Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Хотя Ужас Бури давно оставил город в покое, Розарии упорно вспоминались байки тех, кто якобы пережил попадание в смерч. Очень уж многое совпадало. Притяжение, не дающее убежать. Потеря ориентации внутри. Странное спокойствие в центре.

Её смерч притворялся пареньком в зелёном, причём так хорошо, что любопытство притягивало не хуже перепадов давления. Но так же подхватывал, кружил и опускал на землю в таких местах — или состояниях, — куда здравый смысл ни за что бы её не привёл.

Пьяной до беспамятства. Заснувшей почти что в чистом поле. Измеряющей шагами дорожки вдоль собора.

Потерявшей контроль и не успевшей даже испугаться этого.

Специально Венти так делал или это просто было в его природе, можно было даже не надеяться понять. Особенно когда он появлялся не вовремя.

Как сейчас.

Он сидел на парапете моста спиной к городу и время от времени взмахивал рукой. Зачем, Розария сообразила уже на расстоянии нескольких шагов, когда под ногами стали попадаться зёрна пшеницы, а голуби вспорхнули и разлетелись в разные стороны.

Можно было просто пройти мимо.

— И что ты тут делаешь?

Венти развернулся к ней, свесив одну ногу с перил:

— К тебе тот же вопрос. Всех голубей распугала…

— Это единственный мост через озеро, — зачем-то заметила Розария. — Обязательно кормить их именно здесь?

— А что, запрещено? Или ужасно подозрительно? — склонил он голову набок.

— Просто глупо.

— Да? — из его тона пропала игривость. — Хм, пожалуй, я понимаю, о чём ты… Но тут ничего не поделаешь. Гоняют голубей все, кто проходит по этому мосту, а кормит только Тимми — знаешь Тимми? И, если они перестанут возвращаться, он расстроится.

Розария промолчала. Всем, включая самого Тимми, было бы проще, если бы он дружил со своими голубями в любом другом месте. Но не она с ним возится — не ей и лезть с указаниями.

Венти не торопился продолжать или менять тему. Скользил взглядом по сторонам, видимо, высматривая голубей и раз за разом возвращаясь к её лицу, и нарушил тишину, когда она уже задумалась, зачем остановилась здесь.

— И куда же столь серьёзная вооружённая особа держит путь? Может быть, она не откажется от помощи?

Правильным ответом было "откажется", но Розария не стала выбирать его сразу.

— Какой?

— Э-э… ну мало ли! В конце концов, могу просто составить тебе компанию…

Она хмыкнула и покачала головой.

— Ты очень мне поможешь, если перестанешь возникать по ночам в неожиданных местах и делать странные вещи.

— Во-первых, ещё не ночь, так, поздний вечер, — Венти задрал голову, подставляя лицо лунному свету. — Во-вторых, а как иначе мне с тобой сталкиваться?

— Уж точно не караулить у собора.

Казалось, можно было услышать, как он закатил глаза.

— О, поверь, я понял с первого раза. У тебя были очень сильные аргументы… Нет нужды повторять их или прибегать к ещё более убедительным, — и покосился ей за плечо. Он серьёзно думает, что она просто так стала бы?.. — Кстати, откуда у тебя такое интересное копьё, если не секрет?

— От кузнеца, — уклончиво ответила Розария, но тут же свела на нет излишнюю скрытность: — Не от Вагнера. Есть у подножия Драконьего хребта лагерь исследователей… Путешественница помогла их кузнецу выковать легендарное оружие, но не стала делать его легендарным. Якобы меч ей привычнее копья. А он хотел, чтобы оно прославилось, а не валялось без дела… Ну и сторговались, когда я к ним зашла.

Венти задумчиво покивал. Снова повисла тишина, и в тишине стал слышен вопрос, который она себе уже задавала: чего она ждёт?

— Что ж, легендарному копью — легендарные подвиги. Не смею больше тебя задерживать, — наконец сказал он и взглянул с хитрецой, словно намекая, что на самом-то деле и не начинал, но тут же вскользь обронил: — Ведь твоё время дороже моего.

И что-то не понравилось ей, как это прозвучало.

— Почему это?

— Ну как же? Ты — очень серьёзная особа, вооружённая очень серьёзным копьём, а я — просто бродячий бард-бездельник. Не считаю дни и не смотрю на часы, пока не появится повод. — Венти подмигнул: — Так что будет справедливее, если следующее свидание назначишь ты.

Свидание? Розария никогда не назначала свиданий. Это было что-то для тех, кто живёт с солнцем и не прячется, для Марвинов и Марл, но не для неё. Для неё — тайные встречи по ночам, которым не нужно название, потому что о них не говорят.

А не разговоры на мосту, который отлично просматривается от самых ворот, пусть и поздним вечером, шепнул внутренний голос.

Розария посоветовала ему заткнуться.

И поняла, что затянула с молчанием, когда Венти продолжил:

— Если что, "никогда" — тоже ответ.

— Некогда, — ответила она. — Некогда мне сейчас об этом думать.

На самом деле сегодня у неё не было ни чёткой цели, ни необходимости успеть вовремя, только поэтому она и позволила себе постоять немного. Но позволять себе расслабиться было бы уже перебором.

— А, подвиги ждут? Что ж… Удачи тебе. — Он вдруг наклонился вперёд, чуть сократив расстояние между ними (ничтожно мало), и сверкнул глазами: — Между прочим, поцелуй барда приносит удачу, слышала о таком?

— Ни разу. Сам только что придумал?

— Вообще-то давно. Но никто не верит… — Венти, тяжело вздохнув, изобразил лицом мировую скорбь.

Её уже почти затянуло. Так можно было простоять очень долго, наблюдая за его выразительной мимикой, про себя посмеиваясь в ответ на поддразнивания и не обращая внимания ни на что вокруг. Можно было бы, но сегодня за спиной висело копьё.

— …и у тебя есть отличная возможность проверить на практике.

Розария не согласилась и не отказалась, просто не успела. Воздушный поцелуй пришёлся ей в уголок губ, и с закрытыми глазами она не отличила бы это мимолётное нежное касание от настоящего.

Рука сама потянулась вверх — то ли потрогать след от поцелуя, то ли попробовать ответить тем же — и остановилась на полпути, чтобы нацелиться на Венти указательным пальцем.

— Не вздумай тут нарушать покой города, пока я не вернусь.

— А так хотелось! — хохотнул он. — Хорошо, как скажешь, подожду тебя. Будешь помогать или ловить?

Она слабо дёрнула уголком губ, словно подмигнула.

— Посмотрим.

И пошла прочь, резко крутанувшись на месте. Пускай ждёт. Ей ещё проверять, не наврал ли он про удачу.

Наврал. Определённо наврал.

Даже если постараться собраться снова и не думать ни о чём, кроме сегодняшней цели (а Розария старалась), с погодой ей точно не повезло.

Пока она взбиралась на гору, поднялась вьюга. Колючий снег стелился вдоль склонов и летел в лицо. Не смертельно, но неприятно. Устойчивость к холоду имела свои пределы. И, что хуже всего, разглядеть что-либо в любом направлении было просто невозможно.

Придётся возвращаться сюда ещё.

Если получится вернуться отсюда, промелькнула мрачная мысль.

Следы за спиной исчезали прямо на глазах. Единственными ориентирами оставались неизвестно кем зажжённые фонари и костры, но и те гасли, не выдерживая напора снега.

Значит, если погода вдруг наладится, она всё равно ничего не увидит.

Розария прошла немного вдоль отвесного склона, постояла у горящего факела, пытаясь прикрывать его собой от ветра, и с сожалением двинулась дальше, когда огонь всё-таки погас. Ни попытаться разжечь его снова, ни хотя бы покурить — спички кончились, а она и не вспомнила.

Мондштадт был отсюда не виден даже в ясную погоду, но она неплохо представляла, в какой стороне он должен быть. Завернуть за угол, спланировать вниз, и можно будет выйти к берегу…

За углом она чуть не наткнулась на спину лавачурла. Замерла на миг, попятилась от чего-то огромного, обледеневшего, но живого, и поняла, что это было, лишь спрятавшись снова. Они не встречались в округе, мало кто из мондштадтцев мог бы похвастаться, что видел хоть одного. И ещё меньше — что лавачурл видел их.

Вроде не заметил.

Розария вернулась к погасшему факелу и вгляделась в темноту внизу. Всё равно придётся спускаться, так чего ждать?

Ветер, бросавший снег в лицо, пока она поднималась, врезался в спину и лёг под крылья планера. Видимости едва хватало, чтобы вовремя огибать выраставшие на пути деревья. И не впечататься в торчащую над обрывом скалу. К которой, как оказалось, вообще не стоило приближаться.

Хиличурлы на вершине каменного зубца завопили и вскочили на ноги. Страшно не было, пока сзади не раздался рёв, сотрясший, казалось, всю гору.

Оглядываться, держась в воздухе, не стоило, но Розария не выдержала и оглянулась. Лавачурл, оказавшийся ближе, чем она надеялась (слишком забрала вправо), тоже встал во весь рост и на глазах обрастал сплошным ледяным панцирем. Прыгнет? Или покажет, что готов защищать свою территорию, и потеряет интерес?

Ох, если бы.

Облако энергии Крио, окружавшее огромного монстра, отвлекло её от двух ярких точек, разгоревшихся рядом. Слишком близко. Хиличурлы, чтоб их разорвало, заряжали стрелы.

Розария оглянулась лишь на миг, чтобы быстро оценить обстановку, и почти не сбилась с курса, но стрелы были быстрее. Одна просвистела у самого уха. Вторая ударила в плечо, выбила воздух из-под крыльев, и Розария рухнула вниз. На слежавшийся снег, который почти не смягчил падение.

Ослепительно белый.

Несколько вдохов спустя снег отступил и перестал занимать собой весь мир. Стал серо-голубым и холодным, а боль осталась ослепительной и обжигающей, разделилась надвое — где-то в плече и где-то в ноге.

Копьё выпало из руки и лежало поодаль. Розария потянулась за ним, попыталась приподняться и не смогла. Левая рука подводила при любом движении, а двигалась только через боль. Вокруг древка стрелы по белой ткани расползалось багровое пятно, быстро стынущее на холоде. Из правой лодыжки, насколько хватало взгляда, ничего не торчало, но она тоже вспыхивала болью, стоило попробовать шевельнуть ногой.

Но Розария всё ещё могла шевелиться. Всё ещё была жива.

Хиличурлы, кажется, забыли о ней, потеряв из виду. В неё больше ничего не летело, а вопли стихли. Даже крио-слайм, которого собирался швырнуть их вожак, куда-то пропал. Она осталась наедине со стрелой под ключицей, болью в лодыжке, жгучим холодом и вопросом, сможет ли она убраться отсюда своими силами.

