Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Небожители угрюмо отворачиваются, а демоны прячутся в своих мрачных углах. Страх и зависть. Остаётся только закрывать на всё глаза, кладя ладони на гуцинь и окунаясь в музыку.

Небеса восстановлены и более-менее стабильны, потому Се Лянь задержался в поднебесной, основав целый орден заклинателей. Фэн Синь и Му Цин поначалу вызвались помочь ему в этом, но бог войны лишь попросил уединения и далее решал все свои дела самостоятельно, однако спустя время всё же взял себе в ученики одного заклинателя. Потребовалось немало усилий, в том числе духовных, чтобы отстроить комнаты, собрать бесценную библиотеку с множеством трактатов, обучающими и художественными, и, конечно, не обошлось без важной изюминки — музыкальный зал. Сердце ордена, где так часто задерживался Се Лянь, изнутри и снаружи окутано божественной энергией, и никакая тьма не может проникнуть сюда и прервать ни звука. Неуверенность долго не позволяла и прикоснуться к инструментам, однако таланты возымели своё — тонкие пальцы нежно перебирают струны, лаская слух новобранцев, которые не могут оторвать глаз и даже поверить, что этот неловкий небожитель способен на столь чистую и правильную мелодию. Особенностью этого места была не только музыка или просветление, не путь бессмертия, но и налобные ленты. Разве что «свою» Се Лянь повязал на шее и, лишь когда другие кланы звали его на собрания, бог войны завязывал Жое так, как учил всех остальных. Белая лента, оплетающая чистый разум, была особым предметом, никто не смел к ней прикасаться кроме самых близких, семьи. Символ верности себе и дому, известный всей поднебесной клана Гусу Лань.

Орден Гусу Лань существует под защитой небес вот уже десятки лет, и среди прочих кланов ходят слухи, что его совершенный предводитель похож на настоящего небожителя: его светлое лицо и искренняя улыбка выражают весь покой и благочестие его ордена, белоснежные одежды, подол расшит серебряными нитками, на поясе — клановый жетон с именем. По мнению смертных, от обычного Бога его отличало тёплое сердце и искренность намерений, постоянное желание помогать нуждающимся и быть полезным во всём. Адепты Гусу Лань были не слишком суеверны, недостаточно верующими, чтобы считать Небеса чем-то поистине чистым, однако безмолвно восхищались своим предводителем, не зная об истинном происхождении или не веря в него. Сам он был молчалив и спокоен и учил такому же смирению других.

Единственное тёмное пятно на белоснежном фоне ордена изрядно мозолило всем глаза, то и дело вмешиваясь и предлагая помощь. Хуа Чэн — известный как собиратель цветов под кровавым дождём — носил чёрную маску и не говорил ни с кем, кроме Се Ляня. Адепты недовольно косились в сторону молодого парня, от которого разило тьмой за несколько десятков ли, но не могли его прогнать. Всё же, этот мрачный некто — близкий друг главы их ордена, ещё и с лёгкостью проходит через любой барьер, будучи ходячим сгустком тёмной энергии. Никто не знал его настоящего имени и не смел подслушивать или обсуждать — каменные таблички с правилами ордена не позволяли ничего подобного. Пока шли годы, и орден формировался сложнее, таблички сменились высокой стеной с высеченными на ней правилами, количество которых лишь росло, писались новые трактаты, набирались ученики, но кое-что оставалось неизменным — это всюду сующий свой нос тёмный гость, навязчивый для всех.

Правая рука Се Ляня — Лань Ань — был официальным представителем клана Гусу Лань, однако почти не занимался развитием ордена, а лишь уделял внимание воспитанию младших поколений. Се Лянь в одиночку решал все внутренние дела, вёл всякий бумажный учёт и лишь в случае полного бессилия доверял кое-что своему близкому другу.

Хуа Чэн заботливо брал в руки обе ладони Се Ляня и крепко сжимал их, едва не целуя запястье. Небожитель только ласково улыбнулся и спрятал свои руки под ткань верхних белых одежд. Резкая Жое так же прячется от чужой ласки. И даже если постараться вспомнить прошлое, губы всё ещё холодны, кожа не покрывается мурашками, а сердце не бьётся чаще. Кажется, никогда и не было ничего подобного. Но Хуа Чэну ещё не так давно сильно нравилось в это верить, вспоминать, хотя после всего он отводил влюблённый взгляд куда-то вниз и думал, что нет ничего хуже этой пустоты, царившей в его и без того пустой оболочке. Всё былое утеряно в горных склонах, остыло в ледяных источниках. Се Лянь отдал всего себя заклинателям, обучив лишь достойных бессмертию, а недостойному Хуа Чэну осталась лишь улыбка и добрый взгляд, этого было недостаточно. Из пустоты так внезапно возникали целые потоки тьмы и ревностной злобы. Он держал её глубоко внутри так долго, как мог, не желая разрушать последние крупицы доверия Его Величества. Больше не «Его». Отданный смертным праведный монах, отвергающий любое зло. Хуа Чэн вздыхает, осознавая, что теперь он всего лишь прямой образец всех существ, которых Се Лянь и Лань Ань учат усмирять и уничтожать. Его губы загораются пламенем, а последние слёзы горячей дорожкой льются по неживому лицу. Какой парадокс: мертвец был живее всех живых, а сейчас — едва серая оболочка, мерзкий сгусток, плевок из преисподней. Никто.

Хуа Чэн неуверенно покидает Орден Гусу Лань, оставляет письмо, полное сожаления, отчаяния и прощения, и довольно скоро получает ответ, в конверте с которым лежало кольцо, некогда подаренное Се Ляню.

«Я неотделимая часть непорочной обители, это мой шанс всё исправить и стать лучше для себя и остальных. Ты сможешь найти себя в другом месте, откройся заново, проникнувшись новым утешением. Желаю тебе всего наилучшего.

Навеки твой друг, Се Лянь».

Хуа Чэн садится на каменные ступени и спиной чувствует, как прямо за ним закрывается барьер. Он резко оборачивается, кладёт ладонь поверх него, и та всё ещё может пройти. Выдыхает со слабым облегчением. Значит, он вполне может остаться. Однако же Хуа Чэн в последний раз смотрит на пейзажи Гусу, на суетливых адептов и уходит прочь, уверенный, что на забытье уйдёт слишком много времени. Однако что для него значит это время? Бесконечность, бессмертие, какова её выгода? Он оказался прав — его чувства не взаимны, никогда ими не были, по крайней мере, далеко не в романтическом ключе. Он не будет на первом месте. Смертные одержали победу над непревзойдённым демоном — об этом однажды точно сложат всякие небылицы.

— Я навсегда останусь вашим самым преданным последователем, я убью за тебя, если понадобится, но беспокоить не посмею. Слишком люблю, чтобы возразить и бороться. Слишком безобразен, чтобы получать в ответ, — мысленно произносит Хуа Чэн, покидая Гусу.

Глаза безразлично опущены вниз, вокруг тоскливо витает демонический дымок, и всю дорогу преследует ощущение, словно он идёт босиком по раскалённым иглам. У него нет цели, только бесконечный путь. Бесконечный почти как улицы Призрачного Города, куда ему так отвратно возвращаться. Не сейчас. Хуа Чэн бы расслабленно вздохнул полной грудью, но не может дышать, если бы его сердце могло остановиться после ухода, то остановилось наверняка, и не было бы всех этих терзаний. Он не следил за временем, по дороге его человеческая форма изрядно потрепалась, но ему было всё равно. Глухой и немой ко всему окружающему миру бродит по неизвестным дорогам, возможно, местами идя по кругу, и, кажется, ничто не может его задержать. Тело становится почти бесплотным, блеклым, с дырками, метаморфоз из сильнейшего демона в одичалого призрака даже смешит его. Поистине уродливый и неспособный ни на что, кроме безответной любви. Порочной. Хуа Чэн останавливается и впервые обращает внимание, как одни капли дождя катятся по его бледному лицу, другие — пролетают и разбиваются о землю. Он бы заплакал, если бы смог. Только он собирался сделать шаг вперёд и пойти дальше, как вдруг слышит детский вскрик где-то позади себя. Будучи безразличным ко всему сущему он удивляется тому, как дрогнуло его чёрное нутро от этого резкого звука. Стояла глубокая ночь, слышно лишь шум дождя, журчание дождевой воды, бегущей по улицам какого-то городка, погружённого в сон, и лай бездомных собак издалека. Он не знает, почему оборачивается, однако сразу после чувствует, как маленькое, мокрое и продрогшее тельце прижимается к его ногам, раздражительно вопя. Детский визг вызывает лишь отвращение. Хуа Чэн, хмуро сведя брови, смотрит вниз и видит, как ребёнок лет пяти отчаянно держится за его грязное одеяние и прячет в нём своё заплаканное лицо. Лай собак слышится уже отчётливо, и Хуа Чэн впервые за долгое время поднимает голову: шея с болью хрустнула, а лицо стало более раздражённым. Демонический гнев испугает любого смертного, и животные — не исключение. Глаз заблестел, дымка вокруг усилилась, и собаки, жалобно заскулив, бросились врассыпную. Ребёнок оглядел улицу и, убедившись, что опасность миновала, наконец отпускает подол незнакомца и делает пару шагов назад, чтобы увидеть его недовольное лицо. Однако же, не пугается, хотя довольно осторожен. Выгляди Хуа Чэн поопрятнее, его бы приняли за красивого заклинателя из богатого клана, тогда бы ребёнок не поскупился и на низкий поклон, но вместо этого он в благодарность только молча улыбнулся и кивнул. Хуа Чэн изогнул бровь в удивлении, как так, малолетнее существо даже не вылупило свои глазки в удивлении, а ведь перед ним стоит буквально наполовину труп, дырявый призрак. Голова внезапно заболела, силы на исходе, этот демон хочет упасть лицом вниз на любую поверхность и рассыпаться на крупицы, которые никто не сможет собрать, а кто посмеет, то непременно наткнётся на чужой гнев. Маленький мальчик не желал уходить, внимательно разглядывая высокого незнакомца перед собой. У него был меч на поясе, и лишь потому, что Эмин будучи в полном покое не раскрывал свой глаз, ребёнок не побоялся к нему прикоснуться, восторженно раскрыв рот.

— Красивое оружие! Должно быть, вы очень сильный заклинатель.

У Хуа Чэна пересохло горло ещё давно, он даже не может ответить ему, только устало смотрит и кивает. Да, сильный заклинатель, которого выпроводил благородный орден Гусу Лань, звучит даже забавно.

— Вы путешествуете? — спрашивает мальчик, разглядывая чужой пояс, где висят цепи с металлическими бабочками. Когда крохотные пальцы прикоснулись к ним, те вспорхнули крыльями и разлетелись прочь, а ребёнок, поражённый, ахнул и снова улыбнулся, глядя, как те смело уносятся ввысь, игнорируя поток дождя.

Хуа Чэн только в этот миг осознал, что под рукой у него больше нет малинового зонта, он остался у Се Ляня, наверное, позабытый в самых дальних углах его личных покоев. Пускай. Мысль о том, что хоть какая-то вещь осталась с его бывшим возлюбленным, слабо, но греет демоническое нутро. Он видит, что мальчик весь промокший, дождь, кажется, усилился, и безо всякой мысли укрывает его верхним одеянием. Местами оно порвано, в нескольких слоях пыли и с пятнами непонятного происхождения, но всё же довольно плотное. Ребёнок кутается в него и ручками цепляется за ногу Хуа Чэна, который стоит смирно, предвкушая, что если двинется хоть как-то — сразу захрустит весь позвоночник. Сколько же на самом деле он бродил вот так, в отчаянии и с опущенной головой? Год или два? Может быть, не один десяток лет. Он порядком разучился считать время, а прожитые годы позволяли и не думать о чём-то подобном.

— Гэгэ, ты такой ледяной, совсем меня не греешь. Может, поищем место для ночлега?

Хуа Чэн, кажется, мгновенно пришёл в чувства и резко наклонился, тут же хватаясь за больную поясницу. Кажется, образ молодого гэгэ сейчас рушится в детских глазах, и перед ним возникает лишь болезненный старик.

— Для тебя я господин Хуа Чэнчжу, — хриплым голосом наконец выдаёт демон и откашливается.

— Это мне совсем ни о чём не говорит, гэгэ, я не знаю всех кланов.

Бессмысленно было говорить что-то подобное, зря только силы потратил, ещё и горло заболело сильнее. Мальчик продолжал улыбаться и обнимать Хуа Чэна за ногу, пускай та и была холодной, казалось, это он согревал демона, а никак не наоборот. Хотелось закатить глаза от этого зрелища и вздохнуть недовольно, но, увы, слишком наивное желание для наполовину мёртвого. Так, эти двое стояли посреди улицы ещё какое-то время, пока Хуа Чэн наконец не шагнул вперёд. Ребёнок тут же отцепился и поплёлся следом за ним в неизвестном им обоим направлении.

— Семьи у тебя нет или она от тебя отказалась? — напрямую спрашивает Хуа Чэн.

— Родители ушли на ночную охоту и не вернулись, уже седьмой день как дом пустует, я в поисках еды пошёл в город, но эти собаки… — мальчик нахмурился и крепко схватился за одежду гэгэ. — Они всюду за мной гоняются! И кусают! Сегодня одна такая нагло выхватила у меня из рук ещё тёплую булочку, чуть без пальцев не остался!

— Украл её?

— Вовсе нет! Меня угостила женщина.

— Я бы и не осудил тебя. Если сниму тебе комнату на ночь и помогу найти родителей, оставишь меня в покое?

— Я подумаю, гэгэ! Выглядишь жалко, не вариант оставлять тебя одного!

Хуа Чэн резко остановился и снова посмотрел на ребёнка, вопросительно изгибая бровь. Тот лишь улыбнулся и снова прижался всем своим худеньким и мокрым телом к его ноге, уже не греясь, а наоборот — отдавая последнее тепло. И всё же, вряд ли эта маленькая неприятность станет чем-то по-настоящему проблемным, просто покрутится вокруг да около и наверняка очень скоро отстанет. К тому же, демону, одинокому и полностью свободному от мирских забот, не составит особой сложности отыскать пару заклинателей. Однако в его голове уже есть точный ответ — максимум, что он отыщет в дальней от города лесной глуши это два трупа, а улетевшие недавно бабочки стали тому свидетельницами.

Отыскать гостиницу оказалось ещё проще, далеко не все были заполнены даже наполовину, похоже, это место не славится частыми гостями, здесь сыро из-за водоёмов, в которых прячется водяная нечисть, и здесь довольно жарко днём. Хуа Чэн не стал расспрашивать трактирщика о местности, ему это ни к чему. Он полон уверенности, что вскоре покинет это место. Однако же, прямо сейчас демон сидит на полу и охраняет сон маленького мальчика, закутанного в сухие одежды, не знает, как уйти. Это, кажется, очень просто. Достаточно оставить записку, что его семья мертва, немного серебра и пускай выживает себе дальше. Но Хуа Чэн не может. Его небьющееся сердце скрепит от мыслей в голове — неполные фрагменты из детства. Демон тихо смеется с себя: насколько же он ослаб духом, что позволяет такому случиться? Собиратель цветов под кровавым дождём, призрачный градоначальник Хуа — сиделка для какой-то сироты? Ци Жун бы сейчас рассмеялся ему в лицо. От такого сравнения Хуа Чэн брезгливо поморщился, а после перевёл взгляд на ребёнка.

Спи. Я скоро вернусь.

Сам не знает, кому из них двоих он это пообещал. Ведь, на удивление, правда вернулся.

Рано утром мальчик обнаружил внушительный завтрак на столе. Он оказался не так уж и не прав, этот гэгэ действительно не из бедного клана, раз мог позволить и комнату на ночь, и вкусную еду. Хуа Чэн зашёл в комнату почти сразу, как мальчик закончил трапезу, и тут же словил на себе удивлённый взгляд.

— Что? Думал, я бросил тебя? — с усмешкой спрашивает демон, присаживаясь рядом и наливая себе вино.

— Я даже не успел подумать и расстроиться, тут столько всего вкусного, — честно отвечал мальчик, пожёвывая сочный кусок говядины. — Теперь гэгэ очень красивый!

Хуа Чэн не спал ночью, разыскивая им двоим новую одежду. Было бы куда проще взять что-то из личных вещей, но возвращаться в Призрачный город всё ещё не хотелось. Он достал из-за пазухи большой свёрток с детским ханьфу чёрного цвета и оставил рядом с мальчиком, так же внутри свёртка лежала простенькая красная лента. Заколку украсть не удалось, либо они были слишком громоздкие для маленькой детской головы, потому — обойдётся лентой.

— Это для меня?! Гэгэ, ты богатый? — спрашивает ребёнок, вытирая липкие руки о свое старенькое ханьфу и хватаясь за новое.

— Нет, я это украл.

— Я бы и не осудил тебя! — мальчик улыбнулся и даже встал из-за стола, чтобы в знак благодарности поклониться. — Буду должен тебе век жизни! Ну, или половину, как получится. Позволь мне следовать за тобой?

У Хуа Чэна едва не дрогнул уголок губ. Он уже почувствовал, что ребёнок так просто его не оставит. Кто он такой, чтобы это живое и столь наивное существо следовало бы за ним? Хуа Чэн хочет лишь обречённо вздохнуть, но мёртвые лёгкие пусты как и всегда, потому молча кивает. Он понятия не имеет, к чему это приведёт, но жизнь этого мальчика почему-то его заинтересовала. И он бы привык к постоянному обществу этого сиротки, но путешествие их длилось очень недолго. Тем же днём к мальчику подошёл мужчина в богатых одеяниях, и тот даже узнал его. Хуа Чэн должен был радоваться, что избавился от мелкой навязчивой проблемы, готовой следовать за ним по пятам, однако ребёнок не был готов к расставанию. Мужчина оказался главой местного ордена, по имени Цзян Фэнмянь, его близкий друг и слуга — ныне покойный отец этого ребёнка. Что же, сложилось удачно. Он даст даже больше, чем Хуа Чэн без прежней власти. Вот только сам ребёнок недолго упрямился. Пока этот неизвестный глава ордена разговаривал с ним, Хуа Чэн стоял поодаль, и было неясно, что он вообще шёл вместе с мальчиком — обычный прохожий, пускай в одежде получше, чем вчера, но всё ещё до приторности скучный бродячий заклинатель. Выдают разве что демонический блеск из глаза и Эмин на поясе, по внешнему виду этого меча невозможно сказать, что владелец — какой-то простой бродяжка. Смешно.

— Я хочу, чтобы гэгэ был со мной, — просит мальчик этого мужчину, без стеснения хватается за рукав. Конечно, он ему благодарен, но этот… Всё ещё безымянный гэгэ — не пустое место.

— Гэгэ?

— Да! Вот же он!

Ребёнок поворачивается и хочет указать рукой на своего нового друга, а того и след простыл. Точнее, он принял слегка другую форму, но остался стоять на месте, невидимым для людских глаз. Мужчина оглядел всё впереди, но не увидел никого и ничего примечательного. И вдруг случилось снова… В груди Хуа Чэна всё заскрипело, а в голове эхом встал детский плач. Вот уж такой плаксивости он не ждал, а слабости от самого себя — подавно. Хуа Чэн закатывает глаза и принимает новую форму: чёрным пятном он цепляется на спину к мальчику, которого уносят на руках в новый дом и вместе с тем вытирают слёзы. Теперь на его худом тельце красуется демоническое клеймо, а поприятнее сказать — родимое пятно.

Ребёнок оказался в действительно хорошей семье, среди людей, готовых о нём заботиться, и Хуа Чэн был словно демон-хранитель, наблюдал за всем происходящим, или даже паразит. Конечно, клеймом он не мог внушать ничего особенного и вреда не приносил, но он не учёл, что орден, в котором оказался, полон сильных заклинателей. Особенно его впечатлила жена главы — её имя, кажется, Юй Цзыюань — которая очень уж скоро почувствовала присутствие тёмных сил в их доме и сразу поняла, кто виновник её дурных предчувствий. Тот ещё скандал был, пока мальчика и его необычное пятно не осмотрели лучшие лекари, один из них даже носил белую ленту на лбу, от его вида Хуа Чэна словно всего перевернуло изнутри. Нужно быть поистине сильным заклинателем, чтобы распознать эту метку как демоническую, и в разы сильнее, чтобы её убрать. Цзян Фэнмянь также пригласил к себе глав остальных орденов, и совместными усилиями клеймо наконец отстало. Хуа Чэн не стал тратить силы на этих упёртых и любопытных, потому растворился чёрной дымкой и внезапно, ко всеобщему ужасу, материализовался в теле ребёнка, возрастом и ростом ровно как и его маленький знакомый. Поначалу все застыли в удивлении, а потом удалились в другую комнату, чтобы обсудить произошедшее. Дети главы Цзян изумлённо разглядывали этих двоих, выглядевших как братья, и даже не знали, как реагировать: Цзян Яньли смущалась, высматривая небольшие отличия во внешности, а тот что помладше, Цзян Чэн, молча хмурился. Он ещё не простил отцу, что тот отдал его любимых собак из-за этого пугливого подкидыша, Вэй Ина, а тут с ним, оказывается, ещё один заселился, с подозрением на проклятие. Тьмой разило от обоих, простой смертный не поймёт, в чём тут дело, а вот заклинатели с развитым золотым ядром игнорировать не смогли. И что с ними обоими вообще делать?

Хуа Чэну же абсолютно плевать, выгонят его за ворота ордена, как и собак обиженного А-Чэна, или оставят в роли подопытного, изучать его негативно-духовную ауру. Люди вокруг ещё не подозревают, и вряд ли поймут так уж скоро, кем он является на самом деле. Пока маленький Вэй Ин улыбается ему и держится крепкой хваткой за его холодную руку, Хуа Чэну искренне наплевать. Ребёнок всё понял практически сразу. Демон в детском обличии подмигнул ему, потирая целый второй глаз без повязки от непривычки. Лучше бы Вэй Ину помалкивать, не хватало ещё вызвать панику и волну слухов на всю поднебесную — глава Юньмэн Цзян приютил непревзойдённого демона… Позор — людям, потеха — демонам и, наверное, куча вопросов без ответов — небожителям.

— Это теперь наш секрет… — шепчет Вэй Ин ему на ухо и практически виснет на шее, довольный, что они всё же не расстались. — Правда, гэгэ? Или лучше мне звать тебя диди?

— Как ты там его назвал? — тут же возразил Цзян Чэн, отталкивая его от Хуа Чэна, слепо боясь, что тот нахватается тёмной энергии и притянет очередную болячку.

«Ну, прямо с языка снял… — проносится в голове демона. — Наверное, это будет интересно».

Chapter Text

— Сань Лан, отнести эти свитки в покои госпожи Цзян, — старший адепт бросает бумаги в руки юноше и уходит прочь так же быстро, как и отдал приказ. Даже никогда не уточняет, что и зачем. Кажется, годы идут, а в Пристани ничего не меняется. Хуа Чэн закатывает глаза и направляется в чужие покои. По пути он встречает несколько других адептов, бросающих на него странные взгляды, но смело игнорирует, так как порядком свыкся с подобным отношением.

Хуа Чэн постучал в дверь и вошёл сразу же, не дожидаясь приглашения. Юй Цзыюань обложила книгами весь рабочий стол и лишь на секунду подняла сосредоточенный взгляд. Демон в юношеском обличии был красив, отлично обращался с оружием и знал уже много заклинаний, однако это не дало повода поставить его на ступень выше, чем «мальчик на побегушках», потому он выполнял мелкие поручения главы ордена и его жены. Хуа Чэн понимал, что так им всем удобнее следить за ним, на случай «внезапного полного открытия духовного канала», тогда бы, по их мнению, всюду растеклась тьма и навлекла беду на весь орден, однако, всё не так просто, если речь идёт о непревзойдённом. Ему же оставалось лишь молча прикидываться обычным, но не по годам смышлёным ребёнком, расти бок о бок с наследниками Цзян и Вэй Ином и подчиняться. Последнее получалось не всегда хорошо. Стоя в покоях, в которых он мелькает чересчур часто, Хуа Чэн чуть поклонился и аккуратно положил свитки, мельком заглядывая в страницы раскрытых книг. Кольцо Цзыюань чуть заискрилось от приближения тьмы, и та покрутила его на пальце, как бы успокаивая. Ни она сама, ни её Цзыдянь за десять лет жизни вместе с этим подозрительным ребёнком не смирились с его существованием. Она даже не скупилась на несколько ударов по спине, в воспитательных целях, конечно, но это ни к чему не привело. Выгнать его, значит отпустить монстра наружу, и неизвестно, чем это может кончиться. К тому же, какого-либо вреда или обоснованного беспокойства он никогда не приносил. На удивление, всё было совершенно наоборот: Пристань расцвела, торговля шла успешно, урожаи были богаты, вспышек болезней не было, даже привычная водяная нечисть куда-то исчезла. Заклинатели со всего Юньмэна обрели покой, однако же стали очень полезны другим орденам. Все неудачи обходили Пристань стороной, и, кажется, это мало кого смущало. Цзыюань уверена, что когда-нибудь все поплатятся за годы, прожитые в таком изобилии, щедрая фортуна отвернётся, и тьма, исходившая изнутри, сломает стены и окутает часть региона — всё это вопрос времени. Хуа Чэн чувствовал её волнение всё сильнее с каждым днём, когда она зазывала его к себе. И всё время он ждал, когда же эта женщина наконец заговорит хоть о чём-то, раз уж так переживает едва ли не за каждое семечко риса в озере. Однако Хуа Чэн уходить сам вовсе не собирался, но и убеждать в безопасности — тем более, демон как-никак.

— Что ты скажешь, если я отправлю тебя на ночную охоту? — строгий голос Мадам Юй вообще не колышет совесть и гордость Хуа Чэна. Однако его неподчинение чревато неприятными событиями, потому он согласен на любую работу, лишь бы не подавать всем чашки, попутно отгоняя Усяня от каких-то нелепых ситуаций, после которых его задница схватит кучу проблем и неслабое наказание.

— Я сделаю, как вы прикажете, госпожа, — отвечает он, совершая поклон.

— Идти предстоит далеко, в Юньмэне мало опасностей, но мы всё ещё дружны с Ланьлин Цзинь и иногда отправляем наших адептов на общие учения и охоты. Путь будет лёгок, а вот что там завелось — никто особо не разобрался. Но ты-то… Умный мальчик?

— Вам виднее, госпожа, но раз я до сих пор слуга, бегающих с мелкими поручениями, то толку от моего ума?

Хуа Чэн улыбнулся, и от этой улыбки веяло холодом, но только не для Юй Цзыюань. Женщина поднялась с места, и кольцо на её пальце вновь заискрилось. Демон всеми костями вспомнил эту давящую боль от ударов Цзыдяня и слегка нахмурился — видимо, умничать в этот раз не стоило.

— Я даю тебе возможность проявить себя. Если с моими людьми что-то случится… — Цзыюань сделала паузу, презрительно оглядев юношу в полный рост. — Тебе не поздоровится. Добросердечность моего мужа не поможет.

— Благодарю за такую возможность.

«Да будь я трижды прок…»

Этого стоило ожидать. Задача, по сути, несложная, можно даже пойти в одиночку, но этим он вызовет некоторые подозрения. Тем более, он понятия не имеет, куда нужно идти. Кажется, за несколько лет бессмысленных скитаний у него выработалась дезориентация на местности. Вэй Ин, обычно, то и дело всюду таскался рядом с ним, но сегодняшний день — исключение, и придётся довериться простым адептам, которые то ли от страха, то ли от зависти бросают неприятные взгляды на Хуа Чэна и не отказываются от грубых высказываний с никому не нужным мнением.

Сань Лан — именно так представился Хуа Чэн перед всеми в день, когда оказался здесь впервые — весьма одарённый на фоне тех же наследников Цзян, но давление на него оказывала вовсе не их жажда конкуренции, проблема всё ещё заключалась во тьме, переполнявшей его целиком, в плохом предчувствии окружающих. Столько лет тщетных попыток поверить в любовь или, как минимум, в самого себя ушли в пустоту. Юноша был вынужден на протяжении долгого времени пить чай из особого отвара, который бы «подавлял тёмные силы», но Хуа Чэн делал буквально пару глотков и остатки выливал в горшки с цветами в комнате для прислуги. Когда все имеющиеся растения погибли, хитрость раскрыли сразу, и чай сменился на периодическую порку Цзыдянем и ежемесячной медитацией в кругу различных талисманов. «Болезнь» никуда не уходила, а лечение только трепало нервы Хуа Чэну, но он был вполне преклонен и терпел все невзгоды — особого выбора нет. Хотя, терпение его не бесконечно. К тому же, наказание всегда заканчивалось побегом с Вэй Ином и последующей весёлой прогулкой по рынку в поисках сладостей и не очень крепкого вина. Хуа Чэна в первый же год жизни в стенах ордена прозвали демонёнком, ведь обычный человек никак не способен стерпеть все удары одним из сильных оружий в Поднебесной, ещё и запросто пойти после всего распивать всё, что только заприметит подростковый взгляд. Тот же Вэй Ин был не лучше: на него, правда, ещё никогда не поднимали Цзыдянь, но вот простой дисциплинарный кнут имелся в наличии и частенько давал помнить о себе долго заживающими шрамами. Однако его золотое ядро формировалось быстро, и все следующие наказания становились всё более бессмысленными, нежели прошлые, и ведь Вэй Ину уже семнадцать.

Хуа Чэн в ожидании общего сбора сидел на ступеньках во дворе, натирая Эмин до блеска. Откуда он у него взялся, никто не поверил. Юноша солгал, что выкупил у какого-то кузнеца, предварительно наложив несколько иллюзий на оружие, чтобы оно выглядело попроще, но в то же время достойно. Лезвие только кажется туповатым, но стоит провести пальцем — покажется кровь. Хуа Чэн поглаживает незримое для других закрытое веко Эмина — единственная вещь, которая прячет в себе множество воспоминаний, даже просто прикосновение к рукояти чревато загрудинной болью — интересно, что там вообще может болеть? Если закрыть глаза, то в голове мгновенно всплывает белоснежный образ: совершенное лицо, светлые одеяния и приятный голос. Безвозвратно и так далеко сейчас.

— Я же могу вернуться в любой момент, только что мне там дадут… — вслух размышляет демон, подпирая рукой голову и глядя на алый закат солнца вдалеке. Сзади слышится голос старшего адепта. Пора.

***

Когда солнце уже скрылось за горизонтом, адепты из Юньмэна подошли к границам соседнего ордена. Другие адепты, из Ланьлина, встретили их и быстро определились, кто и куда отправится. В тёмном лесу уже на входе стали слышны непонятные звуки, все настороже схватились за оружие. Хуа Чэн безразлично оглядывается и первый входит в темноту под кронами высоких деревьев. Ветер обдувает его лицо, выпавшие пряди волос, некогда небрежно вплетенные в косу, падают на плечи — пройди он в таком виде при свете, на него бы засмотрелись люди, слишком хорош собой, а прямо сейчас ещё и такой самоуверенный, холодный. Хуа Чэн был и есть непревзойдённый демон, он не будет слепо выполнять приказы этой нервной госпожи, но собирается… Помочь людям? Очевидно, лесные твари украли не одного человека и ещё много кого сильно напугали, адепты могут не справиться в одиночку, ведь неизвестно, сколько этих тварей на самом деле. Хуа Чэн усмехается с того, каким его сделала жизнь в окружении смертных, но хотя бы смелость и демоническая сила остались при нём. «Я всё больше похож на Его Высочество…» — мысль отдаёт очередной странной болью в груди и мгновенно пропадает, когда поблизости слышится первый шорох. В самом центре леса было светло, луна освещала опушку, меж толстых стволов деревьев мелькали красные, жёлтые и синие огоньки, Эмин раскрыл глаз и прищурился, разглядывая каждый из них. Шорохи становились громче, хотя огоньки всё ещё держались поодаль в тени. Послышались торопливые шаги какого-то мелкого зверя, даже нескольких. Хуа Чэн резко взмахнул рукой, рассекая воздух и оставляя красную дымку, которая рассеялась по обе стороны от него и прошлась между деревьев, «опыляя» окружившую его нечисть. Возня стала громче, что-то завопило и сразу привлекло внимание адептов. Пока те торопились в самую гущу, Хуа Чэн снова рассёк воздух, одновременно обнажая Эмин. Оружие свободно выскользнуло из ножен и прошлось как серп в поле. Трава под ногами окрасилась в чёрный из-за вытекающей смолистой крови с трупов. Оставшаяся нечисть знала, кого именно боится, и не смела подойти ближе. Хуа Чэну особое приглашение и не нужно. Ещё до того, как адепты подоспели к нему, он с помощью чужой крови начертил несколько символов на стволах деревьев, отгоняя напуганных тварей. Эмин всё это время проносился кругами и не торопился обратно к хозяину. Стоило адепту из Ланьлина шагнуть на опушку, Эмин воткнулся в землю прямо у его ног, и заклинатель в удивлении отшатнулся. Оружие всё ещё находилось под сильной иллюзией, и другие не могли видеть его во всей демонической красе, потому адепт брезгливо скривился, глядя на слегка тупой меч с неаккуратной рукоятью, и подозвал демона к себе. Следом вышли остальные адепты и тоже покосились в сторону меча.

— Сань Лан, какая обстановка? — спросил старший из заклинателей Юньмэн Цзян, осматриваясь вокруг.

— Эй! Он меня чуть не грохнул! — пожаловался адепт Ланьлина и указал рукой на Эмин в земле.

— Он безобидный, вроде бы.

— Вроде бы?! Ещё позавчера тут была куча тварей, а сейчас — тишь да гладь, только он зашёл! Не находишь это странным?

— Он похож на маяк для нечисти. Вот бы он ещё собирал её вокруг, а не отпугивал, мы бы хоть набрались опыта… — адепт присел на корточки и присмотрелся к кровавым лужам, хмурясь. — Хорошая работа.

— Не бывает такого!

Хуа Чэн поклонился перед заклинателем из своего ордена, а после бросил холодный взгляд на всех других. Ему абсолютно безразлично, что эти зеваки подумают, главное, что он справился со своей задачей. Правда, остальные ещё не поняли, что их работу уже целиком выполнили за них, и поэтому отправились дальше в лес, находя обезображенные трупы один за другим. Демона оставили одного в лагере, присматривать за вещами и «не мешаться под ногами». Хуа Чэн не думал, что за своё долгое существование сможет вспомнить, что из себя представляет мучение совести. Возможно, это побочный эффект его молодой оболочки, возможно, дело в долгом сожительстве с людьми, однако прямо сейчас непревзойдённый демон сидит на холодной земле, нервно сжимая ткань верхних одежд и оглядываясь обратно в лес.

«Забрал чужой труд, чужой опыт, чужую боль. Тебе здесь ничего не принадлежит. Слабак. Нигде не найдётся твоё место…»

Хуа Чэн даже не мог ничего исправить, а совесть продолжала съедать изнутри, хотя там и так давно уже пустота, скоро в стенках этой красивенькой оболочки будут видны отверстия. Вдруг послышался крик вдалеке, и демон резко поднялся с места, схватившись за сумку поблизости. В ней лежали целебные травы, скляночки с лекарствами и чистые повязки. Он как можно быстрее бежал к источнику звука, всё ещё не выходя из мысленных осуждений, пока не наткнулся на раненного адепта из чужого клана. Хуа Чэн внимательно осмотрел рану и сделал вывод, что получена та из-за ловушки и банальной человеческой неосторожности. Всё же, он поступил верно, изгнав нечисть самостоятельно. Демон тут же наклонился, чтобы помочь, но адепт замахал руками и продолжил звать на помощь.

— Кто угодно, только не ты, красноглазый! Уйди прочь!

Хуа Чэн машинально прикрыл свой глаз, хотя он абсолютно точно не мог гореть красным, да и другой глаз — тоже. Заклинатели вскоре подоспели, а демон так и стоял рядом, держа сумку в руках, мечась от безразличия к растерянности и обратно. Какой-то адепт из Юньмэн Цзян выхватил у него сумку и отругал, что от подростка нет никакой помощи, даже лекарской. Хуа Чэн на миг почувствовал себя обиженным ребёнком, которому всего-то хотелось сделать что-то хорошее, и сам же смутился этому чувству. Хотел было гордо поднять подбородок и уйди как можно быстрее, но что-то стержнем засело внутри, не позволяя двигаться и лишь продолжать смотреть в каком-то недоумении на присутствующих.

Когда все заклинатели закончили с поиском нечисти, то начали собираться домой. Кто-то, в итоге, направился в противоположную сторону, решив, что охота не могла кончиться так быстро и легко. Хуа Чэн уходил самый крайний, медленными шагами, порой останавливался, поглядывая на адептов впереди и бессмысленно ожидая, когда они поймут, что кое-кто отстал. Чего он добивался?..

Сзади опять послышался странный шум, на который никто из адептов не обернулся. Демон слегка нахмурился и повернулся к лесу. В темноте не виднелись огоньки, возможно, это какое-то животное, но перед глазами резко возникает туман, вынуждающий без раздумий пойти обратно в лесную гущу. Вряд ли это займёт много времени, адептов получится догнать и без особой спешки. Только Хуа Чэн прикоснулся к рукояти Эмина, в траве что-то зашевелилось, и следующий неосторожный шаг привёл к тому, что демон попался в ловушку. Лучше бы это была какая-то нечисть, чем банальная сеть, установленная заклинателями. Согнувшийся Хуа Чэн сразу оценил, что это плетение более тугое и в нём меньше места, чем в обычном. Ещё никогда замкнутое пространство так не пугало. Не затруднит взять Эмин и освободиться, но, кажется, Хуа Чэн сам заразился паранойей в Юньмэне и сейчас уверен, что такая узкая сеть предназначена лично для него. К тому же, он заметил несколько талисманов на верёвке вверху с очень знакомыми иероглифами, похожими на те, которыми обрисована вся комната для прислуг. Она должна отгонять нечисть, но с рангом Хуа Чэна ей не тягаться. Демон вздохнул и продолжил вестись на человеческие уловки, иногда ворочаясь, чтобы выбрать позу поудобнее. Сзади послышался неприятный смех, и, если бы не внезапный едкий туман повсюду, можно было подумать, что это кто-то из адептов отбился от общей группы, чтобы подшутить и намеренно задержать Хуа Чэна здесь. Всё ещё нелогично. Если бы Мадам Юй хотела избавиться от лишнего рта, то придумала бы что-то более оригинальное. А это… Удел глупых малолеток. Демон повернул голову и увидел пару ярко-синих глаз, смотрящих с неопределённой насмешкой.

— Как это князь демонов оказался в ловушке простых смертных? — сквозь смешки спрашивал некто. Хуа Чэн предпочитал игнорировать. Вокруг — максимум одни горы, никаких тёмных вод, следовательно, Хэ Сюаня ждать не придётся, а все другие демоны его вообще не интересуют, мало смысла тратить время и силы на какие-то разговоры с ними, они хуже и противнее даже глупых людей. — Молчишь, князь Хуа? На днях, кстати, я видел, как ты стрелял из лука с нашей едой. Знаешь, какие на вкус золотые ядра? Сочная кровь этих заклинателей не сравнится даже с самой юной девственницей. Как ты только к ним прибился?

Хуа Чэн боковым зрением взглянул на говорящего и наконец узнал в нём одного из синеглазых, низшая раса демонов по нынешним меркам. Он был уверен, что эта раса целиком вымерла от голода, ведь сложно выжить, когда твоя еда эволюционирует настолько, чтобы дать отпор. Выдали демона не только пара светящихся глаз и упоминание ядер, а богатая чёрная одежда, похожая на женскую, вся расписанная золотыми узорами, на подоле вышиты жёлтые пионы, в ушах — множество проколов, местами висят колечки, на шее — разные кулоны. Хуже сороки, ещё и в пище жутко привередлив. И «это» когда-то пребывало в ранге непревзойдённых? В какой-то момент, в далёком прошлом, при правлении принца Уюна, синеглазые начали постепенно пропадать, и только их предводитель, единственный непревзойдённый, был вынужден скитаться по миру, потому что бессмертие не позволяло умереть от голода. Когда-то в Поднебесной делали особые чернила для писарей с императорского двора, основой которых служила густая иссиня-чёрная кровь демонов-пожирателей золотых ядер, и по словам некоторых обладала сильной энергией, потому ценилась на вес золота. Необработанные чернила крайне токсичные, ими писались указы о казни и послания о начале войн. Кости тоже были полезным материалом, из них создавались яшмовые украшения. Демоны погибали в рабстве, иссыхали от голода, кости стирались в бесполезный порошок, и последняя выгода от них затерялась в веках окончательно, а непревзойдённый по имени Билю Яньцзин бесследно исчез, и весь заклинательский мир мог выдохнуть с облегчением.

От прежнего могущественного Яньцзина осталась только бледная оболочка, но злорадство едва ли улетучилось. Внешне он был очень красив, вынужденная худоба ничуть его не портила, наоборот, подчёркивала скулы, лицо выглядело выразительным, но в то же время не слишком женственным. Нос был прямой, не длинный и с острым кончиком, брови густые и вечно приподнятые, а бледно-синие губы смотрелись довольно пухлыми на общем фоне тощего лица. Ярко-синяя радужка казалась слишком неестественной и обычного человека, скорее, напугала бы, нежели привлекла редкостью, а склеры были сероватого оттенка, капилляры с тёмной кровью виднелись слабо, так как все ткани демонической плоти довольно толстые. Роскошные одежды, украденные, по всей видимости, из сундуков императорских наложниц, ни капли не испортились за годы скитаний в Поднебесной, очевидно, благодаря каким-то особым чарам. Издалека наполовину слепой примет Яньцзина за молодую госпожу, которой по наследству от отца достались мужские черты лица и тела и одежда от матери.

Интересно ещё, откуда имя Хуа Чэна вообще известно этому полуживому скитальцу, который чудом помнит, какова его главная еда на вкус? Синеглазый не решается подойти ближе, видимо, его отталкивают особые талисманы, что по иронии судьбы не причиняют никакого дискомфорта Хуа Чэну. Взгляд его не сменился с брезгливого на удивлённый, пускай сам он не застал время, когда синеглазые ещё бродили в Поднебесной, однако они мало чем могли заинтересовать. Попросил бы Яньцзин укрытие, поддержку — возможно, градоначальник Хуа обратил бы своё внимание, но тот был очевидно гордым. И всё же почтение в его тоне есть, пускай с насмешкой.

— Не молчи же, расскажи, что тебя сподвигло на некое подобие братства со смертными? Они интересные? Может, у тебя какая-то травма?

— Князь Билю, ты из своей норы выбрался, чтобы стоять в сторонке и лечить меня? Избавь от своей навязчивости.

— Хочешь просто сидеть в этой ловушке, позволяя смертным такое поведение?

Хуа Чэн промолчал, а Яньцзин возмущённо фыркнул и взмахнул рукой, рассекая туман, который тут же собрался на два огромных сгустка по обе стороны опушки и резко обволок сеть божественного плетения так, что та мгновенно ослабла, превратившись в простую верёвку, и разорвалась под весом демона. Хуа Чэн ровно приземлился, отряхнул с себя что-то неосязаемое, оставшееся от тумана, и молча развернулся, шагая из леса. Синеглазый поторопился за ним.

— Диди, не будь таким вредным, — сказал Яньцзин, но тот лишь недовольно посмотрел на него, негодуя от такого неуместного обращения. Хотя, на самом-то деле, он и правда может называться младшим, но всё же далеко не братом.

— Нас с тобой ничего не связывает, оставь меня в покое, князь Билю.

— Мне льстит то, что ты знаешь моё имя, однако твоё недружелюбие крайне расстраивает. Может, моё величие сгнило давным-давно, но я всё ещё что-то могу. Возвращайся в Ланьлин, если понадобится помощь.

Хуа Чэн хотел было спросить, его ли рук дело последнее нападение, но решил промолчать и даже слегка поклонился Яньцзину напоследок, догоняя заклинателей из своего ордена. Кто знает, сколько бы терпения хватило сидеть там, при этом не озлобившись на весь орден за подобную выходку. Синеглазый долго смотрел ему вслед. Как долго с ним никто из «своих» не разговаривал, и даже эта несостоявшаяся беседа немного радовала. Послышался вскрик за спиной, но Яньцзин развернулся не сразу, медленно уходя глубже в лес, пока не увидел раненного заклинателя в фиолетовых одеждах, перепачканных кровью, который почти вылез из ямы, куда угодил едва ли случайно. Со лба и из носа стекала кровь, адепт всеми силами цеплялся за траву и карабкался дальше. Яньцзина он не сразу заметил, потому не был готов снова оказаться в яме из-за чужого сильного удара.

— Помаринуйся здесь пока, — сказал синеглазый, садясь подле собственной ловушки. — Зачем тебе понадобилось оставлять моего диди в лесу?

— Будь ты проклят, демон! Какой ещё диди? — выругался адепт, следом вздыхая от резкой боли. — Сань Лан? Госпожа приказала мне задержать его.

— Очень интересно… Как думаешь, что случится, если мой диди вернётся целым и невредимым раньше тебя, вдобавок сообщив о твоей кончине?

***

Когда Хуа Чэн переступил порог во внутренний двор Пристани, то вновь ощутил на себе осуждающие взгляды, некоторые из них были удивлёнными. Действительно ли ему не стоило возвращаться? В тщетных попытках убедить себя в том, что ловушка — чистая случайность, демон направляется с докладом к Мадам Юй. Женщина стояла в своих покоях, сложив руки на груди, и молча слушала, как Вэй Ин тщетно пытается её в чём-то убедить. Цзян Чэн находился рядом, но не говорил ни слова, ровно как и его старшая сестра. Хуа Чэн резко остановился у самых дверей и, аккуратно пристроившись, слушал, насколько беседа далеко заходит, и стоит ли ему прямо сейчас заявляться со своим докладом и при этом не получить нагоняй за просто так.

— Госпожа, вы же были не против! Дядя Цзян!

— Вэй Усянь, мы уже всё решили, незачем заставлять Гусу Лань ждать.

«Гусу Лань?..»

Хуа Чэн резко открывает двери и заходит в покои. Он хотел бы казаться невозмутимым, но на его лице выражается некое беспокойство, однако все чувства подавляются, и демон делает поклон перед всеми членами семьи Цзян, даже перед младшими, и обращается к Цзыюань.

— Госпожа, я исполнил вашу волю и помог адептам ордена Юньмэн Цзян на ночной охоте. Ещё раз благодарю за эту возможность проявить себя.

Юй Цзыюань старалась выглядеть спокойной, как обычно высокомерной, однако в её глазах мелькали нотки волнения и, наверное, удивления. Хуа Чэн едва заметно поднимает уголок губ, выдавая свои слова за искренность, но сам от чего-то рад такой реакции. Действительно, не ждали. Вэй Ин высматривал лица госпожи и Сань Лана, чтобы разобраться, в чём дело, но в итоге, просто обнял своего друга

— Ты так вовремя, Сань Лан, — прошептал он демону и отпустил из объятий лишь потому, что Цзян Чэн легонько стукнул его рукоятью меча в локоть. Лицо Чэна было таким же прозрачно читаемым, как и намёк. Почти десять лет они живут все вместе, и тот до сих пор ревнует, причём очень по-детски. Хуа Чэн улыбается этому выражению лица всякий раз, а после корит себя, потому что это походит на зависть. До этого он старается не опускаться.

Фэнмяня прочитать было сложнее, но, похоже, он больше на нейтральной стороне и просто выполнял прихоти своей госпожи, чтобы не обострять конфликт.

— Сань Лан, — обратился Усянь, цепляясь за рукав друга, — орден Гусу Лань пригласил наследников кланов на обучение. Мы тоже можем поехать!

— Чему мне учиться в чужом ордене и чего ради? — спокойно отвечал Хуа Чэн, искренне не понимая, какую пользу ему принесёт обучение в ордене, который напрямую связан с его первой любовью. Стоит ли оно того? Однако, если Усянь отправится туда вместе с наследниками Цзян, то как демон будет присматривать за ним, если не блуждая рядом тенью?

— А-Сянь, Сань Лану не быть главой или его помощником, не заставляй его, — внезапно для всех сказала Яньли. Её комментарии по поводу их дружбы всегда умалчивались, потому что мнение о проклятом мальчике неоднозначно и по сей день.

— А-Ли права, — добавил Цзян Чэн. — Нечего ему ехать. От тебя одного столько проблем, если взять ещё и Сань Лана, всему Гусу настанет… — Чэн не успел договорить, заметив строгий взгляд матушки. Не сказать, что та не довольна, кажется, Хуа Чэн уже понимает, что Цзян Чэн сейчас целиком и полностью выразил мнение госпожи Юй, которая сама предпочла не высказываться. Однако Вэй Ин твёрдо настаивал на своём.

— Сань Лан поедет со мной! Пусть он не учится, но побудет рядом, с Яньли же поедет её служанка, так что мешает Сань Лану быть со мной? Пусть его осматривают лекари Гусу, что угодно! Только если они сделают ему больно, я за себя не ручаюсь…

Хуа Чэн едва сдержал улыбку и даже приобнял Усяня за плечи, такой поддержки он вполне ждал. Последний голос всё равно был за старшими. Мадам Юй ещё немного подумала, вздохнула и всё же согласилась отправить Сань Лана с остальными. Хуа Чэн удивлённо взглянул на неё, а женщина сразу же уловила этот взгляд и гордо отвернулась. Очевидно, согласилась она лишь потому, что этого «проклятого» действительно изучат заклинатели из Гусу, раньше было мало возможностей постоянно возить Сань Лана по разным орденам, ища помощь и ответы на многие вопросы насчёт его состояния. Хуа Чэну вновь придётся стать подопытным, и пускай Усянь сказал, что не даст в обиду, сам он знает, что его «необычный» друг вполне себе способен давать отпор. Вечно недооценённый теперь не промолчит.

— Решено, собирайте вещи и отправляйтесь.

***

Вэй Ин шёл по улицам Гусу, держа Сань Лана под руку, и дразнил Цзян Чэна. Тот хмурился и еле держался, чтобы не треснуть шисюна по голове. Усянь, похоже, только этого и добивался. Яньли шла между ними двумя, улыбаясь их детским выходкам, и легонько отталкивала их друг от друга, если те всё же сцеплялись. Цзян Чэн увернулся от рук сестры и толкнул шисюна рукоятью меча в бок. Хуа Чэн положил свою руку на талию Вэй Ина ровно на место, куда ударил Цзян Чэн. Глаза наследника Цзян, казалось, вспыхнули молниями.

— Что ты себе позволяешь, Сань Лан? — возразил Цзян Чэн, убирая чужую руку, которую его шисюн, видимо, даже не заметил.

— Позволяю что? — спросил демон, ухмыляясь. Вопрос «трогать твоё?» остался в голове неозвученным, на всякий случай.

— Мы скоро окажемся в самом благородном и правильном ордене, не смейте хотя бы там вести себя подобным образом!

Это уже смешно. И Хуа Чэн бы рассмеялся, глядя на красное лицо Цзян Чэна, но прежде заметил, как покраснел и Усянь. Руку с талии он всё же убрал. Яньли молча прятала улыбку за рукавом ханьфу.

— Повзрослей, Цзян Чэн, — напоследок сказал Хуа Чэн и бессовестно подмигнул в ответ на хмурый взгляд Цзяна. Тот уже был готов толкнуть и его, как вдруг Усянь, в миг избавившись от смущения, прыснул от смеха.

— Чего смеёшься? Тебе тоже сейчас достанется!

«Орден Гусу Лань не для этих двоих… Интересно, чем сейчас занят Его Высочество? Будет ли он рад снова увидеться, или мне лучше не показываться ему на глаза?..»

— А-Чэн прав, — сказал Яньли, — вам стоит вести себя приличнее в Гусу. Не порочьте свой орден и имя будущего учителя. Который, кстати, один из лучших, и не только в своём ордене.

— Старик Цижэнь — лучший? М-да. Ладно-ладно, шицзе, мы само покорство, правда ведь, А-Чэн?

— Отвали, — ответил Цзян Чэн. — Только мы окажемся в Облачных глубинах, я сделаю вид, что не знаком с тобой.

— Кстати, А-Чэн, ты слышал, что глава ордена Лань — самый красивый мужчина своего поколения? — спросил Усянь, лукаво улыбнувшись, на что Цзян Чэн лишь закатил глаза. Какое ему вообще дело до чьей-то красоты? Ещё и по мнению других.

— Поистине, самый красивый, — едва слышно повторил Хуа Чэн, и все удивлённо на него посмотрели.

— Сань Лан, неужели ты знаком с Цзэу-Цзюнем?

— Разве вы говорите не о принце Сяньлэ, Се Ляне? — так же удивлённо взглянул на всех демон, встав на месте.

— Ты что мелешь? — спросил Цзян Чэн. — Се Лянь — основатель клана и ордена, но никак не может быть главой.

— Почему же?

— Да умер потому что. Ему больше сотни лет! Клан Гусу Лань, может, и зовётся бессмертным, но у всего живого есть конец. Говорят, Се Лянь растворился в воздухе, слился с этим их барьером. А глава сейчас Цзэу-Цзюнь, Лань Сичэнь. Не позорь нас своими скудными знаниями истории, пожалуйста, и лучше просто помалкивай.

«Как это… Умер?..»

Chapter Text

Демон делает неторопливые шаги вверх по ступеням, и лёгкая дымка плавно расходится под его обувью. Глубокий вдох горным воздухом с толикой влаги, кажется, способен на исцеление, однако далеко не для всех. Здесь ему ничто и никто не рады. Случайно задевая ветви деревьев, он срывает листочек, сжимает его в ладони, и тот, превратившись в серебряную бабочку, улетает вперёд. Когда бабочка с лёгкостью пролетает сквозь барьер у главного входа, Хуа Чэн облегчённо расслабляет брови, но пустота внутри него совершенно не пытается исчезнуть. Он не хочет вдыхать здешний воздух и чувствует себя ничтожным, в голове негромко раздаётся строгий голос госпожи Юй, твердившей день ото дня о том, что однажды Сань Лан навлечёт беду на клан, орден, и, если бы его не будут держать взаперти большую часть времени, то и на всю поднебесную. И ведь его демоническую иллюзию до сих пор не раскрыли…

Весь Гусу окутан слабым туманом, тишину обычно перебивает нежный шум воды или ветра, но в этот день прибыли новые ученики, ещё не видевшие прежде стену с высеченными на ней правилами. Каждый отдаёт пригласительные жетоны и проходит сквозь барьер лишь с дозволения здешних адептов. Вэй Ин проверяет все внутренние карманы ханьфу и не находит приглашения для клана Цзян. Тяжело вздыхая, он тянется руками к верхним одеждам Хуа Чэна и совсем бесцеремонно ищет пригласительные у него. Цзян Чэн краснеет от стыда, этот шисюн ведёт себя слишком нескромно прямо на глазах у заклинателей праведного ордена, однако Хуа Чэн даже не обращает внимания на всю ситуацию. Взгляд демона пуст и устремлён в никуда. Усянь громко воскликнул, доставая жетоны из-за пазухи, и тут же почувствовал лёгкий щелчок на затылке от Цзян Чэна. Адепты переглянулись и впустили лишь наследников, выставив руку вперёд и не позволяя Хуа Чэну пройти сквозь барьер. Демон сразу понял, что те почувствовали тёмную энергию.

— Если у вас к нему претензии, — возразил Вэй Ин, — сначала разберитесь со мной. Не идёт он — не иду я.

— Что ты несёшь? — шепчет ему Цзян Чэн, толкая в бок. — Он здесь как слуга. Они разберутся, что с ним делать.

— Ваш покорный слуга последует за вами позднее, — спокойно выдал Хуа Чэн, слегка кланяясь. Яньли лишь вздохнула и отвернулась, а Цзян Чэн гордо поднял подбородок и, схватив Вэй Ина под руку, поспешил уйти дальше.

Адепты тем временем осматривали демона со всех сторон и, кажется, пытались закрыть ему духовные каналы, но прежде наткнулись на сгустки тьмы, что ввело их в ступор. Человек перед ними только выглядел живым, но его духовное нутро ясно твердило об обратном. Заклинатели отошли в сторону, ведя за собой Хуа Чэна, и только хотели что-то сказать, как рядом вдруг оказался юноша в белоснежных одеждах, которые несколько отличались ото всех других благодаря более изысканному узору, хотя и не слишком замысловатому. Холодным и несколько угрюмым взором он осмотрел сначала смиренно поклонившихся адептов, а после — Хуа Чэна. Демон взглянул ему прямо в глаза, и от чего-то внутри него всё потяжелело. Перед ним сейчас вовсе не молодое красивое лицо очередного заклинателя, а тьма, сквозь которую видны строки из последних писем от Его Высочества, и еле-еле заметен чужой светлый образ. В нос и уши Хуа Чэна бьёт резкий духовный поток, похожий на ледяную воду. Ноги подкашиваются, после — чёткий удар двумя пальцами в нужную точку, и демон едва слышно шипит, падая навзничь. Последнее, что он ощущает, это крепкая рука, обхватившая его талию. Чужая духовная энергия волной забивает его нутро, и демоническая сила впервые заблокирована, от этого незнакомого ощущения Хуа Чэн резко поднимается и пытается отдышаться, как если бы был живым человеком, увидевшим ночной кошмар, однако не получается, и он лишь сплёвывает кровавый сгусток на пол. Для него это чувство длилось миг, однако он очнулся уже не возле входа в орден, а в маленькой комнате, завешенной белой тканью с разрисованными на ней знаками, какие уже приходилось видеть раньше — всего лишь защитные чары, но техника выглядит сложнее. Хуа Чэн поднялся, игнорируя боль в спине, по ощущениям он пролежал несколько часов. Едва пальцы коснулись белой завесы, их чем-то обожгло, а один из талисманов даже превратился в пепел. Послышался звук открывающейся двери, и Хуа Чэн лёг обратно, принимая непринуждённую позу спящего. Играть — так до конца.

— Я умнее и старше тебя! Не учи меня избавляться от нечисти!

— Дядя, это «нечто» за гранью всего, что описано в книгах, разве что… Остаётся взглянуть на пару полок в закрытой секции, у меня есть несколько предположений.

Завесы распахнулись, и в нос демона ударил терпкий запах различных масел с живых тел. Чья-то холодная рука коснулась его лба, надавила на оба виска, но Хуа Чэн продолжал спокойно лежать, пускай и ощущения от чего-то были не из приятных. Демон сразу почувствовал сильную энергию, но та лишь частично проникала сквозь него, как бы ненавязчиво. Он едва не ухмыльнулся, подумав, как ему льстит то, что ему стараются не причинить боль. Заклинатель силён, это бесспорный факт, но всё же не настолько, чтобы демон высшего ранга свалился в обморок. Что-то здесь явно не так. Хуа Чэн лежит смирно, точный мертвец, даже забывает дышать, пока его лоб трогают незнакомые люди, и кто-то поблизости, судя по звукам, перебирает свитки. Вдруг он почувствовал, как над его телом пронеслось нечто лёгкое. Взмах ткани? Его накрыли полотном? Сложно точно понять, что вообще происходит вокруг, ведь его целиком будто бы наполнили энергией, ему, конечно, несвойственной. Слишком светлая, чистая, ещё немного, и точно стошнит от этих праведников.

— Бледный совсем, но вены не видны, — говорит кто-то из присутствующих едва слышно.

«Пудра. Украл у Госпожи Юй…»

— И не краска, не стирается. А-Чжань, принеси ещё тёплой воды, пожалуйста.

«Не повезло…»

— Он что, не дышит?

— Нос ему закройте.

— Выйди из комнаты, Су Шэ, ты не слишком помогаешь…

— Он лжёт…

— А-Чжань, о чём ты?

Хуа Чэн вновь чувствует чужие руки, но теперь те касаются его груди, распахивая верхние одежды, а после — удар. От огромной волны духовной энергии его грудная клетка с хрустом прогнулась, но благодаря внутренней тьме кое-как вернулась в прежнее расположение, оставив заклинателей в ещё большем недоумении. Столь быстрая регенерация — не есть норма. Демон сделал притворный глубокий вздох и вынужденно приподнялся на локтях.

— Не лгу, — сказал он, небрежно поправляя ханьфу, — а утаиваю болезнь. Ни к чему господам тратить время на больного слугу. Это всего лишь малокровие. А теперь ещё и сломанные кости… Простите за неудобства.

— Почти десять лет назад глава ордена Юньмэн Цзян приезжал ко мне с маленьким мальчиком с редкой болезнью, — заговорил старший из присутствующих. — Полагаю, это ты и есть.

— Дядя, почему вы молчали? — возмутился другой.

— Я не верил, пока не взглянул ему в глаза. Красный блеск не исчез. Глава Цзян перестал писать мне письма с просьбой к нашим лекарям навещать «необычного» адепта, и я предположил, что мальчик, в итоге, погиб. По нашим прогнозам, проклятие должно было сгубить его окончательно через год или два.

«Ну, здесь оправдаться мне нечем… Надо сваливать и не привлекать внимание лишний раз! И вообще, если бы тот заклинатель не поступил так подло… Этой нелепой ситуации не возникло бы».

Хуа Чэн поднялся со стола, где его неудобно расположили, и презрительно осмотрел заклинателей, чтобы выяснить, кто именно из них додумался сломать его рёбра, совсем не боясь задеть органы. Хотя, таковых нет, но они-то ещё не в курсе. Все как на подбор, различаются только взглядом: самый старший хмурится, у одного взгляд довольно тёплый, но слегка настороженный, у стоявшего поодаль определить сложнее, он словно прячется за чужими спинами, но в то же время делает вид, что занят — перебирает на полках свитки. А вот четвёртый… Его каменное лицо с другим спутать сложно, из-за него-то демон и свалился в обморок, сомнений не остаётся. Хуа Чэн понял, что в покои для слуг отпускать его не намерены, и ему придётся остаться рядом с лекарями. Такой расклад событий не устраивал, потому демон принялся оправдываться о своём хорошем самочувствии. Адепты клана Лань были непреклонны, а когда один из них вновь сказал, что «слуга лжёт», схватившись за его запястья, то это убило последнюю надежду оказаться рядом с Вэй Ином сегодня. Заклинатель с совершенно невозмутимым видом прикрыл глаза и, видимо, старался выслушать чужой пульс, а также впустить энергию. Тёмные каналы Хуа Чэна трещали со звоном в его ушах, настолько сила этого адепта была велика, что демон усомнился в его «человечности». Поистине, клан мудрейших бессмертных, находившийся под руководством Его Величества, не мог воспитать кого-то слабее. Демон всматривается в чужое лицо, и в глазах опять темнеет, его руки задрожали, но он не пытался унять эту дрожь, наоборот, поддавался непонятному чувству, вызванному чужой светлой энергией. Она ему слишком знакома.

Я неотделимая часть непорочной обители,

это мой шанс всё исправить и стать лучше для себя и остальных.

Говорят, Се Лянь растворился в воздухе, слился с этим их барьером.

Будь Хуа Чэн живым, его щёки бы обдал румянец ото всех мыслей в голове. Сейчас этот угрюмый адепт полон энергии барьера лишь потому, что перешагнул его совсем недавно. К тому же, если сила основателя клана находится повсюду, она наполняет каждого здесь и всех прибывших учеников наверняка теперь тоже. Эта мысль даже угнетает, оскорбляет. Демон не желает верить, что целое божественное существо распалось на мельчайшие частицы и теперь живёт в каждом заклинателе этого благородного ордена. Другая же его часть осознаёт, что Се Лянь мог настолько легко принести себя в жертву, но какой ценой и ради чего?

«Безрассудный истязатель…»

Заклинатель резко открыл глаза и посмотрел на задумавшегося демона. Не убирая два пальца с запястья, он потрогал свободной рукой его бледный лоб и провёл ладонью по щекам. Хуа Чэн опустил взгляд куда-то вниз, не отойдя от помутнения, и игнорировал всё вокруг, даже эти неуместные прикосновения. Старший внимательно наблюдал за всем со стороны, а после покинул комнату, уведя за собой всех остальных. Стоило адепту убрать руки, демон тут же пришёл в себя и успел схватить того за рукав ханьфу. Их глаза встретились, и Хуа Чэн готов был поклясться, что увидел кое-что особенное в лице напротив: янтарные глаза отдают знакомым блеском, читаемым как язык, известный только одному человеку. Связь, невидимая никому больше. Он парализован чужим хмурым взглядом и чувствует себя загнанным в угол, но из последних сил выходит в сеть духовного общения и тихо шепчет имя Его Высочества, а заклинатель меняется в лице, удивлённо замерев. От надежды в груди что-то теплеет.

«Ты слышишь меня? Ваше Высочество, дайте мне…»

— Отпусти меня наконец…

«…сигнал».

Демон и предположить не мог, что мёртвое сердце способно разбиться вновь. По крайней мере, теперь он уверен, что душа небожителя не растворилась, а лишь сменила оболочку.

***

Одни скучные дни сменялись другими. Хуа Чэну не давали посещать занятия, запирая в просторной комнате, похожей на госпиталь, лично для него. Демонический слух позволяет слышать, как Вэй Ин, находящийся в нескольких метрах от своего друга, смеётся, отвечает на занятиях, играючи дерётся с Цзян Чэном и убегает, а потом получает наказание за нарушение не одного правила. А ночью его было особенно слышно.

На самом деле никакой барьер Хуа Чэна не сдерживал, и он мог спокойно прогуляться по всему ордену, не будь это единственное занятие настолько скучным. Каждый день его навещали лекари, пробовали на нём различные талисманы, зажигали курильницы и уходили прочь. Однако спустя какое-то время к демону стал наведываться уже знакомый заклинатель. Хуа Чэн лукаво улыбнулся сам себе, потому что у «адепта» глаза почти всегда опущены вниз, и подумал:

«Если Его Высочеству так нравится притворяться, я подыграю, мне несложно…»

Только демон хотел протянуть к нему свою руку для очередной передачи энергии, в комнату в спешке зашли двое других адептов.

— Молодой господин Лань, мы принесли всё необходимое. Глава клана просил передать, чтобы вы не задерживались допоздна.

Заклинатель забрал несколько книг из их рук, выпроводил двоих наружу, а на дверь наложил печать. Разложив все бумаги перед собой на полу, он принялся трогать запястье «больного слуги из Юньмэна», пока тот довольно рассматривал своего любимого принца в его новом обличии, то и дело, говоря по духовной сети о всяком.

«Так значит, юный господин? Я бы на вашем месте выбрал тело кого-то рангом пониже, чтобы не сразу раскрыли… Неважно, что вы мне не отвечаете, я всё понимаю!»

— Ваше Высочество, у вас сейчас лента спадёт, позволите поправить? — спрашивает Хуа Чэн прямо и тянет руку к заклинателю. Тот отталкивает её, поправляет ленту сам и угрюмо смотрит на него, но в глазах читается сомнение. Хуа Чэн прекрасно помнит значение этой ленты, об этом Се Лянь рассказывал ещё давно. И сейчас шалость не удалась, но попробовать ради этого странного взгляда стоило, определённо.

— Ваше Высочество, вы можете передавать мне энергию другим путём, вы же помните об этом?

Заклинатель и бровью не повёл: больной есть больной, бред — не самое страшное при проклятии. Хотя, со стороны Хуа Чэн выглядел довольно хорошо и спокойно, а для больного, точнее, проклятого, и вовсе замечательно, чем вызывал подозрения только сильнее.

Лицо молодого господина Лань было белым как снег, но эта чистота не казалась болезненной, непорочностью веяло за несколько чжанов, а кожа слабо пахла древесными маслами: сандал и кедр, с лёгкой цветочной ноткой, которую можно почувствовать, разве что, касаясь носом чужой кожи. Но демоническое обоняние способно улавливать все тонкости и без прикосновений. Хуа Чэн завидует сам себе, лишь представляя, как целует его шею. Он бы вдохнул полной грудью этот запах и, сойдя с ума окончательно, больше никогда не делал выдох. И в то же время, в грудной клетке всё сжимается от боли, потому что он больше не смеет касаться этого совершенства, даже нынешняя ситуация ясно даёт это понять. Несмотря на невозмутимый вид, его глаза блестят от восторга, упрямо уставлены на этого адепта, и тот не может это игнорировать. Вот только, его это не смущает, а, скорее, интересует сугубо в учёном смысле. Глядя то в свои заметки, то в глаза демона, он едва заметно менялся в лице. Хуа Чэн не заметил, как прошёл целый вечер, пока влюблённо рассматривал оболочку принца, подмечая различные тонкости в его лице, каждый узор на одеждах, с таким упоением, настырно, будто видит в первый и последний раз. Однако же, встречи продолжаются ещё три дня, и ни один из них демону не наскучил. Он даже считал, сколько минут они проводят вместе в тишине. Точнее, Хуа Чэн постоянно что-то рассказывает в сети духовного общения, но Его Высочество молчал, видимо, наивно предполагая, что никто не догадался о том, что бывший глава ордена всего-то «переоделся». Благодаря адептам, которые частенько нарушали их молчаливую идиллию, демон узнал, что Се Лянь не просто выбрал человека из клана, но и по совместительству младшего брата нынешнего главы. Как глупо, по мнению Хуа Чэна, и умно одновременно. Неужели родной брат не увидел небожителя в его теле? Неважно, главное, что Хуа Чэн видит и чувствует. Хотя с каждым днём уверенность медленно гасла, потому что божественная энергия ощущалась едва-едва, и демону приходилось свободной рукой как бы случайно касаться кожи этого заклинателя, чтобы наверняка убедиться в божественности этого юноши. Тот, кажется, не обращал никакого внимания, погружённый в книги и изучение анатомии тела «больного». Хуа Чэн всё ждал, когда же ему придётся снять одежды, показать себя во всей красе, вызвав смущённый румянец у холодного господина, однако на следующий, самый ожидаемый, день заклинатель не явился. Демон уже решил, что сегодня не будет ни осмотра, ни чтения в тишине, и сильно оскорбился. К нему не зашли даже утром, чтобы дать новую одежду и поменять талисманы, как обычно, хорошо хоть дали завтрак, пускай тот и был скудным и пресным, но, видимо, для «больного» — самое то. Поэтому он впервые решился нарушить запрет и выйти за пределы этой «уютной» темницы, дождался времени отбоя и смело перешагнул все магические преграды без особых усилий. Не придумав, как всё это объяснить утром, демон поспешил выйти за пределы ордена, чтобы выискать что-нибудь интересное. На удивление во внутреннем дворе не было ни души, Хуа Чэн на миг задался вопросом, неужели по ночам Гусу Лань даже никто не охраняет, но ему же это только на руку. В карманах не оказалось талисманов для быстрого перемещения, как некстати, потому пришлось буквально бежать тенью на рынок Гусу, чтобы успеть купить последнюю бутыль вина и мешочек жареных каштанов. Толку от алкоголя никакого, но вкус всё же имеется, и попробовать его однозначно стоит, об этом Вэй Ин обмолвился ещё до начала обучения. Хуа Чэн бы купил немного для него, однако прятать попросту некуда, а тратить время на получение наказания ему не слишком-то и хотелось.

Когда демон перешагнул барьер у главного входа, его обдало знакомой энергией, вынудив остановиться. По его плечам словно прошло тепло чужой руки, но когда он обернулся, то никого не увидел. Тупая боль в груди не стихает с годами, а в такие моменты она лишь усиливается. Не остаётся ничего, кроме как продолжать идти дальше. Хуа Чэн обошёл весь орден изнутри и вновь удивился тому, что никого не встретил, никаких постовых. На всякий случай заглянул в первые попавшиеся ему покои, застал там спящих заклинателей неизвестного ему клана и тут же удалился. Стояла просто скучнейшая тишина, нарушаемая, разве что, шелестом листьев на ветру, а так же слышался непонятный шорох в разных сторонах. Демон растворился чёрной дымкой в воздухе и прошёл дальше, выйдя со двора. Вдалеке послышался шум холодных источников, но демон свернул левее, в лес, и увидел под ногами невысокую траву с бело-голубым свечением. Никогда прежде не видел что-то подобное в этих местах. Однако в лесу, кажется, ничего особенного больше и не было, потому демон вновь принял человеческий облик и медленно стал возвращаться обратно, желая наконец присесть где-то на высокой каменной стене и понаблюдать за орденом Гусу Лань, то ли погрузившимся в сон, то ли исчезнувшим непонятно куда. Однако стоило ему сделать шаг, совсем рядом послышался очередной шорох, и тут любопытство, на редкость, пересилило. Разведя ветви какого-то пышного куста, Хуа Чэн увидел маленького кролика, который жевал светящуюся травинку. Милым видом многолетнего демона не купишь, но годы жизни возле смертных сделали его значительно мягче, потому от медленных поглаживаний белой шёрстки он не отказался. Кролик, на удивление, был не из пугливых и вполне подался в руки. Хуа Чэн аккуратно его приобнял, прижав к груди одной рукой, пока другая держала связанные между собой ниточки с маленькой бутыли вина и мешочка с каштанами. Сидеть наверху он сразу передумал, чтобы как-либо не навредить кролику и, если что, сразу отпустить его на землю, потому вернулся поближе к лесу и присел на землю, густо засаженную травой. Оставив мелкую трапезу подле себя, он взял кролика в обе руки, рассматривая его со всех сторон. Чисто белый, ни пятнышка, шёрстка гладкая и приятная наощупь, пахнет травой и старым пергаментом. Но самое необычное, пожалуй, это глаза: тёмные бусинки под лунным светом на мгновение отдали желтоватой искрой.

— Всё в этом ордене такое необычное и такое одинаковое одновременно… — говорил демон с ним вслух, поглаживая лапки. — Пожалуй, у тебя нет выбора, и ты будешь моим собеседником на эту ночь.

Кролик по понятным причинам молчал, хотя начни он разговаривать, демон бы не удивился и этому. Он посадил животное к себе на колени и принялся за бутыль с вином. Едва демон хотел сделать глоток, как вдруг кролик укусил его за бедро. Не сильно, но всё же ощутимо.

— Ты тоже трезвенник, да? — спросил Хуа Чэн, погладив того по спинке пальцем, но глоток всё же сделал, как бы назло. — Я-то надеялся, никто не будет поучать меня хотя бы посреди ночи.

Кролик не пытался сбежать или укусить снова, лишь смиренно сидел на месте, принимая ласковые поглаживания.

— Если бы ты знал, как скучно сидеть в четырёх стенах днями напролёт. К счастью, ко мне приходит один красавчик, который скрашивает будни своим умным лицом и мягкими руками. Никакой пошлости, даже не смей опять кусаться, просто я чувствую в нём что-то особенное. И это взаимно, потому что он, в свою очередь, пытается рассмотреть во мне кое-что, однако…

Животное совсем притихло, будто действительно слушало его, и Хуа Чэн, улыбнувшись, вновь приподнял его на руках, глядя прямо в глаза.

— У него ничего не выйдет, как бы он ни старался выслушивать мой несуществующий пульс. И передача энергии… Тоже бессмысленное занятие. Он же знает, что это можно сделать куда приятнее. Но я понимаю, что не имею больше права и касаться его. Мне бы хотелось всё забыть, но он был всем для меня. Кролики находят себе пару на всю жизнь, разве нет? Значит, друг, ты поймёшь меня. Я никогда не был уверен, что он выберет меня, но под конец всего, что мы пережили, я остался один, а потом и вовсе был вынужден уйти.

Хуа Чэн допил вино парой больших глотков и даже не притронулся к каштанам. Решил, что попробует угостить ими завтра своего молчаливого «лекаря». Кролик на его коленях сидел всё так же смирно, но стоило демону коснуться его ушей, тот дёрнулся в сторону, как бы избегая прикосновения.

— Не нравится? Или болит? Дай-ка я посмотрю, потерпи немного.

На ушах виднелась белая пыльца, и демон аккуратно убрал её. Стоило неосторожно коснуться ушей снова, кролик тут укусил его за указательный палец, а после опять замер. Укус был довольно сильным, но крови, разумеется, не было, ей попросту неоткуда взяться. Хуа Чэн приподнял животное на руках и ещё раз внимательно рассмотрел его. Остатки пыльцы попали кролику на нос, и он слегка провёл пальцем по мордочке, чтобы убрать их. Кролик чихнул, и вокруг него вспыхнула белая дымка. Демон решил, что это чья-то иллюзия, и хотел было поставить кролика, или то, что от него осталось, в сторону и схватиться за Эмин. Побери этих Ланей, меч же находится где-то у них. Когда дымка рассеялась, Хуа Чэн ощутил на своих бёдрах тяжесть и удивлённо распахнул глаза, увидев, как прямо на нём, лицом к лицу, сидит заклинатель. Из одежды на нём только налобная лента, и та едва держится.

— Ваше Высочество… — едва слышно прошептал Хуа Чэн. — Вы давно так умеете?

Несомненно, перед ним тот самый молодой господин Лань, разве что без хмурого взгляда, без белоснежных одеяний, но всё так же окутанный божественной энергией. Лицо его было красным, очевидно, от сильного смущения, но вместо того, чтобы подняться и попытаться скрыться, он продолжал сидеть на бёдрах слуги из Юньмэна и таращиться на него в ответ ошеломлённым взглядом. Да и куда ему бежать совсем без одежды. Хуа Чэн не успевал за собственными мыслями в голове. Он думал, что его ни чем не удивить, но кролики-оборотни — это что-то за гранью понимания. К тому же, он никогда не слышал о чём-то таком, Се Лянь не стал бы утаивать нечто подобное от него, не так ли?

— Почему ты зовёшь меня так снова? — тихо спросил заклинатель, не отводя глаз. — Все остальные зовут меня молодой господин Лань, второй нефрит клана Лань, Хангуан-цзюнь. Почему ты тоже так не делаешь?

— Потому что в отличие от них всех я вижу правду, — честно отвечал демон и еле сдерживался, чтобы не приобнять его прямо сейчас. В ночном лесу слишком холодно для простого человека, тем более, совсем обнажённого, пусть даже это просто оболочка для божественной сущности, её стоит беречь.

— Какую правду?

— Не нужно притворяться передо мной, вас выдаёт божественная энергия.

— Наверное, виной тому то, что я каждый день перешагиваю сквозь барьер, созданный прежним главой. Не все верят и не все знают, что он был Богом. Так, откуда это известно такому, как ты?

Хуа Чэн немного свёл брови, пытаясь анализировать услышанное. Неужели он ошибся, и Се Лянь действительно принёс себя в жертву, чтобы стать защитным барьером своего ордена, а этот человек, сидящий голышом у него в руках, всего лишь… Заклинатель. Или Его Высочество настолько вжился в роль?

— Но твоя сила… Я терял сознание из-за тебя! И ты сломал мне рёбра! Кто ты такой? И вообще… Ты был кроликом вот только что!

— Это долгая история.

— А я никуда не тороплюсь, — возразил демон.

— Дядя не должен узнать, что я сменил облик посреди ночи, это запрещено.

— Что-то на стене с высеченными правилами я не увидел строчек про кроликов и обращения. А ты один такой… — Хуа Чэн прошёлся глазами по его торсу и ниже. — …особенный?

— Нет, — его уши заметно покраснели. — Но не смей никому говорить об этом! Иначе…

— Загрызёшь до смерти? — перебил его Хуа Чэн, игриво улыбнувшись.

— Это совсем не смешно! И прекрати так рассматривать меня, бесстыдник!

Демон обхватил его обеими руками, вопреки всяким возмущениям, и сдвинул с себя на траву. Пока тот прикрывался руками, как мог, Хуа Чэн снял с себя верхнее ханьфу и бросил на плечи заклинателю, очевидно, продрогшему из-за ночной прохлады, а после — протянул руку, чтобы помочь подняться.

— Идём, отведу тебя вглубь леса, — сказал демон и неспешно направился вперёд. — Надеюсь, мы не встретим всю твою кроличью родню по пути.

— Не встретим.

— Спасибо за многословность. Как твоё имя?

— Лань Чжань, — ответил он с обречённым вздохом.

— Я Сань Лан. Теперь, наверное, будем друзьями.

— Ещё чего, — возмутился заклинатель.

— Мы связаны серьёзной тайной, чем тебе не повод?

— Ученики из Юньмэна так навязчивы и безрассудны.

— А адепты из Гусу Лань…

— Убожество, — перебил его заклинатель.

— Зануды!

Лань Чжань остановился и удивлённо посмотрел на своего спутника.

— Что-то не так? — спросил Хуа Чэн.

— На тебя не действует мое заклинание.

— Я сильнее, чем ты думаешь, господин Лань, — демон подмигнул ему и продолжил вести его всё дальше в лес, подальше от стен ордена.

Когда они подходили к скалистой местности, Хуа Чэн выбрал самые густые кусты, чтобы бесцеремонно затолкнуть в них заклинателя. Тот бросил хмурый взгляд, но демон уже не увидел его, уходя как можно скорее. С ним они ещё увидятся, сейчас главное самому успеть закрыться в комнате до рассвета. Пока он возвращался, то не раз замечал синие огоньки, сверкнувшие меж деревьев и тут же погасшие.

«Ланьлин далеко отсюда. Должно быть, показалось…»

Утро началось так же, как и во все дни до этого. Ученики других кланов потихоньку просыпались и уходили на занятия, а Хуа Чэн лежал на полу в своей личной темнице, всячески изображая слабость тела. Когда к нему наконец пришли лекари, то сразу подняли его под руки и положили на тот же самый неудобный столик, начав осматривать и ощупывать везде, где можно и не стоило бы. Хуа Чэн цокал языком от недовольства лишними касаниями, ведь успел отвыкнуть от чужих рук. Обычно адепты не так настырны, да и он позволял себя касаться только молодому господину Лань, которого, кстати, так и не дождался за целый день, но почему-то демон искренне надеялся, что тот избежит наказания за его неосторожное обращение, и улыбался самому себе от этой нелепой мысли. Его не волнует никто, кроме Вэй Ина.

Вечером следующего дня ему впервые позволили выйти. Учитель Лань Цижэнь отправился на встречу с главой какого-то ордена, потому ни занятий, ни манипуляций над слугой из Юньмэна не было. Вэй Ин, увидев друга, без стеснений кинулся его обнимать, чем вновь вызвал молчаливое негодование Цзян Чэна. Наследник Цзян подумал, что не видел бы Сань Лана ещё столько же, но произнести мысли вслух отказался, видя, как шисюн радуется этой встрече. Как бы слуга ни раздражал и сколько бы подозрений ни вызывал, он всё ещё остаётся самым особенным для Вэй Ина. Однажды в разгар какой-то ссоры Цзян Чэн на эмоциях предъявил шисюну, что Сань Лан ему стократ важнее дяди Цзян и госпожи Юй, которые приняли его в семью как своего сына. Они тогда подрались, и в наказание их двоих привязали к одному столбу, а Яньли велела держаться им за мизинцы. Сань Лану не позволяли подходить близко, ведь могла случиться еще одна ссора, причём на той же самой почве. Цзян Чэн не всегда был вспыльчив, главный источник проявления его не самой приятной черты характера вовсе не грозные матушка с отцом, а пренеприятный слуга с необъяснимым проклятием. Не будь его, всё могло сложиться совсем иначе, и он был бы в разы смелее. С годами его ревность выглядит только смешнее со стороны, но, к его везению, заметна она не всем. Цзян Чэн для демона — открытая книга: вот его лицо кривится, когда Вэй Ин ни с того ни с сего хватает под руку друга и мило с ним беседует, а вот его щёки окрашиваются лёгким румянцем, когда Вэй Ин выбирает именно его, чтобы вдвоём пойти на тренировку или погулять по рынку, так же бесцеремонно хватая за рукав и утягивая за собой. Хуа Чэну даже нравилось наблюдать за этими детьми, исключительно из-за бессмертной скуки, разумеется.

Демон направляется к комнатам учеников из Юньмэна, потягиваясь по пути и наслаждаясь мнимой свободой. Вдруг в стороне послышался знакомый звонкий голос:

— Цзэу-цзюнь, позвольте и нам отправиться с вами!

«Нет, ну стоит мне пропасть из виду, он находит приключений на свою задницу, что за глупый ребёнок?»

Хуа Чэн скоро переймёт привычку Цзян Чэна закатывать глаза с каждой выходки Вэй Ина. Надеясь, что это будет как минимум интересно, он тут же свернул с тропинки и пошёл прямо к источнику голосов. Увидев Вэй Ина в окружении уже знакомых адептов, демон невольно улыбнулся.

«Кролики в сборе».

— Сань Лан!

Вэй Ин тут же подоспел к другу, хватая под руку. Про взгляд Цзян Чэна, стоявшего неподалёку, можно и умолчать. Хуа Чэн держал на лице улыбку, как учился много лет, но, кажется, та была вполне себе искренней. Он настолько привык к этому смертному, что не заметил, как натурально привязался. Из головы практически пропали мысли о том, почему это с ним вообще происходит. Наблюдение затянулось на некоторые годы, сделав демона довольно мягкотелым. И никакая тьма, сочившаяся изнутри, не могла изменить его чувства. В его глазах Вэй Ин — всё ещё тот маленький ребёнок, которого Хуа Чэн встретил несколько лет назад и который назвал его другом. Заблудший демон и сирота, кажется, нашли спасение друг в друге. Хотя, порой истина всё же отдавала тупой болью в груди: не было никакого спасения, лишь стечение нелепых обстоятельств, когда убитый горем бывший возлюбленный увидел на своём пути несчастного, целую жизнь которого можно оценить в секундах существования демона.

— Ну что, тебя хорошенько подлатали? — спросил Вэй Ин, улыбнувшись. Он и сам догадался, что это бесполезно, хотя знает он ровно столько, сколько и его окружение. Для него Хуа Чэн — необычный спаситель, прибывший издалека, с особыми техниками и искусным мастерством, неизвестным никому другому вокруг. О демонах он знал лишь из книжек, тем более о непревзойдённых, но никак не на своём опыте.

— Как видишь, жив и здоров, — отвечает тот, а сам посматривает в сторону Лань Чжаня. Второй Нефрит твёрдо держит свой взгляд на главе клана Лань, который что-то рассказывает Цзян Чэну.

— Пойдёшь с нами на озеро Билин, Сань Лан? Там случилось несколько происшествий, надо проверить. Твои навыки пригодятся, и… Где твой меч? Старик Цижэнь до сих пор не вернул его?

Хуа Чэн не успел и кивнуть в ответ, как Вэй Ин поспешил оставить пару претензий к главе клана Лань. Ситуация разрешилась довольно быстро, хотя глава клана взглянул на демона с толикой сомнения, наверное, подумав, что тот простенький и тупой меч явно не пригодится в бою даже с примитивными гулями. Они не знали наверняка, что ожидает их на озере, но в голове Цзэу-цзюня возникла идея, реализация которой помогла бы выяснить природу проклятия слуги из Юньмэна, или хотя бы немного приблизить к разгадке. Он ещё не знает, насколько это окажется бесполезным.

На место происшествий отправилось не так много людей, но всё же больше, чем планировалось изначально: из клана Лань — глава, его младший брат и кое-кто по имени Су Шэ в сопровождении ещё четверых адептов, а вместе с ними — напросившиеся Вэй Ин и Цзян Чэн. Понятно, что они вызвались вдвоём, как лезть в неприятности, так Усянь — первый, а у его шиди, кажется, выбора не остаётся по причине банальной тревоги за это шило в заднице.

В пути все были довольно разговорчивы, кроме Второго Нефрита, но по прибытию атмосфера значительно поменялась. Воды озера были спокойны только с виду, но эта тишина как раз и настораживала.

— Не теряйте бдительность, — произнёс Цзэу-цзюнь и приказал разделиться по парам и взойти на отдельные лодки.

Было решено разойтись в разные стороны. Хуа Чэн оказался в одной лодке с Су Шэ, который выглядел тревожнее остальных. Это ощущалось благодаря демоническим свойствам, а внешне заклинатель сохранял на лице невозмутимость, в попытке повторить холод, присущий всем в клане Лань. Демон прислушивался ко звукам, которые доносились до него быстрее и чётче, чем до остальных. Вэй Ин не упустил возможность подшутить над Лань Чжанем, однако тот оставался невозмутимым и прислушивался только к главе клана.

Вода в озере начала заметно мутнеть, показались какие-то движения. Лань Чжань обнажил свой меч, направляя небольшой поток энергии вниз, но она вернулась волной света к хозяину, едва не столкнув с лодки. Глава клана Лань начал играть на флейте, а движения воды ускорялись, постепенно образуя водоворот. На поверхности показались сгустки тьмы, нападающие липкой субстанцией на заклинателей, и те схватились за свои мечи и поднялись ввысь. Хуа Чэн даже не притронулся к Эмину, всё ещё стоя в лодке и пристально вглядываясь в водоворот. Вдруг его окликнул Вэй Ин.

— Сань Лан, держись крепче!

Юноша поспешил схватить его, но чужое ханьфу резко ускользнуло из рук, и тот распахнул глаза от удивления, когда ноги Хуа Чэна оплела тёмная сущность, и тот свалился в воду.

«Как-то ты не вовремя со своим спектаклем, старый друг».

Чёрные сети, схватившие его, быстро тянули всё ниже и уже у самого дна превратились в тонкие бледные руки, которые плавно легли ему на плечи.

— Полагаю, по-другому мы не могли поговорить? — с ухмылкой спросил он.

— Было бы странно.

Сгустки тьмы собрались в одну массу, и показалось бледное худое лицо, а следом и тело, облачённое в чёрную мантию. Глаза будто сверкнули серебром, и губы изогнулись в недовольстве.

— А-Сюань, только я хотел подметить, что ты вообще не меняешься, но вспомнил, какая драма творится наверху из-за тебя. Объяснишься?

— Расширение территории, — Черновод был краток.

— Так некрасиво лжёшь мне? — Хуа Чэн сложил на груди руки, не отводя глаз. — Напомнить тебе, сколько…

— Заключил сделку с людьми, — перебил демон. — Нужно было отправить несколько помощников в чужие воды, я тут только ради контроля. Мне много заплатили и пообещали покой. Какой-то орден заклинателей, но не твои, а красные. Кажется, они точат зуб на крольчат.

— Даже ты знал про кроликов… Ладно, неважно. Лучше тебе уйти по-хорошему. Я прощу тебе половину долга.

— Боишься за них? Грядёт война, советую тебе тоже залечь на дно. Я буду тебя ждать, если захочешь. Я бы не предложил, не будь у красных одно непростое оружие — синеглазый.

Хуа Чэн удивлённо посмотрел на друга. Головоломка всё ещё не складывалась, нужно многое ещё разузнать. Не успел он и слова сказать, как вдруг его тёмной волной толкнуло вверх. Черновод нахмурился и убрал руки, позволяя тому окончательно всплыть.

— Лучше не возвращайся в Юньмэн, — шёпотом раздался в его голове голос Хэ Сюаня.

Предвкушая, как сейчас придётся играть утонувшего, Хуа Чэн закрыл глаза и расслабился, а через несколько мгновений ощутил на своей талии чужие руки. Те крепко держали его, Хуа Чэн интуитивно потянулся вперёд, чтобы прижаться всем телом, но спасатель, очевидно, старался держать между ними дистанцию. Вокруг них образовалось плотное кольцо из духовной энергии, и уже через миг они оказались в воздухе, и спаситель аккуратно положил Хуа Чэна в лодку.

— Какая ценность нашлась! — возмущался Су Шэ. — За этим слабаком кинулись сразу трое!

— Миншань, меньше слов, — спокойно ответил Сичэнь, кладя руку на лоб слуге из Юньмэна.

— Это моя вина! — голос Вэй Ина почему-то звучал плохо, словно между ним и демоном ещё находится толща воды. Видимо, много затекло в уши. — Сань Лан, прошу, приди в себя скорее!

— Не вини себя попусту, — а вот голос Цзян Чэна прозвучал совсем иначе. — А почему мы не взяли с собой лекаря?

— Ему он не понадобится.

Хуа Чэн резко открыл глаза и закашлялся, выплёвывая воду.

— Я же говорил!

Вэй Ин помог ему подняться и приобнял. Демон осмотрел всех вокруг: все намокшие от воды, на подоле одежд — остатки нечисти, но лица кажутся удовлетворёнными, ведь их дело сделано, и тёмные твари больше не побеспокоят их. Черновод отослал младших приспешников, легко приняв другую сторону. В голове Хуа Чэна никак не укладывалось, как заклинатели убедили непревзойдённого демона помочь им в такой мелочи. Они и сами могли прогнать нечисть в чужие озера.

«Ещё и Билю Яньцзин. Значит, мне не показалось, и огоньки те были его. В этот раз он был совершенно неприветлив… Либо он шустрый лжец, либо есть ещё один синеглазый. Второе, по-моему, маловероятно».

— Это бездонный омут, — спокойно сказал Лань Чжань, и Сичэнь покачал головой, слегка нахмурившись.

— Всё хуже, чем я предполагал. Давайте возвращаться, если всё в порядке.

— Брат, где последний раз проявлялся бездонный омут?

Лань Сичэнь молча указал на небо, и все переглянулись. Хуа Чэн поднял глаза наверх, но жест главы клана всё ещё был ему не понятен. Похоже, сомнение на его лице оказалось очевидным, и Вэй Ин сказал ему.

— Орден Цишань Вэнь, их символ — солнце. Вернёмся домой, поучим тему орденов получше.

— Красные, — вдруг вслух вспомнил демон слова Черновода.

— А, ты всё-таки знаешь?

«Будет странно прыгать обратно в воду и договорить с А-Сюанем, но когда ещё представится такая возможность? И почему он сказал не возвращаться в Юньмэн? Слишком много вопросов, но стоит ли посвящать в это других?.. Пожалуй, ещё не время, подожду. А как найдётся свободная минута, обязательно загляну в Ланьлин. На допрос».

Chapter Text

Обучение в Гусу Лань продолжалось, и, кажется, время тянулось здесь ужасно долго. Практических тренировок было мало, ученики вынуждены были слушать множество лекций, внимая мудрость Лань Цижэня, а развлекались тайно, за пределами ордена. Однако стена с множеством правил останавливала далеко не всех. Так в один день Вэй Усянь, Цзян Чэн и Не Хуайсан распивали ночью вино, заперевшись в комнате. Им не слишком помогли заглушающие талисманы, ввиду неграмотности они совершили пару ошибок, и их ночную попойку всё-таки пресекли.

В ту ночь Лань Чжань вновь вынужденно обратился и скрывался за цветущим толстым деревом, ветви которого растут едва ли не прямо в окна главы клана. Увидев в стороне приглашенного ученика из Цинхэ Не с веером в руках, Второй Нефрит аккуратно поспешил следом. Кролик хоть и был маленьким, и от того довольно бесшумным, на фоне тишины глубокой ночи трудно не заметить шустрый белый комочек. Заклинатель удивлённо развернулся, по-детски улыбнулся кролику, показав жест молчания, и скрылся в чужих покоях. Кажется, в его руках был небольшой свёрток, слабо пахнущий жареными орехами и каштанами. Лань Чжань не мог сделать замечание сейчас, но он обязательно припомнит всё к утру. Вокруг тишина, кажется, больше никого нет, и только кролик хочет повернуться, чтобы скрыться за другим деревом, как вдруг оказывается поднятым вверх холодными руками.

— Давно не виделись, молодой господин Лань, — тихо поприветствовал его Хуа Чэн. — Следите за порядком во время отбоя? Хотите, мы можем зайти с вами внутрь, понаблюдайте и посчитайте, сколько правил они точно нарушили?

Кролик притих в его руках, и демон принял это за согласие, стуча в дверь покоев Вэй Усяня так, словно для него не висела куча защитных талисманов. В ответ — тишина, и демон сам открывает дверь. Кролик легонько укусил его за палец.

— Это было шумно? Прости.

— Сань Лан!

Вэй Ин единственный, кто тепло улыбнулся и пригласил сесть рядом. Не Хуайсан подпрыгнул на месте от неожиданности, увидев у входа бледного юношу с белым кроликом в руках. А Цзян Чэн даже не повернулся в его сторону.

— Где ты поймал это чудо? — спросил Усянь, отпивая вино и одновременно пытаясь коснуться ушей кролика. Тот сразу же начал кусаться. — Ай-ай! Сидишь смирно в руках Сань Лана, а меня чего грызёшь? Я его друг.

— Мы с ним недавно познакомились, — тихо сказал Хуа Чэн. — Его глаза под лунным светом сверкали как янтарь, он необычный, этим мне и запомнился.

«По запаху и божественной ауре, конечно, больше, но глаза у него действительно особенные».

— Сань Лан, налить тебе?

— Не нужно. Мы просто посидим с вами недолго.

Усянь молча пожал плечами и вновь отпил вина. Не Хуайсан всё ещё выглядел встревоженным, очевидно, он не видел Сань Лана так уж часто, как юноши из Юньмэна, и его образ, мягко говоря, пугал. Однако даже на болезненного вида лице глаза демона выглядели выразительно, как и его аккуратные скулы, даже волосы, казалось бы, собранные неопрятно, выглядели вполне очаровательно. Хуайсан сделал несколько глотков алкоголя, и тот довольно скоро начал действовать, и взгляд заклинателя поменялся. Хуа Чэн бы смутился под этим внимательным взором, но ему давно не шестнадцать, потому он смело это игнорировал, держа кролика на руках, бережно прижимая к себе. Тот совсем не суетился и не кусался, видимо, чувствуя себя абсолютно комфортно.

На самом деле, Хуа Чэн не собирался идти на уступки этого праведника, ему самому хотелось проследить, чем занят Вэй Ин, из личного любопытства. Он предупредил, чтобы юноши вели себя в разы тише, а лучше — разошлись по своим комнатам. Перед уходом демон взял со столика пару каштанов, с дозволения ученика из Цинхэ Не, конечно. Тот как-то странно посмотрел на него, с игривым любопытством. Закрывая за собой двери, Хуа Чэн услышал, как Хуайсан спрашивал о нём у Вэй Ина, и тот принялся нахваливать друга, но по итогу, смеялся с господина Не, который, очевидно, пересмотрел порнографических книжек и, увидев красивого Сань Лана, размечтался о чём-то неприличном. Демон усмехнулся с этой юношеской глупости, подавая маленький очищенный каштан кролику в зубы.

Утром Второй Нефрит зашёл в комнату к Вэй Ину и спокойно отвёл его отбывать наказание в библиотеке за переписыванием правил ордена, вскоре наказание достигло и остальных. Тот не сразу понял, как Нефрит вообще узнал о вчерашних посиделках, и с обидой смотрел на Хуа Чэна, единственного, кто мог рассказать об этом. Неужели друг впервые встал не на его сторону? Делать нечего, в конце концов, даже в этом скучном процессе чистописания он нашёл для себя развлечение, то и дело подшучивая над Вторым Нефритом. В один день он вообще притащил ему двух кроликов и предложил пожарить. Лань Чжань с нескрываемым удивлением забрал пушистых из чужих рук, а из-за навязчивости Вэй Ин переписывал правила заново, следующим днём жалуясь Сань Лану. Двое кроликов оказались адептами ордена, которых коснулось клановое проклятие, Второй Нефрит узнал их почти сразу, по запаху.

Демона пусть и не держали взаперти, он всё ещё был под особым присмотром. Второй Нефрит заходил к нему каждые два дня проверить состояние и обычно уходил почти сразу, но в тот раз он задал вопрос, глядя с каким-то недоверием:

— Ты осознаёшь, что из себя представляешь?

Хуа Чэн промолчал, но такой ответ, похоже, устроил заклинателя, и тот лишь тихо вздохнул и поднялся с места.

— Учитель Лань хотел прочесть остальным лекцию о твоём необычном состоянии.

— Ты хочешь спросить, согласен ли я?

Второй Нефрит кивнул.

— Конечно, я не против, если смогу поприсутствовать.

***

Хуа Чэн впервые сидел в комнате для занятий, внимательно глядя на окружение. Лань Цижэнь выглядел как типичный строгий учитель, внушающий и уважение, и определённый страх. Он прокашлялся, открыл перед собой свиток и начал лекцию.

— Сегодня я расскажу о случае, который произошёл с одним ребёнком несколько лет назад. У маленького мальчика обнаружили на теле чёрное пятно. Лекари не могли определить, что это за болезнь, однако любой заклинатель определил бы сразу, что с ребёнком не так. Поначалу я счёл это за проклятую метку, потому что от неё исходила тёмная энергия. Но эта энергия была не простой, а демонической, потому что метка вскоре исчезла, зато появился другой ребёнок, практически из ниоткуда. Наблюдая за тем, как он рос, я и другие заклинатели сделали вывод, что ребёнок не является монстром, но в то же время он есть вместилище для чистого зла, энергию которого не почувствовать не под силу разве что обычному человеку без развитых духовных сил. Этот необычный ребёнок жив по сей день, сильные потоки светлой энергии подавляют его, и он теряет сознание, но ненадолго. Теперь я хочу услышать ваши предположения, что это может быть, заодно вспомним отличия нечисти. Мы уже повторяли на днях отличия навок от монстров, что насчёт демонов?

Ученики тихонько засуетились, подглядывая то в книжки, то друг на друга. Один из них поднял руку для ответа.

— Демоны подразделяются на четыре вида: злые, жестокие, свирепые и, самые опасные, непревзойдённые.

— Хорошо. Как их уничтожить?

— Если демон сильно привязан к своей смертной жизни, то следует помочь отпустить обиды и желания. Если демон не способен на это, можно уничтожить его прах.

— Второй способ действительно надёжен, однако сложность в том, что не всегда легко отыскать этот прах. Хорошо.

Лань Цижэнь хотел продолжить лекцию, как вдруг Хуа Чэн поднял руку. Тот кивнул, хотя не ожидал вопроса не от ученика.

— Учитель Лань, что вы знаете о синеглазых демонах? О них так мало пишут в книгах, от чего же так?

— Читать следует внимательнее. Синеглазые демоны — особая раса, которой свойственно размножение, и посему та была уничтожена более двух тысяч лет назад, когда ещё существовало королевство Уюн, на его месте и поныне расположен вулкан. Так как синеглазые демоны вымерли вместе с этим государством, сейчас они не представляют никакой угрозы, и вам не нужно знать о них больше, чем то, что вы уже можете знать.

Лань Цижэнь умолчал об истории королевства Уюн, наверное, потому что об этом невозможно свободно прочесть в древних книгах, доступных в любой даже самой хорошей библиотеке, только в Гусу Лань, где книги об истории Уюн и Сяньлэ писались под присмотром самого Се Ляня. Демон видел по лицам присутствующих, что те едва понимали, о чём вообще идёт речь, да, настолько древние события мало кого могли интересовать.

— По-моему, это важная и поучительная тема, вы так не считаете, учитель Лань? Кто знает, может, синеглазые не вымерли, а прячутся по одиночке.

Хуа Чэн не случайно выводил Цижэня на этот разговор, ему было нужно, чтобы кое-кто узнал, с чем им предстоит столкнуться в ближайшем будущем. На всякий случай. Однако, если учитель откажется, то ничего не остаётся — разберётся демон сам, глядя по ситуации.

— Очень похвально, что вас так интересует история. Вынужден сказать, что бороться с синеглазыми не представляет сложности, наши предки освоили охоту на них в совершенстве, потому те и приблизились к вымиранию, а извержение Тунлу стало решающей точкой.

— Учитель! — поднял руку кто-то из учеников. — Что за вулкан Тунлу? Далеко он находится?

— Довольно далеко отсюда. Он не извергался более восьмисот лет, это хороший знак. Тунлу именуют как медная печь, где демоны возвышают свои силы и ранг, проходя испытания. Об этом вы можете прочесть в той же книге о королевствах Уюн и Сяньлэ.

Лань Цижэнь заметил, что эта тема всё же заинтересовала учеников, и решил рассказать немного подробнее, попросив главу клана, который, к счастью, тоже присутствовал на занятии, принести из запретной секции нужные материалы, чтобы прочесть остальным. Хуа Чэн сидел довольный тем, что тему синеглазых, очевидно, затронут вновь, и вдруг заметил, как на него смотрел Лань Чжань. Взгляд Второго Нефрита был нечитаемым, лицо, как и всегда, выглядело строгим. Но демона это даже забавило: по ночам этот заклинатель — тёплый и милый пушистый комочек, но днём он превращается в очаровательную льдинку. Замечая за собой нелепые сравнения в мыслях и то, как долго демон засматривается на него, Хуа Чэн понимает, что, скорее всего, всему виной всё та же божественная аура. Лань Чжань отворачивается, принимая ещё более серьёзный вид, вызывая у демона очередную усмешку.

«Неужели этот слуга расстроил молодого господина? Глупыми вопросами ли?»

Отдельно существовала книга с мифами, где тоже нашлось упоминание синеглазых, но верить всему из этих книг явно не стоит. Ученики внимали каждое слово учителя, некоторые, совсем как маленькие дети, смотрели с восторгом в глазах, кто-то сидел с ровной спиной, безразлично глядя в свою тетрадь, но, так или иначе, легенда дошла до ушей всех присутствующих. Как и планировалось.

Синеглазые подвергались гонениям и рабству. Целые кланы демонов уничтожались по приказу власти, детей убивали на глазах их родителей по чётным числам календаря, по нечётным — наоборот. У государства были проблемы посерьёзнее, и охота на демонов утомляла, от того порой воины принца принуждали синеглазых служить им, развлекать и ублажать. Никто не спрашивал их имён и фамилий, они были вещью, после их смерти из крови делали чернила для письма, а из костей — украшения, которые тяжело поддавались пламени. Кости, истёртые в порошок, были яшмовые с золотой крупицей и ценились особенно высоко у ювелиров. Подобную роскошь могли позволить себе только люди из богатых сословий, а у королевской свиты и вовсе был целый набор из пяти особенных колец на каждого приближённого к Принцу. Одно из таких колец однажды было постыдно проиграно в карты. Верный слуга Принца играл с самим небожителем, повелевающим грозой и громом, который часто спускался в поднебесную, чтобы развлечься со смертными. Небожитель окропил кольцо своей божественной кровью, красная жидкость смешалась с синими костями, породив тёмно-лиловое духовное оружие, сила которого росла лишь в самых умелых руках. Его верные последователи удостоились чести получить кольцо, передавая его из поколения в поколение. Кольцо могло превращаться в длинный кнут, удары которого походили на удар молнии, способный вытолкнуть душу из тела, если то было захвачено во вред и против воли. Оружие существует и поныне, принадлежит клану Мэйшань Юй и является единственным упоминанием о некогда существующей расе полунечисти с синими глазами, костями и кровью. Имя духовного оружия менялось с каждым хозяином по желанию клана, который им владел. Что из этого является правдой, а что выдумкой невозможно сказать точно, но именно эта легенда написана в трактатах и является наиболее любопытной теорией о создании необычного духовного оружия.

Занятие увлекло учеников сильнее, чем все предыдущие. Особенно Хуа Чэн был доволен тем, что даже неугомонный Вэй Ин сидел смирно и слушал лекции, конечно, не воздерживаясь от дотошных вопросов. Очевидно, он эту историю слышал, как и Цзян Чэн, которому рассказала его мать, но знали ли они о причастности ко всему костей вымерших демонов — скорее, нет. Древние записи указывали на ценность кольца, но упоминание яшмовых демонических костей было лишь мелкой деталью по мнению историков. В голове Хуа Чэна было множество слухов из Призрачного города, что-то он выслушал тайно на небесах, но одно все знали точно — синеглазые погибали жестоко, но так же жестоко один из них, став непревзойдённым, отомстил всему королевству, вызвав извержение Тунлу. По словам тех же трактатов было ясно — непревзойдённый погиб в том же самом пламени, ведь месть его была совершена, потому душа, не таившая более обид за целую расу, упокоилась. Хуа Чэн молчал всё занятие и думал лишь о том, что в конце обучения стоит ненадолго заскочить в Ланьлин и повидаться с «загадочно не упокоенным» господином Билю, который может стать опасным в неумелых руках Цишань Вэнь.

Покидая комнату самым первым, Хуа Чэн слышал, как ученики вновь начали обсуждать «мальчика с чёрным клеймом», однако звонкий голос Вэй Ина, прежде слышимый наиболее отчётливо, резко стих. Пока демон проходился вдоль узких тропинок во дворе, ветер усиливался, принося издалека с собой запах сожжённых талисманов, тонкий и едва уловимый для простых смертных. Хуа Чэн слегка нахмурился, вглядываясь куда-то вдаль. Его плеча вдруг коснулась чужая рука, но демон почувствовал знакомую приятную энергию и потому не сдвинулся с места, всё ещё рассматривая нечто вдалеке, что летало чёрной дымкой в воздухе.

— Видишь? — спросил Хуа Чэн, и подошедший, убрав руку, встал чуть впереди демона.

— Вижу, — ответил Лань Чжань. — Клан Цишань Вэнь прислал шпионов.

Стоило бы узнать, для чего именно. Демон наконец перевёл всё внимание на заклинателя и увидел, что тот подаёт ему белоснежный мешочек и в другой руке — свиток. Внутри мешочка оказались травы из леса, те самые, которые необычно светились в темноте, а свиток — ничто иное как конспекты, которые Второй Нефрит аккуратно вёл в течение всех их совместных встреч.

— Это рецепт для настоя. Лучше будет попросить кого-то приготовить. Из живых.

Хуа Чэн на это улыбнулся.

— Клан Лань пришёл к выводу, что я нежить?

— Ещё давно. Никто не знал, что с тобой можно сделать. Ты не представляешь угрозы, являешься верным слугой и хорошим другом для семьи Цзян.

— Последнее — абсолютная ложь, молодой господин Лань. Ваше расследование безуспешное.

— Я вовсе не расследовал, лишь доверился чужим словам.

— Кто мог сказать подобную чушь? Вэй Ин?

— И он в их числе.

То, что подобное могли сказать Цзян Чэн или молодая госпожа Цзян Яньли, откровенно говоря, ввело демона в ступор. Нет, это вовсе не льстило. Наоборот, вызывало много подозрений, к чему им вообще так говорить? Разве они не желали избавиться от «подозрительного слуги», от которого тьмой отдаёт, едва его завидишь? Впрочем, кто он такой, чтобы привязываться к этим словам? Ложь — неудивительно, правда — ну, и пускай. Его волнует только один человек — Вэй Усянь, адепт ордена Юньмэн Цзян, судьба которого от чего-то показалась демону настолько интересной, что он по сей день следует за ним по пятам, вливаясь в жизнь смертных, привыкая к ним, сам того не замечая.

***

Дни обучения проходили быстро, однако нельзя было не заметить обеспокоенность некоторых адептов клана Лань, связанной с орденом Цишань Вэнь. Чтобы беспокойство не коснулось других, глава клана решил отменить занятия и дать возможность ученикам немного расслабиться, занявшись своими делами, однако отдых не означал вседозволенность.

Трио из Юньмэна, как и многие другие ученики, отправились в город, чтобы прогуляться и поискать что-нибудь интересное. Некоторое время спустя они встретились с адептами клана Цзинь, и без ссоры на пустом месте не обошлось. Демон обречённо вздохнул, без усилий разнимая сцепившихся Цзысюаня и Усяня. Не хватало ещё драки наследника Цзинь и адепта из Юньмэн Цзян. Яньли держалась особняком, расстроенно глядя куда-то вниз. Хуа Чэн не собирался утешать ещё и её, но та почему-то взглянула на него первая, и он сразу же прочёл в этом взгляде разочарование. Последнее, в чём демону хотелось разбираться, это чьи-то романтические отношения, построенные на влиянии старших. Цзян Чэн держал сестру за руку, со злостью смотрел на Цзысюаня, которому, кстати, нехило досталось по лицу, и даже не учил ничему Усяня, видимо, был готов поступить абсолютно так же. Разбираться с последствиями не им двоим. Ссора, в детали которой демон не сильно вникал, и её исход очень скоро дошли до родителей Цзян и Цзинь. Лань Цижэнь был их хорошим другом, потому не мог пройти мимо этой ситуации, пригласив их решить мирно всё, касаемо брака Цзинь Цзысюаня и Цзян Яньли. Демон не настолько глуп, чтобы увидеть в этом только лишь дружеский жест. Учитель явно пригласил глав двух орденов, чтобы обсудить накаляющуюся ситуацию. Тихо подобравшись к окнам главы клана Лань, Хуа Чэн хотел подслушать весь их разговор, однако его вдруг оттолкнуло назад волной энергией. Барьер, довольно мощный. Разрушить — подозрительно, пройти сквозь — не выходит. Демон оценил предусмотрительность глав, продумывая план без вмешательства к смертным. У него было на уме кое-что, но чтобы решить всё точно, следует отправиться в Ланьлин сразу же после окончания обучения. Несколько ночей подряд демон ходил по границам ордена, посматривая вдаль и иногда пробираясь в лес, прислушивался ко всем звукам и, завидев синие огоньки вдалеке, бросался к ним. Но вдалеке было пусто. Мысленно проклиная Билю за проворство в его-то годы, недовольный Хуа Чэн возвращался обратно. По пути он увидел белого кролика, и его серьёзный взгляд стал более расслабленным, но сам демон этого не заметил, подбирая животное на руки.

— Патрулируете лес? Здесь неспокойно, но я никого не увидел. Прячутся они на удивление хорошо, и это не на руку, но я уверен, вскоре глава клана придумает что-нибудь.

Кролик сидел спокойно, прислушиваясь.

— Если вы вдруг хотите спросить, почему я это делаю, то вряд ли мой ответ удовлетворит ваше любопытство сполна. Мне просто так хочется.

Каким бы загадочным не хотел казаться этот непревзойдённый, его намерения защитить Юньмэн от предстоящей войны прозрачны как вода. Пусть отрицает дальше свою привязанность к смертным, пока из его действий извлекают выгоду. Хуа Чэн даже не подозревал, что его используют. Никто из адептов клана Лань не следил за тем, кто пытается пробраться в орден и что-то отыскать, потому что демон выдавал себя за отличного сыщика, выполняя их работу. Глава клана давно оценил его способности, доверяя записям Ванцзи о его состоянии, и решил, что одного упрямого нечистого будет достаточно. Вот только Хуа Чэну было на их методы абсолютно плевать, потому что завтра он покинет это место, надеясь, что надолго, и как орден Лань будет справляться без помощи непревзойдённого против другого такого же, даже более опасного, ему тоже наплевать. Что именно хранилось в Гусу Лань, резко понадобившееся ордену Цишань Вэнь, демон не знал, но отчётливо чувствовал и даже примерно представлял, в каком месте это хранится, и это точно не древние книги из запретной секции.

На следующий день глава клана Лань получил анонимную записку с отвратительным почерком и прочёл с беспокойством:

«Перепрячьте в другое место, желательно - вне ордена. Они уже близко».

***

Хуа Чэн умеет быть незаметным. Он, вообще, умеет много чего, но только не избегать Вэй Ина. Такое впечатление, что на юношу не действует никакая иллюзия, и никакие талисманы не спрячут демона в тени, словно их связь стала с годами особенной и вместе с тем крепкой. Покидая орден Гусу Лань, Хуа Чэн почтительно поклонился главе клана, и тот смотрел на него с долей подозрения, очевидно, думая о том, какая опасность утекает сквозь пальцы. Главное, что он предупреждён. Лань Ванцзи выглядел, как и прежде, спокойным, а эмоции на его лице всё так же невозможно прочесть, но демон чувствовал, что доверия в нём больше, чем в его родственниках. Вэй Ин так же проявил уважение и, развернувшись, подхватил Хуа Чэна под руку. Какое-то время они шли в тишине, пока демон был в своих мыслях, юноша внимательно вглядывался в его лицо, будто в попытке понять, что там у него на уме. Цзян Чэн и Яньли шли впереди, и Усяню в кой-то веки не хотелось дразнить шиди, а вот затея разузнать, как дела у друга, пропадавшего ночами во время обучения в Гусу — очень даже привлекала.

— Надеюсь, ты не думаешь о том, чтобы переехать в другой орден, — с досадой говорил Усянь, не представляя, что могло затолкнуть в размышления его друга, который, конечно, почти всегда сосредоточен, но сейчас, вдобавок, ещё и выглядит крайне… Уставшим?

— Я не изменю своё решение дважды, — отвечал Хуа Чэн, всё так же глядя вперёд себя в никуда. — Покинув Гусу Лань однажды, покинул навсегда, вынужденно. Встретив тебя, я не один раз хотел вернуться, но у меня не было никакого права сделать это.

— Ты не говорил прежде, что бывал там! Признавайся, Сань Лан, тебя выгнали за нарушение правил?

— В те годы их было поменьше. Всего-то не угодил главе клана. Не пытайся узнать детали, я вдаваться в ностальгию не собираюсь.

— Ладно-ладно, придёт время, ты расскажешь мне о своих тайных делах с Цинхэн-цзюнем. Он же был главой в годы, когда мы только познакомились? В теории — да.

Демон улыбнулся, не пытаясь объясниться. Неужели он скитался так долго? Невольно вспоминая дни, когда он приходил в себя, возился с маленьким Вэй Ином, демон обретал спокойствие. Однако все эти уловки не подействуют, он всё ещё сосредоточен на своей цели.

— Не окажешь мне услугу? Поверь, будет весело.

— Что угодно, Сань Лан?

— Подойди к Цзян Чэну и привяжи ленту к его руке, — демон говорил почти шёпотом, отдавая заколдованный предмет Усяню. Тот, конечно, подвоха не увидел, но и смысла — тоже, вопросительно изогнул бровь и взглянул на Хуа Чэна, который едва сдерживал насмешку. — Объясни, что тем самым связал себя с ним особыми узами, и теперь вы неразлучны.

Усянь прикрыл рукавом улыбку. Под услугой подразумевалось типичное ребячество, и юноша не упустил возможности воплотить чужую идею. Подхватив шиди за руку, Усянь ловко обвязал его запястье лентой, и та, как змея, сама обвилась вокруг его руки тоже, связав их двоих очень крепко. Алый румянец на щеках Цзян Чэна вспыхнул мгновенно, но Вэй Ин, заметив это, сразу рассмеялся, но лента сдавливала, на удивление, слишком сильно, и стоило бы начать сопротивляться. Смех прекратился с приходом осознание, что шутка приносит не только боль в руке но и дикое смущение.

— Ты что творишь? — спросил Цзян Чэн, глядя на их связанные руки.

— М-мы… — уверенность и озорство улетучилось, и Усянь выглядел странно. — Теперь мы связаны! Как супру…

— Молчи! — перебили он его тут же, стукнув по лбу свободной рукой. — Что ты выдумываешь? Развяжи сейчас же!

— Я не могу, А-Чэн, — почти виновато говорил Усянь, неустанно глядя на алые щёки шиди и краснея сам. К низу живота словно пробрался горячий и раздирающий ком из огня, шипов и чего-то тяжёлого. Лента не просто была заколдована, она ещё и вызывала какие-то странные чувства внутри, которые так сложно подавить. — Ты тоже это чувствуешь?

— Что у меня запястье передавлено? Да уж! Снимай давай, бестолочь.

— Не могу! Это не… Сань Лан!

Юноша обернулся в надежде, что друг вернёт всё как было, но того не оказалось позади. Усянь с тревогой посмотрел по сторонам, но нигде не видел его. Исчез.

Едва видимой дымкой демон проходил мимо людей, ускоряясь, и вытягивал из рукава ханьфу припрятанный талисман для перемещения. Что-то вдруг сильно сдавливает его запястье, и он удивлённо осматривает его, вынужденно возвращая себе образ смертного. Что-то пошло не так. Он был уверен, что это сработает лишь на этих двоих, не позволив Усяню пойти за ним в Ланьлин. Обречённо вздыхая, демон ослабляет заклятие, с руки спадает невидимая лента, и на него самого резко падает Усянь, взявшийся буквально из ниоткуда, и они вдвоём оказываются на земле. Демон смотрит с нескрываемым удивлением и безопасности ради держит его за талию, пока тот пытается то ли развернуться, то ли подняться и стряхнуть с себя исчезающую тень заклятия.

— Оу! — всё, что первым выдаёт юноша, глядя на друга. Тот приподнимает бровь, вынуждая смутиться и поскорее подняться. — Вот ты где! Скажи, что за талисман был на этой ленте? И где это мы?

— Боюсь, что у границ Ланьлина, — ответил Хуа Чэн, расслабляя руки и откидывая их по обе стороны, и обречённо вздохнул.

— А? Ты что-то перепутал с той лентой и талисманом? Отсюда, знаешь ли, далеко идти…

— Мне нужно повидаться с другом, — честно отвечал демон, даже не придумывая, как выкручиваться. — Я не хотел тащить тебя за собой, ты бы мешался под ногами или попал в неприятности.

— Обидно! — возникает юноша, наконец вставая на ноги и протягивая Хуа Чэну руку, чтобы помочь подняться. — Что за друг у тебя в Ланьлине? Быстро заскочим к нему и сразу же домой, идёт?

Демон удивился тому, как юноша быстро пошёл на уступки, но спорить не хотелось. Был шанс действительно провернуть всё очень быстро, и им нужно воспользоваться, а перед остальными в Юньмэне они оправдаются позже. Оставшийся путь Усянь выглядел обеспокоенным, но стоило Хуа Чэну взглянуть на него, как бы собираясь спросить что-то, тот начинал рассказывать всякую чепуху, обсуждать всё окружение и даже шутил, в тщетной попытке отвести внимание от себя и своей тревожности. Бесполезно, они поговорят. Позже.

Вэй Ин даже не стал спрашивать, зачем Хуа Чэн свернул с главной дороги в лес, просто шёл за ним, вот только говорить, кажется, было и не о чем. Они шли довольно долго странными путями, то сворачивая, то идя обратно и снова вперёд.

— М-м, Сань Лан, мне стоит спросить? — уточняет Усянь на всякий случай.

— Мог бы уже давно, сейчас мы на месте, какой в этом толк?

— Здесь вообще никого нет, давай уйдём, пока не стемнело.

Хуа Чэн вынужденно кивнул, вокруг действительно ни души, даже малейшего сгустка тьмы нигде не видно, и они вдвоём вернулись на главную дорогу. Демон вдруг остановился, взяв Вэй Ина за руку, чтобы осмотреть его запястье. То было всё красное, а кожа — шероховатая и болезненная, лента и правду перестаралась.

— Пустяк. До свадьбы заживёт, — улыбнулся Вэй Ин. Хуа Чэн обхватил его кисть двумя пальцами, и чёрная дымка, прошедшая с самых кончиков и до раненого запястья, забрала с собой весь недуг. — Ты ещё и так умеешь? Мадам Юй тебя явно недооценивает!

— Не меня одного. Пустяк. Идём в город.

Вечер ещё не наступил, но люди вовсю готовились к какому-то празднику. Вверху виднелись разноцветные мелкие фонарики, если пройти дальше, к более «богатому» переулку, фонари становились больше, но уже не отличались цветами, висели исключительно жёлтые, с золотым блеском у основания. Пахло фруктами и вином, вдалеке виднелся шатёр, откуда по очереди выбегали разукрашенные девицы в ярких платьях, а с другой стороны улицы сидели музыканты. Здесь-то зоркий взгляд Хуа Чэна и остановился. Мимо Вэй Ина это, разумеется, тоже не прошло, и он, улыбнувшись, подошёл туда первый. Среди них было двое мужчин и две женщины, одеты все по-разному, своеобразно и довольно бедно, значит, они не выступают вместе, бродячие таланты, которых собрало воедино особенное событие. Ну, или что-то иное, потому что ото всех отдавало тьмой — низшие демоны.

— Здравствуйте, господа, — Хуа Чэн обаятельно улыбнулся и сразу привлёк к себе внимание. — Вы сегодня играете на празднике?

— Здравствуйте, молодой господин, — заговорил мужчина, державший расписной гуцинь. — А как же! Сегодня день рождения у госпожи Цзинь, весь орден на ушах с самого утра, а мы, вот, отмечаем скромно.

— Дама с флейтой, могу я украсть ваше время? — Хуа Чэн церемониться не собирался, к счастью, и Вэй Ин был молчаливым, в пустой разговор не вступал. Но не долго длился этот покой. Демон обратился к девушке в чёрном ханьфу, на подоле которого золотой нитью были вышиты кленовые листья. Она играла на флейте незнакомую мелодию, сидя отстранённо ото всех.

— Госпожа, ваша флейта выглядит дорого, под стать вам, она сделана из нефрита? — спросил юноша, совсем не стесняясь, и слегка наклонился над девушкой, которая тут же опустила лицо вниз. На её голове была чёрная доули, края которой обрамляла короткая вуаль тёмно-синего цвета, и те хорошо закрывали её глаза. Зато от пристального взгляда Усяня не ускользнула алая помада на губах и белоснежный маленький подбородок. Парень сделал вывод, что девушка совсем юная, а он явно смущает её, потому просто достал с пояса мешочек с деньгами и протянул молодой госпоже, сделав небольшой шаг назад. Хуа Чэн чувствовал себя на месте Цзян Чэна, едва не закатывая глаза с этой выходки. Девушка убрала флейту в рукав.

— Не позорься, — почти шёпотом сказал он юноше, — это же госпожа из Ланьлина, взгляни на богатое ханьфу, а мы отошли от бедных районов, так что плати больше.

— Мне совсем не жалко хоть всего, что осталось, за кого ты меня принимаешь! — шёпотом признавался Усянь, чтобы девушка не услышала. — Просто сейчас нет больше…

Демон улыбнулся и положил свой увесистый красный мешочек с золотом подле девушки на скамью. Та всё ещё смотрела вниз, слегка смущённо сжимая верхнюю ткань одежды. Дело приняло странный оборот, и демон взял ситуацию под контроль.

— А-Сянь, загляни-ка лучше туда, будь добр, — он указал рукой на здание вдалеке, с виду похожее на гостиницу, и давая ему уже другой мешочек с деньгами. — Поспрашивай, не случалось ли чего странного в последнее время в округе. Можешь еду заказать или вино, если голоден, но на себя одного. И смотри, не испорти всем праздничную атмосферу прямолинейностью в допросах.

— Хорошо, я мигом! Не буду спрашивать, где ты взял столько золота… — Усянь улыбнулся и, поклонившись девушке напоследок, побежал вперёд.

«Такой послушный… Это Цзян Чэн так повлиял на него? Будто их впервые связали, в самом деле. Дети».

Девушка улыбнулась краем губ, но лица не повернула и рукой показала уйти всем остальным. Трое музыкантов послушно положили свои инструменты и отошли к торговцам едой. Хуа Чэн аккуратно присел на скамью, делая вид, что рассматривает яркую улицу, а сам боковым зрением следил за девой подле него. Та сняла с себя доули и, размеренно вздохнув, заговорила низким голосом спустя какое-то время:

— Давно не виделись, диди.

— Давно ли, «госпожа» Билю?

— Отбрось это, мы же здесь одни.

— А ты неплохо социализируешься.

— Я здесь просто играю, на вырученные деньги покупаю еду и отдаю старикам в соседний район. Если заработаю много, то покупаю сладости и игрушки детям. Но не в праздничное время я всё там же, в глухом лесу.

— Сама доброта. И не скажешь, что жрёшь людей.

— Очень некорректно, диди, мои сородичи питались исключительно золотыми ядрами.

— А я наслышан, что вы жрёте целиком, ведь так вкуснее.

— От кого услышал? Боги, заставшие моих сородичей живыми, давно мертвы, а демоны… Неужели кто-то среди твоих друзей прожил столь же много? Сомневаюсь.

«Упрямец, ещё и лжец, просто признай, что вы (не) слегка конченные».

— Диди пришёл спросить, как моё здравие, или поиздеваться?

— Тогда я бы начал с ухаживаний за такой обаятельной дамой. Жаль, мой друг меня в этом опередил, но мой подарок оказался гораздо лучше, не так ли? Кстати, узнаёшь моего друга? Ты же за всеми в Поднебесной проследил. Будь также в известности, что он — не игрушка, тронешь его, и я боюсь, что от синеглазых точно останутся только мифы в книжках. Чем ты сейчас питаешься? Выжил же как-то за столько лет.

— Любопытный ты сегодня, диди, и разговорчивый. Титул обязует меня годами скитаться по этой бренной земле, я бессмертен, как и ты. Но не смотри, что голоден, я всё ещё силён и могу постоять за себя.

— Тогда стал бы охотником на мелкую нечисть и помогал людям, очень пригодишься какому-то ордену в этом деле.

— Советуешь свой путь? Как мило с твоей стороны. Однако, Ланьлин мне нравится сам по себе, но я ему ничего не обязан отдавать, и от него не жду ничего, собственно. Меня к тому же не приняли в семью, как тебя. Не хочу побираться по мелким кланам.

— Я слуга, а не член семьи, друг приглашенного ученика.

— Выращенного главой Цзян как сына. Я действительно за многими наблюдаю уже столько лет, ничего больше не остаётся.

«Наконец-то, ниточка зацепилась…»

— За Гусу Лань тоже?

— Смотря, что конкретно диди хочет знать. Там расположен сильный барьер, я никогда не мог пройти на территорию ордена и что-то разузнать. Эти монахи-отшельники хорошо защищают себя и свою известную, но такую бесполезную библиотеку, не уверен, что там есть нечто интересное.

— А орден Цишань Вэнь? Что знаешь о них? Будешь лгать, а я это почувствую, отберу все деньги, ещё и должен будешь.

— Знаешь что, диди… Мне уже много лет, и меня многое вокруг не впечатляет. Твои детские фокусы — в особенности. Я не бывал так далеко, вот что правда. Они довольно жестокие, как я слышал. Слухи эти тревожные. Хотя отдельная ветвь клана Вэнь — нейтральная, занимается врачеванием, их я изучил давно, потому что они жили как-то обособленно. Политика Цишань поменялась со временем, их лидер, Вэнь Жохань, держит при себе эту ветвь клана в каких-то целях, похоже на рабство, а не служение, откровенно говоря. Жохань делает что-то крайне тёмное, но жажда власти — на лицо. Уж не знаю, что он имеет при себе кроме обученных заклинателей, как бы не древние артефакты. А тебе зачем столько информации, тем более от меня? Ты свободно мог поспрашивать в округе, твоя харизма и болтливость твоего друга очень помогли бы.

«За столько лет жизни в Юньмэне ко мне никогда не приезжали лекари именно клана Вэнь. Похоже, главы орденов давно подозревали, что я такое, и как меня можно использовать в ненадёжных руках… Даже не уверен, счесть ли подобное за заботу?..»

— Я просто не упустил возможности поболтать с древней костяшкой. Так что там с Жоханем? Что люди судачат? Знаешь, может, его планы?

— Все сплетники в Поднебесной напуганы. Похоже, он всерьёз желает сделать все ордена зависимыми от своего, отобрать территории. О войне можно придумать всякое, но не всему надо верить. В Ланьлине всё с этим спокойно, Гуаншаню то ли плевать, то ли… Ой, да о чём я, плевать, конечно. Он просто примет сторону сильнейших.

— На днях я виделся с Черноводом, вы знакомы? — Билю отрицательно помотал головой, чему Хуа Чэн вновь не поверил. — Он предупредил меня о войне и о тайном оружии ордена Цишань Вэнь.

— Ну вот, я не солгал тебе, а про оружие — не знаю. Ещё чем-то могу помочь? Или ты хочешь меня отправить туда как шпиона? Я ведь старый и никому не нужный, пощади старика.

— Совсем недавно ты говорил, что до сих пор силён, господин Билю.

— Градоначальник Хуа, — резкая смена обращения с диди смутила Хуа Чэна, но он не подал вида, — мне хочется сочинять музыку и заботиться о бездомных, почему ты хочешь втянуть меня в интриги смертных?

— А мне нужны глаза и уши повсюду, чтобы знать каждый их шаг и предотвратить угрозу.

— Как же ты привязался к людям…

— А ты нет? Ты не хочешь добра своим попрошайкам? Если начнётся война, они пострадают первые.

— Ты давишь или учишь меня своему милосердию? Хотя… Как тебя самого вообще смогли научить этому в Юньмэн Цзян? Я слышал, там грозная хозяйка.

— Это уже не твое дело. Ну, так что? Услуга за услугу? Сам реши, что тебе нужно, а я попробую выполнить условия или дать, что понадобится.

«На это я готов ради Юньмэна? Ваше Высочество, вы об этой «другой жизни без Вас» говорили?..»

— Ты удивительный, градоначальник Хуа. Рассказывай свой план, а я попробую проявить свои актёрские способности, мне не впервой лгать власть имущим.

Яньцзин согласился, но это был высокий риск, ведь доверять синеглазому, которого прежде Хуа Чэн заподозрил в слежке, он едва ли мог и всё равно решился, возможно, слегка наивно полагая, что сможет с лёгкостью избавиться от внезапно возникшей угрозы в лице господина Билю. Демоны поняли, что обсуждать все детали здесь и сейчас — небезопасно, потому Хуа Чэн произносит пароль от особой духовной сети, где они вдвоём договорятся об остальном. Сразу же после этого к ним подходит Усянь, а Яньцзин еле успевает вернуть свой головной убор и скрыть своё не самое женственное лицо вуалью.

— Сань Лан, я выяснил кое-что, но, увы, мы запоздали на самое интересное. Подросток вырезал целый клан в соседнем городе, и один заклинатель — Сяо Синчэнь, судя по описаниям хозяина гостиницы, отвёл его в башню Золотого Карпа как раз в день, когда состоялось собрание орденов. Паренька оставили в тюрьме под присмотром Ланьлин Цзинь.

Послышался лёгкий шорох, и Хуа Чэн услышал голос синеглазого в их духовной сети.

— Я слышал об этом случае, — заговорил тот. — Его не совсем посадили, Сюэ Ян стал, скорее, приглашенным учеником, хотя у него своеобразное заточение в отдельных покоях. Глава ордена Цзинь — премерзкий тип, никогда не разберёшь, что у него на уме. А все слухи, кстати, о его походах в бордели и незаконнорожденных детях — правда.

— Ты с ним бывал? — спросил Хуа Чэн.

— Что?

— Ну, в борделе был с ним? Или подглядывал? Старый извращенец.

— Прекрати издеваться, диди, я не подглядывал, а изучал обстановку. И моё лицо недостаточно красивое для чего-то… Такого.

— Не знаю-не знаю, мой друг и без него повёлся, — с усмешкой ответил Хуа Чэн и тут же почувствовал лёгкий пинок в бок.

— Какой-то ты задумчивый, — сказал Вэй Ин, поглядывая то на него, то на «девушку» подле, в попытке рассмотреть её лицо хоть немного дальше подбородка.

— Извини, ушёл в размышления об этом парне и совете орденов. Не тот ли это день, когда учитель Лань уехал, отменив дела?

— Вероятно. Ты повидался со своим другом?

