Chapter Text
Дурсли на Тисовой улице жили как самые заурядные представители британской обывательщины и даже гордились этим. Они с удовольствием повторяли, что у них всё как у людей: ничего подозрительного, ничего странного, никакой магии или прочей мерзости. Впрочем, "ничего странного" — понятие весьма относительное, особенно если в вашей кладовке под лестницей живёт сирота по имени Гарри Поттер.
И вот, в тот самый вечер, когда мистер Дурсли отлёживал свои округлости на диване после особенно "напряжённого" дня в офисе (читай: гонял секретаршу и ел пончики), миссис Дурсли раздавала приказы на кухне. Гарри, как обычно, оказался крайним. Он нарезал овощи с таким усердием, будто хотел превратить капусту в фарш, одновременно следя, чтобы мясо не пригорело. Всё должно быть идеально — иначе Петуния снова отправит его без ужина, а в довесок может и в чулан до утра запереть.
Гарри жил у них потому, что Петуния, как ни странно, приходилась его родной тёткой — сестрой матери. Но это родство было на бумаге, а не в сердце. Дурсли смотрели на него так, будто он персонально сжёг им газон и съел любимого попугая. Ну, или как минимум — заразен.
Друзей у Гарри не было. В этом тоже "постарался" Дадли, сын Дурслей — личинка будущего тирана, свита которого состояла из таких же туповатых громил. Они ненавидели Гарри страстно и последовательно. Вечно тот ходил в чужих мешковатых шмотках, с торчащими локтями и коленями, и в очках, которые скорее держались на добром слове, чем на дужках.
Гарри, впрочем, тоже не испытывал к этой семье ни любви, ни благодарности. Он их ненавидел. Со всей детской искренностью. И, о чудо, они отвечали взаимностью: в рацион входило "голодание за неправильный взгляд", "водная диета за испорченный тост", и "бонусные сутки в чулане за то, что вообще дышал".
Почему они так его ненавидели — он не понимал. Ну не телепортировал же он им кота в унитаз, честное слово. Хотя...
Он как раз заканчивал нарезку овощей — капуста пошла мягко, картошка сопротивлялась, как и всё в этом доме. Рядом Петуния командовала кастрюлей, кидая туда непонятные вещи с видом химика на грани открытия, и, похоже, блюдо планировалось в стиле "всё из холодильника — в кастрюлю".
И в этот чудный семейный момент раздался звонок в дверь.
Гарри услышал тяжёлое, недовольное ворчание из гостиной. Мистер Дурсли ненавидел, когда его отвлекали от созерцания собственного живота перед ужином. Гарри мысленно поставил галочку: вечер пошёл под откос.
— Ну что там, мальчишка?! Давай поживее, скоро ужин! — заорал дядя Вернон. — Что ты там копаешься? Кто там?
Петуния, не дожидаясь ответа, толкнула Гарри в плечо. Взгляд у неё был таким, будто сейчас отправит или закопает на заднем дворе. Гарри закатил глаза (чтобы наверняка выбесить её), бросил нож и пошёл к двери.
Гарри открыл дверь — и чуть не захлопнул её обратно.
На пороге стояла девушка. Или дама. Или, быть может, фея. По крайней мере, так бы выглядела фея, если бы решила устроиться секретарём в дорогую юридическую фирму. У неё было аккуратное голубое платье до колен, такого же цвета пиджак, беретка в тон — всё идеально выглажено, ни складочки. Светлые, почти платиновые волосы мягко ложились на плечи, и в воздухе вокруг неё витал какой-то тонкий аромат, словно смесь весеннего сада и дорогого... французского чего-то. Гарри понятия не имел, что именно так пахнет, но был уверен: Дурсли бы это точно не одобрили.
— Ну что там, мальчишка?! — вновь прокаркал Вернон. — Долго ещё копаться будешь? Кто там пришёл?!
И вот это, как ни странно, сбило с него очарование. Гарри моргнул, как будто очнулся, и слабо пробормотал:
— Э-э… Простите, вы… к кому?..
Он никогда раньше не говорил с женщинами такого типа. То есть вообще с женщинами — редко, а уж такими, которые вызывают одновременно и лёгкий трепет, и почему-то нервную уверенность, что она может вежливо заткнуть любого одним взглядом — и вовсе впервые.
На её лице что-то промелькнуло. Мельчайшее движение губ — будто отвращение. Брезгливость? Или разочарование? Но тут же всё исчезло: лицо стало идеально спокойным, почти холодным.
— Добрый вечер. Я ищу Гарри Поттера, — произнесла она ровно, всё ещё глядя сверху вниз, словно прикидывала: насколько это дитя может быть способным к чему-либо вообще.
У Гарри внутри что-то ёкнуло. Кто-то пришёл за ним. Не за Верноном, не за Дадли, не за мусором, не с жалобой. А именно за ним.
