Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Dr.X: сколько мне нужно его ждать? я ебал тратить своё время на ничтожество, которое опаздывает. у меня есть дела поважнее.

BiggsQueen: Хватит всё время это спрашивать, ты прекрасно знаешь правила. Сеанс отменится автоматически в 08:15 PM.

Ксено раздражённо закатил глаза. Какой идиот придумал использовать 12-часовой формат времени, когда, очевидно, 24-часовой формат был намного эффективнее? И понятнее. И элегантнее. И вообще.

Какой отвратительный день.
Он нервно постучал пальцами по столу и принялся набирать следующее — куда более важное — сообщение.

Dr.X: ты заплатишь мне за полный сеанс независимо от того, придёт это ничтожество или нет.

BiggsQueen: Я В КУРСЕ, ХЬЮСТОН. Я сама написала правила. Перестань учить меня, как работать!

Ага, перестанешь тут. Он же не виноват, что все такие тупые и постоянно забывают правила?

И опаздывают.

Совершенно неприемлемо.

Бросив последний взгляд на часы, Ксено медленно выдохнул, возвращая себе привычное хладнокровие, и убрал телефон в карман. Конечно, он уже давно поставил таймер на 20:15, ожидая, что освободится сегодня пораньше, а значит, пораньше ляжет спать — и пораньше встанет, чтобы приехать к себе на кафедру за пару часов до официального начала рабочего дня. Ну, чтобы переделать целую тонну задач, наслаждаясь гордым одиночеством и тишиной научного царства до того, как в коридоры калтеха набегут толпы людишек и начнут его раздражать.

А задач было много. На нём висели пара заявок на гранты, с десяток недописанных статей разной степени готовности, да ещё и из НАСА пришёл очередной запрос на консультацию — видимо, японцы, наконец, соизволили составить аналитику по срезу результатов их совместного проекта… В общем, Ксено не собирался упускать возможность использовать своё время куда более рациональным способом, чем его тут вынуждали, спасибо. Он и так уже потратил бесценные полчаса после официальной работы на подготовку к встрече с новым клиентом и, по его мнению, уже вполне заслужил свой полный гонорар. То, что этот необязательный ублюдок решил сюда не являться — исключительно его проблемы. И его потеря. Ксено тут ни при чём, верно? Он ведь уже сделал укладку, уже подвёл глаза и уже отгладил галстук.

А сидит, вот, теперь. Кукует.

Он вздохнул, глотнул ещё вина и, закинув ногу на ногу, принялся активно пережидать необходимое время, чтобы получить свои лёгкие деньги и свалить отсюда нахрен.

Ждать осталось всего пять минут.

За окном стоял вторник, и в приёмной «Прикосновения ангела» почти никого не было. Какое ироничное название для БДСМ-клуба, верно?

Если кто-то тут и был ангелом, то, разве что, ангелом ада. Впрочем, каждому своё. Ксено от этих вульгарных аналогий уже давно начинало подташнивать, но народу, в основном, нравилось.

Приёмная напоминала самый обычный бар и была спроектирована так, чтобы вызывать у любого забредшего в это пристанище сирых и убогих душ, что жаждали расправы над собственным бренным телом, ощущение чего-то уютного и гостеприимного: приятное освещение, выдержанное в тёплых тонах, объёмная кожаная мебель, уставленная глубокими мягкими подушками, газовый камин в дальнем конце, стойка с высокими удобными стульями и симпатичным барменом, интригующие абстрактные картины, развешанные по стенам, на которых создавалась иллюзия то ли изящных изгибов, то ли — океанских волн…

Это место можно было принять едва ли не за любой случайный бар в городе. Ну, если бы не блондинка с короткой стрижкой в плотном кожаном комбинезоне, которая с совершенно невпечатлённым и крайне незаинтересованным видом печатала что-то в своём телефоне, удобно устроившись на спине обнажённого мужчины, что стоял на четвереньках прямо на голом полу. Да, пожалуй, сейчас это была единственная деталь, что давала некоторую подсказку о сути столь приятного глазу и дружественного к гостям заведения. Блондинка убрала телефон, поймала взгляд Ксено, улыбнулась ему и по-военному отсалютовала двумя пальцами, другой рукой лениво впиваясь ногтями в спину своего любопытного кресла, так сильно, что мужчина вскрикнул.

И тут же заполучил звонкую пощёчину.

— Мебель не должна скрипеть, Джимми.

— Да, госпожа.

Ксено тихо фыркнул в свой бокал. Чарли, с ног до головы облачённая в тонкую блестящую чёрным лаком кожу, представляла собой воистину незабываемое в своей порнографичности зрелище. Он прекрасно понимал, почему мужчины готовы были платить, чтобы ей поклоняться, готовы были быть униженными, лишь бы их унижала она. Мисс Шарлотта была одной из хэдлайнеров этого заведения. На сессии с ней выстраивались очереди на месяцы вперёд.

Другим таким же востребованным специалистом был он.

Ксено Хьюстон Уингфилд.

Ну, или как он числился в местной системе, Доктор Икс.

На самом деле, Ксено не то чтобы был большим фанатом БДСМ. О, нет, не поймите неправильно, он был, просто обычно эти четыре буквы ассоциировались у людей с чем-то сексуальным, но вся эта потная, липкая, грязная возня с телесными жидкостями и иже с ними не была лично его приоритетом — сам он пришёл сюда не за этим, но, увы, только лишь здесь что-то тёмное, мрачное и жаждущее власти, что-то, что жило у него под кожей, находило свой законный выход — да так, что Ксено за это ещё и платили.

В общем, к Хьюстону люди шли не за сексом. Ну, нет, безусловно, за сексом тоже, но обычно это было чем-то сопутствующим и второстепенным. Так скажем, у него было своё, совсем другое, конкурентное преимущество.

Ему было глубоко на всех плевать.

И, что казалось крайне удивительным яркой и эмпатичной Майе, его холодная язвительная жёсткость, строгий расчёт и неумолимая, непрогибаемая сила воли, которая могла подчинить себе вообще кого угодно, пользовались действительно большим спросом.

Люди умоляли о нём. Кончали для него.
А Ксено даже не всегда к ним прикасался.

Точнее — вообще никогда, по крайней мере, голыми руками к голой коже. Большинство людей заставляли его испытывать некоторую брезгливость, чтобы вы понимали. Они были липкими, глупыми, порочными и не вызывали в его душе ничего, кроме желания ставить над ними эксперименты и наблюдать, как они корчатся.

Нет, конечно, случались и исключения — Ксено не был психопатом, как бы ни утверждали обратное те ущемлённые имбецилы из этического комитета калтеха, — но в этих стенах такое бывало редко: клиенты пробуждали в нём желание, быть может, только лишь дважды или трижды за всю практику.

Он уже перестал надеяться.

Блядь, да когда, наконец, закончатся эти грёбаные четыре минуты!

Он снова глотнул вина и перекинул ногу на ногу. Нет, правда, его чертовски раздражало так бестолково тратить своё время. Ксено всегда особенно тщательно готовился к новым клиентам. Идеально уложенные волосы. Любимый дизайнерский костюм, идеально подчёркиваюший его ноги. Интригующе блестящие в свете лампочек тонкие лайковые перчатки. Идеально завязанный шёлковый галстук, отглаженный жилет, французские манжеты с ониксовыми запонками и ни единого кусочка кожи под воротничком — он был воплощением сдержанной элегантности. Он даже подвёл глаза, чтобы взгляд был более гипнотическим, хотя Майя всегда утверждала, что так он выглядит только лишь более жутким, но что она вообще понимала, верно?

В столь тонких материях, как подобные сексуально-психологические игры, была важна каждая, даже самая крошечная деталь. Ксено умел делать всё, тобы погрузить клиента в нужную атмосферу, чтобы создать у него ощущение совершенно иной реальности, чтобы заполучить его разум полностью и без остатка, он создавал антураж и выстраивал собственный образ вокруг заранее прописанной в голове сцены, его труд был не просто интеллектуальным — это требовало воистину филигранного мастерства.

Так какого чёрта сегодня всё пропадет даром?

Блядь. Бесит.

У Ксено была своя собственная политика по отношению к опаздывающим людям. Будь его воля — он бы не стал ждать даже лишней минуты. Но воля была не его, поскольку работал он не на себя. У него не было времени на менеджмент своих услуг как доминанта, и потому Ксено прекрасно чувствовал себя в штате клуба, однако взамен ему приходилось следовать чужим правилам. И это, блядь-

Ладно. Стоило немного остыть, верно? Не так уж его это и злило. Обычно всё было в порядке и не создавало лишних неудобств. Напротив. Ему нравилась эта работа, и, безусловно, Ксено получал от неё удовольствие: в конце концов, вокруг было слишком много жалких имбецилов, которым явно требовался строгий выговор.

Ну, или жаркая порка, в зависимости от запроса.

Однако всё это не должно было влиять на другую его работу. Основную. Ту, которой Ксено жил, дышал, в которой находил свой истинный смысл: работу куда более волнующую и занимательную, на его субъективный взгляд.

Тем не менее, прямо сейчас он сидел здесь, написывая Майе раздражающие смс-ки и считая секунды до того момента, как сможет драматично ворваться в её кабинет и заявить, что на сегодня он закончил. Гоните денежки, с него хватит. Можно было бы захватить с собой книгу, жаль, с утра он не догадался, что с ним может случиться нечто подобное, но стоило взять этот ход на вооружение: во-первых, книга могла развеять скуку и скрасить бестолково потраченное в ожидании время, а во-вторых, это точно разозлит Майю, если та будет смотреть трансляцию с камеры наблюдения в зоне бара.

А она обязательно будет.

Ксено хмыкнул.

Одним глотком он допил вино из бокала и уж было собрался отойти в кабинет, чтобы всё-таки взять что-нибудь почитать, но внезапно за его спиной раздался приятный низкий голос. — Мистер Икс?

— Доктор Икс, — поправил он, не оборачиваясь. — Ты опоздал, — но всё-таки, блядь, явился. Это разочаровывало. Ксено схватил бутылку «Пти Вердо», что стояла рядом, и снова наполнил бокал. Красное сухое ему сегодня ещё понадобится. — Объяснения? — звуки неловкого ёрзанья за спиной как бы намекнули, что внятных объяснений он не дождётся. Что ж, это разочаровывало ещё больше… Под кожей закипало раздражение. Это было неправильно. Он знал, что, согласно протоколу — и здравому смыслу — он должен дать этому парню шанс отдышаться и немного прийти в себя. Согласно анкете, тот записался в подобное место впервые — а значит, явно испытывал стресс. Нервничал. Ждал поддержки. В свою защиту Ксено мог бы сказать, что его заставили ждать, жестоко поддразнивая искушением свалить отсюда пораньше долгие тринадцать минут, а потом забрали всякую надежду, и теперь ему действительно придётся поработать, а поскольку это была первая встреча с новым клиентом, сеанс продлится дольше обычного… Чёрт. — Знаю, знаю, что тебя задержало, — протянул Ксено, — все эти сомнения в духе «а стоит ли приходить, не совершаю ли я ошибку», бла бла бла… Я всё это уже слышал. Меня не устраивает такой подход к делу. Но в любом случае, мне платят начиная с восьми часов ровно, и… — в кармане, как по команде, зазвенела трель таймера. Всё так же не оборачиваясь, он поднял телефон и показал экран с часами наглому мужчине за спиной, и лишь потом соизволил отключить раздражающий звук. — …и время моего ожидания только что истекло. Но, раз уж ты здесь и успел явиться до сигнала, мне придётся дать тебе шанс. Ты хочешь потратить с умом остаток своего сеанса?

За спиной воцарилась тишина.
Длинная и раздражающая.

На самом деле, это был не такой уж сложный вопрос. Неужели этот парень настолько тупой? Отвратительно. Ксено со звоном поставил бокал на стойку и демонстративно развернулся на стуле, намереваясь отпустить какую-нибудь очередную остроумно-уничижительную реплику по поводу чужих интеллектуальных способностей и удалиться в кабинет Майи, но внезапно у него не получилось.

То, что он увидел, было…

Любопытно.

По меньшей мере.
Кхм.

На почтительном, но не испуганном расстоянии от него, пристально глядя прямо ему в глаза, стоял молодой высокий мужчина — навскидку, примерно его ровесник. Золотистые волосы ниже ушей растрепались так, будто он сюда бежал, и одна длинная прядь неэлегантно спадала ему на лицо. На чрезвычайно красивое лицо, о линии скул и подбородка которого можно было порезаться. Его кожа была загорелой, но не обветренной, напоминая кожу то ли сёрфера, то ли ковбоя, его поза была демонстративно-расслабленной, но тело всё равно казалось напряжённым, замершим в ожидании, будто натянутая тетива. Он был высоким, даже выше, чем сам Ксено, хотя уж он на рост никогда не жаловался, с длинными конечностями и вытянутым скелетом. Он сверлил его выразительным взглядом по-девчачьи очерченных длинными ресницами медово-ореховых глаз, в свете тёплых лампочек отливающих золотыми искрами.

Золотистая кожа, золотистые волосы, золотистые глаза — и длинное крепкое тело…

Что за чёртова гуманизация кукурузного початка? Ксено фыркнул про себя. Надо взять эту ассоциацию на заметку.

Впрочем, если отбросить желание поиздеваться над раздражающим разрушившим мечтания о раннем сне субъектом и быть откровенным с самим собой, этот парень был похож скорее на идеального Кена для идеальной Барби. Рядом с ним даже Райан Гослинг точно бы нервно закурил в сторонке и пожалел, что не умер в конце «Драйва». Широкие плечи, тонкая талия, очевидно мускулистые ноги и предплечья… Пловец? Нет. Не похож. Может быть, гимнаст? В любом случае, у него определённо был опыт занятий боевыми искусствами, судя по тому, как умело он контролировал своё тело… Простые синие джинсы, казалось, знавали лучшие времена, но по джинсам никогда не скажешь, насколько дорогие их потёртости. Облегающая чёрная футболка также не давала большого простора для лукисткого анализа его личности, к которому Ксено всегда любил прибегать. Парня сложно было прочитать. Он был напряжён и вместе с этим тщательно нейтрален. Интересно.

— Как же мне тебя называть? — с напускной задумчивостью спросил Ксено, вновь забирая со стойки бокал вина. Мужчина открыл было рот, чтобы ответить, но Ксено оборвал его небрежным взмахом руки. — Нет, нет, это был риторический вопрос. На самом деле мне всё равно, как тебя зовут. Я сам решу, как тебя называть. Что меня действительно волнует прямо сейчас, мой маленький зловредный расточитель чужого времени, так это, есть ли у меня работа или же я могу пойти домой пораньше и окунуться в тёплую ванную. Итак. Ты хочешь потратить остаток сеанса? Или нет?

Глубокие медовые глаза цвета расплавленной меди, что последние десять секунд тщательно разглядывали его ноги, взметнули вверх и встретились с его глазами. — Ну, я же здесь. Что за вопрос? — это было сказано нахально, но наигранно-непринуждённо, однако достаточно прямо, чтобы считаться за согласие двигаться дальше.

Что ж. Лечь спать пораньше на сегодня отменяется. — Окей. В таком случае, следуй за мной, — Ксено ловко спрыгнул с барного стула, его начищенные до блеска туфли застучали по отполированному бетону. С бокалом вина в одной руке и разочарованием бутылкой «Пти Вердо» в другой, он направился вглубь по коридору прямо к своему рабочему кабинету, не утруждая себя проверить, идёт ли столь нерадивый клиент за ним.

Только когда он остановился, чтобы отпереть мощную бронированную дверь, Ксено понял, что этого придурка рядом нет. Какого..? Он обернулся. Тот всё ещё стоял в конце коридора, с серьёзным видом изучая вывеску, на которой подробно описывались права сторон и ответственность руководства клуба. Блядь, да он издевается, что ли? Хьюстон вздохнул. Ближайшие сорок минут обещали быть непростыми. Он сердито распахнул дверь и, глотнув вина, как перед смертью, окликнул своего раздражающего подопечного. Учитывая то количество времени, которое этот парень потратил совершенно впустую, они вряд ли успеют сделать хоть что-нибудь интересное. — Эй, кукурузина! Тебе сюда!

Тот повернулся, выгнул бровь, никак не прокомментировав своё новое прозвище, и быстро зашагал в сторону кабинета. Ксено подавил желание закатить глаза. Когда парень, наконец-то, блядь, зашёл, он закрыл за ним дверь и щёлкнул выключателем, оповещая администрацию о начале сеанса.

Клиент выглядел всё таким же наигранно-смелым, но слишком напряжённым, чтобы можно было поверить в его невпечатлённое лицо и небрежно засунутые в карманы джинсов большие пальцы. Он оглядел комнату, с очевидным любопытством рассматривая мебель и стеллажи с декорациями и различным оборудованием. Ксено уже знал, что это был его первый визит, об этом говорилось в документах о приёме нового клиента, поэтому он не планировал на сегодня ничего чрезмерно драматичного, но…

Но, как говорили классики, сердце жаждет того, чего жаждет сердце, а сам он всегда получал удовольствие, когда заставлял людей чувствовать себя неловко, наблюдая, как они нервничают, ёрзают, желают скрыться от его прицельного взгляда… Ксено знал, что его взгляд действительно мог быть гипнотически-жутким, и умел этим пользоваться. А этот парень успел его выбесить уже достаточно, чтобы сердце возжелало крови. Ну, то есть, зрелищ.

— Итак! — мурлыкнул он напевным голосом. — Первый раз в подобном месте, а, Капитан Кукурузное Поле? — вопрос был встречен взглядом, выгнутой бровью и тонкой ироничной улыбкой. И ни единым словом. Даже звуком! Что ж, это было лучше, чем Ксено предполагал. Стоические невпечатлённые нахалы с потными от волнения ладошками были куда приятнее болтливых липких и душных умников. Тем более, если у них было такое тело. — Ладно, проходи, присаживайся. Нам нужно обсудить кое-какие моменты и ответить на несколько важных вопросов, которые у меня возникли, — он указал на большой диван в центре комнаты. Впрочем, диваном это можно было назвать лишь условно: по сути, это были просто жёсткие, но добротные виниловые подушки на массивном деревянном каркасе, снабжённом стратегически расположенными крепёжными кольцами, — но это была самая гостеприимная мебель в помещении, так что других вариантов не предлагалось.

Мужчина смерил диван странным полным скепсиса взглядом и осторожно опустился на самый краешек сиденья, напряжённый до такой степени, что это начинало злить. Казалось, он будто не верил, что эта конструкция способна выдержать его вес, и потому практически парил над подушкой. Ну, безусловно, его контроль над мышцами был впечатляющим, но, простите, какого хуя? — О, чёрт возьми, это просто кушетка. Сядь. Она не кусается. Но я могу укусить, если ты, мать твою, не расслабишься.

Клиент тут же откинулся на подушки, однако его тело по-прежнему было напряжено. Взглянув на часы вместо того, чтобы закатить глаза, Ксено снова глотнул вина. Нет, так не пойдёт. Его часто раздражали клиенты, но ещё никогда — до такой степени. Работать в подобном взвинченном состоянии было опасно, и потому он принял волевое решение предложить этому красивому ублюдку своего рода перемирие. — Не хочешь чего-нибудь выпить? — вежливо улыбнулся он.

— Я бы лучше закурил, — хмыкнул парень.

— Не в мою смену, Барби.

— Ну, тогда, может, виски? Или бурбон?

Значит, не только курильщик, но ещё и алкоголик. Отвратительно. Ксено послал ему очередную тонкую демонстративно-вежливую улыбку. — Извини, малыш, но ты не можешь быть здесь пьян. Уж точно не в первый раз. Это и для моей — и для твоей безопасности. Но я могу предложить тебе воды. Ну, или содовой. Может быть, кофе?

Клиент с неприкрытой завистью посмотрел на полный бокал вина у него в руках и вздохнул. — Тогда просто воды, пожалуйста.

Медовые глаза снова поймали его прямой взгляд. Ксено ухмыльнулся. Парень нервно сглотнул, будто украдкой оглядывая его с головы до ног, задерживаясь взглядом на руках, на его позе и, что самое очаровательное, на его бёдрах. Да, Ксено знал, что эти брюки сидели на нём действительно хорошо. Их шили по специальному заказу.

Ладно, это было интересно. Стоило дать кукурузине возможность насмотреться на себя вволю — глядишь, хоть выдохнет.

Он медленно шагнул к мини-холодильнику, схватил с полки бутылку воды, протянул её парню… Тот снова нервно сглотнул. В воздухе будто витала какая-то недоговорённость, неуверенность, готовность защищаться — это проявлялось и в его оборонительной позе, и в упрямом взгляде, и неявной, раздражающей скрытности — и это всё могло значительно усложнить работу. Такими темпами, ему придётся выпытывать у этого Кена каждый чёртов ответ то кнутом, то пряником. Ну, скорее кнутом, конечно, но даже Ксено не был насколько садистом.

Они снова встретились взглядами. На высоких загорелых скулах появился намёк на румянец. О? Неожиданно. Ну, ладно. Допустим. Ксено схватил ближайший стул с прямой спинкой и поставил его прямо перед клиентом, усевшись будто верхом, и сложил руки на перекладину, всё так же лениво сжимая бокал с вином. — Расскажи-ка мне, Барби, своими словами, зачем ты здесь, — томно мурлыкнул он, выгибая бровь и чуть прищуривая глаза.

Парень быстро выпил половину бутылки одним глотком, и, ловко закрутив крышку, незаинтересованно пожал плечами. — Я ведь писал. Мне нужен кто-то, кому я бы мог передать контроль. Хотя бы на некоторое время.

Это был слишком знакомый и слишком простой ответ. Заученный наизусть. Неэлегантный и невдохновляющий. Ксено окинул скучающим взглядом его длинное, крепкое тело. — Я видел, что ты отметил в анкете максимальный опыт в графе боли и страха, но нулевой интерес к этим видам игры. Ты знаешь, ко мне обычно приходят, чтобы получить что-то за гранью просто пикантного, так что я несколько удивлён твоим выбором специалиста. Может, тебе стоит обратиться к кому-то другому? Леонард, например-

— Нет, — резко перебил его низкий голос, и Ксено даже не успел охренеть от такой наглости, как тот уже продолжил. — И боли, и страха у меня полно на работе. Чего у меня там нет — так это возможности расслабиться. Никогда.

«Ах, вот оно что», — скучающе подумал Ксено, разочарованный ещё сильнее, но быстро скрыл это и всё равно понимающе кивнул. — О, я часто слышу подобное от парней с должностью из трёх букв.

Клиент удивлённо вскинул брови. — Что?

— Я имею в виду, всякие там топ-менеджеры. Ну, знаешь, генеральный директор, технический директор по маркетингу, директор по развитию и так далее. Топ. Ребята, которые целыми днями принимают решения. Таких у меня было много. Хотя, должен признать, ты моя первая говорящая кукла Барби, до этого я таких не видел, — дразняще прищурился Ксено и с удовольствием отметил, что это вызвало у парня лёгкую улыбку. Тот закатил глаза, тихонько фыркнул, и Ксено поставил себе галочку. Вот ты и попался. — Значит, ты просто хочешь… Как бы это сказать? Обмена энергией, но без боли…

— Я не боюсь боли, если ты об этом, — пожал плечами клиент. — Просто она меня… ну… не мотивирует. Возможно, я мог бы попробовать, но пока эта мысль не вдохновляет. Я здесь за другим.

— Понятно. А что насчёт сексуальных контактов? — он чуть наклонился вперёд, сложив подбородок на тыльную сторону ладони и наклонив голову так, чтобы смотреть на парня сверху вниз, чуть прикрывая глаза. — Они тебя мотивируют?

— Они меня, определённо, не пугают, если ты об этом спрашиваешь. Наоборот, я крайне заинтересован, — на его довольно суровом лице появилась ленивая улыбка, и Ксено даже восхитился тем, как сильно изменилась эта симпатичная физиономия от такой простой детали. Тёплое, дразнящее, слегка вызывающее выражение лица довольно резко контрастировало с былой невпечатлённостью на неестественно сильно сжатой челюсти… О, Ксено обожал подобные метаморфозы в людях, с которыми предпочитал иметь дело в личной жизни, но это не было личным. Это был его клиент. Да, очень секси и вполне в его вкусе, но раздражающий. И опаздывающий. Ему пришлось напомнить себе об этом. Самообладание, мать его. Незаинтересованность. Отстранённость. Три кита его успеха в этом деле.

Он сделал глоток вина и с любопытством склонил голову на другой бок. — Если я правильно помню, с сексуальными контактами всё было ровно наоборот, да? Минимум опыта, но максимум интереса?

— Да, да, я знаю, это странно, но моя работа предполагает не так уж много возможностей для плотских утех, — фыркнул парень, явно раздражаясь от его дразнящего тона. Прошло едва ли мгновение, и густые светлые брови хмуро сошлись на переносице. — Подожди-ка, если ты видел мою анкету, то ты знаешь моё имя. Какого чёрта? Зачем ты тогда спрашивал, и к чему эти тупые прозвища?

— Чтобы создать впечатление, что ты совершенно не стоишь моего внимания, конечно же! — просиял Ксено. — В конце концов, ты заставил меня ждать. А я такого не прощаю, — клиент снова впился в него взглядом. Ксено мерзко захихикал. — Только посмотрите на него, обманом своей очаровательной тупости заставляет меня выдавать коммерческие тайны! О, прекрати, разве твоя мамочка не учила тебя, что если ты будешь всё время делать такое глупое лицо, оно таким и останется?

— У меня не было матери. И это единственное лицо, которое у меня есть. Кстати, ты уверен, что стоит хамить человеку, который должен тебе заплатить? — парень скрестил руки на груди, словно защищаясь.

Ксено опрокинул в себя остатки вина из бокала и весело рассмеялся. — О, Мистер Кукурузина, не переживай об этом, ты мне уже заплатил. Мы списали оплату с твоей карточки ровно в двадцать ноль ноль, в то время, когда ты должен был явиться. Но чаевые всегда приветствуются, — он подмигнул и медленно поднялся на ноги, возвышаясь над сидящим мужчиной с едва уловимой угрозой. — А что касается хамства, то я хочу, чтобы ты знал, — тихо мурлыкнул он, протягивая руку в тонкой белой перчатке, приподнимая точёный подбородок металлическим наконечником, напоминающим коготь. Их взгляды снова встретились, и Ксено чуть наклонился, — я настоящий джентельмен. Элегантность — моё второе имя. Я никогда не грублю, я просто говорю правду. Понял? — металлический коготь впился в кожу, парень вздрогнул, но в остальном продолжал пристально смотреть прямо ему в глаза. Хорошо. Он улыбнулся. — Итак, у тебя есть ко мне какие-то вопросы, или мы можем начинать? — Ксено намеренно произнёс это достаточно приятным и дружелюбным тоном, так, будто они собрались поиграть в настолки или типа того. Нечто совершенно безобидное. Так, будто его не попросили минуту назад полностью взять на себя контроль за другого человека.

Парень с трудом сглотнул, облизнул губы и снова быстро окинул взглядом его тело. — Тебя называют мистером Икс из-за этого дебильного наряда в духе злодея из бондианы?

— О, кажется, я тебя понял, — с тонкой ленцой в голосе произнёс Хьюстон, с нежным нажимом проводя двумя пальцами по его полной нижней губе. Впрочем, радостно было увидеть, что сигнал прочитан верно и принят: этот нахал слегка приоткрыл рот, так, чтобы Ксено мог просунуть пальцы под его наглый язык и чуть выдвинуть нижнюю челюсть. Он грубо надавил большим пальцем снизу, и, крепко сжав, подтащил парня к самому краю сиденья. — Пытаешься дерзить? Обожаю. Но, нет, Барби, меня называют Доктор, потому что это мой статус, и Икс, потому что это моё грёбаное имя. И, судя по тому, как ты на меня смотришь, и по тому, как в этот момент учащается твой пульс, полагаю, мы с тобой оба знаем, что ты вовсе не считаешь мой наряд дебильным, — с лёгким толчком он отпустил его лицо, отбросив внезапно обмякшее тело обратно на подушки. Румянец стал ярче, парень снова облизнул губы, и всё происходящее, наконец, стало хоть сколько-то интересным. Ксено довольно хмыкнул, развернул свой стул лицом к дивану и, элегантным жестом сняв с себя пиджак, повесил его на спинку. Схватил со стола бутылку вина, подлил немного себе в бокал, затем сел, лениво скрестив ноги, и сделал медленный демонстративный глоток. — Ладно. Теперь раздевайся, — парень даже не дёрнулся. Даже, блядь, не пошевелился. Его взгляд был прикован ко рту Ксено, когда он пил, к его горлу, когда он глотал. О, просто смехотворно. — Ты знаешь, Барби, я действительно не люблю повторяться, — вздохнул он. — Шевелись, кукурузина, пока я не помер от скуки. Я хочу посмотреть, натуральный ли этот блонд.

Мужчина фыркнул, явно забавляясь, покачал головой и встал, наконец. Он быстро скинул с себя ботинки и пинком отправил их в угол, сбросил потрёпанные жизнью джинсы, затем стянул с себя, слава тёмной материи, чистые белые носки, но, видимо, в этот момент в его немного тугодумное сознание закралось некоторое сомнение: он остановился, зажав в руке подол футболки, и бросил на Ксено вопросительный взгляд.

Стесняется? Странно.

Ксено немного смягчился. — Должен напомнить, что ты не обязан делать то, чего не хочешь. Если ты беспокоишься о своей безопасности, — он указал на камеру в углу на потолке, — всё находится под наблюдением нашей администрации. Ты ведь уже знаком с Майей, верно? — тот кивнул. Ксено послал ему тонкую улыбку. — Думаю, ты успел заметить, что эта леди вполне способна сломать меня пополам. Она ворвётся сюда по первому твоему зову — рядом с дверью есть тревожная кнопка, видишь? Если же ты беспокоишься на мой счёт, я всё ещё могу попросить прислать тебе кого-нибудь другого-

— Нет! — рявкнул парень, но тут же смутился своего резкого тона, поспешив объясниться. — Нет, я… просил именно тебя. Конкретно, — тёмный румянец залил его шею: признание явно стоило ему дорого. Несмотря на грубоватый тон, нахальность и неприступную внешность, в этом было что-то такое… лестное, такое, что Ксено даже почувствовал, как в грудине что-то шевельнулось.

Тем не менее, это было странно.

— Ты бы предпочёл, чтобы я на тебя не смотрел? Стесняешься, Барби? Или боишься показаться мне слишком уязвимым перед тем, как я начну тебя пытать? — дразняще протянул он, с отстранённым ужасом поймав себя на том, что всё-таки смотрит не на него, а в сторону. Или на дно своего бокала, или куда, блядь, угодно, лишь бы не на клиента. Какого хрена? Это становилось слишком сентиментальным. Ему такое не нравилось. Что-то в этом парне будто вытряхивало Ксено из привычной зоны комфорта, а его природная тяга к исключительному гедонизму не могла позволить такой вопиющей слабости. Он сделал один медленный, глубокий вдох. Может, хватит хлестать вино? Да, наверное, всё дело в вине. Он порой и сам не замечал, как быстро алкоголь ударял в голову. Ксено резко выдохнул и поставил бокал на низкий холодильник. Достаточно. Он натянул на себя улыбку и обернулся. — Кстати, ты не-

В следующую секунду он забыл, что хотел сказать. В горле появился густой ком, и Ксено с трудом сглотнул эту вязкость.

Клиент стоял перед ним совершенно обнажённый, а скомканная одежда валялась где-то в стороне его ботинок. Что ж… это тело действительно напоминало скорее ожившую 3D-модельку персонажей из порно-комиксов, нежели настоящего человека. Ксено уставился на него буквально с открытым ртом и простоял так позорные несколько секунд, прежде чем вспомнил, что он грёбаный, мать его, профессионал и лучше бы ему вести себя соответственно. Впрочем, это тело вызывало не только благоговение — но и некоторый страх. Оно было усыпано мелкими шрамами, шрамами побольше и, что, блядь, это что, чёртово пулевое ранение? Какого хрена, кем был этот парень?!

— Что ж, — хмыкнул он, крайне гордый тем, насколько невозмутимо звучал сейчас его голос. — Нам, безусловно, есть над чем поработать. Ты чего такой зажатый, Барби? Присаживайся.

Блядь, казалось, на этом теле не было ни грамма подкожного жира, это были просто сплошь твёрдые, как камень, мышцы. Охренеть. Такое вообще бывает? При этом он не казался монолитной скалой, напротив, он создавал впечатление кого-то гибкого, быстрого, подвижного, словно хищник. Словно… словно гепард. Ловкий, золотистый, длинный и наглый.

Ксено тряхнул головой, прогоняя странное наваждение. Да что с ним такое? Что он, красивых мужиков не видел?

Соберись, Хьюстон!

Он с силой потёр переносицу, расправляя плечи и усилием воли прогоняя из черепной коробки всё лишнее. Позже у него будет достаточно времени для личных размышлений и саморефлексии, но сейчас у него была работа.

Клиент уселся на диван, сложив руки на коленях, и Ксено подошёл сзади, невесомо положив ладонь на его точёное плечо, кто, чёрт возьми, знал, что плечи могут быть такими точёными, из чего он вообще сделан… Очень жаль, что этот парень не хотел боли. Ксено бы с удовольствием с ним поиграл. Впрочем, ещё не вечер, верно?

— Пункт первый. Тебе нельзя будет шевелиться, пока я не скажу. Если тебе будет удобнее, — невозмутимо продолжил он, раскладывая его руки по сторонам на спинку дивана, — можешь не стесняться и держаться за вот эти кольца. Не бойся, они выдержат. Ты не самый мощный парень, что был в этом кабинете.

— А ты что, ты не собираешься меня связывать? — мужчина обернулся через плечо, ухмыляясь, бросая на Ксено вопиюще-дразнящий взгляд. Чёрт, у него была просто невероятно обольстительная улыбка. Ксено пришлось напомнить себе, что нельзя улыбаться ему в ответ.

Вместо этого он хмыкнул, вновь обошёл диван, чтобы стоять к нему лицом, и осторожно раздвинул его колени носками своих начищенных ботинок, пока те не коснулись краёв подушки. — А мне нужно тебя связывать?

— А ты не боишься, что я начну буянить, попытаюсь сбежать или типа того?

Ксено растянулся в тонкой улыбочке. Его голос был спокойным, низким и слегка прохладным. — Нет. Я не боюсь, — он чуть наклонился, чтобы его чёрные глаза были на уровне наглых медовых глаз, с удовлетворением отмечая, как уже немного шальные зрачки расширились от столь внезапного контакта. — Я думаю, что ты послушно останешься ровно там, где я тебе прикажу, и будешь делать ровно то, что я от тебя потребую, потому что на самом деле ты только и жаждешь того, чтобы тебе отдавали приказы, а ты лишь им подчинялся, как маленькая послушная собачка на цепи, верная, но жалкая, жадная до внимания своего хозяина. Я не буду тебя привязывать, поскольку ты не осмелишься меня ослушаться. Ты ведь не хочешь меня разочаровывать, правда? — он слегка наклонил голову, выжидающе выгнув бровь.

Тёплый медный взгляд немного затуманился.

— Так я и думал, — довольно хмыкнул Ксено.— Итак, ты готов? Могу я начать? Или ты хочешь ещё что-нибудь уточнить? — его тон оставался безукоризненно-ровным, в чём-то даже мягким, но всё ещё холодным. В нём не было и намёка на какие-то эмоции, только спокойное титаническое терпение. Не услышав возражений, он шагнул вперёд и встал меж разведённых ног. Наклонившись ближе, он вновь подцепил когтем его подбородок, чуть запрокидывая голову вверх, и опёрся одной рукой о спинку дивана. — Итак, простые правила. Если ты хочешь, чтобы я остановился, тебе нужно сказать «красный». Если ты захочешь, чтобы я притормозил, или тебе нужна передышка, нужно сказать «жёлтый». Если всё в порядке, когда я спрошу, тебе нужно сказать «зелёный». Как сигнал светофора. Понимаешь?

Между ними повисло тяжёлое молчание. Ксено слегка постукивал пальцами по спинке дивана в такт биению чужого пульса.

— Ещё одно правило. Когда я задаю прямой вопрос, я хочу, чтобы ты давал мне прямой ответ. Достаточно просто «да» или «нет». Я задал тебе вопрос. Я предполагаю, что ты дашь мне знать, если захочешь остановиться или притормозить, и я хочу, чтобы ты сказал мне об этом, используя соответствующий светофору цвет. Ты понимаешь, о чём я тебя прошу?

На этот раз клиент сделал глубокий, хриплый вдох. — Да, — донёсся едва слышный шёпот.

— Ты согласен следовать правилам?

— Да.

Ксено послал ему одобрительную улыбку. — Хорошо, — свободной рукой он убрал длинную пшеничную прядку волос, что раздражающе спадала на красивое лицо, и заглянул в его глаза — цвета расплавленной меди, глубокие и горячие. — Я хочу немного тебя изучить. Ты не против?

— Изучай.

— О, спасибо, — фыркнул Ксено, и длинные пальцы в тонких перчатках тут же зарылись в густые волосы, мягко откидывая их назад, и опустились вниз, с силой проводя по краям обнажённого горла. Он скользнул взглядом по пулевому шраму, не желая заострять на нём своё внимание, но и не желая демонстративно его избегать. Прижав ладони к его рёбрам, он надавил на них чуть сильнее, чуть глубже, и замер, ожидая, пока бешеное сердцебиение где-то в глубине мощной грудной клетки хотя бы немного замедлится. На это потребовалось двадцать пять долгих секунд. Удовлетворившись, он двинулся ниже, вдоль выразительного пресса, напоминающего скорее стиральную доску, чем живые мышцы, к этим крепким бёдрам, самыми кончиками металлических когтей на перчатках танцуя по бронзовой коже рядом с всё сильнее твердеющим членом, которому ещё придётся подождать своей очереди на внимание. Прикасаться к этому телу — сквозь перчатки, конечно, — было неожиданно приятно. Оно вызывало любопытство. Исследовательский интерес. Ксено будто ощущал себя в анатомическом музее — такое нечасто случалось. — У меня есть одна теория, — хмыкнул он, и, несмотря на то, что его голос был тихим и низким, мужчина в его руках всё равно крупно вздрогнул, — про вас, таких вот стоических красавчиков-качков с благородной линией челюсти. Все думают, что вам легко живётся, верно? Ждут от вас стойкости и силы… — Ксено выпрямился, вновь обошёл диван сзади, облокотился на спинку, мягко скользя ладонями вверх по сильным рукам, и зашептал прямо в ухо, — и убеждают вас, что поддаваться слабости — это неправильно. Что расслабиться и попросить помощи — это по-бабски. Или, боже упаси, по-гейски, — из клиента вырвался короткий смешок. Видимо, Ксено попал в точку. Он оглядел эти шрамы, слегка подцепил кончиком пальца один из них и задумчиво продолжил. — И вы добровольно вступаете в эту грязную маскулинную гонку, всю жизнь учитесь быть конкурентоспособными, бороться, драться, выгрызать себе место под солнцем… И, конечно, бесконечно подвергаете себя опасности. Вы делаете карьеру в полиции, в службах безопасности, в армии — где угодно, лишь бы это давало возможность использовать дисциплину как оправдание своей отстранённости. То, что я говорю, кажется тебе знакомым?

— Да, — хрипло выдохнул парень.

Ксено кивнул сам себе, невесомо скользя когтями по твёрдому торсу. — Ты понимаешь, Барби, насколько это на самом деле нелепо? Примитивно, я бы даже сказал — жалко. Вы — просто напросто тупоголовые обезьяны, которые кичатся размером бицепса и отчаянно боятся порушить своё хрупкое мужское эго чем-то приятным, вместо того, чтобы эволюционировать… — в этот момент кончики его пальцев скользили по красиво-очерченной V-линии, и Ксено чувствовал, как под его ладонями напрягаются все эти полотна упругих мышц. — А ты, Барби? Ты такой же, как они? Тоже не хочешь эволюционировать? — длинный чуть утолщённый посередине член уже стоял колом, но Ксено намеренно не придвигался к нему ближе и даже не шевелил руками, ожидая, что парень сломается. Тот тяжело дышал, но не двинул даже мускулом. — Или в тебе есть что-то более стоящее, чем просто дисциплина? — Ксено резко отстранился, клиент откинулся на подушки, из его горла вырвался едва слышный жалобный звук. Хьюстон усмехнулся и медленно обошёл диван, чтобы снова заглянуть в эти медовые глаза. — Прекрасное зрелище, — искренне похвалил он, окинув взглядом распростёртого на виниловых подушках Аполлона, возбуждённого и с ярким румянцем, что стекал по шее вниз, к груди. — Но, как бы красиво ты сейчас ни выглядел, я эгоист и всегда хочу большего. И я хотел бы посмотреть, как ты разобьёшься вдребезги. Рассыпешься на атомы по моей команде. Ты дашь мне собой полюбоваться? Ты ведь послушный мальчик, м? — Ксено знал, что при должном желании его низкий, хрипловатый и вкрадчивый голос мог очень многое сделать с людьми. А ещё он знал, что эта его интонация была особенно эффективна в заданных обстоятельствах. Он с каким-то диким антропологическим любопытством наблюдал за чёткой последовательностью самых разных реакций, что пронизывали разложенное перед ним прекрасное тело: то, как содрогались мышцы его плеч и бёдер, то, как стремительно разливался тёмный румянец, от которого кожа стала такой тёплой, что Ксено чувствовал это даже сквозь перчатки, то, как многообещающе подёргивалась выдающаяся эрекция, которой он, впрочем, намеревался пренебрегать и дальше.

Воцарилась тишина. Воздух стал неподвижным. Медовые глаза сверлили его странным взглядом. Ксено выжидающе выгнул бровь.

Он уже обозначил правила, установил порядок действий — и собирался его придерживаться.

Прямой вопрос. Прямой ответ.

Поэтому он ждал. Он не повторял свой вопрос. Он больше не прикасался к нему. Он стоял перед ним, меж его разведённых колен, и не собрался двигаться с места либо пока не получит ответ — либо пока не истечёт время, хотя его спина, вероятно, не скажет ему за это спасибо.

Он уже начал было думать, что парень впал в какой-то транс, но до того, наконец, дошло, что от него чего-то хотят. Он вскинул подбородок. — Ты ждёшь, что я скажу, что я послушный мальчик? — Ксено кивнул. Клиент фыркнул. — О, ещё какой послушный. Можешь проверить.

— Отлично. Ты выглядишь так, будто занимаешься спортом… Ну, или будто сутками пашешь на каком-нибудь кукурузном поле, — раздался ещё один короткий смешок, — так что, я полагаю, у тебя неплохая выносливость. Это так?

— Так.

— Прекрасно! Сейчас мы это проверим. Напоминаю, твоя первая и пока единственная задача — не шевелиться, пока я не скажу обратного, — Ксено вновь обошёл диван и схватил со стеллажа маленькую бутылочку со смазкой. — Ты правша или левша, Барби?

— Левша, — его голос был хриплым, но любопытным.

Он взял его левую руку и поднес её к своим губам, заинтригованный, не попадётся ли этот чёртов хищник в ловушку, не обернётся ли, не посмотрит ли на него — и тем самым нарушит приказ… Но — нет. Тот сидел неподвижно, послушно уставившись вниз, и смиренно ждал. Ксено довольно ухмыльнулся, перевернул его руку ладонью вверх, медленно провёл губами по внутренней стороне запястья и слегка коснулся его языком.

— У тебя удивительно нежная кожа, — мурлыкнул он. — Я ожидал увидеть, ну, знаешь, мозоли. От прополки кукурузных полей, я имею в виду.

Раздался тихий смех, уже не просто смешок, а настоящее хихиканье. — У тебя какая-то фиксация на кукурузе?

— Ты напоминаешь мне то ли фермера, то ли початок, я ещё не определился.

Посмеявшись ещё немного, клиент немного неуверенно прохрипел. — Я сегодня специально ходил на маникюр. Не хотел прикасаться к тебе грубыми руками. Поэтому и опоздал.

Каким-то хреном к щекам прилил жар. Утешало лишь только то, что Ксено сейчас никто не мог видеть. — Какая прелесть, — невозмутимо хмыкнул он. — Но наивно было думать, что я позволю к себе прикоснуться, — объективно, это было довольно мило — приложить такие усилия специально для похода в БДСМ-клуб. Однако, во-первых, это не стоило опоздания, а, во-вторых, Ксено не собирался говорить ему о том, что это мило, вслух. В звенящей тишине комнаты громко хрустнула крышка на новой бутылочке со смазкой. Он щедро плеснул лубриканта на пальцы клиента, согрел гель дыханием и вернул ему руку обратно. — Я хочу посмотреть, как ты себя трогаешь, — хмыкнул он, отставив флакончик в сторону, и наклонился, уперевшись локтями в его сильное плечо. Клиент же, в свою очередь, с явным замешательством слегка сжал член, осторожно скользнул ладонью вниз, к основанию, и застыл. Ксено закатил глаза. — Всё в порядке? Или тебя научить дрочить?

— Ты хочешь, чтобы я себе подрочил?

— Я как-то неправильно выразился? Мне нужно обратиться к тебе на другом языке, чтобы ты понял? ¿Puedes entenderme en español? Ou en français? Ich kann noch auf Deutsch, aber dann wird es ohne Schmerzen definitiv nicht funktionieren…

— Не думаешь, что подрочить я мог и дома?

— Думаю, что мог бы, — невозмутимо кивнул Ксено, — но ты ведь не подрочил.

— Но… Ты… Я думал, ты хочешь прикоснуться ко мне… — парень медленно повернулся. Глаза цвета растопленной меди выражали крайнюю степень недоумения. Ксено фыркнул. Смешно, что кто-то мог подумать, будто он хотел к кому-то прикасаться. Но конкретно этот экземпляр хотя бы не вызывал в нём брезгливости.

Пока.

Ксено отстранённо наблюдал, как смазка стекала по сильным пальцам. — Я этого не говорил. Но я сказал, что хочу посмотреть, как тебя расщепляет на атомы. «Посмотреть» было ключевым словом в этом предложении, кстати говоря. А теперь приступай к делу, — однако тот так и не двинулся. Он всё ещё сидел там, как дебил, держал свой член, пока смазка вязко стекала на подушку дивана по длинным ногам, и пялился на него своими тёплыми медовыми глазами так, будто ждал, что Ксено сейчас и правда покажет ему, как дрочить, попутно объясняя все тонкости процесса онанизма после двадцати пяти. Вздохнув, он схватил его за волосы и чуть потянул, запрокидывая голову вверх. — Я жду. Мне становится скучно. Ты разве не хочешь меня впечатлить? Рейтинг твоего послушания стремительно катится вниз с каждой секундой.

Очевидно, недвусмысленность его сообщения стала, наконец, доступна его не слишком развитому мозгу, и Ксено подавил смешок, когда его нерадивый клиент начал двигать кулаком всерьёз. Звук стекающей по коже смазки усугубился чавкающим хлюпаньем и стал звучать ещё более непристойно. С холодным удовлетворением Ксено крайне внимательно наблюдал за каждым поворотом его запястья, за каждым движением пальцев над головкой, за тем, как рвано вздымалась покрытая шрамами грудь, когда этот вышедший из фильма про оживших кукол мужчина стремился к своему оргазму, который должен был случиться… Хммм… Ну, по крайней мере, минимум через полчаса, подумал Ксено, снова взглянув на часы. Когда его тяжёлое, влажное дыхание стало прерывистым, а кожа покрылась лёгкой испариной, он с лёгким нажимом впился металлическими когтями в крепкое плечо.

— Остановись, — клиент крупно вздрогнул и застыл, явно сбитый с толку. Довольный, Ксено обхватил рукой его длинное горло, чуть сжимая точки пульса с обеих сторон большим и указательным пальцами. — Хороший мальчик, — прошептал он и почувствовал, как резко участилось под кожей биение его сердца. Он подождал. Сосчитал до пяти. До десяти. Когда дыхание парня снова выровнялось, он вновь слегка надавил ему на горло и томно мурлыкнул прямо в пылающее ухо. — Ещё раз.

Парень тихонько хныкнул. Ксено отстранённо подумал, что тот, кто никогда не слышал, как взрослый мужчина скулит, как щенок, точно упускает в жизни что-то очень важное.

Левая рука снова двинулась вверх-вниз, теперь уже более уверенно, более устойчиво, и парень неосознанно откинул голову назад, видимо, чтобы Ксено было удобнее держать его за горло, и это зрелище было таким восхитительным, что Ксено не удержался. Он чуть наклонился, соскользнул ниже, прижавшись грудью к деревянной раме дивана, и прижал эту глупую светлую голову к своему плечу, продолжая влажно мурлыкать ему на ухо. — Как думаешь, сколько раз ты сможешь это повторить? Три? Четыре? — он медленно ковырнул металлическим когтем нежно-коричневый маленький сосок. — Сколько раз ты сможешь отказаться от того, чтобы сорваться в эйфорическую пропасть, стоя на самом краю? — парень продолжал движение, и Ксено быстро опустил руку вниз, накрывая его пальцы, которые уже дрожали и теряли ритм. Он царапнул когтём по его запястью, удерживая руку на месте. — Остановись и ответь мне. Сейчас два. Сколько ты сможешь ещё?

Всего два раза, а он уже превратился в потное извивающееся месиво. Ксено сказал бы, что это отвратительно, но почему-то конкретно этот экземпляр не вызывал в нём отвращения, однако он всё равно мысленно поблагодарил Майю, что та выбрала именно винил для обивки дивана, а не кожу — его было куда легче чистить и дезинфицировать. Он сильнее сжал длинную шею, продваливая когтями горло, в то время как другой рукой крепче давил на пальцы, которые сжимали уже явно болезненную эрекцию.

— Отвечай.

— Я не знаю! Я никогда-

— Ох, ну, надо же! Жаль, что мне плевать. Дисциплина, Барби. Мы проверяем твою выдержку, помнишь? Давай так. Ты поставишь перед собой цель, и мы её достигнем. Вместе. Ага? — тот рвано кивнул, насколько позволяли впившиеся в шею когти. Ксено ухмыльнулся. — Итак. Сколько ещё ты сможешь? — парень молчал. Видимо, думал. Пытался анализировать. Ксено притянул его к себе ещё крепче, сжал ещё сильнее, наблюдая, как слезы собираются в уголках медово-золотистых глаз, когда мужчина, которого он знал едва ли полчаса, буквально закричал на него.

— Три! Я смогу три… — Ксено высвободил его горло, и он с наслаждением втянул в себя воздух. По залитым жарким румянцем щекам потекли слёзы. Парень облизал пересохшие губы.

Очаровательное зрелище.
Жаль, что недостаточное.

— Ты сделаешь пять. Начинай.

Как всегда милосердный, Ксено вылил ещё немного смазки на его дрожащие пальцы, пока те отчаянно двигались, с такой скоростью, будто этот наивный бедняга думал, что если он сделает это быстрее, то страдания будут меньше. Ха. Пока его левая рука лихорадочно носилась вверх и вниз, правой рукой он медленно, но верно схватился за кольцо на спинке дивана, сжимая его так сильно, что костяшки побелели от напряжения. Он яростно потянул за кольцо, заставляя себя не отпускать руку, не дёргаться, не шевелиться — потому что этого ему никто не разрешал.

«Я уже почти впечатлён», — промелькнула исполненная любопытства мысль, — «но я люблю, когда люди стараются изо всех сил».

Ксено провел когтями по мощной длинной шее, покрытой блестящими бисеринками пота, и вновь зарылся пальцами в густые золотистые пряди, тоже уже взмокшие у корней. Когда дыхание клиента снова стало рваным, хриплым и неровным, он резко схватил его за волосы и с силой запрокинул голову.

— Стоп. Посмотри на меня, — полные слёз медовые глаза стали ярко-жёлтыми. Почти кошачьими. Ксено крепко сжал прядь пшеничных волос в кулаке. — Ты со мной?

— Да, — это было едва ли слово, скорее, просто шумный выдох с приоткрытыми губами.

— Хорошо. Ты хочешь продолжать? — тот зажмурил глаза. Ксено нахмурился. — Какой цвет?

Парню уже было явно не по себе. Его бёдра неконтролируемо тряслись, плечи были напряжены так сильно, что, казалось, шею скоро просто сведёт судорогой, а колени медленно сводило вместе.

Оп, а вот этого нельзя было допустить.

Ксено перекинул через спинку дивана свою по-паучьи длинную тонкую ногу и, зацепившись пяткой за его колено, осторожно вернул позу в исходное положение. Слегка оперевшись на деревянную раму, он прижал ботинком его дрожащее бедро, терпеливо ожидая ответа.

Прошла ещё секунда, прежде чем клиент, наконец, кивнул — ну, насколько это было возможно, пока волосы находятся в железной хватке, — и выдал почти беззвучное: «Зелёный».

— О, что ж. Я рад. В таком случае — продолжаем, — он ослабил свою хватку, давая бедолаге возможность дышать, и завёл свободную руку за спину в поисках опоры, облокотившись на раму дивана и периодически раздвигая ноги клиента ботинком, стоило им только начать сближаться хотя бы на миллиметр.

Остановив его в очередной раз, он даже смилостивился настолько, что погладил своего кукурузного Кена по волосам. — Ты отлично справляешься, Барби. Осталось всего три раза. Ты так близко… — мужчина что-то проворчал себе под нос. — Что ты сказал, красавчик? Я не расслышал.

Тот прочистил горло. — Я сказал, что пятый раз будет следующий…

— Ммм. Ну, я имел в виду пять раз не считая первых двух. Итого — семь.

О, этот скулящий страдающий звук был просто музыкой для его ушей. Медовые глаза непокорно блеснули, уголки губ сердито дрогнули в явном намерении зарычать, но в этом парне было достаточно силы воли, чтобы сдержаться и смиренно промолчать.

Ксено был крайне удовлетворён полученной реакцией.

Поставив одно колено на кушетку, другим коленом он прижался к мощной грудине, с силой вдавливая его в подушку. С хищной улыбкой Ксено обхватил его голову, чуть подавшись вперёд, впиваясь сверлящим взглядом прямо в жёлтые глаза. — Ты заставил меня ждать. Так что теперь ты подождёшь.

Они не двигались. Застыли в полной космической неподвижности. Во времени и пространстве. Крепкие, резные мускулы под коленом Ксено и под его предплечьями рвано подёргивались, но всё остальное тело старательно не шевелилось. Медовые глаза сверлили его в ответ, изучали его собственные, будто ища… разрешения. Будто умоляя его сократить дистанцию. Он медленно облизнул нижнюю губу, с мрачным удовлетворением наблюдая, как эти тёплые золотистые глаза мгновенно отследили его маленькое движение. Ксено частенько поддразнивал клиентов таким образом: и хотя за все годы своей работы он ещё ни разу никого не целовал, в это мгновение он ужасом поймал себя на том, что был бы даже не против поцеловать конкретно эти губы.

Но, конечно, не в этой жизни. Ни за что.
Ни при каких обстоятельствах.

Однако не в стиле Ксено было спускать кому-то с рук такое вопиющее безобразие, как трату его времени впустую. Он наклонился ещё немного вперёд, придавая своему взгляду всю сексуальную томность, на которую был способен, и выдохнул так прерывисто, что это, как он точно знал, звучало, будто Ксено едва себя сдерживал. Будто он хотел его поцеловать, но запрещал себе. В следующую секунду он услышал, как металлическое кольцо звонко щёлкнуло в своей скобе, когда клиент с усилием потянул за болты, явно теряя остатки контроля.

Ксено ухмыльнулся, оттолкнулся и ловко поднялся на ноги. — Чего ты ждёшь? Продолжай.

Он с молчаливой благодарностью самому себе вновь опустился на стул. О, да. И, нет, дело было вовсе не в том, что от вида распростёртой на диване гуманизированной кукурузины у него немного ослабли колени. Нет. Просто спина у него уже практически отваливалась. Кажется, пора возобновлять регулярные сеансы массажа… Почему этого не было в списке бонусов для работников клуба? Надо подкинуть Майе идею.

Кукурузина же продолжал поглаживать себя, ровно так, как ему было велено, то быстрее, то медленнее, с жестокой в его ситуации оттяжкой, периодически проводя большим пальцем по явно слишком чувствительной головке члена, который он уже, казалось, едва ли воспринимал как свой собственный. Звуки, которые вырывались из этого блядски-красивого рта, были уже далеко не стонами — а ничем иным, как тихими болезненными вскриками, что гулким эхом разносились по комнате.

Это звучало мучительно.
Это звучало восхитительно.

Его тело стало таким напряжённым, что, казалось, состояло лишь сплошь из стального троса и золотистой кожи, но губы — о, губы оставались мягкими, приоткрываясь сильнее, когда он жадно втягивал воздух, так, будто тонул, и глаза… блядь, эти чёртовы глаза были буквально прикованы к Ксено, они словно не видели ничего, кроме него, будто, если бы он смотрел на него достаточно пристально, то мог бы сжечь заживо — от сдерживаемой злости, от болезненного удовольствия, от похоти, что плескалась из каждой его клеточки.

Но в следующую секунду он вскрикнул сильнее, вздрогнул так сильно, что голова ударилась о деревянную раму дивана, и Ксено недовольно цокнул языком. — Стоп.

Парень всхлипнул, но замер. Повисло молчание. В давящей, сокрушительной тишине было слышно только рваное тяжёлое дыхание. Ксено наблюдал. Его клиент плотно стиснул челюсти и упрямо на него смотрел, не издавая ни звука. Молчание затянулось настолько, что умный человек испугался бы: и либо этот парень был слишком глуп, либо он был слишком напуган, чтобы что-то предпринять.

Ксено надеялся, что последнее. — Может, мне добавить тебе ещё пару раз? — тихо, но с невесомой угрозой в голосе спросил он. — За непослушание.

— Ты, блядь, издеваешься? — почти прорычал бедняга.

— Да, — хмыкнул Ксено, — но за этим ты сюда и пришёл. И тебе было приказано не шевелиться.

Как только клиент осознал, что совершил ошибку, это сразу отразилось на его лице. С него в миг спала вся спесь, он резко вернул голову в исходное положение, закрыл глаза и сквозь сдавленные вздохи зашептал. — Нет, нет, пожалуйста, нет, не нужно добавлять ещё… — по высоким скулам потекли слёзы.

Очаровательно.

Рука в тонкой лайковой перчатке нежно погладила липкую щёку. Слёзы были достаточной наградой для лощёного эго Ксено, но он поставил перед ними цель, и её нужно было достичь. — Осталось всего два раза. Ты будешь послушным? Ты справишься?

— Да, да, я буду–

— Тссс. Не говори мне. Покажи мне. Начинай.

Со всей очевидностью — это было явно больно. Перевозбуждение началось уже довольно давно, парень, вероятно, уже почти полностью онемел. Но, эй, он всё ещё был твёрдым и из него отчаянно текло, так что ему было не на что жаловаться, верно?

Ксено вновь откинулся на спинку стула, поставив одну ногу на диван, достаточно близко, чтобы при каждом движении кулака вниз задевать носком ботинка налившуся твёрдую мошонку. Он улыбнулся про себя и стал ждать, наблюдая за происходящим с арктически-спокойным выражением лица, которое едва ли могло выразить ту искреннюю радость, которую он испытывал.

Ему было весело.

Предполагалось, что это и должно было быть весело, всегда, и всё же, сколько времени прошло с тех пор, когда у него случался рабочий день, который он мог бы назвать весёлым? Забавным, может быть, но это ведь было совсем другое дело. Не каждый день ему выпадал шанс встретить неутомимого то ли ангела, то ли демона с лицом куклы Барби и неизлечимым нахальством.

Прерывистое дыхание, которое снова стало тяжёлым и шумным, выдало, что тот близко, и Ксено выставил ногу вперёд, зажав его несчастные яйца подошвой ботинка. Он надавил совсем несильно, но этого было достаточно, чтобы бедняга вскрикнул. — Остановись. Дыши. У тебя всё получается, — Ксено отпустил его, опустил обе ноги на пол и наклонился вперёд, кладя ладони на голые дрожащие колени. — Ты почти справился. Ещё всего лишь один раз.

Он наблюдал, как рвано и лихорадочно поднимается и опускается точёная, будто высеченная из камня грудь, и ждал, когда этот бедняга хотя бы перестанет хныкать при каждом выдохе. Когда он, казалось, снова сумел овладеть собой, Ксено постучал его по носу кончиком когтя, взывая открыть глаза. Затуманенный взгляд скользнул по узким длинным пальцам в перчатках, по его рукам, по шее — и, наконец, сфокусировался на его лице.

Медовые глаза смотрели на него так, будто Ксено был солнцем, луной и звёздами. Так, будто Ксено был единственной правдой в его вселенной. Так, будто-

Не будь глупцом, Хьюстон.
Он даже не знает твоего имени.

— Я не смогу, — беззвучно прошептал клиент, и Ксено покачал головой.

— Конечно, сможешь. Ты же послушный. Хороший. Мальчик. Просто невозможно, чтобы ты не справился, — пожал плечами он. — Я верю, что ты меня не разочаруешь. Начинай.

Парень явно не хотел этого делать — но в то же время отчаянно хотел справиться и не разочаровать. Спустя мгновение ленивая, явно сквозь силу заставляемая двигаться рука начала поглаживать такой же сопротивляющийся член, в то время как неохотное (и, возможно, даже раздражённое) лицо уставилось на Ксено, ожидая хоть какого-то одобрения.

Ксено послал ему тонкую улыбочку — несколько более хищную, чем раньше. Развеселившись окончательно, он снова медленно провёл языком по нижней губе, с мрачным удовольствием отмечая, что парень не сводил с него глаз. Он поднял руку и зубами снял сначала одну запонку, затем другую, аккуратно положив их в карман. Лихорадочная ладонь не переставала двигаться, вверх-вниз, вверх-вниз, но сам клиент, казалось, перестал дышать, неотрывно и пристально наблюдая, как Ксено закатывает рукава рубашки, обнажая предплечья, обтянутые блестящим чёрным латексом — к большому и смехотворно-очевидному разочарованию кукурузины. Он выглядел так, словно готов был убить, лишь бы увидеть хотя бы крошечный кусочек обнажённой кожи своего мучителя. Он был явно близко, его рука безостановочно взлетала, и, казалось, он сжимал себя так сильно, что мог буквально обжечься от трения, даже несмотря на то неадекватное количество смазки, что стекало между пальцами и по сильным дрожащим бёдрам.

Ксено тихо посмеялся про себя, довольный проделанной над клиентом работой, и едва не забыл, что это ещё не конец, и он всё ещё должен был что-то делать. — Стоп! — воскликнул он, едва успев предотвратить падение за край.

Из сильной груди вырвался настоящий животный рык, когда бедняга изо всех сил попытался сдержать долгожданный оргазм, подавить его, остановить волну.

Седьмой раз подряд.

Да, этот парень сказал, что никогда раньше не был на грани, и, вот, полюбуйтесь — он сделал это семь раз подряд. Если бы у Ксено был какой-то тематический трофей, он бы точно вручил его этому бедолаге.

Объективно, это была неадекватная, почти безумная задача. Парень всё правильно понял — он издевался. И, ну, Ксено крайне нечасто видел, чтобы клиенты успешно справлялись с подобными его идеями. Обычно они все были настроены на провал, потому что наградой было наказание. Они шли сюда за болью. Но этот парень…

Чёрт, этот парень.

Ксено срочно нужно было выпить ещё бокальчик, принять прохладный душ и лечь спать.

— Итак, Барби, — вместо этого хмыкнул он, — ты это сделал. Гляди-ка, я тобой горжусь! — всё такой же хитрый и невозмутимый, Ксено тихо опустился на диван рядом с клиентом. — Давай, дыши со мной. Вдох, два, три, четыре, выдох, два, три, четыре, — они дышали вместе, синхронно, и когда Ксено убедился, что человек рядом с ним настолько спокоен, насколько ему хотелось, он послал ему самую мягкую улыбку, на которую был способен. — Ну, мой маленький милый кукурузный початок, ты продемонстрировал такую безупречную дисциплину, что, полагаю, действительно заслужил награду. Ты этого хочешь?

У парня остались силы лишь только на короткий кивок. Ксено мог его понять.

Он придвинулся чуть ближе и перекинул свою ногу через сильное бедро, оседлав его колено. Одной рукой он обхватил безвольную слабую голову, а другой медленно провёл вниз по телу, скользкому от пота, смазки и слёз.

— Честно говоря, я давненько так не веселился. Давно никто не доставлял мне такого удовольствия. Знаю, ты думаешь, что я говорю это всем клиентам, но это не так. Я редко говорю что-то приятное, так что, считай, что тебе повезло… — красивое уставшее лицо тронула мягкая улыбка, и что-то в груди у Ксено сладко дрогнуло. Так, блядь, что это за странные реакции? Он нервно прочистил горло. — Итак… Что же я могу сделать, чтобы показать, как сильно я тобой доволен, м? — медленно, почти мучительно медленно, он обхватил его воспалённый, красный, но всё ещё твёрдый и скользкий член, впервые за всё это время прикоснувшись к нему напрямую. Клиент резко дёрнулся, и сквозь стиснутые зубы вырвалось болезненное шипение. — Ой-ой. Я не хочу причинять тебе боль, Барби. Может, мне лучше остановиться? — Ксено изобразил на лице неискреннюю озабоченность, граничащую с издевательским жеманством.

— Только, блядь, попробуй, — последовал молниеносный ответ. — Я, нахуй, сдохну, если ты остановишься.

Ксено возмущённо ахнул. — Но ты можешь сдохнуть, если я не остановлюсь! Что же нам делать… — он продолжал лениво поглаживать горячую даже сквозь перчатки плоть, но при этом держал свою хватку слишком слабой и свободной, а движения намеренно делал слишком медленными. — Целых семь раз подряд ты подходил к самому краю, но всё же умудрялся отступить. Хмм… Обычно ты получаешь оргазм от каждой дрочки, верно? Не думаю, что все твои потерянные оргазмы возможно как-то компенсировать за один раз…

— Как насчёт рассрочки?

Ксено фыркнул. Цепкая когтистая рука крепко вцепилась в копну пшеничных волос. — О, да ты, мой милый початок, скорее сдохнешь от другой неизлечимой болезни, под названием «не-знаю-когда-заткнуться»…

— Ага, заразился от одного парня на работе. Но, знаешь, если я смогу кончить перед смертью, оно того стоило.

Этого Ксено уже не выдержал. Он рассмеялся. Серьёзно. Прям вот прыснул. Ладно, эти четырнадцать минут раздражающего ожидания тоже того стоили. — А ты дерзкий, — фыркнул он. — Сядь ровно, — он легонько хлопнул его по груди и поднялся на ноги, потянув почти безвольное тело вперёд достаточно далеко, чтобы сам он смог проскользнуть ему за спину и усадить меж своих ног. Он нежно погладил эти твёрдые, как скала, плечи, побуждая откинуться назад, и обхватил руками узкую талию. — Ты помнишь, что я сказал в начале?

— Что именно?

— Что я хочу, чтобы тебя расщепило на атомы, — мурлыкнул он на ухо, крепко обхватывая рукой член, и начал его поглаживать, повторяя ровно то же самое движение, крепкую хватку пальцев сверху — и более свободную снизу, движение, которое этот парень демонстрировал буквально пару минут назад. Тихий, грудной, по-настоящему глубокий звук удовольствия тут же вырвался из этой сильной испещрённой шрамами груди, когда обмякшее тело почти полностью рухнуло в его объятия. Ксено ощущал, как каждый его выдох опаляет пылающее алым ухо, а парень вздрагивал, постанывал от этого чувства близости, и, не в силах ничего не с собой поделать, тоже не сдержал слабый стон. — Я не шутил, ты же знаешь. Я действительно хочу увидеть, как ты, такой сильный, такой волевой — разобьёшься вдребезги. Я хочу, чтобы ты рассыпался на столько кусочков, чтобы потребовались дни, чтобы собрать и тебя — а потом разбить снова, и снова, и снова…

Парень рвано всхлипнул и, откинув голову назад, застонал. — Я очень близко.

Ксено со странной нежность закатил глаза. — Я знаю, я видел, как это выглядит. Семь раз подряд, если быть точным, — он чуть замедлил движение руки, просто чтобы услышать воистину отчаянный крик. Он знал, что если разыграть следующую карту правильно, начнётся самое весёлое.

Этот стоический парень начнёт его умолять.

Он обхватил ногой его бедро, удерживая на месте, и продолжил мучительно замедлять движения, тяжело и влажно дыша ему в ухо. — Скажи мне, чего ты хочешь, — прошептал он. — Я хочу услышать это от тебя.

— Блядь, я просто хочу кончить, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я больше не могу этого выносить, умоляю, пожалуйста… — тот беспомощно извивался, потерянный, бессильный и дикий.

Это было прекрасно.
Он был прекрасен.

— Правда? Это всё, чего ты хочешь? Всего один оргазм в компенсацию за те семь, что ты потерял? — второй рукой Ксено скользнул вверх по вздымающейся груди и остановился в ямочке над ключицей, где собралась уже целая лужица пота. Клиент беспомощно запрокинул голову ему на плечо, отчаянно вцепившись в его запястье.

— Пожалуйста, просто делай со мной всё, что хочешь, но, пожалуйста, пожалуйста…

— Хм… Всё, что я хочу? О, возможно, ты об этом пожалеешь. Но, так и быть, я приму твоё предложение… — Ксено ускорился и, провернув запястье ровно так, как было нужно, прошептал в покрасневшее ухо. — Ты можешь кончить, Стэнли. Давай.

Chapter Text

— …нет, СТОЙ! КАРЛ-

Раздался взрыв, оглушающий и выворачивающий нутро. Стэнли ухватил Карла за руку, чтобы выдернуть из этой грёбаной мясорубки, в которую они стремительно проваливались, но уже в следующий миг его отбросило на хрен за пару десятков метров, вмазало в дерево, и всё, что осталось от Карла — оторванная по локоть рука, за которую Стэнли его схватил.

Рука, которую он всё ещё держал в своей руке.

Он закричал — и проснулся от собственного крика, весь в холодном поту, с саднящим горлом и ёбаной болью в каждой, мать его, клеточке его тела.

На самом деле, у многих его коллег были разного рода проблемы со сном. Особенно, после ебучей ливийской миссии, что была чуть больше года назад. Стэн уже бывал в этой ёбаной Ливии — в 2011-м, на первой интервенции. Тогда всё казалось легко, несмотря на проблемы: их опасные, но блестящие вылазки закончились свержением Каддафи и огромным всеобщим подъёмом боевого духа. Стэнли с тех пор получил несколько повышений в звании и просто влюбился в военное дело, перейдя на службу к федералам и заполучив свой специальный отряд. Он наивно полагал, что во второй интервенции всё будет так же легко и блестяще. Но кто же, чёрт возьми, знал, что за три ебучих года эти ебучие обезьяноподобные ублюдки успеют эволюционировать?

Тогда капитан Снайдер впервые так жестоко облажался. И потерял половину своих ребят.

И сам себя чуть не потерял.

Вскоре после той злосчастной операции к ним в штаб прислали какого-то сопливого психолога с дрожащим голосом. Он пытался что-то пищать про посттравматическое расстройство и терапию, но очень быстро был послан на хуй. Нет, кто-то из его ребят ещё ходил на собрания, но Стэнли было, куда потратить своё чёртово время с куда большей пользой. На спарринги, например. Или на тренировки по стрельбе. Или на оттачивание своих навыков пилотирования самолётом, на худой конец.

С ним всё было в порядке.

Ну, подумаешь, пару тройку раз его внезапно накрывали панические атаки. Подумаешь, ему снились постоянные кошмары, после которых Стэн просыпался в холодном поту. Нашли, блядь, проблему. От гипервентиляции ещё никто не умирал! А вот на военных миссиях, когда слишком самонадеянный капитан проёбывался в своих приказах — очень даже умирали. Так что Стэну нужно было обращать своё внимание на действительно первостепенные задачи, а не заниматься всякой ерундой типа хождения на группы поддержки.

Но чёртовы проблемы со сном, конечно, периодически всерьёз его доканывали, это правда. Стэнли любил спать. Сон — одна из немногих стабильных радостей в его жизни после кофе, запаха пороха и сигареты, так какого хрена спать теперь было так сложно?

Ладно, возможно, «проблемы со сном» — это довольно мягко сказано. Иногда эти «проблемы» воспринимались так, будто Стэнли всю ночь медленно поднимался в гору на сломанных ногах. Днём, под покровом солнечного света и в окружении людей, ему вполне удавалось нормально функционировать и с энтузиазмом обесценивать свои приступы паники, игнорируя и этот грёбаный страх облажаться и потерять вообще всех, и это чёртово осознание, что его жизнь с лёгкостью могла оборваться буквально в любой момент из-за самой жалкой мелочи, и что из-за идиотского стечения обстоятельств весь понятный мир мог рухнуть к хренам собачьим… Однако по ночам, в пустом доме и в холодной постели, что в такие моменты казалась уж слишком большой для него одного, эти мысли роились в его башке жужжащим осиным роем и не давали дышать.

Это случалось не каждую ночь, но всё же. Он просыпался в холодном поту и готов был поклясться, что видел оторванную руку Карла в своей руке, что ощущал её тяжесть и опаляющий жар взрыва. Ему снился Берт, мёртвый и изуродованный, искалеченный, потому что Стэн в тот момент был недостаточно быстр, недостаточно умён, недостаточно собран, чтобы его спасти. Он чувствовал, как склизкий холодный хвост отчаянной паники обвивался вокруг его шеи, словно петля. Он видел вспышки огня и чувствовал запах ядовитого газа. Он-

Он сорвался с простыней, скрученный в спазме и мокрый, как мышь, — с чётким ощущением, будто рана в груди открылась снова, и он истекает кровью. Он чувствовал, будто липкая тёплая жидкость стекает по его рукам прямо на матрас. Ему больно, так больно, будто всё происходит прямо сейчас, и он буквально слышит их крики и-

Он впился ногтями в ладони, пытаясь унять противную мелкую дрожь.

Надо дышать.

Стэнли раньше думал, что это кошмары приносят боль. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что это было не совсем так.

Кошмары приносили облегчение — от того, что всё, наконец, закончилось.
Боль приносили воспоминания.

Сначала было трудно понять, в чём суть, — казалось, это одно и то же. Однако ночные кошмары, пускай они, определённо, вызывали под кожей какой-то призрачный зуд и неясную боль, но всё-таки не могли передать ту всеохватывающую агонию, которая захлёстывала его сознание в довольно редкие моменты, которые Стэнли мог описать только как «действительно тяжёлую ночь». Тот писклявый психолог назвал эту хрень «формой соматосенсорной памяти», если по-простому — болевыми воспоминаниями. И вот эта хуйня могла накрыть его и без контекста сна, просто кошмары часто являлись её причиной, потому что только во сне Стэн не умел контролировать свои телесные реакции. Хотя, без сомнения, кошмары делали всё только хуже: боль подпитывала ужас, который возвращал обратно к боли, словно ебучий уроборос.

Всякого рода физическая боль в принципе была его постоянной спутницей — бесконечные спарринги, тренировки, падения, переломы, ранения, безусловно, имели свои последствия, но Стэнли к этому давно привык. Когда на его теле стали появляться повреждения посерьёзнее — ну, например, он как-то умудрился заработать открытый перелом со смещением, и в рану попала какая-то зараза, так, что потом пришлось удалять часть мышцы, чтобы вернуть ногу в функциональное состояние, — ему прописали какие-то лёгкие обезболивающие. Ну, в тот период ему действительно приходилось беспокоиться только о погоде — всякого рода перепады давления из-за надвигающихся штормов и резкие низкие температуры буквально пробирали его до костей, — но это была такая сущая ерунда, что он предпочитал не обращать на это дерьмо внимания. Зато теперь он мог предсказывать осадки с большей точностью, чем все местные метеостанции вместе взятые, и это было довольно круто, если так подумать. Потом ранений становилось больше, а анальгетики — сильнее. Потом к ним добавились снотворные. Потом — седативные.

Теперь же Стэн обзавёлся целым набором препаратов, разложенных по ячейкам с надписями «плохой день», «довольно хреновый день» и «к чёрту это дерьмо». После второй ливийской миссии туда добавился ещё один — «двадцать минут до потери сознания».

Казалось, что для боли не нужна была причина. Ей не нужны были ни ночные кошмары, ни дождь или снег. Его пытались убедить, что всё просто в его голове, но, простите, какого хуя? Он отказывался верить, что его мозг вообще способен на генерацию подобного дерьма.

Но вот он здесь.

Стэнли резко выдернуло из сна, так, будто его бросили в холодную воду или в какой-то бездонный сугроб, и теперь он отчаянно не мог понять, где верх, а где низ. Волосы противно прилипли ко лбу, сердце бешено колотилось, тело словно налилось свинцом, а ноги ощущались мёртвым грузом, тяжёлые и неподатливые.

В комнате была почти кромешная темнота, но сегодня это совсем не помогало — скорее, только обостряло каждый его воспалённый нерв. Есть ли какое-нибудь слово, чтобы описать то чувство, когда ты одновременно очень замёрз, но твои кости буквально плавятся? Если оно и есть, Стэнли никак не мог вспомнить. Он вообще с трудом мог думать.

Дыхание застряло где-то в горле, превращая то, что могло быть криком, в какое-то жалкое хныканье. Стэн мысленно ругнулся и, стиснув зубы, принялся дрожащими руками ощупывать матрас, пока под пальцами не оказалась гладкая древесина прикроватной тумбочки. Он, блядь, не слабак. Он должен справиться с этим сам. Его кололи, резали и протыкали, блядь, насквозь. Он может открыть чёртов ящик и взять своё чертово лекарство, он может-

Прохладная вода, залившая сверху горькую горсть таблеток, казалась Стэнли грёбаным благословением. Дышать стало немного легче. И ещё немного легче. Вот так.

Стэн с силой потёр лицо ладонью.

Что-то он заебался.

 

•••

 

— Тебе нужно пойти на терапию.

— Нет, не нужно, я в порядке, — горький табачный дым умиротворяюще наполнил лёгкие, и Стэн устало прикрыл глаза. Сигарета после утренней пробежки — вот, что ему действительно было нужно, а не эти ваши ёбаные мозгоправы.

Чарли смерила его взглядом. — И поэтому ты красишь губы фиолетовым? Чтобы те были в тон синяков под глазами?

Стэнли мстительно выпустил дым прямиком ей в лицо. — Нет. Я крашу губы, потому что, ну, знаешь, самовыражение, слышала о таком?

Та рассмеялась, закатила глаза и, подкурив от его сигареты, тоже с наслаждением затянулась. Сегодня она была особенно довольна — почти не отставала от него, пробежала свои 10 километров чуть больше, чем за полчаса. — Тебе всё равно нужно что-то с собой делать, Стэн. Это не нормально, то, что с тобой происходит. Увольняться я тебе не предлагаю-

— Сразу иди на хуй с такими предложениями, окей?

— …окей, вот поэтому и не предлагаю, — хохотнула Шарлотта, — но, чёрт бы тебя побрал, Снайдер, на твои плечи смотреть больно. Ты вообще расслабляешься?

Стэнли хмыкнул. Ну, да, плечи у него были забиты, и это не всегда было комфортно, но не то чтобы это как-то особенно его тревожило. — Ну, Я курю. А ещё хожу в спортзал, бью там грушу, а после пью снотворное и отрубаюсь. Повторяю цикл примерно пять раз в неделю.

— Это, по-твоему, расслабление? — Чарли выгнула бровь, осмотрела его с головы до ног и снова затянулась. — М-да, капитан Снайдер, с таким подходом к жизни удивительно, как ты ещё окончательно не ёбнулся.

— Не, ну а что? — хмыкнул Стэн. — Я устаю, потом сплю. Потом снова устаю, но по-другому. Это расслабляет, наверное? Я не могу позволить себе быть не в форме, ты же знаешь.

— Дружище, поход на массаж или хороший секс не сделают тебя «не в форме», но расслабят твои чёртовы плечи и слишком много думающую наперёд голову. Клянусь, если ты не снимешь эти ебучие спазмы, однажды ты просто не сможешь спустить курок!

Стэн закатил глаза и стряхнул с сигареты пепел, глядя на залив. — Меня бесит массаж. Скучно целый час лежать просто так, когда я мог бы, не знаю, пробежать полумарафон? Или надрать Билли задницу на ринге. Или в стотысячный раз показать Майки, как починить мотор, этот придурок всё равно не запомнит, но, уверен, даже это бестолковое занятие будет полезнее чёртового массажа.

— Ну, а секс?

— Ну, у меня бывает секс.

— Бывает. Какое многообещающее слово, — хохотнула Чарли, и Стэну очень захотелось впечатать эту сигарету прямо в её правый глаз. Метафорически, конечно, но эта девчонка и правда умела изрядно его выбесить.

Когда-то Шарлотта была его главной фанаткой, в то время, когда её только повысили до службы в их подразделении. По началу это знатно его раздражало, все эти щенячьи взгляды и вопросы с придыханием, но потом оказалось, что эта новенькая девчонка была очень талантливой лётчицей, отлично стреляла и вообще показывала чудеса военной подготовки — Стэнли такое уважал. Он согласился тренировать её тогда ещё тощую задницу, а после даже стал брать с собой на задания, и как-то очень быстро научился доверять своей бойкой, цепкой, сообразительной, верной, как служебная собака, напарнице. Казалось, они с Чарли были во многом похожи, и потому сумели подружиться.

Когда-то они были самой опасной командой в подразделении. Они могли пробраться куда угодно, выследить кого угодно, уничтожить врага каким угодно способом. На первой ливийской миссии им вдвоём удалось сделать больше, чем целому взводу, обзавестись медалями и наивно подумать, будто мир устроен легко и просто. Однако вторая операция в Ливии расставила всё по своим местам и в конечном итоге заставила Чарли уйти в отставку, покинуть мир пороха и боевых снарядов ради… ну…. сравнительно спокойной карьеры госпожи в каком-то пафосном закрытом БДСМ-клубе (Стэнли всё ещё пытался разобраться в тонкостях этого дерьма, но стоило ему начать об этом думать, как становилось немного не по себе, ну, так, будто его вынуждали сексуализировать свою сестру или типа того, и думать он скоропостижно прекращал).

Чарли утверждала, что в её новом деле было достаточно адреналина, чтобы ей не хотелось возвращаться на поле боя, и что она всё так же подвергала риску чужие жизни, но Стэнли было сложно это всё представить. Ну, типа, да, он смотрел пару раз БДСМ-порно, но что там было такого? Хрен его знает. Удовольствие на любителя. Какому идиоту всерьёз придёт в голову дать бабе себя отхлестать, да в процессе ещё и кончить?

Короче, Стэнли Снайдер прикола не понял.

Шарлотта утверждала, мол, это потому, что его всегда куда больше заводили мужики в форме, чем женщины в латексе, но, знаете, дать отхлестать себя мужику Стэнли бы тоже вряд ли позволил.

— Отстань, женщина, — фыркнул он. — К чему ты снова клонишь?

Чарли растянулась в хищной ухмылке. — Ты знаешь, к чему я клоню.

— Лотти, это даже не смешно…

— Так я и не смеюсь, Стэн! — та всплеснула руками. И быстро затараторила, пока он не успел её заткнуть. — Ты себе даже не представляешь, сколько таких, как ты, к нам ходит. Ну, в смысле, зажатых, напряжённых, вечно на чеку, вечно готовых нападать и защищаться, и, эй, это всё нормально, ладно? Ребята, у которых слишком много ответственности, чтобы так просто расслабиться, ищут свой способ снять напряжение — и находят его у нас! Просто попробуй хоть разочек хотя бы на час полностью переложить этот камень со своих могучих плеч на чужие плечи, вдруг, тебе понравится-

Стэнли сердито затянулся дымом, упрямо глядя за горизонт. — Ты осознаёшь, почему у меня только лишь бывает секс?

Шарлотта забавно захлопнула рот. — Что? Эм… Почему?

— Потому что… — он нервно повёл плечом, — когда я раздеваюсь, люди… начинают задавать вопросы. А я, ну, я не какой-то там злодей из комиксов, чтобы рассуждать с потенциальным секс-партнёром на тему «хочешь знать, откуда эти шрамы», понимаешь?

— По-твоему, Джокер воспринимал Бэтмена как потенциального секс-партнёра?

— А по-твоему нет, что ли?

Чарли хохотнула. — У тебя очень гейский тип мышления, Снайдер. Но, вообще, с каких-то это пор ты стесняешься своего тела? Как шастать по военной части без рубашки, так тебя ничего не смущало! — она шутливо пихнула его локтем, и Стэнли вздохнул.

— Я не стесняюсь своего тела, — фыркнул он, начиная раздражаться. Для таких разговоров одной сигареты было мало, и он достал вторую. — Оно у меня охуенное, я знаю. Но… на нём столько следов. Люди пугаются, когда всё это видят. Они могут ничего не говорить, но я же не слепой. Я вижу, как меняются их лица. И не то чтобы это как-то особенно располагало к сексу, знаешь ли. Я так не могу, я не хочу никого пугать, уж точно не в постели, и я не могу расслабиться, когда вижу этот взгляд, и всё как-то… сложно. Нахрена мне такое веселье?

В её глазах плеснулось сочувствие пополам с пониманием. На ней самой была пара жутких отметин, возможно, Чарли тоже сталкивалась с чем-то подобным. Она осторожно положила ладонь на его плечо. — Вот поэтому я и считаю, что тебе подойдёт подобный формат, как… Как у нас. Никто не будет задавать вопросов. Никто не будет делать того, чего ты не хочешь. Всё будет происходить по строго обозначенным тобой правилам, и никак иначе. Ты выбираешь человека, который кажется тебе подходящим, заполняешь анкету, приносишь кое-какие справки, и дальше с тобой работает профессионал, которого совершенно точно не будет ничего смущать и пугать, потому что он видел и не такое. Это может сработать. Я уверена, что это сработает.

— Бля, да не хочу я, правда, чего ты ко мне прицепилась? — шикнул Стэн. Под кожей бурлило странное чувство — испытывать на себе чью-то прицельную заботу было крайне непривычно. Ещё и этот щенячий взгляд Чарли вызывал желание сделать так, чтобы она не расстраивалась! Как эта дурочка вообще могла кого-то там хлестать хлыстом? Безумие какое-то. — Ну, не расслабляюсь я и не расслабляюсь, тебе-то что, мы даже больше не работаем вместе!

— В смысле?! — ахнула та, искренне возмущённая. — Ты мой друг, Снайдер! Я люблю тебя, и мне не всё равно, что с тобой происходит, ты, огромное тупое мудилище!

Он фыркнул. — Что за телячьи нежности, ну-ка отставить, — проворчал Стэн, но на душе всё равно ощутимо потеплело. — Ладно. Обещаю подумать над этой идеей.

— Ловлю тебя на слове! — блеснула глазами эта маленькая стерва, и, вот, спустя пару дней Стэнли уже сидел у неё на кухне и с непередаваемым скепсисом изучал каталог специалистов салона «Прикосновение ангела».

Честное слово, более уёбищного названия Стэн даже представить себе не мог. Ни один из людей на сайте не был похож на, мать его, ангела. Разве что на ангела ада, но на такое дерьмо Стэнли точно не подписывался.

Но Шарлотта опять смотрела на него своими щенячьими глазами, а он, ну, он был многократно обязан ей жизнью, и если одноразовый поход в сомнительное заведение сделает её счастливей (и заставит её от него отвязаться хотя бы в ближайшей перспективе), то Стэн готов это сделать, раз она так уж настойчиво его просит.

Так он ей и сказал.

И тогда она заявила, что, возможно, ему просто нравилось делать то, что ему говорят, и что ему надо всерьёз над этим подумать. Что, может быть, ему и правда стоило попробовать кому-то подчиниться и выполнять приказы, так, как его учили и как ему всегда нравилось, но чтобы на кону не стояло ни человеческих жизней, ни судьбы государства, а просто ради забавы. Что, есть вероятность, если он сможет обрести в голове тот же штиль, ощутить тот же дзен, тот же покой, что в моменты особо опасных миссий, но только в безопасности, в свободное время и на своих условиях, то это поможет ему расслабиться. Отпустить что-то в его воспалённом разуме, что заставляет боль активироваться, а кошмары — являться в его чёртовы сновидения. Что, может быть, тогда он мог бы стать счастливее. Здоровее. По крайней мере, с более ясной головой.

И если всё действительно было так, как она говорила, если их… эм… работники готовы были делать всё на его условиях, то почему бы Стэнли было не попробовать?

И, вот, они с Шарлоттой сидели за кухонным столом, пили кофе и просматривали сайт крайне подозрительной компании, в которой она работала. Стэн заявил, что без её личной рекомендации и полного досье на человека, с которым он проведёт целый час наедине и в замкнутом помещении, он не явится к этим ебучим «ангелам» даже под дулом пистолета, и та, повозмущавшись немного, что это, якобы, не по правилам, со скрипом согласилась.

В этом её ебучем секс-подземелье работало пятнадцать человек. Они сразу решили, что это должен быть мужчина: во-первых, Чарли была единственной женщиной в этом каталоге, которая действительно выглядела привлекательно (по мнению Снайдера, конечно), но идти на сессию к ней было неправильно (по мнению самой Шарлотты, но Стэн был с ней полностью солидарен), а во-вторых, Стэн куда больше понимал, что можно с мужиками делать целый час наедине.

Но выбрать конкретного специалиста всё равно оказалось непросто.

— Почему у них у всех такие странные имена? — скептично уточнил Стэнли, пролистывая каталог. — Мастер Тишины… Абсолют… Ворон? Какого хрена, они что, придумывали себе псевдонимы по тому же принципу, что и первую электронную почту в тринадцать лет? — он указал покрытого татуировками мужчину в джинсах и огромной ковбойской шляпе. — Серьёзно, вот он решил, что его зовут Закон? Грёбаный Закон? Пожалуйста, скажи мне, что этот чувак говорит что-то типа «пора установить свой закон» перед тем, как кого-нибудь выпорет, иначе зачем это всё?

Шарлотта расхохоталась. — Я не знаю, никогда у него не спрашивала, но теперь мне и самой интересно. Если он так не говорит, я обязательно ему предложу. Но, кстати, обычно его все просто зовут просто по имени, Леонард. Не смотри на меня так! Зато я точно могу сказать, — она пролистала дальше и указала на парня, чья фотография была в списке следующей, — что Кожаный Капитан вполне оправдывает свой псевдоним. Ты только глянь на него, — Стэнли не особо оценил его кожаную фуражку и кожаные штаны, стилизованные под военную форму, и вздохнул с лёгкой брезгливостью. Какой же это всё отвратительный фарс, честное слово.

Все эти странные наряды, странные прозвища… нет, серьёзно, какого хрена там у них происходило? Неужели кто-то и правда считал это всё сексуальным? Единственное, что Стэнли испытывал, глядя на этих людей — это недоумение.

Он перелистнул на следующую страницу.

Первое, что он увидел — пронзительно-тёмные глаза, притягивающие всё внимание, засасывающие в себя, будто грёбаная чёрная дыра. Пепельные волосы, бледная кожа, совершенно нейтральное, невпечатлённое лицо — этот парень не заигрывал с тем, кто просматривал этот сайт, не пытался понравиться — и потому уже с первого взгляда ужасно хотелось привлечь его внимание к себе. Он был одет в строгий костюм, галстук, рубашку с высоким воротом и белые перчатки.

Он был красив. И не вызвал недоумения.

Стэнли задержался на его странице, с любопытством разглядывая фото. Крупный шрифт гласил, что его зовут Доктор Икс. Довольно пафосно, но в меру, без дешёвой помпы и неуместной вызывающей эротичности. Он пролистал на следующее фото — чего не делал на остальных профайлах. Там крупным планом было его лицо, острое, худощавое, с тонкой ухмылкой и ядовито-прищуренным взглядом, лицо, на котором хотелось увидеть одобрение вместо презрения, но было вполне очевидно, что для этого нужно хорошо постараться.

— Что? Понравился? — тон Чарли был мягким и совершенно искренним, и лишь только уголки её губ, слегка приподнятые в лёгкой дразнящей иронии, указывали на что-то, кроме святой невинности. Она пристально разглядывала Стэна, потом перевела взгляд на профиль, снова на Стэна, моргнула раз, два, и хмыкнула, качая головой.

— Так, блядь, — он выгнул бровь, — и что это было за лицо?

Чарли глупо хихикнула. — О, нет, нет, ничего. Я просто… Не обращай внимания. Он настоящий профессионал, отлично справляется со своей работой, к нему всегда большая запись на недели вперёд…

Стэнли прищурился. — Ты чего-то недоговариваешь.

— Да всё в порядке, правда, — отмахнулась она. — Я просто… удивилась. Не думала, что в твоём вкусе будет кто-то вроде Икса. Мне просто кажется, что он немного психопат? Ну, по крайней мере, он точно настоящая заноза в заднице, но, правда, не скажу, что он мне не нравится. Он довольно забавный. Но я уже вижу, как вы двое будете друг друга раздражать.

— Почему это?! — возмутился Стэн. Сразу же захотелось доказать этой сучке обратное. Он прекрасно ладил с людьми. Он вообще никого не раздражал, ну, кроме тех, кто раздражал его, но это только потому, что те были напыщенными претенциозными идиотами!

— Ну… — задумчиво протянула Чарли. — Возможно, вы двое обнажите друг в друге худшие черты. Он не терпит тех, кто выёбывается и пытается нарушить все правила, а ты только тем занимаешься, что выёбываешься и нарушаешь правила. Ты не терпишь напыщенных претенциозных душнил, а Икс — самый напыщенный, самый претенциозный, самый душный ублюдок из всех, что я знаю… Из этого может получиться нечто очень интересное, а может закончиться полным крахом, — она поджала губы и добавила чуть тише. — И, ну, он мне действительно нравится, и я не хочу, чтобы из-за тебя он потерял работу, если ты вдруг захочешь его вывести. А, зная тебя, ты захочешь, — Чарли пожала плечами, произнеся что-то настолько грубое и потенциально обидное так буднично, будто говорила о погоде. Это была одна из тех черт, которые Стэнли в ней уважал: прямота и искренность в своём мнении.

Его сердце разрывалось от осознания, чего ей стоила их дружба. — Ты имеешь в виду, не хочешь, чтобы он потерял работу из-за меня так же, как ты когда-то?

— Нет, придурок, — она закатила глаза. — Всё, что я делала — это всегда был мой выбор. Я просто не могла тебе позволить истечь кровью в той дыре, пусть для этого мне и пришлось ослушаться прямого приказа. Но ты, конечно, тоже идиот, так тупо подаваться на рожон!

— Та муслимская тварь пыталась тебя застрелить, — проворчал Стэн.

Шарлотта накрыла его руку своей, мягко заглядывая прямо ему в глаза. — Вот именно. Это твой выбор — принять ту пулю на себя. Мой выбор — вытащить тебя оттуда и не дать так позорно подохнуть. А ещё мой выбор — заебаться от такой жизни, уйти в отставку и начать получать лёгкие деньги, причиняя запланированную боль только тем, кто хочет, чтобы я причинила им боль, в безопасной и контролируемой обстановке. Так что даже не пытайся сравнивать, — она улыбнулась, успокаивающе сжала его руку напоследок и вернулась к своему планшету. — Итак. Хочешь попробовать Доктора Икс?

— Ты ему доверяешь? — Стэнли взял планшет из её рук и ещё раз критическим взглядом просмотрел открытый профиль. Шарлотта не была права: этот парень был абсолютно в его вкусе, просто в окружении Стэнли таких не встречалось. Строгий костюм, начищенные ботинки, тонкие перчатки, белые волосы, идеально уложенные вверх ото лба — всё казалось строгим, выверенным, контролируемым. Стэнли такое нравилось. Он увеличил изображение, чтобы ещё раз вглядеться в его лицо. Чёрт возьми, эти глаза. Обсидианово-чёрные, гипнотические, будто глубины бескрайнего космоса, будто тёмное ясное небо в беззвёздную ночь, как тогда, на том корабле, где его чуть не выпотрошили, и Стэнли молча пялился вверх, уставившись в небо в ожидании смерти, и думал, что если бы он мог просто взять и раствориться в этой темноте-

— Не так, как я доверяю тебе, — пронзила его мысли Чарли, — но я верю, что он справится, если ты сумеешь ему довериться. Уверена, он позаботится о тебе и будет хорошо с тобой обращаться, да.

— Ну, тогда давай попробуем.

 

•••

 

CharBonita: ну и где тебя носит, засранец?

StanleySnyper: Бля, я сначала решил заехать на маникюр
StanleySnyper: Потом подумал, какой же хуйнёй я занимаюсь
StanleySnyper: Короче, я передумал

CharBonita: о, ради всего святого, Снайдер, вытаскивай свою гигантскую задницу из своей ёбаной машины и вали сюда!
CharBonita: он будет ждать тебя ровно пятнадцать минут и ни секундой больше, а ты потратил уже восемь.
CharBonita: Икс уже начинает злиться, и, поверь, никому не будет от этого хорошо

На самом деле, Стэн так волновался, что у него противно потели ладони. Он просто не мог заставить себя выйти из машины. Он был на взводе целый день, он неожиданно для себя ждал похода сюда целую неделю, то и дело вспоминая дразнящий взгляд гипнотических тёмных глаз, но сейчас всё казалось каким-то слишком чрезмерным.

Не так уж ему это и надо.
Вроде.

StanleySnyper: Я снова не уверен, что это хорошая идея

CharBonita: я обещаю тебе, он знает, что делает
CharBonita: если тебе не понравится, я месяц буду покупать тебе пиво

А вот этот аргумент уже звучал куда более убедительно. Стэн хмыкнул.

Пиво, значит?
Ладно. Была не была.

К тому же, что он, зря тратил время на всю эту подготовку и грёбаный маникюр?

StanleySnyper: Ладно. Значит, с тебя пиво

Стэнли взглянул на часы. У него оставалось ещё ровно 4 минуты до того, как его встречу отменят. Он и так был, мягко говоря, напряжён, ощущая себя уже практически на взводе, а теперь он ещё умудрился протупить довольно позорное количество времени и опаздывал. Стэн не любил опаздывать. Проще было вовсе не приходить, и вся эта ситуация почти буквально выбивала почву у него из-под ног, но, эй, он всё ещё не слабак.

Было что-то очень странное в том, чтобы отправиться в… секс-подземелье или как там правильно называется эта хрень… где прямо сейчас тусовалась его бывшая напарница и самая близкая подруга.

Ещё более странным было осознавать, что ему, возможно, придётся увидеть её во всём этом блядском обмундировании, чего Стэну бы, если честно, не очень хотелось, но, как бы, его тут никто не спрашивал…

И вот он здесь. Уже поздно пытаться сбежать.

Местные секс-драконы из секс-подземелья уже взяли его в оборот.

Его уже заставили заполнить длинную и, честно говоря, немного стыдную анкету, и составили его полный профиль. Ну, все эти шкалы, предпочтения, опыт в играх и прочая хрень. Стэнли тщательно всё заполнил, отправил администратору Майе и принялся за своё собственное исследование.

Он не собирался просто так взять и доверить себя человеку, о котором нихрена не знал.

Шарлотта так и не раскололась, как на самом деле звали этого Доктора Икса, но Стэну это было и не нужно: у него была его фотография и доступ к базам данных федералов. Он потратил достаточное количество времени на изучение его подробного досье. Он знал этого парня вдоль и поперёк, знал всё, что только можно было знать. Возможно, это было не по правилам, возможно, даже не вполне законно, и, возможно, этот парень будет не в восторге от столь возмутительного вторжения в его личную жизнь, но, эй, откуда ему узнать об этом, если Стэн ничего не скажет, верно?

А Стэну было просто необходимо всё выяснить, убедиться, что он действительно будет в безопасности и что нет никакого риска наткнуться друг на друга в ходе его собственной работы. Он знал, где этот человек родился, где чуть не погиб в пятнадцать, знал, где он учился, какую школу окончил и в какой университет поступил в двенадцать грёбаных лет, чёртов гений, знал, что из-за столь раннего развития этот парень прошёл через настоящий социальный ад и через множество профессий, знал, что он попробовал в этой жизни всё и остановился здесь. Он был красив, чертовски умён, и, если Стэнли Снайдер разбирался в своём деле, он мог сделать вывод, что этот парень был одиноким. Изолированным. Отдельным. Разочарованным в людях и социальных связях. Так что, да, было вполне логично, что он выбрал такую работу, где мог устанавливать связи с людьми на своих собственных условиях.

Честно говоря, всё, что Стэн успел о нём узнать, вызывало настоящее восхищение.
По-своему, он был уже немного влюблён в Ксено Хьюстона, урождённого Уингфилд. Ксено Хьюстона, который вырос в маленькой техасской деревушке, который мог бы окончить школу ещё в десять, но которому отказывались выдавать аттестат, потому что он был ещё слишком маленьким, которого задирали в этом чёртовом Техасе, били в школе и отбирали деньги — и который взорвал свою чёртову школу на прощание. Ксено Хьюстон Уингфилд, который едва ли не экстерном получил несколько высших образований, а после — докторских научных степеней, который работал на НАСА, консультировал НАТО, преподавал в калтехе, но жил в великолепном пентхаусе с видом на океан и носил дорогую дизайнерскую одежду, купленную, конечно же, вовсе не на научную зарплату, а на деньги, которые он зарабатывал, заставляя больших и важных людей чувствовать себя маленькими и жалкими. Ксено Хьюстон Уингфилд, который бросал вызов любому, кто осуждал его или предполагал, что ему должно быть стыдно.

Возможно, это всё действительно немного ударило в голову Стэну. И, возможно, теперь он чувствовал себя немного глупо из-за того, что использовал его настоящее имя в бланке приёма в графе «К какому специалисту вы хотели бы попасть?», но в тот момент он вообще не мог ни о чём думать, кроме того, что этот парень мог с ним сделать.

Ну, потому что, очевидно, имя Ксено нигде не фигурировало ни на сайте, ни в каких-то других материалах компании, только в его конфиденциальном досье сотрудника в базе данных, которую Стэнли попросил взломать одного своего друга. Так что, ну, вероятно, он не должен был знать его имя и вписывать в бланк «Ксено Хьюстон».

Оставалось только надеяться, что сам Ксено увидит только анкету с его пожеланиями и опытом, а не тот бланк, который нужен был для администрации.

В любом случае, теперь уже слишком поздно об этом думать.

Слишком поздно.
Так же, как он сюда явился.

Стэн добрался до верхней площадки лестницы, имея в запасе три минуты. Он выдохнул и с небольшим усилием распахнул массивную дверь. Дав глазам привыкнуть к тусклому освещению, он увидел, как Чарли, вся перетянутая блестящей чёрной кожей, творила неизвестно что с каким-то совершенно голым человеком, и быстро отвёл взгляд в сторону. Они договорились не встречаться лицом к лицу и не смотреть друг в другу глаза, даже если несколько минут назад она строчила ему возмущённые смс.

Стэн огляделся. За стойкой бара он заметил одного парня, кажется, его звали Мастер Тишины или типа того, но он уже просмотрел досье Шарлотты на всех, кого мог тут встретить, и знал, что угрозы не было.

А в другом конце бара сидел Хьюстон… ну, то есть, этот, как его там, Доктор Икс. Он смотрел куда-то вдаль и задумчиво потягивал вино из высокого бокала, изящно закинув одну вызывающе-длинную ногу на другую.

Выглядел он всё таким же отстранённым, холодным и чертовски притягательным, как и на фото.

