Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Все произошло так быстро, что голова шла кругом. Еще утром Петунья, удостоверившись, что выглядит отлично и по-деловому, сидела за печатной машинкой в маленьком офисе, и ее длинные сухие пальцы выбивали по клавишам затейливым ритм, и в такт этой своеобразной мелодии на белоснежном листе бумаги проявлялся текст. Круглые часы на стене, напротив ее рабочего места, медленно отсчитывали секунды и минуты, и один за другим в офисе появлялись коллеги.

Как самая новенькая и самая младшая, Петунья всегда была безукоризненно точна, приходя в офис за полчаса до начала рабочего дня. И к тому времени, когда подтягивались остальные, она уже сидела за машинкой и излучала рабочую атмосферу.
Это был ее маленький план по созданию репутации надежного и ответственного сотрудника.

Самым последним приходил шеф. Обычно он сухо здоровался в пространство, что означало, что он поздоровался со всеми, и уходил к себе в кабинет. Петунья тут же принималась варить кофе, относила ему в кабинет и выходила с целой кипой бумаг и документов, которые следовало перепечатать. Этих поручений ей хватало до конца дня.
Вот и сегодня, поздоровавшись с начальством, Петунья тут же отправилась на маленькую кухоньку. Со всей старательностью она сварила кофе, ни на йоту не отступая от любимого рецепта начальника, а потом, красиво сервировав небольшой поднос, направилась в его кабинет.

Там-то все и пошло наперекосяк. Не по привычному сценарию.
Петунья поставила перед шефом чашечку с кофе, добавила два кубика сахара и плеснула немного сливок, и уже собралась уходить, как следующие его слова остановили ее:

– Мисс Эванс, задержитесь.

Она удивилась, но быстро совладала со своим лицом и сдержанно присела на краешек стула для посетителей. Отчего-то было не по себе. Начальник отхлебнул кофе, пошуршал газетой, но отложил ее, как будто вспомнив, что не один в кабинете.

– Таким вот образом, мисс Эванс, – сказал он таким тоном, как будто продолжал уже начатый разговор, – завтра на работу должна выйти новая сотрудница, и мы ждем, что вы освободите рабочее место до конца дня. Доделайте работу, и проследите, чтобы все рабочие инструменты были в порядке, а стол и стул – чистыми. Это все.

Сказав так, шеф снова отхлебнул кофе и уставился в газету. Петунья застыла как суслик и пыталась переварить услышанное. Наконец, она открыла рот и выдавила из себя:

– Простите?

Шеф недовольно взглянул на нее поверх статьи.
– Вам что-то непонятно, мисс Эванс?

Она задрожала. Этот его тон… она нутром почувствовала неладное, и холодный липкий страх охватил ее тело.

– Я ничего не понимаю, сэр. О чем вы говорите? Что значит, «освободить рабочее место»? – казалось, чем больше слов она из себя выдавит, тем скорее вернет себе контроль над телом, которое сейчас ощущалось как будто не своим.

– То и значит. Вы уволены, мисс Эванс. И оставьте уже эти разговоры, мы уже обсудили с вами этот вопрос, – сердито выпалил начальник и шумно допил кофе.

Донышко чашки жалобно звякнуло о столешницу.

– Я впервые об этом слышу, сэр, – возразила Петунья, едва слыша свой собственный голос через внезапно возникший звон в ушах.

Шеф снова посмотрел нее, помолчал, пожевал губами, как будто что-то вспоминая, а потом совершенно будничным тоном сказал:

– Действительно. Ну что ж, мисс Эванс. Вы уволены. И можете уже идти. Идите, – он махнул на нее рукой, как будто отгоняя назойливую муху, и уткнулся в документы, сразу же позабыв о ней.

Это отношение как будто окатило ее холодной водой. Петунья сжала губы, сдерживая рвущиеся с них ненужные сейчас колкие слова, резко поднялась и вышла, захлопнув за собой дверь. На звук обернулись коллеги, и их жадное любопытство было почти физически ощутимо.
Фу, гадость.

Петунья передернула плечами, сбрасывая с себя это липкое внимание, прошла к своему рабочему месту и с раздражением стала допечатывать документ. Может, ей и хотелось бы разгромить тут все, но, увы, не такова была Петунья Эванс.

– Эванс, – она обернулась на голос. В дверях стояла дама-кадровичка, которая принимала ее на работу. – Зайди ко мне, как закончишь.

Кивнув, Петунья забарабанила по клавишам с удвоенной силой, не обращая внимания на просьбы коллег печатать потише. Самым настойчивым она ледяным тоном ответила, что ей поручили выполнить эту работу «как можно скорее», и от нее отстали. Краем глаза она заметила, как столь нелестно отбритому коллеге сосед шепчет на ухо что-то, стреляя глазами в ее сторону.

Они все знают, поняла Петунья, и гнев полыхнул в ней с утроенной силой. Только с детства привитое ответственное отношение к любому начинанию не позволило ей все бросить и уйти. А так хотелось!

Перепечатку она закончила в рекордные даже для себя сроки. Поставив оглушительную точку и не потрудившись вытащить лист из печатной машинки, Петунья смахнула свои вещи в сумочку и, пожелав бывшим коллегам «приятно оставаться» таким острым голосом, что чудо, что никто не порезался, вышла.

В отделе кадров ее заставили расписаться в ведомости и выдали на руки новенькую трудовую книжку и тощую пачку фунтов. Петунья поджала губы, взглядом оценив наличность – скорее всего, там не хватит даже, чтобы оплатить месяц аренды, – и под сочувственным взглядом кадровицы убрала в сумочку.

– Жаль, что так вышло, Эванс, – в ее ровном, как обычно, голосе слышались нотки сожаления. Она налила Петунье чашку крепкого черного чая и пододвинула вазочку с печеньем. Петунья вопросительно взглянула на нее. – К твоей работе нет претензий, не переживай. Просто, кое-кому срочно понадобилось рабочее место. Подвинуть можно было только тебя.

– Вот как, – только и сказала Петунья.
Допив чай несколькими глотками, она вежливо попрощалась и, гордо выпрямив спину, покинула двери офиса.

Пройдя несколько шагов твердой походкой уверенного в себе человека, она постепенно замедлилась, пока не остановилась в полнейшей растерянности на углу улицы.
Рабочий день только начался, и многочисленные люди спешили мимо нее по своим офисам. Гудели и сигналили машины, мигали светофоры, сотрудник полиции недалеко в чем-то распекал пешеходов.

Не зная, на чем остановить взгляд, Петунья рассматривала окружающих, не задерживая взгляда ни на ком больше чем на несколько секунд. Сам собой ее взгляд переместился на блестящий новенький автомобиль, остановившийся на красном сигнале светофора. Молодой мужчина за рулем – крепкий и светловолосый – почему-то показался ей знакомым, хотя Петунья никак не могла понять, откуда его знает. Это впечатление усилилось, когда он, словно бы почувствовав ее взгляд, повернул голову, и их глаза встретились.

Контакт взглядом длился всего мгновение, после чего Петунья поспешно отвернулась, ругая себя за такую небрежность, а в животе отчего-то стало тяжело и муторно.
Она не видела, что мужчина смотрел на нее немного дольше, с похожим недоуменным выражением человека, который все тщится и никак не может вспомнить нечто очень важное, но тут сменился сигнал светофора, другие водители ему засигналили, поторапливая, и он поспешил тронуться с места.

Краем уха Петунья услышала тонкий звон, как будто неподалеку лопнула гитарная струна, но списала это на уличный шум, и скоро забыла.

Впрочем, долго предаваться унынию было не в характере Петунии Эванс. Поглазев по сторонам еще немного, она, наконец, преисполнилась желания что-то сделать, и поспешила к ближайшему газетному киоску.

План, сложившийся в ее голове, был прост. Купить газету, поискать подходящие вакансии и отправиться на собеседование. Ее цель – получить новую работу как можно скорее. Не может быть, чтобы ни одному офису в Лондоне не требовалась машинистка. Тем более, месяц заканчивался, и того количества фунтов, что лежали в ее сумочке, совершенно точно не хватит, когда квартирная хозяйка пожалует за платой.

Выложив за свежую газету несколько пенсов, Петунья устроилась на остановке и зашелестела страницами. Но, если еще пару минут назад она была преисполнена воодушевления, вскоре оно полностью испарилось. Если верить прессе, сегодня в Лондоне требовались официанты и разнорабочие, а также гувернантки и горничные.
Все эти предложения Петунья отмела сразу. Она еще не настолько отчаялась, чтобы хвататься за них, да и должна же она выжать максимум пользы от курсов машинописи? Не может быть, чтобы ее навыкам не могло найти применения. Преисполнившись самых серьезных намерений, она снова, очень внимательно, просмотрела раздел с вакансиями, вчитываясь даже в самый мелкий шрифт. Но нет. Все то же самое. Разве что нашлось место продавщицы в отдел женской одежды в недавно открывшийся универсам. Петунья слышала, как бывшие коллеги обсуждают его за чашечкой чая и тихо завидовала. В отличие от них, Петунья не могла позволить себе тратить деньги на дорогие магазины, и прилежно считала каждый пенс.

Она вздохнула и снова, уже наискосок, просмотрела страницу с предложениями работы. Чуда не случилось.

Что ж, решила она, пока что можно и в магазине поработать, а параллельно искать более приличное место.

Газета отправилась в сумочку, а на свет появилась карта Лондона. Карте Петунья уделила несколько минут пристального внимания. Изыскания показали, что магазин находится не так уж далеко, и ей вполне по силам дойти до него пешком, а не тратить драгоценные деньги на автобус.

Сказано – сделано. Убрав карту, Петунья поправила плащ и шейный платок, и вышла из-под остановки на улицу. Найдя взглядом ориентир – высокое здание на противоположном углу, она отважно отправилась в путь. Сверяясь с названиями улиц и нумерацией домов, она переходила с одной улицы на другую, свято уверенная в том, что приближается в цели своего путешествия, и только второй раз пройдя мимо одно и того же здания, поняла, что заблудилась.

Петунья вздохнула и снова развернула карту. Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что находится она как раз там, где должна была быть. Так куда ей надо свернуть, чтобы выйти к нужному месту?

Кажется, в этом месте карта была напечатана с ошибкой, признала она. Переулок, в который ей надо было свернуть, был на карте, но отсутствовал в реальности. Петунья специально, не отрывая носа от карты, прошла несколько дюжин шагов вперед и уперлась в тупик.

Она снова вздохнула, чувствуя себя совершенно беспомощной, и заозиралась по сторонам. Если не знаешь куда идти, всегда можно спросить у прохожих. Вот только, как назло, именно сейчас она была на улице одна-одинешенька.

– Мистика какая-то, – пробормотала она себе под нос. Мистика, потому что не магия. Магию Петунья не жаловала.

Продолжая оглядываться, она случайно заметила в стороне небольшую вывеску. Возможно, если это заведение открыто, ей подскажут правильную дорогу. Окрыленная надеждой, она поспешила туда.

Лестница с тремя выщербленными ступеньками вела вниз, к полуподвалу, к двери, чей мрачный внешний вид напоминал о монастырях или застенках. На двери, немного косо, висела вывеска

«Рука помощи» гласила надпись на вывеске. Вывеска была старая, потемневшая от времени, но буквы, выведенные затейливым кеглем, отчетливо читались. Чуть ниже, более регулярным шрифтом, значилось: бар, время работы – всегда, когда требуется помощь.

От этого неформального оформления вывески за версту несло «ненормальными», и Петунья заколебалась, стоит ли входить. Долгих несколько минут она стояла, рассматривая вывеску, и до боли в пальцах сжимала сумочку.

Наконец, необходимость победила неприязнь, и она деревянными шагами преодолела расстояние до двери и уставилась на дверную ручку. Та, вместо того, чтобы быть нормальной дверной ручкой, представляла собой протянутую в приглашении к рукопожатию кисть руки – большую, но изящную, с длинными аристократическими пальцами, мужскую, судя по размерам. Не то чтобы Петунья была знатоком мужских рук, но, когда она, помедлив, переложила сумочку из правой руки в левую и осторожно вложила свою руку в протянутую ей бронзовую, то импровизированное рукопожатие получилось почти идеальным.

Стоило ей чуть осторожно обхватить ладонь, как бронзовые пальцы крепко сжались вокруг ее руки. Петунья взвизгнула и задергалась в тщетной попытке освободиться. За дверью угрожающе заскрежетал какой-то механизм, защелкали невидимые шестерни, и дверное полотно ухнуло в темноту, увлекая за собой и незадачливую посетительницу. В холодном утреннем воздухе остался только пронзительный визг, впрочем, скоро угасший, смешавшийся с другими звуками просыпающегося города. Но даже так он не поколебал странного спокойствия жителей этого переулка. Ни одни ставни не распахнулись, ни в одних занавесках не появилось щелочки для подсмотреть. Никто не обратил внимания ни на крик, ни на то, как растаяла в воздухе темная дверь бара, оставив после себя только старую кирпичную кладку.

Chapter Text

Внезапное перемещение закончилось также быстро, как началось. Просто сперва Петунья подавилась своим собственным воплем, а когда откашлялась, то с неприятным удивлением обнаружила, что и в самом деле оказалась в баре.

Не то что бы она была хорошо знакома с тем, как должен выглядеть типичный бар. Все же это не место для приличной молодой девушки. Но пару раз, еще пока она обучалась на курсах машинисток, ей довелось одним глазком заглянуть в этот мир запретных мужских увлечений.

Надо добавить, что ей не понравилось. И сейчас – тоже.
Она стояла на небольшом порожке, уровнем выше остального помещения, и смотрела немного сверху.

Это было не очень большое вытянутое помещение, разделенное барной стойкой на две неравные половины. Со стороны Петунии вдоль стойки стояло несколько высоких, барных стульев, с другой – возвышалась витрина с многочисленными бутылками. В полутьме, которую разгонял только слабый огонек в масляной лампе на дальнем конце стойки, больше ничего разглядеть не получалось.

Все это очень не нравилось Петунии. Она повернулась, собираясь решительно покинуть это место, но обнаружила за спиной только ровную кирпичную стену и полное отсутствие двери.

Осторожное прикосновение подтвердило – это точно стена. Холодная и сырая, как и полагается в конце февраля. Отчаявшись, Петунья с силой стукнула по стене кулаком, но только руку отбила. От резкой и острой боли на глаза навернулись слезы, отчего в ее поле зрения все расплылось, но, когда она утерла глаза, ровным счетом ничего не изменилось.

– Эй, есть тут кто? – позвала она и шмыгнула носом. Как назло в голову тут же полезли слышанные в детстве страшилки про тех, кто спускался в незнакомый темный подвал и больше никогда оттуда не возвращался.

Петунья напрягла слух. Сперва было тихо. Потом раздались шаги – она отшатнулась назад и вжалась спиной в холодную стену, – легко открылась невидимая ей дверь, и вдруг вспыхнул свет.

Петунья вытаращилась. Свет лился из изящных ажурных круглых светильников, свисающих с потолка на цепях. Внутри них горел синий огонь, похожий на свет газовых фонарей, но ни неприятного запаха, ни других признаков, присущих ему, не было.

– Так у меня гости, – глубокий мужской голос вернул ее в реальность. Он прозвучал так неожиданно, что Петунья перепугалась еще сильнее, неловко дернулась в глупой попытке убежать, ведь убегать было некуда, и, на секунду потеряв равновесие, стала падать. И ее тут же поймали. – Ну же, мисс, будьте осторожнее.

Петунья внутренне съежилась – рука, поддерживающая ее за локоть, была большой и теплой. Ее усадили на один из стульев, и только теперь она смогла рассмотреть местного бармена.

Он был высоким. Таким высоким, что, даже сидя на высоком стуле, ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Высокий и широкоплечий, похожий на спортсмена-тяжеловеса или, может быть, так выглядели кузнецы. Хотя Петунья, конечно, в жизни своей ни одного настоящего кузнеца не видела. У мужчины были длинные светлые волосы, убранные в прическу, и несколько свободных прядей обрамляли суровое, резкое, лицо.

– Добро пожаловать в бар «Рука помощи», мисс, – своим глубоким голосом сказал бармен и пристально взглянул на нее черными, как сливы, глазами.

Петунья вздрогнула. Под этим взглядом она чувствовала себя открытой книгой.
– Здравствуйте, – пискнула она и крепко вцепилась в сумочку, как будто ничего более незыблемого в мире не было.

Он кивнул и ушел за стойку, продемонстрировав свисающую вдоль спины длинную толстую косу. В нескольких местах коса была перехвачена красивыми металлическими зажимами. Золотые, наверное, с легкой завистью подумала Петунья и немного расслабила пальцы.

– Это не золото, – словно бы угадав ее мысли, сказал бармен. Петунья почувствовала, как ее лицу стало жарко. – Электрум. Многие посетители часто спрашивают, – небрежно пояснил он. – Мое имя Мерль Кори. К ваши услугам, – он изобразил почтительный поклон. – Что предпочитает молодая леди?

Бармен повернулся боком и широким жестом обвел затянутой в черную перчатку рукой витрину за своей спиной. Петунья машинально проследила взглядом за его рукой и мгновенно потерялась среди разнообразных бутылок и этикеток. Бутылки были разного размера, формы и цвета, и жидкости в них тоже были разного цвета. Дома не было принято употреблять алкоголь. Иногда, в особенности в конце тяжелой рабочей недели, отец позволял себе выпить немного бренди – но и только. Матушка порой добавляла ложечку ликера в кофе. Им же с Лили даже близко подходить к крепким напиткам запрещалось.

Разумеется, как-то раз Петунья, украдкой, сунула нос в отцовскую бутылку с бренди. Напиток был горьким и обжег ей любопытный язык. После того раза она зареклась пить спиртное.

Ну и еще не стоит забывать о папаше Снейпе. Весь городок знал, что он хорошо закладывает за воротник, и почти каждый хоть раз видел его совершенно пьяным. Быть похожей на эту пьяную свинью? Да ни за что.

Мимолетное воспоминание заставило Петунию поморщиться и заявить:
– Ничего. Я не пью… такое.

И внутренне сжалась, готовая к тому, что сейчас это странный мужчина посмотрит на нее с презрением и велит выметаться и не занимать место. Иначе зачем же заходить в бар, если не пить алкоголь?

Однако, его реакция удивила ее. Он просто кивнул, принимая к сведению, что мисс не пьет спиртное, и предложил ей молока. От неожиданности Петунья согласилась.
Спустя несколько минут перед нею появилось молоко в большой глиняной кружке, похожей скорее на маленький кувшинчик. Стенки кружки были покрыты конденсатом, а над краями нависала гора пушистой молочной пены. Рядом с кружкой бармен поставил тарелочку с печеньем и приглашающе повел рукой.

– Угощайтесь, мисс.
В воздухе повис вопрос, и Петунья, потянувшись за молоком, представилась:
– Петунья Эванс, сэр.
– Рад знакомству.

Молоко на вкус оказалось сладким и сливочным, в меру холодным, чтобы не заледенеть изнутри, а лишь приятно освежиться – почти такое же, каким было то молоко, что каждое утро молочник оставлял на крыльце их дома, но вкуснее.

Вспомнив о родительском доме, Петунья почувствовала, как в носу засвербело, а на глаза наворачиваются слезы. Она заморгала, пытаясь согнать влагу, но одинокая слезинка упрямо скатилась по ее щеке и упала в кружку.

В поле ее зрения появился бумажный платок.

– Кажется, вы сильно скучаете по дому, мисс Эванс, – заметил Мерль Кори. Петунья бросила на него взгляд украдкой. Мужчина был занят делом – его руки ловко перебирали бутылки, перемещая их с место на место в одном ему известном порядке, подвешивали натертые до безупречной прозрачности бокалы на специальном держателе, звенели многочисленными ложечками, помешивателями и бог-знает-чем еще специально для смешивания коктейлей. И при всем при этом он умудрился заметить, что его ранняя гостья плачет. Петунья промолчала, а чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, взяла с тарелочки печенье и прикусила его губами. Печенька аппетитно хрустнула и надломилась. Больший кусок остался у нее в руке, а меньший – во рту и тут же начал растворяться на языке, оставляя после себя невообразимую сладость.

Петунья закрыла глаза, наслаждаясь вкусом, и вспомнила.
Когда-то в детстве, когда она сама была еще совсем маленькой девочкой, а младшая сестра никак не проявляла свою волшебную сущность, и во всем свете не было сестренок дружнее, мама испекла печенье. У него был – точно такой же вкус. Как будто от одного кусочка мир становился сияющим и счастливым, и в нем не было места ни горю, ни печалям. Потом, по мере взросления, этот вкус пропал. И хотя мама все еще пекла то самое печенье, на вкус оно было совершенно другим.

Сама того не заметив, она съела все печеньица, что были ей предложены и машинально ухватила пустой воздух, в то время как на тарелочке остались только крошки.

– Очень вкусно, – смущенно пробормотала она и прикрылась пустой кружкой. Но этих простых слов ей показалось мало, и она расширила свою мысль: – Когда я была маленькой, мама пекла точно такое же печенье. Я никогда не смогу забыть этот вкус. Жаль только…

Бармен без лишних слов долил молока в ее кружку.
– Что вкус поменялся с тех пор, как вы выросли? – закончил он за нее фразу, сорвав эти слова буквально с ее языка.

Потрясенная, Петунья уставилась на него огромными глазами.
– Вы что, мысли читаете? – ее голос дрогнул. Она зашарила глазами по фигуре мистера Кори, ища, где он мог бы прятать свою волшебную палочку. Если верить Лили, большинство волшебников беспомощны без своей палочки. И даже маггл, если будет достаточно внезапен и проворен, сможет победить в драке один на один.

– Создатель с вами, мисс Эванс, – его голос был серьезен, но черные глаза улыбались. – Хорошему бармену совершенно не нужно читать мысли. Я даже хочу заметить, что это было бы абсолютно бесполезное умение.
– Но… тогда как? – в горле запершило, и Петунья глотнула молока, чтобы увлажнить горло.

Мерль посмотрел на нее внимательно и спросил:
– Вы первый раз в баре? – дождался ее согласного кивка и сказал: – Я так и думал.
Он замолчал, задумчиво переставил несколько стаканов, перемешал щипцами горку кубиков льда, которые удивительным образом не таяли. Петунья напряженно ждала, что он скажет.

– Бар, мисс Эванс, – наконец, сказал он, – не просто место, куда люди приходят провести время за выпивкой. Я бы даже сказал, что не выпивка здесь главное. Скорее, – он задумался, как будто подбирая слова, – бар – это то место, куда каждый человек может прийти, чтобы найти настоящего себя или решение своей проблемы.

Услышав это, Петуния моментально вспомнила, как называется это место. «Рука помощи». Не слишком ли это хорошо звучит?
– Разве это возможно без магии? – скептично спросила она.

Мерль качнул головой.
– Совсем нет. Достаточно знания психологии и жизненного опыта.

От этого самоуверенного заявления скепсис Петуньи немного сдал позиции, и где-то снизу робко проглянула надежда. Немного поколебавшись, она спросила:
– И что же, вы и мою проблему решить можете?

Серьезный и внимательный взгляд черных глаз заставил ее поежиться и почувствовать себя неуютно. Но после всего, что сегодня случилось, Петунья просто закусила удила и вернула взгляд, хоть ей и было не по себе. Как будто человек за барной стойкой был кем-то сверхъестественным.

Легкая улыбка тронула его губы, и он серьезно сказал:
– Раз уж вы оказались здесь, то я определенно помогу вам. В конце концов, «Рука помощи» для того и нужна.

Как самонадеянно, подумала Петунья и выпрямила спину.
– Тогда, прошу вас. Решите мою проблему.

Сказано это было сухо и вызывающе, подразумевая, что либо бармен ошибется с ее проблемой, либо никак не поможет ее решить. Да и что он может сделать? Сам сходить за нее на собеседование? Или дать денег, чтобы заплатить аренду за следующий месяц?
Бармен вновь окинул ее внимательным, долгим взглядом, и только чистое упрямство заставило Петунью сидеть смирно и не ежиться – его взгляд был почти физически ощутимым, он как будто просвечивал ее насквозь, как рентген. А потом он сказал:

– Ваша проблема, Петунья, вовсе не в том, что вас уволили, вам нечем платить за квартиру, а возвращаться в родительский дом – слишком сильно ударит по вашей гордости. – Петунья вздрогнула, как будто ей наотмашь залепили пощечину, и уставилась немигающими глазами на бармена. – И не в том, что вашей сестре досталось все то, чего вы, по вашему мнению, достойны больше нее.

Она открыла рот, что спросить, откуда, черт его дери, он знает, но из пересохшего разом горла не вырвалось ни звука, один только слабый, полузадушенный сип. Как будто в насмешку, в ее кружку долили молока.

– Самая главная ваша проблема, – он поднял руку и ткнул ей в лоб указательным пальцем, – это вы сама, Петунья. И то, с каким упорством вы закапываете саму себя в зависти к сестре и жадности к ее жизни, вместо того, чтобы разбираться в самой себе. Хотите, я расскажу, что вас ждет такими темпами?

Она дернула головой, что можно было расценить как кивок, поэтому он продолжил. И каждое его слово вонзалось раскаленной иголкой в возбужденный разум девушки:

– Лет эдак через пятьдесят вы обнаружите себя на смертном одре, обиженной и несчастной старой женщиной. Вся ваша жизнь будет впустую потрачена на нелюбимого и скучного мужа, а отведенные на вашу долю таланты уйдут на удовлетворение потребностей разбалованного сына. И, оглянувшись на прожитые годы, вы даже при встрече с Создателем не сможете сказать, что ваша жизнь стоила того. – Глядя на нее, он закончил без всякой жалости: – В конце концов, у вас не останется ни родителей, ни сестры, ни самой себя, только черная зависть, которая сожрет вас изнутри. Вот в чем ваша проблема, Петунья. А теперь, хотите ли вы, чтобы я помог вам?

Chapter Text

Тишина в баре была практически оглушительной. Мерль бесшумно протирал стойку, и без того идеально чистую. Петунья, выслушав неприятную правду, тупо смотрела на отсветы светильников в поверхности полированного дерева. В голове крутились слова «вы сама себе проблема», и невольно вспомнились все те слова, что она кинула в лицо родителям, прежде чем покинула дом. В груди сжалось, а к глазам подкатили злые слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони.

– Как… – вырвалось у нее. – Откуда вы узнали?! – она вздернула голову и впилась требовательным взглядом в его лицо.

Он остался таким же невозмутимым и просто продолжил натирать стойку. Закончив, педантично расправил тряпку, убрал ее куда-то вниз и посмотрел на нее в ответ. От его непроницаемых черных глаз пробирало до костей, но Петунья славилась упрямством. Стиснув зубы, она не отвела взгляда, хоть и чувствовала, что вот-вот провалится в какую-то пустоту.

Потом он моргнул, и ощущение того, что ее просматривают насквозь, пропало.

– Да просто я тоже когда-то был бунтующим старшим сыном.

От неожиданности объяснения она вздрогнула и отвела взгляд. Потом снова посмотрела. Как ни крути, привлекательный мужчина за стойкой никак не тянул на бунтаря.

– Вы были? – явное недоверие, с каким она сказала эти слова, кажется, позабавило его.
Он улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и какой-то саркастичной, как будто его лицо не привыкло выражать таких эмоций.

– Был, конечно. – Он взял себе натертый до прозрачности бокал и кинул в него несколько кубиков льда. Кубики зазвенели, соприкоснувшись с стеклянным дном, и этот звук напомнил Петунии перезвон первой весенней капели. Мерль снял с витрины позади себя одну из бутылок, откупорил ее и наполнил бокал на два пальца зеленой жидкостью. Петунья безотчетно потянула носом – в воздухе запахло свежей весенней листвой, самыми первыми нежными листочками и трепетными почками, что, не боясь еще не отступивших морозов, спешат навстречу солнцу. Отсалютовав Петунье бокалом, Мерль отпил глоток. – Правда, в отличие от вас, я был одарен куда больше моих родичей. Не было у них ни одного умения или таланта, в котором я не мог бы похвастаться более впечатляющими успехами.

Петунья озадаченно моргнула. В голове не складывалось. Она попробовала представить себе, что это она – волшебница, а не Лили, так неужто ей было бы против чего бунтовать? Когда вот, твоя мечта у тебя на ладони, разве может быть дело до чего-либо еще?
Хотя…

– Они вам завидовали? – осторожно предположила она. – Ваши родные?

Ответом ей был веселый смех.

– Завидовали? Создатель с вами, Петунья, скажете тоже. – Он отпил еще глоток своего зеленого напитка и прикрыл глаза, смакуя вкус. Он настолько откровенно наслаждался этим питьем, что Петунье на минуточку тоже захотелось попробовать. – Более того, даже тогда, когда я пал ниже самого низкого, и о делах, которые я сотворил, нельзя было говорить без омерзения, мой младший брат все еще любил меня. – Он покачал головой, словно удивляясь этому. – Тогда я не понимал этого и считал слабостью.
От этих слов ее сердце заныло. Ведь Лили тоже любила ее. Хоть и бывала временами невыносимой зазнайкой.

– А теперь? – нетерпеливо спросила она, но вместо ответа Мерль налил ей того же зеленого напитка и пододвинул. – Я…

Он хмыкнул.

– Я заметил, что вам тоже хочется. Попробуйте. Это домашняя настойка, она совсем не крепкая. Вполне подходящий напиток для благовоспитанной молодой леди, – в последних словах мелькнула легкая насмешка.

В другое время Петунья не поддалась бы на подначивание и отказалась. С детских лет она следила за тем, что говорит и делает, иначе, как говорила мама, она не будет принята в обществе. Но в этом странном баре, куда не зашел ни один посетитель, кроме нее, почему-то было легче легкого отодвинуть в сторону вбитые воспитанием принципы и взять в руку бокал. Он был весомо тяжелым, холодным и чуть влажным. Кусочки льда в изумрудно-зеленой настойке на просвет казались драгоценными камнями и перекатывались и позвякивали, стоило немного покачать бокал.

Поднеся бокал к носу, она принюхалась. Первое впечатление весенней зелени прошло, уступив аромату аниса и немного цитрусовым. Но аромат все равно нес в себе свежесть и легкость, как в детстве, когда для решения проблемы достаточно съесть любимую конфету или получить мамин поцелуй.

Решившись, Петунья сделала осторожный глоток. Губы и кончик языка обожгло, и они немного потеряли чувствительность, но потом жидкость прокатилась по всему языку и достигла гортани. Петунья проглотила и ахнула. Ее язык прямо сейчас переживал феерию вкуса – сладость и горечь, легкая кислинка и летняя терпкость, все смешалось в неповторимый и уникальный вкус.

– Как вам? – спросил Мерль. Он небрежно оперся спиной о витрину и, отпивая из своего бокала, внимательно смотрел на нее.

– Потрясающе вкусно! – Петунья даже удивилась, когда эти слова вырвались из ее рта. Обычно она сказала бы «неплохо» или даже «достойно», но чтобы вот так, по-простому… впрочем, зайдя в этот бар, она только и делает, что поступает и говорит не так, как надо. – Я почувствовала кислинку. Это ведь какой-то цитрус? И горечь. Похоже на полынь. Я угадала? Но вот главный ингредиент не могу узнать. Точно не анис. Чувствуется свежесть, как от мяты, но…

Мерль кивал на каждое ее предположение, а потом ответил:
– Это всего лишь эстрагон.

Петунья снова пригубила и покатала глоток на языке, смакуя вкус. На родительский кухне мама использовала, в основном, анис и фенхель. Эстрагона там не водилось. Не мудрено, что она не узнала.

– Его также называют «тархун». Впрочем, в обоих случаях значение одно – «дракончик».

– Интересно, почему, – пробормотала Петунья, чтобы поддержать беседу. Сама она смотрела на стакан в своей руке. Каким-то, не иначе как волшебным образом, напитка в нем стало вполовину меньше, чем было, и ледяные кубики торчали над поверхностью, как остров.

Мерль протянул ей зеленую веточку. У растения были узкие и длинные листики без черенков, некоторые раздваивались на конце, как языки змей, и от них исходил тот самый запах.

– Как можете видеть, листики похожи на языки драконов. Оттуда и пошло название.

– Вам нравятся драконы? – спросила Петунья, и поразилась, как мгновенно изменилось лицо бармена. На несколько мгновений оно смягчилось, и в нем проглянула нежность, с какой обычно матери смотрят на своих драгоценных детей, а затем вернулось прежнее выражение. Но Петунье было уже все ясно. – А я никогда не видела ни одного. Только на картинках в учебнике сестры.

– Вы таскали учебники у своей сестры-ведьмы? – с легким изумлением спросил бармен. Она покраснела и спряталась за полупустым бокалом. Затем он со всей серьезностью сказал: – Вы мне нравитесь, Петунья. Вашим поведением вы напоминаете мне меня самого. И мне хочется помочь вам, чтобы вы не пошли по той же дорожке. Поверьте, на ней нет ничего хорошего.

Настойка в бокале закончилась, и разговор приобрел серьезный тон. Петунья поставила бокал на стойку, подложив мизинец, чтобы не стукнуть слишком сильно.
Мерль забрал бокал и отправил его в мойку.

– Пусть мой бар и называется «Рука помощи» и я обязан помочь всякому, кого судьба приведет сюда, все же, не каждому я готов помочь от всего сердца. – Он слегка поклонился, прижав правую руку к груди. – Примете ли вы мою помощь, Петунья?

Петунья шмыгнула носом. К глазам снова подкатили слезы, с чего бы, спрашивается. Но в груди было тепло, и горько-сладкий вкус на языке вселял в нее небольшую надежду.

– Как вы можете мне помочь, мистер Кори? – спросила она, смахнув слезы. – Я не могу стать такой как моя сестра, даже если буду стараться. Я… – и она рассказала о той давнишней истории с письмом. О том, как невыносимо было видеть и слушать кривляние сестры и ее дружка, когда они нашли ответ Дамблдора в ее комнате, среди ее вещей. И как потом, каждый год она видела, как Лили возвращается из своей школы, и слушала ее рассказы о творимых там чудесах, и была вынуждена справляться с тем, как зависть своей когтистой лапой все сильнее и сильнее сжимала ее нутро. В конце концов, она не смогла больше сдерживаться и наговорила родителям и сестре много, очень много нехороших слов. – Ну и вот… меня уволили, выходного пособия не хватит, чтобы оплатить еще один месяц аренды, а вернуться к родителям… нет.

– Вам стыдно, и вам невыносимо просить прощения, потому что на самом деле вы не считаете себя полностью во всем виноватой, – озвучил ее мысли бармен, и она яростно кивнула. Он вздохнул. – Вы и в самом деле похожи на меня. Пусть масштабы несопоставимы, но я тоже когда-то очень сильно завидовал.

– Кому же?
Он криво усмехнулся.

– Нашему отцу. Он… он Творец, и из его рук вышли многие неповторимые вещи. И я с самого… хм, с самого начала хотел уметь точно так же. Отец говорил, что мне не хватает искры, таланта, но я не слушал. Я пытался. – Он развел руками. – Но все, что выходило из моих рук, в лучшем случае было поделками, в худшем – издевательством. – Во время этой речи его лицо помрачнело, и Петунье вдруг снова показалось, что он куда больше, чем простой, пусть и в чем-то магический, бармен. – В конце концов, я скатился до того, что захотел уничтожить все им созданное. Все, до чего мог дотянуться.

Петунья сглотнула и осторожно поинтересовалась:
– И что случилось?

Мерль ответил не сразу. Казалось, его захватили собственные тяжелые воспоминания, от которых на его лицо легли глубокие тени, изуродовав и исказив черты. На мгновение Петунье показалось, что она видит суровый, изможденный лик, увенчанный трехрогой короной, и расползающуюся во все стороны темнотуа, жадную и безжалостную. Она моргнула и видение исчезло.

Мерль провел ладонью по лицу, стирая с него давнишнюю боль, и будничным тоном ответил:
– Сперва меня наказали. Потом – помогли. И теперь я могу помочь вам, если вы, конечно, согласитесь. Вы согласны?

– Вы так и не ответили, в чем будет ваша помощь, – сказала прагматичная и трезвомыслящая часть Петуньи, в то время как ее авантюрной и любопытной половине до смерти хотелось узнать, каким же было наказание.
Он улыбнулся.

– Мне жаль, но таковы правила. Без вашего согласия я ничего не могу сделать. Но… могу вас заверить, что ничего непоправимого не произойдет. Через год, если вас не устроит моя помощь, вы сможете отказаться и вернуться к прежней жизни.
– И что, многие отказались?

Ответа не прозвучало. Мерль принялся намывать стаканы, как будто не слышал ее вопроса.

– Ну да, это, наверное, тайна, – пробормотала Петунья. Облизнула пересохшие губы. Полезла в сумочку в поисках бальзама для губ, и под руку ей подвернулся сперва конверт с жалким огрызком зарплаты, а потом газета с объявлениями. Лондону по-прежнему требовались медсестры и официантки, а ту вакансию в магазине, наверное, уже закрыли. Надо было сразу туда идти, а не сидеть в баре.

Могло показаться, что Петунья уговаривает себя согласиться на авантюру, но на самом деле глубоко внутри нее маленькая девочка, которая хотела учиться магии, проснулась и, моментально приняв решение, с нетерпением ждала своего волшебного приключения. Противиться ей было решительно невозможно, и Петунья, капитулировав, сказала:

– Я согласна, чтобы вы помогли мне.
Мерль протянул ей руку для рукопожатия. Петунья осторожно вложила свою ладонь в его и охнула от силы пожатия.

– С некоторых пор смертные нравятся мне куда больше, чем Первые Дети, – непонятно сказал он и довольно улыбнулся. – В вас больше потенциала, и почти идеально подходите мне. – Петунья моргала и растерянно улыбалась, не зная, как реагировать на эти слова. Он нагнулся, доставая что-то из ящика под стойкой, и затем вложил ей в руку две вещи: прямоугольный кусок картона и большой старый ключ. – Вот вам первая моя помощь: крыша над головой и работа. Может, не так престижно, как место машинистки в офисе, но не в вашем случае перебирать, верно?

Петунья растерянно посмотрела на картон. Это оказался билет на автобус. Сверху был написан номер маршрута – 379-1, а чуть ниже место назначения.
– Город Раздол? Одинокие земли?

– Немного более одинокие, чем были когда-то, да, – подтвердил Мерль. – Но не волнуйтесь, Петунья, место весьма приятное. Не опаздывайте на автобус. Рейс, к сожалению, не регулярный. И как выйдете из автобуса, до забора и направо. Всего хорошего.

Chapter Text

Миссис Лоуренс, квартирная хозяйка, медленно обходила квартирку и зорким, придирчивым взглядом сканировала ее состояние. На свое сухое лицо она заранее нацепила недовольное выражение, чтобы было сподручнее ругать бестолковую жиличку, но чем больше проверяла, тем скорее выражение ее лица сменялось на кисло-довольное.

Петунья ждала в коридоре. У ее ног стоял небольшой саквояж, куда поместились все ее невеликие пожитки. В сумочке лежали старый ржавый ключ и билет на автобус. Голова немного шла кругом от того, с какой головокружительной скоростью ее размеренная, продуманная жизнь поменяла свой вектор, но внутренне она была готова принять то, что было уготовлено.

Вчера утром ее внезапно уволили с мизерным выходным пособием, и будущее, которое она успела для себя распланировать, рухнуло с ужасным грохотом. В этом, несбывшемся теперь, будущем, у нее был надежный, крепко стоящий на своих ногах муж, двухэтажный домик с палисадником в пригороде, машина, не новая, но вполне достойная, и двое прелестных ребятишек. Сейчас же дом лежал в руинах, остов машины ржавел посреди поросшего сорняками палисадника, а чудесный муж ушел к другой девушке, которая и родила ему тех самых двоих ребятишек.

Затем она поспешила как можно скорее найти новую работу – даже согласилась на место продавщицы! – но из желания сохранить свои невеликие финансы отправилась на собеседование пешком, в результате чего заблудилась, оказалась в каком-то странном баре и конечно же не попала ни на какое собеседование.

Вот только этот бар – и бармен в нем – оказались самым лучшим в ее невеликой жизни взаимодействием с волшебством. Мистер Кори, хоть и отнекивался, явно был волшебником, причем не из слабых. Кто еще, как не великий маг, смог бы заглянуть прямиком ей в душу и так точно определить, чего же на самом деле хочет Петунья? А какую восхитительную наливку ей удалось попробовать…

От воспоминаний о горьковатой сладости с нотками цитрусовых язык чуть-чуть защипало, и губы сами собой растянулись в блаженной улыбке. Мистер Кори сказал, что обязательно подарит ей бутылочку, как только будет подходящий повод. Петунья была намерена дать ему столько поводов, сколько потребуется.

Громкое «кхе-кхе» привлекло ее внимание. Петунья встрепенулась, заметила, что миссис Лоуренс смотрит на нее своим фирменным пронзительным взглядом, и моментально убрала с лица улыбку.

– Все в порядке, миссис Лоуренс? – вежливо спросила она для порядка.
Конечно же, все было в порядке.

Вчера, едва ее выставили из бара, Петунья поспешила домой, и уже дома обнаружила, что, несмотря на то, как долго длились их задушевные разговоры, времени прошло – может быть всего пара минут? Сперва ее это озадачило, но потом она вспомнила. Лили рассказывала, что волшебники могут зачаровать комнату так, чтобы она была больше, чем должна быть. А в легендах про эльфов часто встречался сюжет, как человек пировал с волшебными созданиями ночь напролет, а потом обнаруживал, что на самом деле прошло лет сто, и все его знакомые умерли. А с ней произошло – ровно наоборот.

Найдя объяснение произошедшему, Петунья успокоилась. Она заварила себе чаю и, устроившись на кухне, смаковала напиток и глядела в окно. Люди снаружи спешили по своим делам, середина недели же, и было так непривычно ничего не делать и никуда не спешить. Петунья никогда не позволяла себе бездельничать. Но это оказалось неожиданно приятно.

Закончив с чаем, она спустилась вниз и позвонила от консьержа квартирной хозяйке. Та не была счастлива узнать, что Петунья съезжает, причем уже завтра, но согласилась изменить свои планы и с утра забрать ключи. После этого звонка пути назад не было, и Петунья принялась за сборы и уборку. За целый день она навела такую чистоту, какой, наверное, в этой квартире не было даже в момент въезда первых жильцов. Благодаря уборке она отложила мысли о будущем, и они нагнали ее только вечером, когда пришла пора ложиться спать.

Сперва она испугалась. До нее вдруг дошло и пыльным мешком прихлопнуло, что ее уволили, она съезжает, и вдобавок она позволила какому-то ненормальному навешать ей лапши на уши! В Англии ведь нет никаких, как их там, Одиноких земель. Как нет и города с названием Раздол. Наверное.

Испуганная, Петунья заметалась, как мечется мотылек, попавший в плафон лампы, потом цапнула сумочку, выхватила из нее полученные от бармена вещи и остановилась посреди комнаты.

Картонный билет и ржавый ключ были материальны и осязаемы. Шероховатая поверхность картона и холодная весомость ключа успокоили ее, мгновенно уняв страх и панику. Петунья села в кресло и уставилась на эти вещи, наконец-то найдя время тщательно их рассмотреть.

Ключ был длиной примерно чуть больше ее ладони. На крупной круглой головке с двух сторон было выбито какое-то изображение. Петунья потерла ключ большим пальцем, стирая ржавчину, и на потемневшем от времени металле проступило изображение распахнутой драконьей пасти, обрамленной с двух сторон перепончатыми крыльями. Гравировку было плохо видно, и Петунья поднесла ключ к лампе. Поворачивая ключ то одной стороной, то другой, она рассмотрела дракона как следует. У него было грозное выражение морды, как бы глупо это ни звучало, а углубление глаза под светом лампы даже сверкало, как настоящий глаз. Шейка ключа была ровной и без украшений. Отходящая от нее в сторону бородка напоминала своей формой вилы или, повернув ключ другой стороной, Петунья вдруг увидела в бородке трехрогую корону, что привиделась ей в баре. Там даже были проверчены три небольших отверстия, ровно в тех местах, где на короне сияли невиданным светом самоцветы.

С другой стороны, билет был более обыденным. Он представлял собой светлый кусок картона размером в половину десятифунтовой банкноты. С лицевой стороны он был глянцевый, с обратной – шершавый и более темного цвета. В верхней части был крупно напечатан номер автобуса, под ним – название конечной остановки, тот самый город «Раздол», и еще чуть ниже значилось время отправления, которое Петунья прежде не замечала. Если верить информации на билете, рейсов было несколько. Самый ранний отправлялся в девять утра, следующий – только через три часа.

Петунья, мысленно прикинув, сколько времени потребуется на то, чтобы сдать квартиру хозяйке, решила, что оставшегося времени вполне хватит, чтобы добраться до автовокзала и успеть на следующий автобус.

Успокоенная, она убрала билет и ключ обратно в сумочку. Сумочку поставила на тумбу у изголовья, выключила свет и легла спать.

Несмотря на то, каким суматошным выдался день, уснула она легко и быстро. Ей снилось, что она оказалась в лесу. Ее окружали высокие мощные деревья, сквозь их кроны спускались солнечные лучи. Под ее ногами среди травы и подлеска проступали очертания древней, мощеной белым камнем дороги. Дорога уводила вглубь леса.
Петунья шла по ней, осторожно ступая по немногим оставшимся камням, и чем дальше уходила, тем яснее видела проступающие между деревьев остатки каких-то строений. Остановившись, она залюбовалась одним, наиболее уцелевшим домом. Он был похож на сказочный дворец с колоннами и крытой верандой, покатой крышей и большими окнами с резными ставнями. С трудом оторвав взгляд от руин, Петунья пошла дальше, и вскоре до ее слуха донесся шум реки. Она вдруг вышла из леса и оказалась на краю обрыва. С опаской подойдя к краю, наклонилась и далеко-далеко внизу, так далеко, что голова закружилась, увидела речной поток. Вода бежала по камням, взбивая белопенные буруны, такие крутые и высокие, что, казалось, среди вод бегут белоснежные скакуны.

Некстати прозвучавший за окном протяжный автомобильный гудок спугнул сон. Петунья беспокойно заворочалась, но волшебное видение уже исчезло, и вскоре изгладилось из памяти, оставив по себе лишь смутное ощущение чего-то чудесного и давно исчезнувшего.

Проснувшись утром, Петунья немного полежала, слушая звуки просыпающегося города. Ей казалось, что она забыла что-то важное, но, как ни старалась, так и не смогла вспомнить ничего. Решив, что это был лишь ничего не значащий сон, она поднялась.
Сегодня был ее последний день в этой квартире. Она жила здесь уже больше полгода, с того самого дня, как уехала из Коукворта вперед, в новую, более лучшую жизнь, и оттого становилось немного грустно. Не торопясь, она приготовила завтрак и сварила кофе. Сервировав столик у окна, как вчера, также неторопливо позавтракала, надеясь, что горячая пища немного успокоит снова воспрявшую нервозность.

Завтрак навел на мысль, что ей совсем не известно, сколько ехать до Раздола, и Петунья сочла за лучшее приготовить какой-нибудь перекус. Из остатков хлеба, ветчины и сыра она соорудила сендвичи в дорогу, добавила к ним парочку вареных яиц, начатую пачку крекеров и большое яблоко. Заварила чай в маленьком термосе. Затем она хорошенько перетряхнула кухню, остатки молока вылила, а бутылки выставила за дверь – кто-нибудь из соседских детей непременно заберет их, чтобы сдать и получить пару шиллингов на сладости. Початая пачка овсянки, фунт муки, сахар и соль отправились в саквояж. Чтобы их уместить, пришлось хорошенько примять остальные вещи. Но Петунья не собиралась жаловаться, что ее любимое платье или блузка помнутся. У нее было ощущение, что на ферме вряд ли ее ждет горячий ужин, а, значит, еда ей пригодится в любом случае.

До прихода миссис Лоуренс она успела оббежать всю квартирку и навести окончательный лоск. И, когда ровно в восемь в дверь позвонили, встретила хозяйку окончательно готовая к отъезду.

Миссис Лоуренс с порога окатила ее суровым взглядом, сухо поздоровалась и сразу же прошла в комнату. Петунья терпеливо ждала, следя за тем, как стрелки часов постепенно сдвигаются к девяти часам.

В конце концов предельно внимательная инспекция подошла к концу. По лицу миссис Лоуренс, если на то не было ее желания, никак нельзя было прочитать ее настроения, но Петунья отчего-то была уверена, что все в порядке. И не ошиблась.

– Весьма жаль с вами расставаться, мисс Эванс, – чопорно произнесла миссис Лоуренс так, как будто слова эти были наивысшей похвалой. Ну, в какой-то степени так оно и было. Она запустила руку в свой ридикюль и зашарила в нем, как будто это была бездонная магическая сумочка – Лили вздыхала и копила себе на такую, – а потом выудила из него конверт. – Я решила вернуть вам часть залога. Хотя с вашей стороны довольно безответственно покидать меня так неожиданно и без заблаговременного предупреждения.

– Мне очень жаль, мэм, – стараясь хоть немного сделать виноватым голос, пробормотала Петунья. Она взяла конверт и, не заглядывая, сунула в сумочку. – Некоторые обстоятельства… ну, вы понимаете…

Она кинула последний взгляд на квартиру, подхватила свой саквояж и вышла. Следом за ней вышла миссис Лоуренс и зазвенела ключами, закрывая замки. В то же время она негромко ворчала о том, что теперь ей придется искать новых жильцов и, может быть, даже давать объявление в газету! А вы только подумайте, какие это расходы. Кто знает, сколько жилье будет простаивать? Всяко спокойнее, когда есть жилец. Но даже если есть, кто знает, каким он окажется? Вдруг – какой не очень приличный человек?

Петунья бросила быстрый взгляд на наручные часики. Почти девять, без каких-то там пяти минут.

Миссис Лоуренс закончила возиться с ключами и, величественно, что сама королева, кивнув вежливо ожидающей ее девушке, пошла вниз по лестнице.

Внизу Петунья попрощалась с консьержем и прикрепила на доске объявлений небольшую записку со словами прощания и добрыми пожеланиями, адресованным другим жильцам. Поправила шляпку, глядя на себя в висящее тут же, в холле, зеркало.

– Куда вы теперь, мисс Эванс? – полюбопытствовала миссис Лоуренс. Независимо от того, насколько она была расстроена освободившейся квартирой, любопытство ее не покинуло.

– Решила сменить обстановку, – как можно более любезно ответила Петунья и направилась к двери. Миссис Лоуренс последовала за ней. – Мне кажется, воздух Лондона не очень мне подходит. Поеду пока в деревню, отдохну на природе, и решу, что делать дальше.

Они вышли на улицу, в сырой и промозглый февральский воздух, и назойливый ветер тут же попробовал залезть под их пальто.

– Спасибо за вашу заботу, миссис Лоуренс, – делать вежливый книксен с саквояжем и сумочкой было не очень удобно, но она справилась. – Мне пора спешить на автобус.
Минутная стрелка больших часов, что висели на стене дома через улицу, сдвинулась, перемещаясь на двенадцать, а часовая – на девять, и рядом с Петуньей, аккурат напротив подъезда, из которого она только что вышла, остановился дилижанс.

Сверху над дверью был выведен номер «379-1».

Chapter Text

Дилижанс появился из ниоткуда. Взяться ему на лондонской улочке было неоткуда, только соткаться из воздуха, но вот он – большой, темно-красный с желтыми колесами, как будто выехал прямо из свежего вестерна.

Это и есть обещанный автобус?

Честно говоря, будь обещанный транспорт именно автобусом, Петунья ничуть не удивилась бы его внезапному появлению. В брошюре для магглорожденных, которую приобрели для Лили в Косом вместе с учебниками для первого курса, в перечне доступных видов транспорта наряду с каминами и метлами упоминался и волшебный автобус. «Темный рыцарь» или как-то так? На фотографии, которой была проиллюстрирована брошюра, и в самом деле был автобус. Посмотреть со стороны – так ничем не отличается от своих неволшебных собратьев. Как и Хогвартс-экспресс. Но это…

Петунья запрокинула голову и оглядела свой транспорт. Дилижанс стоял перед ней, будто ждал, когда она сядет внутрь. Его темно-красные бока влажно блестели от брызг растаявшего снега с дороги, неостекленные окна были забраны кожаными шторами. Место кучера было пусто, ведь не было лошадей, которым полагалось тянуть дилижанс. Привстав на цыпочки, Петунья попыталась рассмотреть крышу, но убедилась только в наличии небольших перилец, призванных, видимо, не дать сверзиться наземь тем, кто ехал наверху.

Она осторожно протянула руку к ручке дверцы. Потом спохватилась.

– Мне пора, мадам, – она повернулась к бывшей своей арендодательнице и осеклась. Миссис Лоуренс, что вышла на улице вместе с ней, рядом не было. Оглядевшись, Петунья заметила ее впереди. Женщина медленно шла по улице, с каждым шагом все удаляясь. Это было странно. Миссис Лоуренс была очень придирчива к правилам и этикету. Она ни за что не ушла бы, не сказав хотя бы формального «до встречи». А значит…

Только теперь Петунья осознала, что, как только перед нею появился дилижанс, она оказалась как будто в пузыре невидимости. Прохожие шли мимо, не обращая внимания ни на нее, ни на ее диковинный транспорт. В противном случае, тут уже собралась бы целая толпа поглазеть на настоящий экипаж от Уэллс Фарго.

Наверное, ей должно было стать спокойнее, что никто не обратит внимания, если она облажается. Но, подумав только, что никто не увидит, как она уезжает неведомо куда, Петунья вдруг ощутила страх. Чувствовали ли такой страх родители, когда Лили каждый год уезжала туда, куда они ни за что не смогли бы за ней последовать?

От страха ее тело как будто закоченело, и Петунья замерла с поднятой рукой, готовая открыть дверцу. Дилижанс ждал ее. Кто знает, есть ли кто внутри. Сквозь окна, закрытые кожаными шторами, нельзя было разглядеть совершенно ничего.

В ушах шумно стучала кровь, заглушая все прочие звуки, мир вокруг жил своей жизнью, а Петунья оставалась в стороне. Постепенно сквозь шум стали проступать другие звуки: сигналы автомобилей, разговоры прохожих, крики разносчика газет и звон велосипедного звонка. Донесся свежий запах приближающейся весны, и неожиданно теплый ветер ласково погладил ее по щеке. Как будто мир обычных людей, никак не связанных ни с каким волшебством, просил ее вернуться, не хотел отпускать.
Внезапно она поняла, что может двигаться. Страх немного ослабил свою хватку, давая ей шанс. Достаточно сделать один шаг назад – Петунья вдруг поняла это совершенно четко, как будто кто-то сказал ей об этом, – и дилижанс уедет, билет и ключ в ее сумочке станут бесполезны, и она сможет вернуться к своей прежней, понятной жизни. Постепенно она забудет об этом, и только однажды, наткнувшись в поисках чего-то на старый ржавый ключ с драконом, удивится, потому что иметь такую вещь совсем не в духе Петуньи Эванс.

Всего один шаг. Всего один.

Она уже готова была сделать этот шаг и только смотрела на закрытую дверь дилижанса, пытаясь запомнить ее до мельчайших подробностей – как только шаг будет сделан, ничего более волшебного в ее жизни более не будет, – как заметила на этой самой двери, прямо под окном, забранным шторой, какой-то рисунок. Рисунок едва проступал из-под дорожной грязи, налипшей на темно-красные бока экипажа, и догадаться, что нам нем изображено, было решительно невозможно.

– Я только посмотрю, – сказала она самой себе, или же тому, кто нашептывал ей сделать шаг назад.

И сделала шаг вперед.

Она успела удивиться тому, как легко он дался, но рисунок манил ее сильнее. Петунья вытащила из кармана носовой платок и тщательно обмахнула дверцу дилижанса от грязного снега. Несколько взмахов и грязный платок спустя из-под дорожной грязи проступила аэрография. На ней узкая горная тропка меж двух отвесных скальных утесов переходила в вымощенную белоснежным камнем дорожку, а потом – в изящный мост без перил, ведущий прямиком в зеленую и прекрасную долину, посреди которой, прямо над рекой и водопадом раскинулся сказочный дворец… рисунок был выполнен так живо, что Петунья на мгновение даже почувствовала дуновение теплого ветра и услышала пение нездешних птиц. Из ее груди вырвался восхищенный вздох, и чудесное видение пропало.

Петунья вновь оказалась посреди промозглого февраля, под низким серым небом, и голоса пешеходов, перемешанные с сигналами автомобилей, прозвучали слишком грубо для ее слуха, который мгновение назад наслаждался птичьими трелями.

Теперь она смотрела на дилижанс совершенно другими глазами. Он увезет ее, и никто не увидит куда и зачем? Что ж, прекрасно. И если потом она пожалеет, то, по крайней мере, у нее будет свое волшебное приключение.

Не поездка в волшебную школу на волшебном паровозе, но тоже ничего.

Петунья сунула грязный платок в карман пальто и потянула за ручку. Дверца дилижанса открылась легко и беззвучно, вслед за нею под ноги девушке опустилась складная лесенка. Крепко ухватившись за поручень, Петунья поднялась по ступенькам и вошла в салон.

Она была единственным пассажиром.

По сравнению с современными автобусами внутри было тесно. Серый февральский свет, пробивающийся сквозь щели в кожаных шторках, освещали три ряда мест – по три у задней и передней стенки и три сиденья без спинок по середине. Петунья огляделась, ища, куда бы пристроить свой багаж, но места между сиденьями было не так много. В конце концов она решила, что пока не будет церемониться и поставила саквояж на сиденья напротив. Сама заняла ряд у задней стенки, чтобы ехать лицом вперед.

Когда в дилижанс подсядут другие пассажиры, она подумает, куда убрать свои вещи.
Стоило ей усесться, как лесенка поднялась, складываясь внутрь салона, дверца закрылась. Корпус дилижанса задрожал, напугав Петунью, и затем экипаж тронулся с места.

Она торопливо отвязала штору, даже не поморщившись, когда холодный ветер ворвался в незастекленное окно и ударил ей прямо в лицо. С восторгом, похожим на восторг ребенка, едущим на чудесной карусели, Петунья глядела на проезжающие за окном дома и автомобили. Дилижанс, никем не управляемый и никем не влекомый, катился по улице, явно магическим образом не сталкиваясь ни с кем, и никто, ни одна живая душа не обращала на него внимания.

Охваченная возбуждением и детской радостью, Петунья весело рассмеялась. Она даже высунулась в окно, чтобы получше рассмотреть людей и машины на улицах, махала им рукой, кричала что-то, наслаждаясь своей невидимостью и безнаказанностью. Хотя витрины магазинов честно отражали и ее саму, и ее транспорт, казалось, это отражение было видимо только ей одной.

Вскоре дилижанс вырвался из улиц Лондона и покатил все дальше и дальше от него. Петунья быстро замерзла и поспешила закрыть окно шторой. Увы, шторы эти оказались плохой защитой. Встречный ветер все равно находил себе лазейку, и внутри было едва ли теплее, чем снаружи. В итоге Петунья забилась в угол, подняв воротник и спрятав руки подмышками, чтобы хоть как-то согреться. Постепенно, утомленная собственными эмоциями и убаюканная мягкой качкой экипажа, она задремала.

Проснулась Петунья от того, что экипаж тряхнуло немного сильнее, вероятно оттого, что колесо налетело на камень. Внутри было так темно, что она едва могла разглядеть собственные руки, даже поднеся их прямо к глазам. И еще по-прежнему было холодно.
Ежась, Петунья натянула перчатки, вспомнив про них только сейчас, на ощупь подползла к ближайшему окну и отогнула штору.

Снаружи было темно, только чуть впереди, то выглядывая, то снова прячась, покачивался в такт движению фонарь. Его слабый свет ничего не освещал, но при взгляде на него Петунье стало спокойнее.

Она спряталась обратно в экипаж и задумалась, чем же занять себя. Спать не хотелось. Несмотря на то, что обычно в транспорте ей совершенно не спалось, в этом чудесном экипаже она выспалась так, как не получалось в родной кровати, и сейчас была невероятно бодра и полна сил и энергии.

В поисках чем себя занять, Петунья также ощупью полезла в саквояж. Вытащила и съела одно за другим два яйца, потом – сендвич. Запила парой глотков теплого чая из термоса. А потом нащупала фонарик.

С фонариком в свое время вышла история. Не смешная, а скорее немного грустная. Фонарик – небольшую стеклянную баночку, внутри которой горел и не гас маленький синий огонечек, – ей подарила Лили. В качестве извинений за ту давнюю историю с письмом, которое они со Снейпом выкрали и прочитали. Точнее, они этого не обговаривали, но это подразумевалось. Сперва фонарик стоял у Петуньи на тумбочке, и она любила глядеть на него перед сном. Потом отношения с сестрой становились все хуже и хуже, так что подарок отправился в шкаф, к тем вещам, что выбросить жалко, а глядеть на них больше сил нет. Когда Петунья покидала родительский дом, то машинально захватила его с остальными памятными вещицами, а вчера, при сборах, педантично уложила в багаж.

Она осторожно развернула плотную упаковочную бумагу, в которую был обернут подарок, и маленький синий огонек осветил нутро экипажа. За годы, что прошли с момента вручения подарка, огонек ничуть не изменился. Как будто ему даже не нужен был кислород, чтобы гореть. Живя своей непостижимой жизнью внутри баночки, он то колыхался, как будто от дуновения ветра, то стоял ровно, как пламя свечей в церкви.
Петунья аккуратно уместила баночку поверх саквояжа так, чтобы ненароком не опрокинулась, и уставилась на огонек. Со светом стало веселее и даже как будто самую чуточку теплее.

Волшебный дилижанс продолжал мчать сквозь ночь к неведомым Одиноким Землям. Сколько бы Петунья ни ждала, он так ни разу и не остановился, и никто посторонний не присоединился к ней в этой поездке.

С одной стороны она чувствовала облегчение, с другой – тревогу. Насколько одиноки те земли, что никто не едет в ту сторону, кроме нее?

Мысли о возможных попутчиках отвлекали ее от других, более интимных. Например, предусмотрены ли маршрутом санитарные остановки, и что ей делать, если вдруг нет, а у нее будет потребность? Но как ни прислушивалась она к своему организму, те несколько глотков, которые она себе позволила, не вызывали у нее никаких позывов. Вскоре, проголодавшись, Петунья отважилась сделать еще пару глотков – сендвичи оказались суховаты.

К счастью, до самого конца поездки собственный организм проблем ей не доставил.

Петунья снова задремала, когда дилижанс вдруг резко повернул, отчего она впечаталась в стену экипажа, а потом остановился. Пока Петунья поднималась и пыталась сообразить, что происходит, дверь открылась, впуская внутрь дневной свет и пение птиц.

– А? Я приехала? – растерянно проговорила Петунья.

Разумеется, ей никто не ответил. Но что-то мягко подтолкнуло ее, побуждая встать. Петунья встрепенулась, на скорую руку запихнула в саквояж те немногие вещи, которые вытащила в поездке, подхватила его и, путаясь в ногах, поспешила к выходу. Схватившись за поручень, она уже собралась выйти, как посмотрела на улицу и обомлела.

Снаружи была весна.

Chapter Text

– С ума сойти, – прошептала она, как будто боялась, что громкий голос вспугнет нечаянное видение.

Дилижанс стоял на обочине, у остановки, обозначенной несколькими каменными плитами, уложенными в ряд, а за ними, сколько хватало глаз, земля была покрыта яркой зеленой травой и пышными кустарниками, а в кронах деревьев пели птицы. Небо было не по-английски ясным и голубым, и яркое желтое солнце радостно светило во всю свою мощь.

Петунья на всякий случай ущипнула себя за руку. Было больно. Потом зажмурилась и подождала немного с закрытыми глазами, стараясь не отвлекаться на шепот трав и пение птиц. Когда решила, что достаточно, то приоткрыла один глаз, внутренне готовая к тому, что прекрасная весна исчезнет, сменившись промозглой опостылевшей зимой, но нет. Картина перед нею не изменилась.

Забыв все свои волнения, Петунья подхватила саквояж и торопливо спустилась по лесенке наружу. Налетевший теплый ветерок ласково погладил ее щеки и игриво поиграл выбившимися из-под шляпки волосами. Петунья сделала несколько шагов, оглядываясь. Все вокруг сияло яркими чистыми красками, как будто она попала в детский рисунок, и становилось совершенно ясным, что…

– Это точно не Англия, – восторженно сказала она, и звук ее голоса вспугнул птиц. Небольшая стайка снялась с ветвей, шумно трепеща крылышками и оглашая окрестности громкими жалобами, и полетели прочь.

Минутная тревожная мысль, как отсюда возвращаться, заставила ее оглянуться на дилижанс. Волшебный экипаж, примчавший ее сюда, стоял позади пустой и недвижимый. Не горел фонарь рядом с местом кучера, лестница осталась в разложенном состоянии, а дверь – открытой. Весь вид его наводил на мысли, что он выполнил свою задачу, привезя Петунью сюда, и больше никуда не поедет.

Он выглядел даже немного печально, как лошадь, стоящая в стойле и мечтающая пуститься вскачь по дороге, и Петунья, удивляясь самой себе, протянула руку и ласково погладила темно-красный бок.

– Спасибо, что привез меня, – немного стеснительно сказала она, обращаясь к экипажу, – Мы еще с тобой покатаемся, обещаю, – и почти не удивилась, когда под ее рукой по нему пробежала дрожь.

– Мне пора! – весело крикнула она и поспешила по тропинке, ведущей ее вперед, точно так, как напутствовал мистер Кори – от автобуса прямо и направо.

Тропинка переходила в хорошо утоптанную проселочную дорогу, и в месте, где они пересекались, стоял столб с указателями. На одном, повернутом в право, было написано «Ферма». На втором, указывающем в противоположную сторону, – «город Раздол».

Увы, от указателя ни города, ни фермы было не разглядеть. Все, что можно было бы увидеть, терялось среди поросших зеленью холмов.

– Оставим город на потом, – быстро шагая в сторону фермы, деловито сказала самой себе Петунья. – Он никуда не убежит, а я немного устала после дороги. – За те полгода, что она жила одна, у нее выработалась привычка говорить с самой собой. Человек со стороны сказал бы, что ей одиноко, но не такова была Петунья, чтобы открываться посторонним.

Ну, не считая мистера Кори, но они ведь, можно сказать, уже знакомы?

– Первым делом, – продолжила она строить вслух планы, – нужно будет помыться и позавтракать. Надеюсь, там есть вода. Ну, это же ферма, так что, наверное, колодец точно есть… ой.

Холмы впереди расступились, и Петунья увидела ворота.

Ну, как ворота. Два плохо обтесанных бревна, вкопанных вертикально, и сверху третье, лежащее на обрубках ветвей слегка кривовато. По обе стороны от этой конструкции рос густой кустарник, и, на первый взгляд, в его стене не было ни одной бреши.

Когда Петунья подошла ближе, заметила справа прибитую к вертикальному бревну табличку. Сверху было точно слово «ферма», а вот нижняя надпись была наполовину стерта, и она не смогла разобрать, как же это место называлось раньше.

– Мда, – только и сказала Петунья, обозревая сквозь арку из бревен свои новые владения. Если бы не живая изгородь и это вот сооружение, то она бы даже не сказала, что где-то тут есть ферма. Что по это сторону от ворот, что по ту – пространство густо запросло травой, кустарниками и деревьями. Так густо, что за ними не было видно дома, который ей обещали.

Она достала из сумочки ключ-дракон и посмотрела на него.

– Что же ты должен открывать, приятель? – спросила она у ключа. – Ворот тут нет. Может быть, дверь дома? – но ключ ничего не ответил. Возможно, она ему не нравилась. Петунья убрала ключ обратно и сказала, глядя на раскинувшееся перед ней безобразие: – Я надеюсь, у дома есть дверь. – Подумав, добавила: – А у двери есть дом. На меньшее я не согласна.

Конечно, ей никто не ответил. Да и кто мог тут быть? Одинокие земли, похоже, не так просто звались Одинокими.

Петунья посмотрела на небо. Когда-то давно, в детстве, папа научил ее определять время по солнцу. Солнце в этом чужом синем небе стояло достаточно высоко, чтобы заключить, что время близится к полудню. К тому же, в зимнем пальто становилось уже душно, и Петунья поспешила расстегнуть пуговицы и расслабить кольца шарфа, давая свежему воздуху овеять ее тело. Стало чуточку легче.

Перехватив поудобнее саквояж, Петунья решительно шагнула в арку и углубилась в заросли. Тропа, выныривающая среди зелени то тут, то там, не давала ей потерять направление, и вскоре среди зеленой поросли замаячил просвет. Петунья удвоила шаг и, наконец, вывалилась на пустое пространство.

– Так, – сказала она, глядя на открывшуюся ей картину.

Перед ней стоял дом. Нет, домик. У него были бревенчатые стены и крытая красной черепицей крыша. Одно окошко и дверь прямо посередине. Подобно указательному пальцу торчала сложенная из темного камня труба, намекая, что в доме должен быть камин. Слева от домика, примыкая к нему, была устроена поленница. Пространство вокруг же было усеяно камнями и ветвями, и даже всяческим мусором.

Одним своим видом новый дом Петуньи говорил, что легкой жизни ей ждать не стоит.

– Так, – повторила Петунья и направилась к домику.

Саквояж уже откровенно оттягивал руки, и она просто хотела поставить его хоть куда-нибудь, чтобы уже отдохнуть. И лишь отсутствие ворот и тяга к порядку не дали ей осуществить это намерение прямо на улице.

На двери висел большой амбарный замок, к которому так идеально подошел бы большой ржавый ключ. Какая удача, что один такой как раз завалялся у Петуньи в сумочке. Она вставила ключ-дракон в замочную скважину и налегла со всей силы. Замок сперва не поддавался, но потом ключ дрогнул, проскрежетал, дужка замка отщелкнулась, и замок тяжело упал на доски крыльца.

Дверь скрипнула несмазанными петлями, открываясь, и из-за нее вырвалось облако пыли, заставив новую хозяйку расчихаться.

Петунья дала помещению немного проверится. Просто оставила дверь распахнутой, бросила саквояж на крыльце, а сама отправилась немного прогуляться. Справа от домика, незамеченный ею раньше, стоял почтовый ящик. Совсем такой же, как у них дома. Петунья, любопытствуя, заглянула внутрь. В домашнем почтовом ящике всегда можно было найти газету или журнал, забытые родителями, в этом же было пусто. Чуть подальше стоял большой деревянный ларь с откидной крышкой. Петунья и в него заглянула, но он тоже был пуст.

Сделав большой круг по пространству вокруг домика, Петунья заметила, что местами зеленая изгородь сменялась вполне обычным деревянным забором, отделяющим земли фермы от окружающего леса. Вполне приятная глазу мирная, почти идиллическая пастораль. Вот только окна домика, выходящие на лес, почему-то были наглухо заколочены, и от этого факта Петунье стало немного тревожно.

Вскоре она запарилась и решила, что домик вполне готов к осмотру. Перекинув пальто через руку, она взбежала на крыльцо и осторожно заглянула внутрь.

– Мда, – сказала она снова, чувствуя, что ее словарный запас катастрофически резко уменьшился.

Хотя чего она ожидала. Ее ведь предупреждали.

Изнутри домик тоже не представлял ничего особенного. Он состоял ровно из одной большой комнаты, которая, видимо, должна была служить и спальней, и кухней, и столовой, и кабинетом. В правом углу, подальше от единственного окна, стояла односпальная кровать. У дальней стены справа был выложен большой камин, а слева стоял неожиданно телевизор. Петунья даже потерла глаза, но факт был фактом. Телевизор. А рядом с ним тумбочка с переносным фонарем. Оба окна на дальней от двери стене были заколочены так плотно, что сквозь доски внутрь не попадало ни лучика света.

А еще на всем лежал густой слой пыли.

Петунья аккуратно положила пальто на саквояж и переступила через порог. Оставляя в пыли следы своих ботиночек, она обошла комнату кругом, знакомясь и оценивая размеры предстоящей работы. В полумраке споткнулась о какие-то выступающие штуки и чуть не упала. Однако же, это оказался стол, поставленный почему-то на бок, столешницей к стене, и табурет. Находка Петунью порадовала. Наконец, слева от телевизора она обнаружила еще одну дверь, ведущую в небольшое помещение, устроенное прямо за поленницей. Сбегав за волшебным фонариком, Петунья сунула туда нос и нашла ведро, швабру, веник с совком, большую бадью, предназначенную исполнять роль ванны, и странное сооружение, похожее на трон, с круглой крышкой на сиденье.

У нее, конечно, закрались подозрения, что именно это за трон, но их следовало проверить. Задержав дыхание, она двумя пальцами откинула крышку и узрела под ней белоснежную фаянсовую чашу. Ну да, перед ней был унитаз. Похожий на те средневековые штуки, которые были нарисованы в книжках про замки. Снизу обязательно должна быть дверца, чтобы выносить горшок всякий раз, как сделаешь свои дела.

Тут Петунье потребовалось срочно сделать вдох, и она его сделала. Воздух был чуть затхлым, что немудрено при таком количестве пыли, но никаких других запахов, присущих уборным, не было.

– Все равно другого варианта нет, Тунья, – сказала Петунья самой себе и перестала заниматься дуракавалянием.

Она быстро переоделась в штаны и футболку, прямо на улице, стыдливо спрятавшись за открытой нараспашку дверью. Потом вернулась в кладовку и вынесла оттуда и ведро, и швабру, и веник с совком. На тряпки после некоторых раздумий было решено пустить рабочую юбку, и Петунья с мстительной радостью порвала ее на куски, представляя вместо нее начальника и ту курицу, что взяли на ее место.

Вооружившись веником и совком, Петунья в несколько заходов начисто вымела из домика пыль и прочий мусор, накопившийся за то время, что здесь никто не жил. В поисках мусорки или хотя бы места, где ее можно временно устроить, она наткнулась на небольшой пруд. Вода в нем была удивительно чистая и свежая, как будто на дне били ключи, постоянно обновляя воду.

Из этого-то прудика Петунья и натаскала воды, и вымыла не только полы, но и стены внутри и даже немного снаружи.

Уборка заняла весь остаток дня, до самого вечера.

Выплеснув остатки воды из ведра, Петунья со стоном разогнула спину и потянулась, разминая уставшее тело.

Как раз в этот момент в животе заурчало. Громко и требовательно. Желудок напоминал, что последний раз получал еду не далее как вчера, и больше работать впроголодь не согласен.

– Да-да, сейчас что-нибудь сообразим, – пробормотала Петунья.

Она бросила взгляд вокруг. В этом странном месте быстро темнело. Казалось, еще вот только сияло солнце, а вот оно уже почти спряталось за горизонтом, и на темном небе проступили звезды.

В зарослях, окружающих домик, раздался какой-то шорох, и Петунья, словно вспугнутый олень, вздрогнула и, отчего-то испугавшись, поспешила занести свои вещи и закрыть дверь. Только опустив в пазы большой, тяжелый засов, которым дверь была снабжена с внутренней стороны, она почувствовала себя в безопасности.

После тяжелого дня уборки домик больше не выглядел покинутым. Она поставила на место стул и придвинула к нему табурет. Под кроватью нашелся коврик, который замечательно украсил собой место перед телевизором. Конечно, после того, как Петунья зверски выбила из него пыль и как могла отстирала холодной водой без мыла.

Было темно; волшебный фонарик Лили был слишком мал, чтобы осветить даже такой небольшой домик целиком. Но в доме были переносной фонарь и камин. Фонарь Петунья зажгла с помощью спичек, захваченных из прошлой квартиры, и он добавил света ее скромному жилищу.

С камином, правда, вышло фиаско. Как она ни билась, сучья и ветки, которые она натаскала днем, собрав их по округе, отказывались гореть, пусть даже Петунья извела на них половину спичек из своего запаса. В конце концов, она махнула рукой. Пусть его. Разберется завтра. Хотя было немного жаль, что она не сможет вскипятить немного воды в котелке, найденном в кладовой.

Она разложила на столе остатки сендвичей, достала термос, чай в котором уже остыл, конечно, но все еще оставался чаем, и с удовольствием поужинала. От голода и усталости вкус нехитрой еды был почти что божественным, и спать Петунья ложилась полностью удовлетворенная: и желудочно, и эмоционально.

Chapter Text

Раннему подъему поспособствовали три обстоятельства. Во-первых, механическое чудовище, зовущееся будильником, которое Петунья по старой привычке завела на шесть утра. Во-вторых, утренний холод, просочившийся под несколько одеял и пальто сверху, согнал сладкий сон, заставив Петунью недовольно ерзать в попытках согреться. И в-третьих… когда Петунья осознала третью причину, то, не обращая внимания на собачий холод в домике, пулей вылетела из-под одеяла и поскорее уместилась на шикарном троне в маленькой комнатке. Она терпела больше суток, с позавчера, когда села в дилижанс, и ее мочевой пузырь больше не собирался выносить такие мучения.

Под бурное журчание Петунья пыталась сообразить, куда же ей выносить горшок. Особенно, когда ей приспичит по большой нужде. А если вдруг несварение? И как бороться с запахами, которые неизбежно будут проникать в дом?

Лили как-то, посмеиваясь, поделилась с ней, что у волшебников до недавнего времени не было канализации. Мол, они делали все свои дела в ближайшем укромном углу, а потом просто уничтожали все следы с помощью магии. Тогда Петунья только смутилась и, поджав губы, сказала, что надеется, что ее сестра не скатится до такого свинства. Но прямо сейчас она могла только мечтать об унитазе, который сам собой избавляется от всего, что в него попало. И заодно – очищает воздух от посторонних запахов.

Эх, возможно, идея переехать в эту глушь уже не была такой уж хорошей. В конце концов, она приличная девушка, она имеет право на нормальный санузел!

Однако же… привстав с сидушки, она почувствовала, как легкий ветерок овеял ее ягодицы, а в комнатке вдруг запахло озоном. Петунья вздрогнула, резко натянула трусы и одновременно отпрыгнула от унитаза. И только потом заглянула внутрь, заранее сморщив нос. Но нет. Белоснежный фаянс ночной вазы был девственно чист, как будто не она только что осквернила его отходами своего организма. И ни единого следа, ни пятнышка, ни капельки.

У нее непроизвольно вырвалось уважительное «ого», и она даже поаплодировала тому кудеснику, который озаботился ее нуждами. Наверняка это был мистер Кори. Нужно будет сказать ему спасибо, но как-нибудь иносказательно, чтобы не поставить себя в неловкое положение.

Воодушевленная, Петунья подхватила ведро и поспешила к пруду. Тяжелый засов выходил из пазов медленно и как бы нехотя, но Петунья с ним справилась и распахнула дверь. Солнце сияло ярко и весело, по голубому небу плыли белоснежные облака. В воздухе, холодном и очень чистом, окружающая домик зелень смотрелась особенно отчетливо, а если посмотреть вдаль, то можно было разглядеть верхушки далеких холмов, поросшие лесом.

Трава была влажной от росы, отдельные капельки в лучах солнца сверкали как самоцветы. Петунья замочила ноги, пока пробиралась сквозь заросли к пруду. Время от времени ей попадались на глаза странные проплешины в траве, почти идеально круглые, расположенные друг за другом цепочкой. В середине ближайшего следа что-то влажно блестело, Петунья наклонилась рассмотреть, но ничего не поняла и бросила это.

Набирая воду, в пруду она заметила пару рыбок. Их гибкие серебристые тела мелькнули в глубине и тут же пропали из виду. Когда Петунья была маленькой девочкой, родители пару раз возили их в деревню. И дедушка, которого она помнила совсем смутно, учил их с сестрой ловить рыбу. Хотя это и было довольно давно, Петунья еще помнила, как правильно наживлять крючок и как подсекать рыбу. Может, если она повнимательнее пороется в кладовке, то вдруг найдет еще и удочку?

Вернувшись в домик, Петунья, морщась и ежась, обтерлась прямо холодной водой. Камин же пока еще не покорился ей, и нагреть воду было негде. На завтрак пошло одинокое яблоко, нашедшееся в саквояже, и остатки хлеба. Запив скудный завтрак остатками чая из термоса, Петунья переворошила саквояж еще раз, но больше ничего полезного не нашла.

Она пересчитала свои скромные финансы и решила, что чуть попозже сходит в город. Там наверняка должен быть магазин. Но попозже. Стрелки будильника показывали всего половину восьмого, слишком рано для любых магазинов. Особенно в глубинке.

Чтобы скрасить ожидание, Петунья перебрала вещи и заново уложила их в саквояж. Хранить их пока было негде. Потом застелила постель, прибрала скромные остатки провизии. Она посмотрела было на камин, но вспомнила, что в коробке осталось лишь половина спичек, и пока оставила эту идею. Возможно, в магазине она найдет какую-нибудь жидкость для розжига.

Больше делать было нечего – это ведь был крайне маленький и весьма скудно обставленный домик, – и сам собой ее интерес сосредоточился на телевизоре. Вчера у нее руки не дошли осмотреть его, а сегодня ей вдруг стало интересно – а куда он включается? Вдруг там есть розетка?

Телевизор был большой и громоздкий. Он стоял прямо на полу. Когда Петунья попробовала его передвинуть, то, сколько бы она ни старалась, он не сдвинулся ни на дюйм. Как будто его ножки вросли в пол. Тщательный осмотр пятнадцать минут спустя показал, что телевизор не просто никуда не включен, а у него вообще нет ни кабеля питания, ни розетки, куда он должен быть включен.

– Так зачем ты тут? – Петунья разогнулась и критически осмотрела прибор.

Выглядел он, конечно, как настоящий. Черный выпуклый экран был из настоящего стекла – она проверила, постучав, – под ним располагался ряд кнопок.

Наудачу, она щелкнула самой большой кнопкой, заключив, что это, вероятно, кнопка включения. И угадала. Телевизор тихонько загудел, и его экран засветился по краям, оставаясь в остальном темным. Петунья озадаченно оглядела его и заметила, что некоторые другие кнопки, поменьше, тоже светятся, и нажала самую первую из них. На экране появилось изображение карты с незнакомыми очертаниями и фигура человека.

– С вами КОЗУ 5, – сказал диктор с экрана, – ваш источник прогнозов погоды, новостей и развлечений номер один. А сейчас – прогноз погоды на завтра. – Изображение мигнуло, меняясь, и Петунья увидела схематичную карту. В верхней ее части была нарисована железная дорога, переходящая в горы в верхнем правом углу. У подножия гор синело озеро, а из него вытекала, петляя и ветвясь река. Она обрамляла собой небольшой городок справа и снизу, стекая в море, которое находилось внизу карты. Слева от городка Петунья узнала автобусную остановку и даже домик фермы. Она моргнула. Диктор улыбнулся и сказал: – Завтра будет прекрасный солнечный день!

Договорив, диктор пропал, на экране осталась только карта. Петунья хмыкнула и щелкнула кнопкой следующего канала. На экране появилось изображение женщины в мантии волшебника, сидящей у светящегося хрустального шара.

– Ах… – вздохнула гадалка. – Я чувствую, что к нам присоединился новый зритель. Девушка из… Одиноких земель? – Петунья почувствовала чей-то взгляд, буравящий ей спину между лопаток. Она передернула плечами, и это ощущение пропало. – Добро пожаловать, добро пожаловать! – Гадалка поводила руками над шаром, изобразив несколько таинственных пассов. Шар сверкнул, в нем появилась тень, которая сложилась в изображение летучей мыши. – Духи сегодня слегка возмущены. Удача будет не на вашей стороне.

Закончив предсказание, гадалка, как и диктор до нее, пропала с экрана.

На телевизоре оставалась подсвеченной еще одна кнопка, и Петунья тут же ее нажала.

На этом канале транслировали познавательное шоу под названием «Дары земли». Ведущий, одетый как типичный фермер, в джинсовый комбинезон и шляпу, сообщил Петунье, что для первого заработка ей нужно рубить деревья и собирать дикие дары природы, чем бы эти дары ни были. Как только передача, весьма короткая, закончилась, экран телевизора погас. Петунья пощелкала другими кнопками, но добилась только повтора прогноза погоды и предсказания. Наконец, она выключила телевизор, потому что больше от него толка не было.

По крайней мере, он помог ей скоротать время. Время близилось к девяти часам, и Петунья, поразмыслив, решила, что в это время уже вполне можно ожидать открытия магазина. Она переоделась – нельзя же выходить на люди в спортивных штанах и футболке! – и причесалась, пытаясь оценить свой внешний вид в маленьком карманном зеркальце, накинула легкий весенний плащик и вышла из домика. Замок, с торчащим из него ключом, лежал на крыльце там, где она его бросила вчера.

Петунья попробовала повесить его обратно, чтобы закрыть дверь, но замок, похоже, заклинило. Она огляделась в поисках подходящей палки, чтобы воткнуть ее в петли на двери, и заметила поднятый красный флажок на почтовом ящике.

В Коукворте такой флажок означал, что в ящике есть письмо или газета. Но в Коукворте каждое утро мимо дома проезжал почтальон. Не услышать его было невозможно, и Петунья порой выходила ему навстречу и забирала почту. Особенно если ждала что-нибудь из тех журналов, что выписывала сама. А здесь…

Петунья подошла к ящику и осторожно потянула крышку. Внутри и правда что-то было. Немного помедлив, она вытащила из ящика конверт из плотной бумаги и небольшой холщовый мешочек, перевязанный лентой. Отложив пока мешочек, Петунья обратила внимание на конверт. На его лицевой стороне было написано: Петунье Эванс на ферму от Мерля Кори из бара «Рука помощи».

Из конверта она достала лист, исписанный крупным почерком с завитушками и загогулинами, которые немного усложняли чтение. Впрочем, приноровившись, Петунья перестала на них отвлекаться.

«Дорогая Петунья», было написано в письме. «Я уверен, что вы уже добрались до места. Мне вдруг стало совершенно ясно, что ферма, на которую я так поспешно вас пригласил, находится в весьма плачевном состоянии. Увы, у меня некоторое время уже не хватало времени поддерживать ее в должном порядке. Уверяю вас, я сожалею об этом. В качестве извинений, посылаю вам семена. Вам будет легче начать вашу новую жизнь, если вам будет что выращивать. Также прошу принять несколько советов:

1. Смотрите телевизор каждый день. Время от времени он транслирует информацию, которая будет вам весьма полезна.

2. Кладовка зачарована (как вы, наверное, уже догадались). В ней вы сможете найти все, что вам потребуется, но ничего сверх того.

3. В тумбочке лежат некоторые мои записи, которые могут оказаться вам полезными, но ключ я потерял. Если вы поищите, то, вероятно, сможете его найти. Ищите в районе разрушенной теплицы.

4. Если на ферму кто-то придет, то постарайтесь оказать ему помощь, в чем бы ни состояла просьба.

Со своей стороны обязуюсь периодически писать вам. С урожаем вы можете делать все, что заблагорассудится. Излишки же можете сложить в ларь неподалеку от дома. Обязуюсь дать вам справедливую цену за каждый фунт.

За сим откланиваюсь. Ваш, надеюсь, преданный друг, Мерль Кори.»

Чуть ниже, почерком чуть более мелким, как будто дописывалось второпях, было приписано:

«P.S.: совсем забыл сказать вам, чтобы вы были осторожнее после заката. И никогда не оставайтесь ночевать вне дома. Удачи».

– Осторожнее после заката? Хм, – Петунья еще раз прочитала письмо, но больше ничего полезного в нем не было.

Упомянутые в письме семена обнаружились в мешочке. Раскрыв его, Петунья нашла внутри несколько конвертиков из папиросной бумаги. Каждый был подписан. Там были редис и репа, морковь и пастернак, и еще немного петрушки и укропа. Вот только прежде все перечисленное Петунья встречала разве что среди покупок, которые приносили из лавки зеленщика. В домашнем палисаднике матушка выращивала цветы, и лишь некоторые приправы вроде базилика и аниса имели свою отдельную грядку.

Но с этим еще можно было иметь дело. В конце концов, разве технология не одна и та же? Воткнуть в землю, потом полить. Потом еще раз полить. Выполоть сорняки. Удобрить. И еще раз полить. И так до результата.

Была другая проблема, казавшаяся более серьезной. Петунья примерно представляла сроки созревания овощей и имела все основания подозревать, что первый урожай у нее появится в лучшем случае через пару месяцев, не раньше.

И что же ей со всем этим делать?

Chapter Text

Грустное урчание желудка поставило точку в ее размышлениях. Петунья потерла ноющий живот и решила, что, пока не раздобудет еды, ничего делать не будет.
Жаль, что мистер Кори не прислал хотя бы булку хлеба. Или дюжину яиц. В конце концов, неужели у него, от тех времен, когда он сам жил на ферме, не осталось ни солений, ни варений? Как будто ему есть не надо…

Тут она вспомнила его непроницаемые черные глаза и неохотно подумала, что вполне может быть и так, что как раз ему еда не нужна. Да и в письме он писал так, как будто вообще не видел разницы между ним и Петуньей.

Кстати про письмо…

Она снова развернула его и вчиталась в небольшой, из четырех пунктов, перечень:

– Кладовка зачарована… – Петунья сделала паузу и тоном, каким Архимед определенно кричал «эврика!», пробегая по улицам Сиракуз в непотребном виде, проговорила: – зачарована! В ней вы сможете найти все, что вам потребуется, но ничего сверх того.

Петунья оторвалась от письма. Глаза ее сверкали. А ведь и правда. Чистая правда, что она нашла там все, что ей было необходимо. Ведро – чтобы носить воду. Швабру и веник с совком – чтобы убраться. Деревянную бадью для купания и волшебный унитаз можно даже не упоминать.

– Интересно, – подумала она вслух, – в какую категорию входит еда? В то «что потребуется» или в «сверх того»?

Спеша проверить свою догадку, она отбросила свои планы отправиться в город и побежала в дом. Кинула письмо и мешочек с семенами на стол, а сама встала перед дверью в кладовую, сосредоточилась, представила себе – настолько отчетливо, насколько могла, – булку, упаковку сливочного масла, колбасу и сыр, и затем потянула на себя дверь.

В кладовке было темно. Огонек волшебного фонарика подсветил неизменные унитаз и бадью, швабру с ведром и веником. И еще кое-что. У стены, где раньше ничего не было, стоял сундук.

Петунья сглотнула комок волнения, застрявший в горле, потянула за крышку и…

…чертыхнулась. Внутри лежали кастрюля и сковорода, разделочная доска и пара тарелок, вилка-ложка и нож. И никакого намека на еду. Она на всякий случай пошурудила рукой в сундуке, но результат остался тем же. Только кухонная утварь. Такая нужная, но абсолютно бесполезная, если в доме нет еды.

Честно признаться, она не чувствовала такого разочарования с тех самых пор, как незнакомый ей профессор Дамблдор, вежливо, но категорично отписался, что таких, как Петунья в Хогвартс не берут.

Вслед за разочарованием пришла злость. Петунья топнула ногой, заставив кухонную утварь в сундук подпрыгнуть, вышла и с грохотом захлопнула дверь кладовки, прокричав в нее напоследок:

– Я даже огня развести не могу!

Отведя этим криком душу, она замолчала и стала напряженно думать, что же дальше. Догадка была хороша, но мистер Кори определенно относил еду к категории «сверх того». Справедливо, конечно, у какого фермера не может быть еды?

И сама себе ответила, что у начинающего.

А вот в Хогвартсе, тоскливо подумала она, еда сама собой появляется на столах… желудок Петуньи жалобно квакнул, поддерживая ее обиду.

В звенящей от голода и злости тишине в кладовой раздался короткий хлопок, как будто лопнул воздушный шарик. Петунья вздрогнула и покосилась на запертую дверь. Раньше никаких звуков из кладовой не доносилось. Что же произошло?

Она осторожно потянула дверь, почти готовая к тому, чтобы увидеть пустую комнатенку, но нет, все осталось по-прежнему. Только на крышке туалетного кресла лежал небольшой сверток, перевязанный бечевой, под которую был вложен обрывок бумаги.

«Вам это понадобится. Ваш М.К.» – вот что было там написано. Петунья торопливо развернула сверток, и на ее ладони оказались две смутно знакомые вещицы: обломок черного камня, с гранями такими острыми, что можно было порезаться, и плоская металлическая петля с двумя дополнительными кольцами сбоку, куда прекрасно влезли пальцы Петуньи.

Она посмотрела на вещи в своих руках. В левой, удобно устроившись между пальцев, лежал камень. В правой – просунув пальцы в колечки-держатели – держала металлическую штуку. И этот вид кое-что напомнил ей.

– Так ведь это огниво!

Когда-то в детстве родители подарили им большую книгу со сказками Андерсена. В ней были чудесные иллюстрации, которые они вместе с сестрой любили рассматривать и мечтать, какими же магическими способностями или предметами они хотели бы владеть. Книга оказалась заброшена, когда выяснилось, что волшебство и магия существуют, но не для всех, но те удивительные рисунки Петунья помнила до сих пор. Прямо сейчас она вспоминала сказку о хитром солдате, что заполучил в свои руки волшебное огниво, и с его помощью не только расправился со злой ведьмой и обогатился, но и женился на принцессе и стал королем. На иллюстрации у него была именно такая вещь: кусок кремня и железное кресало.

Ну-ка. Петунья примерилась и на пробу ударила правой рукой по камню в левой. Раздался сухой треск, чем-то похожий на чирканье спички о серный бок спичечного коробка. Петунья повторила опыт, ударив чуть сильнее и быстрее, и на мгновение ей даже показалось, что от камня во все стороны брызнули огненные искорки.

Брызнули – и погасли.

Воодушевленная призраком успеха, Петунья в третий раз ударила железкой о камень, только еще сильнее и быстрее, и – о чудо! – во все стороны брызнули сверкающие огненные искорки. Они погасли еще в падении, не успев натворить ничего ужасного, но Петунья все равно пришла в восторг.

– Мне и правда это пригодится! – Она прижала огниво к груди и прошептала, как молитву: – Спасибо вам, мистер Кори! Спасибо!

Она поспешила к камину. От волнения ее руки дрожали и не попадали кресалом по кремню. Через несколько напрасных попыток Петунья заставила себя успокоиться, глубоко вдохнула и еще раз, решающий, быстро и сильно ударила кресалом.

В этот раз получились не искры. От удара вспыхнуло настоящее пламя. Чуть обжегшись, Петунья стряхнула огонек в камин, потом испугалась, что и он погаснет, но тут же услышала слабый еще, нарастающий с каждым мгновением жадный треск. Маленькое пламя быстро прожрало себе путь сквозь ветви и пучки сухой травы, и Петунья услышала тихое довольное гудение.

Она долго сидела на полу, завороженная пляской пламени в очаге, и наслаждалась теплом, которое от него исходило. Даже голодный желудок ненадолго притих, но потом все же напомнил о себе.

– Ой, – Петунья прижала руки к животу, когда внутри снова требовательно заурчало.
Она неуклюже, потому что отсидела ноги, поднялась и, подхватив котелок из кладовки, побежала за водой к пруду. Мысль, что вода в пруду вряд ли подходит для еды, отбросила тут же. Вскипятит – и вполне подойдет.

Еще вчера Петунья заметила в очаге камина торчащий крюк и сегодня она подвесила на него котелок с водой. Взволнованная, она нервно меряла шагами комнатку, ожидая, пока вода закипит. По десять раз перебрала свои нехитрые запасы продуктов. Овсянки должно хватить на неделю, муки – еще на столько же, если она решит сварить мучной суп. К нему, правда, нужно хотя бы луковицу, но она что-нибудь придумает. Есть еще сахар и соль, и вот их придется экономить очень серьезно.

Вода закипела. Большую часть кипятка Петунья слила в пустую кастрюлю – пусть остывает, будет что пить в течение дня, – а в оставшийся, тщательно отмеряя драгоценные ингредиенты, засыпала крупу и экономно посолила. Жаль, у нее не было ни молока, ни масла, чтобы сдобрить кашу, но даже так пустая овсянка на воде, которую Петунья жадно и без церемоний ела прямо из котелка, была удивительно вкусной.

– Теперь можно и поработать, – сказала Петунья, с сожалением отодвигая от себя пустой котелок. От голода она увлеклась и подчистую подъела всю кашу, что сварила, едва удержавшись, чтобы облизать стенки.

Теперь, когда она примерно представляла, как работает кладовка, то просто подошла к ней и громко сказала:

– Мне нужны инструменты для работы. Тяпка, лопата, лейка, – перечислила она необходимое, подождала немного и открыла дверь.

И в этот раз она получила не совсем то, о чем просила. Даже больше. В углу у двери стояли тяпка, лопата, грабли и коса, между ними Петунья приметила простую бамбуковую удочку. Шагнув внутрь, она споткнулась о большую жестяную лейку, которая покачнулась от пинка и с грохотом повалилась на лежащие позади нее топор и кирку.

– Кирка-то мне зачем? – риторически спросила Петунья, поочередно примеряясь к инструментам. Выглядели они потрепанными и, вероятно, успели послужить не только ей, но рукояти удобно ложились в руку, а вес был вполне подъемным.

Она переоделась и, вооружившись должным образом, отправилась копать огород.
К счастью, уход за домашним палисадником – то, что ей всегда нравилось, и чем всегда пренебрегала сестра, – научил ее основным методам. Еще вчера, гуляя вокруг домика, Петунья заприметила это место. Неподалеку от домика, в досягаемости от пруда. Это было сравнительно небольшое пространство, солнечное и свободное не только от вездесущего кустарника и деревьев, но и – что самое главное – от травы.

Мама, уча маленькую Петунью высаживать цветы, повторяла раз за разом – сажать семена и рассаду можно только в чистую от сорняков землю. А если за землей не ухаживали, и она вся поросла травой, то ничего не остается, кроме как – все перекопать, землю перевернуть и только ждать следующей зимы, чтобы сорняки перемерзли и погибли.

Раз за разом вонзая лопату в землю, Петунья хвалила себя за догадливость. Копалось ей легко, несмотря, что дело это было ей не привычное. Земля на лопате была черная, жирная, обещающая хороший урожай. Видимо, тут мистер Кори и разбивал свой огород.

Перекопав несколько футов, она взрыхлила землю граблями, наметив грядки, и затем, вооружившись тяпкой, посадила семена. Сперва посадила редис, затем морковь и пастернак, последняя, самая дальняя грядка, пошла под репу. Между ними посадила укроп и петрушку – кажется, они быстро всходят, и у нее скоро появится хотя какая-то приправа к еде.

Закончив с посадками, Петунья побежала за водой. Наполнять лейку пришлось дважды – на все, что она посадила, одной поливки не хватило, потому что воду Петунья лила щедро, не жалея. Наблюдая, как красиво льется вода из рассеивателя, и мелкие капли, подобно дождю орошают черную, приятно пахнущую землю, Петунья вдруг запела детскую, шуточную песенку:

– Сама садик я садила, сама буду поливать… – мурлыкала она себе под нос, водя лейкой над грядками, и вдруг поймала себя на том, что прямо сейчас, вот в этот самый момент, впервые с того дня, как уехала из дома, чувствует себя по-настоящему счастливой.

Пораженная до глубины души эти открытием, она оборвала песню и похлопала себя по щекам, приговаривая:

– Глупая девчонка! Глупая! Глупая! – но избыть это ощущение счастья так и не смогла.

Chapter Text

Новенькие грядки радовали глаз чернотой вскопанной и увлаженной земли, а исходящий от них особенный запах плодородной почвы вселял в новоявленную фермершу уверенность в завтрашнем дне. Ей даже показалось на мгновение, что она видит, как из-под земли пробиваются первые зеленые росточки, но такого, конечно, быть не могло.

Пройдет не меньше недели, прежде чем она увидит первые всходы, а пока что все, что нужно делать, это поливать и следить, чтобы никакой сорняк не поспешил укорениться на грядках.

Окрыленная своими сегодняшними успехами, Петунья решила немного пройтись. В конце концов, она все еще не видела большую часть своих новых владений. Преисполненная намерений во что бы то ни стало обойти всю ферму целиком, Петунья отважно углубилась в рощицу рядом с прудом.

Когда свет, пробивающийся сквозь густые кроны, начал темнеть, она спохватилась. В голове как раз всплыло строгое предупреждение мистера Кори не задерживаться снаружи дотемна, и, как назло, в окружающих ее зарослях сразу же что-то подозрительно зашелестело. Если днем Петунья могла еще списать эти звуки на диких зайцев или птиц – пару раз на ее пути появлялся сигающий из кустов зверек, вспугнутый ее шагами, – то ночью рациональная ее часть дала сбой.

Когда раздался очередной шорох, Петунья замерла и даже дышать стала через раз. Ветви ближайших к ней кустов раскачивались чересчур уж подозрительно, причем безо всякого ветра, и пару раз она услышала липкие упругие звуки, похожие на то, как будто кто-то то и дело роняет желе.

– Да ну, это просто мое воображение… – сказала Петунья самой себе. Она надеялась, что звук ее собственного голоса разгонит эту пугающую атмосферу, но эффект оказался ровно противоположным. От ее слов тишина вокруг сгустилась только сильнее, и посреди нее звуки падающего желе стали раздаваться еще громче!

А потом в подозрительно раскачивающемся кусте, среди переплетенных ветвей, вспыхнули два желтых глаза!

Петунья взвизгнула и, позабыв обо всем на свете, опрометью бросилась бежать, не разбирая дороги. Она неслась между деревьев, лишь чудом успевая разминуться с ними, и не споткнувшись ни об единый корень. Только несколько низко растущих ветвей успели хлестнуть ее по голове и плечам – а ей казалось, что это чьи-то руки пытаются ее схватить, отчего пугалась только сильнее и бежала быстрее.

Вскоре впереди замаячил просвет между деревьями, а в нем – что-то белое. Из последних сил Петунья поднажала и, почти задыхаясь, вывалилась на открытое пространство и упала на четвереньки, совершенно без сил. Сердце ее колотилось как сумасшедшее, руки-ноги дрожали от напряжения, и она жадно хватала пересохшим от жажды ртом холодный вечерний воздух.

Чуть отдышавшись, поползла вперед, стараясь убраться как можно дальше от пугающих деревьев, почти не разбирая, куда и зачем направляется. И только когда под руку ей попал обломок кирпича, она остановилась и задрала голову.

Перед ней были остатки теплицы. Крыша ее обвалилась внутрь, каркас белел в наступающих сумерках подобно выбеленному временем скелету, и между рам местами еще торчали осколки стекла. Ей под руку как раз попал кусок кирпича, которым когда-то был облицован цоколь постройки.

В рощице за ее спиной снова зашуршало, и Петунья, откуда только силы взялись, резво подхватилась на ноги и забежала в разрушенную теплицу, и только там снова упала на пол. Но в теплице, в каком бы плачевном состоянии та ни была, она отчего-то чувствовала себя в безопасности.

Прижавшись спиной к обломкам стены, она медленно дышала, чувствуя, как понемногу отступает страх, и как же тяжелы от усталости ее руки и ноги. Не двигаясь и даже головой не вращая, она обвела глазами внутреннюю часть теплицы. Еще можно было заметить остатки старых грядок и обломки садовых горшков, с торчащими из них останками растений. Можно было только воображать, как же красиво тут было, когда теплица была цела, и Петунья щедро вообразила пышную зелень, теплый влажный воздух и свисающие с ветвей яркие экзотические плоды.

Но и сейчас тут была зелень. Ее глаза, адаптировавшись к сумраку, углядели небольшое зеленое пятно. Петунья снова переместилась на четвереньки и, стараясь не наступить на разбитое стекло, подползла поближе.

Из земли торчало несколько зеленых листьев, длинных и узких, по форме как кинжалы, а внизу, там, где растение уходило корнями под землю, стебель был белым и толстым. Петунья уже видела похожее растение в лавке зеленщика. Неужели это оно?

Ухватив листья, она с силой потянула, но растение крепко держалось корнями. Петунья пожалела, что при ней не было ни лопаты, ни тяпки, но вооружилась обломком теплицы, раскопала землю и только тогда смогла выдернуть растение. Это был самый большой, самый красивый лук-порей, какой она только видела, с самыми длинными и толстыми белыми корнями. Петунья представила, как аппетитно лук будет хрустеть, если съесть его сырым, или сколько вкуса он добавит мучной похлебке, когда она бросит его в котелок, и в только что слюнки не потекли.

Этот лук был поистине ценной находкой. Настоящее сокровище!

Ее вдруг посетила догадка:

– Так вот они какие, «дары природы»?!

Солнце тем временем совсем скрылось за горизонтом. Краешек неба за высокими холмами на западе еще горел, но вскоре и он должен был погаснуть. Петунья ухватилась за торчащий обломок рамы, помогая себе подняться на ноги, и побрела в сторону домика.

К счастью, даже обезумев от страха, она бежала в нужную сторону. Миновав несколько деревьев, она вышла к своим грядкам. Инструменты, которые она поленилась сразу отнести в дом, лежали тут же, и Петунья чуть не словила граблями в лоб, запнувшись о них в темноте. Ворча, она наклонилась, чтобы поднять их, и тут же в отвращении выпустила из рук.

– Фу, гадость, – она обтерла руку, перепачканную какой-то слизью, об траву, а потом об штаны. Затем обтерла рукояти лопаты и грабель, перепачканные склизкой мерзостью, и отнесла в дом.

На скорую руку приведя себя в порядок, она взялась за готовку. Собранные побеги лука-порея она вымыла в остатках воды и выплеснула грязную воду за крыльцо, предусмотрительно не покидая освещенной и теплой благодаря камину комнаты. Затем выбрала один побег, а остальные насухо вытерла и убрала. На разделочной доске, щедро предоставленной волшебной кладовой, отрезала корневища и темно-зеленые части листьев, а остальную часть побега нарезала ломтиками толщиной примерно в один сантиметр. К этому времени котелок, подвешенный над очагом, уже нагрелся. Тщательно отмерив полстакана муки из драгоценных запасов, Петунья высыпала муку прямо в котелок и, постоянно помешивая, обжаривала до тех пор, пока от котелка не пошел насыщенный ореховый запах, а мука не приобрела приятный кремовый цвет.

Торопясь и жалея, что в камине нельзя отрегулировать силу огня, Петунья осторожно влила в котелок стакан воды и тщательно размешала муку, стремясь избавиться от комочков. А потом, в получившуюся кашицу добавила еще столько же воды или немного больше.

От энергичных помешиваний котелок покачивался над огнем, а сама Петунья даже немного взмокла, так жарко ей стало. Но как бы жарко ни было, она продолжала помешивать, ожидая, когда похлебка закипит. Как только в котелке закипело, добавила соль и ломтики лука, а следом несколько листьев – исключительно для аромата. Вот и все, оставалось только подождать, пока лук поварится достаточно, а пока можно было немного прибраться, отложить вещи для стирки и подготовить одежду на завтра… за трудами пролетело минут десять. Петунья решила, что импровизированная похлебка готова и сняла котелок с огня.

На вкус похлебка получилась пресноватой, сказывался недостаток специй. По-хорошему, следовало бы посолить немного щедрее, а еще сыпануть перца и, пожалуй, мускатного ореха щепоточку. Зато листья порея добавили похлебке свежего аромата, а отваренные кусочки лука, мягкие и нежные на вкус, приятно разнообразили нехитрое блюдо.

За едой Петунья думала о том, что с ней случилось за день. Мыслей было много – и об огороде, и о письме, и о теплице, и вообще обо всем. Так много, что она даже не успевала их думать. Естественным образом ей пришла в голову идея вести дневник. Так она сможет записать все, что ее волнует и что происходит, запомнить важные вещи и оставить заметки на будущее.

После ужина она вытащила из саквояжа общую тетрадь. Первые ее страницы были заполнены лекциями с курсов машинописи. Петунья уже не помнила, почему эта тетрадь оказалась забытой, но сейчас та забывчивость пошла впрок. Загнув исписанные страницы, чтобы не мешались, Петунья взяла ручку и задумалась.

Какое сегодня число?

Она встретилась с мистером Кори 25 февраля. На следующий день она села в дилижанс, и ехала весь день и всю ночь, а когда вышла, то сразу попала в весну. Причем весну не раннюю, когда еще не сошел снег, и морозы то и дело возвращаются, заставляя людей обратно кутаться в тяжелые зимние одежды, а скорее весну в полной ее силе – теплую, яркую, буйно цветущую.

Что ж, Петунья аккуратно написала в углу страницы «1й день на ферме» и сразу же внизу вписала первый вопрос: спросить у мистера Кори, какое было число.

А затем ручка, словно сама собой, запорхала по странице, записывая все, что было на уме у Петуньи. Сперва она подробно описала свои посадки, выделив под наблюдение за ростом урожая отдельную страницу, затем перешла к впечатлениям от фермы и вечерним происшествиям. За описанием сегодняшнего случая ей пришла в голову идея нарисовать карту фермы. Она отважно провела горизонтальную черту и добавила к ней вертикальную, очертив таким образом правый угол – единственный, который ей был знаком, ведь тут стоял дом. Затем она, прикинув по памяти масштаб, обозначила ворота, пунктиром провела тропинку к прямоугольнику дома, рядом с которым отметила и почтовый ящик, и ларь для продажи. Слева от дома нарисовала еще два прямоугольника – один разлиновала на отдельные полоски и заштриховала их, изобразив огород, а второй просто подписала как «теплица» – и между ними несколькими штрихами изобразила растущие там деревья. Чуть ниже дома тоже появилась елочка деревьев, отделяющая пруд от дома, а вот все, что лежало за пределами этой территории оставалось пока неизвестным.

Петунья посмотрела на нарисованный ею план и задумалась.

Ферма, столь щедро отданная в ее руки, оказалась действительно велика. Ее оценки могли быть только приблизительными, но земли тут было явно не меньше тысячи акров. На такой территории посаженый ею скромный огородик выглядел исключительно смешной шуткой. Рачительная хозяйка, каковой Петунье очень хотелось бы быть, непременно завела бы и плодовый сад, и большой огород, и птичник, и коровник, и пастбище для выпаса козочек. В пруду можно было бы разводить рыбу, а если где-то на неизведанной пока территории протекает река, то и мельницу поставить…

– И правда, какая глупая, – вздохнула Петунья, глядя на небольшой список, появившийся на полях рядом с планом фермы. В этом списке были и сад, и огород, и птичник, и козочки, и корова, и мельница. Она покачала головой, а потом решительно убрала тетрадь. – Пора спать, Тунья. Может, во сне тебе приснится твоя чудесная ферма.

Сказав так, она тихо посмеялась над собой, задвинула засов и юркнула в постель. От тепла, исходящего от камина, согретая изнутри сытным ужином, Петунья быстро уснула.

Chapter Text

Рано утром ее разбудил пронзительный перезвон будильника. Петунья вытянула из-под одеяла руку и шлепнула по будильнику, выключая его, потом перевернулась на спину и уставилась в бревенчатый потолок.

Что же ей снилось?

Сон, вспугнутый металлическим звоном, ускользал, подобно тому, как песок утекает сквозь пальцы, оставляя по себе лишь редкие крупинки воспоминаний. Кажется… она закрыла глаза – так легче вспоминалось. Кажется, ей снился белый город, вольготно раскинувшийся посреди зеленых полей. За ним, в упрямой попытке достичь неба, высилась отвесная скала, и витая, вырубленная прямо в скальном массиве лестница вела на ее вершину. В просторной гавани на реке, чьи воды текли к морю, волны качали белоснежные корабли, и огромный колосс приветственно протягивал руки навстречу судам. Странно… отчего-то эта мирная картина, пронизанная спокойствием и безмятежностью, это видение золотого века, отозвалось в сердце Петуньи страшной тоской, и одинокая слеза непроизвольно скатилась по ее щеке.

Петунья открыла глаза, смахнула слезу и непроизвольно лизнула влажный палец. Солено. Как море, которого она никогда не видала.

– Нужно будет записать, пока не забыла, – сказала она, попыталась подняться с кровати и со стоном рухнула обратно. По ощущениям, все ее тело превратилось в один сгусток боли. Плечи, руки, спина, ноги – каждая клеточка вопила от боли и умоляла о передышке, а от мысли, что на ферме передышки не положены, и сегодня наверняка придется не только полить огород, но, возможно, и прополоть, заныли даже кости.

Петунья переждала немного, подбадривая себя, а затем сползла на пол и, сцепив зубы, с усилием потянулась, от пяток, до рук. Учительница физкультуры говорила, что такое упражнение нужно делать стоя у стены, но и так сойдет. Подняться сразу Петунья была не в состоянии. Когда мышцы немного растянулись, и боль стала хотя бы терпимой, она неуклюже перевернулась на живот, поднялась на четвереньки и старательно выгнула спину дугой, изображая кошку. Что ж, наверное, кошка из нее была кособокая и вообще так себе. Зато после нескольких повторений полегчало настолько, что Петунье удалось подняться на ноги и повторить растяжку уже у стены, стоя на носочках и старательно тянясь руками к потолку.

– Ничего не буду сегодня делать, – пообещала она себе, разминая суставы. – Ничегошеньки. Только полью грядки и посмотрю, нет ли сорняков…

Она вздохнула. Сорняки наверняка были. Они почему-то всегда растут охотнее и быстрее приличных растений.

После разминки и утреннего моциона, в который она включила просмотр телевизора, пришла пора браться за работу. Как и обещал вчерашний прогноз, день был солнечный и яркий, и Петунья повязала на голову косынку, а обещание удачи, которое она получила сегодня от гадалки, поселило в ней ожидание некоего чуда. Воспоминания о странном сне отошли на задний план и вскоре растаяли, и Петунья совсем забыла, что собиралась оставить о нем запись в своем дневнике.

Она сразу же взяла лейку и заодно тяпку, чтобы по пути к пруду найти еще какие-нибудь «дары природы» и разнообразить свой скудный рацион. Но, увы, ничего, кроме редких пучков осоки ей на глаза не попалось. Она, конечно, читала в книгах, что люди питались какими-то мифическими корешками, выкапывая их из земли в любое время года, но почему-то в книгах не давали инструкций юным фермерам, как эти самые корешки выглядят и как их искать.

Но самый большой сюрприз преподнес огород. Еще за несколько шагов, идя от пруда с полной доверху лейкой, Петунья углядела что-то зеленое на фоне черной земли и огорченно цыкнула языком. Сорняки полезли. Так и знала. Но, подойдя поближе, озадаченно замерла. Грядки были буквально усыпаны проклевывающейся свежей зеленой порослью – маленькие росточки упрямо лезли вверх, откидывая в стороны громадные с их точки зрения комья земли, и тянулись к солнцу. Петунья, может, и списала бы это на сорняки, но все росточки были расположены чересчур ровно для хаотичной захватнической поросли. Настолько ровно, насколько она старалась сажать семена.

Она опустилась на колени и недоверчиво потрогала ближайший росточек. Его нежные трогательные листочки, еще даже не развернувшиеся целиком из того комочка, которым они были когда-то, невесомо, как крылья бабочки, коснулись кончиков ее пальцев и задрожали под налетевшим ветерком.

– Невероятно… – сказала Петунья недоверчивым, противным тоном. Но реальность была реальнее реального. Вчера посаженные ею семена уже обернулись первыми росточками. Всего за одну ночь они проклюнулись и набрали достаточно силы, чтобы показаться весеннему солнцу.

А ведь она ждала первых всходов не раньше, чем через неделю. В лучше случае, дней через пять.

Петунья неожиданно рассмеялась. Веселье и радость при взгляде на грядки распирали ее изнутри. Такими темпами, она вырастит свой первый урожай гораздо, гораздо быстрее!

Она обильно полила грядки, как вчера использовав лейку два раза, и напутственно сказала молоденьким растеньицам:

– Растите большими и здоровыми, хорошо?

Крохотные зеленые листочки, казалось, покачались ей вслед, как бы обещая, что они будут стараться и обязательно вырастут большими и здоровыми.

Еще разок полюбовавшись на свой огородик, Петунья пошла посмотреть на остатки теплицы при свете дня. И это оказалось гораздо хуже, чем она представляла. Всюду были осколки битого стекла и обломки каркаса. Оставалось только догадываться, каким чудесным образом она умудрилась не пораниться, ползая среди этой разрухи на коленках.

И, к сожалению, она не видела ни одного способа восстановить теплицу. Никак. Даже будь у нее нужные инструменты, она совершенно не представляла себе, с какого конца браться за этот безнадежный проект.

Была у Петуньи еще одна идея, когда она шла к теплице. Она надеялась найти на ее развалинах еще лука-порея или, быть может, что-нибудь еще, что когда-то росло здесь и случайно уцелело. Но ни одного больше знакомого зеленого листа-кинжала она не увидела.

Зато увидела кое-что другое. В скальном склоне за теплицей что-то темнело. Петунья обошла развалины и за деревом, которое выросло так удачно, что перекрывало обзор почти с любой стороны, обнаружила небольшую пещеру. Она подобралась ближе и прислушалась. Изнутри не раздавалось ни звука. Присущий Петунье авантюризм нашептывал сунуться внутрь и проверить, что там, а рациональная часть настоятельно советовала вооружиться хотя бы фонарем, а то там наверняка темно, и вообще, разве ты не хотела пойти в город? Причем еще вчера?

После нескольких минут мучительных раздумий, с небольшим перерывом победила рациональная часть. И то только потому, что очень хотелось в город.

Петунья дала себе зарок обязательно залезть в пещеру, как появится свободное время, и поспешила дом. Она скинула рабочие шмотки и натянула свое самое приличное платье. С рукавами-фонариками, белым пояском на талии и юбкой чуть ниже колена. Достала летние туфельки и дорогие капроновые чулочки, купленные на первую зарплату.

Жаль, зеркало было только маленькое, в пудренице. Петунья припудрила носик, провела бледно-розовым бальзамом по губам и кое-как, по частям, рассмотрела себя в зеркало. Увиденным осталась довольна. Волосы, конечно, было бы неплохо помыть, но тугой пучок прекрасно смотрится на ее голове. Пудреница отправилась в сумочку, сумочка – на плечо, и Петунья легким шагом сбежала с крыльца.

Кинула быстрый взгляд на почтовый ящик. Флажок был опущен, значит, сегодня мистер Кори не стал ей писать. Интересно, если она положит записку в ящик, он сможет ее получить?

Размышляя о всяких мелочах, вроде того, что же ей купить, если в городе есть магазин, она вышла из ворот фермы и направилась по дороге в противоположную сторону. Проходя мимо тропки, ведущей к остановке, помахала дилижансу. Экипаж стоял на том же месте, на каком остановился, и его дверь была все так же открыта, как Петунья ее оставила.

Дорожный указатель с надписью «Город Раздол» любезно указал ей направление, которое она и так знала. Расстояние на нем не было указано, и Петунья логично рассудила, что тут недалеко.

Неожиданно, через пару десятков шагов, каблучки ее туфелек звонко застучали по камню, и она удивилась, что проселочная дорога сменилась каменной. Плиты, которыми была выложена дорога, когда-то были, вероятно, белыми, но сейчас казались желтыми из-за пыли и песка, и в стыках между ними упорно росла зеленая трава. Кое-где дорожные плиты были расколоты, порой даже на совсем мелкие кусочки, и Петунья поняла, что природа уверенно отвоевывает себе это место. Если горожане не будут следить, то вскоре дорога будет полностью уничтожена растительностью.

Она перевела взгляд вперед и увидела вход в город. Его, как и на ферме, обрамляла арка. Но если на ферме это были просто три бревна, уложенные буквой «П» и обрамленные живой изгородью, то городская арка была выполнена из белоснежного камня и украшена искусной резьбой, а с двух сторон ее сжимали отвесные скалы.
Петунья озадаченно моргнула. Она ведь только что шла по дороге среди холмов, а тут вдруг горы? Она обернулась. За ее спиной каменная дорога резко переходила в утоптанную проселочную, а горы сменялись зелеными холмами. Как будто кто-то взял и неведомым образом сшил два неподходящих друг другу пейзажа. Звучит невероятно, но описать это по-другому не получилось.

Петунья даже поискала гигантские стежки, которыми определенно должны были быть соединены два пространства, но ее вдруг замутило, и она поспешила отвернуться. Как будто сама природа этого места не давала ей пристально глядеть на себя.

– Это и в самом деле не Англия, – прошептала она, снова, как пару дней назад, когда только приехала. И точно также детский восторг наполнил ее изнутри, прогоняя недомогание.

Что ж, если ей нельзя вглядываться, она не будет. Некоторым вещам лучше оставаться тайной, верно?

Петунья встряхнулась и направила к арке. Подойдя поближе, почти благоговейно погладила рукой узоры. Резьба была такой тонкой, что казалось немыслимым, что такое несравненное произведение искусства стоит в глуши. Город за скалами должен быть по-настоящему фантастическим!

Она задрала голову, чтобы рассмотреть вершину. В верхней части арки узоры естественным образом перетекали в какую-то надпись, но как Петунья ни пыталась, прочесть не смогла. Она попросту не знала букв, что были вырезаны в камне, хотя некоторые из них казались похожими на буквы привычного ей алфавита.

Еще немного посмотрев на надпись, она медленно прошла внутрь арки и направилась вперед, к выходу из скального коридора, что маячил перед ней светлым пятном. Каменная дорога с каждым ее шагом становилась все белее и все новее, и вот, следуя ей, Петунья вышла на небольшую полукруглую площадку. И вид, который ей открылся, выбил из нее дух.

Внизу, прямо за резными каменными перилами, лежала пропасть, на дне которой бурная река катила пенные буруны, похожие на белогривых коней. Над пропастью протянулся тонкий и ненадежный мостик, а за ним…

Петунья судорожно вдохнула, потому что без кислорода ее легкие уже разрывались. Не спуская глаз с открывшейся ей картины, она медленно пошла вдоль ограды. Чуть не промахнулась, когда не глядя переставила ногу вперед, а там была ступенька, но устояла. Спустилась по узкой лесенке, ведущей к мостику, и только там остановилась.
На том краю пропасти, окруженный буйным зеленым морем, высился белоснежный дворец. Тянулись к небу резные башни, широкие скаты крыш сияли на солнце. Крытая галерея шла вдоль обрыва, и из-под нее водопадом вырывался поток, текущий откуда-то с горы, что высилась за дворцом.

Из горла Петуньи вырвался короткий звук. То ли стон восхищения, то ли крик восторга. Она смутилась от своей непроизвольной реакции и закашлялась. И замолчала.

Вдруг совершенно ясным стало, что все это время, что она любовалась открывшейся ей красотой, не было слышно никаких других звуков, кроме шума воды и шелеста листвы. Да еще ее собственного голоса.

Кажется, сказочный город был давно и необратимо мертв.

Chapter Text

Далеко внизу шумела, гудела река. Вспененные воды со всего размаху врезались в края своего каменного ложа, выбивали из него камни и уносили их с собой, к морю. Высоко вверху же, на тонком, чуть ли не игрушечном мосту, Петунья, сцепив зубы и стараясь ни за что на свете не смотреть вниз, переходила пропасть. Она медленно ступала шаг за шагом, раскинув руки в стороны и аккуратно ставя одну ступню перед другой. Ветер трепал ее юбку, несколько прядей выбились из пучка и нервно щекотали шею. Сумка, перекинутая через плечо наискосок, билась о бедро при каждом движении.

Мост не был таким уж длинным, но на то, чтобы перейти его, у нее, казалось, ушла целая вечность. Только на той стороне, покинув шаткую опору, Петунья согнулась пополам, уперлась руками в колени, чтобы не упасть, и так и застыла. Грудь ее ходила ходуном, легкие работали как мехи, жадно качая холодный, влажный воздух. Отдышавшись, она выпрямилась, смахнула носовым платком обильную испарину со лба и, наконец, огляделась. Она стояла на краю круглой площадки, меж двух статуй. Изваяния изображали двух воинов в полном доспехе. На их головах были шлемы, по виду похожие на греческие, а нагрудник и юбка были собраны из отдельных сегментов, как панцирь насекомого. Длинные плащи окутывали их фигуры, ниспадая до самой земли длинными ровными складками. В руках воины держали длинные копья, и их лица, обращенные к мосту, встречали всякого, кто отважился войти в город.

Петунья поймала на себе внимательные взгляды их каменных глаз, поежилась и поспешила сделать несколько шагов вперед.

Город – или, скорее, дворец – лежал перед нею, тихий, безмолвный, заросший деревьями и плющом. Прямо перед Петуньей вверх уходила лестница. Она вела мимо ажурной башни, о предназначении которой можно было только гадать, дальше вверх, где на нескольких уровнях, ступенями, друг за другом, вырастали прекрасные здания дворца. За ними высилась дикая скала, поросшая травами и маленькими горными деревьями, а из-под дворцов вырывались потоки водопадов.

Петунья посмотрела налево и увидела маленький, по сравнению с тем, что остался позади, мостик, а за ним просторную крытую галерею, которая, изгибаясь сообразно направлению горы, служившей ей основанием, вела вправо, закругляясь в сторону дворца.

Почти как крепость, подумала Петунья. Она поднялась по лестнице на один пролет и огляделась. Конечно, тут не было ни мощных стен, ни глубокого рва, которые первыми приходят на ум, стоит только произнести слово «крепость». Не стояли пушки или катапульты. Не было намеков на то, что где-то были специальные места для воинов в карауле. Зато тыл этой крепости защищала неприступная гора, а ров и стены заменяла глубокая пропасть.

С лестницы было видно, что тонкий мостик над пропастью был единственным способом попасть сюда. И правда крепость. Могучая и неприступная. До самого конца оставшаяся несокрушимой.

– Вот только магазина, готова спорить, тут нет, – сказала Петунья, и ее голос нарушил тишину этого безлюдного места. – Но хоть полюбуюсь…

Стуча каблучками, она поднялась дальше и заглянула в башню. Внутри царило запустение, какое наступает в домах, где давно уже никто не живет. На каменном полу лежал всякий мусор – сухие листья, птичьи перья, желуди и ольховые сережки. На скамье, забытая кем-то, осталась книга. Петунья осторожно смахнула с ее обложки слой пыли и увидела знакомую уже вязь незнакомого алфавита. Любопытствуя, открыла и пролистала. Страницы были испещрены теми же значками, нанесенными, похоже, вручную. Заглавные буквы были выписаны отдельно, очень тщательно, а поля украшены рисунками, изображавшими растения и животных.

Рукописная книга, кто бы мог подумать. Петунья закрыла ее и мягко погладила переплет. Город покинут, а книга все еще лежит и ждет, когда ее прочтут. Интересно, о чем она?

Поднявшись по лестнице до самого верха, она прошла дальше по длинному портику, чьи колонны были украшены богатой резьбой. В изящных переплетениях орнаментов угадывались побеги растений и бутоны плодов, порой известные Петунье, но большей частью незнакомые. Но и тут лежали пыль и мусор, и, глядя на дворец впереди, Петунья не сомневалась, что увидит там ту же картину.

Но все равно шла, влекомая не просто любопытством, а идеей, возникшей в ее голове, когда она осматривала башню. Здесь же жили… люди. Когда-то. И, значит, они должны были что-то есть и где-то хранить запасы еды. Глядя на то, как прекрасно сохранилась одна единственная книга, в разуме Петуньи затеплилась надежда, что кладовые с припасами могли быть защищены той же магической силой. Возможно, ей повезет, и она сможет найти там что-нибудь съестное.

Выйдя из портика, она попала в небольшой дворик, посреди которого журчал фонтан. Центральная его статуя изображала белоснежное древо, чья ветви были украшены листьями и плодами из драгоценных камней. Вокруг фонтана стояли каменные скамьи, а вода в его чаше, не смотря на плавающие в ней листья, выглядела свежей и приятно пахла.

Пить Петунья, конечно, не стала. Но все равно непроизвольно облизнула враз пересохшие губы.

Она обогнула фонтан и подошла к широкому крыльцу. Большие двери, украшенные резьбой, оказались не заперты. Она с усилием толкнула одну створку, и та поддалась, открываясь внутрь, и петли ее даже не скрипнули. Как будто их только вчера смазали.
Со стороны эта ситуация выглядела так, будто ее специально приглашали войти, и сердце Петуньи дрогнуло. Несколько мгновений она колебалась, но потом вспомнила восторженные рассказы Лили о Хогвартсе и свою собственную беспомощную зависть, стиснула зубы и резко вошла.

Может, потом они с сестрой вместе посмеются над тем, как зависть и злость толкнули Петунью на безрассудство.

Вопреки ожиданиям, дверь осталась открытой. Петунья оглянулась на нее. Но нет. Двери не собирались захлопываться прямо за ее спиной, оставляя ее в ловушке, а внутри ее не ждало ничего, кроме вездесущих пыли и мусора.

Петунья выдохнула.

Она медленно шла по дворцу, с любопытством заглядывая в каждую комнату, что встречалась ей на пути. Этот дворец был, как она заключила, общим пространством. Здесь были гостиные и обеденные комнаты, уютные залы, предназначенные, видно, для отдыха или задушевных посиделок. Кухни, наоборот, не было, и Петунья заключила, что подсобные помещения располагаются где-то еще.

Но самым примечательным был, конечно же, каминный зал. Огромный камин, его главное украшение, занимал почти всю стену, и в его очаге наверняка можно было бы зажарить целого слона, не меньше. Напротив камина, на возвышении, стоял дубовый обеденный стол, а за ним – трон. Стены зала были украшены не резьбой и орнаментами, а гобеленами. Несмотря на прошедшее время – Годы? Века? Эпохи? – цвета их не выцвели, а нити не истлели, и Петунья уделила время тому, чтобы хотя бы охватить их взглядом. Сюжеты, вытканные неведомыми ткачами, были ей неизвестны, но их мастерство заставило ее восхититься и немного дольше задержаться, любуясь этими произведениями искусства.

Над троном гобелена не было. Вместо него стена была покрыта небесно-голубым стягом, в центре которого сияла серебряная звезда.

Вдоль дальней стены стояли несколько музыкальных инструментов. Там была большая, оркестровая, как бы сказали сейчас, арфа, возле нее на низком табурете лежали флейты, на специальной стойке позади висели трубы и сбоку лежал небольшой, словно игрушечный, белоснежный рог.

Петунья прошла кругом по каминному залу. Провела рукой по столу, отважилась посидеть на троне. Жаль только, еды на столе не появилось. Несколько пустых кубков и тарелок, что стояли на нем, так и оставались на своих местах.

Проходя мимо инструментов, она, из озорства, – постепенно ее охватило чувство безопасности, – провела рукой по струнам арфы, вызвав к жизни мягкий перебор звуков, подержала в руках флейты. Но больше всего ее внимание притягивал рог.

Совсем осмелев, Петунья осторожно коснулась его и погладила гладкий, прохладный на ощупь корпус. Белый материал, из которого он был сделан, вероятно, был костью – возможно даже, что частью слоновьего бивня. Мундштук был изготовлен из серебра, которому придали форму цветочных лепестков. А раструб представлял собой распахнутую в грозном рычании голову льва.

Почти не дыша, Петунья сняла рог с подставки. Несмотря на то, что даже в ее руках он не выглядел массивным, по весу он оказался куда тяжелее, чем можно было представить. Подняв его к губам, она приникла к мундштуку и с силой подула.

У нее получился лишь жалкий сип. Петунья нахмурилась и повторила попытку. Во второй раз ей удалось извлечь хоть какой-то звук. Он был тихий и вялый, и быстро стих, растаяв среди многовековой тишины, которая окутывала это место.

– Последний раз, – сказала она самой себе и снова подула.

На третий раз звук прозвучал звонкий и радостный. Он пронесся по каминному залу и вырвался вовне, разлетелся по всему дворцу, прогоняя прочь тишину и печаль. Снаружи заполошно захлопали вспугнутые птицы, закричали тревожно, и шум, который они все производили, на мгновение вернул к жизни давно утихшие звуки. Петунья услышала доносящиеся снизу ржание лошадей и лай собак, и радостные восклицания вернувшихся с добычей охотников. За ее спиной вдруг заиграла арфа и запели флейты, зажурчало вино, наполняя бокалы, и кто-то, по праву восседавший на троне под звездным стягом, поднялся и произнес тост. Пространство заполнилось звуками неведомого языка, смехом и пением, а потом вдруг – все стихло.

Петунья опустила рог и огляделась. Вокруг по-прежнему было пусто, но атмосфера как будто изменилась. Раньше это было просто покинутое место, а теперь возникало ощущение, что хозяева скоро вернутся, просто вышли ненадолго.

Рог оттягивал руки. Наверное, не стоило его трогать. Петунья осторожно вернула инструмент на его место и, не оглядываясь, торопливо покинула каминный зал и поспешила к выходу.

Дверь была в том же положении, в каком она ее оставила. Петунья выскользнула на улицу и встревоженно ойкнула. Сколько же времени она потратила на эту бессмысленную экскурсию? Длинные тени легли на запыленные каменные плиты, и небо с одного края уже потемнело, и в той темноте проглядывали первые звезды.
Она бросила дверь полуоткрытой и вихрем пронеслась мимо фонтана к портику. Больше не было времени на то, чтобы любоваться открывающимися видами. Лежащие внизу сады с затейливыми дорожками и ажурными беседками больше не прельщали ее. Петунья почти бежала, торопясь успеть домой до заката, и ей не было дела ни до чего вокруг.

Миновав портик, она сбежала по лестнице, резво перепрыгивая через ступеньку. Только у караульной, как она ее решила называть, башни замедлилась. Несколько минут раздумий, и она бросилась внутрь, схватила книгу и поспешила дальше.

Она даже перед мостом не стала останавливаться. Страх не успеть до заката оказался сильнее страха перед высотой. Она быстро пересекла пропасть, прижимая книгу к груди и, только оказавшись на той стороне, остановилась, чтобы перевести дух.

В этот момент она словно бы почувствовала чей-то взгляд между лопаток и обернулась. Город-крепость в лучах закатного солнца, окрасивших белый камень розовым цветом, казался почти живым. Петунья прищурилась. На мгновение ей показалось, что она видит человеческую тень в дверном проеме башни. Моргнула, и силуэт исчез, растворился в растущих тенях.

– Наверное, это просто плющ. Или еще что-то такое. Не будь глупой, Тунья.
Так говоря себе, она отвернулась и поспешила на ферму.

…тень внутри башни повернулась, провожая взглядом убегающую прочь девушку.

Chapter Text

Петунья проснулась по звонку будильника.

Встала, потянулась, выполнила растяжку и нехитрую зарядку. По сравнению со вчерашним тело болело меньше, и это радовало. Пока она занималась другими неотложными утренними делами, в голове крутился до странности четкий и подробный сон. Как будто бы она гуляла по покинутому жителями городу, прекрасному, как волшебное королевство из детских сказок. Сон был столь подробен, что Петунья даже после пробуждения помнила, как шумела река внизу пропасти и каким ужасно узким и шатким казался мостик, по которому она переходила; сколько ступенек было в лестнице и как звучал рог, в который она неосмотрительно подула.

Совсем как глупый мальчишка из книжки про Нарнию. Петунья давно бросила читать сказочки – они для детей, – но все равно помнила сюжеты, пусть и не до мелочей, но довольно подробно.

Сравнение с Дигори ее позабавило. У них ведь и правда есть кое-что общее. Он – племянник чародея. Она – старшая сестра волшебницы. Только дядя книжного мальчика был шарлатаном, в то время как ее сестра – взаправдашняя ведьма.

Что же у Петуньи еще общего с Дигори?.. Хм, помнится, он принес с собой из волшебной страны яблоко, чтобы вылечить свою маму. А Петунья… Петунья прихватила книжку, в которой не понимала ни словечка.

– Ха-ха, – саркастично сказала Петунья своему отражению в маленьком карманном зеркальце. – Нет, чтобы взять что-то полезное, глупышка Ту-уни. Все еще мечтаешь научиться магии по книжкам? Даже во сне про это думаешь, – ее отражение ответило ей обиженным взглядом, и она припечатала: – Только вот книжки Лили тебе нисколечки не помогли.

Она захлопнула зеркальце и бросила его на столе. Там же лежал раскрытым дневник. Вчера она едва закончила писать и сразу же уснула, а рядом…

Петунья моргнула. Она не помнила, чтобы среди ее вещей была такая книга. Большая. Больше обычного формата. В ярко-красном переплете с золотым тиснением, а уголки украшены металлическими накладками. Судя по насыщенному цвету – золотыми.

– Откуда здесь эта штука?

Петунья потянулась рукой. Переплет книги под ее пальцами ощущался твердым и прохладным, настоящим. Перевернув книгу, она увидела украшающую ее лицевую сторону золотую звезду с восемью лучами, потом поддела ногтем несколько страниц и раскрыла. Рукописная вязь диковинных букв сразу бросилась ей в глаза.

– Так это был не сон… – прошептала Петунья и села на табурет, вспоминая, как…
…она вихрем пронеслась по дороге до фермы, пробежала между деревьями, не обращая внимания на знакомое со вчерашнего вечера чваканье в зарослях, ворвалась в дом, с грохотом захлопнула дверь и тут же опустила засов. И упала на табурет. Она была совершенно без сил.

Только тогда страх медленно стал покидать ее.

– Не стоило трогать этот чертов рог, – прошептала Петунья, уткнувшись лицом в ладони. Ее тело еще помнило контраст ощущений: вот она чувствует себя совсем как дома, в уюте и безопасности, а вот – внезапно оказывается незваной гостьей, и хозяева вряд ли будут рады, увидев ее в своем доме.

Еще и книгу утащила. Вот зачем, спрашивается?

Петунья облокотилась о стол и открыла книгу на случайной странице. Просто так. Почему бы не полистать свой трофей? Прочесть не сможет, так хоть на картинки поглядит.

Вот дерево с густой кроной, и среди ветвей сидят маленькие птички-невеличики. Круглые, с красными грудками и забавными хохолками на крохотных головенках. Дерево выписано так подробно, что можно все листики посчитать, а птички почти как живые. Вот-вот защебечут и улетят!

На следующей странице было нарисовано то же дерево и те же птички, только в густой траве у корней к птичкам подкрадывался лесной рыжий кот. Кончик его хвоста немного выглядывал из лесной травы, но глупые птахи его не замечали.

Там было еще много других рисунков. Были ли они иллюстрациями к написанному, или неизвестный художник нарисовал их просто так, чтобы заполнить пустое пространство на полях, но вот эти самые картинки без слов рассказали Петунье, что художник, выполнивший эти миниатюры, наслаждался своим творением. Всякий раз, когда приступал к работе, потому что в каждом маленьком листике, в каждой тончайшей шерстинке читалась радость.

Этой книгой дорожили. Не как дорогим предметом искусства, а как подарком от важного человека, или даже памятью о нем.

Может, потому она и забрала ее? Потому что такая драгоценная вещь, некогда любимая кем-то, лежала в пыли и забвении? И ее стало просто жалко?

Как иногда Петунье становилось жалко саму себя…

Петунья вдруг резко звонка хлопнула себя по щекам. Нечего жалеть себя! Если есть время на нытье, лучше потратить его на дело. Заняться делом всегда помогает. Жалеть себя и нюнить (как Нюниус, ха!) было совсем не в ее стиле. А если не знаешь, что делать, сперва сделай то, что можешь, а решение само потом придет.

Вот она и занялась тем, что было очевидным. День-то закончился. Пора бы поужинать, отписаться в дневник и – на боковую.

Уже почти засыпая, она подумала, что этот мир похож на чудовище Франкенштейна. Его сшили из разных кусков, но солнце все равно было общим.

Петунья ясно увидела это, когда убегала из города-призрака. Четкая и резкая граница меж двух реальностей была там же, на половине пути между входом на ферму и входом в город. Было бы неплохо, если бы на стороне фермы все еще был день, вот только солнце в небе было одно. И оно уже почти скрылось за горизонтом. Пришедшая ему на смену ночь не разбирала, где чья земля.

Засыпая, Петунья подумала, кем же надо быть, чтобы так крепко сшить два разных мира? Уж точно не волшебником, в этом она была уверена…

…книга точно не была волшебной, решила Петунья, бесцельно листая испещренные чужими буквами страницы. Нарисованные на ее полях растения и животные оставались недвижимы, и никто не кричал, не пел и не угрожал проклясть глупую магглу, что посмела трогать волшебную книжку.

– Ты же не будешь против, если я оставлю тебя себе? – книга не ответила, но Петунья решила, что та не против.

В котелке была еда. Кажется, вчера она еще и приготовила больше, чем надо. Петунья проверила запасы. Муки в бумажном пакете стало значительно меньше, чем было, а лук она и вовсе весь целиком извела. Вот же, какая досада.

Мучной суп в котелке уже остыл и выглядел не самым аппетитным образом. Петунья задумчиво зачерпнула варево ложкой, попробовала и с отвращением отложила. Есть не хотелось.

– Оставлю на обед, – решила она и отправилась работать.

Первым делом она проверила огород. Со вчерашнего дня ее посадки подросли еще немного больше, обзавелись дополнительными листиками и теперь куда больше напоминали грядки. Если приглядеться, уже даже было можно различить, где что посажено.

Петунья добросовестно полила их и оглядела на предмет сорняков. Повыдергала кое-где траву вокруг грядок, скорее для собственного спокойствия, чем по необходимости, и на этом сочла огородные работы законченными.

Но впереди было еще много дел.

Она выкатила наружу кадку для купания и в несколько заходов заполнила ее водой, достала из саквояжа кусок хозяйственного мыла и тщательно перестирала все свои вещи. Вскоре ветви деревьев вокруг домика украсились свежей стиркой, а мыльную воду Петунья употребила на то, чтобы хорошенько вымыть полы и стены в доме, и единственное окно, и крыльцо…

Когда солнце перевалило через самую верхнюю точку своего пути и покатилось к закату, Петунья вдруг обнаружила себя с метлой и совком убирающей куски стекла на развалинах теплицы. Обломки ее каркаса, упавшие внутрь, уже лежали снаружи, сложенные аккуратной кучей.

На нее такое находило временами. От нервов она начинала убираться и не заканчивала, пока в обозримом пространстве не оставалось беспорядка.

Тут, на ферме, такое было бы смерти подобно. Тут же везде беспорядок!

– На этом хватит, Тунья, – она старательно смела еще несколько осколков в совок. – Ты не сможешь за раз привести в порядок всю территорию. Ты и так молодец.

Она нагнулась, опираясь одной рукой о метлу, и оглядела землю, проверяя, все ли убрала. Опыт нашептывал, что мелкие осколки стекла вполне могут затеряться среди земли, а потом вонзиться в руки в самый неподходящий момент.

Среди комьев земли что-то сверкнуло. Петунья осторожно разгребла землю рукой и вытащила на свет небольшой медный ключик.

– Хм… – кажется, она не видела таких маленьких замков. Может… – …от теплицы, что ли? – она пожала плечами, сунула ключик в карман и продолжила уборку.

Собранные куски стекла она отнесла подальше, туда, где точно не наткнулась бы на них случайно. Потом убрала туда же обломки каркаса. После уборки теплица не стала полезнее, но, по крайней мере, теперь на этом участке фермы было хоть какое-то подобие порядка.

Петунья любила порядок.

– Точно! Я же телевизор еще не смотрела, – вспомнила она и прищелкнула пальцами. Это был непорядок. Нужно срочно устранить.

Кадка, оставленная у крыльца, уже высохла, и Петунья затащила ее в дом. Быстро проверила прогноз погоды – завтра будет ветрено, но без дождя, – и прослушала очередной гороскоп.

– День в ваших руках… – повторила она следом за гадалкой, гадая, что же это может значить. Лили не занималась прорицаниями, поэтому с этой магической наукой Петунья не успела познакомиться. Может, почитай она хотя бы учебник, туманные изречения из телевизора были бы понятнее?

Затрещал огонь в камине, требовательно, как капризный ребенок. Петунья потянулась за растопкой, которую держала рядом с камином, но рука ее схватила пустоту.

Она цыкнула языком, выражая свою досаду. Пламя, добытое волшебным огнивом, было, без сомнений, волшебным. Оно смирно сидело в очаге, днем и ночью освещая и обогревая домик, и не делало поползновений перекинуться на что-то другое. Взамен оно хотело самую малость – чтобы в очаге всегда было топливо. В итоге в окрестностях домика вплоть до пруда уже не осталось ни веток, ни сухостоя. Прожорливое пламя все пожрало.

Пустой желудок Петуньи выбрал именно этот момент, чтобы тоже попросить еды.

– Пройдусь до ворот. Там, кажется, было много всякого мусора, – решила Петунья и, бросив огню: – Подожди, сейчас что-нибудь принесу, – выскочила за дверь.

Кажется, огонь протрещал ей вслед что-то вроде «побыстрее», но Петунья уже была на улице. Определенно, ее привычка разговаривать с предметами все более усугублялась. Ей уже даже кажется, что они ей отвечают, и она их понимает!

Она пошла в сторону ворот, собирая все ветки, что попадались ей на глаза. Этой части фермы уборка еще не коснулась, а потому довольно скоро ее руки оказались заняты целой охапкой хвороста. Сбегав обратно к домику, она скормила все сразу огню, получив в благодарность довольное урчание, и отправилась во второй заход, справедливо полагая, что лучше сделать побольше запас. Поленницы, что была под самым боком, она еще не касалась. Во-первых, сухих веток на территории фермы было еще достаточно, а во-вторых, она не умела рубить дрова. Рано или поздно ей придется уделить внимание этой проблеме, но этот момент она оттягивала как могла.

Петунья крутилась у ворот, высматривая ветви в густой траве. Их вообще было столько по всей ферме, как будто недавно ураган прошел, и не один раз. Она негромко напевала модную песенку. За эти несколько дней она настолько уверилась в том, что во всей округе нет ни единой живой души, что даже не стеснялась петь. Хотя раньше пользовалась этим только, чтобы побесить сестру. Стоило начать, как Лили сразу же затыкала уши и обещала наслать на нее «силенцио», если Петунья не прекратит производить свои мерзкие завывания.

Так что да, Петунья «напевала» песенку. Почему бы и нет, если у нее хорошее настроение и не перед кем позориться?

Поэтому, когда в ворота постучали, она сперва даже не поняла, что слышит.

Стук прозвучал еще раз.

– Да кто там… – Петунья выпрямилась, оборачиваясь в сторону арки из бревен, да так и застыла в полуобороте, чувствуя, как забытый со вчера страх снова поднимает голову.
За «воротами», не делая попыток войти, стояла высокая фигура, укутанная в темный потрепанный плащ так плотно, что из-под капюшона не высовывалось ни пряди, ни кончика носа. Выпростав из-под плаща тонкую руку, незваный гость снова постучал о бревно и застыл.

– Кто вы? – выдавила Петунья и вздрогнула, когда неизвестный повернулся на ее голос.

Лица под капюшоном не было.

Chapter Text

Петунья взвизгнула, инстинктивно швырнула в пришельца то, что держала в руках – ветви и сучья посыпались на землю водопадом, – и, не отрывая взгляда от страшной темной фигуры, отпрыгнула назад. От этого движения она ударилась спиной о внезапно возникшее позади дерево. Этот неожиданный удар выбил из нее дух, и она замерла. Дрожа, как маленький зверек, вжалась в ствол дерева, почти жалея, что не может обернуться маленькой мышкой и сбежать.

Повисла тишина. Застрекотали свои песни первые вечерние насекомые. Страшный призрак продолжал стоять снаружи, как будто перед ним были закрытые ворота, а не хлипкая арка из трех бревен, и та его часть, которая по идее должна быть лицом, была повернута в сторону Петуньи. Та же, ни жива, ни мертва, испуганно жалась к дереву.

Ситуация никуда не двигалась. Призрак по какой-то причине не входил. Петунья не находила в себе сил отлипнуть от дерева и убежать. Может, даже с визгами и воплями на всю округу. Плевать.

Наконец, закутанная в плащ фигура пошевелилась и переместила чуть ближе – под нею не прогнулась ни одна травинка, а ветка ближайшего куста прошла сквозь обрывки плаща, не встретив никаких препятствий. Оно выпростало из-под плаща замотанные в тряпье тонкие руки и потянулось ими к арке. Петунья в ужасе зажмурилась. Не было сомнений, что чудовище собирается войти, и она уже внутренне сжалась перед неминуемой страшной участью…

…а та все не наступала и не наступала.

Петунья отважилась приоткрыть один глаз. Призрак стоял с поднятыми руками, как будто его ладони лежали на невидимой, но непреодолимой преграде, и тряпье, намотанное на руки, в темноте тихонько тлело.

Это же больно, молнией пронеслось в голове Петуньи, и она непроизвольно крикнула:

– Ваши руки! – и прикусила язык.

Но призрак ее услышал. Он отнял руки от магической преграды и встряхнул ими, сбрасывая на землю крохотных светлячков занявшихся искорок, а потом молитвенно сложил ладони одна к другой и в таком положении застыл.

Петунья озадачилась. Он… оно же не молилось на нее, нет же? Тогда… в памяти вдруг возникло письмо, полученное позавчера от мистера Кори. Насколько она помнила, четвертый пункт гласил:

«Если на ферму кто-то придет, то постарайтесь оказать ему помощь, в чем бы ни состояла просьба.»

Мистер Кори! Разве вы не могли намекнуть, кому может потребоваться помощь?! – мысленно пожаловалась Петунья, а отсутствующий здесь, но весьма ярко представившийся ей мистер Кори вскинул бровь и ответил что-то типа «не в вашем случае перебирать», тем самым полностью отмахнувшись от ее претензий.

Не сдержавшись, Петунья прошипела под нос парочку грязных слов, за которые родители бы вымыли ей рот с мылом.

Призрак продолжал стоять с просительно сложенными руками. На тряпках виднелись подпалины, оставшиеся от его соприкосновения с защитной преградой, и в сердце Петуньи протаяла жалость к этому созданию.

– Послушайте, – попыталась она сказать, но голос ее не послушался. Она прочистила горло и повторила попытку: – Послушайте!

От дерева она решила не отлипать.

Призрак не изменил своего положения, но немного наклонил капюшон, показывая, что слышит ее.

– Что вам нужно? – напрямую спросила она и тут же переформулировала: – То есть, чем я могу помочь вам? Я могу не так много…

Она замолчала. Руки призрака снова пришли в движение. Он сложил ладони лодочкой и несколько раз поднес их к лицу, как будто…

– Вы хотите пить? – недоверчиво уточнила Петунья.

Призрак помедлил и утвердительно кивнул. И еще раз.

Вода была. Она стояла в кастрюле, куда Петунья слила кипяток еще утром, и уже успела остыть. Вот только кастрюля была в домике, до домика нужно было дойти, оставив за спиной чудовище.

Она снова взглянула на призрака. Тот послушно стоял на месте, продолжая держать руки сомкнутыми лодочкой. Как нищий, смиренно просящий подаяние.

– Ладно, – она тряхнула головой, решаясь. Сказала: – Я сейчас принесу воды, ждите меня здесь. Вам понятно? – Призрак снова кивнул. Как китайский болванчик.

Петунья собрала волю в кулак и буквально отодрала себя от дерева. Лишившись опоры, она почувствовала себя слабой и беспомощной, и еще более испуганной. А уж повернуться к призраку спиной… Она с размаху отвесила себе оплеуху и спотыкающимися от слабости ногами пошла за водой.

У крыльца она упала прямо на ступени. В единственном окне домика был виден теплый свет камина. Она представила, как хорошо сейчас внутри – тепло и уютно, можно разогреть вчерашний суп, добавив немного водички, и с удовольствием поесть, наконец. И не иметь дела с ужасами, таящимися в ночи.

Она не знала, что мир магии такой страшный! Лили никогда не…

Петунья прищелкнула языком. В последнее время она часто вспоминала сестру, по делу и без. Но в самом деле, неужели стоит полагать, что мир магии был страшен для Лили? Она же была своей там! Такой же ненормальной, как и все прочие.

Она, Петунья, не такая.

От этих мыслей вдруг стало противно от себя. Как будто они позволяли ей творить низости, прикрываясь слабостью. Например, забыть про просьбу, которую пообещала исполнить.

Нет, она точно не такая. Не хочет быть такой.

– Ты сама сюда попросилась, Тунья, – зло прошипела она, с усилием поднимаясь на ноги. Ноги дрожали и стремились к состоянию киселя. – Теперь не реви. Помнишь? Тебе нужно продержаться год. Три дня уже прошло. Осталось всего ничего!

Она с грохотом распахнула дверь, вошла, налила в кружку кипяченой воды и направилась назад.

Уже почти стемнело. Среди деревьев сгустилась темнота, и из кустов снова начали раздаваться звуки прыгающего желе, но призрак, послушно ожидающий за воротами, – бездонное пятно на фоне темнеющего пейзажа – пугал сильнее всего. Петунья лишь разок взглянула на него и тут же отвела глаза.

Ей пришлось снова залепить себе стимулирующую пощечину, чтобы заставить себя подойти ближе к воротам. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, она протянула призраку кружку:

– Вот.

Капюшон, под которым чернела пустота, медленно наклонился. Он же сейчас ударится головой… ну, тем, что у него под капюшоном, об магический заслон и загорится, сообразила Петунья, и усилием воли заставила себя сделать еще шажочек вперед. Кружка в ее руке выдвинулась за пределы барьера.

Призрак заколыхался, как будто от ветра, и немного отодвинулся. Возможно, он почувствовал страх Петуньи и решил таким образом успокоить ее, а, может, ему просто было неудобно. Он наклонил голову над кружкой, и затем в вечерней тишине Петунья услышала небольшой тонкий свист.

Как будто колесо велосипеда спускало.

Призрак медленно выпрямился и снова повел руками-лодочками. Спустя пару минут тупого разглядывания этой однообразной пантомимы Петунью осенило:

– А, ты же не можешь взять кружку.

Она осторожно наклонила кружку и вылила немного воды в его сомкнутые ладони.
Разумеется, вода прошла сквозь призрачные руки и пролилась на землю.

Петунья смотрела на кружку в своих руках и думала, что остался только один возможный способ напоить призрака. Только он ей совсем не нравился.

Вот только идти на попятную было уже стыдно перед самой собой.

– Подожди, я сейчас.

Попытки налить воду в собственную ладонь привела лишь к тому, что Петунья сама облилась, а кружка быстро опустела. Страх отступил перед раздражением от собственной неудачи и тем, сколько усилий приходится тратить на такое простое занятие. Шумя и топая, она сбегала в домик и принесла кастрюлю целиком.

Обеими ладонями она зачерпнула воду и поднесла ее к капюшону призрака, почти выйдя наружу к нему из-за защитной завесы. Вода медленно просачивалась сквозь пальцы, стекала по рукам и крупными каплями падала на землю.

– Пей, быстрее! – поторопила она.

Призрак задрожал. Это мелкое движение отличалось от того, как он двигался ранее, отодвигаясь от нее. В этот раз Петунья сама подошла ближе, почти вплотную, и ощутила исходящий от фигуры в плаще потусторонний холод. Из-под капюшона раздался едва различимый вздох, призрак наклонил голову, и ее ладоней коснулось что-то холодное и противное.

От этого прикосновения по рукам разлился холод, намертво соединяя ее руки в виде импровизированной чаши. Холод был цепкий, что, даже захоти она, не смогла бы сбросить его оковы.

Призрак одним глотком вытянул воду из ее рук и негромко хлюпнул. А потом просигналил руками, что нужно еще.

Петунья несколько раз набирала воды и давала призраку напиться, всякий раз ощущая, что испускаемый им холод проник в ее тело еще чуть глубже. Когда кастрюля, наконец, опустела, она не то что рук не чувствовала, даже ее губы и кончик носа покрылись тонкой корочкой изморози.

Когда призрак показал, что напился, она облегченно вздохнула и опустила руки. К ее удивлению, призрак поблагодарил ее поклоном и немного отступил назад.

– Не за что, не за что, – пробормотала она, не совсем соображая, что говорит. – Была рада помочь. Увидимся.

Она подхватила кастрюлю и побрела домой. Она даже не обернулась, чтобы проверить, но почему-то была уверена, что призрак проводил ее взглядом, а потом бесследно растаял в темноте.

Петунья долго стояла у камина, вытянув к огню руки, и отогревалась. Когда от тепла ладони интенсивно закололо, она даже расплакалась, от боли и облегчения, что этот ужасный эпизод, наконец, закончился.

Запихнув в себя несколько ложек холодного супа – ложка несколько раз падала из дрожащих пальцев, – Петунья, не раздеваясь, упала на кровать. Она успела подумать:

«Неужели все, что я получила, это простое спасибо?», и провалилась в сон.

Сколько он уже бродит один?

Воспоминания путаются. Видения мирной жизни сменяются ужасами войны. Он слышит свист стрел и прячется за деревом, а потом понимает, что это всего лишь ветер. Слышит рычание, а это оказывается волк. Он глядит зверю в глаза, тот пригибается, принимая угрожающую позу, и он уходит.

Незачем издеваться над зверьем.

Порой он слышит отрывки чужих разговоров, но не понимает ни слова. Он спешит на эти звуки, но, когда приходит, то не застает никого. Даже деревья не говорят с ним. Деревья здесь все молодые, не знающие ни легкой поступи квенди, ни тяжелого топора наугрим. Их кора тонка, а листья слишком зелены. Когда он приникает ухом к стволу, то может слышать шум текущих по нему жизненных токов. Но как бы он ни звал, срывая голос, деревья его не слышат и не откликаются.

Он идет и идет, и идет. День сменяется ночью, холод приходит на смену теплу. Когда муки голода становятся нестерпимыми, он собирает плоды земли – срывает с кустов спелые ягоды, разрывает землю в поисках съедобных корней, осторожно выкручивает из почвы грибы. Но чем больше он блуждает, тем меньше становится голод. Его одежда ветшает и рвется, сапоги приходят в негодность. Колчан давно пуст, и тетива на луке сгнила. Только кинжал еще висит на истлевшем поясе, и при каждом шаге больно бьет по бедру.

Но в конце концов, и эта боль пропадает. Однажды он смотрит на свои руки, и видит сквозь них звезды. Он рвет свои лохмотья и заматывает тряпками руки, укутывается в плащ. Он похож на ужасный призрак, о которых когда-то слышал страшные байки. Не вспомнить уже когда и от кого. Неважно.

Он бродит по молодым лесам, а они стареют на его глазах и умирают, давая жизнь новым деревьям, пока не находит приют в покинутом городе других квенди. Тех, что прибыли из-за моря. Там он остается и там засыпает. Без воспоминаний. Без сновидений. Без сожалений.

