Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Там нет меня,

Где на песке не пролегли твои следы,

Где птица белая в тоске,

Где птица белая в тоске кружит у пенистой воды.©

(Строки из песни «Там нет меня» исполнительницы Севары Анваржоновны Назархан)

В цзинши царила тишина, нарушаемая только едва слышным шорохом бумаги да невесомым звуком скольжения по оной мокрой от чернил кисти. Лань Ванцзи, сидя за низким резным столом в извечной благопристойной позе, твёрдой рукой безукоризненно выводил иероглиф за иероглифом, переписывая очередную книгу для нужд Ордена. Расположившийся напротив Вэй Ин неотрывно следил за рождением новых чёрных блестящих линий, сам не зная зачем и для чего. Видимо, неосознанно желал ухватиться хоть за что-то «новое» в давно ставшей привычной обстановке тихой комнаты. Пусть даже за влажные следы на листе, не имевшие абсолютно никакого смысла, в целом как и его нынешнее скучнейшее занятие.

Дни проходили за днями и ничего не менялось в размеренной жизни Вэй Усяня, хоть тот, являясь весьма деятельной и энергичной личностью, пытался внести разнообразие в их с Лань Ванцзи совместный быт. Однако стоило им возвратиться в Облачные Глубины после очередного приключения, и всё входило в привычное русло. А единственное событие, способное хоть как-то взбаламутить сию стоячую ледяную воду абсолютного беспросветного спокойствия, похоже, рисковало пройти мимо Вэй Ина, если только тот сам о нём не заикнётся. Что Вэй Усянь и сделал, устав ждать приглашения от своего супруга, правда, начал совсем уж издалека:

— Лань Чжань, а кто в этом году будет представлять Орден Гусу Лань на Совете Кланов?

Ванцзи оторвался от письма и, отложив кисть на подставку, поднял на собеседника безразличный взгляд. Очень предсказуемый жест, ведь отвечать, не прерываясь, было бы невежливо. Пусть даже ради одного-единственного слова, произнесённого сухим тоном:

— Дядя.

Несмотря на вполне однозначный ответ, Вэй Ин уточнил с явным намёком в голосе:

— Ты не поедешь?

— Нет нужды.

Вэй Ин недовольно нахмурился. Хотя разве мог этот разговор пойти иначе? Лань Ванцзи, в отличие от него, не любил общество и всегда стремился отдалиться от мирской суеты. А ещё совершенно не понимал намёков! Как и шуток, игры слов, баловства, поддёвок и всех тех вещей, коими обычно развлекался его супруг. Раньше подобные различия и «непохожесть» Лань Чжаня на всех прочих знакомых забавляли и интриговали Вэй Ина. Но чем больше времени проходило, тем сильнее он привыкал к этим особенностям. Постепенно черты характера возвышенного Второго Нефрита переставали удивлять, умилять, трогать да и вообще вызывать какой-либо интерес. И, что там таить, начали разочаровывать. Сей скупой ответ был ожидаем. Слишком.

Поджавшиеся от досады губы разомкнулись, и Вэй Усянь с несвойственной сдержанностью поделился:

— А вот я бы хотел там поприсутствовать.

— Хорошо. Отправимся завтра в час лошади¹, — согласился Ванцзи, а после, изящно придержав рукав одеяний, дабы тот ненароком не угодил в тушечницу, вновь взялся за кисть.

«Я же ненавижу подобные сборища! Это известно вообще всем! Почему ты не спросил, по какой такой причине я вдруг захотел посетить совет?» — мысленно бросил Вэй Ин в пустоту.

Можно сказать самому. Не ждать, когда спросят. Просто поделиться накопившимися переживаниями. Болтать без умолку. Лань Чжань выслушает, не осудит. Он никогда и ни за что не осуждает. Ни за один проступок. Ни за один, даже самый тяжкий грех. Но Вэй Усянь промолчал, вместо этого безвольно уронив голову прямиком на стол. И даже рук под неё не подставил. Возникшая ударная волна пронеслась по столешнице, испортив написанное — рука Лань Ванцзи дрогнула. Правда, Второй Нефрит, ожидаемо, не рассердился и, не повысив голоса, всё тем же ровным, словно каллиграфический почерк, тоном молвил:

— Что-то не так? Подожди немного, я скоро закончу и помогу собрать тебе вещи.

Вэй Ин обратил взор к супругу, но его серые глаза совершенного ничего не выражали. Лишь отражали чужое спокойствие, подобно недвижимой водной глади покинутого всеми живыми существами озера.

«Я хочу поддержать Цзинь Лина,» — очень простое и понятное желание, застрявшее где-то на дне души, погребённое под толщей неподъёмного равнодушия Ванцзи, но за ним тянется слишком много всего.

— Нет, всё замечательно! Я просто заранее утомился перед долгой дорогой, ахах! — голос Вэй Ина прозвучал довольно весело. Как и всегда. Но мысли того были темней болотистых вод Богами забытых брошенных запруд.

«Это его первый Совет Кланов в качестве Главы Ордена. Ты же знаешь, Цзинь Лин стал самым юным Главой в истории заклинательского мира,» — подобное уже следовало бы говорить осторожно, ведь Лань Чжань также знает, кто раньше носил сей «титул».

— Сегодня следует отойти ко сну пораньше, — забота Лань Чжаня вечно отдавала нудными праведными наставлениями.

Вэй Усянь едва заметно улыбнулся. Внутренний монолог достиг переломного момента:

«Глупо, конечно, Цзинь Лину же совершенно не нужны мои подбадривания, да и помощник из меня никудышный. Но ты не представляешь, каково это — быть на его месте! Там на советах за спиной такие гнусные кривотолки ходят, ты и слов-то подобных не слыхивал! Помню я, как судачили о Цзян Чэне…»

Об этом надо было умолчать. Никак иначе. Ибо Вэй Ин уже успел дать обещание «не говорить о нём». Но Вэй Усянь волновался за Цзинь Лина именно потому, что раньше точно также переживал о Цзян Чэне. Посещал ненавистные советы, был рядом пока мог, держал обещание до тех пор, покуда обстоятельства не стали сильнее его. Теперь приходилось хранить верность некогда сказанным из-за растерянности словам и не упоминать конкретного имени. Имени человека, которого тоже хотелось увидеть на совете. Хотя бы мельком. Поэтому при всей имеющейся свободе волеизъявления Вэй Ин вынужден молчать. Утаивать главное, говоря что-то бессмысленное вроде:

— Обойдусь, ты же выбрал прекрасное время для отправления! Час лошади, чудесно! Как раз от души высплюсь и успею досыта позавтракать в Цайи.

Всё в действительности было прекрасно, ведь Вэй Ин даже не нуждался в позволении. Он знал: достаточно только заявить о своём желании. Ничего более не требовалось. Любые капризы исполнятся стараниями заботливого супруга. Все подводящие слова и этот несуразный диалог — лишние. Пустое сотрясание воздуха. Бестолковая праздная беседа. Шум из ничего. В общем, то, что в Облачных Глубинах, мягко говоря, не приветствуют. Испытать «запретного удовольствия» от нарушения правила не получилось. Какого-либо другого тоже. Вышла лишь очередная нелепая попытка завязать разговор по душам. Да и, наверное, к лучшему. Зачем отвлекаться? Тратить драгоценное время на словоблудие, если можно наслаждаться обществом друг друга иным, гораздо более приятным волнующим образом? В конце концов, раз существует столько правил и ограничений, то на это действительно есть причины. Должны быть. Например, создание благодатных условий для воспитания достойных высоконравственных мужчин, каким несомненно является Лань Ванцзи. Прекрасно ведь, когда о тебе и твоём благополучии подумали заранее. Да. Просто чудесно…

Я только там,

Где нет меня,

Вокруг тебя, невидимый.©

(Строки из песни «Там нет меня» исполнительницы Севары Анваржоновны Назархан)

Нечистая Юдоль — резиденция Ордена Цинхэ Не. Суровое негостеприимное место. Но сейчас в сих грубых неотёсанных стенах развернулось настоящее празднество. И, стоит отметить, Глава Не на славу потрудился над организацией данного мероприятия. Совет Кланов сулил пройти с неожиданным размахом.

Пост Верховного заклинателя пустовал, и никто не стремился его занять. Особенно не желал носить столь громкий титул юный Глава Цзинь. Посему роскошные, покрытые сусальным золотом двери Башни Кои отныне оказались закрыты для торжественных ежегодных приёмов. Орден Гусу Лань, как и сотни лет назад, сторонился верховной власти и большой политики, а сейчас и вовсе словно отрёкся от мира, уйдя в затвор вместе с Лань Сичэнем. Что касается Главы Цзян…

Цзян Чэн, вопреки всеобщему мнению о его чрезмерной гордости и обострённом чувстве собственной важности, на деле таковыми качествами не обладал. Точнее, обладал, но не в том масштабе, который ему приписывали. Иначе воспользовался бы шансом возвысить Орден Цзян над прочими, а не уступил тот Не Хуайсану. Помощь Ланьлин Цзинь, вернее, племяннику являлась для Цзян Ваньиня приоритетной. Это было видно невооружённым глазом. Вэй Ин воочию наблюдал данную сцену прямо сейчас. И на его лице заиграла яркая улыбка.

— Пойдём, поздороваемся! — обратился Вэй Усянь к своему спутнику, разглядев в дальнем конце длинного тёмного коридора два знакомых силуэта.

— Мгм.

Подойдя ближе, но при этом сохранив почтительное расстояние, Лань Ванцзи остановился. Сложив руки в приветственном жесте и склонив голову, Второй Нефрит со всей необходимой вежливостью по очереди обратился к высокопоставленным персонам:

— Глава Цзян, Глава Цзинь.

Цзян Ваньинь в точности повторил положенный церемониал, смиренно произнеся после поклона:

— Второй господин Лань, господин Вэй.

Вэй Ин, услышав столь официальное обращение в свой адрес, не удержался от глупой улыбки, сочтя ситуацию до крайности забавной. Захотелось подыграть.

— Глава Цзян, — нараспев прозвучало вкупе с картинным глубочайшим поклоном: — Цзи…

— Второй господин Лань, господин Вэй! — а вот имя Цзинь Лина Вэй Усянь произнести не успел, юноша опередил его, перебив на полуслове. Выглядел при этом новоиспечённый Глава крайне взволнованно, а «титул» Вэй Ина и вовсе практически прокричал.

