Chapter Text
Гермиона Грейнджер совсем не такая, какой я ее помнил. Конечно, я не ожидал, что она будет веселиться или пребывать в восторге от того, что ей придется работать со мной. Мы определенно НЕ были друзьями. Не могу ее винить. В школе я вел себя как полный придурок.
Однако эта Гермиона Грейнджер приветствует меня холодным презрением, что я нахожу удивительно забавным. Она лишь мельком посмотрела на меня, когда мы встретились в Министерстве. После войны она стала призраком. Ее было практически невозможно отследить.
Я бросаю взгляд через стол на Теодора Нотта — главную причину возвращения Гермионы Грейнджер. Мы с ним сблизились после войны. Перестраивать жизнь в одиночку было непросто, и мы на удивление крепко сдружились. Нелепая устаревшая политика наших предков теперь кажется такой безобидной.
Нотт нервничает, что совершенно нехарактерно для его обычно веселой натуры. Я неоднократно заверял его, что непристойно высокая зарплата, которую мы предлагаем, задержит Грейнджер на долгие годы. Но это его не убедило. И теперь, видя ее угрюмое выражение лица, я понимаю, что он прав. Она выглядит очень напряженной.
Грейнджер почти полностью переняла мою фирменную усмешку, что кажется мне весьма лестным. На ней элегантный шелковый топ без рукавов с перламутровым отливом и облегающая черная юбка. Она повзрослела. Превратилась в утонченный образец женственности. Ее тело приобрело формы. Груди стали полнее, чем я помнил. Черт возьми, даже губы теперь более пухлые. Она справилась с невыполнимой задачей — отрастила кудри, которые уложила, придав им гораздо меньше пышности, в отличие от того, что я привык видеть.
— Я буду участвовать в чем-то подобном только при условии полной автономии и отсутствия контроля со стороны руководства, — ее тон резок. — Я привыкла сама управлять своими делами.
— Именно твой опыт работы в Министерстве Швейцарии привлек наше внимание, — говорит Нотт. — Я прочитал твои изыскания по Обнаруживающим чарам, это гениально.
Грейнджер слегка наклоняет голову, едва ли принимая комплимент.
— Но ты права, — продолжает Нотт, отчаянно добиваясь ее согласия. — Ты должна быть главной в этом деле. А я буду прислушиваться к тебе.
— А он? — жесткости в ее голосе не убавляется.
Я сдерживаюсь от смеха.
Поведение чертовой Грейнджер сегодня превосходит все ожидания.
Она даже не смотрит на меня.
— Я главный аврор, Грейнджер.
Нотт бросает на меня умоляющий взгляд, но я не свожу глаз с Грейнджер.
— Беспокоишься, что тебе понравится мое постоянное присутствие? — ухмыляюсь я.
Она рявкает что-то неразборчивое в ответ, но обращается к Нотту:
— Я буду общаться с тобой.
— Да, — подтверждает он, нервничая из-за того, что я только что испортил ему все дело. — Тем не менее Драко главный. Он сыграл важную роль в разработке концепции этого исследования. Со времен Хогвартса он…
— Я в курсе его достижений.
Тео сглатывает.
Но ни одно из язвительных замечаний Грейнджер не останавливает меня. Я тоже провел расследование. И я точно знаю, что Министерство Швейцарии только что сократило финансирование сорока процентов своих исследовательских проектов. Она без работы и в отчаянии. Нуждается в нас так же сильно, как мы в ней.
Я одариваю ее своей самой очаровательной улыбкой, желая, чтобы она посмотрела на меня. Такая улыбка заставила бы любую другую ведьму с безрассудной самоотдачей швырнуть в меня свои трусики.
Но Грейнджер не из тех, кто разочаровывает. По моим воспоминаниям, в Хогвартсе она всегда вела себя как маленькая злобная бестия. Морщинка между ее бровей становится глубже, когда она замечает меня краем глаза. Нотт неловко ежится.
