очертания длинного тела, широкий плоский нос сморщился, из-под верхней губы показались зубы: он снова злился. Яростно встряхнулся, припал на передние лапы… Вонг моргнул и оцепенел: злился уже не зверь.

Десмонд оттолкнулся обеими руками от камня, распрямился. Гневно бросил:
— Что ты творишь?!

Для него не прошло и мгновения с тех пор, как облако черного порошка взметнулось над сундуком с сокровищами.
Вонг сделал шаг, другой — и упал перед ним на колени. Шевельнул губами и не смог ничего сказать. Просто смотрел, как расширяются внимательные серые глаза, как ползут на лоб брови.
— Николас... — Десмонд медленно протянул руку, коснулся упавшей на плечо пряди, провел по ней до кончиков. — Твои волосы…
— Отросли, — сипло сказал Вонг, с трудом вытолкнув звуки через сжавшееся горло. — Быстро растут. Я говорил, — и закрыл глаза, неспособный сейчас смотреть ему в лицо.

Щеки коснулись жесткие пальцы, погладили. Это прикосновение было таким мучительно желанным и принесло столько облегчения, что Вонг сильно прикусил нижнюю губу, чтобы не застонать. Палец Десмонда надавил на его губы, заставил разжать зубы.
— Николас, — тихо повторил Десмонд. — Что случилось? Прошло время? Сколько?
— Год, — выдохнул Вонг и бессмысленно повторил: — Год.
Слезы обожгли глаза, и удержать их сил уже не нашлось.

конец второй части

Chapter 17 Chapter Text

Часть третья: Служба закончена

Глава 17: Я тобой доволен

Новости не укладывались в голове. Рутаганда еще чувствовал на сердце холодок недавней обиды, не успела утихнуть и злость на самоуправство Вонга, из-за которого тот чуть не пострадал сам и подставил Рутаганду... год назад. Все это было год назад.

Теперь Вонг шел на шаг впереди. Черный бархат, в который он был одет, скроенный по эраншарскому фасону, подходил ему куда больше, чем те первые, наскоро купленные тряпки. Точеное лицо как будто осунулось — или просто повзрослело. На поясе красовался килич в узорчатых сафьяновых ножнах — все тот же? Кажется, рукоять была другая. Еле слышное звяканье браслетов подсказывало, что сила Потока к нему не вернулась. Слеза Алеты по-прежнему болталась над плечом, но теперь в другом ухе. Отросшие волосы от лба и висков тянулись к затылку тонкими косами, перевитыми золотыми цепочками и украшенными драгоценными бусинами. На затылке косы держала заколка, а ниже пряди оставались свободными и падали на плечи. Глядя, как они касаются лопаток, Рутаганда отчетливо осознавал: время действительно прошло.
То, что он провел год в звериной шкуре, сейчас казалось не слишком важным — не важнее того, что мальчику опять пришлось справляться без него.

— Я не причинил тебе вреда? — спросил он Вонга, услышав про звериный облик. Вонг мотнул головой:
— Нет. И никому из отряда.
— Хорошо, — с облегчением сказал Рутаганда. — Остальное...
— Расскажу потом. Нужно идти.
Но поднялся Вонг не сразу — так и стоял на коленях, как рухнул рядом с Рутагандой. Приоткрытые губы подрагивали, глаза в неверном свете амулета блестели влагой — или показалось? Рутаганда привлек его к себе, коснулся губами ресниц. Не показалось. Он обнял Вонга, крепко прижал, и тот замер в неудобной позе, даже не пытаясь отстраниться. Рутаганда погладил его по спине, поцеловал в висок. Шепнул:
— Раз нужно, тогда пойдем.
— Да, — глухо сказал Вонг. — Пойдем.

Свет амулета тек по стенам каменного коридора, впереди во мраке что-то шуршало и шелестело. Когда они шли сюда, этих звуков не было. Вонг остановился, не оборачиваясь отвел назад левую руку — как будто приказывал крупной собаке сидеть:
— Тихо.
Рутаганда втянул воздух, чтобы не засмеяться. Вонг обернулся, взглянул со странной тревогой:
— Прости. Я привык.
Извинение прозвучало так легко, будто ему уже не раз доводилось говорить “прости”. Рутаганда приложил палец к губам, показывая: тихо так тихо, — и прислушался. Повел глазами вперед, откуда доносился неясный шорох, вопросительно наклонил голову: что делаем? Вонг коснулся одного из браслетов Синтии и пустил вперед невысокую, ниже колена, волну огня. Сухо затрещало впереди: похоже, в огне дохли ползучие гады. Откуда только взялись.
Живая сталь дрогнула: идем, — и в этом сигнале тоже было что-то незнакомое. Его как будто попыталась подтолкнуть чужая воля, показывая, что ему нужно сделать. Успокаивало одно: это не мог быть никто кроме Вонга. Рутаганда решил отложить выяснения и шагнул следом.

В ущелье на дороге криво стоял ровер. Туша горного козла исчезла из кузова, а барахла там раньше было меньше. Но в том, что происходящее — не чья-то глупая шутка, Рутаганду уже убедили отросшие и убранные в затейливую прическу волосы Вонга… и соленые капли на его ресницах. На губах еще сохранился их вкус.
Рутаганда перепрыгнул вслед за Вонгом с одного скального уступа на другой, спустился на дорогу и пошел к собравшейся возле ровера команде.

— Дес! — первой кинулась навстречу Юлия, схватила его за плечи; так же она когда-то осматривала Вонга после возвращения из дальних земель. Рутаганда чувствовал, как по лицу расползается дурацкая улыбка, и ничего не мог с этим поделать. Сам он заскучать не успел, но остальным наверняка пришлось хуже.
— Дес! — уже требовательно повторила Юлия. — Ты как? Скажи что-нибудь!
— Мяу, — ухмыльнулся Рутаганда и получил крепкий удар стальным кулаком в грудь. Бабангида расхохотался, заржали и Бун с Вебером, Юлия метнула в них грозный взгляд — и засмеялась тоже. Вонг улыбался, стоя неподалеку, и Рутаганда краем глаза увидел, как Вебер с Буном поочередно хлопнули его по спине, направляясь к Рутаганде здороваться. Бабангида, проходя мимо, сжал плечо Вонга, и тот покосился так, будто не ждал одобрения. Что же у них тут вышло? Об этом предстояло узнать, как и обо всем остальном.

За ровером топталась нескладная фигура. Сперва показалось — парень, потом Рутаганда разглядел: девчонка в мужском платье и с убранными под тюрбан волосами. Она глубоко поклонилась:
— Здравствуйте... уважаемый.
— Его зовут Десмонд Рутаганда, — сказал подошедший следом за ним Вонг и дернул подбородком на девчонку:
— Хума. Моя невольница... Бывшая. Теперь уже нет.
Судя по гримасе на подвижном лице девчонки, свобода ее не радовала.
— Ладно, — сказал Бабангида, подойдя с другой стороны. Снова похлопал Рутаганду по плечу, задержал руку: соскучился. — Нехрен тут торчать. Валим, пока на башку камни не посыпались.

В ровер кое-как уместились: девчонка Хума забилась в угол, Бун и Вебер втиснулись вперед к Бабангиде. Рутаганда сел позади между Юлией и Вонгом, раскинул руки по спинке сиденья и обнял обоих, привлек к себе. Юлия недовольно пихнула его локтем, но придвинулась: места едва хватало. Вонг отодвинуться даже не попытался. Бабангида направил ровер вперед — в обратную сторону, к Истару. Вебер внимательно смотрел на скалы, нависавшие над дорогой.
— Рассказывайте, — предложил Рутаганда.
— Поглядите на него, — немедленно отозвался Бабангида. — Год яйца нализывал, а теперь “рассказывайте”.
Раз он выебывался, значит, непосредственной угрозы не было. Рутаганда хмыкнул:
— Яйца-то хоть как, удались?
— Почти не изменились, — невозмутимо сказал Вонг. Рутаганда поперхнулся и закашлялся. Бабангида с Вебером предательски заржали. За год они научили мальчика отвечать на сомнительные шутки и теперь гордились своими успехами.

— Полковник сделал карьеру, — сообщила Юлия, когда остальные отсмеялись. Перегнулась через Рутаганду к Вонгу: — Шнур-то сними. Хватит им светить.
Вонг потянул с волос черно-золотой шнурок, пересекавший лоб.
— Первым визирем был, — пояснила Юлия. — Поменял херового султана на того, кого ключник в султаны прочил, и остался при нем.
— Чтобы плеть в силу вошла? — вспомнил Рутаганда. Вонг кивнул, скомкал свой знак различия и убрал в рукав кафтана.
— А вы что делали?
— А мы так, на подхвате. — Вебер закинул голову назад, широко улыбнулся. Дернул подбородком в сторону Бабангиды с Буном: — Они искали, как тебя расколдовать, мы с Юлей за полковником присмотрели.
— Как вы до султана добрались?
— Ты нам помог, — отозвался с переднего сиденья Бабангида. — Побегать тебе захотелось, убил косулю на султанской охоте. Тебя заарканили, пришлось…
— Нас посадили в тюрьму, — перебил Вонг. После короткой заминки Бабангида продолжил:
— Да, заперли всех. Мы уж думали, придется силой выбираться.

Рутаганда не стал переспрашивать, о чем они так заметно умолчали. Уверен был: все узнает, не от Вонга, так от остальных. Слушая деловитое описание их приключений — посадили наследника на трон, скинули Совет мудрых, истребили соколов, Вонг возился с новым султаном, учил магии, чтобы сопляк управился с плетью, — он мог представить себе и то, что еще услышит позже.

С рассветом впереди показались белые стены Истара и облако густой зелени над ними. Что-то в этой картине выглядело неправильным. Рутаганда присмотрелся и сообразил: Нитяных башен, тонких острых пиков, тянувшихся к небу, в Истаре больше не было.
— Что думаешь, полковник? — спросил Бабангида, подавив зевок. — Жмем без остановки?
— Нужно задержаться, — откликнулся Вонг. — Ключник должен что-то знать о Мертвом совете. Теперь он расскажет.
— А что насчет султана твоего? Если он нас догонит.
— Если он захочет догнать, он догонит, — помедлив, сказал Вонг. — Но если мы будем уже в пустыне, преимущество будет у него. Огню солнце не страшно.
— Значит, подождать его хочешь? — Бабангида обернулся от руля: — А делать что будем? У него и плеть, и тварь. Заебемся.
Вонг покачал головой:
— Вас он не тронет.
— Думаешь, в одиночку справишься?
— Увидим.
Бабангида снова сел ровно:
— Тогда в Истар. — И все-таки не сдержался, зевнул: — Поспать-то не повредило бы.
— Нахрена ему за нами гнаться? — спросил Рутаганда. — Вы что-то взяли?
— Ага. — Вебер не глядя ткнул большим пальцем назад, в сторону Вонга: — Его.
— Я убил его мать, — ровно сказал Вонг.
— Это повод, — согласился Рутаганда. — А зачем убил?
— Она ему мешала. Хотела править сама.
Рутаганда кивнул — и не стал отменять решение Бабангиды. Сейчас остальные куда лучше него знали, как обстоят дела, и если Бабангида решил согласиться с Вонгом, значит, у него были на то причины.

Улицы Истара вились кривыми петлями, прохожие снова пялились на ровер, только теперь эти взгляды не были опасливыми. Поймав очередной полный любопытства жгучий взгляд, Рутаганда вдруг понял: все молоденькие девицы сплошь без покрывал. В прошлый раз, когда они были в Истаре, девицы кутались в тряпки по глаза, лиц не скрывали только женщины постарше, замужние или вдовые, и старухи — но и у тех были непременно покрыты головы. Теперь же красотки, едва вошедшие в возраст, щеголяли сложными косами, звенели украшениями, хохотали во весь рот и беззастенчиво рассматривали встречных мужчин. Если и попадалась изредка девица в покрывале, то лицо у нее все же было открыто.
— Это полковник им велел, — усмехнулась Юлия, проследив за взглядом Рутаганды.
— Что? — оторопел он, повернулся к Вонгу.
— Закрывать лица требовало небесное учение, — скучно сказал Вонг. — Я запретил ему следовать.
— Погоди-ка, — Рутаганда прищурился. — Ты запретил? Ты вроде был советником, а не самим султаном, а?
— Султан этот, — пробурчал Бабангида, — толку от него.
— Он повзрослел, — ответил Бабангиде Вонг. Взглянул на Рутаганду, слабо улыбнулся:
— Сперва я говорил ему, что нужно делать. Ему было пятнадцать лет. Теперь уже шестнадцать. И он не готовился править.
— Так и башни, значит, ты велел снести? — наконец сообразил Рутаганда.
Вонг молча кивнул.
— Расскажешь все по порядку. — Рутаганда дотянулся, хлопнул Бабангиду по плечу: — Куда едем-то?
— Постоялый двор помнишь? Мы еще с тобой там были. Тихо, просторно, нахрена другой искать.
— Да уж помню. Это вы там год назад были, а я вчера.

Снова набежало, как хмурое облако, воспоминание о глупой ссоре из-за ерунды. Нет, из-за того, что Вонгу было плохо — лишенному силы, под началом Рутаганды, без права отдавать приказы, — но сказать о том, что ему плохо, он себе позволить не мог.
Вонг шевельнулся рядом, как будто вспомнил то же самое. Как ты теперь? — подумал Рутаганда, но об этом стоило говорить с глазу на глаз. Если вообще стоило. “Чем ты можешь мне помочь? — зло спрашивал Вонг в пещере, за шаг до сундука с Музыкой мертвых. — Что ты хочешь от меня услышать?..” Ответа у Рутаганды не появилось.

На постоялом дворе по-прежнему было полно кошек. Несколько подобрались к роверу. Черепаховая знакомица — если это была та же самая — бесстрашно подошла и обтерлась об ноги. Рутаганда наклонился, почесал между острых ушей. Еще одна, песочно-рыжая, понюхала воздух и тоже потянулась за лаской. Она была в охоте — Рутаганда понял это раньше, чем кошка упала и принялась кататься в пыли. Рядом сдавленно фыркнул Вебер:
— Чуют, что ли.
Рутаганда выпрямился и увидел, что Вонг смотрит на него и улыбается странной, едва знакомой улыбкой, мягкой и рассеянной. Иногда после ебли он смотрел так же, но тогда в его улыбке сквозило сытое ленивое удовлетворение. Что пряталось в прозрачных глазах сейчас, разгадать не удалось.

В углу двора, под кривым деревом возле глинобитной стены, старикашка с книгой развлекал детей и нескольких лбов постарше. Рутаганда присмотрелся и узнал Юсефа, сказочника, которого они подвозили до Истара. Он тогда присоветовал отряду этот постоялый двор, неудивительно, что и сам здесь отирался. Рутаганда подтолкнул Вонга локтем:
— Гляди-ка, живой еще.
Вонг остановился. Посмотрел, сведя брови, уронил:
— Поздороваюсь, — и направился к старику. Рутаганда пошел следом, немного озадаченный — с чего бы Вонгу оказывать уважение кому попало.
Киссахан уже заметил их, жестами прогнал от себя слушателей. И дети, и взрослые бездельники разошлись не споря.
Вонг поклонился и сел на пыльную промятую подушку напротив старика. Юсеф вскинул глаза на Рутаганду:
— И ты садись.
В нем мерещилось что-то странное, чего не было раньше. Не тот возраст, чтобы меняться. Запах? От старика пахло пылью, бумагой и старым железом. Человеческий запах тоже слышался, но походил на благовония, которыми душится красавица, чтобы скрыть запахи тела. Под ним пряталось что-то еще, чужое и в то же время знакомое. Рутаганда невольно потер нос и понял: так пахнет живая сталь. До сих пор он этого не замечал.
Тем временем киссахан сложил костлявые темные руки на закрытой книге и подался вперед:
— Что, бывший первый визирь, снова хочешь ключника повидать? Думаешь, закончена служба твоя? А не рано? До солнцестояния время еще есть.
— Думаю, закончена, — бесстрастно сказал Вонг. Киссахан мелко засмеялся, сощурил глаза:
— Проверить не помешало бы. Но ты передохни сперва, а я уж тут буду, никуда не денусь. Ты ведь хочешь разузнать про тех, кто Джалиля подучил против колдунов пойти. Ну так узнаешь, если жив останешься.
Рутаганда не до конца понимал, о чем он говорит, зато теперь отчетливо видел то, что прежде не бросалось в глаза. Киссахан походил на человека куда больше, чем та неестественная фигура в лавке с ключом. Чтобы разглядеть, как ровно тянутся морщины в уголках глаз, как гладко лежат волоски в седой бороде, нужно было долго присматриваться.
Ключник перевел взгляд на него, улыбнулся снова. Эта улыбка дряхлому старику не подходила.
— Люди не видят того, чего не ждут увидеть. Ты тоже, но ты теперь чуешь. Как, сойдет в уплату за потерянный год? Другой у меня нет.
— Значит, это ты, — начал Вонг. Ключник погрозил пальцем:
— Я тебя под руку не толкал. Да ты и сам это знаешь. Иди, сын воды, отдохни, пока можешь. С огнем шутки плохи.
— Чем тебе заплатила Джилан? — спросил Вонг. Ключник поджал губы в стариковской гримасе:
— Не твое это дело, да ладно. Но смотри мне, молчи об этом. — Покосился на Рутаганду: — И ты молчи. Огнем и заплатила. Слышал про пятнистую хворь?
Вонг непонятно сказал:
— Азра?
Ключник развел руками:
— Не зажги Кружевница тот огонь, вся Эльхаба гнилью в землю изошла бы. Люди мрут, как срок приходит, не мне их спасать. Но тогда и наследник не выжил бы. Не дорос бы до плети. А ведь хороший вырос, скажи?.. — И махнул на Вонга сухой ладонью, не дожидаясь ответа: — Все, иди пока.

Вонг шагал через двор так быстро, что Рутаганде пришлось ускорить шаг, чтобы его догнать. Он перебрал в голове несколько вопросов — Азра? Джалиль? Кто за что заплатил огнем?.. — и начал с главного:
— Что значит — “если жив останешься”?
Вонг сбавил шаг, повернул к нему голову:
— Значит, досточтимый султан Салех бин Маариф скоро будет здесь.
— У него коронный артефакт, Николас. Будет непросто…
— Вам не нужно вмешиваться. — Вонг даже не стал дослушивать. — Я разберусь. Пойдем.
— Куда? — глупо спросил Рутаганда. Вонг дернул плечом:
— Куда угодно. Время еще есть.

Пока он разговаривал с хозяином караван-сарая, Рутаганда успел перекинуться парой слов с командой. Те бросили по взгляду в угол двора, где старик снова читал сказку вернувшейся ребятне. Вебер поморщился:
— Вот же хитрожопая тварь, что он там проверить хочет? Пацан-то горячий. Султан этот.
Бабангида почесал в затылке:
— Полковник год с ним тетешкался. Да и прав он, свалить бы не вышло. Если знает, что делать, пусть делает.
Рутаганда напомнил себе, что спорить нет смысла: Вонг лучше всех знал, чего ждать от султана Эраншара. Остальные согласны были доверять его решению. Стоило бы порадоваться, что за этот год команда успела неплохо с ним сработаться. Рутаганда и порадовался бы — если бы не слова ключника. Он пожал плечами:
— Значит, пока отдыхаем.
— Что, — Юлия подхватила его под локоть, — даже не выпьешь с нами, Дес? — и расхохоталась, глядя ему в лицо. — Да иди, иди ты к своему мальчику, он же извелся весь. Успеем еще выпить.

Когда Рутаганда подошел к Вонгу, тот говорил с Хумой. Она комкала в руках край кафтана, в который была наряжена, и смотрела то на Вонга, то под ноги. Лепетала:
— Вы же за меня заплатили…
— Я тебя отпустил, — нетерпеливо сказал Вонг. Явно не в первый раз. — У тебя есть деньги. Что еще тебе нужно?
— Хума ведь хорошо служила господину…
— Мы поедем воевать. Ты не пригодишься.
У девчонки покатились слезы.
— Хума может делать что скажете, — хлюпнула носом она. — Стирать. Готовить. Ублажать… если кто захочет. А что мне здесь одной?.. Куда я пойду?
Вонг покосился на подошедшего Рутаганду, в его взгляде промелькнула растерянность. Рутаганда вздохнул, представив себе дорогу в компании приблудной девицы, и негромко сказал:
— Кири.
Вонг понял, развернулся к Хуме так резко, что та невольно отпрянула.
— Довезем тебя до Шангри. Там будешь служить королеве. Она тебя не обидит, а ты ей будешь полезна.
— Королеве? — Хума заморгала, утерла слезы запястьем: — Господин знает королеву Шангри?
— Да, — сказал Вонг. — Все, хватит.
Обжег Рутаганду взглядом, показал на лестницу галереи, ведущей в комнаты, и решительно зашагал туда. Рутаганда еще успел заметить, что девчонка благодарно ему улыбнулась.

Комнату Вонг взял другую, но от прежней она отличалась мало, только что окном выходила во двор, а не в чахлый садик. Такие же ковры, такая же низкая широкая кровать, в одном углу таз для умывания, в другом — столик, окруженный подушками. Пока Вонг запирал дверь, Рутаганда осматривался, тщетно пытаясь избавиться от нетерпеливого зуда: все остальные знали больше него, нужно было выяснить недостающее… Вонг подошел, остановился напротив, заглянул в лицо — со странной тревогой, как будто не до конца верил своим глазам. Деловитые мысли разом смыло из головы, когда он протянул руки, вцепился в кафтан Рутаганды и дернул его к себе. Отчаянная, крепко настоявшаяся тоска сквозила в каждом его движении, в том, как яростно он смял в кулаках ткань, как прижался ртом ко рту, как тяжело задышал и бесстыдно потерся членом о член сквозь слои одежды.

