Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

В ванной загрохотал кран, Ван Ибо, только что мирно спавший, подорвался с постели, схватился за ждавший на тумбочке пистолет и ошалевшим взглядом обвёл комнату. Врагов не обнаружилось. Кран продолжал грохотать.

— Сука! — заорал Ван Ибо. — Я ж, блядь, говорил! Не работает — не включай! Я так кони двину!

Он поспешно натянул шорты, кое-как прикрывшие срам, футболка оказалась драной, но любимой, да и перед кем красоваться. На лестничной клетке он столкнулся с Ма Жэньли, таким же ошалевшим и всклокоченным.

— Она опять! — страдальчески простонал тот. — Офицер Ван, ну найдите вы на неё управу! Спать же невозможно! 

— За мной! — рявкнул Ван Ибо и, шумно и воинственно топая, отправился вниз. На бой, который можно было заранее считать проигранным.

За тонкой дверью пели трубы. Они грохотали, они завывали, они сотрясали их пятиэтажку и мироздание. Любое чудовище, заслышав их глас, решило бы, что пришёл Судный день и пора выползать из моря. Пока что выползли Ван Ибо и Ма Жэньли, да старичок Гибсон высунулся из своей квартиры — ему-то хорошо, глухота защищала от адских трелей.

— Чегось, милки, опять она? — громогласно прошамкал дед, явно не озаботившийся челюстями в столь ранний час. 

— Опять! — проорал Ван Ибо. — Не толпитесь только.

— Убивать будешь? — понимающе шамкнул дед. 

— Почему убивать? — опешил Ван Ибо.

— Так у вас пистолет, — мирно пояснил Ма Жэньли. — Вот дедушка и подумал…

— А вы-то чем думаете? Почему раньше не сказали! Я ж машинально!..

— Ой! Убива-ають! Люди добрые, чего эть деется! Честным людям обмыться-то и не дають! Да я!.. Да я полжизни на заводе, чтобы такие, как он!..

А это была — она. Царица ночных кошмаров Ван Ибо, повелительница труб и хтонического ужаса. Если б только можно было, Ван Ибо её и вправду бы пристрелил. Миссис Джонс распахнула дверь настежь и кричала из коридора, пытаясь переорать рёв неисправных труб.

— С-сука…

— Матерно кроють! Матерно! А я полжизни на заводе!..

— Госпожа Джонс! — попытался вмешаться Ма Жэньли, и Ван Ибо наполнился светом благодарности. 

Отсюда и до самого заката. Потому что рука сжималась на табельном, а член, сволочь такая, осознавал утро и пробуждение и начинал неуклонно вставать. Позорище-то какое! Этого только и не хватало! А ведь через пару минут Ван Ибо рванёт вверх по лестнице, стыдливо прикрываясь ладошкой. Одной. Потому что во второй глок. Чтоб миссис Джонс померлось поскорей! Тут же стало стыдно. Бабка была вредная, на редкость тупая, да ещё с трубами этими, но всё ж… Как-то Ван Ибо с ней жёстко.

— Кран! — прорычал он, пока совсем не расчувствовался. — Кран! Вам же сказал управляющий, что через две недели! Вот и не трогайте его!

— И еть как же ж мыться-то прикажешь? — взвилась миссис Джонс. — Это тебе, обезьяне, мойся не мойся, а лапшой воняешь, а мы люди приличные! 

— Госпожа Джонс, — ужаснулся Ма Жэньли, — как можно так?..

— А чего нельзя?! Всё мне можно! Мыться так уж точно! Кто мне запретит? Этот, что ли? Так это у нас если в полиции одни идиоты остались, раз хулюганов таких нанимают, то это не значит, что я буду молчать!..

Тут Ван Ибо не выдержал, сунул пистолет за пояс шорт, надеясь, что он замаскирует наливающийся стояк, сдвинул бабку с места и прошагал едва ли не маршем к ванной.

— Караул! Убивають! Врываются! Чего ж это деется?! — заголосила Джонс, но Ван Ибо не обратил внимания. 

Он дёрнул на себя дверь, закрутил чёртовы барашки (миллион лет такой древности не видел!), да покрепче, чтобы у досточтимой миссис Джонс не хватило силёнок их открутить (хотя бы на пару часиков!), и вымаршировал обратно. 

— Ещё раз до девяти утра шум поднимешь, — прошипел Ван Ибо, глядя в водянистые, почти прозрачные глаза, — я на тебя заявление напишу. В собственный, блядь, полицейский участок. Кого послушают, как думаешь, а?

— Да ты ворвался!..

— Куда? — делано удивился Ван Ибо. — Кто-то что-то видел?

— Никак нет! — отрапортовал дед Гибсон. — Не видали и не слыхали!

— Поняла?

Бабка меленько закивала, глядя с ужасом. Продержится он меньше суток, уже завтра в ночи их всех сорвёт с постели очередным воплем иерихонских труб, Ван Ибо с Ма Жэньли снова встретятся на лестничной клетке, а Гибсон выползет поглумиться над вредной старухой, которая достала весь дом. Съезжать надо было, съезжать. Но Ван Ибо сдуру продлил аренду: срок подошёл в разгар расследования убийства (неслыханное дело для Грейсхилла), так что времени на поиск нового жилья не было, сил тоже, вообще по большей части хотелось повеситься. Так что Ван Ибо остался в обшарпанной пятиэтажке в компании Ма Жэньли, старика Гибсона и миссис, чтоб её, Джонс. Были какие-то ещё соседи, но их тихую жизнь удавалось не замечать. Наверное, и этих бы он не заметил, если бы не адские трубы миссис Джонс, будившие так эффективно, что иногда хотелось проверить — не спрятался ли в матрасе механизм катапульты. По крайней мере выбрасывало из постели Ван Ибо с такой силой, что в ярости он приземлялся сразу на этаж ниже.

— Чтоб её, — всё рычал Ван Ибо, поднимаясь к себе. — Спал бы ещё! Сны бы видел! 

— Она закаляет наш дух, — философски вздохнул на китайском Ма Жэньли. — Чтобы мы не теряли связи с предками.

— Стоиков в Греции придумали. И я не стоик. Я гедонист! 

— Именно они и работают в полиции.

— Какие грязные инсинуации! — восхитился Ван Ибо и услышал трель своего телефона. — Ладно, бывай!

Он заторопился. На второй план отошёл и стояк, и слишком короткие шорты, и трубы старухи Джонс. Звонки в такое время означали только одно — что-то случилось. А раз звонили ему, гордому и единственному подчинённому командующего Барнса, значит, кого-то убили.

— Слушаю! — рявкнул Ван Ибо, схватив пластиковую, почему-то ледяную трубку. Она мгновенно попыталась выскользнуть из влажной ладони. — Говорите!

— Выезжай, — буркнул командующий Барнс. — По шоссе в сторону Мэйнсфилда. Километров тридцать, там тебя встретят.

— Это вообще наша юрисдикция? 

— Наша, — грустно подтвердил Барнс. — Наша, Ибо. Жопа мира наша, и просто жопа — тоже наша.

— Хреново?

— Хреново… Даже не уверен, что это слово подходит. 

Ничего хорошего не обещалось. Впрочем, Ван Ибо понял это едва только открыл глаза. Вопль труб миссис Джонс не мог означать ничего хорошего. Он не предвещал райского наслаждения, приятного дня и удачи в личной жизни, на месте которой собиралась завестись плесень. Нет. Трубы обещали ад, погибель, казни египетские, какие так любил обещать пастор Джефферсон, явно состоявший в родстве то ли с миссис Джонс, то ли с её трубами. 

И вот. Как и было предсказано. 

Дрочить пришлось очень быстро — не дрочить было нельзя: следующая свободная минутка могла выдаться через пару недель. А настроение могло исчезнуть и на пару месяцев. Всё зависело от того, что обнаружится там, в тридцати километрах от Грейсхилла. В их, блядь, юрисдикции.

Мотор кряхтел — что-то там нахуевертил чёртов Джордж, а перебрать за ним времени не было. У Ван Ибо вообще времени не было. Вроде и отдела толком нет, и убийства случаются раз в миллион лет, а работы полон рот. Как так выходило, Ван Ибо понятия не имел. Вероятно, имелся какой-то коварный план вооружённых грабителей и наркодилеров, съезжавшихся в Грейсхилл со всей страны. Ведь что может быть невиннее, чем человек в Грейсовых холмах? Ровным счётом ничего, сэр, это вовсе не закладка, сэр.

И пахал Ван Ибо, как папа Карло. От рассвета и до заката — задержание, оформление, скучная, как наряд старой девы, летучка, и всё по новой, да в другом порядке, взболтать, но не смешивать, а мартини он пил, кажется, в прошлой жизни. Правда, в Грейсхилле найти себе пару Ван Ибо и не надеялся. Откуда бы здесь взяться хрупкому китайцу, и чтобы ноги от ушей, и чтобы глаза — ах? Единственным китайцем в округе был Ма Жэньли. Коренастый, пузатый, начавший лысеть лет десять назад, любивший на прогулке с собакой оголить живот, подставляя его красну солнышку. 

Не типаж-с. Да и старше он был Ван Ибо лет на пятнадцать. А возраст, конечно, не порок… Но блядь! Не рассматривать же Ма Жэньли всерьёз! Да скорее его Жэлэ — лысая, при этом лохматая, да ещё и припадочная — и то лучшая пара. 

Так Ван Ибо и ехал. Уныло прислушиваясь к стонам мотора и стонам собственного сердца. То требовало любви! Любви! Настоящей и чистой, какая только бывает у мужчины в самом расцвете сил, который не трахался почти год. Сердце жаждало любви, а член ничего не жаждал: уже отчаялся.

— Только умные решения, а? — пробормотал Ван Ибо, бросив взгляд между ног. — Вот бы мне такие.

Шоссе стелилось под колёса, машина бодро кряхтела — мотор хоть и постукивал да постанывал, а явно не собирался разваливаться. Что не могло не радовать. Ван Ибо почти расслабился, почти начал насвистывать, почти взялся подпевать радио, но тут впереди в рассветном полумраке (ебучая бабка Джонс!) заморгали огни патрульной машины, всё окрасилось теми цветами, какие не обещают ничего хорошего, и кто-то невидимый и мерзкий сжал в ледяном кулаке желудок. Затошнило, подкатило к самому горлу, хотя ничего и не было внутри, если не считать пары глотков воды. Жрать Ван Ибо было положено в девять, в девять он и поест, а потом выпьет свои таблетки от гастрита, потому что… Судя по лицу встречавшего патрульного, стоило забыть о еде. Или мгновенно пересмотреть приоритеты. 

Но посреди саванны не было ни хрена, даже ближайшая бургерная стояла ещё километрах в десяти в сторону Мэйнсфилда — на заправке, обещавшей самый дешёвый дизель. Дальше шли клубничные плантации, фермы, сады и чего только не было, а здесь, между пригородом Грейсхилла (пригород пригорода, только в этой стране такое возможно) и кантри, не было ровным счётом ничего, если не считать торчавшего как очень бледный и очень унылый столб патрульного. Напоминал он местную растительность — был зеленоват и скрывал в себе опасности, например, готовность наблевать на туфли дорогого детектива Вана. А дорогой детектив с этим всегда мог справиться сам.

— Туда? — мрачно спросил Ван Ибо, махнув рукой на просёлок. — Сколько?

— Километра т-три, — икнул патрульный. — Вас шеф ждёт.

— Я знаю. Откуда он звонил?

— С плантаций. Тут контора управляющего чуть дальше. Детектив, вы скажите командующему, что я справлюсь, — пролепетал патрульный, и Ван Ибо наконец рассмотрел на его груди фамилию “Моррис”. — Я просто не ожидал… А у меня же трое…

— Блядь! — Ван Ибо похолодел. — Дети?

— Дети, — понуро согласился Моррис. — Много…

Дослушивать Ван Ибо не стал, вывернул безжалостно руль, вдавил педаль газа в пол и чертыхнулся, услышав, как жалобно завыл мотор — не хуже бабкиных труб. Но машина рванула с места как будто огромным скачком, оказавшись сразу у поворота просёлка. Уже рассвело, солнце, обложенное облаками, как воспалённые гланды гноем, вскарабкалось над горизонтом. Не виднелись ни розовый отлив, ни буйство рыжего, как иногда случалось, просто до этого темень была, а теперь просветлело. И сделалось серо. Лишь бы не пошёл дождь. 

Кажется, об этом думал не только Ван Ибо: стоило подъехать, как обнаружились растянутые навесы, ярко-голубые, совершенно неуместные в зелени саванны. Под ними суетились, бегал туда-сюда командующий, а за ним, кажется, доктор Ритц, не имевший отношения к отелям. Вся суета разбивалась о высвеченные фарами и фонарями ямы, вокруг которых толпились патрульные с лопатами и стажёры доктора Ритца, только вчера занимавшиеся подношением кофе всемогущему профессору. А теперь стояли как истуканы, деревянными идолами собравшись на месте преступления. Знать бы ещё какого.

Вывалившись из машины, Ван Ибо чуть не споткнулся о криминалистический чемоданчик, выругался — грязно и длинно, перепрыгнул не хуже иного кенгуру и кинулся к начальнику — вид командующего Барнса был похоронный и донельзя удручённый. Его усы Халка Хогана уныло свисли, как хвосты дохлых мышей, а волосы встали дыбом, будто по начальнику убойного шандарахнули током.

— …если меня хотят убедить, что этот придурок медиум…

— Мало ли, — философски заметил доктор Ритц. — Многое на свете, как говорится, что не снилось нашим мудрецам…

— Ты мне тут пофилософствуй, Марк, давай! Он их тут и закапывал! 

— Торопишься, Берни, торопишься, — покачал головой доктор Ритц, но тут Ван Ибо добрался до них.

— Явился, — вздохнул командующий. — Явился… Иди вон, беседуй. Он по-английски ни бельмеса…

Ван Ибо захлопнул открытый было рот, чётко развернулся через левое плечо и проследовал в указанном направлении — в одну из патрульных машин, освещавшую фарами мизансцену. Довольно бестолковую, надо сказать. Эх! Сейчас бы рявкнуть на них по-настоящему! Чтоб забегали! Чтоб всё по правилам! Как учили ФБР! А не это дилетантство и дуракаваляние! Затопчут же всё к чёртовой матери!.. Чего, спрашивается, встали нерукотворными памятниками, говна мешки… Мысль ещё шла, заканчивалась где-то на периферии сознания, падала в бездну, в которой предупреждающе гудели адские трубы — Иерихона и миссис Джонс. В машине сидел парень — коленки поднялись едва не к груди, белая худая рука нервно перебирала полу куртки, теребила собачку замка, и Ван Ибо захотелось быть этой собачкой, оказаться между тонких пальцев, скользнуть по зубчикам, язычком упереться в ладонь… И что-нибудь ещё такое же бесстыдное. 

Парень вскинул лицо, и его глаза, только что бывшие линией ресниц, расширились, распахнулись, посмотрели на Ван Ибо испуганно и безнадёжно, и тут же стали спокойными. Дрогнули уголки губ, чуть двинулись, и дрожь стала слабой улыбкой, и вслед за ней загрохотало сердце. По спине побежали мурашки, вспотели ладони, а член, совсем недавно ничего не желавший и оставивший все надежды, дёрнулся в джинсах. Но больше пугало сердце — то самое, готовое к любви со всей силы год не трахавшегося мужчины, — оно стучало, оно прыгало в груди, явно используя диафрагму вместо батута.

— Здравствуйте, — прохрипел Ван Ибо. — Детектив Ван.

— Сяо Чжань, — ещё шире улыбнулся свидетель, и сердце совсем сошло с ума, попыталось поменяться местами с членом. — Доброе утро, детектив Ван.

И сложил аккуратно ладони на коленях, как самый примерный из учеников. Ван Ибо сглотнул. Что-то же говорил командующий Барнс, но кому и что вылетело из головы, остались только аккуратные ногти, чуть выступающие костяшки, скользнувшая к полу цепочка.

— Это вы их нашли? — бессмысленно спросил Ван Ибо. Кто бы ещё, если Сяо Чжань сидит в патрульной машине, разглядывая приборную панель, ковыряя замок, подголовник пассажирского кресла и обезумевшее сердце Ван Ибо.

— Видите? — в руках Сяо Чжаня качнулась подвеска. — Лина нашла. 

Ван Ибо посмотрел ближе — потемневшая от времени цепочка, серебряный цветочек с каплей жемчужины там, где должны быть пестики и тычинки. Похолодело в затылке от предчувствия: у Сяо Чжаня что, не забрали улику с места?... Он оглянулся, посмотрел, но на них не обращали внимания, снова куда-то мчался командующий, следом за ним — доктор Ритц, вокруг ям стояли патрульные и студенты. Кажется, кто-то поменялся местами, что-то произошло, но в общем-то всё походило на ебучий цирк, а Ван Ибо в нём был беспомощным клоуном.

— Они приехали вчера, — спокойно продолжил Сяо Чжань, и голос его походил на успокаивающее журчание ручья. — Показали мне.

— Кто? — ничего не понял Ван Ибо.

— Лина. По грибы ездили. Три ведра набрали, не представляю, что будут делать. Она отдала.

Подвеска закачалась в пальцах, и Ван Ибо, как загипнотизированный, проводил её взглядом — вправо, влево, снова вправо и опять влево. 

— Шампиньонов набрали, — меланхолично продолжил Сяо Чжань. — И вот подвеску. Мне привезли. 

— Подвеску?

— Почему? — удивился Сяо Чжань. — Грибов. А подвеску я сам забрал. Они ведь меня позвали…

— Кто? — окончательно растерялся Ван Ибо.

Сяо Чжань как будто бы спал. Такое однажды случилось с мелкой: сестра спустилась в гостиную, где Ван Ибо собирал свой лего, почему-то в одном гольфе и без юбки с упорством маленького танка попыталась выбраться сквозь запертую дверь. Она врезалась в неё, скребла слабыми руками, и Ван Ибо чуть не наложил в штаны, пока не понял, что Ли-Ли просто-напросто продолжает спать. Она потом и заговорила так же — меланхолично, почти безжизненно, без всяких чувств. Сестру удалось уложить в постель, и Сяо Чжаня Ван Ибо бы тоже уложил, но тот сидел в патрульной машине, разглядывал подвеску и нёс какую-то чушь, да ещё и на китайском, будто не знал английского.

— Девочки, — неожиданно ответил Сяо Чжань, вскинул взгляд, и Ван Ибо прошило дрожью, будто в него с размаху влетел пикап, так сильно дёрнуло тело. — Я сразу знал, что нужно ехать, но хотел дотерпеть до утра. Только лёг, как началось. Они меня звали. Мне нужно было приехать. Пришлось. А тут неоткуда позвонить… На заправке никого не было, а управляющий спал. Я стучал и стучал, пока не открыли, а они всё звали и звали меня…

Чем больше Сяо Чжань говорил, чем больше двигались его идеальные губы — как раз такие, чтобы облизывать, как леденцы, чтобы посасывать в поцелуе, с родинкой возле нижней, куда целовать на прощание, куда целовать, когда вот-вот кончишь, когда вот-вот кончит он, чтобы сердце подпрыгивало и сжималось, чтобы он смеялся высоко и нежно, — чем больше они шевелились, тем больше Ван Ибо холодел. Перед ним сидел полный, бесповоротный псих. И прав был командующий — тут же вспомнились небрежно брошенные слова — Сяо Чжань тут всех и закопал. 

Только вот тот всё смотрел и смотрел — прямо и чёрно, и в самую душу. Такие глаза — Ван Ибо знал, — они никогда не врали. И как такое могло быть, оставалось неясным, но Сяо Чжань прямо сейчас сбивчиво и всё путаней объяснял, даже не думал врать. Только клонилась его голова на грудь, а пальцы слабели, и Ван Ибо едва успел поймать платком подвеску, тёплую даже сквозь ткань. 

— Они меня звали, — шепнул совсем слабо Сяо Чжань, — я не мог не прийти.

Ресницы его дрогнули, глаза закатились за веки — мелькнули белки, — и Сяо Чжань, Ван Ибо готов был поклясться, сладко уснул в хмуром апрельском утре. Постояв у патрульной машины, открыв и закрыв рот, Ван Ибо встряхнулся на пёсий манер и пошёл к доктору Ритцу — наверняка тот знал, где криминалист. Нужно было оформить подвеску. И Сяо Чжаня. 

Сяо Чжаня особенно. Потому что сердце всё так же выпрыгивало из груди, хотя по спине уже пробежал холодок: вкус-то вкусом, ноги, глаза, изящные пальцы, а парень-то псих. Психов трахать Ван Ибо не собирался. Ему хватило вполне обычно, по-бытовому ебанутого Китса, чтобы на веки вечные заречься трахать больных. Нет-нет-нет. И так пришлось ехать в Грейсхилл, хоронить себя в заштатном участке, где он бесконечно оформлял наркоманов, а потом проветривал за ними допросные — ссаньём местный криминалитет вонял на весь округ. 

А потом вспомнились глаза — чёрные и честные, с тёмным, покрасневшим от недосыпа уголком, с матовым бархатом радужки. За такие глаза… За такие глаза наверняка кто-то мог бы и умереть. А Ван Ибо для таких подвигов был староват. Староват был Ван Ибо…

А сердце, предательское, всё колотилось.

— Ну чего? — Голос командующего заставил дрогнуть.

— Ничего. По-моему, он не в себе.

— Чего говорил-то? С нами он тоже по-вашему лепетал. Хорошо хоть Ритц сказал, что это китайский, я знал, кого первей всех за яйца дёргать.

— Вот спасибо, товарищ начальник.

— Я тебе не товарищ, красного у меня только морда, — вздохнул Барнс и потёр вышеозначенную ладонями. — Чего говорит?

— Чушь говорит, — поморщился Ван Ибо. — Будто кто-то, Лина какая-то, за грибами ездила сюда, шампиньонов набрали, целых три ведра. 

— Ну это, положим, не чушь. Я сюда тоже езжу.

— В общем, эти микологи-любители тут будто бы подвеску нашли, — Ван Ибо раскрыл ладонь, платок распался белыми лепестками, открывая почерневшее серебро. — Ну и отдали Сяо Чжаню.

— Парня так зовут? Как, говоришь?

— Сяо Чжань, — повторил Ван Ибо. — А потом его сюда позвали. Хотел с утра приехать, но в итоге среди ночи попёрся.

— Кто позвал? — хмуро спросил командующий Барнс.

Ван Ибо посмотрел прямо на него, как надеялся — тупо и безжизненно, как можно более равнодушно. Ну а что, драматичный момент располагал.

— Дети. Мёртвые.

— Тьфу ты чёрт! И он туда же!

Командующий совсем побагровел, и Ван Ибо испугался, что вот-вот начальничка разобьёт инсульт. 

— А кто?..

— У управляющего сидят, — подкрался доктор Ритц. — И утверждают, что наш подозреваемый — медиум. 

— Ебануться можно, — выдохнул Ван Ибо.

— Вот и ебанёмся, — припечатал командующий Барнс. — Ладно, давай, организуй мне тут всё. Чтобы не совсем всё просрали… Хотя куда уж больше-то…

Через три часа взмыленный и ненавидящий всё: утро, патрульных, мирно спящего угловатым клубком Сяо Чжаня и тупость криминалистов — Ван Ибо забрался в патрульную машину. На заднем сиденье посапывал Сяо Чжань. Личную пришлось оставить — пускай отгонят к участку, а подозреваемого слэш главного свидетеля неплохо бы допросить. Но для начала разбудить.

А рука не поднялась. 

Стало видно, что Сяо Чжань не так уж и молод: под глазами от бессонной ночи залегли синяки, уголки рта обвело, тонкие призраки то ли улыбок, то ли скорбных гримас. Ван Ибо хотелось, чтобы улыбок. 

Ресницы на бледные щёки отбрасывали тень, волосы прикрывали лоб, бледные по краям губы краснели к серединке, как центр мишени, куда нужно было попасть. Поцелуем, конечно же. Истосковавшееся воображение подкидывало, как именно стоило целовать Сяо Чжаня. И куда. Во всех подробностях. Ван Ибо желал воображение отпинать, потому что задницу не вылизывают ни свидетелям, ни тем более подозреваемым, а с психами не спят вовсе. Ван Ибо вот и не спит.

Потому что ему хватило Китса. По самые помидоры хватило. И на огурцы ещё даже осталось. Да что там, на весь салатный набор. 

Тут же вспомнилось, каким был Китс в самом начале — совершенно нормальным, ласковым и смешливым. Его волнистые волосы рассыпались по плечам, а прядка упрямо лезла в рот, и Китс, смеясь своими американскими очень белыми зубами, убирал её от лица.

А Сяо Чжань не притворялся. Сразу было понятно, что псих.

Ван Ибо даже как-то зауважал. 

На заднем сиденье зашуршало. Как раз выбиравшийся на просёлок Ван Ибо оглянулся. Сяо Чжань потирал глаза — странным жестом, который до того встречался только в кино. Не ладонью, а запястьем. Беззащитно бледным и тонким, с хрупкой косточкой основания. Наверное, Ван Ибо мог бы его сломать. Просто надавить посильней. 

Затянуло под ложечкой, захотелось — страшно и тёмно — сжать эти запястья, распластать Сяо Чжаня по сиденью и выдрать, выебать так, чтобы искры спалили казённую обивку. Вместо этого Ван Ибо почти равнодушно спросил:

— Проснулся?

— Айя! Напугал! — подпрыгнул Сяо Чжань, уставился возмущённо и совершенно нормально. И говорил на чистом английском. — Где мы?

И завертел головой, кажется, не узнавая места. Ван Ибо захотелось ударить… кого-нибудь. Ударил себя, похлопал ладонью по щекам, то ли приводя в чувство, то ли убеждаясь, что всё происходящее не дурной сон. Хотя дурная реальность и того хуже. По крайней мере звучит.

— А. — Сяо Чжань разглядел раскрытые рты могил. — Всё ещё тут…

И тут же погрустнел, закрылся, запахнувшись в куртку и привалившись к двери. Снова изменился. Всё же псих, решил Ван Ибо. Непсихи так не умеют. Когда только что смотрели чужими глазами, через секунду — живыми и человеческими, в каких искорок смеха больше, чем звёзд в пустыне Виктории, а теперь вот — грустными. Сяо Чжань не собирался помогать, потому просто смотрел в окно, пока Ван Ибо выезжал на просёлок. 

Солнце уже добралось до зенита, короткий апрельский день скользил к середине. Облака так и не разошлись, светилась белая вата спрятанными в ней светодиодами, клубилась, превращая мир в Зловещую долину. Тени исчезли, оставив предметы.

— Куда ты меня везёшь? — тихо спросил Сяо Чжань.

— Для начала к управляющему плантацией. Говорят, там твои друзья?

— Лина. И Тревор… наверное. Но сегодня ведь будний день?

— Это что-то изменит? — Ван Ибо выкрутил руль, поворачивая на шоссе. — Но вообще, вроде бы понедельник.

— О. Точно ведь. За грибами ведь ездят на выходных, — глубокомысленно кивнул Сяо Чжань. — Тогда Тревор мог уехать. Он страшный трудоголик, пропуск смерти подобен. Наверное, от предложения взять отгул может случиться припадок.

— И полиция не аргумент? — Ван Ибо, глядя в зеркало заднего вида, приподнял уголок губ. 

— Апокалипсис не аргумент. — А Сяо Чжань закатил глаза. — Метеорит будет нестись к Земле, а Тревор соберёт свои контейнеры с обедом и отправится в офис.

— Компьютерщик? 

— Хуже, — тяжело вздохнул Сяо Чжань. — Бухгалтер.

И столько страдания было в его голосе, что Ван Ибо невольно хрюкнул. Попытался замаскировать смешок кашлем, но уже оказался в ловушке. Смеющиеся весёлые глаза поймали его, как будто попал в прицел снайперки. Сердце замерло тоже. Всегда ему говорили: как жопой чуешь. А теперь чем-то другим чуял. И оно — заполошное и подпрыгивавшее — было поглупей жопы.

— Как он меня довезти согласился, — продолжил Сяо Чжань, мгновенно изменившись. — Я думал: пошлёт. Тревор и за грибами-то не хотел. Лина потащила. А потом я… Ащ-щ!..

Он дунул вверх, смешно скосив глаза, прядки чёлки взлетели, открывая страдальчески заломленные брови. А ведь Сяо Чжань старше Ван Ибо. На пару лет так точно…

— Мы толком не познакомились. — И Ван Ибо чуть не отвесил себе пинка прям сидя и прям в машине. Кто знакомится с подозреваемыми? Идиоты? — Конечно, ещё будет время, но… Ван Ибо.

— Можно и познакомиться, — мурлыкнул Сяо Чжань и поглядел из-под ресниц. Так нагло и так очевидно, что Ван Ибо едва не подавился воздухом. — Сколько вам лет, детектив Ван?

И потянулся вперёд, обнял спинку пассажирского кресла. 

Если бы водительского, то шептал бы в самое ухо. Представилось, и по спине Ван Ибо пробежал холодок, в джинсах же стало горячо и тесно, и захотелось выпрыгнуть из них к чёртовой матери, и по саванне умотать куда-нибудь далеко. Хоть бы и в Викторию. 

— Двадцать семь, — выдохнул Ван Ибо, понятия не имея, почему так легко отвечает.

— Староват, — с сожалением покачал головой Сяо Чжань и тут же сел нормально, как будто и не было никогда коварного соблазнителя.

— Кто?! — возмутился Ван Ибо. 

Искренне возмутился! Что это за дискриминация! Он молод! В самом расцвете сил! Да ещё и год не трахался! Да он бы!.. Да они бы!..

— Я, — ошеломил Сяо Чжань ответом. Можно сказать, провёл оглушающий удар. — Мне тридцать три, детектив Ван. Так что я староват.

— Гэгэ напрашивается на комплименты? — неожиданно ляпнул Ван Ибо и решил, что в следующий раз, когда захочется заговорить, он просто укусит руль.

Или откроет дверь и выпрыгнет из машины на ходу.

— Гэгэ предпочитает называть гэгэ другого.

Ван Ибо поперхнулся. А Сяо Чжань снова смотрел — на этот раз откровенно смеясь, и чертинки танцевали в глазах. И опять не осталось ничего от того рассветного взгляда. Прекрасными — смешливыми, яркими, очень живыми — глазами тогда смотрел кто-то иной.

— Как прямолинейно, — проперхал Ван Ибо.

— Я уже в том возрасте, детектив Ван, что лучше сразу обозначить ожидания, чем жестоко разочароваться в процессе. Нет ничего беспомощнее двух боттомов, оказавшихся в одной постели. Выход найдётся, но какое удовольствие, если перед каждым разом придётся разыгрывать роли в “Камень, ножницы, бумага”.

— Я не боттом.

— Это прекрасные новости! — воскликнул Сяо Чжань. — И ты проехал управление.

Ван Ибо, окончательно замороченный, чертыхнулся, резко выкрутил руль, разворачивая патрульную тачку через двойную сплошную. Благо вокруг никого не было, а штраф бы один хрен не выписали. Воспользовался служебным положением.

Красовался, если по-честному.

— Ах, детектив Ван! Это было горячо! — не подвёл Сяо Чжань. — И довольно глупо. Тут есть второй съезд.

Ван Ибо чертыхнулся ещё раз.

А Сяо Чжань смеялся — очевидно и легко, как смеются над симпатичным парнем. Он, кажется, совсем не боялся, и Ван Ибо собирался выяснить — почему? Почему человек, нашедший полуразложившегося ребёнка, нисколько не боялся. И почему так легко, так просто смеялся. Он что, раз в неделю их находил?

 — Наконец-то! — тишину сонной приёмной разорвал решительный голос. — Я уже начал думать, мы здесь заночуем!

— Не хотелось бы, — подал голос бесцветный человечек средних лет.

— Конечно! — резко кивнул некто, кто мог быть только Тревором. Ван Ибо так и видел его в офисной кухне в очереди к микроволновке. — Здесь некомфортно!

— Это офис, — вздохнула хрупкая высокая азиатка. — Чжань-Чжань, вы закончили?

— Боюсь, только начали, — вмешался Ван Ибо. — Вам всем придётся проехать в участок.

— Но моя работа… — бесцветный человечек вздохнул. — До вечера это терпит, детектив?

— Вы ведь управляющий?

— Ох простите! Я совсем замотался! Конечно, конечно. Управляющий плантациями “Сент-Виктори”. Звучит громко, но по сути наёмный работник, менеджер…

— И не слишком эффективный! — напористо воскликнул ну-точно-Тревор. — Вам бы стоило открыть мотель!

— У нас тут не каждую неделю трупы находят! — неожиданно рявкнул бесцветный и всё ещё безымянный человечек, выцветая ещё сильней. — Алан Линдси. Вот моя визитка. Ничего, если я подъеду в участок к семи?

— Ничего, — кивнул Ван Ибо. — Я буду там.

— Так поздно, детектив Ван? — мурлыкнул над ухом Сяо Чжань, до того виртуозно прикидывавшийся ветошью. — А как же я?

— А ты там же будешь ещё, — спокойно ответил Ван Ибо, глядя прямо в весёлые глаза. — Не надейся, что мы быстро разберёмся.

— Тебе нужен адвокат, Чжань-Чжань! — с ужасом пролепетала наверное-Лина. — Чжань-Чжань! 

— Не нужен, — мягко прервал её Сяо Чжань. — Детектив Ван будет совершенно непредвзят. Правда ведь, детектив?

И губу закусил. Паршивец. Правда, через секунду у него вспыхнули уши, Сяо Чжань накрылся одной ладонью, а второй замахал, как бы прося всё немедленно выбросить из головы. Ван Ибо не собирался. Потому что в джинсах снова было горячо и тесно. А на душе паршиво — потому что всё же трахнуть Сяо Чжаня не светило. Ван Ибо не связывается с психами. Не трахает их вечером дня знакомства. Нет-нет-нет. Он же не больной, в конце-то концов!

В участке всё горело. Ван Ибо понял это, стоило зайти и не обнаружить привычную Тину, сидевшую на телефоне. На её месте воздвигся хмурый бугай, отвечавший обычно за камеры. Решение было интересное и эффективное. При них, ввалившихся в участок, как раз зазвонил телефон, бугай поднял трубку, выслушал просителя, рявкнул “нет” и положил трубку. Телефон больше не звонил.

— Очень эффективно, — кивнул своим мыслям Тревор, и Ван Ибо чуть не заржал. Позорно и неуместно.

— Ларри, — кивнул Ван Ибо бугаю. — Проводи молодых людей по допросным. И зови Бейтса и Вольта. Пускай… приступают.

Вот это было сплошное наслаждение. Наконец-то можно было отомстить и грабежам, и наркотикам — теперь парадом командовал Ван Ибо, теперь не его привлекали на помощь! 

— Но вы останетесь со мной, детектив Ван? — мурлыкнул Сяо Чжань, и Ван Ибо подскочил. — Что же вы так пугаетесь?

— Ничего я не пугаюсь, — буркнул Ван Ибо. — Нет, я буду допрашивать мисс?..

— Чжан, — пискнула наверное-Лина. — Лина Чжан. — Точно-Лина посмотрела твёрже. — Чжань-Чжань, адвоката! 

— Не нужно, — улыбнулся тот, и безумное сердце Ван Ибо чуть не выпрыгнуло ему в ладошки. Чтобы было удобно поднести ко рту и укусить этими несовершенными, чуть кроличьими зубками. — Ничего не случится.

Ван Ибо пиздец как на это надеялся.

Нет, спать с Сяо Чжанем он не собирался. Психи, Китс, собственные обещания — все эти глупые вещи, которые он уже сто раз вспоминал. Но и проблем Сяо Чжаню не хотелось. И не хотелось, чтобы выяснилось: трупы в саванне оставлял он. Не хотелось. Хотелось, чтобы псих оказался безобидным. Обычным мирным сумасшедшим.

Галоперидол, а не пожизненное принудительное. Ну пожалуйста. Разве так о многом просит Ван Ибо?

Даже глаза вверх поднял. Вместо Бога, правда, разглядел паутину на плафоне. Стоило сказать кому-нибудь… Или сжечь здание. Одно из двух.

— Ну что, мисс Чжан, — начал ласково он, как только Лина Чжан устроилась на неудобном стуле допросной, — рассказывайте.

— Вы не должны подозревать Чжань-Чжаня! — тут же начала она, да так напористо, что вспомнился её Тревор. Возможно, на этом они и сошлись. Танки должны размножаться с танками. — Он ничего не делал! 

— Прям-таки ничего? — восхитился Ван Ибо. — Достиг просветления в недеянии?

— Что? — опешила Лина Чжан. 

— Ну вы говорите “ничего не делал”. Восторгаюсь, мне дзен-буддизм никогда не поддавался. Я медитировать-то не могу, шило в одном месте.

— Какой к чёрту дзен-буддизм? Вы издеваетесь? — Глаза Лины Чжан засверкали. — Я ведь могу потребовать адвоката!

— Конечно можете. Но зачем? Вас ни в чём не обвиняют, не задерживают… Просто разговор. И, заметьте, я даже не задаю вопросов.

— Вы!.. — выдохнула Лина Чжан и тут же собралась. Лицо похолодело, вся она села ровнее, показалась неприступной. — Детектив Ван, вам стоило бы озаботиться вопросами, прежде чем я уйду, раз никто меня не задерживает.

— Пожалуйста, — радушно кивнул Ван Ибо. — Но вот Сяо Чжань останется. До выяснения.

И голос даже не дрогнул на имени. А ещё бы он дрогнул! Знакомы каких-то пять жалких часов, а сердце уже заходится, член встаёт, а коленки трясутся! Ещё бы голосу выёбываться, ага!

Мисс Чжан молчала. Смотрела чёрными глазами, похожими на спинки хищных жуков, водившихся во дворе школы. Мальчишки собирали их — приманивали на мясо, а потом мучили, отрывая лапы и крылья. Ван Ибо сначала отворачивался, а потом начал отбирать, чтобы убить бедняг побыстрей. Вот такими глазами смотрела Лина Чжан — хитиново-твёрдыми. Ван Ибо не любил таких глаз.

— Где вы были вчера? — спокойно он задал вопрос.

— Ездила за грибами. Отъехали километров тридцать в сторону Мэйнсфилда, оставили машину у администрации плантаций и пошли в саванну. Там кустарник, в нём куча грибов.

— И как успехи?

— Три ведра, — с неподдельной гордостью сказала Лина. — Отлично сходили. Только подвеску нашли. Зачем я её взяла? Я же знала, что не нужно…

— Почему не нужно? 

— Потому что Чжань-Чжань… — И она осеклась, посмотрела своими глазами-жуками. — Потому что это бессмысленно. Не в бюро же находок её сдавать.

— Звучит вполне нормально. Я про бюро находок.

— Она бы там и осталась. — Лина закатила глаза. — Кто ищет в бюро потерянное за городом? 

— Ну, теперь весь город будет искать владельца.

— Да, — вздохнула она, переложила руки, потеребила рукав розовой мягкой кофточки. — Я так испугалась. Не первый раз вижу, а всё равно испугалась. Когда Чжань-Чжань… я не знаю. Детектив, вы мне сейчас не поверите. Я знаю, звучит безумно. А вы совсем не похожи на человека… — Лина подалась вперёд, наклонилась будто заговорщицки. — Это правда. Чжань-Чжань правда видит. Или слышит. Что-то зовёт его, он идёт и всегда находит. 

— Что находит? — Почему-то стало не по себе, Ван Ибо передёрнул плечами, стёр гусиную кожу, покрывшую предплечье.

— Мёртвых, — шепнула Лина Чжан. — Чаще-то по мелочи. Бабушка не успела передать подруге шкатулку с фотографиями, Чжань-Чжань нашёл на чердаке у её родителей. Мамин брат давным-давно умер, ещё в Корее. Мы знать не знали, что у него была семья. А Чжань-Чжань разыскал… 

  Ван Ибо слушал её и всё больше скучнел. Пусть Лина Чжан не походила на дуру, но, видимо, ею была. А Сяо Чжаню это зачем? Обманывать глупенькую… кто она ему? Коллега? Университетская знакомая? Ван Ибо заглянул в документы, уже отсканированные бездельничающей Тиной, — и не поймёшь, тридцать лет. Может, и сокурсница, если Сяо Чжань поступал позже, а может, и коллега… Зачем её обманывать?

И вспомнилось пустое лицо, жуткие глаза, в которых не было ничего — ни жизни, ни разума, ни веселья. Слабый голос, едва слышный лепет. Сам в это верит? Верит, что приступы не приступы вовсе, а ясновидение? Послали небеса счастье… которое совсем, абсолютно Ван Ибо не касается! 

— Прям так и разыскал? Лозоходством или маятником?

— Почему лозоходством? Позвонил в справочную, запрос какой-то оставил в Сеуле… — растерялась Лина Чжан. — Не думайте, что я дура, детектив. Знаю, как это звучит, но это чистая правда. Никто у нас не знал, что у дяди была… женщина. И про сына его никто не знал. И узнать было неоткуда. Дядя погиб. А Чжань-Чжань откуда-то узнал.

— И точно родственники? 

— Даже если бы мы не делали ДНК-тест, достаточно посмотреть на фотографии. Дядя и Джувон на одно лицо.

Ван Ибо вздохнул. Девчонка Сяо Чжаню верила. Девчонка. Как самоуверенно от того, кто её младше. Но воспринимать Лину Чжан не выходило. Она верила в магию. И психу. Что дальше? В Аделаиде приземлится НЛО? И заберёт Сяо Чжаня. Вот будет отличное завершение истории. И, главное, примерно настолько же вероятное, как то, что Сяо Чжань слышит мёртвых.

— Ладно, — вздохнул Ван Ибо. — Расскажите о том, что случилось после.

— Чжань-Чжань… Наверное, не смог уснуть. Он оставался на выходные у нас, вчера мы вернулись поздно, так что решили сразу в офис ехать сегодня. Мы часто так делаем. Но в этот раз он засобирался среди ночи. Иногда с ним случается, когда… Когда он что-то… чувствует. Я слышала, что он всю ночь то вставал, то ложился, и вот под утро не выдержал. Тревор не пустил Чжань-Чжаня за руль — ну у него и правда вид такой был… Довольно болезненный. А я не отпустила их одних. Тревор слишком серьёзно относится к своей работе, мог бросить Чжань-Чжаня. А оставлять его было нельзя. Когда почти доехали до управляющего, Чжань-Чжань чуть на ходу не вышел. Мы притормозили, и он пошёл. Я хотела за ним, но Тревор… убедил, что нам нужно предупредить кого-то. И вот…

Ван Ибо механически кивнул. Про второй съезд к конторе Сяо Чжаню, получается, тоже мёртвые нашептали? Это вот было херово. По-настоящему херово. Конечно, до установления личностей, до момента, как станут ясны обстоятельства похищений, предъявить Сяо Чжаню ничего нельзя. Но… У Ван Ибо сосало под ложечкой. Ёбаный ты ж крокодил.

И их пришлось отпустить. Убедительно попросить не уезжать из Грейсхилла, пообещать приглядывать за Сяо Чжанем, на что тот только лукаво улыбнулся, чёрт его подери, поговорить с Аланом Линдси, к концу рабочего дня ставшим едва не прозрачным. Тот подтвердил только то, что Ван Ибо и так знал: Сяо Чжань в конторе не появлялся. А потому знать о втором съезде не мог.

Командующий Барнс сидел в своём кабинете, напоминая кучу хлама, наваленную в кресло. Старика было жалко. Грейсхилл — место для счастливого выхода на пенсию. Здесь не случается ничего хуже толпы обдолбанных школьников, решивших отобрать у лоха велик, или той же толпы, потерявшейся в пригороде в поисках наркоты. Обычно они находили удава, мгновенно трезвели и зарекались более употреблять. Сэр.

Детские полуразложившиеся тельца в меню Грейсхилла не входили. До этого дня.

— Ну что?

— Да ничего, — фыркнул Ван Ибо. — Либо он дурит всех, либо больной. Нам ни то, ни другое не очень-то на руку.

Барнс пожевал губу. Ван Ибо со вздохом потянул на себя кресло — такое выражение лица на осунувшемся усталом лице не значило ничего хорошего. Начальник был в настроении пообщаться. Да и стоило пообщаться . Мозг думал одно, а тупое сердечко (член, Ван Ибо, давай будем честны, член) — совсем другое. 

— Твоё мнение.

Настал черёд Ван Ибо жевать губу. Была она на редкость невкусная, хотелось еды, хотя бы осточертевших фиш энд чипс. Вспомнились таблетки от гастрита, которые он не выпил, потому что не позавтракал. А потом и не пообедал. В животе немедленно забурчало, заболело и затянуло. Твою-то мать, Сяо Чжань! Почему виноват был Сяо Чжань, Ван Ибо не знал, но виноват тот был. 

— Псих, — наконец сказал он, поднимая глаза на начальника. — Но не наш.

— Аргументируй.

— Безобидный сильно, — поморщился Ван Ибо. — Да, знаю, знаю. Но вот пока что просто, так чувствую. Последить за ним надо, соседей поспрашивать, бывших найти, на работу людей отправить. Потереться вокруг, короче. Но не думаю я, что наш. Да и… Пол удалось установить?

— У последнего тела, — буркнул Барнс. — Девочка.

— А он гей.

— И откуда ты это выяснил? Сам сказал?

Вспомнилось, накатило — жаркой волной, взглядом из-под ресниц, томным голосом и бесстыдными наглыми словами, — Ван Ибо сглотнул, не доверил сказать своему горлу. Кивнул.

— Какие доверительные отношения с подозреваемым, — восхитился командующий Барнс. — Что ж… Это, может, и аргумент. Если бывшие найдутся и нужного пола. Если гомик, то и правда, чего бы ему девчонок… Если все, конечно, девчонки. 

— Если все, — согласился Ван Ибо. — Но последить надо. Он откуда-то знал, что к конторе два съезда. А с Чжан и этим, как его, Паулем там не был. Откуда знал?

— Иногда я думаю, что ты умный, Ван, а потом ты какую-то такую ерунду скажешь…

— Что? — опешил Ван Ибо, обижено глядя на начальника.

— Да ничего, у всех придорожных строений по два выезда. Тебе что, от недосыпа мозги переклинило? Их там видно один от другого!

От недотраха, подумал Ван Ибо, вспомнив разговор — тот самый, который накатывал, от которого жарко и тесно становилось в штанах, и тот самый, который и состоялся, когда они проехали съезд. Может, Сяо Чжань просто видел его. Может. Хотелось бы. 

— Предъявлять ему нечего. Но не верю я, что он медиум. Чушь собачья. Знал откуда-то. Кулон узнал? И догадался? Бывал в тех местах раньше, потому по описанию понял, где искать? Вольту он ничего не сказал. Затёр сказочку про медиума. Помурыжить-то мы его могли, а толку? Отпустили, Бейтс приглядит. 

— К девчонке поехал? — мрачно спросил Ван Ибо.

— А, знаешь, нет. Вызвал такси и прямиком домой. Заперся там и сидит. Даже телевизора не слыхать.

— И к лучшему.

— И к лучшему, — согласился Барнс. — А ты личности выясняй. Сейчас спать, чтоб глаза мои тебя не видели. Завтра к Ритцу, тряси его, пока что-нибудь не вытрясешь. И, похоже, придётся к прессе. Кулон показывать… Окажется, что его каждая скобяная лавка продаёт, и попадём мы… Кенгуру в задницу.

Chapter Text

В ближайшие дни Ван Ибо омерзительно мало спал, охренительно много бегал и просто пиздец сколько думал. О Сяо Чжане. Следить за ним взялись Бейтс и Вольт, и Ван Ибо не знал, было это благословением или проклятием. Хотелось, конечно, чтобы сам Ван Ибо. Чтобы смотреть, как Сяо Чжань сонно бродит по освещённому дому, чтобы провожать его на пробежку, чтобы запоминать кофе, который он пьёт.... Но возможности быть сталкером Ван Ибо себя лишил. Решительно и смело. Потому что не такой уж он и жуткий! 

Ритц возился с трупами и гнал, стоило показаться на пороге — работы было не на пару дней, а доверить кому-то другому девочек из Ред-Крик он не мог. Газеты выходили бешеными тиражами, типография Грейсхилла, дышащая на ладан и едва справлявшаяся с обычным объёмом работ, изнемогала. Но исправно выпускала передовицы с привязавшимся прозвищем.

Единственное, что радовало Ван Ибо, — досталось оно девочкам. Не тому, кто их убил. 

Стоило подумать — и в груди вскипела ненависть. Никогда Ван Ибо не любил прозвищ: Каннибал из Милуоки, Убийца с Грин-Ривер, всё ещё бродивший по её берегам. А может, и ушедший на пенсию. Ван Ибо представил: белый заборчик, ухоженный газон, а может, и сад. Дружелюбный сосед, всегда готовый присмотреть за домом в твоё отсутствие. Почему-то не верилось, что тот урод плохо живёт. Мог, наверное, сесть, но вряд ли. Такие ублюдки, как он, если ушли, то ложатся на дно. 

Да и общая несправедливость мира неистово намекала.

Ван Ибо пялился в бумаги, пытаясь собраться с мыслями. Хлопнула дверь, мимо Тины, вернувшейся на своё место, прорысил Вольт, а за ним Бейтс. Закатное солнце потянулось за ними, лизнуло кудряшки Тины, тронуло за плечо самого Ван Ибо, а потом ослепило, как будто только в этот момент сообразив: пора. Перед глазами поплыли пятна, но Ван Ибо поднялся, решив, что в кабинет Барнса сможет пройти и на ощупь. Почти получилось, только в конце пути под ноги коварно выбросился стул — так иногда выбрасывались косатки. Пляжи заполнялись их чёрными гладкими телами, а следом — активистами.

Ван Ибо приезжал тоже и помогал обвязывать глупых зверей верёвками, впрягался в них, как тяжеловоз в упряжь, и тащил, пока песок вымывало из-под ног. А потом пил пиво, смеялся у костров, и Китс обнимал за талию. 

Подумалось мельком: ездил ли туда Сяо Чжань? Могли ли они встретиться раньше? На южном пляже, у рыжего ласкучего огня, когда в глазах отражаются звёзды, костёр и страсть. Могли и встретиться. Но Ван Ибо тогда обнимал Китса, смотрел на него, на слишком белую улыбку, на вьющиеся чёрные волосы. И понятия не имел, что трахает полного и бесповоротного психа.

— …бесполезно. Шеф, если он в чём и виноват, так в том, что мы чуть не подохли от скуки! — договаривал Вольт, когда Ван Ибо просочился в кабинет Барнса. — Я клянусь, я всё ждал, когда он начнёт переводить через дорогу котят и снимать с деревьев старушек.

— Наоборот.

— Да с него станется! — горячо подхватил Бейтс. — Ведёт шефство над приютской кошкой и никак не решится взять свою, потому что не может выбрать только одну. Шеф, это не парень, а сплошное мучение. Работа-дом, работа-дом, приют для котяток. Бегает по утрам. Берёт кофе и всегда оставляет на чай. Официанты готовы целовать за ним полы, хозяйка дома говорит, лучше жильца не бывало, начальник поёт оды. Скоро перейдёт на серенады. Я сегодня битый час бродил по “Колсу”, смотрел, как он сверяет сроки годности! 

— А ты что скажешь? — неожиданно спросил Барнс у Ван Ибо. — Ты отказался за ним следить. Пояснишь?

Ван Ибо чуть не поперхнулся слюной. Как раз её скопилось побольше от мыслей о Сяо Чжане, кошечках и старушках. Не из-за старушек. И не из-за кошечек, упаси господь. В попытке подобрать слова Ван Ибо пошлёпал губами. Блядский ты боже, помогай давай. Пусть в участок ударит молния, ну или на крайний случай зазвонит телефон. Не произошло ни того, ни другого, так что Ван Ибо решил неловко сменить тему.

— Я по ювелиркам бегаю. Похоже, в Грейсхилле никто не делал такой подвески. Либо массовое производство — но что-то вряд ли: ни в “Бриллиантс”, ни в “Голд” девочки такого не помнят.

— Вот! Шеф, мы тоже хотим к девочкам в “Голд”! Или “Бриллиантс”! А не протирать штаны целыми днями! — взмолился Вольт, а Бейтс зашуршал блокнотиком. — Вот, Уилл всё выяснил.

— Шон Сяо, родился в Чунцине, переехал вместе с родителями — отцу пришлось по работе. Школу заканчивал здесь, университет — Оксфорд, между прочим. Вернулся. Остался. Родители в Аделаиде. Сам работал там, ведущие должности. Гей. Полтора года назад по работе же оказался в Грейсхилле. До этого тут никогда не бывал. По крайней мере никаких данных. Не привлекался, не состоял, сотрудничал с Манакком, Спидо и Энванто.

— Разносторонне, — поднял брови Ван Ибо. — И как именно?

— Дизайнер, — пояснил Бейтс. — Разрабатывает рекламные кампании. У нас оказался из-за клубники и вина. Работает на Сегала. Девчонка его — личная помощница старика. 

— Это не он, — подал голос Вольт, перехватывая беседу. Жали они Барнса по всем правилам. И начальник скоро обязательно сдастся. А Ван Ибо умрёт от облегчения. — Ритц говорит, многим костям не меньше десяти лет. Десять лет назад этот Шон в Оксфорде с герцогами шашни водил.

— А водил? — не выдержал Ван Ибо. Задавать вопрос было нельзя, но он пролез между губ сам — зайцем.

— Да почём мне знать! Не наш это парень.

— Тогда какого хрена он в том лесу делал? 

Вопрос Барнса заставил вздрогнуть, Ван Ибо посмотрел на начальника, а потом на Вольта и Бейтса. Те молчали. Ответа у них не было. Только чушь, которую наговорил Сяо Чжань, которой вторила Лина Чжан и которую неохотно, будто сам себе не веря, повторял Тревор Пауль.

— Может, — робко начал Бейтс, — и правда того… Позвали его.

— Ты совсем ёбнулся? — устало спросил командующий Барнс и прикрыл глаза.

Краска медленно взбиралась по его лицу. Вот покраснел подбородок, а уже и щёки — ярче стала сеточка сосудов, алкоголически, хотя Барнс и не пил, заалел нос. 

— Чтоб я этой херни больше не слышал, — наконец выдавил он. — Выясним обстоятельства пропажи, по каждой его проверим. Пока отставить слежку. Поступайте в распоряжение Вана. Давай, передай им на завтра задание.

Ван Ибо лихо взял под козырёк, прищёлкнув каблуками. Барнса бы не волновать, а то сляжет их командир среди расследования. И что они будут делать?

Телефон на его столе разрывался, Тина смотрела страшными глазами, удерживая пальцы на кнопке переключения. Ван Ибо рыбкой нырнул вперёд, смачно въехал бедром в стол, сорвал трубку с аппарата и проревел злобное “алло”.

— Как-то вы мне не рады, — в голосе Данбара ехидцы хватило бы на то, чтобы сквасить пару тонн молока. — А я вам имя нашёл. 

— Чьё? — рыкнул Ван Ибо, потирая бедро. Ногу как будто оторвало. Не стол, а разрывной снаряд какой-то.

— Одной из девочек с Ред-Крик. Пишите, детектив Ван. Я придержу информацию до завтрашнего полудня, но дальше, сами понимаете…

— Данбар!

— Не нужно давления. Буду держать дольше, Ивнинг перехватят, и тогда Сан разорится, я сопьюсь, и некому станет вам помогать. Итак, Френсис Лоуренс, семнадцать лет. Одноклассница узнала кулон: парень мисс Лоуренс сделал его сам, так что… 

— Адрес! 

Ван Ибо был готов мчаться к Лоуренсам немедленно, так быстро, как только было возможно, но… Барнс оказался против, да и сам Ван Ибо понимал: перепугать родителей несчастной девочки на ночь глядя было не слишком хорошей идеей. А с утра будет время, будет возможность сразу дёрнуть парня, оставшегося без имени, послать Морриса искать одноклассницу — пусть ладит с детьми, раз уж у него трое. 

А ночью, неожиданно тихой (миссис Джонс, как древнее зло, видимо, задремала), Ван Ибо снился Сяо Чжань. 

Не было ничего удивительного — год без траха, сперма едва не лезла из ушей. Но после Китса было страшно: тот тоже казался нормальным и очень нравился Ван Ибо, а потом полезло… всё, что полезло, и пришлось срочно менять мнение, место работы и жительства. Да и в Грейсхилле было проще встретить кенгуру, питона или питона, сожравшего кенгуру, чем симпатичного азиата-гея. Или нашествие пауков. Вот его особенно легко. 

Его ещё можно было вызвать, пошатнув религиозные устои, нравы, мораль и что там ещё шаталось, стоило сунуть хер не в дамскую попку, а в мужскую обычную задницу. Хотя у Сяо Чжаня она была, конечно, совсем необычная. Ну вот. Вот поэтому и не было ничего удивительного в том сне.

Больше удивило то, что они там не разнузданно еблись, как положено, а… Ван Ибо даже объяснить не мог. После пробуждения ещё несколько секунд он не открывал глаз: хотелось продлить ощущение тепла и близости, того, что рядом человек, который знает и примет полностью, и сам ты принимаешь и знаешь целиком. Хотелось укутаться в эту мысль, в этот призрак невозможной реальности, продлить ещё на чуть-чуть. 

Снилось, что Сяо Чжань сидел рядом, прислонившись к плечу, его дыхание трогало кожу на шее. Снилось, как Ван Ибо подходил к нему, целовал чуть покачнувшись на носках, а Сяо Чжань улыбался. Снилось, что руки у Сяо Чжаня были горячие, что он морщил нос и кривил губы, обнажая кроличьи крупноватые зубы. 

И, конечно, снилось, как он стонал, как разводил в сторону ягодицы, открывая тёмный провал входа, манивший войти, и член до боли пережимало, тянуло жаром и жаждой, желанием немедленно оказаться внутри. Во сне Ван Ибо себе не отказывал, нажимал головкой на покрасневшие припухшие мышцы, проскальзывал, жмурясь от того, как тесно было внутри, и трахал с оттяжкой. А в горле становилось горячо, и не получалось дышать, только хватать ртом воздух, как выбросившаяся на берег косатка. 

Только вот в океан приходилось ползти самому — вскакивать с постели, совать голову под холодную воду, жмуриться, чтобы забыть. Но в те несколько секунд, когда Ван Ибо лелеял ускользающее чувство, он решил, что нужно срочно искать парня. Не Сяо Чжаня — с психами он всё ещё зарекался спать, — но кого-то, с кем можно будет держаться, мать его, за руку, целовать в смеющийся рот и нежно любить, тратя то время, в которое стоило спать. Но всё это точно не с Сяо Чжанем.

Пусть тот не причастен — и слава боженьке! — но всё же ёбнутый. А Ван Ибо эти приключения больше не нужны. Староват он для этого. В двадцать — даже в двадцать пять — прикольно. Помогать кому-то. Чувствовать себя гордым спасителем. В двадцать семь — скажем дружно: на хуй нужно! Не-не-не! Никакой такой хуйни!

Так он себя убеждал целое утро. Сама необходимость убеждать — бесила. Миссис Джонс всё же включила свой адский кран, но в то время, в какое уже было можно. Только Ван Ибо всё равно подпрыгнул, запутался в гачах и чуть не завалился башкой в дверной косяк. Сердце бешено забилось в груди, инфаркт приключился у жопы, и Ван Ибо взвыл:

— Миссис Джонс!! Ёбаный ваш кран! А-а-а!

И предъявить ведь было нечего! Бабке и вправду нужно было мыться. Ещё бы она не мылась! 

Разъярённый Ван Ибо набросил кожанку, схватил ключи от машины и вылетел из дома, решив, что позавтракает он в кафе у участка. Потому что ещё один вопль этого блядского крана, и Ван Ибо стреляет в… Да во что угодно! Хоть бы и в яичницу, о которой мечтал.

Какое-то маниакально-депрессивное вышло утро. Предчувствие говорило, что дальше будет только хуже. Так что Ван Ибо решил быть готовым ко всему. Вообще ко всему.

А всё равно оказался не готов.

Моррис отправился по адресу девушки, которая уже давно не училась в школе. Данбар расщедрился на источник, и патрульного Ван Ибо заслал сразу. Как не подумалось-то, что это Фрэнсис Лоуренс навсегда осталось семнадцать, а для её одноклассницы время не замирало. И слава богу. Времени положено течь. 

Иначе можно обнаружить себя завязшим в нём, как муха в меду.

К сожалению, для родителей Фрэнсис Лоуренс время замерло. 

Ван Ибо смотрел в осунувшееся старое лицо совсем нестарой женщины, на набрякшие под глазами мешки, на морщины, раньше положенного исчертившие кожу. Следы скорби и горя, одинаковые для всех и для каждого разные. Мать Китса постарела в один день — резко и невозвратно, а ведь её ребёнок остался жив. Утешить так миссис Лоуренс Ван Ибо не мог. Её девочка, скорее всего, лежала в одном из отсеков холодильника Ритца, дожидаясь своей очереди на опознание.

— Миссис Лоуренс, — тихо позвал Ван Ибо женщину, будто бы впавшую в транс. — Вы узнаёте эту подвеску?

Блестящая глянцем фотография легла на журнальный столик, блик скрыл лепестки цветка, увенчанного жемчужиной. Потянулись дрожащие пальцы, и Ван Ибо с досадой подумал, что миссис Лоуренс, похоже, пьёт. Грустная и чертовски частая история. Где, интересно, мистер Лоуренс? Или их брак, как и многие, не пережил пропажи ребёнка? Бесконечный круговорот вины и взаимных обвинений перемолол когда-то теплившуюся здесь любовь? А может, и ярко горевшую.

Дом был уютным. Может, слегка запущенным, как говорят — уставшим. Но Ван Ибо хотел бы жить в таком. Где на диване — мягкий плед, и подушка смята так, что понятно: на ней часто и много лежат. Оставалось надеяться, что читая книги, а не напившись до беспамятства.

— Это Фрэнни, — всхлипнула миссис Лоуренс. — Брэдли дарил. Ходил с родителями на какой-то мастер-класс и там сделал. Где вы её нашли, офицер Ван? Фрэнни в порядке?

И подняла полные надежды глаза. Ван Ибо захотелось застрелиться.

Не соврёшь, и никак не поможешь, да ещё выбирай самые обтекаемые формулировки: вдруг всё же не лежит Фрэнни Лоуренс в холодильниках доктора Ритца. Хоть и вряд ли. 

— Свидетели нашли подвеску недалеко от Ред-Крик, где плантации.

— Ох, Фрэнни! — воскликнула миссис Лоуренс и зарыдала. 

Она прикрывала лицо руками, тонкая кожа обтягивала суставы, блестела совсем по-старушечьи на кистях. Ван Ибо хотелось бы её подбодрить, взять за руку, обнять… Как-то помочь. Помочь он не мог. Долбаный вестник смерти.

В дверь позвонили, Ван Ибо нахмурился, а вот миссис Лоуренс явно обрадовалась, утёрла мокрые щёки, слабо улыбнулась.

— Простите, это Шон, он приходит помогать нам… Простите, я открою.

Ван Ибо кивнул. Поднялся за ней, чувствуя себя не на месте. Хотелось извиниться и уйти, но было нельзя. Нужно было расспросить миссис Лоуренс, расковырять её рану, ткнуть куда побольней. И ведь не обойтись без этого. 

На каминной полке стояли фотографии. Мистер и миссис Лоуренс, явно только что поженившиеся, молодые и смеющиеся. Толстощёкая серьёзная девочка лет трёх, потом — она же, щёки никуда не пропали, — лет десяти. А потом — красавица. Теперь она улыбалась, а щёки наконец перестали быть слишком большими, Фрэнни их догнала.

— Доброе утро, миссис Лоуренс, — раздался знакомый голос, и Ван Ибо опешил. — Вот, это продукты. Как себя чувствует мистер Лоуренс?

— Сколько раз я просила называть меня Карен? — шутливо погрозила пальцем миссис Лоуренс. — Грег в порядке, сегодня в офисе. Проходите, Шон, у меня офицер…

— Детектив Ван, — мурлыкнул Сяо Чжань, привалившись к косяку двери. — Какой сюрприз! Не могу лукавить — приятный.

— Не очень! — рявкнул Ван Ибо. — На пару слов! Прошу прощения, миссис Лоуренс!

И оставив её — “зовите меня Карен” — растерянно хлопать глазами, схватил Сяо Чжаня за локоть и вытащил в прихожую.

— Ты что здесь делаешь? — прошипел Ван Ибо, прижав Сяо Чжаня к двери. — Ты охренел?

