Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

3486 солнечный год, двадцать второе февраля

9 Квадрант, планета Орион, Фолус

 

Когда он впервые её увидел, она, закованная в цепи, вжалась в угол камеры, теребила подол изорванной юбки и что−то напевала себе под нос. В резком, полупрозрачном свете она казалась болезненно хрупкой. Спутанные волосы до пояса свисали грязными, окровавленными прядями.

 

Слишком грязными даже для этого места.

 

− В чем она обвиняется? — спросил он слишком уж сурового на вид сержанта, демонстративно поглаживавшего свой импульсный фазер.

 

− Её уличили в нарушении кодекса 4Е, капитан Малфой, − тут же выпрямился сержант. Он из зеленых пиджаков, мысленно застонал Драко, стараясь не смотреть в затуманенные глаза.

 

− 4Е? — переспросил он, проведя рукой по седеющим волосам и еще раз взглянув на женщину, которая, видимо, ничего не замечала. «Одурманена», − сообразил Драко.

 

Сержант слишком энергично закивал, схватил со стола планшет и протянул Драко. На экране высветился список преступлений — от мелких краж до межпланетного терроризма. Драко выбрал несколько случаев и принялся просматривать на голографическом дисплее снимки с каждого места преступления.

 

Некоторые были ему знакомы: взрыв в системе Эсофт, диверсия на грузовом корабле, направляющимся к Ориону.

 

Его глаза непроизвольно расширились, когда он увидел кадры печально известного нападения на систему Вега.

 

− Хотите сказать, это все — её рук дело? — спросил Драко, продолжая просматривать дело. Сержант ничего не ответил, как он и предполагал.

 

Зеленые пиджаки — безмозглые трутни.

 

Ему стало не по себе, когда он долистал дело до конца, хотя он не знал почему. Под фотографией, на которой она сжимала в объятиях мертвеца, было указано её имя: Гермиона Грейнджер.

 

Он не мог заставить себя в этом признаться, но это имя откуда−то было знакомо, и от этого похолодел.

 

***

3486 солнечный год, двадцать третье февраля

 

На следующее утро Драко проснулся со знакомой болью в ноге, напоминание о почти забытой травме. Боль не помогли унять ни обжигающе горячий душ, ни назначенные врачом упражнения. Она медленно разгоралась. Он хотел позвать Натли, но вспомнил, что она давно ушла.

 

Драко, как всегда, был один.

 

Стараясь не обращать внимания на боль, час спустя он встретился с комендантом, угрюмым мужчиной, бывшим подчиненным Драко.

 

Работа на бывших подчиненных — один из недостатков возраста.

 

− Она важная птица, − пояснил комендант Эндерсон, протянув Драко пухлое бумажное дело. Увидев, как на его скулах заиграли желваки, комендант вздохнул. — Мы получили сведения о готовящемся нападении на Вегу. Есть основания подозревать, что она что−то знает. Учитывая деликатный характер дела, не все можно загрузить в базу.

 

База оставалась единственным источником информации Межгалактического Суверенитета. Но не слишком надежным, поскольку многое туда по ряду причин попросту не загружалось. Учитывая специфику работы Драко, ему приходилось искать другие. Поэтому сейчас он листал толстую папку, пробегая глазами по рукописным заметкам и черно−белым фотографиям. Кое−где клочки синтетической бумаги были склеены скотчем, а в углах можно было разглядеть красные и оранжевые пометки.

 

− По ней не скажешь, − заметил Драко и тут же коснулся глянцевого фото женщины в черных повстанческих регалиях, пронзительный взгляд её карих глаз непостижимым образом был устремлен на него. Он моргнул и сжал кулаки, чтобы сдержать дрожь, когда прочел надпись: «Гермиона Грейнджер, мятежница, 3465 год».

 

− Не позволяйте ей вас одурачить, капитан, − на лице коменданта отразилась ярость, когда он покосился на фото у Драко в руке. — Её дважды брали в плен, и оба раза ей удавалось сбежать.

 

Цепи и зеленый пиджак вдруг обрели смысл.

 

− Мы целый месяц её допрашивали, − продолжил Эндерсон, − но безуспешно. Майор Райлан, − он заскрежетал зубами, назвав имя начальника, − настоял на привлечении вас к этому делу.

 

Ни для кого не было секретом, что Эндерсон был не слишком высокого мнения о Драко, и, будь это в его власти, заставил бы Драко уйти в отставку. Но Райлан, как и Драко, был старым конем и до сих пор ценил его нетрадиционную тактику ведения допроса.

 

Драко не знал, стоит ли быть благодарным бывшему наставнику в данном случае. Если она месяц пробыла у людей Эндерсона, Драко повезет, если он вообще застанет её в здравом уме.

 

− Я могу действовать на свое усмотрение? — подняв голову, Драко взглянул в прищуренные глаза Эндерсона. Его ничуть не смущала неприкрытая снисходительность коменданта.

 

Понятное дело, Эндерсон не любил, когда ему указывали, что делать. Тем более, когда человек уровня Драко — никому не нужный капитан без каких−либо перспектив — требовал полномочий, которых не было у самого коменданта.

 

− В комнате для допросов? Да.

 

***

На сей раз перед дверью стоял другой сержант — к счастью, не из зеленых пиджаков.

 

− Сержант, − пробормотал Драко, нажав на биосенсор, чтобы дверь открылась.

 

Заключенная сидела за металлическим столом в центре комнаты. Тишину нарушал скрежет тяжелых цепей, когда она постукивала пальцами в одном ей известном ритме..

 

Она вся была грязная: желтые обломанные ногти, сколовшиеся о металл, изорванная одежда в комьях и остатках давно съеденной еды. Женщины на фотографии давно не существовало, осталась лишь исхудавшее подобие мятежницы, в 72−м году взорвавшей систему Вега.

 

Драко хотел увидеть её лицо, понять по её взгляду, насколько она сломлена, чтобы решить, как выудить из неё хоть что−то, но она ссутулилась, волосы мешали её разглядеть.

 

− Гермиона Грейнджер, − ровно произнес он, стараясь не хромать и остановился напротив неё.

 

Последнее прикосновение пальцев, она замерла, прерывисто вздохнула, подняла голову и взглянула ему в глаза.

 

Драко пришлось прикусить губу, чтобы не отреагировать. Он вцепился в спинку стула, когда нога почти подкосилась. Мертвенная бледность и давние синяки, как он и предполагал. Его не смутила даже свежая кровь у неё на лбу.

 

Его потрясли её глаза. Серо−стальные, невидящие, но каким−то непостижимым образом сверлящие его. Он перетасовал бумаги, чтобы потянуть время, разглядывая известную мятежницу.

 

Ему доводилось допрашивать сотни пленных, бунтовщиков и мелких преступников. Он видел всевозможные раны и болезни, но никогда не сталкивался со слепотой.

 

Будучи кадетом, Драко научился по зрачку определять, когда ему лгут, любое изменение указывало на обман.

 

Ему не нужны были препараты или ножи, ведь он читал лица заключенных, как открытую книгу. Благодаря этому он нажил множество врагов, но был хорошим следователем.

 

До сих пор.

 

Взяв себя в руки, Драко сел и разложил бумаги на столе.

 

− Похоже, у вас был весьма выдающийся…

 

− Это ты, да?

 

Он невольно осекся. Ничего нельзя было прочесть по её морщинкам, по дрожащему под тяжестью оков запястью.

 

− Прошу прощения? — Драко выпрямился, пытаясь сохранить непроницаемое выражение лица. Несмотря на очевидную слепоту, он мог поклясться, что она наблюдает за ним, читает его, как он должен был читать её.

 

− Это тебя я видела в своих снах, − певуче произнесла она. — За мгновение до того, как проснусь. Я вижу замки, космические корабли, пастбища. И везде — ты. Интересно, мы скоро встретимся вновь?

 

Драко потянулся к дисплею, удостоверился, что она более не находится под воздействием веществ, и вновь взглянул на пленницу. Он вспомнил слова воинственного настроенного коменданта: «Не позволяйте ей вас одурачить, капитан».

 

Он ждал от мятежницы молчания или жестокости. Каким−то образом ей удалось разрушить все его надежды на преимущество, хотя она выдержала целый месяц допросов.

 

Но она хотя бы разговаривала.

 

− Видела? — Драко скрестил руки на груди и откинулся на стуле. Он даст ей высказаться, вернет хоть каплю достоинства, позволит поверить, будто она его зацепила. И словами она выдаст себя. Такова человеческая природа.

 

− Ты мне не веришь, − её губы дрогнули в полуулыбке.

 

− Это проблематично, поскольку мы никогда не встречались и вы слепая.

 

− Мне больше не нужны глаза, чтобы видеть. Мелодика твоего голоса, интонации, с которыми ты произносишь моё имя, − её собственный голос дрогнул. — Я знаю, что это ты, Драко.

 

Он закрыл рот, чтобы не задать вопрос, который она хотела услышать.

 

Существовало множество способов узнать его имя. Болтливый сержант, а может, просто утечка информации.

 

Её слова ничего не значили и ничего не меняли.

 

− Вы должны меня простить, − он схватил фото, глядя то на него, то на сидевшую напротив женщину, − вы поставили меня в неловкое положение, ведь я никогда не видел вас прежде.

 

− Ты никогда не видишь, − ответила она, рисуя пальцем круг на столе. Она все еще улыбалась, будто предавалась приятному воспоминания.

 

Он внимательно наблюдал за ней, выжидая, позволяя тишине вокруг них сгуститься. Молодые заключенные не выносили скрип фильтрационной системы или пустых белых стен комнаты для допросов. Они заикались, плевались, делали что угодно, лишь бы не слушать собственное дыхание и не смотреть на свое отражение в холодном металле.

 

Мятежницу это не беспокоило. Она медленно свела руки, её дрожащие пальцы теребили мозолистую кожу.

 

Её движения не выглядели целенаправленными, и это еще сильнее нервировало. От цоканья её языка или царапанья ногтем, у него волосы на затылке вставали дыбом, будто под кожей ползали Орионские жуки.

 

− Похоже, вы хорошо меня знаете, − начал Драко, моргая под её взглядом, − может, расскажете больше о себе? О вашей базе?

 

− Ты знаком с магией, Драко? — она вновь обратилась к нему по имени, Драко казалось, он слышал её дыхание у уха, его настигло фантомное воспоминание из прошлого.

 

Он отогнал зарождающиеся мысли, некую иллюзию. Это все её заявление, что они якобы встречались, и необычная манера произносить его имя.

 

− Я знаком с историей Солнечной системы, − отрезал он, гадая, какое отношения к этому разговору имеют давно заброшенные занятия магией.

 

− Ты мне поверишь, если я скажу, что магия до сих пор существует? Хотя чем дальше мы от Земли, тем она слабее, но она все еще живет в нас. — Она прижала руку к груди и прикрыла глаза.

 

Драко никогда об этом не задумывался, пока не начал изучать роль пользователей магии в разработке первых сверхсветовых двигателей, покинувших Землю.

 

− Конечно, − протянул он. — Почему нет?

 

Она улыбнулась, то ли не уловив его сарказм, то ли не придав ему значения.

 

− Мне кажется, мы о ней попросту забыли, но, когда я сплю, я по−прежнему ощущаю магию внутри себя.

 

Драко ждал, что она объяснит, хоть что−то предпримет, но она лишь сидела, перебирая пальцами.

 

− И что же?

 

− М?

 

− Это как−то связано с тем, откуда вы родом? — повторил он свой вопрос, стараясь не выдать своего раздражения.

 

− Конечно. С этого все у нас и началось, Драко. — Её улыбка необъяснимым образом сокрушала его. На мгновение ему будто иглы вонзились в горло, лишив дара речи.

 

Это было бессмысленно, понятное дело, заключенные шли на любые уловки, чтобы вывести его из равновесия.

 

− Хочешь, я тебе об этом расскажу? — спросила Гермиона, продолжая водить пальцами по холодному металла.

 

− О чем?

 

− О том, как мы встретились, − ответила она.

 

Он шевельнулся, моргнул один раз, второй.

 

− Мы встретились, − он взглянул на часы, − восемь минут назад.

 

− В этой жизни да, − уголок её губ слегка приподнялся, на щеке появилась маленькая ямочка.

 

Драко напомнил себе попросить врача осмотреть её на предмет не диагностированного психического расстройства.

 

− Ты мне не веришь, − прошептала она. — Это нормально. Может, все же позволишь мне рассказать свою историю?

 

Драко по опыту знал, что история на поверку может оказаться любой. Один военнопленный однажды поведал ему о ручном зверьке, который привел их к вражескому складу оружия на далекой луне Маркеш. Для заключенных истории были способом не сойти с ума.

 

− Хорошо.

 

Она так ярко улыбнулась, что в уголках глаз появились морщинки.

 

− Это произошло очень давно. Больше тысячи лет, задолго до того, как мы покинули Земли. Мы были так молоды, когда встретились впервые. — Она подняла руку, будто хотела почесать зудящую кожу или убрать выбившуюся прядь волос, но цепи помешали.

 

Драко еле удержался, чтобы не закатить глаза.

 

− В Шотландии была волшебная школа−замок, спрятанная в горах. Она была… − у неё перехватило дыхание. − … прекрасна. Как во сне.

 

Проглотив сомнения, Драко поерзал на стуле, внимательно наблюдая за пленницей, ожидая малейшего движения, которое позволит ему разгадать суть её игры.

 

Конечно, это игра.

 

− Мы учились на одном курсе в Хогвартсе.

 

− Правда? — подыграл ей Драко, невольно представив эту картину: мальчик и девочка, возможно, одинокие и непонятые, становятся друзьями. Фрагменты мозаики сложились, она давила на его одиночество, возможно, знала историю его детства. — Дай угадаю, мы были друзьями?

 

Её смех был мелодичным и в то же время резким.

 

− Мы были кем угодно, но не друзьями, − она поджала губы и слегка наклонила голову. Каждый жест длился чересчур долго, каждый вздох был слишком протяжным.

 

Когда она подняла голову, Драко обратил внимание на почти невидимые линии, пересекающие её шею, шрамы и морщины, скрытые волосами.

 

− Была война, − она говорила с трудом, но уверенно. — Мы были по разные стороны баррикад, обреченные ненавидеть друг друга. Ты же знаешь, во что превращаются войны, когда затягиваются. — Он нахмурился. — Впрочем, ты наверняка и забыл, что такое мир, − задумчиво произнесла она.

 

− Мы не на войне, − напомнил Драко.

 

− Семантика, − мятежница ухмыльнулась, его охватило странное чувство дежавю, которое он тут же поспешил отогнать. — Чем дольше ты сражаешься, тем труднее вспомнить, за что. Война эволюционирует от праведности к выживанию, от приключения к ужасу…

 

***

2003 солнечный год, восьмое февраля, планета Земля

 

Ноттингем, Долгая война

 

Она была глупа. Непростительно.

 

Когда камни обрушились у входа в пещеру, она лишилась магических сил и лишь тогда осознала степень своего высокомерия.

 

Она была так самоуверенна, твердо считала эту миссию справедливой.

 

Она отчаянно нуждалась в проблеске надежды в этой бесконечной войне.

 

Земля содрогнулась от какого−то заклинания, которое она произнесла, войдя в пещеру. Груда камней поглотила последний луч света, оставив её во тьме.

 

− Кто здесь?

 

От знакомого голоса у неё волосы на затылке встали дыбом.

 

Гермиона вскочила, лихорадочно ища фонарик в сумке.

 

Вокруг эхом отдавались шаги, такие осторожные, но приближающиеся. Насмешливые.

 

− Блядь, − пробормотала она, пытаясь сохранить спокойствие, но темнота была всепроникающей. Она щупала старый фонарик, ища кнопку включения.

 

Наконец, слабый луч света все же появился, но облегчение Гермионы было недолгим.

 

− Малфой? — пробормотала она, увидев его. Её медленно охватила паника, она инстинктивно потянулась за палочкой. Но тут же вспомнила, что не может колдовать в пещере, и продолжила рыться в сумке, не сводя глаз с Пожирателя Смерти.

 

− Грейджер? — презрительно произнес он, крепко сжав палочку, но не пытаясь ею воспользоваться. — Как ты, блядь, здесь оказалась?

 

Он тоже не мог колдовать, она была в этом почти уверена. Он держался поодаль, хотя взгляд был пронзительным.

 

Наконец, рядом с аптечкой первой помощи и батончиками она нашла в сумке что искала. Она вынула кинжал.

 

− Полагаю, так же, как и ты.

 

Это все из−за дразнящих слухов о силе, способной изменить ход войны.

 

Дурацкая затея.

 

Его рука, державшая палочку, едва заметно дрожала. В его застывшем взгляде промелькнул страх. Выглядел он ужасно: исхудавший, под глазами мешки, некогда лощеная, теперь мантия Пожирателя была порванной и грязной.