— О, да, уже неважно. Пойдём домой, уверен, тебя заждались, а мне ещё терпеть наказание за то, что увёл тебя в такую даль от Пристани.

— И это всё? — усомнился Усянь. — Никаких разбирательств?

— А что разбирать? Сюэ Ян был одержим местью, я даже понимаю его, хотя в столь юном возрасте он очень жесток и силен… Неудивительно, что этот скользкий орден взял его под крыло.

— Лан-Лан, что ты от меня скрываешь? Я ведь не называл имени, значит, ты уже осведомлён?

— Извини, что попусту отправил тебя одного за новостями. Только ты ушёл, об этом заговорила вот эта девица, — говорил он, украдкой глядя на синеглазого.

Вэй Ин снова взглянул с подозрением, теперь на них обоих. Откуда девушке из группы бродячих музыкантов знать о таких подробностях? Она заклинательница? Служанка из башни Кои? Просто так умная и внимательная женщина не стала бы делиться подобной информацией с каким-то незнакомцем. Отсюда напрашивается интересный для Вэй Ина вывод, прямо вынудивший хитро улыбнуться. Подкуп? Флирт? Хуа Чэн уже догадался, о чём тот мог подумать, потому поспешил встать и взять его под руку.

— Идём домой, А-Сянь.

— До скорого, госпожа! Надеюсь на следующей вылазке мы познакомимся поближе!

Яньцзин незаметно улыбнулся, шепча в духовную сеть:

— Как ты его терпишь?

— Ты ещё не видел его шиди, там терпеть куда сложнее, а здесь — хотя бы не скучно.

— Жаль, что я ненавижу болота Юньмэна, обязательно бы забежал в гости.

— Не смей, пока не попрошу. Поговорим позже.

Вэй Усянь и Хуа Чэн шли под руку ещё долго, а вскоре встретили на пути извозчика, который всего за несколько монет из кармана демона согласился довезти их двоих как можно ближе к границам Юньмэна. Вечерело. Холодный ветерок пробирался под ткань ханьфу, вызывая у Вэй Ина мурашки по телу, и тот теснился к Хуа Чэну в попытке прижаться поближе и согреться. Иногда Усянь оглядывался по сторонам с чувством, что за ними кто-то следит по дороге, однако его друг был совершенно спокоен, кажется, вновь ушёл в свои мысли, потому юноше ничего не оставалось, как скоротать время в дороге, приставая с расспросами к старому извозчику.

Тем временем в духовной сети Хуа Чэн слушал этого же извозчика совсем иначе, с другим голосом, молодого юноши, который отчитывался о своих делах. Его зовут Шэ Цзяньпин, демон из ранга свирепый, он является доверенным лицом Хуа Чэна во многих вопросах. Долгое время он практически занимал должность градоначальника в Призрачном городе, когда Хуа Чэн проводил всё своё свободное время с Се Лянем. Позже, когда чувства непревзойдённого были отвергнуты раз и навсегда, и он ушёл в бесцельные и долгие скитания по всей поднебесной, Цзяньпин не мог с ним связаться, очевидно, из-за попытки Хуа Чэна совсем отречься от своего прежнего мира. Но потом тот встретил Вэй Ина, и всё изменилось, но Цзяньпин продолжал выполнять чужую работу и надеялся, что настоящий градоначальник всё же нагрянет в гости хоть однажды. Однако Хуа Чэн связывался с ним изредка вовсе не узнать, как идут дела в Призрачном городе, а чтобы попросить о мелкой услуге, довезти до Юньмэна — в их числе. Цзяньпин был очень рад слышать князя и сразу же сорвался к нему, бросая все дела и оставляя город на других доверенных лиц. В городе часто творился хаос, но именно Цзяньпин всегда улаживал конфликты, по натуре своей он был очень спокойным и терпеливым. Его единственная слабость — прошлая жизнь смертного и долгие обиды на родителей. Несмотря на то, что те давно умерли жестокой смертью в загадочных обстоятельствах, душа демона не могла упокоиться, как минимум потому, что за время скитания в виде призрака он обрёл хорошие связи, нашёл цели в жизни после смерти и, в итоге, дослужился до главного помощника самого князя демонов. Он умер молодым, на вид лет семнадцать, при жизни его морили голодом, потому Цзяньпин выглядел очень худым, лишь в истинном демоническом обличии был ужасно тощим и бледным, покрытый кроваво-чёрными перьями, всё потому что его держали в сарае рядом с птицами, прикованного к столбу на цепях. Он умер в мучениях, испытывая дикую злость к обидчикам в лице родителей и соседей, который, казалось, не замечали ничего особенного в поведении семьи Шэ, и так не узнал, почему он был вынужден переживать подобное. Сейчас всё в прошлом, от которого осталась только тень в сознании и прозвище «Кровавый филин», не столько из-за перьев в своем истинно-устрашающем образе, сколько из-за вдумчивого взгляда и характера одиночки. Долгое время Цзяньпин думал о том, стоит ли менять фамилию, навсегда разорвав этим связь с мерзким прошлым и людьми оттуда, князь демонов даже был согласен дать ему свою фамилию и придумать какую-то особенную, новую, но смущённый юноша тут же отказался и больше о смене фамилии не думал и всегда краснел до ушей, вспоминая этот случай. Он уважал Хуа Чэна и был благодарен ему за доверие, разрушить которое чревато смертью, потому что прах Цзяньпина хранился в одной из сокровищниц князя в виде фамильного амулета, как говорится, всегда под рукой. Хуа Чэн не был озабочен мальчишкой, разумеется, у него на уме всегда был и будет Его Высочество, как бы ни сложилась судьба, но с годами в одиночестве, полный отчаяния и окутанный тягучей тоской, демон переосмыслил свои чувства к своим приближённым и даже начал доверять им куда больше, чем раньше. Теперь уже из личного интереса, не чтобы спихнуть на других свои обязанности и поворковать с Его Высочеством, и это осознание что-то меняло внутри него, как меняет по сей день Пристань Лотоса.

— Надеюсь, вы не считаете Юньмэн своим новым домом, так ведь, господин Хуа? — скромно спрашивал в духовной сети Цзяньпин. Князь демонов улыбнулся. Похоже, так и есть, но разбивать сердце помощнику он не хотел, ведь тот на радостях к нему приехал, с огромным желанием помочь и увидеться.

— Ничего подобного, — почти что солгал он. — Юньмэн Цзян — это лишь очередной временный этап, который рано или поздно кончится, оставив меня одного с дырой в сердце наверняка побольше, чем сейчас. Но ты, пожалуйста, поторопись.

Вэй Ин не мог согреться подле друга, то и дело прижимаясь слишком тесно, однако плоть демона была холодной, греться с таким удовольствия не приносило. Тут он и решил спросить то, что волновало его последние пару часов.

— Сань Лан, скажи-ка, твой друг в Ланьлине, на самом деле — твоя невеста? Та девушка в шляпе, у которой было лицо закрыто.

— Будь у меня невеста, ты бы наверняка был в курсе давным-давно.

— Мало ли… У тебя точно ещё куча секретов от меня. Я бы не удивился! От неё исходила такая странная двоякая энергия, и светлая, и тёмная, похожа этим на тебя. И тоже молчаливая, серьёзная. И красивая, наверное.

Демон промолчал, ещё не зная, как именно преподнести верную информацию, ведь была вероятность, что Вэй Ину не придётся видеться с Яньцзинем больше никогда. Он подумает об этом позже, пользуясь тем, что Усянь наконец замолчал и даже умудрился задремать на его плече.

***

Оказавшись в Пристани уже к ночи, юноша и демон поняли, что приехали очень даже вовремя. Буквально час назад Цзян Чэн и Яньли добрались до дома, очень быстро, потому что потеряли по пути Усяня и решили отправиться на поиски только из Юньмэна, как вдруг застали потерянного прямо на пороге. Конечно, без словесного потока ругани от главы Цзян и мадам Юй не обошлось. Беспокоились. Яньли принялась расспрашивать шиди, не голоден ли он, не пострадал ли. Цзян Чэн стоял рядом и, не отличившись от своей матери, дал Усяню лёгкий подзатыльник. Хуа Чэн оправдывался в одиночку, взяв всю вину на себя, хотя Вэй Ин пытался вмешаться, к нему не прислушались. Наказания он всё равно не получил, всего-то слуга, и в его обязанности следить за непутёвым адептом никогда не входило. Хотя мадам Юй странно взглянула на них обоих, но промолчала. Все разошлись, чтобы готовиться ко сну.

Хуа Чэн лежал на своей кровати в покоях для слуг, даже не переодевшись, и пытался достучаться до Яньцзина в духовной сети. Синеглазый долго молчал и вызывал подозрения, а сомнение росло сильнее с каждой минутой молчания.

— Господин Билю, ты передумал помогать мне? — спрашивал Хуа Чэн в пустоту. — Сколько бы ни предложил тебе Вэнь Жохань или кто-то ещё из Вэней, я всегда предложу больше.

— Ах, диди… — с усмешкой отозвался синеглазый.

— Я уже готовился возвращаться в Ланьлин, чтобы научить тебя отвечать за свои слова.

— Не злись, у меня был плотный ужин из каких-то мутных на вид заклинателей.

— Какого ордена?

— Понятия не имею.

— Опознать по цвету одежды что ли не способен?

— А мне зачем? Пусть родственники опознают. В оправдание могу сказать, что они творили что-то тёмное! Я сжёг все их талисманы.

— Не похож ты на эксперта в делах по тёмной магии. Впрочем, неважно. Хотел бы лучше продолжить наш дневной разговор.

— Я весь во внимании, диди…

— Ничего особенно от тебя не потребуется. Нужно всё слышать, видеть, знать и успевать докладывать мне прежде, чем те сделают серьёзный шаг. Пытаться переубеждать их, втираться в доверие, останавливать и уже тем более помогать — нельзя. Да и вряд ли это в твоих интересах, не так ли?

— Скучно…

— Ещё бы, тебе больше двух тысяч лет, от чего тебе не бывает скучно? Вопрос риторический, не перебивай. Убивай кого захочешь, если придётся защищаться — тоже. Если всё пойдёт не по плану, я укрою тебя в Призрачном городе. Ты меня понял? Начнёшь своевольничать — ответишь передо мной.

— Слушай, диди, князем тебя кто выбирал? Не я уж точно. Не мне тебя и бояться. Я исполню твою просьбу по собственной инициативе, так что не строй из себя грозного главу и расслабься. Всё же ты и твой дражайший принц очень помогли мне однажды, сами того не подозревая. Представление, к слову, было восхитительное.

— Ты о заключении Безликого Бая? Пожалуйста, с тебя пятьсот тысяч золотых за месть, которая у тебя не получилась.

— Верну с первых доходов, если стану не просто слугой в Цишань Вэнь, а кем-то востребованным. Я ещё подумаю, чью роль себе взять.

«Если бы я ещё действительно доверял тебе, а не просто шёл на риск…»

***

Все последующие дни Хуа Чэн томился в ожидании новостей по духовной сети, при этом вёл себя как обычно, выполняя мелкие поручения. Настой по рецепту из Гусу Лань ему всё-таки приготовили, на вкус он был отвратительный, но выбирать не пришлось. Разумеется, толку от этого не ощущалось, Хуа Чэну было сложно даже придумать какую-либо хитрость, чтобы остальные думали об улучшении, настолько много отваров он перепробовал, но успокоить смертных как-то стоило.

«Наверное, для них я как яд медленного действия. Не убьют, не вылечат. Переубеждать бессмысленно».

Однажды прямо в время обеда Цзян Яньли подала стакан с особым настоем Хуа Чэну, стоявшему поблизости и ожидающему приказа. Демон не подал своего удивления, молча взял стакан и выпил сразу же, не поменявшись в лице. Сама молодая госпожа приготовила «лекарство» для него, должно ли это льстить? Определённо. До этого момента он всегда думал, что в приготовлении снадобья участвуют слуги, а здесь — такое открытое радушие, даже старшие ничего не сказали в тот момент. Вэй Ин указал рукой подле себя, и демон аккуратно занял место между другом и главой клана, который даже не взглянул на него. Никакой брезгливости, никаких замечаний. Перед Хуа Чэном даже поставили тарелку с едой, а Вэй Ин тут же переложил ему кусочек мяса. Демон держался серьёзно, как и всегда, безразлично глядя на остальных, и не успел взяться за приборы, как Юй Цзыюань не воздержалась от слов.

— Выглядишь, словно так и следует, чтобы к тебе обращались. Знай своё место, наглец.

Хуа Чэн тут же театрально изобразил на лице смущение и покорность, скрестив руки под столом. Мадам Юй улыбнулась краем губ с такой смены настроения и молча продолжила обедать. И эта тишина угнетала. Вэй Ин слегка вздрогнул, аккуратно стащил со стола маленькое пирожное и передал его другу под столом. Они сидели смирно, сцепившись мизинцами по инициативе Усяня, и, похоже, боялись вновь притронуться к еде. Первым молчание нарушил Цзян Фэнмянь, попытался смягчиться в лице и тихо вздохнул.

— До нас дошли плохие вести: клан Гусу Лань был атакован орденом Цишань Вэнь, — лица всех стали тревожными, и только Цзыюань с демоном выглядели самыми невозмутимыми. — Те обвинили Ланей в хранении и тайном использовании древнего тёмного артефакта. Им удалось спасти только библиотеку благодаря их известному барьеру. Многие погибли или пострадали, а глава клана со своим братом пропали без вести. Лань Цижэнь прислал письмо со всеми подробностями и попросил помощи. Но это ещё не самое печальное, — Фэнмянь выдержал короткую паузу. — Орден Цишань Вэнь отправил всем приглашение на обучение.

Вэй Ин приподнял руку.

— Я готов! Дядя Цзян…

— Это касается только наследников всех орденов, — перебил он.

Вэй Ин не посмел возразить, и тогда Фэнмянь взглянул на Цзян Чэна.

— Ты же понимаешь, что это обучение пройдёт неподобающим образом? Будь готов ко всему.

А-Чэн кивнул. Глаза Юй Цзыюань вспыхнули злобой, и та указала рукой на Вэй Ина.

— А его почему не посылаешь? В приглашении не было уточнения, сколько человек может отправиться. Он же тут самый дурно прославленный заклинатель, как же орден откажется «обучать» его? Может, перевоспитают лучше.

— Матушка, я отправлюсь один, — отвечал Цзян Чэн, но голос его был неуверенным.

— Конечно, не сестру же заставишь за тебя ехать! Выбора у нас нет, и Гусу Лань тому пример.

Хуа Чэн еле держался, чтобы не высказать лишнего. Но более всего его беспокоило то, что Билю Яньцзин в духовной сети молчал всё это время. Добрался ли он до Цишань Вэнь? Приняли его или прогнали прочь? Помог ли он в нападении на орден Гусу Лань? Он был обязан докладывать о каждом своём шаге! Агрессивный тон Юй Цзыюань выводил демона из себя ещё сильнее. Хотелось проявить себя по-настоящему, оторвать от дел Шэ Цзяньпина, отправиться на поиски синеглазого и избавиться от угрозы раз и навсегда. Сейчас он лишь сжимает кулаки под столом, что Усянь замечает сразу и кладёт свою руку сверху. Однако демон не замечает, безучастно смотрит куда-то вниз и молчит, пока внутри него беснуется тьма и азарт поквитаться.

Обед кончился на беспокойной ноте, старшие продолжили ругаться в своих покоях, Яньли отправилась на прогулку в сопровождении нескольких заклинательниц, а все остальные молча слушали голоса Фэнмяня и Цзыюань неподалёку. Хуа Чэн похлопал Вэй Ина по плечу, и тот улыбнулся.

— Ну, с другой стороны, ты здесь будешь в безопасности, Сань Лан.

— Я везде буду в безопасности, тебе ли не знать.

Цзян Чэн, глядя как они переглядываются, едва сдерживался от лишних высказываний в адрес слуги. В конце концов, в Цишань Вэнь Вэй Ин будет полностью под его личным присмотром, и никакого Сань Лана не окажется рядом в самый (не)подходящий момент. Сердце юноши терзалось этими мыслями, ведь как он смеет радоваться скорым минутам, проведённым с шисюном без его нечистого друга, когда они могут быть подвергнуты большой опасности, вдали от дома, прямо в руках ордена, желающего заиметь власть чуть ли не по всей поднебесной, ещё и с помощью тёмных сил? Цзян Чэну мерзко от самого себя. Но более отвратительно только то, как этот слуга смотрит на Вэй Ина, как утешает его в момент, когда это должен был делать совершенно другой, как прикасается к нему. Порой Усянь позволяет себе тесные объятия, и Сань Лана это ничуть не смущает, наоборот, он отвечает, пускай не так сильно, аккуратно приобнимает за талию, мягко улыбаясь, но этого с лихвой хватает, чтобы вывести Цзян Чэна из себя. Но он выше этого. Выше злобы на простого слугу, который желал обрести дом, как и любой человек, если, конечно, он вообще таковым является, и который получил этот дом. Они с Вэй Ином давно неразлучны, что-то из прошлого тесно их связывает, и Цзян Чэн эту связующую нить едва не осязает сам, при этом, борется с желанием разорвать её. Он выше этого, потому что знает — Вэй Ин обещал. Обещал, что в будущем, когда Цзян Чэн станет главой клана и ордена, тот станет его верным помощником, прямо как их отцы когда-то. Но всё ли будет так? Цзян Чэн из последних сил отводит взгляд, и, к его везению, Сань Лан покидает их двоих, услышав громкий голос Мадам Юй, позвавшей слугу.

Женщина смотрела на него с привычным ему недоверием и, слегка смягчившись в голосе, приказала:

— Оставайся здесь, но будь готов, в случае чего я сразу же отправлю тебя в к ним. Тайно.

— Конечно, госпожа. Но почему я не могу поехать с ними как слуга? Уверен, наследники других кланов будут в сопровождении…

— Я отправлю с ними кого угодно, но не тебя. И ты действительно хочешь услышать, почему? Обманывай, кого хочешь, со мной твои трюки не сработают. Теперь уйди с моих глаз, нечисть, и помоги на кухне или ещё где-то.

Демон сделал вежливый поклон и бесшумно удалился.

«Нечисть так нечисть. Мне не нужна ваша доброта, и я доволен, что это взаимно. Вот только вы важны для… Здесь я, похоже, уже бессилен».

Хуа Чэн ушёл к остальным слугам, чтобы попросить работу. Ему сразу же доверили кучу обязанностей, но какое дело до их сложности и количеству самому князю демонов? Он со всем справился в считанные пару часов, тогда как все другие разбирались со всем весь оставшийся день. После работы он демонстративно отряхнул руки и захотел зайти наконец к Вэй Ину, чтобы обсудить кое-что насчёт предстоящего обучения в Цишань. Однако застал то, чего стоило ожидать, но делать это нужно незаметно, чтобы не испортить, наверное, самое важное и чтобы не прервать самое сокровенное. Демон заглянул всего на миг за полуоткрытую дверь.

Комната залита красным светом от заката, от чего даже самый скучный интерьер играет с новым настроением в своих фиолетовых оттенках. Цзян Чэн и Вэй Ин сидели на кровати совсем близко друг к другу, настолько, что бёдра, покрывшиеся мелкой дрожью, соприкасались. Они оба выглядят совсем не по-взрослому, но именно так настроены глубоко внутри. Пальцы легонько касаются верхних одежд, будто впервые наслаждаясь мягкостью шёлка. Цзян Чэн приближается первый, прикрывая глаза, хотя очень хотелось видеть это смущённое лицо напротив, любуясь румянцем и насмешливой полуулыбкой. Он хочет думать, что это не очередная шутка, и Усянь готов это доказать без слов. Предвкушающий томный вздох умоляет о поцелуе, но Цзян Чэн не торопится, медленно мажет носом и губами по щеке, рукой проводит по его шее, убирая волосы назад. Тот не сдерживается. Целует. Доказательно и слишком страстно для первого раза.

— Неугомонный, — успевает на выдохе прошептать Цзян Чэн сквозь поцелуй, обвивая талию Усяня обеими руками. Старается прижать к себе как можно ближе, ведь не знает, когда подобное случится с ними ещё раз.

Хуа Чэн не понимает, почему продолжает стоять около двери, совершенно ничего не чувствуя к этим людям. На руках мгновенно ощущаются фантомные касания Его Высочества, невидимая красная нить на пальце, в голове — пустота, а в сердце — всепоглощающее отчаяние. Совсем не думая, что кто-то из смертных окажется рядом и обратит внимание, он обретает форму множества серебристых бабочек и улетает куда-то ввысь, тщетно машет крыльями, словно те покрыты столетним слоем пыли, самый ненужный, и всё ради того, чтобы через несколько мгновений упасть в озеро, разбившись на мелкие сгустки тьмы. Лишь бы ничего не чувствовать. Касаясь дна, тьма собирается против воли самого демона в обнажённое бледное тело, длинные чёрные волосы путаются с водорослями, и Хуа Чэн делает глубокий вдох. Ничего. Он закрывает глаза, слабо прислушиваясь к нарастающему шуму вокруг него. Никто не может беспокоить его на дне озера, никто не увидит, однако он упорно слышит чужой голос, но тот далеко, на поверхности, и толща воды не даёт расслышать всё отчётливо. Да и сам демон совсем не желает никого слушать. Всё, что есть у него сейчас — это объятия холодных вод и разрушительная боль внутри. Как же давно её не было. Голос резко замолкает всего на несколько мгновений, чтобы потом вскрикнуть лишь сильнее.

— Да послушай ты меня наконец!

«Будь ты трижды проклят, Билю Яньцзин… Лучше бы это был Черновод. Компания поприятнее.»

Хуа Чэн поднимается со дна так же быстро, как спускался туда, и парой щелчков пальцев возвращает на себя чёрно-красные одежды с фиолетовой широкой ленте на поясе. В руках маленькая бабочка превращается в заколку, и демон укладывает волосы, пока синеглазый на другом конце духовной сети едва не срывается на крик.

— Градоначальник Хуа, не смей меня игнорировать! Я беспокоюсь! Хозяйка Пристани Лотоса поколотила тебя там?

— Ничего подобного.

— Тогда не знаю, какие у тебя ещё могут быть там проблемы, вынудившие молчать так долго. Мстишь, что я в прошлый раз замолчал?

Хуа Чэн взглянул на небо, нарастающая луна оттуда целиком освещала озеро. Выходит, он пролежал на дне с вечера до глубокой ночи.

— Есть что-то, кроме того, что ты не успел сказать мне раньше, господин Билю?

— Если ты о том, что красные сожгли норы кроликов, то извини, было не до этого. Тебе ведь плевать на кроликов, да? Мне тоже! Они находятся под крылом твоего Принца, никогда не пропадут. Я своими глазами не видел, но мне адепты рассказали, что Принц лично спустился с небес, чтобы усилить барьер и отразить атаку. Но главное не это! Слушаешь меня? Дело в том, что… Стоит ли мне начать издалека? Ай, я всё равно расскажу! В далёком-далёком прошлом, когда тебя и твоих предков до двадцатого колена не было в планах, синеглазые демоны представляли из себя довольно цивилизованное общество, и…

— Господин Билю, мне уроков истории хватило на обучении в ордене Гусу Лань, ближе к делу.

— ...И оно, как следует из привычных правил, тоже имело свою иерархию и кланы.

«Будь ты четырежды проклят…»

— Я, как ты можешь догадаться, принадлежал к клану Билю, но так же были другие кланы, их фамилии тебе знать необязательно, но имей ввиду, я не мог быть знаком с ними всеми, по понятным причинам. Были особо жестокие среди этих кланов, они воспитывали армию, я бы сказал, самых живучих. Я искал их годами, надеялся, что они сбежали во время извержения… Но всё безуспешно. Однако вот что странно, спустя так много лет, когда я уже отбросил поиски и надежду, мне попадается именно такой живучий демон! Не имею ни малейшего представления, как он выжил, но это действительно так. Он со мной разговаривать не хочет, а я, между прочим, освободил наш народ от многолетнего рабства… Ни радости, ни плевка в лицо, что же это за воссоединение такое?

— Кто он? Адепт Цишань Вэнь?

— О да, самый верный и преданный, Вэнь Чжулю, по прозвищу «Сжигающий ядра». Иронично, не считаешь? Он довольно силён и талантлив! Но не лучше меня, разумеется. Фамилию поменял, но неудивительно, старую - тоже не прячет...

— Ты уверен в своих словах, господин Билю?

— Уверен ли я? Он снял иллюзию со своих очаровательных синих глазок и полакомился ядром одного из старейшин. И это с учётом, что его видели остальные адепты, совсем не смущаясь подобного зрелища…

«Черновод был прав, у Цишань Вэнь действительно есть необычный козырь в рукаве, но они ещё не знают, что есть у меня.»

— Ты оказался очень полезен, продолжай свою работу в ордене, я скоро свяжусь с тобой снова. Наследников кланов пригласили на обучение, я не смогу отправиться, так что доверю тебе присматривать за кое-кем.

— Ох, сначала актёр, шпион, теперь ещё и нянька… Градоначальник Хуа, вы…

— Пожалуйста?

— На меня не действует такое.

— Тогда сделаем вид, что это не просьба.

— Бессовестный, пользуешься добротой моей широкой души… Ладно. Ладно!

Chapter Text

Подавлять боль не так уж сложно с годами, нужно всего-то прекратить изображать жалкое смертное существо. Хуа Чэн пытался изо всех сил, коих всегда было так много, что хватало на двоих. Теперь они заперты внутри и не вырвутся, даже если залечь на самое дно холодного моря или горящего вулкана. Притворившись пятном на теле ребёнка, он, кажется, оторвал от себя всё самое тёплое, то единственное, что держало его на плаву, пока любовь всей жизни и смерти сначала не поглотила его как океан, а потом не выбросила на берег. Внутри демона, глубоко во тьме, до сих пор есть остатки божественной силы, которая передавалась нежными поцелуями и прикосновениями. Он не находит им применение, да и попали они туда вовсе не по воли небожителя. Это всё, что осталось, кроме размытых воспоминаний. Вся былая любовь и тяга к близости отдана смертному, захватив с собой божественные и демонические ощущения пополам. Хуа Чэн не жалеет, только подавляет в себе тоску и отгоняет грустные мысли о скоротечности жизни этого ребёнка, который так вовремя оказался рядом и из ничего стал вместилищем последнего добра. Хуа Чэн не жалеет, что задержался в Пристани Лотоса в роли слуги, будучи уверенным в своих намерениях стать надёжным спутником, наставником и крепкой опорой только для одного. Однако со временем орден Юньмэн Цзян стал заметен, он процветал и развивался, стремясь к совершенству во всём. Потому этот непревзойдённый присматривает и за всеми остальными, потому что «друг Вэй Ина — его друг тоже». Хуа Чэн не хочет жалеть, глядя на его светлую улыбку. Он совершенно другой, такой простой и неизбежно смертный. Демон готов сделать всё, чтобы его душа переродилась в будущем, а не скиталась призраком, он желает ему только покоя.

Отпуская от себя Вэй Ина, демон знает, что смог бы пересечь тысячи ли, если бы его помощь понадобилась, но он также видел, что юноша совсем не одинок. В его глазах блеск, пальцы переплетены с чужими, а уверенность в голосе и очередная шутка только сильнее убеждают демона в том, что он совсем не пригодится в этом путешествии. Однако в отношении заботы он не лучше госпожи Юй, потому, продумывая наперёд, связывается по духовной сети с синеглазым демоном.

Яньцзин вновь был приветливым, делился новостями, но при этом, очевидно, умалчивал ситуацию с Гусу Лань. Однако Хуа Чэн и сам догадывался, что глава клана и его брат — в беде, возможно, даже в ловушке, ведь Цишань Вэнь не успокоятся, пока не заполучат древние артефакт, который, по всей видимости, братья Лань забрали с собой. Остаётся только надеяться, что синеглазый сдержит слово и не поступит по-своему, как его сородич из клана Вэнь.

Чтобы оказаться в Цишань Вэнь Билю Яньцзин не сделал ровным счётом ничего нового для себя: макияж на лице и женское ханьфу — всегда при нём, иллюзия на глаза и лёгкие женские черты — тоже на месте, разве что с голосом бывают проблемы, но он старательно учится выдавливать из себя высокие тона. Притвориться испуганной девушкой, атакованной низшими демонами, и упасть в руки младшего сына главы ордена — Вэнь Чао — было легко, даже не пришлось изображать слёзы. Синеглазый представился Мэйцзин, девушкой из бедной семьи врачевателей. Потом была выдумана за миг история о вымершей деревне, где спаслась одна «она», однако Вэнь Чао смотрел с подозрением до тех пор, пока Мэйцзин не разревелась так, что у «неё» потекла вся краска на лице. Мужчина брезгливо оттолкнул демона от себя и дал приказ отвести в орден, чтобы понять, на что «она» будет пригодна. Никто не был удивлён этому жесту молодого господина Вэнь, который постоянно менял любовниц. Яньцзин долгое время был под присмотром, запертый в полупустых гостевых покоях, но даже когда наступила ночь, за ним никто не пришёл. Выбраться из окна труда не доставило, и демон тенью проскочил мимо уснувших адептов, охранявший вход в покои, прямо в крыло лекарей, где находился всего один пожилой мужчина в красных клановых одеждах и сортировал бутылочки. Яньцзин схватил со столика грязный кинжал, которым прежде чистили корни растений, и одним бесшумным движением лишил лекаря жизни. Следов оставлять было нельзя, потому пришлось съедать не только ядро, но и тело целиком, а одежду — сжечь. Жуя плоть, демон морщился, вспоминая издевательства Хуа Чэна. Выбора у него не было. Голодный синеглазый справился очень быстро, кинжал разрушил в порошок, а одежды — в пепел, и поспешил обратно в личную темницу. Адепты пришли к нему только на утро, ничего не объясняя, и отвели в другое место. Там его ожидала молодая девушка, ещё один лекарь, как предположил демон, и указала рукой на столик, где были разложены травы и порошки.

— Моё имя Вэнь Цин, — представилась она. — Мне сказали оценить твои умения в непростом ремесле. Покажи, что умеешь, госпожа Мэйцзин.

Здесь для демона тоже не было сложных задач, ведь поглощая ядра, синеглазые вбирают всю духовную мощь жертвы, которая выращена и упорством, и умом, и несёт в себе многие навыки, которые Яньцзин теперь может повторять так искусно, словно он и есть убитый им врачеватель. Изумительное актёрство, но и оно не уберегло целую расу от вымирания. Яньцзин быстро заслужил уважение лекарей клана, помогали не только новые таланты, но и щепотка демонической силы только усиливала эффект, иногда не в лучшую сторону. Именно так он стал известен в клане как изготовитель ядов. Однако, его целью было не просто оказаться в ордене, а как можно ближе подобраться к главе. Тот отдавал приказы только сыновьям и никогда не обращался к Мэйцзин лично, пока не было принято решение захватить орден Гусу Лань, и тогда яд новоприбывшего лекаря сильно понадобился.

Демон отправился со старшим сыном главы, Вэнь Сюем, и помощником — Вэнь Чжулю, истинную личность которого удалось распознать лишь когда Гусу Лань был захвачен, и тот при всех адептах клана Вэнь вытащил золотые ядра из тел некоторых учеников, после нанося смертельный удар. Сначала Чжулю выглядел довольно аккуратным, но когда дело дошло до убитого старейшины, он не побрезговал вытащить у ещё тёплого трупа сердце и поглотить целиком, вместе с ядром. Глаза Чжулю засветились голубой искрой, подавляя наложенную им иллюзию, и Яньцзин застыл в восхищении и хотел подойти ближе, но его резко развернули и повели в другую сторону, где слышались крики. Адепты клана Вэнь падали на землю, держась обеими руками за лицо, овеянные бело-золотистой дымкой. Яньцзин дотронулся до одного из раненых и нахмурил брови, его рука тут же покрылась тёмно-синими пятнами: демоническая сущность в попытке защитить себя просится наружу, освобождая наложенные иллюзии, потому что на неё влияет божественная энергия. Всё же знаменитый крепкий барьер ордена Гусу Лань был не выдумкой, однако сила бога была не в нём, теперь сам небожитель спустился с небес, чтобы дать отпор ордену Цишань Вэнь. Смертные шептались, что появление его было не таким уж впечатляющим, однако его удар оказался сильнее целой армии заклинателей. Неизвестный был одет в белые скромные одежды, однако клановая лента была не на лбу, а перевязывала шею. Вэнь Сюй грубо выругался и направил свой меч прямо в него. Лезвие прошло мимо, юноша быстро развернулся и двумя пальцами коснулся макушки нападавшего, который тут же застыл на месте против своей воли.

— Жое, действуй, — прошептал неизвестный, и белая лента с его шеи, как змея, поползла по плечу к цели и легла на глаза Вэня. Послышался странный треск, и Вэнь Сюй свободный от заклятия обездвиживания и самой ленты, с криком упал на землю. Та юркнула обратно к хозяину, который в тот же миг исчез, оставив после себя лишь золотистую пыль на земле. Яньцзин наконец сорвался с места и подбежал к старшему Вэню, который всё ещё корчился от болей, осматривая со всех сторон и упорно игнорируя то, как сильно синели его руки и чернели ногти от каждого прикосновения, ощущалось это как лёгкий ожог.

— Я не вижу! — кричал Вэнь Сюй, ухватившись за рукав чужого ханьфу. — Позовите лекаря!

— Я здесь, — ответил Яньцзин, убирая его руки от себя, и смело дотронулся пальцем до белого глаза, но заклинатель не дёрнулся от боли, наоборот, застыл.

— Сделай что-нибудь!

— Нужно возвращаться, наложу тебе травы с мазью, а потом увидим…

— Смеёшься надо мной?!

— Вовсе нет. Здесь больше нечего делать. Глава ордена сбежал, его брат, кажется, тоже, а остальные где-то спрятались. Никто не нашёл тёмное железо или любой другой артефакт, поэтому давайте вернёмся, господин.

Вэнь Сюй не мог оспорить факт, что они провалились и сейчас уйдут, не достигнув цели, однако здоровье ему было важнее.

Уже в ордене Яньцзин подошёл к кучке адептов, чтобы спросить, кто готов отдать свои глаза для их старшего господина, и вызвались многие. Демон смотрел каждому в лицо, потрогал веки и выбрав, на его взгляд, самого хорошего, отвёл за собой в лекарское крыло. Он не был уверен, что всё пройдёт хорошо, и, возможно, понадобится ещё одна жертва. Однако ядро, которое поглотил демон, оказалось действительно талантливым, и вернуть Вэню зрение было нетрудно, не без помощи капли тёмного колдовства, конечно.

Уважение от самого Верховного заклинателя было в мгновение заслужено, Яньцзин наконец оказался подле него как личный лекарь и следил за балансом тьмы и света в духовных каналах главы ордена. Рядом с ним была и Вэнь Цин, которая иногда ставила иглы, но в глазах демона она абсолютно не являлась соперницей, наоборот, Яньцзин хорошо относился к ней и её младшему брату, который только познавал основы врачевания. Всё было отлично до момента, когда приняли решение пригласить на обучение наследников всех знаменитых кланов.

«Те, кто не повинуется, будут считаться врагами для ордена Цишань Вэнь и подвергнутся полному истреблению».

Яньцзин невольно вспомнил тяжёлые годы, когда его приёмная семья была подвергнута гонениям, и погрузился бы в жуткую ностальгию, если бы не отвлекающий голос в духовной сети. Присмотреть за парочкой детей-заклинателей? Если после всего действительно получится скрыться в Призрачном городе, то он обязательно что-то придумает. Однако туда он не торопится, в Цишань Вэнь у него есть одно важное и незаконченное дело, неизвестное пока никому.

Краем уха демон подслушал, что на поиски главы клана Лань отправился Вэнь Чао, а Вэнь Чжулю должен был на днях догнать его и присоединиться. Тем временем Лань Сичэнь и Лань Чжань скрылись далеко, в маленькой деревне за Юньпином. Налобные ленты спрятаны на время, чтобы точно не выдать их связь с кланом, одежды на них — далеко не белоснежные. Сичэнь был смертельно ранен, а у Ванцзи — вывихи и ушибы, и только ночное обращение в кроликов уберегло их от ранней гибели. Когда братья оказались у первого дома маленькой деревни, на помощь к ним подоспел один юноша и настоял остаться у него, чтобы поправить здоровье неизвестных ему заклинателей. Его мать скончалась некоторое время назад, и дом совершенно опустел, потому гости ему не помешают, к тому же, он был в состоянии оказать помощь, выпросив у соседки немного лекарств и риса. Их было достаточно, главное для главы Лань — это отдых и медленное восстановление духовной энергии. А вот Второй Нефрит твердил, что он в полном порядке, и помощь никак не принимал. Кроме мелких ссадин он страдал от ноющей боли в ноге, не позволяющей идти слишком быстро, но тщательно скрывал это от брата, который даже лёжа в полубреду на чужой постели крепко сжимал руку Ванцзи, спрашивая о здоровье. Тот лишь твердил, что всё в полном порядке, и просил его самого скорее поправляться. Как только Сичэнь потерял сознание, юноша сказал, что это нормальная реакция на лекарства, и хороший сон вскоре всё вылечит, потому Второй Нефрит, совсем не имея сейчас возможности не поверить незнакомцу, поклонился ему и сказал, что отправится за помощью в Юньмэн.

— Молодой господин, вы смогли обмануть больного, но меня — не выйдет, позвольте помочь и вам…

— Нет нужды. Жизнь моего брата в приоритете.

Второй Нефрит молча поклонился ему вновь и покинул деревню. На его поясе висел цянькун с куском тёмного железа, сила которого сдавливала духовные меридианы, и лишь последние остатки духовной энергии помогали не упасть в обморок. Ванцзи шёл медленно, как получалось, но он знал, что вот-вот окажется около Ляньхуа, и ему наверняка помогут, главное не наткнуться на адептов ордена Цишань Вэнь. Шаг замедлялся, дыхание — тоже, но Второй Нефрит не мог остановиться, а от мысли, что его брат сейчас при смерти, а дядя остался в ордене, окутанном пламенем, и его здоровье тоже неизвестно, всё сжималось внутри до тупой боли. Однако он продолжал идти, пока не увидел озеро с лотосами. Слезы текли то ли от тревог за близких людей, то ли из-за боли во всём теле, которая усиливается из-за древнего артефакта. Нужно только дойти до лодки и с последними усилиями толкнуть веслом, чтобы слабое течение донесло его до пристани. Вдалеке мерещится какой-то блеск, и заклинатель прикрывает глаза всего на миг, силы покидают его, но чужие холодные руки не позволяет упасть, поднимая ослабленное тело.

«Крольчонок жив? Не пахнет, как живой, если честно… Мешочек, что в нём?»

«Черновод, это уже не твоя забота, иди туда, откуда пришёл. Не забудь сделать то, о чём я просил.»

«Если представится случай.»

Черновод, пожав плечами, уходит обратно в озёра Юньмэна, снова не подкупленный орденом Цишань Вэнь и снова должник градоначальника Хуа.

Юноша открывает глаза спустя долгое время и чувствует, что лежит на непривычно мягкой постели. На нём надеты только нижние одежды, пояс с цянькунем — где-то в другом месте, и на душе куда спокойнее, к тому же, внутри ощущается чужая духовная энергия, которой хватило, чтобы, наконец, прийти в себя. Рядом с ним на полу сидел Хуа Чэн, подперев голову рукой, и молча наблюдал. Ему приказали позвать лекарей, как только Второй Нефрит придёт в себя, но демон хотел сначала поговорить, ведь ничего от разговора не случится. Он легко поднялся и сел на край кровати, улыбнувшись.

— Давно не виделись, господин Лань. Как ваше здоровье на сегодняшний момент?

— Сколько времени я был без сознания? — шепотом спрашивает юноша и хмурится из-за сухости в горле, потому демон подаёт ему пиалу с водой, аккуратно придерживая его голову. Глядя на такого истощенного и беспомощного заклинателя, он и сам хмурится, недовольный, что вовремя не пресёк попытку Цишань Вэнь совершить содеянное. Хотя, какое ему дело ещё и до этого ордена? Сейчас уже совсем неважно, что связывало его и основателя в далёком прошлом, сейчас есть лишь он и этот раненый юноша. Без налобной ленты он выглядит как-то иначе, наверное, не такой правильный. Демон не замечает, как долго его рассматривает, но Второй Нефрит не привык повторять дважды, потому так же смотрит в ответ. Янтарные глаза тусклые, взгляд уставший, хочется укрыть его, помочь чем-нибудь, но совсем недавно глава ордена Цзян очистил его меридианы от тьмы, и теперь даже просто прикасаться демон не рискует.

— Почти два дня.

Он распахнул глаза в удивлении и сжал одеяло, чтобы хоть как-то сдержать эмоции. Два дня — слишком долго, вдруг он опоздал? Вдруг прямо сейчас в той деревне его брат делает последний вдох, или дядя, не спасшийся от гнёта Цишань Вэнь, пишет прощальное письмо им с Сичэнем, полное наставлений и сухих слов с просьбой заботиться друг о друге? Они сбежали в самый опасный момент, и неизвестно, разрушен ли барьер, спаслись ли все остальные, и что вообще случилось потом. Он помнит лишь вспышку света, когда адепты чужого ордена ударили по главной защите со всей силой, а потом — их крики. Пока они с братом прятались, тот высказал предположение, что это мог быть сам основатель Се Лянь, заточивший себя в барьере много лет назад. Армия Вэней разрушила какую-то важную его часть, потому божественный дух освободился и нанёс сильный удар. Глава Лань успокаивал Ванцзи как мог, а тот молча кивал, но в глубине души не был уверен, что небожитель стал бы вмешиваться в нечто подобное.

Хуа Чэн словно прочёл его мысли и положил руку ему на грудь, хотя зарекался не прикасаться, сосредоточив светлую энергию, доставшуюся ему от принца ещё давно, и не позволив своей тьме навредить заклинателю.

— Ты переживаешь за свой дом? Учитель Лань прислал нам послание быстрее, чем ты очутился здесь. Адепты Юньмэн Цзян уже отправились в Гусу на помощь, глава ордена подлечил тебя и потом сам уехал туда рано утром. Здесь остались мадам Юй и молодая госпожа Цзян Яньли. Вэй Ин и Цзян Чэн — в Цишань Вэнь на обучении, те угрожали и ставили в пример расправу над вами, это коснулось всех наследников кланов.

— Мой брат… — у Ванцзи потекли слёзы, и демон смутился, мысленно ругая себя за то, что совсем забыл ещё и о главе клана Лань, который, вообще-то, тоже пропал. — Он остался возле Юньпина, нам помог один человек. Брат… Был при смерти. Возможно, я опоздал.

— Не придумывай, Лань Чжань, твой брат — не просто какой-то заклинатель, а глава Гусу Лань, он силён и точно поправится, навестить его я тебе пока не позволю, скажем госпоже Юй, она может отправить одного-двух адептов на его поиски, однако, думаю, они привлекут слишком много внимания, мало шансов не встретить по пути адептов Цишань Вэнь, которые наверняка вас разыскивают. Может, это к лучшему, пусть твой брат остаётся в Юньпине, или где он там, и решит сам, когда стоит вернуться. Ты только не… — Хуа Чэн провёл пальцами по его щеке, вытирая влажные полосы от слёз. — Не волнуйся, ладно?

Лань Ванцзи невольно прильнул к чужой руке поближе, полностью игнорируя чужое «проклятие». Настолько глупо и по-детски, но много ли надо этому маленькому человеку, чтобы успокоить тревогу? Грозная хозяйка Пристани Лотоса справилась бы лучше, чем такой же разбитый непревзойдённый. Хуа Чэн не убирает руку, пока юноша не взглянул как-то виновато, и мочки его ушей не покраснели. Демон легонько улыбается, потому что это хороший знак, бледность и слабость юноши пропали, щёки тоже вот-вот нальются румянцем от свежих потоков энергии, и он скоро точно придёт в норму.

Хуа Чэн поднялся с кровати и подошёл к столику в углу, где лежал белый мешочек с остатками трав из Гусу, из которых он пил уже не одну пиалу чая, неприятного на вкус и такого бесполезного для него. Однако отвар может оказаться полезным для смертного, если он правильно понимает чужую логику, трава отгоняет тьму, потому демон сам заваривает лекарство, добавляя тимьян для хорошего запаха. Юноша приподнялся, слегка нахмурившись, сел удобнее и спокойно принял горячую пиалу. Хуа Чэн дождался, пока он допьёт до конца, чтобы спросить ещё о кое-чём важном, но юноша резко закашлялся, а потом выплюнул тёмный сгусток крови.

— Это отвар по рецепту, который я сделал для тебя? — спросил Второй Нефрит, сведя брови в недовольстве.

— Я подумал, что это будет необходимо, — отвечал демон, словно так и задумано. На деле же, он не понимал, почему это произошло, пока резко пришедшая верная мысль чуть не выдала себя вслух вместе с пощёчиной, но он сдержался. Оборотни — тоже нечисть, этот отвар нужен был, чтобы изгнать из него тьму. Как только ему в голову пришло дать его?

«А изгнал, разве что, утренний чай. Бесполезная вещица для непревзойдённого и довольно опасная для низшей нежити. Что ж…»

— Разве ты не полон тьмы из-за того, что нёс собой древний артефакт, господин Лань? Главное, что ты сплюнул лишний сгусток и теперь легче дышишь.

— Ты не знаешь основы приготовления зелий, и это видно, — прошипел Лань Чжань, держась за грудь, которая огнём горела из-за свойств принятого лекарства. К счастью, Хуа Чэн намешал достаточно мало, чтобы не навредить.

— И что насчёт этого артефакта, его искали у вас Вэни? Я невольно стал свидетелем, как глава Цзян рассказывал обо всём произошедшем и упомянул, что те обвинили вас в хранении чего-то…

— Его нужно поскорее уничтожить, он был у меня на поясе. У нас с братом не хватило сил, мы только навредили себе. Ты тоже лучше не прикасайся, лишняя тьма тебе не нужна, все мои труды обесценятся.

— Труды? — удивлённо спросил демон, осматривая столик с вещами. Цянькунь с тёмной аурой лежит там, и Хуа Чэн смело берёт его в руки.

— Да, я приложил много усилий, чтобы вылечить твоё проклятие. И я попытаюсь ещё раз, как только выдастся возможность…

Последние слова он произнёс совсем тихо, и демон уже решил, что он опять заснул, потому вновь присел на кровать к нему, держа в руках и рассматривая кусок железа. С виду ничего особенного. Вещь старая, но даже не старше него самого. Уничтожить её кажется лёгкой задачей, но сделав это прямо сейчас, на глазах Второго Нефрита, не услышит ли демон что-то оскорбительное? Дело даже не в том, что он, очевидно, собирался ослушаться его, однако, если два сильных заклинателя не справились с этой железкой, то «проклятый слуга» — и подавно. Пока юноша лежал в полудрёме, Хуа Чэн бесшумно покинул комнату, отправившись к хозяйке Пристани. Юй Цзыюань пила вечерний чай во дворе, ожидая пробуждения Второго Нефрита, и, увидев демона, тут же свела брови, аккуратно отставив пиалу, сложила на груди руки и ожидала услышать хорошие новости. Хуа Чэн доложил о самочувствии гостя и сразу перешёл к делу, показывая тёмное железо. Мадам Юй провела рукой над артефактом и сжала её в кулак, кончики её пальцев почернели, будто из-за сажи, но женщина с лёгкостью стряхнула её и направила на артефакт сильный поток энергии, совершенно игнорируя тот факт, что слуга стоял рядом, безобидно держа эту тёмную мощь в худых руках. Однако удар даже не оставил следов, ни единого надкола, и женщина, вздохнув, сказала:

— Не так просто, как кажется. Нужны ещё одни руки. Как не вовремя…

— Господин Лань сказал, что он и его брат пытались уничтожить это, но не получилось. Если я правильно понимаю, это действует как накопитель…

— Что демонёнок-слуга может понимать в таких вещах? — возразила Цзыюань, отбирая тёмное железо и откидывая его на деревянный пол. Её кольцо засветилось лиловым блеском и превратилось в длинный кнут, которым она попыталась ударить артефакт, вобрав в этот удар едва ли не всю оставшуюся мощь из своих меридиан. Цзыдянь смог отколоть от железа небольшой кусочек, однако силу артефакта это никак не уменьшило, только создало ещё одну «маленькую проблему». Женщина выругалась и вернула Цзыдяню форму кольца, разочарованно посмотрев на слугу.

— Подождём остальных и решим эту проблему. Но нельзя, чтобы Цишань Вэнь узнал, что это находится в Юньмэне. Придумаешь, где спрятать до лучших времён?

— Да, моя госпожа.

У него уже возникала подобная идея. Где ещё, как не в сокровищнице градоначальника Хуа, эта вещь найдёт своё место? Трогать по такой мелочи Цзяньпина ему не хотелось, наоборот, давно стоило посетить Призрачный город самому, проверить, как идут дела, даже если он абсолютно уверен в своих подчинённых. Хуа Чэн мог бы просто уничтожить эту вещицу, но как объяснить исход всем остальным он ещё не знал, потому и не спешил. Возвращаясь в гостевые покои к Лань Ванцзи, демон держал в руках куски железа и разглядывал на нём символы, не такие замысловатые, как может показаться. Стоит слегка сдавить отколовшуюся часть, и та стирается в порошок, а спустя несколько мгновений снова собирается воедино, ещё и возвращаясь на место скола. Так демон вернул артефакту прежний вид, но это ситуацию никак не облегчило, ведь тьма, созданная человеком, не поддалась демонической силе.

«Словно тушить костёр горящими досками…»

Второй Нефрит вновь пришёл в себя, а увидев любопытного демона с тёмным железом в руках, изумлённо приподнялся из последних сил. Хуа Чэн спрятал артефакт за пазуху верхней одежды и поспешил ближе к кровати, чтобы придержать заклинателя под руку не позволить упасть. Ванцзи поднял на него разочарованный взгляд.

— Извини, я не удержался, господин Лань. Показывал артефакт своей госпоже, она не смогла разрушить в одиночку и сочла разумным подождать возвращения главы клана и наследника, а пока… Нужно надёжно спрятать. И у меня есть идея, где оставить эту вещь, даже есть вероятность там же её и разрушить.

— Безрассудно с моей стороны подвергать опасности другой орден, я прямо сейчас пойду к госпоже и попрошу прощения, заберу железо и отправлюсь домой. Это меньшее, на что я способен.

— Господин Лань…

— Верну тёмное железо в пещеру, никто не станет искать дважды в одном месте. Цишань Вэнь может не поверить Юньмэн Цзян тоже, как не стали слушать Гусу Лань, выпрашивая осколок.

— Осколок?..

«Стоило догадаться по неаккуратной форме, что это всего лишь часть чего-то большего. Значит, есть и другие… Которые либо уже в руках Вэней, либо скоро окажутся. Этот кусок мог бы служить компасом для остальных частей, если правильно направить энергию в нём. Смею ли я вмешиваться в ход этих смертоносных вещей? Мне нужно защитить всего один орден, но, почему-то, я оказываюсь втянутым в распри всех остальных, во главе которых стоит самый недалёкий… Прав был Черновод, предложив укрыться на дне, но, с другой стороны, прятаться уже бессмысленно».

Второй Нефрит совсем не слушал его, обдумывая в голове план дальнейших действий и слегка хмурясь от боли в ноге. Демону после собственных размышлений оставалось только вздохнуть и сесть на край кровати, посматривая на юношу, как бы тот вновь не свалился в обморок или не встал слишком резко, чтобы следом упасть в ноги госпожи Юй и просить извинений. Второй Нефрит не сразу смутился от пристального взгляда в свою сторону.

— Сань Лан, что ты имел в виду под идеей, где можно спрятать железо?

— Очаровательно, — усмехнулся демон, но прикрыл свою улыбку рукой. — Кажется, ты впервые назвал меня по имени. Однако же, не думаю, что тебе стоит идти вместе со мной, побереги здоровье.

— Моя миссия — спрятать или уничтожить тёмный артефакт, не хочу перекладывать ответственность на плечи обычного слуги.

Со слова «слуга» демона вновь улыбнулся.

— Лань Чжань, что произойдёт, если простой слуга попытается разрушить этот осколок? — спросил Хуа Чэн довольно серьёзно, но его тон таковым не оказался воспринят, и Второй Нефрит свёл брови и замолчал. Видимо, вопрос был глупый.

— Он отбирает много духовной энергии. Дядя рассказал, что железо состоит из множества душ, скреплённых тьмой, скорее всего, твою душу он тоже вытянет, что случилось с бывшими хранителями клана Лань, которые прятали железо долгие годы, а ты, возможно, станешь призраком-марионеткой.

«Это он что, запугивает меня таким тоном? Пустое. Однако его чувство долга и справедливости, такое свойственное его клану, внушает доверие наверняка любому смертному. Только я давно не смертный, господин Лань. И вынужден признать, этой тайне осталось являться таковой не так уж долго».

Второй Нефрит вновь хмурится, прикладывает руку к груди демона, не отводя пристального взгляда, и безо всякого стыда распахивает чужие верхние одежды, тёмное железо тут же падает вниз прямо в ладони Хуа Чэна. Серебряное кольцо на цепочке тоже не ускользает от внимания, но, кажется, спрашивать об этом — это залезть совсем далеко, куда не следует, даже если заклинатель далеко от дома, он всё ещё старается поступать правильно. Он вновь обижен тем, как его слова пропускают мимо ушей, и хватает демона за запястье, крепко сжимая. Тот совсем не удивлён, но менять свои планы не намерен.

— Я обещаю, что сниму твоё проклятие, если ты тоже пообещаешь мне, что будешь осторожен с тьмой, — тихо говорит Ванцзи и не отпускает чужую руку.

— Ты не представляешь, как сильно я хочу погибнуть безвозвратно, — так же полушёпотом отвечает демон. Ему сложно лгать, глядя в эти янтарные глаза напротив, этот смертный полон светлой духовной энергии, которая знакома до боли в груди, схожей с эхом в тёмной пустоте.

«Прекрати стараться, пытаясь защитить отвергнутого. И прекрати держать меня за руку, легче исчезнуть прямо сейчас, чем выносить твою настойчивость, которой так тяжело сопротивляться. Почему ты такой, господин Лань?»

Неправильно лезть в душу к малознакомому человеку. Хочет спросить, почему он так желает себе смерти, но сдерживается и всё ещё держит чужое запястье, единственное, что он может дать это слова надежды и обещания, но нужны ли они? Сомневается. Невозможно вспомнить, когда это началось и почему. Спасать ближнего от гибели — привычное дело для заклинателя, не так ли? По-другому успокаивать тревогу в сердце не получается, голова забита мыслями, как помочь утопающему, который совсем не хочет, чтобы его поднимали со дна. Разочарованный взгляд вновь падает на цепочку с кольцом, и юноша вздыхает как-то обречённо. Это кольцо его матери или отца? Его жены? Он не имеет права спрашивать, тот не обязан отвечать, все остаются при своём. Нужно думать о другом, о важном, на кону стоит не одна тысяча невинных жизней, на совести — множество убитых учеников клана Лань, но на уме, почему-то, всего один проклятый и безрассудный парень. Хуа Чэн сдавливает в руках железо, и оно рассыпается в порошок. Серый порошок остаётся на пальцах и немного жжёт кожу, прежде чем вновь собраться в единый осколок. Ванцзи с нескрываемым удивлением начал трогать демона за щёки, лоб, шею, убеждаясь в его реальности. Он не чувствует ни пульса, ни дыхания, только хриплый звук переливающейся по духовным каналам тёмной энергии. Хуа Чэн берёт его руки в свои, безразлично роняя артефакт на пол.

— Мне нужно уходить. Есть у меня шанс оставить господина Лань одного, отправляясь прятать осколок в одиночку?

Ванцзи отрицательно машет головой и собирается подняться, однако выходит не так уж легко, и на ногах он теперь стоит лишь благодаря чужим рукам, придерживающим за талию.

— Я могу стоять сам, — тихо произносит юноша, цепко ухватившись за его плечи.

— Верю, но не отпущу. Присядь.

Не слушает. Пытается сделать шаг вперёд и выглядит уверенным, несмотря на слабость в теле. Отдыхать некогда. Нужно спрятать артефакт, нужно спасти брата, нужно вернуться домой, нужно… Искоренить зло из тела слуги чужого клана, потому что оно забралось слишком далеко.

«Ладно, если ты так настаиваешь на своём участии…»

Хуа Чэн поднимает юношу на руки без особых усилий и смело покидает покои. Ванцзи обеими руками обвивает его шею, держась как можно теснее, хотя совсем не понимает, что этот слуга намерен сделать. Когда двери распахнулись, вокруг была отнюдь не Пристань Лотоса, а тёмный и густой лес, где луной была освещена только узкая тропа внизу, по обе стороны которой росли кровавые цветы. Заклинатель почувствовал вокруг себя сладкий дым и вынужденно прикрыл глаза, даже не думая выпускать демона из объятий.

«Шэ Цзяньпин, я скоро буду дома.»

***

Обучение, а точнее сказать, настоящее рабство в ордене Цишань Вэнь продолжалось, несмотря на все события вне ордена, против которого вот-вот будут готовы выступить все другие. Приглашённые наследники не покидали своих покоев после «занятий», так клан Вэнь пресекал возможные сговоры. Так же наследников лишили их оружия, а их тренировки состояли лишь из выучивания наизусть правил ордена и последующего наказания за малейшую неточность в ответе. В один из дней Вэй Ин, особенно выделившись, намеренно рассказывал правила совершенно другого ордена, которые переписывал в наказание ещё не так давно, видно приметив отсутствие кого-либо из Гусу Лань. Цзян Чэн не смог вовремя заткнуть ему рот, хотя всячески толкал и одёргивал за руку. Вэнь Чао сразу же пригрозил нападением на орден Юньмэн Цзян, если эти двое откажутся вести себя с достоинством и не выполнять все требования, не забыв упрекнуть главу клана в его слабохарактерности, которая лишь на руку Цишань Вэнь. Клан Вэнь почти каждый день отправлялся на охоту, беря с собой несколько приглашённых наследников, однако те сразу поняли, что являются приманкой для нечисти и не способны даже дать отпор, не говоря уже о победах в бою. Наказанием для Вэй Ина послужило ни что иное, как разведка территории, где клан Вэнь собирался охотиться. Они заведомо знали, что в лесу обитает нечисть, но не такая простая, чтобы обойтись без меча. Цзян Чэн не позволил ему идти в одиночку, потому буквально разделил наказание на двоих. Будучи отвлекающей марионеткой, Усянь двигался быстро, пока шиди держался за его руку, и чувствовал присутствие нечисти и мог разве что быстро начертить талисман кровью и украденным из покоев платком или пергаментом, но никак не действовать в открытую.

— Не находишь странным, почему каждый день они отправляются сюда? — довольно тихо спросил Усянь.

— Наверное, ищут кого-то конкретного, — предположил Цзян Чэн. Ему, откровенно говоря, всё равно, какие планы у Цишань Вэнь, пока они не касаются реального вторжения на территорию Пристани.

— Или что-то. Я не говорил прежде, но я как-то подслушал разговор дяди Цзян и старика Цижэня о каком-то тёмном артефакте. Он расколот на несколько частей, и наверняка мы пытаемся отыскать хоть одну в этих лесах. Жаль, что с нами нет Сань Лана, он хорошо чувствует такие вещи, в миг бы нашёл.

Цзян Чэн из последних сил воздерживался от комментариев насчёт слуги, который благополучно не отправился вместе с ними на обучение. Ему вполне хватает вечно тревожного Не Хуайсана, крутящегося вокруг своих старых друзей.

— И что бы он сделал, найдя эту вещь? А-Сянь, ты толком не понимаешь, с чем имеешь дело, а так и норовишь ввязаться в неприятности. Я же не буду вечно спасать тебя, понимаешь?

— Будешь, А-Чэн, — подмигнул Усянь, сжимая его руку крепче. — Будто я тебя не знаю.

— Я просто хочу поскорее вернуться домой и подготовиться к тому, что рано или поздно Вэни решат напасть на нас и…

Цзян Чэн умолк, когда чужой палец коснулся его губ, и удивлённо посмотрел вглубь леса. Среди деревьев с тяжёлым шагом к ним на встречу направлялся силуэт странной формы. Он был лишь отдалённо похож на человека, его голова с множественными шрамами была почти лишена волос, живот — вспорот, а глаза представляли из себя только белые яблоки без зрачков. Вполне вероятно, это был всего-навсего низший демон, но убитый довольно жестоким образом, отсюда такой жуткий вид. Усянь не стал привлекать внимание огненным талисманом, но бросил в сторону камешек, и нечисть отреагировала, повернув голову. Похоже, он был полностью слеп, но далеко не глух, и шёл лишь по чьему-то зову или на запах живой крови. Юноши скрывались за деревом, ожидая каких-то действий от мертвеца, но тот лишь шёл вперёд, иногда спотыкаясь на ровном месте. Цзян Чэн сосредоточил всю силу в ладонях, чтобы, если что, дать отпор голыми руками, а Вэй Усянь доставал из карманов ткань, чтобы приготовить связывающий талисман, как вдруг все их планы рухнули разом из-за чужого крика позади.

— Куда сбежали эти олухи?! — голос Вэнь Чао не спутаешь ни с чьим другим.

Мертвец остановился, и сердце у Усяня пропустило удар, он не знал, чего ожидать. Вэни могут дать отпор легко, но этот мертвец вёл себя довольно странно и несколько разумно, даже ухмылялся. Когда он открыл рот и показал длинные клыки, которые, каким-то образом, не проникали ему в нижнюю губу, заклинатель заметил, что у того не только нет всякого зрения, но и языка.

— Не переживайте, господин, я позабочусь об этом, — послышался незнакомый женский голос.

— Не сдохни там, других лекарей мы с собой не брали. И пошевеливайся!

Усянь вновь почувствовал тревогу в груди. Неужели этот высокомерный Вэнь Чао наплевал даже на адептов собственного ордена и позволил женщине одной пойти в лес, толком не зная, что там ждёт? Конечно, может быть, эта женщина — сильная и действительно способная заклинательница, но то, что она пойдёт на выручку двум достаточно взрослым парням, вызывало некое недоумение. Должно же быть наоборот, сильные мужчины защищают слабых женщин, таковы многовековые правила.

Сзади послышался шорох травы, чужие шаги становились отчётливыми и приближались, но и мертвец перестал стоять на месте и даже пустился в бег. Выглядело нелепо, похоже, у него были переломаны ноги, хотя тьме это никак не мешало двигать его худощавым телом. Усянь спохватился и направил талисман в спину нечисти, и тот мгновенно свалился на землю. Магическое плетение не выдержало и совсем ненадолго задержало демона, однако этого хватило, чтобы заклинатели успели хотя бы сбежать, схватив по пути девушку. Нити порвались через мгновения, а те не успели сделать и десяти шагов. Впереди стояла девушка в клановых одеждах Вэнь, хотя казалось, она не могла подойти так скоро, только что она была где-то в начале леса. Думать было некогда. Усянь не успел сообразить, что лицо этой дамы, напудренное белым порошком и с красными тенями и помадой, что совсем не свойственно лекарям, даже не выражало испуга, и интуитивно бросился к ней. Цзян Чэн, конечно, тоже сообразил, и приготовленную заранее мощь отразил одним ударом прямо мертвецу по затылку, тот, упав, кажется, растерял остатки разума, но, очевидно, длилось бы это недолго. Сделав всего шаг через него, Цзян Чэн не успел и рта раскрыть, как рука мертвеца схватилась за его голень и дёрнула назад. В лучшем случае, он бы свалился рядом, однако силы у демона было чересчур много, — может, что не такой уж он и низший? — и заклинатель отлетел в сторону и спиной впечатался в дерево. В этом ещё растущем организме духовной силы всё равно больше, потому слабости он не должен был ощутить, но появилось заметное чувство опьянения. Похоже, всё вокруг этой нечисти становилось одурманенным: цветы вяли, трава иссохла и потемнела, а юноша будто надышался невидимым ядовитым дымом и закашлялся. Вэй Ин направил ещё один талисман на мертвеца, но безуспешно, его ничего не удерживало. Девушка, кажется, не была ни чем обеспокоена и какое-то время оценивающе смотрела на это «нечто с пустыми глазами.» Усянь тоже начал ощущать слабость в теле и закашлял, а девушка на это лишь вздохнула, едва не закатывая глаза.

— Ну, вы и устроили, этот урод даже не ядовит, не пытайтесь обдурить меня, — сказала она, достав из широкого рукава верхнего одеяния небольшой кинжал, и незаметно для этих двоих порезала руку. Синие капли крови окропили кинжал, и она тут же бросила им в спину мертвецу, который вот-вот хотел наброситься на Цзян Чэна.

Рана её мгновенно затянулась, и девушка прикрыла свою улыбку той же рукой. На поясе у неё была сумка с лекарствами, и она достала оттуда маленький пузырёк.

— Выпейте. Это на двоих.

Усянь легонько потряс лекарство, оценивая, сколько там налито, и сделал небольшой глоток первым, а потом протянул его Цзян Чэну, и тот, слегка нахмурившись, допил содержимое.

— Больше не сбегайте так далеко, — продолжила девушка, пока те приходили в ясность ума. — Господин Вэнь не в лучшем настроении сегодня.

— Ой, да как и вчера, и всю свою жизнь, разве что до момента, как его обделили чем-то, — язвительно ответил Вэй Ин. — Он сам велел сюда пойти. Обстановка странная, мы не знаем, чего ожидать. Ещё и ты здесь оказалась совсем некстати.

— Ну-ну, полегче с юной девой, — сказал Цзян Чэн, поднимаясь на ноги уже уверенно и мимолётно глядя на лекаря клана Вэнь. Выглядела она вызывающе, наверное, никакая она не помощница, а простая любовница Вэнь Чао. Однако вспоминая то, как он говорил ей «не сдохнуть» навевало на двоякие мысли: он настолько безразличен к ней, и у него уже новая любовница, либо есть что-то ещё. — Вы сами в порядке?

Девушка молча развернулась и поспешила покинуть лес, напоследок одарив наследника Цзян странным взглядом, на который среагировал Усянь, едва не засмеявшись.

Когда они вернулись к лагерю, где остановились адепты Цишань Вэнь, Вэнь Чао сильно злился, что те мало того, что не умерли как пушечное мясо, как он надеялся, так ещё и не нашли ничего стоящего. Девушка, сопровождающая их двоих, отчиталась и, заметив гнев господина Вэнь, едва успела уклониться от пощёчины. Юноши смотрели на эту сцену с нескрываемым возмущением и, разумеется, не знали, какую миссию он ей поручил на самом деле, но исход его явно не удовлетворил. К ним тут же подскочил Не Хуайсан, суетливо расспрашивая, где те пропадали, и всё их внимание наконец перешло на него.

Через несколько дней, во время очередной нелепой попытки заставить наследников заучивать правила ордена вслух, к Вэнь Чао подошёл один из адептов и сообщил ему что-то важное, судя по меняющемуся выражению лица младшего господина. Тот безо всяких публичных объявлений велел всем своим собрать «то сборище у его ног» к завтрашнему утру и отправиться на поиски тёмного железа, следы которого, наконец, удалось заметить. Местность там была скалистая, трава была сожжена местами, а воздух — совсем сухим. Поблизости была река, но пить из неё никто не рискнул, завидев странное движение в воде. Понадобилось немало времени и парочка талисманов, чтобы отыскать вход пещеру, прежде укрытую магическим туманом, который представлял собой дыру в земле.

Помимо навязчивого Не Хуайсана, на «обучении» присутствовал и Цзинь Цзысюань, однако он вечно держался гордым особняком, потому с ним особо и не разговаривали. Сейчас эти двое, на удивление, шли рядом, так как наследник Цзян отказался тащиться за руку ещё и с ними. Цзян Чэн оборачивался по сторонам, то и дело хватая под локоть отставшего Вэй Ина и отводя его за собой к остальным. Его шисюн не упускал возможности заговорить с той девушкой, которая сопровождала их в прошлый раз. Та, кажется, болтала сама с собой, идя поодаль ото всех и лишь мельком поглядывала на Усяня в ответ. Вэнь Чао сразу замечал их переглядки и не поскупился на удар по её худому плечу. Но девушка стойко держалась, лишь тихо извинялась, не пойми за что, и уходила вперёд.

— А-Чэн, ну и чем хорош клан, который относится к своим настолько пренебрежительно? — негромко говорил Усянь, глядя с презрением на Вэнь Чао. — Я, кстати, недавно подслушал, что говорят об этой дамочке. Настоящая гордость ордена, сокровище Вэнь Жоханя! Но почему-то только этот выродок говорит ей всякие неприличные вещи, даже зовёт её мужиком в юбке. Что такого, если девушка недостаточно женственна, чтобы быть его идеалом, она всё ещё обладает своей особенной красотой, ты согласен?

— Ага, видно, как она старается спрятаться за этими красками на её лице, кто знает, может, под слоями макияжа действительно нет ничего стоящего… А ты чего вообще заладил? Какое тебе дело до неё, А-Сянь?

— Ну-ну, не ревнуй.

За пустым разговором они не заметили, как оказались в тупике пещеры в виде совсем небольшого водоёма. Вэнь Чао недовольно выругался и приказал всем осмотреться, при этом не говоря толком, что он ищет здесь. Вэй Ин увидел, как в воде мелькнуло что-то чёрное, но не придал особого значения, когда Цзян Чэн схватил его за руку.

Девушка была единственным лекарем среди присутствующих адептов её ордена и не принимала активного участия в поисках, молча оглядывая местность. Усянь заметил на её лице странную ухмылку и устремлённый взгляд в воду. Заметила ли она тоже что-то необычное? Так или иначе, их взгляды встретились, и от такого пристального внимания он даже почувствовал лёгкую дрожь. В этой девушке было что-то крайне загадочное, но не понятно, что именно, очевидно, она использует это как оружие в ответ на травлю в её сторону. На одной вылазке она заткнула этим холодным взглядом самого Вэнь Чао. Неудивительно, что она любимица самого верховного заклинателя — Жоханя, который пугал своих же подчинённых не меньше.

В пещере точно была какая-то тварь, но никто приглашённых заклинателей не оповещал о деталях, чтобы они как-то согласовали свои действия и обдумали план. В голову Вэнь Чао пришла идея приманить нечисть живой кровью, и кто-то из присутствующих должен был стать приманкой. И пока остальные адепты запугивающе осматривали всех вокруг, подбирая жертву, Вэнь Чао схватил на шиворот одежд бедную девушку-лекаря из их же клана, которая присела на землю, чтобы что-то там разглядеть.

— Давно пора от тебя избавиться, не окажешь услугу, Мэйцзин?

— Так вот как её зовут… — еле слышно произнёс Вэй Ин и хотел что-то сказать Цзян Чэну, но тот сорвался с места и оттолкнул Вэнь Чао, и девушка отпрянула за спину к своему защитнику.

— Что ты себе позволяешь? — громко возмутился Вэнь, которого тут же окружили другие адепты, обнажив мечи.

— Хочу задать тебе тот же вопрос, — на удивление спокойным тоном отвечал Цзян Чэн. — Что ты себе позволяешь в отношении беззащитной женщины?

— Женщины? — тот рассмеялся так громко, что, кажется, в стенах той тесной пещеры что-то дрогнуло. — Ты сам-то взгляни на это разрисованное лицо, в нём едва кроется что-то от женщины. Ещё и фигура такая тощая, что подержаться не за что, кто её вообще захочет? Но это не имеет никакого значения, она слуга и обязана выполнять мои приказы, как и все остальные, так что не читай мне мораль и побереги честь своего ордена.

Девушка позади совсем не была напугана, и её руки, держащиеся за рукав Цзян Чэна, совсем не дрожали, и только Вэнь Чао закрыл свой рот, бросив высокомерный взгляд, она вышла из-за чужой спины и стала впереди. Кто-то из адептов перешёптывался, что не осталось без внимания:

«Какой позор, в итоге, наследник Цзян сам оказался за спиной этой бедной девы, разве что поведение достойное мужчины?»

«Вэнь Чао ничуть не лучше».

«И то верно, почему вокруг неё вообще создалась эта неразбериха, мы все тут помрём, если они не примут здравого решения, но разве такое придёт в голову к этому…»

— Закройте свои рты! — Вэнь Чао совсем выходил из себя и, наконец, тоже обнажил свой меч. Резким движением он направил лезвие на Мэйцзин, и, конечно, Цзян Чэн попытался развернуть девушку боком, чтобы ранение пришлось ему прямо по плечу. Замах был не самым сильным и оставил после себя лишь неглубокий порез. Однако увидев чужую кровь, девушка легонько стукнула в грудь своего защитника, как бы выражая недовольство. И когда Вэнь Чао вновь попытался нанести удар, Мэйцзин безо всякого сомнения встала впереди Цзян Чэна, и острие меча прошлось по её бледному от пудры лицу. Та схватилась за щёку, как бы пытаясь остановить кровь, и отвернулась, чтобы наклониться к воде и омыть рану, а Вэнь Чао победно усмехнулся. Никто из адептов даже не вступал в этот нелепый конфликт, и все лишь молча наблюдали.

— Да-да, умойся наконец, смотреть на тебя страшно! Я постарался на этот раз, крови натечёт достаточно, чтобы и ты навсегда осталась недостойной, и тварь приманила… Где же это чёртово… Ай, гуй с тобой! Осмотритесь ещё раз, пройдите в те углубления, но найдите хоть что-то!

Пока все разбрелись по разным углам, Цзян Чэн присел рядом с девушкой, которая всё ещё тщательно умывалась. Он смотрел на мутную воду и не понимал, почему она ни капли не багровела. Однако если здесь вправду спрятано что-то тёмное, то, наверное, этого стоило ожидать или даже чего-то похуже.

— Зачем ты полезла вперёд, глупая? — Цзян Чэн очевидно был зол на её выходку, но старался говорить спокойно, чтобы лишний раз не нагнетать обстановку. — Теперь все будут обсуждать, как я спрятался за девчонкой! Ну, в самом деле, Цзин-цзэ*.

— Пусть сначала выживут, чтобы обсуждать, — едва слышно отвечала она.

— Что?

— Ничего.

Девушка повернула к Цзян Чэну своё лицо без единого пятна пудры, теперь оно сияло чистотой и выглядело так естественно красиво, что наследник Цзян мысленно выругался на Вэнь Чао, посмевшего обозвать эту деву мужчиной в юбке. Да, она не была слишком женственной, но черты её лица действительно выглядели привлекательно, разве что в глаза бросалась слабая бледность губ, но в остальном она довольно хороша. Также он заметил, что рана на её лице пропала, и заметно удивился.

— Твоя рана так скоро затянулась? Не думал, что ты настолько сильная заклинательница и можешь исцелять себя так быстро.

— Я же из ветви врачевателей, ничего особенного. Кстати, твоё плечо…

— Ой да всё равно, оно не болит и само пройдёт, даже не смотри на него.

Вэй Ин, завидев их двоих за милой беседой, усмехнулся, ведь впервые видел, как его шиди разговаривал с женщинами вот так без заминки в голосе, да ещё и с такими сильными женщинами! Он подошёл ближе к ним и сел между ними.

— Вы привлекаете лишнее внимание, давайте попробуем отыскать, что хочет этот петух, и просто отправимся домой…

Усянь не договорил, засмотревшись на странное движение в воде. Опять этот чёрное пятно, от которого теперь, как он успел заметить, шли чёрные полосы. Первая мысль — водоросли. Вторая — чья-то голова с длинными волосами. Он тут же снял обувь и шагнул в воду, пытаясь ухватиться за «чёрное нечто», но оно призрачно уходило сквозь пальцы. В руках оставалась лишь мелкая листва. Цзян Чэн тоже заметил это и поспешил зайти в воду тоже, чтобы, как минимум, убрать руки Усяня от не пойми чего и вытолкнуть того обратно. Мэйцзин оставалась на суше и смотрела на них как-то странно, видимо, она ничего необычного в воде не приметила. Сзади вновь послышался голос Вэнь Чао.

— Никто не уйдёт отсюда живым, пока вы не отыщите нужную мне вещь! От неё исходит тёмная энергия, мимо глаз не пройдёт. Разве что вы слабаки, неспособные почувствовать истинную мощь.

Кто-то из приглашённых наследников впервые возмутился вслух, не боясь наказаний, и его поддержали несколько других. Вэнь Чао, в силу своего не лучшего характера, воспринял это как бунт и велел своим адептам атаковать всех, кто посмел перечить и высказать претензии. Среди прочих голосов послышался и Вэй Ина.

— Тот, кто притесняет других и вершит беззаконие, прикрываясь величием своего клана, заслуживает смерти. И не только смерти — ему следует отрубить голову и оставить на всеобщее обозрение в назидание потомкам.

— Что ты там болтаешь, Вэй Усянь?

Юноша лишь усмехнулся и повторил, чеканя каждое слово, но лицо Вэня совсем не менялось в настроении, лишь выглядело как-то тупо, что вызывало только смех.

— Что за чушь ты несёшь? Бред сумасшедшего! Ты получишь за свою дерзость!

— Вэнь Чао, ты знаешь, кто автор этих слов? Скорее всего, нет, но я с радостью просвещу тебя. Эти слова принадлежат прославленному заклинателю, твоему величайшему предку и основателю твоего ордена — Вэнь Мао. А ты смеешь звать это бредом? Какое там наказание полагается тому, кто посмел оскорбить прославленного заклинателя из Ордена Цишань Вэнь? Кажется, казнь без суда?

Вэнь Чао заметно покраснел и уже не собирался себя сдерживать, прикрываясь слугами, потому сам замахнулся мечом на Вэй Ина. Тот легко увернулся и, набрав духовной мощи в ладонь, ударил его по руке, держащую меч. Вэнь Чао уронил оружие, а Усянь успел поймать его и приставить к чужому горлу. К ним подходили адепты Цишань Вэнь, стараясь атаковать со спины, но Усянь был куда хитрее и проворнее, чем они думали, и благодаря нескольким прыжкам оказался на маленьком островке посреди воды. Ему не пришлось привлекать внимание голосом, слуги Вэнь Чао застыли, прекратив атаковать безоружных. Однако стоило Усяню только открыть рот, как он почувствовал, что земля под ним слегка дрожит.

— Цзян Чэн, это землетрясение?

— Ничего такого… Что-то движется под тобой!

Его рука тоже слегка вздрогнула, и острие меча краем прошлось по шее Вэнь Чао, не слишком глубоко, но это заставило Вэнь Чао тут же вскрикнуть и, вложив все силы в ладони, вырваться из плена, чтобы нелепо свалиться в воду. Тот небольшой кусочек земли, где стоял Вэй Ин оказался панцирем живого существа, которое, похоже, отошло ото сна и вынуло огромную голову из воды. Тварь тут же направилась к людям, проворно покидая водоём, чем вызвало сильное удивление у всех заклинателей, и те попятились назад. Первыми, конечно, среагировали Цишань Вэнь, Вэнь Чао, чудом избежав участи быть растоптанным громадной тварью, выскочил из воды довольно легко. Он в очередной раз спрятался за чужими спинами и только отдавал приказы, чтобы все другие, будучи живым щитом в очередной раз, стояли впереди и заманивали тварь в другую сторону, подальше от выхода. Заклинатели никак не могли защититься, и существо заглатывало их по паре человек, одних за другими. Хруст их костей во рту твари вызывал дрожь и животный страх, вынуждая безоружных заклинателей прижиматься к стенам тесной пещеры. Вооружённые адепты Цишань Вэнь не справлялись с угрозой и тоже старались держаться на расстоянии, стреляя из лука, но это только сильнее злило нечисть. Цзян Чэн, первым делом, схватил Мэйцзин и, прикрывая её спину, уводил в более безопасное место. Вэй Усянь спрыгнул с панциря и поспешил к ним. К счастью, в пещере было несколько широких отверстий на стене, которые в совокупности создавали небольшой лабиринт. Вот только эти стены были не такие уж толстые, и огромная голова этого существа могла запросто разломать их, однако Цзян Чэн вместе с лекарем и Вэй Ином умудрились скрыться в одной из таких непрочных стен, пока тварь бросалась на всех остальных в другом направлении. Усянь хватал за рукава всех, кто стоял поближе, и оттягивал к себе, пряча вместе с собой. Так, многие уцелели, ведь тварь потеряла их из виду, скорее всего, она была слепа и реагировала лишь на слух.

— Ну и мерзость, — шептал Вэй Ин сам себе, разглядывая существо внимательнее. Оно внешне походило на большую черепаху, причём довольно кровожадную. Юноша задумался, откуда она здесь вообще завелась и как давно? На ум приходили лишь обрывки из книг, но ничего полноценного из образов известных ему нечистых. Разве что Сюань У, но считалось, что это существо не столь жестоко. Когда черепаха более-менее успокоилась, заклинатели заметили отсутствие ордена Цишань Вэнь. На фоне всей суматохи те попросту сбежали и, мало того, срезали верёвки, буквально оставив умирать приглашённых на обучение.

— Трус! — возразил кто-то из уцелевших заклинателей.

— Как же быть? Родители и не подумают нас искать здесь, мы ведь на обучении.

— Мы просто умрём здесь!

— Нужно что-то придумать.

Цзян Чэн огляделся и вдруг ощутил резкую боль в плече. Его коснулась женская рука. Юноша только сейчас понял, что Вэнь оставили своего лекаря здесь, вместе с остальными. Какая жестокость! Девушка всё ещё не выглядела испуганной, что успокаивало Цзян Чэна, такая её реакция сейчас важна, несмотря на опасные для жизни обстоятельства. Он хотел заверить её, что защитит в случае чего, но та, кажется, совсем не заботилась по этому поводу и продолжала быть сама по себе, витая в мыслях и сохраняя холодный взгляд. Странная. Но, видно, очень смелая.

— Цзин-цзэ, ты в порядке? — спросил он, хотя подозревал, что ответ будет сухим и безразличным. Та осматривала его рану и вдруг перевела взгляд. Цзян Чэн только сейчас обратил внимание, что она была высокой, совсем чуть-чуть ниже его самого, и её плечи были слишком широкие в сравнении с обычными женскими.

— Разве я выгляжу старше тебя? — возмутилась она. — К чему вообще такое обращение?

— Я не знаю, сколько тебе, но выглядишь серьёзной, это придаёт лишние года.

Цзян Чэн совсем не умеет делать комплименты.

— Мне звать тебя Мэйцзин? Или можно Цзин-мэй?

Девушка лишь вновь отвела взгляд, махнув рукой, и он принял этот ответ как «зови как хочешь» и слегка улыбнулся уголком губ. Вэй Ин посмотрел на них двоих с подозрением. Если бы не бегство Вэней, он бы смело предположил, что нахождение девушки здесь, с ними, не случайно. Юноша подошёл к ней и бесцеремонно открыл её сумку на поясе, где лежали лекарства, подбирая что-то подходящее. Та легонько стукнула его по руке и самостоятельно достала нужное снадобье. Рядом всё ещё находились раненые, им нужно оказать помощь, а хмурый и озадаченный взгляд Усяня прямо напомнил девушке о своих обязанностях, как лекаря. Мэйцзин тут же отошла к паре пострадавшим заклинателям, а Вэй Ин вплотную встал к стене, плечом к плечу с Цзян Чэном, пытаясь говорить как можно тише.

— Есть идеи, как нам выбраться? Тварь, вроде, успокоилась, давай вернёмся к ней поближе и посмотрим. Или ты серьёзно ранен? Дай-ка посмотрю.

— Не лезь, я в порядке. На всякий случай подбери меч вон там, — Цзян Чэн кинул взгляд на оружие адепта клана Вэнь, тело которого уже покоилось внутри нечисти.

Вэй тихим неторопливым шагом приближался к брошенному оружию, а Цзян Чэн, идущий крадучись сзади, подобрал стрелы и пару луков. Другие заклинатели так же решили помочь им, и в итоге, всё оружие в миг было собрано в одном месте. Парни отрывали с подола немного ткани, чтобы обвязать несколько стрел вместе, вложив в узел духовную энергию, и те держались крепче. Мэйцзин боковым зрением следила за ними, но в то же время мастерски накладывала тугую повязку раненому, словно делала это по шаблону многие годы. Разумеется, талант изготавливать яды — не единственное достоинство, и потеря хорошего целителя заметно отразится на ордене Цишань Вэнь. В мыслях некоторых присутствующих закралась мысль и о том, что лекаря оставили здесь специально, однако как она намеревается потом сбежать, если вход завален камнями? Решение Вэнь Чао бросить здесь личное сокровище его отца и главы ордена не поддавалось логическому объяснению, вероятно, он действовал на эмоциях, и чужая жизнь его никак не заботила. Неописуемая жестокость. Долго ли сможет просуществовать орден, который не просто презирает весь свет за их слабость, но и так безжалостен к своим людям? Мэйцзин вела себя отстранённо, и взгляд её был холодный и безразличный, хотя руками она выполняла всё необходимое как врачеватель. Когда она подошла к воде, Вэй Ин скорее пошёл за ней, как можно тише, пока существо в воде вновь отсыпалось в своём панцире. Он дёрнул девушку за плечо и шёпотом спросил:

— Ты что делаешь? Нет смысла подходить ближе, пока мы не в силах дать отпор.

— Вы же наготовили целую кучу стрел, — с упрёком отвечала Мэйцзин, — вот и давайте отпор. Я хочу найти выход отсюда. Видел в воде листья? Отсюда есть течение, но, похоже, проход находится прямо под Сюань У.

— Сюань У? Ах да! Верно, я что-то помню из книг. Черепаха-змея.

— Похвально, молодой господин, что вы умеете читать, а что насчёт анализа? Есть идеи, как справиться с тварью?

— А в твоей сумке не найдётся чего-то отравляющего?

Мэйцзин тут же открыла сумку и указала на приличное количество бутылочек. Вэй Ин нахмурился, сосчитав целую дюжину.

— И для чего столько яда нужно лекарю, которого взяли с собой для охоты? — спросил Усянь с явной неприязнью.

— Личная инициатива, никто не давал мне приказ травить всех вас или что-то в этом роде. Тебе не в чем меня обвинить, признай, что я буду полезна, и забирай столько яда, сколько потребуется для стрел. Он совсем не для людей.

Юноше оставалось только поверить на слово и изъять у девушки всё, чем она могла воспользоваться. Когда Усянь вернулся к остальным, девушка снова отвела взгляд на мутную воду под ногами, задумавшись.

В книгах упоминалось, что Сюань У — это фамильяр Повелителя вод, однако как он мог оказаться брошенным здесь и представлять угрозу людям? Долгие годы ходили слухи, что на горе Муси обитает существо, пожирающее целые деревни, но спустя время оно, похоже, впало в спячку, плотно наевшись. Как водный бог мог держать подле себя такое уродство? Или он забыл о нём? Оставалось предполагать, что на черепаху повлияли тёмной энергией, однако на ум людям не приходил ни один демон, способный на что-то подобное. Люди попросту не знали, что Повелитель вод многие годы мёртв, и на его место до сих пор никто не переродился из Поднебесной, потому воды, с горем пополам, контролировались богами с низших небес. Люди вообще не знали очень многого из того, что творилось на небесах. Водный фамильяр был упущен из вида, в некоторых провинциях заводилась нечисть и похуже, а контроль небес над этим слабел и переходил в руки Хэ Сюаня, который, имея скрытный и тихий нрав, был известен мало кому, не прославившись особыми злодеяниями среди простых смертных и даже заклинателей.

Только один в этой пещере был полностью осведомлён, чей этот Сюань У теперь, и почему так привлёк орден Цишань Вэнь, но говорить об этом не спешил.

Мэйцзин присела на корточки и провела пальцем по воде, пока её запястье грубо не схватила бледная рука. Глаза девушки округлились, но она не отстранилась, наблюдая, как из воды медленно показывались горящие жёлтые глаза. Едва она хотела что-то сказать, как вдруг на плечо девушки легла чужая рука. В сравнении с той, которая мгновение назад обхватывала её тонкое запястье, она была такой горячей, что Мэйцзин слегка вздрогнула, но не от неожиданности, а от непривычного тепла и сильного потока светлой энергии.

— Всё в порядке?

Ей было непонятно, почему Цзян Чэн так учтив и вежлив с ней, почему вообще разговаривает, разве Цишань Вэнь — не всеобщий враг? Девушка фыркнула в ответ и заметила, что жёлтые глаза скрылись под водой, а на её поверхности показалось лишь чёрное пятно из тины.

— Тебе лучше отойти отсюда, Мэйцзин. Мы попытаемся отвлечь черепаху и поискать проход.

Девушка отошла в сторону, но не слишком далеко, чтобы продолжать наблюдать. Цзян Чэн счёл это за беспокойство с её стороны и едва заметно улыбнулся, прежде чем зайти под воду, глубоко вдохнув. Мэйцзин обернулась и увидела, как Усянь держит лук наготове к выстрелу. Через какое-то время наследник Цзян вышел из воды, как можно аккуратнее обходя черепаху вдоль стены. Тем временем Вэй Ин, убедившись, что его шиди отошёл на достаточное расстояние, запустил связанные стрелы, наконечник которой горел пламенем, добытым с помощью духовной силы. Удар пришёлся в шею, ранив неглубоко, и в тот же миг существо раздражённо засуетилось и показало голову. Послышалось шипение, и разъярённая тварь сдвинулась с места. Двигалась она как-то неуклюже, но быстро, хотя проворством Усяня уступала. Тот с лёгкостью увернулся от неё, отводя подальше от прохода под водой, то и дело запуская стрелы в раскрытую пасть или куда-то в стену, чтобы черепаха, среагировав на звук, ударялась о них головой. Пещера была тесной, и ещё непонятно, кому это выгодно. Мэйцзин стояла не так уж далеко и нападений не боялась, черепаха лишь раз коснулась шеей её одежд, но никак не среагировала. Неужели нечисть совсем перестала чувствовать живую кровь и бросается только на огненные провокации? В это время Цзян Чэн старался уводить остальных по безопасному пути, идя в очереди последним и направляя толпу приглашённых учеников к проходу. Так по одному они смогли выбраться, однако когда настала очередь Цзян Чэна, он обернулся с тревогой. Он не мог оставить Вэй Ина одного. Обеспокоенный взгляд упал и на Мэйцзин, которая всё ещё стояла на месте, чудом не попадаясь под атаки черепахи, и, кажется, ожидала чего-то. Существо почти вылезло на поверхность, и только в этот момент девушка схватилась за кинжал, припрятанный прежде в поясе. Оружие с сильным замахом полетело в глаз черепахи, который и без того видел очень плохо. Существо завопило от боли и лишь яростнее бросилось вперёд. Однако, как уже давно все поняли, девушка была не робкого десятка и, вложив в ладонь духовную силу, с лёгкостью оттолкнула большую голову от себя, чем прочие заклинатели похвастаться точно не могли. Цзян Чэн выбежал из воды и поспешил прямо к Вэй Ину. Он схватил его за рукав и повёл за собой. Черепаха мотала головой в разные стороны, и Мэйцзин отозвала своё оружие. Девушка бросила взгляд на юношей, державшихся за руки, и указала на воду, видимо, намекая, чтобы те наконец ушли, пока неповоротливая нечисть не закрывает собой проход. Но они совсем не собирались оставлять её одну. Вэй Ин вновь схватился за лук и вдруг обнаружил, что стрелы кончились. Сражаться чужими мечами? Очень невыгодная позиция, хотя девушка с мелким оружием управлялась неплохо, протыкая черепахи глаза раз за разом. Бороться эффективнее на расстоянии, да и чем-то помощнее. Сейчас бы очень пригодились собственные мечи, а ещё лучше — Цзыдянь госпожи Юй. Усянь бросился к Мэйцзин, Цзян Чэн — за ним, и, схватив её за рукав, оттащил за стену, где они прятались прежде. Черепаха не могла просунуть голову, ударялась о камень и вопила сильнее, но вскоре успокоилась и вновь скрылась под водой. Проход наверняка вновь закрыт, так просто отсюда не уйти, оружие — не самое пригодное в руках тех, кто хозяином не является, стрелы кончились, однако вскоре должен подействовать яд. Усянь выглядывал и прислушивался, не начала ли черепаха биться в агонии, однако панцирь лишь слегка шевелился в воде.

— Мэйцзин, скоро твой яд начнёт действовать? — спросил юноша.

— Вряд ли он её быстро убьёт, смотря, сколько ты яда потратил на все стрелы, которые попали в нужную цель. Но, конечно, она сейчас ослаблена и уже не так резко кинется откусить тебе голову.

— Лучше, чем ничего.

— И почему вы не ушли?.. — раздражённо спросила она.

— Ну, не могли же мы тебя бросить, как твой орден.

— Да какая разница? Для клана Вэнь я мертва, и мне нигде не будет места… Как обычно.

— Глупости, — тут же возразил Цзян Чэн. — Ты очень пригодишься в роли лекаря ордена Юньмэн Цзян. Подожди только, выберемся, и мы всё решим.

Мэйцзин отвернулась, чтобы её закатывающиеся глаза никто не заметил. Этого не хватало… Возмущаться, казалось бы, странно, ведь ей буквально дают второй шанс начать всё заново в другом ордене. Но всё бы ничего, а главную просьбу «свыше» исполнить следует вопреки остальному. План в голове зарождался медленно, но верно, её появление в ордене спустя какое-то время привлечёт уйму внимания, но эта эффектность пойдёт лишь на руку.

Вэй Ин всё так же подглядывал за черепахой, та начала слегка ворочаться, видимо, яд наконец подействовал в достаточной мере. Нутро иссыхало, защита слабела, и первоначальный разум, кажется, просыпался от тьмы, которая обволокла существо с давних времён. В воде показалось ещё какое-то движение, даже вынудившее Усяня приподняться с места и рассмотреть получше, но он тут же осёкся, когда его рукав схватила Мэйцзин, появившаяся рядом несказанно быстро и незаметно.

— Не иди, — её тон был всё таким же серьёзным, — пусть яд подействует в полную силу.

Вэй Ин посмотрел на неё и хотел было спросить что-то, но вдруг ощутил в теле некую слабость, от которой юноша присел обратно к стене. Цзян Чэн аккуратно, следя за взорами присутствующих, взял его за руку, переплетя пальцы. Руки обменялись духовной энергией, согревая обоих. Люди вокруг оставались настороженными, изредка поглядывая за черепахой, однако Мэйцзин тут же переводила их внимание на себя, то спрашивая о чём-то, то предлагая помощь. Благодаря ей никто не рассмотрел, как из воды поднялась бледная фигура, облачённая в чёрную мантию, и тут же скрылась вновь за панцирем черепахи. Нечисть издавала последние вздохи, пока её обезвоженные внутренности трепыхались от яда. Тонкие пальцы проходились по плотной стенке изнутри панциря, оставляя ритуальные кровавые надписи.

Девушка выдохнула с облегчением и позвала всех, чтобы те молчком пробирались к проходу, который закрыт существом лишь на половину. Так в него могут пройти не все, потому заклинатели выстроились в шеренгу и последовали за Мэйцзин. Та пропускала всех вперёд себя, но когда очередь дошла до Цзян Чэна и Вэй Ина, всё ещё державшихся друг за друга, то девушка встала перед ними, как бы закрывая от возможного нападения.

— Постойте, — прошептал Усянь и хотел подойти к черепахе, как вдруг получил лёгкий подзатыльник. — Ай! А-Чэн, я просто взгляну…

— С ума сошёл? Нужно выбираться.

— Вэни привели нас сюда не на смерть, тварь тут никто не ожидал, значит, есть что-то ещё. Что если оно где-то здесь, в воде?

«Какой умный нашёлся и так не вовремя. Пошевеливайтесь оба, иначе градоначальник Хуа в покое меня не оставит…»

Мэйцзин сама схватила Усяня за руку и повела за собой к проходу. Наступив в воду, они почувствовали что-то странное под ногами, словно дно стало глубже и теперь их тянуло вниз, откуда в этом мелководье взялось течение? Вопреки странностям девушка выглядела уверенной, и ей ничего не помешало потащить юношу за собой. Когда Цзян Чэн сделал несколько шагов и только хотел нырнуть, нечто схватило его за ноги и потянуло вниз. Он пропал из виду, а дно водоёма, кажется, совсем исчезло. Усянь испуганно начал водить руками по воде, но не смог нырнуть, какие-то силы удерживали его на поверхности. Он беспомощно стоял по пояс в воде, Мэйцзин крепко держала его руку, но уже не спешила нырять к проходу. Разумеется, никакая тьма в этой воде ей бы не помешала, однако играть свою роль нужно до конца…

В горле Вэй Ина встал ком, пока он хаотично разводил руками, пытаясь ухватиться хотя бы за волосы, хотя бы за одежды Цзян Чэна, но безуспешно. Мелкий водоём превратился в бездонное озеро, утянув вниз одного, и Усянь был готов пойти на дно следующим, это лишь вопрос времени.

Цзян Чэн действительно шёл ко дну, но тьма тянула его вниз неосознанно. Черепаха была одним из ключей к вратам водной бездны демона Черновода, и её смерть нарушила привычный порядок вещей, потому бездна начала утягивать за собой живого человека, как бы заменяя прежний механизм. Нельзя допустить, чтобы совсем молодой заклинатель стал живым барьером между миром смертных и владениями демона, но в то же время нельзя было выдавать себя с поличным, потому Мэйцзин оставалась в стороне, как можно крепче удерживая напуганного Вэй Ина подле себя, и надеялась, что сам Черновод с этим разберется, раз неслучайно оказался рядом.

Демон, обернувшись простой дымкой, обеими руками обхватил талию Цзян Чэна, который сопротивлялся тьме, как мог. Но светлая энергия попусту уходила в никуда. Черновод накрыл глаза юноши плотной тканью своих верхних одежд и потянул вверх, не отпуская от себя. Воздух в груди заканчивался, и оставалось лишь принять судьбу. Тело ощутило ледяную хватку, ещё холоднее, чем вода, но не смогло напрячься, наоборот, податливо прильнуло. Демон посмотрел на лицо юноши, тот был похож на мертвеца, ведь тьма просачивалась в него, вытесняя духовную силу, и провёл рукой по его щеке. Тот даже не вздрогнул, делая обречённый последний выдох. Свободной рукой Черновод собрал его духовную энергию, так бездумно растерянную поблизости и непринятую бездной, в одну каплю света и положил её меж своих губ. Прильнув к чужому рту, он впустил силу обратно и одним мощным толчком вытолкнул Цзян Чэна на поверхность. Тот мгновенно очнулся и почувствовал, как его держат под руки сразу двое: с одной стороны — бледный и напуганный Усянь, улыбающийся сквозь слёзы, с другой — невозмутимая девушка из чужого ордена, улыбка которой была такой же облегчённой.

Течение начало меняться, демон восстанавливал потоки тьмы, закрывая ворота в свои владения и уходя прочь, напоследок проводя рукой по обездвиженной черепахе.

«Иди уже, вслед за своим хозяином…»

Черновод действительно оказался здесь неслучайно, однако он всего лишь шёл по пятам Цишань Вэнь, а вот черепаха была тут долгие годы и, представляя собой немалый сгусток тьмы, удачно сбила с толку ищеек, которые всюду выискивали тёмное железо. Кусок артефакта всегда находился в самом укромном месте, внутри панциря, и выглядел как тонкий меч, именно благодаря этой тьме существо поддалось демоническому контролю и стало опасным. Съеденные заживо притупляли боли внутри существа, потому оно стало кровожадным, а смогло уснуть только тогда, когда уничтожило целую деревню. Не в интересах демона было содержать эту тварь, да и охраняла она не артефакт вовсе, а вход во владения, пока тёмное железо было брошено людьми и просто надёжно упрятано. Черновод воспользовался находкой с умом и умудрился сохранить её. Однако Хуа Чэн ясно дал понять, что эта вещь ему зачем-то понадобилась, потому Черновод без сомнений забрал меч из тела черепахи и скрылся с ним в направлении Призрачного города, чтобы отдать вещицу и отчитаться о выполненной задаче — проследить за наследником и адептом клана Цзян. Про освобождение из лап ордена Вэнь, конечно, не было и слова, но, похоже, паника, которую устроила разбуженная нечисть, сыграла на руку, и ненужные пешки сбежали самые первые. Разбежавшиеся пленные ученики принесут вести, каждый в свой дом, о том, как с ними обошлись, и Цишань Вэнь молчать не будут, подчинив одного за другим. Кровавые времена неизбежны.

Когда троица выбралась из пещеры, другие ученики уже поспешили каждый по домам, кроме Не Хуайсана, который от своих друзей не отставал ни на миг, не так давно отцепившись от рукава Цзысюаня. Цзян Чэн всё ещё выглядел слабым, хотя уверял, что чувствует себя хорошо. Усянь держал шиди под руку, позволяя опереться на себя, и смотрел с нежностью, убирая влажные пряди волос с его лица. Он был в шаге от самой огромной потери в своей жизни, потому сейчас так сильно цеплялся за одежду и не отводил взгляда, даже когда с ним заговорила Мэйцзин.

— Мне нужно уходить, — тихо начала она, глядя украдкой на юношей. Впервые на её лице показалось чистое беспокойство и даже грусть, а не холодное безразличие. — Вижу, с вами всё в порядке. Хорошей дороги в Юньмэн…

— Постой, — хрипло ответил Цзян Чэн и прокашлялся от остатков воды в горле, — куда ты пойдёшь одна?

— Вернусь домой ненадолго. Потом, возможно, в Цишань. Пускай пока думают, что я мертва, если им так хотелось.

— Где твой дом? — поинтересовался Вэй Ин.

— Фиолетовое поле*.

Юноши удивлённо переглянулись. На ум им могло прийти только одно место — владения ордена Мэйшань Юй — единственное и огромное поле в поднебесной, где росли лиловые маки. Однако эта местность очень отдалённая, и прежде до Юньмэна не доходили слухи о том, что где-то там есть поселения. Наверное, девушка говорит о какой-то совсем маленькой деревушке неподалёку.

— Это не так далеко отсюда, — очевидно уточняет Цзян Чэн, — но тропа туда ведёт весьма скалистая. У тебя нет меча, чтобы долететь на нём?

— С собой нет. Не беспокойтесь за меня.

— Да уж, ты себя показала! — улыбнувшись, отвечает Усянь. — Волноваться не будем. Но если ты напишешь весточку с просьбой о помощи, мы ответим. Однако если ты вернёшься в Цишань Вэнь, то больше не сможем помочь.

— Я понимаю. Прощайте.

Мэйцзин достала платок из сумки, закрыла им половину лица и быстрым шагом поспешила скрыться в лесу. Глядя ей вслед, Цзян Чэн тяжело вздохнул, но тут же расслабился, когда его щеки коснулись тёплые губы Вэй Ина. Хуайсан прикрыл свой румянец веером и постарался отвести взгляд, но единственный, на кого оставалось смотреть в этой ситуации, это такой же смущённый Цзысюань. Наследник Цзян был готов сгореть от стыда, но, кажется, те двое воздержались что-либо говорить на счёт увиденного. Тем лучше.

— Идёмте домой.

***

Четверо юношей расстались по пути довольно скоро. Пристань Лотоса встретила двух своих героев радушнее, чем в другие дни, ведь их возвращение было действительно опасным, от того и долгожданным. Глава клана приветствовал их первый и сразу же отвёл к лекарям. Юноши были уставшие и обессиленные, но главное — живые. Адепты собрались небольшой толпой у крыла врачевателей, выжидая, когда старшие к ним подойдут, им хотелось увидеть наследника Цзян и Вэй Усяня, послушать о том, что случилось. Вести ходят быстрее людей, потому, когда два героя Юньмэна подходили к дому, уже все знали, что приглашённых учеников Цишань Вэнь собрал в пещере под горой Муси, где они столкнулись с непростой нечистью. Вэй Ин отделался лишь ушибами и просто сидел на кровати, отказываясь от помощи и восстанавливая духовную силу, однако меридианы Цзян Чэна от чего-то были задеты куда сильнее, потому он уснул сразу, как только его голова коснулась подушки. Лекарства подождут, сон был куда важнее. Так Вэй Ин провёл в медитации полдня, охраняя сон своего шиди, который выглядел беспокойным, однако всё равно не просыпался. Когда, кажется, кошмар достигал предела, Вэй Ин открывал глаза и садился рядом, взяв Цзян Чэна за руку. Для восстановления сил ему самому понадобится как минимум пара дней, а отвлекаясь на рассеивание чужих снов, успехов в собственном просветлении едва ли можно добиться. Однако сейчас ему это ни к чему. Главное, чтобы с Цзян Чэном всё было в порядке, чтобы он набрался как можно больше сил, отдохнул и потом мог дать отпор, если Цишань Вэнь зайдут в своей войне далеко.

«Я всегда буду рядом, прикрою твою спину…»

Помимо беспокойства за Цзян Чэна, Вэй Ин также переживал, где сейчас Сань Лан. Когда они прибыли в Пристань, он не встретил их и не объявился даже к вечеру. Лишь на утро, когда к ним пришли Цзян Фэнмянь и Яньли, он узнал, что его друг отправился на важное задание, но не предупредил о своём местонахождении. Усяня злило, что его одного заботит судьба Сань Лана, не странно ли сложились обстоятельства? Все всегда относились к нему с подозрением, а сейчас доверили спрятать тёмный артефакт, сбить с пути ищеек Цишань Вэнь. Ещё и Лань Ванцзи, пришедший в Юньмэн за помощью, куда-то делся, хотя не так давно, по словам лекарей, едва мог передвигаться. Вероятно, он отправился следом за Сань Ланом, тогда за безопасность Второго Нефрита можно не переживать, но с его стороны всё равно глупо отправляться в путь, не оправившись как следует. Вэй Ин столько хочет спросить у Сань Лана, стольким поделиться и больше не расставаться с ним так надолго. Он никогда не задумывался о природе их отношений, его любовь к Цзян Чэну есть чистый и искренний результат подростковой стадии, которая так или иначе скоро вступит в новый этап. Однако ему также никогда не хотелось отдаляться от Сань Лана, с ним он чувствовал крепкую опору рядом, для Цзян Чэна он сам был этой опорой, потому что пообещал, не мог не сдержать слова. Глупости какие, не будет же Сань Лан рядом всегда. Он точно найдёт своё место в жизни, женится, останется верным слугой клана Цзян или уйдет — не так уж важно. Вэй Ин готов пожертвовать многим для его счастья, если придётся, но за Цзян Чэна он готов отдать жизнь и всё остальное, что только имеет ценность.

Столько нужно сказать, когда шиди очнётся. Столько нужно сказать давнему другу, когда он вернётся.

«Я точно знаю, что ты жив, но где?..»

***

Место, покинутое людьми, постоянно меняется и растёт. Здесь человек не властен, он не ставит ограждения, не строит высокие дома, тень которых прячет от солнца кусочки земли, он не заселяет животных. Место пустое и одновременно животворяще наполненное. Орден Мэйшань Юй знаменит как раз такими отдалёнными уголками своих владений, одинокими пастбищами и непахаными полями. Пурпурные оттенки появились на гербе ордена не просто так. Красные маки — единственные пышно цветущие растения за стеной, и те загадочным образом выцвели в лиловый оттенок, что и стало гербом ордена. Редкий вид мака дорого ценился, украшал собой букеты, входил в состав многих снадобий и ядов. Этот пик славы длился пару веков, а после мак стал традиционным символом, гербом Мэйшань Юй, его вышивали на тканях, рисовали на гербах и картинах. Но радость цветам длилась недолго. Идёт уже не первый век слухов о том, что маковые поля стали прокляты, воздух там нечист и отравляет всё вокруг: один взрослый закашлял кровью, юная дева, собирающая дикие цветы, не дожила до рассвета. Смертей было множество, и никто не мог понять истинную причину этого внезапного недуга. Когда смерть пришла за ребёнком, тогдашний глава ордена отдал приказ вывезти людей из самых дальних деревень, а ядовитые поля сжечь, пока лекари ломали головы над изготовлением лекарства. Поговаривают до сих пор, что пламя, охватившее тогда источник людской угрозы, окрасилось синим, чем сильнее напугало всех, и люди выстроили высокие стены, за которыми прячутся до нынешних времен. Бояться люди не перестали, даже когда удалось побороть все признаки нового поветрия, и маковые поля всё так же находились вдали от цивилизаций, семена даже никогда не разносились ветрами, и лиловые цветы больше не росли в стенах города. Главный символ ордена чуть не погубил его, но цветы до сих пор изображены на флагах, и люди продолжают помнить.

Будучи за высокой прочной стеной, ни коренные жители, ни приезжие заклинатели, ни даже главы ордена не заметили, как опасное маковое поле стало не таким уж и пустым. Прямо у его края, где начинался густой лес и следом скалы, стоял маленький, ничем не примечательный храм. Точнее, это было похоже на деревянную ветхую хижину, крышу которой заботливо укрывали ветви низеньких деревьев. Издалека такое убежище и не видно вовсе. Внутри было пусто, всего одна комната, и та едва заставлена, слишком скромно, чтобы зваться храмом. По двум углам находились деревянные тумбы, явно сделанные неумелым плотником на скорую руку, где лежала груда разных свитков, а сверху, на полочках, держащихся на удивление крепко, стояли толстые свечи. В двух других углах — кучки мусора из перьев, бумаги, сухих листьев и веток. Но самое главное сокровище это середина комнатки, где стоит ритуальная табличка, окружённая горсткой разноцветных драгоценных камней. Дощечка, окроплённая демонической кровью, с веками совсем не испортилась, сохранив на себе чёткие иероглифы имени — Билю Шицинь. Подле неё лежал меч с синей рукоятью, украшенной золотыми вкраплениями, который долгое время лежал без дела, однако совсем не утратил своей силы. Имя меча соответствовало имени владельца, который по наследству отдал своё оружие выжившему ученику.

Один раз в год рукоять с дрожью сжимает бледная рука, а на лезвие капают слёзы, от чего меч даже искрится. Яньцзин не любит прошлое, оно печальное, потому он приходит в храм лишь единственный раз в год, обычно в зимнее время, когда солнца совсем мало, и этот древний демон ищет тепло в единственных памятных вещах. Матушка говорила, что он родился в самый холодный день зимы, так неудобно и не вовремя. Поэтому Яньцзин не любил холод, ведь в это время он всегда приносил с собой лишь убытки и беды.

— Давно меня здесь не было, — одинаковая фраза, произнесенная по возвращению, шёпот которой заставляет вздрогнуть пламя свечей, — учитель. Подождите ещё немного, я сделаю всё как надо.

Яньцзин делает поклон и скромно ложится возле таблички, прижимая колени к груди, чтобы не занимать много места. Что внутри, что снаружи этого храма — гробовая тишина, здесь никогда не слышно ни ветра, ни птиц, ни цикад. Только если встать в самом центре макового поля и прикоснуться к цветам, можно почувствовать, как по рукам проходит зудящая дрожь, в голове раздаётся гул, множество чужих голосов смешиваются в единый вопль, молящий о пощаде. Никто из смертных никогда это не услышит, такое под силу только демону или небожителю. Загубленные души этой земли нельзя воскресить, и они никогда не переродятся. Их обиды хватило, чтобы вызвать поветрие и изгнать со своих захоронений чужих селян. Лучшее место, чтобы скрыться демону от всего мира. Даже Боги, которым поклонялись местные, не обращались на поле своего внимания. Яньцзину до сих пор интересно, есть ли тому весомая причина.

— Учитель, я побуду здесь до утра, а потом мне нужно уходить. Я сделаю всё как надо в этот раз. Простите-простите-простите, — демон вновь встаёт на колени и делает низкие поклоны, ударяясь лбом о ветхий деревянный пол. — Я задержался. Виноват-виноват-виноват…

Лицо мокрое от слёз, волосы прилипают к щекам, но он продолжает кланяться и извиняться. Всё шёпотом. Если говорить громче, свечи потухнут от его резкого голоса. Голоса демона без иллюзий, чистый и настоящий, без человеческих прикрас, способен не просто оставить его без света, он бы рубил им стволы деревьев, рассекал воду, достиг бы солнца, надломив лучи, если плач перейдёт в крик, похожий на тот, что он слышит всякий раз, идя в свое святилище по маковому полю.

— Увидимся через год, учитель.

***

Дни сменяли друг друга, ночи стали долгими и холодными. Пристань погружалась в раннюю зиму, начались ледяные дожди. Град побил ещё цветущие бутоны лотосов. Распространялись слухи о погодном недуге, охватившем Юньмэн так внезапно, и сеяли смуту среди населения: старики вешали на двери талисманы, молодёжь разжигала костры, чтобы прогнать нечисть. С холодами пришли существа, которых не видели уже несколько лет. Многие адепты припоминали проклятого слугу, исчезновение которого привело к такой беде. Кто-то винил высшие силы. Стихийные повелители наверняка гневались, и кто-то из местных жителей молился усерднее, но всё попусту.

Едва дождавшись, пока непогода утихнет хоть ненадолго, глава клана Цзян вместе с дочерью отправился в Ланьлин Цзинь. Нужно было решить, что делать с помолвкой девы Цзян и молодого господина Цзинь, на которой так сильно настаивали их матери долгие годы. Фэнмянь шёл на уступки, держа слегка неуверенную Яньли под руку. Ланьлин наверняка радушно встретит их двоих солнечным теплом.

Тем временем в Пристани Лотоса дождь лишь усилился, громко стуча по крыше, и адепты, тренировавшиеся до этого на малом поле, спрятались в своих комнатах. Цзян Чэн вернулся в свои покои и, сидя на кровати, устало смотрел на шисюна, которого, кажется, погода совсем не заботила. Сам себе на уме, верит в лучшее, улыбается чему-то, глядя в книжки.

Прятаться ото всех, чтобы дарить поцелуи, утомляет. Молчать — тоже. Невыносимое ощущение чего-то неизбежно печального. Только Цзян Чэн решает на всё наплевать, подойти и взять за руку, как вдруг слышится странный шум снаружи. Суета привлекает внимание не его одного, однако некоторые, наоборот, предпочли остаться в комнатах. Вэй Ин в миг стал серьёзным, отбросил книгу в сторону и подошёл к окну. Глаза его удивлённо и вместе с тем тревожно распахнулись, когда он увидел знакомую женскую фигуру, окружённую воинами в одеждах клана Вэнь. И лучше бы это была Мэйцзин, но никак не Ван Линцзяо. Не хватало здесь ещё и любовницы заносчивого Вэня. Опять он прикрывается женщинами, каков же слабак. Для чего стоило отправлять эту девицу прямиком в Юньмэн?

Кажется, шум дождя становился слабее в сравнении с шумом биения обеспокоенного сердца. Хороших предчувствий не было, не могло быть.

Вэй Ин и Цзян Чэн тут же вышли из своих покоев. Нежданных гостей встретили другие адепты, не намереваясь пускать их так уж далеко, однако по одной лишь просьбе Линцзяо один из воинов в красном двумя движениями меча лишил одного юношу жизни, и тот упал на своих товарищей. Те испуганно переглянулись, держа в руках мёртвое тело. Даже не пытались нагрубить, не угрожали оружием, велели дожидаться мадам Юй, но были проигнорированы. Это явно чересчур. Цзян Чэн схватился за рукоять своего меча, как вдруг рука матери коснулась его плеча, и он обернулся к ней. Он вот-вот сгорит от внезапной ненависти, нельзя допустить такое отношение, нельзя спустить с рук несправедливое убийство. Юй Цзыюань перевела свой холодный и высокомерный взгляд на Ван Линцзяо, и та, усмехнувшись, осмелилась заговорить первая, даже не приветствуя должным образом.

— У нас есть доказательства, что орден Юньмэн Цзян скрывает сбежавшего наследника клана Лань, а вместе с ним и тёмный артефакт. Отдайте то, что принадлежит ордену Цишань Вэнь, и сдайтесь без боя, и тогда, возможно, Бессмертный Владыка смилуется.

Мадам Юй скривилась в лице от отвращения к этой девушке и слегка нахмурилась.

— Клевета! — возразил Цзян Чэн. — Здесь никогда не было тьмы.

— Обыщите здесь каждый угол! — приказала девушка. — Госпожа Цзян, вам лучше сдаться по-хорошему.

От такого обращения Цзыюань была в не себя от накатывающей злости. Никчёмная девица, даже не заклинатель, пришла в её дом и безо всякого разрешения делает, что ей позволено, говорит, что вздумается.

— Что ты там крикнул, мальчишка? Никогда не было тьмы? Мы ведь, конечно же, не забыли, как вы многие годы прятали у себя слугу с демонической меткой, не позволяли нашим лекарям даже взглянуть на него. Думаете, это тоже сойдёт вам с рук? Возможно, вы прячете больше, чем мы предполагаем. Чистейшее зло! И зачем же прославленному ордену столь опасные орудия? На правах главнейшего ордена в Поднебесной орден Цишань Вэнь отберёт у вас тягостный груз, чтобы это вдруг не вышло из-под контроля и не навредило людям.

«Премерзкая ложь! Мама, ответь им! Не сдадимся без боя! Так ведь? Мама…»

Цзян Чэн обеспокоенно взглянул на мать, злоба её ощущалась на расстоянии, но она стояла на месте, сжав руки в кулаки. Чего она ждёт? Лицо её выглядит сосредоточенным, сдаваться она точно не намерена.

Адепты клана Вэнь бесцеремонно врывались абсолютно во все комнаты, обыскивая территорию. У них не было чутья, даже подсказок, какой энергией обладает нужный им предмет, только приказ. Вэй Ин подумал, что это выглядит смехотворно и усмехнулся про себя, но вдруг позади услышал чей-то тихий смешок. Он обернулся и понял, что, похоже, единственный здесь слышал этот звук. Цзыюань одним кивком дала сигнал Цзиньчжу и Иньчжу атаковать, и началась полнейшая суматоха, все схватились за свои оружия. Усянь вновь услышал смех позади себя и, обернувшись во второй раз, увидел вдалеке ещё одну женскую фигуру в чёрном ханьфу и доули с вуалью. Этот образ был ему отдалённо знаком, однако в голове не укладывалось, почему девушка находится прямо здесь, в Пристани. Та не смеялась вовсе, держала палец у губ, призывая к молчанию. Сердце юноши тревожно пропустило удар, когда смех послышался вновь, множественный и отовсюду. Это походило на чью-то навязанную иллюзию, странную уловку. Незнакомка тут же исчезла, растворившись тёмной дымкой, и юноша окончательно убедился, что Вэни пустили в ход тёмные силы. Для общей картины явно не хватало многих деталей, чтобы осознать происходящее вокруг и отыскать причины, но как важно это сейчас, когда Пристань под угрозой?

«Где же ты Сань Лан, когда твоя помощь была бы так кстати?..»

Билю Яньцзин, лицо которого наполовину скрыто тёмной вуалью, стоял поодаль, держа в руке меч с синей рукоятью. Со сверкающего лезвия стекали капли дождя. Рука его слегка дрожала в предвкушении, пока в голове повторялась одна и та же фраза, брошенная напоследок Хуа Чэном при их последнем разговоре:

«Защити их двоих».

Позади Яньцзина выскочил один из младших адептов Юньмэн Цзян, направляя меч прямо на демона. По всей видимости, он счёл его за чужого и представляющего угрозу Пристани. Яньцзин, легко развернувшись, поставил защиту и свободной рукой проткнул грудь юноши насквозь, вытащив из неё золотое ядро. Чужая кровь капала с рук, но он совсем не брезговал, поднося ко рту украденную силу. Технику этого ордена он не пробовал прежде.

Градоначальнику Хуа стоит выражать свои желания точнее в следующий раз. Или Пристань Лотоса для него ничего не значит?

Chapter Text

Сонная нега растворяется, когда поблизости слышится звон колоколов. Лань Чжань открывает глаза и чувствует, как его голова трещит по швам от резкой боли. Он приподнимается, чтобы принять привычную позу для медитации, и делает несколько глубоких вдохов. Духовная энергия переливается по меридианам с новой, особенной силой, Второй Нефрит чувствовал нечто подобное последний раз, когда впервые взял в руки своё оружие. В нём словно зародился новый цикл, а ощущения стали острее. Ванцзи приходит в себя окончательно, легко освободившись от головной боли, и наконец рассматривает обстановку вокруг: просторная комната оформлена в тёмных оттенках красного, мебель — из чёрного дерева, а украшения на стенах и подсвечники покрыты золотом. Вид чересчур роскошный и не ассоциируется у Второго Нефрита ни с каким убранством известных ему орденов. Очевидно, он слишком далеко от дома.

Поднявшись с постели, Лань Чжань первым делом поправляет налобную ленту, следом — одежду, и открывает двери. Воздух пахнет воском, пеплом, но ещё странно отдаёт чем-то сладким. Коридор очень длинный, с каждой стороны по десятке дверей, напоминает дворцовый лабиринт, а вместе с мрачным интерьером создаёт мистическую ауру, которая запугает всякого заблудившегося в этих комнатах. Лань Чжань смело шагает вперёд, не торопясь оглядывая запертые двери. Неизвестно, куда они ведут, но он решает идти строго прямо. Впереди слышится какой-то топот, и он интуитивно хватается за Бичэнь, но тут же со стыдом обнаруживает, что оружия при нём никакого нет. Лань Чжань открывает дверь напротив и заходит в комнату. Её стены чёрные, словно после пожара, повсюду стоят открытые сундуки, с горкой набитые золотом и драгоценными камнями, по углам кучами лежат мечи и луки. Одним словом, неубранная сокровищница. Он проходит дальше и, заметив что-то светящееся на полу, касается какого-то кубка. Двери позади резко распахнулись, Второй Нефрит поднялся и обернулся. Перед ним предстал юноша с миловидным лицом, одетый в красную лёгкую броню. Незнакомец сделал поклон, улыбаясь.

— Молодой господин Лань! Рад видеть вас в добром здравии. Моё имя — Шэ Цзяньпин. Сегодня я ваш покорный слуга. Еле отыскал вас! Больше не уходите без предупреждения, пожалуйста.

— Где мой меч? — холодно спрашивает Второй Нефрит. Его эта любезность не интересует.

— Мне вас доверили, извольте исполнить мою просьбу. Нужно прогуляться, пока мой господин разберётся со всеми накопившимися делами, а ещё, посетить лекаря и пообедать. Вы согласны, чтобы я вас сопроводил?

— Я в состоянии найти дорогу самостоятельно, — Ванцзи с недоверием смотрел на его натянутую улыбку, даже вежливость не внушала ничего хорошего. — Где моё оружие?

— Боюсь, это не так. Вы же впервые здесь, наверняка запутаетесь. Следуйте, пожалуйста, за мной.

Цзяньпин просто разворачивается и уходит, а Лань Чжаню не остаётся ничего, кроме как цокнуть языком и пройти за этим странным слугой. Зачем было спрашивать, если делает по-своему? Второй Нефрит идёт следом и замечает знакомый блеск на поясе Цзяньпина. Он ускоряется и начинает идти совсем рядом с ним, не отводя взгляда с чужого обмундирования. Слуга косится на него, вопросительно изгибая бровь, но ничего не говорит, продолжая путь.

Вскоре они вдвоём оказываются вне этого дворца. Улицы Призрачного города юный смертный видит впервые, потому они поначалу пугают его. Он видит много людей, полулюдей, но ещё не осведомлён, что они давным-давно мертвы и сейчас пребывают здесь в призрачном облике, который так или иначе отражает их прошлые жизни и грехи. Кто-то уродливый и полный ест личинок, кто-то идёт в порванной и окровавленной одежде, очевидно, погиб в драке или бою, а у кого-то просто органы наружу, которые призрак нехотя придерживает рукой. Есть и целые души, с руками и ногами, без рогов и клыков, но их меньшинство, среди них даже есть совсем маленькие дети. Картина вокруг отвратительная, Второй Нефрит не видел такого скопления нечисти в одном месте ни на одной ночной охоте, поэтому его слегка подташнивает, да и к тому же прикрытый рукавом ханьфу чувствительный нос терпит омерзительные запахи разложения. Судя по всему, он один это ощущает в полную меру. Слуга, идущий рядом, даже не морщится, продолжает идти с улыбкой на лице и даже здоровается с прохожими. Какое убожество. Вдруг Лань Чжань замечает, что какой-то призрак показывает на него пальцем и смеётся, за ним подхватывают и другие. Наверное, слишком чистый для этого места. Цзяньпин тоже замечает это, оглядывает Второго Нефрита с ног до головы, легонько усмехается и велит остальным расходиться.

— Не нужно стесняться, молодой господин, на их фоне вы выглядите слишком хорошо и даже мило.

Мило? Какой вздор! Что может быть милого в суровом лице Второго Нефрита клана Лань? Он недовольно сводит брови, ничего не отвечая, и поправляет налобную ленту, как вдруг кончики пальцев чувствуют пух на его голове. Он резко останавливается, проводит рукой и понимает, что у него на голове торчат кроличьи уши, которые свисают по бокам. И как он сразу не понял? Цзяньпин замечает на его лице панику и сразу соображает, как помочь.

— Молодой господин Лань, давайте сначала зайдём к одним девушкам, они сделают новую причёску? Уверен, это всё можно спрятать под волосы безо всяких проблем.

Лань Чжань неуверенно кивает и вновь следует за слугой, который довольно быстро отводит его в нужное место. Там их встречают около дюжины красавиц, все в белой пудре и с ярким макияжем, сильно отличаются от прочего населения здесь. Так думал бы Лань Чжань, не увидев в спине каждой из них торчащие золотые спицы. Девушки в миг окружили Второго Нефрита, расхваливали его внешний вид и, тихонько посмеиваясь, касались его ушей. Очевидно, тому было неприятно, что незнакомые женщины нарушают его личное пространство столь нагло, и это Цзяньпин тоже заметил вовремя, приказывая девицам спокойно выполнять свою работу. Расплатился он сразу и слишком щедро, на что Лань Чжань среагировал удивлённо. Но как ни проси Цзяньпина, он непреклонен, выполняет приказ «свыше» и потому расплачивается за всё сам, но только сегодня. Призраки сделали своё дело очень скоро, спрятав ушки под прядями волос и закрепив те маленькими заколками. Ничего не давило и не мешало, потому Лань Чжань самостоятельно перевязал налобную ленту, не позволив никому её коснуться.

Совсем другое дело. Однако нельзя быть уверенным наверняка, что причёска не распадётся от резких движений…

— Кто отдаёт тебе приказы? — спрашивает Лань Чжань, желая наконец разобраться, что происходит вокруг.

— Как кто? — Цзяньпин как-то неловко почесал затылок и усмехнулся, но увидев серьёзно настроенного Второго Нефрита, поменялся в лице и с некой долей гордости продолжил. — Градоначальник Хуа, разумеется.

— Кто это? — такого вопроса слуга, кажется, не ожидал и замешкался. Нет, ну раз господин Лань сомневается, значит, так надо, значит, нужно всё оставить на месте и не раскрывать карт. Приказа ведь не было.

— Хуа Чэн — самый главный в нашем городе, да и в Загробном мире человек не последний. Он самый молодой князь, однако необычайно силён и умён, в общем, не сравнится с остальными. Порой бывает грубоват и жесток, но к этому реально привыкнуть. Надо же ему держать планку на фоне всех остальных…

— Постой…

— Молодому господину Лань что-то известно о структуре княжества? Уверен, смертные мало пишут дельного. Я готов рассказать! Видите ли, Загробный мир поделён на несколько территорий, которые кольцом окружают центр Перерождений. У этого, есть более официальное и развёрнутое название, но запоминать это смертным ни к чему. В этом центре формируется очередь из душ, готовых к перерождению. Чтобы встать в эту очередь необходимо получить милость каждого из здешних князей, их, кстати, четверо. Точнее, пятеро, но с последним всё сложно, его две тысячи лет не видели, так что, по сути, должность и сам трон пустуют… Забудь-забудь, это всё неважно! Господин Хуа — четвёртый князь, а я его слуга, представитель, временная замена — зовите, как вздумается. Временной заменой я был до его возвращения и наверняка продолжу ею быть… Знаете, это так утомляет… Но не буду о грустном. Не всем призракам суждено переродиться, к тому же, получить милость можно только после верной службы, срок которой определить можно по грехам, содеянным при смертной жизни. Однако находятся и такие души, которые перерождаться не желают по собственному желанию, здесь их достаточно много. Самоубийцы и прочие страдальцы, их призрачная оболочка особенно заметна среди прочих, потому что слегка светится. Никогда всерьёз не задумывался, почему так… Может, у вас возникли какие-то вопросы?

Лань Чжань всё это время шёл рядом и внимательно слушал, не перебивая, пока его сердце бешено стучало от нахлынувшей тревоги.

— Получается, я умер?..

Шэ Цзяньпин непривычно нахмурился, всё время учтиво улыбался, а теперь выглядел сконфуженным, подбирая разумный и, главное, правдивый ответ.

— Нам нужно идти к лекарю, пусть вас осмотрит. Поговорим позже, вы только не переживайте…

Лань Чжаня этот ответ, конечно, не устроил, однако с волнением он справлялся пока неплохо. Согласившись на посещение врача, он отправился следом за слугой вновь, теперь сворачивая на другую улицу.

Лекарь ничем не отличался от здешних призраков, такой же нелицеприятный вид, однако его руки были аккуратные и чистые, несмотря на грязь из внутренностей, где он возился. Увидев посетителей, лекарь удивлённо охнул и тут же бросил все дела, повернулся и поприветствовал. Цзяньпин объяснил, что молодой господин Лань был ранен, и необходимо проверить его духовные меридианы. Лань Чжань присел на подушку на полу и прикрыл глаза, пока призрак трогал его запястье и шею. Лекарь начал кивать, отошёл в сторону, чтобы сделать несколько записей, и вернулся на место, развязывая пояс юноши. Тот дёрнулся от неожиданности и разделся до нижних одежд самостоятельно. Раны выглядели неглубокими, очевидно, зажили ещё в Юньмэне, переломы тоже срослись как нужно, а меридианы полностью чисты. Лань Чжань решил, что дело в его неполном обращении. Он впервые пребывал в подобном состоянии, а прежде был либо кроликом, либо человеком. Очевидно, у этого мира свои правила, однако раз Второй Нефрит ещё не умер, его образ был цельным и не светился. Всего-то ушки и… Хвост. Про его наличие упоминать не хотелось, но теперь не чувствовать его было невозможно, как и кроличий уши.

Судя по тому, как кивал лекарь, что-то записывая и поглядывая на Цзяньпина, он был немой. Лань Чжань воздержался от вопросов и объяснений, что с ним, и так ясно: всё зажило. Значит, пора продолжать свой путь и наконец уничтожить тёмное железо. Однако ни его, ни даже собственного оружия Лань Чжань не видел с тех пор, как потерял сознание. Он помнил лёгкое покалывание в теле, когда его поднял на руки Сань Лан, как слуга Юньмэн Цзян шептал что-то, а после — небытие.

Когда Второй Нефрит в сопровождении слуги покинул домик врачевателя, улица уже не казалась пугающей. Всё, что волновало юношу, это его семья. Раз уж он сейчас здесь, может ли встретить отца, мать или, хуже всего, брата? Он не знает, что с ним случилось, не знает, что делать дальше, куда исчез Сань Лан. Тревога накрывает вновь, и Лань Чжань идёт вперёд, немного пошатываясь, потому что в груди и ногах внезапно всё тяжелеет. От мысли, что потерял близких, подвёл чужой орден, прося у них помощи, он теряется, а его сердце горько сжимается. Ещё и эти призраки вокруг… Нужно держаться. Ещё немного, и Сань Лан вернётся за ним. Цзяньпин разворачивается и даже не думает помочь, а лишь легонько машет, заглядывая за спину юноши. Ванцзи развернулся и, едва не падая, почувствовал, как его за талию уже держит крепкая, но холодная рука. Сань Лан не позволил ему упасть, оказавшись рядом загадочно вовремя. Ситуация смущающая, Нефриту бы в пору отвернуться и, гордо поправив одежды, молча идти рядом, но Сань Лан довольно настойчив в своих действиях и не отпускает юношу из рук, даже когда тот, казалось бы, встал поувереннее и даже не хватался за чужие рукава в поисках опоры.

— Держи себя в руках, — заботливо сказал Сань Лан, с неохотой отпуская его из рук, — или лучше сказать, в лапках?

Вздор! Глаза Второго Нефрита моментально вспыхнули злостью, и он сделал резкий шаг назад, мысленно покрывая слугу Юньмэна всякими ругательствами, на которые отродясь не решился бы вслух. Сань Лан видит, как тот побледнел и весь продрог. Раз его физическое здоровье в норме, значит, проблема кроется в волнении. Что ж, для этого он и здесь.

— Ничего не бойся, идём обратно. Хочу кое-что тебе показать, — Сань Лан берёт его под руку на случай, если тот вновь начнёт переживать и думать о чём-то глобальном.

— Ничего я не боюсь! — резко отвечал Лань Чжань, но руку не убрал, только сжал в кулаки.

Сань Лан улыбнулся его отчаянию, и с помощью талисмана перемещения они вернулись в изначальное место, прямиком в сокровищницу. В комнате всё ещё царил какой-то хаос, который, очевидно, убирать никто не собирался. Всё это место чудом уцелело после пожара, очень давно, многое утеряно: оружие, зачарованные украшения и броня, до которых не было дела никому, несмотря на ценность. Сань Лан отпустил юношу, усаживая на большие подушки, и прикоснулся пальцами к его щекам, за что получил лёгкий удар по рукам. Главное, что бледность Лань Чжаня уже прошла. Хозяин сокровищницы повернулся и внимательно осмотрел помещение, как бы выискивая взглядом нужную вещь. Протянув руку вперёд, он выпустил из рукава талисман, который тут же принёс ему в ладонь кусок тёмного железа. Однако теперь артефакт выглядел иначе, его словно обволакивала кровавая пелена. Этот своеобразный защитный барьер нужен для того, чтобы одна тьма не смешалась с другой, ведь в этой сокровищнице слишком много тёмных вещей, пускай аура каждой уникальна, ей всё ещё не стоит объединяться с остальными. Глаза Второго Нефрита заметно расширились, и он поражённо вглядывался в кровавую оболочку железа, которая, кажется, пульсировала, словно сердце. Только он решает что-то спросить, как Сань Лан сжимает артефакт в руке с такой силой, что тот попросту превращается в чёрный песок. Он разжал руку, и Лань Чжань увидел небольшой кусочек рубина. Необработанный, совсем неаккуратный, однако в умелых руках наверняка стал бы красивым камнем для какого-то украшения. Если не представляет угрозу, конечно. Сань Лан протягивает ему драгоценный камень, пропуская песок сквозь пальцы на пол. Лань Чжань несмело касается рубина и чувствует, что его прежняя тьма либо всё ещё окутана барьером, либо исчезла вовсе, ведь от него не исходит ни капли энергии, по крайней мере, той, какая ощущалась прежде. Юноша не скоро забудет эту покалывающую боль, которая отдавалась в теле во время путешествия. Теперь это точно не принесёт выгоды, потому он отдаёт камень обратно, и Сань Лан складывает рубин в маленький мешочек, бросая куда-то в сторону, к остальным мелочам.