Цзян Ваньинь сурово сдвинул брови, метнув в Цзинь Лина жалящий, будто удар Цзыдянь, взгляд, затем не без раздражения извинился за чужую грубость:

— Простите моего племянника. Он иногда забывает, что высокий статус не даёт ему права перебивать старших.

Глаза Вэй Ина расширились от удивления. Обиду и отрешённность Цзян Чэна он легко мог понять и принять. И даже больше — переиграть, переупрямить и вынудить перестать дуться, измором заставив общаться «как раньше». Да только подобающее поведение и светские разговоры солидных господ выглядели слишком уж правдоподобно и непринуждённо. Цзян Чэн не умел настолько вживаться в какую-либо роль. Терпения не хватит.

Вэй Усянь мягко улыбнулся. В противном случае, не растяни он сейчас губы — рот точно открылся бы от изумления.

— Ничего страшного, — замявшись на мгновение, Вэй Ин попытался отыскать подсказку для достойного завершения фразы в испуганном лице Цзинь Лина. И, не найдя оную, вежливо произнёс с вопросительной интонацией: — Приветствую Главу Цзинь?

Поведение А-Лина сбивало с толку. Ему-то зачем понадобилось поддерживать забастовку Цзян Чэна? Так ещё и Вэй Ина подталкивает к участию, практически насильно втягивая в это нелепое представление?!

Ни один из вопросов не получил ответа: Вэй Усянь не успел ничего спросить, ибо между Цзинь Лином и Цзян Чэном завязался диалог, в котором ему банально не было места.

— Дядя, не пора ли нам пройти в главный зал?

— Спешка никого не красит, тем более, людей твоего положения, — неожиданно тактичное и спокойное наставление от строгого и резкого Главы Цзян.

— Да-да, поэтому-то я и хочу поскорей занять своё место, дабы потом не бежать сломя голову через всю резиденцию, — слишком настойчиво убеждал Цзинь Лин, явно стремясь поскорей удалиться прочь.

Цзян Чэн, на удивление, спорить с племянником не стал. Да и в целом, грозный Саньду Шэншоу вёл себя так, словно утратил всё своё фамильное упрямство и дерзость.

Глава Цзян и Глава Цзинь, поклонившись на прощание Второму господину Лань и господину Вэю, скрылись в глубине коридора, оставив Вэй Ина в полном замешательстве. Нерушимое молчание стоявшего по правую руку супруга лишь больше усиливало волнение в душе.

… Совет был наискучнейшим. Ровно таким, каким Вэй Ин и помнил подобные мероприятия: «Наблюдать за письмом Лань Чжаня и то веселее». Но он и прибыл сюда не для решения насущных вопросов! Вэй Усяню хотелось принять участие в жизни Цзинь Лина и Цзян Чэна, пускай и косвенно, а они… Делали вид, будто и знать его не знают! Точнее, это Цзян Чэн строил из себя невесть что, старательно игнорируя Вэй Ина: «Паршивец, даже случайным взглядом шисюна удостоить не желает!» А Цзинь Лин, похоже, пока ещё не определился, чью сторону занять. Глаза юноши, напротив, взволнованно бегали от дяди до Вэй Усяня и обратно.

На время заседания Вэй Ину пришлось довольствоваться лишь компанией супруга и уныло опустошать чашу с вином. Хотя… Лань Ванцзи при таком раскладе даже компанией нельзя было назвать, ведь тот не пьёт спиртного. Ещё краше…

Как только совет подошёл к концу, настроение тут же улучшилось. Вечер ещё можно спасти прогулкой по неизведанным местам Цинхэ Не. «Хоть какое-то маленькое приключение, и то хорошо, » — сия радостная мысль прервалась, едва полностью сформировавшись в голове. Удаляющегося с территории резиденции Вэй Ина окликнул предельно знакомый юношеский голос:

— Вэй Усянь.

Названный остановился у высоченных каменных стен, окружающих Нечистую Юдоль, и обернулся к Цзинь Лину. Сопровождающий его Лань Ванзци замер следом.

— Нужно поговорить.

— Лань Чжань, подожди меня в гостевых покоях, — мягко улыбнувшись, попросил спутника Вэй Ин, а после, получив короткий кивок в качестве утвердительного ответа, отправился за встревоженным юношей.

— Не предложишь уважаемому господину чай? — ехидно спросил Вэй Усянь, усевшись на шёлковую подушку в роскошной комнате, выделенной Главе Цзинь во временное пользование.

— Дядя о тебе забыл, — бесцветно произнёс Цзинь Лин, опустив глаза в пол. Он даже не стал проходить в глубь покоев, застыв у двери словно провинившийся ребёнок, боящийся переступить порог отчего дома.

— Ну… Он и не должен терзаться мыслями обо мне, разве не так? — веселья в голосе Вэй Ина значительно поубавилось.

— Нет! Совсем забыл! Полностью, — юноша встрепенулся и, подойдя ближе к собеседнику, доверительно поделилися: — Что-то случилось с его памятью. Для дяди… Тебя словно и не существовало вовсе.

Тёмный заклинатель свёл брови в задумчивости. Подобных ритуалов ему известно не было. Вэй Усянь пока старался не принимать сии откровения на свой счёт и расстраиваться раньше времени, цепляясь за существующие факты и разумные доводы:

— Как ты это понял?

— А ты будто не понял! Он стал странным… — лицо обеспокоенного племянника потускнело, а в глазах влажно и ярко блеснуло. Собравшись с мыслями, А-Лин продолжил: — Сначала я не придал значения этим изменениям, но потом во время моего рассказа о случае в имении Бай²; выяснилось, что дядя не понимает, о ком я говорю. Он даже имя твоё забыл! — последняя фраза прозвучала с особым надрывом. До крайности болезненным.

Вэй Усяню пришлось поверить. Против правды приёмов нет. Тут уж никак не отшутишься и не отмахнёшься. Сделалось до одури горько. Грудь словно в тиски взяли и выдавили из неё всё содержимое: и сердце, и душу. Вэй Ин вымученно протяжно вздохнул. Будто сам пытался избавиться от неприятных воспоминаний вместе с воздухом.

— И как же ты представил меня Цзян Чэну? — единственное, что получилось вымолвить. Потяжелело не только на сердце, к языку тоже словно камень привязали.

— Сказал, что ты… — лицо Цзинь Лина неприязненно скривилось: — Супруг Лань Ванцзи!

Вэй Усянь тоскливо усмехнулся, почувствовав разочарование от наречения подобным статусом. Будто бы у него в одночасье помимо прошлого отняли и личность с именем. Хотя чего Вэй Ин вообще ожидал? Без прошлого-то ни о какой личности не может быть и речи. И это «супруг»… В чём, спрашивается, недовольство? Сам бы кем представился новому человеку при знакомстве? Умерший Старейшина Илин? Бывший шисюн Главы Юньмэн Цзян? Всё перечисленное про него и всё звучит бредово, ибо ничего из этого теперь к Вэй Усяню не применимо. «Супруг Лань Ванцзи» — самое подходящее определение и вместе с тем самое безликое. Прекрасный Хангуан-Цзюнь и его блёклая тень. При всей своей яркой личности невидимая до прозрачности. Какая ирония.

— Ты говоришь, Цзян Чэн странно себя ведёт. В чём это проявляется? — Вэй Ину необходимо отвязаться от горестных мыслей о себе. Неладное твориться с шиди, не с ним. Он, вообще-то, должен быть счастлив в браке, а не терзаться упадническими настроениями, занимаясь самокопанием. С Цзян Чэном и нужно разбираться. Не с собой.

— Дядя теперь… Мягче… — судя по смущённому виду, именно эти слова труднее всего дались гордому юноше: — Терпеливее. Меньше злится, в разговорах и быту спокойнее. Даже тёмных заклинателей судит менее сурово, — закончив, Цзинь Лин с надеждой воззрился на Вэй Усяня.

Вэй Ина, напротив, надежда покинула. Раз его отсутствие в жизни шиди пошло тому на пользу, то в чём же смысл возвращения утраченной боли?

— Но это же хорошо?

— Хорошо?! Кто-то или что-то залезло в голову к дяде! Это может быть тёмный заклинатель или проклятье! Чего здесь хорошего?! — Цзинь Лин не на шутку вспылил. Того и гляди двинет Вэй Усяню кулаком, вот и ладони как раз разгневанно сжал.

— Цзинь Лин, ты, верно, не знаешь, что произошло между мной и Цзян Чэном… — собственный голос звучал до непривычного тихо и вкрадчиво: — Столько всего, от мелких неприятностей до крупных трагедий, даже я не могу вспомнить каждый такой случай… Не лучше было бы ему отпустить прошлое? Зачем мучиться?

— Да кто ты такой, чтобы решать за него?! Пусть он потерял бы даже самое пустяковое воспоминание из детства про первый выпавший зуб! Оно принадлежит ему! Ни ты, ни кто бы то ни было другой не имеют права отбирать это! — А-Лин всё же не стерпел и по-детски пнул низкий чайный столик, ударом повалив тот на бок.

Вэй Ин внутренне подобрался, но не от страха. Нет. Мысленно стал искать слова утешения и не мог подобрать подходящих. Сотворённый беспорядок резал глаза. Да, именно бардак. От чего ещё им слезиться, как не от акта вопиющего вандализма.

Выровняв дыхание, Цзинь Лин устало опустился на подушку. Теперь они сидели друг напротив друга будто добрые приятели. На деле же ни у одного из них не было для другого по-настоящему добрых слов, кои помогли бы им найти общий язык.

— У меня тоже есть человек, которого я хотел бы стереть из памяти, — ровно произнёс Цзинь Лин, упрямо вперившись взглядом в глаза собеседнику: — Все считают его злодеем, но в моих воспоминаниях он совсем другой. Если бы я мог забыть… Муки совести отпустили бы. В Ордене дела пошли бы легче, и злые сплетни прекратили задевать, — юноша невесело улыбнулся. Знакомый жест. Перенял эту дурную привычку у него, так же, как в своё время резкость Цзян Чэна? Не хотелось знать. Незачем питать напрасную надежду на укрепление, как оказалось, окончательно оборвавшейся связи: — Но Цзинь Гуанъяо являлся частью моей жизни. Без него я перестану быть собой. Вот и без тебя дядя сам не свой.