 

Гермиона понимала, что она, скорее всего, выглядит не намного лучше, но она хотя бы оделась для холодной погоды.

 

Они стояли молча. Ситуация была совершенно абсурдной: бойцы вражеских сторон, замерзшие и практически беспомощные.

 

И застрявшие, тут же сообразила она. Они были заперты в этой пещере.

 

Без магии и возможности мгновенно связаться с толпой Пожирателей Малфой вдруг показался вовсе не столь опасным.

 

Она не удержалась от громкого смеха, а вот Малфой, напротив, встревожился.

 

− Блядь, да что с тобой? — спросил он.

 

− Я в ловушке в этой пещере с тобой, − она демонстративно взмахнула кинжалом. — Мы оба не можем колдовать, − услышав это, Малфой, наконец, опустил палочку, − и, признаться, я не вижу выхода.

 

Он явно испытывал противоречивые чувства, обводя взглядом пещеру, потом прищурился, посмотрев на неё.

 

− Я сваливаю.

 

Знакомое высокомерие действовало почти успокаивающе на фоне окружающего абсурда.

 

− Желаю удачи, − фыркнула она.

 

− Просто держись от меня подальше, − зло бросил он.

 

− А ты от меня, − стиснула зубы она.

 

***

Без солнца и заклинания Темпус Гермиона потеряла счет времени, пока осматривала пещеру и гладила пальцами стены в надежде найти хоть какой-то выход.

 

Краем глаза она заметила, что Малфой делает то же самое, то и дело бросая в её стороны суровые взгляды.

 

Она обнаружила невысокую скалу на своей половине пещеры, с неё на земле медленно стекала вода, больше никаких признаков расщелины не было. Пещера была около двадцати футов, то есть такая маленькая, что Гермиона все время могла отслеживать передвижения Малфоя, и не могла от него освободиться. Это усиливало её тревогу, мало того, что ей предстояло выжить здесь, она должна была пережить его.

 

Когда она проголодалась, он был всего в паре шагов и свирепо смотрел на неё, она недоуменно гадала: поделиться ли с ним своим скудным пайком?

 

«Хотя какая разница?» — язвительно подумала она. Выхода не было, рано или поздно они умрут с голоду, зачем оттягивать неизбежное?

 

«Нет», — она выпрямилась. Она пережила шесть лет бесконечной войны. Она ни за что не умрет в пещере в обществе Драко Малфоя.

 

Прежде, чем у неё сдали нервы, она достала из сумки пару батончиков и один бросила Малфою. Она прислонилась к стене, чтобы спокойно поесть, но он усмехнулся и поднял батончик из грязи.

 

— Что это? — презрительно спросил он, держа батончик на расстоянии вытянутой руки, словно опасаясь, что он превратится в оружие и нападет.

 

Не будь она так измотана, она бы расхохоталась над возникшим в воображении образом.

 

— Еда.

 

Его призрачно-серые глаза, освещенные фонариком, который она пристроила в ногах, метнулись к ней.

 

— Что?

 

— Еда, мать твою, — она сорвала обертку со своего батончика и откусила кусочек, показывая, как нужно есть.

 

Это выбивало из колеи. Малфой продолжал пялиться и на неё, и на батончик, которым она по глупости поделилась.

 

— Зачем?

 

— Если он тебе не нужен, просто верни, — Гермиона протянула руку, раздраженно стиснув зубы.

 

Она дала ему батончик не для того, чтобы проверить его, однако он воспринял это именно так. Гермиона просто почувствовала себя неуютно при мысли, что он умрет от голода у неё на глазах.

 

Возможно, теперь быстрая смерть от перерезания сонной артерии или удара ножом в бедро стала бы радостью.

 

— Малфой, он не отравлен, — наконец, смягчилась она. — Это батончик, его едят. Не слишком вкусный, но калорийный. Если у тебя не припрятано каких-нибудь пищевых припасов, то выбора нет.

 

— Ты не ответила на мой вопрос.

 

Удивительно, но спустя шесть лет у него все еще был голос плаксивого подростка.

 

Она удержалась от того, чтобы вернуться к юной себе, полной уверенности в собственной правоте и веры в то, что если стараться, то добро всегда восторжествует. Та она набросилась бы на Малфоя и потребовала, чтобы он разговаривал с ней уважительно.

 

— У меня нет желания смотреть, как ты умираешь с голоду. Я подумала, у тебя нет еды… если я ошиблась, приношу свои извинения, — протянула она.

 

Он еще минуту помучился, потом его плечи расслабились, он прислонился к стене пещеры напротив неё, вскрыл свой батончик и с жадностью откусил.

 

Он закашлялся и затрясся так драматично, что Гермиона прижала кулак к губам, чтобы сдержать смех.

 

— Он отвратителен, — его лицо перекосило от отвращения.

 

Она фыркнула, но возражать не стала.

 

— Пожалуйста, умирай с голоду.

 

Он что-то пробормотал себе под нос, но кусочек не выплюнул.

 

Их странная трапеза сопровождалась молчанием и скрежетом зубов, разносившимся по маленькой пещере.

 

Доев свой батончик, Малфой удивил её.

 

— Спасибо, — тихо сказал он.

 

На мгновение ей показалось, она это выдумала — по здравому рассуждению, ни один Пожиратель Смерти не стал бы её благодарить.

 

— Не за что.

 

Позже она поймет, что это было… оливковая ветвь. Начало.

 

***

Гермионе уже давно не доводилось скучать. Она всегда была чем-то занята на благо Ордена: сражениями, исследованиями, приготовлением зелий или идиотскими заданиями, в результате которого оказалась взаперти в пещере с заклятым врагом.

 

Из-за скудного света фонарика читать было почти невозможно, и она погрузилась в раздумья.

 

Пройдет неделя, прежде чем кто-то заметит, что она пропала, ведь только Невилл знал, куда она ушла. У неё оставалось десять батончиков, они могли съедать по одному в день, а потом разделить их еще на четыре. Не лучший вариант, но выжить поможет.

 

Конечно, в том случае, что, если в Ордене поймут, что она пропала, свяжутся с Невиллом и как можно скорее снарядят отряд на её поиски. И если им каким-то образом удастся проникнуть в пещеру, которая магическим образом закрылась.

 

А, да, а еще им с Малфоем надо не убить друг друга до того, как подоспеет помощь.

 

Закончив есть, Малфой сидел молча, подтянув колени и обхватив их руками.

 

Если они все же убьют друг друга, она составила магическое завещание, которое активируется в доме на площади Гриммо. Оно отправит Рону и Гарри заранее тщательно составленные письма, чтобы мальчики исполнили её последнее желание жить дальше.

 

Но она предпочла бы не умирать, по крайней мере, не сейчас. И не так.

 

Война отняла у неё детство, из-за чего она чувствовала себя гораздо старше своих двадцати трех лет, но в некотором смысле ей оставалось семнадцать.

 

Война искривила и перевернула всех, пока они не превратились в искаженные отражение прежних себя.

 

Она сквозь ресницы посмотрела на Малфоя и заметила, что у него дрожат пальцы.

 

Она уже много лет ничего не слышала о нем, с тех пор как от боев на территории Хогвартса война стала партизанской на маггловских переулках и в темных лесах. Вполне возможно, он был одним из многих мужчин, с кем она сталкивалась, хотя она с трудом могла представить, чтобы он выжил в схватках, не говоря уже о шести годах такой жизни.

 

— Что? — яд в его голосе немного смягчался дрожащими губами.

 

Он был напуган и отчаянно пытался это скрыть.

 

Она его не винила.

 

— Я устала, — ответила Гермиона.

 

— Рад за тебя, — невозмутимо отозвался он.

 

Это могло стать проблемой.

 

Она сжала в руке нож.

 

— Ты убьешь меня, едва я засну? — куда менее уверенно, чем хотела, спросила она, тщетно пытаясь замаскировать страх.

 

— Нож не у меня, — Малфой кивнул на её руку.

 

Гермиона не удостоила его ответом, она просто сидела, борясь с подступающей усталостью.

 

Она представила, что, едва провалится в сон, его пальцы сожмут её шею, он легко убьет её.

 

Правда, это все равно не так страшно, как умереть с голоду, но все равно не лучший вариант.

 

Ей нельзя засыпать.

 

Она подумала о вещах, оставленных в её комнате в доме на площади Гриммо: о непрочитанных книгах, о так и не сказанных словах.

 

Ни одно из них по отдельности не казалось особенно важным, но вместе они были делом всей жизни.

 

Хотя когда у неё будет на это время? Если она переживет это приключение, сколько еще продлится эта война?

 

Шесть лет уже казались ей целой жизнью.

 

Она попыталась хоть как-то разозлиться на Малфоя, выплеснуть на него свою ненависть к Пожирателям и к войне, но ничего не вышло, её гнев попросту превратился в пыль.

 

Прежде война имела смысл. Тогда все её существо содрогалось от гнева, вызванного ужасом перед Волдемортом и его Пожирателями. Она отчетливо помнила присущий ей пыл.

 

Теперь ей потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, почему они до сих пор продолжали сражаться.

 

А когда вспомнила, то возненавидела себя за сомнения, стоило ли оно того.

 

***

Она в панике проснулась и потянулась за ножом, но тут же сообразила, что Малфой тоже крепко спал.

 

Выровняв прерывистое дыхание, она прислонилась спиной к стене и обнаружила, что нож спрятан у неё за поясом.

 

Слабый свет её фонарика смягчал черты лица Малфоя. Он выглядел измученным, будто и не спал, а находился в некоем полусне.

 

Она попыталась подавить вспышку сочувствия. Сейчас он не был похож ни на мелкого засранца, издевавшегося над ней в Хогвартсе, ни на одного из тех чудовищ, с которыми ей доводилось сражаться последние шесть лет.

 

Он был похож на неё. Изможденный. Вечно настороженный из-за бесконечной борьбы.

 

Она подумала, что он тоже забыл, из-за чего началась война, а может, его страсть к идеям все еще была сильна.

 

Ей в голову пришла неожиданная мысль: возможно, ей стоит избавить его от страданий. Оставить себе десять батончиков на десять дней и спасти его от медленной и мучительной смерти.

 

Она встала, сжимая нож в дрожащих пальцах.

 

Это было так просто… всего один порез в нужном месте, и он всего через несколько мгновений истечет кровью. Он не почувствует боли.

 

Она преподнесет ему подарок.

 

Но тогда рядом будет лишь труп, гниющее напоминание о том, что она хладнокровно убила, руководствуясь лишь собственной паранойей и верой в то, что она знает, как лучше. Она была всего в футе от него, её поразило осознание, и она отшатнулась.

 

Во что она превратилась?

 

— Грейнджер? — сквозь звон в ушах она расслышала неуверенный голос Малфоя. Он смотрел на неё, его глаза были широко раскрыты, и она поняла: он догадался, о чем она думала.

 

— Собираешься меня убить? — слишком легко, слишком беспечно осведомился он.

 

Словно его это не особенно беспокоило.

 

— Нет, — сглотнула она.

 

Он поерзал, сел прямо и провел рукой по спутавшимся волосам.

 

— Но ты же думала об этом?

 

Она машинально кивнула, подавившись вертевшимися на языке извинениями.

 

— Ты меня винишь? — вместо этого спросила она, усаживаясь напротив.

 

Он оценивающе взглянул на неё, протер глаза и поправил мантию.

 

Она заметила, что он дрожал. Это она приехала в Ноттингем, готовая к встрече со стихией, на ней было маггловское пальто и свитер, а Малфой был одет лишь в тонкую дырявую мантию.

 

Видимо, он никогда не задумывался о том, что согревающие чары рассеются, и он лишится возможности колдовать.

 

Он скрестил руки на груди и покачал головой.

 

— Нет, — наконец, ответил он. В его голосе больше не было ни самоуверенности, ни резкости.

 

Он звучал холодно. Бесстрастно.

 

Она не хотела придавать этому значение и заставила себя не обращать на это внимания.

 

— Ладно.

 

— Ладно.

 

***

Прошло совсем немного времени, и Гермиона обнаружила довольно серьезный изъян в своем, в целом, безупречном плане.

 

Время.

 

Даже при самых благоприятных обстоятельствах время было мрачным, часто иллюзорным врагом, слишком быстро бегущим, когда его нужно замедлить, и замирающим, когда нужно его ускорить.

 

Но тогда у неё была магия или хотя бы солнце, по которому можно было определить время суток.

 

Здесь же, в этой темной пещере не было даже проблеска естественного света. Ничто, кроме её собственного суточного ритма, не указывало на время.

 

Она предположила, что с тех пор, как попала сюда, прошли сутки, но не была уверена.

 

— Малфой, — подняв голову, Гермиона увидела, что он все еще дрожит. — Ты долго пробыл здесь вчера, прежде, чем пришла я?

 

Его зубы стучали, он, заикаясь, ответил:

 

— Недолго.

 

Гермиона хотела расспросить его, чтобы узнать больше о магии этого место. Неужели их заперли лишь потому, что они — это они? Если бы другой человек попытался войти, ему бы удалось спасти Гермиону или он бы тоже оказался в ловушке?

 

Но, прислушавшись к затрудненному дыханию Малфоя, она пришла к выводу, что ему сейчас не до пещеры.

 

— Ты замерз? — спросила она.

 

Он бросил на неё тяжелый взгляд.

 

— Какая, блядь, тебе разница? — дрожащим голосом выдавил он. — Ты собиралась меня убить.

 

Она его проигнорировала.

 

— Ты знаешь, каково умереть от переохлаждения? Когда так холодно, что лишаешься способности нормально мыслить. Не самый приятный способ. Возможно, это лучше, чем смерть от голода, но все же. Я бы предпочла избежать общества трупа.

 

— Так вот что тебя остановило? — огрызнулся он.

 

Кровь схлынула с её лица.

 

— Я не знаю.

 

Он вяло рассмеялся.

 

— Н-не расстраивайся. У меня была та же мысль.

 

Она не поняла, угроза ли это, ведь её странно успокоили его слова.

 

Тишина сгущалась, Малфой дрожал все сильнее и дышал все тяжелее. Она уже не была такой сердобольной, как прежде, но все же ей потребовалась вся сила воли, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда он кашлял или стучал зубами.

 

— Держи, — Гермиона сняла с себя пальто и протянула ему, — Надень. Тебе нужно сохранить хоть каплю тепла.

 

Боль в его взгляде и ошеломленное выражение лица, когда он гадал, брать ли пальто, заставили её подставить себя холоду.

 

— Что?

 

— В отличие от тебя, я была готова не замерзнуть. Если внешние факторы не повлияют, что вряд ли, холодать в пещере больше не будет. Так что мне хватит моей одежды. — Она замерзнет, но останется жива. Гермиона сглотнула и кивнула, чтобы он просто надел дурацкое пальто.

 

Он сердито напялил его.

 

— Блядь, — он обхватил себя руками. — Здесь пиздец как холодно.

 

— Жизнь без согревающих чар, — съязвила Гермиона, чуть улыбнувшись.

 

— Спасибо, — его голос был приглушенным из-за пальто.

 

— Я не хочу видеть, как ты умираешь, — наконец, объяснила она. — То есть… — Она попыталась облечь мысли в слова — при других обстоятельствах она бы с радостью смотрела, как он гибнет, но здесь, в этой пещере, эта мысль внушала ей ужас.

 

Странно, как война усложняет то, что когда-то было таким простым.

 

— А какая вообще разница? — спросил он.

 

— Что ты имеешь в виду?

 

— Даже если я не замерзну, рано или поздно у тебя закончатся съедобные батончики, и мы будем голодать. — Он скрестил руки на груди, уткнув лицо в колени.

 

Но она уловила в его словах уязвимость, не то страх, не то ожидание неминуемой смерти. Она не знала, что это, по крайней мере, тогда.

 

— Мы не мертвы, пока не умрем, — сказала она. Она не хотела раскрывать свою надежду на спасение, ведь, несмотря на сложившиеся обстоятельства, Драко Малфой оставался её врагом.

 

— Ты никогда не сдаешься, да? — должно было прозвучать насмешливо, подумала она, а получилось недоверчиво. Почти тоскливо. — Когда я увидел, как ты стоишь надо мной с ножом, подумал, ты пала, как и мы все.

 

Она не могла разобрать эту интонацию — обиду или снисхождение.

 

— Но только не Гермиона Грейнджер.

 

— Это комплимент? — она прислонилась головой к стене и встретилась со взглядом серых глаз. Этот взгляд не жестокий, как она привыкла с детства, и не кровожадный, как научила её их бесконечная война.

 

Этот взгляд был грустным, черт побери, таким грустным, что Гермиона не могла отвернуться.

 

— Я не знаю, — признался Малфой, не моргнув и не шевельнувшись.

 

Молчание стало слишком тягостным. Если бы не дрожь и не разговор, был бы просто Малфой, его затравленный взгляд и все такие же заостренные черты лица, на которых играли тени, отбрасываемые тусклым светом её факела.