Очевидно, нет. Встать она не могла, ползти — тоже. Могла только стискивать зубы, мысленно ругаться и злиться. На погоду. На тупых хиличурлов. На себя за то, что не хватало смелости снова привлечь их внимание, чтобы они её добили. И краем сознания — на Венти за враньё. Хороша удача…

Дрожать от холода было больно. Дышать было больно. Розария попробовала задержать дыхание, но это не помогло. Перестать дрожать тем более не получилось. Почти вышло зачем-то сконцентрировать элементальную энергию на кончиках пальцев — и ощутить, как её мало по сравнению с равнодушным и неподвластным снегом вокруг, как враждебно пульсирует ледяной наконечник стрелы внутри и как холодна ещё не засохшая кровь снаружи. Проще всего было закрыть глаза и дожидаться, когда станет тепло вопреки всему. Так она и сделала.

Но не дождалась: повернула голову посмотреть, что за шорох послышался совсем рядом, подкравшийся хиличурл или какой-то зверь?

Ни то, ни другое. На снег опустились босые ноги.

— Как же так…

Розария могла только хлопать глазами от потрясения. Она узнала Венти, но что-то в нём было не так, что-то царапало и ускользало от внимания. То ли то, как он выделялся на фоне ночи, точно светился (не настолько же он бледный), и даже на снегу. То ли выражение лица, которого она у него раньше не видела. То ли само его внезапное появление…

Хиличурлы, судя по тому, что завопили не сразу, тоже удивились. Розария рывком повернулась на другой бок, привстала на локте, ища глазами главную угрозу — и рухнула на спину.

На этот раз боль отступила быстрее, позволив замечать что-то ещё. Снова вытекающее из раны тепло, которого было слишком мало, чтобы согреться. Резкое движение сбоку. Закрывшее полнеба белое крыло, распростёртое над головой.

…то ли крылья, да.

Розария подумала, что, наверное, могла бы протянуть руку и дотронуться до перьев, но даже эта мысль была слишком тяжёлой и неповоротливой. Засвистел ветер, рёв лавачурла оборвался, что-то загрохотало, удаляясь, и стихло, а она только-только решила, что вряд ли дотянется, но можно попробовать. Начала поднимать руку, но крыло уже исчезло.

Венти снова склонился над ней, заглянул в лицо. Поймав её взгляд, почти заулыбался, но посмотрел ниже и снова изменился в лице, став чуть ли не одного цвета с собственным капюшоном.

На голове у него вместо обычного берета был белый капюшон, а ниже… примерно столько же ткани на всё остальное тело.

"Тебе не холодно?" — хотела спросить Розария, но справилась с голосом только к последнему слову.

— Ох… — когда Венти открыл рот, чтобы заговорить, она заметила, что у него задрожали губы. — Сейчас, милая. Сейчас согреешься.

Да она и так уже почти не мёрзнет…

Картинка вдруг сложилась с болезненной ясностью. Розария не слышала о предсмертном бреде при переохлаждении, но вот он. Вместо проносящейся перед глазами жизни — последний, с кем она разговаривала. Сводит за спиной пугающе нереальные крылья и пытается подсунуть ей под бок пугающе реальные ладони.

И даже так, даже с осознанием, что этого всего на самом деле нет, а есть только холод и боль, ей стало не так страшно умирать.

Она даже не заметила, как оторвалась от земли, но почувствовала прикоснувшиеся под спиной и бёдрами руки. Легко-легко, словно не держали, а просто не давали улететь.

— Ты… — Венти повернул к ней лицо, сверкнул блеском в уголках глаз, дрогнул голосом. — Не засыпай, ладно?

Странная просьба. Розария, наоборот, цеплялась за эту иллюзию, как за редкий хороший сон. Иллюзия дарила успокоение, но в ней было видно всё больше прорех, и их становилось всё сложнее избегать, чтобы случайно не вывалиться в реальность.

Косички Венти трепал встречный ветер, но она его совершенно не чувствовала и только по движению неба над головой догадывалась, что они куда-то летят. Он даже не взмахивал крыльями. А Розария не обвисала на его руках безвольным грузом, так и лежала ровно (на слежавшемся снегу, безжалостно подсказала память). Память могла подбросить ей знакомое ощущение хрупкой опоры, но не стала. Не говоря уже о том, как эта опора выглядела.

Не говоря уже о том, кем эта опора была.

— Ещё немного, милая. До рассвета далеко, ты ведь не спишь ночью…

Розария открыла глаза. Голос дрожал, но Венти пока не исчез. Руки всё так же едва придерживали её снизу, глаза всё так же подозрительно блестели, крылья всё так же почти не двигались, просто расправленные за спиной.

— Мы уже почти на месте.

Что случится, когда они долетят? Вряд ли что-то хорошее. Веки опускались, и Розария им позволила. Ей не хотелось смотреть, как сквозь встревоженное лицо проступит заснеженный горный склон.

Но сбежать от реальности не вышло: руки, прикосновение которых и так еле ощущалось, отпустили. Следом раздался грохот, да такой, что она дёрнулась, забыв про боль — и зашипела, расплачиваясь новым приступом. Если бы угроза существовала, Розария была бы обречена.

Память снова влезла без спроса: она и так обречена. И даже ненастоящего, но успокаивающего чужого присутствия больше не было, только смутно знакомая стена и смутно знакомые голоса за ней.

По скрипу парадных дверей Розария узнала собор. И, улетая куда-то далеко, невесело усмехнулась про себя: ну хоть работать больше не придётся…

Chapter Text

Работать действительно не пришлось, только кто бы знал, что это окажется совсем не облегчением.

Поначалу было нормально. Никак. Розария проваливалась в сон из полусна, выныривала обратно, не трудилась открывать глаза и ни о чём не думала. Разговоры её не касались, перевязки не интересовали, боль немного утихла и стала привычной, насколько вообще возможно.

В этой пустоте не было времени, но оказалось, что она продлилась совсем недолго.

— Почему именно она? — неизвестно к кому обращался смутно знакомый женский голос. — Если ты не спишь, прошу, укажи путь, как и нам заслужить твою милость… Она ведь даже не верующая, как так вышло?

Розария попыталась глубже утонуть в постели, поняв, что "если ты не спишь" относилось к кому-то другому, но спать не давали ей.

— О, ну наконец-то! — голос неубедительно изобразил бодрость и радость. — Ты очнулась!

— Нет, — буркнула она в ответ, не открывая глаз. Невидимую собеседницу это тоже не убедило.

— Да, узнаю Розарию, — заметил голос. — Только не засыпай прямо сейчас, все будут рады увидеть, что ты пришла в себя.

Скрип отодвинутого стула, удаляющиеся шаги. И тихий стон — её собственный, не столько от боли, сколько от осознания. Сейчас придут выпытывать, что случилось, как так вышло, почему её спас тот, кто спас. И её маленький секрет, и его большую тайну. Что врать им в ответ? Сколько они уже знают? Почему бы просто не оставить её в покое?

Голос вернулся и привёл с собой много других голосов. Они толпились, отражаясь от стен, наталкиваясь друг на друга, хотели знать всё и сразу, спрашивали хором. Розария молчала, пока не остался всего один вопрос от одного из них, самого настойчивого. Один вопрос можно было обойти.

— Поймала стрелу… упала на ногу… всё. Что произошло?

Настойчивый голос шикнул на остальные. Это сестра Виктория, вдруг подсказала память.

— Похоже, что… настоящее чудо. Среди ночи нас всех перебудил жуткий грохот. Стучали в парадные двери собора, но за ними была только ты, раненая, неподвижно висящая в воздухе и потерявшая сознание. Даже если ты в этот раз ушла в патруль не одна, мы не знаем, кто мог так тебя спасти, кроме самого лорда Барбатоса. Но ты, наверно, знаешь?

— Нет.

Долгий выдох, будто сделавший её саму немного легче.

Они не видели.

Постель снова стала мягкой, а голоса потеряли различия. Их слова пролетали мимо Розарии, и она провалилась в дрёму, не вслушиваясь в шепотки: "неужели никто не видел… куда она вообще уходила… да тише вы, пусть спит…"

Время потекло дальше. Голоса приходили и уходили, сменяли друг друга, иногда обращались по имени и требовали внимания. Спустя сколько-то коротких провалов в сон они обросли своими именами, ещё позже у них обнаружилась внешность сестёр. Розария их не ждала, но они продолжали возвращаться.

И тем более не ждала кого-либо ещё, поэтому не сразу поняла, что знакомый звон побрякушек ей не почудился.

— И ты думаешь, что я в это поверю?

Кэйа оторвался от своих записей и смерил её взглядом. Ледяным и острым, совсем как злосчастная стрела хиличурла.

Розария снова напомнила себе, что ей не страшно.

— Что не так-то?

— Дай-ка подумать… — он медленно перелистнул страницу назад. — Тебе с самого начала перечислить?

— Нет. Я уже всё рассказала.

— И это крайне занятный рассказ… Интригует с первых строк: сестра Розария, находясь на задании, замечает ритуальный костёр мага Бездны, но не проходит мимо, хотя ей за это не доплатят.

Она промолчала. Всё, что имело отношение к делу, из неё уже вытащили и записали под диктовку. Чем больше она будет повторять, уточнять и добавлять детали, тем больше это будет похоже на оправдания.

— Далее она замечает, что костёр чем-то отличается от обычных, и совершенно случайно находит всё необходимое, чтобы перерисовать сочетание символов…

Как будто так сложно найти уголёк и завалявшуюся в сумке листовку. Розария подавила желание закатить глаза.

— …а затем идёт в библиотеку его расшифровывать. Берёт крайне интересные книги, но пыхтит над ними в одиночестве, почему-то не желая попросить помощи у нашего всесторонне подкованного библиотекаря.

Глаза всё-таки закатились. Сказала же уже: понятия не имела, что Лиза разбирается и в этом! Решила не утруждать человека, который и так уже на работе, а потом этот человек лезет за ней в мусорную корзину и делится подозрениями…

— Не добившись успеха, сестра Розария выбрасывает свои записи. Через несколько дней натыкается на второй такой же костёр, по чистой случайности не замеченный никем из патрульных. И, хотя она всегда предпочитала действовать в одиночку, на этот раз прибегает к помощи мальчишки из леса.

Вот здесь она не выдержала. Рэйзор точно не заслуживал того, чтобы о нём говорили не то как о сообщнике, не то как об одураченном мирном жителе. Особенно в связи с тем, что он вообще-то сделал за Ордо Фавониус часть их работы.

— Если бы рыцари не оставили его в лесу, этот мальчишка мог бы уже стать капитаном.

У Кэйи под повязкой дёрнулся глаз.

— Во-первых, не говори о том, чего не знаешь. Во-вторых, не уходи от ответа.

Он не задавал вопросов, но сейчас точно не стоило цепляться к словам: они прозвучали так холодно, что захотелось натянуть одеяло повыше.

— Во-первых, это было в Вольфендоме, куда рыцари лишний раз носа не суют. Во-вторых, я просила Рэйзора не вмешиваться, но запретить не могла. Это ведь его дом.