Для Рутаганды дня не прошло с тех пор, как он проснулся рядом с Вонгом, раздосадованным глупой постельной неудачей и прохладно отчужденным. Но и за эти часы он успел заскучать — по прикосновениям Вонга, по его готовности отдаваться и принимать, по жадности его тела и по медленным улыбкам, каких не дождаться было в иное время. Рутаганда помнил, каково было без Вонга в Мерваре и в дальних землях. Сколько тогда прошло времени — два месяца, три?.. Они слились в один долгий день, пустой и холодный. Теперь мальчику пришлось куда хуже, и он даже не пытался это скрыть.
— Десмонд, — прошептал он, оставляя теплый влажный след возле рта.
— Что, звезда моя? — дрогнувшим голосом отозвался Рутаганда.
Вонг только мотнул головой. Рутаганда обнял его, прижал к себе. Вонг скользнул губами по его подбородку, уткнулся лбом в шею, пряча лицо.
Глаза вдруг защипала влага, порожденная страхом: всего этого могло никогда не случиться. Стареешь, — сказал себе Рутаганда. Запустил руку в свободные пряди на затылке, погладил шею, несильно потянул за волосы. Вонг тихо охнул и сильнее вжался лицом в его плечо.
— Я еще ничего не сделал, а ты уже готов?
Вместо того, чтобы поднять голову и одарить знакомым осуждающим взглядом, Вонг глухо ответил: "Да" — и не шевельнулся. Рутаганда почувствовал, как вздрагивают его плечи. Бережно погладил по волосам, обнял снова.
На самом деле сейчас мальчик хотел не ебаться — или не только ебаться — даже если сам того не понимал. Значит, Рутаганда даст ему то, что ему нужно, пускай это будут просто безмолвные объятия, а ебли подождет сколько понадобится.
— Без тебя было плохо, — пробормотал Вонг. Рутаганда замер: не ждал, что он признается так открыто. Без особой надежды попросил:
— Расскажи мне, — и по короткому движению под ладонями, по беззвучному вздоху понял, что попросил не зря.

Сперва Вонг говорил медленно, тяжело, давя из себя слово за словом; потом, когда от его обычной сдержанности не осталось и следа — торопливым захлебывающимся шепотом. Он рассказывал о тоске, об отчаянии, о надежде и безнадежности, о звере, который еженощно спал рядом с ним, который был Рутагандой — и все же не был, который слушал его и не слышал, с которым незачем было разговаривать — но без разговоров становилось еще хуже… Рутаганда вбирал в себя каждый звук этого лихорадочного шепота, каждое движение губ по коже: Вонг так и не отнял лица, не отодвинулся, не попытался разомкнуть объятия или сесть.
Хотелось то ли навсегда запомнить каждый миг мучительных излияний, то ли забыть их безвозвратно, чтобы у слабости Николаса Вонга не осталось ни единого свидетеля, даже самого Рутаганды. Сердце металось между сочувствием и низкой, недостойной радостью: мальчик без него истосковался — так же, как в Мерваре и дальних землях тосковал он сам. Рутаганда гладил напряженные плечи, трогал губами висок, ощущая рельеф непривычной прически, и молчал, давая выговориться. Наконец замолчал и Вонг — но еще долго стоял неподвижно, словно не решался отстраниться и взглянуть на Рутаганду.

Когда он откинул голову, его лицо казалось спокойным, даже умиротворенным.
— Николас. — Рутаганда снова коснулся его волос, осторожно разомкнул заколку, которая держала на затылке концы косичек, тянувшихся со лба и висков. — Как же ты жил.
— Я не жил, — беззвучно сказал Вонг. — Я ждал.
У Рутаганды дрогнули пальцы, дернули одну из косичек слишком сильно.
— Нужно расплести. — Вонг мотнул головой. — Надоели.
Он собрался отстраниться — хотел позвать свою служанку?.. Рутаганда придержал его за плечо:
— С этим я и сам справлюсь. Пойдем.
Вонг покорно дошел до постели, сел боком на край, подобрав под себя ногу. Запрокинул голову и не шевелился, пока Рутаганда неторопливо снимал с волос драгоценные бусины, выпутывал цепочки-змейки, сверкавшие прозрачными глазами на крошечных головках, разбирал одну за другой туго переплетенные прядки. Освобожденные волосы не лежали ровно, шли мелкими волнами, напоминавшими рябь на тихой воде. Рутаганда то и дело прерывался, чтобы прижаться губами к виску или затылку Вонга, и тот охотно подставлял голову под эти прикосновения. Закончив, Рутаганда потянул его обернуться — и засмотрелся: рассыпавшиеся волнистые пряди смягчили резкие черты, сделали осунувшееся усталое лицо удивительно нежным.
— Что? — спросил Вонг, и Рутаганда понял, что любуется уже долго. Попросил:
— Разденься.
Вонг поднялся, снял ремень с ножнами килича, скинул кафтан. Рутаганда встал следом, поймал его руки и принялся расшнуровывать наручи. Избавив мальчика от ножей, неторопливо развязал тканый кушак, державший шаровары. Запустил ладонь под рубаху, провел по спине — и замер, ощутив неровные шрамы, похожие на толстые крученые нити. Замер и Вонг. Рутаганда взял его за плечо, развернул и вздернул подол рубахи до лопаток.
— Что это, Николас?
— Кнут, — ровно сказал Вонг. Рутаганда рывком повернул его лицом к себе:
— Кто посмел?!
Вонг не отвел взгляда.
— Я заслужил.
— Николас! — Рутаганда с трудом удержался, чтобы не встряхнуть его. — Как это вышло?
— На той охоте, — хмуро сказал Вонг. — Когда зверь убил косулю в землях султана. Его поймали, хотели забрать в зверинец. Я не дал. Заплатил вместо него.
"Нас отправили в тюрьму" — оборвал он Бабангиду. Вот о чем он хотел умолчать. Не мог же он рассчитывать, что шрамы удастся скрыть. Просто не хотел, чтобы Рутаганда узнал об этом сразу же? Вонг внимательно смотрел ему в лицо, и за обычным спокойствием во взгляде пряталась тревога.
— Какого хера они тебе позволили? — не выдержал Рутаганда.
Способность Вонга влезать в неприятности он знал, но Бабангида мог бы и приглядеть… Или не мог — если и Рутаганде-то это не удалось.
— Я сам так решил, — эхом его мысли откликнулся Вонг. — Мы бы не отбили зверя. Его застрелили бы раньше. Он не умел защититься сталью. И он... Ты стал зверем по моей вине. Мне было и платить.
— Уебки, — пробормотал Рутаганда сквозь зубы. Возмущаться всерьез не получалось. Остальные должны были крепко разозлиться на Вонга, когда обнаружили ягуара и узнали, как все вышло. Видно, сочли, что наказание он заслужил. Но почему он не велел стали затянуть раны так, чтобы не осталось следов? Решил сохранить на память? С него бы сталось.
— А тот, кто поднял на тебя руку? Он жив?
Вонг качнул головой:
— Тысячник Адиль. Неплохой человек, честный. Ты… зверь его убил.
— Значит, ты свел с ним счеты?
— У меня не было с ним счетов. Он просто мешал. Я убил бы его сам, если бы он не отступил, но зверь успел раньше.
Рутаганда обеими руками собрал его волосы, отвел с лица. Потрогал губами брови, переносицу, поцеловал кончик носа, добрался до рта. Вонг подался навстречу и охотно впустил его язык. Наконец Рутаганда насытился — ненадолго — и отстранился.
— Я знал, что виноват, — сказал Вонг, как будто разговор не прерывался. — Пускай и в другом. Я злился на себя, а до Адиля мне не было дела.
Рутаганда обнял его, снова засунул живую ладонь под рубаху. Погладил шрамы, провел вдоль одного, ощущая твердый рубец неровно сросшейся кожи. Вонг вздрогнул и прижался плотнее.
— Когда он порол меня, я думал: лучше бы ты.
— Лучше бы я, — согласился Рутаганда. — Обошлись бы без следов.
Вонг пошевелился в его объятиях, но не отстранился. Поднял правую руку и, глядя в упор, лизнул запястье. Язык неторопливо прошелся по тонкому старому следу серебряной веревки. “Без следов?” — спрашивал его взгляд, и Рутаганда чуть не задохнулся от этого взгляда. Поймал запястье, ненадолго прижался губами — а потом, положив ладонь Вонгу на затылок, опять добрался до приоткрытого рта.
На этот раз он целовал медленно, встречая такой же неспешный ответ. Едва оторвавшись, услышал:
— Это не считается.
— Что? — не понял Рутаганда. Вонг уткнулся лбом ему в плечо, глухо пояснил:
— Я виноват перед тобой. Никто не может... вместо тебя.
— Николас! — Рутаганда стиснул его крепче. — На этот раз с тебя хватит. Ты уже поплатился куда хуже, чем мог бы… и я не только про кнут.
Вонг вздохнул со странным недовольством.
— Все остальное ты сделал правильно. — Рутаганда потрогал губами его волосы. — Все живы и целы, службу ты сослужил, устроились вы неплохо… Даже добра нажили. Считай, не задаром работали.
Вонг поднял голову, внимательно вгляделся в лицо Рутаганды, проверяя, всерьез ли тот говорит. Рутаганда кивнул: всерьез. Добавил:
— За ошибку ты заплатил, — и снова погладил его спину, перебрал пальцами шрамы, — а больше ни в чем себя не вини.

Вонг еще мгновение смотрел ему в глаза — и вдруг расслабился; с его лица как будто сбежала тень. Он слегка покачнулся, давая понять, что не отказался бы лечь.
Рутаганда уронил его в постель, избавил от шаровар, но оставил тонкое муслиновое исподнее и сам не разделся полностью. Прикусил кожу в чувствительном местечке на шее, заставив Вонга охнуть и задрожать, спросил:
— Кто был этот Адиль? Что значит "честный"? У тебя с ним были дела?
Вместо того, чтобы огрызнуться, Вонг принялся рассказывать. Не в силах сдержать любопытство, Рутаганда задавал вопрос за вопросом: а султан? Как ты понял, что он-то тебе и нужен? И что ты сделал?.. А его мать? С ней у тебя что вышло?
Вонг отвечал коротко, но оборвать расспросы не пытался. Он непрерывно касался Рутаганды: то водил пальцами по плечу, то прижимал ладонь к груди, — и все же не говорил "потом", не требовал "выеби меня". Он соскучился не только по ебле, хотя об этом кричало все его тело, податливое, теплое, открыто льнущее к рукам. Говорить он хотел не меньше, чем Рутаганда — слушать. А Хума? — спрашивал Рутаганда. — Зачем ты потащил ее с собой?.. Вонг подставлял лицо под его прикосновения и продолжал рассказывать. Услышав про то, как девчонка подсказала способ снять чары со зверя и этот способ оказался проще некуда, Рутаганда не выдержал и захохотал.
— Я должен был догадаться сам, — недовольно сказал Вонг. — Хотя бы предположить.
— Брось, Николас. — Рутаганда притянул его к себе. — Никто не догадался. Да и мне бы тоже в голову не взбрело. Что мы взяли, то наше. Разве не так?
Он погладил Вонга по щеке, приподнял согнутыми пальцами подбородок и полюбовался тем, как проступает в уголках рта тень улыбки.
— Да, — негромко сказал Вонг. — Что ты взял, то твое.
Его улыбку Рутаганда собирал губами, прикосновение за прикосновением, как капли драгоценной воды в пустыне.
Отстранившись, заметил:
— Ты-то себе тоже взял немало. — И принялся считать по пальцам: — Держал на поводке султана, завел невольницу, даже с этим, — он поморщился, — Адилем приятельствовал.
— Ты ревнуешь? — Вонг сдвинул брови. — Тебе незачем…
— Невыносимо, — подтвердил Рутаганда. — Ко всем. К султану этому сопливому, к твоей девчонке, ко всем визирям скопом. Они все смотрели на тебя целый год, слушали тебя, делали что ты говорил... И наверняка ни один хер не ценил тебя так, как ты того заслуживаешь.
Вонг посмотрел так пристально, будто пытался понять, не издевается ли он. И очень серьезно сказал:
— Продолжай.
От неожиданности Рутаганда расхохотался опять. Тут же оборвал смех, пригляделся: что если мальчик, как обычно, даже не пытался шутить, — но вместо прохладного недовольства увидел новую улыбку. Вонг точно знал, что рассмешит его, ради того и говорил.
Рутаганда очертил указательным пальцем его рот, потрогал ресницы, щекотно задевшие кожу, когда Вонг опустил и поднял веки, отвечая на ласку.
— На самом деле я не ревную, Николас. Я жалею. Хотел бы я посмотреть, как ты гоняешь султана… Да и на то, как ты развлекался с Хумой, я бы тоже не отказался взглянуть.
Вонг прикрыл глаза и задумался. Покачал головой:
— Я не хочу. Мне уже не нужно с ней… развлекаться.
Этот отказ больше походил на признание — и ни на миг Рутаганду не разочаровал.
— Ладно. — Он запустил ладонь в волосы Вонга, сжал кулак. Тяжелые шелковые пряди полузабыто и знакомо оплели пальцы. Шея напряглась, когда Рутаганда потянул, заставляя его откинуть голову, а на губах появилась такая непристойная, полная предвкушения улыбка, что Рутаганду захлестнул восторг от одного ее вида. — Найдем способы поинтереснее.

Новый поцелуй уже не был ни игрой, ни мимолетной лаской, он стал вторжением и обещанием другого вторжения, куда более ощутимого. Вонг принял это обещание жадно и благодарно. Терзая его рот, Рутаганда наслаждался знакомым вкусом и запахом: соль и свежесть юного моря стали острее и ярче, теперь он различал оттенки, которых прежде не слышал. Запах говорил о желании и нетерпении, во вкусе слюны прятался голод. Подарком ключника было подлинно звериное чутье, дававшее Рутаганде знание, какого не способен получить человек.
С трудом оторвавшись, Рутаганда погладил шрамы, попросил:
— Дай я на тебя посмотрю.
Вонг облизал губы, окинул Рутаганду рассеянным взглядом, но послушно повернулся и лег на живот. Судя по всему, отметины его не смущали. Рутаганда наклонился, поцеловал впадину под лопаткой. Вонг вздрогнул, глухо сказал в подушку:
— Зверь так делал. Лизал мне спину.
— Тебе нравилось? — спросил Рутаганда, и Вонг ответил так же, как говорил про порку:
— Я думал — лучше бы ты.
Повторять просьбу ему не пришлось.

Кожа возле шрамов стала чувствительнее, чем была прежде: Вонг стонал и выгибал спину, терся членом о постель, пока Рутаганда прослеживал языком каждую из длинных полос. Оторвавшись ненадолго, все-таки спросил:
— Почему ты не закрыл их сталью?
— Не хотел показывать странностей. Кто-нибудь заметил бы, что слишком быстро зажило... Потом забыл, неважно. — Вонг приподнял голову от подушки: — Насмотрелся? Не нравится?
Раньше он не стал бы об этом тревожиться.
— Не выдумывай. — Рутаганда еще раз провел языком по рубцу. — С ними ты такой же, как без них.
— Хорошо, — сказал Вонг, снова уткнулся лбом в подушку. — Не останавливайся.
Когда он начал всхлипывать и вздрагивать уже беспрерывно, Рутаганда вынудил его перевернуться на спину. Прикусил сосок, длинно лизнул впалый живот, потянул вниз исподнее — и уставился на голые бедра. На светлой коже ярко выделялись ссадины и царапины, старые и новые. Следы когтей. Среди них были и глубокие.
— Николас, — севшим голосом позвал Рутаганда, потрогал ссадины. — Ты говорил, я не причинял тебе вреда.
Вонг приподнялся на локте:
— Это не вред. Ты делал так.
Он протянул свободную руку, коснулся плеча Рутаганды. Несколько раз сжал и разжал пальцы, зацепил ногтями кожу. Рутаганда уткнулся лицом ему в пах, лбом чувствуя жар и твердость члена, и сдавленно засмеялся. Вонг вздрогнул — ему было щекотно. Легкие пальцы пробежали по затылку, снова сжались и разжались, как будто он почесывал животное.
— Я не в обиде. Зверь показывал, что всем доволен. Что ему хорошо со мной. Это… помогало. Ждать.
Рутаганда поймал его кисть и поцеловал запястье. Вонг вздрогнул снова, когда Рутаганда прошелся языком по шрамам. Позвал:
— Десмонд!..
Рутаганда поднял голову, так и держа мальчика за руку. Тот секунду смотрел с приоткрытым ртом, собираясь что-то сказать. Во дворе лязгнуло железо, как будто упала тяжелая цепь. Вонг сжал губы и повернул голову к окну раньше, чем оттуда донесся звонкий повелительный голос:
— Нивон!
Рутаганда оторопел. Не сразу, но сообразил: Вонг не захотел называться собственным именем и назвал то, которое первым пришло в голову. Имя беспамятного осколка из дальних земель... Вонг уже вывернулся из его рук, подтянул исподнее и подошел к окну, не трудясь одеваться дальше. С прохладной вежливостью произнес:
— Досточтимый султан.
Все еще размышляя об имени, Рутаганда машинально поднялся, пошел следом — и только глянув из-за плеча Вонга во двор, сообразил, что сделал это напрасно. У стоявшего внизу мальчишки в нарядном, сверкающем золотом кафтане расширились и полыхнули гневом глаза.
— Досточтимому султану придется подождать, пока я приведу себя в должный вид, — ровно сказал Вонг. Не чувствовать присутствия Рутаганды за плечом он не мог.
Юный султан не ответил. Снова лязгнула пылающая огнем цепочка железных звеньев, гибко сочлененных между собой, — Пестрая плеть, которую он сжимал в кулаке. Страшное оружие — в умелых руках. В неумелых просто грубое.
Вонг отступил в глубину комнаты и улыбнулся — совсем не так, как улыбался Рутаганде.
— Теперь еще и ревность.
В голосе пряталось недоброе веселье.
— Ревность? — переспросил Рутаганда.
— Он хотел со мной спать. Я отказался.
Султана стало жалко. Если его угораздило влюбиться в своего учителя и советника, увиденное должно было его ранить.
— Зря я… — начал Рутаганда, и Вонг шагнул к нему:
— Нет. Незачем скрывать.
Целовался он так, будто его никто нигде не ждал. Рутаганда держал обеими руками его голову, перебирал волосы и сам чуть не забыл, что во дворе топчется взбешенный сопляк с Пестрой плетью. Вонг наконец отстранился, утер рот:
— Остальное потом, — и принялся одеваться.

Надев шаровары и рубаху, он взялся за наручи. Рутаганда, успевший одеться полностью, подошел помочь. Вонг подставил руки и смотрел, как он возится со шнуровкой. Неожиданно сказал:
— Помнишь, как ты убил Фьямму?
Рутаганда кивнул.
— Не делай так. Он должен остаться в живых.
— Какой в этом прок, если не выживешь ты? — не сдержался Рутаганда.
— Если я не выживу, — сумрачно сказал Вонг, — значит, я плохо его учил. Тогда делай что хочешь. Но не раньше.
Сквозь тревогу пробилась насмешливая досада: справившись с тем, что натворил, Вонг тут же принялся командовать снова. Впрочем, сейчас у него хотя бы были основания.

Тем временем Вонг провел правой рукой по растрепанным волосам, пряди пропитались водой Потока и снова стали сухими, но теперь знакомо гладкими. Он взял кафтан, после короткого раздумья отложил, опоясался ремнем с киличем поверх черной рубахи. Вскинул голову:
— Пойдем. Досточтимый султан заждался.
Рутаганда смотрел на Вонга и не мог отвести глаз. Песчаные ветры Эраншара обточили мальчика, заострили его лицо. Постоянные упражнения с клинком добавили плавности движениям. Но что важнее всего — к нему вернулась холодная уверенность, которой он надолго лишился после отречения. Жаль, что Рутаганда не помогал ее вернуть, но винить себя на этот раз было не в чем.
Внутри набирало силу жадное любопытство: теперь можно узнавать его заново, смотреть, в чем он изменился, а в чем — остался прежним… Лишь бы это сражение не закончилось скверно.
— Десмонд, — непривычно мягко сказал Вонг. — Нужно идти.
По крайней мере, снова подтолкнуть Рутаганду живой сталью — как наверняка много раз подталкивал ягуара — он не попытался.

На галерее встретились с остальными: не заметить появление султана было сложно, и отряд не преминул выйти посмотреть. Вебер что-то дожевывал, при взгляде на него Рутаганда почуял запах крепко перченого мяса в соусе и ощутил голод.
— Быстро он, — сказал Бабангида.
— Ковер, — бросил Вонг. — Не попадите под плеть. Она далеко бьет.
— А то мы не видели, — невнятно буркнул Вебер, проглотил недожеванное. — Сам поберегись.
Вонг сбежал по ступеням и зашагал к султану не оборачиваясь.
— Сюда не достанет, — сказала рядом Юлия. Подумала и добавила: — Если чистым огнем херачить не будет. Но тогда тут всему хозяйству пизда.

Двор был тих и безлюден: не суетились слуги, не разгружали повозки путешественники, не прохаживался вдоль галереи хозяин. Пропали мальчишки, слушавшие киссахана, скрылся из виду и сам ключник. Низкая телега со снедью стояла брошенная возле двери в кухню, из опрокинутой крынки струилось молоко. Промчалась, задрав хвост, черепаховая кошка, нырнула под телегу и принялась лакать из молочного ручья.
Когда-то так же опустела улица, на которой им встретилась лавка ключника. Есть ли в Истаре хоть один живой человек, — праздно подумал Рутаганда, — или весь город на самом деле давно превратился в морок обитающей в нем древней твари?..
Султан, замерший посреди двора с горящей плетью в руках, по сторонам не смотрел. Пустота его не тревожила — может быть, он и не знал, как должен выглядеть постоялый двор среди бела дня.

Рутаганда не скрываясь разглядывал и его, и его спутников, оставшихся поодаль у глинобитной стены. Султан Салех бин Маариф был невысок, но ладно сложен и дивно красив — пока еще недолговечной юношеской красотой, но уже видно было, что когда он подрастет, хуже не станет. Не случись когда-то Нишанта и корнета Вонга, сейчас Рутаганда мимоходом пожалел бы, что правителя Эраншара не уложишь в койку запросто — ни силой, ни по-хорошему.
Султана сопровождали рослая девица в форме Лунной стражи и мужик в тюрбане и атласном халате, с черной как голенище кожей. Рутаганда присмотрелся: чертами лица тот не походил ни на земляка, ни на аксумца, под солнечным светом его кожа переливалась радужными бликами, словно покрытая маслом. Мужик почуял, что Рутаганда на него смотрит, глянул в ответ — и усмехнулся, как знакомому. От этой ухмылки в крови вскипела непонятная злость.
— Это Раззак, — тихо сказал рядом Бабангида. — Ифрит султана. Ты с ним дрался. Ну, зверь. Чуть не сдох, полковник откачал.
— Про это он не говорил, — пробормотал Рутаганда. Бабангида неопределенно хмыкнул:
— Злоебучая тварь этот ифрит.
— Что он может?
— Дохрена.