 

— Не все так просто, — наконец, Гермиона сглотнула и отвела взгляд. — Думаю, война меня задела. Вряд ли остался кто-то, кого не задела.

 

— Война… — Малфой язвительно рассмеялся. — Иногда я забываю, что мир гораздо сложнее.

 

Гермиона не нашла слов, чтобы возразить.

Chapter Text

3486 солнечный год, двадцать четвертое февраля

 

9 Квадрант, планета Орион, Фолус

 

На следующее утро Драко Малфой мчался по коридорам с максимальной скоростью, которую позволяла его проклятущая хромота.

 

Слова мятежницы полночи крутились у него в голове, не давая уснуть даже после восхода второго солнца Ориона.

 

Все это бессмысленно.

 

Покинув её камеру, он провел несколько часов в информационном центре базы, отчаянно пытаясь найти смысл в рассказанной ею историю. Волшебная пещера в Ноттингеме, которая украла магию? Молодой солдат, защищающий идеологию чистокровных, мучающийся от переохлаждения?

 

Это не аллегория, или она такая тонкая и загадочная, что он не уловил суть.

 

Когда ему все же удалось отрубиться, в его снах фигурировали странные образы замков и космических кораблей, несомненно, окрашенных её шепотом.

 

И все же он проснулся потрясенный и в холодном поту.

 

Он почти запыхался, когда добрался до уже знакомой металлической двери и выпрямился, чтобы соблюсти необходимые процедуры безопасности.

 

Мятежница сидела в той же позе, что и накануне: та же одежда, те же узелки в волосах.

 

На мгновение ему показалось, что она так просидели всю ночь, но, метнув быстрый взгляд в дальний угол камеры, он заметил, что одеяло сдвинулось вправо.

 

У него безо всякой видимой причины сжалось сердце, ему вдруг захотелось увидеть её без слоя грязи, пыли и мешков под глазами.

 

Но что он ни говорил о «зеленых пиджаках», они неукоснительно следили, чтобы с заключенными обращались так, как того требует кодекс. У Драко никогда не возникало вопросов к состоянию заключенных, честно говоря, он попросту не обращал на это внимания.

 

Он выбросил эти мысли из головы, убеждая себя, что это все результат её непонятных слов и неприятного выражения лица.

 

Когда он пересек камеру, её лицо почти тут же просветлело, а на губах появилась спокойная улыбка.

 

— Ты вернулся.

 

— Да, — он старался, чтобы его голос звучал ровно, достал планшет и открыл вчерашние заметки. — Ты хорошо спала ночью?

 

Гуманизация заключенного была основной тактикой, особенно после длительных пыток или других усовершенствованных методов допросов. Их реакция на простой вопрос часто была красноречивой.

 

Её реакция была неожиданной, что неудивительно.

 

— Мне приснился сон, — произнесла она.

 

— А, — он отогнал воспоминания о собственных снах и откашлялся. — Я надеялся, что сегодня ты расскажешь мне немного о своей базе повстанцев. Это твой дом?

 

Он ни в коем случае не ждал, что она ответит на вопрос, ему нужно было заложить основу, заставить её задуматься и оценить её реакцию. Хотя он должен был себе признаться: её пассивное поведение было совершенно нечитаемым.

 

Ни морщинка, ни губы не дрогнули.

 

— Я подумала, ты захочешь узнать, что случилось с теми Драко и Гермионой в пещере.

 

Её история о ведьмах и колдунах была совершенно бессмысленной, ведь до сих пор она ничего не рассказала о повстанцах, и, что самое главное — об их предстоящих планах, связанных с террористической деятельностью в системе Вега.

 

Эта история не выходила у него из головы с тех пор, как он покинул её камеру накануне.

 

История, которая ему ничего не поведала.

 

Молчание между ними становилось все более напряженным.

 

— Драко? — голос Гермионы был мягким, почти мелодичным. В нем сквозила нотка беспокойства, будто ей и впрямь было не все равно.

 

Драко провел рукой по все еще влажным волосам, стараясь унять бешеное сердцебиение, напоминая себе о том, что она мятежница, а её история — просто сказка.

 

Прочистив горло, он, наконец, ответил:

 

— Возможно, позже. Сейчас мне было бы интересно узнать, какие у вас планы.

 

На её лице промелькнула тень разочарования, обозначив морщинки под глазами и уголки губ.

 

— У меня нет никаких планов за пределами этой камеры.

 

Он подумал, не является ли её педантичность намеренной.

 

— Я имел в виду повстанцев в целом. Все, что ты можешь рассказать, Гермиона, абсолютно все было бы очень полезно.

 

«В эту игру можно играть вдвоем», — подумал он.

 

— Кому полезно? — спросила она, рисуя пальцами бесформенные узоры на металлическом столе, взгляд её молочно-белых глаз каким-то образом встретился с его глазами.

 

— Всем. Обеспечению порядка и безопасности в галактике, — он изо всех сил стараться не шевелиться, не отрывая от неё взгляда. — Мы хотим предотвратить дальнейшее уничтожение людей и их имущества… и ищем мирный способ покончить с восстанием.

 

— Ты этого хочешь? — в её словах можно разобрать осуждение.

 

— Да, — сглотнул он.

 

На мгновение ему показалось, что она сейчас сдастся, что её разум раскололся настолько, что она поверит ему и все расскажет.

 

Но вместо этого на её лицо появилась лукавая улыбка.

 

— О, Драко, — прошептала она. — Интересно, ты и впрямь веришь в то, что говоришь, или ты просто винтик в их механизме?

 

Он стиснул зубы, его плечи напряглись.

 

— Это вы лгали, мисс Грейнджер. Повстанцы говорят о несправедливости и коррупции, которых не существует. Вы стали причиной бесчисленных смертей и ненужных разрушений, и ради чего? Либо у вас есть желание исправить якобы совершенную ошибку, либо вы и ваши единомышленники попросту стремитесь к власти, преследуя собственные цели.

 

Смех, сорвавшийся с её губ, пробрал его до костей.

 

— О, как же я скучала по политическим спорам с тобой. Твое красноречие всегда делало тебя достойным оппонентом. Но, пожалуй, мне больше нравится, когда мы на одной стороне. — Она откинулась на спинку стула, цепи на её запястьях звякнули.

 

Бессмысленное заявление. Слова без смысла — хаотичная путаница, которая не имела значения.

 

Но эти слова откликались, будто прикосновение к коже.

 

— Ты никогда не был таким верным, каким хочешь казаться. Пусть тебе и потребовались годы войны, чтобы разочароваться, в конце концов, ты оказался слишком умен, чтобы быть просто безмозглым трутнем…

 

***

2003 солнечный год, одиннадцатое февраля, планета Земля, Ноттингем, Долгая война

 

Время было придумано человеком.

 

Гермиона вновь и вновь напоминала себе об этом. Неважно, что она потеряла всякое представление о том, который час, день сейчас или ночь, само время изобрели люди, чтобы объяснить свое движение по жизни.

 

Часы, минуты, секунды, дни не имели ощутимой ценности, кроме как для общения.

 

Неважно, что Гермиона перестала чувствовать время, но оно никуда не делось, и это сводило её с ума.

 

Проснувшись в следующий раз, она не смогла с уверенностью сказать: прошел один час или восемь? Это второй день или третий?

 

Какая на хрен разница?

 

Все, что имело значение, это то, что заснуть было трудно, сон приходил урывками, и она находилась в состоянии постоянной усталости. Холод пробирал её до костей, пусть переохлаждение ей не грозило, но она все равно каждое мгновение испытывала дискомфорт.

 

Она бы многое отдала за теплую постель и тысячу пуховых одеял.

 

Не помогало и постоянное урчание в животе.

 

— Ты проснулась, — протянул Малфой.

 

Гермиона заморгала.

 

— Да, к сожалению.

 

Он потянулся, все еще дрожа, и выглядел так же неуютно, как она себя чувствовала.

 

— Как думаешь, сколько времени прошло?

 

Она шевельнулась, возвращаясь к метафизическим причинам своего пробуждения.

 

— Не уверена. Возможно, два или три дня.

 

Она столкнулась с оценивающим взглядом.

 

— Не лучший вариант, согласна?

 

— Что? — ошеломленно спросила она.

 

— Спасение, — прищурившись, пояснил он.

 

Она заставила себя выдержать его пристальный взгляд.

 

— Никогда не знаешь наверняка. — Её охватило чувство вины, но, на основе лишь нескольких вежливых бесед и общего положения, она не могла поделиться с ним тем, что у неё и впрямь, возможно, есть шанс на спасение. — Хотя, — она тоже сощурилась, — разве никто не знает, что ты здесь? Тебя не будут искать?

 

Он язвительно рассмеялся.

 

— Нет, Грейнджер, — обреченно отозвался он. — Никто. Но наверняка кто-нибудь знает, где находится лучшая подружка Гарри Поттера?

 

— Я никто, — произнесла она, намеренно не ответив на вопрос. — Когда дело доходит до войны, мы все не более, чем расходный материал.

 

В конце концов, разве он не был уверен, что происходит из королевской семьи волшебников? Хотя, учитывая его состояние, возможно, не стоит так удивляться.

 

У неё имелась тысяча вопросов к нему: болезненное любопытство к взглядам противоположной стороны на войну, вопросы материально-технического обеспечения его исследований в этой пещере, вопросы его личной морали, в том числе касающиеся его страданий из-за того, что ему приходится дышать одним кислородом с грязнокровкой.

 

— Что? — выдохнул он, и она осознала, что уставилась на него.

 

Кровь тут же прилила к шее.

 

— Извини, — она отвела взгляд. — Я просто… удивлена, вот и все. Не такой уж ты и ужасный.

 

Хотя она все равно предпочла бы не умирать вместе с ним в пещере.

 

— Какое звонкое одобрение, — пробормотал Малфой, но она заметила, как дрогнули в улыбке его губы.

 

— Ты меня винишь? — она смотрела на него из-под ресниц, желая, чтобы он ответил на неозвученные вопросы.

 

— Мы враги, — ответил он.

 

Абсолютно точно. Черное и белое.

 

И все же его голос слегка дрожал, хотя она и не знала: то ли от холода, то ли от неуверенности.

 

— Почему? — нерешительно спросила она.

 

Это казалось самоисполняющимся пророчеством: она была его врагом из-за того, кем была, а он её потому, что он и ему подобные стремились подчинить её.

 

Бесполезная война, основанная на фанатизме.

 

Но сидевший напротив Драко Малфой не производил впечатления фанатика, скорее она видела в нем то же, что в Невилле или Роне — разочарованного солдата…

 

Спустя минуту она поняла, что он не ответит, и изумилась, когда он ответил:

 

— А что еще остается?

 

Она вздрогнула от неожиданности, как от его слов, так и острого чувства сопереживания, сжавшего грудь.

 

— Остановиться, — произнесла она.

 

Его ответный смех быстро перешел в кашель.

 

— Это не так работает.

 

Она хотела возразить, сказать, что, если бы он сменил сторону или, по крайней мере, отказался бы служить Пожирателям, с ним все было бы в порядке.

 

Но она не была настолько идеалисткой.

 

— Хотя, наверное, это не имеет значения, — заметил он, обводя взглядом пещеру. — Шансы на то, что у нас будет возможность увидеть, чем все это закончится, невелики.

 

— Значит, ты думаешь, война закончится? — Гермиона прижала руки к груди, напомнив себе, что нужно беречь тепло.

 

— Рано или поздно, — пожал он плечами, устремив в землю отсутствующий взгляд.

 

Она уловила невысказанные слова — то, что война закончится, не значит, что одна из сторон победит.

 

— Да, — наконец, сказала она, удивляясь, сколько лет войны потребовалось, чтобы они с Драко Малфоем пришли к единому мнению.

 

***

Гермиона пришла к выводу, что в этой пещере её врагом было время, а не Драко Малфой, хотя он настаивал на обратном.

 

Разговор иссяк, и Гермиона осталась наедине со своими мыслями, метавшимися между неумолимой безнадежностью и вынужденной решимостью. В разуме каким-то образом крутился нескончаемый поток образов, и в то же время она ощущала ошеломляющую пустоту.

 

Она бы все отдала за свою старую расшитую бисером сумку и хранимые в ней фолианты, хотя что бы из этого вышло в месте, которое отталкивало магию, уже другой вопрос.

 

— Давай поиграем, — предложила она после того, как они съели дневной батончик.

 

— Что? — пробормотал Малфой.

 

Её губы дрогнули.

 

— Игра. Попытка сохранить наш разум от полного помешательства, пока мы пробудем взаперти в пещере неопределенное время.

 

Он несколько раз моргнул и кивнул.

 

— Хорошо. Что ты придумала?

 

Что ж, она не думала, что он так легко согласится.

 

— Ну… — она подумала, в какую «игру» можно поиграть без колоды карт и в какую бы согласился играть Малфой. — Как насчет двух истин и лжи?

 

Его брови поползли вверх:

 

— Чего-чего?

 

Она раздраженно пояснила:

 

— Это маггловская игра. Ты говоришь три вещи, две из которых правда, а одна — ложь. Другой человек должен догадаться, что из них ложь.

 

— Ладно…

 

Она проигнорировала его явный скептицизм.

 

— Например: я училась в Хогвартсе, у меня есть кот и я никогда не была во Франции, а ты должен угадать, что из этого ложь?

 

— Ты никогда не была во Франции? Это ложь? — он подался вперед.

 

Её губы дрогнули.

 

— Нет. У меня нет кота. Цель состоит в том, чтобы ложь сделать как можно более безобидной и включить как можно менее правдоподобную правду. Обычно в эту игру играют, когда выпивают, но это не наш случай.

 

Его взгляд был оценивающим, он будто прикидывал, справится ли с такой дурацкой игрой с магглорожденной ведьмой.

 

— Мы не обязаны…

 

Он перебил:

 

— Мой любимый цвет — зеленый, у меня есть сова, а любимым предметом в Хогвартсе были Заклинания.

 

Гермиона приоткрыла рот и тут же закрыла, пытаясь понять, что же из этого могло быть ложью.

 

— А! — торжествующе воскликнула она. — Твой любимый предмет были не Заклинания!

 

Она ни за что на свете не вспомнила бы, что именно, но точно не Заклинания.

 

Его ухмылка была торжествующей.

 

— Мой любимый цвет — синий.

 

— Черт, — несмотря на проигрыш, она улыбнулась. — Не знала, что Заклинания — твой любимый предмет… мой тоже.

 

— Это было несравнимо, да? — заявил Малфой, слегка расслабившись.

 

— Конечно, — согласилась Гермиона. — Я просто не думала, что чистокровный оценит. — Она пожалела о сказанных словах и тут же пожалела, что не может взять их обратно.

 

Его плечи тут же напряглись.

 

— Это еще почему? — протянул он, растягивая слова.

 

Если бы здесь не было холодно, она была уверена: щеки вспыхнули бы алым.

 

— Просто… меня привлекла сила слов. Как простая этимология в сочетании с взмахом волшебной палочки может эффективно преобразовать мир вокруг нас. Как человек, всю жизнь проживший в мире ньютоновской физики, я отчетливо осознала: это и впрямь нечто волшебное.

 

Он несколько раз моргнул, будто пытаясь осмыслить её слова.

 

— На Заклинаниях было весело, — медленно произнес он.

 

— Конечно…

 

— Ты станешь читать мне еще одну лекцию о том-что-это? — отрезал он.

 

— Прости, — пробормотала она себе под нос. — Я правда, не хотела тебя обидеть…

 

— Ты просто решила, что я, будучи чистокровным, должен воспринимать как должное все, что ты скажешь.

 

— Нет, — она сощурилась, — просто у нас разные взгляды на магию.

 

Его губы превратились в прямую линию, он долго не смотрел на неё, пока уголки рта слегка не изогнулись.

 

Она могла бы ударить его по заостренной чертовой физиономии.

 

— Ты надо мной смеешься.

 

— Просто ты все время ужасно серьезен.

 

Все доводы в пользу того, что серьезность вполне приемлема, похоже, не выдерживали критики в пределах их пещеры.

 

— Ладно, теперь моя очередь.

 

С каждой минутой Гермиона расслаблялась за дурацкой игрой, при обычных обстоятельствах она бы, скорее всего, посмеялась и назвала бы это «пустой тратой времени».

 

Но сквозь бессмыслицу любимых цветов и блюд начали проступать черты Драко Малфоя. Ничего существенного или разоблачающего, просто мелочи, о которых она никогда не задумывалась: привычка бегать трусцой, острая неприязнь ко всему, что содержит желатин, и интерес к теории зелий.

 

Последнее застало её врасплох, и она задалась вопросом, откуда у неё на войне было время размышлять о таких вещах?