— Ну-ну, — его интонация снова стала издевательски-вкрадчивой. — Посмотрим, что расскажет он сам. Может быть, ему известны причины, по которым сестра Розария не стала докладывать ордену об опасности…

Опять за своё. Пока он перелистывал страницу обратно, Розария позволила себе поморщиться.

Причины она уже называла. Справлялась сама, пока у рыцарей всё равно не хватало людей. Надеялась потом доложить им об успешно предотвращённой угрозе и получить премию. Просто не успела столкнуться с Кэйей и рассказать ему между бокалами, а теперь он действует ей на нервы, чтобы она разозлилась и выдала что-то поубедительнее. Что может быть убедительнее премии?

— Потому что сама она даже не постаралась придумать правдоподобную версию. Заявлять, что не нашла меня, ни разу не заглянув в одно из двух самых популярных заведений города, и валить всё на карточную игру? Серьёзно?

Не вестись. Не повторять, что она и не искала его. Тем более — что в "Кошкин хвост" теперь нет смысла заходить, если только ты не из картёжников. Об этом и в первый раз не стоило упоминать, слишком но голова была ещё дурная от избытка сна.

— И, наконец, сестра Розария, забыв о предосторожностях, лезет на Драконий хребет якобы в поисках костров, но чудом спасается от хиличурлов. А потом всем рассказывает, что её спас сам архонт — вот это мне больше всего понравилось. Ничего не забыл?

— Только переврал, — раздражённо выдохнула она.

— Что такое? Устала слушать долгий путаный рассказ? Тогда позволь мне озвучить другую версию, — и, конечно, не дожидаясь никакого позволения, Кэйа захлопнул блокнот и озвучил. — Ты воспользовалась библиотекой в целях ордена Бездны, оставила улику, а теперь неумело врёшь, пытаясь выставить себя невиновной.

— Может, мне ещё и невиновность нужно доказывать, а не наоборот? — огрызнулась Розария. Зря. Ей вряд ли хватило бы терпения на такой долгий допрос, даже будь она с другой его стороны, а в кратком пересказе история и вправду выглядела сомнительно.

— Почему же? Это всего лишь одна из версий. Какая из них верна, разберёмся в ходе следствия. Если ты пойдёшь на сотрудничество, мы поверим, что ты не скрываешь каких-то злых умыслов... По крайней мере, пока не выясним, что это не так. При необходимости всегда сможем уточнить у тебя что-то ещё. Ты всё равно никуда не денешься, так ведь?

Кэйа протянул руку и через одеяло постучал ей пальцем по колену. Не по сломанной ноге, не больно, просто неприятно. На запястье его перчатки сверкнули шипы, поймав блик от люстры.

Вполне прозрачный намёк: только попробуй куда-то деться, и тебя уже не спасёт ни презумпция невиновности, ни больничная койка.

— Я всё рассказала, какое ещё сотрудничество со следствием тебе нужно?

Перед Розарией на одеяло легла карта окрестностей города, прикреплённая к планшету.

— Подержи. Я пока не могу вытащить вторую руку.

Кэйа приподнял планшет и держал его, пока она отмечала места, где натыкалась на костры и — примерно — где чуть не осталась замерзать насмерть. Дождавшись, забрал карту и пошёл к выходу, не прощаясь.

— Подожди-ка… — окликнула она. — Хотя бы Рэйзору не устраивай целый допрос.

— Допрос? — он оглянулся от двери. — Ну что ты. Всего лишь поговорю с ним по-хорошему, как с тобой.

Дверь за ним закрылась, шаги стихли, а Розария всё прислушивалась, выжидала чего-то. И лишь с приходом очередной сестры смогла зажмуриться, сползти пониже и вжаться в подушку, чтобы снова забыться неглубоким сном.

Сон приносил облегчение — от боли, от чужих слов, от собственных мыслей. А когда перестал, иногда помогало притвориться. Розария и раньше так делала, когда её пытались вытащить на утреннюю молитву, но сейчас отточила навык до совершенства.

В первый раз ей не понадобилось даже стараться: скрипнула дверь, два мягких шага переступили порог, и новый голос, не звучавший здесь ранее, но хорошо знакомый, испуганно перешёл на шёпот:

— Ой, спит… Ну и хорошо, не буду тревожить, потом прочитает записку в книге…

На тумбочку опустилось что-то, и шаги удалились так же тихо, как вошли, не громче сопровождавшего их шелеста юбок.

Даже когда за ними закрылась дверь, она не стала сразу открывать глаза. Что хорошего могла принести Барбара? Сборник замечаний сестре Розарии, которые не действовали на неё в устном виде, сколько ни повторяй? Судя по звуку, книга была толстой.

Почти угадала: это оказался молитвенник. Между страниц торчал краешек бледно-розовой бумажки. Розария вытащила её, не посмотрев, какая страница заложена.

"Дорогая сестра Розария! Мне очень жаль, что", — несколько слов были густо зачёркнуты, — "так вышло. Поправляйся как можно скорее, но не забывай, что у тебя есть возможность использовать это время с пользой для души. Пусть ты предпочитаешь служить лорду Барбатосу не словом, а делом, молитва поможет тебе занять себя и успокоить сердце в минуты сомнения. А потом, когда дочитаешь до гимнов, возьмись за их разучивание — это дьякон Далия просил передать. Ещё он сказал, что долг перед Архонтом не обязан всегда быть тяжёлым и опасным, для начала хватит благодарности за спасение и простой, но искренней молитвы о здоровье — своём и чужом. Я тоже помолюсь за тебя!

С искренними пожеланиями скорейшего выздоровления, Барбара.

P.S. Хотя бы самый первый гимн! Постарайся, ладно?"

Розария постаралась, чтобы молитвенник случайно закатился поглубже под кровать. С одной здоровой рукой и совершенно не круглой книгой это было не так-то просто. Пока она изворачивалась, записка сама слетела с одеяла. Поднимать не хотелось: несколько слов и так остались в памяти и не давали ей покоя.

На вопрос, кому она служит, Розария обычно отвечала что-то вроде "тому, кто платит, а есть работёнка?" Себя не спрашивала — какая разница? Собору. Мондштадту. Лично магистру Варке. Всё и было правдой, и не совсем. Однако никакого лорда в этом списке не значилось.

И, что хуже всего, теперь она действительно у него в долгу.

Думать об этом не было никакого толка. Возможно ли ей, никогда не знавшей веры, расплатиться с божеством? Один долг за то, что ей позволили выжить, Розария отдавала постоянно. И не могла предугадать, потянет ли второй.

Знать бы ещё, как именно его тянуть. Неужели и правда хватит благодарности, не произнесённой не то что в лицо, а даже вслух? По правде говоря, благодарности она не чувствовала. Только навалившуюся тяжесть — не вины, но чего-то похожего. Слова "придётся".

Ей придётся что-то с этим делать рано или поздно. Сёстрам придётся хлопотать вокруг неё, пока заживает рана и срастается нога. Кое-кому… уже пришлось.

Джиллиана рассказала, почему Барбара не заходила всё это время:

— Как мы нашли тебя, сразу послали за ней. Стрелу выдернули, она первым делом плеснула воды, чтобы промыть рану… и, видимо, пошла реакция, — она развела руками, признавая, что ничего в этом не понимает. — В общем, Барбара очень перепугалась, что спросонья навредила тебе, и не смогла исцелить своей силой до конца. Говорит, так оно всё равно надёжнее будет. Ну, ей наверняка виднее, правда же? Только не злись на неё, она и так ходит виноватая.

Розария промолчала. Её вполне устраивало, что Барбара побаивалась её тяжёлого взгляда и не каждый раз решалась заговорить — всё равно не скажет ничего интересного, одни церковные дела. Но теперь добавлялась какая-то вина, какая-то злость… Почему она должна — точнее, не должна — злиться?

Джиллиана показала, почему: рана под повязкой была не аккуратной точкой от стрелы и не разрезом крест-накрест, а кривой дырой с рваными краями. Розария только пожала бы плечами, если бы могла. Крио с наконечника стрелы. Гидро из созданной Барбарой воды. Ну да. Реакция. При замерзании вода расширяется, и она не раз пользовалась этим сама, а сейчас отказывалась думать о всевозможных моральных аспектах.

Джиллиана не давала не думать:

— На самом деле тебе ужасно повезло. Да не закатывай глаза, это не проповедь сейчас! Все, кто понимает в этом, говорят, что стрела чудом не задела ничего важного: заживёт, и снова сможешь двигать рукой, как здоровой. Перелом без осложнений. Обморожение быстро прошло. Если тебе было суждено получить ранение, то это просто невероятная удача.

А если не было, про себя буркнула Розария и тут же мысленно закрыла себе рот. Все попытки подумать об этом оканчивались одним и тем же, все мысленные тропы вели в леденящую неизвестность, к которой невозможно было подготовиться. Значит, оставалось игнорировать её как можно дольше.

Джиллиана приходила чаще других сестёр и помогала скрашивать дни (иногда, правда, только тем, что наконец-то уходила). Время от времени приносила книги из библиотеки (и, к сожалению, доставала из-под кровати молитвенник). Оставила коробок спичек, но наотрез отказалась входить в положение, когда кончились сигареты (она-то думала, что Розария собирается читать при свечах и больше ничего!)

Джиллиана порой становилась невыносима. Как любой изменившийся человек, она твёрдо верила, что её путь — единственный возможный и необходимый всем без исключения, особенно тем, кто этого ещё не понял. Особенно сестре с отчасти похожей историей. Особенно когда та не может сослаться на срочные дела и уйти.

Впрочем, от её настойчивых советов не сразу, но получалось отвязаться, отмалчиваясь и пропуская монологи мимо ушей, а иногда — успев притвориться спящей. От себя это не спасало.

Камень на душе Розарии становился чуть тяжелее каждый раз, когда кто-то опять приписывал её спасение самому архонту, не подозревая, насколько прав. Заглядывая под повязку, она не могла не сравнивать свою затягивающуюся рану и чужие старые шрамы. Стоя на одной ноге и выдыхая дым в приоткрытое окно, думала, что и правда ведь гадость, просто привычная.

Когда в фонтейнском детективе или инадзумском романе попадалось упоминание божества (конечно, их собственного, знакомого соотечественникам без всяких описаний), воображение подставляло знакомую фигуру — одетую почему-то в зелёное, а не в… пару клочков белого. Хорошо, если вообще одетую. Один лёгкий роман отличался абсурдным сюжетом — подумать только, верховная жрица, что бы это ни значило, и какой-то неудачник в теле Электро Архонта, — и красочными описаниями, но перед глазами вставали совсем иные картины. Связанные руки и оплетающие тело узоры. Припухшие после долгого поцелуя губы, именно такие мягкие и приятные на вкус, какими были с виду. Контуры уха, шеи и плеча, очерченные мягким бирюзовым светом в полной темноте… Книга падала обложкой кверху, а Розария недовольно вздыхала и лезла рукой под одеяло.

Толстый том мондштадтской истории, который она попросила взамен, неплохо помогал: от него быстро начинало клонить в сон. По крайней мере, если пролистывать все упоминания одного имени, уклоняясь и от тяжёлых мыслей, и от распаляющих воспоминаний. Страниц без него хватило надолго, но однажды они всё же кончились.