Спросить о подробностях Рутаганда не успел. Вонг дошел до середины двора и поднял на вытянутой руке черно-золотой шнур визиря:
— Я оставляю службу.
Плеть лязгнула и пришла в движение быстрее, чем кто-нибудь шевельнулся. Рутаганда вздрогнул: показалось, сейчас она ударит по руке Вонга, — но звенья подцепили шнур, не задев пальцы. Крученые нити вспыхнули в огне Потока и осыпались пеплом.
— Ты клялся, что не желаешь мне зла, — мертвым голосом сказал юный султан, когда лязг плети утих.
— Я не лгал. — Вонг помедлил. — Но у тебя есть причины для гнева. Хочешь драться?
— Я убью тебя.
— Возможно, — бесстрастно сказал Вонг и потянул из ножен килич. Простая сталь против огненного оружия?.. — удивился Рутаганда, но лезвие сверкнуло, покрываясь льдом.
Вот почему рукоять показалась незнакомой: в нее были вставлены камни Потока.

Рослая девица попыталась шагнуть вперед, ифрит удержал ее за плечо. Султан повернул к ним голову:
— Я буду драться с Нивоном один на один. Раззак, проследи.
Ифрит поклонился.
“Салех не готовился править Эраншаром”, — говорил Вонг, рассказывая про султана; замечал ли он сам, как легко называет юного владыку Пестрой плети по имени?.. — “Он мало что понимал”. Сейчас пацан держался так, будто свою плеть тискал в кулаке с раннего детства.
— Твоим спутникам тоже не стоит вмешиваться, — высокомерно проронил он. Вонг оглянулся через плечо на отряд, кивнул. Султан посмотрел в их сторону — и столкнулся взглядом с Рутагандой. Требовательно спросил Вонга:
— Тот человек! Кто это? Ты говорил, ни с кем... — и заткнулся так резко, будто подавился собственным гневом. Или устыдился ревности.
— О нем я тоже говорил.
— И где он был весь год?!
— Со мной. — Слышно было, что Вонг улыбается — хотя едва ли заметно для чужого взгляда. — Он все время был со мной.
Султан снова взглянул на Рутаганду. Доходило до него туго. Хума, отиравшаяся поблизости, прикрыла пальцами рот и хихикнула. Рутаганда покосился на нее, подумал: Вонг почти не рассказывал, что он творил, пока был ягуаром. Нужно будет расспросить.
Глаза султана широко распахнулись, но сказать он ничего не успел.
— Тратишь время, — уронил Вонг. Опытный боец уже закрывался бы, а султан с трудом ушел от атаки. Сразу же ударил сам — и закрываться, отводя удар, пришлось Вонгу: несмотря на лед Потока на его клинке, Пестрая плеть была куда сильнее.

Дело не в ее силе, понял Рутаганда несколько мгновений спустя. Вонг увел клинок, когда мог ударить, отбросил плеть, позволив ей соскользнуть по льду и сбиться с пути… Он не собирался сражаться всерьез — но долго ли он сможет так играть? И на что рассчитывает?
— Я отправил к Дильбаре новые книги и свитки. Узнай, что там, — сказал Вонг, улучив момент.
Отклонил новую атаку.
— Завтра должны прибыть торговцы из Далии. Ими займется Осман. Ему можешь доверять с послами, но с купцами он будет искать свою выгоду.
Пропустил плеть мимо себя, увернувшись едва заметным движением.
— Позволяй Назыму говорить с тобой и слушай, что он говорит. Он не станет тебе вредить.

Раз за разом Вонг отдавал султану указания — кого слушать, кому доверять, что сделать безотлагательно, а о чем не тревожиться без причины. Как будто вел незначительный тренировочный бой и не хотел терять время. Мальчишку это сбивало с толку и злило: Рутаганда видел, что плеть начинает хуже его слушаться, ходит в руках, вспыхивает неровным огнем.
— Если захочешь прогуляться, — теперь в голосе Вонга прозвучала непонятная насмешка, — бери с собой Раззака. В одиночку тебе рано.
Султан перебросил рукоять в левую руку, вскинул правую.
— Огненные стрелы... — сказал Вонг и уклонился, как только с пальцев султана сорвался клубок пламени. Кривое дерево у ограды вспыхнуло факелом. — ...тебе пока плохо даются. Продолжай упражняться. Раззак и Фирьял помогут.
Ифрит уже оказался возле дерева, огонь сразу потух. От дерева остался почерневший ствол с обугленными ветвями. "Плохо даются"? Вонг злил султана намеренно — но зачем? Если мальчишка взбесится так, что не сможет сдержать Поток, он сожжет все кругом — и может при этом погибнуть, однако убивать его Вонг, кажется, не хотел. Рутаганда сделал шаг вперед, как будто мог понять больше, если бы подошел ближе. Почувствовал на плече стальную хватку Бабангиды, оглянулся.
— Пускай он сам. — Бабангида разжал пальцы. Юлия кивнула:
— Да, Дес, пусть полковник разбирается.
Рутаганда знал их достаточно давно, чтобы услышать то, что осталось несказанным: “Мы научились ему верить, учись и ты”.

— Проверим защиту, — вдруг сказал Вонг. Выкинул вперед левую руку, метнув сразу несколько ножей. Султан закрылся стеной огня, проглотившей лезвия, а через миг вокруг руки Вонга змеей обвилась плеть, охватила кольцами от запястья до плеча. Острые звенья раскроили кожу наруча, превратили в лохмотья рукав, вспороли плоть. Плеть могла бы отделить руку от тела — но пылающие кольца тут же разжались. Наруч свалился лоскутами, оставшиеся в нем ножи рассыпались. Некоторые были сломаны звеньями плети. Из-под обрывков рукава по стальным пальцам полилась кровь: огонь Потока не успел запечь длинную и глубокую рану. Вонг пошатнулся, устоял на ногах. Сквозь сжатые зубы процедил:
— Неплохо. Но недостаточно.
— Замолчи! — яростно выкрикнул султан. Плеть снова взвилась в воздух, Вонг успел отвести удар клинком.
Увидев брызги и облако пара, почуяв запах талой воды вперемешку с гарью, Рутаганда понял: лед начал таять. У Вонга кончается сила Потока. На килич ее шло немного, куда меньше, чем когда-то на прямые атаки льдом, — но много у него и не было. Осталось недолго, с холодной ясностью осознал Рутаганда.
Вонг упал на одно колено, уперся правым кулаком в землю, выронив килич. Плеть пронеслась над его головой, но не задела. Подобрать оружие Вонг не пытался: лед сошел с клинка, закрываться им не было проку. Обычную сталь коронный артефакт сломал бы так же легко, как ножи.
Рутаганда бездумно дернулся — вмешаться, защитить, не позволить ударить еще раз. Бабангида вцепился сталью в сталь так, что пальцы пробили рукав. Нечестный прием. Чтобы освободиться, нужно драться, на это нет времени… По плети пробежала огненная вспышка, султан отвел руку: собирался добить.
— Сними с постов всех, кого ставила Джилан, — сказал Вонг. — Они не будут тебе верны.
Плеть звякнула сочленениями — и не шевельнулась.
— Почему?! — отчаянно вскрикнул коронованный сопляк. — Зачем ты ее убил?!
— Она бы не дала тебе править, — тихо, но отчетливо сказал Вонг. — Ждала, что ты умрешь быстро.
— Почему ты мне не сказал?!
— Ты бы поверил?
Плеть полыхнула злым огнем, и Вонг добавил:
— Ты и сейчас не веришь.

С минуту мальчишка стоял неподвижно, тяжело дыша и не сводя с Вонга взгляда. Плеть звенела, вилась по земле, вспыхивала ярче, готовая ударить… и вдруг начала гаснуть — медленно, как будто неохотно. Вонг покачнулся, чуть не упал; он выжал всю немногую силу Потока, которая у него была, и продолжал терять кровь. Странно: живая сталь уже должна была взяться за дело. Рутаганда снова невольно дернулся, и Бабангида снова его удержал.

Вонг вскинул глаза и снизу вверх посмотрел на султана. Побелевшие губы едва шевелились:
— Не веришь и хочешь меня убить. Но помнишь, чем ты мне обязан. Плеть слушается твоей воли, а не желания. Я тобой доволен.
Лицо сопляка исказилось так, что Рутаганде показалось: он все-таки ударит. Но он запрокинул голову, шумно вздохнул — и шагнул назад. Шевельнул рукой, и его жуткое орудие с проворством змеи обвилось вокруг пояса.
— Я помню. И сохраню тебе жизнь. Теперь... — его голос дрогнул, чуть не сорвался, — убирайся из Эраншара. И никогда не возвращайся.

Вонг не стал отвечать. Он попытался подняться, покачнулся снова. Рука Бабангиды больше не сжимала плечо, и Рутаганда успел подхватить мальчика вовремя, чтобы дать ему опереться и устоять на ногах. Глаза юного султана сверкнули пламенем, обожгли не хуже настоящего огня. Еще и ревность, вспомнил Рутаганда — и широко улыбнулся ему в лицо. Султан растерянно моргнул, как будто не в силах был поверить в подобную дерзость, развернулся так круто, что в волосах звякнули украшения, и зашагал прочь. Когда на его пути встал киссахан Юсеф, Рутаганда не удивился — хотя до сих пор старика во дворе видно не было. Султан дернул рукой, собираясь отстранить наглеца, посмевшего заступить путь самому владыке Эраншара, но все же не оттолкнул — из уважения к старости или не захотел прикасаться к простолюдину?.. Краем глаза Рутаганда видел, как девица в форме взялась за ятаган и как крепко ухватил ее за руку ифрит.
Ключник сказал царственному сопляку пару слов, тот замер. Недоверчиво тряхнул головой, повел плечами так, будто хотел оглянуться, но не стал. Ключник показал за ворота — приглашал султана побеседовать?.. Мальчишка бросил взгляд на своих спутников. Ифрит ободряюще кивнул ему, девица дернулась еще раз, но угомонилась. Они вместе отправились следом за стариком и подростком, держась на почтительном расстоянии. Позади них плыл летучий ковер.

Рутаганда заглянул Вонгу в лицо: тот смотрел, как Салех бин Маариф уходит с постоялого двора — и из его жизни заодно. Потом он с усилием поднял поврежденную руку, раскрыл стальную ладонь. Будь запястье живым, не подчинилось бы, но сталь послушалась. В ней проступили очертания ключа и пропали снова.
— Служба закончена, — еле слышно сказал Вонг. Позволил руке упасть и привалился к Рутаганде так тяжело, что ясно стало: вот-вот потеряет сознание. Он умел терпеть боль, мог справиться с опустошением, потратив всю доступную ему силу, но вместе того и другого оказалось слишком много.

В комнату на втором этаже Рутаганда отнес его на руках. Раздел и уложил, подстелив первую попавшуюся тряпку. Вебер притащил здоровенный таз с водой, Хума принесла сверток чистого холста и спросила, не нужно ли помочь. Рутаганда отмахнулся: “Справлюсь”. Осторожно промыл и осмотрел рану. Глубокая борозда обвивала всю руку, звенья плети раскроили кожу, разорвали жилы. Такое не зарастет само: останется уродливая впадина, рука будет плохо слушаться. Живая сталь Вонга пульсировала в запястье, Рутаганда ощущал ее нетерпение, однако захватить рану она не пыталась. Необычно — но сейчас не время гадать, что с ней такое. Пока Вонг в беспамятстве, Рутаганда мог бы подчинить его сталь и управлять ею, но ему хотелось сделать для мальчика хоть что-нибудь, хотя бы сейчас. Воздать малой частью тех сил, которые Вонг потратил за год, проведенный со зверем. Он коснулся края разорванной кожи, собрался было подтолкнуть свою собственную сталь, чтобы она забрала себе еще немного плоти Рутаганды и заполнила рану.
— Нет, — сказал Вонг, не открывая глаз. — Я сам. Не трать себя на ерунду.
— Николас, — позвал Рутаганда. Посмотрел, как тяжело дрогнули веки, как блеснул из-под ресниц небесный свет. — Я трачу себя на тебя.
Бледные губы приоткрылись в улыбке.
— Все равно не надо, — негромко сказал Вонг. — Лучше прибереги себя... для меня.
— Но твоя сталь, — не сдался Рутаганда, — она должна была уже начать…
Вонг перекатил голову по подушке в отрицательном жесте:
— Нет. Я ей не разрешал.
Рутаганда уставился на него — и Вонг наверняка увидел, что он не понимает.
— Часто сдерживал. Теперь она ждет команды.
Скрыть неуместную усмешку не удалось:
— Николас, она тебя что, боится?
— Может быть, — безразлично сказал Вонг. — Пускай. Это удобно.
Не слишком, если ранен так, что нихрена не соображаешь, подумал Рутаганда, но вслух возражать не стал. Наклонился к неподвижному лицу и трогал губами лоб, касался ресниц, пока Вонг управлял своей сталью, позволяя ей множиться, но не отдавая лишнего. Когда руку охватила кольцами широкая серая полоса, он расслабился и снова прикрыл глаза:
— Отдохну.
— Отдохни. — Рутаганда поцеловал его в висок, убрал окровавленные тряпки и сидел рядом, пока не убедился, что мальчик уснул.

Когда он спускался, навстречу попалась Хума с подносом, уставленным закрытыми плошками. Над посудой клубился густой запах мяса и пряностей. Хума поймала взгляд Рутаганды:
— Господин Нивон вчера не стал ужинать, а уже полдень...
— Он спит, — заметил Рутаганда.
— Тогда Хума оставит еду и уйдет, — упрямо сказала девчонка. Рутаганда махнул рукой: если Вонг ее до сих пор не выгнал и не убил, значит, ее своеволие его устраивало.

В обеденном зале команда заняла целый угол, с удобством расположилась в грудах подушек. Низкий широкий стол был заставлен кувшинами, чарками, посудой с только что поданными или уже разоренными кушаньями. Передохнуть они успели раньше, пока Рутаганда разговаривал с Вонгом, а теперь утоляли голод.
— Вспомнил о нас наконец? — усмехнулся Бабангида.
— Неужто оставил своего мальчика в покое, — добавила Юлия.
— Да он спит небось, — предположил Вебер, — а если спит, так чего там, долго ли. Уговаривать-то не надо.
Бун приветственно помахал, не переставая есть.
Никто из них не тревожился всерьез: все видели раны и похуже, иногда на своем собственном теле. Но все же Юлия следила за Рутагандой, пока тот не кивнул и не сел, и только тогда откинулась на вытертые и засаленные подушки. Расслабились и остальные. Рутаганда оглядел стол, под возмущенное “Эй!” подтянул блюдо Бабангиды с начатым кебабом: ждать, пока принесут еще что-нибудь, не было сил.
— Мог ведь и руку отхватить, — утешила Юлия Бабангиду, тот хохотнул. Рутаганда прожевал то, что успел откусить, влил в себя полную чарку сладкого вина и снова, как в Ночном ущелье, предложил:
— Рассказывайте.
Он знал: щадить его команда не будет.

Наверх, в комнату, где спал Вонг, он вернулся, когда солнце уже клонилось к закату. Теплый свет тек через окна, в последних солнечных лучах тихо плавала пыль. Вонг лежал в своей излюбленной позе, согнув одну ногу и вытянув другую, уткнувшись лбом в сгиб правой руки и свободно отбросив левую. Одеяло не успело сползти полностью, видна была только исчерченная следами кнута спина — в вечернем свете кожа мягко золотилась, шрамы розовели. Отросшие волосы растеклись по подушке, совсем скрыв лицо. Лента стали, обвившая левую руку от плеча до запястья, походила на серую змею.
Рутаганда подошел, не сводя взгляда. Убрал в сторону столик с пустыми плошками и неловко опустился на колени. Устроил голову на краю постели, рядом с согнутой ногой Вонга.
Лба коснулись сонные пальцы:
— Что с тобой?
— Я был обузой, — глухо сказал Рутаганда, прижался виском к его колену. Пальцы добрались до затылка, спустились к уху, прошлись по шее.
— Ты был зверем. По моей вине.
— Ты только и делал, что меня охранял.
— Не только, — серьезно возразил Вонг. — И ты охранял меня не хуже.
— Из-за меня ты пошел под кнут.
Вонг зашевелился, приподнялся на локте и дернул его за ухо, заставив поднять голову.
— Ты мог умереть, когда возвращал мне силу. Почему от меня ты ждешь другого?
Задавать вопросы, на которые не найти ответа, он умел не хуже беспамятного Нивона.
Подождав немного, он взял Рутаганду за рубаху на груди, притянул к себе. В лицо проговорил:
— Ты мой. Зверем, человеком, неважно. Я не отдаю свое. Хватит.
Слова все еще не шли на ум. Вонг вздохнул и дернул его снова, заставляя приподняться и сесть на край кровати. Развернулся, улегся на спину и положил голову ему на колени. Уперся затылком в стальное бедро, посмотрел снизу вверх:
— Я не хочу, чтобы ты каялся и просил прощения. Я хочу, чтобы ты ебал меня во все дыры и был таким, как раньше. Ты сможешь быть таким, как раньше?

Прошлым вечером — год назад — он ядовито упрекал: пока я в твоей койке, остальное тебя не ебет?.. Тогда Рутаганду обожгло обидой, но теперь от нее не осталось и следа. Чего стоил мальчику этот год, он уже рассказал, едва оставшись наедине, и рассказал куда честнее, чем можно было ждать. Сейчас его грубость походила на извинение.
— Звезда моя. — Рутаганда погладил его по лицу. Вонг подвинул голову так, чтобы прижаться к скрытому тканью штанов члену. — Ты чудовище.
— Эта твоя звезда и есть чудовище. — Вонг потерся виском о твердеющий член. — Тот цветок, про который ты говорил.
Рутаганда перестал искать слова и подхватил его голову на ладонь, чтобы целовать приоткрытые губы. Прежде чем ответить на поцелуй, Вонг улыбнулся.

Потом он отстранился, попросил: “Разденься”, — и сам нетерпеливо потянул подол рубахи Рутаганды. Как только тот скинул в сторону тряпки и вернулся в постель, Вонг толкнул его в плечо, заставляя лечь, и спустился ниже. Провел по животу прохладной волной волос, щекотно задел член. Потерся об него лицом, выдохнул:
— Я скучал.
— Николас, — позвал Рутаганда, — с кем ты там разговариваешь? — и приподнялся на локтях, чтобы встретить прохладный осуждающий взгляд. На сей раз ожидания оправдались: шутки во время ебли Вонг не одобрял по-прежнему. Рутаганда широко улыбнулся от того, каким знакомым этот взгляд оказался. Вонг ответил еле заметной улыбкой и вернулся к прерванному занятию. Сейчас он никуда не спешил, издевательски неторпливо водил языком по головке, накрывал ее губами — и тут же выпускал, дул на влажную кожу, заставляя ее остывать, и снова согревал во рту. Охватывал ладонью яйца, сжимал и гладил, отчего по всему телу расходилась мелкая дрожь удовольствия. Рутаганда вытерпел недолго. Сказал:
— Поздоровался? Иди сюда.
Принудил Вонга подняться, уложил на себя. Отвел с лица рассыпавшиеся волосы, мимоходом потянув за цепочку серьги. Погладил обеими руками по спине, стиснул задницу и шепнул на ухо:
— Говоришь, ебать тебя во все дыры? Начну прямо сейчас.
— Мог бы и не предупреждать, — с восхитительным высокомерием откликнулся Вонг.

За это ему пришлось заплатить ожиданием: Рутаганда долго гладил и целовал его тело, вылизывал шрамы, мучил задницу, оставляя следы пальцев и зубов, тер ребром ладони между ягодиц и поочередно вбирал в рот яйца, чтобы как следует их приласкать. Он пытался смыть, стереть, стряхнуть с Вонга все, что ему пришлось пережить, весь этот год одиночества, тоски и тревоги. “Я не жил, я ждал”, — сказал Вонг, и Рутаганда хотел, чтобы теперь он в полной мере получил то, чего был лишен так долго. Он шептал нежные глупости, на какие никогда не был способен, тут же клял себя за то, что несет чушь, которую мальчик вряд ли хочет слышать, но видел, как у Вонга мягко подрагивают губы, пряча то ли улыбку, то ли смех, как туманятся от удовольствия прозрачные глаза, и не мог остановиться. Под его ласками Вонг жмурился и постанывал, но стоило хоть на миг отстраниться, как он тянулся следом, беспокойно открывая глаза, словно всерьез опасался снова остаться в одиночестве. Рутаганда обнимал его, прижимал к себе, и желание ненадолго отступало, сдавая позиции перед нежностью — неумолимой и острой, навылет пробивающей сердце.

Когда он потянул Вонга лечь на спину, тот послушался, молча развел ноги, подхватил под колени. Представить более откровенное приглашение было сложно, отказаться от него — невозможно. Рутаганда погладил головкой отверстие, втолкнул член — и Вонг со всхлипом облегчения подался навстречу.

Потом он стонал и извивался, давился вскриками, отдаваясь отчаянно и открыто. Рутаганда тянул время, не желая заканчивать, стремясь дать мальчику столько наслаждения, сколько тот способен был принять, но ему все казалось, что этого мало. Если бы он верил хоть во что-нибудь, если бы был приучен читать молитвы, то и тогда он не смог бы молиться более искренно, чем сейчас, когда возносил хвалу распростертому под ним телу, когда славил его каждым прикосновением, каждым движением и взглядом, когда принимал как знак священного благоволения каждый вздох и стон. Ему плевать было на низвергнутое небесное учение, на воцарившийся Поток, на бездну, занявшую положенное ей место: его святыней сейчас было это тело, открытое и податливое, жадное и покорное. Он не отрываясь смотрел Вонгу в лицо, искаженное наслаждением, пока тот не охнул, не прикусил губу и не задрожал. Кончая, Вонг открыл глаза, посмотрел на Рутаганду — и под этим взглядом догнать его не составило труда.