Стэнли сглотнул, медленно выдохнул, заставляя себя успокоиться, усилием воли подавляя свою чёртову дебильную эрекцию, с которой целый день боролся в припадках похотливого предвкушения, ощущая себя жалким пубертатным подростком, и подошёл к нему.

— Мистер Икс? — намеренно неправильно позвал его Стэн, просто чтобы посмотреть, какую реакцию получит в ответ на эту маленькую дерзость.

— ДОКТОР Икс, — рявкнул Ксено, даже не потрудившись на него взглянуть. — Ты опоздал.

Ксено звучал недовольным и выглядел раздражённым, но всё равно каким-то непостижимым образом казался чертовски расслабленным. Это вызывало странную зависть. Стэнли уже не помнил, когда ощущал себя свободным в своём теле. Ксено же вальяжным жестом схватил бутылку вина, что стояла рядом, и медленно наполнил бокал до краёв, пока Стэнли молча смотрел на него, смотрел и смотрел, тщательно сканируя весь этот до мелочей продуманный образ, пытаясь запомнить каждую деталь, изучить и сделать выводы, до тех пор, пока его пристальное внимание не будет замечено, пока его не поймают за анализом всех визуальных данных и строгой каталогизацией.

Он знал все темы его диссертаций и весь список навыков, которыми он обладал, — от заточки ножей и сбора ракетных установок до беглого владения испанским, французским, немецким и японским, от грёбаного аргентинского танго и до космических исследований. Он знал, что этот мозг способен на великие вещи. Знал, что этот рот мог уговорить кого угодно на что угодно — и что он, Стэнли, очень скоро испытает это на себе. Знал, что эти изящные руки способны были творить нечто воистину невероятное, изобретали то, что многим даже не снилось, — и что он никогда не прикасался ни к одному из клиентов без тонких перчаток. Он знал-

О, чёрт, кажется ему задали какой-то вопрос.

Блядь.

Переспрашивать было как-то совсем уж странно, поэтому Стэн, не зная, что делать со своим телом, принял удобную позу и принялся ждать, когда же на него хотя бы обратят внимание.

Ксено медленно и чертовски демонстративно развернулся на барном стуле, окинув его скучающим, но любопытным взглядом. — Как же мне тебя называть?

Стэн начал было отвечать, но не успел.

— Нет, нет, это был риторический вопрос, — Ксено отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — На самом деле мне всё равно, как тебя зовут. Я сам решу, как тебя называть. Что меня действительно волнует прямо сейчас, мой маленький зловредный расточитель чужого времени, так это, есть ли у меня работа или же я могу пойти домой пораньше и окунуться в тёплую ванную. Итак. Ты хочешь потратить остаток сеанса? Или нет?

Это был отличный шанс свалить отсюда поскорее на вполне законных основаниях, вот только Стэнли всем своим существом чувствовал буквально испепеляющий взгляд Чарли, устремлённый ему в спину, и, смирившись со своей судьбой, изо всех сил постарался, чтобы его слова прозвучали как можно более непринуждённо. — Ну, я же здесь. Что за вопрос?

Ксено смерил его каким-то странным взглядом, но смиренно кивнул. — Окей. В таком случае, следуй за мной, — он быстро спрыгнул с барного стула, стремительный и изящный, схватил со стойки бокал, бутылку вина и поспешил куда-то вглубь по коридору.

О, чёрт возьми, окей. Теперь просто так слинять уже точно не получится.

У выхода в длинный коридор — по всей видимости, с рабочими кабинетами, ну, или с номерами, как это правильно называется в подобных заведениях? — Стэн увидел большую вывеску с надписью «Права сторон и ответственность администрации». Это было интересно, он, вроде как, расспросил у Шарлотты всё, что можно было расспросить, но вдруг та что-то упустила?

Что тут у нас?

«Каждый участник имеет право на безопасное, уважительное и конфиденциальное взаимодействие», тут всё понятно… «Обязанность обеих сторон: соблюдать правила Клуба, уважать границы других участников и следовать принципам SSC (Safe, Sane, Consensual — Безопасно, Разумно, По согласию)», да, об этом Чарли тоже упоминала… «Администрация рекомендует заранее обсуждать со Специалистом все детали взаимодействия, использовать безопасные слова и соблюдать принципы RACK (Risk-Aware Consensual Kink — Осознанный риск и согласие в практиках)», бля, как много новых странных аббревиатур-

— Эй, кукурузина! Тебе сюда!

Стэн повернулся на голос. Тонкое аристократически-холодное лицо его сегодняшнего… эм… господина?.. было искажено презрительной и крайне сердитой гримасой. И, что, как он его назвал? Кукурузина? Какого хрена? Он так долго раздумывал над прозвищем, чтобы в конечном итоге придумать это? Неужели доктор трёх наук не мог сгенерировать что-то поинтереснее? Или это он намеренно пытался вывести его из себя?

Что у тебя на твоём гениальном уме, а, симпатичная ты мелочная задница?

Стэн хмыкнул, выгнул бровь и постарался идти самым размеренным шагом, так, чтобы его расслабленность выглядела непринуждённой и естественной. Судя по скептичному взгляду Ксено, у него не особо получилось. Ну, за тем Стэн и здесь, верно? Чтобы расслабиться по-настоящему.

Посмотрим, что из этого выйдет.

Сама комната (или кабинет, или номер, нет, правда, как эта хрень тут называется?) была довольно просторной. Между всеми расставленными тут предметами мебели было достаточно места, чтобы высокий мужчина с длинными руками (вроде него самого) мог замахнуться любым из видов оружия. Ну, или одним из этих немного жутковатых хлыстов, развешанных по стенам. Ого, это что, MP5? Нихрена себе, а это вообще законно? Им тут и правда пользуются, или это так, для антуража? Посреди комнаты стоял крепкий деревянный каркас на четырёх столбиках с большими кожаными подушками, справа у стены ненавязчиво располагался Андреевский крест с очень авторитетными креплениями, тут и там были разбросаны скамейки разной мягкости, стулья, козелки для колки дров… Стэн даже думать не хотел, как всё это можно использовать на людях. Ну, потому что он знал. Возможно, их профессии с этим парнем не так уж сильно отличались, пронеслось у него в голове, пока он с неприкрытым любопытством разглядывал ассортимент плетей и электрошокеров той же марки, что и у него самого-

— Итак! Первый раз в подобном месте, а, Капитан Кукурузное Поле?

Не смеяться, не смеяться, не смеяться, не смеяться.

Ладно, чёрт возьми, этот парень был забавным. Его тон был дразнящим, даже слегка издевательским, он будто упивался своей возможностью отомстить ему за минуты ожидания, но это скорее веселило и будоражило, чем заставляло напрягаться. В обсидиановых глазах плясали черти, и что-то в Стэнли очень хотело поздороваться за руку с каждым из них.

Он сел туда, куда указал Ксено, примостившись на самом краю подушки. Чарли не дала ему много информации, чтобы ему удалось представить, что его может тут ждать: она утверждала, что понятия не имеет, что Доктор Икс творил со своими клиентами за закрытыми дверьми, но Стэнли (в образовательных целях) посмотрел пару тройку роликов БДСМ-порно и потому предполагал, что ему сейчас скажут встать на колени или что-то типа того. Предложение сидеть на мебели казалось какой-то незаслуженной привилегией. И, определённо, это ощущалось чем-то на целую ступень выше, чем быть мебелью, ну, как тот парень под Чарли в холле… Брр, нет, на такую херню Стэн бы точно не согласился-

Ксено резко прервал поток его бессвязных мыслей. — О, чёрт возьми, это просто кушетка. Сядь. Она не кусается. Но я могу укусить, если ты, мать твою, не расслабишься.

Стэн тут же откинулся на спинку сиденья, изо всех сил стараясь не думать о том, что эти ровные белые зубы действительно могли его укусить. Интересно, это он имел в виду в сексуальном контексте, или всё-таки в контексте пыток, заражения и гнойного абсцесса? Хоть бы в сексуальном. Если его сладко прикусит в шею эта хищная смазливая мордашка, то Стэнли даже не будет против. Где-то в процессе он услышал, как Ксено предложил ему выпить. А, может, лучше закурить? Нет? Ну, тогда хоть что-то, что могло бы снять это блядское напряжение-

Но его просьба об алкоголе тоже была довольно издевательски отклонена. Вот же дразнящий говнюк, а сам хлещет своё вино в три горла, это уже третий бокал, который наблюдал Стэнли, а сколько их было выпито до того, как он пришёл?!

— Тогда просто воды, пожалуйста, — с досадой буркнул он. Ксено тут же двинулся к холодильнику, и внимание Стэнли сразу переключилось на его ноги. Ему всегда нравились худощавые твинки, но не нравилось, когда те строили из себя хрупких пташек или святую невинность. Этот парень же вообще не создавал ощущения уязвимости. Казалось, он готов был вспороть ему брюхо этими своими металлическими наконечниками на перчатках, которые напоминали когти, если бы вдруг возникла такая необходимость. И кроме того, Стэн знал, что Ксено прекрасно умел драться. Его за это несколько раз увозили в кутузку, пока тот ещё был студентом.

Когда Ксено вернулся с бутылкой воды, он схватил стул, перевернул так, чтобы спинка была спереди, и уселся на него верхом — движение, которое создало между ними некоторую преграду, не слишком заметную, но ощутимую, и при этом превращало стул в своего рода оружие: так его можно было быстрее и удобнее схватить и швырнуть в противника. Хороший ход. Тонкий и умный. Возможно, конечно, Ксено не имел всё это в виду, но почему-то казалось, что он был из тех, кто смог бы понять, как и почему Стэн привык оценивать все окружающие предметы как потенциальное оружие или потенциальное прикрытие, сразу же, как только заходил в любое новое помещение, как бы это странно или параноидально ни звучало.

— Расскажи-ка мне, Барби, своими словами, зачем ты здесь, — низко и напевно спросил он, томно прищуривая глаза.

О, теперь уже Барби? Да-да. Очень смешно. Он ведь смазливый и светловолосый. Как и Барби. Да.

Стэн предпочёл никак на это не реагировать.

Он просто пожал плечами, — Я ведь писал. Мне нужен кто-то, кому я бы мог передать контроль, — ну, потому что так оно и было, не так ли? На Стэнли висела большая ответственность. Слишком большая, такая, которую уже становилось сложно как-то вывозить. Он продолжал пытаться контролировать всё и всех, но, по всей видимости, делал это как-то неправильно, потому что со всей очевидностью терял свою хватку, раз это становилось настолько заметным, что люди начали говорить ему об этом прямо. Он забыл, как преднамеренно расслабляться, как специально терять бдительность для профилактики, и потому был высокий риск, что однажды это произойдёт случайно. Это нормально, если вы самый обычный офисный планктон, или, там, учитель математики, или кто-то ещё, но когда Стэнли Снайдер совершал ошибки, то тогда погибали люди. Не те люди, которые должны были. — Хотя бы на некоторое время, — подумав, добавил он.

Ксено скучающе хмыкнул. Стэн бы даже сказал, что это звучало как-то разочарованно. — Я видел, что ты отметил в анкете максимальный опыт в графе боли и страха, но нулевой интерес к этим видам игры, — он взмахнул рукой. — Ты знаешь, ко мне обычно приходят, чтобы получить что-то за гранью просто пикантного, так что я несколько удивлён твоим выбором специалиста. Может, тебе стоит обратиться к кому-то другому? Леонард, например-

Эй, какого хрена? Они так не договаривались! Никакого Леонарда Стэнли не изучал, и потому не собирался позволять никому, кроме Ксено Хьюстона, запирать себя в помещении с целым ассортиментом оружия и всякого рода пыточных приспособлений! — Нет, — рявкнул он, наверное, слишком резко, чтобы это было уместным, но, знаете, что? Плевать, Стэн на это не подписывался. Ксено выгнул бровь. Стэнли медленно выдохнул и быстро пояснил. — И боли, и страха у меня полно на работе, — признался он. — Чего у меня там нет — так это возможности расслабиться. Никогда.

Пристально и цепко наблюдая за ним, Ксено чуть наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, и это напомнило Стэнли поведение диких животных, которые всегда немного раскачивались перед прыжком, чтобы настроить своё восприятие пространства и определить более точное местонахождение добычи. Это была интересная параллель. — О, я часто слышу подобное от парней с должностью из трёх букв.

Эм… что это ещё за хрень? Он подумал, что Стэнли — грёбаный федерал? Не так далеко от правды, конечно, но, главное, как он понял, в какую сторону думать? Стэн не сдержался и удивлённо вскинул брови. — Что?

— Я имею в виду, всякие там топ-менеджеры, — пояснил Ксено, и от сердца будто отлегло. Стэнли давно не испытывал такого мощного прилива облегчения. — Ну, знаешь, генеральный директор, технический директор по маркетингу, директор по развитию и так далее. Топ. Ребята, которые целыми днями принимают решения, — принялся щебетать он, странно-взбодрившийся. — Таких у меня было много. Хотя, должен признать, ты моя первая говорящая кукла Барби, до этого я таких не видел, — Ксено снова дразняще прищурился, и, о, чёрт возьми, спасибо тебе, чел на небесах, который управляет всем этим дерьмом, если ты существуешь, что увёл мысли Ксено в другую сторону. Стэнли улыбнулся.

И улыбался вот так, легонько и облегчённо, по крайней мере, до тех пор, пока Ксено не произнёс: — А что насчёт сексуальных контактов? — Стэн навострился. — Они тебя мотивируют?

Ну, наконец-то, блядь, началось хоть что-то интересное. — Они меня, определённо, не пугают, если ты об этом спрашиваешь. Наоборот, я крайне заинтересован, — теперь по его лицу неконтролируемо расползлась совсем другая улыбка, медленная, ленивая и хищная. Стэн знал, что ему такое идёт. И, видимо, Ксено тоже успел это заметить. Можно было в режиме реального времени наблюдать, как заинтригованно блеснули чёрные глаза — Стэнли готов был поставить бабки, что зрачки Ксено расширились в этот момент, но глаза были такими чёрными, что никаких зрачков попросту не было видно, — и как подскочил пульс на тонкой полоске открытой кожи прямо под челюстью. Эта реакция длилась какое-то жалкое мгновение, но это было потрясающее зрелище. Процесс стал казаться весёлым — что ещё Стэн мог бы сказать или сделать, чтобы снять эту ледяную спесь со стоического невпечатлённого лица? Стэн понимал, что если бы он поддался своим худшим порывам, то мог бы провести всю ночь, просто бесконечно препираясь с человеком, который, по задумке, должен был как-то помогать ему решать его проблемы. Так что, да, это было бы весело, но вряд ли ему станет от этого легче, и, ну, Чарли точно не погладит его по головке за подобные выходки. Так что Стэнли должен был вести себя прилично. Нужно заткнуться и перестать так крепко держаться за своё верховенство. Надо прекратить пытаться выиграть разговор.

Ксено будто считал его внутренний монолог. Он с любопытством склонил голову вбок и глотнул немного вина. — Если я правильно помню, — заинтригованно понизил голос он, — с сексуальными контактами всё было ровно наоборот, да? Минимум опыта, но максимум интереса?

О, очередные вопросы на актуальную тему последних дней «как часто у Стэнли Снайдера бывает секс», очень интересно, пошли на хер. — Да, да, я знаю, это странно, но моя работа предполагает не так уж много возможностей для плотских утех, — раздражённо проворчал он, и тут же себя одёрнул. Какого чёрта ты несёшь? Перестань быть таким дерьмом, Снайдер, ты тут не с Шарлоттой болтаешь! Он нахмурился из-за неспособности контролировать собственные слова. Стэн отвык общаться с людьми, которые не были в теме его работы, и которым не стоило знать, чем именно он занимается. И чем дольше они сейчас разговаривали с этим чертовски умным парнем, тем больше была вероятность того, что Стэнли оступится и сделает какую-нибудь глупость, например, назовёт Ксено по имени. Кстати, об именах… — Подожди-ка, если ты видел мою анкету, то ты знаешь моё имя. Какого чёрта? Зачем ты тогда спрашивал, и к чему эти тупые прозвища?

— Чтобы создать впечатление, что ты совершенно не стоишь моего внимания, конечно же! — с совершенно издевательским выражением лица воскликнул Ксено. — В конце концов, ты заставил меня ждать. А я такого не прощаю, — блядь, эта язвительная усмешка очень основательно подрывала решимость Стэнли засунуть язык в жопу и просто молчать от греха подальше. Он, чёрт возьми, ненавидел проигрывать, даже если выиграть разговор было технически невозможно. Ксено хриплый фыркнул, смерив его взглядом. — Только посмотрите на него, обманом своей очаровательной тупости заставляет меня выдавать коммерческие тайны! О, прекрати, разве твоя мамочка не учила тебя, что если ты будешь всё время делать такое глупое лицо, оно таким и останется?

Нет, ну, какой же уёбок, а? Стэн не был уверен, чего ему хочется больше: уебать ему или выебать. Возможно, всё вместе. Желательно, параллельно. — У меня не было матери. И это единственное лицо, которое у меня есть. Кстати, ты уверен, что стоит хамить человеку, который должен тебе заплатить? — а ты, Снайдер, уверен, что стоит хамить человеку, который может засунуть черенок от топора тебе в жопу, причём за твои же деньги? То-то и оно, так что заткнись, блядь-

Впрочем, пока он мысленно себя отчитывал, явно что-то упустил, потому что внезапно Ксено оказался совсем рядом, навис над ним, и, о, эти блядские длинные ноги, эти безумные, притягательно-бездонные глаза, они буквально приковали его взгляд, Стэн ощущал себя захваченным, пленённым, не способным даже дышать, когда Ксено Хьюстон протянул руку, слегка приподняв его голову за подбородок. — Элегантность — моё второе имя. Я никогда не грублю, я просто говорю правду. Понял?

«Понял, понял, понял», — только и смог подумать Стэнли. Чертовски элегантный чёртов ублюдок был таким привлекательным, что его мозги почти закоротило, но, каким бы впечатлённым Стэн ни был, вместо того, чтобы просто завалить свой рот, он выпалил ещё одно оскорбление. Потрясающе, Снайдер, продолжай в том же духе, ты, мелочный, инфантильный идиот, который ужасно хотел контакта, сближения, но всё, что мог сделать — это отталкивать, подавлять, принижать. И когда Стэн спросил, не из-за дурацкой ли одежды у него такое дурацкое имя, ну, потому что он тупой и бестолковый, очевидно…

…его мозг отключился окончательно.

Два тонких пальца, обтянутых белой перчаткой, многообещающе легли на его нижнюю губу. Очевидно, ему следовало открыть рот. И когда он это сделал, блядский боже, чёрт возьми, да, эти перчатки скользнули ему под язык, и Ксено схватил его за зубы своими когтями, а большой палец жгуче-терпко впился в мягкие ткани под челюстью — и всё это в благословенной тишине. Куда бы Ксено ни тянул, Стэн неотвратимо двигался за ним. Его бёдра непроизвольно скользнули вперёд, всё его существо медленно тянулось к стройному кажущимся хрупким телу, которое, вроде бы, не должно было внушать страх, но Стэнли знал лучше.

Что-то в голове затуманилось, посыпалось, но Ксено уже оттолкнул его, и Стэн снова откинулся на подушки, отупело моргая, совершенно сбитый с толку, пытаясь осознать, что с ним и с его мозгом только что произошло, и лишь спустя пару секунд понял, что его сегодняшний то ли мучитель, то ли спаситель, снова просто со скучающим видом сидит перед ним на стуле. Он что-то сказал ему? Блядь, он смотрит так, будто что-то сказал, но Стэн всё прослушал. Что ему надо сделать?

— Шевелись, кукурузина, пока я не помер от скуки. Я хочу посмотреть, натуральный ли этот блонд, — фыркнул Ксено, и, о, наверное, это могло значить что-то вроде «раздевайся», если Стэн правильно улавливал контекст.

Он резво вскочил на ноги, по-солдатски быстро сбросив ботинки, джинсы и носки, и только потом осознал, что, как только он снимет футболку, скорее всего, ему придётся кое-что объяснить. Как и всегда. Как и каждый чёртов раз. «Это что, рана от пули? В тебя стреляли? Кто ты, нахрен, такой? Нет, извини, но мне слишком жутко быть с таким парнем, на тебя неприятно смотреть…»

Это никогда не могло просто остаться незамеченным. В обычной жизни Стэн прикрывал свои шрамы, надевал закрытые вещи, красил губы, отвлекая внимание на нечто куда более одиозное в глазах обывателей, но в постели ему приходилось раздеваться, и…

Да, Ксено заметил его заминку. Неожиданно деликатный, он даже попытался его успокоить, показать, что за ними следят, и что тут есть тревожная кнопка, и что он даже может попросить кого-нибудь его заменить, и что-

— Нет! Нет, я… просил именно тебя. Конкретно, — пожалуйста, только никаких замен. Стэнли был согласен только на него. На того, кому доверяла Чарли. Но того, о котором Стэнли успел узнать многое, и который его действительно восхищал и будоражил. Только на того, кто знал, чего стоило такому человеку, как Стэнли, просто прийти сюда и просто довериться кому-то чужому.

Пока тот отвернулся, чтобы убрать свой бокал, Стэн быстро разделся. Не то чтобы он стеснялся своего тела, своей наготы или чего-то подобного, нет, он был в отличной форме, лично его в себе ничего не смущало, он просто не хотел быть зрелищем. Он хотел хотя бы на время забыть о мире за пределами этих стен, о своей работе, о своей боли, и, да, может быть, это прозвучит немного жалко, но было довольно нелегко, когда люди не могли просто притвориться, что всё в порядке, просто позволить ему быть таким, как он есть.

— Кстати, ты не… — Ксено повернулся, слова замерли у него в горле. Ну, вот и оно. Снова. Странные взгляды, вопросы, изнурительное хождение на цыпочках вокруг его жизни и его карьеры-

Но… чёрт возьми, кажется, нет.

Возможно, Стэнли поторопился с выводами, потому что Ксено просто молча оглядел его с ног до головы и, видимо, что-то подсчитав в своём гениальном уме, жестом велел ему присесть. Да, в первую секунду на его лице отразился шок, и это была нормальная, естественная реакция, и Стэнли это понимал, но потом тот просто… сделал вид, что всё в порядке? Что ж. Это было воодушевляюще.

Стэнли уселся обратно на эту сомнительную кушетку, и Ксено проскользнул за его спину. Он взял его за руки, вытянул их, ровно укладывая вдоль спинки дивана, его жесты были уверенными и умелыми, мягкими, даже нежными — и это несколько обескураживало. — Можешь не стесняться и держаться за вот эти кольца. Не бойся, они выдержат. Ты не самый мощный парень, что был в этом кабинете.

Всё это казалось слишком деликатным. Не таким, как ожидал Стэнли. — А ты что, ты не собираешься меня связывать? — он рискнул оглянуться через плечо, жадно заглядывая в эти чёрные глаза, будто какой-то наркоман, не в силах сдержать лёгкую дразнящую усмешку, что расползлась по его лицу.

— А мне нужно тебя связывать? — Ксено аккуратно раздвинул его ноги кончиками своих ботинок, и Стэн в этот момент, казалось, не чувствовал ничего, кроме этих двух обжигающих точек соприкосновения.

— А ты не боишься, что я начну буянить, попытаюсь сбежать или типа того?

О, чёрт, его голос можно было назвать не иначе, как препарирующим. — Нет. Я не боюсь, — низко мурлыкнул он, чуть наклоняясь и гипнотически заглядывая Стэну в глаза. — Я думаю, что ты послушно останешься ровно там, где я тебе прикажу, и будешь делать ровно то, что я от тебя потребую, потому что на самом деле ты только и жаждешь того, чтобы тебе отдавали приказы, а ты лишь им подчинялся, как маленькая послушная собачка на цепи, верная, но жалкая, жадная до внимания своего хозяина. Я не буду тебя привязывать, поскольку ты не осмелишься меня ослушаться. Ты ведь не хочешь меня разочаровывать, правда? — Ксено снова наклонил голову, разглядывая его оценивающе, будто животное, будто грёбаный хищник, и Стэнли почувствовал, как у него внутри всё сладостно сжалось.

Он ни за что бы не хотел его разочаровывать.

— Итак, ты готов? Могу я начать?

 

•••

 

— Ты можешь кончить, Стэнли. Давай.

И в ту же секунду грёбаный мир закончился.

Казалось, Стэнли отключился. Он не был уверен, что в буквальном смысле, но, по ощущениям, в текущей реальности он отсутствовал уже какое-то время, и он не знал, как долго. Он просто затерялся в уютном и пушистом облаке тепла и тишины, где время не имело вообще никакого значения, и работа не имела значения, и сам Стэнли не имел значения, и вообще ничего не имело значения, потому что единственное, что имело значение, — это тишина и покой. Стэнли был в безопасности, он был расслаблен, он был… счастлив? Знал ли он вообще, что это такое?

Когда его чувства начали восстанавливаться, а мыслительный процесс снова медленно завертелся в пустой черепной коробке, он осознал, что завёрнут в самое мягкое одеяло, которое когда-либо чувствовал. Что он лежит, положив голову на крепкое обтянутое шелковистой тканью дорогих брюк бедро, а хрупкая рука в мягкой наощупь перчатке ласково расчёсывает его волосы своими металлическими когтями — и это ошеломляюще приятно. И когда он вспомнил, как устроены глаза, Стэн открыл их и увидел Ксено, который сидел, чуть запрокинув голову вбок, и лениво попивал вино с тонкой улыбкой на губах.

— Я бы просто убил сейчас за сигарету, — пробормотал Стэн, кутаясь в одеяло и чуть поворачивая голову, просто чтобы прижаться щекой к тёплому животу, который содрогнулся под ним с тихим смешком.

— Добро пожаловать обратно, — усмехнулся Ксено, сохраняя совершенно расслабленную позу, и снова с гедонистическим смаком на лице отхлебнул из своего бокала. — Не хочу тебя разочаровывать, но курить здесь нельзя.

— Да, да, не в твою смену, я помню, — проворчал Стэн, потянувшись почесать местечко на груди, которая, как он внезапно обнаружил, уже была чистой, сухой и совершенно не липкой.

— Если это последнее, что ты помнишь, то я действительно здорово над тобой поработал, а? — Ксено перевёл на него довольный искрящийся взгляд и улыбнулся ему, и это была первая его настоящая улыбка, тёплая и ослепительная. Стэн, определённо, был всё ещё немного не в себе, но он мог поклясться, что прямо сейчас вокруг Ксено сиял ореол золотого света, и хотя он смутно осознавал, что это, очевидно, просто его пепельно-белые волосы на фоне местного освещения, он предпочёл пока не приходить в себя. Не возвращаться из уютного облака. Там ничего не нужно было просчитывать, ничто не должно было складываться воедино, никто не требовал с него больше, чем Стэн готов был дать…

Он многое помнил. То, как Ксено осторожно прикасался к нему, несмотря на порой хлёсткие слова. То, как Ксено расхаживал вокруг него, окутывая своим присутствием. Выражение его хищно-утончённого лица в каждую секунду времени говорило о том, что ему нравилась его работа, и что он точно знал, что чертовски в ней хорош. То, как Ксено хвалил его. Как говорил, что верит в него, как он отлично справляется.

Голос, которым Ксено произнёс его имя.

Блядство, как же это было хорошо.

Он не смог сдержать низкого, утробного урчания в груди, почти мурлыканья — так охуенно сейчас ему было. Взгляд чёрных глаз скользнул вниз по его телу, и Ксено с ухмылкой указал когтем на одеяло, что прикрывало вновь образовавшуюся в паху палатку.

— Если тебе недостаточно одного раза, и ты бы хотел, чтобы я что-то с этим сделал, то стоило заказать двойной сеанс. Но кто бы мог подумать, что у говорящих кукурузных початков такой короткий период восстановления? — в его голосе читалось странное тепло. Стэн фыркнул, Ксено фыркнул вслед за ним, они рассмеялись, и, о, этот звук произвёл на Стэнли действительно неизгладимое впечатление. — К сожалению, я вынужден напомнить, что у нас есть чёткое расписание, и твоё время, мой милый кукурузный капитан, почти истекло, — невозмутимо заявил Ксено, указывая на часы, и Стэнли страдальчески застонал. Металлический коготь тут же сильно ткнул его в рёбра. — В следующий раз не будешь опаздывать.

— Да блин, не будь такой врединой, я уже понял, что на самом деле ты милашка, — отмахнулся он, — дай ещё полежать, мне слишком удобно… — едва Стэн успел закончить свою мысль, как уже обнаружил, что навзничь лежит на бетонном полу.

Острый носок ботинка врезался ему в трахею, каблук с силой придавил грудину. — Да что ты? А так? Всё ещё удобно?

Да, очень. Пиздецки.

Надави на него чуть сильнее.

Стэн не смог ничего сказать, просто пялился на него снизу вверх в каком-то щенячьем восторге, и, по ощущениям, прошло немало времени, прежде чем Ксено тихо прорычал, обнажив зубы в хищном подобии улыбки. — Если ты думаешь над тем, чтобы продлить сеанс, то сегодня не тот день, кукурузина. Ты меня слишком бесишь.

Очевидно, Стэнли до сих пор был не в себе, его разум плавал в где-то в тёплом уютном облаке, и он не был способен ни о чём думать. Но он всё равно напялил на себя самое дерзкое лицо и хмыкнул. — Вообще-то, я подумывал над тем, чтобы кинуть тебя на прогиб, просто ради забавы, но посмотрел на седые волосы и не захотел травмировать твои старческие колени.

Ксено задумчиво помолчал, потом закатил глаза и оттолкнуться от горла Стэнли с чуть более сильным нажимом, чем это было строго необходимо. — Тебе в любом случае будет очень трудно поставить меня на колени, но ты можешь записаться на следующую сессию с более интересными правилами игры, и, кто знает, что может тебя там ждать.

Стэнли выпрямился, усевшись на полу, и его тело было таким расслабленным, что он буквально чувствовал себя оленёнком, который учится делать свои первые шаги. — Более интересные правила — это ты про пытки, или про что?

— Ха. Ну, не про пытки, конечно, не в твоём случае. По крайней мере, пока, — он дразняще прищурился. — Но порой случается и такое. Очень многие приходят сюда именно за этим, они хотят, чтобы их оскорбляли, чтобы их унижали… Это не так уж сложно. Если честно, даже довольно скучно. Не могу вспомнить, когда я в последний раз всерьёз кайфовал от клиентских соплей, — Ксено пожал плечами и протянул Стэнли руку, помогая подняться на ноги.

Стэн ощущал себя странно возбуждённым мыслью, что следующий раз вообще будет, и что его там может что-то ждать. — Надеюсь, ты придумаешь что-нибудь поинтереснее, чем контролируемая дрочка.

— Я бы на твоём месте так сильно не выёбывался, — с тонкой угрозой в голосе протянул Ксено. — И, знаешь, помимо того, что ты уже у меня в долгу, обещаю, я заставлю тебя заплатить за то, что ты назвал меня милашкой, — обсидиановые глаза заискрились мрачным блеском, в них плеснулось веселье вперемешку с неподдельным удовольствием, и, блядство, Стэнли в этот момент почти готов был продать свою душу только за то, чтобы…

Стоп, что он сказал?

— Что значит, я у тебя в долгу? — переспросил он. — Подожди, что? Как?!

Взрыв смеха буквально согнул Ксено пополам, он захихикал, как противный мелочный подросток. Стэн же нихрена не понимал, он моргал, хмурился, продолжал спрашивать: «Какой долг, ты о чём вообще!», но от его недоумения тот лишь смеялся ещё сильнее. Когда Ксено, наконец, успокоился, вытирая влагу у глаз концом шёлкового галстука, он небрежно положил руку ему на плечо. — Ты бы себя видел, это просто умора! Очевидно, никто не учил тебя не давать обещаний по принуждению, но, эй, договор дороже денег, верно?

Стэн попытался лихорадочно вспомнить, что из сказанного им в пылу невыносимой жажды разрядки вызвало подобную реакцию и стало каким-то там договором, но ничего не нашёл в своих смутных чертогах памяти. Он недоумевающе посмотрел на Ксено, и тот снова рассмеялся.

А затем запрокинул голову, провёл руками по груди, по горлу, по волосам, тяжело дыша и постанывая, и произнёс голосом, очень похожим на голос Стэнли: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, просто делай со мной всё, что хочешь, я согласен на что угодно, просто дай мне кончить… — спустя буквально мгновение он будто переключил режим, совершенно невозмутимо вернувшись к своему спокойному, естественному поведению, и усмехнулся. — Звучит знакомо?

А потом он подмигнул.

Это что, предсмертная галлюцинация? Стэнли мёртв? Этот парень только что убил его простым кокетливым подмигиванием?

— Блядь, — всё, что смог сказать Стэн.

Ксено довольно хмыкнул и достал из кармана свой телефон. — Так. У меня есть одно свободное окно на девять часов вечера в следующий четверг. Я сейчас скажу менеджеру назначить тебе встречу, просто чтобы сразу забить время, но если ты передумаешь, всё окей, просто отправь сообщение для отмены или подтверждения. А теперь одевайся, команде уборки нужно прибраться в комнате, — всё такой же собранный и невозмутимый, он засунул телефон обратно в карман брюк, достал бутылку воды из мини-холодильника и принялся ждать у двери.

Немного растерянный, Стэн сделал, как ему было сказано, собрал себя, свои мысли и свои вещи и направился к двери, не очень понимая, что делать и как себя вести, покидая грёбаное секс-подземелье, и что, чёрт возьми, только что произошло, потому что, судя по всему, он просто буквально заплатил этому парню за самую болезненную в мире дрочку, потерял свой грёбаный-

Его мысли прервала затянутая в перчатку рука, что мягко легла на его плечо. Стэн поднял голову и с размаху врезался взглядом в невероятные глаза цвета космической пустоты. Ксено медленно наклонился чуть ближе и завис так, что его губы оказались в паре дюймов от его губ. — Эй, Барби? Дыши со мной, — прошептал он, глядя сквозь опущенные ресницы, дыша приоткрытым ртом, и Стэнли не мог не подчиниться, не мог удержаться, чтобы не дышать вместе с ним, вдыхать каждый его выдох, ощущая привкус мяты, вина и неосязаемого, но титанического спокойствия. Как оказалось, он просто не осознавал, что его трясёт, пока трясти не перестало. Его руки повисли по бокам безвольными макаронинами, он медленно расслабился и был вознаграждён за это тем, что пальцы нежно погладили тонкую кожу за ухом.

Ни один из них не сдвинулся с места, пока Стэн вновь не почувствовал твёрдую почву под ногами. Когда его дыхание окончательно выровнялось, Ксено мягко ему улыбнулся, больше глазами, чем губами.

— Итак, я прекрасно провёл время, спасибо тебе. А теперь я хочу, чтобы ты пошёл домой, поел чего-нибудь не слишком тяжёлого, принял горячий душ и просто лёг спать. Я обещаю, утром ты будешь чувствовать себя прекрасно. Ты сделаешь это для меня?

Стэн лишь беспомощно кивнул.

— Нет, дорогой, я хочу услышать это от тебя. Что ты собираешься сейчас сделать?

Судорожно втянув воздух, Стэнли тихо повторил его слова. — Я собираюсь пойти домой, что-нибудь съесть, принять горячий душ и лечь спать.

— Умница. Такой хороший мальчик. Увидимся на следующей неделе, Барби. Обязательно напиши нашему менеджеру, когда доберёшься до дома, ладно? Это важно. А завтра, когда придёшь в себя, сможешь подтвердить следующую встречу, — его рука соскользнула с шеи Стэнли, и он прижал к его груди бутылку с холодной водой. — А теперь ступай и не забудь попить.

На полпути по коридору Стэнли услышал, как тот тихо сказал ему в спину. — Сладких снов, малыш, — и закрыл за ним дверь.

Несмотря на то, что он добирался до этого грёбаного секс-подземелья практически целый день, ему потребовалось всего двадцать минут, чтобы вернуться домой. Стэн тут же сбросил с себя одежду и, прихватив по пути в душ протеиновый батончик, бездумно вгрызся в него, стоя в ванной. Стэн отупело ждал, пока вода в душе нагреется, но вспомнил, что ему нужно отправить менеджеру сообщение.

StanleySnyper: Привет, это Стэнли Снайдер. Доктор Икс сказал, что мне нужно вам написать, чтобы подтвердить запись на следующий четверг, и сообщить, что я благополучно добрался домой.

BiggsQueen: Замечательно. Я обязательно передам, что с вами всё хорошо. Вам понравились наши услуги? Не хотите ли оставить Доктору Икс чаевые?

StanleySnyper: Всё было замечательно. Можете ещё раз списать полную стоимость с моей карты. Скажите ему, что я извиняюсь за опоздание.

BiggsQueen: Просто чтобы уточнить, правильно ли я понимаю, что вы хотите оставить 100% чаевых?

StanleySnyper: А что, нужно больше? Я не знаю, как у вас заведено, я был в первый раз

BiggsQueen: Это чаевые, мистер Снайдер, сумма зависит от вас.

StanleySnyper: Тогда давайте 200%

BiggsQueen: Будет сделано. Увидимся в следующий четверг в 09:00 PM. Спасибо, что решили посетить «Прикосновение ангела»!

Странное всё-таки название для грёбаного секс-подземелья, подумал Стэн, бросая телефон на стойку и направляясь в душ.

«Я хочу, чтобы ты пошёл домой, поел чего-нибудь не слишком тяжёлого, принял горячий душ и просто лёг спать».

Остался лишь самый последний пункт. Стэн даже не стал вытираться, просто упал поверх одеял и отключился. Последняя мысль, что пришла ему в голову, был тихий голос, доносившийся из-за спины.

«Сладких снов, малыш»

 

•••

 

Эта была первая ночь за много, много недель, когда Стэн ни разу не просыпался, не видел снов и не испытывал боль.

Chapter Text

— Объясни этим тупорылым ублюдкам из JAXA, как, блядь, нужно работать с отчётностью! Это уже невозможно терпеть, они совершенно игнорируют мои указания, я-

— Хьюстон, дружище, ты же знаешь, я там больше не работаю, — перебил его Ишигами, качая головой, и у Ксено дёрнулся глаз. Он ненавидел, когда его перебивают. Даже по видеосвязи. Тем более — по видеосвязи.

Бьякуя в целом был странным неподвластным его пониманию невероятно раздражающим сгустком какой-то неиссякаемой тошнотворно-радостной энергии, и в такие моменты Ксено всерьёз забывал, какого чёрта они вообще общаются. Нет, правда, какого чёрта?! Этот великовозрастный придурок вечно заваливал его бесконечными фотографиями бродячих котов и токийских рассветов, объясняя это тем, что якобы передаёт ему в ЛА «привет из будущего», но по какой-то необъяснимой причине его контакт до сих пор не отправился в чёрный список без шанса на восстановление.

Раньше Ксено объяснял это себе тем, что Бьякуя нужен ему для работы.

Вот только в этом аргументе был один неприятный моментик: Ишигами уже лет пять как окончательно ушёл из астрофизики в социальное… что-то там. Отвратительно, сопливо и глупо-гуманистично. — И это огромное упущение, что ты там больше не работаешь, — с досадой отмахнулся Хьюстон. — Ты был и остаёшься единственным адекватным человеком среди всей этой вашей азиатской шайки.

Бьякуя закатил глаза и хлебнул кофе. — Ну, не стоит так откровенно льстить. Скорее, я был единственным, кто был готов выслушивать твои претензии и вести с тобой переговоры…

— О чём я и говорю, да. И с тех пор всё стремительно летит к чертям! Они меня уже так бесят, что я вот-вот готов направить в вас свою карманную баллистическую ракету!

— Ой, да тебе только повод дай ракетами поугрожать, — фыркнул Ишигами, делая очередной глоток кофе. — Только обещаешь всегда…

Ксено устало потёр переносицу. — Не беси меня. Мне нужно твоё влияние. Давай, езжай в штаб и раздай там всем по шапке! Они совсем отбились от рук! Отсюда я, увы, сам к физическому насилию перейти не могу, могу только эмоционально давить и пытаться тобой манипулировать!

Ишигами расхохотался окончательно. — Я попрошу Сэнку глянуть, что там, ладно? Он туда устроился на бесплатную стажировку, ездит в JAXA через день.

О. А вот это уже звучало интересно. — Серьёзно? А как же школа?

— Пошла нахер школа! — где-то на фоне раздался смешной цыплячий голосок подростка в самом цвете пубертата.
И сразу следом — звук смачной затрещины. — Тебе что папа говорил?! Следи за словами!
— Да Рури, блин!
— Ещё раз услышу, как ты материшься, получишь по жопе!
— Но мне уже четырнадцать! Какого хрена?!

На выразительном лице Бьякуи в считанные секунды сменились все стадии принятия горя, и Ксено внезапно отметил, как сильно тот поседел за последние пару лет. Он всё ещё был моложав и крепок, но белоснежные виски выдавали, как плохо сказывалось на психическом здоровье проживание на одной территории с тремя приёмными подростками разной степени паршивости.

— Так, ну-ка все по разным комнатам и не мешать мне разговаривать! Кохаку, ты уроки сделала? Сэнку, проверь! — крикнул Бьякуя куда-то за спину.

— Она тупая, как пробка! Я когда смотрю в её тетрадь, прямо чувствую, как деградирую! — снова раздался цыплячий голос Сэнку, и Ксено хохотнул. Пацан был остёр на язык и, в целом, казался довольно перспективным парнем. Чего не сказать об этих девчонках…
— Слыш ты, сам ты тупой! Рури! Он меня обижает!
— Ты стукачка!
— Сам такой!
— Пошла нахер!
— Рури!!!
— Что я говорила про маты?!
— Да бля-а-а-ай! Больно!

— Что я сказал про разные комнаты?! — рявкнул Бьякуя и встал, чтобы закрыть дверь в кабинет. Вернувшись, он послал в камеру самую извиняющуюся улыбку на свете. — Прости, дружище. Ты позвонил в самый разгар домашнего веселья. Кстати, сколько у вас там? Ночь же ещё, поди?

— Ну, половина шестого утра, — Ксено пожал плечами. — Я встаю в пять. У меня плотный график. Так что там с моими отчётами от JAXA? Если ваши тупоголовые работники послушают твоего пацана из всех людей и сделают всё, как надо, я буду не против, но начну презирать их ещё сильнее.

— Попробуем разобраться, — устало вздохнул Ишигами. — Если у Сэнку не выйдет, я подключусь.

Ну, наконец-то, блядь. Дольше ломался. — Супер, — сухо улыбнулся Ксено. — Ну, тогда-

— Слушай, у меня тоже есть к тебе небольшая просьба, — вновь перебил его Бьякуя, и Ксено с трудом проглотил раздражение.

— Мм?

— Сэнку тут нашёл какие-то классные курсы для абитуриентов… в калтехе, — так осторожно начал Ишигами, что сразу заподозрилось неладное, — и ужасно хочет туда поехать…

Хм. Ну, у них в калтехе и впрямь через пару месяцев стартуют курсы для желающих попробовать свои силы и поступить в лучший университет на планете Земля, но при чём тут четырнадцатилетний пацан? И, главное, причём тут Ксено? — Так, — кивнул он. — И?

— И… ну… не мог бы он пожить этот месяц у тебя? Страшновато отправлять его одного, да и снимать гостиницу как-то беспокойно…

Что, бля?
Наверное, Ксено ослышался.

— Прошу прощения? — он деликатно уточнил.

Бьякуя смешно замахал руками. — Он не будет тебе мешать, обещаю! Он очень самостоятельный! Даже слишком! Но ему всего четырнадцать, и отпускать его вот так буквально за полмира совсем одного-

Нет, кажется, Ксено действительно не ослышался. Пиздец. — Ты же понимаешь, что кто-то из нас с твоим пацаном к концу месяца точно не выживет? И, боюсь, это буду не я.

— Говорю же, когда Сэнку увлечён научными материалами, он способен вообще не отсвечивать! И даже не подавать признаков жизни!

— Да не в этом дело, — хотя, блядь, в этом тоже, Ксено не был готов делить свою жилплощадь с личинками человека в самый разгар пубертата, поллюций и неконтролируемого потоотделения, но суть проблемы всё же была иной, — Сэнку ведь меня терпеть не может!

Бьякуя отупело моргнул. — О чём ты? Он тебя почти боготворит!

— Он называет меня мерзким стариканом.

— Меня тоже, — невозмутимо пожал плечами тот, как будто в этом не было никакой, блядь, проблемы.

— Но ты и есть—

— Ксено, — внезапно Бьякуя вздохнул так устало, так отчаянно и безысходно, что Ксено даже захлопнул рот. — Я пойму, если ты скажешь «нет». Всё в порядке. Просто я уважаю тебя и доверяю тебе — доверяю буквально самое ценное, что у меня есть. Мне казалось, вы с Сэнку ладите, потому что он вообще-то действительно о тебе не затыкается, он ведь твой фанат, прочитал все твои статьи и даже пытался разобраться в докторских, но они пока даются с трудом, но если тебе это в тягость…

Да не то чтобы Ксено было это в тягость, просто… Фу, блядь. Какого чёрта! Это что, жалость? Отвратительно. И, серьёзно? Пацан действительно изучал его докторские? Ну, он и впрямь был довольно сообразительным… Однако…

— Зачем ему вообще курсы для абитуриентов в четырнадцать-то лет? — нахмурился он.

— Он хочет подать прошение в Токийский о раннем зачислении, — Бьякуя смиренно покачал головой. — А для этого нужно сдать дополнительные экзамены. А для этого-

— Но зачем? Нет ничего хорошего в том, чтобы взрослеть так рано!

Ишигами усмехнулся. — Ну, ты ведь в четырнадцать уже оканчивал бакалавриат. А он твой фанат, помнишь?

Блядь. Что это за странное чувство под кожей? Ксено не нравится! Из-за этого странного чувства он становится слишком сентиментальным!

— Ладно, — раздражённо выдохнул он. — Пусть приезжает. Но почему ты не отправишь его к своей Лилиан?

— Ну, потому что она не моя? — то, как стремительно залились румянцем скулы Ишигами, залило приятным маслом всё его раздражённое нутро. — Мы не общались-то толком уже года три… Как-то совсем неловко просить Лил о подобном, она и Сэнку-то знает только ребёнком, а он уже совсем не ребёнок…

— Как это вы не общались три года? — прищурился Ксено. — Ты прилетал в ЭлЭй полтора года назад. И я точно помню, что Вайнберг была в твоей культурой программе.

Наблюдать, как тридцатисемилетний мужик смущается, аки девица на выданье, было просто невероятно забавно. — Ну, и я сказал ей тогда, что у нас ничего не выйдет, — промямлил Бьякуя. — Я ведь тогда как раз собирался забрать девчонок… У неё впереди вся жизнь, а у меня нет ничего, кроме огромной ответственности…

— Но ведь ей всё равно. У неё всё есть. Кроме мужика с огромной ответственностью.

— Но что я мог бы ей дать?! Я не хотел её ограничивать!

Ксено прищурился ещё подозрительнее. — Но ведь она до сих пор тебе пишет, я прав?

Бьякуя поджал губы. — Ну, пишет. И я ей пишу. Но… как бы… это не отменяет всего… мы просто друзья… — замямлил он.

Отвратительно.

— Клянусь, это вторая самая тупая вещь, которую я видел в жизни. Первая, кстати, твоё увольнение из JAXA, — хмыкнул Ксено. — Может, ты просто гей?

Бьякуя аж подавился кофе, так сильно, что брызги полетели в камеру. Ксено брезгливо поморщился. — Я гей?!

— Ну, ты уже столько лет настойчиво морозишь самую желанную женщину в мире, — Хьюстон невозмутимо пожал плечами. — Других объяснений твоей тупости у меня просто нет.

— Дружище, она ж меня младше на десять лет!

— И что? Я тоже младше тебя на десять лет. Но ты ж каким-то неведомым образом считаешь меня «дружищем»…

— А ты меня, что ли, другом не считаешь? — обиженно надул губы Бьякуя.

Ксено мотнул головой. — Конечно, нет. Ты представляешь для меня исключительно объект антропологического любопытства: всё пытаюсь понять, это золотистый ретривер сумел эволюционировать до человека, или таки человек деградировал до жизнерадостной псины… — Ишигами рассмеялся, гулко и звонко. Очень раздражающе. Ксено закатил глаза.

— Если ты думаешь, что я шучу-

— Не-не, я просто вспомнил, как Сэнку сравнивал тебя со злобным чихуахуа, — тот утёр смешливую слезинку в уголке глаз. — И правда похоже.

— И после этого ты просишь взять его пожить на каникулы? — он выгнул бровь. — У вас там работает хоть сколько-то стратегический способ мыслить?

— Извини! Ха-ха! Чёрт…

— Если вы не разберётесь с отчётностью JAXA, тебе придётся просить об этой услуге Вайнберг и чувствовать себя должным ей по гроб жизни, — холодно припечатал Ксено. — Удачи. До связи, — он раздражённо захлопнул крышку ноутбука и передёрнул плечами.

День только начался, а его уже заебала сама концепция человечества как вида.

Ксено медленно выдохнул, прикрывая глаза и мысленно перечисляя величины зарядов ядер атомов элементов периодической таблицы — это всегда уводило его мозг в приятный транс, успокаивая раздражённый вихрь внутри головы. У него сегодня много дел. День расписан буквально по минутам: нужно ничего не забыть. Снова поймав душевное равновесие за хвост, Ксено открыл глаза и деловитым прицельным взглядом уткнулся в свой ежедневник. Первым делом — кардио-тренировка, для поддержания тела в удобоваримой форме для применения физической силы, если потребуется. После — несколько лекций в калтехе, совещание, проверка отчётов, это всё понятно и привычно, но нужно не забыть заложить в расписание сорок восемь минут на дорогу до Пасадены и обратно, если Ксено не хочет вновь оказаться без грёбаного обеда из-за того, что никто до сих пор не изобрёл грёбаный телепорт. Чёртова физика, бессердечная ты сука. У Ксено всегда было много претензий к концепции времени. К концепции пространства претензий было меньше, но эти твари работали в команде, и потому бесили одинаково…

Так, ладно, что там дальше?

О. Точно. Сегодня же четверг.

От следующего пункта в плане дня на губах сама собой появилась тонкая улыбка, которую Ксено поспешил с себя стереть. То, что в девять вечера его ждала новая встреча с гуманизированным початком золотистой кукурузы, ещё не было поводом радоваться. Ну, придёт и придёт, чего радоваться-то? Ещё б он не пришёл, когда его так вштырило в прошлый раз, что он аж двести процентов чаевых оставил! Подумаешь. И нечего лыбиться, как дебил. Что это за реакции такие, Хьюстон? Держи себя в руках, блядь!

Но с другой стороны, он ведь любил свою работу, и почему бы не порадоваться, что вечер обещает быть интересным? Этот парень… Стэнли, если Ксено не изменяет память (память ему никогда не изменяла, если Ксено была интересна какая-то информация, но Ксено отказывался признавать, что эта конкретная информация была ему интересна), был вполне забавным, симпатичным, отлично воспринимал указания и вёл себя хорошо — ну, за исключением опоздания. И вечных попыток вывести Ксено из себя. И тупых комментариев. И… Блядь, ладно, парень был раздражающим, но! Он не был противным, а это уже дорогого стоило! Возможно, Ксено даже подарит ему больше контакта, если тот будет вести себя подобающе. И вообще, на эту встречу у него были заготовлены очень воодушевляющие практики, и ему было крайне любопытно посмотреть, какие реакции будет выдавать это сильное, мощное тело, какие звуки из него будут вырываться, как он будет смотреть на него своими золотистыми подёрнутыми истомной дымкой глазами, как-

Стоп.
Стоп, Хьюстон.
Иначе будут проблемы.

Сначала тренировка, потом — бесячие студенты, а до вечера ещё надо дожить — и, желательно, никого не прибить в процессе.

По возможности.

 

•••

 

— Ты опоздал.

— Да.

Ксено раздражённо оглядел этого наглеца с головы до ног. — И у тебя фингал под глазом.

Наглец хохотнул. — И снова «да». Ты чертовски наблюдательный, Док.

А ты — чертовски раздражающий. И чему Ксено радовался вообще с утра? Это ж не человек, а ходячий список причин и поводов, почему люди в целом не удались, как вид!

Однако Ксено не стал комментировать это вопиющее безобразие и просто встал со своего кресла в холле, направляясь в кабинет. — За мной, кукурузина, — бросил он, схватив бутылку белого, для разнообразия, и направился по коридору, не оглядываясь. Этому придурку повезло, что сегодня он опоздал всего на семь минут вместо четырнадцати. Это всё равно раздражало, но с точки зрения чистой арифметики динамика была воодушевляющей. Глядишь, в следующий раз явится вовремя.

— Кстати, — снова раздался низкий бархатистый голос, от которого у Ксено по позвоночнику зачем-то пробежал холодок, — если ты всё-таки приготовил какие-то там пытки, как обещал, то давай не сегодня, ладно?

Эй! Какого чёрта! Ксено медленно повернулся к нему, тщательно контролируя выражение лица. Оно не должно было быть разочарованным. Только дразнящим и слегка ядовитым. Чтобы не расслаблялся. — Я думал, мы собирались повеселиться. Ты испугался?

— Нет, просто… Тяжёлая неделя на работе, — он пожал плечами, и Ксено заметил, что это движение заставило Стэнли слегка поморщиться, будто причиняя дискомфорт. Это что ещё за херня такая, и связана ли она как-то с этим красочным фингалом? А со всеми остальными шрамами? — Я немного не в форме, Док, — признался тот. — И я бы не хотел, чтобы ты думал, будто меня так легко сломать, так что…

Ксено драматично вздохнул. — Ну, что ж… Очень жаль, — он указал на кушетку. — Присаживайся. Будут ли какие-то объяснения твоему красочному внешнему виду, или «Мателл» просто выпустили новую линейку «Барби: драка за гаражами»?

Стэн ухмыльнулся, явно забавляясь, и от вида его улыбки что-то в солнечном сплетении тонко зазвенело. Ксено не понравилась эта реакция. Наверное, кардио-тренировка была чрезмерно интенсивной. Возможно, стоит показаться врачу. Ксено сморгнул странное наваждение и поспешил налить себе бокал вина.

— Я упал с мотоцикла, — снова раздался этот чёртов бархатистый голос, и бутылка дрогнула в его пальцах. Сука! — Сегодня уже не предлагаешь мне выпить?

— Однажды ты научишься не опаздывать, и тебе откроется воистину удивительный мир хорошего сервиса, а пока — довольствуйся тем, что тебе позволяют, — нараспев мурлыкнул Ксено и обмер, вновь повернувшись к своему клиенту. Потому что этот нахальный кусок кукурузины достал сигарету и даже успел засунуть её в рот. — Какого хрена ты делаешь?! — шикнул он. — Тут нельзя курить!

— Можно, — невозмутимо хмыкнул тот и, щёлкнув зажигалкой, мстительно затянулся, глядя прямо Ксено в глаза. Вот же ублюдок. — Я специально уточнил этот вопрос у администратора. Мне сказали, что если я хочу, и мне это важно, то специалисты не могут мне запретить, потому что этот вопрос не касается непосредственно оказываемых услуг, — отчеканил он с непередаваемым самодовольством. — Так вот. Я хочу. И мне важно. Так что… — он снова затянулся и чуть подался вперёд, выдыхая мерзкий дым прямо Ксено в лицо, — придётся тебе с этим смириться, милашка.

У Ксено дёрнулся глаз. — Тебе пиздец, ты ведь понимаешь?

— Я всё ещё против пыток на сегодня, потому что немного не в форме, но мне интересно, что такого ты сможешь придумать, — желание вырезать с этого нахального, но блядски красивого лица эту нахальную, но блядски красивую улыбочку всколыхнулось в Ксено с новой силой.

Он сделал большой глоток вина, но, закономерно, огонь возмущения в его груди заполыхал лишь сильнее. Технически, этот придурок был прав, но ещё никто и ни разу не осмеливался оспорить слово Доктора Икс. Он обязательно выскажет Майе всё, что думает по этому поводу, ну, а пока… — Увидишь, — процедил он. — Значит, ты не готов к интенсивной программе из-за того, что упал с мотоцикла? Допустим. Сделаем вид, что я верю, будто мотоциклы научились подбивать глаза, — задумчиво протянул Ксено, и Стэн снова фыркнул. — Насколько всё плохо? Есть ли какие-то физические ограничения, о которых мне нужно знать? — он приложил немало усилий, чтобы его тон оставался достаточно приятным, несмотря на то, как сильно он был раздражён. Во-первых, он ненавидел запах сигарет. Добровольное употребление токсичного яда, разрушающего лёгкие изнутри, вызывало очень много вопросов к адекватности курильщиков. Но, предположим, конкретно этому курильщику сигарета в зубах действительно шла. Исключительно с эстетической точки зрения, конечно. Ему чертовски повезло быть таким симпатичным. Однако оставалось ещё во-вторых: нужно было менять проработанный план на ходу, а менять планы Ксено ненавидел ещё сильнее, чем запах сигарет. Если бы этот придурок хотя бы заранее предупредил, чёрт возьми! Но не было ни предупреждения, ни времени, чтобы подготовиться к чему-то другому… — Я всё ещё ужасно не люблю повторять вопросы, кукурузина, — рявкнул Ксено, раздражаясь от повисшего молчания ещё сильнее.

Стэнли поджал губы, будто обдумывая, как же ему ответить. Со всей очевидностью говорить правду он не хотел: то ли из вредности, то ли потому что не желал показаться слишком уязвимым, но это было не важно. Придя сюда, во владения Ксено Хьюстона, он должен был вести себя как взрослый человек и отвечать на вопросы прямо и чётко, даже если был уставшим, расстроенным или упрямился как мальчишка. Ксено скрестил руки на груди и стал ждать. Спустя полминуты Стэн молча стянул с себя футболку через голову. Взгляду открылись множество бинтов, уже не особо воспалённые ссадины, дорожная сыпь и пожелтевшие синяки.

— Выглядит хуже, чем есть на самом деле, — он попытался засунуть в зубы новую сигарету, но Ксено вырвал её у него из рук.

— Мне плевать, что сказала тебе администратор, ты не будешь курить, как паровоз, если хочешь приходить ко мне. Возьми себе другого специалиста, или подчиняйся моим правилам, — припечатал он и тут же сменил свой тон. — Хочешь поговорить об этом? — Ксено сделал неопределённый жест рукой, указывая на очевидно-болезненные травмы, покрывавшие сильное тело.

Откровенно говоря, смотреть на это было больно. Он мог себе представить, как ощущались подобные повреждения, как ныли кости, как тянуло мышцы, как зудела кожа, покрытая ссадинами… Как бы Ксено ни наслаждался какой-то очень тёмной частью своей души в те моменты, когда вспарывал чью-то кожу тонким ножом, например, или когда хлестал плёткой за непослушание, как бы ни впитывал в себя то греховное, бесстыдное удовольствие, что буквально сочилось из его клиентов от того, насколько сладкой и желанной была эта боль, сейчас он не испытывал того же смутного желания всковырнуть покровы.

Сейчас он испытывал желание промыть его раны тёплой водой и намазать заживляющей мазью.

Это что, старость?

Стэнли сидел там, напряжённый, казалось, до самых костей, мрачно уставившись в пол. Вся его напускная нахальная спесь испарилась, стоило снять футболку. Возможно, он смущался своей уязвимости, возможно, не хотел никаких вопросов.

Ксено мог его понять.

— Посмотри на меня, — позвал он, но Стэн упорно продолжал пялиться в пол. Ну, что за детский сад? Ксено вздохнул, протянул руку и нежно взял его за подбородок, терпеливо ожидая, когда тот посмотрит ему в глаза. Судя по внезапному румянцу на высоких скулах, этого упрямого мальчишку уже захлестнуло раскаяние, но он явно не мог выдавить из себя ни слова. — Мне не нравится, как ты себя сейчас ведёшь. Мне такое не подходит. Ты или соглашается играть по моим правилам, извиняешься за непослушание и берёшь себя в руки, или ты можешь уйти сейчас, подумать над своим поведением и вернуться как-нибудь в другой раз, когда будешь готов вести себя подобающе, — в золотистых глазах плескалась какая-то очень странная эмоция, которую Ксено было тяжело идентифицировать, но которая вызывала и в нём самом какие-то очень сильные смешанные чувства. Он чуть понизил голос. — Что ты выбираешь?

— Мне жаль, Кс… доктор Икс, — сбито выдохнул Стэн, и Ксено невольно опустил взгляд на его пересохшие губы. — Извини меня. Обещаю, что этого больше не повторится.

Палец в тонкой лайковой перчатке легонько погладил точёный подбородок. — Хорошо, — похвалил он. — Обычно, в любой другой ситуации, я бы просто дал тебе пощёчину. Но, как ты сам сказал в прошлый раз, боль тебя не мотивирует, а мне бы не хотелось, чтобы ты забыл этот урок, — рассуждал он лёгким тоном, скользнув рукой за пылающее алым ухо, накручивая на палец несколько прядей густых пшеничных волос. Золотистый взгляд чуть поплыл, парень явно начал таять от ласкового прикосновения, и Ксено, слегка усмехнувшись от того, как мало нужно было этому строптивому дураку, нежно скользнул большим пальцем по нижней губе и тут же цепко впился в суставы по обе стороны челюсти. — Мне нравятся вызовы, Барби. Мне нравится исследовать, и потому мне страшно хочется определить, чем же лучше всего тебя мотивировать, помимо угрозы моего разочарования, но я уверяю тебя… когда я всё про тебя пойму, ты не хочешь заслужить своё наказание, — зрачки в медовых глазах вмиг расширились и всполыхнули чертями, Ксено отпустил его челюсть и сделал глоток вина. — Я могу приступать к работе, или ты хочешь продолжать выделываться?

Бедняга весь аж заёрзал от смущения. — Нет, Док. То есть, да, Док. Я имею в виду… пожалуйста, давай начнём.

— Мм, — Ксено кивнул. Пора была закрывать тему — и переходить к чему-то действительно интересному. С лёгкой тоской он глянул на разложенные вдоль стеллажа инструменты — его любимый флоггер, нагрудный бандаж, плётки, ещё кое-чего по-мелочи, — и вздохнул. Всё это будет не кстати, когда клиента изрешетило и без него в самом несексуальном контексте. Что бы придумать такого, чтобы его помучать, но при этом не навредить сильнее? Ксено взял свой бокал, бросив на Стэнли многозначительный взгляд, и подошёл к другому стеллажу, задумчиво выдвигая нижний ящик. — Эй, Кэп Корн? — небрежно бросил он через плечо. — В тебя когда-нибудь проникали?

Стэнли фыркнул. — Боюсь, мне придётся уточнить, что именно ты имеешь в виду…

Ксено хотел было рявкнуть на него, отчитать за очередную колкость, но, вспомнив о многочисленных шрамах, в том числе — пулевых, решил, что вопрос достаточно справедлив. — Я имею в виду, тебя когда-нибудь трахали, или твой маленький упругий зад к двадцати семи годам целовал только ветер, и ты девственен, аки мормонская школьница?

— Эм… — голос Стэнли был нарочито спокоен. Но больше он не сказал ни слова. Какого хрена этот парень вечно молчит? Ксено обернулся, дабы проверить, в чём опять дело, и увидел, что на этом красивом лице отражалось не стандартное для таких вопросов смущение, а что-то посложнее.

Он закатил глаза, сунул в карман пиджака пару нужных вещиц и вновь подошёл к своему странноватому подопечному. — Эй, Барби, — он мягко положил руку ему на затылок, чуть сжимая пряди и дожидаясь, пока тот посмотрит ему в глаза. — Помнишь? Прямой вопрос — прямой ответ. Тебе придётся со мной разговаривать.

— Ну, как бы… Дело не в том, что у меня нет опыта, — немного неловко начал Стэн, явно пытаясь найти правильные слова, чтобы всё объяснить. — Просто… Ну…

— Тебе не нужно оправдываться, окей? — вздохнул Ксено, начиная несколько утомляться. Почему-то ему казалось, что они с этим парнем уже прошли весь этап неловких притирок, так какого чёрта всё происходит заново? — Я просто пытаюсь оценить твой уровень комфорта, понимаешь? — он ждал, держа ладонью его затылок и размеренно постукивая указательным пальцем по точке пульса у основании шеи в такт биению его мощного сердца. В конце концов, Стэн глубоко вздохнул, посылая ему совершенно обезоруживающую улыбку. Ксено не мог не улыбнуться ему в ответ. — Ну, так, бывало ли что-то в твоей попке? — парень смешливо фыркнул, Ксено усмехнулся, довольный собой, и понизил голос. — Умоляю, только не говори, что там был кукурузный початок, моя фантазия этого не выдержит…

По всей видимости, не выдержал уже Стэнли, потому что расхохотался окончательно. — О, боги, нет. Кукуруза — это твоя фиксация, не моя.

— Каюсь, грешен, но это всё твоё влияние!

— Остановись, я не хочу думать о кукурузных початках в твоей заднице…

Ксено дразняще прищурился. — Врёшь. Ещё как хочешь, — покрытые ярким загаром скулы красочно вспыхнули, и Ксено потрепал его по щеке, выпрямляясь. — Но даже не думай, что этот потрясающий в своём абсурде диалог спасёт тебя от ответа.

Стэн фыркнул. — Чёрт. Ну, в общем… — протянул он, неловко потирая затылок, — тут как бы и да, и нет… — Ксено выгнул бровь. Тот смиренно продолжил. — Я всегда был только с мужчинами, если мы говорим про секс, но парни… ну, когда они встречаются с кем-то вроде меня, — он небрежно взмахнул рукой, указывая на мощный подтянутый торс и длинные сильные ноги, — ожидают, что я буду их трахать, а не наоборот. Так что… ну, по-настоящему чего-то подобного никогда не случалось… Язык ведь не считается? Но если мы говорим про эксперименты наедине с собой, то, да, я пытался, но это было… не очень, честно говоря, — он поморщился, и, о, Ксено прекрасно мог понять, что в этих делах голым энтузиазмом не обойтись, наоборот, без должной сноровки можно только испортить себе всё представление о столь деликатном виде удовольствия.

Почему-то от мысли о том, как этот похожий на античное божество мужчина неловко пытается ласкать себя сзади, у Ксено пересохло горло. И стало трудновато дышать. Кажется, он слишком сильно затянул сегодня чокер под воротничком рубашки. — Но ты не против попробовать ещё раз, как я понимаю? — что не так с его голосом, почему он стал вдруг таким писклявым? Ксено нервно прочистил горло.

Но Стэнли, кажется, не заметил его смятения. Он рассмеялся. — Боже, нет, конечно, я не против. Иначе зачем мне здесь быть?

— Согласен. В таком случае, следуй за мной, — хмыкнул Ксено, странно взбудораженный перспективой нового развлечения, и протянул руку, дабы помочь своему немного растерянному клиенту подняться на ноги. Он отвёл его к большой кровати в самом углу помещения. Кровать стояла за своеобразной ширмой из стеллажа со сквозными полками, и потому сразу в глаза не бросалась. Видимо, Стэнли её раньше не замечал, потому как теперь выглядел несколько встревоженным. Широкие плечи вмиг напряглись, он заозирался, будто заново изучая пространство, и Ксено протянул к нему руку, мягко проведя ладонью по высокому лбу, заглядывая в медовые глаза самым устойчивым взглядом из своей коллекции взглядов, и спокойно пояснил. — Я выбрал кровать, потому что твои рёбра явно побаливают, и ты очень скоро захочешь, чтобы тебе было удобно. Ну, а я хочу, чтобы у меня было достаточно свободного пространства для манёвра. А теперь раздевайся и ложись. Желательно, прямо по центру.

Тот, слава гравитации, для разнообразия понял указание с первого раза и принялся поспешно расшнуровывать ботинки. Довольный, что не пришлось повторять дважды — кажется, оно всё-таки обучаемое, — Ксено аккуратно снял пиджак, повесил его на спинку стоящего рядом стула и ловко закатал рукава рубашки. Там, под рубашкой, вновь были тонкие, но плотные латексные рукава — на сей раз, комбинезона. Вообще-то, Ксено планировал сегодня снять свой деловой костюм, представ перед клиентом в несколько более пикантном виде, но, увы и ах, смена плана не предполагала чрезмерно-вызывающего наряда, так что вся ткань останется на нём.

В другой раз, может быть.

Возможно, ему бы тоже хотелось ощущать чуть больше, но такой наряд просто так не снимешь. И не наденешь. Латексные костюмы в целом были довольно специфическими атрибутами, за ними были сложно ухаживать и сложно надевать, объективно, в том, как Ксено пыхтел, ругаясь и натягивая на себя липкий эластичный материал, не было ровным счётом ничего сексуального, но когда он наконец-то влезал в эту чёрную глянцевую гладь… Он будто входил в другое пространство разума. Будто натягивал на себя вторую личину — буквально.

Вот почему он так любил проводить свои сцены так — даже если в итоге оставался упакован под самое горло рубашкой и галстуком, — но в случае крайней необходимости это позволяло ему быть голым, не будучи голым. Латекс скрывал его тело, ограничивая полный брезгливости контакт кожа к коже, но тонкость материала позволяла чувствовать всё так, будто барьера нет… Приятный бонус. Это сглаживало тревожность и помогало соблюдать правила.

Ксено действительно любил процесс подготовки. Была в этом какая-то театральность, драматичность, словно переход в параллельную реальность. Он надевал костюм, подводил глаза, что делало его взгляд ещё более интенсивным, укладывал волосы идеально вверх ото лба, придавая себе немного гуманоидный вид, непривычный и будоражащий сознание, выбирал перчатки, подходящие под сценарий-

Кстати, о перчатках.

Ксено бросил задумчивый взгляд на когтистые металлические наконечники. Он, конечно, умел управляться ими ловко и играючи, добавляя остроты даже самым невинным касаниям, но, вероятно, для сегодняшней задачи хотя бы одна рука должна была быть абсолютно безопасной.

Во внутреннем кармане пиджака всегда лежала запасная пара таких же тонких перчаток, но без наконечников — как раз на подобный случай. Развернувшись спиной к кровати, он быстро заменил перчатку на левой руке.

Вот теперь — идеально.

Ксено медленно повернулся. К этому моменту Стэнли уже развалился посреди виниловой простыни восхитительным золотым росчерком и выжидающе глядел на него. Медовые глаза буквально облизали его с головы до ног, особенно задерживаясь на бёдрах, так, что этот густой и терпкий взгляд можно было почувствовать едва ли не физически.

Ксено вновь не сдержал тонкой улыбки. В груди снова что-то сладко потянуло.

Он выдохнул и ловким движением улёгся рядом с клиентом, оперевшись на локоть, и сам ощущая себя странно-неловко от столь компрометирующей позиции. Не слишком ли это — для второй-то встречи? Впрочем, изначально он сегодня планировал выпороть этого парня, постепенно раздеваясь до чёрной латексной кожи, и действительно ли это было более невинно, чем просто прилечь рядом на одной кровати?

И вообще, что за херня сегодня в голову лезет? Он что, волнуется? С каких пор?!

Ксено раздражённо тряхнул головой, усилием воли прогоняя это странное состояние, куда то и дело норовил провалиться, и вкрадчиво понизил голос. — Скажи мне, Барби, — Стэн снова улыбнулся от этого прозвища, и Ксено снова испытал что-то вроде микроинсульта, — ты помнишь, что нужно сказать, если всё кажется слишком интенсивным, или слишком болезненным, или тебе просто становится не по себе?

— Да, — выдохнул он, облизнув губы. — Жёлтый — пауза, красный — остановка, — его голос слегка дрожал, видимо, адреналин уже вовсю переполнял его мощное тело, а Ксено ведь едва к нему прикоснулся.

Забавно. Какой нетерпеливый и жаждущий.
Ксено такое всегда нравилось.

— А когда я задаю тебе вопрос?

— Я могу кивнуть, если это «да» или «нет», могу ответить вслух, но я должен ответить.

— Очень хорошо, — мурлыкнул Ксено, наслаждаясь тем, как дрогнуло его дыхание. — Такой хороший мальчик, уже выучил все правила… — он положил руку по центру широкой грудины и почувствовал, как от столь невинного касания напрягся, казалось, каждый мускул в теле Стэнли. Ксено выгнул бровь. — Всё нормально? Мне можно к тебе прикасаться?

Тот лишь лихорадочно закивал. — Блядь, пожалуйста. Прикасайся ко мне, сколько хочешь.

Он рассмеялся тихим, ласковым смехом, таким, которого сам от себя не ожидал. И от звука которого, судя по реакциям тела, этот стоический мужчина буквально растаял. — Хорошо, хорошо. Но сначала нам нужно обсудить ещё кое-что. Эй, Барби? Ты посмотришь на меня? — Стэнли раскрыл глаза и чуть повернулся к нему. Золотистый взор по-прежнему был ясным, абсолютно трезвым и вменяемым, и Ксено продолжил. — Мы собираемся попробовать кое-что новое для тебя и для твоего тела, а это значит, что я буду прикасаться к тебе более интимно, чем в прошлый раз. Ты это понимаешь? — осторожный кивок. — Отлично. Я хочу, чтобы ты понял, что я разрешаю тебе сказать «нет». Я не разочаруюсь в тебе, если ты захочешь, чтобы я остановился. Я не буду на тебя сердиться. Я не расстроюсь, — он говорил размеренно и низко, тоном, который Чарли шутливо называла «голос ночного диджея», и который был идеален как для объяснений условий задач нерадивым студентам — так и для объяснения правил игры встревоженным клиентам. Да, Ксено нравилась концепция физического насилия на законных основаниях, но чтобы всё работало так, как нужно, клиенты должны были давать восторженное согласие на всё, что он с ними делал. И никак иначе. Они должны быть благодарны Ксено за работу, а не бояться его. Впрочем, бояться тоже можно, но только восторженно — иначе неинтересно, в чём тогда смысл? Убедившись, что Стэн его слушает, Ксено продолжил. — Что меня действительно разочарует, так это если я непреднамеренно сделаю с тобой то, чего ты не хочешь. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул тот.

Но кивнул недостаточно восторженно, на взгляд Ксено. — Обещай мне, что будешь честен, — настойчиво и серьёзно потребовал он.

По живому, подвижному лицу Стэна, которое в этот раз уже не было так похоже на застывше-кукольную мордашку Кена, и оттого стало казаться ещё красивее, можно было легко понять, что тот буквально боролся с собой. Со всей очевидностью он очень хотел сделать всё, что попросит Ксено, но если это означало сказать ему «нет», то, вероятно, это казалось его маленькому кукурузному мозгу настоящим противоречием, а врать ему не хотелось. Такой смешной.

— Стэнли.

Тот вздрогнул. Ксено обожал этот приём — тщательно продуманное использование имени. Самый привычный, самый драгоценный звук для любого человека. Он никогда не называл своих клиентов по имени просто так: он точно знал, что такая простая и незначительная штучка может с ними сделать, и потому пользовался этим оружием, только когда это было необходимо.

— Стэнли, я не буду ничего с тобой делать, если не буду уверен, что ты со мной честен. Ты обещаешь быть честным?

С явным трудом Стэн сглотнул и сразу кивнул. — Я обещаю.

— Прекрасно, — Ксено понятия не имел, что за проблемы у этого парня с тем, чтобы просто пообещать, но он справился, явно преодолевая что-то в себе, и потому заслужил немного пряника (кнут всё равно сегодня остался тоскливо лежать на полке). Он бросил ему тонкую улыбку и тут же вскинул ногу, так, чтобы оседлать это длинное сильное тело (предельно осторожно, стараясь не касаться ни его напряжённого члена, ни бинтов и синяков). Его колени обхватили мощные покрытые мелкими шрамами бёдра, Ксено упёрся на локти, поддерживая себя на весу, и подался чуть вперёд, прижимаясь щекой к виску Стэна, тихо промурлыкав прямо ему на ухо. — Мне нравится, как ты себя ломаешь, просто чтобы мне угодить. Спасибо тебе, мой хороший кукурузный мальчик. Это приятно чешет моё эго.

Что-то в груди у Стэнли загудело, видимо, это был его вариант молчаливого согласия.

Ксено хищно улыбнулся, провёл сначала одной, а потом и другой рукой по широким ладоням, поднимая его руки строго над головой. Он переплёл свои тонкие пальцы в перчатках с его толстыми мозолистыми пальцами — это было мило, видимо, эффект маникюра на прошлой неделе закончился, а парень усвоил урок, что прикасаться к Ксено ему не позволено, — и сжал. — Я хочу, чтобы ты держал руки вот так. Не опускал их. Не шевелил ими. Сделаешь это?

Стэнли кивнул. Чётко и резко, будто по-военному соглашаясь с приказом, но смотрел при этом так, будто Ксено был каким-то филиалом бога на земле, не меньше. Будто для него ничего в этом мире больше не существовало — помимо его пожеланий. Тёплые, глубокие, медово-ореховые глаза сияли каплями жидкого золота, июльского солнца, апельсиновой цедрой — и Ксено почувствовал, что губы сами собой расплываются в мягкой улыбке.

Это было на него не похоже.

Он был жёстким, хлёстким, даже жестоким — он не улыбался клиентам, как какое-то сопливое ничтожество. Максимум тепла, которое он дарил — деликатная элегантная вежливость. Он не испытывал к ним влечения — за очень, очень редкими исключениями. Он не размышлял, желают ли его в ответ — скорее всего, да, но в целом — плевать. Он здесь за другим. У него были чёткие протоколы. Отработанные годами правила. Идеально выстроенная система, которая ещё ни разу его не подводила.

Но, чёрт возьми, этот парень…

Может, Ксено просто давно не трахался, а этот красавчик был слишком уж в его вкусе? В конце концов, он ведь всего лишь человек, ему не чужды плотские слабости…

Но не время об этом думать.
Время развлекаться.

Он разжал руки и медленно, по-кошачьи прогнувшись, выпрямился, будто невзначай пройдясь губами по тонкой коже на сильной шее, заставляя тело под собою содрогнуться, так, что бёдра дёрнулись вверх. Изумительная реакция. И Ксено был прекрасно к ней готов: он тут же подался вперёд, стоя на коленях, и выгнулся вверх, полностью избегая контакта снизу. Никакого несогласованного трения. Только лишь полный контроль. Он обхватил лодыжками бёдра Стэнли, плотно прижимая их к кровати.

— Осторожнее, Барби. Веди себя хорошо, — пригрозил он и снова опёрся на локоть, так, чтобы ладонь опустилась прямо на горло Стэна. Тот нервно втянул воздух. Ксено усмехнулся, подался ещё чуть ниже, так близко, чтобы кончик носа уже ощущал тепло его кожи, но контакта всё равно не случилось. И, несмотря на то, что он практически лежал на этом мужчине, они едва касались друг друга. Судя по абсолютно щенячьему взгляду Стэнли, он тоже это осознавал — и явно думал, что вот-вот умрёт от нехватки близости.

Смешной.

Ксено чуть приподнялся и, перекинув его ногу через плечо, осторожно раздвинул ему колени, мысленно отмечая довольно эффектную степень гибкости. Хорошая растяжка выглядела многообещающе. Он дразняще коснулся губами алеющего уха и прошептал. — Ты готов?

— Да, — жарко выдохнул Стэнли, и что-то в груди Ксено довольно заурчало.

Он нанёс немного смазки на первые два пальца, осторожно отведя их в сторону, жадно оглаживая вверх по бедру длинную сильную ногу. На мгновение задержавшись у самого входа, давая Стэнли возможность сделать глубокий вдох, он снова улыбнулся и принялся нежно водить кругами по коже. Лёгкое, почти незаметное прикосновение к мышцам, никакого давления.

Пока.

— Мне нравится видеть тебя таким, — низко прошептал Ксено, чуть усиливая нажим. — Распалённый и замерший в ожидании… Очаровательное зрелище. Но я не забыл, как ты сказал мне делать с тобой всё, что я захочу, и, о, милая моя кукурузинка… Я хочу многое. — Стэнли ахнул, выдохнул рвано, жадно, и Ксено, воспользовавшись тем, что тот отвлёкся на красивые слова, быстро просунул внутрь кончик пальца. — Не думай, что тебе сегодня будет просто, дорогой, ммм? — он усмехнулся почти хищно, любуясь тем, как красивые губы распахнулись в идеальном «о». У него почти идеальная форма рта. Занимательная анатомия. Как этот мужчина удался таким совершенным? Кем были его родители? — А ещё мне очень нравится мысль, что я буду первым человеком, который доставит тебе такое удовольствие. Большая честь для меня, Барби.

— Ага, — прохрипел Стэн, пытаясь казаться дерзким, но, увы, это довольно тяжело, когда в жопу засунули палец, — хранил свою розу специально для тебя.

Ксено фыркнул, и, поддавшись странному порыву, положил голову на сильное плечо, продолжая разминать его и растягивать, прижавшись губами к уху. — О, бьюсь об заклад, тебе понравится. Ты ещё удивишься, как вообще жил без такого раньше. И, поверь, очень скоро ты будешь умолять меня о большем, — он подчеркнул каждое слово кончиком ещё одного пальца. Стэн вздрогнул, и Ксено тут же убрал дополнительную фалангу. — Не волнуйся, — выдохнул он, — мы можем потратить на подготовку столько времени, сколько тебе нужно.

— Это…. Всё в порядке. Просто немного не ожидал, не надо останавливаться и замедляться, — выразительное лицо покрылось нежным румянцем, который постепенно растекался всё ниже и ниже, и пока ничего не выдавало его дискомфорта.

Ксено одобрительно хмыкнул и нажал вторым пальцем. Медленно продвигая их внутрь и наружу, ещё и ещё, не обязательно с целью раскрыть его полностью прямо сейчас, а просто чтобы он привык к ощущению, что в нём что-то есть, что-то движется внутри. — Посмотри на себя, зрачки уже как блюдца, и дышишь так, будто уже на пределе… Нравится? — совершенно довольный собой, Ксено немного отстранился, просто чтобы заглянуть в его медовые глаза, и, о, как же он был рад, что это сделал, потому что глаза Стэнли, полуприкрытые и полные желания, покрытые матовой дымкой подступающего опьянения, были буквально лучшим зрелищем за сегодняшний день. Он провел открытым ртом по крепкому бицепсу, нежно царапая зубами кожу, опустился ниже, и, не удержавшись, скользнул языком по внутренней стороне локтя, пробуя эту смуглую золотистую кожу на вкус.

— Ж-жёлтый.

Он замер, совершенно неподвижный. — В чём дело? Ты в порядке?

— Мне нужна всего секунда, — прошептал Стэн, зажмурившись. — Пожалуйста. Одну секунду.

— Что-то не так? — он нахмурился, начал было вытаскивать пальцы, но Стэн быстро сжался вокруг, останавливая его.

— Нет! Чёрт. Я имею в виду, всё хорошо. Я просто думал, что сейчас кончу. Пожалуйста, не останавливайся, — он снова заглянул в его глаза и застонал, ударившись головой о матрас и отчаянно уставившись в потолок. — Пожалуйста.

— Ого, ты был так близко, да? — Ксено дразняще усмехнулся, и, воспользовавшись паузой, вылил себе на пальцы, которые не вошли даже дальше средней костяшки, чуть больше смазки. — Я ещё даже не прикасался к твоей простате, малыш… Может, мне стоит проконсультироваться с твоим врачом? Просто чтобы убедиться, что ты достаточно здоров для таких развлечений?

— В следующий раз я, блядь, лично приведу её сюда, если это значит, что сейчас ты не остановишься, — Стэн попытался ухмыльнуться, но не смог поднять головы.

— Уже разводишь меня на тройничок? Извращенец, — ехидно протянул Ксено, и быстро, но предельно осторожно, вставил пальцы так глубоко, как только мог. — Ты всё ещё в порядке?

— Блядь, я намного лучше, чем просто в порядке, мы можем не отвлекаться? Пожалуйста, — добавил он впопыхах, в видимо, дабы сохранить уважительный тон, и Ксено это почему-то очень развеселило.

— Смотри не пожалей о своих словах, моя сладкая кукурузинка, — он снова лёг, приподнявшись на локте и подпирая голову рукой, и возобновил движение пальцев, так, чтобы с лёгким нажимом проводить по передней стенке — рядом с тем местом, где Стэнли жаждал больше всего, но всё же его не касаясь. — Спешить некуда, как я уже сказал.

Стэн сумел раскрыть глаза и взглянуть на него так, будто искренне верил, что Ксено хочет его убить. — Я знаю, ты что-то задумал, и я хочу продержаться достаточно долго, чтобы выдержать всё, что бы это ни было, — с трудом выдохнул он, и, по всей видимости, то, что ему удалось произнести всё предложение целиком, удивило даже самого Стэнли.

— Ну, ты… не ошибаешься, — Ксено хищно ухмыльнулся. — Но предварительный осмотр не повредит, — и с этими словами он крепко провёл пальцами по самой чувствительной точке.

Стэн буквально закричал сквозь стиснутые зубы. — Блядь, блядь, блядь-!

Улыбка Ксено стала ещё шире — и ещё более дикой. — Действительно, выглядит блядски, — он снова провёл по нужному месту самыми кончиками пальцев, и ещё, и ещё, чередуя нажим и давление, неумолимо потирая и дразня, всё это время мысленно считая до тридцати. Как только минуло тридцать, он вновь убрал пальцы с простаты и продолжил просто скользить ими туда-сюда.

— О, мой грёбаный бог…

— Ну, что ты, называй меня просто Доктор Икс.

Стэн захрипел, будто слова застряли в его горле, не желая срываться с губ. Он просто беспомощно смотрел на Ксено, совершенно ошеломлённый, так, будто просто не мог проверить, что эта тёплая, милая и абсолютно невинная улыбка, которую послал ему Ксено, каким-то образом и впрямь могла принадлежать человеку, что так жестоко его мучил. От столь страдальческого вида Хьюстон не выдержал и просто рассмеялся.

Он снова начал считать до тридцати, возобновляя свою сладкую атаку и упиваясь чудесными криками новой волны наслаждения. Раскрасневшийся, налитый и явно уже болезненно-твёрдый член Стэнли во всю растекался по напряжённому животу, и Ксено мимоходом подумал, стоит ли беспокоиться, что бинты на торсе станут липкими, не нужно ли будет делать перевязку к тому моменту, когда он досчитает до тридцати, а после убрал пальцы, наслаждаясь уже совсем другими криками, полными разочарования от того, что он остановился.

— Если ты готов, — небрежно бросил он, — я бы хотел начать.

— Начать?! — Стэн поперхнулся.

— О да, малыш. Это была всего лишь подготовка. Ну, знаешь, я хотел убедиться, что ты готов ко всем тем ужасным пыткам, которые я запланировал специально для тебя. И лишь только потому что я такой добрый, такой невероятно щедрый, такой заботливый и деликатный, исключительно по этой причине я решил не засовывать ничего тебе в задницу на сухую. Поблагодаришь меня за это позже, — невозмутимо и размеренно прощебетал он, медленно убрав руку. Он вытер перчатки о полотенце, аккуратно укрыл им бёдра Стэнли, прикрывая сочащийся член, и достал из кармана аккуратный вибратор. — Смотри, Барби. Это необычная новомодная игрушка. Она ровно такого размера и формы, что, когда я вставлю её внутрь, она окажется прямо на твоей простате. Разве это не забавно?

Стэн перевёл немного охмелевший взгляд с игрушки обратно на Ксено. — Что в ней? Антенна?

— Какой ты догадливый. В ней действительно есть небольшая антенна, а у меня в руках будет пульт дистанционного управления. Высокие технологии на страже вашего удовольствия! — он помахал вибратором, удерживая его за хвостик двумя пальцами. — Ну, что, готов к экспериментам? — Стэнли нервно сглотнул и кивнул, Ксено быстро выдавил на игрушку действительно щедрое количество смазки и, всё так же придерживая за петлю, ловко пристроил устройство внутри. Стэнли поёрзал немного, но, казалось, быстро освоился. Ксено снова вытер руки, сбрызнул перчатки дезинфектором и достал из кармана пульт. — Что мне особенно нравится в этой игрушке, так это управление жестами. Вот, смотри, я могу включить её одним лишь большим пальцем, — он переключил вибрацию на самый медленный режим и с отстранённым хирургическим любопытством наблюдал, как Стэнли дёрнулся в жаркой конвульсии, — и этим же пальцем могу регулировать интенсивность.

— Мм. Круто, — выдавил Стэн, изо всех сил стараясь звучать спокойно.

— Думаю, да. Действительно круто, — Ксено усмехнулся. Этот парень и все его реакции и правда умели его повеселить. Он снова оседлал его бёдра и вытянул руки так, что его ладони оказались поверх ладоней Стэнли, лежащих у того над головой. Поддавшись странному порыву, он потёрся носом о его нос, по-детски наслаждаясь, как в этот момент бедняга затаил дыхание, боясь пошевелиться от того, что Ксено был так близко. — А теперь я хочу, чтобы ты сделал для меня одну ма-а-а-аленькую вещь, хорошо? Я хочу, чтобы ты сказал, когда почувствуешь, что можешь кончить. Ты уже сделал так пару минут назад, помнишь? Нужно ещё. Потому что тебе нельзя кончать без моего разрешения.

Стэн закатил глаза, откинув голову назад, и невнятно прошептал. — Ну… я попробую, — он едва-едва пошевелил бёдрами. — Но, боюсь, такими темпами это продлится недолго.

— О, мой милый, наивный кукурузный мальчик… — промурлыкал Ксено. — Мы ещё даже не на пределе.

— Чт-

Стэн не успел закончить свой вопрос. В следующую секунду Ксено прибавил мощности, и, судя по всему, его очаровательный в своей наивности клиент увидел звёзды. Всё его тело напряглось и выгнулось, с красивых губ сорвался самый чудесный, самый обволакивающий звук, который только слышал Ксено за все годы своей практики, и это было прекрасно. На светлых ресницах выступили слёзы.

Ксено снова снизил интенсивность (но, конечно, не выключил совсем), и, опираясь на локоть, поднял свободную руку, нежно касаясь румяного, покрытого внезапной томной испариной лица. Кончиком указательного пальца он надавил на нижнюю губу, чуть приоткрывая этот блядски-совершенный рот. — А теперь вот что мы сделаем, милый, — он чуть наклонился вперёд, так, пока его собственные губы не коснулись тыльной стороны его ладони. — Ты будешь дышать, только когда я скажу. И когда я скажу прекратить, ты прекратишь. Легко, правда? — Стэн попытался было кивнуть, попытался заговорить, но Ксено крепко держал его, и тот, почти окаменевший то ли от счастья, то ли от ужаса, не смел пошевелиться.

Ну, по крайней мере, до тех пор, пока Ксено не переключил этот регулятор на средний уровень. Тогда Стэнли буквально начал выть — протяжно, скуляще и на одной ноте.

— Ш-ш-ш-ш-ш… Ты в порядке, малыш. Окей? Дыши со мной, — Ксено шептал, и его губы легонько коснулись губ Стэнли, и что это, чёрт возьми, было за чувство? Он медленно выдыхал воздух, а Стэнли жадно его втягивал в ответ, его трясло, он почти рыдал, пока регулятор не опустился на самую низкую мощность. Но даже потом беднягу потряхивало. Ксено плотно обхватил лодыжками его бедра, чтобы удержать на месте. Он глубоко вдохнул. Стэнли вдохнул вслед за ним. — А теперь — не дыши.

Стэн затаил дыхание. Ксено замер. Будто со стороны, каким-то очень отдалённым краем сознания он понимал, что его пальцы мягко гладят точёный подбородок, а глаза лихорадочно отслеживают каждое крохотное движение, каждое изменение в выражении этого прекрасного лица, и казалось, прошло совсем немного времени, как с его губ сорвалось охрипшее «дыши», и они вместе со Стэнли сделали глубокий вдох.

— Отлично, — прошептал он. — Так хорошо. Ты отлично справляешься. А теперь вдохни поглубже… и снова задержи дыхание.

И Стэн, конечно, подчинился. Казалось, каждая его мышца окаменела, застыла, покрылась минеральной корочкой — так сильно он старался не дышать. Ксено снова включил пульт, и в следующую секунду Стэнли, кажется, покинул эту планету — ну, насколько можно было судить по совершенно остекленевшим глазам, по зрачкам таким огромным, что в них можно было разглядеть соседнюю галактику, по жаркому румянцу на высоких акулах, по-

— Чёрт возьми, я сейчас-

— Пока нет, — Ксено надавил на его губу кончиком пальца, приоткрывая рот ещё шире, и Стэнли хныкнул. — Вдыхай… — прошептал он, повышая уровень до самого максимума, — …и кончи для меня.

Всё произошло мгновенно. Нервный крик прекратился как раз в тот момент, когда воздух ворвался в мощные лёгкие, и парень под ним буквально взорвался, содрогаясь, казалось, всем своим существом. Он запрокинул голову, закусив палец Ксено, но тот подцепил его за нижние зубы и вернул голову назад. По алым щекам текли слёзы. Кажется, тот рыдал? Ксено плохо осознавал реальность, впитывая каждую частичку его удовольствия, дыша в его губы и отчаянно пытаясь вспомнить, почему же нельзя было его поцеловать.

— Прекрасно, — шептал он, — мой хороший, мой чудесный мальчик, ты справился на ура. Ш-ш-ш-ш, с тобой всё в порядке, — он убавил вибрацию и снова опустил голову на плечо Стэнли, и если его воспалённый мозг вообразил, что это было до боли похоже на объятия, что ж, пусть эта галлюцинация останется между ним и его собственной совестью. Вибрация, пусть и самая низкая, не прекращалось. Скорее всего, Стэн достиг уже болезненного возбуждения.

Что ж, таков и был план.

Они лежали, дыша в унисон и пытаясь прийти в себя — оба. Стэнли — от умопомрачительного оргазма, а Ксено, ну… от странных откровений собственного сознания. Он обязательно подумает об этом после, но а пока нужно было работать. Ты грёбаный профессионал, Хьюстон. Имей совесть не рассыпаться на атомы от одного лишь взгляда на красивое личико. Мысленно выдав себе ментальную затрещину, он прижался губами к пылающему уху, специально чуть задержав дыхание, издал тихий тонкий стон, который должен был показаться хмельному Стэну невероятно эротичным, и медленно рассмеялся. — Видишь, что ты упускал всё это время?

Из горячей груди вырвалось настоящее рыдание.

О, это даже лучше, чем щенячий скулёж.

— Я знаю, сейчас это больно, но я обещаю, оно того стоит. Лучшее ещё впереди. Следующий раз отправит тебя в астрал, — он чуть сдвинул бёдра в сторону и слегка повёл ногой, проверяя, не встал ли Стэн снова.

Что, конечно же, так и было.

Так что Ксено устроился рядом с ним, закинув ногу ему на бёдра и прижав сочащийся покрытый липким семенем член полотенцем, которое, как он молился всем богам, в которых даже не верил, защищало его брюки, потому что ему не очень-то хотелось снова объяснять в химчистке, к какому роду загрязнений относятся эти белёсые пятна, и медленно увеличил уровень вибрации.

Благослови этого вечно опаздывающего парня и его сверхскоростной период восстановления.

Ксено нужно срочно глотнуть вина.

Он резко выдохнул, крепко держа Стэнли за голову, и медленно провёл пальцем по влажным приоткрытым губам, пока говорил. — Сделай глубокий вдох ради меня, малыш. Осталось всего три уровня, и мы достигнем «вершины». И я просто знаю, что ты пройдёшь этот путь до конца. Ты уже на втором уровне. Сделай глубокий вдох и задержи дыхание, и мы вернемся к третьему. Ты уже это чувствовал, так что знаешь, что сможешь выдержать. Готов?

Стэнли захныкал, и Ксено решил, что это означало «да», поскольку тот затаил дыхание, как ему и было сказано. Щелчок, с которым переключился пульт, был громким в звенящей электричеством атмосфере кабинета, но крик, который вырвался из Стэнли, был ещё громче.

— Ш-ш-ш-ш, всё в порядке. Я с тобой. Я считаю до двадцати, и тогда ты сможешь вдохнуть, хорошо? — чёрт, чёрт, чёрт, это действительно было так прекрасно, то, как боль и удовольствие смешались на этом точёном лице действительно удивительного мужчины, когда тот изо всех сил пытался ему подчиниться.

И, чёрт возьми, нужно было быть или клиническим идиотом, или полностью слепым, чтобы не заметить, насколько восхитительным, насколько желанным был этот парень. Крайне редко такое случалось, чтобы в окружение Ксено вторгался кто-то, кого бы он нашёл действительно привлекательным: как правило, пары случайно брошенных чванливых фраз было достаточно, чтобы испортить даже самое красивое лицо — ну, это если предположить, что оно вообще было красивым.

Однако Барби, как ни пытался испортить впечатление о себе, всё равно оставался странно-очаровательным. Он не был влиятельным бизнесменом с четырьмя детьми и женой, которую отчаянно ненавидел, не был генеральным директором, который готов был протратить весь час на рассуждения, что оправдать можно вообще что угодно, если это приносит прибыль, он не был занудным айтишником, который так глубоко засел в шкафу, что наивно полагал, будто Ксено способен выбить из него все гейские мысли…

Нет, этот парень был милым, — ну, в основном, — и старательно делал всё, что ему говорили. Он не хвастался ни работой (совсем наоборот), ни властью, ни влиянием, он не приходил со странным длинным списком требований и не заставлял Ксено чувствовать себя каким-то извращённым торговым автоматом по выдаче секс-пиздюлей… Нет. Он смотрел на него так, будто Ксено был его мечтой. Он улыбался так, будто счастлив здесь быть. Он был своего рода идеалом.

В смысле, клиентом.
Он был идеальным клиентом, конечно.
И оставлял здоровенные чаевые.

— Дыши, — приказал он, когда счёт дошел до нуля. Стэнли принялся лихорадочно хватать ртом воздух, его глаза наполнились слезами, а полурыдания-полустоны, отчаянные и почти безумные, стали такими частыми, что почти слились в один непрекращающийся скулёж. Ксено чуть надавил бедром на его член, чтобы хоть немного облегчить боль бездействия у этого стоического парня, и прошептал на ухо ещё пару слов похвалы. Но, казалось, тот его уже не слышал. Он был совершенно не в себе. Он бормотал что-то бессвязное, в чем Ксено не мог разобрать ни капли смысла, кроме разнообразных сочетаний слова «блядь». Спустя примерно тридцать секунд Ксено скользнул рукой по его горлу, заставив того замолчать, нащупал пальцами ярёмную вену, сонную артерию и нежно сжал их, слегка надавив ладонью на нежную трахею, которую, как он прекрасно знал, было слишком легко повредить до непоправимых последствий. — Ты так хорошо приспосабливаешься, малыш. Но я ведь не могу тебе позволить наслаждаться комфортом, правда? Вдохни и задержи дыхание. Когда я досчитаю до нуля, ты сможешь дышать нормально.

Стэнли так и сделал, и Ксено, вслух считая от двадцати, с каждым разом медленно усиливал давление на его горло. Этого было недостаточно, чтобы перекрыть приток крови к мозгу, или сломать подъязычную кость, или ещё что-то подобное, просто невинное напоминание о силе человека, в чьих руках он сейчас находился, напоминание о власти, которую имел над ним Ксено… и, возможно, лёгкий повод, чтобы у него немного закружилась голова. Но не более.

— Два… один… ноль, — Стэнли судорожно вдохнул, а Ксено, ослабив давление на его горло, одновременно усилил вибрацию.

— Чёр-р-рт! — закричал Стэн, кончая, кажется, ещё сильнее, чем в прошлый раз. Это было не по плану. Ему никто такого не разрешал. Нет, конечно, задача была трудной, и Ксено сделал буквально всё, чтобы бедняга с ней не справился, но, эй! Как неэлегантно! Он сильнее придавил бедром изогнувшееся в сладкой агонии тело, прижав ладонью грудину, впиваясь пальцами в ключичную косточку, но, судя по всему, облегчения для Стэнли не наступало. С другой стороны, с чего бы? Вибрация не уменьшилась, тело не перестало требовать воздуха, сердцебиение не замедлилось. Просто сплошь вопящие о пощаде нервы, вопящая о чрезмерном удовольствии боль, и вопящее наслаждение в пронзительном крике Стэнли…

— Ш-ш-ш, — Ксено крепко держал его, удерживая этого непослушного засранца не только в кровати, но и в реальности. Когда тот перестал биться в судорогах, он с лёгкой угрозой в голосе прошептал. — Знаешь, Барби, тебе придётся отплатить за этот оргазм, который ты только что украл.

— Я… я не специально…

— Никаких оправданий. Ты без спроса взял то, что принадлежит мне, и за это всегда придётся платить, — нарочито-нейтрально подчеркнул он, и в мутных медовых глазах что-то очень значимое вмиг прояснилось. О, Ксено был знаком этот взгляд. В этот момент клиент обычно понимал, что Ксено может быть на самом деле опасен. И, судя по красочному бэкграунду на теле Стэнли, этот парень и впрямь умел распознавать реальную угрозу, когда её слышал. Разница между показной ерундой и реальной опасностью заключалась в тоне, которым говорил Ксено, и, судя по тому, как Стэнли сменился в лице, у него явно больше не было сомнений, что Ксено может и будет делать с ним всё, что захочет. Потому что всё, что удерживало его от того, чтобы стать настоящим монстром, — это то, что он сам решил им не быть.

Судя по испуганному скулежу, Стэн осознал всю глубину своей ошибки, когда Ксено встал с кровати. О, это должно было быть почти невыносимо. Вибратор всё ещё мощно гудел в глубине его задницы, и сам он был прикован к месту холодными словами о наказании, но мучителя, который даровал ему удовольствие и страх в идеальных пропорциях, больше не было рядом. Ксено больше не прикасался к нему — и это было жестоко, но это не было наказанием.

Довольный произведённым эффектом, Ксено нараспев продолжил. — Я надеялся, что смогу вознаградить тебя сегодня, — Стэн отказался поворачивать голову, но быстро заозирался по сторонам, пока не заметил его. Ксено стоял в стороне и поправлял причёску, хладнокровно поглядывая на его отражение в зеркальной стене за кроватью. — Я надеялся, что твоё странное поведение было именно странным, но не ненормальным. И что мне теперь с тобой делать? Хм? — он наклонился, схватил полотенце с его всё ещё дрожащих бёдер, небрежно вытирая липкую лужицу на подтянутом животе, и бросил тряпицу на пол. — Ты понимаешь, что именно ты несёшь ответственность за то, что сейчас происходит, мм? Ты закурил сигарету в моём кабинете, не спросив меня. Ты получил этот оргазм, который контролировал я, не спросив меня. Кажется, ты думаешь, будто имеешь на это полное право. Но это не так, Барби. Ты нахал.

— Прошу прощения-

— Нет, нет, сейчас ты не разговариваешь, — Ксено встал в изножье кровати и поднял пульт так, чтобы Стэн наверняка его увидел. — Мне нужно время подумать, как с тобой быть, потому что ты разочаровываешь меня. Так что ты пока посидишь здесь и подумаешь над своим поведением, а когда я буду готов, я дам тебе знать, как ты можешь загладить свою вину, — демонстративно не отводя от него глаз, Ксено ключил пульт на максимум и бросил его на матрас, скрестив руки на груди и облокотившись на спинку кровати.

Спина Стэнли выгнулась дугой, такой мощной и глубокой, что это показалось бы опасным, если бы Ксено не видел, каким гибким был этот парень. Он открыл было рот, чтобы издать звук, который, вероятно, должен был стать воистину душераздирающим воплем, но звука не случилось.

Потому что Ксено наблюдал за ним — и ровно за мгновение «до» произнёс всего одно слово.