— Пожалуй, на этом твоя миссия завершена, — наконец заговорил Сань Лан, медленно проходя по комнате. — Извини, что обошлось без твоей помощи. Не хотел, чтобы ты растрачивал духовную энергию попусту вновь, поэтому справился сам. Только не начинай говорить про личную ответственность, мне хватит «спасибо», и разойдёмся.

Лань Чжань смотрит на него недоверчиво и вопросительно, пытается что-то в нём разглядеть и только сейчас замечает, что слуга Юньмэна выглядит немного иначе. Его одежда другая, получше и несколько побогаче, однако под чёрным поясом с драгоценными камнями, всё равно видна широкая фиолетовая лента с вышитыми на ней лотосами. Его волосы стали длиннее, а лицо слегка вытянулось, вот только взгляд потускнел. Если раньше можно было сказать, что этот юноша выглядит молодо и здорово, особенно в паре с Вэй Усянем, то теперь это повзрослевший заклинатель, лицо которого выражало некую скорбь и усталость. Глядя на него, Второй Нефрит делает не самый адекватный вывод: Сань Лан повзрослел на несколько лет. За одну ночь. По крайней мере, была уверенность, что сам Лань Чжань проспал ровно столько, но про это уточнять как-то не хотелось, и так многое было непонятно, а казаться любопытным и навязчивым он совсем не хотел.

Сань Лан делает какой-то обречённый вздох и, кажется, хочет что-то спросить, как вдруг двери сокровищницы распахиваются, и внутрь бесцеремонно входит Хозяин Чёрных Вод. В комнате стало непривычно холодно и даже сыро, от чего Лань Чжань слегка содрогнулся, но вида не подал. Этот гость не вызывал у него ни единой приятной мысли и ни капли уважения, хотя его опрятный внешний вид прямо указывал на какое-то высокое положение. Мелькнула догадка, что это может быть один из князей, о которых рассказывал Цзяньпин, но стал бы князь пренебрегать обязанностями ради такого простого визита? Ни свиты, ни слуг, словно старый друг пришёл в гости и ведёт себя как вздумается, однако Сань Лан и бровью не повёл, лишь сложил руки на груди, глядя на пришедшего совершенно нейтрально. Когда гость встал рядом с ним, то Лань Чжань в миг ощутил запах солёного моря, от чего поморщился, пряча нос за рукавом белых одежд. В его нос будто ударило сгустком тьмы. Выражение лица Хэ Сюаня на Второго Нефрита, кажется, выражало всю неприязнь и брезгливость этого места, неужели все демоны так и будут реагировать на чистые и белые одежды? Когда их взгляды встретились, юноша почувствовал уже сильную дрожь, словно он только что вышел из воды навстречу ветряному порыву. Жёлтые глаза смотрели сверху вниз с недоверчивым прищуром, и ощущалось это холоднее, чем в источнике Гусу, потому что этот холод пробирал до самых костей. Очевидно, этот демон куда сильнее, чем вся нечисть, с которой Лань Чжань сталкивался за годы своего совершенствования. Бороться с солёным запахом становится труднее, и юноша всё же чихает, а после со стыдом замечает, что из-за этого его причёска совсем распалась, и уши показались наружу. Девушки непростительно плохо справились со своей работой, выставляя молодого господина Лань в таком невыгодном свете сейчас. Конечно, можно было бы оправдать их тем, что закалывать уши к прядям довольно болезненно, но лучше уж потерпеть это, чем выглядеть нелепо униженным перед кем-то чужим. Сань Лан взглянул на Второго Нефрита, слегка улыбнулся и провёл пальцем по кроличьему ушку почти невесомо, за что вновь получил лёгкий шлепок.

— Лицо попроще сделай, мой дорогой, — обратился он к Черноводу. — И не волнуй мне крольчонка, иначе без плавников останешься.

— Больно надо… — отвечает тот, закатывая глаза с этого зрелища. — Я пришёл всего-то отчитаться…

— Как обстоят дела?

— Скверно. Война — это всегда толпы новых душ, становится невыносимо тесно, так что про гостеприимство даже не начинай, я не задержусь здесь больше никогда.

— Как будто тебе тут были рады хоть раз, не зазнавайся. С кем война? Всё те же?

— Красные пришли на чужие земли. Я шёл по другой стороне дороги, и что-то закрыло мне полную видимость. Странный синий туман вблизи гор, не стал разбираться.

— Подозреваю, чьих рук это дело, но сейчас это не слишком важно. А что с…

— С твоими детьми? — усмешливо перебивает Хэ Сюань. — Не переживай, наседка, они в целости добрались до дома. Вот только красные им покоя не дадут, сам понимаешь.

— Думаешь, они уже идут в Юньмэн? Что ж, это довольно предсказуемо. Но я верю, что они со всем справятся.

— Веришь? Ты ещё и ставки делаешь? Интересно же ты ввязался…

— Ты не один мне помогаешь, мне остаётся только надеяться, что он исполнит мою просьбу, и Юньмэн выстоит.

— Ты нанял демонов, чтобы уберечь заклинательский клан? Поразительная человечность. Это в тебе давно?.. Можешь, впрочем, не отвечать. Моя часть сделки выполнена, так?

— Да, ты можешь быть свободен.

— Если красные пойдут туда, они тронут и мои владения, так что я за себя не ручаюсь…

— Убей их, если посчитаешь нужным. Это только на руку. Только осторожнее с одним из них, который с синими глазами. Его энергию ни с чьей больше не спутаешь, ещё и человечиной несёт. Но, полагаю, он накладывает ряд иллюзий на свой облик.

— За меня-то волноваться не придётся. Синеглазых не видел. У смертных вообще бывают такие глаза?

— Такие — нет. Вреда он не принесёт, но если увидишь, палки ему не вставляй, у него явно есть что-то на уме, однако я не могу разузнать и пока не лезу, раз он соблюдает мои требования.

— Какому демону нужна война смертных, абсолютно никто в этом царстве не желает разгребать дела с прибывшими душами?

— Поверь, ты не хочешь знать об этом больше.

— Какая проницательность, и правда, не хочу. Хотя, кажется, я примерно понимаю, о ком речь.

Сань Лан улыбается и кладёт руку на его плечо.

— Надеюсь, ты не в его планах. Ты полезный и ещё мне пригодишься.

— Оставь эти сантименты крольчонку. Посмотри, он весь продрог. И что только у тебя за мания на кого-попало в белом… — демон сбрасывает его руку и уходит, напоследок недоверчиво покосившись на Второго Нефрита, который до тех пор хранил молчание.

«Себя вспомни… Я прекрасно вижу веер на твоём поясе, как бы ты не укрывал его…»

Лань Чжань выглядит крайне смущённым, нервно сжимая в руках ткань верхней одежды, и наконец делает свободный вздох, хотя в комнате ещё ощущается неприятная солоноватость воздуха. Сань Лан, явно этим не взволнованный, садится рядом с ним.

— Наверняка ты хочешь что-то спросить, — произносит он, разглядывая кроличьи ушки, но не решаясь прикасаться вновь. — Спрашивай, если хочешь.

— Ты поступаешь неправильно, — расстроенно отвечает Лань Чжань, немного хмурясь. — Зачем ты заключаешь сделки с демонами? Твоё проклятие — не особенность, она медленно убивает тебя, как ты не понимаешь этого?

Сань Лан молчит, глядя с удивлением.

— Тёмный путь сделает тебе только хуже. Уж не знаю, как именно ты разрушил артефакт, но ничего хорошего в этом нет.

— Разве ты добивался не этого?..

Теперь Второй Нефрит действительно злится и обеими руками берёт лицо Сань Лана, глядя ему прямо в глаза.

— Я пытаюсь помочь тебе изо всех сил. Но не могу понять, почему ты сам не хочешь спастись?

Сань Лан всё ещё не находит слов. Неужели этот юноша так и не понял, что перед ним сидит не просто проклятый слуга, а самый молодой и сильный князь демонов?

***

Тем временем в поднебесной сразу на нескольких территориях вблизи Цишань Вэнь идут ожесточённые бои. Независимые кланы борются за свою свободу ценой жизни просто потому, что один из знаменитых орденов решил расширить свои владения, распространив свою власть повсеместно. И если бы не их жестокость и тёмный путь, то все бы сошлись на различных условиях, заключив союзы. Но этот вариант не устраивал Вэнь Жоханя.

Пристань Лотоса стойко держалась. Одни адепты защищали орден, другие — окружные территории, и всё шло стремительно, прямиком к победе Юньмэна. До поры до времени.

Юй Цзыюань не только сражалась, но и всё ещё пыталась убедить Линцзяо провести переговоры, но девица была непреклонна, только посмеивалась и отдавала приказы не щадить никого, ведь на трупах искать нужную им вещь будет значительно проще. Нападение совершенно несправедливо, необоснованно, и однажды Цишань Вэнь ответит за это преступление в полной мере.

— Я повторяю в последний раз, госпожа Цзян! — звонко обращалась Ван Линцзяо, стоя в окружении адептов Цишань Вэнь под защитой. — Сдайтесь! Пока мы не пустили в ход оружие, о котором вы даже не догадываетесь…

Пустые угрозы Цзыюань пропускает мимо ушей. Если правда на её стороне, она не собирается сдаваться. В Пристани нет тёмных артефактов, отдавать попросту нечего. Остаётся лишь надеяться, что никчёмный больной слуга сделает своё дело. В любой момент может подоспеть вражеская помощь, и тогда нынешних усилий будет недостаточно, придётся укрывать наследника Цзян в Мэйшань Юй. Но вдруг Линцзяо не несла бред, и орден сейчас в подчинении? Не все факты сходились воедино, не был даже слух о захвате территории. Дешёвая уловка. Цзыюань не ведётся, но всё ещё опасается.

Во всей этой суматохе Цзян Чэн и Вэй Усянь кое-как умудрились не разойтись по разным сторонам, сражаясь исключительно бок о бок. Вдруг кто-то из клана выкрикнул, предупреждая о внезапной обороне на другой стороне поместья. Первая мысль Цзян Чэна: отец и сестра вернулись! А с ними и другие адепты из сопровождения. Вряд ли кто-то из других кланов мог оказаться поблизости и протянуть руку помощи. Юньмэн Цзян лишился такой удачи с того самого момента, как Сань Лан спустился в Призрачный город, но об этой связи они никогда не узнают, продолжая надеяться лишь на самих себя. Подумав о возвращении отца, наследник Цзян почувствовал прирост боевого духа, замахиваясь мечом поувереннее. Однако мадам Юй осекла его в тот же миг одним взглядом. Она единственная не была уверена, что Фэнмянь мог вернуться так скоро. Вэй Усянь тоже чувствует, что всё не так просто, потому решает пробежать на другую сторону, чтобы проверить обстановку. В конце концов, клан Вэнь мог обмануть их таким образом, чтобы сосредоточить силы в самом центре.

— Я сейчас проверю, — предупреждает Вэй Ин и быстро уходит, слыша за спиной довольно тихое напутствие.

«Будь осторожен».

Конечно, он будет. Есть ради чего вернуться живым.

Усянь движется сквозь толпу воинов клана Вэнь, хаотично размахивая оружием и чётко задевая каждую цель на пути, а потом вовсе оказывается на крыше, чтобы оттуда лучше наблюдать за происходящим. За ним кинулась пара заклинателей, но он с лёгкостью отбил удары и повалил их обратно на землю. Юноша слегка ухмыляется и видит, как около южных ворот адепты Юньмэн Цзян смело дают отпор врагу, и победа уже у них в руках. Однако он не замечает ни Цзян Фэнмяня, ни кого-либо ещё. Количество адептов на той стороне не возросло, а наоборот, лишь уменьшилось. Похоже, их бдительность притупили слишком легко. Вскоре взгляд Усяня падает на одного из адептов, который сражается быстрее всех остальных. Его удары резкие и более жестокие, хотя техника всё та же, Юньмэна, но сопротивление отличается особым напором. Это не походит на честную битву с балансом духовных сил, он тратит всю энергию на каждый удар, который с каждым замахом становится лишь сильнее. Усянь не смог разглядеть его лицо, заклинатель всё время стоял к нему спиной, либо разворачивался всего на какие-то мгновения для ударов, потому разглядеть было невозможно с такого расстояния. Кто из ордена настолько силён? Он видел подготовку чуть ли не каждого из них, но конкретно эти движения ему не знакомы. Усянь решает спуститься с крыши и подойти ближе, чтобы помочь с оставшимися противниками и, как минимум похвалить упорство и боевой дух. Убивая последнего врага поблизости, он подходит к тому самому адепту и, едва успевая окликнуть, резко останавливается. Прямо на его глазах этот заклинатель сделал разворот и убил сразу троих товарищей. Остальные так же стояли в оцепенении и еле успели отразить новый удар в свою сторону, но безуспешно. Усянь среагировал быстрее, хотя и был шокирован не меньше других. Он грубо схватил нападавшего и наконец развернул к себе, но удивлению предела не находилось. Сердце бешено забилось от увиденного: у этого адепта лицо стёртое, словно на неудавшейся картине, невозможно рассмотреть хоть какую-то черту, нет ни чётких глаз, ни носа, ни рта. Это выглядит не как глубокий шрам, это полноценная иллюзия. Магия сокрытия лиц — не самая редкая, однако к ней чаще всего прибегали именно тёмные заклинатели, но для чего клану Вэнь прятать свои лица? Ещё и бить своих же, украв одежду чужого ордена? Очень смелый обман, но Усянь, конечно, не поведётся, ведь уверен, что уже находится на шаг впереди. Разбираться более нет нужды, потому он сразу приставляет Суйбянь к чужой груди, не позволяя двигаться.

— Можешь не продолжать этот спектакль!

Адепт заметно вздрогнул, но сразу после выдал негромкий истерический смешок, хватаясь за чужое оружие обеими руками. Он двигался вперёд маленькими шагами, протыкая себя мечом насквозь. Усянь, конечно, знал, что люди, решившиеся пойти по тёмной дорожке, весьма безумны, но это выходило за некоторые рамки, известные ему прежде. На одежде показались тёмные пятна, но адепт не прекращал и, похоже, даже не мучился болью. Оказавшись вплотную рядом с Вэй Ином, он пользуется чужим шоком и резко ударяет его по шее, задевая необходимые точки. Юноша был слишком поражён, чтобы успеть предотвратить подобное, и тут же упал без сознания, а неизвестный наконец вытащил чужой меч из себя, брезгливо бросая на землю. Вниз начала обильно капать кровь чернильного цвета, заливая лиловые одеяния. В пару мгновений они окрасились в чёрный целиком, а в руках из тёмной дымки появилась доули с вуалью, которую адепт поспешно надевает на голову и скрывается на крыше, чтобы зажечь сигнальные огоньки.

Сердце Цзян Чэна забилось сильнее уже не от боя, а от тревоги, разъедающей изнутри с момента, как Вэй Ин ушёл на другую сторону Пристани. Он не слышал, что происходит позади или впереди, никто из адептов не возвращался живым, чтобы доложить обстановку. Вэни брали числом, и это явно уже не походило на несогласованные поиски артефакта на чужой территории. Беспокойство довольно скоро сменилось на злобу, и Саньду начал двигаться с большей жестокостью, что не ускользнуло от взгляда Цзыюань. Та недовольно цокнула, увидев, что воины Цишань Вэнь прибывают вновь, медленно одерживая победу над защитниками северной стороны. Решаться некогда, и женщина хватает за рукав Цзян Чэна, притягивает к себе и встаёт на меч, отправляясь на южную сторону, где они так и не дождались ни помощи, ни вестей. Она внимательно смотрит вниз, бегло подсчитывая количество умерших и с досадой прикусывает губы, как вдруг замечает Усяня, лежащего в крови посреди трупов и красных, и фиолетовых одеяний. Она ещё не знает, что кровь эта чужая, а юноша лишь потерял сознание, но всё равно спускается вниз к нему. Цзян Чэн спрыгивает с меча раньше, едва не спотыкаясь, бежит к телу Вэй Ина и падает на колени рядом. Лицо его не слишком бледное, в груди ощущается поток духовной силы, значит, ещё жив. Если бы не матушка позади, он бы решился поднять его на руки, но даже сейчас, под угрозой смерти, он боится раскрыться, показав их взаимную нежность другому человеку. Остаётся лишь дать несколько пощёчин, привести в чувства духовной энергией и помочь наконец подняться, и, к счастью, этого хватает. Только Усянь привстаёт с земли, кривясь лицом от боли, Цзыюань, прежде осматривавшая тела поблизости, резко схватилась за рукава их обоих и поспешила выйти через южные ворота, воспользовавшись отсутствием возможной угрозы. Юноши держались друг за друга и не понимали, чего она сейчас добивается, однако откуда-то у неё в руках оказались сети божественного плетения, которой Цзыюань тут же привязала их двоих и толкнула в ближайшую лодку. Цзян Чэн, у которого сил побольше, пытается выпутаться, и всё безуспешно, нити только кажутся совсем тонкими и непрочными. В таком положении им поможет только разрез духовным оружием. Цзыюань садится рядом, прижимает голову сына к своей груди, и хотя лицо её кажется холодным и невозмутимым, её руки горячие и дрожат, поглаживая волосы Цзян Чэна. Он отчаянно хочет сопротивляться, но она же не позволит.

— Вэй Усянь, позаботься о нём, — приказным тоном выдаёт Цзыюань, глядя на то, как Вэй Ин на удивление медленно приходит в себя после всего-то пары ударов, пускай и в слабые места. — Отправляйтесь оба в Мэйшань Юй и не возвращайтесь, пока я не отправлю письмо, вы услышали меня?

— Матушка, почему мы не можем остаться и помочь? Отец ещё не вернулся, — голос Цзян Чэна и удивлённый, и расстроенный, и злой, но эта злоба не выйдет наружу, пока он с тёплой надеждой смотрит на мать, которая сама старается изо всех сил, в попытках защитить семью и дом.

Цзыюань ничего не отвечает, напоследок целует сына в макушку, отстраняется и лёгким потоком духовной энергии толкает лодку от себя. Не хочет провожать взглядом и сразу же отворачивается, быстрым шагом скрываясь за южными воротами. Она возвращается и продолжает сражаться до тех пор, пока не замечает, что двери в главный зал открыты, а около них Иньчжу полулёжа держится рукой за раненый живот. В груди возникла давящая боль, но вместе с ней и горькая ненависть, ведь всё рушится прямо на её глазах, прежнее ускользает сквозь окровавленные пальцы. Цзыюань бросается вперёд, не обращая внимание на всё, что в пылу сражений кланов происходит за её спиной, даже направленный в её сторону меч одного из адептов Цишань Вэнь промахивается. Она ощущает позади себя движение, что-то совсем близко промелькнуло тенью так быстро, что и боковым зрением поймать не удаётся. Её рука крепко держит меч, а на пальце яростно сияет Цзыдянь и словно компас чувствует угрозу, Цзыюань готова к нападению, но как только она заходит в зал, то, закрывая за собой двери, замечает, что сзади неё никого не было. Она хмурится, не доверяя самой себе, но тут же отгоняет всякие мысли, возвращаясь к тому, зачем пришла сюда. В комнате подле Ван Линцзяо было совсем мало охраны, однако все они заняты поисками: перебирали свитки в шкафах, переворачивали и ломали мебель, срывали со стен картины, рисуя на них непонятные символы. Цзыюань держалась изо всех сил, пока девушка, нагло восседающая на троне главы Цзян, читала один из отчётов и с чего-то глупо посмеивалась.

— Что за бред, какие летние отчёты из Мэйшань Юй? Да мой господин лично подчинил их главу ещё весной! И пост установили, письмо оттуда попросту не дошло бы… Чепуха! Думаете, получится нас обмануть?

Мадам Юй встревожилась от мысли, что её родной орден пал так давно, а они даже не были осведомлены. Ещё в прошлом месяце Цзыюань обменялась парой писем с одной из сестёр, а сейчас эта девица говорит, что Мэйшань в строгом подчинении. Почему же в письмах и отчётах оттуда не было ни слова о том, что кому-то нужна помощь? Или стоило читать между строк, потому что отправка этих писем стоила слишком дорого?

Линцзяо повернула голову к Цзыюань и скривилась в лице, поднимаясь с трона и небрежно откидывая свиток в сторону.

— Ты что, ещё дышишь? Мерзость… — она не пытается скрыть своё отвращение к госпоже, подходя всё ближе.

— Не дождёшься моей смерти, — едва слышно говорит Цзыюань. Линцзяо проходит мимо неё, даже не глядя. Та удивлённо оборачивается, всё ещё держа меч наготове, и едва не сталкивается лбом с незнакомой девушкой в чёрных одеяниях. По ним не скажешь, что она из клана Вэнь: красных оттенков нет ни на ленте, виднеющейся в волосах, не на поясе, ни на доули. Похоже, именно она была той тенью, незаметно преследовавшей позади, но ради чего она здесь — неясно.

— Где ты шлялась, Мэйцзин? Раны зализывала? — очевидно, грубый тон Линцзяо её едва ли задевал, она даже улыбнулась весьма приветливо, снимая головной убор. Её волосы аккуратно завязаны лентой и ничуть не испорчены погодой или сражениями, хотя окровавленный меч на поясе говорит о том, что улыбка на лице — только маска невозмутимости и решимости. — Всё такая же дерзкая и своевольная, даже не приветствуешь поклоном, — говорит Линцзяо, брезгливо оглядывая девушку снизу вверх.

— А кто ты такая, чтобы тебя по-особенному приветствовать? — снова улыбается она в ответ. — Госпожа Вэнь? Или жена наследника? Нет, и такого не будет, не с твоей-то судьбой.

— Мерзавка, да ты завидуешь! На тебя-то саму никто никогда не взглянет! Посмотри на себя: отвратительное лицо, мужские плечи, ещё и высоченная какая! В тебе ни капли женственности или сексуальности.

По вздоху стало ясно, её совсем не заботило внимание со стороны противоположного пола, однако продолжение разговора вряд ли имеет смысл. Цзыюань только хотела заявить о своём присутствии, как Мэйцзин резко перевела на неё свой пристальный взгляд, уже не улыбаясь. Тело покрылось мурашками словно от ледяного ветра. Эти глаза в сторону госпожи Юй жутко неестественно заблестели синевой, кажется, пробуждая зло из самой преисподней. Каждой частичкой себя Цзыюань ощущала не просто тёмную ауру, сейчас перед ней словно первозданный источник зла, и женщина даже не вспомнит, когда в последний раз ощущала подобный страх. Милое выражение лица этой неизвестной девушки пропало совсем, оно действительно не выглядит женственным, наоборот, истинно мужское превосходство ощущается всем духовным нутром, которое, кажется, тоже сжалось от ужаса. Мэйцзин сделала шаг вперёд, но у Цзыюань хватило смелости не отступить, хотя тело заметно поддавалось тревоге, и её рука до сих пор крепко держалась за рукоять меча, готовая вот-вот ударить лезвием.

— Полагаю, вы ничего не нашли, — спокойно обращается Мэйцзин к Линцзяо, при этом не отводя глаз от госпожи Юй.

— Кто тебе доложил, зачем мы здесь? — недовольно спросила та.

— Ваши воины снаружи медленно терпят поражение. Я позвала на помощь.

— Отвечай на мой вопрос!

Цзыюань прикусывает щеку с внутренней стороны, в попытке выдержать взгляд на себе и наконец первой закрыть глаза всего на несколько мгновений, сделав глубокий выдох.

— В Юньмэн Цзян нет того, что вы ищите, — ровным тоном отвечает она, глядя то на Мэйцзин, то на Линцзяо. — Уходите.

Линцзяо смеётся, показательно издеваясь, и отвечает:

— Вы сами виноваты, что не сдались!

— Едва ли эти поиски являются поводом заявиться сюда, — тихо продолжает Мэйцзин, слегка сведя брови.

Рука Цзыюань дрогнула. В пору бы ударить Цзыдянем по лицу нахальной девицы, а лучше — обеих, потому женщина сначала берёт меч в левую руку, а после правой замахивается на Линцзяо, однако Мэйцзин мгновенно закрывает её собой, хватаясь за молнийный кнут голой рукой. Цзыюань распахнула глаза в удивлении.

Она попыталась развернуться, вырвав из чужой руки Цзыдянь, но хватка оказалась крепче, чем показалась изначально. Цзыюань потянула оружие на себя, а Мэйцзин схватилась за Цзыдянь обеими руками, её глаза поражённо рассматривали кнут и его рукоять, от чего Цзыюань с чувством превосходства усмехнулась. Однако сразу после Мэйцзин перевела взгляд прямо на неё и начала приближаться, перекладывая руку всё выше. Так она приблизилась к самой рукояти, всё это время смотря исключительно в глаза Цзыюань, страх которой не нарастал лишь потому, что она упорно с ним боролась, не забывая о равномерном дыхании и балансе духовной энергии, которую знатно задели тёмные узы, невидимо исходящие прямо из этих синих и упрямых глаз напротив. Рука Мэйцзин резко схватилась за её руку, которая даже не могла отпустить оружие, словно была прикована к нему. На тонких бледных пальцах показались тёмно-синие когти, и Мэйцзин провела ими по чужой кисти нарочито медленно, но та и не дрогнула от еле терпимой боли. Царапины от монстров с ночной охоты с этим никак не сравнятся. Цзыюань продолжада крепко держаться за Цзыдянь, однако тут ей перехватило дух от удивления, потому что вокруг них была уже не Пристань Лотоса, а лиловое маковое поле, освещаемое алым закатом. Она даже не пыталась разобраться в этой иллюзии, настолько всё вокруг казалось реальным, тёплым и самым дорогим из памяти. В поле вдруг подул ветер, от чего некоторые лепестки отпали от бутонов и, гонимые ветряным потоком, легко коснулись лица Цзыюань. Касания цветов ненавистного ордена пробудили в ней множество воспоминаний, которые прежде она хранила в мыслях лишь фрагментами.

Орден Мэйшань Юй против воли выдал её замуж за нелюбимого мужчину, потому что союз с Юньмэн Цзян приносил взаимную выгоду. С мнением самой младшей дочери никогда не считались, ей было тяжело даже заполучить тёплое и искреннее внимание, и даже в фиктивном браке она не нашла нежности, к которой так отчаянно тянулась всё детство. Цзыюань выросла в той же строгости, что и её собственные дети: без права на ошибку, без вольностей, без любви. Она всегда знала, какие чувства хранит её сын по отношению к Вэй Ину, но молчала, намеренно отводя взгляд и стараясь не спугнуть своей резкостью то, чего у неё и быть никогда не могло. Лучше ей посмотреть, верно ли наследник Цзян держит осанку и меч в руке, правильно ли помнит правила ордена своего и чужих, уважителен ли к старшим и истории предков. И совершенно неважно, чьих губ он несмело касается в тайне ото всех вокруг.

Когда-то давно, ещё будучи не замужем, Цзыюань сбегала из комнаты в самый разгар очередной семейной ссоры, прячась не то что за пределами ордена, а прямо за воротами. Ни один заклинатель не мог поймать девочку, ловкая и быстрая она легко скрывалась и пряталась там, где никто не рискнёт искать: за высокой стеной. У каждого жителя было в доме противоядие, однако оно спасало далеко не всегда, и всё равно юная Цзыюань бросала вызов сама себе, убегая далеко в маковые поля, которые отравляли её куда меньше, чем ругань близких. По возвращению она смиренно принимала наказание, при этом никогда не говоря ни слова, где именно пропадала, порой целую ночь. Потому никто кроме неё не знал, что за стеной живёт странный человек в золотисто-чёрном ханьфу. Глядя лишь издалека, она никогда не рассматривала лицо незнакомца, потому не могла заметить его синие глаза, налитые чернильной кровью от злобы и отвращения. Цзыюань продолжала сидеть в уединении, на расстоянии нескольких метров от стены, с любопытством поглаживая рукой ядовитые фиолетовые бутоны, аромат которых вынуждал кашлять весь оставшийся день. Однако он был таким сладким и приятно запретным, что девочка не могла выбрать другое место для себя, и вскоре её тело совсем привыкло к яду, перестав на него реагировать. Маленький маковый островок принял её к себе, и она мечтала остаться там надолго, познакомиться наконец с тем отшельником, живущим вдалеке, однако взрослая жизнь была слишком близко. В один день она шла обратно, не подозревая, что это уединение среди маков было её последним, и теперь остаётся только пойти на поводу у судьбы, молча надевая свадебные одеяния, пускай не ядовито-лиловые, но красные.

От нахлынувшей нежности лепестков и горьких воспоминаний одновременно она заплакала и от того даже не почувствовала, как через её грудь насквозь прошла чужая когтистая рука. Когти зацепились за золотое ядро и резко вырвали его, вынудив Цзыюань упасть на колени, согнувшись. Её руки с дрожью выпустили Цзыдянь, а иллюзия вокруг медленно распадалась на крохотные лучи, которые озарили весь тронный зал Пристани Лотоса, пока сознание окуналось в вечное небытие.

Линцзяо смотрела на эту магию очень недоверчиво, иллюзия её не коснулась, но её последствия в виде дымки — да, от чего она ещё и прокашлялась. Мэйцзин хотя и не ждала от неё вопросов, всё же сказала первая, скорее даже, для самой себя:

— Она умерла дома.

А затем проглотила ядро, от чего Линцзяо едва не стошнило на месте и она схватилась за живот в приступе удушливого кашля. Двери вдруг распахнулись, едва не сломавшись, и внутрь ворвались несколько адептов Юньмэн Цзян, впереди которых был глава клана. Мечи яростно двигались, сражение становилось ожесточённым, и Линцзяо, прячась за спиной невозмутимой Мэйцзин, только успокоила кашель и завопила от испуга. Женские крики не остались без внимания, и довольно скоро поблизости оказался Вэнь Чао в сопровождении Вэнь Чжулю, они оба сразу схватились за оружие и с лёгкостью дали отпор Цзян Фэнмяню. Напоследок Чжулю сжёг его золотое ядро, но не стал проглатывать при всех, брезгливо бросая его обугленные осколки на пол. Мэйцзин всю воротило от увиденного, такое обращение к еде для неё было неприемлемым. Впрочем, она и не претендует на это, ядра жены главы хватит ей с лихвой. Нутро покалывает изнутри, словно тысяча игл, от чего она сыта и вместе с тем всё ещё голодна. Тело главы Цзян на последнем издыхании упало около мёртвой Цзыюань, сердце его болезненно сжалось, и слёзы потекли из глаз вместе с кровью.

Пол комнаты устлан окровавленными телами, уцелевшие сидят по углам, а Вэнь Чао горделиво оглядывается вокруг себя, перешагивая трупы как какой-то мусор. Пускай он не нашёл то, что хотел, половина его миссии чётко выполнена, и теперь Юньмэн Цзян — один из множества захваченных орденов, пока самый крупный, который станет центром для очередной смотровой башни. Линцзяо ускользает из-за спины Мэйцзин прямиком в объятия наследника Вэнь и рассказывает, что Вэй Ин и Цзян Чэн с позором скрылись, но найти их наверняка не представляется тяжёлой задачей. Мэйцзин добавляет, что лично обезвредила Вэй Ина, и Вэнь Чао, с нескрываемым отвращением скривившись в лице, подходит к ней почти вплотную.

— Так, ты не сдохла, значит? Какая досада…

— Я понимаю, что вы сильно ждали моего конца, но пока можете только подержать его за щекой.

— Что ты там болтаешь? Дерзкая проститутка! Даже не надейся, что доберёшься до Безночного города живой в следующий раз. Один мой приказ, и ты сгниёшь прямо здесь, сидя на смотровом посту Юньмэна!

Девушка улыбнулась уголком губ и вновь надела доули. Линцзяо, резко вспомнив кое-что, сильнее схватилась за рукав Вэнь Чао, завопив о том, что «эта ненормальная съела ядро госпожи Цзян», очевидно, игнорируя факт что, в первую очередь, она спасла эту девицу от шрамов и побоев Цзядянем. Вэнь грубо притянул Мэйцзин к себе за плечи, вглядываясь в лицо. С её губ тонко стекала капля чужой красной крови.

— Серьёзно? Сожрала ядро? — повторяет Вэнь, с насмешкой вытирая ей подбородок рукавом.

— Это моя кровь, меня ранили, — девушка показывает на рану в груди, которую ей оставил Вэй Ин. Она не кровоточила, но порванные одежды были видны и без уточнений. Помимо этого, на одеждах было много чужой крови, потому ложь выглядела приемлемой.

— Ещё, она так бешено схватилась за кнут госпожи, я думала её изнутри сожжёт! — продолжал Линцзяо. — Она точно сумасшедшая, молодой господин!

Вэнь Чао на её реакцию улыбается и с любопытством осматривает Мэйцзин.

— Вот уж не думал, что ты всё ещё верна нам. Но это похвально! Продолжай в том же духе, и тогда, возможно, владыка смилуется.

— Он был мной недоволен хоть раз? — спросила Мэйцзин, отстраняя чужие руки от своего лица.

— Всё, что делала раньше ты, теперь в руках Вэнь Цин, она достойно справляется. Однако мы остались без твоих крепких ядов, ни у кого так больше не получается.

Мэйцзин молча опустила взгляд на Цзыюань, лицо которой не выражало боли или предсмертной скорби. Когда Вэнь Чао заметил это, то небрежно поднял оружие, кнут померкнул и сложился обратно в кольцо, ярко блеснув. Девушка недовольно смотрела на то, как Вэнь Чао покрутил эту вещь, ведь она бесполезна в его руках, а после безразлично кинул обратно. Кольцо падает так, что его ударяющийся звон, кажется, слышен где-то эхом у Мэйцзин в голове, напоминает звук осколков.

Вэнь Чао хватает за талию свою фаворитку и садится с ней на трон в зале, приказывая всем остальным сложить трупы где-то подальше, желая избавиться от них как-нибудь позже, а Мэйцзин, медленно опустившись вниз, забирает Цзыдянь с пола и прячет во внутреннем кармане, а после оставляет в руке мёртвой женщины маковый бутон. Когда адепт, стоящий поблизости, грубо спрашивает об этом девушку, та сразу находит оправдание своим действиям: Цзыюань родом из её родного города, прославленного именно маковыми снадобьями, маки используются так же при погребении. Похоже, этой лжи было достаточно, до оружия никому дела нет, потому Мэйцзин, свободно выдохнув, покидает комнату. Она проходит весь двор и скрывается между домиков, тихонько смеясь с собственных действий, ведь могла бы не оставлять в живых абсолютно никого. Жалкое подобие человечности, это так далеко теперь. Как только она захотела ускорить шаг и достать талисман перемещения, её вдруг грубо схватили и потащили в сторону. Чужая рука сжимала тонкую шею и придавливала девушку к стене. Мэйцзин лишь изображает удивление, нервно держась за ткань одежд, такой исход был слишком очевиден, рано или поздно. Однако это — всего лишь Вэй Усянь. Он выглядел бледным и слабым, но хватка была крепкой, а глаза с мелкими кровоподтёками смотрели на девушку удивлённо и злобно одновременно. Цзян Чэн тут же выходит из тени и хватает его за запястье, слегка отстраняя.

— А-Сянь, постой, это же…

Мэйцзин демонстративно прокашлялась, а затем обняла себя за плечи, словно продрогнув от резкого холода или испуга. Нелепая ситуация, но играть лучше до конца.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло спросил Усянь. — Как ты посмела заявиться сюда после всего? Какие у тебя оправдания? Приказ?

Тон его с каждым вопросом становился агрессивнее, молчание Мэйцзин только усугубляло ситуацию. Цзян Чэн хотел заступиться вновь, но совсем рядом послышался шум, и несколько адептов Цишань Вэнь в миг оказались здесь. Вэй Ин вздрогнул от неожиданности, схватился за меч и мгновенно приставил к горлу девушки. Их троих окружили, по меньшей мере, шестеро, и почти сразу же показался Вэнь Чао в сопровождении Чжулю.

— О, что это тут у нас? Ещё дышите, наследники? — надменно спросил Вэнь Чао, ухмыляясь и переводя взгляд на невозмутимое выражение лица Мэйцзин. — Ой, да можешь смело перерезать ей горло, не так много мы от этого потеряем, отыщем друго мастера ядов. А вот вы! Вы уже потеряли всё.

Девушка всем телом ощущала чужую дрожь и страх, который заполнял Вэй Ина изнутри. Очевидно, сил сражаться у него не было, потому он лишь пятился назад, как бы закрывая собой Цзян Чэна, но и не отпуская оружие. Вложив всю силу в ладонь и коснувшись лезвия меча, Мэйцзин решила выбить его из последнего равновесия, и получилось весьма удачно. Рука юноши постыдно выронила оружие, и адепты кинулись вперёд, атакуя. Цзян Чэн достал Саньду и несколькими взмахами отбил сопротивление двоих, но Вэни нечестно превзошли числом, а кто-то вообще достал талисманы обездвиживания, потому его и Усяня схватили мигом. Рукопашным боем тоже не удалось вернуть ситуацию под контроль, и вскоре они лежали на земле в полубреду, окутанные тьмой очередного талисмана, энергия которого не давала подняться, и от того захлёбывались собственной кровью.

— Я ещё не решил, что с ними делать потом, но вряд ли они представляют хоть какую-то угрозу, — говорил Вэнь Чао, глядя на юношей сверху вниз. — Подвергнем пыткам, пока не признаются? А ты что думаешь, Вэнь Чжулю?

Его слуга лишь брезгливо покачал головой. Никто из адептов не нашёл и следа энергии тёмного железа здесь, расспросы явно не принесут пользы.

— Ладно уж… Они твои, Чжулю, если хочешь.

Наследник Вэнь и другие адепты ушли, очевидно, не желая видеть пускай и привычную для себя картину. Изрядно проголодавшийся Вэнь Чжулю улыбнулся, наклонившись сначала к обездвиженному телу Цзян Чэна. Мэйцзин скривилась в лице и, выпустив когти, и схватила его за руку, которую тот приставил к груди юноши. Чжулю озлобленно посмотрел на неё, и глаза сверкнули синим, от чего сердце в груди девушки болезненно защемилось.

— Кто ты такой, чтобы помешать мне? — спокойно спрашивал Чжулю, облизываясь и роняя собственные слюни. — Никчёмный, тебе и девицей притворяться не нужно, силёнок нет ни на что.

Уж кто, а этот слуга Вэнь — отнюдь не глупый, и его демоническое чутьё способно видеть сквозь всякую иллюзию, тем более, себе подобных. Покуда скрывать больше нечего, Мэйцзин ослабляет свои чары, женственное лицо обретает острые черты, меняясь словно глиняное изваяние и преображая прежде юную красавицу в не менее красивого, но взрослого мужчину. Воспользовавшись секундным моментом, Чжулю свободной рукой отталкивает его и входит всей кистью руки в грудь Цзян Чэна, вытаскивая его золотое ядро. Яньцзин тут же бросился на него и повалил на землю, выхватывая золотое ядро. Пусть не пытается казаться упрямым, в ловкости Чжулю проиграет.

— Это не твоё, — недовольно шипит Чжулю и ударяет по лицу. Но эта пощёчина как лёгкий щелчок пальцами, толку для непревзойдённого никакого. Яньцзин сначала прижимает в груди чужое ядро, а затем резко засовывает его в рот, без того полный слюней, но сдерживается и не глотает. Чжулю злится и теперь тянет руку к груди Усяня, однако Яньцзин предусмотрительно хватается за брошенный рядом Саньду и отрубает настырному Чжулю руку. Тот кричит от боли и злобы, а по взгляду видно, что он ещё и не ожидал такой резкости. Когда на его крик сбегаются адепты, на месте уже никого, кроме самого Чжулю без правой руки по локоть и в луже собственной чернильной крови.

Синеглазый демон использовал талисман перемещения, коих в рукаве всегда было достаточно для внепланового побега. Всего одной рукой он крепко держался за верхние края одежд Цзян Чэна и Вэй Ина, ещё пребывавших в затуманенном состоянии, тащил их за собой какое-то время совсем без усилий. Когда рука всё же затекла, он резко бросил их двоих, потряс конечностями, скрепя древними костями, и присел рядом перевести дух, вновь усмехаясь с того, как постыдно убегает. Совсем не подходит его рангу и титулу. У него текут слюни из уголков рта, и тёмно-синяя кровь по капле идёт из носа, скорее, от безумия в голове, ведь не глотать такое сладкое сильное ядро невыносимо тяжело для него, особенно, после многолетнего воздержания прежде, но он очень старается стерпеть, просто потому что это в его планы не входило. Не говоря уже о том, что градоначальник Хуа не оставит его в покое после подобной выходки. Хотя Яньцзин не понимает до конца, к кому из этих двоих привязан Хуа Чэн, он всё равно присматривал за обоими, на всякий случай. Он очень бережно вытаскивает золотое ядро из своего влажного рта и подвигается к бессознательному телу Цзян Чэна, следом медленно засовывая его ядро обратно в грудную клетку. Вышло не слишком удачно, и оно немного треснуло. Кажется, Яньцзин даже ощутил этот лёгкий хруст на себе. Ломается ровно так же, как сломаются его собственные кости, если Хуа Чэнчжу узнает обо всем произошедшем. Но он что-нибудь обязательно придумает. Ядро кое-как возвращено на место, но Яньцзину совсем нечем зашить сквозную кровоточащую рану, и Цзян Чэн прямо сейчас теряет много крови, а нарушенное нутро пока не способно передавать духовные потоки по меридианам, потому демон применяет тёмную магию: чёрные нити появляются на теле наследника Цзян, в пару мгновений затягивая рану невидимой иглой. Он чувствует, как из тела вытекает светлая энергия, потому делает прокол в руке Вэй Ина и проводит между ним и раной Цзян Чэна ещё одну нить, по которой тут же стремительно двинулся поток духовной силы. Можно выдохнуть с облегчением. Похоже, за эти мгновения, пока он спасал смертного, у него высох весь рот, хотя кровь и ядро пахли так вкусно, что сводили с ума, и Яньцзин поражён собственной выдержкой. Он уверенно встаёт на ноги и оглядывается по сторонам. До Мэйшань далековато, но парочки талисманов хватит. Демон прикладывает пальцы к губам, и раздаётся свист. Рядом из ниоткуда вдруг оказывается мальчик лет четырнадцати, стоя в полупоклоне.

— Господин, вы быстро управились, — приветствует он Яньцзина звонким голосом, не разгибая спины.

— Бери того, с красной лентой, и давай на плечи. Отнесём их домой и поможем, у них раны тяжёлые. Есть нельзя! И всем остальным так передай!

— Как прикажете, господин.

Яньцзин аккуратно поднял на руки Цзян Чэна, когда как тот малолетний слуга резко схватил Усяня, с лёгкостью взвалив его к себе на спину, и резво устремился вперёд, несмотря на тяжесть чужого тела. Демон, дабы не травмировать наследника Цзян лишними движениями, с помощью двух талисманов очутился в пару шагах около главных ворот Мэйшаня. Проворный мальчишка догнал его почти сразу, как к Яньцзину подошли другие люди и помогли донести раненых гостей в один из домиков, в крыло врачевателей. Повсюду зажглись огоньки, и город ожил. Глаза всех жителей под светом фонарей заблестели яркой синевой.

Едва Яньцзин хотел выдохнуть, опуская тело Цзян Чэна на чистую постель, как вдруг к нему подбежала девушка и села рядом. Её руки с дрожью касались плеч юноши, несколько слёз упало на его кровавую мантию, но она лишь шептала что-то себе под нос. Демон наклонился, чтобы рассмотреть её лицо, и та подскочила на месте от испуга. Он совсем забыл про иллюзию. Пришлось отвернуться всего на миг, чтобы вернуть прежний образ. Той девушкой оказалась не кто иная, как Цзян Яньли, однако это шло вразрез с планами Яньцзина.

— Что ты тут делаешь? — прямо спросила теперь уже Мэйцзин, поворачиваясь к ней вновь.

— Где же ещё мне быть теперь? — спокойно спросила Яньли, хотя всё ещё выглядела настороженной, оглядывая незнакомку впереди себя. — Юньмэн в опасности, и отец отправил меня сюда, как только понял, что случилось. Мы тогда возвращались домой на лодке, всё было в огне… По пути мы не видели ни матушку, ни братьев.

— Братьев?.. — удивлённо спрашивает демон, не нарочно рассуждая вслух и припоминая их тёплое общение ещё со времён сражения с Сюань У в пещере. Впрочем, его это не касается.

— А-Чэн — мой младший брат, а А-Сянь… Вырос вместе с нами, он тоже часть семьи. Разве вы не узнали меня, госпожа целительница? Я Цзян Яньли, нынешний глава ордена Мэйшань Юй — мой дедушка по маминой линии. Раз в два-три года мы приезжаем сюда… Вас я не помню, наверное, вы здесь совсем недавно…

— Ваше имя мне знакомо.

— Я слышала, что с недавнего времени городом управляет молодой советник. Потому что дедушка в преклонном возрасте, всем занимается этот самый господин-советник. Мэйшань Юй находится в подчинении Цишань Вэнь, но, слава Небесам, что все живы… Вы случайно не знаете, госпожа, о ком тут все говорят? Что за советник? Он из клана Вэнь или…

Демон молчал на этот счёт, ведь выдавать себя сейчас не намерен. К тому же, он удивлён, что Яньли вправду приняли как родственницу и не сожрали, едва завидев у ворот, как и того же главу Цзян. Он отвечает уклончиво, но с улыбкой на лице.

— Мэйшань не находится в подчинении, он свободен, будьте спокойны, госпожа Цзян. Вы же не видите здесь никого из ордена Вэнь, так ведь? Кроме меня, конечно. Но после всего, что случилось между мной и наследником Вэнь, мне не будут там рады. Да и не впервой!..

«Можете не переживать, что я воткну вам нож в спину или что-то вроде того… Сегодня».

Оставляя Яньли, полную раздумий о сказанном, наедине с братом, он покидает крыло врачевателей, направляясь прямиком к главе Юй, а в комнату после него заходят несколько женщин, которые тут же начинают оказывать помощь Цзян Чэну, обрабатывая и перевязывая раны.

Яньцзин зашёл в главный зал ордена и увидел, как пожилой глава клана сидел за столиком и пил что-то из чашки. Судя по пятнам на столике, это была человеческая кровь. Рядом с ним сидела его жена, такая же немолодая, которая подавала ему в руки небольшие пирожные.

— Приветствую в добром здравии, господин Юй, — говорит Яньцзин, привлекая внимание, на что мужчина, убирая чашечку, улыбается и делает лёгкий поклон головой. За ним повторяет и его жена. — Господин Юй, приятная, должно быть, выдалась встреча с родственниками, не так ли?

Пожилой мужчина в лиловых одеждах улыбался, однако из его глаз вдруг потекли кроваво-синие слёзы.

— Пощадите за своевольность, господин Билю. Пощадите её…

— Пустое! Ничего, если девчонка останется здесь, мне не так уж принципиально, в самом деле.

Демон садится за столик напротив, к нему подходят служанки и, судя по запаху, наливают в пиалу ту же кровь, что и у главы клана.

— Нет-нет, не нужно, я такое не пью. Можно мне лучше такое же пирожное? — он указывает рукой на тарелочки с десертом на соседнем столе. Госпожа передаёт свою тарелку с ещё пятью кусочками сладостей, и довольный Яньцзин забирает всю тарелку, засовывая в рот сразу два кусочка. Нежный молочный слой тает на языке, вызывая искреннюю улыбку, как у ребёнка, но всё же он отвечает сдержанно.

— Сносные… И всё равно не сравнится с ядром наследника Цзян.

Пожилой глава роняет чашечку с кровью, и та разбивается. Рука его дрожит, и он смотрит на Яньцзина с надеждой.

— Цзян Чэн погиб?

— Да что вы! Ваши лекари сейчас спасают его жизнь. Мне просто довелось попробовать его ядро. Ощущения жутчайшие, честно говоря! Имею ввиду, что было ужасно тяжело сдержаться. Но Билю всегда держат свое слово! Иначе никак…

***

Вэй Ин очнулся лишь к раннему утру, окружённый лекарями клана Юй. Он хоть и был удивлён своим пребыванием здесь, но мысли его довольно резко переключились на самое главное: что там с Цзян Чэном? Несмотря на уговоры лекарей, он поднялся и поспешил к своему шиди, который лежал в соседнем крыле, потому долго искать не пришлось. Усянь был почти не ранен, лишь сильно ударился головой, потому в глазах всё темнело, пока он смело переходил из одной комнаты в другую. Очевидно, Цзян Чэн всё ещё был без сознания, а рядом с ним сидела обеспокоенная Яньли, похоже, ни на миг не сомкнувшая глаз за всю ночь. Усянь медленно подошёл и приобнял её за плечи, и та едва не заплакала. Ждать пробуждения Цзян Чэна они предпочли в тишине, изредка нарушавшейся всхлипами Яньли. Вскоре пришла какая-то женщина и оставила рядом воду с фруктами. Яньли рассказала всё, что услышала от Мэйцзин: Мэйшань выстоял, и Вэни здесь не властны, городом всё так же управляет клан Юй, но уже под руководством молодого советника и их дедушки. Увидеть этого советника ей до сих пор не довелось.

— Об этом мне сказала одна целительница, которая спасла вас и принесла сюда. Интересно, конечно, откуда у такой хрупкой девушки столько сил… Она не назвала своего имени, но, похоже, она сама из ордена Цишань Вэнь…

Усянь заинтересованно поднял взгляд на шицзе, ведь сразу сообразил, о ком идёт речь.

— Спасла?

— Видимо, иначе бы мы с отцом встретили вас куда раньше. А-Сянь, как ты думаешь… Я могла бы стать сильной заклинательницей, начни развиваться прямо сейчас?

— Шицзе…

Вопрос довольно неожиданный, но юноша понимал, что она хочет быть полезной, попытаться защитить их дом, но не хотел расстраивать, что обучение дастся ей тяжело в её возрасте. Он лишь улыбнулся, сжимая её тонкие запястья в своих руках, исчерченных мелкими порезами.

— Не лучшее время для этого, давай оставим этот разговор на потом? Когда Цзян Чэн поправится, когда вернёмся…

«Домой» застряло в горле комом, но Усянь, сохраняя тёплую улыбку, как ни в чём не бывало поднялся с места и вышел из комнаты. Он оглянулся в поисках служанок и спросил первую же, кого встретил по пути.

— Где Вэнь Мэйцзин?

Девушки взглянули на него вопросительно, разводя руки в стороны. Наверное, Мэйцзин не соизволила представиться совсем никому, но это показалось странным. Усянь вспоминает, как она перед своим уходом сказала им, что родом с фиолетового поля. Значит, она буквально у себя дома. И их разговор неизбежен.

Мэйцзин сидела не так далеко, в одном из домиков. Усянь заметил её лишь потому, что дверь была настежь открыта для проветривания, и поспешил зайти к ней. Девушка резко что-то убрала за пазуху и повернулась, а после — недовольно выдохнула и поднялась с места.

— Полагаю, пора бы во всём разобраться, — тон Усяня звучит серьёзно, но он всё ещё выглядит слишком измотанным, чтобы открыто вступать в конфликт.

— Ты имеешь право злиться на меня, но я никого не тронула. Я просто лекарь и делала то, что просили, — очевидно, эти оправдания никуда не годились.

— Как же ты умудрилась сбежать? Нас окружили, по меньшей мере, пятеро! Ещё и подставила нас…

— Так же, как притворялась мёртвой в глазах Бессмертного Владыки. Какая разница, для чего я привлекла внимание, если сейчас все живы? Вас бы всё равно попытались найти и, возможно, начали бы пытать. В покое вас, конечно, не оставят, так что придётся побыть в Мэйшань Юй какое-то время.

— Разве это не опасно? — Усянь смотрел в упор, не скрывая недовольства. Объективно, выбора у него немного.

— Постарайся довериться мне. Нам… Это место находится под защитой, вас здесь никто не найдёт, даже если попытается отыскать.

— Будь добра, объяснись, что ты имеешь ввиду.

— Видишь ли, клан Вэнь уже был здесь, тогда глава клана Юй и его советник с помощью своих духовных сил направили ветряные потоки с полей прямо на прибывших воинов Цишань. Запугать маковым поветрием, вроде не плохая идея, да? Те даже ничем не ответили и трусливо сбежали. Кстати, тебе бы выпить противоядие… На всякий случай. Никто, конечно, не погонит тебя за стену, даже чтобы спрятать. Наследнику Цзян пока давать не станем, он в особых условиях, да и его тело может не принять лекарство… Повременим с этим. Как он там? Не виделись ещё?

— А-Чэн пока без сознания. Глубокая рана. Хотя я проверил его меридианы, и они полны духовной силы, которая ему не принадлежит. Должен вскоре поправиться. Наверное, стоит поблагодарить тебя, но учти, я не до конца тебе доверяю…

— Что ты, юноша, это заслуга твоя по большей части! Я перелила именно твою духовную энергию в наследника Цзян, про способ не расскажу, выглядело некрасиво, в грязных условиях его лучше не практиковать…

— Хорошо. Но если я узнаю, что ты как-то связана с нападением или убила кого-то, я лично с тобой поквитаюсь. А пока… У меня есть одна просьба, но не к тебе, а к здешнему главе Юй… Нужно забрать тела дяди и госпожи, проводить в другой мир достойно. Когда всё закончится, мы вернём таблички и урны с прахом в Храм Предков Юньмэна.

Мэйцзин услужливо улыбнулась, делая полупоклон. Неужели он успел увидеть мёртвые тела, раз уж сразу заговорил о погребении? Но, похоже, он точно не видел, что именно случилось, иначе бы реакция была куда острее. Демон, при всём этом, почти не рад, что его «заслуга» осталась незамеченной.

— Конечно-конечно, что-то придумаем. Поговори с главой Юй об этом сам. Его дом неподалёку, пройди площадь, и высокая постройка из чёрного дерева сразу бросится в глаза. Не пропустишь.

Усянь благодарно кланяется и уходит, а Мэйцзин сразу же достаёт из-за пазухи цепочку и продевает на нее кольцо Цзыдянь, которое искрится в её руках. Надевая подвеску на шею, она прячет её под одеждой и решает проверить состояние золотого ядра Цзян Чэна. Тот до сих пор лежал неподвижно, но внешне выглядел уже получше: чистый и лишь слегка бледный. Мэйцзин внимательно осмотрела почти зажившие раны и попросила всю прислугу оставить их одних. Демон проводит пальцем по его груди, рисуя символы очередной тонкой нитью. Та сгорает лиловым пламенем, и рана затягивается моментально. Цзян Чэн, не открывая глаз, делает глубокий вдох, а Мэйцзин слышит знакомый хруст. Золотое ядро… Её глаза в удивлении округлились, и она схватилась руками за его плечи, когда юноша наконец пришёл в себя. Он оглядел сначала всё вокруг, и только потом его ещё затуманенный взгляд остановился на испуганной девушке.

— Где А-Сянь? — произносит он хрипло и почти шёпотом.

— У главы Юй. Вы сейчас в Мэйшане, в безопасности. Как ты себя чувствуешь?

— Как будто сердце из груди вырвали…

— У тебя сломаны рёбра, драгоценный, постарайся не вставать, ладно?

Мэйцзин отпускает его плечи, привстает и склоняется на ним, дабы достать флакон с лекарством, который стоит на полочке прямо над кроватью, а из её верхней одежды выскальзывает цепочка с Цзыдянем. Когда девушка присаживается обратно, открывая флакон, рука Цзян Чэна касается её плеча, и та переводит на него свой взгляд.

— Ты ещё и сохранила его… Я чувствовал, что тебе можно доверять… Спасибо.

Мэйцзин видит, как его рука медленно касается Цзыдяня, и кольцо легонько искрит. Оружие его принимает. Её едва не трясёт от злости, и она отворачивает лицо в сторону, пытается скрыть эмоции, но руки с дрожью снимают с шеи цепочку и грубо отдают обратно хозяину.

«Какая нелепость… Видимо, не сегодня…»

Цзян Чэн осматривает кольцо в руке, освобождая его от цепочки, а затем надевает. Цзыдянь искрится ярче прежнего лишь на мгновение и вновь гаснет. Юноша обеспокоенно кладёт руку себе на грудь, и его одолевает тревога. Он чувствует — с ним что-то не так: поток духовной энергии прерван, и всё тело непривычно ломит, до слёз в уголках глазах. Он старался не дышать глубоко из-за боли в груди, однако когда в комнату заходит Вэй Ин, вместе с Яньли, и подходит ближе, сердце Цзян Чэна застучало так быстро, что боль усилилась. Лица их выглядели весьма прискорбно.

— А-Сянь… А-Ли…

Момент кажется весьма трогательным, от чего демон сконфуженно отворачивается, чувствуя себя лишним, и пальцем набирает немного мази из флакончика, чтобы чуть позже покрыть ею чужие шрамы. Усянь нежно берёт за руку Цзян Чэна, присаживаясь на край постели.

— Мы здесь, всё в порядке.

— Нет… Не всё… — с тревогой отвечает он, переводя взгляд на Мэйцзин.

— Боюсь, что его ядро, всё же, треснуло… — отвечает та, глядя куда-то в сторону. Мазь начинала таять и капать вниз, но демон не хотел поворачиваться к ним.

Когда Усянь прикоснулся к груди шиди, то вновь почувствовал слабые потоки собственной энергии и заметил тусклое кольцо на его пальце. Цзян Чэн схватил его за руку и крепко сжал.

— Чувствуешь что-то?

— Сильная хватка для раненого, А-Чэн! Ты точно не прикидываешься?

Вэй Ин криво улыбается и поджимает губы, глубоко вздыхая. Цзян Чэн сам теперь чувствует, что его золотое ядро окончательно разрушено, и слышит, как печально вздыхает Мэйцзин, сидящая рядом.

***

Хуа Чэн, смущённый заботой и откровениями Второго Нефрита, смирно сидел, не зная, как красиво оправдаться. Этот юноша так сильно загорелся желанием помочь проклятому, даже не понимая тщетность всех своих попыток. Демону это даже… Приятно? Лань Чжань подле него выглядел привычно холодным, однако лёгкая дрожь в его теле едва унималась.

В комнату зашёл чем-то обеспокоенный Шэ Цзяньпин, но Хуа Чэн тут же махнул рукой в его сторону, взглядом указывая мешочек с видоизменённым артефактом и следом на дверь, и вновь посмотрел на Лань Чжаня, безнадёжно поправляющего кроличьи уши, выпавшие из причёски. Он уже был готов закрепить их заколкой, однако в рукавах нет ничего подобного, да и наверняка это отразится на самих ушах покраснениями. Разумеется, чужой настойчивый взгляд он ощущает и потому строго отмечает:

— Невежливо так пялиться.

— Если бы ты ходил с ними чаще, отбоя от любопытных девиц и маленьких детей не было бы. На фоне этих пушистых отростков твой холодный взгляд сильно меркнет. Ты немного растерянный и от того милый.

— Вздор!

— Ну и пускай… — вздыхая отвечает Хуа Чэн и только миг спустя осознаёт, что назвал крольчонка милым, что целиком и полностью отличается от привычной его манеры разговора со смертными. Однако можно ли назвать юношу смертным, если под лунным светом он теряет человеческие черты? Может, у них просто медленно возникает нечистая солидарность… Хуа Чэн сомневается, что такая формулировка в принципе существует, полно демонов, которых он ненавидит, дело вовсе не в сущности. А в чём же тогда? Запах? Лань Чжань пахнет примитивно: пергаментом старой библиотеки, травой и ещё чем-то свежим, леденящим, прямо как холодные источники Гусу. И чем-то до боли знакомым. Хуа Чэн трёт пальцы друг о друга, не ощущая красной нити, и чувствует, как пустота внутри него превращается в острые шипы, хаотично царапающие грудную клетку изнутри. Прикусывая губы, он старается думать о другом и переводит тему.

— Я слышал, ты отказался от подарка в виде заколки. Должно быть, Цзяньпин поспешил с этим делом, но мы же с тобой знакомы достаточно, чтобы ты не ушёл из моего дома с пустыми руками.

— Какой ещё «твой дом»? Ты точно не одержим, а именно проклят? Несёшь полный бред, — спрашивает Лань Чжань, бесцеремонно взяв его за руку и потрогав запястье, дабы выслушать тон сердца и духовный поток. Тишина. Хуа Чэн демонстративно вздыхает и пульсацией пускает тёмную энергию вдоль своей руки, в очередной раз вводя юношу в заблуждение. Тот, удостоверившись в наличии силы, остаётся доволен, однако всё не так однозначно. Энергия, которую он ощущает от чужой руки, странная и двоякая: есть примеси как тёмного потока, так и светлого, который наиболее кажется знакомым. Он не замечает, что сжимает его запястье уже довольно сильно, продолжая разбираться в ситуации, и Хуа Чэн на это улыбается, не отводя взгляд. Похоже, крольчонок начинает понимать, что этот духовный поток — не что иное, как энергия барьера в Гусу, который он не раз вынужденно пересекал, однако он не догадается о том, что эта сила попала в чужое тело совсем иным путём… На губах Хуа Чэна появляется фантомное ощущение касаний Его Величества, и он замирает, как и сердцебиение и дыхание, от чего Лань Чжань, ещё державший его руку, вздрогнул и приложил ладонь к чужой щеке, по которой не успела стечь капля слезы.

— Тебе больно? Больно сопротивляться этой тьме? — Второй Нефрит спрашивает шёпотом, хотя не уверен, что его вообще слышно, взгляд напротив кажется ему совсем туманным, разум этого проклятого явно не здесь. Хуа Чэн не мог ему ответить, что на самом деле его тревожит память прошлого. Он всегда был уверен, что отпустил это, заключил в другом сосуде, оставив себе исключительную демоническую натуру. Однако можно ли забыть так скоро того, с кем был бок о бок несколько лет, кого ждал ещё дольше и не успел насытиться лаской, как в миг её потерял? Второй Нефрит не находит правильных слов, он из тех людей, кто позволяет другим справляться со слабостью в тишине и без лишних советов.

— Сань Лан, подари мне заколку, если так хочешь…

Хуа Чэн наконец реагирует и слегка улыбается, совсем не обращая внимания на то, как тёплые руки Ванцзи вытирают ему редкие слёзы. Он что, правда надавил жалостью на молодого господина? Какой мягкотелый демон, Черновод бы рассмеялся такой картине.

— Тебе уже следует поесть, здесь время течёт немного иначе, так что ты поначалу не замечаешь голода или усталости, — произносит демон и, с нежностью отстраняя от себя его руки, поднимается. — Тем более обед ты пропустил…

— Мы.

— Что?

— Нам двоим следует поесть, Сань Лан. Ты сейчас бледнее мертвеца.

«А у тебя колени трясутся, потому что не можешь поверить, что не умер…»

— Ты прав, молодой господин Лань. Составишь мне компанию на ужине? Я знаю одно неплохое место, там подают изумительное мясо. И нет, вовсе не человеческое. А то я знаю, что ты мог себе напридумывать, находясь тут и глядя на здешних жителей, всё не так мрачно.

Пока эти двое шли на ужин, Хуа Чэн то и дело хватал за руку Второго Нефрита, отводя поближе к себе, беспокойство того выходило за рамки, и юноша едва стоял на ногах. Объяснять что-либо демон не видит надобности, они покинут Призрачный город раньше, чем можно к нему привыкнуть.

— Сань Лан, а нечисть может свободно перемещаться в Загробный мир и обратно? Или проклятые вроде тебя?..

Вопрос весьма предсказуемый, странно, что поздний.

— Если знать пути, входы и выходы, то конечно, тут любой может оказаться. Вопрос только в том, как здешняя сила повлияет на твой облик. Смертные здесь не могут продержаться без божественного фонаря. Его можно получить, выпрашивая благословение кого-то из небожителей, чтобы они послали огонёк, который и позволит не заблудиться здесь. Однако ещё стоит владеть мечом, как минимум. Всякое бывает… Призраки — не единственные существа, кто населяют здешние места, здесь и злые души, и монстры, все ждут своего перерождения во что-то чистое и новое, порой веками.

— Я хотел бы знать, жив ли мой брат…

— Чтобы прогуляться здесь и отыскать конкретную душу, тебе нужно невообразимое чутьё, и родственных уз, обычно, недостаточно. Пожалуй, с лёгкостью так может сделать лишь демон ранга непревзойдённый, и я как раз знаю одного…

— Забудь, не хочу иметь ничего общего с демонами, особенно, с высшими. Я найду брата сам. Если он вправду погиб, то сравнительно недавно, значит, искать нужно у самого начала.

— Что есть начало? Не всё здесь так однозначно, молодой господин Лань. Впрочем, можешь не думать об этом. Твой брат жив, я это знаю наверняка. Жители той деревни, где он остался, не оставят в беде бессмертного, который в случае опасности может их защитить от демонической угрозы.

Стало заметно, что Лань Чжань успокоился, хотя у него мало оснований доверять полностью. И когда они сели за столик и сделали заказ, он почувствовал себя уютно, атмосфера вокруг отличалась от города в целом. Изучив меню, он как обычно остановился на пресных блюдах без мяса, но демон всячески подговаривал его попробовать фирменное, и потому отказать юноша не смог, чтобы не спорить лишний раз.

— Давай, выбери что-то получше, я всё оплачу…

— Сань Лан, это лишнее, я могу заплатить за себя сам.

Хуа Чэн и слушать не собирался. Когда призрак принёс поднос с едой, Лань Чжань удивился, насколько человечной выглядят эти порции риса с овощами и кусочками свинины в кисло-сладком соусе. Если бы ещё не странные розовые грибы, которые он видел впервые… Повар кое-как убедил, что это съедобно. Ну, хотя бы насчёт свинины он сомневаться не хотел, послушав Сань Лана. Тот, в свою очередь, смаковал вино в красивом бокале, но к своей тарелочке даже не притронулся. Лань Чжань слегка нахмурился, взял палочками кусочек маринованного бамбука и протянул Сань Лану, который сразу убирает напиток в сторону и одними губами забирает сладкий бамбук, медленно прожёвывая. Ванцзи убирает палочки в сторону и просит принести ему другие, и демона это забавляет, но улыбку он предпочитает спрятать за рукав. Когда юноша берёт новые приборы и пытается поднести ко рту немного риса, Хуа Чэн с довольной ухмылкой подвигается и опережает его, забирая губами чужой комочек склеившегося риса. Ванцзи вопросительно изгибает бровь и вновь просит принести палочки. В третий раз, когда демон норовит украсть уже кусочек мяса, Лань Чжань сам убирает руку и направляет палочки в рот Сань Лану. Те неприятно стукаются ему в дёсна, и демон морщится от лёгкого дискомфорта, но рот его приоткрыт от удивления, потому юноша с лёгкостью кладёт ему в рот кусочек мяса, а сразу следом и немного варёной редьки. Хуа Чэн увидел, как у него дрогнул уголок губ всего на миг, и сам едва сдерживал улыбку, пытаясь прожевать еду. Так они доели обе порции, уже не меняя палочек раз за разом.

Когда в помещение зашёл Цзяньпин, Хуа Чэн обречённо вздохнул. Наверное, слуга снова хочет напомнить ему о княжеских обязанностях, от которых он успел отвыкнуть, вольно проживая в Юньмэне.

— Прошу простить, господин, что вот так тревожу… — Цзяньпин выглядел беспокойно, держа в руках какие-то свитки. Неужели он собирается разбираться с делами прямо здесь? Порой его трудолюбие было поистине чрезмерным.

— Ну давай уже, показывай, что там у тебя. И не стой над душой.

Слуга послушно присел и развернул один из отчётов.

— Пару ночей назад я оставался в архиве, просматривал старые отчёты, чтобы вычесть кое-какую закономерность, и обнаружил нечто… Необычное. Не так давно в Загробный мир поступило более пяти тысяч лишних душ, при этом не было записей о крупных военных событиях или поветриях. Когда я сравнил этот отчёт с другим, там душ уже не было. В общем списке перерождения они тоже отсутствуют.

— Хочешь сказать, кто-то убил парочку средних поселений, а потом воскресил? И совсем никто не уследил, пока кто-то один не решил найти на ночь развлечение и сравнить количество душ за последние недели? Звучит странно. Как души могли пропасть — одна проблема, а другая — кто и зачем их вытащил отсюда?

— Я пытаюсь разобраться с этим не первый день, но вы так долго не связывались со мной…

— Думаю, это связано с Вэнь Жоханем и его марионетками… — предполагает Ванцзи и тут же извиняется, что влез не в своё дело.

— Нет-нет, учёт подобных явлений совсем другой, — отвечает ему Цзяньпин. — Тут и вправду кто-то воскрес. И более того, без очереди.

— Что говорят князья на этот счёт? — спрашивает Хуа Чэн, делая глоток вина.

— Ой… Я боюсь один с ними говорить, вот и ждал вас.

Хуа Чэн хмыкнул, вновь отпивая вино из бокала, и обратил внимание, каким задумчивым выглядит Лань Чжань.

— Не забивай голову демоническими делами, крольчонок.

— А что, если это связано с моим кланом? Цишань Вэнь ведь напали на Гусу сравнительно недавно, может, это души адептов моего ордена, моих родственников?..

— Может быть. А может, и нет. Ты же сам говорил, что не хочешь иметь ничего общего с демонами высшего ранга, поэтому…

— Если речь о моей семье, я не могу поступить иначе. Идём к остальным князьям. Шэ Цзяньпин, давай начнём с твоего господина. Хуа Чэн — его имя, так?

Слуга странно взглянул сначала на Ванцзи, потом на Хуа Чэна, а по его строгому взгляду уже стало понятно — молчать предстоит ещё долго.

— Он самый занятой князь, — отвечает за него Сань Лан, улыбаясь. — К нему мы не пойдём.

— Да уж, такой бездарь, бросил свой княжеский трон и занимается не пойми чем и где, — вздыхая, подыгрывает Цзяньпин, за что получает лёгкий пинок ногой под столом. — Ни в чём не уступает пятому князю, которого не видели несколько веков.

— Ладно, тогда обратимся за помощью к трём другим.

— Ура! — Цзяньпин победно захлопал в ладоши. — Наконец-то, интересная работа!

— Только… Могу я наконец вернуть своё оружие?

Хуа Чэн улыбнулся.

— Оно тебе пока не понадобится, я защищу тебя.

«Защищу тебя?..»

«И от чего же рядом с тобой всё вокруг не кажется таким уж безнадёжным, младший господин Лань?»

Chapter Text

Цзян Чэн сидел на кровати совершенно опустошённый, опустив глаза вниз, и едва находил в себе силы подниматься, чтобы сделать пару глотков воды. В груди всё горело, шрамы заживали медленно, и это злило. Из-за нарушения остаточного потока духовных сил тело становилось мягким и слабым, всё чаще мучил ночной кашель из-за зудящих шрамов в груди, а конечности порой отекали или бледнели. Слабел не только умелый воин, слабел сам человек, и многие снадобья, действующие прежде за пару дней, теперь и вовсе не могли помочь. Худшее время — это ночь, ведь помимо ноющей боли, наследника Цзян преследуют сны о недавнем прошлом. Он не видел, как именно погибли его родители, потому его разум, дремля, выдумывал самые ужасные предыстории нынешнего исхода, но он ещё не знал, что истина крылась так очевидно рядом, так ему и не приснившись. Вэй Ин часто приходил к нему просто помолчать и подержаться за руки, но Цзян Чэн всегда срывался, кричал и злился то ли виня себя, то ли всех остальных. Помочь ему могли только иглы, которые Мэйцзин ставила редко, беспокоясь о возможных последствиях частого использования, однако порой сам Цзян Чэн настаивал на лекарствах посильнее, лишь бы не мучиться от боли. Этому навыку она научилась не так давно, даже не прибегая к убийствам.

Мэйцзин ухаживала за ним изо дня в день, а по ночам даже умудрялась сбегать на время к чужим кланам, чтобы полакомиться ядрами талантливых лекарей и стать ещё полезнее. Почему-то демону это нравилось — быть важным для чьего-то существования, иначе бы жителей Мэйшаня не существовало. Рутина врачевателя совсем не изматывала, всяко лучше, чем сидеть взаперти в маленькой хижине посреди макового поля и презрительно оглядываться на странников, проходящих мимо. Однако демон сильно скучал по Ланьлину. Там он часто играл на флейте, показывал различные фокусы со спицами и делал причудливых куколок из плотной бумаги, которую ему отдавал продавец фонарей из торговой лавки поблизости. Всё его внимание и последние деньги уходили детям, чаще всего это были сироты, дом которых располагался в бедном квартале города, куда стекал всевозможный общественный мусор. Были не только приюты, но и дешёвые бордели, игральные дома, и демону не раз приходилось забирать оттуда детей, которых буквально крали для различных премерзких нужд. Никто не разбирался с трупами, найденными в этом отвратительном районе, но и без этого совесть демона была чиста, главное, что дети были в порядке и под его защитой. Сейчас, сидя в Мэйшане, он порой отправляет в Ланьлин кого-то из местных, чтобы те проследили за сиротками вместо него, но чаще предпочитает сбегать сам, когда предоставляется возможность. Разрываясь между привычными делами и обязанностями перед градоначальником Хуа, демон выглядел весьма обеспокоенным, он впервые помогает кому-то вот так, открыто и практически безвозмездно. Усянь то и дело напоминает, что клан Цзян расплатится с Мэйшань Юй сполна, когда придёт время, но глава Юй лишь отмахивается, странно глядя на Мэйцзин. Парень давно заметил, что дедушка слишком часто опирается на её мнение. И тот самый советник, о котором так много говорили в первые дни пребывания наследников Цзян здесь, исчез непонятно куда и надолго ли. Местные шептались о своём, и Усяню нередко приходила на ум мысль, что их с Цзян Чэном держат за каких-то идиотов: взгляды окружающих, их смешки, странное поведение, особенно ночью, когда многие уходили куда-то, город словно жил исключительно по ночам. Единственным нормальным человеком, как ни странно, ему казалась Мэйцзин. Судя по всему, клан Вэнь отказался от неё и вряд ли примет обратно, тем более после её помощи Цзян Чэну.

Время текло жестоко медленно, шрамы не заживали, а боль становилась едва терпимой. Вэй Ин часто задерживался в крыле врачевателей, спал подле Цзян Чэна, который со временем из огорчённого до боли и весьма буйного юноши превратился в апатичное, но ещё живое существо. В мыслях винящее себя, снова. Когда Цзян Чэн спал, а сон его становился с каждым днём все длиннее, Усянь прогуливался по комнатам, разглядывая скляночки с мазями, помогал перебирать и высушивать травы, читал какие-то записи о врачевании и погружался в древние тексты всё глубже, чтобы отыскать способ помочь взрастить золотое ядро практически заново. Пару недель спустя Мэйцзин обнаружила Вэй Ина спящим в окружении множества свитков, записей лекарей. Грустно покачав головой, демон принялся прибираться, расставляя всё по местам на полках, как вдруг юноша очнулся, резко подскочив.

— Мэйцзин! — окликнул он негромко из-за сонливости. — Я хотел спросить тебя кое о чём…

— Я делаю всё, что могу, — честно отвечала девушка, хотя по её печальным вздохам было ясно, что ситуация ухудшается. — И нет, его духовное ядро вернуть не выйдет.

— Знаю… И мы тебе благодарны. Но я хочу спросить о другом. Ты могла бы попытаться отдать моё золотое ядро Цзян Чэну?

Из рук Мэйцзин чуть не выпал один из свитков, и та повернулась, с горечью всматриваясь в лицо юноши. Конечно, он не знает всей проблемы, потому, грезя о спасении шиди, выдумывает просто безумные идеи. Девушка знает, о какой практике идёт речь, и ей уже приходилось пришивать, и отрывать в том числе, некоторые части тела, ещё будучи в ордене Цишань Вэнь. Однако работа с духовным ядром — дело очень тонкое, деликатное и по не очевидным для всех причинам тяжелое, ведь предстоит не убить заклинателя по привычке, а сделать его сильнее. Ослабив второго, разумеется, но и в этом была загвоздка: демон не знал наверняка, к кому из этих двоих парней привязан Хуа Чэн. И он бы с радостью уточнил, чтобы дать надежду Усяню, да и просто рад был бы узнать детали, что делать с этими двумя теперь, когда от Пристани наверняка ничего не осталось. Но градоначальник Хуа отказывался от разговоров, в духовной сети была гробовая тишина, а синеглазый злился на него. Спуститься в Преисподнюю, чтобы расспросить о его местонахождении, заняло бы слишком много времени, которое в мире смертных течет иначе и в разы быстрее, а его слишком мало. Мэйцзин колеблется, уж очень не хочется выступать против Хуа Чэна и его планов. Страха перед ним вовсе нет, это другое чувство, но оно не позволяет решиться. Чувство долга.

— Как ты объяснишь это ему? Думаешь, согласится? — спрашивает она, отвлекаясь от своих мыслей. Усянь в ответ лишь мотает головой. Что ж, ни у кого из присутствующих в комнате нет чёткого плана действий, и это даже забавно, ведь задумка может выйти на деле трагично, с потерей обоих ядер.

— Возможно, он будет против этого. Но я готов что-то придумать! Например… О! Мы можем убедить его в том, что он сам вернёт ядро. Может, отвести его куда-то подальше, в гору, где будто бы живёт кто-то из могущественных заклинателей. Чтобы он поверил… Пусть это будет Баоншань Санжэнь! Моя матушка была её ученицей очень давно, Цзян Чэн об этом знает, но… Настоящая Санжэнь неизвестно где, и такая ложь может показаться правдивой. Скажем ему, что ядро можно взрастить заново, дадим ему снотворное, и… Всё сделаем.

Глаза Усяня горели безумным блеском, не было похоже, что эта идея возникла у него совсем недавно, он продолжал говорить весьма уверенно, пытаясь убедить Мэйцзин согласиться. Одна её часть была категорически против сразу по нескольким причинам, однако вторая, та самая, человечная, кормящая с рук сирот — приняла решение давно.

— Подумай лучше, — тихо произнесла она, покидая комнату. Усянь поднялся с места и быстрым шагом преследовал её, пока на глазах не показалась Цзян Яньли. Девушка вдруг остановилась перед ней, поклонившись.

— Госпожа Цзян… Вы говорили с главой Юй? Как его голова? Не нужно ли ещё изготовить снадобье?

— Дедушка в порядке, разговорчив и улыбается чаще, чем раньше. Хотя видно, что он переживает за нас с братом… Мэйцзин, не могли бы мы поговорить наедине?

Усянь не решился быть настойчивым, потому развернулся и ушёл вновь охранять сон своего шиди, пока две девушки зашли в комнату Мэйцзин. Яньли выглядела немного взволнованной, потому демон, налив им двоим чай, аккуратно взял её за руку, прислушиваясь к ритму сердца. Её духовные меридианы чисты как вода, но они совсем не плотные, совершенно пустые, что делает девушку в глазах синеглазого жертвой, причем слишком слабой, чтобы даже задумываться о краже её ядра.

— Хотела посоветоваться с тобой, Мэйцзин, потому что ты — одна из немногих женщин-заклинательниц, которых я видела и знаю. Ты особенная и очень одарённая, я даже видела, как ты владеешь мечом, что-то показывая адептам на тренировках. Это в клане Юй учили тебя владеть оружием и готовить лекарства? Как звали твоего учителя? Должно быть, он тоже весьма мудрый и этим известен.

— Нет, госпожа Цзян. Врачеванию я училась самостоятельно, а владению мечом меня учил в детстве… Билю Шицинь…

— Впервые слышу такую фамилию. Бродячий заклинатель?

Взгляд Мэйцзин вмиг помрачнел, и Яньли сразу почувствовала, что задела больную тему и поспешила извиниться, крепко сжав её ладони в своих руках. Тонкие и мягкие пальцы Яньли коснулись чужих и ощутили некоторую грубость: у этой врачевательницы такие грубые руки, а если присмотреться к ним ближе, то пальцы выглядят совсем не женственно, дело даже не в шрамах, а в самой коже, её общем виде. Возникает вопрос: как можно было не заметить прежде? Яньли подняла взгляд на неё и впервые всмотрелась в это лицо так пристально, что любая бы смутилась, но Мэйцзин выглядела слишком грустной и задумчивой, чтобы реагировать. Её лицо впервые, как показалось госпоже Цзян, кажется уставшим, впалым, утерявшим девическую яркость будто бы годы назад. Пускай руки выглядят моложе, лицо с каждой секундой, пока в него вглядываешься, как-то меняется, тускнеет и даже приобретает мужские черты. Первая мысль Яньли: что же, не всем дано быть красавицами, зато у этой девушки доброе сердце и талант в медицине, однако… Взгляда становится недостаточно, потому Яньли кладёт обе руки на плечи Мэйцзин, обращая внимания на то, насколько они широкие и весьма крепкие при обхвате. Сомнений не остаётся. Яньли сильно удивлена своим умозаключениям, однако не решается спросить.

— Почему вы вдруг спросили про учителя? — прервала неловкую тишину Мэйцзин. Её голос показался грубее, чем обычно, либо Яньли что-то себе придумала, пока мысленно отвлекалась и разглядывала её. Рука вздрогнула, но демон уверенно и при этом весьма мягко сдержал чужое запястье. — Или это не то, о чём вы, госпожа Цзян, хотели поговорить?

— Я хотела попросить обучить меня чему-то… — с неловкостью ответила Яньли, пытаясь улыбнуться. — Что бы помогло стать сильнее. Не могу просить А-Сяня об этом, он выглядит совсем слабым, а А-Чэн… Сама понимаешь. И домой я вернуться не могу, чтобы найти учителей.

— Хотите, чтобы я стала вашей наставницей по врачеванию? — Мэйцзин задумчиво опустила взгляд, искренне не понимая, как до такого дошло и что с этим делать. В самом деле, просить о таком её, а не кого-либо ещё? Нетрудно понять, что госпожа Цзян успела отметить успехи этой девушки, несмотря на красные одеяния она на их стороне и помогает, как может. Однако это может пригодиться в будущем, если всё делать правильно, потому демон согласно кивает, улыбаясь и видя такую же тёплую улыбку в ответ. — Пожалуй, для начала ты должна прочитать несколько книжек, чтобы знать об инструментах этой науки, изучи травы и некоторых животных, а потом мы поговорим о создании самих лекарств. Главное не торопись, однако сохраняй решимость. Идёт?

Пока госпожа Цзян будет читать книги, преисполненная жаждой к знаниям, у Яньцзина будет больше времени подготовиться к пересадке ядра. Об этом почему-то демон решает умолчать, полагая, что сам Вэй Ин вскоре расскажет Яньли свои планы.

***

Загробный мир — место, которое лишь изредка бывает тихим. Здесь кишат призраки и монстры, охотятся за слабыми душами, в ожидании приказа от своего князя. Преисподней нетрудно управлять, если она строго разделена на несколько частей. Хуа Чэн являлся южным князем, север был во власти Мао Чжэньян, Чжоу Цзюньсяо правил на востоке, а Гуан Хуань — на западе. Прежде не было такового разделения, к нему пришлось прибегнуть потому, что пятый князь отказался от своего трона и исчез в Поднебесной, едва успев вознестись как непревзойдённый. Это был жутчайший период, Преисподняя едва не трещала по швам из-за обилия прибывающих душ, гибли смертные и сами небожители, мир уцелел от катастрофы лишь потому, что пятый князь и Безликий Бай чудом не сошлись в поединке лично. Об их ссоре шептались ещё несколько веков, но, в итоге, Бай был заключён в небесную тюрьму за свои злодеяния и обман, прах его поныне никем не найден, а вот судьба пятого князя оставалась неизвестной. Другие князья знали, что он жив, это чувствовалось, однако его никто не видел, да и не пытался искать, его обязанности складно разошлись по рукам остальных. В теории, самый молодой четвёртый князь — Хуа Чэнчжу — являлся его заменой, правил на весьма обширной территории и вёл дела отлично. Он никогда близко не общался с другими, не было особой нужды тащиться на другой конец Преисподней, чтобы поболтать о демонических заботах. Хуа Чэн всегда находил других князей скучными, те даже никогда не посещали Поднебесную, они не помнят, каково быть людьми, даже внешне они не слишком походили на них. Хотя четвёртый князь волей обстоятельств никогда не видел Гуан Хуаня, тот, по его мнению, наверняка тоже не обладал человеческими чертами. Мао Чжэньян — древнейшая северная демоница, говорят, один её безразличный взгляд мог заморозить целиком, и скованная льдом душа уже не могла переродиться, потому княгиня носила маску, а слуги никогда не смотрели ей в лицо. И только другие князья знали, что там было на что посмотреть: демоница была хороша собой, именно по демоническим меркам, а холодный взор, острые клыки и белоснежные рога ничуть её вид не портили. Чжоу Цзюньсяо был самым мускулистым и крепким, высокого роста, некоторые демоны звали его «смеющийся князь», потому что когда он смеялся, то тёмные небеса содрогались, и виднелась красная молния, а для демонов это хороший знак: благополучие вышестоящих — покой подчиненным. Его маска в виде головы дракона носилась им слишком долго, потому стала неотделимой частью. Прежде это был важный трофей, так как Цзюньсяо уничтожил последнего из драконов, потому до сих пор является преступным лицом на небесах, где эти существа имели иной смысл и особенно ценились. Гуан Хуань же славился как самый обезображенный князь: из его спины торчали, по меньшей мере, восемь крепких паучьих лап, покрытых короткими шипами, рот всегда был наполнен вязкой слюной, потому он почти не говорил, а десять глаз редко смотрели в одну точку, разбегаясь в стороны. Поговаривали, что так много глаз нужны для охраны той части Преисподней, которая не охранялась исчезнувшим пятым князем вот уже сколько столетий.

Хуа Чэн не сильно горел желанием разбираться с другими князьями, куда пропали свежие души, но подтвердить некоторые свои догадки хотелось, потому решено было отправиться на запад, он попросту был ближе относительного главного дворца. С ним, разумеется, пошли Шэ Цзяньпин и Лань Ванцзи. Второго порой трясло от загробного холода, потому Хуа Чэн держался подле него, даря тепло в ладонях. Второй Нефрит смущённо отворачивал голову, делая вид, что рассматривает местность, однако руки не убирал, позволяя чужим пальцам держаться за него весь путь. От этого становилось даже приятнее, но объяснить самому себе он это не мог.

Гуан Хуань, конечно, сильно удивился присутствию четвёртого князя в своих владениях, даже сплюнул паутину в первый попавшийся графин и поднялся с трона. Хрустнув древними конечностями, он небыстрым шагом направился к Хуа Чэну и увидел перед собой сразу троих бессмертных. Князь Гуан ухмыльнулся, глядя на Ванцзи с его кроличьими ушками, от юноши пахло и тьмой, и светом, очень странная нечисть.

— Рады видеть вас, господин Гуан Хуань! — начал Цзяньпин, не забыв поклониться. Хуа Чэн не стал кланяться, а Ванцзи последовал его примеру, странно глядя на слугу. — Мы бы не пришли по пустому случаю, возникла одна проблема…

— Кто-то украл души, — перебил его Хуа Чэн. — Очень быстро и крайне незаметно. Такое под силу далеко не всем демонам, поэтому мы здесь.

— И куда бы я, по-твоему, их дел? — спросил Гуан Хуань, глядя на того сразу тремя глазами.

— Да бросьте, я и не подозреваю конкретно вас. Пришёл узнать, что вы об этом знаете, какие у вас есть версии…

— Не заметил пропажи поблизости.

Хуа Чэну забавно было слышать от демона с десятью глазами, что тот не увидел чего-то необычного в собственных владениях.

— А территория пятого князя?

— Пустует. Как всегда. Там и некого спросить, — лицо Гуан Хуаня показалось задумчивым, но, похоже, он не решился говорить о своих предположениях. — Зря потратили время, — продолжил он, словно прочёл мысли гостей, развернулся и пошёл обратно к трону, лениво присаживаясь.

— Вы расстроены его отсутствием?

— Точно не радуюсь, что его обязанности разделены между нами всеми. Лишняя работа, совершенно неоплачиваемая.

Второй Нефрит нахмурился, задумавшись, кто вообще платит демонам за их работу, а потом перевёл взгляд на своего спутника. В голове не укладывалось, откуда в этом больном слуге из Юньмэна столько смелости для общения с существами вроде этого Гуан Хуаня. Он, похоже, очень сильный, древний и уважаемый среди себе подобных, а Сань Лан даже не поздоровался с ним по прибытии. Впрочем, этот князь его манерам вовсе не смутился и отвечал только по делу. Всё казалось странным. Когда они покинули владения западного князя, то отправились на север. Ванцзи всю дорогу разглядывал Сань Лана и пытался выслушать пульс, пока они держались за руки. Что Сань Лан, что слуга Цзяньпин выглядели удручёнными, и Ванцзи это удивляло, он сам перестал бояться всего вокруг, смело переступая через остатки нечисти на земле и игнорируя жуткие звуки поблизости. Конечно, тревога о семье никуда не исчезла, но осознание собственной смерти и потерянности в этом мире уже не смущали его. Если Сань Лан выглядит таким «живым» здесь, значит, и он сам в порядке.

Демоница Мао оказалась более неприветливой и не выбежала из зала к бессмертным, а осталась сидеть на троне, ожидая прихода гостей, о котором её уже очень скоро оповестили слуги. Чжэньян — деловая женщина, не желающая тратить ни минуты на развлечения, потому ожидала такой же деловой и быстрой беседы. Хуа Чэн давно наслышан о её нраве, потому решил зайти в одиночку. Это проще, чем объяснять тем двоим, что смотреть надо в пол, говорить чётко и по существу. Цзяньпин бы точно запнулся на одном только приветствии, а Ванцзи молчал в изумлении, всё-таки Мао Чжэньян обладает необычной внешностью, если демоны теряли головы от её красоты, что говорить о смертных?

Хуа Чэн открыл двери в главный зал и приблизился к трону, поклонившись в приветствии. Он поднял голову и смело взглянул прямо в лицо Мао, от чего его пальцы легонько вздрогнули. Воздух вокруг стал таким морозным и колющим, что захотелось сделать приятный вдох. Пускай на её маске не было прорезей для глаз, её сила всё ещё была внушительной. Вокруг северной княгини сидели её советницы и фаворитки, одетые так же роскошно, как и она сама. Среди мелких слуг не было женщин, все они занимали исключительно высокие должности, потому южный князь не ждал к себе хорошего отношения.

— Госпожа Мао, давно не виделись, — вежливым тоном начал Хуа Чэн, не отводя взгляда. — Знаю, что времени у вас мало, потому буду относительно краток.

Демоница слегка улыбнулась и махнула рукой подле себя, позволяя тем самым сесть рядом с ней. Четвёртый князь воздержался.

— Не смею быть навязчивым, к тому же, у меня самого мало времени на любезности. Знаете ли вы что-то о пропаже трёх тысяч душ?

— Пропаже? — спросила Чжэньян, но голос её не показывал особой заинтересованности. Похоже, она была в своих мыслях наедине слишком долго.

— Как появились, так и исчезли. Не проходя через центр перерождений. Такая наглость под силу только…

— Я знаю, кому это под силу, — перебила она, но не строго. — Несколько дней назад ко мне приходили несколько небожителей, тоже спрашивали об этом. Ищи ответы в тёмной пустоши, Хуа Чэнчжу.

Хуа Чэна разозлил тот факт, что какие-то небожители опередили его и полезли не в своё дело, но вида не показал. Тёмная пустошь — не что иное, как владения пятого князя, заброшенное место, едва ли представляющее угрозу. Какие ответы там вообще можно отыскать, если сам князь скрывается в Поднебесной?

— Я вижу, что эти души спрятаны в тёмной пустоши. Чувствую…

Мао Чжэньян вдруг сняла маску, и Хуа Чэн обнаружил, что демоница была совершенно слепа, оба её глаза целиком белые, и всё равно леденят нутро. Четвёртый князь задумался, что она имеет в виду, и подозревал, что она не станет широко объясняться.

— Когда ситуация станет лучше, я обязательно вернусь с полноценным визитом и лучшим вином. А теперь вынужден проститься с вами, госпожа Мао. И спасибо за наводку…

— Освободи этих людей, Хуа Чэнчжу, они против воли поедают своих близких на глазах друг друга…

Он резко нахмурился. Сомнений не остаётся, если Чжэньян вправду обрела дар предвидения, всему виной может быть только синеглазый демон. Уходя, он слышал громкий шёпот Чжэньян:

«Лиловые маки в тёмной пустоши цветут изо дня в день, поливаемые солёной водой только раз в год. Их тоже надо освободить…»

Картина складывалась печальнее, чем Хуа Чэн полагал. Он так близок к понимаю планов Билю, но одновременно так далёк от этого, что хочется сорваться с места, прямиком в Ланьлин, отыскать этого синеглазого и пытать до тех пор, пока не сознается. Однако четвёртому князю не стоит забывать, что Билю Яньцзин — не просто представитель вымершей расы демонов, он старше всех великих бедствий, трон пятого князя принадлежит ему со времён падения Уюна. Заслуги особой жестокости, уничтожил целое королевство, держал в страхе заклинателей ещё пару веков, а потом испарился. Хуа Чэн не хочет разбираться в причинах, он только винит себя за то, что доверил древнему злу самого дорогого человека. Может, не всё у него под контролем, как казалось прежде.

Едва демон коснулся дверей, чтобы выйти, как вдруг в главный зал зашел Лань Ванцзи. Его взгляд опущен вниз, шаг быстрый. Он приветственно поклонился северной демонице, и Хуа Чэн, видя эту решимость, не хотел его останавливать.

— Приветствую вас, госпожа. Мое имя Лань Чжань, я из ордена Гусу Лань.

— Что ты хочешь? — прямо спросила Чжэньян, надевая маску вновь.

— Узнать, есть ли среди пропавших душ кто-то из моего клана.

— Они носят белые ленты на лбу, тоже кролики, — продолжил Хуа Чэн, на что Ванцзи ответил лишь кивком. Княгиня вздохнула и махнула рукой.

— Уходи и будь спокоен, твоих близких среди этих несчастных нет.

Хуа Чэн выходит из дворца северной княгини, беря под руку Ванцзи, взглядом подзывает к себе Цзяньпина, стоящего у ворот, и спешит на восток, чтобы выслушать что-то ещё похуже.

Чжоу Цзюньсяо оказался, пожалуй, самым дружелюбным, хотя его драконья голова внушала слугам не меньше ужаса, чем леденящая аура Мао Чжэньян. Ванцзи стоял за спиной Хуа Чэна, но всем своим видом пытался не показывать, что смущен или напуган. Цзяньпин едва удержался, чтобы словесно не подколоть Второго Нефрита, но встретившись со странным взглядом своего господина, передумал что-либо говорить.

— Это же ты! — приветствовал Цзюньсяо всегда без поклона, только пожимал обе руки. — Давненько не видел тебя здесь, какими судьбами?

— Князь Чжоу, я пришёл расспросить, знаешь ли ты о пропаже трёх тысяч душ? — спросил Хуа Чэна, про себя отмечая, что уже изрядно утомился говорить об одном и том же в последнее время.

— Как так? — искренне изумился демон-дракон. — Прямо таки взяли и пропали? Не перерождаясь?

— Так и есть, и очень быстро. Даже Гуан Хуань не увидел.

Цзюньсяо рассмеялся с этой иронии, хотя она одновременно была печальной истиной, а Ванцзи вздрогнул, всем телом прижавшись к Хуа Чэну, когда небо неожиданно заискрилось красным.

— Что это у тебя за зверинец? — спросил Цзюньсяо, заглядывая тому за спину. — Один филин, другой кролик, ты вернулся с удачной охоты? О-ча-ро-ва-те-льно! В следующий раз зови меня с собой! А что насчёт тех душ… Не знаю, кто бы на такое решился из наших. Эти души не искались в мире смертных или повыше?

— Похоже, некоторые небожители этим уже обеспокоены, но, очевидно, успехов нет, иначе бы вопрос уже решился.

— Не торопятся… Не их заботы! Интересно, кто во главе этой банды искателей-неудачников. Уверен, если мы объединимся, то разыщем раньше!

— Я говорил с Мао Чжэньян об этом. Она сказала, что души надо искать в тёмной пустоши, что-то про лиловый мак. И они страдают, поедая друг друга…

— У Билю нет злых намерений, я знаю его много лет. Наверняка эти души ему нужны лишь временно… Мао-Мао не всегда бывает права, может, это вовсе не пытки, может, у всего есть веская причина…

— Значит, вы все догадываетесь, кто это сделал, но решать проблему не намерены? Поиграется и перестанет? Он нарушает баланс, умершим место здесь, а красть такое огромное количество в один присест — вопиющая наглость, неприличие для высшего демона.

— За что ты точишь клык на князя Билю? — Цзюньсяо вмиг помрачнел, отводя взгляд куда-то вдаль. — Тебе бы просто побыть на его месте, поговорить с ним…

— Мне плевать, я хочу, чтобы в этом кромешном хаосе был порядок, не хочу уступать небесам. И думаешь, он захочет признаться? Мы виделись как-то, он выглядит просто жалко: у него ни капли сил, его отпугивают простые талисманы, я не понимаю, как он вообще выжил.

Цзюньсяо положил ему руку на плечо, чувствуя, что тот на взводе и вот-вот загорится. Хуа Чэн никогда не знал, что Цзюньсяо и Яньцзин в далёком прошлом были близки настолько, что синеглазый доверил ему свои секреты и факты о прошлом, что теперь демон-дракон испытывал к нему жалость. Судьба синеглазых его искренне печалила, но Хуа Чэн — не тот, с кем это можно и нужно обсуждать, совсем не тот.

— Не знаю, что ты намерен с ним сделать, но будь не слишком жесток, я прошу тебя… — проговорил Цзюньсяо и, пожав ему руки вновь, развернулся, направляясь обратно в свои покои.

Хуа Чэн уходил из дворца восточного князя с каким-то грузом на небьющемся сердце, он многого не понимал, незнание его раздражало. И причем здесь вообще лиловые маки, в самом деле? Разве такие есть?

Шэ Цзяньпин тоже выглядел каким-то расстроенным, ещё хуже, чем в начале пути. Словно о чём-то жалел. Но не только Хуа Чэн сейчас был в полнейшем замешательстве, у Второго Нефрита накопилось несколько вопросов, которые так и остались без ответов. Ванцзи крепко взял за руку своего спутника и развернул к себе. Хуа Чэна так грубо вырвали из размышлений, что он ненамеренно забыл о том, кто стоит рядом с ним, взгляд его стал как никогда грозным, а один глаз даже засиял ярко-красным. Ванцзи сделал шаг назад, вмиг жалея о содеянном. Но, похоже, он добился некоторой правды: болезнь этого слуги хуже, чем он думал, его внешний облик постепенно становится демоническим.

— Сань Лан, — тихо обратился Ванцзи к нему, не решаясь взять за руки, — мне жаль, что ты страдаешь. Но позволь тебе помочь.

— Ничем ты ему не поможешь, — ответил ему Цзяньпин, которому этот спектакль изрядно надоел. Но Хуа Чэн не позволил ему продолжить, показательно накрывая его рот своей ладонью. Слуга замер на месте.

— Мы возвращаемся домой, молодой господин Лань, — тихо сказал Хуа Чэн. — Иди по единственной тропе вперёд, окажешься рядом с ущельем, из которого выходят тонкие светлые лучи. Встретимся там через какое-то время, договорились?

Лань Чжаню ничего не оставалось. Он кивнул, нахмурившись, и пошёл прочь довольно быстрым шагом. Цзяньпин устало выдохнул и обратился к своему господину.

— Будут еще приказы?

— Тебе нужно побывать сразу в нескольких местах, возьми надёжных людей и ищи пятого князя. Я пока буду в Гусу, провожу крольчонка и, вероятно, объяснюсь, как следует уже давно… Твоя цель: Ланьлин, Юньмэн и Цишань. Где-то он точно окажется.

— Как он выглядит вообще, этот пятый князь?

— Я нахожу его уродливым, ничем не уступает Гуан Хуаню. Но перед младшими демонами и смертными он предстаёт в красивом образе молодой девушки, реже — юноши, на руках надеты всякие драгоценности, однако эти побрякушки не скроют запах гнили, мёртвой плоти и горечи чернил. Ты более не спутаешь его с другими демонами, когда увидишь впервые. Он покажется тебе простым, может, в чём-то глуповатым и наивным, но знай, что он представляет угрозу для демонов твоего ранга… Возможно, и моего тоже.

Цзяньпин молча поклонился и чёрной дымкой растворился в воздухе, а Хуа Чэн отправился за Вторым Нефритом, думая, как тот наверняка весь съёжился от холода, не зная, куда идти. Воспитание не позволяло подслушивать, уходя, но кое-что непринужденно донеслось до его ушей. В голове не укладывалось, как этот слуга из Юньмэна так хитро использует проклятие во «благо», общается с демонами, ходит по Преисподней, будто это какой-то постоялый двор, никто и ничто его не пугает. Ванцзи не хочет признавать, хотя картина-мозаика уже сложилась в его светлой голове, слегка одурманенной здешней силой. Он что-нибудь обязательно придумает.

Когда Хуа Чэн вернулся к нему, то с позволения поднял на руки, убеждая, что путь домой весьма тернистый и грязный, белоснежные одежды Второго Нефрита придут в негодность. Ванцзи не отказывает, держится обеими руками и прижимается к чужому телу достаточно крепко, чтобы вновь не услышать сердцебиение. Испугавшись, пальцами сжимает его красные одежды и закрывает глаза. Он пахнет иначе. Во дворцах стоял запах крови и разложения, там было холодно и где-то сыро, а здесь, в его руках, так тепло и пахнет домом. Сань Лан пахнет молоком, его кожа, словно омытая утренним дождем и маслами с самым нежным и лёгким ароматом трав, притягивает к себе весьма осторожно, но сильно, позволяя не только прочувствовать себя, но и погрузиться в сон.

Прежде чем впасть в полудрём, Лань Чжань сжимается от чужих касаний. Так нельзя. Непозволительно близко. Неправильно. Однако нет желания отстраняться. Демон делает последний шаг и ступает на порог ордена Гусу Лань, прямо у барьера. Юноша тут же просыпается от короткого сна и резко отстраняется, и Хуа Чэн аккуратно ставит его на землю, поправляя собственные одежды. Ванцзи оглядывается: первое, что бросается ему на глаза, это полуразрушенные покои некоторых адептов, на стенах — много крови, привычная тишина нарушается тихими вздохами раненого мужчины, идущего куда-то между домиков. Он оборачивается и узнаёт Второго Нефрита, кланяется ему и указывает рукой на главный зал. Там Ванцзи встречается с дядей и подходит ближе. Не нужно проявлять излишнюю тактильность, чтобы понять, что с Лань Цижэнем сейчас всё в порядке.

— Я рад, что ты жив, — произносит Цижэнь и тут же откашливается в платок. Не увидев на ткани крови, с облегчением выдыхает. — Почему Сичэнь не с тобой?

— Мы разделились в Юньпине, — неторопливо начал он свой рассказ. — Я искал помощи в Юньмэн Цзян. Там у меня взяли тёмный артефакт, и сейчас он, скорее всего, уничтожен, но, в любом случае, он больше не попадёт в плохие руки. С братом мы не виделись, я возвращался сюда необычной дорогой, но точно знаю, что он жив. Чувствую…

Цижэнь кивнул ему, но лицо не выражало никакого успокоения, только скорбь.

— Орден Юньмэн Цзян захвачен. Глава и его супруга мертвы, а наследники исчезли.

Ванцзи опешил, обдумывая, сколько же времени он пробыл в Загробном мире на самом деле. Чувство вины закралось в сердце, вынуждая его стучать быстро и болезненно. На улице юношу всё ещё ждал Хуа Чэн, слушая их с дядей разговор. Демоническая кровь закипала от злости и сомнений. Как Билю Яньцзин позволил этому случиться? С другой стороны, он ничего и не гарантировал. Только демон подумал, что его связь с Вэй Ином в порядке, значит, он жив, и беспокоиться не о чем, как вдруг в его груди что-то резко закололо, вынудив вскрикнуть. К нему тут же поспешил Ванцзи, Цижэнь вышел следом и сильно удивился, увидев проклятого из Юньмэна. Здесь только один ответ — юноша слабеет от своей болезни, его изъян просится наружу, это становится более явным, когда Сань Лан поворачивается к ним двоим. Его лицо искажено агонией и испугом, один глаз светится красным. Слёзы нахлынули так же внезапно, как и боль в его груди, словно нутро пронзали кинжалом. Порезы оставили отверстия, через которые тьма сочилась наружу, и тело демона слабело, но не прекращало трястись. Эти раны такие ровные, едва не рисуют узор на груди. Он держался обеими руками за шею, не позволяя себе сделать и вдоха, словно от этого его силы утекали быстрее. Лань Ванцзи смотрел на него со страхом за чужую жизнь, не решался даже притронуться. Не знает, как нужно, как правильно, как сделать, чтобы облегчить его муку. Цижэнь приказал дотащить нечистого юношу в первые же свободные покои, окропить снадобьями, которые бы отогнали тьму или не дали демонической сущности вырваться наружу и разрушить всё вокруг. Хуа Чэн оказался поднятым на руки, и Ванцзи тут же заметил, что чужое тело практически не имеет веса. Положив больного на постель, Ванцзи приблизился, чтобы ощутить хоть какую-то светлую энергию в меридианах. Попытка вызвала у него шум в ушах, жуткий крик, вынудивший на миг прикрыть уши руками. Кажется, долгое пребывание в Преисподней так сильно отразилось на этом теле. Второй Нефрит боится, но руки делают всё необходимое: талисманы повсюду развешаны, травы лежат по углам постели, собственная духовная энергия перетекала в чужое нутро, от которого страшно разило тьмой, вот только эффекта никакого не ощущалось. Сань Лан всё ещё мучился болью, хотя уже лежал смирно, изредка его трясло, но он тут же хватал Ванцзи за руку, тянул её к своей груди и прикладывал, позволяя почувствовать, как силы циклично переливаются внутри, но не дают пользы. Однако пустоту заполнить очень хочется, и демон, резко поднявшись, прижимается всем телом к Лань Ванцзи. Испуганный юноша не может отстраниться и, кажется, вновь не слишком хочет. Он обвивает шею Сань Лана обеими руками, позволяя прижаться крепче, только бы это помогло. В груди нарастает очень странное чувство, оно и режет, и согревает одновременно. А демон ощущает, как его нутро тянется вперёд, к этому светлому и непорочному заклинателю-оборотню, оплетает своими сетями и привязывает. Что угодно, лишь бы восполнить то, что было жестоко вырвано изнутри.

Тем временем, где-то в горах Вэй Ин, претерпевая боль и не уступая в ней демону, лежит в агонии и терпит, пока его золотое ядро вытаскивают из груди. Это стоит того, это обязательно принесёт пользу, это поможет. Это вернет любви его жизни смысл жить и двигаться дальше. А он… Справится. Умоляет Мэйцзин делать всё побыстрее, хотя и понимает, что в чём-то подобном лучше не торопиться. Вэй Ин плачет не от боли больше, теперь он ощущает полноценно всё то, что пережил Цзян Чэн, и сердце наполняется горечью и глубоким состраданием.

«Сань Лан, где же ты, когда так нужен?»

Связь разорвана. Не нарочно, но так жестоко и больно, что страдают сразу обе души, прежде связанные невидимой другим нитью. Теперь южный князь пуст: красная нить, некогда связывающая с Его Высочеством, порвана, золотая нить, переплетенная с ядром смертного — тоже. Внутри не осталось ничего тёплого, воспоминания окончательно стираются, и это больно, но демоническое нутро жаждет силы и чувства наполненности, потому Хуа Чэн падает на постель, всё ещё крепко прижимая к себе Второго Нефрита, и чувствует, как чужие слёзы стекают на его одежды. С ним хорошо, потому что он пахнет иначе. Совсем как Его Высочество. И Хуа Чэн ещё не догадывается, насколько его чутьё право. Как и тело Лань Ванцзи, таящее в себе непривычные чувства, не подозревает ни о чём. Юноша слегка трясётся от страха, что смерть окажется на его руках, что он не справится, что поддаётся странным ощущениям внутри. Неправильным. Он обязательно попросит дядю наказать его, но позже. Сейчас он как никогда желает довериться чужим объятиям и зову сердца. Голова Ванцзи лежит на груди Сань Лана, роняя редкие слёзы и ощущая демоническую сущность как никогда прежде, но он не намерен испугаться вновь, а обязательно отыщет тепло в этом хладном теле.

***

Очнувшись, Цзян Чэн снимает с глаз повязку и оглядывается по сторонам. Вокруг него лишь поле из цветущих лиловых маков, и он ещё не понимает, что это сон. Идёт вперёд, зовёт хоть кого-то и не слышит отклика. Паника нарастает, шаг становится быстрее, а конца этому полю нет. Слышится гром в небе, оно чернеет, скрывая солнце. Молнии бьют по цветам, оставляя после себя лишь прожжённый клочок земли, где нет более никакой жизни. Цзян Чэн, избегая ударов молнии, бежит вперёд, но часто оборачивается, из-за чего случайно сталкивается с кем-то, едва не падая. Ему подаёт руку красивый юноша в синих одеждах, вышитых золотом, на каждом пальце блестит по одному кольцу. Его лицо не выражает ни радости, ни скорби, он помогает подняться наследнику Цзян, глядя совсем безразлично, а после произносит: «Это только твоя вина». Слова ранят, пускай наследник Цзян пока далёк от истины, он трактует по-своему.

Цзян Чэн вновь открывает глаза, теперь уже точно оказываясь в нужной ему реальности, так как руку тепло сжимает Вэй Ин, сидящий подле и улыбающийся так глупо и светло, что самому хочется улыбаться в ответ. Он не хочет верить, что и это сон, потому поднимается и резко прижимает Усяня к себе. Тот, не ожидая такой крепкой хватки, усмехнулся и погладил по спине, сквозь слёзы шепча:

— Наконец-то, ты в порядке.

— Баошань Саньжэнь сотворила истинное чудо, ты чувствуешь? — тихим, но крайне восторженным голосом спросил Цзян Чэн, ощущая, как внутри него легко перетекает духовная энергия. Пусть внешние шрамы уже вряд ли когда-то заживут, самые глубокие раны уже зажили.

— Чувствую, А-Чэн… Пойдем обратно…

— Домой?

Этот вопрос звучал так светло, по-детски, но от него сводит всё в груди, и Усянь, криво улыбнувшись, несогласно мотает головой и уводит Цзян Чэна в Мэйшань Юй, чтобы собрать вещи и, наконец-то, начать действовать. Пристань всё ещё не освобождена, потому они решили искать помощи у других кланов, и неудивительно, что откликнулся глава ордена Цинхэ Не. Когда Цзян Чэн прочёл его ответ на письмо, которое на днях отправлял Вэй Ин, то слегка смутился его слогу. Тот был непривычно мягок, много о чем спрашивал, а после шли строки, что лучше обговорить всё при встрече. Цинхэ Не защищен высокими стенами и сильной армией, Цишань Вэнь не скоро решится захватить их, точнее, тщетно попытаться. Потому дети из Юньмэна окажутся под хорошей защитой, хотя бы на время, и пускай в Мэйшань Юй адепты тоже проявили себя, Цзян Чэну и остальным не хочется и дальше подвергать второй родной орден опасности. Тем более советник главы Юй так и не встретился им на пути. Единственным человеком, не решающимся сбежать в Цинхэ, была Цзян Яньли. Последние пару дней она сидела в четырёх стенах, изучая древние тексты о врачевании, между делами к ней заходила Мэйцзин, рассказывая что-то новое, а потом юная госпожа Цзян вновь отвлекалась на чтение и вовсе не думала уходить куда-то. Убедить брата — весьма сложная задача, потому она выбрала «наименьшее из зол» и написала очередное ответное письмо Цзинь Цзысюаню, как будущему супругу, попросив встретить её и наставницу по пути в Ланьлин. Так Мэйшань Юй, по её мнению, не будет желанным местом для Цишань Вэнь, ведь наследники Цзян разъедутся по разным уголкам. Цзысюань несомненно укроет возлюбленную, это изначально было его идеей, он даже поговорит с отцом, чтобы и Ланьлин Цзинь помог в восстановлении Пристани. В письмах к госпоже Цзян он весьма нежен и совсем не стесняется в любовных выражениях, не то что в жизни, краснея и будто бы тупея при виде своей обожаемой. Драка с Вэй Ином, завязавшаяся ещё на обучении в Гусу, была исключительно на почве своеобразной ревности, чувства наследника Цзинь чисты и искренни, он может прятать их перед всеми, но стоя подле Яньли и млея под её взглядом, Цзысюань уверен, что это то самое чувство, о каких пишут в известных романах. Теперь, когда эта девушка просит помощи, он не имеет права отказать, ведь тогда это предательство против самого себя. Однако когда Яньли просит Мэйцзин отправиться с ней в Ланьлин, та колеблется и неуверенно отказывает. Это было бы очень удобно, но совсем меняет общий план действий. Мэйцзин решает остаться в Мэйшань Юй, убеждая Яньли, что в Ланьлине найдутся учителя даже лучше неё, хотя их общение можно продолжить в переписке. Она выходит за пределы города, чтобы проводить наследников Цзян в разные пути, и когда все трое кланяются перед ней, девушка смущается, но скрывает это и всё же отворачивается, не желая провожать и взглядом. Они действительно благодарны, и труд, и доброта этой врачевательницы не останутся забытыми, и от этих чувств Мэйцзин не по себе. Уходя от ворот, она брезгливо хмурится, пытаясь отбросить всякие мысли, и вдруг останавливается на месте. Запах Преисподней до неприязни знакомо бьёт в нос и преследует прямиком до дверей в большой зал, где на троне сидит пожилой глава Юй. Мэйцзин оборачивается, видит блеклую тень вдалеке и с хитрой ухмылкой закрывается за собой двери.

Блеклая тень — не кто иной, как Шэ Цзяньпин, изрядно набегавшийся по всем орденам. В Мэйшань его привели сплетни между другими демонами и, конечно, гнилостный запах. Как только смертные его не почувствовали? В подвалах почти каждого дома здесь спрятаны разложившиеся тела, где-то в отдалённых местах — ещё живые и напуганные. Слуга проследил, как наследники Цзян разделились в дороге, и не стал преследовать их дальше. Он имеет предположение, куда те направляются, однако не торопится сообщать об этом своему господину. Его цель — пятый князь, следы столь важной персоны терять не позволено, главное, что наследники Цзян и Вэй Ин живы, хотя последний выглядел весьма бледным и болезненным. Цзяньпин ещё не знает, что непревзойдённый синеглазый мыслит на шаг дальше, потому смело проходит по улицам города и не ждёт засады, а его разум уже медленно покрывается невидимой паутиной, нарушая привычный поток мыслей, превращая их в хаотичный комок из соблазна и любопытства, которое не приведёт ни к чему хорошему. Цзяньпин подрывается с места, готовый атаковать, как вдруг дверь захлопывается прямо на его глазах, весьма показательно. «Он» уже знает, значит нужно торопиться. Если что-то пойдёт не так, необязательно тащить пятого князя в преисподнюю, достаточно позвать Хуа Чэна по духовной сети. Слуга, будучи бесплотным, проскальзывает меж людей, чьи глаза светятся синевой, поднимается на крышу соседнего здания и замечает, что окна в главный зал открыты настежь. Какая нелепость, думает демон, так демонстративно закрыть вход и оставить лазейку. Кажется, он заметил ухмылку синеглазого перед этим, но не уверен, потому обращается в истинное обличье красного филина и влетает в главный зал через распахнутое окно. Паря под потолком, Цзяньпин понимает, как внутри царит тишина, нарушаемая только порханием его собственных крыльев, однако на это никто из присутствующих не обращает внимания, потому слуга спокойно опускается и уже в образе юноши становится на пол. Пятый князь сидит на полу и увлечён, скорее, десертом на столике, чем гостем. На троне Цзяньпин видит главу клана Юй, пожилой мужчина будто корчится от боли и держится рукой за грудь, из его глаз сочится синяя кровь. Смертные сочли бы этот случай за одержимость и оказались бы совершенно правы: душа этого мужчины украдена из загробного мира столь быстро, как и была туда изгнана парой взмахов кинжалом по горлу в недалёком прошлом, и не просто украдена, а насильно затащена в тело, которое не разложилось благодаря магии синеглазого. В зал вдруг входит какая-то женщина, быстро отдаёт письмо Яньцзину, безразлично обходя Цзяньпина стороной, и сразу же уходит. Тот разворачивает листок и, улыбаясь, проглатывает очередное пирожное. Это начинает раздражать, потому Цзяньпин достаёт свой меч и протягивает вперёд, острие оказывается прямо возле чужой бледной кожи, но тот и бровью не повёл, только отложил исписанную целиком бумагу, письмо от какого-то мелкого ордена, и взглянул сначала на меч, потом перевёл взгляд на нежданного гостя.

— Вы! — решает резко начать Цзяньпин, хотя его рука слегка дрожит. — Вы повинны в краже более трёх тысяч душ, князь Билю, и вы за это ответите перед остальными князьями. Что вы сделали с ними…

— Чей ты? — спросил синеглазый, совсем не переживая о том, что чужое дрогнувшее оружие немного рассекло ему кожу на щеке.

— Я прислуживаю южному князю, Хуа Чэну, а моё имя — Шэ Цзяньпин!

Юноша увидел в синих глазах отблеск страха, удивления, и победно усмехнулся, он знает, кем и как надавить, потому что его господин — самый лучший. Однако в тот же миг Яньцзин улыбается и даже не моргает, глядя снизу вверх на него, а потом вовсе облизывает острие меча. Кровь с языка стекает вниз, прямо как небьющееся сердце Цзяньпина от увиденного уходит в ступни, и он делает осторожный шаг назад. Это вынудило синеглазого подняться на ноги и подойти почти вплотную вжимаясь к чужому телу, а чтобы тот не упал, Яньцзин обхватил его талию обеими руками. Внутри Цзяньпина всё перевернулось от ощущений, но он ещё крепко держал в руке меч. Его разум окутан магией, и он, будучи на ранг младше, не осознаёт этого и постепенно поддаётся. Глаза покрываются пеленой, тело становится мягким и не падает навзничь только благодаря чужим крепким рукам.

— Мы можем с тобой кое о чём договориться, малыш Цзяньпин, — тихо проговорил Яньцзин, не отводя глаз. — Ты не расскажешь Хуа-Хуа ничего о том, что здесь успеть увидеть, а я щедро дарую тебе свободу, более ты не будешь унижаться в прислуживании.

— Я верен Хуа Чэнчжу, и никто не повлияет на это решение, — голос Цзяньпина становится тише, говорить получается с трудом, но он старается вытащить хотя бы крупицу себя из паутины.

— Верен, значит… Ты что, влюблён в него?

— Что? — вопрос будто застаёт врасплох, и юноша краснеет. Его любовь и восхищение походили на те же, какие испытывает ученик к своему учителю, и вовсе не более, но колдовство вынуждает задумываться обо всём в ином смысле.

— Похоже, ты его просто обожаешь, раз не можешь покинуть, даже не отрицай. Тогда у меня другое предложение. Я дарую тебе не свободу, а себя. Знаешь, сколько лет мне? Сколько во мне силы? Думаешь, я не способен уничтожить твоего господина? Я не исполняю обязанности князя не потому что слаб, а потому что мне неинтересно. Плевал я на эти заблудшие души и тесный трон. Я выше и строю судьбу так, как хочется мне, а не принятых там законам, понимаешь? Ты тоже можешь быть выше этого, в тебе наверняка сокрыты такие силы, какие твой Хуа Чэнчжу боится увидеть, поверь мне, никакой князь не захочет честной конкуренции.

Цзяньпин не может сопротивляться чарам и теперь восхищён им, нутром чует тьму и любуется ею. Высшая демоническая сила не может не очаровывать, сейчас ему кажется, что пятый князь оказался умнее всех, раз покинул Преисподнюю и занимается делами, стоящими выше привычных другим князьям. Вот только Цзяньпин не знает, какими именно, не может узнать, потому что находится в чужой власти, его разум и тело уже не принадлежат ему, он не может докричаться до своего господина в духовной сети и позвать на помощь. Он только дрожит в чужих руках, позволяя себя касаться.

— Мы же договорились? — весьма игриво спрашивает синеглазый, уверенный, что этот одурманенный юноша уже и не помнит, в чём суть разговора, однако всё ещё противится словесно, будто по привычке.

— Я верен Хуа Чэнчжу… Меня таким не возьмешь…

— А я возьму, — как бы подытожил Яньцзин и провёл пальцами по его щеке вниз, по шее и до ключицы. — Ты совсем юный. Сколько тебе? Лет триста? Наверное, ещё и голого тела никогда не видел. Ну, это ничего, я тебе покажу… А если будешь послушным, то разрешу даже прикасаться.

Если бы Цзяньпин был сильнее и мудрее, как его господин, то вмиг бы разглядел любовные чары, вызванные магией синеглазого, но теперь он вынужден поддаваться соблазну, внушая себе, что вправду очарован.

***

Когда Цзян Яньли перешла порог в главный зал Башни Кои, все слуги приветственно склонились, даже глава ордена, увидевший будущую невестку так близко впервые, улыбнулся и кивнул жене, как бы этим жестом одобряя её выбор. Прежде о молодой госпоже Цзян не было никаких слухов, она вела себя излишне скромно, обучалась грамоте, игре на музыкальных инструментах и ведению домашнего хозяйства, однако после смерти её родителей в ней что-то зародилось. Это что-то могло впечатлить простого смертного, однако заклинатели уже судили её иначе. Было непривычно видеть, как девушка, которую готовили исключительно к выгодному браку, становится другой, проявляет характер и стремится к познанию тех навыков, какие ей при исполнении супружеского долга точно не понадобятся. Сейчас все были рады видеть её живой и здоровой, но ещё не осознавали, что в будущем с ней могут возникнуть проблемы. Цзинь Цзысюань с некоторой гордостью обучал её стрельбе из лука и лично под руку отводил к учителям и лекарям, которые делились с молодой госпожой знаниями о врачевании и алхимии. Она вела дневники, в дальнейшем писала письма своей наставнице в Мэйшань о своих успехах, но скромность на людях всё равно оставалось её главным украшением, помимо приобретённых навыков, которые она уже могла практиковать и приносить пользу. Даже изготовить простое снадобье от кашля для ребёнка советника главы ордена было для неё приятным достижением, хотя о главной её цели ещё никто не подозревал. В письмах к брату и Вэй Ину она писала мало, вся гордость и желание услышать похвалу была сокрыта только в письмах Мэйцзин, которая отвечала довольно быстро и содержательно, рассказывая о создании всё новых и новых талисманов, которые бы помогли Яньли стать ещё полезнее. Борьба с Цишань Вэнь велась практически во всех орденах, все отстаивали свои территории и добивались справедливости, искореняя зло и тёмное колдовство, потому этим воинам не помешает один-другой талисман госпожи Цзян, связывающий нечисть или одурманивающий людей.

В один из таких дней, когда Яньли была занята обучением, Цзысюань, вновь являясь её сопроводителем, не удержался от разговора.

— Моя госпожа, могу ли я спросить тебя кое о чём?

— Спрашивай, — ответила она, не отводя взгляда от мишени и целясь луком без поддержки чужой руки. Только Цзысюань сделал шаг в её сторону, чтобы помочь поднять локоть, как стрела вдруг полетела вперёд и, вспыхнув очередным талисманом, поразила цель.

— Не может такого быть, ты всё ещё неровно держишь руки, — подметил Цзысюань. — Волшебство и не иначе.

— Верно. Мэйцзин написала мне об этом заклинании. Попадает в цель, как бы я не изворачивалась с оружием, потому что связь между кончиком иглы и мишенью вот здесь, — девушка указала пальцем в висок и улыбнулась так загадочно, что юноша покраснел. — Нечестно, зато эффективно. Хотя есть и недостатки: на несколько целей не рассчитано. Но я над этим работаю! О чём ты там хотел поговорить?

— О причинах. Почему ты стала такой…

— Неудобной? — едко ответила Яньли, рисуя другой талисман. — Женщина имеет право заниматься тем, чей ей хочется, если это не обесценит её статус, а я становлюсь только известнее; не опозорит честь родителей, а они мертвы, но уверена, гордились бы мной при жизни; и если её муж не выступает против, а я пока не замужем.

— Как я могу быть против того, чтобы моя жена приносила пользу как лекарь и была искусна во владении оружием, показывая пример другим поколениям? Это вовсе не проблема, ты становишься похожей на…

— Нет, — вновь перебила она, — не похожа. Я другая, и чем раньше ты это примешь, тем спокойнее будет наше времяпровождение сейчас и после бракосочетания.

Цзысюань не понял, почему девушку так задело сравнение с её матерью, но расспрашивать не стал, возможно, задел бы больную тему.

— Как дела у твоей наставницы? Ты о ней практически не говорила, кроме того, что она родом из Мэйшаня.

— Правда может тебе не понравиться, но придётся поверить мне на слово: у неё добрые намерения. Она спасла жизнь моему брату, сделала всё, чтобы он встал на ноги, а его золотое ядро пришло в норму. Она не враг. То, что прежде она была в клане Вэнь, не значит более ничего. К тому же, по её словам, даже будучи в другом ордене, она никому не причинила вреда.

— Моя госпожа, мне кажется, ты зря пытаешься увидеть во мне какую-то угрозу, — ласково ответил Цзысюань, кладя ладонь на её талию. — Я вовсе не против того, чем ты занимаешься, не против общения с наставницей, и если хочешь, мы можем вместе поехать к ней, когда обстановка станет лучше, а дорога — не опасной.

Яньли смягчилась и вдруг прижалась к нему. Уже окутанная в заботливые объятия, сдерживала слёзы, но не отстранялась, и Цзысюань, позволяя эту нежность им обоим, не убирал рук, крепко держал её.

— На самом деле, мне очень страшно, — почти шёпотом говорила она. — Мэйшань может не выстоять слишком долго, они даже ни разу не просили о помощи, а мне так хочется… Быть рядом. Там мои бабушки, дедушки, тёти и дяди, их дети, которых я могу никогда не увидеть больше, если в красном подоле спрячусь в Ланьлине, понимаешь? Потому я не могу позволить себе отдых, тем более сейчас мой брат налаживает отношения с другими орденами, ища поддержку, чтобы вернуть Пристань и отомстить. Он действует, а значит я не могу поступать иначе…

Цзысюань грустно вздохнул, не выпуская девушку из объятий.

— Мы выстоим и отомстим, моя госпожа, не волнуйся о смерти других, лучше думай о живых и как им помочь. А я буду рядом с тобой. Всегда.

Цзян Яньли держалась стойко, не уступая своим братьям, однако поддержка будущего мужа не оказалась лишней, наоборот, придала больше сил и уверенности. Дни шли бы и дальше в том же ритме, полном новых знаний и умений, пока ответные письма из Мэйшаня не перестали приходить, оставляя молодую госпожу Цзян в неведении и некотором замешательстве. Цзысюань так вовремя оказывался рядом, чтобы поддержать и поднять настроение, что у девушки не оставалось сомнений, что этот брак не принесёт ей горя. Но она может предаваться счастью семейной жизни в час войны?

***

Цинхэ Не встречал наследника Цзян с уважением, сам глава ордена бросил все дела, чтобы лично поприветствовать. Цзян Чэн поклонился и тут же начал благодарить главу Не за приём и возможность временно быть под его защитой, на что Минцзюэ отмахнулся и даже взял юношу под руки, лишь бы тот не стоял в полупоклоне, говоря формальности. Тот едва не вздрогнул от неожиданности, такой теплый прием от главы Не — редкое явление, чаще он строг и груб со всеми, однако этот его характер не мешает оставаться ему самым сильным и уважаемым человеком в ордене. Цзян Чэн и Вэй Ин, несмотря на обширный выбор свободных комнат, предпочли тесниться в одних покоях с двумя постелями, и это даже не вызвало ни у кого каких-то неправильных мыслей. В первые дни пребывания в Цинхэ Цзян Чэн медленно восстанавливал свои силы до предела, вернулся к тренировкам, а в свободное время вместе с главой Не обдумывал план наступления или виделся с Хуайсаном, который то и дело рассказывал о помощнике старшего брата, который отправился в недолгий отпуск для похорон матери и оставил младшего Не совсем одного, наедине с ненавистными тренировками и строгим Минцзюэ. Воинов Цинхэ Не хватит, если Пристань, по слухам, ставшая очередным смотровым постом, не пополнилась ещё одним отрядом адептов Цишань Вэнь, но узнать об этом детально пока не представлялось возможным.

Вэй Ин то и дело грезил о возвращении Сань Лана, чем только раздражал Цзян Чэна, однако тот в присутствии Не Минцзюэ старался закрывать глаза на поведение шисюна. В его глазах Вэй Ин стал походить на наивного ребёнка, который только сидел у окна и ждал чьего-то прихода. Внешне он выглядел немного болезненно и бледно, но Цзян Чэн ссылал это состояние на всё ими пережитое и тревогу, которой Вэй Ин был целиком поглощен, пока сам он лежал едва не при смерти, истекая кровью и духовной энергией из-за порванных меридиан. Порой он злился на его слабость, однако длиться долго это не могло, и к концу дня Цзян Чэн прижимал его к себе, чувствуя, как это родное тело будто бы покидают последние силы, оно такое мягкое, податливое, что хочется укрыть его где-то далеко, в тёплом месте, не прекращая ласки. За закрытыми дверьми он может только положить его на постель, укрыть одеялом из-за лихорадки и шептать в висок, что они обязательно справятся и обязательно вместе.

— Может, попросить кого-то из лекарей осмотреть тебя? — спрашивает Цзян Чэн, с нежной грустью глядя, как Вэй Ин отмахивается рукой и улыбается, выдавая это за хорошее самочувствие. — Была бы здесь Мэйцзин… Опасно просить её приезжать, она и в Ланьлин ехать отказалась, хотя сестра упрашивала. Придётся нам выкручиваться иначе.

— Нам?

— Нам. Не оставлю же я тебя одного. Ты обещал, что когда я стану главой ордена, ты будешь моей правой рукой, помнишь? В Гусу — два нефрита, а в Юньмэне — два героя… Так что лежать тут и медленно умирать не позволю, ты мне нужен…

Усянь усмехнулся на это и легонько коснулся его щеки губами. Только он захотел подняться, отбросив одеяло, чтобы пойти прогуляться по городу, как вдруг Цзян Чэн схватил его за плечо, аккуратно притягивая обратно. Рука сместилась на спину и ниже, обхватывая талию, ягодицы, и прижимая к телу так, что Усянь успевает лишь громко вздохнуть, прежде чем его рот накрывается другой парой губ в нежном поцелуе. Принимая, он чувствует, как с этой лаской в него лёгкими волнами проникает духовная энергия. Это заставляет дрожать, колени расходятся, и Усянь тесно прижимается пахом, от чего Цзян Чэн делает томный вдох, пальцами проходит вдоль верхних одежд, приподнимает их и сразу же берётся за нижние. За дверью слышатся шаги нескольких адептов, из-за чего Усянь резко отстраняется, едва не падая от того, что его штаны наполовину спущены. Раздосадованный Цзян Чэн смотрел на него с некоторым удивлением, но настаивать на своём не стал, может, и правда сейчас не время и не место. Потому молча поднялся с постели, поправил свои одежды, взял меч и направился к главе Не. Вэй Ин, приведя себя в надлежащий вид, тоскливо обнимал себя за плечи. Хотелось бы совсем иначе.

В зале для собраний на большом столе лежала карта, которая сразу привлекла внимание наследника Цзян. Подойдя ближе, он рассмотрел её получше, предположил, какое расположение адептов будет наиболее выгодным, как вдруг его взгляд падает на местность, закрашенную углём. Судя по соседним территориям, это ни что иное как область вблизи Мэйшаня. В голове не укладывалось, почему эта часть осталась без присмотра, рядом нет плана по размещению воинов для обороны, однако сам Цишань, как самая близкая точка, отмечен очень даже детально. В тот же момент, весьма вовремя, в комнату зашёл Не Минцзюэ и, позволив им двоим обойтись без формальных поклонов, встал достаточно близко к Цзян Чэну. Тот даже не сразу среагировал и чуть отстранился, не убирая рук с карты и указывая на одну неточность.

— Здесь, — палец касается угля на бумаге, стирая и тем самым обнажая название города. — Почему всё закрашено и находится без защиты? Разве нам не хватит людей для этого? Глава Цзинь согласен помочь, ещё другие кланы тоже выступят с нами против Цишань Вэнь, так почему Мэйшань Юй должен остаться в стороне?

— Цзян Чэн, мои люди возвращались с разведки пару месяцев назад и докладывали, что Мэйшань Юй захвачен. Они ближе всего к Цишаню, там не ожидалось иного исхода: орден мелкий, остальной город не развитый.

— Сначала и я так думал, но побывав там, сложил другое впечатление. Где, по-твоему, я скрывался первое время, если не там? И никаких Вэней. Мэйцзин, местная врачевательница, сказала, что они дали отпор ещё давно, и никто ничего не захватывал. Однако это не значит, что Мэйшань совсем оставили в покое…

Минцзюэ, нахмурив брови, внимательно смотрел то на карту, то на Цзян Чэна, не менее озадаченного. Сведения, полученные ими обоими, расходятся, но не верить ему глава Не не может и не хочет, в этом мало смысла. Нельзя же обмануть, выдумав, что целый город вблизи Цишань сейчас совершенно свободен? Звучало, по его мнению, очень странно, потому разобраться следовало незамедлительно.

— Дали отпор, говоришь, — продолжил глава Не, сложив руки на груди. — И как же у них хватило сил на это, раз не выстояла даже Ляньхуа?..