 

Впрочем, нельзя сказать, что она все время проводила на войне, у неё всегда было свободное время, которое она посвящала дальнейшей учебе, даже зная, что многие из её сверстников предпочитали смотреть маггловское телевидение или попросту напиваться. Тревога и иррациональный страх, что любая её неудача приведет к смерти близкого человека, мешали ей присоединиться к ним.

 

Но, возможно, задумалась она обо всем, что упустила, если умрет здесь, в этой пещере, она не заметила лес из-за деревьев.

 

***

Какое-то время они молчали, обнявшись и тяжело дыша.

 

Она хотела спать — её веки отяжелели, разум был затуманен, а конечности отяжелели, будто она пробежала марафон.

 

Но холод её дразнил.

 

Её осенила абсурдная мысль, которую она не знала, как выразить.

 

— Я устала, — сказала она.

 

— Все еще боишься, что я убью тебя во сне? — в его голосе не было обиды.

 

— Нет, — тихо ответила. Малфой перестал был карикатурой на угрозу, таившуюся в глубине её сознания, с тех пор как они здесь очутились, он стал более цельным, человеком, в глазах которого светился знакомый страх, и которому она вовсе не желала смерти. — Мне просто холодно.

 

Мучительное, затянувшееся осознание. Когда второй разговор прервался или была удовлетворена неотложная потребность, она вспомнила о нем.

 

В груди у неё поселилась новая боль: страх, что больше никогда она не сможет согреться по-настоящему.

 

— А, — Малфой заерзал. — Ты хочешь свое пальто…

 

— Нет, — она покачала головой и сглотнула. — Мне не грозит переохлаждение, просто холодно.

 

В его взгляде промелькнула неуверенность.

 

— Хорошо.

 

— Тебе не холодно? — спросила она, чувствуя, как у неё перехватывает дыхание.

 

— Мне чертовски хреново, — он для пущей убедительности потер руки. — Я почти не спал с тех пор, как мы очутились в ловушке.

 

Она поколебалась, стоит ли кивнуть и оставить эту тему.

 

Но ей безумно холодно, было идиотизмом игнорировать возможное решение.

 

— Есть способы сохранить тепло, — начала она, отведя взгляд, чтобы не смотреть на него. — Нужно объединить тепло наших тел в ограниченном пространстве…

 

— О чем ты говоришь, Грейнджер?

 

Она фыркнула и моргнула, глядя на него.

 

— Если мы, будучи одетыми в наши пальто, прижмемся друг к другу, то, возможно, сможем немного спастись от холода.

 

Она была готова поклясться, что, несмотря на недоедание и замерзание, щеки вспыхнули от смущения.

 

Хотя им было нечего стыдиться: они были двумя взрослыми людьми, оказавшимися в невероятно беспрецедентной ситуации, сохранение тепла тела, как они надеялись, поможет им хорошо выспаться ночью и в перспективе прожить чуть дольше.

 

Ничего личного, речь шла об обыкновенном выживании.

 

И все же он был Драко Малфоем.

 

Мгновения шли, пока он смотрел на неё, его лицо абсолютно ничего не выражало.

 

Она покачала головой и выдохнула:

 

— Не бер…

 

— Ладно, — перебил он.

 

Гермиона замолчала.

 

— Ладно, — повторила она. — Давай... ммм… — она выругала себя за неловкость.

 

К её удивлению, Малфой перебрался на её сторону пещеры и расстегнул молнию на своем пальто.

 

Неловкое мгновение она смотрела на него, пытаясь заглушить неприятный голос в глубине души, твердивший, что она ни за что не сможет лечь рядом с Драком Малфоем. Странное дело, голос был похож на Рона и Гарри.

 

А потом она услышала, как у Малфоя стучат зубы.

 

Быстро, чтобы не потерять самообладание, она прижалась к Малфою, и в то же мгновение почувствовала облегчение, когда их тела соприкоснулись.

 

Они лежали на холодном полу, и впервые за несколько, как ей казалось, дней, она ощутила некое подобие комфорта.

 

— Так? — пробормотал Малфой. Его теплое дыхание обдавало её шею, успокаивая.

 

Она кивнула:

 

— Да… застегни пальто, если можешь.

 

Длинные руки обхватили её, и она бы почувствовала себя неуютно, если бы не ощутила искорки тепла.

 

Она прикрыла глаза, пока Малфой застегивал молнию, насколько это было возможно.

 

— Спасибо, — с облегчением произнесла она.

 

— Это была хорошая идея, — отстраненно отозвался он. Спустя несколько мгновений его дыхание замедлилось, и она поняла, что он спит, прижавшись к ней.

 

Почти сразу она к нему присоединилась, и ей не мешало ни то, что она лицом прижалась к его груди, ни то, что она прижималась к Драко Малфою.

 

***

Спустя какое-то время Гермиона проснулась, ей было тепло.

 

Ей потребовалось около минуты, чтобы вспомнить, что это за мягкая подушка, на которой она лежала, и вспомнить события последних нескольких дней.

 

Они почти не шевелились, пока спали, все еще прижавшись друг к другу, наслаждаясь общим теплом. Накануне она боялась к нему подойти, теперь же ей не хотелось двигаться.

 

Мгновение она лежала неподвижно, пытаясь сообразить какой-нибудь план.

 

Но ничего не происходило, лишь бесконечное ожидание — либо союзников, либо смерти, в зависимости от того, что наступит раньше.

 

Дыхание Малфоя у её лба участилось, но он лишь слегка шевельнулся.

 

— Малфой? — прошептала она, не желая слишком долго затягивать молчание.

 

— Доброе утро, — его голос был хриплым от сна.

 

Её сердце забилось чаще от его ответа, показавшегося до боли милым и человечным. И все же она не удержалась от возражения:

 

— Мы не знаем, утро ли?

 

— А это имеет значение? — спросил он.

 

Она заморгала. Для неё имело — как для того, чтобы есть один раз в день, так и для того, чтобы определить, сколько времени осталось до прибытия спасателей. А вот для него…

 

— Это просто сбивает с толку, — наконец, ответила она.

 

Похоже, тишина впервые не принесла с собой всепроникающего холода, и Гермиона была рада этому.

 

— Хм, — в конце концов произнес он, прижавшись к ней и вызвав новую панику. — Мне нужно… в туалет.

 

— Да, конечно.

 

Ему пришлось еще раз прижать её к себе, чтобы расстегнуть молнию на пальто, его заросший щетиной подбородок коснулся её щеки, а руки скользнули вверх и вниз по её спине. Её обдало жаром.

 

На мгновение она задумалась, каково коснуться губами его кожи или ощутить прикосновение его пальцев к своему телу.

 

Её дыхание участилось от этих странных мыслей, и она отчаянно попыталась их отогнать.

 

Это все близость и феромоны. Абсурдно думать о таких вещах в ситуации, когда они боролись за выживание.

 

И все же она ощутила пустоту, когда Малфой расстегнул пальто и поспешил в угол пещеры, где вырыл себе яму.

 

Она покачала головой, пытаясь обуздать свои блуждающие мысли. Если предположить, что её смутное представление о времени верно, они заперты в пещере уже четвертый день, это значило, что через три дня её, скорее всего, либо спасут, либо они с Малфоем медленно умрут от голода.

 

Конечно, это означало, что с сегодняшнего дня им нужно сократить потребление батончиков-заменителей пищи до одного в день.

 

Тепло от их разделенных тел медленно угасало, и Гермиона прижала колени к груди, стараясь сохранить его как можно больше.

 

Когда он вернулся, вид у него был растрепанный, на щеке краснели следы сна.

 

Она изо всех сил старалась не смотреть на него и не думать о том, что его волосы выглядят скорее взъерошенными, чем прямыми, а благодаря щетине на лице его черты кажутся менее резкими.

 

А может, её отношение к нему изменилось за последние несколько дней.

 

— Ты хорошо спала? — его напыщенный вопрос отвлек её от раздумий, она заморгала, чувствуя, что краснеет от смущения из-за его пристального взгляда.

 

За все годы войны она ни разу не думала о том, чтобы сдаться. Конечно, она слышала о ведьмах и волшебниках, которые уходили в самоволку или сводили счеты с жизнью, но не могла представить, что сможет пойти на такое.

 

Она была слишком поглощена… своими друзьями, своей семьей… её жизнь была связана с этой войной. Как и все, что она любила.

 

— Главное — увидеть завтрашний день.

 

— И что произойдет, когда мы чудесным образом покинем это место? — спросил он. Его голос не был жестким, как можно было бы предположить по словам. Он был мягким, с неуверенной интонацией.

 

Она почувствовала, как эти слова осели глубоко внутри, и услышала невысказанный вопрос: что будет с тобой и со мной?

 

— Мы продолжим, — прошептала она.

 

Хотя она представить не могла, что сможет смотреть на Драко Малфоя как на врага после всего этого.

 

***

Последующие дни становились все более тусклыми по мере того, как её небольшой запас еды таял, а свет фонариков становился бледно-желтым.

 

— Ты меня ненавидишь? — спросила она Малфоя, когда они укутались в её пальто, чтобы уснуть.

 

Это был один из тысячи вопросов, крутившихся у неё в голове, один из самых безобидных, на её взгляд. Но по мере того, как голод постепенно перерастал из тупой боли в ревущего зверя, пытающегося вырваться наружу, казалось, все, что у них оставалось — это вопросы и истории.

 

Его подбородок коснулся её лба, а рука обвилась вокруг её талии. Она чуть не вздохнула, уткнувшись в него, его прикосновения и тепло доставляли ощутимый комфорт.

 

— А ты как думаешь? — выдохнул он.

 

Она не поняла, шутка это или нет, и если да, то в чем соль.

 

Может, забавна была сама мысль о том, что он её ненавидит? А может, здесь кроется все, кроме ненависти?

 

— Я не знаю, — она сглотнула и, моргая, посмотрела ему в лицо. — Ты был… — она скользнула взглядом по его нахмуренным бровям и потрескавшимся губам. — … по большей части, добрым. Но мы же не добрые? Мы просто два человека, оказавшихся в ловушке.

 

— То есть ты гадаешь, получила ли бы удовольствие, убив меня, если бы мы столкнулись в разгар битвы?

 

Она придвинулась ближе, обхватила его ногу и прижалась еще теснее.

 

— Что-то вроде того.

 

Его тяжелое дыхание обдавало её шею.

 

— Когда-то я тебя и впрямь ненавидел.

 

Когда он не стал вдаваться в подробности, она спросила:

 

— А теперь?

 

— Думаю, в какой-то момент я осознал, что вовсе не испытываю к тебе ненависти, — промелькнули перед ней его слова. — Я не знал тебя… я никогда никого не знал.

 

Его глаза встретились с её, в них не было цвета, только серость. До сих пор.

 

Хотя его сердце колотилось так сильно, что она кожей чувствовала его удары.

 

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

 

— Я не знаю, как объяснить, — он запрокинул голову, и в воздухе повисло его тяжелое дыхание. — Большую часть жизни я был во всем уверен. Но война… с каждым годом она затягивалась, и слой моей уверенности сдирался. А потом все стало просто привычкой… — он замолчал.

 

Когда он вновь посмотрел на неё, уязвимость в его взгляде была ошеломляющей.

 

— Что было дальше? — спросила она, пытаясь унять собственное бешеное сердцебиение.

 

— Ничего, — это слово растворилось в прохладном воздухе. — В конце концов, оказалось неважно, что я знаю или думаю. Все в мире было предрешено за нас, да?

 

У неё внутри все сжалось.

 

— Фаталисткий подход, тебе так не кажется?

 

— Мне он кажется честным.

 

На мгновение ей показалось, что у них разные взгляды на жизнь: он был рожден и воспитан для своей жизни, а она — для своей. Но в конце концов она поняла, что их беды сводятся к одному простому факту: война отняла у них все, что было раньше, оставив только солдат.

 

***

Было потеряно всякое представление о дне и ночи.

 

Они спали урывками, мучимые постоянным, неутолимым голодом, и лишь талая вода, стекавшая со скалы, утоляла их жажду.

 

Гермиона принялась рассказывать истории, чтобы скоротать время — мелочи, напоминавшие ей о хорошем в мире, когда она отчаянно цеплялась за оставшуюся крупицу надежды.

 

Она рассказала ему о своем двадцатилетии, о котором совершенно забыла, но Гарри и Рон — нет, и удивили её первым изданием «Маленьких женщин» и обещанием, что их оставят в покое на двадцать четыре часа.

 

Она наслаждалась и временем, и книгой, но, возможно, осознание было даже важнее подарка: двое её лучших друзей в разгар войны по-прежнему изо всех сил старались о ней позаботиться.

 

Это было напоминание о том, что еще не все потеряно.

 

Они с Малфоем оставались близки, в любое время суток прижимаясь друг к другу. В какой-то момент это переросло в нечто большое, чем просто тепло: это было отчаянное стремление к близости, подкрадывающийся ужас, который внушала каждая минута.

 

Она была ранена в бою, страдала от болезней, вызванных Зельеварением, и неудачных заклинаний.

 

Однажды она неделю провела в коме у себя в комнате, пока Невилл и Рон в панике старались снять особенно опасное проклятие.

 

Но никакие физические травмы из прошлого не шли ни в какое сравнение с нынешней агонией, затяжным страхом и растущим чувством голода.

 

Лишь мимолетное тепло Малфоя приносило хоть какое-то утешение.

 

Когда она слишком уставала, чтобы говорить, но сон к ней не шел, он заполнял паузы, рассказывая свои истории, воссоздавая недостающие фрагменты личности человека, которого она только начинала по-настоящему узнавать.

 

Это были не рассказы о чудовище или человеке, одержимом идеей её уничтожения.

 

Он рассказывал истории о каникулах на юге Франции, о последних мгновениях заката в Бордо.

 

Но Гермиона уловила между строк щемящее одиночество: лето, проведенное на высоте двадцать футов, и пьяный день рождения.

 

Друзья были мимолетны, одни имена узнаваемы, другие нет. Они появлялись и исчезали из его рассказов, как призраки.

 

— Знаешь, по чему я больше всего скучаю? — сказала она, когда веки отяжелели.

 

У них остался всего один батончик. Скоро их мучения от голода усилятся.

 

Даже если в Ордене поймут, что она пропала, и что-то предпримут, кто знает, когда её найдут? Она надеялась, что начался уже седьмой день, но это мог быть четвертый или даже третий.

 

Малфой повернулся к ней, кончики их носов соприкоснулись, их дыхание смешалось.

 

— Звезды, — прошептала она и крепко зажмурилась. — Иногда ясной ночью я поднималась на крышу, просто чтобы посмотреть на них — с одеялом, согревающими чарами и, конечно, горячим шоколадом. — Она отчаянно пыталась представить их, увидеть сияние Млечного пути.

 

Когда она открыла глаза, он, нахмурившись, смотрел на неё.

 

— Что? — спросила она, борясь с желанием коснуться пальцем его сухой кожи, взлохматить его растрепанные волосы.

 

— Ничего, — тихо ответил он.

 

***

Они ждали так долго, как только могли, чтобы съесть последнюю порцию.

 

— Съешь все, — предложил Малфой, прижав руку к животу.

 

— Нет, — она покачала головой.

 

— Еда твоя…

 

— Я не пытаюсь быть доброй. Я просто не хочу, чтобы ты умер с голоду раньше меня. — Её губы задрожали, и она с силой вложила ему в руку половину батончика.

 

Её мысли были одновременно тягучими и быстрыми. Полными неизбывного страха, который ухудшающееся здоровье не давало ей полностью осознать.

 

Оно её мучило. Боли то появлялись, то исчезали. Озноб пробегал по всему телу.

 

И Малфой всегда был рядом, он больше не был помехой или источником страха, а стал своего рода отдушиной.

 

Его слова помогали ей оставаться в здравом уме, а его сухой язык иногда даже заставлял её смеяться.

 

Еще одна грань Драко Малфоя, которую она никогда не ожидала увидеть: он мог быть забавным, а, не будучи жестоким, он мог быть добрым.

 

— Пожалуй, я рада, что ты здесь, со мной, — сказала она ему.

 

По тому, как дернулись его губы, она сообразила: он обдумывает какую-то колкость или резкий ответ. Но свет в его глазах медленно погас, и он лишь пробормотал:

 

— Я тоже.

 

А потом он заснул, прижавшись щекой к её плечу, и его прерывистое дыхание касалось её шеи.

 

Тишина творила с ней странные вещи.

 

Напоминала о жестокости времени, о надежде, за которую она так крепко держалась и которая почти вся обратилась в прах.

 

Она гадала, каково это — умереть с голоду.

 

С учетом того небольшого количества калорий, которое они съели с момента прибытия, и всего нескольких глотков воды, у них, видимо, оставалось всего несколько дней.

 

Какая-то часть её считала за благословение, что им недолго придется мучиться.