И, разумеется, первая мысль была: "Всё. Дурсли решили меня сдать. В детдом. Хотя можно быть в какой-нибудь лагерь имени Доктора Страха, где делают из детей людей. Или наоборот."
— Я… да. Это я, Гарри Поттер, — выдавил он, пытаясь говорить вежливо. Девушка — или кто она там — уж точно не выглядела как очередной соцработник. Или как соседка с булочками.
Её губы чуть тронула улыбка — мягкая, но не тёплая. Она внимательно посмотрела на него, особенно на лоб, словно пыталась разглядеть что-то под торчащими в разные стороны волосами. Гарри не выдержал и инстинктивно пригладил их, что, конечно, ничего не дало.
— Это хорошо, — кивнула она. — Твои опекуны сейчас дома? Мне нужно с ними поговорить. Можно войти?
Она даже не сделала паузы, будто была уверена, что "можно" — это риторика.
Гарри, вспомнив манеры, быстро отступил в сторону, распахивая дверь. За её спиной уже начинало темнеть, улица была пуста и безмолвна, как будто замерла, чтобы не мешать этому сюжету развиваться. Деа — если Гарри потом вспомнит её имя — прошла внутрь с грацией балерины, при этом от неё пахло так, будто за ней прямо из прихожей идёт весна.
Каблуки постукивали по полу, звук становился всё тише, пока она не свернула в гостиную. Гарри машинально прикрыл дверь, всё ещё не веря, что это происходит с ним. Возможно, это сон. Возможно, очередная попытка Петунии наказать его как-то особенно вычурно. А может, он всё-таки помер, и вот оно — чистилище.
Он выдохнул и пошёл следом. Любопытство пересиливало здравый смысл.
— Никуда он не поедет! — рявкнул дядя Вернон так, что стекло в окне, кажется, содрогнулось от возмущения.
Гарри как раз заглянул в гостиную — и замер. Вернон стоял красный как варёный омар, грудь колесом, подбородок дрожал. Петуния выглянула из кухни с поварёшкой наперевес, будто собиралась защищать свою кастрюлю ценой жизни.
Интересно, подумал Гарри, это что же надо сказать, чтобы этот дом вдруг перестал игнорировать его существование?
— Что случилось, дорогой? — голос Петунии капал ядом, но держался в рамках показной вежливости. Она шагнула в комнату, смерив незваную гостью взглядом снизу вверх, как будто та принесла на каблуках чуму и непристойную моду.
— Здравствуйте, миссис Дурсли, — ровно сказала девушка. — Меня зовут Деа Дюваль. Я представляю академию магии Шармбатон. Пришла сообщить, что Гарри Поттер зачислен в нашу школу чародейства и волшебства.
Тишина.
Знаете ту долю секунды, когда в комнате такая тишина, что кажется, будто время остановилось? Есть такое мгновение, когда тишина настолько абсолютна, что кажется, будто слышно собственное дыхание, но даже оно кажется слишком громким?"
Гарри смотрел на девушку в костюме цвета летнего неба, пытаясь сообразить, шутка ли это. Или он всё-таки уснул лицом в капусту, а сейчас видит очень странный сон. Или это такая форма психоза — когда к тебе приходят французские волшебницы и зовут в школу, которая даже звучит как «заклинание из меню ресторана».
Он даже забыл моргать.
— Что? — только и сказал он. Лаконично, но по делу.
— Никуда он не поедет! — завизжала Петуния, делая шаг вперёд. Теперь лицо у неё стало таким, будто Гарри только что объявили папой румынской принцессы.
Вот уж кто не умел скрывать эмоции — так это его тётя. Гнев, отвращение, тревога и... страх? Да ну. Неужели миссис Дурсли, королева стерильных занавесок, может бояться кого-то кроме налоговой?
— Почему же? — Деа слегка склонила голову, её тон не изменился, но взгляд стал колким. — Мальчик — волшебник. Магические всплески в этом возрасте — обычное явление. Вы разве не замечали?
— Он обычный! — взревел Вернон, делая шаг к ней, будто пытался своим пузом вытеснить её из дома. — Обычный мальчишка! Никаких способностей! Уходите!
Обычный, подумал Гарри. Конечно. Обычные мальчики заставляют волосы вырастать за ночь. Или делают так, чтобы ваза, разбитая в ярости Петунии, через пару минут снова стояла на месте. Или убегают от Дадли и вдруг оказываются на школьной крыше. Конечно. Никакой магии.
— Да неужели? — улыбка Деа стала тонкой, почти ядовитой. — Вы же не хотите, чтобы он однажды… случайно разрушил ваш дом? Подобное бывает, знаете ли, когда юные волшебники слишком злятся. А он, как я погляжу, у вас достаточно уравновешен. Правда?