Пока однажды звук рога не приносит ему пробуждение и странную жажду, которую ему обязательно нужно утолить.

Chapter Text

Утром, едва проснувшись, Петунья первым делом внимательно посмотрела на свои руки. Руки как руки. Тонкие, бледные, ногти коротко острижены, на правом указательном пальце мозоль от ручки. В общем, обычные такие руки. Не аристократические, конечно, но и не как у деревенской девки.

Вот только со сна кажется, что ее руки должны выглядеть как-то по-другому…

Что-то было такое в этом сне, кроме блужданий среди бесчисленных деревьев и попыток докричаться до кого-то, но вот что? Петунья поломала немного голову, но заботы нового дня взяли свое, и вскоре она выкинула эти бесплодные гадания из головы.

Повесив на очаг котелок с водой – все ее запасы были израсходованы вчера, – она уселась за стол и старательно описала весь свой вчерашний день, такой жуткий и одновременно удивительный. Пальцы еще плохо слушались, и ручка пару раз пыталась выскользнуть из руки, Петунья не сдавалась и, прикусив нижнюю губу, упрямо выводила букву за буквой.

От мысли, что она и впрямь прикоснулась к самому настоящему призраку ее снова бросало в дрожь, но сегодня к испугу примешивалась небольшая гордость за себя: она смогла, она сделала!

Она даже попробовала зарисовать вчерашнего гостя по памяти, но вместо пугающего силуэта получилась невнятная клякса, и Петунья раздраженно зачеркала неудачный рисунок ручкой, не жалея чернил. И только потом спохватилась, что пожалеть чернила как раз стоило бы. Где она найдет в этой глуши новую ручку?

В котелке забурлила вода. Петунья отвлеклась от дневника, осторожно перелила кипяток в кастрюлю и поставила вариться кашу. Пристроившись с тетрадью у камина и время от времени отвлекаясь на то, чтоб помешать овсянку, она закончила с описанием вчерашнего дня и быстро заполнила дневник наблюдений за посадками.

Каша получилась жидковатой. Петунья, морщась, хлебала свою пустую овсянку, мечтая о кусочке сливочного масла или хотя бы ложечке варенья. Они бы прекрасно скрасили ее скудный завтрак. Но чего не было, того не было. А в скором времени, она уже удостоверилась, у нее и овсянки не будет.

Прогноз погоды ее удивил, пообещав на весь завтрашний день дождь. Прогноз удачи оказался неотличим от вчерашнего. Гадалка сообщила, что духи нейтральны, но не добавила вчерашнее «день в ваших руках», из чего Петунья сделала вывод, что новых гостей ждать не следует.

Третья кнопка сегодня снова была активна, как в самый первый день. Петунья щелкнула ее и снова увидела на экране ведущего в одежде фермера. Он демонстрировал в своих руках несколько побегов растения, похожего одновременно и на лук-порей, и на обычный репчатый лук. Только зеленые стебли у него были трубчатые, а не плоские, как у порея, а белые луковички были меньше, чем у обоих его родственников.

– А этот совет для тех, кто живёт в Одиноких землях, – сказал фермер и прицельно улыбнулся Петунье. Она прислушалась. – К юго-западу от города, где река впадает в океан, весной растёт лук-батун. Порой его там можно собрать целую кучу!

На экране появилась небольшая карта, похожая на ту, что мелькала в прогнозе погоды. Основным цветом карты был серый, выделялся только красный пунктир. Петунья пальцем проследила предложенный маршрут. Дорога начиналась от ее фермы, заходила на территорию города, но вела мимо моста вдоль пропасти и затем поворачивала налево, в густой лес, где заканчивалась жирным красным крестиком на безымянной поляне.

Петунья запомнила карту как могла подробно. Кажется, у нее появилась возможность отыскать еще немного еды, ведь завтра она, скорее всего, целый день просидит дома.

Она вышла на улицу, оставив дверь открытой. Вчерашняя стирка ждала ее там же, где она ее оставила – на ветвях деревьев. Лишь пару вещей унесло ветром, но и они лежали недалеко, выделяясь на фоне зеленой травы. Петунья сняла вещи, сложила их как можно ровнее и задумалась, выдаст ли кладовка ей утюг, если попросить?

Зеленые ростки за ночь подросли еще больше. В самом первом ряду красовались маленькие зеленые листочки редиса на красных ножках, за ними раскрыли свои ладошки солнцу росточки моркови. Первые листочки пастернака напоминали сельдерей или петрушку, но крупнее. И завершали грядки похожие на сердечки всходы репы. Между ними уже буйно росли укроп и петрушка. Листочки петрушки еще были совсем молодыми, овальной формы, светло-зеленого цвета. Пройдет еще немного времени, пока они не окрепнут и не обратятся к своему привычному виду. Зато нежные веточки укропа уже оперились и, покачиваясь от весеннего ветерка, походили на перышки диковинной птицы.

Глядя на то, как уверенно и быстро они растут, Петунья ощутила неподдельную радость. Она даже стала прикидывать, а что можно будет приготовить из первой репы, но быстро спохватилась и легонько постучала по губам. Нет-нет, рано еще делить шкуру неубитого медведя.

Закончив с огородиком, Петунья достала свою хозяйственную сумку, собственноручно перешитую из старого маминого дождевика. Этой сумкой она была неимоверно горда и довольна, ведь, помимо крутого дизайна, позаимствованного из немецкого модного журнала, в сумке было не меньше шести карманов! Два, которые раньше были карманами дождевика, снаружи и еще четыре были нашиты Петуньей внутри, чтобы можно было с удобствами разложить всякие мелочи. С этой сумкой она обычно ходила за покупками и почти всегда становилась предметом любопытства и зависти для прочих покупательниц.

Петунья покачала сумку на руке. Пустая, она медленно покачивалась из стороны в сторону. Подумав, Петунья положила внутрь нож. Мало ли что.

Путь до города занял не так много времени, как в первый раз. Петунья не раз замечала такое. Бывает, едешь куда-то впервые, дороги не знаешь, волнуешься, боишься заблудиться, и в итоге в пути изнемогаешь, а когда достигаешь места назначения, то кажется, что времени прошло ого-го. А во второй или третий раз – оказывается, что не так уж далеко и долго добираться. Просто мистика какая-то!

Пробежав между стоящих друг напротив друга скал, Петунья выбежала на обзорную площадку и на мгновение остановилась, залюбовавшись городом и его дворцами. Город был тих и пуст, ничем, вроде бы, не отличаясь от самого себя парой дней назад. Но Петунье вдруг показалось, что он стал немного поживее. Как будто он еще был охвачен путами сна, но уже ворочался, пытаясь пробудиться.

Оставив город по левую руку, она пошла по дорожке вниз, и с одной стороны у нее была отвесная скала, а с другой – бездонная пропасть. Да еще и дорога была частично разрушена и, порой, шаг Петуньи заставлял некоторые камушки скатываться в пропасть. В такие моменты она ежилась и удваивала бдительность.

Наверное, только благодаря своей умноженной внимательности она и не проглядела нужный поворот. Он был хитро устроен – спрятан среди скал и замаскирован так, что, как ни гляди, сплошной камень. Но зорким глазом она заметила остатки постамента – кто знает, что это было, просто красивая статуя или указатель пути, – и догадалась, что там есть проход.

Он был почти близнецом того, по которому она входила в город. Только вырезанной из камня арки не было. Скалы просто в конце концов смыкались друг с другом там, высоко над головой, и образовывали естественную арку, выйдя из которой Петунья сразу же оказалась посреди леса.

Петунья остановилась и огляделась. Ее окружали высокие стройные сосны, меж которыми росли деревья поменьше – там были и ели, и ольха, и что-то еще, что она сразу не опознала, – а лесная подстилка была покрыта травой и низкорослым кустарником. Сверху то тут, то там, прорываясь сквозь густые кроны, внутрь леса попадали солнечные лучи, образуя световые столбы. Вдалеке пели птицы, а больше никаких звуков не было.

Из-под ног Петуньи выбегала и устремлялась вдаль тропинка, и она пошла по ней, но быстро спохватилась и повернулась. Скальная арка походила на зев пещеры и, пожалуй, пропустить ее было бы сложно. Но все-таки…

И тут Петунья удивила саму себя. Действуя словно по наитию, она достала нож и медленными неуверенными движениями взрезала лесную подстилку, обнажив темную землю. Получился импровизированный знак. Такой, если глядеть под ноги, ни за что не пропустишь.

Вот только откуда бы ей знать о таком способе ставить вехи на пути?

– Подумаю об этом потом, – Петунья тряхнула головой и медленно пошла по тропинке, надеясь, что та выведет ее куда следует.

Время от времени она оставляла метки, и вскоре так навострилась, что делала это так быстро и ловко, как будто училась этому всю жизнь. А вскоре выяснила, что неведомым образом приобрела еще одно умение.

Маленькая полянка, покрытая нежной зеленой травой, привлекла ее внимание. Петунья еще даже не поняла, почему, а ее тело уже шагнуло вперед, рука ухватилась за растущие из земли крупные продолговато-овальные листья и, поднатужившись, выдернула растение из земли, обнажив толстый и мясистый корень желтовато-белого цвета. Выдернутый из земли, корень тут же распространил вокруг себя острый и резкий запах, и именно благодаря запаху Петунья его и узнала.

– Это хрен?

Раньше ей приходилось видеть его только в приправе, но специфический запах выдал его с головой. Петунья полюбовалась на свою внезапную находку и отправила ее в сумку.

– Все страньше и страньше, – прокомментировала она, процитировав Алису, и пошла дальше.

К тому моменту, когда она, наконец, набрела на полянку, где в изобилии рос лук-батун, в ее чудесной сумке уже лежало три хрена – один большой, самый первый, и два поменьше; пучок щавеля, пучок молодой, очень жгучей крапивы, от которой ужасно чесались руки и ноги, потому что Петунья по глупости забрела в нее; еще был пучок странных продолговатых листьев, похожих на папоротник, но на концах закрученные улиткой, и россыпь первых ягод шиповника. И если листья-улиточки Петунья собрала, послушавшись своих новых знаний, то на заросли шиповника она наткнулась совершенно случайно. И на радостях чуть не оборвала весь куст. Остановилась же только потому, что следовало оставить ягоды лесным обитателям тоже.

Ох, остается надеяться, что это не медведь, и что она его не встретит.

Даже без новых полезных знаний Петунья не сомневалась, что встреча с диким зверем идея изначально плохая.

А лука действительно было много. Не обманули! Радостная, она присела на корточки и стала быстро выдергивать его из земли и укладывать в сумку. Гора съестного в сумке росла прямо на глазах, и надвигающаяся угроза голода немного отступила.

Наверное, ей стоит попросить у кладовки поваренную книгу для юного следопыта. Или попробовать положить записку в почтовый ящик, чем черт не шутит…

Посреди раздумий о том, как готовить и есть все найденное, раздался хруст. Петунья вздрогнула. Правая ее рука каким-то чужим движением метнулась к ножу и сомкнула пальцы вокруг рукояти. Она осторожно повернулась, стараясь не создавать шума.

На соседней полянке, отделенной парой сосен, стоял, повернув к ней голову, увенчанную парой золотых в солнечном свете рогов, белоснежный, без единого темного пятнышка олень. Он глядел в ее сторону, озадаченный встречей, и растерянно перебирал сверкающими копытами.

У Петуньи вырвался восхищенный вздох. Что за прекрасное создание… неосознанно, она потянулась рукой, ведь белоснежная шерсть так и манила прикоснуться. В этот момент сухая ветка под ногой хрустнула, на весь лес раздался сухой, резкий, как выстрел, звук, и олень, громко фыркнув, моментально прянул, быстрый, как стрела, и исчез. Как будто его и не было.

Chapter Text

Петунья моргнула. Потерла глаза костяшками пальцев.

– Мне что, показалось?

Оставив на минутку сбор лука, она прошла на ту самую полянку, где ей явилось чудесное виденье, и внимательно огляделась. Среди горделивых сосен, что окружали полянку, она увидела заросли земляники и папоротника, россыпь грибов, похожих на опята, и пучок лука-порея, который сразу же узнала по широким темно-зеленым листьям. В остальном полянка была покрыта молоденькой травкой, и ни одна травинка не была примята. Только немного сбоку виднелось пятно свободной от растительности почвы.

На этом-то маленьком участке Петунья и обнаружила легкий, едва заметный след раздвоенного копыта. Правда, был ли это след того прекрасного зверя или какого еще другого… просто она видела оленей только на картинках, а на чтение следов ее невесть откуда взявшийся навык следопыта не распространялся.

– Ну и подумаешь, – она вздохнула и отвернулась, чтобы собрать лук, когда налетевший ветерок качнул растущего между сосен шиповника, и в луче света что-то сверкнуло.

Петунья опустилась на колени рядом с кустом и внимательно оглядела его. Среди зеленых листиков и острых колючек заманчиво краснели спелые ягоды. Она развела руками ветви, ища, где же сверкало только что, потом осторожно просунула руку и сняла с колючки нежное и невесомое. Ее наградой стал небольшой клочок белоснежного меха, оставшийся на кусте, когда олень испуганно сиганул прочь. Он лежал в ее ладони, покачиваясь от движения воздуха, и в лучах солнца сверкал так, будто был роскошным алмазом.

– Так мне не показалось! Такая красота… – она немного поиграла с находкой, поворачивая то так, то эдак, а наигравшись, бережно завернула в широкий лист лопуха и спрятала в один из маленьких внутренних кармашков в сумке.

Трофей!

Может, сколотить полочку, специально для всего, что найдется здесь? Хи-хи. Сперва книга, теперь вот – шерсть чудесного зверя. Кто знает, что еще попадется?

Петунья выдернула лук-порей, сунула его в сумку, небрежно отряхнув землю с корешков, и продолжила собирать лук-батун. Когда она закончила, у нее оказалась почти доверху набитая растениями сумка. Можно было бы и домой пойти, но она все равно еще походила кругами, постоянно держа в поле зрения ту первую полянку. Чуть поодаль ей попалась еще одна полянка с луком, и Петунья, не удержавшись, собрала и его. Теперь сумка была набита совсем доверху и даже не застегивалась. Осторожно пристроив ее на плечо, Петунья устремилась домой.

Находить путь назад, благодаря оставленным меткам, оказалось довольно легко, и Петунья немного расслабилась. Лишь время от времени сверяясь с тем, что идет в верном направлении, она крутила головой, рассматривая окрестности. Если сначала лес казался ей пустым, то теперь она то видела качающиеся кусты, слышала писк мелких зверей. Один раз даже заметила быстро-быстро мелькающий меж ветвей пышный рыжий беличий хвост.

Лес был велик. Если ей не изменяла память, где-то в нем еще должны быть река и озеро. Интересно, та ли это река, что течет в городе? Можно ли сшить реальности так, чтобы вода из одного мира перетекала в другой? А как быть с рыбой?

Петунья остановилась и досадливо ударила себя ладонью по колену. Вот же глупая курица! Сама же видела в кладовой удочку, а еще плакалась о нехватке еды.

Она прошмыгнула в щель меж двух скал и оказалась на другой стороне горы.

Дома она первым делом проверила, на месте ли удочка. Та была на месте. Стояла в углу, спрятавшись за косой и лопатой. Неудивительно, что Петунья забыла о ней.

Петунья вытащила удочку из кладовой и поставила ее в комнате у двери. Завтра, помнится, обещали дождь целый день. А еще дедушка приговаривал, что самая лучшая рыбалка в дождь. И червя копать тоже будет удобнее, когда земля размокнет…

Наметив планы на завтра, она занялась своими находками. Даров природы оказалось столько, что они заняли весь стол целиком. Он, конечно, был не очень велик, за ним едва могли бы уместиться два человека, но все равно. Столешница, скрытая под грудой свежей зелени, вдохновляла Петунью на кулинарные подвиги.

Но для начала она сбегала за водой, тщательно промыла каждый побег, каждый листик – и опять обожглась о крапиву! – а потом разложила их на крыльце, чтобы они хорошенечко просохли.

Тогда-то, глядя на свалившееся на нее изобилие, ей и пришла в голову мысль. Ведь была на ферме одна вещь, которую она ни разу еще не испытывала.

Деревянный ларь для продуктов. Он выглядел совсем обыкновенным – просто сколоченный из досок ящик с откидной крышкой. Снаружи в нем не было ничего особенного – даже замка или защелки не было. И внутри – Петунья сунула в него любопытный нос – тоже.

Мистер Кори в своем письме писал, что в этот ящик можно сложить излишки урожая, и он купит их. Интересно, подойдут ли дикорастущие растения?

Задумано – сделано. Петунья взяла самый большой хрен, придирчиво выбрала крупные побеги лука – и порея, и батуна, – потом, поколебавшись, добавила листья папоротника. Щавель и крапиву было неловко отправлять. Все-таки это почти сорняк.

Отобранные растения она перевязала веревкой. Получившийся толстый пучок отнесла в ларь и торжественно положила на самое дно. Торжественность момента оказалась немного смазана тем, что пучок не собирался никуда исчезать прямо сейчас. Петунья цокнула языком, опустила крышку и вернулась домой.

Высохшие растения она снова перебрала, разложила по кучкам и уставилась на них. Что можно приготовить из этого набора? Можно бы настрогать салат, но жевать одну зелень без соли и заправки скучно и малосъедобно. А можно снова сварить мучную похлебку, только кроме порея добавить и другую зелень. Но мука… Петунья взвесила пакет в руке и вздохнула. Мука подходила к концу. Хватит еще раза на два, но и только.

Перебирая в память известные ей рецепты, она вдруг вспомнила один. В одной книжке она как-то прочла, как герои, оказавшись в безвыходной ситуации, сварили суп из крапивы, и это позволило им продержаться, пока не пришел караван с провизией. Помнится, ее это так поразило – вы только подумайте, суп из крапивы! – что она пристала к маме с просьбой приготовить такой. Лили тоже присоединилась к ней – она тогда еще не зазналась, – а мама посмеялась и пообещала сварить. Тем вечером на первое у них был вкуснейший зеленый суп. Петунья припомнила, что в нем были и картофель, и морковь, и сельдерей, и в каждой тарелочке плавало по половинке сваренного вкрутую яйца.

Петунья причмокнула губами и вздохнула. Вкусный был суп. Бульон скорее всего был говяжий, и соли с перцем мама не жалела. А у нее тут ничего кроме крапивы. И щавеля.

Впрочем, что она теряет? Пучок зелени, которую сможет в любой день собрать заново?

Одна только мысль, что она теперь умеет искать еду в лесу, привела Петунью в хорошее расположение духа. Напевая песенку, она засуетилась у камина. Повесила котелок с водой, а пока та закипала, нашинковала мелко пучок щавеля, нарезала ломтиками лук-порей. Когда вода закипела, она осторожно набрала кипяток в кружку и, выйдя на крыльцо, обдала кипятком пучок крапивы. Крапиву она тоже нашинковала, а затем вместе с щавелем кинула в котелок.

Пока щавель и крапива варились, Петунья вытащила из кладовой сковороду и сунула в очаг прямо в огонь. Пламя что-то недовольно протрещало, она машинально пообещала принести вкусное полено. В сковороду плеснула воды, положила ломтики порея и потушила несколько минут. Было ужасно неудобно. Приходилось сидеть на полу, на корточках, и следить за тем, чтобы не сунуть в огонь либо волосы, либо руку. Порей потушился быстро. Обернув руку полотенцем, Петунья вытащила сковороду из огня, переложила лук в котелок и затем щедро посолила. Скрепя сердце, соли решила не жалеть. Иначе «бульон» на одной только траве почти наверняка окажется несъедобным.

Эх… герои приключенческих книжек при необходимости могли найти гнезда диких птиц и полакомиться их яйцами. Петунья посмотрела на зеленую круговерть в котелке и с досадой признала, что даже маленькое яйцо значительно бы улучшила этот «суп».

У Лили в зельях ингредиентов больше, чем в этом «супе»!

Дав вареву покипеть еще немного, она вытащила котелок из огня и отставила в сторону. Оставив суп настаиваться и остывать, она убрала растения в кладовку, связав их по пучкам, потом пошла к поленнице.

Пока она размышляла, какое полено поменьше, чтобы не мучаться с топором, со стороны ворот снова, как вчера, раздался стук. Петунья вздрогнула и недоуменно посмотрела в ту сторону. Неужели снова вчерашний призрак? Или другой?

Она накинула кофту, памятуя о том, как было холодно вчера, прихватила фонарь и пошла к воротам. Там и правда стоял призрак.

Сегодня было уже не так страшно. Петунья приподняла фонарь, освещая стоящую перед ней фигуру в плаще, и обнаружила вчерашнего знакомого.

– Доброго вечера, – вырвалось у нее, и призрак приветствовал ее поклоном. – Снова воды? – она как раз накипятила достаточно, чтобы напоить не одного, а двух или даже трех призраков. Какая она предусмотрительная!

Но, к ее удивлению, призрак покачал головой, а потом изобразил руками как зачерпывает что-то ложкой и отправляет в рот.

– Теперь ты хочешь есть? – удивилась Петунья и сразу же вспомнила про суп. Он должен был уже чуть-чуть остыть и настояться, и быть в принципе съедобным. Не блюдо от шеф-повара, конечно. Вот только тащить горячий котелок к воротам казалось плохой идеей. А раз так, то был только один вариант. Она вздохнула, как можно более убедительнее подумала, что, захоти призрак причинить ей вред, он бы сделал это вчера, и приглашающе махнула рукой: – Тогда заходи.

Призрак вопросительно склонил голову на бок, как будто переспрашивая, уверена ли она, и Петунья повторила свое приглашение. Неуверенно, он шагнул вперед, под арку, но оказался остановлен невидимой преградой. Его плащ тут же покрылся искорками во множестве мест, и призрак, отпрянув, закрутился на месте, туша занимающийся огонь.

– Ну нет, – возмутилась она, поняв, что тащить горячий котелок все же придется. – Так мы до утра провозимся, а мне спать вообще-то надо! Давай, входи! – она решительно шагнула в арку, схватила призрака за руку и дернула на себя. Захваченный врасплох, он влетел под арку, не встретив привычного сопротивления магической завесы, сбился с шага, и от этого резкого движения капюшон с его головы слетел, обнажая то, что скрывалось под ним.

Петунья нервно икнула. Ее рука, которой она держала руку призрака, снова начала замерзать. От заледеневших кончиков пальцев холод медленно поднимался выше, сперва на запястье, потом к локтю, но прямо сейчас она едва ли могла это заметить. Все, что сейчас видели ее глаза, было лицом под капюшоном – темным и полупрозрачным, отчего, когда капюшон был накинут, создавалось впечатление, что лица нет, – прекрасным до такой степени, что совершенно точно не могло быть человеческим.

Господи, кого она только что пригласила в свой дом?!

Chapter Text

Призрак выпрямился, встал рядом – высокий и стройный, как те сосны в лесу. Петунья по сравнению с ним оказалась совсем малышкой – она едва доставала ему до плеча, да и то, если встать на цыпочки. Руку он не вырывал, только посмотрел с высоты своего роста. Приглядевшись, можно было заметить, что он слегка хмурится. Петунья выпалила:

– Ты ведь не человек, да?

Призрак озадаченно наклонил голову к плечу и задумался. Петунья ждала ответа.

Она и сама не совсем понимала, какого ответа ждет. Внутри нее во все горло вопила рациональная и правильная Петунья Эванс, маггла, которая собиралась послать весь волшебный мир куда подальше вместе со своей сестрой.

«Это призрак! Привидение! Кто-то, кто уже умер и не отправился в рай, ад, на перерождение или куда там еще, а остался бродить по земле. Какая тебе разница, человек он или нет?!»

«Но я все-все знаю о призраках! – робко возражала ей та Петунья, которая еще мечтала о магии и чудесах. – Я прочитала о них в учебниках Лили, и я знаю, как с ними обращаться! Они распространяют вокруг себя холод, могут проходить сквозь стены и… в целом, как утверждает брошюра «Все, что вы хотели знать о призраках, но стеснялись спросить», для человека не опасны.»

«Для мага, – мерзким тоном поправила ее рациональная Петунья и поджала губы, активно демонстрируя неодобрение таким увлечением волшебством. – О магглах, а мы с тобой, дорогая моя, самые настоящие магглы, там речи не шло.»

Все то время, что Петунья спорила – и проигрывала – сама с собой, призрак обдумывал ее вопрос. Наконец, он поднял голову и пожал плечами.

Петунья вздохнула, странным образом успокоенная этим его незнанием:

– Ну и ладно, пойдем, накормлю тебя, – и потянула его в сторону домика. Ее рука уже почти сравнялась температурой с курицей из морозилки, но по сравнению со вчерашним днем было почти терпимо. – Я как раз сварила суп, – говорила она, лавируя между деревьями. За спиной не было слышно ни звука, и казалось, что она разговаривает сама с собой. Она пару раз оборачивалась, удостоверяясь, что призрачный гость продолжает следовать за ней, послушно огибая деревья. – Только думаю, что на вкус он ужасная гадость.

На крыльце она сказала:

– Прости, но в дом я тебе не буду приглашать.

Призрак кивнул и послушно уселся на крыльце, спустив длинные ноги вниз по ступенькам. Петунья мазнула взглядом по его макушке – длинные темные волосы, обрамлявшие прядями лицо, сверху были собраны в небрежный узел. Она тоже иногда так делала, когда оставалась дома и было лень причесываться, но ее ужасная гулька, из которой во все стороны лезли непослушные волосы, даже рядом не стояла с этим идеальным пучком.

Привычно вздохнув о несовершенстве мира – и его несправедливости в адрес самой Петуньи, – она вошла в домик. Пламя в очаге недовольно плюнуло в нее искрами. К счастью, не сильно, искры погасли в воздухе, не долетев до ее одежды, но намек был понят.

– Прости-прости, – она наклонилась к огню, как будто собиралась заглянуть ему в глаза. – Я как раз искала самое вкусное полено, но тут… – она отодвинулась, кивнула на открытую дверь, в которой, если приглядеться, была различима спина призрака. – Сам видишь.

Языки пламени задумчиво качнулись из стороны в сторону, а потом стали немного ниже и снова вернулись к прежней высоте. Это был… кивок?

– Ты не против? – уточнила Петунья. Пламя снова кивнуло. Чувствуя, что голова скоро пойдет кругом от нереальности происходящего, она шепотом уточнила: – Как думаешь, он… ну, хороший?

В этот раз пламя даже не думало. Оно снова кивнуло и даже тихонечко прогудело что-то. Что-то ободряющее и утвердительное.

Петунья покачала головой, мол, пора уже сдаваться в психушку, но внутри себя почувствовала спокойствие. Волшебный огонь ее успокоил. Кому, как не ему разбираться в сортах волшебства?

Она взяла котелок – голой рукой взяла, настолько замерзла, – отлила порцию супа в миску, чтобы потом самой поужинать, и, прихватив ложку, вышла на крыльцо. Она села рядом с призраком, поставив котелок прямо себе на колени и зачерпнула первую ложку зеленого варева.

Выглядело, надо сказать, не очень. Пахло же просто вареным салатом.

– Сниму пробу, – пробормотала она и отправила в рот немного «супа». Что ж, по крайней мере он был достаточно соленым и в меру кисловатым, так что она не переложила ни щавеля, ни соли. Описать же вкус крапивы она затруднялась. Он был похож немного на вкус шпината, слегка острый и ярко-зеленый. – Ну, есть можно.

Призрак внимательно смотрел на нее.

– Я сегодня собирала дикие растения, – не зная, что сказать, пояснила она. Пожала плечами, признавая свою беспомощность. – Никогда не умела, а сегодня – вот. Пошла в лес, – махнула рукой в сторону заходящего солнца, – и сразу увидела и лук, и крапиву, и щавель. Собрала целую кучу. И сварила.

Она набрала полную ложку, обвела ею по краю котелка, снимая лишние капли, и поднесла к лицу призрака.

– На вкус так себе, – честно предупредила она. Призрак открыл рот, и Петунья отважно отправила ложку в темноту. Интересно, как он ест? Призрак проглотил суп, и она, с замиранием, спросила: – Ну как?

Он кивнул и жестом показал «вкусно».

– Не может быть, чтобы это было вкусно, – самокритично, но довольно проворчала Петунья и зачерпнула вторую ложку.

Так они и сидели на крыльце, Петунья кормила своего призрака, а призрак с аппетитом ел, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом, и глубокая, темная ночь не опустилась на ферму. Ложка проскрежетала по донышку. Петунья заглянула в котелок и с удивлением обнаружила, что он уже пуст. Вот это он дает!

– Ну… Ты наелся?

Призрак кивнул и жестом поблагодарил ее.

– Было бы вкуснее, будь у меня хотя бы яйца, – сказала Петунья, убирая котелок в дом. – Но у меня нет ни курицы, ни умения искать птичьи гнезда.

В кустах что-то чвакнуло, она вздрогнула и испуганно поджала ноги.

Призрак поднялся во весь рост и повелительным жестом стал загонять ее в дом. Сам он спустился с крыльца и сделал несколько шагов в сторону кустов, откуда доносился звук. В кустах сразу же затихло.

Петунья захихикала, ухватилась за дверной косяк и с его помощью поднялась. В икрах закололо, когда по пережатым от долгого сидения сосудам потекла свежая кровь.

– Мне еще полено нужно взять. – Она проковыляла к поленнице, вытащила первое попавшееся и зашла в дом. – Спокойной ночи, – пожелала она призраку. Он, едва различимый в темноте, поклонился на прощание и исчез.

Петунья закрыла дверь и привалилась к ней спиной. На нее внезапно напала крупная дрожь – ее трясло, как от озноба, и ноги снова стали ватными и слабыми. Осознание того, как безрассудна она была – опять! – накатило со скоростью поезда и накрыло ее с головой. Переждав приступ слабости, она закрыла засов и, держась за стену, дошла до камина.

– Вот, как обещала, – полено, которое она наугад вытащила, было большеватым, но, стоило начать его впихивать в очаг, как оно прекрасно влезло, а пламя довольно затрещало. – Спасибо тебе, – Петунья коротко погладила камин, как погладила бы кошку или собаку, и села за стол.

Суп все же был не так плох, как она сперва подумала, решила она, дочиста подъев все из миски. Конечно, на нормальном бульоне, с яйцом и картошечкой было бы гораздо, гораздо вкуснее, но и так нормально. Главное – съедобно.

Отодвинув пустую миску к стене, Петунья размяла пальцы и приступила к дневнику. На отдельном листе она зарисовала карту по памяти, а на полях нарисовала листья щавеля и крапивы, и папоротника-улиточки. Нашлось у нее также время описать встречу с оленем – кусочек его меха, снятый с куста, она положила в книгу, – и повадкам своего знакомого призрака тоже уделила подробное внимание.

Закончив с дневником, она еще посидела, в свете волшебного фонаря полистала книгу, рассматривая иллюстрации. Но мысли ее блуждали далеко, и потому, даже глядя на затейливые буквы и рисунки, она их не видела. Она все вспоминала лицо призрака – самое прекрасное лицо, какое только видела в своей жизни. Никто, даже всем миром признанные красавцы и красавицы, не могли бы с ним сравниться. Интересно, кто он? Даже если сам не помнит, очевидно, что не человек. Может, он из тех, кто построил тот город? Петунья закрыла глаза, вызывая в памяти белоснежные дворцы, утопающие в зелени садов, и мысленным усилием добавила к этой картине призрака. Как будто он сидит в караульной башне, вытянув длинные ноги, и листает книгу, и влетающий в оконные проемы ветер играет с его волосами. Или, нет, как он стоит на лестнице, слегка облокотившись о поручень, и смотрит вниз. Рядом с ним тоже кто-то, такой же высокий и длинноволосый, и они о чем-то беседуют, а потом налетает ветер и несет мимо них сорванные с деревьев лепестки цветов.

Петунья нахмурилась. Нет, что-то не сходится. Она не Шерлок, конечно, и даже не мисс Марпл, но что-то не так. Призрак решительно не вписывался в декорации города, а где ему было место – она сказать не могла. Только неясное чувство нашептывало, что нет, она ошибается.

Даже когда ее голова коснулась подушки, она все еще думала, откуда же взялся ее призрак.

Он сидел на дереве, удобно упершись спиной в ствол, а ногой в выступ на ветке, и мастерил стрелы. На коленях лежала связка заготовок, из которых он быстро и ловко выстругивал ровные и тонкие древки, с одной стороны чуть-чуть заужая кончик, чтобы потом посадить наконечник, а с другого конца намечая хвостовик для тетивы. В тяжелом мешочке на поясе всякий раз, как он задевал его локтем, приятно позвякивало. То были новенькие, только вышедшие из рук кузнеца наконечники.

Снизу его окликнули. Он оторвался от своего занятия и свесился вниз, ухватившись рукой за ветку. Друг, улыбаясь, протягивал ему пучок перьев, и он рассмеялся – и правда, совсем забыл. Как же его стрелы будут без оперения!

Работа спорилась, нож сверкал в руках как маленькая молния, и вскоре в его колчане оказалось сразу две дюжины новеньких, сияющих заостренными наконечниками стрел.

Закончив со стрелами, он спрыгнул с дерева, помахал рукой одному приятелю, перекинулся парой слов с другим. Большая группа охотников уже ушла в лес, он один запоздал, и, намереваясь догнать их, легким шагом направился в лес. Небольшое поселение с домами прямо на деревьях, надежно укрытыми густыми кронами, быстро осталось позади. Он шел, неслышно ступая по лесной подстилке, и лес перед ним был весь как открытая книга. Вот тут пробежал заяц, здесь лиса стерегла мышку. Вот медведь оставил метки на дереве, обозначая свою территорию, а там чуть дальше вереница следов – прошла волчица с двумя щенками. Над головой зашелестело. Он запрокинул голову, заметил тень среди ветвей. Вскарабкался легко и быстро и ловким движением вынул из притаившегося среди ветвей гнезда два небольших теплых яйца. Будет прекрасная добавка к полуденному перекусу.

Chapter Text

В середине ночи, сквозь сон донесся грохот скачущих вниз по горе камней, как будто где-то сошел камнепад. Петунья заворочалась, просыпаясь, но почти сразу же по крыше застучали первые капли дождя, и она снова уснула.

Сон был так глубок, что даже будильник, затрезвонивший ровно в шесть, ее не разбудил.

Петунья спала до тех пор, пока сама не проснулась. Отдохнувшая и чуточку ленивая, она перевернулась на спину, потянулась. Над головой по крыше стучал дождь. С подушки ее был виден в окошко кусочек внешнего мира – искаженный и зыбкий, как волшебное видение.

Она еще немного повалялась, наслаждаясь возможностью немного побездельничать. Потом вспомнила, что собиралась порыбачить и вскочила с кровати.

Сегодняшний завтрак был особенно прекрасен. Собранные вчера ягоды шиповника прекрасно разнообразили набившую оскомину овсяную кашу, и Петунья бросила несколько ягод в кружку, залив их кипятком. Ела она медленно, наслаждаясь каждой ложкой каши, которая сегодня была особенно вкусна. Потом, попивая из кружки шиповниковый взвар, пощелкала кнопками телевизора. Погода на завтра снова обещала солнечный день, а гадалка сообщила, что духи сегодня в добром расположении духа.

Высунув нос на улицу, Петунья оценила ситуацию. С неба, затянутого серыми тучами, к земле протянулись серебряные струи дождя. Капли весело стучали по листве и травинкам, пригибая их к земле. По поверхности луж расходились бесконечные круги и время от времени проплывали разновеликие пузыри. Размеры некоторых луж почти не уступали домашнему прудику.

С первого взгляда стало ясно, что петуньин милый голубой зонтик бесполезен.

Она вздохнула и постучалась в кладовую. У нее, разумеется, были сомнения, что запрос этот вряд ли относится к категории необходимого, но чем черт не шутит…

Духи и правда были в благоприятном расположении духа, заключила Петунья, увидев на полу кладовой темно-зеленый сверток и пару высоких болотных сапог. Сверток, когда она его развернула, оказался военным плащом-палаткой, поношенным, но вполне крепким и, самое главное, непромокаемым. Похожий плащ, как припомнила Петунья, был и у дедушки. В нем было сухо в дождь, и можно было укрыться от солнца.

Она сразу же накинула плащ, подняла капюшон и покружилась. Жаль, зеркала нет. Похожа ли она на болотную ведьму?

А вот сапоги оказались великоваты. Из книг Петунья знала загадочное слово «портянки». Книжные герои использовали это, чем бы оно ни было, вместо носков и в тех случаях, когда обувь была велика, чтобы не сбить ноги во время длительных переходов в поисках Эльдорадо или Затерянного мира. А то не очень приятно, знаете ли, охотиться за сокровищами, когда на пятке мозоль.

– Думаю, носки подойдут, – задумчиво сказала Петунья и надела на каждую ногу сразу по три сразу.

Экипировавшись надлежащим образом, она взяла ведро и тяпку и пошла копать червей.

Дедушка приговаривал, уча внучку этой премудрости, что, мол, черви создания простые, бесхитростные. Стоит пойти дождю – как они сами лезут из земли. Знай только, собирай.

И правда, Петунья уже с крыльца увидела парочку длинных, жемчужно-розовых червей, ползущих по своим червячным делам прямо по тропинке. Она аккуратно подхватила их двумя пальцами и бросила в ведро. Петунья огляделась. Глядя на траву, прибитую к земле под струями дождя, она внезапно почувствовала железную уверенность, что за минувшую ночь никто не подходил к ее домику. Даже если дождь уже смыл все следы…

Оглядываясь, она мазнула взглядом по деревьям и вдруг заметила темное пятно среди его ветвей. «Гнездо», сразу же поняла она и задумалась. А как давно оно там? Сколько она ходила мимо этого дерева к пруду и ни разу не заметила. Только слышала щебет птиц.

– Не может быть, – медленно произнесла она, не отрывая глаз от гнезда. Только вчера она жаловалась призраку, что не умеет раздобыть птичьих яиц, и вот – на тебе. Совпадение? Вряд ли…

Странности с ее навыками выживания начались как раз после встречи с призраком. Сперва она дала ему воды, а на следующий день волшебным образом научилась искать съедобные растения. Вчера – накормила. И теперь может находить птичьи гнезда или даже… она снова посмотрела на траву и холодок восторга пополам со страхом пробежал вдоль позвоночника… или даже читать следы!

Ни в одной книге Лили не было ни слова о таком волшебстве.

Охваченная сумбурными мыслями она оглядывалась, пытаясь сообразить, на что теперь способна, и ее взгляд привлек небольшой холмик рыхлой земли. Присев рядом на корточки, она аккуратно разгребла землю тяпкой и обнаружила целый комок запутавшихся друг в друге червей. Петунья поморщилась, но, пока черви, почувствовав капли дождя, не расползлись, схватила их рукой и бросила в ведро. А потом несколько минут вытирала ладонь о мокрую траву, пока та не стала чистой.

– Думаю, хватит, – Петунья посмотрела на червей, пытающихся безрезультатно выползти из ведра, и улыбнулась: – Сегодня, ребята, вы поможете мне поймать вкусную рыбку. Я же могу на вас рассчитывать?

Что на самом деле думали – и думали ли вообще, – черви по этому поводу, осталось неизвестным. Можно было бы предположить, что вряд ли пришли в восторг, но… кого волнуют переживания червей?

Когда она шла к дому за удочкой, оставшейся стоять у двери, ее внимание привлек поднятый красный флажок на почтовом ящике. Петунья даже удивилась сперва. Неужели мистер Кори решил снова ей написать? Но потом вспомнила про вчерашний эксперимент с ящиком для продуктов и поспешила к нему. Стоило ей подойти, как крышка ларя приветственно распахнулась, демонстрируя пустое нутро, в почтовом ящике же обнаружился небольшой матерчатый мешочек, в котором что-то приятно позвякивало.

Бросив ведро на крыльце, Петунья забежала в дом, не обращая внимания, что с плаща на пол стекает вода, образуя лужицы, и торопливо потянула завязки мешочка. Из горловины, стоило ей стать пошире, на столешницу упала одна монетка, еще одна, и еще – целый водопад монеток. Петунья прихлопнула пару особо резвых кругляшей, дерзнувших укатиться со стола, и сгребла все монеты в одну кучку.

На первый взгляд монеты были совершенно ей не знакомы. Не привычные шиллинги и пенсы, заключила она, взяв среднего размера монету серебряного цвета и рассматривая ее. На аверсе был изображен уродливый крылатый зверь, а сверху шла надпись «один сикль». Петунья моргнула и взяла другую монету, поменьше, медного цвета. Это оказался один кнат.

Она быстро рассортировала деньги. На столе перед ней лежали один золотой галлеон, пять сиклей и целая горстка кнатов. Волшебные деньги, совсем как те, что родители получили в банке у гоблинов, когда обменивали фунты перед школой!

Не зная, как это понимать, Петунья заглянула в мешочек, в надежде, что там найдется разгадка. Внутри и правда была записка – полоска тонкой папиросной бумаги, на которой знакомым уже почерком мистера Кори было написано следующее:

«По три сикля за пучок лука-порея и лука-батуна, семь сиклей за улитки папоротника. Десять сиклей в качестве поощрения за вашу первую продажу. Взял на себя смелость разменять один сикль, кто знает, когда вам понадобятся кнаты. Так держать. МК.»

Жаль только, что она ничего не понимала в волшебных ценах и не могла проверить, действительно ли мистер Кори дал «справедливую» цену, как обещал? Да и где тут ей тратить эти монетки?

Петунья неодобрительно поджала губы, но те упорно расплывались в довольной улыбке. Было что-то неимоверно приятное в том, чтобы получить деньги за сделанное своими руками – пусть даже это просто собранные лесные травы. Она немного полюбовалась на свой первый заработок, потом смахнула деньги обратно в мешочек и положила его в саквояж.

На часах время уже было к обеду. Петунья спохватилась – уже полдня прошло, а она еще ничего не поймала! Схватив удочку, она выскочила из дома под дождь, даже не накинув капюшон.

Ловить рыбу она решила в пруду на ферме, в том, где брала воду. Всякий раз, приходя за водой, она замечала мелькающие в глубине гибкие серебристые тела. Рыбок всегда было разное количество, возможно, это был не пруд, а маленькое озерцо, куда впадал подземный поток?

В любом случае, она все еще мало знала окрестности, чтобы идти пытать удачу в другое место. Домашний, как она мысленно его называла, пруд представлялся идеальным местом для первой рыбалки.

По пути к пруду Петунья оборвала с кустов несколько больших листьев. Сложив их друг на друга внахлест, она вывалила на получившуюся «тарелку» червей и сполоснула ведро, предусмотрительно выплеснув грязную воду в сторону.

Склонившись над прудом, Петунья всмотрелась в воду, как учил дедушка, пытаясь заметить легкое движение в глубине. Но при такой пасмурной погоде, когда серое небо низко-низко нависает над землей, почти цепляясь нижним краем облаков за верхушки самых больших сосен, рыбы было не разглядеть.

Но духи сегодня благосклонны к ней, подумала она, припомнив советы гадалки. Иначе вряд ли бы получила из кладовки такой хороший плащ и сапоги, которые даже на три носка сразу были все равно чуть-чуть великоваты.

Подхватив особо резвого червя, уже наполовину уползшего с лиственной тарелки, Петунья насадила его на крючок. Это удалось ей не с первого раза, конечно, но это, похоже, как с велосипедом – один раз научившись, уже никогда не позабудешь. Спустя пять попыток и двух червей, третьего она все же ловко насадила на крючок и, размахнувшись, забросила удочку подальше в прудик.

И стала ждать.

Дождь шел, стекал по капюшону и полам плаща, стучал по листве, рисовал бесконечные круги на воде. Яркий бело-красный поплавок покачивался на волнах примерно в середине пруда. Петунья смотрела одновременно и на него, и мимо, впав в знакомое каждому рыбаку медитативное состояние. В таком состоянии ты как будто перестаешь быть собой, а становишься сразу всем, что тебя окружает: водой, ветром, бамбуковым удилищем в руке, тонкой леской. Опытного рыбака не то, что рыба, дикий зверь не всегда замечает или даже человек.

Когда Петунья была маленькой, дедушка впервые взял ее на рыбалку. Честно говоря, рыбалка ей была мало интересна. Пока дедушка, закинув удочку, сидел на табурете на берегу реки, Петунья собирала цветочки и красивые камушки. И в один момент, отвернувшись, чтобы полюбоваться ползущей по травинке божьей коровкой, она повернулась к берегу – и нигде не увидела и следа дедушки. Вот он вроде сидел прямо тут, не сводя глаз с поплавка, а теперь – пропал. До смерти испугавшись, она заревела. С громким всплеском рыба сорвалась с крючка, и дедушка, досадливо вынув пустую снасть, принялся утешать Петунью. Потом он объяснил ей, что это просто такая специальная рыбацкая магия. Ее каждый умеет, кто хорошо ловит рыбу. И она, Петунья, тоже сможет.

Но у нее все никак не получалось. То красивая бабочка отвлекала, то с проплывающей мимо лодки кричали что-то веселое, то собственные мысли не давали покоя.

Потом… потом дедушка умер, Лили оказалась самой настоящей волшебницей, а Петунья больше никогда не брала удочку в руки. Потому что сестра сказала, что рыбацкой магии не бывает, она прочла об этом в своих учебниках!

Поплавок дернулся.

Chapter Text

– Ой! – удивилась Петунья и чуть было не выпустила удочку. Спохватившись, перехватила рукоять поудобнее и стала быстро-быстро крутить катушку, наматывая леску. Несколько минут она чувствовала отчаянное сопротивление на том конце, потом – резкий рывок, и дальше леска пошла с легкостью. – Сорвалась, –констатировала она и продолжила сматывать леску.

Чувствовалось небольшое разочарование – так быстро клюнуло, а она, растяпа, упустила. Но впереди было достаточно времени, и кучка червяков лежала рядом на листах, поэтому Петунья с энтузиазмом смотрела в сегодняшнее будущее.

Сегодня на ужин будет рыбное барбекю! Из головы и костей она наварит бульона. А потроха можно будет пустить на удобрения.

Пустой крючок вылетел из воды. Наживленного червя как корова языком слизала.

Петунья зажала удочку между бедер, поймала крючок, наживила следующего червя и снова забросила.

Поплавок качался на поверхности пруда. От ряби, создаваемой дождем на воде, создавалось впечатление, что клюет. Петунья со всей серьезностью пыталась сконцентрироваться на движениях поплавка, но мысли ее то и дело возвращались к обилию известных ей рыбных рецептов, и она пыталась сообразить, что из этого можно приспособить к ее полуцивилизованной жизни.

Когда крючок снова дернуло, она не успела отреагировать, и рыба опять сорвалась.

Петунья недовольно прицокнула языком, повторила маневр и пристально уставилась на поплавок, сосредоточив на нем все свое внимание. Так, как будто собиралась заколдовать его, как медиумы по телевизору заклинают ложки и ключи, чтобы те прилипали к телу.

Интересно, какая рыба водится в этом пруду? Пруд невелик, но вода в нем чистая, водных растений немного по берегу, а ряски совсем нет. В солнечный день можно увидеть дно с небольшой порослью водорослей и рыбок, мелькающих среди подводной зелени. Петунья пару раз замечала небольших, серебристых рыбок. Может, это караси? Или плотва? И то, и другое она частенько ела, когда жила с родителями, и язык сразу же вспомнил вкус.

Так, то думая о всякой всячине, то снова вспоминая о необходимости быть внимательной, Петунья простояла довольно долгое время. Руки ее замерзли. Легкая, по идее, удочка с каждой минутой становилась все тяжелее и тяжелее, грозя в скором времени стать совсем неподъемной. К тому же, ветер и дождь усилились, и, хотя плащ и сапоги надежно защищали ее от воды, от холода защитить не могли.

А рыба все не клевала.

Петунья упрямо прикусила губу и уставилась на поплавок, почти даже не моргая. Она была честна перед собой. Будь это просто рыбалка для развлечения, она уже бросила бы все и вернулась домой, к теплу очага. Но в ее положении даже самая маленькая рыбешка – прибавка к ее рациону, довольно – и это еще мягко сказано! – однообразному.

Поплавок снова дернулся. Но раз уж Петунья была настороже, она сразу же начала крутить катушку и тянуть удочку на себя. С той стороны тоже не собирались уступать, и несколько минут они боролись – девушка и рыба, – кто кого. В один момент Петунья даже успела увидеть среди взбаламученной воды блеск желтоватой чешуи и уже почувствовала радость, как резкий рывок с той стороны снова оставил ее без улова.

– Я все равно тебя поймаю, зараза! – в сердцах пообещала она и погрозила неведомой рыбе кулаком. – Поймаю, выпотрошу, зажарю и съем! Или сварю!

Теперь это было дело чести, а не просто вопрос разнообразного ужина. Петунья придирчиво выбрала самого толстого червя, наживила его на крючок и, мысленно прочитав коротенькую молитву, снова закинула удочку. И принялась ждать.

Время шло. Солнце, так ни разу не проглянувшее из-за плотных туч, наверняка уже катилось к горизонту. Судить об этом можно было лишь косвенно, по тому, как вокруг стемнело. Вдобавок усилился дождь, а ветер, изменивший свое направление, стал щедро заливать воду за отвороты капюшона Петуньи.

Сразу стало холодно.

Вниз по спине поползла холодная капля, вызывая желание отбросить удочку и, поскорее обхватив себя обеими руками, помчаться в дом, но Петунья лишь упрямо закусила губу и осталась стоять. Мелькнула мысль, что можно было хотя бы табурет из дома принести.

Она снова одернула себя – опять начала думать о всякой ерунде, не имеющей отношения к рыбалке, – и вовремя. Поплавок дернулся немного иначе, чем раньше, когда волны и ветер мотыляли его из стороны в сторону, и Петунья рефлекторно покрепче сжала влажную рукоятку удочки.

Вот оно! Стоило ей напрячь пальцы, как удочка рванулась из ее рук, как будто на крючок попался бешеный мустанг, не меньше. Петунья даже не могла наматывать леску, потому что испугалась, что не удержит одной рукой, и просто пыталась устоять на мокром берегу. Не выпуская удочки из рук, она медленно отступала назад, к деревьям, сапоги скользили по мокрой земле, и каждый рывок удочки угрожал свалить ее в воду.

Резкий порыв ветра хлестнул дождем прямо в лицо, заставив ее зажмуриться и закашляться оттого, что вдохнула немного воды. Легкие обожгло мимолетной болью, слуха коснулись торжественные песнопения на непонятном языке... Петунья мотнула головой, стряхивая и капли воды с лица, и капюшон. Часто моргая, сквозь дождевые капли, застрявшие в ресницах, она сосредоточила взгляд на поплавке, который почти погрузился под воду. Невидимая леска дрожала от напряжения, а бамбуковое удилище потрескивало. Петунья вдруг испугалась, что удочка сломается, и она остается не просто без рыбы, а без рыбалки в принципе. На мгновение пальцы ее, сжимающие удочку, потеряли хватку, и рыба, почувствовав слабину, рванула с новой силой, рукоятка удочки проскользила сквозь влажные ладони, но в самый последний момент Петунья крепко ухватила ее, и упала на колени, не удержав равновесие.

Ее падение было вызвано последней попыткой рыбы обрести свободу. Безумные рывки прекратились, хотя напряжение в леске осталось, но ее больше не кидало из стороны в сторону. Петунья присела на пятки, воткнула удочку в землю меж коленей и, поочередно обтерев руки об сухие части штанов, стала вытягивать свою добычу.

Леска шла тяжело, пусть даже рыба почти не сопротивлялась. Это просто Петунья так вымоталась, что рыбешка, которую она едва-едва поймала, казалась ей здоровенным сомом. Но она упрямо сцепила зубы и продолжила крутить катушку. Вот уже взбаламученную дождем воду взбурунила рыбья тушка, выпрыгнула из воды и приземлилась на траву.

– Мамочки… – только и сказала она. Хитрая рыба, почуяв, что леска ослабла, забилась, прыгая по мокрой траве в сторону пруда. Петунья выпустила удочку, схватила ведро и, изловчившись, накрыла рыбу сверху, на манер песочного куличика. И только тогда перевела дух.

И осознала, что она вся грязная и мокрая, не смотря на плащ и болотники. Что ноют сбитые в падении колени, и спина пытается отвалиться после нескольких часов на ногах. Рыба, накрытая ведром, еще билась, ударяясь о жестяные стенки, но с каждым разом становилась все слабее.

Когда она затихла, Петунья перевернула ведро и оглядела свой улов. Это был карп – она сразу узнала его, потому что частенько видала в рыбной лавке. Только карпы в лавке были небольшие, фута полтора в длину, с тусклой мелкой чешуей. В ведре же, еле помещаясь в нем, лежал царь среди карпов – чуть ли не три фута и соответствующего веса, то-то вытягивать его было так тяжело! Цвет чешуи в сумерках казался желтоватым, и каждая чешуйка была круглой, блестящей, размером не меньше сикля.

– Духи и правда сегодня благосклонны, – повторила Петунья и про себя добавила, что как-то избирательно благосклонны. Ей вполне хватило бы поймать две-три небольшие рыбины, а не угробить весь день на этого гиганта.

Она так устала, что сейчас вряд ли сможет его приготовить. Как же не хочется ложиться спать на голодный желудок…

Она подползла к пруду, пригоршнями налила в ведро немного воды и затем тяжело поднялась, ухватившись за ближайшее дерево. Тело было тяжелым и неповоротливым. Попытка поднять удочку едва не стоила ей нового падения, но каким-то чудом она удержалась на ногах. Ведро оказалось тяжелее, чем она думала – килограмм тридцать, не меньше, – и жестоко оттягивало без того уставшие руки, пока Петунья медленно брела домой, даже не задумываясь, как это почти в темноте она умудряется разминуться с деревьями.

Все ее мысли сейчас занимала она, горячая ванна! Чтобы отмыться до скрипа и лечь в чистую, приятно пахнущую воду, наслаждаясь тем, как усталость и холод покидают тело. Эти мечты омрачало только одно: чтобы принять ванну, ей придется сделать еще четыре-пять заходов с ведром до пруда, чтобы наполнить кадку. И подождать, пока вода нагреется. И уж, конечно, у нее нет ничего, что можно было бы добавить для приятного запаха. Наверное, следует поискать цветы…

Вид домика с приветливо светящимся окошком придал ей сил. Петунья доковыляла до крыльца, сбросила плащ, повесив его на гвоздь около двери, поставила под ним сапоги и забежала внутрь, в тепло. И первым делом бросилась к огню, села рядом на пол и подставила замерзшие руки поближе.

Пламя качнулось вопросительно.

– Я воооот такую, – Петунья не отказала себе в удовольствии показать размер, и что, если вышло немного больше? – рыбину поймала, представляешь?

Пламя качнулось, как будто вполне себе представляло и гордилось ею.

– Только у меня теперь все болит, – пожаловалась Петунья. Она обхватила колени обеими руками и ойкнула, когда неосторожно коснулась ссадин. – Ноги болят, спина болит, руки болят. Я вся промокла, промерзла и вдобавок извазюкалась! И червей голыми руками трогала!

Пламя протрещало что-то утешающе-насмешливое. Мол, не плачь, ты уже большая девочка. Зато посмотри, какая ты молодец.

– Тебе легко говорить, – продолжила она. От тепла и усталости ее разморило и, пожалуй, Петунья не совсем отдавала себе отчет в том, с кем разговаривает. Ей казалось, что ее слушает кто-то большой, сильный и надежный. Может, немного ершистый и колючий, но внимательный и заботливый. Пусть даже не особо разговорчивый, но ведь главное – это уметь слушать, не так ли? – А мне еще нужно воды для мытья натаскать. А я так устала… – она хлюпнула носом. – И простыла, кажется, вдобавок.

Она качнулась в сторону, но не упала, выставила руку, чтобы вернуть себе равновесие. Твердый пол манил ее – как было бы восхитительно выспаться прямо перед камином. Тут так тепло, что даже одеяло не нужно. Она может даже без подушки обойтись, ведь на твердом спать полезнее…

Петунья клюнула носом, рука, которой она подпирала себя, расслабилась, и тело стало заваливаться на бок. Глаза ее закрылись как будто сами собой, и, как она ни старалась, разлепить их не могла. Потому и не видела, как пламя на мгновение замерло, вздулось, раскрылось, как распускающийся цветок, и из самой его сердцевины вылетел крохотный, сияющий как звездочка светлячок. Покружил немного, примериваясь, и аккуратно сел на лоб дремлющей девушки, как раз над переносицей. Светлячок на мгновение вспыхнул и исчез, словно растаял…

Петунья покачнулась, заваливаясь на бок, и встрепенулась.

– Чуть не уснула прямо на полу, – покачала она головой, оттолкнулась рукой от пола и поднялась на ноги. Не совсем легко поднялась, но и не так, словно таскала на плечах, как какой-нибудь Атлант, целый небесный свод. Покрутила руками, сделала пару наклонов – усталость отступила, как после непродолжительного сна. Петунья бросила быстрый взгляд на будильник, но тот показывал, что с ее возвращения с рыбалки прошло хорошо если минут пятнадцать-двадцать. – Чудеса какие-то…

Но тут же решила, что подумает об этом завтра, совсем как героиня известной книжки. Она переложила рыбину в самую большую кастрюлю, сполоснула ведро и за несколько ходок натаскала полную кадку воды. Кадку по случаю дождя пришлось ставить прямо в комнате.

Вооружившись кочергой и металлическим совком, что обычно служили для чистки камина, Петунья аккуратно вытащила из очага большой, раскаленный докрасна плоский камень и бросила его в воду. Камень с шипением ушел на дно кадки, а от поверхности воды поднялось большое облако пара. Второй камень отправился следом за первым, а Петунья принялась ждать, когда же вода нагреется. Она снова благодарила свою привычку читать все, на чем есть буквы. Как бы иначе она узнала такой странный, но действенный способ греть воду? Небось, в котелке бы кипятила.

Пока вода нагревалась, Петунья скинула грязную одежду и быстро обтерла с тела грязь. Ссадины на коленях оказались несерьезными – всего-то содрана кожа, и слегка кровят, – и она бережно помыла их теплой водой с мылом. Жаль только, ничего больше она не могла сделать. Аптечки у нее не было. Вот разве что подорожника нарвать завтра…

Chapter Text

Лежа в ванне, Петунья вдруг сообразила, что поторопилась и не почистила рыбу, прежде чем купаться. Она приподнялась, выглядывая кастрюлю. Та стояла у двери, и рыбья голова, уставившись выпученными глазами в потолок, торчала из него, далеко высовываясь из кастрюли, а хвост перевалился за край. С конца плавников капала вода.

Если не убрать, завтра будет вонять.

Она вздохнула и стала выбираться из воды. Быстро обтерлась, снова натянула на себя грязные вещи и вышла на улицу.

По сравнению с днем, дождь усилился. Тугие струи дождя хлестали по земле как из лейки душа, сильно и даже немного больно. Ветер бил в лицо, срывал капюшон, оставляя ее беззащитной перед дождем.

Поставив кастрюлю с рыбой на землю, Петунья выложила рыбу на мокрую траву и облила чистой водой, чтобы немного помыть. Потом взяла нож, разрезала брюхо и стала руками выгребать из него внутренности, жалея, что приходится делать это на улице. Но у нее же нет клеенки, чтобы постелить на стол. И совершенно нет желания отдраивать деревянную столешницу от рыбьего запаха.

Потроха она бросала тут же, складывая неаккуратной кучей. Сердце, воздушный пузырь, молоки – карп оказался самцом, – желчный пузырь и другие неаппетитные вещи. Выгребая мешанину кишок, сразу хватая их всей ладонью целиком, она внезапно нащупала под пальцами какое-то уплотнение. Высвободив комок от внутренностей, Петунья поднесла его к фонарю и осторожно очистила ножом. На ладони у нее оказалось колечко. Тонкий ободок был покрыт грязью, а цвет вставленного в оправу камушка никак нельзя было определить. Покрутив его в руках – на первый взгляд колечко было ей впору, – Петунья отправила его в карман, а сама вернулась к рыбе.

Когда тушка оказалась освобождена от всего лишнего, Петунья срезала плавники и, ухватившись за хвост, методично счистила столовой ложкой чешую. Чешуйки собирались в ложке аккуратной стопкой и не разлетались по сторонам, как если бы она чистила ножом.

Она продолжала счищать чешую, не разгибая спины, пока совсем не стемнело. Вскоре тушка лежала перед ней – выпотрошенная, чистая и слишком большая, чтобы одна Петунья могла ее съесть за один день.

– Хочу холодильник, – вздыхала Петунья, нарезая рыбу на куски. Голову и хвост, а также небольшие куски она оставила себе, а все остальное отнесла в ящик для продуктов.

Еще раз помыв рыбу, она занесла все в дом, снова оставив плащ и сапоги за дверью.

Рыбьи потроха вперемешку с чешуей остались лежать там, где она их бросила. Стоя в дверях, Петунья колебалась, но меньше всего ей сейчас хотелось возвращаться под дождь, и она оставила все как есть, пообещав себе, что уберет завтра.

Ничего же за ночь не случится.

Еще раз быстро сполоснувшись – вода успела остыть и была едва теплой, – Петунья переоделась в чистое. Вытерла грязными штанами пол и кинула прямо в кадку – завтра постирает, и приступила к готовке.

Она придирчиво осмотрела свои скудные запасы.

Итак, у нее была рыба и еще некоторое количество зелени. Пачка соли еще полна больше чем наполовину, но все равно скоро придется задаться вопросом, где брать соль.

В общем, из этого всего она может сварить рыбный… ну, скажем, суп, которого хватит на сегодня и на завтра.

Петунья сложила голову и хвост в котелок, налила воды и повесила на огонь. Потом, подумав, положила туда же остальные куски. Карпа, насколько она помнила, нужно варить не меньше сорока минут. Взглянув на будильник, засекла время и занялась зеленью. Несколько самых толстых побегов лука-порея – пойдут вместо картошки – она нарезала кусочками. Потом покромсала щавель и, поколебавшись, добавила оставшиеся после продажи улитки папоротника. Если мистер Кори оценил их так высоко, что дал целых семь сиклей, в то время как за порей всего три, то, наверное, это что-то значит?

На вид улитки были… ну, улитками. Плотно скрученными в спираль зелеными побегами с едва проклюнувшимися зелеными листочками. Петунья понюха одну улитку. Та ничем не пахла.

Тем временем, в котелке забурлило. Петунья метнулась к очагу и ловко сняла с бурлящей воды противную серую пенку. Потом посолила и, на удачу, попросила огонь немного сбавить силу.

– Ого, – вырвалось у нее, когда языки огня стали немного меньше, и будущий суп постепенно стал кипеть не так интенсивно. – Ты просто… у меня нет слов, нет слов. Фантастика! – сказала она, и сквозь треск пламени ей как будто бы послышался довольный смешок.

Немного понаблюдав за тем, как варится рыба, Петунья решила, что ее пригляда не требуется и вернулась к столу. Убрав все лишнее, а подготовленную зелень ссыпав в миску, она достала дневник и привычно описала, как провела день. Потом выделила отдельную страничку в конце, разделила на две колонки, одну из которых назвала «доход», а другую, соответственно, «расход». И вписала туда полученные первые деньги.

Получилось хорошо. Почти также, как у мамы, когда она садилась в конце недели с чеками и калькулятором подбивать домашние расходы.

Сверившись с часами, она вытащила из котелка голову и хвост – они уже отдали все свои вкусовые и питательные качества бульону, и больше ни на что не годились, – потом посолила и кинула в бульон всю зелень из чашки. Нарубленный щавель плавал по поверхности, создавая впечатление, что в котелке много ингредиентов.

Оставив суп медленно довариваться, Петунья заходила по комнате. Из-за кадки свободного пространства осталось немного, и она то и дело спотыкалась обо что-то. И тишина, разбавляемая лишь шумом дождя и треском пламени, показалась особенно гнетущей. Чтобы хоть как-то разбавить это ощущение, Петунья стала негромко напевать себе под нос.

А потом поняла. Ей не хватало досуга! Что в родительском доме, что в съемной квартире ей всегда было чем занять себя. Взять книгу в библиотеке, разгадать кроссворд в газете или почитать светские сплетни, например. В школьные годы она еще немного вышивала, так, совершенно по-любительски, и вязала носки и салфетки. К тому же, в квартире было хотя бы радио, а у родителей – телевизор. И всегда, всегда было с кем поговорить.

– Ну, не то, чтобы мне не с кем поговорить, – призналась Петунья. Она снова обращалась к огню в камине. – Вчера вот мы прекрасно поговорили с призраком или сегодня с тобой. Я даже не чувствую себя особенно одинокой. Когда дождя нет, у меня куча дел. А потом станет еще больше. Но… – она помолчала, пламя ободряюще трескнуло, побуждая ее продолжать. – Вот смотри, у меня есть целая книга!

Она подхватила свой трофей и, присев на корточки перед камином, показала ее огню. Показалось, или пламя стало немного заинтересованным? Петунья вспомнила об обстоятельствах, в каких эта книга у нее появилась и поспешила объясниться:

– Ты не подумай, я не украла ее. Просто она лежала, вся в пыли, и мне стало ее немного жалко… – даже для нее самой эти оправдания прозвучали довольно жалко, но волшебное пламя, кажется, приняло их. – Ну и вот. Взять взяла, а прочитать не могу. Здесь все такое непонятное… вот, если бы, я могла прочесть, что тут написано…

Она раскрыла книгу на случайной странице и провела пальцем вдоль выписанных от руки строчек, слева-направо и сверху-вниз.

– Тут везде рисунки, растения и животные, интересно, это заметки натуралиста? Или какой-то справочник? Или, может, рассказы для детей? Хотя, вряд ли. Не слишком-то детское оформление…

За разглядыванием книги прошло еще немного времени, и вскоре Петунья уловила запах готового супа. Сняв котелок с огня, она налила себе порцию и оглянулась на дверь.

– Наверное, сегодня он не придет, – сказала она самой себе, когда поняла, что ждет, что призрак снова постучится в ее дверь. – Может, в дождь он не появляется?

Задумавшись над вопросом, влияют ли погодные условия на призраков, она зачерпнула ложку бульона и стала на него дуть. Бульон был чуть желтоватый и прозрачный, с масляными кругами и кусочками щавеля, плавающими по поверхности. Потом отправила ложку в рот и проглотила. Бульон был жирным и наваристым, с явными острыми нотками лука-порея и кислинкой щавеля. Он мягко обволакивал гортань и горло, создавая ощущение, что она не проглотила его, а он просто впитался в ее кровь прямо сквозь кожу. Кроме рыбы в тарелку попали несколько кусочков порея и улитка. Оставив рыбу на потом, Петунья попробовала порей – он почти растворился на языке, такой мягкий стал, – а потом поддела ложкой улитку. Выглядела она все еще сомнительно, и Петунья, зажмурившись, отправила ее в рот.

Ммм… похоже на спаржу, заключила она.

Вкус самого карпа тоже оказался выше всяких похвал. Петунья и раньше его ела, но кажется эта рыбина была особенная. Ее мясо было удивительно нежным, чуть сладковатым, и даже мелкие косточки, оставшиеся в филе, легко перемалывались зубами.

Полная тарелка горячего рыбного супа оставила Петунье приятное ощущение сытости, после которой вскоре пришла сонливость. Погладив переплет книги, она пожелала огню приятных снова и залезла под одеяло.

Последним, что она успела отчетливо подумать, прежде чем провалиться в сон, это что призрак так и не пришел. Видимо, он и правда не появляется в дождь.

…наступила весна, а с нею все деревья и кустарники украсились цветами. Она сидит в саду их дома, в маленькой изящной беседке, под рукой у нее табличка для письма из слоновой кости, заполненная нежнейшим пчелиным воском, а в руке – костяной стилус. Рядом сидит матушка. Матушкина рука показывает на причудливые буквы в книжке, что лежит на столике, и объясняет.

Она жадно вслушивается, стараясь не пропустить ни словечка.

Матушка говорит, эти буквы называют тенгвами. Они пришли с Заокраинного Запада. Раньше ими писали только эльфы, а теперь – каждый образованный человек.

Она очень хочет быть образованной барышней. Потому что матушка говорит, что в книгах описаны все-все чудеса мира, даже те, которых нет здесь, в столице их великого государства. Хотя как такое может быть? Но в книгах также описана история эльфов, еще с тех пор, как над миром не было ни солнца, ни луны, а только бескрайнее-бескрайнее небо, усыпанное звездами!

Она очень хочет быть образованной барышней. И, но это секрет, однажды встретить настоящего эльфа. Тогда она изобразит реверанс и на чистом эльфийском скажет: Рада знакомству, господин эльф! Поэтому она внимательно изучает надпись в книге и тщательно копирует тенгвы, выдавливая их на воске. Матушка наблюдает и поправляет ее. Обратной стороной стилуса, в виде хвостика бобра, она стирает написанное, разравнивая воск, и повторяет. До тех пор, пока знание тенгв не превращается в огненные оттиски в мозгу, а все непонятные слова в маминых книгах не обретают смысл…

Chapter Text

Петунья медленно поставила полную лейку на землю и больно ущипнула себя за руку. Перед нею, там, где только позавчера были лишь грядки с небольшими росточками, теперь колыхалась на ветру высокая и разлапистая зеленая ботва, перемежаемая соцветиями укропа и петрушки.

– Это вчера такой дождь был? – она задрала голову и посмотрела на безмятежно голубое небо, какое редко увидишь в Англии. После вчерашнего, когда, казалось, разверзлись хляби небесные, сегодня на улице было почти лето. – Я слышала только про грибной…

Она снова перевела взгляд на свой огород и, все еще не веря, провела рукой по листьям. Листья были прохладными и плотными, а их стебли упругими. Как будто этого мало, на грядке с редиской, если немного раздвинуть землю около стебля, можно было увидеть начинающий наливаться цветом корнеплод. Петунья, конечно, раньше не растила редиску, но с точки зрения нормального человека такой быстрый рост точно был аномальным.

– Ты ведь на волшебной ферме, Тунья. Наверное, такое тут в порядке вещей, – утешила она саму себя и полила грядки, снова спев им детскую песенку про садик и ягодку. Та прицепилась к ней и напоминала о себе всякий раз, когда Петунья подходила к огороду. Ничего не поделаешь – приходилось петь.

Закончив поливать, она уже собралась уходить, но спохватилась и вернулась. Присев на корточки у грядок, обеими руками осмотрела влажную землю у корней и не увидела ни одного намека на сорняк, потом перевернула листья и с облегчением не нашла ни яиц, ни прожорливых гусениц.

Сорняки и насекомые – вот бич фермера во все времена! Даже волшебники вынуждены учить заклинания от паразитов, варить зелья от сорняков и удобрять почву, чтобы вырастить урожай каких-нибудь там мандрагор.

Петунья припомнила картинку из учебника по Травологии, на которой волшебник с затычками в ушах выдергивал из цветочного горшка уродливого вопящего младенца, и передернулась. Гадость!

Да здравствует волшебная ферма, на которой можно беззаботно выращивать самые нормальные растения! Петунья сложила руки в молитве и от всего сердца возблагодарила сама неизвестно кого за такой дар судьбы. То ли Господа, то ли мистера Кори. Ну, в лучшем случае, обоих сразу.

К слову, о мистере Кори.

На почтовом ящике снова был поднят флажок. Ярко-красный, блестящий, он был виден издалека. Глядя на него, Петунья чувствовала предвкушение от того, что может найти в нем на этот раз.

В ящике предсказуемо снова оказался мешочек. А вот монеток, что выкатились на ее руку, было всего две. Но зато каких! На ладони Петуньи, пуская в стороны солнечные зайчики, лежали два больших блестящий галлеона, и вычеканенные на них драконы смотрели особенно грозно.

«Блестящий улов, Петунья!» было написано в записке. «Хочу подсказать вам, что в разных местах и рыба будет также ловиться разная. Если поймаете еще что-нибудь столь же примечательное, не забывайте обо мне. Ваш М.К.»

– Не забуду, – пропела она и полюбовалась блестящими монетками.

Папа каждый семестр выдавал Лили по два галлеона на карманные расходы. Петунью это всегда ужасно раздражало. Ну вот зачем, зачем ей деньги в этой ее волшебной школе? Они живут на полном пансионе! Покупать сладости в поезде? Только зубы портить. На третьем курсе папа подписал Лили разрешение посещать эту их, волшебную деревню, и вот тогда Петунья совсем расстроилась. Она до сих пор помнила, как Лили складывала в кошелечек блестящие монетки и радовалась предстоящим покупкам.

А теперь и у нее в руках лежат волшебные деньги. И не просто так, а заработанные собственным трудом!

Петунья торжествующе улыбнулась. Да, она такая.

Монеты она сложила к остальным, вырученным за растения, а ненужный больше мешочек убрала, вдруг пригодится.

– Мистер Кори заплатил мне два галлеона за вчерашнего карпа! – похвасталась она волшебному огню. – А это ведь еще не целая рыбина была! А если я поймаю еще что-нибудь?

Жаль только, что прямо сейчас было не до рыбалки. Стоящая посреди комнаты кадка со стиркой всем своим видом намекала: постирай!

Петунья вздохнула, подтащила кадку к открытой двери, чтобы не плескать зря в доме, и, засучив рукава, принялась за дело. Сперва она мылила одежду большим куском хозяйственного мыла, а потом тщательно терла намыленную ткань об стиральную доску, выданную кладовой.

Терла, и терла, и терла…

Утирая локтем пот, она воздела очи к небу и сказала:

– Господи, благослови людей, придумавших стиральную машинку!

С большей частью стирки она закончила к полудню, хотя, казалось бы, много ли нужно времени, чтобы простирнуть пару футболок, несколько пар носков и трусов? А вот же. Петунья поднялась на ноги и сделала несколько упражнений, чтобы размять ноющую спину. Вид деревьев вокруг, украшенных предметами ее гардероба, радовал глаз. Правда, когда ей попались на глаза пара трусиков, весело трепещущих на ветру, ее разобрало смехом, и Петунья смеялась, пока в боку не закололо.

– Хорошо, что этого никто не видит, – она утерла выступившие от смеха слезы. – Вот бы стыдобища была. Нет, определенно нужна нормальная сушилка. Вот только где ее взять…

Она снова присела рядом с кадкой и запустила руки в холодную мыльную воду. Штаны, вспомнила она, сильнее всего испачкались на коленях, когда она упала во время рыбалки. Содранные коленки еще саднили, кстати говоря, но ссадины уже покрылись тонкой корочкой и обещали в скором времени зажить. От Петуньи только требовалось по возможности оберегать их.

Стирая штаны, она вдруг нащупала что-то лишнее. Проверив карманы, в одном она обнаружила небольшой медный ключ, а из второго достала грязное колечко с камушком.

– Это же оно мне вчера в рыбе попалось? – Петунья повертела колечко в руках и отложила в сторону. Ключ казался ей незнакомым, пока она не вспомнила, что нашла его, когда убиралась на развалинах теплицы.

Закончив со стиркой, она повесила штаны сушиться, потом осторожно спустила кадку по ступеням крыльца и опрокинула ее, выливая воду в ближайшие кусты.

– Ну вот, теперь осталось только убраться, – Петунья вытерла об себя мокрые руки и повертела головой, ища, где она вчера чистила рыбу. Она примерно нашла это место – в конце концов, было темно, немудрено ошибиться, – но, как ни смотрела, ничего не нашла. Ни потрохов, ни чешуи – как будто корова языком слизала.

Некстати вспомнилось предупреждение не ходить по ферме ночью, и она передернула плечами, пытаясь прогнать пробежавший вдоль позвоночника холодок.

Да ну, глупости это все. Может, какая ночная тварь с голодухи сожрала. Нечего выдумывать всякую небывальщину, Тунья.

И она с усилием забыла воспоминание, как позавчера призрак отогнал кого-то.

Вернув кадку на ее место в кладовке, Петунья налила себе из термоса взвар шиповника и, взяв мягкую тряпочку, стала чистить колечко. Среди ее вещей нашлось немного соды – сода есть у любой хозяйки, – и постепенно из-под грязи проглянул ободок из тускло-желтого металла, а камушек в оправе оказался красивого молочно-зеленого цвета и как будто светился изнутри.

Не удержавшись, Петунья быстро примерила колечко, и оно прекрасно село на средний палец. Отставив от себя руку, она поворачивала ее то так, то эдак, любуясь тем, как солнечный свет из окна и отблески пламени в камине играют в оправе и на поверхности камня.

Наигравшись, она сняла кольцо и уже отложила его в сторону, чтобы осмотреть ключик, как взглядом ухватила что-то на внутренней поверхности ободка. Поднеся кольцо к свету, она увидела тончайшие линии гравировки, складывающиеся в какие-то символы. Они были похожи на буквы чужого языка, какими была написана ее книга.

Петунья прищурилась, рассматривая буквы. Первая напомнила ей строчную «i», тем более над нею был обозначен косой штрих. Вторую она назвала «рыболовным крючком», а третья по виду была точь-в-точь буква «р», только с косым штрихом сверху. Последнюю букву Петунья рассматривала то так, то эдак, пока не сообразила, что это же заглавная «т», только написанная готическим шрифтом!

– И-крючок-пт? – она попробовала «прочитать» и засмеялась. А потом задумалась. Как должна читаться буква «рыболовный крючок»? Как «р» или как «к»? Или, может быть, «рк»? – Ирыкпт! А ты как думаешь? – спросила она у своего единственного собеседника, у пламени в очаге. Она поднесла к нему колечко и показала надпись.

Пламя вдруг возбужденно загудело, и его языки взметнулись так высоко, что Петунья почувствовала жар у своего лица. Она отшатнулась, уронив кольцо, и оно упало на край очага, там, где языки пламени уже касались его, но самым краешком. Петунья медлила, опасливо прижимая руку к груди. Колечко было жалко, но она боялась обжечься.

Кольцо упало так, что надпись изнутри была ей прекрасно видна. И когда оно, очень быстро, нагрелось, выгравированные буквы засветились. Петунья вдруг вскрикнула и схватилась за голову. Боль, острая, как раскаленная игла, пронзила ее мозг от левого виска к правому, и перед ее внутренним взглядом возникли те же самые буквы, и она услышала:

– «Эстель»… – прошептала Петунья вслед за чужим голосом в ее памяти, и ее вдруг наполнила глубокая и ничем не обоснованная уверенность, что все будет хорошо. Преисполнившись этим чувством, она протянула руку, цапнула кольцо и отпрыгнула.

Кольцо было едва теплым. Оно лежало на ее ладони, не обжигая, а лишь немного грея. И буквы, остывая, постепенно тускнели, пока, наконец, не погасли совсем.

– Эстель, – повторила Петунья, чувствуя, как от этого слова на языке остается свежий вкус сладкой мяты. – Эстель…

У нее было чувство, будто она догадалась о значении этого слова. Но простое «надежда» почему-то казалось недостаточным для описания того чувства, что она испытала. Она ведь не надеялась. Просто знала, что не обожжется. И все.

Она надела кольцо, и оно село так, словно всегда красовалось на ее руке.

– Стоило прорыбачить вчера весь день, чтобы тебя найти, – сказала она, любуясь кольцом. Потом тряхнула головой: – Нужно отвлечься. Пока светло, пойду поищу какие-нибудь еще съедобные растения. – Подхватив свою верную сумку, она помахала огню: – Ну я пошла, – и вышла за дверь.

Медный ключик остался лежать на столе.

Chapter Text

Белый город по ту сторону пропасти был, как и раньше, тих и пуст. Петунья, как вышла из прохода между двух скал, остановилась, но не затем, чтобы полюбоваться им. Просто хотела оглядеться, чтобы своими новоприобретенными навыками оценить это место, увидеть, что ценного и полезного можно здесь найти. Заприметила заросли малины, разросшейся вокруг остатков разрушенной балюстрады, чьи белые, полуобломанные балясины, как остатки зубов торчали среди ветвей. Петунья внимательно оглядела это местечко, чтобы летом найти его и собрать ягоду, но внутри было такое чувство, что все равно найдет его, даже если не будет стараться запомнить. Потом, пройдя немного по дорожке вдоль каменной гряды, набрела на целую лужайку одуванчиков. Цветы уже распустились и как маленькие солнышки сияли в траве. Даже удивительно, как же она не заметила их в прошлый раз.

Петунья присела на корточки и провела рукой по цветам, пропуская сквозь пальцы крупные желтые головки.

В детстве Лили обязательно плела веночек и дарила его своей старшей сестре, и Петунья носила его до тех пор, пока цветы не увядали – а не увядали они долго. Сейчас она понимала, что, скорее всего, это благодаря неосознанному волшебству. Тогда – старалась не обращать внимания на очередную сестренкину странность…

– Теперь я вряд ли получу от нее еще один…

Петунья убрала руку от цветов. Перепачканные желтой пыльцой пальцы захотелось сразу же обтереть, ну хотя бы об штаны, но вместо этого поднесла их к носу и вдохнула. Сладкий-сладкий, медовый запах заполнил ее ноздри, и в голове как будто развернулась книга. Петунья даже услышала шелест перелистываемых страниц, а затем в ее разуме вдруг появилось изображение одуванчика целиком, от цветка до корней, а рядом с ним – заметки о том, на что сгодится та или иная часть.

И если верить этой подсказке, то…

– Серьезно? – Петунья не удержалась и выкопала с корнем один одуванчик. Мысленная схема пропала, но теперь, глядя на конкретную часть растения, она знала – понимаете, просто знала! – что с этим делать.

Листья и стебли годятся в салат, сушеные корни можно растереть в порошок и заваривать вместо кофе, а еще как укрепляющее средство, особенно зимой. А из цветков получится и варенье, и вино, и даже «одуванчиковый мед»!

– Откуда я это знаю? – задавалась она вопросом, пока ее руки споро и ловко, почти без участия головы в этом процессе, выкапывали одуванчики прямо с корнями и укладывали их в сумку: корешок к корешку, цветок к цветку. Остановилась только, когда все цветы на полянке оказались собраны. – Неужели это знания того призрака?

Сам собой ее взгляд устремился к белостенному городу. Сперва он очаровал ее, потом – напугал, а теперь в ее груди расцветал цветок эстель – войдя в тот город снова, она отыщет ответы на все свои вопросы. Даже на те, которыми пока еще не задалась.

Петунья закрыла глаза, глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз, и решительно сказала:

– Нет. В другой раз. Я же не безголовая курица, чтобы бегать туда-сюда. Во всем должна быть система!

Она поднялась на ноги и, решительно не глядя в сторону города, хотя ее сердце и рвалось туда со всей силы, зашагала по дорожке. Почти добежала до заветного указателя на проход в скалах и остановилась перевести дух.

Каменная дорожка здесь не заканчивалась, а поворачивала налево и шла дальше…

– Нет, нет и нет, – повторила Петунья строго и вошла в проход.

Лес встретил ее ароматами хвои и трав и щебетом птиц. Метки, что она оставила в прошлый раз, еще темнели среди лесной подстилки, и Петунья время от времени сверялась с ними, идя по прежнему маршруту, пока не поняла, что вполне может обойтись и без них. За одну ночь она поразительным образом научилась ориентироваться в лесу. Так, как будто это был ее родной дом.

Каждое дерево теперь было в ее глазах неповторимым. Узор коры, расположение ветвей и сучьев, проплешины мха, рисунок корней – все было уникальным, и потребовалось бы потрудиться, чтобы не найти дорогу обратно.

Восторженно разглядывая каждое дерево и каждый куст, каждую кочку и каждую травинку, Петунья медленно шла, не забывая время от времени наполнять свою сумку дарами природы. В ее сумке снова появился и привычный лук-порей, и свежие пучки щавеля и крапивы, и еще немного шиповника. Ей также встретились грибы, похожие на опята, но она, как и в прошлый раз, остереглась брать их.

Почему-то волшебство подарило ей чутье травника, но не грибника.

Вскоре впереди появился просвет, послышался шум текущей воды, и Петунья, миновав несколько деревьев, вышла на берег реки. Река эта была не сильно широка. По крайней мере, Петунья могла без проблем рассмотреть противоположный берег. Речные воды текли слева направо, появляясь из-за поворота и уходя дальше, пока хватало глаз.

Была ли это та самая река, что текла мимо города по дну ущелья? Она была не такая бурная, и сквозь прозрачную воду можно было рассмотреть песчаное дно. Петунья попробовала воду рукой – прохладная. Летом, наверное, будет самое то прийти сюда порыбачить и покупаться.

Недолго думая, она нашла удобное местечко с обрывистым берегом, скинула туфли и опустила ноги в воду, испустив радостный вопль, когда прохладные струи обожгли горячие ступни. Болтая ногами в воде, она высматривала в воде рыбу. Та была непуганая и время от времени, любопытствуя, проплывала мимо ее ног, щекоча плавниками ступни. Пару раз рыбки выпрыгивали из воды, чтобы поймать зазевавшееся насекомое. Потом сзади застрекотало. Петунья запрокинула голову и встретилась глазами с рыжей белкой. Зверек, зависнув на стволе дерева вниз головой, изучал ее своими темными глазами-бусинками. Как будто решал, надо пугаться этого непонятного на берегу или нет. Потом, решив что-то, снова застрекотал на своем беличьем и умчался по делам.

Петунья не сдержала умилительного вздоха. Животные ей нравились, но после близкого знакомства с совой – хоть тыщу раз волшебной! – сестры, желание завести своего питомца начисто ее покинуло.

В кустах, растущих в подлеске, что-то зашуршало, засуетилось. Потом растущие у самой земли ветви раздвинулись, и оттуда высунулась птичья голова. Петунья замерла. Поводив клювом, птица, то ли не заметив человека, то ли не зная, кто это, сочла себя в безопасности и вышла из кустарника. Это была небольшая пухлая птица, похожая чем-то на обычную домашнюю курицу. Кругловатая и ладная, совершенно непримечательной окраски – серая, с небольшими коричневыми пятнышками на оперении крыл.

Петунья открыла рот. Это же… фазан! Лесная курица! Прямо сейчас ей было все равно, откуда в ее голове берутся все эти знания, которыми обычная она не могла обладать. Она, конечно, читала о фазанах в книгах, но вряд ли смогла бы узнать его, появись он перед ней.

Но… но… яйца! Раз это самочка, то рядом должно быть гнездо! Чужая память услужливо подсказала, что фазаны гнездятся на земле, и гнездовье следует искать в кустах или густой траве.

Петунья торопливо вытащила ноги из воды, и всплеск этот привлек внимание курочки. Увидев подкрадывающееся к ней громадное существо без крыльев, птица испуганно захлопала крыльями и, забавно переваливаясь с лапы на лапу, скрылась в лесу.

Петунья склонилась над заветным кустом и, осторожно раздвигая его побеги, стала искать. Гнездо оказалось немного в глубине, там, где было пустое место, и побеги кустарника образовали естественный шалаш. В небольшой ямке, на дне, выстланном сухой прошлогодней травой и легкими серыми перышками, лежало несколько яиц.

Одно, два, десять… четырнадцать небольших, вполовину меньше куриных, темно-оливковых яиц насчитала Петунья. Трясущимися от радости и жадности руками она вытащила семь штук из гнезда и бережно уложила в сумку, расположив среди собранных трав, чтобы не побить. Оставшиеся в гнезде яйца она тихонько погладила, шепотом поблагодарив курочку, и поспешила уйти подальше, чтоб птичка поскорее вернулась.

Отойдя дальше по берегу, она высушила мокрые ноги, нацепила туфли и решила возвращаться. Найдя место, где она вышла из леса, Петунья вошла под сень деревьев и, оглядевшись по сторонам, почти безошибочно взяла верное направление. Вот дерево с узором на коре как чье-то сердитое лицо, а вот – обломанная кем-то ветка, висящая как указатель. Вон около того усыпанного мелкими красными ягодами – волчелычник, не тронь! – она повернула, а до того прошла мимо небольшого ручейка, текущего из-под поваленного дерева.

– Лесная магия! – радостно воскликнула она и от избытка эмоций хлопнула в ладоши, когда деревья расступились, открывая тропинку к скале.

Ну, и кто после этого простая маггла, м?

Петунья обернулась, чтобы еще раз взглянуть на проделанный путь и погордиться, не без этого, и обомлела. Незаметно, пейзаж вокруг нее изменился, оставшись при этом тем же самым. Скорее, это она сама стала видеть по-другому, иначе. То, что еще пару дней назад представлялось ей непролазной чащей, теперь виделось как удивительно прекрасный, местами дикий и заросший, но совершенно точно когда-то, кем-то заботливо высаженный лес. Деревья и кустарники продолжали расти в той гармонии, что в них заложил неведомый лесник, давая жизни как небольшим растениям, так и животным, обеспечивая их укрытием и едой.

Раньше она не видела этого, потому что ее глаза не были научены видеть. Волшебные знания, чья польза и своевременность были неоценимы, изменили ее способ смотреть на вещи.

Впечатленная этим внезапным пониманием, Петунья прижала руку к груди, накрывая трепещущее сердце.

Разве человек мог бы создать такое? Определенно нет, уверенность в этом была выгравирована в ее костях. Мог ли такой лес вырасти сам, по природе? Она сомневалась, наверное, да, но все же… все же во всем окружающем великолепии чувствовалась чья-то заботливая рука, вкус к красоте и чутье к гармонии.

Петунья попыталась вообразить, кем мог бы быть этот неведомый архитектор леса, как далеко вглубь времени он должен был планировать – и испугалась. Этот лес, как внезапно она поняла, ничем не отличался от белого города.

Смущенная этими мыслями, она быстро нырнула в проход и побежала по дорожке. И бежала до тех пор, пока перед ней не появились ворота фермы, простые и грубые в своей человеческой сути, а от того дарующие ощущение надежности.

Петунья подошла к воротам, встала, уткнувшись лбом в шершавую поверхность одного из столбов, и замерла, пока тяжелые дыхание не выровнялось, а сердце перестало пытаться выскочить из груди.

– Иногда ты слишком много думаешь, Тунья, – сказала она, закрыв глаза и чувствуя тепло солнечных лучей на коже. Опять ее поход в лес занял уйму времени. Как будто, когда она отлучается из фермы, время летит как пришпоренное. Вон уже и вечер скоро…

Спину вдруг обдало холодом. Не пробеги Петунья от самого леса до дома, она, может, и испугалась бы, но сейчас она была слишком уставшей для всего этого. Она обернулась и почти не удивилась, увидев за собой знакомого призрака.

– А я яиц собрала, – вырвалось у нее вместо приветствия, и на его губах, видимых из-под низко накинутого капюшона, возникла улыбка.

Chapter Text

Только взяв призрака за руку, чтобы провести сквозь ворота, Петунья вспомнила о стирке. Так уж случилось, что на всех деревьях для просушки были развешены вещи, и даже несколько трусов. А у нее гость. И не просто гость, а очень красивый мужчина! Хоть и немножечко мертвый.

На минутку ей даже показалась, что она очутилась в американском ситкоме. Из тех, где актеры на экране разыгрывают тупые сценки, а за кадром смеются зрители.

Петунья похлопала себя по горячим от стыда щекам и сказала:

– Я просто сегодня постирала… не обращай внимания на мои вещи, ладно? – как назло, она никак не могла вспомнить висят ли трусы на виду. Ей действительно нужна нормальная сушилка.

Ведя призрака за собой сквозь рощицу, Петунья удивилась.

– Удивительно! Ты теперь совсем настоящий, – рука, которую она сжимала своей, была большой и крепкой, очень материальной. И травинки пригибались под его весом, когда он шел следом, издавая небольшой шум. У Петуньи было такое чувство, что шумел он только для нее, а так вполне мог бы идти совсем бесшумно. Как призрак.

Очень оригинально, Петунья.

И тем не менее она не могла не вспомнить их первую встречу – тот страх, что она испытала, был все еще жив в ее памяти. Она, верно, тогда совсем обезумела, если осмелилась из собственных рук напоить невесть откуда взявшееся привидение.

Домик встретил их веселым колыханием стирки. Петунья быстро нашла взглядом свое белье и обреченно вздохнула. Зачем она повесила их так близко?

Чтобы не зацикливаться на такой неловкой ситуации, она громким голосом поведала:

– Я вчера поймала рыбу. Во-от такую, – и изобразила свободной рукой размеры, весьма сильно погрешив против истины. Ну да ладно. – Большую часть продала, но на суп вполне хватило. И еще яйца можно сварить. Все равно хранить негде. Будешь?

Призрак кивнул и устроился на прежнем месте на крыльце. Сняв капюшон, он подставил бледное лицо солнечным лучам и прикрыл глаза.

Хлопоты по хозяйству всегда были для Петуньи прекрасным способом отвлечься от проблем. Приготовить ужин на семью или устроить генеральную уборку – все годится, лишь бы голова и руки были заняты делом.

Петунья сразу повесила котелок с супом на огонь, а сама принялась разбирать свой сегодняшний улов. В первую очередь она промыла и разложила для просушки щавель, крапиву и порей, затем занялась одуванчиками. Их она тоже помыла, тщательно смыв всю землю с корней, и сразу же разделила на части – отдельно корни, цветы и стебли с листьями. Глядя на собранное, она не могла не вздохнуть. Что толку, если ей теперь известно несколько рецептов салата из одуванчиков, если у нее не только остальных ингредиентов, но и хоть какой-нибудь заправки?

Она выбрала один из листиков на пробу, отправила его в рот и вдумчиво прожевала. Было чуть-чуть горьковато, но терпимо. На самом деле, даже похоже немного на рукколу. Петунья добавила бы маленьких огурчиков и помидорок-черри, может, пару ложек консервированной кукурузы и пучок зеленого лука, и заправила оливковым маслом – у нее даже слюнки потекли, когда она представила себе вкус этого салата.

Петунье очень нравились слова великой Коко Шанель про настоящую женщину и старалась соответствовать. Скандалы и салаты выходили на славу, а вот шляпки пока не очень.

Ничего не поделаешь. Огурцы и помидоры, не говоря уже о кукурузе, на ее ферме пока не водились. Петунья выбрала самые красивые листики, выложила их на тарелку, добавила стрелки зеленого лука и ломтики порея и посолила. Какое-никакое, а разнообразие.

Суп в котелке закипел. Петунья быстро разбила все яйца в миску, взболтала вилкой и, высунув язык от усердия, тоненькой струйкой стала вливать в кипящий суп, одновременно помешивая ложкой. Благодаря энергичным помешиваниям, яйцо моментально сварилось в виде небольших завитушек, равномерно покрывших всю поверхность супа. Мама называла такие супы «кудрявыми».

– У меня только один набор посуды, – извиняющимся тоном сказала она, протягивая призраку котелок и ложку. Тарелку с зеленью поставила прямо на крыльцо и сама примостилась рядом.

Было здорово сидеть на крыльце и медленно есть суп, глядя на то, как красиво белели носки и трусы на фоне подсвеченных багряным закатом деревьев.

Тьфу. Петунья мысленно плюнула и сосредоточилась на вкусе похлебки.

Яйца добавили рыбному бульону питательности и вкуса и значительно увеличили его объем. Петунья мелкими глотками отпивала суп, искоса глядя на своего гостя. Призрак – а можно ли его продолжать так называть? – аккуратно работал ложкой, хлебая суп из котелка, и каждое его движение было преисполнено прирожденного изящества. Петунья даже подумала, что члены королевской семьи не могли бы есть изысканнее.

Когда с едой было покончено, и даже тарелка с зеленью опустела, Петунья убрала грязную посуду в домик и предложила гостю настой шиповника в единственной кружке. Себе же налила в крышку термоса.

– Надо мне как-то обзавестись курицей, – вслух подумала она, задумчиво отхлебывая напиток. – Каждый день искать яйца в лесу будет немного чересчур.

Но где тут взять курицу? Не ловить же фазанов по лесу?

Легкое прикосновение по руке заставило ее отвлечься от раздумий. Петунья встрепенулась. Призрак протягивал ей пустую кружку и серьезно кивнул на вопрос было ли вкусно.

Вообще-то, теперь он должен был уйти, как уходил раньше, получив воды или еды. Но призрак продолжал сидеть на крыльце, и даже не отреагировал, когда Петунья похлопала его по плечу.

Она пожала плечами, что ей вообще известно о повадках призраков? Ни в одной из книжек Лили не было написано, что они могут есть и пить. Сходив за водой, она перемыла посуду и принялась чисть котелок песком и пучком травы. В книжках писали, что это сочетание прекрасно убирает жир, если нет ни мыла, ни соды, и теперь собиралась выяснить полезность этого метода на практике. В середине процесса она почувствовала на себе взгляд. Призрак, отвлекшись от своих мыслей, внимательно наблюдал за ней, как будто не было ничего интереснее чем мытье посуды. Петунья снова пожала плечами и с удвоенным усердием продолжила свое занятие.

– И правда, чистенько! – Петунья осталась весьма довольна, когда вытряхнула песок и сполоснула котелок водой. Внутренняя поверхность посудины была совершенно чистой, ни единого пятнышка!

В этот момент призрак потянулся к ней рукой, привлекая к себе внимание, а потом поманил к себе ладонью. Петунья подсела ближе, не выпуская котелка из рук.

Он выглядел странно взволнованным, и от этого почти живым.

– Хочешь, чтобы я помогла с чем-то еще? – спросила она.

Он закивал, да так энергично, что напомнил китайского болванчика. Пришлось прикусить изнутри губу, чтобы не рассмеяться. Он протянул к ней руки ладонями вверх и требовательно качнул ими, побуждая Петунью положить сверху свои. Когда ее руки соприкоснулись, он подался вперед и прижался к ее лбу своим.

Петунья закрыла глаза и увидела чужой мыслеобраз. Несколько девушек в простых белых одеждах, все босые и простоволосые, омывали чье-то тело, а чуть позже, держа в руках светильники, скорбным караулом совершали бдение у алтаря.

Призрак отстранился, и таинственные образы пропали. Петунья открыла глаза и потерла лоб, не зная, что и думать. Была ли это та штука, которая в учебниках Лили называлась легилеменцией? Это ведь точно были не ее мысли, не ее воспоминания.

Она взглянула на того, кто поделился с нею этой картиной. Призрак смотрел на нее со странным, напряженным ожиданием, как будто в этот момент решалась его судьба, не меньше. И решала ее – она, Петунья.

Мистер Кори в своем письме просил ее оказать помощь всякому, кто придет на ферму. Сперва она подумала, что от нее потребуется вырастить овощ или фрукт, угостить едой, но не участвовать в сомнительных обрядах. А то, что показанное ей было обрядом, это несомненно. Вот только что он означал… в действиях тех девушек было что-то смутно знакомое, как будто Петунья уже читала об этом, только не могла вспомнить.

Она снова потерла лоб. Холод в том месте, где призрак касался ее, все никак не хотел пропадать.

– Дай-ка я уточню, – сказала она. – Я правильно поняла, что мне нужно… кхм… помочь тебе помыться, а потом посторожить твой сон?

Призрак кивнул, Петунья почувствовала, как ее лицо все краснеет, как начинают гореть уши и в груди становится душно и жарко. Она со стоном спрятала горящее лицо в ладонях. Да она же голых мужчин видела только в Лондонском музее в отделе греко-римской скульптуры! Ну и еще в том ужасно пошлом журнале, который совершенно случайно нашла на самой верхней полке родительской гардеробной под старыми отцовскими свитерами. Греческие статуи показались ей более красивыми. Во всех отношениях.

А этот призрак… Петунья взглянула на него сквозь щелочку между пальцами и снова задохнулась от внутреннего жара. Господи, да зачем ты вообще создал такого красивого мужчину?

Наконец, немного совладав с собой, она только спросила:

– Воду греть? – и то, как просветлело его лицо и с каким облегчением он улыбнулся, изгнало все посторонние мысли из ее головы. Потом ей обязательно будет неловко – ближайшие пару лет, так точно, – но это будет потом.

Она выкатила кадку из кладовой и в несколько заходов натаскала воды из пруда. Два камня, которые она использовала для нагрева, раскалились настолько, что почти светились, а от воды поднялся мощный столб пара, когда Петунья положила их в кадку. Огонь протрещал что-то подбадривающее, и она, обернувшись, благодарно улыбнулась ему.

– Все готово, – она приглашающе указала на пышущую жаром кадку.

Призрак пригнулся, чтобы войти в дверной проем, и чуть не ударился головой о притолоку. Из-под плаща показались его руки, и Петунья отвела взгляд, когда он дернул завязки своего драного плаща. Пока он разоблачался, бросая одежду прямо на пол, что она определилась по шелесту ткани, петунья достала мыло и шампунь, мочалку и расческу, чистое полотенце и запасную простыню. Тихий плеск воды подсказал ей, что все готово.

Призрак сидел в ее импровизированной ванне, поджав к подбородку колени, и вода плескалась почти у самых краев, грозя выплеснуться вовне. Все же, для него эта кадка была маловата.

Петунья окинула взглядом его широкие белоснежные плечи, крепкие руки, гриву темных, с редкими серебристыми нитями, волос, таких длинных, что лежали прямо на полу, и очень серьезным голосом сказала:

– Сперва вымоем голову. Закрой глаза, может щипать, – и откупорила баночку шампуня.

Chapter Text

Петунья сосредоточенно массировала голову призрака, и пряди его волос – темные и блестящие – скользили между ее пальцев подобно шелковым нитям. Призрак, расслабившись от массажа, немного сполз вниз и чуть откинул голову назад, чтобы ей было удобнее, и взгляд Петуньи то и дело цеплялся то за торчащие над водой округлые колени, то за безволосую грудь с темными кружочками сосков. Каждый раз она тут же отводила глаза и нервно сглатывала. Думать о том, что будет дальше, и вовсе боялась.

Было жаль, что нельзя бесконечно мыть волосы, наслаждаясь их мягкостью и шелковистостью. Петунья потянулась ковшиком, чтобы зачерпнуть из кадки воды, снова не удержалась от того, чтобы поглазеть на красивого мужчину – хоть и стыдно! – и неожиданно подметила, что его грудь ни на дюйм не сдвинулась, как будто он не дышал.

Она вся внутри похолодела, и ей в миг стало ясно значение того видения, что он показал ей.

Обмывание покойника.

Она механически зачерпнула воды и стала смывать густую пену с волос, но в это же время ее мозг бешено работал, пытаясь понять сложившуюся ситуацию.

Она подула в рог, найденный в пустом каминном зале. Было ли в том какое-то еще значение, кроме того, что выходка получилась совершенно хулиганской? Мальчик Диггори, поступив как она, разбудил жестокую Белую Колдунью, которая принесла в Нарнию зиму и множество бед. А она, чему положила начало она, Петунья?

Разве не после этого она почувствовала на себе чье-то внимание? И та тень в караульной башне, когда она убегала из города? Она попыталась вспомнить, на что был похож замеченный ею силуэт, и неосознанно слишком сильно потянула за волосы. Спохватившись, пробормотала извинения, но призрак не отреагировал, как будто ему не было больно.

Ах да, он же мертвый. Ему не может быть больно.

Петунья тихонько вздохнула, отложила ковш, выжала волосы и, закрутив их в тугой жгут, закрепила парой шпилек на макушке, чтобы не мешались.

– Наклонись, я помою спину, – призрак безропотно выполнил ее просьбу. Петунья намылила мочалку и осторожно провела по спине. Белоснежную кожу спины пересекали и уродовали несколько незаживающих ран. Опаленные края кожи и плоти расходились в стороны, как кожура на вареном картофеле. Петунья подумала, что следы как будто от хлыста, но откуда тогда следы огня?

– Не больно? – призрак покачал головой. Собравшись с духом, она провела мочалкой вдоль одной из ран, но призрак даже не шелохнулся, и она стала водить мочалкой немного посмелее.

Когда призрак появился перед ней в первый день, она дала ему воды. На второй – еды, приготовленной из тех продуктов, что она собрала своими руками. Затем они пропустили один день из-за дождя, и Петунья заподозрила, что мытье должно было состояться вчера. А на сегодня оставалось бдение у гроба.

Водя мочалкой вверх-вниз, Петунья повторяла про себя: питье, еда, мытье и сон. Эта простая формула была ей знакома. Не из книжек Лили. В них было написано много всякой на первый взгляд чепухи, но, если прищуриться и сказать себе, что магическая наука тоже наука в каком-то роде, то содержимое школьных учебников было вполне логичным.

Нет, Петунья знала об этом еще до того, как к ним в дом пришла профессор из Хогвартса и вручила Лили то самое письмо.

Она остановилась, чтобы заново намылить мочалку, но покрытые мыльной пеной раны выглядели так, будто она их только больше разбередила, и она поспешила зачерпнуть воды. Когда она плеснула водой на спину, то вместе с пеной стекли и следы ранений, оставив только чистую, гладкую кожу. Петунья недоверчиво провела ладонью вдоль позвоночника, но глаза ее не обманывали. Жуткие раны исчезли, как будто их никогда и не было.

Призрак обернулся, вопросительно приподняв брови.

– Раны на спине исчезли… – пролепетала она, а он серьезно кивнул, как будто так и должно было быть.

Ох, ну ладно. Петунья еще раз окатила его спину водой, смывая остатки пены, сполоснула и заново намылила мочалку, а затем переместилась в сторону, чтобы удобнее было заняться руками.

На белоснежных запястьях она увидела кровоподтеки и ожоги, сбитые костяшки и сорванные ногти. На левой руке к тому же отсутствовали мизинец и безымянный палец, и как она не заметила этого раньше? Но стоило хорошенько потереть мочалкой, как руки вернулись к изначальному состоянию: пальцев стало снова равное количество, а все свидетельства того, что этому мужчине пришлось пережить что-то очень плохое в своей жизни, пропали.

К этому моменту все смущение от вида совершенного нагого мужчины в ее ванне иссякло, и она относилась к своему занятию так, как будто отчищала от скверны античную статую.

Тем более, что со стороны это именно так и выглядело. Под ее мочалкой исчезали, словно были смыты водой, жуткие кровоподтеки и незаживающие раны, восстанавливалась кожа на сбитых в кровь запястьях и лодыжках, а неправильно сросшиеся кости вернулись к своей естественной форме. Петунья даже заподозрила, что у нее в руках магическая приблуда Лили, но нет. Эту мочалку она купила уже после ухода от родителей, в обычном галантерейном магазине.

Часы показывали почти полночь, когда Петунья, наконец, закончила. Призрак поднялся из воды – весь белокожий и сверкающий, как только что высеченная из куска камня статуя. Петунья обмакнула его полотенцем, убирая остатки воды, а потом протянула ему чистую простынь. И он завернулся в нее на манер тоги.

У Петуньи аж дух захватило от такой красоты, а когда он вдобавок вытащил шпильки, и темные волосы рассыпались по плечам и спине, укутав его на манер диковинного плаща, то чуть не потеряла последние остатки разума от эстетического шока. Она дернулась в сторону кадки, чтобы вылить мерзкую, грязную воду, но призрак ловко поймал ее за руку и покачал головой.

Ее попустило. И правда, ночь уже. Разберется с этим завтра.

– Тогда ложись, – она показала на кровать. – А я посторожу твой сон.

Было немного смешно наблюдать, как высокий мужчина пытается уместиться в кровати, которая явно была маловата для него. Наконец, он решил этот вопрос просто переложив подушку на другой конец и лег головой к окну, а его босые ступни свисали с кровати в сторону очага. Петунья подошла, чтобы накрыть его одеялом, и, подумав, наклонилась и запечатлела короткий поцелуй на его лбу.

– Спокойных снов, – прошептала она и показала в сторону стола. – Я буду здесь, пока ты будешь спать. До самого утра.

Он дважды моргнул, показывая, что услышал ее, и закрыл глаза, сделавшись по виду неотличимым от мертвеца. Вспомнив о видении, Петунья поставила на подоконник волшебную свечу Лили, и ее холодный свет дополнительно осветил покойное, чистое лицо. Постояв немного у кровати, Петунья, стараясь ступать потише, вернулась к столу, налила себе шиповниковый настой в кружку и открыла дневник.

Ей предстояло бодрствовать всю ночь, не отходя от тела, не отвлекаясь ни на что, и так пока не взойдет солнце.

Отхлебнув из кружки, она взяла ручку и принялась записывать все, что произошло с ней сегодня. Начиная с колечка и ключа, обнаруженных в карманах штанов (вспомнив про ключ, она поискала его глазами, нашла тут же на столе, лежащим у стены, и на всякий случай переложила его поближе), и заканчивая тем, что на ее кровати спит призрак, в комнате стоит кадка с грязной, как будто она отмывала весь Букингемский дворец вручную, водой, и что ей делать и что ее ждет совершенно непонятно.

Словно в ответ на ее размышления, с улицы донесся шум. Петунья вздрогнула и насторожилась. Шум повторился, но он пока был так тих, что она не могла разобрать его природу. Она немного подождала, стараясь даже дышать через раз, чтобы не пропустить ничего, но шум больше не повторялся, и она вернулась к своим записям. Дописав, полистала исписанные страницы, но они быстро закончились, и какое-то время Петунья просто сидела, смотрела на часы и про себя считала движения секундной стрелки.

На три тысячи сто сорок пятом счете с улицы донеслось лошадиное ржание и цокот копыт, которое сперва становилось громче, а потом с той же скоростью стихло, как будто мимо фермы проскакал бешеный конь. Петунья сбилась.

Она подождала несколько минут, но шум с улицы больше не повторился. Было скучно сидеть просто так, она взяла книгу и уставилась на ее название. Буквы золотого тиснения прежде выглядели как китайская грамота, но теперь Петунья нашла те несколько, что были на кольце. Правда, здесь над ними располагались не штрихи, а одна точка или даже группа из трех точек. Она смотрела на эти буквы, гадая, как читаются эти слова, и постепенно в ее голове стало проясняться.

– «История Феанора и сыновей его», – прочла она то, что было написано более крупно. А чуть ниже, шрифтом поменьше было уточнено: – «в дни их величайшей славы и величайшего падения».

Прочтенное звучало как заглавие скучнейшей исторической летописи, но, если эта книга не из обычного мира, то, наверное, будет интересно. Петунья открыла обложку и приготовилась читать, как в этот момент на улице послышались чьи-то шаги.

Кто-то, кто шел по двору не медленно, но и не быстро, а ровно так, как идет знающий эти места человек, прошел по двору, взошел по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь.

Петунья вздрогнула, как пугливый кролик. Ее взгляд метнулся к двери, на которой – вот растяпа же! – был не задвинут засов!

Мелькнула мысль, что надо встать и закрыть дверь, но встать как раз она и не могла. Все силы разом покинули ее тело, сделав ее ноги слабыми как кисель.

– Мисс Эванс, – позвал из-за двери голос мистера Кори, точно такой же глубокий и звучный, как она запомнила в их единственную встречу, – прошу прощения за столь поздний визит. Но я совершенно случайно, – он хохотнул, – вспомнил, что у меня есть для вас кое-что.

Мистер Кори? Петунья испустила длинный облегченный вздох. Тогда понятно, почему он не заплутал, он ведь сам раньше здесь жил. Она уперлась ладонями в столешницу и со всей силой толкнула себя вверх, заставляя непослушное тело встать.

Получилось! Осталось всего пару шагов до двери, вот только ноги и правда не слушаются. Она досадливо ударила кулаком по бедру. Она уже решила пригласить его войти, но мертвец в ее постели вдруг дернулся как от удара, его рот открылся в беззвучном стоне, а все его тело затрясло.

Испуганная – что случилось, ведь было же все нормально? – она метнулась к нему, но запнулась о кадку и упала, больно ударившись об пол едва поджившими коленями. Из глаз брызнули слезы, а из губы, которую она прикусила, чтобы не закричать, потекла кровь. Но в тот момент, как она оказалась рядом, призрак как будто почувствовал ее присутствие сквозь свой мертвый сон и затих. Петунья, тяжело дыша ртом, заставила себя подняться и сесть на край постели, а потом утерла мокрый подбородок ладонью. На руке осталась кровь.

– Мисс Эванс? – снова позвал ее мистер Кори. Его голос был спокойным и дружелюбным, как будто не его заставляли ждать на крыльце посреди ночи. – Если вам неудобно выходить, вы можете просто пригласить меня внутрь, – предложил он, и Петунья вдруг подумала, что тот мистер Кори, которого она встретила в баре, не оставил у нее впечатления человека, который будет послушно ждать, пока его пригласят. Он, скорее, из тех, кто громко обозначит свое намерение войти и потом все равно войдет, позовут его внутрь или нет.

И вообще, разве это не странно? Боль в прокушенной губе отрезвила ее, заставив думать рационально. Все равно колени болели так сильно, что она не нашла бы в себе сил подняться и куда-то пойти. Если ему понадобилось что-то ей дать, не логичнее было бы воспользоваться почтовым ящиком? Зачем тащиться сюда среди ночи?

Она бросила взгляд на темное окно. Свет от волшебной свечи затмевал собой все, что могло происходить по ту сторону окна. Но если прикрыть глаза… Петунья передвинулась по краю постели к окну, едва не сев на волосы призрака, и, приставив ко лбу ладонь так, чтобы отгородиться от света, приникла к стеклу.

Этой ночью луна над фермой была особенно большой и яркой. Подобно сияющему великанскому сиклю она висела посреди темного неба, затмевая собой и планеты, и звезды, и превосходно заменяя собой отсутствие уличного фонаря. В лучах ее мертвенно-бледного света Петунья увидела на своем крыльце бесформенную, клубящуюся тень.

Тень шевельнулась и голосом мистера Кори повторила:

– Мисс Эванс, могу я войти? Вещь, которую я принес, действительно очень важна для вас.

Chapter Text

Петунья неловко дернулась и сшибла локтем волшебную свечу. Та с громким стуком упала с подоконника и закатилась под кровать, и в этом углу домика сразу стало темнее. Растерянная, не зная, что делать – доставать подарок сестры или продолжать смотреть, – Петунья на мгновение отстранилась от окна, а когда снова приникла к нему, то на крыльце уже никого не было.

Она задержала дыхание и плотно приникла к окну, пытаясь разглядеть как можно больше, но ничего не увидела. И, когда уже перевела дух, почувствовав прилив облегчения, что этот ужас, наконец, закончился, как за окном, приникнув к нему с той стороны, появилась черная бесформенная клякса, распахнула пасть, полную острых как у акулы зубов, и прошипела:

– Я тебя слышу.

Петунья с воплем отшатнулась, упала прямо на лежащего в постели мертвеца и спрятала лицо в складках одеяла. Она лежала ничком, подставив беззащитную спину, и в ужасе дрожала, в любое мгновение ожидая, как в нее вонзятся когти и зубы.

Однако, время шло. В тишине, заполнившей маленький дом, ход секундной стрелки, мерно отмеряющей течение времени, был особенно громким. Каждый щелчок, отсчитывающий секунды, раздавался громом, и наверняка все окрестные чудовища ясно его слышали.

Но ничьи когти и зубы не торопились впиться в ее плоть.

Петунья пошевелилась. Лежать и дальше так было неудобно, и воздуха не хватало. Она медленно приподнялась, огляделась – в домике было пусто, по-прежнему горел огонь в очаге, на столе лежала книга. Опасливо подобравшись к окну, она осторожно выглянула в него, в любой момент ожидая, что снова появится та тварь, но – ничего. Ничего и никого. Снаружи не было ни души.

Она выдохнула и сползла на пол, прислонившись спиной к кровати. И просидела так сколько-то времени, слушая тикание будильника. Мерный перестук стрелок успокоил ее. Она неловко поднялась, обработала вновь кровящие колени и прокушенную губу. От воды с мылом ссадины заныли, но это было даже хорошо, отвлекало от пережитого ужаса и позволяло сосредоточиться на главном.

Что это было?!

Призрак продолжал изображать из себя покойника, оставаясь неподвижным и мертвым, как будто не его недавно колотило и трясло. Петунья припомнила, что припадок начался как раз когда «мистер Кори» объявился на крыльце, и сразу поняла, что таким образом призрак уберег ее. Иначе – напуганная, она бы обязательно открыла дверь знакомому человеку.

Голос ее пока не слушался, и она одними губами прошептала беззвучное «спасибо». А потом заглянула под кровать, куда там укатилась волшебная свеча. Пришлось сходить в кладовку за граблями, чтобы подцепить укатившуюся в дальний угол банку и подтолкнуть ее к себе.

К счастью, не разбилось. Лили, когда дарила свой «фонарик», хваталась, что огонек будет гореть вечно, а сама баночка зачарована на неразбиваемость. Петунья вздохнула и поставила свечу на пол, в изножье. Сейчас ей было нужно окно, чтобы посмотреть, кто придет к ней в следующий раз.

А то, что следующий визит будет, она почти не сомневалась.

Пусть она и бросила читать сказки после того, как Лили уехала в свою школу, и сосредоточилась на литературе более реалистичной, многое из прочитанного, если не все, все еще помнилось отчетливо и в подробностях. У них была большая книжка со сказками со всего света, и среди них, в том числе, было несколько историй о столкновении героев с потусторонним. И почти во всех случаях часто повторялась цифра три. Герой три ночи проводил в бдении у гроба или на могиле. Потустороннее трижды стучалось в дверь. Ведьма наставляла героя трижды произнести волшебные слова, чтобы открылся путь. А если отец снаряжал сына сапогами, тот не мог достигнуть свой цели, не сносив прежде трех пар.

Петунья растопырила пальцы и начала их загибать один за другим. Получилось, что фальшивый «мистер Кори» позвал ее – когда она читала, когда упала и когда смотрела в окно, – ровно трижды!

А потом исчез.

– Так что же это выходит… – Петунья оглянулась на огонь в очаге. Тот с начала ночи вел себя довольно тихо – языки пламени были небольшие, едва достаточные, чтобы огонь не погас, – и в тот момент, когда Петунья чуть не впустила в дом неизвестно что, он никак не проявил себя. А она ведь успела привыкла к тому, что на волшебный огонь всегда можно положиться!

Поэтому она не стала делиться своими подозрениями вслух. А в том, что ей предстоит пережить еще два визита, она была почему-то железно уверена.

Время шло медленно. Маленькая стрелка будильника показывала только полпервого. С того момента, как призрак уснул, прошло всего ничего, а до рассвета оставалось часов пять, не меньше. И занять себя было нечем. Читать не хотелось. Петунья попробовала взять книгу, но поймала себя на том, что ежесекундно ждет стука в дверь, отвлекается и совсем ничего не понимает в этих буквах. В общем, книгу она отложила. Затем попробовала походить – места было маловато; выполнила несколько упражнений – но только больше разбередила пораненные колени. В конце концов остановилась на декламации стихов. Всех, что помнила. Начиная с монологов Шекспира и заканчивая балладами Киплинга.

И вот, когда она уже дочитала до середины «Балладу о Востоке и Западе», снаружи раздался хлопок, как будто лопнул воздушный шарик, раздались торопливые шаги, и из-за двери, вперемешку с хаотичным стуком, раздался звонкий голос.

– Туни! Туни! Пусти меня, пожалуйста! – очень хорошо знакомый голос. Петунья дернулась в сторону двери, но израненные колени подвели ее, и она упала на кровать. Она выглянула в окно. Лили стояла на крыльце, нетерпеливо приплясывая и теребя рукава своей черной форменной мантии. В свете луны ее волосы отливали розовым серебром, а на лице было то самое выражение, когда ей удавалось самое сложное зелье. – Ну, пожалуйста! Это очень срочно! У меня тут такое! Ты просто не представляешь!

Кровь зашумела в ушах Петуньи, отрезая от нее все звуки вокруг. Все, что она слышала, был возбужденный голос сестры. Что случилось? Почему она не в Хогвартсе? Чем она так взволнована?

Петунья резко рванула на себя дверь и застыла на пороге. Это и в самом деле была Лили. Встрепанная, чумазая, улыбающаяся во все тридцать два зубы.

– Туни! – радостный визг сестры едва не оглушил ее. – Я так рада! Так рада! Ты даже не представляешь, что произошло! Вот, – она предъявила небольшой хрустальный флакончик, которые покупала для своих экспериментальных зелий. В нем и правда была какая-то жидкость – цвет не разобрать в темноте, но ее было чуть больше половины объема. – Нам с Северусом назначили взыскание из-за этих гадких Разбойников! И мы разбирали старые книги, которые нужно было выбросить. И в одной… в одной книге, Туни, я нашла рецепт! – Петунья глядела на нее во все глаза, едва ли вслушиваясь в то, что та тараторит, захлебываясь словами. Она пыталась найти хоть малейший намек на то, что это снова обман, только более искусный, но не находила. Внешний вид, улыбка, манера разговаривать и жестикулировать, даже эта очаровательная детская подвижность, как будто в любой момент готова пуститься в пляс и только сдерживает себя, все это точно была ее Лилс. Да плевать, что там случилось в ее дурацкой школе. Петунья вдруг поняла, что ужасно соскучилась. Она сморгнула лишнюю влагу с глаз и собралась уже пригласить сестренку войти, но вслушалась в ее слова: – Я сварила его, Туни! Зелье, которое сможет сделать тебя волшебницей! – практически крикнула Лили, и ее звонкий голос эхом разнесся по ферме. Потом она состроила жалобное личико и протянула: – Ну давай же! Давай зайдем, и ты выпьешь зелье! Я же не зря его варила? Ну Туни, ну пожа-алуйста!

Петунья, чувствуя, как холод страха распространяется по телу, смотрела на нее и не находила никаких отличий. Яркий, как солнышко, цвет волос, совершенно ведьмовские глаза, ямочки на щеках, когда она улыбается, манера теребить пальцами юбку или платье, и этот чудесный просительный тон, который срабатывает на всяком, к кому младшая мисс Эванс собралась применить его.

Да даже на самой Петунье.

Вот только с прошлого лета, как начались каникулы, Лили не называла Снейпа никак иначе, чем по фамилии. Только «Снейп». Если хотела выразить свое недовольство, то «мистер Снейп». А если хотела задеть, то использовала издевательское «Нюниус». Петунья не удивилась, когда узнала, что эту мерзкую кличку придумали придурки Поттер и Блэк.

Впрочем, тем же летом слово «придурок» все меньше и меньше употреблялось в отношении Поттера, когда Лили рассказывала о каких-то происшествиях в школе.

Петунье было интересно, конечно, что же случилось, что сестренка так резко изменила свое мнение, но, как ни выпытывала, Лили молчала. Сказала только, что Снейп сделал что-то непростительное, она устала бороться и больше не намерена закрывать глаза на его поведение.

Когда Лили Эванс что-то решала, то заставить ее отказаться от этого решения было невозможно.

И она точно знала, что нет никакого способа сделать маггла – волшебником. Ни зелий, ни ритуалов, ничего. Под вопросом продажа души дьяволу, но лишь потому, что никто не удосужился вызвать Сатану и спросить его мнения на этот счет.

Петунья медленно отошла от порога на один шаг.

– Что ты, черт тебя дери, такое? – выплюнула она прямо в улыбающееся лицо.

Тварь с лицом Лили Эванс засмеялась, запрокидывая голову назад характерным жестом, и чем больше оно вело себя как ее сестра, тем крепче становилась уверенность Петуньи. Это – не ее сестра.

– Это же я, твоя младшая сестра! Ты не узнаешь меня? Ты шутишь, наверное, Тунечка, да? Твои шутки бывают такие смешные, но сейчас нет! Ну же, впусти меня, сейчас же! – неожиданно закричала она. Но переступить порог не пыталось. Видимо, правду пишут в сказках. Нечистую силу нужно обязательно пригласить в дом.

Петунья сжала кулаки и отчеканила:

– Ты не моя сестра. Она не знает, где я живу, – Почему-то ей не хотелось называть сестру по имени. В сказках всегда подчеркивалось, как важно не сообщать имена всякой нечисти. Она собиралась следовать этому совету. – Нет никакого зелья, чтобы сделать маггла волшебником. Она называет Снейпа «Нюниус». И она никогда, никогда не зовет меня «Тунечкой»! Поди прочь!

Стоило ей выкрикнуть эти слова, как лицо Лили Эванс стекло с твари словно вода, и жуткое зубастое чудовище прошипело:

– Я тебя вижу.

И исчезло, бесследно растворившись в темноте. Петунья осталась стоять на пороге, держась одной рукой за дверную ручку, а второй пытаясь унять бешено стучащее сердце. Ее грудь быстро и часто вздымалась, как после долгого изматывающего бега, а по спине стекали крупные капли холодного пота.

Отдышавшись, она закрыла дверь, опустила в петли засов, и осела на пол. В ушах продолжало звучать мерзкое шипение «я тебя вижу». Что же будет дальше? Дальше тварь вцепится ей в горло и – что тогда?

Право слово, за эти несколько дней она достаточно натерпелась страха. Пусть даже призрак оказался вполне дружелюбным, при первом знакомстве он нагнал на нее достаточно ужаса. А теперь еще и это…

Петунья закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Она не была плаксой. Напротив, всегда стоически терпела, что бы ни случилось, и порой даже в нужный момент не могла проронить и слезинки, отчего среди ровесников имела репутацию сухой и черствой особы.

Но когда накатывало – как сейчас, когда страха стало слишком много, – слезы, наконец, полились, и им удержу не было.

Петунья горько плакала, и звук ее рыданий растрогал бы даже мертвого. Вот и призрак, не просыпаясь, встревоженно нахмурился, а поникший было огонь встрепенулся и что-то утешающе прогудел.

Поплакав вволю, Петунья утерла слезы собственно футболкой, высморкалась и заявила в пустоту, хмуро и решительно, так, что даже страх на мгновение отступил:

– Я вам всем еще покажу. Не будь я Петунья Эванс!

Chapter Text

– Слова, только слова, – произнесли за дверью, и Петунья вздрогнула. Голос был женский, тонкий, какой-то неприятный. Словно пилой по пенопласту. – Молчала бы – глядишь, сошла б за умную. Ну, скажи спасибо, что никто тебя, кроме меня не слышал. Эй, ты там? Может, впустишь меня, дорогая? Нам о многом нужно потолковать.

Петунья задрожала. Она вдруг узнала голос, потому что раньше не раз слышала его на записи. Как-то летом, они баловались с магнитофоном, записывая на кассету разные сценки. Как будто одна из них актриса, а другая – журналистка. Или они обе певицы и поют популярную тогда песенку. Или разыгрывали отрывки из любимого обеими Шекспира. Потом запускали пленку и смеялись, не узнавая собственных голосов.

Голос Петуньи в записи звучал как раз вот так.

Петунья поднялась на ноги, не зная совершенно, что делать, когда та, за дверью, вздохнула, пробормотала «ну, если не хочешь по-хорошему», а потом прозвучало звонкое и отчетливое:

– Алохомора! – и тяжелый засов сам собой вынулся из пазов и с грохотом упал на пол, а дверь открылась.

Петунья вскрикнула и чуть не упала. По счастью, за спиной у нее оказался стол, и она, больно ударившись бедром об угол, смогла удержаться на ногах.

На пороге, выглядя довольно пугающе в слабом свете из очага, стояла Петунья. На ней была зеленая мантия, украшенная изображениями змей, на голове сидела шляпка с кокетливо загнутой тульей, а в руке она держала волшебную палочку.

В общем, выглядела именно так, какой воображала себя настоящая Петунья, мечтая о магии.

Ведьма.

– Извини, я привыкла говорить с глазу на глаз, – дружелюбно улыбнулась та. – Могу я войти?

Петунья задрожала и с усилием вытолкнула:

– Нет! Ты не можешь!

– Но я могу, – с весельем в голосе возразила ведьма и без затруднений перешагнула порог, оказавшись в комнате. – Милая, я – это ты. Нет ничего, чего бы я не могла, – отчеканила она, взмахом палочки трансфигурировала табурет в роскошное кресло и уселась на него, спиной к открытой двери.

Две Петуньи уставились друг на друга. Одна была испуганной, измученной девушкой в старом домашнем платье, ее волосы были встрепаны, а коленки разбиты. Вторая выглядела как истинная леди волшебного мира. Поигрывая с волшебной палочкой, она сидела, закинув ногу на ногу, и от нее исходило впечатление, что она контролирует все вокруг.

Какая же я жалкая, подумала настоящая Петунья. Грозилась всем показать, а на деле как вляпалась дважды, избежав ловушек лишь чудом, так и третий раз не заставил себя долго ждать.

Первый раз ее спас призрак, сквозь сон почувствовав приближение той твари. Во второй раз тварь сама прокололась, ляпнув настоящую глупость. Но оба раза тварь знала, куда бить. Допустим, в случае фальшивого бармена все более-менее объяснимо. Жизнь на ферме на отшибе сама по себе означает нехватку множества вещей. Что касается фальшивой сестры, то та точно угадала заветную мечту Петуньи.

А теперь эта мечта предстала перед ней во плоти.

– Что ты такое? – изо всех сил постаравшись скрыть дрожь в голосе, спросила она.

– Я – это ты, – повторила ведьма и улыбнулась, как будто наслаждалась ее страхом. В отличие от тех двух, что приходили до нее, она свободно говорила, не ограничиваясь цифрой «три» и, по всему выходило, чувствовала себя хозяйкой положения. – Я – Петунья Эванс, выпускница Хогвартса. Лучшая ученица школы. Двенадцать «Превосходно» на ТРИТОНах. Староста школы. Староста Дома Слизерина. Капитан команды по квиддичу и МВП семи сезонов подряд.

Глаз Петуньи дернулся. Она без труда опознала все перечисленные регалии. Это – все, до последнего словечка, – было ее собственными тайными фантазиями, которые она никогда и никому не озвучивала.

– А ты кого ждала? – вдруг насмешливо спросила та и продолжила, не ожидая ответа: – Что, думала, третьей придет МакГоннагал? Взглянет вот так, поверх очков, – она изобразила тот самый взгляд и вышло весьма похоже, – и скажет, что просто поражена, почему тебя не зачислили в Хогвартс раньше? Может, еще приглашение на специальные ускоренные курсы для вчерашних сквибов вручит?

И издевательски рассмеялась. Петунья молчала. Ей было нечего возразить. Это было ровно то, что она сама могла бы предположить.

– Или, может, самого Дамблдора? – хмыкнула ведьма. – Чтобы постучался в дверь и попросил прощения за то, что шесть лет назад не разглядел в тебе магического потенциала? Потом взял в личные ученицы, а на день рождения подарил философский камень?

Петунья нахмурилась, не понимая, при чем тут Философский камень, но потом вспомнила.

Дома, у родителей, в тайнике под половицей, где никто – она надеялась, что никто, – никогда не найдет, лежали ее трофеи. В основном всякая магическая мелочовка, расстаться с которой было сложно. Вредноскоп, несколько красивых плюй-камешков, открытка с единорогами, самопишущее перо, в общем, те вещи, которые можно было незаметно утащить у сестры из чувства мелкой мести за все «хорошее». В числе прочего там лежали несколько коллекционных карточек из шоколадных лягушек. На обратной стороне карточки Дамблдора было написано, что он работал вместе со знаменитым по обе стороны Статута Николасом Фламелем.

Почему-то воспоминание об украденных у сестры вещах придало ей смелости, и она огрызнулась:

– Нет, я бы предпочла, чтоб ко мне пришли Основатели и объявили меня потерянной дочерью Салазара Слизерина.

Отчего-то ей была неприятна эта демонстрация принадлежности к змеиному факультету. Сама Петунья думала о Рэйвенкло или Хаффлпаффе, но никак не о Слизерине. Там же Снейп учится, и такие как он!

Ведьма ухмыльнулась:

– Ну да, а потом Годрик Гриффиндор встанет на одно колено и позовет тебя замуж, ага. – Она подперла голову рукой и елейным тоном спросила: – Ты все еще кладешь под подушку его карточку из шоколадной лягушки, милая?

Кровь бросилась Петунье в лицо, лишая ее всяческих мыслительных способностей. В голове осталась только одна мысль:

– Откуда я узнала? – переспросила ведьма, даже не скрывая того, что читает ее мысли как открытую книгу. – Я же говорила. Я – это ты.

После этих слов повисла тишина. Пока одна из них пыталась справиться с собой и своими мыслями, вторая, удобно устроившись в кресле, с помощью волшебной палочки наколдовала себе чайный сервис и вазочку с печеньем.

– Угощайся, – великодушно пригласила ведьма и, сделав глоток, изобразила на лице чувство глубочайшего наслаждения. – А то в этой дыре, ты, наверное, уже и забыла, каков на вкус настоящий чай.

Петунья машинально взяла вторую чашку, покрутила в руках, принюхалась. Чашка была теплой и удобно лежала в руках, чай пах настоящим индийским чаем, почти пустая пачка которого еще лежала в ее саквояже. Не зная, когда она сможет вновь позволить себе насладиться его вкусом, Петунья берегла остатки заварки как зеницу ока.

Аромат чая помог забыть о выплывшей наружу позорной правде и сосредоточиться на том, что было действительно важно.

Она все крутила в голове сказанное ведьмой «я – это ты», поворачивая то так, то эдак. Все казалось, что в этих словах имеется и дополнительный, тайный смысл. Возможно, даже ключ ко всему происходящему. Но никак не могла сообразить и потому все больше нервничала.

Она поднесла чашку ко рту, уже собираясь сделать глоток – и в самом деле, она так давно не пила хорошего чая! – как в очаге что-то громко треснуло, и она вдруг заметила какое-то темное пятно в чашке. Это оказалось ее отражение. Нечеткое, мутное. Черт лица не различить, только общие очертания головы. Но в чашке тоже отражалась она, а не кто-то еще.

Петунья оторвала взгляд от чашки и посмотрела на ведьму. Их взгляды встретились, и Петунья почувствовала странное, похожее на щекотку внутри черепа, ощущение. Она тут же опустила взгляд, снова уставившись на свою отражение в чашке, потом поднесла чашку ко рту, делая вид, что собирается отпить…

…большинство волшебников беспомощны без своей волшебной палочки. И даже маггл сможет победить, если…

Петунья резко взмахнула рукой, выплескивая чай прямо в лицо ведьме, и сама тут же бросилась на нее, целясь в руку с волшебной палочкой. Но из-за раненых коленей и усталости она была недостаточно быстра. Ведьма увернулась, вскочила с кресла, которое тут же потеряло свою форму, став обратно табуреткой. Табурет врезался в Петунью, сбив ее с ног и почти выкинув на улицу, а затем появившиеся прямо из воздуха веревки обвили ее тело и обездвижили.

Теперь они поменялись местами. Настоящая Петунья, связанная по рукам и ногам, как окорок в мясной лавке, лежала у порога, а над нею, с торжествующей улыбкой на лице стояла ведьма-Петунья и держала наготове волшебную палочку.

– Хорошая попытка, но неудачная, – насмешливо пропела ведьма. – Никогда презренный маггл не сравнится с волшебником, никогда!

– Ты не волшебница! – выплюнула Петунья. – Ты – доппельгангер!

Об этом существе Петунья вычитала не в магических книжках сестры, отнюдь. Доступная ей магическая литература была крайне скудна в этом вопросе, а если точнее, то информации об этом существе в учебниках по ЗОТИ не было вовсе. Поэтому все, на что Петунья могла опереться, была обычная фантастическая литература. Писатели, конечно, тоже расходились во мнениях относительно природы мистического двойника, но по наиболее распространенной версии изгнать его можно было довольно просто: всего лишь коснувшись.

Ведьма-Петунья захлопала в ладоши.

– Приятно знать, что ты также умна, как и я. Ведь ты – это я. Но тебе это мало чем поможет. Всего одно заклинание и – да случится чудо! В скромной маггле внезапно проснется волшебный дар!

– Лили тебя раскусит!

Ведьма рассмеялась.

– Глупая. Она не заметит подмены. Ведь ты сама испортила с ней отношения.

Эти слова вонзились ножом в сердце Петуньи. Ей сразу вспомнились все те гадкие слова, которые она говорила сестре, и все ее мерзкие поступки, которые не ограничивались кражей мелочей. Права, доппельгангер была кругом права. Она сама все испортила!

Наверное, поэтому мистер Кори хотел ей помочь? Может, он тоже когда-то испортил отношения со своим младшим братом, но так и не сумел ничего исправить?

Петунья глубоко вдохнула и, изворачиваясь всем телом, заставила себя немного приподняться. Если ей суждено умереть, то по крайней мере она будет делать вид, что сидит, а не лежит как колбаса на прилавке.

Ведьма с усмешкой наблюдала за ее телодвижениями, не делая попыток помешать. Ее, верно, вся эта возня забавляла. Ну еще бы. От всплеска зависти и злости в Петунье проснулись дополнительные силы, она напряжением мышц пресса придала себе сидячее положение, а затем, подтянув ноги, приобрела некоторое подобие равновесия. Хоть и скрючилась буквой «зю».

– Хотя бы скажи, зачем это все? Почему тебе так важно занять мое место?

– Вот именно, «твое» место, – сказала двойник, глядя на Петунью странным взглядом из-под шляпки. – Я хочу занять твое место, потому что это ключ.

Петунья нахмурилась. Ох уж эти загадки! Неужели обязательно морочить голову тому, кого собираешься вот-вот убить?

– Какой ключ? К чему?

Из камина снова раздался громкий треск, как будто камни, из которых он сложен, решили разом не выдержать и рассыпаться. Петунья наклонилась в бок, выглядывая из-за спины ведьмы, и увидела, как с ревом взметнулось пламя, в один момент достигнув потолка, и затем сгустилось, приняв форму высокой человекоподобной фигуры.

Ведьма, не дожидаясь, пока огненный дух атакует, выписала в воздухе замысловатую фигуру и направила во врага поток ледяных частиц, но те мгновенно исчезли, растаяли, не долетев до цели.

Волшебная палочка, не останавливаясь, снова запорхала, оставляя за собой в воздухе рисунок, похожий на заглавную букву «М».

– Аресто Моментум! – зазвенел голос ведьмы, и огненный дух, сделав первый шаг в их сторону, вдруг замедлился, одна его нога повисла в воздухе, и он остановился. – А теперь получи вот это! Авада К-

Петунья, оттолкнувшись ногами от пола, как сжатая пружина подпрыгнула, откуда только силы взялись, и врезалась прямо ведьме в спину. Та неловко взмахнула руками, прерывая рисунок заклинания, волшебная палочка вылетела из руки и закатилась куда-то под кровать, а ведьма покачнулась и с пронзительным воплем рухнула в кадку. Темная, грязная вода выплеснулась, приняв в себя тело, и вопль прервался, сменившись отчаянным бульканием.

Лежа на полу, лишившись всех сил после своего отчаянного рывка, Петунья слушала, как ее двойник, барахтаясь, пытается выбраться, но никак не может. С каждым мгновением звуки борьбы становились все тише и тише, пока не стихли совсем, а вода в кадке снова не успокоилась.

– И она растаяла как кусок сахара в стакане чая, – прошептала Петунья и с чистой совестью потеряла создание.

Chapter Text

Петунье снился сон. Вообще, с тех пор как она переехала на ферму, сны приходили к ней с завидным постоянством. Одни приносили пользу, обучая ее новым знаниям, как было с лесной наукой, другие были просто красивыми. Но этот сон был иной. Начать с того, что он был совсем реальным, как будто она, невидимая и бестелесная, словно призрак, наблюдала за тем, что разворачивалось в ее доме после того, как она потеряла сознание.

Петунья не сильно удивилась. Она читала в газетах, как люди, пережившие клиническую смерть, описывали свой внетелесный опыт схожим образом. Оставалось надеяться, что она не умерла, но страха не было. Только любопытство.

Со смертью ведьмы исчезли наложенные той заклинания – веревки, опутывающие тело Петуньи, растаяли, а огненный дух снова обрел подвижность.

Он осторожно прошел через всю комнату к открытой двери, оставляя на полу обугленные следы, и встал на страже, перегородив своим пылающим телом дорогу всему, что таилось в ночи и было бы не прочь полакомиться живой плотью. И стоял так до тех пор, пока восточный край неба не заалел, а окрестные птицы не запели, приветствуя просыпающееся светило.

Петунье поневоле пришлось ждать вместе с ним, потому что она не могла управлять своим сном, и успела заскучать. У нее даже появилась шальная идея выйти на улицу, но, как ни пыталась, пройти мимо огненного стража не смогла.

Призрак, всю ночь пролежавший на кровати, ни дать ни взять натуральный покойник, с наступлением утра пошевелился и сел. Кровать даже не скрипнула под его телом. Он оглядел творящийся в комнатке кавардак и покачал головой. Не теряя времени даром, он поднялся, расправил постель и, легко подхватив лежащее на полу тело Петуньи, переложил ее на кровать и заботливо прикрыл одеялом. А потом встал рядом с огненным духом, оказавшись почти с него ростом.

– Благодарю за помощь, Старший, – сказал он и почтительно поклонился. Бушующее внутри человеческой фигуры пламя что-то проревело, и призрак покачал головой: – Нет, я не согласен с тобой. В ней есть тьма, но истинного зла нет. А что есть тьма без зла? Всего лишь ночь. Подожди немного и сквозь нее проглянут звезды, а потом неизбежно взойдет солнце.

Петунья непонимающе захлопала глазами. Что-что? В ней нет зла? Ну…

Кажется, огненный дух был с нею солидарен. Но не стал дальше спорить, а просто направился обратно к камину, собираясь вернуться на свое место, в очаг, но, прежде этого призрак бросил ему в спину:

– Ты и сам это знаешь. Иначе бы не пришел на помощь!

Что-то происходило, и это что-то было ужасно интересным, но, к сожалению, непонятным. Видя, что призрак не унимается, Петунья навострила уши.

Призрак подошел к камину и, наклонившись к огню, добавил:

– Я не знаю твоей ситуации, и не мне судить, как тебе поступать, но – прими совет. Попроси о помощи. И чем скорее, тем лучше. Пока у тебя еще есть время. – Он обернулся на спящую и сказал: – Она слаба и беспомощна, но она поможет.

Петунья фыркнула и сложила руки на груди. Не слишком ли многого от нее хотят? Она чуть не умерла этой ночью!

Увы, больше ничего призрак не сказал. Вместо этого он скинул с себя простыню – Петунья ойкнула и поспешно прикрыла глаза ладонями, но потом не выдержала и подсмотрела в щелочку между пальцами. Призрак стоял к ней спиной, у неопрятной кучи тряпья, которая была его одеждой. Наклонившись, он подобрал плащ, встряхнул его, и тот преобразился – все прорехи исчезли, а вдоль края показалась изящная вышивка. Такая же метаморфоза произошла и с остальными вещами. Вскоре призрак облачился в не новые, но вполне добротные и приличные штаны и рубаху. Остальное, включая кафтан, плащ и перевязь, отправились на гвоздик у двери, а внизу встали сапоги.

Петунья подошла, внимательно рассматривая его. Наверное, и дальше называть его призраком было бы неправильным. Если глаза ее не обманывали, он был совсем живым – кожа в утреннем свете была розоватой, глаза блестели, а на шее билась синяя жилка, отмечая ток крови по венам. Пока она рассматривала его, пользуясь своим сном и не чувствуя стыда, он собрал длинные волосы и с привычной сноровкой соорудил из них конский хвост, обнажив слегка заостренные уши.

Одевшись, мужчина вышел на улицу и быстро собрал высохшие за ночь вещи. Петунья вскрикнула, бросаясь наперерез, но он прошел мимо нее и недрогнувшей рукой снял с ветки носки и трусики. Петунья застонала, прикрыв лицо рукой, а когда прекратила, увидела, как он заносит в дом ровную стопку чистой одежды. Край трусиков торчал ровно посередине, и она вдруг смутилась, от того, что он подумал о ее неловкости.

А затем он ее удивил, в одиночку вытащив на улицу кадку, полную воды. Петунья уважительно округлила губы в молчаливом «ого», глядя, как напряглись и заходили под кожей мышцы рук. Кадка тяжело встала на землю, плеснула грязная, мутная вода. Петунья бы ее сразу опорожнила, но он бестрепетно запустил туда руки, пошарил, и один за другим выудил из воды шляпку, зеленую мантию, неопределенного цвета платье и сапожки – все, что осталось от ведьмы. А потом обновил воду и тщательно перестирал все, включая одолженные ему для купания простыню и полотенце.

Петунье было неловко, что он так старается. Он же гость и не должен заниматься хозяйственными делами, но остановить его не могла. Оставив кадку на улице для просушки, он притащил воду в ведре и перемыл полы, оттерев почти все обугленные следы, кроме тех, что были у порога. Их отмыть не получилось, и они так и остались напоминанием о случившемся прошлой ночью.

Моя полы, он вытащил из-под кровати волшебную палочку, что закатилась туда ночью. В его большой руке она выглядела тонкой и хрупкой. Петунья подошла поближе – раньше не успела рассмотреть, – и залюбовалась. Палочка была чудо как хороша! Простой формы, без всяких излишеств, только на нижнем конце грубо намечена рукоять. И длина удобная, дюймов двенадцать навскидку, чуть длиннее палочки Лили, которую Петунья, конечно же, видела не раз. Но самым особенным был материал – белая, пронизанная медово-желтыми прожилками древесина, как будто дерево слили с жилой янтаря. В глазах Петуньи палочка была окутана ореолом золотистых искорок и слегка вибрировала, как будто просила взять ее поскорее в руки.

А вот ее знакомец, кажется, ничего такого не чувствовал, потому что просто положил ее на стол. Хотя, было заметно, что чудесное дерево не оставило равнодушным и его.

Огонь в очаге повелительно взметнулся и что-то протрещал.

– Лучше оставить, – не-призрак покачал головой, не соглашаясь. – Нашей доброй хозяйке пригодится этот инструмент.

Петунья закивала. Конечно, пригодится! Это же ее волшебная палочка! Ну, ладно, не ее, а ее доппельгангера, но она же победила! А, значит, по всем магическим законам теперь это ее палочка!

Ей до ужаса не терпелось прикоснуться к ней, но она никак не могла взять палочку в руки. Пальцы беспомощно соскальзывали с рукояти раз за разом.

Пока Петунья глядела жадными глазами на палочку, мужчина домыл полы, снова натаскал воды и перемыл посуду. Потом вынес из кладовки растения и перебрал их. Петунья обратила на него внимание как раз вовремя, чтобы увидеть, как от его прикосновения пожухлые побеги, собранные пару дней тому назад, оживают и становятся снова свежими.

Кто ты такой, беззвучно вопрошала Петунья, следуя за ним по пятам, пока он выкладывал одуванчики для просушки прямо на улице. Все по-отдельности – цветки, листья и стебли, а корешки предварительно порубил на небольшие кусочки размером с фалангу пальца.

Он даже полил ее огородик и спел грядкам песенку! У него был красивый чистый голос, как будто ручей бежит по камушкам, и Петунья преисполнилась жгучей зависти. Вот если бы у нее был такой голос!

Страдая от такой несправедливости – почему одним все, а ей ничего? – она даже не обратила внимания, что посаженные в начале недели овощи уже почти взрослые. У стеблей редиса проглядывали сквозь землю насыщенно красные корнеплоды, а ботва моркови и пастернака вымахала едва ли не вровень с петрушкой и укропом.

Не-призрак снова зашел в дом и вышел, с ведром и ножом. Преследуя его, как поклонница рок-звезду, Петунья следовала за ним сквозь рощицу. Он ловко лавировал меж деревьев, прошел мимо прудика, и вскоре вывел их на берег небольшой речушки. Она была не такая большая как та, что в лесу, но тоже была полна рыбы. И непуганой рыбы, заключила Петунья, когда прямо у нее на глазах он голыми руками поймал несколько карпов. Не таких больших, каким был ее улов, но тоже весьма выдающихся. Пойманных рыбин он тут же, прямо на берегу, выпотрошил и почистил. Рыбьи тушки отправились в ведро, а внутренности он закопал, вырыв в земле ямку подобранным тут же камнем с острым краем.

Чем больше Петунья смотрела на то, как привольно он чувствовал себя в лесу, то тем больше утверждалась в мысли, что знания о травах и следах получила именно от него. Но как? Она же… ну, не волшебница.

Задумавшись над способом передачи знаний от призрака обычному человеку, она просто следовала за ним обратно к дому, а когда он встал к очагу, чтобы сварить суп, села на кровать рядом со своим неподвижным телом, и вот тогда это и произошло.

Она проснулась.

Chapter Text

Призрака звали Лассэ. Это не было его настоящее имя, которого он пока не мог назвать Петунье, но детское прозвище. Первым делом, как Петунья проснулась и ощутила боль в своих многострадальных коленках и в боку, на который упала, напав на доппельгангера, он сразу же вылечил ее, просто положив руку ей на лоб. А когда она попросила научить ее, ответил:

– Добрая госпожа, это врожденное умение моего народа. Даже самым мудрым из вас, насколько я знаю, не удавалось перенять его.

Так и выяснилось, что Лассэ был эльфом. Петунья попыталась сперва уместить в своей голове образ шалопая Пака из пьес Шекспира с образом хозяйничающего на ее кухне высоченного красавца, что далось, мягко говоря, нелегко, а потом вспомнила про домовых эльфов из книжек сестры (книжки были с иллюстрациями), и чуть голову не сломала. К счастью, поспел суп, и ее со всем почтением усадили за стол и поставили перед ней полную тарелку.

– А ты разве не будешь есть? – спросила она, неуверенно взявшись за ложку.

– Нет, еда живых мне больше впрок не пойдет, – беззаботно отозвался Лассэ, заваривая прямо в кружке какие-то травки. Пахли они изумительно. Поймав ее недоуменный взгляд, он рассказал: – Это длинная история, добрая госпожа.

– Ничего, у меня полно времени, – отозвалась Петунья и отправила в рот ложку супа. Было вкусно. Куда вкуснее, чем у нее.

Лассэ проскреб подбородок совершенно человеческим жестом.

– Эльфами нас называют люди. Сами же мы называем себя «квенди», что значит «говорящие». Наши предки проснулись в мире самыми первыми, когда на небе не было ни солнца, ни луны, а одни только звезды. Потом произошло много всего, и радостного, и печального, и ужасного… ты сможешь прочесть об этом подробнее в тех книгах, что хранятся в библиотеке белого города. А что касается меня, то… я жил в те времена, когда половина мира была объята войной. Черный Враг, чьего имени я не хочу произносить, с помощью полчищ своих воинов пытался поработить все свободные народы. Многие сражались и боролись против него. Наши сородичи, пришедшие с Запада, держали оборону в каменных крепостях, и благодаря их отваге наши лесные города могли быть в безопасности. Но однажды линия обороны была прервана… – Лассэ замолчал, взгляд его затуманился, и в отражении в его глазах Петунья вдруг увидела объятый огнем лес и отчаянно сражающихся эльфов. Но силы были неравны, и один за одним они падали, словно деревья под топором лесоруба. – Я погиб в той битве, – наконец, после продолжительного молчания сказал он, и слова эти упали как тяжелые камни. Петунье стало не по себе от того, какой безнадежностью веяло от них. – Но это еще не все. Со дня творения эльфы благословлены долгой, почти бесконечной жизнью, а если мы умираем, то наши души отправляются в место, которое мы называем Чертогами Мандоса. Там мы проводим время, потребное для исцеления от ран, полученных при жизни, а потом – возвращаемся в мир.

Удобно, с завистью подумала Петунья. К счастью, в этот момент ее рот был занят едой, и она промолчала. Проглотив суп, она сказала совсем другое:

– Но ты не там?

Лассэ печально кивнул.

– В точку, добрая госпожа. Умерев, мой дух попал под власть Черного Врага. Смущенный его чарами, я бродил, не зная покоя, не узнавая живых и не помня самого себя. Мне стыдно, но я вспоминаю, что порой я захватывал тела своих сородичей, чтобы снова вернуться к жизни. Иногда я наводил тварей Врага на уцелевших … – он поперхнулся словами, и Петунья сочувственно положила ладонь поверх его руки. Его рука была теплой и осязаемой, с мозолями от лука и кинжала. – Когда же с Врагом было покончено, и с Запада пришел Зов… я видел, как другие мои погибшие сородичи уходят, но мой дух, отягощенный совершенным злом, не смог последовать их примеру. И я остался.

Петунья подбадривающе погладила его по руке.

– Не знаю, сколько я скитался. Вокруг меня могли рушиться горы и высыхать моря, я едва ли заметил бы. Но однажды я пришел в оставленный моими сородичами город, – она сразу поняла, что он говорит про Раздол. – Несмотря на запустение, в нем все еще чувствовались мир и спокойствие, и я, наконец, уснул среди его покинутых дворцов. Пока однажды меня не вырвал из забытья зов охотничьего рога.

Он лукаво улыбнулся, а Петунья покраснела, снова вспомнив свою детскую выходку.

– Получается, я разбудила тебя?

Лассэ кивнул.

– А твои просьбы? К чему они?

Он почему-то обернулся на огонь в очаге и долго смотрел на него, как будто ждал какого-то знака. Но то ли не получил его, то ли их общение было бессловесным, но он обернулся и ответил:

– Это место, – он обвел рукой большой круг, явно имея в виду не только домик или ферму, – удивительно. Кто-то могучий склеил в одно целое осколки прошлых эпох и поместил их… – он вздохнул и беспомощно признался: – Я сам понимаю это, но мне не хватает слов объяснить так, чтобы было понятно тебе. Моим сородичам не понадобилось бы ничего объяснять, но ты из Смертных… – он помолчал, огонь что-то протрещал, и Лассэ кивнул, словно бы соглашаясь: – Старший говорит использовать понятия «мир живых» и «мир мертвых». Хотя это, конечно, совершенно не так. Но надеюсь, тебе понятно, добрая госпожа.

Петунья промычала что-то утвердительное, машинально опустила ложку в тарелку и поскребла по пустому донышку. Лассэ тут же забрал у нее посуду и сунул в руку кружку с травяным настоем, а сам продолжил:

– Обычно между этими «мирами» пролегает пропасть. И никто, опоздавший уйти в свой час, не может пересечь ее. Но твое появление все меняет. Теперь каждый из нас, кто заблудился и не смог найти дорогу, получит шанс окончить свой земной путь.

– Будут и другие? – воскликнула Петунья. – То есть, мне каждого будет нужно напоить, накормить, помыть, – она стала загибать пальцы, перечисляя, а потом схватилась за голову: – Это же надо постоялый двор открывать, а не ферму!

Она хотела сказать «отель», но «постоялый двор» сам скакнул ей на язык, как будто так было правильнее.

– Совсем не обязательно, – успокоил ее эльф. За мытьем посуды он закончил свой рассказ: – У других скитальцев могут быть другие просьбы. Кто знает, с чем связано их ощущение жизни? Для меня это всегда были питье, чтобы утолить жажду, еда, чтобы восполнить силы, и постель, чтобы унять усталость. Кто-то может попросить принести камень или срубить дерево… – он заметил гримасу на ее лице и сразу догадался: – Ты не умеешь? Я научу, это не сложно. Я видел топор в кладовой.

Они вышли на улицу, прихватив топор, и Петунья, глядя на сохнущие на деревьях ведьмины вещи, вдруг вспомнила, что хотела спросить:

– Лассэ, – позвала она, и эльф, выбирающий дерево, обернулся, – а огненный дух из очага, кто он? Ты назвал его Старшим. Ты его знаешь?

Выражение, появившееся на его лице, говорило яснее всяких слов: знает, но не скажет.

– Это тайна? – предположила она и попала в точку. Петунья вздохнула. – Ну тогда считай, что я не спрашивала. Но тогда, может, покажешь мне библиотеку? Город большой, я боюсь заблудиться.

В библиотеке, подумала она, наверняка найдется ответ на этот вопрос. Не хотите отвечать, что ж, ладно. Она сама все отыщет и обо всем прочтет!

На эту просьбу эльф с готовностью согласился. Он оставил топор на крыльце, а Петунья взяла свою сумку, и они вышли с фермы. Кажется, ему больше не требовалось держать ее за руку, чтобы проходить сквозь ворота. Петунья заметила это и почему-то почувствовала себя немного одиноко. Но потом одернула себя. Как будто не надержалась! Противный голосок внутри нее продолжал утверждать, что с живым эльфом она за руки точно еще не держалась, но Петунья его не слушала.

Они вышли из ущелья и остановились на площадке перед мостиком.

– На самом деле, – со смешком сказал Лассэ, – в любом нашем городе довольно легко ориентироваться. Хотя со стороны кажется, что это не так, достаточно только уяснить принцип и дальше будет легче.

– Почему мне кажется, что это какой-то волшебный трюк? – пробурчала Петунья, идя за ним к мостику.

– Никакой магии, – легко отозвался эльф. – Вся наша так называемая «магия» всего лишь высшая форма искусства или ремесла. Мы не способны на то, что творила та другая ты. Это – сугубо человеческое.

Он без предупреждения вдруг подхватил ее на руки и легким, быстрым шагом пересек мостик, даже не глядя под ноги. Петунья инстинктивно закрыла глаза и сжалась, в любой момент ожидая, что они полетят в пропасть, но вскоре ощутила, как ее аккуратно ставят на землю.

– Мне показалось, так будет быстрее, – слегка виновато сказал он, а потом подвел к лестнице, ведущей наверх. – Наши города, добрая госпожа, сложены ли из дерева или из камня, стоят ли на берегу, или в лесу, или вовсе выдолблены в скале, все они по-своему живые. Зодчие вкладывают в них столько души, что частичка ее всегда остается в возведенных ими стенах. Поэтому достаточно лишь обратиться к городу, и он сам покажет тебе дорогу. Ну, попробуй же.

Послушавшись, Петунья положила руку на каменные перила и, закрыв глаза, сосредоточилась. Мелодичный голос Лассэ лился в уши нескончаемой музыкой. Он говорил про то, что город может и не отозваться, если ему не понравится просящий, но она, Петунья, случай особый, и Лассэ попросит быть к ней повнимательнее. Пусть даже не он строил этот город и не жил здесь при жизни… постепенно его голос почти слился с шумом реки, и Петунья сосредоточилась. Она попробовала подумать о книгах, вроде той, что унесла из караульной башни, но приятное тепло в животе перенаправило ее мысли в другое русло… и тут она почувствовала толчок. Как будто кто-то легко понукал ее отправиться в путь.

Схватив Лассэ за руку, она поспешила в указанном направлении, едва ли обращая внимание, по какой лестнице поднимается и в какой коридор поворачивает, и вот они остановились где-то внизу, перед простой деревянной дверью. Она выглядела надежно запертой, но поддалась и бесшумно открылась.