— Всё дело в маковом поветрии, — ответил Цзян Чэн весьма уверенно, вспоминая рассказы Мэйцзин. — Эта болезнь не распространяется дальше стен города, её невозможно перенести, всякий живой попросту гибнет без противоядия, а жителям попросту нет нужды перемещаться далеко от дома. Разумеется, Вэни о таком не знали и пришли совсем неподготовленные…

— Не только Вэни, честно говоря, я сам впервые в жизни о таком слышу. Впрочем, это наполовину твой орден, тебе виднее, что там творится.

— Я слышал об этом от матушки очень давно, больше как сказку, и не думал, что встречусь с поветрием совсем близко. Все люди в Мэйшане здоровы и не переносят болезнь остальным, заразиться можно, только вдохнув тот воздух. Пыльца с маков удушает, кровь перестаёт течь по жилам, и человек вскоре падает замертво, реже — мучается пару дней, смотря, как много вдохнёт. Не помню, чтобы мне давали противоядие, я был в плохом состоянии, плохо вспоминаю хоть что-то из тех дней. Они длились странно, как в коконе…

Минцзюэ приблизился, чтобы слегка похлопать Цзян Чэна по спине, как бы приободряя, и тот слабо улыбнулся на это.

— Думаю, лекарям ордена Цинхэ Не стоит заявиться в гости в Мэйшань, изучить поветрие и противоядие, это может помочь в войне, если всё держать под строгим контролем и не позволить болезни разойтись слишком далеко. Цзян Чэн, надеюсь, ты сможешь отправить туда письмо и напросить моих людей для визита?

Цзян Чэн согласно кивнул. Он не выжидал так уж долго и уже в тот же день написал письмо дедушке, главе Юй, с просьбой разрешить адептам дружественного ордена приехать и обменяться некоторыми знаниями, убеждая, что это поможет в борьбе с Цишань Вэнь. Однако ответа не последовало ни через несколько дней, ни через пару недель. Вероятно, письмо было перехвачено, но Цзян Чэн написал ещё одно, которое так же оставалось долго без ответа. Воины уже отправлялись на заданные территории и готовились к битвам, чтобы отвоевать мелкие кланы вблизи крупных орденов. Цзян Чэн продумал план, как провести разведку в Юньмэне и определиться с количеством адептов, которое понадобится для возвращения Пристани, но сердце его наполнялось тревогой за единственных родственников, которые сейчас так далеко от него и так близко к стенам вражеского ордена. Волнение ощущалось и другими, но решение отправиться в Мэйшань без приглашения оставалось в заторможенном состоянии, пока Минцзюэ не решил ехать самостоятельно, вместе с пятью сильными адептами и двумя опытными лекарями. В теории, они не должны были столкнуться с воинами из Цишань Вэнь, но на практике мысль Минцзюэ о том, что Мэйшань вправду теперь захвачен, могла оказаться правдивой. Цзян Чэн отговаривал главу Не ехать туда, просился сам или хотя бы в пару, но Минцзюэ отказывал. В ночь перед отъездом он ещё раз поговорил с Цзян Чэном, слегка сжимая его руки в своих, что вынудило того заметно покраснеть. Уезжая, он убеждал наследника Цзян, что его волнение — пустое, дорога хоть и займёт время, на обратный пусть останется несколько талисманов для быстрого перемещения, потому он вернётся очень скоро, однако тот оставался при своём мнении.

Провожать главу Не не хотели как по-особенному, всё же поездка намечалась не самая серьёзная, хотя, в теории, могла привести их к засаде. Минцзюэ взял с собой мало людей, но они отличались от остальных некоторыми умениями и выраженной физической силой. Единственный, кто не скрывал свою тревогу о предстоящем путешествии, был Хуайсан. Младший Не порхал словно птичка подле своего дагэ, чудом того не раздражая.

— Брат, обещай написать сразу, как приедешь, ладно?

— Хуайсан, не смей забрасывать тренировки, пока меня не будет рядом, — тон Минцзюэ звучал так типично строго, что младший Не уже едва глаза не закатывал, прикрываясь новеньким веером. — Я спрошу у Цзян Чэна о твоём поведении.

— Опять ты про это, даже в такой момент! Я просто очень переживаю, у меня есть нехорошее предчувствие…

Когда Минцзюэ сел на лошадь, Хуайсан тут же отпрянул назад, становясь плечом к плечу к Цзян Чэну, который имел сомнений куда меньше насчёт этой поездки, хотя тревога от писем без ответа ещё присутствовала. Глава Не кивнул наследнику Цзян, и этот тяжёлый взгляд тот ощутил как-то иначе, свободнее, чем все предыдущие. Их зрительный контакт оборвался, не успев вызвать неловкости, а Хуайсан вдруг провёл веером перед лицом Цзян Чэна.

— Цзян-сюн, ты в порядке?

— Неизвестно наверняка, к чему приведёт эта вылазка, — отвечал тот, задумчиво глядя в след группе заклинателей. — Но думаю, такие воины точно со всем справятся.

— Ох, Цзян-сюн, надеюсь ты сказал об этом дагэ. Уверен, твои комплименты придали бы ему больше уверенности, — Хуайсан странно улыбался, на что наследник Цзян смотрел с удивлением. — Твоя похвала для него ценнее, чем моя, как и переживания. Скажи ему кто угодно про Мэйшань, он бы не поехал.

— Что ты несёшь?

— Нравишься ты ему, Цзян-сюн. И это не тот восторг, какой испытывают люди, глядя на сильных заклинателей, уж я-то знаю.

Цзян Чэн покачал головой, с трудом представляя, какими бреднями забита голова младшего Не после прочтения романтических книжек. Не Минцзюэ, конечно, не тот, кто стал бы ухаживать за мужчиной, как вообще о таком можно рассуждать? При всём этом, голову не покидала мысль о том, что отношение главы Не к нему имеет более нежный характер, чем можно ожидать от такого сурового человека. Он даже подумал, что помощь ордену связана исключительно с ухаживаниями, если их можно так вообще назвать, и отдавать долг придётся весьма особенным образом. Юноша тотчас же ударяет себя по щеке за подобные рассуждения и быстрым шагом скрывается в своих покоях, где его уже ждёт шисюн, пока Хуайсан смеётся ему вслед. Он знает и то, что в его слова так сложно поверить.

В покоях Цзян Чэн застал Вэй Ина с небольшой бутылочкой вина, на что лишь закатил глаза, проходя вперёд и присаживаясь рядом.

— А-Чэн, ты как? — спросил Усянь, пряча за спиной вино. Весьма нелепо, тот уже всё увидел. Или, скорее, предугадал.

— Ты снова сидишь без дела и выпиваешь? Даже не приходишь в главный зал для переговоров, а если и решишь заявиться, то не берешь с собой меч. Что это за поведение?

— Недостойное для супруга главы Цзян, не так ли? — вопрос был задан с некоторой насмешкой над самим собой, но тот даже не отреагировал на слово «супруг», мысленно соглашаясь.

— Или, может, топишь горе в вине из-за разлуки со своим проклятым гэгэ?

Сказанное тут же отразилось гневным выражением лица Вэй Ина, он отставил бутылочку вина в сторону, и вышел из комнаты, не нарочно толкнув шиди плечом. Цзян Чэн не думал (или попросту не хотел думать), что эта тема настолько его заденет. Неужели Сань Лан так важен? Важнее, чем всё остальное? В груди всё сжимается от ревности и желания едва не накричать вслед, не зная, как ещё достучаться, как доказать, что он любит, что готов позаботиться, что он лучший вариант, заслуживающий ответных чувств не меньше, чем этот… Демон, иначе назвать не может.

Наследник Цзян остаётся один, наедине с волнением и холодом, который обнимает его из-за открытых окон. Хотелось бы совсем иначе.

***

Дорога заняла относительно немного времени, вероятно, потому, что ближайшее расположение адептов Цишань Вэнь значилось совсем в другой стороне, а путь в город с маковым поветрием был позабыт. Оно к лучшему. Адепты, лекари и глава Не перемещались на лошадях, но когда совсем приблизились к воротам Мэйшаня, решили дальше идти пешком, чтобы не подвергнуть животных опасности, ведь для них противоядие вряд ли отыщется. Было настолько тихо, что заклинатели слышали каждый вздох и шорох под подошвой сапог друг друга, а Мэйшань в нескольких метрах не подаёт признаков оживлённого городка. В голове уже закрадывались сомнения, и все взялись за оружие, прежде чем открыть ворота. Пришлось пройти вперёд ближе к центру, прямиком до резиденции главы клана Юй, потому что поблизости не было ни души.

— Глава Не, — прервал тишину один из адептов, — тут ни единого трупа…

— Да вижу я, — ответил Минцзюэ, осматривая местность, где не было и следа, ни намёка на присутствие живых людей. Зато в нос вбивался жуткий запах разложения. Однако обойдя улицы, никто так и не обнаружил мёртвых тел, словно веяло ими прямо из-под земли. Домики выглядели аккуратными, дорожки — чистыми, всё вокруг никак не указывало на сопротивление.

— Все как сквозь землю провалились, даже крови нигде нет, — подметил один из присутствующих, мысля вслух. — Только какие-то синие пятна повсюду… Не нравится мне это… Фэн Гэн, иди-ка посмотри…

— Почему я? — возмутился лекарь.

— Ты в всяких жидкостях лучше разбираешься. А вдруг это яд?

Мужчина неуверенно подошёл к луже чернильного цвета и, склонившись, макнул пальцем.

— Густовато, — тихо заметил он, чуть прислоняя руку к носу, — и пахнет… Кровью. Впервые вижу такую.

— Может, это от какой-то нечисти? Или человек отравился чем?

Лекарь задумался, вспоминая все учебники, но на ум не приходил никто из тварей с подобной кровью. Красная, чёрная, белая — да, такое встречается, а это выходило за привычные рамки.

— Фэн Гэн, совсем нет идей? Отупел?

— Да отвали ты! Я думаю!

Стоило лекарю повысить голос, вдалеке вдруг послышался шум, и все одновременно насторожились. Глава Не прошёл вперёд, крепко держа в руке саблю, а остальные колонной последовали за ним, оглядываясь по сторонам. Шум становился громче, распространяясь по сторонам, было похоже, словно кто-то невысокий и проворный бегает кругами позади домов. Один из адептов, самый молодой, едва не на цыпочках подходит к старшему лекарю и шепчет на ухо:

— Знаешь, это прозвучит бредово, но это могут быть ланьмогуи*?

— Кто-кто? — спросил тот как-то безразлично, внимательно глядя по сторонам.

— Ну, я был на обучении в Гусу в этом году, и Лань Цижэнь рассказывал про синеглазых демонов. Их кровь была синей и использовалась в качестве чернил для письма. Они, это самое… Едят золотые ядра.

— Что за чепуху ты несёшь, ну какие ланьмогуи, они же вымерли давным-давно!

Заклинатели в один миг остановились, когда перед ними показалось посиневшее тело ребёнка лет двенадцати, который смотрел на них, склонив голову в бок. Явно одержимый, синяя жидкость стекала из его рта, а глаза, сверкнувшие синевой, были совершенно пустые. Некоторые обернулись в разные стороны, так как и там тоже показались чьи-то тени. Один из адептов бросился навстречу им, замахиваясь мечом. Это не помогло, существо сбежало так же быстро, как и появилось, однако это не помешало мужчине двигаться дальше в поисках нечисти, потому он распахнул двери одного из домов и зашёл внутрь. Другие заклинатели с опаской глядели на то, как их знакомый тут же попятился обратно. Не спеша и как-то нелепо, будто увидел что-то совсем дикое, но без особого испуга просто отошёл обратно. Только все хотели подойти к нему, зайти в тот домик и всё разузнать, тот наконец повернулся к ним лицом, белым-белым, и протянул руку, хватаясь за плечо одного из лекарей.

— Глава Не, там… Демоны…

Не Минцзюэ нахмурился, чего там можно было испугаться, не впервой же ходит с ними на охоту, всякое видели.

— Демоны сношаются, — продолжил тот и тут же прикрыл рот рукой, будто в этом было что-то глупое или он ошибся вовсе, увидев что-то иное.

Когда адепты зашли в тот дом, то единовременно нахмурились и прикрыли нижнюю часть лица, лишь бы не чувствовать зловония гнили повсюду. В комнате по разным сторонам были разбросаны части тел — руки, ноги, головы и частично, а в самом центре, в куче кусков чёрной и красной ткани, на животе лежал обнажённый демон, скрестив руки и сложив на них свою голову. Его длинные чёрные волосы были украшены серебряными бусинами и красными перьями, плечи покрывала тонкая вуаль синего цвета, а бледное тело дёргалось от медленных, но глубоких толчков, так как сверху него находился ещё один демон. Кожа второго — уже синего оттенка, но не менее бледного, на руках виднелись чёрные когти, которые впивались в кожу до капель крови, а на каждом пальце надето по одному золотому кольцу. Необычное зрелище вызывало и страх, и тошноту. После стольких охот на нечисть, заклинатели впервые сталкивались с подобным и не знали, что с увиденным поделать, но оставлять их здесь точно нельзя, пускай местность и выглядит заброшенной, твари всегда будут представлять угрозу. Один из демонов вдруг поднял голову, нехотя отстраняясь от чужой шеи и от поцелуев, и его глаза заблестели синевой.

— Ужин так рано? — спросил он, освобождаясь ещё возбуждённой плотью из мышц другого демона, который в ответ на это тут же недовольно свёл брови, укладываясь на тканном островке поудобнее. — Приятного аппетита. А мне оставьте этот хмурый десерт, — демон указал рукой на главу Не, улыбаясь, и по хлопку ладоней комната вдруг наполнилась туманом, который вынудил заклинателей закашляться. Это ослабило их бдительность, и каждый из них в миг оказался схваченным остальными демонами, беготня которых и заманила в ловушку. Те вгрызались людям в шеи, когтистыми руками крепко сжимали их грудь, стискивая рёбра до хруста и вскриков.

Никто не смог сопротивляться количеству, и только Минцзюэ стоял с саблей в руке, не раненый, махал саблей, рассекая туман, но совершенно не попадал в цель, от чего синеглазый тихонько посмеивался. Вдруг его тело словно связали паутиной, и он стал слишком неуклюжим. В попытке сопротивления его золотое ядро словно резало грудь, накопленные для удара силы ранили его самого, ведь ударять было даже не по чем, лезвие сабли как вслепую лишь резало воздух. При очередном замахе оружием Минцзюэ почувствовал, как нечто позади него сдержало саблю, и та осталась в воздухе, а потом с грохотом свалилась на деревянный пол. В глазах читалось удивление, а в мыслях не укладывалось, какой нечисти хватило сил ослабить дух сабли клана Не вот настолько? Он увидел, что синий демон стоял уже совсем близко, обнажённый, благодаря чему заклинатель присмотрелся лучше и обратил внимание на крепость его тела: оно весьма рельефно и, кажется, повыше, чем у самого главы Не. Как раз когда его взгляд задержался на руках, те схватили его шею, а потом с мощной силой притянули к себе так, что голова Минцзюэ столкнулась со лбом демона. Один раз, другой, следующий. Он бил его о собственный лоб так, словно это каменная стена. Показались капли алой крови, и Минцзюэ быстро терял силы, духовная энергия вытекала по нитям той паутины, которая оплела его разум и душу. В грудь вдруг вошла когтистая рука и вытащила золотое ядро, и глава Не упал на колени, не в силах даже взяться за грудь.

Боковым зрением он видел, как мёртвые адепты его ордена лежат рядом с ним, обкусанные и обескровленные, и его сердце болезненно сжалось. Он никогда не испытывал подобного страха, у него не было права бояться, потому что было за что сражаться, но прямо сейчас силы покинули его, без ядра он теперь ощущал свою ничтожность. Физическое превосходство уже не играло никакой роли, его и не было. Синеглазый с большим удовольствием проглотил его золотую сердцевину, от чего тело даже слегка вздрогнуло, настолько духовная энергия была сильна. Но не так, как он сам после тысячи адептов клана Юй и двух тысяч других заклинателей Мэйшаня. Титул князя непревзойдённого ранга закреплён за ним не спроста.

Синеглазый схватился за волосы Минцзюэ окровавленной рукой и потащил в центр комнаты, немного брезгливо толкнув тело к другому демону.

— Взгляни, малыш Цзяньпин, — заговорил он, — очередная туша с тысячей амбиций. И кто он без своего ядра? Заклинатели такие примитивные, нелепые… Раздражает…

— Эти «примитивные» уничтожили весь твой род.

— Будешь дерзить, я тебе ничего не оставлю…

Демон улыбнулся и приподнял голову Минцзюэ выше, чтобы укусить в шею. Мясо показалось ему весьма жилистым и грубоватым, как он и ожидал, но ничуть не расстроился. Жадно впиваясь в плоть, на которой уже не оставалось живого места, Яньцзин почти не смаковал привкус, глотал, будучи и голодным, и обозлённым на весь заклинательский мир. Острые зубы помогали жевать быстрее, и так несколькими укусами голова вскоре оказалась оторванной целиком, а тело заклинателя упало, теряя последнюю кровь, лужи которой теперь занимали половину комнаты.

Синеглазый безразлично отбросил голову заклинателя в сторону и вновь лёг на пол, подле Цзяньпина, который тут же развернулся к нему, чтобы устроиться верхом и сцеловать капли алой крови на его лице. Комната наполнилась уже не только запахом трупов, но и свежей кровью, что будто бы вновь ударило в самое изголодавшееся нутро, вызывая животную похоть. Мёртвые тела вокруг них совершенно не смущали, еда, как и всякого рода разврат, является одной из потребностей для существования всего живого, или даже нечисти. Яньцзин сжимал бёдра Цзяньпина, не нарочно протыкая его бледную плоть когтями, но тот даже не вздрагивал, молча принимал и продолжал тянуться за поцелуями в губы так, словно это единственное, что только может волновать. Всё вокруг лишилось смысла, когда разум погряз в тёмном соблазне, а тело отдалось в чужие распутные руки. Теперь он лишь неумолимо желал его, требовал ласки и выражения похоти, оставляя своего господина Хуа в полном неведении.

Chapter Text

Беспокойные адепты ордена Цинхэ Не ждали возвращения главы или хотя бы весточки из Мэйшаня. Разведка молчала, заклинатели разводили руками, и все, томясь в тревожном ожидании, обдумывали в голове худшие варианты развития событий. Цзян Чэн, не желая более терпеть, приходит к советнику главы Не. Мужчина тоже обеспокоен не меньше, потому решает отправиться в Мэйшань вместе с наследником Цзян. Было принято решение взять больше людей, они попросту не знали, что их ждёт: засада, открытое сопротивление или что-то ещё. Отправляться следовало незамедлительно, однако различные мелочи при сборах всё время мешали уехать. Некоторое оружие внезапно оказалось непригодным, божественные сети — порванными, талисманы — тоже, а запасы алхимиков подозрительно быстро пустели. Было некому контролировать подобные вещи на фоне общего беспокойства, каждый занимался своим делом, не следя за ресурсами для вылазок вне военных действий. Не Хуайсан каждую ночь после отъезда старшего брата мучился кошмарами, но из комнаты не выходил и никого не беспокоил этим, пока его окружение не стало замечать его уставший вид и синяки под глазами. Очевидно, сны подолгу не давали уснуть, не говоря уже о том, что от них становилось всё тревожнее с каждым разом.

— Дагэ не мог там умереть, правда же, Цзян-сюн? — спрашивал Хуайсан за завтраком. И пока остальные убеждали младшего господина в том, что Минцзюэ не сломить никому, Цзян Чэн молчал, отказываясь нагнетать или, наоборот, расслаблять атмосферу.

— Нужно соблюдать осторожность в путешествии, — всё, о чем заявляет наследник Цзян, отпивая чай. Советник согласно кивнул.

— Ты тоже туда отправишься?! О небеса, я не готов трястись за двоих сразу! — восклицает Хуайсан. — Я поеду с вами, и это не обсуждается!

— И не страшно? Лучше не подвергать опасности наследника клана…

— Насле… Что? Небеса, я совсем забыл, что больше нет никаких наследников! — младший Не чуть не заплакал, прикрываясь веером. — И вообще, не внушай мне ничего плохого! Наследник не понадобится, все живы и скоро вернутся домой!

— Тогда, должно быть, нет нужды и ехать…

— Я поеду, Цзян-сюн! Тем более, я буду с тобой. Я в тебе никогда не сомневался, ты же знаешь? С тобой мне спокойнее и безопаснее.

— Я еду туда как друг клана, а не твой охранник!

— Да кто же спорит? Я просто спрячусь за спину верного товарища в случае чего, не злись, пожалуйста!

Цзян Чэн выдохнул и, допив чай, пошёл собираться. Оставалось всего несколько часов до их отъезда, следовало обговорить кое-что с Вэй Ином, который как раз совсем недавно вернулся с очередной своей прогулки.

— Где тебя носило на этот раз? — Цзян Чэн только пытается казаться строгим, задавая вопрос, но его тело и лицо выдают обычное беспокойство: щёки немного краснеют, а руки тянутся вперёд, желая подвинуть к себе не чтобы дать подзатыльник, хотя очень даже хотелось поначалу, но чтобы приобнять.

— Ничего особенного, — ответ его не устраивает, но ссориться сейчас совсем нет желания, хватает того, что многое выходит из первоначальных планов.

— Как скажешь…

Усянь обвивает его шею лишь на какие-то мгновения, легонько целуя в висок и тут же отстраняясь. Цзян Чэн на это лишь грустно вздыхает, но молчит, в мыслях пытаясь настроиться на разговор.

— У меня нехорошее предчувствие.

— Как и у всех.

— Поэтому я не хочу брать тебя с собой, А-Сянь.

Усянь пожимает плечами и молча ложится на кровать, кладя руки за голову.

— Как скажешь…

— Мне правда хотелось бы быть рядом, но, похоже, всё вокруг складывается так, чтобы мы не проводили время вместе.

— Ну-ну-ну, брось это. Просто время тяжёлое, но и это когда-то кончится, А-Чэн, не думай о плохом. Я останусь здесь, ты поедешь в Мэйшань, увидишь Мэйцзин, вернёшь Не Минцзюэ и остальных домой. Может, они там с маковым поветрием разбираются. Не факт, что противоядие работает так быстро.

— Разве ты его не принимал и не знаешь?

— Не-а. Не пришлось как-то.

Цзян Чэн находил это весьма странным, но не было времени разбираться глубже. Возможно, болезнь контролируется лучше, чем можно подумать сначала. Он хочет так думать.

Уехать без младшего господина Не возможным не представилось, все предвкушали, что он будет болтать без умолку, прикрывая тем самым свой страх, однако тот молчал всю дорогу, иногда разглядывал местность и изучал дорогу. Теперь остальные могли беспокоиться меньше, ведь если Хуайсан стал серьёзным, значит, настроение, наконец-то, у всех единое, а успеха во всём этом ожидается больше. Дорога показалась весьма скучной и совершенно безлюдной. Иногда на пути лежали трупы, ран на них не обнаружили, но лицо и одежда все равно были запачканы, будто перед смертью несчастные люди кашляли кровью. Заклинатели пришли к выводу, что это маковое поветрие выбралось за пределы города, и надели маски на всякий случай. Когда они приблизились к воротам города, сердце Цзян Чэна бешено забилось от осознания, насколько вокруг тихо. Когда они зашли в сам город, тревога стала лишь сильнее. Дома стояли, как и прежде, где-то валялись детские игрушки, на прилавках лежали гнилые овощи и фрукты, нигде не было следов сражений или даже крови, всё стояло в той целости, какую запомнил Цзян Чэн, уезжая отсюда не так давно. Но при всем этом, стояла гробовая тишина, людей не было нигде. Заклинатели заходили почти в каждый дом, какие-то двери были заперты, но даже за ними не было слышимых признаков нахождения людей.

— Может, их взял в плен орден Цишань Вэнь? — предположил один из адептов клана Не.

— Весь город? — спросил советник и несогласно помотал головой.

— Но не могли же все люди разом исчезнуть просто так… Может, то самое поветрие совсем стало неуправляемым, и все сбежали?

Теория осталась без ответа, и все просто отправились дальше. Хуайсан вдруг зацепился за рукав Цзян Чэна, оглядываясь.

— Цзян-сюн, я что-то видел… Между домов, там, — юноша дрожащей рукой указал куда-то в сторону, но Цзян Чэн никого и ничего не увидел, даже приостановившись. — Может, у меня воображение разыгралось, конечно…

Резиденция клана Юй была прямо перед ними, в нос стал пробиваться гнилостный запах, и заклинатели схватились за оружие. Цзян Чэй первым зашёл в главный зал и ужаснулся увиденному: весь пол укрыт частями людских тел, мебель в комнате была перевернута, либо накрыта окровавленными одеждами различных кланов, в том числе и Вэнь. Почти не было видно в этой картине чьих-то голов, чтобы чётко опознать кого-либо, лица были обезображены самым жестоким способом. Легче не становилось от мысли, что ни одно тело здесь не напоминает дедушку и бабушку Юй или Мэйцзин. Когда Цзян Чэн медленно прошёл вперёд, то его взгляд упал на самое крупное тело в углу комнаты. Оно было наполовину обнаженным, элементы одежды валялись рядом, и наполовину изуродованным, словно животное с большой пастью кромсало эту плоть большими укусами. Сердце, кажется, замерло на время, пока Цзян Чэн рассматривал знаменитую саблю Не Минцзюэ, лежащую рядом с этим трупом. Сзади послышались голоса, заклинатели тоже вошли следом и с ужасом оглядывались. Рукав Цзян Чэна вновь потянули, и Хуайсан уже через пару мгновений, стоя плечом к плечу, испуганно вскрикнул.

— Дагэ!

Похоже, он узнал Минцзюэ даже по изорванным лоскутами одежды, не то что по оружию. Он тут же упал на пол подле обезглавленного тела, и Цзян Чэн не успел придержать его за локоть, потому младший Не вляпался в лужу крови. Он всхлипывал и шептал имя брата, легонько и с опаской прикасаясь к телу, боясь трупного яда, к тому же на нём всё ещё могут быть следы поветрия. Тут же заметив на своей мантии грязные пятна, он перевёл взгляд на место вокруг себя и отнюдь не брезгливо прикоснулся к чистому участку деревянного пола. Пальцы ощутили снизу будто бы переменчивые потоки тёмной энергии. Доски стали мягкими от пропитавшей их крови, потемнели и немного отошли друг от друга, и Хуайсан сквозь слёзы тут же рассмотрел между ними что-то блестящее. Это оказалась красная бусина из чистого граната. Аккуратно достав её тонкими пальцами, он протянул её Цзян Чэну. Тот, внимательно рассмотрев вещицу, не припомнил, кому бы она могла принадлежать, однако это единственное, что, вероятно, поможет в расследовании жестокого убийства.

— Здесь точно завелась нечисть, и непростая, — делает вывод один из заклинателей. Адепты клана Не встали на колени, чтобы проститься с главой в поклоне, и Цзян Чэн последовал их примеру.

Хуайсан продолжал сидеть в луже крови и касаться пола руками, тьма будто легонько тянула его меридианы вниз, утягивала за собой, но сопротивляться этому было довольно просто. Он решает подняться, чтобы сильно топнуть ногой о доски и пробить их. Труда это не составило. Образовавшееся отверстие увеличивалось с каждым ударом, и вскоре заклинатели обнаружили, что под полом есть потайные ходы. Первым рискнул спуститься Цзян Чэн и, пройдя довольно большое расстояние, в конце узкого туннеля без единой развилки увидел выход наверх и свисающие рядом веревки. Единственный конец этого пути оказался за пределами не то что резиденции, а самого города, выводя прямиков в цветочное поле. Наследник Цзян поднял голову и увидел над собой красивый закат нежно-розового оттенка. Редкие белые облака, казалось, совсем не плыли, а замерли на месте. Ветра там не было, однако в дороге он ощущался весьма сильно. Юноша обернулся и обнаружил позади себя высокую стену. Похоже, это та самая стена, отделяющая город от ядовитых маковых полей. Он тут же поправил маску, натягивая чуть повыше, и стал дышать не так часто. Проходя дальше и разглядывая цветы, задевал бутоны руками, и Цзыдянь на пальце искрился, легонько царапая кожу под металлом. Боль усиливалась по мере того, как далеко юноша продвигался вдоль поля, но не являлась преградой. Цзян Чэн сорвал несколько бутонов, внимательно рассмотрев, и сложил в небольшой мешочек на поясе. Лиловые маки больше нигде не растут, и, кажется, совсем не опасны, он даже почувствовал их запах через ткань на лице, и хуже от этого не стало, значит, стоило бы посадить парочку в Юньмэне, где-то в обособленном месте, как память об ордене Мэйшань Юй. Он шёл дальше и медленно начинал осознавать, что шагает вынужденно, словно нечто тянет его за собой вперёд. А впереди только лес. Когда между деревьями показались огоньки, Цзян Чэн взялся за рукоять меча.

— Кажется, в мире есть кто-то хуже, чем орден Цишань Вэнь, — слышится голос позади. Юноша обернулся и, наконец-то, увидел остальных, которые шли следом за ним всё это время. Он удивился, почему не услышал их, даже на какой-то момент забыл, что находится здесь не один. Здешняя тьма кутала его разум тонкими нитями, но те вмиг рвались, когда Цзян Чэн злился, а Цзыдянь искрил ещё ярче на пальце.

— Цзян-сюн… — Хуайсан с мокрым от слёз лицом подошёл и склонил голову тому на плечо. — Думаю… Нам понадобится помощь… Остальных кланов…

— Знать бы ещё, с какой тварью мы имеем дело. И прими мои соболезнования, в зале я даже не находил слов, и сейчас тоже не уверен, что подберу нужные.

Хуайсан надрывно вздохнул и пошёл обратно, напоследок слегка похлопав по руке Цзян Чэна вместо слов благодарности.

— Пойдем домой, Цзян-сюн, мы ещё вернемся…

Последняя фраза в его голове прозвучала как-то странно и болью отозвалась в груди. Мэйшань — второй дом, где не удавалось бывать так уж часто, но теперь и от этого места не осталось ничего. Юноша отказывался верить в то, что абсолютно все люди были убиты или подверглись гонению из-за клана Вэнь. Только если целью врага не было выкрасть целый город тайно, отводя их окольными путями на верную смерть, вдали от «опасных» маков. Мысли путались, приводя к разным нелепым выводам, но сердце верило и надеялось отыскать хоть кого-то, хоть какую-то зацепку. Даже будучи сбитым с толку, он не теряет надежду. Смерти, случившиеся здесь, не что иное, как намеренное и жестокое убийство, и пока за кулисами войны прячется нечисть высоких рангов, сокращая воинов обеих сторон, никто не успокоится.

«Если бы Мэйцзин поехала в Ланьлин, то избежала бы участи быть убитой… Однако её тела нигде нет, как и тел всех, кто состоял в клане Юй…»

Цзян Чэн уезжал с тревогой сильнее, чем была по пути в Мэйшань. Столько смертей и столько вопросов без ответов, что голова идёт кругом, не оставляя и шанса взрастить боевой дух, дав отпор Цишань Вэнь. Положение скверное.

Вэй Ин, сидя всё то время в покоях, так же упивался беспокойством, однако немного о других вещах. Разведка не отвечала на некоторые его вопросы, потому он, незаметно для остальных, покинул Цинхэ Не, переодевшись. При нём не было меча, только кучка талисманов в верхних карманах одежды, написанных кровью. Это делало их весьма действенными как против людей, так и против нечисти. Он торопился в сторону Юньмэна весьма неосторожно, и ему не посчастливилось встретить на своём пути адептов клана Вэнь так рано. Поначалу он наблюдал, как те стояли на дороге и словно ждали чего-то, но когда его осенило, в чём проблема, было уже слишком поздно. На него напали сразу несколько заклинателей, отбиваться становилось труднее с каждой минутой. Он пытался бежать, применив не один талисман перемещения, и вскоре оказался у самых ворот Пристани Лотоса. Понимает, что там сейчас адептов куда больше, чем на той дороге, потому оббегает резиденцию сбоку, попутно прислушиваясь ко всем звукам. Было очень тихо, шум создавали только те, кто гнался за ним где-то вдалеке. Как только Вэй Ин поднялся на стену, держась руками за края, то наконец рассмотрел двор. Глаза, полные удивления, округлились. Повсюду лежали трупы адептов клана Вэнь, у некоторых были оторваны головы или руки, а мёртвые тела в фиолетовых одеждах даже не оказались в поле его зрения. Только он хотел перелезть целиком, кто-то схватился за его одежды и потянул назад. Адепты клана Вэнь настигли его слишком быстро. Усянь не мог сражаться без меча против семерых сразу, без золотого ядра его прежние силы уже далеки от совершенства, и некоторые движения даже неуклюжи. Отбиваться без побега не выходит, а сбежать уже не выйдет. Среди нападавших юноша узнаёт Вэнь Чжулю, тот всего одной рукой избавляет Усяня от талисманов и следом ударяет прямо в грудь. Осознав, что золотого ядра там нет, он слегка нахмурился, явно удивившись. Остаётся только взять адепта клана Цзян в плен, заперев в одной из смотровых башен, и ждать, когда его ценность сыграет роль и выведет прямиком к наследнику Цзян, раз уж влияние на Юньмэн теперь не оказывается, по непонятным для Вэй Ина причинам. Один из адептов бьёт юношу по затылку, и тот падает замертво. Его сразу же связали и, встав на мечи, отправились в Илин, ближайший смотровой пост ордена Цишань Вэнь.

Место было хорошо охраняемым, обособленным и тихим, жители городка давно его покинули, в Илине оставались только некоторая часть войск, состоящая исключительно из заклинателей. Когда Вэй Ин очнулся, то обнаружил себя прикованным к стене в небольшой комнате, где на каменном полу лежали тряпки и сухая трава. Кандалы не позволяли подойти к одному из углов, не говоря уже о единственной двери. Юноша чувствует лёгкое покалывание в ногах, похоже, он долго пролежал в одной позе, значит, не исключено, что его насильно поили травами, которые и вынудили проспать больше, чем хотелось.

Через пару часов к нему зашёл Вэнь Чао в сопровождении пары адептов, его властная ухмылка, как обычно, была при нём. В руке он держал толстый кнут, а его спутники вооружились кинжалами. Вэй Ин понял, что его собираются пытать, возможно, в попытке узнать, где скрывается Цзян Чэн с выжившими адептами своего ордена. Однако это оказалось правдой лишь отчасти. Вэнь Чао слегка наклонился, взялся за копну пыльных волос Усяня и потянул так, что голова юноши задралась вверх, но сам он не желал смотреть тому в глаза.

— Давно не виделись, Вэй Усянь, — начал Вэнь Чао и, явно не желая слушать ответы прежде, чем пленнику будет позволено, передал кнут адепту и, взяв с пола кусок ткани, затолкал его в чужой рот. — Сначала ты, тварь, выслушаешь меня, а после… Возможно, я позволю говорить тебе. После того, как проститутка Мэйцзин забрала тебя и наследника Цзян, когда остатки вашего жалкого ордена разбежались, Пристань была как никогда тихой и спокойной. Другие люди были покорны, в отличие от заклинателей, а покорность — это важно, важнее только искренняя верность. Стоило моим людям расслабиться, как в гости заявилась… Необычная личность. Слухи не избегали Цишань Вэнь, мы прекрасно осведомлены о вашем проклятом слуге, но кто бы знал, что эта диковинка окажется столь непослушной. Сначала он игнорировал мои приказы, а потом и вовсе направил на меня меч! Дерзкий ребёнок, подумал сначала я, как вдруг это животное посмело убить моих людей! Я такой тьмы не ощущал, даже стоя подле Верховного Владыки, она забивалась в нос и мои адепты кашляли кровью. А говорили, орден Юньмэн Цзян не прячет у себя тёмные артефакты… Интересно получается.

Вэнь Чао брезгливо вытащил ткань изо рта пленника, и тот рассмеялся.

— А чего вы ждали от человека, защищающего свой дом? — спросил Вэй Ин.

— Преисподняя — его дом, а вы, — Вэнь Чао ткнул пальцем тому в лицо, расправляя морщины на переносице, — вы приютили зверя, каких даже наш Верховный Владыка подчиняет с трудом. Чем он управляется? Есть какая-то клановая вещь?

— Сань Лан — не зверь, никто им не управляет! Он свободный человек!

— Ты слепой глупец, раз за столько лет не понял, какая змея жила за пазухой!

Вэнь Чао отстранился и, дав знак адептам, покинул комнату. Те сначала ударили Усяня по голове, затем начали оставлять несколько неглубоких ран, неровно вырезая на коже символ ордена Цишань Вэнь. Побои кулаком быстро сменились на замахи кнутом, тот оставлял жгучие порезы, словно был омыт ядами. Юноша с трудом мог сопротивляться в его положении, боль с каждым порезом и ударом была всё острее, ничто не могло её притупить, без ядра духовная энергия его тела давно иссякла с концами. Пытки продолжались долго, пока Вэй Ин не терял сознание. Каждый день к нему приходили одни и те же люди, но с разным оружием, издеваясь весьма изощрённо. Юноше задавали вопросы, какие он и ожидал, о Цзян Чэне, о Сань Лане, даже о Мэйцзин, но тот молчал, терпя все словесные унижения, ранения и плевки. Он потерял счёт времени, дни стали одним целым, долгим и мучительным. Орудия пыток действительно окунали в склянки с различными снадобьями, те вызывали разный эффект: одни клонили в сон, другие вызывали тошноту и рвоту, а третьи как раз помогали кровотечению не усиливаться. Рано или поздно, его бы убили, он ждал, когда они сдадутся в своих расспросах и выбросят труп в ближайшее озеро. Каждый раз, теряя сознание от невыносимой боли или голода, Вэй Ин видел сны, как умирает, всегда по-разному: то ранил себя в живот, то падал с высокой скалы, то объедался плодами ядовитых растений. Последний сон запомнился ему наиболее чётко, в нём он сидел на леденящей чёрной земле, всё его тело продрогло от холода, на руках висели цепи. Тогда он подумал, что встретит смерть, будучи пленником, прямо как наяву. Всё вокруг горело синим огнём, который отнюдь не был горячим. В этом пламени он видел две целующиеся фигуры, лица их были скрыты тёмным облаком, но в одеждах он увидел знакомые узоры своего ордена. Его сердце сжалось от боли, он тянул руки вперёд, а потом оказался поглощён синим огнём целиком и проснулся, вскрикивая. Впервые он ощутил себя брошенным, прежде ему казалось, что Сань Лан был ему как родственная душа, с ним безопасно, но сейчас, так далеко от дома, он не знает, где его старый друг и почему не приходит на помощь. Однако Усянь улыбается, осознавая, что Пристань, по итогу, свободна благодаря Сань Лану, а Цзян Чэн жив, и внутри стен Цинхэ Не ему ничего не грозит. Вздыхая с некоторым облегчением, он закашлялся и выплюнул сгусток крови.

Вечером того же дня к нему вновь пришли адепты клана Вэнь, но только в этот раз они молча взяли пленника под руки и впервые вытащили из комнаты. Юноша еле держался на ногах, был сильно бледен и едва походил на живого.

— От тебя никакой пользы, — послышался где-то рядом голос Вэнь Чао. Усянь немного бредил, потому голос слышался эхом.

«Бесполезный. Никчёмный. Тебе никогда не защитить их. Слабый!»

Разные голоса вторили одно и то же в голове, но Вэй Ин лишь молчал, ожидая участи. Адепты Вэнь поднялись в небо на мечах, удерживая на них своего пленника, и полетели в горную местность. Прямо под ними расстилался безымянный могильный курган, населённый множеством неупокоенных душ. Люди давно покинули эти места, легенды пугали их, все вокруг густо поросло деревьями и кустами.

«Неужели отпускают на свободу?» — подумал Вэй Ин, не взирая на огромную высоту.

— Не сомневайся, сразу после твоей смерти, мы придём за твоим шиди. И если он не будет покорным, — Вэнь Чао замолчал, приблизившись к уху Усяня, и продолжил шёпотом, — я сделаю с ним то же самое, что сотворил ваш демон-слуга с моими адептами…

После сказанного он столкнул юношу вниз, и тот летел ещё долго, успевая в этом полёте облегчённо улыбнуться, пока перед глазами всё поплыло от слёз. Когда он наконец закрыл глаза, то не сразу почувствовал, как тьма тянет его к земле невидимыми петлями. Юноша не разбивается, мягко падая в тёмное облако, которое сначала окутывает его тело, а следом — разум. Он словно падал в ловушку из паутины.

«Прости меня, А-Чэн».

Тем временем в Пристани Лотоса Хуа Чэн чувствует резкую боль в груди, которая вмиг стихает. Его одолевает беспокойство, но он не может почувствовать причину, только предположить. Он ждёт сигнала, ждёт хоть какое-то слово, но в духовной сети стоит мёртвая тишина. Это вызывает у него приступ злости, который не задерживается внутри, выплеск эмоций оказывается чреват разломанной мебелью в главном зале. Демон держится за голову обеими руками, его связующие ниточки оборваны, и он как никогда ощущает себя смертным, жалким и брошенным, сидя в окружении трупов. Он поднимается не сразу, медленно шагает в храм предков и устало падает на колени. Расправившись с кланом Вэнь, демон похоронил главу Цзян и его супругу как следует, тела остальных адептов ордена Юньмэн Цзян — сжёг за стенами Пристани. Он проверил абсолютно каждого мёртвого заклинателя, и золотых ядер не обнаружил только у Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань. И теперь, сидя в храме предков, он делает поклон и, не поднимая головы, произносит отчёт:

— Моя госпожа, ваше поручение было исполнено. Тёмное железо более не имеет силы, в руках любого оно бесполезно. Наследники скоро явятся домой. Покойтесь с миром.

У него на груди висит талисман с красным рубином, которого демон легонько касается пальцами, блуждая в хаотичном потоке своих мыслей и ожидая хоть слова в духовной сети, которая не впервые предательски молчит. Вдруг позади раздаётся топот копыт, вынуждая выйти за ворота резиденции. Хуа Чэн вмиг меняется в лице, изображая некую сконфуженность, и торопится встретить гостей низким поклоном. Наследник Цзян, бледный и заметно похудевший, спустился с лошади и подошёл к нему. Его брови хмурились, надо сдержаться как никогда, его ревность не сыграет никакой роли.

— Господин Цзян, — обращается Хуа Чэн, — рад видеть вас в добром здравии…

— Что здесь случилось? — спросил Цзян Чэн, заглядываясь тому за спину на трупы адептов Цишань Вэнь.

— Я пришёл сюда буквально только что, а здесь… Вот такое…

Цзян Чэн этим словам не поверил, но разбираться было некогда. Осмотрев весь двор и насчитав приличное число мёртвых врагов, он нахмурился только сильнее. К чему собиралась армия, раз Юньмэн свободен? Почему разведка не сообщила о этом? Юноша поворачивается к слуге и решается вновь что-то спросить, но тот его опережает, словно читая мысли.

— Ваши родители упокоены в Храме Предков, господин…

— Спасибо…

— Господин Вэй не с вами?

Его брови вмиг расслабились, взгляд помрачнел и опустился вниз, будто Цзян Чэн хотел признаться в полном поражении, несмотря на освобождение дома. Он думал, что Вэй Ин сбежал именно в Юньмэн, или куда ещё, чтобы отыскать Сань Лана, но вот он, стоит прямо перед ним, и теперь Цзян Чэн теряется в своих догадках.

— Я думал, что найду его здесь…

Хуа Чэн сразу понял, что Усянь в очередной раз вляпался в какую-то беду, однако его сердце ноюще заболело от мысли, почему он не почувствовал это раньше. Судя по ощущениям, его жизни ничего не угрожало, ровно до тех пор, пока золотое ядро не вырвали из груди, разорвав магические нити демона. С тех пор Хуа Чэн не чувствовал совсем ничего, разве что крайне редкое покалывание, но по нему судить о чём-то было невозможно.

Теперь эти двое стояли друг напротив друга, потерянные и одинокие, пытаясь разобраться, что же случилось.

Цзян Чэн отправил адептов из Цинхэ Не обратно в тот же день, надеясь рассчитаться с ними немного позже. В живых от ордена Юньмэн Цзян осталось совсем немного, потому в восстановлении города и клановой резиденции помогали обычные люди, которые были рады освобождению, хотя при этом совсем не успели заметить, как это освобождение случилось. Словно кто-то красным вихрем прошёлся по головам, как серп между колосьев, лишь единицы клана Вэнь смогли сбежать, сын Верховного Владыки в их числе. Свобода Пристани не означала окончание войны, Цишань Вэнь расширял владения в другом направлении, хитро и извилисто подбираясь к большим орденам. Цзян Чэн боялся, что этот глупец, Вэй Усянь, попал в ловушку, ведь в последнее время выглядел совсем слабым и вряд ли смог дать достойный отпор. Пока жители города помогали разбираться с завалами и ремонтом некоторых домиков, несколько выживших адептов Юньмэн Цзян по поручению нового главы отправились на поиски Вэй Ина. Они переоделись в другую одежду и начинали с расспросов местных, но ничего не имело успеха. Цзян Чэн злился. Злобу подпитывало ещё и присутствие Сань Лана рядом с ним, который охотно согласился помочь в восстановлении ордена. Мельтеша перед глазами молодого главы, слуга чудом не нарывался на его скверное расположение духа. Вскоре эта злоба сменилась отчаянием. Шли дни, и он напрочь забывал ответить на письма сестры. Судорожно проснувшись посреди ночи, Цзян Чэн наконец взялся прочитывать каждое из них. Все они были в вопросах и переживаниях, совесть кольнула в груди, что он так и не нашел подходящего времени для ответа. Писал в ночи под пламенем двух маленьких свеч, рука его слегка подрагивала, а слёзы медленно скатывались по щекам, когда он начал строчки о погребении родителей. Склонившись над столиком, Цзян Чэн глубоко вздохнул и вновь поднялся, шмыгая носом и принимая непоколебимый вид. Письмо становилось слишком длинным, он старался ответить на все, рассказать как можно больше, совсем не думая о том, насколько это может задеть сестру. Он был на эмоциях и забыл, что на события Яньли способна отреагировать по-особенному тревожно. И тем более, он не подумал о том, что сестра будет готова вернуться домой несмотря на опасность в пути.

Хуа Чэн знал, что письмо в Башню Кои отправят зачарованной птицей, и вовремя перехватил его, чтобы доставить самостоятельно, в руки служанок, ближайших к госпоже Цзян. Ему было необходимо попасть в Ланьлин, неважно под каким предлогом. Читая по дороге письмо Цзян Чэна, демон злился, едва не рвал бумагу. Теперь его глаза словно увидели что-то за гранью, история про Мэйшань оказалась одним из кусочков большой мозаики, сомнений в вине синеглазого больше нет. Тысячи украденных душ — простые жители города и остатки клана Юй — сейчас находятся в подчинении Билю Яньцзина, и судя по словам наследника Цзян, те хорошо прячутся и никак себя не выдают. Вот только это понятно далеко не всем. Имя Мэйцзин немного смущает демона в строчках, может, эта девица вправду хороший лекарь и новый друг клана Цзян, а может, это имя выдумано синеглазым для одного из его образов, в которых он является смертным, слишком уж хороша в глазах Цзян Чэна. Чтобы проверить точно, Хуа Чэну нужно быть сразу в нескольких местах. Наверняка Шэ Цзяньпин тоже оказался в ловушке, как и Вэй Усянь, потому он не может с ними связаться. Паранойя крепко овладевала четвёртым князем.

В виде множества бабочек демон очень скоро преодолел большое расстояние и вот уже стоял в центре Ланьлина. Проходя по бедному району, он оглядывался на маленьких детей, и все они смотрели на него в ответ, с любопытством и смелостью, пока взрослые совсем не обращали внимания на странную серебристую дымку и множество порхающих пар крыльев, которые иногда приобретали форму человеческого тела. Хуа Чэн ускорял шаг, внимательно разглядывая каждого прохожего. Найти Яньцзина сразу не вышло, потому он решает сначала передать письмо госпоже Цзян, а после — вернуться к поискам и заодно заглянуть в лес. Однако торопиться не пришлось. Когда Яньли раскрыла конверт, через считанные минуты был отдан приказ подготовить лошадей. Цзинь Цзысюань с тревогой отпускал от себя девушку, убеждая, что такой скорый отъезд не имеет смысла, и ей лучше подождать несколько дней и дождаться общего собрания, где главы прочих орденов будут прощаться с Не Минцзюэ, совещаться о дальнейших военных действиях и принимать важные решения. Однако Яньли была непоколебима, ей нужно было срочно увидеть Цзян Чэна, потому что сердце не справлялось болью. Не зная толком о местонахождении Усяня, девушке нужно хотя бы видеть брата и быть уверенной в его целости. Слова из письма с просьбой не волноваться оказались проигнорированными.

Хуа Чэн, стоя уже неподалеку от Башни Кои совсем неприметно, наблюдал, как Цзян Яньли спешно покидает орден Ланьлин Цзинь. Девушка так торопится, что случайно задевает плечом незнакомца, лицо которого покрыто синей вуалью, свисающей с широкой доули. Яньли извиняется, и другие адепты отводят её в сторону, отчитывая мужчину за неосторожность по отношению к женщине, явно имеющий статус выше. Тот слегка кланяется в извинении и проходит дальше, но девушка стоит на месте и смотрит ему в след, словно о чём-то задумавшись. Хуа Чэн, глядя на это, поначалу хмурится, дожидается, пока Цзян Яньли всё же отвернётся и спокойно отправится в Юньмэн, а потом подрывается с места и, схватив незнакомца с синей вуалью за ворот верхних одежд, превращается в дымку, чтобы скрыться. Тот не успевает и вскрикнуть от неожиданности, ведь Хуа Чэн уже поднялся ввысь и оттуда сотней бабочек устремился в ближайший лес, откуда заклинатели возвращались с охоты. Безо всякой жалости он берётся за капну иссиня черных волос, но замечая, что тот даже не кричит от испуга, довольно улыбается.

— Ты даже не пытался спрятаться, верно понимаю?

Незнакомец тихо смеется, а потом хватает Хуа Чэна за плечо, его рука вмиг становится когтистой, чёрные и острые ногти впиваются в демоническую плоть. Тот даже не вздрагивает от боли и наконец, приземляясь вдвоем, толкает чужую голову вниз, целиком впечатывая в землю. Брезгливо отстранившись, он встаёт рядом и отряхивает руки.

— Я разве не предупреждал, — снова обратился к нему Хуа Чэн, хватая за волосы и оттягивая голову обратно, — что с тобой будет в случае уклонения от прямых обязательностей, князь Билю?

— Ай-яй-яй! Ну за что так сильно тянешь? — возмутился Яньцзин, пытаясь освободиться от крепкой хватки. — Я пытался связаться с тобой, диди, но ты сам отказывался отвечать, что мне было делать?!

— Неубедительная ложь, — Хуа Чэн рывком отбрасывает синеглазого в сторону, и тот, ударяясь о ствол дерева, падает и тихо постанывает.

— Ай… Клянусь всеми своими любимыми… — синеглазый поднимает руку, которая украшена браслетами, а на каждом из пальцев сверкают золотые кольца. Хуа Чэн безразлично вздыхает.

— Где Вэй Ин?

— А я откуда знаю?

Четвёртый князь снова злится и, подняв Яньцзина за одежду немного выше над собой, продолжает. В синих глазах напротив — ни капли искренности.

— Опять неубедительно, — ответ его не устроил, потому он со всей силы начал ударять синеглазого по голове, пока тьма оплетала их двоих, готовая вот-вот укрыть в самой Преисподней.

— Погоди-погоди! Я не вру, вот чем тебе ещё поклясться?!

Кулак остановился прямо перед чужим носом, и Яньцзин слегка улыбнулся. Тут четвёртый князь вновь замечает, что тот совершенно не сопротивляется, а его реакция на расспрос и вовсе какая-то детская. На его голове даже не видна кровь, ни единого следа кулаков, только тонкие синие нити слегла оплетали руки Хуа Чэна в сопротивлении, но совсем не мешали прежде наносить удары. К чему разыгран спектакль жертвы, он не слишком понимал, но и разбираться хотелось меньше всего. Его волновало только местонахождение Вэй Ина и Шэ Цзяньпина. Синеглазый заулыбался, словно знал, о чем тот подумал, и чуть склонил голову вбок, выставляя вперед мизинец.

— Слушай, диди, мало смысла в этой драке, ты же чувствуешь это. Мир?

Хуа Чэн схватился обеими руками за чужие плечи и ощутил, что в Яньцзине течёт тяжелый поток тьмы, как у демонов в самом расцвете сил. Неужели золотое ядро главы Не так насытило это ничтожество, которое прежде скиталось по миру изгоем без намека на энергию? Сейчас оставалось только отпустить его. Хуа Чэн не отводил взгляда и ждал, пока тот наконец заговорит.

— Нечего мне рассказывать, — отвечал Яньцзин, вновь читая по глазам, — я отправил их двоих в горы, в Цинхэ, что ли, не помню, а потом развлекался сам по себе. После мы даже не пересеклись, честное слово!

— Ты что-то сделал.

— Давай поподробнее, я сделал много чего за последние годы.

— Я больше не чувствую его. Наша связь разорвана…

Яньцзин осёкся, собираясь что-то сказать, и задумался.

— Ты виделся с Цзян Чэном? — Хуа Чэн кивнул в ответ. — Не заметил ничего странного? Может, от него… Пахло иначе? Нет?

— К чему ты клонишь?

— Можно я оправдаюсь сразу?

— Нет, отвечай прямо.

Синеглазый глубоко вздохнул и виновато склонил голову.

— Вэнь Чжулю разрушил ядро Цзян Чэна, и Вэй Усянь захотел, чтобы я… Пересадил его ядро… Может, эти твои связи остались во втором?

Хуа Чэн помотал головой и, словно обессилев, сел на землю, поставив локти на колени. Яньцзин тут же присел рядом, не опасаясь внезапного гнева, и легонько похлопал того по спине.

— Убери руки.

— Ладно-ладно, — синеглазый слегка отодвинулся, но беспокойный взгляд не отводил. Ему действительно было стыдно, хотя он не слишком понимал, за что именно, но это чувство неприятно кололо где-то внутри. Хуа Чэн — один из сильнейших демонов, кого знают как в Преисподней, так и на Небесах, и видеть его столь расстроенным из-за беды с простым смертным — весьма странно и не привычно. Яньцзин, благодаря долгим наблюдениям, знает, что прежде этот князь был привязан душой и телом к одному небожителю, но однажды всё поменялось, и теперь градоначальник Хуа живёт бок о бок с людьми, говорит о какой-то связи с ними и так искренне грустит, что даже сердце древнего синеглазого треплется от чувства жалости. Он не стал от этого слабее, его хватка крепка, а магия действенна, но его нутро уже всё меньше походит на демоническое и истинно злое. Его наполняет любовь, это семейные узы, повязанные особыми чарами. Однако Яньцзин не догадывается, что Вэй Ин — ни что иное как кладезь воспоминаний. Теперь Хуа Чэн навсегда утерял память о тепле ласковых рук его Высочества принца Сяньлэ, о сказанных им добрых словах. Всё кануло в пустоту, оставляя в демоне огромную душевную дыру. Пускай четвёртый князь ещё не понял, что его пустота далеко не является таковой, он уверен, что жизнь станет иной, не похожей на всё прошлое. Будучи сломленным из-за разрыва связи с Вэй Ином, Хуа Чэн ненароком связал себя с душой другого человека, прижимая так близко, чтобы унять боль. Он цеплялся за всё светлое вокруг него, ведь аура смертного из Гусу так похожа на «его Высочество», и эти нелепые объятия привели к тому, что Хуа Чэн не остался пустышкой, оболочкой тьмы без любви и надежды. Эти чувства сейчас теплятся далеко отсюда, холодный воздух Юньшэня слегка ласкает их, укрывая, не позволяет новому теплу исчезнуть.

Хуа Чэн поднимается и презрительно смотрит на сидящего рядом, синеглазый молча встаёт следом и не знает, как избавиться от гнетущего молчания.

— Идём в Юньмэн, князь Билю, — четвёртый князь, не дожидаясь ответа, уходит, и тому не остаётся ничего, кроме как повиноваться. — Будешь отдавать долги.

— А? Долг за что?

— С памятью проблемы? И ты ещё мне ни слова не сказал про Цзяньпина…

— А он-то почему так важен? Он тебе тоже нравится? Твой слуга в Мэйшане, но делиться я не намерен.

— Он служит мне, князь Билю, о какой делёжке ты смеешь говорить…

— Не будь жадным, диди, мальчишка мною очарован, а мне от него много не надо, работу я ему особо не даю, поэтому…

— Это даже не обсуждается, захлопнись.

Яньцзин как-то нервно сглатывает и покорно шагает вперёд, больше не открывая рта, напоследок окинув себя иллюзорной пеленой, которая сделала его глаза карими, а кожу — более розоватой. Пешком они шли совсем немного, терпения для столь людской привычки всегда было мало, потому уже через несколько мгновений множество серебряных бабочек перенесли демонов прямиком к воротам Пристани Лотоса. Цзян Чэн отдал письма для отправления несколько часов назад и ещё не знает, что они доставлены самым быстрым способом, потому даже не томится в ожидании, а помогает адептам отстраивать некоторые комнаты. Глава Цзян был одет в лёгкие одежды клановых оттенков, но отнюдь не самые красивые и опрятные, потому что работа предстояла тяжелая, исключительно в физическом плане. Увидев Сань Лана в сопровождении незнакомца, он слегка нахмурился, но всё же подошёл, чтобы отчитать.

— Не стану спрашивать, где ты прохлаждался, но советую не уходить из моего поля зрения. Что у вас с Усянем за привычка?..

— Молодой господин Цзян, вы переживаете, что я найду господина Вэя раньше вас?

Только Цзян Чэн хотел как-то едко ответить, его взгляд вдруг перешёл с Сань Лана, задержавшись на мужчине, стоявшем рядом. Он вглядывался в чужое лицо так прямо и бестактно, что любой бы смутился, но Яньцзин молчал, стараясь не смотреть в ответ. Мало ли, какие из иллюзий почудились этому юноше.

— Кто вы? — наконец спрашивает Цзян Чэн, подходя немного ближе, на что тот реагирует сразу и отступает назад. — Мы не встречались с вами прежде?

— Это мой старый друг, — отвечает за него Хуа Чэн, — не местный. Он поможет отстроить здесь всё, потому что должен мне много денег. Ответ вас устраивает?

— Назови мне имя и клан, если таковой имеется.

— Цзян Цзин, — произносит синеглазый, ухмыляясь и внезапно кланяясь, — моё имя Цзян Цзин. Я безродный, мать выгнала меня из дома, как только ходить научился, и более я не примкнул ни к какой школе или клану.

— Безнадёжный бродяга, — добавляет Хуа Чэн, — ещё и безумно дотошный, то и дело вставляет палки в колёса. Теперь будет вставлять гвозди в древесину, надо же навык где-то использовать.

Яньцзин чуть не закатил глаза, продолжая улыбаться, и Цзян Чэн, видимо, убедившись, что ему попросту показалось, ушёл дальше работать. Демоны переглянулись.

— Ты жестокий, диди.

— Слушай, может, завяжем тебе рот на время работы?

— Молчу! — воскликнул он и тут же скрылся между домиков в поисках инструментов.

Видеть, как пятый князь занимается настолько обыденным делом, Хуа Чэну казалось забавным, но лишь первое время. Всё-таки его руки многое умели, ведь он живёт уже много лет, наверняка научился всему подряд. Демоны даже перестали пререкаться и ссориться, но всё равно не спускали глаз друг с друга, на всякий случай. Цзян Чэн следил за ними обоими, любопытство и странное чувство в груди не покидали его. Отчего-то этот юноша, которого привёл Сань Лан, кажется знакомым: движения его рук плавные, будто не приспособлены к такому труду, но всё равно делают так, как нужно, а его лицо отличается от здешних рабочих, черты мягкие, хотя в глазах заметна усталость. Засмотревшись на него и задумавшись, глава Цзян не успел отвернуться, когда юноша поднял взгляд и улыбнулся. Он отряхнул руки, поднялся с пола и начал приближаться, тот понял, что это было неизбежно.

— Глава, вот смотрю на ваш поникший видок, и на языке крутится один вопрос. Можно задать? — спрашивает Цзин, и его игривый тон почему-то не слишком раздражает.

— Уже задал.

— Смешно-смешно… Тогда позволите три вопроса? — Цзян Чэн усмехнулся, но всё же кивнул. — Главе полагается иметь жену или наложницу, где ваша? Умерла, что ли?

— Я являюсь главой не так давно, обстоятельства не позволяют мне заниматься сватовством. К чему эти глупые вопросы?

— Ах, не умерла, значит. Так тоже хорошо! Слышал, ваша семья погибла, храбро сражаясь, примите соболезнования. Но не переживайте об одиночестве, уверен, ваша любовь где-то совсем рядом, и она вас обязательно утешит! Не бывает так, чтобы человек был совсем один.

— Я не переживаю… — тихо ответил Цзян Чэн, вновь задумавшись о том, где сейчас Вэй Ин и как себя чувствует.

— Говорите одно, а на лице вырисовывается совсем другое, глава! С вашим красивым лицом запрещается хмуриться и грустить, вы как увядший мак.

Сравнение с маком удивило Цзян Чэна, и он вмиг вспомнил, что срывал бутоны в Мэйшане и совсем забыл посадить их. Площадка позади резиденции, где не было водоёма, сохранилась хорошо, хотя там погибли некоторые растения, которых случайно коснулось пламя. Глава Цзян извинился перед юношей и поспешил в свои покои, чтобы отыскать по карманам одежд семена и наконец позволить им прорасти в новом месте. Когда он вновь вышел на площадку, то увидел, что Цзян Цзин стоял там же, разглядывая обгоревшую траву. Цзян Чэн нахмурился, но решил никак не реагировать. Подойдя ближе, он присел на землю и аккуратно начал закапывать семена.

— Урожай? — спрашивает Цзян Цзин, любопытно глядя сверху вниз.

— Нет. Это цветы, растущие позади города Мэйшань, где жил клан моей матери. Фиолетовые маки.

— Прелесть какая… Но фиолетовых маков не существует, глава Цзян, может, вам показалось из-за лучей солнца или ещё чего?

— Ты меня за идиота держишь?! Иди работай!

Цзян Цзин вздохнул и развернулся, уходя прочь. Он не стал настаивать на своём, лучше подождать и увидеть искреннее удивление на лице этого молодого главы, когда за его домом прорастут ярко-красные маки. И неужели этот юный глава не боится яда? Пока Цзян Чэн возился в земле, по его щекам невольно потекли слёзы. Между всеми обязанностями он разрывался, нигде не находил себе места, и сейчас, сжимая сухие лепестки, он понимает, что это единственное, оставшееся у него от целого ордена, где прежде жили последние родственники. Отчаяние переходит в ярость, руки слегка трясутся, в голове — только одна мысль: не прощу.

Хуа Чэн вновь проследил взглядом за синеглазым и только хотел подойти, как тот вдруг сделал это самостоятельно, лицо его было задумчивым, словно он хотел что-то спросить.

— Что ты ему наболтал? — спросил четвёртый князь, на что тот как бы виновато приподнял руки и помотал головой. — Тогда иди работать дальше, молча. Ночью отправимся в Цишань, может, узнаем, где прячут Усяня. Если он мёртв, я от тебя мокрого места не оставлю.

— Тут уже ты сам виноват, надо было лучше приглядывать за детишками, диди.

— Закрой рот.

Синеглазый вновь устало вздохнул и ничего не ответил. Он мог бы сбежать, но чувствовал себя виноватым, частично, потому на побег не решился. По его расчётам, много времени все эти разборки не займут, однако Вэй Ин без ядра наверняка слишком слаб, чтобы давать отпор Вэням, раз уж те вправду схватили его, то вряд ли отпустили живым восвояси. Какое-то чутьё позволяло думать, что этот юноша всё ещё жив, вот только установить местонахождение не удавалось.

Когда настала глубокая ночь, и даже измученный тревогой глава Цзян наконец уснул, демоны скрылись в густом тумане дорог на пути в Цишань. Города и деревни вблизи гор не были густо населёнными, скорее всего, жители уезжали подальше, так как боялись находиться слишком близко к Безночному дворцу, откуда то и дело слышались жуткие звуки и крики. Это даже сыграло в пользу двух князей. Синеглазый проводил Хуа Чэна по самым неприметным дорожкам, которые вели в пыточные. Видя целое множество замученных и столько же убитых, они и бровью не повели, выискивая только одного человека. Но, увы, безрезультатно. Даже запах Вэй Ина почувствовать было невозможно, никаких следов его присутствия не нашлось, потому демоны, обратившись в лёгкую дымку, растворились по всему дворцу, серебристые бабочки разлетелись по всем углам, подслушивая каждого из адептов, что шептались в тайне ото всех.

«Вы слышали, Вэнь Чао сбросил этого придурка, Вэй Усяня, с огромной высоты? От него точно ничего не осталось!»

«Цзян Чэн нажил себе больших проблем, имея такого непокорного слугу. Уверен, он сам окажется благоразумнее».

«Уверен? В чём там вообще можно чувствовать уверенность? Эти Цзян, как связались с кланом Юй, стали чересчур гордыми, вечно болтали о своём совершенстве, хвастались подвигами предков. Тьфу! Этим битвам больше тысячелетия, кому оно надо? Единственное достойное, что есть в этом убогом ордене, это Цзыдянь… И тот не слишком универсален, только бьёт, зараза, больновато… Я же был в Пристани, там и досталась парочка ударов от Пурпурной Паучихи, потом меня из-за ранения сослали обратно. Говорят, там потом случилось что-то страшное…»

«Да уж, действительно беда, такие зверства может себе позволить только нечистая тварь. Но наш Владыка точно её приручит, я в него верю!»

Хуа Чэн вдруг заметил, как Яньцзин еле сдерживает свой смех, сгибаясь и держась за живот.

— Что ты в истерику тут впадаешь? Тише будь.

— Прости-прости! Представил тебя на цепи возле «владыки». Уморительная картина, — ответил синеглазый, тут же закрывая рот обеими руками. Четвертый князь чуть закатил глаза и тут же исчез, направившись в главный зал. Яньцзин сразу же последовал за ним, шёпотом спрашивая. — Диди, пойдем поищем в округе, не думаю, что Вэнь Чао скинул его так уж далеко отсюда… Диди?

Демоны остановились, разглядывая главный зал. Просторная комната едва ли отличалась от пыточной, повсюду лежали трупы, некоторые даже подавали признаки жизни и громко стонали, видимо, одержимые. В центре стоял сам Вэнь Жохань, держа в руке большой кусок тёмного железа. Этот мужчина выглядел строгим и холодным, но глаза его горели безумством. На его совести множество смертей невинных, руки по локоть в крови, а разум наверняка целиком застлан тьмой и жаждой власти. Яньцзин, внимательно разглядывал его, даже приоткрыв рот, наполняющийся слюной, настолько сильно ощущалась его сила, хотелось прямо сейчас сорваться с места и вкусить хотя бы частичку… Но лучше это оставить на попозже.

***

Тьма вокруг собиралась в небольшие клубки, образуя мягкое одеяло. Оно проникало в каждое волокно тела, от чего-то крепло, хотя внешне уже походило на призрачную паутину. Следы пыток не сходили с тела юноши, голод вызывал животный аппетит, однако глотать клубки тёмной энергии смысла не было. Стоило подняться, отыскать что-нибудь съедобное и немного воды, но вставать не хотелось, так приятно было лежать в этом облаке после падения. Разум слаб и не может осознать, от чего эта тьма вообще здесь явилась, ещё и стала удачной опорой для обессиленного парня.

Однако долго это мрачное блаженство не продлилось. Послышался звон колоколов вдалеке, но Вэй Ин решил, что бредит, пока облако тьмы под ним не растворилось, и он не упал на землю. Это падение тоже было весьма мягким, но всё же неожиданным. Усянь, в силу своей истомленности, поднялся не резко и, опираясь на локтях, начал вглядываться вперёд. Вокруг тесно росли деревья, трудно было увидеть хоть что-то между ними. Звон усиливался, и перед юношей вскоре показалась целая толпа людей, синхронно звонивших в колокольчики, некоторые несли факелы, а кто-то размахивал подпалёнными веточками каких-то растений, разнося этим тяжелые ароматы. Увидев израненного юношу, все бросились к нему, помогли подняться на ноги, но тот вдруг потерял сознание, которое подпитывалось исключительно тёмной энергией до этого.

Пришёл в себя он довольно скоро. Усянь лежал на плоском камне, который, по всей видимости, имитировал кровать, и чувствовал, что раздет по пояс, но накрыт лёгкой тканью. Раны его были обработаны и перевязаны, боль почти не ощущалась в теле, только недомогание. Он с трудом поднялся и осмотрелся. Место напоминало маленький храм: в центре стояла невысокая статуя какого-то божества, рядом лежали овощи и фрукты в виде подношений, на полках лежало множество свитков, на стенах висели картины, в которые пока не хватало усилий вглядываться, и всю атмосферу завершали обилие свечей и благовоний. Юноше, разумеется, хотелось узнать, где он находится, но прерывать чужие молитвы ему не слишком хотелось, потому он тихонько встал, замотавшись в тонкую простынь, и маленькими бесшумными шагами начал прогуливаться по этой обители, чтобы наконец разглядеть и картины, и прочесть свитки. Вдруг какой-то мужчина отреагировал на чужие движения и подошёл к нему.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросил он. Голос звучал так мягко, что Усянь даже смутился. От чего же его вообще спасли и зачем?.. Тем не менее, он сделал низкий поклон в знак благодарности.

— Мне уже лучше, спасибо большое.

— Идите сюда, поешьте немного варёных овощей. Как я могу к вам обращаться?

Мужчина указал рукой подле изваяния, и они оба сели прямо на пол, начав ужинать. За время трапезы он спрашивал о разном, особенно смутил вопрос «что происходит во внешнем мире». Так Усянь выяснил, что имеет дело с кочующими верующими. Эти люди по воли небожителя грома и гроз, Лэй Ши, очищают местность от скверны, которая испортила собой здешние плодородные земли и не позволяет трупам под землей должным образом упокоиться. Причина никому неизвестна, они всего лишь выполняют приказ, чтобы в будущем на этой земле построить большой храм для своего бога.

— Говорите, Лэй Ши? — переспросил Вэй Ин, довольно пережевывая картошку. — Я не слишком разбираюсь в богах стихий, простите мне моё незнание.

— Ничего страшного, господин Вэй, — улыбнулся мужчина, — я рождён с миссией нести волю нашего господина и рассказывать о нём всем остальным. Он относительно молодой небожитель, мои предки молились ещё его предшественнику. Они оба частенько спускались к нам, простым смертным, дабы раздавать указания, как-то помочь и даже просто развлечься за игрой вэйци, это отличает господ от прочих на небесах.

— То есть вы видели настоящих богов?! Звучит так интересно! Они вправду красивые, как говорят все?

— Мне сложно судить о таких вещах, но, конечно, они чисты и аккуратны, на их лик приятно смотреть, хотя дозволено это не каждому. Зависит от веры. Я один из предводителей, со мной ещё пятеро таких же, старейшины, мы имели чести получать приказы лично. Поначалу наш господин притворялся простым смертным, но когда нас настигла беда в лесу неподалеку, Лэй Ши проявил всю свою силу, дав отпор нечистому врагу! Мы записываем и иногда даже зарисовываем все эти события, чтобы оставить память для потомков, которые однажды займут наше место…

— Этот Лэй Ши настолько молод, что у него ещё нет храмов?

— Нет, они есть, просто здесь мы хотели построить очередной. Другие расположены довольно далеко. Кстати, вы так о себе ничего и не рассказали, видимо, я слишком увлёкся привычными для себя беседами… К какому клану вы принадлежите и как оказались здесь?

— Я слуга из ордена Юньмэн Цзян, дядюшка, почти что правая рука главы. Почти, значит, что обязанности я временно не исполняю, как так нахожусь здесь, с вами. Но то, как я тут очутился, не лучшая история. Если вкратце, то меня похитили адепты из Цишань Вэнь, хотели разузнать про мою семью, но я стойко терпел, настолько, что им надоело возиться со мной, и они просто скинули меня с большой высоты прямиком сюда… — Усянь на последних словах едва сдержал нервный смех, как вдруг его ребро болезненно закололо, тело вспоминало каждый день пыток и слегка затряслось.

— О, мне очень жаль, что вам пришлось перетерпеть все эти невзгоды, но, думаю, что теперь всё в порядке? Вам ещё понадобится наша помощь?

— Что вы! Вы сделали достаточно, я вам премного благодарен. Как только заживет моё ребро, я сразу же отправлюсь домой и…

— Не спешите прощаться с нами, здесь опасно в одиночку. Насчет Юньмэн Цзян… Он находится под покровительством нашего господина, почему же вы о нём ничего не знаете?

— Может, вы перепутали с Мэйшань Юй? Матушка нашего главы была родом оттуда, а у неё как раз есть оружие под стать вашему небожителю гроз… Ладно, похоже, выдумываю…

— Не выдумываете, господин Вэй, а мыслите очень даже верно. У этого оружия несколько имён, но, кажется, в этом столетии оно известно как Цзыдянь, я прав? Всё же, и Юньмэн, и Мэйшань — под присмотром Лэй Ши, знать про него вы были обязаны.

— Жаль, что за нами не было присмотра каких-то богов войны, а не стихии, так, может, все были бы живы… Всё равно нам ни слова об этом не говорили.

— Увы, боги крайне редко вмешиваются в подобное. Знаете историю того, как появился Цзыдянь? Ему ведь уже много тысячелетий, — Усянь помотал головой, устроился поудобнее и стал слушать рассказ дальше, со временем осознавая, что ему это напоминает.

Многовековая гордость любого заклинательского клана — уничтожение нечисти во имя спасения человеческого рода, и Юй не были исключением, а даже особенным примером. Пускай орден не стал великим и богатым, у него была своя, долгая и насыщенная, история. Потому его основатель имел честь увидеть предшественника Лэй Ши своими глазами и получить от него ценный подарок в виде кольца, которое обращалось в кнут, удары его походили на удары молнии и выбивали дух из тела, если то было им захвачено. Это кольцо он выиграл в карты у советника из королевства, которое давным-давно стёрто с лица земли, окропил своей кровью и сделал мощным оружием.

Вэй Ин вдруг невольно перебил мужчину, наконец вспомнив, что нечто похожее он слышал от старика Лань Цижэня на уроках. Он, конечно, и до этого знал историю о Цзыдяне, но, увы, не так детально. А теперь паззл сложился ещё удачнее.

— Дядюшка, получается, клан Юй убивал синеглазых и потому получил такой дар в виде Цзыдяня? Или это связано только с верой?

— Ну вот видите, всё-таки что-то вы знаете. И ваши суждения верны в обоих случаях. Не только заклинатели боролись со злом в лице синих демонов, но и сами боги давали отпор. Тяжелый момент в истории… Господин Вэй, когда вы лежали там, в лесу, вы не чувствовали ничего странного? Тьма здесь отличается от всей другой по Поднебесной, — юноша задумался, стоит ли говорить правду, но в итоге, покачал головой. — Может, большая часть синей нечисти и не представляет массовую угрозу, риск всё ещё есть. Нельзя сказать, что синих демонов больше нет. Вы не слышали слухи о том, что у Цишань Вэнь есть заклинатель, поедающий ядра? Точнее, он известен как «сжигающий ядра», но это правда лишь отчасти. Не так давно он едва не целиком съел одного из старейшин. Чем не доказательство, что древнее зло ещё живо и представляет опасность всему миру? Особенно, в руках такого властного ордена… И кто знает, сколько таких ещё? Не просто так я спросил вас про ощущения в лесу. Все деревья там оплетены необычной нитью, что сильно походит на магию синих демонов. Однако бояться особо не стоит, мы уже многие разорвали и сожгли остатки.

В сердце Вэй Ина начала зарождаться тревога сильнее прежнего. Теперь он не был уверен, что Цзян Чэн в безопасности. Да что там говорить, под угрозой множество заклинателей и людей, которых они повстречали в Мэйшане. Ведь если синеглазые не вымерли, то наверняка желают отомстить всем кланам, которые в далёком прошлом приложили руку к их истреблению. Может, это страх, что передался ему от кучки верующих, а может, это осознанное и оправданное чутьё. В любом случае, вначале юноша захотел задержаться в той местности, изучить как следует, возможно, как-то помочь этим кочевникам в своих очистительных миссиях и только потом добраться до дома. Однако с последним, наверное, спешить действительно не стоит. Его нахождение рядом с Цзян Чэном может усугубить ситуацию, как бы он ни хотел защитить своего любимого, если Вэни вновь открыто выступят против Юньмэна, объявив нового главу всеобщим врагом Поднебесной, что не склонил голову перед Верховным Заклинателем, вряд ли Усянь защитит семью. Потому ему необходимо стать сильнее. Но что он может без золотого ядра? Синяя паутина, укрывающая древние трупы и их оружия, даст ему прямой ответ на все вопросы. Использовать против врага его же оружие Усянь считает весьма хорошей затеей. Верующие с каждым днём всё чаще засматривались на юношу, который пропадает в лесной глуши, его поведение казалось странным и не могло остаться незамеченным. Вэй Усянь практиковал тёмную магию, черпая энергию из ловушек, оставленных синеглазым. Ловушки, как он понял, предназначены для заблудших путников и искателей сокровищ, которые понятия не имеют, насколько опасно иметь дело с оружием, пропитавшимся тьмой за целые столетия. Как только верующие обнаружили, что их очищение перестаёт иметь успех, а леса всё ещё полны мелкой нечисти, они вновь присмотрелись к юноше. Тот разводил руками, лгал и уходил от ответов, чем вызывал негодование у остальных. Только предводитель, с которым Усянь вёл прежде беседы, настаивал на его невиновности и всячески убеждал в этом других. В сердце юноши неприятной колкой болью отдавались мучения совести, но, с другой стороны, какое ему дело до кучки фанатиков? Лэй Ши — даже не бог войны, что он может сделать? Ударить молнией? С наказанием от мадам Юй его шлепкам не сравниться… Впрочем, влияние какого-то божества — последнее, что волнует юношу.

Среди захоронений Усянь находит украшения, пролежавшие в земле не одно десятилетие, от чего каждая бусина напиталась тёмной энергией. Некоторые из находок он использует для того, чтобы сделать наручники. Работа предстояла поистине ювелирная, он днями и ночами старался, чтобы придать новой вещице достойный вид, не забывая подпитывать её собственной кровью. Вскоре из обгоревших деревьев он вырезал флейту, которая окрепла от наложенных талисманов, однако использовать этот инструмент не удавалось, слишком привлекал внимание, потому Вэй Ин оставил все планы на потом, сосредоточившись на создании нового элементы одежды: серебряные наручи, украшенные драгоценными камнями, выглядели слишком броско, потому сверху он покрыл их кровью и заклинаниями, а после обдал пламенем. Вещь приобрела совершенно новый вид, не привлекала внимание и всё ещё являлась сильным артефактом. Подчинять волю слабых мертвецов получалось и без мелодий флейты, а мелкая нечисть и вовсе ползала у его ног едва не по собственной прихоти, видимо, чувствуя силу. Однако ему хотелось большего, потому Вэй Ин стал уходить вместе с верующими, прикрываясь благими намерениями. Их благовония порой мешали сосредоточиться и даже вызывали злость, но юноша хорошо сдерживался. Когда на дороге встречались мертвецы посильнее прежних, Усянь говорил, что возьмет их на себя, и уводил толпу нечисти в сторону, пока все остальные продолжали очищать себе путь. Но юноша просчитался. Мелодия флейты громко отозвалась эхом по всей местности, и хотя живые мертвецы стали более-менее послушными, толпа верующих тут же пришла прямиком в самую гущу и привлекла внимание. Юноша спохватился и начал играть другую мелодию, отводя от себя подозрения. Новая музыка повлияла слишком странно, а потом всё вышло из-под контроля: нечисть изгибалась, её словно выворачивало наизнанку, они хаотично тянулись то у юноше, то к толпе верующих, которым их привычное оружие никак не помогало. Усянь внимательно осмотрел всех присутствующих и почувствовал их страх. Разум покрывался пеленой, мелодия невольно стала меняться, и живые мертвецы кинули разрывать людей на части. Те в панике разбегались, но не успевали прятаться, у кого-то было оружие, но никто из них не был достойным воином, потому давать отпор целой дюжине мёртвых было тяжело. На звук флейты сбежалась и другая нечисть, жаждущая свежей крови. Усянь не убирал флейту, продолжая играть, его сердце бешено колотилось в груди, вены чернели и проступали через бледную кожу, тьма переполняла его, вызывая лёгкую дрожь и полуулыбку, которую увидел предводитель. Мужчина грустно смотрел в сторону юноши, от чего-то мертвецы обходили его стороной.

«Может, на нём благословение Лэй Ши?» — успел подумать Усянь, прежде чем небо разразилось громом. Молния ударяла по земле хаотично, задевая и людей, и нечисть, а после начался сильный ливень. Вэй Ин наконец убрал флейту и начал вглядываться в лица всех вокруг. Он сам стоял на небольшом холме и, спускаясь, видел всю картину наиболее хорошо.

«Всё-таки Лэй Ши…» — подытожил юноша и поспешил скрыться с места. Удары молнии догоняли его, били в опасной близости. Впереди показался мутный водоём, который каким-то чудом не иссох от здешней тьмы. Усянь только прикинул взглядом, с какой стороны ему стоит оббежать, как вдруг нечто схватило его за ноги и утащило в воду. Под толщей воды он ничего не видел, только слышал как молния бьет по поверхности, не нанося никакого вреда. Всплыть не получилось, неизвестная сила тянула на самое дно. Он ощущал, как слабеет, пока его лица не коснулись чужие ледяные руки, по которым ощутимо проходил поток энергии, позволивший Усяню глубоко вздохнуть.

— Как же его дети мне надоели… Что им не живётся спокойно? — спросил голос откуда-то из кромешной тьмы. Юноша оглядывался по сторонам, пытаясь отдышаться и вместе с тем понять или почувствовать, с чем имеет дело. Тело словно остывало, вода была ледяной, что сильно отрезвило ум. — Расскажешь, как ты оказался среди толпы верующих фанатиков?

Chapter Text

Мрак повсюду подобен огромной нечисти, которая вот-вот поглотит целиком. Потоки тьмы, проходящие сквозь тело, не позволяют задохнуться, рассудок помутнён, а время словно остановилось. Вэй Ин чувствует, как ледяные руки обхватывают его талию, и сгусток черни толкает его на поверхность, где молнии уже не слышны. Небо всё ещё было густо затянуто серыми облаками, среди леса казалось, что и солнце, и луна навсегда отвернулись от этого клочка земли, оставив всё живое на верную смерть в вечном холоде и мгле. Юношу аккуратно опускают на землю, и тот слегка вздрагивает, когда нечто тёмное перед ним формируется в человеческую оболочку: мужчина в полностью чёрных одеяниях, с длинными чёрными волосами и бескровной кожей, а глубокий взгляд горит ярко-жёлтым, словно свеча, и одновременно леденит всё нутро. Вэй Ин смотрел на него как заворожённый. Незнакомец притягивал, а исходившая от него тьма вызывала любопытство. Возможно, рассудок юноши и правда слишком затуманен, если подобное привлекает настолько сильно. Он хватается за свою флейту и начинает играть, созывая вокруг себя мелкую нечисть, та создаёт клубы пыли, грязи, крови и остатков плоти, которые вмиг окружают Вэй Ина, как бы укрывая его. Незнакомец на всё смотрел весьма скептично, изгибая бровь, а потом слегка махнул рукой вперёд, от чего вся магия растворилась, а Усяня оттолкнуло назад. Он не упал, хотя сильно пошатнулся, чувствуя головокружение и тошноту, и сплюнул сгусток крови. Юноша не знает наверняка, кто перед ним, тёмный заклинатель или разумная нечисть. Однако для нечисти он ведет себя странно, довольно человечно, он смог уберечь их обоих от молний самого бога, потому, должно быть, очень силен и потому опасен. Убегать — бессмысленно, драться — тем более, потому Усянь слегка улыбается. Всё же, стоит быть вежливым с теми, кто спас тебе жизнь. Он взглянул на затянутое небо, гром всё ещё слышался вдалеке, но молния, кажется, уже не могла навредить.

— Кто ты? — спрашивает Вэй Ин, хотя не уверен, что получит честный ответ.

— Можешь звать меня Мин И, но особо не придётся, — ответил мужчина. — Я просто верну тебя домой, и более мы никогда не встретимся. По крайней мере, надеюсь на это.

— Куда это ты собрался меня вести? Я, конечно, премного благодарен тебе за… Спасение? Но это идёт вразрез с моими планами.

— Какие планы? Ты убил толпу фанатиков весьма внимательного грозового божка, а сейчас думаешь, что кара небесная не настигнет снова? Смешно.

— Я не собираюсь рассказывать все, что у меня на уме. Лучше не стой на моём пути.

Откуда этот Мин И взялся и почему хочет вернуть Усяня домой, юноша не понимал. Может, он тоже из проклятых и знаком с Сань Ланом? Пахнет от него смрадно, наверняка это ловушка. Мысли Усяня хаотичны и полны бреда, он строит различные теории об этом мужчине, ведь тот вполне может оказаться даже самим синеглазым, который прячет личину под заклятиями иллюзий. При таком раскладе, Мин И не представляет угрозу, лично для Усяня, к тому же, юноша всё ещё не знает, как и где отыскать прах. Мысли начинают путаться, одно подозрение ложится на другое, рискуя превратиться в огромный заговор демонов против мира смертных.

«Мне-то плевать, но если его труп найдут возле моих вод, то сделают виноватым. А Хуа Чэн так дорожит им… На что только не пойдешь во имя долгой дружбы и возмещения долга. Там осталось как раз немного…»

Усянь молча уходит к маленькому храму, игнорируя Мин И и то, как он пробует на вкус плоть убитого демона. По пути он вновь играет на флейте, поднимая совсем свежих мертвецов. Сначала слегка пугается, глядя на знакомые лица, но некоторое время спустя тьма вновь окутывает его разум, и всё вокруг более не имеет значения. Его новый знакомый все время следовал за ним по пятам в виде тумана. Усянь закрывается в храме, хлопая дверью так неосторожно, что та едва остаётся на петлях, а когда он оборачивается, то пугается. Мин И уже сидел на корточках и немного брезгливо проводил ногтем по надписям на изваянии грозового божества.

— Я же сказал тебе проваливать и не мешать мне, — просит Вэй Ин, невольно повышая тон.

— Но ты не сказал, что собираешься делать, — спокойно отвечал Мин И, не отводя глаз от каменного лика Лэй Ши. — Вдруг я смогу помочь тебе?

Юноша лишь недовольно вздыхает, пытаясь сосредоточиться на своём. Он желает разобрать каждые записи в этом храме и выяснить что-нибудь полезное. Горы перечитанных свитков оказываются весьма интересными, юноша с некой манией и в полубреду читает один за другим, не замечая смену дня и ночи. Время идёт, его тело истощается, иногда он теряет сознание, а когда приходит в себя, то вновь что-то читает. Мысленный хаос, при этом, не успокаивается, иногда сбивает с чтения, от чего Усянь злится, однако Мин И вскоре зажигает несколько благовоний, освобождая место для более светлых и разумных идей в чужой голове. Юноша всё ещё остаётся смертным, но он редко чувствует голод и не считает нужным слишком часто отвлекаться на еду. Тело, ещё не привыкшее к отсутствию золотого ядра, истощается, и это состояние вынуждает хотя бы пожевать овощи, которые верующие принесли уже очень давно. На Луаньцзан нет живой души, которая бы позаботилась о Вэй Ине, и он должен выживать, но его мания пока сильнее. Мин И ежедневно сидит возле него, иногда касаясь руки или шеи, дабы почувствовать ритм чужого сердца, который становился всё слабее. Иногда тёмная энергия перетекала в тело Усяня, не позволяя так легко умереть от голода и усталости, но он даже не замечал этого и полный энтузиазма продолжал изучать записи, иногда прожевывая едва не гнилой овощ.

Из найденной им истории Вэй Ин узнает, что предшественника Лэй Ши убил синеглазый демон. Это явно была месть, но Усянь не понимал, за что. Видимо, прежний небожитель благословлял воинов, идущих на истребление синих демонов. К тому же, его оружие было создано из костей синеглазого, пускай и не он сам сделал это кольцо, а лишь выиграл в карты у смертного, однако бог посмел осквернить его собственной кровью, потому был убит, и весьма жестоко. В итоге, Цзыдянь явно не достался врагу, а значит, Вэнь Чжулю, или его безымянный сородич ищет это духовное оружие… Точнее, уже искал в Юньмэне, но почему-то не добрался. Усянь припоминает, что именно Мэйцзин однажды отдала Цзыдянь Цзян Чэну, когда тот пришёл в себя, он сам рассказывал об этом и как благодарил её. И ещё юноша смутно помнит, как эта храбрая девушка лишила Вэнь Чжулю руки. Тогда он лежал с помутнением сознания из-за сильных ударов, но не слышать злобные вопли и звуки сражения было невозможно даже сквозь полусон. Усянь от чего-то приходит к выводу, что Мэйцзин, прежде заявлявшая, что Мэйшань — ее родной город, имеет прямое отношение как к истреблению синеглазых, так и к сделке бывшего повелителя грома с его подданными. Скорее всего, её предки так же избавлялись от нечисти. И, может, это всего лишь случайное стечение обстоятельств, но сейчас Вэй Ин не может думать иначе. Его мысли ведут дальше, подозрения падают на всех, любопытство берёт верх, потому нужно срочно отправиться в Мэйшань и, как минимум, поговорить с местными. Последняя разведка не докладывала ничего хорошего, он так и не узнал, что случилось с Минцзюэ, вернулся ли Цзян Чэн вообще живым оттуда, и какие тайны скрывает город, вынуждая заклинателей то и дело соваться туда. Его охватывает страх и тревога, тошнота подбирается к горлу. Вэй Ин немного дрожит, и Мин И замечает это, разжигая костёр из нескольких свитков, вроде бы, не самых важных.

— Что такого ты выяснил? — спрашивает Мин И, взглядом показывая на развёрнутый свиток.

— Мне нужно поехать в Мэйшань. Это срочно.

Для талисмана перемещения требуется много энергии, а чтобы её накопить без золотого ядра, нужно время. Вэй Ину ничего не остаётся, кроме как сидеть и рисовать по несколько талисманов в день. Мин И без спроса суёт ему в руки переспевшие фрукты, сухие корки хлеба и ставит рядом кувшин с водой, которая на вкус оказывается мерзкой и немного солёной, хотя жажду всё же утоляет. Вэй Ин даже не благодарит его, сосредоточившись на создании своего путеводителя.

Не проходит и двух дней, как в лесу вдруг слышится странный шум. Усянь не уверен, что это: мертвецы или какие-то призраки, и выходит проверить. Небо всё ещё было затянуто тучами, словно юношу преследуют только один день, очень долгий и такой мучительный. Он бежит прямиком к лесу и чувствует, что синие нити, которые в недалёком прошлом были оборваны и сожжены верующими, вновь висят на своих местах и слегка сияют. Усянь берётся за флейту, как вдруг его руку хватает Мин И, опять взявшийся из ниоткуда.

— Здесь нет угрозы, — спокойно говорит он юноше, — поэтому не стоит лишний раз беспокоить нечисть, которую ты и так превосходно контролируешь.

Последнее, очевидно, было сказано с жестокой иронией, но Усянь, нахмурившись, игнорирует это и продолжает идти вперёд, отстраняя от себя чужую руку. Шум становится всё громче, и вот взгляд юноши падает на странный силуэт меж деревьев. Неизвестный одет в красные одежды, и хотя стоит спиной, Усянь уже понимает, что Вэнь Чжулю наконец пришёл в своё логово. Луаньцзан огражден кланом Вэнь не для того, чтобы сдерживать призраков, которых даже их глава усмирить не способен.

— Нет угрозы, говоришь? — обращается Усянь к Мин И, глядя с долей презрения. — Не мешай мне защищать свою семью.

— От кого ты хочешь защититься?

— От синеглазого, конечно.

— Здесь? Глупости.

Усянь не ответил и тут же начал играть на флейте, чем привлёк внимание не только мертвецов, но и Чжулю. Синеглазый, увидев Вэй Ина, сильно удивился, однако музыка его заметно раздражала. Ветряной поток, создаваемый зачарованной мелодией, закружил в себе сухие ветки, части гнилой плоти и прочую грязь, а после был направлен прямо на врага. Чжулю с лёгкостью уклонялся, пробираясь к Усяню, но тот не делал и шага назад. Когда синеглазый оказался совсем близко, Мин И встал перед Вэй Ином, как бы закрывая его собой, и выставил руку вперёд. Ещё один шаг Чжулю, и он оказывается пойман единственным движением: бледная рука с длинными пальцами крепко держит его голову, не позволяя и прикоснуться к юноше. Усянь убирает флейту, поражённо глядя на то, как синеглазый тянет единственную руку к нему, но не может сдвинуться с места. Пальцы Мин И сжимаются, и голова Чжулю сдавливается как мягкий фрукт, синяя кровь брызжет сильным потоком, а тело медленно оседает на землю, прекращая подавать признаки жизни. Так мало усилий потребовалось, чтобы размозжить голову этого демона, Мин И и бровью не повёл. От увиденного Вэй Ина стошнило с кровью, он нагнулся, держась руками то за живот, терпя давящую боль, то за грудь, где во всю закипала накопленная тьма. Вышло слишком просто, что-то явно не так. Мин И слегка наклоняется, чтобы вытащить из груди Чжулю некое подобие золотого ядра. Это напоминало клубок синих тонких нитей, которыми оплетен весь Луаньцзан. Разрушив его, получилось и снять все ловушки, а туман понемногу начинал рассеиваться.

— Неужели ты так просто убил демона, который несколько веков назад сразился с самим богом гроз? — спросил Усянь, откашливаясь и пытаясь отдышаться. — Что ты такое?

— Пустяки, ты смог бы так же, но выглядишь нездорово, — спокойно отвечал Мин И, умывая руки в маленьком водоёме поблизости. Усянь мог бы поклясться, что не видел его здесь прежде, но спрашивать насчет этого ничего не стал. Пока что.

— Не пустяки. Может, это не тот демон, который нам нужен? Что-то странное…

— Даже приятно знать, что ты всё же не беспросветно тупой и слепой. Полагаю, ты не успокоишься, пока не разузнаешь всё до конца, и мы вскоре отправимся в Мэйшань?

— Мы?! Не смей меня и дальше преследовать! Ты даже не можешь дать честный ответ на мой вопрос! Кто ты, Мин И?

— Если я скажу, что… Сань Лан — мой друг, ты поверишь мне?

— Нет.

— Вот видишь. Мне важно, чтобы ты был жив, на этом всё, ничего личного. Точнее, это важно ему, а я его должник.

Вэй Ин не хочет ему доверять, но знакомое имя, пусть даже слышимое от такого подозрительного человека, что-то меняет внутри него, согревая и вызывая несколько слёз. Он безумно хочет домой. Но ещё безумнее его желание разобраться в делах синеглазых против нескольких кланов. Мин И лишь вздыхает, воздерживаясь от продолжение беседы, и уводит юношу под руку. Тот оборачивается, глядя на труп Чжулю, и не может поверить, скольких синеглазых придётся вот так убить, прежде чем добраться до «того самого», приметы которого он даже не знает. Быть может, в Мэйшане действительно найдётся ответ?

***

Пристань Лотоса оживлённая как никогда прежде, всё больше людей из других кланов, которых пока что чудом не коснулся гнев ордена Цишань Вэнь, приезжали, чтобы помочь молодому главе. Цзян Чэну было неудобно поначалу, он уже начал вести личные записи, чтобы помнить, кому и сколько ему предстоит вернуть, когда эта война закончится, и в мире настанет покой. Даже контролируя людей и их работу, адептов и тренировки, молодой глава всё ещё казался неуверенным в себе, словно обязанности, возложенные на него так внезапно и трагично, не принадлежат ему, пускай он с ними и справляется весьма достойно. Это тяжело, в некоторые ночи доходит до слёз, но сильнее, кажется, он совсем не становится. Ему одиноко, и это чувство отгрызает от сердца по кусочку. Ему страшно, и ночные кошмары лишь усиливают тревогу. Однако он не хочет сдаваться. Не хочет и не может. Готовясь к отъезду на собрание и прощание в Цинхэ Не, Цзян Чэн отдаёт приказ Сань Лану не покидать Пристань до его возвращения. Пускай доверия к нему не так много, но и выбора особо нет.

Цзян Яньли прибыла в родной дом уже следующим днём. Пускай у всех ещё был траур, молодую госпожу встретили с уважением и добрыми улыбками. Девушка сильно спешила увидеть брата. Застав его в главном зале за разговором с главой какого-то клана, она улыбнулась и легонько убрала влагу с ресниц. Они крепко обнялись, едва сдержав эмоции, даже когда остались совсем наедине, то не рискнули как-либо проявлять слабости.

— Ты успела получить моё письмо? — спросил Цзян Чэн.

— Конечно, и сразу приехала, как только прочла.

Цзян Чэн нашёл это довольно странным, однако не решился расспрашивать, главное, что сестра жива, здорова и сейчас находится рядом с ним, в безопасности. Сделав поклон родителям в храме предков, они обсудили случившееся. Разведка молчала, была вероятность, что их не осталось в живых, но опускать руки никто не собирался. Предчувствие внушало уверенность, так просто Вэй Ина не одолеть, он справится, схитрит, но обязательно выживет.

Когда они вышли во двор, продолжая разговор, то столкнулись с Сань Ланом, который за что-то отчитывал Цзян Цзина. Увидев молодую госпожу, демоны встали плечом к плечу и поклонились, а синеглазый постарался встать за чужой спиной.

— Кажется, мы с вами недавно встречались, — замечает Яньли с лёгкой улыбкой. — Возле башни Кои, не так ли?

— Вы правы. Простите, — тихо отвечает Цзян Цзин, всё же выходя из-за спины Сань Лана.

— Это вы простите, слуги повели себя довольно резко с вами.

— Ты знаешь его? — спрашивает Цзян Чэн. — У меня почему-то есть предчувствие, что и я видел его где-нибудь прежде. Значит, ты, парень, из Ланьлина?

— Мы с ним случайно столкнулись на улице, — продолжает Яньли, на что демон согласно кивает, — как раз, когда я только-только прочла письмо и выехала сюда.

— И как же ты добрался сюда раньше? — спросил Цзян Чэн, глядя с ещё большим подозрением на временного помощника.

— Произошло недопонимание, молодой глава, — ответил за него Сань Лан. — Мы добирались с ним вдвоем с помощью нескольких талисманов, туда и обратно.

— Обычный заклинатель может использовать не более трёх дальних перемещений в день, а судя по пройденному вами расстоянию и силе одного талисмана, вам понадобилось бы как минимум восемь… Должно быть, вы оба сильнее, чем кажетесь… Однако, если Сань Лан — адепт Юньмэн Цзян, и ему полагается, но что насчет тебя, Цзян Цин? Кто обучал тебя искусствам заклинания и со скольки лет?

— Цзин. Моё имя — Цзин, глава Цзян, — отвечал синеглазый, опустив взгляд. — И я уже говорил, что не состою в каком-либо ордене, а научился всему сам… По украденным книжкам. Мне с рождения всё дается.

— А-Чэн, что ты такой придирчивый к нему? — всё с той же улыбкой спросила Яньли, положив руку на плечо брата. — Успокой свою тревогу и не ищи подвоха в таких мелочах. Очевидно, что он просто очень талантливый. Тем не менее, юноша, если ты хочешь стать адептом Юньмэн Цзян, то придется ещё проявить себя…

— С чего вы взяли, что он хочет? — спросил Сань Лан, покосившись на другого демона. — Отдаст мне долг и свободен. Только если вы не хотите вновь начать отбор учеников…

— Это хорошая идея, нам нужны люди, правда ведь, А-Чэн? Пускай сейчас мы переживаем тяжелое время, наш орден не утерял историю и славу, многие захотят присоединиться и помочь юному главе.

Цзян Чэн лишь вздыхает на это и, оборачиваясь, уходит обратно в главный зал, чтобы встретиться с очередным главой одного из дружественных кланов. Он не слишком уверен, что за таким молодым главой, как он, кто-то захочет пойти, слушаться, быть верным. Получится ли стать достойной заменой матушки или отца?

Цзян Цзин улыбается и делает низкий поклон.

— Я обязательно подумаю над этим позже! Спасибо за предложение, молодая госпожа.

Яньли начала внимательно вглядываться в его черты лица, которые почему-то казались такими знакомыми. Догадки остались в уме, и девушка не рискнула их озвучить, но при этом смело протянула ему руку. Цзян Цзин удивленно уставился на её ладонь и с некоторой неуверенностью прикоснулся своей. Яньли хватило нескольких мгновений, чтобы провести пальцем по огрубевшей от труда коже, та была слегка бледной и холодной. Девушка вновь улыбнулась и молча ушла, оставляя демонов в недоумении.

— Что это было вообще? — спросил Сань Лан, скептично глядя на руку синеглазого, которая всё ещё была протянута немного вперёд.

— Похоже, она узнала во мне другого человека… Кстати, мы пойдём на собрание кланов?

— Разве что выслушать все сплетни. Наверное, ненадолго заглянем, но потом… Мы отправимся на поиски Вэй Ина, так что не смей сбегать.

***

Через несколько дней в Цинхэ Не проходила церемония прощания с бывшим главой. Его тело, которое удалось собрать по частям с большим трудом, и величественную саблю сложили в один каменный гроб, запечатав талисманами, чтобы душа, которая при жизни подвергалась частым искажениям ци, ожидала своей очереди на перерождение в полном покое. Не Хуайсан уже совсем не плакал, его голова заболела и опухла от долгих слёз. Он стоял хмурый и измученный, скорбь и усталость добавила ему пару лет к возрасту, жестоко оставляя беззаботную юность где-то позади. Советники окружали его каждодневно, поддерживали, помогали с делами клана, объясняя новые обязанности, но совсем молодой глава был рад только одному человеку. Помощник Мэн Яо наконец-то вернулся из Юньпина и приступает к своим обязанностям. Когда он зашёл в главный зал, где должно было проходить собрание, то проигнорировал все злые взгляды в свою сторону и поспешил к Хуайсану. Тот, едва почувствовав очередную влагу в глазах, поднялся с места и кинулся обнимать своего помощника. Они всегда были близки, Яо заботился о нём и баловал мелочами, когда Чифэн-цзюнь, будучи в плохом настроении, отчитывал младшего брата за каждый пробел в его учении. Теперь они остались лишь друг у друга, обнимаются, совершенно не взирая на приличие. Однако собрание проводить всё же нужно, потому Хуайсан грустно отстраняется и улыбается Яо сквозь слёзы, а тот встаёт на колени и кланяется ему, негромко обращаясь.

— Молодой господин, простите, что оставил вас одного так надолго.

— Мэн Яо, всё в порядке, поднимайся же! — Хуайсан аккуратно взял его за плечи, не позволяя стоять перед ним на коленях. — Ты мне как названный брат, ни к чему эти формальности, слышишь?

Яо покорно встаёт и улыбается молодому главе, который тут же берёт его под руку и отводит к большому столу. Вокруг него уже собрались все, чье присутствие было важным и необходимым. Клан Лань не прибыл в полном своём составе, только Лань Сичэнь, который ещё не так давно считался без вести пропавшим, стоял с поникшим видом, очевидно, сильно скорбев по Не Минцзюэ. Глава ордена Балин Оуян, Оуян Чжу, скромно стоял вместе со своим советником в стороне ото всех и прислушивался к каждому, но сам говорил крайне редко, хотя его мнение тоже ценилось, благодаря его мудрости. Хэ Су, глава ордена Тиншань Хэ, стоял рядом с ним в сопровождении двух своих старших советников, которые презрительно глядели в сторону главы Ланьлин Цзинь и о чём-то перешёптывались. К слову, Цзинь Гуаншань, находившийся там вместе со своим сыном, Цзысюанем, вёл себя не слишком заинтересованно, но обязательно умудрялся вставить своё слово всякий раз после слов кого-то другого, иногда необдуманно. Орден Жунань Ван, возглавляемый Ван Цзинем, так же присутствовал на собрании. Эта школа сильно пострадала из-за действий Цишань Вэнь, вся его семья перед смертью была подвергнута пыткам, а его несовершеннолетние сёстры изнасилованы страшим сыном Вэнь Жоханя. Злобу Ван Цзина невозможно было осознать, он держался неплохо, ни с кем не спорил и думал только о том, как отомстить проклятому ордену, развязавшему эту ужасную войну. Разумеется, орден Юньмэн Цзян не мог присутствовать по такой же причине, однако сейчас Цзян Чэн был не один. Цзян Яньли напросилась вместе с ним, чтобы послушать остальных и быть в курсе всех будущих событий. Молодой глава Цзян настаивал, чтобы его сестра оставалась дома, но та была непреклонна.

Собрание проходило весьма оживлённо, каждый предлагал свои идеи, как и когда лучше всего выстроить войска перед Цишань, освободить ближайшие к нему мелкие поселения от нечисти, управляемой Жоханем, и так же вернуть независимость тем мелким орденам, которые были вынуждены подчиниться клану Вэнь. Разведка докладывала, что огромные толпы мертвецов широким кольцом окружают Безночный город. Но до главного сражения ещё далеко, необходимо пробраться хотя бы к границам. Четвёртый и пятый князья, в образе демонической дымки, наблюдали за собранием с потолка, который незаметно для всех был устелен красно-синим туманом, где два демона висели головой вниз. Билю Яньцзин, услышав историю о сёстрах Ван Цзина, разозлился и едва сдержал себя в руках. Любое уничижительное и насильственное действие по отношению к детям заставляло его демоническое нутро пылать голубым пламенем, его жестокость никогда не знала границ по отношению к тем, кто обижает сирот и объективно беспомощных и слабых. Хуа Чэн, глядя на то, как синеглазый хмурится и сжимает кулаки, даже удивился, каким двуличным является этот демон, убивающий одной рукой и кормящий другой. Вскоре взгляд его падает и на главу клана Лань. Тот выглядит подавленным и совершенно отстранённым. Мэн Яо уважительно спрашивал о его самочувствии, но тот лишь слегка махнул рукой, выдавая доброжелательную полуулыбку. Демон не может понять, почему каждый из глав орденов взял с собой советников или наследника, и только Лань Сичэнь стоит в гордом одиночестве. Навевает беспокойные мысли, что в Гусу — вновь какая-то беда, а эти праведники уже стесняются просить о помощи и справляются со всем сами. Это очень на них похоже — нежелание открывать другим свою слабость. Скорее, это даже походит на их небезызвестного основателя. Хуа Чэн вдруг хватает Яньцзина за плечо и говорит:

— Я скоро вернусь. Не смей уходить слишком далеко. Всё равно я знаю, где тебя найти, так что не трать мои нервы и свои силы.

Синеглазый не успел и возмутиться, как тот, растворишься в воздухе, плавно покинул комнату. Оставаться здесь он не собирается, но и в Юньмэне находиться пока нет особой нужды, ведь за всем присматривает советник главы, а без Сань Лана этот демон и вовсе ничего не может сделать. Поэтому он так же спешно уходит, чтобы вновь посетить Ланьлин.

Дорога не занимает много времени для такого, как он, а сам путь до нужного места и вовсе оказывается слишком тихим и безлюдным. Кажется, город уже уснул, торговцы прикрывали свои лавки, демон едва успел купить кувшин молока, улицы пустели, редко кто появлялся на глазах, и тот сильно спешил домой и вскоре пропадал из виду. Яньцзин шёл небыстро, оглядываясь по сторонам в поисках знакомых лиц. Как только он увидел маленькую девочку, выглядывающую из-за чьей-то телеги, то расплылся в улыбке и, присев на корточки, протянул руку в её сторону. Та тихонько засмеялась и побежала на встречу, прыгая на руки и обвивая шею.

— Сяоянь, почему ты здесь совсем одна? — спрашивает демон и идет дальше по дороге, аккуратно держа ребёнка одной рукой, пока другая несла небольшой кувшин. — Где все остальные?

— Они играют вон там, — хрупкая детская ручка указала на старый павильон местных артистов на конце улицы. Сцена служила, скорее, складом для вещей и уже не использовалась, а её владельцы давно выступают в более престижном районе города, и маленьким детям толком не остаётся других мест для игр. Синеглазый подходит ближе, и дети тут же выбегают из своих игровых укрытий, окружая его. Конечно, он торопился сюда не с пустыми руками, имея в зачарованном мешочке несколько мясных булочек на пару. Чашечек у него с тобой не было, потому каждый ребёнок честно отпивал вкусное молоко из общего кувшина, а после закусывал баоцзы. Весь оставшийся вечер синеглазый рассказывает им сказки, придуманные буквально находу, помогает чинить кукол и воздушных змеев, слушает о том, что дети сегодня видели и каких людей встречали. Его тьма уже не разгоралась злостью, он похож на маленькую свечку в тесном, но очень уютном домике, вокруг которой собрались члены семьи. Он знает каждого по имени, знает, почему они живут на улицах, боясь возвращаться домой, знает, каково это быть брошенным. Билю Яньцзину нравится проводить время вот так, не помня обид и не желая никому мучительной смерти, нравится чувствовать себя важным человеком в чьей-то маленькой жизни и быть для кого-то светом, пускай этот свет и бывает опасен, но только не здесь и сейчас. В кругу детей он просто учитель с деревянным мечом, гэгэ с тряпичной куклой, А-Цзин с мешочком самых вкусных булочек.

***

Холодный источник в Облачных Глубинах очищает разум, не позволяя мысленному пожару разгореться сильнее. Лань Ванцзи погружается в ледяную воду до ключиц, но его тело едва дрожит, пытаясь совладать с мыслями. В носу стоит запах чужой кожи, если закрыть глаза, кажется, кончик всё ещё касается её. Травяной аромат из смутных воспоминаний, больше похожих на сон, вызывает непривычное негодование и тянущую боль внизу, и Второй Нефрит громко вздыхает, всё же опускаясь на дно источника всего на несколько мгновений. Выходя из воды, он вновь дышит пеплом обгоревших зданий в Гусу Лань, новым пергаментом и маслом своего же тела. В библиотеке никого нет, адепты заняты или разведкой, или охотой на нечисть, или медитацией, но Ванцзи безумно хочется забыться в книгах, неважно, будет это история или художественный вымысел. Вскоре его взгляд падает на двери закрытой секции, и юноша, вздыхая, решается отыскать там подсказки. Множество свитков об убийстве нечисти, ритуалах, но ничего не внушает надежду, что хоть одну нечисть можно спасти от тьмы. Наверное, стоит быть благодарным судьбе, что этот проклятый слуга из Юньмэна вообще обладает разумом и может действовать только по собственной воле, но как же быть с его меридианами? А золотое ядро? Оно слышится хуже, чем ритм сердца, какие-то мнимые отголоски. Второй Нефрит хмурится, раскладывая перед собой один свиток за другим. Позади, из-за неприкрытых окон, слышится слабый шум ветра и листвы, но вдруг в груди юноши всё сжимается, лёгкое свечение больно режет и так же резко отпускает, и за звуками со двора раздаются громкие шаги. Навязчивый. Переменчивый. Словно некто, поняв, что торопится, резко стал красться на цыпочках, но все равно остаётся во внимании, потому что за ним шлейфом идёт знакомый аромат и звон тонких цепочек. Юноша распахнул глаза в удивлении, вокруг него летали бабочки, с их полупрозрачных крыльев падала серебристая пыльца. Он схватился за Бичэнь и тут же попытался избавиться от блестящей безделицы, похожей на простое заклинание незваного гостя, но лезвие меча проходило будто бы сквозь, никак не раня. Бабочки покружили в воздухе еще несколько мгновений и растворились, а топот вдалеке перестал быть слышимым. Остановился. Очевидно, наблюдает. В любом случае, ему нечего делать в закрытой секции, здесь хранятся тайны, которые никоим образом не должны попасть не в те руки, потому юноша покидает комнату, вновь ставя на неё барьер. Оказавшись в общей библиотеке, он оглядывается, но никого не видит. Ему это не то чтобы нужно. Ванцзи закрывает глаза и негромко вздыхает, прежде чем произнести вслух:

— Выходи. Я почувствовал твой запах.

Второй Нефрит открывает глаза и едва не вздрагивает, ведь гость стоял прямо перед ним. Настолько близко, что в нос бьёт тот же самый запах, хочется опять окунуться с головой в холодный источник. Внутри вновь что-то режет, кажется, что золотое ядро — это шкатулка, которая вот-вот откроется, выпустив энергию, комком давящую в самую сердцевину.

— Только ты мог позволить себе войти так бесцеремонно, Сань Лан.

Юньмэнский слуга слегка улыбается и, приблизившись, шепчет:

— И на что же похож мой запах?

Вопрос застаёт врасплох. И хотя он хмурится, кончики ушей краснеют, и от стыда юношу спасают только пряди чёрных волос, хорошо закрывающие алые мочки. Нет же ничего особенного в том, чтобы ответить правду? Вздор.

— Пахнешь пылью и мёртвой плотью, — лжёт юноша, не меняясь в лице, на что Сань Лан тихонько рассмеялся.

— Ладно уж, мне это и раньше говорили.

Конечно. Судя по местам привычного обитания, другим он пахнуть и не мог бы. Лучше бы это был водный лёгкий аромат цветущих лотосов и сочных фруктов, раз уж он слуга именно Юньмэна. Второй Нефрит на мгновение задумался, как бы пах этот проклятый, если бы носил белоснежные одежды, но из размышлений вовремя вытягивает чужой вопрос, не менее смущающий:

— Почему ты здесь совсем один? Без присмотра.

— Не один. Дядя в другом крыле залечивает духовные раны.

— А брат?

— Полагаю, ты и сам знаешь. Иначе бы тебя здесь не было.

Сань Лан вновь улыбается, поражаясь то ли своей наивности, то ли его проницательности. Осматривая юношу с макушки до ног, он взглядом цепляется за странное свечение. Он хочет приложить ладонь к его груди, но его руку крепко хватают, держа на дистанции. Глаза впереди блестят изумлённо и как бы твердят не прикасаться, но Сань Лан, вместо насмешек или попыток быть побыстрее и наглее, перехватывает чужую ладонь, вынуждая её прикоснуться к нему самому. В отличие от благородного юноши из праведного клана, сердцевина этого полна тьмы, но тьма удерживается серебристыми нитями. Ванцзи почти уверен, что может это почувствовать собственными пальцами, взяться за чужое сердце, которое уже совсем не бьётся само, его дёргают те же нити.

— Так уже было раньше, — тихо отвечает Сань Лан, очевидно, замечая, как тот запутан и удивлён. — Прежде это гнилое нутро удерживалось красными нитями, затем сменилось на золотые. Все они были порваны.

— Почему?

— Так пожелали другие.

Взгляд Второго Нефрита стал уже не смущённым, а по-настоящему испуганным. Он не хотел лезть в душу, но, кажется, это ответило бы на многие вопросы. Лучше промолчать. Сань Лан, вздыхая, продолжает:

— Да, это больно.

Ванцзи не отводит глаз, свечение в его груди как-то грустно померкло, и рука опустилась вниз, не желая более прикасаться и причинять боль. Но Сань Лан вновь взял его за запястье, возвращая на место.

— Думается, я забрал твои нити без спроса.

— Они не мои…

— Как некрасиво Второй Нефрит клана Лань перекладывает ответственность. В любом случае, я благодарен. Рад был увидеть в хорошем самочувствии.

Он делает поклон головой и разворачивается, чтобы уйти, но юноша идёт следом за ним. Как только дверь из библиотеки открылась, тело Сань Лана наполовину обратилось в множество серебряных бабочек, готовых вот-вот улететь ввысь, и удержало их только чужое касание. Лань Чжань положил ладонь ему на плечо, не позволив себе неприличную хватку. Теперь он боится быть резким, чтобы не позволить чужой сердцевине, оплетенной серебряными нитями, разрушиться. Пускай он действительно не знает, какое имеет к этому отношение, но раз Сань Лан так говорит… Возможно, это правда его заслуга.

— Останься, — просит Ванцзи, не убирая руки. — Я хочу разобраться.

И Сань Лан слабеет, пока бабочки возвращают прежнее тело. Второй Нефрит приглашает его в соседнее здание, позади его личных покоев есть маленький луг, тропа от которого ведёт прямо в густой лес, но не доходя до туда, можно увидеть низкий каменный столик со всем, что необходимо для чаепития.

— Похоже, бываешь ты здесь не часто, — замечает Сань Лан, убирая мелкую листву между чашечек. Юноша в ответ лишь молча кивает, разливая зелёный чай им обоим. — Благодарю.

— Расскажи мне про нити. Они есть у каждого человека?

Вопрос хоть и казался лёгким, но заставил немного задуматься. Скорее, у многих есть золотое ядро, из которого можно соткать нити, вот только Вэй Ин был совсем маленьким, когда повстречал Сань Лана, и тот был вынужден связать себя с помощью собственной магии, и пока рос ребёнок, нити постепенно окрашивались в цвет его золотого ядра. Что касается Его Высочества… Там нить была изначально красной, а ещё самой крепкой и любимой. Когда она порвалась, её отрезок долго был на пальце демона, но через пару десятков лет скитаний она попросту стёрлась, ведь никакая энергия не питала её. Что случилось с остальной частью нитей — неизвестно, скорее всего, Се Лянь сжёг её или спрятал подальше от глаз. Это уже не имеет значения. Сань Лан рассказал об этом юноше совсем бегло, не упоминая имён и статусов, оставляя того в ещё большем замешательстве.

— Что с тобой случится, если я оборву нити? Будет больно?

— Сначала больно, потом никак. Но ты, наверное, не почувствуешь ничего. Несправедливо, да? — Сань Лан усмехнулся и сделал глоток чая.

— Как именно ты создал эти нити? — Ванцзи положил ладонь на свою грудь. — Что за техника?

— Повторяю, твои я взял без спроса.

— Повторяю тоже, они не мои, Сань Лан. И мне эти заклинания совершенно не знакомы. У меня есть струны гуциня, но они имеют иную структуру и даже цвет.

— Думаешь, они не удержали бы душу демона? Хотя… Зависит и от ранга.

Слово «демон» всегда казалось каким-то лишним в отношении Сань Лана, но и «проклятый» звучит не так уж приятно. Ванцзи не хочет использовать эти слова, он вообще намерен их оспорить.

— Что-то не так, молодой господин Лань?

— Не надо так говорить.

— А как надо? Князь тьмы звучит вычурно, монстр — тоже чересчур, всё же, я весьма вменяемый и чаще безобидный. Может, мне стоит говорить «больной смертью»?

Князь тьмы? Четвёртый или пятый? Взгляд Лань Ванцзи вмиг помрачнел и опустился вниз. Он хочет спросить, как и когда умер Сань Лан, но находит эту тему чересчур дикой. Должен ли Второй Нефрит прямо сейчас достать меч и вонзить в чужую грудь? Так его учили. От мысли, что рано или поздно Ванцзи придётся это сделать, внутри всё сжимается и вновь отдаёт странным свечением. Покой и усмирение здесь уже не помогут. Нужно вначале обезвредить, разделить по частям, чтобы враг не смог обрести оболочку слишком быстро, а потом уничтожить прах, местонахождение которого часто является той ещё загадкой.

Юноша делает глоток чая и достаёт своё духовное оружие, гуцинь, ставя подле себя.

— Сыграешь усмирение? — спросил Сань Лан, подперев голову руками. Ответа нет. Мелодия медленная, звучная и действительно успокаивающая. — Очищение? Как это правильно называется?

— Просто помолчи. Это не для тебя.

Сань Лан приподнял брови в удивлении, но глаз не отводил, любуясь этим совершенно-белоснежным видом и наслаждаясь музыкой. Так непривычно, но очень тепло, даже бабочки приземлились совсем рядом, из-за чего всё внимание было сосредоточено на «нём».

— Что это, блять, за мерзкая картина?— Потише, пожалуйста, я хочу послушать.— Не наслушался за столько лет? Сейчас вырвет, как посмотрю на эту шваль!— Отвернись. И будь тише.— Ай, сука, не бей так по лбу! Хочу понять, что ты вообще хочешь рассмотреть!— Жун-эр, да закрой ты уже рот.— Заткни мне сам! Понежнее! Ну, твою мать, что ты опять засмотрелся? Эта тварь даже не стареет, поглядите-ка.— Уходим отсюда. Мне нужно над этим подумать хорошенько…— Что тут, блять, думать ещё?! Ай, да оставь мой лоб в покое!

***

Когда собрание глав орденов было окончено, и многие разъехались обратно к своим семьям и обязанностям, молодая госпожа Цзян решила вновь отбыть в Ланьлин Цзинь, а затем тайно отправиться на разведку с их адептами, которых удалось бы убедить замолчать о деталях их вылазки. Самое главное, чтобы Цзян Чэн не узнал об этом. Девушке хотелось впервые опробовать свои умения, попробовать стрелять из лука и просто оказаться полезной. И это была прекрасная возможность, встретить они могли и живых, и мёртвых врагов, а у Яньли с собой целый арсенал. Однако ничего не остаётся тайной на одного. Цзинь Цзысюань ещё утром следующего дня после их возвращения заметил, как та тороплива и расчётлива, отдаёт кому-то приказы, ведёт себя как-то даже своевольно. Он ещё на самом собрании отметил, какой она была любознательной и смелой. Военное дело — совсем не её, однако Яньли всячески комментировала чужие предложения и быстро находила недостатки, её собственные идеи тоже имели промахи, но всё же этот энтузиазм незамеченным не остался, даже вызывал уважение у некоторых мужчин. Рядом с главой Цзян находится очень умелая советница, с годами она станет только мудрее. Прежде она не хвасталась своей блестящей памятью или знанием терминов из книг и владением каких-то навыков, кроме каллиграфии или игры на музыкальных инструментах. Связано это было с тем, что воспитывали её такой, какой ей следует быть в роли хорошей жены. Однако её открытые таланты заставляют сердце будущего мужа биться только чаще. Блестящий взор был обращён на неё и прежде, но теперь он преисполнен гордостью. Эта любовь растёт, меняется, прямо как они сами.

— Моя госпожа куда-то собирается? — спросил Цзысюань, застав девушку в крыле врачевателей. Вероятно, искала снадобья в дорогу.

— Нет, просто проверяю запасы.

— А сумка в твоих покоях для чего?

— Кто позволил тебе заходить в мои покои?

— Статус, — гордо ответил Цзысюань и подошёл вплотную, глядя сверху внизу на то, как девушка возмущённо скрестила руки на груди.

— Ты мне ещё не муж.

— Я к этому стремлюсь. Ты знаешь, сейчас не лучшее время.

— Прямо как и расхаживать по моей комнате!

Цзысюань обнимает её за талию и приподнимает вверх, чтобы усадить на круглый стол, заставленный различными мешочками с травами и свитками. К счастью, если всё это внезапно полетит вниз, то и не жалко. Яньли внимательно следит за его взглядом и губами, которые вот-вот коснутся её лба. Нежные поцелуи проходят аккуратной дорожкой до самых ключиц, и девушка подаётся вперёд, отодвигая ткань верхней одежды и давая больше простора для ласк. Похоже, их совершенно не беспокоит тот факт, что комнатка лекаря — далеко не их личные покои. Руки Цзысюаня помогают снять ещё и пояс, медленно поглаживая хрупкое тело.

— Позволишь отправиться с тобой, моя госпожа?

— Что? — вопрос явно сбил её с толку, ведь его рука вот-вот заберётся под нижние одежды.

— Ну, ты же с раннего утра куда-то торопишься, собираешь вещи. Я не хочу отпускать тебя одну.

— Это и не обсуждается, — отвечает Яньли, обвивает шею юноши руками и запускает тонкие пальцы в его волосы, освобождая те от заколки. Цзысюань целует её в губы, становясь более уверенным в каждом своём движении.

***

Создание талисманов заняло у Вэй Ина около трёх дней, ещё день он отсыпался прямо возле небольшого святилища. Храм без прихожан очень быстро приходит в упадок, мертвые не заходят туда лишь потому, что их пугает отнюдь не божественная аура. В комнате стоял солоноватый запах, иногда перебиваемый кровью, стены словно отсырели, хотя дождя уже давно не наблюдалось. Вэй Ин много ворочался во сне, видя странные сны, но не настолько пугающие, чтобы проснуться. Иногда Мин И садился рядом с ним и, положив руку на его голову, перенаправлял потоки энергии, не позволяя тьме задерживаться хоть где-то, и даже обновлял её собственными силами. В сравнении с этим юношей он не настолько слаб, сон ему не нужен, а что касается еды, её раздобыть ещё легче, ведь их рационы заметно отличаются. Мин И ест практически всё, даже не самое, казалось бы, съедобное.

Когда Усянь открыл глаза, всё его тело вздрогнуло. Он только сейчас ощутил, что переполнен энергией. Без выхода такой силы можно сильно задеть и исказить собственную ци. Закашлявшись и сплюнув сгусток крови, юноша поднялся с пола и только заметил, что всё время спал в соломе и кусках чужой одежды, хотя до этого был уверен, что ложился на холодный деревянный пол. Покосившись на Мин И, который сидел в углу с закрытыми глазами, он недовольно фыркнул и, взяв всё необходимое, вышел из храма. Уйти далеко не получилось, как только Усянь, оглядевшись, взялся за талисман перемещения, кто-то сзади схватил его под руку. Их двоих тут же переместило на множество ли, но всё ещё далеко от Мэйшаня.

— Какого гуя ты подкрадываешься?! — возмутился юноша. — Я думал, ты уснул.

— Я не спал, — ответил Мин И, отряхивая одежду от пыли из храма.

— И не цепляйся за меня!

— Хочешь, чтобы я добирался самостоятельно? Хорошо.

Вэй Ин изготавливал талисманы только для себя одного и прекрасно видел, что его новый знакомый не был занят чем-то подобным. Зато он мог долететь на мече, который юноша разглядел лишь один раз, это конечно хорошее преимущество, но всё ещё проигрывает заклинанию, которое действует мгновенно. Усмехнувшись и глядя на то, как Мин И поднялся и устремился вдаль, Усянь не заметил меча из-за длинных чёрных одеяний, но значения не придал и использовал все свои талисманы. Дальняя дистанция слегка пошатнула его, потому, оказавшись прямо у ворот Мэйшаня, он не устоял на ногах и упал куда-то в траву. К нему тут же кто-то подошёл и протянул руку. Усянь усмехнулся своей неосторожности и принял помощь.

— Неудачное приземление… Ты?!

— Надо больше есть и спать, — ответил Мин И, держа его под руку.

— Ты как здесь оказался так быстро?! На мече лететь отсюда полдня в лучшем случае!

— Я не использую меч для полёта… — Мин И снял с пояса зачарованный мешочек и достал оттуда лопату.

— Удобно? — спросил юноша, не сдерживая смешок.

— Не совсем. Почти как и меч.

— Зато быстро! Обратно полетим на ней.

Усянь не стал задерживаться и сразу открыл ворота города. Жизнь там шла всё так же размеренно, кажется, война этого города вообще не коснулась. Однако оказаться здесь было очень приятно, Мэйшань ощущался почти как второй дом. Прохожие толком не обращали внимания на гостей и даже обходили стороной, изредка бросая странные взгляды.

— Это из-за тебя, — заметил юноша, повернувшись к Мин И. — У тебя лицо кислое, доверия не внушаешь.

Тот не отвечал, продолжая идти рядом. Усянь обратился за помощью к местным, чтобы отыскать Мэйцзин, но те разводили руками. Ситуация повторяется, вновь никто не знает врачевательницу с таким именем. Остаётся только дойти прямо до резиденции клана, там ему наверняка дадут больше ответов. Прямо у входа их задержали, хотя, судя по реакции, сразу узнали.

— Здравствуйте, господин Вэй, — обратился к нему кто-то из стражи. — По какому поводу вы нас посетили без предупреждений?

— Добрый день! — он быстро поклонился и толкнул локтём Мин И, чтобы и тот хоть кивнул людям. — Простите, не было времени на письма. Я бы хотел поговорить сначала с бабушкой… С супругой главы Юй!

— Подождите, пожалуйста, здесь. В резиденции идут строительные работы, вам лучше находиться подальше. Гостей принимают в гостинице напротив.

— А… Хорошо!

Совсем скоро к ним вышла госпожа Юй в сопровождении трёх своих служанок и поприветствовала с поклоном и тёплой улыбкой.

— Бабушка Юй! — Усянь поклонился в ответ. — Кажется, я заглянул совсем не вовремя, прошу простить.

— Всё хорошо, Вэй Усянь. Как дела у А-Чэна и А-Ли?

— Всё хорошо, сестрица в Ланьлине со своим женихом, а Цзян Чэн, скорее всего, уже дома… — он невольно задумался о том, что правда не знает, где сейчас Цзян Чэн, но Пристань, очевидно, давно освобождена Сань Ланом, и наверняка они вдвоем ищут его. — Дома всё тихо.

— Рада слышать. Так, у тебя ко мне долгий разговор? Мы можем уже сейчас пойти в гостиницу. Ты голоден с дороги? А твой спутник?..

— Нет-нет, бабушка!

— Да, — коротко ответил Мин И. — Я голоден.

Женщина улыбнулась и повела двоих за собой. Когда они сели за стол и сделали заказ, Усянь даже оживился. Рядом с госпожой Юй сидела одна из её служанок, очень тихая и неприметная, и всегда смотрела в пол.

— Бабушка, зря вы так, мы же тут по совсем небольшому вопросу, — оправдывался юноша. Всё же ему было весьма неловко. Платить-то придётся ей… Но та лишь легонько отмахнулась рукой.

— Какой у тебя вопрос?

— Я ищу Мэйцзин. Ну, та врачевательница, которая нас привела сюда и вылечила. Ещё готовила снадобье для дедушки от головной боли, помните же? У кого не спрошу, никто не узнаёт.

— Ты говоришь про Яньцзина? — вдруг подала голос служанка госпожи, за что та внезапно ударила её по плечу. Вэй Ин и Мин И лишь молча переглянулись.

Неловкий момент был прерван так же неожиданно, как наступил, когда в гостиницу вдруг зашёл молодой мужчина в красивых и тонких одеяниях, которые сильно подчёркивали его худобу. Его волосы были распущены, а несколько прядей заплетены в мелкие косы с красными бусинами у самых кончиков. Лицо мужчины было очерченным и бледным, словно он болен и уже долго отказывался от еды. Зато его голос был довольно громким и даже приятным, уж по тону точно нельзя сказать, что он чувствует себя неважно. Либо хорошо притворяется.

— Госпожа Юй, у вас всё в порядке? Слышал, у нас гости, — сказал он и, увидев Вэй Ина, улыбнулся, но как только взгляд перешёл на Мин И, то вмиг помрачнел, и от вежливой маски не осталось уже ничего. — Какими судьбами?

— Здравствуйте, — обратился Усянь, обходясь небольшим наклоном головы в знак приветствия. — Вы, должно быть, тот самый советник главы Юй, о котором мы так много слышали, но, увы, никогда не виделись?

— А? — изумлённо спросил мужчина, но тут же поменялся в лице, возвращая себе прислужливый вид. — Да-да, верно!

— Советник, значит, — тихо проговорил Мин И себе под нос, — всё и везде успевает.

— Я Вэй Усянь, как можно к вам обращаться?

— Меня зовут Шэ Цзяньпин. Приятно наконец познакомиться…

Мин И едва не закатил глаза с наивности этого «советника», говорить своё настоящее имя — последнее, что приказал бы ему его «настоящий господин». А кстати, он вообще знает, где Цзяньпин пропадает? Кажется, что нет.

— И мне! Бабушка Юй, так что насчёт Мэйцзин?

— Кого вы ищите, господин Вэй? — спросил мужчина, не позволяя женщине как-либо ответить.

— Врачевательница. По всей видимости, я совсем мало знаю о ней. Может, в городе она известна под другим именем и ремеслом… — Усянь всерьёз задумался над своими словами.

— А зачем она вам?

— Это по личному вопросу. Хотя, наверное, вы тоже можете мне помочь. Могу ли я воспользоваться вашей библиотекой? Хочу отыскать что-нибудь про синеглазых.

— Про кого? — переспросила женщина.

— Синие демоны. Разве вы впервые слышите о них?

— Пожалуй, так и есть.

— В далёкой древности ваши предки массово убивали их по приказу принца тогдашнего королевства. Это же лежит в основе вашей истории и славы, как можно не знать, бабушка?

Все присутствующие стали какими-то напряжёнными, а ситуация всё более неловкой, но юноша точно не собирался уходить без каких-либо подсказок. Мин И вдруг взял его под руку и потянул за собой, уходя из гостиницы. Он не соизволил даже попрощаться с гостями, и Усянь едва успел улыбнуться остальным и сказать, что он и его спутник должны недолго поговорить наедине.

— Что ты делаешь? — спросил юноша, отстраняясь. — Мы не можем так просто уйти!

— Неужели ты не замечаешь, как они смотрят на тебя? — тон Мин И чересчур спокойный, и теперь Усянь чувствует себя единственным глупцом в этой компании. — Впрочем, вопрос риторический. Идём, библиотеки здесь давно нет.

— Откуда ты знаешь? Уже проверил?

— Во-первых, в резиденции идёт ремонт, никуда тебя не пустят.

— Ну, а во-вторых, что? Давай вернёмся, мне и так неудобно перед этими людьми.

— Людьми?..

Мин И складывает руки на груди, и взгляд его переходит Усяню за спину. Тот оборачивается и видит, что Шэ Цзяньпин и госпожа Юй со служанкой уже вышли за ними следом, рассматривая с некоторым подозрением. Мин И тут же встал впереди Усяня, как бы закрывая собой.

— У вас всё в порядке? — спрашивает советник.

— В полном! — ответил Вэй Ин, выглядывая из-за чужой спины. — Что насчёт похода в библиотеку?

— Нам очень жаль, но после нападения клана Вэнь в нашем городе не уцелела библиотека.

— Нападении?! Они искали Цзян Чэна? Вы обращались за помощью к другим кланам?

— Лучше спроси у них, как они оказывали сопротивление, — едко перебил юношу Мин И, слегка нахмурившись. Госпожа Юй и Шэ Цзяньпин обеспокоенно переглянулись.