Трогательно. Чересчур. Вэй Усянь не ожидал такой проникновенной речи и совершенно не представлял, как на неё ответить. Но попробовать стоило:

— Цзинь Лин… Я же не могу вот так просто влезть в жизнь Цзян Чэна и всё исправить. Объявиться на пороге Пристани Лотоса и остаться там жить. Сам же сказал, для него я чужой. Он меня попросту к себе не подпустит, — жалкое оправдание: — Я подумаю над тем, что можно предпринять, хорошо? — слабое утешение.

Хорошо… Это слово утратило смысл для Вэй Ина. Проживая в месте с четырьмя тысячами правил, которые мог безнаказанно нарушать, он запутался в самых простейших понятиях. Запрещено — разрешено, хорошо — плохо, в Гусу для него особой разницы нет — поступай как вздумается! А теперь Вэй Усяню необходимо сделать определённый выбор. До ужаса трудно… Когда привык к беззаботной жизни под надёжной защитой супруга, принять ответственное серьёзное решение оказалось слишком сложно. Вэй Усянь хотел счастливую красивую и долгую любовь, а получив, всё никак не может распробовать это самое счастье на вкус. Тогда как он поймёт, что лучше для Цзян Чэна?

Там нет меня…

Где понимает небосвод, что без тебя осиротел.©

(Строки из песни «Там нет меня» исполнительницы Севары Анваржоновны Назархан)

Chapter Text

Мне вкусен мёд, но противна сытость.©

(Строки из песни «Объятья» исполнителя лампабикт)

Хруст. Со всех сторон раздавался чудовищный хруст. Трещали поглощаемые огнём деревянные строения, со скрипом ломались кости, шкварчала горящая плоть. Стена ревущего пламени выросла до самых Небес, отрезав Вэй Ина от происходящего, словно печная заслонка. Пожар хозяйничал в Пристани Лотоса, наводя новые порядки с оглушительным шумом. Жар и пекло иссушали озёра, испепеляли плодородную землю и забирали человеческие жизни прямо на глазах Вэй Усяня, но тот, будучи безвольным наблюдателем, совершенно ничего не мог с этим поделать. Собственная безопасность приносила лишь мучения: сохранив себе жизнь, Вэй Ин терял всё самое дорогое.

— А-Сянь! — сердце решительно рвалось из груди, но надрывный крик Цзян Яньли заставил то замереть от боли. Алые отблески и тёмные тени исказили нежное девичье лицо до неузнаваемости: сделали острее и резче. Подсвеченная пламенем кожа выглядела столь тонкой, что будто бы пропускала огонь насквозь. И каждая черта Яньли, каждый её жест наполнились той пронзительной хрупкостью, коя способна сломить любого, даже самого сильного воина.

— Шицзе! — сил в Вэй Усяне не нашлось ни капли. Может, когда-то в далёком прошлом сие понятие и было к нему применимо, но точно не сейчас. В данный момент времени Вэй Ин истошно кричал и несдержанно плакал, словно пытаясь потушить пожар собственными слезами. Безумно метался из стороны в сторону, притом абсолютно не двигаясь с места, будто посаженный на цепь: — Потерпи! Я помогу! У меня получится, слышишь?! Я смогу!

— Не надо… — голос Яньли утратил свою тревожную громкость, вновь зазвучав с привычной мягкостью: — Не нужно стремиться достичь невозможного, — губы девушки тронула лёгкая улыбка: — Куда важнее вовремя остановиться…

Едва эти слова сорвались с уст, Яньли сделала шаг назад. Языки пламени ласково лизнули подол её сиреневого ханьфу, затем подобно юрким любопытным ящерицам стремительно побежали вверх по ткани.

— Постой! Нет! — Вэй Ин не верил в судьбу и предопределённость, но явственно почувствовал как внутри что-то со свистом лопнуло, предварительно натянувшись до самого предела — оборвалась связь, удерживающая в мире смертных. Лишившись семьи, Вэй Усянь навсегда потерял возможность прожить счастливую жизнь, ибо дальше ему предначертана только смерть от безумного горя.

Огненный вихрь взвился, закружив вокруг фигуры Яньли, а после с силой сжал в своих смертельных объятиях, сломав будто соломенную бабочку.

Вэй Усянь ринулся вперёд в очередной отчаянной попытке перебраться за невидимый барьер, и снова потерпел неудачу. Однако на сей раз его сдерживала не только несуществующая, но и ощущаемая всем телом и естеством грань. Руки. Ледяные пальцы и широкие холодные ладони схватили поперёк груди. Тянули к себе, сдавливая и порабощая.

— Пустите! Отпустите меня, вы!!! — Вэй Усянь принялся яростно сопротивляться: отбиваться руками, пинаться ногами и надсаживать горло.

— Вэй Ин… — раздалось у самого уха.

Глаза тут же открылись: полумрак, полушёпот, наполовину пустое пространство аскетичной спальни, освещаемое белым лунным светом. Всего понемногу, всего по чуть-чуть. Только слёзы и боль ощутимы в полной мере.

— Оххх… — в лёгких будто весь воздух сожгли, получалось лишь сдавленно хрипеть.

— Что тебе снилось? — рядом слишком спокойный голос. Находящемуся в беспорядке Вэй Усяню невыносимо его слышать.

Вэй Ин снова закрыл глаза, с трудом сделал глубокий вдох и протяжный выдох, стараясь сосредоточиться на этом насильственном проталкивании воздуха в грудь.

Сон. Действительно, чем же ещё это могло быть? Когда о падении Ордена и гибели Яньли остались только воспоминания… Но всё же, сей кошмар, само его появление — удивительно. Вэй Усяню очень давно не снилось подобных ужасов. С тех самых пор как он переехал в Гусу и начал делить постель с Лань Чжанем, дурные сны совсем перестали беспокоить. Для них попросту не находилось оснований. В здешних местах ничего не напоминало о Пристани Лотоса. А беззаботная, полная маленьких радостей жизнь не давала поводов для переживаний и грусти. Даже на мимолётное мгновение задуматься о плохом не получалось.

Не было причин вспоминать. Вэй Ин сам отказался от этого, решив оставить прошлое в прошлом. В конце концов, слишком много времени утекло. И в какой-то момент ему всё показалось таким далёким… Чем-то старым, давно забытым и совершенно неважным. Не стоящим того, чтобы снова переживать из-за этого. В итоге, по злой иронии вся нынешняя жизнь Вэй Усяня сделалась пустой и бессмысленной. Незначительной, незаметной, не имеющей значения. Неважной.

Долго не выходило ответить, но спешки и не требовалось. Лань Ванцзи умеет ждать как никто другой.

— Неважно… — ложь. Самая бесстыдная и бессовестная из всех. Приснившееся имело очень большое значение для Вэй Усяня, ведь ему привиделась боль всей жизни. Прошлой жизни. Но от этого осознания легче не становилось. Проще было только поначалу. Ощущение новизны и влюблённости вскружило голову, подарив столь желанное освобождение. Но истинной внутренней свободой сие никогда не являлось и никогда ей не станет. Далеко не все душевные раны лечатся объятиями. Вэй Ин обманулся, поверив в своё иллюзорное счастье.

— Ты всё равно можешь рассказать, — руки Лань Чжаня прижали ближе и взмокшая от холодного пота спина Вэй Ина вжалась в крепкую широкую грудь.

Может… И ужасно хочет. До дрожи. До красных глаз, мокрых щёк и соли на языке. Вэй Усяню хочется говорить. Много, сбивчиво, глотая окончания и заикаясь от переизбытка чувств. Как дети рассказывают о своих маленьких бедах. Да вот толку в этом… Лань Чжань не поймёт. Выслушает, не проронив ни слова, опечалится, но даже посочувствовать в полной мере не сумеет. Эта боль принадлежит Вэй Усяню и разделить на двоих её никак не получится.

Вэй Ин молча покачал головой, разорвал настойчивые объятья и отодвинулся на край кровати.

Луна с неба смотрит

И кажется, что недовольна,

Она что-то знает о нас.©

(Строки из песни «Помоги» исполнительницы Самури)

Лицо Вэй Усяня потускнело и осунулось: под глазами залегли тёмные тени, а бледная кожа по цвету сравнялась с белыми одеждами супруга. По возвращении в Облачные Глубины после Совета Кланов, Вэй Ина начали преследовать кошмары. Он маялся жуткими видениями из ночи в ночь и в борьбе с ними ничего не помогало: ни крепкие объятия Лань Чжаня, ни Песнь Очищения Сердца, ни лекарские снадобья. Все принятые меры делали только хуже. От обвитых поперёк груди рук становилось дурно: они сжимали, вытесняя воздух из лёгких, заставляли задыхаться, порождая в тревожном сознании всё новые и новые ужасы. Переливы гуциня навевали скуку и тоску, вынуждая зевать и проваливаться в нежелательный беспокойный сон посреди дня. Горькие отвары вызывали тошноту и избыточное выделение желчи, коя то и дело подкатывала к горлу, грозясь вылиться изо рта едкими речами. От этого настроение и так подавленного уставшего Вэй Ина портилось ещё сильнее.

Раздражение копилось в нём день ото дня, выпадая осадком в помутившейся голове. Слой за слоем. Ночь за ночью. Сплошные терзания и муки совести. Ум же занялся разгадыванием тайного смысла сказанных шицзе слов. Произнесённых той Яньли, коя умирала на глазах у Вэй Усяня раз за разом: «Не нужно стремиться достичь невозможного, куда важнее вовремя остановиться.» Тёмному заклинателю даже стало казаться, что именно это откровение она и пыталась донести до него перед своей смертью. Настоящей смертью из далёкого-далёкого прошлого.

Как бы то ни было, всё упиралось в одно: Вэй Усянь сожалел о собственном безразличии и отстранённости. Если много лет назад Старейшине Илин пришлось вынужденно отдалиться от семьи Цзян, то сейчас в случае с Цзян Чэном у него даже оправдания нет подобному поведению. В этом и крылась истинная причина душевных страданий Вэй Усяня. Подсознание оказалось умнее своего хозяина. Вэй Ину ничего более не оставалось, как откликнуться на зов сердца:

— Мне нужно в Юньмэн. Цзян Чэн потерял память обо мне, — просто и без лишних слов заявил он, разыскав Лань Ванцзи.