— Змеи в волосах мне понравились. — Рутаганда играл с тяжелыми шелковыми прядями, накручивал их на пальцы и слегка тянул, заставляя Вонга запрокидывать голову. — Жаль, я не видел всей остальной роскоши. Всех этих наложниц и наложников. Мог бы теперь воображать тебя в золоте и полупрозрачных тряпках.
Вонг скосил на него глаза:
— Ты и так можешь.
— Совсем не то, — с притворным сожалением возразил Рутаганда.
— Ты их видел, но не помнишь. — Вонг двинул головой, высвобождая волосы, перевернулся на живот и толкнул Рутаганду, чтобы тот лег на спину. Привычно устроил подбородок на кулаке, опущенном ему на грудь. — А они от тебя в ступор впадали, пока не привыкли.
Рутаганда усмехнулся: вряд ли Вонг преувеличивал. Вид взрослого ягуара на свободе, без клетки или ошейника шипами внутрь, и впрямь мог испугать кого угодно.
— Но ты не боялся.
Вонг наклонил голову и внимательно рассмотрел его. Так он рассматривал всех, кто, по его мнению, нес очевидную чепуху.
— Нет. Я знал, что ты ничего мне не сделаешь.
— Зверь же вообще не соображал. — Рутаганда провел пальцами по его губам, надавил, заставив приоткрыть рот. — Почему ты был так уверен?
Вонг шевельнул плечом. Поймал его большой палец, забрал в рот и облизал так, как облизывал член. Ненадолго прикусил — крепко, для члена было бы уже слишком. Перехватил запястье Рутаганды, прижался губами к ладони там, где ее пересекал шрам, оставленный короной Шангри. Глухо повторил:
— Я знал. — Отпустил его руку и добавил: — Если хочешь посмотреть на меня в блядских тряпках, так раздобудь их. Я надену.
До сих пор такие переодевания случались только по необходимости, пусть и доставляли удовольствие обоим.
— Нахера тебе наряжаться гаремным мальчиком, — удивился Рутаганда и заработал еще один долгий изучающий взгляд.
— Для тебя, — наконец уронил Вонг. Сдержанно зевнул, улегся на бок и прикрыл глаза:
— Когда ключник придет говорить, скажи мне.
Он спал с полудня, после боя, но сейчас снова выглядел утомленным. Неудивительно: Рутаганда изрядно потрудился над тем, чтобы его утомить.
— Обними… — потребовал Вонг и умолк, не договорив.
Рутаганда поудобнее устроил его голову, послушную и тяжелую, у себя на плече, погладил кончиками пальцев щеку. Вонг шевельнулся так, словно хотел подставить лицо, но не понимал, что нужно для этого сделать: он уже проваливался в сон.

Ребристый деревянный потолок проступал над Рутагандой из полумрака, непрожитый год накатывал тяжело и мягко, обволакивал медленным осознанием того, сколько всего успело случиться между мгновением, когда Вонг, не послушав приказа, схватился за колокольчики, и следующим — когда он держал Рутаганду за руку и не мог заставить себя разжать пальцы. Этот год заметно изменил его, сделал острее и суше — но странным образом не сделал холоднее. Напротив: мальчик открылся так, как не открывался никогда раньше, он не пытался ни отстраниться, ни утвердить собственную и без того очевидную самостоятельность. Он… — Рутаганда осторожно попробовал эту мысль на вкус, покатал на языке, беззвучно шевельнул губами: — радовался?.. Не своим успехам, не раздобытому с таким трудом ключу к сердцу островов, а тому только, что Рутаганда снова оказался рядом с ним.
Вонг повернулся на бок, утыкаясь лицом ему в шею, закинул колено на бедра и обхватил поперек груди. Пальцы вздрогнули так, будто хотели сжаться крепче, но успокоились, теплая ладонь легла на сердце. Рутаганда накрыл эту ладонь своей и позволил себе задремать.

Chapter 18 Chapter Text

Глава 18: Что возьмем, то будет наше

Столица Шангри лежала в руинах. Останки разрушенных домов выступали из воды, прежние улицы стали каналами, там, где стояли окруженные садами особняки, расползлись грязные болота. Береговая линия бухты необратимо изменилась: когда разверзлась земля и вода вошла в катакомбы, море поглотило порт и половину чистых кварталов. Столичная бухта врезалась еще глубже в сушу, королевский дворец оказался на берегу.

Накануне их отъезда — больше года назад, напомнил себе Рутаганда — подземный взрыв превратил управление внешней разведки в глубокую яму, заполненную обломками. Теперь в таких ямах сгинуло не меньше половины столичных построек, их обломки скрыла вода. От другой половины остались стены с выбитыми окнами и провалившимися крышами — кое-где они поднимались над мелкими волнами, напоминая призрачные корабли. Уцелели невысокие особняки, расположенные дальше всего от моря, уже за дворцом. Сам дворец выстоял тоже, но острых башен, похожих на потеки сырого песка, заметно поубавилось.

Рутаганда щурился, выискивая приметы: где-то в развалинах Оружейного квартала раскатился грудой камней, провалился под землю или превратился в полузатопленный пустой остов дом на улице Железных крыльев, в котором успело немало всего случиться. Любопытно было взглянуть, что от него осталось.
— Там, — сказал рядом Вонг, вытянул руку вперед и вниз. Рутаганда взял у него подзорную трубку, нацелил туда, куда указывал стальной палец, и среди волн увидел плоскую крышу со знакомыми парапетами, выщербленными когтями железных птиц.
Он осмотрел в подзорную трубку остатки квартала, заметил на одной из крыш ободранный птицами череп, рядом груду тряпок, скрывавшую тело, и машинально принюхался. Трупной гнилью снизу не тащило, хотя трупов должно было получиться немало. Часть забрало море, еще часть привалило камнями глубоко в катакомбах, ставших теперь дном бухты, но тех, что остались в верхних этажах и на крышах устоявших домов, хватило бы, чтобы отравить и разрушенные кварталы, и уцелевшие. Значит, новые хозяева столицы нашли способ об этом позаботиться.
Там, где между развалинами можно было пробраться, катались составленные из шаров големы — дарума, поправил себя Рутаганда, они называются дарума — с нарисованными на круглых головах зелеными глазами, поворачивали эти головы туда-сюда, высматривая, где бы навести порядок.
Рутаганда бросил взгляд на Западный мыс, на котором теперь не было ни белого маяка, ни ажурных беседок. Вместо них в скальные трещины вцепился железными корнями огромный уродливый стебель, обвитый одеревеневшими лианами. Из таких же лиан голем, подменявший короля Шангри, когда-то сплел клетки для своих пленников. На вершине стебля мерцал трупным зеленым светом набухший бутон — размером, если не обманывал глаз, в два человеческих роста. Даже через всю бухту, с Восточного мыса, Рутаганда чуял запах чудовищного растения: неестественный, гнилой и опасный. Он отдавал бездной, но совсем не так, как живая сталь.
Новые хозяева вырастили на мысу собственный маяк.

Рутаганда перестал рассматривать бухту и вернул трубку Вонгу. Тот ударом ладони сложил ее, убрал в карман. Его сдвинутые брови и плотно сжатые губы говорили о том, что он злится и напряженно размышляет.
Это выражение не оставляло лица Вонга с самого Мервара, с тех пор, как он узнал новости, и Рутаганда втайне любовался его строгой сосредоточенностью.

Во время путешествия через пустыню, по реке Ом и вниз по Жемчужной он так же наслаждался безмятежным спокойствием, которое Вонг выказывал на людях, и радостью, которую тот не прятал наедине. В дороге было на что взглянуть и кроме Вонга, но Рутаганда почти не отвлекался.
Пожалуй, по-настоящему он рассмотрел только Чистый источник, куда они заехали переждать дневную жару. Он легко мог представить, какой дырой был оазис, занятый пустынниками, однако теперь вокруг холодного чистого озера расположился крепкий новенький поселок с лавками, караван-сараями и жилыми домами. Гвардейцы Лунной стражи, стоявшие в источнике гарнизоном, следили за порядком — и склоняли головы, едва завидев Вонга. Здесь никто еще не знал, что он оставил пост первого визиря. Вонг сам сообщил об этом командиру гарнизона, когда тот явился в караван-сарай с приветствиями. Командир нахмурился, его почтение мигом сошло на нет:
— И досточтимый султан отпустил тебя?
— Да, — равнодушно сказал Вонг.
— И у тебя есть подорожная?
— Нет, — откликнулся Вонг так же равнодушно.
— Тогда я должен вас задержать. Кто знает, что ты на самом деле натворил и почему бежишь.
— Попробуй. Но досточтимому султану придется менять гарнизон. От твоей сотни останется немного.
Командир стражи окинул всех недобрым взглядом, перекатил желваки по скулам:
— Чтобы к ночи вас здесь не было, — и вышел не прощаясь.
Значит, местная репутация отряда позволяла безнаказанно угрожать Лунной страже. Неплохо.
— И вся благодарность за наши труды! — притворно возмутилась Юлия, когда он ушел.
— Может, и пусть поменяет, — предложил Вебер, — гарнизон-то? Будут еще на нас залупаться.
— Не нужно, — качнул головой Вонг. — Поселок нельзя бросать без охраны.
— А тебе не похер ли, полковник? — насмешливо удивилась Юлия. — Ты свое отслужил.
— Пускай здесь все останется как есть.
— Спустишь ему с рук? — Вебер дернул подбородком туда, куда ушел командир.
— Он дружил с Мансуром, — пожал плечами Вонг, — ему не с чего питать ко мне добрые чувства.
Его спокойствие выглядело таким нерушимым, что Веберу с Юлией оставалось только отвязаться.

Настроения Вонгу этот случай действительно не испортил. В комнатушке караван-сарая, раздеваясь, чтобы лечь, он смотрел на Рутаганду, и по его взгляду было видно: разговор с гарнизонным командиром уже забыт безвозвратно.
Первые утренние волны пустынной жары наползали на оазис, рассеивались в зелени, окружавшей источник, но и того плотного сухого тепла, которое проникало в затененные комнаты, хватало, чтобы у Вонга проступила на висках испарина, а по шее скатилась капля пота. Рутаганда подошел слизнуть ее соленый след, и Вонг подался навстречу, раздвинул ноги, впуская между бедер холодное стальное колено, прерывисто вздохнул от удовольствия, когда стальная ладонь прошлась по спине. "По этому я тоже скучал", — говорило его тело так ясно, что открывать рот уже не было нужды. Рутаганда со всем тщанием позаботился о том, чтобы больше скучать ему не пришлось.

В тесных спальнях постоялых дворов, в крошечной каюте плоскодонного грузового судна, на котором они тащились от Муслаха до Омри по реке Ом, вечер за вечером поцелуи сменялись вопросами, ласки смешивались с болтовней. В один из таких вечеров Рутаганда подробно расспросил о страданиях коронованного сопляка. Рассказ Вонга, сухой и безразличный, позволил в красках представить, как хорошенький обвешанный золотом мальчик дрочит в постели своего учителя и советника, смотрит на него оленьими глазами, ловя каждое слово. И в конце концов уходит из его покоев ни с чем, отвергнутый только потому, что у Вонга есть любовник получше… пускай тогда его все равно что не было.
От этих воображаемых картин член наливался кровью так же легко, как от прикосновений, от прохладного изучающего взгляда, от ленивой улыбки на капризных губах. Пока Вонг рассказывал, Рутаганда хмурил брови и укоризненно покачивал головой, но обмануть его не удалось.
— Ты не ревнуешь, — отметил Вонг. — Ты развлекаешься.
Рутаганда рассмеялся, привлек его к себе:
— О да, Николас, еще как. И гадаю, почему мне так повезло.
Вонг воспринял вопрос всерьез, шевельнул плечом:
— Ты мне понравился. — Подумав, добавил: — Сперва я просто хотел, чтобы ты меня выебал. Потом, — его взгляд скользнул в сторону, — захотел насовсем.
Рутаганда подумал, что более откровенного признания из этих губ не может даже вообразить, но и такого уже довольно. В нем теплой волной плеснула бездумная радость; подобную испытываешь, глядя поутру на небо и по всем приметам понимая, что наступивший день будет хорошим, долгим и нескучным.
— Николас, — зачем-то спросил он, — и тебя не смущало, что я тебя вдвое старше?
Откуда взялась эта мысль?.. Может быть, ее причиной стал рассказ о сопернике — неудачливом — который был младше Вонга на десять лет, а самого Рутаганды на тридцать с гаком, и все-таки уже на что-то претендовал.
Вонг внимательно осмотрел его, склонив голову к плечу.
— Нет. С какой стати? Мне бы не понравилось, если бы у тебя хер не стоял.
Рутаганда усмехнулся:
— Насчет этого можешь не беспокоиться.
— Тогда займись делом, — велел Вонг и перевернулся на живот, выставляя зад. Значит, затянувшийся разговор начал его тревожить.
Мгновение отчаянной откровенности, которое мальчик позволил себе на постоялом дворе в Истаре, было порождено долгой тоской и усталостью и не могло бы повториться в хороший день. Но Рутаганда не забыл ни слова, и каждого из этих слов ему тоже было довольно.

В Омри они задержались на несколько дней, пока искали транспорт. Подходила к концу зима, вода в Жемчужной опустилась совсем низко, торговые корабли не могли подняться из Мервара — и в Мервар не ходили тоже.
Бабангида и Вебер отирались в порту, высматривали, с кем бы сговориться. Рутаганда тем временем вспомнил обещание Вонга и отправился на базар, решив, что дальше найти гаремные тряпки будет труднее.
На базаре он бродил от лавки к лавке, слушал разговоры, разглядывал барахло, украшения и оружие. В лавке, торговавшей далийским и эраншарским платьем, задержался. Купец, облокотившись на кипы ткани, вполголоса беседовал с приятелем. Упомянул Эраншар, и Рутаганда прислушался. Хозяин лавки рассказывал гостю, как получал разрешение торговать в Кусуре.
— А султана, султана нового видел ли? — спрашивал гость. — Правду говорят, что у него в руках Пестрая плеть живым огнем горит?
— Султана не видал, — с сожалением признал хозяин. — Что ему до наших малых дел. Но о плети все болтают: горит, мол, истинно горит. Зато первого визиря видел как тебя.
Он повел рукой, обозначил ничтожное расстояние. Рутаганда почесал нос, скрывая ухмылку, и подумал, что Вонг на такое расстояние никого чужого к себе не подпустил бы.
— Ох и страшен! — добавил купец.
— А я слыхал, будто бы молод и хорош собой, — усомнился гость. Хозяин замотал головой:
— На лицо-то хорош, не врут. Да в глаза ему смотреть — что голым в холодный погреб лезть. А еще тварюга его всегда при нем, ни на шаг не отступит. Думал, сожрет меня и костей не оставит. И на дары мои визирь даже не взглянул, зверь их обнюхивал. Колдовская тварь, точно говорю!
Гость покивал, изображая уважительное сочувствие.
— Но разрешение торговать подписал, — добавил купец. Скорбно вздохнул: — Только на три года. А там заново подписывать, снова страху натерпеться.
Здесь тоже пока не знали, что первый визирь оставил службу.
Купец вздохнул еще раз — и сообразил, что пора бы уделить внимание покупателю. Поклонился Рутаганде:
— Ищешь чего, уважаемый? Все покажу, все расскажу!
Узнав, что нужно нарядное одеяние для наложницы, деловито спросил:
— Какого роста девушка?
“Да один в один как первый визирь”, — подумал Рутаганда. Сказал:
— Высокая.
— Ай, — всплеснул руками купец, — сколько красоты, и вся твоя!
Подмигнул, показал в воздухе необъятную фигуру, пытаясь угадать размеры "красоты". Рутаганда обозначил нужную ширину, купец поцокал языком. Его сальные подмигивания Рутаганду не трогали: никак задеть Вонга они не могли.
Лавочник перебрал шелка и муслин, выспросил, что “красавица” у Рутаганды темноволосая и светлокожая, и принес на прилавок облако невесомой алой ткани. Разобрал, встряхнул, показал, приговаривая: тут все что надо, глаз отвести не сможешь.
В этом Рутаганда не сомневался.

Со свертком под мышкой он заглянул к первому попавшемуся ювелиру. Вонг говорил: золота не нужно, с тебя только тряпки, — но здесь у Рутаганды было другое дело. Еще в Истаре, когда ключник явился для обещанного разговора, Рутаганда отозвал его в сторону.
— Чего тебе? — с любопытством глянул на него ключник. Рутаганда протянул на ладони перстень со слезой Алеты:
— Раздели на две.
Старческое лицо сморщилось в хитрой улыбке:
— С чего ты взял, что я это могу?
Рутаганда молча пожал плечами. Ключник махнул рукой:
— Ладно уж. Ты мне службу сослужил без договора, и просьба у тебя несложная. Давай сюда.
От прикосновения сухого узловатого пальца прозрачная капля выпала из ложа на перстне, распалась на две части — побольше и поменьше. Рутаганда убрал обе в карман и сжимал в кулаке, когда надо было послушать разговоры: в Истаре на поиски ювелира времени уже не хватило.

Вернувшись на постоялый двор, он вручил алый сверток Вонгу. Тот оглядел наряд и вскинул глаза на Рутаганду:
— Возвращайся через час. И принеси мне ужин.
Рутаганда даже не ждал, что Вонг решит не откладывать развлечение. Час он не находил себе места: сходил в местную мыльню, поболтался по постоялому двору, выпил с проезжим аксумцем — и ни слова не запомнил из разговора. Когда собрался наверх, в спальни, к нему подскочила Хума, сунула в руки черненый поднос, уставленный посудой: завернутое в какие-то листья мясо, теплые лепешки, мягкий козий сыр, увесистая гроздь винограда, кувшин с вином. Отнести еду сама на этот раз она не попыталась, поклонилась и исчезла. Рутаганда поднялся к спальням и толкнул ногой дверь.

Вонг раскинулся среди подушек на низком ложе, подложив руки под голову и устроив щиколотку одной босой ноги на согнутом колене другой. Когда дверь отворилась, он бросил на Рутаганду внимательный взгляд, гибким текучим движением повернулся на бок, подпер голову рукой и улыбнулся.
У Рутаганды перехватило дыхание.
Слои тончайшего муслина струились как кровавый туман, сквозь него проступали долгие и совершенные линии тела. Позвякивали и сверкали украшения, Рутаганда проследил взглядом искры золотого блеска — от нескольких тонких змеек, обвившихся вокруг щиколоток, до широкой диадемы, прижимавшей к волосам покрывало. Жемчужные капли заколок удерживали на висках лоскут кисеи — он обволакивал лицо ниже глаз полупрозрачной дымкой, скрадывал и размывал черты. Рутаганда пригляделся: показалось — или Вонг подвел глаза сурьмой, как когда-то в порту Шангри? Он забыл, что стоит возле двери, держа в руках поднос с ужином, так его заворожило зрелище.
Ничего не сохранив в памяти о том, как был зверем, он то и дело осознавал, что провел в Эраншаре куда больше времени, чем запомнил. Как бы иначе ему успели надоесть повсеместные подушки и ковры, пропахшие дымом курильниц, маслом, вином и чужими телами — а иногда и пролитой кровью?.. Но сейчас они как нельзя лучше подходили Вонгу, обрамляли восхитительную картину и делали ее завершенной.

— Запри дверь, — сказал Вонг, и Рутаганда пришел в себя. Подхватил поднос на одну руку, другой наощупь задвинул засов. Вонг тем временем поднялся и шагнул к низкому столику, окруженному подушками. Рутаганда принес поднос туда же, освободил руки и погладил Вонга по щеке сквозь тонкую кисею, бросавшую розовый отсвет на светлую кожу. Сказал, подцепив край лоскута:
— Даже так?
Размытые полупрозрачной тканью губы сжались, как будто Вонг был недоволен.
— Теперь лицо уже не прикрывают, это старый наряд. В Эраншаре никто не посмел бы такой продать.
Он сузил глаза, как будто собирался сию же минуту наводить порядок и наказывать тех, кто нарушил его запреты. Рутаганда с удовольствием посмотрел на него:
— Значит, мне повезло, а?
Сквозь тонкую вуаль улыбка Вонга показалась призрачной, пришлось проверить ее губами. Кисея быстро повлажнела, липла ко рту, не давала языкам соприкоснуться по-настоящему, и это ненадежное препятствие только раззадоривало. Рутаганда уже принялся гладить спину и плечи Вонга, прижимать его крепче и примериваться сдернуть тряпку у него с лица, когда Вонг отстранился и снял вуаль сам. Скомкал и уронил под ноги:
— Я хочу есть.
— Николас. — Рутаганда мягко удержал его. Достал из-за пазухи сверток, вложил ему в руки: — Надень и это.

Глядя, как Вонг высвобождает из обрывка холста сафьяновый футляр и открывает крышку, он ощутил глупую тревогу: мальчик и так обвешан золотом, зачем ему еще одна игрушка?.. Мысль о подарке уже не казалась такой удачной, как пару часов назад в лавке ювелира.
Вонг поднял украшение с извилистого, специально выдавленного ложа в футляре и взял в ладонь. Слегка заостренные опаловые лепестки цветка складывались в просторную чашу, прозрачная сердцевина поблескивала колючими искрами, золотой стебель изгибался должным образом.
— Значит, так она и выглядит? — спросил Вонг, разглядывая цветок. Рутаганда кивнул. То, что Вонг сразу понял смысл подарка, зацепило за сердце.
Откуда было знать местным мастерам, как цветет последняя звезда в сумрачных лесах за Аксумом?.. Но заметив безделушку в лавке, Рутаганда не сводил с нее глаз, пока ювелир подгонял оправу перстня под слезу Алеты, пока превращал в подвеску вторую половину слезы, — и заплатил не торгуясь. Он был уверен, что переплачивает, но это даже доставило удовольствие.
Вонг сунул ему пустой футляр, поднял руки к голове. Одно движение, и кафф надежно охватил изгиб ушной раковины, цветок пристроился у виска. Рутаганда думал, придется пояснять, как его надевать, но проведя год в Эраншаре, Вонг успел разобраться в местных украшениях.
Он огляделся в поисках полированного серебряного зеркала и принялся внимательно изучать свое отражение. Вспомнилось, как здесь же, в Омри, он спросил: “Ждешь благодарности?” — когда Рутаганда заплатил за его клинок.
Вонг повернул голову, лепестки цветка переливчато мерцали на виске.
— Мне нравится.
Блеск в его глазах был достаточной благодарностью, чтобы ни в какой другой Рутаганда не нуждался.

Ел Вонг быстро и жадно. Рутаганда успел перекусить, пока ждал назначенного времени, так что к столу садиться не стал, чтобы не бороться с желанием распустить руки: сел на край постели неподалеку, уперся локтями в колени и опустил подбородок на кулаки. И принялся разглядывать Вонга, изучая каждую мелочь: пальцы унизаны кольцами, цепочки тянутся через кисть к браслетам; на лоб из-под покрывала свисает прозрачная капля, касаясь того местечка, где порой строго сходятся брови; под тонкой тканью виднеется сложный убор, вплетенный в волосы. Вонг не постеснялся позвать на помощь свою девчонку: вряд ли управился бы с такой прической сам.
— Откуда вся эта роскошь, Николас?
— В волосах — мое, остальное взял у Хумы, — невозмутимо пояснил Вонг, не отвлекаясь от еды. — У нее много.
Рутаганда вспомнил: взятки под видом подарков, которые большей частью доставались невольнице. Тем временем Вонг дожевал мясо и вскинул глаза:
— Что? Ждешь, когда я начну тебя ублажать?
— А есть надежда? — усмехнулся Рутаганда. — Чует мое сердце, наложник мне достался не самый покладистый.