— Как напористо! — И затрепетал, козёл, ресницами. Ван Ибо навалился сильней, и Сяо Чжань застонал! Застонал! — Поосторожнее с моими старыми косточками.

— Говори давай! Какого хрена?

— Я хожу к Лоуренсам раз в месяц, — фыркнул Сяо Чжань, глядя прямо в глаза. — Так что это я могу спросить: что ты тут забыл?

И замер. И глаза перестали быть наглыми и смеющимися. Погрустнели, мгновенно потухли и стали ещё красивее. Ван Ибо отступил на шаг, а Сяо Чжань потянулся к руке, зацепился пальцами за рукав рубашки.

— Там была Фрэнни, да? — шепнул и сжал губы так, что они побелели. — Там была Фрэнни…

— Что, не сказала? — с сарказмом спросил Ван Ибо, и тут же пожалел.

Сяо Чжань дёрнулся, как будто его ударили. Лицо заледенело, он глянул — сверху вниз, уничижительно, зло, а только Ван Ибо всё равно понял, что сделал больно.

— Прости, — вырвалось само по себе. 

Он не собирался извиняться — с чего бы? Этот псих сначала говорит, что его позвали мёртвые дети, потом оказывается в доме у родителей потенциальной жертвы, а потом обижается на сарказм? Да рот Ван Ибо ебал! 

— Прости, — повторил он, чтобы наверняка. Стоило выписать себе оплеуху. 

Сяо Чжань посмотрел — пристально, как будто пытаясь разглядеть, что там у Ван Ибо изнутри на затылке написано. Кажется, увиденное удовлетворило, потому что он легонько кивнул.

— Нужно вернуться, — неловко сказал Ван Ибо. — Не стоит заставлять миссис Лоуренс ждать. Но я с тобой не закончил! — и сунул под нос Сяо Чжаню палец, на который тот довольно глупо скосил глаза. — Мы ещё поговорим! 

— Весь в вашем распоряжении, детектив Ван, — сладко вздохнул Сяо Чжань.

— Кончай меня так называть, — буркнул Ван Ибо, у которого привычно сжались джинсы. Не член же привстал, право слово.

— Хорошо, — хищно улыбнулся Сяо Чжань и уронил: — Гэгэ.

Ван Ибо ничего не сказал, только глянул очень выразительно и, как он надеялся, злобно. Потому что член не просто привстал. Вся кровь, до того худо-бедно снабжавшая кислородом мозг, рухнула в трусы. С шумом, будто внутри Ван Ибо решил образоваться маленький, но гордый Уолламан.

— Миссис Лоуренс, — хриплым голосом позвал Ван Ибо, уселся в то же кресло и небрежно (в мечтах) прикрылся подушкой (будто разглядывая вышивку, икеевскую, совершенно незнакомую). — Давайте продолжим наш разговор.

— Конечно-конечно, — отозвалась та, выходя с кухни. — Нужно было убрать в морозилку. Чтобы мы без Шона делали!

— Вам помог бы кто-то ещё, — тепло улыбнулся Сяо Чжань, и у Ван Ибо свело скулы. — И мне совсем несложно, я всё равно езжу закупаться. Почему бы не взять на пакет больше? 

Миссис Лоуренс махнула на него рукой, отметая все возражения. Ван Ибо понял, о чём говорили Вольт и Бейтс: кажется, Сяо Чжань и правда мог бы снять с дерева старушку. Та бы, правда, забралась на сук сама, чтобы подглядывать в окно. За переодеваниями. Возможно, только возможно, на соседнем суку пристроился бы Ван Ибо. И выл на луну. Сяо Чжань покосился на него неодобрительно, будто читал мысли.

— Миссис Лоуренс, расскажите о том, как пропала Фрэнни, — попросил Ван Ибо. — И нам нужна её медицинская карта. 

— Конечно, конечно. Про карту я позвоню Грегу, он должен знать лучше. Он же страховой агент, подскажет клинику… Я, честно сказать, — миссис Лоуренс резко погрустнела, осунулась, вся стекла в своё горе, — уже плохо помню. Последние годы прошли как в тумане…

Алкогольном, подумал Ван Ибо, вздыхая. И осуждать не получалось. Как бы он сам себя повёл, случись с ним такое? Может, и не спился бы, а забрался в ещё большую задницу мира, чем Грейсхилл. Пожалуй, он склонен к побегам больше, чем к алкоголизму.

— Она никогда не убегала, — тихо выдохнула миссис Лоуренс. — Никогда. Тихая домашняя девочка, парень появился только в выпускном классе. Брэдли уговорил её, пообещал, что не будет мешать. Клялся! И не соврал. Фрэнни так много училась, так старалась! Она хотела в Канберру, в университет. А может, и в Окленд. Не хотела застрять здесь, как мы с отцом. Я всю жизнь отработала на плантациях, я ведь агроном. А Фрэнни хотела выбраться… А теперь… Она ведь там, да? Детектив Ван, вы нашли мою девочку?

Сяо Чжань не дышал, вцепился в спинку дивана за спиной миссис Лоуренс и смотрел перепуганными глазами, обведёнными красным. И она смотрела — глазами, полными слёз. Ван Ибо сглотнул под этими взглядами, не зная, какой тяжелее вынести — материнский, которого он ждал, или принадлежавший Сяо Чжаню. Сердце сжалось, что-то перевернулось в груди, и Ван Ибо покачал головой, откладывая наконец эту ебливую подушку. Хотя ебливая тут вовсе и не она, конечно…

— Пока рано говорить, миссис Лоуренс. Пока что только подвеска. И нам нужна медицинская карта Фрэнсис.

— Никто её так не называл. Только Фрэнни.

Шёпот показался громче крика, и Ван Ибо захотелось выскочить из этого скорбного, мёртвого дома, заорать что-то матерное и злое, поцеловать Сяо Чжаня, ударить его в лицо, сделать хоть что-нибудь, чтобы выбраться наружу, выбраться из самого себя. Он остался сидеть, глядя, как плачет миссис Лоуренс; на её острое, иссушенное горем и джином плечо легла рука Сяо Чжаня. Маленькая, изящная.

Захотелось проверить — правда ли такая горячая, как приснилось.

Ничего толкового узнать, конечно, не вышло. Фрэнни Лоуренс должна была вернуться с подработки — магазинчик миссис Миллер в центре предлагал мужские рубашки и галстуки. Ван Ибо тоже одевался там; кажется, и рубашка Сяо Чжаня была оттуда — пальцы теребили рукава. Нужно было опросить работников, но… Скорее всего, те повторят то, что и так записано в деле о пропаже семнадцатилетней девочки: попрощалась, улыбнулась и растворилась в воздухе по пути на автобусную остановку. Или на самой остановке, или исчезла прямо из автобуса. Никто не видел Фрэнни Лоуренс… Потому что люди не обращают внимания на обыденные события, а если не было драки, то…

Она могла встретить знакомого, решить заехать к нему — забрать что-то, отдать что-то, поиграть с новорождёнными щенками, что угодно ещё. Могла решить выпить пива на домашней вечеринке одноклассника, могла поехать за книгами. Если не волновалась Фрэнни, то не волновались и окружающие. А значит, не запоминали ровным счётом ничего. 

— Дерьмо, — выдохнул Ван Ибо, глядя в пронзительное осеннее небо. — Ебучее дерьмо.

— Ты завтракал? — тихо спросил Сяо Чжань, и Ван Ибо скосил на него глаза. — По средам мы с Линой завтракаем здесь в дайнере. Пойдёшь?

И Ван Ибо пошёл. Желудок уже тянуло, нужно было поесть, выпить таблетки, встретиться с Моррисом. Но было ясно, что ничего толкового не найдётся. Все повторят свои истории, рассказанные десять лет назад. А ведь они с Фрэнни ровесники, неожиданно понял Ван Ибо, и стало ещё гадливее. Он поступил в университет, наткнулся на Китса, сбежал в Грейсхилл и прятался тут уже долгие четыре года. А девчонка не уехала дальше Ред-Крик. Так и осталась на клубничных плантациях.

— Доброе утро! — раздался радостный голос, и Ван Ибо пришёл в себя. — Шон! Вы сегодня с другом?

— Хотел бы я! — весело откликнулся Сяо Чжань. — Но это грозный детектив Ван, подозревает меня во всех грехах! Помните ту беседку? Её тоже я!

— Да вы что! — округлила глаза официантка и всплеснула руками, отчего кофе в кофейнике опасно покачнулся. — А выглядите таким приличным! Проходите, Лина уже звонила, скоро прибежит. Вам как обычно? — Сяо Чжань кивнул. — А вам, грозный детектив Ван?

От явного заигрывания Ван Ибо растерялся, как обычно, заледенел и попытался что-то сказать, совсем запутался в словах и поспешно спрятался за Сяо Чжаня. Оттуда буркнул:

— Кофе.

— И никакой еды? — подняла брови смеявшаяся над ним, без сомнений, девушка.

— Яичницу.

— Не слушайте его, — прервал идиотизм Сяо Чжань, и Ван Ибо от облегчения выдохнул. Уши горели. Всегда его пугали такие женщины — самоощущение падало до семи, хотелось вцепиться в материну юбку и спрятать лицо в тканевых складках. — Блинчики и клубничный пирог! Он ведь уже готов?

— А как же! — сверкнула улыбкой официантка. — Будет в лучшем виде! Садитесь!

Ван Ибо покорно проплёлся к столику у окна, на который указал Сяо Чжань. Смущение горело в ушах, трогало изнутри щёки, и хотелось спрятаться под столом. Никогда больше не показываться на глаза людям. В общем, Ван Ибо был совсем не рад обнаружить напротив улыбающегося Сяо Чжаня.

— Дора пугает, правда? — заговорщицки шепнул он. — Когда я приходил сюда первые несколько раз, замирал, как кролик перед удавом. Она щебетала, щебетала…

— Приходилось его спасать, — весело закончила Лина, рушась на дерматиновый яркий диванчик рядом с Сяо Чжанем. — Доброе утро. Вы больше не думаете, что Чжань-Чжань страшный убивец?

— Кофе! — объявила официантка Дора, грохая на столик поднос с чашками. — Убивец? А, вы про беседку! Шон, как не стыдно так принижать свои заслуги! 

— Не льстите мне, милая Дора! — прижал к груди руки Сяо Чжань. — Видите, все подозрения сняты, и детектив согласен преломить со мной хлеб!

Да я б и не хлеб преломил, подумал Ван Ибо. Кровать бы вот… Нет, ерунда какая-то! Он наконец встряхнулся, схватил кружку, уже полную до краёв чёрным как смоль кофе, щедро отхлебнул, чуть не потерял глаза: они вытаращились на максимум — от жара и горечи, от мгновенной бодрости, снизошедшей на, так сказать, организм. 

— Чудесный кофе! — провозгласил он, справившись с собой, глотком и насмешливым взглядом Доры. — Я бывал во многих местах, выпил галлоны кофе и могу смело сказать: у вас чертовски хороший кофе!

— А ещё клубничный пирог попробуете — и совсем влюбитесь! — зашептала Лина. — Мистер Сегал так их любит, что я приезжаю каждый день! 

— И блинчики отличные, — вставил Сяо Чжань. 

Ван Ибо решил, что утром не до конца проснулся. Возможно, вина тут была на миссис Джонс: трубы заорали не ко времени, потому он, как белый человек, проспал до будильника. В этом и было всё дело. Вместо будильника заиграли трубы апокалипсиса (хотя и обошлось без миссис Джонс), и теперь все они то ли угодили в “Алису”, где вместо чая подавали кофе, то ли это просто температурный бред.

Для верности Ван Ибо даже осмотрелся, но дайнер выглядел совершенно обычно: стойка, клетка плитки, рыжий дерматин диванов, яркий пластик столов. В кафешку будто наблевали скитлзом, но это как раз не смущало. А вот всё остальное… Дора, расставлявшая чистые чашки; посетители — занято три столика, сидевшие за ними то и дело поглядывали на хихикающих Сяо Чжаня и Лину Чжан; эти двое, трепавшиеся о какой-то ерунде; сам Ван Ибо, застывший истуканом. Он хлебнул кофе — на этот раз поменьше, чтобы не обжечься. Со второго глотка кофе стал и правда хорош. Ван Ибо наконец зажмурился. 

Желудок недовольно кольнуло. Но Ван Ибо знал, что так будет: каждое серьёзное дело кончалось приступом гастрита. А с делом девочек из Ред-Крик он рисковал заехать в больницу с язвой. Главное, чтобы не прободение.

— …Тревор меня достал! — воскликнула Лина Чжан, и Ван Ибо вздрогнул. — Чжань-Чжань, невозможно ведь быть таким занудой! Зачем, зачем я согласилась пойти с ним на свидание?

— Ты потом с ним согласилась съехаться… — меланхолично заметил Сяо Чжань, с весельем поглядывая на Ван Ибо. — И ты пугаешь нашего детектива.

— Уверена, что сортировка носков по цветам пугает детектива Вана меньше, чем вооружённые грабители!

— Даже не знаю, меня бы пугала больше.

— Потому что ты свинтус! 

— Это творческий беспорядок!

— Я тоже сортирую носки по цветам, — неожиданно подал голос Ван Ибо. Для самого себя. — Правда, они у меня все чёрные.

— И как тогда проходит сортировка? — удивился Сяо Чжань.

— Те, которые стали серыми, пора выбросить.

Лина Чжан приоткрыла рот, а Сяо Чжань неожиданно хрюкнул, а потом и вовсе рассмеялся, и от глаз его разбежались морщинки.

— А ты смешной, — фыркнул он, щурясь на Ван Ибо.

— Это у тебя просто с чувством юмора полный провал, — вздохнула Лина.

— Ваши блинчики, пироги и американский завтрак! — объявила Дора.

И стол заполнился тарелками. Дальше они молчали. Ван Ибо пытался уговорить себя не жрать с такой скоростью, что рискуешь перепутать с блином тарелку и откусить фаянс. Выходило плохо: блинчики были пышные, горячие и жирные, на их тёмной шкурке блестел клубничный сироп и с чёрным, как душа Сяо Чжаня, кофе они сочетались прекрасно. 

А Сяо Чжань вкушал. Слово “ел” не подходило тому, как изящно и аккуратно он отрезал уголок блинчика, как элегантно подносил вилку ко рту, как нож вежливо не издавал ни звука, скользя по глянцевой поверхности тарелки. Раньше у Ван Ибо никогда не вставал на то, как кто-то ест блинчики в сбежавшем из американского фильма дайнере. А теперь вот встал, и пришлось заложить ногу на ногу.

Джинсы привычно стали меньше, а в них стало жарче, и даже как будто чуть-чуть влажно. Резкое потепление в области паха. Возможны осадки из спермы. Ван Ибо хрюкнул, поймал недоумевающий Линин взгляд, а Сяо Чжань посмотрел совсем по-другому, словно что-то понимал. Раскрасневшийся от горячей еды и кофе, с прилипшей ко лбу тоненькой прядкой, Сяо Чжань походил на грех. И чёрт подери, Ван Ибо сейчас бы так нагрешил! Можно прямо в кабинке здешнего туалета. Потом пришлось бы вымаливать прощение на исповеди, а ведь в бога он даже не верил. 

А потом вспомнилась Фрэнни, улыбавшаяся с каминной полки, её грустная, навсегда искалеченная мать… И трупы, которые поднимали из саванной пыли, облепившей иссохшуюся кожу. Не к столу, конечно, воспоминание… Но Ван Ибо знал, что чем дальше, тем больше он будет думать только о них, о девочках из Ред-Крик, о том, кто оставил их в лесу, едва забросав землёй. Насколько нужно быть самоуверенным и ленивым, чтобы обойтись с ними так? Почему бы не увезти дальше, где их никто никогда не нашёл бы, где их бы сожрали дикие звери, быстрее, чем Ван Ибо успел бы пропищать “паук”? 

Хмурясь, Ван Ибо сунул в рот последний блинный укус, залил кофе и откинулся на дерматиновый бок, стараясь не позволить мыслям испортить чудесный завтрак. Ну зато стояк прошёл. С ним, блядь, тоже надо было что-то решать. Нельзя же было вот так — видеть симпатичного парня и терять голову, пытаясь припрятать вздувшийся на джинсах бугор! 

Сяо Чжань промокнул салфеткой губы, улыбнулся — тепло и ласково, и Ван Ибо чуть было не закричал. Не в стояке было дело! Сердце трепетало в груди, вообще не слушая мозг. Псих он там или нет, а тело Ван Ибо решило, что Сяо Чжань отлично подходит на роль великой любви. А уж нетушки! Нет! От Китса ещё не оправились! Съездить в Мэйнсфилд, найти кого-нибудь на один раз! Механическая ебля — всё, что нам нужно!

— Лицо у вас такое, детектив Ван, — восхитилась Лина Чжан, — сразу видно, о деле думаете!

Захотелось лечь тем самым лицом в пустую тарелку от блинов. И умереть.

— Освобождаем местечко! Пирог готов! Лина, для мистера Сегала вот-вот допечётся, мы сразу в термосумку! — объявила Дора. — Передавай ему не только наш горячий пирог, но и мой пламенный поцелуй!

— Ему семьдесят, Дора! — засмеялась Лина Чжан. — А ты развратница!

— Просто я знаю цену опыту! — закатила глаза Дора. — Но мистеру Сегалу и правда привет. Как он?

— Хорошо, — ответил вместо Лины Сяо Чжань. — Носится с новым сортом винограда, я уже умираю от идей, какую именно нужно подготовить этикетку.

— Профессионал! Новое вино из Грейсхилла! — мечтательно вздохнула Дора. — Может, и про нас в газете напишут? Что мистер Сегал очень любит наши пироги? Туристы валом повалят…

И ушла, погружённая в мечты. Они втроём — Сяо Чжань, Ван Ибо и Лина Чжан — переглянулись. Лина сокрушённо покачала головой, Ван Ибо вздохнул и вонзил в пирог вилку, а Сяо Чжань молча подлил кофе в кружки. Никаким туристам Грейсхилл был не интересен. Разве что теперь поедут. Когда в Канберре и Сиднее станет известно о серийном убийце, которого прохлопала полиция округа. Ван Ибо вот прохлопал.

— А сейчас совсем грустный стал, — громким шёпотом провозгласила Лина Чжан. — Большая сила — большая ответственность.

— Ешь, — вздохнул Сяо Чжань и ткнул в сторону подруги вилкой. — Будь серьёзнее.

— Я на работе серьёзная. А вне работы можно и дурить, — отмахнулась Лина. — Так что, детектив Ван, нужен нашему Чжань-Чжаню адвокат? А то вы не смотрите, что я прелесть какая дурочка, а юридический в Сиднее кончала. Сама не справлюсь, так друзей на уголовке у меня мно-ого!

И улыбнулась таким количеством зубов, какого у обычного человека быть не могло. Как акула посмотрела с миловидного лица. Ван Ибо захотелось перекреститься — вдруг бы помогло. Тем более что благовония и талисманы он с собой не носил. А пора было начинать. А их и дома-то не было…

— Пока что сложно сказать, — пожал плечами Ван Ибо. — У нас нет ни точных дат, ни имён, ничего. Откуда я знаю, может, каждый раз, когда кого-то похищали, господин Сяо домой на каникулы приезжал.  

— И сразу сюда, — серьёзно кивнул Сяо Чжань. — Грейсхилл — моя давняя мечта. Всегда хотел тут оказаться.

— Но ведь оказался.

Лина Чжан поджала губы, а Сяо Чжань опустил глаза. Внутри Ван Ибо заорала сирена — корабельная, здоровенная, такая, что впору проверять своё водоизмещение. Он пристально уставился в лицо Сяо Чжаня.

— Кстати, а как так вышло, что выпускник Оксфорда, бакалавр изящных искусств, магистратура, кажется, сиднейская?..

— Канберра, — тихо поправил Сяо Чжань.

— …оказался в такой-то жопе мира?

— Ну эй! Повежливее! Я тут родилась и выросла, между прочим, — вскинулась Лина, но тут же притихла. — А что? Хорошее место? Хороший город.

— Замечательный. Только вот нет здесь ни хрена.

— Виноградники есть. Одна из лучших винокурен страны, — вежливо выдавил Сяо Чжань. — Им требовался дизайн, а мне — строка в резюме. Я веду полный ребрендинг. Это престижно.

— Жить в Грейсхилле?

— Детектив Ван ведь тоже оказался здесь, — сладко улыбнулся Сяо Чжань, и показалось, что и у него зубов — как у акулы.

Ван Ибо поморщился. Да… Он тоже оказался тут. А всё Китс… И собственный идиотизм, конечно. Когда начинают следить за каждым твоим шагом и требовать отчёт о причинах пятиминутной задержки, нужно валить как можно скорее, а не… Отчитываться. Может, и дрочить перестать? Всё ж рука его, а он тоже знатное ебанько.

— Это были… Личные обстоятельства.

— Вот и у меня, — вздохнул Сяо Чжань, — личные.

Представились какие-то личные обстоятельства — высокие, мускулистые, непременно блондинистые, которые нагибали Сяо Чжаня над столом и трахали так, что у того тряслись ножки. У Сяо Чжаня или стола в целом — неважно. В груди стало тесно, во рту — кисло, а в голове — очевидно пусто. Потому что какое, блядь, Ван Ибо дело до личных обстоятельств Сяо Чжаня. Никакого ведь!

— Пирог мистера Сегала! — объявила Дора. — Всё вам понравилось? Детектив Ван, свет очей моих, передавайте своим, что полицейским десять процентов скидки! Я знаю, вы все обедаете у Торсона, но если вдруг в наших краях, то мы со всем почтением!

— Почему это звучит так пошло? — жалобно спросил Ван Ибо.

— Потому что я очень стараюсь, — улыбнулась Дора, разглаживая передник. — Я вообще очень старательная.

И подмигнула. А Ван Ибо вспыхнул.

От ужаса. Ему ведь женщины даже не нравились! Что же тогда Дора творила с нежными душами гетеросексуалов? Сразу утаскивала в ад? Лисица, как есть лисица! Потому и рыжая!

 — Клубничный блонд, — поправила Лина.

— Я что, вслух говорил?

— Начиная с признания в предпочтениях, — подтвердил Сяо Чжань. — Мы с Линой очень ценим. Оч-чень!

— Особенно вот он, — невежливо ткнула в Сяо Чжаня Лина, подхватывая термосумку. — А у меня сестра без парня. И с кем её знакомить? Все приличные парни-азиаты предпочитают члены, а неазиата мои родители после Тревора не перенесут! Хотя отец в восторге от того, что тот бухгалтер. Возможно, его усыновят.

И уцокала каблучками на выход.

— Возможно, поэтому я гей, — задумчиво сказал Сяо Чжань. — Женщины ведь пугают.

Ван Ибо согласно промычал. А потом подумал и заказал им с Сяо Чжанем ещё по порции пирога. Нужно же было пользоваться тем, что вокруг Грейсхилла по всем Грейсовым холмам росла клубника. 

В морге было сумрачно. Ван Ибо, честно говоря, не совсем понимал, как так выходило. В Аделаиде здание было современное, светлое, с широкими коридорами и яркими лампами дневного света. А всё равно сумрачно. В Грейсхилле вопросов не возникало: старый дом, ещё викторианской постройки, тёмный кирпич, арки потолка и расположение в подвале. Как не быть здешнему моргу мрачным. Другое дело, что чаще доктор Ритц вскрывал старушек, неудачно упавших в предсмертной агонии, стоило безутешным детям выйти из дома. Жертвы убийств оказывались здесь очень и очень редко. Так редко, что Ван Ибо за четыре года бывал в морге только на вечеринках. Целых двух. 

А теперь вот работали все холодильники, моргали индикаторы температуры, из-за стенки что-то гудело — видимо, и техника не ожидала подобных нагрузок. Доктор Ритц сидел за своим столом, уныло глядя на шесть стопок бумаги. На каждой красовался весёленький стикер, в маленькой вазочке желтел цветочек. Вроде бы даже свежий.

— Дочь старается, — тоскливо пояснил доктор Ритц. — Устроилась сюда санитаркой и подлизывается. Хочет новую машину. А я ещё старшей ипотеку не выплатил. 

— А сама она?

— Учится. Да и пускай учится, у неё стипендия. Ещё и университет к ипотеке и, очевидно, машине, я не потяну.

— Может, старик Даг?..

— Ищет уже ей седан, — кивнул доктор Ритц и посмотрел неожиданно цепким взглядом на Ван Ибо. — Как ты у нас уже освоился. А ведь ничего не понимал в таких маленьких городках, а, столичный житель? 

— Везде своя прелесть, — развёл руками Ван Ибо. — Так что, доктор Ритц? Что вы мне скажете?

— Был бы толк, я б минут десять говорил только матом. Впрочем, попрактикуюсь в этом с твоим начальником. Он ведь так и не нашёл имена?

Я — не нашёл, подумал Ван Ибо, отрицательно качая головой. Потому что и правда не нашёл.

Не пропадали в Грейсхилле девочки. Не нашлось столько пропавших. Их всего было пятеро за последние десять лет. Одна из них — Фрэнни Лоуренс — может, и лежала здесь, но остальные… Оливию Спаркл видели в Порт Дуглас, кажется, она спивалась подальше от дома, Сюзанна Ричмонд ответила на звонок сама, потому что мирно жила в Сиднее со своим мужем, с которым и уехала, едва ей исполнилось восемнадцать, но так и осталась висеть в древней базе Грейсхилла. Зендею Холмс видели в Куинстауне, где жил её отец, и судебный процесс всё тянулся и тянулся, но правительства никак не желали договориться. И только Миранда Браун исчезла без следа. Но пропала три года назад. Если одна из девочек и была ею, то установить это будет непросто. 

У Миранды не было пломб, а главное, кровных родных.

— Только Миранда Браун.

— Так я и думал. Плохо работает старина Барнс! Всё ему выскажу.

Я — плохо работаю, подумал Ван Ибо. 

Запрос, конечно, ушёл в Мэйнсфилд и дальше, телефонный звонок дотянулся и до Аделаиды, и старый друг Джерри обещал покопаться, но… Девочек было шесть. Одной из них — не больше двенадцати лет. Даже Ван Ибо видел, какая она крошечная, какой узкий у неё таз, и как мало её личико, ссохшееся размером до кулачка. Доктор Ритц смотрел на неё сквозь очки, увеличивавшие его глаза, и Ван Ибо думал о том, как тяжело было вскрывать эти тела, когда собственная юная дочь выпрашивала машину. Цветочек принесла папе на стол. Весёленькие ярко-зелёные стикеры.

Неестественного зелёного, каким не бывает ни трава, ни листва, ничего в целом мире. Хотелось орать, как коала, свалившаяся с эвкалипта. А эти обдолбанные злобные твари охренеть как умеют орать. Ван Ибо хотел так же. Орать, глядя на кислотный стикер, иногда биться головой о землю и делать что-нибудь ещё такое же бесполезное.

— Изнасилованы, конечно, — мрачно начал доктор Ритц, как только выкатил все полки с девочками. — На старых телах только косвенные следы, на самом свежем есть сперма, но я не думаю, что получится извлечь ДНК. Слишком поздно мы её нашли… Но я собрал всё, сегодня же Моррис едет в Аделаиду, передаст в лабораторию. 

— Нужно как следует…

— Не учи меня делать мою работу, щенок, — добродушно оборвал доктор Ритц. — Всё сделаю по правилам. Если образец будет, то он будет пригоден для суда. Это я тебе обещаю. 

Ван Ибо кивнул. Посмотрел снова в оскаленные девичьи черепа. Почему весь мир так гонится за красотой, если она исчезает первой. Чаще — а так и должно быть — ещё при жизни, но иногда — вот так. Слезает клочьями с костей, повисает лоскутами обглоданной то ли временем, то ли зверьём плоти. Красота… 

Вспомнился Сяо Чжань. Его улыбка, его глаза — обведённый красноватой тенью длинный хвостик внешнего уголка, изящество его руки, изгиб губ, родинка у нижней, в которую Ван Ибо поцеловал бы. И целовал бы снова и снова, приветствуя и прощаясь. Красота. Сяо Чжань ведь был чертовски красив. И сам Ван Ибо был красив. Он это знал, как можно не знать, когда в университете на вечеринках вешались на шею и девчонки, и парни посмелей, и можно было целоваться в тёмном коридоре, пока не придёт время идти пошатываясь домой. 

А потом был Китс — тоже красивый, белозубый и тонкий, с копной этих его волос, доставшихся от бабушки-креолки. И как растаяла его красота — осталась, но растаяла, исказилась в истериках, смазалась плачем и драками, тем, как он впивался ногтями Ван Ибо в руки, не желая ничего слышать. Злоба и ярость заменили красоту.

А у этих девочек красоту украла сама смерть. Примерила их лица, а потом сгноила, отдав на растерзание… времени или зверью. Ван Ибо повторялся.

— Конечно изнасилованы, — пробормотал Ван Ибо. — Как?

— Вагинально, анально. — Доктор Ритц поднял очки на лоб. — Мягких тканей на лице почти не осталось, сказать о том, имело ли место оральное насилие, сложно. Может быть. Множественные ушибы, гематомы, вот у этого тела сломаны рёбра.

— Их били, — резюмировал очевидное Ван Ибо. — Ещё плохие новости?

— Их где-то держали. По меньшей мере сутки. В желудках пусто. У каждой. Вряд ли все они в день похищения решили разгрузиться. Их где-то держали, детектив Ван. Насиловали, пытали, морили голодом. А потом выбросили, чуть завезя в лес. 

В прозекторской повисла тишина. 

Солнце — закатное — пробралось в подвал, расчертило своими следами полы. Девочки из Ред-Крик молчали, ведь у них не осталось ртов. Молчал доктор Ритц. А вслед за ним и Ван Ибо. 

— Что ещё, доктор Ритц? — наконец выдавил Ван Ибо. — Нашли на них что-нибудь?

— На двух телах одинаковые серые волокна. Не пойму, плед это или какая-то одежда… Отправлю в Аделаиду тоже. Но вот стоит присмотреться к тем, у кого есть серые пледы или свитера. Или и/или.

— У меня есть.

— Внимательно посмотрите на себя в зеркало, — очень серьёзно кивнул доктор Ритц. — Убедитесь, что вы никого не убивали.

— Доктор Ритц.

— Молодой человек, я больше ничем не могу вам помочь. Все отчёты будут на столе Барнса к концу недели, в его арсенале, возможно, появится парочка новых ругательств, но на этом всё. Тела в очень плохом состоянии. Я даже не могу назвать вам орудие убийства. Даже причину смерти могу только предположить. Похоже на удушение, но… Гортань цела, подъязычная кость тоже. Но других следов — колющего оружия, огнестрельного, да хотя бы проломленного черепа — нет. Так что имеем то, что имеем. Сперма, скорее всего, полностью деградировавшая в летнем зное, серые волокна. Девочек били. И богом клянусь, не найдёте того, кто это сделал, я лично отстригу вам яйца, детектив Ван. Они вам дороги?

— Очень, — не покривил душой Ван Ибо.

— Вот и берегите их, — многозначительно кивнул доктор Ритц. — А теперь выметайтесь. Проверьте, я не знаю, тех, кто сидел за изнасилования. 

— В городе их двое, — мрачно ответил Ван Ибо. — И оба клянутся, что завязали.

— И вы им верите? 

— Не особо. Но пастор Джефферсон даёт блестящие характеристики.

— И пастора проверьте, — кровожадно велел доктор Ритц. —  Дороги яички, так бегайте быстрее, детектив Ван.

— А Барнсу вы тоже угрожаете?

— Конечно. Ему ещё и коленные чашечки раздроблю. И переломаю ладьевидные косточки, чтобы рука на пиве не смыкалась. 

— Страшны вы в гневе, доктор Ритц.

— Это я пока не в гневе, — злодейски ухмыльнулся доктор. — В гневе я обойдусь без предупреждений.

Из морга Ван Ибо вывалился в священном трепете. Рисовались картины: серийный кастратор доктор Ритц ночами пробирается в дома честных копов и отрезает яички. А их командующему ещё и коленки. А за пиво не взяться! Страшный человек, страшные угрозы. Спать придётся при свете и забаррикадировавшись. Но это слабо поможет, ведь доктор Ритц проберётся в окно! 

На Сяо Чжаня Ван Ибо натолкнулся, подпрыгнул от неожиданности и испуга, а потом перепугался по-настоящему. Тот стоял, глядя на подвальные окна, и глаза были пустые и мёртвые, как были тогда, в то долбаное понедельничное утро, с которого Ван Ибо не видел ни выходного, ни покоя. 

С последней их с Сяо Чжанем встречи прошла неделя, сегодня они с Линой Чжан снова ели блинчики и пироги, а Ван Ибо засовывал в себя стряпню бугая Ларри. Им выпало ночное дежурство, а к плите Ван Ибо не пускал даже бугай Ларри. Но Сяо Чжань выглядел плохо: стал ещё тоньше, чем был, лицо осунулось и посерело. А теперь, когда на нём не было ни улыбки, ни светящихся смехом глаз, казалось, что он и вовсе наполовину умер. И теперь с его лица смотрело что-то другое — древнее и всезнающее, жуткое до того, что у Ван Ибо похолодело в паху. Те самые перепуганные доктором Ритцем яйца явно пытались втянуться в живот и превратиться в яичники. С маскировкой оно всяко безопаснее.

— Эй! — шёпотом позвал Ван Ибо и встряхнул Сяо Чжаня за плечи. — Эй! Чжань-гэ!

— Они зовут, — прошелестел тот. — Они меня зовут. Нужно идти. Нужно идти, я им нужен. Зовут… — И улыбнулся, жутко, как оскал голого черепа, как будто губы уже сгнили, осыпались прахом. — Приходи, приходи, приходи. Шепчут мне “приходи”...

Голос его упал до едва слышимого, стал почти неразличим, а глаза всё глядели на подвальные окна. Ван Ибо попытался снова — встряхнул, заглянул в лицо, положил осторожно на щёку ладонь. А Сяо Чжань всё смотрел, и губы у него шевелились. 

Темнело. Солнце уже село, спряталось за дома и теперь просачивалось за горизонт, утекало в холмы. И представилось, как они открываются, как выходят из них… да пусть бы и эльфы. Красивые и совсем мёртвые, и идут все как один сюда, где Ван Ибо не перестаёт заглядывать в помертвевшие всезнающие глаза, и Сяо Чжань превращается в одного из пришедших.

— Сяо Чжань! — рявкнул Ван Ибо и встряхнул за плечи так, что у Сяо Чжаня клацнули зубы. — Приди в себя!

— Приходи, — снова прошептал тот, но глаза изменились, будто откуда-то из самой глубины на Ван Ибо смотрело нечто сознательное. — Детектив Ван…

Веки Сяо Чжаня дрогнули, губы приоткрылись. Он всё ещё смотрел, как сомнамбула, не отражалось ничего на лице, но Ван Ибо продолжил пытаться — снова встряхнул, помотылял Сяо Чжаня из стороны в сторону, схватил за руку и потащил к машине. Почему-то казалось: увезти его от морга — и станет проще. Сяо Чжань покорно шёл, покорно сел, механическим движением пристегнулся, и Ван Ибо сорвался с места. Адрес Сяо Чжаня он помнил — хотя отчаянно хотел бы забыть. 

Потому что он человек совсем не жуткий, и предпочитал бы выбирать обходные пути. Но не выбирал. Потому что адрес у него был, а городок небольшой… Наверное, потому что он человек, в общем-то, жуткий. 

Сяо Чжань на соседнем сиденье молчал, привалившись к окну, безучастно глядел на загоравшийся кухнями город. Хозяйки начинали готовить ужин, встречать с работы своих мужей. Сонная патриархальность Грейсхилла по первости поразила Ван Ибо, а потом даже понравилась. В городе предсказуемости жилось лучше, дышалось легче. После Китса он предпочитал такое. 

И плевать, что приходилось бегать по кустам и ловить подростков, заблудившихся в поисках травки.

Сяо Чжань позволил вынуть себя из машины, посмотрел непонимающе, но человечно. Облегчение накатило на Ван Ибо, сердце наконец застучало быстрее, заполошнее, взмокли ладони и свело загривок — будто поднялась на нём шерсть.

— Детектив Ван? — шепнул Сяо Чжань. — А вы?.. А где моя машина?..

— Что ты забыл у морга? — зашипел Ван Ибо, наступая на Сяо Чжаня так агрессивно, что тот попятился и едва не свалился, усевшись на задницу. — Какого хрена тебя всё время несёт куда-то? Я куда не сунусь, везде ты!

— Это свободная страна! — возмутился Сяо Чжань. — Почему я не могу выехать в центр города?

— И пытаться вломиться в госучреждение?! Сяо Чжань!

— А я пытался вломиться? — в священном ужасе переспросил тот. — Никуда я не пытался!.. Я просто приехал к миссис Миллер, мне нужна сорочка… 

— Ещё скажи, что не вынюхивал про Фрэнни! 

— Нет! Ну… немножко, — признался Сяо Чжань, всё ещё ничего не понимающий и выглядящий так искренне, что хотелось ему поверить. — Мне же любопытно! Я знаю и Лоуренсов, и это мы нашли тела…

— Ты! Ты их нашёл, и я до сих не понимаю как! — взревел Ван Ибо и схватился за Сяо Чжаня в явном намерении трясти, пока тот не расскажет. 

И будто слова послужили сигналом — мертвячье залило глаза Сяо Чжаня, он глянул сверху вниз, растянул губы в страшной, беспощадной улыбке и прошептал:

— Потому что они позвали. — Моргнул, и всё прошло.

Снова перед Ван Ибо стоял Сяо Чжань, смотрел спокойно, даже изучающе. Как школьник разглядывает распятую на предметном столике лягушку, примеряясь к скальпелю. Пора ведь вскрывать, как лучше начать разрез?

— Позвали! — простонал Ван Ибо и потянулся вперёд.

Рот Сяо Чжаня оказался удивлённым и жарким, а руки ледяными, как та самая лягушка, которую мисс Рейн достала из классного холодильника. Язык скользнул вдоль языка, затылок идеально подошёл к руке, а грудь упёрлась в грудь. Сердце колотилось, в паху разгорался пожар, а в голове лихорадочно билась мысль: ну я же не сплю с психом, просто его срочно нужно было поцеловать.

И Ван Ибо поцеловал. Пососал язык, прихватил губами нежную нижнюю, совсем рядом с родинкой укусил, снова толкнулся внутрь, за границу белых, чуть кроличьих зубов. Сяо Чжань сжимал одной рукой большой палец Ван Ибо, а второй — воротник кожанки у самого лица. И прижимался, и целовал в ответ, и был ровно таким, чтобы свести Ван Ибо с ума. И он сводил. Потому что всё меньше получалось думать, и всё больше — действовать.

Целовать. Гладить затылок, висок и скулу, щекотать шею под волосами, пальцами забираться за воротник. Сяо Чжань ёжился и хихикал, но не разрывал их губ, а ведь было пора — кто целуется в самом начале вечера на подъездной дорожке.

Спасла Ван Ибо ступенька крыльца. Об неё он запнулся, почти потерял равновесие и едва не сел на задницу, удержался в последний момент. Отстранился, заглянул в подёрнутые поволокой глаза, а Сяо Чжань посмотрел из-под ресниц, почти смущённо — врал. 

Отчаянно стояло, в паху тянуло и горело так, что пришлось поправить рукой. Сяо Чжань эхом повторил движение, сглотнул, шумно и вязко, и захотелось впиться в зубами в шею, оставить след — бордовый тёмный засос, чёртову грейсхилловскую клубничину поцелуя. И чтобы всем, каждому было видно: Сяо Чжань… 

Додумать Ван Ибо себе не дал. Затряс головой, как пёс, которому в уши попала вода, долго выдохнул, потёр лицо и, наконец обретя какое-то подобие равновесия, глянул на Сяо Чжаня. Тот кусал губу. А она и так была охуеть какой красной, распухшей, как будто Ван Ибо не целовал его, а как следует оттрахал в рот. Немедленно захотелось. И дать себе пинка.

— Не приближайся к моргу, — хрипло велел Ван Ибо. — Не лезь в это. Тебя и так подозревают. И плевать на твои Оксфорды. Ты ведь и правда возвращался, а тут ни имён, ни лиц, мы в душе не ебём, кто эти девочки. Не подставляйся.

— Волнуешься? — мягко спросил Сяо Чжань.

Ван Ибо замолчал. Прикрыл глаза, досчитал до десяти, чтобы не накрутить наглого лисьего хвоста.

— Да, — ответил наконец, и Сяо Чжань застыл, раскрыв рот. — Ключи от тачки давай. Отправлю патрульного.

На ладонь лёг нагретый чужим карманом металл, ключи звякнули, а Сяо Чжань смотрел во все глаза. Они снова были другими — не насмешливыми, не мёртвыми. Какими-то другими, будто он впервые смотрел на Ван Ибо.

— Зайдёшь? — донеслось, когда Ван Ибо уже почти дошёл до машины. — Зайдёшь ко мне?

— Нет. Я завязал трахать психов.

Сяо Чжань стоял у крыльца, свет бил ему в спину, и оглянувшийся Ван Ибо не мог разглядеть лица. А потом эта сволочь засмеялась. Нисколько не обиженно. Искренне, блядь. У Ван Ибо дёрнулся глаз, он рухнул в машину, бросил ключи на соседнее сиденье, на котором совсем недавно ехал Сяо Чжань. 

Главное было не взяться его обнюхивать, не пытаться найти волосок на подголовнике и не дрочить, представляя Сяо Чжаня рядом. По возможности. Хотя бы сегодня.

Chapter Text

От безысходности Ван Ибо решил снова потрясти тех, кто с судимостью. Вот был бы список “Эти мудаки хуй в штанах держать не умеют”... Было бы гораздо проще. Но списка покамест не было, так что пришлось телепать картотеку, трясти мисс Уиллоу — мягкотелую старую деву, похожую на булочку в шиньоне. Была в ней какая-то безуминка: одевалась она как городская сумасшедшая, потому на улице Ван Ибо регулярно дивился. И красному пальто, и широченным брюкам, и берету на том самом рыжеватом шиньоне. Или и не берет это вовсе, а целый кандибобер… В любом случае мисс Уиллоу пострадала, в очередной раз перебрала ящик к изнасилованиями. А он начинался с тысяча девятьсот десятого! Грейсхилл состоял тогда из десяти домов, и сезонному работнику плантации приглянулась дочка молочника. Кончилось всё свадьбой, и Ван Ибо с содроганием представлял дальнейшую жизнь этой пары.

Впрочем, не единственной.

С другой стороны, хорошее дело браком и не назовут.

— Больше никого мы не найдём. Детектив Ван, хоть перетрясите всю комнату, а нового не будет. Я же всех их помню. Последние двадцать лет я провела в этой комнате. А преступлений тут совершается не так уж и много. Да меня ночью разбуди, я вам половину картотеки наизусть расскажу. Не будет никого нового. Не будет.

Ван Ибо издал недовольный звук. В руках у него были три знакомые папки. А их он и так перетряс! Нет, конечно, он займётся ещё раз. Он заедет к Мёрфи в мастерскую, наведается в паб, из которого не вылезал Мёрдок, и в очередной раз переполошит сестру Трэверса. Не повезло девчонке, но очень повезло всем остальным: только перелом хребта и мог остановить такого, как Джон Трэверс. А ведь виновника так и не нашли, ни одного свидетеля, ни одной машины, которой неожиданно потребовался ремонт.

 Маленькие городки… Оч-чень маленькие городки.

Ван Ибо раскланялся с мисс Уиллоу, уже подтянувшей к себе добычу, — с пустыми руками в архив не ходили: в конце концов, его смотрительница и вправду помнила едва ли не половину картотеки наизусть. 

— Трэверс, Мёрфи и Мёрдок, — пробормотал Ван Ибо. — Всё же кто-то из них? Да хуйня… Особенно Трэверс.

— Сральник подтереть не может, а шесть девчонок прикончил? — неведомо откуда вынырнул Вольт. — Сомнительно. Ты ж проверял его?

— Я их всех проверял. А толку? У тебя вот есть подозреваемый? У меня нет. Как будто любой может оказаться… Да хоть бы и ты. Что вот ты делал в день, когда Лоуренс пропала?

— Честно сказать, понятия не имею… Если будний день, то работал. Если выходной, то, наверное, тоже работал. В тот год Джеки родилась, я брал смен столько, сколько возможно: ремонт… А ты?

— Учился в выпускном классе, — фыркнул Ван Ибо, рушась на свой стул. — Но это не алиби, конечно. Может, я молодой да ранний?

— Тогда не педофил. А рано нашёл себя, — важно покивал Вольт и поставил стул спинкой вперёд, чтобы уложить подбородок на руки. — А эти?

— Трэверс вообще сидел. Сбежал через месяц, но быстро поймали. Но Фрэнни… не мог. Мёрдоку было пятнадцать. 

— Акселерация.

— Ну-у… Не очень убедительно. Так что я ещё раз съезжу к Мёрфи. Он и постарше, и, естественно, не помнит ни хрена, что он десять лет назад делал. Не могу его винить. 

— Пусть тачку посмотрит, — вздохнул Вольт, прикрывая свои круглые чёрные глаза. — Говнюк и урод, а в моторах толк знает. Каждый раз к нему еду, каждый раз рожа кривится, а еду ж, блядь, моё ведро с гвоздями только ему и ковырять.

Апрель шёл к концу, май обещал быть сырым и холодным, как будто весь Грейсхилл окажется в заднице у пингвина. И так каждый год. Ван Ибо давно хотел уехать. Не только отсюда, но и из страны, поселиться где-нибудь во Флориде, чтобы было тепло, а окружающее не пыталось тебя убить. Хотя… там же тоже гребучие крокодилы. 

Северный полюс. Северный полюс. Вот что выбирал Ван Ибо. Почему не южный? Потому что там уже становилось тесновато от всех этих станций. Да ещё пингвины. А у него в жопе он и дома постоянно оказывается.

— Ебучий случай, — мрачно пробормотал Ван Ибо, стоило завести мотор.

Тот стучал, гудел и, похоже, кашлял, как те адские трубы, чей крик уже несколько дней не беспокоил Ван Ибо. Миссис Джонс то ли сжалилась над ним, то ли ждала самого подходящего момента, чтобы сработал эффект неожиданности. Дождётся бабка — Ван Ибо просто начнёт стрелять сквозь пол. А в их доме перекрытие — это преграда для взгляда, а не для пули. Хотя сидеть за неё как за настоящую…

Машина чихала и негодующе гремела, Ван Ибо смотрел по сторонам — пасмурное небо, деревья, теряющие листву, пустынные улочки. По утрам жители Грейсхилла либо сидели дома, либо уже во всю впахивали на плантациях. Работы хватало и на зиму, но сейчас, поздней осенью, заканчивать приходилось многое. Как там на виноградниках мистера Сегала? Уже проредили побеги? Наверняка. У старого еврея всё двигалось по расписанию. Лина наверняка уже повезла свежий пирог… А с Сяо Чжанем они сегодня не виделись? Или он сидел в офисе, предоставлял отчёт о проделанной работе?..

Сяо Чжань. 

Ван Ибо подумал. Перекатил имя. Вспомнил вкус, поймал на губах тупую улыбку, негодующе поглядел себе в пах, где привычно стало жарко и тесно, и злобно затормозил: мастерская Мёрфи осталась чуть позади, и пришлось пятиться. 

На подъездной дорожке оказалась подозрительно знакомая машина. Неприятно засвербело в носу. Как будто зачесалось в предвкушении удара — а Ван Ибо не сомневался: Сяо Чжань будет сопротивляться, и надрать ему зад просто так не выйдет. А нужно бы! 

Не менее знакомая фигура обнаружилась на краю стола Мёрфи. Сяо Чжань сидел, беспечно болтая ногой, улыбался и водил пальцем по столешнице. Ван Ибо он не замечал. Или вид делал, любопытный стрекозёл.

— …иногда я их слышу, — тихо, ласково проговорил Сяо Чжань. Почти мечтательно. — Мёртвых. Не всегда это приятно, знаешь? Они зовут и зовут, и никак не избавиться от их голосов, только сделать, как им нужно.

— А к-как им нужно? — а вот Мёрфи разговором не наслаждался.

Белое как полотно лицо заливал пот, остатки волос у шеи вымокли, слиплись в тонкие прядки, которые Мёрфи то и дело дёргал грязными пальцами.

— А как скажут, — беспечно пожал плечами Сяо Чжань. — Иногда достаточно принести цветов на могилу. Иногда помочь передать что-то живым. Иногда наказать виновных.

И улыбнулся опять так, что у Ван Ибо, совсем не торопившегося показаться в поле зрения перепуганного Мёрфи, кровь застыла в жилах. Что говорить о том, кому эта крокодилоакулья улыбочка предназначалась. Мёрфи совсем побледнел, с прозеленью и сероватым оттенком, тяжело поднялся на ноги и куда-то побрёл. Кажется, в сторону подсобок, где был и туалет. 

— Выходи, — даже не глянув на Ван Ибо, позвал Сяо Чжань. — Хватит прятаться там, детектив Ван.

— Может, жду второго акта.

Голос эхом разнёсся по пустой мастерской — никого почему-то не было, хотя Мёрфи работал не один. Наверное, зная о визите Сяо Чжаня, отпустил подчинённых. Один Ван Ибо в этом городе ничего не знал про Сяо Чжаня, что ли? Откуда столько знакомых? И столько боязливого уважения? Не дизайнер какой-то, а наследник мафиозного клана! А может, и правда? Да не, ерунда какая-то. Но Ван Ибо решил перепроверить.

На всякий случай.

— Боюсь, в этом представлении нет перерыва, — хмыкнул Сяо Чжань. — Приехал проверить мистера Мёрфи?

— Тачку ему показать. Конечно проверить. Хоть уже и второй раз, и не он это… Но что-то же делать надо, да?

— Да, — вздохнул Сяо Чжань, спрыгивая со стола. — Ну я пойду?

И попытался просочиться к выходу. Невзначай так. Аккуратненько слинять в сторону поднятых рольставен. 

— Стоять! 

Рука действовала сама. Пальцы зацепили предплечье Сяо Чжаня, тот пискнул и покорно в хватке повис, как сдавшаяся на милость кота мышь. Главное, чтобы не как в Томе и Джерри, а то бедняга Том вечно слишком рано расслаблялся.

— А ты что забыл тут, а? — прошептал Ван Ибо, косясь на вход в подсобные помещения. — Хрен ли ты бродишь по городу и лезешь куда не просили? А если он сейчас там в окно вышел и уже на полдороге в Окленд? Ты понимаешь, что так не делается? Хочешь лезть в расследование — нанимайся добровольцем.

— Не берут. Сказали, не подхожу.

— Конечно не берут! Какой из тебя помощник! — тут же взвился Ван Ибо и для верности Сяо Чжаня потряс. — Ты простой приказ выполнить не можешь! Не лезть вперёд батьки в пекло! Я как ни приду, уже твоя задница перед носом!

— Симпатичная? — лукаво улыбнулся Сяо Чжань, и Ван Ибо закатил глаза.

— Да! Но я её в других обстоятельствах видеть хочу! Всё! Не отсвечивай! И не вздумай сбежать! Я с тобой не закончил!

— Знаю я, что ты не закончил… А Мёрфи ни при чём.

— Я знаю! — рявкнул Ван Ибо и решительно прошагал к подсобке. — Мистер Мёрфи! Это Ван Ибо из полицейского участка! Машину пригнал, Вольт сказал, вы разбираетесь!

— Д-да! — донеслось из-за тоненькой дверцы. — Живот прихватило. Подождите меня там!

Ван Ибо вышел обратно к яме и подъёмнику. Сяо Чжань сидел на стуле для посетителей и что-то крутил в руках. Захотелось оттягать его за уши, а потом за эти же уши притянуть и поцеловать. 

— А если мы ещё трупы найдём, ты там по лесу скакать будешь, а? — устало спросил Ван Ибо. — Ты его буквально до усрачки напугал.

— Правильно, — хищно улыбнулся Сяо Чжань. — Таким как он полезно. Даже если Мёрфи и не убивал девочек, но… Кого-то другого он мог и убить.

— Доказательства! Для таких обвинений нужны доказательства! Да хоть бы призраки тебе наговорили его, а нужно хоть что-то физическое! А то так можно кого хочется обвинять в убийствах.

— Да знаю я, что ты как с маленьким, — проворчал Сяо Чжань, тут же надувшись, как младенец. — Но…

И скривил такое лицо, что Ван Ибо сразу всё понял: и про Мёрфи, и про отношение к нему Сяо Чжаня, и про необходимость доказательств. Выразительная вышла рожица. 

Из подсобки зашуршало, Мёрфи сперва осторожно высунулся, увидел Сяо Чжаня и ощутимо побледнел. Ван Ибо сначала подумал, что сейчас обратно в туалет метнётся, а потом даже обиделся: его вид подобных кишечных реакций не вызывал! А власть тут вообще-то он!

— Что с машиной? — робко спросил Мёрфи, стараясь не глядеть на Сяо Чжаня. — Вольт бы просто так не отправлял.

— Да Джордж, чтоб его! Я ему сто раз говорил: не трогай ходовую, я сам посмотрю. А что я там посмотрю, если в этом городе не понос, так золотуха! Он полез. Ну и… — Ван Ибо махнул рукой. — Быстро сможешь глянуть?

— Дня три, — развёл потемневшими от масла руками Мёрфи. — Без вариантов. Если ходовая, то это безвылазно сидеть. И дорого выйдет.

— А ты на меня счёт выпиши, — неожиданно мурлыкнул Сяо Чжань и поднялся, оказавшись выше Мёрфи — померещилось, на целую голову, но такого быть не могло. — Я заплачу.

— Со скидочкой, — пробормотал мгновенно и страшно побелевший Мёрфи. — Как работнику полиции. И вашему, мистер Сяо, другу.

— Конечно.

И улыбнулся ласково. Причём правда вполне ласково, никаких сотен зубьев, которые и Ван Ибо пугали до усрачки и вообще неведомо где прятались в сяочжаневом рту. А Мёрфи всё равно странно вздрогнул, затряс усами и кивнул. На Сяо Чжаня он старался не смотреть, а заторопился к Ван Ибо, а потом и к машине. Нужно было узнать… А как? Мудрить Ван Ибо не стал, а просто нагнал Мёрфи, хлопнул по плечу — будто небрежно, но крепко, тот едва не полетел носом в землю, неожиданно ослабев в ногах.

— Ты чего? — наконец спросил Ван Ибо, кончив разглядывать всё больше походившего на червя Мёрфи. — Чего ты так его боишься?

— Мистера Сяо? А как его не… бояться? Вы не думайте, детектив, я давно завязал. У меня мастерская, я хожу в церковь, жена, детишки. Да пастора спросите — я им по выходным с садом помогаю! 

— Это прекрасно всё. Так что с Сяо Чжанем?

Мёрфи посмотрел на Ван Ибо странным взглядом, потом куда-то ещё, куда — непонятно. Будто в серую хмарь, клубившуюся над грейсовыми холмами. А там не было ничего — степь, клубника до самого горизонта. Вроде в ту сторону ещё виноградники Сегала, полукольцом охватывавшие Грейсхилл. Не было там ничего. Разве что кладбище?

— Мамка наша давно умерла, — наконец выдавил Мёрфи. — Нас три пацана было, а отец квасил, как будто в последний раз. Ну и росли как попало. А до того, как мамка умерла, хорошо всё было. Она учительницей была. Батя работал. 

— Печально, — с каменным лицом кивнул Ван Ибо. — Жаль, что так вышло.

— Он с ней говорил, — свистящим шёпотом выговорил Мёрфи. — Он с ней говорил. Никто не знал, что мамка меня барашком звала. Я в детстве кудрявый был, а сейчас какой барашек. — Он потёр блестящую лысину ладонью. — Говорил он с ней. Не знаю как, детектив Ван. Но мамка мне такого передать велела, что никто знать не мог. 

Задёргалось веко. Ван Ибо торопливо прижал его пальцем, постарался сделать это как можно небрежнее. Мёрфи в свой бред верил. Тому на дёргающийся глаз было плевать — он залез под капот и что-то там ковырял. Надо было отдать ему ключи и пусть слушает, что там нахуевертил Джордж. А ещё надо было вернуться и вытрясти из Сяо Чжаня, откуда он взял этого барашка, которого и больной бы не выдумал, глядя на лысого, как бильярдный шар, Мёрфи. 

— И глаза его видели? — неожиданно продолжил Мёрфи. — Я всяких людей видел, я сам не образец далеко, детектив Ван. Но таких глаз я не видел. Разве что у крокодилов.

Вспомнилось, как с лица Сяо Чжаня глядели мёртвые жуткие глаза. Ван Ибо передёрнул плечами и бросил Мёрфи ключи. Тот растерялся, так что они ударились в плечо и уже полетели на землю. Ван Ибо представил, как они будут ползать под машиной, чтобы добыть утерю, но Мёрфи дёрнулся и всё же поймал связку.

— Если надо будет проехать вокруг района, езжай, я предупрежу. Только без глупостей.

— Какие уж тут глупости…

И правда. Какие уж тут глупости. Сяо Чжань ждал всё там же, играл с поясом пальто. Поманив его пальцем, Ван Ибо бесцеремонно уселся в уже знакомый холден. В машине пахло лимонной отдушкой, а по полу валялись смятые коробки от фиш-энд-чипс и обёртки от бургеров. Ван Ибо укоризненно перекатил бутылку от колы ногой.

— Что? — с вызовом спросил Сяо Чжань, а уши у него покраснели. — И не смотри на меня так! Хочу и устраиваю срач!

— Звучишь, как будто тебе пятнадцать. 

— И даже если! — поднял Сяо Чжань указательный палец. — Вообще не думал, что у тебя седан. Мне казалось, должен быть чарджер.

— Он и есть, — вздохнул Ван Ибо. — Но не в Грейсхилле же на нём гонять? У родителей стоит.

— Ты как будто не навсегда переехал.

— Не дай боже сюда навсегда переезжать.

— А что? Милое место! Симпатичные люди, не так много насекомых, клубника везде…

— Серийный убийца… — в тон продолжил Ван Ибо. — Нет, ну нахер. Здесь хорошо недолго побыть. И валить.

— И как давно длится твоё “недолго”? — фыркнул Сяо Чжань, заводя машину. — Куда тебе, детектив Ван? 

— В морг.

— Ближе к мёртвым. Нашёл, с кем ехать.

— Я всё ещё не верю во всю эту… хрень.

Для верности Ван Ибо покрутил в воздухе руками. То ли изображая фламенко, то ли обрисовывая хрень. В любом случае получилось идиотски. Сяо Чжань хмыкнул, и повёл — довольно бодро и явно наслаждаясь процессом. Такое Ван Ибо любил. 

— Не верь. Хрень от этого никуда не денется, — наконец расщедрился на ответ Сяо Чжань. — Как и твоя жизнь в Грейсхилле.

— Заделался ещё и в пророки?

— Да нет, бытовое предсказание. Приехали, детектив Ван. 

И не успел Ван Ибо опомниться, как Сяо Чжань уже его целовал. А спустя секунду вжимался в водительское кресло, протестующе мыча: из невинного, почти целомудренного поцелуя Ван Ибо быстро соорудил трах языком. В конце концов, такое точно не считалось и вписывалось в концепцию “не ебу психов”. Это ж так… Поцелуй. 

За короткие волосы на макушке дёрнули, Сяо Чжань, тяжело дыша, посмотрел в глаза и неожиданно облизнулся — совсем не соблазняя. Просто облизнулся. И сердце сжалось от этого движения. Неприлично сжалось. Как не должно было. 

— Я пойду, — хрипло сказал Ван Ибо и не пошевелился, разглядывая лицо Сяо Чжаня. 

— Ага, — согласился тот.

И они снова поцеловались.

В морг Ван Ибо пришёл: красный, злой, со стояком, взмокшей спиной и руками, которым хотелось забраться Сяо Чжаню в штаны, а не охлопывать карманы в поисках блокнота. Дерьмо какое.

— Ну как? — хмуро спросил он сияющего доктора Ритца. — Что-то лицо у вас… Неприятное.

— Какой-то ты нерадостный. Для человека, который чуть не сожрал сегаловского арт-директора на парковке морга.

Застонав, Ван Ибо уронил себя на стул. Губы горели. Член расстроенно ныл из штанов, если бы мог, то, наверное, б в голос. Сяо Чжань ещё ощущался в руках — хрупкий и одновременно ужасно сильный, и хотелось так его… разложить и выебать, чтобы в голове не осталось ничего, никакой ерунды, никаких мёртвых, никаких живых. Чтобы только Ван Ибо. Где-то в план “не ебу психов” закралась огромная ошибка. Длинноногая, худая, красивая и насмешливая до ехидности.

— О-о! Я смотрю, внутренние метания. Коллапс. А жрал изо всех сил. Скажешь, не гей? — разрумянившись от любопытства, продолжил доктор Ритц. — Давай, расскажи всё дядюшке Марку. Я старый, я всё пойму.

— Я не ебу психов, — выдохнул Ван Ибо. — Не ебу! Ну их на хуй, доктор Ритц! Другой пусть кто разбирается в их головных пиздецах!

— Как много мата не по делу. Он же для экспрессии, для безвыходных положений, для удара мизинчиком о диван… 

Доктор Ритц говорил, а Ван Ибо думал: и нахуя попытался объяснить? Как вообще объяснить? И про Китса — белые зубки, теперь казавшиеся хорёчьими, и волны волос, и смуглые плечи, и… Ван Ибо ведь его любил. Всерьёз. Думал, на целую жизнь. В его семье принято было так — раз и навсегда. И родители прожили вместе уже тридцать лет, а познакомились двадцатилетними юнцами, и мама не знала, с какой стороны подойти к отцу, и тот робел, не понимая, как разговаривать с дамой. И бабушка с дедушкой… Он ведь даже не взял других жён. И наложниц отпустил, стоило перебраться сюда. Вот и Ван Ибо думал: с Китсом это ведь навсегда.

Идиот.

А тот оказался… Да ёбнутым он оказался, чего там. Бесконечность истерик, крики по ночам, когда нужно спать, ведь утром идти в универ, а высокий балл позволит устроиться в прокуратуру и… И вот Ван Ибо в Грейсхилле, детективом. Успешное вложение лет и денег. 

— О. — Голос доктора Ритца прозвучал над ухом. — А ведь похоже, мизинчиком и с размаху. Чем тебе не мил мистер Сяо? Насколько я знаю, отличный парень.

— Псих, — вздохнул Ван Ибо. — Полный, мать его, псих.

— А ты?

— А я идиот. 

— Самокритично. Что ж, дорогой мой детектив Ван. Откладываю обещанную тебе экзекуцию и подкидываю информации. Мы знаем ещё два имени.

— Что? — Ван Ибо вскочил и едва не сбил доктора Ритца с ног. — А вы мне мозги парили! Доктор Ритц!

— Девочки уже умерли, детектив Ван. А я жив и любопытен. Итак. Мне позвонили из Мэйнсфилда, у них не так много пропавших, честно сказать, не сильно больше нашего. Но не в пример лучше собрана информация — зубные карты в каждом деле. Это, как вы понимаете, изрядно облегчило мне жизнь.

Доктор Ритц пододвинул к Ван Ибо две тонкие папки. Накрыв их ладонью, тот почувствовал как стучит сердце — глупо. Наверняка, как и с Фрэнни, имена дадут очень немногое. Но всё же… всё же! 

Топтаться на месте было невыносимо. Каждый раз, когда дело переходило в нераскрытые, холодные дела, Ван Ибо чувствовал собственный проигрыш. Это он не справился. Если бы лучше старался. Если бы больше времени потратил. Если бы раньше начал.

А дело девочек из Ред-Крик рисковало повиснуть на долгие-долгие годы. Ван Ибо не слишком надеялся на то, что он — год в полиции Аделаиды, четыре здесь, в Грейсхилле — тот, у кого получится. Он никогда не раскрывал дел о серийных убийствах. Он серийных насильников-то никогда не встречал. Ему двадцать семь. А его начальник дослуживает последние годы до пенсии в спокойном — казалось бы — городке. 

Но всё равно сердце билось. От восторга, от предвкушения, от надежды, что вот сейчас — имена! — и всё станет ясно. Имена — и Ван Ибо всё поймёт. Чушь, конечно, но он всё равно торопливо открыл папки, пролистнул, вчитываясь в описания. Скудные, ничего не говорившие про девочек, которых он нашёл. Вгляделся в фотографии — улыбчивые, светловолосые, у одной из них — ямочка только на одной щеке, у другой чуть косит левый глаз. Косил. И ямочка только была.