Библиотека не слишком подходила для задушевных разговоров, но Вэй Усяню совсем не хотелось подбирать более подобающее место и выгадывать более благоприятное время ради соблюдения каких-то там приличий. Так или иначе, среди длинных стеллажей они были одни. Сойдёт за уединённую обстановку.

— Он угрожал твоей жизни? — пальцы Лань Ванцзи с усилием сомкнулись на письменной кисти, на идеальное нефритово-белое лицо набежала тень.

— Что? Нет! — Вэй Усянь аж опешил от подобного вопроса, но супруг не спешил объясняться. О причинах опасений Лань Чжаня пришлось догадаться самому, а после уточнить: — Утратил всю память, не только хорошее. Для него я — незнакомец. Нет причин ненавидеть.

— Это к лучшему, — Лань Ванцзи смягчился, приняв менее угрожающий вид. Однако письмо оставил надолго, чем отчасти выдал своё взволнованное состояние. Отложив писчие принадлежности, он встал из-за низкого стола, оправил одежду и подошёл ближе к собеседнику.

— Сначала я посчитал так же, но понял, что не могу делать выводы, не разобравшись, — доверительно поделился Вэй Ин, слегка улыбнувшись.

— Сама судьба воспротивилась вашему примирению. Не следует упорствовать, — прозвучало будто приговор.

Глаза Вэй Усяня расширились от удивления, а плечи возмущённо дернулись. Он вообще не предполагал отказа: Лань Чжань был категоричен только в постели. В иных ситуациях всегда всячески потакал и угождал. В общем, всецело потворствовал любым затеям. Да, дело касалось «запретной темы», но Вэй Ин и не пустыми разговорами тут занимался! Он твёрдо решил отправиться в Юньмэн. Об этом и заявил, не допуская возражений.

— Я не спрашивал твоего разрешения, — Вэй Усянь грубо указал на очевидное, неприязненно скривив рот.

— Цзян Ваньинь — недостойный человек. Тебе незачем восстанавливать с ним связь, — Лань Ванцзи ответил честностью на честность.

— Ты говоришь о моём шиди! — Вэй Ин повысил голос. Он способен стерпеть сколько угодно личных оскорблений. Сын слуги, нечестивый приверженец тьмы, обрезанный рукав — да плевать! Но когда речь заходила о близких людях, Вэй Усянь полностью терял над собой контроль: — Разве мог я пожертвовать Золотым Ядром ради «недостойного»?! Одного этого поступка хватит для вывода, что я дорожу Цзян Чэном. Или, по-твоему, из-за чувства долга я готов жизнь положить во имя любой человекоподобной твари? Такого ты обо мне мнения?

Вэй Ин совсем не гордился сим жертвенным поступком и уж точно не считал себя героем из-за пересадки, но обесценивать свои страдания не позволит!

— Я высказался лишь о Цзян Ваньине, — голос Лань Чжаня по-прежнему звучал холодно.

— Но оскорбил нас обоих! — Вэй Ин озлобленно всплеснул руками. Лицо его раздражённо дёргалось, глаза полыхали, но речь приторно смягчилась: — Может, я чего-то не понимаю. Поведай же мне, несмышлённому, по какой причине Глава Цзян впал в немилость Хангуан-Цзюню?

— Он посягал на твою жизнь… — Вэй Усянь, не удержавшись, закатил глаза прямо посреди фразы супруга. В те моменты несвершившейся казни подобные «посягательства» были вполне уместны. Вэй Ин же сам загнал себя в ситуацию, вынудившую Цзян Чэна желать ему смерти: — … И препятствовал нашему союзу.

— Так тебя это задело? Неодобрение нашего брака? Мы же всё равно совершили три поклона, неужели до сих пор обидно?! — истинный повод неприязни Лань Чжаня оставил на языке горький привкус разочарования. Смаковать его в который раз Вэй Ин не хотел: — И мысли не допускал, что столь благородный господин способен на подобную мелочность!

Вэй Усянь настолько привык восторженно говорить о Лань Ванцзи: одаривать того ласковыми словами, восхвалять внешность и прочие достоинства, что даже сейчас, преисполненный гневом, не сумел как следует нагрубить. Вместо ругательств с его губ срывались язвительные комплименты.

До чего уродливая красота. Как и брань среди изысканных деревянных стеллажей, как злая гримаса на миловидном юношеском лице, как противоречивые чувства Вэй Ина.

Твои поцелуи — мои синяки,Мы рядом и всё равно так далеки.©

(Строки из песни «Весна» исполнительницы Самури)

Вэй Усянь не хотел ссориться, но размолвка в библиотеке и правда показалась единственным выходом, ведь от своих намерений он не желал отказываться. Да и сложившиеся с супругом пресные отношения уже просто были невмоготу. Сердцу захотелось испытать хоть что-то, пусть и таким гадким способом. Успокаивали лишь мысли: «Наше знакомство ведь началось с драки, продолжилось мелкими ссорами и поддёвками по поводу и без. В этом нет ничего страшного. Куда страннее, что у нас ни разу не возникало повода для ссор. Тишь да гладь и молчаливое согласие во всём». Утешаясь внутренним монологом, Вэй Ин методично наполнял мешочек цянькунь. Подготовка к отбытию и сопутствующие ей думы прервались со звуком ровного умиротворяющего голоса, отразившегося от стен цзинши:

— Я собрал тебе трав в дорогу.

Лицо Вэй Усяня просветлело. Он был уверен, что кошмары отступят, стоит только покинуть Облачные Глубины. От намерения помочь Цзян Чэну уже многократно полегчало и без всяких снадобий. Конечно, ведь тяжёлые сны пошли из-за дурных мыслей и самобичевания. Да и в путь Вэй Ин отправляется вовсе не ради избавления от бессонницы. Травы тут не помогут. Но всё же забота супруга была приятна.

— Рад, что ты передумал. — Вэй Усянь невольно улыбнулся. Искренне. Впервые за долгое время. Это вселяло надежду. На время прекратив сборы, он сердечно продолжил: — Твоё отношение к Цзян Чэну… В нём есть и моя вина. Ты ведь не знаешь о том, что изгнание из Ордена мы обговорили заранее. Сражение и вовсе было постановочным. К тому же, я сам предложил объявить себя предателем и покинуть Юньмэн Цзян. А Цзян Чэн после подобных заявлений меня ещё и навещал!

На душе потеплело. Воспоминания развеяли тёмные тучи над головой, и Вэй Ин, с радостью приняв холщовый мешочек с травами из рук супруга, продолжил сборы с новыми силами. Тем больнее оказалось падение, когда мгновением спустя Лань Ванцзи, не дрогнув, заявил:

— Мнение о Цзян Ваньине я не изменил.

Вэй Усянь глупо заморгал, замерев с ханьфу в руках. Подобное противоречие совсем сбивало с толку:

— А? Выходит, отпускаешь меня к сомнительной личности? Почему? — одежда полетела в мешочек цянькунь скомканной.

— Твой отъезд я не одобряю, но препятствовать не стану.

— Лань Ванцзи. Это не ответ, — тёмный заклинатель посуровел. Вэй Ин называл супруга по вежливому имени только в прошлой жизни. В приступе ненависти. Ныне сие холодное обращение само сорвалось с языка.

— Таково твоё желание, — видимо для Лань Ванцзи прихоть Вэй Усяня действительно являлась единственным ответом на любой вопрос.

Вэй Ина такая причина совсем не обрадовала. Тёмный заклинатель, неожиданно для себя самого, впал в лютый гнев:

— Да лучше бы ты запретил! Второй Нефрит, где твоя гордость? Характер? Природное упрямство, в конце концов?! Благородный господин, а идёшь вразрез собственным убеждениям! — были то отголоски прошлой, бунтарской натуры отступника и заносчивого своенравного гордеца или же тотальная усталость нынешнего Вэй Усяня, но его возмущение достигло Небес. Вдруг захотелось потребовать от них ответ: «По каким таким критериям ниспосылается великая любовь и заключаются браки?» Но Боги всегда глухи к людским молитвам. Во всём приходится разбираться самому. И единолично делиться болью через слова без всяких палочек благовоний и кровавых ритуалов: — Я-то, наивный дурак, решил, будто ты понял мои чувства! А тебе совершенно плевать, лишь бы угодить! Цзян Чэн мне как брат, а ты даже не хочешь иначе взглянуть на него!

— Семейные узы гораздо глубже. С ними ничто не сравнится.

— Тебе-то откуда знать?! Когда ты в последний раз навещал Лань Сичэня? Ты ещё хотя бы помнишь про него?

Вседозволенность, кою Лань Ванцзи предоставил Вэй Усяню, сыграла с ним злую шутку. Вэй Ин прекрасно знал, что нельзя говорить подобных слов, но нарушил сие правило. Как и тысячи других до этого. Ударил по больному. Намеренно. Однако Вэй Ину тоже было мучительно больно наблюдать за тем, как хороший человек, не совершивший ничего дурного, оказался покинут даже родной семьей. По мнению Вэй Усяня, никто и никогда не заслуживал беспросветного одиночества.

— Прости, — и всё же необходимо извиниться. Вэй Ину не следовало лезть не в своё дело.

— Не извиняйся. Между нами не должно быть места для «спасибо» и «прости».

Вэй Усянь устало вздохнул. Таким слабым и бессильным он себя ещё не чувствовал. Спрятав мешочек цянькунь в складках ханьфу, тёмный заклинатель медленно, путаясь в выражениях, проговорил:

— Да… Я действительно так сказал когда-то… Знаешь, Лань Чжань, ты имеешь право злиться. Я, правда, сболтнул лишнее, — каждое произнесённое слово казалось до ужаса бесполезным и бессмысленным. Полученный ответ это только подтвердил.

— Я никогда не разгневаюсь на тебя, — уверенно заявил Лань Ванзци.

— Себе хоть не ври, а? — брови Вэй Ина страдальчески заломились, и только природная лёгкость характера помогла ему смягчить ситуацию: — Это уж точно не по правилам. Я ценю твою безоговорочную преданность, но, Лань Чжань, ты же раньше жил без меня. До нашего знакомства. Может, стоит вспомнить, как это было? — но Вэй Усянь также обладал достаточной решимостью и жёсткостью, дабы озвучить условия их временной разлуки: — В Юньмэне не ищи со мной встречи, это всё усложнит.

