Chapter Text
Глава 1.1
Вэй Усянь резко поднялся с постели.
Его сердце бешено колотилось, а по вискам струился пот.
— Что… — прошептал он.
Его голос дрожал, звучал неуверенно — так, как ему было непривычно и неприятно.
— Что за чёрт это был — только что я… Я просто…! Неужели я действительно… с…?!
— Мргх… — пробормотал Цзян Чэн где-то в темноте напротив, после чего раздался шорох постельного белья — его младший боевой брат перевернулся на другой бок, подальше от Вэй Усяня.
Вэй Усянь тут же замолк.
Его руки дрожали, всё тело пылало, будто раскалённые угли, а теперь, когда он очнулся и пытался прийти в себя после того, что его разум, казалось, выдумал на пустом месте, он отчётливо чувствовал — и это почему-то делало всё ещё хуже, во сто крат хуже — предательскую влажность между ног, с которой не сталкивался с тех пор, как впервые увидел эротические книжки, подсунутые ему одним чрезмерно усердным товарищем по учёбе, когда у него только начался период активного роста.
Тогда его юный ум был потрясён и восхищён тем, что женские тела, оказывается, могут так изгибаться, и той ночью ему снились смутные образы тёплой кожи, касающейся его, нежные руки, которые гладили его лицо, плечи, живот.
Но сейчас всё было иначе.
Нет, это было нечто совершенно другое, и внезапно стало невозможно оставаться в постели, в этой комнате, где его младший боевой брат мирно спал, пока Вэй Усянь предавался таким мыслям.
Он вскочил на ноги, пошатнувшись — его ноги странно ослабели — затем поспешно схватил свежие одежды, чтобы пойти умыться и переодеться в прилегающей к спальне ванной комнате. Уничтожив улики, он выбежал наружу, мимо дверей, ведущих в комнаты других учеников, почти перейдя на бег — словно мог убежать от воспоминаний о том, как он и Лань Ванцзи занимались…
Холодный ночной воздух наполнил его лёгкие, и он, наконец, остановился, судорожно вдохнул и опустился на ступени у входа в общежитие.
В душе Вэй Усянь был любопытным человеком.
Часто он считал, что стыд лишь мешает ему исследовать новое или вызывать интересные реакции у других. Он также не был склонен обманывать себя или отвергать мысли, которые общество считало неподобающими.
Но этот сон возник из ниоткуда. Он мог с чистой совестью заявить, что никогда прежде не имел таких грязных мыслей в присутствии Лань Ванцзи — уж он-то точно запомнил бы нечто подобное.
Конечно, если размышлять честно, он не мог отрицать, что ему очень нравилось дразнить этого тихоню, нравилось проводить с ним время — даже если это время в основном состояло из переписывания правил Ордена Гусу Лань в качестве наказания.
Да и Лань Ванцзи был привлекательным — это и слепой бы заметил.
К внешности Лань Ванцзи не было совершенно никаких претензий.
В конце концов, хоть он порой и казался чопорным, никто не мог отрицать, что строгая дисциплина его ума и тела явно давала впечатляющие результаты. Ещё на прошлой неделе Цзян Чэн жаловался, как несправедливо, что старшее поколение постоянно сравнивает их с Лань Ванцзи. По словам Цзян Чэна, суровый второй молодой господин Лань, казалось, не нуждался ни в чём, кроме воздуха, еды и тысяч правил своего Ордена, чтобы чувствовать себя удовлетворённым — будто старейшина Лань выдумал идеального ученика, а небеса милостиво подарили ему племянника с лицом, неподвижным, как тот самый валун, на котором, по сути, и держался весь Орден Гусу Лань.
Но, по мнению Вэй Усяня, Лань Ванцзи был единственным в своём Ордене, а потому его стоило уважать — даже восхищаться им. В конце концов, уже давно никто, кроме этого юноши, не бросал ему настоящего вызова в бою.
Неужели он перепутал это восхищение с чем-то другим?
Может, его спящий разум смешал Лань Ванцзи с хорошенькими девушками, с которыми он флиртовал в Юньмэне, потому что раньше подсознательно он сравнивал его с ними в плане привлекательности?