— Яньцзин велел спрашивать у него всё, в чём мы не разбираемся, разве нет? — вдруг спросила служанка, за что получила пощёчину. Её тело и до этого казалось хрупким, почти кукольным, от такого удара она вовсе пошатнулась и чуть не упала. На лице девушки даже остался след, а когда она вновь повернулась к гостям, Усянь увидел, что её глаза вдруг изменили цвет.

— Боюсь, господин Вэй, вам и вашему спутнику стоит уйти, — сказал Цзяньпин.

— Уйти?! — громко возмутилась госпожа Юй. — Те, кто хотят вызнать слишком много, должны быть наказаны. Как и предатели! — женщина повернулась к служанке и, схватив её за край одежд, потащила за собой куда-то в сторону. Вэй Ин обескураженно стоял на месте и не знал даже, как реагировать на подобное, ситуация становилась ещё хуже, чем он думал изначально. Он огляделся и заметил, что много прохожих тесно окружили их, глядя с презрением и даже отвращением. Возможно, они частично винят его в том, что клан Вэнь посмел захватить город. Но что действительно спасло их, он понять не смог. Поветрие ли?

— Мы уходим, — решительно отвечает Усянь, и Мин И сразу же, беря его под руку, разворачивается и пытается уйти, но горожане отказываются расходиться. Это уже напоминает намеренное давление. Юноша увидел, как взгляд Мин И изменился на озлобленный, что-то его сильно раздражало, а вот Усяня, наоборот, интересовало и вызывало множество вопросов.

— Поверь, я этого не хотел, но они меня вынуждают, — проговорил Мин И и тут же пронзил рукой одного из толпы. Тот завопил нечеловечески, кожа его вмиг стала сероватой, глаза — синими, а вены вздулись. Сомнений не осталось: одержимость. Мин И вытащил из его груди небольшой клубок синей нити, и удивлённый Усянь даже опешил. Все вокруг тут же изменились до неузнаваемости, и уже мало отличались от той толпы мертвецом, которыми управлял юноша. Он и подумать не мог, что синеглазых может быть настолько много в этом месте. Знала ли Мэйцзин об этом, покидая город? Давно ли целый город превратился в полчище синих демонов и представлял угрозу ему и его семье? Это путешествие не дало ответов, а только позволило накопить ещё больше вопросов. Он обернулся и взглянул на Цзяньпина, тот внешне оставался прежним, даже казался, скорее, смущённым, чем агрессивным, и маленькими шагами отходил назад. Госпожа Юй так же была одержима и уже хотела наброситься, как вдруг Мин И, обхватив Вэй Ина за талию, поднялся с ним высоко ввысь.

— Лучше держись за меня покрепче…

— Мин И, мы опоздали, — тихо отвечал юноша, невольно прижимаясь к нему.

— Ты не мог знать.

— Я бы хотел отправиться домой прям сейчас, но нужно ещё разобраться и отыскать Мэйцзин. Может, отправимся в Ланьлин? Мэйцзин же, вроде, обучала шицзе врачеванию, а та ещё настаивала, чтобы она поехала вместе с ней. Она осталась в этом городе, полном нечисти, и теперь я волнуюсь за неё. Могла ли она сбежать к шицзе?

— То есть ты предлагаешь нам таскаться по всей Поднебесной в поисках девушки, о которой тебе никто толком ничего не рассказал? — Мин И даже не взглянул на него. Замечание о «детской наивности» осталось у него на языке. Этот юноша и правда довольно молод, чего он вообще ожидал от его подвигов? — Извини. Просто я вижу в этом мало смысла. И вообще, давно пора передать тебя Сань Лану, с тобой столько мороки.

— Тогда это я должен извиняться. Тем более ты спас мне жизнь.

Мин И громко вздыхает.

— Мин И, я тут задумался. Та девушка, служанка, дважды назвала имя какого-то Яньцзина, но, кажется, его самого там не было. Ещё и бабушка Юй её ударила за что-то, когда та его упомянула. Думаешь, стоит его разыскать? Ну, ещё, как минимум, надо всем сообщить о том, что целый город одержим… Не представляю, сколько заклинателей понадобится для усмирения и уничтожения стольких демонов. Кажется, они не слишком высокого ранга, да? Но явно берут количеством… Орден Цишань Вэнь зашёл слишком далеко.

— Не знаю. Я бы на твоём месте сначала разобрался, с чем имею дело, а потом кого-то усмирял. Впрочем, Сань Лан в вопросе демонов — тот ещё знаток, особенно таких, как те.

— Как вы познакомились? И где?

— Я не буду рассказывать, ничего выдающегося в этой истории нет.

Вэй Ин не стал настаивать, когда он окажется в Юньмэне, то обязательно спросит обо всём старого друга. Вдруг он почувствовал внезапную усталость и невольно приобнял Мин И ещё сильнее, чтобы удержаться в стойке.

— Лететь совсем немного, да? Даже не верится, что скоро окажусь дома, увижу Цзян Чэна и Сань Лана, и мы обязательно найдём Мэйцзин. Спасибо тебе, Мин И.

«Эта благодарность звучит так нелепо… Хуа Чэн, теперь ты просто обязан простить мой долг целиком…»

Chapter Text

Стройный женский силуэт в доули с вуалью, скрывающей лицо, покидает бедный район Ланьлина, держа путь на юг. Дети машут ему на прощание, грустные от коротких встреч. Он наклоняет голову вниз и желает остаться незамеченным. Обратившись в синий туман, Яньцзин попусту истратит силы, потому идёт человеческими шагами, небольшими, но довольно быстрыми. Женская форма позволяет. Когда позади вдруг раздаётся чей-то громкий голос, он пытается ускориться. Этот кто-то очень настойчив, кричит и свистит, бросается непристойными прозвищами и, кажется, догоняет. Если Яньцзин прямо сейчас сорвётся на бег, то точно сделает себе хуже. Он знает, что его преследуют, потому выбирает самые неприметные и узкие улицы, часто сворачивая в разные стороны, будто бы это запутает преследователя, однако не замечает, как попадает в ловушку. Пока голос позади торопил его, спереди надвигались остальные. Он бы не ошибся, но противник был готов, имея при себе некоторые зачарованные флаги, которые не мешали, в целом, но маячили своей неприятной энергетикой. Широкие полотна имели кровавые начертания и способны удержать даже сильную нечисть. Рука мастера видна. Вспомнив Жоханя так вовремя, демон усмехнулся. Его рот истекает слюной от мысли, какая сила и какой изысканный вкус у очернённого ядра этого заклинателя. Суматоха вокруг сбивает его с этих рассуждений. Адепты ордена Цишань Вэнь отнюдь не глупые и окружили демона плотным кольцом, стоя и на крыше, и на земле.

— Пожалуй, идти тебе некуда, девица.

Этот голос в миг был узнан демоном, от чего его за горло хватает презрительная тошнота. Вэнь Сюй. Синеглазый не сразу поверил, что Жохань так глуп, чтобы отправить целый отряд на поиски сбежавшей врачевательницы. Он останавливается, смотрит по сторонам и снимает доули, подыгрывая и изображая сдавшуюся жертву, пока его руки злостно сжимаются в кулаки, а когти выпирают и царапают внутреннюю сторону ладоней. Он готов прямо сейчас вгрызться в глотку каждому из окруживших его, но так будет слишком скучно.

— Господин Вэнь, — обращается Яньцзин, слегка кланяясь. Заклинатель спрыгнул с меча так близко, что пыль с дороги осела на одеждах демона, и тот брезгливо сморщился, однако продолжил вежливым тоном. — У вас ко мне особая просьба, раз вы соизволили отбыть так далеко от дома?

— После всего, что ты сделала, Мэйцзин, тебя ждёт наказание. Отец сам решит, что с тобой делать, моя задача — доставить тебя и прочих предателей на казнь.

— Прочих? — тихо спрашивает демон, скорее, сам себя, и смотрит заклинателям за спины. Среди них стоит давно знакомая девушка в потрёпанных одеждах. Вэнь Сюй видит вопросительный взгляд и тоже оборачивается.

— Что-то не везёт нам с лекарями, — с усмешкой говорит он. — Сначала ты исчезаешь, потом и Вэнь Цин решает уйти.

«Уйти из Знойного дворца в любой другой город — не значит принять сторону врага, так о каком предательстве он вообще говорит? Этот клан меня раздражает… Если схватить девчонку прямо сейчас, есть шанс скрыться. Они же не думали, что мою магию сдержат их кровяные тряпки? Похоже, это и не для меня вовсе… Значит, где-то за городом стоят живые мертвецы. А, вот они точно для меня, если захочу сбежать. Всё ещё бесполезно…»

— Схватить и связать её! — раздаётся приказ, и заклинатели мигом бросаются к Мэйцзин, но демон исчезает, негромко смеясь. Пока те оглядываются в поисках, в их ртах уже появляется комок синего дыма. Каждый из них падает на колени, держась за грудь и кашляя кровью. Синеглазый хватает пленённую девушку на руки и поднимается ввысь. Чтобы быстро плыть между облаков, его тело наполовину приняло истинный демонический облик и закрывало собой несколько улиц словно громовые тучи. Широкий чёрный хвост волочился за ним, напоминая огромного дракона, чешуя которого блестит синевой. Не слишком неприметно, но обстоятельства вынуждают.

— Кажется, твоё имя Вэнь Цин, так? — спрашивает демон, крепко прижимая к себе девушку и не позволяя ей смотреть вниз. — Лучше закрой глаза, мы сейчас слишком высоко. И скажи, куда ты держала путь прежде, чем тебя поймали?

— Неподалеку от Илина есть деревня. Там жила моя семья. Бессмертный владыка говорил, что ближайшие к Безночному городу поселения — это теперь не более, чем нежилой участок земли, защищенный толпой нечисти от других кланов. Я боюсь увидеть среди них своих родных, но мне нужно там быть…

— Отправимся туда и посмотрим. Не переживай, может, твоя семья ушла в другую местность.

— Могу я спросить прежде?..

— Про мой хвост? Лучше сделай вид, что никогда этого не видела.

***

Пролетая над землей и ловя потоки ветра, Усянь чувствовал, как задыхается. Его нутро отвыкло от чистого воздуха, всё вокруг него прежде было окутано смрадом, он сам им пропитался. Мысль о том, что Цзян Чэн захочет очистить его меридианы, его пугала и забавила одновременно. Он уверен, что ему уже ничего не поможет. Хэ Сюань держал юношу за талию и молчал, пока тёмная энергия циркулировала от него и обратно. Это вызывало незначительное покалывание в кончика пальцев, он словно касался шипов дикого, но очаровательного сладко пахнущего цветка. Наверняка ядовит, и так даже лучше. Демону хочется прикоснуться к чужой бледной коже, и еле удаётся сдержаться от таких странных желаний. Этот юноша настолько обессилен, что едва не просвечивается, но если коснуться его груди можно почувствовать настоящую бурю, которую удерживают, наверное, остатки его разума, над ними он пока чудом властен. Даже не верится, что, отдав это хрупкое тельце в нужные руки, можно избавиться от многолетних выплат. Хэ Сюань усмехается сам себе, продолжая путь, и даже не замечает, что совсем не торопится.

Дорога внизу вся поросла высокой травой, на выжженных полях уже не растет ничего полезного, а мелкие тропы окроплены кровью. Если присмотреться, вдалеке видно, как толпа людей медленно идёт куда-то на запад. Взгляд Вэй Ина цепляется за один знакомый силуэт.

— Мин И, спустись ненадолго, — просит юноша, но тот поначалу не реагирует. — Пожалуйста.

— Не лезь туда, где разберутся без тебя.

— Прошу, это последний раз… Мы просто взглянем!

Демон сводит брови и брезгливо смотрит вниз. Спустившись, они прошли совсем немного, чтобы скрыться чуть поодаль и понаблюдать за развитием событий. Было похоже, что заклинатели из различных орденов, судя по их внешнему виду, сопровождали людей из клана Вэнь. Пленные не были вооружены, и, в целом, представляли из себя компанию из пожилых и совсем юных, потому Вэй Ин не мог понять, почему нужно было проявлять силу и грубость в их отношении. Это не воины из Цишань, выполнявшие приказы Вэнь Жоханя, а, скорее всего, те люди, которым попросту не повезло родиться и жить вблизи врага всего заклинательского мира. Возможно, они являлись ветвью основного клана и поддерживали политику своего Верховного Владыки, и юноша думал бы так дальше, вот только среди всех людей там он узнал конкретную девушку, которая точно под такое описание подойти не могла. Та о чём-то громко говорила, разводя руками, будто бы выражала протест, и хотя адепты били её за каждое слово всем, что держали в руках, будь то тряпка или верёвка, она настаивала на своём, закрывая собой плачущего ребёнка, которому на вид было от силы лет пять. Усянь поднял брови в удивлении, внутри него словно загорелся огонёк надежды, и он вопреки тому, что пообещал Мин И, сорвался с места и побежал к людям. Только один из адептов в зелёных одеяниях замахнулся кнутом на девушку, Вэй Ин тотчас оказался рядом. Талисман загорелся в руке и полетел прямиком в адепта, и тот опешил, чуть не роняя своё оружие. Люди вокруг ахнули, боясь, что сейчас случится что-то непоправимое. Другие заклинатели в миг набросились на юношу, но тот отбивал каждую атаку, умудряясь доставать из рукава последние талисманы, которые удерживали цели на какое-то время. Мин И глубоко вздохнул, прежде чем уйти из укрытия прямо за ним, по пути щёлкая пальцами и призывая своё оружие. Лезвие меча поначалу рассекало только воздух, но когда демон оказался ближе к людям, все сделанные им замахи вмиг оставили полосы на коже противников. Это было не смертельно, но заметно убавило их запал, через порезы вытекала духовная энергия, пока те не замечали этого, вкладывая силу в каждый из ударов, который Вэй Ин отбивал достаточно легко. Он не пользовался флейтой, мертвецы навели бы панику, но и талисманы стали кончаться, а помощь нового знакомого была как раз кстати. Пришлось даже отвлечься на миг, едва не пропустив один из ударов в свою сторону, чтобы взглянуть на необычный меч Мин И, похожий на рыбий хребет, но общая форма всё же походила на классический продолговатый и неширокий меч. Рукоять рассмотреть не удавалось, но, похоже, она просто была замотана окровавленными бинтами, и, пожалуй, это единственное, что не сильно сочеталось с общим видом этого оружия.

— Мин И! — улыбаясь, окликнул Усянь. — Неплохая вещица, где поймал?

Тот решил не отвечать, молча защищая юношу от ударов адептов. Понадобилось не так много времени, чтобы те обессилили и сдались, а один из них, лежа и держась руками за раненную ногу, наконец заговорил:

— Псы клана Вэнь! Главы наших орденов узнают об этом!

— Да закрой ты уже свой рот! — возразила девушка, толкая того ногой в лицо.

— Мэйцзин! — воскликнул Усянь, подбегая к ней, едва сдерживаясь от объятий. Девушка посмотрела на него немного странно, он даже решил, что та его не узнала. Только он хотел что-то спросить, как перед ним тут же встал Мин И, закрывая собой. — Что случилось? — вопрос вышел вслух сам собой, и юноша удивлённо взглянул на спину впереди.

Взгляд девушки казался всё более презрительным, и Усяню не понадобилось много времени, дабы сообразить, в чём дело: Мин И и Мэйцзин знакомы. Вот только к чему эта мера предосторожности? Вэй Ин улыбнулся, приобнял свой «щит» за талию и выглянул, приложив подбородок к его надплечью.

— Мэйцзин, я повсюду искал тебя!

— Это Мэйцзин? — почти шёпотом спросил Мин И.

— Ну, да… Я говорил, она мне и А-Чэну жизнь спасла, ей можно доверять.

Демон многозначительно вздохнул и сделал шаг в сторону, убирая оружие в ножны под мантию. Усянь наконец подошёл к старой знакомой поближе и улыбнулся.

— Расскажешь, что здесь случилось?

— Вэй Усянь… — начала девушка, меняясь в лице на более приветливое. — Я помогала своей знакомой найти родственников, но, оказалось, что их всех взяли в плен. Вели на ближайший пост.

— Для чего?

— Может, хотели допросить. Они родом из деревень прямо за городом Цишань, там сейчас целая куча живых мертвецов, поэтому им пришлось уходить на север, а там эти… Боюсь, эти люди нигде не найдут себе места. Вэнь Цин, подойди…

— Вэнь Цин — твоя знакомая? — спросил Вэй Ин, приветствуя ту в полупоклоне. — Наслышан о ваших талантах врачевания. Однако ходили слухи, чтобы, в отличие от Мэйцзин, служите Вэнь Жоханю лично. Не завидую.

— Это всё, что от меня требуется, чтобы брат оставался живым, — тихо ответила Вэнь Цин. — Несколько мазей, иглоукалывание. Тьма, которой Владыка пользуется, сильно влияет на его тело, не только на душу. Я не единственная, кто может помочь ему в этом деле, зачем нужно было удерживать меня — не могу понять. Но теперь я не хочу иметь ничего общего с ним, я думала, что кровные, хотя и дальние, узы повлияют на отношение, но мой младший брат… Сильно пострадал. Владыка расстроился из-за чего-то… Я не смогла…

Мэйцзин взяла её под руку, позволяя положить голову к плечу, однако Вэнь Цин пыталась сохранять самообладание и не шелохнулась, просто прикрыв глаза. Вэй Ин стоял на месте, размышляя об услышанном.

— Есть одно место, где все эти люди могут спрятаться, — заявил юноша, ощущая на себя странный взгляд своего знакомого, который стоял поодаль. Он уверен, что слышал, как тот недовольно вздохнул. — Правда, оно не предназначено для нормальной жизни…

— Насколько там опасно? — спросила Вэнь Цин.

— Там вас не найдут другие кланы. Точнее, им будет тяжело пройти через барьер, который я собираюсь установить. Место довольно древнее, много призраков. Но уверяю всех вас, что вы будете под моей защитой.

В глазах Вэнь Цин читался вопрос: зачем ты это делаешь? И хотя она предпочла промолчать и довериться, потому что ей мало что оставалось, Вэй Ин улыбнулся и принялся созывать всех, дабы объясниться и указать путь. Напуганные люди не знали, куда податься, но понимали, что остальные кланы действительно попытаются как-то помешать их мирному существованию, и потому вся толпа вскоре отправилась на могильную гору. Та уже не была окутана синими нитями, как выяснилось, Мин И давно позаботился об этом, однако тьма не рассеялась среди деревьев, и только небольшой храм был словно окружен особой энергией, все-таки в нем находилось нефритовое изваяние с божественным ликом и явно обладало своей силой, которая могла бы отпугнуть некоторую нечисть. Хотя и не каждую. Земли там были не самые плодородные, однако с помощью магии некоторые семена всё же прорастали, это решило судьбу людей, вынужденных прятаться в подобном месте. Многого не хватало, особенно тёплых вещей, ведь из-за могильного холода по ночам спать оказалось почти невозможным, приходилось оставлять костры, хотя это было небезопасно. Мин И держался в стороне от людей, сидел в храме в дальнем углу и постоянно что-то жевал, будь то гнилое яблоко или дикие крысы, это всегда заметно отпугивало людей, и мужчина продолжал сидеть на месте, всем своим видом показывая, что он безумный одиночка. Вот только на Вэй Ина это совсем не действовало. Юноша то и дело отбирал у него его «лакомства», вручая пиалу с похлёбкой или накрывал одеялом с наступлением темноты. Мин И хмурился, но не сопротивлялся, про себя замечая, что Усянь умело балансирует. Он не прекратил развивать свои силы, создавая новые заклинания и талисманы, сочиняя новые мелодии на флейте, но в то же время оставался весьма гуманным: помогал строить ветхие домики, заниматься хозяйством и выстраивать барьеры, которые защитят несчастных стариков если не от врагов из других кланов, то ото всяких монстров точно. Впрочем, разница была для них невелика. Был ещё один человек, который, как и Вэй Ин, не боялся заходить в храм и с любопытством глядеть в угол, где сгорбленно сидел Мин И, одетый во всё чёрное. Мэйцзин, как и все другие из клана Вэнь, не была безучастной, ей доверяли готовку, изготовление лекарств и присмотр за детьми. Она не вызывала подозрений и страха, была полезной и единственная часто выбиралась за пределы Луаньцзан, чтобы принести одежду, посуду или пропитание. Но как бы ни была хороша эта девушка, Мин И не смотрел на неё в ответ, не считал нужным, да и вообще, кажется, брезговал даже подходить. До тех пор, пока она сама не присела совсем близко.

— Как ни пойду куда-то, ты меня всюду находишь. Преследуешь? — с улыбкой спросила Мэйцзин. Мин И едва не закатил глаза, ведь она всем остальным строит глазки и говорит вежливо, с доброй улыбкой, но никто не в силах рассмотреть её истинную сущность. Магия этого лживого лекаря работает так, что всякий дружелюбно настроенный видит перед собой настоящую красавицу, а кто имеет дурные намерения или даже некоторые сомнение и опасения, тот вынужден лицезреть ни то мужчину, ни то женщину, лицо было слишком простым для первого варианта, и весьма уродливым для второго, кажется, некоторые черты лица даже не откладывались у других в памяти. Если кто-то спросит, например, у Вэнь Чао или у его старшего брата, как выглядит Мэйцзин, те почешут затылок, бормоча: выглядит как простая девка, ни потрогать не за что, ни полюбоваться, широковата и грубовата, ни о чём! Зато Вэй Ин и Цзян Чэн точно находили её привлекательной, искренне не понимая, глупые те Вэни или просто слепые. Мин И, разумеется, не мог ей доверять, всё же Хуа Чэн предупредил его давно, однако и помешать — тоже, потому как намерения этой девицы понять трудно. Оставалось только презрительно смотреть и молчать, чтобы Вэй Ин не задавал потом лишних вопросов. Мэйцзин не сильно-то и ждала, что ей ответят, потому продолжала сидеть на месте и, кажется, проделывать дыру взглядом. Мин И сам себя проверял на выдержку, и, к его счастью, была одна несносная «вещь», которая помогла ему отвести от себя внимание.

— Тётушка Мэйцзин, тётушка Мэйцзин! — послышался детский голосок у дверей храма. Маленький мальчик, лет пяти от силы, вдруг подбежал к ним и обвил маленькими ручками шею Мэйцзин. Та лишь улыбнулась и приобняла его, усаживая к себе на колени. Ребёнка звали А-Юань, его родители погибли в одном из последних военных сражений, из родных оставалась только Вэнь Цин и бабушка, но они, как и все другие поселенцы этого могильника, были заняты работой, и мальчик блуждал по округе без должного присмотра, потому именно Мэйцзин приглядывала за ним.

— Ты поел? — спросила девушка, рукавом вытирая от молока пухленькие щёчки довольно улыбающегося ребёнка. Тот кивнул и вновь принялся обнимать её. Мин И старался не смотреть, решив, что зрелище для него какое-то тошнотворное: «недо-женщина» и наивный малыш, которому она через несколько лет с великой радостью вырвет сердце и едва сформированное золотое ядро, смешно же. Если, конечно, мальчик не умрёт очень скоро, гонимый всем заклинательским миром за своё происхождение.

— Тётушка, почему дядя сидит в углу совсем один? — спросил А-Юань, показывая пальцем. Мэйцзин аккуратно взяла его ручку и опустила, одним лишь взглядом напоминая, что данный жест неприличный, и мальчик виновато спрятал обе руки за спину.

— Не приближайся, иначе сожру, — со спокойным лицом ответил Мин И, всё ещё отводя свой презрительный и холодный взгляд, на всякий случай. Испуганный таким ответом ребёнок вновь прижался к Мэйцзин, и та, взяв его на руки, поднялась и направилась в свой домик, что-то шепча А-Юаню на ухо и тем самым вызывая его улыбку. Мин И посмотрел вслед уходящей Мэйцзин и случайно встретился с глазами мальчика, который тут же помахал ему рукой. Нахмурившись, он сильнее закутался в мантию и вжался в угол. Люди, особенно столь наивные и добрые, порой раздражали его. Но как бы ни хотелось и дальше изображать злющую серую массу, его брови заметно распрямились, когда Вэй Ин вновь подошёл к нему и сел совсем рядом, и Мин И невольно задал вопрос, вертевшийся на языке целый день.

— Ты не устал туда-сюда мотаться?

— Я думаю, что нужен здесь… — тихо ответил Усянь, опуская взгляд.

— А ещё ты нужен в Юньмэне, Сань Лан убьёт меня… — последнее сорвалось как-то нелепо и неловко, но юноша в ответ только улыбнулся. — Однако прошло столько времени, и тебя всё ещё не нашли. Может, не так уж ты и важен.

— Ты бы бросил этих невинных людей?

— Какое мне дело до людей?

— А до меня какое? Раз уж ты до сих пор не ушёл.

Мин И наклонил голову вбок, не отводя пристального взгляда и рассматривая уставшее лицо перед собой. Говорить про свой крупный долг не хотелось, да и вообще как-либо раскрываться, потому он промолчал, в то время как юноша воспринял молчание по-своему. Вэй Ин подвинулся ещё ближе и положил голову на колени Мин И. Тот удивленно выпрямился и расслабил ноги, позволяя лечь на себя.

— Я так устал, — прошептал Усянь на рваном вздохе, прикрывая глаза. — Разбуди, когда потухнут свечи.

— Зачем?

— Они зачарованы. Если гаснут, значит поблизости ходит призрак. Я усилю барьер.

— Не придётся.

Последнее Вэй Ин уже не расслышал, проваливаясь в сон. Мин И аккуратно положил руку на его плечо и ощутил, как кровь вперемешку с тьмой бурно циркулирует в этом худом теле.

«Никто не придёт. Я не позволю. Спи спокойно».

Дни на Луаньцзан тянулись размеренно, это тёмное место уже не походило на могильник, а больше на крошечную деревню с десятком ветхих домиков и огородами. Вэй Ин не прекращал строить барьеры, тратя много сил на это, потому к концу дня буквально валился с ног, и Мин И едва успевал ловить его, прикладывая ладони ко лбу и передавая духовную энергию. Люди понимали, что эти двое — тёмные заклинатели, но, по крайней мере, они не представляли угрозу, как их Владыка, потому смотрели сквозь пальцы на их деяния. В любом случае, чаще всего Усянь прятался в густом лесу, оттачивая своё мастерство, а Мин И молча сидел в углу храма, злобно поглядывая на каждого, кто повернётся в его сторону. Он ждал, пока Усянь первый заговорит о доме, но тот, похоже, совсем не планировал. Из-за усталости или странных стечений обстоятельств юноше не удавалось поговорить с Мэйцзин, та всё время ускользала куда-то, и если Мин И догадывался о причинах, то Усянь верил ей и просто ждал подходящий момент. Ровно до того дня, как Мэйцзин вовремя не вернулась на Луаньцзан. Старики заволновались и начали расспрашивать Вэй Ина.

— Мэйцзин пропала? Где-то здесь? Я обыщу лес.

— Нет, господин Вэй. Она говорила, что уходит в крупные города. Кто знает, может, она пошла в Цишань и попала в беду…

— Ну, не настолько же она глупая, верно? Я разберусь.

— И чего они заволновались? — спросил вдруг возникший из ниоткуда Мин И.

— Мэйцзин добрая, заботится о них.

Мин И театрально вздохнул, разводя руками.

— Вы ведь уже знакомы с ней? Ты вёл себя слишком настороженно в день, когда мы встретились. И всё ещё избегаешь разговоров об этом, с ней — тем более. Мин И, я не идиот, и думаю, что ты имеешь право на свои секреты, однако если ты знаешь что-то, способное навредить близким для меня людям, лучше поделиться сразу, чтобы я не посчитал тебя угрозой в будущем.

— Я делюсь с тобой слишком многим, разве ты не замечаешь?

Усянь удивлённо вскинул брови, повернувшись к нему, и Мин И положил руки ему на плечи. Тот менялся в лице с каждой секундой, всё тело сковало сильной энергией, тьма смешивалась, и нутро переполнялось ею, дрожа.

— Мне кажется, Вэй Усянь, ты не понимаешь, в каком мире живёшь. Демоны и мертвецы — это не из книжек, они реальные и частенько разумные.

— Я всё это знаю, к чему этот грубый тон? Я не ребёнок.

— Возвращайся в Юньмэн, только один во всех трёх мирах тебе поможет и не воткнёт нож в спину, имя его ты знаешь. Жаль только то, что оно ненастоящее, а ты не понимаешь и этого.

— Хуа Чэнчжу? Это имя я должен знать? Давай прекратим упрекать друг друга в каком-то незнании, Мин И. Отыщем Мэйцзин и сразу домой, по рукам?

«Нет, ну это совсем смешно. Чего ради я пытаюсь?..»

Демон махнул рукой и вернулся в храм, а Вэй Ин, очевидно, расстроенный этой короткой беседой, нахмурился и отправился разговаривать с остальными. В их беспокойном поведении прослеживалась единая эмоция, однако Вэнь Цин отличалась. Девушка была безразлична к пропаже, продолжала заниматься своими обязанностями, вставая рано и ложась поздно ежедневно, она хотела целиком посвятить себя другим. Её лицо полно скорби и холода, и Усянь не знает, всегда ли оно было таким или связано только с потерей Вэнь Нина. Ему хотелось поддержать её, но он совершенно ничего не знал о ней и её младшем брате, переживал, что расспросы надавят и сделают только хуже. И всё равно решился на это, потому что некоторые сомнения не покидали его мысли.

— Вэнь Цин, — обратился юноша, присаживаясь рядом с девушкой, перебиравшей свежие травы, — могу я поговорить с тобой о твоём брате?

— Что ты хочешь узнать? — тихим голосом спросила она, не отвлекаясь от своих дел. — Как он умер?.. Владыка рассердился из-за одного проступка, А-Нин появился рядом слишком невовремя. Конечно, дядя не пытал его, не истязал, но меч прошёл насквозь… Я не смогла помочь. А-Нин всегда был слаб здоровьем, его золотое ядро тоже не слишком развито, потому остановить поток крови оказалось невозможным. Мне не позволили забрать его тело, мертвецы накинулись на него, а потом меня вывели из зала…

Уходя, она слышала, как хрустят кости и разрывается ещё тёплая плоть, крика не было, он глухо звучал лишь в её голове, пока ноги девушки подкашивались, а сердце уходило вниз. Адепты тащили силой, закрыли в темнице, чтобы «пришла в себя», но Вэнь Цин смогла покинуть проклятое место. Слёзы мешали обзору, но она бежала так быстро, как могла. Остались бабушка и племянник, ей нельзя сдаваться. Хруст костей преследует её в каждом ночном кошмаре, вынуждая просыпаться в холодном полу. Она никогда не забудет злобу в глазах Вэнь Жоханя, от которого не осталось человека, он совсем как его армия мертвецов, бледный, сильный и беспощадный ко всему.

Вэй Ин молча протянул руку, погладил чужое плечо и тут же развернулся, чтобы не выдавать собственную слабость перед этой стойкой девушкой, которая сейчас и слезы не проронила, говоря о смерти младшего брата. Он рад, что Вэнь Цин высказалась и доверилась.

— А Вэнь Жохань точно сделал это не специально? Может, он хотел опробовать какую-то технику, а простые марионетки не подходили для этого? — девушка в ответ промолчала. — Ладно, я больше не буду расспрашивать. Когда война закончится, мы попробуем отыскать душу твоего брата. Вряд ли она уже спустилась на круг перерождения, всё-таки это весьма жестокая смерть. Возможно, повезёт похоронить его по всем традициям… Это меньшее, что я смогу сделать.

— Ты хотел поговорить только об этом?

— Ещё о Мэйцзин. Она ушла недавно, думаю, нужно самому выбраться в город. Повидаться с шиди. Ну, и отыскать заблудшую, конечно. Составишь мне компанию? Я мог бы отправиться с Мин И, но гляжу на тебя и становится дурно, заперлась здесь совсем. Ладно эти старики, но ты, молодая врачевательница, выглянула бы в свет. Уверен, мы себя никак не выдадим с помощью моей магии. Идём!

Вэй Ин обрадовался тому, как Вэнь Цин скромно улыбнулась в ответ и даже приподнялась с места. Они взяли сумки и собирались покинуть территорию, защищённую особо сильным барьером, заглянув на последок к Мин И.

— Эй, мы скоро вернёмся, просмотри здесь за всем! — Вэй Ин машет тому рукой, и вдруг в храме погасли все свечи. Паника охватила его, даже губы потеряли цвет, и юноша, сорвавшись с места, поспешил к барьеру. Вэнь Цин не сразу поняла причину такой реакции, но заметив, что абсолютно каждая свеча потухла, а талисманы вдруг сорвались со стен потоком ветра из ниоткуда, побежала за Усянем. У самого края барьера, который, к слову, вовсе не был нарушен, стояла Мэйцзин, держа на руках чьё-то тело, завёрнутое в чёрную ткань почти целиком. Юноша удивлённо огляделся: никакой нечисти не было в округе, он бы почувствовал, но на что тогда сработало зачарование свеч? Вэнь Цин прикрыла рот рукой, глядя на труп, макушка которого, не покрытая тканью, была украшена знакомой заколкой. Усянь подошёл ближе, чтобы помочь Мэйцзин и взять это тело самому, и сразу почувствовал, что оно слишком тяжёлое. Ему хотелось спросить, как эта хрупка девушка вообще смогла дотащить это сюда, но она вдруг заговорила:

— Вэнь Цин, приготовь побольше согревающей мази. Вино есть?

Усянь молча кивнул, и Мэйцзин указала рукой вперёд. Они направились в один из домиков, где в центре комнаты и положили тело. Убрав ткань, Вэнь Цин ужаснулась, ведь её догадки подтвердились: прямо перед ней лежал её младший брат. Его мертвенно-бледная кожа была покрыта жирным блеском, синие губы выражали тёплую полуулыбку, а глаза оставались закрытыми. Усянь слегка коснулся её руки, как бы приводя в чувства, и девушка тут же побежала в храм, где хранилось всё необходимое для изготовления лекарств. Сидевший там Мин И слегка нахмурился, следя взглядом за суетливой девушкой, которая быстро бросала склянки и веточки трав в свою сумку, но решил промолчать. Вэнь Цин вернулась очень скоро, делая так, как велит Мэйцзин. Вэнь Нин был полностью раздет, ткань прикрывала его наполовину, и обе девушки принялись растирать по его бескровному телу свежеприготовленные мази. Оттенок кожи менялся с каждым их касанием, она становилась розоватой и почти походила на живую. Слёзы текли по щекам Вэнь Цин, как вдруг Мэйцзин слегка провела чистым пальцем по её лицу, вытирая влагу.

— Не плачь, всё уже позади.

Взгляд Вэнь Цин испуганный, и чужие утешения не помогают. Вэнь Нин сделал хриплый вдох, и сердце его сестры даже замерло на один миг. Вэй Ин, глядя на это зрелище, не смог скрыть и своего удивления тоже, пока его руки рефлекторно зарисовывали кровавые талисманы на чёрном полотне. Это помогло бы сдержать нечисть, каковой, очевидно, теперь и является Вэнь Нин.

— Как это у тебя получилось? — вопрос напросился вслух сам. Техника явно сложнее призыва мёртвых, это буквально возрождение. Мэйцзин молчала, делая массаж груди Вэнь Нина, который уже медленно начинал открывать глаза. Поморгав, он сделал несколько глубоких вдохов и наконец перевёл взгляд на свою сестру. Глаза не выражали особой эмоции, стеклянные и пустые, как у обычного мертвеца, но этот дышал и смотрел в упор, улыбка словно давалась ему с трудом, мышцы лица дрогнули несколько раз и вновь расслабились. Мэйцзин провела рукой по его волосам, вынимая среди прядей листву и всякий мелкий мусор, а потом взглянула на остальных.

— Похоже, я был прав, — вдруг выдаёт Усянь, — у Жоханя были планы на него.

— Какие ещё планы? — спросила Мэйцзин. — Впрочем, уже неважно, я им благополучно помешала.

— Он уже был мёртв, — дрожащим голосом сказала Вэнь Цин, не отводя пристального взгляда, — или мне попросту послышалось?..

— Разве это важно? Сейчас он жив, а мне хватит простого «спасибо».

Вэнь Цин едва не упала на колени, Вэн Ин еле удержал её, и девушка склонилась в низком поклоне, пока из глаз слёзы стали течь ещё сильнее. Мэйцзин приподняла её за подбородок и улыбнулась, а после ушла, заверив, что Вэнь Нину следует ещё немного полежать, дабы все снадобья дали эффект, и только тогда его можно поднять. Юноша всё ещё держал под руку Вэнь Цин, переводя взгляд то на неё, то на её брата, который продолжал лежать на месте и хрипло дышать. Девушка подошла к брату и коснулась его лица, ласково проведя ладонью.

— Пожалуй, мне нужно поговорить об этом с Мэйцзин побольше, — сказал Усянь, так же поражённо разглядывая ожившего мертвеца. — Постой…

Юноша прикоснулся к груди Вэнь Нина, внимательно осмотрев каждый участок кожи, и немного нахмурился.

— Нет рубца. Разве он не умер от сквозного ранения? Это точно твой брат, Вэнь Цин?

Девушка вмиг утеряла на лице улыбку и всмотрелась в лицо Вэнь Нина.

— Точно. Мой А-Нин…

Рука, заботливо поглаживая, спустилась к шее, и девушка подушечками пальцев ощутила небольшие наросты. Те пульсировали, свидетельствуя о том, что сердце его живо, но девушка слегка нахмурилась, трогая их со всех сторон. Наросты словно окольцевали его шею, и девушка слегка задела их ногтем. Кожа приподнялась, и Вэнь Цин в шоке сделала шаг назад. Усянь встал на её место и потрогал наросты сам, те как-то легко отходили от кожи, приподнимая за собой небольшой её слой. Он потянул плоть вверх, так наросты поддавались лучше, и понял, что лицо Вэнь Нина — ни что иное, как маска, причём весьма искусной работы. Сам живой мертвец, похоже, боли не ощущал, потому Усянь целиком поднял «маску» и с ужасом обнаружил, что под ней не было настоящего лица.

— Это не тело твоего брата, Вэнь Цин, — почти шёпотом заговорил Усянь, — это пустышка с его лицом. Работа такая качественная…

Пальцы юноши прошлись повсюду, пытаясь ощутить разницу между настоящей кожей лица и тем, что крылось под маской. Тело было настоящим, живым, правда на прикосновения и боль совсем не реагировало. Вэй Ин тут же схватил с соседнего столика небольшой кинжал и сделал неглубокий надрез на предплечье Вэнь Нина. Глаза расширились от ужаса, холод словно объял его целиком, окуная в ледяную воду с головой. Из небольшой раны медленно стекала синяя кровь.

Chapter Text

Свечи загорелись вновь, а здешний холодный ветер совсем прекратился. Вэй Ин счёл себя безумцем, ведь зачарованное пламя мог зажечь только он. Срываясь на бег, он поспешил в храм, где уже прямо у входа ждал его Мин И.

— Нужно в Юньмэн! Срочно!

Демон усмехнулся, согласно кивнув. Он видел, как женский силуэт медленно растворялся среди деревьев так, что ветви не шелохнулись. Ему неизвестно, как точно выдал себя синеглазый, но он рад, что истина снизошло до ума смертного, и теперь с чистой совестью можно отправиться к Хуа Чэну.

Уходя, они замечали всю ту же обеспокоенность на лицах людей, похоже, те вновь опечалены пропажей Мэйцзин, не успев и обсудить предыдущую. Или они вовсе не успели её увидеть. Маленький Юань плакал, не даваясь в руки до тех пор, пока ему не шептали пустые обещания о скором возвращении Мэйцзин.

Мин И поднялся ввысь, поначалу гордо сложив руки за спиной, но юношу с ним начало качать в стороны, и пришлось обхватить его за талию. Должно быть, его сознание ещё не справилось с увиденным. Касаясь тела ледяными пальцами, он успевает проверить остатки тёмной энергии и недоверчиво посмотреть на Усяня, пока взор того устремлён только вперёд, несмотря на общее недомогание. Остаётся лишь надеяться, что Хуа Чэн сделает всё правильно.

Подлетая к границам Юньмэна, Вэй Ин дружески похлопал Мин И по плечу и молча спрыгнул вниз, не дожидаясь приземления. Приземление было лёгким, он будто скользил вниз по дорожке, созданной тьмой. Чужой, к счастью, но он едва ли заметил разницу. Демон нахмурился, но тоже спустился по такому же принципу, а духовное оружие распалось на мелкие чёрные капли и вскоре растворились. Юноша очень спешил, не смотрел на тех, кто приветствовал, не слушал, как его имя кричали со всех сторон, и, распахнув двери резиденции, почувствовал, как сердце ушло вниз горячим воском.

«Я дома».

Впереди стоял один из советников, чему-то поучал учеников, лица которых Усянь видит впервые. Орден не стоял на месте, здания отстроены, люди приходят на обучение, и всё медленно возвращается в прежний ритм. Среди всех этих новых лиц он замечает Сань Лана и, шепча его имя сам себе, подбегает к нему с распростёртыми объятиями. Адепты в миг обернулись и отпустили на несколько шагов, поражённым взглядом провожая юношу по коридору. Глаза Сань Лана расширились в том же удивлении, и он подался навстречу. Крепкие объятия ощущались словно сладкое вино, и пока Вэй Ин стоял, прижавшись, с улыбкой на лице и влажными глазами, Хуа Чэн ощущал всепоглощающую тоску и пустоту внутри. Их связи больше нет, но почему же так больно и радостно?

«Он дома».

— Что-то я задержался, — тихо говорит юноша, не отпуская, и тут же чувствует на макушке холодную ладонь, заботливо поглаживающую волосы. — Больше вас не оставлю, даю слово.

По коридору послышались шоркающие шаги, и все взглянули на виновника шума. Мин И в своих чёрных одеяниях походил на мертвеца, и если бы не его многозначительный взгляд и рука Вэй Ина, поднятая вверх, адепты взялись бы за свои мечи, готовые атаковать. Поговорив с советником, юноша выяснил, что глава клана отбыл на собрание в Цинхэ Не ещё давно, пообещав только написать письмо, где попросит о последней подготовке и выходе на позиции. Война неизбежна, всё было готово, а заклинатели выбирали нужный момент. Расстроенный отсутствием шиди Усянь ушёл в свои покои в сопровождении двух демонов, предупреждая остальных, что хочет немного отдохнуть в тишине.

— Я думал, ты не настолько горд, чтобы выпрашивать благодарность, — говорит Хуа Чэн по пути, незаметно толкая под локоть Черновода, на что тот цокнул и отвернул голову. — Спасибо, что он не приполз с распоротым животом и переломанными ногами.

— Он неплохо справлялся сам, — с некоторой гордостью тихо отвечает тот, но в глаза всё равно старается не смотреть. — По существу, я уберёг его лишь от гнева небожителя гроз, которого случайно потревожили массовые убийства его последователей.

— Случайно, говоришь? — Хуа Чэн усмехнулся.

— Его храм находится на том самом могильнике, о котором я говорил тебе давно, неподалёку от Цишань. Мы попытались обжиться там, где, увы, мои владениях не могли распространяться, туда ведут только совсем узкие проливы чёрных вод, но удалось увидеть там ловушки синеглазого. Он, кстати, мёртв. Не такой уж сильный.

— О каких владениях ты говоришь? — вмешивается Усянь и тут же открывает двери в свои покои, пропуская тех двоих. — Или я не так расслышал?

— Не обращай внимания, — ответил за него Хуа Чэн, присаживаясь за столик. Остальные также сели рядом.

— Мне немного неловко просить прислугу принести чай и всё такое, — неловко оправдывается юноша, — так что давайте просто обсудим кое-что… Лэй Ши и мёртвый Вэнь Чжулю — не единственные происшествия на Луаньцзан. Я бы хотел дождаться Цзян Чэна, но, похоже, ему не будет дела до этого рассказа в разгар сражений и прочего. Может быть, я вообще зря переживаю, ведь он и я, и шицзе не относимся к клану Юй, но они как-никак их потомки, а я всего лишь слуга, но готов пострадать ради них… Возможно, я тоже угроза для синеглазых. Целого города синеглазых, Сань Лан! Не совсем ясно, кто ими командует, на моей памяти два имени: Цзяньпин и Яньцзин.

По изменившемуся взгляду Усянь понял, что его старый друг слышит знакомые имена, но тот молча слушал, что же ему расскажут дальше. Юноша поведал о том, что служанка бабушки Юй проговорилась о Яньцзине, всего одно имя, и то, что они могут обращаться к нему по любому вопросу. Цзяньпин выдавал себя за советника главы, однако из беглого осмотра и предчувствия у Вэй Ина напрашивался очевидный вывод, что это точно не синеглазый, а что-то другое, но и не человек, либо какой-то полный глупец, знающий истину лишь на некоторую долю, прямо как он сам. Судить трудно. Сань Лан кивнул, говоря, что с Цзяньпином он давно знаком, и тот не представляет никакой угрозы. По крайней мере, не должен.

— Сань Лан, я не знаю, как поступить. Целый город одержим, похоже словно кто-то очень сильный обратил их в этих синих мерзких существ, явно против воли. Хотя они не просили упокоения или свободы, наоборот, были под чужим контролем и готовы разорвать всякого подозрительного, кто узнает слишком много. И все эти слухи про ядовитый мак — ложь, Сань Лан, я видел и касался этих бутонов, но всё ещё здоров, как и Цзян Чэн! Вся проблема в одержимых, вот что убивало всех путников. Однако это не отвечает на главный вопрос: почему только мы с А-Чэном смогли оказаться там и выжить? Тогда город ещё не был одержим, и что-то случилось после нашего отъезда или… Нас водила за нос целая армия демонов?..

Конечно, оба варианта его тревожили. Усянь говорил быстро, даже закашлялся на последних словах, когда во рту пересохло, и всё же поднялся с места, чтобы налить немного воды, пока Хуа Чэн сидел с задумчивым видом.

«Я рад, что ты все наконец узнал, но мне жаль, что не от меня лично.

Я был занят своими делами и совсем не обеспокоился… А потом наша связь порвалась… Наверное, ты уже не помнишь те дни, когда я черным клеймом существовал на твоём теле, как заклинатели выгнали меня оттуда, тогда-то наша связь и сформировалась.

Но её разорвали жестоким образом, лишив тебя золотого ядра…»

— А-Сянь… Я потерял нити, связывающие нас с тобой с самого детства, — Хуа Чэн прикрыл глаза и слегка наклонил голову, вот-вот готовый делать поклон. — Это выбило меня из колеи, я перестал чувствовать, когда ты в опасности или болен, когда ранен или даже сильно счастлив… Я больше этого не узнаю, потому хочу твоё доверие обратно, даже после долгой разлуки, даже несмотря на потерю твоего ядра. Надеюсь, ты простишь меня…

— Ну, тут уже моя вина… — ответил юноша и, сделав глоток воды, присел рядом вновь, взяв его ладони в свои. — Я так хотел, чтобы Цзян Чэн оставался сильным главой ордена. У нас обоих был риск погибнуть или вместе лишиться ядер, но всё прошло успешно, благодаря Мэйцзин… Не думал, что это отразится на нас с тобой… — он вдруг замер на последних словах, тело вновь продрогло от ужаса, вспоминая синюю кровь Вэнь Нина, и в груди снова закралась тревога. — Знаешь, Сань Лан, я тут вспомнил твой вопрос для старика Цижэня, ещё во времена, когда мы учились в Гусу. Видимо, ты знал всё с самого начала… Он говорил, что синеглазые способны размножаться и потому представляли угрозу Поднебесной. Это правда? Каким образом мёртвые могут продолжать свой род?

— Это правда лишь отчасти. Они владеют своеобразной техникой воскрешения: подбирают трупы, крадут их душу из загробного мира, проводят ритуалы, и вот… Новый демон. Искусственный, считай, но по виду и не скажешь. Иногда трупы были не нужны вовсе. Они умели создавать плоть из синих ниток. Для этого нужно много энергии…

— Да! Я видел их! Ловушки на Луаньцзан, их сделал Вэнь Чжулю. Но недавно Мэйцзин принесла тело Вэнь Нина, его плоть и кровь были синими, Сань Лан! Неужели синеглазые обитают в Цишань Вэнь, что если они главное оружие в этой войне? Целый Мэйшань погиб, нельзя позволить продолжать!..

Вэй Ин знает, чем прославлен орден Мэйшань Юй, и произошедшее выглядит странно. Охота на ланьмогуев кончилась уже очень давно, а Лань Цижэнь ещё говорил, что последний синий бессмертный погиб вместе с королевством Уюн при извержении вулкана Тунлу. Так откуда взяться Вэнь Чжулю и целому городу с подобными ему? Потомки ответили за поступки предков, и юноша не может точно понять логику, ведь прошло так много времени, какой тогда смысл в этой мести? За столько лет кланы смешивались, нельзя точно сказать, у кого какой предок. Исходя из этого, он считает, что и его шиди, и шицзе могут погибнуть в любой момент. Что уж говорить про убитых прежде дядю Цзян и госпожу Юй?

Ещё и истории о Лэй Ши не давали покоя. Вовсе не просто так храм повелителя гроз стоят прямо на Луаньцзан, где лежат много свитков с историями о нём и его предке, который в далёкой древности подарил клану Юй духовное оружие Цзыдянь, история создания которого тесно связано с теми же ланьмогуями. Предшественник Лэй Ши был убит давным-давно, но детали его смерти не раскрыты. Все боги разом сгинули на небесах, а потом некий Цзюнь У вернул всё на круги своя, ожидая вознесения новых богов и заняв главный трон небесного владыки. Вэй Ин ещё никогда не погружался в истории небожителей так глубоко, но чем больше свитков читал, тем сложнее становилась вся головоломка.

— Нужно узнать, где Вэнь Жохань связался с синеглазыми, где их источник и предводитель, а ещё нужно рассказать об этом всем! — решительно говорит Усянь, крепко сжимая руки демона в своих.

— Во всей этой истории тебя смущает только то, что красные спелись с синими? — вдруг произносит Черновод, который всё это время сидел рядом с ними молча. — Кстати, забавно, что если смешать два этих цвета, получится оттенок вашего ордена… А что там с Мэйцзин? Принесла Вэнь Нина, да? И откуда?

— Из Цишань Вэнь.

— А кто её туда пустил?

— Не знаю я, Мин И. Это важно? Может, его тело куда-то выбросили, и она оказалась рядом очень вовремя.

— А то лидер красных такой тупой, что не сделал из него марионетку, а просто оставил гнить труп за вратами своих владений, вдруг какая-нибудь уродливая врачевательница подберёт и воскресит.

Эмоции на лице Вэй Ина менялись весьма быстро, и Хуа Чэн, вздохнув, попытался объясниться, взглядом упрекнув Черновода в грубоватом тоне.

— Она, правда, повела себя странно… — тихо заговорил Усянь, начиная немного качаться из одной стороны в другую, пока его мысли ещё не путались. — Такое чувство, что она много знает, но молчит. Мэйцзин ведь была в клане Вэнь, но как приглашенный лекарь, сама она родом из Мэйшань Юй, и потому наверняка знает историю своей родины, а значит, должна была опасаться синеглазых, которые всё это время были слугами Жоханя… Думаю, она на нашей стороне, но с ней бы пообщаться… Всегда куда-то внезапно исчезает… Вдруг у неё свои методы борьбы?

Черновод закрыл лицо обеими руками, пытаясь сдержать громкий вздох и словесные возмущения об интеллектуальных навыках этого юноши, на что Хуа Чэн лишь немного прокашлялся.

— Тебе что, тоже воды налить, Хуа Чэнчжу? — не выдержал Хэ Сюань. — Говори уже по делу.

— Что не так с Мэйцзин? — спросил Вэй Ин, видимо, искренне не видя проблему в упор. — Она пересадила ядро Цзян Чэну по моей просьбе. Она отрубила руку Вэнь Чжулю, когда тот полез к нам, я, конечно, был в полубреду и не могу точно вспомнить, что тогда происходило, но с самого начала она пыталась нас защитить, ещё на обучении…

— Потому что я попросил, — Хуа Чэн вновь прокашлялся. — Трудно сказать, что она на вашей стороне.

— Сань Лан, почему ты говоришь «вашей»? Разве мы не за одно?

— Скорее, я — за тебя, ты — за Цзян Чэна, а он — за Юньмэн. Мы связаны, хотя я не выбирал целый орден, мне важна только твоя жизнь, пускай и связи между нами больше нет, я рад, что мы встретились однажды и до сих пор вместе.

Черновод всё больше ощущал бесполезность своего присутствия, потому лишь навязчиво поглядывал на Хуа Чэна, пока в их духовной сети не послышался голос четвёртого князя.

— Ты хочешь свободы? Я прощаю тебе долг целиком. Можешь идти, хватит тут язвить, мы сами разберёмся. Скоро война, большое сражение неизбежно, тихо посиди в своём болоте, как и планировал… Увидимся позже.

Тот искренне удивился, что Хуа Чэн вправду простил так легко. Его душа словно очистилась от чего-то тяжелого и тёмного, но в то же время ощущалась странная колющая боль внутри. Он уходит, игнорируя нелепые махания рукой Усяня вслед, и при этом чувствует, что вернётся совсем скоро, война без него не пройдёт гладко, а его чёрные воды ещё застелют полчища мертвых, забирая туда, где им место. Однако как небеса отреагируют на участие в битве сразу двух непревзойдённых демонов?

— Нужно дождаться Цзян Чэна и рассказать всё, — с обречённым вздохом говорит Вэй Ин, устало кладя голову на замок из переплетённых пальцев его и Сань Лана. — Он, как носитель Цзыдяня, может быть в опасности. Однако я ещё должен вернуться на Луаньцзан. Там люди из клана Вэнь… Они живые, это точно. То есть, самые обычные. Кроме Вэнь Нина. Они не должны пострадать. Все считают их врагами, заговорщиками, но они не представляют угрозу, это же сбежавшие старики и ребёнок, понимаешь? А их гнали словно скот. К счастью, мы с Мин И пролетали неподалеку и встретили их и Мэйцзин.

— А-Сянь, я должен сказать тебе чуть больше, чем ты знаешь сейчас, но лучше не стоит наводить панику и говорить кому-либо ещё. Мы с тобой справимся сами. Не будь упрям в своих суждениях, ведь мне известно многое по одной простой причине. Я — один из демонических князей, тот, чьё разрешение вымаливают души ради шанса на перерождения.

— А я тогда небесный император… — с издёвкой ответил Вэй Ин, сделав ещё глоток воды, но потом увидел, каким серьёзным стало выражение лица Сань Лана. — Продолжай.

— Мое имя — Хуа Чэн, я градоначальник в Призрачной столице на юге Преисподней. Благодаря своему статусу я знаю о правилах трёх миров, о нечисти и заблудших душах. И ты, как смертный, не имеешь права знать все тайны, однако один конкретный князь зашёл слишком далеко в своих деяниях. Месть довела его до того, что целый город одержим, а его сородичи служили явно не хорошим людям. Вроде бы, мне должно быть плевать, но я привязался к тебе и от того к этому месту, потому хочу уберечь от угрозы. Билю Яньцзин — это пятый князь Преисподней, — здесь Хуа Чэн сделал небольшую паузу, внимательно глядя на реакцию Усяня, но тот молча слушал дальше, подперев рукой подбородок. — Он жил в то время, ещё когда королевство Уюн существовало, если на досуге будет скучно, можешь посчитать, какое столетие ему исполняется в этом году. Ему было и есть, о чём поквитаться с кланом Юй, корни которого тянутся так далеко в истории, но я не уверен, что его планы окончены на смерти потомков. Мэйцзин — его вторая ипостась. С помощью техники перевоплощения боги и демоны способны легко принимать оболочку противоположного им пола, но думаю, это под силу и опытному заклинателю. В общем, образ его — не более чем иллюзия. Наверное, ты теперь разочарован…

Было похоже, что юноша не мог поверить абсолютно каждому слову, но он понимал, что его старый друг точно не тронулся умом в отличие от него самого, потому доверять очень хотелось. И одновременно нет. Если Сань Лан знал всё с самого начала, почему доверил Мэйцзин, или правильнее сказать Яньцзину, жизнь потомка клана Юй, зная, как он дорог для Вэй Ина? Неосторожность или намеренность?

— Непревзойдённый князь, значит, — еле слышно проговорил Усянь, скорее, сам себя, пытаясь привести мысли в порядок и потирая переносицу. — Тогда ясно, как он подчинил весь Мэйшань… А ты?.. Сань Лан, я всегда знал, что ты не самый обычный заклинатель, но чтобы так… И вовсе не разочарован я! Наверняка ты сделал очень много, чтобы добиться такого статуса. Но что сделал этот Билю ради трона князя? Или там просто надо убить как можно больше людей? А ты тоже, получается, уничтожил какое-то королевство?!

— Я — нет, но о моих делах давай как-то потом. Князь Билю старше меня на чуть менее чем полтора тысячелетия, А-Сянь… Думаю, на его счету многовато грехов. Когда мы впервые встретились, показалось, что его силы ничтожно малы и не стоит тратить на него время, но сейчас…

— И после всего этого ты хочешь, чтобы я молчал? — Усянь возмущённо поднялся и стал нервно расхаживать по комнате. — Я не хочу потерять Цзян Чэна! Под угрозой явно не он один, наверняка этот синий князь захочет покончить и с самим Вэнь Жоханем, или вообще объединиться с ним и устроить, не знаю, раскол между тремя мирами! Кто кого использует? Мы не обязаны сражаться вдвоём. Что насчёт Мин И, хотя бы?!

— Мин И — тоже князь демонов, — уже как-то неловко сообщил Хуа Чэн. Раскрывая эти секреты, он чувствовал и давление, и даже грусть, ещё не зная, к чему это приведёт. — Он правит в чёрных водах, это, скажем так, нижний ярус Преисподней, туда не каждая душа спускается за разрешением переродиться… Но наша с ним дружба строилась исключительно на взаимной выгоде. Сейчас я простил ему огромный долг, и он свободен, вряд ли вернётся ко мне снова.

Лицо Вэй Ина выглядело уже не удивлённым, а именно расстроенным. От потока новой информации он чувствовал, как голова беспощадно раскалывается, боль вынудила схватиться обеими руками за волосы и почти заскулить, пока циркулирующая внутри тёмная ци словно закипала. Он не знал, что именно является причиной столь бурной реакции его тела, ведь они с Сань Ланом и прежде держались за руки, так откуда взяться этим странным чувствам, будто его вот-вот разорвёт. Демон притянул юношу к себе для объятий, где тот смог вскоре восстановить дыхание.

— Тебе нужно иметь какое-то оружие, чтобы тьма не скапливалась, а запасённая сила уходила в него.

— Есть флейта.

— Значит, музыки недостаточно. Давай вернёмся на Луаньцзан, сыграешь мне что-то, а потом я поищу для тебя оружие покрепче. Заодно познакомимся с Мэйцзин уже со свежим взглядом, да и этим Вэнем — тоже.

— Мэйцзин пропала, как принесла его тело. Впрочем, вряд ли мы поймаем её теперь… Подожди немного, я оставлю письмо для А-Чэна, чтобы он не волновался.

Напоследок Вэй Ин недолго прогулялся по пристани, разглядывая, как всё расцветало заново. Но в один момент его взгляд упал на странный силуэт далеко впереди. Незнакомец в тёмно-синей мантии сидел у самого края, свешивая ноги в воду, а из-под его одежды торчал широкий чёрный хвост такой длины, что был наполовину на суше, пока остальная — колыхалась среди лотосов. Кажется, никто не обращал на него внимания. У Вэй Ина помутнело в глазах, и он закрыл их, делая глубокий вдох и хватаясь за рукав Сань Лана, который тут же подошёл почти вплотную, позволяя юноше опереться на себя. Поднимая веки через силу, он снова захотел взглянуть на незнакомца впереди, но там уже никого не было. Ну вот, не хватало ещё видений. На какие-то мгновения его тело в руках демонического князя ощущалось как прозрачный сосуд, хотя он и держался за него крепко, страх уронить от чего-то лишь усиливался с каждым томным вздохом юноши. Приложив ко лбу два пальца, Хуа Чэн прикрыл глаза, читая заклинания и отбирая тёмную энергию, и Вэй Ин тут же распахнул глаза, удивлённо спрашивая:

— Ты не чувствуешь этот запах, Сань Лан? — демон отрицательно покачал головой, и Усянь усмехнулся. — Пахнет кровью. Прямо сейчас мне показалось, что я близок к истине, и на неё меня натолкнул Мин И. Ты не задумывался, почему только в Мэйшане есть поле из лиловых маков? Это красные маки в крови синеглазых, разве нет?

Демон видел, что Вэй Ин только пришёл в себя, но теперь говорит будто заколдованный. В его словах, конечно, отражалось интересное предположение, однако в одиночку он не сможет противостоять всему, с чем удалось познакомиться. Когда два мира, Поднебесная и Преисподняя, смешиваются, это сеет хаос в умах и душах смертных, и если Вэй Ин прямо сейчас едва не падает в обморок, пока два непревзойдённых князя демонов питают его собственной тьмой, в попытке защитить от третьего, это значит, что третий мир, Небес, точно не оставит без внимания войну кланов.

Цзян Чэн тратил много сил, времени и людей, чтобы отыскать Вэй Ина, но благодаря магии барьеров адепты уходили в неверном направлении. Начали ходить разные слухи: Вэй Усянь погиб, Вэй Усянь стал бродячим заклинателем, Вэй Усянь сбежал от молодого главы с любовницей. Совершенно не хотелось терять надежду и опускать руки, тревога, преследующая каждую ночь, лишь распыляла пламя тоски и обиды, даже ревности. Когда глава Цзян вернулся домой спустя несколько дней, то обнаружил в своём кабинете письмо. Бумага оставила лёгкий порез и вспыхнула красной дымкой, а из него появился бумажный человечек, ласково погладивший Цзян Чэна по ладони, и проговорил зачарованное послание, строки которого он будет перечитывать снова и снова, пока в груди болезненно сжимается сердце от волнения и тоски.

Прошу, береги себя, мы уже скоро увидимся.

Пускай это и случится на поле боя, но знай,

что я всегда буду на твоей стороне,

моё оружие и моё сердце принадлежат только тебе.

Навеки твой слуга, близкий друг, шисюн

и возлюбленный,

второй герой Юньмэна.

***

Оживлённое людьми местечко на Луаньцзан ещё не сильно преобладало над просторным могильником, нечисть окружала крохотное поселение со всех сторон, но все привыкали к жизни бок о бок с нечистью за барьером, который стал ещё плотнее с приходом четвёртого князя. Грустно глядя на всех этих отвергнутых, демон уже прикидывал, в какой части Призрачной столицы их души поселятся, вновь привыкая к новому месту, где им по-настоящему будет нечего бояться.

Мрачного Мин И в углу больше не было, как и не было заботливой Мэйцзин. Зато народ обрадовался появлению нового щедрого господина в красных одеяниях и серебряных наручах, который всё время следовал за Вэй Ином. У некоторых возникало ощущение, что подобная история уже была на слуху несколько лет назад, только в другом месте. Хуа Чэн опять близок к людям, хотя мыслями он не совсем здесь. Его нутро треплется на здешнем ветру, напоминая шёрстку брошенного кота, который оставлен на улице своим хозяином, съежился в клубок под ветхой пагодой и вызывает только ядовитую жалость. Отвык от могильного холода и теперь тянется всем естеством к чему-то иному. Стыдно признать, что холод Юньшэня ему по душе куда больше, чем что-либо ещё. Он прекрасно понимает, что эти чувства, скорее, новые, ведь всё из прошлого демон похоронил в чужом смертном теле, его терзают обрывки воспоминаний, которые стереть насовсем не вышло. Важнее было спрятать именно его долгую, крепкую, но лишнюю любовь к богу, коего он не достоин по сей день. Как же может быть так, что его тянет ко Второму Нефриту клана Лань, не менее порочному юноше, чем его Его Высочество?

Вэй Ин, в свою очередь, думал лишь о том, какой жестокой оказалась судьба, и главным виновником оказался если не Жохань, так близкая подруга. Это, конечно, не сильно выбивало из строя, но обрушенное доверие всё равно резало по груди. Ещё и этот Вэнь Нин… По словам Вэнь Цин, он выглядел и вёл себя так, как и всегда, детали своей смерти забыл, воскрешения — тоже. Вэй Ин с трудом мог оставить его без присмотра, и тревожному рассудку не оставалось ничего, кроме как придумать какое-то особенное заклинание, которое смогло бы удержать этого синеглазого. На глазах Вэнь Цин не хотелось подвергать его опасности, и Усянь делал всё по ночам и с осторожностью. Весь день Вэнь Нин ходил с зачарованной лентой в волосах, а ночью она менялась на новую, посильнее.

Поразмышляв о военной ситуации в течение некоторых дней, Вэй Ин всё-таки приходит к собственному объяснению, почему все события тянутся так долго. Проблема крылась не в самом Жохане, который словно отводит от себя по всем фронтам, давая указания двум сыновьям и некоторым восставшим генералам, руководившими несколькими армиями живых мертвецов послабее. Вэй Ин никогда не читал отчёты о разведках и предпочитал выяснять всё лично сам, однако с помощью Сань Лана повышались шансы выяснить всё поскорее и подетальнее. Пробираться тайком в Знойный дворец даже не пришлось, адепты Цишань Вэнь собрались в круг прямо на центральном поле перед главными дверьми. Они выглядели измученными, что-то единовременно шептали, а после тройного повтора необъяснимого заговора сами разрезали себе горло. Из глубоких ран вместе с кровяным потоком выходила духовная энергия, сгустки которой формировали круг из пыли над свежими трупами, похожий на портал. Если бы прямо сейчас оттуда огромной толпой вышли живые мертвецы, сомнений в планах Жоханя не осталось бы совсем. Было похоже, что этот Верховный Владыка хочет открыть проход в загробный мир, выпуская армию напрямую и тут же беря над ней контроль. Но нет. Трещина в пространстве поглотила все трупы после ритуала и вновь сомкнулась. Хуа Чэн наблюдал за всем этим, крепко держа Вэй Ина под руку. Пока тот убеждал, что чувствует себя хорошо, демон всё равно не отпускал и продолжал рассуждать о чём-то своём.

— Мне не нравится этот его приём, — заговорил демон, не отводя пристального взгляда от большой лужи крови. — Возможно, у главы клана Вэнь есть запасное место, откуда в любой момент может выйти куча живых мертвецов. Это наверняка поставит палки в колёса.

— Да уж, подозрительно, — согласился Усянь, потирая затылок. — Но думаю пора отправиться на запад. На смотровом посту нас ожидает одно животное.

— Позволишь сделать мне всё самому?

— Он, конечно, жаждет с тобой поквитаться за убитых адептов, Сань Лан, но идти на уступки этому отродью — последнее, чего бы мне хотелось. Тем более, это война не твоя. Но буду рад, если прикроешь спину! — Вэй Ин улыбнулся и достал из ножен новое оружие. Он ни минуты не думал, что путь меча — это что-то имеющее смысл при его-то положении, однако это чёрное лезвие в его руке было тесно связано с кровью Сань Лана, а тот, в свою очередь, оставил две зачарованных татуировки на спине Вэй Ина, означающих имя нового оружия: Баоюэ.抱 bào — обнимать, держать, 月 yuè — луна, месяц. Один символ означал демоническую ци, которую юноша всецело питает из контакта с князем, второй отвечал за человеческую энергию, позволяя развиваться без постоянной подпитки. Меч не мог наносить смертельные удары, как будто находился в руках неопытного смертного простолюдина, потому являлся щитом и связующим звеном между иероглифами, не позволяя тьме смешиваться и вредить телу. По крайней мере, душа разлагалась не слишком стремительно.

Хуа Чэн предпочитал действовать открыто, входить с гордо поднятой головой и не унижаться до детской скрытности. Даже если Вэнь Чао и окружил себя множеством вооруженных адептов, это не спасёт его. Хитрость одного и сила другого всё равно возьмут с него. Пришлось идти довольно далеко на юго-запад, чтобы приблизиться к цели, которая, к слову, была основательно подготовлена. Было похоже, что Вэнь Чао чувствовал страх, вдруг смерть Вэй Ина сделала его озлобленным призраком, который теперь часто приходит в его сны. Когда смотровой пост, где прятался младший Вэнь, наполнился красным туманом, первые упали в обморок прислуги, так как их духовное развитие было минимальным. Злоба на них, конечно, не распространялась, их ждал лишь долгий сон, чего нельзя сказать о заклинателях, который один за другим стали захлёбываться в своих же жидкостях, обильно вытекающих изо рта. Кто-то кашлял кровью, другой перестал чувствовать воздух, третий рвался желчью. Так или иначе все поголовно слышали мелодию флейты до тех пор, пока жидкости не стали выходить из цицяо одновременно. Вэй Ин спрыгнул на землю, протыкая её мечом, столкновение вызвало воздушный поток, который вмиг рассеял дым, и двор, полный трупов в зловонных лужах, стал виден как прежде, а юноша направился в покои Вэнь Чао. Рядом с ним не могло быть старшего брата, ведь он сражался на северо-востоке, не было слуги Чжулю, даже не было его раздражительной наложницы Линцзяо. Он закрылся в комнате, окружив себя талисманами, но не был уверен ни в одном из них, пробовал даже молиться, вот только имена небожителей толком не знал, далекий от божественного не может даже выбрать нужный ему храм. Двери распахнулись, Вэнь Чао вскрикнул, а когда рассмотрел перед собой «воскресшего» Вэй Ина, позади которого стоял ещё и юньмэнский слуга, устроивший резню его адептов, то вскрикнул опять и схватился за свой меч.

— Охрана! Эй! Кто-нибудь! — он хотел позвать на помощь с привычным тоном, но страх его сковывал, и голос был похож на скулёж.

Над ним даже не хотелось насмехаться, хотя он и выглядел жалко, у Вэй Ина лишь усилилось тошнотворное презрение. Он снова взялся за флейту, и Вэнь Чао упал на колени, отбивая лоб в поклонах и моля о пощаде. Хуа Чэн взглянул на лицо своего друга и слегка улыбнулся, совершенно не желая как-либо противостоять.

Усянь точно не собирался тратить слишком много времени на расправу, потому что с ним оставалась тревога о людях на Луаньцзан, ведь среди них всё ещё был синеглазый, пусть и беззлобный, но точно подчиняющийся своему хозяину. Созвучие имён Мэйцзин и Яньцзин вызывало у него шум в ушах, глаза наполнялись кровью, а внутри всё горело от обиды. Его разум уже понял всю проблему, придумывал пути наступления и спасения клана Цзян, однако сердце отказывалось принимать правду. Он мог довериться не такому уж большому количеству людей, а теперь вынужден скрываться от одних, дабы не навлечь на них беду, и обдумывать месть для других.

Убрав флейту на пояс, он наблюдал за тем, как пришедшие на зов призраки разрывали плоть Вэнь Чао, и его лицо не выражало уже никаких эмоций. Демон прикоснулся рукой к его спине, и иероглиф «луны» загорелся синим сквозь одежду.

— А-Сянь… Как ты себя чувствуешь?

— Разве со мной что-то не так?

— Не так. То я ловлю тебя в обмороках, то ты весь источаешь энергию. Движение слишком резкие, но глаза стеклянные, боюсь, как бы я не сделал хуже. Кошмары не мучают?

Вэй Ин улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Всё стоит того. Спасибо, Сань Лан. Пойдём отсюда.

— Переживаешь, что Вэнь Нин съел всех своих? — с усмешкой спросил демон, тут же ощутив, как чужой локоть несильно ударяет прямо под рёбра.

Покидая смотровой пост ордена Цишань Вэнь, они услышали, как адепты из разных кланов окружили местность, но заметить демона и юношу высоко на мече не смогли, ведь те были укрыты туманом.

Тревога всё же оказалась беспочвенной. Вэнь Нин, который выглядел уже получше и поживее, всячески помогал остальным, даже его сестра, кажется, больше не ощущала подвоха. У одного Вэй Ина надолго останется в памяти момент, когда он приподнял чужую кожу лица и понял, что тело Вэнь Нина походит на живую куклу. Из чего же синеглазые делают подобное, он ещё не сообразил, одних ниток явно недостаточно. Кожа мягкая, упругая, но что-то с ней всё равно не то. Усянь сморщился и встряхнул головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Нельзя тонуть в этом анализе прошлого, проблема — здесь и сейчас.

— Мэйцзин не возвращалась? — спросил Усянь, зайдя в храм, где Вэнь Цин перебирала какие-то вещи. Видимо, хотела поменять защитные свечи. Он только сейчас обратил внимание на темноту в комнате.

— Ты вовремя, зажги их заново.

— Заново? Кто-то пытался пройти через барьер?

— Не знаю, было тихо и спокойно. Но свечи потухли… Мэйцзин я не видела, но А-Юань говорил о ней. Дети любят придумывать всякое, наверное, он просто сильно скучает.

— Что говорил?

— Сказал, что она кормила его утром рисовой кашей и принесла мешочек конфет. Он его не показал, поэтому верить ему основания нет.

Вэй Ин тут же вышел, оглядываясь по сторонам в поисках ребёнка. Тот сидел среди маленьких кустов и играл с бумажной фигуркой. Юноша аккуратно приземлился совсем рядом, осматривая его на наличие тёмной энергии, и мальчик удивлённо посмотрел на него в ответ.

— А-Юань, где твоя бабушка? — спросил Усянь, улыбнувшись, и ненавязчиво провёл рукой по его макушке.

— Она на том поле работает с самого утра, — ребёнок указал рукой в сторону, где несколько человек работали с землёй.

— С самого утра? Сейчас почти вечер, кто-нибудь покормил тебя?

— Тётушка Мэйцзин приносила мне кашу и немного мяса! Я спросил, почему тётушка не принесла то же самое для бабушки, но она ничего не сказала. Хотя мы не голодаем, это было как-то необычно пробовать! Ещё угостила конфетами.

— А меня угостишь одной?

— Тётушка просила не делиться с другими… Но ты, наверное, можешь взять! Тебе она точно доверяет, — мальчик снял с пояса мешочек, сшитый бабушкой, и достал из него оставшиеся сладости, завёрнутые в бумагу.

— Мне? — удивлённо переспросил Усянь, протягивая ладонь. Получив конфету, он внимательно рассмотрел её и пытался отыскать какой-то подвох, но внешний вид и запах сладости не выдавал себя как что-то плохое. А вот сама бумага была не самой обычной. Это оказался плотный пергамент, в углу которого нарисованы пионы и золотистые узоры. Значит, он украден из башни Золотого Карпа, у Вэй Ина в этом нет сомнений. Подобный лист пергамента служил для писем пригласительного характера.

— Тётушка сказала, что доверять можно только тебе и твоему другу в красном.

Глаза юноши распахнулись в удивлении, но он предпочёл молча прожевать конфету. По вкусу — тоже ничего необычного, свежая и вкусная. Ему стало даже немного совестно, что он искал какой-то обман в простой заботе. Ещё и эти слова про доверие. По сути, это правда, Вэй Ин и Сань Лан, конечно, надёжные, но а как же Вэнь Цин и её оживший младший брат? Опять что-то не сходилось. В любом случае, ничего из действий Мэйцзин её не оправдывало. Юань выглядел несколько расстроенным, очевидно, Мэйцзин не давала ему ложных обещаний, как все остальные, и опять это выставляло её в несколько выгодном свете.

Барьер — целый и невредимый, свечи горят вновь, и Усянь уже не уверен в собственной магии, хотя за помощью к своему другу не обращается. Сам как-нибудь разберётся.

Проходя мимо домиков, юноша оглядывался по сторонам, впервые замечая, что небо над этой местностью сменилось с тёмно-серого на грязно-голубой, и это невольно вызывало улыбку. И что странно, давно не было слышно гроз и молний, видимо, Лэй Ши заимел дела поважнее. Усянь остановился возле двух мужчин, которые помогали Вэнь Нину загрузить телегу с каким-то мусором.

— Чем занимаетесь? — спросил он, рассматривая хлам.

— Господин Вэй! Да вот, нашли в лесу всякие безделицы. Ваш барьер на них повлиял, и не похоже, что они теперь опасны. Проверьте, если хотите.

Усянь раскрыл все мешки, потрогав каждую из вещиц, больше всего было сломанных мечей и частей брони, и задумался. Неужели барьер так силён, что очистил эти предметы, лежавшие не пойми сколько лет и напитавшиеся тёмной энергией? Однако он едва пострадал от этого. И потухшие свечи тоже не уходили из мыслей. Ведь не слишком давно зажглись они так же внезапно вновь. Похоже, зачарование было уже не под контролем Вэй Ина, либо свечи предупреждали вовсе не о нечисти, пытающейся пройти сквозь защиту, а о чём-то ином.

— Это правда больше не представляет угрозы. А кому хотите сбыть столько металла?

— Кузнецам. Не ждём, что выручим много. Наверное, сначала найдем водоём где-то под горой, почистим как следует, а потом только будем продавать. На вырученное — купим чего-то про запас. Вроде бы, Мэйцзин просила купить ей мяту… Или что-то такое… Но её нет уже давно, как бы что с ней не приключилось…

— Возьмите мяту, Вэнь Цин найдёт ей применение.

Взгляд юноши перешёл с телеги на Вэнь Нина, скромно стоящего рядом.

— Ты тоже собираешься с ними?

— Н-нет, господин Вэй…

— Пойдём-ка со мной, кое-что попробую на тебе.

Вэнь Нин заметно вздрогнул, но последовал за Вэй Ином. Тот привёл его прямо к барьеру, подальше от людей. Обнажив Баоюэ, он провёл пальцами по лезвию, и капли крови окропили землю, из которой вмиг потянулись вверх тонкие ветви. Они оплели тело удивлённого Вэнь Нина совсем без сопротивления.

— Даже не спросишь, что это? — с ухмылкой спросил Усянь, облизывая раненый палец. Вэнь Нин отреагировал как-то странно, просто молча покачав головой. — Эти ветки созданы из трупных волокон. Под землей полно захоронений, всё, что упокоено, а не мешает по ночам изо дня в день, даёт новую жизнь. Крови для такого фокуса недостаточно, потому я рассадил секретный ингредиент по всей горе. Если кто-то явится сюда с плохими намерениями, мне нужно сделать небольшой надрез, и потом… — Усянь щёлкнул пальцами, и ветви разрастаться в ширину, покрывая шипами и царапая кожу Вэнь Нина, который всё ещё выглядел напуганным. — Щёлк!

Подопытный истекал синей кровью, но порезы были не глубокими, а так как боли он не чувствовал, Усянь мог преспокойно продолжать. Вдруг позади послышался громкий вскрик.

— А-Нин!

— А? — Усянь безразлично повернулся, и женская рука тут же дала ему пощёчину, но не сдвинула с места, а лишь заставила покраснеть и ощутить на лице покалывание. — Больно. За что ты меня ударила?!

Вэнь Цин поспешила к Вэнь Нину, но, увидев перед собой движущиеся корни, изумлённо остановилась на месте и попыталась разобраться, как это убрать. Она никогда не изготавливала талисманы с помощью своей крови, меча при ней сейчас не было, только небольшой кинжал, которым она могла срезать растения, но он явно не поможет.

— Не волнуйся, он не чувствует боли, это же очевидно, — вздыхая, сказал Вэй Ин, отводя Вэнь Цин под руку чуть подальше, и после вновь щёлкнул пальцами. Ветви расслабились и опустились обратно под землю, а Вэнь Нин с мелкими шрамами остался стоять на месте как ни в чём не бывало.

— Ты пугаешь его! — возразила девушка и тут же обняла младшего брата, не обращая внимания, как сочившаяся синяя кровь оставляла пятна на её одеждах.

— Ой, да брось. Вэнь Нин, тебе больно? — тот отрицательно покачал головой и виновато посмотрел на сестру. — Вот видишь!

Вэнь Цин, нахмурив брови, повернулась к Вэй Ину.

— Я не позволю тебе издеваться над ним!

— Я лишь проверял новое заклинание, хватит так кричать.

— И-извините… — тихо проговорил Вэнь Нин, слегка кланяясь. — Вам нужна ещё моя п-помощь?..

— Да! — ответил Вэй Ин, не взирая на разозлённую Вэнь Цин. — Скажи нам, кто убил тебя?

— В-верховный владыка…

— Как давно это случилось? И чем он тебя убил?

— Я-я не п-помню…

Вэй Ин недовольно вздохнул и просто ушёл обратно, ближе к храму. Говорить было уже не о чем. Этот парень ни в чём не сознавался, ссылаясь на провалы в памяти, что, в принципе, похоже на того, кого недавно силой вернули обратно в этот мир. Сань Лан сидел на большом камне около входа в храм и прятался от солнца под доули, которую ему сделала одна пожилая женщина из местных. Увидев друга, он тут же поднялся и отряхнул одежду, но Усянь махнул рукой, заставляя сесть обратно, и сам приземлился возле камня, положив голову на колено Сань Лана.

— Как успехи? — спросил он. — Вэнь Нин может быть полезен?

— Не буду его брать, Вэнь Цин меня самого убьёт. Но тогда есть шанс, что Мэйцзин вернётся и воскресит меня! — ответил Усянь, рассмеявшись, но демон тут же легонько стукнул его по лбу. — Шучу! Достаётся мне от вас сегодня, можно и помягче. Вэнь Цин мне та-а-акую пощёчину влепила, представляешь? Я говорю: он не чувствует боль! Ей всё равно.

— Думаю, ударь кто Цзян Чэна, ты бы отреагировал ещё хуже.

— Не поспоришь… Интересно, когда там уже кланы соберутся, я устал ждать. Не терпится устроить музыкальное представление. Может, сами пойдём?

— Я думал, что ты не хочешь отбирать чужие заслуги.

— Верно… Но давай хотя бы осмотримся там, подождём. А, Сань Лан?

— Поешь что-нибудь и выспись.

Вэй Ин недовольно вздохнул, но спорить не решился. Лучше всего будет выждать хотя бы до захода солнца, а уже потом искать удобные позиции и следить за ходом сражения. По их подсчётам, заклинатели должны подойти к границам вплотную уже вот-вот, значит к следующему утру, если первая битва увенчается успехом, они прорвутся ко дворцу. Сань Лан уверен, что первыми будут вступать в бой именно Гусу Лань, хотя там немного меньше адептов, нежели в других орденах, они сильны и будут сражаться под защитой своего небесного основателя. С рассвета и до заката, пока луна не обратит их в крошечных существ, лишая возможности играть на инструментах и держать меч. Конечно, проклятие не касалось простых учеников, которые ещё не стали частью клана, однако без ядра своего ордена в лице двух Нефритов они будут весьма слабы. В это же время им, скорее всего, помогут воины из Ланьлин Цзинь, с их дорогостоящими изобретениями. На заходе солнца им на смену выступят Юньмэн Цзян и Цинхэ Не, во главе второго стоит ещё не самый опытный Хуайсан, потому адептами будут руководить трое: советник, служивший ещё его отцу, Мэн Яо и Цзян Чэн. Глава Цзян не сразу согласился принять такую ответственность, но он понимал, что Хуайсан мало кому может доверить своих людей, и потому было принято решение отдать имеющееся войско под командование другому главе, который заимел не так уж много опыта, однако в нём кипят смелость и уверенность, а его рука уж точно не дрогнет перед врагом, ведь Пристань Лотоса пострадала сильнее прочих орденов, даже Облачные Глубины потерпели меньше потерь.

Несколько дней спустя Вэй Ин стоял на крыше Знойного дворца и вглядывался вдаль. Многие живые мертвецы, которыми прежде управлял Вэнь Жохань, теперь не были в его власти. Похоже, заклинателям удавалось уничтожить самую их сердцевину, а после, когда клан Лань играл «Усмирение» и «Упокоение», от врагов не оставалось ничего. Без тёмной силы их тела превращались в пепел. Вэй Ин был не слишком доволен, это лишало его возможности перенять контроль.

— Думаю, флейта всё равно может помочь, — задумчиво говорит Сань Лан, сидя на крыше рядом с Усянем. — Просто мне стоит ослабить их разум, а ты тогда сыграешь что-то. Но учти, без внимания не останешься.

Восторг в глазах юноши вызвал у демона лёгкую улыбку. Спустившись с крыши, Хуа Чэн обнажил Эмин и направился в левую сторону от дворца, а Вэй Ин — в правую. Татуировки на спине юноши отдавали лёгким сиянием единовременно, и, взявшись за уже излюбленный инструмент, он впервые заиграл новую мелодию, созданную специально для этого дня. Заклинатели не могли оторваться от сражений, но всё же слышали игру на флейте, а чуть позже стали замечать, как это влияет на их противников. Юноша не мог оставаться в стороне слишком долго, потому, взяв небольшую паузу и позволяя Сань Лану исполнять свою часть их общего дела, взялся уже за меч. Хотя он и не обязан быть сильным оружием, Баоюэ заметно отталкивал врагов, а особенно был опасен против живых адептов, которые придерживались пути меча, а не тёмного колдовства. Их стержень резать было куда проще. Вэй Ин загорелся неким азартом после музыки, символы на спине приятно обжигали, потому он яростно размахивал мечом, который уже воссоздал вокруг своего хозяина плотный барьер, не пропускающий талисманы от последователей заклинательского пути. Трудно было разобрать, день сейчас или ночь, небо заволокло кроваво-чёрными тучами. Когда послышался гром, Усянь тут же среагировал и, сделав последний смертельный удар нападающему, взглянул вверх. Прямо над Знойным дворцом открылся портал, откуда выбирались призраки, летя в виде густого тумана. С ужасом осознавая, что это мог быть проход в загробный мир, все заклинатели замерли. Остановились даже марионетки клана Вэнь, содрогаясь и роняя свои оружия. Хуа Чэн бросил лишь мимолётный презрительный взгляд в сторону портала, продолжая сражаться, пока не услышал вдалеке странный звук. Было похоже, словно он звучит в его голове, легко и ненавязчиво, очень напоминало звон монет или драгоценных украшений. Мертвецы стали сражаться в полную силу вновь, потому мало кто обратил внимание, как Вэнь Жохань, одетый в ярко-красные одеяния, больше напоминающие свадебные, покинул главный зал и прямо сейчас стоял у дверей дворца, безумно глядя вниз, словно в предвкушении. От пика сражения его отделяло лишь множество каменных ступеней, по которым осмелился пройти лишь один человек, который шёл сквозь прошёл сквозь толпу мёртвых и живых как бесплотная тень, если кто-то пытался ранить — оружие падало из рук, стрелы ломались, а копья летели в обратную сторону, пронзая хозяина. Из под подола его одежд за ним волочился широкий чёрный хвост. Этот гость вмиг посеял хаос, но заклинатели не отступали, храбро сражаясь с окружающей нечистью. На нём были одежды точно такие же, как на Вэнь Жохане, только прическу украшала большая заколка, а лицо закрывала плотная красная вуаль, через которую невозможно было рассмотреть совсем ничего. В руках неизвестный держал золотой подсвечник, три свечи горели ярко и не тухли даже от взмахов мечей, никакой поток ветра не касался этих языков пламени. Происходящее напомнило свадебную процессию: жених в красном стоял наверху, а его невеста поднималась к нему, держа украшенные золотом огоньки и освещая ими свой путь. Единственное, что выбивалось из общей картины, это то, что невеста не была одета в традиционное женское платье: это, очевидно, мужская одежда. Когда неизвестный прошёл уже половину своего пути, то бросил подсвечник позади себя, и огонь создал плотный барьер. Вэнь Жохань улыбнулся и сделал первый шаг на ступеньку ниже.

Хвост второго жениха в длину был около трёх чжанов10 м и доставал до края барьера, но, кажется, такой балласт позади совсем ему не мешал. Видя, как глава Вэнь сделал уже второй шаг, он приподнял вуаль, показывая ухмылку и негромко говоря:

— Дождался меня, дорогой?

Он продолжал путь вверх и, оказавшись на одной ступени с Вэнь Жоханем, сбросил с себя вуаль. Тот улыбнулся, провёл рукой по его щеке и так же негромко ответил:

— Дождался. А теперь, будь так великодушен, выполни свою часть сделки.

Жохань обнажил свой меч, оставил порез на внутренней стороне ладони и повторил то же с ладонью второго жениха. В глазах был заметен блеск ещё безумнее, чем прежде. Они пожали друг другу руки, кровь смешалась, а портал на небе стал шире, позволяя призракам выбираться в Поднебесную всё стремительнее. Осталась последняя часть сделки, к которой уже всё подготовлено. В главном зале было пусто, никакой охраны и прислуги, только их трупы в некоторых углах комнаты, а посередине в большом кругу свечей лежали красные подушки и несколько шкур животных. Вэнь Жохань схватился за пояс второго жениха, грубо разрывая ткань и толкая прямо на мягкое место, обустроенное для завершения брачного ритуала. Тот, улыбнувшись, положил руки к лицу главы Вэнь, пока мужчина продолжал рвать на нём одежду, источая животную страсть.

— Князь Билю, не притворяйтесь девственницей… — в ответ он получил ухмылку и почувствовал, как руки крепко сжали его шею.

Хруст. Тело главы Вэнь тяжелым грузом упало на грудь второго жениха, и кровь потекла изо рта, оставляя пятна на одежде.

— Ай-яй-яй… Ладно, выброшу это. Вряд ли в этом мире найдёт ещё один глупец, который вышел бы за меня замуж.

Яньцзин столкнул с себя мёртвое тело, переворачивая на спину, и начал раздеваться.

— Обручившись с князем, невозможно заиметь какую-то власть так просто, — продолжил он, — где ты вообще вычитал этот бред? Скорми ты мне хоть своих сыновей, силой я делиться не буду ни-ког-да.

Синеглазый остался лежать только в нижних одеждах и прилёг головой на грудь Жоханя.

— Эх… Не бьётся… — он приподнялся и провёл рукой по мёртвому телу. — Но знаешь, ты такая тварь, что оно и при жизни не билось толком. Мало чем отличался от своих же марионеток. Мне это нравится… — демон наклонился к его лицу и провёл языком по окровавленным губам, которые еще не успели охладеть, и тихонько засмеялся.

Усаживаясь сверху трупа, он начал стягивать с него одежду. Любуясь крепким и рельефным телом под собой, демон прикусывал нижнюю губу и не мог перестать касаться каждого участка кожи. Нежная рука резко вонзилась в грудь и вытащила золотое ядро, непривычно сияющее алым цветом.

— Я таких ещё не видел, глава Вэнь, наверняка очень сильное… — он приложил ядро к своим губам, а после двумя пальцами протолкнул в рот, не сдержав стон. Смакуя чужую силу языком, демон чуть закатил глаза от удовольствия и схватился одной рукой за плечо Жоханя. Хотелось восхвалять этот вкус, эту сладость и одновременную горечь, которые с первых мгновений пробы пробуждали внутри тьму. Собственное нутро ощущалось тяжёлым, но тяжесть приносила удовольствие, словно окуная в горячий источник и раскрепощая. Пальцы свободной руки медленно прошлись под тонкой тканью его нижних одежд, и демон наклонился к мёртвому вновь, теперь уже ласкаясь в области паха. Сначала он оставлял засосы и укусы, но ускоряясь рукой, резко стал вгрызаться в плоть. Он ел куда медленнее, чем обычно, растягивая удовольствие. Впившись клыками в очередной участок кожи, синеглазый застонал и не прекращал ублажать себя. Всё тело Вэнь Жоханя казалось ему лакомым кусочком, целиком наполненное силой, которую он прежде не пробовал: горчее человека и слаще демона — бесценная середина. Кончая, синеглазый томно вздыхал, его демоническая сущность еще никогда не была настолько живой, внутри что-то точно стучало в ритм движений его руки.

— Приятно было иметь с вами дело, Верховный Владыка, — шёпотом проговорил Яньцзин, вставая с того, что осталось от трупа. Голова оставалось целой, отделённой от остального тела неровными укусами, руки, торс, таз и бёдра — съедены целиком, а вот к остальному притрагиваться особо не хотелось, потому демон сжёг остатки парой щелчков пальцами. Оглядев главный зал целиком, он увидел, что рядом лежат чьи-то тела, судя по запаху, слишком давно. Кто-то из клана Вэнь, если взглянуть на одежду, которая почти и не испортилась. Раздев одного из мёртвых адептов, Яньцзин переоделся в чужую одежду, воспользовался своей привычной иллюзией женского лика, взял в одну руку голову Вэнь Жоханя, в другую — его меч, и медленно вышел из дворца. Каждый шаг давался нелегко, всё тело было мягким и расслабленным. Сытый до отвала демон - невнимательный демон. Его огненный бартер был нарушен, он уже понял по запаху, кем именно, и усмехнулся. Заклинатели всё равно не продвинулись так уж близко, однако живые мертвецы угрозу более не представляли, а добить адептов Цишань Вэнь было не так уж и трудно. Главы орденов поднимались по ступеням, держа оружие наготове, но когда увидели женщину, всю в крови и с головой предводителя воинов Цишаня, то опешили. Яньцзин кинул вниз голову, и та падала по ступенькам, минуя преграды, так как все расступились.

— Мэйцзин! — первый выкрикнул Цзян Чэн и, спрятав оружие в ножны, подбежал к девушке, которая едва стояла на ногах. Кто-то из присутствующих попытался его удержать, но бесполезно. Он снял с себя мантию и накинул ей на плечи. Демон слабо улыбнулся, откинул меч в сторону и, едва не падая в объятия главы Цзян, прошептала.

— Пришлось сильно постараться и втереться в доверие, чтобы сделать это. У вас не было шансов.

Толпа вдруг загудела, споря между собой.

— Неужели победа?

— Это конец! Вэнь Жохань мёртв!

— Кто эта девица?

— Кажется, она из клана Вэнь, посмотрите, как одета!

— Зачем же она убила своего главу?

— Схватить и допросить!

Цзян Чэн встал перед девушкой, закрывая собой:

— Остановитесь! Я ручаюсь за неё!

— Глава Цзян, вы правда возьмёте на себя такую ответственность? Кто это девушка?

— Она из лекарей клана Вэнь, служила Жоханю долгое время и втиралась в его доверие, чтобы в подходящий момент убить, — юноша повернулся к ней, и та одобрительно кивнула. — Мэйцзин родом из Мэйшаня, откуда и моя покойная матушка, я доверяю ей.

Ситуация была весьма странная, не верить молодому главе не то чтобы не хотелось, вся проблема была в неясной мотивации этой девушки. Все вновь начали спорить между собой, и Мэйцзин, отстранившись от Цзян Чэна, просто стала спускаться вниз, ловя на себе то презрительные, то восхищенные взгляды.

— Один момент, молодая госпожа! — послышалось позади толпы, которая вмиг разошлась в стороны. Демон остановился и поднял взгляд. Хуа Чэн и Вэй Ин стояли рядом друг с другом, смотря на синеглазого в упор. Цзян Чэн впервые увидел их двоих, несмотря на то, что они долгое время сражались в одном и том же месте, и сердце его обдало теплом. — Что насчёт портала наверху?

— Портал? — почти шёпотом спросил демон. — Он разве не закрыт? Значит, надо подождать. Без подпитки кровью создателя он действовать не сможет. Наверное...

— Как и зачем он был открыт? И что за мужчина в красном платье с огромным хвостом поднимался вверх?

— Вы задаёте вопросы не тому человеку, господин Вэй.

Вэй Ин едва не разозлился, но Сань Лан удержал его за руку и прошептал:

— Нам не поверят, А-Сянь. Ты последователь тёмного пути, а она — героиня, хитро победившая главного злодея, это же просто нелепо. Начнёшь здесь разбираться, князь Билю уже не будет сдерживаться. В живых никого не останется.

— Предлагаешь мне молча смотреть, как мой А-Чэн укрывает спину тому, кто хочет его убить?!

— Мы выследим сами, сами и убьём. Пока что я не думаю, что Цзян Чэну грозит опасность.

Никто из присутствующих не обращал внимание на их беседу, все продолжали громко дискутировать между собой. До тех пор, пока глава клана Цзинь не перебил их:

— Господа! Раз уж с кланом Вэнь покончено, мы можем возвращаться домой к своим семьям. А потом с новыми силами проведем собрание, решим, что делать с этой врачевательницей и другими, кто решил сдаться.

Все начали расходиться, уставшие после битвы. Время близилось к закату, и орден Гусу Лань ушли первыми. У всех оставалось чувство незавершённого дела. Эта загадочная девица из ниоткуда у каждого второго была на уме, и мысль о её мотивах не давала покоя. Однако разбираться никто в тот день не стал. Мэйцзин взяли под стражу, и хотя Цзян Чэн настаивал на более мягких условиях для неё, никто не послушал молодого главу. Девушка обязана была просидеть в темнице Ланьлина около трёх дней в ожидании разбирательств и последующего приговора. Многих смутило беспечное выражение лица этой девушки, она не искала справедливости и не спорила, спокойно сдавшись, пока за неё безуспешно заступался глава Цзян. Вскоре Мэйцзин увели.

Вэй Ин перевёл взгляд на Цзян Чэна и, не выдержав, подбежал к нему. Тот уже был готов, открываясь для объятий, и вмиг обхватил его обеими руками. Им не хотелось даже говорить что-либо вслух, они лишь прижимались друг к другу, игнорируя чужие взгляды. Цзян Чэн провёл рукой по его волосам и легонько поцеловал в висок.

— А-Чэн, мне нужно тебе кое-что сказать…

— Это подождёт до того, как мы вернёмся домой и спокойно сядем всё обсудить?

— Боюсь, что нет. Ты же знаешь меня, если пришло что-то на ум — не заткнешь.

— Говори.

— Тебе нужно избавиться от Цзыдяня.

Цзян Чэн неторопливо отстранился и удивлённо посмотрел на Вэй Ина.

— Ты хочешь, чтобы я избавился от последней вещи, связывающей меня с семьей? Это древнейший артефакт, А-Сянь, я даже не уверен, что его можно разрушить так легко. Да и с чего бы мне это делать? Ты в своём уме?

— Ну, ты же хорош и без него. Твой меч, твои навыки, твоё восстановившееся ядро…

— Не в этом суть, А-Сянь! — Цзян Чэн повысил тон, и тот сдержался, ощущая ком в горле. Невозможность поделиться сжигала всё внутри, но Вэй Ин и действительно верил, что правда может причинить вред. Вдруг его захотят защитить тоже? Вдруг он не справится? Думать об этом не хотелось.

— Неважно. Извини… Наверное, тёмный путь всё же влияет на мой разум больше, чем следовало бы, — Вэй Ин обнял Цзян Чэна, виновато опустив глаза и сдержав слёзы.

«Прости. Прости. Прости. Прости. Прости».

Хуа Чэн смотрел на их объятия и чувствовал знакомое жжение внутри, как вдруг его плеча коснулась лёгкая рука. Он обернулся и увидел перед собой Лань Ванцзи. Взгляд его был глубоким и неоднозначным, но демон всё равно улыбнулся ему.

— Рад видеть тебя целым и невредимым, Второй Нефрит.

— Сань Лан…

Кажется, Ванцзи хотел сказать что-то ещё, но, как-то печально выдохнув, просто молча взял руку демона и приставил к своей груди. Тот вновь увидел слабое сияние и ощутил приятное тепло.

— Мне кажется, кое-какие воспоминания возвращаются ко мне, — наконец тихо проговорил Ванцзи, — с того дня, как мы…

— Какие воспоминания?

— Мы… Целовались под водой. Я не чувствовал, что задыхаюсь.

— Что ты такое говоришь, крольчонок? Этого не могло случиться.

— Это не всё, — голос Ванцзи будто становился еще тише, а щёки его заметно алели от сказанного. — Ты держал меня за руку, передавая игральные кости…

Хуа Чэн не мог поверить услышанному, однако чувствовал, что его рассудок мутнел с каждым словом этого юноши, и уводил в такие чертоги разума, откуда князь демонов бежит не первый десяток дет.

«Нет… Всё ложь! Этого не может быть в его памяти! Но с чего бы этому праведнику нарушать правила своего ордена и лгать мне прямо в лицо? Ваше Высочество…»

— Тебе это приснилось, привиделось?

— И то, и другое. Я не знаю, почему… Мне казалось, что мы не знакомы. Но когда ты касаешься меня, я чувствую себя хорошо. В безопасности.

Хуа Чэн взглянул в его глаза. Впервые этот юноша проговорил так много слов, не пытаясь казаться холодным и безразличным, что демон невольно приложил руку к собственной груди и впервые за много лет услышал сердцебиение.

Chapter Text

Се Лянь впервые содрогается от здешнего холода, потому что ему страшно. Волнительно покидать привычные стены и уходить далеко. Пришлось переодеться в другую одежду, не такую чистую, чтобы пыльная дорога и кровавые тропы, которые его ждут, не испортили излюбленное белоснежное ханьфу. Глава клана Лань вопросительно смотрит на старшего, пока тот дрожащей рукой касается барьера, и не решается подойти, решив, что тот просто хочет уйти по делам незамеченным. Значит, это что-то важное. Но где же этот демон, вечно преследующий его? Наверное, ему поручили какое-то дело. Глава хмурится, ведь на ум не приходит ни один случай, когда спутник старшего куда-либо уходил без него, но у него нет права вмешиваться и выяснять проблему в чужих отношениях.

Дорога кажется лабиринтом. Знание пути есть, однако мысли путаются. Но разве должно трепетать всё нутро настолько сильно, если речь идёт о жизни самого дорогого человека? Се Лянь думает, что каждый взгляд в его сторону — это осуждение, он не может поднять голову и гордо идти вперёд. Сделка с демоном никогда не значила ничего хорошего, его наверняка ожидает подвох. Чужие советы ему не нужны, это только усилит страх. Страх чужой смерти. Он остановился всего на несколько мгновений и закрыл глаза, попытался сосредоточиться на своём дыхании и улыбнуться. Знает, кто ждёт в конце. Сердце разгорается, и Се Лянь хватается за одежду. Во внутреннем кармане теплится зелёный огонёк, невозможно не прикоснуться. Его пламя вызывает приятное покалывание в кончиках пальцев.

Путь долгий, но он торопится. Проходя мимо поселений, трудно не заглянуть, не спросить, нужна ли помощь. Благая привычка так сильно мешает прямо сейчас. Вовремя осёкся и пошёл дальше.

До цели рукой подать. Се Ляня встречают высокие стены. Местные боятся подходить к ним слишком близко.

— Господин даос, вы бы лучше не ходили за стену, — слышится тихий голос старика позади.

— Почему?

— Там болезнь ходит, вы заразитесь.

— Поверьте, мне подобное уже нестрашно.

— Смерть ищите? Бессмертные заклинатели гибнут ещё быстрее, чем простые горожане, господин даос, послушайте мой совет: никогда не выходите за эти стены, а если вышли, не возвращайтесь обратно, не приносите пыльцу…

«Пыльцу?»

Старик наверняка имел ввиду пыльцу лиловых маков. Однако этот небожитель не боится цветов, ведь не они приносят погибель. Вот только знают об этом не многие. Се Лянь воспользовался мечом, чтобы подняться ввысь и перепрыгнуть высокую преграду.

Перед его взглядом предстало огромное маковое поле. Вот только если у путников оно вызывало сначала восхищение, а после — страх, то сердце бога сжимается от тоски. Все боятся этих красивых цветов, никто ими не любуется, и они безумно одиноки здесь, за высокими стенами. Они ведь единственные во всей Поднебесной такого оттенка, неповторимые и несправедливо обделённые вниманием. Се Лянь проходит между ними, стараясь не задеть ни единого бутона. Похоже, они вечно цветущие. Пахнут приятно, никакой боли внутри нет, кровь изо рта не течёт, и это только подтверждает догадки.

Вдалеке он замечает домик, укрытый сухими ветвями почти целиком. Подойдя ближе, ощущает, что запах меняется. Цветы вокруг не растут, земля очень влажная, хотя дождя не было уже несколько дней. Се Лянь подходит к двери и аккуратно стучится. Тишина. Неловко заходить без приглашения, однако… Он же бог, что его вообще может остановить? Но ещё он основатель ордена, который считается самым праведным, чистым и строгим. Пока мысли оставляли в нерешительности, дверь открылась сама, и небожитель слегка вздрогнул, увидев перед собой худое бледное лицо, выглядывающее из-за двери.

— Здравствуйте, — Се Лянь тут же поклонился, — князь Билю. Я писал вам письмо с просьбой…

— Да понял я, — перебил тот и, схватившись за чужой рукав, заволок небожителя к себе. Дверь прикрыл за собой осторожно, боясь, что она вот-вот слетит с петель. — Сядь где-нибудь. Можешь не звать меня князем? Просто Билю Яньцзин.

— Разве неверно звать вас князем? Всяко лучше, чем все ваши прозвища, которые я слышал.

— Кто-то обсуждает меня? Странно…

Се Лянь наконец огляделся. Этот домик был скромным святилищем, очень знакомым, похож на его собственный «храм» из прошлого. Множество свечей расставлены по углам, небольшой алтарь стоит в самом центре, на нём — те же маки, а под ним лежит необычный меч с синей рукоятью. Прямо за алтарём Се Лянь замечает нефритовое изваяние, укрытое толстыми ветвями. Нельзя разобраться, чей это образ, пока не подойдёшь совсем близко, но вряд ли у него есть такое право.

— Чей это храм?

— А какая разница? — спрашивает Яньцзин, присаживаясь на ветхий пол. — Этому богу уже давно не поклоняются, потому что он сбежал с небес.

— Не помню подобных историй. А говорят, никто не откажется от вознесения…

— Когда Бай Усян убивал своих свидетелей, этот небожитель скрылся в Преисподней. Там и задержался.

— Странно, — хмыкнул Се Лянь, отводя взгляд от изваяния. — Почему именно там?

— Ну, не знаю. Быть демоном, наверное, лучше, — Яньцзин сам рассмеялся со своих слов. — Правда, не знаю, чем он руководствовался, просто я помог ему скрыться.

— Могу я узнать его имя?

— Князь Чжоу Цзюньсяо.

Се Лянь, разумеется, с этим демоном не встречался. Судьба смиловалась и свела его лишь с одним князем, а других он знать не знает, да и не желает. Впрочем, не желал встречать и этого единственного, но уже не вспомнит, почему так считает.

— Простите, Билю Яньцзин, что отвлекаюсь на пустой разговор, — скромно заговорил небожитель, — я здесь совершенно по другому вопросу.

— Ага, — отвечает демон, подпирая голову рукой. — В следующий раз не стесняйся излагать желания прямо в письме, я загадки не люблю.

— Просто это очень важно для меня, я хотел сохранить всё в секрете…

— А-а-а… То-то с тобой нет князя Хуа.

— Итак… Я знаю, что ваша раса способна создавать себе подобных. Можете ли вы создать тело для меня?

— Ага. Второго тебя или что?

— Если можно, то в лице добавьте слегка другие черты. Могу нарисовать его портрет, могу позволить залезть в мои мысли, как пожелаете. У меня с собой его душа…

Небожитель вытащил из-за пазухи маленький огонёк и протянул вперёд. Демон не касался его, лишь внимательно осмотрел.

— Хорошо, что душа с собой, а то я привык за ними бегать в Преисподнюю, и меня там начинают запоминать. Те ещё казусы, в общем-то… Ладно, давай его сюда, — демон взял небольшой горшочек возле алтаря, высыпал оттуда сухие травы и поставил перед Се Лянем. Тот аккуратно положил огонёк туда, и Яньцзин накрыл его тканью.

— Всякий труд должен быть поощрён. Что вы хотели бы взамен на эту просьбу?

— Благодаря вам мой главный враг заточён в тюрьму, вынужденный вечно страдать и испытывать боль. Это ли не хороший труд? Считайте, мы в расчёте.

— Нет, это другое… — возразил Се Лянь. — Скажите, чего вы хотите? Не бойтесь показаться наглым, я всё исполню.

— Какая прелесть… Ну, раз уж так, есть у меня одно желание. Я хочу золотое ядро…

— Ах, ну да. Стоило догадаться. Чьё-то из моего ордена?

— Лань И.

— Лань И? — удивился Се Лянь. — Почему именно она?

— Я осведомлён, что ваш орден настолько холоден, что браки заключаются не по любви, а женщины — лишь инструмент для продолжения рода, красивая вещица без навыков и умений. Однако супруга нынешнего главы очень талантлива, вся Поднебесная болтает о том, какую изумительную технику «Убиения струнами» она изобрела! Не могу упустить шанс, знаете ли…

— Я понял, — собственный ответ показался немного мрачным, и небожитель поспешил улыбнуться, дабы не выдавать своих чувств. Он дорожил Лань И и её навыками, но, по сути, эта жертва не так велика, как ожидалось. Она сильная женщина, если вырезать ей ядро, наверняка справится и будет жить как прежде. К счастью, наследники уже родились, и если что-то пойдёт не так… Терять действительно нечего. — Я согласен.

— Вот и славно! Мне ещё понадобятся струны гуциня, для более плотного тела, но их я сам поищу, — демон сделал задумчивое лицо, вглядываясь куда-то в пол. — Точнее, украду, денег-то у меня нет.

— Я принесу столько, сколько нужно. Красть нет нужды.

— Насчёт лица вашей куклы… Обратитесь за помощью к Шэ Цзяньпину. Он живёт где-то в Призрачном городе, может, вы уже встречались?

— Нет, — отвечает Се Лянь. Город сильно населён, разве упомнишь каждого?

— Его ещё зовут «Красный Филин». Тощий, но красивый малый, умеет работать с плотью, такие маски делает, просто загляденье. Сам я с ним никогда не встречался, но его таланты известны в некоторых кругах.

— А вы совсем не умеете?

— Нет, разве что пришить с другого трупа. А вот из ничего… Это к малышу Шэ! У вас разве какие-то проблемы с посещением Призрачной столицы?

— Да, есть некоторые, не хочу, чтобы Хуа Чэн знал. В любом случае, я вам благодарен, — Се Лянь сделал поклон. От такой вежливости удивлённый демон сам поспешил слегка поклониться. Давно ему не выказывали уважения.

Небожитель поспешил обратно в Гусу Лань, однако на середине пути кто-то вдруг схватил его за запястье и притянул назад, обнимая.

— Гэгэ, где же ты пропадал?

От этого голоса захотелось скрыться, хотя бежать, по сути, было уже некуда. Этот тон морозил кости, а сердце, кажется, покрывалось коркой льда. Се Лянь тут же отстранился, вырываясь из рук, и не успел перестать хмуриться.

— Сань Лан, что ты здесь делаешь?

Демон удивлённо замер на месте, словно боясь шелохнуться. Ещё никогда он не видел такой реакции на его прикосновения.

— Гэгэ, тебя долго не было рядом, я волновался.

— Нашёл то, что я просил?

— Конечно.

Демон протянул маленькую золотую шкатулку, и Се Лянь взял её аккуратно, чтобы не коснуться чужих пальцев. Тот расстроенно убрал руки за спину, мельком разглядывая вещицу, словно до этого не имел такой возможности. Небожитель только хотел воплотить задуманное, но вдруг сжал ладонь в кулак и спрятал шкатулку, оставляя до подходящего момента. Потерпеть ещё можно.

Уже следующим днём Гусу Лань зашумел как никогда. Адепты, исполняя приказ старшего, схватили Лань И и заперли в комнате, где уже всё было подготовлено к изъятию золотого ядра. Заклинательница сопротивлялась и просила мужа помочь ей, но глава клана молчаливо стоял в стороне, стараясь отводить взгляд. Редкие лучи солнца выдавали влагу в его глазах. Се Лянь хотел поскорее покончить с этим делом, собственноручно, и нервно расхаживал по комнате, крепко сжимая рукоять кинжала. Заклинание молчания не помешало Лань И возмущаться вслух, её силы хватало для обратного эффекта, тогда-то Се Лянь окончательно решил, что эта женщина действительно особенна, а потому может представлять угрозу. Скорее, это походило на предчувствие, но доверять ему не хотелось, ведь оно подрывало последнюю уверенность в действиях.

— Будьте вы прокляты! — кричала Лань И, и хотя она злилась, голос звучал надрывно, едва не переходя в истерический плач. Её тревога за собственно ядро навевало опасения: неужели ей есть что терять, будучи в её положении? — Настанут другие времена, и все узнают, какие вы все жестокие лицемеры, а ваш глава!.. — женщина осеклась, встретившись взглядом с Се Лянем, который нескромно источал презрение. Улыбнувшись, небожитель махнул рукой в сторону, и адепты вмиг привязали заклинательницу к высокому столу.

Хуа Чэн всё это время стоял на улице, послушно ожидая своего любимого. Он не видел его ядовитый взгляд, даже не слышал ледяного голоса и убеждал себя в нормальности происходящего. Люди смотрели на него по-разному, страх или ненависть, но демону это совершенно безразлично. Он с улыбкой на лице ожидает своего палача.

В один момент всё вновь стихло, люди стали расходиться, а Се Лянь, умывшись от крови и переодевшись, наконец показался во внутреннем дворе. Израненная Лань И в полном одиночестве лежала на столе, рассудок её медленно помутнел из-за лекарств от боли. Ей не позволяли даже закрывать глаза, и сейчас она лишь немного прикрыла веки, позволяя оставшимся слезам стечь из уголков. С её запястий давно убрали верёвку, потому она из последних сил перекатилась и упала на пол, где медленно провела окровавленными пальцами, изображая демонические символы. В её груди — ни единой частички золотого ядра, но кое-что она может использовать для последнего желания — душу. Лань И никогда не искала помощи у тьмы, но сейчас это последнее, на что её хватит. В комнате становилось прохладно и темно, казалось, что с потолка вниз оседают снежинки. Касаясь кожи заклинательницы, они превращались в кровавые пятна, вызывая слабое жжение. Перед ней из пустоты вдруг явилась незнакомая фигура. Бледноликая женщина с высокой короной из оленьих рогов опустилась на корточки и погладила Лань И по плечу, вызывая мурашки.

— Я не посмею просить убить их всех, моей ненависти не хватит для этого, — шёпотом заговорила заклинательница.

— Твоей души так же не хватит. Такая чистая, — тихо отвечала та, не прекращая лёгкие касания.

— Пусть они явят свою сущность всей Поднебесной…

— Не могу. Они под защитой бога войны, пускай я и старше него в разы, силы наши почти равны, он обратит любое заклятие вспять. Но можно сделать иначе, — женщина улыбнулась, поднимаясь. — Они никогда не коснутся женщин, опьянённые светом луны, никогда в их роду не будут рождаться девочки. Пока не научатся любить как люди, ночь явит их животными, маленькими и жалкими.

Лань И теряла сознание, едва успев прошептать согласие. Она отдала свою душу демонице, чтобы отомстить за себя и всех женщин клана Лань, безопасность и благополучие которых не волновало никого в этом ордене.

Облачные Глубины навсегда запомнят летний день, когда сердце этой заклинательницы перестало биться, а земля неожиданно укрылась снегом, который не таял ещё несколько недель. Тело Лань И лежало в луже замёрзшей крови на полу, мёртвую кожу покрывал иней, а комната была наполнена демонической ци. Когда последняя снежинка превратилась в каплю воды, лунный свет ударил в каждого из клана Лань, и те обратились в кроликов. Изо дня в другой, с девяти вечера и до пяти утра, проклятые заклинатели пребывали не в своих телах, под властью тьмы они могли лишь прятаться по углам, ожидая рассвета. Кто смел противиться обращению — испытывал невыносимую боль во внутренних органах, словно те переворачивает неведомая сила, плевал собственной кровью и молил о прощении. Люди теряли сознание от боли, не в силах пробыть в прежнем теле дольше, чем горит палочка благовоний. Се Лянь слышал каждую из молитв, будучи не в силах закрыть уши, и прижимался к Хуа Чэну головой, дабы демоническая ци приглушила его боль. Тот всегда ложился спать в одно время с Се Лянем, потому не мог видеть обилие кроликов во дворе и всех покоях. Ему никогда не было дела до проклятых людей. Он не заметил даже то, как северная княгиня Преисподней бесшумно прошлась за его спиной. Впрочем, не так уж они были близки, несмотря на схожий статус.

Князь демонов легонько хочет коснуться лица его Высочества губами, но небожитель резко отстраняется. Они удивлённо смотрят друг на друга: один полон подозрения, другой разбито изумлён.

— Гэгэ, как ты себя чувствуешь?

Се Лянь вдруг становится задумчивым, явно не желая отвечать, и отворачивается.

— В последнее время ты ведёшь себя так странно. Твой преданный верующий сильно переживает…

— Нет нужды, Сань Лан, — резко отвечает небожитель, оставляя того в ещё большей обеспокоенности. — Завтра мне нужно спуститься в Призрачный город, кое-кого отыскать.

— Да? Назови мне его имя, я приведу его сюда.

— Лучше поговорить в удобной для него среде, мне несложно пойти на уступки ради… Одного дела.

— Гэгэ не поделится со мной деталями?

— Имя — Шэ Цзяньпин. Ты его знаешь?

— Да. Мой новый помощник. Пока я с тобой, Шэ Цзяньпин занимает мой пост, выполняя почти все обязанности на пару с Инь Юйем. Ну, ты давно там не был, как и я, потому вы и не пересекались прежде.

— Я хочу попросить его изготовить для меня маску.

— Вот оно что… Полагаю, ты пока не желаешь рассказать, зачем тебе иное обличие, и всё же я готов тебе помочь. Красный Филин — послушный и верный слуга, сделает, как я скажу.

— Он не попросит ничего взамен?

— Нет, гэгэ, для меня и тебя Цзяньпин сделает всё безвозмездно, не стесняйся, — Хуа Чэн только хотел обнять Се Ляня за талию, как вдруг тот вздрогнул от касания и сделал шаг в сторону, слегка нахмурившись.

— Я хочу побыть один. Завтра отправимся в Призрачный город. Спокойной ночи, Сань Лан.

Се Лянь скрылся за пределами ордена, не дожидаясь заката, а сконфуженный князь демонов ещё долго стоял на месте, глядя вслед. Храм предков Гусу Лань находился довольно далеко, за множеством барьеров, чтобы ничто не могло побеспокоить души. Небожитель открыл гроб Лань И и холодно оглядел её открытую рану в груди. Женщину даже не переодевали, не зашивали и не проводили похоронных процессий, стараясь забыть тот день, как ночной кошмар, положивший начало мучениям под светом луны. Из внутреннего кармана своего ханьфу небожитель достал золотую шкатулку. Слегка приоткрыв её, он увидел свечение и прищурился. Это были его воспоминания.

— Старший?

Голос позади испугал Се Ляня, и он едва не выронил из рук шкатулку, спеша прятать её в рукаве. Рядом с ним стоял нынешний глава клана Лань, муж покойной Лань И.

— Глава? Я… Пришёл взглянуть на Лань И в последний раз, — ему казалось, что эта ложь звучит нелепо и совсем неубедительно, однако в ответ мужчина кивнул, подойдя ближе.

— Я тоже. Мы никогда особо и не были близки, но… Это того стоило?

— Да, — твёрдо ответил Се Лянь, положив руку тому на плечо. — Она слаба, раз не пережила это. Не скорбите, глава, у вас осталось двое сыновей.

— Верно.

Се Лянь внимательно вглядывался в его лицо, не отражающее никакой эмоции, пока наконец не решился спросить.

— Глава клана… Окажите мне одну услугу.

— Золотого ядра моей супруги было недостаточно? — ответ явно не устроил Се Ляня, показавшись язвительным. Тот смерил главу холодным взглядом и, вытащив шкатулку из рукава, грубо толкнул её прямо в грудь мужчине. Она была зачарована, потому проникла внутрь безо всякой преграды и совсем не повредила органы или духовные меридианы. Напоследок сверкнув, она скрылась в чужом теле, которое не ждало подвоха, потому не противилось. Глава Лань сделал шаг назад, претерпевая жгучую боль в груди. Пришлось немного постараться, чтобы потом стереть мужчине память, но главное было исполнено.

Вот только Се Лянь совершенно не учёл, что через много лет, уже после смерти этого главы, его сыновья обнаружат золотую шкатулку в гробу, которая могла существовать лишь в живом теле. По незнанию наследники сначала спрятали вещь во внутреннем кармане, а после обнаружили, что та проникла в самое нутро, чуть сверкая и вызывая странное жжение. Когда князь демонов покинул Облачные Глубины, Се Лянь подслушал и разузнал о происшествии, но не мог открыто явиться в орден, ведь на тот момент уже инсценировал собственную смерть. У него не хватило сил уничтожить шкатулку, потому она закономерно оказалась в очередном теле. А спустя ещё несколько лет шкатулка исчезла вовсе, однако небожитель уже не был обеспокоен её состоянием. Может, заклинателям хватило силы расколоть эту вещицу, выпустив ненужную память наружу, может, эта память вообще истлела и уже не имеет никакой ценности — Се Лянь не желал разбираться, ведь князь Билю и Шэ Цзяньпин исполнили его просьбы, воссоздав копию его младшего двоюродного брата, с которой возникло достаточно хлопот. Всё внимание перешло с ордена на более значимые для него вещи, а золотая шкатулка с воспоминаниями из года в год хранилась в запретной секции библиотеки под замком и десятью печатями. Заклинатели попросту не знали, что делать с этим загадочным артефактом.

— Цинхэн, думаешь, эта вещица связана с нашим проклятием? — спрашивает заклинатель, делая глоток чая. — Всё же до сегодняшнего дня она никому не вредила, какой толк хранить её?

— Я хочу заглянуть внутрь. Но силы нужно много, так что уйду в уединение.

— Цинхэн… Это опасно. Я не хочу тебя потерять.

— Цижэнь, ты сам сказал, что она никому прежде не вредила. Позаботься о детях. Я видел, что А-Чжань третий день сидит возле покоев своей матери… Разве никто ещё не сказал ему правду? — Цинхэн-цзюнь устало вздохнул. — Приведи его сюда.

Через несколько минут маленький мальчик, нарушая правило о тишине, пробежал от дверей, чтобы как можно быстрее оказаться в объятиях отца. Тот сразу поднял ребёнка на руки, целуя в макушку.

— Папа, ты целый день сидишь в библиотеке, мама прячется в спальне, мне очень грустно без вас, — тихо говорил мальчик, прижимаясь к отцу. — Почему мама не хочет меня видеть? Я вас обидел?

— Нет, А-Чжань, ты никогда нас не огорчал, будь уверен.

— Что это на столе? — ребёнок указал пальцем в сторону, где лежала блестящая шкатулка, которую впервые достали из укрытия, чтобы попытаться разобраться в её происхождении. Конечно, такая необычная вещь не могла ускользнуть от любопытного детского взгляда.

— Это и есть причина моей задержи здесь… Если у меня ничего не получится, твой старший брат займет моё место, и тогда… — Цинхэн-цзюнь осёкся, увидев в глазах сына слёзы.

— Папа, нет! Я не хочу, чтобы Сичэнь тоже ушёл от меня!

Мужчина устало улыбнулся и не взял с него каких-либо обещаний, ведь сейчас этот ребёнок недостаточно взрослый, но вкратце поведал о корне проблемы.

Цинхэн-цзюнь в тот момент не мог знать, что его младший сын подрастёт и посмеет ослушаться наставлений дяди, что, рискуя здоровьем, обратится в человека посреди ночи и спрячется в библиотеке. Шкатулку не вышло раскрыть руками или оружием, но были шансы расколоть её духовной энергией из самой сердцевины. Лань Ванцзи спрятал шкатулку в своей груди и в тот же миг упал без сил. То бледнея, то краснея, юноша содрогался от боли. Перед глазами всё плыло, и он не смог рассмотреть человека, тихо вошедшего в библиотеку. Тот склонился над телом Ванцзи и приложил два пальца к его голове.

— Какая несправедливость. Завтра ты получишь наказание и даже не сможешь вспомнить, за что именно… Больше не разочаровывай меня, младший господин.

— Блять, он что, умер?! — послышался громкий голос позади.

— Жун-эр, ещё один вскрик посреди ночи, и я тебе рот зашью.

— Мы это уже обсуждали — не зашьёшь, он тебе ещё пригодится. Так что, помер кролик?

— Нет, конечно. Просто ему тяжело справляться с луной и чужой памятью. Опять всё повторяется: наследники отбирают ношу предков, таская в грудной клетке часть моей жизни.

— Твою мать, Се Лянь, и чего ты эту шкатулку не закопал где-нибудь? А лучше бы сразу подарил этому красному уроду! Лишняя морока, стирай им всем тут память потом! Слушай, лучше потрать духовную энергию на меня, а?

Се Лянь ничего не ответил, щёлкнув того по кончику носа.

— Сегодня ты наказан.

Chapter Text

Лань Ванцзи добирался до Облачных Глубин отдельно от своего клана, идя как можно дальше в сопровождении Сань Лана. Поначалу оба неловко молчали: один пытался подобрать нужные слова, другой держал руки скрещенными за спиной и оглядывался, словно тёмные пейзажи округа Цишань могли что-то подсказать.

— Твоя семья не хочет долететь до дома на мечах? — демон первый нарушил тишину, и Ванцзи тепло взглянул на него. Тот, конечно, не смотрел в его сторону и даже не заметил этой странности. Иначе бы и не назвал.

— Совсем скоро сядет солнце. Небезопасно.

«Но когда ты касаешься меня, я чувствую себя хорошо.

В безопасности».

Любого в дрожь бросает от моего взгляда, что говорить о мимолётных касаниях.

«Ты держал меня за руку, передавая игральные кости…»

Когда Второй Нефрит мог позволить себе азартные игры? Вдруг он помнит и то, как мы… Почему я вообще ищу оправдания? Какое-то безумие. Ещё и этот знакомый запах. Теперь воспоминания. Его Высочество, должно быть, насмехается надо мной, и не один десяток лет.

Внутренности демона, если бы существовали, свернулись в хаотичный клубок, хотелось разрыдаться от огорчения, но удалось выдавить из себя лишь кривую полуулыбку. Ванцзи это слегка напугало, и его начала терзать вина, заполняя сердце тревогой. Он не любитель душевных бесед, однако присутствие этого человека всё меняет.

— Нет чувства, что эта память тебе не принадлежит? — вопрос Сань Лана звучал сдавленно, из-за кома в горле, от того низко и грубо, что беспокоило юношу рядом только сильнее.

— Бывает, — тихо ответил Ванцзи, незаметно сжимая ткань верхней одежды. — После нашей первой встречи я не раз задумывался, что это, возможно, ни что иное как прошлая жизнь, её отголоски. Но такого быть не должно…

— Это не прошлая жизнь, — тон демона словно становился всё строже. — Точнее, не твоя.

— Я бы не стал красть чужую память. Тем более такую деликатную. Возмутительно.

Что возмутительного в поцелуях двух мужчин?

Сань Лан глубоко вздохнул и наконец перевёл взгляд на Лань Ванцзи, у которого тоже настала очередь смотреть куда-то вдаль, и демон невольно ухмыльнулся на это. Похоже, они оба не знают, что делать с этим. Стереть память не представляется возможным, потому демон решает разобраться с этим самостоятельно, своими методами.

— Давно это у тебя началось?

— Я видел много снов, а после первой встречи понял, что ты являешься героем каждого из них. Незнакомые места и лица.

— Хотелось бы выпить с тобой очередной отвар от моих демонических нечистот, но нужно подумать обо всём в другом месте. Как только я что-то разузнаю, то мы встретимся в твоём ордене, и тогда… Попробуем разобраться с этой проблемой.

— Это не такая уж и проблема, Сань Лан.

— Зачем в таком случае заводить об этом разговор? Не похоже, что тебе всё равно на влечение.

Вопрос звучал с укором, и Ванцзи виновато прикусил губу, всё также не поворачивая лица к собеседнику, кажется, оно вовсе стало пунцовым. Не дожидаясь ответа, демон вдруг остановился, сделал поклон и исчез, оставляя после себя лишь несколько серебристых бабочек, пока Ванцзи скромно кланялся в ответ, не поднимая глаз. Юноша выставил руку перед собой, и одна бабочка села на его рукав, а блестящая пыльца осыпалась с полупрозрачных крыльев. Трудно решить, хочет ли он помнить нечто подобное. Ему тяжело осознавать, что он, возможно, проживает не свою жизнь и чувствует чужую привязанность. Но разве может память заставить полюбить по-настоящему? Разум и грёзы никак не связаны с теплом, которое потихоньку разгорается в этом молодом теле. Наверное.

Хуа Чэн увидел, как Вэй Ин идёт рука об руку с молодым главой Цзян, и улыбнулся. Видимо, всё потихоньку приходит в норму. Если не считать взятую под стражу в Ланьлин «женщину» с сомнительной мотивацией. Беспокойства имелись, но прямо сейчас всё держалось под относительным контролем, поэтому дела Поднебесной стоило оставить в стороне, вернувшись на своё место. Призрачный город наверняка в полнейшем хаосе после исчезновения Цзяньпина, придётся постараться, чтобы вернуть прежний порядок. Каково же было его удивление, когда в главном зале дворца демон увидел рассерженного помощника, который отчитывал прочих слуг, к тому же активно жестикулируя. Хуа Чэн слегка улыбнулся и подошёл ближе. Цзяньпин тут же отозвал от себя бесов, и те, спешно кланяясь, обернулись, изумлённо вытаращив глаза на князя, и попадали на колени перед ним. Лёгким взмахом ладони Хуа Чэн велел им уйти, и только Цзяньпин стоял, согнувшись в поклоне, не поднимал глаз и заметно нервничал.

— Приветствую, мой господин, — неуверенным голос проговорил помощник. Хуа Чэн подошёл ближе и, взяв его под локти, опустил чужие руки вниз.

— Князь Билю не причинил тебе вреда?

— Вовсе нет.

— Ладно, я не жду, что ты станешь делиться деталями ваших встреч, — тон князя звучал с укором и некоторым презрением, но на его лице виднелась неоднозначная улыбка, от которой слуга ощутил леденящий мороз по коже. Во взгляде Хуа Чэна холоднее, чем во всём загробном мире. Конкуренцию составят разве что пустоши на северо-западе.

— Я правда не могу разглашать чужие секреты, — помощник не стал лгать ему, проще промолчать.

— Не держи меня за идиота. От такого, как ты, может понадобиться только две вещи. И раз уж прямо сейчас ты стоишь целый и невредимый, смею полагать, что он пользовался твоими навыками. Маски делал?

— Верно… — будь этот слуга живым, то его щёки наверняка бы заалели от бесстыдных воспоминаний. — Простите меня, мой князь.

Цзяньпин вдруг упал на колени и принялся отбивать лоб о каменные плиты дворца. Эта преданность, смешанная со страхом перед смертью без шанса на перерождение, выглядела так глупо и одновременно умиляла.

— Поднимайся, ну, в самом деле, — велел князь и направился в кабинет. Помощник тут же поднялся и стал идти рядом, не смея взглянуть на своего господина, словно действительно есть риск замёрзнуть. — Расскажи, что я тут пропустил.

— Вы здесь задержитесь? Если нет, то лучше не забивайте голову. Страшного ничего не случилось.

— Слухи какие-то ходят? Может, на небесах возникли проблемы, и непрошеные гости лезут сюда?

— Вы так проницательны, мой князь. Какие-то генералы наведывались в столицу, расспрашивали о маковом поветрии.

— Значит, вот как он известен среди небожителей… Какая прелесть. Видимо, от такого имени их колени дрожат не настолько сильно, как от «Билю Яньцзина». И только смертные воспринимают это слишком буквально. Что-то ещё?

— Война в Поднебесной утихает. Но это, наверное, вы сами знаете. Почему-то здесь такие вещи тоже обсуждают. Видимо, испугались, когда лидер клана Вэнь открыл врата в Преисподнюю. Всего лишь маленькая щель, сбежавшие призраки уже получили наказание, но не все из наших владений, большинство — из восточных.

— Не было сомнений, что у этого ублюдка есть помощь отсюда. А что-то говорят про жениха в красном с длинным хвостом?

— Ах, это… Смертные ещё не раскрыли его личность, но раз он прошёл мимо без вреда остальным, то наверняка закроют глаза на него. Если вы хотите знать моё мнение, князь Билю ведёт себя очень странно. Может, он и хотел отомстить клану Юй за деяния их предков, но какое отношение это имеет к остальным? Со мной, конечно, он подобное не обсуждал.

— Зачем ему твоя помощь? — Хуа Чэн решил перевести тему, внимательно осматривая помощника. — Он же владеет отличной иллюзией, то в женском теле бегает, то в мужском, к чему маски? Сомневаюсь, что он слабеет, после стольких-то жертв.

— Не могу сказать. Если мой господин считает, что этот неверный слуга заслуживает наказание, так тому и быть, он примет любое.

— В угол тебя поставить? Успокойся уже.

Хуа Чэн усмехнулся вновь, глядя на застенчивое лицо помощника, и легонько провёл рукой по его голове. Тот засмущался сильнее и опустил лицо, помрачнев. Князь решает подольше задержаться здесь, разобрать множество накопленных дел, взвалившихся на плечи его молодого слуги. Ведь что такое четыреста лет для демона? Он кажется таким хрупким и слабым. С самой их первой встречи Цзяньпин всегда выглядел таким, может, дело в его извечной худобе, но вызывал он лишь жалость и желание укрыть его собой, словно не филина, а крохотную пташку со сломанной лапкой.

В тот день князь шёл с Его Высочеством, испытывая странную тревогу от взгляда бывшего возлюбленного. Он не решился подслушать разговор, потому остаётся в неведении по сей день, о чём могли говорить его помощник и его любимый. Тогда Шэ Цзяньпин был простым демоном, работал в столице, изготавливал весьма реалистичные маски для демонов и людей, порой блуждающих в Призрачном городе в поисках чего-то нового и необычного. Увидев его таланты, Хуа Чэн взял его на службу, и поначалу Цзяньпин занимался мелкими делами, для него было великой честью помогать четвёртому князю и его близкому человеку, он соглашался на что угодно, с восторгом в глазах глядя на своего нового господина и едва не тая от его похвалы. Вспоминая об этом, Хуа Чэн довольно улыбается и наконец берётся за работу. Однако несмотря на все накопившиеся дела, он не может сосредоточиться, ведь из мыслей не уходят слова Второго Нефрита. Помощник сидел рядом и, заметив, как изменилось лицо его господина, слегка нахмурился.

— Что-то не так с отчётами? — спросил Цзяньпин, заглядывая в бумаги на чужом столе.

— Если человек захочет передать кому-то воспоминания, что он сделает? Хватит касания руки и заклинания?

— Ну… Получается, так.

— А если человек воспринимает это как свои собственные воспоминания?

— Тогда это не походит на передачу энергии. Проклятие? В любом случае, одним касанием не обойтись, нужен какой-то артефакт.