— Что ж, думаю, я буду самым честным человеком в этой комнате.
Они одновременно поворачиваются ко мне.
— Я не намерен полностью отказываться от контроля над этим исследованием, Грейнджер. Но я буду полным дураком, если скажу, что мне не нужна твоя помощь. Нам обоим. Вот почему я посоветовал Нотту обратиться к тебе. Исследования, в которых ты участвовала, делают тебя идеальным кандидатом. К тому же я нахожу твое упорство и нежелание потерпеть неудачу в чем бы то ни было особенно привлекательными качествами.
Нотт качает головой, глядя, как я полностью разрушаю наши планы. Но я продолжаю:
— Присоединяйся к нам. У тебя будет возмутительно большая зарплата и льготы, а твои исследования будут защищены. Я не откажусь от полного контроля. Но я обещаю слушать тебя и работать с тобой. А не против тебя.
Она рассеянно ковыряет кутикулы, обдумывая мои слова. Я знаю, что она согласится. Она должна. Но подсластить сделку не помешает.
— Я же главный аврор, Грейнджер. И знаю о твоей склонности к озорству. Я могу помочь срезать углы.
Что-то мелькает в ее глазах, и она замирает.
Она у меня в руках.
— Я не хочу, чтобы пресса вмешивалась, — просит она. — Я хочу, чтобы они занимались своими чертовыми делами.
— Договорились, — соглашается Нотт. — Ни один журналист не будет допущен сюда. Мы не будем распространяться о твоем возвращении. Обещаю.
Но она не смотрит на Нотта, она смотрит на меня — впервые, с тех пор как пришла.
— Даю слово, — киваю я.
Осмеливаюсь предположить, что мои чувства к журналистам схожи с ее, особенно после войны.
— Есть еще одно условие, — говорит она. — Мои рабочие часы.
Мы с Ноттом обмениваемся взглядами.
— Каждый день я буду ездить в Лондон на пригородном поезде. Приходить к девяти и уходить в четыре. Обещаю работать по дороге в Министерство.
Пожимаю плечами, не видя в этом проблемы. Служебная этика Грейнджер никогда не вызывала у меня вопросов. Я знаю, что проклятая ведьма за три часа рабочего времени может сделать больше, чем большинство этих олухов за три месяца.
— И никаких смен по выходным.
Я соглашаюсь — нам не нужно, чтобы она работала по выходным.
— Мы также гарантируем новый проект, — добавляет Нотт. — Когда закончим этот, начнем другой. Нам обещают финансирование в обозримом будущем.
— Уверена, что это так, — ее тон резкий.
Но я не клюю на ее наживку. А остаюсь спокойным и собранным, поскольку она решила, что это я оплачиваю наши исследования.
Грейнджер ведет себя как ребенок.
Но я нахожу это забавным.
Она тянется вперед и берет перо.
И, качая головой, подписывает бумаги.
— Я еще пожалею об этом.
— Ах, Грейнджер, — ухмыляюсь я. — Где твоя тяга к приключениям?
***
Грейнджер соглашается приступить к работе на следующий день, что практически не оставляет мне времени на то, чтобы собрать о ней как можно больше дополнительной информации.
Я много лет работал с Пожирателями смерти.
Я знаю, когда кто-то что-то скрывает от меня.
Впрочем, именно поэтому я и получил эту должность. Я хорошо читаю людей. А еще незаконно и тайно использую легилименцию при любой возможности. Но это мое дело. Не их.
Сворачиваю за угол и подхожу к своему самому нелюбимому из идиотских дуэтов.
Уизли набивает рот едой, пока Поттер пишет смс.
— Гребаный Годрик Гриффиндор, Уизли, — говорю я. — Вы все едите как животные в хлеву?
В этот самый момент из уголка его рта капля горчицы падает ему на мантию. Он бормочет что-то вроде «отвали», но его рот настолько полный, что я не могу разобрать слов. Отвратительно.