— Тишина.

И Стэнли собрал все силы, на которые был способен в столь уязвимый момент, чтобы оставаться неподвижным и молчать. Вибрация была такой сильной, что Ксено буквально мог слышать её внутри его тела, стоя в нескольких шагах от Стэнли, и мог только представлять себе, как болезненно и неумолимо она пронзала его все самые чувствительные места. Наверняка бедняга ощущал сейчас захватывающую беспомощность. Ещё бы: лежать вот так и не иметь возможности ничего с этим поделать. Вполне вероятно, он кончит снова, если Ксено вовремя не остановит пытку, но пока он справлялся. Слабая прозрачная жидкость потекла по его животу, но Стэн терпел и это, он стоически глотал крики и не выпускал наружу ничего, кроме слёз, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Ксено был заворожён этим зрелищем.
В чём-то даже восхищён.

На самом деле, он не был таким уж безумным злодеем, как можно было подумать со стороны. У него просто был набор правил, и если они с клиентом не играли по этим правилам, то какой грёбаный смысл в этом вообще был? Зачем кто-то добровольно к нему приходил, если не собирался делать то, что ему говорили? Да, порой правила нарушались — и за это нарушение полагались наказания.

Так и теперь. Это просто санкции. Не более.

И как бы подло и жестоко он ни вёл себя в данный момент, ему было очень тепло от осознания, как сильно этот конкретный парень — Стэнли… такое красивое имя, чёрт возьми, — хотел ему угодить. Это явно не был обыкновенный уже знакомый и привычный саботаж, не было намеренное неподчинение, просто для Стэнли всё было ещё незнакомо, а конкретно подобные ласки — вообще в первый раз, и он действительно мог не знать, как быстро это произойдёт, не осознавать, что с ним вообще происходит. Однако понимал он это или нет, работа Ксено заключалась в том, чтобы создавать и поддерживать структуру, в которой этот стоический красавчик мог бы спокойно развалиться на части. Задача Ксено была проста: контролировать всё, что происходит с клиентом, так, чтобы его глупенький кукурузный мозг расслабился, наконец, и позволил роскошному, но, очевидно, измученному телу расслабиться вслед за собой.

Так что Ксено был почти благородным стражем, что сохранял порядок устройства Вселенной, если так подумать.

Вечность, которую пережил Стэнли, в которую наверняка пару раз чуть не умер и не вознёсся на небеса, длилась всего минуту.

Досчитав про себя до шестидесяти, Ксено заговорил. — Проси пощады. Подойди сюда и умоляй о прощении.

Стэнли явно не был уверен, что ему можно двигаться, к тому же, боль и чрезмерное возбуждение наверняка были настолько сильными, что его ноги давно онемели. Но, несмотря ни на что, он всё равно сделал рывок, едва ли не свалившись с кровати, и с лихорадочной дрожью подполз к ногам Ксено, обвив их руками, и зашептал: — Пожалуйста, сжалься надо мной, мне так жаль, прости, прости, пожалуйста, прости меня, пожалуйста, сжалься, пожалуйста…

Он звучал таким несчастным, таким отчаявшимся и искренне страдающим, что что-то внутри Ксено слабо дрогнуло. Возможно, он всё-таки переборщил? Парень был будто вообще не в себе, казалось, ещё чуть-чуть, и он мог сломаться так, что потом не починить…

Он снова взял пульт и выключил игрушку. Стэнли обмяк, осел на пол, учащённо дыша, цепляясь за его ноги так, словно тонул, и всё ещё что-то бессмысленно бормотал. Блядь. Ругнувшись про себя, Ксено грациозно опустился на пол рядом с ним и раскрыл объятия. Обезумевший, не верящий своему счастью Стэнли прижался к нему спустя мгновение. Его буквально колотило, он крупно дрожал и трясся, продолжая что-то бессвязно бормотать, а Ксено, не понимая, что чувствует в этот момент, просто гладил его по волосам и медленно дышал. Он не произнёс ни слова, но вскоре Стэн невольно подстроился под движение его груди, и в конце концов его дыхание выровнялось. Дрожь стала меньше, но не прекратилась. Его состояние было довольно опасным.

Блядь!

Ксено посмотрел на часы. На самом деле времени оставалось совсем немного, чтобы успеть всё исправить. Не в его правилах было отпускать клиентов восвояси, когда был риск, что они провалятся в сабдроп.

А тут этот риск подступал семимильными шагами.

— Эй, Стэнли, дорогой, посмотри на меня, — тот замотал головой и крепко прижался к его груди, будто напуганный мальчишка. Бедняга. Ксено вздохнул и ещё немного погладил его по волосам, прежде чем повторить попытку. — Мне нужно взять телефон, он остался у двери. Я хочу, чтобы ты посидел где-нибудь поудобнее, а не на холодном бетоне, пока я хожу за телефоном, хорошо? Так что давай мы сейчас встанем, уберём эту игрушку, и ты сядешь на диван. Я принесу тебе одеяло и немного воды, ладно? — размеренно бормотал он самым стабильным тоном, на какой был способен. Постепенно ему удалось развернуть их обоих и поставить Стэнли на ноги.

Потребовалось всего мгновение, чтобы усадить его на кушетку и вернуться с обещанным одеялом, водой и телефоном. Ксено крепко укутал его и сел позади, укладывая Стэна себе на колени, как и во время их последней встречи, и крепко прижал его всё ещё дрожащее тело к груди, пока набирал номер Майи.

— Что не так? — спросила та без предисловий. Ксено закатил глаза. Он был уверен, что та наблюдала за ним по камерам и имела вполне чёткое представление о том, что здесь происходит.

— И тебе добрый вечер. Я, возможно, не успею закончить к десяти. Сабдроп. Придётся продлить.

— Уф, — он услышал, как клацают клавиши. — Что делаем с твоей записью в 10:30?

— Можно просто перенести встречу. Или пусть его забирает Лео, мне всё равно. Я не в настроении, — да, пожалуйста, соглашайся, Майя, пусть Леонард возьмёт на себя этого чрезмерно увлечённого экстраверта, который никогда, блядь, не затыкается, наверняка это будет невероятно неловко и потенциально крайне забавно.

— Я беру дополнительную плату?

— Нет. Это была… моя вина. Мне нужно всё исправить. Спасибо, босс.

— Я запишу продление на твой счёт, — она отключила звонок до того, как он успел сказать что-нибудь ещё.

Стэнли молчал, уткнувшись Ксено в грудь. Его дрожь унялась, и можно было подумать, что он задремал, если бы его тело не ощущалось таким напряжённым. Ксено снова вздохнул и вплёлся пальцами в густые пшеничные волосы. Он был не против обнять его и подождать, хотя и жалел, что не догадался прихватить чего-нибудь выпить. Вскоре Стэн немного засуетился, начал вертеть головой взад-вперёд, и Ксено решил, что самое тяжёлое позади.

Теперь можно и поговорить. — Эй, Барби? — тихонько начал он, всё так же поглаживая его волосы. — Я не сержусь на тебя. Я даже не разочарован. Я дал тебе очень сложное задание, и это нормально, что ты не сразу понял, как с ним справиться.

— Я… это нечто большее, чем просто… — Стэнли вздохнул, с трудом подбирая слова. — Это как… Я не справился с единственной причиной, по которой я здесь. Чтобы делать то, что ты мне говоришь.

— Ну, я здесь по этой же причине, малыш. Я здесь, чтобы давать тебе задания и награждать за их выполнение. Но более того, я здесь, чтобы обеспечить твою безопасность. И в дополнение к тому, чтобы справляться со своими трудностями, ты здесь, чтобы сделать меня счастливым, — Ксено чуть оттянул его голову, чтобы заглянуть в медовые глаза.

— Но я этого не сделал.

— Кто тебе сказал? — улыбнулся Ксено.

Наступила пауза. Над ними повисла тишина, более тяжелая, чем воздух, которым они дышали.

— Ты сказал «сабдроп»? — наконец подал голос Стэнли. — Что это такое?

Ксено мягко поправил одеяло на его плече. — Это… как выброс адреналина, только без эндорфина, дофамина и прочих радостных гормонов, которые погружают тебя в подпространство. Что-то происходит, и твоё тело перестаёт вырабатывать гормональный коктейль из счастья, который может компенсировать физическую боль. Сабдроп накрывает внезапно, это очень похоже на эмоциональный срыв. Это может быть действительно болезненно. И очень вредно. Но такое бывает, по разным причинам. Я стараюсь, чтобы этого ни с кем не случилось, но… порой допускаю ошибки.

Ксено не смог скрыть искренней заботы в своём голосе. Ему действительно было не всё равно, каким бы холодным и бесчеловечным порой ни видели его со стороны. Да, одним из преимуществ этой работы было установление социальных связей на его условиях. Как правило, условия заключались в том, чтобы эти связи продолжались ровно столько, сколько назначено, и ни секундой дольше. Ему нравилось его личное пространство. Ему нравилось одиночество. Ему нравилось ощущение власти. А ещё ему нравилось заставлять людей задумываться, почему они такие, какие есть. Это в чём-то было похоже на работу психотерапевта, только он ещё в добавок имел право пинать тех клиентов, которые его раздражали. Одни плюсы и никаких минусов.

Однако Ксено не считал себя человеком, которому всерьёз доставляет удовольствие причинять людям боль. Он не был садистом. Наверное. Ну, конечно, ему нравилось причинять людям физическую боль, они ведь и сами этого желали, и потому шли к нему. Но причинять им вред? Долговременный вред, ломающий что-то внутри, такой, что мог изуродовать облик чьей-то души? Нет, спасибо. Это, как и многое другое, противоречило его политике.

Тем не менее, в минуты слабости, которые порой случались даже у него, Ксено задумывался, что не так с ним самим, и приходил к разочаровывающему выводу: несмотря на всю свою спесь, он всё так же оставался человеком, которому просто некомфортно было что-то получать. Зарабатывать самому, выгрызать зубами, отбирать, добиваться, — да, но получать? Нет, он к такому не привык. Он не мог доверять людям и во всём искал подвох. Однако он всё ещё был человеком, существом биопсихосоциальным, как бы ему ни нравилось это отрицать, и потому имел потребность в социальных связях. А раз он не мог получать — он давал, давал и давал, в той мере, в какой ему позволяли, и предполагал, что так будет продолжаться до тех пор, пока у него не останется ничего, что можно было бы отдать, и в какой-то момент он просто закончится.

Но такие моменты слабости случались крайне, крайне редко. Настолько редко, что он предпочитал забывать обо всех этих мыслях уже на следующее утро и игнорировать ту лёгкую тоску, что они вызывали.

Люди как концепция не стоили его тоски.
Человечество давно провалилось как вид.

— …тебе больно, когда такое происходит… верно? — внезапно прошептал Стэнли, и чёрт бы побрал этого парня за его наблюдательность и то, что он сумел это увидеть. Ксено едва успел удержать своё тело, чтобы не вздрогнуть. Он опустил глаза. Стэн смотрел не на него, а на его руки в перчатках, что лежали поверх одеяла.

В горле пересохло. Он тщательно обдумал свои слова, прежде чем ответить нарочито-нейтральным тоном. — Ты доверяешь мне своё тело. Если я позволю тебе упасть в пропасть, то почувствую, что нарушаю это доверие.

— Я спрашивал тебя не об этом, — хмыкнул Стэн, возникла короткая пауза, и он осторожно продолжил. — Слушай, сейчас я в полном порядке. Правда. Всё хорошо. Если ты не… если у тебя следующая запись, я могу уйти и не буду тебя отвлекать, можешь не волноваться, — он начал было подниматься, но Ксено, по какой-то причине, которую он просто не мог понять, потянул его обратно.

— Не переживай об этом. Во-первых, мне не нравится тот следующий парень, а во-вторых, ты сполна оплатил его сеанс из своих последних чаевых, — он ухмыльнулся, а Стэнли фыркнул от смеха. — Серьёзно, двести процентов? Ты вообще не бывал в ресторанах, что ли, и концепция чаевых тебе не знакома?

— Ну, я спросил у администратора, как правильно поступить, но она не дала мне прямого ответа. Я подумал, что этого будет достаточно, разве нет? Мне всё понравилось, и мне хотелось… ну, поблагодарить тебя? — он слегка повернулся в объятиях Ксено, чтобы на него посмотреть. Стэн действительно выглядел так, будто с ним всё в порядке, но прерывать этот контакт отчаянно не хотелось. Что-то в его груди жадно жаждало сидеть вот так и просто наслаждаться моментом нормальности.

По крайней мере, тем, что считалось нормальным в условиях, когда ему пришлось буквально пеленать и нянчить взрослого мужчину.

— Ты поднял очень высокую планку, Барби, работать за меньшее я теперь не согласен, — дразняще мурлыкнул Ксено, и Стэн…

Он рассмеялся своим настоящим смехом, искренним, неподдельным и весёлым. Это был тёплый, медовый звук, обволакивающий и заразительный, и Ксено почти пожалел, что у него нет других поводов его послушать, но… но природа их отношений, как правило, не давала много возможностей посмеяться.

— В общем, Кс… Док, это не твоя вина, — заикаясь, произнёс Стэнли и пожал плечами. — Я не думаю, что куда-то там упаду, окей? То, как я… я в основном так и живу. Типа, это очень часто со мной происходит. Более того, когда я сюда пришёл, я впервые за долгое время вышел из этого состояния.

Ксено нахмурился. — Боюсь, я не очень понимаю… — он выскользнул из-за его спины и сел рядом, чтобы лучше видеть его лицо, но по-прежнему держал руку на тёплом затылке, обхватив ногой бёдра. Этот захват был идеальным якорем и мог придать плывущему сознанию необходимую устойчивость.

— Понимаешь, я… Я действительно знаком с болью. Очень давно. И это усугубилось, когда люди, которые мне небезразличны, потеряли… многое… потому что я немного потерял сам себя, и…

— Это не совсем то…

— Нет, нет, послушай, пожалуйста, — выдохнул он, потирая ладонью лицо. Ксено прикусил язык. Если этот парень хотел выговориться — ну, вряд ли можно было найти лучшую минуту. Пускай говорит. Стэн посмотрел в потолок, будто собираясь с мыслями. — Со мной случались… несчастные случаи. Ну, думаю, ты сумел догадаться, — он усмехнулся, указывая на свои бинты. — Моя работа… предполагает всякие безрассудные вещи. Ну, типа… прыгать с мостов и мотоциклов, получать фингалы и всё такое. И если по началу это было весело, то… Сейчас всё по-другому. Раньше, когда мне было больно, мне это даже нравилось, я даже в чём-то находил это утешительным. Но потом этой боли стало слишком много в моей жизни. Разной. Неподконтрольной. Из-за неё начались проблемы. Не только у меня, — он говорил медленно и сбито, делая паузы между словами, которые явно давались ему с трудом, и Ксено слушал, затаив дыхание. — Но я пришёл к тебе, и ты показал мне это чувство, ну, когда что-то нравится настолько сильно, что это больно — но по-другому, и это… Это было… ново. Может быть, страшно? Но… Освобождающе, — он замолчал, задумчиво перебирая пальцами складки одеяла.

Ксено с лёгким нажимом помассировал его затылок. — Как ты решил сюда прийти? — тихо спросил он.

Стэн улыбнулся. — Со мной случилась… неприятность. И я растерялся. Думаю, это было похоже на то, что я сдался и просто перестал чувствовать. А потом я начал делать всякие глупости, потому что адреналин давал мне возможность снова ощущать себя живым. Одна из тех, кому я… причинил боль из-за такой своей безрассудной глупости, сказала, что ей кажется, будто я спокоен только тогда, когда выполняю то, о чём она просит, — краем сознания, Ксено отметил, что Стэнли выражался очень витиевато, тщательно подбирая слова, будто не желая говорить всю правду. Это было его право — но это немного настораживало. Впрочем, возможно, уровень доверия между ними и впрямь ещё не был настолько высоким… — В общем, именно она посоветовала мне сюда прийти. Чтобы обрести покой. И хотя ты заставил меня на коленях молить о пощаде, когда я был голым и липким, — он криво усмехнулся, — сейчас я чувствую себя спокойнее, чем за всю эту ебучую неделю. Правда. Так что не… не расстраивайся, пожалуйста. Со мной всё в порядке.

Слушая эту речь, Ксено с отстранённым ужасом осознал, что-то почувствовал. Это было не так уж плохо, конечно, но… Пугало. Он был заинтригован, наверное. Определённо, обеспокоен. Тронут, безусловно. Но ещё…

— Погоди-ка, эта твоя подруга посоветовала тебе прийти сюда или конкретно ко мне?

Ещё он был смущён. Он чувствовал себя сбитым с толку. Испытывал беспокойство другого рода. Потому что, чёрт возьми, у него не было клиенток-женщин, так кто бы его порекомендовал?

— К тебе, — абсолютно спокойно хмыкнул Стэн, совершенно не задумываясь о каких-то там смыслах и глубинных переживаниях.

— Понятно, — всё, что смог ответить Ксено. Его рука, неподконтрольно его разуму, продолжала лениво играть с густыми пшеничными волосами.

 

•••

 

Многим позже, уже после того, как отправил Стэнли домой со строгими инструкциями связаться с администратором по его благополучному прибытию и сердечными заверениями, что тот отчаянно хотел бы провести ещё один сеанс, Ксено вернулся домой странно уставшим. Эмоционально вымотанным.

Медленный молчаливый ужин без лишних звуков ситуации не помог — наоборот, лишь сильнее погрузил в липкие, тёмные, жёсткие, как наждачная бумага, размышления. Тридцать две минуты тщетных попыток утопиться в душе оказались ещё более бессмысленными. Попытка проверить статьи студентов окончательно вывела из себя.

В итоге он сидел на балконе, слушая шум океана и вглядываясь в бесконечный чёрный горизонт, снова и снова прокручивая в голове слова своего странного клиента.

«Одна из тех, кому я… причинил боль из-за своей безрассудной глупости, сказала, что ей кажется, будто я спокоен только тогда, когда выполняю то, о чём она просит. Именно она посоветовала мне сюда прийти. Чтобы обрести покой.»

Число женщин, которые хотя бы знали, чем он занимается, ограничивалось женщинами, которые работали в «Прикосновении Ангела». Он не очень хорошо знал Шугар и Бубс. Он знал, что Рейчел скорее умрёт, чем сделает ему комплимент. Вряд ли это могла быть Лола — пару недель назад он сказал ей что-то вроде «ты такая невыносимо тупая, что меня тошнит», и от слов своих отказываться не собирался.

Это не могла быть Майя, верно? Она всегда была так недовольна его списком правил и требований… Но разве мужчине не позволено иметь предпочтения? Разве не мог он, при его-то уровне успеха, сам определять, за какие проекты браться, а какие отсылать к Леонарду? Иногда казалось, что Майя не послала его к чертям из своего клуба только потому, что Ксено получал действительно хорошие чаевые.

Таким образом, это могла быть только одна госпожа.

Он схватил телефон, быстро напечатал сообщение и не удивился, получив практически моментальный ответ.

Dr.X: это была ты, не так ли? ты послала его ко мне. почему?

CharBonita: Понятия не имею, о чём ты :)

Иногда Ксено ненавидел быть правым.
Но только иногда, конечно.

Он снова уставился в телефон. Там с обеда висело ещё одно непрочитанное сообщение — от Ишигами, конечно же. Там был рассвет завтрашнего дня и подпись: «Привет из будущего!».

Какая глупость.

Но впервые в новейшей истории почему-то захотелось ему ответить.

Хьюстон: и как там в будущем?

Бьякуя: Ты знаешь, довольно весело!

Он усмехнулся и отложил мобильный. Под кожей теплело от мыслей о слезящемся взгляде больших золотистых глаз. О жарком шёпоте и о медовом, обволакивающем смехе. На губах сама собой расплылась какая-то совсем уж дебильная улыбка, но…

Но.

Возможно, в будущем и впрямь будет довольно весело.

Chapter Text

— Я тебя, блядь, ненавижу, клянусь, просто ненавижу! — Стэнли страдал, ворчал, бился головой об обеденный стол, но всё равно никак не мог смириться с той новой реальностью, где все его мысли занимал один конкретный гениальный психопат с садистическими наклонностями.

Чарли же, самодовольная до невозможности, просто снисходительно похлопывала его по руке, совершенно не обращая внимания на всю трагичность степени его отчаяния. — Конечно, ты меня ненавидишь, — она отхлебнула чаю и послала Стэну умиротворяющую улыбку. — Я ведь посмела привнести в твою полную саморазрушения жизнь что-то стоящее и приятное! Просто возмутительно. Как меня вообще земля носит.

Стэнли от таких наглых слов аж оторвал лицо от столешницы. — Приятное?! — возмутился он. — Да я после этой твоей сраной помощи ощущаю себя самым последним грязным извращенцем, не то чтобы это очень приятно!

— О, боги, Снайдер, с каких это пор ты подался в пуритане? Не строй из себя ханжу! — выгнула бровь Шарлотта. — Не будь тебе там приятно, во второй раз ты бы точно не пошёл. Так что… вывод тут очень простой: тебе нравится всё, что там происходит. И всё, что он с тобой делает.

Снайдер вздохнул. — Мне нравится, — смиренно согласился он. — Это-то и пугает.

— В этом суть БДСМ, дорогой.

— Ты не понимаешь, потому что сама в этом всём замешана! — Стэн отчаянно потёр лицо руками. — Это какая-то нездоровая хуйня, я уверен. Меня ведёт от того, что нормальных людей бы точно испугало-

— Да не бывает нормальных людей!

— Нет, ты послушай! В прошлый раз, — он понизил голос, говоря так тихо, будто признавался в самом страшном грехе. Хотя, почему же «будто»? — он сказал мне «тебе пиздец», а я подумал: «да, пожалуйста». Это клиника, Чарли. Мне точно пора лечиться. Ты меня сломала.

Чарли расхохоталась так, что Стэну отчаянно захотелось потушить сигарету об её ярко-белые зубы. Для профилактики. Чтоб не повадно было ржать над его проблемами. — Я прям представляю себе картину, как тебя отправляют на миссию к очередным террорюгам, и кто-то из них давай тебе угрожать, орёт «тебе пиздец, американская гнида!», всё в этом духе, а у тебя бац — и член встал, — Стэн глухо заорал, спрятав лицо в ладони, а Шарлотта продолжала хихикать, попивая свой чай, как ни в чём ни бывало.

— Не упоминай мой член всуе, Чарли. Это отвратительно, — прооравшись, фыркнул Стэнли, и бросил в неё окурок, который та с лёгкостью отбила прямо в пепельницу, и невозмутимо встала, чтобы подлить ему кофе. Стэн же продолжал страдать. — Нет, серьёзно. Это пиздец. Что со мной не так?!

— Всё с тобой так, — она снова уселась в кресло, закинув ногу на ногу, и затянулась горьким дымом. — Вас таких куда больше, чем тебе кажется.

Стэн мученически вздохнул и снова уткнулся лбом в ладони, опираясь локтями на стол. Если быть до конца откровенным, то он, конечно, на самом-то деле немного лукавил. Его не так уж и пугал тот факт, что подобные практики его заводили — в конце концов, это всего лишь секс. В сексе ничего не могло быть странным, верно? Куда больше его напрягало то неумолимое притяжение, что возникало под кожей от одного только образа Доктора Икс. У Стэнли аж дыхание перехватывало каждый раз, когда он вспоминал непроницаемый взгляд космически-чёрных глаз (а вспоминал он его слишком часто, чтобы это можно было списать на случайные ассоциации), и сердце предательски замирало где-то под рёбрами, и на губах появлялась такая тупая улыбка, что даже Макс замечал, что с ним что-то не так… Пиздец. Все признаки сраной влюблённости на лицо.

Ну вот угораздило же его, а?

Почему нельзя было выбрать кого-нибудь нормального?

Нет, ну, Хьюстон, безусловно, восхитил его с первого же прочитанного досье, и каждая новая встреча лишь подкрепляла это чувство восхищения: его голос, его стать, его несгибаемый внутренний стержень, его абсолютно безапелляционный авторитет — всё в Ксено Хьюстоне будоражило Стэнли, но, блядь, это не отменяло его очень специфического характера, вполне очевидные скандальные наклонности и сферу его работы.

Однако Стэнли сам себя загнал в эту чёртову каббалу. Но что теперь с этим делать? И надо ли что-то делать? Да хуй его знает. Стэн понятия не имел.

— Ты знаешь, — вздохнул он спустя пару минут молчания, — я тут поймал себя на очень странной мысли. Помнишь, я рассказывал, как на прошлой неделе нас с Максом отправляли отлавливать тех ублюдков по делу о наркотрафике? Ну, которое федералы запросили, — Чарли кивнула. Стэн снова вздохнул. — Так вот, я ж там ёбнулся с байка, проехался спиной по асфальту, весь гравий башкой собрал… И вот лечу я к чертям в ебучий кювет, а сам думаю: нельзя тебе подыхать, Снайдер, никак нельзя, брат, у тебя ж в четверг запись в ебучее секс-подземелье!

Шарлотта снова хохотнула. — Охренеть! Ну, я очень рада это слышать, мой склонный к самоуничтожению друг, — она окинула его таким взглядом, будто заново изучала, и покачала головой. — Кто бы мог подумать, что Икс сумеет стать твоим стимулом выжить… Доктор Икс! Я была уверена, что он скорее доведёт до суицида, чем наоборот, — фыркнула Чарли, и Стэн устало усмехнулся.

— Я и сам охуел, когда эта мысль возникла… Типа, ну, этот человек буквально заставил меня умолять о пощаде, стоя голым на коленях, блядь! — он возмущённо всплеснул руками. — Это даже не первый такой случай в моей жизни, откровенно говоря, но я определённо впервые получал от этого процесса удовольствие…

— Ты про тот подставной плен в Йемене?

— Ну, а про что ж ещё, — Стэнли засунул в зубы новую сигарету и, щёлкнув зажигалкой, затянулся. — Так вот, какого чёрта меня так к нему тянет? Почему под ложечкой, блядь, щемит, когда я о нём думаю?

Шарлотта задумчиво постучала пальцами по столу. — Ну-у-у… — протянула она, — скажем так, в нём, безусловно, довольно много своеобразной природной притягательности…

— …но надо быть полным неадекватом, чтобы всерьёз на него запасть, да?

— Нет, — она улыбнулась так мягко и тепло, что Стэну даже удалось немного выдохнуть. — Но, боюсь, я ни разу не слышала, чтобы он был хоть в ком-то заинтересован. Он немного… как бы это? — Чарли снова побарабанила пальцами, будто пытаясь подобрать слова. — Зациклен на себе, что ли? Не знаю, как это объяснить. Но я понятия не имею, какой он человек за пределами клуба.

О, зато Стэнли очень даже имел такое понятие. Казалось, он знал биографию Ксено Хьюстона куда подробнее, чем свою собственную. Он-

Так. Стоп. Причём тут его жизнь за пределами клуба?

Стэнли нахмурился. — На что ты намекаешь? — Шарлотта просто пожала плечами. — Нет, серьёзно, что ты имеешь в виду?

— Сам подумай!

— Ну не могу ж я просто взять и пригласить его на свидание, это ж тебе не «Красотка»…

— О, ну, ты удивишься, если узнаешь, сколько таких предложений мы получаем… — хмыкнула Чарли, отпивая свой чай. — И, на самом деле, в контракте нет никаких правил, которые запрещали бы ходить на свидания с клиентами, хотя я уверена, что конкретно у Доктора Икс есть своя политика на этот счёт.

— Ты так думаешь? — зачем-то спросил Стэн, хотя тоже был в этом уверен. Но нельзя было показывать, что он осведомлён о Ксено больше, чем та информация, что давала ему Шарлотта. — Почему?

— Потому что у Дока есть свои правила буквально на все случаи жизни, — хохотнула она. — Клянусь, если бы я с ним играла в «Пей, когда…» и закидывалась шотом каждый раз, когда он говорит, что что-то противоречит его политике, я бы умерла от жестокого алкогольного отравления уже через пару часов.

— Каждый раз, когда он делает глоток своего вина, я не думаю, что хочу быть его бокалом, нет, блядь, я мечтаю, чтобы он плюнул мне в рот, Чарли, блядь, что со мной не так, серьёзно, я так больше не могу… — он устало опустил голову на столешницу, напрочь забыв о своём уже остывшем кофе, и засунул руки глубоко в карманы потрёпанных жизнью джинсов — пальцы снова начинали предательски подрагивать, оповещая о приближающейся панике. Как обычно, совершенно с нихуя. Как же Стэн заебался, кто бы знал. И, будь он проклят, но прямо сейчас в его голове зазвучал низкий бархатный голос Ксено, который говорил ему дышать глубоко и медленно.

Стэн почувствовал, как начал успокаиваться, просто едва подумав об этом.

Пиздец.

— Эй, — глаза Шарлотты были совсем не похожи на глаза Ксено. Они были голубыми, как небо, и тёплыми, как солнце, они удерживали его разум на месте, пока Стэнли снова не нашёл свою точку опоры. — Ты ведь помнишь, что я твой друг, правда? И я беспокоюсь о тебе, Снайдер. Но мне живётся намного, намного спокойнее и радостнее, когда я знаю, что ты что-то чувствуешь. Честно. И пусть даже ты мечтаешь, чтобы какой-то мутный тип плюнул тебе в рот, зато ты не хочешь сдохнуть и не выпрыгиваешь из окон вслед за теми, кого пытаешься убить… Правда, я чувствую себя намного лучше от мысли, что ты находишь радость в чьей-то компании, что ты хочешь увидеть кого-то, побыть с кем-то, а не торчишь целыми сутками в тире или спортзале, потому что не можешь заснуть.

— Тренировки — это залог успеха моей работы, женщина, хватит-

— Стэнли. Я поддержу любое твоё решение, если только твои чувства к нему не начнут мешать твоей работе и, соответственно, угрожать твоей жизни, но пока, насколько я понимаю, всё только наоборот. Так что я только рада, что ты сидишь здесь и ноешь из-за своих новых кинков, просто потому что ты жив и можешь сидеть и ныть.

Её глаза не были похожи на бездонные чёрные дыры Ксено Хьюстона, в которых Стэнли так хотелось раствориться, но они были полны заботы, и это тоже приносило облегчение.

Они не были похожи на глаза Ксено, но всё равно были прекрасны.

Он вздохнул. — Ты знаешь, на самом деле я тебя не ненавижу, — тихо буркнул он, схватив несчастную чашку остывшего кофе, и сделал большой глоток противной горькой жижи.

— Я знаю, — хихикнула Чарли. — Но даже если бы ты меня ненавидел, я была бы не против. Это и так большой прогресс, то, что ты хотя бы начал притворяться, что испытываешь сильные эмоции — значит, ты всё-таки не забыл, как они выглядят. А, значит, способен их снова однажды почувствовать.

Её тёплая улыбка не была тонкой и дразнящей улыбкой Ксено, но всё равно была красивой.

— Чарли, я не притворяюсь, — Стэн поморщился, отставил чашку в сторону и снова затянулся сигаретой. — Он действительно сводит меня с ума. На самом деле.

— Это мило.

Ага, блядь. Очень мило. Милее не придумать. Честно говоря, слово «мило» было буквально последним, что приходило в голову в контексте Ксено. — У него реально есть своя политика по поводу всего? — вместо возмущения спросил Стэн.

— Я не шутила, когда говорила, что вы двое — просто две стороны одной медали. Всё, что он делает, — это чтобы себя обезопасить, а всё, что делаешь ты, — чтобы сдохнуть поскорее. Так что, если так подумать, вы идеально друг другу подходите…

Стэн театрально схватился за грудь. — Чёрт возьми, женщина, прекрати всё время пытаться меня убить!

Её смех разлился по комнате весёлыми пузырьками. — Даже не надейся, похороним мы тебя не скоро. А по поводу Дока… ну, почему бы тебе не пригласить его куда-то? Попытка не пытка!

— Боюсь, в его случае как раз наоборот…

Шарлотта задумчиво хмыкнула. — Мда. Твоя правда. Но ты всё равно об этом подумай! Вдруг, срастётся? — она игриво ему подмигнула и встала из-за стола, лениво потягиваясь. — Спасибо за завтрак, мой вечно безэмоциональный друг! Приятно снова видеть, как ты страдаешь.

— Спасибо, блядь.

— Всегда пожалуйста!

Отчего-то мысль, что Шарлотта собралась уходить, кольнула под рёбрами какой-то глупой детской досадой: оставаться одному совсем не хотелось, казалось, всё его самообладание и стойкость сразу же развеются пеплом по ветру, и Стэнли точно сделает какую-нибудь глупость. — У тебя сегодня много дел? — спросил он будто невзначай. — Меня сегодня вызывают, но Макс заедет не раньше восьми. Может, устроим с тобой спарринг?

Шарлотта поджала губы. — Я бы с удовольствием, но у меня вообще-то назначена встреча, а с четырёх уже плотная запись клиентов. Но надо запланировать совместную тренировку… никто меня не держит в форме так, как ты!

Это было приятно, но не настолько, если бы Чарли осталась ещё ненадолго. Чёрт, Стэн ощущал себя жалким, но последние две недели его состояние заметно улучшилось, и буквально последнее, чего бы ему хотелось — откатиться обратно в эмоциональную яму. Которую, он, вообще-то, последние пару лет считал своим стабильным, нормальным состоянием, но, блядь, всё познаётся в сравнении.

И, как оказалось, когда ты можешь нормально спать хотя бы три ночи в неделю, когда тебе есть, чего ждать, и когда шея и плечи внезапно стали болеть чуть меньше — это охуеть как меняет качество жизни.

Нет, правда, удивительно, но после сеансов с Ксено Стэн спал, как младенец. Он даже в армейские годы, измотанный и уставший, но ещё не понюхавший пороху, не отрубался так быстро и основательно, как когда возвращался из секс-подземелья. Ему вообще ничего не снилось. Он ни разу не просыпался от боли. Он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Это было какое-то ёбаное волшебство, если бы кто-то сказал ему, что такое вообще возможно, он бы уже давно туда записался!

Ладно, кому он пиздит, никуда бы он не записывался, но он бы хотя бы начал думать в этом направлении!

На следующую ночь после сеанса ему уже начинали сниться кошмары, но, стоило чему-то злому ворваться в его подсознание, как в голове звучал бархатистый голос, который приказывал ему дышать, и Стэнли не просыпался.

На третью ночь начинала болеть нога, но желание отрезать её к херам казалось чем-то смешным на фоне того испытанного недавно невыносимого желания кончить, а раз Стэнли справился с той задачей, то и с какой-то жалкой ногой он тоже мог совладать.

Так постепенно всё возвращалось обратно, к концу недели он снова почти не спал, снова просыпался в холодном поту и глотал таблетки, но, эй, три ночи из семи, когда он действительно мог высыпаться — это уже куда больше, чем он привык. Больше, чем то, на что Стэн рассчитывал.

Еженедельный БДСМ-допинг уже становился какой-то базовой потребностью, а он ведь только начал во всё это погружаться… Вот так люди и становятся наркоманами, да? Что ж, это многое объясняет…

Следующий сеанс был уже завтра, и Стэнли ждал его с нетерпением.

Главное, успеть вернуться с очередной нарко-трафиковой миссии, но в его карьере уже давно не случалось такого, что что-то вдруг шло не так.

 

•••

 

BiggsQueen: Хьюстон, у нас отмена.
BiggsQueen: Твой 10-часовой только что написал, попросил убрать из расписания сегодняшнюю встречу

Ксено отупело уставился в экран телефона. У него отменился клиент? У него?! Какая трусливая сволочь посмела-

Оу.
Оу…

На десять часов у него была запись с Барби.
И он попросил её отменить?!

Совершенно внезапно под кожей плеснулось пугающее чувство, до тошноты напоминающее обиду. Ну, типа, эй, кукурузина, какого хрена, всё же так хорошо шло? Ты ведь смотрел на него своими щенячьими уже почти влюблёнными глазами и был таким послушным, таким покорным и податливым… Ксено поймал себя на абсолютно шокирующей мысли, что он расстроен.

Нет, правда.
Он. Расстроен. Что клиент отменил запись.

Да что с ним не так?

И что он сделал не так, раз Стэн не захотел к нему снова прийти?.. Может, всё-таки не стоило так жестить в прошлый раз с наказанием? Или же Стэн таки провалился в сабдроп, и ему было слишком хреново, насколько хреново, что теперь очень страшно повторить? Или-

BiggsQueen: Он просит перенести встречу на ближайшее время, которое у тебя будет свободно
BiggsQueen: Сказал, не успевает вернуться из командировки
BiggsQueen: Я ставлю?

Сердце пропустило удар, постояло немного, пытаясь прийти в себя, и забилось быстрее. Всё хорошо. Всё нормально. Барби просто не успевает вернуться из командировки!

Однако на ближайшие две недели у Ксено всё было очень плотно расписано… Была свободна суббота, но, вообще-то, он никогда не работал по выходным, но, блядь, это ведь был Стэнли, а не кто-то там левый-

Dr.X: окей, поставь его на первый слот в субботу.

— Ты же не работаешь по субботам? — раздался под ухом ехидный голос.

Ксено вздрогнул так крупно, что чуть не выронил телефон из рук. — Какого хрена, Бони?! — рявкнул он, оборачиваясь к соседнему стулу, куда уже присаживалась Шарлотта, мерзко хихикая в кулак. — Заглядывать в экран чужих телефонов очень невежливо! И неэлегантно! И вообще, прекрати всё время так подкрадываться ко мне!

Но эта отвратительная девчонка лишь продолжала хихикать. — Ни за что, ты слишком смешно злишься!

— Я сомневаюсь, что ты вообще человек, — фыркнул Ксено. — Где ты научилась так бесшумно приближаться?

— Считай, что я кошка, — мурлыкнула Чарли, лукаво прищурив глаза, и снова ехидно выгнула бровь. — Ну, так, что тебя сподвигло на трудовые подвиги? Я точно знаю, что ты не работаешь по субботам!

Он раздражённо закатил глаза. — У меня плавающий график.

— И миллиард принципов, на которых ты выстраиваешь свою личность, ага! Отвечай, Хьюстон.

— Отъебись, Чарли.

Впрочем, если уж она к нему приебалась, то в ближайшем будущем отъёбываться точно не планировала. Наоборот, она придвинулась ещё ближе, абсолютно беспардонно вторгаясь в его личное пространство. — Если ты расскажешь мне, почему вдруг решил снизойти со своего Олимпа до работы по выходным, я расскажу, какой отзыв оставил твой бывший клиент, которого ты отправил Леонарду на прошлой неделе.

Ксено смерил её взглядом. — Мне это совершенно не интересно.

— Он сказал, что даже формат БДСМ не предполагает таких страданий, которым он подвергся в обществе этого, цитирую, «сомнительного хамоватого быдла».

— Леонард что, решил не давать ему кляп, и вместо этого пытался поддержать с ним разговор? — Шарлотта кивнула. Ксено прыснул. Он знал, что отправить одного болтливого и хамского ублюдка к другому точно такому же будет просто уморительно, и они друг друга возненавидят. Что ж, так и вышло. — Ладно, это смешно.

— Теперь твоя часть сделки, — она поиграла бровями. — Выкладывай.

Он презрительно фыркнул. — Ты бываешь просто невыносима.

— Именно поэтому я тебе нравлюсь.

— Ладно. Мой сегодняшний клиент отменился и попросил перенести сеанс на ближайшее свободное время. Вот и всё.

— А ты у нас, конечно же, сама клиентоориентированность… — дразняще протянула эта сучка, и ей просто повезло, что Ксено и впрямь считал её саму довольно профессиональной, а общение с ней — вполне удобоваримым. — Так я тебе и поверила…

Он пожал плечами, вспомнил, что перед ним стоял бокал, в которой всё ещё было немного вина, и сделал большой глоток, допив до конца. — Я знаю, что такое сервис. И умею быть благодарным. Этот парень уже дважды оставил мне чаевые в два раза больше цены за сеанс, так что, полагаю, он заслужил немного моей клиентоориентированности, — что-то в её лице стало вдруг подозрительно мягким. Всё ещё немного лукавым, дразнящим, но неожиданно-тёплым. Крайне многозначительная реакция. Ксено сощурился. — Что?

— Я ничего не сказала.

— Но ты подумала.

Чарли хохотнула. — Ты параноик.

— А ты — нахалка, — парировал он, но та рассмеялась лишь громче. Нет, ну, правда, безапелляционно раздражающая барышня. Просто отвратительно.

Вечер пошёл не по плану, а Ксено ненавидел подобный расклад. Он, вообще-то, рассчитывал выплеснуть всё накопившееся за неделю раздражение и хорошенько повеселиться, наслаждаясь чужой беспомощностью и покорностью, а что в итоге?

Он сидит на своём диване и бессмысленно злится!

На себя, на свою злость, на дурацких Барби, на саму концепцию командировок, на то, что прогнулся зачем-то, на то, что расстроился, блядь, да когда такое было вообще, на-

С-с-сука!

Ксено нервно вскочил и принялся расхаживать по комнате. Это просто нерастраченный адреналин. И, как следствие, накопленный кортизол. Япошки всё ещё бесят, хотя эта пузатая мелочь Сэнку и правда навёл немного порядка в JAXA, студенты всё ещё безответственно тупят, люди в целом, как вид, всё ещё недостойны всех благ сотворимого технического прогресса и тупо тратят свои жизни на бессмысленные развлечения, забивая свои и без того никчёмные мозги мусором и растрачивая потенциал впустую… Какого чёрта в двадцать первом веке эти кожаные мешки, полные мяса и говна, до сих пор предпочитают жить в иллюзиях, цепляясь за устаревшие идеалы демократии и свободы? Какая вообще свобода может быть у тех, кто не способен отличить калькулятор от квантового компьютера? Судачат там чего-то о высоком, философы хреновы… Это просто невыносимо, представлять, каким мир мог бы быть, будь у него в руках лишь чуточку больше власти: упорядоченным, эффективным, управляемым.

Управляемость вообще была любимой человеческой чертой у Ксено. Люди должны были быть послушными. Как Барби, например. Должны руководствоваться логикой и приказами, а не эмоциями.

На кой чёрт человеку вообще нужны эти эмоции, и почему конкретно Ксено должен их сейчас испытывать, а?!

Ладно, кажется, его немного понесло.

Такое случалось в моменты стресса. Эх, старые добрые детские мечты о технократической диктатуре…

Ксено внезапно осознал, что все последние двадцать минут тупо нервно наворачивал круги по комнате.

Да почему он так психует?

Нет, он в целом был субъектом раздражительным, но что-то его состояние становилось уже чрезмерно нестабильным. Что его так тревожит? Явно ведь не то, что Стэн отменил их встречу? С чего бы Ксено из-за этого так нервничать?

Ну, подумаешь, он ждал их сеанса так сильно, что накануне ему буквально приснились глубокие медовые глаза и, ну, этот грёбаный невероятный торс, если вы понимаете, о чём он. Ну, подумаешь, последние две недели Ксено то и дело возвращался в мыслях к шрамам, покрывавшим упругую золотистую кожу, и строил бесконечные догадки, откуда те появились. И явно аварийно-покалеченное состояние столь нерадивого клиента, что явился на прошлую сессию весь в бинтах и ссадинах, Ксено тоже совершенно не беспокоило, и он уж точно не переживал, как этот чёртов эволюционный потомок кукурузного початка пережил ту первую ночь после тонкой грани от сабдропа.

Его абсолютно всё это не волновало.

Не-а. Ни капельки.

Блядь, а если с этим придурком случилось что-то ещё более страшное, чем падение с грёбаного мотоцикла? Он ведь даже тогда к нему явился, даже будучи не в состоянии выносить запланированную программу, а сейчас он отменил встречу, значит ли это-

Да что ж такое!

Ксено сердито всплеснул руками, раздражаясь на собственный поток сознания, который ему почему-то снова не удавалось контролировать, и попытался проанализировать своё состояние, прикидывая, как же себе помочь и перестать психовать, словно какой-то придурошный подросток. Весь здравый смысл вопил о том, что лучше всего в этом деле помогает физическая нагрузка.

Он ненавидел физическую нагрузку.

Ненавидел, но всё равно заставлял себя бегать и периодически заглядывать в спортзал на тренировки, поскольку его бренное кожано-мясное тело, нежелающее заниматься спортом, зато желающее сутками только лежать, уткнувшись носом в литературу с бокалом вина, было жалким манипулятором, эволюционным артефактом, мнение которого вообще нельзя было учитывать в масштабах жизни.

Он быстро собрал спортивную сумку и спустя недолгих пятнадцать минут уже сердито смотрел на боксёрскую грушу в ближайшем круглосуточном фитнес-зале.

Груша была сильнее, чем Ксено, но пока он выигрывал за счёт ярости.

Нет, правда, почему он так зациклился на этом Стэнли? О, а вот этот удар получился удачным. Возможно, это тоже всё происки биологии и слабой человеческой натуры? И ещё удар. Отлично, надо просто представлять, будто Ксено дерётся с самим мирозданием, и тогда кулак будет бить, как надо. Возможно, какая-то его часть и впрямь истосковалась по близости с кем-то живым, и тут, обнаружив объект, не вызывающий брезгливости, но вызывающий искренний интерес вперемешку с весельем и очевидной сексуальной тягой, решила врубить все системы на максимум, желая добиться… ну, возможно, хотя бы плотской связи?

Вряд ли же Ксено хотел отношений, верно?

Следующий удар по груше был таким сильным, что запястье предательски заныло, и он выругался сквозь зубы. Блядь. Железки пойти потягать, что ли? Ужас какой. Как он дошёл до столь жалкого уровня отчаяния?

Последние его отношения закончились не очень удачно. Ему тогда было двадцать, он устроился работать в NASA и ещё ощущал какое-то вдохновение и надежду на светлое будущее. Даже с коллегами общался, ходил на общие обеды и всё в этом духе. Вот в те доисторические времена у него и случился недолгий роман с одним из грёбаных русских астронавтов, что проходили в NASA подготовку к миссии. Тот парень был в его вкусе с эстетической точки зрения и неплохо показывал себя в постели.

Но длилось это недолго.

— Тебя очень трудно любить, — сказал ему бывший, выдувая большой пузырь из розовой жвачки. Как же его звали? Шамиль, кажется? Ксено как сейчас помнил, что в тот момент старался не вздрогнуть в припадке брезгливости при виде мутной слюны в уголках его рта. — У меня всё время ощущение, будто я тебя раздражаю, — вздохнул он, и Ксено подумал, что ощущения его не подводят. — Я устал ходить вокруг тебя на цыпочках. Наверное, нам лучше снова стать друзьями.

Ксено с отвращением посмотрел на очередной жевачковый пузырь. — Мы никогда не были друзьями.

Шамиль лишь только пожал плечами. — Ладно, — хмыкнул он и встал, чтобы выйти из общей столовой. — Увидимся, я думаю, — он тогда замер, выжидающе глядя на Ксено и всё ещё чавкая в задумчивой тишине, а Ксено решил не сдерживать поток ехидных комментариев и заявил, что тот похож на верблюда. Однако Шамиль не обиделся, нет, он посмеялся и любезно посоветовал Ксено быть подобрее со своим следующим партнёром, иначе он точно умрёт в одиночестве, «хотя это было бы тем, чего он заслужил».

На этом всё закончилось.

Ксено не был расстроен из-за разрыва. Не то чтобы он рассчитывал на что-то серьёзное, и на мгновение он даже задумался, почему не бросил его первым. Однако в следующие несколько дней столь сомнительный инцидент и впрямь не лучшим образом повлиял на его настроение. Он заставил Ксено задуматься, какого хрена всё случалось так, как случалось, почему так вышло, что все его партнёры повторяли вариации одного и того же: что он был сложным. Что у него был эмоциональный интеллект злой гадюки. Что с ним было тяжело находиться рядом.

Что он просто ёбаный садист.

Это было единственное замечание, которое действительно задевало.

Это звучало просто нелепо. Ксено никогда не был садистом. Он даже не был каким-то особенно жестоким! Возмутительные, неуместные выводы, оскорбляющие его тонкую натуру и, возможно, лишь некий интеллигентный авторитаризм, но не более!

В общем, новых попыток провести очередной эксперимент с отношениями Ксено с тех пор не предпринимал.

Но тот эпизод принёс в его жизнь одного раздражающе-жизнерадостного японца, которому кровь из носа нужно было развеселить и поддержать внезапно помрачневшего научного консультанта, и который с тех пор почему-то считал Ксено своим другом.

Ладно, Бьякуя был забавным. И полезным. Пусть эксперимент с отношениями не принёс ожидаемых результатов, что-то из той истории всё-таки получилось.

Ксено уронил штангу на резиновый пол и почувствовал, что, кажется, несколько переусердствовал. Блядь. Скорее всего, завтра к вечеру всё тело будет ныть — но пускай, эта боль освежала и позволяла вернуть свой воспаленный разум обратно в бренную оболочку.

Тренировка прошла успешно, но ебучая энергия странной, неопознанной природы почему-то не покинула его бренное тело. Мысли всё ещё вертелись где-то вокруг кукурузно-кукольных ассоциаций, вызывая под кожей всполохи странного жара, и Ксено слабовато пытался списать их на свой исследовательский дух, но получалось откровенно хреново: всё-таки, размышления в духе «интересно, а как бы мышцы на его спине напрягались от этого упражнения?» вряд ли можно было назвать спортивной аналитикой.

Ксено слишком хорошо был с собой знаком, и потому прекрасно осознавал, что косоёбит его из-за чудовищной сексуальной притягательности Барби — и от того, что признаваться самому себе в собственных плотских желаниях казалось ему чем-то неестественным и даже предательским по отношении к тщательно продуманному образу Доктора Икс.

Когда он в последний раз спал со своими клиентами? Бывало ли такое вообще? Да, кажется, бывало — но в последний раз лет пять назад.

Он помнил, как в тот день смывал с себя липкость под слишком горячей водой где-то около часа.

Отвратительно.

Но Стэнли не был отвратительным…

Да какого чёрта! Ксено психанул и резко перевернулся в своей постели на другой бок — с несколько большей силой, чем требовалось для столь простого действия. Он, вообще-то, рассчитывал, что тренировка спасёт его разум от странных похотливых стремлений, но, казалось, всё стало гораздо хуже: теперь от мыслей о Стэнли возникал не просто волнующий жар, но и вполне ощутимое напряжение в паху. Да-да, не смотрите так на него, он прекрасно понимал, что спорт способствует активной выработке тестостерона, а тот, в свою очередь, имеет прямо отношение к этому блядскому напряжению, но раньше же это работало?!

Нет, он не опустится до быстрой дрочки на образ своего клиента. Он не был каким-то там жалким не контролирующим порывы собственного тела человечишкой. Он не станет прибегать к настолько жалким методам саморегуляции.

Или всё-таки…?

Нет, он не будет!

Однако несколько часов бестолковых ворочаний привели к закономерной точке бытия, где Ксено сидел на кровати, засунув свои пижамные штаны прямо под задницу, с членом в одной руке и бутыльком лубриканта в другой.

Это не помогло.

Ну, точнее, помогло, конечно, но эффект был настолько кратковременным и с такими мощными последствиями в виде апатии и отвращения к себе сразу после оргазма, что лучше было бы всю эту херню и вовсе не начинать!

Но это ещё цветочки. Пряники. Хуже всего было даже не это. Хуже всего было выдохнуть очень конкретное имя в пиковый момент экстаза — и ощутить удушающую волну желания поцеловать его, наконец.

Его губы всегда казались такими мягкими.

Ксено откинулся на подушки и страдальчески застонал. Разве он заслужил подобные мучения? Нет, скажите, разве он заслужил?! Какое плохое зло он сделал для этой Вселенной, что та послала ему подобные испытания? Ну, да, он взорвал свою школу, да и в целом порою мечтал захватить человечество, но, эй, а что, кто-то нет?

Чёртова роскошная кукурузина, какого хрена он так нагло вторгался в сознание Ксено и заставлял себя желать?

Пусть только явится в эту субботу.
Ксено заставит его страдать.

Будет знать, как встречи переносить.

Что бы такого придумать, чтобы заставить эту сволочь пускать слюни и скулить, но так, чтобы всем понравилось? Вариантов было, конечно, много, но Ксено был слишком сердит на Барби, чтобы делать акцент на его удовольствии. Может, хватит заниматься грёбаным альтруизмом и подумать уже, наконец, о себе? Может, послать его к чёрту с этими его пожеланиями и дать себе поиграться вдоволь? Может-

Телефон пиликнул входящим сообщением. Раздражённый, Ксено схватил мобильник и сердито уставился на экран. Два часа ночи на дворе, кто посмел его тревожить в это время-

А. Ну да. Кто же ещё.

Бьякуя: Мы сегодня купили Сэнку билеты в LA! ╰(▔∀▔)╯Он очень счастлив. Я тоже. Спасибо тебе за помощь, дружище.ヽ(⌒ω⌒)人(=^‥^=)ﾉ Он прилетает через три недели, позже напишу точное время (ᵔ⩊ᵔ)

О, блядство, кто его научил пихать в и без того раздражающие сообщения такое количество абсолютно нелепых каомодзи? Наверняка кто-то из этих его приёмных девчонок. Ну, не Сэнку же. Тот в переписке всегда был сухим, словно воздух в Техасе.

Хьюстон: если ты ещё хоть раз пришлёшь мне подобный смайлик, я тебя заблокирую

Бьякуя: Ты только угрожаешь всегда (￢‿￢)

Хьюстон: не беси меня.

Бьякуя: Это не выгодно. Если тебя бесить, ты хотя бы отвечаешь ;-)

Ксено закатил глаза. Вот же придурок, блин! Тридцать семь лет мужику, а он всё хренью какой-то мается. Впрочем, кое-что у этого придурка он всё-таки давно хотел спросить…

Хьюстон: у меня есть один вопрос.
Хьюстон: только не смейся. и не думай ничего. просто ответь.

Бьякуя: Окей, босс!

Хьюстон: как ты справлялся с желанием поцеловать свою Вайнберг, когда ты ещё не отшил её окончательно?

Бьякуя: Кто сказал, что я справлялся?

 

•••

 

Что там Стэнли говорил? Что в его работе что-то редко идёт не по плану?

Забудьте нахрен.

Всё пошло по пизде. Ну, не настолько, чтобы вносить эту миссию в список худших миссий в его жизни, но Стэн всё равно был не в восторге от случившейся заварухи. Мягко говоря.

Самым неприятным в работе на федералов было то, что их отряд постоянно кидали в эпицентр самых грязных и воистину дебильных заварушек, с которыми попросту никто не желал больше связываться. А у капитана Снайдера не было, блядь, выбора, кроме как брать и вести своих ребят на всякую хуйню типа захвата борделя, где по воле случая обосновались лидеры враждующих наркокартелей, и потому у них был идеальный редкий шанс убить двух зайцев одним махом.

Они справились без потерь, но замес оказался настолько внушительным и хаотичным, что Стэнли сам не понял, в какой момент в его плечо оказался воткнут метательный нож.

Ну, пиздец.

Одно радовало: сегодня пятница, а значит, завтра встреча с Ксено. Его разуму точно нужна разгрузка. Что-то он заебался.

— Почему ты постоянно бросаешься на амбразуру, — проворчал Макс, выезжая с больничной парковки. Как только их вернули самолётом в LA, он настоял, чтобы Стэна проверили в местной больнице, хотя сам Стэн, конечно, уверял, что там просто царапина. Это и впрямь было так. Врачи, конечно, наложили пару швов на его рану, но в этом совершенно точно не было какой-то жизненной необходимости.

Стэнли фыркнул, устало откинувшись в кресле его пикапа. — Ты чувствовал, как там воняет? Наверное, у меня просто мозг закоротило. Хотел бы я вообще не иметь обоняния.

— Ха. Я бы тоже захотел, если бы просидел там всю ночь. Этот грёбаный Мартинес смердел просто отвратительно, но хуже его вони было только то…

— …что на нём не было ничего, кроме кольца для члена, — закончил его мысль Стэн, и они оба рассмеялись. — Кто вообще придумал проводить боевые операции в борделях?

— Ну, согласись, это был хороший заход, — возразил Макс, пожимая плечами. — Но ты видел лицо Брюса, когда мы его там оставили? Казалось, он сейчас начнёт умолять, чтобы мы его тоже зарезали, лишь бы больше там не находиться, — он рассмеялся и протянул руку, похлопав Стэна по плечу.

Стэнли вздрогнул от прикосновения, всё ещё не полностью оправившись после всей этой хуйни. — Куда мы едем? — нахмурился он, когда понял, что едут они не к нему домой.

— К Чарли.

— Зачем нам к Чарли?

Макс моргнул. — Она разве не твоя девушка?..

— …нет? — сказать, что Стэнли охренел, это ничего не сказать. Какого чёрта?

— Ну, в любом случае, тебя только что ударили ножом, — совершенно невозмутимо продолжил Макс. — Все нормальные люди в таких ситуациях хотят увидеть своих близких.

— Я хочу спать.

— Тебе нужно расслабиться, Снайдер, иначе ты можешь себе навредить, — настаивал Макс, бросив на Стэнли многозначительный взгляд. — Так нам психолог говорила!

Снайдер устало вздохнул. — Я в порядке.

— Ты примерно так же в порядке, как тот заляпанный спермой и кровью ковёр… — буркнул Макс, поджав губы и содрогнувшись всем телом, и, о, Стэн понимал его брезгливость. Они оба прекрасно помнили, откуда взялось это пятно у Стэна на штанах. Бррр. Гадость.

— Мне нужна ванна, — с отстранённым ужасом он глядел на это белёсое пятно на коленке. Он сожжёт свою форму, как только вернётся домой. Ему просто нужно вернуться домой. Выспаться. А завтра пойти на сеанс в ебучее секс-подземелье. Да, если так подумать, там тоже своего рода бордель, но в «Прикосновении ангела» хотя бы не воняло, а это уже дорогого стоит, верно? — Обещаю, со мной всё будет хорошо. У меня завтра важная встреча, я должен быть в форме.

Стэнли отупело смотрел в окно на ночные огни, зажатый между тревожным гулом под рёбрами и желанием завернуться в тёплое одеяло Ксено и его удивительно мягкие объятия. Поскорее бы завтра. Блядь, поскорее бы завтра… Он отчаянно пытался заглушить этот голос в своей голове, который навязчиво шептал, что Ксено в нём не заинтересован — это просто его работа.

Возможно, так это и было, но даже так оно того стоило. Он буквально держался на мысли, что вернётся в его садистический кабинет и снова будет дышать по приказу. Он думал о его низком бархатном голосе, пока доктор накладывал швы на плечо. Он представлял, что скоро сможет расслабиться на его коленях — как делал это каждый раз после самой сладостной и полной облегчения пытки.

А ещё он подумал об ужасе, который, вероятно, обнаружит в обсидиановых глазах, когда тот увидит свежую повязку на его плече. Он предельно ясно представлял себе его вполне обоснованное отвращение, когда или если вдруг выяснится, что работа Стэнли была настолько жестокой и морально серой. Да, Ксено был похож на того человека, кого не особо волнует подобное, но никогда не знаешь наверняка. Люди могут рассуждать очень поверхностно, даже свободно, но когда они сталкиваются с той реальностью, где Стэну приходится буквально убивать людей за деньги, многим становится не по себе.

Но, возможно, просто возможно, человек, подорвавший свою школу после выпуска действительно сможет его понять.

Может быть, Чарли права, и Стэнли действительно стоит позвать его на свидание?

Он никогда не узнает, к чему это приведёт, пока не попробует, верно?

Макс всё-таки сдался и привёз его обратно к дому. Стэн чувствовал себя корявой палкой, которой долго били мясную тушу. Он принял душ, запил целую горсть таблеток, и мысль о том, что завтра он снова встретился с Доктором Икс была единственным, ради чего он заставил себя заснуть.

 

•••

 

По субботам в «Прикосновении ангела» было особенно многолюдно — собственно, поэтому Ксено и не любил работать по выходным. Количество людей на квадратный метр превышало допустимые референтные значения для стабильной работы его психики. Однако сегодня что-то внутри него приятно зудело — в ожидании встречи с Барби, — какая-то странная немного нервная энергия, распиравшая, казалось, всё его нутро, которая делала Ксено неожиданно разговорчивым.

Неожиданно для всех его коллег, само собой.

Он развалился на кресле в холле, попивая любезно налитое Броуди вино, и пытался унять свой странный мандраж, параллельно отмахиваясь от объяснений, какого чёрта он забыл тут в субботу. — У меня бы не было так много клиентов, если бы я не умел в действительно хороший сервис. Я всё ещё считаю, что работать по выходным — это крайне неэлегатно, — разглагольствовал он, обращаясь сразу ко всем в большой комнате, — но порой пойти на встречу клиенту и внести в своё плотное расписание новый слот — это и есть воистину элегантный жест!

— Ну, то есть, по-твоему, мы все тут работаем по выходным только потому, что у нас недостаточно клиентов в будни, я правильно понимаю? — фыркнула Лола, и Ксено закатил глаза.

Порой даже в её чудовищно тупую голову забредали вполне себе умные мысли. Но то по случайности, скорее, вряд ли она и правда могла хоть сколько-то соображать. Однако он сегодня не настроен был ругаться, и потому лишь снисходительно улыбнулся. — Я ни в коем случае ни в чём не обвиняю вас, господа! Да, я и впрямь чуть успешнее вас, с этим глупо спорить, но я ведь не виноват, что меня все желают, верно? У меня действительно очень напряжённый график!

— Боже, боже, «я весь такой горячий и желанный, что у меня нет отбоя от клиентов, как тяжело быть мной», — издевательски протянул огромный чёрный парень в тёмных очках за стойкой, деликатно протирая бокалы.

— Ого, Малыш Броуди, ты считаешь, что я горячий? — ехидно улыбнулся Ксено. — Это так мило!

— Избавь меня от своего кокетства, Док-молокосос, — фыркнул Броуди, но его тон не был резким. Под тёмными очками не было видно его глаз, но Ксено знал, что тот, скорее всего, с усмешкой их закатил. Впрочем, ему можно было простить некоторую дерзость — Броуди поставил перед ним полный бокал его любимого белого вина и отошёл, чтобы обслужить посетительницу на другом конце стойки. Девушка выглядела несколько испуганной, но кто бы не испугался? Броуди и впрямь был просто невероятно высоким и мускулистым, никто не видел его глаз и не особо понимал его эмоции, но поскольку персонал их бара работал тут ещё и в качестве охраны, эта его пугающая аура была скорее бонусом.

Ксено уже хотел было встать и проверить, не нужна ли этой испуганной девочке помощь, но через минуту она уже смеялась и игриво хлопала Броуди по руке. Он действительно идеально подходил на свою роль. Уж в чём-чём, а в подборе персонала для своего клуба мисс Майя была действительно хороша.

Он скучающе хлебнул вина, с лёгкой тоской поглядывая на часы, потому что, о, угадайте-ка, кто опаздывал, и вдруг услышал, как кто-то прочистил горло у него за спиной.

Как говорится, сколько лет, сколько зим.

— Ты снова опоздал, — фыркнул он, не оборачиваясь.

— Я не могу сюда опоздать. Это буквально моё заведение.

Ксено быстро повернулся, слишком быстро, если судить по резкой боли в бедре. — Чёрт возьми, Майя, какого хрена? Откуда у всех взялась эта привычка ко мне подкрадываться?!

Майя закатила глаза, но оставила его истовое возмущение без комментариев. — Я просто хотела предупредить тебя кое о чём… — она задумчиво хмыкнула, будто пытаясь понять, как именно преподнести ему новость. Ничем хорошим это дерьмо не пахло. — В общем, я получила интересное сообщение от твоего сегодняшнего клиента, — в итоге сказала она и передала Ксено свой телефон.

Mr. Snyder: Могу я задать вопрос о правилах вашего клуба?

Admin: Конечно, мистер Снайдер, чем я могу вам помочь?

Mr. Snyder: Я просто не вижу ничего об этом в вашем FAQ. Есть ли какие-то правила или что-то ещё, что запрещает вашим сотрудникам встречаться с клиентами?

Admin: Я верю, что мои сотрудники не сделают ничего, что поставило бы под угрозу наш бизнес или их положение в клубе.

Mr. Snyder: …
Mr. Snyder: Я не очень понимаю ваш бюрократический язык. Не могли бы вы мне перевести, что это значит?

Admin: Вы все взрослые люди. Взрослые люди вольны общаться так, как им хочется, но если это создаст проблему для моих сотрудников или для моего клуба, то корень проблемы будет необходимо устранить.

Mr. Snyder: Понял. Спасибо.

Admin: Спасибо, что выбираете «Прикосновение ангела»!

Ксено вернул телефон с протяжным тихим стоном. — Чёрт, ну почему-у-у, всё ведь шло так хорошо, почему…

Майя, сурово нахмурившись, сунула телефон в карман, взяла со стойки бокал Ксено и, выпив половину, со звоном поставила его обратно. — Не беспокойся. Это проблема, только если это проблема для тебя, ладно? Если ты хочешь, чтобы я запретила ему приходить, я это сделаю.

Он драматично схватил её за обе руки. — Обещаю, мисс Биггз, если однажды мы все проснёмся в каменном веке, я возьму тебя в свою элитную команду по восстановлению и захвату нового мира!

Она хохотнула, слишком громко, на вкус Ксено, высвободила руки из хватки и игриво хлопнула его по плечу. — Ловлю тебя на слове, Док! Пусть ты меня и бесишь, но работать с тобой довольно выгодно. В любом случае, ты хочешь, чтобы я что-то сделала или… — Майя замолчала, вопросительно подняв брови, и неопределённо махнула рукой.

— Нет, нет, я сам со всем разберусь, — отмахнулся Ксено. — Но спасибо за твою заботу, — мурлыкнул он, прикрывая глаза.

— О, даже не смей пытаться использовать на мне свой этот голос, ты, тупой ублюдок, — она громко рассмеялась и снова с силой хлопнула его по руке. Ксено поморщился. Чёрт, эта женщина была пугающе сильной! — В общем, если что, сразу дай мне знать, я потребую компенсацию за отмену или закрою запись, или ещё что-нибудь, лады? Ну, бывай, удачи, — она потопала в свой кабинет, напевая какую-то песню, и Ксено задумался, как люди могут быть такими странными и такими профессиональными одновременно.

Он смотрел ей вслед и поэтому не услышал, как кто-то опустился на соседний стул за стойкой бара.

— Сегодня мне можно выпить? — внезапно раздавшийся голос заставил Ксено вздрогнуть и вернуться из собственных мыслей. Обернувшись, он увидел Стэнли. Первая радость быстро сменилась тревогой: тот казался каким-то ужасно расстроенным и выглядел ещё более усталым и замученным, чем в прошлый раз.

Естественно, показывать свою тревогу он точно не собирался. — И вознаградить тебя за очередное опоздание? Даже не мечтай, Барби, — фыркнул Ксено и с болезненным пост-тренировочным усилием встал со стула. — Давай, время идёт, — мистер уставшая кукурузина тупить не стал, видимо, для разнообразия, и дверь кабинета за ними захлопнулась. Ксено лениво махнул рукой. — Раздевайся. Встань на колени вон там, у кровати, — Ксено, как и всегда, ведомый своей бесконечной добротой и человеколюбием, расстелил там заранее коврик, чтобы Стэн не стоял на голом бетоне голыми же коленями.

— Сюда? — глухо спросил он, указывая на маленький пушистый квадратик.

— Сюда, — кивнул Ксено и, захватив со стеллажа кое-какие заготовленные вещицы, подошёл поближе и встал рядом с ним.
Стэн снова был мощно перевязан бинтами — на этот раз, в районе плеча. Повязка явно была свежей и, кажется, немного сочилась. Где-то под диафрагмой от этого зрелища стянуло болезненным спазмом, но вида Ксено не подал. Он принялся невозмутимо раскладывать по постели всё, что держал в руках. — Видишь ли, Барби, пару дней назад я совершил крайне глупую для моего разума ошибку, и провёл довольно интенсивную тренировку. И я уверен, что уж ты-то, Мистер железобетонный пресс, точно знаешь, что сильнее всего болит не на следующий день, а через день. Но, как ты видишь, я здесь, с тобой, в свой законный выходной день, несмотря на всю усталость и боль, и я подумал, что в награду за мою нечеловеческую доброту сегодняшняя наша встреча будет посвящена мне. Тебя устроит такой расклад, малыш?

Медовые глаза Стэнли расширялись с каждым новый предметом, который Ксено аккуратно складывал на кровать. Явно сбитый с толку, он отупело посмотрел на него снизу вверх, уже стоя голым на коленях. Потрясающее зрелище. — Я не понимаю, что ты задумал…

Ну, очевидно, он не понимал. По виниловой простыни были разложены пара полотенец, флакон смазки, довольно большой фаллоимитатор, вибратор-пуля и-

Ксено взял в руки плотную повязку на глаза. — Я рискну предположить, что ты, моя милая сладкая кукурузинка, хотел бы ко мне прикоснуться. Это так?

Стэнли с силой сглотнул, стремительно покрываясь ярким румянцем. — Да.

Ну, ещё бы. Ксено тонко ему улыбнулся. — Понимаю. Но, к сожалению, ты сегодня опоздал. Снова. Поэтому я не могу дать всего, что ты хочешь, понимаешь? Всё получают только те куклы Барби, которые приходят вовремя. Так что вместо этого мы сделаем вот что: ты будешь сидеть здесь и ничего не делать, а я буду трогать себя, — на красивом лице Стэнли промелькнула восторженная радость, но Ксено уже ловко натянул повязку на его голову. Мягкие накладки идеально легли на его глазницы, обеспечивая полную темноту. — Но ты, малыш, не сможешь на меня смотреть, — он слегка подтолкнул Стэнли за плечи, так, пока его грудь не упёрлась в край матраса. — И, конечно, ты не можешь прикасаться, — всё тем же весёлым тоном продолжил он. — Ни ко мне, ни к себе. Твои руки должны лежать прямо здесь, на краю кровати, если только я не прикажу другого. Если я увижу, что ты хотя бы пошевелишь пальцами, на сегодня всё закончится. Понял? — он аккуратно огладил его мощные плечи, спускаясь вниз, сжимая предплечья, и разложил его руки по кровати на ширине плеч, разведя локти в стороны.

— Да, — смиренно кивнул Стэнли.

Отлично. Эта покорность приятно чесала Хьюстону эго.

Он начал раздеваться сам. Сегодня ему было лениво натягивать свой латексный костюм, но в том и не было необходимости, план был совсем другим. Ксено не торопился, было что-то невыразимо приятное в том, чтобы дразнить этого роскошного мужчину, даже если тот не мог его видеть, лишь демонстративно опуская каждый предмет одежды на его голые ноги. — Ты будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся. Ты будешь двигаться только тогда, когда тебе скажут. Ты будешь сидеть там и просто молчать, пока я ублажаю себя, просто слушать и представлять всё то, что ты пропускаешь. Понятно?

— Д-да, — выдохнул Стэн, и его дыхание стало тяжёлым. Потрясающе.

Ксено снял с руки одну перчатку и прижал её к губам Стэнли. Тот взял её в зубы. — Подержи это для меня, Барби. Не смей ронять, если только не захочешь сказать стоп-слово, — Стэнли хныкнул почти скуляще, и голос Ксено стал ещё тише и ещё ниже. — Что я тебе сказал?

Он ждал. Стэнли смирено молчал.

— Хороший мальчик, — мурлыкнул он и погладил его под острым подбородком.

Ксено, стиснув зубы от боли в бёдрах, едва сдерживаясь, чтобы не покряхтеть, забрался на кровать и лёг, почти касаясь локтём ладони Стэна. — Я хочу, чтобы ты знал, что за нами наблюдают. И если ты попытаешься дотронуться до меня, то тот большой и страшный мужчина, которого ты видел за стойкой в баре, войдёт и вышвырнет тебя вон, причем силой, — Ксено схватил флакончик со смазкой и громко щёлкнул колпачком, выливая немного себе на пальцы. — Если тебе очень повезёт, он не забудет выбросить следом твою одежду.

На самом деле он понятия не имел, наблюдает сейчас за ними кто-то или нет, но был уверен, что угрозы будет достаточно. Если Барби так сильно пытается завоевать его расположение, что готов рискнуть пригласить на свидание, то он, конечно, не станет вот так глупо испытывать свою судьбу.

Ксено почему-то в него верил.

 

•••

 

Стэнли, конечно, ждал чего-то особенного от сегодняшней встречи, но, пресвятое дерьмо, этот парень каждый раз заставал его врасплох.

Он издевался, да?

Конечно, он издевался. Наверняка он прекрасно видел, как Стэн на него смотрел. Наверняка замечал, как он пускал на него слюни. Вероятно, он решил, что в этом и есть слабость Стэна — и потому использовал это знание против него.

Задание казалось просто пиздецки сложным. Всё бы ничего, но у Стэнли была охуеть какая развитая фантазия. И, нет, это явно было ему не на руку.

Впрочем, он был уверен, что сможет выдержать. Он уже делал нечто подобное в своих влажных мечтах. Конечно, у него всё получится. В своих фантазиях он репетировал. Подумаешь, просто представлять и не прикасаться. Это ведь не должно быть сложнее, чем пробежать марафон или свалить от «Алькаиды», верно?

Верно?..

О, нет.

Он не учёл, что Ксено — это… ну, Ксено. Маленький чертовски притягательный садист, который знал, как он хорош, и умел этим пользоваться. В той фантазии Стэнли была его версия, которую он придумал на основе определённого формата их взаимодействия. Он не учел ту часть, где Ксено был злым.

Злым издевающимся говнюком.

Потому что Ксено был громким. Кто бы мог, блядь, подумать?! Он, конечно, делал это намерено, но разве Стэну было от этого легче?

Раздался долгий длинный стон, и Стэн воочию представил, как он сорвался с приоткрытых мягких губ, когда ловкая рука с длинными тонкими пальцами погладила член, которого он никогда не видел и, зная его удачу, никогда не увидит.

— Ты знаешь, Ба-ах!-арби, как это могло бы быть здорово, а-а-ах, если бы ты пришёл сегодня вовремя? Ты мог бы, по крайней мере, посмотреть… — это слово будто окатило его жаром, по венам потекла расплавленная магма, и Стэн буквально умирал от желания его сейчас увидеть, блядь, ну, почему, почему, почему…

Он даже не был виноват, что опоздал! Он терпеть, блядь, не мог опаздывать! Он буквально планировал прийти сюда заранее, он вышел из дома на полчаса раньше, чем это было объективно необходимо, и просто забежал в ближайший магазин купить себе новую пачку табачных изделий — и ровно в этот, блядь, момент, в несчастную лавку ворвался грабитель! С пистолетом, блядь! Пока Стэн его уложил, пока дрожащий вусмерть паренёк за кассой вызвал копов, пока те примчались на место в ебучую субботу, пока он объяснил им всё — время полетело слишком быстро, но Стэнли не виноват, что проявлял свою гражданскую ответственность!

Однако Ксено бы вряд ли принял во внимание подобное оправдание. Да и вообще — не поверил бы. Стэн и сам бы не поверил. Он бы ещё сказал, что целую роту бабушек через дорогу переводил. Ну-ну.

Захотел быть порядочным гражданином — страдай.

Потому что Ксено был не просто шумным. Он был активным.

Стэн всем своим существом ощущал, как двигалась кровать, когда тот извивался в своём наслаждении, и Стэн изо всех, блядь, сил старался не сжимать в кулаках ебучее латексное покрывало. Он прижимал ладони к матрасу так сильно, что его пальцы слегка отогнулись назад. Он, блядь, держал себя в руках. Он старался.

Стэнли почувствовал лёгкий толчок, так, будто Ксено вдруг откинул голову назад, ударившись затылком о матрас, и, судя по провалу на мягкой поверхности, он мог сказать, что тот прижал плечи вниз, сильно выгнувшись в пояснице. Спустя мгновение его бёдра рухнули обратно на постель. — Открою тебе секрет, — хрипло выдохнул Ксено, — я, в целом, люблю быть снизу, но терпеть не могу, когда меня трахают до того, как я кончу. Что-то есть в том… — он явно прикусил губу, судя по приглушённому громкому стону, — что-то в том, что я очень расслаблен, но при этом гипер-… а-ах, чёрт! — гиперчувствительный… — короткие хриплые вскрики совпадали по ритму с хлёсткими шлепками, постепенно усиливаясь и ускоряясь, всё больше и больше. — Гиперчувствительность делает всё… намного…. лучше…

Он застонал в голос.

Стэнли, кажется, умер.

— Но ты ведь понятия не имеешь, как всё это на самом деле ощущается, верно? — Ксено, кажется, повернул к нему голову, поскольку Стэн почувствовал на своём лице его учащённое горячее дыхание и стиснул зубами перчатку ещё сильнее, так, что челюсть заболела. — Бедный мой сладкий початок, вечно он только и делает, что трахает всех подряд, а сам так и не смог познать прелесть хорошего члена… — жар, что исходил от тела Ксено, казалось, мог бы буквально воспламенить Стэнли. — Я знаю, что ты хотел бы это попробовать, Барби. Знаю. И, может быть, если бы ты, чёрт возьми, хоть когда-нибудь явился вовремя, я бы дал тебе всё, что ты хочешь, но, увы, дорогой… Я просто не могу, ты ведь понимаешь, правда?

Блядь, блядь, блядь, Стэнли отдал бы всё, чтобы снять эту ебучую повязку, но, чёрт возьми, он понимал, что Ксено бы не купился ни на одну взятку. Судя по всему, тот был близко. Каждый вдох был хрипом, каждый выдох — стоном. Стэнли представил себе, как он покраснел и покрылся влажной истомой, его всегда идеально уложенные волосы, должно быть, растрепались в сексуальном очаровательном беспорядке, глаза были прикрыты, а губы такие мягкие, едва распахнутые, блядь, и почему Стэн решил, что сможет это выдержать, он не выдерживает, ему критически нужно знать, что же там происходит, как выглядит этот мужчина, что забрал себе все его мысли, пожалуйста, пожалуйста, бог, Иисус там, Аллах, или Будда, вообще похуй, если кто-то там есть, сними с него эту чёртову дьявольскую штуковину-

Тонкий стон разлился эхом по бетонным стенам кабинета, Ксено крупно вздрогнул и явно обмяк на постели. Его дыхание замедлилось, но всё ещё было тяжёлым и рваным. Спустя пару секунд он сел. Одной рукой он забрал перчатку изо рта у Стэнли, а другой…

— Приберись здесь, — выдохнул он, и голос был таким тихим, таким бархатистым и вкрадчивым, что, казалось, буквально проникал в тело Стэнли, пронзал его насквозь и разносился глубоко за пределы того, где, как он знал, звук в принципе мог резонировать. Тонкие пальцы, обтянутые лайковыми перчатками, сунулись ему в рот, и Стэн погиб ещё раз. О, срань Господня, он знал, что Ксено будет хорош на вкус. Утопая в этом ощущении, он беспомощно облизывал, обсасывал, брал всё, что мог взять, но вскоре Ксено вырвал руку и сунул перчатку обратно Стэнли в зубы.

Судя по движению на матрасе, он перекатился на бок и наклонился так близко, что Стэн ощущал его жар, но всё же не касаясь его голой кожей. — Ты хорошо поработал, малыш. За это я тебя награжу. Хочешь мне помочь?

Стэнли яростно закивал. И, о, это было ошибкой. Почему он так быстро забыл, что Ксено Хьюстон был злым, злостным садистическим засранцем, и почему он не стал уточнять, в чём именно заключалась помощь, ох, блядь, ну почему-

Он почувствовал на своих плечах полотенце. Оно закрывало все его руки, даже ладони. Ксено чуть вытянул их вперёд, развернул и вложил в его пальцы… что-то.

— Я хочу, чтобы ты подержал это для меня.

Кажется, это был тот самый дилдо.
Кажется, Стэн всё-таки умер и отправился в ад отрабатывать все свои человеческие грехи.

— Нужно действовать быстро, пока гиперчувствительность не прошла, — мурлыкнул Ксено с усмешкой в голосе. Отстранённым осколком сознания Стэнли подумал, что это какой-то очень особенный вид жестокости. Да, он, вроде как, не имел никаких реальных последствий для тела, но, чёрт возьми, насколько же издевательским он ощущался для всего остального.

Стэнли весь превратился в чувства. Не имея возможности видеть и трогать, его слух стал особенно острым, а обоняние улавливало все цветочно-мускусные нотки в запахе горячей кожи Ксено. Казалось, его собственная кожа способна была ощущать очень много всего даже на расстоянии — всполохи дыхания, тепло разгорячённого тела рядом, даже тяжёлый взгляд обсидианово-чёрных глаз — Стэнли чувствовал всё.

Он чувствовал, как Ксено равномерно намазал фаллоимитатор смазкой. Чувствовал, как тот, конечно, через полотенце, подтянул его руки ещё немного к центру кровати. Чувствовал, как тяжело Ксено дышит.

— Подержи это прямо здесь, малыш, — шепнул его восхитительный мучитель, и, не церемонясь и не мешкая, со всей болезненной для Стэнли очевидностью медленно опустился на дилдо, едва не касаясь задницей его хватки. Он застонал громко, протяжно и сильно, видимо, приспосабливаясь к размеру, слегка двигая бёдрами то в одну, то в другую сторону, пока не достиг нужного угла, и тогда…

Он начал двигаться.

И Стэнли умер. Снова.
В который раз за этот чёртов вечер.

По крайней мере, он был уверен, что умер. Другого объяснения происходящему просто не было. Он был мёртв, он варился в аду, мужчина его мечты испытывал, казалось, ни с чем не сравнимое наслаждение буквально в нескольких дюймах от его лица, а Стэнли не мог посмотреть.

Он чувствовал, как тот задевает бёдрами полотенце на его руках, но не мог почувствовать его кожу.

Стэн проклял каждую эту блядскую хлопковую петельку, всю текстильную промышленность и лично того, кто первым изобрёл полотенца.

— Держи крепче, малыш. Вот так. Хороший мальчик.

 

•••

 

Ксено двигался медленно, очень медленно, но прекрасно осознавал, что долго он не продержится. Его ноги ужасно болели, и, кроме того, он знал своё тело, знал, что именно ему нравится, и знал, как быстро этого добиться. Затаив дыхание, он неотрывно наблюдал за лицом Стэнли, за тем, как тот до невозможности сильно стиснул челюсти на перчатке, как нахмурил свой лоб в первозданном отчаянии — и наслаждался зрелищем.

О, он просто дико хохотал внутри себя, но снаружи идеально разыгрывал настоящее аудиальное шоу, лучшее из всего, на что был способен, он стонал и всхлипывал, вскрикивал и задыхался так красиво и эротично, как он только мог.

Как мог только он.

Он схватил вибро-пулю, быстро включил её и крепко прижал к промежности. Охренеть, он обожал это ощущение, искренне обожал, и в ту же секунду из него вырвался такой же искренний крик. Стэнли стиснул зубы ещё крепче, и Ксено, мысленно хихикнув, сладко замычал и улыбнулся собственным подлым мыслям. Он протянул ту руку, что была в перчатке, и вытер слюну, что свободно стекала по импровизированному кляпу, с этого румяного чертовски привлекательного лица.

— Я позаимствую немного, хорошо? — мурлыкнул он и начал поглаживать себя уже влажной от его слюны рукой. Он буквально мог видеть момент, когда Стэн осознал, что сейчас произошло, он видел это по тому, как поникли его плечи, как втянулся живот, как много усилий прикладывал этот роскошный мужчина, чтобы выполнить его приказ. — Какой ты хороший помощник, Барби, — выдохнул он напевно, ускоряясь в погоне за собственным удовольствием. Не потребовалось много времени, чтобы приблизиться к эйфории, особенно с этой прекрасной картиной перед глазами и дополнительной стимуляцией от вибрации. — Откинься назад, — прохрипел он, его бёдра двигались всё быстрее и быстрее по мере того, как его накрывала волна оргазма. На этот раз, когда он кончил, то специально расплескал себя по Стэнли — на его мощное горло и рвано вздымающуюся грудь. То, как его семя стекало по золотистой коже, хлестнуло по нервам новым витком наслаждения. — Да, Стэнли, да!

Он с силой опёрся на руки, пытаясь отдышаться и немного прийти в себя.

Стэнли не двинулся с места.

Блядь. Он действительно был так чертовски хорош.

Казалось, Стэн едва дышал.

Кажется, Ксено и впрямь хотел бы-

— Ты хочешь кончить? — он наклонился чуть ближе и услышал тихий рваный вздох, но Стэнли по-прежнему монолитно не двигался. Даже мускул в его теле не дрогнул. Просто потрясающе.

— Это вопрос без подвоха, малыш, — прошептал Ксено, испытывая странную нежность. — Ты хочешь?

Стэн едва заметно кивнул.

Ксено со стоном приподнялся, оторвавшись от дилдо и, взяв его из мощных рук при помощи полотенца, перекатился в сторону, чтобы сесть на бедро и вынуть перчатку у Стэнли изо рта. Он сбросил всё с изножия кровати и, осторожно избегая контакта с кожей, наклонился и прошептал: — Я бы этого хотел. Почему бы тебе не порадовать меня и не кончить, а, Стэнли?

Сильные руки медленно, предельно осторожно сползли с кровати, явно стараясь не задеть кожу Ксено. Стэн коснулся своей груди, своего горла, собирая всё то, что Ксено оставил там после себя, и-

О, чёрт возьми.

Затаив дыхание, Ксено наблюдал, как правой рукой Стэнли скользнул себе в рот, жадно слизывая с пальцев его вкус, в то время как левой обхватил свой член и, всего дважды погладив, кончил с протяжным хрипом.

Чертовски красивый. Невероятно сильный. Чудовищно покорный. Просто потрясающий.

Спроси меня сейчас. Попроси меня встретиться с тобой вне клуба, и я скажу тебе «да».

Дыхание Стэнли было ровным и мерным, поза — твёрдой и непоколебимой, и Ксено медленно, но верно осознавал, что этого человека было невозможно сломить. Довести до безумия, до исступления, до абсолютной потери рассудка — да, возможно.

Но не сломить.

Он был монолитным. Фундаментальным. Фантастически устойчивым. Ксено мог сделать с ним абсолютно всё, что угодно, и он бы всё выдержал, верно? В мире не было буквально ничего, что этот мужчина не смог бы вынести. Потому что он был сильным. Сильнее всех, кого Ксено знал.

Спроси меня сейчас. Пожалуйста.

Ксено уставился на Стэнли, охваченный благоговением от собственного восхищения.

Пожалуйста. Ну же. Позови меня на свидание.

Но тот стоически молчал, не дрогнув ни единым мускулом.

— Сейчас я приведу себя в порядок, — с необузданной нежностью где-то под рёбрами выдохнул он. — И я хочу, чтобы ты сидел тут совершенно неподвижно, пока я не вернусь. Ты сделаешь это для меня?

— Да, — слабо кивнул Стэнли.

Ксено быстро соскользнул с кровати и схватил свою одежду, дважды оглянувшись на Стэна по пути в уборную. У него оставалось ещё пятнадцать минут до конца сеанса, и этого должно было хватить, чтобы быстро ополоснуться и как следует завершить сцену. Он оставил дверь открытой и, включив воду, вернулся посмотреть.

Стэнли не сдвинулся ни на миллиметр.

Охренеть.

Он быстро принял душ, натянул на себя всю одежду и новую пару свежих перчаток. Когда он вышел из ванной, Стэнли сидел ровно в той же позе. Ксено схватил чистое полотенце и встал за его спиной. Положив ладонь ему на лоб, он мягко притянул Стэна к себе, так, чтобы тот прислонился к его ногам, и нежно вытер липкие полосы с его кожи. Он подхватил его под локти, помогая подняться на ноги, обхватив его торс рукой — так, что ладонь лежала где-то в районе сердца.

Он украдкой взглянул на их отражение.

Блядство. Они просто потрясающе смотрелись вместе. Стэнли, всё ещё пьяный от секса, с повязкой на глазах, со взъерошенной копной густых пшеничных волос, слегка задыхающийся в предвкушении… Чёрт, он был произведением искусства. Не меньше. Его тело было слегка напряжённым, но не в каком-то негативном смысле — он будто просто был готов ко всему, что Ксено мог от него захотеть.

Но Ксено, ни на йоту не выбившийся из образа, потому что единственное, что выдавало его состояние, — это мокрые после душа волосы, почему-то хотел только нежности. — Ты даже не представляешь, насколько красив, не так ли? — прошептал он на ухо Стэнли, не отрывая взгляда от их отражения. — Если бы ты мог увидеть то, что вижу я, ты бы понял.

Стэн лишь сглотнул и коротко выдохнул сквозь приоткрытые губы.

— Оставайся пока здесь. Я сейчас просто кое-что переставлю, и снова возьму тебя, хорошо? Будь моим хорошим мальчиком и не двигайся, — Ксено вернулся к кровати, стянул с неё виниловое покрывало и бросил к кучке использованных игрушек и полотенец. Он быстро схватил одеяло из шкафчика рядом с кроватью и мягко положил руку Стэну на бедро. —Ляг-ка на бок, милый. Повернись лицом к стене, — Стэнли слепо наклонился вперёд, нащупывая пальцами край кровати. Его бёдра прижались к бёдрам Ксено, и тот невольно крепко прижался к ним в ответ, но лишь на мгновение, одёрнув себя и ободряюще его подтолкнув.

Как только Стэнли устроился, он расстелил одеяло и, в очередной раз нарушив свои собственные правила, накрыл им их обоих. Он крепко прижался грудью к мощной спине, подложив одну руку под бедовую светлую голову, а другой обхватив Стэнли за талию, прижимаясь к нему всем телом.

Как будто Стэн принадлежал ему.

Как будто это было по-настоящему.

В любой другой момент и с любым другим клиентом он бы давно захотел сбежать, но сейчас он с отстранённым ужасом обнаружил, что на самом деле ему вполне комфортно лежать здесь и слушать, как дышит Стэнли. Он зарылся носом в мягкие волосы на его затылке и с болезненным наслаждением вдохнул запах шампуня, пота, стали, табака и… пороха?

Он вспомнил усталый, почти измождённый и явно напряжённый вид Стэнли, когда тот вошёл. Вспомнил очередную повязку на его плече. Чёрт, да что с этим парнем происходит, и почему Ксено был так сосредоточен на собственном раздражении, что не обратил никакого внимания на состояние своего клиента?!

— Эй, Барби. У тебя всё в порядке?

Стэн едва ли не заурчал. — Просто идеально. А что?

— Ну, у тебя было такое… выражение лица. Когда ты только сюда пришёл, — Ксено осторожно расстегнул пряжку у Стэнли на затылке, медленно снял повязку с его глаз, отбросив ту в сторону, и снова обнял его за талию.

Освободившись от явно надоевшей штуковины, Стэн потёрся головой о руку Ксено, словно огромный пёс. — О, да, я… — его голос дрогнул. — Всё порядке.

Ты лжёшь мне.

— Ммм… Так… не хочешь рассказать мне, почему от тебя пахнет порохом?

Повисла долгая напряжённая пауза. — Это нормально, если я скажу «нет»?

— Конечно. Я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. Но… Я хочу, чтобы ты знал, что ты можешь поговорить со мной. Если тебе это нужно, — Ксено чуть мотнул головой из стороны в сторону, проводя носом по тонким волоскам на горячей шее.

— У меня просто были плохие дни на работе. Снова. Вот и всё.

Ты лжёшь мне.

— Как скажешь.

 

•••

 

Стэн прижимался к Ксено спиной — но казалось, что всем своим существом. Он чувствовал себя убаюканным. Нужным. Обласканным. Он медленно вспоминал свои сегодняшние победы. О, их было много. Ксено лежал сейчас рядом с ним. Он считал Стэнли красивым. Он позволил ему попробовать его на вкус. Он называл его своим хорошим мальчиком.

— Может быть… может быть, ты хотел бы поговорить о чём-нибудь ещё? Спросить меня о чём-то? — голос Ксено был таким тихим по сравнению с необъятностью сияния, в котором плавал разум Стэнли.

— Не сейчас, нет.

— О. Ладно…

Почему он звучал таким грустным?

Chapter Text

Гадёныш: Твои правки к отчёту — полный отстой. Мы не будем их вносить.

У Ксено дёрнулся глаз. Чего, блядь? Что этот пиздюк себе позволяет?!

Ладно. Дыши, Хьюстон. Он ещё ребёнок. Его лобные доли отрастут ещё только лет через десять. Он просто не ведает, что творит.

Мелкий гадёныш.

Dr.X: ты хоть понимаешь, о чём говоришь?

Максимально деликатно. Почти педагогично. Вершина дипломатического мастерства.

Гадёныш: Да. В отличие от тебя видимо

Ну, всё, пиздец тебе, капуста ушастая.

Dr.X: ты мне зубы не заговаривай, сопляк.
Dr.X: сначала обоснуй, потом выёбывайся

Блядь, Ксено ненавидел этот день. Нет, правда.

Во-первых, сегодня трое самых раздражающих студентов из самой раздражающей группы устроили в его лаборатории бестолковую (и раздражающую) демагогию на тему, можно ли использовать постулаты квантовой механики для научного (если это можно так назвать, конечно) обоснования теории плоской Земли. Во-вторых, один из этих ущербных даже действительно попытался это сделать — вместо письменной работы. В-третьих, когда Ксено, сжав челюсти в мощнейшем приступе желания убивать и расчленять, размазывая по стенам кровищу вместе с содержимым их кишок, принялся довольно сухо (с учётом обстоятельств) объяснять, почему это не просто бред, а буквально оскорбление для физики как таковой, самый дерзкий из троицы заявил:

— Но профессор, вы же всегда говорите, что настоящая наука должна подвергать сомнению даже аксиомы!

Ксено в тот момент физически почувствовал, как его левая глазная вена начинает пульсировать в такт зловещему маршу проклятий, что стремительно крутились в его голове.

То, что к концу пары никто не умер, было исключительно заслугой его нежелания в очередной раз связываться с копами.

Исключительно.

А потом он сел проверять отчёты для NASA — от JAXA. И это всё ещё был пиздец. Да, теперь отчёты хотя бы были, и это, конечно, лучше, чем ничего, но что-то Ксено не помнил, чтобы когда-то записывался в ебучие оптимисты. Его стакан наполовину идёт на хуй. Ебучие япошки с их ебучими отчётами, нет, правда, Ксено порой всерьёз казалось, что они намерено всё делали через жопу, будто специально старались избегать логики, последовательности и хотя бы грамотного оформления. Ксено потратил два бесценных часа своей жизни в попытке внести в их лихорадочный бред душевнобольного хоть сколько-то адекватности, после чего отправил всем участникам этой академической катастрофы одно короткое письмо:

«Переделать. Всё. К завтрашнему утру. И если я ещё раз увижу фразу «как бы то ни было» в контексте научной работы, я лично прилечу в Токио, приеду в вашу шарашкину конторку и объясню, почему это недопустимо — с помощью словаря терминов и карманной ядерной боеголовки!»

И, что бы вы думали? Теперь этот мелкий гадёныш Ишигами, который возомнил там себя главным (уму непостижимо, в JAXA всерьёз наводил порядки чёртов подросток!), смел заявлять, что его правки, цитата, «отстой»!

Какой же феерический пиздец!

После этого Ксено срочно нуждался в кофе. Три кубика внутривенно, пожалуйста.

И, возможно, ещё дозу чужого отчаяния — просто чтобы почувствовать, что не он один в этой Вселенной страдает.
Спасибо.

Выбор, как порой случалось после работы, пал на The Bitter Equation — крошечное кафе в двух кварталах от Калтеха, куда ещё ни разу на памяти Ксено не заглядывали ни его студенты, ни его коллеги. Там было тихо, кофе казался приемлемым, и главное — его там никто не трогал. Кофейный запах в этом месте всегда был слишком горьким — будто владелец принципиально покупал дешёвые зерна, чтобы отвадить всех случайных посетителей. Именно поэтому Ксено любил это место. Гениальное в своей всратости.

Сегодня там пахло ещё и табаком.
Ксено ненавидел запах табака, но с недавних пор…

Он тряхнул головой от вспыхнувшей перед глазами кукурузной ассоциации и уж было хотел развернуться и свалить отсюда к чёртовой матери, накатав по дороге возмущённый отзыв за нарушение закона о курении в общественных местах, как на периферии зрения мелькнула та самая кукурузная ассоциация.

Стэнли?..

Сердце забилось так быстро, что Ксено аж немного затошнило от перенапряжения. Растрёпанные золотистые волосы, идеально-кукольный профиль, невероятный разлёт могучих плеч — это, определённо, был он.

Вау. Ух ты.
Какого хуя.

Он заметил Стэна раньше, чем тот его. Тот сидел за уединённым столиком у окна, сгорбленный над ноутбуком и с сигаретой в зубах. Ассоциации не подвели. На нём была косуха, тяжёлые армейские ботинки, черная майка с надписью «Ask me about my tragic backstory»… и — да, это Ксено точно не показалось — фиолетовая помада, чуть смазанная на нижней губе, будто Стэн нервно её покусывал — ну, или с кем-то целовался.

Ксено замер.

Это был не его Стэнли. В смысле, не тот, что стоял на коленях в его кабинете с покорно опущенными ресницами и умолял о пощаде. Этот Стэнли сердито хмурился в экран и выглядел как мамкин бунтарь, который ещё не понял, кем хочет стать, когда вырастет: панком или гламурной чиксой. Он ругался сквозь зубы, грыз сигарету — видимо, он пытался её закурить, но его таки обломала администрация, — и теперь казался Ксено не просто любопытным экземпляром, а, блядь, пиздецки интересным объектом.

Как же, чёрт возьми, хотелось в нём хоть чуточку разобраться! Хоть что-то выяснить!

Что же делать? Свалить? Подойти? Сделать вид, что не заметил, а самому понаблюдать исподтишка?

Однако в следующую секунду Стэн медленно поднял взгляд, будто почувствовал, как на него пялятся — и их глаза встретились. Сердце сделало кульбит, пропустило удар и упало в желудок. Всё существо Ксено потребовало бежать.

Но Ксено, как и всегда, выбрал бить.

— Ты что, меня преследуешь? — рявкнул он, сложив руки на груди. — Какого хрена ты здесь делаешь?! — отличная стратегия, ещё ни разу не подводила.

Стэн усмехнулся, отодвигая ноут и хватая стоящую рядом чашку, будто только и ждал какой-то повод сделать ещё глоток. — Нет, просто это единственное место в радиусе тридцати километров, где не подают алкоголь после полудня. А мне нельзя ещё два дня — пью антибиотики.

— То есть, если дать тебе возможность, ты всенепременно напьёшься днём? — выгнул бровь Хьюстон.

— Предпочитаю не проверять, — хмыкнул тот. — Для проверок силы воли у меня есть еженедельные испытания, — Стэн окинул Ксено взглядом, и он в прямом эфире ощутил, как в его туго застёгнутой рубашке становится трудно дышать.

Ксено старательно это не показал. — Ты выглядишь так, будто собрался на сборище какого-то мрачного подросткового культа, — резюмировал он, оглядывая его крайне кричащий прикид с крайне сомневающимся видом. — Это уже не Барби, это уже Монстр Хай какой-то. Под кого косишь? Под Дракулауру? Или под Френки Штейн?

Стэн вскинул брови. В его глазах — медовых, глубоких, с настолько солнечными золотистыми прожилками, что Ксено готов был поклясться, будто физически ощущал стремительный прилив витамина Д в свой организм от одного только этого медного взгляда, — мелькнула знакомая до спазма под ложечкой дразнящая ирония. Он медленно закрыл свой ноутбук и задумчиво оглядел Ксено в ответ. — А ты выглядишь…

— Закончи это предложение, и я придушу тебя этим сиропным насосом.

— …типично. Как чванливый профессор калтеха, который случайно забрёл в пивной бар для трушных байкеров.

Ксено почувствовал, как по шее в прямом эфире стремительно разливалось предательское тепло. Что это за реакции такие, какого чёрта, организм?! — Это дресс-код, — фыркнул он, и только потом осознал, что, секундочку, какого хрена, почему он назвал его профессором калтеха, откуда, блядь-

— А это — я, — Стэн провёл рукой по своей вызывающей майке, чуть ухмыляясь уголками губ. — Разница есть, Док, — он подмигнул и развалился в кресле.

Вот же… ублюдок. Ксено нервно дёрнул подбородком, понятия не имея, как же, чёрт возьми, себя вести. В подобных ситуациях он ещё никогда не оказывался — и подобных протоколов в своей голове не составлял. В итоге, решившись поддаться какому-то дебильному порыву, он просто деловито сел напротив, не спрашивая разрешения присоединиться. — Фиолетовый тебе не идёт.

— Врёшь, — буквально мурлыкнул Стэнли.

Ксено закатил глаза. — С какой стати мне об этом врать?

Но Стэн лишь наклонился вперёд, удобно положив подбородок на ладонь, и изучающе сощурился, будто какая-то дикая хищная кошка. — Ты пялишься на мои губы уже минуты три, не меньше. Если бы тебе действительно не нравилось, ты бы уже ушёл.

Вот же нахальная кукурузина!

Ксено ощутил, как его пальцы непроизвольно сжались в кулак. — Я просто пытаюсь понять, почему. В клуб ты приходишь в куда менее кричащем виде.

— Потому что мне так нравится, — Стэн лизнул губу, оставляя на ней влажный блеск. Глаза непроизвольно метнулись вниз. — Как тебе градиент?

Хьюстон закатил глаза, презрительно фыркнув для профилактики. Чтоб точно не подумал, будто Ксено тут ведётся на столь примитивные методы соблазнения. — Ты даже не знаешь, что это слово значит.

— Знаю. Это когда цвет переходит из одного оттенка в другой, — Барби снова ухмыльнулся, подавшись вперёд, и понизил голос. — Как твоё лицо прямо сейчас.

Кожа на щеках у Ксено действительно горела. Это было просто неприемлемо. Какого чёрта? Он не привык робеть и краснеть в присутствии своих клиентов! Но Стэнли не был клиентом прямо сейчас… Блядь! Пока он тупил, пытаясь разобраться с собственными реакциями, между ними повисло молчание. Тишина ощущалась немного неловкой, но почему-то тёплой — будто старый шерстяной свитер, в котором стрёмно выходить на улицу, но чертовски уютно длинными зимними вечерами. Это было странное, но неожиданно приятное ощущение.

Поддавшись столь уютному порыву, Ксено расслабился — и заметил, что в лице Стэнли будто поселилось какое-то незнакомое напряжение, как его пальцы слегка подрагивали, когда он подносил кофе к губам, как синяки под ресницами отливали оттенком помады…

И глаза.

Золотистые, с медовыми прожилками — обычно такие живые, — теперь казались потускневшими, будто кто-то прикрыл их изнутри.

— Ты… — Ксено запнулся, не зная, как спросить. «Ты в порядке?» — слишком банально. «Что случилось?» — слишком прямо.

Стэн поднял на него взгляд и тут же улыбнулся — слишком быстро, слишком натянуто. — Что, Док? Вызываешь полицию моды?

— Нет, — он нахмурился. — Ты просто… выглядишь уставшим. Почему?

Стэн замер на секунду, словно не ожидал такого вопроса. Потом рассмеялся — но звук получился каким-то хрупким, будто стеклянным. Будто заметив собственную скользнувшую наружу уязвимость, Стэнли мигом сменился в лице и снова ехидно сощурился, растянувшись в лукавой улыбке. — Ты что, беспокоишься за меня?