 

Но вновь обретенный страх начал овладевать ею, когда уверенность в неизбежной смерти сдавила ей череп, и последние остатки надежды исчезли.

 

Она больше никогда не увидит звезд.

 

Она никогда не увидит конца этой войны.

 

И никогда больше не увидит Драко Малфоя за пределами этой пещеры и не получит возможность бросить вызов его фатализму в реальном мире.

 

Она всю жизнь ждала, пока война закончится, и осознание того, что она её не увидит, поразило её как гром среди ясного неба.

 

Свет фонариков был едва различим, и вскоре даже он исчез, оставив их в кромешной тьме.

 

Мысль, что она не увидит Малфоя, не узнает о его последних мгновениях, а он — о её, вновь вызвала панику.

 

— Грейнджер?

 

Она не знала, сколько прошло времени. Наконец, она поняла: руки Малфоя сжимали её ладони, крепко прижимая к себе и не давая ей дрожать.

 

— С тобой все в порядке?

 

— Нет, — она покачала головой, когда мысли вновь и вновь закружились. — Не в порядке. — Она бы заплакала, но слез не было, вместо этого её дыхание участилось, а перед глазами все поплыло, когда тревога достигла апогея.

 

— Ладно. — Лицо Малфоя было всего в паре миллиметров от её, его взгляд скользил по ней. — Не хочешь мне сказать…

 

— Это безнадежно, — слова пополам с болью рвались из горла. — Я думала… — она встретилась с ним взглядом, и признание сорвалось с её губы: — Я думала, кто-нибудь придет. Сперва я была уверена, что кто-нибудь из Ордена выследит меня и освободит, прости…

 

— Я знаю, — тихо произнес Малфой с едва заметным намеком на ухмылку. — У меня возникло такое ощущение по тому, как ты разговаривала и распределяла батончики первые несколько дней.

 

Её охватило иррациональное чувство облегчения, впрочем, быстро сменившееся очередной паникой.

 

— Но тогда… — она вцепилась Малфою в мантию, пытаясь отдышаться, — почему ты не паникуешь? Неужели ты не понимаешь, что это конец? Мы, вероятно, пробудем в здравом уме всего день или около того. Но Малфой, — воскликнула она.

 

— Может, это будет не так ужасно, — его голос был похож на далекую мелодию, не способную пробиться сквозь туман её мыслей. — По крайней мере, мы выберемся из этой войны.

 

— Но никогда не узнаем, что произойдет дальше! — она хотела крикнуть, но в горле пересохло. — Мы никогда не увидим звезд и не узнаем покоя! Мы просто пополним собой статистику — двое солдат на войне пропали без вести.

 

Отсюда должен быть выход.

 

Но его не было.

 

— Грейнджер.

 

Она смутно слышала голос Малфоя и чувствовала его руки на своих плечах, но их словно разделял густой туман.

 

— Грейнджер.

 

После всего случившегося умереть вот так…

 

Сухие губы прижались к её губам, и туман в одно мгновение рассеялся, остались лишь их губы и сжимавшие её пальцы.

 

А потом Малфой отстранился и громко сглотнул, все еще держа её в руках.

 

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, приоткрыв рот.

 

Все терзавшие её мысли превратились в невнятный шепот, когда она уставилась на красные пятна у него на шее и их глаза встретились.

 

В ледяном море неопределенности, сомнений и ужаса Малфой стал её опорой.

 

Пока какофония страха вновь не овладела ею, она преодолела разделявшее их расстояние и поцеловала его.

 

Она почувствовала на его губах вкус собственного страха, его тревогу в его резком дыхании.

 

Но вскоре его дрожащие руки обхватили её бедра, притягивая ближе, пока между ними не остались только свитер и мантия.

 

Время, её враг здесь, перестало иметь значение. Когда она запустила пальцы в волосы Малфоя, прикусила его губу и сжала бедра, время, наконец, перестало насмехаться над ней.

 

Даже всепроникающий холод был ничем по сравнению с электричеством, вспыхивавшим везде, где они касались друг друга.

 

Её охватила волна желания, танцуя по коже, она хотела большего, нуждалась в большем. В этой пещере, где не было ничего, кроме безнадежной смерти, она на мгновение обрела нечто.

 

Губы Малфоя оторвались от её губ, прокладывая по шее дорожку, пока её дыхание не превратилось в судорожные вздохи, и она, притянув его за волосы, крепко поцеловала.

 

Что-то вспыхнуло в рассказах и вопросах, в ночах, проведенных вместе, и она была полна решимости раздуть пламя. Чтобы увидеть, как еще не угасшая искра превратится во что-то.

 

Потому что сейчас, когда не было ни времени, ни будущего, это было всем.

 

— Слишком много одежды, — произнесла она, чередуя слова с поцелуями, будто боясь слишком долгой передышки.

 

Он кивнул и стянул с неё пальто и свитер, а она сняла с него пальто и принялась возиться с его одеждой.

 

Один за другим то, что их разделяло, испарялось.

 

Их пальцы блуждали по каждому сантиметру обнаженной кожи, находя шрамы и изъяны. Малфой был мягким, его пальцы нежно ласкали её, а непокорные волосы касались её щеки.

 

Он был совсем не похож на свои резкие черты и язвительные слова.

 

— Гермиона, — выдохнул он, лежа на ней, обхватив ладонями её лицо и проведя большими пальцами по щекам. За годы войны, непонятно как, ему удалось остаться невинным.

 

Её руки пробежали по его обнаженной спине. Её охватило желание, отмечая каждый дюйм тела.

 

— Пожалуйста, — прошептала она, притянув его к себе, пока его губы не прижались к её.

 

Он мягко и целеустремленно покрывал поцелуями каждый дюйм её тела, каждое его движение разжигало пламя, которое грозило вспыхнуть. Когда он, наконец, вошел в неё, время вновь остановилось, дав им это мгновение, чтобы почувствовать хоть что-то, кроме полного отчаяния.

 

Мир исчез, война стала лишь воспоминанием, ничто не имело значения.

 

— Драко, — воскликнула она. Их взгляды встретились, на миг она увидела, кто такой Дракой Малфой — он помнил красоту заката и чувствовал себя в ловушке этой войны.

 

Она увидела человека, который был отчаянно одинок, друзья и приятели которого превратились в неясное, бессмысленное пятно.

 

Она увидела его страх — не перед этой пещерой, а перед перспективой побега. Перед необходимостью продолжать вести эту войну.

 

Она увидела, как он дрожит в темноте, и крепко обняла его, их губы соприкоснулись.

 

А потом она увидела звезды.

 

Когда все закончилось, время понеслось вспять.

 

Будто нож вонзился в неё.

 

— Мне страшно, — прошептала она ему, отчаянно желая уснуть и боясь закрыть глаза.

 

Когда они вновь надели грязную одежду, стало неважно, как близко они лежали, все равно он казался слишком далеким.

 

— Все хорошо, — отстраненно ответил он.

 

Она наклонила голову:

 

— А вдруг я проснусь и что-то случится? Или я брежу и…

 

— Шшш, — он поцеловал её, едва заметно, ровно так, чтобы успокоить и выровнять дыхание. — Я здесь.

 

Это не должно было принести такого облегчения, но принесло.

 

Сон быстро овладел ею.

 

***

А потом в тишине пещеры раздался стук, такой ужасающе громкий, что она была уверена: это конец.

 

— Драко! — воскликнула она, испытав ужас и облегчение от того, что он тоже насторожился.

 

— Что это? — спросил он, когда они с трудом встали на ноги, и обвел пещеру взглядом.

 

Что-то промелькнуло перед глазами Гермионы.

 

— Пыль, — сказала она. Её вновь охватила паника, а вместе с ней и другое чувство, которое она думала, что утратила: надежда.

 

Еще один тяжелый удар.

 

— Гермиона?

 

Это был не голос Малфоя.

 

— Это Невилл, — глаза Гермионы расширились. — Невилл! — крикнула она. — О Боже, — её затопило чувство облегчения, она едва могла говорить или думать.

 

Она будет жить. Еще один удар, и сквозь стену пещеры пробился луч света, такой яркий, что её пришлось прикрыть глаза рукой.

 

Она улыбнулась, когда увидела, как отверстие медленно расширяется.

 

— Твое спасение? — тихо спросил Малфой.

 

Гермиона чуть не подскочила.

 

В одно мгновение все безвозвратно изменилось. Ход её жизни, её будущее больше не было черной пропастью.

 

Но его глаза не изменились, и он остался тем же.

 

Его изменил мир.

 

— Драко, — его имя легко слетело с губ. Её взгляд скользнул по его лицу, она потянулась рукой, пальцы запоминали каждую линию.

 

За пределами этой пещеры они были врагами.

 

— Прячься, — прошептала она, глотая подступивший к горлу страх. — Не показывайся Невиллу на глаза.

 

Он кивнул, моргая, а потом наклонился и поцеловал её так, что у неё перехватило дыхание.

 

Когда его губы оторвались от её, она ощутила пустоту и одиночество, а когда она открыла глаза, Драко нигде не было.

 

— Гермиона? — раздался снаружи голос Невилла, на его лице отразилось облегчение.

 

— Невилл, — она приблизилась, отчаянно пытаясь увидеть Драко, бросить на него последний взгляд.

 

— Я так рад, что ты жива. Прости, что так долго, — улыбка Невилла была заразительной, и Гермиону захлестнула новая волна облегчения.

 

Она будет жить.

 

— Я так рада, что ты здесь.

 

Невилл помог ей пролезть через проделанное им отверстие и тут же предложил воды.

 

— Ты неделю провела в одиночестве, на что это было похоже? — спросил он, не подозревая, как её задели его слова, какое смятение поселилось глубоко в её душе.

 

— Это было тяжело, — ответила она, вновь глядя в пещеру.

 

— Итак, ты что-нибудь нашла?

 

— Кое-что, — она заметила светлую прядь, вздохнула и повернулась обратно к Невиллу. — Просто не то, что искала.

Chapter Text

3486 солнечный год, двадцать пятое февраля

 

9 Квадрант, планета Орион, Фолус

 

Той ночью Драко не видел её во сне, это было бы совершенно неуместно.

 

Он не проснулся в холодном поту, напуганный тем, что он остался один в пещере без её тепла.

 

Её слова вновь и вновь врезались ему в мозг, он задавался вопросом, когда они оставили неизгладимый след.

 

Это ерунда, полная и беспросветная, она лишь время отнимала.

 

Её рассказ был абсолютно бессмысленным.

 

И все же ему отчаянно нужно было узнать, что произошло дальше.

 

Третий день подряд у него болела нога, он, хромая, направился в кабинет коменданта Эндерсона. Драко почувствовал зарождающийся страх, но не перед выговором или другим проявлением логики, он боялся нового назначения.

 

Которое не позволит ему дослушать до конца историю мятежницы.

 

Драко целых тридцать пять секунд простоял по стойке «смирно», наконец, Эндерсон разрешил ему сесть.

 

— Слышал, вы потребовали провести медицинское обследование заключенной, — Эндерсон не отрывал взгляд от экрана монитора.

 

— Да, — похоже, он отправил запрос больше двух дней назад и с тех пор не задумывался об этом. — Она сказала нечто… бессмысленное. Я подумал, возможно, причина психическая — какая-нибудь недиагностированная аномалия?

 

Эндерсон молчал, постукивая по экрану, пока Драко не почувствовал, что сухожилие на бедре вот-вот порвется, и едва не вскочил с места.

 

— Хорошо, — Эндерсон поднял голову и слегка прищурился. — Что вы уже узнали?

 

Драко удивился интересу коменданта.

 

— Я представил свои отчеты…

 

— Меня интересует мнение не специалиста, капитан, — он пытался это скрыть, но каждое движение Эндерсона выдавало скрытую тревогу: левая ладонь прикрывала совершенно секретный информационный бюллетень, с виска по щеке стекала капелька пота.

 

Драко уже не в первый раз задумался, не была ли угроза мятежников серьезнее, чем заявляло его начальство.

 

— Пока что все, что она говорила — совершенно бессмысленно.

 

Комендант почти рассеянно кивнул, стиснув зубы. Драко заметил, что к его страху примешивался гнев.

 

— Если позволите спросить: возможно, вас интересует нечто более конкретное? Какая-то информация, которая могла бы помочь в моем допросе, — Драко чуть подался вперед, чтобы облегчить боль в бедре. Его интересовал не столько ответ, сколько реакция коменданта.

 

— Нет, — слишком поспешно ответил Эндерсон.

 

«Вранье», — подумал Драко, но все равно согласно кивнул.

 

— Она одна из их лидеров, — Эндерсон повторил слова, сказанные несколько дней назад. — Ей должен быть известен план. Ты просто обязан вытянуть его из неё.

 

Драко был тогда так сосредоточен на мятежниках, что не обратил внимания на поведение своего начальства и его чересчур бурную реакцию на, казалось бы, обычную угрозу со стороны мятежников.

 

Его охватила волна сомнения, но он её отогнал, сказав, что наверняка у его начальства есть причина, а его сомнения, скорее всего, не более, чем яд, исходящий от самой мятежницы.

 

— Пока я здесь, я хотел бы кое о чем вас попросить, если это возможно, — Драко прочистил горло, — по всей видимости, объект не прошел никакой гигиенической обработки…

 

Глаза Эндерсона вспыхнули:

 

— Её лечили в соответствии с правилами.

 

Сдерживая нервную реакцию, Драко кивнул:

 

— Я не утверждаю, что что-то было сделано неверно, сэр. Но, учитывая её состояние, позволить ей некоторые элементарные удобства, такие, как принять ванну и сменить одежду, может оказаться тактическим преимуществом.

 

Прежде Драко не приходило в голову спросить, зачем ему разрешение коменданта, чтобы обеспечить заключенную предметами первой необходимости.

 

— Вы привязываетесь к заключенной, капитан? — Эндерсон постукивал пальцами по столу, его нервы были на пределе из-за прозвучавшей в его голосе угрозы.

 

Он волновался, но не о Драко.

 

Он целеустремленно выждал две секунды, а потом покачал головой:

 

— Вовсе нет, сэр. Просто моя тактика отличается от других. Когда я получил задание, вы сказали, у меня будет полная автономия…

 

— Да, в ведении самих допросов, а не в безопасности этой базы или состоянии заключенной, — выдавил Эндерсон.

 

— Да, я это понимаю, — Драко запомнил эту реакцию. — Но для того, чтобы эффективно допросить заключенную, возможно, мне потребуется внести тактические изменения в её окружающую среду. Конечно, я бы никогда не посоветовал ничего, что могло бы поставить под угрозу безопасность базы.

 

Эндерсон отвлекся, его взгляд метался между Драко и экраном.

 

— У меня нет на это времени.

 

Драко не стал акцентировать внимание на том, что комендант сам его вызвал.

 

— Я разрешаю вам внести изменения первого уровня в условия содержания заключенной. Все, что выходит за рамки, должно быть официально представлено мне на утверждение. — Уровень один: гигиена и гидратация. Комендант жестом отпустил Драко.

 

Эта небольшая уступка внушила ему облегчение, хотя он не мог понять, почему.

 

***

 

Она молчала, когда он вошел в её камеру, и едва заметно шевельнулась, когда дверь закрылась. Драко произнес элементарное приветствие, но она просто сидела, закрыв лицо руками, волосы вокруг лежали ореолом. На мгновение ему вспомнилась картина маслом, которую его потащила смотреть Натали, когда они отдыхали в Тинвуне почти пятнадцать лет назад, это был портрет, выполненный в коричневых и синих тонах, он на него пытался смотреть и был не в силах отвести взгляд.

 

— Мисс Грейнджер, — Драко шумно открыл свой блокнот, наблюдая за ней и ожидая хоть какой-либо заметной реакции.

 

Его охватило беспокойство: где же пробыла эта стойкая женщина последние два дня? Ему не хотелось вызывать сержанта, стоявшего прямо за дверью, но и просто сидеть в комнате для допросов, пока заключенная спит, он тоже не мог.

 

— О, — её голос был тих, когда она медленно оторвала щеку от стола.

 

Она была бледнее обычного, будто её обмазали мелом.

 

Это была еще одна её игра? Вновь её рассказы, очередной способ вывести его из равновесия?

 

Его мысли тут же оборвались, когда мятежница отвернулась, и её вырвало на пол. Он сидел неподвижно, ожидая, пока она придет в себя, отчаянно пытаясь не обращать внимание на случившееся.

 

Она была не первой и наверняка не последней заключенной, которую вырвало у него на глазах. И все же он подавил желание убрать назад её волосы и погладить её по спине.

 

Не говоря ни слова, он вызвал посредством устройства зеленого «пиджака», чтобы тот навел порядок.

 

Когда мятежница выпрямилась, выглядела она гораздо лучше, чем прежде, на её лице появилось подобие смущенной улыбки.

 

— Извини, — небрежно произнесла она.