— Мгм. Если сие необходимо, — Лань Чжань совсем не возражал. Всё же он всегда умел ждать и никогда не боялся трудностей. Любовь Второго Нефрита была невероятно сильна и способна выдержать любые испытания. Однако правда заключалась в том, что истинная любовь не требует жертв.

— Это и нам необходимо, Лань Чжань. Мне нужна семья, а тебе время разобраться в себе.

«Шицзе… Неужели ты говорила не про тёмный путь?» — подумалось Вэй Усяню, как только главные ворота Облачных Глубин остались за спиной.

«Не нужно стремиться достичь невозможного, куда важнее вовремя остановиться.»

Chapter Text

Аудиенция Цзян Ваньиня с Главой Цзинь подошла к концу, и они покинули Зал Познания Меча, дабы продолжить общение в более неформальной обстановке. Расположившись в открытой беседке на берегу озера, заклинатели вели неспешный разговор уже как дядя и племянник. Цветение было в самом разгаре, и водная гладь, усыпанная сотнями раскрывшихся лотосов, напоминала собой пышный благоухающий сад. Нежный цветочный аромат витал в воздухе и, кажется, даже обрёл телесное воплощение в виде лёгкой полупрозрачной дымки, окутавшей две статные фигуры. Ажурная резьба тонкой работы, украшавшая низкий чайный столик из ценного дерева, дорогие фарфоровые чаши, выверенные жесты благородных господ — в беседке царила поистине изысканная атмосфера. До тех пор, пока стоивший баснословных денег отборный сорт зелёного чая не пошёл из точёного носа Главы Ланьлин Цзинь.

— Кхе… Дядя, думаю, мы вполне можем прерваться и уделить время Господину Вэю, — откашлявшись, произнёс Цзинь Лин, вытирая лицо белым платком с золотой вышивкой.

«Прибыл господин по имени Вэй Усянь. Он пленил тёмного заклинателя и просит аудиенции с Главой Цзян»,— именно эта сказанная слугой фраза прервала чинное чаепитие и заставила Цзинь Лина захлебнуться. Исчерпывающая и понятная. Сих слов было вполне достаточно, дабы в красках представить, кого и в какой ситуации они встретят у главных ворот. Но, когда Глава Цзинь воочию увидел неожиданного гостя, то за неимением чая чуть не поперхнулся воздухом.

Вэй Усянь предстал перед Главами во всём великолепии: безукоризненная осанка; скромная улыбка; кроткий взгляд; аккуратно заплетённые в хитрую причёску волосы; белоснежные одежды с широкими рукавами. Прекрасен с головы до обутых в ослепительно-белые сапоги ног. И как только умудрился дойти в таком виде? Ведь подошва была столь чистой, словно Вэй Усянь не касался бренной Земли, а парил по Небу, спустившись только ради аудиенции с Главой Цзян. Даже сопровождавший возвышенного заклинателя связанный неопрятный человек с тряпкой во рту совершенно не портил сей божественный облик.

— Глава Цзян, благодарю за оказанную любезность, — Вэй Усянь поприветствовал Цзян Ваньиня глубоким, полным признательности поклоном, а его «спутник» сдавленным мычанием. После, снова согнувшись и церемониально сложив руки, обратился к Цзинь Лину: — Глава Цзинь, какая неожиданная удача встретить вас здесь! — на словах «неожиданная удача» лицо юноши раздражённо дернулось, но вскоре ему и вовсе суждено было вытянуться от изумления и неловкости происходящего. Ведь Вэй Усянь решил отыграться, втянув Цзинь Лина в сию постановку, сделав своим соучастником: — Теперь этому скромному мастеру не придётся совершать долгий путь в Ланьлин, дабы преподнести вам результаты своего труда. — Заклинатель извлёк из рукава бумажный конверт с неизвестным содержимым, затем в вежливом жесте протянул тот Главе Цзинь, услужливо проговорив: — Прошу, вот талисманы, которые вы заказывали.

— Да… Невероятное везение. Эти… Талисманы мне крайне необходимы. Благодарю, — улыбка Цзинь Лина вышла столь натянутой, что от неё грозилось треснуть всё лицо. А его, между прочим, приходилось держать огромнейшим усилием воли.

Наблюдавший за данной медовой сценой почтительного раскланивания Цзян Ваньинь «безжалостно» напомнил о первоначальной цели сего маленького «собрания», имея при этом слишком уж терпеливый для своего характера вид:

— Зачем вы здесь?

— Ох! Смиренно прошу прощения за подобную бестактность! — Вэй Усянь встрепенулся испуганной пташкой, глаза его наполнились искреннейшим раскаянием: — Я наслышан, что Глава Цзян ведёт неустанную борьбу с тёмными заклинателями, и решил поучаствовать в столь благородном деле! — взгляд «восторженного последователя» приобрел крайне виноватое выражение: — К сожалению, моё нынешнее положение вынуждает просить награду за поимку этого негодяя.

— Какое такое положение? В Ордене Гусу Лань проблемы с деньгами? — фраза Главы Цзян вышла грубой, но голос выдавал замешательство, в итоге придав сим словам оттенок доброжелательного беспокойства.

Вэй Усянь печально опустил глаза, став ещё очаровательнее и трогательнее:

— Понимаю, подобная просьба меня совсем не красит… — после, подняв голову, уверенно продолжил: — Что касается Ордена, мне пришлось его покинуть. Как бы ни старался — совершенно не вписываюсь в их круг! И это неприятие у нас с Гусу Лань взаимно, так что ушёл я без скандала. Тысячи правил слишком ограничивают мою натуру изобретателя, когда душа всегда стремилась достичь невозможного, — брови Цзинь Лина взлетели вверх от такой наглости: «Чересчур подлый приём!» — Может быть, у Главы Цзян найдётся для меня какая-нибудь работа? Любая. Я неприхотлив. — Окончание фразы и вовсе едва не лишило Цзинь Лина самообладания: «Что себе позволяет этот притворщик?! С трудолюбием Вэй Усяня всю работу за него сделают лютые мертвецы!»

— Отрадно слышать, что вы разделяете девиз Ордена Юньмэн Цзян, но он не нуждается в обычных слугах. — красноречие не подействовало, более того, когда дело касалось родного Ордена, Глава Цзян всегда был слишком суров и требователен. Придирчиво оценив нового возможного адепта внимательным и строгим взглядом, он произнёс без капли заинтересованности: — Не наблюдаю на вашем поясе ни меча духа, ни любого другого. Вы не фехтуете? Каков ваш уровень совершенствования?

— Э… — пару мгновений назад Цзинь Лин внутренне кипел от недовольства приторно-сладкими словами Вэй Усяня, но когда они не сработали, то юноше пришлось вступиться за нерадивого оратора: — Дядя, господин Вэй — непревзойденный мастер талисманов, гениальный изобретатель и знаток тёмных исскуств, — похвалы давались столь тяжело, что Цзинь Лин физически ощущал на теле сковывающую удушливую липкость потёкшей изо рта слащавой речи: — Помнишь, я рассказывал тебе о случившемся в имении Бай? Господин Вэй тогда меня очень выручил. Впоследствии, я как Глава ещё не раз обращался к нему за помощью в борьбе с тёмными тварями на территориях Ланьлина, — под конец юный Глава Цзинь напряжённо заскрежетал зубами, пытаясь избавиться от хрустящего на них сахара.

Цзян Ваньинь криво усмехнулся:

— Пользуешься чужими услугами вместо того, чтобы посоветоваться с родным дядей?

— Я… Я… — Цзинь Лину захотелось поменяться местами с пленённым тёмным заклинателем, тряпка во рту ещё никогда не была столь желанной.

— Глава Цзян, ваш племянник никоим образом не хотел вас обидеть! Совсем наоборот! — Вэй Усянь встревоженно выставил вперёд руки в примирительном жесте, широкие белые рукава взметнулись следом, словно журавлиные крылья: — Глава Цзинь печётся о вашем имени, ведь, прими он помощь от вас, и злые языки могли бы счесть это за вмешательство в дела чужого Ордена. Что в дальнейшем привело бы к обвинениям в вашем желании захватить власть в Ордене Ланьлин Цзинь.

— Да, верно. Именно это я и хотел сказать!

Переживания оказались напрасными: судя по всему, Глава Цзян лишь изображал из себя уязвлённую гордость, иначе его недовольство не развеялось бы парой фраз.

— Ладно, опустим пустые разговоры. Дела Ордена Ланьлин Цзинь меня действительно не касаются, вы можете сотрудничать с ним сколько угодно. Но чем, в таком случае, вы будете полезны Ордену Юньмэн Цзян?

— Возможно, Главу заинтересует укрепление защитного купола? Я могу быть полезен в изготовлении артефактов и в качестве советника тёмных искусств, ибо уровень моего совершенствования как заклинателя крайне низок. Раньше я обладал достаточно выдающимися способностями, но с утратой Золотого Ядра от них остались только воспоминания.

— Ты! — Цзинь Лин в ужасе успел выкрикнуть лишь это. Слишком травмирующее событие. И неважно, что дядя о нём не помнил.

Лицо Цзян Ваньиня при сих словах исказилось от боли: брови сошлись на переносице, глаза страдальчески зажмурились, на лбу выступил пот. Пошатнувшись, он опустил голову и с силой прижал пальцы к вискам.

Цзинь Лин и Вэй Усянь замерли в тревожном ожидании. Однако, спустя мгновение, Глава Цзян поднял сосредоточенный взгляд и проговорил достаточно ровно и сдержанно, хоть и с ощутимым трудом:

— Это вправду достойно обсуждения. Я распоряжусь, чтобы вам выделили комнаты. Отдохните после дороги, детали обговорим завтра в частном порядке.

Цзинь Лин устало вздохнул, запоздало осознав свою ошибку: «Если дядя совершенно не помнит Вэй Усяня, то должен был забыть не только об истории с пересадкой, но и о потере Золотого Ядра. В таком случае, подобный рассказ несостоявшегося заклинателя может вызвать либо сочувствие, либо интерес, но точно не пробуждение воспоминаний. В конце концов, риск неудачного совершенствования есть всегда: начиная от неверно сформировавшегося Ядра, заканчивая тяжелым заболеванием с нарушением тока Ци.»