Той ночью Розария впервые за долгое время видела сон, и он не был кошмаром, пока она не проснулась. Наутро в памяти остались только белые крылья.

Осень сменилась зимой, зима близилась к середине. За окном ничего не изменилось, а палата наполнилась разговорами: у Розарии появился сосед. К счастью, между их койками поставили ширму, так что болтать с ним самим не приходилось. Но навещали его часто, судя по мельканию зелёной формы в щелях ширмы — товарищи из гильдии (и не только товарищи: кого-то из них он называл папой).

Голоса в основном были незнакомые, но при звуках одного из них Розария вздрогнула и накрылась одеялом с головой: нехорошо распрощались, не хватало только продолжения, если он заглянет. А в другой день, узнав ещё один, дождалась паузы в чужом разговоре и позвала сама.

— Рэйзор?

Из-за ширмы показалась лохматая светлая голова. Рэйзор явно не ожидал увидеть её здесь.

— Сестра?..

Привычное обращение из непривычных уст слегка царапнуло ухо. Впрочем, спасибо и на том, что не "холодная и мрачная тётя".

— А? Это твоя сестра там?

Рэйзор вернулся к другу и попытался объяснить:

— Почти. Варка…

— Магистр Варка нашёл нас обоих, — пришла ему на выручку Розария, — и, м-м… помог. В разное время, мы не родные. Хотя неважно.

— А, — отозвался его друг из-за ширмы. — В общем, как мои папы, да? — Она понятия не имела, о чём он. Рэйзор, видимо, кивнул или покачал головой. Его друг зевнул. — Ясно. Только не болтайте там громко, я пока посплю…

Поспать — это святое. Розария молча указала на табуретку, когда Рэйзор зашёл на её половину, и понизила голос.

— Ну, привет, братишка. Давненько не виделись. Как ты?

— Я? — он задумался, но заговорил снова, пока она подыскивала вопрос попроще. — В лес приходил… забыл имя. Позвал в город. Много спрашивал. Про тот костёр. Про тебя.

— Кэйа, — сразу поняла Розария. — Так. Просто спрашивал или…

Она запнулась, не зная, как закончить. Угрожал? Запугивал? Сказал, что подозревает её в чём-то? Придумал что-то ещё?

— Спрашивал. Писал. Лиза тоже там была.

Это хорошо. Лиза не дала бы своего ученика в обиду, если верить тому, что Рэйзор успел рассказать в их прошлую встречу. Не верить ему не было причин, и Розария надеялась, что у Ордо Фавониус тоже.

— А давно это было? Не допрашивали ещё с тех пор?

— Нет, один раз. Давно… Осенью.

Она кивнула. К ней Кэйа тоже больше не приходил, только передал через сестёр брошюрку с правилами этой его новой карточной игры. Читать её она, конечно, не собиралась; пролистала, не нашла записок и отложила подальше, но в глубине души немного успокоилась.

Рэйзор помолчал — к счастью, он не заинтересовался странными городскими делами и не стал выяснять, к чему всё это — и вдруг спросил:

— А ты как? Почему… здесь?

— Да вот… — Розария махнула рукой и только по слабой вспышке боли у плеча сообразила, что левой. — Хиличурлы подстрелили. И ногу сломала, когда упала. Лечусь теперь

— Хиличурлы? — непонимающе нахмурился Рэйзор. — Ты же сильная.

Он был прав. Столкнись она с ними в иных условиях, исход был бы очевиден. Просто…

— Просто очень не повезло… — начала она и осеклась. — Хотя нет. На самом деле повезло, что вообще спасли. Раны-то ерундовые, но я так и осталась бы там в снегу, если бы не…

С губ чуть не слетело имя, которое и так незримо давило на неё всё это время. Наверно, стало бы ещё тяжелее.

— А?

Пришлось договаривать.

— Не иначе как сам архонт, — закончила Розария, пожимая плечами и снова отмечая, что это уже не так больно. Попыталась не наврать слишком много: — Ну, все так считают… Не знаю, странно это. Я ведь даже не верю в него.

Слава… какому-нибудь другому архонту, Рэйзор не стал расспрашивать ни о том, что случилось той ночью, ни о том, как монашка может не верить. Но зато покачал головой и уверенно заявил:

— Не странно. Он не хочет зла. Значит, хочет добра.

Вот уж от кого она точно не ожидала проповеди.

— Откуда тебе знать?

— Если хочет зла… зачем спасать?

Розария вздохнула. Не поспоришь, да и не хочется вовсе. Она предпочитала вообще не думать об этом, чтобы не изводить себя лишний раз, но сама же завела разговор в тупик и пожалела.

Скрипнула табуретка. Рэйзор поднялся на ноги.

— Я пойду. Не болей.

— Ты тоже, — хмыкнула Розария ему вслед. — Береги себя.

Скрывшись было за ширмой, он тут же заглянул обратно и очень серьёзно сказал:

— Ты… тихо. Беннет спит.

Этот самый Беннет отлежался ещё несколько дней, и все вздохнули с облегчением, когда он отправился покорять звёзды и бездны дальше. Сёстры, заходившие к ним — потому что он не успел ничего испортить, за исключением пары разбитых кружек, хотя, видимо, мог. Сама Розария — потому что палата наконец-то снова погрузилась в молчание.

Правда, когда к регулярному звону церковных колоколов добавились еле слышные отсюда песни бардов, она начала даже скучать по болтовне за ширмой. Не приходилось бы каждый раз вслушиваться, пытаясь разобрать не слова, а голос.

И узнать его до начала разговора, и всё равно оказаться застигнутой врасплох.

Конечно, Розария не была готова. Если будущих монашек и учили, как себя вести при встрече с тем, кому они поклоняются, то она прогуляла все лекции до единой. Даже почти жаль — там наверняка рассматривали возможность, что он знает, что ты знаешь, кто он.

У неё оставалось время, пока рука за окном скользила вдоль рамы, сдвигала шпингалет внутри, не прикасаясь к нему, и медленно распахивала створки. Дальше подглядывать было нельзя: подрагивающие ресницы выдают сразу. Успеть принять удобную позу, расслабиться и не двигаться, дышать медленно — нет, ещё медленнее, чтобы стук сердца успокаивался и не заглушал происходящее. Ни на что не реагировать, слушать и ждать.

Скрип и шорох. Пара тихих шагов от окна мимо кровати. Почти неслышный выдох с облегчением. Шёпот:

— Не разбудил? Прекрасно.

Шаги пересекли палату и вернулись после короткой паузы у двери. Шёпот зазвучал ближе.

— Я тебе вот… закатничков принёс. Сочные, спелые…

Судя по звуку, на тумбочку действительно что-то выкладывали. Розария силой заставила себя снова расслабиться.

— И ещё кое-что… Так, а это что такое? — Шелест бумаги, тихое хихиканье: — А, лётная лицензия! Представляешь, летел над городом, никому не мешал, а за мной в воздухе погналась Эмбер. Сразу выписала лицензию, когда наконец догнала. И сказала обзавестись нормальным планером, а не летать на плаще — небезопасно, мол. Но мы-то с тобой знаем, что мой плащ выдерживает и двоих, правда?

Конечно, она не слышала, как он подмигнул, и всё же почему-то была в этом уверена.

— А, нашёл.

На тумбочку что-то беззвучно легло, выдав себя лишь движением воздуха, вслед за этим раздался мягкий дробный стук. Так и подмывало подглядеть.

— Вроде всё. Знаешь, не хочу так быстро уходить… — Шёпот спустился почти на уровень её лица. — Но, думаю, ты бы очень разозлилась, если бы вдруг проснулась и увидела, что я наблюдал за тобой спящей.

В какой-то чуточку другой жизни она действительно разозлилась. Ещё в одной — пожалела, что сейчас на ней не только бинты на плече, чтобы можно было подразнить его, якобы случайно откинув одеяло. В третьей — хотя бы не забывала не то что дышать медленно и размеренно, но дышать вообще.

— Хорошо, что ты на самом деле не спишь.

На лоб упала косичка. Розария вздрогнула и широко распахнула глаза одновременно с поцелуем в висок.

Перед глазами промелькнуло белое, коричневое, зелёное, снова белое. Венти встал в полный рост, развернулся, взвихрив плащ вокруг себя. Шагнул к окну.

— Не волнуйся. Поговорим, когда ты выздоровеешь, ладно?

Её ноги ещё не коснулись пола, а он уже легко вспрыгнул на подоконник и вышел в солнечный день. Забыв об осторожности, которой требовал не так давно сросшийся перелом, Розария метнулась следом, выглянула наружу и завертела головой. Никого. Нигде.

"Не волнуйся", как же.

На тумбочке сверкали рыжими боками закатники, занимая почти всё свободное место, а с простого белого платка на стопке книг в углу свешивались бирюзовые чётки из кристальной руды. Розария сжала их в руке, пропустила сквозь пальцы, остановилась на разделяющей начало и конец печати Анемо — теперь целой.

Зачем он их вернул?

"Поговорим, когда выздоровеешь". То есть уже совсем скоро. Возможно, как только она выйдет из лазарета, её вновь подхватит этим ураганом и куда-то унесёт. Возможно, это случится не сразу, и она успеет вдоволь понервничать. Но точно не будет готова.

"...ладно?"

Как будто у неё есть выбор.

Chapter Text

Эта зима выдалась небывало спокойной для Мондштадта и его жителей.

Не считая рыцарей Ордо Фавониус, благодаря чьим стараниям так и выходило. Они усилили патрули как в городе, так и за его стенами, и неумолимо разгоняли лагеря хиличурлов, а при любом намёке на появление мага Бездны высылали особый отряд.

И не считая Розарии.

Ей не приходилось помогать рыцарям. Сами они твердили, что ситуация под контролем и вовсе не требует участия каждого обычного гражданина, даже с Глазом Бога. Целительницы настаивали на постепенном восстановлении. Но свои дни она проводила в прогулках, поневоле привыкнув просыпаться утром, а сейчас пытаясь вернуться в форму (и заодно увильнуть от репетиций хора). Было непросто найти хоть самого завалящего слайма: рыцари отлично старались. Не легче было избегать столкновений с ними средь бела дня. Но самый тяжёлый груз на душе не оставлял Розарию ни в бою, ни под уютным покровом ночи.

Она знала, что это лишь затишье перед бурей, которая непременно разразится.

Может быть, не буря. Шторм. Ураган. Точно что-то неуправляемое и очень опасное.

Что-то, что успешно притворялось миловидным сладкоголосым юношей. Настолько успешно, что, даже зная об этом, было несложно забыть — до поры до времени. Но потом белое крыло закрывало её от стрел, сёстры шептались между собой о чудесном спасении, а рыцари — о вынесенной волнами на берег голове лавачурла.