 

— Не страшно, — он сглотнул, заставив себя не спрашивать, все ли с ней в порядке, и стараясь не обращать внимания на учащенное сердцебиение. — Ты готова начать?

 

В комнату вошел «зеленый пиджак» и убрал беспорядок менее, чем за минуту. Никто бы не заметил, если бы мятежница не опустила глаза, когда сержант вышел.

 

Будто это её огорчило.

 

Склонив голову набок, она задержала взгляд на двери.

 

Драко кашлянул:

 

— Я хотел бы поговорить с вами о взрыве в системе Вега. Так и не понятно, почему…

 

— Это был один из них, да? — она сцепила дрожащие руки.

 

— Что? — он растерянно заморгал. — Я говорил о системе Вега…

 

— «Зеленых пиджаков», — она скривилась от отвращения.

 

Её реакция была непонятной — учитывая общие условия её заключения, странно, что она, наконец, проявила эмоцию по отношению к сержанту низкого ранга.

 

— Да, — медленно произнес он. Существование «зеленых пиджаков» не было ни сенсационным, ни тайным.

 

Может, у Эндерсона её допрашивали «зеленые пиджаки», в этом причина? Это против правил, но не сказать, чтобы неслыханно…

 

Он откашлялся и произнёс:

 

— В любом случае…

 

— Драко, как ты можешь это терпеть? — её голос дрогнул, наконец, она отвела взгляд от двери и повернулась к нему.

 

Его почему-то задела интонация, с которой она произнесла его имя, это мешало сосредоточиться. История, которую она рассказала два дня назад, дразняще всплыла у него в голове, заставив покраснеть до корней волос.

 

Он покачал головой, отмахнувшись от её слов и вопросов, которые они породили.

 

— Мисс Грейнджер, — ровным тоном произнес он, — я хотел бы поговорить о сегодняшнем взрыве в системе Вега.

 

Она ухватилась за ниточку, свисавшую с её рукава.

 

— Удивительно, что ты не видишь связи.

 

— Между чем и чем? — он чуть подался вперед, удивленный её готовностью к диалогу.

 

— «Зеленые пиджаки» и система Вега, конечно, — ответила она.

 

Он заморгал и едва сдержал стон.

 

— Система Вега — гражданская колония. Здесь нет никакой связи.

 

Уголки её губ дрогнули:

 

— Ты в это веришь?

 

Система Вега находилась в третьем квадранте, и использовалась Суверенным государством специально для научных исследований гражданских властей. Ужасающая бомбардировка Веги мятежниками продемонстрировала их безжалостность и полное презрение к человеческой жизни.

 

Драко был озадачен тем, как мятежники спланировали свой самый отвратительный террористический акт, ради этого он и был здесь.

 

— Полагаю, в результате этой бомбардировки погибли тысячи людей, — возразил он.

 

Она глухо рассмеялась.

 

— Драко, неужели ты думаешь, что у этих людей были настоящие жизни?

 

Это бессмысленно, но почему-то от её слов у него по спине пробежал холодок и волосы на затылке встали дыбом.

 

Она умеет манипулировать людьми, напомнил он себе.

 

— Ты когда-нибудь был в системе Вега? — спросила она.

 

— Нет, — у военного капитана не было необходимости в визите.

 

— Тогда откуда ты знаешь, что это гражданская колония? — уголки её рта приподнялись в полуулыбке.

 

Он почувствовал смятение, уверенный и неуверенный в том, что знал.

 

Но от него не ускользнуло, что она так и не смогла ответить на его вопрос.

 

— Если ты так много знаешь, то объясни, почему мятежники разбомбили колонию, — настаивал он.

 

— Не думаю, что ты готов это услышать, — сказала она.

 

Он едва не застонал — на мгновение он был так близок к ответам, которые были ему нужны.

 

Приобняв себя за плечи, она продолжила:

 

— Разве ты не хочешь услышать, что произошло с Драко и Гермионой после того, как они покинули пещеру?

 

Драко заставил себя не реагировать. Да, он хотел узнать, что было дальше.

 

Но это была всего лишь история — дурацкая сказка, с помощью которой эта женщина им манипулировала.

 

— В твоем рассказе есть какой-то смысл? — он старался казаться незаинтересованным.

 

— Ты сказал мне…

 

***

Пятнадцатое мая, 2003 год

 

Солнечная система, планета Земля, Лондон

 

Долгая война

 

Каким-то образом жизнь вернулась в нормальное русло.

 

Она проводила свои исследования, посещала собрания Ордена, участвовала в рейдах…

 

Только теперь, куда бы она ни пошла, она ловила себя на мысли, что ищет его, каждый раз, оказываясь на волшебной улице, она гадала, здесь ли он.

 

И не могла признаться себе, испытывает ли она разочарование или облегчение, когда он так и не появлялся.

 

Жизнь была нормальной.

 

Но казалось, все безвозвратно изменилось, будто мир стал другим после девяти дней, проведенных в пещере с Драко Малфоем.

 

Война, однако, не прекратилась, она по-прежнему сопровождалась атаками за пределами магических поселений и тщательно спланированными рейдами на предполагаемые крепости Пожирателей Смерти.

 

Смерть приходила внезапно, будто знала, когда они становились слишком самодовольными, слишком самоуверенными в текущем положении дел. Постоянный спутник, который давил на неё, насмехался над ней, будто это был лишь вопрос времени, когда он придет за ней.

 

В глубине души она волновалась и о нем.

 

Когда миссия Ордена заканчивалась успехом, она гадала, не погиб ли Драко.

 

Когда погибал член Ордена, она гадала, не Драко ли его убил.

 

Даже когда её разум был поглощен планами и проклятиями, он ни на минуту не покидал её, каждую ночь нашептывая ей что-то, когда она засыпала.

 

Не давая ей толком выспаться.

 

***

Гермиона увидела Драко Малфоя спустя три месяца.

 

Она проникла в старую библиотеку поместья Фоули в поисках тома, в котором, по слухам, содержались пророчества самого Иезекииля.

 

Спустя десять минут поисков Гермиона услышала скрип толстых дубовых дверей, и тут же спряталась среди стеллажей, сжав палочку и закрыв рот рукой.

 

В библиотеке послышались тихие шаги, пока Гермиона лихорадочно рылась в своей сумочке в поисках аварийного портключа, который смог бы обойти неподвластную ей защиту от аппарации.

 

— Мы знаем, что там кое-кто есть, — донесся издалека хриплый голос.

 

И тут она увидела Драко, он стоял всего в десяти футах и пристально смотрел на неё.

 

На мгновение ей показалось, что он её выдаст, но он прижал палец к губам:

 

— Ш-ш-ш.

 

Она кивнула, стараясь подавить свой ужас и чувствуя облегчение.

 

Драко ушел прочь.

 

— Все чисто, — крикнул он.

 

Шаги все удалялись, пока двери не захлопнулись, и Гермиона замерла, затаив дыхание.

 

— Что ты здесь делаешь?

 

Драко стоял прямо за её спиной, она развернулась к нему, её взгляд скользнул по его истонченной черной мантии и глубоким кругам под глазами.

 

— Я… — Она с трудом подбирала слова, паника от того, что её чуть не поймали, сочеталась с удивлением от их встречи.

 

— Здесь есть защитные чары, ты же знаешь, — его голос звучал сердито, когда он приблизился.

 

— Я думала, что сняла их все.

 

Как ты? Я по тебе скучала. Зачем ты здесь? Ты собираешься меня убить?

 

Все эти бессвязные вопросы пронеслись у неё в голове, не давая сформулировать связную мысль.

 

Ей хотелось протянуть ему руку, коснуться пальцами его щеки, прижаться к нему и, наконец, вновь ощутить тепло.

 

Между ними повисло молчание, она застыла.

 

Прошло три месяца, вот он перед ней, и в некотором смысле он все еще казался невероятно далеким.

 

Из его палочки вырвался звук, заставивший вздрогнуть их обоих.

 

— Мне нужно идти. Подожди пять минут, а потом уходи, — сказал он.

 

Она кивнула, но её охватила паника другого рода, и когда он отвернулся, она протянула руку и схватила его за запястье.

 

Он остановился, и посмотрел на её пальцы.

 

— Грейнджер…

 

— Я… — у неё защемило сердце, а в глазах защипало. — Все хорошо? Прости, — она отпустила его, пряча в карман дрожащие пальцы.

 

В его взгляде промелькнула неуверенность.

 

— Увидимся вечером? — тихо предложил он.

 

— Где? — тут же спросила она.

 

— В Сохо есть маггловский паб «Белая лошадь». Я буду там в семь.

 

Она кивнула, а когда он исчез из библиотеки, про себя удивилась, откуда Драко Малфой узнал о маггловском пабе.

 

***

Она гадала, стоит ли ей встречаться с ним.

 

Отстраненно она предполагала, что это может быть ловушкой — не отпустил ли Драко её в библиотеке лишь для того, чтобы позже поймать?

 

В конце концов, они оставались врагами? За пределами той пещеры она оставалась членом Ордена, а он — Пожирателем Смерти. Ничего не изменилось.

 

Изменилось все.

 

Но ей пришлось пойти. Увидев его, она впервые за много месяцев увидела цвета…

 

Прежде она и не подозревала, что мир так сер.

 

Она сидела в углу шумного маггловского бара, потягивая пинту пива, прикрыв глаза и спрятав в рукаве волшебную палочку.

 

— Привет, — Драко сел напротив и все же умудрился застать её врасплох: он был одет в выцветшую темно-синюю куртку на молнии, джинсы и вязаную серую шапочку.

 

— Привет, — у неё в ушах звенело.

 

— Неловкий момент, — Драко улыбнулся одними губами.

 

— Есть такое.

 

Как ты? Убил кого-нибудь? Ты думал обо мне?

 

— Откуда ты узнал об этом месте? — наконец, спросила она.

 

Он пожал плечами и объяснил:

 

— Я больше не могу пропускать стаканчик в Косом.

 

Волшебный мир лежал в руинах, продолжающаяся война разрушила экономику. Она гадала, не положит ли эта война конец сепарации, и не придется ли им навсегда интегрироваться в маггловское общество ради прогресса.

 

Маггловский мир почти не затронуло, если не присматриваться. Тогда можно заметить едва скрываемые террористические атаки и вникнуть в слухи о коррупции.

 

Но в остальном его не задело, это было словно напоминание о том, сколь мал волшебный мир в общей картине мира.

 

Если бы это не определяло её жизнь и жизнь её лучших друзей.

 

— Как твои дела? — спросил он, выпив свое пиво и постукивая пальцами по матовому стеклу.

 

Одиноко. Хаотично. Страшно.

 

— Замечательно, — ответила она. — А у тебя?

 

— Тоже.

 

Она ему не поверила.

 

Она задумалась, они так далеки из-за расстояния или же дело в проведенном порознь времени?

 

Будто между ними была какая-то особая связь, но эта война изо всех сил стремилась их разлучить.

 

Оба не спешили нарушить молчание, потягивая пиво относительно спокойной обстановке.

 

Постепенно неловкость исчезла, и Гермионе удалось немного расслабиться в его присутствии, ведь она знала, что он не нес опасность.

 

Она была уверена, что он испытывает то же самое.

 

— Я беспокоился о тебе, — наконец, признался он, и его шея слегка покраснела.

 

— Ой. — «Я о тебе тоже», так и вертелось у неё на языке. — Не стоило. Со мной все в порядке.

 

У него вырвался грустный смешок.

 

— После сегодняшнего? Я в это не верю.

 

— Сегодняшний день был необычным, — она яростно замотала головой, её охватило смущение. — Поверить не могу, что пропустила то отделение, обычно я неплохо справляюсь.

 

Она целый день перебирала в уме каждый сантиметр поместья Фоули и гадая, где же она ошиблась.

 

Задумавшись, Гермиона почти не заметила неуверенности, промелькнувшей во взгляде Драко.

 

— Что такое? — спросила она, подавшись вперед.

 

Официант принес два новых пива, Драко схватил свое и залпом выпил половину.

 

Глаза Гермионы расширились.

 

— Просто будь осторожна. Это все, что я могу сказать, — он допил пиво, запустил пальцы в волосы и покачал головой. — Прости.

 

Что он ей не договаривал?

 

— Я не просто так не смогла обнаружить защиту? — спросила она, думая о другом.

 

Он почесал левую руку, неловко заерзал, его волосы были взъерошены.

 

— Просто будь осторожна, — повторил он.

 

— Просто скажи мне…

 

— Я не могу.

 

— Почему?

 

Он лишь недоверчиво приподнял бровь.

 

О, осознание обрушилось на неё мгновенно — словно на неё вылили ведро со льдом, это было так отрезвляюще.

 

Драко Малфой был Пожирателем Смерти.

 

В какой-то момент, между признанием в глубоко укоренившихся страхах, лежа, прижавшись друг к другу на холодной земле пещеры, она перестала воспринимать его единым целым.

 

Даже сегодня днем в поместье Фоули, она не считала его врагом… по-настоящему.

 

Мир словно замер, и перед ней возникла четкая картина, только увидела она вовсе не то, что ожидала.

 

Сейчас она осознала, что каждый случай его бунта был личным. Он решил не причинять ей вреда, когда они оказались в ловушке вместе, точно так же, как позволил ей сбежать из библиотеки.

 

Он беспокоился за неё, а не за её дело.

 

Ему было все равно.

 

Ничто из того, что он сказал или сделал с тех пор, как их бесцеремонно бросили вместе в пещере, не подразумевало какого-либо желания перейти на другую сторону или отказаться от идеологии Пожирателей Смерти.

 

Сколь бы ей ни хотелось довериться ему, посидеть в шумном маггловском пабе, она не могла… на карту было поставлено слишком много.

 

— Мне нужно идти, — резко произнесла она, не обращая внимания, что перед глазами все немного поплыло, когда она встала.

 

— Гермиона… — он мягко сжал её руку, его глаза широко раскрылись.

 

— Это было ошибкой, — её сердце готово было выскочить из груди.

 

Прийти сюда было плохой идеей. Одно неверное слово, и он мог узнать что-нибудь жизненно важное, что могло принести поражение в войне.

 

Даже находиться здесь было очень опасно. Вдруг Волдеморт аппарирует по Метке Драко? Это было маловероятно, но все же возможно.

 

Она порылась в карманах в поисках денег, бросила на стол несколько фунтов и вырвала руку у Драко.

 

Она почувствовала себя полной идиоткой — ведь у неё внутри все сжалось, это вовсе не логика подсказывала ей так поступить.

 

Доверие в пещере было совсем иным, не таким, как в реальном мире.

 

И она не могла себе его позволить.

 

Она поспешно пробралась сквозь толпу, толкнула дверь и очутилась в пустом переулке.

 

Едва она выхватила палочку, чтобы аппарировать, Драко схватил её за запястье и развернул лицом к себе.

 

Она удивленно вскрикнула:

 

— Что? — выдохнула она.

 

Вид у него было взволнованный, свободной рукой он провел по лицу.

 

— Не уходи.

 

— Я… — в горле у неё встал ком — она должна была уйти, он был врагом и им не стоило встречаться, чтобы выпить. Но она замерла от его взгляда, от прикосновения его мозолистых пальцев к её руке.

 

Её взгляд скользнул по его лицу.

 

— Это — все это — было слишком бессмысленным. Он был её врагом.

 

— Пожалуйста, — слетело с его губ подобно молитве.

 

Прошло три месяца после той проклятой пещеры, но она все еще ощущала тяжесть его одиночества.

 

— Это неправильно, — произнесла она, но не стала вырываться из его рук.

 

— В этой войне все неправильно.

 

До неё донеслись городские звуки — шум проезжающей машины, включающаяся музыка, пьяные студенты, переходящие дорогу. В этой маггловском потоке они очутились в тупике, столкнувшись с чем-то, что её пугало и в то же время волновало.

 

— Почему? — непроизвольно слетело с губ.

 

Какая ему разница? Какая ей разница? Почему он преследовал её?

 

Почему, несмотря на то, что подсказывал разум, ей хотелось притянуть Драко к себе и целовать, пока хватит дыхания?

 

С каждым мгновением её решимость таяла.

 

— Я скучал, — выдохнул он, и то ли это был ответ на её вопрос, то ли на мысли, о которых она понятия не имела.

 

«Я скучала».

 

Она не остановила его, когда его губы впились в её, и он грубо прижал её к кирпичной стене.

 

Мир разлетелся вдребезги, и соединился, когда он языком провел по её губам. Она вцепилась пальцами в его свитер, притягивая его ближе, он сжал её плечи так, словно боялся, что она сбежит, если они разорвут поцелуй.

 

Она задумалась, а сбежит ли?

 

Это было бессмысленно, и вместе с тем имело смысл, будто в этом извращенном мире Гермиона Грейнджер и Драко Малфой подходили друг другу, заблудившись в темном маггловском переулке.