Она сделала изящный жест рукой, как будто осматривает интерьер. Гарри впервые посмотрел на гостиную глазами постороннего — убогий ковёр, потёртые обои, кресло с вмятинами от задницы дяди и телевизор, по которому идёт очередная передача, где кто-то кому-то кричит "вне себя".
— Прекрасный дом, — продолжила Деа. — Будет жаль, если… ну, вы понимаете.
Тишина снова опустилась, теперь уже тяжелее, с ноткой паники. Петуния металась глазами от мужа к гостье, как будто искала, кого из них проще выгнать.
Гарри между тем подумал: Что ж. Если это розыгрыш — он шикарен. Если это правда — то магия, видимо, существует. И у него впервые в жизни есть шанс сбежать отсюда. В худшем случае — он просто окажется в психушке, но, если честно, там, вероятно, кормят лучше.
— Прекратите! — взвизгнула Петуния, голос её сорвался. — Я вам запрещаю находиться здесь! Это всё вы! Вы его к нам подкинули, а теперь хотите забрать?! Мы десять лет его кормили, поили, одевали…
— А теперь за него будет отвечать академия, — спокойно перебила её Деа. — Серьёзно, миссис Дурсли, вы правда хотите продолжать его обеспечивать?
С кухни донёсся хлопок — что-то определённо взорвалось. Петуния метнула на Гарри взгляд, в котором ясно читалось: Иди и туши. Без слов. Женская телепатия.
Гарри вздохнул и повернулся к выходу. С одной стороны — интересно, чем всё закончится. С другой — если они тут сейчас убьют друг друга, ужин всё равно кто-то должен доделать. Почему бы и не он. Как обычно.
Гарри поплёлся на кухню, как приговорённый. Петуния, конечно, не сказала ни слова, но это молчание кричало громче любых угроз. Сковорода шипела, масло пыталось устроить революцию прямо в кастрюле, а овощи — те вообще лежали в стороне, как будто от всего этого открестились.
Он подошёл к плите, выключил конфорку, отпрыгнул, утирая руку от капель раскалённого жира. Лёгкое жжение — мелочи. Он вообще с детства усвоил: если от ожога не остаётся пузырей, значит, повезло. Заодно схватил овощи, нарезал, бросил в кастрюлю. Всё происходило на автопилоте — как у дрессированного животного, которому дали нож и картошку.
И всё-таки она пришла за мной.
Кто бы она ни была, но пришла.
А Дурсли… они её боятся.
И даже не пытаются это скрыть.
Мысль тянулась, как клубок. В голове уже начал складываться пазл, но Гарри всё ещё не знал, какой именно это пазл. Знал только, что он в нём — не лишняя деталь. Это было в новинку.
— Гарри! — мягко окликнула Петуния, и он вздрогнул.
Пока он возился на кухне, обсуждение, видимо, дошло до логического финала. И раз Петуния позвала его не с визгом и не с обвинением, значит... что-то точно не так.
Он вошёл в гостиную — и остановился как вкопанный.
Три человека — Вернон, Петуния и та самая Деа — смотрели на него. И улыбались. Смотрели и улыбались. Все трое. Одновременно.
Гарри почувствовал, как у него внутри всё сжалось. Такая синхронная доброжелательность от Дурслей случалась только в трёх случаях:
1. Он вот-вот должен был умереть.
2. Им нужно было свалить на него вину.
3. Они заключили контракт с Дьяволом. Прямо сейчас. Здесь.
— Гарри, — спокойно произнесла Деа. — Всё улажено. Документы подписаны. Собирай свои вещи — мы выезжаем. В Шармбатон.
Последнее слово она произнесла с лёгким акцентом. Гарри не знал, как оно должно звучать, но подозревал, что с её интонацией даже “картошка” могла бы прозвучать как нечто мистическое.
Он смотрел на неё, потом на Дурслей, и в голове медленно всплыла мысль:
Они реально сдали меня. Причём — официально. Документы подписаны. Меня, как ненужную посылку, отдали курьеру в голубом костюме. Без суеты, без криков, с подписью на бумажке. Аплодисменты.
Но, с другой стороны…
Он едет. Куда-то. Не сюда.
И знаете, плевать куда. Если там не будет Вернона, криков и кастрюль, значит, уже отлично.
Гарри почувствовал, как впервые за очень, очень долгое время внутри него что-то сдвинулось.
Не надежда — с ней он давно не дружил.
Скорее... возможность. Нечто зыбкое, как слабый свет под дверью чулана.
— А куда именно мы едем? — спросил он, стараясь звучать буднично, но в голос всё равно просочилась дрожь. — Это... далеко?
Деа чуть кивнула. Её губы тронула едва заметная улыбка.
— Очень. Но в этом и есть смысл, не так ли?