Имена оказались обычные, не прятались в них анаграммы, не читалось скрытое имя убийцы. Элизабет Кэх и Анита Линд. 

— Нужно в Мэйнсфилд. — Ван Ибо вскочил на ноги. — Нужно срочно поговорить с их родными. Может быть что-то общее. Трое уже не одна. Это уже какая-то система!..

— Спокойнее, детектив Ван. Спокойнее. Где, кстати, ваша машина? И почему сегаловский арт-директор всё ещё на моей парковке?

— Сяо Чжань! Точно! Всё! Доктор, мне надо бежать!

— Бегите, — согласился доктор Ритц. — Не сомневаюсь, милый Шон не откажет.

— И вам он милый, есть в этом городе хоть кто-то, кто не знает Сяо Чжаня? — проворчал на бегу Ван Ибо, скользя подошвами туфель по гладкому полу.

Он выскочил на сумрачное тёмным полднем крыльцо, едва не запутался в ногах и не рухнул носом в пыль, но всё же справился с собой и в машину Сяо Чжаня забрался уже спокойнее. Тот хлопнул удивлёнными — пиздец красивыми — глазами, приоткрыл рот, и Ван Ибо схватил его за щёки, потянул к себе и поцеловал. Папки с шуршанием полетели вниз, рычаг передач упёрся в рёбра, а Сяо Чжань протестующе замычал, но потом ответил, короткие ногти царапнули затылок. Думать Ван Ибо не думал — ещё чего. Восторг нового знания, восторг нового поцелуя. Так было надо. Ван Ибо точно-точно знал.

— Ты чего? — шепнул полузадушенно Сяо Чжань и хлопнул глазами. — А, Ибо?

— Поедем в Мэйнсфилд? Ещё два имени.

— А?..

Сяо Чжань улыбался неловко и непонимающе, глаза его стали круглыми и почему-то совсем юными. Куда-то делся роковой красавчик, который так смотрел, что у Ван Ибо сохло в горле и давило в штанах. Теперь Сяо Чжань напоминал невинного кроличка: рот приоткрылся, обнажив крупноватые резцы. Как просто оказалось сбить с него спесь! Ван Ибо злорадно похихикал про себя, поцеловал ещё раз — в манившую с первого взгляда родинку. И только тут до него допёрло: а что вообще сейчас происходит? Под ногами хрустнули папки, и очередная волна восторга едва не с головой накрыла, как накрывали волны в Ангури. 

— Ещё два имени! — повторил Ван Ибо, глядя в блестящие глаза Сяо Чжаня. — А уж если моя машина осталась у Мёрфи, то придётся конфисковать твою.

— Что?! Я не отдам тебе машину!

— Так я и знал. Потому конфискую тебя вместе с ней. Ты ж от любопытства изведёшься и всё равно полезешь, да? А так я сразу буду уверен в твоём алиби. Хотя бы на это время. Кстати. Что ты делал… мнэ-э-э… так, вот, семнадцатого ноября тысяча девятьсот…? И три года спустя с пятнадцатого по восемнадцатое апреля?

— Понятия не имею, — опешил Сяо Чжань, уставившись на Ван Ибо поражёнными глазами. — Ты правда надеешься, что я помню, что семь лет назад делал? В конкретный день ноября?.. Вроде в Канберре был… Кажется. Но мог и улетать… Ибо, ты серьёзно?

— А мы всегда серьёзно, — фыркнул Ван Ибо, ровняя листы в папках и наконец откидываясь на спинку холдена. — Ладно, погнали. Потом будешь звонить секретарше, узнавать, чем ты был занят.

— Да у меня тогда никакой секретарши и не было! — возмутился Сяо Чжань, но покорно завёлся и начал выруливать на Биг-стрит (неоригинально, но Ван Ибо даже нравилось), чтобы выехать на знакомое шоссе. — Я понятия не имею! Я тогда работал вроде на Манакком… Делай запрос в отдел кадров им! Я не помню! Ты всерьёз думаешь, что их убил я?

— Ага, потому и целую. Был бы невиновен — ни за что.

— Что-то мне пора политику пересмотреть, — ошарашенно пробормотал Сяо Чжань, моргая аварийкой пропустившему их бензовозу.

— Что?

— Ты вон с психами не спишь, а меня только на них и тянет!

— Это я-то псих?!

— А что, нет?! — даже подпрыгнул Сяо Чжань и сверкнул глазами, хлестнув Ван Ибо взглядом. — Я сижу, думаю: прощаюсь со своей честью — меня едва не сожрали на парковке полицейского морга. И ничего, я подчёркиваю, не обещали! А я, может, свадьбу представил? На берегу океана! И чтобы магнолии лепестки — вшух! А потом ты врываешься и снова давай жрать! А я и согласия не давал! Что за насилие?!

— Говори, да не заговаривайся! Насилие! Да я тебя ещё не насиловал!

— А обещаешь? — и захлопал глазами, и повёл бровями, и всё это так непристойно, что у Ван Ибо привычно погорячело в паху.

— Что ты вообще делаешь? — пробормотал он, прикрываясь папками. — Что ты себе позволяешь! В отношении офицера!.. При исполнении!..

— Товарищ начальник, так офицер сам хотел!

— Напросился? — предположил Ван Ибо, и они наконец засмеялись.

Смех у Сяо Чжаня оказался не лучше, чем у самого Ван Ибо. Только вместо гуся-заики на водительском оказался осёл-хохотун. Весь задорный зверинец звучал вразлад, так ещё и становилось хуже: слыша друг друга, что Сяо Чжань, что Ван Ибо начинали смеяться сильней. В конце концов даже пришлось тормозить у обочины, пережидая приступ истеричного веселья.

— Это от облегчения, — прошептал Сяо Чжань, повиснув на руле безвольной тряпочкой. — Я только не знаю, от чего мне-то полегчало. Видимо, от общего идиотизма. Между прочим, работу с тобой прогуливаю.

— Прогульщик. Тунеядец. И лентяй.

— От лентяя слышу.

— Да я в поте лица!

— Целуй, — неожиданно велел Сяо Чжань.

А Ван Ибо неожиданно послушался. Даже подумать ничего не успел, как уже толкнулся языком между нежных приоткрытых губ, провёл вдоль белых зубов. Сяо Чжань судорожно вздохнул, запустил пальцы в волосы на затылке, попробовал потянуть за них, но не вышло: слишком коротко Ван Ибо стригся. От его прикосновений по загривку табуном промчались мурашки, заныли руки, желая сгрести ближе, сжать крепче, перетащить на себя. Чтобы Сяо Чжань уселся сверху, и его задница легла в ладони — Ван Ибо ведь уже знал, что окажется идеально.

— Какой послушный, — прошептал Сяо Чжань, всё же вырвавшись из рук Ван Ибо. — И вечером ко мне поедешь?

— Нет, — покачал головой Ван Ибо. — Не-а.

— Точно. Не спишь с психами.

— Точно. 

— Ну-ну, — фыркнул Сяо Чжань. — Только целуешься.

— Типа того, — вздохнул Ван Ибо, откидываясь на кресло. — Поехали. Нужно переговорить с родителями.

Сяо Чжань послушно тронул машину с места, холден заурчал и покатился, выбираясь на асфальт. Из-под колеса выстрелило щебёнкой, камешек ударился о днище, заставив поморщиться. Заиграло радио, ухоженные пальцы Сяо Чжаня покрутили колки, бодрый синти-поп заполнил салон. Если бы Ван Ибо прислушался, он бы узнал и голос, и текст, но прислушиваться он не собирался. Будто бы, сосредоточившись на музыке, он и мысли расслышит лучше, а в голове бил набат и орала сирена — корабельная, такая, что сердце выпрыгивало из груди, выскальзывало, повинуясь страшной вибрации.

Что, блядь, он такое творил?! Член осуждающе ныл из джинсов, где стало горячо и влажно, и нужно было расстегнуть ширинку, потому что уже становилось больно. Ван Ибо понятия не имел, что отвечать. Самому себе! Не то что там Сяо Чжаню! Что можно ответить на вопросы, когда и сам понятия не имеешь… Да вообще ни хрена! Не имеешь! Даже Сяо Чжаня — не, а ведь явно так хочется, что скоро из глаз посыплются искры, а штаны к чёртовой матери прожжёт. 

Я не сплю с психами! Надо же, блядь! А целуешься с ними зачем?! И ладно псих! Судя по всему, Сяо Чжань мог подцепить любого — кого только хотел! И ничего ему не стоило потом просто забыть о Ван Ибо. А Ван Ибо… А Ван Ибо так попал, что впору было вызывать скорую-психиатричку и везти его в самую Аделаиду. И сдавать там с рук на руки санитарам.

Как же его, блядь, так угораздило?

— Куда нам? — спокойно, даже весело, спросил Сяо Чжань, и Ван Ибо захотелось побиться головой о приборную панель. — Жду ценных указаний, детектив Ван.

— Давай сначала, наверное, к родителям Аниты Линд… Они вроде поближе… Пятая же ближе к нам, чем Мэйн?

— Наверное… — как-то странно ответил Сяо Чжань. — Как, говоришь, их зовут? Родителей этой Аниты?..

— Джон и Сабина. А что? Только не говори, что ты их знаешь.

— Ну тогда молчу.

— Сяо Чжань! Какого хрена? Есть в этом округе хоть кто-то, кого ты не знаешь?! Откуда? Дай мне внятное объяснение, или я тебя…

— Ты меня что? — мурлыкнул Сяо Чжань, перестраиваясь на поворот. — Что за угрозы, детектив Ван?

— Выпорю, — мрачно буркнул Ван Ибо. — Не поленюсь наломать розог.

— Обещаешь?

— Да ну тебя в жопу! 

— Моя всегда готова…

— Сяо Чжань! 

— Группы поддержки. Я хожу по группам поддержки для потерявших близких.

— Что? — Ван Ибо выронил папки. — Ты ёбнутый?

— Ты на эту тему, по-моему, всё решил уже, нет? — захихикал Сяо Чжань.

— Нахуя? Просто ответь мне, нахуя?! 

— Приехали, — фыркнул Сяо Чжань, притормаживая у магазинчика на углу. — Пятая перед нами. Куда нам? В какую сторону?

— Ну с утра нумеровали дома слева направо…

— Раз такой умный, то и командуй. Куда нам? 

— А ты отвечай, — велел Ван Ибо, махнув рукой в нужном направлении. — Не увиливай.

Сяо Чжань молчал. В тишине холден прокрался оставшиеся метры до поворота, потупил несколько секунд и таки повернул туда, куда им и было нужно. Ван Ибо смутно подумалось: а может, Сяо Чжань врёт? Может, он точно знает, куда ехать, но сейчас строит из себя идиота. Потому что Ван Ибо бы уже не поверил: это чистое совпадение, что я знаю две семьи из трёх! Или поверил бы? Он ведь сейчас собирался поверить. Тому, что Сяо Чжань скажет.

Он ведь кого-то потерял. Наверное, от этого и повредился умом. Мёртвых он слышит, как же. А Ван Ибо разговаривает со змеями. Потому никогда их и не видел, хотя всю жизнь прожил в Австралии. Сто процентов. Всё дело в этом. Ни в какой дар медиума Ван Ибо, конечно, не верил. А вот в то, что можно от горя повредиться умом… Очень даже. 

Болезни частенько дремлют, прячутся в тени обычной жизни, в её спокойствии и тишине. Таятся между родных и вспыхивают тогда, когда совсем не ждёшь. И потом начинаются байки: ах, нормальный ведь был мальчик, что с ним стало после смерти матери! Посмотреть страшно! Вот что делает горе. А горе ведь только подтолкнуло неустойчивый булыжник с горы, и он покатился, набирая скорость. Ван Ибо видел такое, видел не раз. 

Вот и у Сяо Чжаня, видимо, так. Горе подтолкнуло булыжник шизофрении, или из-за чего там ему мерещились голоса.

— Потому что там проще всего найти моих адресатов. 

— Что?

Сяо Чжань поморщился, будто от зубной боли. Холден крался в зелёном переулке, где с обеих сторон стояли одинаковые белые домики. С одинаковыми ухоженными заборчиками. Друг от друга дома отличались только двориками. У одних на траве валялись детские игрушки: пирамидка, набор ярко-розовых строительных инструментов, кукла с оторванной ногой; у других — игрушки собачьи: погрызенная фрисби, измочаленный канат, у третьих стояли качели со свернувшимся в пледе котом. Ван Ибо любил подобные домики, любил такие улочки и благополучные, пристойные районы. Не любил только тех, кто в них жил — в основном потому что они не любили таких, как он. Азиатов, копов, геев. У окружающих хватало причин недолюбливать Ван Ибо. В таких районах это ощущалось гораздо сильней.

— Мёртвые просят о помощи, — наконец очень тихо заговорил Сяо Чжань. — У них не так много сил, не так много слов. Кто-то даже не помнит имён родни. А я должен выполнить посмертную просьбу.

Ну и чушь, подумал про себя Ван Ибо, но не стал ничего говорить.

— Можешь не верить, — отмахнулся Сяо Чжань, будто читая мысли. — Я привык. Да и ты живой. Твоё разочарование — штука довольно безобидная.

— Чего?! — взвился Ван Ибо. — А то есть мёртвые тебе мстить будут, если записку от бабушки не передашь?

— Ещё как, — фыркнул Сяо Чжань. — Я, знаешь ли, очень люблю спать. И чтобы без сновидений. А не вот эта вся херня. Когда они шепчут и шепчут, и в самое ухо. Я ни за что не поехал бы в тот лес среди ночи, если б мог. Я не идиот. Я знал, чем всё кончится. Но… Они звали меня. Так настойчиво, что пришлось всё бросать.

— Как это… выглядит? — помявшись спросил Ван Ибо. 

Вопрос был дурацкий. Начать стоило с того, что Ван Ибо ни во что потустороннее не верил. Он боялся всей этой выдуманной нечисти, но исключительно иррационально. В ужастиках и мистических триллерах знали, на какие точки давить, и давили, а кто такой Ван Ибо, чтобы сопротивляться машине маркетинга? Никто. Так что он боялся. В детстве ещё и верил, но теперь… Смех один. Сяо Чжань правда рассчитывал, что сейчас начнёт душераздирающий рассказ, а Ван Ибо поверит? Испугается выдумок?

— Увидишь, — загадочно ответил Сяо Чжань. — Толку-то рассказывать.

И замолчал, медленно двигаясь вдоль бордюра, слепо щурясь в сторону домов — явно пытался разглядеть нужный им номер. 

Ван Ибо даже опешил. Он уже ждал — потустороннего шёпота, отсутствия деталей и стынущей в жилах крови. И никак не мог предсказать, что Сяо Чжань просто-напросто откажется говорить. Даже разочарование какое-то настигло. 

— Страшный ты человек, — пробормотал Ван Ибо. — Тормози. Вон нужный нам дом, слепошарый.

— От слепошарого слышу.

— Стопроцентное зрение, между прочим. 

— Похвастайся им ещё, давай! А перед безногими ногами выёбываешься? — надувшись забормотал Сяо Чжань, но в шутку, это Ван Ибо уже начал разбирать. — Мне остаться здесь?

— Да пойдём уж, — вздохнул Ван Ибо. — Потом будешь или меня пытать, или пытаться сунуть нос в папки, или начнёшь третировать знакомых. А ты, судя по всему, знаешь всех.

— Ничего и не всех. У меня есть друг, который знает всех. Вот он реально… Вообще всех. Если тебе нужно дозвониться до Клинтона, ты скажи, Джексон дружит с кем-то из его окружения. 

— На хрена мне Клинтон?

— Ну мало ли? Вдруг для чего-то сгодится, — фыркнул Сяо Чжань и неожиданно затормозил на дорожке, ведущей к дому. — Ах ты чёрт. Энн, да? Среди тех девочек была Энн? Анита… Ну конечно, как я сразу не понял…

И повесил нос, снова расстроившись, как в доме у Лоуренсов. Кажется, Сяо Чжань переживал за своих знакомых вполне искренне, не переставляя удивлять Ван Ибо. И всё ещё было неясно, зачем ему притворяться. Зачем изображать из себя больного. Он ведь не зарабатывал денег на своих, прости господи, видениях. Не гадал на будущее или чем там ещё заняты медиумы? Объяснением, отчего в доме так много бед? 

И всё это за деньги. Сяо Чжань же шлялся по группам поддержи и ни слова не говорил о деньгах. А мог бы. Уж в этой поездке точно. Ван Ибо тут же устыдился.

— За бензин сегодня я плачу.

— Да плевать… Энни, Энни, нашлась всё же…

В доме Линдов было тихо. Точно так же, как у Лоуренсов, дом превратился в склеп, где похоронено, казалось, само время. Ван Ибо сидел в гостиной на мягком диванчике, глядя на женщину — Сабину, которая, не в силах найти себе место, в полном молчании металась от стола к буфету, принося то печенье, то стакан воды. Ничего не удерживалось в её руках — вазочки и кружки грохали о столешницу, по полу шаркали подошвы мягких угг, в которые с наступлением зимы переодевался каждый житель Грейсхилла.

— Простите её, — тихо попросил усталый мужчина, потирая лицо. — Сабин сегодня плохо спала. И теперь вы…

— Она чувствовала, — вмешался Сяо Чжань. — Такое бывает, Джон, мне ли не знать.

— Да, — согласился тот, и лицо его прояснилось. — Да, конечно. Офицер, задавайте ваши вопросы.

И Ван Ибо задал. Он не стал морщиться, смотреть на Сяо Чжаня осуждающе или закатывать глаза — смысл, если и Джон, и Сабина Линд смотрели с благодарностью и надеждой. Это могло бесить — и бесило Ван Ибо со страшной силой, отчего хотелось взять Сяо Чжаня за шкирку и как следует потрясти, а потом, конечно, поцеловать, потому что не целовать его… Было неправильно. Но про себя Ван Ибо уже давно понял, что идиотизм неизлечим. 

Здесь, у Линдов, он уже не надеялся что-то найти. Можно смеяться над полицейским чутьём, но Ван Ибо отлично знал, что это… по какой-то причине работает. Точно так же, как знал, что не работают предсказания и разговоры с мёртвыми. Но если он или кто-то из его коллег, кто тысячу раз приезжал на вызов, миллион раз брал показания, говорил, что ничего не найти — значит, ничего не найти.

Тихая улочка пригорода Мэйнсфилда, её ровно подстриженные изгороди, ровные газоны и лежащие на них детские велосипеды обещали покой. В таких местах люди расслабляются. И не замечают ничего странного. Девочка просто идёт домой, девочка просто исчезает.

— Автобусная остановка у нас далековато, — вздохнул Джон Линд, — мы уже говорили о том, что Энни нужна машина. Начали копить, чтобы подарить на день рождения. 

— Она хотела красную, — всхлипнула Сабина Линд, прижимаясь к мужу. — Ничего не понимала в машинах, просто хотела красную. Я пообещала выбрать лучшую, чтобы она не думала о ремонте… Но мы не успели, офицер. Она каждый вечер возвращалась с танцев, каждый день ездила на этом автобусе. Все знали Энни: водители, контролёры, все те, кто возвращался на том же рейсе. Я до сих пор просто не представляю — куда она могла пойти? Зачем? Кто смог уговорить её? 

— Кто-то, кого она не боялась, — тихо сказал Сяо Чжань, не глядя на Ван Ибо. — Это не ваша вина, миссис Линд. 

— Иногда плохие вещи просто случаются, — подхватил Ван Ибо. — Они происходят. И моя задача — найти виновного. Мне нужен список всех, с кем она танцевала. Это была секция? Тогда номера руководителей. Я возьму списки. С кем она дружила? Кому могла рассказать о смене планов? Может, ей предложили какую-то подработку, о которой она не решилась рассказать? Список тех, кто ездил тем автобусом, — кого знаете, они могут знать кого-то ещё. В поездках люди разговаривают, а если ездят каждый день…

— Конечно, конечно! Мы уже говорили полиции…

— Ещё раз. Ещё раз. Вы можете вспомнить кого-то, кого не помнили в первый раз. Я сравню списки, перепроверю.

— Прошло так много времени, — неожиданно, сквозь сжатые зубы выдохнул мистер Линд. — Так много времени! Я надеялся, что Энни просто куда-то уехала. Подсела на наркотики, попала в плохую компанию. Но… Но жива… Офицер Ван. Найдите того, кто это сделал. Пообещайте мне! Я хочу в лицо ему посмотреть. 

— Сделаю всё, что в моих силах, — обтекаемо согласился Ван Ибо.

— Он обещает, — оборвал его Сяо Чжань. — Он обещает. А я прослежу.

Захотелось шандарахнуть дурака чем-нибудь потяжелее. Нельзя такое обещать! Нельзя. Потому что Ван Ибо уже знал, что ни черта у него не выйдет. Серийных убийц ловят годами. Годами! А он должен за пару месяцев? Он что, похож на Супермена? Посмотрит вокруг рентгеновским зрением и возопит: убийца! Ну нет ведь. Так не выйдет. 

А Сяо Чжань сидел, весь подавшись вперёд, съехав на краешек дивана. Глаза блестели, волосы даже как будто приподнялись, готовясь встать дыбом. Сяо Чжань явно собирался влезть в это дело по уши, мешаться изо всех сил и быть на стороне добра и правды. Придурок. Сердце Ван Ибо сжалось, а щёки опалило жаром. А сам он — идиот. Надо ж так вляпаться.

Прощались долго, всё топтались в прихожей, повторяя заезженные общие фразы. Сабина Линд смотрела с надеждой, Джон — устало. Ван Ибо хотел бы им пообещать. По-настоящему, сам, от всего сердца. Но не мог. Потому что предчувствие не подвело. Он ничего не узнал. Не было ничего нового или важного в словах Линдов. Анита вышла из танцевальной студии, привычно пошла на остановку — и растаяла в дымке. Никто не помнил, доехала ли она до своего пригорода. И, конечно, Ван Ибо отправит Морриса, он опросит тех, кто был в том автобусе. 

Но прошли годы. Годы, в которые люди редко вспоминали тот день. И, что ещё хуже, когда вспоминали, прилагали столько усилий, что меняли собственную память. Никто бы уже не смог доказать: они действительно видели Аниту, а не выдумали её силуэт в толпе. Не дорисовали её тень в конце очередного похожего на другой дня. Никто бы не доказал.

У Элизабет Кэх всё было иначе. 

Дом давно требовал ремонта, и его разрывало от звуков: кричал ребёнок, играла музыка, кто-то громко и отчаянно ругался. Колотить в дверь пришлось с такой силой, что Ван Ибо показалось: она просто вылетит, — но нет, её открыли. Правда, сначала показалось, сквозняк, потому что в коридоре никого не было. Потом они с Сяо Чжанем догадались опустить глаза вниз. Девочке было не больше пяти, но смотрела она очень серьёзно, как будто готовясь защищаться.

— Привет, — растерянно сказал Ван Ибо, опускаясь на корточки. — Где твоя мама?

— А чёрт её знает, — неожиданно чётко ответила девочка. — Чего надо?

— Кто там, Зои? — раздался из глубины мужской голос. — Кого там принесло?

— Вы кто такие? — ещё раз требовательно спросила Зои. — Чего надо?

— Полиция?.. — почему-то вопросительно ответил Ван Ибо, оглянувшись на Сяо Чжаня.

— Пап, копы! — пронзительно заверещала Зои и попыталась закрыть дверь. — Копы! 

Ван Ибо действовал автоматически: поймал створку, ловко просунул ботинок, не давая закрыться. Ломанулся внутрь, преследуя по пятам Зои. Со всех сторон кричало и топало, а позади нёсся Сяо Чжань. Девчонку удалось поймать у лестницы, Ван Ибо схватил её за воротник и потянул на себя, тормозя как норовистую лошадь.

— Тпрру! — зачем-то воскликнул он. — Мистер Кэх! Мы по поводу Элизабет!

И мгновенно стало тихо. Только откуда-то всё так же орала музыка. Но стих крик и топот, как будто каждый из находившихся в доме заткнулся на полуслове.

— Это какое-то заклинание, что ли? — ошарашенно спросил Сяо Чжань. 

— Ты мне скажи. Ты же колдун.

— Колду-ун? — с неподдельным восторгом спросила Зои, наконец становясь похожей на пятилетку. — А что ты умеешь? 

— Сюда идите, — раздался всё тот же мужской голос. — Все идите. И заткни свой чёртов рэп, Дик!

Детей в семье Кэх Ван Ибо насчитал шесть штук, а потом сбился, когда второй раз посчитал Зои. Или их было две. Или у него двоилось в глазах. Мистер Кэх сидел в кресле, обложившись инструментами. Перед ним, распахнув внутренности, лежала микроволновка, в которой явно что-то оплавилось. Если честно, Ван Ибо не думал, что с этим можно было что-то сделать. 

— Что с Лиззи? — прямо спросил мистер Кэх. 

— Я не уверен… — начал Ван Ибо, выразительно обведя взглядом собравшихся. 

В ответ посмотрело минимум шесть пар глаз. Дети не выглядели измождёнными, пусть и в потрёпанной одежде, явно купленной в комиссионке, но все — от парня лет семнадцати до розовощёкой Зои, насупившейся в углу, — казались вполне ухоженными. В отличие от дома, который молил о пощаде и хотя бы паре банок краски. 

— Говорите, — подала голос короткостриженая девчонка с пирсингом в носу. — Батя всё равно потом расскажет. Лиз нашлась? Где она? 

— Она в порядке? — взволнованно уточнил мальчик лет двенадцати. — Она придёт?

— Нет, — осторожно покачал головой Ван Ибо. — Она не в порядке. И не придёт.

Стало ещё тише. С кухни бормотало радио — начался выпуск трёхчасовых новостей. Слов было не разобрать, но Ван Ибо знал: наверняка говорят о телах девочек из Ред-Крик. Его девочек. И одна из них была из семьи Кэх. 

— Блядь! — воскликнула девочка с двумя хвостиками.

— Милдред, следи за языком, — ровно велел мистер Кэх. — А вы, офицер, не тяните.

— Тело вашей дочери было обнаружено на месте массового захоронения в Ред-Крик.

Ван Ибо мог поклясться, что и до его слов было тихо. Но теперь безмолвие стало настолько полным, что его можно было бы зачерпнуть ложкой. Рядом застыл Сяо Чжань, замер вместе с большой семьёй Кэх. 

Ван Ибо знал такие семьи — детей больше, чем они могли себе позволить, алкоголь, наркотики, полукриминальные занятия. Но мистер Кэх не выглядел пьяницей, а его дети и не думали опасаться отца. Наоборот, они все сбились вокруг его кресла, то ли защищая, то ли сами прося защиты.

— Дик, — позвал мистер Кэх. — Прикати мою тачку. Мы с офицерами выйдем на задний двор. И займитесь делами. Пусть Джон посмотрит плату, может, у него есть. Девочки. Сделайте офицерам кофе.

— Бренди плеснуть? — деловито спросила девочка с пирсингом.

— Я на службе… — растерялся Ван Ибо. 

— Можно мне? — хрипло попросил Сяо Чжань. — А вам, мистер Кэх?

— Я не пью, — отмахнулся тот. — Дик.

Через минуту стало понятно, почему среди дня мистер Кэх был дома: старший мальчик выкатил откуда-то потёртое инвалидное кресло и быстро, привычно и легко пересадил в него отца. Ноги у мистера Кэха ссохлись, истончились в бездействии. Смотреть на них было неприятно — хотелось ощупать свои, убедиться в том, что они всё ещё ходят. Кажется, никто не обольщался насчёт зрителей, потому что на худые колени тут же лёг плед, и мистер Кэх ловко развернулся почти на одном месте.

Задний двор оказался ухожен — ровные грядки темнели землёй, принеся недавно убранный урожай. Забору тоже не помешал бы ремонт, кое-где доски начали заваливаться, перекладины прогнили. 

— Детей много, им нужны витамины, — зачем-то пояснил мистер Кэх. — Что случилось с Лиззи?

— Мы бы хотели узнать у вас.

— Бессмысленно, — поморщился мистер Кэх. — Мы ничего не знаем.

— Совсем ничего?

— Она была достаточно взрослой, чтобы сбежать из нашего дурдома. Как и её мать. Когда ушла Кейт, я остался один. Я и восемь детей. Можете себе представить? 

Всё-таки Зои две, ошарашенно подумал Ван Ибо. 

— Тогда я ещё ходил. Работал на трёх работах, старшие приглядывали за младшими. Но было сложно. Зои и Руди только родились. Для Кейт два младенца разом оказались чересчур, — грустно фыркнул мистер Кэх. — Лиззи уезжала работать. У Сегала на виноградниках, на клубничных плантациях. У него есть программа для подростков. Там можно было учиться и работать. Лиззи приезжала, передавала деньги. Я отпустил её. Она моя старшая. Ей было тяжело. Я её отпустил.

Мистер Кэх смотрел на свои руки. Он говорил, и у Ван Ибо запекло глаза. У Лоуренсов, у Линдов почему-то было легче. Мистер Кэх со своим ровным голосом и взглядом, упёршимся в огрубевшие пальцы, разрывал сердце. Кто бы мог сказать почему.

— Это я виноват, — спокойно продолжил тот. — Я хотел большую семью. Я обещал, что мы сможем её себе позволить. Я работал и не заметил, как Кейт перестала справляться. Я отпустил Лиззи. А было нельзя. С ней ничего не случилось бы, оставайся она со мной. Я бы…

И тогда он заплакал. Слёзы покатились по щекам, и Ван Ибо захотелось отвернуться. Он сунул руку в карман, нашёл носовой платок и молча сунул мистеру Кэху. Тот так же молча принял его, утёр лицо.

— Спрашивайте. Спрашивайте всё, что нужно. У меня. У детей. В прошлый раз все были уверены, что она просто сбежала. Я и сам так думал. Спрашивайте, офицер Ван, мы всё расскажем.

Распахнулась дверь, вышла девочка с пирсингом, серьёзно посмотрела на Ван Ибо, потом на отца, ещё сжимавшего в руках носовой платок. Сяо Чжань рядом слабо вздохнул, захотелось схватить его и увести, уйти из этого дома. Он совсем не походил на дом Лоуренсов — мёртвый, в котором жило только горе и джиновый дух. Шумный, неопрятный, но насквозь пропитанный жизнью, он как будто в миг осунулся, замолк на половине радостного слова.

— Батя? — осторожно спросила девочка. — Куда кофе? 

— Поставь. Скажи остальным, что офицер Ван задаст вопросы. Пусть Зои и Руди займутся чем-то на улице с Джеффом и Лидс, не стоит путаться под ногами.

— Я передам.

Кофе оказался ужасным — его горечь ударила Ван Ибо под дых, перед глазами аж потемнело. Показалось, детки Кэх решили его убить и прикопать в огороде, но судя по выпученным глазам Сяо Чжаня, это был не больше, чем особый стиль. Или его тоже решили убить. Мистер Кэх пил свою адскую жижу с равнодушным, отрешённым лицом.

 Ван Ибо решил не забирать платок.

Они закончили уже в темноте. Сяо Чжань клевал носом, пытаясь примоститься поспать в уголке дивана. Бедняга явно не рассчитывал на участие в полицейском расследовании. А как рвался. Ван Ибо тихо фыркнул, глядя в сонное лицо. Лучше уж пусть играет в детектива под присмотром, чем натыкаться на него неожиданно. Рано или поздно это вызовет подозрения Вольта и Бейтса, и алиби в лице Ван Ибо окажется совсем нелишним. Пусть лучше так.

— Держите, — шепнул мистер Кэх, передавая ещё один плед. — Чистый. Пусть подремлет. Хочу с вами поговорить. Давайте на кухню, что ли.

Всё в доме было сделано так, чтобы человек в коляске смог проехать, — пороги оказались сняты, а пустоты забили фанерой, надо сказать, не слишком аккуратно. 

— Несчастный случай, — сказал мистер Кэх, указав на коляску. — На работе, потому у меня есть пенсия. Ерунда, конечно, когда у тебя восемь… семеро детей. Но мы справляемся. Дети подрабатывают, я беру работу на дом, чиню технику. Офицер Ван, как вы думаете, вы его найдёте?

Захотелось соврать. Соврать, чтобы у этого усталого, не слишком счастливого человека появилась надежда. Хотелось сказать: конечно, сэр, мы его найдём. Конечно, сэр…

— Нет, — вздохнул Ван Ибо. — Не думаю.

— Честно, — кивнул мистер Кэх. — Вы мне нравитесь, офицер Ван.

— Вы мне тоже.

Мистер Кэх хмыкнул, потёр лицо. Плечи его сгорбились, рука нашла носовой платок. Детей не было слышно, как будто в доме и не было больше никого, кроме них. Наверняка ведь подслушивают.

— Если бы вы начали обещать, я бы вас ударил. Не смотрите так, у меня всю жизнь было прозвище Удав Ларри. А чтобы кого-то удавить, достаточно рук. 

— Давайте без этого. А то придётся вас сажать.

— Вы не стали обещать.

— Не стал.

Они снова замолчали. Ван Ибо думал, что в какой-то другой жизни мог оказаться таким вот Удавом Ларри. Тот явно не стремился открываться перед незнакомцами, чувствовал себя так же неловко, как и Ван Ибо, и не знал, куда деть руки. 

— Я скажу девочкам быть осторожными. Очень, очень осторожными.

— Главное, никакой самодеятельности. Мне одного… массовика-затейника хватит.

— Ваш друг Шон? — неожиданно улыбнулся мистер Кэх. — Мне кажется, про него говорили.

— Все знают Сяо Чжаня, а он мне про какого-то Джексона, — проворчал Ван Ибо. — Он. 

— Никакой самодеятельности, — кивнул мистер Кэх. — Мы не будем мешать, офицер Ван.

Уже во дворе, когда сонный Сяо Чжань стёк по пассажирскому креслу, Ван Ибо оглянулся на дом. Окна горели, но звука не было — они забрали с собой радостный смех, топот и визг, музыку, крики и вечные ссоры, без которых никуда в полном подростков месте. На крыльцо выскочила девочка — та, что принесла кофе, — быстро спустилась, в несколько шагов оказалась рядом.

— Найдите его, — потребовала она. — Найдите! 

— Айла! — раздался голос мистера Кэха. — Иди в дом.

— Найдите! — ещё раз сказала Айла и стремглав бросилась к двери, мелькнули только тонкие икры, голые под широкими шортами.

В салоне было темно, Сяо Чжань тихо спал, привалившись к окну, редкие фонари иногда подсвечивали его лицо, и тогда Ван Ибо бросал быстрый взгляд. Пушистые ресницы тёмной стрелкой обводили веко, худые скулы перетекали во впадины щёк, Сяо Чжаня хотелось накормить, хотя Ван Ибо уже знал, что свободные рубашки и брюки скрывают сильное, мускулистое тело. А накормить всё равно хотелось.

И привязать к батарее, чтобы не влезал куда не следует, но… Пустые мечты. Почему-то глупые законы запрещали такие дела. Очень недальновидно с их стороны. Хотелось, чтобы Сяо Чжань был в безопасности. Это всё было чертовски хреново. Так плохо, что Ван Ибо уже даже не собирался себе врать. Но и думать о том, что происходило, было нельзя. Потому что если не думать, то можно притвориться: этого нет. Ван Ибо собирался притворяться. Можно знать, что слон уже в комнате, но делать вид, что его там нет. Этим Ван Ибо и планировал заниматься. Потому что ничего другого не оставалось.

Хуже обстояло дело с расследованием. Нужно было позвонить Барнсу, рассказать всё, что узнал, чтобы тот послал людей. Бейтс и Вольт проклянут Ван Ибо к концу месяца. И будут проклинать до тех пор, пока что-то не сдвинется с мёртвой точки. А может ведь и не сдвинуться. И скорее всего — не сдвинется. Они скорее все на пенсию уйдут, чем найдут серийника. Даже если из Аделаиды отправят подмогу — а довольно скоро отправят — даже так они не найдут. Нужен свидетель, нужна новая жертва, нужно больше улик сейчас, а не когда-то давным-давно, о чём уже все забыли.

Свидетели — люди. Они врут, они забывают, они путаются и теряются, и в итоге обвинение разваливается. Но хуже, когда его даже не предъявляют. Кому предъявить, если обо всём уже позабыли? 

Ван Ибо захотелось побиться головой о руль. Бессмысленная и беспощадная возня — вот что из себя представляет его расследование. Он просто мечется от Грейсхилла к Мэйнсфилду, а в итоге ничего у него нет. Девочки шли на автобус, девочки исчезли. Что, кричать, что всё дело в автобусах? Но… Кто сказал, что они вообще добрались до остановки? Кто сказал, что всё не случилось после, когда они шли к своим домам? Кто сказал, что в тот день они не поехали куда-то ещё? Куда-то, где с ними случилось страшное. Никто не говорил. А у Ван Ибо ничего, ничегошеньки не было. 

Сяо Чжань шевельнулся, вздохнул и чуть перекатил голову, приоткрылся рот, капризно и чертовски красиво. В паху привычно стянуло огнём, желание биться головой резко усилилось. Вместо этого Ван Ибо чуть сбросил скорость и осторожно коснулся расслабленной руки, лежавшей на бедре Сяо Чжаня. Руки оказались как у лягушки. Врал тот сон. Хотелось бы, чтобы не обо всём.

У дома Сяо Чжаня Ван Ибо затормозил уже ближе к одиннадцати. Они долго провозились в Мэйнсфилде, а по дороге назад пришлось выполнять обещание — заправлять машину. Сяо Чжань даже не проснулся, только недовольно что-то проворчал, кривя губы.

 Теперь Ван Ибо сидел и смотрел, как тот спит. Как будто до этого был недостаточно странным. Но и перестать не получалось. Нужно было разбудить Сяо Чжаня, нужно было проводить его домой, нужно было добраться к себе — вызвать такси, позвонить в участок. Что-нибудь. Нужно было сделать хоть что-нибудь.

— Дырку прожжёшь, — пробормотал Сяо Чжань, морщась. — Ты разбудил меня взглядом. Это суперспособности?

— Да.

С кряхтением Сяо Чжань выбрался из машины, принялся тянуться, закинув вверх руки. Ван Ибо тоже вышел, встал рядом, борясь с искушением обхватить Сяо Чжаня за талию. Очень уж соблазнительно она изгибалась на расстоянии вытянутой загребущей руки. Пришлось как-то её усмирять. Строгим внушением и щипком. Потому что нет, не настолько Ван Ибо сошёл с ума.

В молчании они добрались до крыльца, Сяо Чжань оглянулся на прощание и перешагнул свой порог. Подумал несколько секунд и чуть сдвинулся, освобождая место. Приглашение было столь явным, что Ван Ибо закатил глаза. Но всё же зашёл следом, пристроил кожанку на вешалке, неловко переступил с ноги на ногу, посмотрел на Сяо Чжаня.

— Кофе? — глупо спросил тот.

— Нет, — вздохнул Ван Ибо. — Я зверски хочу спать.

— Так оставайся.

И Ван Ибо остался. Как он мог куда-то уйти. 

На диване, где он собирался ночевать, остались забытыми и пейджер, и ремень, и подушка с одеялом, любезно предоставленные хозяином дома. А Ван Ибо лежал на кровати, чувствуя ледяные ступни Сяо Чжаня, его холодные руки, обхватившие предплечье. Тёмные глаза казались совсем чужими — непроглядная тьма без следа линии зрачка. 

— Почему ты такой холодный?

— Это говорит Ледяной принц Грейсхилла?

— Чего? Блядский боже, это что, моё прозвище?

— Ну да. А ты что хотел?

— Ну точно не ледяного принца, люди вон бугаи да удавы, а я ледяной принц… Ебануться. 

— Да, на принца не тянешь. Ледяной бандит? 

— Ты не делаешь лучше.

— А ты не отвечаешь на вопрос.

Сяо Чжань замолчал. И снова посмотрел своими чёрными глазами, похожими на два камня тёмного агата. Или на спинки огромных жуков, из тех, которые питаются падалью. От ассоциации стало противно, по спине засеменили крошечные лапки, Ван Ибо дёрнул плечами.

— Сосуды плохие. Всегда так.

— Сосуды, значит.

— Сосуды.

— А на самом деле?

В комнате снова стало тихо. Где-то тикали часы, капала вода, в стенах, кажется, шуршали мыши. Бельё пахло приятно — стиральным порошком и какими-то цветами, так в знойный день пахнет саванна, цветущая и разморенная, ещё не забывшая весенние дожди.

— Потому что смерть трогает за руки.

Плечи даже свело от того, как резко пробрало мурашками. Ван Ибо крупно дрогнул, сглотнул, попробовал сесть, но отчего-то не хватило сил, он запутался в одеяле и в итоге остался лежать, чувствуя, как от ладоней и ступней Сяо Чжаня расходится лёд.

— Ну и нахрена? 

— Ты же хотел.

— Я правды хотел, а не идиотских шуточек.

— Слабые сосуды, — повторил Сяо Чжань. — Вот твоя правда.

— А твоя?

— Её я тоже сказал.

Ван Ибо скривился. Толку было разговаривать с Сяо Чжанем, если он только и делал, что врал. Бессмысленная трата времени. Стало обидно, захотелось что-то рявкнуть, высказать, но что тут скажешь? Тем более тому, кто ничего тебе не обещал.

— Ты всегда, когда тебе не нравится ответ, требуешь другого?

— Я же коп.

— Это не ответ, но я понял, — фыркнул Сяо Чжань. — Спи, детектив Ван. Тебе понадобятся завтра силы.

— Предсказание?

— Здравый смысл.

И Ван Ибо действительно уснул. 

Какая же глупость. Сяо Чжань был… Психом, человеком, который зачем-то, чуть ли не ради развлечения, обманывает других. От него нужно было держаться подальше. Так далеко, как Ван Ибо только мог отойти. А он не мог. Тянуло как на аркане, тащило железякой к магниту, волокло по иссохшейся за лето саванне. 

Потому Ван Ибо оказался в его постели. Просто не смог уйти, хотя на диване гостиной ждали подушка и свёрнутое одеяло. Хотя мог бы уехать к себе, пусть и предпочёл бы не слышать миссис Джонс и её утренний туалет. Мог бы. А вместо этого лежал, чувствуя лягушачьи лапки, которые нельзя было съесть.

Во сне было темно. Так темно, что хоть выколи глаз. Ван Ибо слышал своё шумное дыхание, с каждой секундой всё затруднявшееся. Хотелось выпрыгнуть из сна, как из разношенных кед, но не выходило, держало крепко. И даже понимание того, что всё вокруг — иллюзия, не помогало. Хотелось скорее проснуться, оказаться в незнакомой спальне на незнакомой постели с очень знакомым парнем. Хотелось сжать Сяо Чжаня до хруста костей, так, чтобы стало больно — и Ван Ибо, и Сяо Чжаню. 

Вместо этого Ван Ибо продолжал… он даже не мог определиться, лежит он или сидит, а может, стоит… просто существует. Он продолжал быть в полной темноте, где ничего не было, кроме него самого, шумного дыхания и стука сердца в самых ушах. А потом за руку тронуло жгучим, легли в ладонь холодные, словно вырезанные изо льда пальцы. Кто-то погладил его ладонь, и Ван Ибо понял, что она у него есть и сейчас отвалится от боли. Холод был таким, что руку крючило от прикосновения. 

Ледяные пальцы казались совсем незнакомыми, как будто Ван Ибо в жизни таких не держал — очень тонких, маленьких, детских. А он и правда очень редко держал за руки детей.

— Приходи, — шепнуло ему на ухо, и то заледенело. — Приходи к нам. Приходи.

— Ч-ч-что? — выдавил Ван Ибо. 

Или только подумал, что выдавил, потому что вместо ответа, во вторую ладонь легла другая — крупнее, сильнее, но такая же ледяная. Другой голос обдал холодом второе ухо.

— Приходи. Ты там нужен, Чжань-Чжань. Приходи. 

Сотрясло дрожью, свело плечи и руки, Ван Ибо чуть не выкрутило судорогой, наконец стало жарко, захотелось сорвать с себя всё. Сердце бухало в ушах, нужно было выбираться, бежать, торопиться найти хоть какой-то свет. Но вокруг ничего не было, ни искры, ни огонька, только невыносимый холод и страшные голоса, в которых не находилось ничего человеческого. 

А их стало больше, ледяные — мёртвые — руки трогали теперь за плечи, за бока, клали руку на грудь, и всё шептало, шептало на разные голоса: 

— Приходи. Приходи за нами. Помоги нам. Чжань-Чжань, здесь так холодно. Почему нам так холодно?

Ван Ибо попытался сбросить их, сбросить прикосновения невидимых рук, сбросить их страшные, проникающие в голову слова, вырваться из причиняющих боль объятий.

— …ходи. Приходи! Забери нас, Чжань-Чжань. И помоги…

— Отвалите! — рявкнул Ван Ибо и резко сел, оказавшись там, где больше всего хотел быть.

Незнакомая комната, незнакомая постель, очень знакомый Сяо Чжань, мирно спавший, обнимая подушку. Он вздрогнул, задрожали ресницы, открылись чёрные, как агаты, глаза. Посмотрел потерянно, расфокусированно, встряхнулся, и взгляд стал вопросительным.

— Ч-что это б-было? — выдохнул тот. 

Всё никак не получалось прогнать холод, казалось, внутри появился айсберг, спрятался где-то у сердца. И теперь от него по телу расходились волны озноба, леденящего кровь ужаса, который захлёстывал с головой и от которого хотелось сбежать — зажечь весь свет, забраться в горячий душ, включить ночную мэйнсфилдскую волну, чтобы кто-то живой… Кто-то живой…

— Девочки, — садясь пожал плечами Сяо Чжань. — Я же говорил, что они зовут.

— К-какие д-девочки? 

— Дурак, что ли? Наши девочки. Мёртвые.

Ван Ибо прошибло холодным потом — никогда раньше у него так стремительно не мокла спина и ладони, а теперь пришлось поскорее вытирать их о пододеяльник. По телу гуляли мурашки, руки тряслись, а ушах так и стоял жуткий шёпот.

— Ложись, — сонно велел Сяо Чжань, утягивая Ван Ибо в тёплое объятие, пусть и с лягушачьими нотками. — Ложись. Они больше не придут к тебе.

— А к тебе?

— А ко мне придут. Всегда приходят.

И закрыл глаза, будто не случилось ничего жуткого. Как будто Ван Ибо чуть не сошёл с ума, а может, всё-таки и сошёл. Потому что с этого момента, с этого жуткого страшного сна, в котором ты прекрасно знаешь, что спишь, он начал сомневаться. Может быть, может быть, Сяо Чжань не врёт? Может, и правда слышит мёртвых. Тех, которые шепчут на ухо, держат за руки ледяными пальцами.

Chapter Text

Мерзкий августовский день подходил к концу, обещая не менее мерзкий вечер. Ван Ибо не хотелось домой. Там было стыло и пусто, миссис Джонс и её иерихонские трубы, конечно, уже канули в Лету: ремонтники добрались до них в конце мая, и с того времени их с Ма Жэньли жизни стали не в пример спокойнее. Но домой всё равно не хотелось — сидеть в четырёх стенах, разглядывать копии документов и фотографий, которыми обросла квартира. В очередной, миллионный, раз вглядываться в изуродованные смертью лица трёх девочек — так и оставшихся неизвестными.

Больше всего бесило, что одна из них не переступила и порог пятнадцатилетия. Как можно потерять ребёнка такого возраста и не заметить? Не заявить, не поднять на уши весь чёртов округ? Но не было в полиции данных. Не было. 

Картотечная госпожа мисс Уиллоу только разводила руками: не нашлось в её закромах ни заявлений, ни хотя бы упоминаний. Ван Ибо начал подозревать своих — копов, которые должны были зарегистрировать, разобраться, найти, завести дело хоть бы и на три листка, но ни хрена не было, ни листочка, ни бумажулечки, только тот самый хрен. И воняло — премерзейше, интригами и предательствами, а из новеньких здесь был только сам Ван Ибо.

— Хотя бы себя могу вычеркнуть, — пробормотал он, злобно рушась в тачку. — Если только в приступах лунатизма не превращаюсь в Теда Банди. Ебучее ты ж дерьмо!

Побарабанив пальцами по рулю, он сплюнул в окно и прищурился на низкое серое небо. У солнца снова не было настроения — замоталось в ватное одеяло облаков, не высунуло наружу и кончика носа, ветер гонял по Грейсовым холмам влагу, плантации ёжились в предвкушении скорой весны — наступит сентябрь, и всё вздохнёт, сладко и радостно запоёт птицами, из нор выползет… Проще сказать, что не выползет. Целый апокалипсис гадов и тварей начнётся. Весна!.. Саванна зацветёт, дурниной заорут все, кому приспичит размножаться…

В дайнере Дора смотрела хитро, но молчала: поняла уже, что без Сяо Чжаня Ван Ибо говорить не будет, только хмуро и пристально глядеть да отделываться односложными ответами. Сначала она пыталась — и пугала, как чёртов мчащийся навстречу локомотив, — а потом забросила. Тем более что приходил Ван Ибо всё чаще и чаще, а морда становилась унылей и унылей. Он и сам это знал, видел в зеркалах, когда не шугался их от неожиданности.

— С собой? — только и спросила Дора.

— Да, — кивнул Ван Ибо, а потом, следуя порыву, добавил: — И пирога.

— Конечно! Целый?

— Ну… — Ван Ибо растерялся. — Давайте целый…

Кульки легли на переднее сиденье, зашуршали бумагой и ехидцей — не лень же ему было делать такой крюк. Даже жратва над ним издевалась. 

Хмыкнув, Ван Ибо развернулся, решив проехать через центр, — какая ему разница, всё равно очередной бесполезный день, в который ничего не случилось. Потому что никто, блядь, не терял двенадцатилетней девчонки! Ну что за падаль!

Мимо морга он пронёсся на всех парах, чтобы не остановиться и не пойти — полаяться с доктором Ритцем, посмотреть на довольную его дочку, которой купили машину. Красную. Какую хотела Фрэнни Лоурэнс. Не такой, конечно, модели, прошло десять лет. Но юная Мэнди Ритц рассекала на красном седане, и что-то нехорошее свербело у Ван Ибо поддыхом. 

Стемнело, зажглись огни Грейсхилла, вспыхнули фонари, в их свете стало видно морось — водяную взвесь, висевшую в воздухе, залеплявшую лобовое стекло и очки. Ван Ибо затормозил у нужного дома, посмотрел в окна — лампы горели в гостиной, на кухне — только над разделочным столом. Наверное, ещё ждало бра в спальне. Ждало, когда хозяин ляжет в постель, уютно устроится с книгой, укутав ледяные ноги. 

Дверь открылась после первого же стука, будто Сяо Чжань ждал. Он посмотрел на Ван Ибо — внимательно и взросло, испытующе, как смотрел всегда, стоило прийти.

— Я принёс ужин. — Как будто это могло хоть что-нибудь объяснить.

— Конечно принёс, — согласился Сяо Чжань, всё так же нечитаемо глядя.

Но посторонился, пропустил, позволил шагнуть в совсем другой дом, потянул из рук бумажные пакеты.

Если бы кто-то спросил, Ван Ибо ни за что бы не смог объяснить, когда всё рухнуло в тартарары. Ни за что. Он не помнил дня, не помнил очередной идиотской перепалки, не помнил, когда они… Хрустнул пакет, рука у Сяо Чжаня опять была лягушачья, а губы нагреты улыбкой, и он отвечал, и ничего больше Ван Ибо было не нужно.

Он даже перестал вспоминать Китса, который пугал до усрачки, но был первой любовью, только он подходил для сравнения. Только ни хрена он не подходил. Ван Ибо понятия не имел, как можно сравнить Китса и Сяо Чжаня. 

Сяо Чжань погладил затылок, скользнул пальцами по шее, чуть царапнул косточку выступающего позвонка, обвёл родинки, прижимаясь всем телом. Целовались по-детски, едва приоткрыв рот, обменявшись дыханием да облизнув губы друг друга.

— Ты хочешь есть? — шепнул Сяо Чжань.

— Нет.

И ледяные пальцы потянули к спальне. Пирог вместе с ужином на двоих отправился в кресло, кажется, один из пакетов свалился, и клубничный джем рисковал перепачкать ковёр, но теперь уже было всё равно. 

Сяо Чжань выскользнул из халата, оставил его чернилами каракатицы на полу, посмотрел через плечо, поверх ведущей руки. Глаза у него сияли. Как будто в темноте наконец вспыхнули звёзды, будто Грейсхилл исчез и над Грейсовыми холмами разъяснело. Такие у него были глаза. 

— Помоешь руки? — спросил Сяо Чжань, берясь за верхнюю пуговку пижамной рубашки. — Мало ли куда ты их совал?

— И мало ли куда суну, — хмыкнул Ван Ибо, но послушно отправился в ванную.

Быстрый душ ему бы не помешал: превший весь день в штанах член не самое аппетитное зрелище. 

Гель для душа пах ебучей клубникой, которая преследовала Грейсхилл не хуже призраков девочек из Ред-Крик, у которых до сих пор не хватало имён. Встряхнувшись, Ван Ибо мазнул пеной в подмышки, намылил в паху, подставил лицо душевым струям. Несмотря на дурные мысли член наливался, кровь спешила южней, будто намеревалась таки встретить пингвинов. Мало было того, что они (Ван Ибо, Сяо Чжань, их члены и весь Грейсхилл) проторчали в пингвиньей жопе всю зиму.

— Весна ещё не пришла, — шепнул сам себе Ван Ибо. — Не рассчитывай.

Стоило признать, что последний зимний месяц был самым мерзким, потому Ван Ибо перестал отмечать дни рождения. В Грейсхилле это казалось каким-то издевательством. 

Сяо Чжань ждал на кровати — уже голый, лениво развалившийся на подушках, уронивший колено в сторону, отчего было видно и гладко выбритый пах, и напрягшуюся мошонку, и уже поднявшийся член, который захотелось перекатить на языке.

— Думал, ты там топишься, — фыркнул Сяо Чжань, отбрасывая книгу. — Иди сюда.

Пальцы обожгли холодом, губы — жаром, и до Ван Ибо неожиданно дошло, что он снова выбрался — пережил очередной день, в котором ничего не произошло, и Удав Ларри остался без новостей о своей мёртвой Элли. Ван Ибо кинулся на Сяо Чжаня, как голодающий на шведский стол, — даже не сразу сообразил, за что стоило бы ухватиться. Целовал смеющийся рот, целовал пытавшиеся оттолкнуть руки, дышал, ткнувшись носом в грудь, в ложбинку мышц, которую однажды собирался оттрахать.

— Я не убегу, — пообещал Сяо Чжань. — Ни разу ведь не убегал, детектив Ван. Что ж у вас никакого доверия?

Он потянул выше, заставил снова поцеловать — вдумчиво и спокойно, обстоятельно вылизать рот, пососать губы по очереди, нырнуть языком между ними, чтобы коснуться трогательных детских резцов. 

Сяо Чжань обнимал плечи, прижимался грудью к груди, обжигал — теперь жаром, будто кожа его горела. Твёрдые пальцы впивались в бока, напрягались худые мускулистые руки. Они словно сцепились в борцовом захвате, пытаясь выяснить, кто победит. Почему-то так становилось легче.

И когда Сяо Чжань сдался, застонал выгибаясь, раскинулся на кровати, а глаза обвело красным, Ван Ибо наконец смог расслабиться. Губы скользнули к шее, оставили десяток щипков, а когда Сяо Чжань разрешил — подставился, прижался ближе — тогда впились, по-настоящему крепко, оставляя багровый след, чёрно-красный синяк, который надолго останется здесь. 

Ван Ибо проверил предыдущий, выцветший в жёлтый с другой стороны, провёл языком, ткнулся носом за ухо.

— Собака, — шепнул Сяо Чжань, — гоуцзайцзай.

Ван Ибо поднялся, сел на пятки, оглядел поле их битвы — сбитые простыни, съехавшие на сторону подушки и Сяо Чжань. Сяо Чжань. Склонившись снова, Ван Ибо повёл языком и поцелуями от ключицы к пупку, захватывая соски — то один, то другой, накрывая их ртом, лаская. Сяо Чжань застонал, вцепился пальцами в волосы — не щадя, до боли — но так и не смог понять, хочет он оттолкнуть или притянуть ближе, и потому Ван Ибо продолжал.

Кожа пахла клубникой, иногда Ван Ибо думал, что весь Грейсхилл пахнет именно ею, но Сяо Чжаню аромат шёл, раскрывался нежной сладостью, сливками клубничного рожка, который подавали в каждой едальне города. Ван Ибо обвёл губами контур мышцы, укусил, слегка надавив зубами на плоть и вырвав низкий стон. Холодные пальцы погладили затылок, царапнули нежно кожу — Сяо Чжань всё-таки определился, потянул ближе к соску.

Слушаясь его, Ван Ибо накрыл тёмный кругляш губами, в который раз поражаясь тому, как похоже на шоколадные печенья, которые он любил в детстве. Весь мир, видимо, готовил его к тому, что он всё же будет ебаться с психом. Невольно фыркнув, он заработал недовольный щипок — плечо обожгло болью — и принялся вылизывать нежный напрягшийся сосок, не забывая и о втором, который перекатывал между пальцами. Внизу живота горело, тянуло и требовало, желание велело немедленно прекратить маяться дурью, задрать повыше длинные худые (идеальные) ноги и выебать Сяо Чжаня так, чтобы тот неделю не забывал.

Если бы между их встречами хоть раз успела пройти неделя.

Потому что — не успевала. Ван Ибо вляпался в Сяо Чжаня так сильно, что уже перестал биться, как та крыса, которой не дали надежды, не показали, что из ведра можно выбраться. Он шёл на дно, и как чертовски ему это нравилось.

— Ибо!.. — воскликнул Сяо Чжань, стоило укусить нежную вершинку соска, а вторую потянуть, зажав между пальцами. — Ибо!..

От жалобного, хнычущего тона на загривке встали волосы, поднялись дыбом, как у кота, почуявшего добычу. Вскинув глаза, Ван Ибо замер, медленно отстраняясь, глядя в раскрасневшееся лицо. Потом посмотрел ниже, будто оглаживая вниманием тело — тяжело вздымающуюся грудь с приподнявшимися, налившимися кровью сосками, очертания пресса, дорожку волос, уходящую к выбритому паху. Живот Сяо Чжань не брил, что вызывало у Ван Ибо животное, низменное желание, которого никогда прежде он не чувствовал.

Китс был совсем другим — стройным, гладковыбритым, как камешек гальки, как идеальная скульптура твинка из рассказов в тематических клубах. Сяо Чжань же походил на античную статую, но при этом пылал жаром и жизнью, которой больше всего было в отсутствии идеальности: родинки на груди, крупные, пожалуй чересчур, соски, волосы под мышками и на животе, густо заросшие голени. 

Сейчас на дорожке блестели капли предэякулята, натёкшего с поднявшегося, блестящего смазкой члена. Тёмная кожа обнажила красную головку, к которой Ван Ибо поторопился склониться. На вкус Сяо Чжань был соль и клубника, здесь запах геля для душа мешался с запахом тела, от которого мгновенно свело низ живота, а член дёрнулся, роняя влагу на простыни.

— Ну вот, — простонал Сяо Чжань, — теперь бельё менять. 

Ван Ибо хмыкнул, перекатывая головку на языке, и Сяо Чжань замолчал, только шумно втянул воздух между зубов. Колени его поехали в стороны, пропуская Ван Ибо ближе, позволяя пальцами погладить меж ягодиц, чуть надавить на ещё сухой и закрытый вход.

— Держи. — В ладонь ткнулся купленный самим Ван Ибо тюбик смазки. — И не тяни.

— Больно будет, если не тянуть-то.

Тут же прилетело в плечо — Сяо Чжань бестрепетно пнул его, даже не обеспокоившись опасной близостью зубов и члена. Вероятнее всего, он уже понимал:  ничего Ван Ибо не сделает. Ничего.

Потому что он в заднице.

Во всех смыслах.

Пальцы обхватило горячим, сжало туго и сильно, но через мгновение Сяо Чжань уже расслабился, пропустил в себя, ещё шире разведя бёдра. Так сильно его хотелось, что у Ван Ибо сводило ноги, мышцы будто подталкивали вперёд, требуя не тупить, а немедленно взяться за дело. Вместо этого он тщательно размял вокруг ануса, глядя, как складочки припухают, добавил смазки и толкнулся снова, на этот раз уже двумя пальцами.

Сяо Чжань позволял — он вообще позволял всё — то жмурился, то смотрел тёмными блестящими глазами. По контуру выступила влага, подчеркнула красноту, обметавшую веки, внешний уголок — птичий хвостик, вытянутый кончик невиданного лепестка. Сердце Ван Ибо ни хрена к такому готово не было.

Наконец Сяо Чжань требовательно зарычал, потянулся напрягаясь, нашарил в изголовье презерватив — фольгированный квадратик шлёпнул Ван Ибо по груди. 

— Давай, — велел Сяо Чжань. — Ну же. Давай, Ибо! Чего ты всегда тянешь, гэгэ?

Теперь зарычал Ван Ибо, торопливо раскатывая латекс, — ещё немного, и кончил бы вообще без рук, только от требовательного тона, взгляда и припылённых румянцем плеч. 

Он толкнулся, раздвигая растянутые мышцы, глядя в лицо — стараясь найти хоть отзвук боли и остановиться. Но боли не было, Сяо Чжань стонал, цеплялся одной рукой за кроватную спинку, второй — за предплечье самого Ван Ибо, довольно болезненно. И это отрезвляло, давало шанс не сорваться в бешеный, беспощадный ритм. Тело Сяо Чжаня казалось раскалённым, будто Ван Ибо собирался трахать вулкан, а не живого человека.

Он задвигался, стараясь поймать нужный ритм и угол, и вскоре удалось — Сяо Чжань выдохнул, приоткрыл блестящие от слюны губы, сотрясся дрожью и прижал к животу член. Посмотрел — сверкающе и пьяно.

— Ибо гэгэ, — вышептал, хитро прищурился, откидывая голову, выставляя напоказ шею с расплывшимся на ней пятном, маковой головкой, оказавшейся чуть ниже уха.

Ван Ибо ускорился, навалился сильней, пытаясь оказаться единственным, что мог видеть Сяо Чжань. А тот улыбался, закрывал глаза, выдыхал то стон, то всхлип, то имя, то блядское это своё “гэгэ”, и по телу Ван Ибо на каждый звук пробегался ток, как будто в него бесконечно била крошечная, но целеустремлённая молния. 

Рука Сяо Чжаня задвигалась быстрей, его затрясло, выгнуло напряжением судороги, и сперма выплеснулась на живот. Ван Ибо сжало, выдаивая оргазм, и он кончил, припав совсем низко, так что заломило локти и пресс, но ни за что бы он не смог сейчас двинуться. Тело выкручивало, как будто оно избавлялось не только от семени, но и от скопившегося напряжения. Ван Ибо рухнул сверху, даже не потрудившись этого избежать, облапал Сяо Чжаня обеими руками, притиснул к себе, чувствуя, как между их телами размазывается сперма и пот, а его член обмякая выскальзывает из растраханной задницы.

 — Постель тебе менять, — мурлыкнул Сяо Чжань, убирая с лица Ван Ибо короткую чёлку. — И ты весь взмок, такие смешные иголочки.

 Ван Ибо потянулся за солоноватым от пота поцелуем, закончившимся улыбкой, потёрся носом о нос, глядя в смеющиеся глаза.

— Полегчало? Ты с таким видом пришёл, что я испугался.

— Просто очередной бесполезный день. В очередной раз бесполезный я.

— Всё получится, — покачал головой Сяо Чжань. — Наберись терпения.

— Тебе-то откуда знать? Да и мне неоткуда, но чисто по опыту… Хрен там плавал, ещё лет десять ловить будем.

— Ну-ну. — Сяо Чжань погладил Ван Ибо по голове. — Поменьше пессимизма. И слезай, — закряхтел Сяо Чжань. — Тяжеленный. Где у тебя эта тяжесть помещается?

Ван Ибо красноречиво толкнулся бёдрами, отчего член, всё ещё затянутый презервативом, шлёпнул Сяо Чжаня по бедру.

— И правда, прекрасно же ощущаю все тяготы бытия. Идём, стоит сполоснуться, мы потные, как две свиньи.

— Хрю-хрю.

Ван Ибо хотел сказать, что он поедет домой, что ему незачем опять оставаться, что он не хочет мешать. Но вместо всего этого он перестелил для Сяо Чжаня постель и улёгся рядом, работая то ли подушкой-обнимашкой, то ли приличным, крайне заботливым бойфрендом. 