Внезапный жар охватил его, когда память услужливо подкинула явные доказательства против таких предположений. Ведь будь это так, Лань Ванцзи наверняка пришлось бы принять женскую роль в той грязной сцене, а не...
Вэй Усянь почувствовал, как по шее разливается интенсивный румянец, когда он вспомнил, как вёл себя Лань Ванцзи в его сне — совсем не как хрупкие белокожие девы из весёлых книжек Не Хуайсана.
Напротив, он был напористым и агрессивным, вёл себя как дикий зверь в период гона, прижимал Вэй Усяня к земле, подавлял его, раздвигал ему ноги, заставлял подчиниться, освобождая место для себя глубоко внутри...
— А-а-а! — Вэй Усянь простонал, уткнувшись лицом в руки, пряча пылающие щёки, хотя вокруг и так никого не было.
Он даже не знал, что туда можно что-то засовывать!!!
Во сне это было больно, казалось чужим, большим, горячим... а потом постепенно стало очень, очень...
— Чёрт. Чёрт! Чёрт!!! Боже, Вэй Усянь, возьми себя в руки!
Он несколько раз шлёпнул себя по горящим щекам, отчаянно пытаясь думать о чём угодно другом, но его разум застрял на том, каким было лицо Лань Ванцзи в пылу их страсти — как горели его глаза, смотрящие прямо в душу Вэй Усяня, тёмные зрачки почти полностью поглотили их обычный светлый оттенок; как его руки и бёдра были грубы, а губы — так нежны и в конце так мягко целовали его. Как его мускулистая грудь прижималась к груди Вэй Усяня, как его широкие плечи и сильные руки обволакивали тело Вэй Усяня, легко удерживая Лань Ванцзи, пока он входил в него снова, и снова, и снова — туда, где Вэй Усянь становился влажным и податливым.
Из горла Вэй Усяня вырвался высокий звук, когда он почувствовал, как жар невольно разливается по животу и задерживается там.
Похоже, сбежать от этого действительно невозможно.
Откуда бы ни пришёл этот сон, теперь он не сможет его просто забыть — он даже не знал, как завтра посмотрит в глаза Лань Ванцзи на занятиях или — небеса помилуй! — как проведёт с ним день в павильоне библиотеки, том самом месте, которое его безумная голова выбрала для сегодняшнего удара по собственной рассудочности.
Первые признаки приближающегося рассвета уже осветлили небо, когда Вэй Усянь, наконец, собрался с силами и вернулся в постель.
* * *
Вэй Усянь твёрдо решил, что не позволит вчерашнему сну изменить что-то важное.
При свете нового дня воспоминания о нём казались каким-то странным миражом — чем-то, о чём не стоит слишком задумываться, если не хочешь сломать голову, пытаясь осознать его последствия.
На занятиях он почти смог забыть о нём, легко вернувшись к привычной манере слушать учителя вполуха, записывая то, что его в данный момент заинтересовало, пересылая Не Хуайсану записки и рисунки и получая в ответ арахис.
У каждого ученика был собственный стол для письма, поэтому, хотя Вэй Усянь и выбрал место рядом с Лань Ванцзи в первый день лекций, между ними оставалось достаточно пространства, чтобы не нарушать его самообладание.
Однако он так и не смог заставить себя по привычке запустить целую армаду бумажных человечков в сторону Лань Ванцзи.
Даже взгляд в сторону одетого в белое юноши казался не самой лучшей идеей, когда Вэй Усянь не был уверен, что заставит его вспомнить разум, если их глаза встретятся.
По сравнению с другими днями это делало его поведение почти примерным, ведь, как только Лань Цижэнь начинал ежедневный опрос, а Не Хуайсан полностью переставал реагировать, пытаясь раствориться в бумажной ширме позади, дурачиться было уже не с кем.
Цзян Чэн терпел выходки Вэй Усяня на занятиях только во время по-настоящему скучных тем, а все остальные, вероятно, слишком боялись гнева Лань Цижэня, пока тот обводил комнату взглядом в поисках того, кто ответит на следующий вопрос.
В итоге им оказался ученик из Балин Оуян, чьё имя Вэй Усянь благополучно забыл.