Вонг окинул его долгим взглядом. Отодвинул блюдо с остатками еды, неторопливо вытер рот и руки. Поднялся из-за стола и направился к Рутаганде. В волосах звякали золотые подвески, на шее сияла перламутром жемчужная нить, у виска светились опаловые лепестки цветка на каффе. Подойдя, он плавно опустился на ковер возле колен Рутаганды, провел ладонью вверх по бедру — и вкрадчиво спросил:
— Чего желает господин и повелитель?
Увидеть в нем гаремного мальчика было невозможно: прицельный прохладный взгляд превращал игру в допрос, а от мягкого голоса по шее бежал озноб. Рутаганда склонился над ним, погладил скулу.
— Когда ты так говоришь, Николас, кажется, что после ночи утех меня ждет шелковая удавка.
Вонг сжал губы, но удержать улыбку не сумел. Тем же тоном спросил:
— Ты недоволен?
— Я всем доволен, — серьезно возразил Рутаганда. — Продолжай, звезда моих ночей.
— Даже если это дорого тебе обойдется?
Вот теперь голос заиграл, мягкость в нем перестала звучать убийственно опасно: Вонг наслаждался притворством.
Рутаганда приподнял согнутым пальцем его подбородок, заглянул в прозрачные глаза:
— Все, что у меня есть. Все, что я смогу раздобыть. Все будет твоим, кровь моего сердца.
Откуда пришли на ум эти витиеватые обращения — запомнились из сказок, услышанных от ключника по дороге в Истар?.. Но Вонгу они понравились. Ресницы дрогнули, пряча глаза, а потом небесный свет засиял снова.

Игра затянулась надолго, но не прискучила ни на секунду. Вонг как будто задался целью показать, что Рутаганда напрасно ожидал от него строптивости, и в то же время раздразнить до потери рассудка. Он кормил Рутаганду виноградом — ласковые пальцы задевали губы и исчезали, непойманные; позволял забираться рукой под свои одеяния, чтобы коснуться голой кожи, — и уворачивался, оставляя под ладонью Рутаганды нагретую телом ткань. Дал снять с себя покрывало с диадемой, но ускользнул, когда Рутаганда вознамерился запустить пальцы ему в волосы. Под муслином и золотом на Вонге не было ничего, и полускрытая кровавым туманом нагота манила и соблазняла вернее, чем полностью обнаженное тело: вот из алого марева проступают длинная линия бедра и изгиб поясницы, вот складки мягко очерчивают налившийся, но еще не полностью вставший член, вот между струек золота и жемчуга, сбегающих по груди, мелькает темное пятно соска — и прячется снова. Неторопливое развлечение будило жажду, вязкую и тягучую, как медовый сироп, в который здесь окунали сладости. И чем хуже Вонг притворялся послушным, тем сильнее вскипало поверх этой жажды острое желание подчинить его по-настоящему, принудить к послушанию и увидеть в его глазах непритворную, подлинную покорность.

Наконец Рутаганда не выдержал: собрал в кулак все, что свисало с шеи Вонга — жемчужное ожерелье, витые цепочки, плетеные золотые нити, в которых блестели мелкие драгоценные камни. Сжал их, чувствуя, как колют ладонь острые грани камней, и потянул Вонга к себе. Подтолкнул кулаком в подбородок, вынудил поднять голову:
— Так и будешь меня дразнить?
Вонг опустил ресницы, скрывая блеск в глазах:
— Господин и повелитель нетерпелив. Но я сделаю все, чего он пожелает.
— Все, чего пожелаю? — с притворным недоверием переспросил Рутаганда. Губы Вонга шевельнулись, но слова были едва слышны:
— Всегда. Не только сегодня.
Сердце замерло, ядовитую жажду власти смыла нежность. Рутаганда наклонился, легко коснулся губами приоткрытого навстречу рта. Почувствовал ответное движение, тоже еле заметное, и мимолетно подумал, что сохранит его в памяти, как очередную редкую драгоценность. Отстранился, разжал кулак и погладил Вонга по щеке:
— Делай то, чего желаешь сам, свет мой небесный.

Он не прогадал: несколькими словами вынудив его сдаться, Вонг воспользовался своей победой к обоюдному удовольствию. Он больше не ускользал, напротив — льнул к Рутаганде, позволяя прикасаться к себе как угодно, но словно не замечал прикосновений, полностью сосредоточенный на том, чтобы доставлять удовольствие, а не принимать ласки. Он давно изучил тело Рутаганды и порой использовал это знание для того, чтобы заставить его стремительно потерять разум. Сейчас он никуда не спешил сам и не торопил Рутаганду, и легкие касания его губ, пальцев и языка, то гулявшего по члену, то дразнившего яйца, приносили такое же медленное мучительное удовольствие, как и прежняя игра. Рутаганда вздрагивал под его руками, подавался навстречу его рту, выдыхал, забыв все витиеватые обращения:
— Николас, звезда моя!..
Вонг поднимал голову и так внимательно смотрел ему в лицо, будто всерьез полагал, что он еще способен сказать что-то осмысленное. Снова склонялся над крепко стоящим членом, целовал и облизывал головку, добирался до яиц и поочередно забирал их в рот, оставлял влажные следы на разведенных бедрах Рутаганды, то на живом, то на стальном. Вонг не хуже него самого знал, как щедро живая сталь делится тем, что чувствует, и прикосновения к стальному бедру возле паха, то еле ощутимые, то напоминавшие укусы, заставляли Рутаганду хрипло и коротко постанывать. Улучив момент, он поймал левую руку Вонга, облизал пальцы, сжал зубами — и с удовольствием услышал тихий ответный вздох.
— Господин и повелитель меня отвлекает, — сказал Вонг с притворным упреком. Чтобы отвлечь его еще сильнее, Рутаганда повел языком к запястью, добрался до серой ленты стали, уходящей под просторный муслиновый рукав. Вонг шумно вздохнул, и Рутаганда потянул его к себе. Одной рукой забираясь в рукав, прослеживая ладонью кольца стальной змеи до плеча, другой он скомкал алые одеяния и задрал выше пояса. Вонг выразительно потерся о его бедро налитым членом — будто показывал, что нисколько не заскучал, томительно и неспешно доводя его до края и вновь давая остыть. Рутаганда погладил его поясницу, опустил ладонь ниже. Пальцы пробрались между ягодиц и попали во влажное скользкое тепло. Другую руку Рутаганда выпутал из рукава и запустил в волосы Вонга, вынудил его откинуть голову и заглянул в лицо. Вонг молча улыбнулся. Рутаганда поймал губами эту улыбку, поцеловал уголок рта, добрался до уха и потянул зубами за цепочку серьги. Хрипло спросил:
— Что, в гаремах принято готовиться заранее?
— У меня не было гарема, — слегка задыхаясь, отозвался Вонг. — А подстилкам Салеха я зады не проверял. — Он выровнял дыхание и прищурил глаза: — Господин и повелитель не рад, что я позаботился?
За церемонной вежливостью пряталась насмешка, ладонь крепко и уверенно охватила член Рутаганды — к разогретой теплым дыханием и поцелуями коже прохладно прижались ободки колец. У Вонга не было причин сомневаться, что "господин и повелитель" одобряет его заботу, но Рутаганда все же сказал, собравшись с мыслями:
— Твоя предусмотрительность бесценна, мое сокровище.
Вонг удовлетворенно кивнул и толкнулся задом навстречу пальцам. Рутаганда готов был услышать повелительное "выеби меня", однако Вонг сдвинул брови, будто искал слова, а потом так же церемонно произнес:
— Тогда пускай господин насладится ею в полной мере. — Подумал и добавил: — Незамедлительно.
Рутаганда расхохотался и уронил его навзничь, подминая под себя.

Вонг принял его гладко и безболезненно, с готовностью подался навстречу и скрестил щиколотки у него за спиной. Когда Рутаганда толкнулся сильнее, он закинул руки за голову и вцепился в подушку. Перевитые золотом волосы рассыпались по затертой вышивке подушки, ожерелья и цепочки сползли к шее жемчужно-искристым потоком, помутневшие от желания глаза остановились на лице Рутаганды. Раз за разом Рутаганда входил в него и выходил почти полностью, Вонг всхлипывал и двигался следом, как будто не желал его выпускать. Вот теперь, податливый, открытый и жаждущий наслаждения, звенящий украшениями от каждого резкого толчка, он и впрямь походил бы на наложника — если бы не стальная лента, проступавшая тусклым серым блеском сквозь алый туман рукава. Таких украшений у постельных игрушек не бывает.
Рутаганда дотянулся до его руки, вынудил отпустить подушку и снова прижался губами к запястью — там, где когда-то шел тонкий шрам от серебряной веревки, а теперь холод стали сменялся теплом кожи. Вонг захлебнулся воздухом, выгнулся, упираясь затылком в постель, и сжался так, что Рутаганде стало больно. Следом за этой короткой болью пришло такое удовольствие, что он прикусил стальные пальцы Вонга, чтобы не рычать по-звериному. Подхватил в ладонь его пульсирующий член и, чувствуя, как пробегает от затылка до пяток дрожь удовлетворения, завороженно смотрел Вонгу в глаза, пока тот выплескивался, отстав от Рутаганды всего на несколько мгновений.

Снимать украшения Вонг не спешил. Содрав влажные от пота и семени гаремные тряпки, он сидел на постели совершенно нагой и в золоте; если бы у Рутаганды оставались силы, он не смог бы смотреть на это зрелище спокойно. Но сейчас он просто устроил голову у Вонга на коленях и наслаждался густым терпким запахом недавнего соития. Потянулся от удовольствия, потерся щекой о теплое голое бедро.
— Ты целый год так делал, — сказал Вонг с укоризной и почесал его за ухом, как чесал бы зверя.
— Не помню. — Рутаганда закрыл глаза и наклонил голову, подставляясь под непривычную ласку.
— Потом засыпал и пускал слюни, — безжалостно добавил Вонг.
— Может, и хорошо, что не помню, — пробормотал Рутаганда, перекатывая затылок туда-сюда по его бедру. Вонг выдохнул тихий смешок и снова принялся его гладить: пощекотал висок, обвел ухо, несильно подергал за мочку. Привычка к бездумным легким прикосновениям — отличное приобретение — наверняка появилась у него благодаря компании ягуара. Рутаганда пытался представить, как Вонг день за днем возится со здоровенной зверюгой, от которой любой другой шарахнулся бы в ужасе, когда что-то легко стукнуло по кончику носа, еще раз и еще. Он приоткрыл глаза: Вонг покачивал у него перед носом розовой жемчужиной в оправе из красного золота, свисавшей с браслета. Отстегнул — она оказалась серьгой — покрутил в пальцах:
— Это твое.
Пока он пояснял, откуда взялась жемчужина, Рутаганда разглядывал его лицо, ловил признаки сомнения, недовольства, ревности. О знакомстве ягуара с пери отряд рассказал еще в Истаре, а Вонг до сих пор не упоминал — Рутаганда думал, что и не упомянет. Дослушав, он покачал головой:
— Вот же дурная девка.
Вонг недоуменно посмотрел на него. Рутаганда забрал жемчужину, приподнялся на локте и огляделся, высматривая свою одежду. Бросил розовую каплю на штаны, чтобы не забыть потом убрать в карман. Вонг проводил серьгу глазами:
— Не будешь носить?
— Зачем? — Рутаганда улегся обратно. Протянул руку, взял Вонга за подбородок и провел большим пальцем по губам. — Я этой херни не помню, Николас, и знать не хочу. Зверь есть зверь: ему запахло сукой, он вскочил на суку. У суки будет щенок, а мне-то что в этой цацке?
— Вероятно, жемчужина должна помочь ему… ей узнать тебя, — заметил Вонг. — Если вы встретитесь.
— Такая тварь не заберется в наши края, — шевельнул плечом Рутаганда. — А мы сюда не вернемся.
Вонг молча прижался щекой к его ладони — как будто благодарил за безразличие.

На самом деле любопытство если и тревожило Рутаганду, то самую малость. О том, сколько семени он пролил в случайных баб, он задумывался нечасто, а подумав, тут же забывал. Этот младенец будет отличаться от других неведомых выблядков только тем, что не будет человеком. Было бы занятно взглянуть — но не настолько, чтобы таскать на виду подарок крылатой девицы, ради своей прихоти заставившей мальчика ревновать.

На следующий день Вонг оделся в шангрийское, без сожаления отказавшись от расшитых эраншарских кафтанов и просторных шаровар. Рутаганда об этом тоже не жалел: сразу вспомнилось, как восхитительно обтягивают задницу Вонга узкие бриджи.
Он решил было, что Вонг хочет окончательно оставить Эраншар позади, но тот вплел в волосы одну из золотых змеек, перевив ею тонкую косу на виске.
— На память? — спросил Рутаганда, подцепив пальцем украшение, и Вонг кивнул.
Рутаганда с удовольствием оглядел его: длинная цепочка со слезой Алеты в одном ухе, кафф с цветком на другом, в волосах поблескивает змейка, на запястьях браслеты Заль — для случайного взгляда такие же безделушки. Раньше, в Шангри, Вонг вовсе не носил драгоценностей. Казалось, если предложить ему примерить что-нибудь подобное, он ответит недоуменным взглядом или спросит: “Зачем?” Вспыхнуло и исчезло воспоминание о черном резном амулете. Может быть, зря Рутаганда считал тогда, что от любого подарка Вонг презрительно откажется?.. Нынешние украшения ему подходили, делали строгое красивое лицо еще прекраснее. Сознавал ли он это — или просто привык в Эраншаре к золотому обвесу как к части местной одежды? Рутаганда собрался спросить, но в дверь гулко стукнули кулаком. Оказалось, Бабангида нашел транспорт.
Пока он рассказывал, Рутаганда поймал его взгляд, мазнувший по каффу Вонга, и понимающую усмешку. Уж Бабангида-то мог узнать последнюю звезду, едва ее увидев, даже в таком исполнении.

Меньшую половинку слезы, превращенную ювелиром в подвеску на прочной цепочке, Рутаганда отдал Хуме, улучив момент. Пояснил: иначе в Шангри без языка будешь.
Девчонка смутилась, залепетала:
— Господин Нивон и так был щедр с Хумой…
— Это не от него, — сказал Рутаганда. — Это от меня. Считай, понравилось мне, как ты косы плетешь.
Хума стиснула подвеску в кулаке и поклонилась; Рутаганда видел, что она прячет улыбку.
Девчонке повезло с Вонгом: не купи он ее из-за прихоти наследного принца, судьба ее ждала бы незавидная, — однако и она тоже была Вонгу полезна. За то, что она когда-то не побоялась выпустить ягуара из клетки в зверинце, Вонг с ней рассчитался сполна, но Рутаганда сейчас платил не за это. Слеза стала подарком за все остальное, за весь год, что она провела при Вонге и ни разу не обманула его доверие — раз осталась жива. Судя по улыбке, бывшая невольница все поняла правильно.

Транспорт оказался ветхим баркасом, ходившим в верховьях Жемчужной от поселка к поселку с нехитрыми грузами. Тупой как пробка и тугой на ухо перевозчик не сразу понял, что его наняли доставить путников не в ближайшую деревню, а вниз по реке до самого Мервара. Когда понял, спорить не стал: убедили его деньги или оружие, или один только вид наемников, — но он махнул рукой и направил свою развалюху на середину реки.
Кают на баркасе не было, пришлось ночевать на палубе вокруг ровера, завернувшись в плащи. Влажный холодный воздух реки после сухой пустынной жары был даже приятен — особенно для Вонга. Когда тот думал, что на него никто не обращает внимания, он широко раздувал ноздри, втягивая речную сырость, или дышал приоткрытым ртом — и смотрел вперед, где его ждало беспокойное Южное море.
Пару раз перевозчик причаливал к берегу, и отряд бил дичь, чтобы не скучать в пути без свежего мяса. Перед Крабьей отмелью все изготовились защищать суденышко, однако там оказалось пусто и тихо: крабы уже спрятались в песок до лета. Хума не путалась под ногами, помогала чем могла и становилась незаметной, когда в ее помощи не нуждались. Зря Рутаганда опасался, что она будет мешать в дороге: отряд к ней привык и она успела привыкнуть к отряду. Вонг был прав, когда говорил ей “мы едем воевать, ты не пригодишься”, — но если бы они собирались снова осесть на одном месте, избавляться от нее было бы необязательно.
До Мервара дело шло неплохо. Но когда показались на горизонте очертания города и засверкали солнечным золотом скаты крыш княжеского дворца, Рутаганда почуял: что-то не так. Огляделся, прислушался: на баркасе все спокойно, по берегам тоже. Принюхался, и чувство непорядка стало сильнее.
— Что? — спросил Вонг, стоявший рядом с ним у борта; он уже заметил тревогу, которую Рутаганда едва успел ощутить. Рутаганда еще раз повел носом — и понял, о чем говорит подаренный ключником звериный нюх:
— В Мерваре дохера народу. Странно для зимы. Большие корабли-то не ходят.
Вонг задумался.
— Левен должен был поставить там гарнизон.
— Больше, — качнул головой Рутаганда. — Разные люди. Не только военные.
Ветер нес навстречу баркасу мешанину запахов, Рутаганда принялся называть те, что различал: много дешевой еды — котлы похлебки или каши, которую варят на открытом воздухе; необустроенное жилье, где люди теснятся, как рыба в садке; грязные тела, раны и болезни, затхлый скарб, долго лежавший в сундуках и вытащенный на свет… Страх. Сильнее всего от Мервара пахло страхом.
Вонг прищурился:
— Ты правда все это чувствуешь?
Рутаганда пожал плечами. Вонг помолчал, спросил:
— Трупы?
Нет, мертвечиной тащило не больше, чем от любого города.
Блеснула на солнце золотая змейка в волосах — Вонг кивнул:
— Значит, не мор. Война?
— Не в Мерваре, — сказал Рутаганда и поймав взгляд Вонга, понял: они думают об одном и том же.
Они не ошиблись.

С баркаса сошли, не доплыв до столицы, на маленьком деревенском причале. В городе могут быть патрули, сказал Вонг, и неизвестно чьи.
В деревеньке, укрывшейся от столицы княжества за невысоким холмом, путникам продали молока и хлеба, но знали там немного: соседи воюют, разводили руками крестьяне, люди бегут из Шангри, с западных земель, много бегут, а кормить-то их кто будет?.. Над нами, говорили, летают туда-сюда эти их птицы, вроде как княгиня наша Магда сговорилась, чтоб их военные нас защищали, но до нас ли им, когда у них свой пожар. У хромого шорника сестра замужем в Шангри была, вернулась теперь, только не в себе она.
Вонг развернулся на каблуке и пошел к шорнику. Рутаганда махнул остальным, занятым нехитрой деревенской снедью, и направился следом.
Пришибленная горем солдатская вдова, которую они нашли в шорной мастерской, монотонно повторяла одно и то же: на Шангри напали с моря, в день осеннего шторма, и те, кто отражал первую атаку, полегли все до единого. Говорят, столица разрушена, добавила она, глядя в пустоту, камня на камне не осталось. По ее лицу катились слезы, но руки ловко вязали узлы на железных кольцах сбруи.
Больше от нее ничего добиться не удалось — зато кое-что рассказал ее сын, нахохленный сопляк лет десяти, похожий на вороненка. Он ходил в город торговать наловленной рыбой — и как все такие сопляки, грел уши где мог.
— Столицу островные порушили и взяли, теперь на север продвигаются, а только не пускают их, — сказал он, неотрывно глядя на золотую монету в пальцах Вонга. — В Мервар пока не суются, здесь наш гарнизон стоит. И сверху патрулируют, и на земле. Ее величество так приказала.
— Ее величество? — переспросил Вонг, и сопляк хлопнул глазами:
— Так королева-мать. Король-то в Поток ушел. Когда столицу защищал. Теперь король…
Он собирался сказать еще что-то, но вдова велела ему замолчать и проговорила, не поднимая глаз от своей работы:
— Король наш нынешний — младенец. Долгой ему жизни, а только воюют за него, да без него.
Вонг кинул пацану монету и не стал дожидаться благодарностей.

— Что думаешь? — спросил Рутаганда, пока они возвращались к роверу.
— Не понимаю. Ему должно было хватить силы. Корона… — болезненная гримаса промелькнула по лицу Вонга так быстро, что не ожидай Рутаганда ее увидеть, не заметил бы, — сильнее, чем можно представить.
— Помнишь оружие орденских? Ту здоровую дуру. Корона нас тогда прикрыла, но только на это ее и хватило.
Вонг поморщился:
— Тогда Левен нихера не соображал. Останавливать волну готовишься. Успеваешь ощутить всю силу. Направить ее. И это не первый его шторм, до того был весенний… Нужно поговорить с командиром гарнизона в Мерваре. Он должен знать, что случилось.
— Николас, — начал Рутаганда, и Вонг покосился на него. — Уверен, что нам, — он чуть не сказал “тебе”, — что-нибудь расскажут? Мы работаем на Синтию, но у них могут быть свои приказы.
Он мог бы напомнить о том, что армейские никогда не любили наемников, а заодно и о том, что внезапное появление отрекшегося и пропавшего год назад короля может не вызвать доверия у гарнизонных офицеров, — но вряд ли Вонг об этом забыл.
Вонг тем временем шарил по внутренним карманам дорожной куртки. Нашел и сунул Рутаганде в руки клочок бумаги.
— Расскажут.
Рутаганда развернул обрывок, вгляделся. “Разрешение на выезд”, — потребовал когда-то Вонг у Левена, и тот написал на первом попавшемся листке — но не простую подорожную, а документ вроде того, какой однажды подписывал наемникам сам Вонг: “говорят и действуют по воле короля и на благо Шангри, вольны требовать любой помощи от армии, королевской гвардии и военной полиции”. Удивительно, что Вонг не выкинул бумагу, как только они выехали из столицы, — но теперь можно было рассчитывать, что с ней в гарнизоне не завернут с порога.
— Раз Левен ушел в Поток, а не был низложен, его печать действительна, — ровно сказал Вонг. — Если его указы не отменила… королева. Нужно проверить.

— Святые заступники! — восхитилась Юлия, услышав новости. — Малышка Кири теперь королева-мать? Дивно, ее болван все равно ни на что не годился.
— Корона, — напомнил Вонг. — Младенец ею не управляет.
— А что ж ее не взял никто другой? — удивился Вебер.
— Если Кири следит за тем, чтобы корона всегда была рядом с ребенком, никто не сможет причинить ему вред… Кроме нее самой.
— Погоди-ка. — Юлия перегнулась через Рутаганду, чтобы взглянуть на Вонга. — Так ее-то ведь корона не слушается?
— Иногда наследник получал корону раньше, чем входил в разум. — Вонг говорил рассеянно: думал он явно о другом. — Однажды королева-мать умертвила младенца грудным молоком. Выпила яд сама и кормила. Ради любовника. Он должен был стать королем и исцелить ее.
— Обманул! — предположила Юлия. — Вот мудак.
— Сказал, что не помилует детоубийцу, — подтвердил Вонг. — В другой раз наследнику было четыре года. Его уговорили отречься. Потом он быстро умер. Помогли.
— Тогда тоже была война? — спросил Бабангида.
— Да здесь всегда война, — хохотнул Вебер, но Вонг покачал головой:
— Не такая.
Продолжать он не стал, ясно было и так: стычки на границах и бунты в недавно присоединенных областях не стоило даже сравнивать с прямой атакой на столицу Шангри — успешной, если верить слухам.
— Херовый расклад, — заметил Бабангида. — Короля считай что нет, столицу сдали, что осталось-то?
— Узнаем в гарнизоне, — сумрачно уронил Вонг.