Бойфрендами они не были. Потому что не говорили.

Потому что Ван Ибо зарекался ебать психов, а в итоге оказался здесь, и сейчас уже понятия не имел — как именно. Первый раз истёрся из памяти, делся куда-то, где не найти, и осталось только понимание: они с Сяо Чжанем по меньшей мере дважды в неделю оказываются в одной постели, где трахаются до звёздочек перед глазами, а потом ещё раз, а потом Ван Ибо идёт на работу и смотрит в насмешливые глаза командующего Барнса, который, конечно, всё знал. Ещё с тех времён, как его подчинённый попытался сожрать подозреваемого прямо на парковке городского морга.

Спасибо, доктор Ритц.

С Сяо Чжанем было так хорошо, как никогда и ни с кем не было. 

Так хорошо не было даже с Китсом в те времена, когда тот ещё притворялся, прикидывался идеальным, чтобы поглубже утянуть Ван Ибо, чтобы затянуть его туда, откуда не вырвешься и не сбежишь, так просто не пошлёшь куда подальше после первой же ссоры. 

И Ван Ибо не послал и потом охренительно пожалел, когда чуть не помер сам стараниями чересчур ревнивого ебанутого Китса. 

С Сяо Чжанем было совсем иначе.

Он ничего не спрашивал, ничего не просил, только улыбался при встрече, смотрел чуть из-под ресниц, приглашая, и шептал одними губами “гэгэ”, отчего у Ван Ибо моментально вставал. Происходило это так неминуемо, что хотелось уже к врачу, спросить, нормально ли это, или стоило ждать превращения в псину, потому что явно оно отдавало павловскими рефлексами. Сяо Чжань гладил по голове, Сяо Чжань усаживал на диван, позволяя перещёлкивать каналы, пока не доберёшься до спортивного, а потом разрешал целовать и целовал сам и тащил в мэйнсфилдский кинотеатр под открытым небом, где отсасывал так, что и под пытками Ван Ибо бы не вспомнил, что крутили в тот день.

Но разговаривать они не разговаривали. Не о том, что происходит между ними. О деле, о девочках, о той, которую не искали, о том, что Сяо Чжань ненавидит баклажаны, а Ван Ибо не любит морковь, о том, что в Сиднее они оба любили сидеть у Оперы и смотреть на полусферы её корпусов — дурацкое и самое обычное времяпрепровождение, но почему-то сердце стучало от совпадения. Сяо Чжань не умел кататься на велике и рисковал утонуть при попытке подняться на сёрф, и Ван Ибо обещал научить и тому, и другому, как будто был шанс, что они будут вместе, оказавшись где-то за границей Грейсовых холмов.

Ван Ибо сомневался. 

Он знал, что он уже никуда не денется, что он останется вот таким, с сердцем, бьющимся для другого, но спрашивать Сяо Чжаня… Готовности не было. Ни готовности услышать ответ, ни готовности его принять. А на то, чтобы добиваться кого-то, у Ван Ибо ни хрена не осталось сил.

Он отдал их Китсу, а теперь отдавал девочкам, и всё больше понимал, что бьётся о стену, которой не найти конца.

 Родинка Сяо Чжаня и впрямь была идеальным знаком, куда стоит поцеловать, и Ван Ибо целовал — на ночь и с самого утра, когда дыхание могло кого-нибудь убить, целовал на прощание и при встрече. Он уже начинал забывать, почему трахаться с Сяо Чжанем было чертовски плохой идеей, но черти напоминали о себе сами.

Из сна Ван Ибо вырвало ледяной рукой, она легла на грудь, скользнула выше, гладя горло, и тогда он открыл глаза, зная: ему не понравится то, что сейчас увидит. И не понравилось. Сяо Чжань нависал, приподнявшись на локте, гладил шею и грудь, холодными пальцами обводил ключицы, а с его лица смотрело что-то неживое и страшное.

— Приходи, — шепнуло оно чуть припухшими со сна губами. — Приходи к нам. 

— Чжань-гэ, — хрипло позвал Ван Ибо, нашаривая выключатель бра. — Чжань-гэ.

Страх темноты возвращался стремительными шагами, чем больше он спал с Сяо Чжанем, тем ближе тот подступал. Стоило бы купить ночник, наверняка его можно найти у миссис Бинс, в отделе товаров для детей. И плевать, что Ван Ибо ребёнком давно не был — у него в постели (технически у себя) то и дело просыпался какой-то мертвяк и всё звал и звал, и совсем не ясно куда.

— Тебе нужно прийти, — снова шепнуло что-то внутри Сяо Чжаня, глядевшее из его глаз матово и мёртво. — Нужно прийти, нам так нужно, чтобы ты пришёл.

Уложив ледяную ладонь на щеку Ван Ибо, Сяо Чжань заглянул в лицо и в который раз поразил тем, как поменялись глаза. Совсем недавно живые и блестящие, которые Ван Ибо — романтичный придурок — сравнивал со звёздным небом, они походили на хитиновые панцири жужелиц. Мёртвые жуки с оторванными лапками смотрели на Ван Ибо.

 — Чжань-гэ, — повторил Ван Ибо, чувствуя, как по телу разливается страх, от него почему-то поджались ягодицы. — Эй, проснись, гэ.

— Почему ты не приходишь? — расстроенно шепнул Сяо Чжань, укладываясь щекой на грудь Ван Ибо. — Тебе нужно прийти… — Последнее слово почти потерялось в зевке.

Через мгновение Сяо Чжань уже спал, только руки стали ещё холодней, чем обычно. Закутав его в одеяло, Ван Ибо поднялся, глянул в сторону закрытой двери — в тёмный коридор не хотелось, так что поход на кухню отменялся. Он дошёл до ванной, отлил, поглядел на себя в зеркало — то показало зацелованные губы, неведомо откуда взявшийся засос на кадыке (когда успел) и общую перепуганность. Волосы торчали дыбом, на щеке отпечаталась подушка, а член начинал вставать, чуя приближение утра. 

На часах обнаружились пять утра, в которые уже можно было подниматься, но пока не хотелось — редко когда выходило полежать в уютной постели, обнимая… До хрена пугающего Сяо Чжаня. 

Впрочем, тот уже не пугал. Он лежал, подтянув в объятие одеяло, круглая и очень голая задница оказалась снаружи, призывно приоткрыв расщелину. Крепкие, мускулистые ягодицы разошлись, а между ними — Ван Ибо знал — было ещё мягко и влажно. 

Рука сама нашарила тюбик. Никто не управлял ею, потому что мозг Ван Ибо отключился, стоило чуть оттянуть в сторону половинку, глянуть на ещё блестевшую от смазки кожу. Через секунду смазки стало ещё больше, пальцы толкнулись между расслабленных мышц — сразу два — и вошли без всяких проблем, а Сяо Чжань только заворчал, даже не просыпаясь. Ещё и поясницу выгнул так, чтобы стало удобнее.

Возбуждение мгновенно ударило в голову — если до этого Ван Ибо понятия не имел, что делает, то теперь появилась цель. Презерватив краем упаковки впился в ладонь, и Ван Ибо неловко натянул его левой рукой, правой продолжая растягивать Сяо Чжаня. Тот чуть постанывал, но слишком тихо и коротко для того, кто проснулся. Стоило пристроиться к его входу, как Сяо Чжань задышал чаще, прогнулся ещё сильней, укладывая ягодицы в подставленные Ван Ибо ладони. И как только член вошёл до половины, застонал громче, оглянулся через плечо, посмотрел снова живыми смеющимися глазами.

— Извращенец, — хрипло протянул он и толкнулся навстречу, вжимаясь спиной в грудь Ван Ибо. — Будешь всегда меня так будить?

Обожгло изнутри — и лицо, и шею, и грудь, залило жаром и возбуждением, представилось, что это возможно, что так и будет, что каждое утро Ван Ибо будет начинать так. Потом подумалось, что вряд ли это продлится долго: реальный мир, он жесток — обязательно позвонит Барнс. Рано или поздно.

Но размышлять об этом Ван Ибо не стал, просто качнулся, чуть отстраняясь, чтобы войти обратно, вжался бёдрами в отставленный зад.

— Можем просто так полежать, — шепнул жмурясь Сяо Чжань. — Мне всё нравится. Погрею тебе член.

— У меня голова сейчас как паровой котёл рванёт, — признался Ван Ибо, сильнее обнимая Сяо Чжаня. — Просто пиздец. Я понятия не имею, что на меня нашло.

Тот не стал ничего отвечать, только покрутил задницей, отчего член сжало сильней и чуть отпустило. Ван Ибо начал потихоньку раскачиваться, почти не выскальзывая.

— Охренеть какой ты здоровый, — снова зашептал Сяо Чань. — Постоянно давишь куда надо, у меня пальцы дрожат, и кажется, что я прямо сейчас кончу. Жалею, что ты не попался мне раньше, я бы с твоего члена всю юность не слезал.

— Как ты этим ртом потом маму целуешь? Прекрати, я сейчас кончу!

— Кто тебе запрещает? Кончай. И потом трахнешь ещё раз. 

Отсутствие всяких сомнений в голосе льстило, так что Ван Ибо принялся за дело с удвоенным энтузиазмом. Сяо Чжань постанывал, стоило войти до конца, и длинно вдыхал, пока член скользил из него, растягивая вход головкой. Не выдержав, Ван Ибо чуть переложил его, заставил лечь так, чтобы можно было смотреть, оттянув ягодицу. Складочки налились кровью, покраснели и припухли. Член вталкивался глубже, а потом выходил, и оттого, как Ван Ибо тянул в сторону ягодицу, между стволом и ободком мышц то и дело проглядывала тёмная щёлка. 

Это почему-то стало последней каплей, и он сорвался в жёсткий, быстрый темп, упёрся Сяо Чжаню в спину, наверняка почти лишив воздуха. А Сяо Чжань покорно лежал, вздёрнув повыше задницу и разведя ноги, чтобы его было удобнее трахать. Он стонал, то и дело всхлипывая, и изгиб талии так и манил ладони. Отказывать себе Ван Ибо не стал, переложил их туда, надавил, едва не переломив узкую спину. За шлепками плоти о плоть не было слышно собственного дыхания, да и вообще ничего. Начни к ним ломиться спецназ, Ван Ибо бы и не заметил.

Кончив, он ещё несколько минут толкался, дожидаясь, пока кончит и Сяо Чжань, а тот торопливо додрачивал, продолжая подмахивать.

— Отличное утро, — наконец выдохнул он, откидываясь к Ван Ибо в руки. — Мы так всё постельное изведём.

— Какая трагедия. Хочешь, куплю тебе ещё?

— Да куда. Это я так… Доброе утро?

— Доброе… — Поцелуй пришёлся как раз на родинку. — Завтрак? Я вчерашний ужин в холодильник убрал.

— А блинчики ты взял?

— На ужин-то?

Сяо Чжань посмотрел выразительно. Ван Ибо вздохнул.

 — Взял.

Тут же повеселев, Сяо Чжань поднялся и, нисколько не стесняясь своей наготы, вышел из спальни — его не пугала темнота коридора и необходимость дойти до гостиной, чтобы включить свет. Ван Ибо шёл за ним, держа полный презерватив и разглядывая голую спину. Сяо Чжань, ничуть не смущённый, поднял с пола свалившийся ещё вчера плед, накинул его на диванную спинку, вымыл руки в раковине на кухне и залез в холодильник. 

— Нас же видно, — задумчиво глядя в окно, сказал Ван Ибо, избавившийся от презерватива.

— Да и плевать. На, поставь кофе. Так, что тут у нас? И блинчики! И пирог! Гэгэ меня балует. — И затрепетал ресницами, мудак. Ван Ибо захотелось то ли ударить наглую морду, то ли нагнуть тут же, над кухонным столом. 

Он уже собирался сказать об этом, поймать в ковшик ладоней лицо, поцеловать сопротивляющиеся губы, послушать о том, как противно целовать того, кто не чистил зубов, как из спальни истошно заорал пейджер. Он орал так, будто выбрался из преисподней. Или будто был плодом любви миссисджонсовских труб с корабельной сиреной.

— Твою мать! 

Сяо Чжань врезался в спину, обхватил плечи, заглядывая в маленький экран. Не успел Ван Ибо попросить, как в раскрытую ладонь ткнулась трубка, пластик показался холодней ледяных пальцев.

— Да! — рявкнул на том конце Барнс, и представилось, как затряслись усы Халка Хогана. — А, это ты. Подъезжай. У нас имя. И подозреваемый. 

И таким тоном это сказал, что Ван Ибо понял: начальник в больших сомнениях. 

Сяо Чжань уже достал из комода свежее бельё и теперь стоял, настороженно глядя. Он казался моложе — как будто был на шесть лет младше, не старше, чёлка падала на лоб, щёки ещё не потеряли краски, а под ухом темнела оставленная Ван Ибо клубничина. 

— Кто? — шепнул он. — Кто, Ибо?

Тот только мотнул головой, пожал плечами, показывая, что не знает. Торопливо одевшись, Ван Ибо сунулся в ванную, прополоскал с зубной пастой рот — на чистку уже не было времени, хотя его щётка зеленела рядом со щёткой Сяо Чжаня.

— Я позвоню, — пообещал Ван Ибо, разворачиваясь у выхода. — Я позвоню и всё расскажу.

— Скорее всего, я уже буду знать, — фыркнул Сяо Чжань. — Это же Грейсхилл.

— Да уж, ни у кого дерьмо в жопе не держится. Но я всё равно позвоню.

Поцелуй лёг на родинку, такую удобную для приветствия и прощания. Сяо Чжань улыбнулся, поцеловал в ответ, туда, где родинка вылиняла у Ван Ибо. 

— Пока, — попрощался Сяо Чжань. — Приходи ко мне.

Ван Ибо вздрогнул, глянул в глаза — те смеялись. Конечно, он ведь собирался не трахать психов. И где он теперь? В полной заднице. Сяо Чжань проводил до порога и ещё постоял, провожая до машины взглядом. Ван Ибо обернулся и убедился: свет облизывал голую кожу, подсвечивал контур фигуры. И плевал Сяо Чжань на то, что кто-то увидит. Никто, правда, вроде бы не смотрел. Дверь закрылась, и захотелось вернуться, остаться, никуда не уходить.

Вместо этого, обругав себя идиотом, Ван Ибо рухнул на водительское сиденье и рванул в сторону участка. Ничего хорошего его там не ждало, судя по голосу Барнса.

За столом дежурного снова сидел бугай Ларри, Тина пряталась в приёмной кабинета Барнса, у Вольта взгляд был совсем ошалевший, а Бейтс нервно курил, уминая предыдущий бычок в сигаретного ежа.

— Вы что, не ложились? — хмуро спросил Ван Ибо, разгоняя дым.

— Не, вчера не выбросил, — невнятно ответил Бейтс, удерживая между губ измочаленный фильтр. — А сейчас…

— Чего там?

— Сегал, — подал голос Вольт, запуская в волосы пальцы. — Барнс взял Сегала и сейчас сидит с ним в допросной. Тот даже адвоката пока не просил.

— Сегал? — поразился Ван Ибо. — Чего?

Дожидаться он не стал: смысл слушать пересказ из третьих рук, если начальство сидит в двух шагах. Добравшись до допросной, Ван Ибо вежливо поскрёбся и сунулся, ожидая увидеть дым, несколько стаканчиков кофе — один, приспособленный под пепельницу. Усы командующего с одной стороны выгорали всегда сильней, желтели от никотина, так что не стоило рассчитывать… В допросной было тихо, чисто и не накурено. Барнс сидел, откинувшись на стуле и внимательно рассматривал Сегала, который, напротив, на командующего не смотрел, вперил взгляд в сложенные на пустом столе ладони.

— Ко…

— Секунду, — оборвал Барнс, тяжело поднимаясь. — Простите, мистер Сегал, я должен выйти.

— Конечно, — бесцветно отозвался тот. — Конечно.

Барнс вышел, грузно ступая, — судя по его виду, форма отчего-то начала весить не меньше тонны. Ван Ибо, пользуясь моментом, оглядел Сегала — тот выглядел обычно, таким его видели на городских праздниках, таким он захаживал в мэрию. Разве что чуть более бодрым, но тут ничего удивительного — времени только шесть утра, вряд ли мистер Сегал успел пригубить хоть бы и чашечку кофе. 

— Позвонили из Аделаиды, — хмуро пояснил Барнс, плотно прикрыв дверь. — Одно из тел принадлежит Мэри Бут, девочке было двенадцать.

— И что? Кто она такая?

— Сегал брал её под опеку. У Мэри, честно говоря, было хреновое детство, — вздохнул Барнс. — Мать наркоманка, отец неизвестен. Соцслужбы, патронажные семьи… И вот вроде бы повезло: Сегал заметил, забрал в свою программу, а девчонка возьми и сбеги. Ну… Так все думали. У неё уже были проблемы, так что… Никто особенно не искал.

— Почему её не было у нас? Куда могли деться данные о пропавшей двенадцатилетке?

— А ч-чёрт его знает! — разозлился Барнс. — Это было ещё при Мэне. Бумаг никто в глаза не видел, Шарлотта бы запомнила. Сейчас-то нашли только через соцслужбу — ДНК совпало с матерью, та отбывает наказание за распространение. Послал запрос о девчонке и вот…

— И вот… — эхом повторил Ван Ибо.

Они с Барнсом прятались в комнатке у допросной, только в этом году оборудованной односторонним зеркалом. Сегал смотрел на свои руки, а они — на Сегала. 

— Ну… — осторожно начал Ван Ибо, — пожалуй, всё сходится?

— Чего у тебя сходится? Ширинка? 

Ван Ибо машинально глянул вниз — джинсы были застёгнуты. Хмыкнув, Барнс опустился в кресло, постучал пальцами по столу, толкнул мыском ботинка соседний стул, и тот проскрежетал по полу. Багровый жар поднимался из-за начальственного воротника, обещая взрыв, усы затряслись.

— Херня, — тяжело уронил Барнс. — Допросим мы всех, может, кто и расскажет чего интересного, но ты сам веришь, что мужик, с нуля построивший грейсхилловские виноградники и захапавший большую часть плантаций, будет так подставляться?

— А документы?..

— А что документы? — поднял глаза Барнс. — Он вообще, может, не в курсе быть, мало ли что у Мэна в голове было. Может, думал, жопу большой шишке прикрывает.

— Или… Или с документами мог и нахимичить. Кому нужны такие проблемы в анамнезе? А теперь жалеет. — Ван Ибо оглянулся к Сегалу. — Жалеет ведь. Потому и юристов не зовёт.

— Да позвонил уже, — отмахнулся Барнс. — Но адвокат его в Мэйнсфилде, пока доедет… Тут только вертихвостка его, тоже примчится сейчас. Эта… Как её?

— Лина Чжан, — подсказал, догадавшись, Ван Ибо. — Примчится… И хорошо бы одна.

Барнс непонимающе нахмурился, потом понимание озарило лицо, и он заухмылялся, шевеля усами.

Ван Ибо предпочёл сделать вид, что не понимает намёков. 

Лина оказалась одна — заспанная, но очень серьёзная, ворвалась в допросную, не слушая увещевания Вольта, и застыла, будто налетев на стену, стоило увидеть Ван Ибо. 

— Привет. — Тот решил проявить вежливость. — Садиться не предлагаю, адвоката мистера Сегала ждём. 

Лина Чжан резко кивнула, перевела взгляд на начальника. Тот неопределённо повёл плечами, будто ему стало неуютно. Странная реакция. Ван Ибо посмотрел внимательнее, но ничего не бросилось в глаза — дед да дед, сидит, потупив глаза, небось уже все морщинки на руках пересчитал, да на второй круг пошёл. Да и кто бы так не сидел? Виновен он был или нет, а дерьмовое обвинение. Чертовски дерьмовое.

— Мистер Сегал, — позвала Лина Чжан. — Вам что-нибудь нужно?

Тот поднял глаза и показался Ван Ибо даже старше, чем был, старше, чем был вчера, — глаза будто совсем растеряли цвет, стали прозрачными, водянистыми, подслеповато прищурившись, Сегал покачал головой. Тоже неуверенно, словно голова стала тяжела для стариковски обвисшей шеи. На черепаху похож, решил Ван Ибо. Возможно, уже слегка плесневелую.

— Нет, — прошелестел Сегал. — Ничего не нужно.

— Я съезжу за пирогом, — решила Лина Чжан и для верности даже кивнула. — Не вздумайте отказываться!

— Тебе попробуй откажи, — пробормотал себе под нос Ван Ибо и тут же получил разъярённый взгляд.

Выйдя в коридор за Линой, Ван Ибо ожидаемо увернулся от тычка и погрозил пальцем.

 — Офицер при исполнении! Не вынуждай меня.

— Ты урод при исполнении! — зашипела Лина Чжан. — Я только поверила, что ты нормальный! Чжань-Чжань постоянно!.. Ай! Что с тобой говорить! Ты с ума сошёл, подозревать мистера Сегала?..

— Лина, — попытался образумить её Ван Ибо.

— …он работает! Каждый день в офисе! Грейсхилл на нём держится! Ты подумал об этом? Ты подумал?

— Лина!

— А если он уедет? Я бы на его месте уехала! Что за неуважение!

— А если он их убил? — рявкнул Ван Ибо. — Если он взял и убил этих девчонок, предварительно выебав их во все щели, а, Лина? 

Та захлопнула рот. 

В коридоре повисла звенящая тишина, только часы над кабинетом Барнса тикали, да вытекал, казалось, с тихим шуршанием из-под его двери дым. Ван Ибо шумно выдохнул, провёл по лицу рукой.

— Если это не он, я узнаю, — наконец сказал он. — Но позволь нам работать. 

— Ты правда думаешь?.. — шёпотом спросила Лина, и Ван Ибо впервые в жизни увидел, как зеленеет лицо. 

— Я ничего пока не думаю. И тебе не советую. И ни слова журналистам, а то сгноят или нас, или Сегала, никто не уйдёт обиженным. А пирог старику привези. Не звери ж мы.

Лина кивнула. Ничего больше не сказала, только обернулась, уже выходя в общий зал, где всё так же дымил Бейтс и охуевал Вольт. Кожа у неё всё ещё была сзелена, как будто утопленницу из болота подняли. Только не было у них тут болот — и спасибо, господи, за радости малые, только аллигаторов им и не хватало.

Ван Ибо вернулся в допросную. Сел напротив всё так же молчавшего Сегала и вернулся к своему занятию — разглядыванию старика. Тот от взгляда не прятался, но и не смотрел в ответ. Уши у него не горели, лицо тоже оставалось бледным. Не тряслись руки… Ни-че-го. Как будто с утра он проснулся роденовским мыслителем. Только немножко дрябленьким, так что никаких красивых поз. Что он там думал? 

Мог он и правда?.. Ван Ибо прикинул. Заманить девчонок — мог. Они его знали. Как минимум трое из четырёх, но наверняка и Анита Линд знала Сегала. Все знали. И в Грейсхилле, и в Мэйнсфилде — их, в конце концов, разделяли только Грейсовы холмы, а не Тихий океан. Могла она заниматься в его центре? Могла. Кто там только не занимался. И подрабатывали на плантациях, и в виноградниках. И в колледжи Сегал детей отправлял — стипендия, всё чин по чину, никаких взяток и лично в руки отданных купюр. Хотя… Хотя как в этом можно быть уверенным?

Потрахивает своих девочек, рты деньгами затыкает… А если кто болтать, то на подкормку шампиньонам. Бывает такое? Бывает. В Грейсхилле? Ну… Сомнительно. Однажды Ван Ибо прочёл, что у любой тайны есть критическая масса знающих. И поговорка такая была… Вряд ли такое — миллионер с Грейсовых холмов трахает малолеток — удалось бы скрыть. Малолетки склонны дружить с малолетками, болтать с ними и хвастаться. А у той же Фрэнсис Лоурэнс из драгоценностей была та сама подвеска, которая поволокла Сяо Чжаня в те придорожные кусты, как на аркане.

Тогда… Тогда, получается, спонтанно. Ехал мимо, видит — девочка. Дай трахну и удавлю? Это уже… вероятнее. Взять машину попроще — а такие у старого еврея водились — выехать самому… А трахать как? Не верилось Ван Ибо, что в семьдесят с гаком Сегал был половым гигантом. 

Где, кстати, его семья? Старикан того возраста, когда уже правнуков нянчить пора. А Ван Ибо и про жену-то не слышал ничего. Может, в столице, конечно?.. Жена померла, дети разъехались, а патриарх плантациями занят. Может быть… А может, и детей трахал, вот и оказался не нужен?

Ван Ибо постарался незаметно встряхнуться — придумает сейчас на пустом месте жути, потом переубеждай собственную дурную башку, что это чушь. Нет, так не пойдёт. Совсем без данных никуда. Надо говорить с Сегалом, а тот до приезда адвоката и слова не скажет. И право на это имеет, скотина.

Даже не заподозришь его из-за этого — ничего, кроме здравого смысла. Ван Ибо тоже б молчал как рыба об лёд, если б ему такую вкусноту шили. Шесть детских трупов, следы насилия, одна из них — его собственная подопечная. То ли юриста б ждал, то ли пастора. Хотя Джефферсон ещё б и навредить мог, тот ещё придурок. Поговорить, что ли, и с ним? Наверняка ведь половина девочек к нему в церковь ходила. Куда ещё-то им ходить, когда в Грейсхилле развлечений — пара кафешек, церковь да школа. А в саванне — зверьё.

— Почему вы не искали Мэри? — неожиданно для самого себя спросил Ван Ибо. — Не для протокола, вообще не допрос. Хотите — выходите. Но почему вы её не искали? Взяли же девчонку, а она — фьють! — и того. 

Сегал поднял глаза, посмотрел на Ван Ибо — водянистыми, полупрозрачными,  стариковски голубыми глазами — вздохнул и откинулся на стуле. Стало понятно, как он продолжает работать, что-то было и в его фигуре, и в окрепшем ироничном взгляде.

 — Почему не искал? Искал. Просто не нашёл, к сожалению.

Ван Ибо вздрогнул. 

Сегал замолчал, накрыв лицо руками. Усталость читалась в водянистых глазах, заставляла подрагивать пальцы. Потерев ладонями лицо, Сегал посмотрел на Ван Ибо, вздохнул и откинулся на спинку стула, в одно мгновение став похожим на себя ещё вчерашнего — уверенного в себе богатого бизнесмена. Без всяких обвинений в… В полной херне. Как ещё описать это дело?

— Офицер Ван. Я бы рад вам помочь, но сами знаете: без адвоката я не раскрою рта, а мистер Шор скажет мне молчать. И я буду молчать, потому что не идиот. У вас ведь ничего на меня нет.

Скривиться захотелось так сильно, что лицо Ван Ибо едва не свело: нельзя было показать недовольство, а его, естественно, разве что не пёрло через край. Потому что Сегал был прав, незнакомый, но уже неприятный мистер Шор был прав, и даже воображаемая Лина Чжан, сейчас наверняка изнывавшая у задней двери дайнера, одобрительно кивала: молчание оставалось самым правильным, самым рациональным решением. Спорить с этим мог бы только полный кретин, а выставлять себя таковым Ван Ибо не планировал.

Мистер Шор появился через полчаса, когда не только Сегал пересчитал морщинки на собственных руках, но и Ван Ибо мог бы отработать дублирующим счетоводом. Вместе с адвокатом вошла целая делегация, возглавлял её Барнс, за спиной которого маячила Лина, прикрывавшаяся пирогом, как щитом. Пахло клубникой и чёрным кофе, свело желудок, и Ван Ибо вспомнил о таблетках, которые стоило выпить ещё на кухне у Сяо Чжаня.

Краткой вспышкой вспомнился он — обнажённый и задумчивый, опиравшийся плечом на косяк, залитый светом крыльца. Не стеснялся ведь ни на пенни… Да впрочем, чего ему было стесняться, Ван Ибо первым бы полез бить морду любому, кто сказал бы, что с Сяо Чжанем что-то не так. Как же глубоко он попал. 

— Рад всех вас видеть, — дежурно кивнул мистер Шор. — Мисс Чжан, вы зря торопились сюда с пирогом, вряд ли мистер Сегал задержится здесь достаточно надолго.

— Ничего страшного, Абрам, — отмахнулся Сегал. — Оставим пирог офицерам, я был бы непрочь заехать проведать Дору…

— Не заслужили, — буркнула Лина, глядя на Ван Ибо. Кажется, за время поездки успела прийти в себя.

— Всего лишь наша работа, — развёл руками командующий. — Прошу вас, мисс Чжан, вам стоит подождать снаружи. 

Ван Ибо подвинулся, позволяя начальнику усесться рядом. За спиной чувствовалось присутствие Вольта и Бейтса, наверняка втиснувшихся в каморку за стеклом. Кофе остался на столе — четыре стаканчика, которые тянуло всадить одному. Желудок начинало тянуть, а значит, к обеду Ван Ибо ждёт чёртов аттракцион “не сблюй всё выпитое или съеденное”. 

— Господа, — голос Абрама Шора можно было использовать в качестве подсластителя, если б не страх отравиться. — Мы все понимаем, что у вас ничего нет на мистера Сегала. Иначе вы бы уже предъявили обвинение. 

— Двадцать четыре…

— Что, серьёзно будете устанавливать личность? — кустистая бровь адвоката изогнулась. — У мистера Сегала нет проблем с тем, чтобы сдать отпечатки, но и у вас не должно возникать проблем с его паспортом. 

— Что насчёт ДНК? — рискнул спросить Ван Ибо.

— Офицер, не наглейте, — фыркнул Шор. — Вам нужен ордер. Не потому что мой клиент боится, — он выразительно поглядел на спокойного, как водная гладь, Сегала, — а потому что вы должны хоть что-то доказать. Хотя бы для того, чтобы убедить судью Уотса. Нельзя просто так выдёргивать мистера Сегала из постели в несусветную рань и надеяться, что он предоставит вам все возможности!..

— Помощь следствию естественная для невинных, — прогудел Барнс, напоминая ту самую корабельную сирену. — Не так ли, мистер Сегал?

— Для тех, кому не разрушают репутацию! Грейсхилл — крошечный городишко, уже насколько мал Мэйнсфилд, но здесь даже у меня случается клаустрофобия! — закатил глаза Абрам Шор. — Мой клиент не нуждается в подобной славе! 

— Так не проще ли помочь нам, чтобы поскорее избавиться от всех подозрений? — подал голос Ван Ибо.

— Невозможно избавиться от того, что не имеет никаких оснований, молодой человек. Тем более, что бремя доказательства лежит на вашем институте. Дерзайте. И дайте нам что-нибудь существеннее знакомства с жертвами. Это Грейсхилл. Здесь все знакомы так или иначе. Офицер Ван, вы приехали всего несколько лет назад, но ведь уже обжились? Через сколько рукопожатий вы знакомы с родителями девочек? И сколько девочек знают вас? Насколько я помню по рассказам моего сына, все грейсхиллские девчонки от пяти до пятидесяти пяти были в восторге от вашего участия в прошлом Празднике урожая. 

Ван Ибо почувствовал, как вспыхнули уши. Они это сделали совершенно независимо от желаний, просто загорелись жаром и краской. В прошлом апреле его уговорил Вольт, и они, весёлые от пива и жарких девчоночьих взглядов (и плевать, что Ван Ибо девчонки не интересовали вовсе, а Вольт был женат), соревновались и в перетягивании каната, и в преодолении полосы препятствий, а потом заливали проигрыш очередным пивом, на этот раз поставленным победителями. 

— Грейсхилл чертовски маленький город, — продолжил Шор. — И на моего клиента у вас нет ничего. Потому сейчас мистер Сегал встанет из-за этого стола и уйдёт свободным человеком, в сторону которого смотреть вы будете только с ордером. Вам ясно?

— Мистер Шор, не кажется ли вам, что вы перегибаете? — шея Барнса налилась багрянцем.

— Ничуть. Перегибаете здесь вы. Стоило прийти самим, а не устраивать этот цирк.

— Мы придём, — мрачно кивнул Барнс, и Ван Ибо поджал губы: усы командующего подрагивали, выдавая плохо скрываемую ярость. — Будьте уверены.

— Ордер, господа. Ордер и хоть какие-то доказательства. Это вопрос принципа.

Оформляться Барнс повёл Шора, кажется, собираясь применить тайное оружие — мисс Уиллоу, если желала, могла быть ужасной занудой, гораздо придирчивей милашки Тины и гораздо страшней бугая Ларри. И теперь чопорная старая дева выплывала из-за угла с лицом Немезиды, идущей наперерез глупцу Абраму Шору.

Пока Ван Ибо толокся в допросной, в приёмной стало тесно. Патрульный Моррис с усталым лицом что-то быстро заполнял у стойки, пахло табаком, марихуаной, кислым пивом и блевотиной. В рядок у стены сидели одетые в чёрное подростки. Ван Ибо вздохнул: их только и не хватало. Мало было Сегала, что-то втолковывавшего Лине Чжан, всё ещё прижимавшей к груди пирог, мало было чёртова Шора, который, конечно, был кругом прав.

Это знал и Барнс, даже лучше самого Ван Ибо, который всё же пытался выдумать хотя бы что-то. Только какая польза от всех этих выдумок, если… Если никаких доказательств. С тем же успехом Сяо Чжань мог бы назвать имя — прийти и сказать: шепнули духи. И что бы тогда делал Ван Ибо? Точно так же изобретал бы версии? Да самому себе бы в лицо плюнул, только попробуй начать.

— Айла? — раздался удивлённый голос Сегала.

От чернильной компании донеслось ойканье, завозились, одна из фигур робко поднялась, и Ван Ибо с удивлением опознал дочку Удава Ларри — ту, у которого был пирсинг в носу. Он и сейчас был, и волосы торчали дыбом, а густо подведённые глаза смотрели в пол.

— Та-ак, — пробормотал Ван Ибо, шагая ближе. — Та-ак. Юная леди, а что это вы тут забыли?

Айла молчала. А ведь запомнилась как довольно дерзкая девица. Из пробивных. Не побоялась тогда выскочить за дверь, потребовать от Ван Ибо… Справедливости. А теперь стояла, опустив очи долу, и пахло от нее травкой и блевотой.

— Я дважды повторять не буду, — спокойно продолжил Ван Ибо, всё косясь на удивлённого Сегала. — Вопросов у меня много, и придётся тебе на них отвечать.

— Она несовершеннолетняя, — влез Моррис. — Ждём опекуна, чтобы можно было допросить.

— Что они натворили? — обеспокоился Сегал. — Если потребуется адвокат или деньги на залог…

— Мистер Сегал, — тихо предупредил Ван Ибо.

И тот осёкся, неуловимо изменившись лицом. Айла всё так же молчала, сжимая в кулаках край чересчур короткой чёрной юбки. 

— Отцу уже позвонили? — бросил Ван Ибо, протягивая к Моррису руку. — Куда влезли юные естествоиспытатели. И чего они так воняют?

— В баре были, — пожал плечами патрульный, передавая бумаги. — Один, вон тот, повыше, надрался, принялся дурить, устроили драку и ор, девчонка лезла разнимать. Потом ей плохо стало, вырвало. Вон на того, который в пледе сидит. Я в машину его не пустил в грязном, так что одежда в пакете. А один чёрт воняет.

— Ну-ну, — хмыкнул Ван Ибо. — Бар, который у Джули?

— Где ж ещё, кто бы стал работать до шести утра, кроме неё? Сумасшедшая тётка.

— Сова. Удобно ей ложиться к утру.

— Как вампирша, ей-богу. И ходят к ней эти… Вампирята.

Ван Ибо хмыкнул, оглядев притихшую компанию. Те и до того не слишком отсвечивали, а теперь совсем стушевались. Попадёт им… Как угораздило так далеко забраться? Аж в Грейсхилл… Хотя, конечно, бар Джули стоял на самой окраине, и всё равно. Хотя в Мэйнсфилде их могли и не пускать. А здесь… Одних прав на четверых вполне могло хватить. 

— Вот уж точно, вампирята…

— Держи, — раздался голос Лины Чжан. — Только съешь, не забудь. Чжань-Чжань говорит, у тебя желудок больной.

На стол легла коробка пирога. Надо же, уговорил Сегал. Найдя его взглядом, Ван Ибо прищурился — мистер Сегал говорил о чём-то с Шором, и по всему выходило, что разговор не был из приятных. Казалось, адвокат вот-вот примется крутить пальцем у виска, обвиняя подопечного в безумстве. Сегал же то и дело поглядывал на детишек, совсем погрустневших в ожидании приезда родителей. 

— Съешь, — повторила Лина Чжан, отвернувшись в сторону окна. — И таблетки выпей. Не заставляй Чжань-Чжаня волноваться, ты понял?

И зацокала каблучками в сторону начальника. Едва ли не силой взяла его под локоть и поволокла — не женщина, а морской буксир. Целый танкер. Сегал не сопротивлялся, но шёл с неохотой, всё пытаясь убедить в чём-то Шора, то и дело качавшего головой.

Ван Ибо нашарил в ящике блистер, выщелкнул таблетку и со вздохом запил чёрным как ночь кофе — оксюморон какой-то, а не лечение. Вольт сидел за единственным на отделение компьютером, запустив в волосы пальцы, вид у него стал как у сумасшедшего учёного, того и гляди отправится назад в будущее. Бейтс превращал в ежа собственную чашку, из которой чаще пил дрянной кофе, чем устраивал пепельницу. Но сейчас, видимо, так было нужней — сам Ван Ибо испытывал фантомное, почти незнакомое желание закурить. Да так смачно, взатяг, чтобы дым пробрал до печёнок, а во рту стёрся привкус дерьма, которого они нажрались прямо с утра.

Отыграться можно было на юной дурочке, что Ван Ибо и собирался сделать. С наслаждением наорать на девчонку, потому что какой идиоткой надо быть, чтобы, зная о трупах в Ред-Крик, куда-то сбегать от отца.

— Идём, — мрачно велел Ван Ибо, покачивая в ладони ещё тёплый стаканчик. — Остальные подождут. Вперёд.

— Но, офицер Ван… — заблеял нерешительно Моррис, но завял под взглядом, как хрупкий весенний цветочек. Первый в этом стылом, омерзительном августе.

Айла же спорить не стала, покорно пошла впереди, то и дело оглядываясь. Надо же, какое смирение проснулось! Никакой наглости и дерзости. Ван Ибо дотолкал её до ближайшего кабинета — обычно здесь дремал ночной дежурный, но сегодня всё шло не по привычному плану.

— Вы правда позвоните бате? — прошелестела Айла, не поднимая глаз.

— Правда, — фыркнул Ван Ибо. — А ты как иначе домой собралась? С этими придурками? Ты их где взяла? И, главное, на кой ляд сбежала? 

— Я не сбегала! — горячо возразила Айла. — Я не сбегала! Просто я сегодня ночевала в Грейсхилле, а Бонни сказал, что можно сходить в бар… Мы иногда так делаем, ему девятнадцать, Джули наливает… 

— С Джули я тоже поговорю. Ты мне зубы не заговаривай. Какого чёрта ты ночуешь в Грейсхилле? Самое место нынче.

— Я… Я тут подрабатываю. Дик меня не всегда забрать может, у него смены, а машина только одна. Ну и… Я тут остаюсь, на работе можно…

— Что за работа? 

— Дизайнером, — расцвела Айла, и мрачность её наряда выцвела от улыбки. — Ну то есть помощником, конечно, но я рисую. 

— Ясно, — вздохнул Ван Ибо. — Надеюсь, отец тебя зашибёт. Моей была бы — я б зашиб! Что это такое? Мы выясняем, что у нас тут чёрт-те что творится, хрен бы знал, куда метаться, а она по барам неизвестно с кем шастает!

— Ну не Бонни ж убивал! Он десять лет назад в младшей школе учился!

— Откуда ты знаешь? Может, не Бонни, так брат его старший? Отец? Сват! Да хоть монстр из-под кровати, но откуда ты знаешь, что нет никакой связи? Что он не наводит урода на девчонок? 

— Да я ж не дура! — возмутилась Айла. — Стала бы я связываться с кем-то таким! Да Бонни мухи не обидит! И Стив такой же! И Джереми! Ничего мне не угрожает! Мы просто сходили в бар!

— Просто надрались, подрались и угадились, — ехидно согласился Ван Ибо. — Каждый день так делаю. Не просто так детям не наливают! Не место вам в барах!

— А вам-то что? — зашипела, покрывшись красными пятнами Айла. — Не притворяйтесь, что не плевать! Строите из себя такого правильного! Что, и никогда ничего не делали такого, а?!

— Когда на свободе серийник, в жертвы которому я подхожу?! — заорал Ван Ибо. — Представь себе, никогда! Я вообще жить люблю! И не думаю, что пиво — это охереть какой повод для риска!

Захлопав глазами Айла скривила губы, дёрнула проколотым своим носом. Захотелось её и потрясти, и выпороть, и отцу потом отдать, завязанную бантиком. Вздохнув, Ван Ибо тяжело опустился на стул — желудок ныл, надо было пойти и зажевать хотя бы кусок пирога, чтобы таблетка подействовала. А хотелось уехать из отделения, добраться до уютного дома — совсем не похожего на его собственную, едва обжитую квартиру — поцеловать, потянуть на себя, обнять, ткнуться носом у нежного уха.

— Офицер Ван совершенно прав, — неожиданно раздался голос за дверью. — Хотя и орёт так, что я от входа услышал.

Дверь распахнулась, Дик пропустил отца вперёд, тот ловко переехал порог и двинулся на дочь с неотвратимостью скоростного поезда. Айла пискнула. Удав Ларри добрался до неё, заглянул в лицо. Вроде бы ничего не сказал, но девчонка сникла, повесила нос, и даже волосы, торчавшие во все стороны, растеряли задор. 

— Ты сейчас всё расскажешь, — тихо велел мистер Кэх. — И больше всего меня интересует, как часто ты такое проворачиваешь? И насколько сильно нужно лишиться ума, чтобы делать это, зная о том, что случилось с Лиззи.

“Лиззи, — подумал Ван Ибо, — они называли её Лиззи. А я как думал? Элис?”

— Моррис выпишет штраф, — успокоившись сказал он. — Тут ничего не поделаешь.

— К лучшему, — отмахнулся Лоуренс Кэх, разворачивая коляску. — Может, что-то поймёт, когда весь заработок на это спустит. Но если повторится, я не приеду сутки. Пусть у вас сидит.

— Батя! 

— Мы не можем себе позволить, — отрезал тот, — ездить за тобой. Дику пришлось отпроситься с работы, мне — бросить всё, и миссис Иэн будет чертовски недовольна. И ты всё это знаешь, Айла. Но, тем не менее, решила пойти. Сегодня мы здесь. В следующий раз — будешь дожидаться выходного в здешней камере.

— Я поняла, — тихо кивнула девчонка.

Ван Ибо даже не знал, то ли восхищаться, то ли вызывать семейные службы. С одной стороны, звучало чертовски жестоко, с другой — могло и помочь. Вряд ли в семействе Кэх можно было оставаться беспечным дитя. А если желаешь обращения как со взрослым — будь им. 

Chapter Text

На улице было сыро и холодно, хотелось закутаться в пуховик и натянуть шапку по самый подбородок. А ведь градусник не собирался показывать что-то хоть относительно ниже тридцати пяти, и всё же стылая промозглость, заставляла грезить о вечере в пледе у обогревателя. 

Плед и обогреватель ждали в квартире, где Ван Ибо оказался после чертовски длинного невнятного дня. Он то и дело выходил из участка, просто чтобы убедиться — вокруг была всё та же зимняя саванна, всё так же ободранные деревья раскидывали свои кроны, а солнце пряталось в грязной вате облаков. Нужно было найти хоть что-то, хоть какую-то причину заявиться к Сегалу раньше, чем он уничтожит все улики, но не находилось только волшебное ни хрена, которое не помогало, а лишь скалилось ехидно из ответов и ленивых слов на том конце провода. В Аделаиде никому дела не было до девочек из Ред-Крик, до Мэри Бут и страданий Ван Ибо. 

— Хреново Данбар работает, — ворчал Ван Ибо, залезая в душ. — Хреново работает. Раструбил бы на всю Австралию…

И стало бы не продохнуть от журналюг. А толку снова было бы никакого. Раскопали бы — главный детектив трахает первого подозреваемого, раскопали бы — первый подозреваемый на голову больной. А о том, что теперь подозревают Сегала, о том, что Мэри Бут было двенадцать, а потом её тело вскрывал доктор Ритц, искал и находил биологические следы, и сзади у неё всё было порвано, и хрен бы сейчас понял, оттого, что трахали её, или оттого, то до тел добрались черви и мыши — на это было плевать. Потому что на Мэри Бут всем и всегда было плевать, а Сегал подал бы в суд. 

Так что, может и хорошо работал Данбар. Он наверняка больше всех понимал в том, чем грозит Грейсхиллу излишнее внимание. 

Кран обплевал ледяной водой, коротко завыл, заставив сердце подскочить к горлу, но потом прекратил трястись и заработал нормально. Уже схватившийся за грудь Ван Ибо коротко выдохнул — не хватало ещё оказаться на месте миссис Джонс! Правда тогда он уехал бы к Сяо Чжаню… 

И тогда пришлось бы говорить.

Потому что нельзя приезжать к кому-то каждый день, трахать его так, что дыхания не хватает, заглядывать в глаза, греть ледяные руки… Делать всё то, что Ван Ибо делал. И не говорить. Потому что тогда ебанутый тут вовсе не Сяо Чжань.

А у него, может, тоже правило. Не трахаться с ебанутыми.

В кровати было стыло и влажно, простыни облепили тело, и Ван Ибо передёрнуло — хоть волоки поближе обогреватель. Но он только и успел, что об этом подумать, а потом провалился в сон. Не снилось ничего — ни темноты, не ледяных рук, ни шёпота, вворачивавшегося в уши. Девочки не приходили к нему, если рядом не было Сяо Чжаня. Да и тогда шептали его губами, глядели его глазами — из блестящих становящимися спинками мёртвых жуков.

И что с этим делать Ван Ибо не знал.

Шептало бы только голосом Сяо Чжаня — подумал бы: что с ебанутого брать. Обманывает, пытается убедить. Но шептало ж иногда в темноте сна, шептало и трогало, и от ледяных их прикосновений стыло внутри, кишки смерзались в комок. Змеиная свадьба, случайно заползшая в рефрижератор, а потом оказавшаяся у Ван Ибо за брюшиной.

И глаза эти. 

Самые красивые из тех, что он видел. Самые красивые, нежные, удивительные глаза, с красноватым следом непролитых слёз, со звёздным небом, отражавшимся на глубине… Совершенно другие, стоило губам начать вышётывать слова, которые будто бы шептали девочки. Девочки, которых Ван Ибо, Бейтс, Вольт и Барнс должны были уберечь. Их должен был уберечь Мэн, их должен был уберечь вышедший на пенсию Солли, погибший при исполнении (несчастный случай, в Грейсхилле не бывает убийств) Тодд. Но они не уберегли и теперь девочки звали Сяо Чжаня, а он просил Ван Ибо, и звал, и звал, и руки его обжигали холодом, а глаза — мертвячьей жучиной пустотой.

И как эту хрень можно было объяснить? Как эту хрень можно хоть как-то объяснить?

Ван Ибо поднялся в ночи, отлил в раковину, мрачно глядя в зеркало, то отражало сонную отёкшую рожу, просившую кулака, а мыслей под замявшимися торчокм волосами ни хрена не было. С ворчанием он убрёл обратно, рухнул в постель и не шевелился уже до утра, только иногда передёргивал плечами, когда сквозняк касался спины.

Найти хотя бы формальную причину появиться в офисе Сегала, заняло почти полторы недели. Весь участок рыл не то что носом, но ещё и ушами подгребал. Сам Ван Ибо чувствовал себя так, будто жрал всё это время землю, причём, по большему счёту, безрезультатно. Бессмысленность поисков доводила до белого каленья, заставляла ненавидеть и Сегала, и самого себя. 

Всё больше Ван Ибо укреплялся в мысли, что всё же что-то с Сегалом было не так — никакой жены у него не обнаружилось, кроме бывшей, брак с которой продлился три несчастных года на такой заре юности, что с тех пор Амелия Флокс успела умереть, а их с Сегалом общий сын переехать в Британию и затеряться там. Может быть и с концами — кто его знает, что ждало его на туманном Альбионе. Вроде бы сын подарил Сегалу внуков, но вряд ли дети, ни разу в жизни не видевшие деда, помогли бы Ван Ибо. И плевать что “дети” вероятно уже успели стать его собственными ровесниками.

Никто ничего не знал, никаких отношений Сегал не заводил, или же умудрялся хранить их в такой тайне, что никто в Грейсхилле ничего про них и не знал. Что было практически невероятно — в таких маленьких городках хранить подобные секреты… Да Ван Ибо больше бы поверил, что в какой-то семье умудрились родить и придушить втайне младенца, чем в то, что ни одна живая душа не замечала сегаловского романа.

Но ничего не находилось. Самые долгие и стабильные отношения у Сегала были с управляющим поместья (поместья!), который служил, кажется, ещё его отцу, пусть и будучи совсем мальчишкой. Но в историю будто из бульварного романчика верилось совсем слабо — не был Ван Ибо склонен к сентиментальности.

Склонен он был к мысли, что вот-вот лишится яиц, потому что звенело в них так, словно кто-то половником колотил в полый кастрюлевый бок. Сяо Чжаня он не видел всё те же полторы недели, и тело, неожиданно распробовавшее регулярный секс, требовало немедленно, как можно скорей!.. А какое, как можно скорей, если всё катится прямиком в задницу, причём в самом несексуальном плане, в каком только могло?

Потому в офис Сегала Ван Ибо приехал злой как растревоженный улей — даже гудело внутри точно так же. Сломанный трансформатор, а не человек, готовая вот-вот взорваться банка с забродившим соленьем. Руки чесались от того, как хотелось оказаться не здесь — не в офисе, не на Грейсовых холмах, не в компании Вольта и Бейтса. Хотелось оказаться в тёмной гостиной, и чтобы из хрупкой руки выпала книга, и холодные пальцы потянули к себе, легли вокруг горла… 

— Ну-ка цыц, — сам себе велел Ван Ибо, неодобрительно покосился на потесневшие джинсы.

Августовское солнце совсем не грело, пусть весна и обещала прийти вот-вот. Оно висело в синем пронзительном небе бесполезным зеркальным шаром, заливало зеленеющие кусты и сочную саванну, за зиму набравшуюся дождя. Хотелось выйти в неё, найти ближайшую нору какой-нибудь твари и заорать туда, напугав хозяина до смерти. Вполне вероятно в лицо прилетит вомбатьей бронированной жопой, но Ван Ибо считал — оно того стоит.

Ни в какую саванну он, конечно, не собирался. 

А то тоже бы начал ездить за шампиньонами, а там, того и гляди, сам нашёл бы девочек. Девочек, у двух из которых до сих пор не было имён, и доктор Ритц, кажется, собирался добраться до самых отдалённых участков, и трясти их до тех пор, пока те не пришлют данные об исчезнувших.

— Добрый день, — буркнул он, показывая значок охраннику. — Будьте добры, передайте мистеру Сегалу, что мы здесь.

— На каком основании? — из-за угла выплыла Лина Чжан, да с такой улыбкой, что иначе как акулой назвать её бы не получилось.

— У мистер Сегала работают несовершеннолетние, проверка совместо с трудовой инспекцией, — невозмутимо ответил Вольт, ткнув рукой в нервную барышню лет сорока с хвостиком, прижимавшую к сердцу планшет. — Из самой Аделаиды.

— Не смею мешать, — закатила глаза Лина Чжан. — Офицер Ван, на пару слов.

И даже не оглянулась, коза такая. Будто уверена была, что он пойдёт за ней. А он и пошёл, что ещё оставалось. Цокали каблуки, едва не вонзавшиеся в гранит, в окна било равнодушное ледяное солнце, а холл казался бесконечным, так долго они через него шли, преследуемые взглядами Вольта и Бейтса. 

Не отбрешешься теперь.

— Скажи мне, что это не он! — яростно зашептала Лина, схватив Ван Ибо за лацкан кожанки. — Скажи!

— Чего? — От удивления открылся рот, и Ван Ибо вспомнил: закрой, а то муха залетит. А здесь могла и не муха. 

— Я не могу перестать об этом думать! Не могу! Это ты виноват! Я не сплю почти! Только лежу и думаю: а вдруг и правда мистер Сегал! Это ты всё! 

— Лина… Ты сдурела, что ли? Чем я тебе виноват? Так работает расследование! Я в душе не еб… знаю виноват он или нет. И тут я для того, как раз, чтобы хоть что-то понять! Помогла бы, я б раньше начал!

— Я не предательница!

— Но думаешь он этих девчонок убил.

— Я не знаю! — зашипела Лина Чжан. — Я не знаю! И мне это спать не даёт!

— У дружка своего успокоительных травок попроси, — фыркнул Ван Ибо, чувствуя как начинает дёргаться глаз. — Чж… Сяо Чжань большой знаток. Мне работать надо.

— Вот и попрошу! Иди. Иди и узнай хоть что-то, иначе я тебя порешу!

— Угроза офицеру при исполнении, во-первых, а во-вторых, ты всё равно ни хрена не узнаешь до тех пор, пока мы не закончим.

— Ты козёл!

— От козы слышу.

Возмущённая Лина ткнула Ван Ибо в грудь кулаком (больно!) и убежала в вихре волос и пиджачных пол. И каблуки по граниту выбили раздражённый, разъярённый даже ритм.

— Я думал, ты по мужикам, — фыркнул Вольт, хлопая Ван Ибо по спине.

— Так и есть, — кисло откликнулся Ван Ибо. — Чего, орала так, будто я её после бурной ночи бросил?

— Особенно часть с козлом.

— Что ж…

Грандиозный офис Сегала занимал не меньше акра, возвышался бетоном и стеклом — кажется, архитектора выписывали то ли из Сиднея, то ли из Канберры. Работало на него не меньше половины населения Грейсхилла, и потому на Ван Ибо и остальных в основном смотрели неодобрительно. Даже Ма Жэньли глянул поверх очков и поджал губы, стоило сунуть голову в бухгалтерию. Там же сидел линин Тревор, яростно что-то набивавший на калькуляторе. 

В большинстве офисов перед работниками стояли компьютеры, хотя Ван Ибо, как не напрягался, а не мог придумать на кой ляд они технологическому отделу. Никому не запрещали украшать столы, потому тут и там стояли цветочные горшки, кое-где пахло благовониями, а на стенах попадались плакаты — то Арсенал, а то и полуголая соблазнительная девица. Ван Ибо ходил, задавал вопросы — невинные, ничего не значившие, но всё более сужавшие круг. 

Не было смысла опрашивать каждого работника, у них не хватило бы ресурса. Нужно было понять — с кем стоило говорить, а с кем нет, хотя и так они с Барнсом подозревали, что список уже известен. Лина Чжан, начальники отделов, финансовый директор и арт-директор, которым был Сяо Чжань. Те, кто общались с Сегалом, кто знал с кем чаще всех видится он, те, у кого был доступ к его расписанию. К Лине Ван Ибо уже решил отправить Вольта — он почему-то вызывал доверие у женщин, хотя морда была лисья и совершенно проходимческая.

Сам же он кружил вокруг арт-отдела, подбираясь ближе, как пресловутая акула. Разве что зубов было поменьше, и шёл он не на запах крови, а на запах клубники. Ещё бы чуять её.

Уговаривая себя быть профессионалом, Ван Ибо спрятался в уборной на этаже, где метрах в двадцати был кабинет Сяо Чжаня. Отдельный, с приёмной, как и положено директорской должности. Уже успевший узнать, что Сяо Чжань предпочитал проводить время в своём отделе, Ван Ибо надеялся, что секретарь в приёмной его пошлёт, отправит искать Сяо Чжаня куда-то, где они не останутся наедине, потому что…

— Прячешься? 

Продрало по спине, в джинсах мгновенно потяжелело, разбежались мурашки, а уши заложило, будто Ван Ибо без подготовки нырнул метров на тридцать. Или взлетал, решив добраться до стратосферы.

Под рубашку забрались ледяные ладони, в плечо уткнулся острый подбородок, Сяо Чжань глянул прямо в глаза, не торопясь повернуться, словно залюбовавшись тем, как они смотрелись в чисто вымытом зеркале.

— Издеваешься? — хрипло спросил Ван Ибо и тут же уверился в том, что не ошибся. 

Ладонь нырнула за ремень, кончиками пальцев погладила лобок, ероша отросшие волосы. 

— Трахнешь меня здесь или в моём кабинете? — очень серьёзно спросил Сяо Чжань.

— А куда с меньшей вероятностью придут?..

Отвечать Сяо Чжань не стал, потянул за собой, ухватив холодной ладонью руку. Повёл по пустому коридору — только шаги их, переплетясь, отдавались от стен. 

— Ты ебанутый, — с тоской пожаловался Ван Ибо. — Полный псих.

— Я помню, ты говорил, что таких не ебёшь, — со смешком оглянулся Сяо Чжань. — Нарушаешь правила? Плохой мальчик.

От его слов свело в паху, член встал окончальтельно, уперевшись в ширинку. От джинсов нужно было избавляться, но вокруг был херов коридор, который не желал кончаться, солнце бессмысленно пялилось в окна, расчертив ковролин линиями переплётов, в любой момент, кто-то мог выйти сюда, из угла могла смотреть камера — в холле парочку Ван Ибо заприметил — а он всё равно шёл, держась за по-лягушачьи ледяную руку, и шёл, и шёл, и если они не придут, то штаны Ван Ибо таки снимет прямо в коридоре.

— Не пускай никого, — велел Сяо Чжань. — И сама не ломись.

— Поняла, — раздался ответ, Ван Ибо мельком заметил секретаршу — девушку лет тридцати, которая даже не перестала печатать. — Разговариваете с офицером. Перенесу совещание на полчаса позже.

— Спасибо.

Сяо Чжань втолкнул Ван Ибо в кабинет, хлопнула дверь, а в следующее мгновение они уже целовались, прижимаясь друг к другу так крепко, что молния кожанки наверняка делала больно.

— Снимай, — яростно зашептал Сяо Чжань, вцепившись в ремень джинс. — Снимай! Если ты не снимешь их немедленно, богом клянусь, я закричу!

— Ебанутый! — восхищённо выдохнул Ван Ибо, торопливо спуская штаны. — На всю голову!

В руке оказался тюбик смазки, и стоило бы спросить — откуда, на хрен, она у тебя на работе — но Ван Ибо не собирался задавать вопросы. Он уже толкнулся меж ягодиц, зажмурился от того, как туго и жарко Сяо Чжань обхватил пальцы, как принялся извиваться, стараясь насадиться глубже.

— Ещё! — выдохнул тот, требовательно оглядываясь через плечо. — Давай же! Я не стеклянный, не разобьюсь.

— Не стеклянный, — согласился Ван Ибо. — Просто отбитый.

Но послушался, толкнул Сяо Чжаня, стреноженного брюками, к дивану, заставил опереться на сиденье коленями, раздвинуть ноги. И через мгновение уже давил головкой на чуть приоткрытый блестящий вход, напрочь забыв про резинку. Наверняка у Сяо Чжаня были презервативы — смазка же была. Но все умные мысли покинули голову Ван Ибо. Остался Сяо Чжань, изгиб его талии, круглый зад идеально лёгший в ладони, пальцы, вмявшиеся в сочную плоть. 

Они сжались так, что наверняка оставят синяки, Сяо Чжань сдавливал самим собой, постанывал, чуть раскачиваясь и принимая миллиметр за миллиметром, очень медленно. Потому что Ван Ибо ещё что-то соображал и не собирался порвать его, не собирался причинить боль. А вот сам Сяо Чжань о таком явно не думал, обернулся, глянул пьяно и, уперевшись в спинку дивана, дёрнулся назад, насаживаясь едва не до самого конца. Поймать его Ван Ибо успел в последний момент, затормозил, оставив на ягодице наверняка обжёгший шлепок.

— Ты ёбнулся? Я ж тебя порву!

— Д-двиг-гайся! — едва выдавил Сяо Чжань. — Двиг-гайся!

Его затрясло, едва не выкручивая из рук Ван Ибо, Сяо Чжань снова толкнулся назад, застонал — протяжно, громко и абсолютно бесстыдно, будто за дверью не сидело секретаря.

— И часто ты так? — сквозь зубы выдохнул Ван Ибо, чувствуя, как ему давит на яйца приближающийся с неотвратимостью цунами оргазм.

— Ты идиот! — простонал Сяо Чжань. — Двигайся!

На третий раз ослушаться не вышло, перед глазами вспыхнули круги, Ван Ибо зажмурился покрепче и выскользнул почти до головки, и тут же немедленно вернулся, впечатавшись бёдрами в дрогнувшие от этого ягодицы. Сяо Чжань затрясся, сунул руку себе между ног, пошире их расставил. Холодные пальцы пробрались снизу, потрогали основание члена, раскрывшего вход, скользнули обратно, перекатив мошонку и, наверное, принялись дрочить, но этого Ван Ибо уже не видел. У него перед глазами стояла картина, как Сяо Чжань трогает его член, почти целиком скрывшийся внутри. Крыша на прощание даже и не подумала прощаться, просто съехала, отправляясь в свободный полёт.

Грудью Сяо Чжань впечатался в диванную спинку, вскрикнул, затрещали протестующе брюки, а в следующее мгновение, Ван Ибо трахал его так… Даже “трахать”-то не назовёшь, он драл, ёб или что-то такое же животное и жестокое, потому что Сяо Чжань хныкал и ныл, то и дело из стона срывался в плач, а Ван Ибо рычал и кусал плечи прямо сквозь белую, приличней некуда рубашку.

— Ёбнутый! — то и дело вырывалось у Ван Ибо, и каждое слово он сопровождал обжигающим ягодицы шлепком. 

А Сяо Чжань, почти воя, всё звал его гэгэ, обещал сделать всё, что Ван Ибо только пожелает, лишь бы тот не смел останавливаться. И от этого крыша окончально собралась в кругосветку.

Стоило спустить, как Сяо Чжань забился в дрожи, сжался вокруг члена, а через пару мгновений рухнул на диван тяжело, судорожно дыша. Ван Ибо свалился рядом, сам себе напоминая груду мусора. Завозился рядом Сяо Чжань, потянул к себе, завернулся в ослабевшие руки — ладони горели, а значит, и кое-чей зад полыхал.

 — Охуенно, — выдохнул Сяо Чжань. — Вот что значит молодость.

— Хуёлодость. Часто так кого-то в кабинет водишь? Уж больно профессионально вышло.

— Ты идиот? Я об этом неделю думал. Как ты не пришёл в четверг, так и начал. И про кабинет, и про дом, и про то, как ты врываешься, пока я дрочу в душе… 

— Поговорим об этом чуть позже. Пока что не могу оценить размах, — выдохнул Ван Ибо, прижался губами к вспотевшему виску. — Душа у вас тут нет?

— Тебе-то чего? Это я весь потный, а из задницы течёт. 

— Я чист.

— Я тоже, но не в том смысле, какой сейчас предпочёл бы, — проворчал Сяо Чжань, со стоном поднимаясь на ноги. — До чего ты меня довёл? Дрожат.

Колени у него и правда дрожали, и Ван Ибо засмотрелся. Сяо Чжань, очень осторожно, будто неуверенный в том, что ноги неожиданно не подломятся, сделал пару шагов, ойкнул и застыл, напрягая ягодицы — не помогло, из растраханной дырки скользнуло белёсое семя. Мгновенно окатило жаром, рот наполнился слюной, захотелось слизать его, втолкнуть языком внутрь. Ван Ибо сглотнул, чувствуя как героически дёрнулся член, попытался отвернуться, но куда там — Сяо Чжань потянулся за спину, подхватил сперму, размазывая её по коже. 

— Видишь, — жалобно сказал он, обернувшись через плечо, — какой я теперь грязный?

Ван Ибо попытался удушить себя диванной подушкой — ткнул её в лицо, лишь бы не заорать, не зарычать, как окончательно ёбнувшийся без секса лев. Холодные пальцы скользнули по горлу, ладонь надавила на кадык, и дышать стало совсем тяжело.

— Я бы сейчас на тебе ещё прокатился, — шепнул Сяо Чжань и его дыхание тронуло ухо. — Но собрание совсем скоро. Я не успею прийти в себя.

“А я вообще никогда не приду, — страдальчески подумал Ван Ибо, жмурясь сильней. — Вообще никогда.”