Он задумался, заметил ли Лань Ванцзи в нём что-то необычное, пока вполголоса поправлял ответ парня из Балина на вопрос Лань Цижэня о схватках в неблагоприятных условиях и погоде с яогуай, которые обычно появляются только в чрезмерно влажных регионах.
Серьёзно, Вэй Усянь читал об этом ещё годы назад, опустошая библиотеку Ордена Цзян в моменты особой скуки — а это случалось довольно часто.
В болотах и топях животные и их чудовищные собратья идеально приспособлены к окружающей среде — плавники, перепончатые лапы, чешуя или дополнительная пара конечностей или крыльев позволяют им двигаться довольно быстро, в то время как человек может столкнуться с проблемами, стоя по колено в грязи или воде, если ему понадобится двигаться быстро или сражаться.
Но для этого существуют талисманы, специальное снаряжение и одежда, которая, хоть и часто довольно дорога, но также весьма интересная.
Настолько, что Вэй Усянь изучал её в своё удовольствие те несколько раз, когда она попадала ему в руки, прежде чем бежать донимать мастера талисманов Ордена Цзян — настолько часто, что тот однажды, — а может и много раз, — с нежностью, но твёрдо вышвырнул его через окно своей мастерской, когда Вэй Усянь сбежал с занятий, чтобы снова замучить его вопросами.
Кроме того, Юньмэн и Балин — довольно влажные регионы, так что Вэй Усянь уже имел дело с ночными охотами на подобных тварей и удивлялся, насколько же безалаберным должен быть парень из Ордена Оуян, чтобы не знать это как свои пять пальцев.
При всей своей любви к чтению, Лань Ванцзи, вероятно, тоже уже знал всё это. Вэй Усянь очень хотел, чтобы у них было больше возможностей проверить свои теоретические знания на практике. Лань Ванцзи, наверное, был отличным охотником.
Неофициальные дуэли между учениками в Облачных Глубинах обычно не разрешались. Но Вэй Усянь уже успел оценить мастерство владения мечом Второго Нефрита Гусу Лань при их первой встрече и потому знал, чего лишён мир.
Он считал настоящей потерей, что лекции не включали регулярные спарринги между учениками, ведь их главная цель — дать приезжим ученикам и наследникам твёрдое понимание политики, истории и возможность пообщаться с теми, с кем обычно не проводишь так много времени.
И, правда, какая жалость, ведь Лань Ванцзи с мечом был поистине…
Мысли Вэй Усяня резко остановились, неожиданно вызвав в памяти похабные шутки старших учеников Цзян о том, достаточно ли их мастерства владения мечом, чтобы впечатлить женский мир — речь, конечно, шла о совсем другом «мече».
Вэй Усянь смутился, что его мысли привели его к такому плоскому эвфемизму, затем смутился самому факту своего смущения — и пока всё это происходило, его мысли опасно свернули в сторону «меча» Лань Ванцзи и того, что тот с ним делал во сне...
О женском мире Вэй Усянь ничего не знал, но он сам, пожалуй, мог бы считаться впечатлённым. Скорее даже потрясённым. Скорее даже совершенно и унизительно побеждённым.
Его пальцы разжались, и кисть соскользнула со стола, упав на пол рядом с белым подолом одежд определённого человека, мелькнувшим на краю зрения.
— А-а! — вскрикнул Вэй Усянь, вырвавшись из мысленного штопора, который вёл прямиком к тому, что он всё утро успешно избегал обдумывать. Его возглас прервал явную попытку ученика из Ордена Цзинь потянуть время, чтобы не признаваться в незнании ответа на следующий вопрос Лань Цижэня.
— Вэй Ин! — старик строго отчитал его, сверкнув глазами. — Не шуми, когда не твоя очередь говорить.
Вэй Усянь прикусил язык, не став указывать на явное облегчение ученика Цзинь — Лань Цижэнь и так прекрасно знал, что тот не сможет ответить.
— Вэй Ин приносит извинения, — пробормотал он рассеянно, потому что в этот самый момент почувствовал на себе горящий взгляд, которого избегал всё утро.
Невольно он повернул голову.
Время замедлилось, когда глаза Вэй Усяня встретились с этим золотистым взглядом.
Он тут же растерялся — сердце забилось чаще без его разрешения, затылок запылал.