Ксено беспокоился за него? Кажется, да, но этот вопрос звучал словно вызов, словно нападение, а допускать такой расклад было решительно невозможно. Так что, очевидно, Ксено нужно было защищаться, а лучшая защита своих границ — это атака на чужие. Ксено поджал губы и резко ткнул пальцем в надпись на майке Стэна. — У тебя на майке буквально написано «Ask me about my tragic backstory». Это провокация?

Стэн замер с чашкой у губ. Фиолетовая помада оставила полупрозрачный след на краю. Ксено захотелось её слизать. Так, блядь, оставить, это что за хуйня опять в голову лезет? Стэнли медленно поставил чашку обратно. — Что, слишком пафосно? — он снова попытался ухмыльнуться, но уголки губ дёрнулись как-то странновато и неестественно.

— Скорее клишированно, — Ксено нарочито медленно оглядел его с ног до головы. — Полагаю, следующая фраза — «никто не понимает мою боль»?

Стэн фыркнул, но его пальцы вдруг крепко сжали рукав косухи. — Это просто…

— Что?

— Шутка.

— Врёшь, — теперь уже Ксено подался вперёд, дразняще сощурившись, и это была куда более безопасная для его психики территория.

Стэн дёрнул подбородком. — Докажи.

Хьюстон неожиданно даже сам для себя наклонился через стол, прошептав ему прямо в лицо. — Хорошо. Расскажи мне свою трагическую предысторию, Барби.

Стэн резко откинулся на спинку стула. Фиолетовые губы испуганно приоткрылись — в его лице не осталось ни сарказма, ни привычной дерзости. Только растерянность. — Я… ну…

Телефон оглушительно завибрировал на столе. Ксено рефлекторно его схватил: скорее всего, там было что-то по работе.

Гадёныш: Твой анализ данных JAXA содержит ошибку в расчёте кинетической энергии на участке 4.3. Ты использовал устаревший коэффициент трения, а я — корректный.

Вот же мелкий… Хьюстон яростно вцепился в аппарат.

Dr.X: этот «устаревший коэффициент» учитывает реальные атмосферные условия, а не твои идеализированные модели, мелкое безмозглое ты создание

Когда он поднял голову, Стэн уже отодвинул стул, потянулся за ноутбуком — слишком поспешно, будто испугался, что Ксено задаст ему ещё один вопрос. — Ладно, Док, мне пора.

— Подожди.

Стэн застыл, его плечи были напряжены так, словно он готовился к какому-то удару. — Что?

Ксено хотел бы сказать: «Останься».
Или: «Расскажи мне, что происходит».
Или: «Давай считать эту встречу свиданием?»

Но слова застряли где-то в горле, и вместо этого он пробормотал: — Нет. Ничего.

Барби улыбнулся, но на этот раз улыбка была мягкой, почти грустной. В его глазах мелькнуло что-то неуловимое. Разочарование? Облегчение? — Ладно, — он отсалютовал двумя пальцами, как это часто делала Шарлотта (вот оно, ещё одно крошечное доказательство, что Ксено не сходит с ума!). — Тогда… увидимся в четверг?

Дверь кофейни закрылась за ним с тихим звоном колокольчика.

Ксено остался сидеть с телефоном в одной руке и странным ощущением в груди — будто он только что упустил что-то важное, что не хотел упускать, но…

Но.

Было стойкое ощущение, что Стэн от него сбежал. Он испугался? Какого хрена? Блядь, Ксено серьёзно его напугал? Вот так? Здесь?!

На столе перед ним лежала смятая салфетка с отпечатком фиолетовых губ. Мусор. Просто мусор. Даже не макулатура — исключительно бытовой отход. Сейчас подойдёт официантка и точно просто её выбросит. Да.

Это логично.

Но Ксено зачем-то сунул её в карман пиджака. Да что с ним, блядь, не так? Телефон опять пиликнул.

Гадёныш: Твои «реальные условия» — это допущения из 90-х. Мы живём в будущем, дедуля.

Глаз дёрнулся. И ещё раз. И ещё.
Ксено говорил, что ненавидит этот день?
О, самое время повторить ещё раз.

Dr.X: когда ты приедешь сюда, я лично объясню тебе разницу между фантазийными теоретическими моделями и суровой практикой. С помощью учебника и моего ботинка.

Ксено фыркнул, швырнув телефон на стол, страдальчески застонал, откинувшись в кресле, и с силой потёр лицо ладонями. Да какого же хуя с ним происходит, а?

Стэнли сбежал, и самым ужасающим тут был даже не сам факт бегства, а что Ксено понимал его. Потому что сам делал так сотни раз — отшучивался, убегал, прятался за маской своих правил и костюмов, своего псевдонима, своей роли, и да, когда прятался он — это было нормально…

Но сейчас, когда он внезапно получил по лицу ответочкой, это было… ну…

Он медленно провёл рукой по лицу.

Кофе был отвратительным — как и день, как и мысли, как и его настроение в целом.

Поздравляю, Хьюстон. Видимо, сегодня такой день. Может, как там его, ретроградный Меркурий? Ксено ненавидел астрологию самой праведной ненавистью, но этот радужно-единороговый придурок Бьякуя всё время оправдывал всякими там ретроградными планетами любые жизненные неурядицы. Прямо сейчас Ксено даже готов был признать, что нечто настолько примитивное даже немного воодушевляло, давая ощущение, что это не он долбоёб, а оно просто так сложилось.

Но, объективно, сегодня с ним действительно что-то было не так. Во-первых, он добровольно заговорил с человеком в общественном месте. Во-вторых, он попытался проявить… что это было? Интерес? Заботу? О, святой Ньютон, может, у него жар? Ксено срочно нужно провериться на лихорадку.

Он яростно сжал чашку, как будто надеясь, что кофе магическим образом превратится в коньяк, если он действительно сильно того возжелает.

Салфетка в кармане внезапно показалась невыносимо тяжёлой.

Нахрена он вообще её взял? Потрясающее, блядь, решение. Теперь он ещё и собирает сувениры. Что будет следующим шагом? Доктор Ксено Хьюстон Уингфилд вдруг начнёт писать стихи? Может, заведёт дневник с сердечками на полях? Пиздец, такими темпами высок был риск стремительного превращения в одного из тех жалких существ, которых он, вообще-то, всегда презирал. Ну, в кого-то типа Бьякуи.

Мысль была настолько ужасающей, что Ксено чуть не фыркнул своим же кофе.

Вариантов, какого хуя, собственно, происходило, было несколько:
1) неизученный побочный эффект новых лубрикантов, которые Ксено заказал на прошлой неделе;
2) последствия недосыпа вкупе со стрессом из-за общения с грёбаными япошками;
3) чей-то злой неэтичный эксперимент, жертвой которого стал Ксено Хьюстон собственной персоной.

Он нервно постучал пальцами по столу, размышляя, может ли это быть своего рода специфической галлюцинацией, или вариант с неэтичным экспериментом всё-таки самый достоверный из всех предложенных. Хотя… если это эксперимент, то где тогда контрольная группа? Где графики? Где чёртов методологический аппарат?!

Телефон снова настойчиво завибрировал. Сэнку. Опять.

Гадёныш: Жду с нетерпением. Привезу камеру.

Ксено принялся яростно тыкать в экран.

Dr.X: если следующее сообщение будет не «простите, доктор Уингфилд, я был неправ», то можешь даже сюда не соваться, иначе при встрече я лично объясню тебе значение слова «профессиональная этика» путём проверенного метода швыряния тела с лестничного пролёта.

Отправил. Вдохнул. Выдохнул.

Отлично. Теперь он не только коллекционирует салфетки с губными отпечатками, но и угрожает четырнадцатилетним подросткам физическим насилием. Какой эффектный карьерный рост. Какая глубокая арка персонажа.

Он закрыл глаза, представляя, как объяснял бы всё это своему психотерапевту (если бы он у него был, конечно):

— Видите ли, доктор, есть тут один человек… Нет, не человек. Какой-то гуманоид с внешностью куклы Барби и сущностью початка кукурузы. Какое-то ходячее нарушение всех моих правил и принципов. Привлекателен ли он? О, да. Бесит ли он меня? Чертовски сильно! Понимаете, когда он рядом, я начинаю желать очень странных вещей. Целоваться, например. Ходить на свидания… Отвратительная пошлость. Кажется, что мой IQ в его присутствии падает примерно до уровня лабораторной мыши, которой только что прописали электрошок.

Фантазия была настолько живой, что Ксено хохотнул. Вслух. На него косо посмотрели из-за соседнего столика, но да ладно, ему не привыкать. Однако теперь к списку странных симптомов можно приписать «смеётся над собственными тупыми фантазиями». Видимо, следующая стадия — начать разговаривать с комнатными растениями. Впрочем, о чём это он, там, кажется, уже следующий уровень: разговоры с дикими кукурузинами в естественной среде обитания!

Он резко встал, оставив деньги на столе.

Всё. Хватит с него. Он взрослый человек с докторской степенью — и не одной! Он профессионал! Он мастер своего дела! Он… что это?

В кармане пиджака внезапно обнаружилась ещё одна неожиданная бумажка. Чек? На котором… был номер телефона?

Когда он…? Как он…? О нет. Нет-нет-нет!

Ксено замер и медленно перевернул чёртов чек. С обратной стороны мелким ровным почерком было написано: «P.S.: Если захочешь продолжить этот ужасный флирт — звони!»

Блядь. Бля-я-ядь… Лицо снова предательски вспыхнуло, так, что вмиг захотелось стремительно провалиться сквозь землю.

Чёрт. Чёрт. ЧЁРТ.

Он сунул бумажку в карман. Потом переложил её во внутренний карман. Потом проверил, точно ли она там.

— Я, блядь, ненавижу это всё! — рявкнул он и вылетел нахрен из этой несчастной кафешки.

Он топал по улице, яростно щурясь на солнце, но почему-то с необъяснимым ощущением, будто выиграл какую-то странную, необъявленную войну.

И это было…

Не говори «приятно». Не смей, блядь, говорить «приятно».

…довольно приятно.

Ксено захлопнул дверь квартиры с такой силой, что с полки упал диплом почётного профессора Калтеха. Он даже не наклонился его поднять, а просто пнул ногой в сторону книжного шкафа, направляясь прямиком к барной стойке.

— Чёртов Сэнку. Чёртовы студенты. И этот… чертов Стэн с этим его… Блядь!

Бутылка бордо открылась с неудовлетворяюще тихим хлопком. Он налил бокал почти до краёв, сделал два больших глотка, затем достал телефон и одним движением пальца вызвал Бьякую.

Тот ответил на третий гудок. — Если ты звонишь обсуждать правки к анализу данных JAXA, — раздался его голос без предисловий, — то скажу сразу: я с ним согласен. Твой коэффициент трения действительно устарел. Даже я это вижу.

Ксено схватил аппарат с такой силой, что хрустнул корпус. — Возможно, но! Он заменил мои расчёты вязкости плазмы на свои модельные допущения! В реальных условиях при 0.3 Маха его «корректные» уравнения развалятся как карточный домик!

— М-да, — протянул Бьякуя с явным удовольствием. — И позволь угадать: когда ты указал на погрешность в его уравнениях Навье-Стокса…

— Этот твой гадёныш заявил, что я якобы «цепляюсь за классическую гидродинамику как динозавр за свои кости»! — Ксено с силой поставил бокал на столешницу, едва не разбив хрусталь. — Он даже не учёл турбулентность в пограничном слое! А ещё и выёбывается!

На другом конце провода раздался приглушённый смешок. — Да уж… Ну, этого я не знал! Видимо, об этих нюансах его гениальная голова решила таки умолчать, — Бьякуя хохотнул с непередаваемой теплотой. — Ему бы ещё лет пять поучить матчасть, прежде чем лезть к тебе с правками. Но признай — его модификация метода конечных элементов для расчёта теплопередачи…

— Была наглым плагиатом из моей же работы 2012 года! — Ксено в ярости прошёлся по комнате, сбивая подушки и стопки каких-то бумаг. — Он просто заменил мои переменные на свои обозначения и выдал за «новый подход»!

Бьякуя рассмеялся в трубку. — Ну что я могу сказать… Добро пожаловать в мир академических войн, дружище. Хочешь, я поговорю с ним?

— Не смей! — Ксено резко остановился. — Это… личное. Я сам разберусь. Вот приедет — заставлю твоего юного гения вызубрить учебник по гидрогазодинамике наизусть. Будет знать, как рыпаться!

— Как скажешь, — фыркнул Бьякуя, и Ксено мог буквально наяву представить, как тот с улыбкой покачивает головой. — Кстати, о личном… Как там твой… эксперимент с нелинейными взаимодействиями?

Он нахмурился. — О чём ты?

— Ну, я имею в виду… Как там твоя… проблема с самоконтролем?

Ксено замер с бокалом у губ. — Какая еще…

— Ну, ты же спрашивал, как я удерживаюсь от… — Бьякуя сделал странно-ломкую паузу, будто пытался подобрать слова. — …неуместных физических контактов с определёнными людьми.

— Я спрашивал чисто теоретически! — щёки вновь буквально мгновенно вспыхнули. Ксено отказывался это признавать.

— Конечно, конечно. Ну так что, нашел решение своей теоретической проблемы?

Он снова потянулся за бутылкой, но с бурлящим разочарованием обнаружил, что та уже пуста. — Нет. Боюсь, я только усугубил.

Тишина на другом конце провода стала вдруг очень внимательной. — О-о-о, — с лёгкой иронией протянул Бьякуя. — Значит, есть кто-то конкретный.

— Я этого не говорил.

— Но и не отрицал, — грёбаный Ишигами со всей очевидностью буквально наслаждался моментом. — Так кто же удостоился чести вывести из равновесия великого Ксено Хьюстона?

Ксено закрыл глаза. В голове снова всплыли лукаво прищуренные золотистые глаза, сильные руки, красивые губы в неожиданной фиолетовой помаде… Почему он выбрал фиолетовую помаду? Почему фиолетовую? У Ксено был любимый галстук — тоже фиолетовый. Может, это какой-то знак?.. — Никто. Просто… гипотетическая ситуация.

— Гипотетическая, — нарочито-нейтрально повторил Бьякуя. — С гипотетическими фиолетовыми губами?

Ксено резко вдохнул. — Как ты…? Когда я…?

— Боги, да только что! Опять размышляешь вслух? Очень специфично для гипотетической ситуации, — хохотнул Ишигами.

— Он… то есть, этот гипотетический человек… он не вписывается ни в какие разумные параметры, к которым я привык, — пробормотал Ксено, тут же пожалев о сказанном. Ублюдок Ишигами всегда был слишком эмпатичным и проницательным — опасно было в разговоре с ним выходить на столь шаткую территорию.

— Ах вот как! — Бьякуя засмеялся. — Значит, тот самый гипотетический человек, с кем ты «чисто теоретически» не можешь удержаться от-

— Я ничего такого не говорил!

— Но хотел бы?

Ксено застонал и уткнулся лицом в свободную руку. — Он… он раздражает. Намеренно. Делает всё, чтобы вывести меня из себя. Но самое ужасное, что мне это нравится. И…

— И?

— И чёрт побери, это работает.

На другом конце провода воцарилась изумлённая тишина, а затем раздался долгий, довольный выдох. — Поздравляю, — торжественно сообщил Бьякуя. — Ты только что описал 90% романтических отношений в истории человечества!

— Это не… я не… — Ксено бессильно сжал бокал. — Это не по правилам. И он не вписывается ни в одно уравнение мой жизни. Он помеха. Он-

— Любовь и не должна играть по правилам и вписываться в уравнения, идиот, — голос Ишигами звучал подозрительно мягко. — Она существует именно для того, чтобы выбивать тебя из колеи.

Ксено ничего не ответил. Он просто сидел, глядя на пустой бокал, с лицом человека, который только что осознал, что потерпел сокрушительное поражение, но ещё не решил, стоит ли ему злиться по этому поводу.

— Пришли его фотку, когда хотя бы сам себе признаешься, интересно же! — чирикнул Бьякуя и тут же повесил трубку.

Ксено швырнул телефон на диван. Затем, после секундного раздумья, потянулся за второй бутылкой.

Чёртов Сэнку. Чёртов Бьякуя. Чёртов… Стэн.

Перед сном он снова обнаружил в кармане пиджака смятую салфетку с отпечатком фиолетовой помады — и чек с написанным номером телефона.

Он должен был выбросить этот мусор.

Но вместо этого зачем-то аккуратно положил в ящик стола.

 

•••

 

Ксено возлежал на кожаном диване, пальцы нервно выстукивали хаотичный ритм по подлокотнику. Его обычно безупречный образ сегодня дал трещину — воротник расстёгнут на одну пуговицу (совершенно случайно), чокер под ним сидел чуть свободнее обычного (абсолютно ненамеренно), а в груди поселилось странное, навязчивое беспокойство, от которого не спасал даже долгожданный бокал вина.

Он ловил себя на мысли, что ждёт встречи.
Ждёт с непривычным для него трепетом.

И это бесило.

— Извини за то, что сбагрил тебе того парня, Леонард, — пробормотал он, глядя в потолок, где едва заметно треснула штукатурка в форме, подозрительно напоминающей фаллический символ. Атмосферненько. Ироничненько.

Леонард — он же Господин Закон, и с этого прозвища Ксено не прекращал хихикать все годы их сомнительного знакомства, — недоумевающе выгнул бровь. — Ты извиняешься? — его губы дрогнули в саркастичной ухмылке. — Добро пожаловать в клуб смертных, Док.

— Попридержи коней, это разовая акция. Чарли сказала, у вас там всё закончилось не очень?

На лице Леонарда появилось нехарактерное для него выражение, когда он застонал и страдальчески закрыл лицо руками. — Что это вообще было, Икс? Я ему не нужен, клуб ему не нужен, и даже ты ему не нужен, ему нужен психотерапевт! — измученные глаза, щедро подведённые чёрным карандашом, обратились к Ксено с выражением детской жалости в усталом взгляде. — Я до сих пор не могу осознать всё это грёбаное дерьмо.

Ксено едва сдержал смешок. — О, дай-ка угадаю. Он рассказывал тебе про случай с зоомагазином, — он сел и жадно глотнул вина, безуспешно пытаясь сдержать своё ликование. Как же здорово его пронесло в тот раз!

— Да, и он продолжал говорить даже с кляпом во рту, — Леонард практически заскулил. — С действительно большим кляпом. Я не уверен, что во всём этом мире найдётся достаточно членов, чтобы заткнуть его поганый рот, — он уронил голову на руки, зарылся пальцами в тёмные волосы и дёрнул их что есть силы. — Он попросил меня пойти с ним домой. Это пиздец, Икс. Просто, блядь, спасибо, нахуй.

— Всегда пожалуйста! — чирикнул Ксено и тут же пригнулся, чтобы увернуться от брошенной прямо ему в лицо подставки под стакан, по-идиотски хихикая. Его веселье было натянутым, как струна. Внутри всё сжималось от странного предчувствия.

— Веселитесь, джентльмены? — о, а вот и Чарли! Она вёрткой кошкой опустилась в кресло напротив Ксено. Её взгляд скользнул по нему — оценивающий, проницательный.
Сегодня на ней был не латекс, а чёрное бархатное платье, и она выглядела мягкой, приятной на ощупь и в целом восхитительной.

Он посмотрел на неё и игриво понизил голос. — Я, кажется, нашёл для Лео нового парня, — на этот раз подставка угодила ему прямо в затылок.

— Пошёл на хуй, Док!

— Не будь занудой, Леонард, уверен, в следующий раз вы прекрасно поладите! — Ксено поднял бокал вина, салютуя, и допил его одним глотком. Жаль было это признавать, но погода после жаркого лета уже ощутимо изменилась, и холод, дующий с океана, заставлял неумолимо тосковать по одеялам и горячему чаю… Но Ксено не любил заваривать чай. Вот бы кто-то делал это за него.

Но он был на работе, и Броуди мог предложить только снова подлить вина.

Кстати, об этом.

Он уже собирался встать и попросить добавки, как в гостиную вошёл его клиент. Надо же, до начала сеанса было ещё три минуты! Стэнли не опоздал? Что происходит? Значило ли это-

Ксено натянул на себя улыбку и, поймав взгляд медовых глаз, молча поднял свой пустой бокал, и Стэн, не поведя даже бровью, так же молча взял его и послушно направился к бару. Шарлотта оценивающе выгнула бровь, глядя на него с безмолвным вопросом, и он ответил на этот взгляд средним пальцем и сдержанным скептицизмом.

— Я знаю, что это была ты, — беззвучно произнёс он одними губами. Она же скрестила ноги и посмотрела на него сверху вниз, ничего не говоря и ничем не выдавая своей реакции.

Сучка.

Стэнли вернулся с полным бокалом и, передав его Ксено, хрипло уточнил. — Могу я сегодня выпить? — его голос был тише обычного.

Ксено пришлось сделать два ложных старта, прежде чем он сумел, наконец, хоть что-то сказать. — Ну, ты впервые явился вовремя, так что, полагаю, заслужил небольшое поощрение, — он пытался сделать тон лукавым, но ненавидел, как на самом деле неуверенно звучал его голос, и потому поскорее сощурился, изучающе глядя поверх своего бокала, просто чтобы прикрыть своё странное состояние привычной ехидной маской. Стэнли со стоической невозмутимостью выдержал его взгляд.

Чарли наблюдала за ними с тем же выражением, с каким сапёры смотрят на бомбу с тикающим таймером.

Сегодня Стэн снова выглядел обычно. Ни тебе косухи, ни майки с дурацкими надписями, ни фиолетовой помады… С одной стороны — довольно логично не выряжаться, если одежда всё равно не понадобится, но с другой стороны Ксено уже был знаком с этой его бунтарской стороной, и она ему… ну… понравилась? Что-то с этим Стэнли было не так. Что-то неосознанное, неосязаемое. Казалось, на его красивом лице сегодня не читалось абсолютно ничего, и это ощущалось несколько прохладно — особенно сейчас, в тот день, когда Ксено и так уже продрог. В груди что-то сжалось, и он молча махнул ему, чтобы тот возвращался в бар, если хочет.

Стэн послушно развернулся, и Хьюстон сразу перевёл взгляд на Госпожу Шарлотту, которая с невозмутимым видом смотрела в свой грёбаный телефон и всем своим существом демонстрировала незаинтересованность. Ксено сердито поджал губы. Она встала и вышла из-за стола, бросив на него какой-то сложный, настороженный взгляд. В её нахмуренных бровях будто читалось предупреждение. Она вздохнула и посмотрела на спину Стэнли, туда, где он стоял и разговаривал с Броуди.

Всё казалось каким-то странным.

Стэнли вернулся с бутылкой виски и двумя низкими бокалами, в молчаливом ожидании замерев рядом с Ксено, всё такой же послушный, но будто опустошённый. Да что ж такое?

До кабинета они шли в какой-то гнетущей, неприятной тишине, и Стэнли продолжал покорно ждать, пока Ксено не указал на диван, приглашая его присесть, а сам не опустился рядом, лениво закинув ногу на ногу.

— Обычно я не пью виски, — хмыкнул он, пока Стэн наполнял бокалы, просто чтобы хоть как-то заполнить это грёбаное молчание.

— Это не для тебя, — Стэнли поставил бутылку на столик, а рядом — второй бокал. Он медленно осушил свой рокс, небольшими, дрожащими глотками, и снова наполнил его, прежде чем, наконец, заговорить. — Мне нужно… Мне нужно кое-что тебе рассказать. Поговорить с тобой, — он не отрывал взгляда от своих рук, от своего напитка, длинная прядь растрёпанных волос спадала ему на глаза, и Ксено неосознанно потянулся вперёд, чтобы убрать её вверх от лица.

— Можно?

Но Стэн лишь быстро откинулся назад, качая головой. — Пока нет. Это… бля, пожалуйста, просто дай мне с этим разобраться. Я сегодня не опоздал, и у меня есть немного больше времени, да?

Хьюстон замер, ощущая, как его будто внезапно с ног до головы окатило ледяной водой.

Он запретил мне прикасаться к нему.

Сердце колотилось медленно, гулко и болезненно, но Ксено вида не показал. Он сложил руки на коленях и со всей внимательностью повернулся к Стэнли, ожидая, когда же тот заговорит.

Стэн тем временем делал глубокие медитативные вдохи, пустым взглядом уставившись в пол. Через десять таких вдохов и выходов он снова посмотрел на Ксено. — Ты знаешь… К слову о трагической предыстории, — сердце в груди у Ксено замерло, остановилось на пару ударов и забилось ещё сильнее. Так это та дурацкая шутка вывела Барби в такое ужасное состояние? Блядь, да как так-то, как же… — Я рос в таких условиях, где у меня было не очень-то много возможностей. Не скажу, что моё детство было несчастливым, но довольно… сложным, — бодро начал он, но снова замолчал, глядя всё ещё как бы на Ксено — но на самом деле будто бы сквозь него.

— Что бы ты ни рассказал мне, это останется между нами, Барби. Я тебя слушаю, — казалось, мягкость в его тоне смогла вернуть Стэна к действительности, и он, моргнув пару раз, взглянул на него уже осознанно. Ксено улыбнулся ему — тихой, принимающей улыбкой, как бы показывая, что действительно слушал. Не просто слушал, но и слышал его.

Комната была слишком тихой. Стэнли смотрел на него глазами такими потухшими, будто угли после пожара, и что-то в груди у Ксено сжималось болезненно и незнакомо.

— В том детстве у меня был друг… — голос Барби звучал хрипло, будто он только что долго кричал. — Его звали Карл.

Ксено молчал. Его собственное дыхание казалось ему неестественно громким в этой звенящей, неопознанной тишине.

— Мы… — Стэн с силой провёл рукой по лицу, оставляя на коже секундные белые следы пальцев. — Блядь. Извини. Сейчас я соберусь с мыслями. В общем, мы выросли в дыре под названием Фэрвью. Мой отец… — он резко вдохнул, — он верил, что физическая боль — это такой прогрессивный и надёжный метод воспитания. В нашей семье всё всегда решалось кулаками. А Карл… — его голос снова сорвался на хрип. Ксено заметил, как сильно дрожат его руки. — Карл был полной моей противоположностью. Худой, носил очки, вечно что-то рисовал в своём блокноте, — внезапно уголки его красивых губ дрогнули в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку. — Он боялся пауков. Боялся темноты. Но меня — никогда не боялся, хотя я, вообще-то, был тем самым клишейным школьным хулиганом.

Ксено почувствовал, как его собственные пальцы сжались сильнее. — Наверное, он был добрым малым.

— Ага, — усмехнулся Стэн. — Однажды, после того, как я полез в очередную драку, и мне разбили нос, он притащил меня к себе в гараж, — он засмеялся воспоминаниям, но звук получился каким-то горьким. — У него там был организован целый аварийный «медпункт» — пластырь, йод, бинты из старых простыней. Он промыл мне боевые раны и сказал… — голос дрогнул, — сказал: «Ты же не дурак, Стэн. Ты можешь быть больше, чем просто кулаками на ножках».

В комнате стало душно. Ксено вдруг осознал, что его ладони вспотели. — Какое прогрессивное заявление.

Стэнли фыркнул, качая головой. Помолчав немного, он продолжил. — После школы я пошёл в армию. Боялся, что ни в какой колледж меня не возьмут, а отец поддержал, сказал, что хоть мужика из меня там сделают, — он резко поднял голову. — А Карл… блядь, он зачем-то пошёл со мной. Хотя спокойно мог пойти учиться, он был умным. Говорил, что меня нельзя оставлять без присмотра, иначе я сверну себе шею в первый же месяц.

Стэн снова взял в руки свой бокал, но не сделал глоток. Просто смотрел, как свет играет в янтарной жидкости.

— Там было много всего. Я не хочу об этом рассказывать, но в армии у нас всё складывалось хорошо. Мы часто работали вместе, были в одном отряде, получали награды. Пока… — его голос снова оборвался, — пока на одной миссии я не повёл отряд в засаду.

Тишина.

— Мы влипли в передрягу. Карл кричал, чтобы я остановился, но я полез вперёд, а он — за мной…

Бокал дрогнул в его руке.

— Взрыв отшвырнул меня назад. Когда дым рассеялся… — Стэн закрыл глаза, — у меня в руке осталась его рука. Только одна рука.

Ксено вдруг осознал, что дышит слишком громко. Душно быть перестало — теперь его вновь поглощал жгущий холод.

— Мне сказали, что он погиб мгновенно. Что это не моя вина. — Стэн резко встряхнул головой. — Врут. Если бы я его послушал… Если бы он не полез за мной…

Он замолчал.

Ксено хотел сказать что-то. Что угодно. Но слова застряли где-то между сердцем и горлом — не выдохнуть, не вдохнуть.

— С тех пор я, собственно, плохо сплю, — прошептал Стэнли таким тоном, будто доверяя свой главный секрет. Возможно, так оно всё и было. — Мне порой снится, как он смотрит на меня и говорит: «Я же предупреждал», — он наконец поднял на него свои глаза — золотистые, тёплые, потускневшие. — В общем… сегодня ровно два года, как его не стало. Два года с той ужасной ночи.

— Чт… что? — Ксено оторопело моргнул. — Погоди, но… что ты делаешь здесь? Почему ты не отменил встречу? Ты должен быть со своими друзьями, со своими… людьми, с…

— В том-то и дело, понимаешь? У меня ничего этого нет, — он пожал плечами, просто обронил этот факт, так небрежно, будто это буквально нихрена не значило, и Ксено оторопел ещё больше. — У меня есть… одна подруга. Она тоже была во всём этом, и… Но ей сегодня нужно было работать, и я не хотел её беспокоить. Честно говоря, я знаю, что она хотела бы всё забыть, и потому не стал её ни о чем просить. Я для неё не самый удачный друг, до сих пор не понимаю, почему она вообще со мной возится.

— Сказала бы она то же самое, если бы я позвонил и спросил, что она о тебе думает?

Стэнли снова пожал плечами. — Не уверен, что она вообще стала бы обо мне говорить. Тем более, с тобой.

Ксено фыркнул. В воздухе повисла тяжесть и неподвижность.

После долгой паузы Стэн неожиданно усмехнулся, с силой потирая лицо руками. — Блядь, я, наверное, выгляжу как побитая псина, — пробормотал он, явно пытаясь вернуть себе хоть каплю привычной бравады.

— Ну, как псина — это однозначно, — хмыкнул Хьюстон, — но на мой вкус ты ещё ни разу не был здесь достаточно побитым.

Стэн рассмеялся — на этот раз по-настоящему, хоть и чуть болезненно хрипловато. — Намекаешь, что мы ещё ни разу не добрались до пыток?

— Какие уж тут намёки, я буквально констатирую разочаровывающий факт.

— Ладно, ладно. Ты прав, Карл бы меня засмеял, наверное, за эту драму. Он всегда говорил, что я немного переигрываю.

— Наконец-то мы в чём-то сошлись, — Ксено скрестил руки.

— Ой, да брось. — Стэн лениво развалился на диване, нарочито небрежно, будто пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией. — Он бы тебя терпеть не мог.

Хьюстон выгнул бровь. — Почему это?

— Потому что ты зануда, — Стэн ухмыльнулся. — Он ненавидел, когда я начинал философствовать. Говорил: «Стэн, заткнись и просто делай».

— Гениальный человек, — Ксено кивнул с преувеличенной серьёзностью. — Жаль, что он не оставил после себя инструкцию, как заставить тебя заткнуться.

Стэн закатил глаза, но улыбка не сошла с его лица. — Ну, однажды он попробовал скотчем мне рот заклеить.

— И?

— Не сработало. Я всё равно ругался.

Ксено фыркнул. — Предсказуемо. Чтобы ты замолчал, тебе нужны особые обстоятельства. Мы выяснили это в прошлый раз. Ты так очаровательно закусывал перчатку, — дразняще протянул он, с удовольствием наблюдая, как на высоких скулах, наконец-то, разлился румянец. Ксено почувствовал, как в груди что-то сладко ёкнуло.

Стэн вдруг замолчал, уставившись в потолок. — Кстати, об этом… Ты знаешь, последние годы я никого не подпускаю к себе близко. Я стал довольно безрассудным. И с той единственной подругой, которую мне удалось сохранить, с той, которая послала меня к тебе, я так сильно облажался с ней однажды, что просто не хотел… не хотел, чтобы она ещё сильнее за меня беспокоилась. Но при этом я не хотел оставаться сегодня один. Обычно всё в порядке. Обычно мне нравится быть одному, но… Но сегодня всё по-другому… — он замолчал, прикрывая глаза. — Вчера кто-то умер из-за меня. От моей руки.

— Что?! Блядь, я… — Ксено ошарашенно мотнул головой. — Я уверен, что это был несчастный случай, я уверен, что никто не…

— Пожалуйста, не надо. Обещаю, я почти закончил, но… пожалуйста, дай мне всё рассказать.

Ксено замолчал, тяжело дыша и широко раскрыв глаза. Ему хотелось кричать, трясти Стэнли за плечи, обмениваться хлёсткими фразами и жаловаться на жизнь, бить его, обнимать его, целовать его, делать что угодно — только не то, о чём он просил.

— Кто-то умер из-за меня. Кто-то, у кого была семья. У кого были друзья. Была целая жизнь. И я… Меня это даже особо не волнует, знаешь? Смерть давным-давно перестала для меня что-то значить. Я живу в этом постоянном шуме, понимаешь? Этот гул невыносимых мыслей в голове. Я всегда думаю, как снова облажаюсь, как снова подведу кого-нибудь, как вновь стану причиной чьей-то смерти. Что всё это не имеет значения, потому что ничто не имеет значения. Всё в моей жизни шумное, бесцветное, бессмысленное, но знаешь, что? Единственный момент, когда это прекращается. Единственный момент, когда я чувствую тишину и покой… это когда я с тобой, Док, — Стэн перевёл на него свой взгляд, и в его глазах сиял свет. Живой. Ясный, спокойный и тёплый. Такой, что у Ксено внезапно пересохло в горле. — Вот почему я хотел сегодня сюда прийти. Чтобы поблагодарить тебя. Чтобы побыть с тобой. Чтобы ощутить… тебя. Я больше нигде не хотел быть. Только здесь.

Сдержанность — это твоя работа, Хьюстон. Сдержанность — это твой грёбаный бренд. Сдержанность — это то, что помогает тебе выжить , Хьюстон, и ты сейчас же возьмёшь себя в руки и вспомнишь, блядь, каково это — быть грёбаным профессионалом, и ты уж точно не схватишь его за грудки и не примешься оголтело его целовать.

Стэнли же невозмутимо продолжал. — Я знаю, что у тебя обычно есть план наших встреч и всё такое, но я хотел спросить, могу ли я просто… — он тихонько рассмеялся, качая головой, будто сам не верил, что говорил это вслух, но Ксено буквально затаил дыхание. — Могу ли я сделать кое-что… сам? Кое-что попробовать, — запинаясь, закончил он мысль.

Попробовать?

Ксено настороженно выгнул бровь. — О чём ты, Барби?

Стэн же уже соскользнул на пол и опустился перед Ксено на колени. — Я бы хотел прикоснуться к тебе, — выдохнул он, поднимая вопрошающие глаза и встречаясь с его, очевидно, растерянным взглядом. — Пожалуйста.

Хьюстон нервно сглотнул, буквально утопая в этих медовых омутах, едва ли не ощущая их сладость во рту. — Это… — он облизнул внезапно пересохшие губы, — это действительно противоречит моим правилам, но… Чёрт бы тебя побрал, — ругнулся он сквозь зубы, едва ли не физически ощущая, как что-то в нём ломается от этой покорной, исполненной благодарности нежности в сияющем золотом взгляде. — Ладно, ладно. Ты можешь, но только через одежду, Барби. Понял? — тот лихорадочно закивал. Сердце забилось не менее лихорадочно. — Делай всё, что в твоих силах, — ощущая странный прилив помутнения сознания, Ксено откинулся на спинку дивана, с отстранённым благоговением отмечая ту мелкую дрожь, что тут же пробежала по спине Стэнли, когда тот мягко обхватил его обманчиво тонкую лодыжку. Он приподнял ногу Ксено и положил её себе на бедро. Он медленно, легко провёл пальцами по обеим сторонам его голени и, с гулким трепетом нахмурив брови, слегка приподнял подол его любимых шерстяных брюк, обнажая…

— Сегодня было холодно, — ляпнул Ксено, просто чтобы объяснить, какого хрена ещё август, а он уже в сапогах. Стэнли же будто и не ожидал ничего другого, он мягко погладил гладкую поверхность хорошо выделанной кожи, ещё немного подтягивая штанину. Судя по его совершенно пьяному взгляду, его мозг уже полыхал: это показалось Ксено приятным бонусом. Толстые, сильные пальцы скользнули по гладкой коже сапога с почти религиозным благоговением. Его движения были странно плавными, будто каждое прикосновение требовало всей его концентрации. Когда он наклонился, чтобы с неприкрытым наслаждением и тихим стоном провести языком по всей длине его сапога, Ксено почувствовал, как в животе стремительно завязывается тугой узел.

— Кто бы мог подумать, что у тебя такая слабость к коже, — он намеренно попытался сделать голос едким и насмешливым, но и сам прекрасно слышал, как он задрожал на последних словах.

Стэн приподнял голову, его глаза блестели неестественным шальным блеском. — А кто равнодушен к коже? — прошептал он, прежде чем снова опуститься, скользя языком теперь уже по другому сапогу.

Ксено сглотнул. Он должен был сохранять контроль. Это был всего лишь сеанс. Обычный рабочий день. Но когда губы Стэна скользнули по его бедру, он почувствовал, как по спине обезумевшим табуном пробежали мурашки.

Стэн опустил подол брюк и прижался щекой к его острому колену, плечом раздвигая ноги Ксено чуть дальше, так, чтобы он мог провести слегка приоткрытыми губами вверх по всей длине ноги, всё ещё крепко удерживая его за лодыжки. Там, наверху, он задержался, тяжело и жарко дыша на обтянутое тканью бедро, прежде чем вернуться вниз и начать всё сначала с другой стороны.

На этот раз он не колебался, будто уже понял, что хочет, убедился, что ему позволяют: начал с влажных поцелуев вдоль ботинка, от носка до самого верха, затем поднялся выше, и ещё выше, опаляя жаром своего дыхания его пах — так, что Ксено уже не выдержал. Он цепко схватил его за подбородок, чуть оттягивая вверх, с лёгким нажимом впился когтями под челюстью, при этом мягко погладив кожу большим пальцем у самого рта — и Стэнли сразу же покорно откинул голову. Какой хороший мальчик. Ксено сглотнул. Это странное чувство под рёбрами — что это?.. Горячий язык жадно скользнул по обтянутому перчаткой пальцу, золотистые глаза были закрыты, а на лице покоилось это восхитительное выражение абсолютного блаженства, словно говоря: абонент Стэнли сейчас недоступен, пожалуйста, оставьте сообщение.

«Так ты всё-таки хочешь сегодня играть?» — со странной, пугающей радостью подумал Ксено.

Удерживая большой палец под сильным подбородком, он просунул сразу три других в его жаждущий рот, с лёгким напором поглаживая послушный язык, осторожно, так, чтобы не поранить металлическими наконечниками, но чтобы таки добавить ими остроты. — Я сказал, делай всё, что в твоих силах, Барби, — его голос звучал низко, мягко, шёлково. — И это всё, на что ты способен?

Он пытался подстегнуть его, вызвать ещё больше огня, но говорить что-то дальше не было смысла — Стэн смело встретил его взгляд и начал сосать, жадно втягивая пальцы до самого горла — и медленно отпуская. Острый, умелый язык скользнул по среднему пальцу, облизывая, лаская по всей длине, прежде чем втянуть его снова. Его веки были тяжёлыми, полуприкрытыми, но сияющий похотью взгляд не дрогнул ни на секунду.

— Ты что, пытаешься меня соблазнить? — тон Ксено был лёгким, но в горле безбожно саднило.

Стэнли, со всей очевидностью, повело окончательно, поскольку он явно решил рискнуть: он медленно, с терпким нажимом провёл руками вверх по внешней стороне его бёдер, обхватил их, впиваясь пальцами в плоть, и приоткрыл рот ровно настолько, чтобы прошептать: — А это работает?

Судя по взгляду, он был уверен, что Ксено оттолкнёт его, швырнёт через всю комнату за дерзость, и, честно говоря, Ксено был на тонкой грани от ровно этого сценария. Однако почему-то отталкивать его не хотелось. Наоборот. Он впился пальцами в его волосы и потянул к себе — уверенно, напористо, заставляя Стэнли подняться выше, так, пока его нахальный рот не оказался где-то прямо напротив его бешено бьющегося сердца.

Не отводя от Ксено влажного хмельного взгляда, Стэн скользнул куда-то вглубь его расстёгнутого пиджака, провёл горячими — чёрт, его ладони и правда были такими горячими! — руками по его рёбрам, сминая под одеждой мышцы, будто проверяя его на ощупь, будто наслаждаясь ощущениями, его пальцы скользнули вдоль позвоночника, пробежались по поясу, и спустя пару жадных движений ладони упёрлись в жилет. Судя по всему, своими действенными манипуляциями он надеялся, что Ксено расслабится в его хватке, что выгнется ему навстречу… Но Ксено оставался неподвижным. Хотелось ли ему податься в его руки? Безусловно. Собирался ли он это делать? Ни в коем случае.

Золотистые глаза блеснули, принимая правила игры. Стэн начал медленно и плавно опускаться на пятки, выгибаясь в спине, проводя носом по линии пуговиц, и пальцы Ксено в его волосах напряглись — но не остановили.

Его горячее дыхание обжигало Ксено через ткань — там, где он уже был твёрд, напряжён и зажат ебучими тисками слоёв одежды.

— Похоже, это действительно работает, — невероятно довольным тоном мурлыкнул Стэнли.

Засранец.

Ксено ещё сильнее, ещё крепче схватил его волосы и потянул этого необучаемого вверх, усилием заставляя встать на колени над собой, затем отстранил, упираясь ладонью в грудь. — Не зарывайся, малыш, — с тонкой угрозой в голове фыркнул он. — Будешь наглеть — вообще ничего не получишь.

Стэнли и так уже весь покраснел, но теперь его щёки пылали красным фосфором ещё сильнее. — Прости, — тут же выдохнул он. — Я заглажу свою вину.

— Ты всё ещё не расплатился за долг с самого первого визита. Когда ж ты успеешь загладить ещё и эту свою вину?

— Но… Я думал… — он замолчал, моргая медленно и отупело, задыхаясь, и Ксено ещё сильнее сжал его волосы, с силой откинув голову и обнажая длинную колону сильного, но беззащитного горла, — я думал, что уже заплатил?.. Ты сказал…

— «Всё, что угодно» не имеет ограничений, милый мой глупенький Барби. Тебе стоило быть осторожнее в своих милых глупеньких словах, — Ксено притянул его ближе, остро проводя зубами по мощной шее, оставляя воспалённые царапины от клыков, выдыхая каждое слово прямо в горячую золотистую кожу. — У тебя же тут была какая-то своя задача, да?

— Ммф? — от интимности их контакта Стэн, казалось, вообще перестал хоть что-то соображать, он наклонился к нему так близко, как только мог, и только давление ладони на груди удерживало его от падения навзничь.

— Если только твоей целью не был самый ленивый приватный танец в мире… Ты ведь хотел чего-то добиться?

Расслабленное тело замерло — будто Стэн внезапно понял, что и правда чего-то хотел и что-то там добивался.

Он слегка отстранился, извернулся, уткнувшись кошкой в руку, что сжимала его волосы, и осторожно, почти украдкой лизнул внутреннюю сторону запястья Ксено — там, где перчатка касалась его лица. Ксено не сдержал лёгкого вздоха — пусть язык и не коснулся его кожи, даже сквозь тонкий слой латексного рукава его буквально прошило этим тёплым ощущением контакта.

Стэн аккуратно взял его ладонь, разжимая державшие пряди пальцы, и, когда Ксено поддался и отпустил, принялся медленно целовать его рукав, всё выше и выше, неумолимо, останавливаясь лишь на мгновение, чтобы слегка прикусить сгиб локтя — и снова медленно, но верно двинуться к плечу. Он наклонился и едва коснулся губами груди Ксено, приминая тонкую ткань рубашки, затем другого плеча…

Ксено опустил ладонь на его сильное, дрожащее бедро, вторая рука как-то сама, без участия его мозга, взметнула вверх, ожидая продолжения ласки… Но Стэнли снова его удивил — он рвано выдохнул, вздохнул и уткнулся лицом в его шею.

Сердце под рёбрами буквально клокотало, пытаясь вырваться из груди. «Мне нужно остановиться. Это переходит все границы. Это непрофессионально. Я не уверен, что…»

Его безумные, отчаянные, лихорадочные мысли прервал хриплый шёпот — так близко, что горячее дыхание касалось его волос. — Я обещаю, Док, я буду осторожен. Я не трогал твою кожу и не буду. Ты дал правило, и я последую ему, я уважаю это, уважаю тебя, я просто… Я просто хочу… сделать тебе приятное, потому что я не знаю, как еще сказать тебе «спасибо», кроме слов, а слов недостаточно, недостаточно, чтобы объяснить, как много наши встречи значат для меня, как много ты значишь…

И Ксено… блядь.
Ксено растаял.

Он сжал бедро Стэнли, другой рукой притянул его ближе, и ещё ближе, и ещё, пока их бёдра не соприкоснулись, пока Стэн не сел на него, и просто… крепко обнял. Стэнли ошалело положил руки ему на плечи, но ладони — на спинку дивана, потому что, очевидно, он прекрасно помнил, что ему нельзя касаться его кожи, и явно не хотел ошибиться.

Послушный. Покорный.
Его.

— Ты глупая, глупая кукурузина… Я вижу тебя. — Я хочу тебя. — Я вижу, как сильно ты стараешься, и как сильно ты хочешь мне угодить. — Я хочу тебя. — Мне нравится, какой ты сильный, и я восхищаюсь тем, как ты всё время так крепко держишься, но я хочу, чтобы однажды ты себя отпустил, милый, слышишь? — Я так сильно хочу тебя, что мне больно. — Отпусти себя, Стэнли.

И внезапно это могучее, сильное, удивительное тело крупно содрогнулось — Стэнли всхлипнул раз, два, и… разрыдался. Отпуская боль — потому что ему разрешили, — и от этого осознания буквально перехватывало дыхание. Ксено нежно гладил его по волосам, большим пальцем успокаивающе и мягко водил по бедру, заземляя, позволяя, ощущая, как этот немыслимый человек в его объятиях расслабляется, и сам пребывая в каком-то безумном трансе.

Это было… захватывающе.

Ксено видел его слёзы и раньше — но не такие. Слёзы разочарования, слёзы физической боли, слёзы, вытекающие из усталых глаз, — это не то же самое, что слёзы, которые выплакали, которые достали из самой глубины. И потому, когда Стэн попытался отстраниться, чтобы вытереть лицо, он явно не ожидал, что Ксено схватит его за запястья. Не ожидал такого твёрдого взгляда, таких безумных зрачков, такого…

Такого…

Ксено с трудом сглотнул. — Я… хочу кое-что тебе сказать.

Я хочу сказать, что ты особенный. Что с тобой я тоже не чувствую себя таким одиноким. Я хочу сказать, что хочу забрать тебя к себе, потому что ты будешь прекрасно смотреться, разложенный на ковре перед моим камином. Я хочу сказать, что я снова чувствую радость благодаря тебе. Я хочу сказать, что когда ты мне дерзишь, я мечтаю трахнуть тебя в рот — потому что ты не кажешься мне отвратительным, потому что я восхищаюсь тобой. Я хочу сказать, что я думаю о тебе очень часто, даже когда не на работе. Я хочу сказать тебе, что...

— Я хочу…

Он не мог сказать дальше. Стэнли молчал. Они будто балансировали на лезвии острого ножа.

Дыхание Ксено участилось. Каким-то отстранённым осколком сознания он понимал, что его ладонь на шее Стэнли медленно и незаметно притягивала его ближе — будто без участия его мозга. Бёдра напряглись, подались выше, сокращая между ними расстояние. Запах мятной жвачки приятно опалил кожу, зубы сомкнулись на мягкой горячей губе…

Стэн едва слышно заскулил, и Ксено пришёл в себя.

Блядь, блядь, блядь, что он делает, что он делает?!

Он на мгновение прикрыл глаза, усилием воли выравнивая дыхание, и быстренько налепил на лицо ленивую снисходительную улыбку — настолько искусственную, что захотелось кричать, — только чтобы Стэнли подумал, что всё рассчитано. Что так и должно быть. Что это не Ксено сошёл с ума, запутавшись в своих желаниях, а это просто очередной план пыток.

— Что я сделал не так? — растерянно прошептал Стэн, но слава всему сущему и несущему, в этот момент раздался звонок будильника, и у двери замигал красный индикатор, оповещая, что время вышло.

Ксено мягко отстранил его и механически поднялся. Его движения были резкими, угловатыми, будто кто-то дёргал за невидимые нити. Пальцы дрожали, когда он заглушал сигнал — щелчок выключателя прозвучал словно выстрел в звенящей вязкой тишине кабинета. Сердце колотилось так бешено, что в висках пульсировала боль, а в горле стоял сухой ком. Он буквально чувствовал, как кровь с каждым ударом приливает к лицу, отчего в глазах темнело.

«Возьми себя в руки, Хьюстон», — мысленно ругнулся он, впиваясь пальцами в виски так сильно, что кожу засаднило. «Чтоб тебя черти побрали, это всего лишь клиент. Всего лишь очередной сеанс. Будь профессионалом!»

С усилием встряхнув головой, он повернулся к Стэнли — его Стэнли, который стоял там сейчас потерянный и разбитый, с глазами, полными слёз. Каждая капля на его ресницах жгла Ксено сильнее раскалённого железа.

— Прости, Барби, — голос казался чужим, — но сегодня я никак не могу задерживать наш сеанс. Уже 10:15, а мне ещё нужно… перезагрузиться.

Он поднял глаза — и это стало роковой ошибкой. Стэн смотрел на него с такой обнажённой болью, с такой детской растерянностью, что все барьеры в душе Ксено будто рухнули сразу в одно мгновение. В груди что-то сжалось с невыносимой силой, дыхание перехватило, и…

Резкий рывок — и он прижал Стэна к дверному косяку, их тела слились в одном порыве, колено неудержимо впилось меж сильных бёдер. Горячее дыхание обожгло золотистую кожу, мурашки многообещающе побежали, и Ксено прошептал: — Я не хочу тебя отпускать, — слова повисли в воздухе, наполненном дрожью и невысказанными чувствами. Ксено ощущал, как под пальцами бьётся пульс Стэна — учащённый, неровный, гулкий… — Обещай, что с тобой всё будет в порядке, если я отпущу тебя сейчас, — его голос звучал хрипло, почти угрожающе. — Обещай, что ты вернёшься ко мне, слышишь?

— Обещаю, — моргнул Стэн, расслабляясь немного, но явно до сих пребывая в смятении. — Спасибо… что выслушал…

Чёрт, почему они должны расходиться, почему! Ему нужно было больше. Больше времени, больше прикосновений, просто… больше.

Ксено отстранился с усилием, будто отрывая от себя часть собственной плоти. Дверь открылась последним барьером между ним и безумием.

— Увидимся, малыш. Скоро. Ага?

— Ага, — эхом ответил Стэнли. — Скоро.

Они стояли, дыша в унисон, тела всё ещё помнили тепло друг друга. Ксено чувствовал, как каждая клетка его существа кричала, вопила в яростном протесте, когда он произнёс:

— Стэнли, дорогой, тебе нужно уйти. Прости.

Стэнли кивнул и вышел. Дверь закрылась.

Когда дверь закрылась, Ксено буквально рванул в ванную. Пальцы не слушались в жалкой попытке расстегнуть свои чёртовы модные брюки — всё случилось слишком быстро, слишком неконтролируемо. Он кончил с глухим стоном, и сперма отвратительно разбрызгалась по кафелю.

— Блядь, блядь, блядь! — его мысли крутились в башке, будто бешеные мухи. Он бил кулаком по стене, но не чувствовал боли. — Ты, тупой ублюдок, слабый, жалкий…

Он сорвал с рук перчатки, вцепился в раковину до белых костяшек и стоял так, пока дыхание не выровнялось.

— Ты грёбаный монстр, — прошипел он своему отражению. Волосы растрепались, зрачков и вовсе не было видно в чёрных радужках, член до сих пор не опал до конца — и всё из-за чего? Из-за того, что эта могучая кукурузина был перед ним уязвимым? Из-за того, что он плакал?

Да нет, дело было не в этом.
Не только в этом.

Все эти годы Ксено просто играл в отношения, которых жаждал где-то там, в глубине его сердца, но не мог себе позволить по-настоящему. Его обожали — он этим упивался, — но держал их всех на расстоянии, давая своим клиентам то, в чём они нуждались, и получая от этого мнимое удовлетворение. Пока это была просто услуга — он был в безопасности.

Но этот чёртов Стэнли со своими ёбаными чувствами, честностью и открытым сердцем , который просто выкладывал себя ему на блюдечке с блядской голубой каёмочкой, чтобы Ксено его не только брал — но и отдавал-

— Соберись, блядь, — он с силой ударил себя по щеке. — У тебя ещё есть работа. Тебе нужно отработать ещё сеанс. А потом ты справишься с этим, понял? И вообще, дакрифилия

Сексуальное возбуждение от слёз и истерик

 — какой-то стрёмный кинк.

Он плеснул в лицо холодной водой, показал средний палец своему недовольному отражению и вышел из ванной. Надел новые перчатки, протёр диван, убрал бутылку виски со столика — он был профессионалом, мать вашу, понятно?

— Чёрт… и что мне делать с напитком его мёртвого друга? — внезапно сердце полоснуло болью.

 

•••

 

Шарлотта как раз вернулась в бар чтобы дождаться, пока уберут её комнату. Ксено поставил перед ней бутылку и полный бокал виски.

— Нет, спасибо, я сегодня не пью… — отмахнулась она, но Ксено зыркнул так, что Чарли заткнулась.

— Ты знала, зачем он пришёл сегодня.

Может, в его голосе была жёсткость, а может — надлом. Но Шарлотта посмотрела на него оценивающим взглядом и устало вздохнула. — Я не понимаю, о чём ты…

— Хватит пороть чушь, Госпожа. Ты знала. Ты знала, что ему больно, что ему было нужно твоё утешение, а он, вместо того, чтобы побыть с тобой — со своим другом — остался со мной. Ты была нужна ему!

Чарли мягко улыбнулась, подняла бокал и выпила его залпом, не говоря ни слова. Но перед уходом легонько коснулась его руки. — Нет, Док. Я думаю, что ты именно тот, кто был ему сегодня нужен.

Chapter Text

— Чарли, это пиздец.

Та хохотнула, закатив глаза так, что они чуть не застряли в её бесящем черепе навечно, и стряхнула сигаретный пепел в чашку из-под кофе — будто это была не посуда, а урна для праха всех его кремированных надежд. — В последний месяц я слышу от тебя «это пиздец» чаще, чем во времена второй интервенции, — провозгласила она, размахивая сигаретой, словно дирижёрской палочкой. — Серьёзно, Снайдер, это уже даже не смешно, это абсурдно! Почему ты просто не позвал его на свидание?!

Стэн сидел, развалившись в кресле с чувством, словно его только что вытащили из морга после неудачной попытки суицида через передозировку меланхолией, драматично закинув голову в потолок, нервно барабаня пальцами по подлокотнику — ну прямо-таки образец классического искусства в духе «я не драматизирую, но жизнь — это чёрная комедия, а я в ней — главный клоун».

Снайдер даже сам это понимал. Он вообще был парнем сообразительным.

Но делать-то теперь что, блядь?

Дым от её сигареты густо вился в воздухе, обволакивая комнату плотной пеленой из стёба и не высказанных вслух чувств. Чарли ёрничала, а Стэнли в ответ даже закурить не хотелось — настолько глубоко он увяз в своём собственном кризисе жанра.

Нет, ну он, конечно, полный еблан, тут даже спорить бессмысленно, но можно хоть немножечко сочувствия? Хотя бы каплю? Чайную ложечку?

Он выдохнул, устало потирая переносицу. — Бля, да ну как-то не в тему было, я не знаю… Мы лежали в обнимку, и так хорошо всё, и я подумал, что не хочу портить момент, да и вообще, знаешь, «думал» — это ещё сильно сказано, я после сеансов вообще ничего не соображаю, в голове глухой вакуум, и, ну…

— Зассал, да?

Стэн потянулся за сигаретой, как за последним якорем спасения в бушующем море его вечного позора на фронте личной жизни. — Не без этого.

Шарлотта снова хохотнула. Ещё разок, и соседи наверняка подумают, что у неё какой-то психический приступ. И нет, Стэн не будет с ними разбираться и в этот раз. — Это просто умора! Кто бы мог подумать, что сам бесстрашный капитан Стэнли Снайдер станет настолько жалким, когда речь зайдёт о зловредном твинке из секс-подземелья…

— Сама ты жалкая! — он сердито швырнул в неё пачкой сигарет, но Чарли ловко отмахнулась, заливаясь очередным приступом такого зловещего смеха, будто её душу захватили демоны. Напомните, пожалуйста, почему Стэн вообще с ней дружит? Пиздец, блядь. — И вообще, вопрос не в том, что я зассал тогда! А в том, что сегодня я случайно встретил в городе мужика своей мечты — и повёл себя, как полный идиот! И вот это уже пиздец!

— Случайно? — скептично протянула Чарли и выпустила колечко дыма, отстранённо наблюдая, как оно медленно расплывается над столом. — Как это, блядь, вообще возможно?

Стэн фыркнул, но звук получился каким-то хриплым. — Просто в кафе зашёл. Кофе попить и рапорты допилить. Сел, открыл ноут, и тут — он.

— Рапорты и кофе, ага, — повторила она, растягивая слова с такой ядовитой сладостью, что у Стэна почти начался диабет. — Звучит правдоподобно. С учётом того, что ты в жизни, блядь, сам рапорты не заполнял, а всё на Макса вечно спихивал… Я прям почти тебе верю!

Он закатил глаза. Сколько сарказма, блядь! Никакой веры в этой женщине: ни в него, ни в теорию вероятностей!

Да встретить кого-то в случайной кафешке Лос-Анджелеса — это вообще раз плюнуть. Вон, в прошлом году Стэн вообще Тома Круза встречал, а тут — какой-то профессор Калтеха. Мир тесен, знаете ли. ЭлЭй не резиновый. И вообще.

Ну, не надо так на него смотреть, окей?

Да, ладно, ладно, Стэн действительно провёл крошечное, совсем незначительное расследование, чтобы выяснить, где и как можно случайно встретить в городе Ксено Хьюстона, но, эй, он не какой-то там сталкер, ясно?

Пара рабочих каналов и немного логики, и всё! Ничего криминального! Наверное…

Просто после последней сессии он вообще не мог ни о чём другом думать, кроме как об этих бездонных чёрных глазах.

Просто позапрошлой ночью Стэн сидел в своей пустой квартире, отупело уставившись в потолок, будто надеялся, что там внезапно появится божественное откровение с инструкцией «Как не облажаться в следующий раз», и думал, что ж ему делать со своей тупой и совершенно неуместной влюблённостью в самого закрытого, саркастичного, чертовски умного сукиного сына с явными садистическим замашками и самым пронизывающим голосом во Вселенной, самым сладким дыханием и самыми нежными пытками.

Ну, вот опять.

Пятый час ночи, а сна — ни в одном глазу. Не то чтобы для Стэна это было чем-то новым, но ещё никогда он не страдал бессонницей из-за сладкого томления под рёбрами, а не из-за, блядь, кошмаров. Уже прогресс, верно? Вот-вот. Стэн мог бы собой гордиться. На столе стоял ноутбук с открытой картой местности вокруг Калтеха (чисто так, для общего развития), три пустых банки энергетика (исключительно во имя пущей бодрости) и смятый лист с заметками (сугубо ради антуража).

Если бы в этот момент кто-то к нему зашёл, он бы точно подумал, что Стэн готовит какую-то рабочую операцию по похищению главы мафиозного клана с террористическим заделом, а не пытается чуть больше понять одного конкретного учёного-доминанта.

Но это же всё ещё не сталкинг, правда? Это… стратегическое планирование. Да.

Совершенно нормальное поведение.

Абсолютно.

Мысль о том, что это дерьмо переходит уже все рамки, и что если Ксено узнает о его детективных выходках, Стэну точно несдобровать, мелькнула в отдаленном углу сознания предупреждающей красной лампочкой, но он тут же её подавил — с той же лёгкостью, с какой обычно игнорировал инструкции руководства по технике безопасности при работе с новым оружием. Чего Стэн там не видел, правда же?

Вот и сейчас: в конце концов, он просто собирал информацию. Как на задании. Чисто профессиональный интерес.

Исключительно.

Рука сама потянулась к очередной банке энергетика — уже четвёртой за ночь, если кто-то считал (а Стэн, конечно, не считал, потому что тогда пришлось бы признать, что у него проблемы, а проблем у него не было, абсолютно, никаких). Металлический вкус газированной бодрости растекался по языку, но не приносил облегчения. Только липкое послевкусие отчаяния и лёгкое, как штанга на 50 фунтов, сердцебиение, напоминающее, что его организм, возможно, вот-вот поднимет бунт.

Но кому какое дело? Он же не просто так сидит уже полночи с картой на экране и маркерами в руках. Это не мания, это логический анализ. Считайте, что у него на работе спецкурс повышения квалификации по тактическими операциям. Кстати, надо бы записаться…

Стэн уже обвёл красным маркером радиус в трёх квартала от Калтеха: вряд ли Ксено, живущий на побережье, заглядывает после работы куда-то дальше. Слишком гордый и занятой, чтобы тратить время на долгие прогулки. Синие циферки на карте отмечали свободные окна в расписании профессора Уингфилда — и не смотрите так, это буквально публичная информация, которую легко можно узнать на сайте университета. Личные наблюдения были выведены на полях торопливыми буквами: «Ненавидит толпу, ценит функциональность, брезглив и дотошен, любит всё контролировать»…

Однако даже при всех этих законным образом добытых исходных данных и феноменальном опыте поиска необходимой информации, Стэнли до сих пор не то чтобы знал достаточно, чтобы действительно вычислить нужное для якобы случайной встречи место.

Он резко откинулся на спинку стула, отчего та жалобно скрипнула, будто умоляла его остановиться, но пальцы уже сами собой застучали по клавиатуре. Два ненавязчивых сообщения — и у него уже были кадры с уличных камер нужного района за весь последний месяц. Ну, честное слово, всего один маленький запрос, никто даже не заметил…

Знакомая пепельно-белобрысая макушка мелькнула у входа в странноватую дешёвую кафешку, которая, по всей видимости, удовлетворяла всем требованиям в сознании этого конкретного профессора. Макушка мелькала на этом же месте каждый вторник примерно в 14:20.

Стэн почувствовал, как в груди что-то ёкнуло. Не триумф, но что-то более сложное. И более нездоровое. Нет, ну ему точно пора лечиться. — Вот ты и попался, — хмыкнул он себе под нос, элегантным движением руки стирая из системы любые следы взлома. Пальцы немного дрожали от осознания, как далеко он зашёл ради…

Ради чего?

Ради мнимого шанса, что этот загадочный и пиздецки привлекательный мужчина с гипнотическими глазами в реальной жизни откажется точно таким же, как за железной дверью кабинета дорогого БДСМ-клуба? Ради крошечной надежды, что Стэнли ему понравится таким, какой он есть на самом деле? Ради-

Стэн остервенело тряхнул головой. К чёрту всё. Раз уж он задумал какую-то хрень, он доведёт её до конца. Угрызения совести? О чём вообще речь?! В его работе куда худшие нарушения этики считались вполне себе нормой. Например, убивать людей. Или вытравливать террористов из здания ядом — вместе с заложниками. Или… ну, в общем, список длинный.

Главное — что если не Ксено, то кто тогда? Он действительно казался Стэну родственной душой, кем-то, кто и впрямь может его понять — и принять со всеми крайне сомнительными потрохами, — а за это ощущение точно стоило побороться.

И за эти глаза цвета космической пустоты.

К семи утра у Стэна был готов план.

Во-первых, он должен явиться в кофейню наперевес с ноутбуком примерно в 12:00 — чтобы в случае чего бариста подтвердили, что Стэн там и правда сидит и работает, а не выслеживает всяких там постоянных посетителей. Во-вторых, нужно занять столик у окна — для лучшего обзора и отсутствия непредвиденных неожиданностей. В-третьих, надо просто смиренно ждать — и не паниковать, если сердце начнёт колотиться, как сумасшедшее.

План казался надёжным, как швейцарские часы. Всё было продумано до мелочей. На горизонте не виднелось ни одной причины для провала миссии — в конце концов, Стэн был профессионалом, и если собрать всё время, что он провёл в засаде за годы своей карьеры, получатся недели, если не месяцы, — вот только…

— Я даже не буду спрашивать у тебя, откуда ты узнал, куда идти, — внезапный голос Чарли вырвал его из мыслей. Бля. Точно. Стэн всё ещё был у неё в гостях, а не на днище бытия, — будем считать, что ты просто успел перебрать все кофейни в округе и однажды наткнулся на нужную, но мне даже страшно представить, сколько часов ты там проторчал, чтобы его дождаться…

Он невозмутимо пожал плечами. — Ну… Пару? — на самом деле, он просидел там пять часов и двадцать четыре минуты, но Шарлотте знать об этом совершенно необязательно.

— Пару часов за рапортами и отчётами… — она снова фыркнула. — Удивительное рядом! И что, и что? Он пришёл, а ты опять зассал с ним хотя бы просто заговорить?

Стэн закатил глаза. — Ну, не настолько всё плохо…

Потому что Стэн не зассал. Что он, по-вашему, зря там сидел и ждал, пока дверь откроется, и в проёме появится тот самый силуэт — высокий, прямой, с вечно-невозмутимым слегка-снисходительным выражением красивого лица, — ждал, пока Ксено заметит его, пока его чёрные глаза сначала чуть расширятся от удивления, а потом сузятся в знакомом прищуре…

В тот момент мандраж закончился — и началось бахвальство. Стэн сидел за столиком у окна, развалившись в кресле с нарочитой небрежностью, которая, по задумке, должна была излучать «я здесь чисто случайно», но на деле выглядела скорее как «я репетировал эту позу перед зеркалом», его пальцы нервно барабанили по ноутбуку, на экране которого уже третий час красовался один и тот же документ — пустой, если не считать строчки «Рапорт о…», застывшей в мучительном ожидании продолжения, которое так и не приходило, кофе перед ним остывал, горький и до отвратительного невкусный, но Стэн всё равно делал вид, что периодически его пьёт — исключительно ради того, чтобы было чем занять руки и чтобы не выглядеть совсем уж подозрительно. Хотя, если подумать, что могло быть подозрительного в том, что взрослый мужчина сидит в кафе с ноутбуком? Ничего. Абсолютно ничего. Всё было нормально.

Нет, правда. Всё было под контролем.
И это даже не было похоже на сталкинг. Ни капельки.

Но когда дверь кафе наконец открылась, впуская внутрь поток дневного света и — о, блядский боже! — тот самый силуэт, все рациональные порывы разлетелись в прах, оставив после себя только дикое, неконтролируемое ускорение пульса и предательское тепло, что разливалось где-то в районе грудной клетки потоками жаркой магмы.

Ксено вошёл, как всегда, — с видом человека, убеждённого, что даже воздух вокруг него всенепременно должен расступаться почтительно и без лишних вопросов. Он привычным жестом пристроился в очередь, не глядя на людей, но не отрывая взгляда от экрана телефона, в котором что-то лихорадочно печатал, как вдруг поморщился — вероятно, от запаха, если судить по дёрнувшимся крыльям точёного носа и крайне недовольно вскинутым бровям.

Стэн заметил, как его плечи напряглись, а взгляд метнулся по сторонам в поисках источника обонятельного оскорбления.

И нашёл.
И их глаза встретились.
И мир остановился.

Нет, серьёзно — Стэн мог бы поклясться, что всё вокруг буквально замерло: звуки, движение, даже пылинки в воздухе, будто сама Вселенная вдруг затаила дыхание в комическом ожидании, чем же закончится этот дурацкий, нелепый, совершенно невозможный в мире адекватных людей момент.

Ксено открыл было рот — вероятно, или чтобы закричать, или ядовито зашипеть, или сказать ему что-то настолько унизительное, что лучше бы Стэну немедленно провалиться сквозь землю для профилактики, но вместо этого…

— Ты что, меня преследуешь?

Голос Ксено прозвучал резко, но в нём не было настоящей злости — скорее… изумление? Раздражение, смешанное с чем-то ещё, чем-то, что Стэнли не мог распознать, но от чего его сердце бешено заколотилось, будто пытаясь вырваться из грудной клетки и ускакать куда-нибудь значительно подальше, на другой конец планеты от этого безумия, от этого взгляда, от этого человека, который сейчас стоял перед ним, скрестив руки на груди, и выглядел так, будто вот-вот либо засмеётся, либо прикончит его с позором прямо на этом месте.

И Стэн…
Нет, Чарли, он не зассал.
Он решил наступать.

Потому что когда Ксено Хьюстон смотрит на тебя так, будто ты — самая нелепая вещь, которую он видел за всю свою жизнь, оставаться молчаливым просто не вариант.

— Нет, просто это единственное место в радиусе тридцати километров, где не подают алкоголь после полудня, — он нарочито медленно отодвинул ноутбук и взял чашку, делая глоток. — А мне нельзя ещё два дня — пью антибиотики.

Ксено выгнул бровь. — То есть, если дать тебе возможность, ты всенепременно напьёшься днём?

Что? Нет, правда, что? У Стэнли слуховые галлюцинации, или в его голосе и впрямь читались откровенно лукавые, почти флиртующие нотки?!

Бля, как там обычно работают лёгкие, и почему он внезапно разучился дышать?

— Предпочитаю не проверять, — нацепив на себя своё самое невозмутимое лицо, Стэн хмыкнул, окидывая Ксено оценивающим взглядом. — Для проверок силы воли у меня есть еженедельные испытания.

«Испытания в твоём кабинете, Док», как бы намекал его собственный голос. Стэн не то чтобы был силён в области так сказать флирта, но он умел это делать, особенно — если в ответ.

Ксено, кажется, понял намёк — его пальцы слегка дёрнулись, но лицо осталось всё таким же невпечатлённым. — Ты выглядишь так, будто собрался на сборище какого-то мрачного подросткового культа, — резюмировал он, оглядывая Стэна с явным скепсисом. — Это уже не Барби, это уже Монстр Хай какой-то. Под кого косишь? Под Дракулауру?

Стэн вскинул брови. Вот так, значит? Продолжаем клубную стратегию? Окей, вызов принят. — А ты выглядишь…

— Закончи это предложение, и я придушу тебя этим сиропным насосом.

— …типично. Как чванливый профессор Калтеха, который случайно забрёл в пивной бар для трушных байкеров.

Ксено фыркнул, но шея у него слегка порозовела. От вида его смущения у Стэна остановилось сердце. Ну, охуеть теперь, это что, он тоже человек? — Это дресс-код.

— А это — я, — Стэн провёл рукой по своей майке, как бы демонстрируя суть. — Разница есть, Док.

Ксено закатил глаза и… сел напротив. Без приглашения. Без вопроса. Просто сел, будто ни на мгновение не сомневался, что Стэнли не будет против.

Стэн почувствовал, как в груди что-то мощно ёкнуло. Он бы даже сказал — ебануло, но он всё ещё отыгрывал невозмутимость.

— Фиолетовый тебе не идёт, — внезапно заявил Хьюстон, указывая на его помаду.

Бля, Стэн вообще про неё забыл. Ладно, так даже лучше. — Врёшь, — мурлыкнул он, наклоняясь чуть ближе.

— С какой стати мне врать?

Тебе правду или подыграть? Ладно, подыгрывать Стэн будет в клубе, а раз уж они не там, то можно пойти в атаку. — Ты пялишься на мои губы уже минуты три. Если бы тебе действительно не нравилось, ты бы уже ушёл.

Ксено замер. Его зрачки, едва заметные в чернильных радужках, слегка расширились, блеснув странным блеском, пальцы нервно сжались в кулак, дыхание стало чуть чаще — он явно не ожидал такого напора, и…

Ему явно понравилось.

Вот ты и попался, Док.

Стэн уж было обрадовался, уже мысленно отметил свою безоговорочную победу, но потом Ксено всерьёз заглянул ему в глаза. Не на губы. Не на майку. В глаза. Прямо как в последние минуты перед выходом из кабинета — проникновенно, удушающе, безо всяких масок и экивоков, будто препарируя его душу, — и вдруг спросил. — Ты… выглядишь уставшим. Почему?

Этот вопрос прозвучал слишком… настоящим. Искренним. Без издёвки. Без подковырки. Будто Ксено было действительно интересно, что с ним происходило, будто Стэн для него и впрямь был не просто случайным объектом в безудержном цикле жизни, будто он и правда что-то для него значил, и это осознание ощущалось куда большим, чем Стэнли был к тому готов.

И, да, он растерялся! А что, кто-то бы не растерялся? Он привык к его флирту, к его стёбу, к его игре — но не к этому!

— Это просто… шутка, — он попытался отмахнуться, но эта хищная рыбка уже и сама подцепила рыбака на крючок.

— Врёшь, — Ксено подался вперёд, и теперь его взгляд был уже слишком внимательным. Слишком проницательным.

Стэн буквально физически почувствовал, что под этим взглядом ему негде спрятаться. — Докажи, — он вздёрнул подбородок, бросив было вызов, просто чтобы защититься, но голос дрогнул.

Ксено наклонился ещё ближе и прошептал. — Хорошо. Расскажи мне свою трагическую предысторию, Барби.

Вполне возможно, что прямо сейчас Стэн бы попросту умер во избежание развития диалога, но в этот момент телефон Ксено спасительно завибрировал, отвлекая его, и Стэнли схватился за этот шанс улизнуть.

Но сбегать просто так казалось совсем уж отчаянным отступлением.

В кармане валялась ручка, на столе — кассовый чек, и он, не думая слишком долго, торопливо вывел на бумажке свой номер с такой решительностью, будто сам себе подписывал смертный приговор. Ксено, увлечённо яростно стучащий по телефону (очевидно, в очередной раз уничтожая какого-то несчастного своим эпистолярным гневом), даже не поднял глаз. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь грязноватое окно, играл на его резких скулах, подсвечивая тонкую смену эмоций: вот бровь дёрнулась в раздражении, вот губы сложились в презрительную усмешку, вот в уголке глаза мелькнула та самая хищная искорка, от которой у Стэнли каждый раз перехватывало дыхание…

Какой же он красивый, просто пиздец какой-то.

Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно через всю кофейню. Стэн медленно встал со стула, сделал осторожный шаг, потом ещё один — это не бегство, нет, просто тактическое отступление, — и вдруг осознал всю абсурдность ситуации: он, капитан Стэнли Снайдер, ветеран двух интервенций, человек, способный одним взглядом заставить дрожать целую роту новобранцев, сейчас крадётся к своему… к нему, словно какой-то влюблённый школьник, трусливо сующий записочку в пенал объекту своей нелепой страсти.

Как же он жалок, Господи Иисусе.

Но руки уже действовали сами — ловко, почти профессионально подсунули бумажку в карман расстёгнутого пиджака, едва коснувшись ткани. Ксено даже не шелохнулся, слишком погружённый в свою виртуально-словесную битву. Стэн невольно задержал взгляд на его пальцах, нервно барабанивших по столу рядом с остывшим кофе — длинных, изящных, с едва заметными чернильными пятнами на указательном и большом, — и осознал, что видит его руки без перчаток буквально впервые в жизни. И, чёрт… Эти кисти были бледными, с очаровательно-розовыми костяшками и казались такими нежными, что за их прямое прикосновение вполне разумно было продать даже душу…

Так, ладно, пора было отсюда сматывать. Точка невозврата уже пройдена. Ещё немного, и Стэнли ёбнется окончательно.

Однако уйти незамеченным не получилось.
Блядь.
Это было неловко.

Пообещав увидеться в четверг, Стэн развернулся и направился к выходу, в прямом эфире ощущая, как по спине растекается липкий пот, а в горле стоит вязкий ком, что никак не получалось проглотить все последние полчаса. Дверь звонко хлопнула за его спиной, и он вдруг осознал, что только что совершил нечто среднее между подвигом и полнейшим идиотизмом.

Допустим, Док найдёт эту бумажку. Вероятность мала, но вдруг? Что он сделает? Удивится? Возмутится? Проклянёт его? Выбросит? Забудет? Или?..

Мысли путались, будто провода старых наушников в кармане. Стэн зажмурился, с надеждой представляя, как Ксено, вернувшись домой, будет с отвращением разглядывать клочок бумаги, однако после, скрипя зубами (но всё же!) добавит его номер в контакты под каким-нибудь язвительным названием вроде «Кукурузный дебил» или «Барби-сталкер». А потом…

— А потом либо позвонит, либо нет. Либо разнесёт мне мозг каким-нибудь навороченным лазером за вторжение в личное пространство, либо… Нет, точно разнесёт. Нахуй я вообще это сделал?

— Погоди… что ты сделал? — глаза Шарлотты блестели с тем особым садистическим любопытством, которое появлялось только у лучших друзей в те моменты, когда они понимали, что вот-вот услышат что-то по-настоящему унизительное. — Я правильно поняла-

— Да, да, я оставил ему свой номер и позорно сбежал, ты всё правильно поняла, — пробормотал Стэн, отводя взгляд к окну, где за стеклом мерцали огни ночного Лос-Анджелеса, совершенно равнодушные к его душевным терзаниям.

Чарли снова рассмеялась — так, будто он только что рассказал ей лучший анекдот в её жизни, а не признался в самом жалком бегстве со своего же собственного псевдо-свидания. — Боже, ты идиот, — выдохнула она, выпуская кольцо дыма, которое медленно поплыло к потолку, принимая форму идеального нуля — что было, пожалуй, самой точной оценкой эффективности его действий. — Но ты же понимаешь, что он тебе точно не позвонит?

— Нет, ну а вдруг?

— Никаких вдруг, — Чарли вздохнула, потягиваясь в кресле, и её взгляд стал немного мягче — видимо, даже ей, циничной до мозга костей, стало немного жаль безнадёжного жаждущего романтики друга, застрявшего между желанием быть хладнокровным и неспособностью перестать быть идиотом. — Это противоречит его политике.

Стэн не стал рассуждать, сколько раз за несколько совместных сеансов Доктор Икс успел нарушить свою собственную политику — он и сам до конца не знал, но что-то ему подсказывало, что как минимум дрочить себе слюной своих клиентов точно не вписывалось в список его до жестокости чопорных правил, — но позволил себе согласиться, что вероятность звонка действительно очень низкая.

Но Стэнли на большее и не рассчитывал.

За вечер они с Чарли говорили ещё о многом — о том, как Ксено, вероятно, разорвал тот самый чек на мелкие кусочки, или, что ещё хуже, посмеялся от души над своим кукурузным дебилом с кем-то из БДСМ-коллег, о том, что даже если он и правда вдруг ему позвонит, это не будет значить ровным счётом ничего, что давало бы какую-то надежду, о том, что Стэн, возможно, окончательно потерял берега, если решил, что подкладывать кому-то записки с номером — это нормально для взрослого почти-что-тридцатилетнего мужика… Но все слова растворились в воздухе дымом от сигареты, оставив после себя только один, самый важный вопрос:

— Так ты пойдёшь к нему в четверг? — осторожно уточнила Шарлотта. — Или отменишь?.. Если что, я могу отменить свои записи, ты только скажи!

Он не ответил сразу. Вместо этого вспомнил, как Ксено стоял над ним в прошлый раз — так близко, что дыхание обжигало кожу, как его пальцы впились в волосы, как он почти поцеловал его… но не сделал последнего шага. Вспомнил, как его собственное сердце колотилось так мощно, что, казалось, вот-вот проломило бы грудную клетку, как тело дрожало от напряжения, от ожидания, от страха и желания одновременно, и-

— Пойду, — выдохнул он.

Чарли выгнула бровь, вглядываясь в него с неприкрытой тревогой. — Уверен?

Стэн посмотрел на неё с чувством, что, бывало, плескалось под кожей перед самыми опасными миссиями — холодная стальная решимость, за которой скрывалась та самая безумная храбрость, что заставляла его идти на риск, когда любой нормальный человек уже давно бы сдался. — Думаю, это единственное нормальное решение в моей ситуации. Мне рядом с ним спокойно.

 

•••

 

Ксено вернулся домой с ощущением, будто его мозг вывернули наизнанку, прополоскали в хлорке и запихнули обратно, даже не потрудившись как следует высушить, будто кто-то выскоблил его изнутри острым лезвием, оставив лишь пустую оболочку, которая двигалась, дышала и делала вид, что всё ещё принадлежит этому миру, исключительно по привычке.

Его натурально трясло. Воротило. Тошнило. Он даже не помнил, как отработал следующий после Стэнли сеанс. Клиент — какой-то новый, незнакомый, типично-отвратительный и со скучным запросом на классическую порку и грязные словечки — слился в голове в незримое размытое пятно, в котором не разобрать деталей, растворился в тумане его сознания, будто сон, который забываешь ещё до того, как откроешь глаза. Ксено действовал на автомате, удары плётки ложились ровно, голос звучал холодно, пальцы не дрожали, — он был профессионалом, в конце-то концов, — но где-то там, в глубине, за железными дверьми его иридиевого самоконтроля, бушевала неистовая, злая буря, и каждый порыв ветра шептал ему одно и то же:

«Единственный момент, когда я чувствую тишину и покой… это когда я с тобой, Док».

Чёрт возьми.
Он словно сходил с ума.

Нет, он словно уже сошёл.

Пиздец, куда ты катишься, Хьюстон?!

Ключи громко звякнули о мраморную тумбу, эхо разлетелось по пустой квартире, как бы насмехаясь над его попыткой заполнить эту звенящую тишину хоть чем-то осязаемым. Он отупело стоял посреди гостиной, прямо так, в плаще и рубашке, которая ещё хранила пряный запах чужих духов и влажность правдивых слёз, и с отстранённым ужасом осознавал, что попросту не может сделать ни шагу дальше, словно физически прямо сейчас был на этот подвиг не способен, будто его бренное измученное слишком сложными эмоциями тело понимало: если он двинется, зайдёт домой и позволит себе расслабиться — то всё, что он так тщательно запирал под рёбрами годами, хлынет наружу, словно вода сквозь треснувшую дамбу.

Трещину, по ходу, звали Стэнли Снайдер.

Ксено зажмурился. С этой хуйнёй надо было разбираться прямо сейчас, пока не стало слишком поздно.

Ты нарушил свои же правила.

Да. Нарушил. И что с того?

Ты позволил ему прикоснуться к себе.

Не просто позволил — разрешил. Но через ткань. Без прямого контакта. Потому что и сам хотел. Это нормально, верно? Работа же должна приносить удовольствие? Что в этом такого?

Он резко дёрнул головой, срывая с себя плащ, и направился к барной стойке, где бутылка бордо ждала его верным товарищем, готовая в любой момент прийти на помощь. Но когда любимое вино коснулось губ, оно вдруг показалось плоским и безжизненным — словно ещё одна ложь в череде тех неправд, что он сам себе рассказывал годами.

Ксено поморщился. Вспомнил, как Бьякуя в прошлый свой приезд пару лет назад с напускной лёгкостью уточнил, часто ли он пьёт, чтобы забыться, а он в ответ лишь закатил глаза: Ксено пил не чтобы забыться, а потому что это элегантно, вкусно и добавляло пикантности в жизнь. Бьякуя тогда от души посмеялся: мол, куда тебе ещё пикантнее, Хьюстон, с твоим-то хобби, но Ксено только отмахнулся от его рассуждений. Много эти япошки понимают в красивой жизни.

Однако порой алкоголь и правда помогал… смириться с концепцией бытия, так сказать.

Но сегодня был явно не тот случай. Сегодня вино казалось таким противным, что было вполне очевидно: в этой точке бытия ему даже алкоголь не поможет.

Ксено поставил бокал с такой силой, что хрусталь жалобно звякнул о мраморную столешницу.

Ему нужно к окну. Подышать.

Лос-Анджелес раскинулся внизу, холодный и яркий, как забытая на крыше рождественская гирлянда. Он уставился на огни, пытаясь найти в них хоть какое-то утешение своему воспалённому разуму, но город молчал, и в его молчании слышалось лишь одно: ты просто боишься, Хьюстон, уже боишься того, что будет, когда он снова переступит порог твоего кабинета. Когда эти золотистые глаза снова встретятся с твоими, и ты уже не сможешь так же легко притвориться, что это просто твоя работа. Пикантное хобби, как сказал бы Ишигами.

Ксено почувствовал слабость в коленях и схватился за край подоконника с такой силой, что прозрачный лак на ногтях едва не треснул от напряжения.

Да какого чёрта с ним происходит?!

Он уважаемый человек, профессор, у него индекс цитирования уже точно больше двухсот, и в клубе от клиентов отбоя нет, и вообще, он мог бы заниматься в этот вечер решительно чем угодно, но вместо этого он просто отупело думал о золотых глазах гуманизированной кукурузины, вот что с ним, блядь, не так?!

И что самое ужасное, от мыслей об этих глазах там, в грудине, растекалось какое-то незнакомое и пугающее зубодробительное тепло.

Блядь, ведь Стэну было так плохо сегодня. Он был таким уязвимым, таким открытым, он будто вложил ему в руки нож и предложил вспороть брюхо, добровольно тычась в клинок своим нежным нутром, и Ксено так не хотелось его отпускать, чёрт возьми, это всё было очень неправильно, но отпускать его вот так было ещё неправильней, и-

Позвони ему. У тебя ведь есть его номер. Салфетка лежит прямо там, в прикроватной тумбочке. Просто возьми и позвони. Спроси…

Блядь, да о чём его спрашивать-то?!

«Кстати, забыл уточнить, как там твои травмы?»
«Как ты сейчас себя чувствуешь?»
«Ты думал обо мне?»

Ксено застонал и тряхнул головой. Что за бред вообще?! У них в «Прикосновении ангела», конечно, очень хороший сервис, но не настолько же, чтобы мастера сами писали своим клиентам узнать, как те чувствуют себя после сессии?

И вообще, Хьюстон, ты время видел? Да Стэнли уже давно спит! По крайней мере, должен спать, если он послушный мальчик. А он послушный. Но даже если нет (а он — да!), то после такого любой бы уснул! Это было довольно сильное эмоциональное потрясение…

Он прикрыл глаза, упираясь лицом в ладони, глубоко вдохнул, считая до десяти, так же медленно выдохнул, и сам не понял, как вдруг доплёлся до своей спальни. И открыл тумбочку. И взял в руки чёртову салфетку с фиолетовым отпечатком помады. Это уже клиника, или с таким помешательством ещё можно справиться своими силами?

Ксено поднёс помятую салфетку к свету — губы Стэнли оставили на тонкой бумаге едва заметный трогательный узор, затейливый, будто карта неизведанной территории, далёкой страны, куда он боялся ступить даже мысленно, но куда его ноги неслись с пугающей неотвратимостью совершенно без участия клеток мозга, словно песчинки в приливной волне.

Чёрт, он ведь сегодня даже коснулся этих губ — прикусил нижнюю, припухшую, такую манящую, такую беззащитную в своём слезливом вызове, и теперь след этого прикосновения буквально жёг его плоть, как клеймо, как доказательство преступления, которого он ещё не совершил, но уже замыслил в потаённых уголках того, что люди обычно зовут душой, где пряталось всё, в чём он боялся признаться даже самому себе.

Блядь, нет, это действительно клиника — стоять посреди собственной спальни, дрожа от нелепого волнения, словно мальчишка, впервые держащий в руках любовное письмо от самой красивой девчонки школы, а не взрослый мужчина, профессор, человек, что построил всю свою жизнь на железных принципах, которые теперь рассыпались в прах от одного лишь прикосновения к бумажке, испачканной дешёвой помадой.

Пиздец. Докатился.

Взгляд упал на номер телефона с дурацкой короткой запиской, выведенной мелким витиеватым почерком, и Ксено почувствовал, как что-то в груди сжимается — не болью, нет, чем-то гораздо более опасным, чем-то тёплым и липким, что медленно растекалось по рёбрам, заполняя все пустоты, которые он так тщательно выскребал годами выбранного одиночества.

Почерк Стэнли был неожиданным — не размашистым и дерзким, каким должен был быть у человека, носящего косуху, берцы и фиолетовую помаду, а сжатым, почти робким, с буквами, что прятались друг за друга, словно дети во время грозы, с закрученной в изящный завиток «S» в инициалах, такой кокетливой, будто приглашала разгадать секрет, и узкими цифрами в неровной колонне, будто солдаты после бессонной ночи — уставшие, но всё ещё готовые к бою.

Это всё казалось таким… неожиданным. Элегантным. Заманчивым.

Эмпирический опыт подсказывал Ксено, что чем ближе он узнавал человека, тем больше разочарования ждало его в конце пути — люди всегда оказывались мельче, проще, скучнее, чем он надеялся, даже если изначальное очарование и без того было сомнительным, однако…

Однако с каждым новым кусочком пазла под названием «Стэнли Снайдер» картина лишь усложнялась, становясь глубже, многограннее, затягивая его в водоворот противоречий, где за наглой ухмылкой пряталась ранимая душа, за показной грубостью — трогательная нежность, а за вызовом — такая щемящая потребность быть принятым, что Ксено хотелось одновременно и прижать этого нелепо-привлекательного мужчину к груди, и убежать от него прочь, пока не стало слишком поздно.

Он снова взглянул на записку, на эти аккуратные, пусть и торопливые буквы, на трогательные завитушки в заглавных, и вдруг осознал, что уже открывает браузер, уже вбивает запрос «анализ личности по почерку», уже проваливается в эту кроличью нору псевдонауки с отчаянностью утопающего… — Бля, я что, серьёзно это делаю? — прошептал он в тишину комнаты, и его голос прозвучал каким-то комично-чужим и разбитым. Пора лечиться, Хьюстон. — Я, доктор Ксено Хьюстон Уингфилд, роюсь в какой-то жалкой псевдонаучной чепухе, словно какой-то влюблённый подросток? Так оно и случается, да? Сначала анализ почерка, потом карты таро, а там и до астрологии рукой подать?.. — посетовал он, но пальцы уже листали результаты поиска, а глаза выхватывали фразы:

«Мелкий, сжатый почерк — склонность к концентрации, внимание к деталям, склонность скрывать истинные эмоции. Витиеватые буквы — признак творческого ума, который маскируется под прагматизм…»

Ксено замер, чувствуя, как эти слова впиваются в него хищными когтями — они были слишком точными, слишком… Стэнлиными.

То, как упрямо он всё это время ускользал от любых тем, что касались его прошлого и настоящего — кроме сегодняшнего дня. То, как стоически он реагировал на все его провокации. Да даже его неожиданный образ в кофейне вписывался в столь удивительное описание… Блядство, Барби терзал его разум сильнее, чем вечные задачи математики!

«Угловатые соединения букв — это защитный механизм. Возможно, используется как дополнительный барьер между внутренним миром и окружающими…»

— Барьер? — Ксено невольно представил, как эти пальцы — сильные, толстые, с мелкими шрамами — выводили каждую букву с нарочитой небрежностью, будто специально запутывая следы. Как будто говорили: «Вот, возьми мой номер, но не надейся меня понять». Он задумчиво провёл пальцем по неровным строчкам. Так странно было осознавать, что сегодня этот удивительный мужчина снял перед ним барьеры и позволил заглянуть в свою истинную трогательную суть. Много ли людей сумели видеть его таким? Много ли кому удавалось утирать его слёзы и чувствовать сбитое, неровное дыхание, ощущая дрожь под мощной грудной клеткой? Вряд ли — Стэн ведь сам сказал, что у него почти нет близких.

Не было какого-то смысла отрицать, что подобная роль приятно чесала Ксено его воспалённое эго.

Он перевёл взгляд на фиолетовый отпечаток губ в углу салфетки — такой яркий, такой вызывающий на фоне этих робких букв, будто два разных человека оставили свои следы, предлагая ему выбор: кого взять, кого отвергнуть, не понимая, что Ксено уже давно сделал свой выбор, уже давно падал в эту пропасть, даже не пытаясь схватиться за края.

Телефон в его руках вдруг показался невероятно тяжёлым — не просто устройством, а целой Вселенной, заключённой в стекло и металл, Вселенной, где существовал тот самый рычаг, что превращал его из безупречно-холодного Доктора Икс в слабого, желающего, человечного Ксено. Он должен был изменить динамику, вернуть всё в привычное русло, туда, где есть только чёткие границы боли и контроля, где не существует этой дурацкой нежности, что пульсировала под рёбрами, словно какое-то живое существо, где он снова мог бы стать тем, кем был всегда — холодным, безжалостным, неуязвимым…

Но пальцы уже набирали цифры сами, будто отказываясь подчиняться разуму, будто у них была своя собственная воля, своя собственная память о том, как они всего лишь несколько часов назад стирали слёзы со щёк Стэнли, как они дрожали, касаясь его волос, как-

Ксено вбивал его номер с чувством, будто набирал код к бомбе, которая вот-вот должна была разнести его тщательно выстроенное существование в клочья — каждый символ отзывался тихим щелчком, похожим на звук захлопывающейся клетки, но кто в ней оказывался заперт, уже не имело значения, ведь границы между тюремщиком и узником стирались с пугающей лёгкостью, будто последние следы мела на доске после лекции.

Курсор мигал с издевательской безмятежностью, предлагая ввести имя там, где в душе Ксено зияла титанических размеров чёрная дыра из отчаяния и безумия.

«Кукурузина» — звучало как насмешка, а насмехаться больше не хотелось, «Стэнли» — слишком лично, «Снайдер» — будто жалкая формальность, которая могла бы убить в зародыше всю ту дикую нежность, что пульсировала в его венах вместо крови, и Ксено физически этому сопротивлялся, «Барби» — забавно, конечно, но прямо указывало на их историю, на то, что между ними была связь, а это пугало похлеще нежности…

Он остановился на холодных латинских буквах — S.S., будто подписывал научный образец, а не контакт человека, чьи слёзы оставили на его рубашке невидимые шрамы, чьи рыдания до сих пор звенели в ушах чужеродной нотой, нарушая привычную симфонию его академического одиночества.

Экран погас, отразив усталое лицо — искаженное, чуждое, с глазами, в которых плавала та самая предательская нежность, от которой так сильно сводило желудок, будто Ксено глотнул раскалённого добела железа, и теперь оно прожигало его изнутри, оставляя после себя только пепел из прежней уверенности.

«Это какое-то, блядь, предательство», — думал он, ощущая, как пальцы сами тянутся к телефону, будто в надежде одним прикосновением к контакту преодолеть расстояние и здравый смысл, «предательство всех принципов, всех правил, всего того, что делало меня… мной».

Мир вдруг сузился до размеров смятой салфетки на столе, до фиолетового отпечатка губ, который жёг его разум словно клеймо, будто тавро, как доказательство того, что он уже принадлежит кому-то другому, даже если сам еще не готов в этом признаться.

«Я влюбляюсь», — осознание ударило, как молот по наковальне, оставляя после себя только звон в ушах и странное ощущение пустоты, «нет, хуже — я уже влюблён, как мальчишка, как дурак, как Бьякуя, как все те жалкие людишки, которых я презирал годами, с-с-сука, да что ж такое…!»

Он швырнул телефон на кровать, но образ Стэнли не исчезал — он стоял перед ним, реальнее, чем собственное отражение в зеркале: растрёпанный и взмокший, с размазанными по щекам слезами, с глазами, полными таких эмоций, что Ксено едва ли не физически ощущал, что этот взгляд сдирал с него правила бронированной коркой…

В какой, блядь, момент его жизнь превратилась в это?

«Всё дело в динамике», — лихорадочно думал он, ворочаясь в постели, где простыни пахли слишком чисто, слишком безлико, без намёка на тот смешанный аромат табака, мускуса и пороха, что теперь навсегда поселился в его памяти, «нужно просто вернуть наши с ним отношения в русло прежней динамики — в боль, контроль и дисциплину, — туда, где просто не останется места для… этого».

Для нежности. Для уязвимости. Для вывернутости чувствами наружу, когда каждый нерв — оголённый провод, дрожащий под ласковым прикосновением сквозь шерстяную ткань, когда каждый взгляд — не скальпель, а ладонь, прижатая к ране, не для того чтобы давить, а чтобы согреть, но от этого лишь страшнее…

Он сжал зубы так, что челюсть заныла, будто предупреждая: не смей поддаваться этому тихому безумию, этой сладкой заразе, что стремительно разъедала всю иридиевую сталь его души, превращая безжалостное нутро во что-то хрупкое, во что-то, что можно разбить. Потому что нежность — это не прочность, не броня, не холодный расчёт, это — капитуляция, это когда ты вдруг понимаешь, что уже не держишь палец на спусковом крючке, а разжимаешь кулаки, и дрожишь, и ждёшь: а вдруг в них вложат нож?

А Ксено не из таких людей, понимаете? Он тот, кто режет, а не тот, кто истекает. Он — контроль, он — твёрдость, он — стена, в которую десятками лет бьются волны, но никогда не сумеют её размыть. А нежность…

Нет. Нет, он не мог себе это позволить.

Он просто устал.
Просто переутомился.
Просто нужно лечь спать.

Но сон не приходил.

Он ворочался, сбрасывая одеяло, затем натягивая его обратно. В памяти раз за разом проигрывались воспоминания, как Стэнли дрожал в его объятиях. Как его мощные плечи содрогались от рыданий. Как он выдохнул своё «спасибо», так, будто Ксено подарил ему что-то бесценное, а не просто…

Не просто нарушил все свои правила.

Ночь прошла в каком-то лихорадочном полубреду. Надежды на то, что с рассветом придёт и ясность, исчезали вместе с желтками от уличных фонарей, а Ксено лежал, уставившись воспалёнными глазами в потолок, и понятия не имел, что с собой делать.

Какая-то его часть настаивала, что нужно хотя бы написать ему на утро, уточнить, как он там, всё ли в порядке, не нужна ли помощь, но другая — более привычная, более знакомая часть, — уверяла, что в следующую встречу нужно просто устроить этой подтянутой заднице звонкую кровавую порку, и всё вернётся на круги своя. Да, так бывает. Ксено просто немного посыпался от незнакомого хода вещей, просто поддался слабости — он, конечно, гений, но всё ещё человек, к сожалению, как бы это порой ни мешало, — и нужно просто через эту глупую слабость переступить, придавить её каблуком в трахею, шмальнуть промеж глаз, и всё снова станет нормально.

В конце концов части пришли к консенсусу.

Он покосился на свой телефон. Тот лежал рядом, холодный и безмолвный, и Ксено потянулся к нему, ощущая, как под рёбрами сжимается пружина.

 

Dr.X: ты как?

 

Он тыкнул на кнопку «отправить» вообще не глядя — чтобы не передумать. Три точки замигали почти мгновенно.

 

S.S.: Нормально. А это кто?

 

Действительно не понял — или дразнит? Скорее всего, второе. Ксено представил, как Стэнли лукаво приподнимает бровь, как золотистые глаза сужаются от смеха…

 

Dr.X: тот, кто приготовил тебе новые еженедельные испытания. пора переходить на следующий уровень, ты так не считаешь?
Dr.X: если, конечно, ты соизволишь явиться вовремя.

 

Трёхминутная пауза показалась примерно вечностью.

 

S.S.: Обещаю прийти на полчаса раньше, Док ;)

 

Под кожей растеклось что-то тёплое, сладкое, мягкое, и это было, мать вашу, опасно. Он должен написать в ответ что-то колкое. Что-то резкое. Вернуть их в привычные рамки…

Но вместо этого пальцы сами собой набрали:

 

Dr.X: я буду ждать.

 

•••

 

— Ты помнишь свои цвета? — вкрадчивый голос скользнул под ухом, и сердце забилось быстрее, чем крылья колибри.

Блядь, как же Стэн ждал этот день. Больше, чем Рождество в детстве. Больше, чем отпуск по случаю дня рождения.

Больше, чем надежда, что Ксено всё же оставит себе его номер.

Он оставил.

Прошлая пятница стала для Стэнли главным днём в году. Нет, правда. Он обвёл эту клеточку красным маркером в календаре и поклялся отмечать ежегодно, как явление Ксено народу. Ну, то есть, Стэнли. Не важно.

Потому что в прошлую пятницу он проснулся с этим мерзким ментальным ощущением, будто его переехал грузовик, развернулся и проехал ещё раз для верности. Нет, физически он чувствовал себя прекрасно, спал крепко и без кошмаров — как и всегда после их сеансов, — но вот в душе было крайне гаденько. Солнечный луч, что пробивался сквозь щели в шторах, казался Стэну личным оскорблением — слишком яркий для мрачных туч в его душе. Он застонал, натянув подушку на голову, проматывая в голове каждую грёбаную секунду — как он вывернул нутро наизнанку, будто какой-то придурок, как он облизывал сапоги, как он разрыдался в кабинете, как прижимался к нему брошенным щенком, как практически признался в-

— Блядь! — он швырнул подушку через всю комнату, где она с грохотом сбила рамку с какой-то очередной похвальной грамотой от руководства. Пошла на хуй, грамота.

Стэнли скатился с кровати, ощущая, как стремительно вчерашние слёзы вновь подступают к горлу. Права была Чарли: он воистину был мастером по уничтожению всего хорошего в своей жизни, но вчерашний рекорд будет сложно побить.

— Ты всё испортил, — прошипел он своему отражению в зеркале ванной. Глаза были красными, волосы казались пережёванным коровой пучком соломы, а красные заломы от подушки на щеке напоминали кровавые подтёки. — Охуенно, Снайдер. Просто, блядь… идеально.

Он плеснул в лицо ледяной водой, но образы перед глазами не исчезали. В какой момент он уничтожил эту близость между ними? Когда позволил себе разрыдаться? Когда лепетал благодарности, словно какой-то распоследний имбецил? Когда наивно потянулся за поцелуем? Когда-

Телефон замигал на тумбочке.
Незнакомый номер?

Сердце Стэнли совершило кульбит, едва не выпрыгнув через горло в приступе неуёмной, абсолютно абсурдной надежды. Пальцы дрожали так, что он трижды промахнулся, прежде чем открыть сообщение.

 

Неизвестный: ты как?

 

Он замер. Дыхание перехватило. Это мог быть кто угодно. Макс. Другой коллега. Врач. Шарлотта сменила номер. Вообще любой человек во Вселенной, но…

Всё тело горело, нутро пылало незнакомым жаром, и…

Вдруг?..

 

StanleySnyper: Нормально. А это кто?

 

Минута ожидания растянулась в вечность. Стэнли прикусил губу до крови. Ответ пришёл неожиданно откровенным.

 

Неизвестный: тот, кто приготовил тебе новые еженедельные испытания. пора переходить на следующий уровень, ты так не считаешь?

 

Стэнли фыркнул, ощущая, как по спине пробежали мурашки. Да, это был он. А ещё он обещал продолжение. И как будто бы флиртовал? Нет? Или да? Или-

 

Неизвестный: если, конечно, ты соизволишь явиться вовремя.

 

Он почти слышал этот голос — низкий, с лёгкой хрипотцой, с той самой ноткой, от которой у Стэнли регулярно подкашивались ноги и полностью плавились мозги. В том числе, костные. Пальцы залетали по экрану.