Пока Цзян Ваньинь занимался передачей пленного охране, Цзинь Лин грубо схватил другого тёмного заклинателя под руку и, потащив за собой, раздражённо бросил напоследок:

— Дядя, я покажу Господину Вэю окрестности.

Навести порядок в доме,

Непорядок в голове,

Молча слушать песни леса

На забытом языке.©

(Строки из песни «Привет» исполнительницы Самури)

Ласковыми пинками сопроводив дорогого гостя до безлюдной лесистой местности, Цзинь Лин не менее «нежно» поинтересовался:

— Вэй Усянь! Что за представление ты устроил?

— А что не так? Разве супругу Лань Ванцзи не положено носить белое? — Вэй Ин ехидно улыбнулся. Ему-то однозначно понравилось играть новую роль. И хоть Цзян Чэн из-за потери памяти совершенно не понимал сути шутки с переодеванием, задора Вэй Усяня это нисколько не убавило. «Супруг Лань Ванцзи» уже и не помнил, когда в последний раз так веселился. Дурачиться в Облачных Глубинах попросту не хотелось — ощущения не те. Всё равно, что глухому похабные песенки петь. А вот от искренней реакции возмущённого Цзинь Лина пробирало на смех, но приходилось держаться.

— Плевать на одежду! С остальным-то что? Причёска, словно у девицы на выданье!

«Почему ты не выглядишь как лохматый раздолбай?» — додумал Вэй Ин истинную мысль юноши, после скромно ответил, картинно пригладив единичные торчащие волоски:

— Я просто прибрал волосы, чтобы выглядеть опрятнее. Цзян Чэн не любит неряшливых.

— Решил притвориться невинным «белым лотосом»?! В этом твой план?!

Состоявшего в скандально известном браке Вэй Усяня уж точно нельзя было назвать «невинным», а вкупе с праведным гневом обеспокоенного Цзинь Лина данное определение звучало ещё смешнее.

— Да ты хоть представляешь, как это сложно? — еле удержав дикий хохот внутри, «белый лотос» принялся смиренно перечислять те многочисленные критерии, коим ему путём неимоверных страданий приходилось соответствовать: — Естественная красота, грация и послушание, трудолюбие и бережливость, происхождение из уважаемой семьи, уровень развития не слишком высокий, личность не слишком сильная, не слишком разговорчивая, голос не слишком громкий, хорошее отношение к Цзинь Лину.

Цзинь Лин, строго сдвинув брови, внимал со всей серьёзностью, терпеливо пытаясь найти смысл в словах Вэй Усяня, но, услышав собственное имя, всё-таки не выдержал:

— Что за бред ты несёшь?!

— Вообще-то, это требования твоего дяди к невесте, — претендент в лучшие спутники на тропе самосовершенствования обольстительно улыбнулся, затем, мечтательно прикрыв глаза, томно проговорил: — Не стоит обижать его представления об идеале.

Ослепительная улыбка Вэй Ина не сползла с лица, даже когда её затмило сияние покинувшего ножны Суйхуа:

— Вэй Усянь! Проклятый обрезанный рукав! Из Ордена муж выгнал, так вздумал соблазнить дядю?! Смерти ищешь?!

Цзинь Лин явно вознамерился пригвоздить Вэй Ина мечом к ближайшему дереву, словно коллекционер белую бабочку.

— Ахах! Конечно же, нет! Я, как-никак, всё ещё в браке! Да и не выгоняли меня — сам ушёл ради помощи! Это необходимо, чтобы понравиться Цзян Чэну. Просто понравиться, без всякого скрытого смысла! — Вэй Ин и сам не заметил, как среди кучи торопливо сказанных слов затесалось это сомневающееся «всё ещё».

— И как же дядя тебя вспомнит, если ты намерен изображать из себя другого? — клинок по-прежнему был угрожающе направлен на оправдывающегося всё ещё состоявшего в браке Вэй Усяня.

— Разумеется, это не продлится долго! Мне нужно заслужить доверие Цзян Чэна, чтобы он почувствовал себя свободнее и раскрылся. Сам же говорил, сейчас он другой. Вот ради знакомства с Главой Цзян всё это и сделано! — Вэй Ин и «под угрозой расправы» оставался весел и добродушен, и даже начал раздавать житейские советы: — Когда очень хочешь с кем-то подружиться, то волей-неволей стараешься произвести хорошее впечатление. При длительном знакомстве уже можно показывать свою дурость, ахах!

Цзинь Лин убрал оружие только при словах о дружбе. Наверняка, подобная ситуация была ему знакома, ведь при своём характере «юной госпожи» тот не мог не испытывать проблем при общении.

— Я и сам надеюсь, что смогу побыстрее сблизиться с Цзян Чэном, а то чуть руки в кровь не стёр, пока полоскал эти траурные одежды по три раза на дню! Глаза б мои не видели белое! — Вэй Усянь эмоционально всплеснул руками, и из широкого рукава показался кончик чёрной, словно ночное озеро, флейты. Цзинь Лин невольно улыбнулся. В конце концов, они делили одну надежду на двоих.

Я только там,

Где звук дрожит у губ желанной пристани,

И где глаза твои стрижи,

И где глаза твои стрижи скользят по небу пристально.©

(Строки из песни «Там нет меня» исполнительницы Севары Анваржоновны Назархан)

Chapter Text

Вэй Усянь встал практически так же рано, как прилежный адепт Ордена Гусу Лань. Но причиной тому послужила вовсе не необходимость притворяться идеальным последователем монашеского клана. Вэй Ину нужно было прихорошиться. Заплетая очередную маленькую косичку и разглаживая очередную крохотную складочку на белом, ещё влажном после стирки ханьфу, тёмный заклинатель вдруг понял, что шутка обернулась против него самого. Но выглядеть будто Небожитель — ещё полбеды. Куда сложнее оказалось изображать из себя человека, впервые попавшего в Пристань Лотоса. Пришлось заблудиться и как следует поискать трапезную, прежде чем приступить к завтраку.

А вот играть искреннее удивление и невероятный восторг от вкуса блюд не потребовалось: всё случилось само собой, стоило кусочку сочного мяса попасть в рот. Небо! Вэй Усянь и подумать не мог, что так соскучился по вкусной еде! Блюда, подаваемые в Цайи, были несомненно хороши, но всё же им никак не сравниться со здешней кухней. И дело даже не в качестве пищи, а в её сути. Еда прямиком из детства и юности. Попробовав воспоминания на вкус, Вэй Ин так расчувствовался, что почти прослезился.

— Бедный человек. Неужели их там голодом морят, раз он чуть ли не плачет… — послышался шёпот со стороны одного из больших общих столов.

— Да… Повезло нам, что родители отправили нас учиться в Юньмэн… — согласился второй тихий юный голос.

Третий молодой человек был чуть посмелее и даже слегка прикрикнул на товарищей:

— Тихо вам! Обидите ещё гостя Главы!

Вэй Усянь растроганно улыбнулся. Нравы в Юньмэне всегда отличались свободой, и правил, строго регулирующих поведение во время трапезы, тут попросту не существовало. Из-за обычных застольных разговоров здесь не получишь ферулой по спине, поэтому Вэй Ин по-свойски принял участие в беседе:

— Да ладно вам, детишки! Я, можно сказать, тоже ученик. Нечего меня бояться!

— Тогда… Не хотели бы вы присоединиться к нам?

Насколько Вэй Усянь мог судить, ныне в Пристани все относились к нему по-разному. Приближённые Цзян Чэна бросали недоверчивые, а некоторые из наиболее привилегированных, даже презрительные взгляды, но, несмотря на это, грубости не проявляли. Служанки либо не скрывали своего восторга перед красивым загадочным мужчиной, либо, наоборот, столбенели, сгорая от смущения. Юные адепты — вели себя кто как. Часть из них сторонилась, предпочитая не замечать белое пятно в фиолетовом море, часть проявляла недюжий интерес. Вот как сейчас. В целом, хоть однозначного ответа на вопрос о местном гостеприимстве у Вэй Усяня не было, он чувствовал себя невероятно спокойно и расслаблено. Пускай далеко не все в Пристани Лотоса выказывали радушие к тёмному заклинателю, но само отсутствие правила «не разговаривать с Вэй Усянем» уже свидетельствовало о многом.

— С радостью! — Вэй Ин поднялся из-за своего небольшого уединённого стола, дабы пересесть к доброжелательному юноше, пригласившему его.

Раздражение, непонимание, сомнение, любопытство, страх. Какая разница? Главное, что не безразличный холод. Одно это делало Вэй Ина счастливым. В Юньмэн Цзян, несомненно, царил уют. И совершенно неважно, из каких составляющих он складывался.

Просто так

Рядом быть

Придумаю тысячи причин.©

(Строки из песни «Совсем» группы tritia)

Цзян Ваньинь явно не испытывал удовольствия от затянувшейся прогулки по территории резиденции. Это читалось по плотно сжавшимся губам, нахмуренным бровям, слышалось в каждом шумном резком выдохе. Конечно, ведь он как занятой Глава Ордена, выслушав основную идею способа укрепления защитного купола, сразу же намеревался перепоручить обход владений слугам, что и озвучил во время аудиенции. Однако «советник тёмных искусств» настоял на сохранении тайны данного метода: «Не лучше ли только Главе Цзян знать о местоположении печатей, дабы враги не смогли их разрушить?» Вот Цзян Ваньинь и вынужден был бродить по округе, словно ребёнок в поисках наилучшего места для «секретика», который полагалось зарыть в землю вместе с лучшим другом.

Вэй Усянь же лучился довольством, едва сдерживаясь, дабы не положить руку на плечо Цзян Чэну как в старые добрые времена. Что было чрезвычайно сложно, ибо сам план по возвращению воспоминаний в том и состоял — посетить памятные места.

— Глава Цзян, остановимся тут. Это дерево вполне подходит! — озвучил Вэй Ин, когда, вдоволь попетляв «изучая окрестности», они наконец добрались до изначально задуманной им точки.