Смотреть было нельзя, потому что тогда Сяо Чжань бы точно прокатился, а двадцать выпавших из опросов минут, стали бы часом, и потом краснеть перед Барнсом, потому что их с Сяо Чжанем обязательно застукают.

Обязательно. Потому что иначе и быть не могло.

— Ну хоть про Сегала мне расскажи, — со вздохом попросил Ван Ибо, подтягивая джинсы. — И это, есть салфетка?

Белый бумажный квадратик спланировал прямо на пах, фиговым листочком попытавшись прикрыть срам — не вышло. Ни у листочка, ни из Ван Ибо греческого эталона красоты. Сяо Чжань хрюкнул, торопливо вытерся морща нос и натянул брюки.

— Я не Лина, не очень хорошо его знаю. А её ты с ума свёл, она всё это время смотрела на него безумным взглядом и отвечала невпопад. По-моему, Сегал думает, что она начала что-то принимать.

— Серьёзно? Он так… — Ван Ибо поискал слово. — Вовлечён?

Сяо Чжань аккуратно заправлял полы сорочки, явно стараясь не выглядеть так, будто его сбило с ног грузовиком. В роли грузовика был Ван Ибо сейчас заворожённо разглядывавший, как просвечивает ткань на плечах там, где он кусал. Сяо Чжаня заливало солнцем — тем самым, бесполезным и стылым, зимним августовским солнцем, не согревавшим вовсе. Впрочем, Ван Ибо было жарко. От того, как тонкие пальцы  то и дело ныряли за пояс, стараясь равномерно распределить складки, от того, как Сяо Чжань хмурился, и между бровей случалась морщинка, волосы отливали медью, неожиданный, нежданный завиток лёг у чуть покрасневшего уха.

— Не смотри, — тихо велел Сяо Чжань. — Не смотри.

— А то что?

— А то трахаться придётся опять, я никуда не успею, ты никуда не успеешь, и твоему начальству расскажут, и весь ебучий Грейсхилл будет знать, что ты натянул меня в кабинете.

— Это плохо?

Сяо Чжань поднял голову, посмотрел — внимательно и серьёзно, не было в его глазах привычной россыпи смеющихся звёзд, но и мертвечины не было, ни одной мёртвой жужелицы.

— А это плохо? — ответил он вопросом на вопрос. 

Порадовавшись, что успел застегнуть джинсы, Ван Ибо поднялся, звякнул ремень, Сяо Чжань удивлённо выдохнул в губы, ответил, доверчиво подставив рот, положил неожиданно осторожно ладонь на плечо.

— А мне плевать просто, — шепнул Ван Ибо. 

— Плевать… — эхом отозвался Сяо Чжань. — Так, нет. Совещание. Заодно ко мне в отдел просочишься. Легавый, — и посмотрел из-под ресниц. Ван Ибо закатил глаза.

— Ужасно. Ладно. Давай. Говори мне — кхм — ищейке. Надеюсь это не будет нашей ролевой игрой.

— Тебе не нравится? — притворно расстроился Сяо Чжань. — Я был бы мафиози, а ты неподкупным полицейским, я бы пытался подкупить тебя. Офицер, разве вы не желаете денег? Я могу дать вам столько, сколько вы только сможете вообразить?

— На кой ляд мне твои деньги? — чувствуя себя невозможно тупым подыграл Ван Ибо. — Думаешь, хотеть можно только их?

— Тогда чего же хочет честный офицер? Земли? Машин? Женщин? — Сяо Чжань хитро и соблазнительно улыбнулся. — Меня?

— Блядский ты боже! Всё! Всё! Прекрати! — взмолился Ван Ибо, чувствуя, как в горле щекочет смехом. — Давай серьёзно. Про Сегала.

— Это всё опыт, — торжествующе кивнул Сяо Чжань. — Не прошли зря те шесть лет, на которые я тебя старше! Не прошли! Сегал… Слушай, это лучший начальник какой у меня был. Я сейчас предельно серьёзно, офицер Ван. Он внимательно слушает, не пытается лезть туда, где ничего не понимает, без сожалений делегирует. При этом, в общих чертах понимает каждый процесс, а потому вполне способен заметить… ошибки. Никакой корпоративной ерунды, никаких глупых правил, всё исключительно по делу.

— А с личной точки зрения? 

Сяо Чжань задумался, поглаживая стол. Он успел сесть, оказаться в своём кресле большого начальника, как будто спрятался в домик — черепаха втянула голову. Так и Сяо Чжань стал словно чуть меньше, зато больше стал арт-директор Сяо, и даже багровевший из-за воротника засос не умалял впечатления.

— Честно сказать, тебе стоит поговорить с Линой и Калебом. Но в первую очередь с Калебом, конечно.

— Калеб? Это имя или фамилия?

— Понятия не имею, — хихикнул Сяо Чжань. — Это водитель Сегала. Они почти не расстаются. Он и за охранника личного, и за водителя. Ходячее алиби, честно говоря. Хотя головой, конечно, понимаю, что иногда они, наверное, не вместе.

— А что управляющий? 

— Мистер Бёрджесс? А что он?

— Бёрджесс?

— Ну, управляющий виноградниками и плантациями Сегала.

— Нет, я имею в виду… поместья? Как я выяснил, они с Сегалом лет пятьдесят работают вместе.

— А! Ты про мистера Трюдо! Да, вроде бы его отец работал на Сегала-старшего, и мальчики практически выросли вместе… Что-то такое я слышал. Но здесь он не появляется, я с ним знаком только по приёму в особняке. Так что… Тебе стоит спросить Лину и Калеба, и съездить туда.

Ван Ибо кивнул, засмотревшись на пальцы Сяо Чжаня — они были чуть странноватые, гнущиеся слишком сильно, с натянутыми линиями сухожилий, скобочками обнимавшими костяшки. Не выдержав, он потянулся ближе, накрыл напряжённо выглаживающие узор дерева руки своими. Как обычно холодные, они доверчиво устроились в ладонях, зверьками, показавшими беззащитный живот. Вместо живота были светлые запястья, сквозь кожу которых просвечивали синеватые вены.

— Боишься? — спросил Ван Ибо, тихо, чтобы не спугнуть ответ.

— Лина боится, — покачал головой Сяо Чжань. — Мне просто не верится. Но я не буду страдать, если окажется, что это Сегал. Он отличный начальник. Но что мешает ему оказаться убийцей? Я слышал про некоторых говорят, что они отличные парни, а потом — упс, подвале пять трупов. Так что… Но не верится. Он слишком… порядочный. Все больничные, отгулы, надбавки, выходные пособия. Либо это гениальный план, либо он и правда не торопится обобрать работников до нитки. 

— Я поговорю с Линой и этим Калебом, — пообещал Ван Ибо. — А теперь давай, покажи свой отдел. Мне нужно оправдание, какого хрена я так долго торчал у тебя.

— Боюсь, тебе не поверят, — вздохнул Сяо Чжань, поднимаясь.

— Почему это?

— Во-первых, у тебя губы распухли. Во-вторых, ты так на меня пялишься, будто сожрать решил.

Снова вспомнилось то желание — вылизать Сяо Чжаня сзади, протолкнуть соскольнувшее семя языком внутрь. В качестве мести, Ван Ибо решил, что в следующий раз себе не откажет.

Секретарша невозмутимо печатала, на краю стола лежала папка, которую она не глядя пододвинула к Сяо Чжаню. Тот с кивком подхватил бумаги, пропустил Ван Ибо вперёд, следуя ритуалу “радушный хозяин провожает гостя”. Ван Ибо не стал напоминать, что в свой кабинет Сяо Чжань его втянул едва ли не за воротник. Зачем напоминать, Сяо Чжань и сам вспомнит.

— У меня небольшой отдел, но хорошо укомплектованный. Есть место для несовершеннолетнего, там работает девочка из Мэйнсфилда. Отлично рисует, — заговорил Сяо Чжань у двери с вывеской “Арт-отдел”. — Парень компьютерщик — сайт делает, тройка дизайнеров, разрабатывающих этикетки и другую упаковку. Не знаю что тебе может быть полезно, честно говоря. Работаем без авралов, утром пришёл, вечером ушёл, выкинув работу из головы. Девочка иногда остаётся в общежитии работников, но для несовершеннолетних там специально выделен этаж и есть смотритель… Или воспитатель. Не знаю как назвать. Ладно, пойдём.

В просторном разгороженном перегородками кабинете Ван Ибо насчитал восемь человек. Сначала опущенная к бумагам голова не показалась знакомой, а через секунду Ван Ибо чуть не подпрыгнул — сидевшая в уголке Айла выпрямилась и застыла перепуганным сурикатом.

— Айла! — воскликнул Ван Ибо.

— Офицер Ван! — одновременно с ним пролепетала девчонка.

— А чёрт, я забыл, что вы знакомы, — пробормотал Сяо Чжань.

Повернувшись к нему, Ван Ибо приподнял бровь. 

— Ей нужна работа, у меня есть работа, — развёл руками Сяо Чжань. — И ничего больше.

— Не верьте, Айла — фанатка босса, — шепнула сидевшая ближе всех к Ван Ибо женщина. — В рот ему смотрит! 

— Фрэнки! — возмутилась девчонка.

— Ну фанатка и фанатка, — стараясь сохранить постным выражение лица выдавил Ван Ибо, требовательно схватив Сяо Чжаня за локоть. — Нам срочно надо отойти.

Запихивать Сяо Чжаня пришлось в тот же туалет, в котором Ван Ибо прятался меньше часа назад. Тот хлопал глазами и выглядел самой невинностью.

— Ты охуел? — страдальчески вцепившись в переносицу спросил Ван Ибо. — Просто ответь мне: ты охуел? Как ты предлагаешь защищать тебя, если ты лезешь и лезешь на рожон? Это сестра одной из жертв! Какого хрена ты её на работу устраиваешь?

— Ты же видел, — тихо ответил Сяо Чжань, — ты же видел. Зачем спрашивать?

Его руки легли на плечи, захолодили даже через кожанку. Сяо Чжань чуть склонился, заискивающе заглянул в глаза. Шумно выдохнув Ван Ибо накрыл худую щёку ладонью.

— Ты псих, — с отчаянием выдохнул он. — Ты чёртов псих. Не дай бог с девчонкой что-то случится…

— Сделай так, чтобы не случилось, — велел Сяо Чжань и захотелось его послушаться. Сделай так, чтобы не случилось.

— Если бы всё было так просто. А ты лезешь… Ёбнутый, а?

— Называй как хочешь. Всё равно ведь уже меня трахаешь.

От такой наглости Ван Ибо совсем растерял дар речи, возмущённо зашипел и поцеловал — толку-то говорить, если слов всё равно не найти, а сердце уже колотилось как бешеное. Стучало, торопя приникнуть ближе, обнять крепче, Сяо Чжань же был совсем рядом.

К концу дня, когда голова уже шла кругом — от бесконечных коридоров, кабинетов, разговоров, Ван Ибо хотелось застрелиться. Ничего полезного он не узнал. Лина и сама не знала куда смотреть, и Вольту рассказала всё, что могла. Для Ван Ибо повторила, нервно перекладывая по столу письменные принадлежности, бумажки с заметками, ежедневники, телефонные справочники и прочую секретарскую ерунду. Мистер Сегал сидел в своём кабинете, едва ли не забаррикадировавшись визиткой Абрама Шора. 

И винить его в этом было чертовски глупо — Ван Ибо сделал бы так же. Даже и не подумал бы выходить к копам, втиснувшимся в его фирму, как в жопу без мыла. 

Водитель оказался интереснее. Молчаливый и огромный, похожий то ли на профессионального боксёра, то ли бодибилдера, Джон Калеб (всё-таки это оказалась фамилия) предпочитал отвечать односложно. В таких условиях разбежаться с вопросами не получалось, получалось только глупо топтаться в пределах от: “бывало ли что-то подозрительное?”, до: “возили ли вы мистера Сегала в квартал Красных фонарей?” (нет и нет). 

— Ну хорошо, — вздохнул на это Ван Ибо. — А дети? Возили ли вы когда-нибудь детей?

— Да, — спокойно ответил Джон Калеб, и у Ван Ибо чуть не отвалилась челюсть.

 Было уже темно, раннее зимнее солнце рухнуло за Грейсовы холмы, окружавшие город, загорелась досветка теплиц, и офис оказался в ложбине переливающихся лампами склонов. Было бы красиво, не ненавидь Ван Ибо сейчас клубнику, виноград и всю ту херню, какую только не выращивали в этих теплицах, с такой силой. С силой тысячи солнц. Не меньше. 

— Куда? — преувеличенно вежливо спросил Ван Ибо и поторопился уточнить: — Я бы предпочёл адрес.

— Не помню, — наморщив лоб покачал головой Калеб. — В аквапарк.

— В Мэйнсфилде? — навострил уши Ван Ибо. — Когда это было?

— Да лет шесть назад. Мэри была.

— Мэри Бут? — Поверить в такую удачу Ван Ибо не мог, оттого вспотел ладонями, а волоски на загривке встали дыбом. — Девочка, которая пропала.

— Ну да. Она была. Ещё несколько. Кто тут работал, мистер Сегал велел отвезти их.

— Он поехал с детьми.

— Ну да, — недоумённо пожал огромными плечами Джон Калеб. — Нужен же присмотр. А то потонули бы.

— Действительно, — пробормотал Ван Ибо. — Не помните кто, кроме Мэри был?

— Всех нет. Но Тони был. Нормальный ещё.

На этом разговор пришлось завершить, иначе Ван Ибо рисковал удавить Джона Калеба и плевать, что тот бы совсем иной весовой категории. 

Барышня-инспектор нашлась ровно там, где ожидалось — в отделе кадров, зарывшись в тонну бумаг. Местные барышни взволнованно тянули шеи, надеясь разглядеть что-то в едва ли не шифрованных заметках миссис Уоррен, но та стратегически прикрывала их рукой.

— Миссис Уоррен, — обольстительно улыбнувшись, Ван Ибо приткнулся на соседний стул. — Нет ли у вас списка несовершеннолетних работников? Меня интересует некто по имени Тони.

— Офицер Ван, — устало подняла глаза миссис Уоррен. — Во-первых, я инспектор Уоррен. Во-вторых, вот список, откопируйте и исчезните. Я хотела бы закончить хотя бы половину.

Подхватив бумаги, Ван Ибо поспешно отступил к копировальному аппарату. Сидевшая рядом с ним женщина явно изнывала от любопытства, но старалась не подавать виду. Стараясь не смеяться, Ван Ибо торопливо откопировал заполненные с двух сторон листы, вернул список инспектору Уоррен, и выскочил сначала из отдела кадров, а затем и из офиса Сегала. 

Хотелось оказаться как можно дальше от него.

Он и оказался — в участке, где принялся колдовать над их единственным компьютером. База данных муниципалитета позволяла найти имя и адрес интересующего человека, пусть и не без огрехов — иногда интересующий человек успевал умереть или переехать, а Фиона, обновлявшая информацию, не торопилась внести изменения. Такое бывало. Но Ван Ибо надеялся, что не с Тони.

Для начала пришлось провести мучительный час, перебирая список. Пройдя его трижды и трижды же не обнаружив нужного имени, Ван Ибо заволновался — может он забыл откопировать как раз нужный лист? Может Тони было прозвищем? Мало ли почему мальчишку (а так ли он уверен, что речь о мальчике?) могли называть Тони? 

В участке было тихо, как в склепе, только из каморки, в которой Ван Ибо не так давно отчитывал Айлу Кэх, доносились звуки телевизора. Оставшийся на дежурстве (бугай Ларри, Моррис или Джоуи?) патрульный скорее всего дремал, включив круглосуточный канал. Оставалось надеяться, что там не решат внести разнообразие в сетку вещания, включив эротику. 

Тихо стрекотала лампа дневного света — явно в скором времени собиравшаяся перегореть и устроить им несколько эпилептоидных дней. Поменяют её в двух вариантах: она достанет Барнса, и приказ достанется Ван Ибо и Бейтсу, как самым рукастым, либо случится чудо и старик Маурс, отвечавший за хозяйственное обеспечение муниципальных офисов, явится по первому зову (не стоило на это рассчитывать).

Ван Ибо добрёл до кофейного аппарата, сунул кофейник на положенное место и запустил цикл, забыв залить воды. Спохватился, торопливо кинулся к раковине под возмущённое шипение машины и запах сжигаемого кофе. Тот получился ожидаемо отвратительным, но техника вроде бы не пострадала, и Ван Ибо решил, что это хороший результат.

Горечь и запах палёного взбодрили сильней кофеина, наконец нашлось имя. Антонио прекрасно сокращалось до Тони, а фамилия Моро намекала на происхождение. Попытавшись вспомнить где в Грейсхилле стоило поискать итальянцев, Ван Ибо понял, что уже не способен соображать — в голову лезли ресторанчики Сиднея и Аделаиды и только. 

— Адрес, — решил он. — Беру адрес и домой.

Пока компьютер задумчиво перебирал данные, Ван Ибо успел помыть кружку, вытряхнуть фильтр кофеварки и написать пару отчётов о сегодняшних допросах. Важнее всего, конечно, было оформить разговоры с Сяо Чжанем, Линой и Калебом — эти трое дали хоть какую-то информацию. Аккуратно подшив к отчётам протоколы допросов, Ван Ибо завозился к копировального аппарата — после истории с Мэном и бумагами о пропаже Мэри Бут, он собирался дублировать даже собственную задницу. 

— Не собираешься домой? — голос Сяо Чжаня заставил подпрыгнуть и схватиться за ствол. — Ты чего?

— Напугал, — отмахнулся Ван Ибо. — Что ты хотел? Я уже не соображаю.

— Не хочешь домой? 

Он стоял, привалившись к стене, уводившей посетителей к выходу. За спиной Сяо Чжаня была дверь, за которой — улица и Грейсхилл, петельки улиц, короткий несложный узор, кончающийся саванной, плантациями и виноградниками, а потом, после узкой полоски освещённых теплиц Грейсовы холмы становились совсем дикими и не оставалось там ни хрена до самого Мэйнсфилда, а потом и того меньше. Кенгуру да огромные пауки. 

Ван Ибо понятия не имел хочет ли он домой.

Дом был в Сиднее, где были родители, где он вырос на улицах, знакомых как собственные пять пальцев. Он ездил на пляжи, становился на доску, смеялся, ловя за руки красавчика Китса. Хотел ли Ван Ибо домой?

Квартира в разваливающейся пятиэтажке домом не была, просто квартирой, где можно было оставить вещи, куда он увозил копии документов и складывал в коробку, на которой не написал ничего. Что бы он мог писать? Монстр из Грейсхилла? Чудовище Грейсовых холмов? Тот мудак, который убил наших девочек? Напротив той квартиры жил Ма Жэньли, внизу дебоширила на свой вдовий манер миссис Джонс, а старик Гибсон жил в блаженной тишине глухоты. Из классного там был матрас и обогреватель. Из всего остального… Всё остальное.

— Поехали? — снова заговорил Сяо Чжань. — Тачку можешь оставить, я тебя завтра завезу.

— В шесть утра? — фыркнул Ван Ибо. — Ты не хочешь поспать?

— А ты не хочешь хоть раз на работу пойти к началу рабочего дня? — улыбнулся Сяо Чжань. — Поехали. Ну хочешь, давай на твоей.

Пискнул компьютер, найдя адрес Антонио Моро, Ван Ибо торопливо переписал его в свой блокнот, предвкушая — поздний ужин, сладкие как десерт поцелуи и такой же сон, потому что с Сяо Чжанем спалось всё равно лучше. Даже если он просыпался в час тигра и смотрел мёртвыми жучиными спинками, вместо глаз. А всё равно. Лучше.

Рука оказалась ледяной, копии оттягивали планшетку, Антонио Моро мог подождать до завтра. Никто не будет сотрудничать с полицейским, который в полночь ломится в вашу дверь. Хотя хотелось поторопиться. 

На улице поднялся ветер, на холмы наползли облака, легли привычным зимним одеялом. Поморщившись, Ван Ибо потянул Сяо Чжаня к своей машине, распахнул пассажирскую дверь.

— Может я поведу? — тихо спросил тот. — Ты ведь спишь на ходу.

Помотав головой, Ван Ибо рухнул к рулю, со стоном потянулся, ткнулся лбом в кожаный обод.

— Не знаешь Антонио Моро?

— Антонио? — удивился Сяо Чжань. — Нет. Но сеньор Моро держит тратторию. Знаешь, которая на углу Биг-стрит и Третьей? Она так ещё со двора.

— Не знаю, — вздохнул Ван Ибо. — У меня от пасты желудок болит, редко ем. 

— Буду знать.

Почему-то Ван Ибо поверил — Сяо Чжань запомнит. Про пасту, от которой случалась изжога, про то, что Ван Ибо редко-редко, но всё же её ел. Наверное, выспросит и про то, какую именно тот предпочитал. Поверилось, что ответ этот не был дежурным. Сердце затрепыхалось, попробовало что-то сказать — намекнуть глупой голове, которая, кажется, не желала замечать очевидного. Не желал, однако, сам Ван Ибо. Потому что заметив, он не смог бы уже передумать, не смог бы сбежать, не смог бы уйти — снова, как не мог с Китсом. И какой хернёй это кончилось?

Говорил же себе, никогда больше не трахать психов. И где он теперь? Выруливает на Пятую, чтобы проехать ещё квартал и свернуть в уютный район, где в одном из домов не горел свет на крыльце. Потому что владелец сидел рядом, смотрел в лицо Ван Ибо, подперев щёку ладонью. 

— Ты красивый, — вырвалось у Ван Ибо, стоило затормозить на подъездной дорожке.

— Так и тянет поспорить, — вздохнул Сяо Чжань, выбираясь из машины.

— С тем, что ты красивый?

— Да нет же. Просто сказать: “нет, ты”. 

Он шёл как ни в чём ни бывало, оставив Ван Ибо озадаченно разглядывать низкий заборчик. Спохватившись, он нагнал успевшего подняться на крыльцо Сяо Чжаня, облапал талию, пробравшись под пиджак.

— Я знаю.

— Наглец, — фыркнул Сяо Чжань, открывая дверь. — Пойдём. Я ужасно устал, хочу есть и в душ. Весь вечер чувствовал себя оттраханным и грязным. Стоит сказать Сегалу, что в офисе нужен душ.

— Планируешь повторять?

Вместо ответа Сяо Чжань показал через плечо фак, другой рукой небрежно ткнув в сторону холодильника. Там обнаружились судочки с мясом и рисом, мимолётно захотелось похвастаться умениями, приготовить рис с яйцом — единственное блюдо, которому научил отец. Потом нервы не выдержали и он отказался, сказав, что спасает Ван Ибо жизнь — иначе зашиб бы сковородой. 

Идею пришлось отложить, жрать хотелось невыносимо, и Сяо Чжань вряд ли проведёт в душе больше пяти минут. Так и вышло, совсем скоро Сяо Чжань уже был рядом, торопливо запихивал в рот кусочки мяса, довольно и сладко жмурясь. Они не стали садиться за стол, Ван Ибо только и успел, что снять кожанку и расстегнуть рубашку — майку стоило бы сменить, и в целом заехать на квартиру. Вместо этого он пристроил кожанку на вешалке, сунулся ненадолго в душ и завалился в кровать, поймав в объятие Сяо Чжаня.

— Спи, — шепнул тот, погладив по голове. — Я разбужу, если будет что-нибудь важное.

— По моей или твоей части? — сонно спросил Ван Ибо.

— По любой.

Не снилось ничего, и до самого утра Ван Ибо спал, не видя ни снов, ни видений, не чувствуя ледяных рук, касавшихся груди. Сяо Чжань спал тоже, но в его сне шептали и звали, трогали за руки, тянули куда-то, а куда он не знал. 

Погода испортилась, снова сунула их вместе с Грейсхиллом в пингвинью жопу и теперь под кожанку хотелось пододеть свитер, а лучше сразу шубу. Ван Ибо недовольно смотрел на то, как ёжится Сяо Чжань, пересевший в свою машину. У отделения было людно, самому Ван Ибо пора было явиться на утреннюю планёрку, но никуда он не собирался, пока не увидит, как Сяо Чжань отправился в сторону холмов. 

— Иди, — в очередной раз велел тот. — Чего ты стоишь?

На десятый раз Ван Ибо проворчал что-то недовольное, сунулся в окно, поцеловав подставленные губы и всё же добрался до участка, где тут же попался в лапы Бейтса.

— Ах ты пидорюга! — восторженно возопил тот. — Арт-директор Сяо! И девчонка его! У вас там что, тройничок?

— Что? — опешил Ван Ибо, потом до него дошло, и лицо невольно скривилось. — Фу! Чего ты несёшь, придурок! У девчонки есть свой собственный мужик, на моего она и не думала покушаться.

— На твоего мужика? — Брови Бейтса заиграли двумя жирными гусеницами. — Ну ты даёшь! А такой скромный все эти годы ходил! Злой даже!

— Это у меня мужика не было. Ты Сяо Чжаня видел? Вот пока такого не давали, на хер мне какие-то остальные?

— Да видел, видел, как же. — Бейтс помолчал. — Псих же?

— Псих, — вздохнул согласно Ван Ибо. — А что поделать?

Не говорить же коллеге, что ещё неизвестно мужик ли Сяо Чжань Ван Ибо. Или у них ни к чему не обязывающее… То есть, Ван Ибо-то уже обязался. 

От собственной глупости стало тошно, потому Ван Ибо решил стратегически залиться ужасным кофе — после него не грех был пойти блевать и тому, у кого проблем с желудком не было. Стало тошно не только душой, но и телом, Ван Ибо поглядел на себя в зеркало над раковиной, скорчил лицо недовольной лягушки и отправился к Барнсу — чего тянуть с опросом свидетелей. Раньше начнут планёрку, раньше закончат.

Выбрался из участка Ван Ибо с полным пониманием собственной глупости. В офисе Сегала они только теряли время, полезным оказался только список, работавших на него детей — теперь можно было проверить, не пропал ли кто-то ещё, кроме тех четверых, чьи имена уже были известны — да имя конкретного Антонио Моро. А его можно было получить гораздо быстрей — Вольт догадался расспросить Лину о приближённых Сегала, где, естественно, всплыл Калеб, а оттуда и рукой подать. Мистер Трюдо ждал Вольта к обеду, сам Ван Ибо пообещал постараться успеть к назначенному времени, чтобы сыграть плохого копа. 

А пока что он хмуро вывалился к крыльцу, оглядел стоянку перед управлением и поволокся к машине, вдыхая влажный, напоенный мелкой моросью воздух. Пингвинья жопа не желала выпускать Грейсхилл, так что ветер пробирал до костей, стыли пальцы, которые хотелось сунуть подмышки — с ужасом представлялось, каково ледышкам Сяо Чжаня. 

Адресом Моро оказалось социальное жильё. Пятиэтажка, выглядевшая как внебрачная дочь дома Ван Ибо и недостроя сиднейской окраины, не вызывала никакого доверия. Откровенно говоря, подниматься по загаженной лестнице совершенно не хотелось — рисковать то ли свернуть шею, то ли напороться на перо, элегантно пристроенное под ребро… 

— Интересно, — пробормотал Ван Ибо, — если у семьи Моро траттория, как говорит Сяо Чжань, то какого хрена их сын забыл в этой кенгурячьей заднице?

Не верить Сяо Чжаню повода не было, у него-то не было изжоги от макарон. И проблем с тем, что паста — это не макароны… 

Ван Ибо всё же принялся взбираться по грязной до невозможности лестнице, стараясь не касаться перил и стен, и не вляпаться в дерьмо или шприц на ступенях. Откуда только доставали эту дрянь в таких количествах?.. Как будто Мэйнсфилд стоял где-то в районе Золотого треугольника — до Афганистана рукой подать. 

Пока Ван Ибо поднимался, поднималось и раздражение. Он не любил такие места, он не любил тех, кто в них жил. Не за то, что оказались в социальном жилье — мало ли причин, но за то, что продолжали превращать его в трущобы. 

Дверь квартиры Антонио Моро напоминала поле боя — обожжённое покрытие, едва ли не следы ног на когда-то светлом полотне. Стучать в нёё было страшновато, казалось, вложи чуть больше сил и створка просто слетит с петель. Тем не менее Ван Ибо постучал, оглянувшись на серое небо в проёме нестеклённого окна. Должно быть, в дождливые дни по полу разливались лужи, а ветер бросал в лицо воду. Скорее всего это и было единственным способом, каким тут мыли полы.

За дверью раздались шаги — едва слышные, будто открывать шёл ребёнок. Сердце сжалось, Ван Ибо скривился, ожидая, что дверь откроет несчастный, грязный и измученный подросток, которого Антонио Моро завёл будучи не сильно старше пятнадцати. Сейчас ему должно было быть около тридцати, его собственный ровесник.

Но за дверью оказался сам Антонио — худой и измождённый, высохший от героина и алкоголя, с набрякшими под глазами мешками. Наверное, когда-то очень давно, он был по-настоящему красив, но теперь от былой привлекательности остались только кудри — всё ещё буйные, пусть и с проседью, струившиеся до плеч. Ими он тут же напомнил Китса, и Ван Ибо судорожно сглотнул, с опаской глядя в пустые, мёртвые глаза.

— Чего надо? — заплетающимся языком спросил Антонио Моро. — Я никого не вызывал.

— Антонио Моро? 

— Д-да. — Тот закашлялся, прикрывая рот рукой. — Так чего надо?

— Задать несколько вопросов про Марка Сегала. Офицер Ван.

— Про старика Сегала? Нашли время… Ну проходите, офицер Ван. Хотя понятия не имею, чем я могу помочь.

Квартира выглядела ровно так, как Ван Ибо и ждал. Удивляло то, что в ней никого кроме Антонио Моро не было. Обычно в таких местах было не продохнуть от вони человеческих давно не мытых тел, по углам лежали обгаженные, но счастливые — те, кто успел раздобыть дозу. У Моро никого не было, как не было и ничего. Пустая квартира, в которой нашлась только кровать, ожидаемо пропахла испражнениями и особым героиновым душком, который ни с чем не спутать. 

Оглядевшись по сторонам, Ван Ибо выбрал угол почище и встал там, разглядывая худое, нервное лицо — в чертах ещё угадывался прошлый Антонио, тот, чью фотографию удалось раздобыть в сегаловском отделе кадров.

— Пожрать бы, — тоскливо вздохнул Моро. — Пособие только через неделю…

Ван Ибо хмыкнул, похлопывая себя по внутреннему карману.

— Скажешь что полезное, дам двадцатку.

— Полтинник!

— Двадцатку. И не наглей.

Моро поморщился, но кивнул, закутавшись в грязные тряпки, заменявшие ему постельное. Кровать напоминала мышиное гнездо, свитое из обрывков и драных простыней, засаленное от кожного жира, местами хранящее следы блевотины и подозрительных жёлто-коричневых пятен. И всё равно было в Моро что-то знакомое — кудри, дрожащие тонкие пальцы, жесты, которыми он заправлял за уши волосы.

Ван Ибо передёрнуло, стоило представить, что Китс мог бы закончить так. А он мог бы, к концу их отношений он начал нюхать кокаин, а после него и до героина подать рукой. Может, он и начал колоться, но об этом Ван Ибо уже не знал и узнавать не планировал. Ему хватало одного психа за раз, и Сяо Чжань был стократ приятнее. 

— Расскажи мне про аквапарк, — без обиняков велел Ван Ибо. — Мы знаем, что Сегал возил вас туда. Куда ещё? Что там было? Что-то странное?

— В аквапарке? Что-то странное? Помимо горок, которые никто из нас никогда не видел? — хмыкнул Моро, кутаясь плотнее.

 Судя по виду, его начинало ломать. Совсем скоро ни хрена Ван Ибо не сможет добиться, да и двадцатка отправится в карман сердобольного дилера, готового предоставить кредит. А может не такого и сердобольного… Кто ж знает чем Моро расплачивается. Ворует, торгует сам, а может и торгует собой. Хотя какое удовольствие ебать такого…

Ну, ты же Китса ебал, — шепнуло что-то внутри. Ван Ибо скептически приподнял бровь. Китс был ебанутый, но красивый, такой, что на улицах оборачивались. На Моро же если и обернутся, то чтобы удостовериться, что тот ничего не украл. И довёл себя парень до этого сам.

Ебануться.

— Слушай, тебе самому не странно, что Сегал вас сам в аквапарк возил? Заняться ему было нечем?

— Да он частенько куда-то выбирался, — пожал плечами Моро. — Не знаю, как сейчас, а раньше он любил то в поход, то в аквапарк… Спросите любого, кто с нами бывал. 

— И там?.. Ничего необычного?

— Если вы о том, не ёб ли он там малолеток, то при мне не было, — закатил глаза Моро. — Да что вы мнётесь так, офицер? Посмотрите вокруг, думаете я бы стеснялся заговорить о подобном? Хрень какая. Я не видел, чтоб Сегал к девчонкам лез. Бывало, что они устраивали ночёвки и его звали, ну и было это, как будто кто-то любимого деда позвал. Посидел с ними, на ковре повалялся, играя в “Скрэббл”, угостил всех пиццей. Старик мой привозил. Сколько каждый раз счастья было: сеньор Сегал изволит заказывать только у нас! — Моро сплюнул, слюна запуталась среди тряпок, не долетев до пола, протянулась полупрозрачная ниточка к губам. Ван Ибо невольно скривился. — Не было ничего такого. И слухов не было. У всех спросите. Много, кто у него подрабатывал, и кто почище, и кто… как я. По-вашему-то выходит, что первей всех меня трахать должен был. А ничего такого.

— Он, может, по девочкам.

— Может и по девочкам, да только насилуют не от того, что хотят трахаться. А от того, что хотят насиловать. Там, знаете ли, офицер, мальчик, девочка, какая в жопу разница? 

Не нравилось Ван Ибо то, как говорил Моро. Не нравилось, как он плотнее закутался в мышиное тряпьё, как схватился за локти, будто пытаясь обнять себя. Стоило бы покопаться в этом всём, и он, конечно, озадачит Вольта и Бейтса, пусть сами решают, кто из них хочет ковыряться в старом итальянском дерьме. Но что-то подсказывало Ван Ибо, что не просто так Антонио Моро решил себя уничтожить.

— В рехаб отвезти? — наконец, вдоволь надышавшись дерьмом, спросил Ван Ибо. 

— Не надо, — покачал головой Моро. — Будет больно, я переломаюсь только и свалю. И опять по новой.

— Да хоть покапают, всё почище будешь.

— А зачем? — фыркнул Моро. — Зачем мне чище быть?

— Заедешь на принудиловку. 

— Может там и получится. Поспрашивайте других, офицер. Но не было ни хрена. Не делал Сегал ничего такого.

Выбравшись из здания, Ван Ибо попробовал продышаться, изгнать из ноздрей застарелый запах дерьма и мочи, грязных тел и всего, что ждало за первой же лестничной клеткой. Летом здесь ещё наверняка несло кислятиной от помойки, пока же помогала зимняя зябь. Показалось, что он весь провонял этим домом, моровским мышиным гнездом, отчаянием и страхом неминуемой боли, которая придёт, стоит не прийти дилеру. Двадцатку было жалко — лучше б Моро купил еды, но Ван Ибо знал, что деньги пойдут на удовлетворение самой низменной потребности.

А дальше дни потянулись за днями, и ничего нового не прояснялось. Разговор с Трюдо дал Ван Ибо лишь смутное ощущение узнавания. Будто видел он уже старика-управляющего, хотя мог бы поклясться, что никогда не встречал. Такого экстравагантного господина, напоминавшего киношных британских дворецких, ещё попробуй забыть.

Но ничего полезного Трюдо им с Вольтом не дал, Сегала он искренне любил и выдавать хозяйские секреты не собирался. Да Ван Ибо и сомневался, что они были. Такое шило в мешке не спрячешь, оно будет колоть пальцы и норовить выпасть, кто-то что-то заметит, но все в один голос твердили: мистер Сегал благодетель и меценат, а ты, Ван Ибо, гондон штопанный. 

Уже тянуло соглашаться. Что-то мешалось, кололо глаз, не давало так просто отмахнуться от смутного ощущения неправильности. Но и доказательств не было никаких. 

Уехать в саванну не давала бесконечная круговерть ерунды, а хотелось заорать в чью-то нору, подраться с невовремя вернувшимся кенгуру, да хоть с визгом улепётывать от паука размером с кошку, но только чтобы кончилась бесконечность бесполезности.

Имён больше не было — не пропадал никто из девочек, работавших на Сегала, но, памятуя о документах о пропаже Мэри Бут, до конца Ван Ибо не верил. Но имён не было ни в участке, ни в отделе кадров, и никто не ломился к Барнсу, пытаясь добиться справедливости. Не оббивала пороги мать с фотографией пропавшей девочки, и верилось, что в Грейсхилле больше не было пропавших. Данбар исправно размещал полицейские объявления, но никого и ничего не было. 

Кончился наконец август, саванна зацвела, запахла травами и просыпавшимся зверьём, к городу вернулись кенгуру, потянулись перелётные птицы, которым не нравилось полгода жить у пингвина в заднице. Зацвели деревья, напоили своим ароматом улицы. Подтянулось настроение, солнце стало не только выжигать глаза, но и греть, обещая засушливое лето и мечту о прохладе и промозглой взвеси.

Наверное, Ван Ибо просто стоило уезжать. 

Ему не подходил Грейсхилл, его погода, его чёртова длинная промозглая зима, хмурое небо и раскинувшиеся по холмам плантации. Клубника… Клубника была вкусной, и клубничные рожки, и газировка, которую делали здесь же, и нежное мыло, которым пах Сяо Чжань.

И сам Сяо Чжань.

Он подходил Ван Ибо. Подходил, со всеми своими странностями, с ледяными руками и ногами, которые любил сунуть меж голеней, согревась, с замороченными помертвевшими глазами, и ними же, когда в темноте зажигались звёзды смешинок. Сяо Чжань пах клубникой и сливками, нежно гладил щёки и целовал, будто предлагал испить с его губ, и отдавался так яростно и жарко, что Ван Ибо радовался стуже рук. 

Он привык к Сяо Чжаню, к его бесстыдству и жару, к его неожиданному стеснению, к улыбке — ярче любого солнца. Возвращаясь ночами в свою квартиру, Ван Ибо не сразу понимал, почему в коридоре не горит свет, почему из гостиной не бормочет телевизор и почему никто не ждёт его в спальне, приглашающе разведя ноги. С кухни не отчего-то не тянет едой, и никто обнажённым не разливает по чашкам кофе. 

В квартире никто не ждал, даже Ма Жэньли вздрагивал, встречая Ван Ибо по утрам и напряжённо смеялся, пока Ван Ибо подтрунивал над ним. Миссис Джонс неодобрительно поджимала губы, а старик Гибсон радостно махал сухонькой рукой. 

Знал бы Ван Ибо, не стал бы продлевать договор.

Но он не знал.

И до сих пор они с Сяо Чжанем не говорили.

— Давай мне, — велел Ван Ибо, требовательно протянув руки. — Давай, нагружай меня, потому что останется — отнесёшь.

— Тяжеловоз прям, а не офицер Ван! — встряхнул головой Сяо Чжань. — На, держи, только под дно держи, а то яблоки будем ловить по всему двору. Здравствуйте, миссис Норрис!

Всем довольная миссис Норрис поздоровалась в ответ и взялась вырезать розы — кусты готовились зацвести, и она торопилась избавиться от старых ветвей. Кажется, её нисколько не смущало, что нет-нет, а в окне Сяо Чжаня мелькает голый мужик.

— Знаешь, что подумал, — задумчиво пробормотал Ван Ибо. — А ты ведь этот… Сосед Моники напротив.

— Какой Моники? — Сяо Чжань нахмурился, стараясь утрясти покупки поровнее, чтобы они не вывалились из пакета. — Осторожнее, что-то там ребром встало, что ли…

— Из сериала. Ну, у неё ж там напротив голый мужик…

— Будешь на коврике спать.

— Но ты, конечно, красивее.

— Так и быть, прощён, — фыркнул Сяо Чжань. — Идём? Похоже за раз, как ни старайся, не отнесём… Ну что ж, вряд ли кто-то украдёт мою спаржу.

— Нашу спаржу! — ревниво уточнил Ван Ибо. — Пусть только попробуют! Ух я им!

Миссис Норрис, подобравшись с секатором совсем близко, засмеялась, вытягивая из куста сухую, лишённую почек ветку. 

— Я присмотрю за вашей спаржей, мальчики. Не бойтесь. Шон, помочь тебе с клумбами? — Она деловито осмотрела пустое место у дома. — Тут бы хмель хорошо…

— Если вам несложно! — пропел Сяо Чжань. — Я как и всегда планировал оставить их пустыми.

— Они ни разу пустыми не были, негодник! — Миссис Норрис погрозила пальцем. — Я поняла. Принимаю плату всё так же.

— Будет исполнено!

Ван Ибо, переминавшийся с ноги на ногу, чувствовал себя лишним — он не умел так. Ничего не значащие разговоры утомляли, заставляли чувствовать себя странно, как будто время растрачивалось впустую, да к тому же крайне негодовало по этому поводу. Потому и с Ма Жэньли они перебрасывались от силы десятком реплик, а потом Ван Ибо сбегал, потому и миссис Джонс близко познакомилась с ним лишь из-за по-иерихонски громких труб. Сяо Чжаня же знали на улице все, да к тому же ещё и любили.

— Притворщик, — шепнул Ван Ибо, стоило им зайти. — Актёришка!

— Айя! Смотри-ка какой правильный! Зато у меня клумбы красивущие в обмен на привезти старушке продуктов! Равноценный обмен! 

— Она думает, ты приличный вежливый мальчик, — фыркнул Ван Ибо, пристраивая пакеты на стол. — Никогда она так не ошибалась!

— Я приличный вежливый мальчик, — возразил Сяо Чжань, притягивая Ван Ибо к себе за футболку. — Просто не с тобой.

Губы у него на вкус были как сладкий кофе, выпитый у вагончика рядом с Вулворс, локти устроились у Ван Ибо на плечах, а пальцы растрепали волосы. Ладони привычно обняли узкую талию, сжали крепче, и Сяо Чжань застонал, подаваясь вперёд.

— Спаржа, — шепнул он между поцелуями. — Украдут.

— Посажу.

— За особо крупный размер? 

Рука Сяо Чжаня сжалась у Ван Ибо в паху, отчего перед глазами заполыхали огненные круги, а в ушах загудело. 

— Иди, я разберу пакеты, — невозмутимо велел Сяо Чжань, отступая на шаг. — Иди-иди.

— Вернусь ведь и выебу, — решил поугрожать Ван Ибо.

— Ты же психов не ебёшь?

Стоило ли жалеть о сказанных тогда словах? Ван Ибо понятия не имел. В те дни, той осенью, той только наступившей мерзкой зимой он ведь и правда так думал. За волосы едва себя не тянул от Сяо Чжаня, не позволял тронуть, притянуть в поцелуй, хотя знал уже — всё дозволено. И убедился в этом, стоило поцеловать и получить ответ. И сопротивлялся потом, хотя знал уже, что рушится в бездну, как провалившийся в карстовую дыру баран, и не выбраться ему. Ни за что, никогда. 

Ему и было — не выбраться.

Ван Ибо убеждался в этом раз за разом, а потом снова и снова, и так до бесконечности, стоило наткнуться на блестевшие смехом глаза, на изящность жеста, на ослиный икающий смех, на изгиб плеча и завиток волос, улёгшийся рядом с ухом. Сяо Чжань смеялся, потел, запрокидывал голову, скаля кроличьи крупноватые зубы, впивался пальцами и ногтями в плечи, вёл царапиной вдоль хребта, и Ван Ибо убеждался в который из очередных раз, что ему никуда не деться.

 Небо было видно в плошке карстового провала, баран обрастал шерстью и подъедал траву, пробившуюся на известковых склонах, и жил только тем, что Сяо Чжань не отпускал руки. Такой вот был баран. Охренеть какой тупой.

— Наша спаржа цела, — объявил Ван Ибо, чтобы что-то сказать. — Что ты будешь делать? 

— Еду для твоего больного желудка. Как бы мне не хотелось сычуаньской остроты…

— Я могу съездить до Доры…

— Не можешь, — отмахнулся Сяо Чжань. — Потому что тебя кормить должен я, а не Карла, знаешь ли. — Оглянувшись, он видимо наткнулся на непонимающее лицо Ван Ибо и пояснил: — Повариха. Или ты думал Дора и готовит, и разносит кофе?

— Да я про неё просто особо не думал, — хмыкнул Ван Ибо. — Ещё чего.

— Вот и правильно. Нечего тебе о ней думать, — улыбнулся Сяо Чжань. — Думай обо мне.

Ван Ибо понятия не имел, как можно думать о ком-то больше. У него мозг уже разделился, не на правое и левое полушарие, а на то, что думало про девочек из Ред-Крик, и то, что непрерывно хотело Сяо Чжаня. С такой силой, что искры сыпались из глаз.

Хотело не только в постель, но и навсегда — забрать сердце так же, как забрали его, Ван Ибо. Оно стучало для Сяо Чжаня, вторило смеху и тихим вздохам, обещало целую вечность принадлежать ему. 

Тупое достаточно сердце. Целиком в хозяина.

Ван Ибо вздохнул, сгрёб в дуршлаг отобранные Сяо Чжанем овощи и взялся за мытьё, с ним он справлялся на отлично, не рискуя сжечь дом. Рядом Сяо Чжань орудовал ножом, нарезая мясо на небольшие куски. На плите уже стояла сковорода, весеннее небо темнело с одной стороны, с другой ещё оставалось розовым, как нежный цветок, от заката. В доме напротив зажёгся свет, и Ван Ибо тоже ткнул в выключатель, шкворчало масло, в котором разогревались специи (никакого перца, только травы, конечно). 

— Может радио? — предложил Ван Ибо. — Возможны осадки из новостных хроник, но будет музыка.

— Давай, — согласился Сяо Чжань. — И передай картошку.

Радио забормотало прогнозом, переключилось на новости спорта — где-то там чертовски далеко “Манчестер” проиграл “Челси”, подумалось, что можно было бы найти повтор, наверняка должны были показывать по спорту. Но не был Ван Ибо таким уж большим футбольным фанатом. Заиграла наконец музыка, и Сяо Чжань принялся подпевать, чуть покачиваясь и помешивая мясо.

Пахло умопомрачительно, картошка тихо булькала в закипевшей воде, чуть гудел газ, и на Грейсхилл опускались сумерки. Из кухни было видно холмы, усеянные теплицами, досветка мерцала волшебными огнями, и, кто знает, может быть здесь тоже жили фейри, перевезённые ирландскими переселенцами. 

— Как думаешь, это он? — тихо спросил Ван Ибо и тут же пожалел о вопросе.

К чему он сейчас? К чему он на уютной кухне, в разгаре готовки? Будто из кармана выпала чья-то отрубленная кисть, и сделать бы вид, что всё дело в недавно прошедшем Хэллоуине, да только Сяо Чжань ни за что не поверит.

— Не знаю, — наконец ответил тот. — Я не знаю.

— А что?.. — Ван Ибо замялся, но всё же, поторговавшись с собой, сумел выдавить: — А что… девочки?

— А девочки не называют имён.

— А зря, — вздохнул Ван Ибо. — Так было бы гораздо проще. 

— Мёртвые не способны указать на живых. Я не знаю почему, не думай, что я ходил в школу медиумов, где меня научили всему. Никогда не знал никого похожего на меня, — сосредоточенно помешивая мясо сказал Сяо Чжань. — Почему-то они не говорят о живых. Только о вещах. Им было важнее, чтобы нашли тела, чтобы похоронили… Может, чтобы матери перестали искать. Не знаю. Открывай вино, пора делать соус.

Покорно взявшись за штопор, Ван Ибо открыл бутылку красного — грейсхиллские виноградники, естественно. Потянуло выкипающим вином, Сяо Чжань добавил перевязанные веточки розмарина. Запахло ещё вкусней, захотелось сунуться к сковороде и вовсе никогда не отходить.

— Я же не удержался, — помолчав продолжил Со Чжань. — Начал спрашивать. У нас достаточно тех, кто работает десятилетиями…

— Чжань-гэ…

— А что я должен делать? По-твоему, у меня есть желание и дальше просыпаться от твоих инфарктов? 

— Нет у меня никаких инфарктов!

— Ты меня боишься. Боишься, когда они говорят.

— Придурок, — вздохнул Ван Ибо и всё же подошёл ближе, обнял поперёк груди, мстительно воткнулся в плечо подбородком. — Я за тебя боюсь.

— Чего? Что тут бояться…

— Ты ведь себя не видишь. А я тебя не узнаю, когда они… говорят. А ещё я не верю до конца, и думаю, что у тебя шиза, и рано или поздно ты возьмёшься за нож. Попытаешься вырезать голоса из своей головы, или из моей, или, вон, из головы миссис Норрис. Это ты привык, гэ, а я до сих пор думаю, что нарушил собственное единственное правило.

— И кто тут придурок? — вздохнул Сяо Чжань. — Ну какие тебе ножи? Я дожил до своих тридцати трёх и всё ещё не попытался убить себя. Или кого бы то ни было.

— Всё бывает первый раз.

— Поможешь спрятать труп, если что? — со смешком спросил Сяо Чжань. — Так, давай овощи, буду делать салат. Не против оливкового масла?

Ван Ибо медленно кивнул, отступая к столу. Стоило убрать по местам то, что оставил Сяо Чжань, протереть всё, расставить тарелки — раз в неделю можно было устроить настоящий ужин, а не торопливый перекус среди ночи, когда они уже натрахавшиеся вдоволь, всё же добирались до кухни.

А ещё стоило переварить собственное первое, животное, инстинктивное желание ответить: “да”. Да, Ван Ибо бы помог спрятать труп. Потому что представилось — Сяо Чжань где-то там за высокими стенами, где некому его защитить, где правила созданы для того, чтобы уничтожать таких, как он, и Ван Ибо ничем не может помочь. Сжалось в груди, стало холодно и жутко, а первая мысль всё не желала уходить из головы.

После ужина, когда они уже устроились в свежеперестеленной постели, когда Сяо Чжань пах не только что случившимся сексом, когда плечи его — сплошная сладость и соль, а клубникой, Ван Ибо подкатился ближе, обнял крепче, заглядывая в раскрытую книгу: кто-то бежал, за кем-то гнались, и детектив едва поспевал за убийцей. Рядом с губами оказалось нежное ухо, не удержавшись, Ван Ибо поцеловал, прихватил мочку, коснулся нежного места языком. Сяо Чжань засмеялся, попробовал прикрыться, они завозились, детектив вместе с убийцей полетели на пол, поцелуй на мгновение прошило жаром.

— Я бы помог, — шепнул Ван Ибо, больше не в силах молчать. — Я бы помог. Спрятать труп.

— Я знаю, — улыбнулся Сяо Чжань, пристроив на его щеке ладонь. — Я знаю, мой глупый щенок. Как хорошо, что я не собираюсь никого убивать.

— Это очень хорошо. Просто охренеть как хорошо. Потому что я…

— Тс-с, — Сяо Чжань приложил палец к губам Ван Ибо, — просто молчи. Я знаю.

Если бы ещё Ван Ибо знал, что хотел сказать. Но думать об этом было ни в коем случае нельзя. Так что он не стал. 

Chapter Text

Потянулись дни — промелькнул ещё нежный, щадивший гипертоников ноябрь, обрушился жаром декабрь, потянулись машины в сторону моря. Кто-то уезжал, кто-то возвращался, наступила пора отпусков, Сяо Чжань ненадолго улетел в Канберру, и по делам, и к родителям, а Ван Ибо остался в Грейсхилле. Здесь ничего не менялось, только клубника успела дать первый урожай, на каждом лотке заалели ягодными боками деревянные ящики, с каждой кухни потянуло сахарной патокой. Закраснели вареньем и джемом банки, каждая из женщин участка посчитала нужным встучить Ван Ибо по одной, и даже Барнс передал от жены, велевшей кормить единственного холостяка участка. 

Квартира окончательно осточертела — пустая и запылённая, она походила на собачью конуру, а из ценного и по-настоящему важного там оставались только коробки документов. Вещи частично перебрались в дом Сяо Чжаня, Ван Ибо мог поклясться — совершенно самостоятельно. Оккупанты заняли стратегические позиции по шкафам и комодам, разлеглись на полках отдраенной ванной.

 Иногда казалось, что Ван Ибо — барышня из анекдотов, которая исподволь перебирается к жениху, который наивно ничего не замечает. Рассчитывать на это не приходилось — Сяо Чжань замечал всё, но не возражал, только улыбался и тянул в постель, всё так же не стесняясь своей наготы.

Впрочем, чаще Ван Ибо чувствовал себя голым. Уж неизвестно шесть лет ли разницы тому причиной, или склад характера, но Сяо Чжаня, казалось, так легко не прочесть, как тот читал Ван Ибо. Тот самому себе напоминал распахнутую книгу, а Сяо Чжань лишь проходил мимо, небрежно вёл по странице и улыбался, найдя что-то, чего и сам Ван Ибо не знал.

Сяо Чжань вернулся к середине декабря, бросил в коридоре сумку, чертыхнулся, запутавшись в привезённых пакетах, один из, фирменный “Найки”, зацепился за ногу и проволокся до самой гостиной. А там Сяо Чжань со смешком рухнул в объятие Ван Ибо и стало не до пакета. Руки сжались сами собой, обняли крепче, нос ткнулся над воротником, вдыхая знакомый клубничный запах.

— Ты вроде уезжал из Грейсхилла, а всё равно пахнешь клубникой.

— Это всё мыло.

— А может ты сам просто клубничка?

— Фу, боже, Ван Ибо, это ужасно! — застонал Сяо Чжань, но засмеялся, звонко чмокнул в уголок губ. — Как дела?

— Погода требует сказать “отлично”, обстоятельства: “могло быть хуже”.

— Ничего?

— Абсолютно. Ну точнее мы отчаялись до стадии хитчхайкерш.

— Уф-ф! Я привёз тебе кроссовки.

— Главное, что не варенье. Потому что судя по всему, тётки рассчитывают, что мы таки слипнемся. А твоей заднице слипаться никак нельзя!.. Даже Лина приволокла джема!

— Мою задницу офицер может осмотреть лично. Проинспектировать на предмет… слипаний. Фу, гадость!..

Но Ван Ибо уже потащил в спальню, сдирая одежду Сяо Чжаня, как листья с кукурузного початка. От сравнения стало ещё смешней, и они рухнули в постель хихикая, как умалишённые.

— Представил, что ты кукурузка, — шепнул между поцелуев Ван Ибо. — Раздевал тебя, как початок.

— Ну в какой-то мере… — хохотнул Сяо Чжань, толкаясь бёдрами, отчего член притёрся к животу Ван Ибо. — Хочу трахнуть тебя в рот.

— Всегда пожалуйста…

И пока Сяо Чжань постанывая покачивался на груди Ван Ибо, вталкиваясь поглубже головкой, и тут же пытаясь насадиться на пальцы, мыслей не было. Они улетучились, как птицы, отправившиеся в места попрохладней, растворились в жаре податливой плоти.

Плохо бывало ночами, когда Ван Ибо просыпался и натыкался на сосредоточенный взгляд Сяо Чжаня, словно бы вслушивавшегося в тишину узкой улочки. Здесь ночами не кричали пьяницы, не лаяли собаки, не дебоширили соседи (Ван Ибо поглядел бы на дебош в исполнении миссис Норрис, если уж быть до конца честным), мимо из машин-то проезжал только патруль. Но Сяо Чжань всё слушал и слушал, будто темнота нашёптывала ему о чём-то, о чём не мог слышать Ван Ибо.

— Что-то не так, — тихо говорил Сяо Чжань. — Что-то не так.

— Зато руки у тебя теплей.

— Это сосуды, — отмахивался Сяо Чжань, а в глазах его — живых и серьёзных — то и дело появлялся страх.

Ван Ибо знать не знал, что отвечать, знать не знал, чем мог помочь, потому просто кутал в полегчавшее на лето одеяло, целовал — висок, щёку, родинку у нижней губы, краткий блик улыбки, дрожащее усталое веко. Девочки звали Сяо Чжаня, велели прийти.

Но шёл Ван Ибо, приходил в морг, разглядывал тела, смотрел в лицо доктора Ритца, на яркие зелёные стикеры на его столе, на сияющую Мэнди, уже подзабывшую восторг от полученной тачки. Красный седан то сверкал чистотой, то темнел пылью, девчонка отпрашивалась на море — “папа, целой толпой, ничего не случится, там будут парни!” “Вот именно,” — ворчал доктор Ритц, но Ван Ибо знал, что отпустит. Может быть с длинной лекцией и лентой презервативов, но всё же отпустит.

Грейсхилл не мог запереть своих дочерей. 

— Порадуете? — спросил Ван Ибо в очередной раз, спустившись — в очередной раз — в мертвецкую.

— Разве что кофе, — буркнул доктор Ритц, глядя в чашку. — Могу плеснуть бренди.

 — Всё так плохо? 

— Всё так бессмысленно. Впереди ещё сотня пропавших без вести, я добрался до литеры эс в алфавитном списке фамилий. 

— Что ж, надежда всё ещё есть. — Притворяться оптимистом у Ван Ибо выходило из рук вон хреново, потому, в ответ на скептический взгляд доктора Ритца, он только пожал плечами. — А разве не так?

— Так-то так, да только… Каждый раз принимаюсь за дело, сличаю стоматологические карты, проверяю особые приметы… И каждый раз не выходит. Не складывается — то пломба в клыке, то реставрированный резец, то татуировка там, где её быть не должно. И всё зря. И так вот уже полторы сотни раз. 

Сочувствовать выходило чуть ли не хуже, чем быть оптимистом.

Каждый день Ван Ибо начинал с надежды: сегодня будет хоть что-то. Он ехал к Ритцу, в Мэйнсфилд, отправлять очередной запрос в Аделаиду, ехал в офис Сегала или к нему в особняк, в очередной, в тысячный раз, осматривал сад под насмешливым взглядом Трюдо. 

Для дворецкого тот позволял себе чересчур много насмешливых взглядов.

Впрочем, Ван Ибо его понимал.

— Сам себе напоминаю сорвавшуюся с цепи псину, — жаловался Ван Ибо, ткнувшись носом в ямку между ключиц Сяо Чжаня. — Знаешь, которая сначала металась по всей округе: и кур надо облаять, и старика Джо за задницу ухватить, и перекопать к чертям поле в поисках припрятанных другими костей, и добраться до той рыжей сучки, которую мимо водили… — В этот момент пальцы Сяо Чжаня тянули за волосы, а Ван Ибо сжимал ладони на круглых ягодицах. — А теперь свободы стало так много, что сам не знаю куда её деть. И стариковская жопа уже не интересует, и куры пусть себе идут куда шли, кости все сожраны… Сучка вот отличная, только и остаётся, что на неё взбираться.

— Ну ты и козёл, — с восхищением шептал Сяо Чжань и тянул повыше, в поцелуй. — Взбирайся давай, а то только слова.

А потом он снова просыпался ночью, и Сяо Чжань снова смотрел — то живо, но озабоченно, то мёртво, привычно зовя куда-то, куда Ван Ибо бы пришёл, если б знал путь. Но, наверное, туда могли дойти только те, кто уже повстречался со смертью, и потому они с Сяо Чжанем топтались у начала запретной тропинки. 

Минул январь с палящей жарой и новогодними украшениями, ватные снеговики появились и исчезли в витринах, Санта с оленями вместе взобрался на крыши домов и успел уже улететь — в пингвинячью задницу, не иначе. На Рождество Ван Ибо получил часы и крышесносный минет, а Сяо Чжань с восхищением разглядывал ноутбук, который пришлось заказывать из Сиднея. За это Ван Ибо одарили ещё и поездкой, в которой он выступал в роли коня. 

К февралю Ван Ибо неожиданно понял, что счастлив. Так счастлив, что страшно было загадывать, что говорить об этом казалось немыслимым — спугнёшь, сглазишь и всё растворится, исчезнет, вспыхнет лесным пожаром. Грейсхилл затерялся в дымке, которую нёс западный ветер, а Ван Ибо предпочёл бы остаться в ней навсегда, лишь бы никто не заметил, насколько счастлив он был.

Теперь он снова начал бояться — почти перестал за прошедшие пять без немногого лет, и вот… Китс мелькал в мыслях, совсем иначе, чем в прошлом году. В прошлом году он призраком предупреждал: будь осторожен, блюди правило, выдуманное самим тобой. А теперь он возвращался в кошмарах, заходил в дом, когда Ван Ибо не было, устраивался в кресле гостиной, блестя безумными страшными глазами.

Они у него никогда не напоминали мёртвых жуков, только блеск лезвия в темноте, блик света, отражённый заточенной сталью. 

К февралю Ван Ибо понял, что счастлив, напуган и, пожалуй, готов говорить.

Пусть Сяо Чжань всё хуже и хуже спал, пусть под глазами залегли синяки, пусть губы горели ярче — искусанные в раздумьях, изгрызенные в попытке понять — да только он всё равно улыбался, укладывал на щёку ладонь, смеялся и нисколько не ревновал. Кажется от того, что читал Ван Ибо, как раскрытую книгу, но теперь это наконец нравилось.

Пожалуй, правило не ебаться с ёбнутыми стоило завести и Сяо Чжаню. Хотя он чертовски опоздал с этим — Ван Ибо не собирался его отпускать. Ни за что. Он планировал лечь костьми, униженно ползти по пустыне и что там ещё нужно сделать, если любовь всей жизни собралась за порог? А Сяо Чжань ею был, и к февралю Ван Ибо это понял с кристальной, бриллиантово-прозрачной ясностью.

Он начал привыкать к заднице, в которой оказался.

Отличная в конце концов была задница — тугая, крепкая и круглая, в такую не стыдно попасть. 

Мэйнсфилдское управление в очередной раз встречало запустением и тишиной. К ним проблемы Грейсхилла относились постольку-поскольку, хоть две девочки и были из местных, потому контингент разморенный февральской жарой отправился по отпускам, оставив несчастных — патрульных, целого одного детектива и изнывавшую от негодования секретаршу. 

Весь документооборот держался на её хрупких плечах в отсутствии всех тех, кто на кухнях варил клубнику с Грейсовых холмов, будто она куда-то могла исчезнуть. И именно она, клокочущая злостью Маккензи Лэмпард, была и нужна Ван Ибо.

После первых трёх раз, когда разговаривала она так, будто вместо офицера Вана в Мэйнсфилд заявился гигантский паук, Ван Ибо стал пытаться мисс Лэмпард задобрить — приносил то кофе, то лотки пресловутой клубники, хотя хотелось, конечно, принести ей хук справа. Потому что работу свою она делала из рук вон плохо, запросы в центр терялись, как будто уходили не по проводам, а голубиной почтой, ответы оставались погребёнными в грудах бумаг, которые грозили дорасти до высоты Эвереста.

— Мне некогда! — закричала мисс Лэмпард, только завидев Ван Ибо. — Мне совершенно некогда! 

— Мисс Лэмпард…

— Вы меня не слышите?! — Она встряхнула химически завитыми волосами. — Дел невпроворот, не до вас!

Принявшись считать до десяти, Ван Ибо пристроил на край бумажных Гималаев дежурный пирог. Его, стоило отметить, мисс Лэмпард схватила, как собака динго беспомощного крольчонка (хотя и не поймёшь кто беспомощнее). 

— Через неделю, — милостиво кивнула она. — Возвращайтесь через неделю. Вернётся миссис Новак, она подскажет…

Ван Ибо зарычал. Сам от себя не ждал, а рык получился совсем не хуже, чем у той же собаки динго. А может и за сумчатого волка сошло бы, да только последние лет пятьдесят никто этих волков не слышал.

— Вы!.. Вы что?.. Вы что себе позволяете! — взвизгнула мисс Лэмпард, и кудряшки затряслись потревоженными пружинками. — Офицер Ван!

Державшееся на последней сопельке терпение офицера Вана с влажным чмоком плюхнулось на пол. Рванувшись вперёд, Ван Ибо угодил ладонями в бумажные горы, вызвав неконтролируемый сход парочки лавин. Мисс Лэмпард влажными перепуганными глазами проследила за путешествием документов к издохшему терпению офицера Вана.

— Слушай сюда, феечка, — напряжённо зашипел Ван Ибо, сам себе напоминая то ли змею, то ли большого разъярённого кота. — У меня два тела год как не опознано, а ты палки в колёса пихаешь. Миссис Новак тебя за главную оставила, а не болонкой декоративной в кресле сидеть. Так что ищи мои бумаги, иначе, богом клянусь, ты пожалеешь, что на свет родилась!