Глядя на открывшиеся им ряды стеллажей, Лассэ проницательно заметил:

– Это точно не библиотека.

Chapter Text

– Может, кладовая? – предположила Петунья, осторожно заглядывая внутрь. Света, падающего снаружи, было недостаточно, чтобы осветить все помещение целиком, но она заметила еще несколько рядов стеллажей. Кажется, пустых.

– Давай проверим, – Лассэ перешагнул порог и потянул ее за собой, ведь они все еще держались за руки. Сразу, как они вошли, помещение осветилось холодным голубоватым светом.

Петунья завертела головой, пытаясь высмотреть источник освещения – с потолка спускались четыре или пять крупных кристаллов. Свет был заточен внутри них и источался сквозь идеально отполированные грани.

– Их называют феаноровыми лампами, – сказал Лассэ, от него не укрылся ее интерес. – Их создал величайший из мастеров нашего народа, но этот секрет был вскоре утерян.

Они прошли мимов стеллажей – все они, увы, и в самом деле были пусты. Только темные круги и прямоугольники на полках намекали, что раньше полки были заставлены сосудами и коробками. Но удача все же улыбнулась им – сбоку от последнего ряда обнаружился закуток, возникший, вероятно, во время строительства. То ли из-за невнимательности при планировании, то ли из-за неожиданных обстоятельств во время стройки. Ниша получилась узкой и неглубокой, с виду совершенно не пригодной для использования, но хозяева этого места знали толк в использовании даже маленького участка: в нишу установили один узкий, специально подогнанный под ее ширину стеллаж, оставили на его полках кое-какие вещи и – забыли о нем.

– Какая удача! – воскликнул Лассэ, кидаясь к стеллажу. Внизу стояли четыре больших кувшина, чьи крышки были надежно запечатаны неким подобием сургуча. На полках выше лежали несколько свертков и пакетов, но эльф проигнорировал их и склонился над кувшинами. Он огладил бока сосудов, один за другим проверил опечатанные крышки. – Кажется, ты понравилась городу, добрая госпожа!

– Что это? – Петунья вытянула голову, благодаря свою длинную шею, и заглянула в закуток.

Лассэ не ответил и вскрыл сургучную печать, откупоривая один кувшин. Мгновенно из его узкого горлышка по воздуху распространился удивительный аромат: сладкий, медовый, с нотками летних цветов. Стоило вдохнуть его, как по всему телу разлилось ощущение легкости.

– Это мирувор! – он сам глубоко вдохнул исходящий от кувшина аромат и причмокнул губами, на лице его было написано величайшее наслаждение. – Один только запах возвращает меня в те дни, когда я был молод и беспечен! Решено! Возьмем один кувшин с собой. Всего один глоток – и он прогонит усталость и утолит голод и жажду. Но лучше не злоупотреблять.

Под его неожиданно строгим взглядом Петунья согласилась не злоупотреблять, и Лассэ, подхватив кувшин поудобнее, помог ей отпить немного. И если бы не строгое внушение соблюдать умеренность, она, наверное, могла бы и весь кувшин опустошить. Мирувор был похож на простую воду – такой же текучий и прозрачный, но даже в прохладном микроклимате кладовой он был теплым, а вкус и аромат, которые она ощутила, как будто сконцентрировали в себе всю суть летней поры.

Петунья облизнула губы, слизывая капельки чудесного напитка, и не смогла удержаться от вопроса:

– Как его готовят?

Но Лассэ, к сожалению, не знал. Что ж, она сделала себе мысленную пометку, о чем еще нужно поискать информацию в библиотеке.

Отставив в сторону кувшин, они в четыре руки обшарили остальные полки. Свертки на средней полке оказались галетами, завернутыми в большие и широкие листья какого-то растения. Лассэ назвал их «лембас». С его слов один укус мог насытить человека на день вперед, и Петунья практично положила в свою сумку пару штук. В пакетах обнаружились семена. Петунья открыла наугад один, на ее ладонь высыпались золотистые продолговатые зерна – пшеница! В остальных пакетах тоже что-то перекатывалось и шуршало. Было дикое искушение взять их все, но она хорошенечко подумала, строго сказала себе, что хранить это негде, и высаживать тоже, и взяла только пакет с пшеницей. Может, скоро она сможет позволить себе булочки.

Лассэ легко поднял кувшин на плечо, снова невзначай продемонстрировав свою силу, и они вышли из кладовой. Светильники погасли, словно отреагировали на их уход, а дверь снова плотно закрылась.

– Поищем библиотеку, – решила Петунья, положила руку на стену и сосредоточилась.

Но белый город, кажется, не хотел показывать им путь к хранилищу знаний. Следующим местом, куда их привели, оказалась кузница. Оглядываясь в темном помещении, заставленном всяческим оборудованием, Петунья пыталась сообразить, что это. Из книг она знала слова «наковальня», «горн» и «мехи», но сопоставить их с реальными вещами оказалось той еще задачей. Лассэ ей был не помощник. Будучи лесным жителем, он не имел дела с кузнечным ремеслом, и все потребное либо покупал, либо выменивал.

Затем они оказались в лазарете – под покои для больных и ранены было отведено отдельное большое здание, вокруг которого раскинулся роскошный сад. Внутреннее пространство разделялось ширмами на импровизированные палаты с койками, в одной из отдельных комнат оказались покои целителя, а дверь во вторую не открылась. Попробовав открыть ее, она отступила, но обиделась и затаила. В качестве утешения Петунья прихватила с собой небольшую рукописную книгу, озаглавленную как «Основы первой помощи» (Лассэ любезно прочел для нее, у нее пока не получалось слету расшифровывать надписи на этом так называемом тенгваре), а эльф снял с полки и протянул ей маленький горшочек с травой. У нее были мелкие круглые изумрудно-зеленые листочки, потерев которые, можно было почувствовать яркий, но приятный свежий запах.

– Это ацелас, – объяснил он, когда они направились искать библиотеку в третий раз. – В ее листьях таится великая целебная сила. В особенности же, он хорош против ран, нанесенных темными тварями или зачарованным оружием.

Петунья поблагодарила и осторожно погладила выступающий в сумке бок горшочка, а сама про себя подумала, что лучше бы ей это не пригождалось.

В третий раз город привел их в столярную мастерскую, что была также пуста и темна, как и кузница. Но на верстаках лежали инструменты и разнообразные заготовки, на чертежной доске висел эскиз мебельного гарнитура, в общем, складывалось впечатление, что мастер вышел вот только что и скоро вернется, и снова приступит к работе.

Во владениях столяра Лассэ немного повеселел. Аккуратно сняв с плеча кувшин, он прошел вдоль верстаков, примерился к инструментам, попробовал пальцем заточку топоров и ножей. Наблюдая за ним, Петунья догадалась, что он был не чужд этого ремесла. Походив по мастерской, эльф взял с верстака нож со скошенным лезвием и пару небольших деревянных чурок и сложил все это в ее сумку.

– Потом расскажу, – пообещал он, потом посмотрел на небо и предложил возвращаться.

Петунья согласилась. Пусть библиотеку они не нашли, ей все равно найдется чем заняться. Проходя по галерее вдоль края пропасти, Лассэ вдруг остановил ее, а когда она непонимающе обернулась к нему, показал пальцем куда-то вдаль. Петунья прищурилась.

Сперва она решила, что это палатка, разбитая жителями города и оставленная вместе с остальными вещами. Потом сообразила, что «палатка» стоит как раз на той круглой площади, куда попадаешь, пройдя по мосту, и прежде они ее не видели. Петунья вздрогнула. В этом городе есть кто-то еще?

Она испуганно взглянула на эльфа, ища в нем поддержки, а он ободряюще улыбнулся и кивнул ей:

– Пойдем, посмотрим. Сердце говорит мне, что это скорее друг, чем враг.

Они быстром преодолели галерею, спустились на площадь и остановились неподалеку от палатки. Вблизи палатка оказалась тентом, натянутым над двухколесной повозкой, в которую был впряжен толстый серый пони. Тент был плотным и надежным на вид, повозка – крепкой. Пони жевал овес из пристегнутой к его морде сумке и вид имел деловой и холеный.

Лассэ легонько ткнул ее локтем и мотнул подбородком в сторону. Петунья присмотрелась и только сейчас заметила сбоку на повозке яркую вывеску. «Передвижной магазинчик дядюшки Бальбо», вот что на ней было написано вполне пристойными английскими буквами, разве что сдобренными всякими завитушками и украшательствами. Немного чрезмерно, но Петунье этот способ письма показался очаровательным.

– Что там написано? – полюбопытствовал эльф, не стесняясь того, что не смог прочесть. Петунья озвучила надпись и неожиданно задумалась, как они общаются? Но тут повозка затряслась, внутри что-то громыхнуло, и наружу, пятясь задом, вылез маленький человечек.

С превеликим усилием Петунья заставила себя не пялиться на него, но никак не могла. По виду это был обычный мужчина средних лет, с небольшими залысинами и круглым брюшком, на голове у него сидели очки, а одет он был в бриджи и жилет с рубахой. Казалось бы, ничего странного, если не считать того, что ростом дядюшка Бальбо (если это был он) был с гоблина, а большие его ступни поросли обильной курчавой шерстью.

Владелец повозки, не замечая их, поправил вывеску, решив, видимо, что она что-то кривовато висит, отряхнул свой жилет и, повернувшись, наконец-то их заметил. Повисла тишина, только пони невозмутимо хрумкал овсом.

– Батюшки-светы! – воскликнул странный дядюшка и кинулся к ним с выражением величайшей радости на круглом румяном лице. – А я-то думаю, чего это меня с утра в дорогу потянуло? Столько лет мои предки возили товары в Раздол, а все одно – эльфы ушли, и места эти пришли в запустение. Вот я и не приезжал. И отец мой не приезжал, и дедушка тоже! А сегодня что-то прямо заставило! Я пытался, пытался бороться с этим. Все говорил себе, Бальбо, старый ты дурень, до седин дожил, уже внуков нянчишь, а в дедовские байки еще веришь! Нет никаких эльфов, и в оставленный ихний город лучше не соваться лишний раз! Но знаете что? – он замолчал и так глянул на них, как строгий учитель смотрит на нерадивых учеников. И был его взгляд так выразителен, что они одновременно покачали головами, признаваясь в полнейшем своем незнании. Как ни странно, от этого дядюшка пришел в ужасный восторг и провозгласил: – Мы, Туки, говорим нет всяческому здравомыслию! Вы знаете, что один мой пра-прадед был женат на эльфийской деве, а другой – сражался в великой войне против Темных Сил и положил многих врагов?! Нет, не таков Бальбо Тук, чтобы слушаться здравого смысла! Так что после обеда я запряг своего верного Яблочка, погрузил кой-какие товары и пустился в дорогу. И – вот он я! – маленький человечек, разойдясь, отвесил им куртуазный поклон и услужливым голосом спросил: – Итак, чем же скромный дядюшка Бальбо может помочь вам, судари мои эльфы?

Chapter Text

Петунья озадаченно оглянулась на Лассэ, и тот ответил ей веселым, но столь же недоуменным взглядом. Сняв с плеча кувшин, он опустился на одно колено, оказавшись на одном уровне с артистичным торговцем. Петунья, помедлив, последовала его примеру. К счастью, ее колени уже зажили.

– Вы можете называть меня Лассэ, уважаемый господин Тук. А это, – он показал ладонью в сторону Петуньи, – добрая госпожа с соседней фермы. – Они раскланялись. Петунья тоже изобразила поклон, пусть и несколько неуклюжий. Потом эльф с любопытством спросил: – Прости, если мое невежество покажется тебе грубым, господин Тук, но я впервые вижу кого-то подобного тебе, и мне очень интересно узнать к какому народу мы принадлежишь.

– Вы никогда не встречали хоббитов, милсдарь эльф? – дядюшка Бальбо всплеснул руками и уставился на них с выражением искреннего потрясения на круглом лице.

– Хоббитов? – повторил Лассэ новое слово и задумался. Потом покачал головой: – Нет, никогда. Я встречал только смертных людей и, – по его лицу скользнула гримаса отвращения, – орков. И еще пару раз гномов. Но никого, кто звался бы хоббитом.

– Гоблины! – с похожим отвращением воскликнул Бальбо. – Мерзейшие твари, не знаю, как их землица носит! – И Петунья с ним согласилась. Хотя гоблинов она видела только раз в жизни, когда они собирали Лили на первый курс, встреча с ними оставила у нее непередаваемые впечатления.

Слово за слово, эльф с хоббитом обменялись мнениями и быстро выяснили, что общих знакомых у них нет, хотя Бальбо утверждал, что один из его прадедов когда-то был знаком с принцем лесных эльфов по имени Леголас. Пусть слушать их беседу было увлекательно – как будто они обсуждали книгу или фильм, – Петунья быстро заскучала. К тому же солнце продолжало клониться к закату, да и все деньги остались на ферме. Решившись, она тронула Лассэ за плечо и показала на заходящее светило.

– Ну хотя бы товары мои посмотрите! – предложил господин Тук, очень огорченный тем, что им пора уходить.

Смутившись от неловкости, Петунья объяснила, что сейчас она совершенно без денег. Однако, вопреки ожиданиям, хоббит выслушал ее без тени неприязни и великодушно признал, что да, она же не знала, что он приедет. И он тоже не знал.

– Мои прадеды старались приезжать каждый четвертый и седьмой день, – сказал Бальбо, забираясь на козлы и готовясь отбыть восвояси. Подумал и предложил: – Давайте договоримся, сударыня. Скажите, что привезти, и дядюшка Бальбо обязательно это для вас достанет!

Петунья заказала семян – по пакетику огурцов и томатов, картошки и капусты, саженец яблони и, конечно, петуньи, – и еще мешочек соли и сахара. По правде, ей хотелось больше, но она заставила себя умерить аппетиты. Неизвестно еще, во сколько это все встанет.

Дядюшка Бальбо записал ее заказ в новенький блокнот и торжественно пообещал, что обязательно приедет денька через четыре. А Петунья, испугавшись, что ей не хватит денег, убедила его приехать через семь. На этом они попрощались. Толстый пони ловко, как канатоходец, провез свою повозку по мостику, повозка свернула в левую, противоположную нужной им сторону, и вскоре исчезла из виду, затерявшись среди кустарника и скал.

– Ты выглядишь мрачной, добрая госпожа, – сказал Лассэ и заглянул ей в лицо. – Тебя что-то тревожит?

Петунья вздохнула, а потом взвизгнула, когда эльф, не дожидаясь ответа, одной рукой подхватил кувшин, а другой – ее, и перебежал через пропасть.

– Не делай так больше! – первым делом потребовала она, едва оказалась на земле, и Лассэ странным тоном тут же пообещал, что больше не будет. Она проверила хрупкую ношу в своей сумке, потом призналась: – Боюсь, что мне денег не хватит, чтобы выкупить все, что я заказала. Придется следующие шесть дней изо всех сил работать, чтобы накопить побольше.

– В этом я тебе не помощник, – покачал головой эльф. – Но, может, в городе найдется серебро? Не думаю, чтобы его хозяева были бы против, воспользуйся ты им.

Они прошли сквозь проход в скалах и пошли к ферме.

– Я обещал научить тебя рубить деревья, – сказал Лассэ по дороге.

– Может, отложим до завтра? – предложила Петунья.

Но эльф, который до этого соглашался с любым ее словом, покачал головой и отказался.

– Нет, сейчас самое время. Завтра… точнее, сегодня после заката меня здесь уже не будет.

Петунья, не задумавшись, ответила сперва «о, понятно», а потом до нее дошло.

– Уже? – и она не знала, чего больше было в этом вопросе: облегчения, что потусторонний гость наконец-то оставит ее, или же печали от расставания с кем-то кто понемногу становился ее другом?

Он кивнул. Глаза его смотрели вперед, но со стороны казалось, что он видит перед собой совершенно другую картину.

– Да, уже. Теперь я вижу перед собой широкий и ясный путь, который ведет туда, где меня ждет моя семья. С последним лучом солнца он снова закроется и, боюсь, уже навсегда.

На это Петунья могла только пожелать удачи, оставив свои эгоистичные мысли при себе. Тоска по семье – это она могла понять.

– Жаль, что ты не сможешь написать мне, – заметила она деланно легкомысленным тоном, как бы между прочим, а Лассэ в ответ лишь таинственно ухмыльнулся и промолчал.

На ферме они занесли вещи в дом, и Петунья сразу же вытащила из сумки горшочек с травой. Лассэ уже игрался с топором, подбрасывая его и ловя. Топор успевал сделать в воздухе несколько оборотов, но эльф неизменно каждый раз ловко ловил его за топорище.

– Срубить дерево, в принципе, не сложно, – закончив валять дурака, начал он урок. – Сперва делаешь подруб с той стороны, куда будешь валить ствол. Потом рубишь с другой, а затем валишь дерево. Обычно используют веревку, но для начала попытаемся справиться и так. Пробуем?

Петунья была полна сомнений относительно своих собственных сил – она девушка, в конце концов, – но согласилась попробовать. Подходящее дерево она заприметила уже давно: клен, растущий очень близко к ее грядкам. Позже, когда понадобится расширять огород, он станет большой помехой.

Лассе обошел вокруг ствола и внимательно оглядел его. Потом, прокомментировав, что валить дерево будет в сторону развалин оранжереи, показал, где будет делать подруб. Загадочный подруб, в итоге, оказался просто клинообразной выемкой в стволе, неглубоко, всего на треть ширины. Закончив с одной стороны, он принялся рубить с противоположной, сказав Петунье обратить внимание, что рубить ниже подруба опасно. Его торс упруго сгибался и разгибался, руки двигались равномерно и не зная устали, лезвие топора сверкало молнией, и во все стороны летела щепа. Одна острая щепка оцарапала его щеку, заставив потечь алую кровь, но он даже не моргнул. Закончив рубить, когда выемка в дереве почти достигала сердцевины, он бросил топор на землю, уперся плечом в ствол и навалился. Секунду ничего не происходило, потом клен изнутри затрещал, сухо и резко, а затем стал медленно крениться, с каждым мгновением ускоряя свое падение, пока с грохотом не рухнул, подняв клубы пыли. А когда пыль осела, оба они опешили. Из земли торчал пень с настолько ровным срубом, что можно было без проблем пересчитать годовые кольца, а рядом на траве лежали горсть кленовых сережек и несколько равномерно нарубленных поленьев. Петунья насчитала не меньше десятка.

– Так и должно быть? – невинным тоном спросила она, и Лассэ расхохотался. Отсмеявшись, он поднял топор и несколько раз ударил им по пню. Пень, не выдержав такого отношения, исчез в клубах пыли, позже прибавив к числу поленьев еще пять штук.

– И правда дивное место, – сказал он, налюбовавшись на дело рук своих, и протянул Петунье топор. – Теперь твоя очередь, добрая госпожа.

Спустя час, вспотев и умаявшись, Петунья, наконец, смогла повалить свое дерево. Оно тоже, едва коснувшись земли, превратилось в россыпь семян и поленьев и оставило после себя только пень с таким же идеальным срубом, хотя она впервые в жизни взяла в руки топор.

– Пень оставлю на завтра, – решительно сказала она, морщась от боли в предплечьях. Завтра, уныло подумала она, они будут болеть просто зверски, а рядом не будет никого, кто сможет ее вылечить.

Эльф, от чьего взгляда не ускользнули ее переживания, ничего не сказал и только грустно улыбнулся. Да и что тут скажешь? Мелодия, зовущая его в заповедный край на Западе, становилась все громче и громче, настолько, что порой слова его благодетельницы приходилось буквально угадывать.

Увидев, что эльф укладывает дрова в поленницу, Петунья, чтобы тоже не бездельничать, собрала семена клена, оставшиеся на траве, и, отойдя в сторону от фермы, выпустила их по ветру. Кружась вокруг своей оси, то взлетая повыше, то опускаясь ниже, семена полетели куда-то вглубь пока не разведанной ею территории. Может, им повезет, они попадут на плодородную почву и вырастут новыми деревьями?

– Мы еще не закончили, – позвал ее эльф. Петунья застонала, но вернулась к домику и следующие полчаса училась колоть дрова. Как у нее после этого не отвалились руки – кто знает. Может, благодаря этому чудесному мирувору?

Провозгласив, что больше ничего не собирается делать, она уселась прямо на ступеньках крыльца и, опершись спиной на стену домика, уставилась на темнеющее небо. Лассэ сел рядом, взял одну из тех деревяшек, что она нарубила, нож из столярной мастерской и принялся обтесывать чурку. Петунья скосила глаза и с любопытством уставилась как обрубок в его руках превращается сперва в грубую заготовку, а потом в фигурку человека в плаще с капюшоном и с луком за спиной.

– Это на память, чтобы ты не забыла обо мне, добрая госпожа, – Лассэ положил фигурку ей в руку и осторожно сомкнул ее пальцы вокруг дерева. Фигурка была теплой, как будто живой.

Петунья моргнула и почувствовала, как с ресниц сорвались капли воды.

– Уже пора? – шепотом спросила она, хотя откуда-то знала, что время и правда пришло.

Солнце висело низко над горизонтом, крупное и красное как спелое яблоко. Лассэ поднялся на ноги, высокий и нездешний, подобный прекрасному видению, что мелькнуло в ее жизни и пропало без следа, поклонился ей низко, почти до земли, а выпрямившись, сказал:

– Мое имя Ласгвайн*. Запомни его, добрая госпожа.

Больше ничего не сказав, даже не попрощавшись, он накинул капюшон, повернулся и легким шагом направился в сторону солнца, постепенно растворяясь в воздухе, пока не исчез совсем.

Петунья долго смотрела ему вслед, прижимая к груди фигурку, пока солнце совсем не село. Потом смахнула слезы с лица и невпопад сказала:

– А как меня зовут, так и не спросил.

Chapter Text

Сотканная из света широкая тропа вела вперед, вслед заходящему солнцу, а потом мало-помалу начинала подниматься вверх, пока не превратилась в отвесную стену. Но взойти по ней было не сложно. При жизни Лассэ легко взбирался на высокие деревья, чтобы обозреть с высоты всю округу, а уж теперь, когда грехи прежнего существования были смыты и более не тянули вниз… он легко шагал по чуть пружинящей, как лесная подстилка тропе, и с каждым шагом ему становилась все слышнее неповторимая Музыка, окутывающая собой весь мир.

С каждым шагом картина вокруг него менялась. Скрылся из виду маленький домик; исчез, пропал среди окружающих его гор и лесов белый город; и даже шум океана, вечно несущего свои волны к песчаному берегу, растворился в скрипе и треске Музыки Сфер. Небо потемнело и налилось чернотой пустоты, и в ней, ярко и остро, засияли звезды.

И где-то среди звезд бесшумно открылись Врата – сияющая дорога вела Лассэ прямо туда, в темноту среди распахнутых створок.

Он остановился у порога и оглянулся. Мимо него проплыл, величаво и неспешно, огромный голубой шар. Где-то там, в затерянном среди лесов и полей домике юная смертная оплакивала их неизбежную разлуку, но отсюда Лассэ видел, как множество тонких нитей протянулось к ней со всего света – также, как он сам однажды потянулся к ней за теплом и светом. И даже гордый старший, довольствующийся ролью огня в очаге, не остался равнодушным к ее притяжению.

Нет, она больше не будет одна, в этом он был уверен.

«Удачи, добрая моя госпожа», одними губами произнес он, последний раз окинул взглядом землю, которую некогда так любил, потом повернулся и переступил порог.

Огромные Врата медленно и неотвратимо закрылись за ним, сомкнувшись без единого звука, и Лассэ остался один посреди пустоты.

От сородичей, пришедших с Запада, он слышал рассказы об этом месте, но, конечно, прежде никогда здесь не бывал. Отсюда вообще никто никогда не возвращался. Мудрые говорили, что после исцеления эльфы будут возвращены для жизни в Благословенном Краю, но…

Лассэ оглядел себя – даже в этой полной темноте, где не разобрать верха, ни низа, он продолжал видеть себя, все в том же охотничьем облачении, в каком умер, – и на его взгляд ему не требовалось никакое исцеление.

Он уже собрался пойти хоть куда-нибудь, как впереди зажегся свет. Огонек приближался, как будто плыл в пространстве. Вскоре Лассэ увидел фонарь, в чьем пузатом плафоне мельтешили сияющие голубым светом мотыльки, а в свете фонаря он увидел кого-то.

Прежде ему никогда не доводилось видеть Стихии, и даже, порой, гадал, смог бы узнать их при случайной встрече? Теперь он был уверен: смог бы. Даже если тот, кто стоял с фонарем в руке, выглядел как эльф – высокий, темноволосый, с ясными серыми глазами, – таковым не являлся. Сияние иного мира в глубине глаз выдавало его с головой.

– Добро пожаловать, дитя, – звучно прокатился голос, вызывая в пространстве волны и завихрения. Одна такая волна накатилась на Лассэ, мягко боднула его, он покачнулся, но устоял. – Давно сюда не приходили с той стороны. Кто ты?

Лассэ представился. Майа с любопытством оглядел его, покачал головой каким-то своим мыслям и поманил за собой.

Вскоре необъятная тьма вокруг сгустилась, и Лассэ ощутил под ногами твердый каменный пол, а в поле его зрения показались стены и потолок. Сверху повисли похожие на светляков лампы, и встретивший его майя приглушил свой фонарь. В слабом свете фонарей Лассэ увидел многочисленные залы и коридоры – просторные и пустые, – великолепные гобелены, на чьих полотнах были запечатлены сцены из прошлого. Ему даже показалось, что в уголке одной из картин он увидел и самого себя, но майа шел быстро, и гобелен вскоре пропал из виду.

Чем дальше они шли, тем больше других майар попадалось им по пути. Все они, завидев Лассэ, отвлекались от своих дел и следовали за ними. В результате, когда они пришли, их сопровождала целая свита из любопытствующих.

Его проводник постучал в дверь, открыл ее и сказал:

– Владыка Намо, поглядите, спустя столько лет у нас гость!

А потом Лассэ взглянул в темные, бездонные глаза Намо Мандоса и потерял себя.

Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на удобной кушетке. Кто-то снял с него плащ и кафтан, стянул сапоги и подложил под голову мягкий валик. Неподалеку от него переговаривались двое, а когда заметили, что он очнулся, сразу замолчали. Лассэ открыл глаза и увидел двоих.

Одного – самого Владыку Чертогов – он узнал сразу, а вот второй с внешностью мягкой и любезной, утонченный, ясноглазый, с запутавшимся в белых волосах ветром, был ему не знаком.

– Ты очнулся, – сказал тот голосом, в котором свистели ветра среди горных пиков, и Лассэ почувствовал, что знает его. Его подозрения тут же подтвердились: – Твои сородичи зовут меня Аран Эйниор, но я предпочитаю зваться Манвэ.

Лассэ торопливо сел и провел руками по бокам и груди, разглаживая одежду. Манвэ улыбнулся и, протянув руку, остановил его.

– Все хорошо, Ласгвайн, твой внешний вид не оскорбляет меня, – Лассэ услышал в его голосе смех и смутился. – Намо был весьма удивлен, когда ты появился в Чертогах. Ты не против, если мы зададим тебе несколько вопросов?

Он уже собирался спросить, разве они не узнали все, что нужно, когда он взглянул в глаза Хозяина Чертогов, как Намо сам ответил на его невысказанный вопрос:

– Нет, когда наши взгляды встретились, я не узнал от тебя ничего, кроме того, что твоя фэа исцелена, и тебе не место в моих владениях.

Лассэ натянул сапоги и пересел на кресло у маленького столика. По мановению руки Намо на столике появились чай и горячие булочки, и корзинка со свежими ягодами.

Манвэ радушно пригласил Лассэ угощаться и сам взял чашку, непринужденно отпив из нее. Лассэ сделал глоток. От чая исходил утонченный сладкий аромат, в котором узнавался жасмин, и на языке тоже оставался сладкий, чуть маслянистый привкус. В соседнем кресле Намо, мрачный и нахохлившийся, как ворон в осенний дождь, цедил чай безо всякого удовольствия. Его вид наводил на мысли, что появлению Лассэ здесь не рады.

– Давно уже никто из твоих сородичей не приходил в Чертоги, – Манвэ, допив чай, рассеянно крутил чашку в руке, как будто никогда такой не видел. – Прямой Путь закрылся следом за последним кораблем, пересекшим границу между мирами, и нам оставалось лишь скорбеть о судьбах тех, кто решил остаться среди смертных. Однако, вот он ты – и твоя фэа чиста и сияет как звезды на небесах.

– Невозможно! – раздраженно бросил Намо и с резким стуком поставил чашку. – Смертный мир искажен, и это искажение накладывает свою печать на все, что из него исходит! Невозможно!

Манвэ мягко улыбнулся.

– Как видишь, мы в некотором затруднении, Ласгвайн. Можем ли попросить тебя поделиться историей твоей жизни?

Лассэ моргнул. На мгновение в улыбке Короля Королей ему почудилось что-то знакомое, от чего сердце сжалось от тоски. Он сразу же понял, откуда это чувство. Как будто он снова в маленьком бревенчатом домике, и смертная дева спрашивает, вкусна ли приготовленная ею похлебка.

Вот оно что, понял он. Как ни нелепо сравнивать несравнимое, но в присутствии Манвэ он испытывал то же ощущение безопасности и приятия, как это было в компании доброй госпожи.

Лассэ согласно кивнул и без сомнения взглянул в ясные глаза Владыки Ветров, открывая свои мысли. Затем он ощутил касание чужого разума: легкое, как перышко, но сокрушающее, как шквальный ветер, – и перед его глазами, как быстро перелистываемые страницы книги, замелькали картины из его жизни. Он снова увидел, как родился и рос, как постиг тайны леса и встретил свою жену. Он вспомнил мирные дни и дни войны, которые, в конце концов, закончились для него смертью. Он содрогнулся при воспоминаниях о тех веках, когда влачил жалкое существование призрака, порабощенный Черным Врагом. И почувствовал печаль и усталость, когда вспомнил о тысячелетиях сна в белом городе. И вновь пережил облегчение и радость, когда смертная дева, отчаянно борясь с собственным страхом, поднесла ему первый глоток воды.

Осанвэ прервалось внезапно. Дезориентированный, Лассэ откинулся на спинку кресла, массируя ноющие виски, а когда его зрение прояснилось, он с удивление увидел на лице Манвэ слезы. Но кроме слез на лице была и улыбка – радостная и светлая, как будто ему встретился тот, кого никогда больше не чаял встретить.

– Прими мою благодарность, Ласгвайн, – сказал он, утерев слезы. – Проводить тебя к выходу из Чертогов? Полагаю, ты собираешься найти свою семью?

Лассэ благоразумно отказался. Столпившиеся за дверью майар быстро выставили его прочь из Чертогов, прямо под синее небо, и Ариэн, ведущая солнечную колесницу, приветственно помахала ему рукой.

Спустя несколько дней, уже занеся руку, чтобы постучать в закрытую дверь, он мимолетно подумал, о ком же плакал Манвэ, и о ком ему ворчливым тоном выговаривал Намо, утирая с лица Владыки слезы, но тут дверь открылась, и все посторонние мысли вылетели у Лассэ из головы. Он крепко обнял жену и, глубоко вдохнув аромат ее волос, сказал:

– Я вернулся, mell.

Chapter Text

Всю ночь ей, в разных вариациях, снилось, как Лассэ уходит. Иной раз он просто растворялся в воздухе, как это было наяву, порой – проваливался во внезапно возникающий перед ним разрыв в пространстве, и из этого разрыва Петунья даже слышала жуткую, но вместе с тем завораживающую какофонию скрипов и тресков. А один раз ей приснилась уходящая вдаль и вверх сияющая, будто сотканная из света звезд дорога, которая слегка приминалась под шагами эльфа, хотя даже по траве он ходил как призрак, не оставляя за собой ни следа.

И каждый раз, прежде чем исчезнуть, он кланялся и называл свое имя. Так что Петунья крепко-накрепко запомнила его, и даже, наверное, могла бы записать загадочными тенгвами, если такая надобность возникнет.

Но было в этих снах и что-то еще. Пока Лассэ уходил вдоль звездной тропы, она видела за нею приветственно распахнутые ворота, а в них – густую, обволакивающую подобно туману тьму. Эта тьма выглядела странно знакомой, хотя в короткой жизни Петуньи не было ничего, что она могла бы сравнить с ней, и вызывала противоречивые чувства пронзительной тоски и жуткой неприязни, которые – она поняла это, проснувшись, – ей не принадлежали.

В конце сна, она глядела как Лассэ, последний раз взглянув на нее, входит в ворота, и те закрываются за ним, грохоча как пляшущий под чарами таранталлегры табурет, и стук-грохот этот постепенно перерос в пронзительный звон будильника, который и разбудил ее в привычные шесть утра.

Петунья села на кровати, потянулась, морщась от боли в руках и спине после вчерашней работы дровосеком, и занялась привычной рутиной: сделать разминку, умыться, причесаться, лениво подумать над тем, что же приготовить на завтрак. Когда она вспомнила, что должен был остаться вчерашний суп, сваренный Лассэ, на глаза навернулись слезы, и она обиженно хлюпнула носом.

– Когда я успела так к нему привязаться? – вопрос, по идее, был риторическим, но огонь что-то утешительно протрещал в очаге. Хотя от него тоже стоило ожидать подвоха, Петунья почувствовала себя лучше и приободрилась.

Вот тогда-то, вешая на огонь котелок с супом, она и заметила, что запертая на ключ, который еще предстояло найти, тумба сбоку от телевизора сама собой отодвинулась от него и теперь стояла в нескольких шагах от него, ближе к очагу. Фонарь, стоявший на ней, видимо, свалился и теперь лежал в углу, укатившись туда.

Петунья почесала кончик носа и предположила, что, наверное, ночью было землетрясение? Хотя самого землетрясения она ни разу не испытывала. Впрочем, внимательно осмотрев комнату, она заметила, что все остальные предметы мебели оставались на своих местах. Ровно так, как она оставила их с вечера. И даже небольшая коллекция ее трофеев на столе – книга и сложенные поверх нее палочка и загадочный ключ, – лежали нетронутыми.

Припомнив последние эпизоды своего сна, Петунья, двигая тумбочку на место, проворчала:

– Так это ты тут джигу отплясывала, что ли? – тумбочка, естественно, не ответила. Да и Петунья весьма удивилась бы, получив от нее ответ. Вот огонь – волшебный, – потому и понимает ее, и даже что-то отвечает. А тумбочка? Ну что тумбочка. Просто предмет мебели.

Зеркала, с другой стороны, тоже бывают говорящие. У Лили было одно такое, купленное ей на распродаже. Оно давало советы по поводу и без и как-то раз, когда Петунья сунула любопытный нос в вещи сестры, весьма критично проехалось по ее внешности. Только нежелание быть уличенной в шпионстве удержало ее от того, чтобы расколотить мерзкое стекло вдребезги.

Размышляя о магических предметах и о том, как глупо наделять их подобием сознания, Петунья позавтракала. Ее взгляд, нет-нет да утыкался в волшебную палочку, и тогда кончики ее пальцев начинали едва уловимо, но назойливо чесаться – так хотелось взять ее в руки.

Впрочем, сопротивляться этому зуду было пусть и нелегко, но вполне возможно. Закончив завтракать, она вынесла грязную посуду на улицу, чтобы помыть ее, и зеленые полы мантии, свисающей с ближайшего дерева, поприветствовали ее. Петунья оглядела развешанные на ветвях вещи и дрогнула. Они уже высохли, так что она быстро собрала их, нахлобучила на голову шляпку и, путаясь в рукавах, торопливо надела мантию и застегнула крючки, которые тут были вместо пуговок. Село – просто идеально! И в груди, и в талии, как на нее шито! Провела про отливающей перламутром вышивке на рукавах и полочках, поправила воротник и расправила висящий за спиной капюшон. Покрутилась, глядя как красиво развеваются полы при движении, и пожалела, что нет у нее подобающего размера зеркала. Она бы сейчас согласилась даже на говорящее!

В таком наряде оно наверняка бы не признало в ней магглу и, небось, расщедрилось на комплименты. Наверное, и шея из просто длинной стала бы лебяжьей, а цвет лица вместо сравнения с бледной поганкой сравнило бы с лепестками магнолии!

Но образу ведьмы не доставало еще кое-чего. Бросив посуду до лучших времен, Петунья поспешила вернуться и с трепетом протянула руку к палочке. Стоило ей коснуться пальцами ее рукояти, как по ее руке словно электрическая искра прошла, а следом за ней – волна тепла. От волнения стиснув пальцы так крепко, что не сломала хрупкий инструмент лишь чудом, Петунья подняла палочку и, на пробу, подражая Лили в лавке Олливандера, взмахнула ею.

Миг, за который ее сердце успело остановиться и упасть в самые пучины отчаяния, потому что только что последняя надежда умерла муках и корчах, – и с кончика палочки во все стороны посыпались белые и желтые искры, как от бенгальского огня.

Петунья засмеялась – радостно и недоверчиво, – а потом вдруг бросилась в пляс, закружилась по комнате, взмахивая палочкой и рассыпая во все стороны блестящие искры света. Все-таки ведьма! У нее есть магия! Она тоже способна на чудо!

А потом вдруг остановилась и расплакалась, села на табурет, сжимая в одной руке палочку, а рукавом другой утирая безостановочно текущие слезы, и погладила палочку кончиками пальцев. Соленая влага пропитывала ткань мантии, вместе со слезами ее покидало ощущение эйфории, и палочка, фонтанирующая искрами во все стороны, наконец, угомонилась. Осталось только теплое ощущение от прикосновения к ее бело-золотому телу, и запечатленное где-то на подкорке ощущение родства. Эта палочка признала ее, Петунью. Теперь никто не сможет ею воспользоваться. Только она.

– Он и правду помог мне, – вспомнила она про странного бармена, что обещал ей решить ее проблему. – А я и не верила.

Огонь что-то протрещал на своем, как будто не был согласен с ней, но Петунья пропустила мимо ушей его возмущение. Еще немного подержав в руках вожделенную палочку, она заставила себя вернуть ее на стол, скинула и убрала в саквояж ведьмовские одежки. По-хорошему, конечно, лучше бы обзавестись вешалкой. Вот и еще одна вещь, о которой надо подумать. А их скапливается все больше и больше.

Сходив за водой, она помыла посуду. Руки от постоянного нахождения в холодной воде покрылись цыпками и огрубели, в то время как запасы крема подходили к концу. Размазывая драгоценный крем по рукам, Петунья думала, сможет ли господин Тук привезти ей крем? Или придется изобретать что-нибудь из подручных средств? А то скоро и мыло тоже подойдет к концу…

– Все упирается в деньги, – сокрушалась она, привычно набирая воды в лейку и идя к огороду. Господин Тук, может, и привезет ей и крем, и мыло, и вешалок, может, тоже привезет. А будет ли у нее достаточно денег, чтобы расплатиться с ним?

Но при виде огородика у нее моментально вылетели все мысли о деньгах из головы. Посаженные всего неделю назад, растения росли необыкновенно быстро. И, пусть она отслеживала их рост, как могла, все равно оказалась неподготовлена к тому, что увидела. На грядках ровными линиями раскинулись большие и зеленые листья ботвы, а между ними гордыми рядами возвышались петрушка и укроп.

Петунья поставила лейку, расплескав немного воды себе на ноги, но не обратила на это внимания и со всех ног кинулась к огороду. Упав на колени рядом с грядкой редиса, она запустила обе руки в густую, изумрудно-зеленую ботву. Каждый листик был твердым и прохладным, на внешней, глянцевой сторону прожилки были чуть светлее основного листа и образовывали красивый затейливый узор, а с внутренней – слегка выступали, как вены на руке, и прикасаться к ним было очень приятно.

Раскопав землю у ближайшего кустика, Петунья увидела заманчивую красноту спелого корнеплода и, решившись, выдернула редис из земли. И восторженно раскрыла рот в немом изумлении. Зеленая ботва резко переходила в гроздь почти идеально круглых, гладких со всех боков, равномерно малиново-красных корнеплодов, каждый из которых заканчивался внизу аккуратным маленьким хвостиком, как у мышонка. А пахло так, что, не смотря на сытость, у нее выступили слюнки. Обмахнув остатки земли, Петунья решительно надкусила один редис. Под красной кожицей его мякоть была крепкая, хрустящая и белоснежная как первый снег, и свежая пикантная острота наполнила рот, не обжигая языка.

Доев редис, Петунья сбегала в кладовку за корзиной и приступила к сбору урожая. Выданная кладовой корзина на первый взгляд была не особенно велика, но сперва в нее влез весь редис – килограмм пять, не меньше, – потом морковь, и пастернак, и репа. Сверху прекрасно уместились пучки укропа и петрушки, и только тогда огородик опустел.

У дома Петунья прямо на траве расстелила чистую простынь, ту самую, в которую заворачивался призрак, принесла воды и начисто перемыла весь урожай. Все овощи были как с картинки. Морковь – настолько оранжевая и идеально-коническая, что можно было усомниться, действительно ли это настоящий овощ, а не муляж для красивой витрины. Пастернак был во всем похож на свою дальнюю родственницу, разве что было нежно-белым, лишь с легкой, едва уловимой желтизной. А каждая идеальная репа, размером с ладонь Петуньи, тянула на полкилограмма, а то и больше. Про зелень и говорить не приходилось. Аромат от петрушки и укропа исходил такой, что Петунья почти проголодалась.

Закончив, она вытерла руки о штаны и села на крыльцо, не сводя глаз со своего первого урожая. И чем дольше смотрела, тем больше оформлялась в ее голове одна мысль.

– Кажется, свою проблему с деньгами я решила…

Chapter Text

Ей были знакомы примерные цены в лавке зеленщика, но такие овощи… она потыкала пальцем идеально круглую репку, ближайшую к ней, и восхищенно покачала головой. Такие овощи, очевидно, элитные и продать их можно гораздо дороже, чем обычные. И если мистер Кори обещал ей хорошую цену за урожай, то можно надеяться, что она выручит за это минимум галлеона три. Может, чуть побольше.

От темы денег ее мысли скакнули к другой. Огородных знаний ей, конечно, не хватало, но было очевидным, что редис и репа никак не могут дать корнеплоды за одинаковое время. Она была готова ждать – и жить на подножном корму – не меньше месяца, но почвы фермы оказались исключительно плодородными.

Стоило бы этим воспользоваться и посадить что-нибудь еще. Только вот, какая жалость, что больше семян у нее нет… хотя, постойте-ка.

Петунья вернулась в дом и заозиралась в поисках своей сумки для покупок. Она же как раз вчера брала ее с собой в город.

Сумка, неразобранная с вечера, нашлась в кладовке. Она лежала на сундуке, рядом стоял кувшин и лежали несколько деревянных цилиндров, которые Лассэ унес вчера из столярной мастерской… Петунья потрогала их, взвесила зачем-то и оставила лежать. Кто знает, зачем эльф взял их? Может, потом пригодятся…

Она шмыгнула носом и упрямо сжала зубы. Ну и не надо ей этого общества. Она и сама прекрасно со всем справится!

Вытащив из сумки книжку из лазарета и сверток с галетами-лембас, Петунья распустила завязки полотняного мешочка, раскрыла горловину и зачерпнула рукой, пропуская сквозь пальцы, лежащие в нем семена. Аккуратные зерна с продольной полоской, янтарно-желтые, словно напоенные солнечным светом, с шуршанием ссыпались обратно в мешочек. Петунья затруднилась оценить на взгляд их количество, но предположила, что ее грядки будут маловаты.

К тому же, если пшеница будет расти также быстро как редис… она не додумала эту мысль, оборвала на середине. Вместо этого завязала мешочек, прихватила из кладовой инструменты и отправилась работать.

Все нужно делать последовательно.

Она еще раз перекопала освобожденные от корнеплодов грядки, разрыхлила землю граблями и, зачерпнув из мешочка, разбросала по земле драгоценные зерна, потом еще раз поработала граблями, накрыв зерна комками земли, и щедро полила, дважды сбегав к пруду за водой.

Пока она, опершись о грабли, любовалась проделанной работой, ее взгляд упал на проплешину пустой от растительности земли, которой, и она это точно помнила, раньше не было. Встревожиться она не успела, как узнала место – как раз здесь они с Лассэ вчера срубили пару деревьев… Петунья на пробу копнула землю на этой проплешине. В ее голове оформлялся план, который, если она права, даст ей дополнительное пространство под огород.

И в следующие несколько часов она подрубала деревья, валила деревья и выкорчевывала оставшиеся пни. Деревья дрожали под ударами ее топора, с них облетала листва и сыпались семена, а потом, когда Петунья наваливалась на стволы всем телом, падали на землю и в облаке пыли распадались на аккуратно распиленные поленья.

Минуло время обеда, и Петунья, наконец, устало опустила топор и, вытерев мокрое лицо футболкой, с удовлетворением осмотрела дело рук своих. Вокруг нее лежали несколько десятков поленьев, россыпь кленовых сережек, уже улетающих с попутным ветром, несколько желудей, горсть разнородных семян и несколько мотков зеленовато-серых волокон, вызвавших в ее памяти полузабытое сказочное слово «кудель». Кажется, была какая-то сказка про ленивую девушку и ее страхолюдных тетушек… Семена и кудель получились из кустарников, и Петунья пока не знала, что с ними делать, поэтому убрала в сундук. Затем, не щадя ноющих рук и спины, перетаскала дрова в поленницу, а те, что не влезли, сложила рядом с домом аккуратной горкой.

Участок земли, освобожденный от деревьев и кустов, был почти вдвое больше ее нынешнего огорода. Не смотря на усталость, Петунья чувствовала радостное возбуждение при мысли о том, что за ночь трава исчезнет, и она получит готовую для посадок площадь. И тогда, когда господин Тук привезет ей семена…

Тут ее желудок протестующе заворчал, намекая, что обеденное время давно прошло, а в нем с утра маковой росинки не было, и Петунья очнулась от своих наполеоновских планов.

Часы показывали половину пятого. Она разогрела свой поздний обед, попутно поведав огню о своих успехах в качестве дровосека, и затем накинулась на остатки супа так, будто голодала неделю, не меньше. Опустошив котелок, она заварила себе самодельный «кофе», выбрав из выложенных эльфом на просушку одуванчиков самый сухой корешок. Тот легко раскрошился в подставленную кружку, а после добавления кипятка превратился в прекрасный темный напиток, по цвету и правда похожий на кофе, с ароматом сливочных ирисок. Подождав, пока спадет белесая пузырчатая пена, Петунья с наслаждением вдохнула аромат и сделала первый глоток. И сразу же высунула язык в отвращении. «Кофе» показался слишком уж горьким, но второй и третий глотки немного примирили ее со вкусом, и она даже подумала, что со временем, наверное, сможет получать удовольствие от этого напитка.

Другого у нее все равно не было.

Прихлебывая одуванчиковый напиток и морщась от горечи, она прощелкала телевизионные каналы. Прогноз погоды обещал на завтра легкий дождь, и она сделала себе пометку убрать на ночь все овощи и травы. Предсказательница снова пробубнила что-то о духах и их благосклонности, а вот новый выпуск «Даров земли» ее заинтересовал.

На экране появился черно-белый чертеж, в котором Петунья с удивлением признала забор.

– Поговорим о заборах, – деловито предложил ведущий, как будто только и ждал, когда Петунья включит телевизор. – Заборы не дают разрастись сорнякам, защищая ваши посевы. А еще они полезны фермерам, у которых есть домашний скот, – на экране замелькали картинки, иллюстрируя его слова. На одной милые овечки весело перепрыгивали через низенький заборчик, а на другой – корова, вытянув над ним шею, жевала лопух на другой стороне. После этих нехитрых иллюстраций замелькали другие, на которых подробно и в деталях показывалось, как изготовить простейший забор из дерева или камня, и даже выковать из металла. Даже Петунье, которая в жизни ничего не мастерила своими руками, не считая вышивки монограммы на носовом платке, стало ясно, что никаких сложностей в этом деле нет. Закончив с объяснениями, ведущий поспешил напомнить, что: – Через какое-то время заборы ломаются, но если они сделаны из камня, железа или твердой древесины, то прослужат гораздо дольше, чем обычные деревянные!

– Как будто бы ничего сложного, – сказала Петунья, глядя в погасший экран телевизора и задумчиво потирая руки. В голове застряли схемы разнообразных заборов, от самых простых до сложных, и ей отчего-то страсть как хотелось попробовать… – Правда, у меня ни сорняков, ни домашних животных…

Она еще немного поборолась с собой и, в конце концов, боль в теле победила. Идея с забором осталась ждать лучших времен – например, когда на ферме появится козочка, – а Петунья заварила себе еще кофе и пододвинула к себе дневник. Пролистав заполненные страницы, она с неудовольствием отметила, что из всего, что произошло за вчерашний день, не записала ни словечка, и поспешила заполнить этот пробел.

Написав число семь, она окружила его красивой рамкой и цветочками, а затем как можно более подробно записала все, что произошло, включая ее собственные догадки про число три, природу приходивших к ней тварей, и даже про сон, который не был сном, про огненного духа и Лассэ, про их совместный поход в белый город и попытки найти библиотеку, и, наконец, про то, как он ушел, а ей всю ночь снились сны про его уход. Как только она поставила последнюю точку, то почувствовала, как страх, который продолжал еще существовать внутри нее, покинул ее и переместился на страницы дневника. Петунья немного повеселела и описала сегодняшний день, включив свои восторги по поводу урожая и работы дровосеком. Она даже зарисовала несколько застрявших у нее в голове схем заборов, старательно чертя ручкой без линейки прямые линии. Вышло неплохо. Недаром в школе у нее был высший балл по черчению, но на уроках они всегда чертили всякую скукоту.

Затем она перелистала страницы, чтобы внести в свою таблицу наблюдения за огородом пшеницу, и из-под обложки на пол упал листок бумаги. Это оказалось самое первое письмо от мистера Кори, которое он отправил ей на следующий день после переезда. Петунья с ностальгией пробежалась по затейливому почерку, каким было написано письмо и неожиданно застряла взглядом на третьем совете, которые он так щедро ей дал:

«В тумбочке лежат некоторые мои записи, которые могут оказаться вам полезными, но ключ я потерял. Если вы поищите, то, вероятно, сможете его найти. Ищите в районе разрушенной теплицы.»

– Ищите в районе разрушенной теплицы, – медленно повторила она и, оторвав взгляд от письма, посмотрела на странный медный ключик. Тот самый, что нашла на развалинах теплицы, когда искала там что-нибудь еще, кроме лука-порея. Она ведь так тогда и не решила, откуда он. Ни к одному замку на ферме он не подходил, и она отложила его в сторону.

И совсем забыла про подсказку в письме.

Петунья отложила ручку, взяла ключ и подошла к тумбе. Замочная скважина, затертая до такой степени, что почти не отличалась от дерева, находилась прямо посередине крышки. Раньше ее закрывал фонарь. Петунья вставила ключ – тот подошел идеально, подтверждая ее догадки, – и с усилием повернула. Замок, которым давно уже не пользовались, заскрежетал и нехотя поддался. Раз оборот, второй – ключ остановился, больше не проворачиваясь, и тогда внутри тумбы что-то щелкнуло, и ее крышка едва заметно приподнялась.

Chapter Text

Зазор был таким небольшим, что Петунья никак не могла ухватиться. Воспользовавшись ножом, она подцепила крышку кончиком лезвия и приподняла достаточно, чтобы можно было втиснуть под нее пальцы. Сперва крышка не поддавалась, но Петунья налегла, внутри что-то щелкнуло, и крышка резко поднялась. Петунья едва увернулась от удара.

Внутри… как утверждал мистер Кори в своем письме, должны были быть некие полезные ей записи. Воображение рисовало ей переплетенные стопки тетрадей или даже, чем черт не шутит, связку пергаментных свитков, вроде тех, в которых Лили сдавала свои домашние задания. Но внутри была только коробка из серо-желтого картона, перетянутая бечевой. И больше ничего.

Петунья открыла коробку. В ней обнаружились разрозненные детали, похожие на конструктор или – она достала из вороха плотный кусочек картона, на котором кем-то очень искусным было нарисовано дерево, – миниатюры. Быстро рассортировав детали, она убедилась в правильности своей догадки. Сложив вместе несколько больших деталей, она получила прямоугольное зеленое поле, усеянное пазами, а по краям окруженное изображениями гор и леса за забором. Картинка с лесом напомнила ей кое-что, но она отвлеклась на сборку домика, а когда поставила его, то удивилась, что выглядит он точь-в-точь как тот, в котором она жила. На внутренних поверхностях стен и пола были нарисованы предметы мебели, что создавало впечатление объема. Сверху на домик Петунья аккуратно положила двускатную крышу и воткнула в нее маленькую печную трубу.

Если прищуриться, то домик выглядел совсем как настоящий. Как и огороженный забором лес за ним, на который в реальности выходило ее заколоченное окно рядом с камином.

Для полноты картины не хватало почтового ящика и ларя для покупок. Петунья поспешила их установить, воткнув в соответствующие пазы.

– Забавная штука, да? – спросила она у огня. Взяла сразу охапку деревьев и стала расставлять их вроде бы в случайном порядке, но на самом деле в некоторые пазы их установить было невозможно, даже несмотря на то, что крепежи-шипы идеально подходили по размеру и форме. – Интересно, это что-то значит? Или мистер Кори сделал ее просто от скуки?

Маленькие деревца образовали небольшую рощицу вокруг игрушечного домика, расположившись ровно так, как они росли на ферме. Даже там, где сегодня Петунья очистила под будущий огород небольшой пятачок. Как раз туда она положила темно-коричневый квадрат, видимо, изображающий ее грядки, за деревьями – белый квадрат, представляющий собой развалины теплицы. На этом место на миниатюре практически закончилось, и она завершила картину, положив на место синий овал пруда.

Петунья внимательно осмотрела игрушку, борясь с желанием выбежать из дома и найти хоть какое-то отличие от реальности, но маленькая ферма исключительно точно повторяла свою большую сестру, во всех подробностях, какие были известны самой Петунье.

Из неиспользованных деталей остались две: колодец и воротная арка. Петунья поспешила воткнуть колодец неподалеку от огорода и почувствовала облегчение, что теперь есть явное отличие. Хотя колодец ей, конечно, не помешал бы.

Взяв, наконец, последнюю деталь, она внимательно ее осмотрела. Картонный муляж в точности повторял настоящие ворота, сложенные из бревен, и даже в верхней части была табличка с полустёртым названием. Но все попытки разобрать его оказались бесплодными. Не ясно было даже, буквы какого языка там написаны. Оставив эту загадку не разгаданной, Петунья попыталась установить ворота и закончить, наконец, возиться с игрушкой, но ничего не получилось. Шипы не входили в предназначенные для них пазы, что ни делай!

Она даже поковырялась в пазах ножом, но безрезультатно.

Бесцельно крутя в руках кусочек картона, она взглядом все время возвращалась к полустертой надписи. Какая-то мысль крутилась у нее в голове и, когда, наконец, оформилась, Петунья решила, что попробует. Хуже не будет.

Ластиком она аккуратно стерла с детали остатки старой надписи и, немного подумав, мелко-мелко написала: «Волшебный сад Петуньи».

– Смотри! – она показала ворота с надписью огню, и тот покачался из стороны в сторону, смеясь. Петунья показала ему язык: – Моя ферма. Как хочу, так и называю!

И, как ни странно, после этого ворота спокойно встали на положенное им место, довершая макет.

Петунья залюбовалась. Ей еще не приходилось видеть таких тщательно и подробно исполненных миниатюр. Если чуть-чуть расфокусировать зрение и взглянуть как бы издалека, то похоже будто смотришь на настоящую ферму, паря над нею как птица.

Снаружи сильно зашумели деревья, когда в их ветвях запутался налетевший порыв ветра. Петунья вспомнила про завтрашний дождь в прогнозе и поспешила поскорее убрать драгоценные продукты.

Она сразу же отнесла почти две трети урожая в ларь для продаж, а оставшееся сгрузила в корзину, кинула сверху простынь и унесла в дом. Высушенные корни одуванчика покрошила сразу в банку из-под кофе, цветки и листья завернула в чистый носовой платок и убрала в кладовку. А вот что делать с овощами…

– Сразу все приготовить? – с сомнением протянула Петунья, оглядывая корзину. Пусть она и оставила себе меньшую часть урожая, овощей все равно было достаточно, чтобы перед ней резко и в полный рост встала проблема их хранения. Вот если бы она знала нужное заклинание. У волшебников наверняка они есть! Она вздохнула. – И какой толк иметь волшебную палочку, если не знаешь заклинаний?

Кажется, та, другая Петунья, пыталась использовать какое-то ледяное заклинание… но нет, настоящая она не такая дурочка, чтобы без подготовки пытаться воспроизвести чары, которые толком и не видела.

Петунья отложила себе часть продуктов на ужин, а остальное накрыла простыней и вместе с корзиной унесла в кладовку. Может, повезет и там будет достаточно прохладно, чтобы они не испортились сразу?

– Сделаю сегодня рагу.

Она быстро обрезала ботву, отложив немного листиков для салата, а остальное – на выброс, чисто символически поскребла ножом корнеплоды. Овощи были такими молодыми и свежими, что тончайшая кожица на них нисколько не повредила бы их вкусовым качествам. Репу она нарезала крупными кубиками, а морковь, за неимением терки, мелкой-мелкой соломкой, после чего налила в котелок воды, забросила туда нарезанные овощи и повесила тушиться.

– Не сильный огонь, пожалуйста, – попросила она.

Через десять минут она высыпала в котелок нарезанный средними кубиками пастернак, и пока он готовился, соорудила простенький салат из редиски, ее листиков, петрушки и щавеля. Салату, конечно, не хватало заправки, но теперь это была не только одна лишь трава!

Когда пастернак почти приготовился, Петунья бросила в котелок последний лук-порей, посолила и дала всему рагу покипеть еще минут пять, после чего сняла с огня и посыпала мелко нарезанными луковыми перьями.

Глядя на тарелки с рагу и салатом, она чувствовала в груди гордость собой. Это был первый ужин, в котором использовались только те ингредиенты, которые она вырастила сама или сама же отыскала. С этим чувством она села за стол и быстро заработала ложкой, заедая сухой салат бульоном из рагу. На вкус вышло слегка пресновато, но зато это была настоящая еда!

После ужина Петунья заварила себе кофе и подтащила к себе книжку из лазарета. Судя по заглавию, это было руководство для учеников целителя, в чьи задачи входили выращивание трав и последующая их подготовка для использования в лечении. Петунья быстро просмотрела страницы – простыни текста перемежались изображениями трав в разных ракурсах, графиками и таблицами и даже чертежами.

Она отпила кофе, позволяя его яркой горечи немного заострить ее сознание, и уставилась на страницу.

Первым в этом пособии был представлен уже знакомый ей ацелас. Художник изобразил его так живо, что нарисованные листики казались почти живыми, и даже показалось, будто от страницы исходит свежий аромат. Части растения были подписаны. Петунья упрямо и внимательно рассматривала тенгвы, подмечая их форму, направление хвостиков и положение верхних штрихов, и постепенно стала узнавать из значение. Как будто невидимый учитель вложил ей в голову это знание, и все, что ей оставалось, это вспомнить о нем.

Мало-помалу, тенгвы начали складываться в слова, а те – обретать свое значение. Петунья проговаривала их вслух, привыкая к звучанию чужого языка.

«Ацелас», повествовала памятка, «также называемый «королевским листом», несмотря на громкое название, выглядит довольно непритязательно. Узнать его среди других свободно произрастающих трав нелегко, если бы не характерный аромат, исходящий от его длинных, узких листьев. Произрастающий в древности по всему Белерианду, что ныне стал морским дном, он широко использовался как эльдар, так и эдайн, поскольку пригоден для утоления практически любой хвори, а в особенности той, что была нанесены нечистым оружием.»

Петунья оторвалась от чтения и, прикрыв глаза, помассировала виски. В голове пульсировало, и она представила, что это новые знания там ворочаются, наминая себе местечко поудобнее. Посмеялась. Выпила еще кофе. И снова обратилась к памятке.

«Когда Стихии подняли со дна морского благословенный остров Нуменор, ацелас уже произрастал там. Впоследствии нуменорцы разнесли его семена по всему свету, и с тех пор ацелас можно найти свободно произрастающим практически везде. По этой причине нет больше надобности в том, чтобы специально культивировать его, когда любой мало-мальски знающий травник или целитель может легко найти его.»

Здесь Петунья снова остановилась. Ей вдруг пришла в голову идея, отчего бы не завести свой собственный аптекарский огородик? Пока что у нее есть только ацелас, но она была совершенно уверена, что в садах белого города непременно найдет и другие травы из этой книжицы. Не стоит забывать и о старых добрых нормальных человеческих растениях вроде лаванды или руты, шалфея и тысячелистника. А там, чем черт не шутит, вдруг она получит семена и волшебных растений?

«Обычно листья ацеласа употребляют в виде настойки. Или, если условия не позволяют, заваривают листья кипятком и вдыхают исходящий от них пар. В случае крайней нужды возможно пожевать лист и, заложив под язык, таким образом медленно поглощать из него целебные соки, но в этом случае важно соблюдать дозировку.

Целебная сила, содержащая в листьях ацеласа, обладает сильным укрепляющим и стимулирующим действием, прогоняет усталость и снимает головные боли, наполняет члены бодростью и энергией, облегчает дыхание. Компрессы на настойке ацеласа уместно прикладывать к ранам для того, чтобы вытянуть из них заразу или яд…»

Здесь Петунья широко зевнула и поняла, что хватит на сегодня. Она закрыла книжицу, пожелала огню спокойной ночи и, едва голова ее коснулась подушки, быстро уснула.

Она идет за матушкой, одной рукой придерживая подол платья, другой – держа корзинку, и очень надеется, что со стороны выглядит взрослой и ответственной. Матушка сегодня ведет ее с собой посмотреть на аптекарский огородик, устроенный в дальнем уголке их огромного сада. Даже главному садовнику не разрешается заходить туда. Это огромная честь!

Выложенная белоснежными камнями дорожка огибает большой розовый куст, весь усыпанный крупными яркими цветами, а за ним… Матушка придерживает ее за плечо и, вытянув руку, показывает: оплетенные плющом так густо, что их можно было не заметить, перед ними небольшие воротца.

Смазанный петли даже не скрипят, когда они входят. Окруженные высокой зеленой оградой, здесь устроены клумбы и грядки для всякого рода лекарственных растений. Матушка указывает на них, называет по именам и рассказывает, откуда они. Это произрастает прямо здесь, на их родине, а вон те – привезены с материка, от эльфов. А вот это деревце дальний родственник белого древа, что растет в королевском дворце, и привезли его из-за моря, с запада!

У одной клумбы они останавливаются. Матушка наклоняется и рукой немного приподнимает к ним маленькое, невзрачное растеньице с длинными и узкими листочками, от которых исходит острый и свежий аромат.

Матушка начинает говорить, и она повторяет следом за ней:

«Когда дыханьем мрака веет и тени смертные растут, лучи и свет небес тускнеют - пускай же ацелас несут! В ладонях короля лежащий, он жизнь вернёт, от ран целящий.»

Chapter Text

Петунья потянулась, полной грудью вдохнула свежий воздух и ощутила, как по ее телу пробегает ощущение легкости и силы. Она с удовольствием потянулась. После вчерашних ее трудов с топором мышцы почти не болели. А та боль, что еще оставалась, совсем прошла после растяжки и комплекса упражнений.

Петунья склонилась над горшочком, стоящем на подоконнике, и с наслаждением вдохнула аромат травы, напомнивший ей одновременно мяту, грейпфрут и немного эстрагон. За ночь в ее доме маленькое растеньице окрепло и немного вытянулось. Его узкие длинные листочки слегка увеличились в размерах и налились здоровой изумрудной зеленью. Между листьями покачивались тонкие стебли, увенчанные бутонами еще нераскрывшихся цветов, но сам аромат исходил именно от листьев. Все, как написано в книжке.

– «В ладонях короля лежащий, он жизнь вернет, от ран целящий»… – проговорила Петунья слова из сна и осеклась. Она только что произнесла это вовсе не на английском, а на… как называется этот язык? Эльфийский?

Но кроме этих слов она четко помнила и все остальное, вплоть до мельчайших подробностей, и могла бы по памяти зарисовать растительный узор, вышитый на подоле платья матери, или описать их небольшой аптекарский садик.

Умываясь, она думала о своем сне. В нем она была крохотной девчушкой лет десяти или даже чуть поменьше, наверное. У нее были нежные деликатные ручки с тонкими и ловкими пальчиками и нарядное платье. Судя по огромному саду, ее семья была богата, и перед той девчушкой в жизни не стояло ничего тяжелее ухода за собственной грядочкой с ацеласом.

Петунья завистливо вздохнула. Она бы не отказалась от такой жизни. Она заварила себе кофе и выглянула в окно. Как и обещали, шел дождь. Не такой, правда, как был пару дней тому, а легкий, почти летний дождик. Но даже так ей все равно не придется поливать огород.

За завтраком она снова полистала книжицу целителя и дочитала статью про ацелас целиком. После той общей информации, что она успела прочесть вчера, дальше шли сугубо практические знания. Как собирать, как сушить, как делать целебную настойку и с какими травами он сочетается наилучшим образом. Она пролистала несколько страниц вперед, надеясь найти советы, как лучше его выращивать, но автор перешел к описанию следующего растения, полностью исключив из рассмотрения вопрос культивации ацеласа.

А, ну да, припомнила Петунья. В дни, когда эту брошюру писали, ацелас рос как сорняк, как… да как простой подорожник! Тогда исключительно странно, что в покоях целителя он рос в горшочке. Или ему просто тоже нравилось вдыхать его аромат?

– Но во сне он рос как-то так… – бормотала Петунья, небрежными штрихами набрасывая в дневнике клумбу из сна. Интересно, почему в том богатом доме ацелас рос в специально отведенном месте? Было ли это просто хобби богатой и наверняка очень важной мадам? Она прицокнула языком. – Такое чувство, будто я уже видела похожий сон…

После завтрака она накинула плащ и выбежала на улицу проверить почту. Флажок на почтовом ящике она увидела сразу. Подобно фонарю на вершине маяка, он ярко и призывно алел, маня к себе. Приплясывая от нетерпения, Петунья достала еще один мешочек с монетами и прямо на улице вытряхнула монетки на ладонь. И ойкнула громко от радости, увидев на ладони четыре больших золотых монеты.

К деньгам, как водится, была приложена записка. С коротким посланием: «Поздравляю. И с урожаем тоже».

На мгновение она растерялась. Откуда мистер Кори мог знать про ее эпопею с Лассэ? Потом в памяти всплыло его самое первое письмо, где он прямо писал про тех, кто будет просить помощи на ферме, и успокоилась. Наверное, мистер Кори тоже через такое проходил. Петунья убрала деньги и записку в карман плаща и развернулась, собираясь посмотреть на огород и свои вчерашние эксперименты с вырубкой деревьев.

Нечто новое, возникшее неподалеку от огорода там, где еще вчера была пустая земля, она увидела сразу. Низкое, какое-то скособоченное, оно торчало не к месту, как прыщ на лице перед свиданием.

Петунья осторожно приблизилась и остановилась. Потерла глаза ладонью, но неуместный предмет не собирался пропадать.

Перед нею стоял колодец. Он был стар и почти наполовину разрушен. Крыша отсутствовала, деревянные опоры сгнили, и ворот, который они прежде держали, лежал рядом, высохший и растрескавшийся, а вокруг него беспорядочно валялись выпавшие из колодезного кольца камни. Петунья, вытянув свою длинную шею и стараясь держаться подальше, заглянула внутрь и увидела сухое дно, где посреди всякого рода мусора валялось разбитое ведро.

Она выпрямилась и, обойдя колодец кругом, задумалась. Потом огляделась, надеясь найти хоть какие-то намеки на его появление. На грядках уже проклюнулись крохотные зеленые росточки – в точном соответствии с тем, как рос первый урожай. А там, где вчера она вырубила деревья, как и рассчитывала, теперь была чистая, свободная от сорняков земля. Все это было ожидаемо и в пределах того, что она могла бы принять. Но колодец?

Только вчера она порадовалась, что маленькая миниатюра выглядит не так пугающе, когда хоть чем-то отличается от реальности, и вот – теперь сходство абсолютное.

Петунья потерла лоб, как будто это могло помочь ей найти ответ, и вернулась в дом.

Она бросила мешочек с деньгами на стол, он глухо звякнул. Петунья прошла к камину и вытянула к огню немного озябшие руки и попробовала подумать. Не получалось. Разумные мысли в голову не шли. А считать, что появление колодца связано с ее маленьким макетом… ну, это уже вуду какое-то!

– Хотела бы я знать, что делать с этим колодцем! – в сердцах сказала она, и словно в ответ внутри тумбы что-то стукнуло.

От неожиданности Петунья вздрогнула и чуть не опустила руки в огонь. Затаив дыхание, она прислушалась. Но кроме шума дождя и треска огня ничего не услышала. Выждав минут пять, она подошла к тумбочке и, убрав миниатюру, подняла крышку. Крышка поднялась легко, открывая почти пустой ящик.

Внутри лежала открытка. На ее лицевой стороне была нарисована милая пастораль с огородом и симпатичным колодцем, крыша над которым была украшена затейливой резьбой, а с обратной стороны обнаружилась инструкция. Под схематически изображенным колодцем были написаны цифры 75, 25 и 3, каждая из них была снабжена каким-то своим значком, а потом все эти значки, чем они ни были, следовало, согласно схеме, бросить в колодец.

– Нелепица какая-то, – проворчала Петунья, но открытку не отложила и не бросила в огонь, а внимательно изучила.

Благодаря стимулирующим свойствам ацеласа, чьим ароматом был буквально наполнен маленький дом, она быстро догадалась, в чем дело. Значки рядом с цифрами изображали: нечто округлое, полено и моток какой-то веревки. Петунья логически заключила, что ей нужно бросить в колодец требуемое количество этих штук. Хотя логики в этом, конечно… Ну да ладно. Как будто раньше все здесь было логично.

Что ж. Значок полена был ей понятен. Вот только вчера она срубила несколько деревьев, каждый из которых дал ей по десятку точно таких же поленьев. Значит, согласно этой инструкции ей нужно двадцать пять поленьев бросить в колодец…

Не затягивая, Петунья снова накинула плащ и в несколько приемов перетаскала к колодцу нужное количество дров. Скидывая поленья в яму, она еще раз отметила, насколько точно значок в инструкции схож с реальным предметом, и довольно быстро догадалась, что еще ей потребуется камень и… веревка?

Вскорости она поняла, что не веревка, а то самое волокно, что вчера она получила при вырубке кустов. У нее как раз их было три. Она сбегала за ними в кладовую и торжественно опустила поверх поленьев в колодец.

Оставался камень. Значок выглядел как стандартный такой, обычный камень, и было непонятно, нужно ли их просто где-то собрать или, чем черт не шутит, накопать в шахте? Не просто же так, среди прочего инструмента, волшебная кладовая выдала ей еще и кирку!

– Допустим, – вслух сказала она. Так отчего-то казалось, что не ее заставляют что-то делать, а она сама принимает разумные и взвешенные решения. Не следует странным подсказкам из волшебной тумбочки, а ищет способ получить желаемое. – Где мне искать камень?

Снаружи было полно камня. Территория фермы была буквально усеяна булыжниками разных размеров. Те, что мешали свободно передвигаться, Петунья просто откатывала в сторону, распихивая куда придется, и даже не думала их к чему-нибудь приспособить.

Вооружившись киркой, она отправилась к почтовому ящику, возле которого лежал ближайший булыжник. Она присела рядом и, взяв камень в руки, покрутила, сравнивая его форму с рисунком на открытке. Ничего общего. Тогда она положила камень обратно и легонько тюкнула по нему киркой. Раздался звонкий звук удара, но ничего больше не произошло. Она ударила посильнее, и еще раз. Наконец, размахнувшись как следует, она со всей силы вдарила киркой по камню, и тогда раздался треск, и булыжник, на мгновение окутавшись облачком пыли, превратился в два аккуратных, как с картинки, округлых камня.

Петунья почувствовала, как дернулось веко. Что это за мир такой? Она может понять, когда растения растут и поспевают быстрее, чем нормальные, но что срубленное дерево само превращается в поленья, а камни… ну, в камни? Даже в волшебных книжках ни о чем таком и речи не шло. Она саркастично подумала, что даже для магов такое за пределами нормальности, и мрачно ухмыльнулась.

Ну что же. Петунья подняла камни, взвесила их в руке. Они были реальные, плотные, тяжелые, и даже если она никак не могла объяснить их появление, то, по крайней мере, в ее силах было собрать нужное количество.

И так, от одного булыжника к другому, безостановочно работая киркой, она собрала примерно с два десятка камней и заодно очистила территорию вокруг домика. Сбросив камни в колодец, Петунья зашла в дом погреться и немного отдохнуть. Сев на табурет, она откинулась к стене, вытянула ноги и глубоко вдохнула. Свежий и острый запах, ворвавшись в ее ноздри, добрался до легких, впитался в кровь, и заключенная в нем целебная сила распространилась по всему телу, распространяя бодрость и уменьшая усталость.

Отдохнув, Петунья снова заварила кофе и, прихлебывая его, стала размышлять, где же найти еще камня. Сам собой ее взгляд упал на миниатюру, которую она так и оставила на столе, и тут ее осенило.

Пещера! Пещера, которую она обнаружила, когда исследовала теплицу, но совсем забыла, увлеченная другими делами. Где пещера, там и камни. Не допив кофе, Петунья бросилась на улицу.

Шлепая по лужам, она пробежала до теплицы, а от нее, оскальзываясь на влажной траве, – к скале. Пещера была на месте, однако неподалеку от нее на земле валялась груда булыжников.

– Вот это сюрприз! – обрадовалась она, довольная тем, что не придется добить киркой скалу. На ее взгляд, из этой кучи могло выйти не меньше пяти десятков камней. Перехватив поудобнее кирку, Петунья стала один за другим обрабатывать камни, и все вокруг нее окуталось клубами пыли.

Перебив примерно треть булыжников, она взяла передышку. Пока она отдыхала, поднятая трансфигурацией пылевая завеса осела, и Петунье открылось место, откуда вывалились камни.

Вверх по скале, скрываясь среди камней и кустарников от постороннего глаза, шла тропа. Она уводила вверх, в горы за пределы фермы, и чем дольше Петунья смотрела на нее, тем больше понимала, что нашла еще один вход на ферму.

Она испугалась. Защищен ли этот проход той же невидимой завесой, как главный вход? И откуда он тут взялся?

Нахмурившись и перебрав в памяти события последних дней, она вспомнила, как пару дней назад сквозь сон слышала с утра какой-то грохот, как будто от обвала… В тот день тоже шел дождь, поэтому она отправилась на рыбалку и потратила на нее целый день. Конечно, ей было не до исследования территории. Да и на шум тот она тогда никакого внимания не обратила…

Петунья тревожно взглянула на тропу, досадуя и на себя, что не пришла сюда раньше, и на дождь, что шел и смывал все следы, которые могли бы тут быть. На первый взгляд тропа казалась абсолютно нехоженой, но Петунья, оставив на время затею с колодцем, все равно потратила время, чтобы осмотреть ее повнимательнее. Она даже поднялась по ней, крепко хватаясь руками за кусты, и выяснила, что тропа поднимается наверх, в гору над фермой, и выводит на небольшое плато, с которого можно увидеть крышу домика и даже речку за деревьями. Но там тропа не заканчивалась и вела куда-то дальше. Петунья подумала и решила, что оставит разведку на потом.

Моросил легкий дождик, первые ростки пшеницы старательно росли, чтобы в ближайшие несколько дней превратиться в прекрасные золотые колосья. Петунья безостановочно работала киркой, разбивая булыжники и считая получающиеся камни. И почти выбросила кирку, когда насчитала нужные пятьдесят. В несколько заходов, использовав полу плаща вместо сумки, она отнесла камни к колодцу и скинула прямо в его пересохшую шахту, поверх всего, что там уже лежало. Бросая последний камень, она задержала дыхание в ожидании чего-то невероятного. Камень с грохотом упал вниз, скатившись по холму своих собратьев к стене шахты, и…

…ничего не произошло.

Chapter Text

Шел дождь. Пшеница росла. Петунья тупо смотрела на валяющуюся в колодце гору камня и дерева.

– И что со всем этим делать? – растерянно спросила она в воздух. Само собой, никто не ответил.

Смерив весь этот беспорядок долгим взглядом, она только головой покачала, сокрушаясь, что все так обернулось, и сходила в дом за лопатой и граблями. Вскапывая расчищенный участок под пшеницу, она думала о том, что, наверное, не совсем правильно поняла ту инструкцию на открытке, но перебирала в памяти нехитрую схемы со всеми примечаниями, и не находила никаких подводных камней.

Когда земля оказалась вскопана, Петунья удивилась. Она стряхнула с лопаты комья черной, влажной земли и окинула взглядом результат своих трудов. Новые грядки были раза в три больше старых, и еще неделю назад Петунья определенно бы умерла от усталости еще на половине. Но теперь… она помахала руками. Да, мышцы ныли, ведь она буквально только что поработала сперва киркой, а потом лопатой, но не болели.

Видимо, благотворными на ферме были не только земля и вода, но и воздух.

Все оставшиеся семена ушли на то, чтобы засеять новые грядки. Петунья старательно поработала граблями, прикрывая золотые зерна влажной землей, и на этом с посевами закончила. Дождь уже сделал за нее всю оставшуюся работу, увлажнив почву, а значит, она здесь больше ничего не сможет сделать.

Но руки чесались сделать еще что-нибудь, и она, вспомнив про идею с аптекарским огородиком, быстро вскопала небольшую грядку под окном домика. Края грядки, чтобы не осыпались, выложила оставшимися камнями, как видела вчера по телевизору в передаче про заборы. Одинаковые по размеру камни, словно вышедшие из одной формы, сложились в симпатичный бордюр. Стоило уложить последний камень, как раздалось громкое «пуфф!», и самодельная оградка из камней превратилась в аккуратное невысокое ограждение из прямоугольных каменных блоков.

Петунья точно видела такое по телевизору.

– Ого! – вырвалось у нее. Она с любопытством потрогала новенькие блоки. В голове не укладывалось, каким образом камни превратились в это, ведь она не использовала никаких заклинаний или, допустим, рун.

Возможно ли, что в этом мире не настолько уж важны заклинания, а важно использовать правильные материалы в правильном количестве? Петунья припомнила вчерашние «Дары земли» и найденную сегодня открытку, и добавила для себя: еще важно знать правильный рецепт. Иначе ничего не получится.

Она оглянулась на скособоченные останки колодца, и ее наполнило предвкушение. Оградка для клумбы – совсем простое дело. Починить колодец, наверное, займет побольше времени.

– Мечтай, – саркастично, но как-то без огонька, сказала она, взяла из дома ведро, тяпку и пособие для начинающих травников, и отправилась на поиски подходящих растений.

В первую очередь она планировала поискать ацелас, конечно же. Если даже маленький кустик в горшке приносит столько пользы, то нужно посадить еще парочку. А также поискать другие целебные растения, благо, книжка была под рукой.

Именно поэтому Петунья, натянув поглубже капюшон плаща, отправилась к городу, но не стала переходить по мостику, а медленно побрела вдоль дорожки, пристально осматривая обступающие ее кусты и травы – вдруг покажется нужный кустик?

И довольно скоро ей повезло. Покрутившись немного у самого входа, она вдруг почувствовала откуда-то тонкий свежий запах. Пойдя по следу, точь-в-точь как охотничья собака, она нашла небольшой кустик ацеласа, притаившийся на самом краю обрыва под большим листом лопуха. Петунья осторожно подползла к нему с тяпкой в руках и, стараясь не глядеть в пропасть, выкопала растение вместе с землей и переложила в ведро.

Возблагодарив Лассэ за преподанную им лесную науку, она продолжила свои поиски. Вскоре в ее ведре появились второй ацелас и небольшой кустик ромашки. А следом, едва закончив выкапывать третий кустик, она зацепилась взглядом за трепещущий на ветру светло-желтый цветок нарцисса. Его нежные лепестки были влажными от дождя, а в темно-желтой чашечке скопилась влага, и какая-то неудачливая пчела уже успела там утонуть. Петунья осторожно вытряхнула насекомое в траву, а цветок пополнил ее коллекцию.

Когда мистер Тук привезет ей семена петуний, она сможет сделать себе цветочную клумбу.

Немного отдохнув, Петунья отправилась дальше. Пройдя мимо прохода в лес, она повернула налево, на неизведанную пока территорию. Стоило пройти несколько шагов, как ее внимание привлекло высокое растение, усыпанное крупными ярко-желтыми колокольчиками, чем-то похожее на мальву. Оно гордо стояло под дождем, не сгибаясь и не поддаваясь ветру, а когда Петунья подошла поближе, то сразу почувствовала распространяющийся от него сладкий запах нектара.

Достав из внутреннего кармана книжицу, она пролистала ее и на одной из иллюстраций увидела это растение.

– «Алфирин», – прочла она, лишь немного запнувшись, прежде чем тенгвы сложились для нее в понятное слово. – Также называемый «вечноцветом» за то, что на протяжении всей жизни его цветы не увядают и не теряют лепестков… угу, так, дальше… а, вот, у алфирина удивительно вкусный нектар, – Петунья снова принюхалась к соблазнительному запаху и решила, что стоит поверить автору книжки. – Из него можно делать сироп, добавляющий сил и укрепляющий здоровье. В качестве лекарственного средства алфирин используют для заживления ран и устранения рубцов.

Недолго думая, Петунья запустила указательный палец в ближайший цветок, поводила по лепесткам, а потом слизала осевшую на коже желтую пыльцу.

– Сладко! – удивилась она и поспешила добавить алфирин к своим находкам.

Вы не подумайте, в отличие от Лили, она сладкоежкой не была. Но любила время от времени побаловать себя чем-нибудь сладеньким. Привезенный из дома сахар почти закончился, а всегда полагаться на визиты мистера Тука тоже не стоит. Кто знает, может, он не увидит для себя особой выгоды торговать с одной только Петуньей.

Думая так, она сложила в ведро несколько штук этого несомненно полезного растения, постаравшись не помять цветы на длинных стеблях.

Затем она присела передохнуть на большой булыжник, торчащий сбоку от тропы. Вероятно, когда-то он сорвался со своего места на скале, но не скатился дальше в пропасть, в воды реки, а остался тут. Очень предусмотрительно с его стороны, как будто он целую вечномть ждал, чтобы Петунья присела на него. Рядом с булыжником в земле была небольшая кочка, Петунья расковыряла ее тяпкой просто так, и оттуда во все стороны поползли дождевые черви.

– Надо будет на рыбалку сходить, – решила она, бесцельно раскидывая землю из лунки. В один момент край тяпки зацепился за что-то и выворотил наружу густо облепленный грязью продолговатый предмет. Очистив его, Петунья обнаружила в своей руке маленькую ложку, такую ржавую, что ее форма сохранилась одним лишь чудом. Покрутив вещицу в руках, она кинула находку в ведро.

После отдыха она нашла еще одно растение – с длинным и толстым стеблем, усыпанное раскидистыми листьями, а на его верхушке росли несколько белых трубчатых цветков, напомнивших Петунье цветы табака, который рос в их палисаднике.

Случайно или нет, это и вправду оказался табак. Точнее, его местный аналог, называемый «трубочником». В книжке было написано, что люди, гномы и хоббиты сушат его листья, режут и курят, набивая в трубки. При этих словах Петунье живо представился отец. Мистер Эванс любил выкурить вечером трубочку-другую. После ужина он уходил в курительную комнату, порог которой им с Лили строго-настрого запрещалось переступать, набивал трубку табаком, раскуривал, а потом долго сидел, курил, зачитавшись газетой, и время от времени пускал колечки дыма.

От ностальгии защипало глаза. Смахнув слезы, Петунья выкопала трубочник и добавила к своим трофеям. Она сказала себе, что наверняка сможет продать эти листья. Ведь не будет же она в самом деле собирать их для того, чтобы подарить отцу. Что за глупости, в самом деле.

На этом она решила, что на сегодня хватит. Подхватив потяжелевшее ведро, она устремилась домой. По пути она расковыряла еще пару кочек вроде той, в которой нашла ложку, но больше ничего интересного ей не попалось, только несколько камней и комьев глины. Впрочем, и то, и другое она запасливо забрала с собой. Мало ли на что сгодится…

На ферме она сразу же посадила собранные растения в подготовленную клумбу, постаравшись рассадить их так, чтобы у каждого было достаточно пространства. С цветами под окном маленький домик сразу повеселел и стал выглядеть как настоящий дом, в котором живут, а не просто постройка переждать непогоду.

На мгновение тучи разошлись. Солнечный луч, скользнув между ними, упал на грядку и расцветил капельки воды на листьях и цветами красочными радугами. Как будто сама ферма благословляла Петунью на новые свершения.

Chapter Text

Просыпаться, вдыхая чуть острый, свежий аромат ацеласа, куда как приятнее, чем от трезвона будильника. Ацелас бодрил не хуже, а настроение только улучшалось. Вчера вечером Петунья совсем забыла завести будильник, так упахалась, и, только посмотрите, прекрасно проснулась сама.

Позавтракав остатками рагу и рыбы, пойманной вчера, Петунья вышла на крыльцо и с наслаждением подставила лицо теплому солнцу. В прогнозе погоды вчера обещали прекрасный ясный день и ни единого облачка, и ей подумалось, почему бы не устроить себе выходной? Тем более вчера она так ударно поработала.

Свидетельство ее ударного труда было прямо у нее перед глазами. Выйдя на улицу, Петунья сразу же увидела его – колодец! Новехонькое каменное кольцо было покрыто деревянной двускатной крышей. Идеально обструганные доски еще пахли свежим деревом, а за двойными дверцами с медными ручками скрывался ворот из цельного темного бревна, к которому крепкой пеньковой веревкой крепилось ведро. Из колодезной шахты пахнуло влажной свежестью, и Петунья сразу подумала, как приятно будет постоять у колодца в жаркий день.

Она осторожно повернула ручку ворота, и ведро поехало вниз. Ниже, ниже, еще ниже – раздался веселый плюх. Подождав, пока наберется вода, Петунья завертела ворот в обратную сторону. Наверх полное ведро шло тяжелее, и ей пришлось немного поднажать.

Вода в ведре была чистая и прозрачная, как слеза. Петунья наклонилась понюхать и никаких посторонних запахов не почувствовала. Тогда чуть-чуть отпила. Зубы моментально заломило – такая холодная водица. Проглотив, Петунья поежилась, внутри нее как будто жидкий лед проскочил, но посторонних вкусов не ощутила. Вода была водой. Чистой, холодной, почти безвкусной.

Перелив воду в лейку, Петунья полила свои посадки. На старых грядках ростки пшеницы уже вытянулись, став похожими на траву, а на новых – еще только проклюнулись. На взгляд было похоже, что растут они точно также, как до них созревали корнеплоды, и это не могло не радовать. После пшеницы она полила свою аптекарскую грядку. Затем внимательно осмотрела растения и не нашла ни единого намека на то, что им плохо или неуютно. Все они явно прижились после пересадки и выглядели сильными и здоровыми.

– У меня сегодня выходной, – сказала Петунья огню. – Взять тебя с собой не могу, но, если увижу что-нибудь красивое, обязательно расскажу.

Она порылась в саквояже и достала любимый желтый сарафан, босоножки и шляпку. В Англии такой наряд был бы чересчур легким для весны, но для здешней теплой погоды самое то. Переодевшись, Петунья причесалась, кое-как соорудив на ощупь прическу, водрузила поверх всей красоты шляпку и по частям рассмотрела себя в зеркальце. Выглядела она – ничего. Из-за местного воздуха, или из-за вегетарианской пищи, а, может, даже из-за упорного труда цвет ее лица улучшился, прыщи сошли, а на щеках появился нежный розовый румянец. Красавицей она, конечно, не стала, но теперь вполне могла бы претендовать на то, чтобы называться хорошенькой без всяких скидок.

Настоящая «английская роза»!

Вдоволь налюбовавшись на свое отражение, Петунья отложила зеркальце и взяла сумку. В нее она сложила несколько морковок и редисок для перекуса. Затем добавила еще эльфийскую галету, которую так пока и не попробовала, термос с горячим «кофе», плед и книгу в красном переплете. Немного забавно получилось, книгу она утащила несколько дней назад, но пока не прочла ничего, кроме заголовка. Выходной день вполне подходил для того, чтобы узнать о таинственном Феаноре и его падении.

И его сыновьях, конечно же. Кажется, в названии точно упоминались сыновья. А ведь каждая юная девушка любит читать истории о прекрасных принцах. И чем их больше – тем лучше!

Огонь повелительно протрещал что-то, и Петунья, даже не задумавшись над тем, что понимает треск пламени, ворчливо отозвалась:

– Ладно-ладно, возьму с собой тяпку, – она заглянула в кладовку, взяла инструмент и подкинула его в руке. – В любом случае пригодится.

Импровизированный пикник было решено устроить в лесу. Дойдя до того места, где ей посчастливилось найти яйца, Петунья проверила гнездо и чуть не оглохла, когда ее встретил требовательный галдеж голодных птенцов. Они были такие маленькие и хорошенькие, и похожие на цыпляток, что ей даже захотелось взять с собой одного-двух на ферму. Но у нее не было ни курятника, ни даже представления, как его построить.

Оставив птенцов ждать мать и отца, она прошла немного дальше, следуя за течением реки, пока не нашла симпатичный пригорок. Там росло одинокое дерево, все усыпанное розовыми лепестками, и под его раскидистой кроной образовалась достаточная тень.

– Вот бы фотоаппарат сюда, – пожалела Петунья, любуясь деревом.

Затем она расстелила под деревом плед и положила на него сумку. Сама же скинула обувь и отправилась походить по мелководью. Она осторожно попробовала ногой воду и вскрикнула – холодно! Но зная, что холодно только в самом начале, пересилила себя и опустила сперва одну ногу, потом вторую, и ее ступни почти наполовину сразу погрузились в мягкий ил на дне, подняв в воду небольшую мутную пелену. Ил поднимался при каждом ее шаге, и Петунья, забавляясь, мутила воду еще сильнее, наблюдая, как спасаются от внезапно появившейся тьмы верткие серебристые мальки.

Когда ей наскучило, а ступни заледенели, она выскочила на берег, обтерла мокрые ноги об траву и бросилась на согретый солнцем плед. Под головой у нее оказался удобной формы корень, на который можно было прилечь как на подушку, над головой шелестел полог из восхитительной розовой листвы, и солнце так нежно грело, что не удивительно, что ее сморил сон.

Впрочем, этот дневной сон выдался беспокойным. Сквозь его сладкую пелену ей чудилось, будто в лесу перекликаются, аукая, два голоса, но они звучали так далеко и так слабо, что никак нельзя было догадаться, чьи это голоса и сколько их там на самом деле. А когда проснулась, то подумала, приснится же такое.

Судя по тени от дерева, дремала она недолго. Может, час или около того. Петунья потянулась, уселась поудобнее и, откусив кусок от очень красивой и ароматной моркови, взяла в руки книгу.

– «История Феанора и сыновей его в дни их величайшей славы и величайшего падения», – прочла она заголовок во второй раз и открыла обложку.

– «В дни, когда мир был юн, и в небе еще не светили ни солнце, ни луна, и лишь светом двух Древ освещался весь подзвёздный мир, у короля нолдор родился сын», – медленно, проговаривая каждое слово вслух, прочла она. И сразу же остановилась, столкнувшись с непонятными концепциями. Очевидно, для автора этой книги упоминаемые им понятия были ясны без всяких уточнений, но почему он не подумал о своих читателях?

Гипотезу, что он просто не предполагал, что его книгу прочтет кто-то посторонний, Петунья отмела как несостоятельную. Не до этого сейчас.

Куда важнее, что значит «не светили ни солнце, ни луна»? Это иносказательное описание мира темных необразованных людей, находящихся в полной власти религиозных представлений о мире? Или это следует понимать буквально и светил в принципе не существовало? Но как, Холмс? Петунья зажмурилась и изо всех сил попробовала представить мир, где нет ни солнца, ни луны. Перед нею предстала безжизненная каменная равнина, освещенная лишь звездами, и от этой воображаемой картины на нее повеяло таким холодом, что она содрогнулась от внезапного озноба.

Петунья нервно отложила книгу и поспешила отпить кофе из термоса. Горячий напиток согрел ее изнутри, помогая солнечному теплу изгнать из тела воображенный ею ужас.

Петунья закручивала термос, но снова задумалась. А что же это за два Древа такие, освещающие весь мир? Из книг она была знакома с концепцией Мирового Древа, например, скандинавские мифы повествовали об Иггдрасиле, Мировом Ясене, но это ведь… метафора! Поэтическое описание мира, тем более что ясень тот был таким огромным, что его корни лежали в мире мертвых, а крона дотягивалась до самого Асгарда… и там еще были змей и белка, и кто-то еще, но она уже не помнила.

Она с подозрением покосилась на книгу. Отчего-то внутри нее зрело ощущение, что автор этих строк был крайне серьезен и не намеревался использовать никаких метафор. Только факты и ничего кроме фактов.

И, кстати, кто такие нолдор?

Петунья вздохнула – вопросы, вопросы, сплошные вопросы и ни одного ответа! – и снова взялась за книгу. Найдя взглядом второе предложение, она прочла:

– «Дитя это, с самого своего появления на свет, было одарено столь многими талантами и такой силой духа, что никогда более среди эльдар не рождалось никого подобного ему. Ауле сказал о нем: «…Этот ребенок обладает величайшими дарами среди эльдар, что были или когда-либо будут…»

Напрасно Петунья по давней привычке искала сноску. Никто не собирался ей объяснять, кто такой Ауле, и почему автор решил записать его слова.

– «Отец дал ему имя «Куруфинвэ», что значит «искусный Финвэ». Мать же, родившая дитя в муках, нарекла его «Фэанаро» – «Пламенным духом», и имя это подходило ему как никакое другое. Ярко и страстно горела его фэа. Знаний искал его разум. К ремеслам тянулись руки. В грядущее заглядывал взор…» – и на следующих нескольких страницах автор рассыпался в комплиментах своему герою, его многочисленным талантам и умениям, и его изобретения. И был этот Фэанаро умельцем каким поискать, и изобретателем всяких интересных штуковин, и оратором, и бойцом, и любителем словесности, и даже тенгвар, каким была написана эта книга, тоже его рук дело.

– Прямо да Винчи какой-то, – пробормотала Петунья, изрядно впечатленная таким количеством знаний, умений и талантов в одном человеке. Или, скорее, эльфе… это ведь книга про эльфов, да? Таких, как Лассэ?

Она вздохнула, надеясь, что к концу книги начнет понимать хоть что-нибудь, снова перевела взгляд на ровные строчки, приготовившись узнать еще что-нибудь, как услышала шум в лесу.

Она прислушалась. Доносящиеся до нее звуки не были похожи на крики животных или птиц, а скорее на…

– Ау! Кто-нибудь! – пронеслось над деревьями звонкое, выкрикнутое детскими голосами. – На помощь! Ау!

Петунья вскочила на ноги, торопливо засовывая ноги в туфли. Дети! Ей бы задуматься, откуда здесь могут быть дети, но их крики, раздающиеся из лесной чащобы, как будто отключили в ней логику, оставив лишь материнское стремление защитить и уберечь. Она приложила руки ко рту рупором и закричала в ответ:

– Сюда! Я здесь!

Chapter Text

Они вышли из-за деревьев, трогательно держась за руки. Двое одинаковых белоголовых мальчишек, в тонких рубашечках и штанах. Оба босые. У одного на щеке была царапина, у другого в волосах запутался листик. А без этого похожи так, что не различить.

При виде них у Петуньи дрогнуло сердце. Такие маленькие! И совсем одни в лесу!

Увидев ее, дети поначалу остановились, с опаской глядя на нее. И это было так по-взрослому, так осмотрительно, как будто им еще ни разу не встречалось хорошего человека. Она уже собралась позвать их к себе, как они переглянулись и, кивнув друг другу, хором закричали:

– Сестренка, мы заблудились! Мы голодные!

Как же они изголодались, мелькнула мысль, такие бледные и худенькие… Петунья подобрала свою сумку и поманила ребят к себе:

– У меня есть морковка и редиска, и еще лембас, – радушно предложила она свою нехитрую снедь.

Дети снова переглянулись, как будто понимали друг друга не то, что с полуслова, а с полувзгляда, и безбоязненно подбежали к ней. Вблизи они оказались еще младше, чем виделось издали. Хотя Петунья затруднилась бы сказать, сколько им точно лет, но по виду дала бы лет семь-восемь.

Дети вежливо сели с краешку пледа, расположившись рядышком, как маленькие воробушки, и с хрустом вгрызлись в морковь. Редиска их заинтересовала, но и только, а на лембас они даже не взглянули. По правде говоря, Петунья их понимала. Эти походные эльфийские хлебцы выглядели совсем не притязательно. Ей в их возрасте тоже, наверное, не понравилась бы идея жевать сухие галеты.

– Сестренка, ты тут живешь? – с любопытством спросил близнец с царапиной. Он так увлеченно грыз морковку, что вымазал морковным соком и рот, и лицо вокруг.

Они были такими миленькими, как пара белых крольчат, что Петунье очень захотелось погладить их по белым макушкам, но она сдержалась. От нее не укрылось, что дети, хоть и взяли ее еду и сели рядом с ней на плед, держались немного в стороне. Так, как будто в любой момент были готовы вскочить и убежать.

Поэтому она приложила все усилия, чтобы держать свои руки при себе.

– Да, тут рядом, на ферме, – сказала она и махнула рукой примерно в нужную сторону.

– А что такое «ферма»? – тут же спросил второй близнец. Листик из его волос уже выпал, и теперь отличить его от брата можно было только по отсутствию царапины.

– Место, где выращивают овощи и животных, – ответила она как можно проще и тут же удивилась непониманию в их светло-серых, почти серебряных глазах.

Вскоре выяснилось, что эти милые дети не имели, казалось бы, совершенно обычных познаний. Например, они не представляли себе, что такое ферма, и уж совсем открытием для них оказалось, что морковь растет в земле. Услышав рассказ Петуньи про то, как она выращивала овощи, оба брата внимательно оглядели морковные огрызки в своих руках и переглянулись с ужасом на личиках. Она тут же поспешила уверить их, что овощи мытые. Только после неоднократных уверений они, пусть и с сомнениями, но доели остатки и протянули руки за добавкой.

Зато они были хорошо осведомлены о жизни в лесу, что казалось еще более удивительным, если вспомнить, что их первыми словами было «мы заблудились». Но они довольно бодро, на два голоса, начиная и заканчивая друг за друга предложения, рассказали про озеро в чаще леса и заброшенную башню, такую «жу-утко интересную». И даже нарисовали на речном песке схему, как туда дойти, когда Петунья их попросила.

– А белого оленя вы видели? – не удержалась она.

Дети снова переглянулись, посмотрели на нее и серьезно заявили:

– Мы ищем его. Мы думаем, это наш папа.

Петунья растерялась.

– Ваш папа? Его… кто-то превратил в оленя?

– Мы не знаем… – печально сказал близнец с царапиной.

– Мы думаем, он сам превратился. Чтобы найти нас и мамочку, – добавил его брат.

А потом они хором спросили:

– Сестренка, а ты не видела нашу маму?

– Она очень красивая!

– У нее белые волосы!

– И глаза как звездочки!

По всему было видно, что они действительно очень скучают по своей маме, и Петунья чуть не согласилась, чтобы не расстраивать их. Но обманывать таких замечательных крошек было бы ужасным поступком, и она, собравшись с силами, покачала головой.

– Ваша мама такая красивая. Если бы я ее встретила, то ни за что не забыла. – При виде искреннего огорчения на их чумазых личиках, сердце у нее сжалось, и она неосмотрительно пообещала: – Но, если встречу, я обязательно скажу ей, что вы тоже ее ищете. Вот, вытрите мордашки, – и она протянула им носовой платок.

Близнецы взглянули друг на друга, как будто первый раз увидели, и расхохотались – верно им показались смешными их чумазые лица. Они взяли ее платок и по очереди почистили друг друга.

А потом они увидели книгу, и при виде надписи на обложке их глаза загорелись.

– Сестренка! Почитай нам! – хором попросили они.

– Мне кажется, для детей это довольно скучная история, – осторожно сказала она, беря книгу в руки.

Близнецы синхронно помотали головами.

– Не-а! Нам бабушка рассказывала! Это тот дяденька, который сделал Звезду!

– Звезду?

Дети важно кивнули.

– Да, Звезду. Бабушка и дедушка пробрались в логово злодея, похитили у него Звезду и принесли ее всем-всем эльфам! Наш папа носил Звезду после бабушки! Он был очень красивым с ней!

Петунья вежливо восхитилась героизмом их бабушки и дедушки, а сама подумала, что же это за Звезда такая? И написано ли о ней в книге? Оставив эти мысли на потом, до тех пор, пока не прочтет книгу целиком, она прочла вслух ее название и открыла книгу в очередной раз.

– В дни, когда мир был юн, и в небе еще не светили ни солнце, ни луна, и лишь светом двух Древ освещался весь подзвёздный мир, у короля нолдор родился сын…

– Нолдор – это родичи из-за Моря, – вмешался один близнец.

– Они приплыли на кораблях и били злых, – подключился его брат.

Потом они переглянулись и хором закончили:

– Но папа все равно их не любил. Потому что они были плохими! Они хотели отобрать Звезду!

Петунья заморгала, чувствуя, что что-то упускает, но махнула рукой. Вместо этого она спросила:

– А про два Древа вы знаете?

Как ни удивительно, дети знали. Хотя знание их происходило из сказок, которые родители рассказывали им перед сном, но они весьма бойко, помогая себе жестами, пересказали эти сказки, как могли, и благодаря им Петунья смогла представить целую страну, освещаемую двумя великанскими деревьями: золотым и серебряным.

– А потом Злодей убил Древа, и госпожа Иванн сделала из их плодов солнце и луну! – закончили они свой рассказ.

Спрашивать, кто такая «госпожа Иванн» Петунья поостереглась и вместо этого продолжила читать книгу. Время от времени близнецы прерывали ее, чтобы продемонстрировать свои познания, и, поскольку она ни разу их за это не отругала, они стали поступать так все чаще и чаще.

В результате, прочли они не так уж и много. Они успели дойти до того места, где выяснилось, что мать маленького Феанаро заболела смертной тоской и удалилась в мир мертвых, а его отец вознамерился жениться во второй раз, когда внезапно обнаружили, что солнце уже движется к горизонту.

И одновременно у всех троих требовательно забурчало в животе. Близнецы смутились, а Петунья рассмеялась.

– У меня остался только лембас, – сказала она, доставая упомянутое из сумки. Развернув свернутые листья, она разломала хлебец на три примерно одинаковые части. – Держите. Мой друг сказал, что одного кусочка достаточно, чтобы накормить человека на целый день.

Дети неохотно взяли по кусочку, но не спешили его есть.

– Разве это не еда для путешественников? – спросил у своего брата близнец с царапиной.

Второй пожал плечами и предположил:

– Ну, мы ведь в путешествии. Мы ищем маму.

Они кивнули друг другу и деликатно, не показывая зубов, укусили каждый свой кусочек. Удостоверившись, что они едят, Петунья тоже попробовала. Снаружи таинственный эльфийский хлеб был коричневым, а внутри – кремовым, а по структуре походил на песочное печенье. Тщательно прожевав, она ощутила на языке вкус меда и молока, которые, стоило проглотить, почти моментально дало ей ощущение сытости. Оно было настолько полным, что Петунья едва заставила себя дожевать свой кусочек. Ей все казалось, что она вот-вот лопнет от переедания.

Бросив быстрый взгляд на детей, она удостоверилась, что они тоже доедают через силу, и достала термос.

– Это довольно горько, – предупредила она, сделала глоток и передала термос одному из мальчиков. – Но поможет промочить горло… – маленький путешественник отважно сделал большой глоток и тут же скорчился, ощутив одуванчиковую горечь. Петунья одобрительно улыбнулась ему. Этот вкус бы и взрослому с непривычки не понравился. Его брат на чужом примере хотел было поступить осмотрительнее, но потом из братской солидарности сделал такой же глоток и сморщил столь же комичную рожицу.

– Гадость какая, сестренка! – с искренним отвращением сказал он, возвращая термос. – Как ты это пьешь?

– У взрослых немного другие вкусы, – солидно сказала она.

Когда дети, наевшись, стали зевать, воспитанно прикрывая рты ладошками, она похлопала по пледу, предлагая им прилечь. Сонными голосами они попросили ее разбудить их до заката и быстро уснули, обнявшись.

Петунья посидела рядом с ними, наблюдая. Спящие, они были похожи на маленьких херувимчиков с библейских иллюстраций. Желая прикоснуться к их чудесным льняным локонам, она потянулась было, но одумалась и отдернула руку.

Отвернувшись, она стала разглядывать реку и противоположный берег, не заметив, как якобы спящие дети наблюдают за ней из-под полуприкрытых век. И взгляды эти были далеки от ангельских.

Chapter Text

Устав сидеть без дела, Петунья осторожно, чтобы не потревожить спящих, встала и заходила вокруг, размять ноги и поискать чего-нибудь полезного. Удача улыбнулась ей – раздвинув ветви большого раскидистого куста, она нашла еще одно птичье гнездо. Дюжина небольших коричневых яиц была чудесным дополнением к ужину, и она забрала оттуда три штуки. Пока она ходила, порой ей чудилось, будто слышит чей-то голос в лесу, но каждый раз, прислушиваясь, приходила к выводу, что это ветер чудит, играя с ее слухом.

Когда вечерняя тень накрыла лес и берег реки, она вернулась к пледу и только потянулась, чтобы разбудить детей, как они резко открыли глаза и уставились на нее пристальным пугающим взглядом. Но длился он всего мгновение, и Петунья решила, что ей показалось. Они моргнули, и это выражение растворилось в радостном узнавании.

– Уже вечер, сестренка? – не дожидаясь ответа, поискали глазами солнце, увидели его почти касающимся нижним краем горизонта и одновременно поднялись на ноги. – Нам пора. Сестренка, наклонись! – близнецы потянулись к ней ручками, и Петунья, не ожидая подвоха, наклонилась, как попросили.

Первый раз за этот день они прикоснулись к ней, и она почувствовала, какие у них холодные, прямо-таки ледяные руки. Этот, вне всяких сомнений знакомый ей холод обжег ее и стал просачиваться сквозь кожу.

– Спасибо тебе, сестренка! – сказали близнецы и одновременно поцеловали ее в щеки, заставив содрогнуться от новой порции леденящего смертного холода.

Мертвенная стынь проникла под кожу и поползла вдоль мышц и артерий, захватывая тело, и руки-ноги моментально похолодели и стали как будто чужими.

Один из братьев остался с нею, крепко ухватив ее за руку, чтобы Петунья не вырвалась. А второй деловито подобрал книгу и плед, запихнул их в сумку и повесил ей на плечо.

Близнецы хитро переглянулись и пропели одинаковыми голосами:

– Сестренка, ты нам так нравишься! Пойдем с нами? А то мы книжку не дочитали! – не ожидая от нее ответа, они взяли Петунью за руки и потянули за собой. Она хотела остаться на месте, но непослушные ноги сами собой двинулись вперед, как будто она была куклой на ниточках.

Теперь-то эти дети вовсе не были похожи на симпатичных крольчат. Может, снаружи они и носили милую внешность, которой она и обманулась, но теперь в их глазах она видела холодный интерес и неутоленный голод. В их глазах она была не человеком, а… куском говядины.

Вырваться бы и убежать, но собственное тело не слушалось. Стылый холод, прямиком из могилы, проник в ее тело, и теперь она не принадлежала самой себе. Ведомая за руки близнецами, она медленно, механически переступая ногами, шла к лесу.

Вот они вошли, и густые кроны сомкнулись над ними. Стих ветер, как будто испугался. Перепуганная птица, заполошно хлопая крыльями, поспешила убраться с их пути. И маленькая рыжая белка, пискнув, выронила из лапок крупную шишку и как можно скорее ускакала, только кончик хвоста мелькнул средь ветвей.

Дети вели ее странной дорогой, которой Петунья не узнавала. Деревья и кустарники были теми же, что росли в знакомой ей части, в эту же сторону она пока не заходила.

Чем дальше они шли, тем больше темнело. Когда деревья расступились, и они вышли к берегу большого озера, была совсем темно, и в спокойно водной глади отражались первые звезды и тонкий серпик луны. Наверное, об этом озере близнецы рассказывали днем. На том его берегу стояла старая, покрытая мхом и увитая плющом башня. С ее остроконечной крыши местами обвалилась черепица, и сквозь образовавшиеся дыры проросли ветви какого-то растения. Оттуда, где их видела Петунья, они казались скрюченными руками, бесплодно скребущими по крыше в отчаянной попытке вырваться. Башня выглядела ужасно зловещей, и Петунье сильно-сильно не хотелось туда идти.

Но прямо туда ее и вели.

Петунья так перепугалась, когда поняла это, что ее страх смог прорваться сквозь сковавший ее тело холод, и вместо нового шага она изо всех сил уперлась ногами в землю.

Близнецы обернулись и вперили в нее злые взгляды.

– Сестренка, ты чего? – спросил тот, что справа. На щеке у него не было царапины.

– Ты не можешь нас бросить, – подхватил второй. На его щеке тоже не было царапины. Когда она пропала, Петунья не заметила, но теперь точно не могла различить их.

Они крепко, до боли сжали ее руки, заставляя холод повторно сломить ее волю. Петунья сосредоточилась на этой боли, с ужасом воображая, как под этой недетской силой травмируется плоть и ломаются тоненькие косточки пальцев – все что угодно, лишь бы снова вернуть себе контроль над своим телом.

Она закричала, без слов, одним только протяжным звуком «Аааа!». Дети нахмурились, их ангельские личики исказились, превратившись в гротескные маски демонов. Они потянули ее на себя, заставляя наклониться к ним, как раньше, для поцелуя, но на этот раз за их розовыми губками виднелись острые как иглы зубы, едва помещающиеся во рту.

Петунья пискнула – грудь сдавило, и больше ничего из горла ее вырваться не смогло, но и этого оказалось достаточно. Ее услышали.

Из леса за их спинами вдруг брызнул ярко-белый, слепящий и какой-то острый свет. Он вонзился сотнями мелких иголок в тело Петуньи, прогоняя холод, и она вдруг ощутила, как к ней возвращается власть над руками и ногами. А близнецы пронзительно и нечеловечески завизжали, как будто этот свет причинял им нестерпимую боль.

Они бросились бежать, и Петунья, к которой еще не вернулась полностью чувствительность тела, упала навзничь. Они заспорили над нею на непонятном ей языке, полном шипящих и глухих звуков, пока, наконец, один не крикнул:

– Брось ее! А то он нас догонит!

Они отбросили ее ставшие ватными руки и кинулись наутек. Петунья, шипя от боли в конечностях, которые покалывало, как когда отлежишь их, и ток крови причиняет неудобства, когда снова нормально проходит сквозь пережатые раньше артерии, тяжело поднялась на четвереньки и стала неуклюже отползать в сторону. Подальше как от близнецов, так и того, от кого они бежали.

Деревья расступились, пропуская на берег озера… кого-то. Петунья зажмурилась, ослепленная сиянием. Она уже видела огненное существо, живущее в ее очаге, а это был кто-то другой – словно внутрь человеческого тела поместили звезду, и она, опаляя и прожигая органы и наружные ткани, прорывалась на волю.

Петунья не услышала шагов, но почувствовала, как человек-звезда прошел мимо, потом остановился и наклонился к ней – все волоски на ее коже встали дыбом, и она рефлекторно задержала дыхание, до смерти перепугавшись внимания со стороны этого существа. Она уже уверилась, что попала из огня да в полымя, но к ее телу вернулась чувствительность, боль прошла, и оставшийся в крови мертвенный хлад испарился. Страх, охвативший ее, медленно растворился в сиянии звезды.

– Впредь будь осторожна, – голосом, в котором слышалась песнь далеких звезд, сказал ее спаситель, и ощущение от его присутствия резко исчезло.

Петунья немного подождала, сама не зная чего, и открыла глаза. Природа вокруг снова зажила своей привычной жизнью, будто не было тут ни пугающих близнецов, ни их страшного преследователя. Из-за сияния, которым оказались ослеплены ее глаза, Петунье показалось, что наступающая темнота стала еще гуще. Она пошарила вокруг руками, нащупывая оброненную сумку, схватила ее и со всех ног бросилась домой, спотыкаясь и наталкиваясь на деревья.

Ложащаяся под ноги тропа вывела ее мимо озера к большому раскидистому дереву, настоящему великану среди деревьев. Петунья прошмыгнула мимо него, бросив лишь мимолетный взгляд на складки коры, складывающиеся в гротескное лицо. Впереди, в сгустившейся темноте проступили очертания какого-то строения, похожего на брошенную ферму. Петунья никогда еще не была в этих местах. Она остановилась и закрутила головой, пытаясь определить, куда же пришла, увидела указатель, бросилась к нему и облегченно выдохнула, увидев надпись «Ферма «Волшебный сад Петуньи». Следуя в указанном направлении, она попала в густую рощу, перебежала речку по узенькому мосту, продралась сквозь очередные деревья и внезапно вышла к знакомому берегу домашнего пруда. Только с другой стороны.

Вот и третий вход на ферму нашелся, устало подумала Петунья, медленно пробираясь сквозь рощицу в сторону дома. Она уже видела среди деревьев теплый свет очага в окошке.

В преддверии ночи окошко это было словно маяк для нее. Из-за того, как бурно прошел «пикник», она совсем уже ничего не соображала, и даже не встревожилась, когда в кустах что-то влажно чавкнуло. Затем зашуршала листва, что-то холодное и склизкое прижалось к ее голой ноге, и по нервам прокатился болевой сигнал.

Петунья вскрикнула, задергала ногой, скидывая с нее нечто, а потом несколько раз остервенело ударила каблуком, пока под ногой что-то перестало шевелиться. Позабыв от боли про усталость, она бросилась к дому, не разбирая дороги.

Она взлетела по крыльцу, забежала в дом и, захлопнув за собой дверь, прижалась к ней спиной. Грудь ее ходила ходуном, сердце отчаянно пыталось выпрыгнуть наружу, а по лицу и плечам растеклась холодная испарина.

Отдышавшись, Петунья посмотрела на ногу. На голени алел большой идеально круглый ожог. По краям кожа была немного светлее, как ошпаренная, а в его центре, где кожу прожгло до мяса, набухла крупная капля крови и медленно покатилась вниз. При виде крови у Петуньи вдруг закружилась голова, в глазах потемнело, и, издав жалобный вскрик, она, как подрубленная, упала в обморок.

Chapter Text

Ее разбудила боль в ноге – голень свела судорога, да такая сильная, что Петунья взвыла. Эта боль странным образом перекликалась с кошмаром, что приснился ей сегодня – первый кошмар на ферме. Она потянулась ладонью размять ноющие мышцы, а сама припомнила детали. Сон – удивительно яркий и четкий, как будто все это произошло с ней на самом деле, – тут же возник в памяти, и она поежилась, снова ощутив тот животный, лишающий способности двигаться и думать ужас.

Кто это был? Что близнецы, что их преследователь. Что им было нужно от нее? Куда они пропали? И как уберечься от таких тварей?

Ни одного ответа, одни только вопросы.

А она, наивная девица, думала, ей будут встречаться только дружелюбные призраки. Такие, как Лассэ…

Петунья вскрикнула от боли, как грубо проехалась ладонью по голени и крепко сжала мышцы. Под рукой горело и было сухо, от резкой боли она моментально пришла в себя и все поняла.

Она лежала поверх одеяла, в своем желтом сарафане, который надела вчера для пикника. Спереди он был весь изгваздан грязью и мелким лесным мусором. Как будто она валялась по лесной подстилке… или упала. А на левой ноге угрожающе багровел большой круглый ожог. В его центре кровь запеклась корочкой, а кожа вокруг была сухой и стянутой.

Петунью замутило, и она глубоко и медленно задышала, справляясь с тошнотой. Вчера вечером она упала в обморок. В таком случае, кто же тогда положил ее на кровать?

Осторожно, потому что каждое движение добавляло боли, она села и спустила ноги на пол. На полу за ночь появились свежие обугленные следы, ведущие от очага к постели и обратно.

Петунья громко поблагодарила огонь за заботу, а потом попыталась встать. И упала обратно на кровать, едва стоило перенести вес тела на раненую ногу.

Почему-то первым, о чем она подумала, как только в голове прояснилось, было то, что сегодня тот самый день, когда господин Тук привезет заказанные ею товары. А она не сможет их получить, потому что не в силах самостоятельно ходить.

Хотя почему сегодня? Они же на воскресенье договаривались…

Петунья застонала и упала на кровать. От ужасной боли, что волнами расходилась от израненной ноги, она даже поплакать не могла, не то, что подумать и найти выход из этой ситуации.

Оставалось только лежать и дышать, поглощая аромат растущего на подоконнике ацеласа. И с каждым новым вдохом боль понемногу начала отступать. Она еще чувствовалась и довольно отчетливо, но больше не заслоняла собой все остальное. К Петунье вернулась способность здраво размышлять, она открыла глаза и посмотрела на окно.

Маленький кустик за прошедшую ночь подрос еще немного. И следовало бы найти горшок побольше, пока растеньице не зачахло в одночасье. Еще вчера плотно сомкнутые бутончики немного раскрылись, и между зелеными чашелистиками показались нежно-голубые лепестки.

В памятке для травников писалось, что ацелас лечит раны, нанесенные темными тварями, вспомнила Петунья и задумалась. Она не знала, что накинулось на нее вчера ночью, но, наверное, это можно отнести к темным тварям? Дал бы еще кто классификацию этих самых тварей. Ну, чтобы она знала, чего остерегаться… Но даже если это не была темная тварь, то, насколько она помнила из той же памятки, ацелас еще и боль снимал, и ускорял восстановление.

Передвинувшись на кровати поближе к окну и морщась от каждого движения, Петунья отщипнула небольшой кусочек длинного листа, потерла его между пальцев, отчего аромат стал еще сильнее, и, помедлив, положила в рот.

Нёбо и язык обожгло морозным и острым вкусом, чем-то похожим на мяту, но гораздо насыщеннее, и внутренние полости рта слегка потеряли чувствительность. Петунья медленно пожевала лист, размягчая волокна, потом выплюнула и аккуратно налепила импровизированную примочку на ожог. Так она поступила еще несколько раз, пока большая часть раны не оказалась залеплена листьями. От сока, проступившего из пожеванных волокон боль почти сразу утихла, снизив свою интенсивность в несколько раз, и Петунья, наконец, смогла подняться с постели без неудобств.

Она сразу же потянулась к памятке травника и залистала ее в поисках нужного средства. Быть такого не могло, чтобы у этих эльфов не было средств для лечения ожогов. Первым ее внимание привлек алфирин – это сладкопахнущее растение использовали для лечения ран. Петунья быстро нашла нужный рецепт и заковыляла на улицу.

Никогда раньше она не думала, что спуститься с крыльца и подняться может быть целым приключением! Но, в конечном итоге, вся взмокшая от усилий, она вернулась в дом с несколькими листьями. Утерев пот со лба прямо подолом сарафана, она сполоснула листья, тщательно изрубила их на мелкие части ножом и потом размяла ложкой в почти однородную кашицу. К тому времени, когда она закончила готовить лекарство, целебные соки ацеласа подействовали, и боль, и краснота ожога значительно уменьшились. Осторожно сняв мокрой тряпкой подсохшие листья и обтерев саму рану, Петунья нанесла на ногу размолотые в кашицу листья и крепко замотала бинтом из аптечки.

Только тогда она немного расслабилась. Попробовала походить по комнате и с удовлетворением отметила, что нога пусть и доставляет неудобства, но двигаться и работать не мешает. Конечно, придется уменьшить нагрузку, но стоит надеяться, что лечение пойдет впрок и достаточно быстро.

Затем она умылась и обтерлась мокрой тряпкой, оставив мытье в ванне до лучших времен, переоделась в чистое и только тогда почувствовала себя готовой к вызовам нового дня, который обещал стать весьма хлопотным.

Заварив кофе, она присела за стол с книжкой, планируя сперва выяснить, какие еще растения годятся для лечения, а потом и поискать их. Вчерашние приключения ясно показали ей, что этот мир – и даже ферма – не такой уютный и безопасный, как ей казалось раньше. Поэтому меньшее, что она может сделать для собственной пользы, это собрать аптечку. В той, что она привезла с собой, не было ничего, кроме початой пачки аспирина, болеутоляющих, после которых клонило в сон, и бинта. Петунья Эванс была весьма здоровой девушкой, и ни на какие недомогания, кроме тех, которым подвержены все женщины, не жаловалась.

Из того, что следовало найти в первую очередь, она отметила сорняк ремментонд, сок корней которого использовался для лечения ожогов и ран. Очень актуально в ее текущей ситуации. Петунья заложила страницу, чтобы не терять потом время в поисках нужной информации, и допила кофе.

Теперь, когда она позаботилась о своем теле и утолила жажду, стало ясно, что голода она совсем не чувствовала. Даже несмотря на то, что последний раз ела вчера, а потом еще схватила нехилый стресс. Она помассировала живот, почти ожидая, что вот-вот изнутри раздадутся голодные позывы, но нет. Теперь, когда боль не забивала собой все другие ощущения, она могла сказать совершенно точно, что все еще сыта.

Кажется, этот лембас и в самом деле волшебная еда. Эх, как же теперь жалко, что она зря потратила его на двух чудовищ… Петунья поежилась и усилием воли заставила себя не зацикливаться на вчерашнем. Вместо этого она сделала запись в дневнике и отправилась на улицу.

После полива Петунья заковыляла туда, где, по ее воспоминаниям, произошло столкновение с неизвестной тварью. Она медленно шла, внимательно глядя под ноги, чтобы не пропустить ничего непонятного, и вскоре нашла то самое место. В тени дерева на земле осталось влажное темное пятно, как будто шар с водой лопнул. Внутри него лежали два прозрачных слизневых комка, длинная зеленая лента, на поверку оказавшаяся водорослью, и небольшой пергаментный свиток, туго перевязанный алой лентой.

Петунья подобрала палку и осторожно потыкала кончиком слизь. Слизь заколыхалась, важно поблескивая, но нападать не спешила и вообще не казалась чем-то живым. Поджав губы от омерзения, Петунья сорвала большой лист лопуха, той же палкой переместила на импровизированный поднос все непонятные предметы и заковыляла обратно. Слизь колыхалась при каждом движении, но не издавала ни звуков, ни даже запахов, как будто это был просто комок сгущенной воды. Зато водоросль пахла за них всех – морем и еще немного йодом.

Слизь она сложила в ненужную сейчас плошку и убрала в кладовку, а водоросль бросила в корзину к овощам. Спустя несколько дней после сбора урожая овощи в корзине все еще выглядели свежими и здоровыми. Оставалось только догадываться, что было тому причиной. Но сейчас было совсем не до этого.

Взяв свиток в руки, Петунья потянула за край ленты, и туго свернутый пергамент развернулся. Она бросила на него взгляд и осталась разочарована. Пергамент был покрыт множеством неизвестных значков. Присмотревшись, она поняла, что некоторые похожи на гадательные скандинавские руны, но, поскольку Лили никогда не интересовалась Предсказаниями, то и Петунья ничего в них не смыслила. И даже о самих рунах знала лишь постольку-поскольку.

Она попробовала схитрить и сосредоточилась на отдельной руне, надеясь, что в голове возникнет ее значение. С тенгваром же все получилось именно так. Но – увы. Она вглядывалась до рези в глазах, даже моргая через раз, и сама руна отпечаталась у нее в памяти, но и только. Никаких дополнительных сведений в голове Петуньи не прибавилось.

Бросив бессмысленные попытки, она убрала бесполезный свиток на край стола, к стене.

Часы показывали уже двенадцать. Петунья снова подумала, что точно просила торговца приехать через семь дней. Н с самого утра ей отчего-то казалось, что сегодня она его тоже встретит. Она взяла мешочек с деньгами, повесила на плечо сумку и, опираясь на палку, побрела к городу. Если он не привез ее заказ, то она всегда сможет купить у него что-нибудь еще. После вчерашнего ей жизненно необходимо положительные эмоции, а что может быть положительнее хорошего похода за покупками?

Тем более, что в ее ситуации – похода в буквальном смысле. Ха-ха.

Chapter Text

Казалось бы, город от фермы был недалеко, буквально рукой подать. Однако Петунья не рисковала слишком сильно напрягать ногу, отчего дорога удлинилась раза в два. А то и в три. Вот и вышло так, что, когда подошла к мосту, то увидела на той стороне повозку мистера Тука и его самого, сидящего на небольшой табуреточке и пускающего колечки дыма.

Он и правда приехал на четвертый день. Предчувствие ее не обмануло.

Увидев ее переходящей мост, он, не прерывая пыхать трубкой, помахал ей рукой. Потом, заметив, как медленно она идет и тяжело опирается на палку, подскочил, нырнул в повозку и вытащил оттуда еще одну табуретку.

– Садитесь-садитесь, сударыня, – приговаривал он, подхватив Петунью под руку и ведя ее к табуретке. По сравнению с Лассэ господин Тук и в самом деле был невеликого росточка, но Петунья и сама была невысокой, так что рядом с нею разница в росте не так сильно бросалась в глаза.

Она села, с облегчением вытянула раненную ногу и поблагодарила услужливого хоббита.

– Не за что, не за что, сударыня, – отнекивался он, а потом полюбопытствовал: – Я помню, что мы договаривались с вами о встрече на седьмой день, но мне не терпелось снова повидать этот город. Вот я и приехал. Рад, что вы тоже зашли. Что с вами произошло? И где сударь эльф? Он не сопровождает вас в этот раз?

– О… – сказала Петунья, не зная, как же объяснить. Собравшись с мыслями, она ответила: – Лассэ вернулся домой, – она махнула рукой куда-то в сторону. – А я… ну, вчера на меня напало какое-то существо. Я не разглядела, темно было. Но в результате вот, – она показала на раненную ногу.

– Чем вы лечитесь? – тут же деловито осведомился хоббит. Она ответила. Он одобрительно покивал, услышав про ацелас и примочку из алфирина, потом спросил: – Если ожог, почему не покапали соком ремментонда? При ожогах – первейшее средство! Мой прадед служил рыцарем при дворе гондорского короля. Гондорцы, сударыня моя, знали толк в целительстве. Ну так им положено, ими правил сам король Арагорн Элессар, будь благословенно его имя.

Петунья почувствовала досаду. Ни Гондор, ни Арагорн как-его-там ничего ей не говорили, в то время как маленький торговец был знаком и с этими понятиями, и про травы местные был в курсе, и эльфу не удивился. Оставив при себе подозрение, что все это как-то связано между собой, она сказала, что ремментонда еще не нашла, но собирается. На что господин Бальбо Тук замахал на нее руками, сказал, что никуда сударыню в таком состоянии не отпустит и, попросив подождать, потрусил куда-то вглубь города. Вид при этом он имел такой деловой и уверенный, что Петунья даже не сообразила, что надо бы его остановить, пока добрый торговец не заблудился, а когда эта мысль пришла ей в голову, хоббита уже и след простыл.

Она вздохнула и стала ждать.

Времени прошло всего ничего, а она уже услышала радостный крик. Вскоре на лестнице показался господин Тук. Он подошел к Петунье и показал ей пучок каких-то кореньев.

– В саду местном, как писал прадед, полно разных трав росло. Так что тут у нас вот, ремментонд, – растение было похоже на клубок спутанных веревок или бледных червей, от него шел крепкий земляной запах, и кое-где на белесой поверхности остались частицы почвы. – Вы отрежьте кусочек, какой надо, выжмите из него сок и соком этим прямо мажьте ожоги. Проходит – моментально, – проинструктировал ее господин Тук, и Петунья растерянно его поблагодарила. Она совсем не ожидала от того, кого видит всего второй раз в жизни, такой заботы.

– А вы… как вы не заблудились? – наконец, спросила она то, что действительно ее беспокоило.

Господин Тук махнул рукой. Он достал из повозки кусок оберточной бумаги и завернул корни ремментонда в аккуратный сверток.

– А, я же про этот город, считая, с детства слышал. Мой прадед, тот, что был гондорским рыцарем, часто наезжал сюда, в гости к друзьям-эльфам. И оставил об этом городе подробные описания, вместе с городским планом, – он хитро подмигнул. – А я завсегда любил читать эти записи вместо сказок на ночь, вот и запомнил, что тут где. Может, не все секреты знаю, но сад непременно найду.

– И эльфу вы не удивились.

Торговец пожал плечами. Он уселся на свою табуретку и заново раскурил трубку.

– Мы, хоббиты, всего несколько поколений назад практически бок о бок с ними жили. Мы у себя, в Шире. За речкой, в городке Бри, уже Громадины селились. То есть, Люди. А по тракту какого народа только не шастало. И люди, и гномы, и даже какие-то черные как головешки, все в перьях и с кольцами в носах. А в лесу завсегда можно было встретить Высокий Народ. Так мы эльфов кличем. Через наши леса путь к Серым Гаваням проходил, вот они туда и шли.

– Зачем?

– Ну, как зачем. Известно зачем. Время их заканчивалось, вот они и уплывали обратно, в Благословенный Край, что на Заокраинном Западе, – торжественно возвестил Бальбо. – Двое моих дальних родичей и сами уплыли туда, вместе с эльфами. А мой прадед их провожал и был свидетелем их отплытию, – он пыхнул трубкой, выпуская серию колечек дыма, и закончил уже совсем другим тоном: – Только я, сударыня, все равно думаю, что про Благословенный Край на Заокраинном Западе это все бабкины сказки. То, что время эльфов уходило, это понятно. Все когда-то должно пройти. А уж куда они уходили… – он пожал плечами. – Кто ж их знает, Дивный Народ! Но, думаю, туда, откуда не возвращаются.

После этих его слов повисла тишина, и Петунье вспомнился тот сон, где Лассэ уходил по звездной дороге куда-то туда, за пределы мира. В носу засвербело, и она, чтобы отвлечься, спросила:

– А что, господин Тук, хоббиты больше не живут рядом с Громадинами?

Хоббит хитро ухмыльнулся.

– О, это наша гордость, сударыня. Все, это в смысле люди, эльфы и гномы, привыкли думать, что мы, хоббиты, народ простой. Нам лишь бы вкусно поесть да сладко выпить, а потом выкурить трубочку-другую доброго табаку. И магии у нас, в отличие от других народов, никакой особо нет. Так с тем мы не спорим. А вот когда Громадин стало слишком много, и стали они теснить нас с наших территорий, забыв про указ короля Элессара не претендовать на Шир и окрестности, так мы, знаете ли, всем гуртом взялись за лопаты, вырыли такую длинную-длинную нору, и через нее ушли в новое место. Краше прежнего. Хотя по Ширу мы скучаем, конечно, как без этого. Только в Новом Шире нет никого, кроме нас, и можем мы жить спокойно, как предки заповедывали. Только вот мы, Туки, никогда на месте не сидим. Такие уж мы уродились, – и он довольно рассмеялся.

Петунья тоже засмеялась, такой заразительный смех у него был, и сказала, что ей-то точно повезло, что господину Туку не сидится на месте. Тут они, собственно, и вспомнили, зачем встретились сегодня.

Господин Тук отложил трубочку, снова нырнул в повозку, пошуршал, погрохотал там чем-то, и вытащил свои товары. Были там два небольших, по фунту или чуть больше, полотняных мешочка, несколько маленьких бумажных свертков, последним из повозки появился небольшой, все в два фута длиной, саженец.

– Вот, все как вы и заказывали, – лучась довольством сказал Бальбо. Он показывал на товары и говорил: – Вот соль и сахар, по полтора фунта примерно. За все вместе три серебряные монетки. За саженец, уж простите, придется выложить целый золотой. Зато яблочки будут – объеденье! Сладкие, хрустящие, и в компот, и в джем, и гуся к праздничному столу запечь!

Потом он стал выкладывать перед ней бумажные свертки, внутри которых что-то шуршало и перекатывалось. Каждый сверточек был аккуратно подписан.

– Вот тут у нас и помидорчики, и огурчики, и капустка белокочанная, и картошечка. И цветочки, конечно. Моя супруга очень их любит, говорит, для домашнего палисадника ничего лучше петуньичек не придумано! За семена с вас, уж простите, 10 серебряных монеток.

Петунья быстро подсчитала, что всего покупки ей обойдутся в один галлеон и тринадцать сиклей, если, конечно, золотые и серебряные монетки господина Тука совпадают с имеющимися у нее. Она запустила руку в сумку, вытащила из мешочка два галлеона и, взмолившись про себя об удаче, протянула ему.

– Вот, господин Тук. Только у меня нет тринадцати серебряных, извините.

Хоббит принял у нее монетки, взвесил в ладони, одну попробовал на зуб и остался доволен. О том, что это были какие-то не такие деньги, он ничего не сказал, и Петунья решила оставить все как есть.

Затем он отсчитал ей сдачу – ровно четыре серебряных монеты, – и Петунья получила от него самые обычные сикли. Вроде тех, что лежали у нее в мешочке. Убирая деньги, она спросила:

– Вас теперь через два дня ждать, господин Тук?

– Хотите оставить новый заказ? – понимающе спросил он и достал блокнот с карандашом.

Увидев принадлежности для письма, она вспомнила и про свои нужды.

– Мне бы тетрадь, чтобы в ней писать, и… – она чуть было не сказала «ручку», но вовремя сообразила, что по виду господина Тука ясно, что с шариковой ручкой он не знаком, и исправилась: – Перо и чернила. Мои заканчиваются. – Подождав, пока он запишет, спросила: – А специи вы можете привезти?

– Как не мочь? – с готовностью откликнулся хоббит. – Конечно, можем. Что бы вы хотели? Перца белого или черного, розмарина, лаванды, тимьяна, кориандра, корицы? Только назовите, и дядюшка Бальбо достанет для вас хоть луну с неба!

Петунья засмеялась, до того комичен был маленький торговец. Но потом задумалась. Специи всегда были дорогим товаром. Особенно в Европе, поскольку тут их особо и не росло, все приходилось импортировать. Даже в нынешние времена покупка приправ может обойтись недешево. Поэтому она имела все основания полагать, что даже если милейший господин Тук выращивает чили у себя на грядке, он не может брать за них маленькую цену.

Все, что ей нужно, это правильно выбрать и придерживаться умеренности.

– Луну не стоит, – шутливо отказалась она и заказала по унции душистого перца, тимьяна, розмарина, гвоздики и корицы. Потом, вспомнив угощение в баре, спросила: – А эстрагон можете достать?

Chapter Text

С эстрагоном господин Тук знаком не был. Ничего ему не сказало и другое его название. Но, когда Петунья упомянула «драконьи язычки», он рассказал ей очередную немного фантастическую, но увлекательную историю про то, как один его дальний родич странствовал в компании сразу тринадцати – вы только подумайте, тринадцати! – гномов. И во время этого путешествия выкрал из логова дракона его величайшее сокровище. Чем, конечно же, этого дракона до крайности разозлил, и тот сжег дотла ближайший городок. Впрочем, дракона потом убили, жителям города отсыпали часть драконьих сокровищ, а еще одну часть тот предприимчивый родич с собой привез, и жил на эти денежки припеваючи.

– К счастью, это был самый последний дракон на белом свете, – добавил господин Тук, – а иначе не миновать бы Ширу беды, прилети один из них за сокровищами.

Впрочем, когда Петунья описала вкус и запах испробованной ею настойки, он заинтересовался и пообещал поспрашивать у соседей, вдруг, у кого растет.

– А что вы выращиваете на вашей ферме, сударыня? – спросил господин Тук, выпустив целых полдюжины колечек, одно меньше другого.

– Я только неделю как перебралась сюда, – Петунья замялась, но перечислила все те корнеплоды, что ей уже удалось вырастить. – Но большую часть я продала уже.

Господин Бальбо крякнул посреди затяжки и закашлялся, подавившись дымом. Петунья услужливо похлопала его по спине. Откашлявшись, хоббит посмотрел на нее с уважением.

– Да-а, слышал я дедовские рассказы, что земля, на которой живут эльфы, родит как не в себя, да не верил… – только и сказал он и снова затянулся табаком. – А оно вон как… А что же вы сейчас посадили?

Пшеницей он не заинтересовался, ацеласом да алфирином тоже, но стоило упомянуть трубочник, как обычно веселый хоббит пришел в неистовство. Еле-еле Петунье удалось унять его, а тот все кричал про то, что из-за переезда в Новую Хоббитанию их предки не смогли забрать все необходимое и привычное, и в числе потерянных достояний оказались лучшие сорта трубочного зелья – «Старый Тоби», «Южная Звезда» и потеря потерь «Лист Долгой Долины»!

– Само ведь зелье взяли! – сокрушенно воскликнул он. – А рассаду, рассаду-то забыли!

Петунья поискала глазами уже знакомые ей белые трубочки цветов, но среди заполонившего город разнотравья не приметила.

– Вот и приходится курить всякую паршивую гадость вроде «Звезды Запада»!

Он так горько вздохнул, что Петунья не удержалась и пообещала собрать ему листьев в следующий раз. Это так воодушевило хоббита, что он тут же пообещал ей все, что угодно. Ведь курительное зелье, выросшее в землях эльфов, плохим быть не может, с уверенностью заявил он.

– Тогда, если у вас найдется интересная книга, я бы одолжила у вас ее на время.

На том и договорились.

Сразу после Бальбо засобирался обратно. Взгромоздившись на козлы, он многословно попрощался с «доброй госпожой сударыней» и, встряхнув поводьями, повел свою повозку прочь из города. Петунья проводила его взглядом, пока повозка не скрылась за поворотом, а потом сама медленно побрела домой. В сумке у нее лежали покупки, в одной руке она несла замотанный в тряпки саженец, другой держала свой импровизированный посох. Дорога была достаточно длинной, чтобы она успела обдумать и свое импульсивное обещание, и то, что с ее ногой ей надо умудриться посадить яблоньку.

Как бы там ни было, яблоньку она посадила и даже полила. А когда закончила, нога разболелась просто нестерпимо, и Петунья заковыляла в дом. Посидев чуток, чтобы дать боли утихнуть, она, как научил ее господин Тук, отрезала небольшой кусочек ремментонда и, воспользовавшись ножом, выжала из него сок в чашу. Корешок был упрямым и твердым, и ей пришлось постараться, чтобы добыть из него примерно чайную ложку жидкости. Затем закатала штанину и сняла бинты. В сравнении с утром, ожог выглядел уже получше. Раньше багрово-красная, теперь кожа побледнела и потеряла сухость. Корочка запекшейся крови размокла и отвалилась вместе с компрессом, а под нею рана уже затянулась тоненькой, очень чувствительной кожицей. Петунья старательно полила ожог целебным соком, поморщившись, когда защипало, и снова замотала бинтом.

Пощипывание довольно быстро прошло, а вместе с ним утихла и боль, и Петунья снова смогла потихоньку ходить.

Думая, что же приготовить на ужин, она перебрала свои нехитрые съестные припасы, добавила к ним мешочки соли и сахара. Снова отметила, что в корзине, накрытой простыней, овощи остаются свежими и как будто только что собранными.

Вряд ли это была заслуга кладовки. Ведь собранные ею раньше травы были пожухлыми, пока Лассэ не вернул им свежесть одним прикосновением.

Петунья погладила кончиками пальцем простыню и вдруг ощутила импульс просветления. Это ведь была та самая чистая простыня, которую она дала Лассэ после мытья. Его собственная одежда была крайне грязной и поношенной, а у нее ничего подходящего на такую каланчу не водилось. Вот и пришлось обходиться тем, что есть. Тем более, что образ римского патриция, завернутого в тогу, был ему к лицу.

Значит, простыня, в которую заворачивался эльф, может сохранить овощи свежими?

Это было парадоксальное утверждение, но прямо сейчас у Петуньи перед глазами было вещественное его подтверждение, и она постаралась просто принять эту мысль, как она есть.

Сперва она испытала облегчение, ведь теперь можно было не беспокоиться о порче продуктов, и она, взяв овощи, отправилась варить рагу по уже освоенному рецепту. А потом, когда мешала рагу в котелке, она подумала, а как долго продлится этот эффект? Не окажется ли так, что однажды эльфийские флюиды выветрятся, и перед нею встанет вопрос хранения?

– Подумаю об этом попозже, – Петунья вздохнула и разбила в рагу чудом уцелевшие в ее вчерашних приключениях яйца, а затем щедро посолила. Может, немного более щедро, чем следовало, но кто мог бы ее упрекнуть? Одна только мысль, что скоро у нее появятся специи, провоцировала ее не быть экономной.

Поужинав, она записала в дневник свои расходы, рассказ торговца про Гондор, короля и уход эльфов в Благословенный Край, отдельно отметив свой сон про уход Лассэ, и что она думает, что именно туда он и ушел. Затем на глаза ей попался найденный на месте встречи с монстром свиток, и она написала и об этом, снова задумавшись, что ей делать со слизью и нечитаемым свитком. Во время письма ей как раз и пришла в голову эта идея.

Глупая, наверное, и чересчур опрометчивая, но Петунья успокоила себя тем, что всегда сможет забежать в дом и запереть за собой дверь, а за эти полторы недели никто еще, за исключением доппельгангера, не пытался к ней вломиться. Она взяла фонарь и палку, которую использовала вместо посоха, и вышла наружу, прикрыв дверь за собой, но неплотно. Так, чтобы в любой момент навалиться спиной и вкатиться внутрь, если возникнет какая-то угроза. Все же, бегать в ее текущем состоянии был не вариант.

Снаружи уже стемнело. Разглядывая первые звездочки и пытаясь сосчитать их, Петунья лениво подумала, что темнеет здесь необычайно рано. Возможно, если бы она уделяла больше времени астрономии, то могла бы сообразить на какой широте-долготе находится ферма. А так только и остается, что смотреть на небо, не в силах даже узнать на нем отдельные созвездия.

(В те дни она еще не знала, что созвездиям над ее головой потребуется много тысяч лет, прежде чем они встанут в то положение, в каком были на момент ее появления на свет. Но об этом тс-с.)

Усаживаясь поудобнее, она выставила одну руку за спиной, давая себе дополнительный упор, и неожиданно наткнулась ладонью на круглую отполированную ручку.

В ее руке лежал тот самый нож со скошенным лезвием из столярной мастерской, и она вспомнила, как ловко Лассэ управлялся с ним, вырезая фигурку. Подражая ему, она перехватила рукоять как он и на пробу провела по палке, срезав с нее небольшую полосу стружки. Стружечная спираль спланировала на ступеньку. Петунья провела ножом еще раз, чтобы новая стружка легла рядом с первой. Это оказалось веселее, она увлеклась и принялась обстругивать палку со всех сторон. Сперва движения ножа в ее руке были неловкими и резкими. Пару раз она чуть не порезалась, нож то и дело застревал, когда она вела его слишком криво, но чем больше она пыталась, тем увереннее становились ее действия, и работа буквально спорилась.

Когда из кустов раздался шорох, а следом за ним уже знакомый влажный чавкающий звук, и Петунья оторвалась от своего занятия, в руках у нее была не просто палка, а вполне себе посох, обструганный и пахнущий свежим деревом, ровный и почти без задиров. Его еще предстояло отполировать и, в идеале, покрыть каким-нибудь лаком, но можно было пользоваться и так. Разглядывая новую вещь в своих руках, Петунья с удивлением обнаружила в голове новый навык – все было точно также, как тогда, с лесной наукой.

В кустах снова зашуршало. Она оторвалась от самокопания и отложила нож, смахнула с колен стружку и, перехватив поудобнее свой новый посох, приготовилась. Сама не зная к чему.

Кусты снова зашуршали, их ветви расступились, пропуская неведомое существо к домику. Петунья едва сдержала визг. Но вскоре то, что она приняла сперва за крупную крысу, приблизилось, попав в освещенную фонарем область, и она поняла, как ошибалась.

Лучше бы это была крыса. А не плотный комок блестящей зеленой слизи, передвигающийся неожиданно резвыми прыжками. Его даже не встревожил свет. Животные, особенно дикие, всегда настороженно относятся к огню, а этому… этому слайму было все равно! Оказавшись на свету, он запрыгал особенно резво, словно понял, что там, где свет – будет добыча.

То есть она, Петунья.

От испуга, смешанного с гневом и злостью, едва тварюшка подскакала к ступеням крыльца, Петунья заорала и ударила его палкой. Слайм спружинил, отталкивая оружие, но она ударила снова, и снова, и снова, пока, наконец, он не лопнул с громким звуком, забрызгав все вокруг слизью. Там, где слизь случайно попала на открытую кожу рук, сразу же начало жечь, и Петунья быстро обтерла руки об одежду. На земле осталось влажное пятно, а внутри него уже знакомые ей два комка прозрачной слизи и небольшая россыпь прозрачно-желтых шариков с резким древесным запахом.

Петунья потыкала концом палки выпавший лут. Желтые шарики не пытались на нее нападать, один только лопнул и облепил палку липкой субстанцией, которая мгновенно впиталась в древесину, и в том месте обструганное дерево потемнело и заблестело, как залакированное.

Невидимая в темноте черная птица приземлилась на конек крыши и, поворачиваясь то одним глазом, то другим, рассматривала, как человек внизу зачем-то обмазывает палку живицей. Но вскоре птица потеряла интерес к двуногому. Гораздо больше ее интересовала черная от влаги земля, усеянная маленькими и такими вкусными зелеными росточками.

Будущая пшеница внезапно оказалась под угрозой, и Петунья пока не знала об этом.

Chapter Text

Ничто, как говорится, не предвещало.

Петунья проснулась и первым делом снова обработала ожог. Вчерашнее лечение дало свои плоды: рана полностью зажила, площадь ожога значительно уменьшилась, и боли в ноге практически прекратились. Петунья еще раз смазала ожог соком ремментонда и понадеялась, что в скором времени он совсем пройдет.

Вот тогда-то с ней и случилось – это. Ею вдруг овладело настоятельное желание выйти на улицу, хотя она даже еще не позавтракала. Такого никогда еще не происходило, и Петунье стало любопытно. Подхватив свой прекрасный новый посох – блестящий, гладкий и слегка темный после того, как она щедро обмазала его добытой из слайма живицей, – она выглянула на крыльцо, готовая практически ко всему.

Но не к виду отвратительных черных клякс, хозяйничающих на ее грядках.

Это потом она сообразила, что то были вороны – отвратительные, мерзкие птицы! Но это потом. Сначала у нее в буквальном смысле упало забрало и она, воздев над головой посох и позабыв про раненую ногу, с громким воплем кинулась к огороду. Вороны – жирные, откормленные, наглые птицы – сперва не обратили на нее особого внимания, продолжая по-хозяйски ходить по грядкам и выклевывать самые вкусные, по их мнению, росточки. Столь явное пренебрежение и вовсе привело Петунью в такую ярость, что она замахала посохом с удвоенной… нет, с утроенной силой! И даже пару раз попала по некоторым нерасторопным птицам, заставив их закричать и обронить несколько перьев.

Крики возмущения и боли этих незадачливых птиц произвели впечатление на их товарок, и вороны, обдав ее мерзким карканьем, снялись с грядки и темной тучей улетели прочь.

Вот оно какое, предчувствие беды. Ну, или у нее внезапно открылся талант к прорицаниям, мрачно думала Петунья, когда, тяжело дыша от внезапного утреннего бега вокруг грядок с дрыном, осматривала свой урожай на предмет потерь.

К счастью, вороны не столько пожрали, сколько потоптали ростки. Но стоило их приподнять, немножко погладить, приводя в порядок, как они выпрямлялись и снова устремлялись вверх. Как будто Петунья сама стала немножечко эльфом.

Впрочем, ей не было дела до этого. Она аккуратно ходила среди будущих колосьев и исправляла испорченное птицами. Несколько ростков пришлось выкопать – увы, они оказались почти полностью съедены. Исправив все насколько было можно, она полила пшеницу и яблоню и немного расслабилась.

В руке у нее был зажат пучок длинных, жестких черных перьев, оброненных теми птицами, которые попали под удар палки. Глядя на них, Петунья чувствовала мрачное удовлетворение. По крайней мере они пожрали ее урожай не бесплатно.

Кажется, вот о чем предупреждали во вчерашнем выпуске «Даров Земли»:

– Одолело воронье? Похоже, вам не хватает пугала! Поставьте его на вашей ферме, и вороны будут облетать его далеко стороной. Не забудьте защитить свой драгоценный урожай!

Однако инструкции, как в случае с забором, к совету не прилагалось. Ведущий только сказал туманное:

– Это настолько простейшая вещь, что мы не видим необходимости засорять эфир лишней информацией. Однако, если вы не уверены в своих знаниях, поищите дома. Наверняка где-то у вас точно есть подробная инструкция.

Инструкция… вообще, Петунья была согласна с тем, что нет ничего более тривиального, чем изготовить пугало. Всего-то взять старую одежду, повесить на крестовину из двух палок, как на вешалку, а сверху надеть ведро, какое не жалко, и – вуаля! – простейшее пугало для фермы готово. Конечно, если хочется красиво, то можно заморочиться и сделать классическую версию из набитого соломой мешка и нарисованным углем лицом. Словом, сделать старого доброго Страшилу из Страны Оз. Но и простенькая быстрая версия должна неплохо справляться со своими функциями.

Но что значит «поищите дома»?

Впрочем, у Петуньи уже была идея, что делать. Если не получится, она пойдет по известному ей пути. Она еще раз окинула взглядом ферму и деревья вокруг, убедилась, что ворон не видно, и вернулась в дом. Там она сказала, обратившись к волшебной тумбочке:

– Мне нужна инструкция как изготовить пугало, – и, подумав, добавила: – Пожалуйста.

Кто знает эти волшебные предметы? Излишняя вежливость точно не повредит.

Стоило договорить, как в тот же момент тумбочка затряслась и внутри нее что-то негромко бумкнуло. Дождавшись, когда тряска прекратится, Петунья открыла крышку и достала очередную открытку и несколько деталей для диорамы. Это были коричневый квадрат для грядок, маленькое деревце яблони, все усыпанное мелкими красными кружочками, и фигурка пугала. Это был самый настоящий Страшила – в соломенной шляпе, с нарисованным углем лицом, в синем комбинезоне и оранжевой рубахе, из рукавов которой высовывались клочки соломы.

Точно такое же пугало было нарисовано на открытке. С обратной стороны и вправду имела место быть инструкция: пятьдесят древесины, один маленький черный камушек и двадцать волокон.

Камушек сперва вызвал замешательство. Он не был похож на рисунок тех камней, что пришлось собирать для колодца, был меньше и черного цвета. Поразмыслив, Петунья пришла к выводу, что это, скорее всего, уголь.

– Но где мне его взять? – задаваясь этим вопросом, она установила новые детали на макет фермы. Кто же следил за тем, чтобы предоставлять ей эти вещи? Или сама ферма была зачарована таким образом? Когда грядка и яблоня заняли полагающиеся им места, Петунья воткнула аккурат между двух грядок пугало.

Теперь, если она выглянет наружу, она и правда увидит появившееся между грядок нечто?

– Ты не знаешь, где я могу найти уголь? – спросила Петунья у единственного, у кого могла спросить. Пламя в камине качнулось, а потом из очага выпал маленький черный уголек. – О. Спасибо…

Подхватив уголек, Петунья поспешила закончить начатое. Между двух грядок и впрямь появилось нечто – похожее на груду изломанных жердей и мешковины, выброшенные на мусорку и никому не нужные. Немного поработав топором, Петунья сложила к этой куче требуемое и отошла на пару шагов. Во избежание.

– Пуфф! –

Груду мусора и материалов заволокло облако пыли, а когда развеялось, перед Петуньей оказалось пугало – как с картинки. Пока она разглядывала его, все еще удивляясь тому, как работает магия в этом месте, нарисованные глаза моргнули, соломенная рука отдала ей честь, и из нарисованного рта раздались слова:

– Пугало приветствует хозяйку! Для наилучшего исполнения возложенных на данное пугало обязанностей настоятельно требуется дать пугалу имя.

Петунья вскрикнула от неожиданности, попыталась отпрыгнуть, но раненная нога именно в этот момент решила дать о себе знать, и в результате она упала на задницу. И застыла, в ужасе глядя на говорящее пугало.

Не обращая внимания на ее фиаско, оно повторило:

– Пугало приветствует хозяйку! Для наилучшего исполнения возложенных на данное пугало обязанностей настоятельно требуется дать пугалу имя.

При этом угольная черта, которой был обозначен рот, превратилась в угольный же кружок, а звук, похожий на плохую магнитофонную запись, исходил откуда-то из груди.

Не получив ответа, пугало снова повторило те же слова. Точно робот из фантастического фильма.

Петунья поднялась, отряхнулась и с опаской посмотрела на свое новое приобретение. Кажется, оно не собиралось на нее нападать… подумать только, говорящее пугало…

– Твое имя Страшила! – выпалила она.

В ответ на это пугало растянуло свой рот в ухмылке, а на его полотняных щеках расцвели угольные пятна румянца.

– Пугало Страшила приступает к дежурству! В пределах видимости ворон – нет. Отогнано – ноль птиц! – четко, по-военному, отрапортовало оно и, наконец, замолчало.

Петунья опасливо обошла его кругом, но, за исключением того, что оно только что говорило и двигало руками, это было самое обычное пугало. Весьма добротное и симпатичное, будто и впрямь тот самый Страшила.

Она вздохнула.

– Через год я либо сойду с ума, либо перестану чему-либо удивляться, – сказала она и побрела в дом. Столько всего произошло, а она еще даже не завтракала.

Поднимаясь по ступенькам, она заметила поднятый флажок над почтовым ящиком. Пришлось спуститься и забрать письмо. Конечно, оно было от мистера Кори. Не распечатывая конверта, Петунья бросила его на стол, а сама полезла в кладовую.

Все потом. Сперва завтрак, а об остальном она подумает потом.

Chapter Text

После завтрака Петунья заварила кофе и с неприятным удивлением обнаружила, что баночка почти опустела. И правда, если подумать, то сколько тех одуванчиков она накопала в прошлый раз? А кроме кофе и воды из колодца пить и нечего.

Что ж, если проблема с птицами решена, то планы на остаток дня ясны как день. И еще не забыть бы до воскресенья заработать еще денег. Любым образом. Она прикинула для себя, во сколько ей может стать покупка специй, и, хотя выбрала самые недорогие, их цена все равно будет не меньше пяти сиклей.

Конечно, она может позволить себе потратить эти деньги, но зачем упускать возможность заработать побольше?

Прихлебывая кофе, включила телевизор. Гадалка снова предрекла плохое настроение у духов, а вот прогноз погоды изменился. Лучась ослепительной улыбкой, ведущий радостно заявил:

– День завтра будет ясный и солнечный, идеальный для праздника! Завтра на городской площади пройдет Яичный фестиваль! Не упустите свой шанс принять участие в поисках яиц с сюрпризами! Никто не останется без подарков! Не забудьте, завтра, с 9-00 до 14-00 на городской площади!

Экран телевизора погас, оставив Петунью в легком недоумении. Яичный фестиваль? Неужели уже Пасха?

Загибая пальцы, она пересчитала по памяти количество проведенных на ферме дней, но что-то не сходилось. Даже двух недель не прошло, это ясно видно по ее записям в дневнике. Никак не может быть, чтобы Пасха наступила так скоро! Даже если она не помнит точную дату в этом году, в любом случае по календарю сейчас должен быть март!

Не зная, что и подумать, она нервно допила кофе, поставила кружку на стол и тут заметила письмо.

«Дорогая Петунья», – было написано там, и она почти услышала в своих ушах низкий и глубокий голос мистера Кори. – «На этой неделе вас ждет одно занятное событие, которое сможет принести вам немалую пользу. Уверен, оно будет называться как-то по-дурацки вроде «Праздник поиска яиц» или «Спрячь яйцо» или что-то еще в таком же духе.» – чуть дальше было зачеркнуто, но она смогла разобрать следующее: – «У некоторых никакой фантазии.»

«Раньше в этот день в Раздоле праздновали день первого восхода солнца (если вам любопытно, то поищите в библиотеке книги на эту тему, они должны там быть), что вскоре стало совершенно бессмысленным, когда все очевидцы события покинули этот мир. Но сила, вложенная в этот праздник еще в городе, и ей нужен выход. Уверен, она сочтет вас прекрасной целью для своего проявления.»

«Поэтому вот мой вам совет: с утра отправляйтесь в город и смотрите в оба. Ваша цель: яйца. Любые. В конце дня вы сможете их разбить и получить свои подарки. Но помните, обязательное условие: вы должны взять яйцо собственной рукой и никак иначе.

За сим прощаюсь. Всегда ваш, М.К.»

Чуть ниже, кажется, это уже было своего рода традицией, снова была приписка:

«Надеюсь, вы понимаете, что не все, кто приходит к вам, на самом деле нуждаются в помощи. Будьте внимательны.»

Петунье сразу вспомнились близнецы, и она осуждающе цокнула языком. Вот что стоило раньше предупредить?

От этого воспоминания у нее тут же испортилось настроение, а по спине вдоль позвоночника пробежал холодок. Она передернула плечами и перечитала письмо, постаравшись сконцентрироваться на празднике.

Это уже завтра, значит…

Петунья деловито подхватила сумку, нож, тяпку, вооружилась посохом и поспешила в лес. Пройдя тем путем, который совершенно случайно разведала пару дней назад, она нашла развалины, оказавшиеся еще одной фермой, но куда как более запущенной, чем ее собственная. Зато там были курятник и коровник, и Петунья с интересом обыскала их. Полезных знаний в голове у нее не прибавилось, но зато в углу курятника, в ворохе соломы она неожиданно нашла свежее куриное яйцо.

И, кажется, даже услышала возмущенное кудахтанье наседки, но это вполне могло ей показаться.

Припрятав драгоценное яйцо в боковой кармашек сумки, Петунья последний раз обшарила заброшенную ферму, но больше ничего полезного не нашла.