 

StanleySnyper: Обещаю прийти на полчаса раньше, Док ;)

 

Нахрена он влепил этот смайлик? Ксено наверняка решил, будто Стэн тут какой-то влюблённый подросток. Впрочем, почему же «будто»… Лицо горело, но странное облегчение всё равно мягким теплом разливалось где-то под диафрагмой — видимо, он не испортил всё. Ещё нет.

Ответ пришёл мгновенно:

 

Док: я буду ждать.

 

Вот так просто.

Ох, блядь.
Ох, бля-я-ядь…

Что ж, Стэнли тоже будет ждать. Пиздецки ждать. Считать минуты до встречи и вычёркивать из таймера секунды. Ну, вы поняли.

Он провёл последующие дни в состоянии, которое можно было описать как «лихорадочное ожидание с элементами истерики». Каждый час между пятничным сообщением и долгожданным четвергом растягивался в вечность, словно время специально замедлилось, чтобы помучить его сильнее.

В среду он трижды перечитывал переписку, убеждаясь, что не придумал эти «Я буду ждать».

И, вот, наконец, наступил очередной четверг — и всё внутри аж подрагивало в восторженной тревоге.

Стэнли почти что разбился в лепёшку, но явился на полчаса раньше, как и обещал. Он стоял перед дверью клуба, внезапно осознав, что забыл, как дышать. — Соберись, тряпка, — прошипел он себе, ощущая, как ладошки позорно потеют. — Ты же не на свидание…

Или на свидание?

Эту мысль он быстро отогнал.

В холле было привычно тихо — и непривычно пусто. Стэн огляделся, немного растерянный — в знакомом кресле Ксено не было, и что это могло бы означать, он пока не очень понимал. Высокий мужик за стойкой — Броуди, кажется? Стэн в прошлый раз перекинулся с ним парой слов, — перехватил его взгляд и взмахнул рукой.

— Док просил передать, что ждёт тебя в кабинете, — громогласно объявил он. — Такое бывает, когда у него для клиентов особенная программа, — хохотнул бармен, и Стэнли нервно сглотнул.

Особенная программа?

Эти слова могли означать что угодно — от многократно обещанных пыток до-

Он тряхнул головой, выпрямил плечи и зашагал вглубь по длинному коридору.

Кабинет был погружён в приятный полумрак, только слабый свет тёплой лампы освещал облачённый в строгий костюм до боли знакомый силуэт, что раскинулся в кресле, сложив ногу на ногу.

— Барби, — Ксено тонко улыбнулся, лукаво сощурив свои невозможные глаза, — ты и правда явился вовремя. Какой послушный мальчик… — он поднялся слитным элегантным жестом и подошёл поближе, склонив голову вбок. — Это достойно награды. Хочешь выпить?

— Не сегодня, Док, — признался Стэнли. Сердце слишком сильно колотилось, так лихорадочно, что это казалось почти нездоровым.

Тот кивнул, показавшись каким-то особенно довольным его ответом. — Отлично. Ты помнишь свои цвета? — вкрадчивый голос скользнул под ухом, и сердце забилось быстрее, чем крылья колибри.

От одного только присутствия этого человека у Стэна закружилась голова. Охуеть. Он стоял перед тем, кто умудрился пробраться сквозь все его защиты, но вместо страха чувствовал лишь одно — предвкушение.

— Красный, — выдохнул он. — Жёлтый. Зелёный.

Ксено улыбнулся — той самой улыбкой, от которой у Стэнли слабели колени. — Очень хорошо, кукурузинка. Однако сегодня мне нужно, чтобы ты придумал себе ещё и стоп-слово.

— Стоп-слово? — Стэн моргнул. — Э-э-э… а разве «красный» — это не стоп-слово?

Ксено усмехнулся, обнажив острый клык, который от тонкой ухмылки слегка впивался в его нижнюю губу. Стэн невольно задержался взглядом на крошечной вмятине в мягкой плоти, вспоминая, как эти зубы впивались в его собственные губы буквально неделю назад. Чёрт. Улыбка Ксено не была дружелюбной. Или, вернее, была — но не в привычном смысле. Стэнли ощутил магнетический контраст в его холодном взгляде и мягкой, тонкой улыбке — и его собственные нервы внезапно взвились, смешав тревогу с возбуждением. «Вот что значит истинное соблазнение», — осознал он, когда столь двойственные чувства громом прокатились по его груди, устремившись прямо в пах в беспорядочном порыве.

— Это система, которую я предпочитаю в более сложных сценах, — произнёс Ксено, не подозревая о масштабах внутренней катастрофы своего нелепо-влюблённого клиента. — Она позволяет человеку достичь границ, не прерывая сессию полностью. Так, например, если ты скажешь «красный», я остановлюсь, проверю твоё состояние, и, если мы оба согласны, то либо завершу всё, либо продолжу, заново обсудив твои границы. Это не то же самое, что стоп-слово, потому что цвет я буду периодически запрашивать сам, а стоп-слово решаешь сказать только ты — и это будет полная мгновенная остановка всего действия. И тогда мы сразу перейдём к уходу. Понятно?

Стэнли медленно кивнул, ощущая, как его дыхание стало чуток прерывистым. И тяжёлым. И щёки потеплели. Блядь. — О… Конечно. Ты, разумеется, всё продумал…

— Ну, так? — Ксено пристально наблюдал за ним, и Стэн ощущал тяжесть этого взгляда словно физическое прикосновение к своей коже.

— Прости, я… Что? — он нервно усмехнулся, потирая затылок. — Кажется, я нервничаю.

Док тихонько фыркнул что-то себе под нос, и в следующий момент они оказались так близко, что Стэнли почувствовал его дыхание. — Я говорю, какое твоё стоп-слово, Барби? — прошептал он, и его голос был настолько тихим, что пробирал до мурашек, в мгновение ока останавливая хаотичный поток мыслей Стэна, вытеснив в разуме всё, кроме этого звука.

— Эм… пусть будет «Маттел»?

Ксено моргнул. Потом ещё раз. А потом рассмеялся — так же тихо, но заливисто и тепло. — Нет, Барби, это не подходит, но я ценю твой юмор. Это слово слишком в контексте наших с тобой… — его голос на мгновение запнулся, но он всё равно остался невозмутимым, — …отношений. Придумай что-то совсем не относящееся к делу и крайне несексуальное.

Стэнли пожал плечами. — Тогда — «бюрократия». Самая несексуальная вещь, которую я только знаю.

— Окей, — Док усмехнулся, и в чёрных дырах его зрачков плеснулись смешинки. Он явно был согласен с его заявлением. — Если с этим определились… Хочешь, чтобы я рассказал, что собираюсь с тобой сделать?

— Нет, — мотнул головой Стэн. — Мне сказали, что меня ждёт особая программа, так что… пусть будет сюрприз.

— Мой смелый кукурузный капитан, — дразняще протянул Ксено, сощурив глаза. — Тогда не будем терять времени. Раздевайся, — приказным тоном припечатал он, и Стэн не посмел ослушаться.

От невероятного чувства предвкушения под кожей всколыхнулась похоть, заставляя всю кровь устремиться на юг ещё до того, как они хотя бы начали.

Стэн быстро сорвал с себя футболку, скинул ботинки, расстегнул пряжку ремня, ощущая, как внезапно горячий металл жжёт пальцы. Джинсы соскользнули на пол с глухим шлепком, оставляя его в одних лишь трусах, которые внезапно оказались смехотворно тонкой защитой от пронизывающего взгляда Ксено.

Казалось, тот мог просканировать его взглядом едва ли не до костей.

— Встань перед зеркалом, — приказал Док, и голос его звенел, словно лезвие, резко вынутое из ножен. Стэнли замер на мгновение — внезапная уязвимость сжала горло. Перед зеркалом?.. Он и так каждый раз превозмогал что-то очень тяжёлое, позволяя Ксено игнорировать свои шрамы, но смотреть на них самому было как-то… ну… — Ты забыл, что я не люблю повторять?

Блядь.

Стэнли замер перед зеркалом, его дыхание стало резким и прерывистым — не от возбуждения, а от внезапного приступа паники. В отражении, в тёплом свете ламп, его тело казалось картой былых сражений: бледные шрамы на плече от осколков, неровная линия на боку от вражеского ножа, ужасающий взрыв пулевого ранения прямо с правой стороны груди…

Он инстинктивно потянулся, чтобы прикрыть себя ладонью, но Ксено перехватил его руку, прижав к бедру. — Не прячься от меня, — прошептал Док, и его голос звучал почти нежно. Металлические когти скользнули по самому страшному шраму. Стэнли зажмурился, чувствуя, как по спине пробегает холодный пот. — Ты знаешь, что я вижу? — Ксено наклонился, и его губы едва коснулись изуродованной кожи. — Историю. И это прекрасно, Барби. Не думай, что я дурак — я могу сопоставить факты. И я понимаю, почему ты не хочешь боли. Но, знаешь, что? Я хочу познакомить тебя с другой болью. С той, что может даровать облегчение. Ты мне веришь?

Каждое его прикосновение обжигало чем-то, от чего в груди у Стэнли становилось тесно. — Да, — выдохнул он. — Но…

— Сегодня я не позволю тебе увиливать от того, что тебе нужно, извини, — Док невозмутимо пожал плечами, и Стэнли фыркнул.

— Окей, — кивнул он. — Давай попробуем.

— Отлично. Святая гравитация, как же ты прекрасен, — внезапно резюмировал Ксено, так просто, будто констатировал какой-то очевидный научный факт. — Каждый шрам, каждый изгиб, каждый твой вздох… Одно удовольствие смотреть на тебя. Мне так повезло.

— Блядь, — от этих слов колени ослабли, и у Стэна закружилась голова. Неужели… неужели он на самом деле так считал?

— Тише, Барби, — Док с силой прикусил его ухо. — Сегодня я хочу услышать только три вещи: мои приказы, твои стоны и… — металлические наконечники перчаток впились в грудь Стэна, острые, как когти хищника, проводя по коже с неумолимым нажимом, оставляя за собой алые полосы, будто обжигающие следы. Это было хорошо. Даже слишком хорошо. Стэнли внезапно осознал, что не может сделать ничего, кроме как глухо застонать — во-первых, потому что нервы по всему его телу вздымались волнами нестерпимого напряжения, а во-вторых, потому что Ксено засунул ему в рот длинный палец, обтянутый тонкой кожей перчатки. — …кое-что ещё, — мурлыкнул он, задумавшись. Изящная рука скользнула вниз по его торсу, прямо к кромке трусов, в которых уже творился влажный апокалипсис. — Да уж, Барби, мы ещё даже не добрались до самой интересной части, а ты уже во всеоружии… Так сильно по мне соскучился, что очень рад меня видеть? — блядь, он издевается? Судя по тому, что сразу после вопроса Ксено мерзко захихикал, он действительно издевался. Впрочем, на что Стэн ещё рассчитывал? — Ну? Ты готов? — готов к чему? — Я хотел бы познакомить тебя с инструментом, который мы с тобой сегодня будем использовать… — невозмутимо продолжал этот прекрасный садист, совершенно не беспокоясь о том, что там думал Стэнли в своей голове, и показал ему в зеркало какой-то внезапно появившийся в руках предмет.

Это был хлыст.

Чёрный. Блестящий. Совершенно новый. Он лежал на ладони Ксено, будто змея, свернувшаяся перед броском, его тонкий плетёный конец извивался в воздухе, словно живой, а рукоять, оплетённая мягчайшей кожей, выглядела одновременно изысканно и опасно. Когда Ксено провёл им перед лицом Стэнли, тот уловил запах — горьковатый аромат дорогой кожи, смешанный с чем-то ещё, острым и возбуждающим, как дорогой одеколон, как сам Ксено, этот жестокий парадокс в человеческом обличье, одновременно холодный и пылающий.

Стэнли стоял перед ним совершенно обнажённый, если не считать узких боксёров, которые теперь едва ли прикрывали его бесстыдное возбуждение, в то время как Ксено — как и всегда полностью одетый, затянутый буквально от челюсти до кончиков пальцев в свой безупречный костюм, — наблюдал за ним с самой хищной ухмылкой, от которой в животе у Стэнли всё сладко сжалось.

— Я хочу, чтобы ты его почувствовал, — томно прошептал он, и его голос звучал как обещание чего-то запретного, чего-то такого, о чём Стэнли боялся даже мечтать.

Окей. Ладно. Хорошо.
Стэн хотел экспериментировать? Вот, пожалуйста. Давайте попробуем. Добавим красок в свою жизнь. Он вовсе не против.

Ксено взял его руку в свою — блядь, ну почему на нём перчатки, всегда перчатки, эта проклятая, но восхитительная преграда между их кожами? — и заставил его пальцы провести по всей длине хлыста, от гибкого, змеящегося конца до рифлёной рукояти, где кожа была особенно мягкой, особенно податливой под его дрожащим нажимом. — Подними его, — приказал он, и Стэн повиновался без раздумий, его тело уже знало этот язык, этот ритм, эту игру, где каждое слово было законом, а каждое прикосновение — откровением.

На рукоятке была тонкая гравировка — изящные, почти невесомые линии, наверняка созданные для лучшего сцепления, для того, чтобы в самый жаркий момент оружие не выскользнуло даже из самых потных пальцев.

Хрупкая обтянутая лайковой кожей ладонь направляла его, вела плеть к груди Стэнли, и когда тот впервые почувствовал, как тёплая кожа отзывается на прикосновение — сначала лёгким покалыванием, потом жжением, которое разливалось по телу, словно глоток горячего виски, — он застонал, не в силах сдержать воплощённый восторг.

Было что-то в этом процессе… что-то очень, очень интимное.

Текстура хлыста слегка цепляла волоски на его теле, заставляя их подрагивать, будто от ветра, и Стэнли вдруг осознал, что мелко дрожит целиком — не от страха, нет, никогда от страха, а от чего-то другого, чего-то такого, что не имело названия, но жило у него в груди, пульсировало в висках, стучало в сердце, что-

— А теперь… — Ксено разжал пальцы, отпуская хлыст, оставляя его в руке Стэнли, и тот внезапно почувствовал его вес, его потенциал, его власть. — Легонько хлопни себя, дорогой.

Стэнли застыл, его пальцы сжались на рукояти — Ударить? Сильно?

— Нет, просто хлопнуть. Вот здесь, — прохладная ладонь скользнула по его бедру, к мягкому, чувствительному месту, которое отзывалось дрожью даже на лёгкое прикосновение. — Будь нежным.

Стэнли неуверенно поднял хлыст — и опустил. Резкая вспышка боли застала его врасплох. Он старался быть аккуратным — как ему и велели, — но удар всё равно оказался острым. И… приятным. Блядство, как же это было приятно! Охренеть! Весь мир внезапно сузился до одного этого места на бедре, где кожа уже начинала розоветь, а боль странным образом переплеталась с наслаждением.

— Вкусно, — одобрил Ксено. Его голос звучал мягко, но в нём появилась новая, хищная нотка — будто ему нравилось то, что он видел. Будто Стэнли тоже сводил его с ума. — Сделай так ещё раз. Чуть сильнее.

Стэнли сглотнул, ощущая, как сердце колотится где-то в горле. Кажется, он боялся — этой боли, этого наслаждения, и этого момента, когда граница между ними стиралась, и оставалось только… это. Чистое, необузданное, первобытное.

Но больше всего он боялся того, как сильно ему этого хотелось.

Хлыст снова опустился — чуть сильнее, чуть точнее, и на этот раз боль смешалась с чем-то таким сладким, таким опьяняющим, что колени обмякли, и Стэн невольно откинулся назад, прямо в руки к Ксено, ища опоры, ища спасения, ища чего угодно, лишь бы не утонуть в этом ощущении.

— Боги… — вырвалось у него каким-то сломанным, дрожащим голосом, и он почувствовал, как Ксено усилил хватку в его волосах, притягивая Стэна ближе к себе, другой рукой скользнув по обнажённой талии, оставляя за собой след из безумных мурашек.

Он не смог поймать в зеркале его взгляд — Ксено почти прижался лицом к его шее, и сначала Стэн почувствовал лишь только его дыхание, горячее, неровное, но вскоре к дыханию добавился язык — совсем лёгкое, подлавливающее касание, будто он пробовал его на вкус, будто хотел запомнить каждую нотку, каждый оттенок, — но сам факт, блядство, сам факт! Это точно реально? Стэн не сходит с ума?

— Хочешь сделать так снова, Барби? — вкрадчивый томный шёпот заставил его вздрогнуть, и Стэнли понял — у него нет выбора.

— Да… — выдохнул он и поднял было руку для нового удара, но Ксено тут же остановил его.

— Только после приказа.

— Пожалуйста. Позволь мне… — голос Стэнли дрожал осенним листом на ветру, в нём смешались и мольба, и нетерпение, и жажда, и жадность, и он на полном серьёзе боялся, что если сейчас же не получит своего, то просто рассыплется в прах от этого невыносимого, сладкого напряжения.

Он не сумел дождаться разрешения — хлыст взвился в воздух снова, резко, почти отчаянно, будто и сам боялся, что Ксено его остановит, лишит этого сладостного мгновения, этого жгучего, пьянящего контакта. Удар обрушился на кожу, вырывая из груди резкий, прерывистый выдох, и боль тут же впилась в плоть раскалёнными иглами.

— А-ах!

Ксено ответил ему укусом — нежным и жестоким одновременно, острые зубы вонзились в плечо ровно настолько, чтобы заставить Стэнли вздрогнуть, чтобы из его горла сорвался ещё один стон, низкий, сдавленный, полный стыда и желания, — и тут же перехватил его взгляд с мрачной, крайне недоброй улыбкой. — Вижу, Барби, сегодня тебе доверять нельзя, — прошептал он, и в его голосе звучало что-то тёмное, манящее, пугающее, но притягательное, как бездна. — Ты нарушил приказ — и ты за это заплатишь. И, думаю, начнёшь платить прямо сейчас.

Хлыст вырвали из его пальцев, и Стэн едва ли успел ощутить пустоту в своей дрожащей ладони, как новый удар уже обжёг кожу — точный, беспощадный, заставляющий каждую клетку тела сжаться от боли, что тут же превращалась в нечто иное, в жар, в дрожь, в нестерпимое, сладострастное мучение.

Удар пришёлся прямо по ягодице — и странным образом заставил пульсировать след от предыдущего удара, будто в отклик. Но этот был жёстче, точнее. И больнее.

Боль растекалась по телу, словно вино, пролитое на скатерть, — медленно, неумолимо, пропитывая собой всё на своём пути. Она горела, как угли в печи, как отравленный нектар на губах, как воспоминание о чём-то, что точно нельзя забыть… И эта боль была другая.

Стэнли был давно знаком с болью, но эта боль, боль, которую дарил ему этот мужчина с убийственными глазами, не ощущалась невыносимым бременем. Она была как наказание — и как награда одновременно, она расслабляла, она даровала покой, она вводила в транс, и когда жар начал утихать, оставляя после себя лишь тлеющие угли, Стэн почувствовал, как его тело бессознательно потянулось за новым ударом, так, будто без новой порции новой боли он попросту задохнётся.

— Какая ненасытная кукурузина, — мурлыкнул Ксено, и в его голосе звучало что-то между насмешкой и восхищением.

Пальцы скользнули по свежим отметинам, и Стэн застонал — от долгожданного прикосновения, от странного стыда за свою жадность, от того, как невыносимо хорошо было чувствовать эти следы, знать, что они останутся, что завтра он будет видеть их в зеркале и вспоминать этот момент, этот жар, эту боль, которая была почти что лаской.

Следующий удар опустился ниже, туда, где ягодица переходила в бедро, и Стэнли почувствовал, как огонь вдруг разлился по коже, как она воспылала под его ударами, так, будто Ксено выжигал на нём свои инициалы, клеймил его, делал своим-

— Ты хочешь ещё.

Это не было вопросом.

— З-зелёный… — зачем-то вырвалось у Стэнли, бессмысленно, бессвязно, потому что в голове не осталось мыслей, только этот цвет, только это слово, только это ощущение — будто он падает в пропасть, и ему нравится его падение.

Ксено тихонько фыркнул, и этот звук даже мог бы быть нежным, если бы не когти, что вонзались Стэну в шею, если бы не горячее дыхание на коже, если бы не то, как Стэнли безумно и отчаянно хотелось почувствовать на себе его зубы, да так, чтобы те сомкнулись сильнее, чтобы они разорвали его, чтобы он исчез в этом чёрном, сладком мраке его зрачков.

— Вот видишь, милый? Я знал, что твоё тело долго жаждало именно этого, — прошептал Ксено, и его голос звучал словно бархат, пропитанный ядом. — Не волнуйся, Барби… я дам тебе всё, что ты заслужил.

Это были три удара подряд.

Первый — и Стэнли замер, заворожённо наблюдая в отражении, как его тело реагирует на ожоги от ударов крупной дрожью, как член в трусах подрагивает в такт, как кожа горит красным фосфором.

Второй — и он поймал взгляд Ксено в зеркале, увидев в его блестящих тьмой глазах то тёплое, почти что творческое удовлетворение, будто тот не наказывал его, а создавал что-то прекрасное, что-то, что должно было остаться в веках, будто искренне восхищался Стэном — и наслаждался тем, что прямо сейчас с ним делал.

Третий — и боль снова слилась в один вихрь с наслаждением, весь мир смешался в один бесконечный, пьянящий момент, когда Стэн уже не понимал, где заканчивается он и начинается что-то другое…

— Молодец, кукурузина, — хмыкнул Ксено, поднеся рукоять хлыста к его подбородку, поднимая его голову, заставляя снова встретиться с собственным отражением. — Наказание окончено. Ты готов продолжить?

Стэн лихорадочно закивал. — Да, Док, да, да, пожалуйста-

— Жадный, — дразняще протянул Ксено, но в его голосе не было упрёка — только тёплое, почти гордое одобрение. — Мне нравятся мужчины с хорошим аппетитом на удовольствия.

Он отошёл, и Стэнли внезапно почувствовал, как воздух холодеет без его присутствия, как тело без его близости ноет от пустоты, как-

Раздался резкий стук дерева о бетонный пол. Стэн вздрогнул. Ксено вернулся к нему со стулом — массивным, с жёсткой высокой спинкой, и поставил прямо за его спиной.

— Садись.

По какой-то причине это застало Стэнли врасплох, слегка развеяв дурманящий сладкий туман после порки. Стэнли на мгновение вынырнул из этого тумана, из этого блаженного забытья, и его охватила неловкость. Он представил, как будет выглядеть в зеркале — как странно будет выглядеть живот, его шрамы, складки кожи, — и вот его член стал уже не таким каменно-твёрдым, как минуту назад.

Ксено тут же заслонил перед ним зеркало, заполнив собой, казалось, буквально весь мир, чёрный, как сама ночь, ослепительный, как единственная звезда в бездонном небе. Его присутствие вытеснило всё — даже отражение Стэнли, даже мысли, даже стыд. Осталось только это лицо, эти ледяные глаза, в которых плясали отблески чего-то ненасытного.

— Стэнли, ты хочешь, чтобы я повторил? — его голос звучал, словно шёлк, крепко обёрнутый вокруг горла — мягкий, но неумолимый.

Стэнли едва дышал, не в силах оторвать от него глаз. Ксено сейчас был прекрасен так, что это граничило с жестокостью — ему хотелось отдаться полностью, подчиниться его воле, раствориться в нём без остатка, и потому заставлять его повторять казалось кощунством. — Нет… Док.

Тонкие губы дрогнули в едва уловимой усмешке. Основание большого пальца прижалось к подбородку Стэнли с лёгким, но неотвратимым давлением, и Стэн подчинился, опускаясь вниз, пока его обнажённая — и обожженная хлыстом — кожа не коснулась холодного дерева сиденья стула.

Трусы каким-то образом сползли с его бёдер сами собой, будто стыдясь собственного существования. Ксено изящным движением начищенного ботинка отшвырнул их прочь, затем раздвинул его лодыжки шире — так, чтобы каждый мускул, каждый тремор напряжения был виден.

Хлыст лег поперёк его бёдер сладостным обещанием. — Пусть лежит здесь, — прошептал его благословенный мучитель, и в низком томном голосе звучала какая-то тёмная нежность. — Руки должны быть свободными. Скоро они тебе понадобятся.

— Скоро? — Стэн прохрипел, выдавая себя с потрохами — себя и свою отчаянную, болезненную надежду прикоснуться уже хоть к чему-нибудь, не говоря уже о своём воспалённом, сочащемся члене.

Ксено замер, вскинул брови, посмотрев на Стэна, на его лице отразилось что-то вроде шокированного восторга, и через мгновение он фыркнул — насмешливо и брезгливо, будто светская дама, случайно услышавшая похабный анекдот на званом ужине. Этот смешок на секунду повис в воздухе, и Стэнли фыркнул в ответ, не сдержавшись.

Ксено рассмеялся чуть громче, и на крошечное мгновение они будто бы оба вдруг стали просто людьми. — Да, Барби, скоро, — он всё ещё ухмылялся, но взгляд его стал мягче и теплее. — Ты и правда уже посыпался, верно? Моя сладкая кукурузина уже превратилась в поп-корн? Соберись, дорогой. Серьёзно. Мы ещё даже не начали.

— Ты плохо на меня влияешь, Док! — выдохнул Стэнли, и Ксено тут же ущипнул его сосок, заставив вздрогнуть.

Взгляд, которым тот его одарил, теперь был темнее прежних — густой, как смола, горячий, как угли, и Стэнли в прямом эфире ощутил, как тонет. И именно этого он жаждал всей душой — состояния, когда он готов был расплавиться, сгореть, исчезнуть, лишь бы этот ослепительный мужчина продолжал смотреть на него так.

— Скажи-ка мне кое-что, Барби, — мурлыкнул Ксено низким, бархатным голосом, от которого по животу у Стэнли пробежал целый табун мурашки.

— М-м?

— Какая тебе больше нравится? — в его руках неожиданно материализовались две верёвки — густо-фиолетовые, словно вырезанные из самого неба в час, когда солнце уже скрылось, но ночь ещё не наступила. Стэнли вдруг осознал, что они почти в точности повторяют оттенок его любимой помады — и каким-то образом галстука Ксено. Иронично. Окей.

Верёвки казались совсем одинаковыми, но присмотревшись, он увидел разницу: одна была толще, грубее, вероятно, из пеньки или другого прочного материала. Ксено провёл ею Стэну по груди, и жёсткие волокна оставили за собой восхитительно-приятное жжение. Неплохо. Вторая верёвка была чуть тоньше, казалась мягкой, как шёлк, и мерцала при свете. Когда Ксено приложил её к его щеке, она оказалась тёплой, почти уютной, и Стэнли жутко захотелось, чтобы она обвила его нежным одеялом.

— Эм… мягкая, Док.

Губы Ксено дрогнули в улыбке. — Так я и думал, — он перекинул мягкую верёвку через плечо, а грубую прижал к животу Стэнли. — Какое несчастье, что мне больше нравится жёсткая. А теперь, дорогой, слушай меня внимательно. Ты сможешь? Барби? Ты со мной?

Стэн тряхнул головой, ощущая, как уплывает. — Д-да, Док…

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты ласкал себя, пока я буду привязывать твои ноги к стулу. Похоже на то, с чем ты справишься?

Он кивнул, ощущая, как жар стремительно разливается по лицу, как кровь стучит в висках, как всё его тело крупно подрагивает в сладком предвкушении. — Да, — выдохнул он, — с… эм… огромным энтузиазмом.

— Можешь начинать. Медленно, — строго приказал Ксено, когда рука Стэнли дрогнула в молниеносном послушании. — Сначала проведи ладонью по бедру. Вот так. Почувствуй, какой ты горячий. Позволь себе это удовольствие… Да. Очень хорошо. Я вижу, тебе нравится, когда трогают твой живот? — он с любопытством склонил голову вбок. — Миленько. А теперь возьми член в руку. О, как же так, он же совсем сухой… давай-ка я помогу, — и тут он наклонился, сбросив верёвку Стэну на колени, грубые волокна врезались в кожу, словно наждачная бумага, и в тот же благословенный момент розовые губы Ксено разомкнулись, и он плюнул прямо на кончик его возбуждения. — Так-то лучше. Продолжай.

Охуеть. Охуеть. Охуеть.

В голове промелькнули сразу все похабные фантазии, голова закружилась ещё сильнее, и Стэн посыпался окончательно. Лихорадочными пальцами он сжал кулак вокруг себя, и слюна непристойно хлюпнула. Он дрожал, униженный и отвратительно возбуждённый одновременно. Взгляд Ксено пожирал его — космически-чёрные глаза скользили по его соскам, груди, опускались туда, где кулак остервенело двигался в похабном ритме.

— Продолжай, — повторил Ксено.

И опустился на колени.
И Стэнли подумал, что только сошёл с ума. Ну, или просто умер — и это всё лишь сладостная агония его погибающего мозга.

Впрочем, Стэн был не против. Теперь меж его бёдер стоял настоящий ангел — с ярко-белыми, словно нимб, волосами, одетый во всё чёрное ангел ада, сжимавший в руке толстую верёвку. Он обвил ей лодыжку, притягивая к ножке стула, и это ощущение взбудоражило куда сильнее, чем Стэн был к тому готов. Стэн чувствовал, как жёсткие волокна сжимают кожу — один виток, второй… затем верёвка поползла вверх по бедру-

— Не останавливайся.

— Я… — Стэн захлебнулся стоном. Его рука автоматически возобновила своё движение, но верёвка, что крепко вжималась в лодыжку, добавляла происходящему опасной остроты. Хлёсткое, жестокое удовольствие резко пронзило яйца, заставив их сжаться. — Я не уверен… что выдержу долго…

— Выдержишь, — безжалостно припечатал Ксено, проводя верёвкой под основанием его члена, прямо под работающей ладонью.

Стэн снова издал какой-то жалкий, постыдный стон, когда петля на нём плотно затянулась. Волокна жгли, сердце билось в бешеном ритме, отдаваясь пульсацией в багровеющем естестве, Стэн понимал, что был уже почти на грани, но если Ксено сказал, что он выдержит, облажаться было никак нельзя.

Док потянул верёвку — не слишком туго, оставляя небольшую слабину, — обмотал её вокруг второй лодыжки и резко дёрнул.

Бёдра Стэнли тут же раздвинулись, вывернутые наружу плотным, грубым натяжением.

Ксено поднялся, его глаза сверкали матовым, безумным, почти маниакальным блеском, а губы растянулись в пугающе-довольной ухмылке. Он явно любовался своей работой. Оглядев Стэна со всех сторон, он небрежно толкнул его в бедро. Верёвка мгновенно крепко затянулась на его члене и лодыжках.

— Блядь… — выдохнул Стэнли.

— Нравится?

Он кивнул. Во рту пиздецки пересохло, но Стэн не жаловался. — Да! Это… — он замолчал, не в силах подобрать слова, не в силах даже на мгновение сосредоточиться, потому что каждый, даже самый крошечный наклон ещё туже затягивал на нём петли, создавая идеальную симметрию страдания и наслаждения. — Это… ровно так, как должно быть…

— Какое элегантное замечание.

— Можно я… — Стэнли дёрнул лодыжкой, пробуя слабину. Резкое давление на член заставило его ахнуть. — Блядь! Это восхитительно. Спасибо… о, блядство… — глаза защекотали слёзы, всё ощущалось слишком интенсивным, но Стэн всё равно дёрнулся в другую сторону, добиваясь идеальной симметрии, и петли на нём сжались невыносимо туго. — А-а-ах-х-х, сука-!

— О, да, вот так, — голос Ксено звучал пьяняще.— Ты просто создан для верёвок, Барби. Даже не хочешь вырваться, правда? Хочешь, чтобы тебя привязали к твоей коробочке и оставили так, на витрине, да? Хочешь, чтобы было туже? Хочешь, чтобы следы остались?

— Блядь, да, пожалуйста…

Внезапно руки Ксено накрыли его пальцы, сжимая член в каком-то безжалостном ритме. Стэн вскрикнул. Это чувство ударило в яйца, снова заставив те подтянуться — тревожный, сладостный предвестник надвигающегося оргазма, — но кончить ему точно никто не даст. Он неосознанно повёл бёдрами, вскинул их вверх, и выше, ещё выше, в погоне за удовольствием, он застонал, он-

Хлыст соскользнул с его бёдер на пол с громким щелчком.

— Ай-ай-ай, глянь, что ты натворил, — наигранно проворчал Ксено, разжимая ладонь вокруг его кулака. Стэнли всхлипнул от чувства потери. — Не ной. Я дал тебе чёткий приказ, а ты снова его нарушил. Заставить тебя поднять? — Стэн с трудом сосредоточил взгляд. Хлыст лежал прямиком у его начищенных туфель — слишком далеко, чтобы суметь дотянуться без невыносимого натяжения. Стэнли представил, как он пытается, ощущая, как верёвка впивается в плоть… — О, нет, плохая идея, — Ксено закусил губу, но глаза его горели пламенем. — Тебе это слишком понравится. А нам нужно наказание.

— Прости меня… — прохрипел Стэн.

— Не извиняйся, — металлический наконечник коснулся его нижней губы, оттягивая и обнажая зубы. — У тебя тут одна задача — беспрекословно слушаться. Ты сможешь это сделать?

— Я буду стараться изо всех сил…

Ксено мрачно выгнул бровь и снова опустился на корточки, балансируя на пятках, так, чтобы их глаза встретились на одном уровне. Острота его взгляда слегка смягчилась, и на мгновение он будто стал немного другим человеком. — Сейчас может стать тяжелее. Посмотри на меня, Барби. Глубоко вдохни и медленно выдохни, — Стэнли тут же подчинился — потому что сейчас послушание стало буквально смыслом его существования. Как только он выпустил, казалось, самый долгий выдох в своей жизни, Ксено одобрительно кивнул. Он взял его ладони и прижал к своей груди. — Дыши со мной, милый, — прошептал он, Стэн тоже кивнул, и их грудные клетки принялись подниматься и опускаться в сводящий с ума унисон. Эта интимность совместного дыхания, это ощущение, как рёбра Ксено расширялись ровно в тот же момент, что и его собственные, буквально вырвало его сердце из груди и запустило прямиком в астрал, на миг ему даже показалось, будто сама его душа протиснулась сквозь узкое пространство между ними, чтобы укрыться в грудине Ксено-… — Тссс, —прошептал тот, проводя тыльной стороной ладони по его пылающей щеке. — Ты очень глубоко, малыш. Останься сейчас со мной. Какой у тебя цвет? Подумай, прежде чем ответить.

Стэн попытался немного собрать своё расплывчатое сознание воедино. Его взгляд скользнул по мелким морщинкам у чёрных глаз — и даже эти крошечные несовершенства казались ему прекрасными. Он медленно и вдумчиво оценил своё состояние: ноющий член, приятное жжение от верёвок, идеальный баланс между болью и наслаждением… — Зелёный, —ответил он ровно, не отрывая глаз от бездонных зрачков.

— А теперь скажи «жёлтый» и «красный», малыш.

Стэнли сглотнул. Откинул голову на спинку кресла. — Ж-жёлтый, — выдохнул он. — Красный.

Слова дались сложнее, чем он ожидал. Казалось неправильным их произносить — будто он сомневался в своём желании, а он не сомневался.

— Хорошо, — Ксено нежно утёр пот с его влажного лба. — Теперь скажи своё стоп-слово.

Стэн замер. Мысль о том, чтобы произнести это, вызвала лёгкую панику. — Но… я не хочу, чтобы это закончилось…

— Конечно, нет. Я вижу, что ты не хочешь, —Ксено прижал прохладные пальцы в перчатках к его вискам. — Но если мы приближаемся к твоей границе, я должен быть уверен, что ты вспомнишь, что нужно сказать. Хочу, чтобы твоё стоп-слово лежало где-то на поверхности сознания и всегда было под рукой. Если ты его сейчас скажешь, ничего не сломается, обещаю. Давай, дорогой, — Ксено выдохнул ему в губы, — ты сделаешь мне приятное, если покажешь, что его помнишь.

Сделать ему приятное?

Тревога Стэнли дрогнула при этих словах. — Бюрократия, — прошептал он.

— Идеально, — губы Ксено невесомо коснулись его брови и скользнули по щеке, чуть не дотрагиваясь до рта в сводящих с ума миллиметрах. — Ещё раз?

— Бюрократия! — повторил он, на этот раз куда твёрже.

Ксено оставил крошечный поцелуй под ухом. — Спасибо. Теперь ты его помнишь — и если скажешь его, мы остановимся. Понял?

— Понял, Док. Но я клянусь, что мы не остановимся, — Стэну казалось, он вообще не соображал, что говорил, но заткнуться уже не мог, — я не хочу останавливаться, Док, пожалуйста, мне так хорошо, ты сводишь меня с ума, я…

— Ох, малыш… — голос Ксено сорвался на низкий стон, и острые клыки впились в шею Стэнли — достаточно сильно, чтобы кожа болезненно натянулась, вызывая ещё один всполох невыносимого удовольствия. — Ты не представляешь, как ты хорош. Слишком хорош. Жаль, что это тебя не спасёт, — шёлковая верёвка внезапно скользнула по его бицепсу. — Руки за голову. Хочу видеть, как ты тянешься для меня, — длинные пальцы тут же сплели его запястья в крепкий узел за головой, заставляя грудь выгнуться. — Это называется «заячьи ушки». Догадываешься, почему? — он хитро улыбнулся, затягивая петли. — Потому что твои руки теперь торчат, словно кроличьи уши. Смешно, да? Но ты справишься, Барби.

Холодный воздух комнаты обжёг обнажённую кожу. Стэн никогда не чувствовал себя таким беззащитным — и таким живым одновременно. — Бля-а-ах, — застонал он, когда верёвка затянулась крепче, заставляя выгнуться ещё сильнее.

Ксено протянул её через грудь, привязывая Стэна к креслу, любуясь своей работой с неприкрытым благоговением. — Какой же ты греховный, — прошептал он, цепко дёргая за узел. Грудь Стэнли выгнулась ещё сильнее. — Прекрасный, как произведение искусства. Выглядишь невероятно. Надо подать «Маттел» идейку для новой коллекции: «Барби: шибари»… Я бы выставил тебя такого на витрины, чтобы все вокруг видели.

— Ты издеваешься? — простонал Стэнли, взвинченный греховной мыслью показаться в таком виде людям. Стыд вместе с кайфом слились в слишком сладкий коктейль, чтобы сейчас ему сопротивляться. Он не был уверен, что выдержит больше. Дразнящие слова сорвали последние остатки его контроля, Стэну казалось, что сейчас с него слезет кожа — и оно того точно стоило, но-

— Расслабься. Откинься назад, — твёрдо приказал Ксено.

Стэнли попытался подчиниться, чуть раздвинув ноги. Он боялся полностью довериться верёвкам, держа спину напряжённой, как тетива лука.

Резкий свист разрезал воздух — единственное предупреждение перед тем, как плоская часть хлыста ударила его по внутренней поверхности бедра. Неожиданная боль превратила сознание Стэнли в жидкую кашу. Он застонал с каким-то хриплым, животным, почти первобытным звуком, хлыст снова взмыл в воздух, опустившись на другое бедро, и на этот раз стон превратился в сдавленный жалостный всхлип.

— Я сказал: расслабься, — язвительно бросил Ксено, шлёпнув его по бицепсу, ловко перебирая рукоять хлыста пальцами. — Продолжай упрямиться дальше — и снова будешь наказан.

Воспалённое сознание Стэнли откровенно не понимало, что было хуже: отчаянное желание подчиниться или же любопытство — что будет, если он этого всё же не сделает? Наверное, он колебался слишком долго. Хлыст снова засвистел, и кожу обожгло двумя ударами: по руке, затем по выступу тазовой кости. Боль жаром отдалась во всём паху, его жалкий заброшенный член слабо дёрнулся, уронив жемчужную каплю на пол.

— Теперь глубоко вдохни, — прошептал Ксено, и рукоять хлыста нежно коснулась щеки. Он вдохнул, Стэнли машинально повторил за ним, и лёгкие наполнились холодным воздухом. Они задержали дыхание вместе, и мозг Стэнли вновь загудел от этой синхронности.

Ксено выдохнул — и Стэнли следом обмяк в кресле, словно какая-то марионетка без ниточек или тряпичная кукла. Колени подкосились, чуть разъехались, и верёвка на члене затянулась невыносимо туго. Спина тут же выгнулась, плечи потянулись назад, к стене, и всё его существо прошило едва выносимой болью.

Это было так хорошо. Это было катастрофично. Он хотел кричать «нет» и «хватит», но только потому, что знал — это не остановится. Он мог бы умолять сколько угодно, и Ксено бы продолжал. Он хотел умолять, хотел вскрыть себе грудную клетку, если Док пожелает испить его крови, хотел-

— А теперь скажи мне, что ты чувствуешь, — потребовал бархатный голос Ксено.

О, Стэнли чувствовал себя светом в центре Вселенной. Он был так возбуждён, что боялся кончить без разрешения — и одна только мысль об этом заставила член снова дёрнуться. Он был жалок, объятый агонией и экстазом, его кожа пылала под верёвками, ему было так хорошо, как не было никогда, он…

Он открыл рот, пытаясь объяснить всё это, но…

— Хх… кха… бля…

— Ох, — внезапно тонкий долгожданный силуэт возник в объективе его затуманенных глаз, сверкая дикой радостью во взгляде. — Какой же ты хороший мальчик. Тебе нужно стоп-слово?

— Н-нет, Док… — едва сумел выдохнуть Стэнли.

— О, да, — Ксено жадно провёл руками по его бёдрам, покрытым алыми и лиловыми полосами кровоподтёков. Некоторые до сих пор горели жаром от его ударов, но Стэн смотрел на них с гордостью — будто это были не отметины, а награда за какую-то невероятную невыполнимую миссию, с которой он всё-таки справился.

Хлыст чертил бессмысленные линии на его груди, скользил вниз, по животу, и ниже, ещё ниже, кружа вокруг крепко связанного члена, и внезапно — и без предупреждения — звонко шлёпнул по нему.

— БЛЯДЬ! С-с-сука! Блядь, блядь, — Стэнли дёрнулся, его затошнило от боли, но затем на тело накатила волна невыносимого блаженства.

Однажды в детстве он случайно сунул палец в розетку. Мышцы свело, и волосы обгорели, но затем он почувствовал мощный прилив эндорфинов, от которых ощутил себя живым как никогда.

С тех пор ничто не могло сравниться с тем ощущением.

До сегодняшнего дня.

— Хха-ха-а! — Стэнли визжал, как подстреленный зверь, извиваясь в тугих верёвках. — Остановись! Пожалуйста, хватит! Чёрт! Нет! Блядь, подожди… Сделай так снова! Нет, я не вынесу! Чёрт, пожалуйста, ещё! — его речь превратилась в бессвязный поток мольбы и скулежа, но Ксено, казалось, лишь упивался происходящим, весёлый, румяный и чертовски довольный жизнью.

Красивый претенциозный до боли садист.
Стэнли нравится.

Хлыст снова запел — и Стэн получил ещё один удар по члену. Молния настойчиво била в одно и то же место дважды. Стэнли не мог сомкнуть челюсти, его язык заплетался в бесконечных «пожалуйста» и «ещё», его сознание окончательно пожелало хозяину приятного вечера и отъехало куда-то на периферию, он-

— Всё в порядке, дорогой, — Ксено с нежностью погладил его потные волосы. — Тебе всё нравится, я вижу. Я сделаю это снова. Не волнуйся. Я очень рад, что ты доволен, Барби, но сначала, — Стэнли почти разрыдался, охваченный ужасом от этого тёмного «но», однако Ксено вдруг достал ещё одну игрушку, и сознание немного успокоилось, — давай добавим кое-что, чтобы ты меньше говорил и больше чувствовал, — в его руках оказался толстый чёрный ремень с пряжками и красным резиновым шариком посередине. Стэнли понял, что это было, и слюна тут же наполнила его рот. — Ну что, как тебе? Хочешь?

— Да, Док, — закивал он так энергично, что верёвки наткнулись ещё сильнее. — Хочу. Пожалуйста.

— Открой рот, сладкий.

Язык тут же вывалился наружу. Ксено вложил шарик кляпа, застегнул ремень вокруг его головы, и наступила блаженная тишина.

Вопреки древним мифам, звёзды на небе не были соединены линиями — люди сами придумывали узоры, но прямо сейчас он будто увидел созвездия вживую — и воочию. Стэнли всегда любил звёзды. В ясные ночи посреди вылазок он забирался на крыши всех блок-постов, чтобы на них посмотреть. Тишина под ночным небом была одним из величайших удовольствий в его жизни.

До этого момента — пожалуй, величайшим.

Кляп растянул рот, резиновый шарик давил на зубы. Он больше не мог говорить. Облегчение выжало ещё одну слезу. Веки отяжелели.

Эта тишина была похожа на то, если бы Стэнли стоял в океане звёзд, среди розовых всполохов северного сияния.

Ему оставалось только позволить Ксено делать с собой всё, что тот захочет.

Не закрывая глаз, Стэн заворожённо наблюдал, как тот ловким отработанным движением развязывает свой галстук — и медленно, будто дразняще стягивает его с шеи. Сердце билось так гулко и тяжело, сознание размывалось испорченной акварелью, всё плыло и светилось мощнейшим блюром, и в фокусе оставались только лишь эти бездонно-чёрные, космические глаза.

Ксено придвинулся ближе, его тёплое дыхание невесомо коснулось шеи Стэнли. — Раз уж ты теперь не можешь говорить, нам нужен другой способ остановить процесс, — его голос звучал мягко, но в нём всё так же чувствовалась безапелляционно-стальная уверенность в силе собственного контроля. Он вложил между пальцев Стэна свой галстук. Даже со связанными руками тот ощутил мягкость ткани, уловил знакомый аромат — смесь дорогого парфюма и чего-то неуловимо индивидуального. — Брось его, — прошептал Ксено. Стэнли разжал пальцы. Галстук начал падать, но ловкие руки Доктора Икс поймали его в воздухе и тут же вернули обратно. — Хороший мальчик. Получается? Сможешь удержать?

Стэнли кивнул, ощущая, как горячая слюна стекает по его подбородку. Ксено собрал каплю большим пальцем и нежно провёл влажным кончиком перчатки по его соску. Всё тело Стэнли вздрогнуло, из горла вырвался низкий приглушённый кляпом стон, из глаз тут же брызнули слёзы-

— Фу, — Ксено фыркнул, и в его голосе смешались и брезгливость, и восхищение. Он внимательно оглядел Стэнли с головы до ног. — Ты знаешь, обычно все подобные состояния вызывают во мне приступы отвращения, но ты… Посмотри на себя. Ты совершенство, — когти внезапно впились в тонкие волоски прямо подмышкой Стэнли, заставив того зарычать от неожиданно резкой боли. — Знаешь, я мог бы держать тебя так часами. Даже не прикасаясь. Как думаешь, смог бы ты кончить просто от этого? Просто от плотного натяжения на грани боли?

Стэнли не мог ответить, он только стонал, потерянный между болью и наслаждением. Желание кончить становилось всепоглощающим, но очевидный запрет на подобную импровизацию висел над ним словно дамоклов меч, и потому он лишь сильнее сжал галстук в пальцах, будто этот лоскуток безбожно дорогой ткани был его единственным якорем в бушующем море адовых ощущений.

— А что, если я предложу тебе сделку? — хлыст в руке Ксено ожил, скользя по пурпурным отметинам на бёдрах Стэнли и поднимаясь вверх по дрожащему животу. — Я разрешу тебе кончить сегодня… но только так. Согласен?

Слюна стекала по щеке, пока Стэн стонал — было неясно, соглашался он или нет, но он кивал так лихорадочно, что это уже не имело значения.

— Блядь, ты с ума меня сводишь, — прошептал Ксено так тихо, что Стэн даже не сразу понял, что это не его блаженная галлюцинация. Хлыст опустился на кожу. И снова. И снова. Стэн изгибался, стонал, растекаясь по стулу, совершенно потерянный во времени и пространстве, исполненный восхитительной эйфорией, а Ксено продолжал едва слышно шептать. — Блядь… блядь… — казалось, что он тоже задыхался, синхронизируя удары со словами. Его голос дрожал. — Чёрт возьми, Стэнли, ты слишком хорош, — ещё один резкий удар. — Такой славный мальчик… — и ещё. — Ты ведь выдержишь ещё немного для меня, правда? — ещё один удар, точный и безжалостный, отправивший уровень удовольствия куда-то сразу на космическую орбиту, и…

И внезапно сквозь пелену наслаждения Стэнли заметил, как Ксено крепко прижал ладонь к себе, к своей ширинке, прямо там, где в узких чёрных брюках с болезненной очевидностью угадывался явственный силуэт его возбуждения. О, чёрт, Ксено тоже его желал..? Это зрелище показалось его плывущему разуму почти нереальным — невозможно, чтобы этот прекрасный, собранный, восхитительный человек терял контроль из-за него, но, чёрт, Ксено явно и сам был на грани, и…

На самом деле, он казался чертовски пьяным, хмельным и терпким, он точно так же сочился похотью, как и Стэн, и, чёрт, почему бы им не…

Если они оба друг друга желают, если у них есть время, если всё ровно так, как Стэнли это видит, почему бы…

Новая серия ударов обрушилась на заднюю поверхность его бёдер. Каждый нерв в его теле горел. Боль медленно нарастала и спадала, оставляя после себя только желание большего. На разумные мысли сознания не оставалось.

— Глубоко вдохни, — приказал Ксено, и Стэн автоматически повиновался, наполняя лёгкие воздухом в тот самый момент, когда хлыст опустился на особенно чувствительное место. Его крик оглушил, казалось, даже его самого. — Очень хорошо. Ты сегодня был очень послушным, малыш… И даже пришёл вовремя, второй раз подряд, — одной рукой Ксено продолжал истязать тело Стэнли, а другой потянулся к своей ширинке. — Такое поведение стоит и наградить! Чего бы тебе хотелось? Что тебе нужно, Барби? Моя рука? Мой хлыст? Или… — он намеренно замолчал, позволяя Стэнли догадаться.

Но тот мог только заворожённо смотреть, как с тонких розовых губ Ксено срывалось рваное тяжёлое дыхание — такое же, как у него самого. Его собственное тело дрожало от переизбытка ощущений, каждое прикосновение жгло огнём, он буквально сгорал дотла в невыносимо прекрасной агонии, и даже если бы он мог говорить, ничего внятного точно не вышло бы.

Стэн мог лишь перевести взгляд на откровенно-твёрдую промежность Ксено, стиснуть кляп зубами и заскулить. Он умолял глазами. Пожалуйста, милое, жестокое, но милосердное создание, сжалься над ним, позволь же ему, ну же, блядь, неужели это вообще возможно-

— О, я понял, — Ксено усмехнулся даже будто немного неловко. — Блядь, я не должен этого делать, Барби, но… Но ты выглядишь таким отчаянным, — он прикрыл глаза, будто пытаясь прийти в себя, но очевидно безуспешно. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь со мной? Пиздец. Окей. Не говори сейчас ничего, брось на пол мой галстук, если нужно будет остановиться.

Стэнли сначала не понял. Он не мог говорить, даже если бы захотел, но Ксено уже ослабил застёжки кляпа, и тот вывалился изо рта, с глухим стуком упавши на пол. Челюсть Стэнли болела, и он попытался её сомкнуть.

— Нет, нет, оставь рот открытым.

Ксено вогнал свой коготь в его твёрдое нёбо. Изогнутым слитным движением он потянул его голову вверх, словно рыбу на крючке, и Стэнли подался вперёд, стремясь неукоснительно повиноваться, даже когда верёвки невыносимо-настойчиво впивались в его ноги. Рука в тонкой перчатке схватилась за подлокотник кресла, и внезапно Стэнли резко откинулся назад. Кресло закачалось, балансируя на двух ножках, наклоняя его достаточно, чтобы лицо оказалось на уровне талии Ксено.

— Не двигайся, — приказал тот, — или ты попросту упадёшь.

Это было странное, пугающее положение, в котором Стэн почти перевернулся вверх ногами, обнажённым горлом к потолку. Он чувствовал, как твёрдое дерево стула впивалось в его чувствительную спину, как верёвки растягивали его ноги и руки, неистово сжимая его член — и это было больно. В смысле — больно. Он понятия не имел, как долго сможет вот так продержаться…

…и вдруг это вообще перестало иметь значение.

Потому что Ксено расстегнул ремень. Неужели?.. Нет, правда?..

Рот Стэнли моментально наполнился слюной. Эти элегантные пальцы, обтянутые тонкой кожей, впились в брюки и извлекли наружу самый красивый член, который Стэн когда-либо видел. Он был идеален — длинный, бледно-розовый на кончике и слегка влажный, — но Стэнли едва успел вдоволь его разглядеть, как Ксено, ругнувшись сквозь зубы, сразу втолкнул себя в его открытый рот и глубже — прямо в горло.

Перед глазами моментально побелело. Безграничность космоса звала его, но Стэн усилием воли заставил себя остаться в этом настоящем. Член во рту был обжигающе горячим, идеальным на его языке. Стэнли балансировал на стуле, неподвижный, боясь упасть.

— Ха… чёрт возьми…

Блядь, этот звук, чистый, сладостный и высокий, раздался эхом в его костях. Его разбитый вдребезги мозг потратил целое мгновение, только чтобы понять: это был голос Ксено, и звучал он почти так же отчаянно, как Стэн себя чувствовал. В этом положении вниз головой он, к сожалению, не мог видеть его прекрасное лицо — но это было совсем не важно. Стэн был связан и с членом во рту. Он мог лишь послушно стонать, пока бёдра Ксено ритмично двигались навстречу его губам.

— Чёрт возьми, Барби, какой идеальный рот. Ты создан для этого. Блядь, как же мне хорошо…

Слёзы текли у Стэнли по лбу. Он высунул язык, чтобы лизнуть нижнюю часть столь потрясающего члена, и был вознаграждён ещё одним лёгким вздохом.

— П-поверь мне, малыш, это просто прекрасно, — рвано выстонал Ксено, резко дёрнув бёдрами вперёд. Он вогнал себя глубже в горло, и Стэну захотелось умолять его выебать ему мозги. Его собственная забытая богом эрекция жалко подрагивала на животе. — Кончай. Я хочу, чтобы ты кончил. Чёрт, я хочу увидеть, как ты кончаешь просто вот так, без всего…

Что? Вот так? Да, Стэнли и впрямь уже давно балансировал на самом острие ножа, удерживаемый на краю пропасти лишь руками Ксено и его приказами, но его мозг был настолько взорван, что осознание того, что он вот-вот может кончить, просто словно до него не доходило. Приказ кончить так заставил его напрячься — а вдруг он не сможет? А вдруг не получится? А как это вообще сделать? А-

Хлыст снова ударил по его члену — прямо под дрожащей головкой. Громовой раскат из ощущений пронзил его трясущиеся ноги, связанные руки, выгнутую спину… — Что я сказал? — прохрипел Ксено, снова вгоняя всю длину прямиком ему в глотку. — Не ты здесь решаешь, когда кончать. Я решаю. И я говорю тебе — будь хорошим мальчиком, Стэнли, и кончи для меня вот так.

Каждое нервное окончание в теле уже горело от перегрузки. От следующего удара хлыста Стэн чуть было не укусил вообще всё, что было у него во рту, но вовремя удержался и вместо этого сглотнул, ощущая на языке соль возбуждения Ксено.

И тогда это случилось.

Стэнли буквально затрясся в кресле. Ксено схватился за оба подлокотника, чтобы удержать его, пока тот глотал и глотал. Волна непередаваемых ощущений поднималась по его телу, выстреливая искрами сладкой агонии прямо в голову, кровь гудела в ушах, голова стала лёгкой, зрение — чёрным…

С гулким низким стоном Стэн излился себе на грудь.

— Отлично, милый. Смотри, ты справился! Я так горжусь тобой… — кресло чуть наклонилось вперёд, и все четыре ножки вернулись на пол. С грудным неконтролируемым рыданием в горле Стэнли обмяк, весь его вес целиком и полностью лёг на верёвки, которые крайне болезненно впились в плоть, но сил что-то с этим сделать не было никаких. Он расплывался, рассыпался на атомы, но оставался здесь исключительно из-за силы мягких ласкающих прикосновений вдоль плеч, на задней стороне шеи, в волосах — и это было умопомрачительно хорошо. — Расслабься, детка. Ты так хорошо справился.

Стэн справился хорошо.
Охренеть.

Какое прекрасное откровение.

Он плохо понимал, что же происходило дальше. Кажется, Ксено ослабил путы на его ногах, затем на руках, и Стэнли не был к этому готов — он точно сполз бы на пол, как слизняк, если бы Ксено спустя мгновение его не подхватил.

Стэн уткнулся лицом ему в грудь, вдыхая глубоко и рвано, не осознавая происходящее никакой частью своего отключенного разума, прямо сейчас он был чёрной дырой, что жадно всасывала свет его тепла и отчаянно нуждалась в контакте.

— Иди ко мне, Стэн, — послышался самый красивый голос во Вселенной, мир наклонился, пошатнулся, и спустя пару секунд Стэнли, словно кукла, перевернулся в объятиях Ксено, свернувшись клубком у него на коленях. — Ты идеальный, — он запустил пальцы в его волосы, и Стэну казалось, что он готов замурчать.

Он лежал тихо, а Ксено продолжал что-то шептать и гладить его по взмокшим волосам. Прошли минуты — или часы, Стэн не очень-то понимал. Ощущения медленно возвращались в его руки и ноги, наполняя тело хоть каком-то смыслом, но сознание всё ещё плавало где-то очень, очень далеко, в космических сиреневых облаках, обволакивая жаром спокойствия и свободы….

Позже, когда Ксено аккуратно спросил, как он себя чувствует, Стэнли нашёл идеальное слово.

— Раскалённым.

Ксено вскинул брови, усмехнулся, и Стэн с удовольствием наблюдал, как его аристократические черты становятся теплее от улыбки. — Довольно сложное слово для человека в твоём состоянии. Ты умеешь удивлять, Барби.

— Спасибо, — прошептал Стэн.

Потому что это было именно тем, что он бы хотел сказать, именно то, что он чувствовал — благодарность. Стэнли буквально физически ощущал, как она разливалась по телу тёплыми волнами, смешиваясь с приятной, исцеляющей душу усталостью. Он был благодарен за каждое прикосновение, за каждый шёпот, за ту безопасность, что Ксено умел создавать, за то, что тот позволил ему наконец-то почувствовать себя живым, настоящим, достаточным. Не идеальным, не безупречным — просто собой, со всеми трещинами, страхами и этой жадной, ненасытной потребностью в близости, которую Стэнли так долго прятал.

— Спасибо, — повторил он тише, потому что этих слов было недостаточно, но других не находилось.

— За что, малыш? — тихонько спросил Док, и голос его звучал так, будто он и правда не понимал.

Стэнли закрыл глаза, прижимаясь щекой к его животу. — Я не перестаю восхищаться тем, как ты… что ты делаешь со мной, и… и что ты позволил мне попробовать себя, — Стэн, пожалуй, сам не очень понимал, что хотел сказать прямо сейчас, но внутри было столько всего, столько… блядь… — Ты такой красивый.

Щёки Ксено покраснели. — Ну, конечно, — он дёрнул плечом. — Иначе бы у меня была куда менее плотная запись, Барби.

Стэн фыркнул, и наступила мягкая, обволакивающая тишина. Ксено нежными, невесомыми движениями перебирал его волосы, распутывая пряди, и Стэн готов был умереть под его пальцами, лишь бы это никогда не заканчивалось, лишь бы…

— Док?

— Хм?

— …можно мне поцеловать тебя?.. — прошептал он, отказываясь мыслить рационально, желая вообще не думать — чтобы снова не испугаться.

Пальцы в волосах замерли, и весь Ксено застыл, словно мраморный монумент. Повисла вязкая тишина.

Блядь, блядь, блядь-
Он снова всё испортил? Снова оттолкнул его? Снова-

— …боюсь, что здесь я не могу себе позволить такую роскошь, — тихий, ломкий шёпот разорвал начавшуюся бурю, слова явно давались Ксено с большим трудом, и…

Здесь? Позволить роскошь?
Был ли это намёк, или…?

Стэнли нервно облизнул губы, решаясь на самый отчаянный шаг, на вопрос, который или всё разрушит, или…

— Тогда, может быть… — выдохнул он, — может быть, ты согласишься сходить со мной на свидание?..

Chapter Text

— С тобой всё в порядке, Док?

Голос Броуди звучал ровно, отвлечённо и без нажима, будто он спрашивал о погоде или о том, не хочет ли Ксено ещё вина. Он методично протирал бокалы, с совершенно невозмутимым видом поглядывая на отупело сгорбившегося на стуле Ксено, который, по-хорошему, должен был уже уехать домой, но почему-то до сих пор сидел тут, в барной зоне «Прикосновения ангела», и не мог заставить себя шевелиться.

Всполохи фальшивого огня в декоративном камине холла чарующе плясали в зеркальной глади неизменных чёрных очков Броуди, то и дело высвечивая резкие скулы, тень щетины на челюсти, жёсткую линию рта — и всё же, несмотря на эту суровость, в его позе было что-то… располагающее. Может, дело было в том, как он чуть склонил голову вбок, будто действительно ждал ответа, а не просто заполнял тишину пустой формальностью, может, под грудиной что-то ныло слишком сильно, выискивая повод поговорить, но, в общем…

Ксено хотел сказать «да».

Фыркнуть, закатить глаза, возмутиться — мол, какого чёрта Броуди вообще спрашивает, у Ксено Хьюстона всегда всё в порядке, но…

Но язык будто прилип к нёбу.
Потому что это было неправдой.

И, возможно, именно сейчас, на самом дне дофаминовой ямы, куда Ксено свалился, словно последний дебил-дилетант, именно здесь, перед этим обычно молчаливым и утешающе-громадным человеком, ему действительно стоило выговориться, выгрузить хоть кому-нибудь эту невыносимую кашу из мыслей и сомнений, что роились в его голове.

А Броуди и впрямь казался не самым отвратительным вариантом, если так подумать.

Этот человек вызывал в глубине его чернильной душонки странное уважение, и поэтому Ксено хмыкнул, оттолкнулся от стойки и уселся в глубокое кресло напротив, на мгновение уставившись в этот дурацкий фальшивый огонь, прежде чем заговорить.

— Ты знаешь? Я и правда… Ну, на самом деле я не то чтобы в порядке.

Броуди тут же отставил в сторону бокал, который так старательно полировал всё это время, и, уперевшись локтями в столешницу, уставился прямо Ксено в глаза — проницательно и изучающе. Ксено моргнул. Было непривычно ощущать на себе чьё-то прицельное внимание бесплатно — обычно это были либо его клиенты, либо студенты, но Броуди просто… был таким. Порой казалось, что у этого большого парня включалось только два режима: абсолютный лазерный фокус на чём-то или же полная флегматичная незаинтересованность. Сейчас, очевидно, Ксено выпала честь испытать на себе первое. Даже сквозь зеркальное стекло непроницаемых чёрных очков, Броуди, казалось, смотрел прямо в душу — и такими яркими глазами, что Ксено почти мог их увидеть.

— Я слушаю, — припечатал этот странный человек, и теперь у него не было и шанса как-то слиться с разговора.

— Ну, в общем… — Ксено растерянно пожал плечами, даже не понимая, с чего начать свой рассказ.

С этого неловкого «Могу ли я тебя поцеловать?»

Или с того момента, когда Майя показала переписку, где один нерадивый клиент интересовался правилами в отношении встреч с работниками клуба?

Или когда Ксено впервые им восхитился?

Когда это всё началось?

В какой момент он покатился по наклонной, проваливаясь в ёбаную бездну, с каждым метром глубины всё сильнее теряя собственную суть — и всё чаще задаваясь вопросом, в чём эта чёртова суть вообще заключалась?

Вашу ж мать, какой пиздец.

А ведь вечер начинался многообещающе.

Ксено вообще любил старую добрую порку — и возлагал на сегодняшнюю встречу большие надежды. Не только как на отличный досуг, соблазнительный повод для веселья и ещё одни внушительные чаевые, нет — он наивно полагал, что, изменив динамику власти в их со Стэнли странных отношениях, сможет вернуть всё на свои места. Он — мастер, Стэн — клиент. Никакой чрезмерной нежности, никаких выворачивающих наружу чувств — только приятная душе и телу работа.

Ксено понял, что облажался в своих надеждах, почти сразу же, как Барби разделся. Что-то в его уязвимости там, перед зеркалом, заставило циничное хьюстоновское нутро наполниться теплотой — и с того самого момента всё понеслось не туда. Точнее, туда, очень туда, всё было просто охуенно, то, как Стэн выдерживал удары, то, как он реагировал на наказание, то, как выгибался и вздрагивал под касаниями, как яркие багровые следы расцветали на золотистой коже роскошными бутонами, как он смотрелся, оплетённый шёлковой верёвкой, чёр-р-р-т…

Не удивительно, что у Ксено отлетела крыша. У кого бы она не отлетела? Вы вообще его видели?! Видели это мощное исполненное покорности тело, эти чарующие реакции, слышали эти хриплые стоны, ощущали этот благословенный рот-

Блядь.
Ксено действительно это сделал.

Позор, позор на его седую голову. И ведь не пожалуешься никому на собственный проёб — все и так считали его странненьким с этим длинным списком правил и ограничений, которыми он неукоснительно руководствовался в работе, и то, что он поддался исступлённому порыву и таки заставил жаждущего клиента подавиться своим членом, все точно бы восприняли как нормальную и даже желанную часть работы, а не как вариант феерического пиздеца, но-

Впрочем, если уж быть до конца честным, Ксено даже особо не парился на этот счёт.

Трахнуть Стэнли в его идеальный нахальный рот было слишком приятно, чтобы эгоистичная сущность Ксено могла всерьёз об этом сожалеть.

Сожалела она о другом.

Ксено полулежал на спине, свесив усталую от работы хлыстом руку с подлокотника, а Стэнли мирно дремал, прижав подбородок к его груди. Второй рукой он невесомо расчёсывал взмокшие волосы, перебирая пальцами золотистые пряди, зарываясь всей ладонью в густую копну, наслаждаясь моментом контакта — и возможностью расслабиться после собственного оргазма.

Давненько такого не было на работе.

Стэнли был таким чертовски тёплым. Ксено нежно провёл ладонью по мощной испещрённой шрамами — и следами от сладкой пытки — спине, оглаживая вялыми, ленивыми движениями, упиваясь этой редкой свободой просто прикасаться без какого-то намерения, притворяясь, что ему дозволено испытывать эту нежность, что пузырилась под кожей новогодним шампанским. Обычно, чтобы выйти из подпространства, Стэну было нужно чуть больше десяти минут, так что у Ксено было достаточно времени, чтобы вдоволь насладиться.

Отдалённым краем сознания он наблюдал за его точёным мускулистым плечом, за тем, как оно поднималось и опускалось в такт его ровному дыханию. Не удержавшись, он чуть наклонился и коснулся губами его волос, вдыхая пряный запах — мёда, солнца и секса, соли, мускуса, табака… чёрт, как же соблазнительно он пах! — прикрывая глаза от удовольствия, почти зажмурившись от вспыхнувшей в груди сладкой, томительной боли. Так вот оно как — чувствовать что-то к кому-то. Не только ощущать чужое влечение, не только осознавать чужую влюблённость, не только снисходительно позволять увлекаться собой — но и самому увлечься так, что становилось страшно.

Интересно, Стэнли чувствовал то же самое?

Примерно в десятый раз за этот час в голове пронеслась по-детски возмущённая мысль, почему он так ни разу и не позвал его встретиться вне работы. Почему сбежал даже из той кофейни. Почему не проявил инициативы, даже когда получил его номер…

Да, он, вроде как, первый подсунул ту записку вместе с чеком, но, эй, разве взрослые люди так поступают? А если бы Ксено её не заметил и выкинул за ненадобностью? Неужели он казался таким страшным? Но он ведь открылся ему, доверился, он ведь смело позволял с собой делать все эти вещи, от которых у прочих уже бы кровь застыла в жилах, но…

Чего этот бесстрашный и смелый мужчина так боялся?

Не успел Ксено посетовать, что сегодня даже забыл взять с собой в кабинет бутылочку любимого вина, как Стэнли начал приходить в себя.

— Как ты себя чувствуешь? — тут же улыбнулся он, не в силах не улыбаться. Он уже знал ответ, но ничего не мог с собой поделать: Стэнли был таким милым, едва очнувшись от своего морока.

Конечно же, тот потёр лицо кулаком, будто маленький котёнок, и выдохнул. — Раскалённым.

О, это было неожиданное определение. Ксено вскинул брови, усмехнувшись с непередаваемой теплотой, на которую он даже не знал, что вообще способен. — Довольно сложное слово для человека в твоём состоянии. Ты умеешь удивлять, Барби.

— Спасибо, — прошептал Стэн, потеревшись щекой о его рубашку, и Ксено почти умер от желания забрать его себе. Навсегда. Блядство, как он вообще оказался в этой точке?!

Стэнли что-то шептал, какие-то глупые нежности, и Ксено так же глупо отвечал ему невпопад, перебирая его волосы и скорбно наблюдая за стрелкой часов, что отмеряла считанные минуты до сигнала окончания сеанса, как вдруг его плывущее в расслабленной эйфории сознание пронзили слова, которых он никак не ожидал услышать.

— Док?.. Можно мне поцеловать тебя?..

Ксено замер. Застыл. Моргнул. В голове почему-то вмиг не осталось мыслей — лишь зудящая пустота да стук сердца, что разгоняло кровь и отстукивало лихорадочное «да-да-да».

Однако размышлять, как было бы (исключительно в теории, конечно!) впустить в свою жизнь одну чертовски раздражающую, но чертовски симпатичную кукурузину, было одним. Действительно попробовать это сделать оказалось совсем, блядь, другим.

— …боюсь, что здесь я не могу себе позволить такую роскошь, — ломко выдохнул Ксено, осторожно подбирая слова, с оглушающим ужасом осознавая, что не хочет ему отказывать.

Он надеялся, что Стэн поймёт.

Что именно Стэн должен был понять, Ксено и сам не очень-то понимал, однако, ну, знаете, Барби казался умным мальчиком, который точно что-то сообразит и не будет задавать других ненужных вопросов. По крайней мере, Ксено на это надеялся.

Но Стэн сообразил не то. — Тогда, может быть… — выдохнул он, решительно облизнув губы, — может быть, ты согласишься сходить со мной на свидание?..

Ох, блядь.
Ох, блядь…

А вот и тот вопрос, которого ты так ждал, Хьюстон. Ну, как тебе? Пиздец. Пиздец. Пиздец.

Слова буквально повисли в этом тяжёлом, пропитанной солью и сладостью былой неги воздухе комнаты, и от сквозящей в них тёплой, по-мальчишески наивной надежды у Ксено внезапно перехватило дыхание, так, будто кто-то незримый сжал его горло руками, не давая ни выдохнуть, ни вдохнуть, словно предостерегая: если дёрнешься или хотя бы пикнешь — погибнешь на месте.

Какого чёрта? Он ведь хотел этого!

Он буквально мечтал об этом в те долгие, удушливые ночи, когда любимому вину на минутку удавалось заглушить тот противный внутренний голос, что бесконечно твердил, будто Ксено Хьюстон не имеет права на такие глупости, как влюблённость.

Тогда, в этом сонном полубреду, он позволял себе слабость: представлял, как Стэн приходит не как клиент, не как покорный пёс, послушно жаждущий наказания, а просто так. Представлял, как они сидят в каком-нибудь дрянном баре, где стены пропитаны отвратным запахом дешёвого виски и ещё более дешёвых духов, где никто не знал бы ни его имени, ни его репутации, ни того, что он делает с людьми за закрытыми дверями клуба, представлял, как Стэн заливисто смеётся, запрокинув голову, а Ксено, не выдержав, наконец-то ловит этот бархатистый грудной смех губами, притягивая Стэна ближе и тут же забывая обо всём: о правилах, о границах, о том, что он, в сущности, не умеет быть с кем-то просто так…

Но мечты — это одно.

А тут, сейчас, в той неожиданной петле реальности, где Стэн, наконец, решился позвать его на свидание, Ксено сумел лишь почувствовать, как внутри что-то отчаянно и жалко сжимается, будто невидимая рука схватила его за рёбра и неумолимо стиснула что есть силы, до тех пор, пока в груди не осталось ничего, кроме жалкого осколка льда, что гулко пульсировал в такт собственному бессилию.

Кажется, он испугался.

Осознавать столь разочаровывающий в себе самом факт было практически тошнотворно. Ксено искренне полагал, что страх — это не про него. Он, вообще-то, ничего не боялся: ни тупорылых хулиганов-одноклассников на пару тройку лет старше него, ни идиотского начальства, ни этических комитетов! Ксено было плевать на нормы и ожидания, плевать на осуждение, вообще на всё, что стояло на пути к его целям, но это… Это было как падение в пропасть без намёка на сопротивление, как если бы земля ушла из-под ног не с оголтелым грохотом, а с тихим и отчаянным «прости»…

Стэнли, тем временем, ждал.

Ждал, не отводя золотистых и преданных глаз, и Ксено не видел в них ни капли фальши, только голую, неудобную, невыносимую искренность, которая обжигала хуже, чем любое прикосновение раскалённого металла, и он…

Он просто не мог ответить.

Язык будто прилип к нёбу, будто его рот наконец-то осознал, что лучше молчать, чем соврать, горло сжалось в тщетной попытке удержать слова, которые он не имел права произнести, и, казалось, в голове остался только белый шум, прерываемый диким, истеричным голосом, оравшим: «Беги! Сейчас же! Пока не поздно!» — но бежать было некуда.

Секундная стрелка отмеряла мгновения до его гибели.

Ксено медленно выдохнул, с трудом сглотнул вязкий ком, и-

Внезапный резкий, пронзительный звук сигнала будильника врезался в тишину, словно нож — в мягкую ткань реальности, заставив их обоих вздрогнуть, будто преступников, пойманных на месте преступления. На стене замигала красная лампочка — сеанс окончен, время вышло, маскарад продолжать нельзя.

Ксено был почти благодарен этому звуку.

— Тебе пора идти, — прошептал каким-то незнакомым, совершенно чужим и неприятным голосом, и Стэн замер на секунду — а потом кивнул.

Один раз. Отрывисто и чётко, будто безропотно принял приказ, не смея его оспорить.

От этой покорности стало тошно.

Стэн отвёл взгляд и начал собираться, едва ли не свалившись с его коленей — торопливо, механически, слишком быстро, слишком резко. Без обычной послесеансовой медлительности, без шуток, без этого его дурацкого кокетства, без жаркого дыхания в такт друг другу, без уже привычного «я не хочу тебя отпускать», без-

Дверь закрылась с тихим щелчком, и Ксено остался один — с комом в горле, с дрожью в пальцах, с предательским желанием броситься вслед, схватить его за руку, крикнуть…

Что? «Да»?
Или «Нет»?
Или «Я не знаю, чёрт возьми, но, пожалуйста, просто не уходи, потому что если ты уйдёшь сейчас, я, возможно, пойму, что жизнь давно разделилась на «до» и «после», и всё, что было до тебя, уже совсем не имеет смысла»?

В общем, когда Ксено, наконец, вышел в бар после уборки кабинета, где Броуди, как ни в чём не бывало, полировал бокалы, он уже знал, что будет пить до тех пор, пока не перестанет что-то чувствовать.

Ксено сделал два глотка вина и отставил бокал. Почему-то теперь ему было не вкусно — и удовольствия не приносило. Какого хрена, а, мироздание? Одна была радость в жизни — и ту отобрали! Почините обратно его вкусовые рецепторы! Может, это вино испортилось? Может, партия не та? А, может, жизнь у тебя не та, а, Хьюстон, ну какого ж хуя ты творишь, ну почему не можешь по-человечески-

— С тобой всё в порядке, Док? — внезапно позвал его Броуди, и Ксено вдруг решил поддаться столь странному для себя социальному порыву — и пообщаться с кем-то по душам.

В любом случае, если Броуди попробует об этом рассказать, ему всё равно никто не поверит.

Ксено прочистил горло. — Кхм… У тебя действительно есть время на беседы? Я не хочу отвлекать-

— Вообще-то, беседы — это большая часть моей работы. Но сегодня даже не моя смена, — хмыкнул Броуди, сверкнув очками, — я просто сюда пришёл, потому что здесь приятно быть.

— Подожди, значит, ты просто… приходишь сюда в свободное время? И протираешь бокалы? — обескураженно хихикнул Ксено, но Броуди только пожал плечами и ничего не сказал. Его взгляд под очками не дрогнул, и Ксено вдруг почувствовал, что начал нервничать. — Это… это то, как ты ведёшь себя со своими клиентами? Майя говорила, что иногда ты берёшь заказы помимо бара. Потому что я, если честно, просто ужасный саб, так что-

— Доктор Икс.

— Доктор Броуди?

Тот приспустил очки, и их взгляды впервые встретились напрямую. — Скажи мне, что с тобой происходит.

Ксено упрямо поджал губы, и, скрестив руки на груди, уставился в огонь. — Это… просто тот парень. Вызывает во мне странные чувства.

Броуди кивнул. — Тот блондинистый красавчик с внушительным обхватом бицепса, — не спросил он, потому что, конечно, Броуди его заметил. Ксено вообще предполагал, что тот замечает всё. Однако следующее предложение сумело его удивить. — Шарлотта рассказала мне.

Шарлотта? О, конечно. Вот же сучка. Ксено на мгновение поднял глаза, поймав сквозь зеркальные очки очередной бесстрастный взгляд, и вновь повернулся к огню. — Почему я не удивлён? — фыркнул он. — Она ещё не призналась в этом напрямую, но я почти уверен, что это именно Чарли отправила его ко мне. По какой-то причине она продолжает отрицать очевидное, поэтому… ну, поэтому я не могу поговорить о нём с ней, — он впервые произнёс эту мысль вслух — и внезапно осознал, что она его задевает. Честно говоря, ему казалось, что они с Чарли… пусть не друзья — у Ксено не было друзей в привычном понимании слова, — но точно приятели, они отлично ладили, и все их беседы за чашкой кофе и словесные перепалки каждый раз поднимали ему настроение, и то, что сейчас эта дамочка отказывалась идти на контакт, делало их отношения странно неловкими… Нет, конечно, если она была той самой подругой Стэнли — а в этом у Ксено почти не было сомнений, — вполне логично, что она была предана Стэну, а не ему, но какого чёрта!

— …Но ты хочешь о нём поговорить? — задумчиво хмыкнул Броуди.

Хотел ли он? Чертовски, мать вашу!

— Я думаю, что… между нами что-то есть, — тихим голосом признался Ксено. — И я думаю, что он тоже так думает. В прошлый раз, когда он был здесь, он… — во рту стало сухо, и Ксено нервно облизнул губы, — он стал таким уязвимым и рассказал мне просто душераздирающую историю о своей жизни, и я… я почувствовал, что, возможно, мы бы действительно могли сблизиться, понимаешь?

Броуди хохотнул. — О, конечно, уверен, так бы и было, если бы ты хоть когда-нибудь позволил хоть кому-нибудь с тобой сблизиться.

— Он позвал меня на свидание.

— И ты отказался, — Ксено молча пожал плечами, потому что, ну, технически, он не отказывался, но… как бы, он и не соглашался, и Стэнли ушёл отсюда с потухшим взглядом и разбитым сердцем, и будь сам Ксено на его месте, он бы точно сюда больше не вернулся, так что, очевидно, вероятность больше никогда не увидеть эти фантастические глаза цвета жидкого золота была достаточно высокой, чтобы в груди у Ксено жалобно скулило что-то очень уязвимое, и… — Ну, то есть, вы оба нравитесь друг другу, — способность Броуди проникать в суть вещей была одной из многих причин, по которым он нравился Ксено, — но каким-то образом ты умудрился всё испортить. В чём твоя проблема?

Хороший, блядь, вопрос.

— Послушай, Док… — спустя примерно три с половиной минуты вязкого и неприятного молчания Броуди снова подал голос. — Как долго мы с тобой друг друга знаем? — он не сдвинулся ни на миллиметр, но его непоколебимый и полный внимания взгляд поджигал, казалось, каждое нервное окончание в теле Ксено, вызывая под кожей неистовое желание отшутиться, сбежать, ударить, сделать хоть что-нибудь, лишь бы укрыться и спрятаться в привычный кокон.

Удивив даже себя, Ксено ответил предельно искренне. — Я не уверен, что мы с тобой друг друга знаем, Броуди.

— Согласен, Док. Но мы проработали здесь вместе много лет, и, несмотря на то, что ты явно держишь всех нас на расстоянии, я всё равно часто бываю рядом и вижу тебя.

Ксено отвернулся, уставившись в огонь. — И что же ты видишь?

Броуди потянулся вперёд и щёлкнул пальцами прямо у него перед носом. — Эй, хватит пялиться на огонь. Это действительно вредно и для твоих глаз, и для твоей нервной системы прямо сейчас.

— Да, доктор, — недовольно буркнул Ксено и закрыл глаза, поудобнее устроившись в кресле. — Но я всё ещё не понимаю, к чему ты клонишь.

— Я хочу сказать, что… Ты не обязан быть один, понимаешь? Я не собираюсь притворяться, будто понимаю, почему ты это делаешь, но я знаю, я вижу, что ты это делаешь. Ты отталкиваешь всех, вообще всех. Даже Чарли. Даже Майю, пусть она тебе явно ближе всех нас. Но, полагаю, даже Майя нихрена не знает о твоей жизни за пределами этого клуба, а? — Броуди тихонько усмехнулся. — В общем, я говорю, что это нормально — позволять кому-то позаботиться о тебе. Не случится катастрофы, если ты подпустишь кого-нибудь ближе, чем на расстояние выстрела.

Ксено невольно рассмеялся. — О, последний человек, который обо мне заботился, умер, когда мне было тринадцать, так что… — он так давно не думал о своей матери, что даже удивился, что эти мысли до сих пор причиняли боль.

— Вот об этом я и говорю, — кивнул Броуди, странно довольный. — Ты ведь так сейчас пытаешься меня заткнуть, верно? Твоё поведение, все вот эти слова, всё только ради того, чтобы оттолкнуть меня, но я не собираюсь тебе подчиняться, понятно? — Ксено моргнул, вновь уставившись на этого странного человека. Броуди же хохотнул, пожимая плечами. — Ты не привык быть уязвимым, и это нормально, Док. Но ты не сможешь сблизиться с этим своим красавчиком, если сам не пойдёшь к нему навстречу. Ты понимаешь? Он может звать тебя на свидания хоть каждый грёбаный день, но пока ты ведёшь себя, как ссыкливый молокосос, нихрена из этого не получится.

Каждая клеточка в теле Ксено напрягалась буквально до предела. Ему хотелось накричать на Броуди, швырнуть его лицом в этот дурацкий фальшивый камин и зарядить каблуком по почкам. Было бы просто его ударить — сейчас, когда он расслаблен и не ожидает нападения, — опрокинуть стул и размозжить ему череп о бетон.

Броуди же продолжал, не подозревая о глубинных желаниях, что роились в башке собеседника. — Ты не обязан мне всё рассказывать, ладно? Но знай, что я всегда тебя выслушаю, если ты решишь, что хочешь поговорить. И я уверен, что этот парень тоже бы выслушал-

— Да нихрена! — Ксено всплеснул руками, возмущённый столь вопиющим предположением. — Он спросил меня о свидании, но на самом деле постоянно лжёт мне прямо в лицо! Как я могу доверять человеку, который не доверяет мне? Я вижу, что с ним, блядь, не всё в порядке, и меня очень многое в нём пугает — не в том смысле, что я боюсь, но в том, что он явно что-то скрывает, и при этом не отвечает на мои вопросы, но при этом ждёт чего-то от меня, и я-

— И ты сейчас нарочно прикидываешься тупым, — строгим тоном перебил его Броуди. — Ты расстроен, что он не отвечает на твои вопросы? Окей, но сам-то ты готов хоть что-то ему рассказать? И если ты не готов с ним разговаривать о себе, то готов ли на самом деле узнать что-нибудь о нём? Что-то, что может тебе не понравиться, а? — Броуди подался вперёд, уперев локти в барную стойку и подперев подбородок руками. Чем ближе он наклонялся, тем сильнее Ксено вжимался в спинку своего кресла. — Если ты не собираешься подпускать его ближе, если не собираешься сам становиться с ним уязвимым, то какое ты право имеешь ждать чего-то подобного от него?

Ксено медленно выдохнул, стиснув зубы. У него не было ни одного адекватного аргумента против, но и признавать своё поражение он тоже не собирался. Лучшей стратегией прямо сейчас было просто перевести тему. Просто… — Почему ты до сих пор здесь работаешь? — тихо спросил он.

Броуди вскинул редкие, едва заметные брови. — Что ты имеешь в виду?

— Ну… — Ксено пожал плечами. — Насколько я знаю, ты устроился сюда, чтобы оплатить учёбу в меде?

Тот печально усмехнулся. — Так и было.

— Ты должен был давным давно закончить. Мог бы уже заняться частной практикой. Почему ты ещё здесь?

— Я думаю, ты несколько недооцениваешь, насколько дорогое медицинское образование. Я, наверное, до конца жизни за него расплачиваться буду. Но если я продолжу работать здесь, чтобы покрывать расходы, то смогу вести приём в бесплатной клинике, а я… — Броуди улыбнулся, и Ксено не смог припомнить, видел ли он такую его улыбку. — А я всегда хотел помогать людям.

Он уставился на этого большого и немного пугающего чёрного парня, будто впервые его видел, хотя они были знакомы уже больше пяти лет. — Ха, — невольно улыбнулся Ксено. — А ты, оказывается, хороший парень, а?

Броуди пожал плечами. — В каком-то смысле «хороший», конечно. Но мне пару раз платили за то, чтобы я буквально помочился на людей, так что…

Они рассмеялись, и Ксено почувствовал, как там, под рёбрами, стало немного легче.

Возможно, этот парень прав, и он намеренно — пусть и неосознанно! — ведёт себя со Стэнли как настоящий идиот, только чтобы не становиться уязвимым в ответ?

Быть может, стоит дать Барби шанс — и сделать шаг ему навстречу?

Ксено ведь действительно хотел, чтобы тот позвал его на свидание. Да, это желание просыпалось только в минуты близости, только когда разум застилался красной пеленой из похоти и восхищения, но, вероятно, это и были моменты максимальной искренности, на которую Ксено вообще был способен?

Чёрт. Как же сложно.
Быть живым человеком с чувствами так утомительно!

 

•••

 

Миссия начиналась как обычно.

Тихий пригород дышал предзакатной прохладой, и заброшенный склад, затерянный среди таких же серых, никому не нужных построек, казался идеальным местом, чтобы незаметно стереть с лица земли троих вооружённых до зубов ублюдков — которые, в изысканной иронии судьбы, даже не подозревали, что за ними уже следят.

Стэнли прижался щекой к прикладу винтовки и поймал в прицел первого — высокого, с татуировкой на шее.

Вдох.
Выдох.
Выстрел.

Промах.

Пуля врезалась в стену в метре от цели, эхом раскатившись по пустынному складу, оставив после себя лишь облачко пыли и тихий, унизительный свист рикошета — и через секунду на складе вспыхнул ёбаный хаос.

Незаметно не получилось.

— Что за хуйня?! — в рации взорвался голос Макса. — Ты вообще глазами умеешь пользоваться, Снайдер?!

Стэн стиснул зубы, в режиме реального времени ощущая, как стремительно под кожей закипала ярость — не на Макса, нет, никогда на Макса, — но на самого себя, на эти дрожащие пальцы, на это ёбаное предательское тело, которое сегодня, блядь, отказывалось слушаться, устроив своему хозяину буквальный возмутительный саботаж. — Щас всё будет, — буркнул он в ответ, даже не пытаясь скрыть хрип в голосе. — Сорян за задержку.

Прошедшая ночь стала третьей подряд без сна.

Третья ночь, когда Стэнли лежал в темноте, уставившись в потолок, чувствовал, как веки наливаются свинцом, но стоило только закрыть глаза — как в мыслях тут же вспыхивали колючие обрывки воспоминаний: золотистый мягкий свет в кабинете Ксено, его голос, его руки, его отказ.

«Тебе пора идти».

На что Стэн вообще рассчитывал?
Идиот. Просто кретин.
Придурок, который снова всё испортил. Снова полез туда, куда его не звали. Снова оказался слишком навязчивым, слишком голодным, слишком…

Ненужным.

В очередной раз.
Как и всегда.

Он резко перевернулся на бок, до хруста сжимая пальцами пропахшие страхом простыни, пытаясь удержаться в потоке своего лихорадочного сюрреалистического сознания за что-то реальное, пока разум медленно, но верно уползал в туман, но вместо хоть какого-то заземления под кожей заполыхал знакомый, всем сердцем ненавистный зуд — будто кто-то водил по его нервам раскалённой иглой, медленно и методично, заставляя мечтать исчезнуть куда-нибудь нахер и больше не существовать.

Стэн знал этот сценарий наизусть: сначала появлялась дрожь в пальцах, потом — холодный липкий пот, новая боль в старых шрамах, фантомные страхи, а вместе с ними — галлюцинации, которые, если вовремя не остановить, сулили полную потерю контроля.

Сука.
Давненько такого не было.

Он с силой потёр лицо ладонью, пытаясь заглушить всё нарастающую панику, но та уже заползала под кожу, разливаясь по венам чёрным токсичным мазутом.

Это было пиздецки паршиво. Утром было нужно выдвигаться на миссию, и Стэн не мог себе позволить облажаться — однако за эти два месяца регулярных сеансов с Ксено он словно забыл, что такое вообще бывает, и к очередному приступу тупо оказался не готов.

Чёрт, ну почему всё так?!
Какого хрена он спросил про это чёртово свидание, какого хрена так хотел поцелуя, какого хрена жаждал больше, почему он такой никчёмный, жалкий, бессмысленный—

Стэн тряхнул головой и протянул руку к тумбочке, слепо нащупывая ящик, и выдернул его с такой силой, что тот едва не вылетел из пазов. Ему нужны были таблетки.

Где, блядь, его ебучие таблетки?!

Пальцы наткнулись на холодный блистер — и он проглотил сразу две, не глядя и не думая, надеясь лишь на то, чтобы это прекратилось.

Лекарству потребовалось около пятнадцати минут, чтобы начать действовать, но даже когда дрожь понемногу утихла, в голове тупой болью всё так же пульсировал образ бездонных растерянных чёрных глаз. Чёрт, ну почему, почему, почему—

— Нас обнаружили! Идём в лобовую! — резкий голос Макса выдернул из дымки воспоминаний, и Стэн зажмурился, с силой вдавливая глаза в череп основаниями ладоней — приди в себя, Снайдер, приди, блядь, в себя, здесь и сейчас точно не время заниматься такой хуетой, как розово-сопливые страдания, да что с тобой, блядь, не так?!

Стэн даже не успел расстроиться — его второй выстрел снова ушёл в молоко, и теперь цель точно знала, что за ней охотятся.

Сука.

Он чувствовал, как по спине бегут холодные противные мурашки, как пальцы немеют, как взгляд расплывается, как сердце бьётся так сильно, что, кажется, вот-вот вырвется из груди-

Ты облажался. Снова.
Ты всех подвёл. Снова.
Ты-

Тело будто действовало на каком-то автопилоте.

Он медленно выдохнул, считая до десяти, быстро перезарядил винтовку, прижал приклад к плечу, и… в этот момент в кармане завибрировал телефон.

Стэн не собирался смотреть.
Не-а. Нет.
Не сейчас.

Но экран часов предательски засветился, и кто Стэн такой, чтобы не бросить взгляд на то, что было прямо перед его носом, верно? Тем более, когда на этом маленьком пространстве дюйм на полтора очень чётко отобразилось:

Док: спроси меня ещё раз

Сердце буквально, блядь, взорвалось. Нет, правда, Стэнли даже не знал, что такое бывает: так бешено и пьяно там, под рёбрами, заклокотало ёбаное счастье, и в тот же миг всё остальное перестало иметь значение.

Пальцы тряслись так сильно, неуёмно содрогаемые распирающей нутро энергией, что было вполне очевидно: прицелиться снова Стэнли уже не сможет. Однако миссию пора было заканчивать. Ему срочно нужно ответить на сообщение, а отвлекаться на телефон было бы последним гвоздиком в крышке гроба его чёртового профессионализма. Поэтому Стэн перекинул винтовку через плечо, выхватил нож и буквально влетел на склад, как смерч, как грёбаный, блядь, ураган «Катрина», как человек, которому минуту назад буквально нечего было терять — и который вдруг понял, что хочет жить.

— Снайдер, ты идиот?! Ты куда, блядь?

— Туда, где должен быть, — хохотнул он и незаметной тенью скользнул меж колонн.

Отдалённым краем сознания Стэнли подумал, что Макс сейчас, должно быть, наблюдал за ним через прицел, так что обзор у него был ограничен — однако достаточен, чтобы увидеть, как наточенный клинок сверкнул в воздухе резким ударом, и горло их ебучей цели распахнулось, забрызгав всё вокруг багровым потоком. Отличное шоу. Ещё мгновение — и следующий ублюдок завалился рядом с предыдущим, даже не успев понять, что происходит, когда холодная сталь вошла ему под рёбра.

Третий попытался выстрелить, но Стэн, с диким смехом, увернулся, пнул его в колено, и, пока тот падал, закончил дело ещё одним ударом.

Видимо, Макс понял его план, потому что в воздухе вместе с криками тут же засвистела картечь — и Стэн, вновь хохотнув с неадекватностью адреналинового торчка, двинул дальше, вытерев нож о рубашку трупа — и бесшумно исчез в вентиляционном коробе под потолком.

Прошла целая минута, прежде чем в комнату ворвалась охрана. Дело сделано.
Можно выдохнуть.

— Твою мать, ну и где ты, козёл… — снова начал ругаться Макс.

— Я тут, — Стэн материализовался прямиком у него за спиной.

Макс едва не выронил бинокль, взвизгнув и в ужасе вскинув руки. — Я же просил не пугать меня так! — Стэнли не выдержал и заржал, едва увернувшись от увесистого окуляра, который друг запульнул в него. Блядь, как же он был счастлив! Нет, это точно нездоровая хуйня. Ну нельзя трое суток страдать, почти умирать — и воскреснуть от одного только короткого сообщения. Стэнли Снайдер потерян для общества, так и запишите. Он окончательно ёбнулся в канун своего двадцативосьмилетия. Пиздец. Он попытался как-то расстроиться по этому поводу, но у него не получилось, и потому продолжал лыбиться, как последний дебил, стоя в дверном проёме, без единой капли крови на себе и даже не запыхавшись. Макс оглядел его усталым взглядом и вздохнул, закатив глаза. — Чувак, это конечно, круто, что ты сегодня в ударе, но можно без жути, а? Серьёзно. Ты меня реально напугал. Если не хотел сегодня стрелять, так бы сразу и сказал, мы бы всё спланировали по-другому. Давай без импровизации? У меня с некоторых пор аллергия на психов, и мне не нравится, что ты постоянно провоцируешь мои приступы! — он принялся разбирать винтовку и упаковывать снаряжение. — С тебя ужин, понятно?

— Я и так собирался проставиться, — Стэн подхватил его сумку и, дождавшись, пока тот закроет кейс с винтовкой, взял и её. — У меня ж завтра днюха! Как раз отметим!

— Стой, а можно передумать? — заскулил Макс. — Мне кажется, я ещё с прошлого года не отошёл, тебя ж буквально невозможно перепить…

Стэн рассмеялся во весь голос, спускаясь по лестнице, а потом достал свой телефон и написал:

StanleySnyper: «Сходишь со мной на свидание?»

Ответ пришёл почти мгновенно.

Док: вообще, у меня очень плотное расписание, но если ты предложишь что-то интересное, то завтра вечером у меня найдётся пара свободных часов

Глаза закатились сами собой — конечно, этот паршивец даже теперь всё выворачивал так, будто делает одолжение, но, эй, Стэнли точно не собирался жаловаться, в каком-то смысле такой подход добавлял веселья! — а под кожей разлилось невыразимое тепло.

Чёрт, Стэн ощущал себя слишком счастливым.

Он даже не надеялся на второй шанс — но, видимо, в канун его личного Рождества Вселенная решила над ним смилостивиться?

Он понятия не имел, есть ли кто-то там, на небесах, но если есть — спасибо, бро!

 

•••

 

— …то есть, ты серьёзно решил, что это лучший выбор, чтобы потратить пару свободных часов? — Ксено скривился, поправляя неожиданные очки, что уже запотели от морской прибрежной влаги.

Парк аттракционов Santa Monica Pier обрушился на них какофонией восторженных визгов, приторным удушьем сахарной ваты и навязчивой мелодией каруселей, звучавшей так отвратительно, словно её застрявшая пластинка крутилась уже лет двадцать без перерыва. Ксено замер у входа, медленно, с театральной выразительностью выгнул бровь и повернулся к Стэнли с выражением лица, которое ясно говорило: «я, конечно, ожидал от тебя глупостей, но не настолько же…». Солёный ветер, словно маленький злорадный хулиган, тут же принялся трепать его извечно-безупречную причёску, добавляя к безукоризненному образу нотку небрежности — и Стэн, заворожённый, подумал, что этот человек, со всей болезненной очевидностью, специально создан для того, чтобы сводить его с ума всё сильнее с каждой новой деталью. А эти очки? Чёрт возьми, эти очки! Он не видел его в них раньше и теперь не мог заставить себя перестать пялиться. Ксено чертовски шёл этот образ. Нет, правда, эта странная занудно-ботанская хрупкость казалась слишком очаровательной на фоне привычной титанической уверенности, прогибающей своей волей даже таких непрогибаемых ублюдков, как Стэнли Снайдер…

— Нет, — он позволил себе широко улыбнуться, наблюдая, как его спутник деликатно морщит нос от сладковато-масляного смрада жареных чуррос, доносящегося из ближайшего ларька. — Но это лучший выбор для свидания!

Где-то вдалеке орали вечно-голодные чайки, их крики смешивались с визгом детей на аттракционах и назойливым «динь-динь-динь» аркадных автоматов, и, что бы там ни думал этот высокомерный, невыносимо прекрасный засранец, Стэн искренне считал, что это — идеальный саундтрек для их первого свидания.

Охренеть. Ксено действительно на это согласился.

Более того, технически, он сам это предложил, но Стэнли точно не собирался упоминать об этом вслух, иначе вариант остаться у разбитого корыта без малейшего шанса на продолжение становился единственным из возможных.

Он снова нихрена не спал, но на этот раз — из-за мучительного ожидания. Сутки казались вечностью, тянулись невыносимо, просто мучительно медленно, но каждая эта грёбаная секунда стоила страданий Стэнли — теперь, когда объект его помешательства, наконец-то, блядь, был рядом с ним. Не потому, что Снайдер его выследил. Не потому, что заплатил ему за сеанс. Ксено был тут, потому что, очевидно, тоже этого хотел, и Стэнли распирало от идиотско-шампансковой эйфории, пульсирующей где-то под рёбрами. Он засунул руки в карманы своей кожаной куртки и по-детски перекатился с пятки на носок, сдерживая дурацкую ухмылку, готовый едва ли не прыгать от счастья.

Ксено же поджал губы с крайне скептическим видом. — Честно говоря, я рассчитывал, что тебе несколько больше, чем десять лет, чтобы вот так искренне восторгаться луна-парком.

Стэнли пожал плечами, стараясь выглядеть невозмутимым, но уголки его губ предательски дёргались. — Не вижу ни одной причины притворяться, что это не так.

Ксено фыркнул, но его взгляд невольно скользнул к колесу обозрения, где фиолетовые и оранжевые огни уже начинали загораться в преддверии вечера, окрашивая его тонкие эльфийские черты в воистину сказочные оттенки. И — о чудо! — его поза немного расслабилась. Стэнли заметил это мгновенно и почувствовал, как сердце совершает нечто среднее между сальто и паническим прыжком в пропасть. Чёрт, Ксено был действительно красив. Даже здесь, среди липких от мороженого поручней и орущих детей, в своём безупречном чёрном пиджаке и рубашке с высоким воротником, он выглядел так, будто сошёл со страниц какого-то декадентского романа. Стэнли чувствовал себя немного глупо рядом с ним — в своей потёртой кожаной куртке, синем свитере и с грёбаной помадой в тон тонкому кашемиру, которую Стэн, вообще-то, наносил на себя перед зеркалом с особой тщательностью — и надеялся, что Ксено вновь это заметит.

Но ждать реакции пришлось недолго.

— Что, Барби, — тот, наконец, скользнул взглядом по его лицу, — решил, что если уж я согласился на это безумие, то можно добавить в общий котёл ещё и косметический эксперимент?

— А что, тебе и синий цвет не нравится? — Стэнли нарочито-дерзко вскинул подбородок, но внутри всё ожидающие сжалось.

Ксено же задумался на секунду — и неожиданно улыбнулся. — На самом деле, тебе идёт. У тебя красивая форма губ.

Что ж, Стэн едва ли не поперхнулся собственным сердцем, которое решило вдруг пропустить пару-тройку ударов, но всё-таки сумел сохранить хоть сколько-то невозмутимый вид. Держи себя в руках, Снайдер. Соберись, блядь. Не будь сопляком.

Они двинулись дальше, и неловкость между ними висела почти осязаемым облаком — два взрослых человека, которые прекрасно знали, как выживать в самых безумных переделках и как управлять буквально человеческими жизнями, но совершенно не понимали, что делать с… ну, вот с этим. Стэн то и дело ловил себя на ощущении, что его пальцы сами тянутся к Ксено — то к рукаву его пиджака, то к запястью, то просто к складке ткани, будто проверяя, реальный ли он, — но каждый чёртов раз он одёргивал себя и останавливался в последний момент, стискивая зубы и проклиная свою внезапно проснувшуюся робость.

Он понятия не имел, можно ли к нему сейчас прикасаться, но проверить мешал укоренившейся под черепной коробкой строгий — и, что самое обидное, добровольно принятый — запрет.

Глупый? Безусловно. Иррациональный? Ещё бы. Но прочный, как бетонная стена, укреплённый собственным обещанием уважать границы и не нарушать хрупкое доверие, которое, впрочем, могло оказаться плодом его воспалённого воображения.

Он не мог просто взять и к нему прикоснуться — их странные, запутанные, словно проводка в старом доме, отношения будто бы не предполагали такой дерзости со стороны Стэнли. Откровенно говоря, на данном этапе было вообще не понятно, как Ксено отреагирует на подобное. Возможно, этот шаг разрушит то, что ещё даже толком не началось, но и идти сейчас вот так рядом рядом с ним, на встрече, называемой свиданием, прекрасно зная, как ощущается на коже его жаркое дыхание, зная, каково это, когда его острые зубы царапают влажную кожу, даже зная, каков на вкус его член, чёрт возьми, но при этом будто до сих пор не в праве даже подумать о том, чтобы взять его за руку, — это было уже где-то далеко за гранью садомазохизма, и с каждой секундой Стэнли всё сильнее ощущал, что натуральным образом сходит с ума, и—

На горизонте появился тир.
И в голове тут же родился план.

— О, смотри! — Стэн резко развернулся к Ксено, расплываясь в вызывающей ухмылке. — Спорим, я выбью там все мишени?

Ксено медленно вскинул бровь, словно разглядывая подозрительно блестящий предмет неизвестного происхождения. — Эм… А в чём подвох?

— Никакого подвоха. Просто… вызов? — он пожал плечами, изображая невинность, которой в арсенале его качеств не водилось уже лет пятнадцать. — Если я выиграю — ты разрешишь мне к тебе прикоснуться.