— И что вы мне сделаете? Это угрозы лицу при исполнении!

Рыкнув, Ван Ибо полез через стол — к терпению присоединилась последняя нервная клетка, и ещё пара тонн бумаг. Взвизгнув мисс Лэмпард попыталась убежать, но споткнулась на каблучках и рухнула в офисный стул, который тут же, по инерции отправился к стене. Пришлось оббежать стол, чтобы перехватив его за подлокотник и склониться к самому лицу дурищи.

— Бумаги. Я тебя не шахту копать заставляю, а найти ответ на мой хуев запрос! И будь уверена, я вашего Милна из отпуска достану, а старик пиздец не любит, когда его отрывают от бассейна и пива! Ищи! 

Мисс Лэмпард судорожно задышала, рванулась к бумагам, уронив ещё часть. Растерянно потопталась рядом, вздохнула и всё же присела на пол, принялась собирать дрожащими руками аккуратные стопки. В виске у Ван Ибо стучало, кровь шумела в ушах, а сердце бухало о рёбра, явно морзянкой передавая всё, что только можно было подумать о мисс, мать её, Лэмпард. 

Чтобы остыть, Ван Ибо прошёлся по просторному опенспейсу, сунул нос к стоявшим у стены компьютерам — тут их было три и, похоже, поновей их допотопной машины. Поговаривали, что в Америке уже в каждом доме стояло по одному, но пока что верилось с трудом — на кой чёрт в каждом доме этот агрегат? Хотя Ван Ибо слышал что-то о компьютерных играх, но когда ему играть-то? На поебаться время нашёл и уже спасибо. Хотя, будь Грейсхилл всё таким же сонным городком, может, и времени бы хватило. 

— В-вот, — проблеяла мисс Лэмпард, подкравшись со спины. — Это всё, офицер Ван.

Торопливо перебрав бумаги и в очередной раз не увидев личного дела, которое дало бы имя, он скривился, но всё же кивнул. Может и это пригодится.

— И сказали, что с ними можно связываться по факсу, — осторожно добавила мисс Лэмпард.

 — Да неужто! — обрадовался Ван Ибо. — Вот это хорошо, а то задолбался пироги таскать. Всего хорошего. А старику Милну я доложу. Но так и быть, подожду конца его отпуска.

В машину он сел с чувством полного удовлетворения — Маккензи Лэмпард едва не плакала и всё пыталась сунуть обратно пирог, но Ван Ибо оставался непреклонен. Не хотела по-хорошему? Будет по-плохому. Тина пахала наравне со всем участком — без отпуска и с редкими выходными, не вылезала из переговорной, рассылая запросы туда, где был факс, трясла как терьер крысу каждую делопроизводительницу и каждого делопроизводителя Австралии, потому что им нужна была информация.

У доктора Ритца кончились зубные карты и имена, а труп оставался безымянным, никому не нужная девочка будто материализовалась среди саванны Грейсовых холмов. А в такую магию даже Ван Ибо не верил, а у него последнее дело с мистикой отношения несколько… заинтимнили.

Но теперь у него был ответ из аэропортов Аделаиды и Сиднея, номер факса, который можно передать Тине, которая уже не слезет с человека на том конце провода, пока тот жив и способен отвечать на запросы. И это давало надежду.

Может быть рапорт о пропаже девочки затерялся в транспортной полиции, может между ней и полицией штата, а может провалился к дьяволу в Преисподнюю, и там его использовали в качестве розжига. Стоило спросить пастора Джефферсона — чем разжигали адское пламя. 

По дороге домой опять застучал движок, на этот раз вины Джорджа не было никакой, скорее всего стоило винить попавшегося под колёса жирного кускуса, от которого Ван Ибо не успел увернуться. 

— Твою-то душу, — пробормотал он, сбрасывая скорость и стараясь держать руль как можно ровнее. — Ну, ладно, поглядим. Доехать бы.

Потянулась однообразна саванна, впереди маячили Грейсовы холмы. Добраться бы до них — и дом почти рядом. Пожухлая иссохшая за лето трава не радовала глаз, деревья растеряли часть листьев. В распадках, где влаги сохранилось больше, почти незаметными шариками цвела берзелия. Из машины их было не видно, но Ван Ибо узнавал пушистые подушки воздушной зелени. 

Как не узнать, идёшь в вомбачью нору орать, обязательно пару раз встретишь.

— Может правда поорать? Ни хрена ж нормально не складывается. Ага, а вомбат чем виноват. К тому же ты как собрался нору вомбата от кускуса отличать? А эти нежные, от инфаркта ещё помрёт.

А от инфаркта помирать дело дюже неприятное, отец рассказывал.

Вспомнилось бледное, истощённое лицо, материны слёзы и собственная беспомощность — он-то отделался парой царапин, швов тридцать в общей сложности наложили, сейчас и шрама-то не осталось. А рубец на отцовском сердце навсегда лёг на совесть Ван Ибо. Идиота, который не способен выбирать мужиков.

Сяо Чжань не торопился знакомиться с семьёй Ван, да и Ван Ибо к родителям не тащил. Теперь это считалось за плюс… Китс — торопился. Ван Ибо познакомился с миссис Ансворд через пару недель отношений, привёл этого… кускуса в дом через месяц. Китс, конечно, очаровал всех. 

Он и был — очаровательный. Кудри, глаза, белые по-американски зубы, сверкающая улыбка, лучащиеся глаза, сплошное обаяние и нежность. Он держался за локоть Ван Ибо прижимался к плечу мягким свитером, помогал матери на кухне и внимательно слушал отца про моторные лодки. Не знал про них правда ни хрена, но слушал.

И Ван Ибо повёлся. 

Как же, квартира, а там и дом, да и глядишь, разрешат жениться. Разговоры ходили, но Ван Ибо больше верил в Европу. Но можно ведь и туда… Родители давно пережили, что внуков стоит ждать исключительно альтернативными методами, смирились с тем, что упрямого сына не переубедить. Да и как переубеждать — не тот повод. 

А тут Китс — словно бы дар небес. Отец, иногда казалось, обрывал себя на полуслове, чтобы не назвать невесткой. 

Невестка правда оказалась совершенно отбитой. Ван Ибо по-началу не понимал, а потом обнаружил, что остался запертым один на один с сумасшедшим, который ревновал к двоюродным сёстрам. Ладно бы братьям, тут Ван Ибо ещё мог бы понять… 

Движок стукнул громче и неожиданно замолчал, стряхнув накатившее оцепенение, Ван Ибо на пробу нажал на газ, и седан покорно поехал быстрей. 

— Кусок кускуса зажевало, что ли?..

Вот и Ван Ибо тогда зажевало — не уйти, не остаться, только так и болтаться, как говно в унитазе. Он и болтался. А потом у Китса совсем снесло крышу. 

Никогда раньше Ван Ибо не думал о том, что нож в тело входит с треском. Казалось — бесшумно, как резать сливочное масло, или даже мясо. Никогда он не слышал, как мать режет говядину. Оказалось, кожа лопается с треском, а плоть чавкает. Хватило одного раза, чтобы Ван Ибо принялся всерьёз отбиваться. 

Вот от этого удара шрам остался.

Только Ван Ибо про него не желал говорить. 

Китс попытался вскрыть себе горло, но вышло настолько же неудачно, он хрипел и булькал, пока Ван Ибо зажимал рану, отстранённо думая о том, что теперь они кровные братья — успели побрататься, пока ехала скорая.

Отец свалился с инфарктом, Китс оказался в той же больнице, только пристёгнутый к кровати наручниками, а миссис Ансворт с ужасом смотрела на Ван Ибо, ни разу не навестившего её сына.

А потом он и вовсе уехал. В пингвинячью задницу Грейсхилла, плюнув на прокурорские перспективы, приглашение в “Рэмзи и сыновья” и оставленный в гараже чарджер. Думал, плюнув и на отношения, но Сяо Чжань вечером встретит в гостиной, пошутит, посмотрит, кинет подушкой и рассмеётся, стоит только повалить на диван. Грохнет очередной книгой об пол, закинет на шею руки, ответит на поцелуй.

— Не буду орать, — решил наконец Ван Ибо. — И так одна кускусья семья не досчиталась члена.

Дверь тихо щёлкнула, мягко закрывшись, Ван Ибо сбросил кеды и насторожился — обычно Сяо Чжань выходил его встретить, улыбался, привалившись плечом к стене. Сейчас же казалось, что дом пуст, будто никто не ждал прихода гостей. Но горел свет, тихо бормотал телевизор, кажется, рекламируя дурацкие офисные шорты. 

Сяо Чжань нашёлся на привычном месте — он спал, привалившись виском к спинке дивана. В полумраке тёплой, но тусклой лампы его лицо показалось ужасно измождённым, измученным. Под глазами залегли тени, наметилась складка у рта, брови хмурились, жалобно изогнувшись. Стоило тронуть безвольные пальцы, как прошило холодом — лёд кожи ожёг не хуже огня, заставил накрыть ладони своими, попытаться согреть, как в по-настоящему морозный, случавшийся только в горах. Сяо Чжань застонал, забормотал что-то невнятное, то ли на английском, то ли на китайском, проглотил столько звуков, что Ван Ибо отчаялся разобрать. 

— Чжань-гэ, — позвал тот, встревоженно растирая руки. — Просыпайся, гэ.

Глаза Сяо Чжаня открылись, но сознания в них не нашлось, только мертвяцкая тьма, будто заклубившаяся в проёме древнего склепа. Там, за его стенами было что-то, но Ван Ибо никогда не добрался бы, увяз в древних ловушках, лишился жизни ступив не туда. Он погладил холодную худую щёку, потянулся ближе, желая поцеловать — вдруг случится так, что поцелуй любви разбудит спящего где-то там Сяо Чжаня.

— Умрёт, — шепнул Сяо Чжань прямо в губы. — Кто-то умрёт.

Ван Ибо продрало холодом, дрожь скрутила хребет, сотрясла тело. Вскинул глаза. Сяо Чжань смотрел всё так же — бархатной тьмой, панцирем мёртвой жужелицы. 

— Чжань-гэ…

— Приходи, — перебил тот, потянулся ближе, дыханием захолодив ухо. — Приходи. Ты должен прийти. Мы так ждём… Приходи…

Стало страшно, показалось, что что-то стоит за спиной. Оглянулся — и ничего. Только тикали тихо часы, капали секунды в сегодняшний вечер. Потянулся к Сяо Чжаню снова, и тот не отстранился, позволил себя обнять, впился пальцами в воротник рубашки. Шею прижгло ледяным, словно Сяо Чжань держал руки в снегу, хотел подшутить. Но он смотрел пустыми глазами, в уголке губ блестела слюна, а они двигались почти против воли:

— Приходи, приходи, приходи, — заспешил Сяо Чжань, ближе подбираясь к лицу. — Кто-то умрёт, мы знаем. Кто-то умрёт. Ты должен прийти. 

— Куда? — взмолился Ван Ибо. — Куда мне идти?

Он и сам не знал верит в то, что мёртвые девочки пришли к Сяо Чжаню, говорили его губами, касались холодными одеревеневшими пальцами. Но… Но лицо у Сяо Чжаня было неживое, что-то иное смотрело чёрными от зрачков глазами, выглядывало из них спинками чёрных жуков. 

— Приходи… — совсем слабо шепнул Сяо Чжань и обмяк в руках.

Покрасневшие веки закрылись, опустились ресницы, чуть приоткрылся рот — слюна скользнула, как бывало только у спящих. Разжались пальцы, смявшие ткань рубашки, весь он отяжелел, оседая в руках. Ван Ибо чуть встряхнул его, погладил острые плечи, удивившись тому, как похудел Сяо Чжань.

Ещё вчера, казалось, был не так худ, а сегодня — торчали ключицы, угол челюсти стал заметней. Конечно, на самом деле, Ван Ибо просто не замечал — они практически жили вместе, виделись каждый день, перемены сглаживались, скрывались от взгляда.

— Чжань-гэ!..

Тот вздрогнул, напрягся, открывая глаза — обычные, привычные, живые глаза, в которых сейчас отражалась лампа, усталость, радость того, что пришёл Ван Ибо. Щёку мазнуло холодными пальцами — совсем не похожими на когтистые птичьи лапы, не похожими на скрюченные пальцы мертвеца. 

— Привет, — шепнул Сяо Чжань. — Что я сказал?

— Что кто-то умрёт.

— Вот же блядь.

Они замолчали, глядя друг другу в лицо. Наконец Сяо Чжань отмер, утёр уголок губ, вздохнул, завозился, выпутываясь из пледа. Очередной детектив съехал по шерстяному склону, вспомнились бумаги Маккензи Лэмпард, Ван Ибо хмыкнул. 

— Что-то случится, — торопливо заговорил Сяо Чжань, схватившись за руки Ван Ибо. — Произойдёт! Ты должен что-то сделать!

— Что? — вздохнул Ван Ибо.

— Ты мне веришь? — требовательно спросил Сяо Чжань. — Ты мне веришь?

— Гэ…

— Отвечай!

— Да какая в жопу разница верю я тебе или нет. Сделать-то чего могу? Ты так говоришь, будто я сейчас поеду на кладбище мертвецов поднимать, чтоб они девок защищали.

— А может и стоило бы, — сдулся Сяо Чжань. — Тебе пошло бы быть некромантом.

— Пока что мне идёт быть идиотом, который эту хрень всерьёз обсуждает. Я всё понимаю, но на пифию ты не тянешь, Чжань-гэ.

— Да какая к чертям пифия, даже гадатель и тот хреновый… Но что-то случится. Мёртвые не врут. Кажется, эта опция сгнивает первой.

Пальцы Сяо Чжаня стали теплее, он осторожно вынул их из рук Ван Ибо, торопливо вышел на кухню, откуда тут же зашумела вода, хлопнул холодильник и зашипела разогреваясь кофеварка. Все эти домашние уютные звуки разогнали послевкусие, оставшееся после разговора, тени, колыхавшиеся по углам гостиной стали просто тенями — никаких призраков в икеевских интерьерах.

Ван Ибо до странного быстро уснул, прижав к себе непротестовавшего Сяо Чжаня, позволившего приткнуть нос чуть выше выступающего позвонка. Пахло клубникой и сливками — то ли Павловой, то ли клубничным рожком, который так любил слизывать с пальцев Сяо Чжань, хитро глядя из-под ресниц, заставляя громче и чаще стучать в груди и тяжелеть в джинсах. Пахло теплом и нежностью, домом, который Ван Ибо неожиданно обнаружил, и не было ни могильного холода, ни смертей. 

Они давно купили ночник, стоило Ван Ибо признаться — не по себе в темноте пытаться разглядеть не говорит ли с тобой знакомым голосом смерть. Сяо Чжань дёрнулся как от удара и механически кивнул. В детском отделе “Всё для дома” нашёлся шарик луны, кажется, даже с точно изображёнными кратерами. Теперь он разгонял полумрак, позволяя разглядеть собеседника.

Проснулся Ван Ибо таким же толчком, как уснул — только в сон провалился, а тут его выплеснуло в бодрствование, окатило льдом пробуждения. Хватанул воздух, открыл наконец глаза и натолкнулся на уставший сонный взгляд. Это был Сяо Чжань — ничего мертвяцкого в его лице, никакой замогильной тьмы, клубившейся за зрачком.

— Не смог уснуть, — прошептал Сяо Чжань. — Они шепчут и шепчут, зовут и велят что-то сделать. Что-то случится, Бо-ди. И нужно как-то это остановить. Я не знаю…

Заорал пейджер. Их обоих подбросило на постели, Ван Ибо рванул к брошенным на стуле джинсам, откуда истошно пищало, а Сяо Чжань к изголовью кровати, вцепился в ближайший столбик. Так сильно, что побелели костяшки, напряжённо изогнулись запястья, а вены увили предплечья. Хотелось подскочить к нему, утешить, утишить страх, но на экране был только адрес и подпись Морриса. 

Путаясь в гачах, Ван Ибо заскакал по комнате, попытался одновременно всунуться в свежую, со вчера подготовленную рубашку, но вовремя вспомнил о майке.

— Что там? — спросил мертвенно бледный Сяо Чжань. — Ответь, или богом клянусь, я загрызу тебя во сне.

— Не знаю, — выдавил Ван Ибо справившись наконец с одеждой, хотя пальцы всё ещё скользили по пуговкам, они упорно выворачивались из пальцев. — Понятия не имею. Позвоню.

— Буду ждать!..

Ехать было не так далеко, и в предрассветных сумерках Ван Ибо молился, чтобы не было как в тот раз. Когда Моррис с застывшим лицом и дрожащими губами умолял убедить Барнса, что справится. Представилось, как и тот мчится по адресу, вытащенный из постели жены, кое-как впрыгнувший в подходящие брюки. 

Во рту стоял такой привкус будто кошки нассали, и Ван Ибо зашарил в бардачке в поисках жвачки. Попадалась любая херня кроме неё, и хотелось заорать совсем уж неприлично, остановиться и как следует проматериться, но времени не было. Опять застучал забытый движок, в груди Ван Ибо заклокотало рыком, над горизонтом, рисуя светлым линию Грейсовых холмов, всходило солнце.

И чудился голос Сяо Чжаня — тот мертвецкий, страшный, растерявший оттенки и тепло, похожий на шёпот призрака из дешёвого фильма. Который обещал, что кто-то умрёт, что что-то случится, и требовал предотвратить и успеть. И холодные пальцы трясли за плечо, и в глаза заглядывали спинки жуков. Оно всё помнилось, и росло, всходило из-за холма, как невидимое ещё солнце, накрывало всё небо, весь Грейсхилл, а с ним Ван Ибо. 

Не дай бог что-то и правда произошло.

Тормоза взвизгнули, когда Ван Ибо остановился, едва не въехав в патрульную машину. Хлопнула дверца, заторопились собственные шаги — звук подгонял ноги, и хотелось, чтобы они не встретились, но увы. Через мгновение до Ван Ибо дошло, что вокруг было чересчур тихо — сонная улочка сонного пригорода, а весь Грейсхилл пригород пригорода. Но не орала сирена, не съезжались со всех концов города машины: Барнс, Вольт и Бейтс, не спешит доктор Ритц, перепутав машины и умчавшийся на красной дочериной малютке. Не выходили из вагончика мэйнсфилдские техники. Да и вагончика не было.

— Моррис! — рыкнул замедляясь Ван Ибо. — Мать твою, Моррис!

Тот вынырнул из-за угла, посмотрел удивлённо, не понимая чем так разозлил офицера Вана, которого вот-вот бы разорвало на сотню офицеров званием поменьше.

— Ты на хрена меня дёрнул?! Совсем охренел?

— Ой… А не вы дежурный? Тут просто… Понимаете… Кенгуру.

— Чего?!

— Кенгуру, — виновато пояснил Моррис. — Я знаю, нужно вызывать отлов, его отвезут подальше, но…

— Но?.. Моррис, не тяни, ради бога! Я думал!.. Я думал тут труп. Девочка. Мальчик! Ты понял. Что, блядь, с кенгуру?

— Он вроде как кражу в особо крупном совершил… Уволок коробку, в которой хозяйка заначку хранит…

Не выдержав, Ван Ибо захохотал. 

С души свалился камень не меньше тех, какие ставили в Стоунхендже. А может и побольше — один из тех, какие сложены в Пирамиды. Силы быстро кончились — истаяли в дороге, превратились во всепоглощающий страх — потому Ван Ибо опустился на корточки и смеялся уже так, сам не уверенный, то это ещё не всхлипы.

— Моррис, — наконец выдавил он, — ты идиот.

— А делать-то что? — жалобно спросил тот. — Там тысяч на пять цацек.

— Узнай у хозяйки застрахованы ли, звони в отлов и, ну, поищи в округе. Только не прихвати ничего, заметят — взъебут… Господи, с каким наслаждением я спать поеду! А, ну и набери участок, там вроде Бейтс…

Мотор стучал, и надо было залезть под капот, но Ван Ибо решил, что всё подождёт до завтра — до настоящего завтра, которое наступит не раньше восьми, потому что он заслужил опоздать. Ничего не произойдёт ранним утром, когда рабочий день только начнётся. Ничего. 

Ван Ибо уже знал, что в Грейсхилле, как в дешёвом романе, дерьмо случается только ночью.

Сяо Чжань ждал у входа, на этот раз замотанный по самую шею, судорожно сжимающий отвороты халата. Тревожное его лицо заставило улыбнуться, абсурдность  утра догнала очередным приступом хихиканья.

— Что? — шепнул Сяо Чжань, шагая навстречу. — Что там?

— Моррис идиот там. И кенгуру, который вломился к тётке и уволок её украшения.

— Что? — Сяо Чжань опешил. — Ты серьёзно?

— Абсолютно. А теперь давай спать, у меня есть ещё пара часов… — Фразу прервал зевок, Ван Ибо встряхнулся и побрёл в спальню, на этот раз пытаясь на ходу раздеться. 

Пуговки снова выскальзывали из пальцев, потому рубаху пришлось стянуть через голову, майка полетела на стул, джинсы свернулись клубком на полу, как тёмный, почти чёрный кот. 

— Ложись, — шепнул Ван Ибо, подтолкнув Сяо Чжаня в постель. — Поспи.

— Ещё получилось бы! А ты вот уже спишь, я смотрю…

Ван Ибо действительно спал, обхватив Сяо Чжаня поперёк туловища. Лицо ткнулось к боку, будто он желал слышать биение сердца. И ничего Ван Ибо не снилось. 

Второе пробуждение за день не могло не порадовать — спокойное, оно началось с запаха кофе и нежного прикосновения к волосам. Сяо Чжань слабо улыбнулся, стоило замурлыкать, потираясь о ладонь.

— С добрым утром. Барнс звонил — у тебя выходной. 

— Это что, благодарность за поездки к кенгуру? — сонно спросил Ван Ибо, садясь на постели.

 — Это суббота, придурок.

— Но тебе нравлюсь.

— К моему прискорбию, — вздохнул Сяо Чжань. — Приходи на кухню, я готовлю завтрак.

Погода выдалась жаркой, пахло нагретой травой и асфальтом, воздух дрожал у поворота дороги, отчего там мерещилась лужа. Солнце добралось до зенита, а миссис Норрис до поливалок, отчего Ван Ибо пришлось переодеться в шорты — любые штаны оказались бы по колено мокрыми. Розы давно отцвели, им на смену пришло что-то другое, совершенно неузнаваемое. 

Машинное масло пачкало руки, приходилось то и дело вытирать их о ветошь, продиравшую кожу мерзкой сухостью. Грело голые плечи и спину, из-под капота тянуло бензином и тем особенным запахом тачки, который Ван Ибо любил. Насвистывая, он ковырялся в движке, проверяя крепления и болты, в попытке найти что же стучало. Но нисколько бы не расстроился, если бы оно не нашлось и седан пришлось бы везти к Мёрфи. Припугнуть гада лишний раз никогда бы не помешало. А Сяо Чжань, конечно, поехал бы тоже, стоял бы за плечом и улыбался, точно зная, что хотела передать мать своему Барашку. Надо ж! Барашек. Лысый теперь как коленка…

День тянулся, как патока, пах цеплёнком гунбао и привычной клубникой, поцелуями за кофе и попытками вымыть машинное масло из-под ногтей. Сяо Чжань взялся за ноутбук, обещая поработать совсем немного, но залип намертво, опомнившись лишь тогда, когда Ван Ибо вернулся и довольно зафыркал, умываясь в кухонной раковине.

— Что это было?

— Да херня, — отмахнулся он. — Ремень, но так изъёбисто, что я сначала даже не поверил. Обычно свистел, а тут застучало… Так что ни один кусок кускуса не виноват. Ты закончил? 

— Нет. Но плевать. Сегал платит мне хорошо, но не настолько, чтобы я убивался по выходным.

— Пять вечера.

— Не убивался насмерть?.. — Сяо Чжань скептически поджал губы. — Фильм после ужина?

Повторяли второго “Крепкого орешка”, в которого они оба с удовольствием залипли, передавая миску попкорна и изредка отхлёбывая из бутылок “Куперса”. Горечь разливалась на языке, и Ван Ибо чувствовал странное удовлетворение от того, что весь день идёт так, будто нет за стенами Грейсхилла и его проблем, не бродит там кто-то неизвестный и ужасный — Сегал или не Сегал, но… Только кенгуру, которые могут вломиться в дом и утащить мелочёвку. 

Не верилось, что ещё год назад Грейсхилл жил именно так — размеренно и спокойно, а единственное за четыре убийство случилось в баре у Джули ровно по тем причинам, по каким случаются в барах убийства. А Грейсхилл ведь жил так… В неведении и беспечности. 

Она возвращалась — бояться слишком долго не в характере человека, тем более когда угроза неизвестна и невидима. Уходит опаска, остаётся беспечность, разливается в воздухе, заставляя отмахиваться от проблем. Может быть, так и нужно. Ван Ибо знал, что невозможно тревожиться вечность, но знал и то, что это станет причиной, почему вновь пропадёт девочка. 

Потому что выйдет из дома, сядет в машину к тому, кто покажется ей безобидным. И испариться, чтобы обнаружиться в саванне, едва присыпанной пересохшей за лето землёй.

— Ты не смотришь, — шепнул прижавшись Сяо Чжань. — И давно… Фильм уже кончился. Так всё плохо? Ты бы смог лучше?

— Конечно, я ведь супергерой, — фыркнул Ван Ибо. — Задумался.

— А… Да. Есть над чем, — печально кивнул Сяо Чжань. — Но я предлагаю немного отвлечься… Совсем чуть-чуть.

И сложил пальцы — указательный большой — совсем рядышком, показав едва заметную щель. А через мгновение опустил ладонь Ван Ибо в пах.

— Хотя тут совсем не чуть-чуть… Не хочу думать. Заставь меня.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Раздевались медленно, глядя друг на друга, совсем не торопясь. Спешить было некуда — пускай завтра Ван Ибо на дежурство, но сейчас… Вечер был их, приятный, ласковый вечер, когда Сяо Чжань грел холодные ступни у ног Ван Ибо, с кухни пахло едой, а телевизор бормотал голосом Брюса Уиллеса. 

И кончится он должен был так, как кончался — обнажённо-бесстыдным Сяо Чжанем шагнувшим в объятие Ван Ибо, ладонями, улёгшимися на талию. 

— Сегодня грубее обычного, — шепнул Сяо Чжань. — Ох уж это машинное масло.

— Нравится? 

Ван Ибо провёл ладонями выше, оглаживая рёбра, скользнул на спину, провёл от лопаток до задницы, сжал жёстко ягодицы и тут же погладил, возвращаясь на талию. Сяо Чжань тихо выстонал что-то матерное и потянулся за поцелуем.

— Представляется что-то про нищего механика и богачку, — фыркнул, оторвавшись от губ Ван Ибо. — Тебе кто-нибудь говорил про крем для рук, дикарь?

— В юности я как-то использовал его как смазку.

— Фу, боже! Хорошо, что теперь есть смазка…

Сяо Чжань толкнул Ван Ибо на постель, взобрался сам, устраиваясь на бёдрах, поглядел сверху вниз — как будто обозревал владения, улыбнулся, позволил погладить бока.

— А теперь смотри.

Щёлкнула крышка, и Ван Ибо действительно принялся смотреть — замерев и едва дыша. Видно не было, нужно сказать, ни хрена, только то, как Сяо Чжань скользнул рукой себе за спину, и тут же застонал, прикусывая губу. Краска добралась до скул, выступила на плечах и груди, забавно — пятном — лизнула шею, подчеркнула уже вылинявший потерявший в яркости засос. 

Выгнувшись, Сяо Чжань простонал снова, плечо напряглось, встали соски, дрожь пробежала ниже, заставив качнуться начавший наливаться член. Кто бы выдержал такое зрелище? Ван Ибо — не выдержал, потянулся, накрывая пальцами тёмные кругляши, перекатил вершинки, потянул за них. Жёстко выкрутил, срывая с губ Сяо Чжаня вскрик. Тот уже раскачивался, едва не усевшись на свою руку, глаза потеряли осмысленность, остался только блеск похоти, желание исказившее черты — приоткрылся рот, то и дело по губам пробегался язык, румянец залил щёки. 

Нашарив смазку, Ван Ибо щедро полил ладонь, мазнул по своему — уже полностью поднявшемуся, обнажившему головку члену, нырнул Сяо Чжаню за мошонку и толкнул пальцы внутрь, пристроив их рядом с его собственными. Сяо Чжаня затрясло, он выгнулся сильней, свободная рука скользнула к груди, взялась за сосок, который не накрывала ладонь Ван Ибо — потянула, так же жёстко, болезненно, как нравилось, как срывало с губ стоны.

— Стой! — вскрикнул Сяо Чжань, стоило протолкнуть третий палец. — Стой!

Ван Ибо замер, и едва не задохнулся, глядя, как Сяо Чжань торопливо убрал свою руку, снялся с ещё остававшихся в нём пальцев. Через мгновение он уже опускался на член, придерживая его в основании. 

Жар спеленал, обхватил так туго, что перед глазами вспыхнуло, ладони развели в стороны ягодицы, натянули вход посильней, заставляя раскрыться. Сяо Чжань застонал, заторопился, надавил сильней и наконец оказался сидящим у Ван Ибо на бёдрах, целиком вобрав внутрь член. 

— Трахай, — слабо улыбнулся он. — А то я уже утомился.

Просить дважды не пришлось, Ван Ибо приподнял его, почти снимая с члена, упёрся в постель и задвигал бёдрами, торопясь увести за черту — времени было мало, в низу собственного живота горело, раскалённое скручивалось всё крепче, сжимало яйца, торопя и торопясь. Сяо Чжань смотрел.

Как будто не его сейчас трахали, как будто не ему делали больно — растягивая пошире, выкручивая соски, крепче впиваясь в бока, а как будто он был хозяином положения. Он и был. Ван Ибо знал это лучше всех.

Свело в паху, и он зажмурился, вбившись до самого основания, усадив Сяо Чжаня на себя так глубоко, как только получилось. Тот запрокинул голову, сглотнул судорожно, погладил соски и чуть было не соскользнул рукой к члену, как Ван Ибо заторопился, потянул выше, снимая с начавшего обмякать члена.

— Что?..

Вместо ответа, Ван Ибо усадил Сяо Чжаня себе на лицо, не слушая возражений. Они были — пусть и слабые — что-то там про “что ты творишь” и “о боже, Ван Ибо!”, но язык уже заскользил между ягодиц, вычищая от спермы и смазки припухшие от растяжения покрасневшие складки, пальцы сжались на ещё стоящем, очень твёрдом члене, и Сяо Чжань забился, изливаясь Ван Ибо на лицо.

— Мечты сбываются, — хрипло пробормотал Ван Ибо, посасывая медленно уменьшающуюся головку. — Ебать как я этого хотел.

— Извращенец, — прохныкал Сяо Чжань, мелко покачивая бёдрами. — Хватит! Почти больно. Откуда ты это выдумал?

— Из головы. 

— С кем я живу?..

Ван Ибо замер на краткий миг, позволивший Сяо Чжаню вытянуться рядом. Согнутые колени у него ещё подрагивали, а задница наверняка то сжималась, то разжималась, стараясь удержать остатки семени внутри, и на это Ван Ибо ещё планировал посмотреть. 

— Со мной, — наконец ответил Ван Ибо, и получилось весомее, чем он рассчитывал. 

— Ничего себе какой прогресс! Принеси мне мороженое. Или меня в душ… В общем, работай, дорогой мой.

Ван Ибо фыркнул, но поднялся, перекатившись через Сяо Чжаня и оставив у него на губах поцелуй. Тот мелькнул улыбкой, мягким сиянием прищуренных глаз. 

Из сна Ван Ибо выплывал очень медленно, как будто покачиваясь на волнах — раньше подобное он чувствовал только тогда, когд приходилось спать на модном водном матрасе, который мама заказала для больной отцовской спины. Только тогда пробуждения сулили радость, ленное утро, когда в тебя пытаются запихнуть половину холодильника, а отказ означает смертельную обиду. Сейчас же…

Сейчас же Ван Ибо было холодно, до странного холодно в февральской духоте, в которую даже клубника не собиралась плодоносить. Комната словно бы превратилась в огромный рефрижератор, а изо рта вот-вот должен был вырваться пар. Открыв глаза Ван Ибо наткнулся на голую спину, Сяо Чжань сидел, чуть покачиваясь из стороны в сторону, спутанные волосы торчали с одной стороны. Плечо у него оказалось ледяное, вечный холод рук поднялся выше, закутал в себя. 

Мгновенно подкатил страх, захотелось включить свет — не глупый детский ночник, а настоящий слепящий свет, зажечь бра и люстру, и линию подсветки вдоль стены. 

— Эй!.. — с замиранием сердца позвал Ван Ибо, крепче берясь за острое холодное плечо. — Чжань-гэ!

Тот ничего не ответил, но зов будто подтолкнул его, покачиваясь Сяо Чжань поднялся на ноги, которые едва держали. Он пробормотал что-то совсем невнятное, что Ван Ибо не смог расслышать и распознать, неуверенно шагнул, шаркнув ногой, и словно почуяв след двинулся к двери.

— Ты куда?

— Нужно… идти… Должен… идти…

От звуков голоса продрало дрожью, говорил Сяо Чжань, не мёртвые его губами, а он сам, но говорил как в тот раз, когда они только встретились. Ван Ибо торопливо поднялся, нашарил трусы и запрыгал на одной ноге, пытаясь одновременно надеть их и штаны. Сяо Чжаня такие условности не волновали — он брёл по коридору обнажённый, очень худой в тусклом свете ночника. Ван Ибо схватил майку и рубашку, понимая, что ничего больше не успеет, рванул к входной двери как раз тогда, когда Сяо Чжань справился с замком — руки слушались плохо, едва гнулись задеревенев.

— Сяо Чжань! — позвал Ван Ибо настойчивее, и тот обернулся.

Лицо было бессмысленное, искорки веселья в глазах потухли. Ими смотрело что-то другое, что-то чего Ван Ибо боялся, и в существование которого не верил ещё год назад. Сяо Чжань кривовато улыбнулся, дёрганно и неловко, и в следующее мгновение перешагнул порог, оказался на освещённом крыльце. Всё такой же абсолютно голый.

— Да ебучий случай! — взвыл Ван Ибо и бросился вперёд, стараясь накинуть на Сяо Чжаня хотя бы рубашку. — Штаны! Людям нужны штаны!

— Нужно идти, — выдохнул Сяо Чжань. — Нужно…

— В штанах!..

Никакие увещевания не помогли, мелькнула мысль, что нужно было спрашивать Лину — как им в прошлый раз удалось одеть упрямого ясновидца, чтоб его! Но может быть им просто повезло, и Сяо Чжань спал одетым. Или вовсе не раздевался, предчувствуя ночные приключения. 

Он ведь и сейчас предчувствовал.

Ван Ибо же ощущал только то, как трут туфли босые ноги, шов джинсов неудобно зажал яйца, а майка так и болталась на шее глупым ожерельем. Рубашка попробовала соскользнуть с плеч Сяо Чжаня, и Ван Ибо бросился ближе, пытаясь заставить сунуть руки в развевающиеся рукава. Оставалось молиться, чтобы миссис Норрис не решила выглянуть в окно. А то… Зрелище было б то ещё.

— Давай поедем на машине! — взмолился Ван Ибо. — Куда мы идём? А если нам далеко! Я тебя отвезу. 

Сяо Чжань не ответил. Он продолжал идти, нисколько не заботясь тем, что рубашка — пусть и широкая в плечах — почти ничего не прикрывала. Он шёл нисколько не заботясь тем, куда наступает, и довольно быстро его ноги запылились, светлые пальцы ярко выделялись на фоне тёмного асфальта. 

Только через несколько кварталов, Ван Ибо сообразил, что не взял ни пейджер, ни значок, пистолет успел прихватить и на том спасибо. Они продолжали идти — Сяо Чжань чуть впереди, почти светящейся бледно-голубой рубашкой Ван Ибо и обнажёнными бёдрами. 

— Твою медь, что за хуйня-то? — сквозь зубы повторял Ван Ибо, лихорадочно оглядываясь по сторонам. 

Не хотелось бы, чтобы их кто-то видел: внутри боролось рациональное — ещё не хватало, их процессия тянула на вызов скорой и принудительную госпитализацию, и совершенно иррациональное — Ван Ибо не желал, чтобы хоть кто-то видел Сяо Чжаня таким. 

Того экзистенциальные вопросы не волновали. 

Что-то вело Сяо Чжаня за собой по тёмному спящему Грейсхиллу, вело, торопило и подгоняло, отчего он едва не переходил на бег, но с тихим вздохом раз за разом притормаживал — босым ногам становилось больно. Ван Ибо представлял, что будет со ступнями, как их изранят камешки и острая пересохшая к концу февраля трава, как из них придётся доставать колючки, если Сяо Чжаню придёт в голову свернуть в саванну… Вот, как раз пришло.

В очередной раз выругавшись, Ван Ибо заторопился ближе, на траве Сяо Чжаню будто бы стало проще, он заторопился, шаг сделался шире. Может быть, это значило, что они уже близко. Сориентировавшись, Ван Ибо понял, что они вышли на западную окраину, где дома становились реже, а участки больше, и саванна тянула свои языки в город, облизывала узкие улочки. 

С этой стороны не было плантаций, Грейсовы холмы обнимали Грейсхилл с северо-востока, освещали всё вокруг тепличной досветкой. Здесь же темнота была плотной, она заставляла то и дело вглядываться в невысокие кусты, пытаясь понять не затаилось ли там… нечто. А могло! Они, блядь, в Австралии!

Там могли быть и змеи, и ядовитые пауки, и не менее ядовитые ящерицы, и сам чёрт, который наверняка здесь тоже обзавёлся бы ядовитыми железами! 

Сяо Чжань шёл, и Ван Ибо мог бы поклясться — даже в лунном свете можно было разглядеть кровь, выступившую из многочисленных царапин.

— Да ёб твою мать! Чжань-гэ! Давай я дам свои туфли!

Тот даже не остановился. Он шёл, и рубашка светилась в темноте, и то, что звало его не думало прекращать — оно тащило Сяо Чжаня вперёд.

— Стой! — Не выдержав, Ван Ибо рванул его за плечо, заставил остановиться. 

Безумное лицо Сяо Чжаня напугало, заставилось похолодеть изнутри. Ледяные руки попробовали оттолкнуть, вывернуться из объятия. Сяо Чжань забился как пойманный в силки зверь, захныкал, зарычал, и обмяк только после нескольких минут борьбы.

— Нужно идти! — выпалил он. — Меня зовут! Я должен идти… Они всё шепчут и шепчут, она зовёт! Мне нужно идти.

— Куда? — рявкнул Ван Ибо. — А если там тридцать километров? Куда ты собрался?

— К ней! Мне нужно! Она зовёт! И девочки торопят… Нужно идти!

Сяо Чжань всё же вывернулся, как будто был скользкой, только что пойманной рыбой, бьющейся в руках рыбака. Он побежал не щадя ноги, и у Ван Ибо от беспокойства едва не свело челюсть. Бросившись в погоню, Ван Ибо начал торопливо прикидывать — откуда здесь можно позвать на помощь. Хотя бы позвонить Лине Чжан, благо её номер он запомнил наизусть. 

Они промчались мимо тёмного сонного дома с разбросанными у крыльца игрушками, Сяо Чжань едва не запутался в вывешенной сушиться простыне, а Ван Ибо воспользовался случаем и ухватил её, намереваясь замотать всё ещё почти голого Сяо Чжаня на манер греческой статуи.

Остановился тот словно натолкнувшись на стену — только что бежал, а уже рухнул на колени, от чего у Ван Ибо фантомно заболели собственные. Потянулся вперёд, но не успел коснуться. Ван Ибо налетел на него, подхватывая и оттаскивая, уже успев разглядеть то, что вело Сяо Чжаня к себе.

Ту, что вела.

В тени огромного эвкалипта невесть как оказавшегося на краю чьего-то участка, лежала девочка. Её едва присыпали землёй и ветками, выбросив, как не нужную более, сломавшуюся игрушку. Из-под мусора торчала разбитая коленка, окружённая ниточками порвавшихся сетчатый колготок, лица не было видно, но Ван Ибо узнал ремень и короткую чёрную юбку, сейчас задранную и перекрутившуюся на талии, и выкрашенные в чёрный ногти. Он был уверен, что в носу найдётся пирсинг.

— Твою мать… — поражённо прошептал Ван Ибо. — Твою мать!..

— Я должен… — прохныкал Сяо Чжань, всё ещё тянувший руки к Айле Кэх. — Я должен… 

— Не испортить место преступления! Идём! Вставай!

Ван Ибо потащил Сяо Чжаня подальше от тела, стараясь завернуть в простынь. Он шёл почти не глядя, то и дело спотыкаясь о рытвины саванны, возможно, руша чей-то не слишком ухоженный сад, но сейчас было всё равно. Перед глазами рисовалось лицо Ларри Удава, Ларри Кэха, потерявшего вторую из своих девочек. Третью, если считать сбежавшую жену.

— Он меня убьёт, — пробормотал Ван Ибо. — И будет, блядь, чертовски прав!

Долбиться в спящий дом пришлось долго, и когда им наконец открыл насторожённый, но всё ещё сонный мужчина, Ван Ибо испытал огромное облегчение. Долго уговаривать вызвать полицию не пришлось, кажется, мистер, как выяснилось, Пирс и сам намеревался поступить именно так.

Сяо Чжань сидел, кутаясь в простынь — холод отступил, отступил неумолимый зов, но до конца в себя он ещё не пришёл, то и дело вскидывал бледное нервное лицо, совсем не похожее на то, что обычно видел Ван Ибо. Глаза потихоньку оживали, но радости в них, естественно, не отражалось. Только грусть.

Стоило сесть рядом, как Сяо Чжань привалился к плечу, устроился на нём виском. Ван Ибо поцеловал его волосы. Растрёпанные со сна они запутались ещё больше. На ноги смотреть было страшно — ступни посекло травой и камнями, на них уже наливались синяки, которые проступали даже сквозь пыль.

— Больно? — тихо спросил Ван Ибо.

— Не ногам. А мне — больно.

Говорить больше было не нужно, Ван Ибо и так всё понимал. Каково это — слышать зов только тогда, когда становилось поздно. Бесповоротно поздно. 

Вдалеке показались проблески маячков, машины крались по узкой подъездной дорожке вереницей. В доме за спиной одно за другим зажигались окна, обитатели просыпались, разбуженные отцом. Сяо Чжань плотнее замотался в простынь, обнял себя за плечи.

— Что теперь будет?

— С тобой? Ничего. Алиби в виде офицера полиции довольно весомое. Да и миссис Норрис видела тебя вечером. 

— С ней.

Ван Ибо поджал губы. Будет доктор Ритц, будут техники, уже наверняка вызванные из Мэйнсфилда, будет отец, сжимающий челюсти так, что выступят желваки. 

Первым из машины выскочил Вольт, подошёл торопливо, спотыкаясь о разбросанные игрушки, следом спешил Бейтс. За ними из патрульной машины вывалился Моррис — бледный и нервный, и Ван Ибо снова вспомнил о его дочерях. 

— Что случилось? Ты сказал труп?

— Девочка. Ещё одна девочка. Теперь не в Ред-Крик.

Тишина рухнула как подкошенная, будто она, как колосс, возвышалась над ними, а теперь упала не выдержав собственной тяжести. Сяо Чжань рядом дрожал, хотя ночь была тёплой. Рассвет начинал заниматься за Грейсовыми холмами, но пока что ещё не показался, даже тонкой золотистой полосой. Просто Ван Ибо знал, что солнце ворочается за горизонтом, готовясь проснуться само и разбудить притихший в самый тёмный час Грейсхилл.

— А этот тут что делает? — нарушил молчание Бейтс. — Мистер Сяо? 

— Сидит, — вздохнул Ван Ибо. — Мы нашли тело.

— Вы нашли тело? Какое совпадение! Опять?

— Снова, — ехидно отозвался Сяо Чжань. — Офицер, если вы думаете, что это я…

— А кто? Не можете же вы отрицать, что это странно…

— Это не он, Марти.

— Ибо…

— Не он. У него алиби. 

— Это какое? И где, позвольте спросить, был мистер Сяо хотя бы и пять часов назад?

Ван Ибо проводил взглядом техников — они уже шли в сторону эвкалипта, волоча за собой тенты и чемоданчики инструментов. Кто-то торопливо тащил палатку, за ним следом несли запечатанные комплекты одноразовых костюмов. Моррису дали ленту и она желтела в его руках, ярко видимая в свете фар, заливавшем двор. Совсем скоро их выключат, потому что солнце всё же взберётся на холмы, выкатится из-за них ярким шаром.

— Так что? 

— На члене, блядь, моём он был, — устало огрызнулся Ван Ибо. — Со мной он был. И весь день до этого. И вчера. Марти, это не он. 

— Но ты же спал… 

— Ты всерьёз думаешь, что я могу прохлопать, когда мой любовник среди ночи сбегает убить девчонку? То есть от того, как он поссать сходить встаёт, я просыпаюсь, а тут спал как убитый?

Бейтс смущённо отвёл глаза, Вольт пытался разглядеть что-то в темноте саванны, избегая смотреть и на Ван Ибо, и на дрожащего рядом Сяо Чжаня.

— Ну… Мало ли… Подмешал чего.

— Я сдам токсикологию.

— Отставить, — раздался голос Барнса. — Помимо тебя кто может подтвердить?

— Соседи. Мы целый день толклись дома. Я тачку смотрел, Чжань-гэ готовил. С утра как Моррис дёрнул к кенгуру, я видел, что дома. Короче…

— Ясно, — устало кивнул Барнс. Усы дрогнули, шевельнулись и грустно повисли. — Ясно. Знаешь кто там?

— Айла Кэх. Сестра Элизабет Кэх. Помните, несовершеннолетняя девчонка, которую от Джули забирали? Отец у неё на коляске.

— И у него вторая дочка?.. 

Никто не стал отвечать. Что на такое ответишь?

Chapter Text

В лицо Ларри Кэху Ван Ибо старался не глядеть. А тот только и делал, что следил за ним, сидя — заледеневший и постаревший лет на десять — в кабинете Барнса. Ван Ибо знал, что должен подойти. Знал, но малодушно хотел спрятаться, не говорить ничего отцу потерявшему уже вторую дочь. 

Барнс что-то говорил ему, усы Халка Хогана шевелились в такт словам, вместо привычной красноты на начальника выплеснули белого. Кажется, он даже поседел сильнее, чем было вчера. Ван Ибо бы не удивился. 

В допросной сидел Сяо Чжань, пудрил мозги Вольту. Тут можно было не волноваться — никто уже не думал, что… Не думал. А что думали — кто бы знал. Ван Ибо и сам не знал, что ему думать.

Он сидел, застыв истуканом, смотрел то за стекло начальственного кабинета, то в коридор, в котором прятались двери допросных, и понятия не имел, что ему делать. Доктор Ритц работал, увёз Айлу в морг, где вскроет её грудную клетку, по очереди вынет органы, взвесит каждый. И станет девчонка не Айлой — дурной, но умной, не лишённой таланта по словам Сяо Чжаня — станет перечнем цифр. 

Если им повезёт, у них будет ДНК. И если она будет, то Ван Ибо был готов каждого мужика Грейсхилла заставить сдать свою.

Барнс вышел из кабинета, пропустив Ларри вперёд, придержал дверь перед коляской. Ван Ибо поднялся, но начальник ничего не сказал, прошёл мимо в сторону растерянного всё ещё бледного Морриса, сжимавшего в руках пейджер.

— Езжай в больницу, — устало велел Барнс, — толку от тебя как с козла молока сейчас.

— Но…

— Езжай. Ты нужен дочке.

Слова полоснули. Что-то у Морриса произошло, а он вместо того, чтобы сидеть у больничной кровати, заматывал лентой место, где нашли чужую бесповоротно потерянную дочь.

— Аппендицит, — раздался знакомый голос Ларри Удава, — я слышал, как командующий говорил.

Ван Ибо вздрогнул, разворачиваясь. Хотелось, как в исторических фильмах, опуститься перед Ларри на колени, ткнуться лбом в пол и ждать, пока тот что-то скажет.

— Я виноват, — выдавил наконец Ван Ибо. — Я его не поймал и…

— Нет, — жёстко обрубил Ларри Кэх. — Я тебе сейчас, конечно, жуть как хочу врезать. Просто, чтоб было. Но не виноват ты ни хрена, ты и не обещал ничего. Я не досмотрел. Сбежала опять… Не смог ей объяснить насколько это опасно. Дурочка!..

Последнее он выдохнул через хрип, через спазм, который перехватило горло. На колени захотелось ещё больше. И плевать, что Ларри Кэх считал, что Ван Ибо не виноват. Сам-то он знал — очень даже.

— Ночевать осталась у Сегала. На две ночи, заранее предупредила, клялась, что из общежития никуда. А сама… К Джули, наверное, собиралась. Но почему одна… 

Ларри всё говорил. Повторял то, что уже рассказал Барнсу — оттого начальник и был мрачнее тучи. Опять Сегал. 

С другой стороны, если у старика окажется железное алиби, то и к лучшему. А Трюдо клялся, что больше хозяина одного не оставит. Может и действительно. 

Но кто тогда? Кто это, мать его, делает?

— Здравствуйте, мистер Кэх. — Опять к Ван Ибо подкрались сзади и он подпрыгнул, хотя и узнал голос. — Мои глубочайшие соболезнования.

Ларри Кэх разглядывал Сяо Чжаня. Тот всё ещё кутался в простыню, хотя Ван Ибо и нашёл ему спортивные штаны, которые на всякий случай держал в шкафчике. Но Сяо Чжань будто бы мёрз, а тонкий белый сатин будто бы помогал согреться.

— Это вы нашли тело? 

— Мы, — согласился Ван Ибо и тут же поправился. — Чжань-гэ. Я просто… был рядом.

Чуть покачиваясь, Сяо Чжань добрался до свободного стула, сел и вытянул, сбросив теннисные туфли Вольта, ноги. На ступнях живого места не осталось. Их обработал доктор Ритц, но велел добраться до больницы — поставить прививку от столбняка, возможно зашить самые глубокие порезы, сейчас неаккуратно заклеенные пластырем.

— Что с вашими ногами? — Вопрос Ларри показался дурацким. Какая разница, что с ногами у Сяо Чжаня? А может думать про дочь было совсем невыносимо. 

— Я шёл босым.

В участке снова повисла тишина. Никого не было. Вольт отчего-то застрял в допросной, Бейтс оставался на месте, начав опрашивать семью на чьём участке нашли Айлу, Барнс вышел на улицу и наверняка курил, глядя как над Грейсовыми холмами всходит солнце. 

— Она меня позвала, — тихо добавил Сяо Чжань. — Айла меня звала. Я… Мне очень жаль, мистер Кэх, но я могу слышать… Только мёртвых.

Воздух словно бы сгустился, стал похожим на желе — клубничное, конечно, каким ещё оно могло быть в Грейсхилле. Ларри Кэх смотрел на Сяо Чжаня. 

На его босые истерзанные ноги, искусанные губы и бледное лицо. Ван Ибо успел заволноваться, не предвещало ничего хорошего такое долгое молчание. Если бы… Если бы Ван Ибо сказали такое, если бы он не видел своими глазами пустых мёртвых глаз, не чувствовал ледяного холода рук, то подумал бы, что над ним издеваются.

— Вы ей нравились, — вздохнул Ларри Кэх. — Говорила, что вы ужасно классный дядька. В шестнадцать все дядьки, кто хоть на пять лет старше.

И он наконец заплакал.

Что делать Ван Ибо не знал. Засуетился — глупо и бессмысленно, пошёл было к туалету за бумагой, едва не опрокинул стул, тут же вспомнил, что салфетки были у Тины. Сяо Чжань же просто опустился таки на колени, не чтобы вымолить прощение отца за то, что простить нельзя, а чтобы обнять. Вышло неловко, коляска мешала и наверняка упиралась подлокотником в рёбра, от лишних телодвижений на повязке, пересекавшей распухшую ступню выступила кровь.

Какое же дерьмо, подумал Ван Ибо. Какое же адово ебливое дерьмо. 

Так оно и было. 

Дома они оказались только к вечеру. 

Ноги Сяо Чжаня теперь покоились на подушке, устроенной на подлокотнике дивана, телевизор показывал без звука какого-то мужика на рыбалке, а они двое застыли неподвижно и глупо, не зная с чего начать. Ван Ибо устроил руку на плече Сяо Чжаня, а тот тихо поглаживал колено, на котором лежал. Перебинтованные ступни белели в полумраке комнаты — свет они не включили.

— Ненавижу это, — шепнул наконец Сяо Чжань. — Какой толк от того, что я говорю с мёртвыми, если никого не спасти?

— Никогда не спрашивал, но… прямо говоришь? Ты можешь её… спросить? Кто это был? Хоть что-то… Как мне?.. Как мне узнать? Чёрт, Чжань-гэ, я таким идиотом себя чувствую, но ты понимаешь?..

— Я не… Это не разговор, не диалог. Они говорят со мной. Так правильнее. И там… Там есть какие-то правила, но я их не знаю. Если бы были, я не знаю, курсы медиумов. Или… да хоть магическая школа, хоть что-нибудь! Они не говорят имён. И чаще просто повторяют одно и то же. Как будто… Это какая-то запись, отпечаток последнего самого яркого желания. 

— И эти девочки?..

— Они очень хотели, чтобы их нашли. Может… Может он говорит им: тебя никогда не найдут, я сделаю так, чтобы ты исчезла? А может, просто, они хотят, чтобы их похоронили. Я не знаю. — Он устало прикрыл лицо рукой. — Не знаю. Обычно… Обычно я нахожу фамильные серёжки и передаю последние слова. Чаще всего — ерунду. “Милая, твоя мамочка очень тебя любила”. А то непонятно. Людям это важно. “Ваша бабушка хотела, чтобы вы чаще надевали её кольца, к чему хранить бриллианты под замком, а не носить их”. Или как у Лины, что есть ещё одна ветвь семьи. Я первый раз… Не думай, невинно убиенные не стоят ко мне в очереди, чтобы потребовать справедливости. — Сяо Чжань принуждённо невесело фыркнул. — Я не езжу по домам с приведениями, чтобы выяснить что же произошло. Я хожу по группам поддержки и передаю, что бабушка спрятала деньги в дедовой урне — его-то развеяла над холмами. Понимаешь?

— Нет, — честно признался Ван Ибо. — Но… вроде как верю.

— И на том спасибо. — Сяо Чжань завозился, переворачиваясь, чтобы смотреть в глаза. — Не всегда верят.

Ван Ибо вспомнилось лицо — мёртвое и страшное, пугающее провалами глаз, могильный потусторонний холод рук, пальцы похожие на птичьи когти.

— Ты совсем другой… в такие моменты. Даже я поверил. А я в эту херню… Ну, сам понимаешь.

Сяо Чжань только усмехнулся. Было ясно — он понимал.

Первым потянулся Ван Ибо, склонился, ловя поцелуем губы. Сяо Чжань ответил мгновенно, вцепился пальцами в волосы, завозился, садясь и стягивая футболку — глупо, с плеча, вместо того, чтобы раздевать это только портило ворот, который попытался задушить. Ван Ибо высвободился из крепкой, слишком жёсткой хватки, погладил по вздрагивающей спине, целуя в шею, где частенько оставлял засосы.

— Ибо!.. — потребовал Сяо Чжань.

Продолжать было не нужно. Ван Ибо и так знал, чего тот хочет.

Казалось странным заняться сейчас любовью. Будто бы на неё не должно было остаться сил, будто бы она должна была исчезнуть вместе с последним вздохом Айлы, но вместо этого горела как прежде. Ван Ибо чувствовал это — жар за рёбрами, который растекался по телу, закручивал пружину будущей оргазмической судороги, заводил его, как заводят часы. Сяо Чжань обнимал всё так же крепко, впивался пальцами в плечи, в бока, в предплечья и спину. Он никак не мог найти положение в котором прильнёт достаточно сильно.

Сяо Чжань совсем не желал оставаться один.

Да Ван Ибо его бы и не оставил.

Укачивая Сяо Чжань в руках, он целовал взмокший, пахнущий шампунем и каким-то кремом висок, слушал как вырывается изо рта хриплое прерывистое дыхание. Плача не было, не было слышно всхлипов, но Сяо Чжань хватал воздух ртом, что-то шептал — просьбы, которых не слышно.

— Дыши, — велел Ван Ибо. — Дыши.

И Сяо Чжань послушно задышал, стараясь звучать ровнее, смотрел — живо, но отчаянно, ни следа смешинок не осталось в глазах. Это было неправильно. Ван Ибо привык уже к поддразниваниям и вечному веселью в чуть прищуренных в издёвке глаз, он влюбился в них, и теперь хотел бы вернуть привычное. 

Но Сяо Чжань смотрел, и Ван Ибо смотрел в ответ, а потом склонялся и целовал — губы и щёки, острые худые скулы, кончики изломленных бровей. Осторожно касался трепещущих век, чувствовал щекотку ресниц и целовал у продлённого красноватого уголка казавшегося выведенной стрелкой. 

— Руки, — шепнул Ван Ибо, и Сяо Чжань покорно поднял их, позволяя себя раздеть. 

Рубашка полетела на пол, открыла выступающие ключицы и тёмные соски похожие на шоколадное печенье. 

Он накрыл их губами по очереди, перекатил между зубами, причиняя чуть боли, зализал, обведя языком, сорвав сдавленный стон. Сяо Чжань смотрел сверху вниз, перебирая короткие пряди волос Ван Ибо, и смотрел всё так же бесхитростно, кажется первый раз не лукавя.

— Что ты хочешь? — спросил Ван Ибо. 

— Я не знаю, — растерялся Сяо Чжань, выглядя совсем беспомощным. — Тебя? Что за вопросы, Ван Ибо? 

Хмыкнув тот потянул за серые треники, скользнувшие по сильным бёдрам. Сяо Чжань больше всего напоминал газель — стройный и высокий, он должен был мчаться куда-то по бесконечной саванне. Зубы только больше походили на кроличьи, да и самому ему нравилось такое сравнение.

Ван Ибо погладил острые колени, развёл их, глядя в пах — член уже поднялся, напрягся чуть отклонившись вправо, яички подобрались, но положение и складка ягодиц скрывали вход, который через несколько минут примет его. Взгляд зацепился за бинты на ступнях, и Ван Ибо скользнул к ним, целуя колено, потом исцарапанную колючками голень, а следом и косточку щиколотки, отчего Сяо Чжань захихикал.

— Ты чего? — улыбаясь спросил он. — А, Ибо?

— Жалко. Больно ведь.

— Да ерунда.

Но Ван Ибо всё равно поцеловал — пахло антисептиком и бинтами, тем особым запахом стерильной повязки уже оказавшейся на ране. Чуть кровью, немного сукровицей, сильно обеззараживающими препаратами. Наверное, был и особый запах у пары наложенных швов, по особенному пахли ссадины, которые не стали заклеивать, но таких нюансов Ван Ибо, конечно, не различал, он просто целовал израненные ступни, глядя как румянец заливает лицо Сяо Чжаня.

— Не нужно. — Шёпот вышел еле слышный. — Ибо!..

Останавливаться Ван Ибо не собирался. 

Он дрожал, прижимаясь к нежным пальцам, на которых Сяо Чжань едва не сбил ногти, носом укладывался в арку стопы, дышал нежно на бинты, не желая беспокоить раны. А Сяо Чжань всё сидел и смотрел — обнажённый и поражённый, кажется, совсем неспособный поверить в происходящее.

Несколько месяцев назад и сам Ван Ибо не поверил бы. 

Но сегодня он больше часа смотрел, как Сяо Чжань, не жалея себя, идёт на одному ему слышимый зов. Блядский ты боже! Он же не собирался ебаться с ебанутыми! И тем более с ними встречаться! 

И тем более в них влюбляться.

Ткнувшись лицом в забинтованную стопу, Ван Ибо поцеловал его центр, где кожа с одной стороны была невыносимо нежна, а с другой огрубела — в том числе и за сегодняшнее бесконечное утро.

Он никогда подобного не чувствовал.

 Даже в самом начале с Китом не было такого. Не было такого, чтобы все мысли только о нём одном. Что за романтическая девчоночья чушь?! Ван Ибо ведь не герой сопливого романа. Он… 

Он поцеловал самую большую повязку на второй ступне, вызвав у Сяо Чжаня дрожь. Здесь кожу пропороло так глубоко, что пришлось зашивать и вряд ли Сяо Чжань сможет нормально ходить в ближайшие пару недель. 

— Ибо.

Тогда Ван Ибо кивнул.

Он поднялся, позволив обхватить себя ногами, чуть качнулся под немалым весом Сяо Чжаня и пошёл в сторону спальни — потому что вряд ли у того получится добраться самому до постели.

Хотелось отстраниться, дать им обоим времени на раздумье. Почему-то казалось займись они любовью сейчас, по-настоящему, так, как они занимались всегда — это станет чем-то другим. Как будто Ван Ибо вслух скажет своё признание. 

К нему, кажется, не был готов ни он сам, ни Сяо Чжань — как бы не сбежал в Аделаиду или даже Канберру, лишь бы оказаться подальше. Хотя. Не сбежал бы. 

Потому что кроме Ван Ибо на чёртовых Грейсовых холмах были девочки, и они держали гораздо крепче дурацкой только что выдуманной любви.

На кровати Сяо Чжань уже не позволил отстраниться. Потянул через голову майку, зацепился пальцами за ремень, веля Ван Ибо раздеться. Как будто он не был перед ним достаточно раздет.

В любой момент, стоило Сяо Чжаню внимательно посмотреть, сосредоточить своё внимание и чертей, плящущих в тёмных глаза, как Ван Ибо оказывался наг и жалок, раздет куда сильнее, чем просто лишён одежды. 

Смазка ткнулась в ладонь, Сяо Чжань улыбнулся разводя ноги, и Ван Ибо скользнул пальцами в глубину горячего податливого со вчера тела. А ведь казалось, что прошла целая вечность, миллион лет между вчерашним вечером и сегодняшним, который уже накрывал собой Грейсхилл как пологом. Будто на холмы опускалась не только ночь, но и что-то ещё. 

Сяо Чжань застонал, и обожгло жаром, залило изнутри, освобождённый наконец член дёрнулся, и Ван Ибо заторопился. 

Стоило толкнуться внутрь, как тело Сяо Чжаня сжалось, обхватило туго и плотно, почти не позволяя двигаться. Перед глазами плыли белые круги, обещая, что долго ждать не придётся и пружина в низу живота распрямится, выстрелит, окончательно лишая Ван Ибо мозгов. Всех, какие ещё оставались по какому-то недоразумению.

В плечи впились короткие ногти, Сяо Чжань подался вперёд, одновременно подгоняя пяткой. Теперь он смотрел привычно — лисья хитринка переливалась в глубине глаз. Поцелуй вышел неловким и смазанным, чересчур мокрым — надо было прерваться, хоть на секунду замедлить движение бёдер, заставлявших Ван Ибо раз за разом вбиваться в податливое гостеприимное тело. Но он не хотел. Плевать, пусть поцелуй выйдет таким, но им обоим понравится.

Губы ловили сорванные тихие стоны, они оба будто боялись шуметь, опасаясь то ли разбудить кого-то, то ли привлечь лишнее внимание. Будто мёртвым девочкам Ред-Крик дело было до того, как работающий по делу офицер трахает… медиума. 

А может и было.

Но на короткий миг, когда тело прострелило удовольствием, когда мошонка поджалась так сильно, что яички скользнули к лобку, Ван Ибо не было дела до тех самых девочек. Остался только Сяо Чжань, его хитрые чуть прикрытые глаза, улыбка, скользнувшая по губам, и израненные ноги, которые Ван Ибо держал навесу, уложив на сгибы локтей.

Сяо Чжань кончил почти сразу за ним, залив их животы спермой, выгнулся, вцепившись в плечи, и мигом расслабился, растёкшись по постели расслабленным телом. 

— Что будет дальше? — шепнул Сяо Чжань, когда в спальне уже горел только ночник.

Холодные пальцы гладили предплечье, а ступни задевала сухая шероховатость бинтов. Пахло клубникой и отдушкой свежего белья, в глаза будто сыпанули песку, и отчаянно хотелось спать. Ван Ибо обнял Сяо Чжаня сильней, позволил устроиться щекой на плече. 

— Задница, — ответил Ван Ибо, дыханием стараясь уложить распушившиеся после душа волосы. — С одной стороны, это свежий труп. Свежие биоматериалы, свежие волокна, частицы. Свидетели, которые ещё не позабыли всего. Да чего там, ты вчера должен был видеть Айлу.