До самого вечера она бродила сперва по лесу, потом по городу, и к концу дня сумка оттягивала ей плечо – до того она была набита всем, что только подвернулось Петунье под руку. Сперва она честно собирала лук-порей и лук-батун, щавель и крапиву, и ягоды шиповника. Потом встретила знакомую кочку и раскопала, получив из нее пару комков глины. Потом еще одну и еще… когда она перешла на сбор одуванчиков и листьев трубочника, ее было уже не остановить. Любая подозрительная кочка должна была быть раскопана, любое полезное растение должно было быть собрано.

Наконец, когда из земли показалась большая берцовая кость непонятного животного, Петунья сказала себе остановиться. Зажав кость на манер дубинки в свободной руке, она направила свои стопы домой.

Было уже достаточно темно, чтобы населяющие ферму ночные твари начали копошиться в кустах, давая о себе знать, но пока не приближаясь. С посохом в одной руке и с костью в другой Петунья чувствовала себя весьма уверенно и не шарахалась от каждого шороха. Главное она уже знала: если приложить достаточно усилий, эти прыгающие слизни ей не страшны.

Дойдя до домика, она высыпала все из сумки прямо на крыльцо, принесла воды и на скорую руку перемыла собранное. Самые крупные и красивые овощи и травы сразу отнесла в ящик для продажи, себе оставив только небольшую часть, а одуванчики и листья трубочника разложила на крыльце для сушки. После этого в сумке остались только камни да глина, и еще яйцо. Петунья как раз задумалась, что же ей с этим делать – при взгляде на глину ей упорно виделись цветочные горшки, – и именно в этот момент один глупый слайм решил напасть на нее.

Петунья схватила кость и, стиснув зубы, встала, намереваясь встретить врага. Она не собиралась больше кричать или дрожать. Нет уж, не дождетесь. Ей может быть страшно, но она не позволит какой-то слизи запугивать себя и захватывать ее ферму. Она до боли в пальцах сжала свое оружие и со всей силы обрушила его на слайма.

Перестаралась! Хватило одного удара окаменевшей костью, и слайм с треском лопнул, а сама Петунья по инерции полетела вниз, прямо в центр разлетающейся в стороны жгучей слизи. Она успела выставить вперед руку, вляпавшись в слизь открытой ладонью, упала, перекатилась на бок и вскрикнула от боли. Почти не думая, что делает, она быстро кинулась к ведру и сунула обожжённую руку в грязную воду. Это было инстинктивное действие, но, кажется, оно было правильным. Вода смысла слизь, и жжение почти прекратилось.

Петунья зачерпнула воды, чтобы убрать слизь с одежды, как услышала еще нескольких приближающихся слаймов. Обернувшись, она увидела, как то ли два, то три – в темноте особо не разглядеть, – выпрыгивают из-за кустов и направляются к ней, словно привлеченные смертью своего сородича.

– Ну, вперед, – сказала она и демонстративно взвесила кость.

А затем она замахивалась и била, отпрыгивала от разлетающихся во все стороны брызг слизи и уворачивалась от внезапно кидающихся под ноги слаймов. Хотелось бы сказать, что костяная булава в ее руке разила без промаха, но, конечно, нет. Впрочем, попадала она все же чаще, чем промахивалась.

Но слаймов меньше не становилось. Как будто они прямо тут почковались.

– Да что же это такое! – вскричала она, и, словно, в ответ на ее слова, в небе вдруг воссияло солнце.

Она выронила кость, торопясь прикрыть глаза, а слаймы, окружившие ее, в тот же миг бросились наутек.

Ослепительное сияние снижалось слишком быстро, чтобы быть солнцем. Раздвинув пальцы, Петунья отважилась взглянуть сквозь узенькую щелку и обомлела. С неба, широко раскинув крылья, спускалась большая птица, и золотым огнем горело ее оперение. В первое мгновение Петунья подумала, что это, должно быть, феникс! Но нет. Феникс был фамилиаром того самого профессора Дамблдора, и в учебниках сестры описание этой волшебной птицы было дано во всех подробностях.

Нет, это был не феникс.

Сложив крылья, птица приземлилась прямо на грядки и, взглянув на застывшую Петунью насмешливым взглядом, вытянула шею и одним махом вырвала из земли окрепший зеленый росток.

Петунья вскрикнула от ужаса – опять страдают ее посадки! Зачем только она поставила это дурацкое пугало!

В этот момент Страшила скрипнул, одним резким движением развернулся на своей палке в сторону птицы, и из его рта раздалось все тем же похожим на плохую магнитофонную запись голосом:

– Обнаружена ворона. Повторяю: обнаружена ворона. Приступаю к выполнению задачи, – затем пугало подняло руки и стало вращать ими на манер лопастей вентилятора, при этом говоря: – Прочь, глупая птица! Прочь! Не трожь вверенный мне урожай! Прочь!

Золотая птица – и впрямь похожая на ворону, только в разы больше, – повернула голову и уставилась на буйствующее пугало. С интересом, а не страхом. А то только и знало, что вращало руками все быстрее и быстрее, и продолжало повторять свои слова.

Насмотревшись, птица невозмутимо вернулась к расхищению грядки.

– Бесполезный Страшила! – вскрикнула Петунья. Подхватив первое, что попало ей под руку – волей случая это оказался обструганный ею посох, – она бросилась к грядкам и смело ткнула в сторону птицы узким концом. Птица ловко увернулась, даже не потрудившись взлететь. Петунья сделала еще один выпад, птица снова отпрыгнула. Так они скакали друг за другом, пока Петунья не догадалась, что мерзкая птица мстительно вытаптывает незрелые колосья. – Ну хватит! Хватит! Тебе не стыдно? – не сдерживая слез, закричала она на ворону. – Я так старалась, сажала, поливала! А ты пришел и портишь все мои труды! Поставь себя на мое место!

Неожиданно, ее укоризненные слова возымели действие. Птица захлопала крыльями, снимаясь с места, и перелетела на другое, прямо на голову пугала. Петунья шмыгнула носом и утерла футболкой слезы с лица.

Чуйка опытного читателя сказок подсказывала ей, что вот прямо сейчас надо брать рога за быка!

– Если ты хочешь есть, то прилетай через пару дней, – слегка гнусавя, примирительно сказала она. – Я оставлю тебе немного зерна. Но тебе придется заплатить! Никто не смеет есть мою еду бесплатно!

Птица, оторопев от такого бесстыдного напора – кто, спрашивается, был хозяином ситуации, – что-то невнятно каркнула, и Петунья тут же ткнула в нее пальцем:

– Ага! Это сделка! – и добавила по наитию: – И только попробуй ее нарушить. А иначе у тебя все перья повылазят!

Птица разразилась возмущенным карканьем и громко захлопала крыльями, а потом снялась с головы пугала, сделала над фермой круг, все так же оглашая окрестности своими криками, и умчалась с такой скоростью, с какой, наверное, нормальные птицы не летают.

Стоило птице скрыться из виду, как пугало успокоилось и снова приняло свой обычный вид:

– Задача выполнена. Страшила прогнал одну ворону.

Петунья вздохнула.

– Ну ты и… Страшила! Никакой от тебя пользы…

Она собрала в ведро сброшенные мертвыми слаймами вещи, попутно обнаружив, что комки прозрачной слизи прекрасно увлажняют кожу, а не жгут, как можно было бы ожидать, и зашла в дом. И только там дала себе волю:

– Во что я опять ввязалась?!

Chapter Text

К началу праздника в девять утра Петунья уже была готова и как тот конь в нетерпении била копытом.

Проснувшись в обычные для себя шесть утра, она, взбудораженная предстоящим событием, в рекордные сроки переделала все домашние дела. К тому же, рана на ноге зажила полностью, не оставив после себя ни следа, а те микроскопические ожоги, что вчера она неосторожно получила, истребляя слаймов, прошли сами собой. Скорее всего потому, что она своевременно вымыла их от слизи.

Что порадовало ее больше (и даже больше, чем мешочек с деньгами в почтовом ящике), так это зеленовато-желтые колосья, высотой ей по грудь, с крупными, правильной формы зернами. По самым скромным прикидкам, уже завтра они должны будут налиться спелым золотом и одарить ее богатым урожаем, а еще через день подоспеет и вторая грядка… пора бы уже задуматься о мельнице и печи для хлеба.

На часах не было еще и восьми, когда Петунья со всем закончила, и даже собрала в сумку небольшой перекус, памятуя, что бродить ей по городу до обеда, не меньше. И, раз уж времени еще оставалось полно, то она решила скоротать его с пользой и взяла книгу про Феанора.

В прошлый раз она остановилась на том моменте, когда мать-королева, не оправившись после родов, добровольно удалилась в мир мертвых, оставив безутешными своих мужа и сына… по книге складывалось, что мир мертвых был буквально за забором, и туда можно было прийти в любой момент, чтобы пообщаться с ушедшими. По крайней мере, овдовевший король именно так и делал, на протяжении многих лет уговаривая супругу вернуться, на что она неизменно отвечала отказом.

Петунья подозревала, что долго так продолжаться не могло, и рано или поздно на сцене появится новая женщина. Когда она прочла, как король снова полюбил, причем не абы кого, а младшую сестру своего друга, короля родственного народа, то похвалила себя за проницательность. Драма в королевском семействе, где, с одной стороны отец собрался жениться во второй раз, что, по некоторым обмолвкам, казалось чуть ли не святотатством, с другой – его сын разрывался между любовью к матери и любовью к отцу, и от этого противоречия все больше и больше увлекался ремеслами, начиная проводить больше времени в кузнице, чем в родном доме, настолько увлекла Петунью, что она едва не пропустила время. Только по чистой случайности оторвавшись от книги, она заметила, что на часах уже почти девять!

Подхватив сумку и посох, она поспешила в город. На обзорной площадке, прямо на камнях, лежал лист бумаги, сразу привлекший ее внимание. Петунья подняла его и увидела уже знакомую инструкцию. Там были нарисованы три яйца – золотое, серебряное и бронзовое, – и каждое было снабжено числом. Логически подумав, Петунья пришла к выводу что яиц всего восемьдесят восемь: пятьдесят два бронзовых, двадцать четыре серебряных и всего двенадцать золотых.

Прямо как медали на олимпийских играх, фыркнула она про себя, свернула инструкцию и убрала ее в сумку. Все равно никакой больше полезной информации там не было. Даже того, какие призы можно получить. Но можно предположить, что ценность призов может быть связана с ценностью самих яиц. И, если золотых меньше всего, то в них – самое ценное!

Довольная своими логическими рассуждениями, Петунья преодолела мост – она немного приспособилась ходить по нему, не зацикливаясь на отсутствии перил и пропасти под ногами, – и в поле ее зрения попало ярко-розовое, неожиданное в этом царстве белого камня и буйной зелени, пятно.

– Ох, – сказала она, разглядев, что под каменной складкой плаща одного из воинов, охраняющих мост, лежит аккуратное яйцо. Размером с куриное, весом – Петунья аккуратно взяла его в руку и взвесила – тоже. Единственное, что его отличало от обычных яиц, это цвет – яркий, насыщенный, с едва заметным металлическим блеском.

Петунья еще немного полюбовалась на свой трофей и торжественно опустила его в сумку. Охота на яйца была открыта.

За первые полчаса она не нашла ничего. Напрасно она заглядывала в кустарники и раздвигала концом посоха пучки травы, что ли землю носом не пахала. Упершись руками в поясницу, она наклонилась назад, и, когда ее голова запрокинулась, она вдруг увидела удобно лежащее в ложбинке между стволом и ветвью ярко-зеленое яйцо.

Дерево было весьма раскидистым, с бугристой шершавой корой, и Петунья, вспомнив детство, немного неловко влезла на него и схватила добычу. Затем она осторожно поднялась на ноги и осмотрела округу с высоты, подмечая для себя, где видит подозрительный блеск или тень.

Когда стрелки наручных часов пересекли отметку десять, в ее сумке уже было полдюжины разноцветных яиц. Петунья даже нарвала травы, чтобы они случайно не побились. С одной стороны она была довольна своими успехами, с другой – разочарована, потому что ей все еще не попадалось ни серебряного, ни золотого приза.

Сделав передышку, она сгрызла морковку и запила ее кофе. Еда натолкнула ее на мысль – почему бы не поискать по тем местам, где она уже была и ориентируется? До этого она только и делала, что кружила вокруг круглой площади, потому что у нее застряла в голове новость про «праздник на городской площади». Но ведь в письме мистер Кори говорил про весь город… Петунья тряхнула головой и решила, что поверит мистеру Кори. Положив ладонь на каменный парапет, она сосредоточилась и пожелала попасть к кладовой.

Кладовая встретила ее пустыми, как и прежде, полками. Свет феаноровых, зажегшихся, стоило Петунье войти, осветило все помещение вплоть до самых дальних углов, и нигде она не увидела ни одного яйца. Оставался только тот стеллаж, что стоял в закутке, на котором единственном оставалось что-то съестное. Петунья осмотрела полки, но самая верхняя была вне ее поля зрения, и она подпрыгнула.

Бинго! На самой верхней полке, сияя полированным бочком в свете ламп, лежало серебряное яйцо!

Примерившись, Петунья ловко взобралась по полкам наверх, схватила яйцо и спрыгнула, звонко ударив подошвами о каменный пол.

Встав прямо под лампу, она рассмотрела яйцо в своих руках. Оно было такого же размера, как и разноцветные, но его поверхность была равномерно окрашена в чистый и благородный цвет стерлингового серебра. Интересно, была ли его скорлупа в самом деле серебряной?

Больше в кладовой яиц не оказалось, и Петунья отправилась дальше. Она нашла одно синее в золотую полоску яйцо в кузнице, прямо в глубине холодного темного горна, и еще одно красное в крапинку пряталось в столярной мастерской, в куче оставшихся от прежних хозяев стружки и опилок. Но самая большая добыча ждала ее в больничном покое и примыкающем к нему аптекарском огороде. Одно яйцо под кроватью целителя и другое за первым рядом книг в книжном шкафу. Причем, его Петунья нашла совершенно случайно – просто вспомнила, как ей самой случалось прятать свои детские секреты от не в меру любопытной младшей сестры. Еще три бронзовых в лазарете, где стояло два ряда кроватей, и два серебряных в огороде.

Огород был запущен, хотя и сохранял еще былое очарование и кое-какой порядок. Посаженные в нем растения пусть и не хирели, но и не процветали. Забрав яйца – одно пряталось в грядке, под раскидистыми кустом с большими листьями, второе лежало в лейке, – Петунья осмотрела огород и пообещала себе наведаться сюда в следующий раз и привести его в порядок.

Она снова сделала перерыв и заглянула в одну из множества рассыпанных по территории города беседок, попутно обнаружив под скамьей закатившееся туда серо-бурое яйцо. Перекусив, пересчитала свои трофеи – тринадцать разноцветных, которые, видимо, и относились к бронзовым, – и три серебряных. Смотря на них, она чувствовала себя недовольной. Слишком мало. И к тому же ни одного золотого!

Пока она грызла очередную морковь, ее взгляд то и дело обращался в сторону главного дворца. Того самого, где в Каминном зале она так неосмотрительно подула в рог. Отчего казалось, что как раз таки там ее и должно ждать сокровище. В смысле, золотое яйцо. К концу трапезы Петунья настолько уверила в необходимости заглянуть туда, то сразу, как доела, сверилась с часами и пошла прямиком туда.

Ее путь лежал через круглую площадь, мимо караульной башни. Поднимаясь по ступеням, краем глаза она заметила сверкнувший в лучах солнца золотой отблеск. Присмотревшись, она и в самом деле увидела его – золотое яйцо! Оно лежало, ровнехонько посередине круто изогнутого карниза над одним из окон третьего этажа башни, и снять его оттуда никак было нельзя, если только, конечно, не умеешь летать.

Петунья все равно поднялась туда. Раньше она на верхние этажи башни не поднималась. На третьем этаже было пусто – четыре больших окна на все стороны света давали почти полный круговой обзор, – стол с забытыми на нем шахматной доской и пара табуретов. Живо представилась картина, как караульные коротают время за партией в шахматы, пока несут дежурство. Определив нужное окно, Петунья взобралась на подоконник и выбралась наружу. Крепко держась за каменную раму, посмотрела вниз и тут же закрыла глаза и прижалась к стене, переживая тошноту. Когда дурное ощущение прошло, шаг за шагом стала продвигаться к заветной цели, но, даже встав рядом с карнизом, не смогла дотянуться, слишком высоко. Подумав, вернулась за посохом и замахала им в попытках подцепить яйцо кончиком. После несколько неудачных попыток ей это удалось, яйцо закачалось, а потом потеряло равновесие и покатилось вниз. Петунья выпустила из руки посох и подставила ладонь под яйцо, но промахнулась – сверкающее золотое сокровища пролетело мимо ее руки и с громким треском разбилось о камни мостовой. Глядя на расплывшийся ярко-желтый желток, Петунье хотелось заплакать от обиды.

Chapter Text

Яйцо исчезло прежде, чем Петунья успела спуститься с башни. Она подобрала посох и разочарованно потыкала им в камни мостовой. Ничего не осталось, ни следа, ни даже маленького кусочка скорлупы.

На минутку у нее возник соблазн попробовать разбить одно из тех яиц, что лежали в сумке, и проверить – что случится? Однако, хорошенько подумав, решила оставить это до конца дня, как писал в письме мистер Кори. Если она не сможет получить заслуженный приз из-за такой глупости, будет обидно.

Она сверилась с наручными часиками. До двух часов дня, когда праздник должен закончится, оставалось не более получаса. Не думая больше о разбитом яйце – сожалениями его не вернуть, – Петунья поспешила наверх. Она взбежала по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки, прошла сквозь галерею и через портик вышла в знакомый дворик с фонтаном. С момента ее прошлого визита здесь ничего не поменялось. Ветер гонял по каменной плитке немногие опавшие листья, а белое древо, украшающее собой фонтан, тихонько позванивало листьями и плодами, искусно вырезанными из драгоценных камней.

Чудесное дерево показалось ей хорошим местом, чтобы спрятать яйцо, и Петунья внимательно осмотрела его со всех сторон. Когда она обходила вокруг дерева, ее глаз уколол золотой лучик, выпрыгнувший из воды.

Опершись руками о край чаши фонтана, Петунья склонилась над водой. Дно фонтана было выложено мелкой мозаикой, складывающейся в картины вечно бегущих куда-то волн и выпрыгивающих из них рыбок. Чешуя и плавники рыб также были выложены драгоценными камнями. Это их блестящие отполированные грани сверкали, когда солнечные лучи, проникнув под воду, отражались от них.

Что ж, вероятно, это был блик от одной из драгоценных чешуек, решила было Петунья, но тут, к ее удаче, небольшой подводный поток толкнул яйцо, притаившееся на изображении золотой рыбки, и оно немного качнулось, раскрыв свое нахождение.

Ох, еще одно золотое яйцо!

У Петуньи тут же пересохло во рту, и руки задрожали. Не отводя от него глаз, чтобы не потерять из виду, она потянулась за посохом, но тут же остановилась. Она вспомнила разбившееся яйцо, и предупреждение мистера Кори набатом зазвучало в ее памяти: «Вы должны взять яйцо своей собственной рукой! И никак иначе!»

Испугавшись, что это яйцо испортится, как предыдущее, Петунья сунула руку в воду и потянулась за трофеем. Но все напрасно. Из-за искажения воды она неправильно оценила расстояние и только зря вымокла. Взяв посох, Петунья измерила глубину фонтана. Высота воды была примерно как на мелководье в бассейне. Ей по пояс, но просто так рукой до дна не достать.

Машинально оглянувшись, хотя в городе не было никого, кроме нее, Петунья скинула одежду и плюхнулась в воду. Она запомнила место, где лежало яйцо, и нырнула. Открывать глаза под водой она не умела, а потому слепо зашарила руками, пытаясь нащупать яйцо. Когда воздух в легких закончился, она вынырнула, вдохнула и снова повторила погружение. Потребовалось еще две попытки, и она, наконец, с торжествующим воплем вынырнула, сжимая в руке долгожданный приз.

Она вертела и разглядывала яйцо, и широкая улыбка не сходила с ее лица. Яйцо было чуть больше остальных, плотное и тяжелое, будто и вправду скорлупа из чистого золота. Если приглядеться, на его скорлупе был какой-то рисунок, но тут налетел ветер, Петунье резко стало холодно, и она вылезла из фонтана.

Часики, лежащие на скамье, показывали еще десять минут до конца условленного часа. Помявшись для приличия, Петунья бросилась во дворец, оставляя за собой мокрые следы. Приоткрыв дверь, она проскользнула внутрь и, стыдливо прикрывшись руками, поспешила по анфиладе комнат вперед, куда звало ее предчувствие. На пороге зала с камином она остановилась и цепким взглядом охватила все помещение.

Она сразу заметила их – несколько разноцветных яиц лежали посреди пустого стола, выставленные напоказ, словно отвлекали ее внимание от чего-то. Стоило взглянуть через весь зал на противоположную сторону, где было тронное возвышение, сразу стало понятно, от чего. На сидении трона лежало еще одно золотое яйцо, только протяни руку и возьми.

В голове Петуньи вдруг возникли часы. Минутная стрелка остановилась в шестидесяти секундах от наступления нового часа, и секундная уже начала свой быстрый, чересчур быстрый бег. Время уходило как песок сквозь пальцы, и Петунья резко сорвалась с места через весь зал. Больно ударяясь босыми ступнями о камень и слыша, как шлепки ее ног разносятся по всему дворцу, она бросилась к трону, чуть не упала и в отчаянном рывке обеими руками схватила яйцо.

Секундная стрелка воображаемых ею часов пересекла отметку «двенадцать».

Петунья неуклюже села на троне и оглядела зал. Разложенные на столе яйца исчезли, как будто их и не было. Тишина, потревоженная ее шагами, успокоилась и снова обволокла весь дворец. Только шумное и частое дыханье Петуньи немного оживляло это место.

Передохнув, она ушла, крепко прижимая к себе последнее добытое яйцо.

Вещи ждали ее у фонтана. А кому бы они тут понадобились? Петунья оделась, морщась от необходимости надевать одежду на мокрое тело, скрутила на голове из мокрых волос гульку и, закинув на плечо сумку с сокровищами, поспешила домой.

Щеки ее слегка горели. Привычки бегать голышом по общественным местам за ней вообще-то не водилось, но в этот раз у нее была уважительная причина!

Хорошо, что ее никто не видел!

Впрочем, проходя мимо караульной башни она почувствовала чей-то любопытный взгляд, сверлящий ее спину. Но сползшая по спине капля воды с мокрых волос убедила ее в том, что никакого взгляда нет.

Дома она первым делом переоделась и присела у камина посушить волосы. Подставляя огню то одну сторону, то другую, она вдруг заметила среди горящих угольев и кусков дерева нечто новое. Оно было большое, чуть больше ее кулака, округлой овальной формы, черное с небольшим красноватым отблеском, словно внутри тоже горел огонь.

Одним словом – это было яйцо.

– Откуда оно? – растерянно пробормотала она, и языки огня, качнувшись из стороны в сторону, беззвучно сказали, что это подарок. Для нее. Если сумеет взять.

– Если сумею…– она осеклась, сразу же сообразив, что таилось за этими словами. Яйца в городе нужно было брать собственными руками. И она видела, что случилось, когда у нее не вышло. Но сунуть руку в огонь…

Помнится, однажды летом Лили писала эссе по истории магии. Про инквизицию. Сунув нос в ее записи, пока та отвлеклась, Петунья прочла про ведьму по имени Венделина Странная. Странная та была потому, что любила гореть на кострах. Владея заклинанием замораживания огня, она попадалась в руки палачей больше сорока раз, но, разумеется, всегда выходила сухой из воды. То есть, из огня. Помнится, тогда Петунья подумала, что ведьма наверняка была чокнутой, и поскорее выкинула из головы дурацкий факт. Или думала, что выкинула.

Прямо сейчас она точно не отказалась бы от такого заклинания!

Она сидела перед камином, охваченная противоречивыми мыслями. Волосы ее уже давно высохли, и отдельные волоски, оказываясь в опасной близости от огня, плавились от жара. С одной стороны, очень хотелось получить это яйцо. Оно было совершенно не такое как те, что дожидались своего часа, чтобы в конце дня явить спрятанные в себе чудеса. Или не явить, если это был лишь дурацкий розыгрыш. С другой, Петунья еще не настолько сумасшедшая, чтобы совать руку в огонь, как какой-нибудь Муций Сцевола.

«Сцевола» на латыни означает «левша», вспомнилось вдруг. Петунья чертыхнулась. Она была на распутье и любой выбор означал, что она познает отчаяние и сожаление. Но…

– Лучше я пожалею, что обожглась, – в сердцах ляпнула она и, не давая себе больше ни минутки на раздумья, как тот легендарный римский патриций сунула левую руку в огонь.

Она собиралась быстро схватить яйцо и тут же вытащить его… ну, это был хороший план. Стоило прикоснуться к яйцу, как ее ладонь прилипла к нему, словно мясо к раскаленной сковороде, и Петунья завизжала, почувствовав в воздухе запах горелой плоти. А потом по ее нервам ударила боль – такая сильная, какой она никогда еще не чувствовала. Казалось, не одна ее рука, а вся она корчилась в огне, и эта мука никак не заканчивалась. Она безуспешно пыталась вытащить руку, но неведомая сила в огне держала крепко. Яйцо, изначально почти черное, становилось все краснее и вместе с тем горячее, и его жар прожигал насквозь и кожу, и плоть, и сквозь просвечивающую ладонь вдруг стали видны тонкие косточки пальцев.

Петунья не отследила, но в какой-то момент боли стало слишком много, от перегрузки она перестала ее ощущать и только неотрывно смотрела на свою руку. Та горела, но не сгорала, и весь мир сузился до размеров черного яйца, а все прочие ощущения стали как белый шум.

Ей казалось, что сквозь этот шум к ней пробиваются какие-то слова. Напрягая слух, ей удалось выхватить отдельные слова вроде «ключ», «надежда» и «конец», но это все. Как их сложить? Что они означают?

Пока она слушала белый шум, яйцо стало понемногу тускнеть, и Петунья смогла снять с него руку. Боли не было, и она с тупым удивлением рассматривала совершенно целую, без следа ожогов ладонь. Только в центре чернело пятно сажи, которое все никак не стиралось, как бы она ни терла.

Не помня как, но Петунья доползла до кровати, упала лицом в подушку и сразу же отрубилась.

Chapter Text

В забытьи ей привиделась огромная, темная кузница, освещенная лишь всполохами огня в горне. У наковальни, спиной к ней, работал кузнец. Одной рукой он держал заготовку, а второй бил по заготовке молотом. И искры, рожденные в момент столкновения молота с заготовкой, разлетались в стороны и, увеличиваясь в размерах, превращались в сияющие золотым светом колеса. Отчетливо видимые в темноте, они проплывали через всю кузницу и покидали ее, просачиваясь сквозь стены и крышу.

В один момент кузнец, почувствовав присутствие Петуньи, но не прервав своей работы, кивнул ей на одно колесо, что медленно кружилось рядом с наковальней. Как будто он призывал ее взглянуть на это поближе. Петунья сделала несколько осторожных шажков вперед, вздрагивая от каждого удара, и, вытянув шею, взглянула на колесо. Вблизи оно скорее напоминало зеркало или окно, и внутри его золотого обода Петунья увидела…

…подушку. И то левым глазом, потому что правой половиной лица в эту подушку она уткнулась.

Петунья завозилась и села. Помассировала виски, в голове царила путаница, и нельзя даже было сказать, что сейчас – утро или вечер и какого дня. Стрелки будильника показывали двенадцатый час. Сперва Петунья решила, что уже утро следующего дня и пора бежать, встречать торговца, но ночная темень за окном подсказала ей, что еще вечер.

Хотя это мог быть и завтрашний вечер…

Чтобы удостовериться, она вышла на улицу и точно – пшеница еще не поспела. Можно не беспокоиться, что умудрилась проспать целые сутки.

Вернувшись в дом, она проверила камин – черное яйцо лежало среди углей и дерева, загадочное и немного красноватое от жара. Петунья нервно потерла левую руку, но та не болела и не доставляла неудобств. Не считая цыпок, потому что крем для рук почти закончился, и Петунья экономила его. Только в центре ладони появился небольшой рисунок в виде колеса с восемью спицами, и стереть его не получилось. Если присмотреться, темные линии находились немного под кожей, как татуировка.

Что же это было?

Петунья снова посмотрела на яйцо, но порыв снова прикоснуться к нему задушила на корню. Просто подкинула новое полено в огонь, и пламя задрожало, благодаря.

– Что это было? – спросила она у пламени, что жадно пожирало свежее дерево. Оно, оторвавшись на минутку от трапезы, ответило в духе «придет время – узнаешь». Петунья сразу поняла, что другого ответа не услышит. Тогда она сменила тактику: – А что это за яйцо? – «Подарок. Друг» качнулись языки пламени и добавили «Жди».

И больше не промолвило не словечка. Тогда Петунья мстительно пообещала ему, что однажды разгадает все-все его загадки, и вот тогда-то он узнает…

А что узнает, это она еще не придумала. Зато вспомнила о сумке с яйцами. Та лежала в углу кровати, где Петунья оставила ее, прежде чем ввязаться в авантюру с огнем.

Петунья заглянула в нее. Яйца, заботливо переложенные травой, тихо светились, как фосфорные бусы в маминой шкатулке.

– Думаю, теперь их можно открыть, – пропела Петунья.

Мистер Кори писал, что в конце дня яйца можно разбить. А что еще может быть более концом дня, чем двенадцатый час ночи?

Петунья взяла наугад первое яйцо – это было бронзовое, желтое в синюю крапинку, найденное в столярной мастерской, – и осторожно стукнула его тупой стороной ножа. Подспудно она ощущала, что такого слабого удара не хватит (ведь недаром яйцо бронзовое, верно?), но от удара ровно по середине скорлупы пробежала трещина. Со звонким звуком «крак» яйцо развалилось на две половинки, и из него на пол, стуча и раскатываясь в разные стороны, посыпались поленья. Когда этот странный поток прекратился, Петунья оказалась посреди кучи одинаковых деревянных чурок благородного багряного цвета. Навскидку их было штук тридцать, не меньше, и единственным ответом на вопрос, каким образом они все поместились в маленьком курином яйце, было – магия!

В этот момент снова заплясала тумбочка, как бывало всякий раз, когда внутри нее появлялась новая инструкция. Но вот незадача – добраться до нее именно сейчас никак не получалось.

Потратив десять минут на то, чтобы освободить домик от внезапного дровопада, следующее яйцо Петунья предусмотрительно вскрывала уже посреди комнаты.

Предусмотрительность оправдала себя. Из яйца, найденного в кузнице, на пол свалились, лишь чудом не попав ей по ногам, пять металлических слитков коричнево-рыжего оттенка. Петунья решила считать это медью.

Одно за другим разбив остальные бронзовые яйца, она получила из них три пакета с семенами, четыре одинаковых с виду каменных яйца, мешочек риса, бутылку подсолнечного масла, отрез ткани и набор ниток с иглой, светящийся кристалл вроде тех феаноровых ламп в городе, увесистый мешочек с сиклями и странный глиняный предмет, похожий на сосуд с восемью отверстиями.

На этом бронзовые яйца закончились. Петунья с нежностью взглянула на рис и масло и удовлетворенно вздохнула. Сложив все подарки на стол, она обратила свое внимание на оставшиеся пять яиц – три серебряных и два золотых.

Конечно же, самое вкусное она оставила на потом. Взяв первое серебряное яйцо, не дрогнувшей рукой ударила по нему ножом, как и четырнадцать раз до этого. Яйцо с громким треском разломилось, и перед Петуньей появилась пара щегольских сапожков. Кожа, которая пошла на их изготовление, была мягкой, но крепкой, и приятно пахла. Сбоку на сапожках был выдавлен растительный узор, а небольшие каблучки были подбиты металлической набойкой. Петунья тут же поспешила их примерить и – вот чудо! – обувка оказалась ей точно впору! Сапожки удобно облегали ноги, нигде не натирая и не сдавливая, и, несмотря на то что в доме было изрядно тепло, ступням было комфортно.

Из второго серебряного яйца выпало колечко со светящимся камушком. Круг света, источником которого оно было, освещало небольшое пространство вокруг себя. Петунья сразу оценила удобство такой небольшой лампы – теперь можно будет не беспокоиться, возвращаясь по темноте домой.

А третье серебряное яйцо дало Петунье небольшой мешочек, внутри которого лежали горсть земли и орешек в серебряной скорлупе. Она достала орешек, осторожно ухватив его двумя пальцами, и покатала по ладони. На известные ей орехи он не походил, хотя бы потому что форма его была идеально кругла, а скорлупа блестела как отполированная. Очевидно, что это не просто так орешек. Петунья бережно спрятала его обратно в мешочек. Завтра она посмотрит, не найдется ли в тумбочке какой-нибудь пояснительной записки по этому поводу.

Всякий раз, как разбивалось яйцо, тумбочка тряслась. В ней, наверное, сейчас целая уйма полезных знаний!

И вот, на часах было уже почти двенадцать, и перед нею лежали оставшиеся два золотых яйца. Петунья обтерла внезапно вспотевшие ладони о штаны и взяла первое яйцо. Нож слегка подрагивал в ее руке, она сосредоточилась, чтобы остановить эту дрожь, и аккуратно тюкнула.

В глубине души она думала, что с золотым яйцом придется повозиться, но оно тоже спокойно раскололось на две половины, и из него появился небольшой шарик света. Этот шарик спокойно висел в воздухе, немного покачиваясь, а потом негромко загудел, став похожим на шмеля, подлетел к сумке и разбился о нее, до последней капельки впитавшись в ткань.

Петунья непонимающе хлопала глазами, переводя взгляд с двух золотых скорлупок на сумку и обратно. И – это все? Разве из золотого яйца не должен был выпасть приз посолиднее? Она взяла сумку в руки, старательно ощупала ее, перетряхнула и даже вывернула, но никаких отличий не обнаружила. Это была та же самая сумка, которую она собственноручно сшила из старого маминого дождевика, знакомая до самой последней строчки.

Чувствуя себя обманутой, Петунья отбросила сумку и повернулась к последнему яйцу.

Часы показывали без пары минут двенадцать. Если Петунья что-то понимает в этой жизни, то в полночь яйцо пропадет, если не разбить его сейчас. Она взяла нож в одну руку и яйцо – в другую.

– Это должно быть что-то очень-очень хорошее, – загадала она и ударила ножом по яйцу.

По сверкающей золотой скорлупе пробежала ветвистая трещина, опоясав яйцо, и затем скорлупа разбилась на две половинки, а на ладони Петуньи оказался диковинный фрукт. Формой он напоминал звезду, а его полупрозрачная мякоть едва заметно колыхалась, подобно желе, и внутри можно было рассмотреть застывшие в фиолетовой толще серебряные и золотистые искорки.

Фрукт был красивым, и пах чем-то трудноуловимым, чем-то, отчего у Петуньи на глазах выступили слезы. Вообще-то она редко когда плакала, если не от невыносимой боли. По пальцам одной руки можно пересчитать. Но самым памятным случаем был тот, когда Лили уехала в свою волшебную школу, а Петунья осталась на вокзале и даже не смогла пройти на платформу «9 и ¾», чтобы посмотреть на волшебный поезд. Потом, ночью, уткнувшись в подушку и накрывшись одеялом, чтобы никто не услышал, она горько оплакивала свою мечту, и вокруг нее с грохотом, поднимая пыль и грязь, рушились сверкающие замки ее несостоявшегося будущего.

Фрукт пах именно ею. Мечтой, которая почти умерла, но на этой странной ферме неожиданно обрела новую жизнь.

Петунья почувствовала, как уголки ее губ сами собой раздвигаются в мечтательной нежной улыбке, и от одного только запаха чистая детская радость наполняет все ее существо. Желая прочувствовать это ощущение полнее и ярче, она запихнула фрукт в рот целиком и, почти не жуя, проглотила. В тот же миг все ее тело изнутри наполнилось неожиданным жаром, кости и мышцы пронзило ломотой, а кожа покрылась густым холодным потом.

Петунья принюхалась и скривилась. Очарование прошло, сменившись омерзением. От нее пахло хуже, чем если бы она трудилась неделю на огороде, не моясь и не меняя одежды! Не в силах выносить такой вони, она схватила ведро и посох и при свете, которое давало светоносное кольцо, побежала к колодцу. Она обязательно вымоется, прежде чем ляжет спать!

Стрелки на часах сомкнулись на отметке полуночи, и разбросанная по полу и кровати разноцветная скорлупа исчезла, как будто ее и не было. Остались новые вещи, сложенные неаккуратной кучей на столе, да черное яйцо в камине, и внутри его скорлупы тихо-тихо билась маленькая жизнь.

Chapter Text

Утро только наступило, а давешний золотой ворон уже сидел на подоконнике и барабанил в окно. Стекло тряслось и звенело, но держалось.

Петунья слезла с кровати, одернула задравшуюся ночнушку и, выглянув на улицу, мрачно уставилась на пернатого хулигана.

– Ты время сколько знаешь? – что поделать, спросонья еще и не так можно сказать.

Ворон поглядел на нее сперва одним глазом, потом – другим и, раскрыв клюв, громогласно сообщил:

– Курррво! – что, вероятно, следовало понимать как «какое мне дело, давай есть».

– Порядочные вороны говорят «кар-кар», – вредно сообщила Петунья и скрылась за дверью.

Переодевшись, она вышла на улицу и поежилась. С утра было немного прохладно, особенно после натопленного домика. Но всякие мысли о неудобствах столь ранней побудки вылетели у нее из головы, как только она увидела колеблющиеся на ветру золотые колосья пшеницы. Они росли так плотно и густо, что между ними нельзя было свободного пространства увидеть, и, кажется, даже сами источали неяркий свет.

Петунья решительно сжала рукоятку серпа, выданного кладовой. То, что пшеницу она раньше видела разве что на картинках, ее не остановило. Взмахнув серпом на манер косы, только маленькой, она только заставила колосья качнуться, а потом услышала издевательский смех ворона.

– Вместо того, чтобы ржать, – огрызнулась Петунья, – научил бы. Раз такой умный.

– Курррво, – снова окинув ее презрительным взглядом, сообщил ворон, как будто и в самом деле считал себя самым умным. А потом, вот чудо из чудес, подхватил клювом какую-то палочку и, смешно подпрыгивая, старательно изобразил на земле ряд черточек и закорючек.

Петунья пригляделась. Чем больше она смотрела, тем явственнее понимала. Это были никакие не закорючки, а вполне конкретные тенгвы!

«Рука колосья держи» было написано там. Глупой – такой ли уж глупой? – птице – и птице ли? – пренебрежение правилами грамматики вполне простительно.

Петунья прочла эти три слова раз десять, наверное, а потом перевела совершенно обалделый взгляд на ворона.

– Ты вообще – птица? Кто ты такой?

– Курррво! – каркнул тот и переступил всеми тремя лапами, каждая из которых имела по четыре пальца с острыми, загнутыми на манер кинжалов когтями.

Петунья тупо осмотрела его лапы – их три! – и решила, что не будет об этом задумываться. В конце концов, это не первая невидаль, с которой она тут сталкивается. Птица это или еще кто. Лучше заняться делом. Взяв в правую руку серп, левой она обхватила сразу несколько колосьев и провела по ним лезвием. Похожее на юный месяц лезвие, остро заточенное с внутренней стороны, легко срезало весь пучок.

– Так просто? – изумилась она, глядя на небольшой сноп в своей руке. Потрясла. Колосья затряслись в такт движениям ее руки, качаясь из стороны в сторону.

Кажется, дальше зерно следует обмолотить, припомнила Петунья. Заозиралась, подтянула к себе ведро и, действуя наудачу, обхватила колосья кулаком и с силой, как будто сдирая зерна, провела вниз. По металлическому дну ведра застучало словно каплями дождя – это зернышки, выскакивая из колоса, падали вниз. Ворон, глядя на это, издал какой-то неопределенный звук, как будто подавился.

– Я вообще не знаю, как это делать, – процедила Петунья, продолжая выдавливать зерна из колосьев вручную.

Обработав таким образом первый небольшой сноп, она срезала следующий и поступила с ним также. Постепенно, ведро заполнялось сияющими зернами, а Петунье казалось, что она всю кожу с ладоней содрала. Спустя несколько часов, когда солнце уже высоко поднялось, она закончила. На грядках торчали только короткие стебли, которые потом она выкопает. С одной стороны лежала выхолощенная от зерен солома, а с другой – блестела и сверкала груда пшеницы. Потому что вся в одно ведро не поместилась.

Пока она работала, ворон терпеливо сидел рядом и внимательно наблюдал за каждым ее действием, как будто обладал достаточным разумом, чтобы оценить их. Но хотя бы под руку не каркал и не делился своим особенно ценным мнением, которое, Петунья была уверена, у него имелось. Устало поднявшись, она сходила в дом за парой мисок, в одну насыпала с горкой зерна, в другую налила холодной воды из колодца и поставила перед птицей.

– Как обещала. Приятного аппетита.

– Курррво! – снова каркнул ворон, похоже, это было единственное слово, которое он мог произнести, подскочил к миске и принялся за еду. Зерно исчезало в нем с изумительной скоростью.

– Буду звать тебя «Курво», – сказала Петунья, немного понаблюдав за тем, как он клевал зерно, а потом ушла в дом.

Когда она снова вышла на улицу, уже приведя себя в порядок и даже закинув в живот какую-то еду, обе миски были уже пусты, а ворон, усевшись на голове Страшилы, как на насесте, чистил перышки.

– Наелся? – спросила она, подходя и собирая миски.

Ворон прервал свое занятие и громко каркнул. Потом раскинул крылья, став похожим не то на дракона, не то на еще какую волшебную тварь, захлопал ими, и на землю тяжело упало одно длинное блестящее перо. А сам ворон снялся с насеста, сделал круг над фермой и улетел.

Петунья наклонилась и подняла перо. Оно было длинное и тяжелое, немного прохладное, и его опахало блестело как металлическое. Стержень пера заканчивался остро наточенным очином, об которое Петунья слегка укололась.

Разглядывая перо – плата за еду, как договаривались! – она довольно улыбалась. Перо было точь в точь как те, которыми Лили писала с тех пор, как поступила в Хогвартс. Но именно такого – золотого пера волшебной птицы – у нее точно не было!

– Стереги зерно от всяких воришек, – строго велела Петунья пугалу, и оно по-военному четко отдало честь своей соломенной рукой.

Сверившись с часами, Петунья стала собираться в город. В свою сумку для покупок она положила деньги, добавив в кошелек полученные из яйца сикли, и сверток с листьями трубочника. Подумав, взяла мешочек и набрала в него несколько горстей пшеницы. Может, торговец заинтересуется.

Взяв посох, она закинула сумку на плечо и вышла из дома.

Господин Тук ждал ее, как в прошлый раз, сидя в тенечке на табуретке и покуривая трубочку. Он приветственно замахал рукой, стоило Петунье ступить на мостик.

– Доброго дня, сударыня, – он пыхнул трубкой и выпустил ей навстречу серию приветственных колечек.

Петунья улыбнулась.

– Доброго дня, господин Тук. Как ваши дела?

Хоббит степенно ответствовал, что дела у него замечательно, рассказал, какой урожай тыквы и кабачков сняли в Новой Хоббитании, и какие замечательные пироги напекла госпожа Тук.

– Кстати, вот, угощайтесь, – он протянул ей завернутый в полотенце пирог. – Госпожа Тук очень настаивала, чтобы я угостил вас. Я пытался втолковать ей, что это, верно, не очень прилично, но если госпожа Тук чего-то вбила в свою хорошенькую головку, то обязательно этого добивается. – Тут он расплылся в лукавой улыбке: – Я потому на ней и женился. Уж очень мне в ней это нравится.

Петунья растерялась. Аромат от пирога шел ужасно вкусный – она узнала и корицу, и гвоздику, а самое главное спелую сахарную тыкву! – но принять его было неловко. Тут она вспомнила про мешочек с зерном и похвалила себя за предусмотрительность.

– Давайте тогда сделаем это приличным, – пошутила она и протянула хоббиту мешочек. – У меня сегодня пшеница поспела. Вот, возьмите на пробу, господин Тук.

Они обменялись подарками и остались весьма довольны друг другом. Затем торговец выложил перед ней мешочки со специями и запросил за них совсем немного, всего четыре сикля. Петунья глянула на него пристально:

– Не слишком ли это дешево, господин Тук?

Хоббит пыхнул трубкой и пояснил:

– Все это госпожа Тук растит на нашем домашнем огородике. И розмарин, и тимьян, и перец. Только гвоздику и корицу присылает мой кузен, что перебрался на юг. У нас эти деревья не приживаются.

– А я подумала, вы жалеете меня, господин Тук, – сказала Петунья и отсчитала монетки. – Прониклись моим положением начинающего фермера, скажем. Я рада, что это не так. И мне немного стыдно за такие мысли.

Хоббит рассмеялся.

– Если бы я вас жалел, то госпожа Тук угостила меня своей любимой сковородкой! Она у меня такая. Говорит, женщина может сделать все, что захочет. А чего не захочет, то ей и не нужно.

– Передайте мое почтение госпоже Тук, – церемонно ответила Петунья.

Она сунула руку в сумку, собираясь вручить хоббиту высушенные листья трубочника, но, как ни шарила, так и не смогла нащупать шуршащий сверток. У Петуньи машинально вырвался нервный смешок, и она сразу же повинилась перед хоббитом.

К его чести, он нисколько не обиделся. Сказал великодушно, пусть сударыня не беспокоится, не последний же раз они видятся. Потом он принес из своей повозки и вручил ей обещанные книги. Отчего-то Петунье стало стыдно – как можно быть так растяпой!

Книг было две – синяя и красная. С гордостью господин Тук презентовал их:

– Это самая известная книга Хоббитании – Алая книга Западных пределов, писаная лично Бильбо Бэггинсом, Фродо Бэггинсом и Сэмуайзом Гэмджи. Все они были свидетелями невиданных событий, о чем и написали на этих страницах. Копия, конечно, – добавил он. – А вот это любимая книга госпожи Тук. Она настоятельно сказала передать ее вам. Говорит, интересно – не оторваться!

Петунья с благодарностью приняла у него книги, пообещав вернуть, как только прочтет. Затем они еще немного поболтали, словно добрые знакомые. Петунья, вспомнив про урожай, прикупила несколько больших мешков и кое-какие пригодные в хозяйстве мелочи, уложив все в сумку и не заметив, что в нее поместился и пирог госпожи Тук, и книги, и мешки, и все остальное.

Вскоре господин Тук попрощался с ней, и Петунья осталась в городе одна.

Chapter Text

Расставшись с любезным хоббитом, Петунья нашла лавочку и раскинулась на ней, подставив лицо лучам теплого весеннего солнца, ибо нет ничего лучше, чем побездельничать, особенно когда все домашние дела переделаны. Конечно, ей еще нужно собрать по мешкам пшеницу, но она усиленно отгоняла от себя эту мысль – потом, попозже, вечером, а сперва лучше насладиться прекрасным воскресным солнцем.

Впрочем, долго бездельничать она не умела. Не в характере Петуньи Эванс было бить баклуши, когда можно занять себя хоть чем-то. В качестве компромисса она вытащила из сумки одну из книг – это оказалась та самая разрекламированная господином Туком «Алая книга Западных пределов» – и раскрыла ее.

Под красной тисненой обложкой скрывались слегка желтоватые тонкие страницы, покрытые уже знакомыми ей почти-английскими буквами – именно ими было написано название магазина господина Тука. Петунья полюбовалась красивой буквицей, украшающей первый абзац, погладила изысканные виньетки в уголках страницы и перевела взгляд на текст.

Она быстро пробежала взглядом строки, посвященные создателям книги. Первым из них был указан почтенный хоббит Бильбо Бэггинс, чьему перу принадлежала повесть о его путешествии к горе Эребор и обратно, а также несколько переводов с эльфийского (о которых далее было сказано, что они не сохранились). Следующим значился его племянник Фродо, тоже Бэггинс, который описывал борьбу свободных народов Средиземья против того, кто был завуалированно назван «Властелином Кольца». После Фродо Книгу дописывали его друг и оруженосец, впоследствии ставший таном Шира, Сэмуайз Гэмджи и рыцарь Гондора Перегрин Тук. Они добавили исторические сведения о человеческих королевствах Арнор, Гондор и Рохан, пересказали беседы с Мудрыми и эльфами. А когда все свидетели великих событий Третьей Эпохи (так и было написано) ушли, то Книгу продолжали потомки Сэмуайза от его дочери Эланор Прекрасной. В один момент Книга была утеряна, и тогда ее заменили присланной из Гондора копией. Копию этой копии Петунья сейчас и держала в руках.

Она еще раз перечитала имена и задумалась, не те ли это родичи, о которых упоминал господин Тук, что покинули мир и уплыли на Заокраинный Запад?

Оставив эту мысль – что толку гадать, проще спросить, когда господин Тук приедет в следующий четверг, – Петунья перевернула страницу и погрузилась в чтение.

Господин Бильбо Бэггинс писал легко и певуче, как будто не путевые заметки вел, а рассказывал сказочную историю. Возможно даже, что своему племяннику.

«Все началось давным-давно, в одном далеком краю на востоке,» – прочла Петунья и перевела взгляд на карту на соседнем развороте. Немного поискав, она нашла сперва Хоббитанию, а потом и Шир – он лежал в уютной долине, окруженной горами и лесами, на самом западе континента. Река Брендивин текла по его восточной границе и, следуя вдоль тонкой ниточки ее русла, Петунья нашла Серые Гавани, откуда эльфы, по словам господина Тука, уплывали на Запад. – «Таких, как этот край, уже не сыщешь в наши дни. И был там город Дэйл. Ярмарки его славились на весь свет обилием разнообразных вин и фруктов, а народ жил в покое и процветании. Сей город стоял у врат в величайшее королевство Средиземья – Эребор,» – Эребор нашелся дальше к северо-востоку. Петунья провела пальцем прямую линию от Шира к Эребору и прицокнула языком. Путь лежал через великие Мглистые горы, пересекавшие континент с севера на юг, и огромную чащу Лихолесья, чуть выше которой, недалеко от Эребора, и в самом деле лежал город Дэйл. – «Цитадель Трора, Короля-под-Горой, могущественнейшего из правителей гномов. Трор правил дерзко и без опаски, уверенный в стойкости своего рода, ибо знал, что его дело продолжат сын и внук,» – Петунья усмехнулась. Кажется, господину Бильбо Бэггинсу очень нравились гномы. Иначе с чего бы такие славословия. Тонким чутьем опытного читателя она тут же заподозрила, что какой-то из упомянутых гномов будет играть большую роль в повествовании, но заглядывать вперед не спешила. Истинное удовольствие в том, чтобы читать историю шаг за шагом. – «Эребор… красота этого города-цитадели, построенного глубоко в горе, была поистине легендарной. Недра этой горы были полны богатства. Под слоем породы таились драгоценные камни, а золотые жилы словно широкие реки пронизывали скалу. В своем мастерстве гномы не знали себе равных. Они создавали изделия необычайной красоты: из алмазов, изумрудов, рубинов и сапфиров. И с каждым разом они погружались все глубже, все дальше в темноту, и там они обнаружили его, – Сердце Горы, Аркенстон.»

В этот момент ветер донес до Петуньи какой-то посторонний звук, и она, оторвавшись от чтения, прислушалась. Было немного похоже на человеческий голос, но – она легкомысленно фыркнула – голос? Здесь? Да здесь везде, куда ни пойди, только одна живая душа, и это сама Петунья.

Больше этот шум не повторялся, и Петунья вернулась к чтению.

Господин Бэггинс действительно умел привлечь внимание читателя! Она с удовольствием окунулась в жизнеописание порядочного хоббита, и вместе с ним испытала возмущение, когда его уютный мирок был нарушен вторжением сперва волшебника, а потом и гномов. Да не просто гномов, а тринадцати гномов! Главного среди них звали Торин.

Сцена трапезы рассмешила ее до колик в животе, так сильно Петунья хохотала. Правда, после, отсмеявшись и утерев выступившие слезы, она представила себя на месте несчастного Бильбо и ужаснулась. Да она бы… она бы, наверное, сердечный приступ схлопотала после таких гостей!

Но потом гномы воспитанно убрали за собой весь беспорядок и перемыли посуду, не утруждая хозяина, а затем, когда с трапезой было покончено, они достали инструменты, и даже у Торина в руках была маленькая арфа, и запели:

– «За синие горы, за белый туман в пещеры и норы уйдет караван; за быстрые воды уйдем до восхода за кладом старинным из сказочных стран…» – вслух, напевно прочла Петунья, неосознанно подражая древним сказителям, и на мгновение она как будто услышала нежные переборы арфы и слаженный хор низких мужских голосов, поющий эти строки, и ее сердце сжала когтистая лапа невозможного – о, как бы она хотела услышать их на самом деле! Она попыталась напеть одно четверостишие, на тот мотив, что показался ей подходящим, но звук собственного голоса не ласкал ухо, и она бросила эту затею.

Петунья позволила себе почитать еще немного – цель похода, озвученная Торином, снова заставила ее обратиться к карте, и она вновь ужаснулась тому, какое огромное расстояние им предстояло преодолеть! Это ведь был мир средневековья, никаких машин или поездов. Только лошади или, в случае хоббита, пони. А какой пони добровольно полезет по горам?

Закончив чтение на том моменте, когда Бильбо, проснувшись по утру, бросился догонять своих попутчиков, позабыв про все на свете, включая носовые платки, Петунья убрала книгу в сумку и пошла домой.

Пустой город провожал ее, маша ей ветвями деревьев и желая доброй ночи голосами птиц. Остановившись между каменных стражей, Петунья тоже пожелала ему доброй ночи и пошла по мосту. Ей все еще было боязно, но уже не так, как в первый раз. Как будто она привыкала. Она даже, шалея от собственной храбрости, порой бросала в пропасть взгляд-другой, пугалась, отворачивалась и снова обещала себе больше так не делать. До следующего раза.

Вступив под сень прохода между скал, она снова обернулась, чтобы бросить последний взгляд – белый город, окрашенный лучами вечернего солнца, был особенно красив, и с этой точки на него открывался один из лучших видов. Всякий раз, когда Петунья смотрела на него, у нее дух захватывало, и казалось, что вот-вот по мосту проскачет отряд охотников, и кто-нибудь выглянет из караульной башни, чтобы поприветствовать их.

И в тот момент, когда она снова фантазировала о том, каким же был город, когда в нем жили эльфы, из-за спины до нее донеслось:

– В сторону! В сторону! – и, не успела Петунья среагировать, как на нее налетел кто-то, и они оба кубарем полетели вниз по дорожке!

Петунья зашипела от боли и попробовала пошевелить руками и ногами. Кажется, они ее слушались. Краем глаза она заметила, что ограждение смотровой площадки совсем рядом с ее головой, и запоздало испугалась, поняв, что еще немного, и лететь им в пропасть. Далеко, но недолго.

Кстати, а кому это им?

На ней лежал кто-то тяжелый и теплый, но перед глазами Петуньи была только темноволосая макушка. Она потыкала человека пальцем. Тот зашевелился и с трудом приподнялся, оказавшись самой красивой девушкой, которую только Петунья видела.

У нее были длинные темно-русые волосы, собранные в небрежную мальвинку, нежное румяное лицо и чудесные зеленовато-голубые глаза, как у русалки. Пухлые розовые губы шевельнулись, и Петунья вздрогнула. Мысленно рассердившись на себя – ну что ты зависла, как будто красавиц никогда не видела! – она сказала:

– Я не расслышала. Повтори, пожалуйста?

Красавица не рассердилась, только весело улыбнулась.

– Я спрашиваю, ты в порядке? Ничего себе не расшибла? Я ведь кричала тебе, а ты чего?

Продолжая беззлобно выговаривать Петунье за ее нерасторопность, красавица поднялась, отряхнула свою длинную темную юбку и протянула руку:

– Встать можешь? Давай, хватайся, – когда Петунья послушно ухватилась, красавица легко, как будто ей это ничего не стоило, подняла ее и помогла встать на ноги. Она осмотрела Петунью со всех сторон и, кажется, осталась довольна. – Ну, вроде бы ты не пострадала. Мне очень жаль, честно, – и она изобразила неглубокий элегантный реверанс. Так, как будто была принцессой или даже королевой. – Я так торопилась на звук рога, что едва ли помнила себя. Кстати, я Сьюзан. А ты? И куда я попала? Это, – она со вздохом обвела рукой город и горы, – совсем не похоже на Нарнию.

Chapter Text

– Что такое Нарния? – только и смогла спросить Петунья.

– О, Нарния… – Сьюзан вздохнула, ее лицо приобрело мечтательное и тоскливое одновременно выражение. – Это прекрасная страна у берегов Восточного моря, бескрайняя и богатая. Густы леса ее и полноводны реки, а народы, населяющие ее, живут в мире и согласии. Через всю страну несет свои воды Великая Река, и в ее устье, там, где она впадает в море, высится четырехтронный замок Кэр-Паравел. Когда-то я правила там, по праву занимая один из тронов… но с тех пор утекло много воды. Помнят ли меня еще? Или имя Сьюзан Великодушной вымарано из истории и забыто?

Петунья слушала ее и никак не могла сообразить, что же ее смущает. Не наряд как будто из саги о короле Артуре и не фантастическая история про прекрасную страну… в конце концов, у нее сестра живет практически в сказке. И тут до нее дошло. Сьюзан говорила на чистом английском!

– Ты англичанка! – воскликнула она, не сдержавшись.

Сьюзан посмотрела на нее и медленно кивнула, как будто была не совсем уверена.

– Думаю да. По крайней мере, была когда-то. Но большую часть своей жизни я провела как нарнийская королева… и, признаться, даже спустя годы я больше нарнийка, чем англичанка. Хотя… кто я сейчас? – Горькая усмешка скривила ее губы. – Просто перекати-поле, без роду и племени, кочую из одного мира в другой… без цели и места, куда можно вернуться… точно! – ее глаза вспыхнули, и она порывисто шагнула к Петунье почти вплотную. Вблизи выяснилось, что она по меньшей мере на полголовы выше. – Это не ты ли подула в Рог? Он примерно вот такого размера, – она развела ладони, показывая, – белый и гладкий, словно из кости. Мундштук серебряный, в виде цветка, а на раструбе вырезана голова льва, как будто он рычит!

Она в точности описывала тот самый злополучный рог, и Петунья кивнула.

– Отведи меня к нему, прошу тебя!

Сдавшись под ее напором, Петунья повернула обратно к городу. Сьюзан, самоназванная королева едва ли существующей Нарнии, шла следом, с видом, как будто прогуливается по собственному замку. И даже красота города, пусть и тронула ее, но не потрясла.

Только единожды, остановившись у портика галереи и оглянувшись на город внизу, она задумчиво обронила, что он чем-то напоминает ей Кэр-Паравел. Что он по меньшей мере такой же древний и наверняка скрывает в себе славную историю.

Рог ждал их в Каминном зале, там, где Петунья оставила его. Увидев его, Сьюзан обогнала свою проводницу, подошла к стойке и потянулась рукой, но инструмента не коснулась. Как будто что-то ей мешало. Простояв так пару минут, она опустила руку.

– Похоже, он все еще злится на меня…

– Кто? – осторожно спросила Петунья. Почему-то ей казалось не очень вежливым встревать сейчас со своими вопросами, но любопытство пересилило.

Но Сьюзан, кажется, не обиделась.

Она отвернулась от рога, резко, как будто отказывалась от любых своих устремлений, и подошла к Петунье.

– Аслан. Аслан это… иногда он выглядит как лев, иногда нет. Но он тот, кто создал Нарнию, а потом короновал меня и моих братьев и сестру править нарнийцами. Он тот, кто верил в нас и хотел, чтобы мы верили в него. Они… они продолжали верить, а я – перестала. Я предала Нарнию и Аслана. Неудивительно, что он забрал их, а не меня…

Она отвела взгляд, устремив его на синий стяг над троном, потом снова повернулась к Петунье и спросила:

– Кстати. Ты так и не сказала, как тебя зовут.

– А, извини. Я Петунья.

Сьюзан улыбнулась.

– Петунья, ты не будешь против приютить меня ненадолго? Скажем, до вечера? Я давно привыкла быть одна, но прямо сейчас такой момент, что мне срочно нужна хорошая компания.

Петунья собиралась сперва съязвить, точно ли она похож на «хорошую компанию», а потом отказаться под каким-нибудь благовидным предлогом, но вместо этого выпалила:

– А ты не собираешься съесть меня или похитить мою душу или еще что-нибудь такое?

– Клянусь Асланом, нет! – моментально воскликнула Сьюзан. А потом спросила: – А что, были случаи?

И Петунья рассказала ей о встрече со зловещими близнецами, живописуя эту сцену в красах и чуть ли не в лицах. А потом еще добавила про их преследователя, что, раз мелкие чудовища бежали от него без оглядки, то он, наверное, кто-то в разы хуже.

– Ну не скажи, – рассудительно ответила Сьюзан. – Не всегда враг твоего врага тоже твой враг. Бывает наоборот. К тому же, разве он не помог тебе?

Петунья, подумав, согласилась с ней. Как бы ни был страшен тот неизвестный, он и правда спас ее. И даже сказал беречь себя. Ну, допустим… а потом она одернула себя, а как так вышло, что она ведет к себе домой едва знакомую девицу? И почувствовала себя доверчивой дурочкой, которая снова наступила на те же грабли.

Но ферма, наверное, защитит ее?

Ворота фермы пропустили Сьюзан без каких-либо проблем. Она прошла сквозь них и одобрительно заметила:

– Хорошая защита. Тот, кто ставил ее, был мастером. Самое то для тебя. Ты только не обижайся, Петунья, но ты не выглядишь как человек, который может защитить себя.

– Спасибо, что сразу не назвала доверчивой дурочкой, – буркнула Петунья. Она достала из сумки купленные у хоббита мешки, и Сьюзан сразу же взяла у нее один. – Ты разбираешься в магии?

– Совсем чуть-чуть, – Сьюзан помогала ей собирать пшеницу в мешки, ничуть не удивившись тому, что пришла в гости, а ее припахали работать. – Дара у меня нет, но знающие люди научили меня распознавать некоторые заклятья. Вроде таких вот, защитных. Потому что никогда не знаешь, что с тобой случится, если сунешься без спросу. Сюда-то я с тобой пришла.

Слово за слово, они разговорились. Сьюзан рассказала о том, как впервые попала в Нарнию вместе со своими братьями и сестрой, об их борьбе со злобной Белой Колдуньей, и о том, как они вместе правили, прежде чем им не пришло время вернуться домой. Она и вправду была из Лондона. Только того, который на двадцать с лишним лет отстоял от Петуньи.

– Только закончилась война, жизнь налаживалась, и все чаще воспоминания о Нарнии казались чудесным сном. Ну и я… – она тряхнула головой, – решила сосредоточиться на той жизни, что была у меня сейчас. Ведь я больше не могла вернуться. Представляешь, я как-то чуть не вышла там замуж!

Петунья вместе с ней посмеялась над незадачливым царевичем Рабадашем, а потом в ответ рассказала свою историю, хотя, конечно, та не шла ни в какое сравнение с рассказом Сьюзан.

За разговорами они быстро закончили работу. Еще даже солнце не село полностью, и чудовища не проснулись, как вся пшеница была собрана. В четыре руки девушки перетаскали мешки с зерном в домик, поставив их в свободный угол. В домике сразу стало меньше места, и Петунья задумалась о хранении. Вероятно, ей придется каким-то образом построить амбар…

После ужина Сьюзан сняла с пояса кошель и, распустив завязки, запустила в него руку по локоть, а потом, как будто это был как минимум чемодан, вытащила из него бутылку и два бокала.

– Тебе ведь уже есть двадцать? – А когда Петунья призналась, что ей только восемнадцать, Сьюзан немного задумалась и полушутливо провозгласила: – Своей королевской волей объявляю этот стол территорией Нарнии! В Нарнии можно пить с шестнадцати.

Пробка вылетела из горлышка, рубиновая жидкость полилась в бокалы. Девушки чокнулись, и Петунья осторожно пригубила. Вино было терпким, горько-сладким, с нотками полыни и корицы, и других трав, которые она сейчас не узнала. С непривычки почти сразу закружилась голова, и Петунья прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением. И почти сразу услышала, как в ее бокал льется жидкость.

– Выпей со мной, Тунья, – голосом, в котором слышались слезы, негромко попросила Сьюзан. – Я бы поплакала, да мне нельзя. Я, когда плачу, сразу вспоминаю, что тогда и слезинки проронить не смогла. И сразу думаю, какое же я чудовище…

Вопреки словам, одинокая слеза скатилась по ее щеке, и Сьюзан сразу же смахнула ее и сделала большой жадный глоток из своего бокала. Она пила куда больше Петуньи, но все еще выглядела трезвой и только отмахнулась со словами «дворцовая привычка», наливая себе еще.

Наконец, бутылка опустела. Петунья все еще сидела со своим бокалом, отпивая потихоньку, в голове у нее шумело и клонило в сон. А Сьюзан поднялась из-за стола и снова взялась за кошель.

Она вынула из него другой мешочек, поменьше, а из него – два кольца, повязанные на ленты. Одно – желтое, другое – зеленое. Они сверкали так, что сразу становилось ясно, что это не просто украшения.

– Пора, – сказала Сьюзан. Она обошла стол, наклонилась к Петунье и, обняв ее за плечи, крепко расцеловала в обе щеки. – Ты даже не представляешь, как я рада, что повстречала тебя. Давно мне ни с кем не было так хорошо. Другие миры прекрасны, но встреча с тобой для меня словно весточка из дома. – Она помолчала и с чувством произнесла: – Спасибо тебе. Надеюсь, однажды мы еще раз встретимся.

Сказав так, она запечатлела еще один поцелуй, уже на лбу Петуньи, отступила на шаг и решительно надела на палец желтое кольцо.

Chapter Text

За окном шел дождь. Сьюзан подошла к окну, отодвинула штору и посмотрела на улицу. По серым лужам черно-белые люди, прикрываясь от льющей с серого неба воды черными зонтами, куда-то спешили, и в движении их было не больше смысла, чем в роении мух над куском гнилого мяса.

Сьюзан отпустила штору и отвернулась от окна. В зеркале на противоположной стене пошевелился укутанный в черное силуэт, но она и бровью не повела.

В прежние дни английская девочка Сьюзан, эвакуированная из-за бомбежки куда-то в глушь, обмирала бы от страха, прежде чем отважилась подойти и выяснить, что просто глупое зеркало показало ее саму.

Позднее, прожив жизнь как нарнийская королева, на долю которой выпали не только балы, но и войны, она просто посмеялась бы над глупыми страхами.

Месяц назад зеркало было ее лучшим другом, потому что только оно показывало ей ее саму, какая она есть: молодая и красивая, полная жизни, та, перед которой открыты все дороги.

На прошлой неделе любое движение в зеркале заставляло ее очертя голову мчаться навстречу, с одной только мыслью в голове: вернулись!

Но мертвые не возвращаются, и Сьюзан перестала подходить к зеркалу. Она одевалась в черное, стягивала волосы в гладкий старушечий пучок и совсем забросила свою любимую красную помаду.

Неделю назад ее еще пытались тормошить. На похоронах, пока капли дождя барабанили по крышкам наглухо заколоченных гробов, а комья земли укрывали их толстым, холодным одеялом, ее окружало много людей. Друзья, знакомые, знакомые знакомых, коллеги отца, приятельницы матери, однокурсники братьев, одноклассницы сестры. Они несли ей свои соболезнования и на разные голоса продолжали говорить, что она не одна, жизнь не заканчивается, и что «они хотели бы, чтобы ты жила дальше».

Сьюзан точно знала, чего они хотели. Больше всего на свете они хотели вновь увидеть дорогую им Нарнию, даже если хранить Нарнию в сердце означало не вписываться в реальную жизнь.

После похорон ей продолжали приходить письма и открытки. Телефон регулярно разрывался от звонков, и она, в конце концов устав от перезвона, выдернула вилку из розетки. Всем, кто пришел проверить, не наложила ли она на себя руки, отвечала, что что-то случилось с телефоном, нет, спасибо, не нужно, обязательно займется этим потом.

Постепенно люди стали оставлять ее, как она того и хотела. Первыми из самых близких отстранились дядя и тетя. Сьюзан не винила их. У них было свое горе, не меньшее, чем ее собственное. Затем, один за другим друзья и приятели перестали с ней связываться. Дольше всех продержался тот симпатичный офицер, что прежде приглашал ее на танцы и, как она подозревала, собирался сделать ей предложение. И даже он в конце концов прекратил свои визиты. Слухи донесли до Сьюзан, что его видели в компании одной из ее подруг.

Со временем она практически перестала выходить из дома. А когда выходила, соседи, столкнувшись с ней в подъезде, шарахались, как от прокаженной, а потом с нервными улыбками извинялись и убегали. В один из таких выходов Сьюзан услышала, как одна соседка жалуется другой, что «так испугалась, думала, она тоже умерла».

Ну, ей было все равно. Дождь барабанил в окна ее опустевшего дома, и казалось, что ее тоже похоронили. Только умереть не дали.

Сегодня в дверь постучали. Сьюзан никого не ждала, но открыла. За дверью обнаружились двое полицейских и один человек в штатском. Наметанным глазом бывшей королевы Сьюзан поняла, что по званию он куда выше своих сопровождающих.

Они не стали приносить ей свои соболезнования и даже не согласились на чай, который она предложила по инерции, забыв, что чая в доме совсем не осталось.

Они сообщили, сухим канцелярским языком, что расследование железнодорожной катастрофы, наконец, завершено, и главное полицейское управление возвращает вещи погибших. Они вручили ей небольшую картонную коробку и откланялись.

Сьюзан смотрела на коробку. Холодный картон жег ей руки, и впервые за прошедшее с похорон время она почувствовала, что все еще жива.

Она сняла крышку. Несколько вещиц внутри лежали как попало, и сверху на них были приклеены написанные на грубой разлинованной бумаге инвентарные номера. Там был мамин веер. Слоновая кость треснула и в нескольких местах скололась, а когда Сьюзан раскрыла его отточенным, элегантным движением первой красавицы двора, то вместо изысканного розовато-красного пиона увидела зияющую дыру. Там были отцовские часы. Некогда отполированная до блеска выпуклая крышка была смята, а когда ее удалось открыть, под ней обнаружились разбитое стекло и навсегда остановившиеся стрелки. Еще там лежала записная книжка Питера, и огрызок карандаша, воткнутый за корешок, каким-то чудом остался на месте. Сьюзан перелистала страницы, покрытые мелким убористым почерком – как шутил сам Питер, почерком казначея, а не короля. В эту книжечку он записывал самое важное, и на последней странице ей вдруг бросилась в глаза надпись: «Наша сестра Сьюзан больше не друг Нарнии». Сьюзан вздрогнула, словно получила пощечину, и книжечка выпала из ее рук. Она поспешно выхватила из коробки элегантный швейцарский нож. Нож, конечно же, принадлежал Эдмунду. Брат получил его на свой последний день рожденья и ни за что не расставался с ним. Последней из коробочки Сьюзан достала любимую брошку Люси в виде головы льва. Брошка немного погнулась, а один из камушков, вставленных в глазницы, выпал, отчего лев тоже стал немножечко мертвым. Сьюзан вдруг вспомнился мертвый Аслан на жертвеннике, руки ее задрожали, и щекам вдруг стало горячо и мокро.

Сьюзан провела ладонью по лицу и тупо уставилась на мокрый след. Это… слезы? На похоронах она не плакала – единственная из присутствующих, кто не отворачивался, якобы скрывая слезы, и не прикладывала к уголкам глаз надушенный платочек. Ей не было дела до тех, кто осуждал ее за показное равнодушие. У нее внутри все выгорело дотла, вместе с поездом, и плакать было попросту нечем.

Сьюзан утерла слезы, смахнула вещи обратно в коробку и пошла налила себе бренди. Первый глоток обжёг язык и горло, второй принес с собой тепло, а от третьего жизнь вдруг стала вполне переносима.

«Плакать не плохо, пока ты плачешь», – сказал как-то лев Аслан девочке Люси, а Люси сказала своей старшей сестре, – «но рано или поздно слезы заканчиваются, и тогда надо решать, что же делать».

А что делать, если слезы даже не начинались?

Она сидела на диване и бездумно перебирала вещицы в коробке, брала в руки, рассматривала, откладывала в сторону и так по кругу. Пока в очередной раз не выудила из коробки маленький плотный мешочек. Сьюзан не заметила его раньше. Отставив в сторону полупустой бокал, она потянула завязки и опрокинула мешочек над крышкой коробки.

Звеня и посверкивая как-то по-особому, из мешочка выпали две пары колец. Два зеленых и два желтых. Профессор Керк рассказывал, что кольца когда-то сделал его дядя-чародей. Из волшебной пыли, полученной от феи-крестной.

Сьюзан смотрела на них, чувствуя, как уходит из крови хмель, и в голове рождается восхитительный в своем безумии план.

Может, какое-то время она и пыталась забыть, но на самом деле никогда не забывала.

В конце концов, кто был единожды коронован в Нарнии, пребудет здесь королем или королевой вовеки.

Если Нарния не захотела забрать ее к себе, она сама ее найдет.

Chapter Text

Пятнадцатый день пребывания на ферме ознаменовался ударными работами на грядках. За ночь не убранные корешки пшеницы сами собой исчезли, и все, что Петунье оставалось сделать, это перекопать землю. На крыльце, разложенные на влажном полотенце, ждали посадки семена. Те самые, что она купила у хоббита: картошка, капуста, помидоры с огурцами. С учетом внезапно свалившегося на нее гостя крайне важно получить хороший урожай!

Она бросила быстрый взгляд через плечо. Сьюзан, по-простому усевшись на корточки, стирала в бадье свое платье. Судя по тому, с какой непринужденностью и сноровкой она это делала, стирка нисколько не умаляла ее королевского достоинства. Как и сменная одежда Петуньи.

Петунья вспомнила вчерашний вечер, и у нее тут же заныла голова. Да уж, выпили они, скажем прямо, немало. Сьюзан, попрощавшись, надела на палец желтое кольцо и – ничего не произошло. Она удивилась, но достала из мешочка второе точно такое же и – снова безрезультатно. Кажется, вторая неудача действительно напугала ее, потому что она выбежала на улицу, а захмелевшая Петунья не сообразила ее вовремя остановить. Сбежав с крыльца, Сьюзан столкнулась со слаймом, отшвырнула его ногой, но поскользнулась, упала и, запрокинув голову, истерически расхохоталась в усыпанное звездами небо.

Когда Петунья, пинками выгнав себя из-за стола, спустилась и палкой отогнала еще парочку слаймов, Сьюзан уже не смеялась, а просто смотрела в небо.

– Тут совсем другие звезды, – рассеянно сказала она и, приняв протянутую руку, поднялась на ноги, отряхивая испачканную юбку.

Потом они выпили еще пару бутылок, которые Сьюзан точно также достала из своего поясного мешочка, и говорили о всякой всячине, что приходила на ум, когда же вино закончилось, а их голоса охрипли, улеглись спать на узкой кровати и проспали до самого утра.

Что это были за кольца, Петунья так и не спросила.

– Что будешь сажать? – Сьюзан подошла и встала у края вскопанной земли. Ее постиранное платье уже украшало собой ближайшее дерево, с подола на траву весело капала вода. Запасные штаны Петуньи оказались ей немного коротковаты, и она подвернула штанины, открыв изящные лодыжки, а футболка едва не трескалась на пышной груди.

Петунья завистливо поджала губы – вот почему некоторым все, а ей ничего? – но ответила. Следующим пунктом в ее планах была уборка второй партии пшеницы, чьи золотые колосья нестерпимо блистали на соседней грядке.

– И потом за ягодой?

Желая развеять похмельное уныние, что овладело ими с самого пробуждения, Петунья заварила кипятком ацелас и включила телевизор. Травяной взвар снял похмелье, а ведущий «Даров земли» сообщил прекрасную новость о том, что в районе города Раздола наступил сезон морошки. И продлится целых три дня.

Морошку Петунье пробовать не приходилось. Но, судя по картинке на экране телевизора, это было что-то вроде малины, только ярко-оранжевого цвета. Из морошки, как сообщил ведущий, можно варить джемы, печь пироги, делать соусы, а также варить вино. Рецептов, правда, не предложил. Возможно, их следовало искать где-нибудь еще, в какой-нибудь эльфийской поваренной книге, или изобретать самостоятельно.

Закончив перекапывать огород, Петунья посеяла семена, разрыхлила землю граблями и, всучив Сьюзан лейку, вооружилась серпом. Пока нарнийская королева с видом, будто прогуливается по собственному саду, поливала огород, Петунья быстро сжала пшеницу, даже не удивившись собственной сноровке, и связала колосья в снопы. Тратить время на обмолачивание прямо сейчас ей не хотелось.

А еще, ей совершенно некуда было ставить дополнительные мешки! Те, что они собрали вчера, уже занимали целый угол, и место в домике, и без того не великое, сильно уменьшилось.

Вот если бы у нее был такой безразмерный мешочек, вздохнула она, завистливо наблюдая за сборами своей неожиданной гостьи.

Сьюзан же только вздернула бровь и указала пальцем на стопку вещей, которые Петунья всё вытаскивала из своей сумки. На столе уже лежали две довольно толстые книги – особенно Алая, – большая тетрадь в твердой обложке, чернильница и две бутылочки чернил, мешочки со специями, а Петунья все продолжала и продолжала разбирать свои покупки. Получив из яйца мешочек с серебром, она не смогла удержаться от того, чтобы не потратить его на некоторые не самые необходимые, но такие приятные мелочи.

– Разве твоя сумка не точно такая же?

Петунья округлила губы в молчаливом «о!» и свежим взглядом оглядела свои покупки. Их было немного, но как они все могли поместиться в сумке?... Медленно, стараясь оценить каждое движение, она стала укладывать все обратно, в любой момент ожидая, что что-то не влезет. Но на том моменте, когда места внутри уже не должно было оставаться, вещи все равно продолжали пропадать внутри. Снаружи же внешний вид сумки никак не менялся. Она заглянула внутрь и увидела все то, что сложила. На первый взгляд, внутреннее пространство не выглядело расширенным, скорее, это вещи казались уменьшившимися.

Не потребовалось много времени, чтобы вспомнить позавчерашний вечер, и шарик света, появившийся из первого золотого яйца.

– Так вот что это было… – Она тогда еще осталась разочарована своим подарком, а теперь оказалось, что не могла бы и пожелать лучше. Магия, которая превратила ее сумку в бездонную! Это же почти как школьный сундук Лили, только лучше! – Пару дней назад был яичный фестиваль в городе, – начала она рассказывать, заметив заинтересованный взгляд Сьюзан.

Под рассказ о том, как Петунья охотилась за разноцветными яйцами, они покинули ферму через южный выход, и буквально через несколько шагов перед ними открылась прекрасная картина – множество невысоких, не больше фута в высоту, кустиков росли вдоль тропинки и под деревьями, и каждый был щедро усыпан яркими, как праздничные фонарики, ягодами.

Ягоды было столько, что глаза разбегались.

Перед этим Петунья слазала в разрушенный курятник и нашла свежее яйцо. Она снова услышала возмущенное квохтанье невидимой несушки, но, как ни пыталась, не смогла ее не то, что поймать, но даже ухватить за кончик хвоста.

Вместе со Сьюзан они свернули от дорожного указателя направо и медленно пошли вдоль тропинки. Повесив сумку на локоть, Петунья собирала ягоду в небольшую миску, а когда та заполнялась, пересыпала ее в сумку и продолжала сбор. Первые пару раз она еще тревожно заглядывала в сумку, переживая, как бы ягода не помялась, но вскоре успокоилась – места внутри было предостаточно, – и больше не отвлекалась.

Сьюзан шла по другой стороне, с кружкой в руках, и поступала точно таким же образом. Правда, в отличие от Петуньи, ее вопрос сохранности ягоды в бездонном мешочке не беспокоил.

Рты у обеих были перепачканы янтарным соком – устоять перед соблазнительным ароматом спелого лакомства было решительно невозможно!

Следуя за ягодой, они вышли к лесному озеру, прошли вдоль его берега, обирая все попадающиеся кусты. Сьюзан еще пошутила, что местным медведям ничего не останется, а потом рассказала историю про то, как один милый медведь, будучи секундантом ее брата в поединке с королем-узурпатором, беззастенчиво сосал лапу прямо на ринге, хотя ему и запретили это делать.

Петунья засмеялась было, потом выпрямилась размять спину, и ее взгляд неизбежно уткнулся в старую башню на том берегу озера. Смеяться расхотелось. Даже сейчас, в ясный безоблачный день, один вид ее внушал тревогу и безотчетное желание держаться подальше.

Встревожившись из-за внезапной тишины, Сьюзан взглянула сперва на Петунью, а потом в сторону башни. Она пристально разглядывала серокаменные стены, ее брови чуть хмурились, но по лицу не было заметно, что бы она испытывала страх или дискомфорт.

– Она не выглядит такой уж зловещей, – наконец, с легким сомнением сказала она. – А я повидала достаточно мест, где творились как злые дела, так и добрые… и точно тебе говорю, что это башня вовсе не средоточие зла. Совсем нет, – и она решительно покачала головой, как будто отметала последние сомнения.

– Но те жуткие дети вели меня прямо туда, – упрямо возразила Петунья. Дискомфорт, охвативший ее при виде башни, не отпускал. И, более того, казался странно знакомым, будто она уже испытывала нечто подобное. Только времени вспомнить, где и когда, не было.

– Возможно, там есть врата между мирами или что-то вроде, – предположила Сьюзан. – Врата вообще такая вещь, которую можно обнаружить буквально в любом случайном месте. Например, в платяном шкафу. Или в глубине пещеры. И, если они там есть, тем более надо проверить и убедиться, что больше никто оттуда не выйдет. Давай, бери свой посох, и пойдем посмотрим.

Она вытащила из мешочка большой длинный сверток, внутри которого оказался разобранный лук. Со сноровкой, выдающей большой опыт, Сьюзан собрала свое оружие, поднатужившись, накинула тетиву, и туго натянутая струна зазвучала низкой басовой нотой, стоило дернуть за нее. Потом достала и повесила на пояс колчан со стрелами, а на большой палец правой руки надела странное конусообразное кольцо.

– Ну, я готова. Пошли.

Она вынула стрелу из колчана, наложила ее на лук и мягким, почти бесшумным шагом опытного разведчика быстро пошла в сторону башни. Глядя ей в спину, Петунья вдруг подумала, что Сьюзан почти также хороша в лесу, как и Лассэ. Вспомнив о друге, она приободрилась, вытерла вспотевшие ладони об одежду и, крепко стиснув посох, пошла следом.

Chapter Text

Друг за дружкой, вооружившись и держась настороже, они прошли мимо старого причала на озере. Деревянные доски потемнели от влаги и времени, но настил выглядел надежным, и Петунья решила, что непременно придет сюда порыбачить. Вот только соорудит себе складной табурет.

Интересно, а в озере рыба такая же, как в реке? Или другая?

Мысли о рыбалке помогло отвлечься от того, как исходящее от башни угрожающее давление с каждым шагом становилось все сильнее. Когда девушки миновали пригорок, и им открылась вся башня целиком, это ощущение обрушилось на Петунью с такой силой, что на мгновение ее захлестнул приступ иррациональной паники, и она чуть не бросилась назад, крича от страха.

Прямо как тогда. Она поежилась и отчаянно вцепилась в посох. Ощущение гладкого дерева под рукой давало ей небольшое ощущение надежности.

А вот Сьюзан, кажется, ничего подобного не ощущала. Она прошла вперед и остановилась, ожидая, когда Петунья присоединится к ней.

Башня стояла на вершине зеленого холма, мох и плющ, густо покрывающие ее основание, создавали впечатление, будто само здание пустило корни в землю. К двери, потемневшей от времени, вели каменные ступени, вросшие в землю. Между камнями ступеней пробивалась нежная зеленая поросль.

Петунья бросила взгляд на башню и вскрикнула. В окне второго этажа виднелся темный силуэт.

– Там никого нет, Тунья, – Сьюзан успокаивающе коснулась ее руки.

Но Петунья не отреагировала. Она в ужасе смотрела на окно, в котором уже было пусто, и ее не оставляло ощущение, что та тень смотрит откуда-то еще. Она почти физически чувствовала на себе чей-то недобрый взгляд, а в ушах слышала тихий угрожающий шепот, о том какие кары и несчастья ждут ее, если она посмеет нарушить покой башни…

Она закричала, выронив посох, заткнула уши руками и зажмурилась, но шепот продолжал звучать уже внутри ее головы, а за закрытыми веками она видела, как ее обступает толпа теней, и они прогоняют ее, потому что ей не место здесь, ведь она грязная маггла…

И тут она вспомнила. Однажды, несколько лет назад, так что понемногу забылось, ей довелось испытать подобное. Они провожали Лили на первый курс. Уже успела произойти та некрасивая история с украденным письмом, и Петунья еще дулась на младшую сестру, но упустить шанс увидеть еще кусочек волшебного мира не смогла.

Профессор, что принесла письмо с приглашением, подробно объяснила, как найти проход на платформу, и Лили сразу его нашла. Вот только, сколько бы она ни показывала на нужную колонну, родители все равно проходили мимо, как будто не замечали. Что до Петуньи… тогда она впервые испугалась. Она ясно видела проход на платформу, но также отчетливо слышала исходящие от нее страх и угрозу. Потом Лили взяла родителей за руки, и с них спал морок. Петунья поспешила ухватиться за нее, и шепот исчез, а страх отступил.

Встречать сестру после первого курса она не поехала, отговорившись какими-то делами. И больше не появлялась ни на платформе девять, ни рядом с Косой Аллеей.

В учебниках Лили это называлось магглоотталкивающими чарами. Волшебники устанавливали их, чтобы защитить свой быт от посторонних, заставляя магглов не замечать. Но ни в одной книге не было описано то, что испытала Петунья.

И тут Петунья разозлилась. Как смеют эти дурацкие маги внушать людям такие ужасы?! Как смеют они смотреть свысока на тех, кто не они? Да как они вообще!... Она кинулась к башне и с яростью ударила кулаком в дверь.

В тот же момент давление, которое она испытывала, прекратилось. Как будто выключателем щелкнули.

Она без сил опустилась на землю у подножия башни. Сьюзан подошла и протянула посох. В ее глазах был явно виден немой вопрос.

– Это были магглоотталкивающие чары, – она в нескольких словах объяснила их действие, а потом добавила: – Я не знаю почему, но на меня они действуют не так, как на всех остальных. Но почему ты не почувствовала?

Сьюзан пожала плечами. Ее этот вопрос мало интересовал.

– Не забывай, я – королева Нарнии. На мне благословение Аслана, оно защищает меня.

Тут она приложила палец к губам – тшш! – и приникла ухом к двери. Петунья вдруг сообразила, как неосмотрительно повела себя, смутилась и тоже прислушалась. Но не услышала ничего, кроме обычных лесных звуков.

– Уверена, что там пусто, – решила Сьюзан, – но кто знает… не будем беспечными. Открывай дверь.

Петунья с опаской потянула за ручку, надеясь, что дверь окажется закрыта – или застрянет, – и тогда Сьюзан оставит эту идею и они уйдут. Но дверь легко поддалась и со скрипом открылась. Сьюзан решительно шагнула в башню, готовая стрелять, но почти сразу опустила лук.

– Никого, – она убрала стрелу в колчан, а лук повесила на плечо.

Петунья помялась на пороге, переполненная недавно пережитым страхом от волшебства, раздражением и злостью, и еще завистью к храбрости подруги. Хотела бы и она так же… она хлопнула себя по щекам, подперла дверь камнем, просто на всякий случай, и вошла.

Даже не смотря на солнечный день, внутри было темно. Света, попадающего сквозь пыльные окна, было недостаточно, и Петунья вынула из сумки феаноров кристалл. Волшебный светильник, оказавшись у нее в руке, сразу загорелся и осветил все вокруг холодным белым светом.

Первым, что бросилось в глаза, была двойная цепочка маленьких следов. Она начиналась от порога и шла через весь этаж туда, где в темноте угадывалась винтовая лестница на второй этаж.

Сьюзан пробежала вдоль следов, поднялась на пару ступенек по лестнице, потом спустилась и покружилась вокруг нее. Остановившись, постучала каблуком, и пол под ее ногой откликнулся глухим звуком.

– Подвал, но входа не видно, – сказала она, вернувшись. – Зачарован, видимо. Давай осмотримся. Как думаешь, кто тут жил?

Петунья огляделась. Весь первый этаж башни походил на то, что она с натяжкой назвала бы волшебной лабораторией. Угол справа был занят шкафами и этажерками, сплошь заставленными какими-то банками, склянками, пузырьками и бог весть чем еще. А на большом столе рядом громоздилось что-то алхимическое: реторты, перегонные кубы, горелки, наборы пипеток и колб, странного вида зажимы и пинцеты, и даже набор скальпелей.

С левой стороны хозяин башни устроил себе зельеварню с несколькими разнокалиберными котлами, в одном из которых треснувшая от времени мешалка еще пыталась что-то помешивать, но только скребла покрытые высохшими остатками зелья стенки.

Пройдя дальше, они узрели несколько книжных стопок прямо за котлами. Книги лежали на полу как придется, покрытые пылью и паутиной. А чуть дальше мерцающая магическая завеса преграждала путь к постаменту с гримуаром. За алхимическим столом на полу была нарисована пентаграмма, в вершинах ее лучей еще сохранились свечи и кристаллы. Петунья обошла ее по широкой дуге. Кто знает, кого с ее помощью можно вызвать.

– Тут точно жил волшебник, – сказала она, отвечая на вопрос. – И еще немного ученый.

Сьюзан кивнула.

– Наверное, пытался создать философский камень или вырастить гомункула. – Она заметила удивленный взгляд Петуньи и хихикнула: – Что, раз красавица, так еще и дурочка?

Петунья смутилась. Откуда бы королеве разбираться в таких вещах?

Сьюзан махнула рукой.

– Профессор часто рассказывал о всяких разных вещах, когда мы жили в его доме. Открытие Нарнии будто бы сблизило нас, и, несмотря на значительную разницу в возрасте, он был нам всем добрым другом… – она замолчала, и Петунья поняла, о чем она молчит. Потом Сьюзан тряхнула головой, отгоняя от себя печальные мысли: – Пойдем заглянем на второй этаж.

На втором этаже были личные покои волшебника. В дальнем углу стояла узкая кровать, у окна – письменный стол. На наклонной столешнице лежала раскрытая книга, и по ее страницам плясало самопишущее перо. Чернила давно высохли, а вложенные чары продолжали работать. Вдоль стен стояли книжные шкафы, но книг было так много, что в шкафах они не помещались и громоздились повсюду, включая кровать. На полу лежал всякий мусор – веточки и листья, птичьи перья и помет.

Сьюзан показал наверх:

– Смотри!

Петунья запрокинула голову. Третьего этажа в башне не было, вместо него под крышей с частично обвалившейся черепицей был подвешен старинный телескоп, а рядом висела модель солнечной системы с землей в центре.

Тут под крышей что-то зашуршало, зашебуршало. Из гнезда, ловко спрятанного среди балок, высунулся птичий клюв, а потом и сама птичка выскочила наружу, попрыгала и, расправив крылышки, улетела.

– Вот видишь, – сказала Сьюзан – Тут безопасно. – Но Петунья уже и сама поняла, и почувствовала, как напряжение немного отпускает ее.

Затем Сьюзан объявила, что хочет посмотреть в телескоп и ушла на поиски лестницы. Окуляр был слишком высоко, так что либо волшебник левитировал, либо у него все-таки было лесенка. Как у всех приличных астрономов.

Петунья прошла вдоль шкафов, разглядывая корешки книг. Наудачу открыла и полистала несколько, но не повезло – мало того, что рукописные, так еще либо на латыни, либо на чем-то старо-французско-английском. Ни с тем, ни с другим она не дружила.

Ее внимание привлекла старомодная остроконечная шляпа на подушке. Спереди на тулье под пылью просматривалось какое-то светлое пятно в форме буквы М, и Петунья посмеялась про себя. Ну-да, башня Мерлина, конечно. Все еще улыбаясь этой немудреной шутке, Петунья отряхнула шляпу и подняла ее. Оказавшись в ее руках, шляпа потяжелела, а потом из нее на подушку вывалилась небольшая книжица, переплетённая в кожу.

Что-то загрохотало, Петунья оглянулась. Сьюзан, гордая и довольная, хотя и порядком перемазанная пылью, тянула за собой лесенку на колесиках.

– Хочешь посмотреть в телескоп, Тунья?

Петунья отказалась и придержала лестницу, пока Сьюзан ловко взбиралась по ней. Оказавшись наверху, она подтянула к себе окуляр телескопа и приникла к нему.

– О! – восхищенно протянула она. – Да тут же прямо всю округу видно. И твою ферму, и город. А тут у нас озеро и дальше за лесом река. Ого! А вот это уже интересно… – она не стала дальше комментировать и только ехидно сказала, что, если Петунье так интересно, пусть сама смотрит.

И с готовностью уступила место. Петунья осторожно взобралась по скрипучей лестнице, боясь, как бы ступени не обвалились от старости, подтянула к себе окуляр телескопа и заглянула в него.

Chapter Text

Сьюзан вовсе не преувеличивала, когда сказала, что в телескоп видно все.

Чуть поправив положение телескопа с помощью ручек и рычажков, Петунья сразу увидела свой домик и грядки. Из трубы шел едва заметный дым, а на дереве сохло платье Сьюзан. Она поежилась. От мысли, что кто-то вот так запросто может наблюдать за ее жизнью, стало не по себе.

Чуть резче, чем следовало, потянув рукоятку, она заставила телескоп передвинуться вправо, и перед нею появился белый город. С высоты можно было рассмотреть больше подробностей, чем с земли, и Петунья надолго зависла, разглядывая белоснежные дворцы, сады и фонтаны.

Насладившись картиной прекрасного города, она снова передвинула телескоп, наведя его на горы над городом, и там, среди валунов, увидела темный зев пещеры. И озеро пониже, которое небольшим протоком соединялось с рекой, текущей по дну ущелья. Справа от озера стоял добротный дом, а с левой – еще один, поменьше и явно запущенный. За этим небольшим домом угадывался проход в горах, но из-за обвала он был заблокирован. Воспользовавшись телескопом, Петунья заглянула за него и удивленно округлила рот: завал преграждал путь к железнодорожной станции!

А ведь она знала, что тут есть станция. Видела на карте в самый первый день, в прогнозе погоды.

Вспомнив про карту, Петунья дернула рычаг и медленно повела телескоп в противоположную сторону, собираясь проверить, правда ли тут еще и океан есть. Но отвлеклась, заметив толстую золотую трубу среди камней. Петунья присмотрелась, ей показалось, что труба – двигается. И правда, двигалась. А еще она была покрыта множеством овальных пластинок, чуть заходящих друг на друга и складывающихся в узнаваемый узор «змеиной шкуры»…

Испуганная, она отпрянула от окуляра. Лестница, не выдержав резких движений, возмущенно заскрипела, ее повело в сторону, и Петунья в панике крепко вцепилась в ветхие перила.

– Там… там, в горах… огромная змея, – пролепетала она встревоженной Сьюзан. Они тут же поменялись местами, но время было упущено, и змея, если она была, уже уползла куда-то по своим змеиным делам.

Сьюзан ущипнула себя за мочку уха, а потом озорно улыбнулась:

– Давай, сходим и посмотрим на месте? – Петунью слишком явно передернуло от этого предложения, что Сьюзан поспешила ее успокоить: – Не бойся, если что, я защищу тебя. Знаю пару секретиков. А от такой змеюки могли и чешуйки остаться, и даже целая шкура! Змеи же линяют!

Золотая змеиная шкура звучала слишком соблазнительно, и Петунья дала себя уговорить. Но не сегодня. Пока Сьюзан продолжила обозревать окрестности – она не теряла надежды увидеть что-нибудь столь же потрясающее, как золотая змея, – она вспомнила про выпавшую из шляпы книжицу.

Вероятно, в ней были личные записи волшебника, не зря же она хранилась внутри шляпы. Петунья рассеянно пролистала страницы. Она почти ожидала, что снова увидит латынь или старо-английский, но, к ее удивлению, слова оказались понятным. Она нахмурилась и присмотрелась. Все страницы были исписаны тенгваром!

Петунья поспешила открыть первую страницу.

«Сии записи я делаю с помощью тайнописи, найденной мной в Холмах. Более никто, кроме меня, не сможет их прочесть», – было написано там в самом верху. Петунья хмыкнула. – «Но если найдется кто-то, понимающий это письмо, то узнай же, кто я таков. При крещении отец Блез, что произвел надо мной сие таинство, дал мне имя Амвросий. Отец, который навестил меня лишь раз и чьего имени я не знаю, назвал меня Кэр-Мирддин. Моя матушка, святая женщина, звала меня Анном, а соседи и их дети, следом за ними, кликали меня Анн сын монахини.»

Здесь Петунья начала подозревать, что шутка могла быть не совсем шуткой.

Читая дальше, она узнала, что Амвросий, он же Кэр-Мирддин, он же Анн, сын монахини, с детства отличался от своих сверстников. Он был здоровее, сильнее, выносливее, имел живой пытливый ум и память, которая никогда не тускнела. Мать на его расспросы только отмалчивалась и сразу переводила разговор, так что вскоре он перестал заговаривать с нею об этом. А духовник осенял его крестным знамением и благочестиво говорил, что сие благословение Господа, и что кому многое дано, с того многое спросится.

Когда в следующем предложении выяснилось, что в одиннадцать лет Кэр-Мирддина приняли в Хогвартс, Петунья не удивилась. И что его приняли на Слизерин – тоже. А вот то, что ученики и учителя, не слишком привычные к его родному языку, переиначили имя и стали звать его «Мерлин», заставило ее выпустить книжицу из рук и громко расхохотаться.

Вот это да! М – это Мерлин! Кто бы мог подумать?

– Нашла что-то интересное? – спросила сверху Сьюзан.

– Мемуары Мерлина, – сквозь смех ответила Петунья. Отсмеявшись, она подобрала книжицу и положила ее в сумку.

Больше ничего, что бы им пригодилось, в башне не нашлось, и они ушли. Сьюзан хитрым образом закрыла дверь и показала Петунье, куда смотреть, чтобы проверить – открывалась дверь или нет.

– Откуда ты столько знаешь? – не скрывая зависти спросила Петунья, пока они возвращались на ферму.

Сьюзан горделиво приосанилась. Надо признать, это невероятно ей шло. Ну так, королева же. Но тут же заулыбалась.

– С тех пор, как я отправилась на поиски Нарнии, мне довелось побывать во многих мирах. И в каждом я старалась выучить что-нибудь полезное. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. Вот как-то раз… – и она пустилась рассказывать полуфантастическую историю про мир воюющих между собой магических орденов. Тамошние послушники не владели волшебными палочками или посохами, зато летали на мечах, приручали чудовищных зверей и сражались с потусторонними демонами. Сьюзан даже подружилась с одним из странствующих магов-воинов, и он научил ее местной магии. – Поэтому теперь мои стрелы не только летят без промаха, но могут поразить любую цель. Даже демона!

Вернувшись на ферму, они с удовольствием поужинали. Сьюзан сварила похлебку – было ли что-то, чего эта девушка не умела? – а Петунья нарезала овощей и достала остатки тыквенного пирога от уважаемой госпожи Тук.

За ужином зашел разговор про то, что делать с собранной ягодой. Конечно, Петунье тут же пришли на ум и пироги, и джем, и компот, и даже вино (она примерно представляла, что нужно делать), но вот беда – кроме ягоды-то у нее ничего и не было. Ни достаточного количества муки или сахара, ни дрожжей.

Да даже нормальной плиты с духовкой и то не было!

– Если это волшебная ферма, – сказала Сьюзан, совершенно не по-королевски облизывая пальцы, – то, может, тут найдется какой-то способ?

Петунья посмотрела на нее, чувствуя неотвратимое желание побиться головой об стену. Вместо этого она с нежностью сказала:

– Я тебя обожаю, Сью, – и бросилась к тумбочке. К той самой тумбочке, что по запросу выдала инструкцию для пугала.

Достав из тумбочки стопку открыток, она задумалась. Велик был соблазн попросить инструкцию для изготовления плиты с духовкой, но в глубине души она понимала, что ничего не выйдет. Достаточно посмотреть на окружающее. Все, что тут есть современного и технического, это телевизор. Никуда не подключенный.

Она умоляюще посмотрела на камин, надеясь, что огонь даст подсказку, но тот-кто-в-очаге с момента появления Сьюзан никак себя не проявлял.

Ну и ладно. Хорошенько подумав и перебрав в уме все свои запасы и возможности, Петунья пришла к одному единственному варианту.

– Мне нужна инструкция для бездонного сундука, в котором можно хранить много вещей и где они не будут портиться, пожалуйста.

Тумба затряслась, загудела, а когда Петунья откинула крышку, внутри лежали открытка и пухлая тетрадь.

Инструкция к сундуку сильно отличалась от предшествующих ей. Если для пугала или колодца было достаточно собрать нужные материалы и сложить их вместе, то в этот раз одним вариантом дело не ограничивалось.

– «Пространственное хранилище с функцией темпоральной заморозки (далее, сундук) является сложным техно-магическим устройством, создание которого сопряжено с рядом определенных и логично вытекающих из его особенностей сложностей», – прочла Петунья. Она переглянулась со Сьюзан, и та пожала плечами.

В общем и целом, создание именно такого сундука, как хотелось Петунье, зависело не только от уймы материалов, но еще и от правильной их обработки. Для тех же, кто не владел необходимыми ресурсами и навыками, был предложен упрощенный рецепт. Правда, с оговоркой, что созданный по этой схеме сундук разрушится через несколько дней.

Для упрощенного рецепта требовались пятьдесят древесины, десять камней, самоцвет и несколько рун. Дерево и камень Петунья принесла с улицы, руны нашлись в той самой пухлой тетради – это оказались чьи-то конспекты. Оставалось найти только самоцвет.

Она с сомнением потрогала сережки-гвоздики в ушах. Микроскопические цирконы в них вряд ли подойдут, но тут Сьюзан показала ей открытку с изображением каменных яиц.

– У тебя есть жеоды? – в открытке было сказано, что эти «каменные яйца» содержат в себе минералы, руду или артефакты, нужно только разбить.

Они вышли на улицу, Петунья, вооружившись киркой, разбила на пробу одну жеоду, и из нее выпало несколько угольков.

– Не повезло, – прокомментировала Сьюзан, подкладывая вторую. – Как-то раз я ходила посмотреть, как люди играют в «Рок». Покупают в специальном казино камни, а потом разбивают их. Чаще всего попадаются пустышки, но иногда выпадают драгоценные камни. А однажды… – она закатила глаза в немом восхищении, – однажды я видела, как человеку выпал восхитительный нефрит «баранье сало»!

Из других жеод выпали кусок слоистой черной породы, комок глины и небольшой, чуть меньше грецкого ореха, золотисто-коричневый кристалл. Петунья взяла его и посмотрела на просвет. Внутри угадывалось какое-то насекомое.

– Это что, янтарь?

Самоцвет был красивым, пусть и мутноватым, да еще эта муха внутри… скрепя сердце, Петунья положила янтарь к древесине и камню, и в следующий момент они превратились в сундук. Точно такой же как на картинке. Тщательно обструганные досочки плотно пригнаны друг к другу, металлические ленты начищены до блеска, а замок-защелка без проблем ходит туда-сюда. Янтарь сидел в верхней части крышки, как украшение.

Затем Петунья вырезала нужные руны на дне сундука. На вид сундук после этого никак не изменился, и она, из эксперимента, попробовала уложить в него свою дорожную сумку.

Саквояж вошел безо всяких проблем.

Вдохновленная успехом, Петунья с помощью Сьюзан перетаскала в сундук все мешки с пшеницей, все собранные утром снопы, а затем всыпала сверху собранную днем ягоду. И все прекрасно поместилось!

А когда она закрыла крышку, то увидела, что янтарь неярко светится, и внутри него угадывается цифра «семь».

Chapter Text

Утром цифра «семь» на крышке сундука превратилась в «шесть». Петунья поспешила проверить драгоценные запасы, но все было, насколько она могла судить, в порядке. Несколько ягодок, выбранных наугад, выглядели так, будто их только что сорвали.

Петунья не стала убирать их обратно и просто положила в рот.

Снова поручив Сьюзан полить грядки – посаженные вчера семена уже проклюнулись и радовали глаз крохотными зелеными всходами, – Петунья вскопала вторую грядку и достала пакетики семян, доставшиеся в качества приза на яичном фестивале. Каждый был аккуратно подписан, не пришлось гадать, что же это. В результате ей достался большой пакет картофеля сорта «Красная звезда», клубника «Восходящая звезда» и небольшой пакетик с семенами тюльпана «Звезда Востока».

– Подозрительно много звезд, – прокомментировала Петунья. На каждом пакетике и правда было изображение крохотной, восьмилучевой звездочки.

Тем не менее, отказываться от семян она вовсе не собиралась. Еда, которая вырастает за неделю, да еще без особых трудозатрат с ее стороны, на дороге точно не валяется. Поэтому она просто посадила семена и дала Сьюзан полить их.

Сезон морошки еще продолжался. После огородных работ они снова отправились в лес за ягодой. Завернув в старый курятник, Петунья вновь нашла свежее, еще теплое яйцо.

– Почему ты не заберешь эту курицу на ферму? – полюбопытствовала Сьюзан, наблюдая, как ее подруга перелезает через ограду. – Или тебе нравится каждое утро бегать сюда за яйцами?

Петунья, отряхивая одежду от приставших к ней соломы и перышек, шумно фыркнула и наградила ее выразительным взглядом, вложив в него все свое мнение по этому вопросу.

Сьюзан сняла с ее волос голубое перо и предложила:

– Ну, так давай поймаем ее.

Что только не хранилось в поясном мешочке нарнийской королевы. Зная об этом, не оставалось сомнений, что все те приключения, о которых она рассказала, были на самом деле.

В этот раз она вытащила свернутую в несколько раз мелкоячеистую сеть. Она попросила Петунью срезать несколько веточек, а потом, ловко просунув прутики в отверстия в сети, получила странную конструкцию, похожую на капкан. Сорвав с ближайшего куста несколько ягод, Сьюзан забралась в курятник, а когда через несколько минут вышла, ловчего приспособления при ней уже не было.

– Вот и все, – сказала она, отряхивая штаны. Хотя ее платье уже высохло после вчерашней стирки, она продолжала ходить в одежде Петуньи. – Завтра проверим, кто же попался в силок.

Петунье было знакомо это слово! Порой, погружаясь в чтение очередной книги, она встречала на страницах короткое замечание, что герою понадобилось добыть еды к ужину, он ставил в лесу силки, и в них довольно скоро кто-то попадался. То кролик, то перепелка, а то и целый фазан. Но сами силки она никогда вживую не видела и почему-то представляла их в виде петли-ловушки, которая, стоит в нее неосторожно вступить, затягивается вокруг добычи и вздергивает ее вниз головой, заставляя болтаться беспомощным и униженным.

Услышав это, Сьюзан расхохоталась. Насмеявшись, она утерла слезы и пообещала, что завтра обязательно научит «милую Тунью» этому нехитрому способу охоты.

Поскольку вчера они уже собрали всю ягоду по правой стороне от фермы, сегодня они отправились в противоположную сторону. Но здесь кустов с ягодой было меньше, и Петунья по дороге собрала лука и крапивы с щавелем. По пути ей попались на глаза несколько нарциссов, она срезала один цветок и преподнесла его Сьюзан.

Дойдя до реки, они немного посидели на берегу, наслаждаясь идущей от воды прохладой. Солнце, чьи отблески от бегущей воды порой слепили их, стояло уже довольно высоко, хотя до полудня было еще время.

– Сью, а ты можешь научить меня сражаться? – вдруг спросила она. Блеск солнечных лучей на речных волнах почему-то напомнил ей про слаймов, и идея научиться пользоваться хоть каким-то оружием показалась ей весьма полезной.

Сьюзан зачерпнула воды и умыла испачканный соком морошки рот.

– Ты про тех забавных зверушек, что живут на ферме? – без особого удивления спросила она. Ей, конечно, довелось столкнуться с ними в самую первую ночь. Но, благодаря расторопности Петуньи, поспешившей окатить ее водой из ведра, сильных ожогов не получила. – Подождем до вечера или пойдем поищем в пещерах? – Когда Петунья не поняла, она объяснила: – Раз это ночные жители, должно быть место, где они могут пережидать день. Здравый смысл подсказывает, что, скорее всего, это пещеры. Те самые, что мы вчера в телескоп видели. – Тут она вспомнила про змею и выставила в верх указательный палец: – Точно! Еще и следы той змеи поищем. Пошли в пещеры, – и она вскочила на ноги.

Петунья содрогнулась, припомнив размеры змеи. Она, кажется, даже больше гигантской анаконды, что, по слухам, водится в джунглях Амазонки!

Но Сьюзан уже пошла к лесу, и ничего не оставалось, кроме как поторопиться следом.

Сперва они заглянули на ферму и опустошили свои сумки. Всю морошку, что удалось им собрать сегодня, на вид – килограмм пять, Петунья сложила в ящик для продаж. А затем, подумав, добавила туда и один мешок пшеницы.

– А ты не можешь таким образом купить чего-нибудь нужного? – полюбопытствовала Сьюзан, после того как узнала, что это за ящик. Петунья расстроилась, что ей это и в голову не пришло, вырвала из тетради лист, быстро накарябала на нем просьбу прислать ей в счет денег мыла и шампуня и бросила его к ягоде.

Собираясь на исследование пещеры, Петунья вновь влюбилась в свою обновленную сумку. Магически зачарованная, она вмещала в себя практически что угодно. Даже кирка и тяпка влезли в нее без особых проблем!

Поднявшись по северной тропе, девушки прошли по небольшому плато, откуда открывался вид на шоссе, посмотрели на окрестности, Петунья показала дилижанс, который привез ее сюда, а потом пошли дальше по тропе. Та привела их в небольшую долину, зажатую среди скал. Слева виднелись следы обвала, забаррикадировавшего проход к железнодорожной станции, в небольшой рощице прямо впереди виднелись остатки шалаша, а по правую руку стихийно возникшая лесенка вела к заброшенному дому.

Наверное, то была сторожка лесника или, может, горного егеря. Справа стоял верстак с наполовину обтесанной деревянной чуркой; у кровати на полу лежала медвежья шкура, а по стенам были развешаны охотничьи трофеи и разнообразное оружие. Вот только все оно было в таком ужасном состоянии, что, когда Сьюзан, любопытствуя, сняла с крючка лук, тетива сразу же осыпалась трухой, а дерево треснуло сразу в нескольких местах.

– Ты заметила, что только в городе вещи в порядке? А здесь, или там, в лесу, сплошное запустение.

Петунья пожала плечами и вскользь заметила, что, наверное, это потому, что в городе жили эльфы. Сьюзан оживилась и потребовала у нее историю. Петунья мало что могла рассказать, но предложила почитать книги. Хроники королевской семьи подругу не заинтересовали, в отличие от приключений бравого хоббита в компании тринадцати гномов.

Тропинка от домика егеря вела их мимо поросших мелкими и кривыми сосенками скал, пока они не вышли к озеру – оно лежало перед ними круглое, как тарелка, с водной гладью спокойной и гладкой, как поверхность зеркала. Девушки подошли к нему, чтобы полюбоваться на него поближе, но, наклонившись, отчего-то не увидели своих отражений: водная гладь оставалась синей и пустой. Петунья собралась уже отойти, но Сьюзан взяла ее за руку и попросила остаться. Постепенно перед ними проступили перевернутые очертания окружающих их гор, проплыли белыми перьями облака. В озерной глубине отразилось небо перевернутой чашей и в нем, словно упавшие в глубину драгоценные камни, сверкнули звезды. Вопреки тому, что над их головами ярко и весело сияло солнце.

Они подождали еще немного, но их отражений в воде так и не появилось.

– Ты тоже это видела? – шепотом, боясь спугнуть невесть кого, спросила Петунья, и Сьюзан без слов крепко сжала ее ладонь.

Не говоря больше ничего, они вернулись на тропу, перешли по полуразрушенному мосту, в котором еще проглядывали следы былой красоты, и, поднявшись на гору, оказались перед входом в пещеру. Прежде его закрывали каменные ворота, но теперь одна его створка лежала рядом, разбитая на множество осколков, а вторая, слетев с петель, застряла в проеме. На ее отполированной каменной поверхности можно было различить вязь геометрических узоров, не до конца стертых дождем и ветром, но никаких надписей.

Пригнувшись, девушки заглянули внутрь. Изнутри пещеры несло затхлой сыростью и студеным холодом.

Петунья поежилась.

– Что-то мне уже не хочется туда идти.

– Тогда пойдем поищем змею, – тут же предложила Сьюзан, и Петунья застонала. Она совсем не это имела в виду!

Chapter Text

Остановить нарнийскую королеву, задавшуюся целью, было сродни стать на пути урагана. Петунья уже раз десять пожалела, что не сдержалась вчера у телескопа, но все слова уже были сказаны. Перед тем, как отправиться на поиски золотого змея, Сьюзан показала ей как правильно держать посох, чтобы было сподручнее бить, и посоветовала, в случае чего, не убегать сломя голову, а замереть и затаить дыхание. Потому что змеи реагируют на звук.

И вот, они отправились на поиски громадной змеюки, уныло думала Петунья, лавируя меж разбросанных по склону горы огромных валунов. Змеюка, наверняка, проглотит их и не подавится. Тем более, в какой-то момент они умудрились разделиться. Сьюзан полезла повыше, поискать с высоты, а Петунья заплутала среди камней и потеряла ее из виду.

Ну, ладно, навыки, почерпнутые у Лассэ, немного и в горах работали. Так что не то что бы Петунья потерялась… просто ей нужно было немного побыть одной. Иметь компанию, конечно, хорошо. Но энтузиазм Сьюзан и ее привычка быть главной заставляли Петунью чувствовать себя усталой и больной. Нет, она была благодарна, но…

Ветер донес до нее крик «Туни!», и Петунья, остановившись на минутку, приложила руки рупором ко рту и крикнула в ответ. Дав знать, что жива, она повернулась на пятках, собираясь продолжить свои бесцельные поиски, как ее глаз уколол золотистый лучик света. Она осторожно приблизилась к этому месту, пошарила кончиком посоха среди мелких камней и пыли, и подцепила что-то круглое и плоское. В ее руках оказалось грубое подобие тарелки, гладкое с вогнутой стороны и шершавое с выпуклой.

Прежняя Петунья, не познавшая жизни на ферме, взяла бы эту штуку и ушла. Хотя нет. Она бы в принципе ее не нашла, потому что ни за что в жизни не оказалась в горах. Ибо это не самое достойное занятие для приличной молодой леди. А Петунья Эванс очень хотела быть приличной леди.

Петунья нынешняя сунула находку в сумку, осмотрела место, но не увидела ничего интересного и ушла. Какое-то подспудное чувство заставило ее взглянуть на место находки еще раз, только теперь издалека, и вот тогда-то она и заметила – широкий и глубокий след, вдавленный в тело горы, с выкинутыми с его пути камушками, которые лежали вдоль.

Петунья прикинула размеры того, кто оставил этот след, и ее замутило. Она не очень хорошо помнила, но, вроде бы, самая большая анаконда из обнаруженных в длину была метров пять, не больше… а у этого следа одна только ширина была примерно в полтора фута.

Петунья замерла и особенно остро прочувствовала окружающее ее пространство. Там, где прежде ей казалось царила тишина, она услышала стрекот насекомых и птичьи трели в высоте, шелест ветра среди пучков пожухлой травы и шорох осыпающегося песка, а еще – громкое, прямо-таки провоцирующее биение собственного сердца.

Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, она перехватила посох точно так, как ее научила Сьюзан, и шаг за шагом, не поворачиваясь спиной к змеиному следу, стала отступать.

Кто бы мог упрекнуть ее в том, что ей стало страшно?

Отступая, она уперлась спиной в один из валунов.

– Ты чего? – спросили сверху. Петунья запрокинула голову. Сьюзан сидела на вершине валуна, на корточках, как какой-то хулиган, и выглядела классной и крутой.

– Я нашла. Вот, – она порылась в сумке и протянула наверх чешуйку.

Сьюзан восхищенно прицокнула языком, рассматривая трофей, а потом, возвращая, спросила, куда ползла змея.

Возвращаться к следу вдвоем было не так страшно. Вместе они прошли вдоль него и выяснили, что змея уползла куда-то выше в горы. Возможно, у нее там гнездо.

– Кстати, – сказала Сьюзан, когда они ушли от следа, – я тут кое-что увидела. Пошли посмотрим. Не бойся, это просто дом. Выглядит пустым, но – добротным.

Пройдя мимо пещеры и спустившись с горы, они и правда увидели дом. Петунья сразу же узнала его – видела в телескоп. Это было крепкое приземистое здание, похожее на форт первопоселенцев. Сзади и с боков его прикрывали скалы, окно было только одно – над дверью. Крышу поддерживали две колонны, похоже, сделанные целиком из стволов деревьев, и справа от двери висела немудреная вывеска с грубым изображением меча.

Дверь оказалась заперта – это Сьюзан, которая не боялась никого и ничего, подергала ее, а потом еще и постучала ногой, чтобы наверняка. Дом выглядел пустым, но не заброшенным. Но, даже если в нем кто-то жил, прямо сейчас он отсутствовал.

Больше здесь нечего было делать, кроме как вернуться и исследовать пещеру. Петунье очень не хотелось, но все ее возражения были отметены одним предложением:

– А где ты еще собираешься брать самоцветы?

Ох, Сьюзан была права, и Петунья покорилась.

Они по очереди протиснулись мимо застрявшей створки и сразу оказались во влажной и холодной темноте пещеры. В темноте свет, исходящий от кольца, стал ярче и осветил для них небольшой, фута в три примерно, круг. Петунья достала из сумки феаноров кристалл и передала его Сьюзан. В его свете они увидели просторную пещеру, чьи стены терялись во мраке, свисающие с потолка сталактиты и разбросанные повсюду камни и обломки чего-то.

А впереди их глазам предстала странная композиция. Сперва они решили, что это просто причудливой формы сталагмиты, но, подойдя ближе, увидели свою ошибку.

– Это же гномы! – воскликнула Сьюзан, и эхо ее голоса заметалось под сводом пещеры.

При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что гномы – просто каменные статуи, однако, высеченные так искусно, что казались живыми. Петунья тут же вспомнила миф про Горгону Медузу и ее всеокаменяющий взгляд и понадеялась, что это и правда только изваяния.

Ростом гномы были пониже Петуньи, но повыше хоббита, а по фигуре – широкоплечими и коренастыми. Их волосы и бороды были уложены в причудливые прически и украшены зажимами и кольцами, а в руки своих творений неведомый скульптор вложил различные инструменты. Один гном держал молот, второй – кайло. Третий сжимал мастерок, а четвертый какие-то плоскогубцы. Другие инструменты Петунья не узнала.

У Сьюзан вырвался судорожный вздох.

– Я как будто снова попала в каменный сад Белой Колдуньи, – шепнула она. – Всех, кто был не согласен с ней или пытался бороться с ее тиранией, она превращала в камень. О, сколько же созданий было пленено ею таким образом. И кентавры, и медведи, и гномы…

От ее слов неприятный холодок пробежал по спине Петуньи, и на мгновение ей показалось, что глаза статуй неотрывно следят за ней. Как будто это и не статуи вовсе.

На всякий случай, она пересчитала их и постаралась запомнить, как они расположены. Их было ровно семь, как цветов радуги, чудес света или смертных грехов. Они стояли вокруг темного провала, ведущего вниз, и их взгляды были устремлены на то, что могло оттуда появиться.

Сьюзан прошла мимо изваяний и посветила вниз. Свет выхватил из темноты одну ступеньку, потом вторую и третью. Они вели вниз, как бы приглашая за собой. Проверив ступеньку ногой, Сьюзан отважно ступила на нее и поманила Петунью за собой. Медленно, шаг за шагом, проверяя каждую ступеньку, они спускались вниз. Петунья считала про себя ступени, и на сорок девятой ее нога ступила на пол.

Это был великолепный подземный чертог, высеченный неведомыми мастерами – может, даже гномами, кто знает, – прямо в теле скалы. Гладкие и ровные стены были украшены геометрическими орнаментами, и на равных расстояниях в них прорезаны ниши, имитирующие окна. В слепых окнах горели факелы – исходящее от них ровное пламя не давало чада, но и тепла тоже, – но их света было недостаточно, чтобы осветить все пространство.

Пол чертога был не настолько великолепен, как стены. Глядя на неровную каменную поверхность с разбросанными то тут, то там булыжниками и валунами, Петунья подумала, что у гномов, видимо, терпения не хватило разглаживать пол, и они оставили его как есть.

Ну, или им так нравилось. Может, это вообще гномский сад камней?

Сьюзан ушла, сказав, что пойдет осмотрится. Петунья, оставшись снова одна, достала кирку и подошла к ближайшему булыжнику. Он был удивительно похож на те, которые она разбивала у себя на ферме, так что у нее даже не возникло сомнений, как следует поступить. Она замахнулась киркой и ударила. Булыжник развалился на пару небольших камушков и исчез. Она убрала камни в сумку и перешла к следующему.

Она увлеченно разбивала булыжники и собирала то, что после них оставалось. В основном, то были камни. Изредка – комки глины. Однажды из булыжника выпал небольшой рыжий камешек, и Петунья решила, что это медная руда. Методично разбивая камни один за другим, она наткнулась на небольшой участок земли, из которого торчала темная, пожухлая ботва. Но корнеплод оказался неожиданно крепким и ароматным. Петунья окрестила его пещерной морковкой.

Когда она собирала камни, после того как сперва разбила все булыжники вокруг себя, она услышала знакомое плюханье. Обернувшись, на границе света и тьмы, очерченной сиянием кольца, она увидела дрожащее зеленое желе, которое с интересом смотрело на нее парой своих глаз-бусинок.

Это был первый раз, когда Петунья заметила, что у слизи есть глаза, и ее немного затошнило.

Слайм вдруг прыгнул на нее – он был удивительно быстр и проворен, – и обжег ей руку, не защищенную одеждой. Петунья разозлилась и ударила его киркой. И еще раз, и еще, пока он не лопнул, оставив после себя комок бесцветной слизи и несколько капель живицы. Схватив слизь, Петунья размазала ее по ожогу вместо воды. Соприкоснувшись с теплой кожей, комок растаял и стек, унося с собой жгучий яд.

– Лучше бей посохом, – посоветовала появившаяся из темноты Сьюзан, вскинула лук и выпустила стрелу в следующего слайма. Тот лопнул, как воздушный шарик, в который ткнули иголкой, но никакого лута после себя не оставил.

Следом за ним слаймы налетели тучей, как будто только и ждали какого-то сигнала к нападению, и Петунье пришлось хорошенько поработать посохом, отбрасывая и разбивая тварюшек. За спиной звонко щелкал лук, пока Сьюзан метко выпускала стрелу за стрелой.

Отбив нападение, Петунья собрала выпавший из слаймов лут и разбила оставшиеся камни. Когда последний булыжник исчез, пол под их ногами задрожал, что-то громко заскрежетало, и под лестницей открылся спуск на уровень ниже.

Chapter Text

– Как в видеоигре, – прокомментировала Петунья, спускаясь на второй уровень. Она видела в Лондоне такие игровые автоматы. Обычно они предлагали сыграть во всякие стрелялки-гонки. Но в паре мест она видела, как мальчишки, дергая за рычаг и нажимая кнопки, управляли человечком, заставляя его прыгать, стрелять, убивать монстров и по достижении финиша переходить на следующий уровень, уже посложнее.

Ступенек снова было ровно сорок девять. Оглядевшись, Петунья заключила, что второй этаж похож на первый во всем, кроме, разве что, расположения булыжников. Здесь они были раскиданы в другом порядке, но и только.

Тут тоже были слаймы. Разве что они не таились в темноте, а сразу бросились к ним, стоило только спуститься. Интересно, чем они питаются, подумала Петунья, собирая слизь, живицу и водоросли. Плесенью? Но она не замечала плесени. Или они сами и есть плесень? Фу, бррр.

После того, как Петунья разбила все камни, открылся проход на третий – и там было все точно то же самое.

Только начав зачищать третий этаж, Петунья поняла, как устала. Отложив кирку в сторону, она присела на ближайший камень, достала из сумки пару пещерных морковок – одну протянула Сьюзан, – отряхнула корнеплод от земли и смело откусила от него. Вкус у пещерного овоща оказался насыщенный и яркий, как будто он рос под палящим солнышком, и, может ей всего лишь показалось, но после того, как она его съела, усталость немного отступила.

На хруст моркови из темноты прискакало несколько слаймов. Петунья потянулась было за посохом, но Сьюзан вскинула лук и быстро перестреляла всех слизней. И снова – от них не осталось ничего, кроме мокрого пятна на том месте, где они лопнули. Когда Петунья указала на это, Сьюзан пожала плечами:

– Может, не каждый оставляет после себя лут?

Петунья промолчала. Но она точно помнила, что получала слизь всякий раз, когда убивала слайма. В то время как Сьюзан не выпало ничего. Почему это так? Неужели потому, что это место предназначено только для нее?

Она посмеялась про себя. Петунья Эванс и ее отчаянное желание собственной исключительности. Ну да. Скорее всего, причина в чем-то другом, просто она не в курсе.

После перекуса Петунья встала, чтобы немного пройтись и размяться. Прогулявшись до дальней стены и полюбовавшись на украшающую ее резьбу, на пути обратно она обнаружила самоцвет! Это была небольшая, размером с кулак, друза из сросшихся между собой молочно-белых кристаллов. Обрадовавшись нежданной находке, она схватила кристалл и сунула в сумку. Настроение ее сразу же улучшилось.

Когда они покинули подземелье и уже очутились среди безмолвных статуй, произошло еще кое-что. Земля под ними задрожала и раздался уже знакомый скрежет.

– Спорим, что оба спуска закрылись?

Петунья спорить отказалась и поспешила к выходу.

Солнце уже село. Горизонт на западе еще горел красным огнем, а все остальное небо уже было усыпано мириадами звезд. Освещая себе путь кристаллом-лампой, они вернулись на ферму тем же путем, каким и пришли. Петунья сразу же высыпала из сумки все собранное – получилась приличная такая куча камня и глины. Сьюзан тут же забрала у нее водоросли, пообещав какой-то сногсшибательный салат и ушла в дом, оставив Петунью размышлять над тем, куда девать целую кучу слизи и живицы, нападавших из слаймов.

Врожденное чувство бережливости гнало от нее подальше мысль выбросить и всё.

Порядком поломав голову, она решила вспомнить детство и из кусков глины, которых набралось предостаточно, слепила уродливый и немного кособокий горшок. С крышечкой.

Сьюзан возилась у камина, помешивая что-то в котелке. Она удивленно вскинула брови, увидев горшок, но, к счастью, промолчала. Петунья все равно надулась. На всякий случай. Она аккуратно разворошила угли в камине, чтобы не задеть драгоценное яйцо, и поставила горшок в огонь. Наверное, обжиг керамики выглядит как-то по-другому, но, раз тут волшебная ферма, то должно сработать?

Огонь недоуменно ощупал ее поделие и, кажется, прогудел что-то не совсем одобрительное. Петунья показала ему язык и медоточивым голосом попросила обжечь горшок поскорее.

Поужинали. Салат из морской капусты и в самом деле оказался восхитительным. Петунье даже показалось, что она слышит шум прибоя. Ей пришло в голову сходить завтра к морю, и Сьюзан с энтузиазмом согласилась.

После ужина Сьюзан улеглась на кровать с Алой книгой, а Петунья пододвинула к себе мемуары Мерлина.

Впрочем, это была скорее рабочая тетрадь, в которой великий волшебник дерзновенно попытался объединить магию людей и магию эльфов. Потому что он был полукровкой, сыном смертной женщины и жителя Холмов, и писал полузабытым тенгваром, чтобы никто не расшифровал его записей.

Прочтя вступление, Петунья задумалась. В старой доброй Англии ходило множество легенд и преданий про тех, кто жил под Холмами. Даже волшебники свято верили в эти легенды и старались не нарушать описанных в них табу. Не может ли быть, что в Холмах и правда живут… эльфы? Те, что остались, не уйдя на Заокраинный Запад из рассказов мистера Тука?

Вернувшись к чтению, Петунья открыла страницы с первым заклинанием. Это был хорошо знакомый ей Люмос. Мерлин не только описал действие заклинания, но и нарисовал схему движения палочки, и дал небольшое пространное отступление, какие ощущения может испытывать колдующий.

Всех отличий от стандартного учебника Чар было в ключевых словах. Мерлин использовал не пошедшее от латинского языка «люмос», а другое слово. Даже записанное тенгваром, оно отличалось от остального текста, как выделялась бы латынь среди английского.

Она взяла палочку, приятно покалывание в кончиках пальцев подбодрило ее. Сверившись с рисунком, что напоминал схематическое изображение огонька свечи, она решительно прочертила косую черту вверх, а потом вниз:

– Cala! – воскликнула она, по руке как будто электрический ток пробежал, и на кончике палочки вспыхнул маленький слабый огонек.

И сразу же погас. Она попробовала снова – с тем же результатом. Попробовала еще раз, сосредоточившись на том, чтобы ощущать ровно то, что описал Мерлин, и тогда на кончике палочки загорелся крохотный, не больше светлячка, огонек.

Стараясь не отвлекаться на охватившую ее радость – у нее получилось! Получилось! – Петунья перелистнула книжицу на парное заклинание, в соответствии со схемой нарисовала в воздухе то ли одинокую волну, то ли спинной плавник акулы и воскликнула:

– Lómë! – огонек погас, Петунья опустила палочку и утерла полотенцем покрывшийся испариной лоб. Пальцы дрожали, а мышцы плеча свело судорогой. Ощущение было, будто она три дня без продыху махала киркой. И она подозревала, что второе заклинание у нее вовсе не получилось. Просто первое выдохлось.

Какая же она слабая.

Упрямо стиснув зубы, она снова потянулась за палочкой, но тут из-за спины раздалось предупредительное покашливание. Обернувшись, она увидела, что Сьюзан отложила книгу и внимательно наблюдает за ней. Как долго она смотрела? Петунья почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо.

– Нельзя так над собой измываться, – Сьюзан подошла и стала разминать ее руку и пальцы. – Нельзя сразу стать мастером. И уж, конечно, ничему нельзя научиться, если заставлять себя через силу.

А Петунья вспомнила, как ярко и весело вспыхнул люмос, когда Лили первый раз взяла в руки свою палочку. На глаза тут же навернулись слезы обиды, а губы задрожали. Она поспешно прикусила их, чтобы не разрыдаться.

Сьюзан, от глаз которой это, конечно, не укрылось, нежно стерла слезы с уголков ее глаз.

– Все люди разные. У всех свои таланты. То, что получилось сразу у одного, для другого потребует усилий, и в этом нет ничего страшного. Это не конец света, – она вроде бы утешала Петунью, но, казалось, говорила не только о ней.

Петунья шмыгнула носом и прогнусавила:

– Тогда что мне делать?

Сьюзан таинственно улыбнулась.

– Я научу тебя одному трюку. Объяснить не объясню, потому и что и сама мало что понимаю, но если освоишь его, то магия станет для тебя раз плюнуть.

Трюк оказался до обидного прост. Она заставила Петунью сесть с прямой спиной, закрыть глаза и медленно дышать животом, представляя, как вдыхаемый воздух превращается в мистическую жидкость и оседает в не менее мистическом сосуде где-то под пупком.

Чувствуя подвох, Петунья честно попыталась дышать как было сказано. И это оказалось тяжело, мысли вечно ускользали куда-то в сторону, не желая сосредотачиваться на сосуде и капле, а живот так и норовил выключиться и передать функцию дыхания груди.

– А что будет, когда сосуд заполнится? – спросила она. Сьюзан цыкнула на нее и проворчала, мол, заполни сперва. Под ее надзором Петунья дышала несколько десятков минут кряду, пока мышцы живота не заболели, но никакой капли она так и не смогла увидеть.

Однако, ее строгая тренер не унывала. Она просто заставила Петунью выполнять это упражнение даже перед сном, и так она и уснула. Всю ночь ей снилось, как она бродит в кромешной темноте с круглым сосудом в руках и, ориентируясь на звук, пытается поймать им одинокую каплю, падающую неведомо где.

Chapter Text

Проснулась Петунья от боли в животе. Не разобравшись спросонья, она удивилась, как могла так сильно проголодаться, что аж внутренности сводило, а как проснулась, то сразу поняла, что за эту боль следовало благодарить дыхательную тренировку. Казалось, даже во сне она продолжала пытаться. Но там, где по словам Сьюзан в животе должен был быть мистический сосуд, были только ноющие от боли кишки.

Сьюзан на ее жалобы даже бровью не повела. Только поделилась историей, как сама в начале тренировок только и могла, что ползать на четвереньках, а учитель лупил ее бамбуковой палкой и заставлял упражняться еще больше.
Напоследок она погладила Петунью по голове и велела стараться больше. А потом шутливо пригрозила, что тоже обзаведется бамбуковой палкой.

Петунья, конечно, ей не поверила.

После завтрака они вышли на улицу. Оставив полив огорода заботам Сьюзан, Петунья забрала деньги из почтового ящика. В этот раз она получила шесть галлеонов и россыпь сиклей и кнатов, которые даже поленилась пересчитать и просто опустила в кошелек. Однако, никакого ответа на ее просьбу. Даже отписки с отказом.

На всякий случай заглянув в ларь, она нашла в нем свою записку. Она так никуда и не отправилась.

– Жаль, что этот способ не сработал, – согласилась Сьюзан. – Зато, гляди, ты только вчера их посадила, а они уже выросли!

Петунья окинула взглядом свои грядки. Пожевала нижнюю губу. Посаженные вчера «звездные» семена уже успели взойти и превратиться в маленькие росточки. Картофель и капуста на первой грядке окрепли, а капустные листья уже даже начали закручиваться в подобие вилка. Но вот остальное… она присела рядом с рядами помидоров и огурцов и критически их оглядела. Их росточки остались точно такими же, как вчера, и ничуть не подросли.

Мысль, что ей попался некачественный семенной материал, она сразу отмела. Картофель и капуста были также куплены у господина Тука и с ними все было в порядке!

Вероятно дело в чем-то другом… интересно, тут можно где-то достать пособие для начинающего фермера? Можно даже без картинок.

Расстроившись, что ее стройная система о сроках созревания урожая дала первый сбой, она вспомнила про поставленный вчера силок. Может, с ним повезет?

И правда – повезло. На подходе к заброшенной ферме они услышали громкое возмущенное кудахтанье. Когда они забрались в курятник, их глазам предстала удивительная картина – на вид пустая сеть билась из стороны в сторону и издавала звуки, будто в ней запуталась невидимая несушка.

Однако, стоило Петунье схватить птицу, как невидимость спала. В руках у нее, недовольно нахохлившись, сидела крупная курочка с оперением небесно-голубого цвета. Еще у нее были маленькие черные глазки и нежный розовый гребешок. Она явно была домашней и знала человеческие руки, потому что сидела спокойно и не пыталась вырваться.

Птица дала вынуть себя из силка и только поворачивала голову, рассматривая своих пленителей то одним глазом, то другим. В горле у нее клокотало возмущенное «кококо».

– Назову тебя Бертой, – решила Петунья, после того как тщательно осмотрела курочку. Бертой звали ее школьную подругу. Она была вот точно такая же пухлая и симпатичная. Жаль, что с тех пор, как Петунья укатила в Лондон, связь между ними прервалась.

Новоявленная Берта ничего не сказала по поводу данного ей имени. С птицей в руках девушки вернулись на ферму, и, пока Сьюзан держала курицу, Петунья быстро соорудила нечто среднее между загончиком и гнездом. Припомнив несколько полезных советов из «Даром земли», Петунья из нескольких поленьев соорудила забор, поставила внутри плошку с водой и насыпала горку зерна, а из пары мотков волокон сделала гнездо.

Когда Берту запустили внутрь, она потопталась немного, потом важно распушилась и с видом, как будто всегда тут жила, отправилась клевать зерно. В это время Сьюзан сплела из прутьев небольшой шалашик и водрузила его над гнездом. Получилось довольно уютно.

– Будь я курицей, мне бы понравилось тут жить, – сказала она, оглядев творение их рук.

Петунья, глядя на клюющую золотые зерна птицу, вдруг рассмеялась. Ей пришла в голову мысль, а что сказал бы золотой ворон, увидь, как она кормит тем же зерном обычную несушку?

– Золотое перо и золотая чешуя, – задумчиво проговорила Сьюзан, когда выслушала эту историю в кратком изложении. – Я ни на что не намекаю, но…

– Был еще олень, – перебила ее Петунья. – Но у него золотыми были только рога.

Сьюзан прищелкнула языком и настоятельно посоветовала поискать их по осени.

Перекидываясь веселыми фразочками про то, как шикарно будет выглядеть в ее бревенчатом домике вешалка из натуральных золотых рогов, они вернулись в лес на поиски не собранной раньше морошки. Кое-где ягода и впрямь осталась, но не очень много. Зато им попались сразу две лесные делянки с луком-батуном, и Петунья, конечно же, не устояла.

Собирая лук, она вспомнила про вчерашнее обещание.

– Сью, научишь меня ставить силки?

Наука эта оказалась не сложной. Петунья быстро усвоила, как расположить сеть и куда положить приманку, чтобы добыча сразу ее увидела, и как добиться того, чтобы ловушка сразу захлопнулась. Всего пара попыток, и она сумела самостоятельно установить силок.

– Так ловят некрупную добычу, вроде перепелки или зайца, – сказала Сьюзан, когда они ушли от силка. – Но поймать зверя это только пол дела. Ты же понимаешь?

Петунья слегка позеленела. Как типичный городской житель она, конечно, знала, что мясо не растет на деревьях. Но при этом самым грязным, что ей доводилось делать, была разделка куриной тушки – заранее обезглавленной, ощипанной и выпотрошенной.

– Если не готова убить добычу, то лучше не охотиться, – серьезно сказала Сьюзан, и Петунья слегка запоздало кивнула. Она вдруг попробовала представить, что ей нужно свернуть голову Берте – чудесной и пушистой курочке, такой теплой и мягкой, – и ее слегка замутило. Сьюзан похлопала ее по плечу: – К счастью, такая ловушка не убивает. Поэтому, если ты не забудешь проверять силок каждый день, то просто отпусти зверя и все.

Они поискали ягоду еще немного, но большую часть они уже собрали в предыдущие дни. Петунья предложила пойти поискать выход к морю, и Сьюзан с энтузиазмом согласилась. Они пошли в сторону скального прохода, соединяющего лес с городом. Как помнилось по карте из прогноза погоды, выход к морю должен был быть немного дальше выхода к лесу.

Проход в скалах уже показался впереди, и Сьюзан вдруг остановилась. Петунья обернулась. На лице нарнийской королевы появилось странно светлое выражение, одновременно радостное и печальное, вдруг сделавшее ее моложе и беззащитнее. Сьюзан улыбнулась, глядя куда-то мимо Петуньи, в уголках ее глаз набухли капли слез, чистотой и блеском подобные алмазам.

Она что-то сказала, как будто обращалась к кому-то невидимому. Петунья не поняла. Этот язык был ей не знаком. А потом Сьюзан бросилась бегом к скалам, вытянув вперед руки, словно бы желая кого-то обнять.

Петунья испугалась. И бросилась за ней. Сьюзан была быстра. Она неслась вперед, быстроногая, словно лань. И Петунье ни за что было не угнаться за ней, но охвативший ее страх придал сил.

В отчаянном рывке она успела ухватить Сьюзан за пояс, крепко обняла и прижала к себе. Та задергалась, пытаясь вырваться, в ее стройном красивом теле оказалась скрыта удивительная сила, какую сложно заподозрить в молодой девушке.

Она отчаянно рвалась вперед, к проходу между скал, и, когда Петунья взглянула туда, она увидела не темноту каменного свода, а увитую цветами арку и уходящую от нее вперед вытканную из света дорогу. Далеко впереди – синее море обрамляло берега полуострова, где на невысоком холме стоял замок, и белоснежный корабль с фигурой лебедя на носу качался на морских волнах. На его корме ярко светили два фонаря, и люди, наряженные в богатые яркие костюмы, танцевали под неслышимую отсюда музыку.

Петунья удивленно распахнула глаза. Это… неужели… Нарния?

Какая-то мысль возникла у нее в голове, но тут Сьюзан особенно сильно рванулась вперед, выпутавшись из удерживающих ее рук, кинулась к арке, но вдруг остановилась, схватилась за лоб и со словами «но они все умерли» осела на землю.

Петунья бросилась к ней. Арка, а с нею и дорога из света, и видение прекрасной страны растаяли, как будто и не было их. Сьюзан лежала недвижимо. Сразу бросилось в глаза ее бледное, как бумага, лицо, на котором теперь особенно ярко выделялись темные брови и алые губы. Взяв ее руку, чтобы пощупать пульс, Петунья чуть не отбросила ее – этот мертвецкий холод она ни с чем не спутает!

Прижав пальцы к ледяному запястью, она закрыла глаза и прислушалась. Тоненькая ниточка пульса едва заметно, но все же билась. Петунья выдохнула. Сьюзан была жива.

Она выдохнула, потом взвалила подругу себе на спину и медленно, сгорбившись под тяжестью, поспешила домой.

Chapter Text

Обратный путь показался ужасно длинным. Если бы не слабое дыхание, что едва заметно касалось щеки, Петунья бы подумала, что Сьюзан умерла.

Дома она уложила Сьюзан на кровать и сразу же поставила вариться отвар из листьев ацеласа. Посаженные под окном несколько кустиков прижились. На придирчивый взгляд Петуньи они даже выросли немного больше, чем им полагалось.

Пока жидкость в котелке кипела, она полистала книжку травника. Но из всего, что могло помочь ей в сложившейся ситуации, единственное, что она точно могла приготовить, это сварить сироп из цветов алфирина. Отщипнув один лепесток, она положила его на язык, и он растаял, как сахарный, оставив после себя приятный сладкий привкус.

Слепленный вчера горшок, кстати, уже затвердел. Обожженная глина приобрела красивый терракотовый цвет, но сама посудина оставалась ужасно уродливой. Петунья вытащила его из огня и несильно постучала по стенкам, проверяя на прочность. Убедившись, что изделие рук ее не собирается разваливаться прямо сейчас, она переложила в него все собранные за эти дни комки слизи.

Слизи было так много, что она заполнила горшок почти доверху, и Петунья подумала, что нужно бы сделать еще один. Затем ее мысли сделали небольшой шажок в сторону, а нельзя ли нарисовать на горшке руну или несколько, чтобы он тоже приобрел свойства расширенного пространства?

Петунья так глубоко задумалась над этой нечаянной идеей, что только усилившийся запах отвара вырвал ее раздумий.

Кипящий в котелке отвар уже приобрел насыщенный изумрудный цвет. Шумовкой Петунья вытащила из него разваренные, ставшие полностью бесцветными листья. Оставив отвар остывать, в порыве вдохновения она налила ложку его в отдельную посудину, а потом положила туда немного слаймовой слизи. Вопреки ожиданиям, слизь не растеклась водой, а впитала в себя отвар, превратившись в зеленый, резко пахнущий камфорой гель.

Протестировав его на своей руке, Петунья нанесла гель на виски, под нос и на грудь лежащей в беспамятстве Сьюзан, растерла остатками ей ладони и ступни и села рядом.

Все, что ей оставалось, это ждать.

Прошло совсем немного времени, и дыхание Сьюзан стало отчетливее, а ее лицу вернулась краска жизни. Еще немного погодя ее веки затрепетали, и она открыла глаза. Она взглянула на Петунью, не узнавая ее, и позвала слабым голосом:

– Люси?... Позовите мою сестру… Люси, где она? Где я?

Она попыталась подняться, и Петунья поспешила уложить ее обратно.

– Все хорошо. Я Петунья, живу на ферме. Узнаешь меня? – Сьюзан несколько минут смотрела на нее, нахмурившись, потом медленно кивнула и назвала ее уменьшительным именем. – Ты упала в обморок. Я сварила тебе лекарство, нужно выпить.

Одной рукой Петунья приподняла ее голову, а второй поднесла к губам кружку с отваром. Сьюзан с усилием сделала первый глоток, потом отвар принес ей небольшое облечение, и она выпила все остальное несколькими глотками.

– Как ты? Что-то болит?

– Да вроде нормально, – сиплым голосом ответила Сьюзан. Она попробовала приподняться, но бессильно упала на подушку. – Не понимаю…

Петунья тоже не понимала. А ведь утром ничего не предвещало! Она снова подумала, не связано ли внезапное ухудшение здоровья Сьюзан с явлением пути в Нарнию, но времени обдумать эту мысль пока не было.

Она перелила отвар ацеласа в термос и поставила у изголовья.

– Пей, как понадобится, – велела она. – А я пойду соберу цветы алфирина для укрепляющего.

Перед уходом она подложила больной Алую книгу, чтобы не скучала, и, прихватив сумку, ушла.

Алфирин, как она успела заметить, рос только вокруг города. Выйдя из скального прохода, она сразу увидела впереди высокие стебли, усыпанные яркими желтыми цветами. Петунья повесила сумку на шею и стала обеими руками срывать цветы, сразу же отправляя их внутрь.

За работой она позволила мыслям вернуться к тем вопросам, что сейчас одолевали ее. Первым делом она задумалась, не может ли Сьюзан быть одним из тех, кому нужна помощь? С одной стороны, она была совершенно точно жива. С другой, мистер Кори ведь не утверждал, что помощь потребуется только заблудившимся душам, вроде Лассэ. Он вообще использовал довольно обтекаемые формулировки. Но также сложно поверить, что Петунья – будем честны, не самая умелая и не самая отважная, – может чем-то помочь такой силой и смелой Сьюзан, которая, к тому же, умеет много всего. Но даже если нужна ее помощь, то в чем? Починить ее кольца? Или…

Следующая мысль была холодной и мерзкой, как слизняк за шиворотом. Петунья подумала ее и постаралась тут же забыть. Но забыть до конца не получалось.

…помочь ей достигнуть столь любимой ею Нарнии…

Проблема еще и в том, что не у кого спросить совета. С мистером Кори никак не связаться, а тот-кто-в-очаге по неизвестной причине притворяется отсутствующим. Хотя он точно там есть. Петунья чувствовала его присутствие в языках пламени.

За раздумьями она собрала все цветы в округе и вернулась на ферму.

Сьюзан дремала в постели. Открытая книга лежала у нее на груди, на одной странице был рисунок, изображавший маленького человечка в кромешной тьме спускающегося к берегу подземного озера. Услышав, как она вошла, Сьюзан приоткрыла глаза и снова задремала.

Петунья не стала терять времени. Ножом отделила цветоложе от бутонов, а лепестки и тычинки сбросила в котелок. Затем сходила к колодцу за свежей водой, залила цветы, и повесила котелок в очаг.

Когда вода закипела, Петунья добавила немного сока ацеласа и размешала. Дав немного покипеть, она сняла котелок и поставила на стол, накрыв крышкой. Настою требовалось дать настояться, прежде чем продолжить готовку. Не зная, сколько времени понадобится, она взяла книгу и села рядом, время от времени отрываясь от чтения и проверяя состояние варева.

За чтением истории Феанора, который на страницах книги успел вырасти, жениться и даже сделать себе определенное имя как кузнец и ювелир, время текло незаметно. В супруги он взял дочь своего учителя кузнечного дела, которая и сама была прославленным мастером, только в скульптуре. Автор книги даже сделал небольшое отступление, расписывая, как хороши были созданные ею изваяния – совершенные настолько, что казались живыми.

Петунья вспомнила семерых гномов в пещере и поежилась.

Далее история закручивалась не хуже, чем в каком-нибудь викторианском романе. Во втором браке у короля успела родиться дочь, и его жена уже была беременна следующим ребенком. Но раньше, чем она разрешилась от бремени сыном, у Феанора и его супруги родился первенец, которому гордый отец дал весьма недвусмысленное имя – Третий Финвэ.

Петунья еле сдержала рвущийся из груди смех. Надо же было такое придумать! Третий! Впрочем, успокоившись, она не смогла не согласиться, что определенная логика в том была. Логика, полностью игнорирующая любых младших братьев Феанора.

За это время настой приобрел насыщенный янтарный цвет. Она тщательно отделила жмых и снова отправила котелок в очаг, попросив огонь уменьшиться. Настой варился, время от времени приходилось снимать с него пенку, пока он постепенно не уварился и не загустел.

Петунья зачерпнула немного сиропа, принюхалась – ее ноздри уловили сладкий и свежий аромат, – потом попробовала, и его липкая сладость, окутав ее рот, подарила легкий прилив сил. Нотки ацеласа добавили сиропу немного бодрящей кислинки.

От кровати раздался слабый голос:

– Что это? Так вкусно пахнет…

– Лекарство, – ответила Петунья, поднося к Сьюзан ложку с сиропом. – Вот, попробуй.

Чудодейственное средство действовало прямо на глазах. Сперва ей снова пришлось помочь Сьюзан, придержав ее голову, но, выпив несколько ложек сиропа, она словно бы одним махом вернула себе силы и села на кровати.

– Удивительно! – она поднялась на ноги и осторожно прошлась из одного угла в другой. – Удивительно! – Она взглянула на Петунью сияющими глазами. – Как тебе это удалось?

Вдруг оказаться в центре такого внимания было и приятно, и неловко. Петунья смутилась, мол, ничего особенного, просто действовала по инструкции, только и всего, каждый сможет.

Но Сьюзан не собиралась так просто оставлять этот вопрос.

– Ха! Не имея таланта, можно даже стакан чая испортить! А сходу сделать лекарство, просто следуя рецепту? Нет-нет, не скромничай, дорогая Тунья. Я уверена, у тебя талант! Тебе обязательно нужно найти учителя. Если вдруг решишь отправиться в странствие, ты получишь от этого много пользы!

Петунья вовсе не собиралась ни в какое путешествие. Но мысль, посеянная словами Сьюзан, накрепко засела в ее голове, чтобы однажды побудить ее к действиям.

Остаток вечера прошел в привычных хлопотах. Полностью восстановившаяся Сьюзан приготовила ужин, и он, как всегда, был выше всяких похвал. Потом она заставила Петунью снова заняться дыхательными упражнениями, и сама к ней присоединилась. Во время тренировки ее тело окутала едва заметная зеленая аура. Петунья снова отвлеклась от практики, гадая, что же это за аура такая. Само собой, она опять не преуспела.

Ночью ей приснился сон.

Она сидит с пяльцами в руках, и ее пальцы все исколоты. Зато в матушкиных руках игла так и летает; словно птичка резко пикирует к канве, подхватывая добычу и вновь взмывает ввысь. А на белом полотне стежок за стежком расцветает прекрасная алая роза. Такая настоящая, что можно уколоться, если невзначай коснуться вышитых шипов.

После обеденной трапезы они, сопровождаемые несколькими слугами, идут в город. На городской площади раскинули свои шатры заморские купцы и наперебой завлекают обещанием всяких диковин. Среди множества людей, что пришли повеселиться, ходят продавцы сластей и уличной еды, а на сколоченной из ящиков сцене выступают акробаты и шуты, неизменно срывая аплодисменты зрителей.

В один момент она оказывается напротив лавки гномов. В книгах, которые она уже может читать, много рассказано об этих существах. Здесь они не менее фантастические, чем Эльфы с Запада. Ведомая любопытством, она входит. Перед нею оказывается прилавок, заставленный множеством металлических вещей, большинству которых она и названий-то не знает. За прилавком стоят манекены с доспехами и висят стенды с оружием.

Она медленно идет вдоль прилавка, внимательно оглядывая все товары, поднимает глаза и внезапно видит гнома. Он сидит в глубине лавки, не обращая на нее внимания, полностью погруженный в свое занятие. Она тихо подходит ближе, боясь помешать. В руках у гнома просто кусок деревяшки и нож. Но под лезвием этого ножа деревяшка превращается в изящный гребень, покрытый затейливой филигранной резьбой, похожей на тонкое кружево, какое плетут только для королевского двора.

Это невероятно. Это захватывающе. Когда гном заканчивает свою работу, она окликает его и говорит, что хочет научиться.

Мгновение он смотрит на нее, как будто не понимает, что от него хочет человеческая девочка. Потом среди его густых усов проскальзывает усмешка. Он протягивает ей кусок дерева и нож и показывает, как правильно резать.

Первая снятая ею стружка, неровная и короткая, заставляет ее сердце забиться от волнения и восторга.

Chapter Text

С фермой точно что-то происходило, и Петунья не могла понять, как это исправить. Картошка и капуста росли с той же скоростью, какой она от них ожидала. Кусты картофеля уже покрылись маленькими белыми цветочками, а капустные листья постепенно скручивались в кочаны. И только крохотные росточки помидор и огурцов продолжали оставаться без изменений. Они не росли, но и не погибали, как будто какой-то магией время для них остановилось.

С семенами с фестиваля тоже все было в полном порядке. На кустах картофеля и клубники уже появились завязи, а на кончиках побегов тюльпана оформились небольшие, пока еще плотно сомкнутые бутоны. Они жадно пили воду и без жалоб внимали Петунье, которая немузыкально напевала свою любимую песенку про «садик».

– Поёшь ты так себе, – Сьюзан, освобожденная по причине болезни от домашних забот, сидела на крыльце и скучала. Она не соглашалась с таким решением, потому что чувствовала себя вполне здоровой, но Петунья была непререкаема.

Петунья пожала плечами. После вчерашних дыхательных упражнений живот все еще болел, но уже меньше, и вдобавок внутри нее поселилось какое-то душевное равновесие. По крайней мере подколки ближних пока ее не беспокоили.

– Должен же быть во мне хоть какой-то недостаток, – высокомерным тоном парировала она и задрала нос.

Сьюзан рассмеялась. Петунья тоже расхохоталась. Смеясь, она полила аптекарскую грядку. На ее взгляд, Сьюзан и в самом деле выглядела вполне здоровой. Как будто бы отвар ацеласа и сироп из алфирина исцелили ее, но все же ей казалось не лишним перестраховаться.

– Чем сегодня займемся? Снова в шахту? Попробуем спуститься глубже? Вдруг там есть еще что-то покруче?

– Ни за что, – Петунья убрала лейку и проверила импровизированный курятник. Она налила курочке свежей воды и досыпала зерна, а пока та угощалась, сунула руку в шалашик, пошарила там и вытащила крупное, еще тепленькое яйцо. – Сегодня должен приехать господин Тук. И еще мы договорились сходить к морю, не помнишь разве?

– Кто такой господин Тук?

Петунья рассказала про веселого торговца, что приезжает сюда дважды в неделю – по четвергам и воскресеньям. Когда же она упомянула, что это он одолжил Алую книгу, Сьюзан сразу загорелась желанием познакомиться с ним и обсудить роман.

Увидев ее интерес, Петунья не удержалась и спросила, правда ли книга так хороша? Сама-то она успела прочесть не так уж и много, только до момента, когда главный герой решается отправиться в приключение, и судить книгу только по одному началу не очень серьезно.

Под многословные хвалы сюжету и автору и пересказ наиболее запомнившихся Сьюзан сцен, они вышли с фермы и отправились к городу.

Но, придя на место, выяснили, что пришли слишком рано. Город был пусть и тих, и нигде не было видно ни следа передвижного магазинчика дядюшки Бальбо.

– Прогуляемся? – предложила Петунья, они свернули в большую галерею вдоль пропасти и пошли медленным шагом, поглядывая по сторонам. Они постояли у нижних водопадов, потом поднялись наверх и полюбовались прекрасной мозаикой в большом фонтане и простирающимся внизу парком. В каминном зале Сьюзан наиграла на арфе какую-то приятную мелодию, и Петунье под эти звуки привиделись танцующие перед троном пары. Но музыка закончилась, и видение исчезло вместе с нею.

– Есть хоть что-то, чего ты не можешь? – пожаловалась Петунья. Они шли в сторону лазарета, потому что ей вдруг вспомнилось, что она хотела поискать полезные растения в саду.

– Поживешь с мое, и тоже будешь многое уметь, – загадочно ответила Сьюзан.

Петунья окинула ее взглядом, но внешне Сьюзан никак не тянула на пожившую свое женщину. Выглядела она лишь на пару лет постарше. Потом, загибая пальцы, посчитала, сколько Сьюзан могло быть лет, если судить по ее рассказу о детстве, и выходило, что лет на тридцать больше, чем самой Петунье.

Сьюзан смотрела на нее со снисхождением умудренного прожитыми годами человека, явно не собираясь ничего объяснять, но Петунья пристально уставилась на нее и все же заставила снизойти до объяснений.

– С тех пор, как я отправилась на поиски Нарнии, для меня прошло гораздо, гораздо больше времени.

Она вытащила из мешочка свои кольца и покачала ими. Сталкиваясь друг с другом, кольца издали мелодичный перезвон. Они сияли прежним мистическим светом, но все равно не действовали. Сьюзан рассказывала уже, что кольца эти были сделаны из мистической пыли неким чародеем. Пыль ему передала фея-крестная с наказом уничтожить, но он ослушался. Желтое кольцо уносило за пределы мира, в таинственный Лес-Между-Мирами, а зеленое – позволяло человеку покинуть Лес и перейти в любой мир, какой только захочется.

– Этот лес… – она вздохнула и прикрыла глаза, вспоминая. Голос ее зазвучал напевно, как будто она рассказывала легенду: – Повсюду, куда ни посмотри, высятся деревья. Их вечнозеленые кроны закрывают небо. Однако сквозь листву к земле пробивается теплый, ярко-зеленый свет. В этом бесконечном лесу бьет бесконечно множество ключей, каждый из которых – вход в другой мир. Это мирное и прекрасное место, столь восхитительное, что легко забыться и потерять самого себя. А потом вечно, вечно блуждать среди прудов и деревьев, пока, однажды, не сгинешь бесследно…

Затем она рассказала, как чародей, создавший кольца, струсил и обманом вынудил двоих детей испытать кольца и отправиться в Лес. Оттуда они попали в мир, где ничего не было, и стали свидетелями рождения Нарнии.