Дорога шла вдоль реки и привела прямо в порт, забитый людьми. Дымились костры: в больших котлах варили какое-то хлебово, раздавали всем, кто подходил со своей миской. Вокруг узлов со скарбом бегали дети, оставленные караулить, пока их отцы и матери ушли искать жилье или работу. Тут же бродили, как по невольничьему рынку, добротно и нарядно одетые мерварцы: купцы, ремесленники, а то и небедные крестьяне, выбиравшие себе дешевых работников. Порой виднелись мундиры — и мерварские, и шангрийские. Ровер с трудом пробирался через толпу.
— Прогуляемся, — предложил Рутаганда.
В машине остались Бун и Вебер, которые пешком ходить не захотели, и Хума, которая забилась в угол заднего сиденья и таращилась на все вокруг. Бабангида и Юлия тоже решили размяться. Перед ними люди расступались, сразу видя, что они не купцы и не беженцы. То и дело долетали обрывки разговоров, нехитрых и бесполезных: сбежавших от вторжения Ихона больше заботила их собственная судьба, чем то, что они оставили за спиной.
— Что там?.. — Вонг вгляделся в группу красно-синих шангрийских мундиров у края причала и прибавил шагу.
— Твое судно пойдет на нужды армии, — отрывисто бросил один из них куда-то вниз.
— Жопу свою на нужды армии сдай! — визгливо огрызнулся невидимый собеседник. Мундиры сдвинулись плотнее.
— Отставить, — скомандовал Вонг, подходя, и солдатики сперва вытянулись во фрунт, а потом уже обернулись. Формы на Вонге не было, зато их старший, с шевроном сержанта, явно узнал его в лицо — и растерялся. Вонг не стал ждать, пока они начнут задавать вопросы, сунул сержанту обрывок бумаги с королевской печатью:
— Найдите другое судно. Это мне нужно.
— Нахера? — тихо спросил Бабангида у Рутаганды.
— Пригодится, — отмахнулся Рутаганда. Он уже сообразил, что дело не в лодке, которую пытались отжать армейские.
Сержант шевеля губами прочитал бумагу и снова вытаращился на Вонга.
— Вольны требовать любой помощи, — повторил написанное Вонг. — Что неясно? Пошли вон.
Сержант отдал честь и махнул своим. Ни одного вопроса он так и не задал: видно, решил, что не его ума дело. Когда они отошли на десяток шагов, из лодки выпрыгнул на причал узколицый длинноносый тип, ткнул Вонга кулаком в плечо:
— Змейка! Ебать, живой!
— Так и ты живой, Угорь. — Вонг помедлил. — А Скат? Тетка Тамира?
Он как будто опасался задавать этот вопрос.
— Живы. — Угорь скривился: — Считай, из всего косяка только я да они и остались. Повезло, блядь, что тетка захотела по-городскому… — и спохватился, оборвал себя: — Хер ли здесь-то языки полоскать, давай к ним подкину. — Посмотрел на Рутаганду с Бабангидой: — И вы залазьте, поместимся. А остальные ваши где?
— В ровере. — Рутаганда пробудил стальную связь, уточнил: — По земле доберутся?
— Если дорогу знать, — кивнул Угорь. — Да я встречу, пусть на нижний край порта двигают.

Собираясь спуститься в лодку, Рутаганда оглянулся — и увидел, как давешний сержант докладывает молоденькому офицеру. Тот посмотрел в сторону их компании и сорвался с места, кинулся к причалу бегом.
— Николас, — позвал Рутаганда. — Хочешь поболтать или отчаливаем?
Вонг выглянул из лодки — и протянул руку, чтобы Рутаганда вздернул его на причал.
Офицер подбежал, выпалил:
— Я лейтенант Сунан! Разрешите доложить!.. — и сбился, прикусил губу: понял, что уставное обращение некстати.
— У меня нет звания, — не стал его щадить Вонг. — Докладывай.
— Вас желает видеть ее величество! — то ли лейтенант успел запыхаться, пробежав сотню шагов, то ли говорил о Кири Левен с восторженным придыханием. — Она знала, что вы должны вернуться. Всем гарнизонным офицерам приказано…
— Где она? — нетерпеливо спросил Вонг. Лейтенант Сунан замялся:
— Велено сообщать генерал-лейтенанту Крону…
Значит, о местонахождении королевы офицеры вслух не говорили — вероятно, и знали-то не все.
— Так сообщи. — Вонг перебрал камни на своих браслетах, протянул руку, чтобы Сунан коснулся одного из них: — Твой вихрь меня найдет.
— Но если вы не задержитесь в Мерваре… — неуверенно начал Сунан. Вонг двинул головой так, будто хотел обернуться.
— Мы подождем, — ответил вместо него Рутаганда.
Уже в лодке он с досадой хлопнул себя по колену:
— Надо было спросить, где Синтия.
— Здесь ей делать нечего, — отозвался Вонг. — Узнаем.

Сперва Угорь не болтал: чтобы пробраться на дальний, нижний по течению край порта, ему приходилось лавировать между сотнями сновавших туда-сюда лодчонок и десятками больших кораблей, стоявших на якоре на середине реки. Но когда уже обогнули причалы и тащились вдоль берега к рыбачьим домам, он ни с того ни с сего сказал:
— Как трещина по Восточному мысу пошла, думал, там и сдохну. А нет, съехали вместе с каменюкой, как в люльке. Вот рыбку мою затоптали. Сама виновата, говорил ей — не лезь… — и затих снова.
Юлия с Бабангидой переглянулись и промолчали.
— Что там было? — спросил Вонг. Угорь вскинулся, словно успел забыть, что не один в лодке. Рутаганда видел таких людей; давешняя сестра шорника выглядела похоже. Пережив то, что напугало или ранило их слишком сильно, они то вели себя как обычно, то вдруг замирали и смотрели в пустоту, захваченные воспоминанием, которое предпочли бы забыть навсегда.
— Так ты, выходит, вообще ничего… — пробормотал Угорь. Зачерпнул из-за борта воды и обтер лицо.
— Осенний шторм был. Тетка Тамира захотела с Восточного мыса поглядеть, мол в кои-то веки как городские. Ну, Скат повез ее по воде, чтоб ноги не бить в обход. Через нашу бухту, да ты знаешь. Я с ними увязался, а со мной рыбка одна, — Угорь махнул рукой, — так, мимо проплывала. Хотела там потолкаться, городских пощупать. Скат сказал, чтоб возле него не терлась тогда. Чтоб, значит, если шум какой, Тамиру не вмешивать.
Вонг кивнул, ни движением, ни взглядом не выказывая нетерпения. Так он вел себя на самых важных допросах — или когда слушал Рутаганду. Раньше это сходство не бросалось в глаза, а сейчас вынудило засмотреться.
— Сперва волна пришла, как обычно, — тускло сказал Угорь, — ну, там король на маяке, все дела… И тут тряхнуло. Никто еще не понял, что за херь, а уже все рушиться стало. Там… Рыбка моя в толпе терлась, а я к Скату отошел. Они с Тамирой с краю были, в давку не полезли. Что-то спросить хотел. — Он наморщил лоб так, будто это было важно. — Не помню. Как все поехало из-под ног, Скат меня за ворот ухватил, Тамиру удержал. И тот край, где мы стояли, он взял да вниз ухнул. Я еще видел, как там трещины… По всему мысу. Ор стоял… Рыбка как раз кошель срезала, с ним под ноги в толпу-то и легла, это я видел. А нас разом вниз дернуло, да недалеко, обломок в расселине застрял. — Он зажмурился, тряхнул головой и ожил, пришел в себя: — Это нам удача выпала. Тут как раз волна ударила, а мы-то выше оказались. Окатило нас, но не смыло. Ну, слезли кое-как, а там даже лодочка наша уцелела. Только в камни ее закинуло, вытаскивать пришлось.

Все-таки стоило предпочесть гарнизон, подумал Рутаганда. Что бы ни случилось во время осеннего шторма, вряд ли армейские рассказали бы об этом так же бессвязно. Но Вонг хотел повидать своих — пускай повидает. Потом на это может не найтись времени.
— Значит, это правда? — спросил Вонг. — Столица разрушена?
— Где разрушена, где затоплена. — Угорь скривился. — Да и хер с ней, уже не наша столица-то… Приплыли.

Маленький рыбачий домик стоял на высоком причале; летом Жемчужная подступала вплотную к его порогу, но сейчас, когда лодки причаливали по-зимнему низко, дом нависал над головами, как птичье гнездо на ветке. Остро пахло речной водой, свежевыловленной рыбой, дымом очага. От пасмурного неба тянуло близким дождем. На причале кто-то возился, Угорь свистнул снизу вверх:
— Эй, гля какой улов! — и над краем причала показалось лицо Ската. Широко расставленные глаза обежали всех и остановились на Вонге.
— Нагулялся, значит, — невыразительно сказал Скат и выпрямился.
Когда все поднялись на причал, он так и стоял, ветошью обтирая руки от рыбьей чешуи, и хмуро смотрел на прибывших. Вонг не успел ничего сказать: скрипнула рассохшаяся дверь домика, вышла Тамира. В ее косе прибавилось седины, платье выглядело изрядно поношенным.
— Николас! — ахнула она и шагнула к Вонгу.
Пока она обнимала его, а он неловко придерживал ее за спину, Скат подошел к Рутаганде. Так же хмуро спросил:
— Хоть нашли чего искали?
— Нашли, — кивнул Рутаганда. Скат поглядел исподлобья:
— Так уебков можно изничтожить?
Рутаганда кивнул снова — и Скат приободрился, расправил плечи. Развернулся к Вонгу с Тамирой:
— Ну хорош его мять, не малой он. Дай нам пожрать чего найдется.

— Да хер же знает, что там вышло. — Скат постукивал по столу мятым оловянным стаканом. — Нам не докладывали. Весь берег тряхануло, волна в подземелья вошла, ну и порушилось все. А следом корабли с островов, — он поморщился, — не корабли, а бочки железные, как только море носит.
— Морская охрана? — спросил Вонг, залпом опрокинул свой стакан.
— Рыб охраняет, — выплюнул Скат. Тамира подошла из-за спины, коснулась его плеча.
— Они держали оборону, Николас. Многим дали уйти… Кто выжил в городе.
Скат неохотно кивнул, но буркнул:
— Толку с этого…
— Люди остались живы, — сдержанно сказала Тамира и отошла к очагу за новой порцией жареной рыбы. К столу подскочила Хума, стряхнула с тарелок в чан с мусором рыбьи кости. Тамира взяла ее в оборот, выяснив, что гостья из Эраншара понимает шангрийскую речь. Теперь девчонка таскала туда-сюда еду и посуду. Рутаганда был уверен, что она внимательно слушает разговоры, и между делом пытался представить, что за каша варится под рыжими кудряшками: вряд ли бывшая невольница ожидала попасть прямо на войну, и вряд ли знакомство “господина Нивона” одновременно и с королевой Шангри, и с портовым сбродом запросто укладывалось у нее в голове. Впрочем, то, что портовые — не последние для Вонга люди, она поняла мигом и Тамиру слушалась беспрекословно.

Скат и Тамира рассказывали о том, как пала столица, не так бестолково, как Угорь — но и они знали только то, что видели сами или услышали от других выживших. Они чуть не погибли в землетрясении и после него, когда в берег ударила большая волна. Восточный мыс стряхнул их с себя в другую от города сторону и тем сохранил им жизнь. Они видели в море тяжелые уродливые корабли Ихона и взлетевших им навстречу железных птиц морской охраны. Над столицей Шангри впервые за века завыл ревун. Невыносимый пугающий звук был слышен и в укрытии за мысом, он разламывал голову, пробирался в кости. Вслед за воем ревуна над искалеченным городом поплыл голос коменданта столичного гарнизона, усиленный воздушными вихрями. Этот голос эхом отражался от стен, проникал в каждый уцелевший дом: оставляйте все и уходите. Не приближайтесь к берегу, не спускайтесь под землю, уходите из города.
Мы думали в схрон убраться, добавил Скат, да вход камнем завалило, хер откатишь. Не знаю, что там птицы твои, целы, нет. Если сможете пробраться, сами поглядите.
Вебер с Бабангидой кивнули одновременно: силы живой стали должно было хватить, чтобы расчистить вход в пещеру.
Морской охране удалось потопить несколько кораблей, рассказал дальше Скат, но к закату железных птиц в небе не осталось. Уцелевшие корабли вошли в столичную бухту. Тамира, Угорь и Скат переждали ночь в своем ненадежном укрытии, а наутро Скат рискнул взобраться по обвалу на мыс, взглянуть, что в городе. В городе, по его словам, было херово, на мысу не лучше: многие из тех, кто пришел посмотреть, как король остановит шторм, так и остались в развалинах, смятые камнями или затоптанные толпой. Вернувшись к своим, Скат предложил дойти морем до устья Жемчужной и по ней подняться в Мервар. Им повезло снова: пробежавшая вдали от берега лодочка никого не заинтересовала.
Так они здесь и оказались. За этот домик отдали золотые серьги Тамиры — она бросила извиняющийся взгляд на Вонга: видимо, серьги были подарком. “Хорошо”, — кивнул Вонг. На первое время хватило тех денег, что были у Ската и Угря по карманам, а дальше, — Скат подмигнул, — была бы голова, а дела везде найдутся.
О том, как идет война, они знали немного: слухи в порту ходили разные, но что из них правда, не разобрался бы никто. Известно было, что Шангри еще не пала, — но из того, как об этом говорили, выходило, что это вопрос времени.
— Выясним, — сумрачно сказал Вонг. Он уже не ел, сидел на широкой облезлой лавке у стены, по своему обыкновению подтянув к груди колено и упершись в него подбородком.
— Так вы-то что теперь? — спросил его Скат. — На войну или сразу туда? На острова?
— Он командир. — Вонг мотнул головой на Рутаганду. — Его и спрашивай.
Бабангида ухмыльнулся в свой стакан, Юлия притворно закатила глаза.
— Поговорим с ее величеством, — сказал Рутаганда. — Если повезет, свяжемся с Синтией. Тогда решим.
Скат вдруг уставился на него:
— Слышь, так а Заль-то…
— Что? — спросил Рутаганда, чувствуя, как подступает к горлу горечь.
— Пропала она, — буркнул Скат. — С год назад, чуть не сразу, как вы свалили. Другой там разведкой заведует, как его… Винай.
Начальник военной полиции, назначенный Вонгом, зачем-то вспомнил Рутаганда. Бесстрастный сухой офицер, похожий на огромного кузнечика. Какая разница.
— Что значит — пропала? — спросил Вонг. Скат пожал плечами:
— Кто ж скажет. Я поспрашивал, да все разное говорили. Поди разбери.
— Ее величество должна знать точно, — сказал Вонг.
Он как будто пытался утешить — хотя еще непонятно было, нужно ли утешать. Рутаганда хотел сказать, что горевать рано, но не успел: Вонг поднял руку ладонью вверх и принял на ладонь маленький воздушный вихрь. Взял из него записку, и вихрь умчался в ближайшую щель, не дожидаясь ответа. Вонг пробежал глазами листок.
— Ее величество после полудня прибудет во дворец княгини Магды и предлагает нам встретиться с ней там. В подземных купальнях. Ее доставит Крон.
Где бы ни была сейчас Кири Левен, медленно подумал Рутаганда, она бросила младенца-наследника и полетела над воюющей страной, чтобы повидаться с Вонгом — и узнать из первых рук, есть ли ей на что надеяться. Похоже, дела в Шангри идут совсем плохо.

Когда Рутаганда впервые увидел Кири Бриджеш, племянницу наместника Амалы, которую лизоблюды величали “принцессой”, она сияла безмятежной прелестью. Теперь о той Кири напоминали разве что легкие облачка золотистых волос надо лбом, выбившиеся из гладкой прически. На переносице овдовевшей королевы залегла глубокая складка, губы твердо сжимались, когда она молчала. Тонкий обруч на голове, в точности повторявший узор короны Шангри, был знаком ее положения — и показывал, что она только голос подлинной власти, принадлежащей ее сыну. Платье королевы скрывал темный плащ, но серый подол выдавал, что она в трауре.
Сопровождавший ее генерал-лейтенант Крон тоже не выглядел прежним. Сейчас, пожалуй, язык не повернулся бы назвать его цыпленком. Запавшие глаза говорили о том, что спит он мало и плохо, обветренные скулы свидетельствовали о долгих часах и днях, проведенных на железной птице.
Княгиня Магда Мерварская рядом с ними казалась неприлично цветущей, хотя и на ее лице лежала тень тревоги. На правах хозяйки она поприветствовала отряд, окинула бесстыдно-оценивающим взглядом всех, кроме Юлии, а той улыбнулась, как старой знакомой. Сказала: если вы задержитесь в Мерваре, флигель, в котором вы жили, в вашем распоряжении. Рутаганда поблагодарил, не принимая приглашение и не отказываясь от него. В рыбачий домик Ската отряд втиснулся бы с трудом, но стоило сперва обсудить дела, а потом уже искать ночлег.
— Я вас оставлю, — любезно сообщила Магда и прошуршала платьем к выходу из купален. Рутаганда не сомневался, что она будет подслушивать — или хотя бы попытается.

Едва за мерварской княгиней закрылась дверь, Кири шагнула к Вонгу, протянула обе руки, как раньше. И первым делом спросила, невольно повторив вопрос Ската:
— Вы нашли то, что искали?
— Да. — Вонг принял ее руки в свои; к манерам Кири Левен он привык и избегать ее приветствий не пытался. — Мы сможем уничтожить Мертвый совет.
Осунувшееся, потемневшее лицо Крона озарилось улыбкой. У Кири разгладилась складка между бровей, и она снова стала похожа на беспечную девочку из Амалы. Через миг королева помрачнела вновь:
— Его величество…
— Я знаю, — ровно сказал Вонг. — Мне жаль.
Вряд ли его сочувствие было искренним, но Кири хватило и такого. У нее задрожали губы, дрогнул и голос, когда она сказала:
— Вы были его другом… Не спорьте. — Это она добавила напрасно, спорить Вонг не собирался. — Мой сын, — она бледно и коротко улыбнулась, — мои дети и я тоже рассчитываем на вашу дружбу.
Значит, под просторным плащом скрывался не только траур: Левен успел сделать жене запасного наследника, прежде чем ушел в Поток.
— Можете не сомневаться, — ответил Вонг. Таким тоном заверять в своей преданности мог бы какой-нибудь достойный человек вроде Маркуса Кила.
Кири пожала руки Вонга и отстранилась. Сплела пальцы, печально взглянула на Рутаганду:
— Вы ведь дружили с госпожой Заль? Я принесла вам дурные вести.

Тело Синтии нашли в ее собственном доме, лишенное головы и рук. Это случилось через месяц после того, как отряд уехал из Шангри.
— Как опознали? — тут же спросил Вонг. Дознавателем он служил не зря, отстраненно подумал Рутаганда.
— Я опознал, — сказал Крон. — Я… — Он сбился, настойчиво повторил: — Опознал.
Выходит, Синтия не только гоняла командира королевской охраны по поручениям, но и взяла в койку. Как у всех, у нее были приметы, известные тому, кто видел ее нагой. Расспросить сопляка с глазу на глаз? С Синтии сталось бы такие приметы подделать — если бы ей пришло в голову изобразить собственную смерть. Живую сталь не подделаешь, но стальными у нее были только руки… Рутаганда сам понимал, что надеется впустую. Исабель успела стать здесь незаменимой. Они должны были проверить все досконально, чтобы убедиться в том, что они и правда ее потеряли.
Кири говорила что-то еще, Крон ей подсказывал, Вонг задавал вопросы. Рутаганда прослеживал взглядом узоры мозаики, украшавшей купальню Магды, и вяло думал: значит, Синтия мертва. Исабель мертва. Что его удивляет? При их жизни странно, что этого не произошло раньше, давным-давно — ни с ней, ни с ним самим.

— Я подумала, вы захотите узнать, как идут дела, — сказала Кири и огляделась, морща лоб. Крон стряхнул с плеча длинный узкий футляр на ремне, вытащил из него карты. Кири нашла глазами стол у дальней стены, окруженный мозаичными скамьями, и направилась к нему. Остальные двинулись следом. Рутаганда шел последним, и Вонг сбавил шаг, чтобы оказаться рядом с ним. Показалось, что он сейчас прикоснется, но вместо этого дрогнула живая сталь, пробуждая связь, но не передавая никакого сигнала. Тайное, никому не заметное прикосновение помогло худо-бедно прийти в себя. Рутаганда благодарно кивнул. Сталь вздрогнула снова, Вонг догнал Кири и к мозаичному столу подошел уже вместе с ней. Сказал, пока Крон разворачивал карты:
— У вас есть время? Расскажите, как началось вторжение.