Он не мог отвести взгляд.
На заднем плане кто-то другой отвечал на вопрос, но окружение Вэй Усяня расплывалось — его накрыли воспоминания о том, как он смотрел снизу вверх на это самое лицо, которое видел сейчас.
Внезапно всплыли подавленные ранее детали: прядь волос, упавшая на лоб Лань Ванцзи, когда он наклонился, чтобы вновь соединить их губы после мольбы Вэй Усяня; прядь, которую он не смог убрать за пылающее красное ухо, потому что его руки всё ещё были связаны лобной лентой Лань Ванцзи...
Его собственные руки, которые он обвил вокруг шеи Лань Ванцзи, притягивая его ближе, чувствуя, как двигаются мышцы его плеч, когда тот распределял вес, чтобы лучше достать до рта Вэй Усяня.
Влажное скольжение захватнического языка, не дающего ему перевести дыхание под этим натиском, но почему-то такое сладкое... Аромат сандалового дерева, смешанный с дурманящим запахом пота и секса — Вэй Усянь даже не подозревал, что его сны способны воспроизвести такое, ведь он никогда никого даже не целовал.
Детали, слишком конкретные для обычного эротического сна. Детали, говорившие о тщательном изучении и размышлениях о личности Лань Ванцзи с его стороны.
Он знал, что снова пылает, знал, что на его лице написано унижение — и, надеялся, только оно.
Лань Ванцзи едва заметно приподнял бровь после того, как зрительный контакт затянулся дольше допустимого. Лишь тогда Вэй Усянь осознал, что Лань Ванцзи поднял его кисть и всё это время держал её, ожидая, когда тот возьмёт её обратно.
Внезапно это стало уже слишком.
Вэй Усянь вскочил с места, всполошив весь класс, и резко развернулся. Полы его одежд, должно быть, смахнули бумаги со стола на пол, и он услышал, как Лань Ванцзи начинает произносить его имя — но это было уже слишком, его чувства поглотили воспоминания о том самом голосе, хрипло говорившем ему:
— Кто сказал, что я не знаю...
И
— Вэй Ин, Вэй Ин, Вэй Ин...
Его стон, когда он впервые вошёл в него полностью, причиняя ту самую мучительную боль; как Вэй Усянь умолял и молил, но Лань Ванцзи не слушал, только ускорял темп.
Его тихий вздох, когда он кончил, наполняя Вэй Усяня чем-то горячим, обжигающим — клеймя его навсегда.
Он споткнулся на бегу, игнорируя крики Лань Цижэня и Цзян Чэна, едва не врезался в подставку для мечей у входа в спешке схватить Суйбянь. Каждый инстинкт кричал ему убираться к чёрту, бежать и прятаться перед лицом неизвестного противника.
* * *
Так продолжаться не может!
Это совершенно неприемлемо, и ситуация должна немедленно измениться! Никогда прежде в жизни Вэй Усянь не чувствовал себя настолько униженным из-за того, что нафантазировал его собственный разум!
Нет, он возьмёт себя в руки. Он вернёт всё на круги своя и извинится перед Лань Ванцзи за то, что сбежал... Хотя... Лань Ванцзи, наверное, не особо-то и переживает.
Почему-то сейчас это было больно.
«Это же не проблема Лань Чжаня, что я свихнулся», — с некоторой горечью подумал Вэй Усянь.
Нет, это его собственная проблема, и он решит её сам. Обычно он довольно хорош в этом.
Решительно спрыгнув с ветки, на которой устроил истерику, он задумчиво поднёс руку к подбородку. Теперь, когда между ним и Лань Ванцзи снова была дистанция, следовало попытаться мыслить логически.
Итак.
Каким-то образом он выдумал до неприличия грязную и слишком детализированную фантазию о себе и Лань Ванцзи. На ровном месте. С чего бы он вообще решил, что Лань Ванцзи поведёт себя так?!! Хотя, едва подумав об этом, он не мог отрицать — в подобной ситуации такое поведение не казалось совсем уж невозможным. Каким-то образом всё, что произошло во сне, каждое действие Лань Ванцзи — хоть и безумно удивило его, но странным образом соответствовало тому, что Вэй Усянь знал о нём.