Петунья выставила перед собой ладонь, прося остановиться. В голове ее творился полный сумбур. Лес, пруды, двое детей, трусливый чародей и рождение целого мира – она ведь уже где-то слышала об этом! Она все крутила эти слова то так, то эдак, и ее, наконец, осенило:

– «Племянник чародея»! – воскликнула она. Сьюзан растерянно смотрела на нее, явно не понимая, о чем идет речь, и Петунья поспешила пересказать сюжет когда-то прочитанной книги. Она говорила все быстрее и быстрее, захлебываясь словами, а брови Сьюзан взлетали все выше и выше.

– Поразительно! – не сдержалась она и захлопала в ладоши, когда Петунья закончила свой рассказ. – Совершенно то, как я сама знаю эту историю! Миссис Керк съела яблоко и выздоровела. Из огрызка выросло дерево. Из дерева сделали платяной шкаф. Через этот-то шкаф мы и попали в Нарнию в самый первый раз! Может ли быть… – она замолчала, о чем-то задумавшись.

Петунья ждала. Сьюзан хмурилась, но потом ее лицо просветлело, как будто она наткнулась на что-то крайне занимательное. Она ткнула Петунью в грудь указательным пальцем и провозгласила:

– Думаю, мы из разных миров! Ты и я. В обоих мирах есть Англия, и была мировая война. Наша история может совпасть до мелочей, какие мы только сможем вспомнить, но!

– Но?

– Может, различие только в том, что в моем мире действительно существовал мальчик Диггори, которому однажды посчастливилось преодолеть границу между мирами. А в твоем – он просто персонаж книги.

– Разве могут быть такие совпадения? – Петунья, честно говоря, сомневалась. У нее еще от фермы голова временами шла кругом, а тут уже какие-то другие миры.

– О, в этом-то как раз никакой загадки и нет. Представь огромную, – она показала руками, – гору мыльной пены. В ней множество пузырьков, и все они соединены друг с другой тоненькой мыльной пленкой.

И Сьюзан поведала ей теорию про то, как в огромной и бесконечной вселенной существует великое множество миров. Порой они пересекаются, но почти всегда существуют параллельно друг другу. Некоторые люди могут пересекать границы между ними и переносить из мира в мир предметы и знания. Поэтому то, что в одном мире реальность, в другом может быть вымыслом или сказкой. А иногда люди в одном мире видят в сновидениях мир другой, и, при наличии таланта, могут поведать своим собратьям об иных мирах с помощью картины или книги.

Это имело смысл.

– Допустим, – неохотно согласилась Петунья и скрестила руки на груди. – Но это вовсе не объясняет твои слова про поживи с мое. Разве мы не ровесницы?

– Милое летнее дитя, – снисходительно проворковала Сьюзан и преувеличенным жестом потрепала Петунью за щеки. – Время в разных мирах течет совершенно иначе. Я столько путешествовала, что могла бы уже раза три состариться и умереть. Весь секрет моей молодости – вот тут, – и она похлопала себя по животу. – Все благодаря той «дурацкой» дыхательной практике, от которой ты пытаешься отлынивать. Если ты вознамеришься однажды присоединиться ко мне в странствиях, без нее тебе никак не обойтись!

И Петунья пообещала себе, что с этого момента будет относиться к упражнениям со всей ответственностью.

– Почему летнее? – вдруг спросила она. – Мой день рождения в сентябре.

Сьюзан только закатила глаза.

Chapter Text

В глаза Петунье бросилось, каким запущенным был аптекарский сад, и она снова пообещала себе выкроить время и привести его в порядок. Она осмотрела уцелевшие растения и нашла похожий на ромашку цветок, но крупнее и более пахучий, небольшие заросли перечной мяты, а когда раскопала подозрительную кочку в углу ограды, то вытащила из нее небольшой, с мизинец величиной, серовато-желтый корешок с двумя небольшими отростками.

Ого, женьшень! В немногих романах, где действие разворачивалось в Китае, утверждалось, что азиаты ценят этот корешок за чудесные возможности к восстановлению здоровья, подорванного болезнями или тяжелым трудом. Китайские лекари изготавливали из него настойки и отвары и прописывали их своим пациентам при каждом удобном случае.

Для настойки требовался спирт, которого у Петуньи пока не было, но разбрасываться ценными вещами было не в ее характере.

Медленным шагом идя по саду, она все прокручивала в голове слова Сьюзан про великое множество миров и путешествия между ними. Сказанное звучало слишком фантастически, чтобы сразу принять его на веру, но заставило задуматься: а вот это все, что ее окружает, где находится? Один ли это из параллельных миров или же просто укрытое от посторонних взглядов пространство навроде Косого переулка?

Петунья покрутила кольца. Прозрачно-желтый камушек в кольце света, пока вокруг было светло, выглядел тусклым и безжизненным. Зато ее кольцо-эстель с зеленым камнем за время ношения даже стало немного поярче. Словно совсем недавно вышло из-под руки мастера, а не бултыхалось в рыбьем желудке кто знает сколько времени.

По странному совпадению, тоже два кольца, как и у Сьюзан. И даже цвета те же: одно желтое, другое – зеленое. Интересно, есть надеть оба сразу, что случится? Сработают они? Или взаимно уничтожат друг друга?

«Куда я попала? Это совсем не похоже на Нарнию», сказала Сьюзан при их первой встрече. Она бежала так быстро, что не могла остановиться и не обращала внимания на окружающее.

Куда она так торопилась? И почему?

А вчера, когда ей стало нехорошо, в арке, вероятно, был путь в Нарнию. К Нарнии вела та же сотканная из света дорога, по которой Лассэ ушел туда, куда долго-долго не мог найти пути…

Петунья подошла к Сьюзан и присела рядом на скамью.

– Сью, скажи, почему в тот раз, когда мы впервые встретились, ты сказала, что вокруг не Нарния? Ты что, нашла туда дорогу?

Сьюзан медленно закрыла книгу. По ее виду ясно читалось, что эта тема не из тех, которые она готова обсуждать. Но Петунья чувствовала, что где-то здесь скрыта зацепка, и потому настойчиво повторила:

– Это же Нарния была вчера, в цветочной арке. Перед тем, как ты потеряла сознание? Замок на холме и корабль с лебяжьей головой на корме. – Сьюзан посмотрела на нее. – Я тоже это видела, – тихо сказала Петунья. – И, мне кажется, я знаю, почему ты здесь. Но ты должна сказать, как ты сюда попала.

Сьюзан моргнула, выражение ее лица не изменилось, но от нее вдруг стало исходить подавляющее ощущение. За мгновение она превратилась в величественную королеву, что восседает на высоком троне и требует беспрекословного подчинения от тех, кто распростерся у ее ног.

Нет, Петунья больше не сомневалась, что Сьюзан и в самого деле когда-то была королевой. И, более того, не переставала ею быть.

Но она упрямо стиснула зубы, отказываясь подчиняться чужой воле. И Сьюзан отступила.

– Я долго странствовала между мирами, пытаясь найти хоть какие-то зацепки, – сказала она, медленно поглаживая алый переплет книги. – Я повидала разные миры. Миры магии и миры технологий, миры прошлого и миры будущего. Но, у кого бы я ни спрашивала, никто не знал ни о Нарнии, ни об Аслане, ни о великом Императоре-за-Морем. Наконец, когда я совсем отчаялась, я рискнула обратиться к богам. – Она замолчала и прикусила нижнюю губу. – Я рассказывала… однажды я отреклась. Или решила, что отреклась, хотя в глубине души знала, что моя вера осталась со мной. Я была наказана. Поэтому я пообещала себе никогда больше не отступать от своей веры. И, раз я верю в Аслана, я не буду обращаться к другим богам.

Петунья осторожно погладила ее по руке, подбадривая. Да, она слышала эту историю, Сьюзан поделилась ею за бутылочкой вина в тот вечер, когда ее кольца лишились своей силы.

Многолетние поиски обернулись ничем. И Сьюзан отчаялась. В тот момент она случайно услышала разговор двух людей. Они обсуждали чье-то невероятное путешествие, приведшее к славе и богатству, и упомянули некий затерянный храм, в котором исполняются желания.

– Мне сказали, дорога туда длинна и полна опасностей, но тот, кто пройдет путь до конца, будет вознагражден. Я – дошла.

Сейчас Сьюзан почти не помнила ни самой дороги, ни Храма, только ощущение радости, которое охватило ее при виде конца пути. Перед храмом ее встретил жрец и, не задавая вопросов, как будто знал все желания ее сердца, велел ей идти внутрь.

– Тот храм был частью огромной скалы. Я вошла внутрь, и вскоре меня окутала тьма. Такая густая, что я не знала, куда иду или сколько прошло времени. А, может, я просто перебирала ногами, оставаясь на одном месте. Но вот впереди я увидела свет. – Сьюзан на мгновение замолчала. – Да, там был свет, а за ним плескалось море и зеленели леса, и на самой высокой башне замка развевался синий стяг с золотым львом. Я сразу узнала Кэр-Паравел. И потеряла голову. А дальше ты знаешь.

Что-то в этой истории было не так.

– И тебя даже не попросили ничего пожертвовать или заплатить как-то?

Сьюзан серьезно задумалась, и чем дольше она думала, тем явственнее на ее лице проступала растерянность.

– Кажется, я что-то отдала ему. Но не помню, что именно…

Оставалось надеяться, что это что-то было какой-нибудь пустяковиной, а не важной вещью из категории «отдай то, чего дома не знаешь».

Петунья вздохнула. Она мыслила в правильном направлении, и рассказ только подтвердил ее выводы. Нужно только решить, как правильно преподнести их Сьюзан.

А, они же все равно собирались к морю! Решено!

Она уже собралась предложить прямо сейчас, не дожидаясь господина Тука, отправиться в путь, но тут среди скал раздался звонкий цокот копыт. Поднявшись, они увидели маленького пони, деловито везущего через узкий мост крытую повозку.

– Давай продолжим этот разговор потом, – сказала Петунья, и Сьюзан согласилась.

Когда они спустились вниз, господин Тук уже установил прилавок и набивал трубочку.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! – воскликнул он. – Бальбо Тук, к вашим услугам, – хоббит и Сьюзан раскланялись друг перед другом. Затем хоббит повернулся к Петунье и воскликнул: – Добрая госпожа, то зерно, что вы подарили в прошлый раз, просто нечто! Хлеб из него получается белоснежный и пышный, откусишь кусочек – и уже сыт! А уж пироги какие, мама дорогая! В жизни своей таких пирогов не едал! – и он тут же передал еще горячий сверток, куда больший, чем в прошлый раз. – Госпожа Тук самолично пекла сегодня утром.

Пропуская славословия, в конце концов все свелось к тому, что добрый хоббит, распробовав пшеницы, хотел купить еще. О цене быстро сговорились, и Петунья отправилась на ферму, оставив Сьюзан выспрашивать у торговца какие-то подробности об Алой Книге.

Немного позднее, обменяв деньги на товары, они расстались довольные друг другом. Петунья продала три мешка пшеницы (все три чудесно влезли в ее сумку) и накупила всяких мелочей, вроде мыла и зубной пасты, вафельных полотенец и прищепок, жить без которых вроде можно, но не очень комфортно. Сьюзан тоже кое-что купила, но что именно, Петунья не спрашивала.

По своему обыкновению цветасто и многословно попрощавшись, господин Тук свернул свою лавочку и, взобравшись на козлы, направил повозку прочь из города.

– А теперь – к морю!

Искать долго не пришлось. Чуть дальше, чем дорога к лесу, тоже в скалах нашелся проход и к морю. Дорога там заканчивалась тупиком, у небольшого, полуразрушенного здания. Все, что от него осталось, это стена с нишей, а в ней – постамент. Обломки статуи валялись тут и там, и догадаться, что же она изображала, было никак невозможно.

Из щели в скалах отчетливо тянуло свежим морским воздухом. Они прошли по узкому проходу и внезапно оказались на морском берегу. Ноги их немного утопли в белоснежном песке. С левой стороны обнаружился небольшой домик, собранный из бамбука, впереди лежал пирс, а за ним, сколько хватало глаз, до самого горизонта простирался огромный, безбрежный океан.

Петунья наклонилась, зачерпнула горсть песка и позволила ему высыпаться сквозь ее пальцы.

– Ну, вот ты и увидела все, что здесь есть, – сказала она, наблюдая, как далеко впереди, среди волн мелькают черные спины морских животных. Вверху резко и пронзительно закричала чайка, и ей откликнулся хор ее товарок с другой стороны пляжа. – Тебе ничего не кажется странным?

Сьюзан задумалась. Наклонилась, тоже зачерпнула гость песка, но тут же высыпала. Обернувшись, посмотрела на каменную арку, из которой они вышли.

– Хочешь сказать, этот мир – создан искусственно?

Петунья не удивилась ее догадливости. Только вздохнула. Как можно быть кладезем стольких добродетелей?

– Именно. Это место для того, чтобы потерянные души могли найти путь домой. Туда, где их ждут, – Сьюзан правда была умна. Она сразу поняла, что скрыто за этими словами, и уставилась на Петунью широко раскрытыми глазами. Как будто уже догадывалась, что последует за сказанным, но хотела услышать это своими ушами. – Я думаю, что Нарнии, которую ты ищешь, больше не существует.

Chapter Text

Сьюзан впилась в нее пронзительным, требовательным взглядом.

– Тогда что я видела?

Петунья пожала плечами.

– Полагаю, это Нарния, в которую ты не сможешь попасть, пока жива.

– Пока я жива… – повторила Сьюзан. Не глядя больше на Петунью, она прошла несколько шагов вперед, уселась прямо на песок и задумчиво уставилась на море.

Стоило оставить ее одну. Дать переварить. Свыкнуться. Прикинуть свои дальнейшие действия. Петунья тихонько отошла и медленно побрела по пляжу, время от времени поглядывая на Сьюзан.

Море мерно билось о берег в одном и том же вечном ритме, и порой волны выносили на пляж что-нибудь из морских глубин. Под горкой песка Петунья нашла высушенную до каменной твердости морскую звезду. Через несколько шагов подобрала двух больших красивых гребешков. А, обойдя весь пляж, собрала не меньше дюжины мидий. Они просто лежали на песке, как будто ждали, когда она придет и подберет их. Петунья так и сделала, только хорошенько обнюхала, но все морепродукты оказались свежими.

Предвкушая изумительный ужин, Петунья подошла к самой кромке, дав волнам замочить носки эльфийских сапожков. Так она стояла и любовалась пейзажем, когда море выкинуло к ее ногам лазурную раковину, большую и вытянутую, как труба. Она чем-то напомнила рог Сьюзан, лежащий сейчас в Каминном зале дворца эльфов, и очень походила на те раковины, которые художники и скульпторы дают тритонам и Нептуну, чтобы они трубили в них, отправляясь на охоту или объявляя войну.

Раковина, подталкиваемая волнами, словно слепой щенок тыкалась в носки ее сапожек. Петунья подняла ее, и та удобно легла в руку.

Недолго думая, она приложила раковину узким концом ко рту и подула.

Низкий и протяжный звук пронесся над пляжем, взлетел над морской гладью и растаял вдали. Несколько чаек, что назойливо ошивались неподалеку, испуганно улетели, а сидящая в прострации Сьюзан оторвалась от своих тяжелых дум и вскочила на ноги.

– Это ты дудела? – крикнула она, и Петунья смущенно помахала ей раковиной.

Вдруг море вспенилось и забурлило. Оно вспучилось, словно бы со дна начала расти гора. Поднялась большая, выше дома, волна и неумолимо двинулась на берег.

Петунья попятилась, не в силах оторваться от столь грозного и прекрасного зрелища. Сьюзан подбежала к ней и схватила за руку, увлекая за собой. Со всех ног они помчались к проходу между скал и успели добежать, когда цунами со всей силой обрушилось на пляж и разбилось, окатив их водой с головы до ног. А когда схлынула, они увидели, что пляж остался нетронутым. Но волны оставили на нем какую-то вещь.

Больше всего это было похоже на гигантский шлем от древнего водолазного костюма: круглый, зеленый от патины, с мутным толстым стеклом в передней части, забранным решеткой. Маленькие оконца также были по бокам, сверху виднелся люк, а справа внизу от самого большого иллюминатора из корпуса торчал рычаг. Нижняя часть поросла ракушками, а по бокам, зацепившись за выступы на корпусе, свисали водоросли.

– Что это, Таш побери, такое? – воскликнула Сьюзан, и в этот момент рычаг снаружи с бешеной скоростью завертелся.

На всякий случай они сделали еще шаг назад, готовые в любой момент уносить ноги.

Рычаг замер, внутри «шлема» что-то щелкнуло, прокрутилось, люк сверху откинулся – Петунья спросила в пустоту «это что, батискаф?», – и из люка кто-то вылез.

У этого кого-то была бочкообразная фигура с выдающимся животом, яйцеобразная голова с шапкой пергидрольных кудрей, на которых сверху залихватски сидел головной убор, похожий на фуражку машиниста.

Пассажир батискафа огляделся, увидел их и вскинул в приветствии тонкую руку с длинными тощими пальцами.

– Эй! – гаркнуло оно хриплым прокуренным голосом. – А ну, признавайтесь! Кто дернул стоп-кран?! Хулиганье!

Петунья нервно хохотнула. Женщина со дна моря напомнила ей проводницу на поезде, которым она уезжала в Лондон. Та тоже курила до хрипоты и высветляла волосы пергидролем.

– Эм… мы не тянули никакой стоп-кран… мэм. Я просто подула в красивую ракушку.

Женщина сильно наклонилась вперед, чтобы не вывалиться, ухватилась своими тонкими пальцами за край люка. Петунья даже испугалась: а ну как, сломаются?

– А, – сказала женщина, рассмотрев раковину. – Так это ж мой фелетон. Тьфу, телефон. Вечно путаю. А я уж думала, потеряла или золотая рыбка слямзила, когда последний раз на чай заглядывала. – Успокоившись, она поудобнее устроилась в люке, и приглашающе махнула рукой. – Ну, не бойтесь, подходите ближе. Тетушка Кокоро давно не встречала сухопутных жителей.

Угрозы от этой страхолюдной тетушки не исходило, и девушки подошли поближе. Вблизи стало видно, что дама эта была уже далеко не молода, и на лице ее отчетливо читались следы злоупотребления алкоголем и табаком.

Батискаф вблизи оказался высотой с дом. Его хозяйка исчезла в люке, затем выбросила наружу веревочную лестницу. Сьюзан первая взобралась, ловко и быстро, как матрос или обезьяна, и подождала наверху, пока медлительная Петунья ее нагонит.

Изнутри батискаф показался больше, чем снаружи. Наверное, и тут без какой-нибудь магии не обошлось. Внутри пахло сырой рыбой, йодом и табаком. Обстановка была под стать. Большой диван у иллюминатора, местами потертый; неожиданно красивый, явно старинный колченогий столик в окружении типовых табуретов. Свет исходил от нескольких небольших сосудов, подвешенных вдоль стен. В сосудах этих что-то извивалось и ползало, и Петунья отвела взгляд, пока ее не замутило. Между светильников были развешаны разнообразные вещички, но больше всего внимания привлек портрет молодой рыжеволосой девушки, хорошенькой и озорной. Петунье она напомнила младшую сестру.

– А, это моя бабушка, – польщенно сказала тетушка Кокоро, расплылась в чрезвычайно зубастой улыбке от уха до уха и прочувствованно прихлопнула двумя хвостовыми плавниками, торчащими из-под платья-сетки.

– Так вы русалка, – потрясенно произнесла Сьюзан, пока Петунья ошарашенно хватала ртом воздух и пялилась на два хвоста. Еще она только сейчас заметила две кокетливые розовые ракушки, прикрывающее тело тетушки там, где в теории должна быть грудь, и юбку из водорослей, прикрывающую все остальное.

– На три четверти, – поправила хозяйка и, накрывая на стол, поведала им чрезвычайно удивительную историю про амбициозную молодую русалку, которая, чтобы выйти замуж за сухопутного принца, обманом вынудила тетку-ведьму дать ей ноги в обмен на голос (весьма паршивенький, если говорить откровенно), а когда у нее родился ребенок, весь покрытый чешуей, и муж их обоих выгнал, вернулась обратно к отцу. У Петуньи задергался глаз. Ей кажется, или она действительно знает эту историю, но только немного под другим углом?

– Последний раз о бабушке слышали, когда она отправилась на поиски Атлантиды.

Они уселись за стол. От себя Петунья достала пироги, преподнесенные хоббитом, а Сьюзан – коробку сластей. Тетушка разлила вино по большим пивным кружкам и взяла одну:

– Ну, за встречу! – провозгласила она, запрокинула голову и одним махом опорожнила в рот все содержимое своей кружки. Утерев рот, она хитро взглянула на своих гостей. – Пейте, пейте. Особенно ты, – она кивнула Сьюзан. – Тебя-то тут вообще быть не должно. А ты тут. Везучая.

Обронив сию загадочную фразу, она замолчала и только ухмылялась, пока они не выпили. Вино оказалось терпким и вяжущим, немного соленым и очень пьянящим. Петунья сделала всего глоточек, из вежливости, и ее сразу повело. Сьюзан же одним махом осушила свою кружку и со стуком поставила ее на стол.

Тетушка довольно крякнула.

– Тетушка, – сказала Сьюзан. Несмотря на выпитое, выглядела и говорила она трезво, только глаза ее сверкали по-особенному. – Что ты имела в виду, когда сказала, что меня тут быть не должно?

Старая русалка смерила ее взглядом, но больше отмалчиваться не стала. Она рассказала то же самое, что и Петунья чуть раньше. Лишь добавила подробностей – что мир этот был создан из обрывков других миров, а души, которые сюда приходили, потом уезжали на поезде-призраке к другим мирам. Сама Кокоро как раз служила на том поезде проводницей, пока однажды внезапный обвал не перегородил путь к станции.

– Иногда я поднимаюсь по течению реки к горному озеру и слушаю, – тоскливо проговорила полупьяная старуха. – И слышу, как гудит паровоз и стучат колеса, проносясь мимо. Как лязгают двери, и поезд сигналит перед отъездом, подгоняя пассажиров. Но их нет…

В уголке ее глаза набухла огромная мутная слеза. Она промокнула ее носовым платком и шумно высморкалась. Потом посмотрела на Сьюзан неожиданно цепким и трезвым взглядом:

– Живые не могут попасть сюда, кроме одного, – она перевела взгляд на Петунью, что сидела молчком, вцепившись в кружку. – Всем прочим остается лишь убраться отсюда. В любую сторону.

– Я пыталась уйти, – Сьюзан показала ей кольца.

Тетушка насмешливо присвистнула.

– Тю, это же фейские побрякушки. Конечно, они не будут тут работать. – Она щедро хлебнула вина и утерла рот. – И до поезда не добраться. Так что выходит одно, красавица. Тебя отправили сюда умирать. И кому ты так насолила?

На этом разговор был окончен. Посидев еще немного, они скомкано попрощались с хлебосольной русалкой и полезли наружу. Высунувшись из люка, тетушка попросила Петунью снова дунуть в раковину и вообще сказала, при случае, приходить на чашечку чая.

Петунья подула в раковину, снова поднялась волна и унесла батискаф с собой, не оставив на песке ни следа.

Chapter Text

Ночью Сьюзан вновь стало плохо.

Петунья сквозь сон услышала ее хриплое, натужное дыхание и проснулась. Сьюзан лежала к ней спиной, на боку, одна ее рука безвольно свисала вниз с кровати. Петунья села и осторожно приподнявшись, взглянула на нее.

В свете кольца лицо Сьюзан было землисто-серым, глаза запали, сквозь побледневшие губы дыхание вырывалось затрудненно, с присвистом, и в груди что-то глухо клокотало.

Перепуганная, Петунья подскочила, схватила со стола мазь из ацеласа и поднесла ее к носу Сьюзан. Несколько мгновений ничего не происходило. Словно ацелас потерял свою целительную силу. А потом она открыла глаза. Белки были покрыты сеткой алых сосудиков, а радужка помутнела.

–Нужно принять лекарство. Давай, выпей, – Петунья поднесла к ее рту бутылочку с сиропом.

Сьюзан едва разлепила губы, Петунья влила сквозь них глоток. Сморщившись от усилия, Сьюзан с трудом проглотила лекарство. Секундная стрелка будильника тикала особенно громко, отмеряя время, а состояние больной все не улучшалось.

Петунья не знала, что и думать. Неужели лекарства потеряли свою эффективность? Она сама сделала глоточек сиропа, и уже знакомый прилив сил наполнил ее мышцы.

Что, если это из-за того, чем они вчера угощались у старухи-русалки? Это Петунья лишь пригубила, а вот Сьюзан пила с хозяйкой на равных. Она даже вспомнила, что в качестве противоядия эльфы использовали кроваво-красные цветы элгарана, но у Петуньи его не было.

Чтобы сделать хоть что-то, она подогрела остатки отвара ацеласа и с помощью ложки влила в больную некоторое его количество.

Ацелас подействовал. Взгляд Сьюзан прояснился, дыхание стало легким и беззвучным, как и полагается.

– Тунья… – шепотом позвала ее Сьюзан, и Петунья крепко сжала ее холодную руку. – Знаешь, раньше мне всегда снился один и тот же сон… Что я снова маленькая девочка, и мы, все четверо, играем в прятки. А потом… потом они у меня на глазах уходят в платяной шкаф, дверь закрывается и, как бы я ни дергала ее, не поддается. – Она закашлялась, и Петунья скормила ей еще лекарства. Сьюзан подняла на нее глаза, в них стоял страх. – А сегодня дверь шкафа поддалась… между шуб струился холодный морозный воздух, и я даже, кажется, увидела вместо задней стенки сияние фонаря… потом я услышала смех и музыку, и увидела, как они катаются на санках. Затем передо мною появилась Люси. Она протянула мне руку. «Сью, мы так долго ждали тебя» сказала она. Я ничего не могла поделать. Меня тянуло к ним, и я просто сделала шаг внутрь шкафа. Дверь стала закрываться, и я почувствовала настоящий холод, будто в самом деле оказалась посреди зимы в одном домашнем платье. Но тут я почувствовала легкий запах камфоры, и сон пропал.

Ее вдруг затрясло в ознобе. От тела Сьюзан исходил ужасный призрачный холод, И Петунья крепко обняла ее и забаюкала, как маленькую. Постепенно, то ли благодаря лекарству, то ли этим объятиям, но холод мало-помалу начал отступать.

Так они и сидели, крепко обнявшись, слушая, как стучат их сердца – одно чуть быстрее, а другое чуть медленнее, и мало-помалу их стук выравнивается. А потом Сьюзан хриплым шепотом попросила:

– Тунья, помоги мне… я не хочу умирать…

Петунья погладила ее по спутанным волосам.

– Конечно, – сразу же согласилась она. – Обязательно помогу тебе. Мы ведь еще не отправились в путешествие, как ты обещала. Помнишь?

Она продолжала говорить всякую ерунду, строя планы на такое далекое грядущее, что они, наверное, никогда не сбудутся. Но сейчас важнее было отвлечь Сьюзан от ее мыслей. Петунью до ужаса пугало то, как легко и просто ее чуть не утащили на тот свет, воспользовавшись тоской по родным. Она не сомневалась в том, что братья и сестра Сьюзан ни за что не позволили бы ей умереть раньше времени.

Наконец, Сьюзан заснула. Теперь ее сон был куда как спокойнее. Сошла бледность с лица, и в груди больше не было шумов и хрипов. Петунья уложила ее обратно, укрыла одеялом и поднялась на ноги.

Только сейчас она услышала ровный шум дождя на улице. Выглянув в окно, она увидела привычную дождливую серость. Быстро переоделась, сунула ноги в сапоги и накинула дождевик, взяла сумку и, попросив огонь присмотреть за Сьюзан, выскользнула за дверь.

Ей стоит поторопиться. Сейчас она видит только одну возможность, чтобы отправить Сьюзан отсюда.

Дождь накрыл собой весь мир. Капли воды стекали по белоснежным стенами города, скапливались лужицами на тропе вдоль горы. Петунья спешила и не раз оскальзывалась на влажной земле, но верный посох выручал ее, помогая сохранять равновесие. На пляже тоже дождило. Океанские волны посерели чуть ли не до черноты, и от бескрайней водной глади исходило слабое ощущение угрозы. Петунья прошлепала к линии берега, увязая в мокром песке, достала из сумки большую витую раковину и протрубила в нее.

Темные воды забурлили, вспучились – пусть она уже знала, что это, но сегодня это выглядело даже более угрожающим, чем вчера, – и выкатили на берег вчерашний батискаф. Петунья взобралась по веревочной лестнице, обдирая пальцы о мокрую пеньку, и почти упала внутрь.

– Миссис Кокоро, пожалуйста, помогите!

Русалка, облаченная в розовый пеньюар, возлежала на диване и пускала колечки дыма.

– Что, совсем плохо стало твоей подружке? – спросила она, ничуть не удивленная.

Петунья уселась на колченогий табурет и быстро пересказала, что случилось, стараясь не упускать ни единой детали. Старая русалка слушала ее невозмутимо, то и дело затягиваясь трубкой – курила она что-то приятное, непохожее на обычный табак, – но стоило ей услышать про сегодняшний сон Сьюзан, то разом посмурнела.

Она постучала трубкой, выбивая из нее пепел, снова набила.

– Это нехорошо, – проскрипела она. – Оч-чень нехорошо, девчуля.

– Вы тоже считаете, что этот сон не просто так?

– Разумеется, – тетушка осклабилась, снова обнажив акульи зубы. – Ей показывают красивую сказочку, чтобы она не сопротивлялась. Больше тебе скажу. Не будь тут тебя, девчуля, сгинула бы твоя Сьюзан. Попала бы прямо в желудок, и переваривалась там, одурманенная иллюзией счастья.

Петунья решила, что ей послышалось. Потому что ну бред же.

– В смысле, в желудок? Чей?

Старуха пропустила ее вопрос мимо ушей, демонстративно затянулась и выпустила изо рта несколько колец, вложенных одно в другое. Как будто сказала то, что говорить не следовало. Петунья нахмурилась. Она не могла не подумать о том, куда ушел Лассэ. Неужели его на конце его дороги тоже ждала чья-то ненасытная утроба?

Словно бы догадавшись о ее мыслях, тетушка Кокоро взмахнула трубкой, не обращая внимания, что из нее на пол и диван сыпятся угольки.

– Пока ты здесь, мертвые будут уходить правильной дорогой. Но с живыми не так все просто. И до поезда не добраться.

И Петунья выпалила то, что пришло ей в голову еще вчера:

– Есть дилижанс!

Старуха вскинула в удивлении свои выщипанные в ниточку черненые брови, а Петунья рассказала ей, что у обочины стоит дилижанс, на котором она сюда и приехала. Разве у проводницы с поезда-призрака не получится воспользоваться им?

– Отнеси меня туда, – решительно сказала старуха.

Петунья полезла обратно, под дождь. Тетушка Кокоро, переодевшись и снова водрузив на голову фуражку, грузно плюхнулась в мокрый песок.

Петунья присела, подставляя спину, и охнула, когда русалка ловко запрыгнула на нее и обхватила ее за плечи своими тонкими, но неожиданно сильными руками. Поднатужившись, она поднялась и зашагала вперед.

Обратная дорога, верно, из-за груза на спине, показалась куда дольше. Сперва ее ноги утопали во влажном песке, потом – оскальзывались на влажной тропе.

Увидев город, тетушка поделилась воспоминаниями, каким оживленным и многолюдным был этот город когда-то. Петунья сперва удивилась, что русалка помнит эльфов-строителей, но быстро выяснилось, что та имела в виду задержавшиеся здесь души. Под конец она добавила, что если «девчуля» останется тут на подольше, то те времена снова наступят.

При виде дилижанса тетушка довольно присвистнула. Петунья опустила ее на мокрую траву, и старая русалка, довольно бодро шлепая своими ластами, обошла его со всех сторон, залезла внутрь и даже взобралась на козлы. Взяв в руки безвольно свисающие поводья, ведущие в пустоту, она взмахнула ими как заправский возница и повелительно прикрикнула «Но!».

Колеса дилижанса вдруг пришли в движение, экипаж немного прокатился вперед и остановился, услышав требовательное «тпрру!».

– Ничуть не сложнее прадедушкиной колесницы, запряжённой морскими коньками, – заключила старуха. Потом привязала поводья и слезла. Стоя на ластах, она была чуть ниже Петуньи, но гораздо, гораздо объемнее. Она ткнула в Петунью своим длинным пальцем: – А ты сама-то уверена, девчуля? Подружку твою я увезу, а ты здесь так и останешься.

Петунья об этом не думала. Она все равно должна провести тут год. Кроме того, дилижанс все равно ее не слушается. Она даже не знает, как им управлять.

– У меня же нет другого способа помочь Сьюзан, а я обещала ей.

Старуха прищурилась и глянула так, будто собиралась под кожу ей залезть. Но потом улыбнулась и посмотрела неожиданно ласково.

– Ладно, твоя взяла, девчуля. Отвезу твою подружку, и сама покатаюсь вдоволь. А ты уж, будь добра, расчисти дорогу к станции. – Она вздохнула и поправила свою фуражку. – Соскучилась я по поезду.

– Спасибо большое, тетушка! – горячо поблагодарила ее Петунья.

– Потом будешь благодарить, – проворчала та, но по всему было видно, что ей приятная благодарность. – Сперва этого приятеля нужно подготовить к дороге. Так что ты уж, будь добра, принеси мне следующее: – она продиктовала список и добавила: – И управься до вечера. Твоя подружка только до него и протянет.

Chapter Text

Петунья вошла в дом, осторожно прикрыв за собой дверь, и сразу посмотрела на кровать. Сьюзан лежала на спине, сцепив пальцы на животе и вытянув ноги, и грудь ее как будто совсем не колебалась от дыхания. Словно покойница. Петунья сняла мокрый дождевик, повесила его на гвоздик и, подойдя к кровати, поднесла к носу больной свою руку. В «Дракуле» рекомендовали использовать зеркальце, но и так сойдет. Она почувствовала кожей легкое дуновение дыхания и облегченно выдохнула. Живая.

«С последним лучом солнца она умрет. И никакое лекарство, никакой, даже самый лучший целитель ее не спасет».

Так сказала ей старая русалка, когда Петунья донесла ее на закорках обратно к ее батискафу. После чего весьма ловко для почтенной дамы забралась внутрь и прокричала изнутри, что к вечеру будет ждать их у дилижанса.

Петунья бросила взгляд на часы. Из дома она ушла еще затемно, раньше, чем обычно просыпалась, но пока проходила туда и обратно, времени прошло уже порядочно. А у нее с утра во рту даже маковой росинки не бывало.

Тут ее живот недовольно заворчал, и она ухватилась за него обеими руками, боясь, что громкие звуки разбудят больную. Но нет. Сьюзан только вздохнула и пробормотала еле слышно что-то про то, что она никак не может выйти к обеду в неподобающем виде, и пусть любезный царевич не сердится на ее дамские капризы.

Петунья прокралась в кладовку. Она собиралась взять из корзины с овощами морковку или пастернак и поесть, чтобы унять голод. Со всем, что ей нужно успеть до вечера, времени на готовку совсем нет. Но пока она, размышляя, выбирала, какой же корнеплод взять, ей на глаза попался кувшин.

Тот самый, с мирувором, который Лассэ принес из города и наказал использовать только в самом крайнем случае. Петунья совсем забыла про него. Рядом лежал зеленый сверток с лембасом, оставшийся с тех же времен. Петунья отложила морковь и отломила себе небольшой кусок волшебной еды. Голодный желудок тут же утихомирился. Она не могла не отметить еще раз, как быстро можно насытиться всего одним небольшим кусочком. Вот бы рецепт раздобыть…

Чтобы подбодрить себя, она отпила из кувшина пару глотков мирувора – прозрачного и теплого, сладкого как мед, – и чуть не сомлела от того, как тепло и хорошо ей сразу стало.

Но сегодня у нее была еще масса дел.

Перечень вещей, необходимых, чтобы подготовить дилижанс к поездке, был небольшим. Всего несколько пунктов, можно пересчитать по пальцам одной руки. С частью их легко управиться: натаскать корма и воды для «лошадей», например. Петунья скакунов не видела, но тетушка Кокоро утверждала, что они есть.

Петунья сразу подумала про фестралов – если верить Скамандеру, видеть их могут только те, кто видел смерть. Но тетушка Кокоро обозвала их очередными фейскими штучками и заявила, что глаза Петуньи еще слишком смертные, чтобы видеть столь тонкие материи, но многое приходит со временем.

Еще нужно приготовить питье и еду для пассажиров. С питьем Петунья тоже не видела никаких сложностей. Она уже решила, что сварит компот из ягод шиповника и трав – кисло-сладкий напиток самое то для долгой поездки. А вот что касается еды…

Тетушка Кокоро была непререкаема в том, что это не могла быть абы какая-то еда. А только хлеб. Причем, испеченный самой Петуньей. Даже вкуснейшие пироги госпожи Тук, которых оставалось еще несколько штук, она с негодованием отвергла. Хотя вчера сама с удовольствием трескала.

Была только одна маленькая сложность. Петунья не умела печь хлеб.

Она вздохнула и поднялась. Времени и так в обрез. И на то, чтобы предаваться унынию, его точно нет.

В первую очередь Петунья отнесла к дилижансу мешок зерна и ведро колодезной воды. Преисполненная скептицизма, она выгрузила свою поклажу там, где, по ее прикидкам, были головы невидимых лошадей и подождала. Через некоторое время ей послышалось мягкое фырканье, а вода в ведре заплескалась сама собой и начала убывать. А в то же время кто-то другой аппетитно захрустел зерном.

Петунья некрасиво выпучила глаза. Тут и в самом деле были лошади? Она чуть глаза не сломала, пытаясь разглядеть их, и даже поводила перед козлами рукой, но ничего не нащупала. Прекрасно. Они не только невидимые, но еще и неосязаемые!

Но вода и зерно исчезали с катастрофической скоростью, и это было данностью. Может, лошади и несуществующие, но ели как настоящие.

Ей пришлось еще несколько раз сбегать домой, в общей сложности доставив лошадям два мешка зерна и шесть ведер воды. И только тогда невидимые кони насытились.

Бегом вернувшись домой, Петунья побросала в котелок шиповник с травами, всыпала немного сахара, кинула несколько лепестков алфирина и повесила в очаг вариться. А сама задумчиво уставилась на огонь.

Времени оставалось не так чтобы много. К тому же из-за дождя велика опасность пропустить тот самый «последний луч солнца» и тем самым подвести Сьюзан. Если вспомнить, как быстро тут темнеет, то по всему у нее остается максимум часа три. И на подготовку провианта, и на то, чтобы отнести Сьюзан к дилижансу.

Петунья тяжело вздохнула. Что же делать?

Огонь в очаге громко треснул, привлекая ее внимание. Первый раз за эти дни он дал о себе знать.

– Мне нужно испечь хлеб, – пожаловалась Петунья и пересказала о своем разговоре с тетушкой Кокоро. Казалось, огонь знал тетушку. Потому что не выказал ни удивления, услышав о ней, ни сомнения в ее словах. Языки пламени недоуменно качнулись из стороны в сторону, как бы спрашивая, и в чем твоя проблема, девушка. Тогда Петунья и высказала, что у нее ни духовки, ни дрожжей, и даже хлеб печь она не умеет.

Ах да, муки тоже нет.

Наверное, будь огонь человеком, он бы сейчас закатил глаза. По крайней мере, именно так она интерпретировала его поведение. А затем последовала сложная пляска языков пламени, из которых стало ясно, что в городе точно должна быть ручная мельница. Поэтому пусть Петунья не раскисает, а метнется в город и намелет муки. А уж огонь обязательно научит ее делать хлеб.

Она так удивилась – никогда еще огонь не давал ей настолько прямых указаний, – что даже не спорила, а быстро собралась и побежала в город, едва не забыв накинуть дождевик. Ей даже не пришло в голову спросить, а кто присмотрит за компотом. Котелок так и остался кипеть в очаге.

Не покажи ей Лассэ, как ориентироваться в городе, она бы и за всю жизнь не нашла кухни.

Главные кухни, с большим очагом на две дюжины вертелов, множеством печей и великим количеством шкафов со всевозможной кухонной утварью располагались прямо под главным дворцом. Войдя, Петунья обомлела от того, какое огромное кухонное царство раскинулось перед ней, и у нее слегка зарябило в глазах от сверкающих сковородок и кастрюль.

Ослепленная, она не сразу увидела ручную мельницу. Сама за собой того не замечая, Петунья, прекрасно знакомая с изображениями ветряных и водяных мельниц, искала что-то похожее, а это оказалась каменная чаша, в которой друг на друге стояли два каменных диска. К верхнему была приделана ручка.

В центре обоих дисков было отверстие. Петунья высыпала туда горсть зерна и, схватившись за рукоять, повернула. Дело пошло в прямом смысле слова со скрипом. Но вскоре жернова вновь притерлись друг к другу, и только оставалось периодически подсыпать новые порции пшеницы.

Первая мука вышла крупной и зернистой, с шелухой от зерен. Петунья прокрутила ее еще дважды, чтобы получить тонкую белоснежную пыль, как и полагается.

Намолов небольшой мешочек, она поспешила домой.

К ее приходу как раз доварился компот. Ничего не убежало и не выкипело. Петунья сняла котелок с огня и приступила к выпечке. Огонь рассказал ей неожиданно простой рецепт. Петунья даже сперва не поверила, что это тоже может быть хлебом, но других вариантов у нее не было. К тому же тот-кто-в-очаге ни разу ее не подводил, и она решила довериться ему.

Взяв большую миску, она просеяла муку, чтобы отделить шелуху и крупные частицы зерен, затем добавила теплой воды и посолила. Получилось немягкое теплое тесто, которое она завернула в полотенце и оставила в покое. Пока тесто настаивалось, она процедила через марлю компот и аккуратно перелила его в бутылку.

Когда тесто настоялось, Петунья разделила его на дюжину маленьких частей и тщательно раскатала, постоянно подсыпая муку, чтобы тонкая лепешка не прилипала к столу. К этому времени сковорода в очаге уже раскалилась. Петунья осторожно выложила на раскаленную сухую поверхность тесто, и оно сразу зашипело и пошло пузырями. Считая про себя, где-то примерно на сороковом счете Петунья перевернула лепешку на другую сторону.

В результате, всего за каких-то полчаса она нажарила целую дюжину тонких, золотистых, немного хрустящих хлебов. Они выглядели настолько аппетитными, что она едва удержалась от того, чтобы попробовать, и поспешила завернуть их в полотенце.

Она успела как раз вовремя. До часа икс оставалось примерно минут сорок – по расчетам, этого с лихвой должно хватить, чтобы дотащить Сьюзан до дилижанса. Петунья собрала сумку и подошла к кровати.

Положив руку на плечо спящей, она настойчиво потрясла ее:

– Сью, просыпайся!

Но как они ни трясла и ни тормошила, Сьюзан продолжала спать. Торопясь, Петунья ударила ее по щеке. Звонкий звук пощечины раздался в домике, на бледной щеке проступил яркий отпечаток руки, и только тогда Сьюзан с трудом открыла глаза.

Chapter Text

Петунья испугалась. Глаза Сьюзан заволокло белой поволокой, от чего взгляд казался слепым. Она помахала перед нею ладонью, и Сьюзан не сразу, но отреагировала, моргнула и чуть-чуть повернула голову в ее сторону.

Петунья до боли прикусила губу, сбрасывая с себя ступор, и стала тормошить Сьюзан, побуждая ту шевелиться и поскорее встать с кровати.

Но вскоре убедилась, что проще самой. Сьюзан, оставаясь с виду молодой девушкой, двигалась и реагировала как старуха, находящая в глубоком упадке сил и потерявшая разум.

Петунья подхватила Сьюзан под плечи и спину и помогла сесть. Словно куклу – или младенца, – переодела в ее собственное платье, натянула на ноги обувь, застегнула пояс с бездонным мешочком. А потом закинула себе на спину, точно также, как носила сегодня на закорках тетушку Кокоро, и открыла дверь.

Петунья удивленно остановилась за порогом, разглядывая картину, что явилась ей.

Вместо пасмурного вечера, затянутого дождем, словно окно тюлем, в дверном проеме сиял яркий погожий день, и неизвестные птицы, рассевшись на деревьях, сплетали свои голоса в чудесной мелодии. Мимо домика вдаль вела каменная дорога, широкая и ровная, а вдоль нее были посажены деревья и кустарники. По дороге ступала длинная и причудливая процессия. Петунья заморгала, отказываясь верить своим глазам. Но вот несколько фавнов наигрывают на двурогих флейтах веселый мотив, и стайка девушек дриад в лиственных нарядах под эту мелодию водит ручеек. Вот бок о бок идут грозный тигр и величавый олень и ведут беседу о стихах, которые сочинил некий господин Крот. А в центре процессии важно выступает четверка кентавров. Их мускулистые тела блестят от масла, и каждая из половин, что человеческая, что лошадиная, прекрасна, как лучшие из греческих статуй. Кентавры несут на своих плечах паланкин, украшенный пологом цвета нежной весенней зелени, и на каждом полотнище вышит стоящий на задних лапах золотой лев.

Поравнявшись с домиком, процессия останавливается. Музыка замолкает. Фавны и дриады, звери и люди, нимфы и гномы – все смотрят на Петунью. Кентавры аккуратно опускаются на колени, и маленький смуглый фавн с шапкой смоляных кудрей почтительно откидывает полог.

– Сьюзан! – радостно и неверяще восклицает молодая пухлая девушка с короной в каштановых волосах. Она наклоняется к ним, одной рукой поддерживая свой большой круглый живот и снова зовет: – Сьюзи, это правда ты?

Сьюзан, тихо дремлющая на спине Петуньи, вдруг очнулась, вскрикнула и тяжело свалилась на пол. С трудом поднявшись на ноги, она одной рукой потянулась в сторону молодой дамы в паланкине и выдавила из себя «Люси, Люси!». В этот момент она была похожа то ли на одержимую, то ли на зомби, но вся процессия в едином порыве отпрянула назад, а на лице королевы проступил ужас.

Петунье было достаточно. Она дернула Сьюзан назад, в домик, и захлопнула дверь. Подруга неожиданно, словно и впрямь одержимая, стала вырываться, кричать и рваться к двери, но Петунья крепко держала ее, и постепенно та успокоилась. И снова вернулась к своему прежнему состоянию.

На этот раз Петунья крепко привязала ее к себе веревкой, прежде чем открыть дверь. Но чудесное видение исчезло. Снаружи снова были вечер и дождь. И деревья, окружающие ферму, качаются в такт порывам ветра.

Петунья вышла из дома и двинулась к воротам. Земля под ногами размокла, стала скользкой и ненадежной. Петунья нарадоваться не могла, как удачно сделала посох – благодаря ему она могла не опасаться поскользнуться и упасть.

И он вновь ей пригодился, когда вместо слякотной земли и мокрых кустов, в воротах фермы снова возник ясный день. Только теперь это была городская площадь, шумная и многолюдная, а прямо перед Петуньей – конный рыцарь, и кончик его длинного копья смотрит ей прямо в сердце. Рыцарь с ног до головы закован в сверкающую броню, поверх которой накинута алая, как кровь, туника с уже знакомым золотым львом.

– Ты! – кричит рыцарь, не поднимая забрала. – Отпусти нашу сестру, королеву Сьюзан!

Петунья чуть повернула голову и увидела за его спиной еще нескольких рыцарей и целый отряд пехотинцев. Все они вооружены и выглядят так, будто готовы напасть на нее в любой момент. Наверное, в их глазах она – злодей, похитивший королеву.

Услышав голос рыцаря, Сьюзан снова приходит в себя. Она поднимает голову, чтобы взглянуть своими слепыми глазами на него, и стонет «Эд, Эд!». Голос ее едва слышен, как будто у нее совсем не осталось сил.

– Сестра! – рыцарь поднимает забрало, обнажая юное и симпатичное лицо, сейчас искаженное гримасой боли. – Не бойся! Я спасу тебя!

Рыцарь понукает коня, заставляя двинуться вперед. Кончик копья угрожающе покачивается, намекая, что в следующий момент Петунью проткнут насквозь, нанижут, словно бабочку, на острие булавки.

Петунья перехватывает посох, как ее научила Сьюзан, и, угадав момент, бьет по копью, сбивая его с траектории.

– Прочь с моего пути, дурак! Или ты хочешь убить свою сестру?

От ее крика конь пятится, заставляя рыцаря поднять копье. Тогда Петунья шагает в ворота, и видение тотчас исчезает.

Снова был дождь, и ветер, и Сьюзан тихо хныкала у нее за спиной.

– Потерпи немного, – Петунья шагала по размокшей тропе и уговаривала потерпеть то ли Сьюзан, то ли саму себя. – Потерпи. Еще немного. Совсем чуть-чуть. Скоро тетушка увезет тебя туда, где тебе станет лучше. Обещаю!

Хныканье прекратилось. Сьюзан снова впала в бессознательное состояние, и только редкое дыхание, легкое, как крыло бабочки, показывало, что в ней еще теплится жизнь.

Волшебное действие мирувора постепенно сходило на нет. Петунья только стиснула зубы и продолжила передвигать свои тяжелеющие ноги. Дойдя до указателя, она сделала небольшую передышку. Отсюда она уже могла видеть дилижанс и тетушку Кокоро, что с видом заправского кучера восседала на козлах.

Петунья попыталась окликнуть ее, но из пересохшего горла не вылетело и звука. Она сделала шаг, переступая через проем в заборе, и – очутилась в тронном зале.

Он огромен и сияет тысячами огней. Повсюду, куда ни посмотри, бесценные произведения искусства. А под ногами у нее – алая ковровая дорожка, и от ее заляпанных грязью сапог расползается влажное пятно. Вдоль дорожки стоят разряженные в пух и прах придворные, и все они откровенно пялятся на Петунью. Или, скорее, на ее ношу. По толпе пролетает шепоток «королева Сьюзан! Это она! Королева!». Петунья замечает, как их взгляды с нее переходят в сторону, оборачивается и видит четыре величественных трона на возвышении. И с одного из них ей навстречу встает молодой и прекрасный король в лазурной, подбитой горностаевым мехом мантии.

Черты его лица ясно говорят, что он, должно быть, старший брат Сьюзан. Питер, Верховный Король над всеми королями в Нарнии, Император Одиноких Островов и Лорд Кэр-Параваля, Рыцарь благороднейшего ордена Льва.

Король сходит с возвышения, остановившись на последней ступеньке. Петунья идет к нему, вновь чувствуя на себе тяжесть любопытных взглядов придворных. Когда она подходит на расстояние пары шагов от ступеней, то видит в синих глазах короля застарелые боль и тоску.

– Девушка, – дружелюбно, но твердо говорит он, и шепотки придворных моментально стихают. – Ты несешь на себе нашу сестру, королеву Сьюзан. Скажи, можешь ли ты отпустить ее?

Сьюзан не реагирует, даже слыша голос старшего брата. Только дышит шумно и тяжело, как будто ей не хватает воздуха.

Петунья не отвечает и делает шаг вперед.

– Девушка, – снова обращается к ней король, но в этот раз в его голосе слышен металл. У него голос человека, который привык отдавать приказы и ожидать, что они будут исполнены. – Мы ясно видим, что наша сестра страдает. Отпусти ее. Позволь нам позаботиться о ее ранах и недугах.

Петунья все равно молчит и делает последний шаг, вставая вплотную к нему. Вблизи король Питер еще прекраснее, и она совершенно солидарна с теми, кто прозвал его Великолепным.

Но у Петуньи есть, что сказать ему. Она смотрит прямо в его глаза и выплевывает:

– Значит, когда вы оставили ее хоронить всю свою семью разом, это вы так позаботились о ней? – она вкладывает в эти слова всю ту боль и слезы, что слышала в пьяном рассказе Сьюзан. А ведь она ни разу ни в чем не упрекнула своих родных! Только тосковала по ним и хотела снова встретиться! Ее выпад достигает цели, и лицо короля мрачнеет. Петунья не дает ему вставить и словечка: – В чем она была виновата? В том, что отпустила Нарнию и пыталась жить дальше? Радовалась вещам? Ходила на свидания? Она просто жила! А вы заклеймили ее предательницей! – Она набирает воздуха и повторяет слово в слово то, что прочла в маленькой записной книжке: – Ах, «наша сестра, королева Сьюзан, больше не друг Нарнии», да? Сьюзан всегда надеялась снова встретиться с вами! Снова увидеть Нарнию, которую она так любит! Но прямо сейчас вы убиваете ее! Вы мертвы! – она громко кричит прямо ему в лицо, и король отступает перед ее яростью. Он растерян, потому что узнает свои собственные слова. – Поэтому оставьте ее жить!

Слабое эхо ее крика бьется под высоким потолком, пока не стихает. В тронном зале тихо. Так тихо, что слышно, как за спиной Петуньи шумит весенний дождь. А затем, не прерывая молчания, Верховный Король кланяется ей, а за ним в почтительном поклоне склоняются и придворные.

– Нам очень жаль, – произносит король. Он поднимает голову, и Петунья видит, как его по лицу текут слезы. – Мы были так счастливы снова оказаться в нашей любимой Нарнии, что совсем забыли о горе, что выпало на долю Сьюзан. Этому нет прощения. Поэтому, любезная дева, – он берет ее руку, не обращая внимания на то, какая она грязная, и запечатлевает нежный поцелуй, – прошу, позаботься о нашей сестре. Передай ей, что мы любим ее. Нам жаль, что мы оставили ее. И мы всегда будем ждать ее здесь. Пусть не торопится. Времени у нас достаточно.

Затем он отступает в сторону, и Петунья идет вперед, пока не проходит сквозь великолепный, сияющий золотом витраж.

Ее окутывает теплый, нежный свет, ласковый, как мамины поцелуи, а когда исчезает, то Петунья стоит перед дилижансом, и тетушка Кокоро машет ей фуражкой:

– Ты вовремя, девчуля!

Chapter Text

Проснувшись, Петунья полежала, уставившись в бревенчатый потолок и пытаясь понять, откуда у нее взялось ощущение, что чего-то не хватает. Или кого-то.

Повернув голову, она увидела на столе бутылочку сиропа, которую забыла вчера положить Сьюзан в дорогу. Ах, вот оно что.

Петунья села на постели, спустила босые ноги на пол. Вот она и снова одна.

Сразу вспомнился вчерашний вечер. Как она, негодуя и ругаясь, что старуха не соизволила слезть с козел и помочь, пыталась усадить бесчувственное тело Сьюзан в дилижанс, а та все падала и падала. В конце концов, забравшись внутрь, Петунья уложила ее на сиденье. Для ее роста оно было коротковато, и ноги все равно лежали на полу. Но это ничего. Вещи в дорогу Петунья положила на соседнее сиденье, добавив к ним Алую книгу, которую Сьюзан так и не дочитала.

На прощание она крепко обняла подругу и тихо сказала все те слова, что король Питер попросил передать. У нее даже тени сомнения не возникло, что в своем странном состоянии Сьюзан все равно слышит каждое слово.

Она вылезла из дилижанса. Тетушка поправила фуражку, встряхнула поводьями, и дилижанс покатился прочь, медленно растворяясь среди струй дождя.

Петунья постояла еще немного, будто пыталась разглядеть дорогу, уводящую в другие миры. И чувствовала себя робинзоном на необитаемом острове, без всякой возможности связаться с большой землей.

А ночью ей приснился совершенно фантасмагорический сон.

По дороге без начала и конца катился дилижанс. Вокруг него, словно узоры в калейдоскопе, сменялись миры. Вдоль дороги то шумели деревья, то высились горы, то расстилалась пустыня, а на небе попеременно светили разные солнца. Петунья увидела зеленое светило и синее, алую огромную луну, в свете которой расцветали невообразимо ароматные цветы; целую вереницу маленьких лун, прочертивших линию поперек горизонта. У окна дилижанса сидела Сьюзан. В сравнении со вчерашним, во сне она выглядела вполне здоровой. Она читала Алую книгу и откусывала от лепешки, запивая ее напитком из бутылки, и чему-то улыбалась. На козлах тетушка Кокоро правила парой странный восьминогих коней и пела залихватскую пиратскую песню про соломенную шляпу. В один момент взгляды Петуньи и Сьюзан встретились, и та, высунувшись в окно, помахала ей и крикнула: «Спасибо! Я слышала, что ты сказала! Спасибо!»

А затем Петунья проснулась.

После завтрака и обычных фермерских повинностей – полить огород, покормить курицу, спросить у пугала сколько ворон оно отпугнуло, – Петунья задумалась, чем же заняться.

Особых планов у нее не было и, чтобы не скучать, она решила устроить генеральную уборку.

Тем более это было несложно. Она просто убрала в сундук все, что лежало не на своих местах, и в домике сразу стало в разы чище. В сундук прекрасно поместились и кухонная утварь, и рабочие инструменты, и корзина с овощами (а простыня отправилась в кучу стирки), и кувшин с мирувором, и вещи самой Петуньи, которые она вытащила из саквояжа, но не убрала обратно. В общем, все то, что вроде бы нужно, но на деле просто занимает пространство.

Янтарь в крышке сундука, кстати, показывал цифру «два», и Петунья сделала себе пометку, что завтра нужно будет изготовить новый.

Меняя постель, под подушкой она обнаружила сюрприз. Сюрпризом оказался маленький пергаментный сверток. В нем лежала пара колец – желтое и зеленое, – а на обратной стороне самого пергамента была нацарапана записка.

«Милая Тунья,» было написано там. «Я уверена, что у меня не будет возможности попрощаться с тобой как полагается. Силы быстро покидают меня, и даже мой разум начинает блуждать в потемках. Пока я еще могу соображать и держать перо, хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала. Даже если у тебя не получилось выполнить мою просьбу, не отчаивайся. Ты сделала все, что могла. А если получилось, то будь уверена, однажды я снова навещу тебя. Знай, что отныне у тебя нет более верного друга, чем я. Если тебе понадобится моя помощь, подуй в мой рог, и я приду, где бы ни была. Так он зачарован. Еще я оставлю тебе лишнюю пару колец, чтобы ты не забывала обо мне. Кто знает, может, однажды они тебе пригодятся. До скорой встречи. Всегда твоя, Сьюзан.»

Читая письмо, она как будто слышала голос Сьюзан и чувствовала, как она стоит за спиной.

– Мне будет тебя не хватать, Сью, – прошептала она и бережно свернула письмо. Кольца она, подхватив их через полотенце, положила в мешочек и убрала в сумку.

Затем она перетряхнула постель, выбила пыль из подушек, одеяла и матраса, передвинула саму кровать и застелила свежим постельным бельем. Вымела пыль из кладовой и общей комнатки, почистила очаг от золы и пепла, положила в огонь новые поленья, перемыла полы – дважды. И до скрипа протерла стекла в единственном оконце.

Поскольку в домике уже не осталось ничего, что можно было бы привести в порядок, Петунья перешла во двор. Вчера она целый день проходила по грязи и лужам и, надо сказать, ей не понравилось. Обратившись к волшебной тумбочке, она получила инструкцию как облагородить двор и с энтузиазмом принялась за дело. Добытого в пещерах камня как раз хватило на небольшую – от колодца до ящика для продаж – дорожку. Не широкую, но и не узкую, а как раз ровно такую, чтобы пройти по ней и не замочить ног в случае дождя.

На этом Петунья не остановилась и из порубленных на доски поленьев соорудила деревянный настил. Получилось удобное место для всяких уличных дел, вроде стирки.

Собственно, затем Петунья как раз занялась стиркой, и, пока она грела воду и стирала, наступило и миновало время обеда. Вскоре деревья вокруг вновь принарядились, украсившись носками и трусиками, штанами и футболками, простынями и наволочками. Петунья окинула довольным взглядом эту картину и решила, что попозже обязательно соорудит сушилку для белья.

На скорую руку приготовила обед. Хлебая похлебку, сваренную из самолично перемолотой муки, Петунья отметила, что приготовленная ею еда становится сытнее и вкуснее. Возможно, потому, что все продукты она вырастила собственными руками?

После обеда Петунья вооружилась топором и отправилась расчистить дорогу к воротам. От нее не укрылось, что за последнюю неделю заросли в той стороне стали гуще. Словно бы новые деревья и кусты активно росли, пытаясь мешать ей ходить. Пусть всю неделю она была занята, теперь у нее как раз есть время.

Она рубила деревья со сноровкой, которая выдала бы в ней опытного лесоруба, не будь ее навыкам от силы две недели. Деревья падали, превращаясь в поленья и семена. Срубив не меньше полудюжины, Петунья сделала перерыв. Размявшись, она удивилась, что совсем не устала и даже как будто бы стала сильнее. Ни одна мышца в ее теле не болела, напротив, они пели от нагрузки, и топор в ее руке казался почти невесомым. Она провела пальцем по лезвию и недовольно цокнула языком. Топор и так-то был не в очень хорошем состоянии, а сейчас она заметила на нем крупную щербинку и что-то вроде трещины, прочертившей кривую линию сквозь металл.

Он же не развалится прямо у нее в руках, да?

Именно в тот момент, когда Петунья размышляла над тем, как быть с инструментами, если они не выдержат (впрочем, в глубине души она подозревала, что в таком случае ей придется освоить кузнечное ремесло), в ворота громко и требовательно постучали. Кто-то пришел.

– Ни одного спокойного дня, – проворчала она, закатывая глаза, но внутренне была даже немного довольна. Гости, за исключением кое-кого, сулили новые знания и приятные открытия, и Петунья не знала, сможет ли вообще когда-нибудь устать от этого.

Закинув топор на плечо, она отправилась встречать гостя.

У ворот, переминаясь с лапы на лапу, ждал крупный, размером с собаку, черно-коричневый филин. У него были мощные когтистые лапы, обрамленные густым пухом, большие крылья и круглые оранжевые глаза, над которыми на манер нахмуренных бровей торчали густые пучки перьев.

Услышав ее шаги, филин повернул к ней голову, чуть не свернув себе шею, и уставился на нее немигающим взглядом.

– Здравствуйте? – спросила Петунья и на всякий случай поудобнее перехватила топорище.

Филин моргнул. Развернул в ее сторону остальное свое тело и изобразил нечто, похожее на поклон. Затем его клюв распахнулся, и оттуда вылетели отчетливые человеческие слова:

– Не подскажете, как пройти в библиотеку?

Chapter Text

– Вы умеете читать?! – поразилась Петунья.

По выражению птичьей морды она сразу поняла, что, наверное, надо было начать разговор с другого вопроса. Например, «кто вы» или «как вы здесь оказались». Но что сделано то сделано.

Филин смерил ее снисходительным взглядом и обронил высокомерно, что, конечно, умеет. Как будто подразумевал, что все птицы на свете владеют грамотой, а Петунья такая глупая, что не в курсе.

– Но вы птица, – не сдавалась она. Очень хотелось спросить, страницы он переворачивает клювом или лапами?

Тут вдруг филин буркнул «гм», хлопнул себя по лбу крылом – абсолютно человеческим жестом, – после чего внезапно ударился оземь и превратился в человека.

Петунье пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Он возвышался над ней на целую голову, этот незнакомый молодой мужчина с широким обветренным лицом охотника и волосами такими светлыми, что казались почти белыми. На его плечах лежал белоснежный меховой плащ, а рубаху, что виднелась из-под него, по краю украшала затейливая вышивка. Узоры выглядели как типичное народное творчество, но что-то подсказывало Петунье, что как минимум половина из них могла быть зашифрованными знаками для своих, а оставшиеся – оберегами.

Мужчина откашлялся. По щекам его разлился румянец.

– Простите, – сказал он, глядя в сторону, не на Петунью. – Забыл перекинуться.

– Вы… оборотень?!

Петунья никогда еще не слышала об оборотнях-совах, но уже стала прикидывать, насколько это удобнее того, чтобы обращаться волком. Впадают ли совы в бешенство каждое полнолуние? Охотятся ли на людей? И могут ли они зарабатывать на жизнь, работая на волшебной почте?!

Увы, ее новый гость оказался не оборотнем, а самым обычным шаманом. Филин был его тотемным зверем (впрочем, он использовал слово «луонто», и оно звучало достаточно волшебно, чтобы Петунья взяла его на вооружение). Обращаясь к силе своего тотема, он мог обращаться птицей и путешествовать между мирами. Но только во сне.

Петунья оказалась немного разочарована. Путешествовать во сне – разве это не значит просто видеть красочные сны?

И другая мысль была не менее разочаровывающей. Получается, оборачиваться птицей наяву он тоже не может? А Лили ведь рассказывала про ту их профессора, что могла перекидываться кошкой…

Пока Петунья вела гостя в единственное место, где могла быть библиотека, то есть в город, она попросила его немного рассказать о себе. Звали шамана Онни Хотакайнен, и был он родом из Финляндии. Чем больше Петунья слушала его, тем сильнее ей казалось, что мир, откуда он пришел, совсем не тот, который знает она. Конечно, она никогда не бывала за границей, но что-то ей подсказывало, что в Финляндии не живут тролли и гиганты, а покой мирных жителей не охраняется специальными военно-магическими подразделениями.

Существуй в мире нечто подобное, Лили уже болтала бы об этом.

Увидев перед собой белоснежные стены посреди зеленых деревьев, Онни пробормотал что-то про «города старого мира», но послушно следовал за Петуньей.

– Я и сама тут впервые, – сказала она, прежде чем коснуться каменного воина и попросить показать путь.

Эльфийская библиотека была полна зелени. Сквозь большие окна щедро лился свет, и белый камень стен слегка искрился в солнечных лучах. В высоких шкафах, где до верхних полок можно было добраться только с помощью передвижной лесенки, книги стояли ровно, по линеечке, любовно рассортированные по категориям и авторам. Сбоку от входа на кафедре библиотекаря лежала раскрытая учетная книга. Пока Онни отправился в блуждание среди шкафов, Петунья из любопытства заглянула в записи. Упомянутые там имена читателей и названия книг ничего ей не сказали. Однако, немного пролистав назад, она неожиданно увидела знакомое имя – Бильбо Бэггинс. Ведь так, кажется, звали первого автора и главного героя Алой книги? Судя по библиотечным записям, он активно интересовался историей и генеалогией и часто брал соответствующие труды. В особенности же его занимал род Феанора. Петунья увидела названия сразу нескольких трудов с соответствующими названиями. Среди них оказалась даже одолженная ею «История».

Онни вышел из-за шкафов. Он выглядел расстроенным, а его руки – Петунья сразу проверила – были пусты. Зачем ему библиотека, если он не стал брать книги? Может, тут нет того, что ему нужно? Или он просто не смог их прочесть?

– Я ищу свою сестру, – убитым голосом пояснил Онни. Он сунул руку за пазуху и вытащил небольшое фото. На карточке были запечатлены три человека. Один из них был сам Онни, только моложе лет на десять. Он обнимал за плечи двух других – тощего мальчишку диковатого вида и круглолицую веселую девчушку. Все трое были похожи, как близкие родственники.

– Она пропала? – осторожно спросила Петунья, предчувствуя не очень приятный ответ.

И не ошиблась.

– Можно и так сказать…

На обратном пути Онни поведал ей чрезвычайно увлекательную и немного грустную историю. Как Петунья и заподозрила, он и в самом деле был из другого мира (с ума сойти, Сьюзан и ее рассказы о параллельных мирах оказались правдой!). Когда-то этот мир был весьма похож на родной мир Петуньи, но из-за страшной всемирной эпидемии человечество чуть не вымерло, мегаполисы превратились в города-призраки, а немногие выжившие собрались в небольших, тщательно охраняемых поселениях. Потому что за границей Обитаемого мира остались только чудовища. Искаженные Болезнью, утратившие разум и не способные умереть по собственной воле, рыщущие в поисках еды и разносящие повсюду Сыпь.

Монстры, тролли и гиганты, с которыми борются специально обученные военные маги.

– Туури была скальдом, – рассказывал Онни. Они дошли до фермы, и Петунья заварила ему кофе. После первого глотка он сморщился, и она щедро плеснула в кружку сиропа. – Она с детства мечтала отправиться в путешествие, но, к сожалению, у нее не было иммунитета.

Иммунитет позволял людям без опаски путешествовать. Конечно, путешественники все еще могли пострадать в схватке с монстрами или троллями, но уже не могли заразиться или принести заразу к другим. В семье Хотакайненов почти все были неимунными, кроме бабушки и кузена. Онни обмолвился о них лишь вскользь, и Петунья заподозрила, что и там есть какая-то история. Но спрашивать не стала.

Главным было то, что Туури исполнила свою мечту и отправилась в экспедицию с группой товарищей. К сожалению, в одном из столкновений с монстрами она оказалась ранена и заразилась. А затем она умерла.

– Я проводил ее душу в Туонелу, – после некоторого молчания тяжело сказал Онни. – Мир мертвых, – пояснил он, заметив недоумение на ее лице. – И был уверен, что она спит вместе с нашими родителями и видит счастливые сны. А потом выяснилось, что она сбежала оттуда. – Он стукнул кружкой по столу, чуть не расплескав кофе. – Это… это так безрассудно! И совершенно точно в ее духе!

– Но зачем нужна библиотека?

Ответ ее удивил:

– Она оставила записку, что в Туонеле совершенно нечего читать. И потому она отправляется на поиски новых книг, – совершенно серьезно заявил Онни.

Петунья испытала приступ восхищения этой безбашенной девицей. Сбежать из мира мертвых! Прямо из-под носа местного бога!

Но, кажется, сама она ничем помочь Онни не могла. Разве что пообещала присматривать, не появится ли в библиотеке неприкаянная душа.

Но Онни и этого хватило.

Взамен он научил Петунью простенькому способу передавать сообщения. Работало это, правда, только в одну сторону, да и услышать послание Онни мог только во сне, но его это устраивало, а Петунья только рада была научиться чему-нибудь волшебному.

Онни достал из-под плаща небольшую трапециевидную доску с натянутыми поверх нее струнами. Тронув струны своими большими мозолистыми пальцами, он извлек из них удивительно нежный, хрустальный звук, подкрутил немного колки, а затем сыграл и спел небольшую песню. Язык, на котором он пел, оказался Петунье не знаком, но, внимая музыканту, она вдруг почувствовала, что даже без слов понимает – он пел о своей тоске по родным и о надежде, что когда-нибудь они встретятся.

– Это было заклинание? – прошептала Петунья и шмыгнула носом. Зашифрованное в музыке послание заставило ее прослезиться.

– Мы называем это «руно», – объяснил Онни. – Обычно это воззвание к богам или духам, но его также можно использовать, чтобы передавать сообщения в мире снов. Если у тебя есть инструмент, я мог бы научить тебя.

Как ни странно, инструмент у нее был. Если верить одной из карточек, глиняное яйцо с дырочками было флейтой со странным названием «сюнь». К счастью, Онни случалось играть на чем-то похожем. Он покрутил яйцо в руках, подул в него, вызывая совершенно немузыкальные свисты и хрипы, а потом, приноровившись, сыграл ту же самую мелодию. У сюня оказался приятный, немного свистящий звук, похожий на свист ветра в камышах.

Петунья, не отрывая глаз, наблюдала, как его пальцы ловко открывают и закрывают отверстия, меняя высоту и тон звука. Как никогда она пожалела, что не училась музыке.

– Научи меня! – попросила она и с нетерпением схватила флейту.

Онни показал, как ее правильно взять в руки и как дуть. После нескольких попыток извлечь из флейты хоть что-то кроме полупридушенного сипа, Петунья вспомнила дыхательные упражнения Сьюзан, и они внезапно оказались полезны. У нее получилось извлечь первый звук!

После этого дело пошло на лад довольно быстро. Может, потому что Онни был хорошим учителем, или Петунья – хорошей ученицей, но через десяток попыток она уже не только извлекала отдельные звуки, но и могла вполне прилично сыграть мелодию-послание.

– Но как я должна петь, если я играю на флейте? – спросила она.

– Пой сердцем, – вполне серьезно посоветовал Онни.

Сердцем? У Петуньи дернулась бровь. Серьезно?

– Почему ты вообще взялся вдруг меня учить? – спросила она вместо того, чтобы требовать конкретных инструкций про то, как «петь сердцем». Потому что знала, что не получит их. Когда так говорят, то совершенно точно подразумевают, что ни инструкций, ни учебников не существует, и до всего надо доходить своим умом. – Мы только встретились, и я точно не одна из ваших магов.

Онни допил кофе.

– Однажды я столкнулся с необученным магом. Он ходил по чужим снам, не зная о подстерегающих его опасностях, как будто был на увеселительной прогулке. С тех пор я предпочитаю помочь новичку, просто на всякий случай. Твое пространство снов кажется безопасным и устойчивым, но ты все равно будь осторожна.

Затем он вновь ударился оземь, оборотился филином и улетел.

– Но это не сон, – сказала Петунья, глядя вслед огромной птице. Потом пожала плечами. Что она, в принципе, знает о магии в параллельных мирах? Если этот парень может уснуть и отправиться во сне в мир мертвых, чтобы навестить покойных родственников, то, наверное, он и сюда может попасть и не заметить разницы.

До вечера еще было время, и она в подробностях описала в дневнике сегодняшний день. Потом, раз уж она обещала Сьюзан не отлынивать от тренировок, приступила к дыхательной практике и целый час кряду старательно дышала, воображая пустой сосуд и каплю. В конце концов ей показалось, что вообразить каплю у нее и правда получилось. Она сконденсировалась, маленькая и круглая, но никуда не упала, так и оставшись висеть в пустоте.

Впрочем, небольшая польза от этой тренировки все же была. Перед сном Петунья снова взяла в руки сюнь и сыграла мелодию еще раз, но теперь удерживая в памяти образ Онни, сидящего за ее столом с кружкой кофе, и от всего сердца пожелала ему «спокойной ночи».

Ей даже показалось, что у нее получилось. Но, конечно, всего лишь показалось. Засыпая, она представила себе, как два простеньких слова летят сквозь пустоту между мирами, чтобы найти своего адресата.

Chapter Text

– Скоро лето, – задумчиво сказал Бальбо Тук, провожая взглядом тающие в прозрачном воздухе аккуратные колечки дыма.

Они с Петуньей сидели на скамье под сенью большого дерева, растущего неподалеку от того места, где хоббит разбивал свою передвижную торговую палатку, и наслаждались полуденным перекусом. Хоббит сварил кофе на маленькой переносной горелке – настоящий кофе! – а Петунья наделала рулетов из тех самых плоских хлебов, начинив их купленными тут же сыром и ветчиной.

– Да какое лето, – сказала она, с наслаждением делая глоток кофе. В ее сумке уже лежали небольшой мешочек превосходных обжаренных зерен и саженец кофейного дерева. Больше никаких одуванчиков. – Весна еще.

– Может, пока еще и весна, – не согласился хоббит, – а тем не менее лето уже через неделю. Вот увидите, сударыня. Мое чутье меня не обманывает.

Петунья пожала плечами. Спорить не хотелось, хотя она точно знала, что еще даже март не закончился. Нет, погода, конечно, скорее летняя, с этим не поспоришь, но календарь-то! Календарь не просто так ведь придумали.

По календарю сегодня было двадцать первое марта, воскресенье.

И началось воскресенье с того, что она, перепуганная, подхватилась с постели и, еще даже толком не проснувшись, ринулась проверять сундук. Спросонья почудилось, что он самоуничтожился, и все, что она так заботливо сложила внутрь, пропало вместе с ним. Или вывалилось, и захламило все вокруг. И неизвестно, что хуже.

Но нет, сундук стоял в углу, и ничем не показывал, что сегодня последний день его существования. Не считая того, что в глубине янтаря ярко горела цифра «один».

Петунья не стала ждать, пока станет слишком поздно. Собрав нужные ингредиенты и добавив к ним найденный в пещере кристалл, она тут же получила точно такой же сундук. Всех отличий, что крышка украшена белым камнем с цифрой «семь».

Кстати, это был кварц. Тумбочка любезно предоставила соответствующую карточку, но Петунья все равно решила, что поищет в библиотеке книжку по минералогии.

Она быстро переложила вещи из одного сундука в другой, а затем вернулась к обычной утренней рутине.

Огород порадовал. Петунья собрала крупные, тяжелые кочаны капусты и много картофеля. Пригодились купленные у торговца мешки. Часть урожая она тут же отправила на продажу, хотя в деньгах, спасибо яичному фестивалю, особо не нуждалась. Но мысль, что мистер Кори оценит ее успехи и, может быть, соорудит себе что-нибудь вкусненькое, грела.

Остальные овощи прекрасно влезли в новенький сундук.

Затем она полила то, что еще росло, вычистила курятник и дала свежего корма курочке. Пока Берта, прихлопывая крыльями, придирчиво клевала зерно, Петунья, умиляясь, любовалась тем, как играли солнечные лучи в голубом оперении. Она подобрала несколько выпавших перьев – на подушку.

Как хорошо, что Сьюзан помогла ей поймать курицу! Без ее умения ставить силки, сама Петунья в жизни бы не справилась!

Стоп. Петунья почувствовала, как мерзкий противный холодок медленно пополз вдоль позвоночника. А она ничего не забыла?

Сьюзан. Силки. Курица. Снова силки… она быстро подсчитала на пальцах, потом сверилась с дневником. Не считая сегодняшнего дня, четыре дня прошло, как она поставила в лесу силки!

Предчувствуя непоправимое, Петунья побежала в лес и сразу увидела, что в расставленную ловушку кто-то попался. Это оказался крохотный черный крольчонок. Он лежал ничком в центре проплешины из выеденной дочиста травы и не шевелился. Чуть не плача, Петунья тронула его пальцем. Когда зверек не отреагировал, ее глаза защипало, в носу появилось щекочущее ощущение, и она шумно шмыгнула.

Слезы уже почти полились через край, но тут крольчонок шевельнул одним ухом. Совсем слабо, едва заметно, но у Петуньи тут же отлегло от сердца.

Она разобрала силок и убрала его в сумку, подхватила крольчонка и принесла на ферму, где сразу же напоила сладкой водой. Чудодейственный алфириновый сироп оказался отличным средством и для кролика, и вот малыш уже с аппетитом грыз свежий капустный лист.

– Назову тебя Финве, – решила Петунья, а потом, сообразив, откуда взялось имя, прыснула со смеху. Впрочем, вряд ли эльфийский король будет против. Он же не узнает.

Она подселила кролика к Берте. Курица сперва удивилась, но потом, видимо, приняв зверька за птенца, взялась его опекать. В дальнейшем не было никого более дружного на ферме, чем курица и кролик.

Жаря яичницу, Петунью вдруг осенил вопрос. Она назвала кролика Финве, подразумевая, что это мальчик. А вдруг нет? Вдруг девочка? Как вообще у кроликов определяют самца и самочку? Как у кошек?

– А если все правильно, и я не ошиблась, стоит ли мне поискать ему еще и Индис, – размышляла она вслух, не заметив того, как странно отреагировал на эти имена огонь в очаге.

К яичнице она нажарила плоских хлебов, которые ей так и не удалось попробовать в прошлый раз, и они оказались весьма вкусны. Она даже положила сверху свежие капустные листья и свернула трубочки, получив аппетитную хрустящую закуску, горячую снаружи и прохладную внутри.

После завтрака, пока еще оставалось время до визита господина Тука, Петунья на отдельном листочке запланировала кое-какие дела. Раз уж ей все равно идти в город, то может и в библиотеку заглянуть. А то вопросов накопилось – просто тьма. И все такие важные. Например, почему не растут огурцы и помидоры. Надо ли их удобрять? Или просто не сезон? Как содержать кроликов, и какая от них польза кроме того, что они очень милые и вкусные. Но Петунья не была уверена, что у нее поднимется рука на милашку Финве. Лучше уж купить ветчины, если хочется мяса.

Еще стоит заглянуть в кузницу и поискать, не осталось ли там ненужных никому топоров. А то ее собственный на ладан дышит, и Петунья не хочет внезапно оказаться без инструмента.

Она перечитала список и осталась довольна. Впрочем, оказалось, что ходить в библиотеку за ответами ей не пришлось. Просто господин Тук, отпустив таинственную ремарку про скорое лето, спросил дальше, какие еще летние семена, кроме помидоров и огурцов, хочет приобрести сударыня. А он со своей стороны может порекомендовать дыню – такую сладкую, точно сахарную!

– Постойте, – сказала Петунья, чувствуя, что в голове у нее что-то не укладывается. – Что значит «летние семена»?

Господин Тук пыхнул трубочкой. С его слов выходило, что растения – большинство так точно – крайне капризные создания. Ни за что не будут расти не в свой сезон и даже всходов не дадут. А если дадут, так не будут ни расти, ни плодоносить. Обмануть их можно только если теплицу поставить. Вот в ней – хоть целый год снимай урожай

– Яблонька ваша, кстати, как поживает? – спросил он.

Яблонька поживала довольно неплохо. Росла себе, тянулась к небу. Петунья и забыла про нее почти. Ну, растет у нее еще одно дерево и пусть.

Гораздо больше ее заинтересовал вопрос сезонности.

– Получается, помидоры и огурцы – это летняя культура, и весной расти не будут? – подытожила Петунья и, получив подтверждающий кивок, почувствовала себя очень глупой. Впрочем, откуда бы ей знать. Она добавила в свои планы поискать книгу про то, какие культуры в какой сезон растут.

В результате она купила рекомендованные семена дыни, и еще сыра и ветчины, по остальному же договорились, что сперва Петунья подумает, что ей нужно, и в следующий приезд закажет. А уж господин Бальбо к концу недели привезет, а там и лето.

Петунья поразилась уверенности хоббита в том, что лето наступит через неделю. Но вспомнила, что мир этот был кем-то создан, и, возможно, тут и в самом деле сезон длится по месяцу? Даже если так, это не самое странное, с чем ей довелось столкнуться.

А пока она купила зеленой фасоли и чеснока. Господин Тук уверил ее, что это самые, что ни на есть весенние растения. И даже посетовал, как жаль, что Петунья не купила их раньше. За сезон с кустов фасоли можно снять два, а то и три урожая! И это был также факт, над которым следовало поразмыслить.

По вопросу содержания кроликов он ее тоже просветил. Петунья тщательно записала все рекомендации.

На прощание господин Тук протянул ей Алую книгу. Ту самую.

Chapter Text

Среди страниц торчала знакомая закладка – сплетенный из алого шнура затейливый узел. Сьюзан назвала его узлом счастья и сказала, что его сплел и подарил ей учитель. Итак, это та самая книга. Которую она положила Сьюзан в дорогу.

– Откуда она у вас? – спросила Петунья и прижала книгу к груди.

Господин Тук ухмыльнулся.

– Это госпожа Сьюзан для вас передала. Сказала, что вы не успели прочесть, а она уже дважды перечитала.

Петунья так и села.

– Сьюзан? – переспросила она и засыпала его вопросами. – Вы уверены? Вы ее видели? Когда? Как она?

Он даже опешил немного под градом вопросов, но пришел в себя и обстоятельно ответил на все, и даже немного больше.

– Сижу я, значит, сударыня, на скамеечке, трубочку курю, – рассказал господин Тук, – и тут подходит к моему палисаднику Громадина! Я уж, признаюсь, с перепугу подумал, что это ко мне, как к господину Бильбо, волшебник пожаловал, – хоббит издал смущенный смешок. – А пригляделся – это же госпожа Сьюзан!

С его слов получалось, что Сьюзан посетила Новую Хоббитанию несколько дней назад и выглядела прекрасно. Шутила и улыбалась, съела почти половину меню в «Гарцующем Пони» и выпила не меньше двух галлонов фирменного хоббитанского эля.

– Потом мы еще долго беседовали. Она все расспрашивала про Алую книгу. Очень ей приключения господина Бильбо и господина Фродо понравились. Ну, я рассказал, что знал. Показал дневники прадеда. А когда прощались, она сказала, что еще заглянет, надела золотое колечко – и фьюить! Исчезла!

У Петуньи от сердца отлегло. Все случилось по словам тетушки Кокоро. Стоило Сьюзан уехать подальше от фермы, как и здоровье к ней вернулось, и волшебные кольца снова обрели свою силу. Она подумала о той паре колец, что лежали в сумке. Интересно, когда год закончится, и она вернется в обычный мир, то тоже сможет путешествовать?

Закончив свой рассказ, Бальбо забрался на козлы и добавил с их высоты:

– Госпожа Сьюзан сказала, что вы, ежели захотите, можете черкануть ей письмецо, да со мной передать. А я уж точно передам, будьте уверены, – и уехал.

Петунья проводила его повозку взглядом, потом вернулась к скамье и открыла книгу. Между обложкой и титульным листом лежал свернутый пополам лист бумаги, исписанный красивым каллиграфическим почерком Сьюзан.

«Милая Тунья, у меня все хорошо. Тетушка Кокоро была столь любезна, что доставила меня прямо к порогу ордена, к которому принадлежит мой наставник. Мое появление произвело фурор. После того, как учитель убедился, что я в порядке, он рассказал мне кое-что.

Представляешь, несколько дней назад учителя посетило плохое предчувствие обо мне. В нашем ордене (поздравь меня, я официально принята в его ряды!) придают большое значение предчувствиям и предсказаниям. Поэтому учитель сразу же достал мой нефрит жизни и узнал, что я в смертельной опасности. По его словам, нефрит был почти черным от крови, и в его случае это не фигура речи! Но буквально вчера полностью очистился и снова стал белым.

В общем, я рассказала учителю о том, что со мной произошло, как я искала Храм, и попала на ферму. Он рассердился и поколотил меня бамбуковой палкой. До сих пор задница ноет. И еще наказание назначил. Сказал, что я доверчивая дурочка, и ему стыдно быть моим наставником. Только дал мне время, чтобы написать и отправить это письмо. Так что я передам его господину Бальбо и отправлюсь обратно, отбывать наказание.

Не знаю, когда господин Тук доставит тебе письмо, но все же скажу. Я оставила под подушкой лишнюю пару колец. Мне они ни к чему, а тебе, я так чувствую, обязательно пригодятся.

Помни: желтое отправит тебя за пределы мира, а зеленое поможет войти в следующий. Всегда запоминай, из какого пруда ты вышла! Если не собираешься куда-то отправляться, не бери кольца голыми руками! И не привязывай их к морским свинкам! (смешная шутка, правда?)

Ах да, обязательно прочти Алую книгу! Кажется, в ней написано про город, где мы с тобой встретились. И еще я отправляю тебе свой счастливый узел. Я попрошу учителя сплести мне другой, а этот пусть приносит удачу тебе.

Буду ждать нашей следующей встречи. Всегда твоя, Сью.»

Чуть ниже, явно второпях, было приписано: «Не забывай тренироваться! Учитель сказал, что тебе выпала уникальная возможность! Если ты хотя бы не перейдешь к стадии Возведения Основания, то, считай, все было зря!»

Уникальная возможность? Петунья хмыкнула. Определенно уникальная. Но что такое «Возведение Основания» и как это связано с дыхательными практиками? Сьюзан ведь не могла подразумевать чего-то другого.

– Все страньше и страньше, – снова процитировала она Алису, и добавила к своему перечню вопросов еще и этот. Казалось сомнительным, что в эльфийской библиотеке найдется книга о чужеземных магических практиках, но кто знает этих эльфов?

Закончив с письмом, Петунья отправилась к библиотеке. Она заметила, что чем чаще ей приходилось ходить по городу, тем лучше запоминались дороги. И ей все реже приходилось спрашивать правильное направление у каменных стражей. Но она все равно подошла к ним, чтобы погладить холодный камень и перекинуться парой ничего не значащих слов о погоде. А то порой они выглядели такими одинокими…

В библиотеке на первый взгляд все было ровно так, как они с Онни оставили. Правда, регистрационную книгу она, вроде бы, оставляла открытой на другой странице. Той, где был записан Бильбо Бэггинс, но в этом Петунья не была уверена. Оставив сумку на кафедре, она прошла к картотеке.

Картотека имела привычный вид большого шкафа со множеством маленьких ящичков. Правда, ни один из них не был подписан, а еще, как бы Петунья ни старалась, ни один не выдвигался.

Что же, она знала способ, который, вероятно, поможет ей и здесь. Она положила ладонь на гладкую и прохладную поверхность картотечного шкафа и сосредоточилась на мысли, что ей жизненно необходима книга о минералах. Камни и руды, драгоценные и полудрагоценные камни, способы добычи – она старательно прокручивала в голове свои куцые знания, почерпнутые, в основном, из художественной литературы, пока не почувствовала, что ей нужно идти.

Повиновавшись этому неслышимому зову, она подошла к определенному шкафу, залезла на лесенку и сняла с верхней полки книжку в непритязательной серой обложке. «Основные минералы и руды Казад-Дума» было ее название, а чуть ниже было приписано следующее: «собрал и обработал Нарви, перевел Келебримбор».

– «Казад-Дум, он же Морийское царство, лежит в Мглистых горах под тремя великими вершинами – Келебдилем, Карадрасом и Фануидолом. За века клан Долгобородов возвел там богатые чертоги и прокопал глубокие шахты, и в изобилии добывал разнообразные руды и минералы, включая драгоценный мифрил…» – прочла Петунья, и ей почему-то вспомнился вход в пещеры с его разрушенными воротами. Там были и богатые чертоги, и, вероятно, глубокие шахты тоже.

Неужели это и есть загадочный Казад-Дум?

Она пролистала книгу, не вчитываясь, но обращая внимание на иллюстрации, и вскоре нашла – чьей-то искусной рукой был во всех подробностях нарисован найденный ею кристалл. Пропустив несколько абзацев научной зауми, она вычитала главное:

– Кварц, один из самых распространенных минералов. В чистом виде бесцветен или имеет белую окраску, но при добавлении примесей других веществ, способен образовывать множество разновидностей. Таких как аметист, халцедон, кошачий глаз… – дальше шел и правда длинный перечень минералов, от которого у Петуньи закружилась голова.

Она закрыла книгу и осторожно слезла с лесенки. Пожалуй, больше книг она брать не будет. Сперва прочтет те, что есть. И, наверное, нужно записаться? Она раскрыла регистрационную книгу на последней заполненной странице и, поставив пару чернильных клякс, записала свое имя, название книги и дату. С датой пришлось поломать голову. В конце концов, просто написала: двадцать первый день весны, первый год.

Вдруг под потолком что-то захлопало и запищало. Петунья, испугавшись, отскочила, прижав к груди добытую книгу. А к ее ногам упала маленькая птичка. Это было круглое пухлое создание со смешным хохолком. Птица как птица, разве что полупрозрачная и источающая холод.

Призрак мертвой птицы? Петунья покачала головой, отложила книгу и, обеими руками подхватив маленькое пушистое тельце, помогла птичке принять вертикальное положение. Та пискнула. Голосок у нее был слабый, еле слышный. Петунья, порывшись в сумке, высыпала перед птицей горстку забытого в сумке зерна.

– Вот, ешь. Воду найдешь снаружи. Ты же как-то сюда залетела. Только не вей гнездо в книгах, – сказала она напоследок и ушла, оставив птицу наедине с ее трапезой.

По дороге домой она думала, что обязательно надо выделить день или вечер и приобщиться к знаниям. Потому что число книг, которые нужно прочесть, увеличилось на одну, и это, как ей кажется, не предел. И не забывать бы про тренировки… столько дел!

И все же, что такое «Возведение основания»?

Chapter Text

На подходе к ферме Петунья услышала какой-то шум. Она тут же кинулась домой, отбросив всякие мысли.

Ворвавшись в ворота, она остолбенела. В ее отсутствие тут царило форменное светопреставление!

Страшила со скоростью, которой позавидовал бы и вертолет, крутился вокруг своей оси и размахивал руками, не взлетая только чудом. При этом он безостановочно повторял своим невыразительным голосом одну и ту же фразу: «Прочь, глупая птица, прочь!». Его возмущение поддерживала Берта. Голубая курица, распушив перья и распахнув крылья, отчего тут же стала выглядеть раза в два больше, топталась на месте и издавала утробные звуки, сделавшие бы честь и динозавру. За нею, прикрыв глаза ушами, ничком лежал крольчонок. Его маленькое тельце содрогалось от ужаса.

Виновник всего этого переполоха сидел на ограде курятника и с холодным интересом вивисектора взирал на происходящее.

– Я должна была догадаться, – мрачно сказала Петунья, подходя ближе.

Ворон поприветствовал ее громким криком, снялся с ограды и, заложив крутой вираж над фермой, уселся на крыльцо. Пугало сразу успокоилось и вернулось к своему обычному состоянию, проскрипев напоследок, что миссия выполнена. Курица же успокаиваться не торопилась, но стоило ее погладить, как она немного присмирела и села на землю, накрыв крольчонка всем своим телом.

Когда порядок был наведен, ворон снова каркнул, привлекая ее внимание, и вытянул над крыльцом одну из своих трех ног. Из нее в подставленную ладонь упал уже знакомый фрукт: полупрозрачная фиолетовая звезда с золотыми искорками внутри упругой мякоти. Карточка из тумбы называла его «звездной каплей» и приписывала ему некие мистические свойства, но это было все. Никаких подробностей.

– Ты что, думаешь, тут тебе ресторан? – проворчала Петунья, но беззлобно, ради порядка, и поставила перед вороном, как и прежде, две миски. Одну с зерном, другую – с водой.

Ворон принялся угощаться, а она села рядом и задумчиво уставилась на сияющее под солнцем золотое оперение. Какое странное существо. Ее не отпускало стойкое ощущение, что эта птица была как минимум разумной. В книгах часто писали о том, как умны вороны. Они могут понимать отдельные человеческие слова и даже использовать простые инструменты. Петунья немного побаивалась этих черных птиц. Казалось ей, есть в них что-то потустороннее.

А этот ворон явно куда умнее обычных. Понял же он полушутливое требование Петуньи платить за еду. Стоит посадить еще пшеницы. С таким прожорливым едоком никаких запасов надолго не хватит.

Ворон деловито клевал зерно. Кстати, в кормушку Берты он своего клюва не сунул. Твердый клюв выбивал противные звуки из жестяной миски, и у Петуньи руки зачесались наделать новых мисок. Сомнений в успехе у нее не было. Сделала же она посох.

Но сегодня – Петунья потянулась – сегодня ей было лень делать что-либо. Она накрутила себе рулетиков из лаваша, ветчины и сыра, заварила кофе – настоящий кофе! – и устроилась прямо на крыльце с Алой книгой на коленях.

Найдя место, где она закончила читать в прошлый раз, Петунья погрузилась в приключения мистера Бэггинса в компании тринадцати гномов. Писал дальний родственник господина Тука живо и образно и не стеснялся использовать самые яркие краски для описания всего, что видел и встречал. Столкновение с тремя громадными троллями напугало Петунью, как будто ей самой грозило угодить в котел, а потом заставило рассмеяться, когда смекалистый хоббит затянул время до того, что тролли не заметили, как наступило утро.

Сцена потрошения тролльего клада была выписана до того вкусно, что Петунья преисполнилась большой зависти: ей тоже хотелось эльфийский клинок! Это же невероятно удобно, что лезвие начинает светиться при появлении врага.

Но вот встречаться с гоблинами – ни за что. С нее и слаймов достаточно.

После встречи с троллями над маленьким отрядом, казалось, нависла невысказанная угроза. Что-то недоброе стояло в воздухе, и путешественники спешили. Их тревога и спешка передались через страницы и Петунье, и она торопливо проглатывала абзац за абзацем, но вот волшебник нашел верную дорогу, и Бильбо вступил под сень Последнего Домашнего Приюта.

Петунье пришлось сделать передышку и, положив руку на грудь, попытаться угомонить взволнованно бьющее сердце. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, неосознанно повторяя показанные Сьюзан дыхательные упражнения, она снова взглянула в книгу.

«На тот берег шел каменный мостик без перил, такой узкий, что пони с трудом могли по нему пройти», прочла она и задрожала. Продолжив читать, она убедилась – Сьюзан была права! В Алой книге и в самом деле описывается ее белый город. Тот самый, куда она ходит как к себе домой по делу и без. Чуть ниже Бильбо, как будто вспомнив, что пишет книгу, пояснил, что Последним Домашним Приютом этот город зовут путешественники, потому что за ним лежат дикие, полные опасностей земли. Но на языке эльфов этот город зовется Имладрис, а на всеобщем – Раздол.

Петунья снова остановилась, закрыла глаза и опять подышала. Словоохотливый Бильбо Бэггинс, не жалея чернил, описывал красоты открывшегося ему города эльфов, и за каждым словом Петунья узнавала знакомые ей здания. Вот сторожевая башня, где она нашла книгу. А вот галерея вдоль пропасти. Во времена Бильбо никакой пропасти еще не было, и страшно вообразить, сколько веков прошло, прежде чем река прогрызла в скалах свое глубокое ложе. А дворец рядом с фонтаном – дом лорда Элронда, правителя этих земель. Петунья покраснела, когда вспомнила, в каком непотребном виде носилась по царским покоям.

– Куррво? – спросил ворон. Его миска опустела, и он с требовательным нахальством ждал добавки.

Петунья молча насыпала еще зерна. Она допила свой кофе и вернулась к чтению. И не смогла оторваться от книги, пока не прочла до конца всего приключения, которое мистер Бэггинс остроумно назвал «туда-и-обратно».

Что это была за история! Гномы и гоблины, эльфы и драконы! Волшебное колечко, которое делало своего владельца невидимым. Драгоценный камень, из-за чьей красоты гномы, эльфы и люди были готовы перебить друг друга.

История увлекла не только Петунью. В какой-то момент ворон оставил еду и пристроился рядом, и она стала читать вслух.

– «Но ваш покорный слуга, несмотря ни на что, чувствовал себя счастливым до конца жизни, а жизнь его была на редкость долгой.» – дочитала она. На этом первая часть закончилась, а до конца Алой книги оставалось еще много страниц. Посмотрев на ворона, что тихо сидел рядом и как будто бы даже слушал, Петунья легкомысленно спросила: – Как думаешь, Курво, может, мне тоже стоит начать мемуары? Правда, кому будет интересно читать про то, как я сажаю картошку и рублю деревья? Эх, моя история и в половину не такая увлекательная, как у Бильбо.

Ворон встрепенулся, захлопал крыльями, вытягивая шею, потоптался на всех трех ногах, будто разминался. Острым клювом он на удивление аккуратно ущипнул Петунью за край одежды и показал в сторону принесенного им фрукта. Звездная капля лежала на краю тарелки. Петунья почти забыла о ней, увлекшись книгой.

– Конечно, я съем. Спасибо.

Ворон каркнул, принимая ее благодарность, изобразил вежливый поклон и улетел. Остатки зерна Петунья высыпала в кормушку курицы.

Взяв звездную каплю, Петунья принюхалась. Этот плод пах озоном и травами, что напомнило ей о лаборатории волшебника. Памятуя об эффекте, который оказал на нее предыдущий фрукт, она скинула с себя одежду, оставшись в одном нижнем белье, и жадно проглотила фрукт.

Внутри ее живота вдруг возник ком тепла, и волны ошеломительного жара стали распространяться по всему телу, одновременно наполняя все ее мышцы энергией. Петунье захотелось броситься бежать неведомо куда, потому что иначе казалось, что она просто взорвется, переполненная этой энергией. И она сорвалась с места и побежала сперва к развалинам теплицы, а потом обратно. Но это было не то. Чувствуя ощущение какой-то неправильности, она остановилась, а потом, словно бы ведомая невидимым наставником, села на крыльцо и, закрыв глаза, стала дышать. Глубокий вдох животом и такой же выдох. Воздух, попадая в легкие, входит в кровь, и в этой свежей крови Петунья вдруг увидела мысленным взглядом множество сияющих капелек. Очевидно, это была та самая мистическая жидкость, о которой говорила Сьюзан. Но крохотные капельки не хотели сгущаться в одном месте и разбегались в разные стороны. Часть из них покидала тело Петуньи через кожу, буквально испаряясь. Тогда она, собрав всю свою волю, ужасным напряжением заставила капельки собраться в небольшой сгусток и повела их вниз, к пустому сосуду, который сейчас так явно ощущала в своем животе.

Когда, наконец, ей удалось довести до сосуда одну, совсем небольшую, капельку, Петунья дрожала и была вся мокрая от умственных усилий. Но после первой удачной попытки у нее стало получаться все лучше, и, пока энергия звездной капли наполняла ее тело, Петунья вдыхала мистическую энергию вместе с воздухом и доводила ее до сосуда в животе.

Когда прилив сил закончился, Петунья без сил откинулась спиной на стену домика. Она была вся грязная и потная, и уставшая, но вместе с тем – невероятно довольная. Внутри ее живота, чуть пониже пупка, источал слабое тепло небольшой шарик мистической энергии. И те крохотные капельки, которые сейчас попадали в кровь вместе с дыханием, сами собой притягивались к нему. И этот шарик, понемногу, потихоньку, становился все больше и больше.

Петунья понятия не имела, что она такое сделала, но что-то ей подсказывало, что это было нечто очень, очень хорошее.

Chapter Text

– Ну? – спросила Лебедь и требовательно вытянула длинную шею. Клюв ее, полный мелких острых зубов, распахнулся, словно она изготовилась хватать заблудшую душу.

Онни покачал головой и осторожно сделал шаг назад. Только глупец не стал бы бояться гнева хозяйки мира мертвых.

Лебедь – всегда принимавшая облик крупной кроваво-красной птицы – зашипела, точно змея. Но, вопреки опасениям, попытки схватить самого Онни не сделала.

В прошлом году, по осени, она ворвалась в его сон и до смерти перепугала, заявив, что душа его покойной сестры исчезла из Туонелы. По всем правилам Туури должна была спать там вместе с их покойными родителями и другими родичами и видеть мирные сны, но ее нигде не было.

Никто и никогда не мог покинуть Туонелу, пока его сестре не втемяшилось в голову, что даже после смерти ей нужна библиотека.

Библиотека! Как будто ей было мало того, что библиотеки довели ее до преждевременной смерти!

– Найди ее, – сказала тогда Лебедь, но прежде вдоволь прошлась по всем Хотакайненам и их привычке делать все наперекор. – Даю тебе времени до летнего солнцестояния. А не то заберу уже твою душу.

К счастью, охотничий сезон был почти закончен. Впереди были долгие зимние месяцы, и Онни взял отпуск, чтобы погрузиться в поиски. Каждую ночь он, приняв облик своего луонто, летал по чужим снам в поисках любой, даже самой крохотной зацепки. Потом к нему присоединился Рейнир – рыжий исландский маг хоть и не умел летать, но прекрасно игнорировал чужие границы, а также обладал почти мистическим даром располагать к себе других людей. Но даже вдвоем они все равно так ничего и не нашли.

Последнюю попытку Онни предпринял не так давно. От отчаяния он сварил по бабушкиному рецепту шаманский отвар из волчеягодника и мухоморов, надеясь, что, войдя в транс, сможет найти хоть что-то. И оказался прав. Транс позволил увидеть почти исчезнувшую цепочку следов, принадлежащих Туури. Последовав за ними, он надеялся найти сестру, а попал на какую-то ферму. Там была весна, и молоденькая девушка рубила деревья старым, почти пришедшим в негодность топором.

Она была любезна, и отвела его в библиотеку. В любое другое время Онни обязательно прочел бы ей лекцию о том, как опасно привечать входящих в твой сон незнакомцев, но он был расстроен. Она угостила его странным кофе, сдобрив его сладким сиропом, а он научил ее играть почтовую мелодию на смешной пузатой глиняной флейте.

В Туонелу он вошел с намерением остаться там насовсем.

Лебедь неожиданно повела головой, как будто принюхивалась. Обвила его длинной, почти змеиной шеей и шумно втянула ноздрями воздух.

– Где это ты был? – сузив хищные желтые глаза спросила она. Ее клюв почти упирался в нос Онни, и он не мог бы уйти ответа даже если бы захотел.

Он открыл было рот, но тут же насторожился. Прислушался. Сперва подумал, что показалось, но нет. Издалека, настолько издалека, что звук едва был слышен, лилась узнаваемая, немного глуховатая мелодия. Лебедь тоже ее услышала и повернула голову в ту сторону.

Песня была сыграна неумело, но верно и старательно. Вслушавшись в послание, вложенное в мелодию, Онни почувствовал, как радость и облегчение наполняют его. Белый город. Полная зелени библиотека. Маленькая птичка со смешным хохолком клюет золотое зерно.

– Как любопытственно, – пробормотала Лебедь и отпустила его.

Онни отряхнулся и рискнул спросить, что же ей показалось столь любопытным. Большая алая птица взглянула на него.

– Вы, Хотакайнены, – сказала она со странным выражением. Непонятно было, ругает она или хвалит. – Вечно как выкинете что-нибудь, а я потом разбирайся. Вот ты, ответь мне, как ты умудрился попасть в чужой мир?

– Куда? – переспросил Онни, а сам вспомнил, с каким странным выражением на лице смотрела на него хозяйка фермы.

Лебедь цыкнула, отвернулась и заскользила по озерной глади. Онни, опомнившись, поспешил за ней, оставляя за собой цепочку расходящихся по воде во все стороны кругов.

На ходу он рассказывал ей о своих поисках, а когда упомянул отвар по рецепту бабушки, Лебедь метнула в него огненный взгляд, говорящий «опять эта Хотакайнен!». В свое время бабушка умудрилась попортить божественной птице немало нервов.

В ответ Лебедь поведала ему про великое множество миров для живых. А тех, куда уходят души мертвых, с ее слов было едва ли не больше. И вот Онни, приняв бабкиного зелья, умудрился попасть в один из них.

– Он долгое время был покинут, – задумчиво говорила Лебедь. Остановившись, она рассматривала спящие в глубине озера души. – А теперь в нем появился некто, подобный мне. Что же, если твоя сестра попала туда, пусть там и остается.

– Но как же…

– Пусть остается, – с нажимом повторила Лебедь. – Ничего с ней там не случится. А ты, – она вытянула голову и пребольно ущипнула Онни за руку. – А ты иди домой и не смей больше шляться где ни попадя! И, чтоб когда умер, был тут!

Она резко взмахнула крыльями, поднимая огромную волну, и Онни захлестнуло с головой. Когда вода спала, его уже не было, и поверхность озера успокоилась. Лебедь хмыкнула. Вырвала у себя одно перо и подкинула его в воздух. Порыв ветра мягко подхватил его, закружил и унес прочь.

На всякий случай лучше будет установить связь, подумала она. На всякий. А то мало ли. У нее тут есть еще живые Хотакайнены.

Chapter Text

Петунья проснулась от того, что ее скрутило от дикого приступа боли. Еще не рассвело, будильник даже не собирался звонить. Петунья сжалась в комочек, изо всех сил надавливая на живот в тщетной попытке пытаясь унять спазмы. Спросонья она никак не могла понять отчего же так больно. Болезненных месячных у нее отродясь не случалось, спасибо на этом, но тут из глубин живота раздался утробный рокот и положил конец ее догадкам.

Она была просто – зверски! – голодна.

Кое-как уняв боль, Петунья сползла с кровати, доковыляла до сундука и запустила в него руки. Было не до готовки – она отправляла в рот один за другим все, что попадалось ей, будь то морковь и картошка, и не заботилась даже о том, чтобы вымыть их или отряхнуть частицы почвы. Вгрызлась в целиковый кочан капусты и чуть не взялась за сырую рыбешку, что осталась забыта на дне сундука.

Когда за окном стало светать, Петунья пришла в себя у разоренного сундука. Ее рот и руки были измазаны овощным соком, а живот вздулся от обжорства. Когда же ее взгляд упал на оставшиеся продукты, то на глаза навернулись слезы – запасы еды уменьшились едва ли не в половину!

Петунья раздраженно захлопнула сундук и сердито уставилась на свой живот. Что это было? В ее костях еще оставался призрак той боли, которая скручивала ее тело. Ей даже не с чем было сравнить, потому что никогда в жизни она не голодала. Пока ее одноклассницы сидели на кефире, а Лили варила себе какое-то мудреное зелье, Петунья просто ела все, что хотела и гордилась такой удобной конституцией.

Она наивно подумала, что это был разовый приступ, и отправилась вздремнуть, но буквально через пару часов в ее животе снова требовательно забурчало. Как будто в нем поселился вечно голодный монстр. Петунья закинула в рот морковку и, очень медленно пережевывая ее, взялась варить рисовую кашу пополам с корнеплодами.

Обуянная голодом, риса она не пожалела, но весь получившийся котелок ушел за один присест. Облизав ложку, она прислушалась к себе. Монстр в животе временно утих.

– Да что ж это такое?! – вскричала Петунья и отправилась к колодцу перемывать посуду. За этим занятием ей всегда хорошо думалось. Вот и теперь, по новой отдраивая идеально чистый котелок, она перебирала в уме все недавние события. Что-то же должно было вызвать такую реакцию. И, как ни крути, подходящий вариант был только один – ее вчерашний успех в дыхательных упражнениях.

Петунья отложила котелок, села на землю и, закрыв глаза, сосредоточилась. Войти во вчерашнее медитативное состояние было непросто – организм желал впасть в кому от чрезмерной сытости, – но, постаравшись, она достигла нужного состояния. Мысленным взглядом она увидела прозрачную сферу за пупком. На дне сферы колыхалось небольшое количество мистической жидкости, а стенки были покрыты мириадами крошечных капелек конденсата. Как будто пока Петунья дышала, ее тело само отфильтровывало мистическую энергию из воздуха и заставляло сгущаться внутри сферического сосуда. Понаблюдав, она поняла, что процесс этот был крайне медленным, но все-таки этого странного, похожего на жидкое серебро, вещества стало самую чуточку больше, чем было вчера после окончания тренировки.

Пока она рассматривала свои внутренности, ей вспомнилась прочитанная где-то теория, что человеческий мозг не мог появиться сам по себе, в процессе эволюции, как утверждалось в трудах последователей Дарвина. Человеческий мозг слишком велик, сложен и потребляет очень много калорий, что делает его не самым рациональным органом с точки зрения эволюции.

В целом, Петунья могла с этим согласиться. Вчера, закончив упражнения, она обнаружила себя ужасно уставшей и мокрой от пота. А ведь все, что она делала, это сидела, дышала и прикладывала исключительно умственные усилия!

Это поэтому она так проголодалась?

Но если приступы голода будут продолжаться, то вскоре ее запасы еды просто иссякнут…

Охваченная нехорошими мыслями, Петунья поспешила к грядкам. Она выкопала свою звездную картошку. Приятный вид и большое количество крупных красных клубней немного успокоили ее паранойю. Этот урожай она продавать не стала, а рачительно сгрузила в сундук.

Клубника тоже уродилась на славу – ягоды были крупные, ярко-красные и отчетливо пахли карамелью. За сбором ягод Петунья и не заметила, как съела чуть ли не треть всего урожая. На вкус клубника тоже была выше всяких похвал. А что радовало еще больше, так это то, что клубничные кусты продолжали плодоносить. Среди густой листвы виднелись зеленовато-белые ягоды, обещающие в скором времени налиться соком и цветом.

Последними на этой грядке оставались тюльпаны. Это были небольшие цветы, чьи бутоны с лепестками заостренной формы и в самом деле напоминали звезду. Серединка была желтой, а остальная часть цветка – фиолетовой. Петунья собрала цветы и втянула носом их свежий, нежный аромат. Цветы пахли изумительно, но что ей теперь с ними делать? Продать?

В этот момент ее живот снова издал голодное урчание, и Петунья, сыпя проклятиями, побежала готовить еду. Цветы были забыты. Петунья только высыпала их в сундук, не заботясь о том, что они падают внутрь не опрятной кучей.

Потом она потушила целый вилок капусты с картошкой, сдобрив их большим количеством специй, всех, что были, и снова сожрала все приготовленное за раз.

Глядя на пустой котелок, Петунье хотелось плакать. Это что же, она теперь так и будет сжирать каждые пару часов кучу еды?

Чтобы отвлечься, она щелкнула кнопкой телевизора. Сегодня передавали новый выпуск «Даров земли», и Петунья невольно прислушалась. Темой передачи была рыбалка.

– Найдите себе удочку и сбывайте улов за деньги! – вещал ведущий, сдвинув на затылок свою соломенную шляпу. – Рыбалка – отличная подработка, если у вас есть свободная минутка! – Дальше он углубился в теоретические дебри о зависимости качества улова от того, как далеко закинуть удочку, а также где и когда рыбачить, но Петунья уже не слушала. В ее голове словно лампочка зажглась.

Рыба! Если она поймает несколько больших рыб, то сможет обеспечить себе хотя бы сутки сытной еды! Она непроизвольно облизнулась, вспомнив свой самый первый улов. Вот хотя бы несколько таких. Ей вполне хватит. Можно порыбачить прямо в домашнем пруду. Лесная река тоже выглядела интересным вариантом, но больше всего Петунью манило отправиться с удочкой к океану. Она помнила, как в свой первый визит туда набрала много моллюсков, просто походив по пляжу, и вечером они со Сью весьма вкусно ими поужинали.

Решено!

Замешав тесто для лаваша и оставив его настаиваться в тепле, Петунья пошла накопать червей для наживки и заодно посадила купленную вчера фасоль и чеснок, а также быстро посеяла немного пшеницы. Потом нажарила лепешек и наделала рулетиков на тот случай, если во время рыбалки ее скрутит очередной приступ голода, сунула в сумку и закуску, и удочку, и червей и поспешила на пляж.

Океан встретил ее шумом прибоя и криком чаек. Остановившись у кромки воды, Петунья с наслаждением вдохнула свежий соленый воздух и на мгновение как будто даже забыла о своих злоключениях. Но вредный желудок снова напомнил о себе, и она торопливо сунула в рот один рулетик.

Утолив таким образом первый приступ голода, Петунья с комфортом устроилась на построенных тут кем-то мостках, усевшись прямо на доски и свесив ноги вниз так, что порой шаловливая волна окатывала водой ее непромокаемые эльфийские сапожки.

Наживив первого червя, Петунья размахнулась и, припомнив сегодняшний совет, постаралась как можно дальше закинуть удочку. Не успев заскучать, она увидела, как поплавок дернулся, и поспешила выудить рыбу. На мгновение она увидела, как из голубой воды показались хвост и спина, но в последний момент добыча сорвалась с крючка. Петунья цокнула языком, досадуя на глупую рыбу, и снова закинула удочку.

Рыба в океане оказалась более своенравной, чем в домашнем пруду. Но с каждой осечкой Петунья накапливала опыт, и вскоре успешно выловила подряд несколько средних размеров анчоусов. К этому моменту сытость от тушеной капусты прошла, и ей пришлось срочно доедать закуску. Утихомирив бунтующий от голода живот, она быстро выпотрошила и почистила всех рыбин, и нанизала их на шампуры, выстругав те на скорую руку из подобранного тут же плавника. Еще в прошлый свой приход она видела неподалеку от бунгало старое кострище. Петунья разожгла огонь и воткнула рыбьи тушки вокруг огня.

Оставив свой улов жариться, она вернулась к рыбалке.

После первых успехов рыбалка дальше пошла как по маслу. Выуживая из морских волн рыбешку за рыбешкой, Петунья не забывала посматривать на часы. Когда условное время прошло, она оставила удочку и вернулась к костру, чтобы перевернуть рыб на другую сторону. В этот момент в животе снова заурчало – от костра шел аппетитный запах жареной рыбы, и ее новое чувство голода моментально проснулось. Петунья досадливо стукнула по животу кулаком.

Чтобы скоротать время до готовности, она снова занялась дыхательными упражнениями. Изо всех сил игнорируя заманчивый запах от костра, Петунья дышала и направляла частицы мистической энергии к резервуару за пупком. Стоило ей приложить сознательные усилия, как неторопливое неосознанное поглощение немного ускорилось, и несколько сверкающих капелек одна за другой сорвались с верхней части сферы и упали вниз. Собранная мистическая жидкость всколыхнулась, и в тот же момент от нее во все стороны хлынула небольшая волна холода.

Тут еще сильнее запахло жареной рыбой, знаменуя о ее готовности, и вся концентрация с Петуньи слетела. Она открыла глаза и с удивлением отметила, что голод немного утих, а все ее тело окутало ощущение приятной прохлады. Даже не смотря на высоко стоящее в небе жаркое солнце, ее кожа совсем не ощущала зноя.

Петунья легко поднялась на ноги. От сидения в одной позе тело даже не затекло и чувствовалось бодрым и легким. Она убрала рыбу с костра и пошла побродить по пляжу. Вдруг, море и сегодня оставило на песке своих сокровищ? Море и правда не обошло ее своей щедростью. Обойдя пляж, Петунья собрала несколько мидий и гребешков, а из многообещающей кочки выкопала россыпь разноцветных стеклышек.

Подбрасывая стеклышки на ладони и любуясь тем, как играет солнце на их обкатанных до гладкости гранях, она вернулась к костру и уже собралась отобедать, как услышала чей-то плач.

Chapter Text

Плачущие звуки, похожие на скулеж щенка, доносились с небольшого островка, отделенного от основного пляжа небольшим участком воды. Когда Петунья подошла к берегу, она увидела остатки мостика, что некогда вел на ту сторону. Она приставила ладонь козырьком ко лбу и пригляделась. На песке лежало какое-то существо с вытянутым округлым телом, все покрытое гладкой золотисто-рыжей шерстью. Песок под существом был угрожающе темным.

Пока Петунья наблюдала за ним, существо лежало без движения, и она уже решила, что все, поздно, как оно с усилием приподняло голову и издало тот самый плач.

Пронзительный жалобный звук ударил в самое сердце. Недолго думая, Петунья быстро разделась, запихнула одежду в сумку и, держа ее над головой, по дну перешла на тот берег. В самом глубоком месте воды было под подбородок, и она чуть не нахлебалась, но обошлось.

Вблизи существо оказалось морским млекопитающим, скорее всего тюленем. Петунье доводилось видеть похожих животных в цирке. Они крутили обручи, жонглировали разноцветными мячиками и громко лаяли, «угадывая» цифры на карточках. Этот же зверь безвольно лежал на темном от крови песке. Услышав ее шаги, он приоткрыл темные, круглые глаза, взглянул на нее с мукой и снова закрыл глаза. Вдоль его бока зияла большая рваная рана с запекшейся по краям кровью, и между ее краями виднелись жемчужно-сизые внутренности.

Петунья поспешно отвернулась и прикрыла рот ладонью, пытаясь справиться с внезапно накатившей тошнотой.

К такому жизнь ее не готовила.

Переждав рвотный позыв, Петунья приблизилась, опустилась на колени рядом с животным и осторожно погладила его по круглой безухой голове. Влажные черные ноздри дрогнули в ответ на ее прикосновение, и тюлень издал совсем тихий, почти человеческий стон.

Ему определенно была нужна ее помощь, в этом не могло быть никаких сомнений. Но…

– Что мне делать? Боже мой, что мне делать? Я же не врач!

Конечно, у нее получилось исцелить саму себя и немного облегчить состояние Сьюзан. Но вылить сок растения на ожог или заставить больного выпить ложку сиропа совсем не сравнимо с тем, чтобы врачевать такую ужасную открытую рану.

Петунья бросила быстрый взгляд на жуткую дыру в теле и снова отвела глаза. Никогда в жизни она не видела ничего даже похожего. Только читала в книгах. В книгах, в которых действовали отважные, не чета ей, мужчины и женщины, твердо знающие, что делать по любую сторону от мушки.

Писатели вольно описывали первую помощь пострадавшим товарищам: остановить кровь, очистить рану от грязи, перевязать. Особо тяжелые ранения надлежало сшивать вместе для наилучшего выздоровления. Еще Петунья откуда-то помнила, что культю нельзя прижигать, а повязка на глаз не дает способности видеть в темноте трюма… хотя это, конечно, лишнее.

Она сглотнула противный ком в горле.

– Надеюсь, я не сделаю хуже, – отчаянно сказала она и зарылась в сумку. Итак, какой у нее порядок действий?

Первым делом – промыть рану от грязи. К счастью, теперь ее сумка была поистине бездонной, и в ней нашлось место для множества вещей чисто на всякий случай. Петунья достала бутылку с чистой водой, листья лекарственных растений, самодельную мазь и сироп. А потом ножом и зубами разодрала на бинты и тряпки собственную рубашку.

– Потерпи немного, пожалуйста, – попросила она у зверя.

В надежде немного облегчить его состояние и унять боль, сперва она намазала его кожу ацеласовой мазью. Потом смоченной в чистой воде тряпкой осторожно очистила рану от крови, грязи и песка. Видимо, обезболивающий эффект оказался не так хорош – зверь мелко дрожал и время от времени скулил, но не пытался вырваться. Все, что Петунья могла, это горячо шептать ему, какой он сильный и хороший мальчик, надо просто немного потерпеть, а потом он сможет вернуться обратно в море. Мало-помалу она и сама начала верить в то, что у них все получится.

Вторым шагом следовало остановить кровотечение, но кровь, к счастью, уже не текла. Петунья осторожно положила внутрь полости вывалившиеся кишки и с сомнением посмотрела на приготовленные нитки и иглу.

Внутри нее постепенно разрастались ужас и паника. Когда она попыталась взять иглу, та вывалилась из ее пальцев – так сильно дрожали руки. В надежде прекратить эту трясучку, Петунья больно побила себя по рукам, но не преуспела.

Тогда она стала напевать. От ее голоса даже полумертвый тюлень страдальчески завыл, но ей размеренный мотив помог успокоиться. Она смазала мазью иглу и нить и, собрав всю свою решимость, ткнула иглой в край раны. Тюлень вскрикнул и дернулся – кончик иглы лишь слегка вошел в кожу, не проколов ее. Петунья попробовала снова, приложив всю силу, какую могла сейчас собрать, и протянула нитку сквозь проделанное отверстие.

– Прости меня, пожалуйста, – попросила Петунья у зверя и продолжила петь и шить.

Стежок за стежком Петунья сшивала живую плоть. Постепенно ее движения становились более плавными и уверенными, а игла с первого раза прокалывала живую ткань. Когда нить закончилась, Петунья завязала узел, вдела в ушко новую и продолжила с того места, где остановилась. Все это время она продолжала напевать. Под воздействием песни активизировалась мистическая жидкость в ее теле, запульсировала в такт, а затем уверенно потекла по венам, неся с собой утешающую прохладу. Через кончики пальцев эта энергия перетекла на тело животного и тут же впиталась, оставшись незамеченной. Ощутив приятное охлаждающее воздействие, тюлень успокоился и больше не дрожал, только терпеливо ждал конца операции.

Петунья закрутила большой узел на кончике нити, отрезала лишнее и выдохнула, облегченно выпрямляя затекшую от работы в наклон спину. А потом взглянула на дело рук своих.

Шов вышел бугристый и некрасивый, но зато обе стороны раны были надежно соединены вместе. Поверх шва Петунья нанесла мазь – побольше да погуще – и туго перевязала импровизированными бинтами. Потом она осмотрела остальное тело тюленя, нашла несколько неглубоких укусов, очистила их и полила соком ремментонда. Когда же все, что она могла бы сделать, было сделано, Петунья достала бутылочку с сиропом и влила в тюленью пасть несколько глотков.

Волшебное действие лекарства проявилось сразу – глаза зверя заблестели, он поднял голову и попросил воды. Петунья напоила его остатками из бутылки.

– Ты как? – она погладила его по мягкой шерсти.

Тюлень радостно засвиристел и благодарно потерся мордой об ее руку, словно кот.

Петунья шмыгнула носом. Нестерпимо хотелось забиться в уголок и поплакать.

– У меня есть рыба. Будешь? – вместо этого спросила она, и ее живот откликнулся болезненным спазмом. За всеми хлопотами она совсем забыла про свой голод.

Тюлень тоже был голоден. Петунья сходила на тот берег и скормила своему пациенту несколько рыбин, предварительно выпотрошив их и порезав на небольшие куски. И сама поела. Наевшись, тюлень быстро стал сонным и осторожно завозился, пытаясь устроиться поудобнее. Петунья не могла допустить, чтобы он спал на пропитанном кровью песке, и в несколько приемов перетащила его на чистое место. Благодарный зверь снова потерся о ее руку, и она щедро почесала ему лоб.

– Я завтра приду проведать тебя, хорошо? – пообещала она, и тюлень согласно закивал и забил хвостом. Петунья еще немного погладила и почесала его, после чего ушла.

Оставленный ею на пляже костер успел догореть и погаснуть сам собой, но она все равно залила угли водой. Песок под ее ногами был мягким и нагретым солнцем, и так и манил прилечь, а ее собственное тело было таким уставшим и тяжелым, что противостоять искушению вздремнуть немного у моря было нелегко. Но в таком состоянии, как сейчас, Петунья опасалась, что уснет и проспит до утра. А она еще помнила предупреждение мистера Кори ночевать только в доме.

С сожалением оставив мысль прикорнуть, Петунья отправилась домой. В ведре лежали оставшиеся от улова три небольшие рыбешки да собранные моллюски. Немного, но на ужин должно хватить. Подбадривая себя мыслями о предстоящем пире, она вернулась на ферму.

Огонь сильно удивился, когда она ввалилась в домик, в одном нижнем белье, мокром и запачканном кровью. Настолько сильно, что лежащие в очаге камни-грелки защелкали, нагреваясь с ужасающей быстротой. Что было очень любезно с его стороны, ведь теперь Петунья могла быстро принять ванну. Блаженствуя в горячей воде, она поведала ему свою историю.

После ужина она вспомнила, что израсходовала всю целебную мазь на тюленя. Собравшись с силами, Петунья вышла на улицу. Луна висела высоко в небе, точно фонарь ярко освещая полянку перед домиком. Привлеченные появлением человека со всех сторон заспешили ночные твари. И до тех пор, пока ее не одолела сонливость, Петунья беспощадно колотила слаймов, собирая остающиеся от них слизь и живицу. Целебная мазь сама себя не сделает.

Chapter Text

Петунья, как и вчера, проснулась засветло. И снова от приступа голода. Пока в котелке спешно варился рис с овощами, она грызла сырую морковь и мрачно думала, каким чудом вообще могла спать и не просыпаться от голода каждые два часа. После раннего и очень плотного завтрака она вышла на улицу, чтобы отмыть котелок. Кинувшийся ей под ноги отчаянный слайм прожил недолго – посоха у Петуньи не было, но меткий удар каблуком решил эту проблему. Затем она набрала воды и следующие пару часов варила отвар из ацеласа для мази. Ведь первая, сделанная еще для Сью, баночка полностью ушла на лечение морского котика.

Когда рассвело, отвар был готов и остывал. Снова проголодавшись, Петунья пожарила себе яичницу и вышла позавтракать на улицу.

Ферма просыпалась. Завозилась, заквохтала потихоньку в своем шалашике Берта, ее голос становился все громче и громче, пока, наконец, не взвился в небо ликующей песней. Снеся яйцо, курица выбралась на улицу и стала деловито, как мамаша, обихаживать свое приемное дитя. Кролик подставлял бока и выглядел вполне довольным жизнью. Кажется, он даже немного подрос.

После завтрака Петунья уделила время хозяйственным хлопотам – задала корма живности, вымела мусор из птичника, а потом щедро полила огород. Еще вчера зеленые клубничины почти поспели. Петунья прикинула и предположила, что через пару дней сможет собрать еще один урожай.

Над почтовым ящиком ярко горел красный флажок. Внутри лежали два письма. Одно оказалось очередной запиской от мистера Кори – Петунья сразу узнала его размашистый, украшенный вензелями и завитушками почерк. Все, что там было написано, это: «Вам обязательно нужно найти себе партнера для танцев! Ни за что не идите в одиночку! Ваш М.К.»

– Каких таких танцев, – пробормотала Петунья, разглядывая короткое послание. Оно могло выглядеть странным, но по опыту она знала, что мистер Кори просто так ничего ей не пишет. А если написал какую-то ерунду, то не стоит сомневаться, это и в самом деле очень важно.

Оставив пока в стороне письмо благодетеля, она обратила внимание на второе. В ее руках оказался светло-розовый конверт, украшенный звездами, цветами и радугами. От плотной бумаги исходил легкий аромат цветочных духов. Принюхавшись, Петунья услышала легкие ноты бергамота и цитрусовых, возможно даже, что мандаринов, и персиков, а за ними крылось что-то мускусное и древесное. Аромат напомнил ей старое черно-белое фото, на котором две девочки играли с феями. Даже сам Конан Дойл был очарован этой композицией. Жаль, что фотография оказалась фальшивой. В конце концов, девочки признали, что фей они вырезали из бумаги и подвесили на тонких ниточках. Только из-за слабого развития фототехники в те времена их простейшая уловка сработала.

Петунья удивленно распахнула глаза. Так письмо пахнет феями!

Не то что бы ей когда-либо доводилось нюхать фей, но в рецепт некоторых волшебных зелий входила «фейская» пыльца. И, так как у Лили всегда был некоторый запас ингредиентов, легкий, но отчетливый запах пыльцы стойко держался у ее комнаты по несколько дней кряду. Также, у волшебников были свои фейри – крохотные декоративные существа, помесь гомункулов с насекомыми. Маги держали их в качестве своеобразного живого украшения, правда, обладающего склочным и скандальным характером. Лили смеялась, хорошо, что эти мелкие тварюшки пусть и понимают человеческую речь, сами говорить не способны, а то волшебники от них наслушались бы всякого!

Петунья поднесла конверт к носу и втянула его запах. Несомненно, письмо пахло точно фейской пыльцой, но несколько другой, более настоящей. Потом она осмотрела почерк, каким на конверте было подписано «Хозяйке фермы». Почерк был ей незнаком. Само письмо было написано на тонкой и нежной, как лепесток цветка, блестящей бумаге. Когда на него попал солнечный свет, бумага заискрилась, будто покрытая блестками.

«Дорогая Хозяйка фермы! От имени Общества Фей выносим Вам исключительную благодарность за возможность вновь собираться на танцы в Великом Зеленолесье! Мы искренне надеемся, что Вы почтите наше собрание своим присутствием. В программе мероприятия еда и напитки, игры в фанты и розыгрыш подарков, и, разумеется, цветочные танцы. Форма одежды – парадная. Не забудьте украсить волосы цветами. С надеждой на скорую встречу, почетный секретарь Общества Фаб Джи.»

Помимо письма в конверте лежал небольшой круглый жетон с рисунком цветка. Стоило взять его, как он растаял и превратился в небольшое изображение розовой петуньи прямо на тыльной стороне правой ладони. Петунья поскребла рисунок ногтем, но только кожу немного расцарапала.

Покрутив руку то так, то эдак, попробовав смыть изображение водой с мылом, она пришла к выводу, что избавиться от него не получится и временно махнула на него рукой.

Гораздо занимательнее было другое.

Теперь-то смысл послания мистера Кори стал ясен. Но почему именно со спутником? Почему нельзя пойти одной?

Из сказок и народных преданий образ фей вырисовывался весьма противоречивым. С одной стороны они охотно помогали людям, порой даже просто за спасибо, а с другой – не останавливались ни перед чем, чтобы получить желаемое. Вспомнить хотя бы истории о подменышах… А еще жуткие легенды о том, как человек всю ночь протанцевал с феями, а когда вернулся домой, выяснил, что прошло сто лет. Петунья многое знала, но не припоминала ни одной сказки, которой на танцы фей нужно было приходить со своим спутником. Там плохой выбор партнеров, что ли?

Кого тут она вообще может пригласить на танцы?

Тут Петунья вспомнила про мазь и кинула письмо на стол, к книгам.

Отвар уже остыл, она процедила его, отделив вываренные до прозрачной белизны листья, а потом, отмерив нужное количество, смешала с добытой вчера слизью. Несколько минут тщательного помешивания и – вуаля! – новая порция лечебной мази по рецепту аптекаря Петуньи Эванс готова. Уродливый горшочек с мазью и бутылочку с остатками отвара она сразу же убрала в сумку. Для новых бинтов достала отрез полотна и ножницы, а сама переоделась в купальник – раз уж ей предстоит снова поплавать, лучше быть к этому готовой.

По дороге на пляж Петунья собирала все, что попадалось на глаза – порей так порей, одуванчик так одуванчик. Не обошла она вниманием и ни одной подозрительной кочки. Конечно, из кочек в основном выкапывались камни либо глина, но пару раз попадались неизвестные семена. Все добытое она складывала в сумку.

На пляже Петунья сразу же пошла проведать своего пациента. Тюлень лежал там же, где она его оставила, и второй, до последней шерстинки идентичный зверь, заботливо вылизывал его шерсть. Завидев Петунью, оба приветственно засвистели, причем здоровый тюлень выказывал едва ли не больше энтузиазма, чем его сородич.

– Это твой брат? – спросила Петунья, присаживаясь рядом. Второй тюлень активно закивал, как будто понимал человеческую речь. Хотя может и понимал.

Песок, пропитавшийся вчера кровью и водой, за ночь волшебным образом очистился и сиял первозданной белизной. Петунья мимоходом отметила это, как нечто само собой разумеющееся.

Сняв повязки, Петунья потрясенно ахнула. Она помнила, как ее собственный ожог, довольно небольшой, мучительно заживал несколько дней подряд. И, ориентируясь на этот опыт, ожидала, что несчастный тюлень будет выздоравливать еще дольше и мучительней. Но куда там! Там, где еще вчера была ужасная рана, зашитая сикось-накось, теперь белел полностью зашивший шрам. Он, конечно, был кривой и ужасно некрасивый, но все же это была зажившая, полностью затянувшаяся рана, покрытая новой кожей. Петунья ошарашенно провела ладонью по шраму. Тюлень был мягкий и теплый, и немного вибрировал под ее рукой, как будто мурчал.

– Просто чудеса какие-то, – Петунья погладила зверя чуть смелее, а он не выказывал никакого дискомфорта. Да и второй тут же стал подкладывать свою голову под ее руку, как будто тоже хотел, чтобы его погладили.

Она немного почесала лоб второго тюленя, а потом, вооружившись ножницами, вытащила остаток ниток. Закончив, Петунья тщательно осмотрела шрам, но он был в полном порядке. И от ее осторожных нажатий тюлень не показывал никакой боли. Делать пальпацию Петунья не умела, но просто пощупать больного руками было единственным доступным ей способом проверить его самочувствие.

На всякий случай она намазала шрам мазью и втерла ее в кожу до полного впитывания. Напоследок она угостила обоих тюленей сиропом – второй зверь, учуяв сладкий аромат, активно лез к бутылочке и оставить его без вкусняшки оказалось невозможно.

– Думаю, ты здоров, – сказала Петунья. Тюлени радостно начали ластиться, требуя поглаживаний, и тыкались мокрыми черными носами ей в щеки. – Смотри, не попадайся больше акулам. И ты тоже.

Покончив с нежностями, тюлени заскользили по песку и с шумом и плеском нырнули в синие волны. Немного погодя они высунули морды из воды, несколько раз пронзительно свистнули и скрылись под водой. А Петунья осталась сидеть на пляже одна.

Chapter Text

Петунья сидела на пляже, зарывшись пальцами ног в нагретый белоснежный песок, и ела. Заранее приготовленная еда исчезла в ее бездонном желудке в мгновение ока, лишь немного утолив голод. Затем Петунья убрала за собой, не забыв про испачканные бинты, и отправилась исследовать островок. Стоило пройти несколько шагов от берега, как она обнаружила целую систему небольших приливных бассейнов. А в них лежали сокровища!

Точнее, это были сокровища в глазах голодной Петуньи – несколько крупных мидий и сердцевидок, и еще незадачливая селедка, которая, кажется, так и не поняла, почему вдруг бескрайнее море столь сильно уменьшилось. Кроме кулинарных сокровищ Петунья нашла две веточки алых кораллов и небольшой, с яблоко, шипастый шарик. Она осторожно потыкала его подобранной тут же палкой, шарик признаков жизни не подавал и что с ним делать тоже было непонятно. Но все равно забрала с собой. В конце концов, всегда можно продать.

Вдоволь побродив по островку, Петунья вернулась на большой пляж, собрала морские дары и там, после чего разожгла костер и привычным уже образом поставила жариться рыбу, а моллюсков закопала в углях. Пока еда готовилась, времени хватило и поплескаться в море на мелководье, и немного позагорать. После обеда она достала удочку и снова отправила на пирс рыбачить.

Петунья уже достаточно навострилась ловить рыбу. Стоило поплавку только дернуться, как она сразу подсекала, вытаскивала рыбешку из воды и отправляла в ведро и снова забрасывала удочку. К тому времени, как желудок снова дал знать, что проголодался, в ведре бились несколько серебристых селедок и голубой анчоус и лежал большой пучок свежей морской капусты.

Время от времени прерываясь для того, чтобы поесть, Петунья ловила рыбу почти до вечера. Незадолго до заката из моря показались уже знакомые тюлени. Они плыли бок о бок, совершая одинаковые неестественные рывки, и Петунья забеспокоилась. Она решила было, что теперь оба зверя поранились, но вот они достигли мелководья, и причина их странного поведения стала ясна. Слаженно работая хвостовыми плавниками, они подпихнули к ее ногам небольшой сундучок.

– Это мне? – Тюлени уморительно закивали. Сундучок был невелик, размером с половину обувной коробки, но увесист. Красное дерево досок стягивали несколько позеленевших от времени металлических полос, а в петлях крышки висел небольшой замок. Петунья подергала его, но он не поддался.

Она запихнула сундук в сумку, решив, что дома попробует его открыть. А потом тюлени снова ее удивили, уронив ей в руку каждый по одному зубу.

– У вас зубы выпадают? – ужаснулась Петунья, но тюлени рассмеялись и исчезли в морской пучине.

Она уставилась на странный дар. Это были два клыка, длиной примерно с ее фалангу, чуть изогнутые, немного желтоватые, как слоновая кость. И острые – она проверила подушечкой пальца. У нее уже собралась целая коллекция – клочок оленьей шерсти, воронье перо, змеиная чешуя и два тюленьих зуба. Осталось только понять, значит ли это хоть что-то.

Петунья покатала зубы по ладони. Она не задумывалась раньше, но, кроме этих пяти животных она больше не встречала ни одного зверя, который был бы крупнее кролика. Даже когда они со Сью собирали спелые ягоды, то ни разу не наткнулись на следы медведя, известного сластены. Ни меток на деревьях, ни следов на земле – ничего.

Об этом следовало бы поразмыслить, но не сейчас, когда в животе снова началось бурчание. Она убрала зубы в сумку, поставила жариться еще несколько рыбин и, желая скоротать время до готовности, занялась дыхательной практикой. В прошлый раз ей показалось, что после тренировки чувство голода ненадолго затихает, и сейчас она хотела проверить эту теорию.

Петунья закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Почти сразу – такой прогресс по сравнению с ее первыми попытками! – она почувствовала уверенный ток воздуха, наполненного частицами мистической энергии. Сейчас ей практически не составляло труда собирать их и вести по сосудам вниз, к сфере внизу живота. Внутренним взглядом она отчетливо видела, как сверкающие частицы стекают к сфере, конденсируются мелкими каплями и, сгущаясь, падают вниз, к небольшому количеству уже собранной энергии. Которой, к слову, по сравнению со вчерашним днем стало меньше.

Петунья озадачилась. Ей было не ясно, каким образом эта энергия могла уменьшиться, ведь она не делала ничего волшебного... Но, подумав, единственное объяснение, которое пришло ей в голову, была ее вчерашняя помощь тюленю?

Пусть будет так. Она успокоилась и сосредоточилась на том, чтобы восполнить недостаток. К счастью, ее навыки стали лучше. По сравнению с первыми успехами, теперь магическая энергия в сфере прибавлялась буквально на глазах.

К моменту, когда ее ноздрей коснулся аромат жареной рыбы, она не только восполнила недостаток энергии, но и почти вдвое увеличила его.

За ужином Петунья задумалась над тем, что же она делает и что это за магическая энергия на самом деле? Сьюзан, когда учила ее, так ничего толком и не объяснила, сказала только, что это упражнение поможет Петунье постичь магию. Что, если это и есть магия?

Еще древние греки рассуждали об эфире, некоей сущности, противопоставленной известным четырем элементам и наполняющей окружающее пространство. С этим было связано еще какое-то слово… Петунья отвлеклась, выковыривая из зубов мелкие косточки, потом прищелкнула пальцами, припомнив прочитанную когда-то статью о древних греках и началах физики. Квинтэссенция!

Так, может, буквально только что она вдыхала эфир, а жидкость в сфере за пупком и есть та мистическая «квинтэссенция»?

Во всем этом было еще что-то такое знакомое и изученное во всех подробностях, просто из упрямства. Потому что простая маггла, конечно же, никогда не сможет прикоснуться хотя бы к началам зельеварения, не говоря уже о продвинутой алхимии. Той самой, что позволит и огонь в воду превратить, и философский камень создать.

– Ой, – сказала Петунья. Она отложила в сторону рыбу и положила руку на живот. Она почувствовала, как по всему ее телу расходится прохлада от сферы. В памяти всплыл какой-то труд по эзотерике, прочитанный ею среди десятков прочих в те дни, когда она жадно поглощала все, что, по ее мнению, могло хоть как-то приблизить ее к тому, чтобы самой получить магию. Потом-то она бросила, конечно, эти глупости, но прочитанные слова крепко отпечатались в памяти.

В том труде было написано вот что: в то время как алхимики жаждали получить философский камень и превращать неблагородные металлы в золото, их коллеги-эзотерики считали философский камень символом и способом трансмутации низменной человеческой природы в божественную. Петунья припомнила некоторые тренировки, которые рекомендовались в той книжке, и поразилась – если отбросить в сторону псевдофилософскую чепуху, из которой та книга состояла почти на девять десятых, в основе своей упражнения в ней тоже сводились к дыханию определенным способом и еще некоторым практикам йоги.

Не сдержавшись, Петунья захлопала в ладоши, аплодируя сама себе. Так вот что это такое! Сама того не понимая, она начала создавать в своем теле философский камень. Правда, если память ей не изменяет, белая мистическая жидкость лишь одна его часть. Ее называют белой тинктурой, по воззрениям алхимиков она способна превращать неблагородные металлы в серебро. А если Петунья каким-то образом заполучит и вторую часть, красную тинктуру, то тогда…

У Петуньи аж дух захватило от грандиозности открывающихся перед нею перспектив. Сейчас было сложно сформулировать их обычными словами, но в том, что ее ждало великое будущее – она была уверена на все сто.

Петунья быстро закончила ужинать. После тренировки чувство голода еще не вернулось, и она рассчитывала, что и не вернется, хотя бы до завтра. Потушив костер и закопав рыбьи отходы в песок, она отправилась домой. По пути ее посетило озарение. То, каким легким и крепким чувствовалось ее тело, и даже вечерняя прохлада не доставляла неудобств, пусть даже на Петунье из одежды был один только купальник, определенно было заслугой собранной ею белой тинктуры.

Видимо, сделала она вывод, белая тинктура позволяет трансмутировать тело. Вероятно, делает его сильнее и выносливее, и заодно дает возможность пользоваться магией. Ведь магия, как известно, неразрывно связана с телом и кровью. На что же тогда годится красная? Если она связана с душой, то насколько грандиознее должен быть ее эффект?

Заинтригованная этой загадкой, Петунья добралась до дома, приняла ванну и поужинала, а затем долго и подробно писала в дневнике, делясь с бумагой своими открытиями и размышлениями. И только уже в кровати вспомнила про приглашение на танцы.

– О нет! – простонала она и закрыла глаза. Собиралась же подумать об этом! А теперь что?

Петунья слезла с кровати, взяла со стола приглашение и уставилась на него. Может, не пойти? Потому что где она найдет ночью партнера для танцев? Но пойти-то хотелось! Потом можно будет хвастаться, что танцевала с настоящими феями.

Вздохнув от несправедливости бытия, она стала перебирать в голове знакомых мужчин. Мистер Кори отпадал сразу, поскольку она все равно не могла с ним связаться. Лассэ, который точно бы не оставил ее без помощи, тоже. Вряд ли его отпустят из того чудесного мира, куда он ушел.

Но потом она вспомнила про Онни и приободрилась. У нее было средство связи, и она уже потянулась за сюнем, но остановила себя. Нет, так нельзя. Она обещала, что свяжется с ним, когда встретит его сестру. Вряд ли он ждет, что они будут активно переписываться. И, скорее всего, ее послание только бестолку взбудоражит его.

Милый господин Тук – вот уж кто, по скромному мнению Петуньи, не отказался бы сопроводить ее на праздник, – приедет только послезавтра.

От безысходности она топнула ногой и сердито высказалась, что пошла бы на танцы даже с тем жутким типом, что преследовал близнецов. По крайней мере в его компании ей уж точно бояться нечего!

Но эта дурацкая и невыполнимая идея натолкнула ее на мысль. Когда она вспомнила исходящий из тела преследователя холодный и жуткий свет, она вспомнила и о другом, похожем существе, но сотканном из огня.

А, была не была.

Она подошла к очагу и самым любезным своим тоном сказала:

– Старший, ты уже столько раз помогал мне. Выручи меня еще раз, пожалуйста! Сходи со мной на танцы!

В конце концов, если феи настолько опасны, они, наверное, не станут обижать Петунью, если та явится в компании огненного духа, да?

Chapter Text

Просыпаться утром от голодного бурчания в желудке, а не от звонка будильника, постепенно входило в привычку. Петунья уселась в позу, подсмотренную в эзотерической книжке, прямо на постели, в пижаме и посреди гнезда из одеяла и подушек, и приступила к накоплению белой тинктуры. Вдох – и вместе с воздухом в ее кровоток попадают сверкающие искорки. Теперь она может различить среди них еще некоторые зеленые, от которых на языке остается слабый привкус мяты – видимо, это целительный аромат ацеласа. Она выдыхает отработанный, лишенный кислорода воздух и делает новый вдох, а в это время уже поглощенные ею частицы эссенции собираются в сгустки побольше и медленно текут по сосудам к магистериуму в ее животе.

Повторив этот цикл несколько раз, Петунья заподозрила, что эти сосуды не имеют никакого отношения к кровеносным, но здесь ее познания, увы, были бессильны.

Полностью поглощенная тренировкой, Петунья не считала времени. Ее внимание было сосредоточено на том, как постепенно затихает грызущая боль в животе, словно бы голод удовлетворялся попадающей в тело эссенцией. Она даже не отреагировала, как зазвенел будильник, который она забыла выключить. Его раздражающий металлический перезвон словно был в другом измерении и не беспокоил ее. Но вот в комнате вдруг возникло ощущение чужого присутствия – огромное, подавляющее, жаркое, как тысяча пылающих солнц.

Будильник захлебнулся звоном и замолк, когда чья-то рука небрежно отключила его.

– Долго собираешься медитировать? – тоном, каким обычно спрашивают, что приготовить на завтрак, спросил незнакомый мужской голос.

Петунья вздрогнула и моментально потеряла концентрацию. А когда распахнула глаза, то уткнулась взглядом в невесть откуда взявшегося в домике незнакомого мужчину.

Господи, какой же красавец!..

Поймав себя на мысли, что совершенно бесстыже любуется незнакомцем, Петунья несколько раз похлопала себя по щекам. Боль немного привела ее в чувство, и она сразу осознала, что сидит перед прекрасным незнакомцем в одной пижаме и в совершенно неприличной позе. Осознала и смутилась. А потом рассердилась.

– Вы еще кто такой? – она слезла с кровати и задрала голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

Он наклонил голову, и от этого движения из-за спины выскользнула длинная черная коса. В его серых глазах, сияющих собственным внутренним светом, не было ни смущения, ни неловкости. Кажется, ему и дела не было ни до ее пижамы, ни не заправленной постели.

– Разве ты не просила меня вчера составить тебе компанию?

– А?! – короткий удивленный возглас вырвался у Петуньи, и она совершенно некрасиво вылупилась на него. Ей тут же вспомнилась инфернальная огненная фигура, стоящая на пороге ее домика в ту ночь, когда нечто пыталось добраться до Лассэ. Как же те воспоминания не вязались с образом элегантного красавца! – Ты… вы… – не найдя слов, она ткнула пальцем в очаг, где как прежде горел огонь. – Старший?!

– Чему ты так удивляешься? – спросил он, а потом сам себя поправил: – Хотя да, в этом облике мы с тобой пока не встречались.

Затем он изящно поклонился, словно на приеме у королевы, и представился:

– Фэанаро, сын Финвэ. К вашим услугам, юная дева.

Ей оставалось только пролепетать в ответ:

– Петунья Эванс, тоже к вашим услугам… – а потом села обратно на постель и уставилась на него круглыми как плошки глазами.

Легендарный эльфийский мастер и изобретатель, о котором написали не одну книгу, смотрел на нее в ответ. Весь такой прекрасный, идеальный до самой последней черточки, прекрасный как божество. И уши у него были острые, как у Лассэ.

Наконец, она выдавила из себя:

– Тот самый? – и указала трясущимся пальцем на лежащую на столе книгу.

Фэанаро взял книгу, быстро пролистал ее и отложил обратно. Он не проронил ни слова, но на мгновение так выразительно поджал губы, что Петунье, которая глаз не сводила с него, моментально все стало понятно.

– На танцы ты в этом собираешься? – он показал рукой на ее пижаму. Пижама, к слову, была миленькая. Розовая, в легкомысленные рюшечки, и очень нравилась своей владелице. Петунья сама себе казалась в ней элегантной и милой леди. Вроде тех, что просыпаются к обеду, долго приводят себя в порядок, а потом при полном параде спускаются к позднему завтраку и долго листают модный журнал.

Вопрос привел ее в чувство, и она покраснела.

– Выйдите! – сдавленно выкрикнула она и спряталась под одеялом. Щеки ее горели, как огня, а сердце билось как сумасшедшее. И она сама не знала, что чувствует: стесняется ли своего неподобающего вида или же стыдится собственной некрасивости.

Фэанаро без лишних слов вышел. Петунья уткнулась пылающим лицом в ладони и некоторое время так сидела. В голове билась только одна мысль: все время, что она тут жила, чувствуя себя весьма свободно и вольготно, рядом с нею находился мужчина! Да еще такой потрясающий! Как ей теперь себя вести? Как на глаза ему показаться? Она же и в белье тут шастала, и переодевалась спокойно!

Потом стыд исчерпал себя, и ее обуяла веселая злость. Видел ее в трусах? Да ради бога! А если он приличный человек… эльф то есть, то не будет поднимать эту тему!

Петунья подскочила и в одной пижаме, только сунув босые ноги в сапожки, побежала к колодцу. Фэанаро методично поливал ее огород, держа тяжеленную лейку на вытянутой руке.

– Я только помоюсь, – буркнула Петунья, чувствуя, что должна объясниться, но он махнул рукой и заметил, что у нее полчаса.

Через полчаса Петунья была готова – умытая, причесанная и одетая. К сегодняшнему случаю прекрасно сгодилось выпускное платье из розовато-желтого муслина, с пояском и рукавами-фонариками. Волосы она уложила в пучок и вместо шпильки воткнула волшебную палочку. Да еще из немногих украшений, что у нее были, выбрала небольшой кулон в виде цветка.

Феанаро сидел у курятника и, вытянув длинную руку, осторожно гладил крольчонка между ушек. Зверек дрожал от удовольствия и блаженно закатывал глазки-бусинки. Когда Петунья вышла, он повернулся, окинул ее внимательным взглядом с головы до ног и сказал:

– Цветы забыла. – Пока она хлопала глазами, не понимая, какие цветы, он подошел к ней, по пути сорвав цветок алфирина, и осторожно украсил им ее пучок: – В приглашении было написано, что нужно украсить себя цветами. – Второй цветок нашел место в петлице его алой с золотом туники.

Петунья пробормотала слова благодарности и с некоторой опаской вложила свою руку в его. У него была большая узкая ладонь с длинными тонкими пальцами. Он сжал ее ладонь крепко, но бережно, и само собой поверилось, что он и правда был несравненным ювелиром, кузнецом и изобретателем.

– Я не собираюсь тебе вредить, – сказал Фэанаро и повел ее в сторону леса. Хотя в приглашении не было сказано, где именно проходит праздник, он, казалось бы, прекрасно был осведомлен о месте. – У нас не принято обижать женщин.

Слова его звучали серьезно и искренне, и Петунья стала волноваться немного меньше. Вздохнув, она тихо призналась:

– Мне просто неудобно, что вы видели меня… ну, в белье и все такое.

– Это просто тело. Все мы выглядим примерно одинаково, – резонно ответил он. – И ты же имела дело с тем маленьким синда, не так ли?

Синда – это он так Лассэ назвал, догадалась она, и снова покраснела. Да, она как-то справилась. Но это не значит, что ей не стыдно!

– Это другое!

Фэанаро сокрушенно вздохнул.

– Эти смертные… вечно понапридумывают себе… – он снова вздохнул. – Послушай меня, девушка…

– Петунья.

Сама поражаясь своей безумной отваге, она прямо встретила его взгляд и не отвела глаз.

– Послушай, Петунья, – после небольшой паузы сказал Фэанаро, – мы, эльдар, отличаемся от вас, атани, – она прикусила язык, чтобы не спросить, почему «вторые». – На всю жизнь мы выбираем только одного спутника и остаемся верны, даже если находимся в разлуке. Если ты читала ту книжку, – он пренебрежительно фыркнул, – то, верно, знаешь, я женат. – А затем добавил с легкой дружелюбной насмешкой: – К тому же, такая маленькая девочка как ты никак не может меня заинтересовать.

Петунья обижено надулась. Она уже взрослая! И что он имел в виду, что она не может заинтересовать? Впрочем, его жена, наверное, как и положено эльфийкам, несравненная красавица. Естественно, что не Петунье с такой соревноваться.

Она вздохнула и решила, что будет смотреть на Фэанаро как на дальнего дядюшку. Из тех, кого видишь пару раз в жизни, причем один раз на похоронах.

– Ты вы и правда тот самый Фэанаро? – с любопытством спросила она.

– Можешь говорить мне «ты». И да, тот самый. Разве ты не читала?

– Ну… – она отвела глаза и призналась: – Только до рождения вашего первого сына. Но вы… ты… вы… ну то есть ты и правда изобрел все те вещи, о которых там сказано? И тенгвар, и светящиеся кристаллы, и увеличительные стекла, и камни, в которых видно все-все на свете? – Фэанаро кивал каждому слову. По его непринужденному виду становилось ясно, что он не придает особого значения своим творениям и явно не понимает, почему она, Петунья, так взволнована. И от этого в ней снова подняла голову зависть. Вот почему некоторым все, а ей, Петунье, ничего? – Везет же, – завистливо протянула она. – И красавец, и бессмертный, и мастер на все руки… как же несправедливо!

После этих слов выражение глаз Фэанаро немного изменилось. Петунья не смогла бы точно назвать, что же стало не так, но ее ощутимо обдало холодом.

– Что, неужели завидуешь? – с недоброй насмешкой спросил он.

Если он думал поймать ее и заставить краснеть, то не на ту напал. Петунья встряхнула головой и открыто признала:

– Да, и что? Как можно не завидовать, если ты и талантом обделен, и красотой? И хоть десять жизней проживи, не достигнешь и сотой доли того, что было отмерено другим! Вот если бы я могла чему-то такому научиться! Но я не могу!

После этих слов она ожидала, что он высмеет ее, как Лили; или выговорит за неподобающее для девушки отношение, как родители; или обдаст презрением, как придурок Снейп или волшебники в Косом переулке. Но Фэанаро неожиданно расхохотался, и в его громком смехе не было ни насмешки, ни злости, ни презрения.

– Какая интересная маленькая смертная, – отсмеявшись, сказал он, и посмотрел на нее совершенно по-особенному, как на кого-то очень занимательного. – Теперь-то мне ясно, почему он выбрал именно тебя.

Chapter Text

От этих слов так и разило таинственной недосказанностью, и Петунья уже собралась потребовать объяснений, как Фэанаро остановился и взмахнул рукой:

– Мы на месте. Ты готова?

За разговором Петунья и не заметила даже, как они прошли через весь лес, миновали башню волшебника и оказались перед небольшим обрывом. С этой стороны на ту через провал в земле вел ажурный и невесомый, переливающийся всеми цветами радуги мостик. Там, где его опоры касались земли, буйно зеленела трава и цвели разнообразные цветы. Петунья увидела ромашку и нарцисс, одуванчик, мак и тюльпан, но прочие цветы были совсем ей незнакомы. Мостик вел на безлюдную, на первый взгляд, поляну, но, если приглядеться, становилось заметно как колышется воздух. Словно бы на той стороне, как в страшную жару, повисло знойное марево.

Петунья вдруг испугалась. Народные предания рассказывали о феях всякое, и ей совсем не хотелось узнать их правдивость на собственном опыте. Но, стоило ей дрогнуть, как горячие и крепкие пальцы эльфа немного сильнее сжали ее руку, и Петунья ощутила себя в безопасности.

Точно. Она не одна.

Впрочем, кое-что ее действительно беспокоило. Боясь показаться слишком назойливой и влезть не в свое дело, она все же спросила:

– А твоя жена не будет против, что ты идешь со мной на танцы?

От этого вопроса Фэанаро ненадолго впал в задумчивость, словно бы и не думал об этом, а потом с некоторой неуверенностью ответил, что сейчас они все равно в небольшой ссоре. Хотя в том, чтобы сопроводить на праздник знакомую девушку, нет ничего предосудительного.

Петунья понимающе кивнула.

– Если что, представь, что выводишь в общество дочку. – Потом она вспомнила, что про дочерей славного мастера ей ничего не известно, и поправилась: – Ну, или внучку.

– У меня только сестры и племянницы, – серьезно ответил Фэанаро. – Но мне не часто приходилось с ними танцевать. У них всегда был большой выбор кавалеров. – Потом его губы тронула легкая улыбка. – Но я попробую. Может, когда мы с Нерданель помиримся, то и дочку заведем.

Петунья наградила его возмущенным взглядом. Кто же ведет такие разговоры с незамужней девушкой! Но ничего говорить не стала. Вместе они ступили на мостик и, пройдя по нему всего несколько шагов, вошли в расступившуюся перед ними волшебную завесу.