Землетрясение в день осеннего шторма не было случайностью — впрочем, в этом никто и не сомневался. Камни вздрогнули как раз тогда, когда к берегу подходила большая волна. Левен в этот раз не взлетал ей навстречу: не хотел ни оставлять беременную жену с младенцем на берегу, ни брать с собой. Он нарушил традицию, встал на краю мыса, собираясь подчинить ветер и заставить его повернуть дикую воду вспять. Это спасло всех кроме него.
Земля ходила ходуном под ногами королевы и собравшихся на мысу офицеров и придворных, хрустели и сыпались ажурные беседки. Левен попытался, управляя ветром, отгонявшим волну, в то же время накрыть воздушным куполом содрогающийся мыс, не дать камням обрушиться в море. Ему хватило бы силы короны, чтобы усмирить шторм, чтобы удержать землю, чтобы защитить жену, наследника и нерожденное дитя, — но не на все сразу. Береговая линия содрогнулась и обрушилась, большая волна вошла в город, хлынула в катакомбы, а из них рванулась наружу, взламывая землю, разрушая дома, погребая людей в развалинах.
Когда камни перестали дрожать под ногами, вихрь, окружавший короля Шангри, стих и развеялся пылью. Левен развеялся вместе с ним: утратил власть над Потоком, вывернув себя наизнанку, выжав до последнего вздоха, — и всю свою силу отдал короне. Она упала на плиты и слабо засветилась, готовая лечь в бесполезные ручки наследника. В мертвой тишине, опустившейся на мыс, дрогнула, пошла трещинами и рухнула в море белая башня маяка.
Корону подобрала королева: кровь короля в ее чреве позволила ей прикоснуться к украшенному камнями обручу и не поплатиться за это. Без всякого пиетета повесив бесценный артефакт на локоть, другой рукой выхватив у фрейлины кружевной сверток с наследником, Кири приказала Крону: железную птицу!
С мыса было видно: к побережью приближаются тяжелые, ни на что не похожие корабли островов Сивиллы. Подошел главнокомандующий армией Шангри, поклонился королеве:
— Мы готовы принять бой.
— Защищайте тех, кто будет спасаться из города, — сказала Кири. — Охраняйте дороги. Очистите окрестные деревни. Пускай люди уходят как можно дальше. Высадку пускай задержит морская охрана... Насколько сможет.
— Но столица... — начал главнокомандующий.
— Не пытайтесь удержать столицу, — ответила королева Шангри. — Не теряйте людей напрасно. Чем больше будет смертей, тем сильнее враги. Приведите в готовность гарнизоны всех провинций. Линия обороны пройдет там, где будет удобно нам, а не им.

— Неужели никто не попытался, — начал Вонг, наверняка имея в виду “забрать корону”. Кири покачала головой раньше, чем он закончил:
— Все растерялись.
— А ее величество — нет, — добавил Крон. Кири невесело улыбнулась Вонгу:
— Я помнила ваши слова. О том, что они не успокоятся. Я… — ее улыбка превратилась в усталую печальную маску: — …все время ждала. Мы с Дином… с его величеством говорили об этом. О Книге бездны. Обо всем, что мы узнали. О том, что мне делать, если… — Она прижмурилась и сразу же открыла глаза: — если с ним что-то случится. Я была готова… — голос осел, превратился в еле слышный шепот, — …бежать от опасности. Даже не простившись.
Крон вскинулся, собираясь возразить, но его опередил Вонг. Сухо сказал:
— Ваше дело — беречь наследника и корону. Раз они до сих пор в ваших руках, значит, вы не совершили ошибок. Поток взял свое, а вы сделали то, что должно.
Ни способность к состраданию, ни умение утешать — кого-нибудь, кроме Рутаганды — в длинный список достоинств Вонга не входили. Однако его прохладный тон помог Кири собраться. Она даже попыталась улыбнуться снова:
— Дин говорил так же.
Это Вонг пропустил мимо ушей.

Остальное Кири не видела своими глазами: Крон доставил ее и младенца в безопасное место.
— Все думают, что я в Амале, — сказала она, — но…
Вонг предупреждающе поднял руку:
— Нам не нужно это знать. Вас надежно охраняют? Вы уверены, что среди охраны нет предателей?
У Кири вновь дрогнули губы:
— Дин приближал только тех, кого вы проверили. Еще когда вели дознание. Других рядом со мной нет. В королевском совете…
— Совете? — переспросил Вонг.
— Мне нужны были те, кто знает, что делать, — сказала Кири неожиданно резко, выпрямилась так, будто Вонг ее упрекнул. Он промолчал, и Кири успокоилась:
— Я назову вам имена. Скажите мне, если они вызовут у вас сомнение.
Вонг кивал, пока она перечисляла имена и звания. Один раз поморщился, Кири тут же встрепенулась:
— Что-то не так?
— У меня не было оснований выдвигать обвинение, — задумчиво проговорил Вонг. — Но доверять ему я бы не стал.
— Я запомню, — согласилась Кири.
— Значит, вы собрали совет, — подытожил Вонг. — Что было дальше?
— Война, — невыразительно уронила королева Шангри и указала на развернутые карты.

Рутаганда слушал, как она перечисляет бои и потери: взорванный рельсовый путь, отданные противнику города и деревни, остановленные работы на северных шахтах: в один день от Амалы до Иррена взбунтовались големы, глиняные болваны, выполнявшие простую тяжелую работу; госпожа Заль говорила, что вы их проверяли, — с едва заметным упреком добавила Кири, и Вонг нахмурился: мы разобрали нескольких, но не нашли ничего подозрительного, камни с известными глифами, внутренние механизмы и только. Вероятно, тогда никто из нас не знал, что искать, — великодушно утешила Кири.
Беды от големов вышло немного, но все они были уничтожены и добыча камней на шахтах остановилась. Сейчас это не имело значения: чтобы подсчитывать убытки, сперва нужно было победить.
— Они не так уж далеко продвинулись. — Вонг коснулся линии фронта на карте. Фронт проходил по равнинам в двух днях пути от столицы. До Острогорья, северной границы страны, оставалось вдвое больше.
— Они не торопятся, — сказал вместо Кири Крон. — Они врастают.
Вонг непонимающе взглянул на него. Крон потер лоб:
— Их силы… Это не люди, это ямато. Так они называются. Големы, но другие. Не как те, что на шахтах. И не те, которых вы ловили. Они вроде кукол, одинаковые. Но двигаются как живые… пока не врастают в землю. Тогда от них отрастают новые, их больше. Мы выжигаем их, ломаем, разрушаем, но они растут снова. Окружают города и деревни. Тогда приходят их люди. С оружием, как то, помните, большое, — он показал двумя руками тяжелое орудие, из которого стрелял когда-то орденский по имени Гиноза. — Убивают тех, кого могут убить. Кто совсем порченый. Чистых не могут. Их оставляют жить в окруженных городах. Еще есть те, кто может, — он скривился, — очиститься. На них надевают ошейник…
— Они называют это очищением, — перебила Кири. — Они пришли очистить Шангри.
Рутаганда увидел, как Вонг сжимает кулак, — так, что белеют костяшки.
— Мы брали пленных, — добавил Крон. — Они говорят одно и то же. Они не воюют с нами, они нас спасают.
— Вас? — поднял бровь Вонг, и лицо Крона залила краска, как когда-то, когда он гораздо больше походил на цыпленка.
— Генерал-лейтенант Крон, — вмешалась Кири, — лично взял пленного. Того, кто не смог его убить. Их оружие не сработало.
Вебер сдавленно фыркнул, послышался шорох: Юлия ткнула его локтем в бок. Крон, багровый от смущения, отрывисто бросил:
— Он пытался со мной говорить. Что я чист сердцем. Я не должен защищать порченых. Они очистят всю Шангри и здесь станет хорошо жить. Всем, кто этого заслуживает.
— Что вы с ним сделали? — равнодушно спросил Вонг. — И с остальными, кого брали?
— Повесили, — хмуро сказал чистый сердцем генерал-лейтенант Крон. — Но сперва допросили.
Он порылся за пазухой, вынул плотно сложенные бумаги:
— Записи допросов. Вам может пригодиться. Полковник Винай много спрашивал про острова.
Вонг одобрительно кивнул.

От пленных узнали названия новых големов — ямато и еще одних, дарума: твари, составленные из двух шаров и похожие на детские игрушки для великанов, следили за порядком в захваченных городах. На верхних шарах нарисованы были неподвижные зеленые глаза, а изнутри дарума доносился голос, на чистом шангрийском уговаривавший хранить спокойствие, не впускать в сердце зло и не поддаваться порче. Своими нарисованными глазами дарума высматривали тех, кто не последовал их совету. Тогда приходили рыцари Сивиллы с оружием.
Еще пленные рассказали, что Мертвый совет может послать в Шангри столько ямато и дарума, сколько понадобится, а вот рыцарей и гончих с оружием у совета не слишком много. Но оком Сивиллы можно было научить пользоваться любого, кто пожелает, даже тех, на кого надели ошейник, — так что обитателям захваченных городов и деревень предлагали присоединиться к очистительному походу. Желающие нашлись, как находились всегда. Если такие перебежчики попадали в плен, их ждала жестокая публичная казнь в тех городах, которые оставались под контролем армии Шангри.
— Вы вернули долгие казни? — уточнил Вонг. Кири вздохнула.
— Это предложил королевский совет, — вставил Крон.
— И я согласилась, — решительно добавила Кири.
Если око Сивиллы посмотрит на нее, в живых она не останется, подумал Рутаганда.

Дальше Крон рассказал, что маги земли, которым удалось тайком попасть в столицу, выяснили: землетрясение, обрушившее берег, устроил Ройнар. Он то ли командовал вторжением, то ли давал советы тому, кто командует: его выследили разведчики Виная, но близко подобраться не смогли. На Ройнаре, как на всех порченых, был ошейник, а передвигался он в механизме, способном носить обрубок его тела с места на место, но люди, входившие в армию Ихона, слушались его приказов.
Теперь у Вонга побелели даже губы. Рутаганда не удивился бы, если бы он захотел отложить путешествие на острова ради того, чтобы покончить с Обрубком, — и не стал бы возражать.
— Он использует Поток, — добавил Крон. — Не просто призывает, а может направлять его, как раньше.
Вонг свел брови:
— Ему же нечем.
Крон скривился:
— Те, кто смотрел издали, говорят, у него есть что-то… вроде руки, но не рука. Пленные не знают, что это. Мы спрашивали.
Вонг потер висок и задумался, машинально трогая камни на своих браслетах. Крон и Кири подождали немного, но он молчал.
— Мы сопротивляемся как можем, — сказала Кири. — Но этого недостаточно. Их оружие уничтожает магов с одного выстрела, даже прикрытых защитой. И они могут врастать дольше, чем нам хватит сил их останавливать.
— Вы хорошо осведомлены, — отстраненно заметил Вонг. Кири покосилась на карту, детским жестом подергала ее край:
— Я не хотела всего этого знать. Но разве у меня есть выбор?.. — И посмотрела на Вонга в упор: — Что вам нужно для того, чтобы отправиться на острова сразу же? Мы предоставим все, чем располагаем.
Вонг повернул голову к Рутаганде.
— Мы отправимся завтра, — сказал Рутаганда. — И для начала выясним, что с нашим транспортом. Остальное все есть.

— Эх, а я бы и тут повоевал, — вслух пожалел Вебер, когда Кири с Кроном исчезли за потайной дверью. Рутаганда пожал плечами:
— В другой раз. — Подождал возражений и добавил: — Оставайтесь здесь, переночуем по-княжески. Мы с Николасом заберем из порта ровер и вернемся.
— А завтра что? — спросил Бабангида.
— Двинем в столицу морем. — Рутаганда глянул на Вонга, тот кивнул; значит, Скат согласится их доставить или даст лодку. — Выясним, что с нашими птицами. Дальше будет видно.

С неба сыпался холодный дождь, вдоль мощеных улиц бежали ручьи, несли с собой грязь и мусор. Под сердцем ворочалась мутная глухая печаль, искала выхода. Вонг проводил взглядом обломок коры в ручье — нет, детскую лодочку: на ней виднелся обвисший тряпичный парус. Запрокинул голову, ловя лицом колючие капли, неожиданно сказал:
— Шангри падет к солнцестоянию. Если мы не закончим раньше.
Рутаганда собрался было спросить, откуда такая уверенность, — и сообразил сам. “Полгода ты себе сберег, — говорил ключник перед тем, как начать рассказ о големах Мертвого совета. — Считай, удача твоя”.
Судя по тому, что рассказали Кири с Кроном, полугода големам вполне хватит, чтобы засеять своими ямато и дарума земли от побережья до Острогорья.
— Стоило бы взять Ройнара, — отрешенно продолжил Вонг. — Выяснить, как он управляет Потоком. Ему помогли на островах, это может быть важно. Но есть риск потерять время.
Едва ли не впервые на памяти Рутаганды он решил вслух оценить риски. Рутаганда отвлекся от своей грусти, задумался.
— Ты прав. Можем застрять. Если ты согласен с ним подождать…
— Я подожду, — не стал дослушивать Вонг. — В худшем случае его убьет кто-то другой.
И так же неожиданно сменил тему:
— Она мне нравилась. Заль. Если она там, мы ее найдем.
— Найдем? — глупо переспросил Рутаганда. Вонг посмотрел на него:
— Они забрали голову. Ты говорил, она подходила для Мертвого совета.
И верно. Об этом рассказал Инугами в дальних землях, а Рутаганда пересказал Вонгу. Крепко же его приложило, если он не вспомнил об этом сам.

Стоило упрекнуть себя в рассеянности, как память подкинула еще кое-что.
— Николас, ты забыл про Хуму.
Вонг покачал головой. Рутаганда смотрел, как дождь поблескивает на его ресницах, оседает россыпью капель на волосах; одна капля замерла на опаловом лепестке цветка на каффе, сделав его совсем живым.
— Я не забыл. Я передумал. Кири сейчас не нужна незнакомая служанка, а Хуме будет опасно рядом с ней.
— Предложишь ее Магде?
— Магде я не доверяю.
— Тогда что с ней делать?
— Когда придем, поговорю с Тамирой.

Говорить не понадобилось: стоило нырнуть в низкую дверь рыбачьего домика и отряхнуться от дождя, навстречу двинулся Скат, волоча за руку Хуму.
— Она не хочет к королеве. Останется у нас.
Вонг нахмурился:
— Почему об этом сообщаешь ты, а не она?
— Хума думала, вы не станете ее слушать, — пробормотала девчонка. Посмотрела на Вонга и приободрилась:
— Я хочу остаться здесь.
Подошла Тамира:
— Пускай девочка остается, Николас. Неужели мы ее не прокормим?
Вонг коротко улыбнулся:
— Прокормите, тетя Тамира. — И кивнул Хуме: — Как пожелаешь.
Скат ухмыльнулся:
— Я уж присмотрю.
Пока Вонг договаривался с приятелем насчет лодки, ходил с ним к роверу и выгружал большую часть всего, что успел нажить в Эраншаре, Рутаганда пил подогретое вино, поглядывал на тихую довольную Хуму и гадал, что заставило ее выбрать убогий рыбачий домишко: неприкрытый голодный интерес Ската или такая же явная приязнь обычно суровой Тамиры. Так или иначе, о девчонке можно было больше не думать. Рутаганда представил, что она может наболтать Тамире и Скату о приключениях в Эраншаре, и усмехнулся под нос. Если это не волновало Вонга, то уж его-то и подавно не тревожило.

Во флигеле княжеского дворца, где расположился отряд, мало что изменилось со времен охоты на речных пиратов и на князя Иссура: те же слишком мягкие кресла и диваны, слишком хрупкая посуда, наливки и настойки, легкое вино и обильные закуски. Гостиную украшала собой княгиня Магда. Судя по долетевшему обрывку разговора, она расспрашивала о путешествии, а отряд — в лице Юлии и Вебера — отделывался байками. Вонг дошел до столика с бутылками, наполнил бокалы себе и Рутаганде, потом устроился в одном из кресел. Рутаганда взял вино и тоже сел.
— Полагаю, вы хотите отдохнуть, — вежливо заметила Магда. — Не стану больше навязывать вам свое общество.
Едва заметная пауза предлагала возразить, но возражать было некому: Юлия и Вебер заебались с ней болтать, а Рутаганда заебываться вслед за ними не торопился. На Вонга и вовсе рассчитывать не стоило: он разглядывал цветное стекло своего бокала с таким видом, будто успел оглохнуть по дороге.
— Однако я дожидалась вас, чтобы спросить, — плавно продолжила мерварская княгиня. — Что будет с островами Сивиллы, когда совета не станет?
Рутаганда развел руками:
— Не наша забота.
— Ими ведь должен кто-то править. — Голос Магды стал вкрадчивым. — Ее величество считает, что сейчас рано об этом думать. Но если вы не связаны другими обязательствами, я могла бы нанять вас… — договаривать она не сочла нужным.
Рутаганда глянул, как Вонг недобро щурится, вспомнил его слова: “Магде я не доверяю”.
— За это мы не возьмемся. Наше дело — покончить с Мертвым советом. А там как оно выйдет, так и выйдет.
Бабангида посмотрел вопросительно, Юлия с Вебером переглянулись, Бун принял такой вид, будто в кои веки хотел что-то сказать, но удержался. Магда поджала губы: на этот раз скрыть разочарование ей не удалось. Потеряв интерес к эраншарским сказкам, она откланялась.

— А чего? — спросил Вебер, убедившись, что Магда ушла. — Так и так зачищать. А нам не похер ли, кто их подгребет?
Рутаганда снова посмотрел на Вонга: ну давай, Николас, говори. Вонг шевельнулся в своем кресле и непонятно улыбнулся.
— Десмонд однажды рассказывал, — медленно начал он, — что хотел захватить островок и там обосноваться. Когда-нибудь.
Окатило жаром запоздалое понимание: так вот зачем мальчику нужна была Музыка мертвых. Вот почему он все это устроил.
Брови Бабангиды поехали на лоб. Юлия уставилась на Вонга в искреннем восторге, повторила:
— Островок! Полковник, у тебя губа не дура!
— У них дохера всего, — прищурился Вебер. — Корабли, летучие машины, ямато эти злоебучие, хер знает что еще.
— И все это будет наше, — парировал Вонг.
— А если мы не сможем ими управлять? — поинтересовалась Юлия.
— Тогда позаботимся, чтобы их не взял никто другой.
— Почему ты думаешь, что дело выгорит? — спросил Бабангида. Вонг посмотрел на него:
— Мертвый совет веками растил овец и истреблял волков. Когда его не станет — кто нас остановит?
— А орденские? — подал голос Бун.
— Они ничего не решают сами. Их оружие подчиняется Мертвому совету, а не им. Когда совет падет, они тоже будут бессильны.
Он все обдумал еще год назад, когда стремился раздобыть колокольчики, понял Рутаганда. От артефакта он отказался, но решил, что можно рискнуть и без него.
— А ты-то что скажешь, Дес? — не выдержала Юлия. Остальные тоже смотрели выжидающе.
— Будет сложно, — неторопливо начал Рутаганда и поймал краем глаза короткую улыбку Вонга. Так же, как сам он недавно понял, о чем будет говорить Вонг, теперь тот уже знал, что он согласен. — Но совет все равно сносить. А там поглядим.
Бабангида с сомнением покачал головой, однако не возразил. Юлия с Вебером переглянулись снова: предвкушали допросы и устрашение недовольных. Бун шевелил губами так, будто высчитывал, чего может стоить шестая часть всех островов.
— Поработаем на себя, — подбил итог Рутаганда. — Что возьмем, то будет наше.
Вебер ухмыльнулся Вонгу:
— За это и выпьем. Давай, полковник, наливай.

Спальня, которую когда-то занимал Рутаганда, тоже осталась прежней. Пропустив Вонга вперед, он запер дверь и остановился, окинул взглядом комнату. Туго сжалось горло: в этой постели он ворочался ночами, дрочил, прижимая к лицу винно-красный шелк, в этот потолок смотрел без сна, дышал сырым речным воздухом, когда вовсе не хотелось дышать; силуэтом в этом сумеречном окне ему когда-то привиделся Вонг, далекий и безучастный.
Теперь Вонг, такая же темная фигура на фоне окна, неторопливо расстегивал пояс с ножнами. Рутаганда подошел сзади, забрал из его рук пояс, отложил в сторону. Обнял, устроил ладони у него на животе, даже не пытаясь добраться до голой кожи. Уткнулся лицом в шею, вдохнул знакомый запах, сейчас говоривший об усталости и спокойствии. Вонг накрыл его руки своими и откинул голову ему на плечо:
— Ты сомневаешься?
— Нет, — глухо откликнулся Рутаганда. — В подарках не сомневаются.
Вонг вздрогнул: понял, что он догадался наконец о том, о чем должен был догадаться давно. Тихо спросил:
— Тогда что?
— Вспомнил, как здесь было без тебя, — честно ответил Рутаганда.
Вонг переплел их пальцы в замок:
— Больше так не будет.
Бесстрастная уверенность в его голосе позволила вздохнуть свободно. Рутаганда сжал его крепче, поцеловал в висок — и отстранился, чтобы раздеться.

В постели Вонг придвинулся, коснулся плечом плеча и ни с того ни с сего попросил:
— Расскажи про Заль. Как вы сошлись?
Занятый мыслями об островах, Рутаганда почти забыл о том, что случилось с Синтией, — но вопрос Вонга всколыхнул печаль, вновь занывшую под сердцем.
— Когда мы с ней встретились, я был моложе, чем ты сейчас. Расстались года через два.
— Почему ты ее бросил? — спросил Вонг. Рутаганда покосился на него:
— Это она меня бросила, Николас.
По лицу Вонга пробежала тень недоверия, такого искреннего, что Рутаганда ощутил неуместное самодовольство. Притянул Вонга к себе, прижался губами к виску.
— Сказала, что все хорошее у нас уже было, дальше будет хуже. Я не стал спорить: решила так решила.
— Если бы она не ушла сама, ты бы с ней не порвал, — вдруг сказал Вонг с той безусловной уверенностью, с какой он иногда говорил о людях — и редко ошибался.
— Ты все-таки ревнуешь.
Вонг перекатил голову по его плечу:
— Да. Но мне все равно жаль. Расскажи что-нибудь.
Рутаганда мысленно перебрал старые, размытые временем картинки и начал с начала, с того, как встретил Исабель Ланду в кабаке и оскорбил, спьяну перепутав с местными блядями. Они подрались, успели неплохо друг друга порезать, но тут подтянулись какие-то парни, у которых были к Исабель свои вопросы, и дальше Рутаганда дрался, встав с ней спиной к спине. Потом она вытерла оружие о куртку ближайшего мертвеца и сказала: у меня есть время до утра. Рутаганда был бы дурак, если бы отказался. Наутро она предложила неплохое дело, и Рутаганда не отказался снова…

Вонг слушал, порой улыбался, изредка задавал вопросы, но не поторапливал говорить быстрее. Рутаганда смотрел ему в лицо, поглаживал его спину и думал между слов: когда-то эту спальню насквозь пропитывала мучительная, изводившая его ночь за ночью горечь потери. Теперь мальчик был с ним, и даже ебля не смогла бы прогнать скверную память надежнее, чем ровное тепло тела, твердость вжатого в грудь кулака, на который Вонг опирался подбородком, внимательный и спокойный взгляд. Сейчас он казался ближе, чем в иные мгновения телесной близости. Он отодвинул в сторону собственную ревность, чтобы позволить Рутаганде избыть грусть по давно ушедшей любви, и эта грусть не выворачивала сердце так жестоко, как тоска одиноких мерварских ночей.
Несчастливое все же место, рассеянно подумал Рутаганда, заканчивая очередной рассказ. Погладил Вонга по щеке, отвел за ухо рассыпавшиеся волосы:
— Ладно, Николас, пора и поспать.
Тот кивнул и заворочался, удобнее устраиваясь в объятиях.
Исабель посмеялась бы над тем, что он до сих пор все это помнит, да еще и выкладывает любовнику, сказал себе Рутаганда — и улыбнулся сквозь сон.