Манеры Лань Ванцзи не противоречили чертам, которые Вэй Усянь приписывал его характеру.
Но что-то в этом деле было не так.
Вэй Усянь не припоминал, чтобы когда-либо видел эротические книжки с мужчинами, и хотя в теории он знал, что такие люди существуют, никогда не задумывался, интересно ли ему подобное.
Девушки, которые казались ему милыми, отвечали на флирт, и ему это нравилось; он мог представить, как в далёком будущем берёт в жёны какую-нибудь красавицу, заводит с ней большую семью и живёт счастливо.
Звук бегущих шагов прервал его размышления. Обернувшись, он увидел спешащего к нему Цзян Чэна, за которым, тяжело дыша, плёлся явно недовольный необходимостью бежать Не Хуайсан. Похоже, занятия уже закончились.
— Что за чертовщину ты устроил, Вэй Усянь?! — проворчал Цзян Чэн, остановившись перед ним.
Не Хуайсан тяжело опёрся о магнолию, на которой только что сидел Вэй Усянь, пытаясь отдышаться.
— Кажется, в этот раз... ха-а-ах! Цзян-сюн, зачем было нестись как угорелому?! Ты и правда разозлил старика Ланя, Вэй-сюн, — наконец выдавил его друг. — Возможно, на этот раз он тебя прикончит.
Вэй Усянь закатил глаза.
— Серьёзно, что в тебя вдруг вступило, чтобы срываться с места?! Знай, выручать тебя я не стану, — Цзян Чэн быстро скрестил руки и сверкнул на него глазами.
— Я просто не мог сидеть дальше! — защищался Вэй Усянь. — Что Лань Цижэнь вообще может сделать, кроме как задать мне ещё больше правил для переписывания? Я и так этим занимаюсь, так что можно извлечь из этого максимум.
Хотя, если подумать, дополнительные задания означали бы ещё больше времени в тихой компании Лань Ванцзи... Вот это мысль.
В своём нынешнем состоянии Вэй Усянь не был уверен, что сможет на чём-то сосредоточиться — а значит, рискует, подобно Не Хуайсану, остаться на второй год, ведь ему ещё нужно закончить своё наказание.
— Ты опять за своё! Весь день витаешь в облаках, в чём дело? — поинтересовался Цзян Чэн, и Вэй Усянь уже собрался подразнить его за беспокойство, но запнулся — он и правда не знал, что сказать друзьям.
Не Хуайсан тоже, похоже, ждал ответа, украдкой поглядывая на него из-за веера.
— Ну... я плохо спал прошлой ночью. Да и занятия скучные, что тут скажешь?
— И что? Ты вдруг начинаешь вести себя прилично, а когда второй молодой господин Лань подаёт тебе кисть — срываешься с места, будто не можешь вынести его вида? Это ещё что такое? — недоверчиво продолжил Цзян Чэн.
Вэй Усянь поморщился. Он надеялся, что никто этого не заметил.
— Ты всегда его доставал, неужели это наконец вышло тебе боком? — не унимался его младший боевой брат.
— Это не... — начал Вэй Усянь, но уже чувствовал, как краска заливает его лицо при этих неудачных формулировках.
В глазах Не Хуайсана появилось что-то задумчивое.
— Хватит нести чушь! Пойдёмте лучше пообедаем, я с утра ещё ничего не ел, — отмахнулся Вэй Усянь, поправляя ленту, которая перекрутилась, пока он сидел на дереве.
— О нет, не выйдет, — фыркнул Цзян Чэн. — Старик Лань хочет поговорить с тобой, велел отправить тебя к нему, как только найдём. Сейчас бы я не хотел оказаться в твоей шкуре. Он был жутко спокоен, когда просил.
— Да, даже не кричал! Что бы он ни задумал, нам он не сказал, — добавил Не Хуайсан, глаза широко распахнуты от беспокойства.
— Ладно, я пойду! Цзян Чэн, прихвати для меня что-нибудь съедобное из столовой, хорошо? И не смотри так, будто мне уже нужно заказывать похороны — в худшем случае он может только выгнать меня! Если так выйдет, пришлю вам «Улыбку императора» с посыльным!
— Вот это преданность! — восхитился Не Хуайсан, а Цзян Чэн лишь фыркнул и закатил глаза.