Моментально пространство вокруг них преобразилось. Непритязательную лесную поляну сменил роскошный и огромный бальный зал. Вместо мраморных плит его пол покрывал изумрудный газон, украшенный то тут, то там цветущим кустарником. Вместо высоких колонн ввысь устремились вековые деревья, а их переплетающиеся высоко над головами ветви создавали потолок. Сквозь прорехи в листве в зал падали солнечные лучи. Стволы деревьев обвивал плющ с фосфоресцирующими, подобно праздничным гирляндам, листьями. По всему залу разносилась легкая ненавязчивая музыка, и в воздухе кружились похожие на диковинных стрекоз существа.

Когда Петунья со спутником вошли, прозвучал мелодичный перезвон колокольчиков, и предупредительный официант тут же предложил им игристого вина.

Петунья посмотрела вопросительно на Фэанаро и, только когда он кивнул, взяла бокал. Пригубила – и рассмеялась, потому что пузырьки пощекотали нёбо. Фэанаро тоже попробовал вино и довольно кивнул. Официант пожелал им прекрасного времяпрепровождения и удалился, ловко скользя по газону на своем змеином хвосте.

– Это что, наг? – прошептала Петунья как можно тише. – Первый раз их вижу. Мне казалось, они живут южнее Великобритании…

Фэанаро только пожал плечами. Ему явно не было дела до ареала обитания нагов.

Они отошли от мостика, чтобы не мешать прибывать другим гостям, и остановились в стороне, оглядываясь. В этот момент к ним устремилась маленькая пухлая фигурка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся улыбчивой пожилой дамой в мантии небесно-лазурного цвета.

– Добро пожаловать! Добро пожаловать, моя дорогая! – воскликнула она и очень строгим взглядом, так не вязавшимся с ее мягким видом, оглядела Петунью с ног до головы. По благодушной улыбке пожилой леди стало ясно, что увиденным она довольна. Она убрала волшебную палочку в рукав мантии и с энтузиазмом произнесла: – Как же я рада, что вы приняли наше приглашение! Я Фаб Джи, секретарь нашего Общества, – представилась она, и Петунья изобразила книксен. – Как я могу к вам обращаться, дорогая моя?

Петунья уже собралась назвать свое имя, как Фэанаро предупредительно сжал ее руку, и она закрыла рот.

– Эльдалоттэ, – сказал он.

Петунья закатила глаза. Ну да, конечно, эльфийский цветок! Куда там. Но ей все равно стало приятно.

– О, как мило! В наши дни мало кому дают имена на древнем языке! Современная молодежь все больше предпочитает всякие дикие прозвища! – воскликнула мадам Фаб. – Рада знакомству, леди Эльдалоттэ. А ваш спутник… – она перевела взгляд на эльфа и резко замолчала. Ее глаза выпучились, рот округлился, а аккуратное серебряное пенсне сползло на самый кончик носа. Фэанаро молча приложил палец к губам, и фея машинально кивнула. – Какая честь, – оправившись, проговорила она тихим, но отчетливым голосом. – Сам Верховный король Высокого Народа! Мы и не ожидали, что вы посетите наше скромное собрание, Ваше Величество.

Фэанаро склонил голову, и это движение вышло преисполненным такого царского достоинства, что Петунье на мгновение показалось, что у него в волосах царский венец, а не простой металлический обруч.

– Не стоит поднимать шум вокруг моего визита, – сказал он и кивнул в сторону Петуньи. – Я просто сопровождаю свою дочь.

Дочь? Петунья ощутила, как у нее голова идет кругом. Когда у нее вдруг появился такой потрясающий отец?

Это ведь была просто шутка. Причем для нее. Ведь это ей было неудобно быть его парой. Но он снова сжал ее ладонь, и она постаралась взять себя в руки.

Мадам Фаб окинула ее внимательным взглядом и медленно кивнула. В этот момент она сбросила свою личину добродушной пожилой леди, и показала свою истинную сущность опасной древней чародейки. Но тут же моргнула и вернула себе прежний милый облик. Ну просто фея-крестная из мультфильма про Золушку.

– Это честь для меня приветствовать молодую принцессу! Не сомневайтесь, все будет так, как вы того пожелаете, Ваше Величество. Мы чтим древний закон. – Она помолчала немного и, вздохнув, добавила: – К тому же, сегодня мы собираемся в немного урезанном формате. Ни Титании, ни Оберона не будет. Ходят слухи, они заняты каким-то особенно важным проектом. А от Финварры и Унах давно уже не было вестей. Многие боятся, что они могли и вовсе сгинуть… – и она смахнула с глаз небольшую слезинку.

Затем мадам Фаб пригласила их следовать за собой.

Они пошли по залу, и пожилая дама, оживленно жестикулируя, называла им некоторых из присутствующих гостей, а также пересказывала последние сплетни. Петунья пыталась ее слушать, но довольно скоро потеряла нить и стала просто глазеть по сторонам. Тем более, посмотреть тут было на что. И на кого.

По залу, медленно фланируя с бокалами игристого, перемещались феи. Они, словно рой пчел, окружали один столик, угощались с него, потом разлетались в стороны, чтобы собраться у другого. Они все были сказочно хороши собой, увешаны множеством украшений, а за их спинами сверкали и переливались огромные прозрачные крылья. Их движение сопровождала нежная, сладкая музыка, и лишь позднее Петунья сообразила, что то были их голоса.

Время от времени по залу, словно маленькая эскадрилья, с громким жужжанием пролетали диковинные стрекозы, которых Петунья заметила раньше. Но когда одно такое насекомое зависло неподалеку, оказалось, что это тоже была фея – крохотная девушка, точь-в-точь как знаменитые феи из Коттингли.

Были здесь и другие гости, вроде того нага-официанта. Они поражали воображение разнообразием рогов и копыт, плавников и ласт. Петунья также узнала стайку вил – белокурые красавицы угощались игристым и без удержу кокетничали с каждым существом мужского пола, что оказывалось рядом с ними. С противоположной стороны на них сердито косилась другая группка прекрасных дев, будто между ними проводилось соревнование за мужские сердца.

– Это шелки, – заявила строгого облика молодая дама и недовольно поджала губы. Было ясно, что легкомысленных красавиц она категорически не одобряет. Она, несмотря на праздничный наряд, выглядела как гувернантка викторианских времен, и Петунья не удивилась, когда узнала ее имя. Конечно, то была сама Мэри Поппинс. – Что те бесстыдницы, что эти. – Напоследок она смерила уже Петунью пристальным взглядом, как будто та была ее воспитанницей, но не нашла к чему придраться, возмущенно фыркнула и отвернулась.

– Мисс Мэри всегда такая строгая, – протянул чей-то голос, и рядом с Петуньей появился молодой человек с длинной рыжей косой. Подмышкой он держал сложенный сейчас разноцветный зонтик, и из большой кружки прихлебывал сладко пахнущее молоко. Он улыбнулся ей, как старой знакомой. – Я знаю тебя, – сказал он. – Онни рассказывал, как вы познакомились. Друг моего друга тоже мой друг. – Он переложил кружку в другую руку и протянул ладонь для рукопожатия. – Я Оле Лукойе, но вообще, – он оглянулся по сторонам, наклонился к ней и прошептал прямо в ухо: – По правде меня зовут Рейнир. Но тсс! Здесь нельзя называть настоящих имен!

Затем он подмигнул ей и смешался с толпой. Однако, среди низкорослых фэйри он возвышался подобно маяку – высокий, с огненно-рыжими волосами, его было видно из любого конца зала.

– Ты знакомо пахнешь! – воскликнул звонкий мальчишечий голос, и перед Петуньей появился еще один знакомый персонаж. На вид ему было лет десять, он был наряжен в зеленый охотничий костюм, включая шляпу с пером, и парил в воздухе безо всякой опоры, словно воздушный шарик. На плече мальчишки сидела крохотная золотая фея и с аппетитом ела вишню. Ее миленькое маленькое личико было все испачкано алым соком. – Я Питер Пэн, а это – Динь-Динь, – представился он. Фея чирикнула что-то не очень вежливое. Мальчишка сделал кульбит в воздухе и подлетел еще ближе к Петунье. – Ты знакомо пахнешь. Но уже слишком взрослая, чтобы стать моей Венди. Эй, потанцуешь со мной?

Петунья в растерянности пообещала ему танец, и Питер Пэн улетел прочь.

Пока Петунья знакомилась, Фэанаро молча следовал за ней, и его как будто бы никто не замечал. Только один фэйри, высокий и печальный, с длинными тусклыми волосами подошел, молча поклонился ему и ушел, бросив напоследок странный тоскливый взгляд на Петунью. Наконец, когда череда представлений закончилась, и фея-крестная покинула их, отговорившись, что ей нужно проследить за приготовлениями к игре в фанты, Петунья схватила Фэанаро за рукав, побуждая наклониться к себе.

– Король Высокого Народа? – прошептала она в подставленное острое ухо.

Chapter Text

Ухо дернулось. Петунья подавила мимолетное желание ухватить его за острый кончик.

– Высокий Народ – так младшие дети Творца называли нас, эльдар, – объяснил Фэанаро. – С течением времени многое было утрачено, включая даже память о нас. Но это, данное когда-то прозвище, сохранилось. Полагаю, его все еще используют те, кто не ушел на Запад.

– Разве кто-то остался? – растерялась Петунья. Из того, что ей рассказал Лассэ, у нее сложилось впечатление, что эльфы ушли все. Никого не осталось.

Фэанаро взял с подноса у проходящего мимо официанта тарелочку с канапе и предложил ей. Маленькие бутербродики выглядели как произведения искусства. Петунья ухватила за торчащую вверх шпажку одну штуку и сунула закуску в рот.

– Разумеется, остались, – но за исключением этой короткой ремарки больше эту тему раскрывать он не стал. – Что касается моего титула, то я сын короля. Естественно, что в мире нет никого, кто имел бы прав на корону больше, чем я. И, поскольку, мы, эльдар, первые дети Творца, то естественным образом главенствуем над малыми народами. Одно время мы были старшими братьями и для вас, смертных, но вы давно уже решили жить своим умом. Что же до этих, – он кивнул в сторону веселящихся фей, – то они чтут древний порядок.

Казалось, что о многом он умолчал. Но спросить Петунья не успела. В центре зала вдруг загрохотали, взрываясь, хлопушки, и во все стороны полетели разноцветные конфетти. Торопясь спасти закуски от неизбежности быть усыпанными блестящей мишурой, Петунья схватила две штучки сразу и запихала в рот.

Когда взрывы отгремели, отовсюду раздались смех и аплодисменты. Толпа расступилась, открывая в центре зала небольшую группку наряженных в разноцветные ливреи тюленей. Животные несли инструменты, в которые они трубили и барабанили, немузыкально, но очень старательно.

Когда внимание всех присутствующих сосредоточилось на тюленях, животные замолчали, и рядом с ними в вихре серебристых искорок появилась фея-крестная. Она взмахнула волшебной палочкой, словно подавала знак невидимому оркестру, земля под ее ногами задрожала, вспучилась, выгнулась горбом, и посреди зала сам собой вырос холм, а фея-крестная оказалась на его вершине, откуда ее всем было хорошо видно.

– Внимание, внимание! – провозгласила она, и собравшиеся почтили ее аплодисментами. – Сегодня знаменательный день, когда мы вновь, как и прежде, можем собираться вместе в столь любимом нами Великом Зеленолесье! И все благодаря нашей гостье, леди Эльдалоттэ с фермы «Волшебный сад»! – она снова взмахнула палочкой, направляя на особенную гостью пучок света, и Петунья внезапно оказалась под прицелом множества нечеловеческих глаз. Феи смотрели на нее с любопытством и интересом, кое-кто излучал неприязненность, а кто-то не скрывал чувств, от которых бросало в дрожь. Она чуть было не попятилась, но Фэанаро вовремя придержал ее. – Давайте же поблагодарим леди за эту любезность!

Разнообразные феи и волшебные существа разразились громом аплодисментов. Кто-то, не сдержав чувств, заорал что-то приветственное, и тюлени вновь затрубили, присоединяясь ко всеобщей какофонии. Когда шум немного стих, Петунья вклинилась посреди небольшой паузы и произнесла ответную, довольно коротенькую речь, главным образом о том, как она счастлива приглашению на этот прекрасный праздник.

На этом официальная часть завершилась, и мадам Фаб Джи объявила о начале игры в фанты. Стоило ей сделать это объявление, как всеобщий интерес к Петунье сошел на нет. Петунья вздохнула с облегчением и угостилась вином, наблюдая за происходящим в зале.

Стайка разноцветных феечек, чьи крылышки, вибрируя, заставляли воздух звучать подобно перезвону хрустальных колокольчиков, пролетели над головами гостей. В своих маленьких ручках они тащили старую сухую тыкву. Каждый, кто хотел принять участие, запускал руку внутрь и вытаскивал одно семечко. Петунья следила за тем, как феечки одаряют желающих фантами. Ей не удалось увидеть, чтобы хоть кто-то отказался бы поучаствовать.

Учитывая, как много гостей собралось на празднике, Петунье было чрезвычайно интересно, что же случится, если фантов на всех не хватит?

– О, не волнуйтесь, моя дорогая, – рассмеялась полная низенькая дама, оказавшаяся рядом с ними. На ее завитых как у барашка седых кудрях ловко сидела ведьмовская шляпа, украшенная цветущим плющом. А за ухом залихватски торчала волшебная палочка. Эта ведьма была не такой холёной на вид, как фея-крестная, но зато точно выглядела по-настоящему дружелюбной. – Эта старая тыква была специально зачарована Королевой Маб для таких вот торжеств. Благодаря ее чарам, в тыкве никогда не иссякают забавные фанты, – и она весело хихикнула, явно предвкушая удовольствие.

– Кажется, для вас это не первое торжество? – осторожно спросила Петунья. Фэанаро участия в разговоре не принимал и просто стоял за нею. Как и обещала фея-крестная, его никто из собравшихся не замечал и не кидался выражать почтительность королю эльфов.

Седовласая ведьма активно кивнула.

– Последние полвека не пропускаю ни одного собрания. Но здесь присутствую впервые. Еще моя бабушка рассказывала, что однажды Великое Зеленолесье оказалось запечатанным, и никто не мог больше в него попасть, – она понизила голос и страшным шепотом уточнила: – А о судьбе тех фей, кто в то время был в лесу, ничего больше не известно.

Петунья нервно икнула от неожиданности. А ведьма продолжила свой рассказ обычным тоном:

– В то время королевам фей пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти новое место для ежегодных сборищ. А теперь, благодаря вам, милочка, многие из нас смогут приобщиться великой древности! – И она отсалютовала Петунье бокалом шампанского. – Помона Спраут, моя дорогая, к вашим услугам.

Имя оказалось невероятно знакомым, так звали преподавателя Травологии в Хогвартсе, и Петунья неосторожно уточнила этот вопрос.

– Я так и думала, что вы не случайный человек в нашем мире, – ничуть не удивившись, прокомментировала профессор Спраут и прищурилась. – Откровенно говоря, я нахожу ваше лицо довольно знакомым. Вы ведь не учились у нас?

Петунья смущенно покачала головой.

– Не я, моя младшая сестра… – и прикрыла рот, чтобы не назвать имен.

Профессор Спраут шутливо покачала пальцем.

– Не нужно имен, дорогая моя. Я и так могу догадаться. Гриффиндор, шестой курс, симпатичная рыжая староста. Неудивительно, что она так талантлива. Раз уж в семье появилась фея…

Тут к ним подлетели феечки с тыквой, вокруг зашумели, и внимание профессора переключилось на происходящее. Петунья тоже посмотрела в ту сторону. Один за другим стоящие рядом гости получали свои фанты, и вот тыква оказалась перед ней.

Петунья оглянулась на своего спутника. Фэанаро кивнул, и она сунула руку в тыкву. Внутри она нащупала множество семечек, сухих и легких. Поболтав рукой, Петунья зачерпнула целую россыпь, но все лишнее тут же утекло, подобно воде, между пальцев, оставив в ее ладони только одно.

Профессор Спраут подмигнула ей и тоже вытащила себе фант. Пока феечки несли тыкву дальше, она просветила Петунью относительно правил. Пусть игра и называлась «игрой в фанты», на самом деле она была совмещена с розыгрышем лотереи. Как только раздача фантов прекращалась, то семечки в руках гостей превращались во что-то. Большинство – в фанты с заданиями, которые непременно нужно было исполнить. Меньшая часть – в приз, который доставался счастливчику. А некоторые оставались без изменений, и кое-кто считал это тоже счастливым жребием.

– Потому что порой фэйри ставят ужасно невыполнимые задания, – поделилась с ней профессор.

Петунья тут же пожалела, что ввязалась в это.

Вот подошло время, когда все фанты были розданы. Мадам Фаб Джи взмахнула палочкой на своем возвышении, и по всему залу раздались удивленные и разочарованные восклицания.

Семечко в руках профессора Спраут лопнуло и превратилось в небольшой мешочек. Седовласая профессор распустила завязки и с интересом заглянула внутрь. Кончик носа ее подергивался, ловя запахи, и она издала торжествующий вопль, словно молоденькая ведьмочка, а не почтенная матрона.

– Подштанники Мерлина! – воскликнула она. Ее лицо, обращенное к Петунье, разрумянилось, а глаза ярко заблестели. – Встреча с вами принесла мне удачу, моя дорогая! Смотрите, это же Paeonia Aglaophotis, или Аглаофотис Пионовидный! Если верить Диоскориду и его трактату «Поучение о травах волшебных, их свойствах и опасностях, ими влекомых» его цветок используется для защиты от демонов и колдовства, а из лепестков и листьев можно приготовить лекарство от магической лихорадки! Как давно я мечтала его вырастить!

Петунья душевно поздравила ее. Как любителю цветов, ей был понятен энтузиазм профессора.

– А что выпало вам, моя дорогая? – Семечко Петуньи осталось просто семечком. Профессор сочувствующе потрепала ее по плечу. – Не переживайте, а когда вернетесь домой, то…

Не успела Спраут закончить свои объяснения, как на них налетел зеленый смерч в облике малолетнего шалопая Питера Пэна. Он с воплем «пойдемте танцевать, леди!» схватил Петунью за руки и увлек в какой-то странный, слегка безумный танец. Мелодию, под которую они плясали, издавало полдюжины волшебных волынок, парящих в воздухе и играющих сами по себе.

– Это знаменитый ансамбль невидимых горских волынщиков! – прокричал Питер Пэн ей прямо в ухо, стараясь перекричать инфернальные звуки. – Большая редкость, что они согласились посетить собрание! Не знаю даже, что мадам Фаб могла пообещать им за такое выступление!

Они плясали минут пятнадцать кряду, ни разу не останавливаясь. Обычно Петунья выдохлась бы уже после пяти минут, но в этот раз она превзошла саму себя и не останавливалась до самого конца. А когда музыка замолчала, Питер Пэн любезно привел ее на прежнее место.

Не торопясь отпустить ее руку, он огляделся по сторонам, потом приблизился и прошептал на ухо:

– Эй, леди, будь осторожна. Если тебя не съели один раз, это не значит, что про тебя забыли, – и, проронив эти зловещие слова, он умчался, радостно улюлюкая.

Chapter Text

Петунья проводила его взглядом, чувствуя, как ладони холодеют, точно ее снова схватили те зловещие близнецы.

Перед нею появилась тарелочка с канапе.

– Поешь, – сказал Фэанаро, и она послушно набила рот маленькими бутербродиками. Противный страх отступил перед хорошей едой.

Наевшись, она выпила бокал игристого, а в зале тем временем заиграла другая музыка. Куда спокойнее и гармоничнее, чем тот бешеный рил, под который она отплясывала с Питером Пэном. Фэанаро чрезвычайно церемонно предложил ей руку, и они отправились к танцующим парам.

Перед тем, как вовлечь ее в круг танцующих, он сказал:

– Если не умеешь, просто следуй за мной.

Кое-что Петунья умела. Пусть этот танец ей был незнаком, ее умений хватило, чтобы двигаться в такт и не наступать на ноги партнеру. Они кружились по танцполу, время от времени к ним приближались другие пары и обменивались с Петуньей парой любезных слов. В основном ее благодарили за возможность вновь собираться в Великом Зеленолесье; порой интересовались, чем она занимается, а некоторые без зазрения совести напрашивались в гости. Когда с ними поравнялась профессор Спраут, весело отплясывающая с низеньким широкоплечим бородачом, она подмигнула Петунье и поздравила ее, потому что Питер Пэн не каждую девушку приглашает на свою дикую пляску.

– Почему они не обращают на тебя внимания? – спросила Петунья. Ни один из тех, с кем она вела беседу, не замечал Фэанаро.

– Потому что я так хочу, – получила она невозмутимый и слегка высокомерный ответ и снова окатила его завистливым взглядом.

Они станцевали несколько кругов, после чего вернулись к шведскому столу и перекусили. Неспеша прогуливаясь по залу с бокалами в руках, они приблизились к небольшой компании музицирующих. У музыкантов были скрипки и флейты, арфы и маленький клавесин. Крохотный человечек, взобравшись на кочку, дирижировал импровизированным ансамблем с помощью волшебной палочки.

– Готова поспорить, это тот самый профессор Флитвик, – прошептала Петунья своему кавалеру. Подумать только, встретить сразу двух профессоров Хогвартса за один день!

– Тот самый?

Петунья попросила его наклониться и, прикрыв рот ладонью, выложила ему все подробности, какие слышала от Лили, включая и теорию о его полугоблинском происхождении.

– Моя сестра обожает его уроки.

Фэанаро бросил мимолетный взгляд на маленького профессора – его оставили равнодушным и его магические заслуги, и сомнительное происхождение, – вместо этого он окатил Петунью странным взглядом.

– Ты ее любишь? – спросил он.

– Кого?

– Твою младшую сестру. В ту ночь, когда ты защищала маленького синду, второй голос принадлежал ей, не так ли?

Петунья поджала губы и отвела взгляд. Она молча смотрела как порхает в руках профессора Флитвика волшебная палочка, и в такт исполняемой музыке с ее кончика сыпятся разноцветные искры и звезды, а потом, наконец, сказала:

– Люблю, конечно. Но это не отменяет того, что порой она невыносимая зараза. И вообще лучше меня во всем! – ей пришлось сдерживаться, чтобы не повысить голос, и вместо этого говорила все тише, но вместе с тем яростнее: – Она красивая, умная, веселая, все ее любят, у нее полно друзей и вдобавок она – волшебница! Как с таким можно мириться?!

И она залпом допила вино.

– Тебе и правда не следовало идти сюда одной, – со вздохом признал Фэанаро в ответ на ее тираду. Она покосилась на него. – Со всей твоей завистью феи сожрали бы тебя с потрохами. Но сперва вдоволь бы помучали, – пояснил он. – Для многих из них такие эмоции сравнимы с самыми вкусными яствами.

Петунья поежилась.

– Спасибо тебе, что сопровождаешь меня.

Тут их плотным кольцом окружили любопытствующие феи. У Петуньи запестрело в глазах от их нарядов и вида, и голова немного закружилась. Возможно, им было просто любопытно посмотреть на нее поближе, но в свете только что состоявшегося разговора ей виделись в их взглядах плохо замаскированные жадность и голод.

Пожалуй, только присутствие Фэанаро удерживало фей от того, чтобы сгрудиться вокруг Петуньи еще плотнее. А так между ними еще оставалось небольшое свободное пространство.

– Ой, вам ничего не выпало, леди? – увидав сухое семечко, пожалела ее хорошенькая фея с гривой платиновых волос.

Остальные тут же поддержали ее словами поддержки со всех сторон. Сориентировавшись в хоре их голосов, от которых начало звенеть в голове, Петунья вычленила главное – семечко следовало замочить на несколько дней, а когда оно пустит зеленый росток, посадить и хорошенько полить.

– А потом? – спросила она.

Феи хором вздохнули. А потом та, что первой завела беседу, развела руками:

– А потом только ждать. До самого Дня всех духов. Даже Королева Маб не скажет, что может из него вырасти. Может, тыква. Может, что-то еще. Но может и совсем ничего.

Петунья посмотрела на семечко. Так, получается, это еще одна лотерея?

Кажется, эта тема была не самой приятной для фей, потому что одна из них, заложив над их головами лихой вираж, прощебетала, что видела, как леди танцевала с Питером Пэном. Феи снова загомонили, на все лады перемывая кости озорнику. И непоседа он, и шалун каких еще поискать. Да еще и почетную гостью потащил в свою дикую пляску. Но за их словами скрывалась знакомая ей зависть – похоже, профессор Спраут была права.

Голоса фей становились все пронзительнее – они уже почти кричали, и Петунья скривилась от того, как эти звуки резали ей слух и отдавались болью в голове. Фэанаро обеими ладонями прикрыл ей уши. Стало немного легче. Феи уже позабыли о Петунье, своими пронзительными голосами они обсуждали не имеющие к ней отношения сплетни и слухи. Гам и шум от них становились все невыносимее, и Петунья обрадовалась, когда звонко и громко заиграли фанфары, а феи, наконец, притихли.

Все разговоры тут же стихли, танцующие остановились, и взгляды всех гостей оборотились на дальнюю сторону, где возвышался королевский трон, сделанный из огромного цельного пня. Переплетающиеся между собой ветви были его спинкой, а два крепких изогнутых сука – подлокотниками. На сидении лежали звериные шкуры, а основание было покрыто нежным зеленым мхом.

Фанфары продолжали трубить. Справа от трона распахнулись невидимые до сего момента двери, и в зал медленным шагом вошли двое. Фэанаро порывисто схватил Петунью за руку и сжал с такой силой, что она перестала чувствовать пальцы. Оглянувшись, она поразилась, как почернели вдруг его серые глаза, и с какой тоской он посмотрел на вошедших.

Она тоже на них взглянула. То были мужчина и женщина. Оба высокие и черноволосые. Настолько прекрасные обликом, что ни люди, не феи не могли с ними сравниться. Одежды мужчины были алыми, как кровь, на груди сияла вышитая золотыми нитями восьмиконечная звезда, а на волосах лежал золотой королевский венец. Его спутница куталась в богатый плащ из множества белоснежных птичьих перьев, подол ее платья, покачивался и искрился как морская пена, а корона ее, усыпанная звездами, была серебряной.

Они тоже из Высокого Народа, подумала Петунья, но спрашивать поостереглась. Стоило этим двоим войти, как все присутствующие в едином порыве склонились в почтительном поклоне. А вдруг, не знать их личности ужасная грубость, если не преступление? Позади Петуньи кто-то прошептал, специально для нее, что этих двоих никто не видел уже много, много лет, и едва слышно назвал их имена.

Петунья ахнула и торопливо прикрыла рот ладонью. Перед нею были король Финварра и его жена, королева Унах. Это об их пропаже печалилась фея-крестная.

Король и королева величественно взошли на трон и взглянули с его высоты на склоненные головы перед собой. Петунья, почувствовав, что привлекает ненужное внимание, поспешила поклониться тоже. И только Фэанаро остался стоять. Взгляды короля и королевы остановились на нем. Королева слегка нахмурилась, будто не узнавала его, король же остался безучастным. Они кивнули Фэанаро и больше не смотрели на него, и Петунья вдруг почувствовала, как больно ему стало от этого равнодушия.

– Можете подняться, – красивым, мелодичным голосом промолвила королева. Зашелестели одежды, в полной тишине феи выпрямились и уставились на пару на троне горящими глазами. – Долго же мы не видели наш народ, – продолжила она. – И дольше того мы не встречались здесь, в Великом Зеленолесье. Нам говорили, юная дева открыла вновь это место. Мы хотим ее видеть.

Феи единым порывом повернулись и уставились на Петунью. Со всех сторон послышались шепотки «иди», «ну же», «королева зовет», а она замерла, ошарашенная таким вниманием. Фэанаро наклонился к ней и тихо велел подойти. Уверенность, сквозившая в его голосе, придала Петунье решимости, и она заставила себя выйти к трону и присесть в реверансе перед августейшими особами.

Королева взирала на нее с легкой благосклонной улыбкой. Взгляд короля блуждал где-то, и, кажется, мыслями он был далеко отсюда.

– Прими нашу благодарность, юная дева, – произнесла королева. В ее голосе слышались крики чаек и шум прибоя, вечно бьющего о подножия высоких скал. – Мы обязательно вознаградим тебя за оказанную нам услугу, но сперва… – королева поднялась и хлопнула в ладоши: – Игра в загадки!

Королева выдернула из плаща несколько перьев и метнула их в толпу, и те, в кого она попала, вышли к трону. Королева повелительным жестом показала Петунье занять место среди участников игры.

– Правила просты: тот, кто даст больше всего правильных ответов, победит и получит награду. Тот, кто даст меньше всего ответов, – тут королева посмотрела прицельно на Петунью, как будто говорила это специально для нее, – получит соответствующее наказание.

Петунья оглянулась на своих товарищей по несчастью и заметила, что все они смотрят на нее, кто с сочувствием, кто со злорадством. Но Фэанаро, неизменно стоящий за ее спиной, положил руку ей плечо, и она приободрилась.

Загадки загадывали все желающие. Первым из толпы гостей вышел высокий и тощий фэйри в одежде, сотканной из паутины и цветов, и высоким тонким голосом продекламировал:

– Не увидать её корней, вершина выше тополей, всё вверх и вверх она идёт, но не растёт!

Chapter Text

Фэйри, загадавший загадку, горделиво оглядел окружающих. Он, видимо, считал свой вопрос чрезвычайно сложным. И, похоже, для фей он таковым и был? Петунья недоуменно оглядела других игроков: они явно пребывали в затруднении, хотя ответ лежал буквально на поверхности. Она уже собралась было дать ответ, но Фэанаро предупредительно сжал ее плечо, и она промолчала.

Наконец, крошка-фея зазвенела серебряным колокольчиком, знаменуя, что время на размышления прошло, один из участников дал правильный ответ:

– Это гора!

Автор загадки окатил его недовольным взглядом и смешался с остальным гостями.

Дальше так и пошло. Один из зрителей загадывал загадку, а участники разгадывали ее. С точки зрения обычного человека все эти так называемые «загадки» были хорошо, если уровня начальной школы, а не детского сада. Отгадать их было крайне легко, и Петунье не составило бы труда выиграть все раунды. Но Фэанаро сказал ей, что лучше не выделяться. Да еще королева отчего-то казалась странно заинтересованной в Петунье и буквально не сводила с нее внимательного взгляда.

К десятому раунду игры уже определились победитель и проигравший. Петунье удалось удержаться в середине рейтинга, дав три правильных ответа. Фэйри, не отгадавший ни одной загадки, ужасно нервничал и выглядел так, что вот-вот растает.

Королева подняла руку, и феи все повернулись в ее сторону.

– Согласно традициям игры в загадки, в последнем раунде задается вопрос, – сказала она. – Согласно тем же традициям, давший верный ответ получит угаданное. Итак, – выдержав паузу, она, четко артикулируя, произнесла: – Золото короля – слово его. Самоцветные каменья – смех. А что же жемчуг?

Петунья огляделась – все феи в зале глубоко задумались над вопросом, – потом перевела взгляд на королевскую чету. Король, как и прежде, мыслями блуждал где-то далеко, а королева, бросая на него взгляды украдкой, тихонько гладила пальцем его ладонь. От нежности, что читалась за этим простым движением, у Петуньи дух захватило, и она быстро опустила взгляд, устыдившись, что подглядела.

Она решительно сосредоточилась на вопросе. Итак, золото это слова. Петунье вспомнилась сказка про жену рыбака, с чьих губ падал медный грошик за каждое сказанное слово. Но здесь не бедная рыбачка, а целый король фей! Само собой, его слово должно цениться выше.

Возможно, драгоценные камни и смех связаны также. Но жемчуг? Надеясь, что она идет по верному пути, Петунья стала перебирать в памяти все мифы, связанные с жемчугом, и сразу же вспомнила другую сказку. Про красавицу, заполучить которую в жены мечтали все окрестные богатеи. Потому что, когда она плакала, ее слезы…

– Жемчуг – это слезы короля, – сказала Петунья в тишине.

По толпе фэйри прокатился удивленный вздох, а королева пронзила Петунью внимательным взглядом.

– Верно, – подтвердила она. Хмыкнула: – Какая интересная юная дева. Рискнешь ли продолжить?

– Зависит от того, что ваше величество от меня ожидает, – осторожно ответила Петунья.

Улыбка королевы стала торжествующей.

– Ты верно угадала. Но без предмета отгадка не полная! Не получишь загаданное – проиграешь!

Петунья содрогнулась и почувствовала себя главным блюдом сегодняшнего вечера. Стоило прозвучать этим словам, как взгляды фей вокруг окрасились жаждой и голодом. Если она правильно поняла, ей нужно заставить короля заплакать, иначе она будет съедена?

Фэанаро фыркнул.

– Знает же, что в таком состоянии от него ни смеха, ни слов, ни даже слез не добьешься. Что за дерзкая девица! Но все же… – он помолчал: – другого способа нет. Достучаться до потерянной души можно только через слезы… Петунья, ты умеешь петь?

– Очень плохо, – прошептала она, едва шевеля губами. Королева не сводила с нее глаз, будто не желала упустить ничего из того, что будет делать незадачливая смертная, и под ее пронзительным взглядом становилось крайне неуютно.

– Тогда декламируй. Повторяй за мной, слово в слово. Плачь, если хочешь. Если хочешь, кричи.

Фэанаро сделал небольшую паузу, а потом запел. У него был чудесный, пленительный голос, каким, наверное, ангелы у Святого Престола поют хвалу Всевышнему. Петунья даже не успела снова позавидовать, как оказалась безраздельно увлечена им. Спустя некоторое время к ней пришло понимание слов песни. Простые и безыскусные, они, словно воздух, проникли в нее и крепко сжали ее сердце холодной когтистой лапой.

Петунья подняла глаза на королевскую чету и нараспев заговорила, повторяя древние слова на квенья:

– Mas hi bennath von?

При первых же словах королева привстала с трона. В глазах ее горел огонь. И не понять было, чего в том огне было больше: застарелой ненависти, удивления, негодования или робкой надежды. Но тут король, до того безучастный, повернул к Петунье свое лицо, и королева сразу села обратно и приникла к нему, устремив на него влажно заблестевшие глаза.

Глядя в пустые глаза короля, Петунья продолжила:

– Mas hi ionnath von? Ebent rochon Nae, nae…

Певец, сочинивший эту песню, был гением. Иначе как бы ему удалось вложить в такие простые слова глубокую, раздирающую сердце и душу горечь? В этот момент Петунья сама была героиней песни. И, хотя ей никого не доводилось терять, ее сердце болело, и слезы свободно текли по лицу.

Серые глаза короля оживились, а его губы задвигались, беззвучно произнося вслед за Петуньей оставшиеся строки:

– Ceven i charch don. Emel vorchammen nallas ifn dhrammen ennas adhor, ir rochon northas na ndamen.

Отзвучало последнее слово. Затихло эхо меж ветвей. Феи молчали. Только переглядывались между собой удивленными, непонимающими взглядами. Немногие из них поняли, о чем шла речь.

Король, не отводя глаз от Петуньи – точнее от мужчины за ее спиной, – моргнул, и с его ресниц сорвалась одинокая слеза. Фэанаро подтолкнул Петунью к трону, и в ее протянутые руки упала круглая белоснежная жемчужина.

Феи ахнули и в едином порыве подались вперед, торопясь рассмотреть приз, а некоторые уже приготовились схватить его. Но королева повелительно прикрикнула на них, и они отпрянули назад. Теперь никто не мог позволить себе кидать на Петунью жадные взгляды, только исподтишка посматривали в ее сторону с некоторым уважением и страхом.

– Береги ее, – только и сказала королева. Затем она наградила победителя в игре в загадки, и даже с проигравшим обошлась более чем благосклонно.

После награждения королевская чета ушла. Король, уронив одну единственную слезу, вернулся к прежнему настроению, и лишь рассеянно кивнул, когда королева, взяв его за руку, что-то сказала ему, а потом повела в сторону дверей.

Высокие двери закрылись за ними. Фея-крестная, взмахнув палочкой, заставила оркестр из зачарованных инструментов начать играть, и фэйри пустились в пляс, словно ничего не произошло. Петунья отошла в сторонку, надеясь перевести дух и, может быть, заморить червячка, но тут ее перехватила мадам Фаб и, подхватив под руку, повела куда-то.

– Мы очень благодарны вам за визит, леди Эльдалоттэ, – сказала она. Сейчас она разительно отличалась от той благодушной старушки, какая встретила их. Она смотрела на Петунью с интересом и уважением, как будто та совершила какой-то подвиг. – Признаться честно, мое приглашение было чистой формальностью. Я совершенно не ожидала, что вы примете его. И, говоря совсем уж откровенно, была готова прогнать вас, явись вы в одиночестве.

Петунья неловко улыбнулась.

– Меня бы съели?

Фея-крестная шутки не поддержала.

– Не сразу, – сказала она тоном, от какого по спине Петуньи пробежал табун мурашек. – К счастью, вы догадались найти себе пару и даже показали себя в Турнире загадок. Очень достойно, очень. – Она покачала головой. – Напоследок я скажу вам вот что. Знайте, королева, пусть и не показывает этого, весьма вам благодарна.

Тут Петунья увидела, что они пришли к радужному мостику. Кажется, ее ненавязчиво выдворяли с праздника, но она не собиралась протестовать. На прощание ей пообещали членство в Обществе Фей и вручили корзинку с крышкой.

Петунья присела перед феей-крестной в реверансе, прощаясь с ней, и, взяв Фэанаро под руку, перешла мостик. Когда они сошли с него на той стороне и обернулись, то увидели, что мостик пропал, а вместе с ним и волшебная завеса. Теперь за небольшим овражком не было ничего, кроме обычного леса.

– Надеюсь, мы не протанцевали там несколько лет кряду, – задумчиво произнесла Петунья, припомнив рассказы о том, как странно течет время в жилищах фей.

– Только один день, – ответил Фэанаро.

Молча они вернулись на ферму. У крыльца Петунья остановилась и, взглянув на него, спросила:

– Ты ведь знаешь его, этого короля Финварру, да?

Ответ, честно говоря, ее не слишком удивил.

– Он мой сын.

Еще на балу она подметила удивительное сходство, которое могло быть только между близкими родственниками. Такими как братья, или отец и сын…

– Который из семи?

Фэанаро вздохнул и несильно ткнул ее пальцем в лоб.

– Прочти уже книгу, наконец. Сколько можно ее мусолить? – Он помолчал, потом с нажимом добавил: – Прочти. А когда встретимся с тобой снова вот так, с глазу на глаз, я отвечу на твои вопросы.

Затем его поглотило ревущее пламя, и он пропал. Петунья вошла в домик. Огонь по-прежнему горел в очаге, и, если прислушаться, можно было уловить ощущение присутствия в нем кого-то могучего и древнего. Переодеваться она ушла в кладовую.

Усевшись за стол, она убрала свои трофеи. Сушеное тыквенное семечко сразу же, как советовали, замочила. Жемчужину, слезу короля фей, положила к другим сокровищам вроде золотой чешуйки.

В корзинке, подняв крышку, Петунья с радостью увидела заботливо собранное угощение: несколько разных канапе, ароматный алый фрукт и маленькую бутылочку вина. Она налила вина в кружку и открыла книгу.

«Второго сына Фэанаро назвал «Канафинвэ», что значит «Громогласный Финвэ». Был он несравненным певцом и менестрелем, чьи песни пели еще долго после того, как он исчез с лица Арды. Более всех же был известен его труд под названием «Нолдолантэ».

Chapter Text

Петунье снился сон. В этом сне она сидела на крыльце, ощущая ягодицами твердые доски, а кожей – слегка влажный, холодный ночной воздух. Но над ее головой, закрывая от ее глаз ночь, висел раскрытый зонт. Ручка его была из розового дерева, стержень и спицы сияли серебром, а на туго натянутой ткани купола были нарисованы самые чудесные картинки, которые она только видела!

Картинки постоянно сменяли друг друга, плавно и незаметно перетекая из одной сцены в другую.

Присмотревшись, Петунья увидела там саму себя, что сидела на крылечке, и посмеялась. Потом картинка несколько раз сменилась, показав несколько сцен из ее жизни, пока не сосредоточилась на маленькой девочке, что с тоской смотрела вслед уходящему Хогвартс-экспрессу.

Петунья моргнула. Маленькая Туни с поверхности зонта обернулась и посмотрела прямо на нее. Пока они глядели друг другу в глаза, картинка на зонте закружилась, и из разноцветных вихрей постепенно соткалась новая.

Теперь, вместо железнодорожной станции, на зонте отображался сад и белоснежная беседка, чьи колонны оплетал вечнозеленый плющ. На столе были разложены книги и тетради, и маленькая Туни, чье скучное серое платьице сменилось ярким цветным нарядом, вдруг подмигнула своей большой сестре и отвернулась. Она взяла стило и под руководством матери стала выводить на табличке с воском тенгвы. Старательно, одну за другой.

Петунья озадачилась. Разве она не видела уже этот сон? Как раз после него она научилась читать по-эльфийски.

Картинка на зонте снова поменялась. Маленькая Туни вместе с матерью копалась на грядках в небольшом аптекарском огороде. Петунья смотрела на растения и непроизвольно узнавала: вот ацелас, а вон там цветет алфирин, и вокруг него кружат, возбужденно гудя, большие золотые пчелы. Узнала она и нифредил, чьи крошечные белоснежные цветы сияли ярко, как звезды, и алые, как кровь, цветы элгарана – наилучшее средство против ядов, несмотря на его зловещую славу.

И этот сон она тоже видела.

Картины на зонте продолжали меняться, показывая историю маленькой Туни. Вскоре ее любимая матушка заболела и умерла. Сад оказался заброшен, а отец привел в дом мачеху, отношения с которой, конечно же, не задались. Дочь первой жены торчала как бельмо на глазу, и мачеха капала и капала ядом в уши отца, пока тот, наконец, не продал дочь в черный храм. Из уютной комнаты маленькая Туни переехала в тесную, темную келью. Теперь она носила грубую рясу и проводила дни за разучиванием жутких гимнов, прославляющих смерть и страх.

Спустя много лет в казематах под храмом она встретила особенного пленника. То был эльф! У него было лицо Финварры – живое и эмоциональное. Туни-из-Зонта, мечтавшая в детстве о встрече с эльфом, разговорилась с пленником. Несколько ночей подряд она приходила к нему, чтобы поговорить, а потом ее подвели к жертвеннику и вручили жертвенный нож. Эльф, распростертый на алтаре, улыбнулся и что-то сказал. Петунья вздрогнула, когда нож опустился вниз, стремительно и неумолимо, и воткнулся точно между ребер.

Картинка вновь поменялась. Море обрушилось на белоснежный город из снов Петуньи. Огромные волны перехлестывали через крыши домов, круша здания и унося беспомощно барахтающихся людей. Только храм, чей серебряный купол обрушился вовнутрь, еще стоял посреди бушующей стихии. Присмотревшись, она увидела две фигурки на его стене – маленькая тащила на себе большую в бесплодной попытке спасти. Белая чайка пронеслась по поверхности зонта к храму, крикнула и, ударившись о темные воды, превратилась в маленькую лодочку.

Изображение сменилось в последний раз. Огромная волна нависла над остатками храма. Девушка, крохотная на ее фоне, смотрела вдаль уплывающей лодочке, и по лицу ее, вперемешку с соленой водой, текли слезы. Потом она закрыла глаза перед ликом неотвратимой смерти, но, прежде чем море обрушилось на нее, в темноте всплыли слова:

«ТЕБЕ СТРАШНО?»

Петунья, следом за своим двойником с зонта, прошептала одними губами:

– До безумия…

И поверхность зонта захлестнула вода.

Большая кружка внезапно появилась перед ней, и Петунья с визгом подпрыгнула на месте.

– Испугал!

– Прошу прощения, – Оле Лукойе покаянно прижал свободную руку к груди. Во второй он держал точно такую же кружку. А потом сел рядом с Петуньей на крыльцо.

После той мимолетной встречи на танцах она, наконец-то, могла рассмотреть его поближе. Он был длинный и нескладный, с застенчивой улыбкой на густо усыпанном веснушками лице. Рыжая коса его была такой длинной, что он замотал ее вокруг шеи на манер шарфа. Но особенно внимание Петуньи привлекли медальоны с таинственными знаками, что в великом множестве были нашиты на его одежду.

– Как тебе мой зонт? – спросил Оле Лукойе, прихлебывая ароматный напиток из кружки.

Она перевела взгляд на зонт. На его куполе бушевало грозное море, целиком поглотившее огромный остров, как в легенде об Атлантиде. И где-то там, едва заметная среди бушующих волн, плыла крохотная белая лодочка с одним единственным пассажиром. Уже мертвым или еще умирающим.

Петунья не любила истории с плохим концом. Она отвернулась от зонта и заглянула в свою кружку. Напиток в ней был сиреневого цвета и пах тоже сиренью.

– Разве не говорят, что твой зонт показывает послушным детям хорошие сны?

– Интересные, – вежливо поправил ее ночной гость, не заостряя внимания на том, можно ли причислять ее к послушным детям, и отсалютовал ей кружкой. – Интересные не значит хорошие. Давай, пей. Это вкусно!

Петунья осторожно пригубила и почувствовала на языке свежий лимонный вкус с ярким цветочным привкусом.

– И правда! Что это?

– Сиреневое вино, – легко ответил Оле.

Феи варили вина из цветов, что, если подумать, идеально им подходило. Не было никаких сомнений, что Петунья хочет этому научиться. И Оле легко согласился научить ее.

В конце концов, она теперь тоже была феей, заявил он, и они выпили за это, громко чокнувшись кружками.

Потягивая вино, Петунья снова посмотрела на парящий над ними зонт. Предыдущий сон с него уже пропал, и теперь он показывал инструкцию как варить цветочное вино. Ха-ха, как смешно и странно. И вообще, разве она не спит? Почему же этот сон кажется ей таким реальным?

– Ты и правда спишь, – сказал Оле, словно подслушал ее мысли. – Просто мне было удобнее встретиться с тобой именно так.

– Зачем?

Он наклонил голову и посмотрел на нее, как будто решал, что ей ответить. Потом тряхнул головой и засмеялся:

– За тем же, зачем я навещаю детей. Показать сон.

Петунья передернула плечами, вспомнив историю, что началась как сказка о жизни принцессы, постепенно превратилась в кошмар и закончилась смертью главной героини. Особенно жутким было лицо героини, похожее на ее собственное.

– Но зачем?

Ответ ясности не привнес.

– Потому что тебе нужно было его увидеть. – Оле запрокинул голову, допивая остаток вина, а потом добавил: – Ты бы и так его увидела. Я просто немного ускорил события.

– Почему мне было нужно его увидеть? – Нет, Петунья Эванс так просто не сдается. – Кто так решил?

Оле Лукойе, что показывает хорошим детям интересные сны, а плохим – ничего, пожал плечами.

– Хм, никто? Бог? Судьба? Импульс Вселенной? Выбери любой вариант. С таким же успехом можно спросить, что такое сон в принципе. – Он взял из воздуха бутылку и налил в кружку янтарно-желтого вина, что пахло ромашкой и медом. – Для подавляющего большинства живых это просто способ отдохнуть и переработать полученные за день знания, опыт и ощущения. Для тех умельцев, что освоили осознанные сновидения, способ развлечься. Самые одаренные могут с помощью сна проникать в грядущее и предсказывать будущее. Или же путешествовать между мирами, как наш общий знакомый.

От выпитого Петунья немного потеряла нить разговора и уцепилась за его последние слова:

– Откуда ты вообще знаешь Онни? – спросила она и икнула.

Оле Лукойе, который также откликался на имя Рейнир, наградил ее ослепительной, словно солнце, улыбкой:

– Мы лучшие друзья! – заявил он, но Петунья все равно заподозрила, что сам Онни так не считает. Рыжий дух сновидений сжалился над ней и добавил к своим предыдущим словам: – Порой встречаются такие везунчики, которым во снах является их собственное прошлое, – и он посмотрел на Петунью таким взглядом, что не считать намек могла только полная дура. Ну или хмельная девушка, какой она сейчас и была.

– Как интересно! – воодушевленно подхватила она, тоже допила свою порцию и с тоской заявила: – Хотела бы я тоже так…

Оле Лукойе хихикнул и услужливо наполнил и ее кружку медово-ромашковым вином. На вкус оно было горьковатым и пряным, с отчетливым привкусом перезрелых яблок.

Они сидели на крыльце и, попивая вино, смотрели, как на зонте еще одна Петунья варила вино.

– Мне кажется, у тебя было полно одуванчиков, – сказал Оле Лукойе, когда и этот сон закончился. – Угостишь меня в следующий раз, хорошо?

Он протянул руку и схватил зонт, заставляя его уменьшиться до обычных размеров, а потом сложил и сунул подмышку.

– Ну, мне пора. Всегда приятно поболтать с новым другом, но прямо сейчас детки ждут свои сны.

Он поклонился, приложив правую руку к сердцу, а потом исчез, бесследно растворившись в воздухе. Тут же ночь вокруг взорвалась нестерпимым металлическим грохотом и шумом, Петунья схватилась за уши, замотала головой и – упала с кровати.

Chapter Text

Будильник звенел, надрывался.

Петунья села, потерла ушибленный локоть и, потянувшись рукой, не глядя стукнула ладонью по звонку. Стало тихо и спокойно. Она огляделась. Со вчерашнего дня в домике ничего не поменялось. На столе стояли корзинка с бутербродами и бутылочка вина, что вручила ей фея-крестная, да лежала раскрытая на середине книга. Вчера, под вкусное вино, она успела прочесть довольно много, вплоть до того момента, как Фэанаро поссорился со своим братом и был вынужден отправиться в изгнание.

Петунья, поднявшись на ноги, сделала небольшую зарядку. Руки-ноги двигались лениво и неохотно. Ощущения во всем теле были такие, будто она и в самом деле всю ночь пила вино на крыльце, в компании Оле Лукойе. На языке даже сохранился сладкий цветочный вкус.

Петунья причмокнула губами. Ей определенно нужно попробовать сделать вино самой. Тем более, что, благодаря чудесному зонту ночного гостя, рецепт она помнила преотлично.

Переодеться она снова ушла в кладовую. Возможно, когда она привыкнет к исходящему от очага ощущению присутствия, то снова перестанет стесняться. Но пока что одной только мысли о том, что огонь в камине на самом деле прекрасный и древний эльфийский король, хватало, чтобы щеки заливались румянцем, а мысли начинали идти совершенно не в ту сторону.

Как же было хорошо раньше без этой информации! А она ведь прямо тут и ванну принимала…

Требовательно забурчал голодный желудок, прерывая ее старательные попытки предаться самоуничижению. Петунья, не думая, запустила руку в корзинку, достала из него канапе и отправила в рот. Эти фейские закуски просто чудо какое-то! Даже не прожевав первую, она схватила следующую. А потом еще одну и еще. Примерно где-то на седьмом или восьмом бутерброде Петунья заподозрила неладное и заглянула в корзинку. Она точно помнила: вчера в корзинке было семь разных канапе, большой спелый фрукт и бутылочка вина. Вино и фрукт она прикончила вчера – бутылочка и правда была пуста, а от фрукта осталась только косточка.

Но прямо сейчас в корзинке лежало ровно семь крохотных бутербродиков. Несмотря на то, что Петунья уже съела примерно столько же. Если не больше.

Хм. Она взяла одно канапе – в корзинке осталось шесть. И пока она смотрела на корзинку, число бутербродов оставалось неизменным, но, стоило на мгновение отвести взгляд, как их снова стало на один больше.

– Ух ты, бесконечная еда! – поразилась Петунья и, не удержавшись, съела еще одну штучку. И после этого почувствовала себя сытой.

Прослушав прогноз погоды на завтра и рейтинг сегодняшней удачи, Петунья вышла во двор. Стоя на крыльце, она оглядела ферму и отметила, что кусты разрослись, пора бы снова их проредить. И, может быть, срубить еще несколько деревьев, что подобрались к ее огороду слишком близко. В огороде, тем временем, созрел урожай клубники, и Петунья с удовольствием потратила время на сбор спелой и сладкой ягоды. Урожай она разделила на две неравные части. Большую сгрузила для продажи, а меньшую оставила себе.

Закончив дела по хозяйству, Петунья села за дневник. Вчера у нее, конечно же, не нашлось свободного времени – с танцев они вернулись поздно, и она почти до полуночи читала книгу. Поэтому сейчас она вооружилась своим эксклюзивным золотым пером, придвинула к себе дневник и чернильницу и подробно описала вчерашний день. На удивление, воспоминания ее были ярки и точны. Сосредоточившись, Петунья могла почти без запинки описать всех, кто с ней беседовал или танцевал, какие на них были наряды и какие разговоры велись неподалеку. Увлекшись этим мысленным экспериментом, она исписала несколько листов.

Затем она села писать письмо Сьюзан. Главным образом она сосредоточилась на проблеме голода, что преследует ее с понедельника, но не забыла и описать свои успехи и соображения по этому поводу. Заканчивая письмо, она написала несколько вопросов и очень настойчиво попросила помощи с этой проблемой. Закончила она письмо заверениями в том, что ужасно скучает и хочет встретиться как можно скорее.

Про свое знакомство с Фэанаро она, тем не менее, умолчала. О таком лучше рассказать при личной встрече.

Пока чернила подсыхали, Петунья собрала сумку. Сегодня в ее планах было встретиться с мистером Туком, купить все необходимое и навестить библиотеку. Она думала поискать книги, которые расширили бы ее понимание происходящего с ее телом и, заодно, что-нибудь о феях и их отношениях с эльфами.

Подсохшее письмо Петунья сложила конвертиком и капнула сверху свечным воском. А затем, пока воск не застыл, изобразила на нем свои инициалы, как будто личную печать приложила.

– Ну, я пошла, папочка, – сказала она от дверей, не удержавшись от небольшой шпильки.

Для торговли было еще рано – передвижной магазинчик дядюшки Бальбо еще не приехал. Петунья устроилась на скамейке, достала книгу и погрузилась в чтение. Книжный Феанор во главе своих последователей прибыл в отдаленную местность под названием Форменос и воздвиг там крепость. В это изгнание с ним отправились все семеро его сыновей, внук, множество учеников и последователей, а, самое главное, его отец, король Финве.

Петунья покачала головой. Чутье опытного читателя легенд говорило ей, что скоро случится что-то нехорошее. И оно случилось. Пока Феанор отбыл в столицу на праздник, приглашенный не абы кем, а самими Стихиями, его враг проник в крепость, убил короля и похитил величайшее творение эльфийского мастера – сияющие самоцветы сильмариллы!

А его пособница огромная паучиха сожрала Древа и высосала из них весь свет!

Сыновья Феанора остались в живых лишь потому, что в тот день отправились на охоту. Не было никаких сомнений, что они кинулись бы на врага по примеру своего деда и тоже сложили головы.

И в тот самый момент, когда Враг спешно бежал с похищенными сокровищами, Стихии попросили у Феанора его сильмариллы, чтобы выпустить из них первозданный свет и воскресить навеки угасшие Древа.

– Так он и согласился, – хмыкнула Петунья. Ее вчерашний кавалер не производил впечатления того, кто будет добровольно делиться своим с теми, кто ему не нравится. А Стихии не нравились ему, и очень, очень сильно.

Так и вышло.

Когда в ущелье раздался цокот копыт маленького пони, тянущего за собой повозку, Петунья успела дочитать, как Феанор поднял осиротевших нолдор на восстание и отправился к королю-соседу просить корабли. Петунья пролистала страницы дальше, выхватила взглядом описания жестокой битвы и поняла, что дальше ее не ждет ничего хорошего.

У нее сразу же возникло желание бросить читать. Уж очень ей не нравились истории, в которых было все плохо. Обычно она откладывала такие истории и как бы «забывала» про них. Но, пожалуй, с этой такой трюк не пройдет.

– Доброго дня, господин Тук! – она встала со скамейки и пошла на встречу повозке.

Господин Тук, как обычно самолично сидящий на козлах, увидел ее и удивленно вытаращился.

– С момента нашей последней встречи вы дивно похорошели, сударыня, – сказал он и куртуазно поцеловал ей руку.

Петунья вежливо рассмеялась.

– Кажется, я знаю, как вы пленили сердце госпожи Тук!

Бальбо приосанился и картинным жестом подкрутил несуществующий ус, вызвав у Петуньи взрыв хохота. Они быстро произвели обмен товаров на деньги. Конечно же, у запасливого хоббита обязательно нашлись столь необходимые для виноварения дрожжи и лимонная кислота. Петунья сразу же их купила, и побольше, не забыв про сахар. Еще она обязательно взяла несколько фунтов различных круп, кувшин подсолнечного масла и немного специй. А то с ее аппетитом запасы провизии таяли прямо на глазах.

– Это небольшой подарок от меня, господин Тук, – сказала Петунья и передала хоббиту большую миску с клубникой. – Только утром собрала. Угощайтесь, пожалуйста.

Бальбо попробовал одну ягоду и закатил глаза, выражая всем своим обликом блаженство. Остальные ягоды он тут же переложил в свою корзинку и вернул Петунье миску.

С письмом не возникло никаких проблем. Любезный хоббит без возражений согласился передать Сьюзан весточку, разве что оговорился, что не знает, когда она в следующий раз его навестит. Но Петунья и не ждала быстрого ответа. В конце концов, они находятся в разных мирах. Но все равно его слова натолкнули ее на мысль, а что, если бы она завела почтовую сову, та смогла бы унести письмо в другой мир? Это все-таки волшебные птицы, как-никак

Закончив с делами, хоббит достал горелку и сварил им кофе. Петунья не забыла похвастаться, что ходила на танцы к настоящим феям, а господин Тук, в свою очередь, живописал, как отмечали день рождения Хоббитанского главы – тому как раз стукнуло восемьдесят восемь. Не сто одиннадцать, как господину Бильбо и господину Фродо вместе взятым, как, посмеиваясь, прокомментировал он, но тоже ведь солидная цифра.

После кофе и обмена любезностями они расстались, весьма друг другом довольные. Проводив хоббита, Петунья, как и планировала, направилась в библиотеку.

Chapter Text

Сегодня город выглядел немного более живым, чем обычно. По дороге в библиотеку Петунья поймала на себя на ощущении, будто в любой момент ожидает с кем-то столкнуться. Словно городские улицы пусты не потому, что давно покинуты, а просто жители по какой-то причине сейчас где-то еще. Но стоит подождать немного – и они обязательно вернутся. Снова зазвучит певучая речь, и со стороны кухонь потянутся восхитительные запахи. Тишину кузниц наполнит звон молотов, а в столярных мастерских снова запоют пилы и рубанки. Целители будут врачевать, а музыканты играть и петь. Библиотекарь посмотрит на нее строго и спросит, когда Петунья собирается вернуть взятую книгу, потому что так надолго они их не выдают. И обязательно заведет для нее собственный читательский билет.

Но город был пуст и мертв, и во всех его зданиях не было ни одной живой души, кроме одной только Петуньи. Она грустно улыбнулась – было бы неплохо, будь у нее соседи, – и открыла дверь.

– Добро пожаловать в нашу библиотеку! – поприветствовал ее звонкий голосок откуда-то из-за шкафов. Петунья встала на пороге, как вкопанная, и закрутила головой, ища, кто же это с ней говорит. Но никого не увидела.

Она внимательно огляделась, сравнивая и подмечая отличия от предыдущего посещения. На первый взгляд все было как прежде. Но вот стул отодвинут от стола, и горшки с цветами переставлены по-новому. Книжные полки выглядят немного иначе, и на стойке библиотекаря в вазочке стоят свежие цветы.

– Кто здесь? – Петунья нахмурилась и потащила из сумки верный посох. Она крепко сжала его и медленно направилась к шкафам, уходящим вглубь помещения.

Тут из дальнего угла донесся резкий скрип, а потом такой грохот, как будто кто-то или что-то свалилось с большой с высоты. С шумом посыпались книги с верхних полок, и знакомый уже голосок испуганно вскрикнул.

Петунья бросилась на крик и, завернув за шкаф, остановилась в изумлении. На полу, морщась и потирая ушибленную попу, в окружении разбросанных книг сидела девушка. Она была низенькая и пухлая, с заплетенными в косу светлыми, почти белыми волосами. Рукава ее куртки и подол юбки были расшиты знакомыми узорами, а из ворота вывалился деревянный амулет-птичка на простой веревке.

Незнакомка подняла на Петунью знакомое лицо и с виноватой улыбкой пригладила челочку, торчащую словно хохолок у птички.

– Простите, что не вышла вас встретить. Я только-только приступила к работе. Совсем не ожидала, что кто-то придет сюда. – Незнакомка ловко поднялась и стала собирать книги. Позади обнаружилась причина падения – это передвижная лесенка коварно уехала из-под молодой библиотекарши.

– Все в порядке, – растерянно отозвалась Петунья и бросилась ей на помощь. Собирая книги, она пыталась сообразить, где же видела эту девушку?

Вдвоем они управились быстро и сложили книги на ближайшем столе.

– Ты в порядке? Не ушиблась?

Пухлая девчонка снова потерла попу и рассмеялась.

– Все нормально. Я упала на мягкое. – Она протянула Петунье руку для рукопожатия, и та, помедлив немного, пожала ее. Пальцы у незнакомки были короткие, но сильные, мозолистые и крепкие, неожиданно для девушки. – Я Туури. Туури Хотакайнен. Вы уже записаны в нашу библиотеку?

– О, я Петунья Эванс, – машинально отозвалась она. – И нет, не записана. Я только недавно нашла это место… стоп! – Ее вдруг осенило, паззл в голове сложился, и она поняла, откуда ей знакомы и эта вышивка на одежде, и это круглое лицо! – Так ты Туури? Сестра Онни?!

Туури округлила глаза и уставилась на нее потрясенная.

– Ты знаешь моего брата?! Откуда?!

Совершенно некстати в животе у Петуньи заурчало. Она вытащила из сумки бездонную корзинку, подаренную феями, и предложила новой знакомой угощаться. Они расположились тут же, за столом, сдвинув в сторону стопки книг. За перекусом Петунья в подробностях рассказала, как познакомилась с филином-шаманом и что пообещала ему, а потом, спохватившись, спросила:

– Как я могу тебе помочь? – Туури установилась на нее непонимающе, и она поспешила объяснить, что в этот мир приходят души, которые не могут уйти на другую сторону, а она, Петунья, по мере сил им помогает туда отправиться.

Туури отправила в рот крохотный бутербродик и ответила:

– Да не нужна мне никакая помощь. Я всю жизнь мечтала добраться до мест, которые никогда не видела, и книг, которых не читала. – Она раскинула руки, словно пытаясь обнять всю библиотеку разом. – И тут все есть! Ты же не против, если я тут останусь? – И быстро добавила: – Можешь считать это помощью!

Петунья уставилась на нее. Когда они со Сью чаевничали у тетушки Кокоро, та рассказала, что когда-то в городе постоянно жили различные души. Так, как будто были живыми. Может, с этим и было связано ее недавнее ощущение? Что город понемногу оживает?

– Да живи, конечно. Мне не жалко. – Ответила она, но тут же поспешила предупредить: – Только Онни я все равно расскажу. Я ему обещала.

Туури, похоже, было все равно.

– Тогда передай ему, что у меня все хорошо и меня не нужно ниоткуда спасать, ладно? А теперь, пошли! Я заведу тебе читательский билет!

Приплясывая от нетерпения, она дождалась, пока Петунья уберет свою корзинку, и чуть ли не потащила ее к стойке библиотекаря. Книги остались лежать забытыми.

Кто-то, возможно, предыдущий библиотекарь, оставил достаточное количество пустых бланков, один из которых Туури заполнила. У нее был аккуратный мелкий почерк, и тенгвы из-под ее пера выходили как тончайшая чернильная филигрань. Это было странно. Петунья готова была поклясться, что девушка из дикой Финляндии, кишащей троллями, вряд ли знает эльфийский.

Туури пододвинула к ней бланк, и Петунья расписалась.

– Первый читатель! – не сдержав чувств, воскликнула она и изо всех сил обняла Петунью обеими руками. Хватка у этой девушки была поистине медвежьей. – Возьмешь что-нибудь почитать?

Петунья достала из сумки свою книгу.

– Я уже взяла. Только не в библиотеке.

Пока Туури вносила в читательский билет запись, Петунья не сдержалась и спросила, не странно ли писать на чужом языке. Казалось, до этого вопроса Туури даже не понимала, что пишет не на родном. Она остановилась, посмотрела внимательно на выведенные ее рукой буквы – так, будто впервые их видела, – а потом пожала плечами и продолжила. Похоже, ее это не сильно беспокоило.

– Может, это потому, что я уже умерла? – с потрясающим равнодушием к собственной кончине предположила она и протянула Петунье книгу про Феанора. – Держи, Петунья. Как дочитаешь, обязательно приходи! К тому времени я точно смогу тебе что-нибудь посоветовать! – Она немного помялась и добавила: – Ну и вообще тоже приходи. Я всегда буду рада!

Петунья вспомнила, за чем вообще пошла в библиотеку, и не преминула спросить.

– Алхимия и эзотерика? – переспросила Туури и затеребила кончик косы. – А что это? У нас в Кеуруу о таком не знают. И бабушка ничего такого не рассказывала.

Пришлось Петунье напрячь память и как можно понятнее объяснить непосвященному человеку, о чем речь. Туури внимательно слушала объяснения и делала пометки, и в конце концов пообещала, что первым делом поищет нужные Петунье книги. Кажется, эта идея вдохновляла ее. По крайней мере, глаза у нее горели точно также, как у Лили, когда та сталкивалась со сложным рецептом.

На этом они попрощались. Перед возвращением домой Петунья заглянула на главную кухню. У нее заканчивалась мука, и еще ей была нужна посуда, если уж она собралась варить вино.

Дома она достала все свои запасы одуванчиков и быстро очистила цветки от всего лишнего. Листья, стебли – все, что могло дать горечь, – были отброшены. Потом залила цветы кипятком и поставила вариться на несколько минут. Готовому отвару нужно было настояться пару часов, и Петунья скоротала это время за медитацией.

Настой Петунья отфильтровала, слив через марлю в бочонок. И отжала досуха цветы, чтобы ни одна капелька не пропала даром. Затем отмерила нужное количество лимонной кислоты, засыпала полкилограмма сахара и долила еще поллитра некипяченой воды. Последними в бочонок отправились дрожжи. В конце Петунья тщательно перемешала получившийся отвар, закрыла бочонок и поставила недалеко от камина, для надежности накрыв своим пальто.

Феи советовали держать сусло в тепле в течение следующей недели и каждые два дня добавлять еще сахара. Если Петунья все сделает правильно, то в следующий четверг у нее будет собственноручно сваренное молодое вино. Потом его можно будет пить или оставить на время, чтобы созрело.

Петунья сварила себе кофе и включила телевизор. Оказалось, она чуть не пропустила новый выпуск «Даров земли». Сегодня в нем рассказывали о плодовых деревьях. У Петуньи как раз росла яблонька, и она прислушалась к советам ведущего – как поливать, как ухаживать. И снова, как оказалось, никаких особых сложностей. Разве что следить за сорняками и вовремя их выпалывать.

Вслед за яблоками ей вспомнился серебряный орешек, что тихо лежал себе в мешочке в ее саквояже. Петунья достала его и покатала по ладони. Интересно, что за дерево из него должно вырасти? Она попыталась представить, но воображение раз за разом ее подводило. Только появилась четкая уверенность, что для этого дерева еще не время. Петунья последний раз полюбовалась на орешек и убрала обратно.

Дослушав передачу до конца, она взяла кофе и книжку и уселась на крыльце. Феаноров кристалл давал достаточно света, чтобы ей не приходилось ломать глаза в темноте. Петунья нашла нужную страницу и продолжила чтение.

…и нолдор отправились к Белерианду на захваченных ими у телери лебединых кораблях, оставив за собой разрушенную и обагренную кровью Лебяжью Гавань, и вслед им звучали слова Пророчества Намо…

Chapter Text

Проснувшись еще до рассвета от сильного приступа голода, Петунья чувствовала себя совершенно больной и разбитой.

Грызя морковь, она несчастно думала, что во всем виноват очередной сон. Всю ночь ей снился гибнущий в катаклизме остров. Его сотрясало от целой череды землетрясений, и огромные волны, выше самых высоких гор, вздымались вокруг, чтобы, в конце концов, захлестнуть его и навеки погрести на дне морском. В этом сне Петунья стояла на крыше здания, что было выше любых других, и оттуда она видела, как мечутся по улицам обезумевшие от страха люди, молят богов о спасении, которое не придет. А потом огромная трещина расколола город на неравные части, и многие жители сгинули в ней без следа. Когда же самая высокая волна подошла так близко, что на Петунью пролился соленый дождь из морской воды, чей-то невообразимо далекий и жуткий голос спросил…

Петунья вздрогнула и обхватила себя за плечи. Одно только воспоминание о том голосе заставило ее вспомнить тот ужас, что пережила она во сне, и потому слова, что он спрашивал у нее, полностью изгладились из ее памяти.

Наверное, это книга так повлияла на ее сны. Петунья читала до поздней ночи, торопясь закончить с этой историей, и потому успела узнать и про сожжение кораблей в Лосгаре, и про смерть самого Феанора в битве с ужасными огненными духами, и про тридцатилетний плен его старшего сына, того самого «Третьего Финвэ», после которого тот потерял правую руку и право на королевский венец… хватит! Она зажмурилась и помотала головой. Она не будет об этом думать!

Петунья неприязненно покосилась на книгу и потянулась за новым бутербродиком, но ее пальцы поскребли только салфетку на дне.

– Только это и не хватало, – расстроилась она, глядя на опустевшую бездонную корзинку.

Помедлив, Петунья решила не готовить завтрак. Подходить к камину сейчас вообще не хотелось, уж слишком много невысказанных мыслей и незаданных вопросов крутилось в ее голове. И про корабли, и про размолвку с братом, и камни, и скорую смерть самого Феанора… да о многом! А самое главное, о том, как вообще дошло до того, что прекрасные и бессмертные эльфы стали убивать друг друга?

Неужели нельзя было решить это как-то иначе? Без кровопролития?

Но поговорить об этом ей было не с кем. Тот мужчина, что сопровождал ее на танцы, любезный и спокойный, заботливый и надежный, никак не вязался с явленным в книге образом обезумевшего от горя и ярости короля, идущего на пролом, не считаясь с потерями и чужими мнениями. Тот эльф, с которым она познакомилась, не стал бы разбивать даже ее кособокий горшок, слепленный буквально на коленке, не говоря уже о том, чтобы сжечь дотла прекрасные корабли телери.

А еще этот его странный вопрос, любит ли Петунья свою сестру…

Тут она решила, что больше не может об этом думать и с силой похлопала себя по щекам, пытаясь немного освежить забитую тяжелыми мыслями голову.

В животе, которому не хватило волшебной еды, снова забурчало, и Петунья занялась дыхательными упражнениями. Вдох и выход, вдох и выдох – она так сильно сосредоточилась на том, чтобы следить как прибавляется в магистериуме белая тинктура, что потихоньку все посторонние мысли отошли на дальний план.

Ей удалось сохранить это состояние и после тренировки, когда поливала огород и выпалывала сорняки вокруг яблони. И только когда достала из курятника свежее, теплое белое яйцо, прежние мысли навалились с новой силой, и Петунья, не сдержавшись, выкрикнула в пространство:

– Почему все должно было случиться именно ТАК?!

Прокричалась – и даже как-то легче стало. И сразу же она вспомнила, что не отправила Онни послание, как обещала. Возможно, форма яйца напомнила ей сюнь своими очертаниями. Зайдя в домик, Петунья взяла флейту и, приложив ее к губам, начала играть первые ноты связующей мелодии, но между слов о знакомстве с Туури вдруг пролезли пылающие в гавани корабли и – да что же это такое?!

Кажется, ей нужно было отвлечься. Упражнения и дела не помогали, грязной посуды не было. Оставался один способ – Петунья взяла сумку и отправилась прогуляться. Она до сих пор не знала точных размеров фермы и какими еще ресурсами она могла похвастаться. Вот сейчас она это и узнает.

Нет ничего лучше прогулки по неизвестному маршруту, чтобы прочистить голову от навязчивых мыслей.

Она вышла из домика и пошла в сторону развалин теплицы. Поравнявшись с пещеркой у горной тропы, заглянула. С тех пор, как она обнаружила это место, тут появились жители. От света от кольца в пещере начался шум – шелест крыльев и писк потревоженных зверьков. Петунья сперва не могла понять, что происходит, а потом догадалась посмотреть наверх. Крик застрял у нее в горле, когда множество светящихся глаз уставились на нее. Трясущейся рукой подняв кольцо повыше, она разглядела несколько десятков летучих мышек, что гроздьями висели на потолке.

Петунья выдохнула и сползла по стеночке. Она прикрыла кольцо, и вскоре зверьки успокоились. А когда Петунья тихонько поднялась и собралась уходить, мимо нее пролетела мышь и бросила к ее ногам круглый плод.

– Спасибо, – Петунья растерялась и от растерянности поблагодарила зверьков.

На свету плод оказался апельсином. Он был крупный, идеально круглый и равномерно оранжевый, без пятен гниения или червивых следов. А пах так, что во рту сразу же появилась слюна.

Петунья подкинула апельсин в руке, словно мячик, и убрала в сумку.

Она продолжила свой путь, миновала теплицу и, держась скальной стены, очерчивающей границы ее фермы, пошла дальше. За теплицей обнаружилось немало свободного места, заросшего деревьями и кустарником так густо, что пришлось достать топор и кое-где прорубаться силой. Свалив очередное дерево, Петунья обнаружила, что добралась до одного из углов фермы. Там, в естественном скальном углублении был устроен небольшой алтарь. На поверхности горизонтальной части имелось углубление вроде чаши для жертвоприношений, а на вертикальной плите были вырезаны какие-то знаки. Увы, от разрушительного действия времени и стихий текст оказался поврежден, и Петунья не смогла прочесть его. Под надписью был устроен светильник с углублениями для семи огней.

Петунья на всякий случай еще раз пересчитала. Ровно семь. Семь свечей. Семь дней недели. Семь цветов радуги и семь гномов. Семь сестер-Плеяд… она была начитанной девушкой и без проблем могла подыскать достаточное количество предметов, которых было семь. Семь сыновей Феанора, например… тьфу!

Поняв, что снова думает о книге, она с досадой пнула алтарь и пошла в противоположную от него сторону.

Спустя пару часов блужданий ей, наконец, удалось выяснить, что еще находится на ферме, и примерно прикинуть ее размеры. С ее первоначальной оценкой они если и расходились, то не очень сильно. Фермы была и правда велика. Но кроме пруда недалеко от дома и реки, текущей ближе к лесу, в ней не было больше ничего особенного. Только множество деревьев и кустарника, а также разбросанные то тут, то там валуны и булыжники.

Ничего загадочного, кроме алтаря. Но до него Петунье сейчас не было никакого дела.

Вернувшись к домику, она помыла апельсин. Гладкая кожура легко очистилась, явив ее взгляду аккуратные красивые дольки, а когда Петунья сунула одну в рот, то зажмурилась от удовольствия. Апельсин был столь же вкусен, как красив и ароматен. Всего за пару минут от него остались только кожура и косточки. Кожуру она решила подсушить и сделать саше, а косточки помыла и положила в воду рядом с семечком тыквы. Будет прекрасно, если они прорастут – ей всегда хотелось вырастить деревце с нуля.

Затем она выгрузила из сумки собранные во время прогулки ресурсы – в основном поленья, волокна и разнообразные семена. Несколько камней, собранные по пути, напомнили ей, что сегодня пятница.

Петунья быстро проверила сундук. И правда. Белый кристалл в его крышке горел цифрой «три». Она недовольно щелкнула языком – с этими феями совсем забыла!

Что же, раз других дел у нее нет, то она сходит в пещеры и поищет новый самоцвет.

Chapter Text

Но у провидения, очевидно, были свои планы на сегодняшний день. Потому что у горного озера Петунья встретила гнома.

Поначалу она, конечно же, приняла его за голема. В читанной до дыр «Истории Хогвартса» (у Петуньи был свой экземпляр, купленный ей в год поступления Лили на первый курс) големам и волшебникам, которые увлекались созданием искусственных помощников, была посвящена не одна глава. Ведь когда-то в школе преподавали целый курс по големоведению.

А что еще ей оставалось подумать, когда она увидела, как на берегу озера, опасаясь подходить к воде, топчется и скрипуче причитает о потерянном сокровище каменная фигура?

В буквальном смысле каменная. От носков тяжелых башмаков до макушки, лысой как коленка. Одежда и украшения, заплетенная в косу борода, выдающийся нос и массивное надбровье, скрывающее маленькие глазки, – все было каменным. Да еще такого привычного темно-серого цвета, вроде того гранита, из которого памятники ставят.

За этот неполный месяц на ферме, общаясь со множеством невероятных существ, Петунья приобрела немного, самую толику, храбрости и безрассудства. Но даже этой толики ей потребовалось немало, чтобы подойти поближе и поздороваться.

Когда они обменялись любезностями – что за опыт, спрашивать, как дела, у статуи! – и представились, выяснилось, что новый знакомец Петуньи вовсе не голем, а самый настоящий гном. Его звали Тис Черновлас, и когда-то он был весьма уважаемым торговцем.

Петунья сразу же вспомнила свой сон, в котором маленькая Туни встретила на ярмарке гнома. Они выглядели похоже, хотя и не совсем. Может, внутри гномов тоже есть свои расовые различия?

– Чем же вы торговали? – спросила она в рамках поддержания вежливой беседы.

Она ожидала услышать – в соответствии с воспоминаниями из сна – про оружие и доспехи, на крайний случай про золото, драгоценности или другие металлы, но гном ее удивил.

Господин Черновлас торговал книгами. Помимо торговли он также занимался книгопечатанием и издательским делом. И, вероятно, сам писал на досуге, такое впечатление сложилось у Петуньи. Стоило затронуть эту тему, как он разразился целой одой книгам. На одно только перечисление жанров, которые он издавал и продавал, ушло не меньше получаса.

– …книги бумажные, книги каменные. На металлических пластинах и на воловьих шкурах. Даже на тростнике, который привозят с далекого юга! Дамские романы и героические летописи, справочники огородников и научные энциклопедии, записки о кругосветных путешествиях и сборники местных баек и анекдотов, – обстоятельно перечислял гном. Гулкий голос его был полон гордости.

Но в конце концов, и дело, которым гном столь гордился, подошло к своему печальному концу. Как Петунье удалось выяснить благодаря осторожным расспросам, гномы жили сильно дольше людей, хотя и несравнимо с эльфами, и Тису Черновласу удалось не только дожить до победы над неким всеобщим врагом, что держал весь мир в страхе, но и увидеть закат эпохи. Один за другим опустели города эльфов – большая часть ушла на Запад, немногие оставшиеся затворились за волшебными стенами. Гномы, что всегда хвастались, де, кости их из горной породы, тоже понемногу стали хиреть.

К тому времени сам господин Черновлас знал о происходящем только из обрывков разговоров, что удавалось услышать, – гномы, если не погибают в обвале или жестокой сече, продолжают жить. Пока не окаменевают, совсем не метафорически возвращаясь к истокам. Последним, что он слышал, это что в великих Морийских чертогах гномы провели магический ритуал, чтобы, подобно эльфам, отгородиться от внешнего мира. Но чем это закончилось…

Каменный гном неуклюже пожал плечами. Он не знал. Он уснул. А когда проснулся, то обнаружил, что окаменевшее тело снова, пусть и не очень охотно, повинуется его воле и может двигаться. Он услышал Зов, что должен был привести его в Чертоги Махала (тут Петунья прикусила язык, чтобы не спросить, не по соседству ли они с Чертогами Мандоса). В последний путь он взял единственное свое сокровище и вот – потерял.

Петунья взглянула на спокойную гладь озера. С этого ракурса в нем отражалось только бескрайнее синее небо. Потом оценивающе посмотрела на гнома.

– Да уж, в вашем состоянии нырять не выход.

В ответ гном затрясся и загудел. Петунья испугалась, что он сейчас развалится, а потом догадалась, что гном смеется.

Отсмеявшись, гном прогудел:

– Нельзя. Это наше священное озеро. Келед-Зарам по-нашему. На вашем, эльфийском, Нен Кенедриль. – И он рассказал Петунье легенду о том, как предок всех гномов, проснувшись под Мглистыми горами, долго шел на юг. У берега озера он остановился и, заглянув в него, в отражении увидел корону из семи звезд. Сочтя это видение благим знамением, первый король гномов основал рядом великое царство Казад-Дум. Гном смежил каменные веки и нараспев проговорил: – Непроглядна вода Келед-Зарама и льдисто холодны ключи Кибел-Налы, и дивно прекрасны были многоколонные чертоги Казад-Дума — в древности, до падения могущественных подгорных царей…

Гном все говорил и говорил, и слова лились с его губ подобно песне. Петунья заслушалась, прикрыла глаза, и перед ее мысленным взором раскинулись просторные подземные чертоги, освещенные тысячами огней. Свет волшебных светильников отражался в искусно ограненных самоцветах, отчего подгорное царство было залито ярким светом, ничуть не уступающим солнечному. А множество гномов сновали туда-сюда, деловитые, словно пчелы, и, казалось, не было ни одного дела, которым бы они пренебрегали.

Там были гномы-кузнецы и гномы-огранщики, скульпторы, камнетесы, шахтеры, горняки, воины, кладовщики… вот гном повис вдоль стены в люльке и, споро орудуя молотком и зубилом, выбивает на стене знакомый узор… а чуть дальше вереница гномов, груженных мешками с каким-то добром, спускается по винтовой лестнице без перил в самую глубь подгорного мира…

Петунью вдруг пронзила безумная догадка. Неужели те пещеры остались от гномьего царства?

Тут гном закончил свой рассказ, и чудесное видение развеялось. Петунья открыла глаза и по-новому взглянула на горы перед собою. Теперь она видела не просто горный хребет, а крышу великолепного дворца, где хранились бессчетные сокровища, и ее охватило нестерпимое желание как можно скорее снова войти туда.

Гном громко вздохнул. Петунья перевела на него взгляд и увидела, как из его каменного глаза выскользнула слезинка. Подставив руку, она поймала ее, и капелька превратилась в маленький белый кристаллик.

И Петунья, неожиданно для самой себя, ляпнула:

– Давайте я нырну. Я же не гном, – и осеклась, сама поражаясь своей безрассудности.

Кажется, это предложение ошарашило и гнома, потому что он немедленно согласился.

Вода в озере, несмотря на припекающее солнышко, была такая ледяная, что Петунья почти сразу пожалела о своем поспешном обещании. Она сунула ступню на пробу и тут же выдернула. Но отказываться от собственных слов было стыдно, и она, как следует размявшись, сцепила зубы и полезла в воду.

Священное озеро гномов было полно сюрпризов. Спустив ноги в воду, Петунья подтолкнула себя руками, отталкиваясь от берега, и сразу целиком ухнула в воду. И вынырнула, жадно глотая воздух, ошеломленная неожиданным погружением.

Со стороны казалось, будто человеческая голова лежит на огромном зеркальном блюде. Спокойная гладь озера даже не колыхнулась от вторжения.

Немного привыкнув к холодной воде, Петунья набрала полную грудь воздуха и еще раз погрузилась в воду. Открыла глаза, огляделась – свет солнца глубоко падал вниз, и в прозрачной чистой воде было видно, насколько это озеро пустое. В нем не было ни рыб, ни водорослей. Петунья вынырнула на мгновение, чтобы снова вдохнуть, и стала погружаться, перебирая руками вдоль стены, словно спускаясь по лестнице.

Чем глубже она погружалась, тем холоднее становилось, но Петунья пока не чувствовала никакого дискомфорта – ни от холода, ни от недостатка кислорода. Это потом она узнает, что съеденные ею ранее звездные капли – чудодейственное средство, найти которое сравнимо с чудом, – очистили и закалили ее тело, сделав его более сильным и выносливым. Пока что она радовалась, что все так удачно складывалось, и спешила как можно скорее достигнуть дна.

Петунья уже покинула зону, куда еще доставал свет солнца, и теперь полагалась только на свет своего кольца. Она все спускалась и спускалась, а дна еще не было. Она стала гадать, как глубоко это озеро на самом деле, и как скоро ей потребуется спешно выныривать, чтобы снова вдохнуть, как пальцами ноги задела внизу какую-то поверхность.

Chapter Text

В свете от кольца, что распространялся вокруг руки пузырем, Петунья увидела на чем стоит, и из ее рта непроизвольно вырвался вопль ужаса. Вместе с целым роем пузырьков драгоценного воздуха. Они на краткое время окутали ее лицо, закрывая обзор, а когда уплыли, Петунья в панике схватилась за шею и оттолкнулась ногами, стремясь вверх.

Но было очевидно, что она не успеет вынырнуть и снова вдохнуть.

К счастью, в миг, когда она почти утратила способность рационально мыслить, магистериум в ее животе, заполненный белой тинктурой едва ли на четверть, вздрогнул и начал медленно вращаться, распространяя во все стороны свое содержимое. Сверкающая серебром эссенция проникла в кровь, и ее частицы начали преобразовывать углекислый газ в свежий кислород.

От удивления Петунья приоткрыла рот, и из него вырвались несколько пузырьков. Она тут же закрыла рот и прислушалась к себе. Удушье отступило, паника схлынула. Петунья висела в воде, словно в невесомости, и как будто за спиной у нее был невидимый акваланг.

Вспомнив, зачем она вообще здесь, Петунья спустилась ниже и посветила вниз. Под ее ногами из глубины торчала чья-то голова. Набравшись храбрости, она вытянула ногу и кончиками пальцев коснулась макушки. От этого легкого движения голова качнулась, накренилась и медленно, очень медленно стала падать вниз. В падении она перевернулась, и Петунья увидела каменное лицо гнома.

Проводив голову взглядом, Петунья вытянула руку с кольцом, освещая дно вокруг себя, и увидела, что стоит сверху множества окаменевших фигур. Их было столько, что они просто лежали друг на друге вповалку, без какого-либо порядка. Многие имели повреждения – отломанную руку или голову. Было и много просто отдельных обломков, и порой между ними виднелись целые статуи.

Целое подводное кладбище, подумала Петунья и кинула боязливый взгляд вниз. Интересно, сколько слоев здесь? Насколько в самом деле глубоко дно этого озера?

Отогнав от себя эти мысли, Петунья закружилась вокруг себя, высматривая сундучок. Гном показал ей место, где выронил его из руки, и Петунья предположила, что примерно там его и следует искать. После нескольких долгих минут поисков она увидела алый отблеск среди обломков и поплыла туда.

На ее счастье, сундучок с сокровищами не провалился вниз, а застрял среди обломков. Стараясь не думать, что копается в куче трупов, Петунья стала разгребать завал. И сразу же она выяснила слабое место магистериума – под водой приходилось прикладывать куда больше сил, и с каждым дополнительным усилием белая тинктура расходовалась с удвоенной скоростью. Наконец, выдернув чей-то палец, застрявший в ручке, Петунья схватила сундук и, оттолкнувшись от тел внизу, устремилась к поверхности.

Ее обогнала небольшая стайка пузырьков. Петунья оглянулась и увидела, как статуи резко просели вниз, образовав большое углубление, и головы, отламываясь от тел, стали медленно скатываться, образовывая небольшой курган.

Не успей Петунья забрать сундучок, он оказался бы навечно погребен среди этих печальных останков.

Она отвернулась и сосредоточилась на подъеме. Почти вся собранная ею до этого белая тинктура уже была израсходована, и вращение магистериума стало замедляться. А вместе с ним силы и воздух стали покидать Петунью. Да еще и вода вокруг оставалась темной, хотя по всем прикидкам до поверхности оставалось немного. Петунья на мгновение вообразила, что просто бултыхается на одном месте, и даже успела немного испугаться. Но тут же убедила себя, что наверху уже вечер.

И правда так и было. Она вынырнула на поверхность озера и, жадно глотая воздух, уставилась на первые звезды, приветливо подмигивающие ей с темного бархатного неба, что перевернутой чашей раскинулось над озером и окружающими его горами.

Надышавшись вволю, Петунья собрала все оставшиеся силы и выволокла сундучок на берег, а сама осталась в воде.

– Вот, держите. Это же ваше, да?

Ответа она не получила и вскинула голову, испугавшись. Она подумала, что все, опоздала, и гном снова потерял способность двигаться, но нет. Его движения сильно замедлились, словно с заходом солнца иссякла питающая его энергия, но рукой он упрямо тянулся к сундучку.

Петунья с трудом вытащила свое тяжелое тело на берег и подтолкнула сундучок прямо под протянутую руку гнома. Каменные пальцы легли на запертую крышку, и гном испустил едва слышный вздох облегчения.

– Да… – прошептал он. Его голос стал так тих, что Петунья скорее догадывалась о его словах, чем слышала. – Мое… сокровище. Моя … прелесть…

В свете кольца в уголках каменных глаз появились и набухли капельки слез, а потом быстро скатились по щекам, оставляя за собой белый след.

– Прошу… сбереги… – вытолкнул из себя последние слова гном и замолчал навеки.

– Господин Черновлас? – тихо позвала Петунья, не думая, что ей ответят. И, конечно же, никакого ответа не получила. Только в груди на мгновение стало больно. Она протянула руку, кончиком пальца собрала белый налет с щеки статуи и лизнула. – Солёно…

От ее прикосновения, пусть оно и было легче легкого, статуя покрылась трещинами и тут же развалилась на куски. Камень был источен дырами, как спелый плод – червями. Словно упрямая воля гнома истончала камень, лишь бы продлить существование души внутри него на нужный срок.

Каменная голова упала навзничь, и невидящие глаза уставились прямо в звездное небо. Петунья осторожно провела рукой по лицу гнома, как будто закрывала ему глаза, потом собрала обломки и бережно опустила их в воду. Священное озеро тихо приняло останки своего сына и навеки похоронило их в своем чреве.

Петунья достала из сумки вареную картошку и бутылочку с напитком. Откусила кусок и выпила несколько глотков, после чего, повинуясь охватившему ее чувству, произнесла над озером прощальную речь и бросила в него часть еды и отлила немного питья. Стоило ей так сделать, как над водой поднялась легкая туманная дымка, мерцающая, подобно звездам, и легким шелковым покрывалом окутала ее тело. Петунья удивилась, но сразу же почувствовала знакомое прикосновение эфира. Она опустилась в позу лотоса, закрыла глаза и начала медитировать. Туман, впитываясь в кожу, превратился в чистейшую эссенцию и щедрым потоком хлынул внутрь магистериума, и заполнил его до прежних объемов, разом возместив Петунье все потраченные силы.

После медитации ее тело снова стало легким и сильным, а усталость испарилась вместе с водой. Петунья оделась и, подхватив сундук, поспешила домой.

Войдя в дом, она посмотрела на горящий в камине огонь и неожиданно для самой себя сказала:

– Я вернулась.

Петунья прошла в дом, подтащила к камину табурет и села у камина.

– Я сегодня встретила гнома, – начала она свой рассказ о сегодняшнем приключении. Огонь яростно полыхнул, словно отчитывал ее за опрометчивость, когда услышал о безрассудном погружении на дно озера, и Петунья послушно снесла эту выволочку. Потому что он был прав, она и в самом деле поступила донельзя глупо, и… почему это было так похоже на то, как будто бы ее ругал отец, беспокоящийся за безопасность дочери?

Потом она показала ему сундучок. Стоило коснуться крышки, как она сама собой открылась, открывая хранящиеся внутри «сокровища».

Там лежала стопка потрепанных книжек, перевязанных веревкой. Книжки были небольшие, чуть больше ладони, в мягкой, потрепанной обложке. Самая верхняя называлась «Эльф в сетях порока», и Петунья, против воли, хихикнула. Вот уж она не думала, что суровые подгорные жители читают такое. Но следующая книга носила название «В горах мое сердце», а за нею – «Эндорре для двоих». Петунья перебрала оставшиеся томики, их названия ничем не уступали первым: «Голубоглазый балрог», «Луна над Лориэном» и «Огни Гондора». Из любопытства полистав одну книжку, она убедилась, что жанр любовных романов и формат покетбука – вечны и неизменны.

Внутри каждой книжечки на титульном листе стояло название издательства «Тис Черновлас и дочери». Петунья вспомнила, как отчаянно гном из последних сил тянулся рукой к этим романчикам, и руки ее задрожали. Для него они и в самом деле были настоящими сокровищами!

На первый взгляд кроме книг в сундучке больше ничего не было, но, хорошенько пошарив рукой, Петунья вытащила темный бархатный мешочек. Распустив завязки, потрясла его, и на ее ладонь упали несколько вещиц: крохотный браслетик из разноцветных бусинок, потертый медальон, внутри которого хранился детский рисунок, и несколько маленьких зубов, окованных в золото. От вида этих вещиц, по сути не имевших никакой другой ценности, кроме сентиментальных, на глаза навернулись слезы и в носу защипало. Петунья шмыгнула носом и убрала драгоценности обратно. Потом закрыла глаза и от всего сердца пожелала гному встретить там, куда он ушел, своих дочерей.

Чуть позже, прислонившись спиной к горячей поверхности камина, она спросила:

– Как думаешь, что мне с этим делать? – Огонь ответил, и она согласно кивнула. Отнести книги в библиотеку было хорошим решением. И, наверное, Туури не откажется помочь ей организовать небольшой музей. Петунья бросила взгляд на стол, где стояла вырезанная из дерева фигурка. Пожалуй, ее она тоже отнесет. Чтобы все памятные вещи были в одном месте.

Перед сном она достала сюнь и все же отправила Онни послание. В ее мыслях, что неслись на крыльях мелодии в другой мир, Туури была счастлива со своими книгами.

Chapter Text

Утро Петунья провела в постели, с книжкой и целебным сиропом. После вчерашнего ныряния ее слегка знобило. Она нашла в себе силы встать и приготовить завтрак на скорую руку, после чего снова нырнула под одеяло. Она выпила кружку кипятка с изрядной долей сиропа и погрузилась в чтение. До конца книги – и истории Феанора – оставалось совсем ничего, и Петунья решила, что уж сегодня точно добьет ее.

Чем дальше она забиралась в дебри этой истории, тем меньше ей это нравилось.

Перед смертью Феанор заставил сыновей подтвердить данную ими страшную Клятву преследовать всякого, кто посмеет возжелать сильмариллы. И, пока чудесные камни находились в руках непобедимого Врага, все было более-менее хорошо. Ситуация изменилась, когда двое влюбленных – не без помощи высших сил, – смогли украсть один из самоцветов. Тогда все покатилось в тартарары.

Два самоцвета, оставшиеся в руках Врага, оказались забыты, и Враг наслаждался грызней, что развернулась вокруг похищенного камня.

Все это было ему только на руку. Свободные народы ополчились друг против друга, вожделея прекрасный самоцвет. Один за другим рушились прекрасные королевства эльфов, и эльфы убивали своих сородичей в череде междоусобиц. В бесплодной попытке захватить камень пали пятеро сыновей Феанора, и в живых остались только двое старших.

В конечном итоге, Стихии, блаженствующие в Благословенном Краю, дождались подходящего момента и вмешались. Армия эльфов с Запада сокрушила Врага и обрушила стены его крепости. В жестокой битве половина континента погрузилась на дно морское, а Враг был навеки изгнан за пределы мира.

Старшие сыновья Феанора смогли исполнить Клятву и заполучили сильмариллы. Но камни больше не желали признавать их и жгли их нечистые руки, запачканные совершенными злодеяниями. Старший из братьев, не в силах вынести мук совести, бросился в огненную пропасть и навеки сгинул в подземном пламени. Второй же поступил иначе. Он выкинул свой камень в глубокое море и ушел в неизвестном направлении. Больше о нем никто не слышал. Говорили, что он сошел с ума и скитался по берегу моря, распевая жалобные песни. Приемный сын тщетно искал его, пока ему самому не пришла пора уходить из Средиземья. В конце концов, осталась только легенда, что последнему из рода Феанора суждено бродить по земле до тех пор, пока весь его род не будет прощен за совершенные ими преступления.

Петунья дочитала последнюю страницу и закрыла книгу. Ее слегка потряхивало – то ли от озноба, то ли от бездны, что взглянула на нее со страниц. Еще на прошлой неделе она бы только пожала плечами и посмеялась, какая богатая фантазия у автора. Эльфы, гномы, драконы, божественные сущности – все сплелись в невообразимый клубок в битве ради нескольких светящихся камней. Но каких-то два дня назад Петунья лично встретила самого Феанора, и прочитанная история вдруг стала пугающе реальной.

Настолько, что Петунья совсем не удивится, если сегодня она выкопает на грядках сильмарилл, а завтра к ней постучатся семеро эльфийских головорезов.

Вскоре она встала. Сироп оправдал себя, Петунья чувствовала себя совершенно здоровой и занялась привычными домашними хлопотами. Она позавтракала и засыпала порцию сахара в сусло. Потом полила огород и полюбовалась на почти созревшие стручки фасоли, что в изобилии украшали собой большие развесистые кусты. А среди клубничной листвы она заметила нежные ягоды – завтра она опять сможет снять сладкий урожай.

Предвкушение подбодрило ее, и Петунья сказала себе, что ей и дальше нужно сажать постоянно плодоносящие культуры. Хлопот меньше, а пользы куда как больше.

Мысль про будущие посадки потянула за собой недавний разговор с Бальбо о летних культурах, и Петунья с досадой хлопнула себя по лбу. Вот же растяпа! Совсем забыла заказать летние семена! И даже господин Тук ей не напомнил…

Осталось надеяться, что любезный торговец сам догадается, что они ей нужны и хоть что-нибудь да привезет.

Все еще сокрушаясь о своей неосмотрительности, Петунья покормила курочку и кролика, и вырубила чересчур разросшиеся кусты. И, так как дел на ферме у нее больше не было, она приготовила еще еды, собрала сумку и ушла. Сегодня ей нужно было обязательно найти хотя бы один самоцвет!

Но сперва Петунья отправилась в библиотеку. На стойке библиотекаря высились башни из книг, и разглядеть за ними Туури было невозможно. На звук открывающейся двери она отреагировала своим обычным «добро пожаловать!» и высунулась из-за книг. Увидев Петунью, она радостно воскликнула, но от волнения ее возглас превратился в птичью трель, и Туури смущенно покраснела.

Петунья вытащила из сумки томики любовных романов и осторожно положила на стойку.

– Принесла тебе пополнение для книжных фондов. Возьмешь?

Туури цапнула верхний томик и быстро пролистала его. Она уставилась в буквы, совершенно не мигая, и ее глаза зажглись потусторонним голубым огнем. Пролистав первую книгу, она взялась за вторую, и быстро просмотрела все их. А когда закончила, то довольно вздохнула. Как будто только прочитала их все.

– Конечно! Определю их в секцию легкого чтения! Но сперва переплету, а то они, бедняжечки, того и гляди, рассыпятся, – и она жалостливо погладила книжки по корешкам.

Пока она читала, Петунья осмотрелась. Библиотека явно находилась в стадии реорганизации. На ближайшем столе лежал свиток с какой-то схемой, а некоторые из шкафов уже обзавелись новенькой нумерацией. Туури даже переставила их по-новому, и между дальними шкафами теперь был виден проход в соседнее помещение. Петунья и подумала, может, там найдется место?

– Музей? – переспросила Туури. Идея пришлась ей по нраву.

В соседнем помещении как раз нашлись свободные витрины, которые не подходили для книг, и Туури уже пыталась придумать, подо что их использовать. Петунья достала фигурку и мешочек с детскими вещами, Туури красиво разложила их и тут же снабдила каждый поясняющей табличкой.

– Если найдешь что-то еще, неси! – сказала она, демонстрируя Петунье результат. Фигурка, браслетик, зубки и медальон выглядели немного сиротливо, но только потому, что остальные витрины были пусты. Но их можно заполнить, например, образцами минералов, или красивыми раковинами с пляжа, или даже теми ржавыми ложечками, что пару раз находила Петунья.

Петунья всерьез задумалась над вопросом выставки, а потому не сразу вслушалась, о чем щебечет Туури. Уловила только про то, что нужно больше книг, и рассеянно ответила, что в Башне Волшебника, что в Великом Зеленолесье, этих книг просто тьма. Даже есть какой-то магический фолиант. Жаль лишь, что язык, которым они написаны, ей, Петунье, нисколечки не понятен.

– Ты ведь принесешь их, правда? – воскликнула Туури и схватила ее руки в свои. – Пожалуйста? Пожалуйста? А я прочту их для тебя! Я очень хорошо учу иностранные языки! Это мой конек!

Сперва Петунья пообещала неохотно, лишь бы отвязаться. Но потом вспомнила, как скоро девушка-призрак сумела освоить синдарин, буквально с лету, и тут же задумалась, а сможет ли она также быстро прочесть и ту тарабарщину, что была в книгах Мерлина? Она тут же пообещала себе обязательно проверить это и снова пообещала Туури принести ей еще больше книг.

На этом они попрощались. Петунья напоследок постояла у витрины с экспонатами, узнала, нашла ли Туури ей книги, о которых они говорили в прошлый раз. Библиотекарша махнула рукой на стопки у входа и сказала, что как раз с этим разбирается. Петунья окинула высоту стопок взглядом, оценила на глазок количество книг и преисполнилась уважения. Это насколько же надо любить читать…

Больше откладывать посещение пещер было нельзя, и Петунья направилась на север, в горы. По дороге она ненадолго остановилась у Келед-Зарама и заглянула в его зеркальную гладь. Снова из глубины сверкнула семизвездная корона, но больше ничего. Ни отражения самой Петуньи, ни останков гномов, что лежали на дне.

Войдя в пещеру, Петунья привычно окинула взглядом статуи, стоящие у спуска в подземелье, и даже подумала, действительно ли это просто статуи, как что-то встревожило ее. Она остановилась и внимательно пересчитала фигуры. В прошлый раз их было семь. А теперь – шесть!

Она покружила немного по пещере и вскоре нашла место, откуда ушла статуя. Цвет камня там немного отличался от остального, и до выхода из пещеры тянулась тонкая полоска каменной крошки. Бедный господин Черновлас ковылял к выходу и рассыпался буквально на ходу, поняла Петунья, и ее сердце сжалось от сострадания к несчастному гному.

Она на всякий случай осмотрела остальные статуи, убедилась, что они не собираются сходить с мест, и успокоилась. Достала кирку и приготовилась спускаться на первый уровень, как ее разума коснулся слабый, едва различимый зов.

Петунья вскинула голову и прислушалась. Нет, ей не показалось. Легкие звуки снова коснулись ее мыслей, потребовалось очень сильно сосредоточиться, чтобы услышать хоть что-то.

Это походило на то, как крутят ручку радиоприемника в поисках частоты вещания. Время от времени сквозь треск и гул белого шума прорываются чьи-то голоса – когда отдельные слова, когда целые фразы. Если повезет, можно поймать передачу музыки или новостей, иногда даже на иностранном языке.

Вот Петунья прямо сейчас как раз и «крутила» воображаемую ручку, но сигнал был слишком слаб, а «антенна» – несовершенной.

Наконец, ей удалось настроиться, и она тут же услышала слова:

«Помоги мне, эльф!»

Chapter Text

Слова эти исходили от ближайшей к ней статуи. Длинные волосы статуи были уложены в затейливую прическу, борода завита локонами, а практичную одежду украшало множество узоров и украшений. Петунья решила, что это, наверное, женщина.

Левую руку статуя собрала в пригоршню, и между неплотно сомкнутыми пальцами что-то сверкнуло на свету. В правой же она держала что-то вроде увеличительного стекла.

«Помоги мне, эльф!» – отчаянно взывала к ней каменная женщина. Петунья хотела было поправить ее – ну, какой из нее эльф, – но потом вспомнила, что вчерашний гном тоже, кажется, принял ее за эльфа. И решила, что это не принципиально.

– Как я могу тебе помочь? – тихо спросила она, боясь, что громкий звук вызовет в пещере обвал или что похуже. Или статуи развалятся прямо у нее на глазах. Ведь она знает, какие они хрупкие.

«Свет покинул мои глаза!» приступила к жалобам статуя, и вскоре из ее витиеватого рассказа, если отбросить всяческую шелуху и красивости, стало ясно, что же случилось.

При жизни эта дама была горных дел мастером и изрядно гордилась своими познаниями в минералах. Незадолго до смерти она заполучила диковинку – камень, подобного которому никогда еще не видела. Она изучала его, но конец оказался близок, и дух мастерицы, преисполненный сожалений, так и остался в ее окаменевшем теле.

– И все-таки как?

«Вода» последовал ответ. «Чистейшая вода Келед-Зарама и слеза, что уронил мой сородич. Смешай их и омой мои глазницы.»

Петунья сунула руку в сумку и нащупала сквозь ткань бокового кармашка маленькую белоснежную капельку, упавшую из глаза Тиса Черновласа.

– Но это же камень, – она вполне допускала, что у гномов были способы растворить камень в воде, если потребуется, но как она, Петунья, самая обычная девушка, может справиться с такой задачей?

Статуя едва слышно загудела – она смеялась.

«Глупый эльф» донеслась до Петуньи снисходительная мысль. «Это камень, который может раствориться в воде».

Петунья вспыхнула, топнула ногой, но пошла к озеру. Спускаясь вниз и поднимаясь обратно, она перебирала в голове все известные ей камни и минералы, но так и не догадалась, что же это за камень такой. Может, что-то волшебное? Вроде феаноровых сильмариллов?

Перед тем, как войти снова в темную прохладу пещеры, она увидела на одном из камней у входа белое пятно. И тут она вспомнила, что глаза гнома вчера покрылись белым соленым налетом. Каменная соль!

Она достала соляной кристаллик и растворила его в воде, а потом смочила в ней кончики пальцев и увлажнила глаза статуи. Капельки воды сразу же впитались, как будто в песок. Гномка загудела, поторапливая, и Петунья с размаху выплеснула воду ей в лицо.

Большая часть воды сразу же впиталась, но несколько капель образовали блестящую пленку на глазных яблоках. Статуя моргнула.

Петунья не сдержалась и отпрянула назад.

– Ах… – прошелестела статуя. Тембр голоса был определенно женский. – Наконец-то…

Не теряя времени даром, она задвигала руками. Каменные конечности повиновались неохотно, но все же поднялись, и гномка наклонила к ним лицо.

– Свет, – велела она, даже не взглянув в сторону Петуньи. Все ее внимание было поглощено тем, что пряталось в ее левой руке.

Петунья подошла и вытянула вперед руку с кольцом.

Гномка медленно разомкнула пальцы левой руки. Петунья торопливо прикрыла рот, чтобы восторженный восклик не потревожил мастерицу. На каменной ладони лежал семицветный камень, похожий на обломок радуги.

– Да, это оно, – прошелестела гномка, медленно наводя на чудесный камень увеличительное стекло. – Самоцвет, что не уступает славному Аркенстону и может быть сравним с легендарными Сильмариллами. Но нерукотворный, нет. И не выросший в теле горы. Тоже нет. – Она продолжала шелестеть, осматривая кристалл и перебирая все известные ей минералы, и чем дальше она заходила в своих поисках, тем более раздраженно звучал ее голос. Очевидно, эта загадка была ей не по зубам.

– Разве это не просто осколок радуги? – небрежно предположила Петунья. Эта загадка ее тоже заинтриговала, но ей, конечно, было проще. Она не была ни знатоком камней, ни даже хоть сколько-то опытным горняком.

– Глупость! – гномка возмущенно дернула головой. Раздался треск, и глубокая трещина обвила ее шею, словно ожерелье. Голова закачалась, и Петунья поспешила обхватить ее обеими руками, чтобы не упала. – Глупо, как же глупо… – продолжала шептать та. Увеличительное стекло упало и разбилось, а каменные пальцы крепко сомкнулись вокруг руки Петуньи, как капкан. – Я оставлю этот вопрос тебе, эльф, – требовательно сказала гномка. Трещина на ее шее увеличивалась прямо на глазах, от нее во все стороны побежали трещины помельче. – Прими это как мою последнюю волю, и да не даст Махал тебе покоя, пока ты не выполнишь ее!

Стоило последнему слову сорваться с ее губ, как свет в ее глазах померк, и каменное тело развалилось на куски, оставив в руках Петуньи голову.

– Да я даже не разбираюсь в этом, – растерянно сказала она, обращаясь к голове. Ответа она не ждала, но в тот же миг остатки чужой воли коснулись ее мыслей, передавай некий образ.

Петунья оглянулась. Кружка, в которой она принесла воду, стояла там, где Петунья ее оставила. Аккуратно положив голову на землю, она взяла кружку. На донышке оставалось немного воды. Петунья поморщилась. Глупо, наверное, следовать смутной подсказке, полученной неизвестно от кого… но она уже столько глупостей успела совершить, еще одна мало что поменяет. Она запрокинула голову и, наклонив кружку, капнула остатками воды сперва в один глаз, потом в другой. На мгновение глаза защипало, она зажмурилась, слегка потеряв ориентацию, а когда снова открыла глаза, то разочарованно вздохнула. Ничего не изменилось.

Петунья вернулась к останкам гномки, думая взять с собой радужный камень и показать его Фэанаро, когда они снова встретятся. Он, наверное, разберется, что это. Но, стоило ее пальцам коснуться прохладной и влажной поверхности кристалла, как тот задрожал и разлетелся на мириады крошечных разноцветных искорок.

– Ну и как это понимать? – рассердилась Петунья и топнула ногой. – Сперва дала сложное задание, а теперь еще и сделала его совсем невыполнимым!

Но сколько бы она ни сердилась, никакого толка от этого не было. Дух уже покинул обломки статуи, а другие оставались недвижимы и безмолвны. Никому и дела не было до Петуньи, и она отправилась в подземелье.

Вспыхнули установленные на стенах светильники, освещая пространство. Петунья внимательно оглядела россыпи месторождений перед собой, но не заметила ничего особенного. Все то же самое, что и в первый раз. Она достала кирку и приступила к работе.

Сегодня ей немного везло. Самоцветов она пока не нашла, но зато быстро открыла проходы на нижние этажи. Довольно скоро Петунья достигла пятого. С виду он ничем не отличался от верхних, кроме того, что здесь была шахта с подъемным механизмом. Дернув за рубильник сбоку, Петунья услышала скрип откуда-то из глубины, и вскоре к ней подползла небольшая люлька. Она выглядела грубой, но надежной, хотя перила, отрегулированные под рост гномов, для Петуньи оказались низковаты.

Осмотрев лифт, Петунья вернулась к работе. Когда она разбивала месторождения, добывая камни и уголь, ее внимание привлекло странное сияние впереди. Это была точно такая же жила, как предыдущие, но ее окутывало едва заметное рыжее свечение. Петунья ударила киркой, и на землю упали три красновато-рыжих осколка с явным металлическим отблеском.

– Это же… – и в ее голове внезапно появилось знание, как это было раньше, с травами и деревьями. – Это медь. – Петунья ощупала свою находку и убедилась в правильности своих выводов.

Она быстро огляделась в поисках чего угодно, что выглядело бы не как обычно. Нашла точно такое же месторождение с отблеском и получила из него еще два медных кусочка. Окрыленная новым умением, Петунья обошла весь пятый уровень и нашла еще три месторождения меди, а в самом дальнем углу ее ждал сюрприз. Эта жила светилась тусклым фиолетовым светом. Стоило разбить ее, как из нее выпал небольшой самоцвет нежного лавандового цвета.

Петунье не нужны были подсказки, чтобы узнать аметист. Она вертела его в руках и рассматривала то на просвет, то просто так, чувствуя себя невероятно счастливой. Она больше не сердилась на гномскую мастерицу. Наоборот, от всей души поблагодарила за столь чудесный дар и пообещала обязательно выполнить ее последнюю волю.

Поглощенная охватившей ее радостью, Петунья не сразу обратила внимания на новый звук. Он неуклонно приближался, пока не превратился в легко узнаваемое жужжание. Петунья спрятала аметист в сумку и огляделась в поисках насекомого. И, конечно, оказалась совершенно не готова, когда на нее налетел огромный, размером с воробья зеленый жук. Он врезался в нее со всего размаху, заставив отступить на несколько шагов, и довольно чувствительно куснул через кофту. Петунья взвизгнула, сбрасывая с себя чудовище, затопала ногами, пытаясь раздавить его, но жук увернулся, взлетел и снова помчался на нее.

Тут Петунья потеряла всякое самообладание и, сломя голову, понеслась к лестнице. Но оттуда ей навстречу вылетел еще один жук, и ей пришлось свернуть. Впереди была только лифтовая шахта. Петунья впрыгнула в люльку, вцепилась в поручни, когда та закачалась, а потом, не сводя глаз с летящих к ней насекомых, дернула рычаг.

Внизу и вверху загудело и заскрипело. Заскрежетали цепи подъемника. Потом люлька дернулась и весьма споро поползла наверх. Петунья выдохнула, когда лифт вполз в шахту, а насекомые остались на этаже. Спустя несколько долгих минут лифт остановился, и Петунья выползла из него в ту самую пещеру со статуями.

– Больше никогда, – простонала она, умом понимая, что ей еще не раз предстоит воспользоваться этой адской машиной.

Когда ноги перестали трястись, она поднялась и скинула кофту. Внимательно осмотрев руку, Петунья нашла только неглубокую царапину в том месте, где ее укусил жук, но на всякий случай смазала ее мазью. В кофту она сложила обломки статуи и пошла к озеру.

Снаружи уже наступила ночь, и круглая луна висела прямо в центре неба, освещая всю округу своим холодным светом. И в ее свете на сломанных створках ворот появился невидимый днем рисунок. Серебряные линии обрисовывали очертания арки с двумя колоннами, увитыми кронами деревьев. Прямо посередине сияла знакомая уже звезда Феанора, над нею была выгравирована корона, а вдоль арочной дуги шла надпись:

«Врата Дурина, Повелителя Мории: Молви, друг, и войди. Я, Нарви, сделал их, а Келебримбор из Эрегиона написал эти слова.»

Chapter Text

Петунье снова снилась та самая кузница. Как и в тот раз, когда она безрассудно сунула в огонь левую руку, вообразив себя отважным Муцием Сцеволой. Знакомый кузнец мерно бил молотом по наковальне, и искры, вылетающие из-под каждого удара, разлетались в стороны, превращаясь в сияющие золотые колеса. Одно такое проплыло мимо Петуньи, и она, не удержавшись, заглянула в него.

Внутри колеса возвышалась высокая гора, вокруг которой парило множество странных птиц и взрывались фейерверки. Петунья присмотрелась и ахнула – это были не птицы! Это люди в странных длинных одеждах с широкими рукавами ловко летали, стоя на мечах, и всполохи чужеземной магии возникали то тут, то там. Кажется, это был самый разгар сражения. Узнать, кто победил, Петунье не удалось. Колесо, которое оказалось окном в другой мир, уплыло от нее и исчезло.

Она сунула любопытный нос в еще пару окон, но потом ей наскучило, и она подошла поближе к наковальне. Встав неподалеку от мастера, она вежливо покашляла.

Кузнец не удостоил ее взгляда, лишь на мгновение придержал молот и указал ей на высокий табурет неподалеку, а потом вернулся к работе. Петунья влезла на табурет и уставилась на наковальню.

– И что ты тут делаешь? – спросил Фэанаро. Молот в его правой руке послушно плющил кусок металла на наковальне, а щипцами, зажатыми в левой, мастер ловко переворачивал заготовку то одной, то другой стороной. Как бы Петунья ни смотрела, она не могла понять, что же он делает.

– Я дочитала, – сказала она.

Фэанаро понятливо угукнул. В этот момент огонь в горне полыхнул так яростно, что отдельные языки пламени перескочили на фартук и руки кузнеца, но он просто смахнул их и продолжил работу. Наконец, он закончил. Отложил молот, сунул раскаленный металл в ведро с водой, и оттуда повалил густой пар. Потом он снял тяжелый кожаный фартук и большие рукавицы и принялся переплетать косу.

– Полагаю, раз так, у тебя появились вопросы?

Петунья болтала ногами и смотрела по сторонам, как маленькая девочка. Она была уверена, что эта кузница совсем не то, чем кажется, но не знала, как спросить.

– Ну, ты же обещал, – она пожала плечами. – Но не сказал, когда. Кстати, что это за место?

Король эльфов – а был ли он самом деле просто королем? – усмехнулся, но так, по-доброму. Словно она была несмышленым дитем, что простодушно спрашивало обо всем, что было на языке.

– То, где маленькой смертной точно нельзя находиться, – ответил он. – Это место, где рождаются новые миры. А теперь – кыш, – он повелительно махнул рукой, Петунью резко отбросило назад, и она проснулась. Глядя в потолок, она услышала слова: – Я приду завтра, как закончу работу. Тогда и отвечу на твои вопросы.

Петунья села и оглянулась на огонь в очаге. Но, как ни прислушивалась, не смогла уловить от него привычного ощущения присутствия кого-то грозного и всемогущего. Кажется, его и правда тут нет.

Она фыркнула, упала на подушку и закрыла глаза. Но сон не шел, и Петунья взялась читать Алую книгу хоббитов. А когда утром зазвенел будильник, она неожиданно выяснила, что успела прочесть первую часть приключений Фродо.

По телевизору сегодня шла «Королева соуса». Готовя немудреную кашу с овощами, Петунья вдоволь попускала слюнки на рецепт омлета – у нее были яйца и мука, но не было ни капли молока! Она даже прикинула, сможет ли купить его у Бальбо, но решила, что с хоббита станется продать ей целую корову.

Которую совершенно негде держать.

Праздно размышляя, что надо бы построить хлев – да и курятник нормальный поставить – Петунья проглотила завтрак, даже не заметив вкуса, помыла посуду и, взяв ведро, пошла собирать урожай. Стручки фасоли уже созрели и тяжело свисали с ветвей. Она сорвала один и, надкусив, раскрыла. На ладонь выпали несколько больших, блестящих бело-розовых фасолин. Такие красивые, что их можно было принять за драгоценные камни. Петунья бросила их в ведро и обеими руками принялась срывать стручки. Ведро заполнялось трижды – и одно она сразу опрокинула в новенький сундук с аметистом на крышке, а два продала. Последние стручки едва заполнили ведро на треть.

Затем Петунья собрала клубнику. По всему было видно, что три урожая подряд истощили растения – ягод было не так много, как раньше. Петунья их сразу съела и облизала окрашенные сладким соком пальцы.

И еще была пшеница. Вид аккуратный золотых колосьев, тяжело покачивающихся на ветру, напомнил Петунье старую детскую забаву «петушок или курочка». Она срезала несколько колосьев и, зажав их в кулаке, резко провела вверх. Спелые зерна сами собой посыпались в подготовленный мешок, и Петунья присвистнула, сама от себя не ожидая такой силы. Но дело пошло, и она даже принялась напевать какую-то песенку за работой.

Громкий требовательный крик раздался с высоты, прервав ее. Небольшой плотный мешочек с размаху упал в мешок, заставив семена брызнуть во все стороны, а на крыльцо уселся старый знакомый, золотой трехлапый ворон. Он поглядел на Петунью и требовательно каркнул.

– Да-да, сейчас, – Петунья вытащила плату и пошла в дом за мисками. По пути заглянула в мешочек – в нем лежали несколько круглых конфет, ничем не примечательных.

Закончив с пшеницей, Петунья переложила вещи из старого сундука в новый, а потом выкатила на улицу большую кадку – наступило время стирки. Вскоре чистые вещи вновь украсили собой ветви деревьев, и Петунья уже привычно подумала о сушилке.

Ворон наелся и прихорашивался на крыльце, чистил перышки клювом с таким видом, будто у себя дома. Петунья зашла в дом переодеться, положила в сумку пшеницы для Туури, и ушла. Ворон каркнул ей вслед что-то не слишком одобрительное, но она пропустила это мимо ушей. Еще не хватало слушать глупую птицу.

Дядюшка Бальбо уже открыл свой передвижной магазинчик, и Петунья помахала ему рукой. Она забежала в библиотеку, и крохотная птичка с хохолком поприветствовала ее радостным чириканьем. Петунья насыпала ей зерна, сходила посмотреть на витрину и поспешила к торговцу, оставив за спиной звонкий стук, разносящийся среди книжных шкафов.

– Я передал ваше письмо, сударыня, – сказал хоббит после всех приветствий, и у Петуньи потеплело на душе. Значит, ее письмо дошло до Сьюзан. Интересно, как ей понравится то, что там написано? Порадуется ли она успехам Петуньи или, может, решит, что ничего особенного? Хотя, о чем это она. Конечно, порадуется. Это же Сьюзан. Потом хоббит передал ей завернутый в полотенце кусок пирога: – А это от госпожи Тук. Уж очень ей пришлась по вкусу ваша клубника!

Петунья приняла подарок и неловко улыбнулась:

– Вы знаете, господин Тук, кажется, в прошлый раз я совсем забыла у вас про летние семена спросить. Может, у вас есть что-нибудь с собой?

Конечно, у него с собой было. И не что-нибудь, а несколько десятков мешочков с семенами, которые он тут же красиво разложил на прилавке.

– Вот, смотрите, сударыня, – и он приглашающе повел рукой, приглашая ее ознакомиться. – Лучшие хоббитанские сорта!

Петунья склонилась над прилавком. Семена были рассортированы по виду – фрукты с фруктами, овощи с овощами, цветы с цветами, – а каждый мешочек аккуратно подписан, так что ее главной заботой оставалось выбрать. Она уточнила на всякий случай, какие культуры будут давать несколько урожаев, и сразу же определилась.

Хоббит посоветовал ей кукурузу и подсолнухи, которые будут давать урожай вплоть до конца осени, и тыкву-сквош, немного похожую на горлянку. Сама она решила взять семена летнего блестника, на вино, и чернику. А еще жгучий перец, диковинные розовые дыни и карамболу, про которую доселе никогда не слышала.

После покупок господин Тук вновь предложил ей кофейку. Сидя на скамейке под раскидистым деревом и слушая, как шумит внизу бурная река, Петунья, как бы между прочим, спросила, а не знает ли дядюшка Бальбо что-нибудь о некоем Феаноре?

Хоббит нахмурил лоб, погудел себе под нос озадаченно, словно шмель, потом его лоб разгладился, и он сделал глоток кофе.

– Вы, верно, про Фэйнора-Искусника говорите, сударыня. Знаю, как не знать. Легенды бают, великий мастер был, – и он выставил вверх указательный палец. – Много чего придумал – даль-камни, например, или свет-камни. Буквы, какими мы пишем, как говорят, тоже его придумка. Но в наших краях больше известен его внук… ммм… Запамятовал его имя… Господин Фродо, когда отправился в свое приключение, проходил через старое королевство гномов. И там были зачарованные двери, на которых стоял знак Фэйнора. Мол, врата эти сделали гном и эльф в дни великой дружбы. И как там было написано… – он задумался, потом посветлел и продекламировал: – Точно! Такая простая штука, но голову придется поломать. «Скажи «друг» и войди!». Это у них такой пароль был.

А Петунья сразу вспомнила сияющие в лунном свете сломанные врата.

– Келебримбор? – спросила она, и господин Тук важно кивнул. Вот оно как. Значит, не просто так на воротах сияла звезда. – А он чем был известен, вы знаете? – Книга заканчивалась легендой о судьбе второго из сыновей Феанора, и только крохотный абзац в послесловии упоминал об ужасной гибели его внука.

Господин Тук покачал головой.

– Как говорится, за что купил, за то и продаю, но господин Фродо писал, что это он сделал те самые волшебные кольца, из-за которых в Третью Эпоху весь сыр-бор случился. Три эльфийских, сколько-то там гномьих и человеческих. И даже вроде как имел отношение к тому самому, вражьему кольцу.

Хоббит продолжал рассказывать, и с его слов выходило, что когда-то в мире волшебных колец было пруд пруди, на любой вкус. Но самыми важными были, конечно, те самые. Про них еще считалочка есть, сказал он, но не вспомнил. Слушая его, Петунья коснулась кольца с зеленым камнем, что сидело на ее руке как родное. А вдруг оно тоже из тех колец? Хотя, наверное, нет. С того дня, как она уронила его в камин и увидела выгравированное внутри слово, за ним не наблюдалось никаких волшебных свойств. Оно было просто красивое. Просто зеленый камушек, если приглядеться, стал чуть менее мутным.

Но вряд ли оно волшебное.

Chapter Text

Как ни интересно было беседовать со словоохотливым хоббитом, пришла пора прощаться. Петунья, как уже привыкла, проводила уезжающую вдаль повозку взглядом – ей ни разу еще не удавалось углядеть, в какой момент открывается переход в Новую Хоббитанию, – и сама вернулась на ферму.

Пройдя в ворота, она издалека услышала странные громкие звуки, будто стая голубей устроила сеанс одновременного курлыканья. Удивившись, ведь за целый месяц ни одного голубя тут она не видела, она прошла к домику и вскоре узнала, что это было. На крыльце, вытянув длинные ноги, сидел Фэанаро, а золотой ворон, топчась всеми тремя лапами, словно кот, ластился к нему и издавал те самые громкие звуки.

Фэанаро кивнул ей в знак приветствия.

– Все купила? – спросил он, как будто у них был разговор на эту тему. Впрочем, в том, что каждый четвертый и седьмой день она ходит за покупками, никакой тайны не было.

Петунья угукнула и подошла ближе. Ворон зыркнул на нее и продолжил ластиться к эльфу. Миски, в которых она подавала ему еду и воду, уже стояли в стороне, пустые.

Она не удержалась от шпильки:

– Везет тебе, Курво с тобой такой ласковый. А я, хоть и кормлю его, ни разу не удостоилась.

Фэанаро наградил ее странным взглядом.

– Как ты его назвала?

– Курво, – повторила Петунья, гадая по себя, чего это он? Может, она не то слово использовала? Она поспешила объяснить: – Он же сам так говорит.

Фэанаро улыбнулся и ласково погладил ворона по золотым перьям, а тот закурлыкал еще громче.

– Курво, – сказал он, продолжая гладить птицу, – это сокращение от «Куруфинвэ». В нашей семье это имя носили трое. – Петунья призадумалась. Из книги она знала, что таким было отцовское имя самого Фэанаро и одного из его сыновей. А кто же третий? – Третьим это имя получил мой внук. Но в истории он остался известен под материнским. На языке синдар оно звучало как Келебримбор.

Стоило ему произнести это имя, как ворон вскинул голову, захлопал крылья и прокричал несколько раз:

– Курррво! Курррво! – в его крике удивительным образом смешались печаль и тоска. Какая странная птица.

Петунья подошла к крыльцу, Фэанаро посадил ворона себе на плечо и подвинулся, освобождая ей место. Она села рядом, чувствуя себя немного неуверенно. Разве не странно, она несколько дней ждала, когда сможет спросить у него обо всем, а теперь – робеет.

– Я ведь могу спросить? – уточнила она на всякий случай. Когда он кивнул, она собралась с духом и выпалила: – Разве ты не должен быть в Мандосе?

Фэанаро вздернул бровь, как бы спрашивая, неужели это лучшее, до чего она додумалась. Петунья порозовела от смущения, но продолжила ждать ответа.

Он ответил:

– Нет, я не должен быть в Мандосе. Потому что я никогда не принадлежал Арде по-настоящему. Моя мать не зря дала мне такое имя.

Петунья сразу вспомнила его первое появление – живой огонь, принявший человеческие очертания. Выжженные следы у порога, когда он караулил ее сон, до сих пор оставались напоминанием о той страшной ночи. Она подумала, неужели, это была его душа? Фэа, как говорят эльфы. В книге писали, что его тело обратилось пеплом после смерти… он что, и Чертоги Мандоса испепелил бы, попади туда?

– Тогда… кто ты такой? Ты ведь не просто король эльдар. – Она обратилась к тексту книги и добавила. – Да ты и королем никогда не был.

Фэанаро хмыкнул.

– Какое догадливое дитя. – И покачал головой. – На этот вопрос я тебе ответить не могу.

– Но ты обещал! – уличила его Петунья.

Он легко парировал:

– Это правда, я обещал ответить на твои вопросы. Но не говорил, что на все.

Петунья надулась. Но крыть было нечем. Он и правда не обещал ответить на все вопросы. Подумав, она перешла к следующему, что ей действительно хотелось узнать:

– А что такое эти твои сильмариллы, можешь рассказать? И почему ты был так одержим ими?

Было немного боязно, что этот вопрос разозлит его, но Фэанаро, на удивление, остался спокоен. На страницах книги его описывали как впавшего в ярость и безумие из-за потери камней, но сейчас они, кажется, больше его не заботили.

– Сильмариллы хранят в себе изначальный свет, не оскверненный Морготом. В конце времен, когда мир будет разрушен, с их помощью можно будет создать новую Арду, такой, какой она была задумана изначально. – Он немного помолчал, как будто раздумывал, стоит сказать или нет, но все же сказал: – Собственно, я и пришел в Арду только затем, чтобы создать их. Словно мать, что носит в себе дитя и питает его своим телом, я выносил их идею и напитал их собственным духом. Даже спустя столько лет, часть моей души все еще горит в них, и я чувствую, где они и что с ними. Представь, что было в самом начале, когда Моргот похитил их.

– Ты сошел с ума? – прошептала Петунья, и он кивнул. – И заставил сыновей дать ту ужасную Клятву? Разве… разве ты не мог предвидеть, к чему она приведет?

– О нет, даже не начинай! – Фэанаро демонстративно закатил глаза. – Я устал от попыток тех, кто даже не знал меня лично, выставить меня каким-то злодеем. Я не мог их заставить! Я был их отцом, а не рабовладельцем. Они были взрослыми и последовали за мной добровольно. Пусть даже я предполагал, к чему это приведет. Другого выбора все равно не было.

Петунья нахмурилась. В прочитанной книге не было ни слова о каких-то причинах. В ней все выглядело так, будто Фэанаро сошел с ума и, охваченный жаждой мести, решил положить все и вся в своем безумии.

– Камни были похищены. Оставить их в руках Моргота было ничем не лучше, чем если бы они продолжали оставаться у меня. Они были созданы для конкретной цели, и для того, чтобы в будущем они этой цели послужили, их следовало вернуть и поместить в строго определенные места. Жизнь дарованной мне хроа подходила к концу. И я не мог этого сделать, но мои сыновья – да.

У Петуньи голова пошла кругом от такого… такого бесстыдства! Неужели он пытается ей сказать, что все развязанные его сыновьями войны были необходимы? Но только она открыла рот, чтобы вывалить это на него, как почувствовала на своих губах его руку.

– Дитя, – Фэанаро лукаво улыбнулся, – я могу рассказать только свою историю. Если ты хочешь узнать историю моих сыновей, тебе стоит спросить их самих.

Петунья отстранилась и недовольно потерла губы, стирая с них ощущение чужой руки. Ладонь Фэанаро оказалась неожиданно горячей, словно под кожей бушевало пламя.

У нее было еще много вопросов, но теперь она не могла их задать. Где она будет искать его сыновей, чтобы спросить? Скорее, она умрет, так и не утолив своего любопытства! Но один вопрос у нее оставался. Просто у нее в голове не укладывалось, что кто-то, столь могучий, что может ударами молота создавать миры, нуждается в ней…

Но, переборов свою неуверенность, она все же спросила:

– Я… могу тебе чем-то помочь?

Повисла тишина. Фэанаро гладил ворона, а Петунья глядела в землю у своих ног и чувствовала себя ужасно глупой. Потом она услышала шум крыльев и, подняв голову, увидела, как ворон улетает прочь.

– Мои сыновья отличались от других эльдар, – вместо ответа сказал Фэанаро. Петунья бросила на него косой взгляд. К чему это он? – Их фэар не были так сильно привязаны к Арде, и, когда их хроар погибли, они все устремились следом за мной. Кое-что случилось, и в результате их души оказались разделены и разбросаны по разным мирам. Уцелели только мои старшие, чьи души и тела были опалены изначальным светом.

– Я не понимаю… – прошептала Петунья.

– Я создал это место, – он показал рукой на ферму, – чтобы спасти их. Но моя суть губительна для материи. Как бы я ни пытался, я не могу войти ни в один из миров. – Постепенно, Петунья начала понемногу понимать. Но оказалась не готова, когда гордый Фэанаро склонил перед ней голову и попросил: – Помоги мне, дитя. Стань сосудом воли моей, чтобы через тебя я мог вернуть своих детей.

– Ты… – она осеклась. Она хотела выпалить, что ты почти что бог, неужели я, простая смертная могу что-то для тебя сделать, но не смогла. Как будто чья-то сила запечатала ей рот, сковала холодом горло, чтобы ни единого звука не вырвалось из ее губ.

Она яростно посмотрела на Фэанаро, уверенная, что это его рук дело.

– Я мог бы рассказать тебе. Ответить на любые твои вопросы. Это не сложно. – На миг его голос вдруг стал объемным и многозвучным, и маленький мир фермы содрогнулся, отвечая своему создателю. На небе одновременно показались солнце, луна и звезды – нестерпимо яркие и пульсирующие. Петунья торопливо зажмурилась, едва не ослепнув, но он махнул рукой, и мир вновь вернулся к своему обычному виду. – Видишь, ты слаба. Лишнее знание станет для тебя смертельной опасностью. Но не бойся. Беспомощной я тебя не оставлю. Я научу тебя всему, что ты захочешь, и что тебе потребуется. Любое мастерство, которое тебе вздумается освоить – я дам тебе. Даже то смешное искусство, которым ты так сильно жаждешь овладеть.

Петунья не могла отвести от него глаз. Ее тело била дрожь – то ли страха, то ли восторга от внезапно открывшихся перспектив. Существо перед ней… нет, ей даже подумать было страшно о том, кто он такой.

– Не слишком ли много ты хочешь дать мне? – Она прочла достаточно книг, что усвоить простую истину: кому многое дается, с того многое спрашивается. Насколько сложна задача найти его сыновей, если он готов стольким поступиться?

Фэанаро проигнорировал ее вопрос.

– Твой ответ?

Под его взглядом Петунью вдруг охватило нестерпимое желание, чтобы все это оказалось сном. Она проснулась, а вокруг оказалась скучная, предсказуемая жизнь. По крайней мере, там она знала, что делать. Найти работу, выйти замуж, родить ребенка, переехать в пригород, вести хозяйство, сплетничать с соседками и соревноваться в красоте палисадника. Раз в год принимать в гостях сестру, которая определенно найдет себе такого же ненормального, как и она сама, мужа, а племянники Петуньи совершенно точно будут сущим кошмаром. И никогда даже не вспоминать о том, что ей приснилось однажды…

Но… тут Петунья подумала, что уже купила летние семена, и надо хотя бы посмотреть, что из них вырастет. И правда ли, что лето уже завтра? Еще дождаться письма от Сьюзан – ей не хотелось оставлять эту, так странно возникшую, но драгоценную дружбу. И найти радужный камень. Прочесть все книги в библиотеке, научиться магии и увидеть другие миры…

Тут до нее дошло, что это было испытание ее решимости. Что за глупость. Разве она не сделала выбор еще тогда, когда согласилась на помощь странного бармена и увязла во всем этом с головой? Так какой смысл отступать теперь?

Петунья Эванс ни за что не откажется спасти семерых красавчиков!

– Я согласна, – сказала она, и мир вокруг чуть-чуть, самую капельку, изменился.

На лице Фэанаро расцвела улыбка, и Петунья поспешила себе напомнить, что он женат и это навсегда. Потому что как еще справляться со столь прекрасным зрелищем?

Фэанаро проколол себе указательный палец, и на кончике выступила алая бусинка крови.

– Раньше я уже дал тебе кое-что, – сказал он, и Петунья машинально потерла левую ладонь, где в центре ладони чернел ожог в виде колеса с восемью спицами. – Я создал его недавно. Назвал «Ключ от всех дверей». Но вот беда. Я и не подумал, что воспользоваться им может только тот, кто моей крови. Поэтому, дитя, – капелька крови сорвалась с его пальца и влетела ей в рот. Петунья машинально проглотила ее и вскрикнула от боли – обжигающе горячий сгусток пролетел сквозь ее тело к магистериуму и упал прямо в центр серебристого озерца эссенции. – С этого дня ты тоже мое дитя, хоть и не рождалась от меня и моей жены. Драгоценная дочь, что спасет всю семью, Мириэль.

Петунья едва слышала его. Капля его крови горела так яростно, что, казалось, вскоре сожжет ее дотла, эссенция белой тинктуры закипела, а магистериум, до того неподвижный, двинулся с места и начал вращаться, с каждым оборотом набирая скорость. И от этого было слишком больно, больше, чем Петунья могла вынести. Но прежде, чем сознание покинуло ее, она услышала:

– Мне жаль, что тебе нужно быть такой стойкой, дитя. Но не переживай. Когда ты найдешь своих братьев, они позаботятся о тебе. А пока – спи. Когда ты проснешься, я оставлю тебе несколько подарков в честь твоего дня рождения.

Она хотела сказать, что ее день рождения осенью, но губы ее не слушались, и она провалилась во тьму.

Chapter Text

В конце учебного года у профессоров Хогвартса всегда хватает забот. Первые экзамены от первокурсников, которые своими переживаниями чуть не сносят Астрономическую башню. СОВы и ТРИТОНы у пятых и седьмых курсов. Да еще нужно выделить время на проверку эссе, учебный план и собственные проекты, которые, будем честны, никому не хочется забрасывать.

Как справлялись со всем этим ее коллеги-деканы, профессор Спраут не знала. Лично ей помогали держаться кое-какие, унаследованные от бабушки-феи, секретики.

Но даже среди круговерти последних дней мая и слепой бы заметил, как резко упала успеваемость рыжей старосты Гриффиндора. И началось это примерно с середины апреля, с письма от родителей.

Как правило, деканы не лезли в дела чужих факультетов, и Помона не сомневалась, что милейшая Минерва приложит все усилия, чтобы разобраться, но в этом случае… ей было интересно, не связано ли это с некой известной им обоим особой. Поэтому, сразу, как только прозвенел звонок об окончании урока, и студенты-шестикурсники засуетились, спеша покинуть оранжереи, Помона окликнула студентку:

– Мисс Эванс, – та посмотрела на нее, а за ней это движение повторили и неразлучные друзья Поттер с Блэком, – задержитесь, будьте так любезны. Это по поводу ваших вопросов.

Никто и не обратил на это внимания. Лили Эванс никогда не упускала случая спросить что-нибудь не по теме у профессора. Вскоре все студенты ушли, остались только Лили и ее приятели, пасущиеся у выхода из оранжереи.

– Профессор, я не…

Помона прервала ее. Она сняла рабочие перчатки и бросила их на стол.

– Мисс Эванс, – сказала она, – я заметила, что ваша успеваемость ухудшилась. На уроках вы витаете в облаках, а в домашних эссе допускаете совершенно первачковые ошибки. Хорошо, что у вас не выпускной курс. Иначе для вашего итогового табеля были бы совершенно печальные последствия. Что с вами происходит?

Недоуменное выражение на хорошеньком личике молодой ведьмочки сменилось сперва виноватым, а потом она совершенно по-детски опустила голову. Помона отдала бы… ну, лист тентакулы на отсечение, что девчонка прячет слезы.

Шмыгнув носом, Лили пробормотала, что обязательно исправится, пусть профессор не беспокоится.

Помона вздохнула. Ох уж это подростковое упрямство!

Она взмахнула палочкой и пролевитировала на свой рабочий стол горшочек. В его центре торчал небольшой зеленый росточек. Это пустил первый побег тот самый Аглаофотис, выигранный ею на недавнем празднике. Помона призвала лейку и пакет с удобрениями и принялась замешивать воду для полива.

Не отрываясь от своего занятия, она повторила:

– Мисс Эванс, я все еще жду. Ваши отговорки, что вы обязательно исправитесь и бла-бла-бла, оставьте для кого-нибудь другого. Итак?

Строгости в последнем слове пылкое сердце влюбленного Джеймса Поттера не выдержало, и он подлетел к столу и встал чуть впереди своей зазнобы. За ним подтянулся и Блэк. Помона фыркнула про себя от умиления: ах, молодость…

– Профессор Спраут! Эванс ни в чем не виновата! Ей сложно сосредоточиться, у нее сестра пропала!

Помона вздернула брови. Пропала? Подумав, позвала домовика и попросила накрыть чай. Когда все было готово, она пригласила студентов за столик.

– Могу я услышать вашу историю, мисс Эванс? – как можно мягче спросила она.

Лили Эванс хлюпнула носом в чашку, но быстро утерла слезы и в нескольких словах, не тратя время на личные подробности, рассказала. С ее слов выходило, что прошлым летом между родителями и сестрой произошла размолвка, после чего Петунья Эванс, громко хлопнув дверью, покинула отчий дом.

О причинах размолвки Лили умолчала, но Помоне, которая не первую магглорожденную студентку обучала, все было ясно и без слов. Не первый и не последний раз она сталкивается с тем, что братья и сестры завидуют своим волшебным сиблингам, а родители чрезмерно тех опекают.

Позже, как сказала Лили, родители нашли способ узнавать о делах старшей дочери через хозяйку, у которой та снимала квартирку. И все было хорошо примерно до весны. Петунья закончила профессиональные курсы и нашла работу в сити, и родители уже начали думать, что еще немного, и они смогут помириться, как случилось это.

– В начале марта мама созвонилась с хозяйкой, и узнала, что Туни съехала, – сообщила Лили и все-таки шмыгнула носом. – А куда не сказала. Папа навел справки, оказывается, ее уволили еще двадцать восьмого февраля, и на следующий день она выехала. Я… я попыталась найти ее с помощью магии, но, – она замолчала и глубокого задышала ртом, пытаясь справиться со слезами.

Джеймс Поттер подал ей платок и закончил за нее:

– Мы с Бр… Сириусом тоже пытались, даже поиск по крови провели, но так ничего и не получилось.

– Как в воду канула, – поддакнул Сириус и тут же беззвучно охнул, получив от друга локтем под ребра.

Поттер сделал ему большие глаза и кивнул в сторону шмыгающей носом однокурсницы.

– Если у вас есть фото, могу я посмотреть? – Лили покопалась в сумке и протянула небольшую фотокарточку. На неподвижном фото была изображена вся семья – родители и две дочери. В глаза сразу бросалась одна из девочек. На фоне рыжеволосых матери и сестры и черноволосого отца она выглядела инородным бледным пятном. Но в чертах лица, тем не менее, проскальзывало семейное сходство.

Помона пила чай и рассматривала фото. Какая странная история. Это точно та юная леди, которую она повстречала на празднике. Правда, она выглядела немного красивее, но это как раз не странно: феи частенько приукрашивают свою внешность. И она совершенно точно не была обычной магглой. Все присутствующие – и даже сама Фаб Джи, не последняя в их кругах дама, – относились к ней с очень большим почтением.

– Вашей сестре ведь не приходило письмо из Хогвартса? – спросила она на всякий случай, ведь ответ уже знала.

Лили покачала головой. И добавила, что сестра так сильно хотела учиться магии, что даже написала письмо Дамблдору.

– А она крутая, – уважительно присвистнул Сириус.

– Ты не рассказывала, – сказал Джеймс, и Лили покраснела. Она пробормотала что-то, что с этим была связана не очень красивая история и пока не хочет об этом рассказывать.

– И ничего необычного с ней не происходило? – продолжала допытываться Помона.

Лили покачала головой, потом задумалась и неуверенно сказала:

– О, разве что наша бабушка… она никогда не любила Туни. Все говорила, что она фейский подменыш и пыталась выгнать ее. Но, – на лице Лили появилось неловкое выражение, – она была сумасшедшая. Так что ее никто никогда не слушал.

История с подменышем многое объяснила бы, будь это правдой. Но Помоне Спраут, внучке феи, было доподлинно известно, что фейские подменыши на самом деле детеныши кобольдов, и, оказавшись в обычной семье, они довольно скоро умирают, не прожив и года.

– История с подменышем и правда нелепость, мисс Эванс. Жаль, что вашей сестре пришлось это выслушивать, – она вернула фото и подлила всем чаю. – Могу вас заверить, в частном порядке, конечно, с вашей сестрой все хорошо, – сказала она своим обычным добродушным тоном, что так располагал к себе детей, и все трое уставились на нее.

Лили Эванс подалась вперед, чтобы не упустить ни единого словечка.

– Это правда, профессор Спраут? Но откуда…

– О, я познакомилась с ней буквально на днях, на празднике фей в честь Белтайна, – Лили и Джеймс недоуменно переглянулись, зато Сириус Блэк все понял и уставился на профессора во все глаза. – Она казалась здоровой и весьма довольной жизнью. Так что не переживайте. Через некоторое время вы снова встретитесь.

– Я не понимаю, профессор. Что может Туни делать на празднике фей? Разве это не опасно?

Помона улыбнулась и подлила всем чаю.

– Я думаю, мистер Блэк сможет просветить вас относительно некоторых тонкостей, мисс Эванс. Это те вещи, которые все еще передаются в некоторых семьях. Но кое-что я и так могу вам сказать. – Она снова вспомнила молодую девушку, от которой весь вечер не отходил кто-то очень важный и очень могущественный. Настолько, что феи предпочитали вовсе его не замечать. Сама Помона и еще несколько приглашенных магов смогли заметить его краешком глаза исключительно потому, что настоящими феями они не были. Но и этого хватило, чтобы поселить в них страх и трепет перед превосходящей мощью. – Как вы знаете, волшебником можно только родиться. Но есть еще феи. И вот как раз феей можно только стать.

Chapter Text

Наступление лета принесло с собой перемены.

Проснувшись по утру, сама, без будильника, Петунья не сразу поняла, где она. Она лежала на широкой двуспальной кровати посреди пустой комнаты. По размерам это помещение было почти таким же, как ее фермерский домик, но куда-то пропали камин и телевизор, и другая мебель. Осталась только ее сумка, с какой она приехала из Лондона.

Петунья поднялась и выяснила, что спала одетой. Она подошла к закрытой двери и, открыв ее, уставилась на соседнюю комнату, которой, она точно это помнила, вчера еще не было. Потупив немного, она переступила порог и огляделась. Эта новая комната была в два раза просторнее предыдущей. Половину пола застилал черно-белый кафель, а вдоль противоположной стены выстроился большой кухонный гарнитур.

Петунья даже глаза протерла, но нет, чудесное видение не собиралось исчезать. Она продолжала видеть несколько шкафов с выдвижными ящиками и дверцами, рабочую поверхность для готовки, раковину, плиту и холодильник! Сюда же переместились и все прочие предметы мебели, включая горящий камин и телевизор с тумбочкой.

Петунья в несколько шагов подошла и обеими руками ощупала неожиданное богатство. Дерево под ее рукой было твердым и реальным. Принюхавшись, она почувствовала слабый запах морилки. Затем она заглянула за каждую дверцу и выдвинула каждый ящичек. Они были пусты, но ее это не расстроило. Чем их заполнить найдется. Потом она покрутила ручки крана, и в раковину потекла вода. Правая ручка давала горячую воду, а левая – холодную. В процессе Петунья выяснила, что, если их правильно отрегулировать, то из единственного крана начинала течь вода комфортной температуры. От обилия чувств она даже в ладоши захлопала. До чего же удобно!

Затем она переключила свое внимание на плиту. Плита была незнакомой конструкции, с двумя большими конфорками, которые сразу зажглись по кругу веселым синим огнем, стоило только покрутить ручки. Петунья побаловалась, крутя ручки и наблюдая за тем, как пламя то увеличивается послушно, то уменьшается. Большая горелка в духовке вела себя точно также. Последним Петунья исследовала холодильник. Когда она открыла дверцу, как на нее пахнуло освежающим холодом.

Неужели это и есть тот подарок, который пообещал ей Фэанаро?

Если так, то это был самый прекрасный подарок, какой она когда-либо получала в своей жизни!

И, раз этот подарок нельзя было распаковать, Петунья, забыв про все остальное, занялась заполнением ящичков и полок. Знаете ли вы, что это целое искусство – заполнить полки так, чтобы это было одновременно и функционально, и эстетично? Миссис Эванс была настоящим профессионалом по этой части и, насколько могла, научила этому своих дочерей.

Увлеченно перекладывая вещи и продукты из сундука, Петунья заодно выяснила, что внутреннее пространство холодильника было устроено также, как сундук. Сколько бы она ни укладывала в него, место все не заканчивалось.

Тут ей в голову пришла неожиданная мысль. А не схлопнется ли холодильник через некоторое время, как сундук? Испугавшись, Петунья тщательно осмотрела его поверхность, но нигде не нашла какого-либо счетчика и выдохнула. Кажется, не схлопнется.

Петунья закончила суетиться, только когда разобрала весь сундук, оставив в нем только некоторые вещи. Переводя дух, она продолжала оглядываться – столько свободного пространства вокруг, сколько всего можно сюда поставить! Машинально она стала прикидывать, что еще сделать, чтобы навести уют. И, когда она мысленно уже примеривала на стол скатерть, то заметила рядом с книгами макет фермы и горку новых деталей.

Она почти забыла про эту миниатюру. Искусно раскрашенные кусочки картона изображали ферму и ее окрестности, вплоть до окружающих ее скальных стен. А магия, вложенная в них, позволяла управлять пространством фермы и ставить новые здания. Теперь-то Петунья знала, что это не мистер Кори создал ферму. Следует ли из этого, что и к миниатюре он не имеет отношения? И к подсказкам из тумбочки? С другой стороны, зачем Фэанаро было бы беспокоиться о таких мелочах?

Ах, вот еще вопрос, который, если вспомнить о нем, зудит и зудит. Этот мистер Кори, кто он такой? Уж точно не простой бармен, но кто же?

Жаль, что Фэанаро, если спросить его, не ответит. Он ведь уже сказал, что может рассказать только свою историю.

Что же, Петунья смиренно подумала, что в конце года обязательно задаст мистеру Кори все вопросы, какие только придут ей в голову.

Она перебрала новые детали макета. Большие зеленые и синие сразу сложила вместе, большое пространство, покрытое пазами для деревьев, с извивающейся в дальней части рекой, воссоединилось с основной частью, и миниатюра внезапно перестала быть такой уж миниатюрной. Теперь на столе перед Петуньей находилась вся территория фермы, и она могла, если ей захочется, устроить на ней все, что пожелает. И она воткнула в пазы маленькие кусочки картона с рисунками деревьев. Затем Петунья взяла оставшиеся детали и расплылась в довольной улыбке. В ее руках лежали части различных зданий. Рассортировав их по отдельным кучкам, она узнала птичник, сарай, хлев, мельницу. В общем, все, что можно ожидать найти на ферме. Отдельно она отложила белые и синие части теплицы и другие, на которых был нарисован узор каменной кладки. Что это за здание, Петунья затруднялась ответить.

Она сразу же решила поставить теплицу, но, как ни старалась, ничего не вышло. Попытавшись несколько раз, она сдалась. Возможно, есть какие-то особые условия?

Тумбочка, на запрос, выдала ей целую колоду карточек. Перебрав их, Петунья нашла карту теплицы, посмотрела инструкцию на обратной стороне и поскучнела. Для теплицы требовалась уйма материалов, большей части которых у нее не было.

Было жаль, но ничего не поделаешь. Тогда она взяла части птичника и уже собралась поставить его, как в животе требовательно забурчало. Голод, подавленный радостью от подарка, напомнил о себе с такой ужасной силой, что Петунья сдавленно зашипела сквозь стиснутые зубы.

Пришлось отложить все прочие дела и отправиться готовить завтрак. Впрочем, на новой плите готовилось так быстро, просто и удобно, что жарка яичницы примирила Петунью с обстоятельствами, а еда показалась гораздо вкуснее, чем обычно.

За завтраком Петунья перебрала карточки, нашла птичник и с интересом ее изучила. Для строительства – видимо, по аналогии с колодцем, – требовалось собрать триста штук древесины, сто штук камня и двадцать охапок соломы. Соломы? Петунья задалась вопросом, а откуда берется солома вообще?

Потом она с удовольствием помыла грязную посуду в раковине и поставила тут же на столе сушиться. Как же хорошо! Только тот, кому приходилось бегать за водой к колодцу, мог оценить удобство современной техники! Кстати, про удобства… Петунья огляделась в поисках двери в кладовку. Та переместилась на другую стену, но кроме местоположения в ней ничего не изменилось.

Петунья облегчилась. Затем набрала воду для ванной, сразу горячей, прямо из крана в раковине, и с наслаждением искупалась и помыла голову. А как привела себя в порядок, то наступил момент выйти на улицу и посмотреть, что же изменилось там.

Из открытой двери на нее пахнуло летним зноем и ароматом зрелых трав. Петунья замерла на пороге, ошарашенная. Пусть Бальбо Тук и предупреждал ее, принять такую резкую смену сезонов было непросто.

Она спустилась по крыльцу и огляделась. Листва на деревьях стала еще зеленее, а трава приобрела оттенок легкой желтизны, словно выгорела на солнце. Трепеща нежными крыльями, мимо Петуньи пролетела стайка разноцветных бабочек. Она проводила их взглядом, пока крохотные чаровницы не исчезли из вида.

Ну и чудеса! И правда – лето!

Chapter Text

Петунья медленно прошлась по двору. В загончике курица и кролик нежились на солнышке. Она долила им свежей воды и дала корма, в который раз напомнив самой себе, что нужно, наконец, сделать нормальную кормушку.

Затем она пошла проверить огород.

Огород… представлял собой печальное зрелище. Еще вчера здоровые и живые кусты фасоли и клубники за ночь пожухли и опали, и лежали на земле безжизненной, неопрятной кучей. Петунья все равно осмотрела их – но увы, теперь они годились разве что в компост. Зато помидоры и огурцы, неосмотрительно посаженные весной, неожиданно пошли в рост и значительно вытянулись по сравнению с тем, какими крохотными ростками они были долгое время.

Петунья на некоторое время зависла, размышляя над грядками – все это было немного загадочно, хотя и логично в какой-то степени, – а потом взялась за работу. Засучив рукава, она вырвала все погибшие растения и просто выбросила их подальше от огорода. Уже этой ночью они исчезнут, дочиста съеденные слаймами. Утирая пот, она продолжила трудиться, пока грядки не оказались полностью освобождены от остатков весенних растений. Затем Петунья перекопала землю, засеяла ее семенами и, набрав лейку, тщательно полила, не забыв спеть привычную песенку.

Купленные у хоббита семена она разделила на две части. Рядом с помидорами и огурцами она посадила кукурузу и чернику, чтобы на этом участке огорода росли только постоянно плодоносящие растения. А на второй половине высадила розовые дыни, карамболу, цветы блестника и тыкву-сквош.

После всех работ у нее остались пакетики с семенами жгучего перца и подсолнухов. Они тоже, как помнилось из объяснений любезного хоббита, плодоносили весь сезон, поэтому Петунья поднапряглась, вскопала дополнительные грядки и высадила их.

Когда, наконец, Петунья смогла выпустить из рук инструменты и смахнуть со лба трудовой пот, солнце давно уже перевалило за зенит. Подбоченившись, она окинула горделивым взглядом результаты своей работы. Перед ней раскинулся большой огород, разделенный на две неравные части. Черная земля радовала глаз своим цветом, и Петунья уже предвкушала, какой урожай сможет получить в конце недели.

Вдоволь налюбовавшись, Петунья потерла вновь изголодавшийся живот. Она пошла домой, но на полпути свернула к почтовому ящику, над которым краснел флажок. Заглянув внутрь, она удивилась. Не бывало еще такого, чтобы почтовый ящик ломился от почты, но сегодня было именно так. Не разбирая, что где, Петунья выгребла всю корреспонденцию и отнесла домой. В животе уже серьезно болело, и она спешила поскорее набить его едой.

До почты руки дошли после обильного обеда. Петунья сразу отложила в сторону мешочек с деньгами. Он был невелик, но приятно тяжел, монетки внутри блестели красивым жирным золотым блеском. К деньгам прилагалось письмо. На этот раз, ради разнообразия, действительно письмо, пусть и короткое, а не торопливая записка на клочке бумаги.

«Дорогая Петунья» было написано там привычным затейливым почерком. Начав читать, Петунья неожиданно заметила, что писал мистер Кори на синдарине, обращаясь с ним ловко и привычно, как будто всю жизнь на нем говорил. На минуту прервавшись, она проверила предыдущие его послания, но нет, те были написаны на английском. «От всей души поздравляю вас с удочерением. Мастер Фэанаро может показаться вспыльчивым и требовательным, но, спешу заверить вас, мало кто может пожелать себе отца лучше. Я сам тому был свидетелем, как нежен и заботлив он был со своими сыновьями, вашими братьями. Благодаря его заботам они выросли достойными молодыми эльдар. Если бы не известное вам печальное стечение обстоятельств, к которому, по несчастью, приложил руку и ваш покорный слуга, они бы составили славу всей Арды. Уверен, как единственная дочь, вы будете окружены заботой и любовью, и меня, признаться, снедает некоторая зависть к тому, как много вы сможете почерпнуть от вашего отца.

Также до меня дошли новости, что вы прекрасно зарекомендовали себя на Цветочных Танцах. Примите мои поздравления. Заставить фей считаться с собой – это дорогого стоит. Впрочем, не могу не предостеречь вас. Цветочные танцы устраивали феи Благого Двора, а им, как правило, несложно угодить. В каждом последующем сезоне другие Дворы будут устраивать свои празднества, и я искренне советую вам постараться и на них тоже.

В качестве небольшого подарка в честь радостных событий в вашей жизни посылаю вам семена эстрагона. Я помню, что настойка из них пришлась вам по вкусу.

Всегда ваш, М.К.

PS: надеюсь, вы не забудете обо мне, когда ваше вино будет готово. С нетерпением буду ждать бутылочку».

Петунья отложила в сторону свернутый из бумаги пакетик с мелкими черными семечками и вновь перечитала письмо. Особое внимание она уделила двум вещам. Во-первых, предупреждению, что в будущем ей предстоит еще не раз столкнуться с феями. Мистер Кори упомянул Благой Двор. Простой аналогией, даже если бы Петунья не знала о феях ничегошеньки, она догадалась бы, что еще должен быть Двор Неблагой. Помимо них в легендах встречались также Дворы Летний и Зимний. Прежде она думала, что это просто другие названия, но теперь стало ясно, что она ошибалась.