Поттер закатывает глаза и убирает телефон. Мне ужасно надоели его секреты. Он думает, его друг не заметит, как он трахается с кем-то на стороне, пока жена на квиддичных сборах. Единственное счастье Поттера в том, что Уизли ничего не замечает, словно слепая жаба. Как он умудряется оставаться аврором, я совершенно не понимаю.
— Что тебе нужно, Малфой?
Поворачиваюсь к Уизли, который наконец проглотил еду.
— Для тебя главный аврор Малфой, рыжий.
Поттер и Уизли ругаются себе под нос, пока я вдыхаю каждое сладкое слово их благословений. Как бы меня ни раздражало с ними работать, я наслаждаюсь ощущением власти над двумя золотыми придурками.
— Грейнджер вернулась.
Оба поднимают головы, их лица становятся серьезными.
— Гермиона? — спрашивает Поттер, а Уизли, кажется, кипит от презрения.
— Очевидно.
Я изучаю покрасневшее лицо Уизли.
— Зачем? — настаивает Поттер.
— Она лучшая разрушительница проклятий на всем континенте.
— Что случилось с Дональдсом? — интересуется Уизли.
— Твою мать, Уизли, его нет уже почти год. Он ушел на пенсию.
Они переглядываются.
— Не понимаю, зачем нам эта информация, — бормочет Уизли, пытаясь изобразить равнодушное пожатие плечами. — За эти годы мы едва с ней общались.
Это служит мне сигналом.
Я погружаюсь в голову Уизли. Мягко. Легко. Поттер научился у Снейпа некоторым приемам, так что мне приходится осторожничать, когда я вторгаюсь в его разум. Но Уизли не узнает, даже если десять волшебников будут рыться в этой огромной пустоши, которую он называет мозгом.
Его сознание напоминает пещеру, в которой гуляет эхо. Кажется, что все отражается от пустоты. Каждая темная щель таит в себе очередной секрет или подозрение. Он — нервный ублюдок, и это объясняет почему.
На него обрушиваются воспоминания. Он плачет, кричит на Грейнджер. Она смотрит на него в ответ, совершенно лишенная эмоций. Ее взгляд кажется затравленным, почти мертвым.
— Просто останься со мной, — умоляет он. — Мы что-нибудь придумаем. Я буду рядом. Я сделаю все, что тебе нужно.
Она с жалостью смотрит на него.
— Не будь дураком, Рональд. Ты никогда не был тем самым.
Мне хочется пожалеть беднягу.
Так вот почему они не разговаривают? Она не захотела с ним встречаться?
— Ты никогда не станешь тем самым.
Слова задевают его за живое, и я покидаю его сознание.
Я пытаюсь скрыть раздражение. В этом гребаном воспоминании кроется нечто большее. Совершенно точно. В школе они втроем были ближе, чем кто-либо. Я хочу знать, что притащил в свой отдел, прежде, чем это выйдет мне боком. Грейнджер сбежала в Швейцарию не просто так. И я обязан узнать почему.
Я снова смотрю на Поттера.
— Вы трое были близки.
— А теперь нет, — отрезает он. — Мы закончили? Нам нужно возвращаться к работе.
Не настаиваю на продолжении разговора, но что-то по-прежнему не дает мне покоя. Я упускаю что-то важное.
— Она работает в этом отделе, — понижаю голос до угрожающего тона, который они так хорошо знают. — Не думаю, что у нас возникнут какие-либо проблемы.
Они оба избегают зрительного контакта и бормочут свои согласия. Чувствую, как меня охватывает странное желание защитить ее. Я отворачиваюсь, нахмурив брови.
С каких пор меня волнует кто-то за пределами моего круга общения?
Я тру глаза, направляясь к лифту. Острая головная боль перетекает в шею и отдает в плечи.
Лучше бы Грейнджер стоила того.