На развилке, ведущей к столовой, друзья попрощались с Вэй Усянем, и он направился обратно в ланьши.
Последняя угроза Цзян Чэна не позорить Орден Цзян — и Вэй Усянь снова остался один.
* * *
Лань Цижэнь сидел за учительским столом и что-то писал на, судя по всему, чьей-то работе аккуратными неторопливыми штрихами. Когда Вэй Усянь вошёл, он без слов указал ему сесть и ждать, пока он закончит.
Немного озадаченный, Вэй Усянь подчинился.
Пока он ждал, то заметил, как странно пусто выглядит класс без учеников.
Во время занятий присутствие стольких скучающих или беспокойных студентов заставляло и его самого нервничать — столько людей, сидящих смирно и молча, хотя большинство явно предпочло бы делать что угодно, только не это.
Но сейчас он впервые подумал, что ланьши на самом деле довольно умиротворённое место, и даже оценил вкус Ордена Гусу Лань к скромной, но изысканной обстановке.
Он наблюдал, как Лань Цижэнь наконец откладывает кисть и убирает бумагу для просушки. Затем берёт ещё несколько листов, заранее приготовленных рядом, и, не говоря ни слова, спускается с возвышения в передней части класса, передавая их Вэй Усяню.
Это оказалась его собственная работа с прошлой недели. Она касалась надлежащего поведения заклинателя во время ночных охот, и, судя по всему, Вэй Усянь получил высший балл, хоть Лань Цижэнь и отметил в конце, что тот склонен игнорировать местные власти, предпочитая опрашивать простых жителей, и потому рискует упустить логистическую и административную информацию, известную только местным чиновникам или главам Орденов.
Вэй Усянь поднял голову, вопросительно глядя на учителя. После сегодняшнего происшествия старик явно собрался обсудить с ним не результаты теста?
Лань Цижэнь странно молчал, глядя не на Вэй Усяня, а в дальние окна ланьши, за которыми виднелась большая сосна, слегка колышущаяся на горном ветру.
Наконец он повернулся к Вэй Усяню, который к этому моменту уже начал ощущать лёгкое беспокойство.
— Вэй Усянь, — начал он, и, возможно, впервые в жизни Вэй Усянь выпрямил спину в ответ на обращение учителя.
Обычно Лань Цижэнь говорил с ним с оттенком презрения, но сейчас его тон было невозможно разгадать.
— Под всей твоей легкомысленностью и склонностью к проказам скрывается один из самых ярких умов своего поколения. Меня озадачивает, как ты приобрёл знания, далеко превосходящие познания большинства твоих сверстников, но при этом кажешься совершенно неспособным как следует слушать учителей.
Он развернулся и снова сел за стол, спокойно положил руки на колени и сосредоточил всё внимание на Вэй Усяне.
— Меня беспокоит, куда может забрести твой разум, если оставить его наедине с самим собой.
Честно говоря, после прошлой ночи Вэй Усянь был вынужден полностью согласиться с учителем.
— Сегодня я вспомнил первый день лекций для учеников, когда ты снова покинул класс без разрешения. До сих пор я полагал, что тебе просто нравится шокировать окружающих, и не мог не осуждать это, ведь подобное поведение требует строгого исправления. — Он задумчиво погладил бородку, не отводя взгляда.
Вэй Усянь вдруг вспомнил о проницательности Лань Ванцзи и подумал, что, должно быть, это семейное.
— Я считал, что тебе нужны лишь смех, недоумение и возмущение окружающих, и что у тебя нет никаких ограничений в средствах для их достижения.
Вэй Усянь недоумевал. Зачем старик объясняет ему свои мысли?
— Однако сегодня я заметил, как ты не смог удержаться от того, чтобы не подсказать наследнику Ордена Балин Оуян, когда тот не смог ответить правильно. Если ты думал, что твой шёпот не услышит заклинатель, рекомендую почитать тексты о золотом ядре и его способностях к усилению восприятия. — Наконец он прервал зрительный контакт, чтобы с достоинством прочистить горло.
— А после, когда другие предпочли опозориться, но не признать, что не знают ответа на следующий вопрос, у тебя, кажется, случилось озарение, и ты выбежал из класса. Так что скажи мне честно, Вэй Усянь: насколько же тебе скучно на лекциях для учеников?