А во-вторых… Петунья снова вчиталась в строки, в которых мистер Кори признавался, что имел отношение к Исходу нолдор. Но, как ни пыталась, она не помнила никого, кого звали хотя бы примерно также. Может, мистер Кори взял себе новое имя? Это бы объяснило его отсутствие в Хрониках. Версию, что он мог быть кем-то незначительным, Петунья, по некотором размышлении, отбросила. Мистер Кори передал ей ключ от фермы и очень хорошо здесь ориентировался. Определенно, они с от… Фэанаро знали друг друга.

От попытки назвать, пусть даже мысленно, Фэанаро отцом Петунье стало неловко. Хотя, похоже, что процедура удочерения только с виду была проста, и на самом деле имела силу, раз уж мистер Кори соизволил прислать поздравления.

Может, надо просто привыкнуть? И со временем все само получится?

Петунья вздохнула. Еще немного помусолила эту мысль и отложила ее. Она в третий раз внимательно перечитала письмо, но так и не нашла больше в нем ничего интересного.

Наступила очередь большого, объемного пакета из толстой и плотной упаковочной бумаги. На прошлой работе в таких конвертах доставляли особую корреспонденцию директору, так что Петунья справедливо предположила, что это ну очень важное послание.

Она рассмотрела пакет. На лицевой стороне под лучами солнца проявился силуэт феи. Клапан пакета был плотно заклеен и скреплен красной сургучной печатью. Кажется, это что-то от Общества Фей, членство в котором пообещала ей мадам Фаб Джи.

Петунья вскрыла печать и вытащила из пакета… толстый глянцевый журнал. Буквы, из которых было составлено название, искрились, переливались, превращались в цветы и птичек, и Петунья не сразу смогла прочесть – «Хвост феи». На обложку был помещен изящно выполненный карандашный рисунок, в изображенных на котором персонах без труда узнавались Финварра и Унах. Расположенный под портретом заголовок новости сообщал, что Великое Зеленолесье снова открыто для празднеств.

Петунья с интересом полистала журнал. От обычной глянцевой прессы, которую она почитывала на досуге в офисе, он отличался разве что движущимися фотографиями и ароматизированными страницами. Одни пахли клеверным полем, другие – речными кувшинками, третьи – свежей хвоей. С одного разворота на Петунью плеснуло настоящей морской волной, и на миг ее оглушили резкие крики чаек, которые пропали, стоило перевернуть страницу. Что касается содержания, то, бегло просмотрев заголовки статей, она не смогла найти особых различий с маггловской прессой. Здесь были новости и колонки с письмами читателей, рецепты кулинарных изысков и косметических средств, интервью со знаменитостями и инструкции для рукоделия, и многое, многое другое. Например, крохотный, с ноготь, флакончик с пробником туалетной воды, упавший Петунье в ладонь со страницы с рекламой.

Но, как бы ни было интересно углубиться в чтение, Петунья отложила журнал и проверила, нет ли еще чего в пакете. Мадам Фаб обещала ей членство в Обществе фей. Так разве не должно быть членского удостоверения, нет? У матушки, например, был билет ее общества цветоводов, а еще, как смутно помнилось Петунье, она каждый месяц платила какие-то членские взносы.

В пакете и правда было что-то еще. Петунья выудила из него целую пачку рекламных буклетов и от удивления хихикнула. Не этого она ожидала от фей! Наскоро просмотрев, она обнаружила рекламу волшебных магазинов, расположенных как в Косом переулке, так и в волшебных кварталах заграницей. Подержала в руках весьма солидный рекламный проспект гоблинского банка с предложением открыть вклад ну на очень выгодных условиях, а из проспекта выпала листовка небольшого детективного агентства, которое обещало решить «все ваши проблемы». В ворохе макулатуры чуть не потерялось то, что Петунья искала – небольшая плоская, обтянутая зеленым бархатом коробочка.

Стоило Петунье взять ее в руки, как коробочка открылась. Внутри нее на цветочном лепестке лежала крохотная капелька крема.

«Нанесите крем на тело, чтобы удостоверить вашу принадлежность к Обществу Фей» гласила инструкция на внутренней стороне крышечки.

Chapter Text

Петунья поднесла коробочку к носу и понюхала. Крем пах болотной тиной, но, на удивление, это был приятный, ненавязчивый запах. На вид крем обладал вязкой, жирной консистенцией и слегка желтоватым цветом. Петунье тут же захотелось намазать им, допустим, руку. Правую. Там, где перед танцами волшебный жетон оставил отпечаток в форме цветка петуньи. После танцев он исчез. Вероятно, это был одноразовый пропуск.

Она еще раз посмотрела на крем, вздохнула и решительно закрыла коробочку. Как бы ни было велико искушение, она не настолько легкомысленная особа, чтобы мазать на себя все подряд. Она лучше дождется Фэанаро и спросит у него, можно ли.

А то, вдруг это опасно? Все-таки феи — это феи. Петунья убрала коробочку в новый шкаф и закрыла дверцу. С глаз долой из сердца вон, как говорится.

Она погладила гладкую дверцу шкафа и вздохнула, довольная. Со шкафами ее кухня стала выглядеть гораздо уютнее.

Вспомнив про того, кто преподнес ей этот царский дар, она оглянулась на горящий в камине огонь. Но в нем по-прежнему не ощущалось ничьего постороннего присутствия. Некого было поблагодарить, и Петунья оставила благодарности до удобного случая.

Она перевела взгляд на стоящую в углу бочку, заботливо укутанную в пальто. Петунья на пальцах посчитала дни и удостоверилась, что как раз сегодня ей нужно добавить в сусло еще одну порцию сахара. Она достала из шкафа пакет с сахаром и всыпала в сусло необходимую порцию. Бочку она вновь завернула в пальто, а принесенные из города стеклянные бутылки убрала в нижнее отделение шкафа.

Попутно она задумалась. А чем их закупоривать? Все, что пришло ей в голову, это пойти в лес и поискать что-нибудь, похожее на пробковое дерево.

Перед выходом Петунья включила телевизор, и ведущий передачи «Дары земли» еще раз, специально для нее, напомнил, что наступило лето, и съедобные растения, которые можно собрать в лесу, поменялись.

Каждый раз, как Петунья включала телевизор, ведущие передач вели себя так, будто дожидались только ее. По правде говоря, прожив на ферме целый месяц, она бы не особо удивилась, узнав, что все передачи записаны исключительно для нее. Она выключила телевизор и отправилась в лес.

Петунья ловко перепрыгнула в узком месте речку, что протекала через ферму, и вышла в лес. По старой привычке она заглянула в развалины фермы, где когда-то поймала Берту, но теперь там было пусто. Только зеленый вьюн без опаски оплетал полуразрушенные стены. Все выглядело так, будто в скором времени и эти печальные остатки дома рухнут.

Петунья постояла немного, любуясь падающим сквозь отверстия в крыше солнечным светом и танцующими в нем пылинками, после чего выбралась наружу.

Она оглядела лес. Он выглядел томительно знойным и зрелым, листва деревьев ласкала глаз насыщенным цветом, а пучки травы на полянках обрели немного желтизны. Посматривая по сторонам, Петунья пошла к озеру. Пройдя несколько шагов, она увидела среди травы яркий проблеск фиолетового цвета, праздничный и привлекающий взгляд. Это оказался цветок душистого горошка. Петунья вдохнула его глубокий и насыщенный аромат, который, казалось, сосредоточил в себе саму суть лета, и, сорвав цветок, украсила им волосы.

По мере углубления в лес, Петунье стали попадаться на глаза разные приятные вещи. Помимо цветов душистого горошка, которых она ни одного не пропустила, ее внимание привлек кустарник, украшенный крупными ярко-оранжевыми ягодами. От них исходил приятный терпкий аромат, чуть-чуть острый и бодрящий. Уже бездумно протянув руку, чтобы сорвать одну, Петунья вдруг почувствовала, что ягоды кажутся ей знакомыми и остановилась. Присмотревшись, она поняла, что ее смутило.

Ей уже приходилось видеть чернильный рисунок, изображающий этот цветок. У него были характерные, вытянутой формы листья, похожие на листья ландышей, и яркие привлекательные ягоды. Весной это растение выглядело довольно обыденно, вероятно, поэтому раньше Петунья не обратила на него внимания. Но теперь она узнала его. Это был гитлас, отдельно упомянутый в книжке целителя как источник чрезвычайно сильного и опасного яда. Все части растения были одинаково смертельно ядовиты, опасность грозила любому, кто хотя бы прикоснулся к нему. Но, как писал автор брошюры, те, кто не разбирался в средствах и методах, собирали ягоды, используя перчатки.

Петунья опустила руку и машинально обтерла ее об штаны. Собирать ягоды тут же расхотелось. Но на всякий случай она оставила метку, чтобы попозже найти это место снова. Сейчас у нее не было надобности в яде, но, вдруг, однажды, такая надобность возникнет?

Ведь, как говорил Парацельс, все есть яд, и все есть лекарство.

Оглянувшись на куст гитласа, Петунья продолжила свой путь. Еще один сюрприз она нашла под ближайшей елью, хотя Рождество еще не наступило. Среди корней Петунья приметила ярко-красную шляпку гриба. Решила сперва, это мухомор, но, не разглядев приметные белые крошки на шляпке, подошла проверить. А это оказался карандоль – еще одно растение из справочника целителя. В отличие от предыдущей находки он был не только безвреден, но и нес в себе огромную пользу. Петунья довольно улыбнулась, срезала гриб и положила в сумку. В справочнике целителя было написано, что этот гриб обладает свойством усиливать лекарственные свойства других растений.

Но о его вкусовых качествах не было ни слова. Что ж, Петунья зорко приметила шляпку еще одного гриба, срезала его и убрала в сумку. Вкусовые качества она могла и сама проверить. Вот наберет грибов и пожарит их с картошечкой, ммм…

Собирая грибы, она медленно продвигалась к озеру, а на его берегу обнаружила еще одно приятное растение – кусты смородины плотно облепили растущие по берегу клены и дубы. Их тонкие ветки, усыпанные тяжелыми гроздями с крупными ягодами, тянулись к земле, и Петунья отважно пришла им на помощь. Ее руки порхали, словно бабочки или колибри, обрывая ягоды, и только тогда кусты смогли расправить свои ветви и потянуться к небу.

Петунья так увлеклась поиском новых даров земли, что совсем забыла о времени. Только когда ее обнаженных плеч коснулся прохладный вечерний ветерок, Петунья подняла голову и, оглядевшись, с удивлением заметила, как удлинились тени, а солнце, висящее над горизонтом на западе, покраснело. С сожалением окинув взглядом многообещающие заросли смородины, она подняла с земли сумку и пошла вдоль берега озера вверх, в сторону фермы, чтобы не блуждать по лесу в сумерках.

Прежде ей не приходилось особенно ходить в этой части леса, и она с интересом осматривалась, примечая все, что могло хоть сколько-то заинтересовать. В один момент ее внимание привлекло большое дерево, стоящее немного наособицу, отдельно от остального леса. Его густая листва была окрашена в нежный розовый цвет, а под толстой крепкой ветвью качались на ветру пустые качели.

Случись ей увидеть эту картину весной, то она показалась бы зловещей. Потому что именно весной, именно в этом лесу Петунья едва унесла ноги от двух зловещих ребятишек. Но сейчас на дворе было лето, и жара настроила ее на благодушный лад. Петунья подбежала к дереву, села на качели и, с силой оттолкнувшись, взлетела в воздух. Над нею шелестела розовая листва, ветер бил в лицо, и, закрыв глаза, можно было представить, будто летишь на метле. Накачавшись вдоволь, она неохотно остановилась и слезла с качелей. Пора было возвращаться домой.

К домику она вернулась уже под покровом темноты, пару раз едва разминувшись с парочкой слаймов. Сегодня вечером ей не хотелось марать о них свою обувь, поэтому она просто сбежала, как только услышала знакомые звуки подпрыгивающих слизней.

Огонь в камине приветствовал ее появление громким гулом. Петунье больше не нужно было сосредотачиваться. Она сразу почувствовала, как ее окутало сильное и яркое присутствие, и ее наполнило ощущение безопасности и спокойствия. Словно она была маленькой девочкой на коленях строгого, но любящего отца.

Стоило подумать о Фэанаро как об отце, как она снова смутилась. Чуть тихим, чем требовалось, голосом она поблагодарила за подарки, и услышала в ответ веселый смех и слова, говорящие, что ее новому отцу достаточно того, что она рада его дарам. Петунья удивленно приоткрыла рот. Она слышала слова прямо в своей голове, а не угадывала их в треске и шуме пламени. Что за удивительный способ общения!

В книге ей встречалось описание подобной способности. Близкие могли открывать друг другу свои разумы и общаться без слов. В отличие от легилеменции, которая могла быть принудительной и травмирующей, мысленный способ общения эльдар требовал добровольности и обоюдной открытости. Так это и есть осанвэ?

«А как тебе понравился другой мой подарок?» спросил в ее голове голос Фэанаро, и Петунья сперва растерялась. Было что-то еще?

Он напомнил ей о капле крови, и Петунья сразу вспомнила, какой шторм та вызвала в ее магистериуме. Она торопливо направила свое внимание на низ живота, и без всяких дополнительных усилий, что требовались раньше, увидела. В месте за пупком, удивительным образом не мешая остальным органам, быстро, подобно юле, вращалась прозрачная сфера, и внутри нее красивым водоворотом закручивалась сияющая серебром белая тинктура. Она наполняла магистериум почти на четверть, а прямо в середине, покачиваясь в центре водоворота, ярко сияла и источала жар капля алой субстанции.

От неожиданности Петунья икнула. Разве это не то, о чем она раньше думала? Красная тинктура, вещество, трансмутирующее душу, а не тело, вторая часть философского камня?

Впервые задумавшись об этом, она даже не могла сообразить, с какой стороны подступиться к решению этой задачи. Именно поэтому она так рассчитывала на книги, которые попросила найти Туури. Но, неожиданно, она получила ее. Вот так просто?

Chapter Text

В середине ночи прямо в сияющей как серебряный сикль луне открылся темный портал, откуда вылетело что-то маленькое и быстрое. Когда луна вновь вернула свой блеск, на мгновение затмившийся, ее лучи осветили мчащийся по небу дилижанс. В него были запряжены странные восьминогие кони, чьи глаза сверкали как яркие звезды. Старинный фонарь рядом с местом кучера бешено раскачивался, но горящий внутри зеленый огонек ни разу не шелохнулся. Возница же – женщина с двумя рыбьими хвостами вместо ног – смеялась во весь свой большой рот, полный акульих зубов, и твердой рукой правила этим чудным экипажем. Завидев под собой скромный фермерский домик, притулившийся недалеко от белоснежного эльфийского города, она потянула поводья, и послушные кони устремились к земле. Вскоре дилижанс снизился достаточно, чтобы его колеса соприкоснулись с асфальтом, и повозка покатилась по дороге. Вот его скорость замедлилась, экипаж остановился. Дверца дилижанса сама собой открылась, развернулась раскладная лесенка. Пригнув голову, чтобы не удариться о раму, из дилижанса вышел мужчина в черных с серебром одеждах. Его длинные волосы были уложены в пучок, на поясе висел меч в ножнах. Ступив на землю, он огляделся по сторонам, будто не узнавал этих мест, потом коротко поклонился вознице и направился прямо к дорожному указателю, что стоял неподалеку.

Тетушка Кокоро, а кто еще это мог быть, повесила поводья на крючок у козел, и спрыгнула вниз, влажно и тяжело плюхнувшись на траву. Она достала из кармана своего проводницкого кителя листок бумаги и карандаш, нацарапала несколько слов, а потом сложила из листка самолетик и запустила его в воздух. Самолетик немного покружил над ее головой и умчался прочь, словно подхваченный порывом ветра, хотя никакого движения воздуха не было. Судьба послания тетушку Кокоро не интересовала – зачарованное письмо само найдет адресата. Сама же она попрощалась со скакунами, ласково и одобрительно потрепав их по холкам, и, скользя по влажной от ночной росы траве, отправилась домой.

На остановке снова стало тихо и безлюдно.

Утром зазвенел будильник, заведенный по привычке. Петунья еще не привыкла к тому, что может теперь просыпаться сама. Она слезла с кровати и ударом ладони выключила его. А потом огляделась.

Пустая обстановка спальни огорошила ее спросонья. Она даже не сразу вспомнила, откуда такие изменения. Но вот в ее голове прояснилось, и безудержная улыбка радости сама собой расплылась у нее на лице, а рукой она бережно погладила живот. Внутри, во вращающейся сфере магистериума, посреди водоворота белой тинктуры покачивалась капелька красной. Крохотная, но яркая, источающая неистовое тепло. Петунье не терпелось начать накапливать обе тинктуры сразу, и она погрузилась в привычную дыхательную технику.

Через пять минут она недовольно прервалась. Этого времени хватило, чтобы выяснить две вещи. Первая, ей больше не требовалось тратить время на дыхательные упражнения. Теперь, когда сфера магистериума вращалась, похожая на миниатюрный земной шар, эссенция эфира сама отфильтровывалась из воздуха и превращалась в белую тинктуру. Петунья все еще могла заняться этим, чтобы утолить чувство голода при необходимости, но и только. Второе же… а это ее не порадовало. Даже получив красную тинктуру, она все равно не знала, как ее накапливать. Выяснила только, что она совсем не зависела от дыхания.

В общем, с этим требовалось разобраться и как можно скорее.

Петунья сделала зарядку, и заряд бодрости, полученный от упражнений, прогнал уныние. А потом умылась и позавтракала. Огонь в камине затрещал, напоминая об их вчерашнем разговоре, и она послушно сказала «да-да», пока подбирала с тарелки остатки каши.

Вчера, с помощью осанвэ, Фэанаро сообщил ей, что до конца недели точно будет занят. Но Петунья, сказал он, чтобы зря не терять время, может заняться постройкой мастерской. Узнав, что мастерская нужна для обучения новым навыкам, Петунья с готовностью согласилась. Она даже попыталась сразу после разговора поставить изображение мастерской на макет, но свободного места совсем не было, и прежде следовало вырубить деревья.

Волей-неволей пришлось отложить постройку на завтрашний день. То есть, на сегодня.

Закончив завтрак, Петунья помыла посуду и пощелкала каналы на телевизоре. Кроме привычных погоды и гадалки ничего нового не передавали. Взяв сумку с инструментами и пошла на улицу.

Остановившись на крыльце, Петунья потянулась и подставила тело жарким солнечным лучам. Мелькнула мысль взять купальник и отправиться позагорать и искупаться, но, приложив определенные волевые усилия, она от этой мысли отказалась. Сперва дела. Развлечения можно оставить на потом.

Пока она наслаждалась теплом рядом раздалось громкое птичье чириканье. Петунья повернула голову налево и увидела на почтовом ящике знакомую пташку. Птичка-Туури, слегка полупрозрачная в свете летнего солнца, сидела на почтовом ящике, и ее хохолок покачивался, хотя никакого ветра не было. В клювике птичка держала бумажный самолетик. Странное оригами слегка трепыхалось, будто пыталось вырваться и улететь, но никак не получалось.

– Туури? – удивилась Петунья и благовоспитанно добавила: – Доброе утро.

Туури раскрыла клювик и прочирикала приветствие, а самолетик, тем временем, воспользовался случаем и попытался удрать, но помятые крылья плохо держали его, и Петунье не составило труда поймать его. Оказавшись в ее руке, волшебное оригами потеряло свою силу и превратилось просто в смятый листок бумаги.

– Это тебе, – Туури склонила свою птичью головку набок. Ее крохотные глазки блестели, как маленькие самоцветы. – Он бился в окно. Я испугалась, что он так убьется, и поймала.

Петунья поблагодарила ее и развернула письмо.

– О, тетушка Кокоро вернулась, – прочла она. Туури не была знакома с пожилой русалкой, и Петунья рассказала ей вкратце про бывшую проводницу призрака-поезда. Птичка воодушевилась и напросилась как-нибудь в гости.

Само письмо было коротким. Помимо краткого сообщения о своем возвращении, тетушка безапелляционным тоном написала, чтобы Петунья сходила и накормила-напоила волшебных коней.

– Я с тобой! – прочирикала Туури и в самом деле отправилась ее сопровождать.

Дойдя до дорожного указателя, Петунья сразу увидела дилижанс. Он стоял там же, куда привез ее весной, и снова выглядел брошенным. На его боках появилось несколько царапин, свидетельствующих о путешествиях по дорогам других миров. В остальном же он нисколько не изменился.

– Ах! – воскликнула Туури и, захлопав крыльями, уселась на плечо Петуньи. – Это… это… – от обилия чувств слова скапливались у нее в горлышке и мешали друг другу появиться, отчего ее речь превратилась в неразборчивое возбужденное клокотание. Петунья припомнила внешний вид коней, что тянули дилижанс, и согласилась, зрелище не для слабых духом.

Как в прошлый раз она поставила перед невидимыми скакунами воду и зерно, но в этот раз пришлось сбегать за добавкой всего раз. Кони быстро насытились и, по словам Туури, уснули.

– Ты знаешь, что они такое? – с интересом спросила Петунья.

– Я видела похожего однажды, – уклончиво ответила птичка и задрожала, от хохолка до кончика хвоста. – Но то был рой бесплотных голодных духов… – ее голос сорвался, и она шепотом добавила: – Оно преследовало нас. А когда напало, я заразилась…

Петунья поняла, о чем она. Краткое изложение этой истории она слышала от Онни. Хотя Туури находилась в безопасности, один из зараженных монстров добрался до нее, и в конце концов она покончила с собой.

– Кстати, а ты зачем прилетела? – спохватилась Петунья, когда они шли обратно на ферму.

Птичка чирикнула и смешно встряхнулась.

– Совсем забыла, – сказала она и демонстративно побила себя по голове крылышком. – Я нашла книги, которые тебе нужны! Эта библиотека чудесна! Все, что ни придет в голову, можно прочесть!

Петунья обрадовалась. Может, в этих книгах она найдет ключ к решению своей проблемы. Она пообещала Туури как можно скорее прийти в библиотеку, и они распрощались.

Вернувшись на ферму, Петунья плотно перекусила и пошла поработать в огороде. Посаженные вчера растения уже проклюнулись, а помидоры и огурцы значительно вытянулись, и на кончиках их веточек уже оформились крохотные бутоны. Закончив с огородом, Петунья отправилась выбирать площадку под мастерскую. Немного походив, она решила поставить ее недалеко от развалин теплицы. Когда лишние деревья будут вырублены, мастерскую можно будет увидеть прямо с крыльца и быстро добраться до нее. Заодно можно и дорожку вымостить.

Преисполнившись мечтами о том, как она будет изучать все-все, что только захочет, Петунья достала и приступила к делу. Она бодро махала топором, словно заправский дровосек. Деревья падали одно за другим, и вскоре земля вокруг оказалась усеяна поленьями и россыпями семян.

Посреди работы Петунья почувствовала, как топорище странно дрожит в ее руке, и неосознанно напряглась. В один момент, когда она подрубала следующее дерево, топор в ее руке издал громкий треск, а потом его голова просто развалилась на две части, и Петунья, не успев остановиться, ударила по стволу пустой рукоятью.

– Как назло! – она подобрала обломки. Трещина прошла прямо через все лезвие, на сколе металл был темный и пористый.

Петунья огорченно прицокнула языком. Но потом она внимательно оглядела результаты своей работы и решила, что, наверное, этого достаточно. Но сломанный топор все равно было жаль.

Остатки топора она убрала в сумку. Потом прошлась по порубке и собрала все выпавшие материалы. Некоторое количество разлетелось по окрестным кустам, и пришлось хорошенько полазать в их поисках. В конце концов она вывалилась из кустов перепачканная древесным соком, с листьями в волосах и исцарапанными руками и пошла домой.

Дома Петунья достала миниатюру и детальки мастерской, и, скрестив пальцы, установила их на макет. С замиранием сердца она ожидала, что ничего не выйдет, но детальки прекрасно встали в пазы, и на макете фермы появилось еще одно здание.

Игрушечная ферма выглядела такой реалистичной, что Петунья подавила порыв выглянуть на улицу и проверить, не изменилось ли и снаружи. По опыту с колодцем она знала, что вещественно каркас здания появится только завтра. Таким образом, вся вторая половина дня была у нее свободна.

Chapter Text

На обед Петунья приготовила рагу, использовав фасоль и картофель: сочетание бело-розовых и красных кусочков прекрасно контрастировало со свежей зеленью, а вкус, сдобренный специями, был выше всяких похвал. Она съела половину кастрюльки, а оставшееся сохранила на ужин. За едой ей пришло в голову поискать новый топор в городе. В кузнице наверняка должен быть хотя бы один.

Раз уж она собиралась посетить библиотеку, то и туда может зайти.

После еды она села медитировать, чтобы поглощенная из воздуха эссенция эфира утолила остатки голода. Да и к тому же Петунье просто нравилось наблюдать, как сфера магистериума наполняется белой тинктурой. В ней зрело убеждение, что, когда сфера будет полностью заполнена, произойдет что-то необыкновенное, и она изо всех сил старалась приблизить этот момент.

После обеда, Петунья отправилась в библиотеку. В городе ею овладело навязчивое ощущение, будто кто-то неподалеку следует параллельным с нею курсом, не показываясь на глаза. Она попыталась выследить этого кого-то, но, сколько бы ни старалась, так никого и не заметила.

Вероятно, некого было замечать.

Перед тем, как отправится в библиотеку, как и намеревалась, Петунья зашла в кузницу. Порывшись среди заготовок и незаконченных инструментов, оставленных кузнецом, она, в конце концов, нашла целый обух топора. Он был очень похож на ее топор, который сломался. Лезвие сработано также грубо и на нем видны следы износа, возникшего из-за длительного использования. Позаимствовав в столярной мастерской большой деревянный молоток, Петунья вбила топорище в отверстие в обухе и таким образом починила топор. Сломанную голову она, повинуясь какому-то невысказанному чувству, оставила в кузнице.

– Петунья, ты пришла! – Туури, уже в человеческом облике, бросилась ей навстречу, как к дорогой гостье. Схватила ее за руку и потащила к стопкам книг, высящимся на столе. Она сразу же затараторила, делясь своими восторгами. Петунья прислушалась и услышала бесконечные комплименты, расточаемые в адрес библиотеки. Утром Туури уже обмолвилась, что эта библиотека особенная, но теперь стало ясно, почему. – Я сперва никак не могла понять, как помочь тебе найти книги! – воскликнула она. – А потом!

Они подошли к столу, и Петунья разглядела названия некоторых книг. На самом верху стопки лежал трактат «Завещание» за авторством самого Николя Фламеля. Этот маг-алхимик был столь известен по обе стороны Статута, что даже магглы вроде Петуньи знали о его существовании. А в волшебных учебниках было написано, что месье Фламель и его супруга все еще живы, пусть и разменяли седьмое столетие. Другие книги, чьи названия было возможно разобрать, назывались «Атанор, печь алхимиков и тигель вечной жизни», «Трактат об искусстве алхимии» и даже «Наиболее полный список Изумрудных скрижалей Тота Трисмегиста».

В другой стопке лежали книги по эзотерике, в том числе труды знаменитой мадам Блаватской, о которой слышал всякий, кто хоть немного интересовался мистикой и тайными утерянными знаниями. А кроме того «Практическая магия» мэтра Папюса, запрещенная к прочтению даже магами, которые не прошли специальное обучение началам ритуалистики и не имели разрешения Министерства Магии на проведение ритуалов, и «Введение в основы енохианского языка» от знаменитого Джона Ди.

– А потом я ка-ак поняла! – Глаза Туури горели маниакальным огнем человека, полностью увлеченного своим делом. – Я случайно подумала о книге, которую не успела прочесть при жизни, и что ты думаешь? Я нашла ее на полке! Я подумала, вдруг это случайность? И загадала еще одну книгу! И еще одну! И вот что я поняла, – она раскинула руки и закружилась вокруг своей оси, словно вознамерилась обнять всю библиотеку. – Это – библиотека моей мечты! Любая книга, какую я захочу, появится здесь!

Тут Туури прекратила кружится и заявила со всей серьезностью:

– Петунья, я хочу остаться здесь навсегда!

– Если тебе так хочется, то пожалуйста, – отреагировала Петунья. Она окинула книжные полки заинтересованным взглядом и не удержалась от вопроса: – Интересно, а у меня так получится?

Туури оббежала ее и мягко подтолкнула к столу.

– Сперва почитай! Мне кажется, это тебе поможет!

Петунья оказалась беспомощна против такого напора. Она пожала плечами, села за стол и взяла, не глядя, первую попавшуюся книгу. Это оказалось «Завещание» Фламеля. Она открыла книгу и тупо уставилась на текст. Она не понимала ровным счетом ничего, потому что писал Фламель, как следовало ожидать, на старофранцузском.

– Я не могу это прочесть. Я не знаю языка, – она покачала головой и протянула книгу Туури.

– Странно, – девушка-птица перелистала несколько страниц. – Написано же вполне понятно, даже просто временами…

Она осеклась и уставилась на Петунью, а та – на нее. Потом Туури издала нервный смешок.

– Да ну, не может быть, – вопреки сказанному, в ее голосе слышалась безумная радость. – Я что, теперь могу понимать любой язык? Это же… ну просто вау!

Пока она что-то бормотала радостное себе под нос, Петунья подумала о том же. Чтобы проверить, она процитировала запавшие в память несколько строф из «Песни о Роланде», на французском, разумеется, и, как и следовало ожидать, Туури не поняла ни словечка. Но, стоило только записать те же самые строки и дать ей прочесть, как всякий языковой барьер исчез.

Туури прищурилась и, шевеля губами, прочла стихотворный отрывок, следя за написанными словами. Потом вздохнула:

– Это что-то невероятно! Я как будто бы вижу иностранные слова, но при этом прекрасно их понимаю! – И она, глядя в листок, продекламировала: – «Карл, наш благороднейший император и король, Уже целых семь лет находится в Испании, Покоряя горные районы до самого моря». Правильно?

Петунья кивнула и завистливо вздохнула. С одной стороны тоже захотелось такое умение, с другой – а смысл, если оно распространяется только на написанное? Если однажды она отправится в другие миры, то ей бы пригодилось умение понимать любой язык в любых формах. Но как же неудобно, что она сама не может почитать!

Она протянула Туури книгу Фламеля:

– Почитаешь мне? Пожалуйста.

– Хе-хе, хорошо! – Туури легко согласилась, плюхнулась на стул напротив, раскрыла книгу и, прокашлявшись, начала с выражением читать: – «Во имя Господа: Аминь. Первым шагом на пути к Мудрости является страх перед Богом. Я, Николя Фламель, парижский писарь…»

Когда Туури начала читать вслух, ее голос и манера выражаться изменились. В обыденной речи она тараторила и фонтанировала эмоциями, при чтении же ее голос успокоился и стал выразительнее, она тщательно артикулировала каждое слово. Сперва Петунья просто слушала, потом же, ведомая странным инстинктом, закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы пропустить каждое слово через свое тело, будто таким образом она могла наиболее глубоко и полно постичь мудрость древних. Первые попытки заставили ее скрежетать зубами от неудачи, следующие – стоили больших усилий. Но вот у нее получилось, Петунья уловила секрет, и слова, записанные старым алхимиком, потекли сквозь ее тело, наполняя древней мудростью плоть и кости, и отпечатываясь в клетках мозга. Туури читала не быстро, но и не медленно, как раз в том темпе, в каком Петунье оказалось удобно впасть в медитативное состояние, из которого она очнулась только когда почувствовала какую-то неправильность. Открыв глаза, она увидела внимательный взгляд Туури.

– Что? – ей было немного неловко, как будто заснула на уроке.

Оказалось, Туури дочитала «Завещание», и Петунья попросила ее продолжить. Когда зазвучали первые слова трактата об «Атаноре», она снова, уже гораздо легче, погрузилась в медитацию. Пока Туури читала, произнесенные ею слова задерживались в крови, и Петунья заметила, что они не просто задерживаются, а формируют небольшие упругие сгустки. В этом обнаружилось сходство с тем, как из воздуха отфильтровывались частицы эссенции. И Петунья поступила по аналогии. Она усилием воли собрала вместе несколько кровяных сгустков и повела их вниз, к вращающейся сфере магистериума в животе. По сравнению с белой эссенцией, красная была более упрямой и неподатливой, Петунье пришлось приложить куда больше усилий, чтобы довести ее до конца. Она почти выдохлась, но моментально воспряла духом, когда на внутренней поверхности сферы стали конденсироваться яркие красные частицы. Их становилось все больше, они медленно соединялись, образуя частицы покрупнее, пока, наконец, не сгустились в круглую, кровавую каплю. Петунья замерла, будто боясь спугнуть, а капля задрожала, медленно-медленно вытянулась, пока та часть, что крепилась к поверхности сферы не истончилась и не оборвалась, и круглая ярко-красная капля медленно и тяжело, словно камень, упала в центр водоворота белой тинктуры, и слилась с той, что подарил Фэанаро.

От этого слияния белый водоворот вдруг остановился, а потом начал двигаться в противоположную сторону. Из сферы во все стороны хлынула энергия. Часть ее попала в артерии, и потекла по ним против кровотока, грубо расширяя стенки сосудов, а большая часть прокатилась по телу, опаляя внутренние органы. Петунья вскрикнула от боли, прерывая медитацию, но остановить происходящее уже не могла.

– Петунья! – Туури опустила книгу и уставилась на нее широко раскрытыми глазами. Она прошептала: – У тебя кровь…

Болезненный всплеск энергии исчез также внезапно, как появился. Боль стала тише, и тогда Петунья ощутила, как из носа по губам и подбородку течет что-то теплое. Она провела ладонью и тупо уставилась на пальцы, покрытые чем-то красным.

– И правда кровь… – хриплым голосом пробормотала она и потеряла сознание. Она еще успела подумать: «о черт, мистер Кори предупреждал ведь не оставаться на ночь вне фермы», – но обдумать, что случится, если нарушить это правило, сил уже не хватило.

Chapter Text

В середине ночи северные горы затрясло, залихорадило от нежданного землетрясения. Подземные толчки набрали такую силу, что створка ворот, застрявшая в проеме пещеры, вывалилась и разбилась на несколько кусков, а обвал, закрывающий проход к железнодорожной станции, задрожал и рассыпался. Несколько самых крупных валунов, подгоняемые тряской, покатились вниз, и вниз, в сторону Зеркального озера, пока не исчезли в его водах.

Петунья проснулась в своей постели. Поначалу она все никак не могла сообразить, что же не так, только чувствовала какую-то неправильность. И это было не из-за новой обстановки – к этому она привыкла так быстро, что удивительно. И не потому, что пропустила визит торговца хоббита, ведь он должен приехать завтра.

Так что же за чувство такое?

Она села, спустила ноги на пол и обнаружила, что спала в одежде. Вообще-то, такой привычки, чтобы не переодеваться перед сном за нею не водилось, и в ее голове зазвучали тревожные звоночки. Петунья потянула футболку наверх, резонно предположив, что если она спит в верхней одежде, то наверняка и не мылась, и увидела на ткани неровные коричневые пятна.

Кровь?

Неосознанно она провела ладонью по губам и подбородку и почувствовала кончиками пальцев сухую корку. С силой потерла, и на кончиках пальцев остались коричневые хлопья.

И тут она вспомнила!

Она была в библиотеке. Туури читала ей книгу по алхимии, потому что сама Петунья не понимала ни слова. Она стала слушать, и красная капля в ее теле отозвалась на слова. Петунья стала собирать частицы алой эссенции, которые получались из оседающих в крови крупиц знания, и ей удалось собрать целую каплю. А вот потом…

Петунья направила мысленный взгляд в свое тело и внимательно оглядела прозрачную сферу магистериума. Та вращалась. Количество белой тинктуры в ней казалось существенно меньшим, по сравнению со вчерашним. В другое время Петунья бы встревожилась и кинулась медитировать, но ее внимание привлекла алая капля в самом центре. Она была крупнее, чем самая первая капля, полученная в подарок от нового отца, и Петунью обрадовалась. Вчерашние страдания оказались не зря.

Она встала, набрала ванну и помылась. Намыливая волосы, она задалась вопросом, правда ли, что образование новой красной тинктуры связано с получением новых знаний, или ей показалось?

Нужно дочитать ту книгу до конца. Туури ведь не будет против… И тут произошло кое-что странное. Стоило подумать об алхимической книге, как в памяти Петуньи вдруг всплыли сведения – те, которые ей не откуда было взять. О базовых началах алхимии, но с такими деталями и подробностями, которые в книжках для магглов не пишут, а волшебники, наверное, изучают на особых продвинутых курсах для самых талантливых. О подборе ингредиентов и их подготовке, о типах алхимических печей и все такое прочее.

Теперь Петунья куда лучше понимала природу двух эссенций в своем теле. Раньше она могла только догадываться, а теперь знала точно – они являются двумя составляющими идеального Философского Камня. Белая эссенция преобразовывала и усиливала тело, даруя долголетие и умножая магию. А красная совершенствовала и закаляла душу, тренировала разум и позволяла человеку стать кем-то вроде бога?

В этой части знания были обрывочными, и потому Петунья только посмеялась над таким выводом.

– Выходит, я могу закалять свою душу просто получая новые знания?

Вопрос повис в воздухе, потому что на него некому было ответить. Фэанаро, к которому он и был обращен, отсутствовал, и огонь в камине был просто огнем. Впрочем, Петунья не расстроилась. Она пообещала себе взять в библиотеке какую-нибудь книжку. Но только ту, которую сможет прочесть сама. Потому что опять истекать кровью и падать в обморок…

Кстати, а кто же принес ее домой?

Ответ на этот вопрос она получила после завтрака, когда вышла на улицу, готовая приступить к обычным фермерским обязанностям. На крыльце, для верности придавленная камнем, лежала записка. Пляшущий почерк, так непохожий на каллиграфическое письмо Туури, что, очевидно, выдавало ее волнение. Петунья как наяву услышала высокий голос библиотекарши:

«Петунья! Я так испугалась, когда ты потеряла сознание! Я совершенно не знала, что делать! Хорошо, что в библиотеку пришел еще один посетитель! Он и помог мне отнести тебя домой! Выздоравливай! Туури.»

Петунья прочла записку. Как интересно. В городе появился кто-то новый. Он приехал на дилижансе вместе с тетушкой Кокоро? И вообще, каким образом души появлялись здесь раньше? Сколько вопросов… Она вздохнула. Теперь ей нужно отблагодарить не только Туури, но и этого незнакомца. Интересно, примет ли он килограмм картошки?

Убрав записку в карман, она занялась делами. Полила огород, покормила курицу с кроликом. В тот момент, когда она осматривала бодро растущие растения, подняв голову от грядки Петунья увидела что-то новенькое среди деревьев, там, где вчера она сломала топор.

Это оказались руины здания. Его стены и фундамент были каменными, а внутренняя часть была поделена на несколько комнат. Сквозь большую дыру в стене Петунья заметила остатки каменной печи, сломанные верстаки, столы и стулья, какие-то черепки и что-то еще, неопознаваемое. Осмотрев развалины, она вернулась в дом и достала из тумбочки новую открытку.

Постройка мастерской требовала много ресурсов. Одних только камней нужно было пятьсот штук, и Петунья глубоко задумалась, успела ли она набрать столько? Впрочем, камни – это не главное. Лишь бы кирка не сломалась. Больше всего ее беспокоил загадочный ресурс, похожий на древесину. Перебрав все карточки, она нашла нужную. Это была не древесина. А твердая древесина, которая, как следовало из названия, была куда прочнее обычной, а потому использовалась для строительства или изготовления более долговечных предметов.

Во время яичного фестиваля Петунья как раз получила некоторое количество этих темно-красных поленьев. Они лежали в поленнице, где она их и оставила. Петунья дважды пересчитала их – тридцать пять. Оставалось найти еще пятнадцать. В карточке было написано, что твердую древесину дает «красное дерево», чем бы оно ни было, но в окрестностях фермы ничего похожего не росло. А кроме того, время от времени небольшое количество поленьев можно найти в шахте, среди оставленных гномами запасов.

Однако, Петунье еще ни разу не встречались в шахтах какие-либо запасы. Ни гномьи, ни чьи-либо еще. Значит, придется пойти и поискать.

Перед уходом она добавила в бочку с суслом последнюю порцию сахара. Согласно рецепту через пару дней ей предстояло узнать, получилось ли у нее хоть что-то, или драгоценные продукты пропали зря.

В почтовом ящике лежало письмо. Это снова оказалась записка от тетушки Кокоро. Не размениваясь на приветствия и прочие вежливости, та звала Петунью с собой встретить первый поезд.

Петунья удивилась. Разве дорога к поезду не заблокирована? Она своими глазами видела обвал, закрывающий проход. Да и сама тетушка жаловалась на это. Но все же старая русалка не стала бы разыгрывать ее и, видимо, дорога к железнодорожной станции каким-то образом оказалась свободна.

К станции Петунья пошла не поверху, а через город. Туури расплакалась, когда увидела ее, и даже миска золотого зерна и миска клубники не успокоили ее слез. Петунье пришлось потратить немало слов, чтобы заверить девушку-птицу, что ее вины в том, что случилось с Петуньей, нет. Наконец, Туури успокоилась и даже нашла ей тоненькую книжку о резьбе по дереву.

– А где мне найти того посетителя, что вчера помог? – спросила Петунья, убирая книжку в сумку. – Хочу поблагодарить его за помощь.

– А, его? – Туури даже не оторвалась от учетной книги, куда записывала выданную Петунье книгу. Она пожала плечами. – Я не знаю. Но он обмолвился, что ищет сведения о своих родственниках. Наверное, еще заглянет. Я дам тебе знать, хорошо?

Петунья почувствовала себя слегка разочарованной. Хотелось бы закончить с благодарностями сразу же, не обременяя себя.

– О, ну хорошо. Тогда я пойду. Мне нужно на станцию, поезд встретить.

– Поезд? Очень интересно, – Туури слегка оживилась. – Может, на нем приедет кто-то интересный, и я смогу узнать что-нибудь новенькое!

Но пойти вместе с Петуньей она отказалась, сославшись на то, что библиотека сама себя не разберет. И сразу же исчезла среди шкафов. Даже выкрикнула свое «пока-пока» откуда-то оттуда.

Петунья попрощалась и вышла, тихо затворив за собой дверь.

Chapter Text

Петунья попросила город показать ей короткую дорогу к горам. Поднявшись по горной тропе, она прошла мимо заброшенного домика и вышла к площадке, на которой раньше были следы большого обвала. Теперь вокруг валялось множество камней, а прямо перед нею, вырубленная прямо в скале, вверх вела грубая лестница.

Петунья окинула лестницу подозрительным взглядом, топнула несколько раз по нижне ступеньке. Мало ли, что случилось с этими ступенями под обвалом. Но ее подозрения не оправдались, лестница была в полном порядке.

Петунья поднялась наверх, ее взгляду открылась скромная долина, спрятанная среди гор. Тут в изобилии росли деревья и кустарники, травы и цветы. Она увидела фиолетовый цветок душистого горошка, и дальше в стороне – несколько кустов смородины.

Слева от входа в долину стояло здание. Солнечные лучи ярко отражались от его стеклянной крыши и на мгновение ослепили Петунью. Она зажмурилась, потом приставила ладонь козырьком ко лбу и разглядела под крышей что-то, похожее на оранжерею.

Постояв немного и оглядевшись, Петунья прошла вперед и увидела перед собой одну пару рельс, что выходили из темного тоннеля слева и скрывались в точно таком же тоннеле справа. Перед рельсами стоял желтый предупредительный знак, а на той стороне была устроена небольшая пассажирская платформа. На скамье под навесом сидела тетушка Кокоро. Ее высоко взбитые пергидрольные кудри было видно издалека, как свет маяка.

Петунья осторожно переступила через рельсы и поднялась на платформу. Тетушка лучилась довольством, пуговицы на ее форменном кителе ярко сверкали, начищенные до блеска, а фуражка сидела на голове особенно строго. Тетушка держала в руке пузатую бутылку, к которой время от времени прикладывалась. Запахи от нее распространялись… Петунья чуть не захмелела, вдохнув пару раз.

Увидев Петунью, тетушка радостно осклабилась, обнажив своим острые зубы, и отсалютовала ей бутылкой. Из которой тут же хлебнула.

– Давно не виделись, тетушка, – Петунья присела рядом и положила сумку на колени.

– Ты молодец, сдержала свое слово, – сказала русалка и протянула ей бутылку: – Будешь? – вежливый отказ ее не смутил, тетушка снова приложилась к горлышку.

– Но я ничего не сделала, – ради справедливости заметила Петунья. Хотя ей было приятно, чего скрывать. – Я даже не знала, что проход открылся.

Тетушка снова приложилась к бутылке, горло ее задергалось. Она продолжала пить, как будто бутылка была бездонной, потом отвалилась от нее, рыгнула и утерла тыльной стороной ладони влажные губы. Причмокнула, довольная вкусом.

Затем она выставила в сторону Петуньи ладонь:

– Ты прожила тут весну, – она выставила вверх один палец. – Феи Благого Двора приняли тебя, – к первому добавился второй. – И ты даже пришлась по нраву Пламенному Духу, что создал этот мир, – теперь пальцев было три. – Скажу честно, до тебя это никому не удавалось. Только тот мрачный тип, что появился тут самым первым, был интересен ему. Больше никто.

Петунья навострила ушки. Она первый раз слышала, что здесь были другие люди. «Мрачный тип», это, наверное, мистер Кори? Есть в нем какая-то загадочная мрачность. К тому же он точно знал Фэанаро и раньше, раз прислал ей письмо с поздравлениями. Что до других… следовало предположить, что это были те, кто так же, как Петунья, приняли помощь таинственного бармена. Но почему тетушка выразилась так странно?

– А кто тут был до меня?

Тетушка пожала плечами и снова приложилась к бутылке.

– Понятия не имею. Знаю только, что они не остались на ферме, а построили себе свои собственные дома. Один возвел башню в лесу. Другой поставил бунгало на пляже. Третий – ну, его дом где-то там, среди гор, – она махнула перепончатой ладонью в сторону лестницы вниз.

Все эти дома Петунья видела своими глазами, а в Башне даже побывала и выяснила, что ее хозяином был сам Мерлин. Может, хозяева остальных зданий тоже были какими-то важными и известными персонами? Тут она задумалась, а что же случилось раньше? Мерлин стал великим волшебником и попал в этот мир, или наоборот? Только благодаря тому, что он побывал здесь, он стал великим волшебником?

Как бы это выяснить… Петунья задумалась так глубоко, что совсем обо всем забыла. Впрочем, тетушка на нее не обижалась. Компания бездонной бутылки ее полностью устраивала.

Так ничего и не придумав, Петунья задала самый логичный вопрос, если находишься на железнодорожной станции.

– А когда придет поезд? – К слову, на платформе кроме скамьи и мусорного ведра ничего больше не было. Ни будки билетера, ни расписания.

Тут из правого туннеля прозвучал протяжный, низкий звук, который ни с чем нельзя было перепутать – гудок паровоза.

Услышав сигнал, тетушка оживилась. Бутылка исчезла в кармане ее кителя, она спрыгнула со скамьи и стала прихорашиваться. Она заново взбила свои кудри, одернула китель и без зеркала нарисовала себе губы ярко-красной помадой, после чего стала выглядеть вполне благопристойно. Только глаза поблескивали чересчур ярко.

Вскоре они услышали дробный перестук колес. Петунья подошла к краю платформы и с любопытством заглянула в туннель. Но внутри него было темно.

– Расписания у поезда никакого нет, – тем временем пояснила старая русалка. – Он приходит, когда ему вздумается. Поэтому, как только услышишь гудок, беги сюда со всех ног.

– А если я буду далеко?

Тетушка рассмеялась.

– Не боись, здесь его будет слышно повсюду. Сама ты на поезд не сядешь, конечно, но, вдруг я тебе что интересненькое привезу, – и она так загадочно захихикала, что Петунья сразу усомнилась в том, что привезенное будет именно «интересненьким». Скорее, «странненьким». Но ей стало любопытно, что же это могло бы быть.

Поезд приближался к ним. В глубине правого туннеля вспыхнул свет – холодный и какой-то нездешний, – и вот локомотив во главе небольшой вереницы вагонов вырвался из темноты на свет. Из торчащей вверх трубы валил столбом оранжевый дым, на морде паровоза крутилась большая светящаяся сфера, а из-под колес летели голубые и зеленые искры. Поезд запыхтел и замедлился, остановился у платформы. Двери вагонов открылись, несколько теней выскользнули оттуда и тут же растворились в воздухе.

Петунья даже не успела рассмотреть их, и ей стало слегка тревожно.

– Скоро белый город снова оживет, – сказала тетушка. Петунья посмотрела на поезд.

Русалка-проводница уже стояла в дверях вагона, приготовившись закрывать дверь.

– В смысле? Вы имеете в виду, что…

– Те, кто сходят с поезда на этой станции, имеют свои желания и чаяния, которые должны быть исполнены в надлежащий для этого час, – неожиданно высокопарным слогом, так не вяжущимся с ее обычной речью, объяснила Кокоро. – В Раздоле полно пустых домов. Ни от кого не убудет, если их заселят новые жители. Уж точно те, кто построил город, не стали бы возражать.

Поезд заскрипел-загрохотал, затем дернулся. Труба паровоза выплюнула несколько небольших сиреневых облачков дыма, и поезд медленно двинулся с места.

Тетушка покопалась в карманах, вытащила оттуда что-то звенящее и бросила. Петунья вытянула руки и ловко поймала небольшой ключ с брелоком-ракушкой.

– Вот, держи, – крикнула Кокоро. Паровоз, набирая скорость, удалялся прочь, Петунья побежала к краю платформы. – Ключ от моего дома! Оставила тебе пару сюрпризов! – тетушка засмеялась и замахала ей рукой.

Петунья не отрывала глаз, пока поезд не скрылся в тоннеле, потом сунула ключ в сумку и стала спускаться с платформы. Ключ от дома, хах. Домом тетушка Кокоро звала, вероятно, тот старый батискаф. От мысли залезть туда в одиночку Петунью передернуло, и она тут же постаралась забыть эту безумную идею.

Поезд ушел, на долину снова опустилась тишина. Петунья, немного побродив здесь и собрав немногие дары земли, отправилась домой. Дорогу она выбрала ту, что вела ее прочь от озера, над шоссе. Ей не хотелось спускаться к городу, чтобы не столкнуться с кем-нибудь новым. Сейчас ей совсем не хотелось новых знакомств.

Дома она приготовила ужин, пожарив картошечку с карандолями. Получилось так вкусно, что она чуть ложку не проглотила. Ни разу в жизни она не ела таких вкусных грибочков. Подбирая остатки ужина с тарелки, она твердо решила, что завтра с утра обязательно сходит за грибами. И только потом за покупками к господину Туку.

После ужина Петунья взяла книжку по резьбе. К счастью, этот труд был на понятном ей синдарине, не пришлось бежать к Туури с просьбой прочесть.

Под непритязательной обложкой скрывалось руководство по овладеванию техникой плоской резьбы. Из вступительного слова стало понятно, что техника эта представляла собой вырезанный на поверхности рельефный рисунок. Рассмотрев несколько изображений резных предметов – украшенный растительными узорами табурет, шкатулка с цветком лотоса на крышке, резная этажерка, – Петунье сразу захотелось украсить свой дом такими вещами. Разве не прекрасно было бы сидеть не на грубо сколоченном табурете, а на вот таком, красивом? Да и просто украсить стены чудесным узором. Уж в чем-чем, а недостатка в деревянных стенах она не испытывает.

Первые страницы поведали о разнице между разными типами древесины и научили какую лучше выбирать для резьбы. Что липа, каштан и ольха подходят лучше всего, а вот тополь чересчур мягкий и легко сминается; ель и сосна слоисты и их трудно резать поперек, отчего для резьбы совершенно не подходят. А самые лучшие породы, конечно, дубовое и красное дерево. Петунья не могла не вспомнить про ту самую твердую древесину. Она была как раз красноватого оттенка. Неужели это и есть благородное красное дерево?

Следующий раздел был посвящен ознакомлению с инструментами, которых даже для самого простого узора требовалось не меньше двенадцати. Затем, когда автор книги перешел к перечислению начальных приемов работы с деревом, Петунья полностью погрузилась в изучение, и в сфере магистериума снова начали конденсироваться крохотные бусинки красной тинктуры.

Книга по ремеслу не обладала столь же ошеломляющим воздействием на Петунью как труд по алхимии. Дочитав теоретическую часть, Петунья лишь ощутила головную боль. Да загорелась желанием опробовать свои новые знания на практике. Возможно, практика поможет ей получить еще одну красную каплю.

Она отложила книгу и с удовольствием потянулась. Зевнула во весь рот. Пора спать. Завтра она наберет еще этих вкусных грибочков, потом, перед встречей с дядюшкой Бальбо, заглянет в столярную мастерскую и одолжит инструменты. Благо, внешний вид киянок, разного рода долот и чеканок отпечатались в ее памяти.

А потом… она позволила себе пофантазировать, как же роскошно будет выглядеть ее магистериум, когда заполнится полностью. Наполовину белый, наполовину красный. Словно инь и ян. Просто идеально.

Chapter Text

Сон был крепкий и сладкий. Но ровно в шесть в Петунье как будто будильник сработал, и она проснулась.

Она встала с постели и сразу же, не откладывая, выполнила несколько упражнений, рекомендованных эзотерическими книжками для «очищения ума и укрепления тела». Если отбросить все высокопарные слова, по сути это была просто зарядка с упором на растяжку – самое-то для начала нового дня.

После зарядки, мимолетно пожалев об отсутствии коврика, Петунья села в позу лотоса и приступила к медитации. Хотя за ночь ее тело самостоятельно немного восполнило количество белой тинктуры, она предчувствовала, что ей понадобится куда больше. Ведь получение красной тинктуры требовало сил не только умственных, но и физических. К тому же, медитация частично утоляла голод и наполняла тело бодростью.

После непродолжительной медитации Петунья привела себя в порядок и утолила голод уже традиционным способом. В эзотерических трудах, что ей когда-то довелось прочесть, говорилось о тех, кто достиг наивысшей точки «просветления» и перешел на питание «праной», отринув плотские способы насыщения. Что тогда, что сейчас Петунье это казалось странным. Ну как можно отказаться от вкусной еды?

После завтрака она вышла на улицу и приветствовала солнце, потянувшись к небу и широко раскинув руки. Солнце улыбнулось ей с высоты. Насладившись солнечной ванной, Петунья набрала в лейку воды и, напевая песенку, полила свой огород. На растениях уже отцвели цветы и появились первые завязи – пока небольшие, но в них уже можно было разглядеть будущие плоды. Занимаясь поливом, то и дело Петунья замечала краем глаза темный, угрюмый каркас мастерской. Он словно бы одним своим видом намекал, что надо бы поторопиться со сбором материалов. Петунья почти сказала ему «да сейчас пойду», но удержалась. Не хватало еще разговаривать с грудой камня и деревяшек.

Как бы там ни было, она твердо собиралась придерживаться плана.

И первым пунктом в плане был поход за грибами. Петунья непроизвольно облизнулась, вспомнив вкус вчерашнего ужина. Она переоделась в штаны и рубашку, подходящие для блужданий по лесу, натянула эльфийские сапожки и, подхватив свою любимую сумку, отправилась в лес.

Лес приветствовал ее, словно старую знакомую, шелестом листвы и гудением насекомых. В знак его доброй воли, не иначе, Петунья, едва прошла несколько шагов по лесной тропке и сразу наткнулась на небольшую грибницу. Она аккуратно срезала грибы, помня, что не стоит вырывать их с корнем, и отправилась дальше. Красные шляпки выглядывали то тут, то там, маня за собой. Петунья переходила от одного дерева к другому, все дальше и дальше углубляясь в лес, пока, наконец, не сочла, что собрала достаточно. Напоследок она сорвала цветок душистого горошка и с наслаждением вдохнула его яркий пленяющий аромат.

Дорога, что вела на ферму, пролегала мимо розового дерева. Завидев издалека его неповторимую листву, Петунья решила немного покачаться на качелях и свернула с тропинки.

Однако, качели были заняты. Петунья остановилась, рассматривая маленькую девочку, что меланхолично раскачивалась, крепко уцепившись ручками за веревки. У нее были коротко остриженные темно-русые волосы, отливающие рыжиной в солнечных лучах, а из-под длинного белого платья странного покроя виднелись босые белые ножки.

При виде ребенка Петунья преисполнилась неуверенности, не зная, то ли бежать сразу, то ли спросить, вдруг, этой девочке нужна ее помощь. Она больше склонялась к первому варианту, уж слишком живо и ярко вспомнилась ей встреча со зловещими близнецами. Место, где ей чудом удалось освободиться от них, было не так уж и далеко отсюда.

Но, пока она размышляла, как поступить, девочка подняла голову. Ее глаза удивленно расширились, когда она увидела, что не одна. Петунья успела заметить страх, что промелькнул на ее личике, но очень быстро девочка успокоилась.

Она спрыгнула с качелей, не дожидаясь, пока те остановятся, и побежала прямо к Петунье, не обращая внимания, что камушки и сучки впиваются в ее ступни. Когда она приблизилась, стало видно, что ее глаза были красны, как будто девочка долго плакала, а белое платье, сшитое из хорошей и явно дорогой ткани, порвано и местами запачкано. На личике девочки тоже были следы грязи, а у правого уголка рта чернел уродливый кровоподтек.

– Что ты здесь делаешь? – едва приблизившись, шепотом закричала девочка. На вид ей было лет семь-восемь, но в ее поведении и словах чувствовалась властность, не присущая детям ее возраста. – Уходи! Немедленно! Тут опасно! – и она повелительно махнула рукой, словно бы веля Петунье удалиться.

Петунья передернула плечами, чувствуя, как между лопаток прополз мерзкий холодок. Она быстро огляделась, но ничто вокруг не предвещало. Лес жил своей обычной жизнью, определенно мирной и спокойной. Она велела себе успокоиться и попыталась объяснить девочке, что нет, прямо сейчас нет никакой опасности, но та только нахмурилась. Выражение взрослой озабоченности странно смотрелось на детском личике.

Пока Петунья размышляла над этими странностями, незнакомая девочка, видимо, что-то для себя решила. Она резко схватила Петунью за руку и с силой дернула, пытаясь увести ее с места. Но едва смогла сдвинуть. Все-таки, соотношение роста и массы было не на ее стороне.

– Здесь правда опасно! – девочка бросила бесплодные попытки увести ее и перешла к уговорам. Ее голос звенел от сдерживаемых слез. – Тебе нужно уходить! Если они поймают только меня, так будет правильно! Но ты не при чем и не должна пострадать! Ну пожалуйста, послушай меня! Если еще и ты… – она осеклась, и по грязным, исцарапанным щекам покатились слезы.

Сердце Петуньи дрогнуло. Она присела на корточки, вытащила носовой платок и аккуратно утерла слезы с замызганных щек. Лицо девочки стало немного чище. У нее оказалась нежная и белоснежная кожа, как будто светящаяся изнутри. Но что важнее – она была теплая! Теплая и живая. И Петунья сразу уверилась, что с ее стороны не будет никакого неожиданного зла.

– Ну-ну, все будет хорошо, – нежно проворковала она. Она собралась представиться, но с языка почему-то сорвалось: – Меня зовут Мириэль. А тебя? – Она мимолетно удивилась, почему вдруг именно это имя, но следом ее наполнило ощущение уверенности и правильности выбора.

Девочка шмыгнула носом, совсем как ребенок, которым она и была. И куда только делась ее взрослость?

– Афина.

Петунья удивилась. Надо же, кто-то еще называет детей именами древнегреческих богов. Она погладила девочку по голове.

– У тебя хорошее имя. Я знаю одну почтенную даму, она почти твоя тезка. Ее зовут Минерва. Это ведь почти то же самое, верно? – Ну, не то что бы она лично знала строгую деканшу Гриффиндора, но раз там учится Лили, то их можно считать заочно знакомыми, верно? К тому же, в данный момент это совершенно неважно.

Афина несмело улыбнулась и кивнула.

– Ты голодна? Может, хочешь пить? Или спать? – продолжала сыпать вопросами Петунья. Теперь она уверилась, что эта малышка – ее очередной гость, и пыталась выяснить, чем может помочь.

Девочка Афина посмотрела на нее своими серыми глазами и покачала головой.

– Мне ничего не нужно. Это тебе нужно уходить отсюда скорее. Ты не…

Она вдруг резко замолчала. Ее глаза разом потемнели, а с лица схлынула всякая краска. Из-за спины на Петунью пахнуло ледяным, стылым дыханием, знакомым до ужаса, и все мышцы в ее теле оцепенели от страха.

Два одинаковых голоса, забыть о которых она не сможет, наверное, никогда, с наигранной радостью пропели:

– Давно не виделись, сестренка!

Chapter Text

От этих сладких голосков Петунья задрожала. Преодолевая страх, сковавший мышцы, она медленно повернулась всем телом.

Они стояли среди деревьев, невысокие, белоголовые, в вышитых рубашечках. Одинаковые до самой последней черточки. Точно такие, какими она их видела в последний раз.

Близнецы мило улыбнулись. От этих улыбок так стало страшно, что Петунья отпрянула, затекшие ноги не удержались, и она упала. Спереди, от близнецов, на нее веял лютый холод, но спиной и боком она чувствовала тепло, исходящее от Афины. Девочка часто и шумно дышала, как загнанный зверек.

Петунью пронзило осознание: так вот о какой опасности ее предупреждали.

Так вот, что имел в виду шалопай Питер Пэн, когда прошептал ей на Цветочных танцах те слова:

«Если тебя не съели один раз, это не значит, что про тебя забыли».

Ей стоило повнимательнее отнестись к его словам, а она, дурочка, вовсе выбросила их из головы.

– Мы та-ак соскучились по тебе, сестренка! – хором пропели близнецы и сделали шаг вперед. Они протянули к ней руки в приветственном жесте: – В этот раз ты же пойдешь с нами?

Петунья замотала головой. Дикий ужас разом лишил ее голоса и способности двигаться. Все, как в прошлый раз. Единственная ее надежда вновь спастись была на то, что страшный преследователь близнецов появится и в этот раз.

– Он не придет, – как будто угадав ее мысли, прошипел мальчик справа. Он уставился на Петунью сужеными глазами. – Слишком занят.

– Мы позаботились о том, чтобы он не помешал нам, – насмешливо пропел тот, что стоял слева.

А потом хором они продолжили:

– В этот раз никто нас не разлучит! – и вместе сделали еще один шаг вперед.

Они подходили медленно, играя с ними и наслаждаясь ужасом, который испытывала Петунья. Она тщетно пыталась хотя бы пальцем пошевелить, но тело ей не повиновалось. От магического холода сфера магистериума замедлила свое вращение, и белая тинктура внутри нее загустела, стала вязкой и неподатливой. Отчаяние приготовилось запустить свои когти в ее разум, и тут…

Близнецам оставалось сделать всего пару шагов. Они, уверенные в своем превосходстве, не торопились их делать, словно негативные чувства жертв подпитывали их. И тут, из-за спины Петуньи вдруг ударил сноп жаркого света. Словно солнце внезапно сошло с небес и встало позади нее, его лучи отогрели ее, прогнали из тела страх и ужас, и мертвенный холод.

– Вы не получите ее! – голос Афины дрожал, но был преисполнен отчаянного величия. Петунья растерянно оглянулась на нее. Такие слова приличествовали грозной воительнице, но никак не ребенку. Но нет, это была все та же заплаканная девочка в измятом рваном платье, однако ее фигуру окутывала величественная золотая аура. – Подите прочь, посланцы смерти! – Она выкинула вперед руку и махнула кистью, как будто отбрасывала что-то от себя, и возникшая ниоткуда сила заставила зловещих близнецов попятиться. Афина перевела взгляд на Петунью и строго велела: – Ну же, уходи! Скорее!

В этот раз Петунье даже в голову не пришло ослушаться ее. Она поспешила подняться, не обращая внимания на боль в затекших ногах, но близнецы тут же ударили в ответ, послав впереди себя волну леденящего холода. Золотая аура прогнулась под их напором. Близнецы удвоили свои усилия. Удары их ледяного ветра рвали ауру на части, и золотой свет стал рассеиваться.

Афина стиснула свои жемчужные зубки, пытаясь устоять. Но она была одна против двоих, и ее поражение было только вопросом времени.

– Беги же! – отчаянно прикрикнула девочка, и тогда Петунья решилась.

Усилием воли она, словно кулаком, стиснула магистериум, вынудив белую тинктуру вскипеть и хлынуть вовне. Ее тело захлестнуло волной живительной прохлады, что прогнала холод и стылость, укрепила мышцы и кости. Петунья схватила девочку поперек тела, закинула ее на плечо и помчалась так, как никогда в жизни не бегала.

Вслед ей раздались крики близнецов, рассерженных ее строптивостью. Петунья не оборачивалась и бежала по известной ей дорожке в сторону фермы. Внутри нее крепла уверенность, что, стоит ей добраться до фермы, то никакая опасность не будет ей грозить. И она выжимала из тела все силы, щедро расходуя накопленную прежде эссенцию.

Сзади зазвучало пение. Близнецы запели, их голоса слаженно выводили какую-то мелодию. Казалось бы, в песне не было ничего зловещего, но при первых же звуках Петунью охватило нехорошее предчувствие.

– Летом будем мы опять вместе весело гулять, – старая детская считалочка, пропетая нежными мальчишечьими голосами, зазвучала неожиданно жутко. – Поиграем в прятки, засверкают пятки! Побежим, ты не гляди, все равно тебе водить!

Слова и мелодия оплетали ветви деревьев, обвивали стволы, стлались по траве, запутывали тропинку. Петунья пробежала мимо указателя к ферме. Там, где раньше тропинка поворачивала к ферме, теперь она вела в противоположную сторону.

– Они запутали тропу! – крикнула Афина. Она крепко обнимала Петунью за шею и смотрела назад, поэтому прекрасно видела, что делали их преследователи. – Нужно сойти с нее, быстро! Прыгай!

Петунья примерилась и сиганула в ближайшие кусты, зажмурившись, чтобы не получить веткой в глаз. Но когда ее ноги коснулись земли, она увидела, что все равно осталась там, откуда прыгнула. Она попробовала еще раз, но тропа под нею извернулась как змея и снова поймала ее. Это ужасно походило на волшебные фокусы, только Петунья не помнила, какое это заклинание и как его прервать. Да и волшебной палочки у нее не было.

Она оглянулась на две маленькие фигурки, что неумолимо приближались, и бросилась бежать дальше, но просто бежала на одном месте. Как муха, увязшая в смоле. Близнецы, не прерывая пения, приближались. Вместе с песней впереди них распространялся мертвящий холод, и, как только первые его дуновения коснулись ног Петуньи, ее ноги подкосились. Она не удержалась и рухнула на колени. Афина стукнулась подбородком о ее плечо и ойкнула от неожиданной боли.

Напрасно Петунья пыталась подняться. Сила несовершенного философского камня, что поддерживала ее, иссякла. В магистериуме осталось лишь две небольшие капли – белая и красная, – и Петунья внезапно оказалась птицей с подрезанными крыльями.

– Не убегай больше, сестренка! – близнецы подходили ближе. Они шли расслабленным неторопливым шагом, а на их лицах играли невинные улыбки. Если не приглядываться, они выглядели точь-в-точь как обычные мальчуганы, играющие в догонялки со старшей родственницей. Но их показушные маски не могли обмануть Петунью. Она знала, что нужно смотреть в их глаза – холодные и безжалостные, как у насекомых.

Афина выпуталась из ее рук и встала перед нею. Налетевший ветерок взметнул ее изодранное платье, и на мгновение Петунья увидела перед собой не маленькую девочку, а великолепную воительницу в сияющей броне, с копьем в правой руке и щитом в левой. Словно сама Афина, богиня воительница, встала на ее защиту.

Близнецы тоненько и пакостно захихикали, и этот звук моментально развеял чудесное видение. Петунья моргнула. Что только не померещится на краю смерти.

– Спасибо тебе, – прошептала Афина. Она оглянулась, ее щеки были мокры от слез, но она улыбалась. – Твоя попытка спасти меня вернула мне храбрость. Я выиграю время, а ты беги.

Она снова повернулась к близнецам, тонкая пленка золотистой ауры окружила ее тело, но она была такая хрупкая, такая слабая, как она могла противостоять этим двоим? И когда Афина шагнула вперед, Петунья, откуда только силы взялись, рванулась вперед, обхватила ее и обняла, поворачиваясь спиной к близнецам.

– Дети не должны спасать взрослых, – прошептала она, уткнувшись лицом в макушку девочки, и закрыла глаза, ожидая, что вот-вот ее тело снова откажет ей, и она вновь окажется беспомощной пленницей.

Один из близнецов зацокал языком, то ли восхищаясь ее отвагой, то ли поражаясь ее глупости.

Они подходили ближе, бесшумно, не переговариваясь и даже не смеясь. Только стылый холод их присутствия становился все ближе, и Петунья все сильнее прижимала к себе девочку, стараясь согреть хотя бы ее. Обострившимся восприятием она почувствовала, как к ней потянулись холодные пальчики и ощутила мертвящее, тяжелое касание маленькой ладони к своему плечу, как из леса раздался шум, и на тропу выскочил кто-то огромный и тяжелый и угрожающе заревел.

Chapter Text

Перед этим грозным кличем даже потусторонний холод отступил. Петунья обернулась.

На тропинке, угрожающе пригнув увенчанную сверкающими золотыми рогами голову, стоял белоснежный олень. Петунья впервые видела его так близко, что могла разглядеть каждую шерстинку на его теле. Он гневно взрыл землю тяжелым золотым копытом, разбросав в стороны комья грязи, и сделал шаг вперед.

На острых, как копья, кончиках его рогов угрожающе сверкнули солнечные блики, и близнецы невольно попятились.

Разве не его они искали, вспомнила Петунья разговор, что состоялся между нею и мальчиками в их первую встречу. Она угостила их собственноручно выращенной морковью и лембасом, а они поведали ей, что ищут своего отца, превращенного кем-то в оленя. Но сейчас, когда они, наконец, свиделись, на их хорошеньких личиках не было никакой радости от долгожданной встречи, а один только страх.

Олень снова взревел, громко и гневно, и сделал к ним еще несколько шагов. Близнецы дрогнули и, изменившись в лицах, развернулись и опрометью умчались, без шума и крика, даже не потревожив лесной травы, словно призраки или демоны.

Олень горделиво выпрямился и презрительно фыркнул, явно насмехаясь над бегством врага. Постоял немного, будто ожидал, что демонята вернутся, потом он развернулся, и Петунья смогла рассмотреть его морду – со светло-розовым носом и большими томными глазами, обрамленными белоснежными ресницами. Чудесный зверь подошел к ней и наклонился. Носом он ткнулся в лицо и плечи Петуньи, обнюхал ее, и тогда мертвенный холод, еще остающийся в ее теле, ушел. Вернулся контроль над руками и ногами, и она встала, морщась от боли в затекших мышцах.

Тогда олень, напомнив этим ее знакомых морских котиков, беззастенчиво подсунул под ее руку свою голову, и Петунья, обалдев от восторга, робко почесала его между рогов. Ему понравилось. Он прикрыл глаза и боднул головой ее ладонь, побуждая чесать активнее.

– Ты его знаешь? – прошептала Афина. Девочка зачарованно смотрела на прекрасное животное. Услышав ее вопрос, олень приоткрыл один глаз и взглянул на нее. Неясно было, что он думал, но не стал протестовать, когда она робко потянулась рукой, чтобы его погладить.

– Не-а, – также шепотом ответила Петунья. – Видела один раз в лесу. Только тогда он убежал сразу, как меня заметил.

Почему же сегодня он не боится их? Что изменилось? Неужели он просто пришел им на помощь, точно как тот, страшный человек-звезда?

– Большое тебе спасибо, – с чувством произнесла она и стала активнее начесывать оленя. Тот всхрапнул что-то в ответ, то ли свое оленье «пожалуйста», то ли «чеши сильнее». Возможно даже, что второе, потому что стоило убрать руку, как он открыл глаза и недовольно уставился на нее. Петунья неловко помахала ему: – Ну… нам пора домой. Спасибо еще раз. Надеюсь, еще увидимся.

Она взяла Афину за маленькую теплую ручку и потянула за собой.

– Пойдем ко мне. Я постараюсь помочь тебе.

Девочка кивнула, они зашагали по тропинке к дорожному указателю, который теперь не пытался от них убежать. Позади раздался перестук золотых копыт. Олень, как привязанный, шел за ними.

А когда Петунья оглянулась, гадая, не сделает ли зверь вид, что просто щиплет травку, олень подошел и снова настойчиво потребовал погладить его.

– За кем же ты идешь? – вслух спросила Петунья и, не удержавшись, снова стала чесать оленя. Ей подумалось, что он, наверное, заинтересован в девочке, которая явно была непростой, и потому сделала Афине знак отойти на пару шагов. Та понятливо отошла, но олень даже не заметил этого. Складывалось впечатление, что ему нужна была она, Петунья.

– Бедненький, – сердобольно сказала Афина и присоединилась к ласкам: – Мне кажется, ему тоже нужна помощь. Не могу понять, что с ним, но что-то не очень хорошее. Мы можем взять его с собой?

Первым делом Петунья подумала, что она будет делать, если этакой махине вздумается вытоптать ее огород. Но действия оленя доказывали, что он явно не простой зверь, и она решила, что сможет с ним договориться. Она протянула Афине руку и поманила оленя за собой.

С этой стороны никаких ворот на ферму, даже чисто символических, не имелось. С одной стороны холм, за которым пряталась разрушенная ферма, с другой – неизвестно зачем поставленный забор. Держа Афину за руку, Петунья провела ее на ферму. А олень войти не смог. Он непонимающе топтался за невидимой границей и гневно всхрапывал, раз за разом штурмуя препятствие и терпя неудачу. Пришлось Петунье выйти и, положив ему на холку руку, провести его внутрь.

– Как думаешь, что едят олени? – спросила Петунья. Она копалась в своих вещах, выбирая, что же подойдет маленькой девочке, пока ее собственное платье будет сушиться после стирки. Она выудила из саквояжа футболку и стала придирчиво ее рассматривать.

– Олени любят соль! – крикнула Афина. Девочка радостно плескалась в кадке среди мыльной пены. Она оказалась достаточно самостоятельной девочкой, чтобы помыться самой, попросила только помощи с волосами. Петунья помыла ей голову. Волосы у нее были чудесные, мягкие и шелковистые, но кто-то жестоко и безжалостно обкромсал их почти под корень. Афина запрокинула голову и взглянула на нее: – Мириэль, ты можешь меня подстричь?

Новое имя, еще непривычное, застало Петунью врасплох. Она закашлялась и пошла за ножницами.

– Я не особо умею стричь, – предупредила она, но Афине, кажется, было все равно. Петунья усадила ее на табурет, накрыла простыней и приступила к стрижке. Мама порой стригла отца сама, и со стороны это казалось довольно просто.

– Тебе не нравится твое имя? – вдруг спросила Афина. Она сидела неподвижно, с ровно выпрямленной спиной, и позволяла Петунье творить с ее волосами все, что угодно.

– Ну… – ей стало неловко. – На самом деле, я получила его совсем недавно. И еще не успела привыкнуть. Раньше меня звали по-другому.

Афина бросила на нее внимательный взгляд.

– А кто тебе его дал?

Петунья порозовела.

– Мой… ну, вроде как отец…

Она отложила ножницы и критически оглядела голову девочки. Модельных стрижек она делать не умела, но, кажется, у нее получилось вполне достойно. Уж по любому лучше того безобразия, что было раньше. Она развязала простыню и аккуратно стряхнула с нее остриженные волосы. Пока Петунья ходил за веником и совком, Афина ручками собрала все волосы с пола и, оторвав от подола своего платья кусок, увязала их в узелочек.

Петунья вручила ей зеркальце, а сама подмела пол. И вкратце объяснила историю своего удочерения.

– Так он твой учитель, – протянула Афина таким тоном, будто это все объясняло. – Разве ты не слышала пословицу? «Учитель на день – отец на всю жизнь».

Слова эти Петунья слышала впервые в жизни, но, обдумав, пришла к выводу, что в том была своя логика. С этой точки зрения ей стало проще смотреть на всю эту историю.

– Какая же ты умная, – сказала она и потрепала Афину по голове. Та довольно порозовела. В футболке Петуньи, что смотрелась на ней как платье, с коротко остриженными волосами она выглядела как обычная девчонка-сорванец.

Петунья вручила ей миску клубники, а сама достала из холодильника пару кочанов капусты и пучок моркови, нарубила их крупно, сложила в большую кастрюлю и вынесла во двор. Белоснежный олень с золотыми рогами во дворе ее фермы выглядел чудесным видением, что вот-вот растает, но листву с деревьев он объедал вполне с реальной жадностью.

– Эй, – обращаться так просто к столь благородному зверю, да еще и их спасителю, казалось кощунством.

Задумавшись, как же называть его, Петунья поставила перед оленем кастрюлю с угощением и стала машинально поглаживать его бок, пока зверь, шумно фыркая и чавкая, лакомился. В голове она перебирала подходящие прозвища и не могла выбрать наиболее подобающего.

По-эльфийски «олень» был «арас», но по мнению Петуньи это было чересчур просто и не особо благозвучно. Потом ей вспомнилась легенда об Актеоне. Это было уже получше, но она отмела ее из-за нехороших ассоциаций и ужасного конца собственно Актеона. Звать Красавчиком – слишком претенциозно, хотя он и в самом деле красавчик. Сохатым – ну такое, кажется, у кого-то из однокурсников Лили было такое прозвище. Петунья презрительно фыркнула, ох уж эти волшебники, даже нормальной школьной клички придумать не могут. В конце концов она обратилась к последней прочитанной книге.

Она вспомнила, как улепетывали близнецы, и на ум пришло подходящее:

– Раз уж ты у нас такой грозный и могучий, то будешь Турко, – сказала она.

Олень оторвался от еды и взглянул на нее, издав вопросительный звук.

Петунья кивнула.

– Так зовут одного из моих старших братьев. Думаю, он не обидится. Ты тоже грозный и могучий, да еще и такой красавец.

Мгновение олень смотрел на нее, потом фыркнул и вернулся к еде. Видимо, проблема подходящего имени его не волновала.

Раз уж спаситель был обихожен и накормлен, Петунья вернулась в дом и занялась обедом. Быстрый взгляд на часы сообщил ей, что встреча с близнецами вновь украла у нее время, и добрый господин Тук наверняка уже уехал, так ее и не дождавшись.

– Мне нужно будет заняться кое-чем после обеда, – сказала Петунья, выставляя на стол тарелки с рагу. – Подождешь меня дома? У меня есть пара интересных книжек. Только с темнотой на улицу не выходи, хорошо?

– А можно с тобой? – спросила девочка, и Петунья не нашла возражений, почему же нельзя.

Они вышли из дома, оставив за главного Турко. Тот не возражал. Наоборот, наевшись, олень устроился подремать под деревьями и только проводил их сонным взглядом. По дороге Петунья поведала своей гостье про ферму и зачем этот мир был создан. История о том, что заплутавшие призраки могут найти здесь дорогу домой, необычайно воодушевила девочку, но и только, а Петунья не стала настаивать.

У входа в пещеру они остановились. Вокруг лежали обломки ворот, и Петунье стало жалко, что она больше не увидит в сиянии луны и звезд волшебного рисунка.

– Никуда от меня не отходи, хорошо? – сказала она Афине, и они, пройдя мимо изваяний гномов, спустились на первый уровень подземелья.

Сегодня точно нужно найти столь необходимую древесину.

Chapter Text

Петунья проснулась и сразу почувствовала, что она в кровати не одна. Скосив глаза, она увидела Афину. Та спала на спине, раскинув во все стороны руки и ноги на манер морской звезды, из приоткрытого рта тянулась тоненькая ниточка слюны. Петунья смешливо фыркнула в кулак и осторожно, чтобы не разбудить девочку, поднялась. Накрыв спящую одеялом, она вышла из спальни, приветствуя новый день.

После вчерашних поисков в подземельях руки, которым неоднократно приходилось поднимать и опускать кирку, ныли. Петунья сделала зарядку, а потом опустилась в позу лотоса для медитации. За ночь запас белой тинктуры в магистериуме немного восполнился. Увидев, что ее стало больше тех жалких капель, что остались после второго столкновения с близнецами, Петунья облегченно выдохнула.

Она старательно дышала. Сфера магистериума вращалась, впитывая в себя серебряную эссенцию из воздуха, и капельки одна за другой падали внутрь. Белые капли никак не смешивались с крохотными красными бусинками конденсата, что покрывали сферу изнутри. Их стало немного больше. Может, от работы в шахте?

Пока ее тело само занималось дыхательными техниками, без всякого контроля со стороны разума, Петунья вспомнила вчерашний день в подробностях. Да, твердой древесины она не нашла ни кусочка. Но Афину подземные чертоги привели в полнейший восторг. Она тщательно осмотрела горящие сами по себе светильники и изящную каменную резьбу, а потом задала Петунье, наверное, миллион вопросов, не меньше. Той пришлось изрядно поднапрячь память, чтобы ответить хотя бы на часть. И, пожалуй, это был единственный положительный результат их похода в заброшенное царство гномов.

В окно постучали. Петунья приоткрыла один глаз, и увидела оленью морду, что глупо тыкалась в стекло. Кажется, прекрасный зверь никак не мог понять, что мешает ему просунуть нос внутрь дома.

Он был такой смешной в своем искреннем непонимании, что Петунья прыснула со смеху, руша концентрацию.

Она вышла на крыльцо и позвала чудесного зверя к себе. Тот подошел и доверчиво ткнулся мордой ей в живот.

– Доброе утро, Турко, – она принялась чесать оленя. – Как тебе спалось?

Олень фыркнул, подставляя голову под ее пальцы. Его белоснежная шерсть была вся в капельках ночной росы, на солнце они сверкали так, будто каждую шерстинку украшал крохотный бриллиант. Петунья поласкала его еще немного, после чего мягко оттолкнула и пошла готовить оленю угощение. Дверь она оставила открытой, и Турко, встав передними копытами на крыльцо, с любопытством заглядывал внутрь. Увы, развесистые рога мешали ему протиснуться в домик, а не то он бы обязательно так и поступил.

Петунья снова порубила для него капусту и морковь, а потом досыпала в кастрюлю с овощами добрую горсть морошки. На стук ножа в спальне завозились, дверь открылась, и оттуда вышла заспанная Афина. Она потерла глаза, зевнула и пожелала доброго утра.

– Ой, – сказала она, когда продрала глаза и увидела оленя в дверях, – а можно я покормлю Турко?

Не говоря ни слова Петунья вручила ей кастрюлю и выставила их обоих на улицу, а сама занялась завтраком.

Мытье посуды после завтрака она оставила гостье. Девочка была достаточно большой, чтобы справиться с парой тарелок и кастрюлей. Пока она, напевая песенку на каком-то непонятном языке, плескалась в воде, Петунья взялась разбирать свою сумку.

Кое-что ей все-таки удалось собрать – много камня и угля, несколько жеод, пара штук морковок и кварцевых друз, и, конечно, россыпь медных самородков. Не говоря уже о слаймовой слизи и живице. Петунья переложила собранные материалы в сундук. По ее подсчетам, большую часть нужных материалов ей уже удалось собрать. Достаточно будет сделать еще один заход и, если удача ей улыбнется, можно будет приступить к строительству мастерской.

Увы, пока что с удачей они были не в лучших отношениях. Вчера, за все часы блуждания по подземельям, им на глаза попалась лишь пара бочек. Петунье пришлось хорошенько попотеть, чтобы разбить их киркой, но в результате она получила только россыпь камней, несколько угольков, пару жеод да пещерных морковок. И ни одного полена.

Сегодня нужно очень постараться.

– Мириэль! – Петунья очнулась от подсчетов и оглянулась. Афина стояла за ее плечом. Чистая посуда сохла на столе. – Я все!

Петунья улыбнулась и похвалила ее.

– Я тогда пойду курочку покормлю! И кролика! Можно? – Афина получила от нее миску с зерном, несколько капустных листьев и умчалась наружу.

Петунья проводила ее умиленным взглядом – что за милое дитя, – и вернулась к сундуку. Она еще раз пересчитала материалы, потом переложила кое-что нужное в сумку и пошла на улицу.

Она полила огород и повырывала траву, что осмелилась вырасти слишком близко к саженцам деревьев. Яблонька уже окрепла и выглядела почти взрослой. Подсчитав на пальцах, Петунья прикинула, что уже на следующей неделе она начнет плодоносить, и ласково погладила тонкий ствол. Ей не терпелось попробовать волшебные яблоки.

– Что мы будем делать сегодня? – Афина сидела у курятника. На ее коленях лежал Финвэ, девочка гладила его по спинке и бокам. С тех пор, как Петунья принесла его на ферму, кролик подрос и округлился, и к тому же стал совершенно ручным и ленивым. Он жмурил от удовольствия круглые глаза и никуда не собирался убегать.

Петунья вздохнула.

– Мне все еще нужно в пещеры. Не хватает древесины, – она махнула рукой в сторону каркаса мастерской. – Если не соберу нужное количество, не смогу начать стройку.

Афина бросила в ту сторону любопытный взгляд.

– А для чего это? – она вернула кролика в загончик, и тот убрался обратно под теплое крыло Берты. Правда, теперь он там не помещался, но ни кролика, ни курицу это, кажется, не смущало.

– Мастерская, чтобы учиться всяким ремеслам, – объяснила Петунья.

Афина кинула на стройку заинтересованный взгляд.

– Ты так хочешь учиться? – и, получив утвердительный ответ, что, разумеется, да, заявила: – Я с тобой!

Петунья снова, на всякий случай, предложила подождать дома, в компании Турко, или сходить почитать в библиотеку, но Афина уперлась и наотрез отказалась разлучаться.

В город все равно пришлось зайти. Петунья вспомнила про свой план одолжить инструменты у городского столяра, и, пока она копалась среди его богатого инвентаря, выбирая те некоторые, которые могли ей понадобиться для обучения, Афина рассматривала город.

– Он такой древний, – с оттенком растерянности, но очень воодушевленно сказала она, когда Петунья вышла из мастерской. Девочка стояла у резной фигуры, изображающей какое-то диковинное растение, и гладила его рукой. – Очень древний. Раньше я думала, что мое… в смысле, в мире нет ничего древнее Святилища и Атлантиды. Кажется, я ошибалась.

Петунья взяла ее за руку, и они пошли к горам.

– Атлантида? Неужели она существовала на самом деле? Я думала, это миф, выдуманный Платоном.

Афина посмотрела на нее растерянно:

– Ну да. Это обитель Посейдона, Владыки морей. Ты ни разу о ней не слышала?

Петунья, не задумываясь, предположила первое, что пришло в голову:

– Может, мы с тобой из разных миров? – и подумала, что это и правда может быть именно так. Это все благодаря встрече со Сьюзан… как там она? Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она развила свою идею: – У нас никогда не было Атлантиды. Ну, конечно, она долгое время считалась реально существующей, но на самом деле ее так никто и не нашел. А у вас нашли?

Афина потешно надула щеки, обдумывая это предложение, потом кивнула в знак согласия.

– Это имеет смысл, – сказала она так, будто каждый день сталкивалась с другими мирами. – Нет, у нас ее не находили. У нас она была всегда. Атлантида – это древняя обитель Посейдона, Владыки Морей. Она лежит на дне морском, но не затоплена. Семь великих столпов держат магический купол, который огораживает город и его жителей от толщи воды. И семь великих генералов поддерживают порядок и защищают город. Сам Посейдон обычно пребывает в полудреме, но раз в несколько столетий он просыпается и начинает битву за владычество над миром. Когда он победит, на мир обрушится Всемирный потоп, и человечество будет уничтожено.

– И кем же он тогда будет править? – Петунья не сдержала сарказма. Она с любопытством смотрела на девочку. Вот вроде бы из другого мира, а выглядит как обычная. Хотя… она вспомнила ту золотую ауру, что окутала девочку при встрече с близнецами, и решила, что поторопилась. Точно не обычная.

Афина пожала плечами. Немного подумав, она сказала, что Посейдон пока ни разу не победил. Всякий раз, когда он начинал войну, отважные святые воины, которым покровительствует богиня Афина, останавливали его, и благодаря их заступничеству человечество процветает.

– Афина?! – воскликнула Петунья и, не сдержавшись, хлопнула себя по бедру свободной рукой. – А я удивлялась! Так тебя и в самом деле назвали в честь настоящей богини!

Она так радовалась своей догадливости, что не заметила, как по лицу Афины пробежало странное выражение. Как будто Петунья была не совсем права в своих выводах.

Chapter Text

Похоже, сегодня Фортуна решила одарить Петунью своей благосклонностью. Иначе Петунья никак не могла объяснить, почему сегодня решила спуститься на нижние ярусы на лифте, а не по лестнице, как обычно. И таким вот образом выяснила, что лифт может привезти ее сразу на пятый уровень, минуя четыре предыдущих.

Когда люлька лифта остановила свое движение, и они вышли из него, Петунья осмотрелась и с чувством произнесла:

– Какая же я идиотка!

Афина хихикнула и тут же постаралась утешить ее, сказав самое банальное, что можно было придумать:

– Ты же не знала.

Маленькая тезка великой богини держала Петунью за руку и с любопытством оглядывалась. Досюда они вчера не дошли, и ей явно не терпелось пуститься в исследования. Но после вчерашнего столкновения с диким слаймом она поумерила свои исследовательские порывы. И теперь держалась старшей подруги.

– А теперь знаю, – вздохнула Петунья, принимая ее правоту. Из темноты послышались знакомые чавкающие звуки. Петунья задвинула девочку себе за спину и ловко ударила посохом прямо по слайму, выпрыгнувшему на них из полумрака.

Слайм спружинил, и посох отскочил назад, лишь чудом не ударив Петунью по лбу. Она ударила еще раз, подмечая, что этот слайм отличается от своих собратьев. Он был значительно крупнее и сильнее и смог выдержать больше трех ударов, прежде чем лопнул и разлетелся в клочки.

Петунья подвинула к себе концом посоха выпавшие из слайма вещи и сложила их в сумку. Краем глаза она заметила сложное выражение, с каким Афина смотрела на посох в ее руках. Она и вчера так смотрела, но тогда Петунья не придала этому значения.

– Уродливый, правда? – она покрутила оружие, мимолетно удивляясь тому, каким привычным оно стало. – Я сама его вырезала из большой ветки, а потом натерла живицей. Поэтому он такой темный и гладкий. – Тут она вспомнила, что простенькое на вид платье девочки было из дорогой ткани и неловко закончила: – Но ты, наверное, привыкла видеть более красивые вещи.

Афина помотала головой.

– Нет. Мне просто не нравится оружие. Не люблю, когда делают больно.

Петунья приподняла брови.

– Удивительно. Я бы подумала, что наоборот, раз тебя назвали в честь богини-воительницы. Но, – она погладила девочку по голове, – ты не обязана соответствовать чужим ожиданиям. Будь собой.

Они продолжили свой путь по подземелью. Петунья зорко оглядывалась в поисках рудных жил и ящиков, а девочка шла за ней, не отставая ни на шаг. Через некоторое время она нарушила повисшее между ними молчание:

– Мириэль, а что у вас говорят про м… в смысле, про Афину?

Петунья хихикнула такой детской непосредственности. От нее, конечно, не ускользнуло, что девочка проглотила слово «меня». Но она подавила желание пошутить по этому поводу и рассказала все, что помнила из греческих мифов. И о рождении Афины, и о ее споре с Посейдоном за власть над Аттикой, и о помощи разным героям. Конечно, не обошла она и тот факт, что Афина была богиней воительницей. В битве с гигантами она швырнула остров Сицилия на гиганта Энкелада, а с его сородича Палланта содрала кожу.

– Кроме того, Афина – покровительница ремесел и богиня мудрости. Знаешь, – тут она смутилась, – она всегда мне нравилась. В глубине души я хотела быть на нее похожей. Быть такой же сильной и смелой, и уметь много всего разного!

Маленькая Афина улыбнулась этому признанию и ничего не сказала. Удовлетворив ее любопытство, Петунья занялась добычей камня. Свою сумку она передала девочке, и та складывала в нее все то, что падало на пол после ударов киркой.

Весьма быстро нашелся спуск на шестой уровень. А там Петунья обнаружила сломанную вагонетку, на дне которой случайно завалялось около дюжины кусков угля. Вдвоем они переложили их в сумку, но, увы, больше ничего полезного здесь не было.

На седьмом уровне на них напал жук. Быстрый и верткий, он доставил Петунье достаточно хлопот, пока ей не удалось метким ударом сбить его на пол и тут же затоптать. Не очень элегантно, зато эффективно. После этой утомительной схватки они устроили привал. Петунья обработала отваром ацеласа укусы жука, а потом достала из сумки перекус и термос с чаем.

– Мне кажется, – вдруг, без всякого предисловия, сказала Афина, забыв про свой недоеденный рулетик, – что информация, появившись в одном мире, искажается, когда попадает в другой. – Поймав непонимающий взгляд Петуньи, она пояснила: – Видишь ли, Мириэль, наша богиня Афина никогда не была богиней войны. Она та, кого Всеотец Зевс поставил править миром в его отсутствие. Она богиня-защитница мира и справедливости. Для всех и каждого, – она посмотрела на свои ручки, заметила рулетик и запихнула его в рот, отчего ее щеки округлились как у хомячка. Прожевав, она решительно заявила: – Оружие нарушает мир и ранит людей, поэтому Афина не признает и презирает его.

– И правда, какая разительная разница, – только и смогла сказать Петунья.

После привала они продолжили свой путь. Они спускались все глубже и глубже. Петунья наловчилась бить жуков на подлете, хотя промахивалась один удар из трех, и ее руки покрылись маленькими кровоточащими укусами. От мертвых жуков оставались пышные, рыхлые куски тошнотворно-розовой плоти. Петунья решила, что они прекрасно подойдут для изготовления рыболовной наживки.

– Девятый этаж и опять ничего, – уныло подытожила Петунья, после того как они обошли все и не нашли даже самого маленького ящика. На камни и медные жилы она уже даже не смотрела. И того, и другого в сумке было с избытком. Не было только одного – твердой древесины. Она посмотрела на часы. – Уже поздно. Давай найдем спуск на десятый, надеюсь, там будет лифт, и домой.

Афина кивнула. Она огляделась и показала на лежащий в тени камень. Петунья замахнулась киркой и ударила. От ее удара камень вдруг отрастил восемь членистых лапок и резво отполз в сторону, боком, как краб. Петунья вскрикнула от неожиданности и отпрянула, устрашившись вида пары крупных клешней.

Пещерный краб, чье тело по-прежнему пряталось под каменным панцирем, побежал в их сторону, быстро перебирая своими лапками. Сердце Петуньи дрогнуло, а руки привычно отбросили кирку и выхватили посох. Она ударила ровно тогда, когда краб оказался на расстоянии удара.

– Клак-клак – щелкнули клешни, и верный посох, переживший с Петуньей немало приключений, развалился на несколько кусков, оставив ее руках короткую, непригодную для сражения палку.

Петунья по инерции сделала пару шагов вперед, и краб ловко полоснул ее по ноге.

Она закричала – ей показалось, что краб отхватил ей ступню, – и плюхнулась на задницу. Она дергала ногами, пытаясь отползти, но не двигалась с места.

– Успокойся, Мириэль, ты в порядке, – раздался позади нее спокойный, хотя и несколько напряженный голос девочки, и паника стала медленно покидать Петунью. Спустя несколько вдохов она поняла, что нога цела – удар пришелся на голенище сапога. Она торопливо поднялась на ноги, но краб почему-то медлил и не нападал. Афина же тем временем говорила: – Посмотри, по сравнению с теми двумя это животное ничто. А их ты хоть и боялась, но пыталась действовать. Почему ты боишься сейчас?

Петунья отбросила остатки посоха.

– У меня нет оружия.

В голосе Афины, как ни странно, звучало торжество.

– Оно тебе и не нужно. Твое тело – вот самое лучшее оружие! Посмотри на меня, – вокруг нее разлилось знакомое золотое сияние, и Петунья почувствовала, как ее охватило спокойствие. Краб, наоборот, в страхе спрятался под свой панцирь, став неотличимым от камней вокруг. – Я научу тебя, как сражаются святые воины Афины.

Она взяла Петунью за руку, и вдруг они обе оказались посреди большого черного ничто. Исчезло подземелье, не было ничего, кроме них двоих.

– Ты знаешь, что все в мире состоит из атомов, – произнесла Афина. Петунья, конечно, знала. – Ты, я, звезды, планеты, галактики и целая вселенная. Даже тот маленький краб тоже состоит из атомов. – слушая ее, Петунья впала в медитативное состояние. Слова текли сквозь нее, и серебряная эссенция внутри магистериума пульсировала в такт этим словам. – Сила большого взрыва, что породил Вселенную, заложена в каждом живом существе. Ведь каждый из нас сам по себе отдельная маленькая вселенная. Микрокосм. Обуздать свой собственный большой взрыв – значит стать столь же могущественным как боги. Ты уже ступила на этот путь. Вчера я чувствовала твою силу, твое собственное космо. Такое прохладное и освежающее.

Афина вздохнула. Они парили посреди большого черного ничто, и ее золотая аура сияла в этом месте тысячей солнц.

– Чтобы использовать космо, необходимо прежде закалить тело. Поэтому прямо сейчас ты не сможешь полностью постичь его, но я покажу тебе путь. Смотри внимательно, Мириэль.

Где-то впереди вдруг возникла точка. Возникла – и в следующий момент бурно взорвалась, распространяя вокруг себя волны энергии. Первородная стихия бушевала вокруг, порождая и пожирая вновь и вновь возникающие звезды и звездные системы, и целые галактики. Но вот космос упорядочился, и Петунья обнаружила, что смотрит со стороны на большую структуру, описать которую она не могла, потому что не знала таких слов. Это было… это было подобно тому, как муравью вдруг бы открылся взгляд на всю планету, такую огромную, такую грандиозную.

– Это – мое космо. Ты понимаешь?

Петунья машинально кивнула, не в силах отвести взгляда от открывшейся ей картины. И даже когда это невероятное видение исчезло, и они вновь оказались посреди подземелья, она все не могла прийти в себя.

– Теперь, – ее привел в чувство строгий голос Афины, – ты можешь справиться с этим крабом сама. Найди в себе свою собственную вселенную, сожми ее в одну точку и заставь взорваться!

Петунья кивнула и, все еще оставаясь под впечатлением, сжала правую руку в кулак. Белая тинктура взволновалась, закружилась в невероятном водовороте, и вся ее сила сосредоточилась в кулаке. А потом Петунья сделала широкий шаг вперед и ударила прямо по крабу.

Яркая молния на мгновение осветила девятый этаж до самых дальних его уголков, а каменный панцирь лопнул и разлетелся на осколки.

– Это я сделала? – растерянно спросила Петунья, не в силах отвести глаз от воронки в полу. Лишенный панциря, краб тут же погиб, но не успела она порадоваться победе, как по ее нервам ударила дикая боль. Петунья закричала, не в силах вытерпеть ее молча, и за своим криком не услышала, как открылся спуск на десятый этаж.

Боль медленно затихала. Золотое космо Афины окутало ее и вылечило все ранки и укусы, не в мгновение ока, но все же невероятно быстро.

– Космо можно использовать сотнями разных способов, – сказала она. – Но каждый находит эти способы самостоятельно.

Потом они спустились вниз. На десятом уровне и правда был лифт. Кроме сундука в центре небольшого помещения не было больше ничего. Переглянувшись, они вместе подняли крышку.

– Кажется, богиня удачи и правда сегодня на моей стороне, – с чувством произнесла Петунья, глядя на лежащие в сундуке куски твердой древесины. Ровно столько, сколько ей недоставало.

Chapter Text

Петунья и Афина вышли из пещеры. Снаружи уже стемнело, и обломки старых ворот тихо мерцали серебром в свете луны и звезд.

– Ух ты, – Афина остановилась и, выпустив руку Петуньи, присела на корточки. Она потрогала пальчиком сияющие серебром буквы. – А что тут написано? Ты знаешь, Мириэль?

Петунья процитировала ей надпись, умолчав про хитрость с паролем. Афина задумалась на минутку, а потом с восторгом выкрикнула:

– Друг! Скажи «друг» и войди! – она запрокинула головку и заливисто расхохоталась. Горное эхо, напуганное шумом, растерянно отозвалось. – Ах, Мириэль, здесь так хорошо! – она поднялась и обняла Петунья обоими руками. Петунья обняла ее в ответ. – Вот бы остаться тут на подольше…

Петунья погладила ее по волосам.

– Тебе уже пора уходить?

Афина тихо угукнула и уткнулась лицом ей в бок. Она что-то неразборчиво пробормотала.

– Что-что?

Афина подняла личико и отчетливо повторила:

– Я расскажу тебе попозже, хорошо?

Петунья легко согласилась. Ладно. Позже так позже.

Обратный путь на ферму оказался дольше, чем обычно. Загадочное «космо», которым Петунья так беспечно воспользовалась, совершенно ее вымотало.

Войдя на ферму, Петунья посмотрела в сторону каркаса мастерской. В быстро сгущающейся темноте он выглядел остовом фантастической твари, старым и недружелюбным.

– Очень я устала, а делать надо, – призналась она. – Подождешь в домике?

Афина ждать не хотела.

Что ж, Петунья не стала настаивать. Они вдвоем зашли в дом, собрали в сумку остальные материалы и, прихватив световой кристалл (свет-камень, как назвал их дядюшка Бальбо), направились к мастерской.

Из темноты белым призраком выплыл Турко и любопытным хвостиком увязался следом.

Из разросшегося кустарника, приманенные светом кристалла, к ним выскочили несколько слаймов. Петунья чертыхнулась, уже предчувствуя новые ожоги, но тут мимо нее прыгнул олень и меткими ударами копыт раздавил скачущие комки слизи. Они лопались под его ударами, разбрызгивая вокруг капли жгучей слизи.

– Ты такой умный зверь, – она похвалила оленя и подкрепила слова почесываниями чувствительного местечка меж рогов.

Афина протянула ручку, чтобы тоже почесать Турко, и заметила:

– Это совсем не зверь, Мириэль. Это часть чьей-то души. Она потерялась.

В голове Петуньи возникла какая-то мысль, но она так устала, что решила, что подумает об этом завтра. И смутная идея, посетившая ее в этот вечерний час, незаметно улетучилась.

Материалов в сумке было много, внутри каркаса мастерской они образовали небольшую горку. В четыре руки выложив все из сумки, они полюбовались на свою работу, а потом пошли домой, ужинать.

Петунья только успела приготовить ужин, а потом ее – довольно строго – прогнали медитировать. Маленькая девочка, указывающая взрослому, что делать, конечно, комичное зрелище, но ослушаться ее даже мысли не пришло. Петунья размялась, села перед камином в позу лотоса, на минутку задумавшись, где бы взять коврик, и погрузилась в медитацию. Она привычно вдыхала воздух и наблюдала, как белая эссенция скапливается в магистериуме. А затем у нее вдруг, сам собой, получился следующий шаг. Как раньше она укрепляла свои мышцы или дышала под водой, она побудила часть эссенции просочиться обратно в тело, и та, промчавшись по кровотоку, унесла с собой часть усталости и притушила ноющую боль в мышцах.

– Ага, – раздалось у нее над ухом. Петунья открыла глаза и увидела торжествующее личико Афины. – Видишь, ты уже начинаешь понимать, как применить свое космо! А теперь давай ужинать.

Время после ужина, раз уж эссенция, космо или, может, сама магия уменьшили ее усталость, Петунья решила посвятить чему-нибудь интересному. Афине она вручила Алую книгу, и девочка с интересом взялась следить за приключениями мистера Бэггинса. Сама же Петунья достала инструменты, учебник по резьбе и открыла страницу с практическими заданиями.

Для экспериментов она выбрала участок стены. Карандашом, затерявшемся в саквояже, перерисовала из учебного трактата первое упражнение – несколько прямых и косых линий. Взяла нож, один из тех, что лежали перед ней, и сделала первый надрез. На пол упала неровная кудряшка стружки, а Петунья почувствовала легкий укол боли. Она сделала второй и третий надрез, увлекшись, срезала дерево вокруг первой черты, получив неровную выпуклость, а потом проверила свой магистериум. Крохотные алые бусинки, покрывающие внутреннюю поверхность сферы, стали немного больше.

Это так воодушевило ее, что Петунья стиснула зубы и продолжила упражнение. Болевые удары не только повторялись, но и усиливались. Последний был настолько сильным, что Петунья не сдержала стон. Афина оторвалась от книги и внимательно посмотрела на нее, словно ей было интересно, до какого этапа Петунья может дойти. А та, наконец, закончила вырезать последнюю черту, отбросила нож и с криком схватилась за живот. Несколько бусинок конденсата увеличились достаточно, чтобы слиться в одну алую каплю. Та повисла, а потом под своей тяжестью упала вниз, прямо в центре озерца белой тинктуры.

Прошло некоторое время, прежде чем боль утихла и стала терпимой. Петунья открыла глаза и сразу же увидела плоды рук своих. Увиденное ее ужаснуло: многострадальная стена была покрыта неровными и кривыми углублениями, напоминающими изначальный рисунок лишь отдаленно. И вот ради этого она терпела такую боль?

Но тут же она помотала головой. Нет, она терпела ради той крохотной капельки красной тинктуры, что образовалась благодаря ее мучениям, и она продолжит терпеть и дальше.

Немного отдохнув, Петунья снова нарисовала тот же незамысловатый узор и вновь взялась за нож. Она резала и резала, резала и резала, горка стружки на полу росла, как и росло количество алых капелек внутри сферы магистериума. Постепенно ее движения становились увереннее, а надрезы на досках – ровнее и четче. Петунья отложила нож и размяла затекшие пальцы, а когда снова взялась за инструмент, почувствовала, как на плечо опустилась маленькая рука.

– Достаточно, Мириэль, – Афина осторожно вынула нож из ее пальцев и отложила его в сторону. – Ты хорошо постаралась, теперь нужно отдохнуть.

И только когда она это сказала, Петунья ощутила усталость. В ней не оставалось сил даже на то, чтобы попробоваться восстановиться через медитацию. Она позволила отвести себя в спальню и рухнула на кровать.

Афина забралась с другой стороны, завозилась под одеялом, а потом приникла к Петунье и доверчиво устроила головку на ее плече.

– Я расскажу тебе сказку, – зашептала она, и Петунья откликнулась невнятным «мгм». – Однажды, давным-давно, жила-была девочка. Ее папа был богом и правил целым миром. Девочка росла, не зная никаких проблем. Ей нравились цветы и красивые вещи, маленькие милые животные и вязанные салфеточки. Однажды ее папа куда-то ушел и не вернулся… а девочка осталась самой главной и теперь должна была защищать мир вместо него. Она очень старалась, но потом один из дядей, тоже грозный бог, сказал, что она плохая правительница, и главным должен быть он. Он взял людей, обучил их ковать доспехи и оружие, и решил захватить власть над миром силой. Люди страдали, и мир постепенно склонялся под власть дяди. Тогда девочка собрала своих сторонников и научила их, как достичь такой силы, чтобы сравняться с богами, и вступила в бой…

Афина внезапно замолчала, и Петунья шепотом спросила:

– Она победила?

– Ага, – отозвалась Афина и шмыгнула носом. – Только почти все ее сторонники погибли, ведь они не жалели себя в этой борьбе за мир. А еще другие дяди и кузены решили бросить девочке вызов, и мир попал в бесконечный круговорот войн. Они все не заканчивались и не заканчивались… Девочке-богине не было жалко себя или своих родственников. Больше всего она печалилась, когда умирали ее воины, и она ничего больше не могла для них сделать. Ведь их души уходили туда, куда она не могла пойти. Ей стало так грустно, что однажды она просто легла спать и решила больше не просыпаться… – рассказ прервался, и Петунья не услышала, а почувствовала, что Афина плачет, молча глотая горькие слезы.

Она повернула девочку к себе и стала осторожно гладить ее по голове и спине. Та сперва крепилась, но вскоре не выдержала и зарыдала в голос. Она плакала, пока не выплакала все слезы.

– Глупая девочка, – прошептала Петунья, продолжая гладить ее короткие волосы, – она ведь богиня. У нее великая душа, – слова вылетали из ее рта почти что сами собой. – Пусть она превратит свою душу в посмертный мир для своих воинов. И, когда они умрут, они придут к ней, чтобы найти в ней вечный покой.

Она договорила, в комнате стало тихо. Слушая ровное дыхание Афины, Петунья сама стала засыпать. Но на границе яви и сна она вдруг услышала горячий шепот:

– Как думаешь, у меня… получится?

Петунья зевнула и, проваливаясь в сон, прошептала:

– Конечно, ты же великая богиня.

Chapter Text

Летняя ночь была хороша.

После томительного зноя, что царил днем, пришедшая ему на смену прохлада темноты, пронизанная тысячами звезд, была словно глоток живой воды. Петунья запрокинула лицо, подставляя его освежающему ночному ветерку, и небесные созвездия приветливо подмигнули ей. Тут ей стало стыдно – она на ферме живет уже больше месяца, а до сих пор не знает не то, что созвездий, а даже звезд. Петунья решила, что обязательно, как будет время, попросит у Туури звездный атлас, или сама его найдет. Теперь-то уж, когда ей не нужно, словно безумной, собирать материалы, у нее появится немного свободного времени, ведь так?

Дверь за спиной скрипнула. На пороге появился Оле Лукойе. В каждой руке он держал по большой кружке, доверху наполненной чем-то ароматным. Одну кружку он протянул Петунье, и она увидела свое неясное отражение в солнечно-желтом вине.

– Сегодня не будешь показывать снов? – спросила она и отхлебнула. Язык окатило легкой, невесомой свежестью, наполненной солнцем, медом и луговым разнотравьем. Вкус этот напомнил ей кое-что забытое. – У меня же вино готово! – воскликнула она, потрясенная своей забывчивостью. – Вот я растяпа!

Оле Лукойе хихикнул и отсалютовал ей кружкой.

– А это оно и есть. Я тут немного похозяйничал у тебя, уж извини.

У него была такая открытая и очаровательная улыбка, что Петунья даже не смогла рассердиться на самоуправство, хотя кому-нибудь другому не спустила бы. Она только сокрушенно покачала головой, как бы говоря, ну что уж тут поделаешь, и чокнулась с ним.

Оле Лукойе приложился к своей кружке, ополовинил ее за один глоток, утер влажные от вина губы и ответил на вопрос:

– Никаких снов сегодня. Мне лень.

Петунья снова отпила, посмаковала яркий, летний вкус собственного вина. Она не могла не процитировать:

– «Вино из одуванчиков – пойманное и закупоренное в бутылки лето». Точнее и не скажешь, да?

Оле кивнул ей, затем прищелкнул пальцами, выхватил прямо из воздуха и поставил между ними тарелку с маленькими круглыми печеньицами. Петунья взяла одно. Оно растаяло на языке как кусочек сахара. Вкус печенья немного приглушил послевкусие вина, и Петунья сделала еще один глоток, намереваясь выяснить, как будут сочетаться их вкусы.

– Хорошая ночь, не так ли, – мечтательно произнес Оле. Он откинулся спиной на стену домика, закинул одну ногу на другую и уставился на мерцающие звезды. Толстая и длинная коса его, свесившись с плеча, убегала вниз по ступенькам. – Люблю лето. Мне нравятся все сезоны, но лето для меня немного более особенное. Все вокруг… такое… – он поводил кружкой в воздухе, как будто пытался поймать нужное слово, и со смехом закончил: – Необыкновенное.

Петунья не могла не согласиться. И для нее лето всегда было необыкновенным. Конечно, исключительно потому, что Лили возвращалась из своей волшебной школы, и тогда в их доме до самой осени воцарялся хаос. Чашки превращались в крыс, на плите кипело какое-то подозрительное варево, а из крана в ванной вместо воды выплывали мыльные пузыри. Все потому, что родители предупредили малолетнюю ведьму, чтобы волшебство творилось только в доме. Петунья боялась представить, как отреагировали бы их добропорядочные соседи на поющие цветы в палисаднике, или метлу, что сама собой прибирает задний двор. С наступлением осени Петунья всегда испытывала облегчение, что ее жизнь снова станет привычной и обыкновенной.

А теперь она очень, очень далеко от семьи от дома. В этот раз волшебное лето обойдет ее стороной. Тут ее взгляд уцепился за рыжую косу, что пушистой змеей лежала рядом, и Петунья подумала, что, может, и не обойдет.

Над их головами раздался шум торопливо бьющих по воздуху крыльев и возмущенно-радостное чириканье. Оле Лукойе вытянул руку, и на его указательный палец приземлилась крохотная птичка с хохолком.

– Рейнир! – экспрессивно прощебетала она и захлопала крылышками, подняв небольшой ветерок. – Давно не виделись!

Петунья сперва удивилась, а потом вспомнила. Они же друзья с Онни! Это естественно знать младшую сестру своего друга. Она с любопытством взглянула на встречу друзей, и ей в глаза бросилось, как лицо рыжего мага окрасилось нежной грустью. Ей стало неловко, что она подглядела столь интимную ведь, и отвела взгляд.

– Ты опять ходишь по чужим снам? – продолжала птичка. – Я так и знала!

Он весело рассмеялся, и грусть как будто привиделась Петунье, таким веселым он казался.

– Ты и не представляешь, как на самом деле давно мы не виделись! Столько всего произошло. Я теперь не просто брожу по чужим снам. Я их показываю! Присоединишься к нам? Леди сварила вино из одуванчиков. Мы его дегустируем.

Он подбросил птичку в воздух, та перекувыркнулась и приземлилась на землю уже в человеческом облике. Оле Лукойе, которого когда-то звали Рейниром, протянул ей кружку с вином, и Туури с видом бывалого выпивохи залихватски опустошила ее за один длинный глоток.

– Вкуснота! Еще!

Теперь на крыльце они сидели втроем. В реальности оно бы их всех не вместило, но это был сон, и крыльцо раздвинулось, так что никто не стеснял друг друга.

– Вы давно знакомы? – спросила Туури между глотками.

Оле покачал головой.

– Мы познакомились только на прошлой неделе, на Цветочных танцах.

Конечно же, стоило Туури услышать нечто новенькое и незнакомое, как она тут же засыпала его вопросами, и он в подробностях ответил на каждый. Со стороны они и впрямь выглядели как парочка закадычных друзей.

– Кстати, – вдруг сказал Оле Лукойе и наполнил кружки по новой. Петунье стало немного интересно, останется ли завтра что-то в бочонке, чтобы угостить мистера Кори, или придется ставить новую партию, но она была не против выпить вино в такой приятной компании. Он поднялся и провозгласил: – Тост! За нашу следующую встречу наяву, леди!

Петунья стукнулась с ними кружками, выплеснув немного вина на землю, а как выпила, сразу спросила:

– Летний Двор устраивает свой праздник?

Оле лукаво улыбнулся:

– Вы знаете? – Петунья невнятно пробормотала, что слышала кое-что об этом, но он не стал переспрашивать. – Именно! Скоро наступит праздник Луау – грандиозный пир, Летний Двор устраивает его каждый год в честь середины лета. По традиции, каждый приглашенный приносит на пир блюдо. И тот, чье угощение удовлетворит взыскательные вкусы Титании и Оберона, получит награду.

Пир, конкурс блюд и награда – звучало интересно! Петунья любила готовить. Она тут же спросила, что за блюда побеждали в прошлые разы, и Оле Лукойе без запинки перечислил:

– В прошлом году это были Цветущие Лишь в Сто лет Огненные Всполохи. В позапрошлом – Молочный Туман над Весенним Лугом. – Он назвал еще с полудюжины фантастических блюд, о которых Петунья могла сказать только одно – она поняла слова, которые были в их названиях, но совершенно не представляла, что за ингредиенты в них использовались.

Она со смешком сказала:

– Кажется, я пас. Может, мне и приглашения не пришлют.

– Я бы не был в этом так уверен, – Оле слегка пьяно покачал пальцем. – Титания обязательно захочет переплюнуть Унах. Поэтому советую ждать приглашения и готовиться заранее.

Петунье подумалось, что эта Титания была весьма неприятной особой. Идти на праздник к такой – то еще удовольствие. Как бы не заколдовали.

– А можно отказаться? – на всякий случай спросила она и получила категоричный ответ.

– Лучше не стоит, – на мгновение выпав из образа позитивного добродушного простака неожиданно серьезно ответил Оле Лукойе, а потом добавил: – Я пригляжу за вами, не волнуйтесь. Мы же друзья!

Туури, уже совсем хмельная, ухватила его за шею, прижалась своей щекой к его и потребовала спеть. Они тут же затянули на два голоса какую-то дикую песню, причем на разных языках. Петунья, которой пришлось одновременно слышать и оба языка, и понимать смысл слов, чуть головную боль не заработала. Закончив одну, они затянули другую, а потом третью. Четвертая песня оказалась Петунье знакомой, и она присоединилась к певцам, сперва несмело, помня о своем паталогическом неумении петь, но никто не шикал на нее и не одергивал, и она осмелела.

Так продолжалось до утра. Когда небо на востоке посветлело, пришла пора прощаться. Хмельная Туури сграбастала Оле Лукойе в свои медвежьи объятия и расцеловала в обе щеки. Потом проделала тот же ритуал с Петуньей, после чего, не с первого раза перекинувшись птицей, улетела. Они проводили ее, и Петунья сказала, ни к кому не обращаясь:

– Первый раз вижу пьяную птицу в полете.

Но Оле согласно хихикнул.

– Мне тоже пора, леди, – он поклонился, уже начиная таять, но Петунья схватила его за руку, останавливая.

Свободной рукой она осторожно толкнула дверь. За нею, нерешительно выглядывая из-за дверного косяка, стояла Афина. В своем рваном платье, босая, коротко остриженная. Как сиротка из работного дома.

– Постой, Рейнир, – Петунья впервые назвала рыжего мага его настоящим именем, он разом стряхнул с себя хмель. – Я бы хотела попросить тебя об одолжении, – она поманила к себе девочку. – Можешь отвести ее домой? Она слишком крепко уснула и теперь не может проснуться.

Афина смотрела на нее и улыбалась.

– Ты догадалась?

Петунья ласково погладила ее по волосам.

– Ты же сама мне рассказала, помнишь?

Оле Лукойе потрясенно округлил глаза, а потом вдруг склонился в очень глубоком, очень почтительном поклоне.

– Богиня Афина, это большая честь для меня. – Он протянул ей руку. – Позволите сопроводить вас?

Афина кивнула ему и вновь повернулась к Петунье.

– Мириэль, твои слова подарили мне надежду. Знай, я всегда буду это помнить! Сейчас я мало чем могу отплатить тебе за твою милость, но прими мой дар, – она сказала Петунье наклониться и запечатлела на ее лбу поцелуй. Потом подмигнула: – Я все же богиня мудрости. Пусть мой дар поможет тебе в учебе. А теперь, до свидания! Если попадешь в мой мир, тебе всегда будут рады в моем Святилище!

Они ушли в направлении восходящего солнца. Долговязый рыжий маг и босоногая девочка-богиня. Петунья смотрела им вслед до тех пор, пока могла разобрать их силуэты, пока глаза не заболели от слишком яркого света. Но она видела, что до самого конца Афина продолжала махать ей рукой.

И все же, расставаться всегда так сложно.

Chapter Text

После сна все перед глазами расплывалось. Петунья поморгала, две слезинки стекли по ее щекам, и взгляд прояснился. Она утерла влагу с лица тыльной стороной ладони, а потом бессильно уронила ее на свободную сторону кровати. Там никого не было. Ладонью она ощутила остаточное человеческое тепло, но маленькая богиня уже ушла.

Петунья провела языком по губам. На них еще оставался привкус одуванчикового вина. Опять этот сон наяву.

Она полежала еще немного и решила, что пора вставать. Но едва попыталась подняться, как в тот же момент рухнула обратно – все мышцы свело судорогой, а следом пришла волна боли. Петунья только и могла, что хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Когда приступ прошел, она задалась вопросом, что же это было. Еще вчера все было нормально, когда они вернулись из пещер. Она даже успела немного попробовать себя в резьбе, освоила простенький узор, и собрала целую каплю красной тинктуры.

О, может, в этом и дело? Тогда она знает, что нужно делать.

Петунья зашипела, осторожно устраиваясь в постели поудобнее. Не сразу, но у нее получилось вытянуть небольшую прядь белой эссенции из магистериума и распространить ее по всему телу. Прохлада пронеслась по мышцам и сухожилиям, унося с собой боль. Не полностью, но то, что осталось, можно было терпеть.

Только тогда она смогла подняться и привести себя в порядок.

После ночи активных возлияний хотелось есть. Причем именно есть, чувствовать вкус и запах еды, а не просто усмирить позывы голода медитацией. Петунья привычно сунула в рот большую редиску, прямо целиком, пока готовила немудреный, но очень сытный завтрак. За едой ей вспомнились чудесные хлебцы-лембасы. Она с тоской подумала, что вот их надо научиться печь. Они такие сытные, что с ними никакой голод не страшен. Жаль только, что ни рецепта, ни других запасов она не находила.

Утолив голод, Петунья подошла к изуродованной ее вчерашними экспериментами стене. Провела рукой, чувствуя под пальцами выпуклости рисунка. Сперва неровные и шершавые, а затем все более гладкие и аккуратные. Даже на вид последние элементы были точно такими же, как в книжке.

На полу под стеной лежала неубранная вчера стружка. Петунья неодобрительно поцокала языком, сходила за совком с веником и все подмела.

Она вышла на улицу. Окинула ферму взглядом, но белого оленя нигде не было видно. Впрочем, пока он не трогал огород, Петунья не собиралась его в чем-то стеснять. В конце концов, он зверь вольный (пока отец не сказал ей, что нужно с ним делать), пусть ходит где хочет.

К слову, об огороде. Он процветал. Особенно привлекали взгляд крупные, с баскетбольный мяч, бледно-желтые плоды дыни. Они лежали на земле среди зеленой листвы и всем своим видом обещали еще немного подрасти.

После забот о грядках, Петунья проверила мастерскую. Рабочих, которые чинили бы ее, нигде было не видать, а здание, тем временем, стало выглядеть менее разрушенным, чем вчера. Стены больше не зияли дырами, а в незастекленное пока окно она увидела угол полусобранной печи – рядом лежали камни и стояло ведро с раствором, которого Петунья точно не готовила.

И вот, все дела были сделаны, и весь дальнейший день оказался полностью свободным. Казалось бы, красота! Делай что хочешь. Хочешь – иди рыбачь, а хочешь – иди купаться, благо, самое настоящее море совсем недалеко. Но Петунья не была бы Петуньей, если б не нашла, чем заняться. Она сделала небольшую уборку, потом постирала, вычистила курятник, вырубила починенным топором разросшиеся кусты и из нарубленных ветвей сплела новый шалашик, побольше. Под старым Берта с Финвэ больше не помещались.

За работой она вспомнила про вино. Подняв крышку с бочки, она рассмеялась. Бочонок был почти наполовину пуст. Ну и горазды же они пить! Петунья зачерпнула кружкой напиток – он был точно такой же, как во сне, медово-желтый, сладкий и солнечный. И на вкус тоже.

Оставшееся вино она разлила по бутылкам. Затем выбрала из поленницы кусок дуба, выстругала из него несколько пробок. Первая вышла довольно неказистой, а последняя получилась прямо загляденье. Часть бутылок она убрала в шкаф, а остальные отнесла в ящик для продаж. Оставалось надеяться, что мистеру Кори ее первый опыт виноварения придется по вкусу.

Пока она ходила туда-сюда с бутылками в обнимку, ей пришла в голову интересная мысль. А ведь, когда этот год пройдет, она может открыть магазин с самодельными цветочными винами! Надо только выяснить, не будет ли это нарушением Статута. Петунье не хотелось бы иметь проблемы с магами.

Пустой бочонок она вымыла и выставила на улицу, чтобы высох на солнышке. Пока отмывала сусло со стенок, задумалась, из чего варить в следующий раз: из тюльпанов «Звезда Востока» или блестников, которые должны расцвести завтра? Впрочем, пока что это были лишь теоретические раздумья. Сахара все равно не хватало. Нужно будет купить.

Планируя список покупок на завтра – интересно, не обиделся ли милый хоббит на то, что она не явилась в урочный час? – Петунья зацепилась взглядом за свою аптекарскую грядку. Алфирин буйно цвел, оправдывая свое название «Вечноцвет». Не удержавшись, Петунья отщипнула желтый лепесток и сунула его в рот. Сладко! Рядом скромно цвел трубочник. Его нежные белые цветы, собранные в зонтик, покачивались на ветру. Увидев его, Петунья кое о чем вспомнила. И смутилась. Потому что напрочь забыла о собственном обещании.

Еще весной она пообещала дядюшке Бальбо собрать листьев трубочника. Пообещала, и забыла. А он, как воспитанный джентльмен, не стал ей напоминать об этом.

Снедаемая виной за свою забывчивость, Петунья схватила сумку и понеслась в город, чтобы собрать листьев. До завтра есть время, она еще успеет!

К ее счастью, трубочник цвел и летом. Выбежав к городу, Петунья зорким взглядом увидала растущие тут и там белые зонтики цветов. С помощью ножниц она быстро и аккуратно срезала с ближайшего стебля длинные листья, убрала их в сумку и перешла к следующему растению. Они росли достаточно плотно, и Петунья просто переключалась с одного к другому, потом к третьему и так далее.

Сбор листьев захватил ее с головой. Отчасти из чувства вины перед добрым хоббитом, отчасти потому, что она не очень умела бездельничать.

Однако, даже с головой уйдя в работу, Петунья услышала чужие шаги. Они гулким эхом раздавались среди пустого города.

Она бросила щелкать ножницами и выпрямилась во весь рост, прислушиваясь. Казалось бы, здесь не должно быть никого, кроме нее и Туури (Петунья уже успела забыть о тех душах, что приехали на поезде), но девушка-птица обычно не покидала библиотеки. Петунья замерла, слегка испугавшись. Потом стряхнула с себя робость, раскрыла ножницы и перехватила их на манер ножа, готовая, если что, пустить их в дело.

Вскоре она увидела незнакомца. Он спустился по лестнице на круглую площадь и остановился, оглядываясь. Потом заметил ее и вскинул руку в дружелюбном приветствии. Издалека нельзя было разглядеть кто он таков, но в любом случае этого черноволосого мужчину в одежде странного покроя Петунья видела впервые.

Он сам решил подойти к ней и легко, не глядя на пропасть, перешел мостик. Петунья оставалась на месте и ждала. Только на всякий случай спрятала за спиной руку с ножницами. Наблюдая за тем, как он двигался, она ощущала легкое дежа вю, и это заставляло ее чувствовать себя странно – она точно его не знала.

Он был высоким. Не настолько высок, как Фэанаро, но точно не ниже Лассэ. Несколько кос, скрепленные серебряными узорными зажимами, спускались ему на грудь и за спину. Похожими узорами были вышиты края широких рукавов и подол его верхней одежды, похожей на халат. А поверх широкого черного пояса висела перевязь с мечом.

– Рад видеть вас в здравии, добрая госпожа, – сказал он, подходя ближе, и подарил Петунье легкий приветственный поклон.

А, так вот кто он такой, поняла Петунья. Видимо, это и есть тот новый посетитель библиотеки, что помог Туури отнести ее на ферму. Она посмотрела ему в лицо. Его серые глаза смотрели с легким прищуром, как будто он слишком долго вглядывался вдаль, а красивое гладкое лицо будто бы никогда не знало бритвы.

– Я очень благодарна за вашу помощь, хоть мы и не знакомы, – она поспешно сложила ножницы и изобразила вежливый книксен, что в брюках, конечно, смотрелось очень странно.

– Не стоит кланяться, не стоит, – он протянул к ней руку, помогая подняться. Теперь он стоял совсем близко, вблизи его облик казался совсем эльфийским, но Петунья никак не могла разглядеть какой формы у него уши. – Позвольте представиться. Меня зовут Индильзар.

Петунья пропела положенное «рада знакомству» и представилась сама. Туури не говорила, упоминала ли она ее имя этому человеку или нет, но он и глазом не моргнул, когда она назвалась Мириэлью.

Представляться этим новым именем становилось все проще и привычнее.

Chapter Text

Индильзар заверил ее во взаимной радости от их знакомства и, оглядевшись, поинтересовался:

– Могу я узнать, чем занята леди?

Петунья дернула уголком губ. Как будто незаметно. Но вежливо ответила, что собирает листья трубочника. Тогда он кивнул, будто так и думал, и незамедлительно предложил свою помощь.

– Вы и так уже сильно мне помогли, – с неловкостью сказала она. – А я пока еще даже вас не отблагодарила.

Он рассмеялся.

– Помочь прекрасной леди – честь для меня. Что касается этого пустяка, воспринимайте его как каприз с моей стороны.

В его руке – как будто выскользнул прямо из широкого рукава – появился короткий нож с узорчатой рукоятью, и этим ножом Индильзар принялся ловко и быстро срезать листья с ближайшего куста. С его помощью дело заспорилось, вскоре все растущие тут побеги трубочника разом лишились листьев. Теперь листья предстояло высушить – на солнце или в духовке – и не забыть про них завтра.

Тем не менее, как бы Петунья не спешила вернуться на ферму, оставлять нового знакомого просто так казалось ей не очень вежливым, и она, не успев прикусить язык, предложила ему чашку кофе. А он – не отказался.

По дороге на ферму Петунья наблюдала за ним, стараясь не пялиться слишком откровенно – то странное ощущение дежа вю вновь вернулось и снова ее мучило. Она всю голову сломала, пытаясь сообразить, что же ей кажется таким знакомым в этом человеке, но так ни о чем и не догадалась. Единственное, в чем она была точно уверена, что никакой опасности с его стороны ей не грозит.

В конце концов она бросила играть в угадайку и отпустила этот вопрос, надеясь, что однажды разгадка сама к ней придет.

Впереди показалась бревенчатая арка. Петунья молча взяла Индильзара за руку – рука была теплой, твердой и мозолистой, – и провела его на ферму. Если он и удивился этому ритуалу, то никак своего удивления не показал, а просто похвалил ферму.

Между деревьев мелькнул белый силуэт – это Турко вышел встречать гостя. Но близко не стал подходить, просто стоял, глядя на незнакомца из-за деревьев, а потом ушел. И Петунья сделала вывод, что интуиция ее не обманула.

– Вот и мой дом, – сказала Петунья, открывая дверь.

Она предложила гостю присесть и почитать, пока она сообразит кофе. Индильзар прошел к столу и сел на табурет. Его взгляд с вежливым интересом исследовал комнату, и от него не ускользнуло ничего, даже кривоватые резные узоры на стене. Пламени в камине он уделил чуть больше внимания, но Петунья, занятая приготовлениями, этого не заметила. Она как раз вышла, чтобы разложить на крыльце листья трубочника. Солнце было еще достаточно высоко, чтобы они хоть немного подсушились.

Пока в кастрюле, за неимением чайника или кофейника, грелась вода, Петунья помыла и подала на стол тарелку с ягодами, украсив их лепестками алфирина. Индильзар положил в рот один лепесток и потянулся за книгой про Феанора. Петунья, дочитав, вернуть ее в библиотеку не удосужилась.

– Интересуетесь историей? – спросил он. Полистал книгу и хмыкнул. Совсем как Фэанаро.

Петунья пожала плечами.

– Искала что почитать. Эта книга подвернулась первой. А вы?

Индильзар признался, что в истории заинтересован не очень, но ему приходилось слышать кое-что о событиях, о которых повествовал сей труд. И, как он добавил, большей частью не очень хорошее.

Что ж, Петунья могла согласиться с ним, что некоторые эпизоды этой истории были весьма сомнительными. Она пододвинула к гостю Алую книгу Западных Пределов.

– Сейчас я читаю эту. Не смотрите, что название так претенциозно. Сама по себе книга весьма увлекательна. События в ней, если я не ошиблась в своих суждениях, происходят сильно позже этих, – она постучала по обложке первой книги. – В первой части хоббит Бильбо – вы слышали о хоббитах? – он слышал, – путешествует в компании тринадцати гномов. На его пути встречаются гоблины, эльфы, люди и даже целый дракон. Вторая часть рассказывает про его племянника Фродо, которому выпал жребий уничтожить волшебное кольцо. Но в последние дни у меня было не так много времени на чтение, поэтому далеко я не продвинулась. Только до момента, где Фродо встречается со своим дядей в Ривенделле, в чертоге лорда Элронда.

При словах «Ривенделл» и «Элронд» в серых глазах гостя мелькнуло странное выражение, и он поспешил опустить взгляд на книгу, делая вид, что читает.

– Могу я одолжить ее у вас? – спросил он весьма вежливо и учтиво, и Петунья, конечно же, согласилась.

Она заварила кофе, мельком отметив, что зерна подходят к концу. Саженец кофейного дерева хоть и прижился, но пока не вырос и плодов не давал. Достав свой список покупок, она добавила в него еще один пункт.

Петунья поставила перед гостем кружку.

– Угощайтесь. Вот сахар, если хотите. К сожалению, предложить молока или сливок не могу. – Он вежливо заверил ее, что все в порядке. Некоторое время они просто молча пили кофе, по очереди беря из миски ягоды, а потом Петунья спросила: – Не будет ли невежливо с моей стороны поинтересоваться, с какой целью вы прибыли в наши края?

Индильзар охотно поведал, что ищет брата. Или хоть какие-нибудь известия о его судьбе. По его словам, они разлучились очень давно, пойдя по жизни совершенно разными дорогами. До некоторого момента им удавалось поддерживать связь, но вскоре ему пришлось переехать, и общение между братьями сошло на нет.

– В том городе, – сказал он, имея в виду, конечно же, Раздол, – когда-то жил мой младший братишка. Поэтому я надеюсь, что смогу отыскать хоть что-то, что приведет меня к нему.

– Вы так уверены… – Петунья оборвала себя. Ужасно бестактно спрашивать гостя, уверен ли тот, что его брат еще жив.

Но он ее понял и энергично кивнул.

– Конечно. Мы же близнецы.

Петунья поежилась. В последнее время ей не очень нравились близнецы.

– Если я смогу хоть чем-то вам помочь, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне, – вежливо сказала она. – Я все еще должна вам за вашу любезность.

К счастью, он не стал протестовать или отказываться и просто кивнул, что да, стесняться не будет. Петунья почувствовала облегчение. Она не представляла, чем следовало отблагодарить его, а так – услуга за услугу, вполне подходит.

– Чем вы занимаетесь по жизни? Путешествуете?

Индильзар хмыкнул и ответил, что путешествовать ему и правда довелось. А до того он правил небольшим островом, пока не надоело. Потом он странствовал, просто шел, куда глаза глядят, не разбирая дороги. Посетил множество самых разных миров, завел сотни полезных знакомств, участвовал в войнах и приключениях, спасал пиратов от сокровищ и драконов от принцесс. Петунья слушала со всевозрастающим недоумением, не понимая, шутит гость или нет, но свою чепуху он нес с таким серьезным видом, что она на всякий случай решила поверить ему.

– Сейчас ваш покорный слуга – один из стражей Беззвездной Дороги, – Индильзар изобразил церемонный поклон.

– Беззвездная дорога? Что это?

– Самый обычный способ путешествовать между мирами, – пояснил он таким тоном, будто говорил о поездке в соседний город. Увидев ее непонимание, уточнил: – Вы знаете, что есть несколько способов пересечь миры? Нет? Их не так уж много, я перечислю некоторые. Например, кареты или повозки, вроде вашего дилижанса, которые везут вас из одного мира в другой. Или магические артефакты, позволяющие своему владельцу исчезнуть из одного мира и появиться в другом, – Петунья вспомнила про подаренные Сьюзан кольца и кивнула. – Также мне приходилось слышать, что некоторые маги обладают похожими способностями, но сам я с ними не сталкивался. Так вот, среди всех этих способов самый простой и доступный любому и называется Беззвездной дорогой. Но он же и самый опасный. Этот путь лежит в пространстве между мирами, где нет ни солнца, ни звезд – отсюда и название, – а в окрестностях водятся разные… существа. Чтобы обеспечить безопасность путникам и существуем мы, стражи.

– Это очень интересно, – медленно произнесла Петунья. – Спасибо, вы сегодня сильно расширили мои горизонты. Может, еще кофе?

Индильзар отказался. Сославшись на то, что не может злоупотреблять ее гостеприимством, он прихватил Алую книгу и откланялся. На прощание сказал, что остановился в одном из пустых домов в городе, и, если на то будет желание прекрасной леди, она сможет найти его там.

Петунья неторопливо убрала со стола и вымыла посуду. За работой она лениво размышляла, какому бы занятию посвятить вечер, но на самом деле ей ничего не хотелось делать. Вместо этого она плеснула в кружку вина и вышла на крыльцо. Тут же из-за деревьев к ней вышел олень и улегся рядом, положив голову ей колени.

– Как твой день, Турко? – спросила она, почесывая его морду. Олень блаженно прикрыл глаза и мягко фыркнул. – Афина ушла… Представляешь, на самом деле она настоящая богиня Афина! Ни за что бы не подумала… – и Петунья поведала ему о своих приключениях в пещере, время от времени прихлебывая вино. Оно было хоть и некрепкое, но голова от него немного закружилась. Совсем чуточку, чтобы добавить красок миру.

Медленно вечерело. Петунья и олень сидели на крылечке, наблюдая за тем, как красное солнце закатывается за горизонт, а на темнеющем небе проглядывают первые звезды. Кружка опустела, Петунья печально заглянула в нее, но ей было слишком хорошо, чтобы вставать и идти за добавкой. Снова вспомнилось прощание с маленькой богиней.

– Она оставила мне какой-то подарок. Вот только какой, интересно… – Пока она пыталась догадаться, что же крылось за поцелуем и словами о богине мудрости, ей вспомнились и другие слова богини. Она опустила глаза на зверя у своих ног. – Турко, ты помнишь, что она вчера про тебя сказала? Что ты не обычный зверь или даже не совсем зверь…

Олень взглянул на нее томным взглядом из-под ресниц и боднул ее руку, намекая, что не стоило останавливаться. Петунья продолжила чесать, а сама пыталась вспомнить, как же точно звучали те слова, сказанные маленькой богиней. Там было что-то про душу, но не просто…

Одна звезда на небе сверкнула особенно ярко, и Петунья вспомнила:

– Точно. Она сказала, что ты – часть чьей-то души. – Эта догадка была слишком смелой, чтобы думать ее на трезвую голову, но прямо сейчас Петунья была слегка пьяна. Разве Фэанаро не сказал ей, что души его сыновей оказались разделены на части? А что, если…Петунья проглотила готовое сорваться с языка восклицание о собственной бестолковости и шепотом спросила: – Турко… Ты же не можешь быть одним из моих братьев, да?

Олень смерил ее внимательным взглядом, легко поднялся и ушел прочь, затерявшись в сгустившейся среди деревьев темноте. А Петунья так и сидела на крыльце, и в голове у нее крутилась мысль, какой только бред не придет в пьяную голову. Но чем больше она об этом думала, тем сильнее ей казалось, что это никакой не бред…

Chapter Text

Утром неожиданно пошел дождь. Петунья услышала сквозь сон, как он барабанит по черепице, и улыбнулась. Раз дождь – значит, ей не нужно поливать огород. Можно будет пойти порыбачить, или почитать книгу. Улучшить свои навыки в резьбе, поиграть на флейте или просто побездельничать.

Она сладко зевнула, перевернулась на другой бок, чтобы снова уснуть, и сквозь сон успела подумать: лишь бы не проспать визит дядюшки Бальбо. Она никак не может заставить его ждать ее бесцельно второй раз подряд. И нужно обязательно передать ему подарок…

Листья!

Образ длинных зеленых листьев, мокнущих на крыльце, молнией пронесся в ее разуме, сгоняя всякий сон. Петунья соскочила с кровати и, как была, в ночной сорочке, босая, взлохмаченная, выбежала на улицу.

Повезло. Она расслабилась, увидев, что небольшого навеса хватило, чтобы защитить листья от дождя. Они намокли, конечно, но не так плачевно, как это нарисовал ей в срочном порядке разбуженный мозг. Петунья собрала подол рубашки в подобие мешка, сложила в него листья и отнесла их к камину, вывалив прямо на пол.

Пока она приводила себя в порядок и завтракала, листья подсохли. Петунья взяла один и с интересом потерла между пальцами. Но лист ничем не пах. Помнится, свежие листья табака, что росли у них в палисаднике, тоже не пахли. До тех пор, пока отец не подсушивал их, и только тогда они раскрывали свой благородный, землисто-пряный аромат, теплый, как пламя костра или чашка горячего черного чая.

Петунья кое-что помнила о процессе сушки. Она вынула из духовки противень, и, пока духовка прогревалась до нужной температуры, выложила на железный лист часть листьев. Когда температура достигла примерно девяносто градусов, Петунья поставила противень в духовку и прикрыла дверцу, оставив щель для циркуляции воздуха.

А сколько нужно ждать? В нормальном мире сушка обычно длилась часов восемь, не меньше. Что же до фермы, где все плодоносило и росло в разы быстрее, оставалось только следить.

Чтобы скоротать время, Петунья взяла дневник, в котором уже несколько дней не делала записей, открыла последнюю заполненную страницу и принялась записывать события прошедших дней. С того момента, как она встретила Афину, еще не зная, что это не просто маленькая девочка, и заканчивая вчерашним вечером, когда она внезапно нашла одного из своих братьев.

Или, скорее, часть его души.

Перо покачивалось в ее руке, послушно выводя заостренным кончиком тенгвы на бумаге. Чернила, купленные у дядюшки Бальбо, были специальные. Они не нуждались в промокашке и сразу же высыхали. Благодаря этому их свойству Петунья могла писать без пауз.

Примерно через час она отложила перо и заглянула в духовку. Зеленый цвет свежих листьев уже немного поблек, уступая место желтому пигменту. Петунья поворошила листья, проверяя, и прикинула по их состоянию, что это часа на три минимум.

Закончив вести записи, Петунья узнала из телевизора рецепт запечённой рыбы. Ведущий «Королевы соуса» словно бы знал, что в Одиноких Землях сегодня дождь, и ей, Петунье, очень хочется порыбачить. Он прямо с экрана подмигнул ей и заявил:

– Только убедитесь, что рыба свежая, а ещё лучше - только что пойманная лично вами! – после чего перешел к рецепту.

– Змей-искуситель, – беззлобно припечатала его Петунья, выключая телевизор.

Вместо удочки она приготовила корзину, чтобы приступить к сбору урожая, но сперва проверила почтовый ящик. Внутри, как обычно после продажи, лежал мешочек с монетками, а кроме него небольшое послание, полностью состоящее из хвалебных од ее одуванчиковому вину. Петунья перечитала его трижды. Уж очень ей понравились выбранные мистером Кори слова. Вот всем бы так!

Еще издали вид огорода заставил Петунью восхищенно ахнуть. Грядки, вчера еще зеленые, теперь были украшены желтыми, красными, розовыми, фиолетовыми и какими только не плодами. Большие, круглые, розовые словно молочные поросята дыни лежали на земле и ароматно пахли. Они буквально источали сладкий медовый запах, так свойственный дыням, что Петунья готова была поспорить, если бы не дождь, сюда слетелись пчелы со всей округи.

Покачивались под ударами капель дождя цветы блестника. Их изящные лепестки сверкали и переливались, словно бы припудренные алмазной крошкой. Тянулись в небо строгие и величественные побеги золотой кукурузы; ветки томатов и огурцов сгибались под тяжестью долгожданных плодов. А крупные, круглые, похожие на мини солнца головки подсолнухов упрямо смотрели в небо, призывая своего небесного брата появиться и разогнать эту серую хмарь.

Петунья посмеялась этому внезапному сравнению, перехватила корзину поудобнее и приступила к сбору урожая. Она срезала кукурузные початки. Золотые зерна в них так плотно прижимались друг другу, что казалось чуть тронь – вылетят словно пули из пистолета. Пустые побеги выглядели сиротливо, и Петунья задалась вопросом, правда ли через несколько дней на них вырастут новые? Затем она сорвала огурцы. Среди листьев она заметила крохотные желтые цветочки – обещание следующего урожая. А сверху положила помидоры.

Полную корзину Петунья отнесла в дом и выгрузила урожай в холодильник. Проверила листья в духовке и снова убежала на улицу.

Дыни пришлось собирать в два приема. Уж очень большими они были. Потом наступила очередь сквоша. Его желтые вытянутые плоды, немного похожие на бутыли, пахли смесью ванили и грецкого ореха.

Плоды карамболы висели на ветвях кустов, похожие на миниатюрные китайские фонарики, только желтые. Сорвав один, Петунья с любопытством покрутила его в руках, проводя пальцами по ребристой поверхности, желтой, с редкими коричневыми пятнышки. Карамбола пахла тропической сладостью и медом, и во рту сами собой появились слюнки.

К счастью, холодильник был поистине бездонным. В него влезли и дыни, и тыквы, и полная корзина черники, и большие круги подсолнухов, на которые у Петунья уже были планы – она собиралась сделать из семян масло, дайте только обзавестись прессом для масла.

Затем Петунья собрала острый перец. Несколько плодов она связала в пучок и подвесила над плитой. Их яркий, привлекательный алый цвет выгодно выделялся на фоне стены и радовал глаз. Последними оставались цветы. Петунья ожидала, что дождь смыл с них пыльцу, но нет. Пыльца осела на лепестках, поэтому-то цветы так и сверкали, словно драгоценные каменья. Несколько цветов Петунья срезала полностью, чтобы украсить ими комнату, а со всех остальных сняла только чашечки – интересно, вино из блестников тоже будет переливаться и искриться?

Когда, наконец, урожай был убран, Петунья вернулась в дом и первым делом проверила духовку. Изнутри на нее пахнуло знакомым пряным ароматом. Листья стали тонкими и хрупкими, их поверхность полностью окрасилась в приятный желтовато-коричневый цвет. Петунья посмотрела на часы и решила, что оставшиеся листья сушить не будет. У хоббитов, должно быть, есть свои секретные приемы сушки.

Немного отдохнув, она вернулась на улицу. Грядки без плодов выглядели сиротливо. Петунья выполола остатки растений. Стебли цветов и кусты карамболы она сразу отбросила в сторону, туда, где их ночью съедят прожорливые вездесущие слаймы. А ботву тыквы и дыни она сполоснула в колодезной воде и порубила: немного для курицы и кролика, а все оставшееся досталось Турко. Братец послушно вышел на ее зов из рощицы и аппетитно захрустел ботвой. Петунья почесала его влажную от дождя шкуру.

– Братец Турко, – пропела она. Олень шевельнул ухом, но от еды не оторвался.

Оставив оленя и дальше лакомиться, Петунья переложила часть урожая в ящик для продаж. Деньги никогда не будут лишними. Затем искупалась, переоделась в чистое и сухое. Уложила в сумку листья трубочника – и свежие, и высушенные, завернутые в полотенце. Придирчиво выбрала две самые красивые дыни. Одну она собиралась подарить дядюшке Бальбо, чтобы он угостился вместе с госпожой Тук. А вторую планировала разделить с Туури и, может быть, Индильзаром, если, конечно, удастся найти его в городе. Подумав немного, положила в сумку и одну небольшую бутылочку вина. Будет нелишне узнать мнение не только ее друзей.

Завершив приготовления, Петунья накинула плащ, сунула ноги в свои верные эльфийские сапожки и выпорхнула на улицу. Дядюшка Бальбо, наверняка, уже заждался ее.

Chapter Text

Пока Петунья возилась с огородом, дядюшка Бальбо уже приехал и разбил свой передвижной магазинчик на обычном месте. Петунья увидела его издалека и так обрадовалась, что узкий мостик, что пугал ее до икоты вначале, перелетела одним махом, даже не заметив раскинувшейся под ногами пропасти.

– Ох, и не чаял я вас больше увидеть, сударыня, – приговаривал хоббит, заваривая им кофе. – Четвертого дня, с утра, как собирался к вам, было мне предчувствие, – он оглянулся и, понизив голос, со значением прошептал: – Нехорошее.

Петунья поежилась и приняла из его рук чашечку с кофе. Но от вопроса не удержалась.

– О чем же? – также тихо спросила она.

– Об опасности! – Незамедлительно ответил господин Тук. Они сели вдвоем на свою обычную скамейку под раскидистым деревом, и он заговорил: – Мы, сударыня, хоббиты, обычно в такое не верим. Мы народ простой. Свой дом, огородик, кружка пива вечером в пабе – самое то. Сказки любим послушать, это да. Но самим во всяких волшебствах участвовать – ни за что. Но в нас, Туках, капелька эльфийский крови есть, и иногда, сердце как прихватит! – иллюстрируя свои слова, он положил руку на грудь и с силой жал пальцы в кулак. Закончил свою речь он более обыденным тоном: – Вот я и подумал, ну что за ерунда. Нет ничего более мирного, чем земли, на которых раньше жил Высокий Народ. А когда вы так и не появились, хотя никогда не пропускаете визита старика Бальбо… – он покачал головой и залпом опрокинул в себя кофе. – Было же?

Петунья тут же вспомнила ужасных близнецов. И, видимо, это отразилось на ее лице, потому что хоббита передернуло, он залпом опрокинул в себя кофе и скрылся в повозке. Вынырнул он оттуда с небольшой металлической фляжкой и снова поставил джезву на огонь.

– «Золотой Смауг», – с гордостью продемонстрировав выгравированный на фляжке узор в виде дракона, сказал он. – Лучший виски, какой гонят в Новой Хоббитании.

Он выдернул пробку, и из горлышка фляжки во все стороны распространился резкий, сладковатый аромат. Петунья принюхалась и ощутила нотки цитрусовых, тушеных яблок и земляники. Из этой фляжки дядюшка Бальбо плеснул себе в кружечку немного. Он и Петунье предложил, но она сразу же отказалась. Одно дело цветочное вино – оно легкое, лишь самую чуточку кружит голову и быстро выветривается. Готовности же к таким крепким напиткам она в себе не ощущала.

Но с любопытством заглянула в чашку. На дне ее плескалась красноватая жидкость, внутри которой то и дело вспыхивали в лучах солнца золотые искорки.

– О, это золотые пылинки, – Бальбо не удивился. – Потому «Смауг» и золотой. Владелец вискокурни, старый пройдоха, всем, кто готов слушать, рассказывает, что настаивает свой виски на чешуе дракона, ведь она была целиком покрыта золотом. Вот мелкие частички и попадают в напиток. Но, – с усмешкой заключил он, – разумные хоббиты знают, что все это сказки. Тело-то Смаугово так из озера и не достали. Глубоко, да и тяжелый он был, зараза.

Тут в джезве забурлило. Бальбо снял ее с огня и осторожно подул на поднимающуюся шапку пены. Когда пена спала, он разлил кофе по чашкам и пригубил из своей. По его лицу тут же разлилось выражение блаженства.

Хоббиты, как говорилось в Алой книге, всем алкогольным напиткам предпочитали пиво и эль, да яблочный сидр. Но, видно, кофе с виски тоже пришелся им по вкусу. Петунья совсем не удивилась, узнав, что виски гонят на экспорт. Помимо «Золотого Смауга» в той вискокурне варились и другие сорта, не такие премиальные, но тоже пользующиеся большим успехом у всех соседей Новой Хоббитании. Дядюшка Бальбо очень гордился своей родиной, и потому, стоило только спросить, разлился соловьем про то, как мирно и спокойно живется хоббитам. И что все их соседи тоже такие же мирные люди, хлебопашцы да торговцы. Никто не бряцает оружием и не развязывает дурацкие войны по всяким глупостям. А если вдруг найдется какое сокровище, то его сразу несут маттом. В музей, то есть.

– Дел как будто других нет, кроме как из-за всяких горшков и черепков древних с соседями ругаться, – ворчливо добавил дядюшка.

Петунья спрятала недоверчивую улыбку за ободком чашки. В описании дядюшки Новая Хоббитания представлялась как истинный рай на земле, а Петунья сильно сомневалась в существовании такой земли. Но вот что удивительно. Ей почему-то вспомнился чудесный край, куда ушел Лассэ. Может, и Новая Хоббитания тоже чей-то собственный маленький рай?

После того, как кофе был выпит, а все разговоры сказаны, пришла пора и о делах позаботиться. Петунья достала из сумки два свертка с листьями трубочника и, призвав на помощь весь свой словарный запас, многословно и витиевато извинилась за собственную бестолковость, которая и помешала ей вовремя выполнить данное когда-то обещание. Дядюшка свертки принял и с любопытством сунул в них нос. На свежие листья он только взглянул, оценив, разве что, их ровный насыщенный цвет и блеск поверхности. Зато высушенным он уделил куда больше внимания. Вынув один лист, он рассмотрел его со всех сторону и даже на просвет, растер между пальцами и прислушался к запаху. И постепенно на его круглом румяном лице проступил неподдельный восторг.

– Сударыня! – У дядюшки даже голос от волнения перехватило, он откашлялся и повторил: – Сударыня, это же! Это же! – он замахал руками, как будто слов было слишком много, и он не мог сказать их все одномоментно, а потом просто взял и сграбастал Петунью в объятия. Поднатужился, приподнял ее над землей и разок-другой покружил. А потом поставил на землю и воскликнул: – Это же он! «Лист Долгой Долины», чтоб мои ноги облысели!

Петунья непроизвольно опустила взгляд на его большие и обильно волосатые ступни и прыснула со смеху. Дядюшка подхватил ее смех, и они долго и с удовольствием смеялись, пока бока не закололо.

– Вы просто чудесница какая-то, сударыня, – отсмеявшись и отдышавшись, проговорил Бальбо. – Даже не знаю, как выразить вам свою благодарность. Но вот что… – он смутился. – А нельзя ли мне кустик? На рассаду?

Петунья оставила его ждать у повозки, а сама перебежала мостик, выкопала несколько кустов трубочника, уцелевших вчера, и принесла обратно. Хоббит тщательно перевязал их веревочкой, завернул корни во влажную ткань и в таком виде погрузил в свою повозку. Вид у него был – довольный донельзя. Петунье и самой становилось тепло на душе, когда она смотрела, как хоббит радуется.

– А вот это от меня. Часть нового урожая, – она достала из сумки дыню. Дядюшка Бальбо принял ее, крякнул, чуть присев под весом, и, комично вытаращив глаза, убрал ее внутрь.

Потом он одернул жилет и передал ей небольшую коробочку.

– Вот, от госпожи Сьюзан. Она просила передать, что вам понадобится кровь, чтобы использовать то, что внутри, – дядюшка поморщился. – Как по мне, звучит больно уж сомнительно…

Петунья от души поблагодарила его и спрятала коробочку в сумку.

После обмена подарками, они занялись покупками. Петунья взяла новых семян, чтобы засеять пустые грядки, и загрузила в сумку несколько больших мешков сахара. Ей было интересно, каким образом они могли поместиться в небольшой по виду повозке, но спрашивать не стала. Наверное, это секрет. Или просто магия вроде ее собственной сумки.

– К слову, сударыня, – сказал дядюшка Бальбо, собираясь уезжать, – совсем запамятовал. Четвертого числа же ко мне другой покупатель приходил. Высокий такой, статный сударь в дорогой одежде. Чистый эльф по виду, а чуть присмотришься, так Громадина Громадиной. Может, знаете его?

По описанию было похоже на ее нового знакомого.

– Так это господин Индильзар, – сказала она. – Он приехал, чтобы разузнать о своем брате. Тот жил в этом городе. Точно, он сказал, что он страж Беззвездной Дороги. Может, знаете что-нибудь об этом, дядюшка Бальбо?

Круглое лицо хоббита тут же преисполнилось неподдельного, глубокого уважения.

– Так вон оно что, – покивал он. – Страж Беззвездной дороги, ну надо же. Такому человеку можно доверять, сударыня. Даже не сомневайтесь.

Сказав так, он тронул поводья, и маленький серый пони покатил повозку прочь из города. Петунья, как завелось у нее, проводила его взглядом, пока торговец не скрылся за поворотом, а потом пошла на большие кухни.

Chapter Text

Петунья серьезно настроилась хорошенько пошарить на кухне. Во-первых, ей хотелось взять несколько тарелок и нож, чтобы угоститься дыней в приятной обстановке. А во-вторых, она надеялась найти еще один бочонок и поставить сразу два разных сусла, а не ждать целую неделю.

– Доброго дня, леди, – услышала она знакомый голос и остановилась.

Вскоре к ней подошел Индильзар. Со вчерашнего дня в нем совершенно ничего не изменилось, кроме того, что он расплел косы и убрал большую часть волос в пучок на макушке, а оставшиеся оставил лежать распущенными на спине. Петунья задержала взгляд на серебряной шпильке, скрепляющей пучок, и обратила внимание, что ни одна капля дождя не падала на ее знакомого. Как будто его окружал невидимый дождевик.

– Вы идете в сторону кухонь, – сказал он, как бы подразумевая вопрос, что ей там искать.

Петунья не видела большого смысла скрывать своих планов и подтвердила, что да, именно туда она и собирается. И Индильзар напросился составить ей компанию.

– Кстати, я прочел ту вашу книгу, – он сунул руку в рукав и продемонстрировал ей знакомую алую обложку.

Петунья спрятала книгу в сумку и машинально поинтересовалась его мнением.

Индильзар грустно, как ей показалось, улыбнулся и односложно ответил, что получил удовольствие от чтения. А потом добавил, что успел найти зацепки о судьбе своего брата. И Петунья почему-то огорчилась. Теперь он, наверное, уйдет, его же ждет долг стража, подумала она. А потом удивилась, с чего вдруг ее это так взволновало? Они познакомились буквально вчера!

С другой стороны, она и из-за расставания с Лассэ и Сьюзан переживала. Может, это все потому, что ей здесь немного, самую капельку – одиноко?