— Дерево? Почему первую печать нужно закопать именно здесь? — Цзян Чэн, ожидаемо, был настроен весьма скептически. Конечно, ведь он-то не знал, что именно это крепкое раскидистое дерево по воле судьбы стало их первым совместным приключением. Правда, тогда та ночная вылазка закончилась ушибами, ссадинами и слезами, но сейчас Вэй Ин вспоминал о ней лишь с теплом.

Падение с дерева и травмированная нога — сомнительное начало дружбы. Однако потом были слова обещания, вкуснейший суп и ночное небо с россыпью звёзд. А дальше столько всего… Что от мыслей о пережитом неимоверно тянуло в груди, а на лице, как в медном зеркале, отражалась улыбка прежнего, носившего фиолетовое, Вэй Усяня, который был выше, сильнее, красивее и куда счастливее.

— Главе наверняка известно, что навки получаются из живых, нечеловекоподобных созданий. Дерево также способно впитать в себя энергию и стать осознанным существом, — эти слова имели смысл и одновременно с тем — совершенно бессмысленные. Нужно было как-то оправдать свой выбор, но и обойтись без совсем уж наглой лжи. Занудные фразы из учебников здесь подходят как нельзя кстати. А ещё напоминают о времени совместного обучения в Гусу. Забавно, но вот про Орден Гусу Лань Вэй Усянь пока что совсем не желал вспоминать, хоть он, в данный момент, и выглядел как его верный последователь. Наверное, от того и тошно. Находясь в родном Ордене, хотелось думать только о доме и шиди.

— Конечно, ведь это основы знаний о тёмных тварях, — Глава Цзян недовольно вздёрнул подбородок, а после, ухмыльнувшись, предположил: — Вы предлагаете, чтобы за Юньмэн Цзян при осаде сражалось ожившее дерево?

— Ахахах! — Вэй Ин, неожиданно для себя, оглушительно рассмеялся, напрочь позабыв о роли скромного заклинателя с не слишком громким голосом, затем, испугавшись из-за «насмешки над гордым Главой», поспешил извиниться: — Ой, простите… — и только после слов раскаяния заметил, что Цзян Чэн продолжает улыбаться, а значит явно пошутил намеренно. Разговаривать стало проще: — Нет, накопленная деревом энергия будет подпитывать печать, тем самым многократно усиливая её действие. Согласно этим критериям мы с вами и отыщем места, наиболее богатые природной Ци.

— Разумно. Приступайте.

Получив одобрение, Вэй Ин достал из широкого рукава металлическую печать размером с ладонь, попутно объясняя:

— Глава Цзян, вы же помните, что я говорил вам про видения? Пожалуйста, не стесняйтесь озвучивать пришедшее в голову, иначе выбор может стать неверным.

— Меня не нужно просить дважды, я уже дал согласие, — не без раздражения ответил Цзян Ваньинь, переведя взгляд с собеседника на густую зелёную крону.

Вэй Усянь грустно улыбнулся, мысли его были далеки от беззаботных раздумий: «Эх, Цзян Чэн, я же сам себя убеждаю, ибо могу только надеяться, что к тебе вернётся хоть крупица воспоминаний». Топнув ногой, дабы под ней разверзлась земля для «захоронения могущественного артефакта», тёмный заклинатель принялся изящно водить руками в воздухе, нагоняя таинственную атмосферу. Цзян Чэн закрыл глаза, сосредоточившись. Вэй Ин, занимаясь чистой воды самовнушением, искренне молился, чтобы оно подействовало и на шиди, ибо никаких видений его железка послать не способна.

— Влюблённая пара… — прозвучало как гром среди ясного неба.

Вэй Усянь от неожиданности прекратил свои пассы руками:

— Что? Но почему… — тёмный заклинатель осёкся. Нельзя говорить, что желал услышать иное. Тем более, сейчас Вэй Ин абсолютно не понимал, о чём ведёт речь Цзян Чэн. Без него за тринадцать лет произошло слишком много всего, в голове у шиди могло возникнуть какое угодно воспоминание. И не было ничего плохого в том, что Вэй Усяня в нём не оказалось…

— Кажется, оба мужчины… — Цзян Ваньинь тем временем послушно продолжил делиться «видениями». И с каждым произнесённым словом его лицо становилось всё бледнее и несчастнее. Будто бы порождённая сознанием сцена была действительно чрезвычайно болезненной: — Один из них сидит на ветви, второй стоит под деревом с разведёнными руками…

— Достаточно… — донеслось словно из-под земли, настолько мёртвым оказался голос. Вэй Усяню сделалось до одури паршиво. До тошноты и отвращения к самому себе. Он понял, какое воспоминание посетило Цзян Чэна. Ибо являлся участником тех событий вместе с Лань Чжанем…

Будь это отдельно взятым моментом, то, по сути, в нём нет ничего ужасного и неприятного. Но прыжок в объятья Лань Ванцзи неведомым образом затмил Цзян Чэну детское воспоминание, которое невероятно дорого и сердцу Вэй Ина. Так мерзко… Словно Вэй Усянь привёл кого-то в их совместное прошлое. Человека, никогда не являвшегося этой частью жизни Вэй Ина и не имевшего права здесь находиться. Посторонний вторгся в нечто совершенно личное, неприкосновенное и почти священное, тем самым обесценив, разрушив до основания. И во всём этом вина Вэй Усяня. Он собственноручно отобрал важнейший эпизод из детства у Цзян Чэна, а у себя… У себя и вовсе кусок души выдрал, что аж говорить теперь невыносимо больно:

— Энергия светлая, но, к сожалению, её не хватит для приведения в действие печати.

Замаскировав полнейшее разочарование своим беспечным поступком из прошлого под досаду из-за неудачного выбора местности, Вэй Усянь увлёк Цзян Ваньиня в глубь резиденции, продолжив их пешую прогулку. Первую печать в итоге закопали в лесу меж обычных, ничем не примечательных деревьев, мол «в данном случае количество перерастает в качество». Ещё несколько спрятали по периметру Пристани Лотоса близ оборонительных сооружений и стен. Благо, сим волшебным кускам металла вообще не требовалась какая-либо дополнительная энергия. Вэй Ин просто-напросто изобрёл своеобразные «громоотводы», способные безопасно поглощать вражеские удары, притягивая и рассеивая чужеродную землям Юньмэна Ци.

— Глава, пожалуйста, не сочтите за дерзость, но не могли бы мы проверить Храм Предков? Заходить не обязательно, подойдёт и территория вокруг, — озвучил Вэй Усянь, мысленно добавив: «лишь бы Храм был поблизости, напоминая тебе о наших совместных наказаниях.»

— Объясните данный выбор, — Цзян Чэн значительно напрягся.

— Печати внутри резиденции следует разместить в местах, которые хотелось бы защитить больше всего. Это желание благотворно влияет на их силу, — Вэй Ину удалось улыбнуться. Не с трудом, как повелось, а вполне естественным образом.

Тоска постепенно покидала сердце, уступая место надежде. Будучи шкодливыми детьми, а после несносными неудержимыми юношами, они много времени проводили в Храме из-за своих шалостей. Куда больше, чем Вэй Ин скоротал, вися на ветке. Стёртые колени и впитавшие дым от тлеющих благовоний волосы… Такое не забывается. Не проходит бесследно. Это вселяло веру в лучшее. Она плавно заполняла грудь Вэй Усяня словно тёплый весенний насыщенный ароматами цветов воздух, вытесняя тяжёлые мысли из головы и даруя жизненную силу.

— На этот раз обойдемся без видений? Храм Предков, без сомнений, в приоритете.

От слов Цзян Чэна улыбка Вэй Ина померкла. Почудилось, будто шиди неосознанно пытается отогнать от себя непрошенные воспоминания. Но, конечно, это — всего лишь догадки. Унывать никак нельзя. Сдаваться — тем более.

— Как вы уже заметили, видения — след прошлого. Энергия и события, накопленные за всё время существования того или иного объекта. Если вас посетит предок и поделится мудростью — это будет весьма полезно для нас с вами, — теперь приходилось откровенно врать. Иначе по-другому «сцену милования двух обрезанных рукавов» было не объяснить. Не говорить же чушь вроде: «Просто твой шисюн, которого ты не помнишь, играется с по уши влюблённым в него человеком, чувства к которому сам ещё не осознал, только потому, что посчитал всё это забавным.» Хоть данный эпизод носил именно такой смысл — меньшей чушью от того не становился. Как же глупо вышло… Глупо, гадко и недостойно.

Вэй Усянь тряхнул головой, отгоняя дурные мысли: «Да уж, иногда бывает так стыдно, что лучше уж и не помнить о содеянном.»

— Хорошо, отравимся к Храму Предков. Совершите свой ритуал перед входом, ибо это место священно для рода Цзян и я не терплю в нём никого, кроме членов семьи, — голос Цзян Ваньиня был твёрд. Настолько, что внутри вновь потяжелело.

Вэй Ин — посторонний…

Несомненно, ведь это подразумевалось с самого начала, но всё же играть в незнакомца и по-настоящему являться им — несоизмеримо разные понятия. Звучит, будто приговор от сурового Саньду Шэншоу.

«Надеюсь, когда ты, наконец, меня вспомнишь, то от души посмеешься над моим нынешним видом или же накричишь за эту глупую шутку, или поколотишь… Что угодно, лишь бы от души.»

— Начинайте.

Голос Цзян Чэна вывел Вэй Ина из задумчивости. Он и не заметил, как они дошли до Храма: «Надо же, действительно стал скромным, не слишком разговорчивым спутником.» Данная мысль немного развеселила, а вид Храма, такой привычный взгляду и сердцу, и вовсе заставил позабыть о невзгодах: «Не о чем жалеть. Было и было. Главное, что впереди ждёт ещё много всего. Не может же Цзян Чэн, в самом деле, продолжать меня сторониться и после восстановления памяти.»

Вэй Усянь мягко улыбнулся и вскинул руки, дабы «совершить ритуал». Несмотря на притворство, плавные легчайшие движения летящих рукавов по-настоящему завораживали и околдовывали. Цзян Чэн закрыл глаза и глубоко вздохнул. На сей раз молчал он куда дольше. Не успел Вэй Ин разочароваться из-за неудавшейся задумки, как шиди подал голос:

— Заклинатели…

Вэй Усянь обрадованно вскинул голову и обратил всё внимание к Цзян Чэну. Замерев от предвкушения, он жадно ловил каждое движение губ, внимал каждому изменению выражения родного лица.