— Её не было, — качнул головой Сяо Чжань и прядь его волос попала Ван Ибо в рот. — Она ведь работает не больше четырёх часов в день. Дети частенько отрабатывают на каникулах больше в начале недели, чтобы освободить её конец. Так что Айлы не было.

— Ну вот. Но ты видел её позавчера, её друзья никуда не уехали, не умерли сами. Это всё позволяет надеяться. С одной стороны. А с другой…

— Что с другой?

— А с другой мы кубик в заднице вомбата. Я единственный кто проходил хоть какое-то подобие обучения, как ловить серийных убийц. Доктор Ритц единственный приличный патолог. У нас нет ресурса. Их и так искать сущий ад, а уж в нашем случае.

— Нет, — возразил Сяо Чжань. — Вы справитесь! И Бейтс, и Вольт нормальные мужики, вы наверняка…

— Ты вообще знаешь как серийников обычно задерживают? — перебил Ван Ибо.

— Да как-то не интересовался. — Сяо Чжань фыркнул. — Зачем бы мне? Думаешь мало чернухи в жизни?

Ван Ибо хмыкнул, переплетя пальцы с пальцами Сяо Чжаня. Мало чернухи в жизни… Да уже побольше, чем у всего грейсхиллского отдела — смертей так и точно больше. Вспомнилось полумёртвое, обморочное лицо, с которого глядели чужие глаза, так походившие на дырки, проколотые на неизвестную изнанку, с которой никто никогда не возвращался. Матовая их бархатность, хитиновый легчайший отблеск, который пугал Ван Ибо до усрачки. Вспомнился Мёрфи и стало смешно. Но всего на секунду.

— Случайно их ловят. То за то, что как бабка тащится за рулём, то посередине едет. Иногда бывает — не на того напал. Но всегда почти, просто случайно. Припарковался вторым рядом, получил штраф. А у нас тут что? Ну едет как бабка, ну так бабка и есть наверняка. Посредине? Котёнка объезжал. В Грейсхилле дорожной полиции-то нет. А он же… Он же местный, понимаешь? Он из тех, кто отбрехается. Сложно, что ли, лапши на уши тому же Моррису навешать? Забыл о поворотнике? Ой надо же, Джулс, ты меня отпусти, я задумался, больше не повторится! И в голову никому не придёт обыскать тачку такого забывчивого… А там может по пакетам девочка… Или бабка. Откуда мы знаем, что в этом чёртовом городке никто не убивает бабок? А ниоткуда! Про девчонок мы тоже ничего не знали…

Чем дольше Ван Ибо говорил, тем больше распалялся. Прикосновения Сяо Чжаня утешали и успокаивали, но тоже — и толку? Они же и впрямь ни хрена не знали. 

Где-то там, за стенами уютного дома, за стенами их спальни, нежно освещённой пластиковой Луной, притаилось зло — омерзительное, отвратительное, целиком и полностью состоящее из темноты — много хуже, чем клоун из кинговского ужастика. Такое же, как его прототип. Такое же гадкое и такое же незаметное, кто бы подумал на Гейси? На него не думали, хотя он имел судимости! Да чего там, его не замечали, хотя он любил вырядиться клоуном!

— Знаешь как поймали парня, который на детских праздниках клоуна изображал?

— Это уже преступление? — кривовато улыбнулся Сяо Чжань.

— Не, он на досуге насиловал и убивал парней.

— Оу.

— Вот тебе и “оу”... Он к себе парня заманил, а его мама с работы ждала. Подняла тревогу, обыск, а там чек какой-то — парень девчонке понравился, она номер дала. 

— Его спасли?

— Не успели.

Они замолчали. Пахло всё так же — клубникой и свежестью “Горных склонов” — только прибавилось что-то ещё. Будто потянуло канализацией — той самой, в которой прятался страшный клоун. Ван Ибо был уже в старшей школе, когда тот роман вышел, а всё равно пересрался, когда читал. И так и не посмотрел телефильм, хотя Китс подначивал и обещал утешить.

А канализацией всё одно тянуло.

— Не лучшая тема перед сном, — вздохнул Ван Ибо, оставив поцелуй на растрёпанных волосах. — Отстойная я бы сказал.

— Куда ты завтра?

— В царство мёртвых.

— Передавай привет доктору Ритцу, — хмыкнул Сяо Чжань. — Ты такой циник.

— Профдеформация.

— Это у тебя просто сердца нет.

— Однозначно. Потому что я Железный дровосек. 

— А я тогда кто? Страшила? — засмеялся Сяо Чжань, откатываясь на свою подушку. — Иди сюда.

— Ты Элли, конечно. Но почему-то дорога из жёлтого кирпича изранила тебе ножки. Может ты Русалочка? Но тогда почему никак не замолчишь?

— Ах так! 

Сяо Чжань дёрнул Ван Ибо на себя, заставил обнять большой ложкой. 

Стало хорошо. Пусть тебе губы ткнулись в ремешок повязки для сна, пусть говняный клоун пробрался совсем близко, улыбался стоя в углу, скалился своей безумной усмешкой, но всё же — хорошо. Тёплый Сяо Чжань лежал совсем рядом, можно было греть его привычно-лягушачьи лапки, целовать выступающий позвонок и делать вид, что надежда всё-таки есть.

Хотя ни хрена её не было.

В дурном настроении, чуть разбавленном прощальным поцелуем, Ван Ибо добрался до морга. Мрачное викторианское здание не внушало светлых мыслей. Оставалось радоваться, что Ван Ибо не приходилось попадать в грейсхилльскую больницу, занимавшую верхние этажи. Вот уж мало приятного — лежать там и знать, что где-то рядом доктор Ритц.

Правда ещё полтора года назад Ван Ибо бы ничего не смутило. Отличные ведь были вечеринки в морге, где мёртвые прибавлялись исключительно естественным путём. А доктор Ритц, наверное, между ними даже забывал с какой стороны в микроскоп глядеть — со всем серьёзней гастрита пациенты отправлялись в Мэйнсфилд.

— Как оно? — хмуро спросил Ван Ибо, зайдя в знакомый кабинет. — Привет, Мэнди.

Девчонка кивнула и просочилась наружу — ей слышать разговоры отца с полицейскими было не положено. 

— Гадостей купит, — проворчал доктор Ритц. — Хотдогов и гамбургеров, а мне приволокла салат. Тебе, говорит, папа, нужно думать о холестерине. Мать плохо влияет. 

— Это всё хорошо. А по делу?

— А по делу, офицер Ван, беспросветный пиздец, если выражаться культурно.

— Это культурно?

— Некультурный вариант я доложу твоему начальству, которое ни хрена не делает! Сколько можно-то?! Девчонке бы жить и жить… Берни там чем занят? Яйца просиживает? Так я ему их быстро!..

— Доктор Ритц.

— Немногословность твоя меня раздражает. Тебе тоже отстригу, — решил тот. — Да и обещал к тому же. Ты почему его не поймал?

Ван Ибо дёрнул плечом. Под взглядом доктора Ритца стало неуютно. Да и не могло речи идти ни о каком уюте. Гудел холодильник, перемаргивался огоньками — и Ван Ибо знал, что за ними лежала Айла. Ей было уже не краситься безумным смоки, не прокалывать губы, вызывая у отца приступы ярости, не носить драные сетчатые колготки подражая безумной Кортни. За огоньками лежала Айла. Они, наверное, плакали по ней.

— Молчишь, — фыркнул доктор Ритц, помолчал тоже и вздохнул. — Знаю я. Всё знаю. Про то, что кадров нет, один ты учился, и что Грейсхилл на краю света, и что из всех только я тяну на приличного патолога, но, должен подчеркнуть, лучший во всём округе! И вовсе не от того, что единственный. Всё знаю. А надо было поймать. Поймёшь.

Щёлкнул замок, проскрежетало металлом, взвизгнуло — очень тихо, почти неслышно — петлями, и холодильник открылся, выпуская металлическую полку. Айлу будто бы спрятали ледяном одиноком гробу. Ещё не похоронили, но уже никому до неё не добраться.

— Вот так, — тихо и ласково сказал доктор Ритц. — Вот так. 

Желудок потяжелел, будто с утра Ван Ибо нажрался булыжников. Между ними что-то ползло, холодное и мерзкое, во рту стало сухо и гадко, и захотелось тут же сблевать. Так сильно, что Ван Ибо зашарил за спиной, ища кювету, блестевшую боком в безжалостном свете, подчеркнувшем все раны. 

Как будто бы их нужно было подчёркивать. 

Лица у Айлы не было. Вместо него только взбухшие опухоли, заплывшие чёрным глаза. Была бы она жива, вряд ли б смогла поднять веки. Щеки с одной стороны не было, в прорехе виднелись зубы. Всё лицо было изъедено язвами, какие бывают, если тушить сигареты.

Пальцы наконец наткнулись на кювету, вцепились в её край, но сил не осталось, и Ван Ибо так и застыл, глядя в когда-то симпатичное девичье лицо. 

— Вот так… — в третий раз повторил доктор Ритц. — Раньше… Предыдущие тела… были уже прилично разложившимися. Лиц почти не оставалось. Я всё думал откуда такая разница в скорости разложения.

— Это… влияет? — выдавил Ван Ибо, таки прижимая к груди кювету. — То, что он… с ней сделал.

— Отёки… Больше жидкость к тканях, больше питательной среды. Поверхностные раны, микроорганизмы легче проникают внутрь. Животных привлекает запах… Да. Это влияет.

Ван Ибо снова заставил себя посмотреть на то, что осталось от лица Айлы: свёрнутый набок нос, казавшийся странным ровно до того момента, как дошло — ей вырвали ноздри, опухшие глаза с несмыкающимися веками, меж которых блестело что-то красное. Нельзя было не смотреть. Он не имел права.

Его ведь вина. Он не уследил.

А где-то там в Мэйнсфилде винил себя Ларри Кэх. Вот уж кто совсем не виновен. Как ему защитить дочь? Посадить на цепь и не отпускать из дому? Нельзя запереть в доме каждую, не выйдет. Тем более, это подростки. Сбежит через окно, ведь смерти не существует, а если и есть то не навсегда, а если навсегда, то только с другими.

Как может погибнуть главный герой сериала? 

Он не может. Ведь никто не будет смотреть.

Жаль, что жизнь ни капельки не похожа на ебучий сериал.

— Что ещё? — прохрипел Ван Ибо.

— Много что, — грустно откликнулся доктор Ритц. — Я бы на твоём месте сменил кюветку на ведро. 

Ведро пригодилось.

Ван Ибо всё же вывернуло — желчью и выпитым кофе. Гастрит обещал проблем, но Ван Ибо ведь знал куда едет. Теперь жалелось — стоило бы хоть молока выпить. Блевать стало бы поприятней.

Грудей у Айлы не было, на их месте зияли уже аккуратно обмытые раны, тёмные от запёкшейся крови, с какими-то белыми вкраплениями, отчаянно напоминавшими клёцки. Ван Ибо поклялся, что не станет их есть больше никогда. Ни единого в жизни раза.

— Живот я ей зашил. Это было впервые — у предыдущих тел ничего подобного. 

— Впервые? С чего вдруг такие изменения?

— Понятия не имею. Но он вскрыл ей живот. В самый последний момент. Она ещё была жива, но… едва-едва. Судя по сосудам, грудь он отрезал намного раньше.

— Намного?

— За несколько часов до смерти. Кровь начала запекаться. Здесь же — никаких тромбов, но и кровотечение очень слабое. Айла умерла от кровопотери. Скорее всего и остальные девочки тоже. Но трудно сказать, с ними никакой определённости.

— Насилие? — выдавил Ван Ибо, оставив в покое цинковое гулкое ведро. — И главное биоматериалы?

— Насилие. И биоматериалы. Анальное, вагинальное, в горле тоже остатки спермы. 

— Спермы?

— На группу крови уже делают, — кивнул доктор Ритц. — А вот здесь у меня образцы спермы. Эта часть уйдёт на хранение для суда и повторных экспертиз, эта поедет в Аделаиду. И на всякий случай, — он поболтал ещё одной архивной баночкой, — оставлю у себя. 

— Это хорошо, — пробормотал Ван Ибо. — Это охренеть как хорошо. Доктор Ритц! Это же отличные новости! Не анальное изнасилование.

— Да уж, — фыркнул тот. — Там ничего хорошего. Намучилась девочка перед смертью. Поймай его, офицер Ван. А то ведь и правда кастрирую к собачьей матери.

Вспомнилась давняя фантазия — серийный кастратор доктор Ритц, от которого не спрятаться, не скрыться. Который доберётся, где не затаись. Лицо, по крайней мере, у доктора Ритца было такое, будто он вот-вот начнёт действовать. 

Махнув на прощание Мэнди, уткнувшейся в книжку в ординаторской, Ван Ибо взбежал по лестнице, покидая грейсхилльское царство мёртвых. В холле больницы пахло лучше — не смертью, а обещанием жизни. Ван Ибо зацепился за знакомую фигуру — Моррис дремал, привалившись головой к стене. Под глазами у него залегли тени, щёки запали. 

— Зато живая, — пробормотал себе под нос Ван Ибо и выбрался на улицу.

Конец февраля обдал жаром, лизнул суховеем, обещая принести следом смог — саванна, как всегда горела, пусть в этом году и чертовски далеко от Грейсовых холмов. На них же поспевал виноград, второй раз краснела клубника, в садах ветви деревьев тяжелели яблоками и персиками. 

 Взбираться на холмы пришлось долго — покружить по переполненному машинами Грейсхиллу, тут и там натыкаясь на тех, кто грузил на машину доски, выехать наконец загород и со второго раза попасть на ведущую к офису Сегала дорогу. Никто его там не ждал, даже Сяо Чжань не был в курсе, хотя, скорее всего, и догадывался. Старику нужно было алиби. Ван Ибо от старика нужно было алиби, чтобы выбросить его из головы или всё-таки арестовать. Потому что поменьше бы ему знакомств среди юных и мёртвых нимфеток. 

Вокруг вздымались Грейсовы холмы, блестели вдали стёкла или что там теплиц, уходили за горизонт плантации клубники, на которых то и дело включались разбрызгиватели. Над зеленью вспыхивали искры и радуга, а февральское солнце облизывало красные ягодные бока.

Хотелось, чтобы всё кончилось, чтобы целовать Сяо Чжаня и не знать горя. Не видеть никогда отрезанных грудей Айлы Кэх. 

Оставалось надеяться, что Ларри покажут только её одежду. 

Ни одному отцу не пристало видеть дочь в таком состоянии. 

Ни одному.

Такое ведь не забудешь.

Офис Сегала, как и в прошлый раз, произвёл впечатление. Ван Ибо, привыкший к Сиднею, наверное, был одним из немногих жителей Грейсхилла не испытывающим некоторого трепета перед огромным зданием. Хотя в сравнении с отделом, конечно, оно поражало воображение. Становилось ясно, отчего не верилось в вину старика — зачем ему так рисковать? 

Впрочем, Ван Ибо знал, что насилие не имело отношения к реальным возможностям.

Никогда не имело. 

Можно быть красивым до невозможности, успешным, богатым, способным заполучить любого или любую, но всё же сойти с ума. 

Снова вспомнился Китс — его ослепительная американская улыбка, копна волос, изящество тела. И безумие едва не поглотившее их обоих. А ведь Ван Ибо не собирался уходить, не собирался изменять. 

Так и тут. Мало ли что перемкнуло в стариковских мозгах, что он… 

А всё равно верилось с трудом. Не потому, что богачи неподвластны злу. Ещё как, а может и первее всех прочих. Не верилось, потому что Сегалу был примерно третья сотня лет, откуда б взять силы на то, что сотворили с Айлой?

Вспомнилось то, что осталось от девичьего лица. 

Пожалуй, ночник пригодится ещё больше прежнего.

Лина Чжан поднялась со своего места в приёмной Сегала. Поджала губы, глядя неодобрительно.

— У себя? — без обиняков спросил Ван Ибо.

— Занят. По какому вопросу?

Вздохнув, Ван Ибо постарался посмотреть на неё как можно выразительнее. 

Что за глупые вопросы? Тащился бы он в Грейсовы холмы без повода. Да и шанса не было, что она не знала. Весь Грейсхилл знал. Каждая собака в этом городе была в курсе произошедшего. Наверное, коты между собой обсуждали произошедшее, да шептались в саванне вомбаты, стукаясь каменными задницами. 

— Издеваешься?

— Нет, — неожиданно растеряв силы Лина рухнула в кресло. — Господи, Ибо, что происходит? 

— Жо-па, — раздельно ответил он. — Вот что происходит. У себя старик?

— Да у себя. Заперся с Трюдо с самого утра. 

— Хреново, — скривился Ван Ибо. — Этого мне ещё не хватало. 

— Трюдо не отходит. Как вы в прошлый раз приезжали, так теперь они с Сегалом вечно вместе. Вызвали Шора, должен вот-вот приехать. 

— Ещё хуже. Пусти, а? 

Поджав губы, Лина оглядела его так пристально, будто ждала, что из-под полы вот-вот выпадет факел. Или вилы. Да только полы-то не было, к спине в февральской жаре липла рубашка и никакая майка не справлялась с потом. Так что на народного мстителя Ван Ибо не походил. 

Больше на всклокоченную толком не успевшую перелинять псину.

— Господин Сегал, — медленно сказала Лина Чжан, зажав кнопку на переговорном устройстве, — к вам офицер Ван. Пропустить?

— Пропусти, — послышался искажённый техникой голос. — Пусть войдёт.

Щёлкнул замок, заставив Ван Ибо выгнуть бровь — ещё б забаррикадировался там — дверь чуть приоткрылась, не показав того, кто её толкнул. 

В кабинете было светло и прохладно, тихо гудел кондиционер, за столом сидел Сегал, рассеянно перебиравший бумаги, Трюдо нашёлся на диване, занятый книгой.

— Добрый день, — поздоровался Ван Ибо, протягивая ему руку. — Смотрю, вы всерьёз взялись не оставлять господина Сегала одного?

Рука у Трюдо оказалась такой же, как помнилось — грубоватой ладонью человека, не гнушавшегося труда. Сегал же был совсем другим — нежная старческая кожа будто никогда не знала ничего твёрже и тяжелее вилки. В полупрозрачных старческих глазах не отражалось ничего, как будто смотришь в горное озеро — знаешь, что вода чиста, да дна не видно. 

Ван Ибо бывал на таком. 

Вода никогда не пугала его — океан был привычной бушующей стихией, её можно было подчинить, оседлать, вздобравшись на доску. И тогда пробирало восторгом, когда в лицо летели солёные брызги, когда тело напрягалось, ища и находя баланс. А вид того озера пробрал до мурашек — невидимое дно шептало о глубине, улыбалось из толщи вод. 

Вот так и глаза Сегала, растерявшие цвет. Судя по старым фотографиям — зелёный. Выцвела с годами, как к концу лета выцветает саванна.

— Господин Шор в пути, — нарушил тишину Трюдо. — Боюсь, он рекомендовал господину Сегалу не разговаривать с вами до его приезда.

 — Я понимаю, — кивнул Ван Ибо. — Но, что если не для протокола? Это не допрос — вы вольны меня выгнать в любой момент, — продолжил он, глядя только на Сегала, — но нам было бы неплохо поговорить поскорей.

— Почему? — наконец подал голос Сегал. — Мне не понравилась наша прошлая встреча.

— Эта будет хуже. Скорее всего вам покажут фото. Будут давить. А этого бы стоило избежать.

— Фото? — вмешался Трюдо.

— Которые никому не стоило бы видеть.

Повисла тишина, только посапывал кондиционер. 

Ван Ибо смотрел в панорамное окно, пытался нашарить на горизонте конец клубничных полей, проследить где же они становятся саванной. Видно не было. Грейсовы холмы уходили в жаркую дымку, прятались в ней, и казалось ни конца ни края виноградникам и теплицам, рядам грядок с покрасневшими ягодами. Всё это принадлежало Сегалу, приносило немалый доход — его хватало на этот офис, на поместье, чтоб его, на то, чтобы давать работу большей части Грейсхилла. 

Даже Ван Ибо получал зарплату, в общем-то, из сегаловских денег.

— Что с ней случилось? — тихо спросил Сегал. — Айла… Я плохо её знал, встречал несколько раз.

— Поговорите со мной, мистер Сегал. Я бы вычеркнул вас поскорей и попытался бы найти того, кто и вправду виновен.

— Вы не думаете, что это Марк? — Трюдо отложил книгу. — Мне казалось, вы уже всё решили.

— Ошибаетесь. Ни я, ни Барнс не имеем привычки что-то решать. Мы лишь ищем доказательства, проводим там какие-то параллели, находим связь. Это наша работа. Решает суд.

— Красивые слова. Хотелось бы верить, что не пустые. Мистер Сегал был со мной. Позавчерашний вечер, ночь, утро. Я и правда не отхожу. Воспринял ваши слова всерьёз.

— А в субботу днём? 

— Здесь, — пожал плечами Сегал. — На этой работе не бывает выходных. Звонил в Канберру, много общался с партнёрами из Окленда. Лина заезжала несколько раз, её молодой человек, кажется, Грегори… Нет… Ох, в бухгалтерии нашей трудится. Фамилия у него Пауль. Он занимается подготовкой к полугодовому отчёту, провёл весь день в офисе. Мы пересекались несколько раз. Калеб подвёз меня в офис… Девушки на ресепшене… 

— Отлично, в субботу весь день вы были на виду. Что на счёт предыдущего вечера? Сяо Чжань… Шон Сяо сказал, что видел Айлу в четверг в последний раз. Расскажите, где вы были тем вечером. Всю пятницу.

— Вечерами мистер Сегал находится в своём поместье, — чопорно поджал губы Трюдо. — На глазах у меня и другой прислуги. 

— Но вы спите раздельно? — с абсолютной серьёзностью спросил Ван Ибо.

— Последние недели — нет, — покачал головой Трюдо. — Поверьте, мимо меня мистер Сегал бы не прошёл. К тому же у нас довольно брехливые собаки, поднимающие шум стоит кому-либо пройти мимо кухни.

— Даже хозяину?

— Особенно мне, — неожиданного улыбнулся Сегал.  — Стоит признать, разбаловал Сциллу и Харибду совершенно неприлично. В любое время дня и ночи они требуют куриных сердец.

— Кровожадные какие. Что за порода? 

— Терьеры. Заводили, чтобы вывести крыс. Крысы кончились, а наглость у собачонок осталась. 

— Что на счёт пятницы? 

— Весь офис, — развёл руками Сегал, пальцы у него чуть подрагивали. Но страха в этом не было, только старческая усталость, неспособная больше скрывать напряжение. — Рабочий день. Лина целый день в приёмной, привезла мне пирог. Несколько встреч. Приезжали партнёры из Канберры — ездили по плантациям, виноград в этом году удался. Ужин проходил в поместье, мы засиделись. 

— Разошлись уже после полуночи, — неодобрительно покачал головой Трюдо. — А в нашем возрасте… Офицер Ван, вы довольны?

— Безмерно, — согласился Ван Ибо. — Позвольте…

Его прервал стук в дверь, продолжившийся довольно бесцеремонным вторжением. Но стоило увидеть Абрама Шора, как все вопросы отпали сами собой. Адвокат ворвался в кабинет в такой ярости, что Ван Ибо захотелось забиться под длинный язык переговорного стола. 

— Вы! — палец Шора чуть не упёрся в грудь. — Я буду жаловаться вашему начальству! По какому праву вы допрашиваете моего клиента в отсутствие адвоката?! Мистер Сегал! Никаких ответов на вопросы!

— Да я уже ухожу! — поднял руки Ван Ибо, медленно пятясь к двери. — Простите за беспокойство! 

— А ваша ассистентка! Мне казалось, я ясно распорядился не пускать полицию! Немыслимо!..

Ван Ибо просочился на свободу, на прощание кивнув Трюдо и Сегалу. Трюдо, кажется, отчаянно веселился, глядя, как кипятится Шор. 

Хреново. 

Виновные так себя не ведут.

Стоило закрыться двери, как подскочила Лина Чжан и поволокла по длинному залитому солнцем коридору — в застеклённой кишке стояла адская духота, и Ван Ибо почему-то позлорадствовал. И у богачей бывают промахи. И архитектор может обосраться. Как говорится: мелочь, а приятно.

— Ну что? — взволнованно выпалила Лина, пихнув Ван Ибо в — ну конечно — женский туалет. — Это не он? Говори! Я не могу нормально работать!

— Лина…

— Только попробуй залить про тайну следствия! Ты вечером всё расскажешь Чжань-Чжаню, а он завтра мне! Но ещё целую ночь я буду мучиться! Говори!

Ван Ибо вздохнул, привалившись к стене и оценивая возможности. 

Наконец он вздохнул, отлепился от прохладного кафеля и поочерёдно заглянул в каждую из кабинок, убеждаясь, что внутри никого нет. Хватит одного источника утечки. Про второй — длинноногий, ехидный и улыбчивый думать не стоило.

— Не похоже. Но! Лина! Это не окончательно! И никому! Слышишь! Даже этому своему Тревору. Никому!

Она закивала. 

Очевидное облегчение рухнуло на плечи Лины, сбив с ног — она соскользнула по стене, сев прямо на пусть и чистый, но всё же пол. Пиджак собрался на спине складками, юбка задралась по бёдрам, а каблуки наверняка мешались — потому Лина их скинула, оставшись босой. Сквозь тонкий капрон просвечивали аккуратные пальчики с ногтями, выкрашенными в дерзкий красный. Ван Ибо невольно улыбнулся. Лина Чжан ему нравилась.

— Вставай давай, — проворчал он, склоняясь над Линой. — Поднимайся. Нечего тут сидеть. Да и рано радуешься.

— Нормально, — отмахнулась она, позволяя поддержать себя под локти. — Ты бы знал как мне плохо было. Смотрю на него, а не… а не узнаю. Я с детства Сегала знаю. Я тут выросла. Я в школе тут работала… 

— Знала кого-то из пропавших? — деловито спросил Ван Ибо, едва не отвесив себе оплеуху. Как он не подумал?

— Нет. Я постарше… Уже уехала, когда Френсис Лоуренс пришла. 

— Ага…

Ван Ибо лихорадочно думал. Получается, тринадцать-пятнадцать лет назад, когда Лина Чжан была одной из детей Сегала, никто не пропадал. Значит… Значит… Что-то это значит… Сужает ведь возраст.

Вспомнились лекции — двое парней из ФБР, которые рисовали схемы, раздавали диаграммы и статистические выкладки. Лет сорок. Тридцать пять-сорок. Вряд ли меньше. 

Охренеть, конечно, сузил круг. 

Ван Ибо сморщился. А тут ему ещё и прилетело дверью в бок, отчего он отшатнулся прямо в ненадёжные объятия Лины, поскользнувшейся на капроне и кафеле. Фигура из них вышла презабавная, но крайне двусмысленная, если судить по округлившимся глазам вошедшей смутнознакомой дамы.

— Добрый день, — пробормотал Ван Ибо. — Прости. 

Они с Линой Чжан кое-как распутались, та о чём-то защебетала со всё ещё ошарашенной незнакомкой. Кажется, она работала в отделе кадров — откуда бы Ван Ибо ещё знать её лицо. А вот увидеть её, пока инспектор Уоррен перебирала сегаловские документы, Ван Ибо мог… Блядский боже, хуже нет — попасться в женском туалете в объятиях красотки! И кому! Кадровичке! 

Вывалившись в коридор, Ван Ибо рысью направился в сторону арт-департамента. Сдаваться с потрохами директору Сяо.

День был какой-то неудачный, все грозились лишить его яичек. Сначала доктор Ритц, теперь вот обстоятельства.

— У себя? — второй раз за день спросил Ван Ибо.

Секретарша Сяо Чжаня, сидевшая в гарнитуре и мыле, рассеянно кивнула. Рассудив, что будь Сяо Чжань занят, хрен бы его кто пустил, Ван Ибо без стука ввалился в кабинет. Его хозяин поднял от документов красные безумные глаза и посмотрел непонимающе. Кажется, Ван Ибо приняли за привидение. Или галлюцинацию. 

Ну, хоть не запустили пресс-папье.

— Возможно тебе расскажут, что я сплю с Линой Чжан, — выпалил Ван Ибо.

— Хрена себе новости понедельника… 

— Она пытала меня в туалете, я дрался как лев, а тут как зайдёт тётя из кадров!..

— Твоя жизнь кончена. Это расскажут всему городу.

— Весь город не поверить.

— Кадровичке?

— Часть города живёт вокруг тебя и видит нас вместе. Голых. Потому что мы голый мужик и Росс.

— Думаешь они трахались? — развеселился Сяо Чжань. — Но да, согласен, миссис Норрис ни за что не поверит.

— А Брауны думаешь поверят? Да мне кажется Бобби каждый вечер мечтает о том, чтобы промыть глаза! Он живёт прямо напротив!

— И твои не поверят… Ладно, с всем городом я погорячился.

Сяо Чжань улыбнулся и со стоном откинулся на кресле, вытягивая пострадавшие ноги. Костыли стояли в углу кабинета. А ведь предлагал Ван Ибо остаться дома, хотя бы на несколько дней. Помоталась бы секретарша с документами, ничего бы не произошло. Но упрямец заставил довезти его до аптеки, сцепив зубы и побледнев лицом добрался до костылей и был таков. Хоть побыть водителем ему разрешил, уже спасибо. 

В офисе Сяо Чжаня тоже было душно, но кондиционер справлялся. Впрочем это не слишком помогало — лицо Сяо Чжаня блестело от пота, волосы чуть слиплись у корней. Бедняга ужасно потел по жаре и ничего с этим было не поделать.

— На озеро хочу, — признался он вздохнув. — Всё, вали. Считай я предупреждён. Не поверю грязным слухам.

— А поцеловать?

— А ещё чего? Может ещё и пососать?

— Ну если настаиваешь…

К поцелую Ван Ибо получил по голове свёрнутыми трубочкой бумагами, рассеянную улыбку и душераздирающий стон, с которым Сяо Чжань вытолкнул его к двери кабинета. Секретарша посмотрела неодобрительно, но ничего не сказала — добралась ли до неё добрая весть, что Ван Ибо грязный изменщик? 

— Покормите его, — попросил Ван Ибо, сложив руки у груди. — Он забудет.

Следующим пунктом была бухгалтерия — нельзя ж подставлять Лину. Хотя кто этого Тревора знает, он вообще больше напоминал жабу, чем человека. Не внешне, а как-то… Ощущением. Холодный и рассчётливый. Что подходящее качество для бухгалтера и возможно не существующее для жабы.

Судя по всему, что Ван Ибо знал про Тревора, в бухгалтерии должна была стоять абсолютная тишина. Но вместо этого оттуда орало. Причём качественно так, как будто у них завёлся собственный Барнс и брызгал там слюной из-под усов Халка Хогана.

— …это недопустимо! Мистер Ма, вы должны лучше меня знать, что прогулы караются увольнением! Вас не было два дня!

Мистер Ма… Мистера Ма Ван Ибо знал только одного и сомневался, что в Грейсхилле нашёлся бы второй, не было здесь не то что Чайна-тауна, а хотя бы и Чайна-хауса, так что он подкрался ближе, не спеша заходить. С другой стороны коридора уже приближалась знакомая дама — та самая, что застала их с Линой Чжан. Ван Ибо торопливо приложил к губам палец, и женщина замерла. 

Её уши, Ван Ибо мог бы поклясться, повернулись на звук, как локаторы.

Ма Жэньли, кажется, пытался что-то ответить, но громогласный рёв (Тревора? Так орал Тревор? Тогда тот точно был жабой — их концерты иногда пугали Ван Ибо до усрачки) оборвал оправдания.

— Мне это совершенно неважно! Если бы вы выполняли свои обязанности, у меня не возникло бы вопросов! Где вас носило в конце прошлой недели?!

А правда, где? У Ван Ибо нехорошо засвербело в груди. 

Мог ли?.. Мог ли Ма Жэньли?.. А почему бы, собственно, нет? Потому что он приятельствовал с Ван Ибо? Ну, Эд Кэмпер, как известно…

Нужно было вмешаться. И как-то осторожно вызнать… Сдавать Ма Жэньли копам до тех пор, пока не будет уверенности, Ван Ибо не собирался. И плевать, что это нарушает все правила и инструкции! В конце-то концов, он три года сражался с миссис Джонс плечом к плечу с этим человеком! 

Ладно. Барнсу доложить придётся.

В голове уже крутилось: а ведь большинство девочек были знакомы с ним. Что может быть безопаснее мягкотелого стеснительного бухгалтера с классическим брюшком пекинского дядюшки. Разве что он его солнышку не подставлял, а паковал в приличный костюм. “Садись, милая, я тебя подвезу, что ж ты одна по темноте?” А дальше… А дальше искалеченные лица и тела, едва присыпанные землёй. И место он не мог не знать — плантация-то принадлежит Сегалу.

Ван Ибо решительно толкнул дверь и в бухгалтерии заткнулось. 

Возмущённый, красный до состояния варёного лангуста Тревор повернул голову. Дышал он шумно, с присвистом, сжимая в руках кипу изрядно измявшихся бумаг и почему-то счёты. Ма Жэньли, увидев Ван Ибо, побледнел в совершенную зелень. 

Совсем худо.

— Здравствуйте, — радостно возвестил Ван Ибо. — Что за шум, а драки нет?

— Драка — это низко и незаконно, — тут же огрызнулся Тревор. — Но я близок, видит бог!

— Не в присутствии лица при исполнении, пожалте, — фыркнул Ван Ибо. — Привет, Жэньли. Чего натворил?

Болтая, Ван Ибо успел стратегически просочиться в кабинет и захлопнуть дверь прямо перед любопытным носом кадровички. Страшная женщина! Надо будет отправить к ней Вольта, пускай очаровывает бедняжку и вытягивает всё, что та знает. Вообще всё. Возможно они раскроют пару преступлений, о которых даже в курсе не были. Или, и вовсе — все.

— Ничего, — прошелестел Ма Жэньли и опустил глаза.

Вид у него был настолько виноватый, что Ван Ибо засомневался — как с такой рожей можно десять лет девчонок резать? А ведь по остальным параметрам лез… Даже по возрасту проходил. Помнилось, в прошлом году Ма Жэньли праздновал сорокалетие, и Ван Ибо тогда дарил ему красный конверт, радуясь национальным традициям — хоть думать не надо.

— Неявка, — буркнул явно успокоившийся Тревор. — Но вас это не должно волновать. Моя зона ответственности, как непосредственного руководителя.

— Какое занудство! — восхитился Ван Ибо и поспешил перебить готового возмутиться Тревора: — В общем, нас с Линой застукали в двусмысленной ситуации, по-моему, идут тебе сообщить, что она тебе изменяет.

 — С вами?.. — И прозвучало так оскорбительно, что впору обижаться! — Чушь какая…

— Чего это чушь? Я вон как собой хорош! 

— Шон. Лина о вас говорит, — уронил Тревор, и Ван Ибо мгновенно признал, что да, аргумент.

— В общем, я предупредил. Жэньли, не унывай!

И вымелся за дверь, сладко улыбнувшись кадровой даме. Та, уже почуявшая разочарование, ответила довольно кислой гримаской. Поспешив сбежать с Грейсовых холмов, Ван Ибо никак не мог решить — доложить ли Барнсу. 

С одной стороны была собственная уверенность — ну не мог Ма Жэньли. Не того склада человек. С другой был опыт, сын ошибок трудных, и не его ошибок… А статистически значимых. Эд Кэмпер, опять же. 

— Пу-пу-пу, — пробормотал Ван Ибо, барабаня пальцами по рулю. — Полное пу-пу-пу… 

В отделе было шумно. 

Раньше, до той роковой находки, до вечера, когда Ван Ибо в первый раз увидел Сяо Чжаня, в первый раз заглянул в разверстые рты неглубоких могил, здесь было тихо. Сонный уголок в заднице мира, где из проблем: пьяные дебоши, да детишки, шныряющие по саванне в поисках травки. Здесь не бывало так шумно. Их и было-то десятеро, если считать и Тину, и мисс Уиллоу, и даже доктора Ритца. В Сиднее в одном отделе столько бывало. 

Ещё, конечно, был шериф, но тот-то занимался совсем уж кантри, ездил по отдалённым фермам, да с умным видом слушал о том, что соседка, зуб даю она, свела со двора корову. Корова обычно находилась через пару дней в обвалившемся свежем овраге, а из последствий разве что мастит. 

Теперь же было шумно, собрались все патрульные — и бугай Ларри, и бледный от недосыпа Моррис, и Джоуи по привычки приткнувшийся в самый уголок — курил Бейтс, разглядывая их доску — настоящую как у взрослых, как в сериале, который они смотрели по вечерам в ещё спокойные времена. Вольт разговаривал с кем-то по телефону, Тина щебетала в свою трубку, из картотечной коморки мисс Уиллоу долетала музыка. Бубнил телевизор, переходя к новостям спорта, из кабинета Барнса тянуло куревом и тяжёлым недовольством. 

— Явился? — мрачно пробасил командующий. — Давай ко мне. Бейтс, Вольт, и вы давайте.

В кабинете было не продохнуть, ни один бумеранг не вернулся бы в руки владельца, запутался бы в дымных струях. Те уже расслоились и стелились по поверхностям готовые вот-вот выпасть никотиновым осадком. 

— Был у Ритца? — спросил Барнс.

— Был, — согласился кривясь Ван Ибо. — Херово.

— Если это херово, то я балерина. Это беспросветный пиздец какой-то.

— Зато ДНК…

— И что, предлагаешь её у всех брать? 

— А чего нет? — вмешался Вольт. — Я сдать готов. И ордера никакого не нужно. И много кто сдаст. Шеф…

— А платить кто будет? — голосом разума на удивление выступил Бейтс. — Мне жена тоже говорит: да просто проверяйте всех. Да даже в Грейсхилле, а тысяч пять мужиков подходящих наберётся. А как пропустим? Может он из Мэйнсфилда, просто удобно ему…

— Хрен нам, а не сплошной забор ДНК. Ты как себе это представляешь? Такие бабки!.. Да и лаборатории и так перегружены, Аделаида и так звонит и стонет… А нам им образец слать.

— Кстати, — встрепенулся Ван Ибо. — Когда?

— Завтра Ларри поедет. Хотел Морриса, он в тот раз бодро обернулся, но у него ж дочка в больнице… Куда ему. 

— Да, — вздохнул Вольт, потирая живот. — Перитонит херня. 

— Вот-вот. — Барнс снова закурил, прибавляя к дымовой завесе ещё порцию синюшного тумана. — Куда ему. Но ладно, у нас, слава богу, хватит патрульных. Джоуи обещал отца дёрнуть, подстрахует. Не вовремя это всё… Хотя когда такая херня вовремя бывает.

— Главное чтоб на пользу, — задумчиво сказал Ван Ибо. — Ещё не хватало, чтоб Айлу зря… Ну. Сами понимаете.

Все помолчали. Только Барнс выдыхал шумно, как кузнечные меха. Правда вместо обычного воздуха выдыхал он очередное смрадное облако, которое, присоединяясь к товарищам, оседало на одежде и волосах. Выйдут они отсюда все пропахшие ядрёными шефовыми папиросами с ног до головы. Одежду хоть жги.

— Что у нас? — рявкнул Барнс безжалостно смяв окурок в заполненной пепельнице. — Давайте. Попробуйте только плохих новостей нанести.

Но хороших не было. Бейтс опрашивал местных, но никто не видел никаких подозрительных машин. Да и вообще — машин. Грейсхилл спал и видел свои незамысловатые клубничные сны, в которых не было ничего опасного, разве что кенгуру, забравшийся не ко времени в дом.

— Значит, не Сегал, — подвёл итоге Барнс, выслушав Ван Ибо. — Не знаю даже, хорошо это или плохо. 

— Врут может? — с надеждой спросил Вольт. — Прикрывают старика.

— Слишком много народу. Не договорились бы. Кстати, сходи к нему в кадры, посплетничай, — встрепенулся Ван Ибо. — Там тётка такая, с начёсом. Небось расскажет тебе, что я с Линой сплю, но может и чего полезного. Она у них главная по сплетням, как я понял.

— Схожу, — развеселился Вольт. — А чего, прошла твоя любовь, ты к девчонке подкатить решил?

— Да куда прошла, — фыркнул неожиданно Барнс, — мне жена каждый вечер почти докладывает, что офицер Ван дома не ночует.

— А она-то откуда знает? — опешил Ван Ибо.

— А она с Робин Браун дружит.

— Ой бля-я-я! — Ван Ибо накрылся ладонями. — Муж у неё Бобби, да?

— Бобби, Бобби! 

— Ой бля-я-я! — простонал Ван Ибо. — Я говорю ему одеваться!

— Ничего. Робин в восторге, а мужа кто бы спрашивал. Ладно, — Барнс посерьёзнел. — Вольт, ты чего скажешь?

— Мы с Тиной, возможно, нашли ещё девочку.

И улыбнулся, падла, гордо! Ван Ибо с досады пнул придурка в колено.

— И молчит! А я ему про сплетни, да про Сегала! 

— Эй! Только возможно! Потому и чего раньше времени радоваться? С островов девчонка, приехала в Аделаиду, хотела в Викторию. Ну, сами знаете этих любителей экзотики. И пропала. 

— А не в Виктории?

— А чёрт её знает, её дальше Аделаиды и не видели. Каталась автостопом. Так что может наш её, а может и Милат. По времени вполне она ему подходит, по месту… — Вольт поводил в воздухе рукой. — Пятьдесят на пятьдесят.

— Либо да, либо нет, — согласился Барнс. — Нет, ну тоже дело. Ладно. Работайте. Бейтс, продолжай народ трясти. Ну хоть кто-то должен был хоть что-то видеть! В этот раз облажался наш гаврик! Ну явно он Пирсам под кусты удобрение не планировал!

 — Шеф, — вмешался Ван Ибо. — А если по недвижке? Ему ж место надо. Либо свой дом, если он одиночка, либо домик какой охотничий… 

— Понимаешь, — вздохнул Барнс, откидываясь на кресле, — в чём дело. Оно тебе ничего не сузит. Вот будет подозреваемый, тогда ещё туда-сюда…

— В смысле не сузит.

— Умный, умный, а дурак, — хмыкнул Бейтс.

— Да не грейсхилльский он просто, — отмахнулся Вольт. — Ван. Тут у всех домик.

Ван Ибо удивлённо обвёл взглядом кабинет, пытаясь понять не шутят ли над ним. 

— У меня на озере Грейс, — согласился Барнс.

— В холмах дальше на запад, у речушки, — добавил Вольт.

— Бунгало у океана. У меня дед при деньгах был, — добил Бейтс. — И у всех так. У меня бунгало-то развалилось почти, руки не дойдут. В отпуске хотел, а когда теперь отпуск… Но оно есть. 

— У меня на озере скорее лодочный домик. Но тем не менее. У Вольта, насколько знаю, приличный загородный дом, родители живут, да?

— Живут. Но сейчас в Канберре. Понесло их чего-то.

— Такие вот дела, — подвёл черту Барнс. — Один ты у нас гол как сокол.

— Ну спасибо, шеф, — фыркнул Ван Ибо. — Вообще-то нет. У меня в Сиднее квартира. Далековато, конечно, и резать девчонок там неудобно, но…

— Мажор.

— Богатей!

— Пошли вон, — вздохнул Барнс. — Работайте.

Ван Ибо замешкался, пропуская Бейтса и Вольта к выходу, спохватился у двери, будто бы что-то забыв, вернулся, осторожно притворив створку.

— Что у тебя?

— Да может и ничего. Скандальчик подслушал у Сегала в бухгалтерии. Мужик один ровнёхонько четверг да пятницу на работе не был. Без объяснения причин.

— Та-ак. — Барнс прищурился. — А раньше чего не доложил?

— Да сосед это мой. Не Чжань-гэ, с квартиры. 

— И как?

— Проверить надо. Но… Сомнительно.

— Аргументируй.

— Ну вот представьте, что вы ищите овчарку, а находите кривоногого бульдога, да ещё и зубы во все стороны. Такие примерно у меня аргументы… Я недельку его попасу, потом, если ничего, надавлю… Но херня, думается. Так, от отчаяния.

— Давай. Вдруг… Группу крови узнай. Ритц сказал нам третья нужна. 

— Орал уже?

— Орал… Опять руку сломать обещал, — вздохнул Барнс. — Устал старик. Повторяется.

Chapter Text

И день потянулся за днём. Невыносимый день за невыносимым днём.

Распрощавшись с Сяо Чжанем на долгую неделю, Ван Ибо вернулся в свою печальную юдоль, в смысле долины, а не жизни. Миссис Джонс была всё так же невыносимо приветлива, старик Гибсон продолжал игнорировать слуховые аппараты, а потому жил в безмятяжности тиши, а трубы теперь навернулись у самого Ван Ибо. Уже его кран ревел иерихонскими горнами, предсказывая пробуждение Древнего зла, и мылся Ван Ибо теперь исключительно провозглася ктулхианское приветствие. 

Миссис Джонс орала, а Ван Ибо наслаждался.

Даже Ма Жэньли, сначала перепугавшийся, стоило им встретиться на лестнице, оценил иронию и теперь злорадствовал. Починить это безобразие собирались недели через три, не раньше. Ван Ибо всё больше думал, что стоит перебраться к Сяо Чжаню окончательно. 

Для этого нужно было поговорить. 

А Ван Ибо молчал. 

Умирая со скуки то в машине Сяо Чжаня на парковке сегальского офиса, то высиживая часы в арт-директорском кабинете, пока Ма Жэньли, как самый скучный на свете человек, работал свою работу, Ван Ибо думал. Думал, глядя на мусор, валявшийся на полу холдена, думал, глядя на сосредоточенного Сяо Чжаня, то оценивавшего наброски, то самого рисовавшего. 

Он мало что понимал в работе арт-директора, представлял её как нечто среднее между оформителем витрин и важным дядькой, и вникать не хотел. Устраивало то, что здесь — в светлом офисе, за стеклом панорамного окна, под искусственным ветерком кондиционера — Сяо Чжань, в отвращении комкающий бумажки, кривящий лицо и закатывающий глаза был нормальнее всех нормальных.

Будто офис кто-то защитил от мертвецов, не просачивалась смерть через ресепшен, останавливалась у стола секретарши, покорно ожидая своей очереди. 

Глаза Сяо Чжаня смеялись, он то и дело уходил на разведку, ловко перебирая костылями, складывая пальцы колечком: Ма Жэньли торчал в бухгалтерии. Вёл на обед в столовую для работников, куда сам Сегал выписал Ван Ибо пропуск, и садился так, чтобы над его плечом, Ван Ибо мог видеть понурую фигуру своего соседа. 

Тот становился бледней, кажется, худел, и вместо того, чтобы есть размазывал купленное по тарелкам. С ним было что-то не так, и замечала это даже Лина Чжан, нет-нет, а притаскивавшая к ним за стол Тревора.

Иногда Ван Ибо думал: каково это было бы, жить обычную жизнь, работать в обычном офисе, каждый день приезжать сюда, заводить друзей. Таких, как Лина и Тревор, познакомиться с Сяо Чжанем возле офисной кофе-машины, целовать, целовать, целовать в копировальной комнате, загородив дверь выкатным столиком МФУ.

Сяо Чжань отвлекался от бумаг, смотрел затуманенным невидящим взглядом, бормотал: “ну совсем ебланы” и возвращался к бумагам, а Ван Ибо точно знал, что безвозвратно влюбился.

Теперь уж точно навсегда, потому что ни за что Сяо Чжань не попытается его убить. Характер не тот, да и псих он совсем по-иному. Ничего общего с Китсом. А значит… А значит, как у бабушки с дедушкой, как у родителей — у Ван Ибо нет ни единого шанса.

— Нет, ну ты просто посмотри! Ну что за чушь, тут же… Хер! 

— Чего? — Ван Ибо отвлёкся от размышлений.

— Да вон, гляди.

На колени спланировал аккуратно пронумерованный листочек, рядом с прилежно выведенными цифрами темнели наброски. Палец Сяо Чжаня ткнул в номер восемь, и Ван Ибо, хрюкнув, попытался удержаться, но всё же заржал, разглядывая элегантно сложившийся из контуров и букв член.

— Они специально? 

— Скорее всего, — фыркнул Сяо Чжань. — Выражают протест миру корпораций, необходимости работать с девяти до пяти и бог его знает чему ещё.

— А может в продакшн?

— Сегал не одобрит. А я бы сделал, конечно. Потом бы свернулся, поменял, попытался затереть все упоминания неудачного логотипа, и вся страна бы навсегда нас запомнила. А может и весь мир — я бы это дело слил в интернет…

— Имя тебе — коварство.

— Чуть-чуть, — Сяо Чжань показал пальцами сколько именно. — Куда ты вечером?

— За Ма Жэньли.

— Ты мог бы приезжать ночевать. Он же всё равно дома спит.

— А вдруг нет. А с нашей слышимостью я узнаю когда он куда-то двинет.

— Гадость. — Сяо Чжань надулся. — Без тебя скучно.

Разговор подобрался к опасной теме, и Ван Ибо бы свернуть. На хер спрашивается эти чёрные трассы, когда для таких, как он давно придумали детские горки? С одной такой — чёрной и невъебенно красивой — он уже навернулся, зачем повторять? Но Сяо Чжань дул губы, смотрел обиженно и недовольно.

И не хотелось его оставлять — в самом деле не хотелось. Каждый вечер, проведённый в дали, заставлял беспокоиться — пусть Сяо Чжань говорил, что ноги не болят слишком сильно, пусть Лина приводила объёмистые передачки от сердобольной Доры и фирменные дайнеровские пакеты заполоняли дом… Ван Ибо предпочёл бы быть там. Подавать руку, позволять опереться на себя, менять повязки, осторожно обрабатывать швы. 

Пальцы потянулись сами, легли на плечи, помяли напряжённые мышцы. Со стоном Сяо Чжань откинулся головой на живот, глянул снизу вверх. Глаза у него смеялись. А Ван Ибо только сообразил — сидел же на диване. Когда успел встать, когда успел подойти так близко, успел последовать шаг за шагом за манившим его гамельнским крысоловом. Что такого играла сяочжанева дудочка?

Ну. На флейте он отлично играл. Кожаной. 

Высокие мысли рухнули куда обычно, и Ван Ибо покосился вниз, где потеснели джинсы. Проклятие какое-то, право слово.

— Потерпи дня три ещё, — вздохнул Ван Ибо. — Если он и в выходные такой монах будет, то ну его на хер. Официальный запрос, допрос, просьба сдать ДНК. Я ему помочь хочу, а он шухерится, как последний преступник. 

— Никакой помощи в этом доме. Всё сам, всё сам.

— Вот именно!

Ван Ибо наклонился, ловя подставленные губы, те расплылись в довольной улыбке, и стало ясно: посмотреть ещё надо кто и кого ловил.

Дверь распахнулась с неожиданной силой, отчего Ван Ибо подпрыгнул, как заправский кенгуру и воззрился на ворвавшегося Тревора с негодованием. От резкости движений нарушилось равновесие бытия и костыли с грохотом свалились на пол. Тревор торопливо захлопнул дверь, но сам остался внутри, отрезав от любопытства секретарши и их поцелуй, и их намечавшийся, видимо, разговор.

— Отпросился на полдня и собирается уезжать, — выдохнул Тревор, явно чувствуя себя в шпионском боевике. Но костыли подобрал. — Я решил, что надо сказать.

— Надо! Чжань-гэ, до завтра!

И Ван Ибо рысцой рванул к выходу, стараясь выбрать менее вероятную лестницу. А то было бы чертовски неловко столкнуть с Ма Жэньли. Тот думал, что Ван Ибо пасёт Сегала, как и все прочие. На дезинформацию работали Сяо Чжань и компания, по секрету трепя всему свету. Даже Сегал поучаствовал, изволив устроить Ван Ибо разнос в холле, требуя не отвлекать арт-директора, коли уж ему позволено совать нос куда не следует. 

Трюдо постарался. Этот дед Ван Ибо нравился.

А уж когда Лина нашептала всякого, так и вовсе.

Так что Ма Жэньли очень бы удивился, обнаружь за собой слежку. Но обошлось, постройневший шарик, ставший эллипсом добрался до своей тойотки, торопливо в неё утрамбовался и отправился с холмов в город, а Ван Ибо рванул за ним, стараясь и не попадаться на глаза, и не терять из виду.

В Грейсхилле не работали все наставления преподавателей академии, все их советы (“пропустите между вами несколько машин”) терялись в сонном спокойствии городка. Меж Грейсовых холмов было не так уж много дорог, а уж автомобилей на них было и того меньше. Потому Ван Ибо приходилось то и дело менять тачки, то он ездил на своём седане, то брал холден Сяо Чжаня, то одалживал машину у кого-то из участка. Сегодня это был пикап Барнса, старый и насквозь ржавый, на котором тот ездил в свою лодочную сараюшку на озере Грейс. Что он там ловил оставалось загадкой — в искусственном водохранилище, почти опустевшем к жаркому марту, ни хрена не водилось.

Ван Ибо, насвистывая, катился между иссохших холмов. Где не было плантаций не было и полива, а потом трава пожелтела, выцвела из зелени в пыль. Грейсовы холмы будто бы поседели, подёрнулась их роскошная грива тенью близкой зимы.

Наступит долгая приятная осень, когда спадёт наконец жар, прольются дожди, напаивая землю. Успеет ещё раз созреть урожай клубники — последний в этом сезоне. С веток сорвут напоенные солнцем персики, выкатят на площадь тыквы и снова вспыхнет Праздник урожая. Может они снова с Вольтом отправятся туда, и в этот раз Ван Ибо обязательно победит, потому что из толпы будут смеяться нужные глаза, и Сяо Чжань подбодрит радостным криком. 

А может быть, они к апрелю будут в такой заднице, что будет не до того.

После праздника начнут улетать птицы, и город накроет привычной пингвиньей жопой, когда хочется забиться под шерстяной плед и не казать из-под него носа. 

Но пока что Ван Ибо ехал среди холмов, выставив из опущенного окна руку, ловил ладонью воздушные потоки и радовался, радовался тому, как светит солнце, как оно облизывает кожу и Грейсовы холмы. 

И через несколько дней, чем бы не кончился день сегодняшний, Ван Ибо вернётся к Сяо Чжаню, обнимет его ледяные ладони, укусит острое плечо, получит локтем под дых и останется совершенно счастлив. 

Ма Жэньли слежки не замечал, катился и катился по пустынной дороге. На развилке, где дорога должна была привести его либо в Грейсхилл, либо в Мэйнсфилд, он свернул к Мэйнсфилду, заставив Ван Ибо приподнять брови. Зачем бы ему туда? Но он свернул следом, успев порадоваться тому, что кто-то ещё в будний день тащился в ту сторону. Наконец пригодился совет, и между серебристой тойотой и монструозным пикапом встрял вишнёвый потрёпанный холден. 

— Ну и куда мы едем? — пробормотал Ван Ибо, следя за машиной Ма Жэньли. — Жэньли, Жэньли, я тебя сам убью, если ты кого убил. Я, блядь, с тобой за руку! Я тебя, блядь, за приятеля!.. Попробуй только! 

Они проехали приметное место, тот самый просёлок, куда Ван Ибо сворачивал поздней позапрошлогодней осенью, когда ветер уже пробирал до костей, и кожанка казалась милее многого, когда Моррис стоял зеленоватый от ужаса, лепетал что-то о том, что справится. В конце того просёлка Ван Ибо ждал Сяо Чжань, его странные пустые глаза, сонный вид и ледяные пальцы. Там ждали девочки из Ред-Крик, позвавшие сначала Сяо Чжаня, а за ним и Ван Ибо, и Барнса, и всех остальных, приведшие своим зовом криминалистов и техников. Они проехали поворот, и Ма Жэньли даже не притормозил.

— Ты что, за самым дешёвым дизелем собрался? — удивлённо пробормотал Ван Ибо, когда серая тойота заморгала поворотником. — Ближний ж свет. Да и какой к чёрту дизель…

Хорошо было то, что пикап как раз был на дизеле, так что Ван Ибо пристроился в хвостик коротенькой очереди, следя за тем, как Ма Жэньли выкатился в сторону бургерной, на парковке которой замерла машина. Заправившись по самое не хочу, Ван Ибо нашарил на соседнем сиденье маскировку — шляпа с москитной сеткой делала его похожим на охотника на крокодилов, а потёртая рыбацкая куртка с тысячей карманов до неузнаваемости меняла фигуру. И отчаянно пёрла рыбой и почему-то солидолом.

Знать не хотелось, что Барнс в ней делает.

Ма Жэньли нашёлся в самом углу, жался к стенке, затравленно оглядываясь по сторонам. Не привлекая к себе внимания (благо здесь от всех пахло то солидолом, то навозом), Ван Ибо заказал здоровенный бургер и пива, решив, что в целях маскировки чего только не сделаешь. Столик прямо за спиной Ма Жэньли был свободен, так что Ван Ибо с комфортом и кряхтением устроился там, только теперь убрав от лица сетку. 

— Наконец-то! — драматично зашептало из-за спины. — Слава богу, ты здесь!

— Какого хрена, Джерри? — раздался второй голос, взволнованный и однозначно женский. — Мы так не договаривались! Хотели ведь повременить!

— Марла! Полиция! Они задают вопросы! У Сегала всё время Ибо толчётся! Они!.. Они начнут меня подозревать! Ты должна всё рассказать!

— Ты с ума сошёл? В такой момент, когда Амелия!.. Джерри! Мы должны молчать! Я не могу уйти от него сейчас!

— Как ты не понимаешь? Они узнают! Лучше сказать сразу, чем трясти… Марла, милая, твой муж полицейский. Подумай о том, что… Можно рассказать офицеру Вану, я обещаю тебе, он никому не передаст. Но меня не было ровно в тот день! 

— Ох, я так испугалась, — застонала незнакомая Марла. — С Амелией так плохо, а он на работе!.. Лили и Дэйзи оставить не с кем! Что бы я делала, если бы не ты, милый! 

Бургер был вкусный, ситуация — не очень. Ван Ибо осторожно покосился через плечо. Симпатичная полненькая Марла с обожанием глядела на Ма Жэньли, держа его за руки. Между ними остывали бургеры и картошка, потели стаканы колы. Захотелось тут же сладенького, “Куперс” встал поперёк горла. М-да. Вот тебе и слежка, а угробил ведь половину недели.

Надо было сразу жать Ма Жэньли. 

Жил бы у Сяо Чжаня дальше, в ус бы не дул.

И раньше бы остался опять без подозреваемого. 

Выйдя из забегаловки, в которой остались миловаться Ма Жэньли и любительница цветочных имён, Ван Ибо от души пнул колесо пикапа. Какого ж долбанного хрена? Пикап молчал, молчала жаркая саванна, не орал ни один вомбат. А Ван Ибо вот сейчас наорал бы в какую-нибудь нору.

Ма Жэньли просто оказался прохвостом. Ну или муж этой Марлы — полнейшим неудачником. 

Думать об этом не хотелось.

Обратная дорога заняла чересчур много времени, будто пикапу приходилось двигаться против ветра. Окружали Грейсовы холмы, солнце клонилось к закату, вытягивая тени — любой кускус казался больше чем был, плоские птичьи тени то и дело скользили по дорожному полотну. Подвеска была ни к чёрту, так что Ван Ибо то и дело злобно щёлкал зубами, будто хищник, от которого в очередной раз сбежала жертва.

Наверное, досадно ему было примерно как Тому, от которого ускакал Джерри.

Ван Ибо коротко и невесело хохотнул, пристроил пикап рядом со своим седаном, бросил на сиденье маскировочную вонючую одежду и нога за ногу отправился в участок. Зато… Зато сегодня уже можно было вернуться к Сяо Чжаню.

— Чего это ты? — удивлённо спросил Джоуи, тёршийся у кофейника. — Никак всё?

— Всё, всё, — отмахнулся Ван Ибо. — Что от Ларри?

— В Аделаиде уже. Передал материалы.

— Без проблем?

— Да говорит полдороги на хвосте кто-то висел, но похоже просто расписанием парни совпали. 

— На хвосте? — Ван Ибо прищурился.   — И что?

— И ничего. Он ж честь по чести, все улики на ночь в полицейские морги пёр, с утра первым делом забирал и дальше. Ну и этот видимо так же спозаранку выезжал, вот вечно и тёрся поблизости. Но отвалился под Аркороолой. Так что ничего.

— А номер записал?

— Не знаю, не спросил.

Хмыкнув, Ван Ибо протиснулся в кабинет Барнса, кинул на стол ключи и рухнул в кресло. Шеф приподнял брови, нашаривая на столе сигареты. 

— Хрень. Он с замужней спит.

— Хрень, — согласился Барнс. — И в те дни?..

— С ней и был. Сегодня упрашивал её мне хоть рассказать.

— Неглупый малый этот твой Ма. Ну ладно, что я могу сказать. Хреново. 

— Вот и я думаю. 

Они замолчали. 

К потолку змеилась синеватая струйка. Иногда Ван Ибо думал, что Барнс он как статуя божества — неказистая и странная, похожая на поделку неумелого мастера. Чересчур большой нос, слишком маленькие глаза и роскошные свислые усы, которыми гордился бы любой рестлер восьмидесятых. А папиросы — это благовония, которые для него возжигают последователи. Потому и дымно так в этом кабинете, потому и не смущает это никак Барнса. Любой другой бы уже обструкцию лёгких поймал, а этому хоть бы что.

— Помру я, — неожиданно заговорил Барнс, — раньше, чем поймаем.

— Чего это вы помирать собрались? — скептически спросил Ван Ибо.

— Так старый я. Это у вас, у молодых смерти нет.

Ван Ибо хмыкнул, вспоминая Китса.

Была смерть. И лица у неё Ван Ибо не нравились. Как-то всё больше походили на тех, кого он любил. 

На Китса, изменившегося кокаином и безумием, на его тонкие пальцы, сжимавшие нож, на звук, с которым рвалась собственная плоть Ван Ибо.

На Сяо Чжаня. 

На глаза его, терявшие человеческое, терявшие веселье и смех, становившиеся похожими на спинки мёртвых жуков.

А первый раз ведь подумал про них из-за Лины. А потом понял — ни хрена. Наигранное равнодушие никогда не выглядело так — хитиново и жутко. 

— Есть или нет это вопрос философский. А помирать вам рано. Куда вам помирать? Медальку ещё повесят.

— Не меня бы и уже неплохо, — фыркнул Барнс. — Ладно. Вали домой. Не Ма этот и чёрт с ним. А я уж было понадеялся. 

— И я, — соврал Ван Ибо. — И я…

Сяо Чжань открыл после первого стука, будто ждал прямо за дверью. В домашнем, уже успевший принять душ, он походил на мечту. Ту самую, которую отчего-то называли американской. Будто никто больше в мире не мечтал о тихом уютном счастье, прятавшемся за белым заборчиком палисадника. 

Отступил пропуская, улыбнулся, подставил под поцелуй уголок губ, тот, что отмечен родинкой. Поцеловал в ответ, ткнулся носом к уху, выдохнул по-смешному, тронул губами мочку.

— Вернулся, — не задал вопроса.

Лёгкая сумка, набитая только тряпьём, мягко легла у ног. Ван Ибо вздохнул, втягивая ноздрями знакомый-незнакомый запах чужого — почти своего — дома. Пахло клубникой, тянуло с кухни едой, в ванной шуршала стиральная машина, а значит чуть позже Сяо Чжань позовёт за собой на задний двор, захлопают в суховее простыни. Напитанные солнцем и саванным духом изменят свой аромат, потусклеет кондиционер, добавится грейсхилльское неповторимое. 

В Сиднее так не бывало.

— Будешь пасту? Я помню, что у тебя изжога, но я не думал, что ты…

Договорить Сяо Чжаню Ван Ибо не дал, шагнул ближе, взял в ладонь лицо, ткнулся кончиком носа в нос и поцеловал наконец нормально, по-взрослому, скользнув между губ языком. Будет он пасту, почему бы и нет. Только чуть-чуть попозже.

Сяо Чжань ответил мгновенно, прижался всем телом, закинул на плечи руки, грохнула трость, с которой он ходил по узким коридорам дома. Укусил за губу — больно, рыкнул что-то невнятное, но всё объясняющее. О том, что скучал, о том, что да сколько уж можно, о том, что невыносимо приходить в пустой дом, когда только привык. Ван Ибо кивал и продолжал целовать, прерываясь только на вдох, следовал за настойчивыми руками, которые тянули и раздевали, ругали холодными лягушачьими пальцами.