Демон задумался над его словами. Он сам это прекрасно понимал, просто озвучил мысли вслух по привычке доверия к этому слуге. Вслух рассуждать проще.

— Я встретил смертного, воспоминания которого ему не принадлежат. Значит, артефакт… На ум не приходит ничего особенного, кроме света в груди.

— Какой природы этот свет? — уточнил Цзяньпин, который теперь тоже стал выглядеть глубоко задумчивым. — Демонический, божественный, или это работа простого заклинателя?

— Понятия не имею. Я не осмелился лезть глубже, это может причинить ему боль. Хотя светится он точно как небожитель… Очень знакомый… Ещё и эти воспоминания явно принадлежат Се… Какой-то бред…

— Вы о принце Сяньлэ?

Глаз Хуа Чэна расширился в удивлении и заблестел из-за слезы, которая быстро стекала из уголка. В горле встал ком, и князь не двигается с места, хотя понимает, что ему срочно нужно отправляться в Небесную столицу. Может, ответ есть прямо в Гусу Лань, но поиск там явно продлится дольше. Он не знает о местонахождении Се Ляня совсем ничего, и это раздражает до дрожи и вспышки агрессии, которая тут же выплёскивается, и стол со всеми документами разбивается вдребезги. Шэ Цзяньпин резко поднимается и хватается за плечи князя, пытаясь встряхнуть.

— Мой господин! Придите в себя!

— Гэгэ, тебя долго не было рядом, я волновался.— Нашёл то, что я просил?

Золотая шкатулка, купленная у неизвестного торговца в Призрачном городе, могла хранить в себе многие вещи, её суть похожа на мешочек цянькунь, только в ней можно скрыть гораздо больше. Когда Хуа Чэн покупал эту безделицу, он не придал ей особого значения, мало ли что Его Высочество собирался хранить в ней. Но кто же знал, что это окажется его собственная память? И как он смог так запросто отказаться от неё?

— Я действительно настолько отвратителен… — тихо произносит князь, его злоба стихла в одно мгновение, а тело словно остыло сильнее прежнего. Цзяньпин испуганно смотрел на него, не зная, что делать, поэтому просто прижался к нему, невзирая на то, как неподобающе это может выглядеть со стороны. Он точно знает, почему князь так говорит, причина всегда была в одном человеке. Точнее сказать, в небожителе.

— Мой господин, это в прошлом, — шепчет Цзяньпин, аккуратно поглаживая того по спине. Хуа Чэн не двигался и молчал. — Вам бы отдохнуть и больше не ходить в этот Гусу…

***

В башне Кои впервые за долгое время проходило весьма громкое собрание. Каждый пытался высказать свою точку зрения, обязательно противоречивую, на что реакция была бурной, и многих приходилось успокаивать, призывая к молчанию. Глава Цзинь не брал на себя такую ответственность, было похоже, он выжидает чего-то особенного от этих споров, чтобы выбрать победителя и рассмотреть именно его мнение. Однако прочие главы орденов далеко не все отличались харизмой и красноречием, их аргументы то повторялись, то звучали абсурдно, а по-настоящему мудрые предпочитали молчать вовсе, стараясь не закатывать глаза с чужой тупости. Так Цзян Чэн, сидящий на этом собрании, заметил, что едва не единовременно с другим главой приставил ладонь к лбу, чтобы расправить морщины. Этим человеком был Лань Сичэнь. Правда, было похоже, что он просто плохо себя чувствует, мучаясь головной болью, но не было сомнения, что Сичэнь не согласен с присутствующими. Орден Гусу Лань благороден и праведен, тема войны для них весьма острая, они гордые, но выходить победителями отовсюду не планируют, желая помочь всем нуждающимся.

Самым невозмутимым на этом собрании был синеглазый демон в женском обличии, руки которого были скованы цепями. Он сидел практически в самом центре зала и оглядывался по сторонам, стараясь не улыбаться так уж заметно — чужая глупость его забавляла. Конечно, он не считал себя самым умным, сумевшим всех обмануть, но даже к такому повороту был готов. Ничего не стоит разорвать цепи, а потом и всех присутствующих, на мелкие куски.

— Я призываю вас сохранять самообладание! — вновь обратился ко всем Цзинь Цзысюань, явно уставший держать под контролем чужие конфликты. — Пожалуйста, глава Цзян, ваша очередь высказать своё мнение.

Цзян Чэн на миг растерялся. Споры настолько забили голову, что он пропустил момент своей очереди. Он посмотрел на Мэйцзин, и их взгляды встретились. Девушка едва заметно подмигнула ему и тут же отвернулась. Цзян Чэн поднялся с места, чтобы наконец высказать своё мнение, прекрасно зная, как на него отреагируют остальные. Из поддержки у него не было здесь даже Вэй Ина, он остался в Пристани Лотоса, вместе с Яньли, ведь та очень хотела поприсутствовать на этом собрании, потому кто-то должен был удержать её. Мнение молодой госпожи точно никто не захочет слушать.

— Благодарю за право голоса, молодой господин Цзинь, — Цзян Чэн сделал поклон главе клана и его сыну, а после повернулся к другим, окинув лишь презрительным взглядом. — Господа, я считаю, ваши опасения касательно людей из клана Вэнь слишком преувеличены.

— А что насчет Вэнь Сюя?! — перебил его кто-то. Это оказался глава ордена Жунань Ван. Разумеется, его злоба на клан Вэнь ясна как день. — Его тело так и не нашли! Скорее всего, этот ублюдок сбежал, поджав хвост. Но что нам делать, когда он поднимет восстание?

— Восстание из кого? Адепты Цишань Вэнь казнены или сидят в тюрьмах, а мирное население даже не вооружено, они бежали с тех территорий в поисках спокойной жизни. Разве что они встанут на сторону Вэнь Сюя под страхом смерти, но разве опасны эти люди? Посмотрите на них сами.

— Мы ещё не выяснили их месторасположение, — вдруг заговорил глава ордена Тиншань Хэ. — Мои люди ищут повсюду, но тех и след простыл, разбежались по всей Поднебесной как крысы. Как и этот сын собаки, Вэнь Сюй.

— Ваше дело, уважаемые главы орденов, — спокойно отвечал Цзян Чэн. — Если угроза действительно возникнет, я подам руку помощи, поделюсь ресурсами, и мои адепты встанут на вашу защиту, а сейчас в этом нет необходимости. Главное ядро Цишань Вэнь уничтожено, пускай и хитрым способом, это важнее всего.

— А что делать с огромной территорией бывшего ордена? — вдруг спросил Не Хуайсан и сам удивился своему вопросу. Обычно, он сидел молча, даже не вникая в чужие разговоры, которые, вроде как, и касаются его, но это было слишком скучно, молодой глава не заснул только благодаря своему помощнику Мэн Яо, который легонько толкал его под локоть.

— Хороший вопрос. Думаю, там нужно всё тщательно очистить от тёмной энергии и отстроить несколько зданий, чтобы люди могли вернуться домой. А сам Знойный дворец, если, конечно, ни у кого из присутствующих нет на него особых планов, можно переделать под храм какого-то небожителя. Кому он будет посвящён, решим путём голосования, это не критично. Большое помещение подходит для молитвенных процессий, а другую часть оформим специально для лекарей.

— А глава Цзян хорош! Такого унижения Вэнь Жохань бы точно не пережил!

— Лекарей? — язвительно переспросил кто-то из глав. — Опять вы на стороне этой подозрительной девицы? Глава Цзян, если вы так трепещите перед врачеванием, откройте свою школу, не знаю даже…

— Эта подозрительная девица, как вы выразились, однажды спасла мне жизнь и помогла заново взрастить золотое ядро! — на этих словах многие наконец притихли. — Она вытащила меня из окружения врага и даже сберегла семейную реликвию, которой я особенно дорожу. Я доверяю Мэйцзин, а у вас нет доказательств о её причастности к действиям ныне мёртвого главы Вэнь!

Яньцзин, глядя на юношу, который так отчаянно стоял на защите его репутации, невольно улыбнулся, но эта улыбка отдала тупой болью в груди, а взгляд вскоре наполнился ненавистью. Очень красивый и очень наивный молодой глава Цзян — первый в очереди пятого князя на казнь.

— Что-то мне подсказывает, — заговорил глава Ван, — главу Цзян и эту врачевательницу из клана Вэнь связывают отнюдь не дружеские чувства. Какое рвение, однако…

— Это неверно, — возразил Цзян Чэн. — Мэйцзин родом из Мэйшаня, она прислуживала Вэнь Жоханю лишь временно, и все мы понимаем, надеюсь, с какой целью.

— А то, что вы любовники, значит, верно? Впрочем, наверное, это неуместно обсуждать, я не собираюсь вас судить за чувства к этой девице, но неужели в вашей голове нет и намёка на подозрения? Всё слишком удачно сложилось, глава Цзян, и никто не знает, что на уме у этой Мэйцзин на самом деле.

— Может, пора спросить у неё самой?

— Её словам поверите вы один. Мы же предпочтём закрыть глаза на ваши интрижки, чтобы отыскать правду, которая явно будет противоречить вашим убеждениям. А пока доказательств нет, её придётся держать в темнице.

— Только из уважения к главе Цзян я позволю этой пленнице ожидать своего суда в отдельных закрытых покоях, а не в тюремных стенах, — заверил Цзинь Цзысюань, на что Цзян Чэн учтиво сделал благодарственный поклон. — Похоже, с этим всё ясно. Следующее слово за…

Цзян Чэн не слушал далее, спокойно присаживаясь на своё место. При желании он бы вообще отсюда ушёл. Его взгляд прошёлся по лицам всех присутствующих, которые выражали неприязнь всем своим видом, и юноша, нервно цокнув языком, сделал глоток чая, который слуги преподнесли ещё в начале собрания. Он слишком уверен в своей правоте, чтобы реагировать иначе. Эти люди его раздражали, хотелось не просто уйти, а биться головой о стену с тупости некоторых или вообще броситься с большой высоты. Но броситься в чьи-нибудь объятия было бы получше. И не чьи-нибудь, а именно своего шисюна, который ожидал его дома. Цзян Чэна не волновали слухи о несуществующей связи с его подругой, он даже был уверен, что Мэйцзин так же смотрела на эту клевету сквозь пальцы или даже посмеялась про себя. Это же полная нелепость. Однако юноша невольно задумался, не будь его сердце давно отдано мужчине, эта девушка — неплохая партия, пускай не из самой известной семьи.

Собрание длилось ещё около получаса, а после, когда все благополучно разошлись, пленницу перевели в самые дальние покои, внутри и снаружи расписанные различными символами для защиты. Конечно, девушка не была похожа на тёмную заклинательницу по поведению, но адепты Ланьлин Цзинь подошли со всей ответственностью к её заточению, не позволяя ничему и никому связываться с девушкой. К ней редко заходили, а если слуги и заглядывали внутрь, чтобы проверить её состояние, то заставали пленницу в медитации. Та сидела, сложив под себя ноги, с закрытыми глазами и, кажется, едва дышала. Никто из адептов и прислуги не решался к ней подходить из-за тяжёлой ауры, надеялись на сдерживающие талисманы, спрятанные в каждом углу комнаты. Однако, как бы окружающие не проявляли осторожность и внимательность, древний демон куда умнее и хитрее смертных, потому покидал покои безо всякого труда. Никакая защита от тьмы не действовала на него — не его уровень, а каждую из ловушек Яньцзин попросту обходил. Так демону удалось вернуться на Луаньцзан.

Как и прежде демон наведывался к клану Вэнь тайно, разговаривал только с Юанем, не забывая приносить ему еду, а также мельком подглядывал за Вэнь Цин, которая о чём-то беседовала с младшим братом, но потом вновь уходил. Никто не мог его преследовать, потому Яньцзин прогуливался весьма беззаботно, чаще — в юношеском обличии, но вуаль всё так же закрывала его лицо, на всякий случай. Он искал одну конкретную цель, главное опасение всего заклинательского мира на данный момент — Вэнь Сюя. И как только он не заметил его исчезновение сразу? Похоже, побег старшего сына Вэнь Жоханя был давно спланирован на случай неудачи. К счастью, объединиться с младшим братом у него не выйдет: Вэнь Чао мучительно погиб ещё до того, как его отец встретил подобную участь. Яньцзин расспрашивал каждого демона, прячущегося в Поднебесной, который мог бы встретить Вэнь Сюя, но никто толком не помогал. Этот Вэнь как сквозь землю провалился, от злости Яньцзин жестоко убивал почти каждого на своём пути. В основном, это были бродячие заклинатели или незнакомые адепты, возвращающиеся с ночной охоты — демону абсолютно плевать на их статус, золотое ядро на вкус почти одинаково у всех, а другое разве волнует? Когда терпение начало иссекать, Яньцзин вновь вернулся в Ланьлин. Прошла пара недель с его заточения, а он так и не появлялся в темнице. Всё благодаря искусно сделанной кукле. Точнее, в ней, конечно, прятался живой мертвец, а вот маска на нём — поистине искусной работы — представляла из себя прекрасный женский лик врачевательницы из Мэйшаня. Синеглазый готов всю оставшееся вечное существование благодарить Цзяньпина за его мастерство, которое не раз пригодилось. Была попытка сделать маску самому, но Яньцзин с треском провалился в этом деле, потому его марионетку Вэнь Нина выдали очень скоро, Вэй Ин узнал слишком много, а демон вынужден прятаться. Не то чтобы он боялся этого неполноценного заклинателя. Скорее, был риск получить от князя Хуа за малейшее противостояние Усяню. Яньцзин даже завидовал, ведь у него такой покровитель был лишь однажды, а сейчас он безвозвратно мёртв. Свернув в бедный район, демон направлялся в своё любимое место. В его рукавах были спрятаны паровые булочки, совсем теплые, и улыбка на лице от предстоящей встречи возникала непроизвольно. Однако постепенно блеск в синих глазах стал пропадать. Улицы стали выглядеть иначе в этом районе. Было похоже, словно кто-то желает сделать тут полную перестройку. В теории это, несомненно, здорово, вот только с чего бы вдруг глава Цзинь решил что-то поменять в своих владениях? Бедный район славился борделями и прочими местами с сомнительной обстановкой. Грязно, отвратительно и безнадёжно. Неужели сам Цзинь Гуаншань отказался от своего привычного развлечения? Небольшие домики тоже куда-то пропали, это насторожило демона ещё сильнее. Значит, Гуаншань не просто переделывает бедный район, он ещё искореняет нищету. Но куда он мог деть всех жителей отсюда? Их дома разрушены, в других районах им явно откажут в поддержке, так куда же остаётся податься? Если бедняки вдруг пойдут большой толпой в другие города, то у прочих известных кланов возникнет множество вопросов. Яньцзин ускорил свой шаг и наконец увидел место, где обычно встречается с детьми. Всё разрушено. Сердце демона, будь живым, конечно, ушло бы в самый низ. Рядом показалась какая-то женщина, и он тут же подошёл к ней, спрашивая с заметным волнением в голосе:

— Что тут случилось?

— Вчера здесь был большой пожар… — голос женщины звучал хрипло, она тут же закашлялась и сплюнула кровь. Похоже, она давно здесь живёт, и денег на лекарства у неё совсем нет. — Глава Цзинь обратил своё внимание слишком поздно, когда огонь охватил соседние здания. Пришлось ему провести здесь чистку…

— Чистка? Как это понимать? Какое здание сгорело?

— Тихий ужас… Они никогда не отмоются от этого позора…

Глаза демона расширились в удивлении. На ум от тревоги пришла только одна мысль: детский приют. Несмотря на обилие бродяг и проституток, в этом районе жили и хорошие люди, именно они отстроили здесь давным-давно небольшой лазарет, приют для сирот и многое другое. Конечно, если что-то подобное вдруг сгорит, Гуаншань только спасибо скажет, ведь там за неимением многих лекарств есть зараза всевозможных видов. Наверняка он решил, что район плодит болезни и представляет угрозу, и вместо того, чтобы выделить средства на помощь нуждающимся, глава Цзинь выбрал метод чистки…

— Я убью тебя, — едва слышно прошептал Яньцзин, вновь оглядывая разрушенные здания. К его везению, женщина рядом с ним была глуховата и ничего не ответила на его слова. — Разорву. Прожую и выплюну. Твоя гнилая душа никогда не переродится. Не позволю.

Этот демон мог бы напасть в открытую, наплевав на собственный спектакль и все риски, у него достаточно сил, однако ему уже очень много лет, и он весьма терпелив, чтобы продумать более хитрый ход. Выжидая подходящего момента и слушая всевозможные слухи, он прятался в тени, чтобы ударить в спину врагу. Гуаншань вёл разгульный образ жизни, о его десятке наложниц не знали разве что в соседней провинции, потому глава Цзинь наверняка будет очень подавлен, когда узнает, что бордели в Ланьлине загадочным образом сожжены. Двери и окна оказались заколочены гвоздями, на которых висели части человеческих тел, потому никто не спасся. Жалеть было некого, злость туманом застилала рассудок, и демон проходился по бедному району словно коса в поле. Методы его были просты — пожар и расчленение — потому люди сразу поняли, что неизвестный убийца связан с демоническим культом, ведь Яньцзин не упускал возможности оставить кровавые записки на древнем языке демонов, вырезая символы на телах некоторых жертв, которые были уложены друг на друга в центр круга из свечей, который тухли и ярко загорались вновь, когда простые смертные пытались перешагнуть их. Все приняли это за некий ритуал. Заклинатели патрулировали каждый день в поисках виновника или вызываемой им нежити, но духовная энергия не ощущалась на улицах, а только глубоко в мёртвых телах. Без изюминки не обошлось. В некоторых местах демон оставлял сухие ветви, оплетая ими трупы, бесстыдно заимствованные из ловушек, расставленных на Луаньцзан. Яньцзин не видел лица Гуаншаня, когда тому рассказали о деталях происходящего, и очень сожалел, что не нашёл свободной минуты для злорадства. Он был вынужден идти дальше. Совершив несколько убийств высокопоставленных лиц, демон успешно перевёл всё внимание с бедняков. А потом дальше и дальше, в соседних городах, за пределами Ланьлина, четыре последующие месяцы он сжигал публичные дома и случайные резиденции, наводя ужас и страх на людей. Неторопливо, иногда с долгими паузами. Пустившись во все тяжкие, не заметил, сколько гор трупов скопилось после его деяний. И всё ему недостаточно. А Юньмэн Цзян он берёг на десерт. Жаркий и влажный климат демон ненавидел, потому решил, что парочки смертей будет достаточно, после он желает остыть в своей темнице, а марионетку превратить в пыль за ненадобностью. Хотя она была весьма полезной всё это время, план всё же требовал продолжения в своём исполнении.

***

Говорят, встреча двух убийц в одном месте маловероятна, но что насчёт двух непревзойдённых князей? Яньцзин с усмешкой и даже некоторой тоской смотрел на Хэ Сюаня, прячущегося в здешних водах, недоумевая, как адепты Юньмэн Цзян обходят стороной такую сильную энергию с чистой совестью. Князь Чёрных Вод, похоже, не увидел синеглазого или старался не замечать, но общаться им и не пришлось. Хэ Сюань сидел прямо около резиденции клана Цзян и выглядел задумчивым. Никто не давал ему приказ присматривать за главой или его правой рукой, никому не нужно было прислуживать и унижаться, и от непривычки демон немного терялся. В его существовании, лишённого смысла, так мало развлечений и даже амбиций, что внимание к персоне в лице смертного — новый опыт, даже необычный.

В тот день Цзян Чэн руководил тренировкой, обучая самых младших адептов всему, что знает сам. Конечно, ему самому не хватает умений в некоторых вещах, но, по крайней мере, он не намерен прекращать стараться, не забывая о девизе собственного ордена. Стремись достичь невозможного. Его сестра не отставала также, однако большее внимание уделяла стрельбе из лука и изготовлению различных лекарств и ядов. Узнав о заточении своей наставницы, девушка была в смятении, долго напрашивалась на визит к ней, и Цзян Чэн еле убедил её не торопиться, времени у них достаточно, а встречу лучше перенести на более благоприятное время, ведь Ланьлин сейчас очень опасен. Слухи расползались очень быстро, с той же скоростью, с какой росло число убитых, а виновник не унимался и двигался всё дальше, завлекая во мрак едва не всю Поднебесную. Было похоже, убийца выбирает места для ритуалов хаотично, однако так думали потому, что никогда не пытались взглянуть на карту и провести линии от первого до последнего места преступления, которые бы сформировали иероглифы «месть». Вэй Ин отворачивал взгляд, пытаясь промолчать обо всём, что роилось в его голове на этот счёт. Раз «Мэйцзин» держат под стражей, эти злодеяния могут быть на совести кого-угодно, да и нет нужды исключать, что демон использует хитрость и тайно сбегает. Юноша даже не подозревал, насколько его рассуждения близки к истине, лишь улыбался своим шиди и шицзе и просил перевести разговор в более светлое русло.

С тех пор как Вэй Ин вернулся домой, он был уверен, что на Луаньцзан за всем присматривает Сань Лан, к тому же там стоят его улучшенные защитные механизмы, которые постоянно подпитывала тьма, накопленная годами в тех землях, неиссякаемый источник тьмы был и опасен, и полезен одновременно. Он впервые позволил себе отдых, ему не хотелось думать ни о чём, усталость из-за ответственности взяла верх, и хотелось только поскорее оказаться в объятиях самого близкого человека. И Цзян Чэн позволил. Несмотря на долгую разлуку, что, кажется, лишь укрепила их чувства друг к другу, и теперь, наконец оставшись наедине, оставляя войну и беды позади, они могли засыпать и просыпаться вдвоём, завтракать, помогать одеваться и делать причёску, не прибегая к помощи прислуги. Вэй Ин очень скоро научился делать весьма неплохой хвост, украшая его мелкими косами и большой заколкой цвета их ордена. Повседневность согревала, казалась по-настоящему семейной, и они оба падали в эти чувства в поисках нежности, которой остро не хватало. Днём Цзян Чэн был строгим и ответственным учителем, иногда мог не нарочно бросить какое-то грубое слово, но всем своим видом демонстрировал остальным превосходство и силу, вызывая уважение, но даже у такого сильного человека была своя слабость. Особенно ощутимая в момент близости под покровом ночи, когда юноша лежал под одеялом, прижимаясь к горячему телу шисюна, который, в свою очередь, выглядел как полная противоположность главы ордена. Вэй Ин отличался беспечностью, лениво посещал тренировки, зато ему нравилось общаться с адептами, наставляя их, скорее, с забавой, без строгих нравоучений или наказаний. Ночью они оба одинаково робели друг перед другом, аккуратно целуя и лаская руками под одеждой. Вряд ли кто-то из адептов замечал их особенные взгляды или прикосновения, предназначенные исключительно друг для друга, во всяком случае, на кровати за закрытой дверью их уже мало интересовали сплетни.

— Подойди ближе, я тебя быстренько заплету, — Вэй Ин сидел на кровати и легонько похлопал на место подле себя. Цзян Чэн устало потянулся после купания, снял мантию и послушно сел рядом, поворачиваясь спиной.

— Я вчера писал письмо бабушке, спрашивал, как там дела, не дошло ли до них бедствия из Ланьлина. Похоже, она удивилась немного, многого не знает, — голос Цзян Чэна становился всё тише, и на лице показалась лёгкая улыбка. — Может, переберёмся в Мэйшань? Туда поздно доходят новости, они живут как в своём собственном мире.

— Жить в городе с эпидемией? Лучше ничего не придумал? — Вэн Ин перебирал его пряди волос, расчёсывая каждую, и совсем не менялся в лице, хотя на душе становилось неспокойно об одном только упоминании места, кишащего одержимыми.

— Да какая там эпидемия, А-Сянь? К тому же, у меня тело никак на яд не реагирует. Ладно у меня — устойчивость, вероятно, врождённая, а у тебя-то почему не было никаких проявлений? Не задумывался?

— Мне твоя устойчивость передалась слюной, — ответил Вэй Ин, усмехнувшись.

— Очень смешно.

— Здесь, с тобой, мне нравится куда больше, — Вэй Ин закончил с причёской для сна и, приблизившись, легонько коснулся губами виска Цзян Чэна. Поцелуи опускались ниже, а руки нежно поглаживали вдоль спины, вызывая мелкую приятную дрожь.

Глава Цзян повернулся к нему лицом и жадно накрыл его губы своими, куда увереннее, чем в любой другой раз. Поцелуй получился ненасытным и почти сразу стал чересчур влажным, когда их языки неумело сплелись. Развязав себе пояс, Цзян Чэн лёг на спину и почувствовал, как горячая рука накрыла его пах. Губы стали ласкать его шею и грудь, опаляя словно пламя свечи, и устоять невозможно.

— Мой глава хочет чего-то особенного? — шёпотом спросил Вэй Ин между поцелуями, довольно улыбаясь. Ответом послужил только нежный расслабленный взгляд и сдавленный стон, когда рука юноши наконец пробралась под нижние одежды и начала проводить вверх и вниз.

Стоило бы уже привыкнуть к подобному, но Цзян Чэн задыхается как впервые, это и приятно, и смущает одновременно. Ему давно хотелось быть ближе, чем у них есть сейчас, ощущать шиди внутри себя, а не довольствоваться только касаниями, но всякий раз их ласки обрывались то из-за стеснения одного из них, то их кто-то отвлекал по срочным делам. Сейчас Цзян Чэн чувствует, как внутри него всё закипает и последняя капля непорочности вот-вот сгорит дотла, а Усянь только сильнее подливает в этот огонь масла, бесстыдно прикусывая нежную кожу. Он слишком жаден по отношению к своему шиди. Вечер и без того был жарким, а эта близость только усугубляла. Цзян Чэн негромко стонет, держась руками за его волосы, надавливая на макушку и спуская поцелуи ниже. Вэй Ин не раздевает целиком, лишь удобно отодвигает ткань одежды и наконец касается влажным ртом члена, едва не теряя рассудок от всхлипов своего шиди. Он не слишком старался взять его целиком, опыта в чём-то подобном всё же недоставало, но даже имеющегося хватило, чтобы очень скоро Цзян Чэн изливался ему в глотку, судорожно сжимая плечи и едва слышно произнося его имя.

Вэй Ин приподнимается и вновь ложится рядом, укладывая голову на плечо Цзян Чэна, который пытается выровнять дыхание.

— А-Чэн, не хочешь окунуться в озеро?

— Какое озеро, ночь на дворе… Вода, наверное, ледяная.

— Не думаю, день был довольно тёплым. Ну же, пойдём.

— Отстань.

— Пойдём-пойдём, — Усянь начал расцеловывать ему всё лицо в надежде, что тот сдастся.

Цзян Чэн не хотел долго спорить и просто поднялся с кровати, утягивая за руку Усяня, словно это он предложил искупаться, а не его тут уговаривали. Выйти незамеченными получилось довольно успешно, на обоих — только верхняя одежда, вид весьма неподобающий, как и поведение. Пришлось отойти довольно далеко, чтобы точно не привлечь внимание, практически на южную сторону резиденции, откуда был виден разве что небольшой сад, где медленно прорастали маки. Вэй Ин сбросил с себя всю одежду и так же быстро раздел Цзян Чэна, чтобы сразу же столкнуть того с пристани в воду и следом услышать матерную брань в свою сторону. Только Цзян Чэн вынырнул и успел выругаться, тот прыгнул следом, возвращая обратно в толщу воды. Оба зажмурили глаза, цепляясь друг за друга, и Усянь слепо потянулся вперёд, чтобы поцеловать его. Он чувствовал, как его ноги оплетают водоросли; от холодного поцелуя Усянь ощутил в груди лёгкое покалывание, словно это отозвалась тёмная энергия. Боясь, что она как-либо навредит его шиди, юноша вмиг отстранился и выплыл на поверхность, делая вдох и наконец открывая глаза. Сразу после него показался и Цзян Чэн, который тут же начал откашливаться.

— Всё хорошо? — спросил Вэй Ин, прижимаясь к нему вновь и касаясь груди рукой, чтобы проверить баланс энергии. Кажется, всё в норме, лишь небольшое колебание собственной ци сбило с толку.

— Не считая того, что я наглотался воды из-за тебя и запутался в водорослях — чудесно! Я уже подумал, что ты ко дну пошёл.

— Чего?.. — удивлённо переспросил Усянь.

— Ты сначала схватился за меня, а потом куда-то пропал, я открыл глаза под водой, а всё передо мной такое чёрное и мутное. Голова закружилась…

Пока изумлённый Вэй Ин стоял по ключицы в воде, пытаясь привести мысли в порядок, Цзян Чэн решил выйти на берег.

— Плохая была идея, — говорит он, кутаясь в одежды и ёжась от холода. — Ледяная вода, я же говорил! Вылезай, простынешь ещё… А-Сянь, ты слышишь?

— А? Да-да, сейчас.

Не найдя идеи лучше, Вэй Ин нырнул с головой вновь и распахнул глаза, морщась от рези в уголках. Вода действительно не была такой чистой, как прежде. Он протянул руку вперёд и ощутил, как нечто, пробирающее до дрожи в самих органах, трогает его пальцы и запястье. Мягкие, шершавые касания напоминают губы, но из-за холода трудно разобрать, будто его кожу целует мертвец. Усянь вздрогнул от неожиданности, хотя руку не убирал, позволяя леденящим саму душу поцелуям ласкать дальше. Прикрыв глаза, он вдруг осознал, что находится под водой слишком долго, или этот странный момент тянется долго только в его разыгравшемся воображении. Его талию вдруг опоясала острая боль, вынудив вскрикнуть, но этот голос исчезает в толще тёмной воды, и юноша резко поднимается на поверхность от толчка неясной энергии. Усянь начинает кашлять и жадно ловить ртом воздух, и Цзян Чэн, обхватив за плечо, потянул его на берег и похлопал по лопаткам, дабы тот выплюнул воду.

— Почему ты такой непослушный идиот? — возмущённо спрашивает Цзян Чэн, помогая ему подняться, и укутывает его в мантию, уводя обратно в покои. Вэй Ин едва делал шаги, ноги казались мягкими и неподатливыми, и Цзян Чэну пришлось поднять его на руки. Аккуратно уложив его на постель и закутав в одеяло, он ещё раз осмотрел шисюна и прикоснулся ко лбу.

— Меня немного лихорадит, это завтра пройдёт, — оправдывается Усянь.

— Уж надеюсь на это, — может, Цзян Чэн и хотел ответить грубо, но тон его всё равно отдавал тенью заботы. Он легонько поцеловал его в горячий лоб и лёг рядом, потушив свечи одним заклинанием.

На поверхности озера показалось бледное лицо владыки Чёрных Вод, а сразу за ним поднялась и его тонкая фигура, окутанная тёмной мантией. Бесшумно ступая по пристани с опущенным взглядом, Хэ Сюань прогуливался в полном одиночестве и невольно прикасался к своим губам, которые призрачно ощущали на себе тёплую кожу смертного. Он бы испытал стыд, смущение или ещё что-то, свойственное только людям, но слишком мёртв для этого, потому в его груди ощущается только слабое жжение, вынуждая морщиться с непривычки.

***

Несколько месяцев тренировок оказывали явную пользу на развитие золотого ядра Цзян Яньли. Помимо стрельбы из лука, она уже неплохо освоилась в других навыках и начала смелее держать в руке меч. Своего она ещё не заимела, полагая, что врачевание и талисманы подходят больше. Цзинь Цзысюань не скупился на новый лук для будущей супруги: поистине работа лучшего из мастеров, немного тяжеловат, но в женской руке смотрится хорошо и, главное, держится весьма удобно. А когда Яньли опробовала усовершенствованные техники своей наставницы, то лук стал вдвойне грозным оружием, способный ударять по нежити огнём. Накалённые магией стрелы, если их обмакнуть в особый яд, становились опасными для любого. Однако она не могла применить это оружие в деле. Когда заклинатели окружили Цишань, девушка оставалась лишь на границах, потому самые страшные баталии обошли её стороной. Она набралась смелости и опыта, но всё ещё не могла считаться по-настоящему сильной заклинательницей, развитие духовной энергии требовало много времени и сил, а последние стали слабеть с каждым днём всё ощутимее. Яньли почти была готова сдаться, сдерживая разочарованные вздохи. Столько времени она превосходила саму себя, и вдруг её тело перестало слушаться. На днях она едва не потеряла сознание, к счастью, рядом оказались младшие ученики, подхватившие девушку. Как бы она не пыталась и дальше всех убеждать, что отлично справляется, никто не стал слушать её, позвали лекаря и сразу доложили обо всём главе ордена. Цзян Чэн освободился от дел в течение получаса и сразу поспешил к сестре. Яньли смирно сидела на кровати, безразлично слушая целителя, лицо её совсем не выражало какой-либо болезненности, щёки были алые, а глаза блестели, как и в самый разгар утренней тренировки.

— Что скажете, мастер Мо? — спросил глава ордена у лекаря, легонько касаясь лба Яньли. — Похоже, она выглядит совсем здоровой. Отлыниваешь, да?

— Ничего подобного, — возмутилась Яньли. — Простое недомогание.

— Госпожа, разве вы не желаете сообщить о деталях этого недомогания? — спросил лекарь, улыбнувшись. Поймав удивлённый взгляд Цзян Чэна, он опустил голову.

— Скажу. Благодарю вас, можете идти, — Яньли махнула рукой лекарю и повернулась к брату. — А-Чэн, мне нужно в Ланьлин. Только не начинай нудить, что там бродит сумасшедший и калечащий поджигатель и всё такое. Если ты не отпустишь меня, я сама сбегу.

Цзян Чэн в изумлении даже рот приоткрыл, задумавшись, с каких пор его нежная шицзе так дерзко общается? То, что она старше, конечно, ещё не делает её главной в Пристани Лотоса.

— А-Ли, я же забочусь о тебе!

— Я хочу увидеть Цзысюаня, увидеть наставницу, о многом поговорить. Они не отвечают на мои письма!

— Ну, ещё бы. Цзыюсань и его отец разбираются с преступником, заново отстраивают разрушенные здания, Ланьлин сейчас на четверть в огненных руинах. А Мэйцзин вообще находится под стражей. Слышал, она медитирует…

— Под стражей? — удивленно перепросила Яньли. Цзян Чэн заметил, что она вот-вот разозлится. — А-Чэн, сколько времени прошло со смерти Вэнь Жоханя? День? Месяц? Уже третий! Они не могут найти Вэнь Сюя и многих других людей, живших в Цишане и окрестностях, как и доказательства участия Мэйцзин в противостоянии кланам нет и не было!

— И откуда ты это узнала? Ты не присутствовала на собрании.

— У меня были свои источники, какая разница?!

— А-Ли, я сам не знаю деталей. Думаю, они просто не знают, куда деть единственное связующее звено с Цишань Вэнь, тем более Мэйцзин, похоже, впала в глубокий сон.

— Тогда я тем более должна её увидеть!

— Ну, в таком случае, одна ты не поедешь. Довольна? — Цзян Яньли победно улыбнулась. — Доверю тебя Вэй Ину и нескольким адептам, а я останусь здесь и подожду от вас новостей, мне пока не стоит покидать орден.

Яньли тут же потянулась вперёд и крепко обняла Цзян Чэна.

— Спасибо, А-Чэн.

— Так что насчёт недомогания? — спросил Цзян Чэн, не прекращая объятий. — У тебя искажение ци? С твоим-то ядром и таким упорством — неудивительно.

— А, ты об этом… Я беременна!

Глава Цзян резко отстранился, мягко удерживая сестру за плечи. Увидев шок в его глазах, девушка тихонько рассмеялась, предвкушая, какая же тогда реакция будет у отца ребёнка.

— Лекарь утверждает, что это четвёртый месяц. Я даже не обратила внимания, как фигура поменялась, думала, что дело в тренировках, а всё куда проще… Не думай, что я такая уж глупая и продолжу заниматься. Мне лучше плавно вернуться в медицину, это поспокойнее. Однако именно поэтому мне необходимо увидеться с наставницей!

Цзян Чэн сдался. Он всецело доверял Вэй Ину и своим людям, будучи уверенным, что они доставят сестру в целости и сохранности. Усянь, однако, отправлялся туда не совсем как телохранитель, ему стало интересно, какие на самом деле ужасы случились на улицах Ланьлина, что подняли на уши весь город и окрестности. Кто-то утверждает, что это дело рук тёмных заклинателей, кто-то опасается демонов, но если целый орден Ланьлин Цзинь не может найти управу на виновника этих бедствий, то как себя защитят простые люди, живущие поблизости? Юноша не был уверен, что ему доверят разбираться, но предстояло выяснить, хотя бы тайком, имеет ли ко всему отношение синеглазый демон. Нельзя полагаться на тюрьму, в которой он пребывает под строгим контролем, эта нечисть смогла вырезать целый город, ей явно нипочём та защита, которую поставили адепты из Ланьлина.

Дорога оказывается тихой, от чего-то это только усиливало беспокойство Вэй Ина. Но глядя на улыбку шицзе, которая так сильно ждала встречи с возлюбленным, он со временем погасил в себе тревогу. Что касается её наставницы, Вэй Ин сделает всё возможное, чтобы визит Яньли к ней сорвался: наведёт шумиху, отвлечет от дел, да и в конце концов, вдруг эту Мэйцзин вообще отпустили? Ему очень не хотелось лгать, но без чёткого плана действий он не мог сделать и шага. Юноша ждал вестей от Сань Лана, который не объявлялся с той самой битвы, когда кланы одержали победу. У него также не было возможности ускользнуть надолго от шиди, потому, с учётом большого желания наконец отвлечься и подумать в более спокойной обстановке, он не возвращался на Луаньцзан. Не было сомнений, что люди находятся в безопасности, если бы случилась какая-то беда, Вэнь Цин прислала бы письмо с помощью зачарованной птицы. Не ясно, как за столько месяцев адепты любого из орденов не отыскали целое поселение людей, видимо, все боялись духовной энергии бывших владений Цишань Вэнь. Могильник Луаньцзан, в отличие от многих других близлежащих мест, издавна был особенно окутан тьмой и пугал людей не столько силой, исходившей от него, сколько слухами о пропаже или загадочной смерти каждого, кто оказывался поблизости. Разумеется, Вэй Ина такие байки совсем не пугали, ведь его силы оказалось достаточно, чтобы накрыть проклятое место своеобразным куполом и уберечь некоторых людей от гибели. Однако на его совести никак не отражались жертвы, принесённые для создания этого купола. Теперь одни мертвецы сражались с другими лишь по его приказу, и он был уверен, что всё под контролем.

Цзинь Цзысюань был рад видеть Яньли, хотя тут же высказался о собственном беспокойстве, расспрашивая обо всём, что встречалось девушке на пути или что она могла слышать от других людей, живущих вне города. Однако ей совсем нечего было сказать, и девушка лишь крепко прижималась к любимому, улыбаясь.

— В дороге было тихо, — решает ответить Вэй Ин первым и замечает облечение на лице молодого господина Цзинь. — Даже слишком.

— Убийца делает заметные паузы, — подметил Цзысюань, не выпуская Яньли из объятий. — Но пока вы находитесь в башне Кои, вам ничего не грозит.

«Да прямо там, не грозит», — подумал Вэй Ин, но продолжал молчать обо всём, словно эта правда действительно может быть опасна.

Когда Яньли сообщила о беременности Цзысюаню, тот сначала показался таким же изумлённым и даже смущённым, ровно как и её старший брат, а затем поднял девушку на руки, целуя в щёки и губы. Эта новость была лучом света за всё последнее время, полное ужаса и страха перед неизвестной опасностью. Конечно, сам Цзысюань не боялся погибнуть, его волновал орден и люди, живущие поблизости, однако теперь ему стоит беспокоиться за ещё одну маленькую жизнь, которая явится на свет уже через несколько месяцев. Увлечённые друг другом влюблённые разговорились и, в итоге, ушли в главный зал, оставляя Вэй Ина одного. Он и не собирался следовать за шицзе, Цзысюань точно защитит её, если демон что-то предпримет, потому воспользовался возможностью и тихонько направился к одной из своих целей, чтобы проверить состояние демона. Ну, или, как минимум, его наличие.

Добираться до самых дальних покоев пришлось довольно долго, юношу то и дело отвлекали люди со своими светскими беседами в поисках свежих сплетен, а потом несколько адептов и вовсе перегородили ему путь.

— Господин Вэй, вам не положено здесь находиться. Получите разрешение у главы ордена, — быстро проговорил один из заклинателей, на что Вэй Ин даже не успел возмутиться, потому что ему на плечо тут же легла чья-то рука.

— Посмотрите, он вооружён, что она ему сделает? — послышался женский голос за спиной, от которого кожа юноши покрылась каплями холодного пота, а глаза слегка расширились. — У него есть разрешение от молодого господина Цзинь, сами идите и спросите, а нам дайте зайти.

— Госпожа Лян, разве господин Вэй — тоже целитель? — поинтересовался заклинатель неуверенным голосом, однако шаг в сторону всё же сделал.

— А вам-то какое дело? Откройте двери!

Адепты переглянулись, но всё же послушались, синхронно открывая дверь и снимая защитный талисман. Похоже, они боялись эту женщину. Вэй Ин почувствовал, как его легонько толкнули вперёд, от чего он едва не споткнулся о порог, но оказавшись в помещении, всё же упал, а двери позади него тут же захлопнулись. Он растерянно обернулся и резко подскочил с места. Рядом никого не было. Не могла же эта «госпожа Лян» не войти сюда? Оглядевшись, Вэй Ин закашлялся от того, как сильно в комнате пахло странными благовониями. Посредине комнаты за низким столиком спиной к выходу сидел демон с распущенными волосами и в чёрном ханьфу, на подоле которого золотистой нитью были вышиты кленовые листья. Вэй Ин сделал несколько шагов вперёд, и травяные ароматы тут же сменились резким запахом крови и разложения, от чего юношу едва не стошнило. Он снял с пояса повязку и накрыл ею нижнюю половину лица, прежде чем обойти столик и присесть напротив здешнего пленника.

— Есть разговор, князь Билю, — сказал Вэй Ин, с трудом сохраняя самообладание. Хотелось достать Баоюэ и направить острием прямо в невозмутимое лицо нежити.

— Что вы заладили, князь Билю-князь Билю, я не являюсь князем уже знаешь сколько? — возмущённо отвечал демон, хмурясь и не открывая глаз, словно правда пребывает в медитации, как и ходят слухи. Голос его звучал уже совсем не мягко, принять его за женщину было совсем невозможно, только слепой и глухой поведётся на подобное. Очевидно, образ «госпожи Лян» — это ни что иное, как очередное притворство. — Не знаешь, разумеется.

— Шицзе хотела увидеть тебя. Не сомневаюсь, что Цзысюань пойдёт на уступки, как бы я не старался её уберечь. Попробуешь выкинуть что-нибудь, и можешь забыть о том, что я собирался поквитаться наедине. Отсеку твою голову и не моргну глазом у всех на виду, и ничего мне не будет. Знаешь, почему? Потому что ты — военный убийца, и твоей смерти ждут очень многие.

Яньцзин неспешно открыл глаза. Юноша ждал какого-то злорадства, но тот даже не улыбался, кажется, внимая каждому слову, а потом спокойно заговорил, с тем же лицом, не выражающим ни единой эмоции.

— Очень многие… Но не Цзян Чэн, не правда ли?

— Ты до него не доберёшься, — злоба Вэй Ина сильно задевала его собственную тёмную ци, которая циркулировала хаотично из-за отсутствия ядра, от чего он хмурился, держась за грудь из-за давящей в ней боли. — Даже не через мой труп. Я тебя и после смерти достану. Убью.

— Обещаешь?

Глаза Вэй Ина расширились сильнее и покраснели.

— Золотое ядро Цзян Чэна было разрушено Вэнь Чжулю или съедено тобой? — прямо спросил юноша. Этот вопрос стал волновать его не так уж давно. Узнав правду о «Мэйцзин», он прокручивал в голове все моменты, проведённые в Мэйшане, и пытался распознать, когда точно и как близко они с Цзян Чэном были у самого края пропасти, находясь рядом с врагом.

— И то, и другое. Я ожидал вопросы посерьёзнее… Кстати, ты в курсе, что на твоих губах сосредоточена демоническая ци? Любопытно…

Вэй Ин не успел никак ответить, двери в комнату распахнулись, вынудив его подняться с места. Увидев изумлённых Яньли и Цзысюаня, он неловко улыбнулся, стараясь как можно проще оправдаться.

— Прости, шицзе, что опередил тебя! Мы должны были поболтать наедине.

— Ты разве закончил? — спросил демон уже другим голосом. Лицо его не изменилось, ведь чары действовали на каждого человека по-своему: самые озлобленные и недоверчивые не видели его «женской красоты», чего не скажешь об их противоположности, тем, кому Мэйцзин симпатизировала по какой-то непонятной для юноши причине.

— Пока да, — процедил он в ответ и отошёл в сторону, позволяя своей шицзе приблизиться к демону. Но от каждого её шага к этой нежити, его сердце билось всё громче, он слышал собственный бешеный пульс в ушах, но не предпринял ничего. Все его слова сказаны на эмоциях, юноша сильно сомневается, что сможет противостоять непревзойдённому князю без помощи другого, такого же.

— Наставница! — Яньли поспешила к демону и, не стесняясь, села рядом с ним, хватаясь за руку. — Мне сказали, что ты уже давно медитируешь. Прости, что потревожили тебя. Как ты себя чувствуешь? Мне столько нужно тебе рассказать!

— Я в полном порядке, не нужно за меня волноваться, — с улыбкой отвечала уже Мэйцзин, легонько касаясь макушки госпожи Цзян и поглаживая. Её глаза не блестели синевой и не отдавали холодом, который наблюдал Вэй Ин буквально пару мгновений назад, а наоборот прямо-таки светились искренностью и нежностью. Возможно, Яньли ничего не угрожало потому, что её ядро — слишком слабое для демона, который наверняка привык питаться кем-то посильнее, по типу глав великих орденов, однако она всё ещё являлась потомком клана Юй, а следуя логике синеглазого, его заклятым врагом. Вэй Ин поспешил уйти из комнаты, не желая видеть это лицемерие, и встал около входа, ожидая, пока обманутая шицзе наконец поболтает с наставницей. Цзысюань словно увидел его беспокойство и встал рядом, глядя с явным вопросом.

— У тебя с этой Мэйцзин была ссора? — прямо решает спросить молодой господин Цзинь.

— Нет, всё в порядке, — Усянь выдавил из себя очередную улыбку, но даже не мог знать, насколько зловещей она показалась его собеседнику.

— Я не удивлён, если это из-за Цзян Чэна. Он ведь так защищал её на собрании, что многие главы орденов решили, будто они любовники. Ревнуешь его?

Цзысюань был из тех немногих, кому доводилось мельком видеть проявление близости между Вэй Ином и Цзян Чэном, в основном, это происходило на обучении или совместной ночной охоте. Однако он никогда не спрашивал напрямую о природе их отношений, ведь его это абсолютно не касается. Сейчас вопрос был задан лишь потому, что эту злость на лице Вэй Ина точно вскоре заметит Яньли, а значит попытается разобраться в причинах и что-то предпринять, дабы конфликт не усугубился. Таков её характер, она не выносила ссор между близкими, мирила даже покойных отца и матушку, когда те начинали браниться по мелочи.

— Хочу верить, что поводов для ревности нет, — сдержанно отвечал Вэй Ин. — Цзян Чэн — не тот, кого интересуют женщины.

«Что я говорю? Конечно, этот синеглазый ублюдок — не женщина, но кто мне поверит, если скажу правду? Небеса, будь он трижды проклят, — взмолился Усянь в мыслях, не зная, смеяться ему или плакать с этой ситуации.»

— Да, я это давно заметил, — ответил Цзысюань. — Надеюсь, всё действительно в порядке, и А-Ли не будет сильно волноваться за вас троих.

— А что вы планируете делать с Мэйцзин? Дальше держать взаперти?

— Как скажет отец. Иногда мне трудно его понять, мы часто ругаемся, особенно в последнее время. Думаю, она ему совсем здесь не мешает. Даже не пытается оправдаться или отпроситься домой, очень странная госпожа… И уже не сыщешь родственников из Мэйшаня, чтобы разузнать о ней. Мы до сих пор не знаем её фамилию, только то, что Мэйцзин — имя в быту.

— Целый город опустел, не находишь странным? — Усянь решил перевести тему, дабы избежать возможности взболтнуть лишнего раньше времени, но Цзысюань лишь кивнул на это, видимо, не возражая.

— Конечно, это же дикость, но, похоже, обстоятельства вынудили всех разбежаться. Там и наступление Цишань Вэнь, и маковое поветрие, наверняка спокойно жить в Мэйшане оказалось невозможно, — говоря об этом, Цзысюань заметно помрачнел. — Нет пока времени разобраться со смертью бывшего главы Не и всех остальных, чьи тела нашли в Мэйшане. Сам знаешь, что сейчас творится. Думаю, когда город опустел, там завёлся демон, отсюда столько смертей.

Вэй Ин ощутил слабый холод и оглянулся на шицзе, которая всё ещё держалась за руки с демоном. Знала бы она хотя бы, что наставница — мужчина в женском платье, вряд ли бы так прижималась. Отвратительная картина, хотя улыбки на их лицах выглядят очень тепло и отчасти искренне, по крайней мере, у Яньли — точно. Юноша сделал глубокий вдох и перевёл взгляд на Цзысюаня, стараясь выразить поддержку, ведь знал, как сейчас нелегко было главе Цзинь и его сыну.

— Всё вскоре разрешится, мы справимся.

— Не сомневаюсь, — ответил Цзысюань, усмехнувшись.

— На самом деле, я приехал сюда не только для того, чтобы шицзе прибыла в полной сохранности. Мне бы разузнать о ваших проблемах, демон там орудует или кто похуже.

— Похуже? Кто знает, на след выйти не получается. Тёмная энергия обильная, но определить, кому точно она принадлежит, не представляется возможным. Хочешь сам рассмотреть? Пожалуйста, я не думаю, что отец откажется от помощи ордена Юньмэн Цзян.

Получив разрешение, Вэй Ин сделал небольшой поклон. Поговорив с наследником Цзинь ещё какое-то время о делах орденов, он очень скоро дождался возвращения Яньли. Та вышла с полуулыбкой на лице, всё же немного грустной от расставания. Цзысюань приобнял её за талию, и они втроём покинули дальние покои, а адепты поставили новые защитные печати. Синеглазый демон, оставшийся наедине со своими мыслями, наконец расслабил спину, ведь был вынужден держать изящную осанку, и лёг прямо на пол, слегка прохрустев древними костями. Ему следует поторопиться, чтобы отправиться на поиски Вэнь Сюя, которого он яро преследует уже несколько недель, но тело кажется хлопковым и едва способным подняться. Внезапное бессилие застало врасплох, и он пролежал в одной позе до самого рассвета, не сомкнув глаз. Он не спал уже много столетий, ведь крепкий сон, свойственный лишь смертным, чреват мучительными кошмарами о далёком прошлом.

На рассвете Яньцзин всё-таки встал с пола, поправил одежду и, превратившись в синюю дымку, безо всякого труда сбежал из темницы, проникая сквозь барьер словно лёгкий поток воздуха. Прежде чем продолжить поиски Вэнь Сюя, нужно было заглянуть на Луаньцзан.

Шагая по густому лесу, демон смотрел себе под ноги, игнорируя ловушки, развешенные на ветвях. Они никак его не задевали, даже не срабатывали, потому что он едва касался земли. Вдруг он почувствовал непривычный для этого места запах. Свежесть. Похоже, собирался дождь, однако небо было как всегда густо затянуто почти чёрными тучами, и трудно утверждать наверняка. Закрадывались некоторые сомнения, что демон здесь — единственный бессмертный. И догадка подтвердилась буквально сразу, как Яньцзин перешагнул барьер, созданный Вэй Ином. Небо разразилось сильным громом и молнией.

— Вот это встреча, — демон хлопнул в ладоши, улыбаясь. — Пришёл за одним ублюдком, а тут — ещё хуже.

Молнии начали ударяться о землю, но демон ловко прыгал из стороны в другую, избегая столкновения, и только усмехался, пока перед ним наконец не возник силуэт небожителя.

— Сам повелитель молний пришёл ко мне на свидание, что за диковинная мерзость? — спросил Яньцзин, сложив руки на груди.

— Князь Билю… — голос Лэй Ши звучал грубо и холодно, но вот его совсем юное лицо выглядело немного испуганным. Стоял он как-то неуверенно, всё-таки перед ним — убийца его предшественника. Необходимо быть внимательным и осторожным.

— Да в гроб тебе ведро дерьма, какой я князь, у меня что, на лбу это написано?!

— Впервые вижу, чтобы нечисть так легко отказывалась от высоких титулов. Неужели не гордишься содеянным? По-моему, ты просто ослаб за столько-то лет скитания в Поднебесной и стыдишься вернуть прежний статус. Гнусная тварь, давно тебе пора сдохнуть!

Яньцзин так громко рассмеялся, что повелитель молний скривился в лице от испуга, и вся его смелость улетучилась. Он совсем молодой небожитель, и хотя крепко держит в руке своей меч, вид древнего демона его поражает.

— Может, не будешь так стараться? — спросил Яньцзин, вытирая каплю слезы, выступившей из-за смеха.

— Я не сдамся без боя!

— Мне нужна только твоя кровь, давай договоримся?

— Не получишь и капли!

— Ой, ну смотри, я предлагал по-хорошему.

Лэй Ши бросился на него с мечом, но демон с лёгкостью увернулся. Тот снова и снова наносил удары мечом и молниями без толку, вызывая у противника лишь мерзкий и злорадный смешок каждый раз, пока наконец рука демона не вцепилась в горло повелителя молний, приподняв того вверх над землей.

— Скажи честно, ненаглядный, ты правда такой глупый, что бросил мне вызов, или кто-то наверху дал приказ? — спросил Яньцзин уже серьёзным тоном, от которого у небожителя всё нутро скрутило в тревоге. Тьма, исходившая от его пальцев, просачивалась в светлую кожу и словно распространяла яд, от которого боль стремительно расходилась по конечностям, которыми Лэй Ши тщетно болтал, будучи удержанным в воздухе.

— Я хочу отомстить… за прошлого повелителя грома, — отвечал тот, задыхаясь.

— Значит, всё же глупый. Ну, ничего, храбрец. Надо учиться на ошибках, правильно?

Яньцзин отпускает его. Хотел бы размяться, а быстрая смерть Лэй Ши явно не развлечёт его. Глядя на совсем юное лицо небожителя, он в мыслях невольно возвращается в прошлое, пускай сходства с предшественником мало, их боевые техники весьма близки, словно они учились по одной книге. Какая скука.

Когда-то давно на Небеса было совершено покушение, и под угрозой находилось огромное количество богов. Казалось, никто не сможет сбежать, Белое Бедствие настигло каждого, однако лишь двоим в тот день крупно повезло, ведь в поисках мести в Небесную столицу заглянул совсем молодой демон. Лэй Ши и его помощник со средних небес, Чжоу Цзюньсяо, скрылись от гибели благодаря демону, который не спешил раскрывать им свою личность. Кажется, те были готовы рискнуть всем и довериться любому, чтобы уцелеть. Жертва сама попала в руки к охотнику. Однако вместо того, чтобы открыто расправиться с врагом, демон раскрыл все карты перед его помощником. Конечно, тот сильно удивился, узнав, что его господин, которым он так долго восхищается, на самом деле имеет много грехов, и много запретных тайн покоилось в его разуме, казалось, у него были большие планы. Жаль, что их все оборвало Белое Бедствие, но похоже, Лэй Ши этого и ждал. В отличие ото всех других, он не испытывал страх или изумление после случившегося. В конце концов, сбежал он потому, что знал план с самого начала. Идти на сделку с демоном опасно, но он был достаточно глуп для такого. И так Лэй Ши был обманут вдвойне. Повелитель молний понятия не имел, что какой-то мальчишка желает его смерти, но и также он не знал, что Белое Бедствие никого жалеть не станет, ведь кому нужны свидетели его позора? История далее рассказывает о том, как великий Цзюнь У уничтожил Белое Бедствие, однако погибших вернуть этим не удалось, и ни слова не было написано, что двумя небожителями был совершен побег. Оба они остались в Преисподней, помощник обернулся против своего друга и наставника, молнии жутко освещали загробные улицы. Молодой демон не остался в стороне, месть свершилась, а Чжоу Цзюньсяо не захотел возвращаться на Небеса, теперь каждый небожитель был в его глазах лицемером и лжецом. Забрав силу повелителя молний, Цзюньсяо сразу же убил себя, чтобы стать демоном, а злоба его доросла до таких пределов, что Тунлу содрогалась, казалось, ещё целое десятилетие от битв, а ведь мир ещё не пришёл в себя от появления другого непревзойдённого, которое понесло за собой смерть целого королевства Уюн.

Перед глазами Яньцзина до сих пор стоит картина того, как Чжоу Цзюньсяо держит на руках труп Лэй Ши и тихо смеётся, ведь рассудок его уже помутился, ци искажена, а из глаз течёт кровь. Вдруг смех его становится громче, у всякого смертного бы сердце ушло вниз от подобного зрелища; небо вновь заискрилось, а красные молнии полосовали привычный для Преисподней чёрный дым наверху. Цзюньсяо тогда ещё не носил своих драконьих масок, был очень красив лицом, но, увы, портили его лишь шрамы, оставленные уже мёртвым другом, и он никак не желал убирать их никакой магией, оставляя на память каждую из царапин. Яньцзин тогда покинул его, и надолго, бродя в поисках Белого Бедствия, чтобы принц Уюна наконец сгинул от его руки, а Цзюньсяо, добившись ранга «непревзойдённый», стал строить дворец, провозглашая себя новым князем, коих тогда было лишь трое. Цзюньсяо узнал о титуле своего спасителя очень поздно, когда тот уже ушёл, и сильно удивился, как можно было оставить такую власть и пойти к смертным, но спорить с ним не хотел. Друзья ведь должны уважать выбор друг друга. И он уважал, всегда. Только Яньцзин, кажется, ценил это недостаточно.

И даже несмотря на то, как сильно синеглазый погрузился в прошлое, ему хватало умений, чтобы избежать особо опасных ранений в свою сторону. Этот юный Лэй Ши недостаточно ловкий и слишком честный, чтобы выиграть быстро. Да и полная сила его предшественника сейчас у Чжоу Цзюньсяо, небожителю мало досталось от предка. Яньцзин лишь избегал его ударов, оставляя тонкие порезы своим кинжалом, которым он орудовал одной рукой. Другая рука была сжата в кулак и неприметно держала в себе совсем маленькую бутылочку, куда медленно накапливалась кровь повелителя молний. При каждом развороте демон аккуратно обвивал чужую талию, не позволяя всем каплям упасть на землю, и это выглядело почти как танец. Яньцзин видел, как в кровью небожителя утекла и его энергия, коей и так было не слишком много, тот слабел и уже едва не падал на колени. Демон решительно схватил его за шею вновь, воспользовавшись секундной передышкой. Лэй Ши успел лишь взглянуть на Яньцзина глазами, полными ненависти и презрения, как в следующее мгновение его шея громко хрустнула, а тело перестало дёргаться в сопротивлении. Яньцзин бросил его вниз, с отвращением глядя на труп, лицо которого было искажено страхом и злостью одновременно. Он повертел в руках склянку с ещё тёплой кровью убитого небожителя и не упустил возможность попробовать жидкость на вкус, проведя пальцем по одной из небольших ран на чужом теле. Слишком пресная, у людей получше. Брезгливо сплюнув кровь на чужое лицо, демон приподнял полную склянку вверх, чтобы рассмотреть содержимое под слабым светом здешних солнечных лучей, едва-едва пробиравшихся сквозь тучи.

— Ну что же, скоро встретимся, Юй Чэн.

Chapter Text

Заклинательский мир затих, и, кажется, даже самая мелкая нечисть сгинула в тёмных углах. Но люди от чего-то не могли выдохнуть с облегчением. Ведь жизнь продолжалась, вместе со своими тревогами и опасениями, порой встречаются вещи похуже, чем монстры, против которых едины лишь мечи и заклинания. В течение нескольких месяцев заклинатели из разных орденов привыкали к новому образу жизни. Угрозу можно было ждать откуда угодно, а патрулировать территории приходилось постоянно, встречая нечисть или заблудших жителей места, которое еще не так давно называлось Цишань. Сейчас территория ныне уничтоженного ордена Цишань Вэнь — это пустая земля, где по ночам слышны стоны мёртвых, души которых не упокоены, а тела погребены под грудой обломков бывших домов и мелких дворцов. Клан Вэнь многочислен, благодаря его мелким ответвлениям, и находить их было нелегко, а кого силой возвращали обратно, те часто отказывались повиноваться новому верховному заклинателю, будучи не согласными с политикой Цзинь Гуаншаня. Таких считали предателями и отправляли на казнь без лишних разговоров. Пока поджигатель оставался без имени и, как и исчезнувший Вэнь Сюй, на свободе, Глава Цзинь опасался за свою репутацию как никогда прежде. Бедствие исчезло так же быстро, как и возникло, и у многих закралась тревога, что это ненадолго, что грядет нечто ужасное, ещё хуже прежнего.

Раз уж орден Ланьлин Цзинь был в шатком положении, ему как никогда нужна была поддержка прочих орденов. Первым союзником выступил орден Цинхэ Не. Мэн Яо признался главе Не, что слухи отчасти не врали, он действительно являлся незаконнорождённым сыном Цзинь Гуаншаня. Однако Мэй Яо был слишком ценным советником, талантливым воином и близким другом, опорой для Не Хуайсана, именно поэтому никто не решался отпустить его к родному отцу. Хуайсан действовал беспечно, решив, что Гуаншаню спустя так много лет не будет никакого дела до сына. У него их, наверное, десятки по одному только Ланьлину, это обсуждается не первый год, так разве его обеспокоит судьба одного из? Мэн Яо отправился в Ланьлин Цзинь в одиночку, глава Не должен был присоединиться позднее. Увидев на пороге ордена Мэн Яо, Цзинь Гуаншань не демонстрировал удивления, как и советник главы Не не выказал неуважения, мило улыбаясь и вежливо обращаясь так, как надлежит простому слуге. Становиться частью ордена Мэн Яо не собирался, но сохранить хорошие отношения с отцом ему от чего-то сильно хотелось. Дело было даже не в договорённостях между кланами, в его душе теплились поистине детские мечты о признании, уважении и воссоединении семьи. Надежды вскоре рассыпались осколками, оставив на сердце мелкие раны. Цзинь Гуаншань не обращал внимания на гостя из чужого клана, отказывался говорить без главы Не, но позволял Яо оставаться в гостевых покоях. Это была та соломинкой, за которую он зацепился, однако был нелепо обманут. То ли глава Цзинь не поверил Яо, то ли он хуже, чем всегда казался, но когда его рука вульгарно легла на талию советника главы Не и стала спускаться ниже, тот едва смог скрыть эмоции и поспешил закрыться в своих покоях. Воссоединение семьи — не то, чего хотел Гуаншань, а причина поведения крылась в его гнусном досуге. На его счастье, Яо не отличался болтливостью, потому молчал, но до тошноты опасался, что это может произойти вновь, если он задержится хотя бы на день. Не Хуайсан прибыл на следующий же день, и пока обменивался любезностями и поддержкой с главой Цзинь, заметил в стороне своего советника, который, кажется, сомневался, стоит ли ему подойти. Хуайсан тут же улыбнулся, отвесил очередной вежливый поклон, и поспешил к Яо, позволяя себе убрать веер и даже взять советника под руку, уводя подальше от главного зала, где их могли бы услышать.

— Он бы не рассказал мне лишнего, просто побыли приветливыми. А ты здесь подольше, расскажи, что интересного выяснил? — Хуайсан тепло улыбался, и Яо невольно повторял этот жест, потому что видеть этого юношу таким радостным стало его обыденностью, без которой он слабо представлял дальнейшую жизнь, собираясь и в будущем оказывать ему поддержку в развитии ордена.

— Мне кажется, этот город скорее разрушит себя изнутри, нежели по вине неизвестного убийцы, — отвечал Мэн Яо, вспоминая обо всем, что успел услышать меж тонких стен башни Золотого карпа. — Конечно, у главы Цзинь полно врагов сейчас, но кто бы мог решиться на подобные зверства… Скорее всего, этот кто-то платит наёмнику хорошие деньги , а тот, в свою очередь, явно следует тёмному пути.

— Звучит это всё жутко, — Хуайсан покрылся мурашками, прижимаясь к советнику. Тема колдовства была сложной и запутанной, особенно в том проявлении, какое заставали жители Ланьлина. — Но от чего сейчас всё затихло? Люди ждут каких-то изменений, но убийца или его наниматель так и не объявились. Такие мерзкие дела точно нелегко раскрыть… Вдруг это не просто убийцы, а какие-то демоны?

— Демоны, если и ведут себя жестоко, то не столь мудро прячась. Значит, это всё же человек, либо демон высшего ранга… Но зачем ему понадобилось нечто подобное?.. Чем дольше размышляешь над этим, тем больше вопросов возникает, глава Не, вам бы пообщаться с другими, может, сами выясните.

— Мне просто нравится слушать твои умные мысли, А-Яо! Конечно, я поговорю с Цзян-сюном, когда тот, наконец-то, соизволит явиться сюда.

— Уж не за пленницей ли?

— Какой-такой пленницей?.. Тут же свадьба намечается у его сестры. Об этом, кстати, что-то болтали?

— Ходит слух, что Цзян Яньли беременна, и ребёнок не от Цзинь Цзысюаня, а свадьба эта — формальность, очередной договор двух орденов.

— Чепуха! Они же съедают друг друга глазами! Люди просто завидуют их любви, потому что в своё время поженились как раз по расчёту, а этот союз — самый что ни на есть совершенный, ты так не считаешь, А-Яо?

— Не знаю, — Яо пожал плечами, ведь никогда не был близок с этими людьми, чтобы судить. — Раз уж свадьбе быть, наверное, наставницу Цзян Яньли выпустят из тюрьмы.

— Эту Мэйцзин? А-а-а, вот ты о чём! Нет-нет, Цзян-сюн в ней не заинтересован, поверь мне, я видел всякое… Просто девушка - очень талантливая врачевательница, и этот молодой глава хочет прибрать её навыки к себе, точно тебе говорю!

— Её вину так и не доказали, но и оправдать до конца не смогли, да и дома у неё нет, Мэйшань и Цишань скоро будут стёрты даже на картах… Вот только девушка с головой ушла в медитацию и ни с кем не общается, потому даже выгнать её не представляется возможным. Лекарь заглядывал к ней, говорил, что она то ли больна, то ли проклята. Сердцебиение и дыхание очень слабые, духовные каналы закрыты, а в таком состоянии медитация невозможна. По крайней мере, в привычном понимании вещей это бессмысленно. Правильнее говорить, что девушка в глубоком сне, живая кукла…

— Жуть какая! Возможно, это временно. Кому вообще выгодна смерть той, которая смогла так хитро избавиться от самого Вэнь Жоханя? Её не должны были судить, в этом я целиком разделяю мнение Цзян-сюна. Или думаешь, она сама себя так истязает?.. Это ещё хуже. Кстати, пойдём подслушаем кое-что, пока госпожа Цзинь ещё здесь?..

Яо слегка улыбнулся и согласно кивнул. Хуайсан тут же поудобнее схватился за его рукав и потащил за собой обратно в зал.

Тем временем двери дальних покоев пленницы широко распахнулись, и в комнату зашёл лекарь. Шикнув на прислугу, он взглядом проследил, пока те отойдут как можно дальше, стерев им память за слабый щелчок пальцев и, наконец, сбросил с себя маску, в точности повторяющую человеческое лицо. Синие глаза заблестели под светом солнца. Работа мастера, но жалеть не хотелось. Избавляться от следов перевоплощений приходилось старым и проверенным методам. Демон закрыл за собой двери и, морщась, попытался прожевать кожаную маску. Каждый визит главы Цзян и его помощника мог сорвать все планы, никогда не знаешь, чего ожидать от тех, кто знает больше, чем должен.

Что-то не давало Вэй Ину выдать тайны так просто, и это мешало синеглазому планировать на будущее, правда могла вскрыться в самый неудачный момент. Потому он решил сидеть тихо до тех пор, пока Вэй Ин не сделает первый шаг по разоблачению. Этот спектакль стоит того, чтобы увидеть и насладиться, ведь у демона уже заготовлен свой собственный, где Усянь является главным героем и злодеем одновременно. Единственное, что приводило мысли демона в покой - это письма его ученицы. Пускай сила Цзян Яньли росла, а её золотое ядро становилось наверняка сладким на вкус, совесть Яньцзина не позволяла причинить вред девушке, потому что он сам в далёком прошлом переживал подобное. Кто знает, как сложилась бы его жалкая жизнь, если бы однажды глава клана Билю не подобрал ребёнка с улицы.

Яньцзин часто вспоминает прошлое, цепляется за него, так бывает, если остаётся что-то неразрешенное или несправедливо отнятое всё ещё терзает сердце обидой. Даже если от того же сердца в мёртвом теле не осталось ничего, в груди демона до сих пор много боли, отголоски которой прячутся за звоном драгоценностей. Устало присаживаясь на пол, он закрывает глаза и вновь перекрывает свои духовные каналы. Привыкший прятать сущность в людных местах не выдаст себя даже перед сильнейшими заклинателями. Впрочем, такое под силу и всякому непревзойдённому.

За стеной послышался шум, чья-то беготня вынудила навострить уши. Похоже, кто-то пожаловал, и прислуга спешила справиться с обязанностями. Яньцзин зажмурил глаза, пытаясь расслышать, о чём говорят служанки, но до него доносились лишь обрывки фраз. Хватило и этого, когда послышалась знакомая фамилия, вынуждающая то ли скривиться лицом, то ли показать клыки.

Цзян.

Этому клану не так много лет, как клану Юй, но всё же родство их связало, и Яньцзину было плевать, кому мстить. Всё шло по длинной цепочке почти две тысячи лет, и опускать руки попросту не приходило демону в голову. Терпение стало его основной чертой, с которой он держал себя в руках и молча ждал, молча слушал, пока план в его голове зарождался по крупицам, основываясь на поведении окружающих.

Суета за пределами «темницы» стала бы кошмаром для человека с чутким сном, и к счастью, Яньцзин не спал практически никогда. День за днём слышались быстрые шаги, шум падающих вещей, что-то даже разбилось. Намечался какой-то праздник. И всё равно демон делал вид, что ему это неинтересно, он бы точно не стал выходить из покоев и что-то спрашивать. Образ «куклы в полусне» его вполне устраивал, а главное не вызывал подозрений. Однако за несколько дней в нём зародилось нехорошее предчувствие, что всё-таки придётся выйти за порог под странным предлогом, ведь суета очень уж напоминала подготовку к приёму большого числа гостей и свадебной церемонии. При всём своём тёплом отношении к ученице, Яньцзин не явился бы на свадьбу, ему хватило того суда. Конечно, это неплохая возможность собрать кучу слухов, о себе в том числе, но демон в подобном не сильно заинтересован, а кроме этого остаётся только пить вино и абсурдно строить глазки главе Цзян. В таком ключе это уже звучало лучше. Цзян Чэну стоит внимательнее следить за своей чаркой вина, вдруг там окажется парочка капель смертельного яда… Вот только, что бы ни придумывал себе демон, его никто не пригласил. То ли дело в заработанной репутации, то ли в «глубокой медитации», из которой Цзян Яньли попросту решила не вырывать свою наставницу.

Свадьба была поистине роскошной, в духе клана Цзинь, разумеется. И хотя клан Цзян не мог похвастаться приданым, на это никто не обратил внимания и не придал обсуждению, ведь многие прекрасно замечали, что стали свидетелями редкого брака по любви. Ланьлин ступил на светлую полосу своего существования просто потому, что виновник прежних тревог сидел взаперти и думал, почему же его не пригласили. Люди осыпают молодожёнов подарками, цветами и лестными поздравлениями, пьют вино за их благополучие, и им кажется, что теперь всё будет иначе. Без сплетен не обходится ни одно подобное мероприятие, и много кто шептался о том, как изменилась фигура невесты. Публичное заявление о беременности решили сделать после свадьбы, а чужие разговоры игнорировались. Конечно, если клевета становилась чересчур громкой, одного взгляда жениха в сторону хватало, чтобы все замолкли. Особенно, если к взгляду дополнением прилагался и другой, от братьев невесты.

Цзян Яньли улыбается своему мужу и легонько кладёт голову ему на плечо.

— Жаль, наставница сейчас в медитации… — с грустным шёпотом выдаёт она, и Цзысюань нежно берёт её руку и прикладывает к губам.

— Кто-то ещё верит, что она из клана Вэнь и потому опасна, лучше загляни к ней сама. Она же слышит и понимает, возможно, ответит даже. Только будь тише, а то все решат, что ты сбежала от меня, — в ответ Яньли поднимает на Цзысюаня удивлённый взгляд, быстро целует его в щёку и, подозвав к себе служанку, делает вид, что ей нездоровится и уходит в соседнюю комнату. Цзысюань решает ответить им сам. — Не переживайте, госпожа пролила вино на мантию и скоро вернётся.

Яньли шла очень быстро, почти бежала, по пути даже захватив с собой несколько сладостей со стола, прямо по пути заворачивая их в пергамент и облизывая пальцы от карамели. Вдруг перед ней показались слуги, и девушка ускользнула в ближайшую комнату, стараясь остаться незамеченной. Позади себя она увидела высокие стеллажи с бутылями разнообразных вин.

— Как удачно, — подумала Яньли и взяла первую же бутыль, до которой дотянулась. Открыв её, девушка тут же сморщилась, потому что вино пахло сильно, пробовать на вкус даже не хотелось. Вернув бутыль обратно, Яньли потянулась к другой на соседней полке. Запах оказался в разы мягче, и бутыль тут же скрылась под ярко-красной мантией.

Девушка аккуратно выглянула за дверь и, убедившись, что поблизости никого нет, поторопилась дальше. Обдумывая, с какого края подойти к дальним покоям, минуя при этом охрану, Яньли обратила внимание, что никакой охраны и не было. Возможно, все собрались на празднике, и присмотр за вечно тихой пленницей не так уж важен. Тем не менее, это было на руку. Девушка тут же зашла в покои и могла спокойно выдохнуть. Её наставница сидела на полу с закрытыми глазами и, кажется, выглядела бледнее обычного. Она знала, что человек, будучи в такой глубокой медитации, вряд ли прервётся на еду, тем более, на десерт, но всё же была уверена, что хотя бы сегодня сможет достучаться до её сознания, пока глубокий сон не начал сильнее вредить ей. Яньли поставила на пол бутыль вина и развернула пирожные. Разве что о бокале не подумала. К счастью, в этих покоях была какая-то посуда, слуги всё же приносили сюда еду и воду, однако не видели, чтобы пленница к ней притрагивалась.

— Наставница… Сегодня день моей свадьбы, — сказала Яньли, улыбнувшись. — Я бы хотела, чтобы вы были там, вместе со мной, сидели рядом с А-Чэном и А-Сянем и пили вино, но понимаю, что это плохая затея, многие будут косо смотреть на вас, пускай и прошло уже много месяцев с вашего… заточения. Хотя зная ваш характер, понимаю, что их взгляды — последняя из волнующих вас вещей, и всё же не хочется, чтобы вас чем-то обидели.

Яньли грустно опустила взгляд и взяла наставницу за руки.

— А-Чэн про вас спрашивал, волнуется. Даже не знаю, как ему сказать, что вы белее снега сейчас… И пульс я не слышу… Пожалуй, мне не надлежит касаться вас вот так, всё-таки я теперь замужняя женщина, но мы хотя бы здесь одни, и, вроде, никто не видел, как я сюда проскочила… Знаете, я до сих пор не могу понять, зачем мужчине нужно притворяться женщиной. Нас не ставят наравне, как бы не старались превзойти мужчин в чём-либо, нас легче опозорить и унизить… Почему вы решили, что заслуживаете это? Ваши чары сильные, наверняка вы уже многих обманули, но кожа на руках слишком грубая, а пальцы не очень-то женственные, если присмотреться. Вряд ли вы вообще кого-то подпускали к себе достаточно близко, чтобы им удалось это узнать, не правда ли? В любом случае, я уважаю вашу силу и благодарна за то, чему вы смогли меня научить. Некоторые ваши заметки я до сих пор разбираю, не хватает вашей подсказки и поддержки. Надеюсь, вам станет лучше как можно раньше, и мы с вами впервые за долгое время поговорим, я очень соскучилась.

Яньли неторопливо поднялась и сделала низкий поклон.

— Пожалуйста, наставница, придите в себя хотя бы до рождения моего ребёнка… Это было бы очень… Спасибо вам!

По щекам девушки потекли слёзы, и она поспешила выйти из комнаты, чтобы не поддаваться чувствам ещё сильнее, а пудра на лице не испортилась. Охрана поблизости так и не появилась, потому Яньли очень скоро вернулась на свадьбу незамеченной. Тем временем в дальних покоях демон устало вздохнул и с горла сделал несколько больших глотков вина, а когда открыл глаза, то из них мелко брызнули слёзы, которые он тут же вытер рукавом и всем телом рухнул на пол.

«Почему вы решили, что заслуживаете это?»

Когда Яньли вернулась в главный зал, Цзыюсань беспокойно взглянул на неё и протянул руку. Девушка нежно вложила в неё ладонь и села рядом, прижимаясь и стараясь держать на лице улыбку. Цзысюань тут же обнял её, целуя в макушку, и шёпотом велел посмотреть в сторону. Яньли перевела взгляд и увидела, как Вэй Ин улыбнулся и помахал рукой. Цзян Чэн задумчиво и слегка грустно смотрел на тарелку с едой и сначала не отреагировал, когда Усянь начал толкать его под локоть, желая привлечь внимание. Он всё же взглянул на него и сестру, и лицо его стало ещё тревожнее. Нельзя было допускать даже мысли, что сестра заплачет на собственной свадьбе, разве что от счастья, но её лицо с этой натянутой улыбкой выглядело очень уж печально.

— Переживает за наставницу, полагаю, — вздыхая, говорит Цзян Чэн. — К тому же здесь столько всего случилось, а она будет совсем одна.

— Что значит одна? А муж? — спросил Вэй Ин и аккуратно переместился к его столику, чтобы говорить потише.

— Сам подумай, откуда у него сейчас свободное время?.. Ну, побудут они вдвоём пару недель после свадьбы, а что потом? Даже не хочется забирать Мэйцзин в Юньмэн…

Вино пошло не в то горло, и Вэй Ин прокашлялся, ударив себя в грудь и после переспросив.

— Мэйцзин что? За каким гуем она тебе в Юньмэне?

— Она врачевательница, её навыки будут полезны. А ещё, она родом из Мэйшаня, и…

— Какая разница, откуда она родом? Была бы из Юньмэна, я бы понял твоё стремление, а так — чепуха! Не нужны нам лекари, если что, я сам обучусь и стану тебе полезен, сгодится?

— А-Сянь... — Цзян Чэн тихонько рассмеялся и легонько провёл рукой по его бедру, но Вэй Ин на подобное не повёлся и продолжил возражать.

— Скажи мне честно, если бы не я, ты бы уже женился на ней, не так ли? Красивая, умная, не очень сильная, смиренная или что там ещё в твоём списке!

— Зачем ты вспоминаешь об этом? Я же лгал матушке, чтобы она как можно дольше искала мне невесту, потому что люблю тебя, балбес…

— Раз так, то никакой Мэйцзин! Может, однажды она нам и помогла… Но на этом всё! Просто прислушайся ко мне, ладно? А-Чэн… Я за тебя переживаю, за нас. Юньмэн Цзян недостаточно окреп, чтобы так смело принимать туда людей с сомнительной репутацией.

— Ты что, тоже думаешь, что она опасна, раз убила Вэнь Жоханя? — на этом вопросе глава Цзян приметил лишние взгляды в свою сторону и тут же осёкся. — Лучше замолчи, не порть мне настроение…

Вэй Ин отвернулся, но не отсел обратно за свой столик, невзирая на обиду, и незаметно взял Цзян Чэна за руку, крепко переплетя пальцы. В последнее время они ругались предостаточно, пускай всё и заканчивалось поцелуями на столе в кабинете, стоило пресечь конфликт на корню, особенно на глазах общественности. В конце концов, они единственные близкие люди друг у друга, а их любимая шицзе теперь будет далеко. Никаких примирений на мизинцах, как в детстве, никакого лотосового супа, только по праздникам и в гостях, никаких утешительных объятий, когда одиночество в Пристани, кажется, доедает остатки души. Лёжа на одной кровати, отвернувшись друг от друга, они ощущали холод до костей, озера вызывали лишь тянущие на дно уныние, а пейзажи заново отстроенной резиденции — горькую скорбь. Стоило Цзян Чэну прижаться к Вэй Ину посреди ночи в поисках теплоты, как его окутывало тёмной энергией, которой питалось новое духовное оружие шисюна. Разумеется, он не мог понять причину, только наивно цеплялся за последнюю нежность, на которую Вэй Ин был не способен. Пока его тело ещё теплилось на шелках Пристани Лотоса — ум был явно далеко отсюда, под кронами деревьев, увешанных талисманами защиты, планировал и обдумывал спасение людей, чьё существование под угрозой из-за влияния сразу двух миров.

Крайне не хватало поддержки в лице Сань Лана, но у Вэй Ина не хватило бы сил спуститься в Преисподнюю, дабы отыскать единственного союзника, призывать высшую нечисть — зря тратить время, в силу её горделивого характера. Вэй Ин хотел бороться со злом, но в итоге стал от него зависим во всех отношениях, и при этом всё ещё боялся, что его огромные планы на месть как-то затронут Цзян Чэна. Чем меньше жертва знает об угрозе, тем проще, а сильного заклинателя и градоначальника Призрачной столицы хватит, чтобы одолеть древнего князя, вынужденного голодать и растерявшего из-за этого демонические силы. Так казалось Вэй Ину, и он не собирался менять тактику, точно не без совета со стороны.

И план бы шёл дальше, если бы клан Вэнь оставался в тени, однако не каждая его ветвь, покинувшая Цишань в разгар войны, смогла скрыться. Паранойя видела врагов в лицах тех, кто даже не был толком причастен к событиям. А главное, Вэнь Сюй всё ещё считался беглецом, отнюдь не мёртвым. Пугливые заклинатели осмелились зайти на богами забытые территории бывшего Цишань Вэнь и отыскать загадочные барьеры. Каково было их удивление, когда, вступив на гору Луаньцзан, один из адептов оказался оплетен ветвями, шипы которых впились в кожу и в миг обездвижили жертву. Заклинатели припомнили некоторые трупы, так же пленённые, но уже в Ланьлине, и решили, что наконец нашли убийцу, потревожившего покой не одного города. Однако пройти барьер оказалось сложно, к тому же ветви не позволяли даже попытаться снять защиту. Люди из клана Вэнь, заметившие непрошеных гостей, совершили ошибку, выходя из укрытий и усиливая барьер так, как их научил Вэй Усянь. Противники оказались отнюдь не глупыми, но всё же неосмотрительными, потому попадали в обмороки от удушающего синего дыма, наведя тем самым такую панику, что и прочие заклинатели, и жертвы за барьером поспешили скрыться. Женская фигура в тёмно-синем одеянии создавала одни чары за другими, отталкивая от себя людей, те плевались кровью и бежали прочь, очевидно, докладывать своим главам, потому оставаться на Луаньцзан было небезопасно. Старшие, конечно, были рады вновь видеть Мэйцзин, слухи до них едва ли доходили, но всё же решили, что нужно отправить письмо Вэй Ину и рассказать о случившемся, а также попросить помощи. Только один мужчина свернул конверт, собираясь использовать давно заготовленный талисман, дабы послание дошло быстрее и без крови получателя не явило себя посторонним, как вдруг Мэйцзин протянула к нему руку и вежливо улыбнулась.

— Я отправляюсь в Юньмэн, передам Вэй Ину лично в руки, — произнесла та дружелюбно. Мужчина молча взглянул ей в глаза и одурманенный чарами, не заметив, как в тех блеснула синева, отдал девушке письмо. Она тут же выхватила его и скрылась из виду, убегая прямиком в лес и обращаясь в синюю дымку, которую уже никто не смог разглядеть в тени. Действовать приходилось быстрее, чем обычно, но демон почти привык быстро бегать, меняя маски одни за другими.

В Юньмэн он собирался явно позднее, да и его внимание сильно переключилось сразу после того, как письмо оказалось в руках одного из синеглазых приспешников из Мэйшаня. Многие месяцы Яньцзин находился в активных поисках Вэнь Сюя и впервые застал его около северной границы. Труднее всего было обойти горы, а охрана, которую нанял наследник официально вымершего клана, оказалась силой, но не осмотрительной, против высшей нечисти пойти было куда сложнее, чем против союза великих орденов, от которых демон неспеша избавлялся, наводя шум изнутри. Вэнь Сюй не прятал свою высокомерную и брезгливую натуру, мог ударить прислугу или с угрозой обнажить меч, но говорил очень тихо, потому демон решил не подслушивать и не церемониться. Синяя дымка ослепила заклинателя и его помощников на время, за которое удалось несколько раз взмахнуть кинжалом в воздухе, чтобы земля обильно окропилась алой кровью. Яньцзин подумал о том, что мог бы выручить большие деньги за голову Вэня, однако золото отнюдь не дороже невинных жизней. Тело Вэнь Сюя было разорвано на части, каждая из которых оказалась в ближайших городах, клановые одеяния демонстративно сожжены, а глаза, которые Яньцзин лично заменял, чтобы заслужить доверие в ордене, первым делом оказались раскушенными острыми клыками, как и золотое ядро. С оставшимися трупами демон не сделал ничего особенного, его накрыло отвращением к происходящему, к самому себе, потому он довольно скоро поспешил вернуться в Мэйшань, чтобы в своём маленьком укрытии упасть на колени и склониться у таблички с именем учителя.
Впервые в его домике царил полный беспорядок: вещи разбросаны, на полу рассыпаны порошки и сухие травы, а в самом углу, около статуи божества, заросшей травой, на нескольких стопках сложенной ткани лежала большая кукла. Её тело реалистично повторяло мужское человеческое, только демон изготовил не все части. Одна из конечностей лежала поверх торса и сделана была лишь на половину, потому можно было увидеть, как внутри полой конструкции переплетено множество золотых толстых нитей, истекающих синей демонической кровью. Для создания этой марионетки, причины затишья в Поднебесной, не хватает самого важного, и Яньцзин сделает всё, чтобы исполнить задуманное.

Тем временем в Юньмэне преисполненный тревогой Вэй Усянь, рисующий талисманы, пытается обдумать свои дальнейшие действия. Благодаря беспечности демона, он всё же самостоятельно узнаёт о том, что случилось на Луаньцзан, ведь такие новости не могли остаться без громким обсуждений. Пока он находился в пути туда, даже не предупредив об этом главу Цзян, то успел представить в голове сразу несколько вариантов развития событий, но лишь одно было важно — спрятать людей. Открытый бой он выстоит, но это отберёт много сил. Было решено договориться с кланом Вэнь, чтобы они выбрали: либо они принимают Цзинь Гуаншаня как нового заклинателя, соглашаясь на его условия, которые Вэй Ин не мог предугадать, либо они меняют свои фамилии и, притворившись жителями Мэйшаня, уходят жить в Юньмэн. Сердце Вэй Ина сдавило в груди совестью и беспокойством, что Цзян Чэн так и остался неосведомленным обо всём, ведь сейчас идет речь о том, чтобы клан Вэнь расположился на его территории, и пускай эта ветвь не имеет прямого отношения к злодеяниям Жоханя, у всего заклинательского мира сложилось свое мнение, против которого невозможно было пойти без жертв. Много кто согласился на обман, и они убедили оставшихся пойти на те же уступки, хотя бы с этим Вэй Ину не пришлось разбираться. Однако выдохнуть с облегчением всё ещё казалось невозможным.

Вэй Ин шёл вдоль барьера, отмечая трещины, и вдруг к его ноге прильнул всем телом ребёнок.

— А-Юань, здесь небезопасно, — Вэй Ин провёл рукой по его волосам и взглядом указал на женщин, которые были заняты на грядках, — лучше помоги тётушкам.

— Здесь так скучно, мне надоело перебирать овощи… — ответил мальчик, с обидой поджав губы. — Я скучаю по тебе и Мэйцзин, но вы так быстро уходите…

— Мэйцзин была здесь? — встревоженно спросил Усянь и наклонился к ребенку. Тот согласно кивнул и вытер со щеки набегающую слезу. — Что она делала?

— Спасла нас.

Было странно, что никто, кроме Юаня, не рассказал Вэй Ину об этом, даже Вэнь Цин, которая, как ему казалось, была осведомлена, с какой угрозой они имели дело всё это время. Похоже, тот факт, что демон спас её брата, всё менял в отношении, ко всему прилагались ещё и чары, сильно действующие на восприятие окружающих, и неизвестно до конца, дело только в миловидном женском личике демона или в запасе есть иллюзии похуже. Вэй Ин уже потерял надежду внушать что-либо остальным и решил действовать по-своему, к счастью (или нет), Мэйцзин скрывалась как раз от его гнева и проблем не создавала. Даже наоборот, что не может не вызывать всё больше подозрений.

— Злые люди хотели разрушить барьер, но пришла Мэйцзин и наколдовала что-то, те разбежались, но ведь они вернутся, да?

— Не волнуйся, А-Юань, скоро мы все будем в безопасности, жизнь сильно поменяется, но обещаю, что в лучшую сторону… — Усянь ласково погладил его по голове, улыбнувшись. — Лучше тебе не думать про Мэйцзин, она слишком непредсказуемая и опасна, ты просто ещё слишком маленький, чтобы понять некоторые вещи.

— Насколько мне нужно вырасти, чтобы отличить плохое от хорошего?

— Мой шиди до сих пор не отличает, а он уже большой, да и я вовсе вас не виню за это. Обстоятельства покажут, главное, держись поближе ко мне, договорились?

Мальчик неуверенно кивнул и вернулся к своей бабушке, оставляя Усяня наедине со своей тревогой.

В конце концов, тот решается и пишет Цзян Чэну письмо с просьбой обеспечить безопасность в пути. Пишет отчаянно, жалеет, но рвать пергамент не хочет, оставляет как есть каждое слово. Несколько синеглазых смогли перехватить письмо, получили приказ доставить его в руке главе Цзян и послушались, скрывая недовольство. Цзян Чэн не колебался и пошёл навстречу Вэй Ину, рисковать было особо нечем, всего-то отправить на подмогу пару-тройку адептов, но никто не ожидал, что людям не позволят уйти с горы именно демоны, а не другие заклинатели. Вэй Ин переводил не всех, выбрал небольшую группу и лично повёл через лес, чтобы на середине пути встретиться с адептами своего ордена. И не зря, паранойя преследовала его не первый день и была пока единственным помощником. Когда демоны кинулись на людей, Вэй Ин успел поставить защиту, однако его магии не хватило, чтобы попросить о помощи, а сигнальных огней он не обнаружил. Приходилось ждать, стоя на одном месте, а нечисть всё пребывала, хотя и не казалась особо опасной, лишь преграждала путь, но не спешила яростно атаковать. Вэй Ин не знал, как себя вести, ведь провоцируя или ожидая он всё равно рисковал сразу несколькими жизнями, а демоны явно не отличались терпеливостью. Тьма вокруг сгущалась, люди начали закашливаться и падать в обморок, как вдруг синий туман начал рассеиваться быстрыми взмахами чужого меча.

Сила Баоюэ угасала, если оружие не подпитывалось демонической энергией, а так как Сань Лан был далеко, Вэй Ин не знал, откуда её черпать, многое он оставлял на «чёрный день». Впереди показался знакомый силуэт, и Вэй Ин, кажется, выдохнул с облегчением. Но стоило ему обернуться на чей-то вскрик, он обнаружил, как барьер пал, и синеглазые схватили клан Вэнь. В их сторону кинулось сразу двое, и лезвие Баоюэ засверкало красным, рядом с ним ощущалась тяжёлая аура от костяного меча, резьба на котором была уже знакома юноше.

— Почему ты не используешь энергию, которую я дал тебе? — спрашивал Мин И, не глядя на Вэй Ина и продолжая отбиваться от синеглазых.

— А? Когда такое было? — удивился тот, так же не отвлекаясь от битвы. Мин И резко изменился в лице и стал наносить удары быстрее, словно срывая на демонах свой внезапный гнев. — Полегче! — успел произнести Усянь, прежде, чем последний из синеглазых с отрубленной головой упал на колени, и мужчина, которого нечисть удерживала и норовила укусить, тут же отскочил в сторону от костяного лезвия. — Они не могли так быстро прибежать сюда из Мэйшаня, значит, князь Билю следит за каждым нашим действием…

— Ты собирался в одиночку провести этих людей? И куда же?

— Мне должен был помочь Цзян Чэн, но из-за этих выродков пришлось задержаться. Я отведу людей в Юньмэн, несколькими заходами.

— Я помогу, — холодно ответил Мин И, пряча оружие и помогая какой-то женщине из клана Вэнь подняться на ноги. — Билю Яньцзин сюда не явится, пока я здесь.

— Он явно не желает смерти этим людям, ты же заметил, как они ведут себя?

Мин И не успел ответить, как сзади вновь послышались болезненные вскрики людей. Раны, оставленные демонами, продолжали кровоточить без остановки, болеть и гноиться с необычайной скоростью. Даже крохотные царапины смертельны, если противник — синеглазый демон. Раненые начинали бледнеть и кашлять, и рядом не оказалось лекаря, так как он первый потерял сознание, из его рта уже текла кровь. Вэй Ин вновь испытал испуг, нервно хватаясь за рукав друга.

— Позови на помощь Цзян Чэна, скорее, Мин И!

— Они трупы, забудь.

Вэй Ин уже понял, что демоны пустили яд, и теперь эти люди со дня на день погибнут от макового поветрия. Земля ушла из-под ног, и юноша, подкосившись, едва не упал сам, вовремя опершись на Мин И, который тут же приобнял того за талию.

— Тебя тоже задело? — Вэй Ин покачал головой в ответ. — Тогда в чём дело? Не переживай за них, они недолго промучаются.

— Я обещал их защитить… Найти им новый дом, где они могли бы вновь жить свободно, не боясь преследования и всех этих нечистот… — голос юноши заметно дрожал, а его кожа бледнела сильнее прежнего. Он понимал, что без жертв в затяжной схватке не обошлось бы, однако прямо сейчас глядя на раненых, Усянь не мог примириться с поражением.

Мин И уже не хотел говорить попусту слова поддержки, это явно ему не нужно, потому только молчал и придерживал за талию, замечая, насколько тоньше она стала с последнего его прикосновения. Вэй Ин действительно не жалел себя, нутро требовало подпитки, оружие — тоже, ко всему нужны ещё силы на простое человеческое существование, на повседневную жизнь в стенах ордена, восстанавливая его силу и репутацию. Но у Вэй Ина не было сил уже ни на что. В попытке разорваться между всеми целями, он остаётся один, между громовым раскатом и загробным пламенем, и даже холодное плечо Мин И кажется ему таким мягким, что голова падает на него совсем без желания что-то предпринять, мысли вытесняет неясный шум. Мин И становится не по себе, что этот сильный заклинатель так просто сдаётся, но молча поднимает его на руки, не ощущая сопротивления, и уносит обратно на Луаньцзан. Люди испуганно смотрят им вслед, держась за горло и захлёбываясь собственной кровью, понимают, что их даже не попытаются спасти, и за последним вздохом они испытывают разочарование. Обиду, которая точно не уйдёт без следа.

Вэй Ин пролежал в беспамятстве ещё несколько минут, пока догорала палочка благовоний, слабо ощущая, как Мин И отдаёт ему духовную энергию, держа за обе руки. К тому времени адепты ордена Юньмэн Цзян уже подходили к барьеру. Цзян Чэн чувствовал себя неуверенно в подобном месте, но он уже понимал, что задуманное пошло не по плану, и спешил, стараясь оставить всякий страх позади. Защитные чары не сработали на его присутствие, ветви аккуратно расходились в стороны, позволяя главе Цзян оказаться на территории Луаньцзан. Навстречу ему вышел Мин И.

— С ним всё будет в порядке, — сразу сказал он, игнорируя всякое приличие и даже приветствие, на что Цзян Чэн лишь хмуро свёл брови.

— Вы из клана Вэнь?

— Нет. Моё имя — Мин И, я… друг, — звучало неловко, тот даже прокашлялся, но иначе его действительно не назовёшь. Помощник или союзник? В чём? Решено же не раскрывать планов перед главой Цзян раньше времени. Остаётся только друг. — Он отдыхает. Потерял много сил. Переживал.

— Кто-то помешал идти?

— А вы не видели трупов по дороге сюда?

— Ни одного.

Мин И старался не менять выражение лица, хотя был искренне удивлён, как быстро князь Билю избавился от улик и, возможно, ещё живых свидетелей на их последнем издыхании.

— Демоны перегородили дорогу, — продолжил Мин И, — не старались убить, однако ранили всех, оставив в телах яд. Маковое поветрие… В следующий раз, вам стоит идти быстрее.

— Ты винишь меня в их смерти? Была договорённость: мы встречаемся на середине пути. Нельзя было дать какой-то сигнал?

И действительно, Мин И тоже это смутило. Они явно оказались в одной из самых продуманных ловушек, а теперь неизвестно, получится ли пройти вновь, отведя остальную группу людей.

Дождавшись пробуждения Вэй Ина, Цзян Чэн, преисполненный беспокойством, взял его за руки и, помогая приподняться, притянул к себе для объятий. Тот сонно улыбался и прижимался в ответ, согреваясь, ведь в храме было непривычно холодно, хотя горела каждая из зачарованных свеч.

— Лучше нам повременить с переселением, — шёпотом заговорил Усянь. — Пока не продумаем другой путь. Мне… просто нужно время подумать…

— Пока ты будешь думать, сюда придут другие кланы и наведут свои порядки, — послышался голос Мин И из угла храма.

— Я их не брошу…

— Да мы уже поняли, что ты упрямец и болван.

— Мин И, свяжись с Сань Ланом, нам нужна помощь… Мне нужна…

Цзян Чэн слегка напрягся от этих слов, но из объятий того не выпускал, молча слушая. Отсутствие Сань Лана его более чем устраивало, было как никогда спокойно, никто не отбирал внимание, а Вэй Ин не терялся по вечерам в поисках развлечений.

Мин И в ответ молча кивнул и сразу же исчез, не удосужившись притвориться самым обычным заклинателем и выйти через дверь, оставляя после себя мокрый след мутной воды. Вэй Ин бы соврал, сказав, что рад видеть шиди здесь, рядом с ним. Обстановка вокруг никак не настраивала на положительные эмоции, особенно на какую-то близость. Больше всего ему хотелось спрятать Цзян Чэна подальше от своей тьмы, от этого пристанища, полного опасных артефактов, от людей, считающихся предателями. Нельзя затронуть репутацию ордена, нельзя вредить его меридианам, таким тонким и пережившим непростую пересадку золотого ядра. Вэй Ин вдруг прижался крепче, без слов, зная, что тот вновь пропустит их мимо ушей. Беспокоясь о безопасности друг друга, они тонуть вдвоём, каждый из них слабеет: один от голодной тьмы внутри, другой — от недостатка любви и нежности.

— Прости меня… — единственное, что Вэй Ин способен выдавить из себя, прежде чем вновь впасть в беспамятство, обмякая в крепких объятиях.

***

Задержка на Луаньцзан стоила главе Цзян некоторой бдительности и троих жертв. За время его отсутствия в нескольких домах, принадлежащих двум даосам и сыну какого-то чиновника, случился пожар. Обстоятельства напоминали Ланьлин, и жители испугались даже заходить в полуразрушенные здания, чтобы не увидеть там ритуальные символы.

На следующий день глава Цзян лично осмотрел места пожара, а вскоре к нему подоспел и Вэй Ин, чтобы получше рассмотреть то, чего ему не удалось в Ланьлине. Ему было позволено читать отчёты, но это не то же самое, лучше один раз увидеть. Трупы не оказались обезображены, как все предыдущие, лишь немного подгорели конечности, но расследование выявило, что причиной смерти всех жертв являлось удушье, а в их горле обнаружили маковые красные цветы. Читая отчёт, Цзян Чэн бледнел и менялся в лице от ужаса, а после сразу же приказал усилить охрану на границах. Ритуальные убийства, по его мнению, дело рук тёмного заклинателя, вот только установить его личность не выходит уже который месяц. Свидетелей попросту не существует, он словно приходит из ниоткуда, невидимый совершает свои зверства и уходит, оставляя лишь кровавый след. Прежде в записях не упоминались никакие цветы, только сухие ветви.

Глава Цзян не мог не обсудить этот вопрос с Цзинь Цзысюанем, так как у главы Цзинь времени, очевидно, на это не находилось, и они вдвоём сразу увидели одну странность. Когда адепты Ланьлин Цзинь отыскали клан Вэнь на Луаньцзан, то их пленили те же ветви, если верить описаниям в отчётах. Однако этих ветвей не оказалось в Юньмэне. Цзысюань ещё не знал, что барьер на Луаньцзан стоит именно благодаря Вэй Ину, но у Цзян Чэна складывался в уме самый разочаровывающий сценарий из возможных, верить в который он пока отказывался.

Вернувшись домой после долгого собрания и перечитывания каждого из отчётов, Цзян Чэн обессиленно упал на кровать прямо в верхней одежде и бездумно глядел в потолок, пока в покои не зашёл Вэй Ин, укладываясь рядом.

— Я весь день мотался по Пристани, — вздыхая, заговорил Усянь. — Тяжело людей успокаивать. Что ты думаешь обо всём этом, кстати? Мы так и не поговорили, ты сразу умчался в Ланьлин…

— А-Сянь, — Цзян Чэн настолько боялся произносить вслух свои догадки, что невольно отвечал шёпотом, — ты сам придумал те талисманы? Которыми ты выстроил защитный барьер на Луаньцзан.

— Сам. А что?

— Значит, и ветви с шипами — твоих рук дело?

Вэй Ин не смог сдержать нервный смешок и поспешил взять Цзян Чэна за руку.

— Думаешь, это я делаю? Взываю к демонам ритуалами, использую те же способы убийств, какими защищаю клан Вэнь, и… И что мне это даёт, А-Чэн?

— Я не хочу в это верить… Но если к этому придёт любой другой орден, а им отчёты зачитываются на каждом собрании, то как ты оправдаешь себя?

В ответ — уже тишина. Вэй Ин резко поднялся, чтобы сесть и посмотреть в лицо Цзян Чэна, который не отводил взгляда с потолка, будто это поможет ему концентрироваться на мысли. Усянь сам понимал, как это воспринимается со стороны, но точно знал, что на его стороне как минимум трое: А-Чэн, шицзе и временно исчезнувший Сань Лан. Значит, что бы ни случилось, он обязательно справится, наивно полагаясь на свои внутренние силы.

— Знаешь, я вспомнил о маках, которые посадил после возвращения из Мэйшаня, — сказал Цзян Чэн, вставая с кровати. — Если никто не ослушался моего приказа, и за ними должным образом ухаживали, то они наверняка уже показали бутоны. Однако… Вдруг они не прижились? За пределами Мэйшаня, кажется, все уверены, что лиловых маков не существует вовсе.

Цзян Чэн подошёл к двери и вдруг остановился в проходе, не оборачиваясь и продолжая говорить.

— В отчёте у жертв нашли красные маки. В Юньмэне их никто не выращивает. А-Сянь… Если на заднем дворе проросли лиловые маки, то я продолжу верить тебе.

Он покинул покои, услышав за спиной, как Усянь шумно упал обратно на кровать. Тем лучше. Шаги его, кажется, становились всё тише, а тревога в груди нарастала. Когда глава Цзян распахнул двери во двор, его сердце и дыхание замерли. Позади резиденции клана действительно проросли маки, но отнюдь не лиловые.

Не прижились. Обманули. Посадили другие, пока он был занят. Или, может, ему показалось из-за лучей солнца или ещё чего. Лиловые маки существуют так же, как прежде существовал Мэйшань Юй, или всё это обман разума, который с целью психологической защиты выдумал обстоятельства? Цзян Чэн тяжело выдыхает и опускается на колени возле куста с уже увядающими маковыми цветами, которые на редкость поздно показали себя, ведь было уже начало осени, пусть и тёплое. Роняющий слёзы глава ордена не слышит, как позади вдалеке злорадный и тихий смех плавит встревоженное нутро синеглазых прислужников, окруживших своего господина. Яньцзин махнул ладонью в сторону, подавая знак об отступлении, как вдруг один из его помощников подбегает к нему вплотную, чтобы прошептать новости.

Молодая госпожа скоро родит будущего наследника.

Chapter Text

В отношении пейзажей Преисподняя мало отличалась от Поднебесной, наоборот, часто повторяла её виды, претерпевая некое искажение, подчёркивала грязные оттенки и всячески вытесняла тепло. Редко, но бывало так, что художники отправлялись в Призрачную столицу не для сделок с нечистью или развлечений, а чтобы сесть на самом крае допустимой смертному границы и зарисовать всё, что успеют увидеть, пока рядом с ними горит божественный огонёк. Хуа Чэн, как главный смотритель пограничного пространства двух миров, никогда не наказывал этих мастеров, порой даже забирал у них их творения. Конечно, в обмен на что-то из частой выручки игрального дома. Эти картины висели в каждой комнате его дворца, но никогда не украшали личные покои, потому что ни один из видов восторга не вызывал. Единственная картина, которая подолгу пробыла над кроватью градоначальника, это изображение Его Высочества принца Сяньлэ. Да и та оказалась спрятана в самый глубокий сундук в сокровищнице, чтобы не явить соблазн поддаться ностальгии. Однако с недавних пор покои вновь стал украшать один незамысловатый рисунок — Пристань Лотоса.

После привычной работы Хуа Чэн впервые покинул дворец, минуя все развлечения, чтобы прогуляться вдоль границ. Ему доложили, что там вновь показались смертные художники, и князь не упустил возможности произвести маловыгодный обмен. Один молодой человек рисовал углём, периодически глядя в чёрную пустоту, и Хуа Чэн, стоя позади, не мог даже сообразить, что тот видел перед собой, пока на пергаменте не начали вырисовываться знакомые места.

— Это Юньмэн? — невольно вслух спросил князь, чем испугал художника. Тот подпрыгнул на месте, а увидев перед собой самого настоящего непревзойдённого, побледнел от страха и уронил уголёк. Хуа Чэн слегка наклонился, чтобы поднять его и вручить владельцу.

— Д-да… — голос смертного дрожал, но он всё же принял уголёк и поспешил отвести свой взгляд обратно к бумаге. — Я решил зарисовать последнее, что помню.

— Обычно сюда приходят изобразить здешние просторы. А ты пришёл просто рисовать по памяти Поднебесную? Обстановка здесь разве лучше?

— Не лучше, прохладно немного, но я же мёртв, где ещё мне ожидать своего перерождения? Слышал, получить вольную от князей довольно трудно, лучше найти себе работу и призвание здесь.

Хуа Чэн удивлённо приподнял бровь и осмотрел художника от самой макушки повнимательнее. Неужели он так просто спутал заблудшую душу с человеком? Ещё и такой юный, смерть здесь явно неестественная.

— Давно ты умер? — спросил князь.

— Не знаю. Помню обрывками. Смерть главы ордена и его жены, потом мы восстанавливали Пристань… Мой отец спонсировал все работы, помогал молодому главе, а потом все про убийства начали говорить, ритуалы какие-то. Боялись, что до Юньмэна дойдёт. Отец ругал меня, говорил заняться семейным делом, а я всё не слушал и сбегал к озеру. Вода была такая синяя, блестела красиво. Поспешил зарисовать. Домой вернулся — гарью пахло. Не знаю, что потом…

Этот призрак отличался синюшно-серой кожей, а на его руках князь не сразу увидел небольшие ожоги. Не стоит абсолютно полагать, что этот человек погиб от простого пожара, и князь взглядом искал подвох: под одеждой у призрака на спине виднелся символ. Хуа Чэн попросил его приподнять верхнюю ткань, и тот без раздумий и стеснений послушался. На сероватой коже были вырезаны демонические иероглифы, и князь слегка к ним прикоснулся, пытаясь почувствовать энергию их автора. Хотя ответ для него был очевиден. Хуа Чэн сразу скривился в лице от злости и отвращения, и призрак даже испугался, прижал голову к коленям и взмолился о пощаде. Разумеется, князь был зол вовсе не на эту жалкую душу, потому слегка потрепал волосы на его макушке, постарался улыбнуться и, прежде чем уйти, сказал:

— Оставь свою картину в моём дворце, как закончишь. Взамен — проси, что захочешь.

После встречи с тем молодым художником Хуа Чэн понял, как много оставил позади, целиком посвящая себя в работу, которая ему, собственно, никогда и не нравилась. Сила и власть — это выгодно, однако теперь, сидя за очередным отчётом и думая, как там поживает Вэй Ин, Хуа Чэн понял, почему пятый князь так остро реагирует на обращение по статусу. Кому вообще это понравится, когда в Поднебесной там много искушений? Правда, пока один непревзойденный упивается кровавой местью, другой скучает по беззаботным дням, по беготне и воровству сладостей. Невольно он задумался, а переживал ли подобное тот, кого он собирается убить? Радовался ли когда-то Билю Яньцзин тому, что рядом поддерживает кто-то близкий, смеялся ли он искренне, любил ли вообще? Всё же, долгие дни в одиночестве заставили Хуа Чэна стать не только глубоко мыслящим, но и весьма эмпатичным. Его не должна волновать судьба этого демона, ему осталось немного, и почему-то градоначальник Хуа думает о том, как складывалась его жизнь, как он пришёл к мести в масштабах целого королевства, и он хотел бы узнать причины лично.

Вот только его мыслительный поток слишком хаотичен, быстро переходит от одной проблемы к другой, и вскоре его разум притупляется на, пожалуй, самом волнующем моменте. Лань Чжань. Точнее, чужая память в его голове. Мёртвое сердце Хуа Чэна сейчас бы при возможности тревожно забилось, но, похоже, он привык игнорировать, как что-то необъяснимое колется глубоко в груди, режет стенки и, главное, посылает в затуманенный рутиной разум сигнал, от которого демон вскакивает с места и покидает свой дворец. Позади него остается сконфуженный этим поведением Шэ Цзяньпин. Он уже понял, куда отправляется его господин, но всё ещё не догадывается, почему его так тянет во всякого рода неприятности смертных.

Хуа Чэн, может, и не сомневается в своей силе, но есть что-то, внушающее обратное. Страх перед будущим по-настоящему его злит, и вместо того, чтобы сорваться, демон готов разрыдаться. Из его иссохших глаз крупно вытекают слёзы, потому что в груди становится больнее, словно кольцо из его праха сейчас прожигает в нём дыру, свисая на тонкой цепочке под одеждами.

Хуа Чэн ускоряет свой шаг, почти бегом пересекает границу миров и скоро оказывается в нужном месте. Ноги резко останавливаются. Не потому что боится обнаружения. Шум в Гусу Лань запрещён. С лёгкостью проходя через барьер, он хочет сделать глубокий вдох здешним холодным воздухом, но взгляд падает на Второго Нефрита вдалеке, и демон замирает целиком. К счастью, или нет, Лань Ванцзи замечает гостя сразу и подходит первый, делая приветственный поклон. Юноша осматривает его и слегка сводит брови, словно чем-то недоволен или удивлён, и только сейчас Хуа Чэн понимает, что пришёл сюда в спешке, не меняя своего образа. Он не выглядит как всем привычный Сань Лан, он высок и мужественен, одет богато и даже роскошно, а его глазная повязка не зачарована, красного глаза на месте нет, и всё это кажется ему таким неудобным, словно в чём-то провинился. Однако Лань Ванцзи не нужно объясняться, потому что этот образ чаще прочих мелькал в его голове.

— Дорога была тяжелой? — спросил Ванцзи, указывая рукой на двери гостевых покоев.

— Не для меня, молодой господин Лань. Однако она была долгой. Я засиделся в своих владениях.

— Исполнял долг?

— Разве что перед самим собой.

Они сели за низкий столик, и Второй Нефрит налил чай им двоим, продолжая делать вид, что облик гостя для него не в новинку. Как и знание об истинной сущности, энергию которой он подолгу игнорировал и принимал естество за проклятие. С другой стороны, вечная жизнь в холоде и мраке весьма похоже на проклятие. Однако сейчас это не казалось проблемой первой важности. Самое время, чтобы обсудить накопившиеся мысли из головы призрачного князя.

— Что тебе известно о проклятии вашего ордена? — взгляд Хуа Чэн показался тревожным, но он поспешил смягчить разговор полуулыбкой.

— Клана. Не ордена, — тут же поправил его Ванцзи совершенно невозмутимым тоном. — Проклятие существует лишь несколько поколений, однако его исток мне неизвестен. Дядя отказывается говорить со мной, как и старший брат, но, полагаю, они знают мало. Выглядят опустошенными. Мы все устали от ночной слабости, это самое удачное время для нечисти, а мы вынуждены трусливо оставаться в стороне. Но самое печальное — в том, что одного меня это задевает настолько глубоко, остальные свыклись и выжидают десятилетия, пока проклятие исчезнет само. Я чувствую во всём несправедливость и хочу бороться, как мой отец.

Ведая о прошлых событиях, Лань Ванцзи практически не менялся в лице, в то время как демон хмурился с каждым словом. Второй Нефрит не мог знать, что его память о самом важном стёрта, но пересказанных им событий хватило для создания некоторых теорий, от которых демону становилось дурно во всех смыслах. Нельзя отрицать вину основателя ордена Гусу Лань, однако вычислить правду казалось почти невозможным. Оставался последний вариант — обратиться к Се Ляню напрямую. Однако это было не единственной заботой Хуа Чэна. Где-то далеко отсюда ожидает своей казни ещё один непревзойдённый, а смертный без золотого ядра в груди, с которым Хуа Чэн был когда-то связан, нуждается в помощи. Закрыв глаза и склонив голову, он изображает весьма естественный вдох и тепло улыбается, вдруг решая взять собеседника за руки. Ванцзи даже не вздрогнул, эти касания казались ему самыми правильными, какие он чудом помнит, благодаря чужой памяти. Ответ находится прямо в его груди, но слишком глубоко, чтобы явить себя, и тело отказывается давать подсказки, лишь слепо прижимается к рукам демона. Пальцы Хуа Чэна ложатся на грудь Лань Ванцзи, чувствуя, как бьется его сердце, а тёплая кровь в паре с духовной силой циркулирует внутри. Прямо сейчас им обоим кажется это верным, ожидаемым. Один думает, что его жизнь ему не принадлежит, другой пытается в этом разобраться, и кажется, что у них достаточно времени. Если бы у четвертого князя была уверенность в завтрашнем дне.

Хуа Чэн медленно отстранился и снял с себя цепочку. Аккуратно вынимая её из кольца, он протягивает его Лань Ванцзи. Тот внимательно смотрит на изделие, отмечает поистине тонкую и красивую работу, но прикасаться боится. Хуа Чэн берёт его руку и смело надевает на палец кольцо, на что Второй Нефрит удивлённо поднимает на него глаза и словно хочет что-то возразить, но тело не слушается.

— Сбереги его, пока я не решу некоторые дела.

— Дела? — переспросил Ванцзи, всё же неловко касаясь кольца на своём пальце.

— Нужно убить кое-кого.

— Демон?

— Возможно, даже хуже. Спасибо за гостеприимство и чай. Вкусный, в кой-то веки. И рад был увидеться.

Хуа Чэн снова улыбнулся и поднялся с места. Уходя, он злился, что обстоятельства вынуждают его покидать это место и этого человека, однако нутро его всё же спокойно, ведь самое ценное демон оставил в безопасности. Уже покинув орден и шагая по Гусу, он слышит очередные сплетни и громкие возгласы, который дошли до здешних мест удивительно быстро.

Ланьлин погрузился в празднества: в клане Цзинь родился наследник.

Эти радостные вести сильно меняли отношение людей к происходящему. Демон также мог расслабиться, зная, что Яньли, в некоторой степени, дорога синеглазому, а значит, ничего безумного не последует. Не должно, по крайней мере. Но и двуличность отрицать нельзя. А что касается Вэй Ина, то наверняка сейчас он очень занят на празднике по случаю рождения племянника главы своего ордена, и у Хуа Чэна есть немного времени, чтобы решить формальности перед решающим ударом, а именно — обсудить с двумя непревзойдёнными компромиссы. Первым делом он связался с Хэ Сюанем, который, на удивление, так же хотел обсудить кое-что.

— Долг я тебе простил, что ещё вдруг понадобилось? — с искренним удивлением спросил Хуа Чэн.

— Мне нужно ещё.

— Ещё денег? На кой они тебе вообще? Ты собираешься с нуля отстроить свои владения?

— Может быть, но какое тебе дело до этого? Либо соглашайся, либо просто договаривай, в чём возникла проблема…

— А ты прямо такой услужливый и благородный, готов всё бросить ради помощи мне за просто так… Ладно, дам я тебе денег, просто свяжись с Цзяньпинем. Мне понадобится твоя помощь в скором будущем. Нужно будет поделиться духовной энергией с Вэй Усянем, а если всё пойдёт не в нашу пользу — ещё и защитить его от возможной гибели или сильных ранений… Я ещё не уверен, что до этого вправду дойдёт, но хочу быть готовым ко всему, поэтому…

— Я тебя услышал, можешь об этом не думать, князь Хуа. Какой у тебя план?

— Убить Билю Яньцзина, конечно же.

На другом конце духовной сети повисла тишина, затем послышался слабый кашель, будто бы от неловкости.

— Посягнуть на князя — тяжкое преступление, Хуа Чэн. Ты готов отчитываться перед остальными за содеянное? Титул — всё ещё при нём, официально, так что не рискуй.

— Это что, беспокойство? Избавь меня от него.

Хэ Сюань бы театрально вздохнул, но ситуация, скорее, странная, чем разочаровывающая. Он, конечно, знает, как вдруг стали дороги смертные Хуа Чэну, но даже это перебор. В Преисподней Билю Яньцзин — один из механизмов, держащих контроль между жизнью и смертью, князь в полном смысле слова, у него есть большая территория, дворец и множество слуг, и ещё больше обязанностей, которые временно исполняют другие демоны, и хотя всё это весьма муторно, никто не возражает, пока штаб перерождения пребывает в действии. Титул дарован ему давно, оспаривать его смеют только высшие демоны, убить одного князя — подставить под удар остальных, это вызов, и весьма серьёзный. Механизм заменить можно, но само это действие выглядит грубо и крайне невежливо по отношению к остальным. К тому же, восточный князь питает к Билю тёплые чувства, почти братские, их узы тянутся из далёкого прошлого, и смерть станет переломным моментом всей Преисподней, потому что к ней подключится ещё и месть.

Оставляя менее приятное на потом, четвёртый князь, наконец, отправился в Мэйшань. Путешественники и бродячие заклинатели, которых он встречал на дороге, отговаривали его идти так далеко в столь небезопасное место. Он находил это странным, почему никто из великих орденов так и не нашел причину пропажи или гибели целого города, видимо, все отвлеклись на убийства в Ланьлине, репутация которого выше благодаря клану Цзинь. А стоило пойти на помощь клану Юй, так клан Цзян оказался отрезан, ещё и обманут, а остальные попросту испугались или выставили себя очень беспечными, игнорируя смерти и, видимо, надеясь, что их не коснутся такие беды. Однако коснулись. Смерть главы клана Не так же осталась невыясненной, и всё это несмотря на жестокость и загадочность событий. Хуа Чэну явно мало восьми сотен лет существования, чтобы понять суть и мораль смертных, но пока кроме эгоизма он ничего более не наблюдает.

Толкнув ногой ворота, Хуа Чэн огляделся. Вроде, всё как и всегда: ни души. Разве что мелькают синие огоньки в тенях. Над городом вмиг нависли серые тучи, хотя за пару ли отсюда погода совсем иная. Ничего удивительного, если здесь орудует непревзойдённый, тем более, набирающий силу с помощью массовых убийств. Низшие призраки вдруг осмелели и вышли из укрытия, преграждая гостю путь.

— Если ты убьешь кого-то из нас, наш господин будет в ярости, — осмелился кто-то из толпы демонов, на что Хуа Чэн лишь слабо улыбнулся.

— Вы все умерли по вине вашего же господина, ему ваши души ещё возвращать, так что вы — явно не моя проблема. Я только поболтать.

Синеглазые переглянулись, но с места не двигались, и Хуа Чэн проигнорировал всех, уверенно зашагав в сторону макового поля за северными воротами города. Погода вновь переменилась, небо окрасилось в цвета теплее, и ветер исчез. Вдалеке стояла одна единственная хижина, и демон бесцеремонно открыл хилую дверцу, едва не сорвав её с петель. В помещении — полный беспорядок, и без хозяина, а в углу комнаты лежат части человеческого тела. Хуа Чэн поморщился и подошёл поближе, чтобы разглядеть в этих частях очевидно кукольные материалы. Это показалось весьма странным, похоже, синеглазый собирал очередную марионетку, но не из мёртвой плоти, а благодаря дереву, струнам и собственной крови. Едва эта мысль уложилась в голове четвёртого князя, тот обернулся, и прямо перед ним неприлично близко стоял Яньцзин, пришлось даже сделать небольшой шаг назад и чуть не задеть чужие труды. Демоническая реакция обоих не позволила ничему разбиться.

— Чем ты тут занимался в моё отсутствие? — прямо спросил Хуа Чэн, даже не скрывая своего отвращения.

— Катись отсюда, — процедил тот, видимо, очень злой таким вторжением.

— Как грубо, раньше мы общались по-другому.

— Катись отсюда, пожалуйста, нижайший диди.

— Зачем ты сжигал Ланьлин? — Хуа Чэн собирался не реагировать на дурное настроение, продолжая открыто требовать информацию. Не без привычной язвительности. — Думал, тебе там по душе. Или темница разонравилась? Странно, что тебя вообще выпустили.

— С чего взял, что это моих рук дело?

— Кому-то ещё это нужно? Или, я смотрю, ты тут во всю занят тонким мастерством, лепишь оправдания. Однако игра в злодея обойдётся очень дорого. Смертные доберутся до истины рано или поздно, с помощью Небес или сами, и что по-твоему они сделают с тобой?

— Объявят главным врагом и попытаются убить, полагаю, — Яньцзин не менялся в лице, но глаза его блестели злобой, когда смотрели прямо в упор на Хуа Чэна. Страх это не вызывало, только странное чувство… неловкости. Четвёртый князь ощущал себя лишним в этой комнате, в этом мире, где без него на сцене и за кулисами разыгрались свои сценки, а он — позабывший строки актёр, возомнивший себя главным героем.

Находиться там невыносимо — стоит отвратительный запах разложения, а безумный тяжёлый взгляд вынуждает этой мерзости сопротивляться. Привыкший к подобной обстановке Хуа Чэн морщится, хочет втоптать синеглазого в пол, глубоко в землю, чтобы тот никогда не выбрался наружу и сгнил, задыхаясь в своей ненависти.

Хуа Чэн уходит, стараясь не задеть ничего и краем своих одежд. В его спину злобно устремляются синие глаза, а когда дверь закрывается, то Яньцзин со всей злости хватается за первое попавшееся под руку и кидает это вперёд. И снова. Всё гремит, разбивается, но демон всё же успокаивается и вдруг осознаёт, что разбил несколько важных сосудов, которые нужны были для создания марионетки, но не находились из-за бардака. Он присаживается у порога и руками начинает собирать собственный прах, беспечно бросая тот в новый горшочек, стоявший рядом. И совсем неважно, что там уже лежат какие-то травы, эффект наверняка станет только лучше. Вынув из-за пазухи небольшую скляночку с тёмной жидкостью, он вылил содержимое к праху, и стенки горшочка задрожали. Яньцзин слегка улыбнулся, когда на дне показались слабые фиолетовые искры, и довольный результатом вытер руки о мантию. Кровь небожителя оставила бы ему ожоги, мешаясь с синеватым прахом, но эти глиняные стенки каким-то чудесным образом крепко удерживают в себе сразу два типа энергии, создавая нечто особенное по природе и всё же отнюдь не индивидуальное.

Пока Вэй Ин находился в Ланьлине, а глава Цзян мог за ним присматривать, всё казалось правильным. Вот он рядом с шицзе, держит на руках совсем крохотного Цзинь Лина, а вот он уходит с Цзинь Цзысюанем к границам города, уничтожает мелкую нечисть. И душа Цзян Чэна должна быть спокойна, но шёпот с разных сторон не позволяет этому случиться. Неизвестно, похоже это на зависть или что-то иное, клевета это или нет, и очень хочется добраться до самой сути без жертв, пока заклинатели всей Поднебесной не добрались до Вэй Ина и его миротворческих планов. Но покой всем только снился.

В день, когда Цзян Чэн хотел остаться подольше, чтобы не пропустить очередное собрание кланов, адепты Ланьлин Цзинь с тревогой объявили об очередном ритуальном убийстве прямо в Башне Кои. Вэй Ин уже ничему не удивлялся, только хмурился, и это выражение лица заметил Цзян Чэн, разочарованно вздыхая. Огня или дыма не было, одна служанка из любопытства пошла по следам крови в коридоре и обнаружила обезображенный труп главы ордена Цзинь. Тело лежало на постели, убийца переместил его уже после своего злодеяния, так как простыни были не запятнаны, а вокруг кровати — несколько обезглавленных наложников, на животе которых нарисованы странные символы. В груди у Гуаншаня не было сердца и золотого ядра, а во рту адепты увидели отрезанный половой орган. Убийство с особой жестокостью, да ещё и главы ордена, верховного заклинателя — такое не останется без обсуждений и расследований, потому собрание кланов провели раньше запланированного, в тот же самый день. Цзысюаня чуть ли не трясло от злости и скорби, ведь он не мог понять, как охрана могла не увидеть ничего необычного прошлой ночью, как всё могло пройти настолько бесшумно. Очевидно, Гуаншань не опасался за свою репутацию, иначе не позволил бы кому-то зайти в его личные покои, пока сам развлекался в привычной для него манере.

Собрание проходило тревожно и громко, каждый высказывал свои предположения, вновь зачитывались старые отчёты, порождая тем самым новые теории, но абсолютно всех напрягало в комнате одно — присутствие Вэй Ина. Никто не знал, что именно он укрывает клан Вэнь на Луаньцзан, а его ловушки и тёмные приёмы в точности повторяет убийца Ланьлина, пока об этом совпадении не было зачитано вслух одним из адептов. Только в тот момент каждый, наконец, рассмотрел на поясе Вэй Ина меч, разящий тьмой из-за того, что его хозяин подавлял в себе эмоции, стараясь не сорвать процессию и не порочить свой орден. Однако он уже это делал, находясь так близко к своему главе и к клану Вэнь одновременно. Цзян Чэн хотел спрятать лицо в руках, шёпотом молить Небеса о прощении и помощи, но в попытке сохранить честь он лишь гордо держал голову и презрительно смотрел на всех, кто хотел открыть рот в сторону его помощника, шисюна и любовника. И всё же смелые люди нашлись, высказав свои претензии. Только глава Цзян собирался возразить, Вэй Ин удержал его за руку на месте, а сам поднялся и вышел в центр комнаты.

— В чём конкретно вы меня обвиняете, глава Ван? — сдержанно спросил он, не отводя пристального взгляда.

— Я не выдвигаю обвинений, просто заметил несколько совпадений, и они явно не в вашу пользу, — голос главы ордена Жунань Ван звучал нестрого, но заметив, как настроен Вэй Ин, мужчина невольно нахмурился. — Объясните, господин Вэй, что за артефакты у вас при себе? Помнится, вы носили совсем другой меч, а флейта отсутствовала.

— Вы очень внимательный, лучше бы так присматривали за своей семьей в прошлом.

Глаза главы Ван блеснули яростью, и только томящаяся скорбь в душе не позволила выпустить на этого юношу всю злость, чем тот и воспользовался, продолжая оправдываться, когда и другие главы начали задавать ему вопросы. Вэй Ин не мог признаться, хотя прекрасно понимал, что представляет из себя вся эта ситуация. И всё же, без плана и без Сань Лана рядом он не мог действовать. Оставалось только одно — поддаться провокациям. Можно укрыться на Луаньцзан, укрепить барьер, дождаться помощи, а когда всё закончится — предъявить всем голову синеглазого демона. Вот только для этого необходимо его выдать, заставить действовать открыто, именно об этом он хотел договориться с Сань Ланом, но время шло, а его старый друг так и не появлялся, убийства продолжались, и душа Вэй Ина на чаше весов тяжелела, потому что его молчание для всех выглядело как признание. Взглянув на Цзян Чэна, он выдавил из себя улыбку и подошёл ближе, игнорируя очередную клевету, брошенную вслух кем-то из присутствующих. Цзян Чэн удивлённо смотрел на него в ответ и шёпотом умолял что-то предпринять, но тот не слушал и его, лишь взял за руки, целуя в тыльную сторону ладони и тем самым заставив замолкнуть некоторых от смущения. Прежде они не позволяли себе открытого проявления чувств, но прямо сейчас это мало их волновало.

— А-Чэн, прежде, чем я уйду, пообещаешь мне парочку вещей? — спросил Вэй Ин очень тихо, не переставая расцеловывать руки без того занемевшего Цзян Чэна. — Скоро я выведу убийцу на чистую воду, а пока, чтобы не запятнать твою репутацию, позволь мне уйти…

— Нет.

— Дослушай. Я вернусь, когда всё закончится. Уверен, это уже скоро случится, но я не хочу использовать тебя как приманку, так что береги себя, держись подальше от Луаньцзан, хорошо?

— Что ты такое говоришь? — вопрос дался с трудом, горло Цзян Чэна сдавило непролитыми слезами.

— Значит, договорились. И если увидишь Мэйцзин раньше меня, будь она проклята, передай ей, что я жажду встречи с ней в загробном мире.

— Ты умирать собрался, болван?! А твоя ревность у меня в печёнках уже…

— Умирать? Ни за что. Кто же тебя защитит, кроме меня? Подыграй мне, пожалуйста, — Вэй Ин усмехнулся и, прежде чем тот собирался возразить, быстро поцеловал его в уголок губ, а затем резко поднялся, возвращаясь в центр. — Если вам всем станет легче, создателем барьера в бывших владениях Цишань Вэнь являюсь я. В чём бы вы там ещё меня не обвинили, знайте, за всеми делами стою я один, отныне меня и орден Юньмэн Цзян ничего не связывает.

Пользуясь чужим шоком и молчанием, Вэй Ин развязывает пояс с колокольчиком и снимает фиолетовую мантию своего ордена, под которой была чёрная. Цзян Чэн сразу понял, что он готовился к этому представлению, и не знал, как бороться с происходящим. Встать и дать по лбу на глазах всех? Кажется даже недурным после нелепых поцелуев. Однако Вэй Ин разворачивается и уходит из зала. Адептам отдан приказ поймать сообщника Вэней, но тот уже воспользовался талисманом перемещения, в который давно были вложены чужие демонические силы. Теперь все взгляды направлены на Цзян Чэна, кто-то из глав даже держится за рукоять меча, готовый к удару. Он хочет рассмеяться с того, что сейчас творится в головах всех этих людей: сначала обсуждали его связь с убийцей Жоханя, теперь и Вэй Ин, открыто признавшийся в сообщничестве с остатками клана Вэнь. Всё крутится вокруг ныне мёртвого ордена, и как же сильно это выводит из себя. Восстанавливать родной орден крайне тяжело, особенно без поддержки, и остаётся только признать, что Вэй Ин бы повлиял на их честь в самом негативном ключе. Цзян Чэн собирается согласиться с этим безумным решением, нервно сжимая ткань верхней одежды, и обращается к своим адептам:

— Я не могу преследовать Вэй Усяня, нас связывает тяжёлое прошлое, но и не стану оправдывать его и, тем более, возражать, если кто-то попытается ему навредить в попытке защититься от его тёмных деяний.

Эти слова отрезали его лишь в глазах окружающих, на душе остаётся тревога, и вечером он обязательно отправит письмо с самыми грубыми ругательствами, требуя правды и внятных объяснений, и с пятнами от слёз на пергаменте.

Перед тем как вернуться в Юньмэн, Цзян Чэн просит Цзинь Цзысюаня передать Мэйцзин послание о том, что её ждут в качестве лекаря. Девушка пребывала в медитации, но лекари заметили в её духовных меридианах некоторые изменения и предупредили, что она, возможно, скоро придёт в себя.

Вэй Ин сбегает на Луаньцзан, даже не попрощавшись с шицзе и ни о чём её не предупредив, оставляя эту трудную задачу на Цзян Чэна. Клан Вэнь не такой уж многочисленный, чтобы представлять угрозу, но оставлять их одних он считает недопустимым. Даже после смерти Гуаншаня. Ведь многие другие главы орденов считают их своими врагами, всех до одного, потому не успокоятся, пока казнят каждого, кто связан с ныне мёртвым орденом. Глядя на женщин и стариков, Вэй Ин испытывает настоящее негодование, не понимает, кому эти люди вообще способны навредить. Оказавшись в своей пещере, замусоренной артефактами, он с улыбкой садится за создание очередного способа защиты, и к нему сразу же подходит Вэнь Цин, ставя ему под руку пиалу с травяным отваром.

— Это для успокоения, — сказала она, мельком заглядывая в чужие записи. — Пожалуй, не буду мешать, но твоя помощь нам понадобится.

— Правда? Что случилось?

— Ничего не случилось, просто кто-то должен пойти на рынок, а сегодняшний дежурный лежит сейчас с сильным жаром. Я уже дала ему лекарство, за это не волнуйся.

— А… Я не смогу, извини. Мне нужно дождаться Сань Лана… Да и опасно находиться в городах сейчас, когда за мою голову наверняка уже назначили награду… В любом случае, об этом не думай. Спасибо за заботу, кстати.