— Один в чёрном… Второй в белом…

«В белом? Будучи в трауре, Цзян Чэн правда носил белое некоторое время, но к моменту моего возвращения с Луаньцзан вновь оделся в клановые цвета… Это я как раз отличился и начал расхаживать в чёрном…» — Вэй Ин посерьёзнел, погрузившись в воспоминания. Но правды в рассуждениях так и не нашёл, малодушно надеясь на лучшее.

— Мне… Неприятно их видеть… — красивое лицо Цзян Чэна изуродовала мученическая гримаса. Хоть Вэй Усянь и не видел выражения его глаз, но имеющегося вполне хватило, чтобы понять всё…

Осознание ударило в район грудины, полностью вышибив воздух. «Что я наделал…» — Вэй Ин начал задыхаться. В пришедших видениях он был здесь не с Цзян Чэном. Лань Чжань. Снова… Опять их треклятая прогулка свела все усилия на нет! Осквернила Храм Предков, оскорбила шиди, изуродовав память и светлые чувства, причинила боль. И даже хуже. Сейчас Вэй Усянь остро чувствовал, будто это он отчаянно пытается избавиться от прошлых ошибок, но те догоняют с удвоенной силой. Душат, тянут обратно, стирая всё хорошее, что только было в его жизни. Отбирают семью. Лишают будущего. Навсегда забирают Цзян Чэна.

— Не надо… — в отчаянии прошептал Вэй Ин, словно моля судьбу прекратить издевательства. Но всё обстояло иначе — издевался он сам. Тогда, в прошлом. Собравшись с духом, Вэй Усянь твёрдо заявил: — Хватит дурных видений.

Знаешь, бриз, а ведь истощение

Приводит с собой так много любви,

Я еле иду, спотыкаясь, как будто

Оставляю свой шёлковый след позади.©

(Строки из песни «Знаешь, бриз», исполнитель лампабикт)

У воды было спокойно. Вечерний ветер нагонял на озеро лёгкую рябь, от коей лотосы мерно покачивались в медленном незатейливом танце. Умиротворяющее зрелище. То, что надо для плодотворных угрызений совести.

Задумка с посещением памятных мест с треском провалилась. И того хуже — принесла Цзян Чэну лишние страдания: «Уж лучше бы он вообще ничего не вспоминал, чем насильно любовался неприятными глазу сценами.» Теперь у Вэй Усяня больше не имелось никаких идей, и если бы Цзян Чэн после таких подозрительных псевдо-заклинательских манипуляций решил, что больше не нуждается в подобных услугах, то он даже не смог бы воспротивиться. Нет ни сил, ни аргументов. Пришлось бы возвращаться «домой» в полнейшем разочаровании от собственной слабости. Но Цзян Чэн позволил остаться. И вроде даже проявил сочувствие? Или жалость… Наверное, второе, ибо опустошённый Вэй Ин в самом деле выглядел жалко. Чувствовал себя соответствующе…

Момент самоуничижения прервал негромкий лай, доносящийся с ближайшей речной пристани. Тёмный заклинатель испуганно замер, и неспешная вечерняя прогулка, сопровождаемая душевными терзаниями, прекратилась сама собой. Расширившиеся от страха глаза вдруг прозрели — Вэй Усянь разглядел неподалёку сгорбленную фигуру Цзинь Лина. Юноша монотонно гладил собаку, и каждое движение его скользящей по густом меху ладони казалось до того безразличным и безжизненным, что плакать от ужаса сразу же расхотелось. А вот от тоски — да. Можно было бы и прослезиться. Фея снова подала голос, на сей раз повернув свою зубастую мохнатую голову к Вэй Ину. Тот незамедлительно вскрикнул.

— Фея, иди гуляй, — безразлично проронил Цзинь Лин, оставшись сидеть спиной к неожиданному нарушителю спокойствия.

Клыкастое чудовище послушно заклацало когтями по мокрым доскам и, прошагав мимо Вэй Усяня звериной походкой, вскоре скрылось из виду, оставив заклинателей вдвоём.

— Чего такой грустный? — добродушно спросил Вэй Усянь, беззастенчиво присаживаясь на край пристани рядом с пригорюнившимся юношей.

— Не намерен делиться чувствами с кем попало.

— Зная твоего дядю и его суровое мужское воспитание, ты ими не поделился бы и с «кем надо», — беззлобно поддел Вэй Ин и, не дождавшись никакого ответа, поделился горестями сам: — У меня с Цзян Чэном безрезультатно…

— Я знаю, — Цзинь Лин, по-прежнему оставаясь безразличным к происходящему, провожал пустым взглядом рождение и затухание на воде солнечных бликов.

— Поэтому тоскуешь?

Наглый вопрос наконец-то снял оцепенение с юного заклинателя:

— Не твоё дело!

— Очень даже моё, — Вэй Ин грустно улыбнулся, а после, без всякого намёка на недавнюю улыбку, попросил: — Цзинь Лин, расскажи, как давно Цзян Чэн потерял память.

— Где-то с год назад.

— Целый год… — «А я даже не заметил, » — гадкое чувство снова посетило Вэй Усяня. Неужели в последний раз он видел прежнего Цзян Чэна, когда тот, узнав правду о Золотом Ядре, заливался горькими слезами? Последнее воспоминание о дорогом шиди было крайне паршивым… — Почему не попросил помощи раньше?

— А тебе разве было до него дело раньше?! — Цзинь Лин вспылил, но поспешил исправиться, неожиданно разоткровенничавшись: — То есть… Ты много сделал для дяди в прошлом и, судя по всему, был с ним близок, но потом вы с Хангуан-Цзюнем отправились странствовать, — правда, надолго юноши не хватило, и в его голосе вновь послышался упрёк: — Тебя не так-то просто поймать для разговора, чтобы не вызвать подозрений. Потерю памяти приходится держать в тайне, иначе дядю сочтут сумасшедшим.

— Понимаю… — блёкло отозвался Вэй Ин. Ведь это понимание относилось к признанию собственной вины, а не скрытному поведению Цзинь Лина: «Мы слишком были заняты друг другом, чтобы обращать внимание на весь остальной мир. Надо же. Счастье действительно ослепляет. До такой степени, что я не уследил за изменениями в Цзян Чэне. Выходит, сомнительное это «счастье»-то.» Самобичевание прошло столь же быстро, как и накатило. Будто волна омыла берег после жуткого шторма, оставив после себя на песке уродливое морское нутро в виде дохлых гадов вперемешку с мусором. Но Вэй Усянь привык. Он маялся подобными чувствами весь день, поэтому быстро пришёл в себя, попросив без особой надежды: — Цзинь Лин, расскажи мне про дядю.

— Чего? Да ты его знаешь лучше меня! — огрызнулся юноша.

«Неправда. Или правда? Я уже запутался, А-Лин. Из-за счастливого брака сам себя перестал узнавать, что говорить о ком-то ещё…»

— Как шиди, но не как дядю. Что с ним стало за тринадцать лет?

— Будто сам результата не видел!

«Мне жаль, что я не видел, как ты рос собственными глазами.»

— Не упрямься, — Цзинь Лин невероятно похож на Цзян Чэна, невозможно не улыбнуться, что Вэй Усянь и сделал, после, не без лукавства, предложил: — Если тебе так сложно откровенничать, то давай устроим обмен? Я могу рассказать о шицзе, — голос стал ещё хитрее: — Хоть ты много вредничаешь, по правде, очень похож на маму.

— Чем же? — Цзинь Лин заинтересовался, в глазах появились жадные до нового искорки жизни, свойственные всем молодым людям его возраста.

Вэй Ину на ум тут же пришёл случай, когда Яньли вступилась за него, «шедшего по кривой дорожке тёмного заклинателя», на Облаве, состоявшейся у подножья горы Байфэн:

— Так же отчаянно защищаешь близких, не боясь заступиться, даже если противник во много раз сильнее тебя. Добрый и отзывчивый, несмотря на отцовскую манеру задирать нос, — Цзинь Лин тепло улыбнулся, Вэй Усянь тоже растрогался, умилившись от вида расчувствовавшегося юноши, но об условиях «сделки» с напускной строгостью напомнил: — Твоя очередь.

— Дядя очень требовательный… По правде, мне иногда хотелось, чтобы он был чуточку мягче. И когда его характер изменился, я решил, будто это из-за моего желания. По моей вине… — Вэй Усянь не на шутку удивился, Цзинь Лин действительно заговорил о том, что его беспокоит: — Но на самом деле, я никогда так не считал! Он всегда поддерживает меня, что бы ни случилось. Иногда его опека и щедрость даже чрезмерны, — Вэй Ин понимающе улыбнулся — сразу вспомнилась их первая встреча на ночной охоте: «Сколько тогда баснословно дорогих сетей божественного плетения выдал ему Цзян Чэн? Четыре сотни?» Цзинь Лин же всё продолжал: — Дядя бывает груб и слишком суров, но это же и есть воспитание! А ещё ругается и угрожает так, что волосы дыбом встают. Но всё лишь слова, он ни разу не наказывал как грозился, да и не боюсь я его! Только в детстве часто обижался на методы тренировок дяди, ведь после них всё тело ломило будто повозкой переехали… Но по возвращении в Ланьлин, я оказывался лучше всех в стрельбе и фехтовании. Поэтому новые уроки в Юньмэне ждал уже с нетерпением, — улыбка Вэй Усяня сделалась ещё шире и ярче. Он прекрасно помнил последствия тренировок от Госпожи Юй, но не мог не благодарить её за внимание и усердное воспитание: «Наверняка Цзян Чэн перенял манеру матери.» Весь рассказ Цзинь Лина в целом действовал согревающе, словно суп, приготовленный заботливыми руками дорогой шицзе, а конец откровений и вовсе отогнал удушливый туман неподъемной вины, преследующий весь день: — Мне его не хватает… Так глупо, ведь дядя рядом…

— Спасибо, — слово искренней благодарности само сорвалось с губ.

— За что? — лицо Цзинь Лина отразило крайнюю степень замешательства.

— Теперь я знаю, что отступать ни в коем случае нельзя.

«Мне тоже его не хватает.»

Так что любовь — любовью,

Сохрани её еще на чуть-чуть.©

(Строки из песни «Знаешь, бриз», исполнитель лампабикт)