Час расплаты близился и всё никак не наступал. Розария уже перестала быть уверена, бежала ли она от него или ему навстречу. Шли дни, зима давно перевалила за середину, ничего не происходило: менялся только маршрут её прогулок, понемногу удлиняясь, но всё так же никуда не приводя. Дороги, тропинки, слаймы, кулаки и ноги, мост, ворота, взгляды, взгляды, взгляды. Мондштадт был невелик, так почему же в нём не заканчивались люди, которых удивляло, что нелюдимая монашка вдруг обрядилась согласно чину (а то не видно, что перестала влезать в свои вещи) и где-то оставила копьё? Немногие из них осмеливались заговорить, и среди них почему-то не было того, кому она не посмела бы отказать.

Не было в таверне, не было на площадях, не было у собора, не было нигде. Розарию не унёс вихрь, как только она вышла из лазарета, и от этого парадоксальным образом не становилось легче.

В стенах города от неё было не скрыться, а значит, Венти стоило искать снаружи — либо не стоило искать вообще, но она уже не могла сидеть на месте. Собралась было проверить утёс Звездолова, на который он как-то хотел её позвать, и это воспоминание потянуло за собой целую вереницу картин и ощущений. Вкус вина. Одуванчики в руках. Твёрдость коры дерева за спиной.

Кажется, для начала нашлось местечко поближе.

Долина Ветров была неизменно приветлива, тиха и безлюдна. В корнях гигантского дерева дремал одинокий хиличурл. Розария отвесила ему пинка под зад — просто от досады. Хиличурл оскорблённо заверещал, замахнулся лапой, но получил по маске и передумал драться. Свалил, забрав свой чемоданчик. Наверняка не свой, а украденный у кого-то, ну да это уже не её проблемы.

Розария присела на особенно толстый корень и полезла в сумку. Спички нашлись сразу, а сигареты… точно, кончились ещё в лазарете. Тьфу.

Больше вокруг никого не было, но она всё равно воровато оглянулась. А затем спустилась чуть в сторону от ручья и сунула руку в узкую дыру в земле.

Первое же, обо что звякнули её кольца, оказалось бутылкой самого обычного красного полусладкого, немного запачканной в земле, но в остальном безликой. Такое можно открыть, просто пропихнув пробку внутрь. Можно выпить хоть всю бутылку, не боясь, что незнакомое вино слишком сильно ударит в голову. И можно потом купить точно такое же, чтобы подменить, пока хозяин тайника не заметил пропажи…

— Эй, мне не жалко, но можно же было сначала спросить?

Розария подскочила на месте и судорожно стиснула горлышко бутылки, из которой только что отхлебнула. Вскинула голову. Этот голос нельзя было не узнать, но его обладателя надёжно скрывала листва, не опадавшая на зиму.

— У дерева, что ли? Или у хиличурла?

— Он безобидный, кстати, — заметила листва. — Действительно — не подумал, что снизу меня не видно… И, признаться, не ожидал, что ты придёшь, ещё и так рано.

— Сам же сказал — когда выздоровею. Всё, давно уже, раны-то ерундовые были.

Она больше не смотрела наверх — толку-то. Скользила пустым взглядом по простиравшейся впереди долине, а пальцами — по согретому её же рукой бутылочному стеклу. — Хорошо, если так. Но выглядело это… Не могу смотреть, когда из людей торчат стрелы. Должно быть, это ужасно больно.

"Должно быть"? В памяти вспыхнул огонёк свечи, высветил бледные шрамы на бледной коже.

— Не буду тянуть время. Что последнее ты запомнила, прежде чем оказалась в соборе?

— Тебя, — ответила Розария предзакатному небу над долиной. Отпила ещё глоток вина. — И твои крылья.

Листва протянула "угу" и взяла паузу, собираясь с силами.

— В общем, хочешь сказать, что ты и есть тот самый Барсибатос, так? Можешь не трудиться. Я и так знала.

— А?

Скрипнула и закачалась ближняя ветка, и с неё свесился Венти вниз головой. Выражение перевёрнутого лица читалось с трудом, но он точно широко распахнул глаза. И точно не придерживал берет, который, как ни странно, не падал.

— Ты знала? То есть… уже знала на тот момент? Или даже всё это время?

Она кивала, снова глядя строго вперёд. Смотреть на долину было проще, чем на него. Проще, чем понимать, что нелепая поза знакомой фигуры теперь лишь подчёркивает серьёзность момента.

— И это не только не отвратило тебя, но даже ни разу не остановило?.. — Венти помолчал и заключил: — Потрясающе.

И вдруг отпустил ветку, за которую держался коленями. Но не упал головой вниз, а медленно опустился на землю, покачиваясь, как лист бумаги или перо на ветру. Это странное зрелище завораживало. Розария вспомнила, что избегала на него смотреть, когда он улёгся рядом, опираясь на локоть, лицом к ней. Под руку очень кстати подвернулось вино, и она глотнула ещё, но успела заметить, что он улыбается.

— То есть твой свободный дух воистину не ведает границ и условностей… Повторюсь, потрясающе. Даже жаль, что я поспешил и теперь упускаю идеальный момент, чтобы в тебя влюбиться.

Розария похолодела. После этого слова всегда начинались особенно неприятные проблемы, которых ей точно не хотелось. Вряд ли ещё имело значение, чего ей хочется, но…

Но какой свободный дух, если она сама явилась сюда до срока и послушно ожидает неизвестно чего, словно приговора? Он не видит этого — или врёт, только разве есть смысл?

— Впрочем, не бери в голову. Я ведь задолжал тебе объяснения совсем другого рода.

— Задолжал? — не выдержала она. Кажется, расползаясь по телу, опьянение не миновало разум. — С чего вдруг?

Венти (а был ли он ещё Венти или отбросил это имя вместе с притворством?) пожал плечами.

— Нехорошо вышло, тебе не кажется? Будто я нарочно обманывал…

— Вот тебе не насрать?

Розария поставила изрядно полегчавшую бутылку и продолжила:

— Какое тебе вообще дело… — нет, к счастью, она была ещё не настолько пьяна, чтобы действительно сказать "до меня", — …до людей?

Эта пауза его не обманула.

— Как это какое? Мне нравятся люди. Вот хотя бы тебя взять. Такая щедрая, такая внимательная… — она закатила глаза, вспомнив свою позорную попытку его разговорить. — Такая искушённая в вопросах страсти. Смелая и честная — хотя об этом я уже вроде бы говорил? И очень, очень красивая. Ну, я легко влюбляюсь, мне бы и половины этого списка хватило.

У неё появилось странное чувство, что ей заговаривают зубы. Абсурдно, если не забывать, кто перед ней на самом деле, и недостаточно хорошо, если забыть. Смелая и честная, как же. В этот раз даже не наплёл ничего про улыбку.

— И это я ещё не так хорошо с тобой знаком, заметь. Про людей в целом могу рассказывать гораздо дольше, даже в рифму… ладно, ладно, не буду. Просто считаю, что вы замечательные.

Он наконец-то перестал на неё смотреть, перевернулся на спину и тихо добавил, словно обращаясь к пологу листвы над головой:

— Только очень хрупкие.

Чтобы не думать о побежавших по спине мурашках, Розария вспомнила, как хорошо ложилась в ладонь его тонкая шея: на себя бы посмотрел… Но мысленный взор снова предательски пополз ниже. К шраму от пробившей грудь насквозь стрелы.

Плеск вина в бутылке ненадолго разбавил сгустившуюся тишину, но не смыл.

Этот камень с её души не снять больше никому. Пора.

— Если говорить о том, кто кому задолжал, то ты мне вообще-то жизнь спас. Так что…

— А, да не стоит благодарности, — беспечно отмахнулся Венти.

Да, наверно, надо было начать с благодарности, если бы она могла выдавить её из себя. Или принять его ответ и закрыть тему. Но вино и желание покончить с давящей неопределённостью не давали ей остановиться.

— Такие долги так просто не списываются.

— Хочешь отблагодарить делом, а не словом? — Он повернул к ней голову, и Розария поймала его прямой взгляд. — Тогда впредь береги себя. Я предпочту видеть тебя живой и в крайнем случае спас бы снова, но не буду же я постоянно за тобой следить… Да ты и сама бы вряд ли этого захотела.

Что-то в его словах неприятно её зацепило, и на этот раз ей удалось распознать, что именно.

"Постоянно".

— Как ты тогда меня нашёл?

На лицо Венти набежала тень — солнце уже клонилось к закату.

— Мне горько это признавать, но лишь благодаря чистой случайности. Ветерок, который я к тебе отправил, оказался любопытным и последовал за тобой, а когда ты попала в беду, поспешил вернуться ко мне. Если бы не он…

Ветерок, значит. Она-то книжку читала, продиралась сквозь мудрёные научные термины, пытаясь понять хоть малую часть того, что он, оказывается, умел… Дура, как есть дура.

Розария тряхнула головой, не давая себе раньше времени забыть о поползшей дальше зацепке.

— А в первый раз, ну, в соборе? Только не говори, что просто повезло. Тоже какие-то божественные штучки?

Сейчас, стоило вспомнить об этом, такое стечение обстоятельств казалось невероятным, но в тот момент она и не задумалась. Выплыла, казалось, забытая привычка: на странное нужно реагировать сразу, оно вряд ли будет ждать, пока его обдумают. Опасно — беги или бей. Нравится — хватай.

— Да нет, никаких… штучек, — медленно заговорил Венти. — Спросил кое у кого, где можно тебя найти, пока ты не занята, вот и всё. Только не спрашивай, кто это был, меня попросили не выдавать…

— Интересные у тебя способы знакомства, — пробормотала Розария себе под нос. Спрашивать не было нужды. На ум приходила одна-единственная светлая голова, которая могла обнаружить её укрытие, сдать кому попало (из лучших побуждений, разумеется) и при этом опасаться последствий.

— Не спорю, было бы проще подойти к тебе в таверне. Но ты бы наверняка меня послала, разве не так?

— Возможно.

Она понятия не имела, да и думать не хотела. Ей хватило осознания, что кого-то другого она бы и из исповедальни выгнала.

— Как же мне с тобой повезло, однако, — он подмигнул. — У меня была только одна дерзкая фантазия, одна неверующая сестра церкви на примете и одна попытка, а всё получилось.

Пожалуй, не стоило говорить, что их таких достаточно: себя уже не спасти, но незачем подставлять остальных.

— И тебя устраивает, что я в тебя не верю?

Едва договорив, она осознала, как комично сочетаются её слова и белое платье примерной монашки. Но то ли Венти не замечал, то ли воздерживался от комментариев. Только хмыкнул:

— Ущипнуть?

Между ними было не такое уж большое расстояние, протяни руку — дотронешься. Он остановился на полпути, почти коснувшись её юбки.

— Да не в этом смысле.

— М-м? Ты же не хочешь сказать, что боишься меня и ждёшь какой-нибудь кары небесной? Это было бы ужасно грустно.

Розария оценивающе покосилась на него. Нет, его самого, лежащего на жухлой траве и смотрящего прямо в душу, пожалуй, не боялась, и всё же что-то её тревожило. Сказать она точно не хотела, но её молчание оказалось достаточно красноречивым.