Вэнь Цин странно на него взглянула, но решила промолчать и уйти по своим делам, оставляя Вэй Ина наедине с собой. Точнее, с ужасными мыслями о будущем. Следующие несколько часов он пробыл в полном одиночестве, источая отчаяние и тьму, из-за которых даже маленький Юань не решился подходить ближе. Мечу необходимо постоянное питание духовной силой, а без золотого ядра это невозможно, приходилось разрушать найденные артефакты. Вэй Ин даже не понимал, откуда в нём энергии больше, чем он мог впитать, не знал, что их тайно передавал ему Хэ Сюань. Этого не знал даже Хуа Чэн, потому что не отдавал никаких приказов. Эмоциональное состояние влияло и на тело, потому ничего не оставалось, кроме как лежать на циновке и задыхаться от слёз. Он сам не знал, почему плачет, но и это скоро менялось, а смена эмоций тоже оказалась затратной. Так истерики и агрессия, постоянно сменяя друг друга из-за хаотичной циркуляции темной энергии, привели к полному истощению и апатии. Вэй Ин никому не позволял приближаться к себе, отдаваясь тьме целиком и в одиночку, чтобы не ранить. На свои раны ему было плевать. Он почти поверил, что Сань Лан оставил его навсегда, что никакого плана уже не будет, всё потеряно, Яньцзин может сейчас быть в самом коротком шаге от Цзян Чэна, готовый вонзить ему нож в сердце, а Вэй Ин не способен контролировать собственную ци, от таких мыслей становилось только хуже.

Когда Вэнь Цин устала видеть его в таком состоянии, то всё же рискнула зайти к нему, даже смогла положить руку ему на лоб и почувствовать, какой он холодный и мокрый от пота. Вэй Ин тут же отмахнулся, будучи в полубреду, звал Цзян Чэна и содрогался от боли в груди.

— Вэй Усянь, ты ничего не ел уже пять дней, — девушка хотела быть строгой, но её голос всё равно звучал тепло и заботливо. — Можешь подняться?

— Есть новости у границ? — тут же спрашивает Вэй Ин, не открывая глаз.

— Иногда заклинатели приходят разрушить барьер, но ветви им мешают. Пройти им не удалось.

— Пять дней ломиться в одни двери и никак? Какие же они бесполезные…

— Думаю, им ещё мешает синий туман…

На этих словах Вэй Ин резко подскочил и сначала удивлённо взглянул на не менее удивлённую Вэнь Цин, а потом побежал к барьеру. На земле действительно стелился густой синий туман, поблизости лежали трупы заклинателей, пронзённые ветвями насквозь, и Вэй Ин осознал, что его оружие усилено чужими руками, потому эффект обратился от защиты к атакам. Убрать туман никак не получалось, он лишь без толку топтал землю под ногами, вслух проклиная синеглазого всеми возможными ругательствами, пока его за руку не схватила Вэнь Цин.

— Прекрати! Барьер трескается, пока ты разгоняешь туман, — девушка указала на трещину, идущую снизу вверх, и Вэй Ин разозлился ещё больше. Пока он душевно терзался, всё шло против него вплоть до таких последствий. Единственное, что смогло отрезвить, это внезапная мысль о шицзе. Наверняка она сильно переживает, возможно, Цзян Чэн — тоже, но старается не показывать этого, как обычно. Утешение подсознания оказалось отчасти пророческим, потому что вскоре, когда Вэй Ин отошёл на несколько метров от барьера, чтобы расставить новые ветвистые ловушки, к нему на встречу вышло несколько адептов Ланьлин Цзинь, а по середине была Цзян Яньли, которую крепко держал за руку Цзинь Цзысюань.

— Шицзе, — вырвалось у Вэй Ина шёпотом, но на него тут же обернулись все. Увидев страх в глазах Яньли, он даже опешил, словно видел не беспокойство, а разочарование и обиду — последнее, чего добивался своими поступками, особенно от близкого человека. Она не выкрикнула привычное «А-Сянь» своим нежным и радостно звонким голоском, лишь молча подошла чуть ближе, пока Вэй Ин всё пятился назад, словно он какое-то чудовище, не желающее ей навредить. Но Цзысюань вдруг отпустил её руку, и девушка быстро подалась вперёд, обнимая Вэй Ина и не позволяя уйти.

— Глупый, ну какой же ты глупый… — шептала Яньли, чувствуя дрожь в его теле и поглаживая по спине. — Почему все, кто мне так важен, решили сбежать и закрыться от меня? Неужели я ничего для вас не значу?..

Вэй Ин не мог пошевелиться, услышанное словно обдало ледяной водой. Неужели Цзян Чэн отправился на его поиски тоже? Или он в точности так же закрылся в своих покоях, с полными глазами слёз и болью в груди? Есть слабая уверенность, что всё так и случилось.

— Шицзе, ты мне очень важна, нам… Ты только недавно родила ребёнка, зачем пришла сюда, рискуя здоровьем? Ещё и этот…

— Эй! — тут же возразил Цзысюань. — Думаешь, я хотел этого? Я здесь, только чтобы защитить её.

— От меня?

— Какое самомнение! В мире есть и другие неприятности.

— Шицзе, ты же знаешь, я не могу вернуться так просто. По крайней мере, точно не сейчас.

— А-Сянь, я хочу, чтобы ты мне всё рассказал, но перед этим — один вопрос… — Яньли отстранилась, глядя себе под ноги. Вэй Ин тоже опустил взгляд и заметно напрягся, готовый уже наконец признаться хотя бы в маленькой доле правды. — Что это за туман?

Судя по её внезапно встревоженному лицу, она хотела спросить что-то другое, но странная дымка отвлекла её внимание. Яньли всматривается и смутно припоминает, что уже видела подобное раньше, но не слишком уверена. Вэй Ин чувствует, что туман становится гуще и оплетает его ноги, тянет к себе, словно болото, потому он интуитивно отталкивает подальше от себя шицзе, прямо в руки Цзысюаня. Но он не замечает, что ноги молодого господина Цзинь окутаны точно так же, и всеё же магия никак не касается самой Яньли. Едва Вэй Ин успевает окликнуть Цзысюаня, тот уже встаёт на свой меч, чтобы немного приподняться над землёй, но вдруг из-под земли вырастают ветви, вмиг обвивая оружие. В его глазах всё происходит мучительно замедленно: молодой глава клана Цзинь роняет меч, когда его грудь насквозь протыкают ветви. Из леса собирается нечисть, которую Вэй Ин даже не призывал. Мертвецы атакуют всех адептов, пришедших для подмоги Цзысюаню и Яньли. Человек двадцать, не более, они собирались поговорить мирно, но всё пошло не по плану. Крики живых и вопли мёртвых смешиваются в голове Вэй Ина, в ушах начало закладывать, и он, обхватив голову руками, чувствует свой бешеный пульс в затылке. Всё плохо. Всё очень плохо. Он даже не осознаёт, как сбегает, выстраивая за собой стены ещё выше, чем раньше.

Подобное не прощается, Вэй Ин сам себя не простит, что лишил дорогую шицзе мужа. Все стрелки вновь указывают на него, и он ощущает безысходность, тёмная энергия опустошила его меч, разъедая теперь саму душу. Чтобы отбросить это, нужно вливать силу в артефакты, но их действие будет порождать новое зло, потому остаётся один из наименее травмоопасных способов — игра на флейте. Уж лучше окружить себя парой десятков мертвецов, чем грудой вещей, которая сообща друг с другом бесполезна, потому что суть каждой противоречива. Когда к нему в очередной раз зашла Вэнь Цин, тот сидел на земле, опустив голову между коленей, и что-то невнятно бормотал себе под нос. Подойдя чуть ближе, врачевательница увидела ритуальные символы и грустно вздохнула.

— Вэй Усянь, почему ты не сказал, что у тебя кончился пергамент для талисманов?

— Не кончился. Я пытаюсь связаться с Сань Ланом, — ответил Вэй Ин, не поднимая головы. — Хотя сомневаюсь, что получается. Никогда прежде с демонами не общался таким образом…

Вэнь Цин посмотрела на него крайне скептически и присела рядом, кладя руку на плечо.

— Может, пора оставить попытки?

— Цзян Чэн погибнет. Весь мир погибнет. Они ждут моей смерти.

— Я понимаю, в тебе говорит страх, тем более твои помощники куда-то исчезли, но разве заклинателям нужен именно ты?

— На меня уже наверняка повесили все те убийства в Ланьлине, потому что мои ловушки были украдены. Даже если они что-то докажут в пользу моей невиновности, я же не могу оставить вас всех…

— На самом деле, мы это уже обсудили. После смерти Цзинь Цзысюаня ты под большой угрозой, но если мы покинем Луаньцзан добровольно, прольётся меньше крови, и…

— Что вы уже решили?.. — Вэй Ин поднимает голову, и его кожу внезапно протыкает акупунктурная игла. Он уже не может пошевелиться и падает, едва Вэнь Цин успевает его подхватить и аккуратно положить на циновку. Следом входит вторая игла, и Вэй Ин может только нахмурится, злобно вглядываясь в лицо девушки. — Почему?

— Прости. И спасибо…

Он не мог поверить, что эти люди так легко решили сдаться, что все его труды кажутся такими пустыми, ещё и обернулись против него самого. Боль отчаяния сопровождается слабым смехом со слезами, и только иглы внутри помогают сдержаться от истерики, провоцируемой тёмной ци. С другой стороны, они сами решили сдаться, не ставя перед тяжёлым выбором. А, впрочем, был ли этот выбор? Вэй Ин собирался бороться до самого конца, из принципа.

Он пришёл в себя лишь через пару дней. Всё тело затекло, но преодолев онемение, он кое-как поднялся и вышел к остальным. Однако, кого там можно было встретить? Луаньцзан опустел как и прежде. Неужели не только Вэнь Цин сдалась, и за ней пошли все остальные? В это трудно поверить. Вэй Ин рвано выдыхает, борясь с накатывающей волной страха. Теперь он точно совсем один. Но оставлять всё вот так точно нельзя, потому он решает отправиться в Башню Кои. Вот только не прошёл он и половину пути, как ему навстречу выстроились заклинатели из разных кланов. Глупо было предполагать, что мести за смерть главы клана Цзинь не последует.

— Вэй Усянь! — начал кто-то из толпы, но рассмотреть лицо было тяжело, глаза юноши словно застелила тёмно-красная пелена. — У тебя не получится и дальше всех обманывать, всё указывает на твою причастность!

— Даже нельзя слова сказать в оправдание? — с усмешкой ответил Вэй Ин. Вид его был отрешённый, не выражающий никакого желания разговаривать. Пелена, кажется, застилает разум уже целиком, выжигая остатки здравого смысла. Меч на поясе вспыхивает красным, что вынуждает нескольких заклинателей поражённо пятиться назад. Но у юноши вряд ли хватит сил, чтобы сражаться им в полной мере, потому он берётся за флейту, и вместе с её мелодией ветви с шипами вырываются из-под земли, оплетая самых неосмотрительных. Ловушки не ранят без приказа, управляет ими вовсе не флейта, а заготовленные талисманы. Из леса позади доносится звук ломающихся деревьев и странный грохот, словно от тяжёлых быстрых шагов. Заклинатели в ужасе оборачиваются, вглядываясь меж стволов деревьев, и не замечают, что их ноги окутал синий туман. Зрачки Вэй Ина сначала расширились, но затем лицо озарила безумная полуулыбка. Враг где-то поблизости. Пора явить его остальным!

Кто-то продолжает бранить Вэй Ина, но нападать сразу не решается, лишь разрезая мечом ветви. Им страшно, большинство здесь даже не по собственной воле, и это очень заметно по их лицам. Злоба одолевает юношу, и он уже не пытается быть милосердным, теряя контроль. Из леса показываются мертвецы, и заклинатели переводят на них всё внимание, и лишь главы орденов Гусу Лань и Юньмэн Цзян подходят именно к Вэй Ину, даже не обнажая мечи. Рядом с ними также идёт Лань Ванцзи. Вэй Ин вновь скалится, глаза его горят красным, и Лань Сичэнь встревоженно поворачивает голову к Цзян Чэну.

— Глава Цзян, он уже не в себе, нужно его пленить. Сражаться сейчас будет тяжело, а быстрая смерть не даст нам ответов, однако я настоятельно прошу вас сохранять ум холодным сейчас, — в ответ Цзян Чэн молча кивает, его лицо не выражает ничего кроме беспокойства, пока рука сильно сжимается в кулак, от чего вылезают взбухшие вены на тыльной стороне и вмиг искрится Цзыдянь.

— А-Чэн… — Вэй Ин убирает флейту от лица, но мертвецы, казалось бы, ведомые приказом артефакта, продолжали нападать, даже когда заклинатели отрубали им головы. — Вы привели с собой врачевательницу?

— О ком ты говоришь? — спросил Цзян Чэн, сведя брови. — Вэнь Цин мертва… Мэйцзин так и не пришла в себя.

— Потому что вы идиоты, — отвечает тот, заливаясь то ли сумасшедшим смехом, то ли слезами. — Я так долго ждал, пока вы все догадаетесь, и одновременно так боялся вашего геройства, потому что не хочу терять тебя, А-Чэн, в этой битве ты без меня проиграешь…

— Раз ты один такой умный, то соизволь объясниться! — голос Цзян Чэна стал заметно грубее, до этого, кажется, он был готов расплакаться, а сейчас демонстрировал свой чистый гнев. — Сколько я ждал, пока ты мне всё расскажешь! И что теперь? Геройствовать свойственно тебе одному, защищать слабых и подставляться под удар?! Всё это время ты спасал меня только от себя самого, отдаляясь!..

Лань Сичэнь, глядя на разозлённого главу Цзян, чувствовал себя скованным и неосведомлённым, потому даже не мог вмешаться. Это явно не его ссора и не чья-либо ещё из присутствующих. Ситуация выглядела слишком смущающей, но и отчасти жуткой, потому что позади люди всё ещё сражались с ожившей нечистью, пытаясь защитить глав своих орденов. Вдруг из толпы мертвецов послышались новые крики:

— Вэй Усянь!

— Господин Вэй! Помогите!

Вэй Ин в ужасе не смог продолжить играть на флейте, разбирая, кому же принадлежит этот голос, ведь все вопли смешались ещё с начала битвы. Вдруг в толпе показались знакомые лица, и Вэй Ин бы с облегчением выдохнул, увидев в них Вэнь Цин и Вэнь Нина, если бы не два факта: Вэнь Цин, по словам Цзян Чэна, мертва, в Вэнь Нин — синеглазый мертвец, и кому он подчинялся прямо сейчас — с точностью угадать невозможно. Отпустив последнюю надежду, Вэй Ин увидел у них сероватую кожу и синие глаза, что только сильнее разозлило его. Позади них бездумно шёл и прочий клан Вэнь. Но спасать в них было уже нечего.

— Едва этих выродков казнили, как их тела выкрали и воскресили! Вэй Усянь, ты сумасшедший!

— Вэй Усянь поистине жестокий, разве он не собирался защищать их этих людей, так почему заставляет их страдать даже после смерти!

— Убийца! Прекрати!

Голоса заклинателей смешались со стонами мертвецов, и уже нельзя определить, кому принадлежит каждое из оскорблений, но каждое из них выбивало из него нервный смешок, глаза после загорались красным, и флейта снова приходила в действие. Вэй Ин даже не заметил, как его звала и сама Цзян Яньли. Некому было её удержать в Башне, несмотря на недавние роды, девушка всеми силами стремилась оказаться в этой битве, ей необходимо было видеть Вэй Ина, взять его за руку, попытаться привести в чувство. Но мертвецов слишком много, пришлось прорываться с боем. У неё с собой лук и зачарованные стрелы, потому Яньли смело забирается на дерево, пока другие адепты отвлекают окружившую её нечисть, и стреляет в каждого особо свирепого монстра. В груди всё сжимается, это даётся с трудом, ведь у всех противников человеческие лица, все они чувствуют боль, но все равно подчиняются приказам и ведомые тёмной энергией нападают, при этом вопя сожаления, от которых всех и так бросает в дрожь и холод. Никогда прежде заклинатели не слышали, чтобы нежить просила о прощении, продолжая яростно разрывать одежду и плоть всех вокруг.

Глава ордена Гусу Лань вместе со своим младшим братом, наконец, обнажают мечи и уходят сражаться. Солнце может скоро зайти, им нельзя никого подвести своей слабостью. Цзян Чэн остаётся с Вэй Ином и пытается до него докричаться, но красный барьер, даже неясно в какой момент созданный, мешает и прикоснуться к виновнику всей процессии. Когда глава Цзян со всей силой решает ударить Цзыдянем преграду, она внезапно трескается и распадается на множество серебристых бабочек. Те огромным потоком взлетают вверх, привлекая всеобщее внимание, а после распадаются на блестящую пыль, которая медленно начала оседать, являя перед всеми человека в красных одеждах и повязкой на правом глазу. Никто не узнаёт в нём Сань Лана, слишком взрослый и устрашающий, от него разит удушающей тьмой, и только Вэй Ин знает, что перед ним - непревзойдённый демон, которого он так долго дожидался.

Хуа Чэн слегка наклоняет голову, приветствуя главу Цзян и тем сильнее доводя его до крайней точки гнева, если таковая вообще имеется. Затем демон резко хватает Вэй Ина за руку и попросту уводит обратно, на Луаньцзан. В лесу, где сейчас самая гуща мертвецов, им долго ловить цель, необходимо выманить поближе к пустующей скалистой местности. Прямо за бывшим поселением, где жил клан Вэнь, идёт дорога, ведущая прямиком в самую глубокую местность могильника. Прыгать оттуда значит отправляться на верную гибель, но не от падения, ведь на самом дне покоятся самые древние кости, жадные до живой крови, ими не будет руководить ни один артефакт. Возможно, даже любой из князей не заставит их подчиниться, слишком одичалые.

Разумеется, заклинатели так же решают пройти дальше, ведь их цель — это Вэй Усянь, и они совсем не знают, чего этот сумасшедший добивается, ещё и в компании демона, явившегося из ниоткуда. Цзян Чэн слышит голос Яньли, и это единственное, что приводит его в себя, вынуждая тревожно обернуться. Девушка не могла оставаться на месте, ей необходимо добраться до своего шиди, но запас талисманов на исходе, как и зачарованных стрел, потому она вынуждена спуститься и побежать вперёд. Ей мешает толпа, она теряется между живыми и мёртвыми, чудом успевая уворачиваться от духовных оружий и острых когтей. Яньли спотыкается и старается закрыть голову руками, роняя лук, чтобы её не затоптали, как вдруг толпа из нескольких человек вокруг неё падает замертво, закашливаюсь. Это позволяет девушке подняться и обернуться.

Каково было её удивление, когда она увидела перед собой знакомое лицо своей наставницы. Вернее, лицо её было сильно искажено магией, но благодаря тому, что она стояла совсем близко, удалось почувствовать привычный запах лекарств и благовоний из дальних покоев Башни Кои. Это, определенно, не та Мэйцзин, которую все видели прежде. Яньли была первой, кто заметил, что её наставница — на самом деле, мужчина, который с помощью магии и женственной одежды с украшениями, пытается выдать себя за другой пол: острые черты лица, широкие плечи, грубые подушечки пальцев, узкие талия и бёдра — всё выдавало в Мэйцзин мужчину, но никто не мог этого определить. Магия этого человека поистине сильна и обманчива, любому другому Яньли боялась бы довериться, но Мэйцзин — другой, особенный случай, и она даже не может понять почему. Скорее всего, Мэйцзин — не настоящее имя, а вот Цзян Цзин — вполне себе близкое к реальному, его Яньли ещё помнит, потому может позволить себе произнести:

— А-Цзин…

Тот выглядел удручённым, но когда услышал своё имя резко изменился, расслабив брови. Его так не звали уже слишком давно.

— Здесь небезопасно, А-Ли, уходи.

— Я не могу оставить его. Если он действительно убил всех тех людей, то я хочу услышать это от него, в первую очередь… Он хотел разобраться со всем в одиночку. Глупый...

На лице Цзян Цзина мелькнула улыбка. Но померкла она так же быстро, как явилась, когда мёртвые стали приближаться сзади, а спереди показался глава Цзян. Пришлось развернуться, чтобы не встретиться глазами. Прямо сейчас демон не уверен в собственной иллюзии, потому прячется в толпе.

— А-Ли! Уходи сейчас же! — Цзян Чэн отбивается от нечисти мечом, чтобы ни один не посмел коснуться его сестры. Но что-то идёт не так. Решая откинуть яростную толпу кнутом, тот становится тусклым. Молния не искрится, даже слегка не мигает, вводя владельца в полное недоумение. Эта ситуация стоила жизни. Цзян Яньли сильно задевают мечом, и от боли она падает на окровавленную землю. Её можно было бы спасти, будь рана не такой глубокой, но и это не единственная проблема — в её тело вмиг проникла тьма, трупный яд повсюду, и его заражения избежать невозможно. Цзян Чэн пытается прорваться к себе, их отделяет совсем мало расстояния, но то из живых, то из мертвецов кто-то толкает его обратно. Толпа невозможная, люди потеряли дисциплину и панически отбиваются, проигрывая. А-Ли содрогается от боли, в рану уже протекает тёмная энергия, которой пропитана не то что земля, а весь здешний воздух. Её вдруг приподнимает Цзян Цзин, бережно держа и не позволяя лежать в луже почти чёрной крови. Лицо его искажено беспокойством, и только они двое знают, что это далеко не притворство. 

— Я помогу тебе, даже это можно исправить, — Цзян Цзин говорит почти шёпотом, Яньли его толком не слышит, слабея телом. Она берёт его руку и убирает от своей раны, мотая головой. — Я не дам тебе умереть! Кто будет воспитывать мне ученика?!

Яньли бы рассмеялась, будь у нее силы, но обстоятельства вынуждают её только дрожать, продолжая молча смотреть в лицо наставника. Прежде чем навсегда закрыть глаза, она отвечает таким же шёпотом, который Цзян Цзин, кажется, слышит невыносимо громко в своих мыслях:

— Присмотри за Цзинь Лином, хорошо? А-Цзин…

Он пытается забрать из её тела тёмную энергию, но эта сила — единственное, что поддерживает в девушке жизнь прямо сейчас. Пара движений, и Яньли могла бы стать живым синеглазым мертвецом, но нежный голос в голове демона вынуждает его остановиться. Так будет лучше для неё самой.

Поднимая её тело на руках, Яньцзин пробивается сквозь толпу, чтобы оставить труп как можно дальше ото всех событий. Как вдруг он ощущает на спине лёгкий щелчок, вызвавший то ли испуг, то ли странное возбуждение. Он оставил тело где-то подле деревьев и обернулся, весьма вовремя, ведь его намеревались ударить кнутом вновь. Бесполезно, учитывая родство природы оружия и самого Яньцзина. Хватает Цзыдянь за конец, невольно припоминая гибель госпожи Юй в Юньмэне, и улыбается. Только сейчас артефакт почему-то совсем не сверкает молниями.

— Кто ты такой? Кто дал тебе право прикасаться к моей сестре? — Цзян Чэн бледный, не хуже всех противников за своей спиной, но прямо сейчас похож на брошенного ребёнка. Впрочем, он стал совершеннолетним не так уж давно.

— Твоя сестра мертва. А нам с тобой пора поговорить, — Яньцзин резко отпускает Цзыдянь и встряхивает кистью руки, которая тут же начинает сиять лиловым светом, являя собой длинный кнут. Сходу можно сказать, что между ним и оружием Цзян Чэна нет никакой разницы, этот, разве что, совсем новый: по всей длине его так же покрывает змеиная чешуя, а молнии искрят, рукоять оплетает запястье и средний палец. По спине Цзян Чэна стекают капли холодного пота, пока он разглядывает чужой артефакт. Чужой ли он? Страх охватил его настолько, что собственный Цзыдянь засветился, как подобает, будто ощутил своего хозяина и вновь пытается защитить. Вот только Цзян Чэн уже ни в чём не уверен. Разве могут существовать два идентичных друг другу духовного оружия? Или один из них — это лишь подделка? Какова вероятность, что она сейчас в руках самого Цзян Чэна?

Яньцзин готов засмеяться от чужой реакции, как же ему приятно видеть страх в его глазах, как же хочется унизить сильнее, поставить на колени, чтобы лоб бился в поклонах о землю до крови. Он никогда не убьёт главного врага быстро, обязательно заставит его мучиться, молить о прощении. Эти слёзы он готов смешать с красной кровью Цзян Чэна, наверняка самой отвратительной за всю его долгую жизнь, что удалость пробовать, чтобы слегка подержать во рту, смакуя мерзко-сладкий привкус, а потом впиться в этот рот, сгрызая губы и насильно вливая жидкость.

Заклинатели оборачиваются и с ужасом застывают на месте, наблюдая, как двое с одинаковым духовным оружием прожигают друг друга взглядом. Никто не узнал в демоне Мэйцзин, что было ему только на руку. Цзян Чэн напрягся, но всё же решил сражаться мечом, на что Яньцзин лишь посмеялся. Промах будет стоить ему ещё одной жизни.

Тем временем на вершине склона Хуа Чэн держал Вэй Ина за плечо, передавая духовную энергию. Он не позволит ему умереть, прежде чем возвращаться в самое пекло битвы, нужно как следует подготовиться. Вэй Ин не может на него обижаться за задержку, сам прижимается к демону, жадно впитывая силу. Баоюэ сверкает как раньше, готовый к бою, но Хуа Чэн чувствует, что юноша в его руках слабеет.

— А-Сянь, ты ранен? — тот машет головой, не выпуская из объятий.

— Я рад, что ты со мной.

Хуа Чэн со стыдом прикусывает губу. Он совсем потерял счёт времени.

— Пойдём убьём синеглазого ублюдка и вернёмся домой…

Едва Вэй Ин договорил, как совсем рядом послышался знакомый голос. В толпе заклинателей показался Цзян Чэн, парирующий одну атаку за другой. Яньцзин яростно размахивал кнутом, который ранил так, словно был сделан из тяжёлого металла. Хуа Чэн резко отстранил от себя Вэй Ина и обнажил Эмин. Ему наплевать на чужие обиды и месть, главная задача — обезопасить себя и окружающих от корня их многолетних проблем в лице убийцы Ланьлина, шпиона из Цишань и макового поветрия Мэйшаня.

— Цзян Чэн, старайся выбить оружие из рук. Твои атаки бессмысленны, оставь это мне! — крикнул Хуа Чэн, самостоятельно нанося удар по Яньцзину, от которого синеглазый вмиг увернулся, взглянув с презрением. Стоило ожидать, что этот князь встанет за защиту людей. Глава Цзян удивился, но голову не повернул и от чего-то решил довериться совету, замахиваясь мечом на чужой Цзыдянь. В голове — настоящий хаос из мыслей, беспощадно терзающих душу.

«Тебе нужно избавиться от Цзыдяня.

Ты же хорош и без него.

Твой меч, твои навыки, твоё восстановившееся ядро…»

Неуверенность бьёт его сильнее, чем молнии этого лжеорудия. Он задыхается, но руки всё так же быстры, рано или поздно лезвие коснулось бы цели, но в итоге, лишь слегка его царапает. Хватает и этого, чтобы на противнике показались неглубокие раны. Тут Цзян Чэн, наконец, понял, что это оружие связано с хозяином напрямую, и совет того демона оказался весьма полезным. Он ещё и по имени его назвал, что довольно странно. Мог ли это быть Сань Лан — некогда разбираться. Поначалу синеглазому было довольно легко отбиваться сразу от двоих, но Хуа Чэн сражался в полную силу. Вернее, всё же в половину сил, потому что остальная покоилась в другом теле.

За одно Хуа Чэн не переживает точно — погибнуть здесь не получится. Ослабнуть, потерять оболочку — да, но его прах находится в ценном месте. Так он думает, потому что ещё не видел на поле битвы Лань Ванцзи, который пользуется моментом дневного света и по договорённости кланов истребляет нечисть. Убивать или нейтрализовать Вэй Ина — не ему решать и исполнять, потому что доказательства вины сомнительны, и очевидно, никто не стал разбираться глубже.

Яньцзин начинает злиться, мелкие ранения ему не страшны, но если Цзян Чэн продолжит нападать с таким упорством, ответить князю Хуа будет сложнее. Впрочем, есть одна деталь, которая сумеет отвлечь сразу двоих. Вэй Ин продолжал играть на флейте, но его мелодии резко менялись, словно он не мог решить, какая из них полезнее, какая причиняет меньше боли или тратит меньше сил. Увернувшись от ударов, Яньцзин касается барьера, созданного Хуа Чэном, и тот пропитывается синей кровью, трескаясь вновь. Он прочнее предыдущего, и даже в местах глубоких повреждений остаются бабочки, чьи крылья достаточно крепкие, чтобы отразить атаку другого непревзойдённого.

Вэй Ин отвлекается от флейты и смотрит демону в глаза, которые блестят синевой и вызывают лишь отвращение, какой бы чистой эта синева не выглядела, она порочна, безнадёжно и глубоко. Удивительно, что рядом с ним сейчас сражаются два демона с единой природой происхождения и такой разной сутью. Но если Яньцзин — абсолютное зло, лишённое сострадания и движимое местью, то намерения Хуа Чэна трудно понять до сих пор. Для него Вэй Ин наверняка лишь один из множества способов убить бессмертную скуку. Становится смешно, вспоминая, что многие стремятся к вечному совершенствованию, однако чего ради? Видеть, как близкие покидают тебя один за другим? Вэй Ин бы воздержался от подобного. Однако, если отринуть прежнюю жизнь, связав новую с таким же бессмертным, то звучит не слишком печально. Глядя в синие глаза, он рассуждает о таких вещах и смеётся с самого себя. Может, тьма поглотила его не так уж сильно, как казалось?

Вэй Ин резко вынимает Баоюэ и, жертвуя пока устойчивым барьером, протыкает грудь демона насквозь. Тот ждал чего-то подобного, но ведь меч не так прост. Духовная сила двух непревзойдённых столкнулась у самой рукояти и, засияв, перешла в самое сердце хозяина меча, чего он, конечно же, выдержать не смог. Ударной волной его тело пробило барьер сзади, и он упал на самый край склона. Яньцзин закашливается своей кровью, не способный быстро залечить ранение, ведь по его краям, как зараза, прилипла чужая и отвратительно противоречивая энергия. Всё это не могло не привлечь внимание. Синеглазый тут же воспользовался моментом и замахнулся на Цзян Чэна, вынужденного не застать того, как Хуа Чэн двумя руками обхватывает тело Вэй Ина, приподнимая.

Вэй Ин сопротивляется, пытается встать сам, и демон целует его в губы. Это самый быстрый и надёжный способ передать свои последние силы. Он чувствует тьму, которая вот-вот разорвёт его, хочет дать понять, что это лишнее. Но Хуа Чэн добивался другого. Ему более чем ясен исход, необходимо сохранить целостность души и тела. Юноша кричит от боли, толкая от себя демона, и из последних сил эгоистично желает броситься прямиком на дно древнего могильника, надеясь, что покончит так со страданиями себя и окружающих. Хуа Чэн успевает зацепиться за него опять.

Летя вниз, Вэй Ин жалеет лишь о том, что не утащил за собой синеглазого, но с ним ещё будет время разобраться, ведь его душа точно не успокоится, пока не отомстит. Призраком, наверное, даже легче мстить. Ещё хуже то, что Хуа Чэн так и не отпустил его, и сейчас прижимается к нему, мысленно виня себя за происходящее. Нельзя, чтобы Цзян Чэн оставался один, без защиты, без знания о том, что ему угрожает. Геройство действительно обернулось против, уверенность в своей силы и правоте порой бывает чересчур жестока, особенно, когда за спиной нет надёжной опоры. Вэй Ин закрывает глаза, пока тьма тянет его слабое тело к себе, нежно оплетая и погружая в чёрную воду. Однако Хуа Чэн исчез, распадаясь на множество бабочек у самой поверхности воды. Ощутив холод и влагу, юноша удивлённо распахнул глаза и даже смог сделать глубокий вдох. В полном недоумении, откуда озеро оказалось в могильнике, старается всплыть, но попытки тщетны. Чужие руки обвивают его за талию, вынуждая даже сквозь ткань одежды чувствовать леденящий холод. И он бы испугался, да только эта сила уже знакома ему, потому он добровольно сдаётся в плен чёрным водам Мин И, губы которого нежно касаются его виска и отдают непривычным теплом. Хочется заплакать от мысли, что каждый демон норовит влить в него побольше духовной энергии, чтобы спасти, разве что именно это касание совсем лишено силы и даёт только утешение. Вэй Ин цепляется за него, как за последнее, что сможет ощутить в смертной жизни, и касается чужих губ своими, передавая избыток духовной энергии. Это не навредит, но и пользы никто из них не получит, ведь Вэй Ин уже несколько секунд как мёртв. Он усмехается в этот поцелуй, пока тьма утягивает их двоих всё глубже, и не сопротивляется, словно пытается выяснить, действительно ли ему больше не понадобится последний воздух в лёгких.

Серебряные бабочки взлетели вверх и явили собой тело непревзойдённого, лицо которого выражало скорбь. Из глаз потекла кровь, как следствие, что большая часть духовной силы осталась в чёрных водах. Это уже не так важно. Хуа Чэн поднимает взгляд, видит, как Цзян Чэн вновь задевает ложный Цзыдянь, и синеглазый сгибается от нанесённых увечий. Либо сбежит, либо рассыплется прямо здесь. И всё же убегает. Будучи синей дымкой, вводит Цзян Чэна в недоумение, но и тот уже не торопится догнать израненного противника, видимо, глупо надеясь, что тот скончается где-то в глухой чаще от кровопотери. Слёзы стекают по его бледным щекам, пока Цзян Чэн, беспечно роняя меч от усталости, подходит к краю и падает на колени. Хуа Чэн хочет положить руку ему на плечо, но вовремя себя одёргивает и уходит, чтобы не прервать момент прощания, которого этих двоих лишили. Проходя прямо по трупам заклинателей, демон тратит почти последние капли духовной энергии и усмиряет остальную нечисть, которую выжившие попросту добивают.

Солнце близится к закату, и он печально смотрит на небо, продолжая идти на зов собственной души, заточённой в кольце. Лань Ванцзи внезапно оказывается прямо напротив него, стоя вплотную и глядя в глаза. На его лице и чужая кровь, на щеках размытая слезами, и мелкие ссадины, что вызывает у Хуа Чэн острое покалывание где-то в самой глубине, вынуждая схватиться за грудь. Давно ли Второй Нефрит клана Лань находится здесь? Как много он видел и понял неверно? Демон аккуратно берёт его за руку, пытаясь прочесть, что же у Ванцзи на уме, но в его собственной голове — пустота. Едва он собирается что-то сказать, сила покидает его, и демон падает прямиком в чужие объятия. Лань Ванцзи слегка хмурится, очевидно, ожидая, что получит хоть какой-то ответ, но всё равно крепко держит Хуа Чэна. Остаётся только понести его на себе в безопасное место, чтобы проверить духовные меридианы и как-то помочь, совершенно не взирая на приближающийся заход солнца. Пару лет назад его силы хватало на несколько часов ходьбы в человеческом теле, сейчас он не знает, сможет ли добраться с таким грузом на своих плечах, но его сердце ноет, умоляет забрать демона подальше отсюда и спрятать.

Поначалу путь кажется слишком долгим. Когда село солнце, Ванцзи подолгу претерпевает боль, вызванную противостоянием проклятию. Он чувствует, как под одеждой стекают пот и кровь, неясно чья. Тем не менее, его руки крепко держатся под коленями демона, пока тот всё ещё без сознания. Хуа Чэн мог вовсе раствориться, но теперь Ванцзи осознаёт ценность подарка для него. К тому же, прежде он уже носил эту вещь в виде подвески. Или это ему приснилось.

— Сань Лан, — Ванцзи произносит обращение вслух, хотя знает, что не получит внятного ответа. Ведь не слышно даже дыхания. — Я думаю, что разум и сердце связаны ближе, чем представляют люди. Руководствоваться чем-то одним способен не каждый, одно так или иначе приказывает другому. Однако я так устал от навязчивых мыслей, устал видеть образы, всё больше желая к тебе прикоснуться по-настоящему.

Ванцзи осёкся. Он не собирался лгать или что-то утаивать, но подобное признание звучит непристойно и, к тому же, неуважительно хотя бы потому, что собеседник сейчас в бессознательном состоянии. Юноша прикусывает губу и хочет замолкнуть до конца пути, но его сердце бешено стучит, а перед глазами - непрерывная картина того, как Сань Лан целует Вэй Усяня. Ванцзи не мог знать, для чего это было необходимо, однако воспоминание кажется ему несколько нелепым и ранящим. Странно и то, что он не только думает, но и чувствует на этот счёт. Непривычная и жгучая ревность.

— Сань Лан…

Нет, спросить он всё же не решается. Да и кто ему ответит?

Луна оставляет ожоги не на коже, а будто прожигает сами кости, от чего ноги подкашиваются, но всё же духовной силы хватает, чтобы Ванцзи дошёл до Гусу, ни разу не позволив себе упасть. До ворот ордена довольно далеко, а в груди невозможно давит, и юноша задыхается, поддаётся слабости и останавливается. Между прядей его волос уже виднеются кроличьи уши, но большое усердие мешает перевоплотиться целиком. Или, возможно, на это как-то влияет аура демона на его спине. Ванцзи не ждёт помощи и, собирая последние силы, продолжает путь с опущенной головой. Вдруг перед ним оказывается преграда, которую юноша замечает не сразу, от чего происходит неловкое столкновение. Человек в белых одеждах стоит с протянутой рукой, но Ванцзи одним только взглядом даёт понять, что справится сам.

— Ну же, не мучайся, — говорит незнакомец, — я сам донесу его до Облачных Глубин, можешь довериться.

Дело вовсе не в доверии, а уже в принципе, однако ощущая очередной болевой приступ в ногах, приходится принять помощь. В отличие от него, даос с лёгкостью поднимает демона на руки, что выглядит довольно интимно. Внимательно всматриваясь в его лицо, он молча уходит в нужном направлении. Ванцзи запаниковал, что истинная сущность раскрылась, теперь никто не позволит держать этого человека в стенах ордена. Впрочем, когда его энергия не казалась подозрительной? Вопросов лучше бы избежать.

У самых ворот ордена Второй Нефрит свободно превращается в кролика и продолжает уже в таком обличии следовать за даосом. С учётом, что его впустил барьер, он наверняка является адептом, но почему-то Ванцзи никогда не видел его прежде.

Незнакомец знает, где покои Лань Ванцзи, и кладёт тело Хуа Чэна именно на его кровать, а не где-то в гостевых комнатах. Касается лба и груди демона, чтобы проверить духовные силы. Судя по удивлённому лицу, там либо пугающая и ядовитая тьма, либо пустота вовсе. Кролик запрыгивает на кровать, укладываясь у изголовья, и засыпает сразу же, так как моральная усталость одолела его даже в этом обличии.

Синеглазый, торопясь вернуться в Мэйшань, нелепо спотыкается по пути, потому что вечно оборачивается. Никто не проследил за ним, синий дым очень скоро растворился, и остальные просто добили оставшуюся нежить. Да и будучи там, он вызывал мало подозрений, незаметно убивая то живых, то мёртвых. Его самого сильно потрепали не столько все они, сколько Вэй Ин в паре с Хуа Чэном, ещё и Цзян Чэн отличился. Восстанавливать сил придётся дольше, чем хотелось бы, но это даже на руку, ведь пришло время второго акта, а он подразумевает небольшой отдых. Яньцзин тратит малую долю энергии, чтобы изменить облик и кое-как залатать дыру в груди. Пришлось прибегнуть к привычкам и снять одежду с первого попавшегося на глаза трупа. Одежда клана Цзинь? Ван? Оуян? Да какая разница.

Идти пешком от Луаньцзан очень долго простому смертному, а с такими ранами Яньцзин ничем его не лучше. Вдруг он прислушивается к голосам где-то в стороне и останавливается. От битвы он ушёл далеко, значит, единственный источник шума может быть только в маленькой деревне, из бывших владений Цишань Вэнь. Нет уверенности, что люди клана Вэнь остались в живых, он лично разобрался с этим, но не стоит исключать парочку сбежавших. Кого-то точно упустил. Яньцзин направляется в ту сторону и видит, как несколько адептов из разных орденов берут в плен несколько мужчин и ребёнка. Взрослые — не из клана Вэнь, видимо, кому-то просто не повезло, а вот в ребёнке Яньцзин тут же узнаёт маленького Юаня. Очевидно, не все пожелали сдаться в Башню Кои, кто-то смог уйти незамеченными, но где же бабушка этого ребёнка или хоть кто-то знакомый? Демон подрывается с места, голыми руками разрывает верёвки, связывающие каждого пленного, и хватает Юаня. Заклинатели обнажают мечи, но не успевают даже атаковать или хотя бы предупредить гостью, как та со всех ног убегает в сумеречный лес. Ребёнок прижимается к своей спасительнице, не прекращая плакать. Приходится бежать как можно дальше, прежде чем позади прекратится погоня и появится возможность остановиться хоть на минуту. Демон изображает отдышку и садится в позу лотоса, не отпуская мальчика, который почти успокоился.

— Мэйцзин, — произносит он, пряча влажный нос в её шее, — мне страшно…

— Всё плохое позади, мой котёнок. Прости, что не смогла прийти раньше, — демон вытер ему слёзы и легонько коснулся губами макушки. — Хочешь немного пожить у меня? Там большой город, есть где прогуляться, а за воротами — красивое цветочное поле из маков, тебе понравится.

Юань перестаёт плакать и согласно кивает, потому что доверяет. И это не пустое для демона.

— Бабушку увели от меня, она сказала прятаться, но эти злые дядьки всё равно пришли за мной… Скучаю по бабушке. И по тебе я тоже скучал…

— Прости, что была так далеко…

— Только не плачь, Мэйцзин, иначе я тоже буду плакать!

Яньцзин улыбнулся и, обняв ребёнка покрепче, поднялся, чтобы продолжить путь. Тропа, ведущая в Юньмэн, неизбежна, и идти приходится аккуратно, прислушиваясь к каждому шороху. Мальчик на руках совсем притих, изредка зевал и прятал лицо в чужой мантии, боясь звука ломающихся веток под ногами своей спасительницы. Где-то поблизости слышатся голоса, похоже, это адепты, охраняющие границы Пристани Лотоса. Обойти их не казалось чем-то сложным, тем более, такого намерения и не было. Демон шёл в ловушку почти намеренно. Едва кто-то прокричал «госпожа!», он ускорился, привлекая ещё больше внимания. Но уже скоро его окружили несколько юных адептов в лиловых одеждах. Они не обнажали мечи и не натягивали тетиву луков, только поэтому Юань не расплакался от страха.

— Госпожа, это же вы? Вы ранены! Мы можем помочь… - обратился один из адептов.

— Откуда она шла, я не понимаю, - перебил его другой.

— Мало ли откуда, лучше спроси, сколько… Госпожа, вы всё время шли пешком из Ланьлина?

— А мертвецов вам не попадалось?

— Чей это ребёнок у неё? Неужели от гла… Ай, шиди! Не стучи меня по голове!

— И правда, а то выбью последнее. Не может у нашего главы быть ребёнка, посмотри же, он уже большой какой. Или по-твоему глава Цзян зачал его лет в шестнадцать? Глупости. Наш глава не такой!

Целая куча глупых вопросов вызвала у демона пульсирующую боль в голове. Едва он глаза не закатил, как вдруг кто-то из тех адептов, наконец, сказал то, чего услышать и ожидалось:

— Глава приказал привести вас в Юньмэн и дать работу.

— Ничего он не приказывал, не переиначивай, дурень! Мой шисюн хотел сказать, что вас очень ждут в Пристани Лотоса, госпожа! Сейчас время неспокойное, глава, как узнал о вашей пропаже, просил вас отыскать и привести в безопасное место. Мы здесь просто патрулировали границу, и не было времени искать вас, на самом деле, какое счастье, что мы вас увидели в целости!

«Опять это благородие, сейчас стошнит. Ну какие же они дети...»

Впрочем, ничего не остаётся, кроме как выдохнуть, продемонстрировать полуулыбку и принять помощь.

— Тронете ребёнка — оторву руки, — предупреждает демон, презрительно глядя на толпу заклинателей.

— Госпожа, мы настаиваем, чтобы вам, как минимум, оказали врачебную помощь… Тут до пристани рукой подать, пойдёмте с нами. Ребенка мы не тронем! Вряд ли глава Цзян что-то скажет на этот счёт, он же вас уважает.

Давно Яньцзин не испытывал такого сильного желания отрезать кому-то язык, но к счастью, адепты умолкли, стоило пойти вместе с ними. Юань удивлённо смотрит на всех и шепчет:

— Мэйцзин, мы точно идём к тебе?

— Планы немного поменялись, извини, котёнок. Но мой дом не так далеко отсюда, нам лучше остановиться здесь и отдохнуть. Ты же не против? — в ответ ребёнок машет головой и прижимается вновь. — Вот и славно. Ничего не бойся, пока я рядом.

- А кто такой глава Цзян? Он хороший?

- Конечно, наш глава самый добрый и справедливый! - перебивает их кто-то из адептов, избавляя демона произносить вслух всякого рода лесть. Уже тем более в сторону Цзян Чэна.

Едва они переступили порог южных ворот, как здешние пейзажи уже начинали раздражать. Гостям сразу предложили сменить одежду, показаться лекарю и пообещали накормить. Конечно, демон не позволил себя осматривать, чары, в конце концов, работают исключительно на его лице, незачем поражать людей неожиданностями, пусть дальше видят в нём госпожу. От порции риса с мясом он отказался тоже, зато с удовольствием покормил с ложки Юаня, после навёл ему некрепкий отвар, от чего ребёнок, наконец-то, успокоился, начал улыбаться и вскоре уснул. Яньцзин не отходил от него ни на минуту, разве что позволил себе искупаться, и целый день прошёл слишком быстро. Следом и второй. Ребёнку совсем нечем было заняться в Пристани, и демону пришлось довериться прислуге, чтобы те поделились старыми игрушками, а также книжками, которые читали Юаню на ночь. В Пристани Лотоса было спокойно, дни проходили безмятежно, каждый занимался своим делом и приносил пользу, кто-то просто заботился о других, и никаких громких новостей. К тому же, трёхлетний траур по бывшему главе и его супруге ещё не окончился, как случилась ещё одна смерть. Прежде суетливая Пристань Лотоса стала чересчур тихой.

До тех пор, пока молодой глава Цзян, наконец, не вернулся домой. Лицо его было как у покойника, лишённое крови и не выражающее ничего, кроме холодного безразличия. Он, конечно же, ранен, и так как пробыл в обратном пути довольно долго, не объясняясь перед остальными, его шрамы лишь чудом не загноились. Цзян Чэн не желал отчитываться или отдавать приказы, молча прошёл до своих покоев и проспал там до раннего утра. Тогда лекари уже без позволения заявились к нему, чтобы помочь умыться и перевязать раны. В тот же день во всём Юньмэне был объявлен ещё один траур. Остальной заклинательский мир ликовал, радуясь смерти Вэй Усяня и его армии мёртвых. Зло уничтожено, но какая же битва без поражений? Впрочем, кое-что ещё оставалось не расследованным, однако это подождёт. Люди и бессмертные могут выдохнуть с облегчением хотя бы на какое-то время, разбираясь с последствиями.

Когда Цзян Чэну рассказали о том, что на границе адепты встретили Мэйцзин, тот незамедлительно попросил её явиться к нему. Яньцзин видел лица остальных, ему завидуют, такое особенное отношение — редкость для их главы, однако его самого воротило от того, что придётся находиться рядом с Цзян Чэном снова, не выйдет просто перерезать горло и сбежать. Потому что этот спектакль явно затянется не на один акт.

Глава Цзян поднялся с постели, не веря своим глазам, и неуверенно подошёл к Мэйцзин. Разглядывая её лицо так непривычно близко, он подался вперёд, но из-за тяжёлой раны чуть не упал от резкой боли. Его вовремя удержали чужие руки, отнюдь не хрупкие и не женственные, как всегда казалось. Цзян Чэн улыбается и, наконец, обнимает девушку обеими руками, а та не может пошевелиться то ли от неловкости, то ли от сдерживаемой злости.

Хотелось оттолкнуть как можно грубо, ударить ногой в грудь, пока он не начнёт задыхаться. Но всё должно быть иначе. Демон медленно кладёт ладонь на спину Цзян Чэну, утешительно поглаживая.

— Рад, что ты цела, — говорит Цзян Чэн шёпотом. Повышать голос для него сейчас нежелательно. Адепты и слуги не сразу поняли, что он сорвал его в истерике ещё на Луаньцзан. — Я никого не смог спасти… И остался один…

— Не говори ерунды, у тебя ещё есть совсем крохотный племянник. Неужели ты хочешь, чтобы клан Цзинь заклевал его ещё до совершеннолетия? Без твоей поддержки он вырастет как и все эти избалованные и мерзкие…

— Я тебя услышал, — перебил он, тихонько посмеиваясь. — Хорошо, что ты здесь. Как бы я не настаивал, А-Сянь не собирался поступать так же...

— Вэй Усянь вас не оставил, он та ещё заноза, вам ли не знать? Он теперь здесь, — демон нежно ткнул его в грудь, и Цзян Чэн улыбнулся даже такой банальной вещи. В его голове никак не укладывалось, почему Вэй Ин ревновал к той, кто давно поняла и приняла их с ним отношения.

Во всём случившимся Цзян Чэн винил себя одного. Мэйцзин служила для него как бы напоминанием о том, что всё прошлое — не какой-то далёкий сон, выдуманный для успокоения души, всё происходило в действительности, он был не одинок и порой получал поддержку. Пускай сам не знал, чего хотел на самом деле. Ему хорошо и одновременно плохо от того, что Мэйцзин не было рядом с ним на поле битвы. Сейчас Цзян Чэн уверен, что никто его не поймёт, потому что не видел, не знает, не чувствует его самого. Больше никто его не захочет, такого слабого и брошенного. Репутацию, кажется, вновь придётся очищать упорным трудом, каждая заслуга будет на счету, чтобы слухи окончательно рассеялись, и клан Цзян не был связан с Вэй Ином.

Мэйцзин только собиралась сказать какую-то воодушевляющую речь, но Цзян Чэн слегка отстранился, чтобы вновь рассмотреть её лицо, которое тоже не отличалось бледностью. Только у главы Цзян красные глаза, выплаканные, кажется, все слёзы на годы вперёд, а у этой врачевательницы — выраженная синюшность в области век и губ. Ещё можно поспорить, кто сильнее походит на покойника из них двоих.

— Вблизи ты выглядишь немного иначе, — вслух подмечает Цзян Чэн. — Или я просто давно тебя не видел…

— Лучше? — с ухмылкой спрашивает демон.

— Гораздо…

Собираясь огрызнуться, он вдруг осёкся. Какая же нелепая ситуация. Цзян Чэн снова обнимает её, и та позволяет ему заплакать в плечо, надрывисто, но очень тихо, чтобы совсем никто не слышал. На миг демон даже подумал создать для них барьер, но сил было слишком мало. Да и к чему это ещё? Не похоже, что ему стыдно плакать сейчас, служанки-то точно слышат.

— Я боюсь закрывать глаза, вижу только трупы, — Цзян Чэн говорит с трудом, но объятия немного помогают ему избавиться от кома в горле. Мэйцзин приятно пахнет травами.

— Я понимаю, у меня так же было…

— Ты никогда не рассказывала о своей семье.

— Никто особо и не спрашивал. Боюсь, сейчас не время уподобляться скорби ещё сильнее, моя история не менее кровавая, чем твоя, возможно, даже больше. Так что лучше прилечь и набраться сил, потому что жизнь не закончилась, — Цзян Чэн кивнул и вернулся на кровать, рукой приглашая Мэйцзин подсесть к нему поближе, чтобы та вновь позволила хотя бы опереться головой на её плечо. Она и позволила, скрепя зубами. 

— Кто-то обижал тебя в моё отсутствие? Может, смотрели косо? Обсуждали?

— Нет, вроде, и это не важно, Цзян Чэн.

— Важно, я не позволю тебя унижать. Не после всего, что мы пережили втроём… Всё равно я настаиваю на твоей неприкосновенности. Давно хочу сделать тебя главным лекарем в Пристани Лотоса. Хотя… титулы от слухов не уберегут, но от них будет напрямую зависеть наказание.

— Цзян Чэн, никто не доверится мне как лекарю. Моя репутация… Сам знаешь…

— А чем бы ты хотела в принципе заниматься здесь? Если умеешь что-нибудь ещё, то я с радостью выслушаю и пойду на уступки. Впрочем, никто ничего не скажет, если ты станешь моей… личной врачевательницей. В конце концов, это просто формальность. Ты можешь стать даже наложницей…

Да хранят Небеса великое терпение этого непревзойдённого.

«Наложницей?! Будь благодарен тому, Юй Чэн, что я не поменяю своих планов на твою кончину прямо сейчас! Я бы сейчас с удовольствием вырвал твой грязный язык, потом твоё сердце и чужое ядро, а потом… Блядство! Почему это складывается так мерзко и так удачно?!.. Недолго тебе осталось скорбеть, глава клана, свидание в загробном мире будет о-очень романтичным, ну просто подавишься от радости увидеть своего Вэй Усяня, будь он проклят! Подавишься своей кровью!»

Chapter Text

Лань Ванцзи открыл глаза, как только первые лучи солнца показались на горизонте. Так как уснул он у изголовья, то и проснулся лёжа поперёк и прижимаясь грудью к макушке Хуа Чэна. Демон до сих пор был без сознания, и ни рассвет, ни мягкое поглаживание по волосам не заставили его пошевелиться. Отсутствие дыхания пугало сильнее всего, хотя это предсказуемо. Ванцзи укрыл его своей мантией и, прикоснувшись двумя пальцами к чужому лбу, попытался почувствовать духовную энергию. Ни тёмной, ни светлой, словно на его кровати лежит кукла. Тревога усилилась, и Ванцзи положил голову на грудь Хуа Чэна, прикрыв глаза. Поток духовной силы понемногу начал заполнять эту пустоту. Тишину перебивало сердцебиение смертного, что прижимался теснее, словно от этого есть прок. В голове мечется навязчивое воспоминание, как он руками хватается за демона, тот распадется на множество серебряных бабочек, а потом — тоска. Ванцзи не может поверить, что это имеет к нему отношение, он словно видит сны, но почему-то от них горят щёки, а в груди теплится что-то неизвестное.

В покои почти бесшумно входит глава ордена, вынуждая Ванцзи резко подняться.

— А-Чжань… Ты в порядке? Тебя долго не было… — Сичэнь перевёл взгляд на тело демона и вмиг осёкся, ожидая каких-то слов от брата. Но тот стоял молча, с глазами, полными сожаления и стыда. Прятать демона в покоях – последнее, чего ожидают от наследника праведного клана.

Сичэнь подошёл ближе и, наконец, рассмотрел спящего. По одежде было видно, что тот ранен, вот только и жизнью от него совершенно не веяло. Впрочем, глава не удивлён, дядя не раз говорил о необычном адепте из Юньмэн Цзян, то ли проклят, то ли болен. Столько лет обсуждений и споров, а ответ был очевиден.

— Кажется, его имя Сань Лан? — спрашивает Сичэнь, с усталой улыбкой глядя на брата, который до сих пор стоит в полупоклоне. Холодные руки заботливо касаются его плеч, заставляя выпрямить спину. — Кто он по-твоему?

В голове Ванцзи промелькнул не один вариант для ответа. Нечисть, которую необходимо истребить? Друг? Или нечто большее? Последнее кажется обманчивым, насмешка от сновидений, спутанных с реальностью. Ванцзи этот демон не безразличен.

— Я спасу его, он спасет меня, у нас сделка, — твёрдо отвечает Ванцзи. И хотя его голос холоден, по взгляду не скажешь, что он совершенно уверен в своих действиях.

— Сделка с демоном — это опасно, — Сичэнь замечает, как его взгляд меняется. Он уже слишком давно не видел настолько подавленного состояния. Похоже, с ним не совсем согласны. — Будь это проклятие, он бы умер в детстве, когда мы только узнали о его существовании. Он зло, А-Чжань, не думай, что ваша сделка окажется выгодной или, как минимум, безопасной.

Ванцзи ответить нечего, но его взгляд всё говорит за него. С тихим вздохом Сичэнь разворачивается, чтобы уйти, но останавливается прямо у порога, чтобы произнести:

— Давай хотя бы не в твоих покоях. Или хочешь обвесить еще и себя защитными талисманами?

— Сюнчжан, постой! Послушай его… Прикоснись…

— Зачем? — Сичэнь удивлённо смотрит, но всё равно стоит на месте. — Я не чувствую угрозы, но это может быть ловушкой, так что защитные талисманы лишними не окажутся. Повесь, чтобы не расстроить дядю, когда тот узнает.

— Он жив только благодаря этому, — Ванцзи не снимает кольцо, лишь показывает на него. Сичэнь скептически его осматривает, аккуратно прикасаясь. Кольцо действительно наполнено тёмной энергии, а вот духовные меридианы в теле на кровати напоминают сосуд с чистой водой. Странность, пускай и безобидная.

— Дядя всё равно будет против. Этот… человек заодно с Вэй Ином, который практиковал тёмное искусство и был обвинён в убийствах. Не призываю тебя верить всему, что говорят, но будь осторожен.

Ванцзи кивает, смирившись, что выслушает в последующем не одну лекцию морали о том, как неправильно в его-то статусе заводить дружбу с нечистью и подобными. Он всё понимает, но есть вещи, с которыми он бороться не в силах.

— Сань Лан знает, как снять проклятие с нашего клана, поэтому он важен.

Это не то чтобы ложь, Ванцзи просто не добавляет, что он едва ли уверен в своих словах. Будь демон в сознании, точно подыграл бы,  а потом они вместе расследовали это дело, изучали проклятие и, возможно, добились истины.

На руках сейчас - только дневники предыдущих глав ордена, которые много писали о своем состоянии. Но никто из них не указывал на причины, никакого намека о событиях, приведших к ужасным последствиям. Сань Лан - демон, может, он бы заметил какую-то закономерность в текстах, какой-то подвох. Кроме того, что проклятие касается исключительно клана Лань. Помимо дяди и старшего брата, у Лань Чжаня есть и дальние родственники, входившие в число старейшин ордена, и они так же подвержены проклятию. Однако же среди их потомков никогда не рождались девочки. Последняя женщина, которую все помнят - Лань И. С годами уже невозможно толком разобраться, погибла она от рук завистников, желающих присвоить себе её труды и, главное, технику «убиения струнами», или была другая причина? Женщина скончалась от потери крови, когда у неё вырвали золотое ядро в наказание. За что было это наказание – не упомянуто, советник главы приказал, и все послушались. Имени советника нигде нет, только титул в каждом из старых отчетов. Но потом и это пропадает. Сичэнь вскоре признаётся, что советника он не назначил, но хотел бы видеть на этом посту своего младшего брата, если тот пожелает. Но немного позже, когда подрастет и наберется опыта в делах клана. Пока Ванцзи был хорош только в учебе и дневной охоте. Блестяще хорош. Хотелось, чтобы так оставалось всегда, старший брат обязательно защитит младшего от угрозы. Даже если младший сам затащил эту угрозу в их дом.

Лань Чжаню не хотелось покидать комнату. Он боялся, что пропустит момент, когда демон вздрогнет от чего-то или даже откроет глаза. Что-то вынуждало его сидеть около кровати, рассматривать лицо спящего и легонько касаться рукой, опасаясь, что оно подобно тонкому стеклу и вот-вот разобьётся. Хотелось согреть его всем – пламенем свечи, одеялом, но этого словно всегда недостаточно. Юноша кладёт руки на чужие ледяные щёки и, прикрыв глаза, повторяет про себя заклинания. Духовная сила тонкими струями вмиг устремилась в тёмное и всепоглощающее ничто. Оно прямо внутри демона, страдает от голода и собственной пустоты. И Лань Чжань совершенно не знает, что может дать, кроме своих прикосновений. Душу? Проклята. Тело? Плоть демона сохранилась неплохо, новое ни к чему. Энергия? Как вода в реку, всё бестолку.

Порой сил совсем не остаётся, и Лань Чжань просто лежит рядом, прижимаясь как можно ближе, чтобы не пропустить и каплю того, что напомнит о жизни, может, совсем тихое сердцебиение покажет себя, или он услышит слабый вдох.

Однако его надежда слабела с каждым днём. А дни тянулись ужасно долго.

Тем временем в Юньмэн Цзян всё поднималось на ноги. Ученики набирались, а охота была успешной. Торговля также возобновилась, и теперь Юньмэн вновь мог обмениваться полезными вещами с прочими городами. Цзян Чэн многим занимался в одиночку. И хотя у него было двое советников, он не знал их так долго, чтобы полагаться абсолютно во всём. Куда проще было обменяться письмами с главами соседних кланов. Цзян Чэну порой нравилось сидеть за бумажной работой, потому что когда он брал в руку меч, то перед глазами невольно возникали кровавые картины. С учётом ночных кошмаров, с которыми едва ли справляются отвары Мэйцзин, даже обычная тренировка даётся с трудом. Цзян Чэн боится прикрыть глаза всякий раз, словно если открыть их, то перед ним вновь окажется пелена смерти. Точнее, множества смертей, которых так сильно хотелось избежать.

Сильный ветер сдул несколько бумажек со стола, и Цзян Чэн устало выдохнул. Не было желания и сил опять браться за них. Поднявшись, он неспешно покинул кабинет и решил пройтись по двору. В одной стороне адепты трудились на тренировке, с другой доносился внешний шум торговцев и бродячих музыкантов, а впереди, около небольшого пруда, сидела Мэйцзин вместе с Юанем, старательно натирающим какие-то тряпки. Цзян Чэн слабо улыбнулся и подошёл ближе, чтобы услышать их разговор.

— Тётушка, я правильно делаю? — спросил мальчик, поднимая ткань вверх, чтобы получше осмотреть остатки грязи. Мэйцзин подала ему кусочек мыла и пальцем указала на недочёты. — Ой... Разве это не женская работа?

— Сильная женщина никогда не выйдет замуж за мужчину, который не способен вести хозяйство. Он должен уметь постирать себе одежду, приготовить мясо и рис — это золотой минимум! Или ты удумал найти себе слабую характером, чтобы повесить на её хрупкие плечи всю работу по дому? Не позволю.

— Если я научусь стирать и готовить, зачем мне вообще жена?

— Вырастешь, влюбишься и поймёшь. Три посильнее, ты что, кашу не доел сегодня?

Юань начал тереть усерднее, и Мэйцзин вовремя удержалась, чтобы ласково не потрепать его макушку, вспомнив про мокрые ладони. Волосы мальчика и без того сильно вились, а расчесываться он не сильно любил. Цзян Чэн, наконец, подошёл ближе и присел на корточки между ними.

— Как тут ваши успехи? — спросил он и слегка провёл рукой по волосам Юаня вместо Мэйцзин.

— Не очень... Глава Цзян, а вы умеете стирать и готовить мясо? - вдруг спросил мальчик. Цзян Чэн молча кивнул, задумавшись лишь на миг. —  Тогда сильная женщина обязательно вас выберет однажды. — Цзян Чэн в ответ на это улыбнулся и взглянул на Мэйцзин, но та явно отказывалась смотреть на него в ответ, продолжая стирку. — Только не заглядывайтесь на мою тётушку, на ней женюсь я! Только стирать научусь...

Мэйцзин резко подняла удивлённый взгляд на Юаня, а потом и на Цзян Чэна, который не удержался от смеха.

— Маловато тебе лет! — возразила врачевательница. — Сложи всё в корзинку и отнеси к А-Фэн. Помнишь, как она выглядит? — Юань кивнул и поспешил всё собрать, чтобы скорее освободиться от сегодняшней уборки.

Цзян Чэн поднялся на ноги и подал Мэйцзин руку. Та скептически взглянула на чужую ладонь и, в итоге, встала сама, не приняв помощь.

— У моего лекаря есть какие-то дела сейчас? — вопрос застал девушку врасплох. Ей хотелось только скрыться с глаз главы, но никак не возвращаться в комнату, где остальные врачеватели косо смотрели на неё, начиная с раннего утра и заканчивая моментом, как та возвращается в детские покои, чтобы почитать Юаню на ночь.

— Глава клана Цзян, - Мэйцзин развернулась, чтобы сделать небольшой поклон, — есть приказы?

— Сделай мне на ночь порошок, как в прошлый раз, чтобы ничего не снилось.

— Хорошо, что он проносит пользу, но часто использовать нельзя, иначе польза обернется против, и ты вообще не заснёшь. Лучше уж будет поставить парочку игл.

Цзян Чэн согласно кивнул в ответ, но его взгляд говорил куда больше. Мучаясь от кошмаров, он часто просил Мэйцзин остаться в его покоях на ночь, чтобы та зажгла особую курильницу или поставила иглы для успокоения. Не обязательно было сидеть у кровати главы до самого утра, но если отходить хотя бы на шаг, тот начинал ворочаться и выглядел хуже маленького ребёнка. Однако Мэйцзин было выгодно потакать всем капризам, ведь только так можно заслужить полную благосклонность.

— Тебя тяготит это? — спросил Цзян Чэн, смущенно отводя взгляд в сторону.

— Было бы проще, если бы ваши покои находились ближе к детским, чтобы я быстрее бегала между постелями, твоей и А-Юаня. В отличие от тебя, спит он лучше, но уже привык слушать сказки перед сном.

— Я бы тоже не отказался от сказки на ночь... Мне действительно хотелось бы, чтобы ты осталась со мной, и...

— Траур еще не закончился, а ты то наложницу подбираешь, то заигрываешь со мной прямо здесь! — Мэйцзин слегка толкнула его в плечо. — Оглянись вокруг, служанки косо смотрят, адепты шепчутся. Ты хоть знаешь, какие слухи ходят про нас...

Мэйцзин не успевает закончить возражения, как вдруг Цзян Чэн хватает её за руку и уводит со двора.

— Куда ты меня тащишь?! Совсем не слушаешь, что я донести пытаюсь! – Цзян Чэн в ответ на это молчит и, оглядываясь по сторонам, продолжает идти вперёд.

Судя по всему, он собирался уйти с Пристани совсем, подальше от людей. До края города они, конечно, не дошли, зато остановились около домов, многие из них ещё пустовали. Улица казалась безлюдной, хотя и находилась у самых ворот резиденции клана.

Цзян Чэн резко шагнул с дороги в сторону, проскальзывая между домов и уходя такими окольными путями, которые даже Мэйцзин ещё толком не изучила, пребывая в Юньмэне вот уже какую неделю. Добившись того, чтобы их никто не услышал, молодой глава, наконец, остановился и поставил девушку прямо перед собой. Стоя в довольно узком проходе, они стояли чересчур близко друг к другу, от чего Цзян Чэн медленно покрывался румянцем, а Мэйцзин, кажется, наоборот, только сильнее бледнела.

— Если разговор предстоял настолько личный, почему мы не могли зайти в твой кабинет и поставить барьер? — возмутилась Мэйцзин, сложив руки на груди.

Обстановка казалась самой удачной, чтобы через пару дней объявили тревогу о пропаже главы ордена Юньмэн Цзян, а потом нашли его изуродованный труп прямо в этом узком проходе. Злость в демоне чудом не переполняла чашу терпения, ведь изначальный план звучал в голове довольно изощренно, сложнее, чем просто проткнуть ножом врага и скрыться. Это было бы слишком скучно после многовекового ожидания мести. Яньцзин разглядывал глаза напротив и думал только о том, как надавит на них и проткнет ногтем до болезненного крика, от которого даже его собственная душа вмиг достигнет самих Небес. Взгляд спускался ниже, изучая и прикидывая, какие увечья ещё заслуживает это лицо. Нос точно будет разбит и течь кровью, губы — искусаны и пропитаны ядом до оттенка цветом как одежды клана Цзян или Юй, острый подбородок украсит парочка ушибов, в нём нет ничего особенного. А вот горло... За горло демон взялся сразу же, без задней мысли, не отводя завороженных глаз. Представлял, как сильно сожмёт его, лишит воздуха, а потом надавит сильнее, так, чтобы все сосуды внутри порвались, пуская наружу реку алой крови. Стоя так близко и держась за чужое горло, Яньцзин даже не подумал, как это может выглядеть в глазах других. Жестоко? Глава Цзян сейчас задыхался отнюдь не от руки на своём горле, которая и не сжимала толком, лишь мечтательно обхватила, жаждав явно чего-то другого. Он не мог прочитать чужой взгляд и понять его, но всё равно чуть подался вперёд, приоткрыв губы. Яньцзин перевёл глаза на них и, представив, как из этого аккуратного рта будет течь кровь лишь по его желанию, улыбнулся. Мысли его были не здесь, и это стало для него ошибкой, когда молодой глава клана накрыл его губы своими, целуя не слишком уверенно, но достаточно нагло, не позволяя отстраниться. Пускай Яньцзин и держал его за горло, в ловушке оказался сам, стоя между каменной стеной и крепкой грудью этого юноши. Он прижимался всё ближе, пока не вынудил упереться спиной в преграду позади, а губы всё не размыкал. Только когда почувствовал, что врачевательница плотно прижата к стене, Цзян Чэн обнял девушку двумя руками.

Он целовал с закрытыми глазами и не мог увидеть, как глаза демона засверкали, теряя всякую прежнюю иллюзию. Рука на горле сжалась чуть сильнее, готовая придушить, вот только почва, кажется, совсем ушла из под ног. Если бы не стена позади и руки на талии, Яньцзин бы в ужасе свалился. Злорадство улетучилось, в воздухе остался только странной природы страх. Полный абсурд.

Рука Яньцзина ослабляет хватку, сжимается в кулак и несильно бьёт молодого главу в грудь. Отталкивает от себя и прижимает к губам пальцы, изображая удивление. Не это ли было планом? Не это ли удачный повод, чтобы сблизиться и добиться доверия? Тем не менее, демон чувствует дискомфорт, словно с этим поцелуем у него забрали последние силы, оставляя только жалкие человеческие чувства, от которых он давно отвык.

Цзян Чэн аккуратно вытер пальцем каплю слюны в уголке рта и самодовольно улыбнулся.

— Иногда мне кажется, что порошки, которые ты засыпаешь в курильницу в моих покоях, совсем не для спокойного сна. — Смелое заявление. Яньцзин даже пошатнулся, вытаращив глаза. Да разве мог он догадаться так быстро? Яд слишком медленный, никто в Юньмэне о нём даже не знает. — Признавайся, приворожила меня травами?

Демон возмущённо цокает, поднимая глаза к небу. Нет, всё же этот глава такой же тупой, как раньше. Настоящей угрозы в порошке не заметил, зато городит такую чушь, и чего ради? Трёхлетний траур по родителям ещё не завершился, теперь начался траур по сестре, и у этого молодого главы в мыслях не должно быть чего-то подобного! Одна свадьба уже прервала траур, и чем всё обернулось: Цзинь Цзысюань и Цзян Яньли мертвы. С духами предков, как и с роком судьбы, лучше не спорить.

Цзян Чэн вновь сделал шаг вперед и легонько коснулся губами чужого виска, но как только рука Мэйцзин замахнулась на него, то чуть отскочил обратно, сдержав смех.

— Держи себя в руках, молодой господин Цзян!

— Здесь же никого нет, никто не станет обсуждать. Даже если так — мне всё равно.

— Не должно быть! Пусть ты даже не объявил меня своей наложницей, каждая прислуга считает меня проституткой. И это только твоя вина! Или ты пытаешься убедить окружающих, что никогда не был влюблён в мужчину, заигрывая сейчас со мной? 

Цзян Чэн заметно помрачнел от этих слов и поспешил уйти, оставляя врачевательницу без ответов. Слабое пламя опаляло внутренности, но ему это чувство даже нравилось. Последний раз он испытывал подобное, когда Вэй Ин целовал его в тринадцать лет, глубокой ночью забравшись в его постель. Это было ново и пугающе, а в дальнейшем переросло в привычку и казалось нужным как воздух. Цзян Чэн уже не мог засыпать без него, вот только близость становилась редкой из-за обязанностей, коих с годами копилось всё больше. В уме он называл это отложенными отношениями, ведь всякий раз, случайно соприкасаясь пальцами, оба останавливались и старались убедить друг друга в том, что однажды все сложится иначе. Время пройдет, люди изменят предрассудки, и пропадёт тот страх быть униженным за желание прикоснуться к любимому человеку. 

Сейчас этот молодой глава чувствует, что проблема была не в человеке, а в собственной слабости и неуверенности. Любовь к Вэй Ину была пустой, и так больно признавать, что он цеплялся за неё, как за единственное спасение. А теперь этот человек мёртв, ушёл без объяснений защищать чужой клан, ещё и прибегал к ритуальным убийствам для достижения цели. Необходимо было взять себя в руки, не идти на поводу у воспоминаний и былых чувств. Горечь обиды разъедает душу, однако лавандовые травы новой целительницы в Юньмэн Цзян даруют покой. Есть в них нечто особенное, вынуждающее жадно вдыхать аромат, словно он был ниспослан самими богами ради высшей цели, прямиком из небесных садов с плодами бессмертия. С её рук он готов принять любое лекарство, когда она смиренно держит пиалу и заглядывает, кажется, прямо в душу в ожидании. Ради её последующей тёплой улыбки. Цзян Чэн находил в её чертах тепло, которое было и в сестре, и в Вэй Ине. Потеряв обоих, он искал способ исцелить раненое сердце и нашёл решение довольно быстро, чтобы скорбь не сразила его слишком глубоко. Похоже, их встреча в тех обстоятельствах предрешена кем-то свыше. И конечно, ему не хотелось бы слышать, как единственного близкого ему человека оскорбляют, но с этим он ещё разберётся.

Наблюдать за тем, как Мэйцзин готовит лекарства лично для главы клана, было поистине приятно. Пускай многие молча или даже с угрозами сторонились её, никто не мог отрицать оказываемую пользу. Шань Цзыи, являясь главным целителем ордена, чаще других выражал опасения насчёт Мэйцзин, не раз предупреждая Цзян Чэна об угрозе. Юный глава не мог позволить себе говорить такие вещи вслух, но порой искренне думал, что старик Шань выжил из ума, раз утверждает, что Мэйцзин следует пути тьмы и служит высшим демонам, чтобы подчинить волю молодого и неопытного заклинателя. Вот только для чего этой девушке целый орден — остаётся без обсуждений. Никто всерьёз не замечал у неё ярких признаков госпожи, готовой встать на место лидера, ведь она всегда была скромной и весьма тихой, при этом её настойчивый характер всё ещё оставался при ней, и с ним уже не могли бороться. Все то и дело обсуждали лишь то, что она совращает ум молодого главы, а её отвары - чистейший афродизиак, как утверждал лично Шань Цзыи. Глава Цзян выглядел весьма здоровым, на тренировках показывал всё своё мастерство и силу, и не скажешь, что этот юноша мучился кошмарами, не в силах уснуть без нежной женской руки на своей щеке.

Яньцзин знал наверняка, что Шань Цзыи не осведомлён в вопросе ядов, потому прочей клеветы даже не опасался. Тем не менее, постоянный галдёж этого старика начинал раздражать и заставлял думать о том, как бы поскорее избавиться от чужой назойливости. Если Шань Цзыи решит прочесть больше книг, которые древнее чем он сам, то, возможно, и выяснит, что порошок для хорошего сна их главы — это ни что иное, как медленная отрава. Общий состав ничем не отличался от обычного снотворного, однако за особым ингредиентом демон спускался в саму Преисподнюю. Запах цветка смерти хорошо перекрывался лавандой, а главное, действовал незаметно для своей жертвы. Ядовитые пары курильницы медленно питают собой золотое ядро и вскоре приводят к искажению ци. Ночные кошмары действительно исчезали, но это лишь первый этап действия, вскоре у молодого главы пропадут даже хорошие сны, в дальнейшем мысли будут спутанными, память - краткосрочной, а чувства заметно притупятся. Из юноши, полного сил и амбиций, он превратится в пожилого, перестающего реагировать на весь мир. 

Однако даже у такого снадобья был антидот, который изо дня в день лишал бы цветок смерти своей силы. Постоянная медитация и двойное совершенствование. Обновляя циркулирующую духовную силу, заклинатель самостоятельно способен подавить действие яда, даже без помощи редких плодов из садов Верхних Небес. Это являлось весьма универсальным средством, однако если совершенствоваться не с юной девой, идущей по пути меча или светлой магии, а с непревзойдённым демоном, то, разумеется, эффект окажется непредсказуемым, но явно не в лучшую сторону. Яньцзин тренировал свою выдержку веками, однако когда молодой глава пытался общаться с ним ближе, чем с остальными, то демон вмиг бледнел и скрывался в своих покоях. Его нутро сгорало от мысли, что враг слишком красив и противостоять ему сложно. Обычная похоть, которой стыдно поддаваться спустя два тысячелетия. Демон медленно терял ту грань между вожделением, которое он часто испытывал, представляя, как отыграется с помощью изощренных пыток, и вожделением простым, какое бывает и у смертных, отдавших себя блуду. Всякая тьма тянется к свету, дабы погасить его, но невольно соприкасаясь кожей с этим смертным, Яньцзин желал не просто погасить блеск в его глазах, а наоборот, продолжать оставаться причиной этого блеска, заставить его сиять так часто, чтобы перегореть внезапно. Между подуть на пламя комнатной свечи и лить вёдра масла в огненную стену демон явно предпочитал второе, ради острых ощущений стоило рискнуть многим. Даже если это заклятый враг, возбуждение пойдёт только на пользу. 

Размышлять столь злорадно пришлось недолго. Точнее, ровно до тех пор, пока Яньцзин не проснулся в чужой постели. Он и прежде засиживался в покоях главы, но обычно за столиком рядом, просто наблюдая. К тому же, сон - отвратительная вещь, полная кошмаров, он лишал себя подобной участи многие годы. Оказавшись в столь тесных объятиях, Яньцзин бы точно задохнулся, будь живым, хотя сильнее его душил запах тела смертного. Щёки синели от того, как близко находилась эта кожа, можно было так легко коснуться её языком и прикусить до пары кровавых капель. Действительно ли она настолько горькая, как себе представлял демон? Цзян Чэн тогда впервые так сильно напился, что вёл себя неподобающе. Конечно, до крайней меры не дошло, ведь Яньцзин попросту надавил в нужные точки, и юноша вмиг уснул. Самое сложное было решить: остаться проследить, заодно зажечь ядовитую курильницу, или сбежать в свои покои. Но Яньцзин даже не заметил, как легко поддался слабости по вине своих же трав и лёг на постель. Сильнее цветка смерти была лаванда, а сильнее лаванды оказался нежный лотос, ровное дыхание которого соблазняло вдохнуть так же сладко, хотя это давным-давно не свойственно демону. Он так привык дышать лишь для притворства, это всего лишь маска для остальных. Прикрывая глаза, он успевает подумать:

«Видимо, я сам стал жертвой своего яда».

— Да уж... — вздохнул Хуайсан с улыбкой. — Меня поражает то, как ты всецело доверяешь этой девушке, но я поддержу тебя всё равно, Цзян-сюн.

Молодой глава Не часто писал письма, но крайне редко выбирался за пределы своего ордена. Встреча с другом стала для него своего рода успокоительным, потому что сидя один на один с тревожными мыслями и ответственностью, он ощущал лишь беспомощность. Совет и даже простой упрёк, сказанный не со зла, вызывает у него улыбку и некоторую уверенность. Цзян Чэн выглядит очень смелым, а роль главы ему идёт, у такого грешно не просить наставлений, а такому, как Не Хуайсан, любые подойдут.  
 
— Кроме неё у мало мало поддержки в Юньмэне. Мне приятно видеть её во дворе, играющей с ребёнком, словно я являюсь частью этого, и всё нормально...
 
— Ох, ты, кажется, постарел за время, пока мы не виделись... Хочется стабильности и покоя, брак и наследников — это нормально! Наверняка уже совсем скоро советники будут долбить тебя приглашениями от других кланов, жениться и всё такое. Но я же вижу, как тебе тяжело, и даже эта загадочная врачевательница не вылечит твое больное сердце, — Хуайсан искренне переживал, так как всегда знал, какие чувства Цзян Чэн испытывал к Вэй Ину, вот только он совершенно не знал о том, сколько они пережили ссор, недопониманий и недомолвок. Всё было не так хорошо, чтобы жалеть о расставании, но и не так плохо, чтобы не упиваться этой скорбью. В конце концов, он остался один.

— Знаешь... Лучше бы он ушёл в странствия, но был жив, пускай где-то далеко...
 
В комнату заходит служанка, ненамеренно прерывая их разговор. 
 
— Глава Цзян, уже вечереет, нужно готовить наложницу?
 
Хуайсан взглянул на неё в недоумении, а потом и на Цзян Чэна, который не знал, куда отвести глаза. Неловко, даже чересчур. Вот он рассказывает о том, как скучает по бывшему возлюбленному, а вот у него уже и наложница наметилась. Хуайсан наполовину прикрывает лицо веером и тихонько кашляет, чтобы привлечь внимание Цзян Чэна. Но тот сидит в ступоре, кажется, игнорируя прислугу совершенно. И ведь не может послать, думает, что Мэйцзин будет обидно, если так грубо отказать. Впрочем следует наказать эту служанку за подобное обращение к целительнице, приставленной лично к главе ордена. 
 
— Тогда я сообщу госпоже, что...
 
— Стой! Пусть приходит.
 
Хуайсан тихонько рассмеялся, как только прислуга поклонилась и вышла. Цзян Чэн странно зыркнул в его сторону, мгновенно заставив умолкнуть. 
 
— Ладно-ладно, я тебя не осуждаю! Но расскажи, неужели она в постели так же хороша, как и...
 
— Мы просто разговариваем! — громко возразил Цзян Чэн и тут же пожалел об этом, прикрывая заалевшее лицо руками.
 
— Совсем без обмена жидкостями? Ну, тогда никаких тебе наследников... Да и женишься ты явно на какой-то более родовитой, сомнений нет.
 
— Мне приятна её компания. Чувствую утешение. Наверное, потому что в прошлом мы пересекались исключительно втроём... Сидя рядом с ней, я ощущаю присутствие Вэй Ина тоже...
 
— Позор какой, надеюсь, ей ты такое не сказал. Не каждая девушка, я бы сказал даже — никакая абсолютно, не хочет послужить заменой.
 
— Однажды я сильно напился. Обнимал её, но звал Вэй Ина. Утром мы даже не взглянули друг на друга. Она вся бледная ходила целый день и отводила взгляд... — Хуайсан округлил глаза и прикрылся веером. — Да я извинился! Жалел и извинился. Она просто улыбнулась, и мы опять разговаривали до глубокой ночи. Порой она мне иглы ставит или просто делает массаж. Я должен быть ей благодарен, но...
 
— Стоп! — Хуайсан слегка нахмурился и стукнул по столу веером. — Мы сейчас говорили о Мэйцзин или твоей наложнице? Ты нашёл себе куртизанку, чтобы отвлечься от врачевательницы или... Или ты соблазнил Мэйцзин?!

— Я её не соблазнял! О, небеса... — взмолившись, Цзян Чэн едва не закатил глаза. — Что ты всё преувеличиваешь? Говорю же, мы просто разговариваем. Хотя...

— Ой, даже не знаю, хочу знать, что пойдёт после твоего «хотя» или не хочу... Я подозревал, что с женщинами ты общаться не умеешь, раз всю жизнь интересовался одним только Вэй-сюном, да упокоится он с миром. Это что получается, весь Юньмэн знает, что ты обзавёлся наложницей в лице той, которая убила Вэнь Жоханя? Ну, просто обалдеть! А мне твердил, как праведник, что траур не кончился, никакого сватовства... Ну, конечно же! Когда такая женщина греет постель, нужна ли другая? Вопрос риторический, только не гневайся, ладно? А то я уже вижу, как у тебя венки на руках вздулись. Позвать твою целительницу души и тела? 

Цзян Чэн не удержался, чтобы не стукнуть того в плечо, но Не Хуайсан только смеялся, прикрывая половину лица веером.

— Давай, наконец, по делу говорить, развёл тут бесстыдство, — Цзян Чэн в последний раз строго посмотрел на друга и открыл отчёт на своём столе. — Есть что-то новое? 

Не Хуайсан печально вздохнул, а потом вдруг стал весьма серьёзным, даже веер отложил в сторону, доставая из рукава небольшой свёрток. Цзян Чэн удивлённо приподнял бровь.

— Это чтоб не украли, Цзян-сюн, я сейчас мало кому могу доверять, прямо как ты с Мэйцзин. У меня есть ты и А-Яо. Но он всё знает и так. Нового, на самом деле, мало. Я хотел изучить отчёты Ланьлина получше, сравнить, может. Мне жаль, что я редко бывал на собраниях, возникали всякие дела...

— А в Цинхэ не случались ритуальные убийства? - спросил Цзян Чэн, рассматривая чужие заметки, написанные явно в спешке.

— Не случались, вроде. Однако! В Мэйшане тоже было кое-что такое, разве нет? Конечно, без этих вычурных надписей на непонятном языке. Мы, кстати, ждали одного учёного из самой столицы, но он не разобрался и сказал, что наш поиск мастеров идёт совсем не в той области. Умник нашёлся, где ж мы возьмём тёмного мага, готового помочь в этом деле? Тем более, сейчас такие закончились, сгинули вместе с Цишань Вэнь, не знаю. В общем, никто не согласится. Может, это просто заклинания, и мы зря тратим время...

— Даже из этого нужно сделать выводы. Перевести, проанализировать и создать обратные заклинания для защиты. А в чём, говоришь, сходство с Мэйшанем?

— Оторванные части тела! Хотя не у всех, но почерк этого убийцы я хорошенько проследил! Он явно ошибся в своих повторениях. Вот, прочитай повнимательнее эти строчки, — Хуайсан указал пальцем в свой пергамент. — Рука или нога оторваны совсем не случайно. Это же ритуальное убийство, верно? У всего есть значение. Если верить всем отчётам, то руки чаще отрывали правые, а порой и левые - если заклинатель был левшой. А почему тогда у некоторых нет сразу обеих рук? Твои предположения, Цзян-сюн.

— Они владели двуручным оружием? Или использовали два меча одновременно.

— Много ты таких мечников знаешь? Непростое ведь искусство. Ладно, всё куда проще оказалось: эти люди вообще не использовали меч, а только заклинания. А вот ноги как раз оторваны у тех, кто владел тяжелой саблей или носил сложную броню. Потому что у них бёдра крепкие! Такая сила нужна, чтобы не только удержать, но и устоять в принципе. Но это, конечно, лишь мои догадки... Наверное, ты не воспримешь меня всерьез, как человека, который за всю жизнь держал в руке меч пару раз...

— Выходит, убийца нацелен только на сильную сторону своих противников... Какой-то изощрённый способ доказать превосходство. Это как забрать приз после выигранной дуэли. Кажется, ты первый, кто настолько углубляется в анализ, мы с Цзинь Цзысюанем полагали, что это хаотичные события, зверство ради зверства, — Цзян Чэн слегка нахмурился, глубоко задумавшись. — А что насчёт оторванных голов? 

— Головы оторваны у всяких учёных, кто-то был библиотекарем, или писателем, или кем-то таким. Да-да, я нашёл даже такую информацию, не смотри так на меня. Во всяком случае, в отчётах нет трупа только лишь без головы. У таких нет и рук, одной или обеих, так что всё ещё закономерно. Просто безголовые, оказывается, более умные... Это так нелепо, с одной стороны, скажи, что это тупая паранойя и я ищу не там, Цзян-сюн, мне даже страшно копаться глубже.

— Не торопись сдаваться. Почему убийца уничтожал золотые ядра и сердца, при этом забирая часть тела? Разве в первом силы недостаточно?

— Вот мы и дошли до сути ритуала! Ну, смотри, как я думаю: в варварских племенах издавна существуют традиции пожирать плоть побежденного врага, этот убийца явно выбирал самую сочную и пропитанную духовной энергией. Так он забирал чужую силу и становился лучше, физически или духовно, у всех разные убеждения. Вот только надписи на местах преступлений не похожи на языки варваров, даже если бы это оказался редкий диалект, тот учёный из столицы знал бы о таком. Да и сам, наверное, понимаешь, будь это варвар, то его деяния — политическая проблема, новость дошла бы до столицы и прогремела на всю страну, а этот переводчик даже не загорелся энтузиазмом. Отказался видеть опасения. Значит, это не варвары. Но кое-кто, очень близкий в отношении традиций и ритуалов.

— Демоны, - вырвалось у Цзян Чэна шёпотом.

Дверь в покои тихо отворилась, и Хуайсан подскочил на месте. Увлечённый подобным разбирательством не первый год он в тревоге успел преисполниться, шарахаясь от резкого звука и ощущая угрозу отовсюду. К счастью, сейчас он точно ощущал себя в безопасности, хотя и не находился у себя дома. Похоже, дело было в обстановке, созданной по особому стилю, которую украшали ещё и защитные талисманы. 

— Приветствую молодого главу Не, — послышался женский голос у двери, и Хуайсан, вновь прикрывшись веером, сел в пол оборота, чтобы ответить.

— О, знаменитая Мэйцзин... Добрый вечер, госпожа, — врачевательница сделала вежливый поклон и подошла ближе, чтобы поставить на столик поднос с чаем.

— Вы здесь уже долго разговариваете, подумала, не лишним будет разбавить беседу чем-то горячим...

— И вкусно пахнущим! — тут же подметил Хуайсан, ощущая сладкий аромат травяного чая. — Не госпожа, а настоящее сокровище, Цзян-сюн. В чае не каждый хорошо разбирается, как и в вине. Надеюсь, ты ценишь нас!

— Вот бы ты разбирался в боевых искусствах так же хорошо, как в вине, цены бы тебе не было, — с улыбкой съязвил Цзян Чэн. — Спасибо за заботу, Мэйцзин. Можешь присесть с нами.

— Заставишь её слушать, как мы тут про жестокие убийства говорим? 

— Я служила Вэнь Жоханю, прежде чем предать его, и про убийства слышала достаточно, чтобы привыкнуть, — ответила за себя Мэйцзин и слегка улыбнулась. 

— Это может оказаться полезным, — вслух подумал Хуайсан, задумавшись. — Я слышал, что у Вэней был слуга с прозвищем «Сжигающий ядра», Чжао Чжулю, кажется. Как думаешь, он приложил руку к событиям в Мэйшане или Ланьлине? Всё-таки трупы в обоих городах были лишены своей сердцевины. Или он давно мёртв? Кажется, его тело никто не находил. Исчез, может, мстит за своего господина, творя такие вещи? Хорошо хоть сейчас притих...

— Интересное предположение, — Мэйцзин села подле Цзян Чэна. — А как тогда вы, молодой господин Не, объясните ритуальные надписи и поджоги? Есть ли у этого скрытый смысл? И почему именно Ланьлин, в конце-то концов?

— Точно, ещё и поджоги. У нас и так много вопросов, а при попытке копать глубже их число только возрастает, тяжело это.

Цзян Чэн незаметно положил свою руку поверх руки Мэйцзин. Столик был достаточной высоты, чтоб их собеседник не увидел этого жеста. Целительница перевела свой взгляд, сдерживая на лице невозмутимость, однако ситуация была весьма странной и даже неприличной. Только глава Цзян приблизился к ней лицом, чтобы что-то прошептать, Не Хуайсан резко оживился, оторвавшись от своих размышлений.

— Слушай, ты же раньше жила в Мэйшане. Какую угрозу в нём видел Цишань Вэнь, чтобы избавиться подчистую? Твои предположения.

— Я не состояла в ордене, потому не была в курсе всех проблем. А так, город как город. Не думаете, что будь Ланьлин размером как Мэйшань, от него избавились бы точно так же?

— Ну конечно, Мэйшань — сравнительно маленький, не такой богатый, как Ланьлин, но заклинатели там сильные, это все знали. Три дочери старого главы Юй мертвы, а ещё недавно за брак с любой из них каждый был готов голову сложить. Думаешь, Вэни просто взяли числом? Только почему город опустел буквально, ни единого трупа и ни единого кочевника, который бы видел, как жители бегут прочь... В Цишань Вэнь были слуги-демоны?

— Заставить нечисть подчиниться — задача непростая. Вэнь Жохань поднимал нежить первых рангов, а свирепые и непревзойдённые ему не по силам, только если у него была договорённость.

— Намекаешь на то, что было во время захвата Безночного Дворца? — вдруг перебил её Цзян Чэн, и та согласно кивнула. — Бракосочетание с демоном после всех выполненных обязательств. Мы с Цзэу-цзюнем однажды обсуждали в письмах это предположение. Как ты там вообще оказалась так вовремя? Ты рассмотрела этого демона?

— Когда я обнаружила их за... двойным совершенствованием, то Жохань уже был слаб, я просто удачно добила его, а демон испарился, едва завидев меня. Даже сражаться толком не пришлось...

— Меня лично не было при осаде дворца, я лишь доверил своих людей, — признался Хуайсан с некоторой грустью. Похоже, ему было неловко, что он пропускал самое интересное. — Ты случайно не видела у того демона красные бусины на волосах? В Мэйшане я нашёл одну такую между половиц. Она сделана из граната, я уже относил её мастеру по украшениям, и он сказал, что вещица старая и явно не здешняя. У нас такие камни не пользуются популярностью, редкие, и только всякие императоры такое носят. Ну, наверное, благодаря подаркам от иностранных союзников. Я бы, конечно, предположил, что эта вещь принадлежала жертве, но кто мог в Мэйшане позволить себе такое? К тому же, бусина вся пропитана тёмной энергией. Не артефакт, это я уже выяснил, но её носил тёмный маг или... демон. 

Мэйцзин еле сдержалась от улыбки, которая бы точно показалась присутствующим неуместной. В Мэйшане он предавался похоти с Цзяньпином, дабы забрать часть его сил и научиться его ремеслу таким образом, а в Цишане — с Жоханем, почти что с идентичной целью. Смертных лучше пожирать, а демонов — чувствовать иначе. Так больше пользы. Он, конечно, не думал, что Шэ Цзяньпин подставит сам себя потерей бусины, но что сделано — то сделано, осталось только отвести других от истины.

— Иногда мне хочется лично съездить в Мэйшань снова, чтобы самому всё рассмотреть и изучить, но боюсь вылазка кончится предсказуемо... — вздохнул Цзян Чэн и по привычке склонил голову на плечо рядом. Мэйцзин подалась навстречу, прислоняясь щекой к его макушке. Их руки всё ещё были сцеплены под столом, но Хуайсан так и не обратил на это внимание.

— Если от демонов страдает целый город, то императору стоило бы задуматься о таких вещах. Ну, или бы уже сами небожители разобрались с подобным хаосом. Однако их обоих ни война кланов, ни ритуальные убийства, похоже, не волнуют. Боги и люди уже не такие, как в легендах... И совсем не хотят помнить историю, чтить своих героев из клана Юй.

— Это ты о чём? — спросил Хуайсан.

— О временах, когда клан Юй представлял собой элитный отряд наследного принца одного королевства. Сейчас оно даже не является частью империи, пустошь, а когда-то был большим и процветающим... До уничтожения воспитанники клана сбежали, обосновались подальше от горы Тунлу. Думаю, глава Цзян знает эту историю лучше, это же его предки.

— Нынешний император должен быть благодарен клану Юй за его услугу, — продолжил за неё Цзян Чэн. — Мои предки оказались первыми, кто массово вылавливал и истреблял расу синеглазых демонов, которая тогда была особенно опасна. Однако матушка и кто-либо из её старших не помнят жеста благодарности от династий. Прошло очень много лет, всё затерялось в исторических справках, наследие чтят лишь потомки, но я не в силах винить императора. Их там сменилось достаточно, появлялись новые угрозы и требовали внимания, однако... История, похоже, действительно повторяется. Некто уничтожает заклинателей, избавляясь от золотых ядер, отомстив, в первую очередь, именно клану Юй. Вэнь Чжулю хорошо подходит на роль убийцы, потому что похож своей особенностью на синеглазого демона, вот только как его выследить

Мэйцзин всё сдерживалась от улыбки. Приятно водить смертных за нос, а ещё интереснее, когда они это осознают и наивно пытаются выкарабкаться из паутины. Однако не будь этого Вэнь Чжулю, на кого бы упало подозрение? Пожалуй, поиски этих заклинателей рано или поздно уйдут в тупик. 

— Честно говоря, у меня голова разболелась, — Хуайсан, кажется, был готов расплакаться. Взяв пиалу с чаем, он сделал большой глоток и спокойно выдохнул. Вкус такой же восхитительный, как запах. Наверняка эта врачевательница положила туда пару целебных веточек, ведь одного глотка хватило, чтобы молодой господин Не почувствовал себя лучше. Однако в душе хоть и нашлось умиротворение, оно походило, скорее, на пустоту. Чай не просто ослабил тревогу и последствия долгих рассуждений о преступлениях, а буквально притупил все чувства. Хуайсан совсем не разбирался в таких вещах и принял эффект как должное. Всё же главной цели Мэйцзин добилась — он успокоился. Даже слишком. Видимо, она знала, о каких делах главы орденов собрались вести беседу и заранее подготовилась.

Хуайсан поднял расслабленный взгляд на девушку, что сидела так близко с молодым главой Цзян, и впервые рассмотрел её получше. Сомнений в том, что вкус Цзян Чэна остался прежним, не было. Про Мэйцзин глава Не собирал лишь слухи, хотя и пересекался с ней на обучении в Цишань Вэнь пару раз, увидеть вживую сейчас оказалось чем-то новым. Вблизи эта девушка отнюдь не женственна, Хуайсан с натяжкой может назвать её первой красавицей. Видать, Вэнь Чао был прав, называя её «мужиком в юбке». Но Хуайсан уважал Цзян Чэна всегда, и его предпочтения тоже, потому не пытался критиковать. Но спроси Цзян Чэн его мнение, он бы не удержался от одного очевидного замечания: Мэйцзин подходит слово изящная, её черты острые и манящие, а взгляд пронзительно холодный, она совсем не милая женщина, собирающая травы для очередного лекарства, а, скорее, превосходный мужчина, держащий в кармане ханьфу острый ядовитый кинжал. Такой же, как его редкая улыбка. Если Хуайсан выпьет пару чакр вина, то может даже предположить, что у Мэйцзин есть некоторое сходство с матерью Цзян Чэна. Веет превосходством, умом и особенной силой, хотя глава Не даже не видел её в бою. Это просто его предположение на основе собственной впечатлительности и редких встреч как с Юй Цзыюань, так и с Мэйцзин.

И всё же, эта внешность явно дала понять Хуайсану одну вещь: его друг любит мужчин и женщин, похожих на мужчин. Он невольно рассмеялся от этой мысли, чем навлёк на себя странные взгляды.

— Простите-простите, — поспешил он оправдаться, вновь закрываясь веером. — Просто смотрю на вас и думаю, что вы так хорошо смотритесь рядом... Оба такие холодные и резкие. 

— Неужели тёплый чай не изменил впечатление обо мне? — спросила Мэйцзин, как-то расстроенно взглянув на него. От этого взгляда Хуайсан спиной ощутил холод и слегка обернулся. Хотел убедиться, что двери закрыты, и это не простой сквозняк. Но холод действительно исходил прямо от этой девушки. Страшно стало вздохнуть. Расследование сделало его отчасти трусливым и научило смотреть на людей под несколькими углами сразу, выискивая в каждом предателя. Сейчас Мэйцзин медленно уходила из списка доверенных лиц в голове молодого главы Не, а тот даже не мог самому себе объяснить, в чём же причина такого внезапного страха перед ней. Он опустил взгляд, словно боялся увидеть в её глаза отблеск лезвия или магической вспышки, ударная волна которой пронзит его духовные меридианы. 

— Чай замечательный, спасибо! — с трудом вымолвил он, стараясь не показывать своих внезапных чувств. — Но строгости вашей это не отнимает. Пожалуй, я здесь уже задержался, и надо бы уходить... Цзян-сюн, не проводишь?

Цзян Чэн кивнул, и все трое покинули гостевые покои. Хуайсан дождался момента, чтобы Мэйцзин отошла в сторону, отвлекаемая кем-то из служанок, и поспешил к своей повозке. Прежде чем сесть в неё, он улыбнулся Цзян Чэну и сделал поклон.

— Сообщу, как будут свежие вести, глава Цзян! И спасибо за гостеприимство! 

— Будем рады вновь приветствовать главу Не в Юньмэне, — Цзян Чэн так же сделал поклон, но вдруг изменился в лице, когда Хуайсан подошёл к нему почти вплотную, прошептав:

— Прошу, береги себя...

Он вполне мог сказать эту формальную вежливость при всех, так к чему эта осторожность. Однако не успел Цзян Чэн ответить взаимностью, как Хуайсан продолжил:

— Любовь ранит сильнее ножа, ты сам знаешь. Не потеря себя в ней, ладно?

Вопрос звучал риторически, и Цзян Чэн лишь слабо кивнул. Хуайсан, пряча беспокойство за веером и фальшивой улыбкой, дружески похлопал его по плечу и, наконец, сел в повозку. 

Цзян Чэн ещё какое-то время стоял на месте и смотрел ему вслед, сохраняя странное выражение лица. Он был то ли удивлён, то ли смущён. Вскоре к нему подошла Мэйцзин и слегка коснулась его запястья своими тонкими пальцами.

— Не смотри так печально, молодой господин, ты здесь не в тюрьме своих обязанностей и можешь однажды так же приехать в гости, в Цинхэ или ещё куда. 

— Разве я могу предаваться печали, когда ты рядом со мной?

На её щеках проявилась нездоровая синева, от чего Цзян Чэн вмиг пожалел о попытке завести разговор в этом тоне. Всякий раз так оно и заканчивалось, а ему становится неимоверно стыдно. Может, эта девушка чем-то больна? Обычно, если кто-то говорит смущающие вещи — люди краснеют, а она то бледнела, то синела, словно испугалась чего-то поистине жуткого.

— Я что, настолько ужасный? — вопрос вырвался невольно, хотя и предсказуемо. — Мои ухаживания похожи на пытки, а комплименты ранят, как тупое лезвие?

«А я-то думал, ты неисправимо глупый и слепой. Хорошо, попробуем твои правила...»

— Мне это льстит, но подумай дважды, прежде чем вновь попытаться затащить меня в постель или в храм для трёх поклонов, уж не знаю твои планы так детально. Траур ещё не кончился, молодой господин, уважайте предков.

— Не нужно напоминать об этом так часто, я всё прекрасно помню. Любить грешно? Любви должна быть возведена преграда и написаны запреты, раз она возникла в тяжёлый период? Не вижу ничего, что напрямую задело бы мою честь и память предков, в том, чтобы... Любоваться тобой, когда ты на меня смотришь, и желать поцеловать. Обнять, как можно крепче, и попытаться согреть. Потому что ты напоминаешь мне ледяную гору. Твоё детское имя случайно не Биншань*? Впрочем, ты и правда красивое отражение**. 

Мэйцзин лишь подняла глаза к небу, а после заставила себя улыбнуться и отвести главу Цзян едва не под руку в его покои. По пути слушая разные сплетни о себе, она сохраняла невозмутимость и даже один раз недовольно взглянула в сторону особо громких служанок. Разумеется, глава не собирался отпускать её так просто, то и дело изображая из себя мученика. Голова раскалывается, спину ломит, ноги немеют: кажется, что помогут только иглы в каждый из свободных участков тела, а лучше сразу парочку в затылок, чтобы заснул и не мучился.

— Просто останься со мной сегодня, — на выдохе говорит Цзян Чэн, складывая голову на её бедре. — Мне не нужны курильница и отвары, если ты просто будешь лежать рядом.

— Даже не надейся, глава Цзян. В прошлый раз хорошо спалось от вина, а не потому что я случайно задержалась на твоей простыне...

— Мне стоило усилий признаться в этом, а ты так жестоко отказываешь! — Цзян Чэн даже обиду сыграл плохо. Пряча лицо в чужой мантии, он наслаждался запахом лекарственных трав сильнее, чем когда горели благовония, и хотел, чтобы этот разговор затянулся, но голова бесповоротно опустела, когда макушки нежно коснулась ладонь. Пройдясь по волосам, тонкие пальцы расслабили причёску и сняли небольшую заколку. Волосы упали, расстилаясь на чужих ногах и отдавая лёгким древесным ароматом. Мэйцзин начала проводить рукой между прядями, от чего Цзян Чэн довольно прикрыл глаза. С прикосновениями тепло протекает по всему телу, мир сужается лишь до этой комнаты, до этого момента, даруя главе Цзян долгожданный спокойный сон. Без вина и курильницы, только головой на бёдрах, которые должны ощущаться твёрдыми, но таковыми почему-то не являются. Мэйцзин аккуратно тянется за уголком одеяла и тянет на Цзян Чэна. Тот даже не шелохнулся, позволяя укрыть себя на половину, а потом сонно прошептал:

— Траур по родителям завершится через год. Влюбись в меня за это время, хорошо?

Демон готов был сидеть в одной позе, не закрывая глаз, целую ночь, ведь ему не впервой. Если этот смертный будет молча и покорно лежать, то ничего не будет мешать тому, чтобы немного тёмной энергии перетекло в его золотое ядро, оплетя ядовитым плющом. Но эти слова, сказанные явно без обдумывания, неприятно его задели. План развивается в полной мере, и ничто не должно его поколебать. Ни его, ни демоническое нутро, слабое от воспоминаний. Слабое оно ещё от меча Вэй Ина, рана скрыта ото глаз, не особо гноится, что обычно для его сущности, но всё равно болит. Зато душа болеть не может, она заключена в кольце, спрятанном в надёжном месте, ждущем своего часа явиться миру снова. Однако часть души неотделимо ветвится по жилам демона, она горит от ночных кошмаров, которые вернулись из-за нового образа существования, от чувства неисполненного долга, от лица Цзян Чэна, что в точности повторяет осколок прошлого. Он ждал перерождения этой души так долго, мучился в ожидании и унижении со стороны всех трёх миров, а сейчас всё ещё терпелив и спокоен. Позволяет к себе прикасаться, обжигать поцелуями так, будто острие с ядом пронзает нутро. Ведь плохо было не всегда, осколок когда-то был вежлив, добр и дарил ласку, от которой трепетные чувства и похотливые мысли растворялись в воздухе, душном от таких же благовоний, как сейчас. Только в них не было яда. История обязана повториться, но в этот раз демон будет готов действовать в точности до наоборот.

Цзян Чэн бежит с оружием в руках, задыхаясь, и ещё не понимает, что заточён в собственном сне. Он слышит рёв огромной нечисти вдалеке, но не может определить вид. В голове только — осознание, что опасность огромна, и ещё страх, потому как в глубине леса его спасения кое-кто ждёт. Между деревьев лежала девушка, укрытая фиолетовой мантией. Ткань местами пропитана кровью, что приводит Цзян Чэна в ужас и заставляет броситься вперёд. Мэйцзин лежит без сознания, из уголка её рта вытекает тёмная кровь, а лицо выглядит бледнее чем обычно. Звуки становятся громче, руки у Цзян Чэна непривычно дрожат, но пытаются поднять тело, чтобы унести и спрятать. Но не удаётся пройти и пары шагов, как из ниоткуда возникает синяя дымка, клубящаяся вверх и образующая мужскую фигуру. Неизвестный прячет лицо магией, от чего оно выглядит нечётким, но уже по одежде его можно вспомнить. Тёмно-синее одеяние с цветами, вышитыми золотистой нитью, выглядит так роскошно, будто принадлежит принцу. Без единой затяжки и капли крови, безупречный противник, готовый, кажется, не к бою, а к музыкальной процессии или танцу с веером, спрятанном в рукаве. Однако в его руке сверкает только молния, а после является взору длинный кнут. Цзян Чэн сводит брови и сжимает руку в кулак, но тот не искрит как прежде. Испуганно отведя взгляд, он чувствует, что кольца при нём нет. Цзян Чэн вновь смотрит вперёд и понимает, что у противника не одно оружие: обе руки ярко сверкнули, рукава обнажили уже два кнута, а лицо приобретает форму, далёкую от человеческой. У незнакомца проявились ярко-синие глаза, свет которых пробивал густой туман, и широкая улыбка, разящая злорадством. Рот открывается, обнажая клыки, и кричит так, что звук раздаётся эхом на весь лес:

— Смой их грехи в своей крови! — голос заставляет попятиться, как от потока сильного и ледяного ветра. 

Глава клана... Проснитесь, пожалуйста...

Цзян Чэн распахивает глаза, жадно вдыхая воздух, и резко поднимается с постели. Мэйцзин удержала его одной рукой, легко толкая обратно на подушку, а после положила на лоб влажный платок.

— Лежи спокойно, хорошо? — тихо произнесла врачевательница, осторожно прикладывая руку к его груди. Меридианы были в порядке, и это противоречило ожидаемому. Похоже, вливаемой тёмной ци всегда мало. От чужого бешеного сердцебиения у демона накопилась слюна во рту, однако ему удалось смиренно сглотнуть и даже невозмутимо улыбнуться.

— Ты куда-то уходила? — хриплым голосом спрашивает Цзян Чэн, нежно беря за запястье и прикладывая чужую ладонь к своему лицу. 

— Разве что зажечь благовония.

— Это лишнее, я же говорил. Просто будь рядом всю ночь, и это не понадобится. Почему ты совсем не хочешь меня слушаться? 

— Молодой господин желает наказать меня?

— Самым ужасным для тебя способом...

— Неужели успели разобраться в моих предпочтениях? — едва Мэйцзин успевает ухмыльнуться, как Цзян Чэн резко перекладывает свою руку с её запястья на талию и придавливает к груди как можно теснее. Не ощутив сопротивления, с лёгким поднятием уголка рта он коснулся губами её волос, на удивление пахнущих не горькими лекарствами, а наоборот, чем-то лёгким, цветочным.

— Ты вкусно пахнешь... — вырвалось у Цзян Чэна, как всегда, непроизвольно, а Мэйцзин тут же воспользовалась секундной слабостью и перехватила руки, высвобождаясь из объятий, но всё равно переплела свои пальцы с его.

«Не кровью или тухлым мясом хочешь сказать? Поразительно, а я думал, что уже не осталось сил на подобное... Тем лучше!»

— Наследнику Цзинь уже четыре месяца, молодой господин не думал проведать племянника? 

— Если бы только они отвечали на мои письма. Конечно, я думаю об этом всегда, потому как знаю, что у него за окружение. Чувствую, что о нём не позаботится никто в должной мере...

— Просто приезжай, к чему эти письма и приглашения? Ты же родной дядя, ближе у ребёнка никого нет. Бабушка слаба здоровьем, череда смертей в семье её явно подкосила, так ещё и обязанности появились. Орден в руки племянника она не отдаст... Как там его, Цзинь Цзысюнь? Впрочем, какая разница. Просто поезжай.

— Ты со мной поедешь. Заодно передашь госпоже Цзинь какое-нибудь лекарство. Добрый жест не помешает, пусть привыкают к тебе.

— А я смотрю, ты уже прямо-таки поклоны сделать со мной торопишься, бесстыдник. Я своего согласия не давала, и мой отец точно бы не дал.

— Где похоронены твои родители? 

«Ближе, чем ты можешь представить... Ублюдок».

Мэйцзин аккуратно убрала свои руки и поднялась с постели, явно не собираясь отвечать. Тот, конечно, на миг пожалел о сказанном. Мало ли, какие травмы у человека, вероятно, не стоило про родителей спрашивать. Но, пожалуй, он привык к подобной реакции: то отвернётся, то нахмурится, то побледнеет, то порой всё сразу. И это совсем не отталкивало. Цзян Чэн знал, что внутри эта девушка нежна и ранима, так как видел её искренность всякий раз, когда она оказывалась рядом в момент беды. Но он ещё не знал о чаше терпения, которой осталось не так много, дабы переполниться. А терпение у демона и правда было на исходе. Потому что эффективнее уже оставить в чужой постели ядовитых змей, и дело с концом, чем подолгу вливать тёмную ци и отравлять разум с ядром благовониями. Но у него есть ещё немного времени разобраться, возможно, смена обстановки даст результат лучше.

Ланьлин Цзинь никогда не был так близок к падению с заклинательского пьедестала. После смерти Цзинь Гуаншаня, а вскоре и Цзинь Цзысюаня, орден остался в руках женщины, которую все события состарили на много лет. Прежде яркая и волевая госпожа Цзинь напоминала теперь увядший цветок, её и не видно за горой бумажных отчётов, а крик маленького наследника не заставлял её даже шелохнуться. Конечно, прислуга и нянечки присматривали за ребёнком, однако этого внимания было недостаточно.

Цзинь Жулань, он же А-Лин, рос здоровым, но ожидаемо капризным. Однако когда он впервые увидел Мэйцзин и замолк, служанки не поторопились сплетничать о гостье, как обычно, а тут же отдали ей на руки ребёнка, который до этого чудо-момента всё никак не мог перестать плакать. Она немного расслабила ему одежду, странно смерив взглядом окружающих. Его даже одеть не смогли нормально, чтобы ничего не передавило, о чём тут с ними вообще говорить? Есть даже сомнения, что и кормят неправильно, оттуда колики и долгий плач. Мэйцзин рискнула сказать только Цзян Чэну, что больше в руки ребёнка не отдаст, а спорить с другими не стала. Всё же её место далеко от этих людей, им всё решать, но она очень надеялась, что дядя этого малыша проявит благоразумие. 

Никто о жизни Мэйцзин ничего не знал, но глядя на то, как она умело справлялась с уходом за А-Лином, могли предположить, что она хороша в заботе о детях. Кто-то говорил, что все целители такие, знают, как нужно, а кто-то, обращая внимание на детали поведения, замечал нежность в её жестах, что намекало на другое. Либо эта госпожа готовилась сама стать матерью, что с учётом всех слухов отрицать всё труднее, либо прежде, ещё в Мэйшане, жила в многодетной семье и была вынуждена заботиться о младших. Мэйцзин не было никакого дела до чужих разговоров, а возиться с ребёнком ей даже нравилось. Да и сам А-Лин тянулся к ней и был полностью спокоен, держась за рукава своей новой няни. Внешне мальчик был похож на отца, и это избавило Мэйцзин от лишней загрудинной боли, возникающей от мыслей про ныне покойную ученицу. Не было сомнений, что в будущем Цзинь Лин проявит ту или иную черту от матери, потому болезненный приступ скорби — вопрос времени.

Глядя на то, как Мэйцзин держит на руках А-Лина, Цзян Чэн не мог избавиться от теплоты внутри. Всё выглядит так, как и должно: наставница сестры взяла на себя прежнюю роль и заботилась о крохотном наследии своей ученицы, а глава Цзян, как хороший дядя, обязан оберегать покой их двоих. И разумеется, он также не мог отогнать мысль, какой бы замечательной матерью оказалась Мэйцзин, согласись она на брак. Это казалось порой невозможным, даже не потому, что сама Мэйцзин проявляла упрямый характер, хотя и позволяла целовать себя, а дело было в обычных формальностях. Цзян Чэну будет непросто взять в супруги наложницу, да и к тому же сироту с не лучшей репутацией. Всё упиралось в положение и честь ордена, едва поднявшегося на ноги. Всё шло и развивалось хорошо, однако тяжело представить, как сильно прочие кланы захотят высмеять главу Цзян или его супругу. Не имея побратимства, орден казался совсем одиноким, позволяя себе лишь условную дружбу с остальными. И всё же эту неуверенность было бы легко рассеять — от Мэйцзин ожидалось прямое согласие. С этой девушкой, с её стойким характером и холодным нравом, глава Цзян устоял бы даже на самом тонком льду, крепко держась за руки. И почему он даже не заметил, как привязался к ней за столь короткое время? 

Гостевые покои, выделенные специально для главы Цзян, были довольно просторными. Типичная роскошь для ордена Ланьлин Цзинь. Цзян Чэн мысленно выражал недовольство, отдавая предпочтение тесному уединению, но главным для него являлось присутствие кого-то близкого. Мэйцзин, как обычно, после купания зажгла отравляющие благовония и только хотела сесть за столик, дабы медитировать остаток вечера и всю ночь, как Цзян Чэн тут же воспротивился, хватая её за талию и уводя вглубь комнаты. 

— Курильницы будет достаточно, глава клана, нам не нужно...

— Мне необходимо строго отдать приказ или, может, шлёпнуть тебя пару раз, чтобы ты покорно легла со мной?

Мэйцзин успела только возмущённо вздохнуть, как уже оказалась прижатой к постели.

«Пусть хоть немного перегнёт палку, и я ему в глотку вгрызусь прямо здесь...»

В голове у Цзян Чэна — внезапный мыслительный ступор. Ему хватало смелости целовать Мэйцзин в тёмных углах и закоулках Пристани, однако теперь дело зашло до того, что он нависает над этой неприступной девушкой и теряет остатки мысленного целомудрия. Взгляд у него, может, и стал глупее, чем обычно, но демон сомневается, что это долгожданное проявление яда. Он едва сдерживался от желания сожрать этого главу живьём. Глава Цзян мучился тем же, вот только в самом бесстыдном смысле слов. Голова не думает, а тело делает, потому Цзян Чэн вмиг припал к губам напротив, целуя как можно медленнее, с упоением от сладкого привкуса на языке.

— Твои губы отдают засахаренной клюквой, — шёпотом говорит он, на мгновения отстраняясь и опаляя горячим дыханием. 

«Ну, давай, скажи ещё что-нибудь уморительное на своём... влюблённом...»

— Я бы целовал их вечность. Но если я буду целовать тебя вечность, то наверняка задохнусь. Или если мое сердце не прекратит так колотиться, то лопнет от крови прямо сейчас...

— Не лопнет, глава клана, кровь уже вся стекла вниз... Вот сюда... — Мэйцзин отвечала тем же сдавленным шёпотом, опуская ладони вниз к его паху. Хотя ей, скорее, очень хотелось рассмеяться. Насколько же глупо выглядел этот человек с румянцем на щеках прямо сейчас. Он и раньше краснел от поцелуев, но сейчас всё ощущалось иначе.

По телу Цзян Чэна мелкой россыпью приятно прошлась дрожь, однако это не помогало соображать быстрее. На уме вертелись фразочки Не Хуайсана, который как-то давно давал советы по близости с женщинами, хотя Цзян Чэн не то чтобы его просил об этом. Но, видимо, выражение лица тогда говорило само за себя. Он действительно никогда не был близок с женщинами, более того, даже не планировал. 

Перебирая в мыслях всё сказанное другом, Цзян Чэн пытался собраться и хотя бы как-то раздеть Мэйцзин, которая, в свою очередь, стала немного активнее проводить руками вдоль его тела, задевая одежду и намереваясь стянуть. Ну, по крайней мере, так ему казалось... Цзян Чэн нервно сглотнул, а после решился развязать Мэйцзин пояс. На ней — лишь нижние одежды для сна и лёгкая мантия кланового цвета.

Его женщина. В одежде его клана. Это заставляло кровь закипать, а руки – стараться провернуть задуманное побыстрее, чтобы, наконец, прильнуть губами к коже, прежде такой запретной. Мэйцзин совсем не сопротивлялась, только наблюдала очень пристально, удобнее укладываясь на постели и подстраиваясь под поцелуи, которыми Цзян Чэн заполняет моменты своего ступора. Похоть обжигает остатки разума, а тело заставляет содрогаться от предвкушения. Цзян Чэн касается последнего слоя чужой одежды, и на его руку аккуратно ложится нежная ладонь. 

«Какой же настырный... Раздражает так, что зубы чешутся прикусить кожу. И почему только она так странно пахнет... Почти несъедобно...»

Цзян Чэн вдруг вспомнил о себе и поспешил стянуть верхнее одеяние, а потом вернулся к желаемому. Однако Мэйцзин снова прервала его касаниями и странным взглядом. Не пришлось даже что-то говорить, как этот юноша совсем скромно спросил:

— А-Цзин... Я могу?...

Демон готов поклясться, что сейчас умер во второй раз. С чужих губ это слетело так болезненно и грязно, что можно воздухом подавиться. Был бы он в лёгких. В нос бьёт запах кожи, живой и мягкой, настолько непривычно, что хочется изучать пальцами ещё и ещё, в изумлении прикусывая нижнюю губу.

— Глава клана, пообещайте сдержать свои эмоции сегодня, ладно? А я в ответ пообещаю быть послушной и доступной... 

Рука Мэйцзин легко скользнула по его груди, оставляя за собой дорожку покалывающего тепла. Столь небрежное поглаживание опять вызвало у юноши фейерверк из ощущений, и он поддался очередной слабости, согласно кивая.  

— Нужно немного масла для... мягкости, — добавляет Мэйцзин, от чего Цзян Чэн сгорает изнутри вновь. Отыскать немного масла нетрудно, несколько нашлось в другой части комнаты. Ароматы были совершенно разные, но одинаково цветочные, Цзян Чэн не сразу понял, что это совсем не играло роли. 

Он сглатывает накопившуюся слюну и решительно распахивает чужие одежды. Грудь Мэйцзин всё это время была перемотана, и Цзян Чэн удивлённо вдохнул, осознав, что это ни что иное, как глубокое ранение. 

— Кто? — единственный напрашивающийся вопрос от него. 

— Он мёртв, поэтому неважно. 

Цзян Чэн сейчас бы с ужасом представлял, как его превосходная сражается насмерть, получая увечья и грозно отвечая обидчику, но его щёки горят, как и всё тело. Ещё и забывает дышать. 

Разумеется, это не являлось проблемой. Цзян Чэн стянул развязанный пояс Мэйцзин и, кажется, был настроен доставить ей удовольствие пальцами и языком, если та будет в наслаждении извиваться на простыне и просить большего. Всё зависит от его стараний. И он бы себя проявил в этом с достоинством, пережив все уроки от Не Хуайсана по ласкам для женщин, вот только произошедшее в следующий миг всегда оставалось неизбежным.

Под нижней одеждой действительно скрывалась нежная и сладко пахнущая кожа, вот только ничего из рассказов друга действительности не соответствовало. На месте ожидаемого женского цветка, который Цзян Чэн мечтал сорвать в течение последнего месяца, оказался... мужской? Иллюзия демона никогда не накладывалась на тело, лишь его лицо казалось женственным, и то это зависело от отношения человека к нему. Грудь всегда была перемотана тканью в несколько слоёв, задолго до ранения, это было имитацией небольшой аккуратной груди. А всё, что касается анатомии ниже пояса, оставалось таким, как даровала природа изначально. Быть женщиной для Яньцзина, значит вовремя прикинуться слабым. Но он никогда себя женщиной по-настоящему не ощущал. Ему нравились одежды, украшения, дамские манеры, забота о детях и благосклонность со стороны окружающих по отношению к хрупкой молодой девушке, коей так легко было предстать. А ещё ему нравились мужчины. Молодые демоны, полные силы и готовые поделиться ею через совокупление. Но что мог дать ему смертный, чьей смерти он так страстно желает много лет подряд? Возможность прощупать всё целиком, залезть прямо под кожу, да хоть вылизать саму душу, чтобы выявить трещины духовной слабости и знать, куда бить, когда это будет необходимо. 

Запах смертного, тёплого и мягкого, предсказуемо возбуждал. Тело этого совершенствующегося далеко по стандартам от Вэнь Жоханя, там насытиться удалось вдоволь, а это ещё слишком чистое и молодое, в нём ци порхает как бабочка и ударяет как самая спокойная из волн моря. Самое то для порочности под покровом ночи, даже в стенах чужого дома — плевать. Демон уже для себя всё давно решил. Даже эти ужасные шрамы на груди совсем не делают хуже.

Цзян Чэн слегка свёл брови и продолжал смотреть на возбужденную плоть прямо перед собственным лицом. Совсем близко, он мог бы приоткрыть, наконец, рот и жадно прильнуть, облизнувшись. Но его мысли заняты повтором старых моментов. Все ситуации, когда Мэйцзин вела себя абсолютно по-женски, оказались ложью, и это должно было обидеть, наверное. Прямой удар по доверию. Но Цзян Чэн сейчас хочет думать, что причина на это была достаточно весомая. Впрочем, вероятно, на утро он может и не вспомнить, о чём хотел расспросить. 

Цзян Чэн перевёл свой заинтересованный взгляд и внимательно всмотрелся в черты лица Мэйцзин. Что-то в нём определённо изменилось, но пока тяжело разобраться, что именно. И в тот же миг глаза Цзян Чэна округляются в удивлении ещё сильнее, чем раньше.

— Твоё имя Цзян Цзин, не так ли?

«Полагаю, другое моё имя ты и не слышал никогда... Или не запомнил... Тогда, допустим!» 

— Глава клана очень догадливый... Надеюсь, о причинах лжи он спросит в другой раз, а сейчас позаботится о своей наложнице, как и собирался...

— Я не... Не понимаю, куда должен... — Цзян Чэн растерянно отводит глаза.

— А есть много вариантов? Действуй, как пожелает твоё естество.

Цзян Чэн, похоже, забыл и про дыхание, и про слюну, стекающую из уголка рта. Лишь облизнувшись, он открывает рот и обхватывает влажными губами член. Конечно, не совсем этого ожидал демон, и потому приподнял брови в удивлении. Глава ведь дрожит всем телом и наверняка решился бы максимум подержать в руке, массируя, а здесь такая уверенность в своей явно девственной глотке, даже смешно. Увидев реакцию, Цзян Чэн замедлился. Смотреть в глаза, держа во рту член, было совсем новой практикой. Весьма постыдной. Он привык, что подобное удовольствие обычно доставляли ему, ртом или руками. Точнее, делал это один единственный человек в его жизни. А сейчас Цзян Чэн впервые пробует это сам, и ему страшно показаться неопытным. Но даже если он вдруг захочет проявить нелепую смелость и попытаться взять поглубже, то Яньцзин об этом своевременно позаботится. Смешно наблюдать за этими попытками, но всё же даже из такой ситуации можно вынести толику удовольствия и, разумеется, опыта на будущее. 

Плоть во рту никакая на вкус, и дело даже не в чистоте, но Цзян Чэн не задумывается об этом. Яньцзин еще поработает над иллюзиями для своего тела, чтобы довести до совершенства, точнее, до полной человечности, в угоду главе клана. Так будет даже проще вливать тёмную энергию, чуть поближе к грудной клетке и ядру.

— Можешь попробовать взять чуть больше, но только не подавись... Нам же не нужно, чтобы ты закашлялся и заплевал слюной всю простынь, так ведь? 

Яньцзин облизнул палец, приподнял чужой подбородок, заставляя немного выпустить член изо рта, и провёл по губам Цзян Чэна. Тот принимал всё, что ему дают, с охотой. Непрямой поцелуй в том числе. Демоническое нутро хоть и было давно гнилым, а к похоти стремилось, словно в этом была заключена вся главная жизненная энергия, дарующая мгновения смертной и полной греховности жизни, которая осталась давно позади. Да и хотелось заполнить юношу тёмной ци с каждой стороны и не позволить вытечь хоть капле, пока его тело не впитает всё должным образом. 

Двигаться хотелось ещё быстрее, надавливая рукой на чужую макушку, но толкаться бёдрами во влажный и тёплый рот приятно даже так медленно. Позволять ошибки, поощрять старательность поглаживанием по волосам, издавать тихие стоны, которые тут же вынуждали Цзян Чэна работать ртом усерднее. Всё это доводило демона до исступления, разливая по древнему телу инородную живую энергию страсти. Великое терпение этого непревзойдённого ещё не достигло края, лишь поэтому он молча принимает все ласки и даже одаривает главу Цзян полуулыбкой. От зрительного контакта Цзян Чэн терялся в ощущениях, сбивчиво дышал, но не останавливался, намереваясь всё же заглотить как можно глубже. Неизвестно ещё, как демон умудрился не излиться слишком быстро от одного вида этой испуганной, но такой распутной собаки. И всё же сопротивляться разрядке невозможно. Демон не позволяет себе блаженно прикрыть глаза от удовольствия, как и отвести взгляд от Цзян Чэна. Не может довериться. Никогда не сможет. Потому кончает, лишь немного щурясь, и держит Цзян Чэна за волосы, чтобы не посмел отстраниться. Юноша смиренно и громко глотает всё и, наконец, приподнимается, чтобы лениво потянуться к чужим губам.

— Открой рот, — приказной тон Яньцзина таковым совсем не ощущается, но Цзян Чэн всё же размыкает губы, медленно облизываясь. От такого соблазнительного жеста у демона сводит скулы, и он хватается за его горло, чтобы припасть губами. Нежность скоро сменяется на боль, клыки впиваются в кожу смертного с осторожностью, но доводит до громкого стона. Другая рука обнимает Цзян Чэна за талию и прижимает теснее. Он чувствует, как юноша задыхается, но не просит прекратить, и это не может не вызывать улыбку. 

Бутылочка с маслом оказывается опрокинутой вниз, но успевает увлажнить пальцы демона, которые вмиг спускаются по пояснице Цзян Чэна, одаривая очередной волной приятной дрожи. 

— Главе Цзян давно нужно как следует расслабиться... — Яньцзин толкается внутрь него двумя пальцами и оглаживает мягкие подрагивающие стенки, прислушиваясь к тяжёлому дыханию, изредка прерываемому томным шёпотом. Цзян Чэн зовёт его по имени, и хватка на горле ослабляется, позволяя немного вдохнуть. Юноша жадно глотает воздух и старается расслабиться, чтобы принимать в себя пальцы без боли. Ощущения новые, и ему хочется окунуться в них целиком, с упоением прикрывая глаза.

Комната наполнена запахом благовоний и масел, а тишину нарушают негромкие стоны. Цзян Чэн старается не кричать, однако контраст чувств доводит его. Он покорно лежит с раздвинутыми ногами, разнеженный чужими руками. С одной стороны его горло сдавливают, с другой — в него неторопливо проникают тонкие пальцы, так хорошо, что хочется двигать бёдрами навстречу.

Подобное должно являться демону пыткой, а сейчас приносит лишь удовлетворение. Он с восторгом и удивлением с самого себя смотрит, как тело главы Цзян млеет в его руках, отдаётся власти и стойко вызывает желание как-либо унизить. Слабое удушье главе по вкусу, он даже не хмурится и явно хочет большего, если судить по затуманенному взгляду. Однако когда на смену пальцам в него зашла головка члена, Цзян Чэн дёрнулся в недовольстве, и только рука на его шее не позволила далеко отстраниться. Немного приподнявшись, он прикусил нижнюю губу, чтобы не закричать, а после сам насадился на член. Глаза округлились, лицо стало ещё румянее, а сам юноша застыл на месте. Улыбаясь, демон обхватил его бёдра обеими руками и постарался задать ритм движений. Цзян Чэн жадно вдохнул и ухватился за его плечи, впиваясь ногтями.

— Больно? — с явной насмешкой спрашивает демон. — Мне перестать? Умоляй прекратить...

— Нет... Сам... — прикусив губу, Цзян Чэн стойко решил начать медленно двигаться. Смазки было достаточно, но он всё же решил обильно смочить слюной свои пальцы и провести ими по члену Яньцзина. Чёрные волосы совсем распустились из пучка, опадая на молочную грудь и вызывая щекотку. Но демон точно не намерен их убрать. Наблюдать за мучениями, ярко выраженными на лице этого главы, даже приятнее, чем просто быть внутри него. Цзян Чэн морщился, неумело двигаясь на члене, и, в итоге, просто закрыл глаза. Положил руки на грудь для опоры и постарался ускориться, вот только демон желал двигаться тоже, куда быстрее. Яньцзин крепко сжимал его бёдра, надеясь, что завтра их украсят синие пятна. Он чувствовал, как духовная энергия хаотично циркулирует между их тел. От внезапного выброса тёмной ци Цзян Чэн дёргался, сдерживая низкий стон. Разумеется, это было приятно, глава просто не осознавал причины и последствия, отдаваясь демону без остатка. 

Темп всё же нарастал, и Яньцзин добивался его боли. Вновь хватая его за горло, он был на грани кончить, пока Цзян Чэн неустанно шептал его имя сквозь тихие стоны.

— Умоляй... Чего же ты хочешь? 

— Смотря чего хочешь ты...

Ответ ввёл демона в искреннее недоумение. Всё, чего он добивается третий месяц подряд, это чужие страдания, медленные и необратимые. А этот глава насаживается на его член, ублажая тем самым обоих, и словно хочет ещё. Но прямо сейчас у демона не настолько много сил, чтобы влить их до потери чужого сознания.

— Хочу тебя сожрать...

— Ешь, — Цзян Чэн ухмыльнулся. 

— Это вызов? Я же попробую...

— Пробуй... — прозвучало соблазнительным шёпотом, тут же затерявшемся в томном вздохе.

Яньцзин резко притянул его к себе, кусая за шею. Вдыхая запах чужого тела, видел лишь туман перед глазами. Ненависть граничила с похотью. Хотелось разорвать кожу и следом слизать каждую рану. Давящее чувство в груди не позволяло укусить больнее. Рана болезненно ныла, а в голове родилось предположение, что энергия тянется к себе подобной. Баоюэ был пропитан силой Хуа Чэна, а в груди Цзян Чэна сейчас — ядро Вэй Ина, с которым непревзойдённый князь связан уже много лет. Отвращение накатывает с небывалой силой. Всё это время Яньцзин отдавал энергию впустую, потому что ядро Вэй Ина, помеченное однажды другим демоном, теперь ничего не могло повредить. Никакая тьма не пройдёт через него так же, как яд не убьёт змею.

Цзян Чэн слегка отстранился, чтобы положить обе ладони на щёки Яньцзина, и нежно припал к губам.

— А-Цзин...

Голос прошиб молнией не хуже Цзыдяня, и Яньцзин нервно дёрнулся, избегая касания. Вот только Цзян Чэн давно привык к такому ответу на все поцелуи, потому лишь улыбнулся и, схватив того за подбородок, повернул обратно к себе, теперь уже целуя настырно. Демон злился и прикусывал его губы до алой крови, но едва ощутив её вкус у себя во рту, обомлел.

Не горькая от слова совсем.

— Заполни меня, — шепчет Цзян Чэн, с неохотой отрываясь от болезненного поцелуя. — Пожалуйста... 

Яньцзин ничего не ответил, лишь начал двигаться быстрее, стараясь поскорее довести себя до пика даже сквозь неожиданное огорчение и притвориться спящим. Он вновь подчиняется, терпит и глотает обиды, острым комом застрявшими в глотке. Цзян Чэн же явно приближался к своему первому оргазму и блаженно прикрыл глаза, обнимая демона обеими руками и вдыхая его запах, еле ощутимые нотки масел и лекарств, ничего не напоминает живого человека, даже тепло слабое. Но жара тела Цзян Чэна прямо сейчас хватает на них двоих.

Потратив некоторую часть силы, Яньцзин изливается внутрь, как и было запрошено, и Цзян Чэн — сразу следом за ним. Укладываясь рядом, он положил голову на грудь демона и тихо спросил:

— Не больно?