Блядство. Эта улыбка не сулила ему ничего хорошего. — А если выиграю я?

Этот вариант Стэнли, разумеется, не рассматривал, но он был добропорядочным человеком (ну, в тех узких кругах, где убийства по государственному заказу считались чем-то добрым и порядочным), поэтому лишь снисходительно улыбнулся. — Тогда я выполню любое твоё желание.

— О, Барби, не хочу тебя разочаровывать, но ты и без всяких споров выполнишь любое моё желание, — мурлыкнул Ксено, прищурив свои гипнотические глаза, и от правдивости этих слов Стэну сделалось немного не по себе. — К тому же, ты мне всё ещё должен, помнишь?

Он закатил глаза, несколько раздражённый собственной слабостью. Манипулировать манипулятором было не самой гениальной его стратегией, но сдаваться Стэнли Снайдер не собирался. — Так и скажи, что просто ссышь мне проиграть, Док! — дразняще фыркнул он.

— Ммм, — уровнем иронии в голосе Ксено можно было буквально пытать, но Стэн терпел и не такое. Оттачивал выдержку на сеансах у лучших садистов, если вы понимаете, о чём он, ага. Док же, каким-то сложным взглядом оглядев тир, к которому они, наконец, подошли, вдруг довольно кивнул. — Ну, если ты настаиваешь, Барби, то я принимаю твой вызов. Давай рискнём.

Ха. Рискнём.
Рисков не было никаких — Стэн был уверен в своей победе. Кто он вам, в конце концов, ебучий профессиональный снайпер или насрано? Для него этот жалкий аттракцион — всё равно что пирамидка из кубиков для младенца, который только ползать научился! Да он с закрытыми глазами, с завязанными за спиной руками, да хоть пьяный в хлам — как угодно! — победит, верно?

Верно же?..

Первые два выстрела прошли позорно мимо.
Третий едва задел край мишени.
Четвёртый вообще улетел куда-то за пределы обозримого.

— Ты что, специально промахиваешься? — прищурился Ксено, склонив голову набок и наблюдая за его мучениями с явным удовольствием. — Настолько хочешь мне поподчиняться? Ну, дорогой, ты бы сразу так и сказал…

— Нет, блядь! — Стэн стиснул зубы, пробуя в пятый раз — и в пятый же раз промахиваясь. Ну, что за пиздец! Чем больше он мазал, тем сильнее в висках стучало, а в груди разгоралось что-то пожгучее и попостыднее злости. Вот это чувство, когда твои собственные руки предают тебя и позорят с размахом голливудского блокбастера, и… с-с-сука! — Я отвечаю, тут что-то не так с прицелом! — рявкнул он, окончательно выбесившись.

— Ага, — Ксено протянул ладонь, и его пальцы — длинные, изящные, проклято-безупречные — обхватили ствол. — Дай-ка я попробую.

Он неохотно передал ему винтовку — и тут же пожалел о каждом своём грёбаном решении в этой грёбаной жизни, что привело его вот к этому грёбаному моменту бытия. Ну, потому что Ксено снял очки, прицелился, нажал на спусковой крючок — и попал прямо в яблочко.

И ещё раз.
И ещё.

— Какого чёрта?! — взревел Стэн, лихорадочно перебирая в памяти все известные ему факты о Докторе Икс. В списке навыков Ксено значилось многое, очень многое: сборка бомб, разборка ракет, умение доводить людей до белого каления одной лишь интонацией… но стрельба?! Этого там точно не было! Стэнли бы точно такое запомнил! Это был заговор! Предательство! Это… это… — Ты сжульничал!

— Ах, мой милый маленький початок, я понимаю, что твоему кукурузному мозгу такое кажется чем-то непостижимым, но это всего лишь физика, дорогой, — Ксено снисходительно улыбнулся. — Мы с тобой пришли в отвратительно-туристическое местечко, где главная задача продавцов — развести лохов на деньги, а не быть честными! Верно я говорю? — он бросил на забавного усатого мужичка за прилавком дразнящий взгляд, и тот мерзко хихикнул, виновато пожимая плечами. Ксено довольно кивнул и вновь посмотрел на Стэна. — Ладно, так и быть, признаю, я бы не справился, если б не смотрел внимательно за тем, как стреляешь ты, и не заметил бы, что эти винтовки — халтура в чистом виде: смещённый центр тяжести из-за кривого крепления, ослабленные пружины, да и мишени, движутся по предсказуемой траектории… Всё, что было нужно для победы — немного терпения и расчётов. Но ты, похоже, был слишком увлечён перспективой выиграть, — чёрные глаза маняще блеснули, и в горле Стэнли мигом пересохло, — чтобы хоть сколько-то соображать. Я прав, Барби?

— Ты… — Стэн открыл рот, закрыл, потом снова открыл. Сказать было нечего. Охуенно, блядь. Просто блеск. — Ты… — бля, да что сказать-то?

— Я выиграл, — помог ему Ксено, подмигнул с небывалым нахальством и повернулся к продавцу. — Мне вон того гепарда, пожалуйста, — спустя минуту огромную плюшевую игрушку торжественно вручили Стэнли. — Держи. Он на тебя похож, такой же дурацкий. И, да, поздравляю с проигрышем.

— Спасибо, — буркнул Стэнли, насупившись, и прижал гепарда к груди. — Давненько мне на день рождения не дарили плюшевых игрушек, — «и не выставляли полным идиотом», не добавил, но подумал он.

Никакого, блядь, праздника.

Ксено замер. — У тебя сегодня день рождения?!

— Эм… — он моргнул. — Да?

— Ты врёшь!

— Зачем мне врать?

— Ну, — Док растерянно всплеснул руками, — потому что, знаешь ли, таких вот совпадений не бывает!

Что за нелепость? Стэн удивлённо вскинул брови. — И что, я должен был заранее предупредить, мол, осторожно, Док, сегодня мой день рождения, не обыгрывай меня слишком жёстко?

Ксено почему-то покраснел. Стэнли с отстранённой нежностью подумал, что это самое очаровательное зрелище в мире. — Придётся мне над тобой сжалиться. В честь праздника.

— О, нет, пожалуйста, Доктор Икс, — заржал Стэн, — никакого показного милосердия! Накажите меня немедленно!

— Отстань, — фыркнул Ксено, ещё сильнее заливаясь краской. — Куда ты там дальше хотел?

О, у Стэнли был обширный план. Очень большой список всего, чего бы ему хотелось сделать с этим невыносимым-обворожительным мужчиной, но он взял себя в руки и оставил только то, что вписывалось в концепцию свидания в луна-парке, когда шанс хотя бы просто прикоснуться к объекту его желаний был просран с оглушительным позором.

Тихий плеск воды вдалеке мгновенно привлёк внимание. Очарованный перспективой первородного, оголтелого веселья, Стэнли, сияя, словно ребёнок, которому только что подарили новенький игрушечный пулемёт, указал на грёбаные горки его детской мечты—

— Нет, — припечатал Ксено, даже не выслушав предложение.

Стэн возмутился. — Да ладно тебе! Не будь таким занудой! Это весело!

— Нет, нет и ещё раз нет, — упрямо поджал губы тот. — Я ненавижу ощущение мокрости!

— А я настаиваю. Ты же не хочешь, чтобы я праздновал день рождения в одиночестве?

— …вот я так и знал, что мне это ещё аукнется… — проворчал Ксено, но всё-таки смиренно побрёл следом. — Но я бы предпочёл, чтобы ты праздновал его где-нибудь в сухом и тёплом месте. В идеале — без меня.

Через пять минут они уже сидели в шатком подозрительном вагончике, а через шесть Стэн должен был признать, что его очередная гениальная идея обернулась столь же очередным фиаско.

Всё бы ничего, если бы не его неумолимый (и несколько неадекватный, что уж тут) мальчишеский энтузиазм. Ну, поймите его правильно, Стэн не мог ничего с собой поделать. Он был взбудоражен и влюблён, разочарован поражением и вдохновлён самим фактом встречи, его распирало от чувств, от эмоций, от воспоминаний о близости и от предвкушения дальнейшей перспективы…

В общем, стоило маленькому потрёпанному жизнью вагончику тронуться, как Стэнли заметил ржавый рычаг с табличкой «Не нажимать!».

— Стэнли, нет—

Конечно, он это сделал. Конечно. У него не было выбора, Ваша честь.

Раздался щелчок — и фонтан ледяной воды хлестнул Ксено прямо в лицо. — Ты… — он замер, медленно стягивая очки и вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Ты в своём уме вообще?!

Стэнли залился смехом, но через три секунды его веселье оборвал второй фонтан — на этот раз прямо над их головами. Лодку затрясло, вода хлынула потоками, и когда они вынырнули из-под этого водопада, Ксено напоминал раздражённого кота, которого только что вытащили из канализации. Его пиджак обвис мокрыми лоскутами, рубашка прилипла к телу, а волосы — обычно безупречно уложенные вверх ото лба — теперь торчали в разные стороны, спадая на лицо и по плечам. Стэн раньше даже не замечал, что у него такие длинные волосы, настолько, что доставали до плеч, и теперь желание хоть раз увидеть Ксено расслабленным, без всей этой мишуры его извечно-идеального образа, почти застлало все остальные мысли. Иисусе, он был просто по уши. Отвратительно по уши. По самые помидоры. Без шансов.

Ксено же явно мыслил куда более приземлённо и никаких приливов влюблённости не испытывал. — И как мне теперь на работу ехать, идиотина?! — прошипел он, выжимая воду из рукава.

Блядство, он был таким милым. Однако вагончик нёсся вперёд, обдавая их не самым жарким сентябрьским воздухом, и Стэн, чья кожаная куртка благополучно отталкивала влагу, осознал масштаб катастрофы лишь покосившись на Ксено. Ветер поднимался, солнце скрылось за тучами — тот очень быстро начал мелко дрожать.

— Эй, — Стэн аккуратно тронул его за локоть, как только они выбрались из водяной западни, — давай-ка в закусочную…. — Ксено безропотно подчинился, однако к тому моменту, когда они, наконец, добрели до ближайшей оверпрайс-бургерной, он скрипел зубами не только от холода. В своё оправдание, Стэну было стыдно. Ну, немного. Другая часть его личности мерзко довольно хихикала, но Стэн не собирался её демонстрировать, и уж тем более заявлять о ней вслух. Как только они зашли в тёплое место, он тут же стянул с себя куртку, за ней — свитер, и протянул его Ксено. — Вот, держи, — тот моргнул, взяв в руки свёрток синего кашемира скорее автоматически, чем осознанно, и удивлённо вскинул брови. Стэн замялся. — Эээ… переоденься в туалете? Я пока покурю.

— Ты отдаёшь мне свою одежду?

— Это самое сухое, что я могу предложить, — пожал плечами Стэн. — И, ну, он хороший, это кашемир…

Из горла Ксено вырвался странный звук, напоминающий то ли стон, то ли какое-то проклятие на мёртвом языке, но он развернулся на пятках и потопал в сторону уборных.

Блядь. Кажется, тот был зол.

Стэнли достал сигарету, сунул её в зубы и подкурил. Кажется, он облажался. Опять.

Сигаретный дым горьким шлейфом закрутился в лёгких, но даже его едкая горечь не могла перебить вкус собственной глупости на языке. Стэн затянулся так глубоко, что закружилась голова, и тут же закашлялся — будто тело пыталось отторгнуть и выплюнуть этот комок из ядов и саморазрушения, что застрял где-то между рёбер.

Блядь. Блядь. Блядь.

Он прикрыл глаза, чувствуя, как дрожат пальцы. Не от холода — нет, он-то как раз был сух и прекрасно защищён своей дурацкой кожаной бронёй. А вот Ксено…

Ксено, вероятно, не захочет его больше видеть. Ксено ненавидел беспорядок. Ненавидел непредсказуемость. Ненавидел, когда что-то выходило из-под контроля.

А Стэнли?

Он буквально был этим самым беспорядком, слишком громким, слишком неудобным, слишком навязчивым, слишком дурашливым, слишком проблемным, слишком-

Он застонал и устало провёл руками по лицу.

Нет, ну серьёзно, кто вообще в здравом уме тащит человека в парк аттракционов на первое свидание? Да как так-то, а? Он же, в общем-то, не был тупым, даже наоборот, но почему, почему каждый ёбаный раз неотступно вытворял какую-то дичь? Ну какой чёрт его дёрнул нажать на рычаг, а? Нет, серьёзно, ему что, внатуре десять лет?

Из-за угла послышались шаги. Стэнли резко поднял голову — и забыл, как дышать.

Ксено стоял перед ним в его свитере.

Тот был немного великоват — рукава закрывали половину ладоней, а воротник съехал, обнажив бледную кожу длинной хрупкой шеи и даже кусочек тонкой, будто птичьей ключицы. Стэн нервно сглотнул. Он впервые видел его кожу. Без слоя крахмальной рубашки, без привычного латексного барьера. Настоящую, живую, бледно-розовую кожу, почти прозрачную, тонкую, о-о-о, вашу мать, как люди пользуются лёгкими и почему Стэнли напрочь забыл, как они работают?! Он почувствовал, как у него подкашиваются ноги.

Видимо, он пялился слишком странно, потому что Ксено тут же нахмурился. — Что? — буркнул он, но кончики его ушей порозовели.

— Ничего. Просто… — Стэнли проглотил комок в горле. — Ты выглядишь…

— Как бомж?

— …очень уютно.

Ксено закатил глаза, пряча улыбку за привычной хмуростью. — Твои два часа вышли, Барби, — он поправил мокрый пиджак, сложенный в сумку, и вновь на него посмотрел. — Мне пора идти. Но мне было приятно так по-дурацки потратить время.

Сердце Стэнли упало куда-то в ботинки. — Я всё ещё могу прийти к тебе в четверг? — выдал он на одном дыхании.

Ксено остановился, повернулся. Его чёрные глаза в жёлтом свете закатного неба казались почти прозрачными. — Конечно, — вскинул брови он. — Почему нет?

Три слова — и Стэнли Снайдер снова мог дышать. Он ничего не испортил. Фух. Жизнь продолжалась. — Тогда… до встречи в четверг?

— До встречи, Барби.

 

•••

 

Ксено завалился в кресло и закинул ноги на рабочий стол Майи. Та захлопнула ноутбук и, откинувшись на спинку, смерила его взглядом.

— Ты выглядишь расслабленным, — хмыкнула она, подозрительно его разглядывая.

— Не могла бы ты звучать чуть менее разочарованной по этому поводу? — он прищурился, скрестив руки на груди. — Я, вообще-то, пришёл сюда поработать. Ты сама зачем-то требуешь с нас отчёты.

— Ты ведь понимаешь, что это мой кабинет, верно? — Майе явно было весело, так что Ксено не собирался лишать себя комфорта и вставать с удобного кресла. — Если тебе нужно заполнить отчёт, найти себе своё место.

— Ну, вот я и нашёл.

— Хьюстон, ты невыносим.

— Кстати, об этом, — улыбнулся он. — Через две недели я ухожу в отпуск. Просто оповещаю.

— Ну, это объясняет твой наряд.

Ксено демонстративно оглядел этот огромный синий пуловер, чуть промокшие шерстяные брюки, ботинки «Челси» — и снова перевёл взгляд на Майю. — Что, чёрт возьми, не так с моим нарядом? Это кашемир, к твоему сведению.

— Ничего, — она явно пыталась сдержать улыбку. — С твоим нарядом всё отлично. Я просто, ну, знаешь, пытаюсь понять, у кого ты отжал этот свитер, и не разгуливает ли тот человек в твоём костюме.

Он закатил глаза. — Свитер был пожертвован мне добровольно!

— То есть, ты сейчас серьёзно заявляешь, что решил появиться на людях без галстука? — притворно ахнула Майя, так громко, что Ксено невольно поморщился. — Кто ты и что ты сделал с моим милым Хьюстоном?!

Ксено фыркнул. Откровенно говоря, он и сам задавался подобным вопросом.

Ещё буквально час назад он бежал по парковке к такси, оголтело сжимая в руках пакет с промокшим пиджаком, и каждый его рваный вдох словно наполнял голову незнакомым густым и сладким удушьем — свитер Стэнли пах, собственно, Стэнли. Его кожей, теплом, чем-то неуловимо живым, что застревало в горле вязким комком и заставляло сердце биться так, что то буквально норовило пробить рёбра.

Он не мог заставить себя злиться.
Он не мог перестать улыбаться.
Он был счастлив.

Какой же пиздец.

Даже когда холодный ветер раздирал лицо, а мокрые волосы ледяными кнутами безжалостно хлестали по щекам — губы сами собою, не задействуя ни одну его клетку мозга, растягивались в этой дурацкой, неприлично широкой гримасе, превращая невозмутимого Доктора Икс в самого розовощёкого дебила на планете.

Скорее бы четверг.

Мысли путались, наскакивая друг на друга, как перегретые шестерёнки. До четверга всего пара дней. Пара дней — и он снова увидит эти золотистые ресницы, прикрывающие хищные глаза, снова услышит хриплый смех, снова огладит упругую кожу, заворожённо ощущая под ней перекат восхитительных мышц, снова-

Блядство, он, кажется, совсем спятил.

Но даже эта трезвая мысль не смогла погасить то странное, безудержно-тёплое безумие, что разливалось под диафрагмой всёсокрушающим потоком. Он ненавидел беспорядок. Ненавидел мокрую одежду, ненавидел дурацкие аттракционы, ненавидел, когда что-то шло не по плану — но один глупый, непостижимый, восхитительный идиот сумел перевернуть буквально всё в его тщательно спланированной жизни.

И Ксено не хотел, чтобы это прекращалось.

Было так страшно позволять всему случаться, но, может быть, если двигаться постепенно… Если продолжать контролировать ситуацию, если не рушиться, не бросаться в этот омут с головой…

— Я его съел.

Майя хохотнула, встала, нависая над Ксено своим пугающе-сильным телом, и, схватив его за щёки обеими ладонями, подняла на ноги, заглядывая прямо ему в глаза. Ксено нервно сглотнул. В такой непосредственной близости разница в их размерах становилась очевидна. Всё-таки, эта женщина воистину была способна вызывать жутковатое благоговение.

— Ты впервые на моей памяти выглядишь живым, Хьюстон, — тепло улыбнулась она. — Я так счастлива за тебя! — внезапно Майя отпустила его лицо — и бросилась ему на грудь, потираясь лицом о свитер, словно большая кошка. — Чёрт возьми, он такой же мягкий, как и выглядит, потрясающе! Где ты его достал? Роскошный свитер! И этот цвет идеально тебе подходит, в нём твоя фарфоровая кожа сияет, как лунный свет! — щебетала она, разворачивая Ксено в руках, как тряпичную куклу. — И, должна признать, твоя задница выглядит просто феноменально в этих брюках! Почему твои пиджаки всегда прикрывают бёдра? Это несправедливо!

— Помогите, кто-нибудь, — пробормотал Ксено, демонстративно оглядываясь по сторонам, — позвоните в отдел кадров, моя начальница вопиющим образом подвергает меня сексуальным домогательствам…

— О, какая жалость! — хохотнула та. — В компенсацию мы выделим вам отпуск через две недели!

 

•••

 

— Нет, нет, продолжай, мне не терпится услышать, почему ты снова опоздал, — Ксено скрестил лодыжки на журнальном столике, глядя на своего клиента очевидно снизу вверх, но всё равно казалось, что сверху вниз. Это воистину была его феноменальная суперспособность — давить своим авторитетом и уметь унизить вообще кого угодно, даже человека в три раза больше него.

Майя всегда этим восхищалась.

Однако его клиент — высокий светловолосый мужчина с атлетической фигурой — униженным не казался. Он казался довольным. Игривым. Это тот парень, что спрашивал о политике клуба в отношении свиданий с работниками? Очень, очень интересно. Майя ещё не видела, чтобы Хьюстон кому-то так улыбался. — Я переводил одну бабушку через дорогу. А потом ловил собаку, что сбежала с поводка у мелкого пацанёнка, и чуть не угораздила под машину.

— Меня поражает, что ты даже не стараешься придумать что-то правдоподобное, Барби.

Парень опустился на колени рядом с Ксено и изобразил на лице самое наигранно-сокрушённое выражение. — Я просто так рад вас видеть, Доктор Икс, что начинаю нервничать и теряюсь, — со всей очевидностью тот еле сдерживал смех, и, насколько Майя знала Ксено, тот не терпел такого поведения.

И, да, он схватил клиента за лицо всей ладонью, как непослушную псину и… с искренним и тихим смехом оттолкнул его. — Тьфу, кукурузина, никогда больше так не делай! Ты отвратительный актёр!

Парень рассмеялся, ответил что-то, чего Майя уже не сумела разобрать, и Ксено подозвал его поближе. Они тихонько болтали, и время от времени то один, то другой разражался тёплым, заливистым смехом. Охренеть.

Броуди наклонился к ней у бара и прошептал. — Ты тоже видишь это дерьмо?

— Ага. Это, знаешь, что-то типа тех видео с крушением поезда. Это жутко, но невозможно отвести взгляд, — Майя взяла со стойки свой напиток и задумчиво хмыкнула. — Я никогда раньше не слышала, чтобы Икс так много смеялся, — она покрутила стакан и осушила его одним глотком. — Я понятия не имею, о чём они там говорят, но он так счастливо с ним улыбается…

— Да, я тоже это заметил, — Броуди взял её пустой бокал и тут же заменил его новым напитком. — И он стал явно более открытым. И ведёт себя со всеми уже не так отвратительно…

— Я уверена, что он всё ещё всех презирает, просто слишком счастлив, чтобы тратить силы на демонстрацию презрения, — усмехнулась она, и Броуди согласно закивал. Майя снова оглядела эту странную парочку. Нет, правда, кто бы мог подумать, что однажды она станет свидетельницей настолько вопиюще-удивительного зрелища. — Кто, чёрт возьми, этот парень, и как ему удалось воскресить в нашем Докторе Икс хоть что-то живое?

— Док говорил, что он не отвечает на его вопросы.

— И всё-таки, он его до сих пор не прогнал и не сплавил кому-то… — она вновь осушила бокал и резво спрыгнула с барного стула. — Ладно, Броуди, я возвращаюсь в свой кабинет. Если они продолжат быть слишком милыми, заставь их, наконец-то, уйти в номер, а то это начнёт расстраивать других гостей.

 

•••

 

— Проходи, Барби, поверь, ты не хочешь терять ещё больше времени, — Ксено захлопнул за ними дверь, Стэн послушно направился прямо к дивану, и он проводил его взглядом. Сердце колотилось гулко, сладко, с замиранием и оттягом, и, как бы Ксено ни любил их совместные сеансы, сегодня всё почему-то ощущалось иначе. Более жарко. Более близко.

Он прикрыл глаза, считая до десяти, чтобы хоть немного вернуть себе чувство контроля, и медленным шагом направился к Стэнли, чуть покачивая бёдрами и наслаждаясь тем, как тот на него смотрел. Встав рядом с ним вплотную, Ксено просто положил два пальца на его грудину и оттолкнул назад, шагая вслед за ним, пока коленки Стэна не коснулись кровати.

Тот сглотнул.

Ксено томно ему улыбнулся — и скользнул пальцами под подол его тонкой футболки, неторопливо приподнимая её и стягивая выше, ещё выше, пока Стэнли не догадался поднять руки — и футболка не оказалось на полу. Чёрт, это было волнующе. Ксено ещё никогда не раздевал его — просто отдавал команду и наблюдал, — и сейчас этот знакомый процесс ощущался по-новому интимно. Он наклонился, чтобы стянуть со Стэна обувь, и услышал резкий шалый вздох. О, конечно. Наверняка тот даже во влажных снах не решался представить Ксено пред собой на коленях.

Он прикусил губу, удерживая улыбку, и томно взмахнул ресницами, заглядывая прямо в пьяные медовые глаза. — Нравится то, что видишь? — Стэн кивнул и, не задумываясь, протянул руку, видимо, чтобы погладить его по лицу, но Ксено тут же уклонился в сторону, выгнув бровь. — Разве я сказал, что ты можешь ко мне прикасаться?

— Нет, — Стэнли быстро спрятал руки за скину. — Прости. Мне жаль.

Их взгляды словно были сплетены невидимыми нитями, пока Ксено, не торопясь, расстёгивал потрёпанные джинсы. Сегодня он выбрал перчатки без всяких насадок — ему нужна была вся его ловкость, чтобы воплотить задуманное, — и контакт без металлического барьера (пусть всё равно через тонкую кожу, но тем не менее!) почти сводил его с ума. Его пальцы скользнули внутрь, под плотную хлопковую ткань, огладили талию Стэна и, неспешно утягивая джинсы вниз, заставили их соскользнуть с крепких бёдер.

Ксено не отводил от него глаз, лишь слегка согнул колени, помогая материи сползти до самых лодыжек.

Он невесомо скользил по коже самыми кончиками пальцев — легко и дразняще, будто изучая каждый изгиб, каждую линию напряжённых внушительных мышц, восхищаясь и благоговея перед их силой. Затем он выпрямился, выгибая поясницу, вплотную придвинулся к Стэнли всем телом, сохраняя лишь тонкую грань между ними, и замер на мгновение, ожидая, пока тот окончательно сбросит джинсы и отправит их прочь.

— Скажи мне, Барби, — выдохнул он. — Ты мне доверяешь?

— Обычно после этого вопроса ничего хорошего не случается… — Стэнли нервно усмехнулся, качая головой, но всё равно не отрывая от Ксено взгляд.

Ксено же мрачно улыбнулся и повалил его обратно на кровать — с чуть большей силой, чем это было строго необходимо. Выдвинув верхний ящик рабочего комода, он вытащил рулон брезентового холста-органайзера и методично его расстелил. В маленьких кармашках были аккуратно разложены ножи — разных типов и размеров, от элегантных сюрикенов до внушительных поварских. Пробежавшись по клинкам пальцами, он выбрал богато украшенный балисонг, раскрыл его одним плавным жестом — и наклонился, опираясь рукой о бедро крупно вздрогнувшего Стэнли.

— Чёрт, — ахнул тот. Он явно не испугался, но, кажется, точно узнал что-то новенькое о себе и своих чувствах по отношению к красивым мужикам с красивыми ножами.

— В чём дело, Барби? — Ксено дразняще выгнул бровь и ловко повертел нож в руке, закрывая и открывая его снова.

Стэнли покраснел с головы до ног. Очаровательно. Ещё более очаровательным был тот факт, что у него уже встал.

Исключительно для собственного развлечения Ксено медленно и демонстративно лизнул лезвие. Ну, просто чтобы посмотреть, что же произойдёт. Стэн внимательно и заворожённо, фактически не моргая, наблюдал, как он высунул свой заострённый язык, провёл по клинку… — Чёр-р-р-рт, — заскулил тот, и Ксено, усмехнувшись, забрался к нему на кровать, обхватил его за колени и изобразил на лице притворное беспокойство.

— Кукурузинка, ты меня пугаешь…

— Блядь, Док, — сквозь зубы выдохнул Стэнли. — Ты просто грёбаный дьявол!

— О, милый, ты слишком хорошего мнения обо мне, — ухмыльнулся Ксено и наклонился вперёд, засунув лезвие балисонга за пылающее красным ухо Стэна, медленно проводя им вниз по его горлу. — Обычно, с любым другим человеком, я бы сейчас прибегнул ко всем формальностям, задавая миллион вопросов и заставляя человека задуматься, хочет ли он, не хочет, будет или не будет, ну, ты понимаешь. Но что-то мне подсказывает, что я не смогу напугать тебя каким-то там ножиком, даже если бы захотел.

Стэнли небрежно пожал плечами. — С меня уже однажды сдирали кожу, так что, да, напугать меня ножиком сложно.

Что, блядь-… ладно. Ладно.

— Я не хочу тебя пугать, — Ксено облизнул губы, прокручивая в голове все возможные варианты деликатных слов, и в итоге решил, что лучше всего заявить о своём намерении напрямую. — Я хочу, чтобы ты почувствовал… новую степень близости. Почувствовал, что я чувствую. Вместе со мной, — тихо добавил он. — Стэнли… — Ксено назвал его по имени, и влажный медовый взгляд затуманился. — Я хочу немного тебя порезать.

— Хорошо, — Стэн не колебался ни секунды.

Это даже немного пугало.

— Эм… И никаких вопросов, сколько, где и почему?

— Нет, — хмыкнул он. — Я тебе доверяю.

Ох, блядь.
Дыши, Хьюстон.

Не теряя времени, он поудобнее устроил Стэнли на кровати, уложив его ноги во всю длину и подложив подушку под шею, чтобы тот мог запрокинуть руки за голову. Медленно и плавно, словно тягучий мёд, он приподнял его длинную сильную ногу, отведя бедро немного в сторону, и с замиранием сердца сам опустился на колени в освободившемся пространстве. Стэнли лежал перед ним во всей своей могучей красе — расслабленный, мягкий и с закрытыми глазами, — его дыхание было ровным, тело — податливым и тёплым, и, чёрт возьми, Ксено соврал бы, если бы сказал, что это не творило с его сердцем нечто невообразимое.

— Тебе не нужно ничего делать, Барби. Я всё устрою, — он легонько провёл пальцами в тонких перчатках по внутренней стороне его дрожащего бедра. — Просто скажи, если захочешь, чтобы я остановился.

— Никогда.

Ксено улыбнулся и положил ногу Стэнли себе на колени. Лезвие скользнуло по стопе — и тот дёрнулся, подавившись коротким вскриком. Это, очевидно, был не страх, но адреналин в его крови уже явно начал закипать. Стэн предвкушал. Было ясно: он прекрасно понимал, что Ксено вспорет его кожу.

Но он не знал, когда именно.

И потому каждое прикосновение холодного металла заставляло этого прекрасного мужчину крупно вздрагивать. Мышцы напрягались, тело инстинктивно готовилось к боли — но почти сразу же обмякало, погружаясь в туманное, невесомое, почти гипнотическое состояние. Он ушёл в подпространство почти мгновенно.

Такой хороший мальчик.
Удивительный.

— Я рад, что здесь ты чувствуешь себя в безопасности, — со странным теплом под грудью прошептал Ксено, проводя ножом по внешней стороне его ноги — от щиколотки до колена, то усиливая, то ослабляя нажим, но так и не вспарывая кожу по-настоящему. Он повторял это действие снова и снова, каждый раз чуть шире разворачивая бедро, ещё и ещё, пока всё тело Стэнли не стало немым вопрошанием большего, пока не начало умолять: ближе, выше, сильнее.

— Дело не в месте, — голос Барби был хрупким, а слова — немного тихими и невнятными, но достаточно чёткими, чтоб сердце Ксено пропустило удар. — Дело в тебе, Док.

Ксено медленно выдохнул, легонько взмахнул ножом — и на внутренней стороне бедра Стэнли ярким мазком расцвело небольшое кровавое пятнышко. Тот лишь тихо ахнул — и его тело, к удивлению, обмякло ещё сильнее. Ксено приподнялся, обхватил его голень своим бедром и медленно повёл ножом вверх, едва касаясь кожи. Лезвие скользило, оставляя за собой тонкие алые дорожки, а из горла Стэнли то и дело вырывались сдавленные звуки — то ли вздохи, то ли стоны, то ли мольбы. Когда острие коснулось подколенного сухожилия, Ксено осознал, что его собственное дыхание стало влажным, прерывистым и горячим, таким, будто он пробежал без остановки не меньше километра, — а сердце отбивало совершенно безумный ритм.

Он и сам был возбуждён.
Просто пиздецки, если быть до конца откровенным.

Повинуясь этим низменным, животным инстинктам, он плюнул на ладонь, крепко сжал длину Стэнли и резко провёл вверх-вниз несколько раз подряд, поддаваясь желанию, которое уже невозможно было игнорировать. Стэн выгнул спину, взглянул на него, его глаза потемнели, наполнившись чем-то жарким, тоскливым, таким, что у Ксено перехватило дыхание — и всё вокруг них исчезло. Остались только они и то, как они дышали вместе, двигались вместе, сливаясь в едином ритме, их жар, их пыл, их очевидная тяга друг к другу, и…

И Ксено подался вперёд впился зубами в могучую шею, ощущая под языком солёный вкус пота. — Чёрт, Барби, я хочу тебя сожрать…

— Делай со мной что угодно…

О, конечно. Для Стэнли всё было просто. Слишком просто. Ксено хотел бы ему объяснить, как много за этим стоит, насколько неизмеримо огромную концепцию чувств и смыслов он пытался вложить в свои действия, но прямо сейчас любые слова теряли смысл. Ответ Стэна не изменился бы.

Он снова плюнул в ладонь, сжал его крепче, ускорился, хорошенькая золотистая голова призывно запрокинулась назад, и Ксено снова не удержался — он припал открытым ртом к его горлу, слизывая капли, ощущая, как под нежной беззащитной кожей бьётся пульс, как-

Блядь.

Он резко сел, не выпуская ножа, прижал лезвие к челюсти Стэнли и прошептал с низким рыком. — Кончай. Сейчас же.

Стэн тут же распахнул глаза — ошеломлённый и хмельной — и, сам, очевидно, этого не ожидая, выгнулся самой красивой дугой. Как только первая волна оргазма его накрыла, он с силой вжался в лезвие — так, что по шее побежала тонкая алая струйка. Воздух снова разорвало рычание — и Ксено, признаться, не понял, кому из них оно принадлежало. Это было экстатическое зрелище. Невероятное. Трансцендентное.

Пока Стэн опускался с вершины блаженства, Ксено отложил нож в сторону, схватил полотенце и быстро вытер его тело, чтобы сразу рухнуть на него, прижимаясь, казалось, сразу всем своим существом — от бёдер до плеч, от колен до носа, которым он зарывался за ухо.

Нет. Ни за что. Не облизывай эту кровь.
Это будет уже слишком.
Остановись-

…
Блядь.

Ксено ругнулся сквозь зубы, зажмурился и, наплевав уже на всё, раз он всё равно облажался, переплёл пальцы с пальцами Стэнли, прижимаясь к нему ещё крепче-

— Пожалуйста… — прошептал Стэн так тихо, что Ксено едва расслышал.

— Что такое? — он приподнялся, жадно всматриваясь в его лицо.

Стэнли с трудом сглотнул и попытался встретиться с ним взглядом, но медовые глаза были мутными, туманными, невидящими — тот явно плохо соображал. — Пожалуйста…

— Что?

— Не… не…

Ксено тут же отстранился. — Стэнли? Ты в порядке? «Не» что?

Тот закрыл глаза, губы его дрогнули, и он, наконец, смог выдохнуть. — Не останавливайся. Ещё. Пожалуйста. Ещё…

Ох, чёрт, чёрт, чёрт! Ксено стиснул зубы, подавляя гортанный стон. Этот мужчина точно сведёт его с ума. Грёбаный Барби станет его погибелью. Он резко выдохнул, поджал колени и приподнялся, оставив ногу Стэнли лежать на своём бедре. Он бережно взял его руки, мягко положив их себе на плечи, нежно прикоснулся губами к тонкой коже на сгибе локтя — и снова взял нож.

— Ты ещё со мной, малыш? — Стэнли снова медленно открыл глаза, бросив на него хмельной и абсолютно пьяный взгляд, и кивнул, тут же тяжело откинув голову на подушку. Ксено улыбнулся. — Отлично. Тогда продолжаем.

Лезвие скользнуло по руке — от запястья до плеча, с лёгким, но ощутимым нажимом. Кровь выступила крошечными каплями, и Стэнли снова застонал, тело его ослабло, отдалось ощущениям, и от осознания, насколько Стэн ему доверяет, Ксено стало немного не по себе. Он повёл ножом выше, оставляя метки подальше от нежных мест, и надавливая ровно настолько, чтобы кровь лишь проступала, а не текла.

Лезвие скользило по коже — сначала по одной руке, затем по другой, — оставляя за собой алые росчерки, и Стэн уже снова был чертовски твёрдым и даже капал предэякулятом на живот, но когда Ксено провёл пальцем вниз, собирая кровь, прижимая её к губам Стэнли, наблюдая, как тот слизывает её без раздумий, именно Ксено нужно было остановиться и немного отдышаться, чтобы собраться с мыслями и не потерять контроль.

Блядство, эта струйка крови на мягких губах, на мощной влажной шее — она сводила Ксено с ума.

— Пожалуйста… — вновь с надрывом прошептал Стэнли, вжимаясь бёдрами в матрас. — Я больше не могу… — Ксено вцепился в него глазами, пытаясь понять, почувствовать, о чём именно просил Стэн, и проверяя возникшую вдруг теорию, завёл его руки себе за голову, придвигаясь ещё чуть ближе. Он провёл ладонью по его бедру, опустил большой палец ниже, ещё ниже, едва коснувшись промежности — и Стэнли выгнулся навстречу его касанию, горячо и пьяно, и в его голосе уже не было ничего, кроме отчаянной, оголтелой мольбы. — Пожалуйста, пожалуйста…

Потратив едва ли секунду, Ксено практически на автомате выдвинул ящик, достал бутылочку со смазкой, и, отложив нож в сторону, щедро намазал пальцы. Согрев густую жидкость своим дыханием, он наклонился ближе, прижал указательный палец ко входу и прошептал: — Какой цвет?

— Зелёный, зелёный, зелёный…

Он вошёл медленно — сначала одним пальцем, потом вторым, когда стало ясно, что Стэн готов, — и снова прижался губами к его шее, просто дыша в такт его пульсу, чувствуя, как тот учащается с каждой секундой, наслаждаясь контактом и умоляя себя не сходить с ума. Он отстранился, и, поймав взгляд Стэнли и дождавшись разрешения, добавил безымянный палец — и в тот же миг медовые глаза блаженно закатились, а из его горла вырвался сдавленный низкий стон. Чёрт возьми, он был прекрасен. Просто непостижимо красив. У Ксено не было и шанса дожить до вечера в здравом рассудке, и потому он продолжил, наблюдая, как густые светлые брови на секундочку сходятся вместе, а потом — расслабляются, и ещё, и ещё.

Он выстроил устойчивый ритм, позволяя Стэнли слабо двигать бёдрами, покачиваясь на его руке, и снова взял нож, прижавшись торсом к согнутой ноге и не прекращая движений.

Лезвие коснулось кожи между ключицей и жутким огнестрельным шрамом — прямо над сердцем.

— Когда я говорю о чувствах… — прошептал Ксено скорее для себя, поскольку Стэнли плавал слишком глубоко и вряд мог мог его услышать, однако сквозь туман в жидком золоте его глаз внезапно мелькнул огонь, и сердце Ксено рухнуло в желудок. — …я имею в виду именно это, милый.

Он с силой надавил пальцами в его самое чувствительное место, одновременно проведя ножом — и на груди у Стэнли расцвела тонкая алая линия, неглубокая, всего в дюйм длиной, но достаточная, чтобы кровь проступила. Сложно было даже примерно представить масштаб всего того, что чувствовал Стэн, всю эту феерию ощущений, что взрывалась внутри его тела — но, судя по всему, он стремительно начал разваливаться на части.

— Ещё раз, — прошептал он. — Пожалуйста.

Ксено повторил движения, проводя пальцами внутри него по кругу, а ножом по коже — поперёк. Стон, который вырвался из горла Стэнли, казалось, пробрал Ксено до костей.

— Ещё раз.

Отдалённым осколком едва ли трезвого сознания Ксено осознавал, что с каждым движением его собственное дыхание становилось всё жарче, всё тяжелее, но он всё равно подчинился, не в силах сделать что-то иное, кроме как отдавать.

— Ещё.

Не нужно было спрашивать, что он имел в виду, всё было понятно на каком-то другом, глубоком, телекинетическом уровне, и Ксено добавил ещё один палец, ускорившись, вжимая нож ещё сильнее, и когда лезвие снова пронзило кожу, Стэн запрокинул голову, и звук, который он издал, чуть не разбил Ксено вдребезги. Стэнли выгнулся ему навстречу, подаваясь бёдрами вверх, прижимаясь к нему, казалось, всем телом, всей сутью, и шептал своё «пожалуйста» на единой полусорванной дикой ноте. Ксено вновь надавил пальцами, надавил ножом, надавил всем телом — и когда Стэнли кончил, содрогаясь с низким рыком и истекая кровью, Ксено рассыпался вместе с ним.

Он кончил, не тронутый.
Охренеть.

Не глядя, он бросил свой нож на развёрнутый брезент и прижался к Стэну, продолжая медленно двигать пальцами, продлевая его наслаждение.

А когда он попытался отстраниться — тот вцепился в него, оттаскивая назад, снова вжимая в себя, впиваясь пальцами в его плечи, в его спину, оглаживая, вдыхая, втирая его в себя — и, чёрт возьми, Ксено должен был его остановить. Сказать, что нельзя прикасаться, что пора заканчивать, что…

Но, блядь, раз это было поверх одежды, раз его руки не касались кожи, не запутывались в волосах…

Он позволил себе эту слабость.
И позволил себе насладиться ей.

— Тссс… — шептал он, зарываясь носом во влажные золотистые волосы. — Ты в порядке. Всё в порядке. Я сейчас просто устрою тебя поудобнее. Я приведу себя в порядок и сразу же вернусь к тебе, хорошо? — Стэнли резко замотал головой, и влажные пряди его волос рассыпались у Ксено по плечу. — Ну, милый. Так не пойдёт. Ты хочешь, чтобы я тебя обнял как следует? — последовала пауза, затем — едва заметный кивок, и Стэнли нехотя разжал пальцы, отпуская его. — Мой хороший мальчик. Я не уйду далеко. Останься здесь, не двигайся. Я скоро вернусь.

Ксено медленно отстранился, заставляя себя слезть с кровати, заковылял к ванной, захлопнул за собой дверь и, облокотившись о раковину, стиснул зубы.

Блядь, блядь, блядь, блядь, мать твою…

Он сделал два глубоких вдоха, остервенело снял перчатки и стянул с себя штаны и нижнее бельё. Времени на душ не было — как и на, ну, знаете, саморефлексию, — но он наскоро вытерся полотенцем, натянул чистые вещи, схватил свежие перчатки, проверил отражение на предмет наличия капель крови на лице, — и, досчитав до десяти, снова вышел в комнату.

Когда он вернулся, Стэнли послушно лежал всё в том же положении — только его дыхание стало немного ровнее. Ксено невольно улыбнулся. Действительно, действительно очень хороший мальчик. Он осторожно приподнял его, вытащил из-под обмякшего тела подушку, аккуратно протёр влажной тканью и тщательно обработал каждый порез в безмятежном, почти ритуальном уходе.

— Ты прекрасно справился, малыш, — шептал он. — Я так горжусь тобой. Спасибо, что побаловал меня.

Стэнли же в ответ лишь бормотал что-то невнятное, жадно отзываясь на каждое его прикосновение. Когда всё было чисто и сухо, Ксено забрался на кровать, сел у изголовья и притянул его к себе, устраивая голову на груди, укутывая лёгким одеялом — и своими объятиями.

Как только Стэн уютно засопел, Ксено откинулся головой на зеркальную стену и изо всех сил старался не закричать.

Слишком много, слишком далеко, слишком интимно , ты, грёбаный идиот, ты не можешь так увлекаться, ты просто делаешь свою работу , а он тебе не принадлежит—

— Почему я не могу к тебе прикоснуться?..

Ксено ошарашено моргнул. — Что?..

Голос Стэнли был тонким и напряжённым, он определенно всё ещё плавал где-то в тумане. — Я просто хочу прикоснуться к тебе… — шептал он. — Я так хочу поцеловать тебя, почему я не могу? Хотя бы просто прикоснуться, взять тебя за руку…

В груди стало тесно. — Спроси меня ещё раз, когда окончательно придёшь в себя, мой дорогой.

(Ты не можешь, потому что если ты это сделаешь— мне конец).

Как и всегда, уже по привычному расписанию, примерно через десять минут Стэн начал шевелиться. Он медленно потёрся головой о его грудь, покрутил бёдрами, повёл плечами, будто проводя полную проверку работоспособности организма, и, наконец, пробормотал:

— Можно мне немного воды?

Ксено молча протянул ему бутылку, внутренне готовясь к потоку неудобных вопросов — но их так и не последовало. Стэнли выпил воды и снова прикрыл глаза.

— Это было… захватывающе.

Почему-то стало немного обидно. — Можешь не благодарить.

— Ты же понимаешь, что теперь мне будет тяжело?

— В смысле? — фыркнул Ксено, вскинув брови. — Ты что, опять возбуждён?

Тот рассмеялся. — Нет, чёрт возьми! Два раза за час — мой предел.

— Жаль, — Ксено щёлкнул ему по носу. — Но, возможно, я как-нибудь проверю эту теорию.

Стэнли рефлекторно поднял колени, защищая область паха, и Ксено рассмеялся. Тот, видимо, понял, что опасности нет, и снова расслабился, рассмеявшись вслед за ним. — Нет, я имел в виду… теперь, если кто-то нападёт на меня с ножом, я, скорее всего, буду драться со стояком.

— Рад стараться, — усмехнулся он. — Но неужели подобное часто случается?

Стэн не ответил. Он снова прижался к нему всем своим существом, довольный, согретый и с лёгкой улыбкой на мягких губах.

— Как ты себя чувствуешь?

— Идеально, — выдохнул он. — Думаю о том, что сказала бы моя подруга на этот счёт… наверное, она бы насмехалась надо мной весь вечер. Завтра проверю — мы будем отмечать мой день рождения…

— Должен ли я обижаться, что ты лежишь голый у меня на коленях, но думаешь о какой-то женщине?

Стэнли хрипло рассмеялся. — Конечно, нет! Фу. Отвратительно. Она мне, по сути, сестра.

Ксено нежно провёл пальцами по его волосам, устало прикрывая глаза. Любопытно — который час? Часов из этой точки кабинета совершенно не было видно. Хотелось верить, что времени ещё много. Он совсем не был готов его отпускать.

— Вообще-то, Док, я должен тебя поблагодарить…

— Ну, конечно, Барби, ты всегда должен быть мне глубоко благодарен, — Ксено поймал себя на том, что хочет избежать его прямого взгляда. Что с ним не так? Он тонко улыбнулся. — Но за что на этот раз?

— Я был… немного не в себе на этой неделе. Ну, знаешь… из-за всего, — он немного замялся, перевернулся на живот и обнял его за ноги, подсунув ладони ему под бёдра. — Но зато я понял, что меня больше не преследуют кошмары. Какие-то симптомы ещё есть, но мне действительно, действительно намного лучше. И всё благодаря тебе.

— Ну, считай, что это мой подарок тебе на день рождения, — Ксено слегка приподнял его, заставив ослабить хватку на своих ногах.

Стэн не расстроился. Просто скрестил руки на груди, а когда Ксено вновь провёл пальцами по его волосам — блаженно заурчал, словно огромный кот. — Ммм… Мне ещё никогда не дарили ножевые ранения, хотя, казалось бы…

 

•••

 

Майя щёлкнула замком сейфа и, напевая себе под нос, принялась перелистывать папки с анкетами клиентов клуба. Пу-пу-пу, как же его там… А, Снайдер! Точно! Нашёлся.

Ей было безумно интересно, что это за жгучий перчик, который даже Хьюстона заставил хихикать, как первоклассника. Нет, серьёзно, она ещё на странном синем свитере поняла, что что-то точно происходит, и сегодня решила своими глазами глянуть, как ведёт себя Док — и, о, не была разочарована. Это было просто очаровательно.

Майя развернула обложку и замерла.

В типичной для всех анкет графе «Предпочтения по специалистам» мелким витиеватым почерком было выведено: «Ксено Хьюстон Уингфилд».

…что?

Пальцы непроизвольно сжали уголок страницы. Холодная змейка мурашек пробежала вниз по спине. Она точно знала — Хьюстон категорически запрещал разглашать своё имя клиентам. «Доктор Икс» — и никак иначе. Даже сотрудники не знали, как его зовут.

Какого чёрта?..

Майя медленно провела пальцем по строчке, будто проверяя, не мираж ли это. Чернила, очевидно, не расплылись. Она перевернула страницу — там были стандартные медицинские противопоказания, подпись клиента… всё остальное казалось нормальным. Но откуда этот случайный парень знал его имя?

Она машинально потянулась к телефону, но замерла. Что, если Ксено уже в курсе? Что, если они и впрямь были знакомы «до» и это просто их какая-то немного странная игра?

А если нет, то… этот парень был немного странным, нет? Но был ли в мире кто-то более странный, чем Ксено Хьюстон? Кажется, Шарлотта как-то говорила, что этот Снайдер появился здесь по её рекомендации?

— Алло, Чарли? — Майя быстро набрала нужный номер. — Зайди-ка в мой кабинет.

Chapter Text

— Ничего не хочешь мне рассказать?

Шарлотта буквально полыхала на его пороге адским пламенем с яростным взглядом и скрещенными руками. Да уж, не таким Стэн представлял себе начало вечеринки по случаю его великолепного невхождения в «Клуб 27»… Хотя, если так подумать, была в этом своя поэзия. Не сдох сам — так получи душевную встряску от лучшей подруги. Но вечеринка-то планировалась на вечер, а за окном едва ли стукнуло десять утра, и солнце светило так ярко и беззаботно, что только мультяшных птичек и радуги не хватало для полного счастья…

— И тебе доброе утро, — хмыкнул Стэнли, широким жестом пропуская её внутрь. — Давай угадаю: ты каким-то мистическим образом прознала про моё свидание и теперь кипятишься, что я сразу всё не рассказал?

Чарли моргнула. — Что? — о, значит, дело было не в свидании. В таком случае, Стэн и правда не имел ни малейшего представления, какая именно бомба сейчас взорвётся в его уютном, слегка закопчённом сигаретным дымом мирке. — Ты ходил на свидание?

— Ага-

— Блядь, я не об этом! — она тряхнула головой, будто отгоняя назойливую муху глубинного любопытства, и снова сердито уставилась на него. — Ты что, выслеживал Доктора Икс?

Стэнли вспомнил тот момент в кофейне — как тёмные, бездонные глаза Ксено впились в него, будто скальпель, рассекающий плоть до самой сути, как его собственное сердце, предательски ёкнув, решило, что лучший способ завершить разговор — незаметно съебаться, оставив на прощание записку, и, да, возможно, это было не самое изящное решение, но зато чертовски эффективное. Ксено ведь в итоге связался с ним, и они сходили на свидание, и, казалось, с каждым новым сеансом становились всё ближе и ближе, и… — Да, — пожал плечами он, развалившись на стуле и закуривая сигарету с театральной небрежностью, потому что, ну, да, он немного превысил должностные полномочия, но кому от этого стало хуже? Всё ж хорошо закончилось! — И мы ведь уже обсуждали это, разве нет? Я, может, и не распинался в подробностях, но мне казалось, ты и так всё просекла. Да, я немного его выслеживал, но как, по-твоему, ещё я мог «случайно» встретить человека, который прячется от всего мира, будто вампир от солнечного света?

Дым сигареты вился в воздухе ленивыми кольцами, растворяясь в золотистых солнечных лучах, что рассекали маленькую кухню. Стэнли глотнул свой кофе — тот уже остыл, но всё равно помогал удерживать мысли здесь, в реальности, а не в том хаосе, что крутился в голове с момента их последней встречи с Ксено.

На руках и ногах до сих пор отдалённо щипали розовые следы от лезвия ножа, и это будоражило Стэнли куда сильнее, чем следовало бы человеку, претендующему на звание «вменяемого».

Но, честно говоря, Стэнли Снайдер уже давно махнул рукой на какую-то там вменяемость. Сходить с ума — так с размахом, по кому-то настолько же безнадёжно ёбнутому, как он сам.

Они с Ксено идеальная пара, разве нет?

Губы сами собой потянулись в улыбке при этой мысли, но он тут же закусил их, будто стыдясь перед самим собой-

— Не держи меня за дуру, Снайдер! Какого чёрта, блядь, ты знаешь его имя?! — Чарли швырнула на стол какую-то папку, и та с громким шлепком раскрылась, обнажив лист анкеты на вступление в члены клуба «Прикосновение ангела» с его же собственной подписью. Взгляд автоматически скользнул вниз, к строке, которую она имела в виду.

«Предпочтительный специалист: Ксено Хьюстон Уингфилд».

Кровь ударила в виски с такой силой, что в глазах потемнело. Дыхание перехватило. Сердце покрылось льдистой корочкой и рухнуло сразу куда-то в желудок.

— Чё? — выдавил Стэн. Его голос прозвучал так глухо, будто доносился из-под воды.

— Ксено. Хьюстон. Уингфилд, — прошипела Чарли, ударяя пальцем по бумаге, так, что её острый ноготь оставил там вмятину. — Это написано в твоей заявке. Твоей рукой. Ты знал его имя с самого первого дня. Даже я не знала! Майя вчера вызвала меня к себе и показала это. Она в шоке. Я в шоке. Мне пришлось наплести ей с три короба, лишь бы выгородить твою задницу, и преумножить степень нашей с Доком близости в ёбаные разы, а я терпеть не могу врать, мать твою! Что за хуйня, Стэн?!

Он медленно затушил сигарету в пепельнице, раздавливая окурок с неестественно-скрупулёзной тщательностью, так долго, лишь бы ещё пару секуд иметь право не смотреть ей в глаза. Внутри всё сжалось — не от страха, хотя и ему было место в этом круговороте из надвигающегося эмоционального пиздеца, но в основном — от стыда. Он снова подставил Чарли. Блядь, он снова подставил Чарли…

Сука, да Стэнли был будто проклят — каждый раз, когда ему казалось, что он наконец-то делает что-то правильное, оказывалось, что он просто копал свою яму глубже.

— Ладно, — наконец выдохнул он. — Я действительно пробил его по базам.

Молчание, повисшее между ними, стало таким густым, что, казалось, его можно было резать ножом, намазывать на хлеб и подавать как деликатес под поэтическим названием «Полный пиздец». Сердце, которое до этого момента барахталось где-то в районе желудка, теперь и вовсе провалилось в бездну, оставив за собой лишь ледяную пустоту.

— Ты… что? — голос Чарли почти что дрожал от гнева.

— Ну… мне нужно было его проверить, — осторожно уточнил он. — Исключительно из соображений безопасности! Причём не только моей, но и его тоже!

Она всмотрелась в его лицо, будто пытаясь осознать те слова, что Стэн говорил, и чем дольше она смотрела, тем сильнее сжимались её губы, тем глубже залегала складка между изящными бровями. — Нет, Снайдер, пожалуйста, скажи, что ты этого не сделал.

Стэнли не хотел её разочаровывать, однако и большой вины за собой не чувствовал. В смысле, да, ему было жаль, что Шарлотте пришлось разгребать последствия его действий, однако он ведь был действительно вынужден пробить Ксено. У него не было другого выбора — иначе он бы просто никуда не пошёл. Как Стэнли мог себе позволить находиться в одном полном пыточного арсенала помещении с абсолютно незнакомым человеком? Как он мог там расслабиться? Как мог добровольно отдаться в холодные обтянутые перчатками руки?

Если бы он не проверил Ксено — они бы никогда не встретились.

Так что да, Стэн сожалел. Но не раскаивался.

…Хотя, глядя в лицо Шарлотты, он всё же постарался принять немного виноватый вид. — Чарли, ты же знаешь, почему я это сделал, я больше не мог позволить себе сюрпризов, не после-

— Снайдер, ты вообще в своём уме?! — её голос взлетел до опасных высот. — Ты буквально его сталкерил! Это незаконно!

— Слушай, окей, возможно, это было не лучшее моё решение, но какой смысл нам с тобой ругаться? — он примирительно вскинул руки. — Я уже это сделал. Фарш назад не провернёшь. И я сам себя за это наказал! Ты хоть представляешь, сколько сил мне нужно прикладывать, чтобы быть всё время начеку и не называть его по имени? Я ненавижу этот дисбаланс и ненавижу, что я знаю про всё его грёбаное дерьмо без его ведома, но чёрт, Чарли! Откуда мне было знать, что случится, когда мы с ним встретимся? Откуда мне было знать, что он заберётся ко мне под кожу, залезет ко мне в мозг и вгрызётся в моё сердце! Я понятия не имел, что влюблюсь в него! — голос его дрогнул, пальцы дёрнулись, и Стэну отчаянно захотелось выпить. Или закурить. Или провалиться сквозь землю. Но пришлось просто сглотнуть ком в горле и посмотреть на Шарлотту жалобными, почти собачьими глазами. — Что я должен был делать?

— Ты должен был мне доверять.

— Я знаю, я помню, как ты сказала, что доверяешь ему, я знаю, ладно? — Стэн устало потёр переносицу и потянулся за следующей сигаретой, но руки дрожали так, что он едва мог удержать зажигалку. — Но что, если бы от тебя ускользнуло что-то важное? Ты профессионал, да, ты лучшая, но даже ты не можешь заметить всё! Что, если он был связан с моей работой? С теми, против кого я работаю? Что, если бы моё появление в его жизни могло привести к его гибели? Или что, если бы был риск, что кто-то его использует против меня? Как я мог залезть во всё это вслепую?! — он бросил на Шарлотту взгляд, полный отчаяния, грусти и раскаяния, но та осталась равнодушной к его терзаниям.

— Ты должен был мне доверять. Вот как, — голос Чарли прозвучал как приговор, холодный, отточенный, лишённый даже намёка на снисхождение. Она стояла перед ним, прямая и незыблемая, как грёбаная скала, а её глаза — обычно такие живые и яркие, словно июльское небо — теперь смотрели на него с ледяным разочарованием.

Стэнли почувствовал, как под лопатками вдруг противно заструился липкий пот, как сердце начало биться так часто, что казалось, вот-вот разорвёт грудную клетку. Он медленно выдохнул. — Ты не знаешь всего, Шарлотта.

Но она всё так же стояла, поджав губы и глядя на него сверху вниз бесстрастными разочарованными глазами. — Да, но я бы никогда тебя не подставила. Я знала о нём достаточно, чтобы одобрить вашу связь. Я сказала тебе всё, что ты должен был знать, чтобы спокойно зайти в его кабинет, а что сделал ты? Ты не только нарушил закон, Стэн, ты предал моё доверие тебе — и его доверие мне. И ты ведь даже не осознаёшь, что не так! — Чарли всплеснула руками, качая головой. — Я думала, мы друзья. Я думала, ты веришь мне, веришь, что я забочусь о тебе… Но если это не так, то я даже не знаю, зачем это всё, Снайдер, — она развернулась к двери. — Я думала, ты лучше этого.

— Чарли, подожди…

Дверь захлопнулась с таким грохотом, будто за стенкой прогремел выстрел.

Стэн снова остался один. Он опустился в кресло, сжал голову в ладонях и крепко вдохнул ядовитый дым, ощущая, как он обжигает лёгкие — но не испытывая привычного успокоения. Он задыхался. В груди было пусто, будто кто-то вырвал оттуда всё, что грело его изнутри, и эта пустота отторгала весь свет, всё то, могло быть хорошим и как-то его спасти.

Какого чёрта он наделал?

Он не хотел терять её. И не хотел терять его. Ещё вчера ему казалось, что всё просто сказочно. Ещё вчера Ксено смотрел на него так, будто в этом мире не существовало ничего важнее, чем те секунды, которые они проводили вместе. Ещё вчера Шарлотта шутила, толкала его под бок, называла идиотом — но в её глазах всегда светилось неизменное «я на твоей стороне». Однако теперь мир рушился, и, что самое неприятное, Стэнли прекрасно понимал, почему она так реагирует.

Интересно, сказала ли Чарли об этом Ксено? Или, может быть, администратор Майя выдала его с потрохами, и теперь ему навеки закрыт любой путь в это секс-подземелье?

А Ксено? Как он отреагировал?

Стэнли зажмурился, представляя, как эти чёрные, бездонные глаза, что обычно смотрели на него с таким странным теплом, отныне наполняются презрением.

Он никогда такого не простит.

Как может простить тот, кто сам вырос в клетке, того, кто вторгся в его прошлое без спроса? Блядство, не было и шанса, чтобы такой человек, как Ксено Хьюстон, простил кого-то за столь вопиющее нарушение личных границ…

Он провёл пальцами по лицу, пытаясь выдавить из себя хоть что-то, кроме этого жуткого гипнотического оцепенения. Он ведь просто хотел узнать, с кем имеет дело. Но даже в его голове это звучало как плохое оправдание.

Стэнли уже почти не дышал — грудь сдавило так, будто на неё положили бетонную плиту. В ушах звенело, перед глазами плясали чёрные точки.

Прошло минут десять. Может, больше — течение времени ускользало от него, просачиваясь сквозь пальцы, словно песок, — Стэн уже не понимал, что происходит. Тупорылая паника с каждой секундой всё сильнее накатывала, накрывая огромной приливной волной с головой, не давая возможности отдышаться, утягивая за собой в пучину отчаяния-

Дверь снова открылась.
Стэн медленно поднял голову.

Чарли снова стояла на пороге. Она выглядела такой же измотанной, каким он чувствовал себя после этого разговора. Её глаза казались хмурыми, покрасневшими от усталости или, может, от слёз — Стэнли не мог сказать точно. Он никогда не видел, чтобы Шарлотта плакала.

Он молча моргнул, не уверенный, что это не галлюцинация — а вдруг его дурацкий воспалённый мозг, отчаянно цепляясь за крупицы надежды, просто придумал её возвращение?

Но нет.

Шарлотта вздохнула, медленно вошла и снова аккуратно закрыла за собой дверь — уже без хлопка, без гнева, будто весь её пыл выгорел, оставив после себя лишь усталое «ну ладно, разберёмся».

— Я злюсь на тебя, — тихо выдохнула она, и в её голосе не было прежней резкости, только какое-то странное, почти материнское раздражение. — Но я тебя понимаю, — Чарли огляделась, схватила со стола пачку сигарет — его сигарет, кстати — и, зажав одну зубами, медленно подкурила. Стэнли неотрывно следил за каждым её движением: за тем, как её пальцы слегка дрожат, как она затягивается чуть глубже обычного, как дым клубится вокруг её лица, смягчая резкие черты, — не понимая, что происходит и чем он заслужил её возвращение, но точно не намереваясь мешать. — Я и сама по началу впадала в панику от каждого сомнительного слова со стороны клиентов, — продолжила она, разглядывая кончик сигареты. — Но мне было проще: их яйца в моих руках, а не наоборот, — она усмехнулась и смачно втянула дым, медленно пуская кольца к потолку. — Так что я могу представить, как тебе было страшно, — Стэнли хотел было возразить, что он вовсе не боялся, а просто хотел перебдеть, но Чарли уже отмахнулась, закатив на него глаза с таким да-заткнись-ты-уже-выражением, что он тут же сник, — как бы ты это ни отрицал. В общем… не беспокойся. Майя не скажет Ксено. И я — тоже.

Он не верил своим ушам. — Но… Почему?

— Потому что… — она уселась напротив, устало потёрла лицо и, задумавшись на секунду, растерянно пожала плечами. — Ты ему нравишься. Сам ты вообще по уши. Вы оба стали куда счастливее. И это… дорогого стоит, — он снова хотел было что-то сказать, однако слова застряли в горле. — Но, Стэн… — Чарли посмотрела на него со всей серьёзностью. — Ты должен сам ему всё рассказать.

— О, нет, нет, нет! — Стэн застонал, мотнув головой. — Это точно не выход. Во-первых, он подумает, что я псих, а во-вторых, он меня никогда не простит. Блядь, поверь, это будет буквально последнее, что я ему скажу!

Она слабо улыбнулась. — Ну, мы не узнаем, пока не попробуем. Может, он даже заценит такой подход к делу?

— Никогда, — вздохнул Стэн, представляя, как Ксено холодеет от этих слов, как его глаза стремительно теряют то тепло, которое в них тлело только для него… — Я достаточно успел его узнать, чтобы понимать, как он на это отреагирует. Он не должен об этом узнать.

— Тогда сожги всё. Все доказательства своих грехов против него.

Что? Сжечь всё, что он с таким трудом нашёл? Все свои информационные сокровища, ради которых Стэн не спал — и задолжал паре знакомых по бутылке виски?

О, ну уж нет. Так не пойдёт.

Поэтому он просто пожал плечами, кивнул, потирая переносицу, и решил перевести тему. — …Ты правда думаешь, что я ему нравлюсь?

Чарли выгнула бровь, моргнула пару раз и рассмеялась. — О, дорогой. То, как Док флиртует с тобой прямо в холле — главная сплетня клуба! — она встала, потрепала его по башке и обняла. — Это слишком очевидно, чтобы отрицать. Вы оба такие придурки.

Стэнли закрыл глаза, вдохнув полной грудью её тёплый запах — сигареты, шампуня, мятного чая и чего-то ещё, что было просто Чарли, — и, наконец-то сумел расслабиться.

Может, не всё потеряно.

Может, даже хорошо, что Чарли узнала. Теперь Стэн мог не сдерживать себя хотя бы с ней — и называть Ксено по имени. У него было красивое имя… Блядство, как же Стэну хотелось снова его увидеть! Как же хотелось его поцеловать! Это когда-нибудь будет возможно? Сука, сил уже нет терпеть-

Чарли вдруг отстранилась и хитро прищурилась. — Ладно, раз уж я передумала тебя убивать, Снайдер, то скажи мне… Что?! Просто, блядь, что? Вы с ним ходили на свидание? Как это было? Ты обязан всё мне рассказать! И, главное, — она выгнула бровь и ткнула пальцем в сторону дивана, — что это за ебучий плюшевый гепард?

— Ну, вот, кстати об этом…

 

•••

 

Калифорнийская сентябрьская ночь висела над городом тяжёлым бархатным пологом, окутывая своей влажной мягкостью даже самые беснующиеся души — но даже она не способна была даровать долгожданный покой лихорадочным мыслям Ксено.

Он спешил домой по ярким блестящим иллюминацией улицам, едва замечая, как ветер треплет волосы или как тени от фонарей ложатся на асфальт длинными, изломанными полосами, погруженный в собственное беспокойство с головой. Его пальцы сжимались и разжимались сами по себе, будто пытаясь ухватиться за что-то незримое, то, что уже ускользнуло — или то, что он сам отпустил.

Сегодня с Ксено происходило что-то слишком странное. Впрочем, сегодня стало лишь естественным ходом событий после «позавчера», а к «позавчера» всё плавно катилось последние, блядь, пару месяцев, так что…

С-с-сука.

Он позволил Стэнли слишком много.

Это осознание било по нервам разрядами тока, заставляя кожу буквально гореть под одеждой. Позволил жадно к себе прикасаться, сжимать и гладить, позволил себя просить — и позволил себе угождать этим просьбам.

Что за чертовщина с ним происходила?
Нет, серьёзно!

То, как он вёл себя, было по меньшей мере непрофессионально. Ну, в том узком специфическом представлении о профессионализме, которое Ксено составил сам для себя, а остальные считали списком абсолютно конченых загонов, однако не соответствовать собственным же правилам казалось ещё большим позором.

Последние полчаса он буквально занимался тем, что позволял Стэнли собой управлять — он! позволил сабу! диктовать ему, что делать! — но хуже всего было то, что Ксено видел это, понимал — и не сопротивлялся. Не хотел сопротивляться.

Каждый вздох Барби, каждый его стон, каждый подёрнутый сладким туманом медовый взгляд — всё это цепляло, затягивало в себя, будто зыбучая пленительная трясина. Ксено в режиме реального времени ощущал, как его, казалось бы, гранитные границы размываются, как что-то внутри него ломается, смягчается, подчиняясь этому золотистому, наглому, невыносимо живому присутствию, и…

И, чёрт возьми, он ведь действительно хотел, чтобы Стэну было хорошо.

Хотел видеть, как тот наслаждается каждым его действием, как тело его напрягается и расслабляется под его руками, как глаза темнеют от удовольствия, как он упивается тем же, чем упивался Ксено — близостью, томностью, болью на грани эйфории и эйфорией на грани боли, больше, глубже, жёстче…

Казалось, что в какой-то момент Ксено вообще перестал понимать, где заканчивается он сам и начинается Стэн.

Это было страшно.

Он почти его не знал. Как можно так сильно вовлекаться в человека, о котором ты не знаешь практически нихрена, кроме того, что он чертовски красив, красит губы дурацкими помадами и довольно долго служил в армии? Кем он вообще работал? Возможно, Стэн был копом. Каким-то оперативником, если судить по регулярным травмам и обрывкам тех малых историй, что он рассказывал. Ксено, вообще-то, терпеть не мог копов. Терпеть не мог эту тупую прогибающую под себя систему, которой были нужны лишь ничего не соображающие рабы, лишь послушные винтики, не задающие вопросов. Он терпеть не мог тех, кто слепо выполняет приказы, не задумываясь.

Но Стэн…
Стэн не выглядел таким.

В нём не было слепого подчинения. Да, он, безусловно, умел быть послушным и умел подчиняться, но это был именно навык, именно выбор, и это в нём легко читалось с самой первой встречи. Стэнли был упрямым, наглым и слишком самостоятельным, слишком вольнодумным для обычного полицейского. Это в нём и восхищало Ксено, этот его несгибаемый иридиевый стержень, то, что его невозможно было сломать, подчинить и прогнуть, если Стэн сам того не захочет. И потому хотелось сделать всё, чтобы тот захотел. Это поджигало интерес, будоражило нервы и в целом просто по-человечески нравилось Хьюстону, в конце концов, у него ведь могли были быть свои личные предпочтения, верно?

Но что-то всё равно не сходилось.

Что-то в Стэнли — несмотря на всё его великолепие, на его откровенную уязвимость и в нём, в Ксено, явную заинтересованность, — чертовски настораживало. Может, то была его слишком хорошая реакция? Или то, как он слишком легко подчинялся, но при этом будто никогда не терял контроля?

Чёрт, каждый раз признавать это сомнительное явление было крайне неприятно, но Ксено нравился этот человек, нравилось и его упрямство, и глупые шутки, и наглая улыбка, и совершенно непробиваемая дурашливость, нравилось, как он смеялся, и нравилось, как он злился, нравилось, что он позволял Ксено многое, что был увлечён и прилежен, нравилось, как он пахнет, как он выглядит, даже эта дурацкая прядка на лбу ему нравилась, хотя Ксено и предпочитал мужчин без чёлки, ему нравилось в нём всё, что Ксено умудрялся находить и видеть — но одновременно что-то неясное, неуютное и странное не давало подпустить его ближе.

Да, Хьюстон всегда был немножечко параноиком, но это никогда не было проблемой. Однако сейчас…

Блядь… Он, кажется, крепко влип.

Вечерняя прогулка не особо помогала собрать мысли в кучу. Ксено быстро забежал в подъезд, лишь коротко кивнув консьержу, едва дождался, пока лифт домчит его наверх, и только тогда сумел медленно выдохнуть. Ключ в замке повернулся с резким щелчком, дверь захлопнулась за спиной…

Тишина. Темнота. Одиночество.

Он стоял посреди своей большой и дорого обставленной квартиры, глядел на эти панорамные окна, на то, что должно было стать символом его свободы в новой жизни, — и задыхался. Что с ним, чёрт возьми, происходило? Почему так тоскливо сжималось сердце? Почему так не хотелось наслаждаться заслуженным одиночеством после длинного полного социальных взаимодействий дня? Почему этот синий свитер, что лежал, аккуратно сложенный, на подлокотнике дивана с того самого дня, казался тут единственным живым и тёплым пятном? Почему так хотелось обнять этот свитер, уютно свернуться в калачик, уткнувшись в него лицом, и не вставать до следующего четверга?

Мысли путались, наскакивая друг на друга, как перегретые шестерёнки.

Ксено чертовски хотел, чтобы эти золотистые глаза искали его взгляд, чтобы эти сильные руки тянулись к нему, чтобы этот бархатистый голос шептал его имя, чтобы-

Блядь.

До следующего сеанса им точно лучше не видеться.

Это решение пришло внезапно, но поразило своей элегантной простотой. Вероятно, все эти странные чувства были вызваны свиданием — свиданием, чёрт возьми! — и как бы Ксено ни был счастлив следующие пару дней после того дурацкого похода в луна-парк, ощущение стремительной потери контроля вызывало слишком много тревоги. Нет, он уже понял, что не было ровным счётом никакого смысла отрицать своё влечение, свою влюблённость, если это можно было так назвать, Ксено не собирался всё прекращать и лишать себя бесплатных дофаминов с окситоцинами, но если он увидит Стэнли раньше, чем через неделю, его попросту захлестнёт, да так, что не выплыть.

Нужно действовать постепенно. Вводить себе чувственную вакцину малыми дозами, чтобы тренировать иммунитет. Не бросаться в омут с головой, а погружаться по паре метров за раз, как делают дайверы, которые хотят выжить.

Ксено медленно провёл ладонью по лицу, будто стирая с кожи остатки чужого тепла, выдохнул, и-

Телефон завибрировал в кармане с настойчивостью добрососедской дрели утром в воскресенье. Неужто Стэн решился написать после сессии? Чёрт, а это не слишком? И он, вообще-то, должен был уже спать, а не-

Гадёныш: Мы договаривались созвониться по отчёту, это всё ещё в силе?

Ксено моргнул. Потёр глаза. Моргнул ещё раз. Посмотрел на календарь и… да сука. Они действительно договаривались. Он, вообще-то, старательно игнорировал Сэнку две с половиной недели, уж больно тот его выбесил, но тут на днях снова звонили из NASA и деликатно напоминали про обещанную экспертизу отчёта, который Ксено до сих пор не стряс с японцев, так что… блядь.

Какими бы увлекательными ни были эти игрища с чувствами в клубе, у Ксено всё ещё была его настоящая работа. Его истинная страсть.

Сердито скрипнув зубами, он рухнул в кресло, раскрыл ноутбук и, кликнув пару раз мышью, запустил эту хренову, мать её, зум-конференцию, ссылку на которую скинул гадёнышу ещё три дня назад — и благополучно об этом забыл, поспешив на свидание.

— Доктор Уингфилд? — голос из динамика был тихим, почти робким, и Ксено, уже приготовившийся сердито рявкать и закатывать глаза, неловко замер.

— …Гадёныш? — он наклонился чуть ближе к экрану, слепо щурясь и краем сознания пытаясь вспомнить, где же валялись его очки. В тусклом свете монитора маячило какое-то совсем уж бледно-замученное лицо Сэнку. Ксено не видел его уже лет пять, пусть и вёл с этим мелким демонёнком регулярную переписку, и несмотря на то, что вроде бы понимал, что тот уже давно подросток, а не смешная пухлощёкая мелочь с большими любопытными глазами, всё равно представлял себе парнишку Бьякуи совсем иначе. К его большому удивлению, во внешности Сэнку не было ни капли столь привычного в словесных перепалках ехидства — только тени под всё такими же большими глазами, яркая ссадина на скуле и воротник школьной формы, торчащий неровно, будто парнишка одевался впопыхах. — Ты чего такой, будто тебя палкой били?

— Да, блин, Рури опять втащила, — поморщился тот, и Ксено мысленно усмехнулся. Точно, точно, Бьякуя что-то говорил о бесконечных драках дома. — Я… э-э… перепроверил все правки к отчёту, — Сэнку потупился, нервно вертя в пальцах карандаш. — Ну, там… в пункте 4.2, по поводу коэффициента теплопередачи… — Ксено ждал было очередной издёвки, вызова, «дедуля, вы в маразме», но вместо этого услышал: — Короче, я всё просчитал, и ты был прав. Я и правда ошибся. Спасибо, что поправил.

Воцарилась тишина. Где-то в Токио, должно быть, ещё только-только светало, а этот чёртов сопливый подросток с подбитой скулой, который ещё две недели назад грозился «подтереться его учебником гидродинамики», уже сидел тут, сгорбившись перед камерой, и благодарил его за правки к отчёту.

Про коэффициент трения из пункта 4.3 он так ничего и не сказал, но, так и быть, в том раунде битвы Ксено был согласен признать ничью. Возможно, он действительно использовал несколько устаревшие индексы. Возможно.

Однако факт оставался фактом.
Гадёныш признал его правоту.
Какого хуя?

— Кто ты и что ты сделал с настоящим Сэнку? — хмыкнул он и снова протёр глаза, ощущая, как где-то в черепе пульсирует усталость, а под рёбрами зачем-то на начинало шевелиться что-то тёплое и противное. — Бьякуя последовал моему давнему совету и таки сдал его в лабораторию на опыты?

Сэнку скривился, но вместо привычной колкости вдруг пробормотал. — Ну, вообще-то, я нормально умею общаться. Просто ты мне отвечаешь, только когда я начинаю тебя немного троллить.

Ксено моргнул.
…Что?

Он хмыкнул, переваривая эту фразу. То есть, этот мелкий утверждал, что их переписка неизбежно превращалась в яростную словесную перестрелку, потому что… — только вдумайтесь! — …он якобы сам не реагировал на вежливые письма?

Что за бред! А впрочем…

После того, как пять лет назад Ксено слетал в последнюю токийскую командировку и имел честь познакомиться с мелким паразитом Бьякуи, этот пухлощёкий малец и впрямь принялся заваливать его электронными письмами. Расспрашивал о сборке ракет и о варке топлива в домашней лаборатории, про то, где закупить необходимые приборы и как их потом настроить… Ксено по началу точно отвечал, но после он уволился из NASA, впал в кризис, нашёл себя в другом деле, а пока разбирался с задачами жизненной важности — на почте накопились десятки писем от Сэнку, аккуратных, почтительных — и оставленных без ответа. А после посыпались другие — едкие, дерзкие, полные вызова… на которые Ксено тут же бросился отвечать.

Ха. Он почувствовал, как уголки губ против его воли дёргаются вверх. — Значит, ты всё это время просто пытался привлечь моё внимание? — он нарочно сделал голос чрезмерно слащавым. — Как мило, малыш. Я тронут.

Сэнку аж подпрыгнул на месте. — ЗАТКНИСЬ! Я не… это не… — он захлебнулся возмущением, покраснев до корней волос. — Это просто стратегия! Ты сам виноват, что реагируешь, только когда тебя бесишь! И вообще, с тобой по-другому никак, ты в моей жизни главное хамло!

Ксено не выдержал и заржал. — Ладно, ладно, признаю, схема была рабочая, — он вытер слезинку в уголке глаза. — Но теперь, когда я понял твою не слишком уж хитроумную тактику, тебе придётся искать новые способы заставить меня отвечать.

Гадёныш надулся, но в его глазах мелькнуло что-то… почти довольное. — Ну и ладно. Ты всё равно уже в маразме, завтра всё забудешь.

— Вот теперь я тебя узнаю! — он откинулся обратно на подушку кресла, ощущая, как усталость потихоньку отступает перед странным, почти отцовским умилением. Пиздец, господа, приехали. Сначала свидания, потом это… мельчаешь ты, Хьюстон, мягчаешь. Тьфу. Следующая остановка — Бьякуя Ишигами. Он нахмурился, мотнул головой и махнул в экран. — Ладно, мелочь, давай, поясняй, что ты там сделал с этим проклятым пунктом 4.2. Только, ради всего святого, объясняй быстрее — у меня уже поздняя ночь, и нервная система требует починки.

Сэнку оживился, и следующие двадцать минут Ксено слушал его сбивчивый, но удивительно точный разбор внесённых правок в расчёты турбулентности, лишь изредка вставляя замечания.

— …и если мы учтём колебания плотности на этом участке, — Сэнку тыкал карандашом в экран, где показывал распечатанные на домашнем принтере графики, — то получившаяся модель уже выглядит… э-э… довольно элегантной.

— «Элегантной»? — Ксено выгнул бровь. В работе он часто использовал это слово, объясняя студентам, как устроена эта Вселенная. Он не смог сдержать лёгкой ухмылки. Сэнку явно слушал записи его лекций, и это странным образом приятно почёсывало его эго. — Слушай, гадёныш, — Ксено потянулся за очками, вспомнив, что те валялись где-то в простынях. — Готов признать, что ты… не совсем безнадёжен. Для четырнадцатилетнего.

Тот просиял, словно новенькая лампочка. — То есть, отчёт принят?

— Хрен с вами, принят, — вздохнул Ксено. — Ладно, мелочь, беги в школу. Жду тебя через неделю. Не беси меня больше.

— Ну, тут как пойдёт, — Сэнку снова вдруг стал наглым, широко ухмыляясь в камеру. — Готовьте свой ботинок, профессор!

Звонок оборвался, и Ксено, очутившись один в темноте пустой комнаты, ощутил, как его снова накрывает знакомая, удушающая волна саморефлексии — та самая, что всегда приходит незваной гостьей, когда ты меньше всего готов её принять, и устраивается в твоей голове, будто путник в дешёвом мотеле, разбрасывая по углам неудобные мысли и не собираясь сваливать до утра.

Что за чертовщина?

Он только что похвалил этого мелкого демона. Он действительно поймал себя на мысли, что ждёт его приезда и предвкушает пару интересных диалогов, хотя, казалось бы, где четырнадцатилетки, а где — интересные диалоги! Даже Чарли сегодня ехидно отметила, что он якобы, цитата, «стал мягче», это что ещё за хуйня такая, а?

— Блядь, — Ксено зарылся лицом в ладони. — Я реально превращаюсь в Бьякую.

Что дальше? Он начнёт раздавать милостыню у метро? Займётся благотворительностью? Станет подкармливать бездомных котят, давая им трогательные имена вроде «Пушистик» или «Отцовское Разочарование»? Будет помогать старушкам переходить дорогу, терпеливо выслушивая их рассказы о внуках и ревматизме?! Какой пиздец, Хьюстон, ещё чуть-чуть, и ты станешь окончательно потерян для общества.

Пора было ложиться спать, но под кожей бурлила какая-то тупая, неуёмная энергия — будто внутри завёлся маленький и очень глупый кролик, который отчаянно колотил лапками по стенкам его черепа, требуя немедленного выброса адреналина. Варианты, конечно, были. Можно было, например, подрочить и спокойно отправиться в объятия Морфея — классика жанра, проверенная веками. Но Ксено Хьюстон относился к подобным решениям с некоторой брезгливостью. Да, усмирять плоть иногда необходимо, но не тогда, когда твоя работа — буквально усмирять чужую плоть! Какой-то нелепый конфликт интересов получался.

Сложный мыслительный процесс привёл к логичному решению: ему позарез нужна была лёгкая, ненавязчивая пробежка. Что он, зря покупал беговые кроссовки и жил рядом с набережной у океана?

Ночь встретила его прохладным дыханием, пропитанным запахом морской соли и недавнего дождя (когда он вообще успел пройти?). Тротуар блестел под тусклыми фонарями чёрным зеркалом, и Ксено бежал вдоль набережной почти на автомате, чётко отмеряя ритм дыхания, будто пытался убежать не только от собственных мыслей, но и от самого себя. Шаги глухо отдавались по асфальту — на улице уже почти ничего не было, — а в голове крутилась одна и та же мысль:

«Что со всем этим грёбаным дерьмом делать дальше?»

Конечно, он имел в виду не только Стэнли, но, к своему глубочайшему сожалению, преимущественно Стэнли. Эти медовые глаза занимали слишком много места в его оперативной памяти, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове буйство красок от эмоций и прожитых впечатлений: тепло его кожи, мягкость волос, упругость мышц… Ну, вот, опять. Полюбуйтесь. Ведёт себя, как влюблённый школьник! Нет, с этим точно что-то надо было делать.

Не видеться до следующего сеанса — хорошая идея. Но достаточная ли?

Ксено резко свернул за угол, чуть не поскользнувшись на мокром асфальте.

Чёрт.

Пробежка, кажется, не помогала. Мозг упрямо возвращался к одной и той же точке тревожного осознания: он меняется. И, что хуже всего, это становится заметно и другим.

Майя. Чарли. Сэнку. Даже Броуди как-то слишком уж странно косился на него в последний раз, будто решил, что после одной случайной душевной беседы они внезапно стали лучшими друзьями.

Когда это успело произойти?

Ладно, хуй с ним, когда, фарш назад уже не провернёшь, главное — что делать дальше? Ксено резко остановился, опёршись руками в колени, и попытался отдышаться. Начинало подташнивать. Что-то он перестарался с выбросом адреналина — день сегодня выдался непростой… Да ещё и в грудине колотилось что-то непривычное — не просто учащённое сердцебиение после физической нагрузки, а какое-то… другое, неопознанное ранее чувство.

Что это? Тревога? Досада?

Он ведь и так уже много сделал, не так ли?

Он сам написал Стэну в первый раз. Сам попросил его взять себя на свидание — да, после буквального отказа, но какая к чёрту разница, верно? Сам пришёл, не сбежал, не передумал в последний момент — и даже не прибил этого нахального болвана в процессе, а хотелось, хотелось!

А сегодня он даже позволил обнять себя и полапать — через ткань и после того, как радостно порезал его кожу, но, эй, это детали! Важен сам факт!

Пиздец, да он романтик, если так подумать!

Мысль прозвучала в голове настолько абсурдно, что Ксено фыркнул и снова рванул вперёд. Ладно, хватит страдать. Его вклад в эти странные отношения и впрямь был воистину неоценим, только дурак бы этого не заметил. А Барби, очевидно, не был дураком. Он был сообразительным мальчиком, и должен понимать, что Ксено сделал уже достаточно, чтобы взять передышку.

Следующий шаг — за Стэнли.

Если тот действительно хочет чего-то большего… пусть действует. Ксено не будет ему помогать. Не-а. У него и так задач по горло, хватит с него.

Телефон в кармане снова завибрировал. Он не глядя тыкнул на экран, остановился и обнаружил открытый чат с Сэнку. Опять какие-то проблемы? Но нет — как оказалось, гадёныш просто неожиданно прислал ему мем: Schrödinger’s Cat, но вместо кота — его фото с сайта универа с подписью «Когда ты одновременно ненавидишь ученика, но при этом ждёшь его приезда».

Ксено фыркнул. Потом рассмеялся. А потом, к собственному глубинному ужасу, сохранил картинку в телефон.

Нет, он точно скоро превратится в Бьякую.

 

•••

 

Стэнли пялился в телефон, будто сила его праведной мысли могла каким-то мистическим образом заставить экран ожить. Спустя пять минут споров с самим собой он таки открыл тот-самый-чат, палец замер над клавиатурой, готовый что-то напечатать, но мозг снова не решался отдать приказ.

Потому что, ну, а что печатать-то?

«Привет. Ты свободен завтра?»

Как-то слишком официально. Стэн поморщился и быстро стёр.

«Эй, Док, не хочешь снова куда-нибудь сходить?»

А это слишком фамильярно. И скучно. И вообще.
Делит-делит-делит.

«Я знаю одно местечко, где подают вино, которое ты любишь…»

Снова стёр.

— ДА БЛЯДЬ! — Стэн швырнул телефон на диван и схватился за голову. — Почему это так, сука, сложно?!

Они уже были на свидании. И они оба называли это свиданием, Стэнли не сам это всё придумал. Да, они на нём не целовались, но Ксено согласился надеть его свитер. И подарил ему гепарда. И вообще, между ними уже было столько… ну, знаете, всего того, что оставалось в кабинете и от чего обычным людям было принято краснеть, но, слава всем мыслимым и немыслимым богам, ни он, ни Ксено не были обычными людьми.

Однако теперь Стэн чувствовал себя каким-то идиотским подростком, который до смерти боялся позвать в кино свою первую пассию. Пиздец. Что за сопли? Ты профессиональный убийца, Снайдер, соберись, блядь! Нужно написать что-то нейтральное. Забавное. Мол, хэй, Док, я думаю о тебе, но не слишком… Не хочешь поужинать? Да-да, так он тебе и ответит, Снайдер.

Тьфу ты, аж тошно от самого себя.

Чёрные пластиковые глаза игрушечного гепарда смотрели на него с осуждением. Стэн зашипел на него и снова схватил телефон.

StanleySnyper: Привет. Ты знаешь, что общего между тобой и моим холодильником?

Гениально. Просто великолепно. Буквально сияющий образец экспозиции «Топ-100 самых худших подкатов в новейшей истории». Ты не обучаем, Снайдер, просто смирись, что сдохнешь в одиночестве и будешь просто втридорога платить за секс до конца своих дней-

Внезапно пришёл ответ.

Док: полагаю, сейчас должно последовать что-то крайне остроумное? удиви меня, Барби.

Стэнли фыркнул и принялся печатать с усердием отличника за пять минут до конца экзамена.

StanleySnyper: Оба холодные и пустые, но почему-то жутко меня к себе маните…

Док: как драматично. это была жалкая попытка в поэзию или завуалированная жалоба на отсутствие еды у тебя дома?

Стэнли глубоко вдохнул. Пока всё шло на удивление неплохо, даже не смотря на абсолютно провальное первое сообщение. Кажется, Ксено был не против поболтать? Это же хороший знак, верно? Верно же?

StanleySnyper: Вообще, это была попытка к тебе подкатить. Как насчёт ужина завтра?

На экране появились точки — сердце замерло — точки исчезли. Потом снова появились — и снова пропали. Чёрт, а вот это уже не очень хороший знак… Блядь. Да почему?! Что не так-то?

Док: извини, но я работаю. до позднего вечера.

Окей, это было не явное «нет», а значит, шанс был. Сделаем вид, что Стэнли не понимает намёков. Возможно, Ксено и не пытался слиться, а действительно был очень занят.

StanleySnyper: Хммм… а после работы? Пищей духовною сыт не будешь, Док!

Док: после работы я планирую спать, поскольку утром меня снова ждёт работа

Стэнли страдальчески застонал и повалился на спину. Ну, конечно. Конечно. Он всё-таки пытался слиться.

StanleySnyper: Могу ли я рассчитывать, что в ближайшую вечность у тебя снова вдруг появятся пара свободных часов?

Док: ты так настойчив, будто моя компания — это последняя радость в твоей бренной кукурузной жизни

StanleySnyper: Ну, так оно есть

Быстро отправил Стэнли, не подумав, и тут же зашипел сквозь зубы. О, чёрт. Это прозвучало слишком… искренне. Слишком правдиво и слишком жалко. Блядь. Блядь. Срочно нужно замять свой порыв, замести следы, сменить фокус-

Чёрные бусины глупых гепардовых глаз вновь осуждающе блеснули, и в голове у Стэна родилась очередная гениальная идея.

StanleySnyper: И вообще, я просто подумал, что Биллу нужен новый друг
StanleySnyper: вложенный файл [image]
StanleySnyper: Смотри, как ему одиноко?

Отлично. Первая картинка в их переписке — дурацкая плюшевая морда. Как иронично.

Док: ???
Док: ты серьёзно дал имя плюшевой игрушке???
Док: впрочем, почему я удивляюсь, ты же Барби, конечно, ты дал имя плюшевой игрушке

Фух. Пронесло.

StanleySnyper: Держу марку, Док
StanleySnyper: Но это ты подарил мне его. Я бы не взял на себя такую ношу как забота о питомце
StanleySnyper: Возьми ответственность

Док: вложенный файл [image]
Док: напоминаю, что у меня в заложниках твой свитер
Док: не тебе диктовать мне условия

Стэнли моргнул. Моргнул ещё раз. Потёр глаза. Фотография с экрана никуда не исчезла, и на ней всё так же был синий свитер, который прижимала к обтянутому рубашкой плечу хрупкая рука с длинными пальцами. Он приблизил изображение, с благоговением разглядывая нежно-розовые костяшки на бледной, почти белой коже, аккуратно подстриженные ногти, покрытые, кажется, блестящим прозрачным лаком… Узкая ладонь даже по фото казалась прохладной и мягкой, чертовски трогательной и нежной, такой, что Стэну с новой силой захотелось к ней прикоснуться. И, судя по игривому тону его сообщений, перспектива была не то чтобы невозможной… Наверное, Стэнли всё делал правильно?

Стэнли провёл пальцем по экрану, вновь разглядывая фото. Его свитер. Снова. На Ксено. Вернее, в его руках, но то детали, всё равно этот жест ощущался чем-то невероятно личным.

— Чёрт, он так мягко его сжимает… — подумал Стэн с внезапным приступом странной нежности. — Интересно, он чувствует на нём мой запах? И будет ли свитер потом пахнуть Ксено, когда его всё-таки мне вернут?

StanleySnyper: Ты же понимаешь, что это граничит с кражей? Я требую выкуп.

Он отправил сообщение и, успокоившись, наконец, уняв этот мучительный зуд под кожей, решил, что пора и поработать. Какой там у него был план на сегодня? Точно, нужно почистить винтовки. Он принялся методично раскладывать перед собой оружие, каждые три секунды бросая взгляд на экран телефона в ожидании следующего сообщения.

Док: выкуп?
Док: ты хочешь, чтобы я заплатил выкуп за твою же собственность?
Док: боюсь, Барби, это не так работает

Стэнли фыркнул, откладывая в сторону тряпку и ствол. Всё-таки, успокоение пришло не до конца, и вместо мучительного зуда появился другой: тёплый, озорной, вызывающий глупую нежность и неконтролируемое желание улыбаться. Блядство, он по уши, он уже говорил?

StanleySnyper: Ладно, тогда хотя бы скажи, что ты сейчас делаешь. Чтобы я понимал, в каких условиях содержится моя вещь.

Док: пью кофе. работаю. твой свитер висит на спинке стула и не подаёт признаков жизни.

На спинке стула, на котором он сидит? Хе-хе. Тебя тоже к нему тянет, Док, очень глупо это отрицать.

Конечно, Стэнли не был камикадзе, чтобы действительно сказать о том, что думал, поэтому вновь перевёл переписку на безопасную территорию, ощущая себя буквально каким-то сапёром.

StanleySnyper: Кофе? :) Люблю кофе. Какой ты предпочитаешь?

Док: классический эспрессо. без сахара, конечно

StanleySnyper: И почему я не удивлён?..
StanleySnyper: Но это же так скучно, Док!
StanleySnyper: Я вот люблю капучино с корицей и взбитыми сливками

Док: это уже десерт, а не кофе, Барби.
Док: тебе стоит разобраться в терминологии ;)

Стэнли ухмыльнулся и, отложив телефон, снова взялся за винтовку. Он старался не думать о том, чем вызвано неистовое желание натирать крупный ствол ритмичными движениями вверх-вниз, ему хватало мыслей и об оральной фиксации во время курения сигарет. Под кожей разливалось странное тепло.

Вот так болтать с Ксено ощущалось чем-то невыразимо правильным.

Они переписывались весь день, и это стало каким-то совершенно новым опытом — странным, трепетным и удивительно естественным одновременно. Так, за один этот долгий полный разных рабочих задач день, Стэнли неожиданно выяснил, что любимая клавиша Ксено — это пробел («потому что я с детства увлекаюсь космосом, Барби, чувствуешь связь?»), и что он ненавидит смайлики, но иногда использует «;)» когда хочет подчеркнуть иронию в тексте. Стэн не стал говорить, что у него получалось плохо, просто сохранил эту глупую информацию где-то под рёбрами и мягко вздохнул.

На следующий день за утренним кофе Стэн с удивлением обнаружил, что Ксено, как оказалось, буквально помешан на идеальной температуре напитков — 68°C для чая, не больше и не меньше («химия вкуса меняется после 70»), но при этом ненавидел самостоятельно что-то заваривать. Стэнли взял себе этот факт на заметку и решил попрактиковаться дома заранее. За ланчем он выяснил, почему Док терпеть не мог писать сообщения с большой буквы («потому что заглавные буквы — это насилие над текстом, Барби, они будто кричат и требуют внимания. как и ты, кстати»).

Во время послеобеденного заполнения рапортов Стэнли едва не рассмеялся вслух, получив сообщение, что Ксено в детстве разобрал будильник, чтобы «освободить время», а к вечеру, валяясь на диване, с умилением узнал, что его очаровательный садист-гурман коллекционирует редкие сорта соли («гималайская розовая — для мяса, чёрная гавайская — для рыбы, и никогда наоборот!»). За обсуждением рациона гепарда Билли выяснилось, что в раннем детстве у Ксено была любимая плюшевая игрушка — маленький тигр по кличке Пчела («в смысле, почему Пчела? потому что он был жёлтым и полосатым, очевидно!») — и это заставило сердце Стэнли биться чаще и со сладким оттягом.

Удивительно, как все эти мелочи — пробелы, градусы, игрушки, граммы соли — вдруг сложились в его голове в какой-то новый образ Ксено, более живой и настоящий, чем тот, с которым он сталкивался в кабинете. Даже более трогательный, чем тогда, в парке, после водных горок! Образ человека, который злится на неправильную высоту букв, смеётся над глупыми шутками про космос и где-то там, в своём идеально организованном мире, хранит синий свитер, пахнущий теперь ими обоими.

Так прошла почти вся неделя. Уже завтра его ждал очередной поход в секс-подземелье, и это удивительным образом ощущалось чем-то новым. Чем больше он узнавал человека, которого звали Ксено Хьюстон Уингфилд, тем сильнее к нему тянуло. Благо, что ждать уже было не долго.

Стэн растянулся на диване, сжимая в руках этого глупого плюшевого гепарда. Игрушка снова смотрела на него стеклянными глазами, будто осуждая за очередную порцию дурацких мыслей, но Стэн уже знал, что гепард на его стороне.

— Ладно, Билли, поможешь мне? — хмыкнул он, уже привычным жестом открывая чат.

StanleySnyper: Ты представляешь, этот наглый гепард требует, чтобы я смотрел с ним «Убить Билла». Говорит, ему нравится некоторая ирония.

Он отправил сообщение и, заговорщицки переглянувшись с игрушкой, потянулся за пультом от телевизора.

Док: убери ребёнка от экрана! ему такое смотреть не положено!

Стэнли фыркнул, закатив глаза.

StanleySnyper: Какое — такое?
StanleySnyper: Он вот утверждает, что это артхаус. Хотя лично я считаю, что Тарантино просто украл все лучшие сцены из старых японских фильмов.

Док: наконец-то в твоей кукурузной головёшке появилась здравая мысль!
Док: хотя «украл» — это слишком грубо, он, скорее, сделал оммаж.

StanleySnyper: Окей, если тебе так проще ;)
StanleySnyper: Кстати…
StanleySnyper: Я однажды напился с Квентином в баре. Он орал мне про «гениальность хоррор-трешей» и пытался уговорить меня сняться в его следующем фильме

Док: где пруфы, Билли?

Стэн хохотнул и принялся лихорадочно листать галерею, пока не нашёл нужное фото.

StanleySnyper: вложенный файл [image: Стэнли с красным от выпивки лицом, обнявший хмурого Тарантино, который показывает в камеру палец]

Док: во-первых, почему на этом фото он выглядит так, будто ты взял в его заложники?
Док: а во-вторых, как ты вообще оказался в его компании?

Гепард съехал на пол, когда Стэнли во весь рост очень красочно развалился на диване, украдкой затягиваясь сигаретой — и ощущая странную преступность этого действия в то время, пока он общался с Ксено.

StanleySnyper: Я был консультантом по боевым сценам в одном его проекте
StanleySnyper: А недовольный он, потому что я тогда выиграл у него в покер. Но он реально предлагал мне роль! Я правда отказался. А потом он сказал, что я всё равно «слишком симметричный для антагониста».
StanleySnyper: Что это вообще значит?

Док: что ты слишком красивый, чтобы играть злодея.
Док: но он явно тебя не знает
Док: на мой взгляд, из тебя бы вышел чудесный аналог Кристофа Вальца в «Бесславных ублюдках»

Стэнли полез было гуглить, чтобы понять, кого Ксено имел в виду, но потом на экране началась движуха, Беатрикс Киддо надела свой жёлтый костюм, и Стэн немного потерялся во времени, не осознавая, что на последнее сообщение Ксено он так и не ответил.

Спустя добрых две трети первого фильма телефон, забытый на груди, снова призывно завибрировал.

Док: гепард уже уснул? или ты всё ещё мучаешь его своим сомнительным киноанализом?

На губах сама собой расплылась мечтательная улыбка. Ксено беспокоился о том, уснул ли он, но решил уточнить через игрушку? Как мило. Он задумчиво посмотрел на валявшегося на полу плюшевого Билли и усмехнулся.

StanleySnyper: Он требует продолжения банкета. Говорит, надо смотреть вторую часть, очень уж хочет узнать, чем всё закончится.

Док: скажи ему, что если он не ляжет спать, я конфискую его обратно. и что хозяина в таком случае будет ждать серьёзный выговор за халатное обращение с животными!

StanleySnyper: Он испугался и побежал в постель. Спокойной ночи, Док.

Док: спокойной, Барби.
Док: и не опаздывай завтра.

StanleySnyper: Да разве ж я когда-нибудь?

Док: :)

Стэн и впрямь решил, что досмотрит кино потом. Завтра с утра нужно было сгонять в штаб: вызвали в связи с приездом каких-то важных шишек, и он терпеть не мог такие ярмарки тщеславия, но они, увы, порою были частью его жизни. Он положил телефон на зарядку, но ещё долго смотрел в потолок, представляя, как Ксено — где-то там, в своей квартире — тоже откладывает в сторону телефон и снимает очки, чтобы протереть их краем того самого синего свитера…

 

•••

 

— Хочешь поиграть, малыш? — Ксено стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и наблюдал, как Стэнли с выражением крайнего любопытства осматривает стену с целым ассортиментом impact toys. Он поймал себя на мысли, что ему нравилось, как теперь, спустя два месяца регулярных встреч, тот спокойно разгуливал голышом по его кабинету.

Ему явно было тут комфортно. Возможно, дело было «не в месте», как Стэнли сказал в прошлый раз, однако, тем не менее, разница была налицо.

Не менялся только факт его регулярных опозданий. Те два несчастных раза, когда Стэн являлся сюда вовремя, видимо, были какой-то разовой посвящённой его внутренним бедам акцией, но на этом аттракцион невиданной щедрости был окончен.

Впрочем, Ксено бы солгал, сказав, что продолжает злиться.

Злиться на Барби было решительно невозможно. Не после всего. Не теперь.

— Предлагаешь мне отыграться за то позорное поражение в тире? — Стэн ухмыльнулся, обернувшись через обнажённое плечо, и невесомо провёл пальцами по хвостам различных флоггеров.

— Ну, типа того.

— И во что предлагаешь сыграть? Только, умоляю, не говори, что в «Монополию»…

Ксено не выдержал и рассмеялся. — Ммм… — он закусил нижнюю губу. — Скорее уж в «Поймай меня, если сможешь».

Стэн медленно обернулся, и Ксено в режиме реального времени наблюдал, как медовый плотоядный взгляд медленно ползёт вверх по его ногам, задерживается на бёдрах, на груди — и наконец встречается с его глазами. Видел, как тот облизнул губы, прежде чем сделать первый шаг в его сторону — без приглашения, без разрешения.

— И что я получу, если выиграю? — он крался к нему бесшумно, как хищник, привыкший, что добыча сама бросается ему в лапы, и Ксено осколком сознания подумал, что сравнение Стэнли с гепардом ещё никогда не было таким обоснованным.

— Я ещё не решил, — Ксено оттолкнулся от стены и вышел навстречу, выпрямившись во весь рост и надменно глядя перед собой. Он знал, что блеск в глазах, скорее всего, выдавал его азартное веселье, но всё равно держал лицо. — Чего бы ты хотел?

— Поцелуя, — ответ прозвучал настолько быстро и без колебаний, будто был готов ещё до того, как Ксено задал этот вопрос.

— О, Барби, тогда тебе придётся изрядно потрудиться, — лукаво сощурился он, с наслаждением наблюдая, как золотистые глаза становятся чуть темнее. — Награда такого уровня требует достойного испытания.

Он жестом велел Стэну оставаться на месте, а сам подошёл к рабочему комоду с инструментами. Подумав пару секунд, он достал из ящика несколько нужных штуковин в атласных мешочках, вернулся к дивану и уселся, разложив рядышком всё своё добро.