 

Когда его пальцы скользнули выше по её блузке, у неё перехватило дыхание, она дрожала от малейших прикосновений.

 

Будто она умирала от жажды, а он был оазисом.

 

Сомнения улетучились в самые темные уголки её сознания, остались только они и их всепоглощающее отчаяние.

 

— Может, мы… — застонал Драко ей в рот, когда она обхватила ладонями его лицо, — … уберемся отсюда?

 

Да. Нет.

 

— Я…

 

Он спустился от её губ к шее, его поцелуи стирали из её головы все связные мысли.

 

— Да, — наконец, выдавила она.

 

Она едва заметила, как он аппарировал к небольшому коттеджу. У неё было лишь мгновение, чтобы оглядеть окружающий лес, а потом он втащил её внутрь, стянул блузку и штаны и прижал к дивану.

 

Им потребовалась целая вечность, чтобы преодолеть пятнадцать футов до спальни, по пути они сбрасывали с себя одежду и спотыкались о различные предметы мебели.

 

— Драко, — простонала она, притягивая его ближе и пылко целуя.

 

Он был прекрасен, вертелось у неё в голове, когда он вновь и вновь брал её, его горячее дыхание обжигало её шею.

 

Это было мучительно и нежно.

 

Всю ночь их тела переплетались, они исследовали друг друга пальцами и губами, пока глаза Гермионы были открыты.

 

Она знала, что должна уйти, но мысль о разлуке с ним была непереносима.

 

И, судя по тому, как Драко обнимал её, она догадалась, что он чувствовал то же самое.

 

***

Проснулась она совершенно обнаженной, её обнимали бледные руки.

 

О.

 

Сперва её охватила паника, она поразилась идиотизму своего поступка.

 

Она понятия не имела, где находится, и, насколько она знала, сюда в любую минуту могли ворваться Пожиратели Смерти.

 

Блядь, она была такой идиоткой. Она знала слишком много — ключевых месторасположений, людей, стратегий. И всем рискнула ради перепиха?

 

— Пожалуйста, не убегай, — его голос был тихим, даже чуть испуганным.

 

Теплым.

 

Паника её не покинула, но прикосновение его пальцев к её бедрам и тяжесть тела немного успокоили.

 

В какой-то степени смягчили всепроникающее одиночество, которое им всем принесла эта война.

 

Она медленно повернулась и наткнулась на его настороженный взгляд.

 

Она должна сказать ему, что они не должны этого делать, что риск слишком велик. Но прядь его слегка отросших светлых волос упала ему на лицо, и, она, повинуясь порыву, заправила её ему за ухо.

 

Она не убрала руку, продолжив поглаживать большим пальцем его щеку, просто наблюдая за ним и ожидая, когда он наберется смелость сделать то, что нужно.

 

— Мы не можем этого сделать, — прошептала она, наконец.

 

Но не убрала руку и не попыталась высвободиться из его объятий.

 

Его пальцы скользили по её телу, дразня, обещая, вызывая дрожь и мешая мыслить.

 

— Почему? — наконец, спросил он.

 

Его губы были дразняще близко.

 

— Это слишком опасно.

 

Его пальцы замерли, он притянул её ближе и прижал к себе.

 

— Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы причинить тебе вред. Ты же это знаешь? — с опаской уточнил он.

 

— Знаю.

 

Она это действительно знала.

 

Она думала об остальных.

 

— Дело не только в нас, — пояснила Гермиона.

 

В какой-то момент в этой войне это стало вопросом не просто принципа.

 

Теперь это был вопрос выживания.

 

— Почему это невозможно? — он обхватил её лицо ладонями.

 

— Мы больше не в той пещере. — Она накрыла его руку своей. — Если кто-нибудь узнает… мы станем обузой друг для друга. Нельзя, чтобы нас видели вместе…

 

— Значит, мы никому не расскажем…

 

От его слов вспыхнула искра, какой-то проблеск возможности, за которую она отчаянно цеплялась и в то же время пыталась оттолкнуть.

 

Это было глупо, по-детски.

 

И все же ей этого отчаянно хотелось — человека, с которым можно было лежать в постели и рассказывать дурацкие истории.

 

Ей хотелось отдохнуть от борьбы, от отчаяния и одиночества.

 

Она хотела почувствовать себя живой и теплой.

 

— Хорошо.

 

По крайней мере, сейчас.

 

***

Любовь подкралась к ней незаметно, втиснувшись между смехом на рассвете и едой на вынос в постели.

 

Когда она была с ним, пряталась в том коттедже в Озерном краем, мир и её бесконечные списки дел исчезали. Были только они, разделяющие бессмысленные надежды и мечты, которым никогда не суждено сбыться, и они наслаждались спокойствием этого подобия мира.

 

— В детстве я хотел создать команду по квиддичу, — однажды поздно вечером признался он ей. В его глазах читалось нечто среднее между ностальгией и смущением. — Я хотел назвать их «Драконами», даже набросал герб.

 

Это казалось такой глупостью, нелепой даже для ребенка.

 

Но Гермиона вспомнила свои мечты — поступить в Оксфорд и изучать литературу и историю. Она мечтала изменить свою жизнь к лучшему — возможно, получить Нобелевскую премию.

 

Теперь она мечтала о том, чтобы они с Драко остались живы.

 

— Звучит заманчиво, — вслух сказала она.

 

Иногда, когда ей приходилось на несколько дней уезжать из их коттеджа, из-за командировок или по другим причинам, она заставляла себя пересматривать их соглашение.

 

Что бы ни происходило между ней и Драко, несомненно, это было временно, это существовало лишь в перерывах между грозами в их коттедже.

 

И все же, едва она улучала свободную минутку, как тут же тянулась к нему — тут же писала в зачарованный блокнот и, затаив дыхание, ждала ответ.

 

Были и другие ситуации, например, когда Рону прокляли ногу, и Гермиона полночи не спала рядом с рыдающей Ханной Эббот, она чувствовала себя виноватой из-за того, что проводила время с Драко, из-за того, что предавала все и всех, из-за того, что любила, просто из-за того, что у неё были отношения.

 

Она вынуждена была себе признаться в том, что в некотором роде так оно и было.

 

Но потом, когда Рону стало лучше, и Ханна прижала его к себе так, словно от этого зависела её жизнь, Гермиона могла думать лишь о том, как бы ей хотелось такой заботы по отношению к себе.

 

Человека, который задерживал бы дыхание и вновь начинал бы дышать лишь когда она просыпалась.

 

В разгар войны казалось глупостью думать о таких вещах и тосковать по ним.

 

Но, возможно, когда смерть так близка, самое время их желать.

 

— Ты когда-нибудь тревожишься об этом? — спросила она Драко однажды вечером в конце сентября, когда они сидели на веранде и любовались закатом.

 

— О нас? — напряженно уточнил он, заерзав рядом.

 

— Да. Нет. Я имею в виду, — наконец, она отвела взгляд от оранжевого и алого зарева в небе и повернулась к нему, — о том, что что-то идет не так.

 

О том, что однажды она придет, и здесь её будет ждать другой Пожиратель.

 

Или Драко будет сидеть на диване, и его схватит какой-нибудь член Ордена.

 

Его взгляд скользнул по ней.

 

— Только здесь, с тобой я не тревожусь, — помолчав, ответил он.

 

Это было похоже на признание.

 

Она гадала, давал ли он еще кому-то увидеть себя таким, без маски и бравады.

 

Просто солдатом, отчаянно стремящимся выжить.

 

И все же её переполняли противоречивые мысли: неуверенность в будущем, растущее беспокойство.

 

Но когда из-за горизонта выползли первые звезды, она отбросила свои страхи.

 

— Я тоже.

 

***

В новом году все изменилось.

 

— Лонгботтом погиб, — сказал ей Кингсли, его взгляд был затравлен, а пальцы перепачканы кровью.

 

— Что случилось? — выдохнула Гермиона, будто могла что-то исправить.

 

Будто имело значение, каким проклятием по нему попали.

 

Кингсли лишь покачал головой и приобнял её за плечо окровавленной рукой.

 

Она провела день как в тумане, ей было то хорошо, то уныло.

 

Невилл не был первым из её друзей, кто погиб.

 

Но почему-то у неё возникло ощущение, что был.

 

Он был её напарником в Ордене — они делились книгами и исследованиями, часто объединяли усилия при необходимости.

 

Она полагалась на Невилла, ведь он всегда знал, над чем она работает и где находится.

 

И вот он погиб.

 

«Выжди несколько дней» — позже передал ей с совой Кингсли.

 

Она часами сидела над своим блокнотом, вглядываясь в корявые каракули, выведенные обычно таким аккуратным почерком Драко.

 

Знал ли он? Он ли его убил?

 

Что, если знал?

 

Он никогда ничего ей не обещал, кроме как не причинять ей вреда.

 

Но у неё никогда не было иллюзий относительно его преданности.

 

Они изо всех сил старались не говорить о войне. Они обходили её стороной, слушали маггловские диски, готовили еду, читали… все, что угодно, лишь бы не всплывало, что они ежедневно сражались друг с другом.

 

Это было бессмысленно, странно, по-детски.

 

Это была её передышка.

 

Но теперь она чувствовала себя грязной.

 

«Нам нужно поговорить», — нацарапала она в блокноте, её сердце бешено колотилось.

 

«Уже иду».

 

***

Когда он пришел, она расхаживала по комнате, пачкая старый ворсистый ковер.

 

— Что случилось? — он подошел к ней, но Гермиона отступила на шаг и подняла руки.

 

Его взгляд тут же вспыхнул, на скулах заходили желваки.

 

— Мы не можем продолжать, это… — отрепетированная речь хаотично смешивалась от боли от смерти Невилла. — Это неправильно. Ты мой враг…

 

— Я тебе не враг, Гермиона.

 

Ей понравилось, как он произнес её имя, смягчая каждую согласную, будто дорожа им.

 

— Но по факту враг, — настаивала она, сцепив пальцы, чтобы они не дрожали. — В бою мы бы поубивали друг друга в мгновение ока. Черт побери, я могла бы стать жертвой любого твоего плана даже без злого умысла с твоей стороны. Мы жили в этой… иллюзии… последние полгода. Но это не реальность.

 

Он покачал головой, у него вырвался недоверчивый смешок.

 

— Не реальность? — он провел рукой по волосам. — Черт возьми, что это значит?

 

— Ты знаешь, что, — она изо всех сил старалась выдержать его взгляд, отказываясь отводить глаза. — Мы притворялись. Но ты сражаешься за человека, который желает смерти мне и мне подобным.

 

— Ты тоже!

 

— Нет, — она прижала пальцы к вискам, пытаясь остановить надвигающуюся головную боль. — Это не одно и то же. Иногда я убеждаю себя, что это так, что мы просто две противоборствующие стороны, но в конце концов это не так.

 

— Ты правда в это веришь? — в его голосе звенело недоверие, он пощипывал свою руку.

 

Беспокойно.

 

— Думаю, легко забыть, за что мы боремся, — она на миг прикрыла глаза, вспомнив кровь на кончиках пальцев Кингсли, и почувствовала пустоту в груди. — Но я все еще сражаюсь за то, что важно.

 

— Тогда скажи мне, Гермиона, — Драко медленно подошел к ней. — Зачем ты в прошлом году ходила в ту пещеру?

 

Кровь отхлынула от лица Гермионы.

 

— За тем же, что и ты.

 

— Тогда, конечно, до тебя доходили слухи об артефакте? — теперь он был всего в паре дюймов от неё, возвышаясь над ней и насмехаясь.

 

— Ты в этом уверена, Гермиона? — спросил Невилл, разглядывая пожелтевшие свитки и едва различимые карты.

 

— А какой у нас есть выбор? — прошептала Гермиона.

 

— Мы хотели остановить войну… ненужные разрушения и убийства…

 

— Мы хотели того же! — воскликнул Драко.

 

— Повелитель Грааля сможет влиять на умы людей. Правильно ли выигрывать войну… так?

 

— Нет, — она сглотнула это воспоминание. — Пещера… она была для нас средством достижения цели. Такие, как ты, стремятся творить ужасные вещи. Порабощать и терроризировать магглорожденных.

 

— Ты действительно в это веришь? — выдохнул Драко. — Ты правда веришь, что эта война — нечто большее, чем борьба за власть?

 

— Да, — ответила Гермиона. Она должна быть чем-то большим. Ведь иначе у них отняли их жизни ради того, чтобы сыграть в какую-то сложную игру.

 

— Может, ты и права, — он провел пальцем по её руке, и, в конце концов, их пальцы переплелись. — Но сейчас мы ничего не можем с этим поделать.

 

— Вот именно, — она сглотнула. — Именно поэтому мы должны с этим покончить. Это слишком опасно.

 

Она один за другим высвободила пальцы, убрала руку в карман и опустила взгляд.

 

Внутри у неё все сжалось.

 

— Гермиона. — Хрипло произнес он, будто её имя застряло у него в горле. — Я… — Его испытующий взгляд и тяжелое дыхание были пугающими. — Должен же быть какой-то способ.

 

Она знала, что должна уйти, просто попрощаться и покончить с этим.

 

Но от него волнами исходила боль, окутывая её.

 

— Его нет. По крайней мере, пока мы по разные стороны баррикад.

 

«Уходи, — мысленно кричала она ему. — Просто оставь Пожирателей и этого монстра и идем со мной».

 

— Я не могу, — покачал он головой, отвечая на её безмолвную мольбу, по его лицу скатилась одинокая слезинка. — Боги, если бы я мог, Гермиона…

 

— Ты можешь, — она потянулась, чтобы смахнуть слезу. — Я смогу защитить тебя, как ты всегда говорил, что защитишь меня…

 

— Не сможешь, — он схватил её руку и отвел от своего лица.

 

— Смогу…

 

— Подумай хорошенько, — пробормотал он.

 

Она представила, как аппарирует отсюда в безопасное место… вызывает Кингсли и сообщает, что Драко Малфой перешел на их сторону.

 

На мгновение она подумала, что все обрадуются, примут его с распростертыми объятиями, и мир станет чуточку светлее.

 

А потом она вспомнила затравленный взгляд Кингсли и его окровавленные руки.

 

Членов Ордена, находившихся под Империусом, следы дезинформации.

 

— Они никогда в это не поверят, — наконец, признала она, когда до неё дошло.

 

Его запрут в подвале, выжимая каждую крупицу информации, пока он не иссохнет и не умрет.

 

— Мы слишком долго боролись, — он погладил её по волосам.

 

Как они до этого дошли? Обе стороны были так увлечены сражением, что теперь были вынуждены играть отведенные им роли. Каковы они вообще были?

 

Неважно. Это лишь подтвердило её первоначальную точку зрения.

 

— Потому мы и должны с этим покончить.

 

— Ты сможешь? — выдавил он. — Просто взять и уйти отсюда?

 

Она могла. Нужно было лишь отвернуться и убежать от тяжести его отрывистых слов и тепла.

 

Это будет безопаснее.

 

— У нас нет выбора, — снова прошептала она.

 

Она попыталась заставить себя шевельнуться, подумать о Невилле, на миг представить, что бы он сказал.

 

Невилл бы грустно улыбнулся, устало на неё посмотрел… но он не стал бы осуждать её или ругать.

 

— Я вряд ли смогу, — Драко вновь потянулся к ней, его пальцы скользнули по её шее, он взял её за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза. — Эта война отняла у меня все. Не дай им отнять еще и это. Пожалуйста, Гермиона.

 

— Драко, — ей отчаянно нужно было держаться, — прости…

 

— Скажи, что мне делать, — выдохнул он, его слова скользнули по её коже. — Я расскажу тебе все… абсолютно все. Что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом со мной?

 

— Ты бы это сделал? — она вспомнила их первую встречу, состоявшуюся много месяцев назад, когда он очертил границы тем их разговоров. — Но…

 

— Я тебе расскажу, — повторил он. — Я не смогу дать тебе больше, ведь я и в самом деле знаю мало. Но я расскажу тебе все, что знаю, — он коснулся губами её лба. — Я тебе доверяю.

 

Её сердце одновременно трепетало и разбивалось вдребезги.

 

— Этого недостаточно.

 

Даже с информацией о защите и деятельности Пожирателей, которой он располагал, каждое проведенное вместе мгновение было сопряжено с риском.

 

Каждый раз, когда они переписывались через блокноты, каждый раз, когда аппарировали в коттедж…

 

— Пожалуйста, — его губы коснулись её лица, она знала, что должна его оттолкнуть, но не могла этого сделать. — Скажи мне, что я должен сделать.

 

Она не могла даже думать об этом, не должна была даже в голове прокручивать такой вариант развития событий.

 

Но когда его пальцы выводили узоры на её плечах, а губы были так близко от её губ, она могла думать только об этом.

 

— Мне нужно знать, что ничто из того, что я скажу, не причинит вреда моим друзьям… — у неё перехватило дыхание, когда он проложил дорожку поцелуев от её уха к шее. — Мне нужно знать, что, если меня схватят, тебя не смогут использовать против меня. Что нас не смогут использовать против меня.