Те скользнули по рёбрам, легли туда, где стучало сердце в надежде согреть.

— Что ж руки такие ледяные? — риторически проворчал Ван Ибо, вытряхивая Сяо Чжаня из мягкой футболки.

— Сосуды, — так же риторически ответил тот, приспуская шорты. — На.

В ладонь ткнулась смазка, а Сяо Чжань уже раскинулся на постели, нисколько себя не стесняясь. Развёл ноги, чуть приподнял мошонку, открывая сомкнутую линию ягодиц. 

Джинсы давили невыносимо, Ван Ибо поспешил избавится от них и носков — вышло неловко, нелепо, но было плевать. Перед Сяо Чжанем можно было быть и нелепым, любым, каким только взбредёт. Это Ван Ибо знал. Понял за время, которое они провели вместе. Которое неизбежно обещало серьёзность, неизбежно туда вело. 

И это Ван Ибо знал. 

Пальцы скользнули внутрь, рот накрыл поднявшийся член, и Сяо Чжань застонал широко разводя ноги, прижимая их к груди, зажав под коленями ледяные лягушачьи руки. 

А потом Ван Ибо трахал его, долго, с оттяжкой, поставив на колени и наваливаясь всем собой, накрывая раз за разом спину, пытаясь губами найти что-то среди веснушек на потемневших к марту плечах. 

Сяо Чжань стонал, сжимая в кулаках пододеяльник, внутри которого болталось несчастное одеяло. Накрыв напряжёные кулаки ладонями, Ван Ибо толкнулся поглубже, поцеловал в подставленную щёку.

— Отпусти одеяло, ему там уже плохо, — шепнул в покрасневшее ухо.

— Меньше слов, больше дела, — простонал Сяо Чжань и, извернувшись, пнул Ван Ибо затянутой бинтами пяткой. — Давай. Плевать на одеяло. Поменяешь если что бельё.

— Коварство. Имя тебе — коварство.

— А тебе — тормоз. Еби давай!

Ван Ибо хохотнул и выскользнул до головки, придержал разведённые ягодицы, глядя на то, как тело Сяо Чжаня обхватило член. Покраснели складочки вокруг ануса, припухли от вторжения, заблестели от смазки, которой Ван Ибо не пожалел. 

С рыком Сяо Чжань повёл бёдрами, пытаясь насадиться глубже, снова попробовал пнуть и попал по бедру в опасной близости к яйцам.

— Эй!

— А потом отстригу! Трахай!

Толкнувшись до шлепка, до того, что сдавило у основания, Ван Ибо поцеловал плечо, за ним выступивший позвонок, провёл языком и тут же носом вдоль ложбинки до самых лопаток.

Талия Сяо Чжаня как всегда идеально легла в ладони, а стоило сжать их, как сжался и сам Сяо Чжань, сдавил член так, что у Ван Ибо потемнело в глазах. Он задвигался вбиваясь изо всех сил, будто стараясь забраться как можно глубже. Сам не удержал стона, сорвался в рык, накрывая тонкую спину ладонями, вдавливая Сяо Чжаня в матрас. У того разъехались ноги, отчего член сжало ещё сильней. 

В низу живота свернулось туго и остро, и через мгновение вспыхнуло, так ярко и сильно, что Ван Ибо ничего не успел — ни выскользнуть, чтобы не кончить внутрь, ни предупредить, ни поймать громкий стон, ни удержать себя от того, чтобы впечататься в Сяо Чжаня, вдавливая в постель.

Сяо Чжань застонал, задрожал крупно и, кажется, тоже кончил, по крайней мере напрягся так, что у Ван Ибо перед глазами разбежались круги. Он наконец скатился в сторону, потянул Сяо Чжаня на себя, не обращая внимания на то, какие они оба потные, насколько сильно выпачкан многострадальный пододеяльник, насколько сильно колотится в груди сердце. Поймал сяочжанев выдох, втолкнулся между дрожащих и влажных губ и поцеловал, торопясь спрятать слова, торопясь их не сказать.

— Рад, что ты дома, — всё же успел шепнуть Сяо Чжань, вплетая в волосы пальцы. — Но бельё придётся менять.

Вторя его мысли из ванной запищало концом стирального цикла, и стало совсем хорошо.

Ван Ибо тоже был рад оказаться дома.

Пусть и не ждал найти его в Грейсхилле. 

Стало легче только через пару недель, когда Сяо Чжаню наконец сняли швы. Он изнывал от скуки и невозможности быть привычно подвижным. Но стоило избавиться от последней повязки, как Сяо Чжань повеселел, принялся готовить с удвоенной силой и таскать Ван Ибо по местным рынкам, скупая урожай.

Апрель случился совершенно неожиданно, Грейсхилл налетел на него, как неаккуратный турист в буше налетает глазом на ветку, и повис болтаясь. Страх, вновь накативший на город, ослабел, девочки снова стали появляться на улицах, пусть и стараясь держаться стайками. Яркие, как аквариумные рыбки, и шумные как диковинные птички, они скользили по улицам, радуясь приближению Пасхальных каникул.

Но прежде, чем по дворам разбегутся пушистые шарики ватных кроликов, ещё предстоял Праздник урожая, который, Ван Ибо мог бы поклясться, грейсхилльцы подсмотрели в каком-то американском фильме. Не в детях бы кукурузы и на том спасибо… Ван Ибо мгновенно задумался: а был ли там Праздник урожая?

— Боюсь, я буду работать, — пробормотал Ван Ибо в растрёпанные волосы Сяо Чжаня. — Никакого мне пива, канатов и метания бумеранга. Буду уныло реять в толпе напоминаниям девочкам, что нечего им по темноте одним шастать.

— Бедный котик, — наигранно вздохнул Сяо Чжань, с наслаждением задравший свободные от бинтов ноги на спинку дивана. — Но мне никто не запретит! Мне теперь можно! И лопатку наконец отпустило, а то это ужас какой-то! Столбняк и тот был бы приятней!

— Он смертелен.

— Вот именно! Помер и с концом, а не так что тебе пытается выломать конечность! 

— Нытик.

— И не пожалеешь даже? — тут же надул губы Сяо Чжань. — Как невозможно ты жесток!

Ван Ибо, конечно, пожалел. Перецеловал розовые шрамы на ступнях, отчего Сяо Чжань захохотал зайдясь от щекотки, а потом утянул Ван Ибо к себе, в нежные диванные объятия. На груди у него было тепло и стучало сердцем и даже лёд рук не холодил чересчур сильно. 

Пингвинячья задница зимы уже маячила на горизонте, но ещё не пришла, саванна и плантации, уходящие вверх по холмам поля заливало золотом солнца, обдувало тёплым осенним ветром, обещая последние самые сахарные яблоки, желтопузые арбузы и яркие рыжие тыквы. Самую большую как всегда вырастил старик Джо и с гордостью уже приволок на площадь, где огромный шар соревновался с некоторыми мини-куперами. 

Такой осенью нужно было носить клетчатые рубахи и ковбойские шляпы, перекатывать из уголка губ в другой подсохшие травинки, вскакивать в седло и мчаться… куда-нибудь. Навстречу закату. 

Ван Ибо посильней обнял Сяо Чжаня, подгрёб его ближе, тесней прижался щекой. Холодные пальцы перебирали волосы, лоб трогало тихое дыхание, сердце стучалось прямо под ухом. Так было хорошо. Только вот так. Хрен с ними с закатами и ковбойскими шляпами. На спину легла голая холодная нога, Сяо Чжань, неловко извернувшись, похлопал Ван Ибо по заднице ступнёй.

— Какой-то ты грустный.

— Хуй сосал невкусный.

— Где это ты его нашёл? На мой никто вроде не жаловался.

— А кто это твой-то недавно сосал?

— Так вот, ты. 

— Туше. Мы зашли в тупик обсуждения невкусности твоего члена. А он вкусный. Так. Чтоб ты знал.

— Фу. И ты ушёл от ответа.

— Заебало, — выдохнул Ван Ибо, зарывшись в приятно пахнущую футболку. — Заебало, знал бы ты как! 

— Я с тобой живу. Так что кое-что заметил.

Хмыкнув, Ван Ибо поцеловал твёрдое ребро, больше почувствовал, чем услышал, смешок и едва не замурлыкал от того, как нежно Сяо Чжань гладил плечи. Любой мужик — немного кот. А Ван Ибо даже больше многих.

— Самое неприятное то, что я ведь знал, что так будет. Иначе-то как. Всё сейчас затухнет, заглохнет, если ему хватит ума — заляжет на дно и поминай как звали. Ни хрена мы не найдём, потому что как искать-то? Будут на нас проливаться финансовые дождички, будем ДНК собирать. И так до тех пор, пока не проверим весь город. А я б на его месте ещё и уехал…

— Ну у вас всё равно же есть какой-то портрет. Я слышал есть специалисты, может быть послать им запрос? 

— Может быть и пошлём, если так ничего и не будет. Я учился у одного, мужик из ФБР, такой… — Ван Ибо повёл рукой будто нашаривая слова. — Как будто он должен тебе лекцию про маньяка, а в основном о себе говорит. Но толковый, много чего сказал. Но, знаешь в чём фишка, оно отлично работает в Америке. У них там свои нюансы, своё общество. Похожее, конечно, но… Но не совсем. Хоть бы церкви взять. Да у нас палкой не загонишь кого-то на службу, Джефферсон вон всё пытается, но только молодёжь к нему и бегает на все эти мероприятия. А чтоб к господу обратиться, так всё больше по матери… Но…

— Но что? И слезай, ты тяжёлый. Нет, не уходи! Вот так ложись.

Они завозились, чуть не слетев с дивана, но всё же улеглись удобнее, Ван Ибо теперь был подпорной стенкой, а Сяо Чжань готовым вот-вот вывалиться грунтом. Просунув руку под подушкой, Ван Ибо обнял Сяо Чжаня за плечо так, что их лица оказались в непосредственной близости — дыхание одного оседало на губах другого.

— Ты начал что-то с “но”, — напомнил Сяо Чжань.

— Но? А! Но у нас есть примерный портрет, да только… Ну вот смотри. Белый, просто статистически, у нас тут темнокожих, азиатов или коренных раз, два и обчёлся. Лет ему от тридцати до сорока пяти. Опять же, статистика — начинают они лет в тридцать. Ну вот дадим ему десятку форы, вдруг молодой да ранний, ну и пятёрку накинем, если припоздал. Белый мужик средних лет. И вот уже под подозрением все, включая Вольта с Бейтсом, да и пастор наш тоже туда.

— Ну-у-у… Предположим, — согласился Сяо Чжань. — А ещё что?

— У него есть машина.

— У всех есть.

— Вот-вот. Я ещё как дурак всем торжественно про загородный домик, сараюшку, какой-нибудь амбар, а мне Барнс: так тоже у всех есть. На этом этапе только Ма Жэньли и можно было срезать, у него ничего подобного не завелось. А вот и у Бейтса, и у Вольта, и даже у лининого Тревора… 

— Девочки его знали, — вспомнил Сяо Чжань. — Они его не боялись, спокойно сели в машину.

— Это Грейсхилл, — вздохнул Ван Ибо. — Это чёртов, застрявший в жопе Сатаны, Грейсхилл.

Сяо Чжань разочарованно замолчал. А что тут скажешь? И правда ведь — Грейсхилл с его десятью тысячами был городком, где все друг друга знали. И даже если среди девочек из Ред-Крик затерялась хоть одна хичхайкерша, то… Это не значило ровным счётом ничего, её способ перемещения подразумевал садиться в машины к незнакомцам. 

— Может быть они его знали, может нет, но выглядел он неопасным, — вздохнул Ван Ибо. — Я бы в темноте к бугаю Ларри не сел, а я его мало того что знаю, так он ещё и коп.

 — Да, к нему как-то… Но может это кто-то… Таки бугай Ларри? А что, полицейский, очень безопасно к нему сесть. И никаких вопросов по поводу: чего вдруг ему интересно. Коп же, волнуется.

— Ага. Или пастор Джефферсон. Тоже неопасно, и помогающая профессия. Доктор Ритц опять же. Хотя, надо признать, староват.

— Ты реально думаешь, что хоть одна девушка посчитает безопасным вариантом патологоанатома? — фыркнул Сяо Чжань, обдав лицо Ван Ибо дыханием.

— Ну а что? Благообразный старичок.

— Шеф Барнс!

— Крою вонью солидола, к нему в тачку ни одна девочка не сядет — её на подлёте стошнит.

— Туше, — проворчал Сяо Чжань. — И что, и сколько остаётся?

— Ну… Тысячи две человек.

— Не дадут на это денег?

— Не дадут. Может, если растянуть лет на десять… Но скорее на двадцать. Тогда шанс есть.

 — Какая хрень.

Они замолчали. Апрельское солнце лизало окно рыжим языком, расстелило на полу гостиной яркие квадраты. Ради таких хотелось завести кошку, чтобы она сворачивалась клубком в рамке переплётов, подрагивала в довольстве хвостом. Блики этого огня блестели в глазах Сяо Чжаня, куда Ван Ибо не отрываясь смотрел, пересчитывая реснички. В уголках глаз покраснело, наметилась уже сеточка морщин — теперь Ван Ибо точно знал — от улыбок. Не было мертвецов и смерти не было, только осенний блеск и затаившееся веселье, вытесненное сейчас недовольством.

— Ненавижу беспомощность, — признался Ван Ибо. — Я так её ненавижу. Как с твоими ногами. Только и мог что смотреть, ну где-то руку подставить, где-то понести. А толку-то, сверху ж не сядешь, чтобы быстрее заживали. А тебе больно. А сделать — ничего. И тут так же. Можно, конечно, опрашивать всех и каждого, в каждый дом заходить, вот просто от одного края к другому, а толку? У него ж не пёсья голова, не свиное рыло. Мужик да мужик.

— А дальше — псоглавцы… Понимаю тебя. Сейчас вот у меня беспомощность — как тебя утешать. Что не скажи, всё будет глупое и пустое. 

— Да просто лежи. Смотрю на тебя — и легче.

Ван Ибо не врал. Потому что и правда, смотрел — и легчало. Сяо Чжань улыбнулся, чуть обнажились белые крупноватые резцы, вздохнул, тронув дыханием губы и потянулся вперёд, поцеловал — без страсти и без напора, движением утешая лучше, чем словом. 

Нежность затопила волной, захлестнула, как если бы под ногами была доска, а вокруг одна из бесконечных бухт Байрон-Бей. Только вместо океана — нежность, собственная отчаянная влюблённость. В ней тоже водились медузы львиная голова и тигровые акулы, слишком маленькие для того, чтобы причинить вред. Где-то прятались и огромные белые, которые, если не повезёт, откусят к чертям полтела. 

 А целовать Сяо Чжаня всё равно было приятнее некуда. 

Ван Ибо потянулся сильней, вжал в спинку, боясь, как бы они не свалились, а Сяо Чжань засмеялся, попробовал оттолкнуть.

— Мне иногда нужно дышать!

— Да ну, глупость…

Ответом стал очередной смешок, а потом они всё же упали, и смех стал громким и задыхающимся, дуэт осла и гуся. И не скажешь, что бывают звуки приятней. Потому что Ван Ибо таких не слыхал.

Мелькнули каникулы, дети вернулись в школы, но уже сменив футболки на свитшоты, занавесив лица длинными чёлками понатягивали смешные шапки-бини, хотя для них, конечно, было ещё рановато. Чем ближе подходил июнь, тем холоднее становилось вокруг — пингвинячья жопа вновь нависла над Грейсхиллом. 

Серая вата облаков клубилась по границе холмов, задевала макушки. Ночами её высвечивало теплицами и дорожными фонарями и тогда казалось, что где-то за Грейсовыми холмами разверзся ход в ад, и черти разжигают ярче огонь, чтобы спалить набрякшее скорой промозглостью небо. Зыбь и хмарь вновь обещала задержаться над Грейсхиллом, наполняя озеро Грейс и вспаивая саванну. 

Вместе с погодой холодели сяочжаневы руки, хмурились брови, складывались протестующим просящим домиком. Иногда Ван Ибо заставал его — уютного и мягкого, устроившегося на диване. Плед, книга, мягкое сияние торшера, исходящая паром чашка, сладко пахнущий — клубникой — пирог. Только лицо совсем не подходило уют, и стоило подойти, взять за руку, как становилось ясно — девочки не покинули Грейсхилл, девочки кружили где-то совсем близко, всё ждали и ждали, когда же Сяо Чжань снова придёт к ним, выполнит их последнюю, до сих пор неизвестную просьбу.

 — Что такое? — шептал Ван Ибо, заглядывая в обеспокоенные глаза, но Сяо Чжань только качал головой.

 И сам не знал, что же ждать через… Может быть пару часов, а может быть — дней. Вся поздняя осень и так омерзительная в бесконечной близости смерти, превратилось в ожидание. В прошлый раз такое же беспокойство, так же исхудавшие щёки, так же залёгшие под глазами тени кончились их путешествием через саванну, путём от дома к распростёртому телу Айлы, к месту её недолгого и безрадостного упокоения.

И теперь, согревая ледяные ладони Ван Ибо ждал, когда же Сяо Чжань скажет, что им пора, что им нужно идти, что они должны выйти в ночь и снова бежать, пробираясь через саванну, ранить ноги и смотреть, как их ранит другой. Ван Ибо ждал, потому что теперь отчего-то верил.

Вспоминал, как упирался, как пытался оттянуть неизбежное, как убеждал сам себя — он не трахает психов. Никогда, ни за что, больше не нужно. А где ж он теперь? Теперь ему и самому казалось, изредка в самый тёмный час, когда вот-вот над Грейсовыми холмами займётся рассвет, что он слышит шёпот, что руки обжигает льдом, и девочки из Ред-Крик — четвёртой из которых Бейтс всё же нашёл имя — зовут его за собой.

— Что-то должно случиться, — наконец выдохнул Сяо Чжань, стылыми пальцами хватась за ладонь Ван Ибо. — Что-то будет. Как в прошлый раз. Только вот не кенгуру.

Утро выдалось солнечное, такое, что ни за что не поверишь — кто-то умрёт. Случайся такие утра началом каждому дню — смерти и правда не стало бы. Пели птицы, стрекотало что-то ещё не погибшее в розовых кустах миссис Норрис, Робин Браун весело махала рукой, чуть покачивая в такт движению седыми кудрями. В такой день никто не мог умереть. 

Но Сяо Чжань смотрел серьёзно и грустно, а Ван Ибо поклялся ему поверить.

— Я скажу парням, — согласился Ван Ибо, целуя обеспокоенно искривлённые губы, в родинку — как обещал сам себе — на прощание. — Езжай. 

— А вечером?..

— И вечером что-нибудь придумаем. Попробуем, гэ. 

Сяо Чжань судорожно кивнул, подставил губы ещё одному поцелую, поцеловал сам — ткнулся у края брови, улыбнулся нервно. Погладив его по руке, Ван Ибо помахал холдену вслед, проследив его золотистый зад до конца улицы. Теперь и ему было пора, в участке ждали такие же угрюмые Бейтс и Вольт, как всегда безмятежный в своей огромности Ларри и похожая на терьера Тина, в кабинете сумрачно сидел Барнс, и все они должны были бы что-то делать, но ничего не выходило, а потому наркоманам и дебоширам из бара Джули доставалось сильнее обычного.

Над Грейсхиллом, кроме туч, сгущались сумерки, мрак опутывал городок будто бы обещая, что худшее у них впереди. 

И Ван Ибо верилось.

Думал раньше — хуже Айлы не быть ничему, но ведь нет. 

Беспомощность. Собственная бесполезность.

Она вытолкнула на улицу его самого, потянула Бейтса и Вольта, даже Барнс лишь одобрительно хмыкнул, отправляя на подмогу Ларри. И поводом всему — слова Сяо Чжаня, парня, которого все они совсем недавно считали психом, которого подозревали, которому не верили и на пенс. Но… Но ведь, даже если неправ, даже если соврал, что плохого, если на улице будут копы?

Пусть задержавшаяся допоздна девчонка, оказавшаяся в темноте на автобусной остановке, попадётся кому-то из них на глаза. Пусть доберётся до дома с восторгом или деланным безразличием поглядывая на копа на водительском кресле.

Лишь бы только… Лишь бы только не как в прошлый раз.

Ван Ибо обошёлся бы без сумасшедшего бега через саванну наперегонки с уже давно победившей смертью.

Закат застал его в дайнере, кажется, даже Дора что-то чувствовала — смотрела серьёзнее обычного, обошлась без привычных подколок, без того, чтобы Ван Ибо сам не знал куда деться. На столик перед ним опустился бургер, стукнула дном миска салата, зажурчал чёрный кофе, обрушиваясь в белую кружку. 

— Привет, — раздалось из-за спины. — Долго ждал? Мне уже заказал?

— Заказал, — крикнула Дора, не слыша, но зная вопрос. — Пять минут! Карла уже заканчивает.

Сяо Чжань кивнул, схватил кружку Ван Ибо, отпил кофе. 

— Какой план? Я на работе постарался вздремнуть. В понедельник разберусь, это проблемы будущего меня.

— Да никакого, — поморщился Ван Ибо. — Поездим до полуночи по округе, посмотрим. Ты?..

Вместо продолжения сконфузился так и не найдя слов. Ты — что? Что-то чувствуешь? Что-то предвидишь? Одного другого тупей. Хотелось дать себе подсрачник. 

 — Не знаю, — мгновенно посерьёзнев, Сяо Чжань пожал плечами. — Не знаю. Мне кажется, что-то случится. Они беспокоятся, зовут громче обычного. В который раз жалею, что никто не придумал никакой школы медиумов. Насколько было бы проще, умей я толковать их слова, умей спросить сам. А тут-то… Зовут только и всё. А какой от этого прок, если неясно куда идти? 

Дора принесла второй бургер, точно так же стукнула дном миска салата, так же зажурчал кофе. Всё будто бы повторялось как в дурном сне, и Ван Ибо даже заволновался — не было ли это дурным знаком, предзнаменованием их неуспеха. Может и они так же как в дурном сне, повторят прошлое. Снова сорвётся Сяо Чжань в бег по саванне, снова изрежет ноги, и снова приведёт Ван Ибо к телу снова безвозвратно мёртвой девочки.

Вместо того, чтобы об этом думать, Ван Ибо вгрызся в бургер. 

Да к чёрту всё. Чему быть — того не миновать, и ебись оно всё конём. 

Он не нанимался в провидцы, не обещал прозревать сущее и предсказывать будущее, даже не платили ему за то, чтобы преступлений не было. Платили за то, чтоб раскрывал те, что уже народились. 

В этом, правда, успехов ведь тоже не было. 

Наркоманы отправлялись в кутузки, ехали на двадцать один день в мэйнсфилдский рехаб и возвращались в социальное жильё, вновь становясь соседями Тони Моро. 

В машине Сяо Чжань молчал, только насторожённо оглядывался по сторонам, следил за тем, как пустела Биг-стрит. Закрылись магазины — позже всех замок повесила миссис Бинс, как будто кому-то к десяти так нужны были хозтовары. А раньше всех закрылась мясная лавка — наверняка раскупили уже всё подчистую, вот и смысла не осталось сидеть.

Пятница расходилась по Грейсхиллу кругами, как от брошенного в воду камешка. Пустел центр, люди возвращались в свои дома, пикапы и траки потянулись по трассе в сторону Мэйнсфилда, кто-то ехал к тамошние бары, а кто-то собирался осесть у Джули, сыграть там в бильярд или дартс, оставить или пару десяток, или пару зубов — тут как повезёт. Детей она больше не пускала, прониклась, когда Ван Ибо втолковал — не пускала бы вовсе, не тёрлась бы Айла в Грейсхилле, вернулась бы ночевать к отцу. 

Небо угасло, розово-рыжий закат залил холмы и город, победил в соревнованиях фонарей и света теплиц. И пропал, растворился в синеватых майских сумерках, которые обещали едва ли не снег, хотя его Грейсхилл никогда и не видел. 

Под такими закатами не умирали, в такие дни жили вечно, и это твёрдое убеждение сводило грудь, зябло внутри, свербело у сердца твердя: ничего не случится. Но рядом сидел Сяо Чжань, то и дело рукой трогал руки, и пальцы у него были холоднее любого снега. Как будто из ледника вырезали изящную кисть, и теперь она то и дело касалась руки Ван Ибо. 

— Бессмысленно, — наконец выдохнул он. — Поедем, Ибо. Толку-то.

Лёжа в постели без сна, Ван Ибо разглядывал подсвеченный ночником потолок, следил за тем, как медленно колышется штора — кондиционер, выставленный на нагрев, задевал её потоком тёплого воздуха. Рядом не спал Сяо Чжань.

Не то,чтобы он беспокойно ворочался, не то, чтобы дышал слишком нервно. 

Просто Ван Ибо знал, что рядом — не спят, что за нежно розовой гладью маски для сна беспокойно открытые глаза, ресницами, задевающие плотную ткань. Знал и всё, знал так же как и то, что любил Сяо Чжань, как то, что им не поймать того, кто бросил девочек у Ред-Крик.

Шли часы. Время медленно подобралось к трём, часы мигнули переключая цифры. Сяо Чжань, будто ждал этого момента, будто услышал позвонивший лишь у него в голове будильник, завозился, переворачиваясь к Ван Ибо. Сдвинул маску на лоб и посмотрел совсем не сонными, лихорадочными глазами.

— Не могу уснуть, — пожаловался, подкатившись совсем близко. — Не спится и всё, и они что-то шепчут и шепчут. Давай…

— Поедем, — согласился с незаданным вопросом Ван Ибо. — Конечно. Я всё равно тоже не сплю.

И снова засвербело странное, завозилось за грудиной холодным спрутом обнимая сердце. Как будто замороженый осьминог оказался живым и теперь сжимал всё сильнее щупальца, пропитывал всё вокруг беспокойством.

Ночь оказалась такой же ясной, как день. Не лежало на Грейсовых холмах грязного ватного одеяла облаков, не подсвечивало их адским отзвуком тепличных огней. Плошку звёзд перевернули над майским Грейсхиллом — над горизонтом горел Южный крест, обе Центавры указывали на юг, за холмами прятался Скорпион, оберегая своё красное сердце. 

Сяо Чжань торопливо забрался на переднее сиденье, укрылся прихваченным из гостиной пледом — от ясности было холодно, зябли плечи и дрожь пробиралась в самую глубину. Включив печку, Ван Ибо всё же на секунду задержался — поцеловал тревожно приоткрытые губы, коснулся родинки, ещё одной звездой указывающей путь.

— Не волнуйся. Всё в порядке. Я с тобой, а со мной ствол.

— Тот который стреляет или на который сесть можно? — съехидничал Сяо Чжань, плотнее запахиваясь в плед.

— Оба, — фыркнул Ван Ибо. — Слушай, ты если боишься, давай дома…

— Нет! Нет! Я не… Я ж не смерти боюсь и не этого урода. Я боюсь мы опоздаем. Не хочу… Не хочу слышать новый голос, знаешь, мне семерых хватает.

— Понял, не дурак. Ну тогда погнали, чего стоять. Куда? 

— Давай по спальным районам, где автобусы… Или по маршрутам. Вдруг опоздала на автобус, идёт пешком… Не знаю. Давай куда-нибудь.

— Принято куда-нибудь, — кивнул Ван Ибо.

Не верилось в то, что они действительно хоть что-то увидят. Что можно в три ночи встретить в Грейсхилле? Кого? Даже патрульные в такой час сидят в участке и ждут звонка, чтобы выехать… куда-то в окружающее их никуда, в бесконечность саванны, становившейся пустыней, обрывавшейся океаном, в бесконечность незаселённой Австралии, где опасности ждали на каждом шагу, но больше из тех, что откусят лицо, чем изнасилуют и замучают до смерти.

Господи, бедная Айла.

Вспомнилась — серёжка в носу, дерзкий тон, приказ почти: найти того, кто сделал такое с сестрой, короткая юбка, подводка ресниц, чёрные губы и чёрные ногти. Смотрела серьёзно, как любой из детей Ларри Кэха. 

Бедный мужик, за что ему это?

— Смотри, — раздался напряжённый голос. — Это странно?

Ван Ибо встряхнулся, глянул, куда указывал Сяо Чжань, и мгновенно напрягся. Машина была незнакомая, номер заляпан грязью по самую крышу — старый универсал будто выбрался из болота, преодолел долгий путь. Не удивил бы отпечаток крокодиловой лапы где-нибудь на капоте. 

И ехала тачка странно, вихляла со своей полосы на встречку. И плевать, что нынче, да в Грейсхилле опасности никакой. Странно ехала. Кто ж её такой вёл?

Ван Ибо торопливо свернул, притушил фары — чёрт с ним, хватит и фонарей. Будто услышав из-за холма вынырнула Луна, залила холодом улицу. Сяо Чжань сидел подавшись вперёд, не отрывал взгляда от странной машины.

— Номер не вижу, — расстроенно выдохнул, щурясь сильней. — Клянусь, выживу — сделаю операцию.

— А ты-то чего помирать собрался? Барнс понятно, старый и руки опустил, а ты чего? Я тебе по жопе дам, честное слово!

— А я тебе в жопу, только поймай его! — огрызнулся Сяо Чжань. — Помнишь ты говорил? Про серийных убийц и машины? Ибо, я не шучу, я богом клянусь — это он.

Ван Ибо попробовал вспомнить: чего говорил-то? Потом всплыли и Банди, и Дамер, и придурок Мэнсон, и все остальные, которых брали по чистой случайности. Вспомнился Берковиц, которого подвёл глупый парковочный штраф. 

Ледяные пальцы Сяо Чжаня вцепились в бедро, он вытянулся, как почуявший добычу волк, черты лица заострились, будто проступило оно — звериное, хищное, будто только догони, и он выскочит из машины, бросится…

Как ни старался Ван Ибо, а там, в подозрительно грязном универсале заметили — ещё б нет, в Грейсхилле в этот час больше машин-то не было. Резко вдарив по тормозам, неизвестный нырнул в проулок, только мелькнули едва видимые огни стоп-сигналы. 

— Вот падаль! — рыкнул Ван Ибо, переключая передачу. — Держись, Чжань-гэ!

— Всегда мечтал поучаствовать в полицейской погоне! — выдохнул тот, но кроме бедра стал держаться ещё и за ручку над дверью. — Жду не дождусь когда ты достанешь ствол!

— Который? — выдал Ван Ибо, вжимая газ в пол.

— Сначала глок, потом не глок. Отблагодарю тебя хоть на капоте, только поймай суку! 

Ван Ибо хохотнул и прибавил скорости — мотор ревел, громко, а главное правильно, спасибо тебе, говнюк Мёрфи, скоростью вжало в кресла. Захотелось открыть окна, чтобы ветер бил в лицо, чтобы слезились глаза… Универсал впереди вильнул, просачиваясь в очередной проулок — сидевший за рулём человек явно знал Грейсхилл как свои пять пальцев. 

Только вот и Ван Ибо уже выучил. 

— Чёрт, позвонить бы! — рыкнул Ван Ибо. — Когда до нас уже доберётся сотовая связь!

— Да проще самим отсюда выбраться! 

— И то правда… Сука!

Пришлось резко тормозить — наперерез кинулась тёмная тень, сначала показалось собака — домашняя или динго, кто б разобрал, но приглядевшись, Ван Ибо опознал кенгуру и закатил глаза.

Кенгуру вестник беды какой-то, ей-богу! 

— Ебучие вы скотины, чего расскакались! — воскликнул Сяо Чжань. — Ну слушай, с таким визгом тормозов и рёвом мотора — считай позвонил!

Он был прав — Ван Ибо нёсся по узким петляющим улочкам, оставляя за собой след из загоравшихся окон. Здесь, в городе, застройка была достаточно тесной, чтобы его седан слышали все. Дальше, в кантри, где участки размером с футбольное поле, а дома друг от друга в нескольких километрах — так не выйдет. Но пока что Грейсхилл просыпался следом за их погоней, где-то наверняка уже вскочил с постели Данбар и лихорадочно звонил Барнсу, потому что старый журналюга был, мать его, чертовски порядочным человеком.

В груди бурлило, по нервам шарахало как разрядами. Показалось даже — в темноте стал лучше видеть, но это просто помощница-Луна окончательно взобралась на Грейсовы холмы и повисла над ними ярким воздушным шаром, чуть надкушенным с правого бока.

— Смотри! — крикнул Сяо Чжань, а Ван Ибо уже видел.

Универсал стоял наискось, морду смяло о фонарный столб, из-под капота валил неожиданно киношный дым, а человек в тёмной куртке бежал зачем-то петляя как заяц. 

— Я за ним! — рявкнул Ван Ибо. — Сиди тут!

Хотя знал, что Сяо Чжань ни за что не послушается.

Холодным воздухом можно поперхнуться, и Ван Ибо чуть было не, но всё же сумел удержаться на самом краю кашля и рвануть с места так быстро, как только вышло. Лёгкие сдавило, но через секунду уже дышалось, тело неожиданно вспомнило как это — бежать без мыслей, без сосредоточенности на нём самом, а вперёд — за добычей. Тёмная спина мелькала впереди, то ныряя в провалы меж фонарей, то врываясь в оранжевые уютные конусы, протянувшиеся от ламп к земле. 

Земля толкалась навстречу, и быстро пришло ощущение, что она закрутилась навстречу, будто бы помогая. Ван Ибо нёсся и слышал только ветер в ушах и собственный крик, громкий и отчаянный, полный надежды разбудить хоть кого-то вокруг.

Ещё смутно думалось — может быть Сяо Чжань догадался, догадался ворваться в чей-то сонный спокойный дом, где собака нагло взобралась на диван, где кошка стащила с плиты, оставшееся остывать мясо, где ребёнок уронил на кухне стакан и, испугавшись родителей, просто ушёл, оставив осколки дожидаться утра. 

Если Сяо Чжань догадался, то прямо сейчас мчится от участка Джоуи, прыгает в тачку Вольт, кому выпало сегодняшнее дежурство, а Барнс выбирается из постели, кряхтя и ругаясь, одновременно извиняясь перед женой.

Бегал Ван Ибо лучше. Ясно стало через пару минут, когда расстояние — пятна фонарей, светлые гиеньи пятна вдоль вытянутого хребта — стало сокращаться. Всё ближе исчезал неизвестный, всё лучше видел его в темноте Ван Ибо. Не было больше китовьего нырка, когда огромное синее тонет в синеве океана и не скажешь никогда — там кто-то есть. Не скажешь, пока не вынернет тяжёлой тушей, фонтаном воды, исполинским гигантским видимым выдохом. Больше нет, теперь Ван Ибо видел — человек бежит и бежит, уже прекратив петлять, поняв, что никто не будет стрелять.

Догнать надо было до конца улицы — пока она прямой стрелой указывала на юг, туда, куда вела тропка из обеих Центавр, почти исчезнувших в свете луны. А Луна-то старалась, серебрила дома, серебрила самого Ван Ибо и убегавшего от него человека.

Сзади запело — яростной полицейской песней, отблесками маячков, начали загораться окна, высвечивая того, кто всё не терял надежды сбежать. Ван Ибо бы засмеялся, да только нельзя было — дыхание на бегу ценней некуда, ни в коем случае нельзя срывать.

Тем более, что становилось ближе и ближе, уже слышно сорванный хрип впереди.

— Стой! — заорал Ван Ибо. — Полиция!

И человек — обернулся.

Обернулся, и Ван Ибо едва не запнулся, едва не свалился от ужаса узнавания, но всё же продолжил бежать. А тот, с искажённым лицом, потерял в том развороте время. 

Казалось бы, просто оглянулся, оглянулся на звук, на яростный крик, а всё кончено, и ничего больше не будет. Прыжком Ван Ибо вырвался на полметра вперёд, но хватило, хватило на то, чтобы пальцы зацепились за куртку, рванули назад, а вторая рука врезалась в рёбра.

Удар Ван Ибо всегда был чертовски тяжёл.

Прилетело в ответ — отмашкой, попыткой вырваться из захвата — но Ван Ибо увернулся, встряхул, вмазал в скулу, свалив человека с ног. А дальше не удержался, навалился всем телом, зажал коленом грудину и ударил опять. С оттяжкой — правой, а потом левой, потом захотел ещё, но налетели сзади.

— Не надо! — выдохнул Сяо Чжань. — Ибо!

— Чжань-гэ! Но это же!.. Это же он! 

Рванулся, попытался вырваться, но Сяо Чжань удержал, а лицо человека под ним заливало кровью. Нос-то свернул. И то приятно.

Ревело всё ближе, сверкало и выло, и Ван Ибо всё глядел в распухающее лицо. 

— Вот ведь, — пробормотал он, — падаль. А у меня наручники…

— Держи. Я захватил. И пойдём, нас ждут.

Браслеты скользнули в ладонь, легли неожиданно тёплым кольцом. Ван Ибо удивился, но было-то не до того. Перевернул — брезгливо, уложил разбитым лицом в асфальт. Глаза б не видели. Щёлкнули, затянувшись наручники.

— Идём, — согласился Ван Ибо. — Теперь можно идти.

Оказалось, они охренеть далеко убежали. Ревело и сверкало лишь потому, что там собрались все. Вокруг грязного универсала было не протолкнуться от машин. Ван Ибо напрягла скорая, так напрягла, что чуть не сорвался в бег, да вовремя вспомнил, что толкает перед собой… Толкает в общем. Кусок дерьма.

Не Ларри бы сюда, а золотарей. Пусть бы забрали и слили туда, где самое место — задохнулся бы от метана, и хер с ним.

В свободную руку скользнула ладонь — неожиданно тёплая, почти горячая, какой никогда не была. Обернувшись, Ван Ибо поймал весёлый, ласковый взгляд.

— Увидишь, — шепнул Сяо Чжань. — Увидишь и всё поймёшь.

Первым на глаза попался Бейтс, лицо его вытянулось, побледнело в мертвенно-белый, рот раскрылся тёмным провалом, чёрной дырой. Руки сложи и будет Мунк, только позади не мост — позади опешивший Вольт, который явно не успел одеться, а потом вместо рубахи на нём пижамная куртка.

— Какого?.. — прохрипел он и зашарил позади, будто надеясь обнаружить стул, как будто они все в участке и вот-вот Тина закричит: “Обманули дурака!”

Ван Ибо ничего не ответил, только сунул задержанного на заднее сиденье патрульной машины. Не стал пригибать голову — сам управится, лучше всех знаком с процедурой. 

А Сяо Чжань вёл дальше, и рука его грелась в руке, но не была ледяной лягушачьей, обычной была рука. И Ван Ибо ещё оглушённый погоней, дракой, чужим залитым кровью лицом, шёл и шёл, не думая ни о чём, только глядя, как огни полицейских машин отражаются на идеальной щеке. 

— Смотри, — шепнул Сяо Чжань, неожиданно оставновившись. — Смотри кого я нашёл.

Мэнди сидела на крыльце ближайшего дома, рядом с ней незнакомая растрёпанная девушка, едва ли не в два ряда завёрнутая в мужской халат. Из дома выскочил парень, накинул на Мэнди плед, и та вздрогнула, улыбнулась, заметила Ван Ибо.

 — Офицер Ван! — закричала и кинулась, налетела так, что чуть не сбила с ног. — Офицер Ван! 

Зарыдала, затряслась, и он обнял ещё ничего не поняв, а рядом стоял Сяо Чжань, держал тёплой рукой… Мэнди трясло, колотило так, будто она замёрзла, и Ван Ибо принялся глупо кутать её в мягкий плед. 

— Мэнди! — заорал откуда-то издалека доктор Ритц, и тут до Ван Ибо дошло, и сердце рухнуло в пятки, в ледяную пустошь из страха и оторопи, но на ладони сжались тёплые пальцы, к боку прижался Сяо Чжань. — Мэнди!..

Перепуганный доктор Ритц замер в метре от них, шумно вздохнул и бросился ближе, сгрёб с собой и Ван Ибо, и Сяо Чжаня, и всё так же ревущую дочь. Та захлёбывалась и никак не могла прекратить, но неожиданно сквозь всхлипы и нечеловеческий, тоненький вой Ван Ибо разобрал:

— Машина не заводилась!.. А он… он предложил подвезти!.. А я села! Папа! Папа!.. Но это же Моррис!..

Chapter Text

Несмотря на отвратительную июльскую погоду, Ван Ибо в полном довольстве сидел в кресле, закутавшись в толстовку и потягивал “Куперс”. В такую погоду, когда хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит, подошёл бы больше виски, но Сяо Чжань пить не умел совсем, а потому Ван Ибо перешёл в категорию слабых алкоголиков. Виски где-то стоял, ждал часа, когда Ван Ибо соберётся с Вольтом в саванну — ночами изрядно холодело даже летом, и вот там обжигающая спиртовая горечь была как нельзя кстати.

А дома можно было и пива. 

Или вон, вина. 

Вино приволокла Лина Чжан, сейчас изнывавшая у окна — ей не терпелось узнать подробности. Сяо Чжань знал, конечно, практически всё, потому что после поимки Морриса Ван Ибо сдался окончательно и окончательно же переехал.

Сколько можно-то? Хернёй страдать. 

Сдавался-то всё одно самому себе — Сяо Чжань и слова не сказал, только освободил ящиков и полок, да улыбался чуть мягче обычного. 

Вот тоже бедняга — достался ж ему ебанько. А как заливал! Ах я не трахаю психов, ох никаких ебанутых! А ебанутым-то сам оказался — рот открыть не в состоянии. Мантру эту Ван Ибо читал сам себе ежеутренне, но толкового ничего не выходило. Через рот, по крайне мере.

Сяо Чжань вроде бы и не ждал…

Встряхнувшись, Ван Ибо глотнул спасительного пива, улыбнулся Лине, которая успела оббежать комнату кругом, поймал насмешливый сяочжанев взгляд, постучал по часам и вернулся к размышлениям. Но тут наконец раздался стук в дверь, Лина возопила: “Наконец-то!” и рванула в прихожую.

— Это неприлично, открывать двери чужого дома, — было первое, что Ван Ибо услышал от Тревора в этот день. 

И пока тот отчитывал Лину, Ван Ибо пытался не умереть от смеха и помочь Сяо Чжаню — пережить приступ хохота, накрывший его ровно в тот момент, когда во рту плескалось пиво. Чтобы оно не расплескалось по всей окружающей действительности, пришлось ловить Сяо Чжаня в охапку и направлять к раковине.

Лина вяло отбивалась от занудства жениха, а Ван Ибо пытался поддержать в Сяо Чжане жизнь, не прибегая к искусственному дыханию, а себя в состоянии прямохождения.

— Это ужасно! — простонал Сяо Чжань. — Господи, как её угораздило!

— Это кара. Это небесная кара. Иначе как объяснить? 

Ответов не было, но, слава богам, все расселись в гостиной, Сяо Чжань уставил закусками журнальный столик. На одной из тарелок громоздились кривоватые фаршированные блинчики — самоличное творение ужасно гордого Ван Ибо. Ещё с десяток блюд приготовил Сяо Чжань, ровно за то время, пока Ван Ибо возился с блинчиками, но это детали. 

— Итак, — с наслаждением отхлебнув пива, уже сытый Ван Ибо откинулся в кресле. — Начнём?

— Давай! — заблестеле глазами Лина. — Я изнываю! Мне нужно всё знать! Почти год подозревала деда-начальника!

— Ну, повод был, — хмыкнул Ван Ибо. — Хотя, конечно, сейчас-то уже понятно, что Сегал не при чём, и похоже действительно нормальный мужик. От всей души детишкам помогает.

— От этого ещё хуже! — простонала Лина, закрывая лицо руками и прижимаясь к невозмутимому Тревору. — Как будто я его предала! 

— Не стоит, — чопорно возразил тот, утешающе похлопав её по плечу. — Офицер Ван прав, были все основания. Естественно, что ты его подозревала. Большей странностью было бы не подозревать.

— Ты умеешь утешать, как никто! — восхитился Ван Ибо.

— Спасибо, — кивнул Тревор. Кресло Ван Ибо заходило ходуном — трясся от смеха примостившийся на подлокотнике Сяо Чжань.

— С Сегалом очень помог Трюдо. Он действительно не отходил от старика, да ещё и кучу народа привлёк, понимая, что его слова могут и не сработать.

— Да уж, вот это я понимаю, дружба, — вздохнул Сяо Чжань. — Не из преданности ж он так.

— Ну, — Лина смутилась, — я не уверена, что стоит это рассказывать…

— Тогда не рассказывай, — посоветовал Тревор. — Зачем лишний раз тревожиться?

— Да не в этом дело. Тем более, что Ибо и так знает, я уже говорила… В общем, они вместе. Трюдо с Сегалом. Я так поняла, что там какой-то страшный семейный скандал, тайна и всё прочее. Но они вместе. Лет сорок, наверное… Развёлся Сегал из-за Трюдо, ещё лет пять они как-то не могли… ну, вы понимаете… сойтись. А потом вот…

— А я ещё думал… — Голос Сяо Чжаня звучал поражённо.

— А я думал, что это чухня, которая только в плохих романах бывает, причём наследница там обычно женщина, — фыркнул Ван Ибо. — Думал ещё: да нет, быть не может, ну не любовный же роман. А потом мне Лина шепнула. Так что, ещё один аргумент в пользу Сегала — девочки его меньше многих интересовали.

 — Да и мальчики, — фыркнула Лина. — Сорок лет вместе это… Уважаемо.

— Многих не останавливает.

Они замолчали, каждый, наверное, вспоминая что-то своё. Какую-то свою пожилую пару, у которой всё разладилось совершенно неожиданно — то нашлась молодая любовница мужа, то молодой любовник жены, а то и что-то поэкзотичнее… 

Сяо Чжань навалился сильней, потянулся к столу, но пальцы не достали желанной тарелки — он мгновенно надулся и посмотрел так обиженно, будто ему нанесли оскорбление. Фыркнув, Ван Ибо передал рулетики, и Сяо Чжань удовлетворённо улыбнулся.

— Сел бы нормально, — шепнул Ван Ибо.

— А хочется-то с тобой. 

И подмигнул. А сердце Ван Ибо, между прочим, едва не выпрыгнуло из груди, и захотелось навернуть по гостиной круг, как радостному псу. Что ж творилось-то с ним, блядский ты боже?

— В общем, Сегала мы отмели. Я думаю, там какая-то тёмная история с Тони Моро, но не докопаешься — парень отъехал от передозировки. Но, подозреваю, к нему в семье кто-то домогался, а Сегал понял и пытался спасти. К отцу у парня было много претензий, а к Сегалу… скорее уважительно. Так что… Можно попробовать выяснить, но… Я начинаю думать, что Грейсхилл вообще копошить не стоит, как поползёт херня какая! 

— Скелеты в шкафах горожан, — подал голос Сяо Чжань. — Не удивлюсь какой-нибудь откровенно кинговской хтони.

— Да лишь бы не инопланетный клоун и на том спасибо.

— Такое вряд ли найдётся в Грейсхилле. Их не существует.

— Спасибо, Тревор!

Отсмеявшись, Ван Ибо продолжил:

— В общем-то, после того, как стало ясно, что не Сегал, стало совсем тяжко. Подозревать-то кого? Мы с Чжань-гэ обсуждали. Здесь мы не могли сказать: это человек в городе известный, вызывающий доверие, наверное, помогающей профессии типа копа или врача. Тут все друг друга знают. Да вон, большая часть девчонок и вас знала. Ну, кроме Чжань-гэ. Сели бы они к тебе, а, Тревор?

— Скорее всего, — даже того проняло, поморщился, со странным отвращением разглядывая фаршированный шампиньончик. — Почему бы и не сесть, если я и правда большую часть из них знал. Кроме… Как-то её… Френсис Лори? 

— Лоуренс, — подсказал Сяо Чжань. — Фрэнни Лоуренс.

— Да. У нас слишком невелика разница в возрасте, когда она пропала, я ещё учился в Аделаиде.

— Это всё, — вздохнул Ван Ибо, — можно было бы выяснить, только тщательно, прям подробно, отработав каждого мужика Грейсхилла в возрасте от тридцати до сорока пяти. А нас трое. Я, Вольт и Бейтс. Конечно, тут преступлений-то раз два и обчёлся, чаще мэйнсфилдские чего-то дурят, но это всё равно бесконечно долго. Так и главное. Что бы стоило соврать? Уезжал к океану в те дни, вот и друг подтвердит. А другу-то чего? Он будто помнит, что там десять лет назад было. А хотя бы одна дата выпадает — и всё. Уже, по идее, вычёркивать надо. А до Айлы у нас и ДНК не было.

— А другие физические улики? Я слышал, что их достаточно.

— Да брешет Данбар, — отмахнулся Ван Ибо. — Волокна есть из машины. Ну… Есть. Только машин-то таких навалом, так что это косвенное. Да, сужает, а так…

 — Ещё пива кто-нибудь будет? — спросил Сяо Чжань. — Или вина?

— Вина! — откликнулась Лина. — Может подогреем? А то зябко.

Она поёжилась глядя в окно. 

На Грейсхилл снова накатила хмарь и зябь, мерзкая зимняя промозглость накрыла холмы. Опустели теплицы и клубничные поля, накрыло ряды утеплителем, а в теплицах всё раньше зажигали свет, чтобы помидоры от тоски и влаги не покрылись пятнами фитофторы. 

— Давайте глинтвейн? — предложил Ван Ибо, поднимаясь вслед за Сяо Чжанем. — Я помогу.

На кухне пахло томившимся в духовке мясом, свеженарезанной кинзой, горкой высившейся на крупных кусках овощей, а теперь и сочным запахом апельсинов да коричной обманчивой сладостью.

Сяо Чжань насвистывал, передавая помытые овощи Ван Ибо, а тот споро орудовал ножом, нарезая на аккуратные почти идеально одинаковые куски. Вот это давалось ему хорошо — мог бы чистить овощи и нарезать фрукты, тем бы и зарабатывал. Ножи бы точил. Ван Ибо руки-ножички.

— И правда холодно, — вздохнул Сяо Чжань. — Надо кондиционер включить. 

— Или выгнать всех и забраться под одеяло.

— Мы всё слышим! — донёсся голос Лины. — Хамло!

— И действительно крайне невежливо, — добавил Тревор. — Нельзя так откровенно показывать гостям, что им не рады.

— Да рад я рад, просто Чжань-гэ-то милей! 

— Что естественно, вы же вместе.

Хохотнув, Ван Ибо глянул на Сяо Чжаня — тот тоже смеялся. В живых тёмных глазах, совсем не похожих на мёртвых жуков, танцевали искорки веселья. И руки у него теперь были пусть и холодные, но не мертвенно-ледяные. Будто после поимки Морриса девочки наконец ушли, перестали влезать в беспокойные сны и трогать за руки. Так, наверное, и было. 

Надо же. Важней оказалось наказать. Даже не передать своё имя.

Последняя из девочек так и оставалась безымянной. 

Как так может быть, что никто не искал её? Как атк вышло, что не нашлось ни одного человека, кому она была бы небезразлична?

Или ошиблись они — Ван Ибо и Бейтс, Вольт и доктор Ритц, до сих пор пребывавший в ужасе. И имя той девочки пряталось в списке отброшенных, вычеркнутых из вероятности. 

— Держите, — провозгласил Ван Ибо, ставя поднос на торопливо освобождённое место. — И Чжань-гэ сейчас кондиционер подкрутит. Чёртов июль, вечно как в жопе у пингвина.

— Сравнение невероятно гнустное, но очень точное, — пробормотал Тревор, и все уставились на него поражённо. — Что? Ненавижу июль. Только, чтобы его не видеть, я бы переехал… куда-нибудь. Хоть бы и в Папуа.

— Сожрут.

— Преувеличение.

С глинтвейном и правда стало гораздо лучше, Сяо Чжань стёк с подлокотника почти на колени, пахло вином и апельсинами, с кухни тянуло специями — рваная говядина для тако должна была вот-вот дойти. Ван Ибо собирался обожраться и умереть в покое и счастье. 

Главное было совсем уж не опозориться, а то член порывался встать — близость Сяо Чжаня действовала безотказно. А тот ведь даже усилий никаких не прилагал. Просто был.

— Сегалом ясно. А мистер Ма? — спросил Тревор. — Ты его вычеркнул, но я так и не узнал отчего. Поскольку странности его поведения… продолжились.

— Как ты с ним живёшь? — спросил Ван Ибо, глядя на Лину. — Это же какой-то компьютеризированный кошмар. 

— Я азиатка. У нас такое ценится, знаешь ли?

— Ты мне рассказываешь?

— Ну… тебе достался бракованный.

Сяо Чжань запустил в Лину персиковой косточкой.

— Тут мы сразу и к Моррису подойдём. В общем, Ма Жэньли жук и пройдоха и замутил с моррисовой женой. У них, видимо, были какие-то проблемы, ну, знаете, трое дочерей, зарплата патрульного… Вроде он что-то ещё подрабатывал, но я, честно сказать, не вдавался. Проблемы начались, Марла начала глядеть на сторону, а тут наш Казанова. 

— Китайский, — хмыкнул Сяо Чжань. — Бедняга Моррис… То есть, нет, конечно, но не будь он убийцей… Я бы его пожалел. Жена ушла к китайскому бухгалтеру! Это же ночной кошмар.

— Да уж, — фыркнул Ван Ибо. — Единственное, что мешало Ма Жэньли, так это то, что он и сам паникёр, и женщину нашёл такую же. Она ни за что не была согласна хотя бы мне рассказать о них. А прогулял он тогда, потому что средняя дочка — Амелия — перитонит схватила. Мы-то все думали Моррис там от неё не отходит, а нет, всю пятницу, пока умирала Айла, Ма Жэньли между больницей и оставшимися девочками мотался. Моррис соврал, что работает, куда-то по делам поехал, а последнее же время и правда много было — Аделаида, Мэйнсфилд. Так что Марла не заподозрила. 

— Я бы не стал делать выговор, знай, что дело в таком серьёзном состоянии, — покачал головой Тревор. — Ему стоило мне рассказать.

— Стоило. Да и мне — стоило. Но Марла очень просила. Хотела расстаться с Моррисом по всем правилам, начать развод. А не так, чтобы он через третьи руки узнал, что жена ему изменяет, дочь в больницу этот козёл возил, да ещё и торчал с остальными детьми, пока Марла занята была с Амелией. 

— Ладно. С этими понятно, — кивнула Лина и судорожно сглотнула, вцепившись в кружку с глинтвейном. — А Моррис? Почему?..

— Вряд ли у Ибо есть на это ответ, — вздохнул Сяо Чжань, поглаживая Ван Ибо по плечу. — И ни у кого ответа нет. Почему-то.

— Основным триггером были проблемы с женой. Десять лет назад родилась Лили — недоношенная, слабенькая, с риском умственной отсталости. Моррис убил Фрэнни Лоуренс. Сорвался. Нервы, стресс, не выдержал. — Ван Ибо скривился. — Бедняга прям. Потом… ещё две дочки — ещё два трупа. Был у них уже кризис после рождения Амелии — погибла Мэри Бут. Айла… В какой-то мере виноват Ма Жэньли. Моррис прекрасно видел, что жена ему неверна. Ну и вот… 

— А ещё двое? — шепнула Лина.

— Да кто его знает, не по хер ли? Потом пусть мозгоправы выясняют что там у бедняжки в заднице свербело. Мне, откровенно говоря, плевать. 

— По форме имею возражения, по сути — никаких, — кивнул Тревор. — Совершенно нерелевантна мотивация этого человека. Всё равно в подобной ситуации никто их нас не поступит как он, это противоестественно.

— Истину глаголишь! — Ван Ибо поднял свою кружку. — За то, что всё кончилось!

— За тебя, — улыбнулся Сяо Чжань и поцеловал его в макушку. — Ты его поймал.

— Тогда уж за тебя. Ты мне его убить не дал.

— Может и зря, — вздохнула Лина.

— Кровожадная девица! Сидеть-то как за настоящего. Куда бы я Бо-ди отпустил? Нечего. Для того, что убить Морриса есть пенитенциарная система. Там желающих наберётся.

— За желающих, — предложил Ван Ибо, и они наконец-то чокнулись.

Вечер потёк своим чередом — на Грейсхилл вслед за холодом опустилась темнота, стало совсем уныло. Но в тёплом свете ламп и тепле гостиной, где пахло мясом и жареным луком, где Сяо Чжань смеясь собирал языком с пальцев соус, утёкший с тако, где Ван Ибо то и дело целовал то перепачканные жиром губы, то пальцы, пахнущие мясом и маринованным луком, было хорошо. Лина хохотала в руках невозмутимого Тревора, тот улыбался самыми уголками губ, и всё остальное было чертовски далеко от них.

Предстояли ещё суды, предстояло давать показания — и Ван Ибо опасался, что защита раскопает дар Сяо Чжаня. Или его проклятье. А может, их собственное проклятье — кто знает, что скажут адвокатские мертвецы. Что нашепчут единственному, кто готов их услышать. 

Но пока что, промозглым июльским вечером, всё было так хорошо, как только могло бы. Ван Ибо знал: не будет лучше. Иначе — будет. Ещё один вечер, ещё один смех, ещё одни тако с рваной говядиной, но лучше не будет. Потому что уже идеально. И тем вечером будет так же, идеально, хорошо, но иначе, лишь бы рядом был Сяо Чжань. Это Ван Ибо уже понял. 

Главное, чтобы Сяо Чжань был рядом и всё остальное неважно.

Влажные волосы щекотали нос, и Ван Ибо отфыркивался, пытаясь устроиться в постели так, чтобы и держать Сяо Чжаня в объятиях, и не чихать бесконечно. А тот бестрепетно ёрзал, то и дело задевая чувствительные места, едва ли не локтем наступал на живот и всё время норовил заехать головой в нос.

— Гэ, — осуждающе позвал Ван Ибо.

— Прости, прости. Я просто… просто думаю.

— Очень энергично получается. И всё как-то я страдаю. Можно как-то мыслительный процесс менее травмоопасным сделать?

— Всё-то тебе не нравится! Вот как перестану думать, что делать будешь?

— Возможно прекращу страдать?

— Ага, конечно! Милый, а почему тучка плачет? Котик, а почему солнышко светит? Чего застыл, отвечай давай, видишь, я думать бросил!

— Ты это… Подбери! К такому я не готов!

— Вот-вот! Какого хрена он сперму оставил? С Айлой. Он же знал, что вы на экспертизу отправите.

— Ну, — Ван Ибо даже опешил от такой резкой смены темы, только у них тучки плакали, а тут сперма в мёртвых девочках. — Ну он рассчитывал от неё избавиться. В прошлый раз в Аделаиду он образец вёз. И тут так же. Подменил бы. Уж не знаю где он рассчитывал надыбать чужую сперму, но… А может потерял бы. Просто ничего не отдал бы. Мы бы потом звонили и вполне вероятно, что списали бы на безалаберность лабы в Аделаиде.

— А не повёз?..

— Потому что у Амелии случился перитонит. Его Барнс дёргать не стал, отправил Ларри. 

— Повезло, — выдохнул Сяо Чжань. — Как же нам всем, получается, повезло.

— Я ведь говорил — это всё случайность. Он даже, прикинь, поехал за Ларри. Я хрен знает на что рассчитывал, Ларри ж огромный как лайнер. Но поехал, на этой своей тачке, которую по большей части в гараже держал. Хорошо Ларри не будь дурак номер-то всё равно записал. Мы пробивать сначала не стали, всё равно на полдороги увял чего-то. А теперь знаем, что он ехал. Во Ларии охренел, когда сначала тачку узнал, а потом и Морриса! Да и я охренел…

Ван Ибо замолчал.

Снова вспомнилось — собственное неверие, едва не сбившее с ног. Да быть же не может! Просто не может и всё. И Мэнди так же твердила: ну не мог же он, я потому и села! А он мог. Ещё как мог, ур-род!

— Тише, тише, — шепнул Сяо Чжань и потянул Ван Ибо на себя. — Иди ко мне.

Они поменялись местами. Теперь Сяо Чжань обнимал, теперь он нежно баюкал в руках, гладил по волосам и плечам. Руки у него были прохладные. Совершенно обычно, по-человечески прохладные. 

Последнее время Сяо Чжань избегал мертвецов. Не показывался на собраниях потерявших близких, не ходил на церковные службы. Пусть отпуска от того, чтоб быть медиумом не существовало, но он всё же пытался. Ван Ибо был рад. Он предпочёл бы, чтобы их больше не тащило через иссохшую за лето саванну, куда-то вперёд, где ждало девичье тело.

Айла иногда снилась ему — искалеченная и мёртвая, она смотрела кровавыми остатками глаз. Не винила, не осуждала, лишь смотрела, напоминая: он не успел. 

— Всё в порядке, — продолжил Сяо Чжань. — Ты его поймал. 

— Поймал. Есть такое.

— А о причинах, ты прав, пускай мозгоправы думают. Чёрт с ним ведь, правда?

 — Чёрт. 

Они полежали молча, разглядывая каждый своё — Ван Ибо вот смотрел на то как чуть приподнимается грудь Сяо Чжаня. Как он дышит, медленно и тихо, никуда не спеша. Под ухом билось спокойное сердце. 

В рыжем полусвете ночника спальня казалась ужасно уютной. Холод остался за зашторенным окном, за закрытой на все замки дверью. Преградой лёг мохнатый ковёр гостиной, весёлый узор декоративных подушек, лепестки вангоговских подсолнухов заменили солнце, исчезнувшее на зиму из Грейсхилла.

Билось сердце Сяо Чжаня никуда не спеша, а в груди Ван Ибо разгонялось скорей.

Слова жгли язык, тяжестью перехватило горло, камнями собрались внутри — и нужно было избавиться, выпалить, в ужасе ждать ответа. Ждать, когда Сяо Чжань улыбнётся — хищно, безумно, как улыбался Китс. Улыбнётся и потребует отвечать, отчего Ван Ибо решил такое сказать? Где провинился? Что сделал не так? 

Но слова давили, торопили сказать.

— Я тебя люблю, — наконец выдавил Ван Ибо и замер в ожидании начала кошмара.

— Ага. — Сяо Чжань зевнул. — Я тебя тоже люблю, дурачок. И видишь, совсем нестрашно?

Улыбнулся — нежно и ласково, от внешних, чуть покрасневших уголков глаз, разбежались морщинки. Ван Ибо шумно вздохнул, ткнулся носом к беззащитному горлу.

— Я потом тебе расскажу, — пообещал, оставляя поцелуй. — Я тебе расскажу. Помнишь шрам на животе? И ещё парочку, вот тут на рёбрах, на руках?

— Конечно помню, — вздохнул Сяо Чжань. — Дурень, я вообще на тебя охренеть как много смотрю. Конечно, я помню про твои шрамы. 

— Я потом расскажу.

— Хорошо. Я подожду.

И Ван Ибо неожиданно понял — Сяо Чжань подождёт. Подождёт, когда Ван Ибо станет готов. И сам расскажет о шрамах своих — тех, что не видно на коже, но… Но Ван Ибо знал — они там. Они там, где причина неожиданного переезда, в редкости упоминаний семьи. И сам Ван Ибо будет ждать, когда придёт время, когда Сяо Чжань захочет заговорить.

Потому что, он неожиданно понял, любить — это ведь и уметь ждать. Любить — это гораздо больше, чем просто желать, чем ревновать и пытаться запереть рядом с собой. Любить — гораздо больше попытки убить. Но иногда Ван Ибо об этом по-глупому забывал.

— Тебе не помешали бы мои правила, — пробормотал он, целуя Сяо Чжаня в ту самую родинку, какую приметил ещё при первой встрече.

— Это какие?

— Не трахаться с ебанутыми.

— Не думаешь, что поздновато? — засмеялся Сяо Чжань. — Я по уши в тебя влюблён.

— Не влюбляться в ебанутых тоже отличное правило. 

— Как хорошо, что мы оба им пренебрегли.

— Нонконформисты и бунтари. Мы такие. 

Губы Сяо Чжаня раскрылись улыбкой, позволили поцеловать, толкнулись навстречу юрким языком. Он скользнул меж зубов Ван Ибо, тронул его язык, зовя за собой. На вкус поцелуй выходил — зубная паста и далёкий призвук корицы.

Хоть не осточертевшая клубника, и то хорошо.

Ван Ибо невольно фыркнул, от нелепости ситуации стало ещё смешней, он чуть отстранился, ткнулся лбом Сяо Чжаню в грудь, почувствовал нежное прикосновение прохладных пальцев скользнувших по шее.

— Чего ты? 

— Подумал, что переедем отсюда, и никакой клубники.