— Я... — Вэй Усянь запнулся.
Это был последний вопрос, которого он ожидал от Лань Цижэня. Это был совсем не тот разговор, к которому он готовился!
Но старик просто сидел и ждал его ответа. Госпожа Юй часто напоминала ему не перечить учителям, если он знает, что для него лучше. Что, конечно, никогда его особо не останавливало.
Он всегда считал, что Лань Цижэнь придерживается схожих взглядов.
То, что он вообще мог задуматься, не скучны ли его лекции, Вэй Усянь считал невозможным. Но раз учитель настроен серьёзно, он немного подумал и решил ответить честно.
— Если позволите, сяньшэн, я считаю, что лекции хорошо подходят для изучения основ теории заклинаний, дают твёрдое понимание истории и политики, а также помогают восполнить пробелы в образовании учеников. Однако... — он снова замолчал, пытаясь понять, чего ждёт от него учитель. Но лицо Лань Цижэня ничего не выражало.
В этот момент родственная связь между ним и его младшим племянником никогда ещё не была столь очевидна!
— Если вы спрашиваете этого ученика лично, чувствует ли он себя достаточно заинтересованным... то он не может честно утверждать, что это так.
Невольно он задержал дыхание.
Сказав подобное дома, он бы тут же услышал крики госпожи Юй — что дало ему право быть столь неуважительным, что он должен быть благодарен за получение образования, будучи всего лишь сыном слуги, и всё в таком духе.
Но Лань Цижэнь лишь выглядел задумчивым и не сразу ответил.
После долгой паузы, в течение которой старик, казалось, обдумывал что-то, он прочистил горло и спросил:
— Считаешь ли ты, что твоё беспокойное поведение на уроках, дурная привычка отвлекать других учеников ради шуток и склонность расширять заданные вопросы, выходя далеко за рамки темы, — являются прямым следствием этой скуки?
...Так ли это?
Вэй Усянь не мог сказать точно.
Он любил дурачиться с друзьями и размышлять обо всём на свете.
Но в гипотетическом сценарии, где занятия освещали бы неизвестные ему темы и были достаточно увлекательными, он, пожалуй, вёл бы себя прилежно — при условии, что после оставалось бы время размять ноги.
— Ну... Пожалуй, это возможно? — задумчиво проговорил он.
Ему вспомнилось, о чём он размышлял ранее.
— Дома часто бывает так же. В Ордене Цзян есть мастер талисманов, и я обожаю, когда у него находится время меня учить. Но поскольку Орден Цзян сосредоточен на фехтовании и стрельбе из лука, как сяньшэн наверняка знает, его знания не входят в программу занятий, и меня не особо поощряют обращаться к нему так часто, как хотелось бы. Я главный ученик, так что, наверное, логично, что я не могу просто предаваться своим увлечениям, когда вздумается.
Лань Цижэнь лишь хмыкнул. Вэй Усянь вдруг вспомнил предупреждение Цзян Чэна и поспешил добавить:
— Но я всё равно благодарен за возможность посещать занятия здесь. Знаю, что Орден Гусу Лань, вероятно, сделал для меня исключение по просьбе дяди Цзяна.
— Хотя это и правда, ученик с твоим потенциалом получил бы эту возможность независимо от происхождения. В конце концов, именно выдающиеся способности твоих родителей когда-то принесли им приглашения, — пояснил старик.
Вэй Усянь оживился.
— Правда?
Он знал, что его мать в юности посещала лекции, и что Лань Цижэнь, по слухам, недолюбливал её. Но об отце он знал ещё меньше — лишь обжигающие замечания госпожи Юй о его родителях.
— Я не знал, что отец тоже посещал лекции, — не удержался он, широко раскрыв глаза.
Каждая крупица знаний о людях, подаривших ему жизнь, была для него бесценна. Он был слишком мал, когда они погибли, чтобы многое помнить, а те, кто их знал, редко говорили о них.
Он также предполагал, что попал на лекции лишь благодаря Цзян Фэнмяню.
Оказывается, приглашение он получил бы в любом случае!