По суше, на ровере по извилистой дороге от одного постоялого двора до другого, путь из столицы Шангри в Мервар занимал три дня. Теперь ровер остался в арсенале мерварского гарнизона, опять помогла бумага Левена, — а легкой лодочке на камнях воды и воздуха хватило полутора суток. На ночевку вставать не стали: Вонг и Скат сменяли друг друга на руле и от предложений подменить их отмахивались одним и тем же жестом. Рутаганда исподтишка наблюдал за Вонгом: к войне тот привык с ранней юности, однако вряд ли ждал, что город, где он вырос, превратится в руины. И все же сейчас, в открытом море, направляя лодку с волны на волну, он был счастлив. Глаза блестели, складка между бровей разгладилась, приоткрытые губы ловили соленое дыхание волн и холодные брызги пены. За год в сухом жарком Эраншаре Вонг успел истосковаться не только по Рутаганде, но и по морю.
На островах Сивиллы погода не должна слишком сильно отличаться от местной, подумал Рутаганда. Может быть, там будет еще больше влаги и ветра. Вонгу там понравится.

Мимо столичной бухты прошли далеко в открытом море. Неуклюжие на вид корабли Ихона патрулировали береговую линию, зеленый глаз на Западном мысу оглядывал горизонт, но легкая маленькая лодка проскользнула незамеченной, хватило слабой водной защиты. Издалека бухта была почти неразличима: мерцал трупный свет нового маяка да проступали очертания королевского дворца. Вонг посмотрел на него в подзорную трубку, сжал губы и молчал все время, пока Скат подводил лодку через обломки скал к высокому берегу, который незачем было охранять: мало кто смог бы найти среди торчащих из воды острых камней проход в потайную бухту.
Когда нос лодки прошуршал по гальке, Вонг спрыгнул в прибой. Они со Скатом собрались вытянуть лодку на берег, но Вебер бесцеремонно их отстранил. Ему и Бабангиде живая сталь позволяла сделать это совсем без труда.
— Так вы, глядишь, и каменюгу у схрона отвалите, чихнуть не успеем, — восхитился Скат.

Над головами нависал расколотый землетрясением Восточный мыс. Тропинка в камнях сохранилась, раз Скат и остальные смогли здесь спуститься в день вторжения.
— Я хочу взглянуть на город, — вдруг сказал Вонг. Юлия с хрустом потянулась, разминаясь после долгой неподвижности в лодке:
— Ну и взгляни. Что мы, развалин не видели?
— Я тоже посмотрю, — сказал Рутаганда. — А вы идите, ворочайте камни.
— Так уж и быть, приходите на готовенькое, — усмехнулся Бабангида.

Дорогу наверх Вонг нашел легко. Кое-где она оказалась такой, что Рутаганда, карабкаясь следом за ним, не мог представить, как здесь удавалось спускаться и подниматься Тамире. Ни тел, ни даже костей на мысу уже не было, но вид, открывшийся сверху, заставил Вонга снова твердо сжать губы и сдвинуть брови. Он осматривал разрушения, которые причинило столице вторжение Ихона, и на его лицо сумрачной тенью ложилось желание свести счеты. Странно: добраться до Мертвого совета он решил давно, однако лишь теперь Рутаганда увидел в нем не хладнокровную решимость, но подлинную жажду мести. Может быть, до сих пор Вонг прятал ее глубоко под ледяной броней и вот наконец позволил проступить наружу.
Мертвый совет вынудил его отказаться от короны Шангри — он отплатит тем же, забрав у них власть. Големы разрушили порт, где он вырос, — он возьмет себе все порты Ихона. Что он придумает для Ройнара, Рутаганда не стал даже гадать: ясно было, что в этот раз Обрубку уйти не удастся. Поднялась неторопливой волной злость, как будто отозвалась на жажду Вонга. Если Ройнар причастен к гибели — или похищению — Синтии, мальчику придется поделиться.
Вонг круто развернулся, оставляя разрушенный город за спиной:
— Проверим птиц.
— Веди, — кивнул Рутаганда. Вонг посмотрел ему в лицо и улыбнулся — так мог бы показать зубы зверь, готовый к атаке. Рутаганда ответил такой же улыбкой.

Уцелели три из шести птиц. Еще три превратились в груду железа под каменными обломками: свод пещеры кое-где обрушился во время землетрясения. Погибла и часть краденого или контрабандного барахла Ската, которое хранилось там же. Скат вполголоса ругнулся, оценив потери, и с ухмылкой рассказал, как покойный Левен со “своим офицериком” перегоняли железных тварей в схрон и безучастно огибали мешки и ящики, не интересуясь их содержимым: “стало быть, Змейка сказал им не лезть, а они и послушались”.
Вонг тем временем окинул взглядом разбитых птиц и принялся внимательно изучать уцелевших, чуть ли не пересчитывая перья в крыльях. Поднялся на каждую, проверил камни управления. Спрыгнул с последней, подошел:
— Эти на ходу. Нам хватит.
— Две ваши, а третьей-то кто будет рулить? — забеспокоилась Юлия. Вебер ухмыльнулся ей, а в ответ на вопросительный взгляд подмигнул:
— Как-нибудь справлюсь.
На это Рутаганда и рассчитывал: там, где Вебер служил, ему доводилось управлять похожим транспортом, хотя вспоминать об этом он не любил.
— И что теперь? — спросил Бабангида. Вонг посмотрел на Рутаганду, ожидая ответа, в котором не сомневался. Рутаганда вдруг понял, что давно не видел в его глазах чужой смерти и успел заскучать по этому безжалостному ледяному блеску. С трудом отвел взгляд, указал на птиц:
— Теперь на острова. Здесь больше делать нечего.

Ночь они встретили в море. Долететь до Ихона по прямой можно было за несколько часов — но буйные зимние ветра замотали железных птиц по небу, сорвали с курса и под вечер выбросили на каменистый безлюдный островок.
Среди обомшелых валунов удалось найти тихое место, где ветер не продувал до костей. Там и устроились: обломали низкорослые кривые деревья и развели костер, чтобы согреться, достали из дорожных мешков вяленое мясо, сухари и фляги с бренди. Вонг прищурился в темное, набухшее низкими тучами небо:
— Спать придется по очереди. Если придет шторм, нужно успеть подняться в воздух.
— Нахера это? — возмутилась Юлия, плотнее кутаясь в плащ. Вместо Вонга неожиданно заговорил Бабангида, ткнул в железных птиц:
— Чтоб их в море не снесло.
Вонг запрокинул голову, вливая в себя бренди. Передал флягу Рутаганде и равнодушно сказал:
— Из-под воды я теперь не вызову. А если крылья побьет о камни, они уже не взлетят.
Юлия скривилась, но промолчала: застрять на крошечном островке в ожидании голодной смерти не хотелось никому.
— Спите вы, — сказал Бабангида, обводя глазами Рутаганду, Вонга и Вебера. — Вам утром снова править этими тварями. Мы покараулим.
Рутаганда только кивнул. Борьба с ветрами изрядно вымотала и Вебера, и его самого, и даже Вонга, который имел дело с железными птицами не один год.

Улеглись плотно, чтобы не терять тепло. Рутаганда обнял Вонга, с другой стороны к его спине прижался Вебер, накрылись плащами, сунули под головы дорожные мешки. Вокруг ревело море, сквозь этот однообразный рев едва слышались треск костра и негромкие голоса Юлии с Бабангидой. Вонг пошевелился, устраиваясь удобнее, и по расслабленным неточным движениям стало понятно, что он уже спит.
Его волосы расползлись по грубой коже дорожного мешка, задевали лицо Рутаганды, щекотали губы. Вспомнился давний сон про могильных червей, ненадолго подступило к горлу дурное предчувствие, тоже как будто давнее. Сну больше года, поздно уже считать его вещим, сказал себе Рутаганда. Сжал губами просоленную морским ветром прядь, послушал живой сталью сонное дыхание Вонга, ровное биение его сердца и решил, что тревожиться не о чем.
Ему посчастливилось найти бесценное сокровище, завладеть им и удержать в руках. Какая бы участь ни ждала впереди — он будет знать, за что платит.

Series this work belongs to:

← Previous Work Part 3 of Поток над бездной Next Work →

Actions

Kudos

Intara, Katerina_Ri, Karnaya, DinikFa, Lol146fghh, interbellum, NektoNeJul, Nataliya73, chipsaestrella, Severus_divides_into_H, orithe, AlmightyJanitor, green_eyes22, lychee_chili, alexaneko, Frida7x, henrie_cabieux, Yufelit, favmastria, Satrena, scemosanto, SandyStranger, oleum7777, OllyMargo28, kasablanka, Ricu, Calisuto, Naevnaja, vemmes, bellayanas, Elavich, juliya020381, LittleLadyDebug, Vikota, tayka, Olly_Hase, din12don, zlayapanama, mb_meg, Clymenes, Ivonica, aoeia, ksu369, Merric, Deleteuser, Anuk_sama, Ellirita, NanaKona, FlowingAway, Polyn, and 21 more users as well as 46 guests left kudos on this work!

Comments

Pages Navigation

Falshion on Chapter 1 Thu 22 Sep 2022 07:05PM UTC

Нет плохого момента для выкладки. Если долго ждать подходящего момента он может никогда не наступить. Наоборот то что происходит сейчас заставляет ценить каждый из моментов.
Спасибо вам огромное за ваш труд, я очень рада что по крайней мере вы ещё здесь.

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 1 Thu 22 Sep 2022 07:27PM UTC
  
  Вам спасибо) Хорошо, что и читатели ещё здесь - я действительно надеюсь, что при всех разнообразных TW этот текст поможет кому-нибудь разгрузить голову хоть ненадолго.
  
  Comment Actions
Xxxxiii777X on Chapter 1 Sun 25 Sep 2022 07:08PM UTC

Очень обрадовали, спасибо большое!

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 1 Sun 25 Sep 2022 08:54PM UTC
  
  На здоровье)))
  
  Comment Actions
Gre4anka (Guest) on Chapter 1 Sun 01 Jan 2023 09:15AM UTC

Спасибо за эти монументальные работы. Редко получаю такое удовольствие от текстов. С каждым последующей историей мир раскрывается все больше и персонажи меняются. 2022 год заканчивала со второй историей, и в 2023 начинаю читать третью. Хорошо, что свободного времени немного и не удалось залпом проглотить все написанное. Удачи вам и вдохновения.

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 1 Sun 01 Jan 2023 06:42PM UTC
  
  Вам спасибо, это очень приятно слышать. Надеюсь, третья история тоже доставит удовольствие)
  
  Comment Actions
Vfhbyf05 on Chapter 1 Mon 24 Feb 2025 11:58AM UTC

Зашла проверить нет ли продолжения) Вдруг пропустила. Нет. Ждем дальше. Наверное еще раз перечитаю. Спасибо вам Даночка за такое чудо!

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 1 Mon 24 Feb 2025 01:43PM UTC
  
  Спасибо, что ждете) Текст пишется, но медленно, к сожалению. Пока сложно сказать, когда будет.
  Если вы на странице всей серии подпишетесь на обновления, то вам придет уведомление в почту, когда продолжение появится. Можно будет не караулить)
  
  Last Edited Mon 24 Feb 2025 01:44PM UTC
  
  Comment Actions
Falshion on Chapter 2 Sat 24 Sep 2022 06:40AM UTC

Когда они дрались Рутаганда говорил что только возненавидит и пожелав ему смерти можно победить человека с такой же сталью. Потом он признался Вонгу в любви на своем языке. А в конце главы была присказка что добром такие сказки не заканчиваются. Таким образом эта глава полностью предсказывает сюжетный конец где кому-то из них придется убить другого.
Темное фентези ёпта. Я только на середине а уже в отчаянье.

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 2 Sat 24 Sep 2022 01:51PM UTC
  
  Ну, если бы это было точное предсказание, то на этом вся серия бы заканчивалась - а она нет. Может быть, это вас утешит)
  
  Comment Actions
Jessika_Jonson on Chapter 2 Sun 20 Nov 2022 08:36PM UTC

Город Истар - это же отсылка к Саге о копье (ну или к мюзиклу Последнее испытание), я правильно поняла?
P.S. спасибо за третью часть, очень долго ее ждала :)

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 2 Sun 20 Nov 2022 09:37PM UTC
  
  Вам спасибо)
  Нет, Истар - это от названия Истахр, древний город в Иране. Сагу о копье я читала очень давно и ровным счётом ничего из нее не помню, честно говоря. Даже не помнила, что там было такое название)
  
  Comment Actions
2. 1. Jessika_Jonson on Chapter 2 Mon 21 Nov 2022 04:52PM UTC
    
    Жаль, что не угадала, но спасибо за ответ)
    
    Comment Actions
Lindwurm on Chapter 3 Sun 25 Sep 2022 01:46PM UTC

Ой-ой, так неторопливо все начинается, такая чудесная роуд-стори пока - и такие тревожащие намеки время от времени)) предполагаю, что Вонг на самом деле куда сильнее переживает потерю Потока, чем показывает, похоже что у него вообще в дихотомии "сильный-слабый" больное место (что вполне объяснимо биографией), и очутиться в такой вот ситуации... в отряде не самый сильный, не самый главный - даже если в целом, сознательно, вроде ок, думаю что это будет его заметно подъедать. И с этой точки зрения интерес к историям про легендарные артефакты это просто ох, как бы не погнался за такой силой и не наломал дров(( А что Рутаганда про такой вариант не думает, так у него мировоззрение другое, он практичный фаталист, ну нет силы и нет, работаем с чем есть)
Отдельное спасибо за поглажку лингвистического кинка! Все эти нюансы, каких слов где нет и почему, и особенно за то, как слезы Алеты работают - не просто перевод всего и вся, а еще все-таки можно иногда по нюансам понять, когда собеседник на другой язык перешел, это просто аааа шикарный момент)))
Юлия такими темпами озолотится с ног до головы, то одного спасает, то другого)) молнии как дефибриллятор это тоже шикарно))) и как они все в команде работают, сплошной компетенс порн без лишних обсуждений, ммм))

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 3 Sun 25 Sep 2022 02:40PM UTC
  
  Все так, все так) Хорошо, что это все видно)
  
  Comment Actions
Lindwurm on Chapter 4 Sun 25 Sep 2022 03:49PM UTC

аааа да блин да что ж такое-то, в прошлой части Рутаганда не поговорил вовремя - и настал пиздец, в этот раз учел, попытался поговорить - и пиздец все равно настал! да как так-то! )))))
Юсуф совершенно очаровательный персонаж, вроде и совсем проходной (на данный момент? мало ли), но я б не отказалась еще про него почитать)
"Время забав и наслаждений" достойно стать мемом! интересно, оно только местное или в нашей Персии тоже было? я из эвфемизмов тысячи и одной ночи помню только "они слились, как молоко и сахар"))
Очень радует (уже третью часть!), что наемники конечно "предельно аморальные персонажи", но не отбитые психопаты, а более чем социализированные, совсем не чуждые простым радостям жизни (с каким интересом истории слушают! такая ж милота в моменте!) и все такое прочее)
Про наемничью удачу очень зацепило, и вообще если подумать, то та легкость, с которой они прошли эту часть квеста, весьма подозрительна. Столько совпадений, и столько информации в сказках-легендах (черный порошок еще этот), что как-то даже не знаю о чем и думать)) заговор выживших ночных колдунов? всемирное противостояние новых религиозных организаций со странной магией и традиционных духов и божеств?.. придется читать дальше, чтобы выяснить, если повезет))))
Подозреваю, что Вонгу придется научиться нормальной командной работе (и не только), чтобы пройти свою часть квеста. Несмотря на то, что квест с пестрой плетью его собственный.

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 4 Sun 25 Sep 2022 08:58PM UTC
  
  >>в прошлой части Рутаганда не поговорил вовремя - и настал пиздец, в этот раз учел, попытался поговорить - и пиздец все равно настал! да как так-то!
  Ну так потому что для разговора нужны двое - и взаимная готовность разговаривать)
  Про Юсефа промолчу, время покажет)
  >>"Время забав и наслаждений" достойно стать мемом! интересно, оно только местное или в нашей Персии тоже было? я из эвфемизмов тысячи и одной ночи помню только "они слились, как молоко и сахар"))
  Мне даже пришлось гуглить, чтобы проверить - потому что кое-что заимствованное тут, конечно, есть (правда, больше из энциклопедии иранских сказок), и я уже не про все помню. Но точно такая формулировка не нагуглилась, так что это, видимо, только местное)
  >>придется читать дальше, чтобы выяснить, если повезет))))
  Должно повезти!)
  
  Comment Actions
NektoNeJul on Chapter 4 Sun 15 Sep 2024 12:05PM UTC

Нравится, как Рутаганда восхищается костюмчиками Вонга)))

Comment Actions
- Reply
- Thread
Lindwurm on Chapter 5 Sun 25 Sep 2022 06:00PM UTC

"Ну бля, Дес!" ахаха ситуация конечно та еще, но небось потом Рутаганде это все припомнят)))

Comment Actions
- Reply
- Thread
Maoo on Chapter 5 Thu 13 Oct 2022 07:19AM UTC

Вот это "лучше бы он умер", "лучше бы он был ранен или еще лучше был бы ранен я" - это на самом деле так по-детски.
Еще одна иллюстрация к тому, что Вонг отлично умеет сдерживать собственные эмоции и порывы, но мальчишеского в нем осталось еще навалом, и в такие моменты, когда он теряет контроль, это все вылезает.

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 5 Thu 13 Oct 2022 07:55AM UTC
  
  Угу, так и есть)
  Ну, на самом деле "детские" реакции в той или иной мере бывают у всех, наверное. Другое дело - в какой мере ими руководствуются. Тут, в общем, полковник более-менее справляется)
  
  Comment Actions
Gre4anka (Guest) on Chapter 5 Wed 04 Jan 2023 06:04PM UTC

Прекрасный поворот сюжета. И прекрасное описание реакции команды. И оказывается Вонгу нужно было потерять силу. Намного интереснее за ним наблюдать, как он будет дальше развиваться.

Comment Actions
- Reply
- Thread
Falshion on Chapter 6 Sat 24 Sep 2022 03:09PM UTC

Дикий красивый зверь который вроде бы принадлежит тебе, а вроде как сам себе на уме и все косяки за ним разгребать должен ты.
Да вы только поглядите какая же ирония!
Также: глава от лица Вонга. Внутренняя истерика цундере.

Comment Actions
- Reply
- Thread
NektoNeJul on Chapter 8 Sun 15 Sep 2024 07:24PM UTC

Ставлю на то, что Салех - маг потока. Тогда Вонг - лучший учитель, какого он мог получить) Это был бы красивый поворот сюжета.

Last Edited Sun 15 Sep 2024 07:24PM UTC

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 8 Mon 16 Sep 2024 04:09AM UTC
  
  Вполне логичное предположение!) А тема того, какой из Вонга учитель, подвисла еще с первой части цикла)
  
  Comment Actions
2. 1. NektoNeJul on Chapter 8 Mon 16 Sep 2024 08:18AM UTC
    
    на безрыбье и рак - рыба) "лучший" - все же неправильное слово, а вот "единственный" подойдет
    Вонг скорее будет хорош как жизненный урок, чем как учитель) Полезно и познавательно, если переживешь)
    Прочитала вчера дальше еще на 2 главы. Салех такой трогательный ребенок еще. Он полюбит Вонга, надеюсь, не слишком дорого ему это встанет
    
    Last Edited Mon 16 Sep 2024 08:34AM UTC
    
    Comment Actions
  2. 1. daana on Chapter 8 Tue 17 Sep 2024 02:01AM UTC
      
      Ну, у Вонга, с его стороны, есть причины постараться и действительно научить чему надо.
      Рада, что Салех нравится. И да, в его ситуации было бы сложно не привязаться к Вонгу, конечно)
      
      Comment Actions
Lindwurm on Chapter 10 Sun 25 Sep 2022 07:44PM UTC

ух дворцовые интриги! с одним троном у Вонга не вышло, может со вторым получится сделать как лучше)))
Салех бедняга, с самого начала было видно, что он хоть и избалованный, но не прямо злобный, все эти его перепады настроения - да он похоже подружиться пытался, а потом вспоминал, что это дело безнадежное (а теперь, похоже, вовсе запал - и это-то уж дело точно безнадежное напрочь хд )

Comment Actions
- Reply
- Thread
Falshion on Chapter 14 Sat 24 Sep 2022 09:48PM UTC

— Так ведь не он тебя, а ты его. Он же лечь под тебя хочет.
Теперь Вонг смотрел дольше. Наконец спросил:
— Это важно?
Вся суть Вонга: этто конечно неважно, но КОМУ ПОПАЛО Я ЖОПУ НЕ ДАМ.
Объяснение шлюхи о жопном трахе зачёт. Прям вот оно.
Вообще приятно знать что у Вонга стояло на Дэза так же крепко. Но как же мне не хватает Дэза в этой главе! Наверное так же сильно как не хватало Вонга в предыдущей.

Comment Actions
- Reply
- Thread
NektoNeJul on Chapter 14 Sat 13 Sep 2025 11:01AM UTC

Однако, какой Кил роковой мужчина. "Та самая героиня, в которую все влюблены")))

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 14 Sat 13 Sep 2025 09:28PM UTC
  
  Я думаю, тут на самом деле сработали два фактора: обаяние порядочности и силы духа, присущих Килу, и неспособность Вонга распознать собственную привязанность к наставнику как общечеловеческую симпатию - просто по причине недостатка опыта)
  
  Comment Actions
Falshion on Chapter 16 Sat 24 Sep 2022 11:10PM UTC

Сука, как же я ревела.

Comment Actions
- Reply
- Thread
NektoNeJul on Chapter 16 Tue 17 Sep 2024 08:53PM UTC

Это важно, что ифрит недоволен смертью Мансура? Почему?

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 16 Wed 18 Sep 2024 02:35AM UTC
  
  Насколько я помню, это было просто его частное мнение) Он недоволен, что Вонг убил отца султана, - но вмешиваться не будет.
  
  Comment Actions
Falshion on Chapter 18 Sun 25 Sep 2022 07:36AM UTC

Ууууух, как на американских горках. И страшно и дух захватывает. Пойду перечитывать первую часть в четвертый раз.

Comment Actions
- Reply
- Thread
1. daana on Chapter 18 Sun 25 Sep 2022 08:19AM UTC
  
  Я рада, что текст доставляет удовольствие)
  
  Comment Actions

Actions

Work Header