— Во все наши предыдущие встречи мне так не казалось… Неужели ошибся? Виноват, значит. Но, прошу, послушай разум. Во-первых, говорю же, мне было — и остаётся — только на руку твоё неверие. Во-вторых, какая небесная кара, право слово, я же не сёгун Райден… В-третьих, зачем мне было спасать тебя и ждать этого момента, чтобы покарать?

Архонт, который зачем-то разыскал худшую из своих монашек и начал знакомство с того, что опустился перед ней на колени.

Сёгун Райден, которая, по слухам, могла сурово карать собственных подданных, но допускала легкомысленные книжки с собой в главной роли.

"Если хочет зла… зачем спасать?"

Она запуталась и не видела логики ни в чём.

— Откуда мне знать, что у тебя в голове?

Венти задумался.

— И то верно. Могу рассказать, если интересно… Но сначала с тебя одно небольшое подношение. — Он поднял руку, которой так её и не коснулся. — Не допила, надеюсь?

— А если допила? — зачем-то уточнила она.

— Тогда я попрошу тебя достать ещё бутылку, там должна быть — мне просто неохота вставать… Благодарю.

Розария вложила бутылку ему в ладонь, и он допил залпом, всё ещё лёжа на спине. Из уголка рта вниз побежала красная капля, слишком прозрачная, чтобы спутать с кровью, но оторвать взгляд было невозможно. Так она и глазела, пока Венти не заметил, стёр след пальцем и слизнул.

— Превосходно… Ну всё, мы в расчёте. Точнее, ты — теперь ты мне ничего не должна, даже если думаешь, что была. — Он опять повернулся к ней, сверкнул бликами заката в глазах. — Моя очередь. Спрашивай что хочешь, я постараюсь ответить. Возможно, сумею даже исполнить какую-нибудь твою просьбу, но далеко не факт…

— Это почему? — спросила Розария, чтобы потянуть время и собраться с мыслями. У неё не было готовых вопросов, которые только и ждали своего часа.

— Ну, я не всемогущ, — легко признал Венти. — Сразу скажу, например, что воскресить кого-либо не в моих возможностях. Да я даже исцелять не способен… И потом, мне может банально не хватить сил. По секрету скажу, слабоват я стал после одного недавнего случая.

— Какого?

— Да так, — хмыкнул он. — Веришь ли, местная женщина украла моё сердце. Точнее, забрала силой.

Из всех способов выразить досаду Розария выбрала самый незаметный — крепко зажмуриться на миг. Мало того, что он опять морочит ей голову, надо было ещё напомнить… Каковы были её шансы подцепить архонта, с которым будет легко, весело и спокойно? Видимо, больше уже никаких.

— Эх, ладно, не будем об этом… К сожалению, даже нам дозволено не всё. Ты можешь задавать любые вопросы, но я не могу обещать, что ответы тебя полностью удовлетворят.

Ещё и извиняется…

— Расскажи про Крио Архонта, — попросила Розария, раз уж он упомянул о существовании других.

Рука Венти, которой он задумчиво повёл в воздухе, до локтя окрасилась в закатный рыжий, а ниже, в тени, осталась бледно-серой.

— Было бы что рассказывать. Царица — так её зовут — сильно изменилась с тех пор, когда мы водили знакомство. Я сомневаюсь, что знаю её нынешнюю… Но могу сказать, что когда-то она была богиней любви.

Перебирая в уме всех мондштадтцев, отмеченных её вниманием, Розария ни за что не поставила бы на любовь. Скорее — на алкоголь или проблемы с семьёй. Впрочем, что толку гадать, если можно спросить.

— Зачем нужны Глаза Бога?

Венти немного помедлил с ответом.

— Я бы посоветовал смотреть на них как на природное явление. Как дождь, снег или ветер не служат какой-либо цели, они просто есть...

— Да ладно. Ты же сам их раздаёшь, разве нет?

— Как бы сказать... — он возвёл глаза к небу, которое закрывала листва. — Могу ли я управлять ветром? Могу. Значит ли это, что каждый ветерок в любой из стран Тейвата дует по моему приказу? Вовсе нет. Как, скажем, и сёгун Райден наверняка не прикладывает руку к каждой грозе, разражающейся по эту сторону океана... Вот, кстати, сама подумай: если бы требовалось моё прямое участие, разве не было бы слухов о том, что никто столетиями не получал Анемо Глаза Бога?

— А что ты делал всё это время?

Он пожал плечами, как будто ответ был чем-то самим собой разумеющимся.

— Спал.

У Розарии вырвался смешок. Вот, значит, что имелось в виду в той толстой книге?

— Ясно.

После недолгого молчания Венти осторожно уточнил:

— Что, не собираешься упрекать меня в лени и беспечности?

Упрекать. Его. Каждый её ответ ощущался шагом над пропастью между ложью и дерзостью. Упрекнуть его — что свалиться в обе стороны сразу.

— Мне-то что с того? Ну ленивый, ну беспечный. Хорошо устроился, раз можешь позволить себе спать так долго.

— Наверно, можно и так сказать, — откликнулся он, по-прежнему глядя вверх. — Но я предпочёл бы не нуждаться в столь долгом сне и не... устраиваться. Никогда не жаждал власти, просто так уж вышло. А я всего лишь хотел быть людям другом.

Розария не понимала уже ничего. Зачем было предлагать ответить на все её вопросы, если он каждый раз то ли уходил от ответа, то ли отвечал предельно размыто? Сколько в его словах правды? Где, в конце концов, хоть один рыцарь из усиленных патрулей?

Нет, пожалуй, ей были понятны ровно две вещи. Первая: нет смысла спрашивать, например, почему он не спит сейчас — ответ ничего ей не скажет. Вторая: она почти протрезвела и устала сидеть неподвижно. Розария поменяла позу, и в ногу впились какие-то камни. Камни, когда она наконец нащупала карман на платье, оказались чётками.

— Зачем ты их вернул?

Венти смерил её долгим и очень внимательным взглядом — от венца до туфель на плоской подошве, от плотных белых чулок до глухого воротника платья. И снова не сказал об её одежде ни слова.

— Кто знает, вдруг у тебя были бы проблемы из-за пропажи церковного имущества… Но, значит, твои, раз носишь с собой? Тогда стоило бы придержать. Глядишь, был бы повод встретиться с тобой ещё раз.

Этот негромкий мечтательный тон резанул Розарии слух. Невозможно было поверить, что божеству нужны какие-то поводы — и она не поверила, лишь покачала головой в ответ. Не её, ничьи, сломанные (вернее, уже нет) и забытые. Она как раз собиралась их куда-нибудь подбросить — и никаких проблем, только бы не нарваться на ту же Барбару…

— Кстати, — она прокашлялась. — Что ты там говорил о просьбах… Отмени хор, если можешь. Пожалуйста.

— Ты разве там поёшь? Я бы послушал…

Её аж передёрнуло от такого предположения.

— Нет. Не пою.

— Тогда почему? — Венти поймал её взгляд, и она снова вспомнила, что старалась на него не смотреть. — Мешают чем-то?

— Пытаются затащить к себе.

— Но безуспешно, да? — Она кивнула. — Тогда, извини уж, не вижу смысла. Ты не хочешь петь — ты не поёшь, зачем лишать возможности всех, кому нравится?

Так она и думала — отговорится от любой просьбы, тем более от такой дурацкой, но попробовать-то стоило…

Если только это не была какая-то проверка, которую Розария не прошла.

Ох.

Долину понемногу покидали тёплые отсветы заката. Становилось ещё неуютнее, а она едва успела привыкнуть к тому, как было до этого.

— Если у тебя иссякли идеи, моя очередь, — вдруг начал Венти. — У меня к тебе тоже есть один вопрос и одна просьба.

Пришлось промычать что-то вопросительное, чтобы он продолжил.

— Откуда ты узнала, кто я?

— Догадалась, — неопределённо ответила Розария. Не соврала, но такой ответ не устроил бы её саму, и она всё-таки постаралась пересказать вечер своего прозрения, как уж сумела. Сложно было уместить в слова всё, что она увидела — и историю двух искателей приключений, и путешественницу с вечной маленькой подругой, и его, и чуть ли не само Пепельное море… Но, кажется, он понял.

— Вот как, значит… Спасибо. А просьба совсем простая: буду очень признателен, если ты сохранишь это в секрете.

— А если нет, то что?

Венти пожал плечами:

— То рискуешь выставить себя на посмешище. Тебе просто никто не поверит… Мне самому недавно не поверили, и не где-нибудь, между прочим, а в соборе! Да ты об этом уже слышала, наверно… Что, нет? Ну слушай. Прихожу я одолжить Небесную лиру, а там такая строгая монахиня — ни в какую не соглашается. Дело важное, не терпит отлагательств. Пришлось пожертвовать своим инкогнито. И что бы ты думала? Она выставила меня за дверь!

Это было последней каплей. Розария сложилась пополам. Странный смех душил её, нервный и в то же время усталый.

— Теперь уже и самому смешно. Надо было хоть чудо сотворить, но я в спешке об этом не подумал…

Отсмеявшись, она промокнула глаза подолом платья и снова застыла в неловким ожидании. Вопросов больше не было, просьб тем более, лишь тяжесть этого не клеившегося разговора.

Венти завозился на траве, теперь полностью скрытый серой тенью.

— Что ж, кажется, наша беседа себя исчерпала. Жаль, что у меня не нашлось ответов тебе по вкусу… Согласись, осталась какая-то незавершённость?

— И что дальше? — вырвался у Розарии вместо согласия единственный вопрос, который она действительно хотела задать.

— Да ничего особенного… Вернусь в город, как и собирался. Постараюсь не докучать тебе, но меня должно быть несложно найти. Если вдруг вспомнишь вопрос, который не успела задать, или придумаешь новую просьбу, то обращайся.

Он не встал — воспарил над землёй, принял вертикальное положение и спрыгнул на землю. Взметнувшийся за спиной плащ вдруг послужил ей подсказкой.

— Я придумала, — начала Розария и осеклась, когда он обернулся, но нашла в себе силы закончить. — Дашь крылья потрогать?

Просьба вышла ещё глупее предыдущей, но Венти аж просиял — чем-то она ему понравилась.

— О, это можно! Только не здесь… Зато хоть сейчас, если у тебя свободен вечер.

Розария отвела взгляд от его протянутой ладони и встала сама, опираясь на ствол гигантского дерева. Уже неважно, чего она боится и что произойдёт на самом деле, лишь бы это закончилось.

Chapter Text

Шли молча. Туфли без каблуков сглаживали их привычную разницу в росте, и когда Розария косилась на Венти, то вместо глаз видела губы. Губы пребывали в движении: то перекатывали стебелёк мяты, то насвистывали какой-то знакомый мотив, то улыбались ей, если он замечал, что она на него смотрит. Улыбка не действовала. Розария отводила взгляд, и на душе становилось тяжелее.