Лань Цижэнь смотрел на него с мрачным выражением.
— Сыновний долг — чтить память родителей и бережно хранить её после их смерти. Разве Цзян Фэнмянь не рассказывал тебе о них?
Вэй Усянь заколебался. Он не хотел говорить ничего, что могло бы быть воспринято негативно о человеке, спасшем его от жизни на улице. В конце концов, дядя Цзян, возможно, просто не хочет вспоминать то, что причиняет ему боль — они же были друзьями.
И всё же он почувствовал, что может довериться Лань Цижэню — его слова не будут искажены.
Если бы вчера кто-то сказал, что он захочет открыться строгому учителю, он бы рассмеялся им в лицо. Но этот разговор был так далёк от всех их прошлых взаимодействий.
Поэтому он решил рискнуть.
— Дома тоже не поощряется, если я докучаю главе Ордена сентиментальностями, — осторожно ответил он.
Лань Цижэнь долго смотрел на него. Затем вздохнул и снова устремил взгляд в окно.
— Я ошибался в тебе, Вэй Усянь. Думаю, мне следует извиниться.
Вэй Усянь заморгал, уверенный, что ослышался.
— Эм... за что именно сяньшэн извиняется?
Голова шла кругом. Эти Лани определённо не годились для его сердца.
— Моё мнение о тебе было омрачено предубеждениями, и до сегодняшнего дня я не пытался понять корень твоих проблем.
Вэй Усянь искренне считал, что называть это «проблемами» — это перебор.
— Теперь мне ясно, что то, что я принимал за желание досаждать другим, на самом деле — следствие недостатка родительского наставления. Общественность считает, что твой глава Ордена оказывает тебе непомерную благосклонность. Очевидно, это не вся правда, если он утаил от тебя память о родителях.
Ну... это было довольно смелое заявление.
Вэй Усянь считал Лань Цижэня человеком, педантично следующим социальным нормам, даже если это искажает суть высказываний.
Похоже, не только учитель слепо верил слухам.
— Я не оставлю это так, — продолжил Лань Цижэнь. — Сегодня у меня нет времени, но если тебе интересно, я не против рассказать, что знаю о Цансэ Саньжэнь и Вэй Чанцзэ. Не могу утверждать, что знал их близко, но мы провели год в одном классе.
— Я был бы очень рад, — быстро ответил Вэй Усянь, широко раскрыв глаза.
Он не стал бы отказываться от такой возможности. Лань Цижэнь кивнул и встал, давая понять, что аудиенция окончена.
— Тогда решено. И я попрошу тебя остаться после лекций завтра. Никогда ещё не было ученика, которого я не смог бы улучшить, и ты не станешь первым. Я придумаю, как компенсировать недостаток сложности. Твой ум следует развивать.
С этими словами Лань Цижэнь отпустил его. Вэй Усянь поклонился и направился к двери, мысли вихрем кружась в его голове, а в груди разлилось странное тепло. Уже на пороге учитель снова окликнул его.
— Вэй Усянь. Сичэнь говорит, ты подружился с Ванцзи. Это правда?
И этого было достаточно, чтобы сердце вновь забилось как бешеное.
Разговор с Лань Цижэнем успешно отвлёк от того, что в действительности заставило его сбежать с занятий утром.
Он сглотнул, глубоко вдохнул и обернулся, надеясь, что учитель не заметит его нервозности.
— Не знаю, согласился бы с этим ваш племянник. Но я бы очень этого хотел.
Конечно, маловероятно, что сам Лань Ванцзи сказал такое брату?
— Ванцзи давно ценит уединение, — продолжил Лань Цижэнь. — Но если вы действительно сошлись, прошу — не отвлекай его от учёбы и относись к нему хорошо.
— Да, конечно. Лань Чжань заслуживает только лучшего.
Лицо вспыхнуло при воспоминании, как недавно он проявил к Лань Ванцзи неуважение.
Пусть и во сне — но всё же.
В ответ на это Лань Цижэнь изучающе посмотрел на него — возможно, проверяя его искренность? То, что он увидел, его, кажется, удовлетворило.
— Хорошо, я приму твои слова. Думаю, тебе пора присоединиться к Ванцзи для исполнения наказания. Поговорим завтра после занятий.