— Подойди, Кукурузина, — позвал он, указывая перед собой. — На колени, спиной ко мне. Проверим твою базу знаний, так сказать.

Стэнли послушно встал на колени, завёл руки за спину и опустил голову, уставившись в пол. Он был напряжённым, явно прислушиваясь к тому, что происходит за спиной, пытаясь понять, что его ждёт — и продумать наперёд ход действий.

С тонкой ухмылкой, Ксено схватил свои любимые наручники. Не какие-то там хлипкие и игрушечные, а самые настоящие, укреплённые, полицейские… Ловким движением руки он сомкнул их на запястьях Стэнли. — Как я и говорил, я намерен убедиться-

Бздынь!

Спустя едва ли пару секунд металл со звоном грохнулся о бетон.

— Мне показалось, или ты говорил, что мне якобы придётся потрудиться? — мурлыкнул Стэнли уж слишком довольным тоном.

Ксено прыснул со смеху. — Ах ты, маленький засранец, — могучие плечи тоже мелко затряслись, но Стэнли не издал ни звука. Если бы он позволил себе рассмеяться, Ксено бы разозлился, но так ситуация и правда казалась забавной. И, безусловно, интригующей. — Это ещё не финал, дорогой… Но, ладно, показывай, чёрт возьми, как ты это делаешь, — он снова защёлкнул наручники. Большой палец Стэнли выскользнул из сустава, манжета соскочила, он стянул её с другой руки, освободившись за секунду, и демонстративно швырнул дорогое изделие на пол. — Значит, двойной сустав? — предположил Ксено.

— Нет, просто много практики.

Он шикнул. — А что, если однажды это не сработает?

— Ну, тогда я, наверно, останусь в наручниках, — Стэнли рискнул оглянуться и, к сожалению, явно заметил, как Ксено быстро спрятал нежную улыбку. Вот же засранец!

— А другие твои части тела так же легко «разъединяются»? — он задумчиво открыл вторую сумку, и в воздухе тут же приятно запахло кожей. Ксено любил этот запах.

— Самопроизвольно? Нет. Только когда это полезно. Ну, или просто весело, — голос Стэнли дрогнул, когда следующая манжета затянулась на его запястье. По высоким скулам поплыл румянец, и Ксено мысленно хихикнул. Возбуждать его казалось немного нечестным, но ведь никто не говорил, что будет легко, верно? Когда Ксено закончил, Стэнли сглотнул и замер, пытаясь свести руки, но короткая распорка явно ему мешала. — Можно?

— Продолжай, — Ксено внимательно наблюдал за тем, что тот будет делать, перебирая варианты в голове. С кожаными наручами, плотно застёгнутыми на запястьях, трюк с суставами уже не провернёшь… Но Стэнли пяткой оттянул кожаный ремешок, зацепив пальцами ног свободный конец, освободил сначала одну руку, затем другую, и спустя едва ли минуту штанга мягко опустилась ему ягодицы.

— Это щекотно, — дёрнулся он.

— Сделаю пометку в твоём досье, — Ксено фыркнул и тут же замер, открывая другой мешочек. — Подожди, так вот почему ты ржал на самой первой сессии, когда спрашивал, не хочу ли я тебя связать?

Стэнли пожал плечами. — Ну… не только из-за этого?

— Ты невыносим, — он едва сдержал смех и, покачав головой, закатил глаза. — Просто невозможная, неисчислимая заноза в моей заднице…

— Но я хотя бы притворился, что мне страшно! Это тоже не так просто, знаешь ли…

Ксено потёр переносицу и вздохнул с преувеличенным драматизмом. — Ты сведёшь меня в могилу раньше времени, Кукурузина.

— Ну… зато я даю щедрые чаевые? — Стэн невинно улыбнулся через плечо, с ангельским видом похлопав ресницами, и Ксено окончательно расхохотался.

— Тебе повезло, что я не даю тебе «щедрых чаевых» прямо сейчас! — Ксено занёс ногу и пихнул его ботинком между лопаток, так, что тот покачнулся немного вперёд, но не упал. В нём не было настоящего раздражения. Ему было весело.

И круто, что Стэну тоже, кажется, было весело. — Что я могу сказать, Док? — рассмеялся он, выпрямляясь снова. — Ты сам выбрал эту игру, и я в ней чертовски хорош. У меня все шансы на победу!

— Это не «шансы», это наглость, Барби, — он схватил Стэна за волосы и запрокинул вверх его голову, чтобы встретиться с нахальным медовым взглядом, но тот уже закрыл глаза и тихо ахнул, закусив губу, до того, как Ксено вообще успел что-то сказать. — А наглость тебя не красит, малыш.

И ты чертовски хреново врёшь, Хьюстон. Такой игривый, нахальный до мозга костей и довольный собой Стэн выглядел, блядь, просто неприлично хорошо, так хорошо, что сердце сладко всхлипывало под рёбрами.

Стэнли же просто хихикнул.

— Я всё слышал! — Ксено встал, взял металлический стул с высокой спинкой и перекладинами, который часто использовал для сцен с допросом, и поставил перед диваном. — Присаживайся, — он элегантно взмахнул рукой, предлагая Стэнли разместиться голой кожей на столь неприятной холодной поверхности.

Тот быстро уселся, взбудораженный и с мерцающими глазами, и Ксено, не обращая внимания на его с каждой секундой всё сильнее растущую эрекцию, лениво опустился Стэнли на колени, одной рукой прижимая широкие плечи к спинке стула, а другой — развязывая собственный галстук.

— Знаешь, Барби, ты просишь слишком многого, — медленно оттягивая галстук от воротника, он одарил его сладкой, как мёд, улыбкой. — Я всё ещё не услышал ни одного убедительного аргумента в твою пользу, — мурлыкнул он, касаясь металлическим когтем точёного подбородка. — Почему я должен поступиться своим авторитетом ради твоего удовольствия, мм?

— Похоже, ты уверен, что у меня всё получится, — Стэн ухмыльнулся широко и безумно, как сумасшедший, и что-то в этом неуёмном энтузиазме заставило кожу Ксено гореть. — Неужели мысль о том, чтобы меня поцеловать, так сильно тебя пугает?

— Доказать, что я прав — значит допустить, что я могу ошибаться, — лукаво улыбнулся Ксено. Он поднялся и встал у Стэнли за спиной, плотно завязывая шёлковый галстук вокруг его глаз. С этого момента он действовал методично: сначала закрепил кожаные манжеты, но вместо замков пропустил между их петлями верёвку, оплетая её вокруг спинки стула и снова возвращая к запястьям. Когда руки были притянуты к стулу намертво, Ксено взял более короткий шнур, затянул его на мизинце в самой чувствительной, пронизанной нервами точке, натянул до предела и привязал к пальцу другой руки.

С мотком уже знакомой Стэну фиолетовой верёвки в руках он опустился на колени перед стулом. По резкому вдоху сверху стало предельно ясно: тот уже представил себе эту картину во всех деталях. Это было мило. Очаровательно, как Стэнли заводился от собственных влажных фантазий. Медленно пропуская верёвку между пальцами его ног и обматывая её вокруг ступни, Ксено намеренно-томно понизил голос и насмешливо протянул. —О, дорогой, какая досада. Вот я снова здесь, перед тобой, в столь… компрометирующем положении, а ты ничего не видишь…

Закрепив узлы у колена, он повторил то же самое со второй ногой. — И как тебе эта картина, где сам Доктор Икс перед тобой на коленях? Насколько сильно хочется мне засадить? — он усмехнулся, заметив, как нервно Стэн сглотнул, и как его стояк забавно дёрнулся в такт движению мощного горла. — Что, сложно справиться с соблазном, Барби? Но ты не первый, кто считает, что меня нужно проучить… В этом дело, мм? Хочешь показать мне, кто тут главный? Наивный, наивный кукурузный мальчишка…

Он медленно провёл руками вдоль покрытых шрамами мускулистых бёдер, наклонился и легонько обдул золотистую кожу своим тёплым дыханием, наслаждаясь тем, как от этого невинного воздействия стремительно участилось дыхание Стэнли, с головой выдавая его возбуждение. Действуя предельно осторожно, третьим шнуром он обхватил его мошонку, оттянул её вниз и закрепил узлом у промежности. Подумав немного, от петли вокруг члена он решил отказаться, вместо этого закрепив свободные концы на коленных обвязках. Лёгким нажатием наконечников на перчатках он раздвинул колени Стэна, довольный тем, как сильно натянулись верёвки у основания бёдер. Из Стэнли тут же вырвался тихий стон, и Ксено усмехнулся.

— Или же ты не хочешь меня «проучать»? Может, тебе больше нравится представлять, как я смотрю на тебя снизу вверх широко раскрытыми невинными глазами, чистыми, как первый снег? Вот что тебя заводит? — он тихо рассмеялся, но смех его был немного мрачным. Он взял последний моток верёвки, сделал несколько петель, сформировав кляп с перекладиной посередине, и поднёс его к губам Стэнли. — Открой рот, — приказал он, и на этот раз Стэн не смог заглушить звонкий протяжный стон, когда кляп коснулся его рта. Ксено быстро закрепил кляп на затылке, туго затянул, пропустив концы через «лестницу» из узелков на спине и, наклонившись, прошептал в пылающее алым ухо. — Сейчас ты зафиксирован в десяти точках по всему телу. У меня сегодня, знаешь ли, великодушное настроение, поэтому я щедро дам тебе по целой минуте на каждую. Помни мою доброту, — он завёл громкий кухонный таймер и поставил его прямо у Стэнли за спиной, чтобы тот мог слышать размеренное раздражающее тиканье. — Можешь начинать.

Обычно, когда Ксено предлагал сыграть в подобные игры, клиенты отчаянно сопротивлялись. Они шумели, пыхтели, брыкались, иногда опрокидывали стул, разбивая колени или локти о бетонный пол. Они натирали себе кожу верёвками или даже ухитрялись перекрутить себе яички (спасибо Майе за её железобетонное непробиваемое соглашение об отсутствии претензий, благодаря которому на Ксено ещё никто не подал в суд).

Но Стэнли?

О, Стэнли был совершенно спокоен. Он, определённо, двигался, но его движения были едва заметными, мелкими и очень точными. Сначала он освободил пальцы, и уже через тридцать секунд целых две петли были сброшены. Ксено так увлёкся воистину исследовательским наблюдением за его руками, размышляя, как же тот снимет наручники со спинки стула, что даже не заметил, как Стэнли высвободил одну ногу. Было воистину завораживающе следить за плавным напряжением упругих внушительных мышц, за тем, как он время от времени чуть наклонял голову, прислушиваясь к скрипу верёвок и кожи, как настоящий хищник, за методичной, профессиональной скрупулёзностью в каждом его движении…

Ксено не был уверен, что выдержит наблюдение за этим зрелищем до самого конца. Чёрт, он и сам начал стремительно возбуждаться! Прижав ладонь к непокорному, позорно-взбунтовавшемуся члену, он попытался усилием воли унять эрекцию, но это, к сожалению, не помогло. Тем временем обе ноги Стэнли были уже свободны, и теперь он, похоже, решал мыслительную задачу, как бы так освободить колени, при этом не оторвав себе яички, и, о, вашу ж мать, он не хотел бы это признавать, но да, наблюдать за тем, как кто-то так вдумчиво, так тщательно и с таким вовлечением разгадывает головоломку, которую он сам, своими руками и разумом, создал… блядь, это действовало на Ксено очень, очень определённым образом. Восхищало, возбуждало и будоражило каждую нервную клетку в его не менее нервном организме.

Внезапно телефон пиликнул где-то из другого конца кабинета — кажется, Ксено оставил его на ящике с инструментами. О, наконец-то, отличный повод отвлечься. Тряхнув головой, Ксено пошёл за телефоном, по дороге прихватив и свой бокал. Возможно, пить алкоголь прямо сейчас было не лучшей идеей, но, эй, нищим не приходилось выбирать, чем отвлекать свой разум. Медленно дыша, считая мысленно до десяти, он налил себе вина и, взяв телефон, принялся проверять сообщения, намеренно избегая любых взглядов в сторону Стэнли, попутно пытаясь внушить себе, что не должен так возбуждаться. Это ненормально, Хьюстон. Это непрофессионально, Хьюстон. Это полный пиздец, если уж на то пошло, — то, как этот парень на тебя влияет… Ладно, кто там что ему писал? Одно сообщение от Сэнку с просьбой посоветовать пару книг, что-то об изменениях в расписании от декана, пара уведомлений из приложения клуба — запросы о приёме новых клиентов…

Пока он листал всю ленту уведомлений, отупело и отвлечённо, всплыло новое сообщение — от Майи.

BiggsQueen: СМОТРИ В ОБА, ПРИДУРОК

Не успел он осознать смысл слов, как неожиданно сильные руки цепко сжали его за бёдра, резко развернули и крепко прижали к ящику. Дерево врезалось в спину, холодный металл краёв впился в плоть, когда он инстинктивно упёрся назад. Стэнли мигом вырвал бокал у него из рук, швырнув его куда-то в сторону — спустя мгновение раздался звон разбитого хрусталя, но у Ксено не было ни шанса возразить, ни возможности поднять руку или отпустить какую-нибудь колкость, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией. Была только массивная стена мышц, что буквально пригвоздила его к месту, пальцы, что уже впились в его волосы, и… ох, блядь—

Стэнли поцеловал его со всей отчаянной решимостью, которую Ксено от него и ожидал. Чего он не ожидал, так это феноменального мастерства.

Ксено ожидал грубости. Ожидал, что это будет похоже на удар — резкий, неловкий, слишком сильный. Но Стэн поцеловал его так, будто годами изучал подробную карту его тела. Широкие горячие ладони с невообразимым трепетом прижались к его нижней челюсти, большие пальцы с мягким нажимом легли на скулы, чуть надавили — и у Ксено просто не было другого выбора, кроме как открыть рот, и о, чёрт возьми, чёрт возьми—

— Ммф—!

Стэнли влился в него всем телом, будто пытался найти ту единственную частоту, на которой их кости резонируют в унисон, просто пройти сквозь него. Его бёдра неотступно прижали Ксено к ящику, и ноги в бесполезно-гладких оксфордах беспомощно заскользили по такому же гладкому полу, пытаясь найти опору. Между ними не осталось ни миллиметра пространства — и Ксено знал, что Стэнли просто не мог не почувствовать, насколько он сам сейчас возбуждён, но, кажется, тому было всё равно.

Весь мир для него, вся Вселенная сейчас помещалась исключительно в границах его губ.

Ксено вздрогнул, упёрся ладонями в широкую грудь — он хотел оттолкнуть его, но только… не оттолкнул. Вместо этого пальцы сами, без какого бы то ни было контроля со стороны его хмельного мозга, скользнули по горячей даже сквозь перчатки коже, по шрамам, по бугоркам пульсирующих мышц, поднялись к горлу и остановились там, где пульс Стэнли Снайдера бился так сильно, будто у загнанного зверя. Большие пальцы встретились во впадине у основания шеи, и…

И, блядь, Ксено ответил на поцелуй.
Он был беспомощен.

Несмотря на первоначальный шок, точнее, параллельно с ним, всё его существо буквально переполняла гордость: Стэнли справился, решил его головоломку, освободился — и добрался до него, охваченный волной желания. Эта гордость взвинтила его собственное возбуждение на какой-то запредельный уровень — и Ксено знал, что Стэнли это чувствует. Каждое движение его языка было огнём у него во рту, и Ксено тонул в нём, в этом густом, тёплом мраке, где не осталось ничего, кроме вкуса этого восхитительного человека на его губах.

Внезапно звякнул забытый таймер, и его звук почти заглушил оголтелый стук крови в его ушах. Ксено чуть откинул голову назад, задыхаясь. — Стэнли, нам-

Но тот не собирался сдаваться и отступать. С низким рыком хищника, у которого вдруг попытались отнять добычу, он снова на него набросился. Видимо, то, как Ксено звал его по имени, действительно сводило Стэна с ума, и та карта, которой раньше было можно им управлять, теперь лишь усугубляла его безумие. Он целовал его и целовал, будто пытаясь поймать каждый звук, каждый вдох, будто пытался вытянуть своё имя прямо с его языка, почувствовать свою значимость, свою желанность, впитать вкус этого жгучего чувства, что разгоралось между ними с самой их первой встречи.

Ксено тихо постанывал, изо всех сил стараясь не сдаваться, не отступать — и терпел оглушительное поражение.

Это длилось бесконечно, всё продолжалось и продолжалось — недели, нет, месяцы сдержанной страсти выплеснулись в этот единственный и долгожданный миг, будто вырванный для них одних из потока времени. Стэнли вжимался в него, вплетаясь пальцами в волосы, бесконечно оглаживая кожу его щёк, его скулы и линию челюсти, будто пытался запомнить, будто не знал, представится ли ему ещё хоть один такой шанс, и явно был полон решимости сказать поцелуем всё, что не мог, не умел выразить только одними словами.

И снова вязкую ткань пространства-времени прорезалась трель телефона. Теперь это был будильник, оповещавший, что до конца сеанса осталось пять минут. Ксено потянулся рукой назад, пытаясь нащупать его вслепую, но Стэн опередил его — выхватил телефон и одной рукой тут же заглушил будильник, даже не отрываясь, даже не замедляясь, не прерывая натиска ни на секунду. Он явно жаждал исследовать каждый уголок его рта, поглотить каждый отчаянный стон, взять всё, что только мог взять—

— П-погоди… — попытался запротестовать Ксено — но тщетно. Стэнли поймал его и не собирался отпускать. Сильная рука крепко обвила его за талию, притянула ещё ближе, и этот натиск был одновременно и слишком сильным, и недостаточным, хотелось ещё, ещё-

Будильник зазвонил снова. Ксено сумел схватить мобильный раньше, чем Стэнли успел до него дотянуться: судя по всему, был крайне высокий риск остаться без телефона, ведь если тот схватит его сейчас, аппарат полетит в стену без раздумий вслед за несчастным хрустальным бокалом.

— Тссс… — Ксено мягко прижал ладонь к его подбородку, осторожно отстраняя Стэнли от себя. Его губы дрожали, дыхание было горячим, рваным и прерывистым, а взгляд — глубоко туманным. — Помедленнее, милый. Тебе нужно успокоиться. Подыши, ладно? — Стэн беспомощно уронил голову ему на плечо. Он тяжело дышал, его сердце колотилось так, что разбудило бы мёртвого. Ксено выключил будильник и вздохнул, пытаясь взять себя в руки. — Прости, Барби. Мне потребовалось немного больше времени, чтобы тебя связать, чем я предполагал… — он нежно провёл пальцами по его спине, ощущая, как сильно напряжён каждый мускул. — К тому же, ты снова опоздал. Твоё время вышло. Мне жаль.

Стэнли вцепился в него ещё крепче. — Пожалуйста… — его голос сорвался на хриплый шёпот. — Пожалуйста, могу ли я остаться? Пожалуйста, не… не выгоняй меня…

— Эй, тссс… Я знаю, — Ксено прижал ладонь к его затылку, с отстранённым наслаждением втягивая запах его кожи — пот, металл, табак и что-то ещё, неуловимо его. — Я знаю. Я тоже не хочу, чтобы ты уходил. Но мне нужно…

Адреналин пульсировал в висках. Стэн дрожал — вся его мощная, израненная громадина тела — и Ксено нёс за него ответственность, пока он был здесь, и он должен был что-то сделать—

Он прижал губы к его виску, к прядям коротких золотистых волос, чуть слипшихся от влаги.

— Ты в порядке? — прошептал он. — Мне нужно знать, будешь ли ты в безопасности, когда выйдешь за эту дверь.

(Я даю тебе лазейку, идиот, просто скажи, что не справишься, и я ни за что тебя не отпущу, просто воспользуйся этим шансом, пожалуйста-)

Но Стэнли лишь сделал глубокий, прерывистый вдох. — Мне нужна минутка. И я буду в порядке.

— Ты уверен?

(Чёрт возьми, скажи «нет», ты, тупоголовый благородный идиот-)

Стэнли медленно кивнул, отстраняясь, и, виновато поджав губы, с робким видом взглянул на Ксено. — Прости, что я… увлёкся. И потерял контроль. Я… я не должен был быть таким…

(Каким, блядь? Охуенно потрясающим? За что ты, чёрт возьми, извиняешься, несусветный ты кукурузный кретин?)

— Всё в порядке, — только и сумел сказать Ксено вслух. — Давай, эм… давай тебя оденем.

Со всей очевидностью Стэнли привык, что Ксено прощается с ним у двери, отправляя наружу, но сам оставаясь в апартаментах. Поэтому он явно удивился, когда, собравшись уходить, тот взял его за руку и молча проводил до самой лестницы. Он то и дело косился на него и казался… каким? Нервным? Ксено не был уверен.

Его самого почти колотило.

На верхней площадке лестницы он, наконец, остановился, бережно расправил лацканы кожаной куртки Стэнли, пропуская их между пальцами, отчаянно пытаясь решить, что сказать — и как подобрать слова.

— Барби, послушай… — неловко начал он. — Мне нужно подумать, как теперь быть. Это… не в моих правилах. Всё, что произошло.

— О чём ты? — голос Стэнли был тихим, но Ксено всё равно смог услышать в нём панику.

— Я никогда… Чёрт. Сегодня мы перешли черту, которую я никогда не переступал, и мне нужно об этом подумать. Решить, что это значит. Но… не переживай. Я не говорю, что не хочу, чтобы ты возвращался, ладно? Посмотри на меня, — он подождал, пока медовые глаза снова встретятся с его взглядом. — Я не говорю, что не хочу тебя видеть. Мне просто нужно всё обдумать. Приходи, как только тебе предложат график в приложении, хорошо? Ты понимаешь меня? — Стэн медленно кивнул, но Ксено лишь крепче вцепился в его куртку. — Нет. Мне нужно это услышать. Ты меня понял?

— Да.

Ксено хмыкнул, отупело глядя на свои руки. — Только пообещай мне одну вещь, Стэн. Обещай, что будешь беречь себя. Что будешь осторожен по дороге домой… и вообще всегда, когда меня нет рядом. Обещай, что с тобой всё будет в порядке. Обещай, что останешься в безопасности. Обещай, что вернёшься ко мне.

— Я… — тот удивлённо моргнул, нахмурился, но всё-таки кивнул. — Хорошо. Обещаю быть осторожным и постараюсь не попадать в неприятности. И я вернусь к тебе. Обязательно.

— Хорошо, это хорошо… — Ксено притянул его к себе за отвороты куртки и ещё раз прижался губами к его виску, не отпуская, пока над ухом не зажужжал интерком, о существовании которого он раньше даже не подозревал.

— Доктор Икс, вас вызывают в главный офис.

 

•••

 

Он дождался, пока тяжёлая дверь захлопнется у Стэнли за спиной, и только тогда позволил себе сделать глубокий, дрожащий вдох.

Грудь поднималась медленно, будто через титанические сопротивление, пальцы непроизвольно сжались в кулаки и тут же разжались. Он провёл ладонью по лицу, стирая следы… чего? Волнения? Стыда? Того странного, тёплого чувства, что пульсировало где-то под рёбрами?

Через заполненный людьми зал холла он шёл размеренно, изо всех стал стараясь не спотыкаться о собственные ноги.

— Оооо, кого-то вызывают на ковё-ё-ёр к директору-у-у… — противный голосок идиотки Шугар издевательски прозвенел где-то слева. Ксено даже не повернул головы.

— Да иди ты в жопу, — предельно вежливо в контексте данной ситуации ответил он.

— Эй, Док, — голос Броуди донёсся со стороны бара, низкий и спокойный.

— Да, блядь, что?! — Ксено резко развернулся, ощущая пылающую ярость, и почувствовал, как волосы взметнулись облаком — и это было ужасно, потому что он всегда их тщательно укладывал, а теперь они растрепались позорной уликой его грехопадения.

Броуди же лишь лениво указал на зеркало за стойкой. — Приведи в порядок свою пост-сексуальную причёску, прежде чем идти к боссу.

Ох, блядь, какая забота. «Пост-сексуальная причёска» была последней из его проблем. Ксено рыкнул что-то нечленораздельное и стремительно зашагал прочь, оставляя за спиной лишь тихий смех и любопытные перешёптывания.

Дверь кабинета Майи распахнулась с лёгким скрипом.

Он не удивился, увидев на мониторах несколько ракурсов своего уже родного кабинета. Кадры застыли на моменте, когда Стэн прижимал его к ящику с инструментами — голый, мокрый от пота, с глазами, полными той самой голодной решимости, от которой желудок даже сейчас сводило сладким томным спазмом.

— Я знаю. Я знаю. Ради всего святого, Майя, не надо-

— Ты в порядке?

Этот вопрос… был неожиданным, мягко говоря. — …Что? — Ксено моргнул, ошарашенный. — Я… что?

Майя нервно вертела ручку в пальцах, выглядя одновременно встревоженной и виноватой. — Ты в порядке? Он тебя не принуждал? Мне нужно было всё остановить? Или нужно было послать Броуди, чтобы его вышвырнуть?

Ксено медленно опустился в кресло напротив и аккуратно забрал у неё эту чёртову ручку. — Эм… Нет. Я сам ему разрешил. Это была сделка, если… если он освободится… — он провёл языком по сухим губам, всё ещё чувствуя вкус поцелуя.

Майя резко выдохнула, обмякнув всем телом. — О, слава богу. Ладно. Тогда давай обсудим вот что.

— Что именно? — Ксено откинулся на спинку, скрестив пальцы на груди. Его поза была расслабленной, но плечи всё равно оставались напряжёнными.

— Ты в порядке?

— О… опять не понимаю. О чём ты?

Она провела рукой по волосам, устремив взгляд в потолок в поисках нужных слов. — Ты… не любишь прикосновения. Ну, то есть, ты прикасаешься к клиентам, да, но не так. А тут… — она ткнула пальцем в стену, где на экранах застыли кадры, как его прижимает к себе совершенно голый накачанный мужик, да так, будто Ксено — его грёбаная собственность, — …а тут очень много прикосновений.

— …Всё ещё не понимаю, — Ксено почувствовал, как жар позорно растекается по щекам, и Майя понимающе ухмыльнулась.

— О… О, он тебе нравится. Да? — её обычно очень громкий и зычный голос стал мягче. — И это не какой-то молчаливый и отчаянный крик о помощи, где ты внезапно начнёшь трахаться налево и направо со всеми клиентами, а потом тебя найдут мёртвым от передозировки наркотой, верно? Он просто… особенный.

— Эм… Даже не знаю, честно говоря. Ну, то есть, нет, я не совершенно точно не собираюсь переспать со всем списком своих клиентов, бррр, как тебе такое в голову пришло? — он поморщился, и Майя тихо рассмеялась. — Но насчёт него… не знаю. Я пока не понимаю, кто он для меня… — Ксено скользнул взглядом по мониторам. Было так странно видеть себя в таком… уязвимом, компрометирующем положении. Таким беззащитным. Таким страстным. Таким жаждущим. Он поймал себя на мысли, что даже испытывает лёгкий стыд от осознания, что за ним наблюдали в такой момент — будто этот поцелуй был чем-то слишком личным, слишком интимным. Раньше его не заботила подобная конфиденциальность на работе, он прекрасно знал, что Майя может за ним подглядывать и совершенно не парился по этому поводу, но сейчас всё было иначе. — Он мне действительно нравится, но я понятия не имею, что мне с ним делать, — в конце концов признался он.

— Честно говоря, этот парень меня немного пугает, — Майя задумчиво пожала плечами. — Я три раза пересматривала, как он освобождается из твоих пут, и до сих пор не понимаю, как он это делает. То он связан, то вдруг буквально через секунду — уже нет, — она содрогнулась и принялась нервно барабанить пальцами по столу. — Кто он вообще такой? Я имею в виду, у нас не так уж много вариантов, либо он какой-то грёбаный правительственный шпион, либо, ну, фокусник? Оба варианта одинаково плохи.

— Я стараюсь не спрашивать, ты же знаешь, — пробормотал Ксено, внутренне поморщившись от того, что и сам каждый раз задавался тем же самым вопросом.

Кто он, нахрен, вообще такой, этот Стэнли Снайдер?

— И он такой жутко спокойный… я имею в виду, действительно жутко! — тем временем продолжала она. — Тебе стоит это увидеть. Серьёзно, пересмотри записи, и ты точно захочешь его пробить. Это, блядь, пугает. Хотя… ну, теперь-то ясно, что у него был… дополнительный стимул, возможно, ради поцелуя и я бы постаралась, — она хохотнула, похабно поиграв бровями.

— Ты сегодня странная. Прекрати.

— Нет, Хьюстон, серьёзно. Я твой друг. Мы уже давно знакомы, и я никогда не видела, чтобы ты краснел из-за кого-то. Чтобы ты вообще краснел! Так что, ну, либо тебе стыдно за то, что ты сделал, либо от того, что случилось, либо от того, что я вообще об этом спрашиваю, — он закатил глаза, она протянула к нему ладонь, и Ксено взял её, позволив себе эту маленькую слабость. — Ты можешь испытывать к нему чувства. Ты имеешь право хотеть кого-то, понимаешь? — она сжала его пальцы, тихо и искренне.

— Да разве же я отрицаю? — он попытался рассмеяться, но получилось неуверенно.

— Конечно, отрицаешь, — фыркнула Майя. — Но, Хьюстон, серьёзно, подумай об этом парне. Узнай о нём что-нибудь, прежде чем падать в пучину романтики, ладно?

— Дорогая, боюсь, что наша работа несовместима с романтикой.

— Ну, не то чтобы несовместима… но, скажем так, это явно плохая замена романтике, — её губы дрогнули в усмешке.

— Кстати, отличный слоган для бизнеса, — задумчиво хмыкнул он. — «Прикосновение ангела: Плохая Замена Романтике». А что, звучит! — на этот раз его смех был настоящим.

Майя присоединилась к веселью, но через мгновение уже махала на него рукой. — Всё, всё, с тобой невозможно серьёзно разговаривать! Вали-ка ты из моего кабинета, Хьюстон!

— Ага, я тоже очень рад нашему плодотворному сотрудничеству!

Chapter Text

— Капитан Снайдер!

Стэн оглянулся, поспешно натянув на себя вежливую улыбку, и пожал протянутую сухую и крайне неприятную ладонь. — Генерал Уокер, рад видеть, — рад он не был, но, слава всем этим парням на небе, начальство из Вашингтона приезжало не так уж часто, чтобы Стэна это слишком утомляло, и он не сумел соврать.

— И я рад видеть вас в добром здравии! — хмыкнул Уокер, похожий скорее на помятую папку-скоросшиватель, чем на живого человека, но кто такой Стэнли Снайдер, чтобы судить людей по внешности, верно? Все тут выглядели примерно как говно, за очень редким исключением. — Как там после отставки поживает лейтенант Бони?

Стэн вспомнил обтянутое латексом тело лейтенанта Бони верхом на голом мужике в холле секс-подземелья и усмехнулся. — У неё всё в порядке, сэр. Передам, что вы интересовались.

— Передавай, что мы всегда готовы взять её обратно, США нужны такие люди, как она!

— Ага, обязательно передам, сэр, — если он скажет это Шарлотта, она пошлёт его на хуй в ту же секунду. Но, возможно, потом посмеётся, тут никогда нельзя было угадать наверняка.

Кондиционер в конференц-зале штаба гудел раздражённым шершенем, выстуживая воздух до состояния ледяной пустыни. Стэн сидел на неудобном стуле, выпрямив спину, и честно пытался сосредоточиться на втором эпизоде ежегодной ярмарки тщеславия, ну, то есть, большого стратегического совещания, конечно, но давалось это с большим трудом. Мысли то и дело улетали в дальние дали — а если быть конкретным, то в третий кабинет клуба «Прикосновение ангела», где ровно двенадцать часов назад его губы впервые коснулись Ксено.

Чёрт, до сих пор мурашки.

Где-то за спиной бубнил очередной оратор, но его голос растворялся в гуле крови, что оголтело стучала в висках, мешая концентрироваться на том, что отныне и теперь казалось Стэну совершенно неважным. Пустым. Бессмысленным.

Потому что всё, что имело значение в данный конкретный отрезок времени — то, каким потрясающим, неземным, каким всёсносящим и, сука, меняющим жизнь был их с Ксено поцелуй.

Стэн невольно прикоснулся к губам: они, казалось, до сих пор горели, пылали жарким мёдом этой горькой сладости, будто пульсировали, всё ещё ощущая упругую мягкость тонких бледных губ человека, который свёл его с ума без шанса на выздоровление.

«Почему я должен поступиться своим авторитетом ради твоего удовольствия?»

Потому что удовольствие было взаимным, Док. О, Стэн это чувствовал всем своим существом. То, как темнел и без того непроницаемо-чёрный взгляд, как покрывались порочным румянцем бледные щёки, как-

— …дер? Эй, Снайдер? — голос Макса пронзил его мысли, и Стэнли тряхнул головой, отгоняя багровое марево похоти, которое вот-вот грозило снова его настигнуть. — Ты чего, опять плохо спал?

— Ага, — улыбнулся он уголками губ, и, в общем-то, даже не соврал. Спал он действительно плохо, можно сказать, что вообще не спал — однако дело было не в кошмарах и не в боли.

Стэн просто не мог успокоиться. Его разрывало неудержимой, неутолимой энергией, каким-то неизмеримым счастьем вперемешку с тошнотворным волнением и даже страхом, который сменялся радостью, влюблённой эйфорией — и снова замещался тревогой.

Стоило смежить веки, как перед глазами вспыхивал прошедший вечер: холодный металл неудобного стула под бёдрами, тугие петли верёвок, что цепко впивались в кожу, влажный звук собственного дыхания сквозь плотный резиновый кляп, мягкая гладкость тонких перчаток…

«Можешь начинать».

Ксено связывал его с извращённой тщательностью закостенелого садиста. Десять точек фиксации — запястья, пальцы, колени, бёдра, даже шея — и, конечно же, член, куда ж без него. Одно неверное движение — и Стэнли бы остался без яиц — что, в целом, было бы даже терпимо, ведь на кону стояла воистину желанная награда. Каждый завязанный Ксено узел был идеальным, каждый шнур был натянут так, что даже самое малейшее движение отзывалось по телу волной острого дискомфорта вперемешку с невыносимым вожделением — в общем, ровно так, как ему было нужно.

Стэнли не торопился. О, нет, в таких делах поспешность была неуместной и только могла всё испортить. Он освобождался медленно, методично, не пытаясь порвать узлы — он же не был дилетантом, в конце-то концов, какой бы дебил пытался порвать крепчайшую шёлковую верёвку голыми руками? — а буквально разгадывал их, словно какой-то шифр.

Видимо, это делало что-то не только со Стэнли, потому что Ксено очень быстро отошёл и старательно на Стэна не смотрел.

Что ж… это было только ему на руку. Металлические прутья стула погнуть было легче, чем пытаться развязать все узлы.

Стэнли не помнил, как оказался перед ним. От азарта и предвкушения разум застилало хлеще, чем от крепкого алкоголя. В его сознании всё приключилось очень быстро: вот падает на пол последняя шёлковая петля, вот внезапная упругая тяжесть в мышцах, рывок — и вот он уже прижимает Ксено к грёбаному комоду, всем своим существом ощущая, как тот дрожит под его руками.

Первый поцелуй был жадным, почти злым. Он впился в губы Ксено, словно те были глотком воды после целого дня в бессмысленно-жаркой пустыне, он готов был сожрать его, испить его до дна, он хотел, честное слово, хотел сделать это мягко и осторожно, но не сумел и рухнул в эту бездну с головой, уверенный, что там же и утонет — но Ксено замер… а затем — ответил.

И Стэнли вознёсся на ёбаные небеса.
Другого объяснения этому кайфу не было.

Ксено целовался так же, как вёл их сессии: сначала сдержанно, почти холодно, но стоило чуть отогреть его, показать, как же с ним хорошо, как сразу вливался с внезапной, яростно-жаркой отдачей. Блядство, как же это было охуенно! Целоваться всегда было так приятно, или Ксено был абсурдно-гениален не только в физике и космологии, но вообще во всех областях? Чёр-р-рт, он ведь упал в его губы так же бешено и оголтело, как падал сам Стэнли, впивался с него с такой жадностью, будто тоже ждал этого месяцами, его пальцы вцепились Стэну в волосы, гладили его грудь, его тело выгнулось навстречу, прильнуло к нему каждой клеточной, и на секунду Стэнли даже почувствовал себя хозяином ситуации-

— Снайдер, ты вообще на этой планете? — и снова голос Макса вырвал его из космоса. Стэнли моргнул, понимая, что тупо сидел тут, пялясь в пустоту, пока в штанах копилось совершенно неуместное напряжение. Сука.

Он покосился на Макса и ворчливо закатил глаза. — Говорю же, спал плохо.

— Когда ты просто плохо спишь, то тупо злой, — хмыкнул тот, нахально щерясь. — А сейчас ты уже пятый раз за полчаса задумчиво трогаешь губы. Так что, на мой взгляд, варианта два: или у тебя там герпес расцвёл под помадой, или ты влюбился, наконец, и тебя перестал ласкать только ветер!

Стэн резко опустил руку, осознавая, что, блядь, внатуре, он реально то и дело трогал губы. Как подросток, честное слово!

— Заткнись, — фыркнул он. — И нет у меня никакого герпеса.

— То есть, наш малыш вырос? — заржал Макс и сделал вид, будто торжественно хлопает ему в ладоши.

— Макс, я пристрелю тебя, клянусь.

— Ах, молодость. Помню, как я в первый раз…

— Я буквально старше тебя, придурок!

Тот снова хохотнул, но тут же замолчал, когда в зал вошёл начальник штаба. Теперь совещание действительно началось. Стэн обрадовался было — как никак, это была хорошая возможность занять свой чёртов мозг чем-то полезным, блядь, а не пубертатным, — но быстро понял, что на сегодня он точно потерян для общества. Вот знал же, что по пятницам лучше теперь никуда не ездить, по крайней мере, с утра, когда воспоминания о вечере четверга ещё слишком живы в его сознании, так нет же…

Генерал Карвер, человек с лицом, напоминавшим что-то среднее между булыжником и бумажником, монотонно бубнил о «повышенной готовности» и «восточном побережье». Стэнли кивал, но в голове звучал только голос Ксено:

«Мне нужно подумать, как теперь быть».

Он стиснул зубы.

Его форменный китель давил подмышками, а крахмальный воротничок парадной рубашки противно натирал шею, и это вдруг показалась чем-то невыносимым. Как Ксено вечно ходит в костюмах? Как его это не бесит? Может, его садистическая натура таким изощрённым образом распространялась и на него самого? Сука, как же чешется этот ебучий воротничок. Почему нельзя было просто приехать в футболке? Стэн готов был сейчас многое отдать, чтобы сорвать с себя эти грёбаные манжеты, как вчера срывал шёлковые верёвки-

Блядь, ну, вот опять. Он с силой закусил внутреннюю сторону щеки, ощущая, как от одной только мысли по спине пробежал горячий мурашечный трепет. Нет, как же это было охуенно… Какие у него были вкусные губы, невероятно! А то, как Ксено смотрел на него сразу после — широко раскрытыми, почти испуганными глазами, будто Стэнли только что не поцеловал его, а какую-то невидимую стену между ними разрушил-

— Капитан Снайдер?

Блядь, да отъебутся от него сегодня, или нет, ну сколько, сука, можно?!

— Да, сэр.

— Вы вообще меня сейчас слушали?

Стэнли автоматически выпрямился, ощущая, как десятки глаз упираются в его лицо. — Конечно, сэр. Операция «Граница теней». Предполагаемая локация — Гаруа, Камерун. Старт — через неделю.

Генерал хмыкнул, но кивнул, кажется, довольный ответом. — Хорошо, Снайдер. Приятно, что хоть кто-то здесь не спит. Итак, что важно знать о предстоящей-…

Стэн едва сдержался, чтобы не закатить глаза, но всё-таки совершил волевое усилие, уткнувшись в документы перед собой, стараясь не думать о том, что, кажется, через неделю ему придётся исчезнуть на, кажется, какой-то не особо определённый срок. Это не было чем-то новым, но последняя дальняя командировка была уже довольно давно, и Стэн уже забыл, каково это — уезжать из дома больше, чем на несколько дней, и… Ну, а если Ксено не позовёт его в клуб до того, как он уедет из страны? Если он так и свалит, не понятно, на сколько, не обмолвившись больше ни словом, если его «мне нужно подумать» растянется дольше, чем на неделю, а ведь у Стэна там даже не будет возможности выйти на связь! Что, если-

— Капитан Снайдер, ваша группа выдвигается в следующий понедельник, — продолжил Карвер, и Стэн вздохнул: эту потрясающе важную информацию он уже вычитал в потрясающе важных бумажках, которые всучили ему в руки буквально полчаса назад. — Срок операции — ориентировочно две недели…

Стэнли медленно кивнул.
Две недели.

Чёрт, это только кажется чем-то недолгим, но на самом деле…

— …для поддержки национальной армии в борьбе против исламистской группировки Боко Харам. Вопросы? — прогремел Карвер.

— Никак нет, сэр.

— Отлично. Итак, генерал Уокер-…

Убедившись, что внимание начальника окончательно переключилось на кого-то другого, Стэн медленно сполз со стула немного вниз. Блядь. Сладкое волнение воспоминаний о поцелуе снова сменилось тошнотворной тревогой по поводу того, что будет дальше. Ну почему Ксено не мог просто… быть нормальным. Зачем ему нужны были эти стены, эти правила, эти границы, почему он так настойчиво отталкивал его, как только на горизонте брезжил шанс на настоящую близость, почему… почему он не мог ему открыться? Стэн же ему открылся, он показал свою уязвимость не раз и не два, он буквально отдал ему в руки своё ещё трепещущее сердце, но он его только чуть-чуть потрогал — и не взял, и как-

Макс под столом тихонько пнул его лодыжку. — Ты сегодня реально похож на какого-то скулящего щенка, — прошептал он. — Что за хандра, дружище?

— Отвали.

— Ага, значит, точно влюбился!

Стэн предпочёл проигнорировать этого придурка и хотя бы попытаться сосредоточиться на чёртовом совещании. Генерал Карвер, определённо, говорил что-то важное.

Очень важное.
Невероятно важное.

Стэнли знал это, потому что губы начальника двигались с той особой, размеренной серьёзностью, которая обычно предшествовала выражениям вроде «стратегическая инициатива» или «оперативная готовность». Знал, потому что все вокруг сидели по стойке «смирно», вытянув шеи, будто их затылки были привязаны к невидимым ниточкам, замерев над блокнотами в напряжённом ожидании великой мудрости.

Но голос Карвера вязко тонул в монотонном гуле кондиционера, а слова расплывались в нечто неосязаемое, будто чернила в воде, не оседая в сознании Стэна ничем, кроме раздражающего фонового шума.

В его голове сейчас мог звучать — и быть при этом действительно услышанным — только один голос.

Тихий. Вкрадчивый. Низкий.

«Мы перешли черту, которую я никогда не переступал, и мне нужно об этом подумать».

Стэнли сжал кулаки под столом, ощущая, как ногти впиваются в ладони в приступе сводящей с ума тревоги. Что, если он подумает не о том? Что, если он передумает?

Этот вопрос вертелся в голове всю прошедшую ночь, неотступно выплывая на поверхность сладкого волнительного марева воспоминаний о поцелуе, заставляя ладони потеть, а горло тоскливо сжиматься. Стэн действительно, действительно не хотел бы об этом думать, но он, к сожалению, был знаком с Ксено — в том смысле, что он его знал. И знал, что этот человек возводил вокруг себя такие стены, что не пробила б даже снайперская пуля. К этому мужчине нужно было подбираться незаметно, внедряться медленно в его экосистему, так, чтобы иммунитет не успел сработать и не врубил защитные механизмы — и, вероятно, Стэнли вчера эту свою гениальную стратегию со смачным треском проебал.

Ксено попросил времени. Пространства.

И Стэн, конечно, должен был уважать эту просьбу… Должен был.

Но, чёрт возьми, он страшно этого не хотел.

Его тянуло в пустоту бездонных чёрных глаз каким-то чёртовым космическим магнитом, и он попросту не мог себя заставить сопротивляться этому притяжению. Пальцы сами потянулись к телефону — то ли в желании что-то ему написать, то ли проверить, не написал ли сам Ксено первым, не передумал ли, не… Но Стэнли резко себя одёрнул. Нет. Так нельзя. И, чёрт возьми, Снайдер, где твое грёбаное самоуважение, а?

Но…
Ладно, допустим — просто допустим, окей? — что будет, если попробовать действовать по-другому? Не писать ему, словно скучающий школьник, тоскливые смс-ки, а как бы… ну…

Снова «случайно» заглянуть, например, в ту кофейню, где запретили курить и воняло прогорклыми зёрнами? Ксено часто заходил туда после своих занятий, а расписание лекций профессора Уингфилда было в свободном доступе на сайте калтеха, для этого даже не нужно было ничего взламывать! Был, конечно, риск вновь получить пиздюлей от Шарлотты, но, эй, разом больше, разом меньше, в целом — какая разница, верно?

О, о, или можно было вспомнить про свой свитер! Да, точно! Можно написать не просто так, а по делу, сказать, например, что, вообще-то, по вечерам уже стало основательно холодать, а этот свитер достался ему от бабушки, и только он мог согреть его озябшее сердечко в эти дождливые осенние вечера, не мог бы ты его вернуть? Какое совпадение, Стэн как раз будет в нужном районе и сам заедет его забрать…

Чёрт возьми, Снайдер, ну что ты несёшь вообще. Какая бабушка, какое сердце, тебе этот грёбаный свитер Чарли подарила под предлогом «выйди уже, блядь, из эмо-фазы и оденься как нормальный человек!»…

Ладно, ладно. Возможно, вариант со свитером был даже более стрёмным и неуклюжим, чем вариант со «случайной» встречей. Да, это было сомнительно, но, в конце концов, если уж Стэн один раз получил за это по шапке, то какая разница, сколько раз повторять этот трюк? Грань между «немного» и «дохуя» в его случае уже давно истёрлась, так что — плевать, помирать, так с музыкой!

Генерал Карвер что-то в очередной раз сказал про «восточный фронт», и весь зал дружно закивал. Стэн тоже механически вздёрнул подбородок, делая вид, что вовсе не витает в облаках, и вообще, весь целиком и полностью в теме, но в голове он уже во всю представлял чудесную желанную картину: вот он небрежно заходит в The Bitter Equation, вот видит там Ксено, вот делает удивлённые глаза: «О, Док? Не ожидал тебя здесь увидеть!», вот…

Телефон в кармане беззвучно бзынькнул входящим сообщением.

Сердце дрогнуло, замерло — и забилось в три раза быстрее. За последние месяцы только один человек слал ему сообщения. Ладно, ещё Макс иногда стал, и начальство, но все они сейчас были с ним в одной комнате, так что не считается.

Блядь.

Доставать сейчас телефон было равносильно государственной измене, поэтому Стэн отвёл плечи назад, притворно потянулся, будто разминая затёкшую спину — и незаметно скользнул взглядом на часы.

Док: ты мне снова должен

Желудок совершил что-то среднее между кульбитом и падением с десятого этажа, дыхание перехватило-

Док: ты сломал мой любимый стул!
Док: какого хрена, Барби?

Стэн фыркнул.
И как теперь дождаться конца совещания, чтобы ему ответить?!

 

•••

 

Ксено медленно, рвано выдохнул, пытаясь унять оголтелый стук сердца и хоть немного прийти в себя. Дверь захлопнулась за спиной с глухим стуком, отозвавшись в пустом кабинете мягким растерянным эхом, будто последний аккорд в симфонии его адекватности. Он замер на пороге, судорожно сжимая пальцами дверную ручку, страшась сделать шаг вперёд, ощущая, что если отпустит — то ноги просто подкосятся, и он рухнет на пол, будто подстреленный олень.

«Пожалуйста, не выгоняй меня».

Голос Стэнли, низкий, хриплый, такой чувственный, что даже в прогнившей насквозь душонке Ксено будто что-то возрождалось от его звучания, всё ещё звенел в его ушах, сладко смешиваясь с воспоминанием о том, как его собственные губы предательски ответили на этот злополучный поцелуй.

Нет.
Поцелуй был просто потрясающим, просто Ксено не был готов столкнуться с этим откровением настолько скоро.

Он резко дёрнул головой, отгоняя эти мысли, будто навязчивую муху, и, собравшись с духом, всё-таки шагнул вглубь кабинета. Соберись, Хьюстон. Приди в себя, чёрт возьми. Взгляд сам собой скользнул по разбросанным верёвкам, что валялись на полу совершенно целые и без намёка на узелки, наклонился, поднял одну — ту, что ещё буквально час назад туго обвивала бёдра Стэнли — и сжал в ладони, ощущая, как вниз по позвоночнику пробежал противный боязливый холодок.

Стэн ведь действительно освободился из всех этих пут и узлов меньше, чем за десять минут…

Чёрт возьми, это было практически невозможно. Ещё никто ни разу не справлялся с такой задачей. В том, насколько эффективен он был, насколько со знанием дела он действовал было что-то пугающее. Нет, правда, кем он был?

Ксено поморщился, сердитый сам на себя за такие мысли — он уважал чужие тайны и не собрался в них копаться, чёрт возьми! — швырнул верёвку в ящик и резко развернулся, намереваясь убрать в сторонку завалившийся набок стул—

Эм… Что-то со стулом было не так.

С крепким металлическим стулом для грёбаных полицейских допросов, который он купил года три назад в каком-то жутковатом антикварном магазине за бешеные деньги, с массивным, неубиваемым стулом с прутьями толщиной в палец было что-то не так.

Что ж. Теперь два прута на спинке были кривовато, несимметрично изогнуты наружу, так, будто кто-то наспех раздвинул их руками. Одна ножка слегка погнулась у основания, а вторая перекосилась, оставив на бетонном полу глубокую царапину.

Ксено замер.
Нихрена себе.

В груди что-то ёкнуло, щёлкнуло, дрогнуло… что-то горячее, почти восторженное. Вот это да. Он не думал, что этот стул вообще реально испортить. Нет, он знал, что Стэн силён, он прекрасно видел эти плечи, эти руки, покрытые шрамами и переплетённые жилами, эту мощную спину, но… неужели он был силён настолько?

Да кто он, чёрт возьми, такой?!

Он резко поднял стул и дёрнул его на себя, проверив вес — нет, тот был всё так же тяжёл, неподатлив и монолитен, как и всегда. Ксено провёл пальцем по погнутому пруту, ощущая под перчаткой идеальную гладь металла, и попробовал выгнуть его обратно.

Очевидно, нихрена у него не получилось — чтобы хоть немного сдвинуть эту перекладину ему пришлось приложить столько усилий, что заболело запястье.

Охуеть.

Окей. Допустим, Ксено просто сам не отличался особой физической мощью. Допустим, та же Майя свернула бы этот чёртов стул напополам. Или, ну, может, Броуди? Нет, Майя, вероятно, была сильнее Броуди… Блядь, да какого чёрта! Это был его любимый стул!

Чтобы хоть как-то это всё осмыслить и переварить, Ксено принялся за уборку с маниакальной тщательностью. Он решил продезинфицировать вообще всё, перебрать и помыть вообще все игрушки, все поверхности — так, будто пытался стереть следы не только рабочего беспорядка, но и собственной слабости.

Он поднял разбитый о стену бокал — хрустальный, подарок от Майи на позапрошлый день рождения — и выбросил осколки в мусорку, всем нутром ощущая странную символичность этого жеста: разбитое стекло, разрушенные границы…

Пальцы сами собой потянулись к губам.

Когда он в последний раз целовался?
Пять лет назад? Может, шесть?

Никогда — с клиентами, но после того неприятного блондина из NASA он ещё пару раз ходил на, скажем так, свидания, на которых даже предполагались поцелуи, но всё это было как-то противно, брезгливо, мокро, скучно, предсказуемо… в общем, просто отвратительно.

Ксено решил, что не настолько ему нравятся эти липкие контакты слизистых, чтобы подвергать себя этим пыткам ради какого-то там социального одобрения, и просто не позволял целовать себя в губы.

Он в целом не был против — он просто не видел смысла. Зачем, если ему самому не хочется?

Порой поцелуи допускались в другие места, где это ощущалось менее противно, но, в целом, Ксено сделал вывод, что всё уже понял про данный процесс и нововведений в этом деле не предвидится.

Однако Стэнли…
Чёрт.

Его целовать хотелось.
Едва ли не с первой встречи, если уж быть до конца откровенным хотя бы с самим собой.

Стэн целовался ошеломительно — без правил и без оглядки, будто пошёл ва-банк, с яростной преданностью моменту, с таким чувством, что сопротивляться было просто ультимативно невозможно, так правильно пользуясь и губами, и языком, и руками своими сильными, чёрт возьми, так, что на всё остальное было уже плевать — просто хотелось отдаться происходящему, раствориться в контакте и никогда его не отпускать—

Новая волна воспоминаний ударила в виски тяжёлым молотком, и Ксено едва ли не заскулил от ощущения собственной беспомощности. Ему не нравилось это чувствовать. Не нравилось, что он не мог прийти в себя, не мог собраться, не мог заставить этот чёртов мандраж в пальцах прекратиться, не мог выкинуть из головы ни губы Стэнли, ни его голос, ни то, как тот смотрел на него после этого победного поцелуя — не с ожидаемым триумфом переигравшего, не с насмешкой, а с чем-то таким… таким настоящим, что даже сейчас, спустя час, от одного воспоминания в груди отчаянно сжималось что-то горячее и колючее одновременно.

Какой же пиздец.

Ты снова нарушил свои же правила, Хьюстон. Так сильно нарушил, что перешёл черту. Совсем перешёл, окончательно.

Правила, которые он создал, которые тщательно выстроил вокруг себя и своей работы, существовали не просто так — они были его крепостными стенами, возведёнными с математической точностью, с холодной, неумолимой логикой и единственной целью его защитить. Без них всё превращалось в хаос, в беспорядок, в неконтролируемый поток событий и липкую, отвратительную жижу эмоций, в которой он всегда тонул, словно в болоте, задыхаясь от собственной беспомощности. Люди были непредсказуемыми и глупыми. Ими двигало нечто, что Ксено не мог и не желал понять. Он не мог их к себе подпускать, он бы просто не выдержал. Он не мог себе позволить эту жалкую слабину, и, как бы сладко ни вещали Майя с Броуди, он не мог позволить себе чувствовать, потому что чувства — это потеря контроля, а потеря контроля — это конец, это крах. Ксено не мог даже представить этот момент после конца своей личности, когда он неизбежно перестал бы быть тем, кем должен быть, и стал бы просто жалким куском мяса, дрожащим от иррационального, гнусного, позорного страха, что его снова отвергнут, снова посчитают слишком — слишком сложным, слишком колючим, слишком ненормальным.

Ты не просто так попросил его подождать. Ты не просто так не хотел сближаться ещё сильнее.

Да, да, всё так. Потому что Стэнли был просто его клиентом. Потому что отношения мастера и клиента — это всего лишь взаимовыгодная сделка. Это самый примитивный натуральный обмен: они платят за час его безраздельного внимания, за возможность почувствовать себя центром Вселенной, за возможность ощутить бесценное чувство потери контроля, а он получает деньги, иллюзию власти, и — что куда важнее — безопасность, гарантию того, что в конце сессии они уйдут, что никто не останется, не попытается залезть ему под кожу, что никто не увидит, что под великолепной маской Доктора Икс скрывается всего лишь человек, который до сих пор, к сожалению, помнит, каково это — быть мальчишкой, которого травили за то, что он не умел быть таким, как все.

Но, чёрт возьми, Стэнли… он ведь был другим, разве нет?

Он его не боялся.

Он подчинялся, играл по правилам, но только потому, что выбирал это сам, однако оставался достаточно наглым и своевольным, чтобы гнуть границы его стен, как прутья металлического стула, и это было невыносимо — потому что если он не играл, если он действительно хотел… если этот поцелуй был не частью сессии, не проверкой границ, а чем-то настоящим…

Что тогда?

Что останется от него самого, если он позволит себе поверить, а потом вдруг снова окажется, что он ошибся? Если Стэнли, как и все остальные, однажды посмотрит на него и скажет: «Ты слишком сложный»? «Любить тебя — словно пытаться засунуть в жопу раскалённую кочергу»? Что будет, если — или когда? — Стэн, наконец, поймёт, что Доктор Икс — это всего лишь роль, что он не символ, не какой-то великолепный образ, который он сам себе придумал и налепил на холодную маску, а что он просто обыкновенный человек, причём не самый приятный, всего лишь парень, который когда-то взорвал свою школу не потому, что был каким-то недопонятым гением, а потому, что не знал, как ещё заставить их перестать ему делать больно?

Нет.
Он не мог этого допустить.

Просто не мог.

Он не мог оставаться собой, когда каждая клетка его бестолкового, глупого тела кричала, чтобы он взял телефон, написал ему, вернул его, не когда губы всё ещё горели от прикосновения, а в груди бушевала какая-то дикая, неконтролируемая ярость — на самого себя, конечно, за эту слабость, за эту жажду, за то, что он, грёбаный Ксено Хьюстон Уингфилд, который всегда неумолимо держал дистанцию, который презирал эту липкую, пошлую потребность в близости, теперь стоял посреди своего пустого и холодного кабинета и дрожал, как последний придурок, потому что не мог выкинуть из своей бедовой головы чьи-то чёртовы идеальные губы.

Нет, серьёзно, ему нужно остановиться.
Взять передышку.
Пока не поздно.

Он ведь уже пришёл к такому же решению буквально неделю назад. Какого чёрта он себя не послушал? Понимал ведь, что катится по наклонной, давно понимал, и, полюбуйтесь, где он, блядь, сейчас!

Тьфу ты, аж тошно.

Ксено резко потёр лицо ладонями, словно пытаясь стереть воспоминание о том, как его собственные руки предательски обвили плечи Стэнли, как тело само потянулось ему навстречу, как-

Да блядь!

Ладно, очень глупо было отрицать, что Стэнли действительно ему очень нравился. Взгляд невольно упал на покорёженный стул, и желудок скрутило каким-то болезненным тоскливым спазмом.

Не только Стэнли не знал, каким человеком был Ксено на самом деле.

Он тоже не знал его.

Не знал, где он живёт. Чем конкретно занимается, кроме того, что работа была опасной и периодически калечила его сильное тело. Не знал, откуда у него эти жуткие шрамы, которых не бывает у обычных людей. Он, конечно, догадывался — но не знал. Не знал, почему он так ловко умеет снимать грёбаные наручники, распутывать узлы и гнуть металлические прутья голыми руками.

Майя, кажется, предложила пробить его?

В принципе, Ксено мог. Один звонок, пара запросов «по старой дружбе» (ну, или, скорее, по старым поводам для шантажа, но какая разница, если результат будет один?) — и к вечеру у него на столе уже лежало бы досье на Стэнли Снайдера. Он мог бы узнать всю его подноготную и выяснить все маленькие грязные тайны, вот только…

Нет. Нет, он не будет этого делать. Он ведь не какой-то там буйнопомешаный сталкер. Его и так считали жутковатым типом, но Ксено не был таким. Он уважал чужие границы — и ждал от людей того же. Как он мог рассчитывать, что его собственную конфиденциальность будут уважать, если не будет в ответ уважать чужую, верно?

Он не боялся правды. Он просто не хотел лезть туда, куда его пока не приглашали. И, да, он… он хотел, чтобы Стэнли сам ему всё рассказал.

Возможно, тогда он позволит ему чуть больше.

Ксено нервно закусил губу, мысленно считая от нуля до десяти. — Однажды он доверится мне, и всё встанет на свои места, — прошептал он, пытаясь убедить в этом сам себя. — Нет ничего странного в том, что человек умеет снимать наручники. Он ведь долго служил в армии? Мало ли, чем они там развлекались, верно? Нет ничего странного в том, что он так силён. Мало ли кто силён? Это просто навыки. Мали ли откуда у него шрамы и запах пороха, мало ли, почему он такой закрытый, мало ли…

Блядь, это всё было так, но почему буквально каждый нерв в его теле кричал, что это ложь?

Он вышел из клуба уже совсем глубокой ночью, в час, когда даже фонари на набережной казались каким-то сонными. Взвесив все «за» и «против», Ксено снова решил пройтись до дома пешком — сегодня ему критически нужно было подумать, а шаги по асфальту, ритмичные, как метроном, помогали собрать мысли в кучу.

Город вокруг был пуст, лишь редкие машины проносились мимо, оставляя за собой шлейф прохладного сентябрьского ветра. Он остановился у перил на набережной и задумчиво посмотрел в небо, где неоновые огни давно уже затмили любые звёзды. В груди давило что-то тяжёлое и невысказанное, ветер с океана трепал его волосы… Что же ему всё-таки делать? Хотелось взять паузу, прийти в себя, остановиться, дать своим чувствам отдышаться, но он ведь уже сказал, чтобы Стэн возвращался как только, так сразу? Чёрт, рядом с ним он становился совершенно бестолковым! Он принимал дурацкие решения и вёл себя, как полный идиот! И что теперь? Как ему-

Телефон в кармане неожиданно завибрировал, вырвав сознание из порочного круга самокопания. Кто мог звонить в такой час? Ах, ну да, конечно. Бьякуя.

— Хьюстон, — раздался голос Ишигами, слишком бодрый для того, чтобы звучать естественно. — Я только что отвёз Сэнку в аэропорт. Через час вылетает его самолёт, а через пятнадцать он будет уже в Лос-Анджелесе. Эм… можешь дать мне свой адрес? Я вызову ему такси, когда он прилетит, чтобы…

— Да я сам его заберу, — машинально ответил Ксено, даже не задумываясь. — Не проблема.

На другом конце провода повисла какая-то странная пауза. — …Ты серьёзно? — наконец выдавил Бьякуя. — Хочешь поехать за ним в аэропорт?

— А что в этом такого?

— Да ничего. Просто… не ожидал, наверное? Спасибо.

Ксено нахмурился. Что-то в голосе этого вечно-радостного щенячьего Ишигами звучало… не так. Слишком тихо. Слишком устало. — Ты там в порядке? — спросил он, сам себе удивляясь.

Повисла ещё одна пауза. — Ты спрашиваешь, как у меня дела?

— Эм? — моргнул Ксено. — Да?

— С тобой всё нормально?

— Блядь, да что не так-то?! Я первый у тебя спросил!

Бьякуя устало усмехнулся, но, видимо, решил таки перестать его чертовски раздражать и просто ответить на грёбаный, мать его, вопрос. — Я в порядке. Просто… много всего происходит одновременно. Волнуюсь за Сэнку, конечно, и… — он немного замялся, — и Лилиан недавно прилетала. Мы виделись.

О, и снова старые песни о главном на новый лад. Это всё уже начинало напоминать какой-то плохой анекдот, но, собственно, именно этого Ксено сейчас не хватало. Если чужие проблемы могли хотя бы на минуту отвлечь его от собственных переживаний, то несите их сюда, Ксено радостно ими обмажется. — И что, и что? — усмехнулся он. — Надеюсь, ты, наконец-то, высунул башку из задницы и сделал с ней всё, что ей было нужно?

— О, боги, ты как обычно… — фыркнул Бьякуя без злобы. — Мы просто с ней встретились. Я не хотел, ты же знаешь, но Лил опять начала говорить, как же ей одиноко, и что только рядом со мной она чувствует себя спокойно, просто один ужин, неужели это так много…

— Так? Ну, и?

— Мы поговорили, и я задал ей прямой вопрос — зачем я вообще ей нужен. Ну, знаешь, тридцатисемилетний мужик с тремя подростками на шее — и звезда мировой поп-сцены. Просто смешно.

Ксено тоже считал, что это смешно, но вовсе не по тем причинам, которые так волновали Бьякую. Он вообще не понимал, почему Ишигами так настойчиво упрямится. Такая баба по нему вздыхает, а он какой-то хуйнёй занимается… Мало того, что из науки ушёл, так ещё и упорно делает вид, что его всё устраивает в этой новой жизни с кучей приёмных детей. Клинический кретин, не иначе. — И что она сказала?

— Сначала она отмахивалась, — вздохнул Бьякуя. — Мол, разве у чувства должны быть причины? Тогда я снова спросил — почему именно я? Почему не кто-то её возраста? — Хьюстон уж хотел было возмутиться, что десять лет — это не какая-то пугающая разница, но Бьякуя уже продолжил свою мысль. — Нет, я понимаю, что десять лет — это не двадцать лет, да? Иногда такая разница вообще не ощущается, ну, например, когда я с тобой общаюсь, это не чувствуется. Но ты и не пытаешься втянуть меня в свои эти… хобби, да? — тут Ксено прыснул. Пару лет назад он рассказывал Бьякуе о своей «подработке», потому что тот заебал его советами в духе «завести себе приятное хобби для души», и пришлось объяснять, что такое у Ксено есть. Больше Бьякуя эту шарманку не начинал. — Я говорю, Лил, объясни мне, почему ты не можешь просто пойти дальше, почему ты готова ждать меня годами? Ради чего, скажи? Что я могу тебе дать? — голос Бьякуи дрогнул. — Она замолчала. А потом… блядь, Ксено, она разрыдалась. Сказала, что я напоминаю ей отца. Ты прикинь? Не внешне, мол, а… как я с ней разговариваю. Как смотрю. Как слушаю. Что ей не хватает мужского плеча, и это плечо она видит во мне.

Ксено присвистнул. — Охренеть! Что, она прям так и сказала, что использует тебя как замену папочке?

— Ну, не так прямо, конечно… — снова вздохнул тот. — Но когда я копнул глубже… Да. В общем, всё так. Ей нужен кто-то, кто будет её направлять, одобрять, успокаивать. А я… — он резко хмыкнул. — Не то чтобы я против, понимаешь? Но у меня уже трое детей, которым это действительно необходимо. А Лил — взрослая успешная женщина. Ей бы психотерапевта, а не бойфренда с отцовским комплексом на десяток лет её старше.

— Слушай, но… ты же её любишь… — начал Ксено.

— Я не знаю. Всё сложно. Это длится уже так долго, что я даже не понимаю, что чувствую. И даже если я люблю её — не как человека, в смысле, а именно как женщину, — то свою жизнь, такой, какая она есть, я всё-таки люблю больше, — голос Бьякуи внезапно стал твёрдым. — Я выбрал этих детей сознательно. Они — моя ответственность. А Лилиан… ей нужно разбираться со своими демонами, а не искать спасения в моих объятиях. Я желаю ей счастья, правда, но я устал от всего этого.

— Ты на удивление мудр для человека, который ушёл из науки в какую-то чушь типа социальной работы.

— Спасибо, наверное? — Бьякуя фыркнул с привычной для Ксено теплотой. — Полагаю, это самый весомый комплимент, который я мог от тебя услышать. Просто… ну, когда тебе под сорок, начинаешь понимать, что любовь — это не про бешеную страсть и не про заполнение кем-то другим пустот в душе. Это про выбор. И я выбрал тех, кто действительно нуждается во мне.

Ксено задумался, и между ними повисло какие-то странное, текучее, приятное молчание. Где-то вдали загудел корабельный гудок. — Выбор, говоришь… — он хмыкнул, наконец. — А если я не знаю, что выбрать?

— Мм? — тут же навострился Бьякуя. — Речь о том твоём «гипотетическом человеке»?

Он устало прикрыл глаза. Ветер дунул чуть сильнее, и ему вдруг показалось, что если он сейчас не скажет этого вслух — не признается хотя бы кому-то, — то просто сойдёт с ума. Ксено стиснул зубы, ощущая, как противное стыдливое тепло разливается по щекам. Хорошо, что Майя этого не видела, иначе точно снова засмеяла бы его за румянец. — Он не… — он нервно перевёл дыхание. — Блядь. Он переступил мои границы, но я сам ему это позволил. Сам это выбрал, как ты говоришь.

— И теперь жалеешь? — голос Бьякуи звучал так мягко.

— Я не знаю! — он всплеснул свободной рукой. — Это сложно! Я не понимаю, что я чувствую. Это всё противоречит моим принципам. Он уже сотни раз нарушил каждое моё правило, а я всё ещё с ним общаюсь. Вот только… Ты говоришь, что не надо заполнять пустоты в душе другим человеком… Сам-то я и не заполняю… вроде бы. Однако, боюсь, что он может это делать. Что он пытается заполнить мною свои раны, хотя сам даже не понимает, что делает — и не знает, кто я такой… Как он может выбрать меня, не зная, кого выбирает?

Бьякуя задумчиво хмыкнул в трубку, и Ксено представил, как тот по привычке почёсывает подбородок, как делал всегда, когда собирался сказать что-то «мудрое». — Слушай, дружище… — начал Ишигами, и от одного его учительского тона Ксено сразу пожалел, что вообще завёл этот разговор. — Ты ведь сам всегда говорил, что правила существуют для порядка, а не для счастья.

— Я никогда такого не говорил, — тут же огрызнулся Ксено.

— Ну, может, и не этими словами, — рассмеялся Бьякуя. — Но суть-то ты уловил. Так вот, любовь — она всегда важнее правил. Даже твоих идеально выверенных. Любовь — она для счастья, а не для порядка…

— Я ни слова не сказал про «любовь» — проворчал он, но Бьякуя, кажется, не обратил на его бормотания никакого внимания. Где-то внизу волна с шумом разбилась о бетонный выступ.

— …а неужели ты не хочешь быть счастливым? — голос Бьякуи стал тише. — Подумай об этом. Только не закопайся в этих думах слишком уж глубоко, ладно? А то знаю я тебя — начнёшь анализировать, пока не убедишь себя, что всё это одна большая глупая ошибка.

— А вдруг так и есть? — вырвалось у Ксено. — Вдруг это просто… химия? Импульс? Очередной эксперимент, который-

— Который заставил тебя в пять утра стоять на набережной и думать об одном «гипотетическом» человеке? — мягко перебил его Бьякуя. — Дружище, даже я, со всей своей «социальной чушью», как ты её называешь, понимаю — такие вещи просто так не случаются.

— Но если-

— Но даже если это ошибка, тогда это будет твоя ошибка. Твой выбор. Разве не лучше ошибиться, чем так и не попробовать?

Вдали опять загудел корабль. Ксено сжал телефон чуть крепче. — Я… мне нужно время во всём разобраться.

— Конечно, — легко согласился Бьякуя. — Но помни, что звёзды видны только тем, кто рискует смотреть в темноту.

— Это ещё что за психоделическая мудрость?

Ишигами хохотнул. — Увидел эту надпись на какой-то из тетрадок Рури, и мне показалось это чем-то поэтическим. Разве нет?

— Какой кошмар. Больше никогда не бери в руки подростковых тетрадок. Это не мудрость, это пиздец.

Они поболтали ещё немного и Ксено, наконец, побрёл домой. Остаток ночи он провёл мучительно, утопая в беспокойных полузабытьях, ворочаясь меж простынями, которые внезапно становились то невыносимо горячими — то невыносимо ледяными. Когда будильник, наконец, прозвенел, он вскочил с кровати с противным разбивающим на части ощущением, будто и вовсе не спал.

Отвратительно.

Зубная паста, как оказалось, закончилась, и Ксено пришлось проводить экзекуцию тюбика. Кофе сбежал из турки, запачкав рубашку. Галстук никак не хотел завязываться как следует. В конце концов, он раздражённо дёрнул узел, скомкал строптивую шёлковую полоску и просто швырнул её в угол. И что ему, сука, надеть? На глаза попался синий кашемировый свитер — и мозг сам, без хотя бы малейшего участия Ксено, решил, что в такую погоду будет куда уютнее натянуть поверх рубашки трикотаж. Действительно. Почему бы и нет. Почему бы и не этот свитер — другого у Ксено всё равно не было.

В машине, лихорадочно прокручивая в голове маршрут до аэропорта, он ловил себя на том, что вновь и вновь возвращается мыслями туда, во вчерашний вечер. Ночь не сделала его трезвее и спокойнее — казалось, наоборот.

«Любовь важнее правил».

Что за чушь!
Чёртов Ишигами. Ну почему его слова порою так сильно впивались в подкорку?!

Ладно. Нужно ведь принять какое-то решение, верно? Просто исчезнуть не было вариантом — он ведь попросил его вернуться. Так что, безусловно, ему нужно дать Стэнли какую-то определённость. К тому же, Ксено скоро уходит в отпуск — и это отличный повод взять небольшую паузу. Выдохнуть. Разобраться в себе — им обоим. Вдруг, после паузы Барби и сам не захочет к нему возвращаться? Может, он пойдёт к другому мастеру, почему нет? Или найдёт себе кого-то… настоящего, и поймёт, что весь этот ваш БДСМ ему больше не нужен?

Это всё ведь и впрямь довольно плохая замена романтике.

На светофоре он достал телефон. Прокрутил чат со Стэнли вверх — их переписка уже давно перестала быть пустой и формальной, она жила, согревала его, и…

Чёрт, а что, если…

Светофор переключился. Машина сзади нетерпеливо бибикнула. Ксено фыркнул и рванул с места, ругаясь сквозь зубы на калифорнийские пробки. На следующем красном сигнале он, наконец-то, набрал сообщение. Потом стёр. Потом снова набрал.

Dr.X: ты мне снова должен

Желудок совершил что-то среднее между кульбитом и падением с десятого этажа, дыхание перехватило — вдруг Стэн неправильно всё поймёт? — и Ксено поспешил добавить то, что имел в виду.

Dr.X: ты сломал мой любимый стул!
Dr.X: какого хрена, Барби?

Загорелся зелёный, и он снова убрал телефон. Да, это отличный план. Ненавязчивый шутливый смолл-ток, потом — серьёзный запрос на серьёзный разговор. Стэнли придёт, Ксено всё объяснит, они разойдутся на несколько недель, чтобы всё обдумать… Да, так будет хорошо.

Но Стэн почему-то молчал. Дорога в аэропорт занимала чуть больше часа, и всё это время ответа не поступало. Стэн никогда так надолго не оставлял сообщения без ответа…

На очередном светофоре Ксено снова принялся печатать, не в силах больше терпеть фрустрацию.

Dr.X: ладно, на самом деле, нам надо поговорить.
Dr.X: ты мог бы прийти в клуб в понедельник?

Он на секунду зажмурился и резко нажал «отправить». Теперь — хочешь не хочешь — придётся со всем разбираться. По-взрослому. Лицом к лицу.

Как бы страшно это ни было.

Он зарулил на парковку у выхода из терминала и, выдохнув, отправился исполнять свой, так сказать, наставнический долг. Где-то в толпе мелькнула угловатая знакомая мордашка — Сэнку, с большими наушниками на башке и презрительно поднятой бровью, уже ждал его у крыльца.

— Ну, привет, гадёныш.

 

•••

Едва появилась возможность свалить из душного конференц-зала, Стэнли тут же вывалился в коридор, едва ли не физически ощущая, как телефон, хранящий в себе несколько непрочитанных сообщений, грызёт его в кармане брюк, словно живое существо, что пыталось привлечь внимание. Не то чтобы ему было можно тут пользоваться мобильником, но Стэну не хотелось думать о последствиях. Он уже вытащил вопящее устройство, рискуя нарваться на гнев начальства, если бы кто-то из офицеров заметил это вопиющее нарушение дисциплины — так что, очевидно, ему было плевать.

Прочесть сообщение от Ксено было куда важнее.

Док: ладно, на самом деле, нам надо поговорить.
Док: ты мог бы прийти в клуб в понедельник?

Так. Ну…
Блядь.

Что-то горячее и тревожное вцепилось прямо ему в горло, будто какая-то невидимая рука обхватила шею, не давая ни выдохнуть, ни вдохнуть.

Кажется, Ксено звал его не на сессию.
И, кажется, это было действительно важно.

Он моргнул и на всякий случай перечитал всё ещё раз, то ли в страхе, то ли в надежде, что это просто галлюцинация, порождённая его измученным ожиданием сознанием. Но нет, буквы стояли на месте, чёрные и неумолимые, словно смертельный приговор.

«Нам надо поговорить».

Впрочем, если уж на то пошло, это ведь могло означать что угодно, верно? От «я не хочу тебя больше видеть» до «давай попробуем жить вместе». Второе, конечно, маловероятно, но, как говорится, вдруг? Кто этого Ксено вообще знает?

Стэн, который обычно презирал любую неопределённость, который привык действовать сразу и наверняка, который всегда предпочитал прямой удар в лоб любым намёкам и полутонам, вдруг ощутил себя совершенно потерянным. И позорно слабым. Крошечным.

Он быстро набрал ответ. Его пальцы нелепо дрожали, сбиваясь на клавишах.

StanleySnyper: Мы можем поговорить и вне клуба, и раньше, если тебе это важно?

Чёрт, не слишком ли настойчиво? Не слишком отчаянно?

Но отступать было поздно — сообщение уже улетело, и теперь оставалось лишь ждать, стиснув зубы, ощущая, как сердце колотится где-то в районе горла, а в животе стремительно скручивается противный и липкий комок тревоги.

Ответ пришёл почти мгновенно.

Dr.X: нет.

Оу. Даже так. Просто «нет». Коротко, жёстко и без объяснений причин. Окей.

Стэн закусил губу, ощущая, как по спине пробежал какой-то мертвенный холодок, как мир вокруг внезапно потерял цвет, звук, вкус, с болезненной ясностью понимая, что следующие три дня покажутся ему настоящей пыткой.

StanleySnyper: Окей.

Он сунул телефон обратно в карман и, тряхнув головой, зашагал в туалет — в который, собственно, и улизнул с совещания. Вернувшись обратно, он попытаться сосредоточиться на деле, но слова докладчика расплывались в голове, превращаясь в белый шум, а перед глазами стояло только неумолимое и тошнотворное «нам надо поговорить».

Что это вообще значило? Почему именно в клубе? Почему именно в понедельник?

Почему Ксено снова отгораживался от него этими чёртовыми бетонными стенами секс-подземелья, этими своими правилами, этими границами, которые Стэнли уже переступил, уже разрушил, уже сжёг дотла своим поцелуем?

Зачем проживать это снова?!
Им же так друг с другом хорошо!

Он стиснул кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони, оставляя на коже полумесяцы красных отметин, как сознание снова захлёстывает тревогой, как-

Стоп. Стоп, Снайдер. Дыши глубоко. Не позволяй себе снова превратиться в этого жалкого, дрожащего идиота.

Если Ксено хочет поговорить в понедельник — значит, будет понедельник. Значит, так надо.

Четырежды блядское стратегическое совещание закончилось почти в семь вечера, и Стэнли вырвался из душного зала, словно узник, получивший свою свободу. Воздух снаружи ощущался прохладным, освежающе-осенним, но он его почти не чувствовал — всё его тело словно горело изнутри, так, будто его поджаривали на медленном огне до полной готовности в собственном, сука, соку.

Он нервно достал сигарету и тут же закурил на ступенях штаба, затягиваясь так глубоко, что лёгкие едва не лопнули от напряжения — и выпустил дым длинной упругой струёй, наблюдая, как он растворяется в темнеющем небе.

Сигарета собраться с мыслями не помогла.
Вторая — тоже.

К третьей он уже смирился с тем, что это бесполезно, но всё равно продолжал курить, просто чтобы занять руки, просто чтобы не сойти с ума от этой дурацкой, неконтролируемой дрожи, которая, казалось, проникла даже в его кости.

— Снайдер? Тебя подвезти?

Стэн резко обернулся. Макс стоял, подняв брови, с таким видом, будто Стэн он отвечал уже полчаса. Впрочем, он бы не удивился, если бы так и было — ощущение времени было давно потеряно.

— Ага. Спасибо. Было бы славно, — улыбнулся он, но получилось, кажется, не очень естественно.

Макс смерил его взглядом и кивнул. — Супер. Тогда пошли!

Мир неумолимо мелькал за окном, огни едва зажжённых фонарей сливались в длинные светящиеся полосы, люди где-то там, на тротуарах шумели, смеялись, жили своей лучшей жизнью, даже Макс за рулём что-то тихонько насвистывал себе под нос — а Стэнли чувствовал себя отдельным и чужим, отрезанным от реальности, будто смотрел на всё это через толстое стекло аквариума.

Он прямо-таки физически ощущал, что грядущая ночь обернётся кошмаром. Как же он от этого устал.

Когда-то ему помогала немного отсрочить очередную волну из боли и пиздеца основательная физическая нагрузка. Да, пожалуй, что-то подобное Стэнли бы сейчас не помешало — целый день взаперти, будучи затянутым в парадную форму и без возможности встряхнуться был для него тем самым сортом пытки, который был даже хуже, чем отрывание ногтей. Едва забежав домой, он лихорадочно сорвал с себя рубашку, напялил шорты, кроссовки — и побежал.

Он рванул вперёд, не разминаясь, не думая о темпе и дыхании, просто отстранённо ощущая, как асфальт отдаёт в ступни резкими толчками, как мышцы наливаются жаром, как лёгкие расширяются, принимая в себя холодный вечерний воздух, как мысли становятся более стройными и менее беспорядочными…

Отлично. Беги, Снайдер, просто беги, не думай, не вспоминай, не представляй, как Ксено скажет что-то вроде «Это было ошибкой и больше мы не увидимся», не—

Чёрт. Он прибавил скорость, словно пытаясь убежать от этих мыслей, но они, заразы, всё равно цеплялись за него, как тени, неотступные и навязчивые, настигая его разум холодно и быстро — однако Стэн старался быть ещё быстрее.

Он не очень любил бегать по набережной, но сейчас ему хотелось туда, где внешний шум помог бы заглушить свой собственный гул в голове. Людей всегда тянуло к океану, вот и теперь там было оживлённо даже в поздний час — туристы, парочки, торговцы, уличные музыканты… Стэн пробежал мимо кафешки с яркой неоновой вывеской, мимо скейт-парка, где десяток подростков выписывали немыслимые пируэты на досках, мимо художников, выставлявших свои работы прямо на тротуаре, и вся эта живая, дышащая толпа почти утихомирила поток его сознания, как вдруг—

Стэн резко затормозил, едва не споткнувшись о собственные ноги.

Там, впереди, у длинного парапета, опираясь предплечьями на перила, стоял Ксено.

Он был одет в тёмные брюки и лёгкую куртку, но под ней… О. Под ней был его синий свитер.

Чёрт. Это было одновременно так странно, так непохоже на него — и так правильно, что Стэнли на секунду потерял дар речи.

Он стоял, чуть задыхаясь после бега, и заворожённо глядел, как ветер треплет длинные белые волосы, как Ксено задумчиво смотрит вдаль, на тёмную воду, в которой яркими вспышками отражались огни их огромного города, глядел, как его красивое, бледное, будто из мрамора высеченное лицо сейчас казалось удивительно расслабленным…

Блядь, какой же он потрясающий. Неземной какой-то. Космический. Сердце сладко заныло, кровь ударила в виски, и Стэн сделал шаг вперёд, сам не осознавая своего движения, будто его тянуло туда невидимой нитью — но, казалось, Ксено Хьюстон вообще не замечал весь мир вокруг. Он будто плавал где-то очень глубоко, не обращая внимания на всё сущее, на снующих вокруг людей, и Стэн боялся даже поздороваться, чтобы не спугнуть его расслабленную мягкость — и странную трогательность момента. Ветер выбил из идеальной укладки прядь белоснежных волос, принявшись трепать её, упавшую на умный высокий лоб, и пальцы Стэнли сами собой, без участия его разума, потянулись, чтобы заправить её за ухо—

— Руки убрал! — тут же рявкнул Ксено, резко дёрнувшись назад, его бездонные глаза тут же вспыхнули злым, ядовитым огнём, рука взметнулась вверх, для удара… но тут же застыла в воздухе. Ксено моргнул, уставившись на него, и немного нахмурился. — Стэн.?

Стэн же замер с полуулыбкой, быстро убрав руку за спину. — Эм… привет?

— Ты что, нахрен, следишь за мной? — процедил он сквозь зубы, и Снайдер отстранённо подумал, что это было довольно ироничное замечание. Сейчас эта встреча была действительно случайной, но Ксено почему-то показалось это странным — но вот в прошлый раз, когда Стэн и правда следил…

— Я был тут на пробежке, — он моргнул, отмахиваясь от мыслей, и окинул себя рукой. Ксено, видимо, по достоинству оценив его яркие кроссы в купе с потными подмышками, заметно расслабился. Он ничего не сказал, но и не отошёл, они стояли вот так — в трёх шагах друг от друга, со странным ожиданием чего-то глядя друг другу в глаза, и напряжение между ними словно пульсировало гулким электрическим током. Стэн неровно облизнул губы. — Док, я-

— Ну, короче, я не нашёл никакой инфы про биолюминисцентную воду в этой округе, ты уверен, что-… О, здрасьте! Не знал, что у тебя друзья!

Стэнли снова моргнул. Голос раздался слева — молодой и дерзкий, немного хрипловатый, с таким очевидным акцентом, что он даже не сразу понял смысл слов. Он повернулся и увидел худощавого длинноволосого подростка в тёмно-зелёном худи, с каким-то странным гаджетом в руках. Парнишка оглядывал Стэнли с явным любопытствующим интересом.

— Я уверен, — шикнул на него Ксено. — И мы с ним не друзья! Не лезь не в своё дело, Сэнку!

— Ого, он даже рычать начал, надо же, — подросток хохотнул, подходя чуть ближе, всё так же с любопытством глядя на Стэна. — Ты его чем-то обидел, чувак, или он по умолчанию такой нервный?

Стэнли не смог удержаться. — О, это у него ещё нормально настроение. Видел бы ты, как он злится — там чисто искры из глаз и пена изо рта-

— Стэнли! — Ксено буквально взорвался. Лицо его стало таким алым, что теперь забавно контрастировало со свитером. — Какого хрена тебе вообще надо?!

Этот пацан — видимо, Сэнку — даже присвистнул. — Вау. Ты его реально выводишь из себя! На меня он только смс-ками орёт, а так, обычно, только холодным презрением швыряется.

— Секрет в том, — Стэн подмигнул подростку, — чтобы не давать ему времени на подготовку. Всё как с гремучей змеёй — пара быстрых движений, и она теряется, можно брать голыми руками-

— Так, блядь, всё! Я ухожу, — Ксено резко развернулся на каблуках, буквально источая алые волны ярости всем своим существом. — И если у тебя есть хоть капля уважения, Сэнку, ты последуешь за мной немедленно.

Подросток закатил глаза, но сделал большой шаг в сторону сердито топающего прочь Ксено. Прежде чем развернуться, он одарил Стэнли оценивающим и каким-то уж слишком мудрым взглядом для такого мелкого смешного чувачка с торчащими зелёными волосами. — Ты либо очень храбрый, либо очень тупой.

— Обычно и то, и другое, — честно ответил Стэн.

Пацан кивнул, как будто это объясняло всё, и побежал догонять Ксено, который уже почти что скрылся в шумной снующей туда-сюда толпе.

Стэнли же остался стоять на набережной, какой-то лишь отдалённой частью разума осознавая, что дышит так часто, будто только что вынырнул из-под воды. Его ладони были влажными, а в груди клокотала жгучая и горько-сладкая смесь из радости, вины и безнадёжной тоски.

Насколько адекватным было радоваться просто тому, что он увидел Ксено? Особенно, если встреча была в таких сомнительных обстоятельствах? Но он ведь хотя бы сумел узреть его лицо и заглянул в чернильные глаза, и этой радости от контакта должно было хватить до понедельника, но… чёрт, как же ему хотелось большего. Хотелось подойти, обнять, вдохнуть его запах — какой-то дорогой парфюм с едва уловимыми нотами кофе, вина и чего-то ещё, исключительно ксеновского, того, что невозможно описать, но что сводило Снайдера с ума. Хотелось снова почувствовать эти тонкие бледные губы на своих губах, ощутить эти руки в своих волосах, впитать в себя его дыхание…

Но вместо этого Стен снова всё испортил, да? Снова тупо пошутил, снова поддразнил, снова вёл себя как полный идиот. Ну, сука, почему? Почему его мозг в присутствии Ксено начисто отключался? Почему он не мог сказать просто что-то вроде «Я скучал»? Почему не мог признаться, что каждую минуту думает о нём? Почему не предложил поговорить? Почему снова спрятал все чувства за этой дурацкой бравадой — и только оттолкнул его сильнее?

Стэн устало провёл ладонью по лицу, ощущая себя бесконечным придурком, обречённым сдохнуть в одиночестве. В его тупой башке оголтелой израненой птицей билась только одна лишь мысль: «я, блядь, люблю его». Люблю и странные привычки, и сарказм, и гнев, и даже эти дурацкие правила, но!..

Он медленно выдохнул, качая головой, и горько усмехнулся. В понедельник… В понедельник он сделает всё правильно. Не будет шутить, не будет дразнить. Скажет всё как есть. Потому что больше он не мог терпеть эту жуткую мазутную неопределённость, эту сладкую боль и тоскливое, уничтожающее волю безумие.

Он просто так его не упустит.
Ни за что.

 

•••

 

Шарлотта позволила Ксено воспользоваться своим кабинетом, и он был чертовски ей за это благодарен.

Её пространство было совершенно другим — светлые стены вместо его привычных тёмных панелей, мягкие кресла вместо твёрдой кожаной кушетки, даже воздух тут пах иначе — дорогими духами и мускусом, а не латексом и металлом. Но, главное, здесь не было ни намёка на их со Стэнли предыдущие сессии: ни знакомых плетей на стене, ни того самого стула со следами мощных рук, ни даже запаха его кожи, который, казалось, уже въелся в обивку стен.

Ксено нервно провёл пальцами по манжетам рубашки, одёргивая их ниже, и, кажется, уже в седьмой раз поправил свои перчатки. Он странно себя чувствовал здесь, в незнакомом, чужом пространстве, но им была нужна нейтральная территория, так что он не сомневался в своём решении сменить локацию. Потому что в его кабинете…

Ну…

В его кабинете всё было бы иначе. Там каждый предмет кричал бы о том, что между ними происходило, каждый уголок напоминал бы, как Стэнли выглядел на коленях, как звучал его голос, когда он просил…

— Чёрт! — он резко встряхнул головой, отгоняя накатившие сладким спазмом образы. Именно поэтому они здесь. Чтобы говорить. Просто поговорить, без игр, без похоти и без секса, без всей этой неистовой захватывающей дух динамики, которая так сразу и легко сбивала его с толку.

Он поправил галстук и огляделся по сторонам. Ксено не был здесь уже давно и теперь с удивлением оглядывал законченный интерьер. С любопытством он обнаружил, что в углу, рядом с внезапной классной доской, стояла традиционная школьная парта. Видимо, клиенты Чарли имели специфические фантазии на тему учительско-ученических отношений, и пусть Ксено этого не осуждал, но и одобрить не мог. Его преподавательская натура брезгливо морщилась от этой мысли. Кровати тут не было, но стоял большой, раскладывающийся диван и несколько пуфов. Как и сама Чарли, комната была обманчиво сдержанной и уютной, но он был уверен, что в каждом из этих элегантных шкафчиков, разбросанных по периметру, скрывалось что-то воистину ужасающее. Всё здесь, как и сама Шарлотта, сочеталось в парадоксе: жёсткость линий и мягкость теней, холод металла и тепло дерева.

Он поставил свой бокал на кофейный столик и плюхнулся на кресло, небрежно раскинувшись. Совсем не хотелось думать о том, что скоро произойдёт. Теоретически, у него было минут десять до прихода Стэнли, но тот наверняка опять опоздает. Шарлотта попросила не буянить в её комнате, и он уже жалел, что согласился.

Блядь, да что ж его так потряхивает?

Ксено редко пил что-то крепче вина, да и вообще что угодно, хоть отдалённо напоминающее высокоградусный алкоголь, и не особо любил находиться в состоянии опьянения. Вино и вовсе уже давно перестало на него воздействовать, он пил его, как воду. Однако конкретно сегодня Броуди проявил свою проницательность и сумел-таки прочитать что-то хрупкое на его невпечатлённом лице, поэтому нагло проигнорировал его просьбу и налил вместо вина тройную порцию дорогущего японского виски.

Это плохо кончится. Ксено знал.

Ровно в восемь раздался стук в дверь. — Ага, — крикнул он, не поднимая головы. — Входи, — он как-то сам собой решил, что это Майя заглянула, сказать, что можно не мучиться и просто отпустить того парня восвояси-

Но вместо этого раздался голос Стэнли. — Ух ты, что-то новенькое, — осторожно заметил он.

Ксено вздрогнул, слегка испуганный. — Серьёзно? Ты в кои то веки снова решил прийти вовремя? — он мысленно поблагодарил себя, что минуту назад поставил бокал на столик — иначе точно запустил бы его Стэнли прямо между глаз.

Тот смущённо улыбнулся. — Ну… да? Показалось, что сегодня это важно.

— Моё время всегда важно, бестолковая ты кукурузина, — фыркнул он и махнул рукой в сторону кресел и пуфов. — Присаживайся.

Стэн аккуратно опустился на ближайший пуфик, с любопытством оглядывая комнату. — Почему мы здесь?

— Потому что я хотел поговорить с тобой на нейтральной территории, а в лаунж-зоне холла куча людей и нет никакого уединения. Моя коллега любезно одолжила мне свои апартаменты.

Взгляд Стэнли задумчиво скользнул по некоторым предметам в комнате, и он вздохнул. — Ну, конечно.

Они сидели в неловком молчании: Стэн явно не хотел вдруг сбить его с мысли или нечаянно помешать, а Ксено тупо не знал, с чего же ему начать. Они были близко друг другу, но недостаточно, чтобы суметь дотронуться, а маленький кофейный столик напротив кресла и вовсе мешал контакту. Ксено не хотел давать ему лишних надежд, но в то же время отчаянно желал вцепиться пальцами в эти шёлковые золотые волосы, вылить все свои чувства в эти мягкие губы и—

— Для начала, мне, наверное, нужно извиниться перед тобой, — внезапный хриплый голос Стэнли вывел его из некоторого оцепенения, и Ксено вздрогнул.

— Нет, Барби, тебе не за что извиняться.

— Ну, я живу на этом свете не первый год, и понимаю, что значат слова «нам нужно серьёзно поговорить», так что… — нервно усмехнулся он, глядя куда-то в пол. — Так что, сразу скажу, что я понимаю, что перешёл черту-

Ксено фыркнул. — Да не переходил ты никакой чарты, я просто-

— …и мне жаль, что я веду себя как идиот, я понимаю, что всегда всё порчу-

— Ради всего святого, Стэнли, заткнись и дай мне сказать! — Ксено резко выпрямился и сел, поджав под себя ноги, не особо беспокоясь, понравится ли Чарли столь небрежное обращение с её мебелью. — Ты упорно не понимаешь сути проблемы. Это не про твои воображаемые «прегрешения». Это про то, что я, как профессионал, допустил непростительную слабость, — он потянулся к бокалу и отхлебнул чёртов виски, отметив про себя, что этот янтарный цвет напоминает золотистые глаза Стэна, и почувствовал прилив какой-то невероятной тоски. — Рядом с тобой я теряю контроль. А для меня потерять контроль — непозволительная роскошь. Когда я вхожу с клиентом в обозначенное сессией пространство, я как бы даю обещание абсолютного внимания к процессу. Моя работа — замечать всё. Видеть, если что-то изменилось — физически или эмоционально — и действовать соответственно. Уже в тот момент, когда наши отношения… скажем так, вышли за рамки сессий, я нарушил все свои принципы, но тогда мне ещё казалось, что я могу держать ситуацию под контролем. Однако поцелуй — это не просто пересечение границы. Это полное разрушение той безопасной дистанции, которую я обязан был сохранять между мной — и моим клиентом, — его голос дрогнул, стал резче, Ксено чувствовал странное сопротивление в том, чтобы называть Стэнли просто «своим клиентом», но сейчас это было необходимо. — Пойми меня, я должен был видеть каждый твой вздох, предугадывать каждое движение, но… Вместо этого я позволил себе… увлечься. И я не справился. После того, как мы… после поцелуя, я сказал, что мне нужно подумать, как двигаться дальше, помнишь? Так вот, я подумал, что нам обоим нужна пауза. Ну, мне, в первую очередь. Мне нужна пауза. Чтобы понять, смогу ли я вернуться к работе с тобой, не теряя объективности. Чтобы убедиться, что это был просто импульс, а не… — он резко прикусил язык, чтобы не сболтнуть ненужного. — И я хочу, чтобы ты понимал, что не наказание, Стэнли. Это просто необходимость. Для нас обоих.

— Ты закончил? — голос Стэна был напряжённым и резким. Ксено впервые за свой монолог решился поднять на него глаза. Тот явно злился, явно хотел защищаться, и Ксено мог его понять. Но не собирался менять решения.

— Закончил, — кивнул он.

— Большей чуши я в жизни не слышал!

— Что? — Ксено вспыхнул. — Что ты, блядь, сказал?!

— Нет, я не… — Стэн замотал головой, зарываясь лицом в ладони. — Прости, я не это имел в виду. Просто… можно я скажу? — Ксено едва ли не физически ощущал, как под этой нежной золотистой кожей дрожит тревога, и просто не мог закончить их разговор вот так.

Он знал, что это плохая идея. Он знал, окей? Но он всё равно кивнул. — Можно.

Стэн глубоко набрал воздуха в грудь, его глаза, обычно такие яркие и насмешливые, теперь горели странным внутренним огнём. — Я просто… я не могу позволить тебе считать, что это ты что-то сделал не так. И уж тем более, называть это всё ошибкой… Ты говоришь о контроле, — его голос звучал тихо и хрипло, будто слова давались ему с трудом. — О профессиональной дистанции. Но ты не понимаешь… Это я разрушал ту динамику, которую ты выстроил. Это я не прекращал тебя продавливать, пока ты не сорвался. Я, блядь, всегда так делаю, так происходит везде, куда я прихожу — я лезу вперёд, напролом, вижу цель — не вижу препятствий, я пру, даже когда знаю, что пру не туда, и… Это только моя проблема. Ты не можешь винить себя в том, что испортил я, — Стэн горько усмехнулся, качая головой. — Я, вообще-то, за этим сюда и пришёл, чтобы научиться быть в рамках и перестать так делать. Но вместо этого я снова всё испортил. Ты был со мной щедр — своим временем, своим терпением, и ты твердишь, что якобы сделал что-то неправильно, но на самом деле ты единственное, что было правильным… — он медленно перевёл дыхание и упрямо поймал его взгляд. — Ты говоришь, что обязан сохранять дистанцию между собой и клиентом, но я не хочу быть твоим «клиентом». Да, я пришёл к тебе за какой-то эмоционально-контрольной разрядкой, но, чёрт возьми, ты же тоже это почувствовал, я знаю, что между нами с самого начала всё было иначе. Я не мог держаться в рамках, потому что… — Стэн замолчал, сглотнув, будто слова застряли где-то глубоко внутри. — Потому что когда я рядом с тобой, я забываю, зачем вообще пришёл. Забываю все правила. Забываю, кто я есть. В моём фокусе остаёшься только ты, и это лучшее, что происходит со мной за неделю, — он ловко сполз с пуфа и встал перед ним на колени, медленно, осторожно. Его руки лежали на собственных бёдрах — он явно хотел, но не смел к нему прикоснуться. Он выглядел таким потерянным, что сердце Ксено изнывало от боли.

Но он молчал. Он ждал. Стэн по-щенячьи глядел в его глаза, явно пытаясь сформулировать какую-то мысль, и Ксено дал ему на это время. Спустя то ли минуту, то ли вечность, в этой липкой, неуютной тишине Стэнли снова тихонько заговорил.

— Я хочу сказать, что… ну… Я могу расслабиться только рядом с тобой. В смысле, действительно расслабиться. Почувствовать себя уязвимым и беззащитным, понимаешь? А для меня это… — он растерянно вскинул брови, будто пытался подобрать слова, — не просто важно. В любой другой области моей жизни это буквально запрещено, я не имею права расслабляться, — Стэн вздохнул и нервно облизнул губы. — Да, я порой дурачусь, и дразню тебя, и делаю глупости, и я понимаю, что это может тебя раздражать, но это значит лишь то, что я тебе доверяю. И, знаешь, я, наверное, просто надеялся, что однажды и ты станешь рядом со мной уязвимым? Что ты будешь со мной не как профессионал, воспринимать меня не с позиции своей ответственности, а как… равного тебе. Что ты тоже расскажешь мне о себе. Что пойдёшь мне навстречу, чтобы я не чувствовал себя здесь таким… таким…

— Одиноким, — тихо закончил за него Ксено. Стэнли кивнул. Он снова сделал глоток виски и поставил чёртов стакан на столик. — Ты знаешь, Барби, я всё-таки думаю, что лучше быть одному, чем в плохой компании.

Но Стэн только лишь отмахнулся. — Одинокий человек — сам себе плохая компания, — он выдохнул и нервно всплеснул руками. — В общем, к чему это я… Если тебе нужна пауза — окей. Но только скажи мне, неужели ты и правда ничего не почувствовал, когда я тебя поцеловал? Неужели это действительно ничего для тебя не значило, кроме того, что ты якобы накосячил? Скажи, что тебе не понравилось, и я больше никогда не затрону эту тему.

Чёрт.
Хьюстон всегда очень плохо врал.

Стэнли пытался поймать его взгляд, но Ксено упорно избегал его глаз, сцепив руки на животе.

Стэн потянулся вперёд — медленно, осторожно, — тем же самым жестом, когда пытался откинуть прядь волос с его лица тогда, на набережной, — но Ксено по-прежнему упрямо на него не смотрел. Горячие сильные пальцы невесомо скользнули вдоль челюсти, мягко поворачивая его лицо с такой непередаваемой нежностью, что что-то под рёбрами тонко сладко зазвенело, и-

Ксено резко отбил его руку. — Ты — самый раздражающий человек в моей жизни, клянусь. Услышь меня, упрямое ты кукурузное существо. У меня здесь есть правила. Есть свои границы. А ты в них вламываешься с ноги, не спрашивая грёбаного разрешения! Всё, что ты говоришь, это «я-я-я»! А ты хоть раз подумал обо мне? Ты хоть раз задумался, что для меня значит просто впустить тебя в свою жизнь и сделать вид, будто это ничего в ней не меняет? — он говорил тихо, но яростно, так, что бедный Стэн побледнел, будто Ксено тут орал ему в лицо. — Ты требуешь, чтобы я был с тобой уязвимым, потому что якобы ты со мной уязвим, да? Ага. Вот только есть одна проблема. Ты мне всё время лжёшь. Ты едва ли не каждую встречу нагло лгал мне в лицо — а я позволял тебе это, потому что уважаю твои тайны. И уважаю твои границы, Стэн. И поэтому тебе не нужно объяснять, почему ты приходишь сюда со свежими ранами или почему твои волосы пахнут порохом. Или почему ты вечно жаждешь выпить. Или почему недавно кто-то умер из-за тебя — ты сам мне это сказал. Я не задаю тебе вопросов, Барби, потому что это не моё дело, когда ты — мой клиент, — процедил он по слогам, подчёркивая каждый звук. — Пока ты мой клиент, я буду с тобой работать. Да, ты нравишься мне, я не буду этого отрицать, но… Ты появляешься здесь с этим твоим идеальным самоконтролем, с этим чертовски красивым лицом и чертовски красивыми телом, выполняешь всё, что я скажу, и это… Это… Чёрт, я не могу… — он запнулся, не в силах подобрать слова, и устало откинул голову назад. — Ты не понимаешь, чего просишь, Стэн. Не смотри на меня так, конечно, ты не понимаешь, потому что ты совсем меня не знаешь. Ты понятия не имеешь, кто я такой. Ты не знаешь, какой я человек. Более того, я для тебя вообще не человек. Я — просто символ безопасности. Спаситель. Или ещё какая-то хрень, которую ты сам себе придумал в своей голове. Но я — не тот идеальный образ-

— Ты идиот, — спокойно перебил его Стэн.