Дойдя до пляжа, они остановились у подножия гор. Молчание развеялось, но лишь наполовину.

— Нам наверх! — Венти по спирали взмыл в воздух, создавая восходящий ветряной поток, и легко приземлился. — У тебя планер с собой? Если нет, я могу…

Розария расправила планер и взлетела, пока он не договорил.

Наверху всё равно пришлось дожидаться: она не знала, куда идти дальше. Пик Буревестника? Какое-то укромное местечко в горах? Ей пригодилось бы знание ещё об одном укромном местечке, если она сможет туда вернуться… и если сможет вернуться оттуда.

Венти нагнулся, нарвал валяшек и протянул ей одну двумя пальцами:

— Будешь ягодку?

Розария покачала головой. Он пожал плечами, закинул в рот всю горсть разом и какое-то время отплёвывал косточки, смешно надувая щёки.

Нет, было не похоже, что ей что-то грозит, с таким лицом зла не желают, но спокойнее не становилось.

Похоже, они всё-таки шли к самому пику. Мимо сторожевых башен, обычно занятых хиличурлами, но сейчас опустевших. Мимо попрыгуньи, притворяющейся мятой. Мимо стайки Анемо слаймов, которые кружили себе вокруг дерева, но заметили их и запрыгали навстречу.

Розария могла бы разобраться с ними в одиночку, но промедлила, и слаймы окружили Венти. Кажется, он не имел ничего против. Зажав что-то под мышкой, погладил двоих, третьего подхватил на руки и почесал за крылышком. Слайм зажмурился и расплылся.

— Хочешь подержать? Он хороший!

Это было до того неожиданно, что разум не успел возразить — опять. Слайм оказался лёгким, упругим и немного скользким.

И лопнул, стоило случайно задеть его кончиком когтя, и унёсся куда-то с громким неприличным звуком. Розария, криво усмехнувшись, развела руками: такие дела.

Венти проводил взглядом и сдувавшегося слайма, и его сородичей, что поспешили сбежать, беспечально пожал плечами:

— Это ничего. Сконденсируется из воздуха заново, такое уж тут место… Нам немного дальше.

Мимо стража руин по большой дуге. Мимо последней сторожевой башни. К самому краю, где виднелась только одна фигура — фигура сестры, посещавшей службы ещё реже, чем сама Розария.

Что он задумал?

— Сестра! — воскликнул Венти. — Минутку внимания… Ну сестра же, я прошу всего минутку, шторм не проглядеть так быстро!

Она обернулась, и знакомое обветренное лицо подсказало имя. Винд. История Штормового дозора показалась только-только попавшей в церковь Розарии до того абсурдной, что даже запомнилась. Неужели, подумала она тогда, они так и торчат вдали от города и вглядываются в морскую даль годами, поколениями, хотя бурь не было уже сколько-то веков? Все церковные дела настолько очевидно бессмысленны?

Или, приходилось признать сейчас, они могли хорошо представлять, с чем — кем — имеют дело.

— Прошу прощения, — наконец заговорила Винд, — мне показалось, что я слышу приближение… Нет, всё тихо. Чем могу быть полезна?

— Сейчас не о пользе. Можешь отдохнуть, тебе прислали смену из собора.

Кажется, она удивилась, наконец заметив за плечом Венти свою "смену". Розария постаралась не показать, что это взаимно.

— Зачем? Я же только недавно вернулась.

Венти не растерялся:

— Мне-то откуда знать? Я просто решил сделать хорошее дело и помочь церкви, раз попросили. Вот, проводил сестру Розарию, чтоб она не сбежала по дороге. Вряд ли она пришла бы сюда по своей воле — а, сестра Розария?.. Хм, по-моему, сестра Розария вовсе не горит желанием здесь находиться, но всё же находится. Значит, надо.

Винд почти сдержала смешок.

— Ну, раз так… Не зря же вы проделали весь путь сюда. Да хранит вас ветер.

Розария запоздало разозлилась, глядя ей вслед. Легко говорить, когда этот самый ветер дует в спину. Легко смеяться, если ты-то знала бы, что делать, но не оказалась бы на её месте. Легко уходить, не зная, что ты, возможно, последняя, кто её видел. Искра раздражения ярко вспыхнула на резком горном ветру и погасла. Скрылась вдали и белая точка, уверенно обходившая одну за другой все опасности гор.

Рано или поздно пришлось бы посмотреть на Венти. И он подал повод, занявшись своим делом: выудил что-то из кармана и принялся проталкивать в горлышко бутылки, которую, оказывается, тащил с собой от самого дерева.

— А, пробка внутри… — пробормотал он себе под нос, размахнулся и запустил бутылку с обрыва. — Что? Просто неудачные стихи. Обычно они куда-то доплывают, если их закупорить, но этим не повезло…

Пауза.

— Так, мы почти у цели. Настало время немного полетать.

Ветряной поток всколыхнул и надул ей юбку. Повинуясь изящному, даже как будто театральному жесту, из ничего соткались белые ускоряющие кольца, ведущие… прямо в море? Нет, вдали виднелся какой-то небольшой клочок земли.

— Это риф Маска? — спросила Розария и прокашлялась — она так давно молчала, что уже отвыкла говорить.

— Не-а, он гораздо дальше отсюда… — Венти махнул рукой направо. Она невольно проследила за движением, но увидела только море и горы.

Вторую руку он протянул ей:

— На всякий случай. Я почти уверен, что тебя не придётся вылавливать из воды, но всё же…

Может ли она отказаться? Розарию так утомило гадать, что она рискнула: снова взлетела вместо ответа. Помедлила на самом верху, оценивая предстоящий полёт. Ничего сложного, на экзамене было то же самое — потоки, кольца и хрупкая фигурка на старте, обещавшая подстраховать.

Фигурка, кажется, заметила, что её ждут, перестала глазеть снизу и взлетела. Без плаща, сейчас служившего ему планером, и на фоне вечернего неба Венти казался ещё тоньше, чем был на самом деле. Подмигнул, слегка улыбнулся, указал взглядом на воздушную дорогу. Завис рядом, пропуская вперёд. Такой дружелюбный и простой, что ужасно легко было забыть, кто он на самом деле, и ещё легче — зачем они здесь.

Розария наклонилась вперёд, беря курс на первое кольцо. Приятно было обманываться, но сейчас не время.

Её не пришлось вылавливать из воды, хотя в какой-то момент она оказалась опасно близка к этому. Венти вовремя заметил, поддул ей в крылья снизу, забрызгав ноги, и пробурчал себе под нос, что лучше бы полетели с утёса. Ветер шумел в ушах гораздо громче его слов, но Розария почему-то всё поняла.

Она хорошо управляла планером, сдав экзамен с первой попытки, и не боялась высоты (по крайней мере, пока её не держали на руках). И всё же испытала облегчение, наконец встав на мокрый песок.

Шум моря здесь перекрывался свистом ветра, как будто они всё ещё летели. Оставшиеся за спиной горы Мондштадта растворились в сером тумане. Небо затянуло ровным слоем облаков, но темнее почему-то не стало. Можно было разглядеть и песок под ногами, и редкую траву чуть дальше от берега, и разномастные обломки колонн. Судя по дальним, самым высоким, когда-то эти руины были огромным сооружением, занимавшим почти что весь остров.

Где руины, там и стражи…

Ближайшая к ним груда тёмного металла заскрипела, заворочалась и начала подниматься из воды. Розария застыла столбом, лихорадочно просчитывая варианты.

Убежать? Остров небольшой, а прятаться негде. Напасть, пока он не встал? Без копья это самоубийство. Приморозить его к месту? Ей не хватит сил. Заманить глубже в воду? Но как?

Над ухом что-то свистнуло резче, чем ветер, звякнуло впереди, и страж руин, так и не поднявшись в полный рост, осел обратно.

Розария резко оглянулась и успела увидеть, как Венти опускает лук. Ярко блеснуло золото без всякого солнца, мягко мерцала бирюза перьев-украшений, тетива двоилась, а то и троилась в глазах… Видение растаяло, ненадолго отпечатавшись следом на зрачках. Венти остался. Таким она видела его впервые — собранная поза, нахмуренные тонкие брови и острый взгляд; и эта картина тоже не продержалась долго. Он посмотрел на неё — и взгляд смягчился, шагнул ближе — поза пропала.

— Испугалась? Прости. Очень давно здесь не был, не знал, что они и сюда добрались…

Между лопаток легла ладонь, обожгла сквозь закрытое платье так, как не обжигала ни разу до этого, касаясь голой кожи. Мысль, что он снова её спас и его снова надо благодарить, оборвалась на середине.

— Если не вытащить из него ядро, он заработает снова, — сказал Венти и наконец-то убрал руку. — То есть… лучше, если это сделаешь ты, ладно?

Розария знала об этом, но никогда не ковырялась в обломках, а разбивала ядра точным ударом копья. Сегодня выбора не было. Она присела на корточки, загнала нож в щель — нож прогнулся, но выдержал, — вытащила покрытый узорами шар и повертела в руках, разглядывая. Шар был тяжёлым и неприятно лязгал о кольца. Узоры ни о чём ей не говорили.

— Просто выкинь в море. Или, может, хочешь оставить себе? — прыснул Венти. Так беззаботно, будто не был только что сосредоточен и готов выстрелить ещё раз.

— Тебе лишь бы что-нибудь выкинуть в море? —  буркнула Розария в ответ (он отвёл глаза и как-то странно заулыбался), но послушалась и зашвырнула ядро подальше. Ополоснула руки в воде, а потом ещё раз, сняв кольца. Снова покосилась на Венти — он смотрел на лежащую на дне колонну, которую лизали волны — и с упавшим сердцем заметила вдали ещё одного стража руин.

— Что такое?.. — Он прищурился, вытянул шею и обвёл остров крайне внимательным взглядом, словно заодно прислушиваясь и даже принюхиваясь. — Нет, больше здесь нет ничего опасного. Только ты и я… — топнул ногой, отгоняя любопытную клешню, — и крабы…

Крабы вылезали из песка тут и там, смирившись с появлением незваных гостей.

— Ладно, довольно болтовни. Идём?

Розария кивнула и проследовала за ним к середине острова. Взошла по ступенькам, как на эшафот, и спустилась, точно в фонтейнскую тюрьму. Мимоходом пожалела, что читала столько разной ерунды — лучше бы эти красочные сравнения сейчас не лезли в голову. Покорно прислонилась спиной к колонне внутреннего ряда.

— Закрой глаза, когда я встану в центр.

Даже в сумерках его плащ оставался единственным ярким пятном вокруг. И, хотя уже наступила ночь, здесь почему-то не было темно.

Венти остановился на круглой каменной плите. Розария закрыла глаза, но лишь для того, чтобы незаметно приподнять веки и что-нибудь подсмотреть из-под ресниц. Зря.

Поднявшийся ветер наотмашь хлестнул её по лицу пылью и песком. Колонна за спиной не дала шагнуть назад или, может быть, упасть, ей сейчас было всё равно. Глаза заслезились. Сработала привычка: руками не трогать, иначе можно случайно ослепить себя когтями. Можно только заслониться ладонью и яростно моргать, ничего не видя.