Это не ему следовало бы спрашивать.

— Лежи...

Имелось в виду, не передавливает ли он рану. Про боль душевную он, конечно, знать совсем не мог. Оно и к лучшему. Цзян Чэн заснул довольно быстро, обнимая демона за талию, а тот подолгу не смыкал глаз, слушая чужое дыхание и сердцебиение. Мысли крутились в голове почти до рассвета. Яньцзин разочарованно вздохнул и, наконец, смог прикрыть глаза.

Следующий месяц протекал плавно и без потрясений. Демон находился в тщетных поисках подходящего яда, а орден становился всё живее и богаче. Отсутствие нечистой угрозы и распрей между кланами позволило, наконец, процветать. Зима выдалась не самая холодная, потому Цзян Чэн не упускал возможности в свободную минуту вытащить свою «целительницу» из покоев. Демон не боялся холода, но он навевает в мыслях худшее из прошлого. Впрочем отказывать не было более причин. Конфликты ему невыгодны. 

Глава клана старался не отпускать его руку, чтобы не потеряться в толпе. Они попали на какую-то ярмарку и искали торговца сладостей. Купив мешочек самых сладких конфет, Цзян Чэн протянул его демону, который нехотя протянул руку. Но вместо того, чтобы принять угощение, сместил пальцы к чужому запястью и, обхватив, потянул куда-то в сторону.

— Разве не хочешь? Цзян Цзин...

— Сначала заколка, потом гребень, какие-то книги по медицине, даже мантия твоего клана... Теперь сладости. 

— Главная сладость ждёт тебя поздней ночью, поэтому ешь. Но можешь оставить на потом, чтобы перебить вкус крови. Откуда у тебя только привычка эта дурная...

— Какая моя привычка раздражает молодого господина? Кусаться? Сам виноват, что такой вкусный...

Цзян Чэн усмехнулся и в спешке легонько коснулся губами его щеки. Увидев бледность на лице, уже не опешил, потому что привык. Стало быть, это его особенность: пока другие люди от смущения краснеют, его лицо становится синеватого оттенка, почти как у демонов из учебных книг. Такая реакция немного забавила Цзян Чэна. Видимо, он сильно согрешил в прошлой жизни, раз теперь отчаянно влюбился в подобие нечисти: лицом красив, хоть и скрывает истинное, кожа бледно-синяя, глаза горят, кажется, неестественными искрами, а на губах — самая предательская улыбка, с которой Цзян Цзин всегда подаёт чай, где наверняка налит приворотный яд. Иначе как ещё можно объяснить такую привязанность? Время идёт, траур близится к концу, а память напоминает ледяной пепел, уже остыла и не треплет сердце. 

Глава клана уверен, что никого не забыл, но, кажется, что-то всё же медленно утекает из памяти. Совсем небольшие детали. Он медленно забывает тепло губ и рук, некогда близких, но это не пугает. Сердце болит не потому что скучает, оно давно разбито предательством. Другими словами поведение Вэй Ина он объяснить не может. Цзян Чэн был готов идти ему навстречу, со всеми рисками, но тот возомнил себя героем и, потеряв над собой контроль, вступил в сговор с демонами. Плевать он хотел на обещания и чувства. Теперь от него даже тела не осталось, а Цзян Чэн не пытается отыскать в себе силы, чтобы отправиться на Луаньцзан для поисков хотя бы крупицы души. Что он с ней сделает?

Хотя Мэйцзин и говорила, что не способна вылечить душевные раны, но это оказалось милой ложью. Потому что рану Цзян Чэна она затянула собственными силами. Нужно было не так уж много... Любить и оставаться рядом. Не лгать и не убегать. Видимо, для Вэй Ина, в силу характера, это было тягостью. Видимо, он не способен на чистую любовь, будучи в детства связанным с демоном. То, что пропал и Сань Лан, сделало только лучше. Конечно, когда-то он был полезен, но сейчас Цзян Чэн не хочет об этом думать. А только держать за руку стоящего рядом, что неловко прикладывает к губам конфету. Улыбка напрашивается сама, как и желание прикоснуться поцелуем вновь возрастает с новой силой. Коснуться и никогда не отпускать — всё, что нужно этому смертному, и это очень согласуется с планом демона. 

Яньцзин негласно обещал присмотреть за Цзинь Лином, однако это никогда не имело отношения к его дяде. Месть случится, он так сильно хотел этого, однако прямо сейчас чувствуется, как огромная стена поднимается с глубины, от самой Преисподней. Стена между ним и прошлым. Когда как границы с этим смертным наоборот таят, позволяя цветам невиданного прежде чувства распускаться на могильной земле. Только он никогда не сорвёт эти цветы, иначе окажется обманут: они самые ядовитые. Они уничтожили его семью, отдалили последнего близкого человека и оставили в одиночестве, чтобы одна целительница осмелилась протянуть свою холодную руку, глядя не менее холодными глазами на жертву. И как только Цзян Чэн разглядел в них что-то... своё? 

С каждым днём становилось всё тяжелее. Потому что от чужой заботы демона перестало тошнить. Он исправно подчинялся, выполнял роль прислуги и наложницы, напрочь забыв о том, что в глубинах Преисподней, на юго-западе, ещё стоит большой дворец с пустым троном. Неужели местью можно увлечься настолько, думал Яньцзин, пока очередным утром кормил кашей маленького А-Юаня. 

«А если все здесь погибнут, что я расскажу этому ребёнку? Опять много лгать».

Выкрасть Цзыдянь — главная задача. Правда потом нужно будет пропасть на пару дней, и Яньцзин уже придумывает оправдания. Только для чего — сам понять не может. Как только Цзыдянь окажется в его руках, а прах учителя попадёт в сердцевину свежей куклы, не будет особой нужды даже возвращаться. Можно задержаться, добиться свадьбы и повторить опыт с Вэнь Жоханем. Остальной орден сам разбежится. Во всяком случае, добить подчинённых кажется демону чем-то весьма простым, проще только давить насекомых. Испуганные смертные, лишённые руководства и порядка, очень похожи на них. Или можно продолжать вливать тёмную энергию, чтобы после искажения ци этот глава сам уничтожил собственных людей. Только пользу от своих сил Яньцзин ощущает всё слабее, словно жертву ничего не берёт. Остаётся только один яд, который убьёт Цзян Чэна через полгода, но, кажется, этого времени может не хватить. Этот Цзыдянь ему дороже всего, ни на миг не снимает. Хотя, у него ведь и так ничего нет. Неизвестно ещё, что злит демона больше: недооценивание противника или собственная слабость. Порой хочется сжать его голову до хруста, чтобы кровь потекла из глаз и рта, но что-то останавливает. Лицо такое же, как тогда. Это было слишком давно, но всё ещё хранится в памяти, от того и терзает. И демон лишь грустно вздыхает, укладываясь на чужие колени, дабы руки коснулись его волос в ласковом жесте. То слово какое скажет, то губами прикоснётся, и сразу пустота в голове, только в груди всё давит невозможно. 

Яньцзин хватается за свою голову обеими руками в попытке заглушить мысли и готов завыть от того, как эти нелепые действия в его сторону постоянно и губительно влияют. Он должен его ненавидеть, он добьётся его страданий и отомстит, вот только... Всё рушится, когда Цзян Чэн так жарко и настойчиво целует. Огромная стена не просто тает между ними, она падает на демона, придавливая и лишая последнего подобия чувств. Каждое слово демона пропитано ложью и недомолвками, но надолго ли это? Рано или поздно, один из них схватит другого за горло, и не в порыве страсти.

А-Юаню исполнилось шесть. Клановую мантию ему сшил лично Яньцзин, а Цзян Чэн подарил жетон в виде лотоса с кисточкой, нарекая учеником ордена Юньмэн Цзян. Держать настоящее оружие в руках ребёнку было ещё рано, но он посещал все тренировки уже сейчас и много часов проводил в медитации. Ему предложили музыкальный инструмент, и мальчик долго не мог определиться с ним. В конце концов, он стал обладателем сяо, потому что не хотел других учителей, кроме любимой Мэйцзин. Цзян Чэн ощущал небывалую гордость и ответственность за нового ученика, которого захотел воспитать лично. Он понимал, что та, кого ребёнок называет тётушкой, лгала о своей личности, но не переставала заботиться, от того главе ордена стало приятно проводить время с мальчиком, ведь это помогало сблизиться им троим. Они растили чужого ребёнка как собственного, и осознавая это, Цзян Чэн не всегда сдерживал свой влюблённый порыв. Перед другими ему нужно было сохранять трезвый ум и невозмутимость, оставаться строгим и ответственным, но в своих покоях он позволял себе некоторые слабости: вот сонный А-Юань сидит у него на коленях, покачиваясь, а вот А-Цзин заплетает ему простую косу для сна, после нежно целуя. Ежедневный простой ритуал, одновременно тёплый для одного и пугающий для другого.

От ласкового обращения демона почти трясло. Он не помнит, когда в последний раз к нему так обращались. А теперь это превращается в повседневность, согревая по-новому. Ведётся на нежность и слепо доверяет, ведь кинжал у него, а этот смертный слишком влюблён, чтобы предать в любой миг. Древняя паранойя будто бы иссякла, внутри осталось только слабое пламя свечи, которое разгорается огромным пожаром, когда глава ордена переходит границы дозволенного и толкает на кровать, придавливая своим горячим телом. Сношаться с едой омерзительно, но Яньцзин никогда не отличался благородством. Как слепой касается острия меча, приставленного к его шее, так Цзян Чэн касается души демонами своими словами, наверняка вкладывая в них не такой уж особый смысл. Самый опасный яд и такое желанное лекарство. На долю Яньцзина выпало немало испытаний из-за однажды совершенной на почве любви ошибки. Столько лет ждать перерождения, чтобы простить и молча подставлять щеку — полнейшая глупость, на которую поведётся только глупец. Или отчаявшийся унять ненависть непревзойдённый.

В один из дней, когда глава ордена вновь засиделся допоздна, разбираясь с документацией, Яньцзин уже без предупреждения входит в кабинет. Аккуратно ставит поднос с чаем и зажигает благовония, в которых содержится немалая доза отравляющего вещества. Польза его почти сошла на нет, но демон изготовил по новому рецепту и теперь трепетно ждёт каких-то изменений. Он садится близко к главе, чтобы внимательно следить за реакцией тела на новый яд, но смотрит чересчур пристально, что не остаётся без внимания. Цзян Чэн, наконец, отрывает взгляд от бумаг и тепло улыбается своему гостю. К нему даже советник не заходит, и никакая прислуга, видимо, все сочли его чересчур сосредоточенным и не захотели отвлекать. Однако присутствие было ему нужно, пусть даже по мелочи.

— Не мог бы ты мне помочь? — спрашивает он, и от чего-то слышится в его голосе неловкость. Конечно, ему не нравилось принуждать А-Цзина к работе, как минимум потому, что тот никогда не откажет. Демон согласно кивает, приподнимаясь. — Положи эти отчёты в шкаф на самую нижнюю полку и принеси те, что лежат на самом верху.

Цзян Чэн указал рукой на одну из множества полок. Работы действительно много.

— Я стараюсь разобраться со старыми делами, которые застопорились ещё после гибели родителей. Не слишком важные, иначе бы не приступил к ним так поздно. 

— Торговля — это важно, — отмечает А-Цзин, принеся нужные бумаги.

— Нет-нет, это мелкие просьбы, старые письма от кланов, которые прежде находились в подчинении Юньмэн Цзян. Не все сейчас живы даже.

— Там был отчёт о продаже риса в Мэйшань. Зачем ты вообще тратишь на это время сейчас? 

— Утром мне советник доложил о каких-то недочётах, нужно найти ошибку. Постой... В Мэйшань? — Цзян Чэн слегка нахмурился и принялся листать отчёт. — Даты свежие. Вот и ошибка... И не только рис, передавались некоторые лекарства. Я помню даже эти названия... Дедушка тогда жаловался на боли и даже не вышел с нами попрощаться. Но кто-то до сих пор доставляет ему помощь. Осталось выяснить, кто и зачем. И придумать ему наказание.

— Ты тогда лежал без сознания целыми днями, а помнишь такое... Кстати, ты не чувствуешь боли после тренировок? Может, ци нарушена, ядро жжёт или что-то в этом роде? — Цзян Чэн странно отвёл взгляд, но после вздохнул и ответил, что всё в порядке. Не похоже на правду. Демон улыбнулся. Должно быть, ему больно, но он пытается спрятать свои слабые стороны. Обычная глупость у гордых смертных. — Хорошо...

— А-Цзин... Не нужно держать меня за идиота.

— Что ты говоришь? Никто и не держит... 

— Как твоя собственная ци? Почему-то я никогда не ощущал её. Мы же... занимаемся двойным совершенствованием, но только моя энергия переливается как в пустую пиалу. Не подумай, что мне жалко, это не так! Но и не нужно меня по сей день обманывать. Баошань Санжэнь... Кто придумал эту нелепую сказку, ты или Вэй Усянь? И главное, ради чего такая жертва?

— Глава клана... Наверное, уже поздно говорить о таком. Главное, что вы в порядке и имеете силы, чтобы управлять орденом и обучать других. Мне эта сила не нужна. Попрошу не спорить.

— Поэтому ты отказался сопровождать мою сестру, — продолжает тот, и взгляд его становится всё более суровым, — ядра нет, обучать стало сложнее. Видимо, ей вы не сказали об этом. Она бы точно была против... Ладно, не собирался я спорить с тобой. Передай мне ещё один отчёт с соседней полки.

Когда на его руках оказался очередной документ, морщины на лице так и не разгладились. Похоже, это были письма из Мэйшаня. Было заметно, что рука немного вздрогнула, но всё же Цзян Чэн открыл каждое, чтобы прочесть. С тяжёлым выражением лица, он опять печально вздохнул.

— Это письмо пришло уже после смерти мамы... Тётя не дождалась ответ. А когда мы гостили у них, то и словом не обмолвилась о старой просьбе. 

— Наверняка ей было неудобно напоминать о себе в тот момент, — Яньцзин провёл рукой по его плечу, а после приложил к нему голову и тут же ощутил почти невесомый поцелуй в макушку. — Не упивайся скорби прямо перед сном, иначе опять будут сниться кошмары.

— Пишет, что клан Вэнь страшит не так сильно, как маковое поле за городом. Они отправили несколько людей за цветами, чтобы сделать маковое молоко для дедушки, но никто не вернулся. До сих пор в голове не укладывается, что не так с этими маками... Кстати, в Юньмэне они выросли совсем не лиловыми... 

— Ты правда не знаешь, что придаёт им такой цвет? Маки окропили демонической кровью, и они никогда не переставали цвести. Представь, сколько лет этому полю и сколько в нём силы. Один бутон — одна не упокоенная душа. Конечно, они никого к себе не подпустят. Кроме наследников клана Юй. Пошла бы твоя тётя лично туда собирать цветы, то сразу поняла бы это. Но за сотни лет никто из клана не пересекал границы, опасаясь за собственную жизнь и отправляя слуг на гибель.

— Интересное предположение... Но думаю, это воля случая. Вот ещё письмо от тётушки, пишет, что мой кузен погиб от макового поветрия. Значит, дело не в родословной. 

«Возможно, не стоит говорить, что его тётушка ему не родная вовсе, а то подумает лишнее...»

— Хочу ещё раз поехать в Мэйшань, поискать там что-нибудь в отчётах. Наверняка всё цело, просто все боятся разбираться. И советник меня, наверное, не отпустит...

— Ну разумеется, ещё умрёшь там. Видел, что осталось от главы Не? Так же хочешь? Но если, конечно, надумаешь бежать ночью, то я отправлюсь с тобой. Опыт жизни в Мэйшане у меня есть.

— Опыт смерти нам не нужен. Всё равно дел слишком много. Не до этого пока. 

— Тоже правильно. Пойдём спать, Чэн-Чэн... Я же знаю, что ты устал. Передо мной можно не притворяться. 

Яньцзин повернул его голову лицом к себе и провёл языком по губам. Тот приоткрыл рот для поцелуя, но оказался обманут, когда демон чуть отстранился, дразня. Цзян Чэн подался вперёд вновь, но опять его лишили ласки. И тогда он обхватил демона обеими руками, повалив на пол. Тот изобразил вздох и улыбнулся, вытянувшись.

— Сдаюсь!

Едва Цзян Чэн успел насладиться простой победой, как оказался перехвачен в руках и резко перевёрнут. Оказавшись на полу придавленный еле тёплым и давно излюблённым телом, он в удивлении приподнял брови.

— Правило первое: охотник не должен доверять словам жертвы. 

Руки вмиг заползли под ханьфу, распахивая его, и Яньцзин принялся расцеловывать горячую кожу под собой, исчерченную старыми шрамами. Провёл языком снизу вверх, останавливаясь на ключицах и не сдерживаясь от лёгких укусов. Цзян Чэн заметно покрывался мурашками от любого касания, и каждый последующий стон оказывался украден чужими губами. Демон чувствовал, как под его лаской даже духовная сила колышется словно ветка на ветру, а сам смертный чуть вздрагивал, потому что губы, целующие его, были чересчур холодными. Ему нравилось, как этот смертный послушен под его лаской.

На улице вдруг послышались голоса. Время позднее, и это показалось немного странным. Цзян Чэн в спешке поцеловал А-Цзина в губы, а после легонько столкнул с себя, чтобы подняться и поправить в одежду. Тот успел лишь возмущённо фыркнуть. Крайне вовремя, потому как сразу же в дверь кто-то постучал, и Цзян Чэн сам открывает двери. Встревоженный адепт едва не сталкивается лбом с главой ордена и со множеством извинений склоняется в поклоне. В руках у него небольшой свиток:

— Глава, простите, что поздно, но пришли плохие вести из ордена Ланьлин Цзинь, — от услышанного Цзян Чэн напрягся и взглянул на адепта с одной только надеждой. Чтобы с Цзинь Лином всё было хорошо. — Было совершено покушение на главу ордена, Цзынь Цзысюна, а госпожа Цзинь пропала без вести. С младшим господином Цзинь всё хорошо, однако...

— Однако что?

— В кабинете госпожи Цзинь мы нашли запечатанный свиток, к нему прилагалась записка. Лично для вас, глава...

Адепт тут же протянул свиток Цзян Чэну. Никто не решился нарушать целостность до передачи послания лично в руки. С учётом, что сама госпожа Цзинь бесследно исчезла, это может оказаться очень важным. Цзян Чэн пробежался глазами по тексту и тяжело вздохнул. Его талию заботливо обвили руки А-Цзина, положившего голову тому на плечо, чтобы самому прочитать письмо от госпожи.

— Нужно сегодня же забрать оттуда Цзинь Лина, — говорит он шёпотом и явно сдерживается от поцелуя при постороннем человеке. — Пусть сами разбираются со своими проблемами, ребёнку там не место.

В сопровождении нескольких лучших адептов, Цзян Чэн сразу отправился в Ланьлин. Разумеется, демон не пожелал оставаться в ожидании и потому поехал с ними, пообещав не докучать лишними разговорами. В Башне Кои все слуги были в панике, задаваясь вопросом: кому понадобилось похищать госпожу Цзинь? И только глава ордена Юньмэн Цзян уже знал, что женщина ушла по собственному желанию, а с него заведомо взяла обещание сохранить всё в тайне. Он не до конца понимал её мотив, но, к счастью, удалось избежать участи переубедить. Этот орден разрушает себя изнутри долгие годы, не давая особой власти грамотным людям. Предсказуемо, что кто-то из советников решился на подобный бунт, при этом не срывая с себя маску. Однако разбираться он в этом точно не намерен. Когда племянник окажется в его руках и вырастет, надев лиловые одеяния, то о его связи с кланом отца будет говорить лишь киноварная точка на лбу. Цзян Чэн более чем уверен, что и она будет стёрта с годами.

Цзинь Цзысюн не выглядел встревоженным, только заметно выпившим, от того даже возникало обманчивое впечатление, будто ему не всё равно. Его пытались убить сегодня утром, а его мать похищена и, вероятно, уже мертва, ведь в записке от неё говорилось лишь о свитке для главы Юньмэн Цзян. Ни слова о выкупе или какой-то договоренности, чтобы установить контакт с бунтовщиками. Безо всякого желания Цзян Чэн поприветствовал главу Цзинь и, обмолвившись парой слов с другими высокопоставленными людьми ордена, увидел в стороне одну служанку, державшую на руках плачущего ребёнка. Цзян Чэн тут же подходит к женщине, и та успевает только вздрогнуть от неожиданности, как ребёнка у неё забирают со всей нежностью. На руках дяди ребёнок немного притих, чем вызывал лёгкую улыбку. Рядом вмиг возник и А-Цзин, присутствие которого заставило мальчика не просто замолчать, а с восторгом вытянуть ручки.

— Хочешь, чтобы Мэйцзин взяла тебя? Возвращайся к повозке, дядя, у нас тут намечается личный разговор, — с этими словами А-Цзин берёт ребёнка уже в свои руки и прижимает к груди, отворачиваясь и болтая о чём-то в полголоса. — Тебя вкусно кормили? Не обижали? Солнышко, мы виделись совсем недавно, а ты ещё вырос. Так по тебе соскучился!

Тепло, возникшее в груди Цзян Чэна, сопровождало его ровно весь путь до самого дома. Он чувствовал радость и заметный подъем уверенности от того, что теперь его самые близкие люди будут рядом. В эту радость даже тяжело сразу поверить, потому он первое время не оставлял племянника без личного присмотра. Пока одним днём А-Цзин не застал его в кабинете, уснувшего полулёжа и с ребёнком на груди. А-Лин был в заботливых руках, даже если глава занимался своими обязанностями, но без помощи им явно не обойтись.

Когда А-Юань увидел своего нового соседа по детской комнате, то показался неуверенным и даже побоялся подходить. Оглядываясь в поисках Мэйцзин, чтобы по привычке взять за руку, он слегка испуганно коснулся ладошки А-Лина, который вдруг улыбнулся и слабо сжал пальцы А-Юаня. Тот вновь посмотрел на тётушку, но спросить кое-что не решался.

— Он будет жить с нами. Комната достаточно просторная для двоих, тесно вам не будет. Ты же не против, котёнок? — демон ласково проводит ладонью по его макушке и следом легонько целует. Мальчик лишь молча машет головой. — Это племянник твоего учителя, вы обязательно поладите, когда А-Лин станет чуточку старше. А пока наша с тобой общая задача — позаботиться о нём.

— У него тоже нет мамы? Тогда я помогу...

И хотя А-Юань не возражал, его лицо всё ещё выражало обеспокоенность и грусть. Яньцзин решил, что он расстроен из-за возраста А-Лина, ведь сейчас с ним будет возиться весьма скучно, а в Юньмэне мало развлечений на одного для ребёнка, кроме учебных занятий. Придётся подождать, чтобы вместе воровать сладости и сбегать с тренировок, чтобы пострелять из лука в лесу, охотясь на мелкую нечисть. Однако печаль заключалась в обычной детской зависти. А-Юань не успел почувствовать себя частью клана Цзян, хотя глава ордена считал его почти приёмным сыном, как тут появляется племянник, и главное, родной. Конечно, такого будут любить больше, он получит лучшие подарки на праздники, пока А-Юань будет всё дальше уходить в тень. Однако он точно знает, что в этой тени его будет ждать тётушка.

Время проходит быстро, месяцы летели один за другим, а Поднебесная всё ещё была полна разочарований. Расследование убийств окончательно зашло в тупик, положение Ланьлин Цзинь среди прочих орденов стало совсем шатким, орден Гусу Лань стал бесспорным претендентом на место главенствующего, однако Лань Сичэнь отказывался от титула верховного заклинателя, и на редких собраниях кланов этот вопрос перестали брать во внимание. Каждый клан жил и развивался в своём темпе, не появлялось нужды в остром соперничестве и выборе лучших, потому титул верховного вовсе терял свою суть. Глава Юньмэн Цзян от титула отказывался, ведь только недавно более-менее восстановился, потому его личная рекомендация указывала на последний из возможных вариантов: Цинхэ Не. Не Хуайсан, конечно, этому не обрадовался, но у него, в конце концов, был под рукой очень грамотный советник, Мэн Яо, который точно поможет с наставлением. Нечистая Юдоль находилась севернее остальных резиденций, добираться туда приходилось непросто из-за горной местности, однако и собрания новый верховный проводил не слишком часто, ограничиваясь рассылкой важных писем лично каждому главе. 

Траур в Юньмэне завершился, а синеглазый демон нервно заглядывался на руку главы клана, украшенную Цзыдянем. От злости можно было сточить клыки в порошок, но со временем появилось умение не просто сидеть смирно, а даже улыбаться, заглядывать в глаза и игриво проводить пальцами по чужой ноге под столом, например, за завтраком. Цзян Чэн на это лишь усмехался, прекрасная зная, как этот лёгкий флирт всегда заканчивается. Не сказать, что их двойное совершенствование приносило ему духовную пользу, либо он попросту не до конца понимал всю суть, а вот демона от избытка его энергии ян порой даже тошнило, но не настолько сильно, чтобы прекратить. Всё же окутывать тьмой этого смертного оказалось приятно, а если ещё слегка душить или пускать кровь укусами, пока тот подчиняется каждому слову и стонет его имя, прогибаясь в спине и подрагивая всем телом... Неописуемо. Будь проклят день, когда Яньцзин решил, что влюбить в себя своего врага, прежде чем полностью сломать — хорошая идея. Порой этот смертный городит несусветную чушь, такую, что хочется даже поверить... Как никогда важно сохранять бдительность, ведь если не получать любовь второе тысячелетие подряд, не чувствовать заботу и тепло от повседневных мелочей, сделанных вместе, то можно в конец растерять демонические таланты... От лютой ненависти, с кровью на руках, сейчас касаться тёплого лица напротив поцелуем кажется Яньцзину сумасшествием. Очевидно, он тронулся умом ещё давно, но чтобы вот так позорно... Каждый день он пытается убедить себя, что всё перед ним обман, мимолётная и нежная ложь, которая, в итоге, воткнётся острием в спину. В глазах смертного это будут долгие годы упорной работы над собой и любовью к другому, а для древнего демона это короткое мгновение. Но почему-то так хочется, чтобы оно тянулось гораздо дольше.

— А-Цзин, ты меня вообще слушаешь? — с улыбкой спрашивает Цзян Чэн и делает глоток чая. Демон вздрагивает, выходя из своих размышлений, и нервно сглатывает странную горечь.

— Засмотрелся на тебя. Сам виноват, что такой красивый.

— Как ты познакомился с Сань Ланом?

— Кем-кем? — переспросил тот и отобрал его пиалу с чаем. Из чужой всегда вкуснее. 

— Сань Лан. Ты его не помнишь? Он как-то сказал, что ты ему должен, потому вы оба помогали восстанавливать Пристань.

— А-а-а... Сань Лан! — неплох четвёртый князь, раз придумал взять себе смертное имя. — Наше общение было недолгим, а знакомство весьма натянутым. Почему ты его вспомнил?

— Он давно исчез. Не говорю, что это плохо, я даже рад этому, просто это кажется странным... Наверняка он был в сговоре с Вэй Ином, помогал ему... Хорошо, если мёртв, одной проблемой меньше.

— Ты же знаешь, что он не человек? — Цзян Чэн удивлённо приподнял брови. — Да брось, разве не про него говорили, что проклятый или в таком роде?

— Это было давно, ещё в нашем детстве. Матушка всегда говорила, что он из Преисподней и принесёт только беды нашему ордену, хотя... Пока Сань Лан жил с нами, у нас перестали водиться гули и прочая нечисть. Выходит, паранойя моей матушки оправдана. Непонятно разве что, какая ему от этого выгода? Свёл Вэй Ина на тёмный путь и исчез... И главный вопрос, как ты познакомился с ним?

— Случайно встретились на охоте, предложил сделку. И помнится, свою часть он так и не исполнил! Но я не в обиде... Хотел, чтобы я стал адептом Цишань Вэнь и следил за всем изнутри. Как ты уже знаешь, его план далеко зашёл, но убийство Вэнь Жоханя не было его приказом. Моя личная прихоть после недолгой службы. Не делай такое лицо, Чэн-Чэн, я же врачеватель, и никто меня не тронул. А насчёт Юньмэна... Я не мог это остановить, только вовремя вмешаться и спасти наследников клана.

— Видел ли ты, кто убил моих родителей?

Яньцзин опустил глаза, обдумывая очередную ложь. Было, на удивление, тяжело лгать и смотреть на это лицо, что невольно за разговор наполнилось скорбью. 

— Кажется, я вытащил вас двоих до того, как погиб бывший глава клана, потому что не увидел его. Что касается его жены... Наверняка она подвергалась пыткам со стороны клана Вэнь. Кажется, они искали какой-то тёмный артефакт, вот только летально ошиблись при поиске... Ну всё, Чэн-Чэн, не делай такое лицо! 

Он тут же сократил расстояние между ними до минимума, обвивая руками за талию и притягивая как можно теснее, чтобы мелкой россыпью оставить поцелуи на лице Цзян Чэна. Тот уже не казался мрачным, лишь слегка опечаленным, и не возражал против внезапного прилива нежности. И ни одной слезы. Время и обстоятельства сделали его заметно сильнее.

— А-Цзин, давай поженимся?

— Я мужчина, если ты уже забыл. Пускай другие и не знают. Да и советник тебя осудит за такой безродный выбор. Уверен, где-то рядом найдётся красавица, с которой ты продолжишь свой род и всё такое.

— Мы с тобой воспитываем двоих детей, один из них точно займёт моё место однажды.

— А ты, я смотрю, уже за А-Лина решил, где ему оставаться. Имей совесть!

— Цзян Цзин! — глава ордена спешил возразить, даже слегка хлопнул по столу, но демона уже было не заткнуть.

— Интересный факт, Цзян — не моя фамилия, я её придумал исключительно для встречи с тобой... Перестань смотреть на меня с таким лицом!.. Кто знал, что судьба снова сведёт нас подобным образом?!

— Не уходи от вопроса, — Цзян Чэн положил ладони на его щёки, заставляя смотреть строго на себя. — Будь ты хоть Мэйцзин, хоть Цзян Цзин, хоть кто угодно, я...

— А если я не человек? — перебивает Яньцзин. 

— Как Сань Лан?

— Хуже.

— Не верю.

— Чэн-Чэн, ты беспечный... Я соврал про свой пол, своё имя и сейчас говорю такое, а ты... 

— Люблю тебя.

Цзян Чэн не даёт ему что-либо ответить, накрывая его губы своими и вовлекая в поцелуй. Сначала нежный и довольно медленный, а после проникает в рот языком, от чего Яньцзин удивлённо открывает глаза, но отстраниться не может — его держат всеми силами. 

«Видимо, битву я проиграл... Но ещё не войну…»

Chapter Text

– Тётушка, посмотри-посмотри, А-Лин идёт! – Юань закричал так, что было слышно с другой стороны пристани, и Яньцзин, тут же реагируя на шум из открытого окна, отвлёкся от изготовления лекарства. Выйдя на улицу, он спешно подошёл к Юаню, и тот указал пальцем на годовалого Цзинь Лина, который, увидев ещё одно знакомое лицо, улыбнулся и постарался подойти ближе, хотя стоял ещё не слишком крепко. Ожидаемо, что ребёнок упал, но, к счастью, без последствий, потому что сзади его подхватил Цзян Чэн.

– Отличная попытка, молодой господин Цзинь, но не привыкай бежать сломя голову за женщинами… – Цзян Чэн улыбнулся, взяв его на руки, и поцеловал племянника в макушку.

– Ко мне можно, – Яньцзин не оценил претензию и сложил на груди руки, не забыв про осуждающий взгляд. 

Цзян Чэн, кажется, весь светился, а с румяным Цзинь Лином на руках и вовсе грел даже жарче июньского солнца. Разве что совсем не хочется жмуриться, а только улыбаться в ответ и интуитивно тянуться руками к теплу, что способно объять и изнежить даже самые древние демонические кости. Год назад ещё была возможность признаться, что каждое такое касание приближало его к собственной смерти без возмездия. Сейчас быт в Ляньхуа – личный вид мазохизма, о котором Яньцзин не хочет признаваться даже самому себе. 

Совсем немного осталось. Подберется ближе, к краю, что крошится в песок под ногами с каждым шагом. Главное не упасть. Или, как минимум, не бояться падать. Уж если умирать, то после врага, и не важно, как близко он прижимает к себе в последние секунды жизни. Такие сны демона и преследуют, вгоняя в тоску, которая не сравнится с многовековым одиночеством в ожидании мести. Он мог бы оставить от него лишь кровавую лужу, с удовольствием насладившись свежим ядром, но в этом мало интереса, если страдания будут не идентичны прошлым. Яньцзин сделает всё, чтобы лакомая жертва осталась совершенно одна в тёмном углу и с надеждой протянула руку, которую демон и откусит.

Но вся месть меркнет на фоне пережитого, когда Цзян Чэн закрывает собой всё вокруг, как навязчивое большое облако, и старается приобнять. Приблизиться хоть немного, чтоб коснуться губами ледяной кожи и попытаться согреть всякий раз. Кажется, демон уже забыл, в чём суть двойного совершенствования, потому что тёмная энергия не питает его цель, а цель совсем не делится своей, от того он чувствует себя самым обычным человеком. И он не может решить, в какой степени это ему отвратительно, каждая из ласк похожа на меч, приставленный к груди. Жаль, не к чужой.

– Идём со мной, – жаркий шёпот обдает висок, и рука утягивает за собой, и Яньцзин едва не падает. Еще более неловкий, чем А-Лин. Цзян Чэн держит его за руку и ведёт в главный зал. Ожидая то ли собрания, то ли выговора, демон на мгновение пятится перед дверью.

Если Цзян Чэн хоть немного догадывается о том, что происходит у него под носом, то незамедлительно ответит. За всё. Потому нужно быть настороже ежедневно, не идти на поводу у каждого смазанного поцелуя или крепкого объятия, ждать подвох даже лежа обнаженным на шёлковых простынях, подставляя тело для прикосновений. Яньцзин никогда не терял бдительности, а Цзян Чэн никогда не думал нарушать их единение кровопролитием. Нельзя знать наверняка.

Видит какую-то неуверенность и спешно касается губами ладони, будто этим просит прощения. Если продолжит, то получит, а последний камень под демоном рухнет в бездну, откуда не выбраться, несмотря на княжеский титул.

– Всё в порядке, А-Цзин? Собрание было утром, я лишь хочу с тобой поговорить наедине.

– У главы ордена появились претензии к лекарю? 

– Шань Цзыи имеет претензии, а у меня для тебя кое-что другое…

Яньцзин незаметно вздохнул и, наконец, зашёл в зал. Позади главная дверь закрылась с помощью незамысловатого талисмана, на резкие звуки взмаха духовной силы он повернулся почти интуитивно. Ему даже ничего не может угрожать, но никогда нельзя расслабляться. 

Цзян Чэн подошёл к нему вплотную и провёл руками вдоль талии, не отводя глаз от его губ. Смертные предсказуемы и примитивны, когда дело доходит до похоти, и демон подаётся вперёд, чтобы дать тому желаемое и поскорее освободиться. В крыле врачевателей ждёт целая куча бумажной работы, на которую он добровольно-принудительно подписался около года назад.

Целует, мысленно проговаривая заклинание и тут же толкая его в рот, обводит языком чужой, будто чертит на нём символы. Он бы обрисовал его всеми проклятиями на демоническом языке, только смертный к ним подозрительно невосприимчив. Тот назло ещё и жаден до своей силы, которая еле-еле перетекает в ответ. Кажется, что чужая тьма делает его лишь сильнее, только пока это мало отражается на ядре. Порой видно, как Цзян Чэн груб и вспыльчив на тренировках, как находит удовольствие в спорах с советниками, а после даже не пытается осознать последствия. По мнению демона, ещё несколько лет, и разум затмится до безумия, а смертный будет мучиться от искажения ци.

Слегка подталкивая демона к трону, он не прекращал поцелуи. Жадно и горячо, ведь успел соскучиться. Яньцзин уже вынужденно садится на, очевидно, чужое место, а Цзян Чэн развязывает его пояс и ловко стягивает нижние одежды. Идёт языком по бедру снизу вверх, и демон прикусывает губы, налитые синей кровью. Цзян Чэн стоит на коленях, и это вызывает у Яньцзина улыбку. Не удивится, если этот смертный рисует влажной полосой проклятия похуже, чем известные самому Яньцзину, но сейчас уверен, что в этом больше искренности и нежности, сколько успел ощутить за два тысячелетия скитаний.

Лучшая из живых марионеток: послушная и вместе с тем характерная, острота в самую меру, чтобы демон и посмеивался, и кусался, даже если язвительный тон направлен совершенно на кого-то другого. Цзян Чэна даже не пришлось накачивать собственной кровью, хватает двойного совершенствования, в котором тот извлекает какую-то особую для себя пользу, не подозревая, что он способен поглощать лишь тёмную энергию, древнюю и полную ненависти к нему. Однако границы горчащей злобы и вожделения в момент близости болезненно стираются, а Яньцзин может лишь толкаться внутри него, изображая рваные вздохи. Если не думать, кому принадлежит тело под ним, то это кажется не таким ужасным.

Трахаться на троне совершенно неудобно, но никто из двоих не желает всерьёз озаботиться этим, отдаваясь друг другу со страстью, накопленной, кажется, всего-то с позапрошлой ночи. Цзян Чэн руководит всем процессом, смотрит неотрывно и двигается вверх-вниз. Его взгляд сверху совсем не надменный, наоборот, полон нежного желания. Зрачки демона сужаются в удивлении и страхе, когда смертный прикасается к холодному телу и пытается согреть своим, трётся грудью и шумно шепчет имя: 

– А-Цзин…

Есть риск потеряться в себе окончательно. И демон, привыкший к затишью и исключительно тайным приёмам, почему-то очень хочет рискнуть. Цзян Чэн держится обеими руками за его плечи и закрывает глаза, продолжая двигаться. Доверяет. Но на это доверие демон отвечает укусом, притянув к себе за шею. Слабым укусом, ведь глава ордена издал такой стон, что ввёл в оцепенение. Яньцзин готов в любой момент перегрызть ему горло, а тот отдаётся безо всякой мысли в голове. На губах застывает очередной стон с именем, прежде чем Цзян Чэн выдыхает в истоме. Демон изливается внутрь следующим, кажется, забываясь. Это ещё никогда не заканчивалось без его контроля.

На лице Яньцзина нет эмоций, кроме любопытства. Он наблюдает, как смертный приподнимается, держа в руках ткань одеяния, и сперма стекает по внутренней стороне его бедра.

– Как ты собираешься вернуться на тренировочное поле к адептам в таком распутном виде? Глава ордена... – Яньцзин надевает маску обратно и даже тянется поцеловать. Пунцовое лицо и капли пота у висков не кажутся неприличными, упорство и взращение мастерства при владении оружием чреваты тем же, но глаза Цзян Чэна блестят странно для демона. Это возбуждение, восторг и что-то ещё, далёкое от его понимания. Для себя он называет увиденное «мягкой похотью». 

– Выйдем через задний проход. Только не надо шутить про... Ну, не смейся! – Яньцзин закрывает рукой рот. Шутка действительно глупая. Цзян Чэн слегка щёлкает его плечо и встаёт, поправляя одежду. – Держи себя в руках...

– Держать тебя куда приятнее, господин Цзян, – одна обольстительная улыбка, и Цзян Чэн вновь сражён наповал. Целует пылко, покрывая лаской почти всё лицо, от чего Яньцзин невольно улыбается. Но осознание вмиг ударяет словно молния. Ничего из этого не должно влиять на него. И всё же он подаёт свою руку, чтобы встать с трона и вдвоём сбежать к озеру. Остаётся только надеяться, что поблизости не окажется младших адептов, ведь их проще всего смутить.

Цзян Чэн раздевается полностью и заходит в воду, покрываясь мурашками. Вода не такая уж и холодная, вот только воспоминания внезапно ударяют по больному. Демон вглядывается в его лицо, осторожное и удивлённое, словно в воде было отражение чего-то поистине жуткого. Обняв смертного сзади, он прикоснулся лбом к его затылку и шёпотом спросил:

– Холодно?

– Ничего не чувствую. А должен… – в мыслях всплывало лицо Вэй Ина, его звонкий голос, смех, даже прикосновения, однако Цзян Чэн стоит в воде неподвижно, ощущая непонятную дрожь, которая и на скорбь не похожа. Скорее, это напоминает ему дурное предчувствие. – Показалось…  Пока ты рядом, я точно буду в порядке.

С этого убеждения впору бы рассмеяться, но демон старательно изображает спокойствие и учтивость, потому лишь улыбается, россыпью целуя чужую кожу. Он лгал долго и способен продолжать ещё.

– Твоё присутствие кажется правильным. И я не могу представить, как бы справлялся со всем в одиночестве, – слова Цзян Чэну отчего-то даются с трудом, и, терпя ком в горле, он поворачивается, чтобы обнять.

– Точно не холодно? – очевидно, демона вся эта отдушина его никак не трогала.

– Больше нет.

Осознав, что про свадьбу глава ордена говорил серьёзно, Яньцзин начал думать о том, как неизбежное переплести со своим планом. Он уже имел опыт в замужестве, когда жених умер сразу после церемонии, не дойдя до постели. Плоть его была поистине насыщенной, и Яньцзин даже слегка подрагивает, представляя, каким окажется на вкус наследник мёртвого клана. Будет ли его кровь кипеть, если синеглазый очернит её собственной? Из такой свежей плоти получится необычная кукла, готовая равняться с сильнейшими последователями Лэй Ши, если, конечно, небожитель одаривает их так щедро, как и прежде любимый клан Юй. Впрочем, с этим лучше повременить.

Вопреки некоторым традициям, Цзян Чэн отказался от публичности, потому новость о свадьбе, может, и дошла чудом до других земель, но приглашений другие кланы не получили. Собственно, приглашать и некого, когда каждый второй сторонится гнева молодого главы и его хитрой невесты, что в своё время обвела бывшего верховного заклинателя. Даже глава ордена Не, любитель празднества, не был приглашён, но благодаря слухам всё же отправил поздравительное письмо в Юньмэн Цзян, ограничился скромным подарком, лишая себя возможности как следует напиться на свадьбе старого друга. На это у него были свои причины, в которых никто не хотел разбираться и, тем более, держать обиду.

Наверняка те, кто умеет читать судьбы по звёздам, назовут этот брак несчастливым. Хорошо, что мнение таковых не спросили, дабы назначить дату свадьбы. Плохо, что Цзян Чэн в это совершенно не верил, аргументируя судьбой сестры, та свадьба тоже прошла под счастливой звездой, однако спустя несколько лет брак оказался разрушен смертью обоих супругов. То, как глава ордена реагировал на возможные предсказания, указывало остальным на силу влияния его невесты. А ведь она не происходила из именитого рода, не имела приданого, даже могилы её предков найти не представляется возможным, чтобы сделать им поклон в дань уважения. Всё с самого начала с этой свадьбой было не так, но глава ордена на ней настаивал, и отказать ему, на самом деле, причин нет. Любовь не строится на горе денег и приданого, и если молодой глава находит утешение в объятиях именно этой женщины, то лучше бы ей крепко держать его суровый нрав, дабы орден и весь Юньмэн жили и продолжали совершенствоваться в покое, покуда их ци и головы остаются чисты.

«Бедный юноша околдован ведьмой, настоящей демоницей, что внушает ему неправильное, далёкое от божественных благ». Кто-то даже заикался, завидев в её глазах синеватый отблеск, но предсказуемо смолчал, ведь никто ему не поверит. Взгляд молодого главы метал молнии в стороны тех, кто осмелился сказать хоть что-то в сторону его будущей супруги. Её честь он готов был закрыть собой целиком, её лицо –  спрятать в своей груди, а ладони крепко сжать в своих, отдавая последнюю ци. Были и те, кто таким отношением восхищался, например, молодые девушки, мечтающие о красивой жизни, или дети, пока несведущие в вопросах добра и зла.

Облачившись по всем свадебным канона, двое вошли в комнату, украшенную красной тканью и золотыми рисунками по дереву. Цзян Чэн был счастлив, хотя волнение выдавало его, даже чашу с вином он держал с трудом. Церемония проходила без проблем, что имело хороший знак. Праздничный ужин также длился без происшествий, слуги и адепты со временем пересилили свою неприязнь к невесте и отмечали торжество как должно. Маленький Юань тоже присутствовал, хотя ещё недавно, только узнав о свадьбе, обижался на Цзян Чэна, ведь тот осмелился «забрать» у него его любимую Мэйцзин. «Тётушке» пришлось убеждать мальчика, скрепя сердце, что она никогда не оставит его, как бы это ни противоречило всем дальнейшим планам. Цзинь Лин тоже какое-то время был на торжестве, нянечки передавали его из рук в руки в попытке успокоить и не позволить ему стянуть что-то лишнее со стола, или дёргать молодожёнов за подол одежд. И всё же, вопреки правилам, невеста первая взяла ребёнка на руки, и тот довольно скоро затих, любопытно разглядывая под вуалью её лицо, что искренне ему улыбалось. Жених, кажется, засветился ещё ярче от счастья.

На пике торжества молодой парень, ответственный за полные бочки вина, незаметно выбежал к складу, чтобы найти что-нибудь особенное, и по пути только увидел, как красиво улицы города были украшены в свадебных тонах. Юньмэн и Ляньхуа наконец преобразились с траурного белого на счастливый красный. Восторженно ахнув, слуга сначала не заметил, как сзади к нему подошёл некто в светлых даосских одеждах.

– Прошу прощения, – судя по голосу, это была молодая девушка, однако её лицо толком не было видно из-за капюшона, – сегодня в Юньмэне праздник?

– Как же иначе, если не праздник? Не видите, как всё красиво вокруг? Глава ордена женится! – парень был подвыпившим, потому от речей про невесту-демоницу воздержался, искреннее радуясь торжеству. Впрочем, за распространение подобной клеветы ему всё равно достался бы не один десяток ударов кнутом.

Незнакомка с улыбкой повернулась к Пристани, сняв с головы мантию, и слуга чуть не упал на ровном месте, даже стал протирать глаза, чтобы поверить увиденному.

– Госпожа Цзян, вы?.. – его лба вмиг коснулась женская ладонь, и парень, закрыв глаза, мягко упал на землю.

– Ты пьян. Не верь своим глазам.

Напоследок вновь оглядев украшенный двор, девушка растворилась в воздухе, оставляя после себя морозное облако, тут же растопленное здешним теплом. Она не думала, что сможет сюда вернуться вновь. Во всяком случае, ей было приятно оказаться на свадьбе, и напоследок она даже ухватила с собой одну бутыль вина. Прямо как на собственной свадьбе однажды, только эту она отнесёт не наставнице, а выпьет сама, сидя на крыше Ляньхуа. И никто этого не заметит, ведь все гости уже пригубили достаточно, чтобы не поглядеть по сторонам, уходя с торжества домой.

Весь Юньмэн отмечал такое важное событие, свадьба главы главенствующего ордена служила для них символом надежды, что горести остались позади, а светлое будущее можно ожидать без опасений. За невзгодами всегда следует процветание. Свадьба длилась всего день, но всю последующую неделю люди намеревались устраивать ярмарки, запускать фонари и фейерверки, а в ресторанах подавать изысканные блюда по низкой цене, чтобы каждый смог поесть и выпить за любовь молодожёнов. Когда наступила ночь, гости проводили жениха и невесту почти до самых покоев, подшучивая, а сами вскоре разошлись: кто за очередной чаркой вина, кто отсыпаться, а кто танцевать на центральной улице. Адептам ещё долго пришлось сохранять порядок, лишаясь сна, и восстанавливать дисциплину, отправляя особо шумных гостей по домам.

В покоях главы, украшенных по тем же свадебным традициям, Цзян Чэн позволил снять себе мантию из плотного и не очень удобного материала. Подойдя к Яньцзину, он снял с его лица вуаль, с плеч – мантию, не менее тяжёлую, но, кажется, вышитую ещё роскошнее, чем собственная.

– Я в состоянии раздеться самостоятельно, – возмутился Яньцзин, легонько отмахиваясь.

– Только не сегодня. Сегодня я о тебе забочусь, как о супруге… Идём мыться.

– Меня тошнит от красного, так что можешь пока утопиться в бочке, а я пойду полежу…

– Ещё чего, – Цзян Чэн усмехнулся и притянул его к себе, снимая пояс, – места хватит для нас двоих.

– Иногда ты такой навязчивый. А когда пьяный – ещё хуже... – Яньцзин чертыхался лишь в мыслях, наконец, позволяя раздеть себя, и Цзян Чэн, подхватил его на руки, чтобы отнести за ширму. Несмотря на нетрезвое состояние, он держал демона крепко, даже смог аккуратно, со всей нежностью, опустить послушное тело в воду с ещё горячей водой. Раздевшись и уже слегка пошатнувшись, Цзян Чэн потеснился рядом и прижал Яньцзина к себе, укладывая голову на плечо и устало вздыхая.

– Голова немного кружится…

– Скажешь, что это от любви, и я тебя ударю. Ты столько выпил, а теперь сидишь тут едва не в кипятке, какой реакции ожидал?

– Не знаю, ты – лекарь, тебе виднее… – Цзян Чэн оставил поцелуй на чужой коже. – Завтра помедитирую с твоими благовониями, только не ругайся.

–  Кто вообще додумался налить нам горячую воду? Я сейчас с ними пойду и поругаюсь, а не с тобой. Да и разве тебе полагалось пить? Мне казалось, что мы сегодня должны наследников зачать, и всё в таком роде, а ты напился вина… Позорище!

– Да тише ты, всё со мной будет в порядке, – Цзян Чэн тихонько рассмеялся. – Надо – сделаю нам наследников, только боюсь, с тобой будет проблема…

Яньцзин недовольно цокнул и принялся поливать из черпака спину Цзян Чэна, легонько омывая свободной рукой. Тот всё не хотел отстраняться, прицепившись руками и ногами, и что-то бубнил себе под нос, когда вода попадала в уши.

– Всё, вылезай уже.

– А ты как кот, не любишь купаться? – Цзян Чэн слегка отодвинулся, чтобы взглянуть ему в глаза и усмехнуться. Потянулся к волосам и погладил, почти непроизвольно. – Не самый ручной.

– Я не хочу тащить тебя до самой кровати, когда ты свалишься без сознания, А-Чэн.

– Ты уже можешь звать меня дорогой супруг. Или любимый…

– До любимого тебе ещё стараться и стараться, поднимайся! – Яньцзин ловко скользнул из объятий и вылез из бочки, укутываясь в лиловую мантию. Явно не свою, но сейчас нет до этого дела. Рядом лежала ещё одна такая же, в неё он завернул и Цзян Чэна, что нехотя поднялся следом. – Всё тебе по десять раз повторять…

Цзян Чэн резко снял с себя одежду и вновь подхватил Яньцзина на руки, теперь уже укладывая на постель и прижимая собой сверху.

– Я могу быть очень старательным, если ты захочешь… – шёпот у виска демона оказался горячее, чем вода в бочке, чем чай на праздничных столах. Слегка отталкивая Цзян Чэна от себя, он укладывает того рядом, и смертный довольно быстро сдаётся, но всё равно прижимается к нему, уже лёжа на боку. Яньцзин закатил бы глаза сильнее, если бы мог. Лежат мокрые и обнажённые на мятом ханьфу, в комнате жарко и пахнет сладкими маслами. В них Цзян Чэн вляпался не намеренно, пока вылезал из воды и упирался о соседние полки с разными бутылочками. Зато теперь к нему хочется прижиматься в ответ, потому что жасмин с его кожи очень притягателен.

Яньцзин повернул голову, чтобы посмотреть на Цзян Чэна, и тот, на удивление, смирно лежал и лишь пристально его рассматривал. Даже не распускал руки. Похоже, попросту не в состоянии, что ожидаемо. В таком положении он очень похож на Цзинь Лина.

– Нам необязательно делать это сегодня, – шёпотом произносит Цзян Чэн и нежно берёт его за руку, поднося к губам и целуя запястье. – У нас для этого целая жизнь, которую мы поклялись сегодня провести вдвоём.

Демон лишь усмешливо приподнял уголок рта.

– Я знаю, что люди говорят про тебя, про нас, и всё это, наверное, должно было сломать меня, но я рад, что сейчас могу спокойно лежать рядом с тобой и не думать о чужой зависти. Орден восстановлен и продолжает существовать, набирая силу, потому моя совесть чиста перед родителями. Вэй Усянь мёртв за то, что совершил со всей Поднебесной, потому моя совесть числа перед сестрой, которая невольно стала жертвой в его интригах, вместе со своим мужем. И я…

– Говоришь слишком много для пьяного жениха, А-Чэн…

– Я люблю тебя.

Вздыхая, Яньцзин вновь старается натянуть улыбку и подвигается, чтобы поцеловать его в лоб.

– Спи, дорогой супруг.

– Осталось проверить последнее. Действительно ли я тебе доверяю, или люди правы, и ты меня околдовал… Цзыдянь не обманешь.

– Что ты несёшь?

Цзян Чэн поднялся и снял с пальца своё духовное оружие. Яньцзин незаметно вздрогнул всем телом, с опаской наблюдая за происходящим. Фамильное кольцо тут же оказалось на его пальце и засияло, призрачно оплетая кисть Яньцзина тонким кнутом из змеиной кожи, на что Цзян Чэн расслабленно улыбнулся.

– Принимает.

Иначе и быть не могло. В кольце заключена не только частица божественной сущности, подпитанная энергией всех прежних владельцев, но и прах его самого близкого человека. Цзыдянь не мог отреагировать по-другому на схожую кровь. Однако Цзян Чэн от этой истины слишком далёк, потому воспринимает это по-своему и ложится обратно, закрывая глаза. Яньцзин остаётся в оцепенении и не может шелохнуться. Носить чей-то прах вот так, кажется ему оскорбительным жестом, но он держится изо всех сил, как и терпит внезапный ком в горле. Ждёт, пока Цзян Чэн не уснёт крепче.

Наконец-то, Цзыдянь оказался у него. Столько времени он пытался безуспешно стащить его, подбирая нужный момент, а теперь Цзян Чэн сам надел кольцо своему уже супругу. Внутри Яньцзина что-то ломается. Теперь с концами. И от этого странного чувства он хватает верхнюю одежду, обращается в синюю дымку и пытается скрыться из Юньмэна как можно скорее. Будто ему есть куда опаздывать.

Яньцзин убегает, крепко сжимая в кулаке Цзыдянь и всё же дрожа всем телом. Убегает, не моргая, с окончания собственной свадьбы, как бы смешно это ни выглядело. Ветер дует навстречу, и слёзы не успевают растекаться по щекам. Останавливаться нельзя. Он ждал слишком долго, никакие ласки и слова не заставили бы его задержаться в тех красных покоях на всю ночь. 

Мэйшань встречает его гробовой тишиной и множеством синих отблесков в темноте. Жители увидели своего хозяина, но без приказа не смеют вылезать из укрытий, лишь молча наблюдают и ждут. Яньцзин не обращает на них внимания, его бег неуверенно сменяется на быстрый шаг. Ветхое убежище неизменно стоит в маковом поле за воротами города, а небо всё так же отображает завораживающий закат.

Яньцзин падает на колени, чтобы отдышаться, и пытается доползти до угла с материалами куклы. Тело почти закончено, лицо накрыто тряпкой, потому что глаза не выходит окрасить в синий цвет, сколько бы крови он ни тратил. В груди зияет широкое отверстие с неровными краями, словно кукле вырвали сердце, и демон прикладывает к ней ладонь. Осталось совсем немного.

Цзыдянь искрит ярко, но, несмотря на всю свою силу, накопленную за века, поддаётся и рассыпается на порошок. В нём действительно поныне хранились частицы божественной крови, и Яньцзин кусает своё запястье, чтобы его капли омыли бывшее оружие до чистого праха. Одна сила сменяет другую довольно быстро, в конце концов, благодаря времени. Из-под груды окружающего мусора он достаёт кусочек глины и синими пламенем вмиг делает материал податливым. Обжигает его и добавляет прах, чтобы сформировать небольшой шар и поместить в грудь кукле, но руки предательски трясутся. Кусает себя за запястье снова. Не помогает. Зато кровь льётся сильнее. Чтобы заделать брешь, нужно много крови и много крепких струн гуциня. Такую защиту никто не пробьёт, сам Яньцзин не сможет. Слёзы капают вниз, попадая на струны, руки завершают своё дело достаточно быстро. Демон убирает ткань и внимательно изучает лицо марионетки. Прошло больше двух тысяч лет, но эти черты в его памяти тепло сохранились до этой самой поры. В прорезях виднеются человеческие глаза, не поддающиеся краске, и демон решает закрыть их плотной лентой, вплетая ее сзади в волосы. С обилием синей крови, что так и не притекла к глазам, скорее всего, кукла никогда не сможет видеть. Яньцзин всегда будет готов вести её под руку, указывая путь.

Он поднимает куклу и выносит на улицу. Руки её начинают подрагивать, а потом и вовсе крепко хватаются за плечо демона. Это его самая искусная работа, на создание которой ушло много лет и чужих жизней. И сейчас она, наконец, приходит в чувство, жадно вдыхая воздух. Яньцзин аккуратно ставит живую марионетку на ноги, та всё ещё держится за его плечи и дышит рвано, пока не осознаёт, что в этом совсем нет нужды.

– Ифу, – он обращается шёпотом и не может поверить в действительность происходящего. Ему вправду удалось вернуть учителя в прежнюю форму. Большая часть души Билю Шициня всегда покоилась в Цзыдяне, и её, разумеется, хватило, чтобы возродить оболочку. Теперь Цзыдянь чист от бессмертных, а его собственный дух разбивается, теряя силу навсегда. Сила, которая никогда не должна была попасть в руки смертным. Это могло бы остаться бесполезным кольцом на память, но Яньцзин так торопился, что не позаботился о подобных мелочах.

– А-Цзин? – голос марионетки низкий и хриплый, искусственные связки ещё предстоит разогреть, чтобы беседы не причиняли жгучей боли из-за грубых струн. – Неужели это ты?

– Я, – отвечает он с некой гордостью, не видя перед собой толком ничего из-за слёз, которые никак не получается прекратить. Прижимается к нему грудью и кладёт голову на плечо. – Ты теперь свободен, Ифу...

– А-Цзин... Зачем же... – Шицинь обнимает его в ответ. Из-под ленты на глазах стекла пара капель синей крови. – Я уже давно не чувствовал ничего: ни оков, ни пустоты. А тут ты... Почему такой холодный? Замёрз?

– Очень замёрз, ифу, – его голос заметно надрывается из-за града слёз. Кажется, тело правда окутало морозное одеяло, колющее даже изнутри. – Прости, что так долго... Наверное, ты и не ждал, что я опущусь до мести. Напоследок ты просил меня сбежать и научиться жить заново, но у меня не вышло. Прости! Прости! Они заперли меня! – Яньцзин едва не переходил на крик, и чужая рука начала гладить его по голове, успокаивая. – Все они мертвы... Мы свободны.

Шицинь улыбнулся. Ему хотелось легонько стукнуть по лбу своего ученика и сказать, в чём же именно он не прав, но этот ученик давным-давно вырос и теперь не нуждается в наставлениях. Пускай он не видит его заплаканного лица, зато хорошо чувствует руками. Тело ученика ледяное, как и его собственное, а в жилах течёт тёмная ци и чернильная кровь. Не такой судьбы он всегда желал ребёнку, его жизнь изначально была тяжёлой, но такого конца иметь не должна. Понимая, с какими испытаниями ему пришлось столкнуться, Шицинь ощущает в груди давящую боль и прижимает ученика к себе ещё теснее. Яньцзин вырос раньше, чем должен был. Вина оседает на плечах учителя тяжелым грузом, ведь даже его силы непревзойдённого не хватило, чтобы спасти самых близких. На что же тогда вообще способен этот демон, кроме сожаления?

– Ифу, я так соскучился, – только сейчас Шицинь обращает внимание, что его уже не зовут учителем, как много веков назад, и улыбается. Он совсем не возражает. Кажется, так и должно было.

– Ифу тоже скучал по тебе. Посмотреть бы, каким красивым ты вырос...

– Прости-прости! Я не смог создать синие глаза, кровь никак не притекала к ним, так что... Не знаю, увидишь ли ты чужими... Думаю, нет.

– Пусть так, не переживай. Нет особой нужды. Главное, что я могу тебя обнять.

У Шициня плечо на мантии было влажным от чужих слёз, но он всё не отпускал Яньцзина, поглаживая по волосам. Когда тот немного затих и неохотно отстранился, то они вдвоём сели на землю.

– Легче?

– Не знаю. Должно быть, – Яньцзин вытирает рукавом мокрое лицо и укладывает голову на коленях Шициня.

– У тебя осталось какое-то ещё дело?

– Ифу, я существовал слишком долго, чтобы отпущенные обиды освободили мою душу для перерождения.

– Это только ты так думаешь. Расскажи мне.

Яньцзин с трудом сделал бесполезный вздох и будто снова ощутил себя ребёнком, которому нужно отчитаться перед строгим родителем.

– Я совершаю одну и ту же ошибку второй раз.

– Уверен, что это ошибка, а не судьба?

– Когда-то ты уже сказал, что я поступаю неправильно, навлекая беду на всю семью.

– Значит, дело снова в смертном...

Даже века не позволили памяти Шициня превратиться в пыль. Да и как можно забыть, если перед смертью он только и слышал о семье своего палача. Это было время, о котором Яньцзин одновременно хочет забыть и жаждет помнить каждую мелочь, дабы она отразилась в его мстительных замыслах и заставила страдать обидчика так же, если не сильнее. Но почему-то проходит время, и его злоба уходит на самое дно. Порой он смотрит Цзян Чэну глаза, видит совсем другого человека и мечется между желанием сбежать, чтобы скрыть наступающие слёзы, и убить.

– Он переродился? – спрашивает Шицинь, отвлекая Яньцзина от тягостных размышлений.

– Это его душа, я точно знаю. И как назло лицом он тоже очень похож…

– Одно зло порождает другое, А-Цзин. Кровная месть не отведёт душу, а лишь закопает тебя в чужих останках, потому как ты не такой, я же это знаю... Понимаю, что прошло много лет, и можешь сказать, что за эти века ты стал другим, но суть призраков в том, что их жизнь кончена, они застревают между мирами и не способны меняться, как смертные.

– Но, ифу, я чувствую, что сдаюсь. Я хотел его уничтожить, подолгу представлял это во всех деталях. Я уже убил очень многих… А-Цзин, которого ты знал раньше, на такое не решился бы.

– Не помогло ведь, да? Об этом я и говорю. Ты не меняешься, а возвращаешься к своей настоящей натуре, отпуская ненависть, потому что в тебе её никогда не было по-настоящему.

В попытке осознать сказанное Яньцзин застывает с отстранённым взглядом, и Шицинь продолжает гладить его по голове.

– И что мне теперь делать? – вопрос невольно задаётся шёпотом, и Яньцзин глотает новый ком в горле, проливая ещё больше слёз.

– Постарайся прожить так, как тебе не позволили. Единственное, чего я действительно хочу – видеть твоё счастье.

– А ты? Ты пойдёшь со мной?

– Нет, А-Цзин. Я подожду тебя внизу. Либо ты придёшь с душой своего возлюбленного через много лет, и вы встанете в очередь на перерождение, либо вернёшься один с разбитым сердцем. В любом случае, я буду ждать и наблюдать со стороны.

Яньцзин почему-то ожидал подобного ответа, но отчаяние всё равно захлестнуло очередной порцией слёз. Кажется, он уже слишком давно не плакал так много. И всё же, слова учителя, его любимого ифу, Яньцзин принимает как истину и собирается исполнить единственную просьбу близкого человека – постараться быть счастливым, навсегда отпустив прошлое.

Той же ночью Яньцзин отвёл Шициня в Преисподнюю. Его княжеский дворец, наконец, перестал пустовать, и мелкие слуги, служившие ему прежде, снова вернулись на места, хотя и посмотрели на гостя с недоверием. Шицинь был бы хорошим князем, по крайней мере, угодил бы остальным своим трудолюбием, но оставил титул для своего ученика. Яньцзин вернулся в Мэйшань и тоскливо осмотрелся. Парой взмахов руки он создал плотный барьер около своего пристанища в маковом поле, и ветхий домик бесследно пропал. Ветер подул сильнее, а извечный закат в небе сменился долгожданным полнолунием. Больше он сюда не вернётся. Напоследок демон забирает из горшочка спрятанное кольцо. Его Цзыдянь. Новый и ещё более сильный. Взяв в руки небольшой кинжал, он постарался срезать на кольце мелкие полоски, чтобы оно выглядело так, словно его веками носили, а не создали совсем недавно. Теперь это духовное оружие нужно вернуть. Он считает, так будет правильно.

На утро Цзян Чэн с неохотой приоткрыл глаза и отвернулся от лучей солнца, что пробирались в покои сквозь оконные ставни. Рядом с ним лежал Яньцзин, подпирая голову рукой и глядя на него с лёгкой улыбкой.

– Доброе утро, любимый, – демон произносит это с такой небывалой лёгкостью, что на миг покрывается мурашками, удивляясь с самого себя. Цзян Чэн сонно прижимается к его груди и целует мягкую кожу, не укрытую ханьфу.

– Доброе…

Яньцзин снимает с пальца Цзыдянь и, взяв супруга за руку, надевает ему кольцо, что вмиг заискрило слабой фиолетовой молнией и плетью объяло запястье, принимая нового хозяина.

– Это только твоё, А-Чэн. Не снимай больше.

– Всё моё – твоё.

Понимая, что сейчас вручил главному врагу свой уязвимый прах, демон усмехнулся с самого себя. Теперь быть ему Цзян Цзином всю оставшуюся вечность.

Chapter Text

Много историй о главных злодеях начинаются одинаково несчастно. Если бы маленький Сы Цзин умел читать, то хотел бы разобраться в этом лучше. Из тех сказок, что он слышал, играя во дворе, ребёнок извлёк одну общую истину: не бывает зла без повода, и, вероятно, некоторым людям просто не хватает любви. Истинное зло этого мира – только демоны и духи из Преисподней. Вот кого следует бояться, и чьё существование рядом с людьми невозможно. Это Сы Цзин тоже понимал плохо, ведь чем опасны те демоны, что не причинили вреда, а лишь одиноко бродили по свету без шанса на перерождение? Другие мальчишки смеялись с его размышлений, а девочки, кому Сы Цзин частенько помогал зашивать кукол, не оставались в стороне, поддерживая даже в такой, как тогда казалось, мелочи. Может, это и сделало его тем, кем он сейчас является.

Сы Цзин был самым младшим ребёнком с самой большой ответственностью. Мать учила его ведению хозяйства, как и свою дочь, потому уже в одиннадцать мальчик самостоятельно прибирался в доме, стирал и гладил одежду, таскал воду, дрова и всякие мешки, ведь возлагать такое на хрупкие плечи сестры он считал унизительным для самого себя. Та предсказуемо пользовалась его добротой, частенько избегая домашних обязанностей, но Сы Цзин никогда на неё не злился и молча брался за любую работу, если за неё давали кусок хлеба или пожухлой редьки, потерявшей всякий вкус из–за жары. Лучше чем ничего.

Из–за бедственного положения семьи Сы ни один их ребёнок не был желанным, особенно младший, что родился в середине зимы, когда пропитание найти ещё сложнее, а работы поступало совсем мало. Сы Цзин всегда знал о том, что он «лишний», об этом ему часто напоминали, когда он посмел взять порцию больше, чем должен, или не делился мелкой сладостью, какой его угостили ребята со двора. Он всегда относился к родителям с уважением, а к братьям и сестре – с нежной любовью и заботой, готовый сделать для них что угодно, если не за еду, то хотя бы за доброе слово. Пусть отец никогда не гордился им вслух, а мать не гладила по голове, благодаря за какую–то помощь, в этом ребёнке всё равно оставалась любовь к людям, которых хотелось звать настоящей семьёй.

Отец Сы Цзина занимался ремонтом оружия и брони, но был далеко не самым известным человеком в столице. Из–за случайной травмы и потери правой ноги он не попал в армию и, соответственно, остался на службе только как кузнец, хотя очень мечтал о военных походах. Не реализовав свою мечту, он хотел, чтобы хоть один из его троих сыновей обязательно выбрал такой путь, однако его дети родились болезненными и слабыми. Их семья бедствовала, всё же прокормить четверых детей это тяжело, кроме троих мальчиков у них была еще одна девочка. Несмотря на тревожные события в королевстве, отец Сы Цзина оставался безымянным мастером, о ком никто толком не слышал. Заказов поступало очень мало, ведь на самом деле все, скорее, жалели его, видя состояние здоровья. Мужчина был слишком гордым, чтобы принимать чужую помощь за просто так, всегда старался добиться сам каких–то высот и благ, и за это собственные дети уважали его. Но чаще боялись. И дело было в матери.

Точнее, не столько в матери, сколько в отношении отца к ней. Женщина работала прислугой в резиденции известного клана Сун, что находился на службе самого императора. Она редко появлялась дома, ведь чтобы выполнить все обязанности в большом поместье клана Сун нужно много рук. И отец семейства Сы верил, что каждый из четверых его детей – потомок этого клана, которых жена попросту нагуляла. Ведь все их дети были действительно красивыми, с аккуратным лицом и нежной кожей, такие рождались только в семьях чиновников, а не в сиротском квартале от вечно хмурого кузнеца. Впрочем, правду они никогда бы не узнали.

Сы Цзин имел преимущество, родившись мальчиком, и мог работать, принося семье мизерный доход, пока таскался с чужими поручениями по городу без еды и воды. Все мальчики в их семье работали где–то в дешёвых трактирах, чтобы иметь возможность украсть остатки еды. Их сестра к физическому труду не была приучена, казалось, ей совсем ничего нельзя было доверить. Зато девочке очень нравилось танцевать, и под этим предлогом мать повела её в город, устроила в бордель. Никто не гарантировал пятнадцатилетней девочке безопасность, а она подолгу не подозревала, что родная мать продала её в рабство, от которого она не откупилась бы до конца своей жизни. Если бы не забота младшего брата.

Сы Цзин какое–то время работал уборщиком неподалеку от борделя и знал, что это за место, поэтому, узнав о судьбе сестры, сильно обеспокоился. Убеждать мать казалось бессмысленным, похоже, она потратила вырученные деньги в тот же день на какую–то мелочь и даже не сожалела о содеянном. Осознавая, что сестра продана ещё и оскорбительно дёшево, Сы Цзин ночью выбежал из дома, чтобы помочь ей. Разумеется, так просто уйти не получится, но мальчик давно понял, что главное преимущество каждой работницы – это её красивое лицо, без него работы нет, и девушек попросту выгоняют из–за убытков. Поэтому увидев заплаканную сестру, Сы Цзин с дрожью в руках, но замахнулся тупым ножом, оставляя кровавую полосу на девичьем лице. Та испуганно схватилась за лицо и едва не закричала, прикусив язык от боли, лишь бы их двоих не заметили. Младший брат только и мог, что вытирать кровь и слёзы, но они оба знали, что это единственный способ сбежать.

Узнав об этой выходке, мать, разумеется, была в ярости. Дочь она хлестала до кровоточащих полос, а младший сын, не в силах противостоять, зажался в углу, плача и ожидая своей очереди. Страх быть побитым пугал его меньше, чем осознание, что мама, которая так часто пропадает на работе в другом доме, мама, о встречах с которой он так часто грезил, оказалась нравом похуже, чем у отца. Тот, кажется, знал обо всём, но предпочитал молчать и оставаться в стороне. Позже он наскребет монет на алкоголь и напьётся, а дома будет очередной скандал, вплоть до побоев. Жаль, что даже в этой огромной столице не было укромного места, чтобы пятеро нелюбимых детей могли хотя бы поесть и побыть в тишине.

Вопреки тревожным ожиданиям, мать не стала как–то наказывать Сы Цзина. Наверное, у неё просто не осталось сил и злости ещё и на второго ребёнка, потому он просто оказался на улице. Прошёл день, второй, но ему не позволяли вернуться. На третий день, когда он вновь постучал в дверь своего дома, ему открыл старший брат и, покачав головой, молча захлопнул дверь вновь. Сы Цзин не находил сил расплакаться или закричать от обиды, его тело совсем ослабло, но отчаянно держалось, лишь бы не упасть в обморок. Боялся не увидеть, как отец или мать будут идти с работы, чтобы привлечь их внимание. Но даже дождавшись этого, он получил лишь пинок в живот, от чего весь скрутился и смиренно остался лежать неподалеку от дома. Ему хотелось поступать правильно, хотелось разговаривать с семьёй и слышать их одобрение, а теперь он корчится от голодной боли и синяков и всё ещё пытается не плакать. Потому что отец так учил: плачут только младенцы, женщины и жалкие слабаки. В тот момент, Сы Цзин окончательно причислил себя к последним и кое–как поднялся, держась за больной живот, чтобы уйти навсегда.

***

Около трёх месяцев он выживал на улицах, перебираясь по разным кварталам, чтобы бездомные не побили его за присутствие на «чужой» территории. Тогда он впервые выучил этот большой город наизусть, особенно тесные улицы, знал, где можно украсть еду или одежду. Его ловили и наказывали, но он не мог перестать, ему просто хотелось пожить ещё немного. Он таскался без цели и просто ждал, когда мама соскучится и заберёт его обратно. Сиротская жизнь довела его до первой серьёзной простуды, такой, что хотелось выкашлять внутренности. И, возможно, он бы не выжил совсем, если бы рядом однажды не остановился мужчина в тёмных одеждах. Сы Цзин просил милостыню неподалеку от оживлённого рынка и наблюдал за каждым, чтобы вовремя избежать угрозы вновь оказаться покалеченным.

– Чей ты? – обратился незнакомец, присаживаясь рядом совсем не брезгуя. На памяти ребёнка, это был первый человек, что заговорил с ним так спокойно.

– Сы, – ответил мальчик и тут же закашлялся.

– Много семей с такой фамилией в столице. Почему ты здесь?

Он не знал, что нужно ответить. «Мне не рады» или «я сам виноват, что так случилось» – все причины смешались в кучу, однако жаловаться на судьбу ему не особо хотелось. Тем более, чужому человеку. Мужчина хотел приложить ладонь ко лбу Сы Цзина, но тот резко отскочил назад, закрывая голову руками. Ждёт удара и теперь хочет только убежать, хотя странное предчувствие ещё держит его на одном месте. Мальчик поднимает глаза на незнакомца и видит на его лице удивление, граничащее с печалью. Он протягивает руки вновь, помедленнее, и говорит почти шёпотом:

– Я не сделаю тебе больно. Если ты голоден – пойдём со мной.

Никто Сы Цзина не учил не доверять, он сам рос весьма пугливым и предусмотрительным, но будучи ослабленным, хотелось пойти навстречу любому, кто предлагает помощь. Рука мужчины была мягкой, но очень холодной, потому Сы Цзин держался за неё с некоторой неохотой. Он внимательно следил, куда его ведут, и с каждым шагом сердце билось быстрее. Это было за стенами столицы. Всем известно, что за стеной опасно, там мрак, погибель и множество врагов королевства.

Королевство Уюн терпело разные невзгоды, назревала война, и люди не чувствовали себя в безопасности. Единственной их надеждой был наследный принц и его советники, к числу которых относились не только дипломаты и военные, но и целый заклинательский орден, куда входили родственные кланы Сун и Юй. Их называли элитным королевским отрядом, и сами небожители одаривали его своими благословениями. Никакие другие школы заклинателей не могли похвастаться подобным, связь с королевской семьёй и милость небес сделали элитному отряду огромную славу. Боги Войны лично выступали на их стороне в борьбе с демонической угрозой. Это была проблема не такая ощутимая, но всякое зло из Преисподней представляет опасность, потому наследный принц и дал указание своему отряду разобраться с этим. Демоны–кочевники вели странный образ жизни, нападали редко, но занимали территорию за стенами столицы и попросту мешали смертным охотиться, пугая одним своим фактом существования. Кости этих демонов, кого удалось выловить, служили основой для ювелирных украшений, а из крови делали чернила для письма и живописи, потому смерть каждого из этих тварей оказалась крайне выгодной. Убивать их было престижно, они – лучший трофей для заклинателя, за них можно получить наивысшую награду – щедрую горстку монет и уважение кланов Сун и Юй. Однако голодный и больной ребёнок даже не подумал об этом, когда один из таких демонов протянул ему руку помощи, пускай и ледяную, но она хотя бы не била его.

– Не нужно постоянно возвращаться в столицу и просить у прохожих монету, за стенами – неплохая жизнь, поблизости много деревень, что ничуть не хуже шумного города. Ты можешь остаться с нами, а можешь уйти, но не раньше, чем мы вылечим твой жуткий кашель. Хорошо? Как твоё имя?

– Цзин.

– Будем знакомы, меня зовут Билю Шицинь, но пока ты можешь обращаться ко мне – учитель.

Мальчик одобрительно кивнул, продолжая рассматривать всё вокруг. Мир за городом теперь для него кажется таким огромным, пускай и опасным, как говорят другие. И он ещё долго не знал, что угодил в самый мрак, с которым так упорно борется нынешний принц и его свита. Семья Билю, живущая за стенами, выглядела... нормальной в глазах одиннадцатилетнего. А главное, она была готова заменить ему прежних родителей. За те дни, что он находился в логове демонов, заметил много отличий от своей семьи, и каждое выявленное сравнение болью отзывалось в груди. Зависть. Ему давали горькое лекарство, после угощали сладким фруктом, чтобы перебить неприятный вкус во рту, а пару раз в день даже просили сесть за один стол для трапезы. У семьи Сы редко так собирались, есть было нечего, каждый питался сам по себе, как повезёт, но Билю были явно побогаче. Позже он выяснил, что жена его учителя, Билю Сяньци, работала помощницей здешнего аптекаря и хорошо разбиралась во врачевании. Сам учитель занимался охотой на мелкую нечисть и выручал ближайшие поселения, за что его благодарили чаще едой, чем деньгами, но так даже лучше. В семье Билю оказались и дети тоже, чьи глаза так же загадочно блестели синевой. Два мальчика и две девочки, все разных возрастов и старше Сы Цзина – все они были весьма приветливы, никогда не смотрели на их гостя косо и звали играть с собой.

– А кем они работают? – спрашивал он учителя, глядя на то, как ребята со смехом бегали друг за другом неподалеку.

– Никем. Детство нужно не для работы.

– Чем же они занимаются целый день?

– Как и все дети: едят сладкое, играют и треплют нервы соседям своими выходками. Но это не так серьёзно, чтобы я их наказывал. Иногда они тренируются, учатся обращаться с оружием и защищать себя. Тебя я тоже могу научить, А–Цзин. В ином случае, какой я буду учитель...

И, конечно, ребёнок был согласен. Его болезнь со временем стихла, дышать становилось легче, потому хотелось больше двигаться. Тренировки пошли только на пользу, впервые взять в руки меч оказалось настоящим чудом. Синяя рукоять и резные узоры лезвия вызывали неподдельный восторг у Сы Цзина, а когда учитель научил держать оружие ровнее и даже показал особые техники, то это только усилило любопытство ребёнка. Интересно было всё: владение мечом, луком и даже мелкими ножами – всё давалось ему довольно легко, будто он имел врождённый талант. Откуда взяться золотому ядру у того, кто родился в семье кузнеца и обычной прислуги? Учитель утверждал, что каждый рождается с некоторыми задатками, но не каждый их развивает, отсюда не должно быть удивления тому, как Сы Цзин ловко обращается со всяким оружием. Во всяком случае, он не мог вложить духовную силу в удар, а чтобы взрастить золотое ядро нужны другие практики, которыми Билю Шицинь не владел по естественным для себя причинам. Но ребёнок был доволен и тем, чему научился, ему не хотелось большего, ведь он наслышан о заклинательских школах: если бы мальчик развивался дальше, то его отправили туда, а уходить от этих людей ему совсем не хотелось.

Так проходили годы, Сы Цзин взрослел, ему было уже шестнадцать, и он превосходно владел мечом. Осанка и манеры выдавали в нём почти что воспитанника ордена, но отнюдь не сироту, которую с улицы однажды забрал один мужчина и привёл в свою семью. Сы Цзин уже знал, что живёт не среди людей, но его ничего не пугало. Догадки подтвердились, когда он заметил, что его приёмные братья и сестры совсем не растут как он. Осознать, что все эти дети рано погибли и стали демонами, было больно, хотя одновременно казалось настоящим чудом. Сы Цзин был несказанно рад обрести новый дом, где демоны его принимали теплее, нежели смертные внутри столичных стен.

В свободные от тренировок дни, Сы Цзин помогал Сяньци собирать травы и пристально наблюдал, как она готовила отвары и настойки. Это было не так интересно, но хоть чем–то можно было заняться. Одним днём госпожа Билю отправила его одного в город, чтобы купить особые травы. Разумеется, ей опасно было появляться среди людей, даже с умением скрывать свои синие глаза очень сложно сбежать от совершенствующихся. Сы Цзин всё понимал и согласился безо всяких уговоров. Возвращаться в столицу оказалось не так приятно. Точнее, это было просто отвратительно. Город, кажется, стал ещё хуже и безнадёжнее.

Проходя по знакомым переулкам, Сы Цзин резко сворачивает к рынку, где его уже ожидает продавец. Госпожа Билю заранее отправляла ему письма, потому нужные травы лежали в мешочке наготове. Сы Цзин вежливо поздоровался, передал продавцу несколько монет и уже был готов уйти обратно, поскорее бы, но, развернувшись, столкнулся с незнакомым юношей плечом. Выглядел он как из обеспеченной семьи, судя по бирюзово–лиловому одеянию и роскошной заколке в волосах, да и лицо его было чистым и гладким. Хотя сам Сы Цзин уже давно не был одет как нищий, нося приличное синее ханьфу, но всё равно по привычке боялся, что сейчас нарвётся на неприятности. Нет ничего хуже, чем стерпеть какую–то издёвку от избалованного мажора. Однако тот юноша лишь посмотрел на Сы Цзина с таким удивлением, будто сам испугался.

– Прошу прощения, что задел, – Сы Цзин даже сделал вежливый поклон, но этот странный чужой взгляд напротив создавал какую–то неловкость. В самом деле, не стал же он сам синеглазым демоном, живя с ними бок о бок, так чего этот парень так пялится?

– Я... Кхм! – незнакомец наконец сделал обычное лицо и прокашлялся. – Извините. Мы не встречались раньше?

– Вряд ли, – Сы Цзин более чем уверен, что никогда не мог играть с этим парнем на улице несколько лет назад. Его окружали такие же нищие и сироты, а этот на них совсем не похож. – Вы меня с кем–то спутали. Если это всё, то я лучше пойду, госпожа... матушка ждёт меня дома.

– Нет, я никак не спутаю свою судьбу.

Настало время Сы Цзина в полном шоке пялиться в ответ. Это что, высокая разновидность флирта? Ещё и посреди центральной улицы, когда рядом ходят толпы людей. Впрочем лавка аптекаря была в тот день не самой оживлённой.

– Какую ещё судьбу? Говорю же, вы меня с кем–то перепутали!

– Мне однажды предсказали, что моя возлюбленная будет лечить людей, вот я и жду целыми днями у прилавка лекаря! Ты первый из молодых, кто пришёл сюда за лекарствами... – речь его звучала как–то неубедительно, но даже если ему вправду такое нагадали, то с чего парень решил, что день встречи с его суженой – именно сегодня? В конце концов, Сы Цзин, может, и был красивым, но совсем не женственным. Или в предсказании упоминался мужчина?..

– Думаешь, я поверю в эту детскую глупость? – Сы Цзин собрал в кулак всю свою уверенность и был готов уже обойти этого чудака, чтобы скорее сбежать обратно за стены. Лишь бы он ещё не поплёлся следом...

– Стоило попытаться! – юноша улыбнулся и внезапно сделал поклон. – Давай сначала. Только не убегай, я правда давно тебя жду. Меня зовут А–Чэн, а тебя? Далеко отсюда живёшь?

– Далеко...

– И всё–таки, ты уже умеешь лечить людей?

– Уже? Я и не учился. Эти травы нужны моей... матушке! Она лекарь! Но не здешний, так что если тебе нужен врач, найди кого–то рядом, а не таскайся за мной!

– Не врача я ищу, а свою судьбу! Тебя мне предсказали: выразительные глаза, бледная кожа и... – А–Чэн нагло на него засматривался и даже не договорил. Не поймёшь, чем тот очарован, но это наилучшее время для побега.

Сы Цзин сорвался с места и со всех ног побежал домой, не оглядываясь и крепко сжимая мешочек с травами. Его преимуществом было отменное знание каждого переулка, этот богач точно не заходил дальше, чем ему позволяли родители, потому не осмелился догнать.

Каково же было огорчение ровно через месяц получить от госпожи Билю ещё одно поручение. В этот раз, наоборот, Сы Цзин должен был оставить кое–какие снадобья, а в дом принести только лишь выручку. Его не покидало странное чувство преследования на протяжении всего пути, и тревожные предположения оказались предательски верны. А–Чэн сидел неподалёку от лавки лекаря и выглядел весьма отстранённым, устало опустив голову. Сы Цзин не хотел показывать свою заинтересованность, но редко встретишь подобный унылый взгляд у совсем молодого парня, у которого весь внешний вид выражает некую скорбь, потому, борясь с неловкостью от момента, он решил подойти к нему. Просто спросить!

– Снова ждёшь свою судьбу?

А–Чэн вмиг оживился и широко улыбнулся, глядя так же, как в прошлый раз, с некоторым удивлением, но уже более мягким, с ноткой искренности. Последнее Сы Цзин встречал у людей тоже нечасто.

– Снова помогаешь матушке? – то, что юноша запомнил эту деталь, кажется даже милым, если не брать во внимание, что он мог выходить сюда каждый день в течение месяца, дабы встретиться вновь. – Боишься меня, наверное. Но такой уж я: если мне кто–то понравился, то держусь рядом до конца. Даже если конец оборвётся... я обязательно добьюсь своего в следующей жизни.

– Одном словом – упрямец, я понял. А мы ведь даже близко не знакомы...

– В тот раз ты не дал мне и шанса! – возмущённо фыркнул А–Чэн и улыбнулся вновь, когда Сы Цзин отвёл взгляд, краснея. – Я всё это время пытался себя убедить, что лекарства нужны были очень срочно, и лишь потому ты сбежал. Сейчас дело срочное?

– Не срочное.

– Тогда давай прогуляемся. И... скажешь своё имя?

Сы Цзину хотелось натянуть капюшон мантии так, чтобы спрятать всё лицо. Это казалось ужасным, не просто неловким, самым худшим знакомством, но он не мог понять почему. Чем старше он становился, тем сложнее давалось общение, в любом слове он слышал насмешку, в любом действии – видел угрозу. Пускай приёмная семья относилась к нему с заботой и лаской, он понимал, что она не станет принимать его всегда. Сы Цзин взрослел и ждал, когда и они решат бросить его. Что тогда взять с этого нелепого знакомства? Увидев, как он сомневается, А–Чэн аккуратно потянул его за рукав.

– Чего именно ты боишься?

Собрав всю свою решимость, Сы Цзин уверенно посмотрел ему в глаза и даже попытался улыбнуться.

– Пожалуй, вопрос слишком философский. Оставим его для вина. А зовут меня А–Цзин.

Сы Цзин понятия не имел, во что выльется это «нелепое знакомство», но вновь протягивал руку в ответ, слепо доверяя потенциальному врагу. Только так он мог назвать заклинателей, что ежедневно являлись угрозой для существования его семьи. И хотя А–Чэн сам в разговоре признался, что убивал только небольшую нежить и сейчас чаще занят бумажной работой в помощь советникам ордена, это не отменяло того, что его близкие каждый день ведут охоту на демонов и однажды наверняка ворвутся домой к семейству Билю, чтобы покончить с каждым демоном, несмотря на их беззаботную жизнь в стороне от смертных. Сы Цзина тошнило от мысли, на что способны заклинатели ради денег и славы в роли защитников Поднебесной. Однако А–Чэн из клана Юй казался совершенно другим. Видимо, так бывает, если человек приятно пахнет, приятно говорит, приятно касается рукой по случайности. Сы Цзину стоило горько плакать, думал он поначалу, но вышло только влюбиться, глубоко и безвозвратно. Он мог бы сравнить эти чувства с океаном, хоть никогда не видя моря, что волнами укрыл бы его и отправил на самое дно, потому что во всём теле нарастала приятная тяжесть.

Встречи становились частыми, потому что Сы Цзину хотелось искать поводы для них, даже самые незначительные, лишь бы просто увидеть, услышать голос и, сладостно очаровавшись, сбежать обратно, словно испуганный зверёк. Обычно они прогуливались по столице, изредка пересекая стены и уходя в ближайшую рощу, где не бывало ни демонов, ни заклинателей. Но иногда они могли себе позволить снять недорогую комнату, чтобы до самого заката болтать о всяких мелочах. Но даже на закате, стоя у ворот город и провожая, Юй Чэн не желал расставаться, не улыбнувшись от смущённого румянца на чужих щеках и не рискнув коснуться губами уголка рта, что дрожал так заметно. Тогда Сы Цзину показалось, это и было самым дном, глубже уже некуда, пока Юй Чэн не обхватил его талию руками, чтобы оттащить с главной улицы, подальше от лишних глаз, и прижать к стене так, чтобы дыхание болезненно задержалось. Хватило же бесстыдства целовать настолько настырно и жарко, что рассудок мутнел и от того хотелось отвечать тем же, прижимаясь ещё ближе. Дно океана оказалось заманчиво тёплым, и хотелось остаться там подольше, даже если вода сдавливает грудь.

Юй Чэн был его первым другом и первым любовником, взросление с которым неизбежно стало бурей. Юй Чэна хотелось всегда и везде, рассмешить и наслаждаться улыбкой, укусить и тут же стереть место поцелуем, коснуться под одеждой и неизбежно обжечься от внезапного слабого стона. Как только Сы Цзин понял, какие очаровательные звуки издаёт этот не менее очаровательный рот, желанный до страсти, то не упускал возможности зайти дальше, чем позволялось. Юй Чэн лишь убирал его руки на приличное расстояние и выцеловывал от кончиков пальцев до запястья. Впрочем, и этого хватало, чтобы расслабленно лечь в объятиях и не думать больше ни о чём, пока из открытого окна таверны прорезывается слабый свет с алого неба.

Кто знает, сколько бы длились эти тайные свидания, не заподозри о них Билю Шицинь. С расспросами он лезть не решился, одного взгляда было достаточно, чтобы Сы Цзин покраснел, честно отвечая, куда и с кем уходит. Ему и не хотелось скрывать, всё вышло само по себе, как и началось.

– Ты же знаешь, чей он сын? – спокойно спросил Шицинь, видя, как его ученик уныло опускает брови. – Уверен, что ему можно довериться?

– Учитель, если вам стыдно или тревожно за меня, я...

– Не перестанешь. Сам себя видел со стороны? – Шицинь с улыбкой провёл рукой по его щеке, убирая прядь волос и обнажая румянец. – Я вовсе не запрещаю, просто будь осторожен.

Ему бы очень этого хотелось, только в один день всё оказалось безвозвратно утеряно именно по его собственной подростковой глупости. В тот самый день, когда прогулка затянулась до тех пределов королевства, какие пересекать было нельзя, опасно. Сы Цзин сжимал руку любимого человека и бездумно шагал вперёд. Юй Чэн остановился первый и обеспокоенно огляделся. Его что–то встревожило всего на мин, а после он снова расслабился.

– Кажется, раньше мы здесь не бывали.

Сы Цзин незаметно вздрогнул и только ускорил шаг, готовый увести его хоть до соседнего королевства, лишь бы он даже не взглянул на поселение рядом.

– Солнце садится, мне пора идти домой, – Юй Чэн слегка улыбнулся и освободил руку, чтобы провести ею по чужой спине, невольно доводя до мурашек. – Не торопись так.

– Хорошо, – чуть прикусив губу, Сы Цзин неспешно повернул путь обратно.

– Тебе не нужно провожать меня.

От услышанного, Сы Цзин почувствовал, как кровь стекла от его лица. Он резко остановился и не решался заговорить. На ум ничего не шло, не знал, как выйти из этой ситуации, как лучше солгать и как побыстрее вернуться домой. А дом совсем рядом. Только бы Юй Чэн этого не знал. Так будет правильно.

– Мы же всегда расстаёмся у ворот, вот и вернёмся туда.

– Тогда ты точно придёшь домой поздно, туда–сюда – путь не короткий. Твои матушка с отцом наверняка будут волноваться, – Юй Чэн наспех оставил поцелуй на его щеке и, уходя вперёд, помахал рукой на прощание.

Сы Цзина трясло от страха, пока он стоял на месте и невыносимо долго ждал, когда Юй Чэн скроется вдалеке. К счастью, тот так и не заметил, как тряслись его колени всё время. И только после того, как Юй Чэн ушёл достаточно далеко, Сы Цзину удалось вернуться домой, где действительно Шицинь и Сяньци лишались сна в ожидании. Увидев, что Сы Цзин пришёл белым как полотно, госпожа Билю тут же заставила его сесть за стол и чего–то поесть. Мысль о цене ошибки создавала в горле режущий ком и не позволяла даже взглянуть на еду. Шицинь положил руку на затылок Сы Цзина и легонько потянул к себе, чтобы прижать к груди и крепко обнять. Он был уверен, что этот глупый ребёнок сейчас вот–вот расплачется, и позволил ему сделать это, даже не ведая о причинах этих слёз. Наверняка дело было в самой обычной влюблённости, что в молодости нередко кончается разбитым сердцем и долгими мыслями о том, как болезненно это новое одиночество без возможности прикоснуться к прежде горячо любимому человеку.

– Помни, что у тебя есть мы, – прошептал Шицинь, и Сы Цзин рвано вздохнул от внезапной боли в груди. Это и было проблемой. «Мы» – это всё, что у него есть. И за эту главную ценность, возможно, придётся бороться с тем, кто стал ещё одним близким и важным в его жизни. Он совершенно не готов к такому противостоянию, потому что, как тогда казалось, оно способно беспощадно разорвать его на части.

Эти слова сделали больно и одновременно добавили сил, чтобы уснуть той ночью. Потому что она оказалась последней спокойной ночью, без кошмаров, криков и боли. На утро на всё королевство была объявлена новая охота. Кланы Сун и Юй вышли за стены столицы и уничтожили, как минимум, три поселения, где одна часть жителей – безвольные марионетки, другая – демоны–владельцы, а третья – загнанные в угол жертвы. Убитых в ходе демонических ритуалов пришлось уничтожить, чтобы упокоить души, остальных же вели в город безо всяких разговоров. Тех, кто сопротивлялся тюремному заключению, убивали на месте, послушные демоны имели возможность умереть прямо в клетке, пока с их костей сдирали кожу, чтобы добраться до скелета с прахом. Лишь малое число демонов действительно умерли после сотни пыток, и то потому, что давно отпустили все обиды и спокойно бродили по Поднебесной в поисках неизвестного, а другая часть только теряла сознание, что оказывалось навеки запечатано в новеньких украшениях. Никого не спрашивали, никого не оправдывали: демон есть демон, он легко может солгать и соблазнить, так были обмануты многие.

Сы Цзина сочли за жертву, которую демоны похитили, чтобы взрастить и сожрать или сделать марионетку. Заклинатели с отвращением смотрели на детей семьи Билю, представляя, как жестоко их убили, чтобы сделать такими же синеглазыми уродцами. Что бы Сы Цзин не говорил в защиту семьи, никто не слушал его. Думали, что он околдован, и нужно много времени, чтобы чары утихли, потому его забрали во дворец тоже. Мало кто не поддавался на заклинания кланов Сун и Юй, марионетки или обманутые чаще погибали прямо на пути в тюрьму, потому Сы Цзин показался им особенной находкой, которую ещё предстояло изучить.

– Бедные дети... Эти твари отняли наших детей и воспитывали как своих, ты погляди! Что вы о себе возомнили? – кто–то из клана Сун ударил Шициня по лицу и заклинанием укрепил оковы на запястьях демона, чтобы избежать сдачи.

– Вы этих детей бросили сами, – негромкий ответ Шициня затерялся в шумной толпе людей и демонов, что предпочли сдаться, не зная о том, какой мучительной окажется их последняя минута.

Пытки синеглазых зачастую кончались лишением конечностей каждого из пойманных демонов, ведь люди верили, что это лишает нечисть возможности однажды переродиться. Сы Цзину запретили приближаться к темнице, запирали его в отдалённых покоях, что были завешаны защитными талисманами. Чужие лица твердили, что теперь всё будет хорошо, во  дворце безопасно, а семью непременно найдут, но Сы Цзину хотелось только разрыдаться, он кричал, срывая голос, и бестолку стучал в дверь. Уже скоро это стало раздражать прислугу и охрану, и те не скупились на несколько ударов в воспитательных целях. Трудно было понять, сколько времени проходит, что вообще творится за дверями, когда заперт в одиночестве. Его держали в просторной роскошной комнате, рядом были проходы к уборным, откуда выйти невозможно. Сы Цзин мало спал и отказывался от еды, только слёзно умолял каждую служанку, что приносила ему завтраки и ужины, выпустить его к учителю. Тревога доводила до истерик, тарелки летели в стену и разбивались вдребезги. Подняв наиболее заострённый осколок, юноша уверенно замахнулся сам на себя, но его вовремя задержало одно из здешних заклятий. На хлопающий звук задействованного талисмана прибежали служанки и, увидев Сы Цзина, угрожающего себе остриём, замерли в шоке.

– Я буду продолжать, пока все эти бумажки не взорвутся! Отведите к учителю!

Женщины понятия не имели, о ком речь, пока охранник не рассказал об их «пленнике», точнее, о тех, кто его «околдовал». Кто–то молча развернулся и пошёл дальше выполнять обязанности, а некоторые с печалью смотрели на обезумевшего подростка и боялись сделать шаг. Все они думали, что разум юноши затуманен демонической силой, и не могли идти на уступки. Один охранник, недовольно цокая, наконец сказал:

– Иди за мной.

Если дать этому несносному пару минут, чтобы о чём–то поболтать с демонами, может, это и неплохо. Заклинатель собирался стоять рядом от начала до конца, в попытке расслышать полезные сведения. Потому что с первого дня заточения семейства Билю, синеглазые не признались ни в чём, их даже не о чем было спрашивать во время пыток. На детях заклинания срабатывали быстрее и больнее, потому двое уже на третий день рассыпались в песок, остатки их праха медленно начали рассеиваться, а остальные синеглазые, запертые неподалеку, прятали лица в руках, лишь бы не видеть этого жуткого зрелища. Люди спешили собрать прах в особый сосуд, где тот держался дольше и можно было успеть создать кольцо или браслет. Разумеется, украшения из демонических остатков были исключительным артефактом, а некоторые, по приказу короля, стали признаком отличия. Принц Уюна лично вручал изысканное кольцо каждому выдающемуся деятелю из дворца, всего таких чиновников было восемь, только колец пока не хватало, потому казни следовали ускорить. Никому не было нужды держать демонов под замками, даже в научных целях.

Когда Сы Цзин увидел, как его учитель прижимает к себе супругу, то задержал дыхание от подходящей паники. Он увидел, что Сяньци без рук и ног лежала в крови и выглядела словно тряпичная кукла, рядом с ней сидели брат и сестра, вытирая собственные синие кровоподтёки. Шицинь вмиг заметил ученика, и даже его супруга на миг повернула голову, лишь поэтому Сы Цзин смог облегчённо выдохнуть и подбежать к ним. Он просовывал руки между железными прутьями, чтобы переплестись холодными пальцами. Слёзы текли непроизвольно, и Шицинь горько поджимал губы от того, что не мог вытереть его влажные щеки, не мог положить ладонь на макушку или погладить спину – что угодно, лишь бы этот ученик перестал так обливаться слезами. В давно мёртвой груди демона всё болезненно тряслось, и дело было явно не в силе здешних чар. Его медленно наполняла злость, ярость текла по венам и помогала держаться, но он не смел её отпустить. Шицинь считал свою демоническую расу благородней других и не стремился к истреблению смертных, как бы они его ни вынуждали, как бы ни хотелось разорвать каждому глотку, кто посмеет ранить близких. Он был несказанно рад тому, что однажды кашель ученика прошёл, здоровье стало лучше, и его не пришлось накачивать собственной кровью, навеки оставляя в детском теле. Шицинь ещё не знал, что в этом светлом ребёнке прямо сейчас копится такая же ярость, как его собственная.

– Тебе нужно продолжать жить дальше, А–Цзин, как–нибудь без нас...

– Разве твоей силы недостаточно, чтобы всё здесь разрушить? Учитель, давайте сбежим, это невыносимо. Я в такой же тюрьме, как и вы.

– Думают, ты околдован. Это закончится скоро. Твой... друг тебя навещал?

От упоминания «друга» Сы Цзина затрясло ещё сильнее. От него не было никакой вести, а если и была, то невозможно узнать, сидя взаперти. Юноша лишь покачал головой.

– Ничего. Порой люди ошибаются и потом горько жалеют. Он и остальные рано или поздно будут жалеть, а ты оставайся в здравом уме... Слышишь меня, А–Цзин? Будь свободен и чист, а мы всегда последуем за тобой, потому что спрячемся в самом безопасном месте, – Шицинь спустил руку и поставил указательный палец ему в грудь, от чего сердце юноши, кажется, стало пропускать удары. Это походило на прощание и вызывало тошноту, семья ещё сидит перед ним, улыбается и смотрит внимательно, будто стараясь запомнить все черты напоследок, но уже знает, что скоро исчезнет навсегда.

– Я вас люблю... – Сы Цзин произнёс почти шёпотом из–за слёзного кома в горле, но демоны это хорошо услышали и улыбнулись. Сяньци дёрнулась, хотела податься вперёд, хотя у неё даже не было рук, чтобы легонько потрепать этого слезливого мальчишку по волосам.

В следующий миг заклинатели оттащили юношу в сторону, стараясь держать как можно крепче, пока другие открывали темницу и отводили очередную группу демонов на казнь. Шицинь крепко прижимал к себе тело Сяньци и шёл к своему палачу, пошатываясь. Сзади с переломанными рёбрами, согнувшись, волочились ещё двое оставшихся детей, напоследок они обернулись, чтобы помахать Сы Цзину рукой.

– Ты тоже пойдёшь, посмотришь, – вдруг заговорил с ним один из надсмотрщиков. – Только они рассыпятся, и твои иллюзии пройдут.

Его привязанность к семье Билю всё это время считали слепым обманом, сотворённым руками нечисти. И каждый из них ошибался. Сы Цзина привели на казнь и заставили смотреть. Много людей резко оказалось вокруг, на их лицах было и безразличие, и страх перед демонами, и даже радость. Чему они радуются, Сы Цзин понять не мог, потому что в его груди тревога сменилась внезапным затишьем. Он буквально затаил дыхание. И всё же, когда палач завершил своё дело, юноша снова расплакался навзрыд, попытался вырваться, чтобы успеть прикоснуться к ледяным рукам учителя, точнее, к тому, что оставалось от него. Сы Цзина оттягивали назад, но ему откуда–то хватило сил сбежать и прижаться к телесным обрубкам, которые вот–вот собирались отмыть от мяса. Тогда он впервые назвал своего учителя ифу. Шицинь заменил ему отца, и юноша как никогда прежде хотел избавиться от своей фамилии, чтобы иметь право обращаться к учителю так, как этого желает его сердце. Ему хотелось и дальше быть частью семьи Билю, но заклинатели отняли у него эту возможность с концами.

Дни после казни стали ещё хуже. Во дворце днём была тишина, а ночью прислуга вставала из–за пронзительных криков, доносящихся с покоев, что до сих пор служили своеобразной тюрьмой для бывшего околдованного. А–Цзин мучился кошмарами и порой боялся засыпать, лишь бы снова не увидеть лужи синей крови. Усталость рано или поздно одолевала его, но сны становились всё более реальными. Он ощущал себя и жертвой, и палачом. Ему больно и страшно, но он знал наверняка, что кланы не просто так объявили охоту. Кто–то доложил им. И этот кто–то некогда был ближе всех для А–Цзина. Сейчас этот человек непонятно где, и юноша слепо надеется, что тому, как минимум, стыдно за содеянное. Он был уверен, что они больше никогда не увидятся, и сбежать из дворца не получится.

Порой к нему заходили заклинатели и проверяли состояние, но завидев остатки тёмной энергии, что передавалась не нарочно, оставляли юношу одного снова. Чтобы он не сошёл с ума окончательно, здешние обитатели решили давать ему работу. А–Цзин снова был вынужден прибираться и вечно таскаться с кувшином вина, дабы подливать всяким господам. Большим его сожалением тогда было незнание ядов, что хорошо бы влить в каждую из чарок на столе, где собирались советники и генералы, чиновники и дипломаты. Все эти люди причастны к охоте и смерти его близких, и юноша как никогда прежде желает им всем такой же жестокой кончины. Это занятие помогало узнавать о том, что происходит за стенами его личной тюрьмы, выслушать все сплетни и выбирать из них наиболее полезное. 

Лекари заявлялись всё реже, подростка так и держали в покоях, позволяя разве что выходить на кухню для уборки. Он работал молча, потому как талисман молчания вынуждал не издавать и малейшего звука. Впрочем, разговаривать там было не с кем. Юй Чэн так и не появлялся, зато его отцу А–Цзин уже не один раз подлил вина на каком–то собрании. Обсуждали свою неминуемую гибель. Вулкан на горе Тунлу с периодичностью извергался лавой, огромные капли которой разрушали ближайшие леса и наводняли их демонами, которые дрались за право существовать в уютной телесной оболочке друг с другом. Людям вновь становилось страшно, звёзды не сулили хорошего, а Боги, кажется, постепенно отворачивались. Хотя столице и другим крепостям ещё ничего не угрожало, но нельзя было исключать возможность повторных и более сильных извержений. Наследный принц Уюна вознёсся, но продолжал разбираться с накопившимися проблемами, желая помочь королевству и построить небесный мост, который помог бы им на время уйти в безопасное место, потому демоническая угроза постепенно уходила под полный контроль кланов Сун и Юй. Глава заклинательного ордена, отец Юй Чэна, зачитывал отчёты на каждом собрание, вот только никто из чиновников его не слушал, все были озабочены другими вещами.

А–Цзина одели в красивое одеяние, что, впрочем, мало меняло его скорбный облик, и даже разрешили выйти в зал, чтобы он бесшумно налил каждому вина, потому нельзя было упустить возможность подслушать новости. Когда юноша уже собирался уходить обратно на кухню, его вдруг окликнули. Незнакомая госпожа в роскошных лиловых одеяниях подозвала его к себе и поставила на край столика полупустую чашу, указывая на место подле себя. Судя по внешнему виду и мечу на поясе, женщина была заклинательницей из знатной семьи, но А–Цзин уже привык не кривить лицом при виде таковых, иначе придется выслушивать нравоучения о том, как его спасли благородные господа, которым он теперь обязан жизнью. Всё же он послушно присел рядом, наливая вино, и никто, конечно, не обратил на него внимания, продолжая собрание. Женщина внимательно оглядела его, прежде чем сказать:

– Слышала, тебя спасли из логова демонов. Выглядишь скверно даже несмотря на то, что недавние казни должны были убрать с тебя чары.

А–Цзин терпеливо молчал, впрочем, лишь по его заплаканному виду нельзя было угадать, о чём он думает. 

– Мне только хотелось увидеть, ради кого мой сын так старается избежать своего наказания, – продолжила она, делая глоток вина. А–Цзин удивлённо перевёл на неё взгляд, и теперь выглядел как испуганный мышонок. То ли в нём говорила паранойя, то ли интуиция, но он хотел, чтобы предположения оказались правдивы. – Вы оба молоды и глупы, но недавно я заметила, что взгляд Юй Чэна стал другим и наполнился печалью, коей не должно быть при его жизни. Неужели только жалкая жертва нечисти смогла настолько изменить его за пару месяцев? Впрочем, в твоих глазах печали ещё больше. Я не собираюсь лезть в вашу подростковую нелепость, пусть А–Чэн сам решает, как с тобой поступить.

Слова госпожи Юй болью отзывались в груди юноши, он чувствовал себя врагом всей Поднебесной лишь за то, что привязался к демонам. Он никогда не убивал и не видел, как его учитель причиняет людям боль, наоборот, он истреблял мелких духов, давая старикам и детям безопасную жизнь за стенами, где крепости не могли их защитить. В голове не укладывалось, когда всё пошло не так, в чём же его ошибка? 

В тот день А–Цзин не позволял себе слабость расплакаться, желая мысленно расставить, наконец, всё по полочкам и игнорируя колющую боль в груди. Он не мог угадать, который час, окон в его покоях не было, а свет исходил лишь от множества свечей, чьё пламя даже не обжигало. Потому ему и было тяжело, всё казалось одним мучительным и невыносимо долгим  днём, будто время вокруг него остановилось, и даже услышанные сплетни с собрания не давали чёткой картины. Лёжа на кровати, он безразлично смотрел вверх и слушал, как суетливые женщины за стенами болтают о чём–то своём и одновременно трудятся. Звук открывающейся двери на миг лишил А–Цзина дыхания. Громко и резко, непривычно, будто ветер сорвал двери, впустив гром. Не хватало только искр. Подскочив с места, он уже не мог сдержать слёзы: перед ним стоял Юй Чэн, его глаза были красными и влажными, а лицо настолько бледным, что А–Цзин невольно потянулся к нему руками, боясь, что юноша вот–вот свалится в обморок. Кажется, он был совсем измучен, страшно было представить, как и за что именно его так наказали. Несмотря на внешний вид, он весьма уверенно подошёл к кровати и сел рядом, охватывая ледяными ладонями лицо А–Цзина, глядевшего с неверием в происходящее. 

– Жив, – шёпотом произнёс Юй Чэн и облегчённо выдохнул. Опустил руки на талию и прижал к себе, позволяя А–Цзину положить голову в надплечье.

– С чего бы мне умирать? – А–Цзин попытался выдавить из себя усмешку и обнял его в ответ. – Заперли и смотрят, как демонические чары никуда не сходят. Только я схожу, с ума. 

– Тебя не должны здесь держать, это всё неправильно.

– Почему ты не приходил раньше? – вопрос дался с большим трудом, ком в горле тут же уколол, пуская слёзы. – У меня больше никого не осталось.

– Я не мог. Мне очень жаль. Многие вещи случаются вне моей власти, иначе бы мы уже рассматривали мечи в нашей оружейной дома, а не сидели тут с тобой взаперти... – Юй Чэн прижался сильнее. – Я бы подарил тебе самый красивый, с синей рукоятью, тебе бы понравилось, там на лезвии высечены маки, символ нашего ордена. Я тебе его обязательно подарю...

– А–Чэн... Главное, не оставляй меня.

– Не оставлю! Я на твоей стороне, слышишь? Отец прислушается, тебя действительно нужно осматривать лекарям нашего ордена, из клана Сун, матушка со мной согласна, значит, она его тоже убедит. Только тебе полегчает – мы сбежим! Навсегда сбежим, слышишь? Вместе. 

– Пожалуй, у меня не остаётся выбора... Только ждать, пока мой любимый украдёт меч с синей рукоятью из семейной оружейной, а потом и меня, – А–Цзин улыбнулся и, чуть отстранившись, оставил лёгкий поцелуй на его щеке. – А куда мы сбежим–то? Слышал, Тунлу неспокойна, и скоро от Уюна ничего не останется. Далеко придётся бежать, не думаешь, А–Чэн?

– Уюн будет в порядке! Мы – тоже! Просто нужно подождать ещё немного... – Юй Чэн поцеловал его в ответ и с трудом отвёл взгляд. Похоже, было ещё кое–что, о чём он не хочет говорить. Пусть так. Юноша оглядел комнату и, прищурившись, подошёл к стене, чтобы рассмотреть надписи на ней. – Это что? 

– Ты это у меня спрашиваешь? Я не заклинатель, А–Чэн.

– Я впервые вижу эти символы... Что ты чувствуешь, сидя здесь? Холод, жар или что–то ещё? – Юй Чэн прошёлся вдоль, касаясь рукой каждой метки, и те вмиг искрились, но не исчезали. В углу он увидел, что все иероглифы будто бы нанизаны на тонкую нить, край которой держит бумажный талисман. На нём символ казался ещё сложнее, но, очевидно, он был основным, связующим. 

– Дышать тяжело, – ответил А–Цзин. Ему было трудно описать всё, что творилось в голове и на душе. Если не считать дыру в сердце и воспоминания о казни, то, наверное, в нём больше ничего нет: ни холода, ни жара. –  Если сможешь это убрать – было бы неплохо.

– Зачем–то же они нужны... – Юй Чэн неосознанно говорил вслух, вчитываясь в новый для него талисман. Похоже, это совсем не уровень подростка, что трудится лишь в стенах ордена и изредка убивает мелких призраков. – Но если они на тебя давят, я их уберу. Точнее, попробую сделать что–то другое, чтобы никто не заметил разницы. Часто к тебе заходят?

– Еду приносят два раза в день. Не заклинатели. К этим штукам никто не притрагивался с первого дня, как их вообще начертили и потом заперли меня здесь.

Юй Чэн нахмурился и за неимением краски дополнил символ лишней чертой из собственной крови с пальца. Комната вся вмиг засияла и так же быстро погасла, оставляя лёгкий дымок от каждой потухшей свечи, от чего А–Цзин удивлённо огляделся. Всего один штрих, и всё? Даже верится с трудом. Однако А–Цзин царапает кожу ногтем и впервые видит капли своей крови. Впрочем, есть ли теперь польза от этого, когда сердце трепещет от услышанных обещаний, когда так хочется верить и ждать, держась за лиловое ханьфу, вызывающее отнюдь не прежнюю неприязнь. Так хочется поверить во что–то хорошее, довериться и оставить свою жизнь в чужих руках, лишь бы это уняло боль. Так хочется, чтобы прикоснулись с нежностью, можно холодными руками, лишь бы искренне. Юй Чэн садится обратно на кровать и тянется сцеловать каждую слезу на лице А–Цзина, берёт его руки в свои, крепко сжимая и боясь отпустить. Сегодня он точно не отпустит его. Наверняка никто и не будет озабочен тем, что в комнате теперь два узника, которым так же нет никакого дела до остальных, пока они могут так легко прикасаться друг к другу, без страха и лишних взглядов.

Прежде холодный шёлк сейчас кажется очень тёплым и нежным, касаясь обнажённых плеч, и А–Цзин уже не морщится от боли, лёжа на груди Юй Чэна. Пальцем вырисовывает что–то на его коже и следом целует, чувствуя ответную ласку. Рука Юй Чэна гладит по голой спине, согревая, и эти ощущения кажутся нереальными, какой–то лёгкий и тихий сон, где слышно лишь дыхание двоих и слабый шорох одеяла. Хочется избавиться от нижних одежд и прижаться всем телом, переполняемым странным жаром, но Юй Чэн спокойно обходится лишь лаской рук вдоль груди и плеч, целуя, и этого вполне хватает, чтобы А–Цзин задерживал дыхание, покрываясь мурашками. Наверное, это связано с образом жизни заклинателей: воздержание ради чистоты тела, что близится к постижению бессмертия. Он чувствует, как чужая духовная энергия колышется внутри него тонкой веточкой, даря ещё больше тепла, от чего хочется прижиматься теснее. Лишь бы не ушёл, лишь бы продолжал целовать и запускать в волосы пальцы, доводя до мелкой дрожи. А–Цзин мечтал о такой спокойной ночи так долго, ждал, терзаясь скорбью в одиночестве, и теперь может сделать расслабленный вздох, закрыть глаза и быть уверенным, что не увидит ни единого кошмара сегодня. Или не сегодня, он не уверен сколько продлятся эти мгновения, сколько они вообще уже лежат вот так вместе.

Однако проснулся он уже один. Простыни были вновь холодными, вынуждали свернуться в клубок и укутаться. Тёмная комната вновь пустая, тишина кажется страшнее, ведь в ней не осталось жизни и той нежности, что теперь ощущается лишь как сладкий сон. На подушке остаётся лёгкий запах, указывающий на чужое присутствие, и А–Цзин рвано вдыхает его, прижимаясь к ткани. Ещё совсем недавно эта кровать была обителей долгожданной нежности, а сейчас – лишь ледяное и скомканное нечто, медленно рвущее душу на крохотные части. Эта личная тюрьма пропитала его обидой, заставляя ощущать горечь даже на языке, трястись в ознобе, собирая воспоминания, что медленно связываются в необъяснимый ком. А–Цзин уже не понимает, где ложь и правда, где сон и действительность. Ему остаётся только ждать, когда двери снова громко распахнутся, и последний близкий человек в лиловом ханьфу схватит его и унесёт отсюда, пряча ото всех бед, что рушатся на целое королевство. От этого ожидания с ума сходить ещё проще, сомнения терзают, подпитывая неуверенность и, вместе с тем, даже злобу. А–Цзин старается не дать волю этой ненависти, ведь тогда его примут за одержимого, а это создаст проблемы Юй Чэну. В первую очередь, он думает о нём, о том, как будет непросто прятаться от наказания, потому что собственная жизнь висит на волоске и без чьей–то помощи уже не имеет ценности. Хочется зацепиться за надежду и довериться, сбежать от этого кошмара, и пусть придётся питаться воздухом и спать на сырой земле, лишь бы кто–то прижимал к себе и клялся никогда не отпускать. За своё хочется побороться впервые, за возможность крепко сжимать чужую руку. Ему бы только выбраться, укрыться, набраться сил, надышаться запахом с любимого тела, и этого хватит, чтобы бороться дальше, уже за их жизни, а не только за собственную. Собственная пуста и неважна.

Проснувшись от резкого шума, А–Цзин вздрогнул и поспешил подняться, однако встретил его совсем не тот человек, которого он так долго ждал. В комнате стоял какой–то важный чиновник, судя по внешнему виду, а рядом были его охранники, двое высоких и грозных мужчин.

– Вот каков ты, пленник синеглазых, – произнёс незнакомый мужчина и ухмыльнулся, от чего А–Цзин недовольно сморщился. Он вызывал лишь неприязнь, которую сложно было объяснить. И чутьё подсказывало, что это наверняка заклинатель, а раз его пустили сюда, то он явно из элитной армии принца. – Очень похож на Сун Кэ, – мужчина подошёл ближе, рассматривая А–Цзина. – Эй, А–Фэн, ты так не думаешь? Погляди–ка на него. Глаза – вылитый Кэ–эр. 

Некий А–Фэн, стоя позади, свёл брови и тоже осмотрел юношу от самой макушки, а потом лишь фыркнул, отвечая:

– Отброс. Деревенщина.

– И что же, если так? Вряд ли, конечно, Кэ–эр стал бы трахать кого–то из трущоб, он и в борделях не бывал, – мужчина улыбнулся и потянул руку, чтобы коснуться волос А–Цзина, но тот отскочил в сторону. – Не будь ты диким зверем. Живёшь в роскошных покоях подле королевской свиты и до сих пор не набрался манер. Мало тебя пороли? Мы исправим. А–Фэн, плеть.

Охранник послушно передал плеть и, толкнув в плечо другого, вышел из покоев. А–Цзин напрягся всем телом, не понимая, за что именно его хотят ударить. Впрочем, любая грубая сила в его сторону часто была беспричинной, стоит ли искать оправдания для заклинателя перед ним теперь? Звук талисмана, что закрывал дверь на прочные бесплотные замки, отозвался эхом в голове, и А–Цзину оставалось только лишь пятиться назад, вот только сзади уже оказалась стена, и бежать было некогда. Мужчина делал шаги к нему, но не похоже, что хотел замахнуться, держал плеть весьма небрежно и едва не скалился. Взгляд прочесть было трудно, пока мужчина не схватился за его ханьфу и резко отдёрнул, обрывая ткань и оставляя юношу дрожать с обнажёнными плечами и грудью. Он изучал его, искал следы прежний наказаний, но их не было. А–Цзин и сам не понял, куда исчезли все синяки, ведь здешняя стража часто давала ему пинков за ночные истерики и отказ от еды. Но, похоже, мужчине это совсем не понравилось.

– Кто здесь был до меня? Кто к тебе прикасался?

А–Цзин молчал и продолжал стоять смирно, пытаясь унять дрожь в коленях. Пусть его ударят, но Юй Чэна он не выдаст. Взгляд мужчины сверкал каким–то безумием, и он, наконец, замахнулся плетью, оставляя удары один за другим. Тонкая нежная кожа подростка вмиг проявляла отметины и закровоточила, но сам он всё ещё стоял на месте, лишь покачиваясь от ударов, число которых достигло второго десятка. Только тогда мужчина успокоился и отбросил плеть в сторону, подхватывая А–Цзина на руки и тут же бросая на кровать, нависая сверху.

– Пока ты находишься в стенах этого дворца, твоя жизнь принадлежит мне. Слышишь меня, Кэ–эр? – А–Цзин оцепенел от боли и отвращения, пока чужие руки залезали под его рваную одежду и отдавали жаром. Он чувствовал, как его раны болезненно затягивались, мужчина отдавал духовную энергию специально, чтобы показать свои права на него. Он сделал больно – он исцелил. То, что он видел в юноше совсем другого человека, пугало ещё сильнее. Терпеть подобные унижения потому, что похож на кого–то, это выше его терпения. А–Цзин впервые почувствовал желание заявить о себе: он не проклятый, не одержимый, не узник и не убийца. Но если кто–то пожелает, то он не против сыграть эту роль только чтобы увидеть испуг в чужих глазах. 

А–Цзин улыбается, и мужчина, решив, что подчинил его себе, касается его шеи губами. Юношу сейчас вот–вот стошнит, потому он быстро проходится руками вдоль чужого тела в попытке найти спрятанное оружие. Попытка не увенчалась успехом, выходит, это заклинатель из клана Сун, что славятся как врачеватели, тогда как Юй – сильнейшие воины. Наглость завела мужчину сильнее, он торопился избавиться от одежды, и А–Цзин решительно схватил его за голову, надавливая пальцами в глазницы. Мужчина дёрнулся от боли, но не мог отстраниться, руки юноши несколько лет тренировались разными видами оружий, он легко удержит любую тяжесть, потому ему легко даётся ногтями впиться в глаза, доводя жертву до истошного крика. Сам виноват, что дал слабину и повёлся на такой дешёвый трюк, видимо, привык, что всё даётся почти даром, а наложницы сами ложатся у его ног. Вот только А–Цзин эту роль себе не хотел. Сдерживая приступ тошноты, он отстранился и попытался сбежать.

А–Цзина, разумеется, наказали, строже чем раньше, за покушение на одного из братьев главы ордена, но всё, о чём думал юноша, пока его вновь пороли, это дикое желание, чтобы каждый, кто посмел его коснуться, задохнулся, напоследок лишившись всех конечностей, что посмели к нему потянуться. Он ждал помощи, а получил плевок в лицо. Ему тошно, семейства Юй и Сун воспринимают его как вещь, мусор с привычной охоты на демонов, который можно бросать из угла в другой, а потом иметь наглость прижиматься как к бордельной девице. Терпя наказание, А–Цзин представлял, как там мучается его обидчик, нанося дорогие мази на глаза и шипя от боли, и смеялся, на что стража смотрела с огорчением.

Всё же проклятый. Не было смысла держать его и дальше. Но сверху приказов не поступало, а значит парню остаётся и дальше сидеть на цепи, как животное. Его уже не держали в покоях, это была настоящая тюрьма, где ещё не так давно сидела вся его семья и ожидала кончины. Это только подпитывало ненависть.

Находясь вне привычной комнаты, А–Цзин стал узнавать куда больше новостей и даже видел редкие лучи солнца. Как–то к нему в соседнюю клетку посадили чиновника. Говорили, он оскорбил короля, лишившись какой–то вещицы, которая признавалась властью и остальными как высшая награда самым преданным служащим. Нелепо было проиграть столь ценную, по мнению большинства, вещь в азартной игре, но, похоже, ему нечего было ставить. Чиновника казнили уже через несколько дней, публично, но А–Цзина, считавшегося проклятым демонами, держали до сих пор, давая только воду и корку хлеба в день. Он ел и меньше в своём детстве, но от тянущей боли в желудке этот факт не сильно уберегал.

Дни в заточении проходили один за другим, а злобы юноши хватало уже не просто на пару чиновников, а на весь дворец. И когда к нему, наконец, кто–то заявился, А–Цзина передёрнуло от знакомого лица мужчины, чьи веки были лишь немного красными. Глаза – на месте, и это очень злило.

– Как бы ты ни царапался, а забрать тебя нужно, – мужчина снова самодовольно ухмылялся, возвышаясь над сгорбленным пленником. – Семейное дело моего клана – спасать даже таких убогих, как ты. Тебе повезло лишь потому, что мой племянник о тебе заговорил. Просил тебя вытащить и спасти от проклятия, словно сам из клана Сун, такой уж правильный. «Будь холоден как снег и чист как луна, неси в мир справедливость» – так гласит девиз клана Юй, что по насмешке богов связан со мной родством. Юй Чэн как никто другой ему соответствует. То, что его отец, Юй Хэн, является главой ордена из двух семей – настоящее унижение. Почему он? Всё королевство держится на нашей медицине, а глава – этот... безмозглый вояка, что даже не похож со своим сыном. Цзыюань точно родила не от него, слишком уж характер похож на Кэ–эра… Упрямый и справедливый, хотя взгляд его холоден и безразличен. Идеальный образец, не думаешь? Ты же видел моего племянника, скажи, каков он? Надеюсь, ты не повёлся на его слова, у него проституток целый бордель через дорогу, папаша оплачивает каждую прихоть своих прихвостней.

А–Цзин вдруг не сдержал нервный смех. Чужая зависть его действительно позабавила. Вроде, взрослый мужчина, из благородного рода врачевателей, а завидует собственному брату, даже племяннику, отбирая у того друга, словно он какая–то вещь. Мужчина, услышав в свою сторону насмешку, не сдержался и дал юноше пощёчину. 

– Не думай, что я буду обращаться с тобой так, как в прошлый раз. Будешь отсиживаться где–нибудь в яме, за нашим домом, и скулить, пока мой племянник не сдастся и отвлечёт внимание на что–нибудь действительно важное. Тем более, ему почти восемнадцать, пора подыскивать невесту, а не трахать отродий вроде тебя, что за силу демона готовы служить им... Говорил, что уйдёт в странствия, и пусть уходит. Только как бы ненавистники короны не решили отыграться на юнце из элитной армии принца… Впрочем, не велика потеря очередного урода, у Юй Хэна их четверо, и не дорожит ни одним, растя в грехе.

Долгая речь мужчины его раздражала, но ничего не оставалось в его положении. Только бы выбраться для начала, а потом... пусть берегут конечности.

– Я приду за тобой через пару дней, после очередного собрания. Можешь в последний раз отоспаться в привычной для себя обстановке.

Он отдал приказ, и двое заклинателей освободили А–Цзина от цепей, чтобы отвести в старые покои. Юноша не сопротивлялся, терпеливо шёл в комнату, мысленно цепляясь за фразу «в последний раз». Оказавшись в запертой комнате, он оглядел символы на стенах, которые так никто и не исправил после Юй Чэна. Слабо улыбнувшись, А–Цзин посмотрел на брусья, которые крепко удерживали на себе занавесы у постели, и обвязал ткань вокруг своей шеи как можно туже. Его руки слегка дрожали не от страха смерти, он боялся, что ослабит хватку и не решится покончить со всем. Юноша резко упал с кровати, и своеобразная петля сдавила его шею. Он дёрнулся несколько раз, но всё же узел был достаточно прочным, чтобы инстинкт самосохранения не сработал, и после нескольких недолгих попыток и мотания ногами, что еле доставали до постели, грудь перестала тщетно вздыматься, и юное тело повисло в мёртвом покое.

Надежда кончилась, обида перекрыла собой всякие чувства, воспоминания смешались в голове и вызывали тошноту. Юй Чэн в его мыслях кажется призраком, далёкий образ размывается, а руки забывают ласку. Кажется, её и не было никогда, а Юй Чэн никогда не приходил к нему в покои, не обещал побег и меч с синей рукоятью…

А–Цзин надеялся, что после того, как в лёгких не останется воздуха, он окажется в небытие, на границе миров, перешагнёт её смело и возьмётся за руки с учителем, что наверняка давно его ожидает. Вот только вместо ожидаемой пустоты он получил леденящий душу мрак Преисподней. Никто не говорил, что внизу хорошо, но где же свобода? Невидимая сила сковала его тело, разум был словно под синеватой пеленой, и А–Цзин ничего не мог рассмотреть перед собой. Со всех сторон послышались крики, но он не в состоянии даже закрыть уши, как будто всё ещё висит в тех покоях, привязанный шеей.

А потом из ниоткуда взялась злоба. По телу разрастались шипы, прорезая ткани насквозь и пуская кровь, что будто бы закипала от находящей ненависти. Он почти захлебнулся этим, но сплёвывал лишь собственную кровь, окрашенную в тёмно–синий цвет. Руки сжались в кулаки от желания яростно отмахнуться от надвигающейся дымки. Удар пришёлся не в пустоту, а во что–то ледяное и скользкое. Раздался ещё один истошный крик, от которого уже не захотелось спрятаться. А–Цзин смеялся и продолжал размахивать руками, хотя толком ничего не видел перед собой. Некто попадались ему на пути, но оказались разорванными на куски. Юноша никогда не чувствовал себя сильным настолько, чтобы в клочья терзать чью–то плоть. Спустя множество убитых, его глаза, наконец–то, прозрели, и он вытер с лица кровь. Вокруг него лежали горы трупов, но это было не люди, только их подобие.

– Это и есть Преисподняя?

Кто–то из кучи тел захохотал, а после подавился кровью и снова замолчал.

– У меня нет времени на подобный мусор. Как бы мне вернуться?

А–Цзин поднял глаза, что вмиг заблестели с большим азартом, потому что вверху показалась расщелина. Значит, это ещё не Преисподняя, а сама граница, раз лучи солнца ещё попадают на этот смрадный клочок земли. Юноша хотел разбежаться, чтобы взобраться по камням вверх, но его тело невольно обратилось в синий дым и резко поднялось прямо к свету. Как только он выбрался наружу, вся земля содрогнулась, прежде чем вулкан извергся. А–Цзин увидел мост, ведущий на небеса, как вдруг тот начал падать вниз. Люди, переходившие по нему, падали с огромной высоты, разбиваясь насмерть. Тунлу дрожала с невиданной прежде силой, и извергающаяся лава сине–чёрного цвета укрывала собой все крепости королевства Уюн.

Юноша рассмеялся, держась за живот и наблюдая, как человек с лиловых одеяниях тянул к нему руку. Тело оказалось придавлено камнями, пламя обожгло половину лица, и человек кричал от боли, моля о спасении. А–Цзин присел рядом на корточки и, схватив чужое запястье, с громким хрустом вывернул его.

– «Будь холоден как снег и чист как луна, неси в мир справедливость», – произнёс А–Цзин, – я прав? Тогда, должно быть, не так уж тебе и жарко сейчас. Ваши ледяные сердца и хвалёное чувство справедливости – всё оружие против этого пламени вокруг. Попытайтесь!

Заклинатель морщился и плакал от боли, но ему хватило сил, чтобы сплюнуть кровь тому в ноги.

– Мерзкий демон, будь ты проклят! Наследники бежали далеко отсюда, тебе до них не добраться! Они отомстят тебе рано или поздно, оборачивайся и бойся кары небес, наш принц оставил нас, но покровитель, Лэй Ши, за нас отомстит!.. Он даровал нашему клану своё оружие из праха твоих сородичей!

А-Цзин лишь улыбнулся, поднимаясь и беззаботно оглядываясь на столичные пустоши. Он не боялся наступать на раскалённую землю, шрамов на коже не оставалось, а горячий воздух не мешал, ведь дышать ему уже было не нужно вовсе.

– Принц Уюна… Лэй Ши… Кто это вообще? – юноша вновь рассмеялся. – Огонь по всему королевству, куда ваши ненаглядные наследники успели сбежать? Послушай сюда, – он немного наклонился, хватая ещё живого заклинателя за шиворот и чуть поднимая, до хруста в чужой пояснице, – как бы вы все ни прятались, я всё равно вас отыщу. Сдохните – переродитесь, но и так не уйдёте. Найду и вскрою ваши грудные клетки, чтобы убедиться, что там ничего нет, кроме этого вашего… золотого ядрышка. Запомнил мои слова? Передай там внизу тёплый привет своим от Билю Цзина.

А-Цзин свернул ему шею прежде, чем заклинатель хотел сплюнуть кровь и продолжить злиться на нечисть перед ним.

– Оружие из моих… Ах, неизвестный Лэй Ши, ты сам выкопал себе могилу. А что насчёт твоих верующих… Юй Чэн…

Он приложил ладонь к груди, но ничего не почувствовал кроме злости.

– Оставил меня своему дяде, а столько слов наобещал… Лучше бы сдохнуть тебе в этом синем пламени, где-то под завалами, и никогда не перерождаться. Иначе я найду тебя и убью сам! Тебя и весь твой дерьмовый орден, чтобы от него ни осталось! Слышишь меня?! Моё имя Билю Цзин, и я выжгу его на твоём сердце, только сначала проверю, есть ли оно у  тебя!

Ненависть юноши достигла таких масштабов, что его сила перешла границы, убивая демонов одним за другим, лишь бы выпустить все чувства. Он мечтал прекратить страдания, но в итоге, обрёк себя на вечные скитания. Высшие князья из Преисподней обратили внимание на то, что случилось в Уюне. Этот мелкий синеглазый демон своей бойней на дне вулкана сотряс его так, что лава накрыла не просто столицу, а Уюн целиком, разрушив даже небесной мост, над которым наследный принц так старался. Синеглазого стали звать Яньцзином за синий и безумный блеск в глазах, а сам он лишь посмеивался, даже начал окликаться на прозвище. Иероглиф «янь» в его имени созвучен также с ненавистью к заклинателям, потому новое имя ему нравилось больше собственного. Князья оценили его способности по достоинству, предлагая место подле себя, но юный демон усидел на троне недолго, новые обязанности вскоре наскучили, и он предпочёл странствия, чтобы рано или поздно встретиться с каждым из небольшого списка своих врагов. Даже если на это уйдут целые века.