 

Это была невыполнимая просьба. Она выдавала желаемое за действительное.

 

— Это все? — его губы зависли так близко от её губ, дразняще, многообещающе.

 

— Мне нужно знать, что из-за того, что я с тобой, больше никто из моих друзей не погибнет, — выпалила она.

 

Он глубоко вздохнул, прикрыл глаза и прижался лбом к её лбу.

 

Она ничего не могла с собой поделать — по её венам заструилась надежда.

 

— Выходи за меня замуж.

 

Она аж подскочила, её глаза широко раскрылись, а сердце в груди бешено заколотилось.

 

В контексте войны мысль о браке казалась комичной.

 

— Как это поможет…

 

— Брачные узы, — перебил он. — Мы определяем условия, и никакая магия или убеждения не смогут их разорвать.

 

— Я… — Она стояла, раскрыв рот, и моргала, в голове царил сумбур.

 

Разговор от прощания перешел к браку так быстро, что она испытала раздражение.

 

Она мало знала о магических свадебных церемониях и еще меньше — о сопутствующих им ритуалах.

 

— Мы не можем, — произнесла она, все еще пытаясь осознать предмет разговора. — Мы враги, мы…

 

— Я люблю тебя, — произнес он так ясно, что у неё перехватило дыхание.

 

— Почему? — она не хотела спрашивать, слово само сорвалось с губ. — Как ты можешь это говорить? Мы жили лишь в этой фантазии…

 

— Нет, не говори так больше, — он стиснул зубы, в его глазах вспыхнуло нечто похожее на гнев. — То, что у нас есть… что это? Это реально. Это реальнее, чем война, в которой мы участвуем, чем обоюдная пропаганда, которая влияет на обе стороны. Мои чувства к тебе, — он пальцем коснулся её щеки, — это реально. Пожалуйста, не говори, что это не так.

 

Когда она просыпалась, эти невысказанные слова читались в его глаза, когда он смотрел на неё или крепко сжимал в объятиях.

 

Это было страшно и в то же время волнующе.

 

И мысленно она ответила на вопрос, который несколькими минутами ранее он задал: «Ты сможешь от этого уйти?».

 

Нет.

 

— Хорошо, — прошептала она, сократив расстояние между ними и поцеловав его. Это было быстро, целомудренно, просто обещание, что это еще не конец.

 

Полночи они не спали, прижавшись друг к другу и строя планы.

 

— Ты уверена во всем? — спросил он её в два часа ночи.

 

— Да, — она скрепила обещание поцелуем, задержавшись на его губах, пока её пальцы путались в его волосах. — Я люблю тебя, Драко.

 

***

Спустя две недели они провели ритуал воссоединения, уединившись в лесу Озерного края под ночным небом.

 

Под звездным небом было красиво, холодно и совершенно тихо, и Гермиона ненадолго позволила себе забыть о войне и на мгновение притвориться, что это просто любовь.

 

— Я привязываю себя к тебе душой и телом…

 

— … и да не разрушит никто этих уз…

 

— … Клянусь защищать тебя до последнего вздоха.

 

Они провели ночь под свежим воздухом, окутанные согревающими чарами, прижавшись друг к другу и признаваясь во всем, что так долго держали в секрете.

 

— Я вообще-то не солдат, — сказал ей Драко. — Было очевидно, что для убийств у меня не подходящий характер, потому я в основном занимаюсь исследованиями и изучаю различные аномалии.

 

— Например, взламываешь защитные чары, — сообразила Гермиона, вспомнив библиотеку.

 

Он кивнул и крепко прижал её к себе.

 

— Я так рад, что ты в тот день оказалась там.

 

— Я тоже, — призналась она.

 

После каждого откровения они смотрели друг на друга как в первый раз.

 

Будто это был способ сказать: «Я буду любить тебя», и «Что бы ты мне ни сказала, я все еще здесь».

 

Когда, наконец, взошло солнце, Гермиона была совершенно измотана, но все еще расстроена, что ночь прошла.

 

Наступил новый день, чары ритуала были разрушены, звезды погасли, и их жизни вновь безвозвратно усложнились.

 

— Я люблю тебя. — Он заправил прядь волос ей за ухо, когда они собрались уходить. Его взгляд был пристальным, тяжелым, будто он сдерживал слезы.

 

Между ними будто рухнула последняя стена, разделявшая их, оставив больше место искренности и открытости.

 

От этого расставание становилось еще горше.

 

— Напишешь мне? — шепнула Гермиона, прижавшись к нему и вдохнув его запах.

 

Благодаря брачным узам они могли общаться, не опасаясь возмездия, отгороженные от войны.

 

— Конечно, — он крепко поцеловал её, словно желая запомнить изгибы её губ.

 

Она понимала, что теперь это понимание безотлагательности, страх перед разлукой в её жизни навсегда, но теперь они ощущались отчетливее, поскольку были в основе каждого её шага, каждого вздоха.

 

Когда он аппарировал, стало пронизывающе холодно.

 

***

Все оставалось по-прежнему.

 

И все же изменилось.

 

Поначалу Гермиона была счастлива, по крайней мере, она сохраняла некое подобие счастья.

 

Война затягивалась, дюйм за дюймом отнимая у неё все.

 

Но иногда, когда ей удавалось вырваться на долгие выходные с Драко, она верила, что у неё получится что-то вернуть.

 

Когда они обсуждали литературу и историю, Гермиона чувствовала, как медленно исцеляется та часть её души, которую она считала утраченной, словно давно атрофированная мышца вновь обретала силу.

 

Было абсурдно испытывать такие чувства рядом с врагом — с мужем.

 

Но, возможно, война была бессмысленной с самого начала.

 

— Как думаешь, что случится? — спросил её Драко однажды вечером в конце июля, когда они сидели под звездами.

 

— Побольше конкретики, — поддразнила она.

 

— Что случится со всем. Эта война, этот мир, — размышлял он. — Трудно представить, что мы вернемся к тому, что было прежде.

 

— Может, станет лучше, — выдохнула Гермиона, с трудом веря в свои слова.

 

— Что, например?

 

— Может, появится мир, где люди будут добры, а дети смогут, вырастая, становиться кем хотят. Думаю, я не многого прошу.

 

— Не многого, — согласился Драко.

 

Это казалось таким простым.

 

***

Это был сон, пока он не превратился в кошмар.

 

Она отправилась за припасами и попала в засаду. Алан, владелец магазина, у которого она на протяжении многих лет покупала зелья, пробормотал извинения в то мгновение, когда её окружили полдюжины Пожирателей.

 

Она даже не успела подумать, был ли среди них Драко, она просто потеряла сознание, в ужасе рухнув на пол.

 

Спустя некоторое время она очнулась на холодном каменном полу, а её сумки и волшебной палочки нигде не было видно.

 

Сперва её охватила паника, когда она вспомнила, что находится в плену, не говоря уже о затруднительном положении.

 

Как она могла этого не предвидеть? Алан казался таким… спокойным.

 

Ей следовало, согласно протоколу, проверить, нет ли поблизости волшебников.

 

Но она расслабилась, торопилась покончить с делами и проигнорировала признаки опасности.

 

Теперь паника пульсировала, стремительно заполняя каждый сантимент её тела.

 

Кругом все было незнакомо… серые стены, медленно стекающие капли воды.

 

И никого, ничего. Лишь она, стоящая на холоде со своими мыслями.

 

***

Время вновь стало её врагом.

 

Она пыталась найти способ спастись — какой-нибудь закуток или трещину, сквозь которые можно было бы вылезти.

 

Но не было ничего.

 

И никого.

 

«Выхода нет».

 

Гермиона едва не подскочила от неожиданности, развернувшись и забившись обратно в угол своей камеры.

 

Она не знала этого Пожирателя, но ей были знакомы ликование на его лице и жестокий блеск в глазах.

 

— Все так говорят, — наконец, ответила она, хотя по спине у неё медленно пополз ледок страха. Мужчина мгновение смотрел на неё, постукивая палочкой по подбородку, а потом расхохотался.

 

***

«Выхода нет».

 

Её непокорность сошла на нет, когда Пожиратель явился в следующий раз.

 

Её существование превратилось в сплошную боль и ужас, приправленные жутью.

 

— Ты расскажешь мне все, что знаешь, — потребовал мужчина.

 

На мгновение, когда похититель оставил её наедине с её страданиями, она задумалась, заметил ли кто-нибудь, что она исчезла.

 

Искали ли её друзья или уже решили, что она мертва?

 

Знал ли Драко, где она?

 

Ритуал сделал свое дело и даже больше — каким-то образом он помешал Пожирателю вытянуть из неё все, что она знала. Гермионе удалось выстоять, несмотря на применяемые сыворотку правды и пытки.

 

Хотя, свернувшись калачиком и дрожа, будучи на грани сна, ей иногда хотелось найти причину сломаться и раскрыть все душившие её секреты.

 

Чтобы избавиться от боли и ужаса.

 

И одиночества.

 

Иногда, когда она засыпала, ей снилось, что Драко рядом, он уверял её, что скоро все закончится, что её спасут.

 

Но каждый раз, просыпаясь, ей становилось холодно и одиноко.

 

Она скучала по нему сильнее, чем можно было описать словами — по спокойствию ночей, проведенных в их коттедже, и по потрясающему виду ночного неба.

 

Несмотря на их связь, она все еще старалась не думать о нем — чтобы уберечь его от Пожирателя и чтобы не впасть в меланхолию.

 

Знал ли он, что она здесь?

 

Придет ли он?

 

***

Время насмехалось над ней.

 

В её камере не было ни дня, ни ночи. Её похититель, или другой безымянный монстр, будил её, если она слишком долго спала, и терялось всякое ощущение времени.

 

Постепенно она цепенела все больше.

 

Её друзья не придут.

 

Драко не придет.

 

Её разум был разбит, чтобы она могла думать о причинах, но она была уверена.

 

Не было ничего.

 

Никого.

 

— Готова, наконец, сотрудничать, грязнокровка? — прошипел Пожиратель.

 

— Нет, — выдавила она, горло так саднило, что она едва могла говорить.

 

Это было все, что она могла — сказать «нет», отказаться подчиниться.

 

Она потеряла всякую надежду для себя, но остальные еще могли выжить.

 

Её друзья могли найти способ победить.

 

Она надеялась, что в этом мире найдется место и для Драко.

 

Она угасала… по крайней мере, ей не придется долго отказываться.

 

***

Пять слов заставили время остановиться.

 

«Твоя казнь состоится на рассвете».

 

Она не должна была удивляться.

 

Она давным-давно потеряла надежду.

 

Но она была удивлена. Потому что, несмотря ни на что, она продолжала цепляться за мечту о побеге, о том, чтобы каким-то образом выбраться отсюда.

 

Увидеть звезды в последний раз.

 

Той ночью, когда она спала, ей снился его голос, он шептал, чтобы она проснулась, и извинялся.

 

А когда она открыла глаза, он стоял на коленях возле решетки её камеры, его глаза были красными и опухшими.

 

— Драко, — она хотела улыбнуться, но губы были слишком сухими.

 

Его наверняка на самом деле там не было — скорее всего, это галлюцинация от недоедания.

 

— Гермиона, — он просунул руки сквозь прутья и потянулся к ней. — Пожалуйста, прости меня. Прости.

 

— Ты ничего не сделал, — сглотнула она, её веки отяжелели.

 

Его там не было, не могло быть.

 

— Я должен был…

 

— Ты был бы здесь, если бы мог, — сказала она. — Я устала…

 

— Гермиона, это я, я здесь, — его голос был так настойчив, что она проснулась, проморгалась и увидела: он действительно здесь.

 

Так быстро, как позволяли атрофированные ноги, она заковыляла к нему, поймала его дрожащие руки и прижала к своему лицу.

 

— Ты здесь! — воскликнула она.

 

Он кивнул, на его губах появилась дрожащая улыбка.

 

— Конечно, — прошептал он.

 

Его прикосновение было подобно бальзаму, согревая и успокаивая её.

 

— Я скучала по тебе, — сказала она, крепче прижав его к себе, будто боясь, что он все-таки окажется призраком и исчезнет у неё на глазах.

 

— Я повсюду тебя искал. И только когда объявили о твоей казни… — слово застряло у него в горле, он покачал головой. — Я вытащу тебя отсюда.

 

— Вытащишь?

 

— Конечно, — выдохнул он, притянув её ближе и поцеловав сквозь прутья.

 

— Как? — спросила она.

 

Однажды она мечтала о спасении, о том, как он посреди ночи схватит её и сбежит.

 

— Не знаю, без разницы. Если понадобится, разнесу это место на куски…

 

Его слова превратились в глухие помехи.

 

Он сидел по ту сторону решетки.

 

У него не было возможности её спасти, по крайней мере, без применения грубой силы.

 

— Где мы? — прервала она его.

 

Он слегка побледнел.

 

— Не переживай…

 

— Драко, — она закашлялась. — Пожалуйста.

 

— В поместье Лестрейнджей.

 

— О, — пробормотала она.

 

Одна из главных цитаделей Пожирателей Смерти. Наверняка укрепленная бесчисленной охраной и солдатами.

 

— Я бы пришел раньше, но они ничего не рассказали…

 

И вновь его слова потонули в бездне, она могла лишь наблюдать за ним, запоминать каждый дюйм его тела, дорожить каждым мгновением его прикосновений и теплом его дыхания.

 

Он был таким красивым и таким живым.

 

— Ты не сможешь, — сказала она.

 

Он нахмурился.

 

— Что?

 

Выхода не было. Не для неё.

 

— Если ты попытаешься меня вытащить, нам обоим конец.

 

— Мне все равно, — настаивал он, смахнув слезы. — Гермиона, утром они хотят убить тебя. У нас нет выбора…

 

— Но с тобой все будет в порядке, — её губы дрогнули. — Ты будешь жить…

 

— Нет, — он покачал головой. — Я взорву здесь все. Мы сбежим из Англии.

 

— Хотела бы я, чтобы мы могли. — Она желала этого больше, чем могла выразить словами.

 

Несколько месяцев назад ей хотелось, чтобы они сбежали, чтобы эта война продолжалась без них.

 

Она была уверена: он бы это сделал, если бы она попросила.

 

Но она не попросила.

 

— Я умру, но ты нет. Ты можешь жить, Драко. Ты можешь… — у неё перехватило дыхание, — ты можешь дожить до конца этой войны. Не знаю, каким будет будущее, но у тебя оно будет. Ты можешь двигаться дальше…

 

— Оно того не стоит, — настаивал он, слезы градом струились по его лицу. — Без тебя я снова останусь один и… — Он покачал головой. — Я так не могу. Пожалуйста. Знаю, это рискованно, но я вытащу нас отсюда…

 

— Я люблю тебя, — прошептала она и прикрыла глаза. — Я смирилась со своей смертью, но не могу принять твою.

 

— Пожалуйста, — его голос дрогнул.

 

Какая-то часть её хотела это принять, позволить вызволить её отсюда, даже осознавая, что это невозможно.

 

— Драко, ты любишь меня?

 

— Конечно, — его лицо исказилось от боли, и она протянула руку, чтобы подарить ему хоть немного умиротворения, которое он дарил ей.

 

— Тогда уходи. И беги. Подальше отсюда и от этой войны. Иди туда, где никто не знает твоего имени, и ты сможешь начать жизнь заново. Найди кого-нибудь и продолжай. Просто живи. Ради меня.

 

— Нет, — его трясло, и она смахнула слезы.

 

Она находилась в заточении, надвигалась её смерть, и все же каким-то образом она утешала его.

 

— Пожалуйста, сделай это для меня, — умоляла она. — Дай мне немного покоя.

 

***

3486 солнечный год, двадцать пятое февраля

 

9 Квадрант, планета Орион, Фолус

 

В камере воцарилась тишина, пока её слова витали между ними.

 

— Что произошло дальше? — спросил Драко, чувствуя, как колотится его сердце.

 

Она шевельнулась.

 

— Я устала.

 

Он заморгал, возвращаясь к реальности.

 

Кликнув по своему планшету, он увидел — было 18:30 по всемирному стандартному времени — обычно они в это время останавливались.

 

Она не сказала ему ничего нового, если не считать странного бормотания о «зеленых пиджаках» в самом начале.

 

Но ему все равно не хотелось уходить.

 

Её история что-то значила… это было больше, чем просто байка или сказка.

 

Он знал это так же, как обычно определял, лжет ли заключенный или скрывает правду.

 

Он чувствовал это всем своим существом.

 

— Конечно, — он кашлянул и встал, смахнув с формы несуществующую пыль. — Спокойной ночи.

 

Лишь дохромав обратно к себе, он услышал призрачный шепот:

 

— Без тебя я никогда не узнаю покоя.