Когда чьи-то руки легли ей на лицо и утёрли выступившие слёзы, она чуть не ударилась о колонну во второй раз.

— Ну я же не просто так попросил закрыть глаза… — с мягким укором произнёс знакомый голос.

Руки пропали. Розария наконец-то проморгалась.

Она как будто не могла охватить всю картину разом: лицо с полуулыбкой, светящиеся косички, голые плечи… Не то видела, не то вспоминала. Венти отодвинулся, давая себя рассмотреть, и на него начали накладываться другие образы — очертания крылатых статуй. Сейчас он держал крылья сложенными за спиной, но и так было видно, что их куцые каменные изображения не шли ни в какое сравнение с сияющим белизной оригиналом.

Сгибы его крыльев венчали странные блестящие диски. Смотреть на них было тревожно, как-то неправильно, и Розария перестала. Похожий диск мерцал на груди, почти полностью заменяя одежду и заставляя чувствовать смутное беспокойство. Куда приятнее было изучать светящиеся узоры на коже — сразу под ним, а ещё вокруг ноги, которой не досталось даже чулка… По количеству одежды и хоть каких-то приличий статуи всё же выигрывали.

Венти хихикнул:

— Эй, мои глаза выше!

Чтобы посмотреть ему в глаза, ей пришлось поднять голову. Он парил в воздухе, не касаясь ногами земли, глядя на неё чуть сверху, но не свысока, и всё ещё не складывался воедино. Улыбающийся — как и почти всегда. Раздетый — она видела его и более раздетым. Крылатый и словно излучающий свет — всё-таки не предобморочный бред и не плод фантазии.

Но, как и в фантазиях, совершенно не против её внимания.

— Ну, не стану больше тянуть время, — усмехнулся он и заслонился крылом. — Только маховые перья не трогай.

Розария весьма смутно представляла себе, что это значит, поэтому просто дотронулась до тех перьев, что оказались прямо перед носом. Крыло дёрнулось, и она замерла, вопросительно вскинув глаза.

— Всё нормально, просто щекотно! — заверил Венти и снова подставил ей то же место. Она провела вдоль перьев кончиками пальцев — больше крыло не дёргалось, сколько бы она ни повторяла. Потрогать его как-то иначе Розария не пыталась. Однажды ей довелось подержать в руках почтового голубя, и повторять не хотелось: его лёгкость и хрупкость завораживала настолько, что даже пугала. Пусть сейчас ей не было страшно, она гладила одни и те же перья с замиранием сердца, едва касаясь, пока поднятая рука не начала неметь.

Крыло развернулось во всю длину, стоило ей перестать. Розария неотрывно следила, удивляясь сначала тому, какое оно гибкое, а затем тому, какое оно большое.

— Ну а теперь, если ты меня извинишь, я немного разомну крылья… — Венти взглянул на неё, будто действительно ожидая ответа, и она подыграла — кивнула, будто действительно разрешала.

Он потянулся долгим непрерывным движением. Описал руками полный круг, согнул и разогнул ноги, хрустнул шеей. И всё продолжал расправлять какие-то бесконечные крылья, совсем крошечный и в то же время потрясающе уместный на их фоне.

Может быть, Розария проявила бы к архонту, которому её вверяли, немного больше интереса, если бы его статуи выглядели именно так.

— Закроешь глаза ещё раз, ладно?

Она не ответила и не кивнула — Венти вдруг приблизился и снова взял её лицо в ладони, — лишь зажмурилась в знак согласия. Сквозь волосы почувствовала лёгкий поцелуй в лоб, под край венца. Переждала новый порыв ветра, слабее предыдущего, но тоже не пощадивший лицо, и услышала откуда-то сверху звонкое:

— Всё, можешь открывать!

Задрав голову, Розария наблюдала, как он с хохотом и хлопаньем крыльев уносится ввысь. На острове по-прежнему было не слишком-то темно для пасмурной ночи, но Венти будто забрал с собой в небо немного света, а с ним — всю её тяжесть, все её опасения. Что он спросит с неё какие-то долги. Что перестанет притворяться славным весёлым парнишкой… Что больше не будет как прежде. Но уже было. Снова стало легко, весело и можно.

Вот, например, будь у неё сейчас камера, можно было бы поймать уникальный кадр. Просто так, на память — что-то подсказывало Розарии, что второго раза не будет, надо запомнить этот.

Она заключила крылатую фигурку в рамку из пальцев, опустила руки и машинально поймала что-то, что пощекотало её ладонь. Поднесла поближе к лицу, выпустила, и вокруг запорхал любопытный анемогранум.

В какой-то момент неумолчный шум ветра перестал казаться Розарии таким уж громким. Поначалу он заглушал даже звук её собственных шагов, но, когда пришло время, она различила и чужие.

— Я-то гадал, чем пахнет… — завёл разговор Венти, подходя вдоль самой кромки воды. Снова в зелёном, как ни в чём не бывало. — Так приятно, что ты меня дождалась.

— А что, думал, уплыву? Или отращу крылья?

Каким же облегчением было снова не взвешивать каждое слово.

— Э-э, нет, я к тому, что ты могла просто заморозить воду и уйти по льду…

Розария покачала головой. Такой контроль над элементом ей никогда не давался.

— Разве нет? Ох, не знал об этом. Прости, что заставил тебя ждать.

— Да ничего.

Надо же, опять зачем-то извиняется.

Венти сел на бревно рядом с ней — не настолько близко, чтобы поделиться теплом, зато прикрыл собой от ветра с моря. И, когда она уже оценила разницу, набросил половину своего плаща ей на плечи.

Не крыло, конечно. Даже не рука, которой он протягивал плащ за её спиной. (Пожалуй, Розария позволила бы ему оставить руку, если бы он осмелился.)

Но и так неплохо.

— И, к сожалению, прежде чем мы полетим обратно, мне нужно ещё немного восстановить силы. Но здесь, по крайней мере, тихо и спокойно. Как по мне, даже довольно уютно… А тебе как?

Она осторожно пожала плечами, пытаясь не дать плащу соскользнуть — всё-таки пригрелась, хотя не то чтобы мёрзла. Как ей здесь? Не чувствовать себя загнанной в ловушку было вполне достаточно. Ни одна смертоносная железяка больше не шевелилась, позволяя попинать себя и спокойно обойти остров, посмотреть на колонны поменьше, колонны побольше, торчащие из воды, и бесполезные сейчас солнечные часы, обнаружить неизвестно кем и когда установленную палатку. Розария не назвала бы уютным остров со стражами руин и брошенным без видимой причины лагерем (и старалась не думать о том, что второе наверняка вытекало из первого), но смогла здесь ненадолго обустроиться. Крабов вот наловила, когда поняла, что проголодалась…

Венти тоже заинтересовался крабами, остывавшими на камне неподалёку от котелка.

— Я смотрю, ты тут отлично освоилась… Можно мне тоже?

— Бери, — кивнула Розария: она сразу рассчитывала на двоих. — Но если захочешь ещё, лови сам.

— Ты просто чудо!

Он не стал угощаться, только закрыл глаза и открыл рот, повернувшись к ней.

— Не наглей, а? — буркнула она. Эхо недавней тревоги плеснуло волной, разбилось на брызги и отступило. Венти состроил обиженную гримасу, ничего не дождавшись.

— Вот как, значит? Так тебе от меня только одно было нужно… — и хитро прищурился, давая понять, что он не всерьёз: — Крылья мои, да?

— Крылья — это уже не одно, а два, — хмыкнула она. Вспомнив кое о чём, протянула руку и начертила пальцем зигзаг поперёк его ноги. — Кстати, а где?..

Венти отвечал спокойно, но от неё не укрылось, как он вздрогнул от прикосновения, как будто тоже отвык.

— Там же. Понимаешь ли, не хочу вызывать подозрений и привлекать лишнее внимание… — Розария поиграла с его косичкой, понемногу набирающей цвет и свет. — Ну нет, это другое! У меня не получается скрыть вообще всё, что-то да прорывается, а, как известно, хочешь спрятать что-либо — спрячь на самом виду…

Розария только цокнула языком. Что ей с того, всё равно нельзя полюбоваться, как сквозь пальцы пробивается бирюзовое свечение, как, может быть, усиливается, если сжать его бедро вот так…

— Серьёзно? — Венти вскинул брови. — Я, в принципе, не против, но… что, прямо здесь? Тут же везде песок.

А ведь и в мыслях не было — да если бы и было, зачем тратить столько времени на намёки. Она отрицательно мотнула головой.

— Нет, просто…

Просто руки сами к нему тянулись. Несмотря на то, что у неё и в мыслях не было, а у него в этом старомодном наряде совсем нет открытой кожи, даже шея наполовину скрыта воротником рубашки…

— Просто невозможно устоять перед моим обаянием?

…и ужасно широкая самодовольная ухмылка.

— Видала обаяния и побольше, — бросила Розария, чтобы её немного поумерить, но тут же пожалела: перегнула, наверно, расплачется ещё. — Ладно, и поменьше тоже.

Вовсе не расплакался, наоборот, заливисто расхохотался и боднул её лбом в плечо:

— Радость моя, это был не эвфемизм!

Пока Венти поправлял съехавший с её плеч плащ, у него громко заурчало в животе. Расцепляя несостоявшееся объятие, он тихонько вздохнул.

Розария вздохнула ещё тише и неохотно сняла руку с его колена, которое тоже отлично ложилось в ладонь, только чтобы надавить на плечо и удержать на месте. Плащ тут же соскользнул снова, стоило потянуться к ножу и оставшимся крабам.

— Сиди уж.

— А? — непонимающе хлопнул он глазами пару раз и сообразил. — А-а… Я уже говорил, что ты чудо?

Поразмыслив, Розария не стала использовать нож вместо вилки, протянула первый кусок просто так. И что-то дрогнуло внутри, когда Венти коснулся губами её пальцев.

И снова — потом, когда он сообщил, что должен отдохнуть ещё чуть-чуть, и положил голову ей на плечо. Каким-то образом сумел прижаться всем телом, полностью расслабившись, и в то же время не навалиться всем весом. Можно было бы подумать, что спит, если бы он не гладил её по руке большим пальцем, куда только дотягивался, не расцепляя остальных.

Кто кого взял за руку, кто переплёл пальцы? Невозможно вспомнить.

Розария и не пыталась.

Шторм пришёл совсем не с той стороны, с которой его ожидали, и никого не тронул, кроме неё. Да и ей вообще-то не навредил. Был ли он на самом деле лишь безобидным анемогранумом, обаятельным бардом или всё-таки грозным ураганом, дремлющим до поры, Розария не знала (и не стала сбрасывать со счетов последний вариант). Зато в сердце этого урагана для неё нашлось особое местечко, и там было спокойно. Почти уютно даже. И он обещал вернуть её обратно, как только достаточно отдохнёт.