— Что? — Ксено аж подпрыгнул от такой наглости. Какого хрена? Он тут, понимаешь ли, распинается…

— Я сказал — ты идиот, — всё с тем же непробиваемым спокойствием повторил этот чёртов нахалец. — Это ты не понимаешь, что говоришь. Потому что для меня ты не просто человек — ты потрясающий, удивительный человек, которым я восхищаюсь-!

— Да ты, блядь, нихрена обо мне не знаешь! Что ты вообще несёшь?!

Стэнли замер на мгновение, моргнул и рассмеялся в каком-то пустом, смиренном бессилии. — Знаешь что? — он поднялся на ноги. — Ты прав. Я нихрена о тебе не знаю. Ровным счётом ничего. Забудь всё то, что я сказал, — с каким-то странным, тоскливым отчаянием он дёрнул плечами и принялся нервно шагать по комнате туда-сюда.

— Нет уж, продолжай, — о, Ксено уже начал злиться. Он, блядь, почти был в ярости. — Хочу услышать твой глубокий анализ моих добродетелей! — он тоже поднялся на ноги, всплеснув руками в сторону Стэна. — Ну же! Давай, скажи мне, почему это я потрясающий?

— Это плохая идея. Я лучше действительно пойду, — Стэн выплюнул слова сквозь зубы и развернулся к двери.

— Нет, никуда ты не пойдёшь, — Ксено преградил ему дорогу. — Говори, что хотел сказать. Давай же, ну? Я слушаю.

— Пусти меня.

— Хрена с два. Давай начистоту.

Стэнли устало провёл рукой по лицу и шумно втянул воздух через нос. — Хорошо, — резко выдохнул он, сжимая челюсть с такой силой, что заиграли желваки. — Давай поговорим начистоту, Хьюстон.

Ксено замер.
Что-то внутри болезненно оборвалось — и начало стремительно леденеть.

Стэнли же подхватил со стола его недопитый бокал, опрокинул одним глотком и грохнул стеклом об дерево.

— Давай поговорим о том, как ты, ещё совсем ребёнком, сбежал из прогнившей техасской дыры, где всякие уроды травили тебя за то, что ты был умнее всех. О том, как тебе несколько лет подряд отказывали в аттестате, потому что не хотели отпускать, ведь за ребёнка-олимпиадника школе начисляются пособия, верно? Хотя в десять лет ты уже знал куда больше, чем все твои учителя. Или о том, как на прощание ты искусно взорвал свою школу — и доказать твоей вины никто так и не смог.

С каждым его словом по коже всё сильнее расползлись леденящие душу мурашки. Ксено неосознанно начал отступать назад, вдоль дивана, однако Стэн неумолимо шёл за ним, сохраняя дистанцию — но не давая убежать.

— Ты думаешь, я ничего о тебе не знаю? Ты ошибаешься, Док. Я знаю, кто ты. Я знаю, как умерла твоя мать и каким уродом был твой отец. Я знаю, как отчаянно ты дрался — но всё равно каждый раз проигрывал в драке. Я знаю, какой ты, Ксено Хьюстон Уингфилд, человек, который получил три диплома, пока его ровесники ещё учились в старшей школе. Который консультировал НАТО, но ушёл, потому что ему было скучно. Который до сих пор курирует какие-то проекты НАСА, потому что те, пусть и пытались его уволить, поняли, что тупо без него не справляются. Который мог бы заниматься чем угодно в свободное от науки время — но выбрал это. Потому что тебе нравится контролировать. Потому что после всей той херни, через которую ты прошёл, ты решил, что единственный способ быть в безопасности — это диктовать правила самому.

Ксено нервно сглотнул, когда его спина упёрлась в стену. Стэнли не останавливался.

— Ты думаешь, я не считаю тебя человеком? Ты прикалываешься? Чёрт, да я влюбился в тебя едва ли не раньше, чем впервые встретил, но когда я тебя увидел — то просто пропал. Но я держал это всё при себе, в надежде, что ты сам захочешь мне открыться. Что всё это… — он дико взмахнул руками, и Ксено вздрогнул, — …станет чем-то настоящим. Но ты, блядь, не хочешь идти мне навстречу. Ты слишком занят тем, чтобы отталкивать всех от себя. Ты даже шанса мне не дал… А как только подпустил чуть ближе — так сразу попытался сбежать, как какой-то трус.

Стэнли замер в шаге от него. У Ксено не было слов на примете, чтобы описать все те чувства, которые он в тот момент испытывал.

— Я бы хотел не знать о тебе ничего, — шептал Снайдер. — Я бы хотел просто встретить тебя как обычный человек в каком-то обычном месте. Узнавать о тебе только то, что ты бы сам захотел рассказать. Чтобы всё было правильно. Но, увы, я и сам чертовски неправильный, поэтому всё и случилось так, как случилось. Однако даже думать не смей, что я что-то для себя про тебя придумал. Что ты якобы просто какой-то образ в моей голове. Поверь, ты — не символ и не спаситель. Ты просто человек, который прошёл через много разного дерьма, но вместо того, чтобы стать кем-то вроде меня… ты стал собой. И меня это восхищает.

Ксено смотрел на него, ошеломлённый.
Сердце колотилось где-то в глотке.

— Пошёл вон, — его голос был пугающе спокоен и ужасно не соответствовал состоянию.

— Погоди. Прости. Я не-

— Заткнись.

Стэн отпрянул, будто получил пощёчину, явно лишь сейчас осознавая, что натворил. — Бля… Ксено, я…

— Не смей, блядь, называть меня по имени, — Ксено оттолкнулся от стены, выпрямив спину и расправив плечи. Казалось, всё внутри его тела было просто оледеневшим. Он не чувствовал пальцев. — Я не хочу больше видеть твоё лицо. Никогда. Уходи. Сейчас же. И больше не возвращайся.

Золотые глаза буквально сочились болью и были ужасно, ужасно испуганными. — Позволь мне всё объяснить…

— Что бы ты ни сказал, мне плевать. Буквально ничто сейчас не изменит моего решения, — припечатал он, не узнавая свой собственный голос. — Слушай меня внимательно. Ты больше не войдёшь в это здание. Не попытаешься со мной связаться. Ты уйдёшь отсюда немедленно и удалишь мой номер телефона. Мы никогда больше не удивимся.

Стэнли стоял, беспомощно опустив руки, глядел на него с таким оголтелым отчаянием — но не отступал. Казалось, он предпочёл бы крики, даже драку — что угодно, только не это. Не его мёртвый голос и не пустые оледеневшие глаза.

Ксено твёрдо повторил. — Уходи.

Что было дальше, он плохо помнил. Стэн, конечно, исчез, дверь захлопнулась так быстро и тихо, будто он растворился в воздухе, и Ксено отупелым невидящим взглядом смотрел на пустое место, где только что был человек, который вызвал в нём столько боли, что хотелось просто умереть.

Ярость медленно утихала, кровь отливала от лица, пальцы рук, ног и губы — всё звенело. Комната стала слишком тесной. Кожа — слишком узкой. Казалось, вся Вселенная сжималась, готовая вот-вот его раздавить.

Он пошатнулся к двери, мир сузился до туннеля, и он едва успел нажать тревожную кнопку, прежде чем рухнуть куда-то на пол у стены, впиваясь пальцами в бёдра, в плечи, в предплечья, так, будто Ксено пытался содрать с себя кожу.

Первым в кабинет ворвался Броуди, а сразу за ним забежала Майя.

— Помогите… — это всё, что он сумел выдохнуть. — Мне нужна помощь…

Chapter Text

— Док? Давай, милый, дыши, — обычно такой громкий и раздражающий голос Майи теперь звучал так тихо, что Ксено едва ли его улавливал. — Слышишь меня? Дыши. Вдох и выдох. Медленно.

Он попытался вдохнуть, но получилось откровенно сомнительно. Мир сузился до какой-то жалкой и жуткой заваленной камнями щели, в которой не было воздуха, а было лишь леденящее, всесокрушающее давление, что методично сплющивало его рёбра, его череп, самое его нутро. Он не видел и не слышал ничего, казалось, все полости в его теле заполнило что-то до боли похожее на ужас, от которого сводило челюсти и выворачивало внутренности наизнанку. Казалось, он был заживо погребён под лавиной собственных кошмаров, от которых Ксено годами выстраивал неприступные крепости, но теперь эти стены рушились, обваливаясь на него монолитными блоками, в которых каждый камень глядел парой медовых глаз.

Майя продолжала что-то говорить, но в ушах стоял гул, заглушавший её слова, а в глазах всё размывалось и противно мерцало. Ксено отстранённо наблюдал, как шевелятся её губы, и это несколько напрягало, но потом он увидел, как её руки тянутся к нему, и инстинктивно отпрянул, ударившись затылком о стену, будто жалкий и затравленный зверёк, загнанный в угол, который сам попросил о помощи — и сам же от неё сбегал.

Броуди, взглянув на его состояние, двинулся к мини-бару и быстро налил из графина стакан воды. Майя тем временем, не обращая внимания на жалкие попытки Ксено отползти, мягко, но без шанса на побег взяла его дрожащие руки в свои тёплые ладони и прижала их к своему сердцу, заставляя почувствовать его ровный, сильный ритм даже сквозь перчатки и тонкую ткань её блузки.

— Вот так, хорошо, — она дышала глубоко и медленно, и Ксено неосознанно старался с ней синхронизироваться. — Смотри на меня. Только на меня. Здесь только я, и Броуди, и всё хорошо. Всё кончено. Ты в безопасности.

Слова доносились до Ксено словно сквозь толщу воды, но её настойчивый, спокойный голос и тёплые касания начали понемногу пробиваться сквозь ледяной панцирь нахлынувшей паники. Броуди вернулся к ним с большим и мягким одеялом в руках, снятым, видимо, с дивана, и, не говоря ни слова, накинул плед на плечи Ксено, укутав с головой, словно ребёнка, создавая маленькое, безопасное коконоподобное пространство, отгораживающее от остального мира.

— Поднимись-ка, дружище, — тепло и мягко позвал Броуди своим низким, обволакивающим голосом, который будто смазывал надрыв в груди у Ксено своим монолитным звучанием. — Давай посадим тебя в кресло. На полу холодно.

Майя закивала, и вместе они, двигаясь с отработанной слаженностью людей, давно знакомых с эмоциональными кризисами, подняли его под руки. Ноги не слушались, казались ватными и чужими, и Ксено почти повис на их сильных руках, позволив перенести себя в глубокое кожаное кресло. Одеяло укутало его ещё плотнее, и его тёплая, мягкая тяжесть немного придавила дрожь, которая до сих пор сотрясала его тело.

Броуди исчез и вернулся через мгновение с тем самым стаканом тёплой воды, а Майя присела на подлокотник, не отпуская его руки. Стакан всучили в скрюченные пальцы. — Выпей. Медленно и маленькими глотками, — Ксено, повинуясь, сделал первый глоток. Горло не поддавалось, сжатое спазмом, но даже сквозь это сопротивление тепло начало медленно и лениво растекаться по его желудку, отвоёвывая у жгучего холода внутри его существа крошечные пятачки свободной территории.

Мир постепенно начал обретать контуры. Он увидел трещинку в потолке, знакомую картину на стене, свои собственные обтянутые белыми перчатками пальцы, что вцепились в шерстяную ткань одеяла… Гул в ушах отступил, сменившись навязчивой тишиной комнаты.

— Что случилось, Док? — невыносимо мягко заговорил Броуди, опускаясь на корточки перед креслом, чтобы быть с Ксено на одном уровне. Его лицо было серьёзным и внимательным. — Он тебя обидел?

Майя, всё ещё державшая его руку, хмуро глядела куда-то в пространство над его головой. Она чуть крепче сжала его запястье. — Скажи слово, и я внесу его в чёрный список на сто лет вперёд. Он больше ни шагу сюда не ступит, если ты захочешь, хорошо?

Ксено медленно, с огромным усилием покачал головой, заставляя мышцы шеи повиноваться. Голос, когда он, наконец-то, его нашёл, казался скорее каким-то разбитым и тихим скрипом. — Нет… Нет, не надо. Он… он больше и так сюда не придёт…

— Хорошо, хорошо, но… — Майя явно очень, очень беспокоилась, но изо всех сил старалась этого не показать. — …что всё-таки случилось?

Новая волна болезненной дрожи пробежала вниз по его спине, и Ксено судорожно сжал в руках стакан воды, пытаясь согреться этим едва уловимым теплом. — Я сам… — он с силой сглотнул комок горечи, вставший в горле. — Я сам его прогнал.

Броуди с Майей переглянулись где-то поверх его головы. Осторожно понизив голос, Броуди с присущей ему деликатностью уточнил. — И ты сейчас плачешь от того, что он не придёт, или?..

Ксено моргнул. Он плакал? О, чёрт, кажется, да. Взгляд был размытым в том числе из-за этой непрошенной влаги, что разъедала щёки солью и кислотой. Он вновь покачал головой, пытаясь всё отрицать, но это маленькое движение стало грёбаным, блядь, спусковым крючком для его взведённой, но замершей психики — он всхлипнул, шмыгнул носом и зарыдал, слёзы потекли ручьями, а в грудине будто что-то оборвалось. Его снова накрыло — но больше не паникой, а неясной, несформированной, но осязаемой скорбью: по тому, что у них было, но больше не будет, по тому, что могло было быть, но уже не случится, по своим собственным чувствам, прожжённым насквозь предательством, ложью, фальшью…

Майя тут же обняла его, прижав его бедовую башку к своему сильному широкому плечу, позволяя Ксено заливать соплями её блузку, не говоря ни слова против, просто нежно поглаживая по спине через толстое одеяло. Броуди молча сжал его лодыжку своей огромной горячей рукой, и от ощущения их участия, их к нему неравнодушия, Ксено разрыдался лишь сильнее.

— Боги, Док, ну что же всё-таки произошло? — наконец прошептала Майя, когда самые надрывные всхлипы понемногу начали стихать, сменившись изнуряющей икотой. Она вновь указала на стакан воды, который Ксено всё ещё сжимал, и он лихорадочно влил в себя живительную влагу. — Что он такого сказал? Что сделал?

Ксено вытер лицо краем одеяла, ощущая себя абсолютно разбитым, опустошённым до дна. — Я хочу… — его голос сорвался на хрип, и он кашлянул, чтобы прочистить горло. — Я хочу поговорить с Шарлоттой. Можете позвать её сюда?

Майя снова обменялась взглядом с Броуди, и тот молча кивнул, развернулся и вышел из комнаты. Минуту, другую, они сидели в тишине, потом дверь открылась, и в проёме появилась мисс Бони.

Чарли выглядела настороженной, но собранной, её безупречно-сидящий рабочий костюм и укладка казались карикатурно нормальными на фоне того хаоса, что царил в его душе. Увидев Ксено, она замедлила шаг и вскинула брови в испуганном шоке. — Боже правый, Док… Что случилось?

Ксено бросил Майе взгляд, и та поняла всё без слов, с неохотой отпустив его руку. Она встала, махнула появившемуся в дверях Броуди и вышла из кабинета, оставив их с Шарлоттой наедине.

Та сглотнула, медленно подошла и опустилась в кресло напротив, скрестив ноги и сложив руки на коленях, всем видом выражая готовность слушать. — Говори.

Ксено медленно выдохнул, почувствовав, как тихое, едва тлеющее пламя гнева, которое пытались затоптать эта чёртова паника вместе с горем, вдруг снова разгорелось в его груди, согревая изнутри и придавая сил выпрямиться. — Кого ты мне подсунула, Бони? — прошипел он, бросив на Чарли испепеляющий взгляд. — Кто он, блядь, такой?!

Шарлотта нахмурилась. — Я не совсем понимаю-…

— Блядь, вот только не смей делать вид, что ты нихрена не знаешь! — он наклонился вперёд, вскинув руки, и одеяло сползло с его плеч. — Всё ты знаешь! Он едва ли не прямым текстом мне сказал, что вы знакомы! — Стэн, конечно, такого не говорил, но он, блядь, очень много чего не говорил, так что Ксено имел полное право блефовать как только вздумается.

— Окей, — она закатила глаза, уголок её губ нервно дёрнулся — Чарли явно начинала злиться, причём, не на Ксено. Прекрасно. — И что он сделал?

— Он выложил мне полное досье на меня! — рявкнул Хьюстон. — Сказал такие вещи, которые никто не мог знать! Никто! Какого хуя?! — голос снова предательски сорвался, и гнев заполыхал ещё сильнее. — Объясняй мне всё немедленно, или я, блядь, вызываю копов прямо сейчас!

Шарлотта замерла, и на мгновение её лицо превратилось в идеально-вылизанную маску, однако в глазах промелькнуло нечто, напоминавшее досадливое понимание. Она медленно выдохнула, откинулась на спинку кресла и взбила пальцами свой аккуратный боб. — Блядь… — резюмировала она в конце концов. — Какой же он непроходимый, беспросветный кретин…

Ну, с этим утверждением нельзя было не согласиться. Однако оно всё ещё нихрена не объясняло. — И что это значит? — фыркнул Ксено, скрестив руки. — Чарли, я серьёзно. Кто он такой.

— Я понимаю твоё желание всё понять, — Шарлотта явно выбирала слова с осторожностью, глядя куда-то мимо него, — но я не могу сказать тебе, кто он такой. Видишь ли… Это… своего рода… государственная тайна.

Чего, блядь?

В комнате стало так тихо, что было слышно, как в смежной ванной за стеной из крана капает вода. Государственная тайна? Он только что послал на хуй и выгнал вон человека, который был государственной тайной? Его мозг, привыкший оперировать чёткими категориями, отказывался воспринимать эту информацию. Это просто не могло быть правдой. Вот этот придурок с фиолетовой помадой и дебильными шутками категории «Б» — человек под печатью гостайны? Точно? Нет, нет. Это было что-то из области его же теорий заговора, его самых параноидальных фантазий, которые Ксено и вправду порою строил исключительно от скуки…

— Но, — поспешно добавила Шарлотта, увидев, как он вновь стремительно бледнеет, и, видимо, поняв его молчание по-другому, — я могу тебя заверить — нет, я клянусь тебе — он не сталкер. И, несмотря на то, что он… как бы… несколько превысил свои полномочия, да и в целом поступил жутковато, — поджав губы, признала она, — Стэн не какой-то мошенник. И уж точно не преступник. Он… он на хорошей стороне. На нашей.

— На какой такой «нашей»? — выдохнул Ксено, и ему стало физически не по себе. То есть, это правда? Он только что выставил за дверь какого-то высокопоставленного федерала? Агента под прикрытием? Чёртова Джеймса Бонда, который работает на ёбаные спецслужбы? Мысль о том, чтобы звонить копам, теперь показалась до идиотизма смешной и жалкой. Кто защитит его от тех, кто защищает государство?

Чарли устало взмахнула рукой. — На той, где закон, порядок и всё такое прочее… Слушай, Док, я в самом деле не знала, что он пойдёт на подобную хрень. Даже не думала, но… — она растерянно пожала плечами, — …если я скажу, что у него были на то причины, это ведь ситуацию не изменит?

— Совершенно точно нет.

— Я советовала ему прийти сюда, потому что он… ну, он был немного не в себе. Или много. Ему нужна была разрядка, и я надеялась, что ты ему поможешь. Мне правда очень жаль, что так вышло. Я понимаю, как это… жутко. И я не одобряю его действий.

Ксено смерил её подозрительным взглядом. — Но ты о них знала?

— Узнала буквально неделю назад и настаивала, что он должен тебе всё выложить, но… — Чарли потёрла переносицу, — я не думала, что это будет… так. Я чувствую, что я тебя будто бы тоже подставила. Прости. Я не хотела. Он мой друг, но… я не думала…

— Понятно… — кивнул Ксено, ощущая какое-то неопознанное, жалкое бессилие. Её признание проблемы, извинения и понимание, конечно, чуть смягчили остроту того лезвия, что с размаху вонзилось в грудь, но облегчения не принесли. Гнев отступил вслед за паникой, уступая место другой, куда более мучительной боли — боли предательства, боли какого-то насильственного обнажения, боли содранной наживую кожи… Ксено ощущал себя жуком, которого поймали, посадили под стекло и пристально разглядывали под лупой, напоследок пригвоздив к стене булавкой, чтобы не рыпался. Какой-то ебучей подопытной лягушкой из кабинета биологии, которую показательно препарировали и разглядывали в микроскоп. И это было невыносимо унизительно.

«Почему?» — стучало в висках. Почему именно это? Он мог бы пережить и принять очень многое. И грубость мог бы простить, и эту его нахальную наглость, да даже физическое насилие как-то переварилось бы, будучи знакомым и почти ожидаемым в этом жестоком мире. Но это… это было нечто совсем иное. Это было вторжение в самое его ядро, в его, блядь, операционную систему, Стэнли не просто переступил границу — он взломал её с холодной, расчётливой точностью, с какой, должно быть, взламывал вражеские базы, или чем он там занимался… Он не спросил. Не постучался. Он просто вошёл и вывалил на свет всё, что Ксено так тщательно хоронил: унижение школьных лет, боль от издевательств отца, ярость беспомощного мальчишки, который мог ответить миру только взрывом… Он взял его историю, его боль, его стыд — и бросил ему в лицо, как будто это было его право. Как будто Ксено был не живым человеком, а каким-то, блядь, вещдоком, делом, которое нужно было раскрыть, головоломкой, которую нужно было решить.

И самое ужасное, самое предательское — он сделал это, прикрываясь словами любви. «Я влюбился в тебя». Какая чудовищная, извращённая логика! Любовь — это ведь должно быть про доверие, про уязвимость, которую дарят, а не вырывают с мясом! Любовь — это когда тебе позволяют узнать, а не когда ты вламываешься в запертые комнаты чужой души с грёбаным ломом в руках! Это ощущалось не как признание, а как акт присвоения. Как будто Стэнли сказал: «Я изучил тебя, я понял тебя, теперь ты мой». Это было насилие, прикрытое под маской обожания. И от этого тошнило сильнее всего.

Он молча сидел, уставившись в свои руки, и чувствовал, как по телу разливалась тяжёлая, свинцовая апатия. Слёзы давно высохли, оставив после себя солёную и стянутую кожу да жуткую пустоту.

И что ему теперь делать?
Где ему прятаться?
Куда бежать?

Куда засовывать чувства, которые этот… жуткий богоподобный подонок в нём вызывал, как бы Ксено ни хотелось отрицать их наличие до последнего?

А отрицать было бессмысленно. Они были. Эта ядовитая смесь из ярости, унижения, боли и — чёрт возьми, да! — той самой проклятой, предательской привязанности, которая была так невыносимо похожа на ёбаную влюблённость и заставляла сердце сжиматься не только от гнева, но и от чего-то другого, что он боялся назвать. И от потери. Потому что, как ни крути, Стэн успел стать частью его жизни. Чем-то привычным, уютным, необходимым, чем-то, к чему тянуло… И теперь это всё было вырвано с корнем, оставив после себя в его грудине только рваную и кровоточащую рану.

Дверь тихонько приоткрылась, и в щель просунулась встревоженная физиономия Майи. — Всё хорошо? Можно войти?

Шарлотта кивнула, и Майя с Броуди вернулись в комнату, какие-то суетливые и притихшие одновременно. Да уж, Ксено мог их понять — обычно это он во всём этом заведении оставался оплотом устойчивости, здравого смысла и оздоровительного цинизма, а теперь, вот… тьфу, какой позор. Развёл тут дешёвую драму.

— Вы тут… всё решили? — осторожно уточнила Майя.

— В некотором роде, — тихо вздохнула Шарлотта, вставая с кресла. — Мне правда очень жаль, Док. Если тебе что-то понадобится… — она не договорила, просто на мгновение положила ладонь ему на плечо, мягко сжала и вышла, оставив его, так сказать, на попечение начальства.

Майя подошла и вновь опустилась на корточки перед ним. — Ну, что, бандит? Как ты?

Ксено смог только лишь молча качнуть головой, не в силах вымолвить ни слова. Как он? Да хуёво, Майя, хуёво. Он ощущал себя морально изнасилованным, осквернённым до самой глубины души, выпотрошенным и абсолютно, клинически беззащитным. Так он не чувствовал себя даже в двенадцать. Тогда его силой была самопальная взрывчатка и большие умные невинные глаза, а сейчас так проблемы уже не решались. Он думал, что если быть осторожным, аккуратным, не оставлять слишком много следов, то никому не придёт в голову рыть на него удушающий компромат. Честно говоря, это казалось даже хуже, чем физическое насилие — поскольку это было вторжение в самое святое, в его историю, в его боль, в его шрамы, которые он годами скрывал под тонкими перчатками, безупречными костюмами и колючим взглядом.

— Может, останешься сегодня у меня? — тихонько предложила Майя, поглаживая его по колену через мягкое одеяло. — Нечего тебе сейчас одному торчать в пустой квартире.

— Не могу, — удивительно, но Ксено поймал себя на мысли, что, в целом, возможно, даже не отказался бы от этого предложения — он не чувствовал себя в безопасности на каждом уровне существования, но сильная во всех смыслах Майя и впрямь вселяла в него хоть какое-то чувство стабильной почвы под ногами. — Меня ждут дома.

Броуди хмыкнул. — Серьёзно? Не знал, что у тебя есть кот или кто там у тебя? Крыса?

Ксено с усилием поднял на него глаза и даже умудрился немного их закатить. — Фу, нет. Хуже. Меня там ждёт пубертатный подросток, сын одного… — он немного замялся, но всё же сказал это, — …давнего друга. Гостит у меня ближайшие пару недель.

— Ого, — Майя присвистнула. — Ты поэтому отпуск брал? Ради чужого ребёнка?

— Да уж, Док, неожиданно, я даже не знал, что у тебя есть друзья…

— Ой, да идите вы, — фыркнул Ксено устало. — Не до вас вообще…

Броуди кивнул, примирительно поджав губы — Ксено как бы понимал, что это была попытка его отвлечь, но чувства всё равно были смешанными, — и помог ему встать, поправляя одеяло на его плечах, словно Ксено был тяжело болен. Майя же подобрала его пиджак, аккуратно сложила его и отдала ему в руки.

— Вызвать тебе такси? — предложила она.

Ксено вновь покачал головой. — Я справлюсь, честное слово.

— Не смей сюда являться ещё минимум две недели, — Майя нежно хлопнула его по плечу, но ощущалось это мягкое прикосновение всё равно примерно как падение булыжника. Впрочем, Ксено не жаловался. — Давай, не раскисай там и хорошего отпуска. Если вдруг что-то случится, ты знаешь, куда звонить.

— Спасибо.

Они проводили его до выхода — слава всем нейронам, молча, — однако в их взглядах крылось столько беспокойства и непрошеной жалости, которую Ксено ненавидел больше всего на свете, что стало немного тошно. Дверь закрылась, очередная волна крайне сомнительных эмоций отступила, и теперь ему снова нужно было оставаться наедине с самим собой. Хотя бы на эти несколько минут, пока он будет шагать по подземному паркингу к грёбаному такси. Обычно Ксено предпочитал добираться домой пешком, но… шагать по многолюдным улицам ЭлЭй в вечерний час… после всего того, что случилось сегодня… Нет, спасибо. Ему было жизненно необходимо собрать воедино все осколки своего «я», что рассыпались по полу этой чужой и слишком светлой комнаты, и попытаться слепить из них хоть что-то, напоминающее человека, до того, как один слишком проницательный подросток запросит у него очередную научную консультацию.

Такси плавно тронулось, оставляя за спиной яркий, но чуждый мир «Прикосновения ангела», и Ксено, наконец, позволил себе обмякнуть на прохладном кожаном сиденье, уставившись в потолок, где тускло мигал крошечный светодиод. Город за окном казался размытым пятном из огней, не имеющим ни формы, ни смысла — и сам он ощущал себя примерно так же, какой-то пустой оболочкой человека, которую выскоблили изнутри.

Бля, да почему… так больно-то?

Ну, потому что это было не просто рядовое предательство его доверия. Это было надругательство над самой его сутью. Стэн, сам того, возможно, до конца не осознавая, доказал ему одну простую и одновременно ужасную вещь: никакие стены, никакие правила, никакая осторожность не имеют значения, когда на тебя смотрит тот, кто привык брать то, что хочет. И самое отвратительное во всём этом — что где-то в глубине души, под всеми этими слоями гнева и боли, таился крошечный, жалкий, предательский вопросик: а что, если он сказал правду? Что, если за всем этим ужасом и впрямь скрывалось что-то, что могло бы быть… любовью? Им ведь было хорошо вместе, их ведь крыло друг от друга, тянуло сильно и оголтело, как разнополюсные магниты…

Но даже сама возможность такого вопроса теперь казалась Ксено изменой самому себе.

Каждое воспоминание о только что произошедшем вызывало новую волну тошнотворного жжения самого жгучего, почти детского стыда прямо под рёбрами. Он устало прикрыл глаза, но под веками тут же вспыхнуло лицо Стэнли — то, каким он видел его раньше: смягчённое доверием, озарённое лучистой, по-настоящему счастливой улыбкой, с этими его невыразимыми янтарными глазами с медовыми прожилками, в которых читалась вся вселенная невысказанных чувств… Боль, что снова хлынула следом за этим образом, была настолько острой и физической, что Ксено непроизвольно сжался, обхватив себя руками.

Нужно выкинуть Стэнли из головы.
Немедленно.
Ну же!

Машина остановилась, Ксено расплатился на автомате, почти не глядя, и выкатился на улицу, под прохладный и прозрачный воздух ночи. Подъезд его элитного, но довольно безликого жилого комплекса встретил его стерильной тишиной и запахом чистящих средств. Он с трудом нашёл ключи в кармане куртки — пальцы всё ещё плохо слушались.

Так. Надо выдохнуть. Надо прийти в себя.
Последнее, чего сейчас хотелось — отвечать на идиотские вопросы.

Едва он вставил ключ в замочную скважину, дверь распахнулась изнутри, и в проёме возник Сэнку, закутанный в нелепое, мешковатое худи с капюшоном. В одной руке он сжимал свой планшет, в другой — пачку чипсов.

— Наконец-то! — буркнул он, отскакивая назад, чтобы дать Ксено пройти. — Ты время видел? Я уже думал, тебя там по кусочкам на сувениры растащили, как того учёного из «Парка Юрского периода»… — Ксено моргнул. Где, по мнению Сэнку, он был, интересно? Впрочем, не важно, правды пацану лучше точно не знать. По крайней мере, ещё лет семь. Гадёныш же продолжал о чём-то гудеть, совершенно незаинтересованный в его состоянии. И почему Ксено решил, что этому мелкому пиздюку Ишигами будет не всё равно, откуда у профессора Хьюстона предательски заплаканные глаза? — Слу-у-у-ушай, — протянул Сэнку, — у меня тут с астрофизикой полный завал, этот ваш местный светила, профессор Браун, просто какой-то маньяк-перфекционист! Задал нам смоделировать столкновение Туманности Андромеды с Млечным Путём, я возился, возился, сделал как понял, а его не устраивает точность расчётов по тёмной материи на периферии галактик! Говорит, мои симуляции выглядят «слишком эстетично» и «недостаточно хаотично». Это как вообще? Где тут логика? Ты глянь, а… — Сэнку, наконец, поднял глаза от своего планшета и внезапно замолчал на полуслове. Он внимательным взглядом изучил лицо Ксено и, слегка прищурившись, склонил голову набок. — Эй, дедуля, — его голос неожиданно потерял нарочито-нахальный оттенок и стал тише, почти мягким. — Ты в порядке? Выглядишь так, будто тебя только что прожевали и выплюнули. Причём выплюнули неудачно.

Так, ладно, допустим, всё равно гадёнышу не было, и Ксено отказывался признавать, что осознать это было приятно. Он всё ещё не хотел отвечать на вопросы, понятно? Тем более, на такие топорные. Прожевали и выплюнули, блин. Ещё чего скажет? Ксено и так прекрасно видел своё отражение в зеркальном лифте, спасибо. Он отвернулся, принявшись сосредоточенно стягивать куртку, и безразлично пожал плечами. — Всё нормально, — буркнул он, пытаясь быстро пройти вглубь квартиры, чтобы не провоцировать мелкого змеёныша на дополнительное взаимодействие. — Устал просто. Браун, говоришь? Завтра разберёмся, чего этот придурок там придумал. Он у нас большой любитель запугать новичков.

Но Сэнку не отставал, он следовал за ним буквально по пятам, нырнув из прихожей в просторную гостиную, где царил почти музейный порядок: ни одна вещь не лежала не на своём месте, книги в стеллажах были расставлены по цвету и размеру, а единственным признаком того, что здесь в принципе кто-то живёт, был брошенный на диване ноутбук Сэнку и разбросанные вокруг него листы с каким-то простецкими космологическими уравнениями. От этой картины Ксено знатно прихуел. Нет, всё было идеально, но неужели этот мелкий Ишигами даже не полазал по его шкафам из любопытства? Нет? Вот Ксено бы полазал…

— Завтра мне уже сдавать надо, — вздохнул мелкий, ловко его подрезая и блокируя путь на кухню. — Но серьёзно, Ксено, что случилось? Может я могу как-то помочь?.. Ты скажи, если мне надо отвалить, я отвалю…

Эта наивная, но, кажется, искренняя обеспокоенность вызвала странную спазматическую волну в гортани. И неприятный зуд в носу. Он покачал головой, отчаянно желая, чтобы этот разговор закончился. — Всё нормально, Сэнку, — выдохнул Ксено, пытаясь выдавить натянутую улыбку. — Просто… проблемы на второй работе. Всё. Тема закрыта. Что там у тебя с твоим Брауном?

В больших и забавных красных глазах на мгновение мелькнуло что-то отвратительно похожее на жалость, но Сэнку тут же спрятал эту чушь под маской привычной невпечатлённости. Он пожал плечами, сделав вид, что это его нисколько не трогает. — Ну, не хочешь — не говори. Твои проблемы, — гадёныш хмыкнул, повернулся и невозмутимо направился к кухонной стойке. — С Брауном я, так и быть, сам разберусь, но твоё уныло хлебало портит мне весь интеллектуальный настрой. Надо бы отвлечься, наверное. Так что у меня тут созрел план… Короче, стой там и не дрыгайся.

Ксено, несколько ошеломлённый — если не сказать «тотально охуевший», — так и остался стоять посреди комнаты, оторопело слушая, как Сэнку грохочет чашками, включает чайник и что-то по-японски бормочет себе под нос. Он не ожидал от этого мелкого змеёныша такого… участия. А это его «не хочешь — не говори»? На удивление деликатно для такого засранца…

Через несколько минут Сэнку вернулся с двумя огромными кружками горячего чая, от которого аппетитно пахло имбирём и лимоном. Одну он сунул в оцепеневшие руки Ксено. — Держи. Без сахара, я помню, ты его не жалуешь. Хотя, судя по твоему глубоко драматичному виду, мне кажется, тебе стоит влить в себя грамм сто чистой глюкозы для восстановления, так сказать, synaptic plasticity, но да ладно… — Ксено так и стоял с этой чашкой в руках, отупело моргая, и Сэнку, закатив глаза, потянул его за рукав к дивану. — Да я ж не буквально сказал «не дрыгайся», ну! Давай, шевелись, — он без церемоний усадил его и набросил на плечи мягкий кашемировый плед, валявшийся рядом. — Так вот, — гадёныш устроился напротив, свернувшись калачиком в кресле и укутавшись в своё худи. — Поскольку твой вечер явно не задался, а мой и вовсе трещал по швам из-за этого Брауна, предлагаю радикальный метод терапии — кинематографический. Мы с пацанами порой так делаем, знаешь, как помогает?

— Ты предлагаешь мне посмотреть кино? — скептически уточнил Ксено.

— Ну, да? — Сэнку невозмутимо почесал мизинцем ухо. — Ты когда вообще в последний раз кино смотрел?

Он вновь оторопело моргнул. Тепло от чашки чая медленно растекалось по закоченевшим пальцам. Когда он в последний раз смотрел фильмы?.. Он попытался вспомнить. В его жизни были лекции, исследования, статьи, сессии в клубе, бессонные ночи с клиентами — ну, или за расчётами… Но кино? Если и было, то, кажется, в прошлой жизни. — Эм… — с трудом выдавил Ксено из себя. — Ну… А что предлагаешь? Документалистику? Научпоп?

Сэнку фыркнул, словно Ксено предложил ему самое нелепое занятие на свете. — Что? Нет! Кино не должно быть работой для мозга! Только чистый, концентрированный прикол! Особенно, сейчас. Так старик всегда говорит, я ему верю! — его губы тронула крошечная улыбка, но Сэнку быстро снова принял крайне деловой вид. — Короче, я думал, может, «Чужого» пересмотрим? Там как раз юбилейное переиздание недавно вышло… — не дожидаясь ответа, он схватил пульт, и на стене напротив, где Ксено вообще не ожидал обнаружить наличие телевизора (он, кажется, шёл в комплекте с квартирой и никогда не использовался), загорелся огромный экран. Зазвучала тревожная музыка, поплыли титры легендарного «Ковчега Ностромо»…

Ксено хотел было возразить, сказать, что он не в состоянии, что ему нужно побыть одному, что он в принципе не хочет тратить своё драгоценное время на что-то настолько, блин, примитивное, и ему, вообще-то, глубоко не всралось тут смотреть кино, не после всего, что случилось сегодня вечером, но… Что-то было такое ломкое, такое уязвимое в этом угловатом пацанёнке, который оказался заперт с нелюдимым и вечно-сердитым сычом по ту сторону океана от дома и семьи — и который ждал его возвращения поздно вечером с каким-то учебным заданием, которое, судя по тому, как легко он отмахнулся от помощи, было лишь просто поводом пообщаться…

Да и вот это вот всё — этот чай, этот плед, эта почти бытовая нормальность происходящего — было на удивление… удерживающим на плаву. Оно не давало ему провалиться обратно в ту пустоту, что зияла в груди, и Ксено, ну, он просто молча прижался спиной к дивану, подтянул под себя ноги и сделал большой глоток. Горячая жидкость чуток обожгла ему горло, но это было хорошее, живое ощущение, и Ксено его повторил.

Первые минуты он сидел напряжённо, пытаясь привыкнуть к столь странному и расточительному времяпрепровождению в столь странной компании — и хоть сколько-то расслабиться, почти не замечая происходящего на экране, всё ещё ощущая, как мелкая дрожь пробегает по спине даже под тёплой тканью пледa. Потом он начал то и дело ловить себя, что неосознанно анализирует конструкцию космического корабля, кинетику движения чужого, физику вакуума… В общем, пытается ухватиться за привычные интеллектуальные костыли. Как всегда.

Но постепенно магия классического кинематографа сделала своё дело: мрачная, клаустрофобичная атмосфера «Ностромо», гениальная работа Гигера и напряжённая игра актёров начали затягивать его разум, вовлекать, поглощать, и Ксено даже не заметил, как перестал дрожать, как его дыхание выровнялось, а пальцы расслабились вокруг уже почти остывшей чашки…

— Смотри, смотри! — вдруг оживился Сэнку, тыча пальцем в экран. — Скажи же, вот это — абсолютно ненаучная чушь, да? Кислотная кровь, которая способна прожечь прямо несколько палуб? С учётом давления и материала обшивки это крайне маловероятно! Хотя… — он на мгновение задумался, нахмурив высокий лоб, — если представить, что в её основе не серная, а какая-нибудь фторсурьмяная кислота, или сверхкислота… Или если это вообще не жидкость, а некая экзотическая плазма, стабилизированная сильным магнитным полем самого существа… — ого, нихрена себе, какие рассуждения в четырнадцать-то лет! Ксено даже как-то подозрительно тепло усмехнулся. А он всегда знал, что пацан далеко пойдёт… Сэнку же продолжал рассуждать. — Да не, фигня какая-то. Для создания такого поля ему потребовался бы какой-то орган, который бы работал как термоядерный реактор, да? Что думаешь?

Ксено не удержался и фыркнул. — Термоядерный реактор для кислотной крови? Это как использовать коллайдер, чтобы открыть банку с огурцами. Энергетически неоправданно. Хотя… — он задумчиво склонил голову вбок, залипнув за происходящем на экране, — если считать, что вся биология ксеноморфа направлена на максимальную эффективность убийства, то такое «энергооружие» могло бы иметь смысл… Но тогда ему пришлось бы поглощать энергию в промышленных масштабах, а не скрываться в вентиляции.

— Точно! — Сэнку встрепенулся, его глаза загорелись азартом научного анализа, и, о, наблюдать за этим было действительно любопытно. Наука, как воистину самое элегантное, что существует в этой бренной Вселенной, завораживала и заставляла сердца сиять. Даже если это сердца всяких там пубертатных гадёнышей… — Может, он там… не знаю, питается энергией звезды прямиком через кожу? Или пожирает радиоактивные изотопы?

— Сомнительно для столь сложной морфологии, — отмахнулся Ксено. Кажется, он уже почти забыл о своей боли, полностью увлёкшись долбанным «Чужим». Хотя, казалось бы… — Скорее уж, он паразитирует на готовых органических соединениях, а кислотная кровь — это побочный продукт экстремально-эффективного, но «грязного» с точки зрения КПД, метаболизма. Как у некоторых земных экстремофилов. Но твоя идея с магнитным полем… она довольно элегантна, знаешь? Для удержания такой плазмы в теле действительно потребовалась бы колоссальная энергия…

— Блин, — Сэнку снова схватил чипсы. — Представляю, какое у него должно быть охренительное сердце-генератор, чтобы качать эту адскую смесь и создавать ещё целое магнитное поле… Оно ж должно быть сделано из какого-нибудь сверхпроводника при комнатной температуре!

— Или это вообще не сердце в нашем понимании, а некий магнитогидродинамический насос, — добавил Ксено, и они оба на несколько минут погрузились в молчаливое конструирование физики вымышленного монстра. — Кстати, ты не думал в принципе заняться энергетикой? Хрен с ней, с астрофизикой, ты неплохо схватываешь гораздо более прикладные вещи.

— Да? — гадёныш удивлённо вскинул брови. — Я об этом не думал. Старик астрофизику преподавал, ты, вот, с космосом связан…

— Да я много с чем связан, — Ксено хмыкнул и залез рукой в его чипсы. — Подумай об этом, у тебя ещё целая куча времени, чтобы понять, кем хочешь стать, когда вырастешь.

— Угу, — буркнул Сэнку и принялся задорно хрустеть канцерогенным картофелем, уткнувшись в телевизор.

Так и пошло — фильм продолжался, чипсы стремительно уничтожались, а их комментарии без остановки текли рекой, переходя от научной критики к восхищению операторской работой и гениальным саундтреком, а после — к обсуждению будущих перспектив на поприще термоядерного синтеза. К своему отстранённому ужасу, Ксено периодически искренне хихикал над язвительными замечаниями Сэнку о паникёрше Ламберт и по-настоящему напрягался в сцене с воздуховодами, действительно отвлёкшись от всех забот. И это было… исцеляюще. Неожиданно по-человечески.

Когда финальные титры поплыли по экрану под пронзительные космические звуки, в комнате повисла довольная тишина. Сэнку потянулся, с хрустом разминая шею. — Ну что, дедуля, полегчало? — хмыкнул он, со всей очевидностью стараясь говорить небрежно, но в его косом и как бы случайном взгляде вбок, на Ксено, сквозила неподдельная забота. Это было тошнотворно трогательно. Ну, или Ксено стал до отвратительного сентиментальным, тут так сразу и не скажешь.

Однако он и впрямь ощущал себя гораздо более живым, чем три часа назад. — Значительно, — честно признался он. Боль, обида и пустота никуда не делись, они таились где-то глубоко внутри, под рёбрами, под всё ещё немного сжатой диафрагмой, но острота этих чувств притупилась, уступив место лёгкой усталости и странному, почти забытому чувству покоя.

Сэнку выглядел невероятно довольным собой. Так и хотелось стереть с его шкодливого лица эту ухмылочку, но Ксено обещал его отцу вернуть пиздюшонка в целости и сохранности, а обещания он привык выполнять. Гадёныш же смерил его внимательным взглядом, скользнув глазами по лбу, по горбинке носа, по резко очерченным скулам, и вдруг его лицо озарила ещё гораздо более неприятная улыбочка. — Слу-у—ушай, а я тут кое-что заметил, — протянул он с видом первооткрывателя.

— Ну? — насторожился Ксено.

Тот снова схватил пульт и отмотал кино на несколько сцен назад. — Ты только посмотри на себя! Да ты ж вылитый ксеноморф! — он тыкнул пальцем в экран, где чужой пускал слюни на несчастную Эллен Рипли, фыркнул, довольный собственной шуткой, а потом и вовсе разошёлся, заливаясь совершенно идиотским смехом. — Ну, правда! Тот же череп, те же скулы, тот же хищный профиль! Только кислотной крови, надеюсь, у тебя нет? А то мне с тобой жить ещё почти месяц, надо знать, к чему готовиться!

Ксено оторопело моргнул, никак не ожидая такой наглости, а потом неожиданно для самого себя рассмеялся вслед за ним. — Ах ты, мелкий тролль! — беззлобно шикнул он. — Но я приму это как комплимент, понятно? — Сэнку заржал так сильно, что даже хрюкнул. Ксено закатил глаза. — Между прочим, я всегда считал дизайн ксеноморфов удивительно элегантным и биомеханически-безупречным в своей первозданной жути. А вот тебя, кстати, с твоей позорной любовью к сладкому и этому… — он брезгливо поморщился, — кислотно-зелёному цвету волос, я бы скорее причислил к классу Asteroidus minor Senkus.

— Эт ты щас сам придумал?

— Нет, — невозмутимо хмыкнул он. — Это такой вид крайне назойливого, но в целом безвредного космического мусора.

— Ого! — Сэнку сделал вид, что оскорблён до глубины души, но потом не выдержал и снова прыснул. — А это уже переход на личности! Asteroidus minor, говоришь? Я это запомню! Я тебе за это как-нибудь в кофе сахар насыплю, вот тогда посмотрим, кто тут minor!

Они ещё немного пообменивались колкостями и постепенно притихли, окунувшись в непривычно-тёплую для этой большой квартиры и уютную тишину. Ксено откинулся на спинку дивана, ощущая, как на него вместо треморной и апатичной усталости накатывает усталость приятная, почти целительная. Он и не думал, что этот вечер хотя бы в теории мог бы вот так закончиться. Он почти мог представить пустую бутылку — или две? — бордо и бессонную длинную ночь, исполненную самоненависти и отчаяния, но… вот он здесь. Он снова посмотрел на Сэнку — на этого колючего, не в меру умного, но на удивление чуткого паренька, который своим простым «давай посмотрим кино» совершил почти невозможное, — и испытал ещё более непривычное для себя чувство.

Благодарность.

— Эй, гадёныш? — тихо позвал он. Тот вскинул брови. — Спасибо тебе. Правда.

Сэнку явно смутился, отводя взгляд и усиленное делая вид, что невероятно заинтересован в химическом составе канцерогенов на оборотной стороне пачки чипсов. — Да ладно тебе, дедуля, не разводи сантименты. Ты чё, совсем ку-ку уже после сегодняшнего? — он поднялся с кресла, нарочито громко зевнув. — Всё, я отбываю. Мне ещё с этим столкновением галактик разбираться, а то завтра точно опозорюсь перед этим вашим Брауном. Давай спать. И… э… ты тоже сегодня поспи нормально, ладно? — он деловито потыкал пультом, погасив телевизор, и, не оглядываясь, потопал в гостевую комнату, оставив Ксено одного в полумраке гостиной, освещённой только мягким светом кухонной лампы.

Ксено ещё несколько долгих минут сидел неподвижно, вглядываясь в пустоту и прислушиваясь к тишине собственной квартиры, которая теперь почему-то совсем не казалась такой уж пустой и враждебной. Он прислушался и к себе, пытаясь разобраться, что же происходит там, внутри. Боль никуда не делась, она плескалась на задворках, огромная и сложная, как и сама Вселенная, но прямо сейчас эта боль словно заточилась в некий кокон, сотканный из очень простых вещей: тёплого пледа, чая с имбирём, глупых шуток про чужих и неожиданной доброты колючего подростка. Завтра эта тварь обязательно снова его достанет — это он про боль, а не про Сэнку, — Ксено знал это наверняка, он уже был знаком с такой болью и понимал, как она работает, но обычно ему нужно было куда больше времени, чтобы запихать её подальше в эмоциональный чулан, однако сегодня… кажется, немного свершилось чудо.

Он погасил свет и медленно побрёл в свою спальню. Засыпая, Ксено подумал, что, возможно, этот щенячий придурок Бьякуя был не так уж и неправ в этих своих приступах психоделической психологии. Иногда самые правильные решения рождались не из головы, а из чего-то гораздо более простого и человеческого.

Например, из желания просто устроить вечер идиотского кино.

 

•••

 

— Он в порядке? — Стэн сидел, уткнувшись лицом в рукав кожаной куртки, ссутулившись на барном стуле полупустого бара.

Последние пять дней прошли в каком-то отчаянном полубреду из таблеток, алкоголя и вооружённых операций, на которые его никто не посылал, но Стэнли вызывался добровольцем.

Послезавтра он выдвигается в Камерун — а сегодня он всё ещё не уверен, нахрена и как ему дальше жить.

Просто, блядь, восхитительно.

Шарлотта, которая всё это время что-то сосредоточено печатала в телефоне, даже не подняла на него глаз. — Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, Снайдер. Хватит, блядь, каждый день о нём спрашивать. Ты сам в порядке? — она, наконец, убрала телефон и взглянула на него в упор, скользнув подозрительным взглядом по свежим швам на его виске.

Он не ответил, лишь тряхнул головой, чтобы отросшие пряди прикрыли будущий шрам, и глубже уткнулся лицом в рукав. Потом подумал и вынырнул обратно, но только чтобы сделать большой глоток виски, который хмурый бармен поставил перед ним ещё десять минут назад. — Я люблю его, Чарли, — выдохнул он полупьяно. — Я не могу перестать о нём спрашивать. Я не в порядке.

Она проигнорировала его душевные откровения и указала пальцем на висок. — Я спрашиваю, что, блин, случилось с твоей головой?

— Да просто получил удар прикладом. В принципе, вполне оправданно, у того парня не было выбора, я отрезал ему указательный палец. Он вообще когда-нибудь снова со мной заговорит?

— Чувак, который тебя вырубил? — выгнула бровь Шарлотта. — Я предположила, что он мёртв, — её тон оставался ледяным и бесстрастным. Как и вчера. Как и позавчера.

Стэн закатил глаза, полный усталого раздражения. — Ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю.

— И ты точно так же прекрасно знаешь, что я не собираюсь тебе отвечать, — фыркнула она, доставая сигарету. — Чего ты хочешь от меня добиться? Жалости? Да хрена с два. А разговорить меня ты всё равно не сможешь. Ты вообще всегда был удивительно неуклюжим в подобных вещах, капитан. Допросы — явно не твой конёк.

Он щёлкнул зажигалкой у кончика её сигареты, Чарли втянула дым, и Стэнли снова растёкся по стойке несчастной лужей. — Прошла уже почти неделя, Чарли, я понятия не имею, как он, я волнуюсь за него… Скажи хотя бы, он слишком злится? Я улетаю уже в понедельник, и хер его знает, чем оно там всё закончится…

— Уверена, у тебя есть свои, куда более изощрённые способы выяснить, как он там поживает, и тебе не нужно спрашивать об этом меня, — она прищурилась с лёгкой угрозой, и это была первая живая эмоция, которую Стэн имел честь наблюдать на её лице за весь этот чёртов вечер.

— Ауч, — буркнул он, отводя взгляд. — Это был удар ниже пояса.

— Нет, Снайдер. То, что сделал ты, было ударом ниже пояса. И хуже всего, что ты до сих пор не понимаешь, в чём был неправ, — Чарли поднялась и одним большим глотком допила свой напиток. — Ладно, мне уже пора. Тебе бы тоже поспать нормально, — она явно уже собиралась уйти, но Стэн молниеносно вскинул руку, сжимая её запястье с силой загнанного зверя, в отчаянной просьбе не оставлять его тут одного с этой болью.

— Я не послушал тебя тогда. Мне жаль, Лотти, — он называл её так только в особо эмоциональные моменты, но, кажется, в этот раз столь примитивная манипуляция не очень сработала.

Потому что Чарли с силой высвободила руку и посмотрела на него сверху вниз, сердито поджав губы. Её взгляд был холодным и безразличным, каким бывает только у тех, кого действительно задели. Блядь. — Дело не во мне, Стэн. То, что ты меня подставил, это полбеды. Но ты вторгся в его частную жизнь. Ты почему-то решил, что имеешь право относиться к нему как к работе, а потом захотел, чтобы он относился к тебе как к человеку. Ты лицемер. И глупец.

— Блядь, да почему?!

— Да потому что ты всегда так делаешь, Стэн! — она всплеснула руками. — Ты подставился под пулю за меня — и всё, что ты сказал по этому поводу, это «не о чем говорить». Ты так, блин, занят тем, что жертвуешь собой — там, где в этом нет ни малейшей необходимости, во имя своего этого треклятого ущербного благородства, — но когда ты своими собственными руками рушишь что-то хрупкое и настоящее… ты думаешь, что чувство вины и это твоё бесконечное самобичевание снимает с тебя всю ответственность. Ты же страдаешь! Посмотрите все! Он страдает, разве этого не достаточно? — театрально фыркнула Чарли, скривившись. — Но нет, не достаточно. Потому что ты не защищаешь тех, кого якобы любишь, от собственного же тупого поведения. Ты до сих пор не понимаешь, что его чувства, его боль, его обида — такие же реальные, как и твои, и ты не можешь просто взять и заставить их исчезнуть, просто одним, даже искренним, «прости», — она взяла свою сумку с барной стойки и хлопнула его по плечу в примирительном жесте. — Береги себя, Стэнли. Потому что если с тобой что-то случится по твоей же глупости — это добьёт его окончательно. И меня за одно. А пока ты там пытаешься не сдохнуть… — она тяжело вздохнула, — я займусь тем, что у меня получается лучше всего.

Стэн чувствовал себя уничтоженным. — Чем же?

Шарлотта наклонилась, поймав его потухший взгляд, и в её глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее на жалость. — Попытаюсь за тобой прибраться. В очередной раз.

Он понятия не имел, что это могло значить, но Чарли действительно всегда умудрялась прикрыть его задницу, даже если ситуация казалась патовой, и одно её намерение что-то для него — и ради него — исправить уже вселяла в Стэна какую-то надежду.

А даже полудохлая, измученная надежда была уже куда большим, чем он мог рассчитывать.

Вся прошедшая неделя представляла для Стэнли не линейную последовательность дней и ночей, а одно сплошное, тягучее и мучительное состояние перманентного душевного похмелья, где время то растягивалось в бесконечную, изматывающую пытку ожиданием хоть какого-то знака, то сжималось в тугую, болезненную пружину перед очередным заданием, в которое он ввязывался с маниакальным упорством самоубийцы, ищущего не смерти, но забвения.

За прошедшие пять дней он смотался на восемь миссий разной степени дегенеративности. Он брался за любые, даже самые безумные и незначительные оперативные вылазки, которые любой другой офицер на его месте счёл бы ниже своего достоинства и опыта — то есть, вызывался ровно на те задания, куда его никто и не думал назначать, учитывая скорый отлёт в ёбаный Камерун. Он добровольно вызвался сопровождать груз с медикаментами на границу с Мексикой и умудрился угодить в мелкую, но жаркую перестрелку с какой-то бандой мародёров, отбивая у них не столько ящики с антибиотиками, сколько собственную ярость и чувство полнейшей, унизительной беспомощности. Именно тогда он и получил тот самый удар прикладом по виску — он так яростно рванулся вперёд, выбивая ствол у того прыщавого подростка с дикими глазами, что совершенно забыл про элементарную защиту, и мир на мгновение уплыл в ослепительно-белую, звенящую пустоту. Очнулся он уже в машине, с противной тошнотой, что подкатывала к горлу на каждой кочке, и с тупой, ноющей болью в башке, которая, всё же, казалась намного приятнее той, что разрывала его изнутри.

На следующий день он упросил уже заебавшегося от него Макса взять его с собой на ночную зачистку заброшенного склада, где, по слухам, осели какие-то мелкие шишки из разгромленной группировки. Операция прошла гладко, почти скучно — они вошли, обыскали помещение, нашли пару перепуганных до полусмерти юнцов с древними автоматами и передали их местным копам. Но для Стэна в его состоянии даже эта рутина казалась отличным наркозом: адреналин, пусть и в мизерных, почти что гомеопатических дозах, на пару часов заглушал этот тихий, но настойчивый голос в башке, который перманентно навязчиво твердил, что он всё проебал, что своими руками испортил и разорвал то самое лучшее, что с ним случалось за последние годы, что Ксено с его идеальным и ясным умом теперь наверняка презирает его как последнего идиота и никогда, никогда больше не взглянет на Стэнли, не позволит быть рядом и хотя бы мечтать хоть что-то исправить.

И если днём ему ещё удавалось занять свой разум тупой и механической работой, то ночами его настигало возмездие за это ментальное бегство. Сон, с которым Стэнли и до этого не шибко ладил, теперь превратился в буквально минное поле, где за каждым неверным шагом скрывался ебучий кошмар. О, ассортимент кошмаров в его башке разросся, как на каком-то кинофестивале. Старые знакомые — оглушительный взрыв, оторванная рука Карла в его руке, опаляющий даже чёртову душу жар и чувство его полнейшего уничтожающего жизни провала — теперь щедро сдобрились новыми, свежими образами. Ему снилось, что он стоит посреди кабинета в Штабе, но вместо карт, рапортов и отчётов по столу разложены обрывки шёлковых верёвок, но он не может их взять, потому что пальцы не слушаются, а с потолка капает что-то липкое, тёмное и вязкое прямо ему на лицо. Снилось, что он снова прижимает Ксено к тому ящику, чувствует под пальцами его кожу, ощущает вкус его губ, но когда отстраняется, чтобы взглянуть ему в лицо, то видит лишь холодное, безжизненное мраморное изваяние с пустыми глазницами, в которых отражается его собственный исполненный ужаса взгляд.

Но вишенкой на торте было совсем не это — о, с теми картинками в голове Стэнли даже не просыпался, — его буйная фантазия соображала себе новые, блядь, соматические воспоминания, или как там эта хрень называлась, когда Стэн подрывался в постели от очень реального ощущения, что его грудь разрывается изнутри — не от старой, знакомой раны, шрам от которой вызывал отвращение у всех, кто его наблюдал, кроме Ксено, а так, будто кто-то только что вырвал ему сердце голыми руками.

Стэнли лежал, вжимаясь в матрас, и чувствовал, как где-то в висках оголтело и гулко пульсирует кровь, а по барабанным перепонкам издевательски долбит оглушительный звон, в котором он явственно слышал себя самого и те свои тупые непростительные слова, что разрушили всё. Он впивался ногтями в ладони, пытаясь физической болью заглушить ту, другую, но это помогало слабо — слишком уж глубоко засела его агония, слишком всепоглощающей она была.

Стэн в принципе всё чаще замечал, что физическая боль — от удара прикладом, от старых ран, напоминавших о себе при смене погоды, да даже от спаррингов с Максом, где он специально то и дело подставлялся под удары, — являлась для него желанным облегчением. Это была простая, понятная боль, у которой была причина и было лечение, можно было вкинуть в себя таблетку из заветной коробочки с надписью «довольно хреновый день», можно было туго перебинтовать рёбра, можно было просто зажмуриться и перетерпеть — в общем, с этой болью можно было договориться.

С этой же агонией в груди, с этим оголтелым ощущением пустоты и вселенской глупости, договориться было невозможно. Она была примерно как эта ебучая осенняя погода, от которой так ныла нога — непредсказуемой, неконтролируемой и абсолютно безразличной к его страданиям. Стэн пытался заглушить её и таблетками, и алкоголем, и алкоголем с таблетками, и работой, и бесконечными сигаретами, которые выкуривал буквально одну за одной, — но она всё равно всегда возвращалась, каждый раз, вместе с предательскими воспоминаниями, как синий свитер Стэна смотрелся на Ксено, или как от его идиотских шуток эти тонкие бледные губы складывались в в деликатную, почти незаметную улыбку, которую Стэн в принципе замечал лишь потому, что научился ловить каждую его эмоцию…

Одним из таких мучительных утр после бессонной мучительной ночи он стоял перед зеркалом в ванной, рассматривал шрам на виске, и неожиданно поймал себя на мысли: «А что, если бы тот парень целился чуть точнее?»

Стэнли моргнул, тряхнул головой, но почему-то не испугался. Эта мысль была не про суицид — боже упаси, Стэнли Снайдер не был трусом и никогда не искал лёгких путей, даже чтобы сбежать от себя самого, нет — это была мысль о нелепой, случайной, бессмысленной смерти, такой же дурацкой, как его жизнь, о смерти, которая могла бы избавить его от этой блядской необходимости просыпаться каждое утро с ебучем камнем на душе, от необходимости каждый раз видеть в зеркале человека, который своим конченым недоверием к миру и собственным клиническим идиотизмом оттолкнул от себя единственного, кто заставлял его забыть, что он, по сути, просто ходячая коллекция шрамов, травм и плохих решений.

Однако после очередного самоубийственного порыва под очередную пулю даже Макс уже не выдержал и шантажом вынудил Стэнли снова пойти на одно из тех дурацких собраний, куда его когда-то направляли после Ливии. Он уселся там сзади, на самый дальний ряд, как шкодливый школьник, и слушал, как какие-то люди с такими же пустыми, как у него, глазами говорят о своих кошмарах и чувстве вины, а сам неосознанно в мыслях составлял грёбаный план по эвакуации каждого в случае внезапного теракта в этом здании. Стэн не был способен на подобную хрень. Она его раздражала. Его работа была для него особенной формой молитвы, его личным способом оставаться вменяемым. В конце он просто ушёл, так и не сказав ни слова, и купил по дороге бутылку самого дешёвого вискаря, какую только нашёл.

Психологи, чёртовы группы поддержки — всё это совершенная ерунда. Единственная терапия, которая хоть как-то на нём работала, — это действие. Ну, и сеансы с Доктором Икс, но Стэнли сам себя лишил такого счастья, за что и огребал всю грёбаную неделю.

И вот теперь он в отупелом одиночестве сидел в баре, за сутки до отлёта в очередную горячую точку, где его снова будут ждать враги, взрывы, выстрелы и необходимость принимать решения, от которых зависят жизни других людей, а сам мог думать только об одном: какого чёрта он просто не смог молчать. Какого чёрта он не мог наслаждаться тем, что имел, — забавными переписками и редкими, но драгоценными моментами близости, ласковыми касаниями после сессий, мягкими взглядами, сладкими вызовами…

«Ну и что, Снайдер?» — ехидный голос в голове был подозрительно похож на Чарли. «Ты хотя бы о чём-то жалеешь? Хоть в чём-то раскаиваешься?»

Стэн сделал большой глоток виски, ощущая, как обжигающая жидкость прокладывает огненную тропинку к уже и так пылавшему желудку. Жалел ли он? Вопрос был сложным, в нём, собственно, и заключался самый главный, самый странный парадокс. Формально — да, конечно, он сожалел о результате. О том, что эти большие глаза цвета космической пустоты после сказанных слов глядели на него с ледяным отвращением. О том, что дверь в знакомый тёмный кабинет захлопнулась навсегда. Об этой пустоте внутри, которая, казалось, вот-вот проглотит Стэнли целиком.

Но жалел ли он о самом поступке? О том, что полез в его прошлое? Что проверил его вдоль и поперёк, что пробил по всем каналам, как сделал бы с любым потенциальном информатором или целью?

Как бы ни было стыдливо это признавать, но — нет. Чёрт возьми, нет.

Он слишком часто сталкивался с ложью, пронизанной добрыми взглядами и ласковыми улыбками. С подставами, которые заботливо упаковывались в обещания и искренние клятвы. С предательствами, которые могли — и не раз почти стоили! — жизни ему и его ребятам. Он видел, как «друзья» продавали друг друга за пачку долларов, как жёны сдавали мужей, а доверенные лица оказывались засланными казачками. Его мир был миром паранойи, выверенных рисков и тотального, абсолютного недоверия ко всему, что не прошло через десять мелких сит проверок и перепроверок.

И что, по-вашему, Стэн должен был просто… довериться? Какому-то рандомному мужику с плётками, травматами и коллекцией электрошокеров в шикарном кабинете для этих ваших содомитских утех? Просто положить свою — и без того изодранную в клочья — душу на обтянутую тонкими перчатками ладонь со словами «держи, мужик, будь осторожнее»?

Да хуя с два!

Мог ли Стэн не проверить Ксено? Нет. Абсолютно точно нет. Иначе он попросту не переступил бы порог этого грёбаного секс-подземелья. Его бы туда на аркане не затащили. Доверие для Стэнли не было слепой верой — оно было результатом титанической работы, сбора данных, анализа и принятия осознанного решения. Он должен был знать, кому вверяет свою уязвимость. Это был вопрос выживания.

Но мог ли он остановиться на этом? Получить заверенное досье, удовлетворить своё любопытство в плане обеспечения безопасности и просто… успокоиться? Перестать давить на него, переть на пролом, прорывать подкопы под границы, постоянно хотеть большего, и большего, и большего, да хотя бы просто не выслеживать его у кофеен?

Ну, теоретически — да, конечно. Идеальный, правильный, психически здоровый человек на его месте именно так бы и поступил.

Но тут Стэнли мысленно фыркнул. Да-да, очень смешно, особенная та часть про психическое здоровье. Какого хуя, а? Кого он вообще пытается обмануть, самого себя?

Нихрена он не мог бы остановиться!

Потому что это было похоже на то, как дать алкоголику сделать всего лишь один маленький глоточек выдержанного виски. Потому что Ксено оказался для Стэнли не просто безопасной проверенной галочкой в списке. Он оказался… всем. Интеллектом, который сводил с ума. Внешностью, от которой перехватывало дух. Острым языком, который доводил до белого каления и одновременно заставлял смеяться до слёз. Той самой ебучей и недоступной сложностью, которая манила, как самый опасный и самый соблазнительный в мире квест.

Узнав о нём больше, Стэнли не успокоился. Он захотел ещё. Ещё больше. Всё. Каждый уголок его сознания, каждую тайную мысль, каждую причину каждой его улыбки и каждой гримасы раздражения. Он хотел быть тем, кому Ксено разрешит войти туда, куда не ступала нога ни одного клиента.

Единственное, что Стэнли действительно мог бы сделать — это заткнуться. Просто прикусить язык, засунуть свои знания поглубже в карман и делать вид, что он ничего не знает. Просто наслаждаться тем, что есть.

Но даже с этим дурацким, простейшим заданием — просто, сука, молчать! — он не справился. Ну как можно было так облажаться? Как его вообще могло так прорвать? Его же даже не пытали! Пара слов, пара взглядов — и Стэна вскрыли, как банку шпротов, все его страхи, его паранойя, его животная, неконтролируемая потребность в тотальном контроле над ситуацией — всё это вылилось в тот идиотский, яростный монолог, который он выпалил Ксено в лицо. Нахуя? Чтобы что? Он просто швырнул в него всё, что знал, как доказательство своей искренности — но это было лишь доказательством власти.

И это было самой большой его, блядь, ошибкой.

Стэн сделал последний глоток и поставил бокал на стойку с таким звоном, что бармен вздрогнул.

Да. Он был идиотом. Самоуверенным, травмированным идиотом, который получил по заслугам — но даже сейчас, даже с горечью виски во рту и с грёбаной болью в виске, не мог заставить себя пожалеть, что полез в его жизнь. Он мог жалеть только о том, как именно это сделал.

Потому что иначе Стэн бы так и остался для Ксено просто клиентом. А он хотел быть всем.

Вот только теперь он стал ничем — и это действительно убивало.

 

•••

 

— …таким образом, если мы экстраполируем параметр Хаббла на данный конкретный участок скопления Волос Вероники, — его рука сама по себе, без участия разума, привычно выводила на панели изящные каллиграфические символы, — мы увидим, что диссипация кинетической энергии явно указывает на наличие массивного, ненаблюдаемого компонента, гравитационное влияние которого…— Ксено читал одну из своих самых любимых лекций, и отточенные годами практики слова лились рекой, но его мозг, казалось, работал на автопилоте. Он стоял за кафедрой, выдавал информацию студентам, в то время как всё его существо, вся его душа, если бы Ксено признавал её существование, пребывала где-то в совершенно ином измерении.

Он видел не лица студентов, которые старательно склонились над конспектами, а смутные образы из золотистых глаз и фиолетовых губ. Он слышал не свои слова, а оглушительную тишину кабинета Чарли между последними словами Стэнли и его решительным «пошёл вон». С того момента прошла неделя. Семь дней. Без пяти часов семь суток. Девять тысяч семьсот восемьдесят минут. Да, он знал точную цифру и ничего не мог с собой поделать.

За это время острая, режущая боль первых дней притупилась, уступив место чему-то гораздо более пугающему — полной, тотальной эмоциональной анестезии. Он сам себе казался какой-то ебучей нейтронной звездой — чем-то плотным, холодным и мёртвым внутри, да ещё и под сверхпрочной коркой из условностей и ритуалов. Он просыпался, читал лекции, проверял задания Сэнку, отвечал на емейлы из НАСА, ел — вроде, жил, но ничего не чувствовал. Словно кто-то выключил в нём главный рубильник, питавший всё то, что делало его… ну, им.

Единственным островком чего-то отдалённо напоминающего жизнь в его сомнительном бытие каким-то образом стал мелкий гадёныш Сэнку. Этот зелёноволосый щенок Ишигами с мозгами, работавшими на запредельных скоростях, каким-то непостижимым образом умудрялся пробиваться сквозь его колючую броню. Он мог вломиться на кухню с вопросом о квантовой запутанности тахионов или о моральной ответственности за гипотетическое клонирование динозавров, и Ксено на секунду забывал о пустоте, вовлекаясь в научный спор, и даже чувствовал азарт, и веселье, и даже что-то тёплое, почти, тьфу-тьфу, отеческое, но стоило пиздюшонку уйти в свою комнату, как апатия накатывала с новой, удвоенной силой.

И под этой апатией, словно чёртова лава под тонкой коркой остывшего шлака, бушевал гнев. Грязный, липкий, бессильный гнев, который Ксено всю эту грёбаную неделю почти не мог в себе контролировать. У него была своеобразная теория, что злость вырабатывалась из боли, которая утрамбовывалась под давлением, меняла кристаллическую решётку, ферментировалась на чердаке его сознания — и превращалась в ярость. Ярости было много, так много, что Ксено начал срываться на всех подряд. Позорно срываться, совершенно неэлегантно.

Так, студенту, который с опозданием в пять минут протянул ему работу (в оправдание Ксено, омерзительно низкопробную), он влепил низший балл и сказал что-то вроде «надеюсь, следующее задание вы мне принесёте хотя бы в этом столетии», а декану, который осмелился что-то пробормотать о «напряжённой атмосфере» на его лекциях он заявил, что, цитата, «прежде чем диагностировать у других проблемы с коммуникацией, стоит разобраться со своей собственной неспособностью связать два слова в осмысленное предложение».

Сразу после очередного вызова в отдел кадров по вопросам этики ему под руку попался один наглый и самоуверенный аспирант, который, получив очередную порцию яда, огрызнулся: — Вам что, жена не даёт, профессор Уингфилд?

Ксено окинул ублюдка арктическим взглядом. — У меня нет жены, — сквозь зубы процедил он.

— Оно и видно, — фыркнул аспирант, пытаясь сохранить надутую браваду, но Ксено сменился в лице, и тот явно молниеносно пожалел о своей выходке.

— Поздравляю, мистер Харрис, — тонко улыбнулся Ксено. — Вы только что своими собственными руками вырыли могильную яму своей академической карьере и любезно в неё улеглись. Надеюсь, грунт удобный. «Неуд» на весь семестр — это только начало нашего с вами увлекательного путешествия в мир академического провала! Считайте, что с этой секунды все мои рецензии отозваны, а ваша карьера достигла горизонта событий. Хорошего вечера.

Казалось, весь мир сговорился, чтобы его доканать, и Ксено больше не мог терпеть. Его невысказанный гнев требовал выхода и выплёскивался наружу, сжигая всё на своём пути. Именно в таком состоянии — когда он мысленно составлял очередное язвительное письмо в ответ на обращение этического комитета — его телефон завибрировал.

Он не глядя поднял трубку. — Хьюстон, — раздался знакомый спокойный и тёплый голос. — У вас там всё в порядке?

Откуда, блядь, этот грёбаный Ишигами вечно знал, когда звонить точно не нужно? — А что? — рявкнул Ксено.

— Да ничего. Просто Сэнку не звонил уже неделю, начал волноваться.

— О, у Сэнку всё просто великолепно, — он фыркнул. — Пацан сепарируется, как может.

Бьякуя задумчиво помычал. — А у тебя?

— У меня? — что-то истерическое вдруг просочилось в голос, и Ксено нервно прочистил горло. — Ну, я только что пообещал уничтожить академическую карьеру одного наглеца, послал к чёрту декана и морально уничтожил председателя комиссии по этике. Как видишь, всё просто замечательно.

На другом конце провода повисло короткое выразительное молчание. — Я-я-ясненько… — наконец протянул Бьякуя. — Боюсь даже предположить, что могло тебя так дестабилизировать…

— Значит, и не предполагай, — резко оборвал его Хьюстон. — Ты спросил — я ответил, в этом не было запроса на ебучую терапию!

— Ладно, ладно, — Ксено практически мог представить, как Ишигами примирительно вскинул руки. — Тогда, может, просто расскажешь, что именно тебя так тревожит? Я просто спрашиваю, ты просто отвечаешь! — ну, он сам напросился. Его за язык никто не тянул. Бьякуя выслушал всё, нисколько не перебивая, и когда Ксено, выдохнувшись, замолчал, просто хмыкнул: — Да уж, дружище. Не завидую я тебе. Но, видишь ли, вымещать гнев на случайных людях — это как пытаться потушить пожар бензином. Ты же сам это понимаешь. Может, найдёшь другой способ? Сломай пару груш в спортзале, я не знаю… О, о, или напиши гневное письмо и сожги. В конце концов, у тебя же есть эта твоя… ну… вторая работа. Там ведь это как-то урегулировано, да? Контролируемый выплеск агрессии, всё такое…

— Советов я не просил, — буркнул Ксено, но мыслишка и впрямь засела где-то там, на задворках сознания. Прошла всего неделя его отпуска в клубе — и, вон, глядите, какой он психованный… Может, это и правда связано?

Они поговорили с Ишигами ещё несколько минут, и удивительно, но после этого звонка Ксено действительно почувствовал себя чуть менее одиноким в своей безграничной ярости. Он вызвал такси и даже спокойно доехал до дома, уже почти собираясь зайти в подъезд, как неожиданно заметил смутно знакомую машину, припаркованную через дорогу.

Из неё вышла Чарли.
Чего, блядь?

Паника уже почти сжала его горло цепкими пальцами леденящего ужаса, но Ксено вовремя вспомнил, что эта дамочка как-то раз подвозила его до дома после рождественского корпоратива, а значит, вполне могла помнить, где он живёт. Ладно, дыши, Хьюстон. Один ебанутый военный сталкер не означает, что все остальные — такие же.

— Док, — тем временем кивнула Чарли, подходя ближе. — Проезжала мимо, решила, вот, поболтать.

— Бони, — он натянул очень вежливую улыбку. — Ты очень вовремя. Я как раз составлял список людей, которых бы хотел скормить ближайшей чёрной дыре.

— Я польщена, — заулыбалась Шарлотта, то ли не считывая его яда, то ли искренне веселясь от его реакции. — Пойдём выпьем кофе? Я угощаю.

Он хотел было отказаться, но вспомнил, насколько настойчивой может быть эта дамочка, и решил, что куда проще согласиться. — Пытаешься меня задобрить, что ли? — проворчал он.

— Нет, — мотнула головой Шарлотта. — Предлагаю безопасную для общества альтернативу твоему до боли очевидному желанию кого-нибудь прибить. Идём.

Они молча дошли до тихой кофейни в паре кварталов от его дома, сделали заказ — и следующие несколько минут сидели в гнетущем молчании, попеременно глядя друг на друга, но не решаясь заговорить. Ну, Ксено в принципе не собирался молоть языком — не он себя сюда притащил, не ему начинать диалог. Впрочем, Шарлотта нисколько не выглядела страдающей, так что Ксено даже не мог сполна насладиться злорадством над её неловкостью.

— Он сожалеет, — в конце концов выдала Чарли, поймав его взгляд поверх чашечки капучино. — Знаю, что тебе плевать, и что его сожалениями невозможно что-то исправить, но он реально сожалеет. Он-…

— Я не хочу об этом говорить, — отрезал Ксено, отодвигая свою чашку. — Вообще. Если ты притащила меня сюда для того, чтобы вещать об этом человеке, то это пустая трата моего времени.

— Хорошо, — легко согласилась она. — Тогда давай поговорим о чём-нибудь другом. О твоём восхитительном навыке синтезировать тёмную материю из синяков под глазами, например. Это какая-то новая терапевтическая методика? Ты вообще спишь?

— А сегодня что, какой-то день бесплатной психологической помощи, или что, блядь? — кажется, он снова взорвался. Ещё и кофе, блядь, невкусный. Ну, вот за что ему всё это, а? — И, да, я сплю! Но тебе-то какое дело?!

Шарлотта приложила руку к сердцу с притворным ужасом. — О, боже, боже, люди беспокоятся о его состоянии, какой кошмар, какая пытка, как ты вообще с этим справляешься!

— Какого хрена тебе надо, Бони? — прошипел он.

Внезапно выражение её лица стало очень серьёзным. — Пытаюсь устранить последствия действий своего ебалайского друга, который сделал больно другому другу.

— Он влез в мою жизнь, Чарли! — вырвалось откуда-то прямо из сердца. — Он взял всё самое… самое… — слова не подобралось, и Ксено просто неистово тряхнул руками, — и просто вывалил мне под ноги! Как будто это было его право, Чарли! Мне поебать на его причины, понимаешь? Мне поебать, что он не мог мне доверять — я ведь ему доверял! По умолчанию, прошу заметить! И я зачем-то подпустил его к себе, и позволил даже больше, чем кому бы то, блядь, ни было, а он…!

— Я знаю, — тихо вздохнула Шарлотта. — И это было ужасно. И непростительно. Но позволь задать тебе один вопрос. Если бы он пришёл к тебе и просто сказал: «Послушай, я тут кое-что узнал о тебе, потому что я грёбаный параноик и не умею доверять, но теперь я вижу, какой-то ты, и больше не боюсь тебя», — это было бы так же больно? Или это всё же что-то бы изменило?

Ксено замер. Он буквально ненавидел её в этот момент. — Это гипотетический вопрос, не имеющий ровным счётом никакого отношения к текущей реальности, — отрезал он.

— Конечно, — кивнула Чарли. — И всё же?

— Я не собираюсь отвечать тебе.

Она улыбнулась. — Значит, ответь себе.

— Пошла на хрен, — добродушно отмахнулся Ксено, и Бони рассмеялась.

Они допили кофе в тишине, обмениваясь только лишь смешками и нарочито-язвительными взглядами. Когда они вышли на улицу, Шарлотта обернулась. — Кстати, о тебе много спрашивали. Помнишь того кудрявого паренька? Он вернулся в Штаты и снова хочет к тебе… И тот странноватый лысый ещё снова объявился…

Он ничего не ответил, но мысль, которую буквально пару часов назад невзначай сбросил Бьякуя, вдруг обрела свою плоть.

Контролируемый выплеск агрессии, говорите?..

Чтож. Неделя отпуска не помогла, но вторая не поможет ещё больше.

Вернувшись домой, он взял телефон и, подумав пару лихорадочных секунд, принялся печатать.

Dr.X: я выхожу завтра. поставь меня в расписание.

BiggsQueen: Уверен? У тебя ещё неделя законного отпуска. Может, лучше съездишь куда-нибудь? Развеешься?

Dr.X: развеюсь я только по ветру, если ты не дашь мне поработать.

BiggsQueen: Как скажешь. Но никаких двойных смен и новых клиентов. Я буду тебя беречь. Добро пожаловать домой, бандит.

Он выдохнул и попытался понять, что ощущает по этому поводу. Однозначно, это не было решением — скорее, очередной попыткой бегства. Но…

Но иногда, чтобы пережить коллапс вселенной, нужно вернуться в туда, где ты все ещё бог. Пусть даже и с маленькой буквы.

 

•••

 

Воздух в Камеруне был каким-то густым и тяжёлым. Повсюду пахло пылью, тропической гнилью и далёким, но оттого не менее ощутимым запахом гари.

Стэн восседал на ящике из-под патронов и собирал винтовку. Его пальцы двигались на автомате, с привычной слепой точностью, но почему-то сегодня у него всё валилось из рук — и Стэнли злился. Признаваться в этом не хотелось, но он яростно вкладывал свою тупую злость в каждый щелчок затвора, в каждый резкий тычок магазина в приёмник.

Щёлк. Скребущий звук металла по металлу. Каждый звук был громче, чем должен был быть. Каждое движение — резче. Как же всё бесит. И этот тяжёлый, обеспокоенный взгляд Макса, который стоял в стороне и всё это время сверлил его глазами — тоже бесит. Неужели все не могут просто взять и оставить его в покое?

— Эй, Снайдер, — Макс, наконец-то, рискнул подать голос. — Ты там с техникой поаккуратнее. Это ж тебе не тот ковбой, которого ты вчера на спарринге чуть не прибил.

Стэн не поднял головы. Он сильнее дёрнул за ремень, проверяя крепление глушителя. — Моя винтовка знает своё место, — в отличие от него.

— В этом-то и проблема, — Макс не отступал. Эта его дурацкая забота была похожа на шершавую ткань, которой тёрли по голым нервам. — Но её место — это не играть в рулетку с каждым встречным боевиком, ты же помнишь? Мы сюда на разведку приехали, а не на личный крестовый поход.

— А я и не играю, — фыркнул Стэнли. — Я просто делаю свою работу. Быстро и эффективно.

Потому что это было единственным, что он ещё способен делать. Единственным, что имело какой-то смысл.

— Быстро и эффективно — это когда мы возвращаемся живыми и с нужными данными, а не когда тебя выносят отсюда в мешке, потому что ты полез в логово к этим ублюдкам без прикрытия, как в прошлый раз! — голос Макса стал жёстче. — Что с тобой такое, а? С тех пор как мы приземлились, ты ведёшь себя так, будто тебе вообще на всё плевать.

Стэнли вдохнул и, покряхтев немного, встал, ощущая, как затекли его мышцы.

Макс думал, что ему было плевать?
Ну, это была не правда.

Ему было плевать только на ту часть себя, которая ещё могла чувствовать боль и страх. На ту часть, которую он оставил за тысячи миль отсюда, в тёмном кабинете, полном разбитых иллюзий. На себя — да, ему было на себя плевать. Но не на своих людей. Никогда.

— Да всё со мной нормально, бро, — соврал он, потому что правда была слишком сложной. — Давай просто пойдём и сделаем свою работу, окей?

Макс упрямо поджал губы. — Ты точно не хочешь поговорить о-…

— Нет.

— Ладно. Ясно, — воцарилось неловкое молчание, но этот дурачок явно не планировал отступать. — Просто… — ну, Стэнли так и думал, — …кажется, будто тебе не очень хорошо.

— Макс. Я правда не хочу сейчас об этом говорить. Можно я просто пойду туда и убью уже кого-нибудь, пожалуйста?

— Эм, ну, конечно, при условии, что это будешь не ты и не я…

 

•••

 

У Ксено оставалось буквально несколько минут до начала первой сессии с клиентом после отпуска, и в течение всего последнего часа он оголтело метался по кабинету, прогоняя в голове придуманный сценарий, пытаясь выверить баланс между отстранённым профессионализмом и той долей драматизма, которую и ждали постоянные клиенты…

Блядь, почему всё так сложно-то?

Почему всё вдруг казалось таким нелепым, странным и наигранным? Раньше же всё так легко получалось…

Он перекладывал с места на место коробку со стерильными иглами и переставлял баночки с маслами. Потом аккуратно сложил весь свой ассортимент уретральных штырей в симпатичный рулончик из-под кистей для макияжа. Под столом в тазу с ледяной водой уже лежали тупые ножи для масла — старый, проверенный трюк, который Ксено всегда особенно любил. Когда у человека были завязаны глаза, он обычно дёргался буквально от любого прикосновения, и гораздо эффективнее было обмануть его мозг, заставив поверить в холод настоящего опасного лезвия у горла, чем реально рисковать, используя острый клинок. Что-то в самом намёке на холодный металл всегда пугало их до спазмов, заставляя чувствовать мнимую струйку крови по коже. Не то, что в тот день, когда-…

Так, ладно. Давай, Хьюстон, соберись.

Глубоко вздохнув, он принялся раскладывать по стерильному полотенцу свои ножи, проверяя, всё ли на месте и всё ли в порядке. Конечно, так и было, он не прикасался к ним с тех пор, как убрал после…

…после той сессии.

Он резко тряхнул головой. Не время. Не сейчас. Вдох. Два. Три. Четыре. Выдох. Два. Три. Четыре.

Взгляд упал на массивный металлический стул, что стоял в углу. Подумав немного, Ксено схватил его, поставил в центр, под лампу — и тот неприятно качнулся на погнутой ножке, немом свидетельстве той ярости и силы, что обрушились на него в тот раз.

Он зарычал и со всей своей чёртовой силы швырнул этот чёртов стул через всю эту чёртову комнату.

 

•••

 

— Стэн, ты там в порядке?

Ответа не было.

Макс уже собрался повторить вопрос, но передумал — лучше дать этому отбитому ещё минутку справиться самому, чем переться туда за ним. Да, бросать его там нельзя, но, блин, ему действительно, действительно не хотелось вылезать из укрытия, и что бы ни случилось, Снайдер уж точно справится гораздо лучше него…

— Стэн, ты меня слышишь?

— Ага, — вот и всё, чем удостоил его Снайдер. Макс ждал продолжения. Его не последовало. Он повёл биноклем по сторонам, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки обитания своего напарника в области их грёбаной операции. В конце концов его внимание привлекла вспышка отражённого света, и, вглядевшись в линию деревьев, он смог увидеть, как в лучах заходящего солнца снова блеснул небольшой кусочек стекла от прицела.

— Какого хрена ты залез на это дерево?!

— Ну, я нашёл цель, а цель не нашла меня, так что я молодец, верно?

Макс вздохнул.
Он, блядь, больше не будет работать с ним в паре. К чёрту всё это.
Снайдер просто наглухо ёбнутый.

 

•••

 

— Голову вниз, — приказал Ксено, подталкивая мужчину вперёд рукоятью плётки. Он обошёл его, пристёгнутого к Андреевскому кресту, небрежным шагом, на автомате проверяя кровообращение в запястьях и другие жизненно важные показатели. До конца сессии оставалось минут десять, после чего он наконец-то сможет его отстегнуть… ну, и по-быстрому организовать необходимый афтеркер. Становилось скучно. Манжеты натянулись, и послышался тихий, влажный звук — кровь вперемешку со спермой с отвратительным шлепком капнула на пол. Да уж, самому убирать это всё не хотелось. Стоило позвать команду уборки, пусть сами возятся с этим дерьмом.

— Пожалуйста… — слово прозвучало хрипло и отчаянно. Ксено закатил глаза, протирая рукоять плётки стерильной салфеткой.

— Я не знаю, о чём ты меня умоляешь, у тебя ещё пять ударов. Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, Доктор Икс. Пожалуйста…

— Ну, я так и думал. А теперь посчитай-ка для меня вслух, — единственное, что было громче щелчка кнута, — это раздавшийся крик. — Один. Я сказал, считай вслух. Ну же! Два…

 

•••

 

— Дай-ка ключи, Стэн.

Стэнли медленно поднял на него мутный взгляд. — Пошёл нахер! — он попытался встать, но его качнуло, и пустая фляга с глухим лязгом покатилась по земле.

— Ты, блин, король снайперов, — Макс с отвращением поморщился и подошёл поближе. — Отдай мне ключи от машины. Ты не в состоянии вести даже себя, не то что «Хаммер».

— Ты не мой… — он икнул, — не мой начальник, чтобы мне указывать, — слова Стэнли заплетались, сливаясь в густую, пьяную кашу. — Только… только Ксено мог мне указывать…

— Я чёртовски рад за этого твоего Ксено, кем бы он, блядь, ни был, но ты не сядешь за руль, — Макс шагнул вперёд, его терпение лопнуло. — Ты сегодня чуть не подставил весь взвод, ты даже не убил того, кого должен был убить, и я не позволю тебе сбить кого-нибудь насмерть случайно!

Стэнли, с трудом фокусируя взгляд, протянул ему руку с ключами, и в самый последний момент, когда пальцы Макса уже почти коснулись брелка, резко дёрнул запястьем и изо всех сил швырнул связку в густую, тёмную стену тропического кустарника. — Вот… теперь никто не поедет, — он выдохнул с пьяным, торжествующим удовлетворением, но его ноги сразу же подкосились, и он грузно рухнул на песок, потеряв сознание ещё до того, как его тупая блондинистая башка с глухим стуком ударилась о колесо внедорожника.

Макс несколько секунд стоял над ним, пытаясь понять, жив ли этот придурок вообще, но его лицо в темноте ночных тропиков было неразличимо. Блядь. Он беззвучно ругнулся сквозь зубы, подобрал его валявшийся рядом тактический рюкзак и развернулся, чтобы идти вызывать грёбаную эвакуацию и придумывать, как бы отмазаться от составления необходимого рапорта о неадекватном поведении капитана.

Дежурство обещало быть долгим.

 

•••

 

— Добро пожаловать, — вежливо кивнул Ксено, придерживая дверь для симпатичного кудрявого молодого человека. — Давно не виделись.

— Был в командировке. Слышал, вы брали отпуск, Док, съездили куда-нибудь? — взгляд карих глаз был несколько нервным, но добрым. Ксено не смог заставить себя ответить ему улыбкой, лишь едва заметно дрогнул уголками губ.

— Нет, это, кажется, нынче называют «перезагрузкой», или типа того, да? Мне просто нужно было немного отдохнуть и… восстановить силы, — он уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и указал на кушетку напротив. — Присаживайся. Хочешь рассказать мне о своей командировке или хочешь, чтобы я рассказал, что запланировал для тебя на сегодня?

Молодой человек тоже сел, нервно потирая руки, его колени слегка касались коленей Ксено, и это было очень неприятно. Каштановые кудри касались его плеча, когда парень упрямо смотрел в сторону и вообще куда угодно, только не на него. Он всё ещё не отвечал, и Ксено, с трудом удерживая раздражение, закатил глаза и бросил взгляд на часы.

— Давай, малыш. Я задал тебе вопрос.

— Да, Папочка.

Ксено почувствовал привкус желчи на языке и захотел поморщиться, но заставил губы растянуться в подобии улыбки. Кажется, он вспомнил, почему испытал облегчение, когда этот парень уехал в длительную командировку и перестал к нему ходить. — Хороший мальчик. Итак, чего ты хочешь?

— Я не знаю, Папочка…

Мда.
Этот вечер будет долгим…

 

•••

 

Жара в Гаруа казалась плотной, почти физически осязаемой субстанцией, но внутри старого особняка, который уже практически развалился, но всё ещё служил одной из временных резиденций полевых командиров Боко Харам, царил полумрак и относительная прохлада. Стэнли, слившись с тенью у разрушенной стены, не отрывал бинокль от глаз. Цель была внутри. Данные разведки подтвердились.

— Стэнли, тебе нужно убираться оттуда, — голос Макса в наушнике звучал напряжённо, почти панически. Он был на крыше противоположного здания, прикрывая его. — У них усиление. Только что подъехали ещё двое на технике с крупнокалиберным. Это ловушка.

— Я работаю над этим, — сквозь зубы пробурчал Стэн, бесшумно перезаряжая свой надёжный пистолет-пулемёт. — У меня всё под контролем.

— Блин, Снайдер, у тебя всё под контролем с этой стороны, но я не смогу прикрыть тебя, если ты пойдёшь в лоб! Просто отойди на безопасное расстояние и жди подкрепления!

— Заткнись, я всё понял, — резко бросил Стэнли и вынул наушник, засунув его поглубже в карман забитой пылью куртки. Голос Макса, исполненный тревоги за него, был сейчас буквально последним, что он мог вынести.

Стэн сделал вид, что поправляет разгрузку, и совершенно спокойно направился к массивной и нарядной, но потрёпанной пулями парадной двери особняка, не скрываясь и не таясь. Он постучал костяшками пальцев по дереву, с которого уже облезала кого-то бывшая яркой краска.

Приглушённые голоса и резкие шаги за дверью дали понять, что его заметили. Он пожал плечами, разминаясь, и с разгона вышиб дверь одним мощным ударом ноги чуть пониже замка. Дерево треснуло с громким хрустом, открывая всю базу противника как на ладони.

В холле их было как минимум пятеро, и у каждого в руках имелось что-то зловеще блестящее и явно недружелюбное — АК-47, самодельные обрезы, может, даже MP-5… Стэн слышал, как Макс что-то яростно и безнадёжно шипел у него в кармане, но его слова тонули в пыли, помехах и расстоянии.

Стэнли улыбнулся — холодной тоненькой улыбкой, которая не доставала до его пустых глаз. — Привет, ребята. Ваш босс дома? — на удивление спокойно спросил он на ломаном французском — и началось.

В суматохе, поднятой переполошившимися боевиками, Стэн отточенным движением провёл рукой по кобуре у бедра, но не стал доставать оружие. Вместо этого он бросился вперёд, используя столкновение с первым же охранником как импульс, чтобы выхватить у того автомат и развернуть его против всех остальных. Это был не план. Это был чистый хаос. И это было именно то, что было ему нужно прямо сейчас — громкий, яростный, безрассудный шум, который наконец-то заглушит всё остальное.

 

•••

 

Тихий ненавязчивый треск электрического тока отдавался эхом в полной темноте его рабочего кабинета. Глаза клиента были прикованы к симпатичной фиолетовой дуге, что мерцала между его кожей — и крошечным электродом на кончиках перчаток Ксено. Электростимулятор с точечным воздействием был великолепным приобретением, надо будет не забыть поблагодарить мисс Бони за эту замечательную наводку. Каждая новая искорка тока заставляла мужчину шипеть и непроизвольно дёргаться.

— Если ты продолжишь дёргаться, мне придётся увеличить мощность. Ты этого хочешь?

— Нет, Доктор Икс, — он выдохнул, но тут же снова судорожное дёрнулся.

— Ты уверен? Потому что я предельно ясно дал понять ещё до начала сессии: если ты не сможешь лежать смирно, последствия будут жёстче. Это был твой выбор. Принимай последствия.

Пальцы Ксено скользнули к регулятору и зависли, слегка подрагивая в ожидании. Кончик металлического когтя, едва касаясь кожи, создавал резкую фиолетовую дугу. Одна-единственная искра, ударившая по чувствительному нерву на внутренней стороне бедра, заставила всё тело клиента с судорожным всхлипом выгнуться, а следующая, что пришлась по уздечке, буквально вынудила его взвизгнуть.

Тяжело вздохнув, он отстранился. — Ну, что ж. Я увеличиваю мощность.

Интересно, как справился бы с этой задачей Стэнли появится ли тут ещё хоть кто-то, кто будет способен выдержать любое его испытание?

 

•••

 

Грузовик с потрёпанным кузовом и замыленными номерами пылил по разбитой дороге где-то на окраине Маруа. В его тряском, душном чреве, среди мешков с рисом и ящиков с подозрительным грузом, притаился Стэн.

Он присел на корточки, затаив дыхание, и прислушался к гулу мотора и обрывкам разговора на местном диалекте, что доносился из кабины. Технически, водителя не было в его списке на сегодня — его целью был пассажир, один из курьеров, перевозящих деньги для полевых командиров. Но разнимать их сейчас, в движении, было бы чертовски неудобно. Если бы он только знал, куда они направляются…

Внезапно грузовик резко затормозил, и Стэнли с силой швырнуло вперёд, к перегородке кабины. Автомат на его спине глухо стукнул о металл, и он с силой стиснул зубы, заглушая ругательство.

— Что это было? — раздался удивлённый голос из-за перегородки.

— Не знаю, может, коза. Иди проверь.

Стэнли молниеносно натянул балаклаву пониже на глаза, скрывая бледность лица и цвет волос. Сердце колотилось не от страха, а от предвкушения. Адреналин, чистый и обжигающий, наконец-то вытеснил собой тяжёлую апатию. Либо это будет цель, и он сможет закончить работу и убраться… Либо это будет водитель, и тогда ему придётся импровизировать. Оба варианта были приемлемы. Оба вели к шуму и к действию.

Задние двери со скрежетом и лязгом поползли вверх, впуская внутрь густые, золотистые лучи заходящего африканского солнца и клубы рыжей пыли. На фоне ослепительного света вырисовывался силуэт человека.

Не раздумывая, Стэнли бросился вперёд, в ослепляющее марево заката.

 

•••

 

Ксено ещё раз убедился, что клиент действительно сжимал в руке сигнальный шарик, поскольку его рот был надёжно заткнут кляпом под кожаным капюшоном. Обтянутая виниловой кожей кушетка, на которой он лежал, уже была влажной от пота, и Ксено щедро хлебнул красного вина — отчасти для ритуала, отчасти чтобы заглушить запах стресса и чужого возбуждения.

Запах был отвратительным, как и все его телесные жидкости.

К счастью, он засунул клиенту ещё и беруши, так что тот точно не услышал его скучающего вздоха.

Он взял тонкий, гибкий стек и несколько раз провертел его в пальцах, прежде чем со свистом опустить на дрожащие бёдра.

От удара кожа лопнула.

Ксено бросил взгляд на свои часы.
Это всё уже не приносило никакого удовольствия.

 

•••

 

Песок, до бела раскалённый днём, теперь отдавал ночным холодом, впиваясь в окровавленную ткань. Макс, спотыкаясь, тащил на себе грузную бесформенную массу, которая ещё недавно была капитаном Стэнли Снайдером. Нет, нет, тот был жив, просто основательно без сознания и тяжёл, как ебучий мешок с цементом, и потому каждый шаг давался Максу с нечеловеческим усилием. Взрыв, отшвырнувший их обоих от точки высадки, прошёлся Стэнли по спине и ногам, протащил по колючему гравию и песку и оставив на коже кровавые борозды. Макс же был цел — Стэн успел среагировать и отшвырнул его подальше от линии поражения.

— Держись, Снайдер, — хрипел он скорее больше самому себе, ощущая, как подкашиваются ноги. — Чёртов буйвол… Откуда в тебе столько мяса? На диетах сидеть надо, блин…

Он почти падал под мертвецки неподвижным телом, но упрямо волок его к огням брезентового шатра полевого госпиталя. Наконец, почти на его издыхании, два санитара, видимо, услышав его хриплое свистящее дыхание, выскочили навстречу и приняли ношу.

В палатке пахло антисептиком, кровью и потом. Пока врачи склонялись над Стэнли, срезая с него остатки формы, Макс прислонился к столбу, пытаясь отдышаться. Его собственные руки тряслись от перенапряжения — и от страха, если быть до конца откровенным.

— Сержант? — пронзил пространство голос генерала Каррера. — Отчёт? Что там со Снайдером?

Макс выпрямился, отдавая честь по силе чистой инерции. Он посмотрел на Стэнли, на его бледное и запылённое лицо, на тёмные круги под глазами, которые не сходили даже в бессознательном состоянии… — Сэр, — он кашлянул, прочистив пересохшее горло. — Капитан Снайдер выполнил задание. Цель нейтрализована.

— Отлично, сержант, но-…

— Но, сэр, — настойчиво продолжил Макс, с отстранённым ужасом глядя, как врач смывает кровь с плеча у Стэнли. — С разрешения, я всё же должен доложить. Капитан… кажется, немного не в себе. Последние дни. Он… Он лезет на рожон. Будто ищет пулю. Сегодня он даже не пытался укрыться. Я за него беспокоюсь.

Генерал слушал молча и сурово поджав сухие тонкие губы. — Понял, сержант, — наконец кивнул Карвер, и его голосе мелькнула усталая тяжесть. — Обеспечьте ему покой. И… хорошая работа, парни. У вас обоих, — он развернулся и вышел из палатки, оставив его одного наедине с мерным гулом генератора и тихими стонами раненых.

Макс снова посмотрел на Стэнли. «Не в себе» — это, конечно, было слишком мягким определением. Его состояние было скорее похоже на тихое, методичное самоуничтожение. И, к сожалению, Макс понятия не имел, как это остановить.

 

•••

 

— Чёрт возьми, Док, что ты сделал с этим парнем?

— То, о чём он меня просил, — пожал плечами Ксено, делая большой глоток любимого вина. Броуди нахмурился.

— В этих комнатах идеальная звукоизоляция. Я точно это знаю. И я слышал, как этот чувак кричал, через два грёбаных этажа.

Ксено снова отхлебнул вина и пожал плечами.

— Док, серьёзно…

Он наклонился вперёд и, заговорщицки понизив голос, прошептал. — Ты правда хочешь знать, что я с ним сделал?

— Правда хочу, — хмыкнул Броуди, блеснув зеркальными стёклами очков.

— Ну, в таком случае, — Хьюстон выпрямился, взял свой бокал привычным ленивым жестом и позволил себе маленькую улыбку. — Запишись ко мне на сеанс, и я тебе всё покажу.

 

•••

 

Броуди не стал дожидаться, пока все посетители разойдутся — как только Док ушёл из клуба, он вышел из бара и направился прямиком в кабинет Майи, постучав и войдя, не дожидаясь ответа.

Она тут же подняла глаза от мониторов. — Что-то случилось? — спросила Майя, уловив его настроение.

— Скажи честно, — Броуди облокотился о её стол, — тебе не кажется, что Док эту неделю несколько не в себе?

Майя отвела взгляд обратно к экранам и потом снова посмотрела на него, слегка пожав плечами. — Да нет. Кажется вполне обычным собой. Ну, чуток печальный, кажется, но кто бы не…

— Он мучает клиентов так, что у них, я уверен, на психике это сказывается, хлещет вино как воду, в три горла, и язвит на каждом шагу.

— Ну, да, — она развела руками. — Я же и говорю. Обычный Доктор Икс.

— Да, обычный Доктор Икс версии год назад! — парировал Броуди, снимая очки и нервно потирая переносицу. — Но что насчёт его версии, скажем, месячной давности? Вспомни. Он улыбался. По-настоящему. Хихикал там чего-то в холле, помнишь? И пить почти перестал! Он казался… ну, знаешь. Почти счастливым.

Майя вздохнула, откинулась на спинку кресла и потёрла лицо ладонями. — Слушай, Броуди, я не знаю точно, что у него там случилось с тем… с тем парнем. Но я догадываюсь. И наверное, Док знает лучше, что ему делать и как справляться. Он же взрослый мальчик.

— Он не справляется, — Броуди снова надел очки. — У него разбито сердце, Майя. Я это вижу. И то, что он делает сейчас… — он махнул рукой в куда-то в сторону кабинетов, — этому никак не помогает. Это просто медленное саморазрушение.

— И что, ты знаешь, как его остановить?

— Понятия не имею.

— Ну, вот и я понятия не имею, — она беспомощно вздохнула. — Но тут он хотя бы у нас под присмотром.