Занятая размышлениями о себе и людях (и не-людях), с которыми свела ее судьба, Петунья не заметила, как они пришли в кухни. Опомнилась только, когда Индильзар спросил, что именно она хочет найти. Она перечислила, и он практически в два счета нашел все, что она заказывала. Он удивительно хорошо ориентировался здесь. И когда только успел?

– А как вы поедете обратно? – Он помогал ей убирать бочонок в сумку, и тут Петунью осенило. Она остановилась и уставилась на него: – Тетушка Кокоро уехала на поезде. Больше никто, кроме нее, не умеет управлять дилижансом. А когда будет следующий поезд, я не знаю.

С минуту Индильзар непонимающе смотрел на нее, потом, видимо, догадался, о чем она, и весело рассмеялся.

– Не переживайте, леди Мириэль, – он надавил на бочонок, заставляя тот спрятаться в сумке полностью, и застегнул молнию замка. – У меня есть способ, который позволит мне вернуться к моему долгу. Но так-то я в некотором роде в отпуске. И намереваюсь задержаться еще на некоторое время. Или вам, – он посмотрел на нее как-то по-особенному, – в тягость мое присутствие?

То ли от его взгляда, то ли от вопроса или тона, каким он был задан, Петунья не на шутку перепугалась. Она вздрогнула и покраснела, а потом торопливо замахала руками, отрицая такое предположение.

– Нет-нет, что вы! Все совсем не так… – она замолчала, а он снова засмеялся. Петунья, все еще красная, но уже не от смущения, а от досады, ударила его кулаком по плечу. – Вы смеетесь надо мной! – воскликнула она.

– Просто у вас было такое выражение лица, – изо всех сил давя смех ответил Индильзар. Когда же они оба успокоились, он прочистил горло и очень официальным тоном сообщил: – Прошу простить мне эту небольшую шутку, леди.

Она, разумеется, простила, не упустив, правда, возможности хорошенечко его обфыркать, что он снес с нарочитой покорностью.

В библиотеке она представила своих друзей друг другу – ни Индильзар, ни Туури почему-то не познакомились в тот день, когда Петунью свалило переутомление, – и втроем они с удовольствием оценили розовую дыню.

– Как тебе книга по резьбе, пригодилась? – с аппетитом вгрызаясь в нежно-розовую мякоть спросила Туури. Петунья не утерпела и похвасталась, что научилась вырезать самый простой узор из прямых линий. Туури сделала правильный вывод и немного огорчилась, поняв, что чтения вслух откладываются на неопределенное время.

– А что вы читаете? – включился в беседу Индильзар и присвистнул, когда Туури показала ему кусочком дыни на высящиеся на столе позади них стопки. – Вижу, там книги на разных языках. И вы все их можете прочесть?

Туури горделиво задрала нос.

– Я же библиотекарь!

Когда он спросил, можно ли взять что-нибудь почитать из этих стопок, никто не был против. Петунья увидела, что за книгу он выбрал и удивилась:

– «Роза мира»? Вы увлекаетесь ботаникой?

А эти двое вдруг дружно расхохотались, оставив ее недоумевать, что же такого она спросила. Разве это не книга о выведении идеального сорта роз?

Отсмеявшись, Индильзар пояснил:

– Эта книга не имеет никакого отношения к ботанике, леди. Хотя я понимаю, почему вы так подумали, – он торопливо проглотил смешок. Что касается Туури, так та вовсе убежала за свою библиотекарскую стойку, отговорившись тем, что ей нужно завести читательский билет. Петунья была готова покляться, что слышит оттуда сдавленное хихиканье. – Кстати, я бы посоветовал вам тоже прочесть ее, когда у вас появится время. Потому что из этого труда вы сможете узнать о том, как выглядит Вселенная. Конечно, не ее Истинный Вид, потому что смертные не могут постичь этого в силу ограниченности своей физической формы. Но наиболее приближенный к Истинному, я бы сказал.

Подошла Туури, протянула ему карточку, и он расписался в ней. Книгу он сунул в рукав, как прежде вынул оттуда Алую книгу Западных Пределов.

– Ходят слухи, – сказал он дальше, – что таких книг на самом деле несколько. Каждая повествует об отдельном аспекте Вселенной. И тот, кто прочтет их все, сможет понять Истинную Вселенную и вознестись в качестве нового демиурга.

– Разве это не просто мифы? – дерзко заявила Туури, присаживаясь обратно за стол. Она не сводила с Индильзара горящих глаз. Очевидно, ей очень хотелось поспорить.

Он не стал ее разочаровывать.

– Мисс Туури, знаете, как говорят? История стала легендой, легенда превратилась в миф, и со временем даже миф был забыт.

Туури не упустила шанса принять эту подачу и с азартом ввязалась в спор. Петунья, доедая свою порцию, сперва с интересом следила за тем, как слова и цитаты порхали между этими двумя словно волан над поляной, но потом отвлеклась и вовсе потеряла нить рассуждений. Доев, она вытерла испачканные соком пальцы носовым платком, поднялась из-за стола и, попрощавшись, вышла. Спорщики даже не заметили ее ухода.

Вернувшись домой, она собралась уже открыть посылку от Сьюзан, но сперва решила убрать покупки в сундук. Тут же ей в глаза бросилась яркая цифра «один» на крышке, и Петунье пришлось пересмотреть свои планы и сперва сделать новое хранилище, а потом перекладывать в него вещи из старого.

И, пока она перемещала вещи из одного сундука в другой, ей попалась в руки странная вещица. Маленький сундучок, в чьих позеленевших от времени петлях болтался маленький навесной замочек. Сперва Петунья удивилась, откуда это, но быстро вспомнила, что получила его в подарок от пары морских котиков, одному из которых она помогла.

Она подергала замочек, но тот не поддался. Петунья потрясла ящичек, но, что бы ни было внутри, никакого шума оно не производило.

Она отложила находку и задумчиво посмотрела на рисунок колеса в центре левой ладони. Разве отец не сказал, что это его изобретение, «ключ от всех дверей»? И что нужна его кровь?

– Дверей, Петунья, не замков, – сказала она самой себе, но чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось попробовать. Сперва ей показалось, что нужно проколоть палец, но потом она вспомнила о капле красной тинктуры, что подарил ей отец. – Была не была, – прошептала она и мысленным усилием подтолкнула одну из нескольких алых капель, что кружились в сфере магистериума.

Капля отделилась на удивление легко. Пройдя сквозь поверхность сферы, она пролетела по кровотоку прямо к центру левой ладони и слилась с рисунком. Ладонь будто бы огнем охватило, а потом замочек тихо щелкнул. Петунья разжала руку. Дужка замочка выскользнула из отверстия, и теперь его можно было открыть.

Внутри ящичка лежала уже знакомая Петунье вещь – звездная капля. Точно такой же фрукт, какой она получила во время яичного фестиваля или какой ей принес Курво.

Кстати. Петунья почувствовала легкое беспокойство. День уже почти закончился, но золотой ворон, не пропускавший ни единой трапезы, так и не появился. В голову ей закралась было подлая мысль, что с ним, вероятно, что-то случилось. Петунье было нелегко от нее избавиться, но она постаралась уверить себя, что с ним все хорошо.

Отложив фрукт, она поела. Собиралась заняться медитацией, но на нее вдруг навалилась такая усталость, что Петунья с ног падала. Пришлось оставить все планы на завтра, не говоря уже о том, чтобы посмотреть, что ей такого прислала Сьюзан.

Петунья заперла двери – она больше никогда не забывала их запирать, – переоделась и, запихнув в рот звездную каплю целиком, легла на кровать. Тело уже наполнил привычный жар, и ломота в костях. Это было не так уж непереносимо, как в прошлые разы, и Петунья вскоре уснула, успев подумать, как было бы хорошо, если бы она могла узнать, что с Курво все в порядке.

Chapter Text

Той ночью Петунье приснился чудный сон. Может, это Оле Лукойе раскрыл над нею свой разноцветный зонтик. Может, волшебная сила звездной капли по-своему исполнила желание, высказанное ею перед сном. Кто знает.

Ей приснились дикие зеленые джунгли. Среди переплетения стволов и ветвей, буйства зелени и ярких пятен роскошных цветов угадывались остатки некогда величественных строений и статуй. И Петунья шла по этим джунглям вслед за небольшой группкой людей.

Впереди, то пригибаясь к земле, то поднимая голову, шел большой черный медведь. Видимо, в этом сне он был вместо охотничьей собаки. Шею и грудь зверя защищала ало-золотая броня.

Петунья хихикнула, вспомнив полный доспех для рыцарских коней и примерив его мысленно на медведя.

Пока она хихикала, группа остановилась, и она врезалась в спину последнего идущего. Но только пролетела сквозь него к самому началу процессии. Медведь, обернувшись на людей, что-то говорил. Петунья явственно услышала членораздельную речь, вылетающую из его пасти, хотя не поняла ни словечка.

Кроме Петуньи никто не удивился. Они внимательно слушали зверя. Один из группы, вооруженный большим сверкающим луком, что-то ответил на том же языке и мотнул головой, отбрасывая в сторону длинную челку.

«Сью!» не сдержавшись, воскликнула Петунья. Потому что это и в самом деле была Сьюзан – еще более красивая в своих новых красно-золотых одеждах с длинными рукавами и широким поясом.

Сьюзан ее не услышала. Она обернулась к своим спутникам и что-то им сказала. Эти двое были одеты в похожие одежды. Хотя их крой и украшения различались, чувствовалось, что все трое относятся к одной группировке. Одной из спутников была миниатюрная и хорошенькая как куколка девушка-азиатка. Она выглядела как диковинный цветок в своем роскошном платье из алого шелка и газа. Как штрих к этому образу ее высокую прическу украшала маленькая золотая колибри, застывшая в полете. Красавица была безоружна. Посреди буйных девственных джунглей она смотрелась чуждо и не к месту. Ее легче было представить в красивой беседке, пьющей чай и любующейся природой под звуки великолепной музыки.

Второй из спутников Сьюзан больше подходил этому месту. Высокий, мощный, с гривой рыже-золотых волос, делавших его похожим на льва. Его широкую грудь защищал золотой нагрудник, а широкие наручи покрывали руки от запястья до локтя. На его поясе висел большой изогнутый меч. «Как он только его поднимает» подумала Петунья, прикинув, что длиной меч был чуть ли не с ее собственный рост.

Они быстро обсудили что-то, после чего Сьюзан велела медведю продолжать путь. Отряд возобновил движение. Петунья следовала за ними незримым и неслышимым призраком, и это все, что она могла сделать.

Через некоторое время впереди показались останки дворца, что сохранились немногим лучше остальных печальных руин. Отряд поднялся по крошащимся под их шагами ступеням, и рыжий здоровяк несколькими взмахами своего страшного меча срубил деревья, что преграждали проход. Медведь, за ним Сьюзан и остальные нырнули в остатки входа. Петунья торопливо, чтобы не потерять их, проскочила следом.

Она моргнула и оказалась в подземелье. Впереди вспыхнул огонек. Петунья увидела парящий в воздухе прямоугольник бумаги. Начертанные на нем символы и распространяли этот свет.

В свете талисмана Петунья разглядела сложенные из камня стены и остатки настенных украшений и росписи. Ей хотелось осмотреться получше, но троица двигалась вперед слишком быстро. Пришлось бросить разглядывать фрески и поспешить следом.

Блуждания по пустым подземным коридорам закончились, когда впереди показался тусклый свет. За листвяной бахромой, что преграждала путь, располагалась просторная пещера. Потолок ее давным-давно обвалился, и солнечный свет заботливо выпестовал внутри нее траву и цветы, и тонкие молодые деревья, что жадно тянулись вверх.

В центре пещеры возвышался заросший мхом и травой алтарь, а на нем стоял хрустальный саркофаг.

Троица исследователей засовещалась. Здоровяк, видимо, предлагал просто подойти и сделать, что надо. Сьюзан сомневалась и подозревала ловушку. И только маленькая азиатка ничего не говорила и тонко улыбалась, слушая их пререкания. Пока они спорили, она отошла в сторону, вынула из рукава длинный предмет и села на землю, заставив свои легкие шелковые и шифоновые юбки улечься вокруг нее подобно лепесткам цветка. Предмет она положила на колени, и Петунья поняла, что это музыкальный инструмент. На отполированную до блеска деку были натянуты семь струн, и вдоль них шли не меньше дюжины перламутровых кружочков, обозначающих лады. Музыкантша тронула струны, и спорщики сразу же замолчали, только уставились на нее. Она послушала звук, запустив руку под инструмент подкрутила колки и, удовлетворенная, открытой ладонью накрыла струны, заставив их замолчать.

На минуту воцарилась тишина. Потом красивые тонкие руки девушки взметнулись, заставив длинные рукава разлететься в стороны, как крылья, коснулись струн и с них полилась нежная, хрустальная мелодия. От ее касаний со струн срывались крохотные желтые искры. И там, где они касались воздуха или травы, появлялись тревожные красные и черные огоньки, и вскоре вся пещера по периметру оказалась опутана мрачной сетью неизвестных заклинаний.

Сьюзан и здоровяк переглянулись и разом схватились за оружие. Как только последний звук растаял в воздухе, как черно-алая сеть дрогнула, завибрировала диссонирующим аккордом, и со всех сторон на троицу хлынула волна мерзких уродливых тварей.

Медведь заревел, поднимаясь на задние лапы, и рванулся в гущу врагов, сметая их своим весом. Загудела тетива лука. Стрелы, подобные солнечным лучам, срывались с него с невообразимой скоростью. Попадая в тварей, стрелы предавали их яркому очистительному пламени. Здоровяк раскрутил над головой меч, чье лезвие занялось алым пламенем, подпрыгнул и сверху ударил волной огня, обратив врагов в бегство. Со всех сторон раздавались крики и стоны раненых и умирающих.

Вскоре все было кончено. Сьюзан и здоровяк опустили оружие, а от волны врагов остался только жирный черный пепел, покрывший собой траву и цветы.

Но это был еще не конец. Вокруг алтаря воздух сгустился и потемнел, формируя клубящееся черное марево. И из этой тьмы в пещеру шагнули двое.

Петунья вскрикнула, тут же испуганно прижав ладонь ко рту. Перед алтарем стояли близнецы. Но здесь и сейчас они не притворялись живыми и нисколько не скрывали своих глубоких черных глаз, ярко горящих на бледных, почти синюшных лицах. Близнецы выкрикнули что-то, и тот, что стоял справа, махнул рукой. Резкий порыв ветра, взметнув пепел, бросил его горсти в сторону людей, пятная их ало-золотые одежды. Заревел от боли медведь – пепел, попав на его шкуру, прожег густую шерсть до самой кожи. На людях тоже появились черные отметины. Они тут же проглотили по пилюле.

Сьюзан вскинула лук и послала вперед стрелу, что прямо в полете раздвоилась, чтобы поразить сразу две цели, но близнец слева махнул рукой, и стрелы снесло в сторону невидимой рукой. Но тут сверху, замахнувшись мечом, на них упал здоровяк. Казалось, что он, такой большой и сильный, сметет их одним движением, но близнец справа ловко поймал лезвие его меча двумя пальцами и отбросил воина назад, даже не изменившись в лице.

Тут в бой вступила музыкантша. Ее музыка заставила близнецов отступить назад, а они в ответ запели – тихую, зловещую песню, что невидимым грузом упала на плечи людей и заставила их бороться с тяжестью на плечах.

Петунья подавила в себе испуганный крик. Прямо на ее глазах воин упал на одно колено. Его мышцы вздулись от усилий, а глаза налились кровью. Сьюзан закашлялась и выплюнула сгусток крови. И только хорошенькая девушка музыкант продолжала бороться. Ее руки медленно перебирали струны, но слабый звук, который они издавали, ничем не мог навредить близнецам.

Мальчишки торжествующе засмеялись, и между их бескровных тонких губ показались острые иглообразные зубы. Они подходили все ближе, взрывая ногами груды пепла. Конец был близок.

Сверху прозвучал громкий и яростный крик. Петунья вскинула голову, не веря своим ушам. Большой золотой ворон спикировал сверху, завис над алтарем, яростно маша крыльями, и вниз посыпались острые, тяжелые перья. Они падали вниз, взрывая жирный пепел и заставляя его выбрасывать вверх небольшие фонтанчики черных частиц. Одно перо чиркнуло по щеке правого близнеца, тот с резким злым криком схватился за царапину, хотя из нее не выступило и капли крови. Ворон уселся на край саркофага, вытянул шею и громко закричал:

– Куррво! – его оперение засияло ярче солнца. Лучи света накрыли близнецов и те, закричав от боли и ненависти, поспешили спрятаться в тени. Ворон продолжал сиять, пока внутри пещеры все тени не оказались выжжены. Когда сияние утихло, он встрепенулся, переступил всеми тремя лапами и, взглянув на троицу и медведя, со значением сказал: – Куррво.

Все трое смотрели на него с одинаково потрясенными лицами. Потом лицо Сьюзан прояснилось. Она сделала шаг вперед и что-то сказала, обращаясь к ворону. Ее речь по-прежнему была непонятна, но Петунья готова была поклясться, что услышала там свое имя. Сьюзан еще раз повторила свои слова – она и правда говорила о ней, Петунье! На этот раз ворон отреагировал. Он снялся со своего насеста и перелетел на узловатый коричневый корень, что торчал над алтарем из остатков потолка.

Петунья вместе со всеми подошла к алтарю. Они, кажется, собирались унести куда-то саркофаг, и она поспешила с любопытством заглянуть внутрь хрустального саркофага.

Под прозрачной крышкой лежал, словно спящий, красавец эльда. Рыжеватые ресницы отбрасывали легкую тень на его бледные щеки, а светлые волосы, заплетенные в небрежную косу, лежали у него на груди, кольцами свившись вокруг вышитой на одежде Феаноровой звезды.

– Куррво! – печально закричал ворон, и Петунья как будто бы поняла, кого же она видит в этому гробу.

Chapter Text

Петунья опять забыла проверить заранее погоду, а потому начавшаяся в середине ночи гроза застала ее врасплох. Грохот грома прямо над крышей домика вырвал ее из сновидений и заставил подскочить на постели. Петунья спустила ноги на пол, наступив на сброшенное во сне одеяле, и, босая, прошлепала к маленькому окошку.

Она выглянула в окно и тут же оказалась ослеплена очень яркой молнией, что рассекла небо на неравные части и на мгновение осветила двор фермы, словно фотовспышкой. Петунья рефлекторно зажмурилась и не открывала глаза, пока за закрытыми веками не перестали мелькать яркие пятна, после чего вновь отважилась взглянуть. Но в этот раз она предусмотрительно прикрыла глаза ладонью, и новая молния, ничуть не слабее предыдущей, уже не ослепила ее.

Снаружи творилось форменное светопреставление. У Петуньи мелькнула мысль, что как-то так должен выглядеть Апокалипсис, если он когда-нибудь наступит. Непогода стерла границу между небесами и твердью. Все стало одинаково мрачным, серым и очень мокрым. Стена дождя такая плотная, что все, что находилось на расстоянии большем, чем несколько шагов, становилось нечетким и размытым и приобретало фантасмагорические очертания, окружала домик. За нею угрожающе колыхались темные деревья, и в этой чаще не разглядеть было и намека на белую шкуру оленя. Домик над колодцем высился угрюмым могильником, а Страшила – ужасающе пугающий во вспышках молний – раскачивался под ударами ветра и вращал руками, будто вот-вот собирался улететь.

Еще одна молния пронеслась по небу и ударила точно в центр двора! Петунья ахнула и зажмурилась, а, открыв глаза, увидела небольшой оранжевый огонек. Она несколько мгновений тупо рассматривала его, а потом с криком кинулась на улицу.

Хлипкий шалашик, сплетенный из травы и веток, не тлел, а горел веселым огоньком. Несмотря на чудовищную влажность воздуха и порывистый ветер, огонь не только не гас, но раздувался сильнее. Петунья, в одной ночнушке и сапогах на босу ногу, чудом не оскальзываясь на лужах, подбежала к забору, сиганула через него и, откинув в сторону шалашик, подхватила на руки дрожащих от страха курицу и кролика. Прижав их к себе и чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки жаркое тепло их маленьких тел, Петунья забежала в дом. Там она их выпустила, и животные тут же забились в дальний уголок. Ища, что постелить им на остаток ночи, Петунья вспомнила, что сохранила солому от пшеницы.

Она откинула крышку сундука и, немного порывшись в нем, вытащила большую охапку. Золотистый ворох сухих стеблей она уложила в углу рядом с камином, чтобы было потеплее, и перенесла туда Берту и Финве. Вскоре тепло и уютное гнездо успокоили их. Они немного повозились и уснули, тесно прижавшись друг к другу.

– Надо было назвать тебя не Бертой, а Индис, – пробормотала Петунья, чувствуя, что умиление от вида этих двоих грозит затопить ее с головой.

Она встряхнулась и выглянула за дверь, боясь самого страшного.

К счастью, пожара не случилось. Когда она отбросила шалашик, то уронила его весьма удачно. Мокрая трава потушила огонь. Постояв немного на крыльце и дрожа от каждого удара молнии, чья сила нисколько не уменьшалась, Петунья вернулась в дом. Промокшая ночнушка мерзко липла к телу. Петунья одернула ее и недовольно цыкнула языком, когда увидела, что все перепачкалась. Как свинья. Она скинула с ног сапоги, стянула грязную рубашку и кинула ее в угол – завтра постирает.

Вернувшись в комнату, Петунья подняла с пола одеяло и нырнула под него. Периодически бьющие вспышки света в окне раздражали ее, она накрылась с головой и постаралась уснуть. Ей вспомнился сон, который она увидела этой ночью. Можно было только пожалеть, что гроза помешала узнать, что же случилось дальше. Гадая, был ли этот сон лишь фантазией ее разума, или все, что она видела, случилось на самом деле, и кто тот эльда в хрустальном гробу, она и уснула. Остаток ночи до самого утра, пока не пришла пора вставать, никаких снов ей больше не снилось.

К утру гроза не утихла, а как будто бы даже набрала силу. Петунья проснулась по привычке, в шесть утра, и сперва не сообразила, что происходит, и почему она в постели в одном нижнем белье. Но тут над домиком снова загрохотал гром, и ее разум прояснился. Она сразу вспомнила и свой странный сон, и ночное пробуждение, и спасение живности из загоревшегося курятника.

Тут в большой комнате раздалось торжествующее куриное кудахтанье – несмотря на непогоду Берта отложила свежее яйцо. Петунья засмеялась и стала вставать. После сна тело чувствовалось легким и сильным, а кожу покрывали серые разводы. Такими же пятнами были испачканы и постельные принадлежности. Принюхавшись, Петунья почувствовала кислый запах пота и грязи и сморщилась. Видимо, ночью, после того как съела звездную каплю, она пропотела. А в ночной панике не заметила этого.

Задержав дыхание, Петунья быстро сняла постельное белье и бросила его в угол, а матрас и подушку вынесла в большую комнату и положила у открытой входной двери проветриться.

Затем она выкатила и наполнила большую кадку и залезла в воду. Стоило ей оказаться в воде, как вода сразу же помутнела, будто бы за ночь все тело Петуньи разом избавилось от всех шлаков и токсинов. Петунья намылила мочалку и принялась ожесточенно тереться. Грязь отходила крупными хлопьями, словно грубая мочалка снимала еще и верхний слой кожи, и тело немного пощипывало от мыльной пены и саднило. Но когда Петунья опрокинула на себя ведро чистой воды, смывая пену и остатки грязи, то увидела, что ее кожа стала нежной и чистой, как у младенца. А когда провела ладонью по животу и бедрам, то почувствовала под пальцами гладкую и плотную поверхность. Ради интереса она с силой провела ногтем по коже, но даже следа не оставила. А легкое покраснение быстро исчезло. Волосы тоже преобразились после этой ночи. Прежде тонкие, ломкие и легко спутывающиеся, они напитались силой, погустели и заблестели.

А вдруг ее лицо тоже преобразилось? Петунья поскорее схватилась за зеркальце.

Из зеркала на нее смотрела… нет, не неземная красота, как непременно было бы в книжке про юную девушку, волей судьбы ставшую на путь постижения волшебства. С той стороны зазеркалья была все та же узнаваемая Петунья Эванс, однако же все, что раньше было дурного в ее лице, похорошело, а в глазах появился блеск – похожий на тот свет, что горел в глазах Фэанаро. Петунья придирчиво рассмотрела себя. Ее брови и ресницы остались блеклыми, зато поры на коже почти исчезли.

Не красавица, конечно. Петунья поджала губы. Если поставить ее рядом с Лили, то понятное дело, к кому будут прикованы все взгляды. Но, если добавить немного краски… Петунья задумчиво провела кончиком пальца по губам, будто помадой, представила стрелки на веках и подкрашенные ресницы… да, такой она была бы действительно хороша! Не стыдно было бы с сестрицей сравниться!

Петунья еще немного поигралась с зеркалом, потом оделась и, подтащив кадку к двери, выплеснула грязную воду наружу. И только когда кадка опустела, задалась вопросом: как это ей удалось ворочать такую тяжесть? И для проверки она сперва подняла стол, а потом и кровать.

Ого, она стала такой сильной!

Увы, в доме не было больше ничего, что она могла бы поднять ради проверки своих сил. Разве что телевизор. Петунья включила его и, держа над головой, выслушала напоминание ведущего «Даров земли» про полезность кукурузы. Оказывается, кукуруза росла еще и осенью. Петунья сразу же решила, что обязательно купит еще семян и засеет кукурузой целое небольшое поле. Как бы подытоживая свое решение она с легким стуком водрузила телевизор на место.

Тут в животе заурчало и пришлось заняться приготовлением завтрака. Вечно голодное нутро хоть и присмирело немного, благодаря ее успехам в сборе белой тинктуры, но всякий раз напоминало о себе. Порой в самый неподходящий момент. Петунья надеялась, что Сью написала ей, как с этим справиться.

После завтрака пришла пора заняться делами. Петунья достала из-под курицы свежее яйцо, насыпала животным корма и налила воды. Сама же, накинув дождевик и достав из сумки семена, отправилась посмотреть свой огород.

Со стороны ливня было весьма предусмотрительно сделать за нее большую часть работы. Он был так любезен, что взрыхлил и увлажнил почву, и все, что оставалось Петунье, это разбросать семена и немного поработать граблями.

А больше дел на улице и не было. Разве что сходить посмотреть на мастерскую. Та была уже почти готова, оставались незаконченными некоторые отделочные работы, да крыша была не полностью покрыта черепицей. Ее изогнутые красные квадратики как раз лежали аккуратными стопками у стены, влажно поблескивая от дождя.

Петунья обошла мастерскую кругом и улыбнулась. Олень устроился под навесом и мирно спал, поджав под себя ноги. Петунья осторожно погладила его – зверь даже не проснулся, – и пошла домой. В понедельник всегда так много дел.

Chapter Text

Понедельник – день тяжелый, вспомнилась народная мудрость, и Петунья мысленно согласилась с ней, глядя на груду стирки в углу. Постель лежала неопрятной кучей, и один только взгляд на это безобразие вгонял Петунью в тоску. Но стирать, когда с неба льет как из ведра? Увольте.

Она сняла дождевик, тщательно отряхнула его на крыльце и повесила на гвоздик обсыхать. Затем пошла на сделку с совестью, решительным движением ноги запихнула грязное белье в кладовку и захлопнула дверь. Выдохнула.

Потом снова заглянула туда и вытащила бочонок. Отвлекшись на более насущные дела, она почти забыла, что собиралась приготовить новое вино. Петунья взяла сумку и принялась выгружать из нее вчерашние покупки.

Сперва она достала второй бочонок, который для нее любезно нашел Индильзар. Следом за ним – несколько больших мешков сахара. Петунья играючи перетаскала их в сундук, наслаждаясь своей возросшей силой. Она не могла не вспомнить, что вчера запихивала эти мешки в сумку с помощью дядюшки Бальбо. Тот, хоть и был невелик ростом, мог похвастаться недюжинной силой. Последней Петунья вынула небольшую коробочку.

Ох, как она могла забыть про посылку от Сью?

Петунья повертела коробочку в руках, но в ней не было ровным счетом ничего примечательного. Она была невелика – размером с футляр для украшений. Например, для кольца или не очень крупного кулона. Каркас обтягивал яркий алый шелк, а сверху золотым напылением был нанесен незнакомый герб. В окружении солнечных лучей сияли три звезды, а под ними были начертаны несколько китайских иероглифов, значения которых, конечно же, Петунья не понимала. Ей подумалось мельком, что было бы неплохо показать коробку Туури – та наверняка сможет прочесть эти символы, – но она уже подцепила крышечку ногтем, и та легко поднялась, открывая содержимое.

Внутри, в углублении, заполненном ворохом полосок из тончайшей бумаги, лежало кольцо. Широкое, прозрачно-белое, прохладное и гладкое. Петунья поняла, что это нефрит, хоть никогда и не видела его. Просто в ее голове вдруг появились подробные и точные сведения с примерами и картинками. Настолько подробные, что кончиками пальцев она даже почувствовала фантомное прикосновение к самоцветам, которых касались не ее руки.

Таким был подарок каменной гномки, чью последнюю волю Петунья унаследовала.

Но что делать с этим кольцом? Петунья надела кольцо на указательный палец – оно село как влитое, – и поворошила бумажки. Внутри больше ничего не было.

Тут ей вспомнились слова дядюшки Бальбо. Он сказал, что надобится кровь, и еще скорчил этакое неодобрительное лицо. Петунья фыркнула, уколола безымянный палец иглой и размазала кровь по камню. Стоило капельке крови коснуться кольца, как оно воссияло ярким светом. Петунья зажмурилась, а когда отважилась открыть глаза, то обнаружила себя в совершенно ином месте.

Она стояла посреди небольшой комнаты. Ее стены были отделаны тканью и тонкими деревянными рейками, а пол выложен камышовыми циновками. Петунья засмотрелась было на плетеный узор – вот на что она пустит запасенную солому! – но тут же одернула себя.

Комнатка была пуста, не считая нескольких вещей, что одиноко лежали в углу. Внимание Петуньи сразу привлекла странная штука, похожая на переносную жаровню. Нижняя часть ее была вогнутой и слегка закопченной, а верхняя была накрыта крышкой. Приподняв крышку, Петунья увидела внутри несколько отделений разной формы. Их расположение вокруг центральной секции намекали на то, что эта вещь имеет какое-то практическое применение, но Петунья не могла представить, какое именно. Она вернула крышку на место и обратила внимание на другие вещи.

Рядом с «жаровней» стояли несколько небольших баночек из непрозрачного светло-зеленого камня – тоже какой-то разновидности нефрита. Внутри самой большой обнаружились несколько круглых конфет. В остальных – какие-то семена. С другой стороны от «жаровни» лежали две рукописные книги. Петунья взяла одну и пропустила страницы сквозь пальцы. В глазах зарябило от обилия иероглифов, что плотно покрывали все страницы. Под книгами лежало письма.

«Моя дорогая Тунья!» угадала Петунья первые слова и словно бы услышала звонкий голос подруги. Угадала, потому что привычные английские буквы были выписаны в странной, но привлекательной летящей манере, не ручкой и не пером, а как бы даже не кисточкой. Но через несколько минут она привыкла к этому почерку и больше не испытывала трудностей в чтении.

«Моя дорогая Тунья! Словами не передать, как я по тебе скучаю! Здесь у меня прошло так много времени, что порой мне кажется, что наша с тобой встреча была во сне, а не наяву. Тогда я перечитываю твое письмо, вспоминаю каждую минуту нашей встречи и начинаю скучать по тебе!

У меня все хорошо. Я успешно завершила этап Формирования Ядра и ступила на путь к стадии Зарождения Души. Учитель счел меня достаточно подготовленной, чтобы допустить к серьезным заданиям, и завтра я отправляюсь на первую миссию. Это будет недолгий поход вместе с моими старшими братом и сестрой (знаю, тебя это удивит, но здесь, в секте, мы все братья и сестры, не взирая на то, что между нами нет кровной связи). Не волнуйся за меня. Старшие за мной присмотрят. Но я не знаю, сколько времени займет задание. Как вернусь, сразу же напишу тебе во всех подробностях.

Твое сообщение про приступы голода и встревожило, и обрадовало меня. Обрадовало, потому что это знак, что ты успешно встала на путь культивации. Встревожило – потому что тебя некому направить. Поэтому я пошла за помощью к учителю, и он помог мне собрать кое-что.

Не знаю, может я спасла страну в прошлой жизни, что в этой встретила своего учителя! Хотя я и правда спасла Нарнию… (следующие слова были тщательно зачеркнуты).

Ну, не будем отвлекаться. Мне еще о столь многом нужно написать тебе!

Кольцо, которое я тебе отправила, это особое кольцо-хранилище, как ты, наверное, уже догадалась. Оно работает как твоя сумка, но удобнее. Капнув на него своей кровью, ты привязала кольцо к себе. Теперь его нельзя потерять, украсть или похитить из него что-нибудь ценное! Здорово, правда? Так как ты не знакома с такими вещами, учитель настроил кольцо так, что при привязке оно сразу переместит тебя внутрь хранилища.

Мне жаль, что за твою помощь я могу послать тебе лишь немногое. Но мой статус в секте еще недостаточно высок, чтобы я получила доступ к высокоранговым вещам.

Теперь слушай внимательно. Та энергия, которую ты поглощаешь из воздуха, называется «ци». Ци помогает укреплять тело и дух, дарует человеку силу и новые возможности. Когда ученик ступает на путь культивации, его тело перерождается под воздействием ци, что и приводит нас к тем приступам голода, на которые ты жалуешься. Твоему телу нужна энергия, и самый простой способ ее получить – это или еда, или постные пилюли. Они лежат в самой большой баночке.»

Петунья оторвалась от чтения и нашла взглядом банку с «конфетами». То есть, с постными пилюлями. Она еще раз заглянула внутрь, но их вид не пробуждал в ней ни аппетита, ни интереса. Они не выглядели так, будто могут утолить ее голод. Но раз Сью говорила так, значит, так оно и должно быть.

Петунья вернулась к письму. Дальше Сьюзан в подробностях расписывала, как нужно потреблять эти пилюли и чем может быть опасна передозировка.

«Я хотела пойти к старшим братьям и сестрам, практикующим алхимию, и попросить их сделать этих пилюль побольше, но учитель предложил, что тебе, наверное, будет интересно научиться самой. Поэтому я положила тебе учебник, походную печку и семена самых нужных трав.»

Петунья с восторгом закивала. Научиться делать такие пилюли? Конечно, да! Значит, эта большая жаровня на самом деле атанор, алхимическая печь, трактат о которой Туури не дочитала для нее? Из-за того, что чтение пришлось прервать, у Петуньи в памяти сохранились лишь самые обрывочные сведения, оттого она и не признала инструмент.

Две книги, следуя написанному в письме, были учебниками. Один относился к начальному уровню алхимии и, в теории, должен был научить Петунью выделять сущности ингредиентов и создавать самые простые пилюли.

Она засомневалась сперва, много ли пользы будет от учебников, которые она не сможет прочесть, но буквально в следующем же предложении Сьюзан написала, что ее учитель наложил на книги некую формацию (Петунья определила это слово для себя как аналог заклинания), отчего содержимое должно было стать понятным даже без знания языка. Что-то вроде способностей Туури, которым Петунья недавно так завидовала.

«Еще я передаю тебе свой первый учебник культивации. Из него ты узнаешь о пути совершенствования, и какие этапы и сложности встречаются, если следовать ему. Думаю, что первые три этапа ты сможешь преодолеть без проблем, поэтому еще раз напоминаю тебе о необходимости завершить создание золотого ядра! Я спросила учителя, и он сказал, что та магия с помощью волшебной палочки подобна созданию талисманов (не спрашивай меня об этом, пока что я едва могу создать несколько простейших, это отдельное искусство!), а талисманы лучше творить с завершенным золотым ядром.»

Затем Сьюзан описала несколько простых приемов о том, как пользоваться кольцом-хранилищем. С ее слов выходило, что это очень просто. Петунью прельстила возможность доставать предмет только подумав о нем, и она решила, что обязательно освоит все эти приемы!

Оставшиеся листы были посвящены жизнеописанию Сьюзан, про ее пребывание в секте, тренировки, про старших учеников, в особенности много про учителя, которым ее подруга была буквально очарована. Петунья бегло просмотрела их, чтобы быть уверенной, что ничего важного не пропустила, и решила приберечь это чтение на потом.

Прямо сейчас она закрыла глаза, так было легче сосредоточиться, и послала кольцу мысленный приказ выпустить ее наружу.

Chapter Text

Несколько попыток спустя Петунье удалось выбраться из хранилища. Когда маленькая комнатка исчезла, сменившись знакомой кухней ее домика, она села на стул и отдышалась.

Когда первая попытка оказалась неудачной, она не расстроилась – мало у кого получится с первого раза незнакомая техника. Вторая неудача тоже укладывалась в статистику. А вот третья и четвертая заставили поволноваться, пока, наконец, на шестой раз ее мысленный посыл не достиг кольца, и то не выпустило ее наружу.

Отдохнув и успокоившись, Петунья вычитала в письме другой прием и следующие минут пятнадцать развлекалась, по щелчку пальцев доставая вещи из кольца и отправляя их обратно. Как ни странно, этот прием ей удался сразу. Видно, сказались усилия, затраченные на попытки выбраться из хранилища.

Наигравшись вволю, Петунья решила заварить себе травяного настоя и полистать учебники, но тут за окном совсем стемнело, и угрожающе загрохотал гром.

Петунья вышла на крыльцо. На улице было темно, словно ночь раньше срока опустилась на землю. Оглушительные раскаты грома звучали сотнями тысяч боевых барабанов, и сердце Петуньи забилось в такт его ударам. Потом гром вдруг внезапно стих. Несколько минут Петунья слышала только ровный шум ливня. Затем по темному небу совершенно бесшумно пронеслась огромная красная молния, разрезала тучи в клочки и, сорвавшись с неба, упала во двор фермы. Точно в ствол яблоньки.

Петунья вскрикнула. Но ее крик пропал среди раскатов вновь подавшего голос грома. Молния окутала яблоню целиком. Электрически разряды зазмеились по стволу и листьям, украсили тонкие ветви смертельными гирляндами. Разряды множились и образовывали рои, пока, наконец, большая шаровая молния не повисла рядом с деревцем.

Она трещала и свистела на все лады, как неисправное радио, и Петунья с болезненной гримасой заткнула уши – уж слишком невыносим был этот звук!

Медленно и величественно шаровая молния опустилась на землю, и, когда она погрузилась в почву до половины, внутри нее раскрылась темная бездна.

Оттуда пахнуло тленом и холодом, и в миг на ферме стало тихо. Так, будто все звуки выключили небрежным поворотом рубильника. И в этой тишине из бездны показалась рука. Рука слепо поводила в воздухе, пока не наткнулась на край земли и не уцепилась в него со всей силой. Следом появилась вторая рука. Пальцы напряглись, из дыры показалась человеческая голова. Человек тяжело, явно прилагая последние силы, подтянулся, перекинул через край портала одну ногу, вторую и тут же свалился на бок, полностью обессиленный.

Но это был еще не конец. Множество тонких, неестественно бледных рук поднялись из портала следом за ним. Человек что-то прохрипел им – Петунья не расслышала, что именно, – ударил ладонью по земле, и портал схлопнулся. Закрылся и моментально ушел под землю, как камень в воду канул.

И тут вернулся звук. Снова зашумел ливень, затрещали деревья под натиском ветра, и гром вновь забарабанил по бокам туч свою воинственную песнь, прославляющую жизнь и радость, как и полагается летней грозе.

Незнакомец перевернулся на спину, подставляя лицо струям дождя, и хрипло засмеялся.

Петунья накинула дождевик и осторожно спустилась с крыльца. Из-за незаконченной мастерской выглянул Турко. Он внимательно посмотрел на пришельца, мотнул головой и вернулся вновь под навес. Петунья поняла, что незнакомец не опасен.

Она приблизилась и увидела, что незнакомец был молодой девушкой. С виду – постарше Петуньи, плечистая и крепко сбитая, спутанные каштановые волосы перевязаны желтой лентой, бледное, без единой кровинки лицо испачкано сажей. Она лежала, подставив лицо дождю, и вода постепенно смывала с кожи грязь и пепел.

Но вот она открыла глаза, села и обернулась к Петунье. Глаза у нее оказались острые, янтарно-желтые, как у хищной птицы, и в их глубине горело адское пламя.

Петунья, вздрогнув, замерла. А пришелица дружелюбно улыбнулась, поднялась, отряхиваясь, и будничным тоном спросила:

– Привет, в какой стороне Арреатский кратер, не подскажешь?

– Прости, какой кратер? – это странное название, резкое и вызывающее, Петунья слышала впервые.

– Арреатский, – отчетливо проговаривая звуки повторила незнакомка. – Дядя Декард рассказывал, раньше, еще до того, как Тираэль уничтожил Камень Мироздания, на том месте стояла гора Арреат. Не знаешь? Странно. – Она поскребла подбородок в затруднении, а потом предположила: – Может, ты слышала про Крепость Бастиона? Королевство Вестмарш? Царство Калдей? Тристрам хотя бы? Тристрам знают все! – воскликнула она таким тоном, будто не верила, что кто-то может жить и не знать какой-то там Тристрам. Потом она вздохнула. – Ну, это хотя бы Санктуарий?

У Петуньи голова шла кругом от обилия незнакомых названий. Гостья сыпала ими с такой уверенностью, будто каждый человек должен это знать. Как азбуку или что дважды два четыре! И кто такой Тираэль, и зачем он разбил Камень Мироздания?… в конце концов, успокоив суматошные мысли, Петунья поняла главное. Похоже, эта незнакомка очередная неупокоенная душа. От этой мысли стало легче. Что делать с такими гостями она знала прекрасно.

– Не знаю, что такое Санктуарий и где он находится, но уверена, что ты явно не там.

– А где тогда?!

– На моей ферме, – Петунья сделала широкий жест рукой, охватывая воображаемой окружностью все видимое им пространство. – Что до местоположения, то это недалеко от города Раздол в Одиноких Землях, а те явно не в Санктуарии, – добавила она, подумав, что вряд ли бы Фэанаро стал так по-дурацки называть созданный им маленький мир.

– Ничего не понимаю… – пробормотала незнакомка и огляделась, словно пыталась прямо отсюда высмотреть свой кратер. – Я же вроде бы шла правильно. Я должна была вернуться в Санктуарий! Вернуться и спасти дядю Декарда от этой злобной суки Магды! – Она яростно потерла щеки, стирая с них остатки сажи, а потом замерла. Она наклонила голову, прислушиваясь к своему телу, и недоверчиво протянула: – Ух ты, это мне что, есть хочется? Я уже и забыла, как это бывает… Слушай, у тебя не найдется чего-нибудь съестного? Я отработаю!

Петунья рассмеялась и пригласила гостью в дом.

– Заходи. Если подождешь немного, я приготовлю обед. И тебе не нужно будет отрабатывать.

Гостья легко взбежала по крыльцу и вошла в домик. Найдя себе стул, она села за стол и сложила руки на коленях, показывая, что будет ждать, сколько потребуется.

– Извини, что свалилась вот так на твою голову, – Петунья не удержалась и парировала, что не свалилась, а выползла из преисподней, и по бледным губам девушки скользнула странная улыбка. – И в самом деле… Я Лия, – она протянула руку. – Лия, дочь Адрии, племянница Декарда Каина.

Рука у нее была крепкая и очень горячая, мозоли на пальцах находились примерно там же, как и у Сьюзан. Она тоже лучница?

– А я Мириэль, дочь Фэанаро, – скопировала она манеру гостьи.

Петунья достала продукты и принялась за готовку. Вскоре кухня наполнилась приятным запахом – она не пожалела приправ и специй, пытаясь компенсировать отсутствие мяса. Пока блюда в кастрюле и сковороде доходили до готовности, она соорудила на скорую руку салат из огурцов и помидоров, сдобрив его подсолнечным маслом, раз уж не было оливкового, и вынула из шкафа бутылочку вина.

– Что это за место такое, твоя ферма, Мириэль? – пока еда готовилась, Лия внимательно оглядывалась, будто все здесь было ей в новинку.

– Место, куда приходят неупокоенные души, когда хотят отправиться дальше.

– И ты?

– Я – нет. Я помогаю им найти себя и отправиться дальше. Но куда и когда – это зависит не от меня, – Петунья быстро накрыла на стол и налила гостье полную тарелку супа. Сквозь вуаль пара ее бледное лицо казалось по-настоящему живым.

На это Лия ничего не сказала. Только глубоко вздохнула. Но затем она сделала вдох, и ее лицо моментально оживилось. Она схватила ложку, зачерпнула суп и отправила его в рот. На ее лице проступило блаженство.

– Какая вкуснятина! – попробовав суп, Лия активно заработала ложкой. – Как же давно мне не приходилось по-настоящему наслаждаться едой! Даже не могу вспомнить… Из чего ты сварила этот суп, Мириэль?

Петунья перечислила ингредиенты. Все они были обычными, и, видимо, росли в любом из миров, ведь Лия узнала все. Все, кроме карандоля. Она попросила рассказать о нем, и вскоре у них завязалась приятная беседа о кулинарии. Наконец, когда и первое, и второе, и салат – все было съедено, Лия подперла голову рукой и мечтательно хлебнула из кружки.

– Знаешь, Мириэль, а ведь когда-то я хотела открыть свою таверну. Это было бы тихое, спокойное место, где любой желающий мог найти еду и кров. И хотя бы на некоторое время спрятаться от своих проблем… – ее ястребиные глаза смотрели куда-то вдаль, сквозь стены и даже саму Петунью, куда-то далеко в прошлое, когда Лия, вероятно, была счастлива. Потом она вздохнула и одним большим глотком допила вино. Со стуком поставила кружку на стол. – А теперь … даже не знаю, что мне теперь делать.

Петунья, которой в голову ударило вино, не успела вовремя смолчать, и с ее языка слетело:

– Ну так сделай это. Открой таверну.

Лия посмотрела на нее ошарашенным взглядом, и под ее взглядом Петунья громко икнула.

Chapter Text

– Открыть таверну? – переспросила Лия. Вопреки тому, что голос ее был полон скепсиса, Петунье показалось, что гостья как минимум заинтересовалась этой идеей. – И мэр города не будет против?

Идея о том, что у эльфийского города есть мэр, настолько изумила Петунью, что ее икота прошла сама собой.

– Нет, не будет, – ответила и задумалась, кого же можно назвать правителем этого маленького мира. Ну не ее же. Она тут вроде смотрителя. Сторожа. Как Хагрид в Хогвартсе, не так ли?

Тем временем Лия залпом допила свое вино, стукнула кружкой по столу, словно подытоживая какие-то свои размышления, и поднялась со стула.

– Пойдем, Мириэль. Отведи меня в этот город. Раздол, верно? Я хочу присмотреть хорошее место под свою таверну!

Преисполненная решимости, она вышла из домика прямо под дождь. Петунье оставалось только последовать за ней. Она задержалась только, чтобы накинуть на себя дождевик и взять сумку, и вышла на крыльцо.

Лия стояла перед домиком и смотрела куда-то. Проследив за ее взглядом, Петунья ахнула: ветви яблони, что буквально только что пострадала от удара молнии, покрылись небольшими, нежно-розовыми цветами. Часть лепестков уже успела опасть, они украсили собой землю под деревом, похожие на первый снег.

– Как красиво… – прошептала она, не в силах отвести глаз от цветов.

Лия, с другой стороны, была настроена более практично.

– Да, красиво, – согласила она и повернулась к Петунье. – Когда пойдут яблоки, будешь гнать из них сидр? Я хочу попробовать!

Петунья растерялась. Сидр? Из яблок она могла разве что компот сварить.

– Ничего, я и сама могу. Дядя Декард многому меня научил, – Лия не обиделась. – Кстати, а то вино? Сама варила?

Петунья бросила еще один взгляд на яблоню и спустилась с крыльца.

– Да, из одуванчиков, – они направились к выходу с фермы, Петунья на ходу рассказывала о своем опыте цветочного виноварения. Почему-то Лию очень изумила мысль делать вино из цветов.

На границе у двух сшитых воедино миров они остановились. Лия прошлась вдоль четкой линии, с одной стороны от которой были трава и проселочная дорога, а с другой – остатки каменной мостовой и предгорья, поросшие низким кустарником. Вид у нее при этом был как у ученого, столкнувшегося с чем-то незнакомым. И ей это очень шло.

– Это очень странный мир, – пробормотала она. Она присела и поковырялась пальцами в почве, как будто пыталась разодрать невидимый шов. Но, конечно, ничего не вышло. Два разных вида почвы просто уходили вглубь параллельно друг другу, не смешиваясь. – Я вижу, что две разные реальности сшиты вместе, но кто во всем мире способен на такое? Думаю, даже маги Визджерей не смогли бы сотворить подобного. – Она покачала головой, все еще рассматривая невидимый шов, и поднялась, вытирая испачканную руку о штаны. Она повернулась к Петунье: – Ты, наверное, не знаешь, кто это сделал?

Петунья смутилась. Она-то знала, но… разве это достойно, хвастаться? Сколько она себя помнила, с детства ей внушалось, что хвастаться это глупо. Выделяться и быть особенной – недостойно. А истинные добродетели – это скромность и послушание. Петунья была преисполнена этих добродетелей, и ее неизменно ставили в пример как образец поведения молодой леди.

Но почему-то родители больше всего любили Лили. Яркую, порывистую, полную талантов и не стесняющуюся их демонстрировать.

– Мой отец. – Вдруг выпалила Петунья и удивилась сама себе. Вопреки ожиданиям она чувствовала не смущение, а гордость. За то, что ее отец был кем-то настолько потрясающим. Чтобы создать целый мир. – Его создал мой отец, – повторила она с гордой улыбкой.

Ведь она не просто Петунья Эванс теперь.

– Ого! – реакция Лии не заставила себя ждать. – Твой отец бог или кто-то вроде?

Но она не знала. Петунья дернула край капюшона, чуть сбившегося с головы, и пояснила:

– На самом деле я не знаю. Я приемная. Он… отец только неделю как назвал меня своей дочерью.

– Прими мои поздравления, – после недолгого молчания сказала Лия. – Нет ничего такого, что тебя удочерили, – в ее голосе было столько уверенности, и Петунья приободрилась. – Гораздо лучше иметь приемную семью, которую ты выбрал сам, а не быть связанным с теми, кто тебе неприятен, лишь по факту рождения.

При этих словах ее лицо омрачилось затаенной горечью.

– Ты тоже?...

– Ну, конечно. Я знаю это на собственном опыте.

Лия перешагнула границу между двумя локациями и ступила на выщербленную каменную дорогу. Она направилась к виднеющейся впереди каменной арке, предваряющей проход меж двух скал, широкими шагами, и Петунье пришлось перейти на бег, чтобы догнать ее.

– Я всю жизнь думала, что мой отец погиб в битве с демонами, а мать умерла, пытаясь найти какие-то древние знания, – сказала Лия чересчур ровным тоном. Так рассказывают лишь о том, что еще не отболело. – Обо мне заботился дядя… по факту между нами не было кровной связи, но на самом деле у меня не было никого роднее чем он, – тут она обернулась и со значением взглянула на Петунью. – Его звали Декард Каин. Он был странствующим ученым и наследником древнего Ордена Хорадримов. Следуя за ним, я повидала практически весь мир. И он научил меня так многому… Хотя я называла его дядей, но правильнее было бы звать отцом.

Он умер, догадалась Петунья, вспомнив, как Лия недавно сокрушалась, что заблудилась и теперь не может спасти своего дядю.

– Мне так жаль, Лия, – прошептала она.

– Мне тоже. Но что теперь-то жалеть. Дядя сказал бы, что мне не стоит корить себя и жить дальше.

Они прошли сквозь каменную арку и оказались в скальном проходе. Здесь было сухо. Даже сильный ливень не мог протиснуться в очень узкую щель над их головами.

– А я все равно не могу перестать. С тех пор, как он умер, я все думаю и думаю об этом. Что, если бы я уже умела управляться со своей проклятой силой? Что, если бы я могла спасти его? Остановить Магду до того, как она нанесет роковой удар… Может, если бы дядя остался жив, то никто из нас не был бы обманут Адрией… моей матерью, – последнее слово она зло выплюнула, как какое-то проклятие.

Лия обернулась. В полумраке ее глаза светились злым красным огоньком, как у демона.

– У тебя хорошие отношения с твоей матерью, Мириэль?

Вопрос этот поставил Петунью в тупик. О ком она должна ответить? О родной матери, которая, будем честны, больше любила младшую дочь? Или о приемной, той, которую она никогда не встречала? Не определившись, она так и сказала.

– По крайней мере, она заботится о тебе, – сказала Лия. – И твоя приемная мать, я уверена, будет любить тебя, как только вы встретитесь. Что же до меня… – она запрокинула голову, глядя на узкую полоску неба над ними, и по ее щеке сползла случайная дождинка, чудом попавшая в щель между скал. – Моя мать, которую я считала мертвой и искренне оплакивала, на самом деле оказалась жива и вскоре принесла меня в жертву моему настоящему отцу. А мой отец был не тот несчастный храбрец, что победил Дьябло, правителя преисподней, а сам Дьябло! – выкрикнула она прямо в небо. Утерев влагу с лица, Лия снова взглянула на Петунью и сухо закончила: – Моя мать, ведьма Адрия, родила меня специально, как сосуд для Дьябло. Захватив мое тело, он вторгся на небеса. Я успела увидеть их красоту, пока еще сохраняла сознание, а потом… к счастью, я умерла.

Петунья потрясенно молчала. Что следовало говорить в таких случаях, она не знала. Дежурное «мне жаль» было бы издевкой. Впрочем, Лия, похоже, и не ждала от нее никаких слов. Выговорившись, она направилась к сереющему вдали выходу, Петунья машинально пошла за ней. В мыслях она вернулась к тому дню, когда согласилась принять помощь мистера Кори, и подумала: знай она наперед, что ей предстоит, согласилась бы она тогда?

И что-то ей подсказывало, что та Петунья вряд ли бы согласилась рвать свое сердце ради незнакомцев.

– Кажется, мы пришли. Это и есть Раздол?

Они вышли из-под скал под дождь. Белоснежные дворцы и зеленые сады Раздола, укрытые покрывалом дождя, казались слегка размытыми и невесомыми, словно чудесный мираж, представший перед усталыми путниками.

– Вот это да! Похоже на Небеса, какими я увидела их в тот недолгий миг… Мириэль, – голос Лии изменился, теперь в нем к восторгу примешивался азарт, – скажи, тут есть библиотека?

Петунья моргнула.

– Есть, конечно. Хочешь пойти туда?

Нет, Лия не хотела в библиотеку. Лия хотела свою таверну. Они перешли узкий мост. Петунья, ведомая наитием, остановила ее прямо перед двумя каменными стражами. Невидящие взгляды испытующе скрестились на пришелице. Несколько мгновений стражи рассматривали ее, словно бы решая, впускать или нет, но присутствие Петуньи, кажется, склонило их к нужному решению. Чувство чужого изучающего взгляда пропало. Теперь они могли войти.

– Готова поспорить, в драку с вами, ребята, лучше не лезть! – воскликнула Лия и одобрительно похлопала одного из стражей по каменному плащу. Потом она осмотрелась. – Давай лучше поищем, где же трактир? Признаться, не вижу ничего подходящего…

Петунья вытянула руку и показала:

– Вон там.

Chapter Text

На самом деле Петунья, когда думала о таверне, представляла основательный двухэтажный дом, нижний этаж которого сложен из камня, а второй, с комнатами для постояльцев, отделан в стиле «фахверк». Ей приходилось видеть фотографии таких домов из Франции и Германии. Белоснежные, перетянутые деревянными балками крест-накрест, в окружении палисадника они казались Петунье ужасно романтичным местом жительства. Но в Раздоле, конечно же, ничего подобного не было. И к лучшему.

Зато она сразу приметила изменения, произошедшие здесь, на площади. Как будто бы пока она убеждала Лию устроить здесь таверну, город изменил себя так, чтобы предоставить им подходящее место.

И это была башня рядом с лестницей, ведущей к главному дворцу. Та, которую Петунья посчитала караульной, и где нашла книгу про Феанора.

С виду башня ничуть не изменилась, но Петунья углядела возникшую над входом пустую пока вывеску, и, прищурившись, увидела, что внутреннее пространство стало шире.

Она потянула Лию за рукав и показала в сторону башни:

– Смотри!

Лия оглянулась, окинула башню внимательным взглядом – конечно же, вывеска, только и ждущая, как на ней напишут название, не избежала ее внимания, – а потом поспешила туда. Петунья за ней.

Они поднялись по лестнице, и перед ними раскрылось широкое внутреннее пространство, которое явно было больше, чем башня казалась снаружи.

Лестница привела их на небольшую веранду, где можно было бы разместить пару столов для тех, кто предпочитает вкушать пищу снаружи, а за дверным проемом открылся большой просторный зал. Здесь нашлось место всему, что должно быть в таверне: зона для готовки, что была отгорожена длинной стойкой с рядом бочонков для напитков; большая печь с вертелами в углу; несколько столов и стульев, расставленных как попало, и у дальней стены поднималась небольшая сцена – на ней мог бы выступать музыкант или жонглер, чтобы повеселить публику.

В дальнем углу, за дверью, нашлась лестница, что вела вверх и вниз. Внизу, куда они заглянули сразу же, был устроен большой подвал, темный и прохладный, но без малейшего намека на плесень. Подвал заполняли ряды пустых стеллажей и ящиков, и Лия вслух размечталась, как будет хранить тут вина и сыры, и копчености, и прочие продукты.

Лестница вверх привела их в жилую часть таверны: небольшая спальня, крохотная ванная с отхожим местом и гостиная, совмещенная с кабинетом. Окна гостиной выходили прямо на мост и каменных стражей. Хозяйка таверны сразу увидит, если в город пожалует новый гость. А узкая вертикальная лестница в углу вела на третий, самый верхний этаж, который единственный остался без изменений.

Лия легко вскочила на парапет и, ухватившись рукой стену, закричала на весь город:

– Э-ге-гей! – и ветер разнес ее голос по всей округе. Где-то в одном из зданий Индильзар отвлекся от книги, послушал гуляющее средь пустых домов эхо веселого крика и, улыбнувшись чему-то, снова погрузился в чтение.

Лия спрыгнула на пол и провозгласила:

– Это будет моя таверна!

Спустя некоторое время, потраченное на осмотр здания, Петунья оставила ее и направилась домой. Первоначально, когда стих дух эйфории, овладевший Лией, она предложила остаться и помочь с обустройством. В эльфийском городе, конечно, было достаточно чисто, но все же вручную убирать немаленькое трехэтажное здание… Говоря начистоту, Петунья не взялась бы. Но Лия никаких сомнений не испытывала и прогнала ее, заявив, что если ей и нужна помощь, то только с провизией. И правда, в таверне, возникшей совершенно магическим образом на месте караульной башни, хватало всего – мебели, посуды, даже потертая от времени скрипочка нашлась, – но не еды.

Петунья прикинула, чем может поделиться, и пообещала принести завтра достаточно припасов, чтобы новоявленной трактирщице было чем кормить гостей. К тому же она вспомнила, что так и не поставила новую партию вина, и тем более заторопилась домой.

К моменту, когда Петунья вернулась на ферму, ливень уже почти прекратился. С неба еще что-то капало, но это был уже конец буйства стихии.

Ворвавшись в домик, Петунья натаскала воды и, поставив ее на огонь, занялась цветами. Технология уже была отработана, и ее руки быстро запорхали, сортируя и подготавливая к обработке бутоны тюльпанов и блестников.

Когда в животе забурчало, она закинула в рот постную пилюлю и, чуть покатав ее на языке, сунула за щеку. В письме Сьюзан было написано, что пилюли следует медленно рассасывать, а не жевать или глотать. За работой она не обратила внимания, что голод вскоре утих.

Вскоре два отвара были готовы. Петунья отставила кастрюли в стороны, собираясь дать им хорошенечко отстояться, приготовила следующие ингредиенты, выложив их на столе, и тут она заметила, что живот больше не крутит от голода, и во всем теле ощущается ленивая сытость.

Она выплюнула пилюлю на ладонь. Та всего лишь стала немного меньше. По сравнению с тем, сколько еды приходилось съедать раньше, этот контраст был невероятным. Дав пилюле обсохнуть, Петунья вернула ее в банку, а сама обратила свое внимание на остальные вещи в кольце.

Конечно же, ей очень хотелось воспользоваться печью. Вот только она и не представляла, с какого конца к ней подходить. Хотя Сьюзан в письме специально указала, что это походная печь, в которой любой культиватор мог приготовить самые популярные и распространенные пилюли, вроде пищевых или таблеток для восстановления крови или ци. Петунье ничего не говорили эти названия, но, вероятно, это были аналоги зелий, которые варят английские маги. Вроде рябинового отвара.

Конечно же, Петунья знала, как варят зелья. Она читала учебник первого курса по зельеварению. Она видела, как Лили варила зелья дома. И даже однажды сама решилась сварить самый простой рябиновый отвар для восстановления здоровья. Но, пусть она и следовала инструкции буквально, вплоть до размеров нарезки ингредиентов, в конце концов у нее получилась только малосъедобная жижа. Петунья украдкой выплеснула ее в дальний угол их двора, и целый год там ничего не росло.

Так что да, с основами зельеварения она была знакома, и знала с какой стороны подходить к котлу и как хвататься за мешалку. Но не с этой печкой.

Преисполнившись намерений выучиться, Петунья взяла учебник алхимии. Как и обещала Сью, стоило сосредоточиться, как непонятная вязь иероглифов преобразовалась в ее сознании во вполне конкретные слова. Но, хотя слова были понятны, их сочетание поставило Петунью в тупик.

Учебник начинался стихами:

«Истинная Почва удерживает истинный свинец,
Истинный свинец контролирует истинную ртуть.
Свинец и ртуть возвращаются в истинную Почву,
Тело и сознание безмятежны и неподвижны.»

В стихах этих не было ни ритма, ни рифмы, ни смысла. Причем тут почва, свинец, ртуть и зачем телу и сознанию оставаться безмятежными? Одно дело, если бы это были иносказательные основы химии, ведь почва, то есть земля, действительно содержит различные химические элементы, и при желании в ней можно найти и ртуть, и свинец, и много чего еще.

Петунья отбросила пока эти вопросы и продолжила чтение. Следующий абзац гласил:

«Почва находится в центре, является матерью всех вещей и потому способна гармонизировать Четыре образа, соединять Пять переходов и питать мириады вещей. Это то, посредством чего обретают завершенность и начало, и конец.»

Петунья упрямо продолжила чтение, решив про себя, что прочтет сперва главу, а уж потом будет разбираться в прочитанном, но что толку? Простые вроде бы слова складывались в предложения, ни истинного, ни тайного смысла которых она не понимала. Наконец, помучавшись еще немного, она закрыла учебник.

Может, она просто не создана для алхимии? И сварить зелье у нее не получилось… Петунья нашла взглядом волшебную палочку. Та лежала без дела, послушно ожидая, когда у хозяйки найдется для нее времени. А времени все не находилось. Когда Петунья в последний раз брала ее? Кажется, еще весной. До того, как Фэанаро принял ее как свою дочь. С тех пор у нее всегда находились дела важнее, чем пустое размахивание волшебной палочкой.

Она потянулась было за палочкой, так захотелось вновь ощутить ее в руках, но остановила руку на полпути. Часы показывали, что прошло достаточно времени. Она поднялась, перелила отвары в бочонки, добавила остальные ингредиенты и, хорошенечко перемешав, поставила к камину. Укрывая бочки своим пальто, она вдруг вспомнила, что у нее же есть еще один учебник. По основам культивации. Его название намекало, что начать следовало с него.

Петунья взяла книгу и прочла:

«Путь из пустоты и отсутствия рождает единое Дыхание, затем из единого Дыхания производит инь и ян. Инь и ян еще раз соединяются и создают три тела. Три тела снова порождают и простираются на множество предметов.»

Смысл фраз снова был непонятен. Петунья прочла их снова. И снова. В один момент, который она не смогла отследить, фразы учебника вдруг начали обретать смысл, но, прежде чем Петунья поняла это, она уже погрузилась в медитацию. Пока она продолжала читать, белая эссенция в ее магистериуме хлынула наружу, за пределы сферы, и потекла внутри тела по одном маршруту, омывая и напитывая собой каждую клеточку тела.

На ферму опустилась ночь.

Chapter Text

Из дремы, в которую незаметно перетекла ее ночная медитация, Петунью вырвал аромат свежесваренного кофе. Терпкий и бодрящий, он коснулся ее носа, пощекотал ноздри, от чего в носу засвербело так сильно, что терпеть было невмоготу, и Петунья оглушительно чихнула.

Она с удивлением нашла, что сидит в большой комнате прямо на матрасе, который вытащила вчера для проветривания, на коленях у нее лежит раскрытый учебник, а спиной к ней, повязав фартук, стоит Фэанаро и сосредоточенно наблюдает за закипающим в джезве кофе.

– У меня же не было джезвы, – растерявшись, ляпнула Петунья первое, что пришло в голову.

Фэанаро хмыкнул:

– Сделал. Долго, что ли? – Потом обернулся и послал ей улыбку: – Доброе утро, дочь.

– И тебе доброе, – Петунья запнулась перед тем, как произнести слово «отец», но так и не смогла выдавить его из себя. Впрочем, Фэанаро сделал вид, что не заметил этой запинки.

Петунья поднялась, постучав по ногам, чтобы кровь быстрее текла. Мышцы закололо от долгого сидения, но вскоре это ощущение прошло. Она сделала быструю растяжку и изумилась, каким бодрым и сильным чувствовалось ее тело.

Кофе закипел, но прежде, чем пушистая пена полезла наружу, Фэанаро ловко снял джезву с огня и в два приема разлил напиток по кружкам. Одну он протянул Петунье.

– Спасибо, – сказала она и уткнулась носом в кружку.

На кухне повисло уютное молчание, разбавляемое только треском огня в камине. Петунье о многом хотелось спросить. Вопросы, как пчелы в улье, роились в ее голове, и было их так много, что она не знала, какой задавать первым. Когда он пришел? Да еще джезву успел сделать. И как долго она сидела над учебником. Что вообще это было? Она совсем не планировала впадать в медитацию, да и это не было похоже на то упражнение, которому ее научила Сьюзан.

Петунья, продолжая потягивать кофе мелкими глотками, прислушалась к своему телу. Мысленно нащупала в своем животе сферу, что постоянно вращалась, как маленькая планета. Теперь Петунья знала правильное название и для нее – даньтянь, золотое ядро, – и для эссенции, что ее наполняла, – ци. По сравнению со вчерашним днем ци ощущалась немного иначе. Раньше она просто скапливалась в ядре и вела себя совершенно инертно, до тех пор, пока Петунье не требовалось ею воспользоваться. Теперь, после первой же тренировки, ци как будто перешла в активный режим и циркулировала по всему телу, прокладывая себе путь по духовным меридианам. Правда, скорость ее была невелика, она была даже меньше скорости течения крови по артериям, но каждая клеточка тела становилась легкой и сильной, когда ее касалась ци.

Петунье даже показалось, что, взмахни она руками, словно птица, то оторвется от земли и полетит. Вот настолько легко ей ощущалось.

И все же, когда отец успел сделать джезву? Мысль, внезапная как молния, вдруг осенила ее разум. Петунья оторвалась от кофе и уставилась на Фэанаро восторженными глазами:

– Постой! Получается, мастерская уже готова?

Он кивнул, и она радостно вскрикнула. Наконец-то!

– Когда ты начнешь учить меня? – выпалила она. – И чему? Ковать? Строгать? Может, шить? Смотри, я начала учиться резьбе по дереву, – и она ткнула пальцем в сторону многострадальной стены.

Она собиралась засыпать его вопросами, но тут ее живот стянуло резкой болью, и Петунье резко стало не до разговора. Она вызвала из кольца банку с пилюлями и, взяв одну, кинула ее в рот. Постепенно боль в животе стала стихать, и мало-помалу голод отступил.

Фэанаро протянул руку, взяв у нее банку, и заглянул внутрь.

– Пищевые пилюли? Вижу, ты зря времени не теряла. – Он вернул ей банку и удовлетворенно кивнул, когда она тем же способом убрала ее обратно в кольцо. – Откуда?

Петунья протянула ему письмо Сьюзан, и он быстро его прочел.

– Ты знаешь про пилюли?

Он пожал плечами.

– Та же суть, что и лембас. Всех отличий только форма да способ приготовления. Твоя подруга прислала тебе печь и рецепты? Неплохо.

– Лембас вкусный, – вздохнула Петунья, вспомнив медовую сладость на языке. – Вот бы научиться его печь, – сказала она и со значением посмотрела на Фэанаро.

Он вернул ей письмо:

– Чего не знаю, того не знаю. И вообще, печь хлеб – женское занятие.

– Не может быть, чтобы отец чего-то не умел, – упорствовала Петунья. В этот раз заветное слово легко слетело с ее губ, и она даже почти не почувствовала смущения.

– Но я действительно не умею, – он рассмеялся. – Пироги умею, а хлеб – нет. Когда встретишь свою мать, она обязательно тебя научит. А сейчас дай-ка я посмотрю на тебя. Заодно расскажи мне, чем ты тут занималась.

Он отставил пустую кружку в сторону и, обхватив голову Петуньи своими ладонями, уставился на нее таким внимательным взглядом, что, казалось, мог заглянуть даже под кожу. Когда же в затылке у нее защекотало, она подумала, что, наверное, и правда может. Петунья закрыла глаза, так было проще перетерпеть его «взгляд».

– Разве ты не знаешь уже? Твой огонь же горит тут день и ночь.

Руки отца были сильными и горячими, почти обжигающими, а пальцы – твердыми, но чуткими. Без грубых мозолей и порезов, какие можно было ожидать от кузнеца и воина.

– Ты что же, думаешь, я целыми днями только и делаю, что наблюдаю за тобой? – рассеянно спросил он. Он повернул ее голову вправо и уставился вглубь ушной раковины, и Петунья запоздало пыталась припомнить, когда в последний раз чистила уши. Что он вообще хотел там увидеть?

– Но ведь наблюдал?

– В первые дни – да. Уж очень мне было интересно, кого он прислал на этот раз. Но так-то у меня и своих дел хватает.

Наверное, опять новые миры ковал, решила Петунья, вспомнив свой второй визит в божественную кузницу. Вот бы однажды посмотреть на это дело поближе!

Фэанаро со значением хмыкнул. Она собралась с мыслями, собирая в одну кучу все, что произошло с ней на прошлой неделе, и стала последовательно излагать. От новости про фейский журнал отец отмахнулся, как от назойливой мухи, а крем посоветовал использовать по назначению. Никакого вреда, сказал он, не будет.

Услышав про ее вторую встречу с близнецами, он замолчал, и Петунья представила, как его красивое лицо встревоженно хмурится. Она поспешила заверить его, что олень заступился за нее и прогнал их, и он одобрительно хмыкнул.

– Твой третий брат всегда был храбрым. Он всегда первым бросался в бой, очертя голову, – Петунья улыбнулась, поняв, что верно угадала с именем. И что слова Афины про осколок души подтвердились.

– А потом мы с Афиной бродили по шахте и искали эту твердую древесину, – пожаловалась она. Нажаловалась она и на мерзких жуков, что все руки ей искусали, и на каменного краба, что перепугал ее до смерти и любимый посох сломал. – А потом! Афина научила меня такому приему! От краба даже ошметков не осталось! Только все тело потом болело.

– Она прямо так и назвалась, Афиной? – переспросил Фэанаро. Он вдоволь насмотрелся на левое ухо Петуньи и перешел к любованию правым. Вот бы новые сережки, мимолетно подумала она, но подтвердила, что да, прямо так девочка и назвалась. А потом полюбопытствовала, неужели отец ее знает?

Фэанаро фыркнул и сообщил, что ему не по чину водиться с маленькими богинями, чьи полномочия распространяются на один единственный мир. Но все же похвалил Афину за ее упорство и решимость, с которой она отстаивала безопасность своего мира, и отдельно за умение собирать вокруг себя верных сторонников.

– Когда количество душ, которым она дает приют в своем сердце, возрастет, их любовь к ней позволит ей переродиться и стать сильнее. Кстати, я был слегка удивлен, что она изобрела такое изящное решение.

– Это я придумала, – не утерпела и похвасталась Петунья.

– Какое смышленое дитя, – похвалил ее Фэанаро и подушечками пальцев погладил по затылку. От этого по всей коже головы распространилось приятное тепло. – И она оставила тебе подарок, как я вижу.

На этом осмотр был завершен. Отец был явно доволен и увиденным, и услышанным. Петунья уже собралась спросить, что же это за подарок такой, но тут в их разговор ворвалось громкое кудахтанье Берты. Синяя курица снесла свежее яйцо.

– А еще мне позарез нужен курятник.

– Что случилось с той маленькой постройкой? – Фэанаро ловко приподнял курицу, вытаскивая из-под нее яйцо, и вернул несушку на место так быстро, что она даже ничего не заметила.

– Она сгорела, – заявила Петунья. – Вчера, в грозу. О, точно! – она стукнула себя по голове, коря за забывчивость. – Я же обещала Лии принести продукты.

– Кто такая Лия?

– Она открывает трактир в Раздоле, – ответила Петунья. Она схватила сумку, вытряхнула из нее свои вещи и, открыв холодильник, стала сгружать внутрь почти все продукты, что там лежали. Теперь, когда у нее есть пищевые пилюли, так много ей не понадобится. За этим занятием она рассказала обо всем, что произошло вчера. И что она узнала о новой гостье. – Вчера мы нашли подходящее здание, и она осталась наводить там порядок. А с меня еда. Хочешь сходить со мной?

Отец согласился пойти. Перед уходом Петунья полила огород, проверила яблоньку –расцветшие вчера цветы уже исчезли. На их месте появились небольшие аккуратные завязи. Их было так много, что Петунья почувствовала воодушевление – первый урожай обещал быть богатым!

Фэанаро спустился с крыльца, присвистнул особым образом. В рощице зашумело, словно кто-то ломился прямо сквозь деревья, не разбирая дороги, и к домику выскочил Турко. Он радостно взревел, увидев отца, и скакнул к нему, ластясь, как большая собака.

Петунья засмеялась при виде этой картины, а потом вспомнила свой сон.

– Отец, – нерешительно начала она, Фэанаро взглянул на нее выжидающе, – Курво не прилетал позавчера.

– С ним все будет хорошо, не волнуйся.

– Хорошо, если так, но мне приснился странный сон…

Фэанаро прекратил чесать оленя, подхватил ее сумку и поманил ее.

– Пойдем. Расскажешь по дороге.

Chapter Text

Стоило Фэанаро выйти за пределы фермы, как мир вокруг преобразился. Зелень листвы стала ярче, а синева небес – глубже. И даже солнце, словно игривый щенок лабрадора, завиляло хвостиком.

Петунья хихикнула в кулачок, живо представив светило на четырех лапах и с хвостом, который крутился как пропеллер.

Но почему она сравнила солнце именно с собакой? Петунья глубоко задумалась над этим неожиданным вопросом. С тех пор, как Лили в начале второго курса купили сову (после разбросанных по дому перьев, засохших следов отрыжки и дохлых мышей на ее собственной подушке), Петунья преисполнилась категорического неодобрения любых домашних питомцев.

А как же Берта и Финвэ, ехидно шепнул внутренний голос, но Петунья решительно отмахнулась от него. Они же не домашние! Просто временно живут в доме, пока она не обзаведется нормальным курятником.

Но все же, почему именно собака? Не потому ли, что преданней собаки нету существа?

И тут она поняла.

– Отец, – это обращение легко и привычно сорвалось с ее губ, а Петунья даже не обратила внимания, захваченная другим вопросом. Но, если бы она дала себе время задуматься, то поняла, что это вчерашний разговор с Лией натолкнул ее на путь окончательного принятия своей новой семьи. – Отец, у третьего брата ведь был пес, да?

– Да. Его звали Хуан. Этот пес был подарком Оромэ, у которого твой брат обучился охотничьему ремеслу, а также языку всех птиц и зверей. Почему ты вдруг спросила?

– Да так, просто. Вспомнила, когда увидела Турко. И еще солнце, – она ткнула пальцем вверх, – хвостом виляет.

Фэанаро бросил наверх заинтересованный взгляд, но, кажется, не увидел того, о чем она сказала. Он не стал поддерживать эту тему, а вернулся к предыдущей:

– Что за сон тебе приснился? Я слушаю.

– Очень странный сон, – и Петунья, стараясь не упустить ни одной детали, рассказала его во всех подробностях. Фэанаро слушал ее внимательно, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Под конец она сказала: – Но я так и не поняла, кто был в том гробу. И почему Курво защищал его.

Фэанаро вдруг улыбнулся и потрепал ее по голове.

– Дочь, только потом не рассказывай своему третьему брату, что не признала его. Обидится. Его не просто так прозвали Прекрасным.

– Я же его ни разу не видела, – защищаясь, пробормотала Петунья, а потом кое-что поняла и вскричала: – Так это было тело Турко? Это было на самом деле? Отец, но что теперь делать?!

Он не поддался ее панике, а велел подробно описать герб на коробочке с кольцом, что прислала Сьюзан.

Петунья послушалась и скрупулезно перечислила все приметы: и три звезды, расположенные друг над другом как сигналы светофора, и написанные вокруг иероглифы. Она попробовала описать их, но вскоре сдалась, подобрала с земли палку и на свободном клочке земли начертила их по памяти. К ее собственному удивлению, оказалось, что она запомнила эти знаки весьма неплохо. Потому что Фэанаро только взглянул на них и сразу же все понял.

– Это герб секты Трех Сокровищ, большого и могущественного объединения культиваторов из одного из верхних миров. Вот эти два, – он показал на верхние иероглифы, – буквально означают «три» и «сокровище». А три других – цы, цзянь и ся – обозначают добродетели, которые практикуют члены секты. Первая из них это «сострадание», вторая – «умеренность», а третью можно описать выражением «не стремись быть первым под небом». Вместе они образуют девиз секты: «Я человеколюбив, поэтому могу быть храбрым. Я бережлив, поэтому могу быть щедрым. Я не смею быть впереди других, поэтому могу быть умным вождём».

Слушая его объяснения, Петунья внимательно рассматривала нарисованные ею знаки и понемногу стала понимать их значение.

– Сью будет нелегко, – сказала она, когда отец закончил свои объяснения. Он вздернул бровь, и она пояснила: – Она же самая красивая. Как она может не быть впереди других? – и захихикала. Отец тоже улыбнулся ее шутке. – Так ты их знаешь?

– В некотором роде мы связаны общим делом, – уклончиво ответил отец. Хотелось бы конкретики, но сейчас Петунья могла удовольствоваться и этим. А его следующие слова подтвердили ее догадку: – Тело Турко забрали по моей просьбе. Он будет под защитой секты до тех пор, пока ты не придешь и не заберешь его.

– Я попаду в эту секту? Но как? Она же в другом мире!

Вместо ответа отец взял ее левую руку и повернул ладонью вверх, выставляя на обозрение рисунок под кожей. Петунья почувствовала себя глупой. Она совсем забыла, что у нее есть Ключ от Всех Дверей. Пытаясь справиться со смущением, она поспешила похвастаться, что научилась им пользоваться. И отец ее похвалил.

Они прошли коридор между двух скал, спустились к мосту и перешли через ущелье. Каменные воины, несущие свою стражу на входе в город, чуть под козырек не взяли при виде Фэанаро.

В бывшей караульной, а теперь в трактире меж тем кипела работа. Столы и стулья громоздились перед входом, а в окна было видно, как Лия усиленно намывает полы и стены мокрой тряпкой. Вывеска над входом уже не была пустой. Надпись, нанесенная странными угловатыми буквами, гласила: «Последняя из Хорадримов».

На пороге появилась Лия с ведром. При виде Петуньи она улыбнулась и, спустившись по ступеням, аккуратно вылила грязную воду в сторону. Когда отзвучали все полагающиеся при встрече и знакомстве слова, Петунья спросила о названии таверны.

Лия оглянулась, чтобы посмотреть на вывеску.

– Это я, – загадочно сказала она. Потом повернулась к ним и пояснила. – Последняя из Хорадримов это я. Дядя Декард успел передать мне большую часть своих знаний, но после меня не осталось никого, кто мог бы подхватить это знамя. – Она задумалась и с сомнением добавила: – Не знаю, может, когда все закончится, Тираэль вернет Орден из небытия… – и пожала плечами.

Петунья забрала у отца сумку и вручила ее Лие. Та, заглянув внутрь, радостно воскликнула:

– Прямо как старый хорадрический куб дяди! Внутри больше, чем снаружи! Ты уверена, что я могу это взять, Мириэль? – и, получив утвердительный ответ, пафосно провозгласила: – Сим назначаю тебя главным поставщиком сего трактира!

После передачи провизии – Петунья решила и сумку тоже отдать, ведь теперь у нее было кольцо, – они попрощались с Лией и, пообещав как-нибудь зайти на обед, направились дальше.

Стоило им отойти на значительное расстояние, как Петунья посмотрела на отца горящими глазами.

– Ну. Как она тебе?

Тот взглянул на нее.

– Если хочешь завести с ней дружбу, то пожалуйста. Я не буду запрещать тебе и отговаривать. Моя задача, как отца, проста – всегда быть на твоей стороне.

От этих слов глаза защипало, Петунья сердито потерла их кулаками. Никто прежде не говорил ей такого. Родители… они никогда не становились безоговорочно на ее сторону. Всегда был кто-то важнее, чем она.

А теперь… теперь самой важной была она! И это было восхитительно!

Она предложила пойти в библиотеку, чтобы представить отцу Туури. Она описала девушку-птицу как энергичную и любознательную особу, с которой можно говорить на любые темы, а ее старший брат тот самый маг, что научил Петунью играть на ее смешной пузатой флейте. Фэанаро не упустил случая попенять ей за то, что она бросила упражнения музыкой, и Петунья серьезно пообещала, что непременно продолжит заниматься и совершенствоваться.

И где-то на середине пути к библиотеке к ним вышел Индильзар. Он сменил свои прежние одежды на наряд, чем-то похожий на то, во что был одет Фэанаро, расплел косы и собрал волосы в хвост, обнажив свои по-эльфийски заостренные уши.

Он улыбнулся им и поклонился.

– Не чаял встретить вас здесь, дедушка, – церемонно произнес он в адрес Фэанаро, а потом озорно подмигнул Петунье: – Приветствую и вас, младшая тетя. Надеюсь, вы простите этого племянника, что в прошлый раз он не представился должным образом.

Лицо Петуньи вытянулось от удивления, и Индильзар, договорив, громко расхохотался.

– Ну, будет тебе потешаться над теткой, – неожиданно добродушно одернул его Фэанаро и, обратившись к Петунье, сказал: – Этот наглый юнец – старший воспитанник твоего второго брата. Элрос, брат Элронда Полуэльфа, что когда-то основал этот город. Но больше всего он был известен как Тар-Миньятар, первый король Нуменора.

– Разве его зовут не Индильзар? – недоуменно переспросила она.

– Это то же самое, что и «Элрос». Просто на языке людей, – пояснил Индильзар, или Элрос, или как его теперь называть! – Но мне не нравится слово «воспитанник». Маглор всегда относился к нам как к собственным детям, и, пусть мы не могли произнести этого вслух, в глубине наших с братом сердец он был нашим отцом, а вовсе не Эарендиль.

– Не очень справедливо по отношению к Эарендилю, – заметил Фэанаро.

Петунья со всевозрастающим недоумением следила за тем, как эти двое жонглировали незнакомыми ей именами и событиями давно минувших дней.

Элрос пожал плечами.

– Может быть. Но королю Нуменора было выгодно вслух зваться сыном Эарендиля Морехода. В отличие от него, Элрос, страж Беззвездной Дороги, может не замалчивать имя своего отца, – заявил он, глядя прямо в глаза Фэанаро. Как будто он бросал вызов, утверждая свое право быть членом его семьи.

Chapter Text

Разговор продолжили за чаем.

Индильзар, он же Элрос, он же Тар-Миньятар, он же, наверняка, обладатель множества других, неизвестных Петунье, имен, занимал относительно скромные комнаты с окнами на королевский дворец. Собственно, по сравнению с дворцом они и могли показаться скромными. В сравнении же с жилищем самой Петуньи это были просторные и богато украшенные палаты.

Элрос предложил им присесть, а сам занялся чаем.

Петунья ожидала чайного сервиза, а получила большую деревянную подставку, на которой стоял небольшой чайничек из красной глины, небольшой кувшинчик и несколько крохотных, едва ли больше наперстка, чашечек. Поставив перед гостями этот странный набор, Элрос удалился за чайными листьями и кипятком.

Вернувшись, он принялся священнодействовать. Иного слова Петунье, внимательно наблюдающей за ним, на ум прийти не могло.

– Искусству чайной церемонии я научился в Великом Пэнлай.

Рассказывая про этот богатый и благополучный мир, Элрос продолжал подготавливать чаепитие. Он аккуратно отмерил порцию чайных листьев, положил их в чайник и, залив водой, тут же вылил получившийся слабенький отвар на фигурку, что стояла на краю подставки. Петунья сперва ее и не заметила. Стоило горячей воде окатить фигурку, как ее непритязательная поверхность вдруг сменила цвет, и на деревянной подставке расцвел нежно-розовый лотос.

– Местные жители возвели простое вроде бы питье чая в ранг высокого искусства и разработали для него многоступенчатый церемониал. По их меркам, я всего-то нахватался по верхам. Сами же пэнлайцы привыкли декламировать подобающие каждому шагу церемониала стихи, пока специально обученные музыканты играют специально написанные мелодии.

Он повторно налил в чайничек кипятка, подождал немного и перелил чай в большой кувшинчик.

– А особо одаренные сочиняют стихи прямо во время чаепития, – он разлил из кувшинчика чай по маленьким чашечкам и сделал приглашающий жест. – Что же до меня, то стихи и песни всегда лучше удавались моему брату. Хотя отец проследил за тем, чтобы мы оба могли прилично сыграть и спеть, а по случаю и сочинить подходящие вирши. Прошу.

Петунья взглянула на отца и, подражая ему, осторожно подхватила чашечку тремя пальцами. Сперва она вдохнула пар, поднимающийся от чая, и почувствовала в нем кроме запаха хлеба еще и темный шоколад. Ей стало интересно, будет ли этот чай и на вкус таким же сладким, и она сделала первый глоток. Густой терпкий разлился по ее языку, неся с собой мягкую, ненавязчивую сладость карамели.

– Я не сластил, – сказал Элрос, правильно истолковав ее взгляд. – Чайные листья были собраны, высушены и обработаны специальным образом, чтобы добиться такого эффекта. Но если хочешь сладкого, то вот, – откуда ни возьмись, в его руке появилась тарелочка с маленькими разноцветными шариками, нанизанными на тонкие шпажки подобно погремушкам.

Петунья охотно сняла губами один шарик и довольно причмокнула: сладко!

Фэанаро одним глотком опустошил чашечку и поставил ее обратно, а Элрос тут же подлил ему чаю. И вторую чашечку отец выпил точно так же.

– Так принято, – пояснил Элрос. Он тоже выпил свой чай одним глотком и негромко, но отчетливо стукнул чашечкой по подставке. – Если хочешь, можешь прочесть четверостишие, перед тем как выпить чай. Так положено у культурных дам в Пэнлай, тетушка.

Петунья поджала губы.

– Пожалуй, буду бескультурной, – решила она и одним глотком выпила чай, подражая мужчинам.

Вскоре чай был выпит.

– И что же ты тут делаешь, внук? – уставившись на Элроса испытующим взглядом спросил Фэанаро.

Тот, опорожняя чайник от использованной заварки, пожал плечами:

– Я в отпуске. – Он взглянул на них и ухмыльнулся: – Даже Стражам Беззвездной дороги положен отпуск. Я решил, что давненько не навещал родные пенаты, и отправился в путь. Вот только никак не могу найти верную дорогу. – Он поднялся и вышел, а через некоторое время вернулся с новой порцией кипятка, и продолжил, как ни в чем не бывало: – Одно из преимуществ бытия Стражем, – пояснил он специально для Петуньи, потому что Фэанаро, судя по его виду, в подобных пояснениях не нуждался, – это право заходить в любой мир, какой захочется. Но по какой-то причине я, пусть и знаю, что иду верным путем, никак не могу вернуться в Арду. Как будто она закрыта от меня. – Он заварил новый чай и пододвинул к гостям наполненные чашечки. – Я уже почти сдался, когда мне, наконец, повезло. Я столкнулся с леди Кокоро, и она подвезла меня на своем дилижансе сюда. Я чувствую, что близок к цели, но не знаю, в какую сторону делать следующий шаг.

Петунья с любопытством принюхалась к свежему чаю – он пах жасмином и медом. Прежде чем сделать глоток, она спросила:

– А мне говорил, что следы своего брата ищешь.

Элрос фыркнул.

– Что их искать? Я и так знаю, где он. В Амане. Уплыл на последнем корабле. – Петунья вопросительно вздернула брови. – Но единственный известный мне путь туда лежит в Арде. И вот туда-то я и не могу попасть!

– Этот мир – самое близкое, где ты можешь быть к Арде, – проронил Фэанаро. Он взял чашечку, но не торопился пить, а просто держал ее, легонько покачивая из стороны в сторону. – Я предполагаю, что, когда Эру по просьбе Валар отделил Аман, превратив его в отдельный мир, Арда оказалась окружена своего рода… – он поискал словом и остановился на: – барьером. Пока еще в мире была жива магия, барьер оставался проницаем, пусть и в одну сторону. Именно поэтому корабли эльдар могли отправиться на Запад, но оттуда никто не мог вернуться. Когда же последний корабль пересек грань, магия ушла, барьер замкнулся и окружил весь мир непроницаемым щитом.

Элрос нахмурился, обдумывая его слова, а потом проронил:

– Но люди продолжают появляться на Беззвездной дороге… они следуют Путями Смертных, как обычно. Разве что их стало меньше.

Фэанаро кивнул.

– Это тоже мое предположение. Души смертных после смерти не могут следовать Путям, и потому вынуждены постоянно перерождаться в рамках одного и того же мира. Добавь к этому то, что магия эльдар иссякла. Последние ее остатки были потрачены на то, чтобы немногие оставшиеся в Арде сородичи укрылись в тайных, изолированных от внешнего мира анклавах, выход из которых грозит деградацией и истаиванием.

При этих словах Петунья взглянула на него. Глаза Фэанаро были темны, как грозовое небо. Последний раз она видела его таким, когда он смотрел на Финварру, безучастного и беспамятного, отрешенного от мира до такой степени, что даже его собственные стихи едва смогли привлечь его внимание.

Элрос быстро догадался, в чем загвоздка. Он медленно простучал по чайной доске какой-то затейливый ритм.

– Значит, я не могу войти, потому что Арда стала слишком смертной. И никто, в ком сильна кровь эльдар, не может быть в ней в безопасности.

Петунья ахнула и, забыв про чашку, прикрыла рот обеими руками. Ногам стало горячо от пролитого чая, но Элрос быстро промокнул ее брюки полотенцем.

Фэанаро провел рукой над мокрым пятном, и влага испарилась от жара его ладони.

– Скорее всего так оно и есть.

Петунья отняла руки от рта и крепко сцепила пальцы в замок. Ее слегка подташнивало от мысли, что крутилась в ее голове.

– Отец, неужели это и случилось с ним?

Теперь настал черед Элроса смотреть на них непонимающе и переводить взгляд с одного на другую в попытке угадать, о ком же они говорят. Петунья решила, что раз она начала эту тему, то ей и объясняться.

– Мы встретили Финварру, – она запнулась и поправилась, – в смысле, второго брата чуть больше недели назад. – Элрос подался к ней всем телом и замер в таком положении, не сводя с нее глаз. – Он… он ничего и никого не помнит. Даже увидев отца, он… не отреагировал. – Петунья, подбирая слова, рассказала обо всем, что увидела на цветочных танцах, а стоило ей начать цитировать ту самую песню, как Элрос подхватил и закончил вместо нее. Он знал эти стихи наизусть. Хотя, что в этом удивительного? В конце концов, их написал его отец.

Дослушав рассказ Петуньи до конца, Элрос, храня молчание, принялся заваривать чай по третьему кругу.

– Нет, что-то не складывается. Я понял, все очень плохо, но то, как ты его описала… ну не выглядит отец как кто-то на грани истаивания. – Он снова принялся настукивать тот же ритм, будто так ему лучше думалось. – Тут должно быть что-то еще. В конце концов, он из аманэльдар. Они всегда были крепче и сильнее прочих.

– И его опалил свет сильмарилла, – добавил Фэанаро. – Пожалуй, благодаря этому он может свободно жить и не бояться пасть под натиском смертности.

– Но тогда что происходит? – вскричал Элрос. Мгновение казалось, что он сейчас вскочит и начнет ходить из угла в угол, но он сдержался и остался сидеть.

Фэанаро кивнул в сторону Петуньи.

– Рано или поздно мы узнаем. Благодаря твоей тете Мириэль. – Она неловко улыбнулась, когда взгляд Элроса, темный и задумчивый, переместился на нее. – Она одна может войти обратно в Арду и спасти Кано. Для этого она сейчас и учится всему, что может ей пригодиться.

Наконец, после долгого-долгого взгляда Элрос вздохнул и склонил перед Петуньей голову.

– Тетушка, этот племянник очень просит помочь его отцу.

– Он мой брат, – пробормотала она. – Конечно, я постараюсь. Но я мало что знаю. И…что за манера говорить о себе в третьем лице?!

Мрачное выражение пропало с лица Элроса, как и не было его, и он расплылся в нахальной улыбке:

– Почтительные племянники Великого Пэнлая только так и говорят о себе, когда обращаются к своим любимым тетушкам. – Петунье захотелось его ударить. Она слишком молода, чтобы быть тетей такому… такому… здоровому лбу! Потом он посерьезнел и заверил ее, что окажет ей любую помощь, какая только потребуется. – Я еще задержусь здесь. Попробую придумать кое-что, чтобы мы могли держать связь на расстоянии.

На этом разговор был исчерпан. Фэанаро поднялся и сказал, что им пора. Они распрощались с Элросом и отправились на ферму. Их ждала мастерская, ведь, как сказал отец, сейчас было как раз самое время научиться чему-нибудь новенькому.

Chapter Text

Дверь в новую мастерскую была солидная, красного дерева, покрытая морилкой и лаком почти до зеркального блеска. Из двери торчала медная ручка, напоминающая застывший язык пламени.

Петунья потянулась и, внезапно оробев, замерла, не донеся пальцев до ручки. Возвышающийся за ее спиной Фэанаро ласково подтолкнул ее:

– Ну же, открывай.

Эта дверь почему-то напомнила ей другую, ту, которая, в конечном счете, привела ее сюда. Может, потому что за этой тоже ждал новый этап в ее жизни?

Петунья глубоко вдохнула, схватилась за ручку, мимолетно удивившись тому, что металл теплый, нажала на нее и толкнула. Дверь поддалась и распахнулась, увлекая ее за собой. Петунья переступила порог, и вокруг нее зажглось множество огней.

Повсюду были феаноровы кристаллы. Они украшали собою стены и спускались с потолка подобно сталактитам, а кое-где и были инкрустированы в пол.

Внутри мастерская, как Петунья уже привыкла, была куда больше, чем казалась снаружи. Ее пространство было поделено на несколько частей, и каждая была посвящена какому-то одному ремеслу. Тут была кузница с горном и наковальней, прядильная с прялкой и ткацким станком, и даже небольшая, но оборудованная всем необходимым зельеварня! Среди знакомых инструментов Петунья узнала еще гончарный круг и что-то, похожее на химическую лабораторию. Но больше было того, что ей в принципе было незнакомо.

– Это же алхимическая печь! – воскликнула она при виде большого, основательного устройства, стоящего посреди комнаты ровно в центре нарисованного на полу магического круга. В целом эта громадина вполне напоминала ее походную печку, что лежала в кольце, но разница между ними была как между кухонной кастрюлей и паровым котлом. Петунья обошла устройство вокруг, поражаясь сложности украшающей ее гравировки. – Да еще такая большая! – она взволнованно оглянулась на отца. – Ты правда сможешь научить меня?

Он кивнул. Петунья возликовала.

– Давай начнем с нее!

Увы, ее надеждам пока было не суждено сбыться. Фэанаро поманил ее за собой и повел прочь от печи.

– Я доволен, видя, как серьезно ты настроена учиться, Мириэль, – сказал он. – Но всему свое время. На твоем уровне развития тебе пока еще не стоит заниматься ни алхимией, ни зельями. Если так хочется, начни изучать ингредиенты, – в зельеварне на книжной полке стояло несколько книг, посвященных этой теме. – Их положительные и отрицательные стороны, сочетания и дополнительные эффекты, которые получаются при совмещении. Это поможет тебе подготовиться к постижению алхимии.

Петунья надулась.

– А когда я смогу? И откуда ты все это знаешь?

Фэанаро оглянулся на нее с улыбкой.

– Я знаю все, – невозмутимо заявил он. – А что до первого вопроса, то, как и писала твоя подруга Сьюзан, не раньше, чем ты завершишь стадию Конденсации Ци. Перечитай учебник. Там все написано. А пока, – он толкнул дверь, и они вошли в кузницу. – Займемся более приземленным ремеслом.

Первым делом он рассказал ей и заставил запомнить названия и применение всех предметов в комнате. Раньше Петунья знала только про горн и наковальню, да слышала что-то про какие-то мехи, но теперь ее голова чуть не лопалась от новых знаний!

– Не слушай так бестолково, – не выдержал отец, прерывая лекцию. – Слушай не только ушами, но и всем телом.

– Может, я лучше запишу?

Он вздохнул и ткнул ее пальцем в лоб.

– Твоя память может быть лучше всякой тетради. Но только если ты будешь ее тренировать.

Петунья уже собралась возразить, что невозможно усвоить столько новых знаний с одного раза, но тут ей вспомнилось, как она слушала чтение Туури вслух. Она кивнула и, припомнив то ощущение, погрузилась в слушание.

Фэанаро продолжил знакомить ее с оборудованием, и Петунья вскоре почувствовала, как тепло охватило ее голову, потом перекинулось на сердце, и уже оттуда вместе с кровью, что стала вырабатывать красную ци, потекло к зачатку даньтяня за пупком. Это была знакомая картина, и Петунья уже приготовилась встретить приступ боли, но его все не было. Она озадачилась. Движение ци и крови становилось все сильнее, и вот уже красная ци хлынула к животу быстрым ручейком, а Петунью охватила эйфория.

Так это и был подарок Афины, который должен был помочь ей учиться?

– Проверим твои успехи, – решил Фэанаро и атаковал ее множеством случайных вопросов, основанных на том, что он только что рассказывал. И Петунья, к своему удивлению, ответила почти на все. Фэанаро удовлетворенно кивнул и велел потом почитать кое-что в библиотеке. – Это благословение «Радость Познания Сокровищ Мудрости», – пояснил он. Не трудно догадаться, что именно хотелось сейчас узнать Петунье. – Оно позволяет быстро и крепко усваивать новые знания и овладевать незнакомыми навыками, а также нивелирует болевые ощущения, которые влечет за собой трансмутация духа. Немногие, скажу я тебе, могут наложить его. Да еще настолько чисто. Тебе повезло.

Петунья прижала руки к пылающей груди, где билось сердце, перекачивая кровь и ци вперемешку, и мысленно отправила горячие слова благодарности маленькой богине.

– Приступим к практике.

Фэанаро подошел к большому шкафу вдоль стены, чьи полки были заставлены книгами и инструментами, и выдвинул один из нижних ящиков. Петунья заглянула внутрь.

– Это же медь! – она безошибочно узнала этот тускло-рыжий цвет. Отец молча ждал, и она, подумав, рассказала в общих чертах о свойствах и характеристиках руды. Это было легко. Знания, полученные от окаменевшей гномки вместе с посмертным заданием, стали как будто ее собственные.

– Весьма неплохо, – похвалил ее отец. – Из какой книги ты почерпнула эти знания?

– Не из книги, – Петунья покачала головой. Затем рассказала в общих чертах о своем задании.

Как ни странно, отец не был недоволен.

– Последняя воля – это очень важно, – согласился он. – Приложи все усилия, чтобы выполнить ее. Кроме того, я чувствую, этот странный самоцвет и нам пригодится.

– А я думала, ты все знаешь, – не удержалась она от шпильки.

– Я создавал этот мир на скорую руку, – отмахнулся Фэанаро. – Нужно было спешить. Я собрал воедино все, до чего мог дотянуться. Что же до наполнения всякими вещичками, то это на совести знакомого тебе «Кори», – и он совершенно человеческим жестом раздраженно дернул плечом.

– Вы друзья? – рискнула она спросить и оказалась совершенно обескуражена, когда отец расхохотался.

– Нет, дитя. Мы не друзья и никогда ими не будем, – он поймал ее взгляд и покачал головой: – Нет, и не смотри на меня так. Некоторые знания нужно или добыть самому, или заслужить. А пока что все, что тебе необходимо знать, я уже сказал. Продолжим.

Он вынул из ящиков несколько медных самородков и комков древесного угля. По щелчку пальцев в горне вспыхнул огонь.

– Сегодня ты научишься выделять металл из руды, – сказал Фэанаро, – и очищать его от примесей. Способ трудоемкий, но, пока ты не подняла свое духовное развитие, и его хватит.

Сказав так, он кинул в огонь уголь и руду, несколькими нажатиями на меха раздул пламя и стал ждать. Вскоре руда раскалилась так сильно, что начала светиться. Тогда Фэанаро с помощью клещей достал один комок и хорошенько отбил его на наковальне, очищая от примесей. Очистив все кусочки меди, он сложил их в тигль, расплавил и разлил по формам.

– Твоя очередь.

Под его чутким руководством Петунья выполнила ту же последовательность операций. С помощью огня она отделила металл от руды, потом, воспользовавшись молотом, очистила его от примесей, и в конце разлила жидкую медь по формам, получив в итоге два небольших, с палец величиной, рыжих слитка.

В конце работы она чувствовала себя такой уставшей, что, наверное, и на голых камнях бы уснула. Болело все: ноги, руки, спина, голова. И живот вдобавок снова скрутило от голода. К счастью, как с этим бороться она теперь знала и сунула в рот постную пилюлю.

– Для первого раза очень даже неплохо, – похвалил ее отец. – Продолжай в том же духе. Собирай руду и тренируйся в очистке. Когда сделаешь достаточное количество слитков, я научу тебя как сделать новые инструменты. А то с теми, что есть, ты много не наработаешь.

Он подхватил Петунью под руку и отвел ее в домик.

– А много нужно?

– На то, чтобы ты завершила первый этап культивации хватит, – туманно отозвался он. – Сегодня ночью не ложись спать, а снова культивируй. Не позволяй собственным усилиям пропасть зря. Помни, чем скорее ты преодолеешь первые шаги, тем быстрее сможешь заняться алхимией или своими волшебными фокусами.

На прощание он запечатлел на ее лбу отеческий поцелуй и ушел. Оставшись одна, Петунья задумалась. Соблазн отправиться в постель был велик, но после тяжелой работы в кузнице ее тело было переполнено ци, и было жаль, если бы она рассеялась.

Отец был прав. Она встряхнулась, села прямо на пол и раскрыла учебник на странице, где объяснялось значение первого этапа:

«Конденсация Ци это первая стадия культивации. На ней практики постигают метод Дыхания Неба и Земли, с помощью которого конденсируют ци окружающей среды и тем самым подготавливают свое тело к дальнейшему развитию. На вершине этого этапа, прежде чем перейти к следующему, ядро в теле практика становится подобным морю, бескрайним и могучим. Только укротив это море можно по-настоящему завершить этот этап и перейти к следующему».

Chapter Text

Петунья открыла глаза и потянулась, с наслаждением разминая немного затекшие после ночи в одном положении мышцы. Учебник культивации упал с ее колен, когда она поднялась на ноги, и случайно раскрылся на странице с рисунком. Там было схематично изображено тело практика, а внутри него стрелочками показана схема циркуляции энергии. Петунья наклонилась, подбирая книгу, и ненадолго задержалась, рассматривая схему. Но без особого интереса. Это она уже знала.

Она покрутила руками и ногами, разминая суставы и разгоняя кровь по мышцам. Удивительно, но после ночи, проведенной за культивацией, в теле не было ни усталости, ни сонливости. Как будто она проспала не меньше десяти часов кряду. Настолько была бодра.

Какая полезная штука эта культивация! Как здорово, что она встретила Сьюзан!

Петунья набрала воды в кадку и залезла внутрь. Горячая вода обняла ее со всех сторон, и Петунья, расслабившись, откинула голову на стенку кадки и закрыла глаза. Но она не дремала, а обдумывала знания, усвоенные этой ночью.

Теперь Петунья куда лучше понимала то, что происходило с ней весной. Все ее бестолковые попытки поглощать ци, не зная ничего, даже названия, и не менее бестолковые попытки ею пользоваться. Наиболее яркими случаями были, конечно же, лечение раненого тюленя да ныряние в Зеркальное за сундуком господина Черновласа. Отец, помнится, тогда сильно осерчал, пусть и не был еще ее отцом. И теперь Петунья хотя бы в общих чертах представляла, во что ей могла обойтись ее безрассудность. К счастью, обошлось.

Она хихикнула, вспомнив свои неуклюжие попытки дать названия вещам, которых не знала и не понимала.

Если бы не учебник, то как далеко она могла зайти?

Она вздохнула и погрузилась под воду, выпустив изо рта облачко пузырьков.

Прямо сейчас Петунья находилась на средней стадии Конденсации Ци. Она уже освоила технику Дыхания Неба и Земли. Собственно, это и было то дыхательное упражнение, которому ее научила Сьюзан. Теперь все, что оставалось, это старательно накапливать ци внутри тела, пока в ядре в животе не заплещется «море».

Хотя эта сфера и называлась ядром, настоящим золотым ядром она не была. Даже до заготовки не дотягивала.

Петунья коснулась мыслями ядра за пупком. Вчерашняя работа в кузнице принесла свои плоды. До «моря» было еще далеко, но это вполне можно было назвать «прудом».

После ванны Петунья сделала несколько упражнений из учебника. Благодаря циркуляции ци по меридианам и духовным венам, эффективность их была куда выше, чем обычные, даже интенсивные физические упражнения.

Вместо завтрака она сунула в рот постную пилюлю и занялась делами. Покормила животных, полила огород – в общем, ее обычная рутина. Флажок на почтовом ящике был поднят, но почте пришлось обождать. Гораздо важнее было то, что яблоня, вчера еще зеленая, сегодня оказалась усыпана множеством ярких красных плодов.

– Вот это да! – воскликнула Петунья. На ее голос из рощицы вышел Турко и принялся выпрашивать угощение.

– Держи, вымогатель, – Петунья потянулась рукой, сорвала яблоко и сунула его оленю в пасть. Тот, не теряя времени, захрустел угощением да так аппетитно, что Петунья не выдержала и сорвала второй.

Яблоко удобно лежало в ее ладони, круглое и крупное, и солнечные лучи отражались от его яркого глянцевого бока. Петунья по привычке обтерла его об футболку и укусила. Яблоко хрустнуло под ее зубами, и на язык хлынул насыщенный сладкий, с небольшой кислинкой сок. Эта кислинка отчего-то напомнила Петунье вкус батарейки. Она фыркнула, и сама не заметила, как слопала яблоко целиком, оставив только хвостик.

– Вкусно, правда, Турко? – спросила она у оленя, а тот, умильно захлопав белыми ресницами, выпросил еще одно.

Петунья принесла корзину и принялась собирать яблоки. Они легко отделялись от ветвей, как будто сами торопились поскорее покинуть материнское древо, и вскоре корзина полностью заполнилась. Часть урожая Петунья оставила себе, часть – отправила мистеру Кори. Все же оставшееся досталось Лие.

Яблоки были вкусны, и Петунья уже размечталась, как попробует сидр из них.

– Так, а теперь почта, – сказала она сама себе и вынула из почтового ящика письмо.

Оттиск Общества Фей на розовом с блестками сургуче ее совсем не удивил. Этого приглашения – а что в конверте было именно оно, Петунья практически не сомневалась, – она ждала с той самой ночи, когда Оле Лукойе явился в гости дегустировать вино.

Дрожащими от предвкушения пальцами она сорвала печать и вынула плотный листок надушенной бумаги. Приглашение пахло розами, назойливо и бескомпромиссно.

«Дорогая леди Эльдалотте», Петунья узнала почерк мадам Фаб, «приглашаем Вас завтра на торжественный обед в честь Праздника Середины Лета. Неизменной традицией этого мероприятия является обеденный стол из блюд, приготовленных участниками Общества Фей. По той же традиции, повар, больше всех угодивший вкусам их величеств, Титании и Оберона, удостаивается специальной награды. С нетерпением ждем Вашего визита. С уважением, секретарь Общества Фаб Джи.»

Чуть ниже была короткая приписка: «Для постоянного доступа на мероприятия Общества, нанесите на любой участок кожи крем, который был отправлен вам вместе с экземпляром «Хвоста Феи». Многие будут рады вас снова увидеть».

Не теряя времени даром, Петунья достала крем из шкафа и нанесла ту крохотную капельку, что ей прислали, на лоб чуть выше переносицы. Крем впитался сразу, оставив после себя легкое освежающее чувство, которое, впрочем, быстро развеялось под летним солнцем.

К сожалению, крем не вырастил у Петуньи фейские крылья. Что, конечно же, слегка ее разочаровало. В конце концов, у каждой девочки есть период в жизни, когда ей хочется стать феей.

Петунья еще дважды перечитала приглашение и заглянула в конверт. Увы, больше ничего там не было. А она так надеялась, что ей хотя бы намекнут, какое блюдо стоит приготовить. Если вспомнить названия победителей прошлых лет, очевидно, в них использовались ужасно редкие ингредиенты. Которых у нее нет.

Однако же, долго предаваться унылым мыслям было не очень удобно. Сегодня еще столько предстояло сделать! Поэтому Петунья, не теряя времени, убрала корзину с яблоками в кольцо-хранилище, и покинула ферму.

У нее вдруг появилась мысль, что насчет завтрашнего обеда она вполне может проконсультироваться с новоявленной трактирщицей.

В «Последней из Хорадримов» меж тем уже чем-то вкусно пахло. Лия суетилась у плиты, стряпая какое-то кушанье, а на высоком барном стуле, облокотившись о стойку, сидел Элрос и травил смешные байки из собственной жизни.

– Доброго дня, тетушка, – заметив входящую Петунью, он прервался и громко поздоровался с ней. Петунья сразу же заподозрила, что это он специально. Лия отвлеклась, чтобы поприветствовать ее, а затем выжидательно уставилась на них. Она явно жаждала объяснений.

Элрос, конечно же, не собирался ничего объяснять. А Петунье было уж слишком неловко объявлять себя тетей мужчины, который был во много раз старше нее. Но выхода особого не было. Она прочистила горло и как можно более сухо пояснила:

– Это старший сын моего второго брата. Естественно, что он зовет меня тетей.

Лия на это внимательно осмотрела лицо Элроса, ухватив его испачканными в муке пальцами за подбородок, после чего согласно кивнула:

– Да, весьма похож на своего деда.

Элрос неожиданно хрюкнул и, торопливо прикрыв лицо, расхохотался себе в ладони. Лия вздернула бровь, как бы спрашивая, чего это он, а Петунья не сдержала ухмылку.

– Он приемный, как и я.

– Все еще хуже, – не убирая рук, сказал Элрос. Он закончил смеяться, утер выступившие слезы и объяснил: – По крови я принадлежу ко Второму Дому нашего славного семейства, а с его главой, своим сводным братом, дедушка никогда не ладил. Отсюда и семейное сходство.

– Как все сложно, – Петунья демонстративно закатила глаза, потом достала из кольца корзину и водрузила ее на стойку. – Держи. Как обещала, первый урожай.

Лия склонилась над корзиной, внимательно разглядывая яблоки. Петунья взяла одно и протянула Элросу.

– Угощайся, племянник.

– Премного благодарен, тетушка, – в тон отозвался он и с хрустом откусил кусок. Стоило ему распробовать, как яблоко моментально исчезло в его рту, а он требовательно спросил: – Что это за сорт?

– Не знаю, – Петунья уселась на соседний стул и облокотилась о стойку. – Купила по случаю саженец у хоббита-торговца. А что?

– Сама-то пробовала? Как тебе вкус? – Петунья уже заметила, когда разговор касался какого-то дела, Элрос моментально отбрасывал свое «тетушка» и обращался к ней прямо, без всяких экивоков. Что до его вопроса, она ответила, что сладко и кисленько, как батарейку лизнула, а он закивал: – Вот именно! Эти яблоки обладают атрибутом молнии. Это очень, просто чрезвычайно ценный продукт! – А что такое батарейка, он уточнять не стал.

Петунья уже собралась задать встречный вопрос, но тут Лия взяла яблоко. Стоило трактирщице откусить кусочек, как все ее тело содрогнулось от внезапного удара электрическим тоном, а в волосах сверкнули яркие искры статического электричества.

– Очень ценный продукт, – со значением повторил Элрос. – Атрибут молнии эффективен против всего, что порождается темной стороной, включая редкие проклятья крови. Причем, в отличие от атрибута огня, он действует точечно, а не по площади. Этими яблоками можно изгонять злых духов! – Взгляды обеих девушек скрестились на нем: – Что?

Лия отважно доела яблоко, не обращая внимания на побочные эффекты, и теперь вся светилась как рождественская елка, окутанная огнями Святого Эльма. Это свечение сохранялось несколько минут, а когда исчезло, то воздух наполнился ароматом озона.

– Интересно, если я съем все эти яблоки, я смогу очистить свою кровь? – задумчиво проговорила она, глядя на корзину.

Chapter Text

Элрос внимательно взглянул на Лию, как будто до этого особо к ней не приглядывался. Хотелось бы Петунье знать, что он может увидеть, потому что с виду Лия выглядела как обычная молодая женщина. Не знай она о ее полудемоническом происхождении, то ни за что не догадалась бы.

Но Элрос, похоже, в силу возраста видел глубже нее. Он сразу же взглянул Лии в глаза и не удивился, увидев в них адское пламя.

– Надо же, полудемон. Не припомню даже, когда я последний раз встречал вашего брата. Из какого ты мира?

– Санктуарий, – не очень любезно буркнула Лия и вернулась к готовке.

Элрос задумчиво поскреб подбородок.

– Что-то знакомое.

Лия уточнила:

– А про Пандемониум слыхал?

Он звонко ударил кулаком по ладони, озадаченное лицо его прояснилось.

– Точно! Один из самых жестоких миров в нижних сферах. Как говорят, мир постоянных войн и грызни. Но сам я там не был, – пояснил он для своих слушательниц, – поэтому за что купил, за то и продаю.

Лия криво усмехнулась.

– Ты не так уж и не прав. Санктуарий именно таков. Люди лишь песчинка в нем, снова и снова становящиеся жертвами высших сил… – она уставила руки в боки и с вызовом спросила. – Что, не будешь есть мою стряпню?

– Почему не буду! – Элрос изумился. – Буду! Пахнет вкусно. Я это к тому, что, если ты намерена избавиться от своей демонической крови, просто есть яблоки будет недостаточно. – Лия выжидающе уставилась на него, побуждая продолжать. – Вокруг нас множество миров, а в них – множество чудодейственных средств, – Петунья тоже прислушалась. – Но среди всех них лучшим выбором будут таблетки, которые создают алхимики Пэнлая и примыкающих к нему миров. Многие путешественники пользуются ими, и даже у нас, в Страже, есть свой поставщик пилюль. Нет ничего, чего нельзя было бы добиться с их помощью. Но у всего есть свои недостатки. У пилюль их три: – он выставил перед собой ладонь и стал загибать пальцы: – ингредиенты, навык и цена.

Лия быстро сообразила.

– То есть, недостаточно найти нужные ингредиенты и знающего алхимика, нужно ему еще и заплатить? – уточнила она и со стуком поставила перед ним большую миску. В миске исходило паром рагу, украшенное четвертушками яйца вкрутую и свежей зеленью: – Вегетарианское, – предупредила она. – Мясом я пока не разжилась.

Петунья поспешила заверить ее, что завтра представит ее торговцу.

Элрос попробовал рагу и довольно кивнул:

– Весьма неплохо! Хотя, я бы поставил на то, что тебе сподручнее в старых книгах рыться и мертвяков гонять. – Лия фыркнула, но отрицать не стала. – И насчет пилюль ты поняла правильно. Любой алхимик обязательно запросит цену, соответствующую своим знаниям.

Она пожала плечами.

– Ну и ладно. Пока яблоки поем. И сидр сделаю. – Она унесла корзину в подвал и вскоре вернула ее Петунье пустой. – Что будешь заказывать, Мириэль?

Петунья, однако, была сыта.

– Мне сейчас не до еды. С проблемой бы одной разобраться, – и она поведала друзьям о приглашении и конкурсе поваров. – Что приготовить ума не приложу. Мой друг рассказал мне, какие блюда понравились королю и королеве в прошлые разы… мне ни за что такого не приготовить.

Элрос выскреб из миски остатки рагу, облизал ложку и предложил:

– Могу подсказать. Но взамен позволь сопровождать тебя на праздник, тетушка.

Идея не идти одной в логово фей была здравой. Пусть даже прямо сейчас Петунья считалась одной из них. Она, само собой, согласилась и выжидательно уставилась на племянника. Интересно, что он такого предложит, что могло бы сравниться с Цветущими Лишь в Сто лет Огненными Всполохами и Молочным Туманам над Весенним Лугом.

Но его идея была гораздо прозаичнее.

– Испеки пирог. А для начинки возьми свои яблоки. Уверен, всякий, кто попробует кусочек, будет ошеломлен его вкусом, – и он рассмеялся, уже предвкушая, как фей будут бить маленькие разряды молний.

Петунья, однако, его веселья не разделяла.

– Но это просто пирог… – разочарованно протянула она.

Элрос с деланной строгостью покачал перед ней пальцем.

– То, что ты назвала, тоже всего лишь засахаренные цветки папоротника и молоко единорога с двойной пенкой. Вся соль в красивом названии! – И пока Петунья пыталась осмыслить эту идею, он быстро добавил: – Я приду завтра утром, помогу с приготовлениями. А заодно и название покрасивее придумаем.

На том и решили.

Петунья посидела в таверне еще немного, после чего простилась и отправилась дальше. Заглянув в библиотеку, она угостила Туури яблоком – то не оказало на библиотекаршу никакого эффекта, – и заодно договорилась о возобновлении чтений. И это вызвало у Туури море восторга. Она действительно любила читать.

– Ты уверена? – когда радость немного улеглась, спросила Туури. – Тебе не станет снова плохо?

Петунья заверила ее, что нет, не станет. И они договорились, что Петунья может прийти в любое удобное время.

Перед уходом она рассказала, что в городе открылась своя таверна, хозяйка которой читала много разных книг. И даже не удивилась, когда, выйдя, увидела, как из окна библиотеки выпорхнула пухлая птичка и взяла курс на таверну.

Знакомая дорога привела Петунью в горы, прямо посередине между дорогой к шахтам и заброшенным домиком егеря. Домик манил ее. Хотя в прошлый раз они со Сью заглянули в него и не нашли в нем ровным счетом ничего интересного, но тогда они не знали, кто был хозяином этого домика! Петунья и сейчас не знала, но слова тетушки Кокоро про тех, кто попал на ферму до нее, оставили яркий след в ее памяти.

Поддавшись импульсу любопытства, Петунья поднялась к домику, открыла дверь и протиснулась внутрь. С их со Сьюзан визита здесь ничего не изменилось.

Она тщательно осмотрелась, надеясь заметить хоть какую-то зацепку, кем же был тот ее неведомый предшественник. Но, увы, все в домике было таким изношенным и дряхлым, что узнать об их хозяине хоть что-то было делом практически невозможным.

Но Петунья не сдавалась. Она перетрогала все оружие, что висело на стенах. Покатала недоструганный чурбан на верстаке, пытаясь угадать, что же из него собирались сделать. Но у него была такая форма, что из нее могло получиться все, что угодно. Приподняла двумя пальцами медвежью шкуру, на минутку понадеявшись, что найдет под нею люк подпола, но реальность ее разочаровала. Доски пола, хоть и старые, были подогнаны друг к другу плотно, не оставляя возможности найти зазор или тайник. Больше ради самоуспокоения, чем действительно рассчитывая что-то найти, Петунья заглянула под кровать.

Там стоял сундук. Петунья приподняла кровать и выдвинула его на середину комнаты. Краска на нем потрескалась и местами облетела, металлические части покрылись ржавчиной, но зато в петлях болтался хитроумный замок. Блестящий и смазанный маслом, как будто его изготовили только вчера.

Раньше Петунья непременно озадачилась бы поисками ключа. И кто знает, когда она смогла бы открыть этот сундук. Теперь же переживать об этом не имело смысла. Она обхватила замок левой рукой и послала импульс красной ци прямо в ключ на ладони. Ладонь опалило внутренним огнем, и замок открылся, развалившись на части прямо у нее в руке. Петунья отбросила его на кровать, открыла сундук и разочарованно вздохнула. Внутри лежал только ворох старых тряпок.

Копаться в груде чьих-то старых ношенных вещей, что может быть неинтереснее? Ладно бы это были чистые и нарядные одежки, которые можно было бы примерить… Петунья достала из кольца тяпку и нехотя поворошила в сундуке. Вряд ли там может быть что-то ценное. Но тяпка почти сразу наткнулась на что-то твердое.

Опустошив сундук, Петунья нашла то, что было тщательно упрятано под тряпьем. Округлой формы сверток, аккуратно завернутый в несколько слоев ткани. Дрожащими от нетерпения руками Петунья принялась бережно разматывать ткань, слой за слоем. Очертания предмета, что с каждым разом становились все четче, внушили ей некоторую тревогу. А когда Петунья откинула в сторону последний слой ткани, то не смогла удержаться от крика.

В сундуке была спрятана женская голова!

Chapter Text

Петунья взвизгнула и отбросила страшную находку. Голова упала на груду выброшенных из сундука вещей, прокатилась немного и замерла, повернувшись в сторону Петуньи обрубком шеи. Из шеи торчали какие-то трубки из мерцающего голубого материала.

Несколько мгновений Петунья непонимающе смотрела на это, а потом до нее дошло. Она протянула руку и осторожно коснулась головы.

Кожа под ее пальцами была бархатистой на ощупь, но холодной и твердой. Хорошая новость: это был не потусторонний холод мертвеца, а обычная температура вещи, довольно долго пролежавшей без дела.

Это была голова куклы. Петунья осторожно взяла ее в руки и поднесла к окну. При свете солнца, падающего внутрь домика, искусственная природа этой штуки стала очевидной, и Петунья, наконец, успокоилась.

Голова изображала женщину редкой красоты, с белоснежной кожей, прямым носом и розовыми губами. Черные волосы, остриженные коротко у затылка, но с длинными прядями у висков мягко обрамляли как будто спящее лицо, и на ощупь были совсем как настоящие.

Петунья провела рукой по мягким и шелковистым волосам куклы, пропустила их сквозь пальцы, открыв заостренное ухо.

Итак, это была голова эльфийки. Выполненная безукоризненно настолько, что прекрасное в своем совершенстве лицо могло показаться живым, если бы не трубки в шее.

Где же все остальное?

Помимо головы в сундуке хранилась правая рука, выполненная с таким же выдающимся реализмом. На коротко остриженных ногтях были тщательно прорисованы светлые полукружия лунок, а на подушечках длинных изящных пальцев – затейливые узоры папиллярных линий. На большом пальце крепко сидело украшенное гравировкой кольцо лучника. У Сьюзан было похожее, Петунья сразу его узнала.

К сожалению, в сундуке нашлось ничего, что могло бы намекнуть, что это за кукла. Петунья перетряхнула все тряпки и, на всякий случай, переворошила постель, но безрезультатно.

В конце концов, она завернула свои находки обратно в тряпье и убрала к себе. Взгляд ее скользнул по охотничьему оружию, развешанному на стене. И она подумала вдруг, что ее посох сломан, а ничего другого, чтобы сразиться с монстрами в подземельях, у нее нет. Но все это оружие было… не в лучшем состоянии. Пересмотрев все, в конечном итоге Петунья присвоила себе охотничий нож. Он был не очень остер и покрыт легким налетом ржавчины, но, по крайней мере, он не пытался рассыпаться в ее руке.

С ножом в кольце Петунья покинула разоренный домик егеря и вошла в пещеры. На лифте она спустилась до десятого уровня, где посреди пустого пространства стоял пустой сундук, и стала спускаться на одиннадцатый.

По привычке считая ступени – в каждой лестнице их всегда было ровно сорок девять, – Петунья осторожно спускалась, подсвечивая себе спуск кольцом. На сороковой ступени она остановилась и огляделась. Вокруг, не считая света от ее кольца, было темно. Факелы, что автоматически зажигались на каждом этаже, здесь либо отсутствовали, либо пришли в негодность. Понадеявшись, что они зажгутся, как только она сойдет с лестницы, Петунья преодолела последние ступени и сошла на пол.

Одиннадцатый уровень был тревожно темным и мрачным. В захватившей его темноте что-то шебуршало, шуршало и хрумкало. Петунья щелкнула запястьем особым образом, и нож, позаимствованный у егеря, мягко лег в ее ладонь.

Но не успела она и пяти шагов сделать, как потревожила что-то. Кто-то пронзительно запищал, возмущенный ее вторжением, потом раздался шум множества кожистых крыльев, а когда в темноте вокруг зажглись хищные красные глаза, Петунья струхнула. На нее что-то налетело – маленькое, жадное, когтистое, – впилось в ее плечо быстрым укусом и улетело. Петунья махнула вооруженной рукой, но только почувствовала дуновение от крыльев, а затем ее вновь опалила боль.

Стая летучих мышей атаковала ее с яростью, которой было сложно ожидать от этих созданий, и Петунье не оставалось ничего другого, как ретироваться. Она взбежала по лестнице и не останавливалась, пока не поднялась на десятый. И только тогда позволила себе остановиться – растерянная и покусанная.

Мыши, к счастью, как и жуки до этого, не последовали за ней. Хотя до Петуньи продолжал доноситься их пронзительный писк и шум крыльев, словно бы они кружили у лестницы, не понимая, куда делась их добыча. Петунья показала им язык, обработала укусы и поднялась на пятый уровень. С жуками и слизью она уже умеет справляться.

Она махала киркой до самого вечера, изредка прерываясь на то, чтобы убить очередного надоедливого слайма. Заодно ей удалось выявить полезное свойство кольца-хранилища: больше не нужно было прерываться и собирать руду и камни, достаточно было направить поток ци, и все добытое само залетало в кольцо и укладывалось там в возникшие из ниоткуда короба. Просто магия какая-то! И до чего полезная!

На закате Петунья покинула пещеры. В ее кольце было достаточно руды и угля, чтобы сегодня вечером выплавить еще парочку слитков. Она остановилась недалеко от входа полюбоваться заходящим солнцем. Оно, круглое и красное, садилось за горизонт, окрашивая небо в нежный розовый цвет.

Петунья обернулась, чтобы взглянуть на горы в этом чудесном сиянии, и тут же зажмурилась: один из лучиков, отразившись от какой-то гладкой поверхности, кольнул ее глаз. Потирая глаз кулаком, Петунья оглядела лежащие наверху камни. Что это такое сверкающее там лежит? Неужто сокровище?

А вот этот валун какой-то странный, мимоходом подумала она, если прищуриться, то как будто бы голова змеи или даже дракона! Интересно, скульпторы тоже видят нечто в кусках камня и дерева, с которыми работают?

Она продолжала искать, но то и дело возвращалась взглядом к тому интересному валуну. Его поверхность покрывал случайный узор, похожий на чешую змеи. Петунья удивилась – как же непредсказуема природа! – и тут как камень пошевелился.

От испуга Петунья задержала дыхание и замерла, как кролик при виде змеи.

На боку камня раскрылся глаз. Громадный змей, чью голову она приняла за валун, пошевелился, и, перевалившись через край утеса, стек вниз. Он все спускался и спускался, таким длинным было его исполинское тело, и пока его хвост был еще наверху, остальное тело скрутилось кольцами вокруг Петуньи, поймав ее в капкан.

Кажется, Сью говорила, что змеи реагируют только на движение? Когда Петунья ее встретит, то обязательно ей выскажет пару ласковых! Если встретит, конечно.

Змей поднял свою большую голову на уровень лица Петуньи и уставился на нее, как будто изучая. А она могла только думать, какого же размера у него пасть. Он ведь проглотит ее целиком!

Змей смотрел на Петунью. Петунья смотрела на змея, и с каждой секундой в груди ее нарастало жжение – тело настойчиво требовало воздуха! Не в силах больше терпеть, она шумно выдохнула и, не успела сделать вдох, как кольца змеи сомкнулись вокруг нее туже, взяв ее в плотный горячий кокон.

Змей обвился вокруг нее еще раз и, как мог, устроил на ее плече свою большую голову.

Краем глаза Петунья могла видеть затейливый узор чешуек на его морде и золотой изогнутый рог, растущий между глаз.

Она запаниковала, задергалась, но вырваться из змеиной хватки с ее силами было нереально. Все, что оставалось, это смириться и ждать неизбежного.

Время шло. Солнце уже почти село, окрасив горизонт в алый цвет. А змей так и продолжал держать Петунью, больше ничего не предпринимая.

Ждать страшного конца – страшно утомительное занятие, подумала вдруг Петунья и хихикнула. А змей вздохнул и как будто попробовал еще теснее к ней прижаться.

Что за странный зверь, изумилась она. Поймал, но не пытается навредить. Просто держит, как будто обнимает. С минуту Петунья размышляла над этой мыслью, а потом пришла к выводу, что, кажется, все именно так и обстоит. Но, поскольку рук у змея нет, то, как может, так и обнимает. Всем собой.

От растерянности, она не придумала ничего лучше, кроме как обратиться к змею, как к разумному существу:

– Эм… послушай, не мог бы ты отпустить меня?

Змей только вздохнул.

– Понимаешь, скоро ночь. Мне нужно вернуться домой, – предприняла еще одну попытку Петунья. Ей очень хотелось успеть поработать в кузнице до наступления ночи.

Но змей только вздыхал и делал попытки потереться об нее, но был слишком велик, чтобы изображать из себя котика, как сердито подумала Петунья.

А потом она заподозрила невероятное. Ну, если один ее брат – беспамятный король фей, а другой бродит по ее ферме в виде оленя, то почему бы еще одному не быть змеем?

– Не будь эгоистом, старший брат! – Петунья набралась храбрости и с негодованием обрушилась на своего пленителя. – Я сегодня еще хотела в кузнице поработать! Отец велел мне отливать медные слитки да побольше! Ты ведь знаешь, какой он! – Тут змей шевельнул головой и уставился на нее одним глазом. Выражение на его морде было совсем не звериным! – А я без его присмотра еще не работала! Ну же! Отпусти! У меня столько дел!

И тут предполагаемый старший брат внял ее мольбам. Он расслабил свои мышцы, и Петунья, хватаясь за кольца его тела, выбралась на свободу.

– Спасибо, – сказала она, не зная, что еще сказать. Но змей ждал, и она, нехотя, добавила: – Если хочешь, навещу тебя через пару дней. У меня такие яблоки на ферме растут, просто объедение! Хочешь?

Змей качнул головой, словно бы соглашался с ней и уполз в темноту. В прощальном шипении ей послышалось предостерегающее «ты обещщщала».

Chapter Text

Громкое квохтанье несушки вырвало Петунью из медитации. Она потянулась, чувствуя, как тянутся затекшие мышцы и открыла глаза. Курица с горделивым, что твоя королева, видом восседала в гнезде, под боком ее спал кролик, а вокруг пучка соломы, что служил им постелью, валялся всякий мусор.

Петунья скорчила гримасу. Она, конечно, убиралась, но животные почти сразу вновь наводили беспорядок. Пора была что-то с этим решать. Поэтому она вышла на улицу и восстановила свой погибший в грозу недокурятник, как он был. Берта была не очень довольна возвращаться в шалашик после просторной комнаты в доме, но после того, как Петунья пообещала обязательно поставить нормальный курятник, сменила гнев на милость.

Насыпав курице зерна, а кролику подав капустных листьев, Петунья немного понаблюдала за живностью. Потом полила огород, проредила кусты и выполола траву под яблоней. Ее ветви вновь были усыпаны нежными розовыми цветами. Петунья начала было считать их, чтобы прикинуть будущий урожай, но быстро сбилась и бросила.

Наведя порядок во дворе, она занялась уборкой на кухне. Выбросила солому и вымела мелкий мусор, перемыла полы и протерла пыль. Раз уж сегодня ей предстоит печь пирог на праздник фей, то ее внутренний перфекционизм настоятельно требовал как можно более идеальной чистоты.

А чтобы заниматься уборкой было не так скучно, она включила телевизор. Прогноз погоды обещал на завтра очередной прекрасный день. Петунья укоризненно напомнила самой себе, что забывать про телевизор не стоит. Иначе как она узнает, что приближается очередная гроза? Гадалка сообщила, что сегодня все в ее руках, а в «Дарах земли» порадовали известием о приближающемся сезоне морепродуктов.

– С завтрашнего дня, – лучась от радости сообщил ведущий, многозначительно глядя на Петунью, – на пляжах по всему миру ожидается необыкновенное количество вынесенных на берег ракушек и кораллов!Я не учёный, но слышал, будто это как-то связано с брачным сезоном у крабов. Как бы там ни было, можно будет собрать отличный урожай, просто походив по пляжу.

– На пляжах по всему миру, – повторила вслед за ним Петунья и задумалась. О каком мире шла речь? Уж точно не о том, в котором она родилась. Арда. Отец и Элрос называют его Ардой. Петунья повторила это слово и решила, что тоже будет его использовать. Так, о чем это она? Ах да, о морепродуктах. Нужно будет, как выдастся время, сходить на пляж и собрать вкусненького. Лия наверняка обрадуется такому пополнению своих запасов.

Но все-таки, разве в этом мире есть другие пляжи?

Время, проведенное с пользой, пролетело незаметно. Петунья придирчиво осмотрела кухню и осталась довольна – настолько чисто, насколько возможно. Потом она взглянула на часы. Элрос не уточнял, во сколько собирается нанести визит, но она понадеялась, что так рано он не придет.

Петунья вытащила из кладовой кадку и помылась. Во время купания она проверила свою сферу – бассейн ци.Вчера ей хватило времени, несмотря на столкновение со змеем, весьма продуктивно поработать в кузнице. К счастью, она не забыла ни единого словечка из наставлений отца – за полтора месяца, что она провела на ферме, ее память значительно укрепилась, – и не допустила ни единой ошибки. Конечно, она работала медленно и по три-четыре раза перепроверяла себя, но это того стоило. В следующий раз она будет быстрее. А потом еще быстрее! А потом… она позволила себе размечтаться о том, когда закончил первый этап культивации, и отец начнет учить ее продвинутым методам. В учебнике об этом было сказано лишь мельком, и Петунья могла только гадать, на что это похоже. Но все сходилось к одному: это будет грандиозно!

Кстати, про культивацию. Вместимость бассейна ци немного увеличилась за прошедшую ночь. Петунья похлопала себя по животу. Читать всю ночь мантры и гонять ци туда-сюда по бесконечному кругу немного утомляло, но результат того стоил. К тому же, если верить учебнику, практики высоких уровней уже не нуждались в таких упражнениях. Для них подобное становилось бессознательным, сродни дыханию или току крови.

Будущее представало в весьма ярких красках, и Петунья рада бы размечтаться вволю, но увы, времени на бесплодные фантазии у нее не было. Она закончила мыться, переоделась и отправилась в город. Следовало пополнить запасы муки и докупить у дядюшки Бальбо кое-что, прежде чем приступать к готовке.

Она понадеялась, что дорога одна, и с Элросом они не разминутся. Так и вышло.

– Доброе утро, тетя Мириэль, – лучезарно улыбнулся ей мужчина, и Петунья закатила глаза. Да сколько можно-то! Но затем она внимательно посмотрела на него и одобрительно кивнула. Для сегодняшнего праздника он принарядился. Его черный халат был украшен затейливой вышивкой, талию стягивал серебряный пояс, а носки сапог были окованы серебром. Свои чудесные черные волосы он уложил на чужеземный, но очень идущий ему манер, а на поясе висел меч в богато украшенных ножнах.

Раз уж он сегодня такой красивый, Петунья решила милостиво пропустить мимо ушей его обращение.

– Доброе утро, племянник.

Элрос, узнав, что она идет на кухню перемолоть зерно в муку, изъявил желание составить ей компанию. Они заглянули ненадолго в трактир, чтобы поприветствовать Лию. Та священнодействовала за стойкой, а на одном из барных стульев сидел утренний посетитель. Петунья стрельнула в него взглядом, но так и не поняла, кто это такой. Она впервые его видела.

– Это? – Элрос бросил косой взгляд на трактир. Но они уже направлялись в сторону кухонь и, конечно, он никого не увидел. Он пожал плечами. – Думаю, кто-то из тех, кто приехал сюда на поезде. А что?

– Понимаешь, я здесь, вроде как, чтобы помогать им. Ну, как с Лией или Туури.

Элрос улыбнулся ей.

– Иногда, дорогая тетя, лучшая помощь состоит в том, чтобы не мешать. Поверь, некоторым достаточно просто иметь хорошее место для жизни, чтобы подумать о пройденном пути и решить, куда они хотят отправиться дальше. Те, кто сам не справятся, непременно к тебе обратятся.

На кухне Петунья достала из кольца мешок с золотым зерном, а Элрос встал к жерновам маленькой мельницы. Петунья засыпала внутрь жерновов первую порцию зерна, и он начал крутить ворот.

Стоять просто так и время от времени досыпать зерна или ссыпать муку в специально для этого приготовленную миску было скучно.

– Ты, кажется, много где побывал, не так ли? – начала Петунья издалека. Элрос кивнул. – Но как вообще ты к этому пришел? – Она подумала, что это звучит как-то не очень и поспешила объясниться: – В смысле, я ничего о тебе не знаю, но, раз ты жил в… Арде, то, наверное, ты однажды там умер?

– Было дело, – легко согласился он, как будто речь шла о чем-то незначительно, а вовсе не его собственной смерти. – Видишь ли, тетушка, я довольно рано понял, что хочу прожить жизнь как человек. В отличие от моего брата. Ему ближе были эльдар. В итоге, я выбрал стезю смертных, прожил лет восемьсот или около того, прости, сейчас уже и не вспомню точно, и под конец это стало совсем невыносимо. Мое тело старело, мои чувства были уже не такими острыми как в молодости. Многие из тех, кого я знал, уже давно умерли, и даже их дети умерли, а внуки уже были взрослыми людьми и имели свои семьи. В конце концов, однажды я проснулся и подумал, интересно, а что же дальше? Ну и вот. Так я умер.

Он прервался, чтобы помочь Петунье ссыпать готовую муку в миску, засыпал новую порцию зерна и снова завертел жернова.

– В те дни, когда Аман был еще частью мира, Пути Людей были открыты и доступны каждому.

– Что такое Пути Людей? – живо спросила Петунья. Она уже слышала это название во время недавнего чаепития, но тогда никто не удосужился объяснить ей, что это такое.

Элрос на минуту прервался и уставился в пространство пустым взглядом, потом вернулся к работе и ответил:

– Так сразу и не объяснишь… если упростить, причем очень сильно упростить, это возможность для человеческой фэа отправиться дальше. Те, чья фэа легка, поднимаются в миры верхних сфер и присоединяются к ним в новой жизни. Те, чья фэа отягощена совершенными при жизни преступлениями, падает в нижние сферы. В конечном итоге, все они стремятся подняться к самой вершине и встретиться с Творцом. По крайней мере, так говорят.

– А ты? Почему ты стал стражем, а не отправился выше? – Петунья нашла сито и, чтобы не терять время даром, принялась просеивать муку. Шелухи, конечно, было немного. Эта каменная мельница молола очень хорошо.

Элрос рассмеялся, услышав ее вопрос.

– Это все из-за моей кровной семьи, – пояснил он. – Моей прабабкой была Лютиэн, прекрасная дочь эльфа и майэ. Она полюбила человека и, чтобы уйти следом за ним, выпросила у Стихий долю смертных. С тех пор каждому из ее рода предоставляется выбор, какой жизнью жить. Кто бы знал, что и после смерти этот выбор остается! Но я умолчу, что конкретно мне предложили, и почему я выбрал то, что выбрал. Не вини меня в этом, тетушка.

– Я виню тебя за твою манеру разговаривать! – раздраженно выпалила она. – Хорошо, ты в третьем лице перестал говорить!

Ее тирада вызвала у него смех.

– Прости, – утирая выступившие на глазах слезы, повинился он. – Я слишком долго прожил в Пэнлай и нахватался тамошних привычек. В тех краях почтительность к старшим впитывают с молоком матери.

Пока они беседовали, то перемололи в муку примерно четверть мешка. Петунья решила, что этого достаточно. Они привели кухню в порядок и отправились на ферму.

По дороге Элрос поделился с ней своими мыслями о том, как назвать пирог.

– Всю ночь думал, прямо голову сломал. Вот где бы пригодился пэнлайский мудрец. Они такие названия как семечки щелкают! Но кое-что я придумал. Вот, например, как тебе «Небесный Дракон Несет Бурю на Своем Хвосте»? Или вот еще «Небесная Дева Дарит Герою Плод Вечной Жизни»?

– Звучит жутко странно, – Петунья скорчила гримаску. – Кстати, Элрос, откуда ты знаешь про единорогов?

– Охотился на них, – отозвался он. – А что?

Петунья вытаращила на него глаза в немом изумлении, а потом, справившись с собой, наставительным тоном сообщила, что единороги – прекрасные и благословенные создания. Убивать их – самое великое злодеяние на свете!

А он парировал, что видов этих «благословенных созданий», как и миров, невообразимое количество, и большинство – чрезвычайно агрессивны и к тому же плотоядны. Единственный способ сдержать увеличение поголовья – как раз охота, потому что в ином случае единороги становятся угрозой для всех других животных и людей тоже.

– Молочные породы тоже существуют, конечно. Но они крайне редки. Поэтому единорожье молоко буквально на вес золота, а достать его… о, гляди! – Он вытянул руку и указал вперед. – Торговец приехал!

Chapter Text

После того, как отзвучали приветствия и пожелания хорошего дня, господин Тук любезно предложил им чашечку кофе. Пока мужчины вели светскую беседу, Петунья сбегала до трактира и вытащила Лию из-за стойки.

Двое незнакомцев, лиц которых она, как ни старалась, не смогла разглядеть, уставились на нее возмущенными взглядами, и Петунья поспешила их заверить, что это ненадолго. Ей только нужно представить госпожу трактирщицу торговцу, а потом та сразу вернется. Успокоив посетителей, она вышла, утащив Лию за собой.

В полумраке трактира двое переглянулись, обменявшись одинаково недоумевающими взглядами, а потом одновременно повернулись в сторону третьего. Тот, незамеченный Петуньей, сидел в дальнем углу и с наслаждением уплетал конвертики с яблочным повидлом. Был он высок, рыж, и на краю его стола лежал разноцветный зонт.

– Она – здешняя хозяйка, – пояснил Оле Лукойе, ненадолго отложив лакомство. Он отхлебнул прохладного яблочного сидра из кружки и добавил: – Просто оказывайте леди подобающее ее статусу уважение, и все.

С его места ему было отлично видно в окно, как трактирщица раскланивается со смешным маленьким человечком, они долго о чем-то беседуют, а потом торжественно пожимают друг другу руки, скрепляя тем самым заключенную сделку.

Вскоре госпожа трактирщица вернулась, и ее руки были полны разнообразных свертков и мешочков. А леди Мириэль со своим спутником покинула город следом за повозкой купца.

– Занятный они народ, эти хоббиты, – сказал Элрос. Он нес в руках покупки Петуньи, которые она сделала, в самый последний момент вспомнив, что кое-чего для пирога у нее нет. – Как-то на Дороге я встретил двоих из них. Тогда мне было в диковинку увидать таких малышей в большом мире, но, когда прочел ту книгу, что ты мне рекомендовала, все стало на свои места.

Петунья усмехнулась.

– Дай угадаю. Этих хоббитов звали Бильбо и Фродо Бэггинс?

Однако, он покачал головой.

– Нет, Бильбо я не встречал. А те назвались Фродо Бэггинсом и Сэмуайзом Гэмджи. Когда наши пути пересеклись, они как раз собирались навестить яблоневые сады Аваллона и задержаться там на пару-другую лет.

Не дожидаясь вопроса, он начал рассказывать об этом мире, и рассказ его был до того складен, что Петунья с легкостью вообразила вереницы туманных островов, покрытых зелеными холмами и яблоневыми садами, плывущие по водам бескрайних морей белоснежные лодочки и фантастические миражи, возникающие среди облаков и туманов.

Турко поприветствовал их громки ревом, когда они вошли на ферму. Олень лежал под яблоней, и несколько розовых лепестков украшали его белоснежную шкуру. Зверь казался расслабленным и наслаждающимся погожим деньком, однако, стоило ему увидеть Элроса, как он вскочил на ноги и возбужденно кинулся к ним. Но резко остановился в нескольких шагах и шумно втянул ноздрями воздух.

– Турко, – укоризненно протянула Петунья и потянулась погладить его, – так ты встречаешь гостей?

Элрос смотрел на зверя совершенно непередаваемым взглядом.

– Это ведь не просто олень?

Петунья проигнорировала вопрос и представила их друг другу. Услышав, что мужчина перед ним сын Макалауре, олень возмущенно всхрапнул и вернулся на прежнее место. Улегшись обратно под яблоней, он положил голову на передние ноги и сделал вид, что уснул.

Элрос рассмеялся.

– Думаю, настоящий Туркафинвэ тоже был бы возмущен нашим знакомством, – заявил он и пояснил специально для Петуньи: – Когда-то он сватался к моей прабабке, но она его отвергла. Ужасная была история, по правде говоря. Но дядюшку можно понять. Лютиэн была несравненно хороша собой.

Петунья прикрыла рот рукой. Она вспомнила! Эта история – о безнадежной влюбленности, что довела двух эльфийских принцев до нападения на беззащитную девушку, – оставила в ней двоякий след. Петунья горячо презирала тех, кто нападал на слабых. В ней еще было живо то чувство ужасной беспомощности, когда ветка дерева, направленная магией мелкого поганца Снейпа, падала на нее, а она даже увернуться не могла. А еще Петунья верила, что собаки точно чуют нехороших людей, поэтому, читая о том, как пес оставил своего хозяина, она чувствовала мрачное удовлетворение. Но тогда это были книжные герои, а не ее собственные старшие братья…

– Не думай об этом слишком много, – посоветовал Элрос, врываясь в ее мысли. – Что там случилось на самом деле, знают только пятеро, и тех давно уже нет в этом мире. Все прочее – лишь досужие домыслы и фантазии тех, кому Дом Феанора был как кость в горле.

– Но она… – Петунья хотела сказать «твоя прабабушка», но наткнулась на предупреждающий взгляд и осеклась. Элрос явно не хотел говорить об этом, и она проглотила все слова, какие собиралась сказать.

Вместо этого она открыла дверь и пригласила его войти.

– Я, конечно, люблю драмы, – вздохнув, пробормотала она себе под нос, повязывая фартук. Фартук, кстати, принес Фэанаро, когда хозяйничал у нее на кухне недавно. – Но не когда эти драмы касаются моей семьи.

Элрос согласно хохотнул.

Петунья достала муку, яйца, сахар и соду, и пинту молока, что купила у дядюшки Бальбо, и стала замешивать тесто. Элросу достались яблоки и глубокая миска, а нож у него нашелся свой.

Работать в молчании было не очень уютно, и Петунья, пока взбивала яйца с сахаром, попросила Элроса рассказать еще что-нибудь о своих путешествиях. Он немного подумал и начал рассказ о том, как вместе с другими Стражами помогал защищать Небесную Крепость от дракона. Дракон, с его слов, был огромной бескрылой тварью длиной в несколько десятков метров, обхватом с две повозки и с острыми когтями на лапах. Отсутствие крыльев ему нисколько не мешало. Он безнаказанно кружил над Крепостью и поливал ее огнем, пока стражи пытались установить специальную формацию, чтобы спустить дракона на землю.

– Самым ужасным было то, что обычно драконы такого рода создания мудрые и мирные. Они учат другие народы знаниям и умениям, хранят память и поддерживают миропорядок. Но этот дракон почему-то сошел с ума. – Он покачал головой. Нож так и мелькал в его пальцах, в миске лежало уже с дюжину очищенных яблок. – Столько хватит? – Петунья сказала, что да, и велела нарезать яблоки кубиками и полукружиями. – Мы потеряли с полдюжины человек, прежде чем расправились с ним. А в самой Небесной Крепости еще с год отстраивали разрушенные дома и стены.

– Что такое Небесная Крепость?

– Место, куда стекаются люди и товары со всей вселенной. Там можно купить все, что угодно. Встретить представителей любого народа. Найти лекарство от любого недуга и увидеть самые потрясающие сокровища на свете.

– Звучит как лакомый кусочек.

– Если бы, – Элрос усмехнулся. – Небесной Крепостью управляют боги.

Петунья так удивилась, что на минутку даже перестала взбивать яйца с сахаром.

– Настоящие боги? Как отец?

Элрос изобразил лицом внутреннюю борьбу и после некоторых раздумий покачал головой:

– Не думаю, что сейчас это та информация, которая тебе нужна. Когда ты выйдешь на Беззвездную Дорогу, я буду счастлив проводить тебя и показать Небесную Крепость во всем ее великолепии. Но сейчас рассказывать об этом не буду. Достаточно и того, что я уже сказал. – Он состроил страдальческую гримасу и пожаловался: – Иначе дедушка на меня рассердится.

Петунья фыркнула и продолжила взбивать пену. Про себя же думала, как ей относиться к столь мягкому, но явному отказу.

– Ну и ладно, – решила она после раздумий. Тем интереснее будет узнать самой, когда – Элрос ведь сказал когда, а не если! – она сама там окажется.

Яичная смесь в ее миске превратилась в пышную белоснежную пену. Петунья вооружилась ложкой и стала добавлять тончайшую, словно пыль, муку. Она бросила взгляд на яблоки – они были нарезаны на идеально одинаковые кубики и полукружия, – и напомнила про корицу. В воздухе разлился сладкий аромат свежей сдобы.

Когда тесто и начинка были готовы, Петунья достала форму, смазала ее маслом и выложила на дно красивым цветком полукружия яблок. Кубики она соединила с тестом и вылила получившуюся смесь в форму. Отправив будущий пирог в раскаленную духовку, она велела племяннику последить за пирогом, а сама скрылась в спальне. Пора было наряжаться. Для сегодняшнего праздника она вновь надела свое выпускное платье, понадеявшись, что феи не будут высмеивать ее за повторно надетый наряд, причесалась и немного припудрила носик.

Она выпорхнула из спальни. Элрос уже достал пирог и переложил его на большое фарфоровое блюдо. Цветок из яблок немного выдавался над его поверхностью, словно лотос тянулся из глубин озера к небу тысячами лепестков.

– Небесный Лотос Приветствует Солнце Тысячей Лепестков! – важно провозгласила Петунья и тут же посмотрела на Элроса. Тот одобрительно похлопал в ладоши. – Значит, так и назовем!

В качестве последнего штриха она украсила края пирога сахарной пудрой, положила в центр несколько красивых крупных ягод морошки и убрала его в кольцо.

На часах был уже полдень. Самая пора отправляться на праздник.

Как в прошлый раз, Петунья, подражая отцу, срезала два цветка алфирина. Одним она украсила свою прическу, а второй прикрепила к груди своего кавалера. Элрос галантно предложил ей руку, и она положила сверху свою ладонь.

– Отправляемся!

В приглашении ничего не говорилось о месте проведения праздника. Петунья предположила, что оно будет там же, где и в прошлый раз. И не ошиблась. Вновь радужный мостик перекинулся над овражком, ведя на ту сторону, скрытую за магической завесой. Только сегодня у его опор цвели летние цветы во всем своем великолепии – лилии, пионы, астры, подсолнухи. Они покачивались на ветру и во все стороны распространяли сладкое благоухание праздника.

Перед тем, как вступить на мостик, Петунья предупредила своего спутника:

– Чуть не забыла, там меня все знают как Эльдалоттэ.

Элрос ухмыльнулся и согласился, что ей очень идет это эпессе. Петунья не стала протестовать. Хотя про себя подумала, пусть даже со времен цветочных танцев она и впрямь немного похорошела, но до звания эльфийского цветка все еще не дотягивает.

Сам же он решил не плодить лишних сущностей и представляться своим собственным именем. Так они решили и, пройдя по мосту, прошли сквозь волшебную завесу.

Chapter Text

Волшебная завеса раздвинулась, пропуская Петунью и Элроса в праздничный зал, и в воздухе зазвучала сладкая, знойная мелодия.

Петунья восторженно ахнула, не сдержав эмоций. И даже Элрос, который повидал всякое в свой долгой и насыщенной жизни, по достоинству оценил убранство.

Под ногами расстилался бескрайний травяной ковер, настолько зеленый, что, казалось, цверги-ювелиры выточили каждую травинку, каждый крохотный листик из сияющих изумрудов. Стволы деревьев-колонн оплетал плющ, весь из золотых и серебряных листьев, а с раскидистых ветвей свисали гроздьями фрукты – рубиновые яблоки, янтарные груши, аметистовый виноград… глаза разбегались в попытке ухватить все великолепие сразу, одним махом.

– Добро пожаловать, леди Эльдалоттэ! – фея-крестная спешила им навстречу. Ее круглое морщинистое лицо лучилось довольством. Кажется, дела у нее шли как нельзя лучше. – Позвольте полюбопытствовать, как ваши дела?

– Благодарю, мадам, – откликнулась Петунья, – все хорошо. Надеюсь, у вас также. Вы прямо-таки сияете.

В ответ мадам Фаб Джи улыбнулась совершенно ослепительно, и на ее фарфоровых щеках появились маленькие очаровательные ямочки. Петунья мимолетно подумала, что в молодости фея-крестная была дивно хороша собой.

– О, не стоит! Не стоит расточать комплименты такой старухе, как я, моя дорогая, – но весь ее вид говорил об обратном, что получать комплименты она совершенно не против. – Кто сегодня ваш спутник?

Петунья представила Элроса, и он благовоспитанно приложился губами к протянутой руке. Мадам наградила его благосклонным взглядом.

– Какая удивительная встреча, – проворковала она. Личность Элроса, таинственного стража Беззвездной Дороги, полностью завладела ее вниманием. – Как же давно никто из ваших братьев не посещал наши празднества. Какими судьбами вас занесло в наши края, любезный Индильзар?

– Даже стражам полагается отпуск, мадам, – Элрос ослепительно улыбнулся престарелой прелестнице, и та, рисуясь, приложила руку к своей пышной груди. – Я остановился в городе неподалеку от фермы леди Эльдалоттэ, и совершенно случайно познакомился с ней. Леди поведала о приглашении на ваш праздник, и я, набравшись наглости, напросился ее сопровождать. Надеюсь, вы простите мою самонадеянность.

Мадам Фаб захихикала, прикрыв рот рукой. Она вся разрумянилась, как девчонка на первом свидании, и стрельнула глазками в молодого красавца.

– О, не стоит беспокоиться, не стоит беспокоиться! Мы не запрещаем молодым леди приводить с собой кавалеров! – Тут она взяла себя в руки и сделала приглашающий жест. – Прошу за мной.

Она повела их за собой. Деревья-колонны расступились, и впереди Петунья увидела большой стол, заставленный горой яств. Пока их вели прямо к центральному столу, Петунья оглядывалась в поисках знакомых лиц. Вот Мэри Поппинс сухо кивнула ей, ненадолго оторвавшись от беседы с большим черным котом. На коте абсолютно щегольски сидел черный фрак с фалдами, а под правой лапой он почему-то держал примус. Знакомые феечки прощебетали приветствие и постреляли глазками в Элроса, но заходить дальше в присутствии мадам остереглись.

Возле головы Петуньи неожиданно свесилась фруктовая кисть. Она протянула руку, желая узнать, правда ли эти фрукты выточены из цельных кусков драгоценных самоцветов, но плод под ее пальцами был прохладным, упругим и совершенно точно съедобным. Когда Петунья чуть сильнее сжала его, тонкая полупрозрачная кожица треснула, и от сладкого аромата, что обрушился на нее, во рту Петуньи сама собой собралась слюна.

– Это духовные фрукты, – прошептал Элрос, заметив ее ошарашенное состояние. – В Пэнлай такие на каждом шагу, ведь тот мир буквально переполнен природной ци.

– Я тоже хочу такое выращивать! – отчаянно прошептала Петунья и выпустила фрукт из пальцев.

Мадам Фаб оглянулась на них, и они поспешили догнать ее. Мадам как раз рассказывала про программу вечера.

– Если вы намерены участвовать в конкурсе на самое вкусное блюдо, оставьте его на общем столе. Не волнуйтесь, стол зачарован надлежащим образом, и горячее на нем не остынет, а холодное не растает. Официант подпишет табличку рядом с блюдом, чтобы все знали, что это вы его приготовили. Затем, вплоть до прибытия Их Величеств, вы совершенно свободны. Можете перекусить и выпить по бокалу вина, потанцевать, послушать музыку. Вон там, кстати, – она указала палочкой направление, – господин Флитвик играет чудесную музыку, а хор фей под его руководством поет гимны Великой Флоре. В той стороне, – снова палочка указует путь, – установлены столы для игры в тафл и мельницу. Из заграничных игр можете оценить сенет и королевскую уру. Вы, молодые, легко поймете правила. – Даже самое изощренное ухо не могло бы расслышать подтекста в ее словах, но Петунья была уверена, что он был. – С прибытием Их Величеств мы перейдем к основной части праздника. Вот мы и пришли.

Они подошли к центральному столу, и Петунья уставилась на гигантскую ярусную менажницу, установленную на нем. Каждый ее ярус был заполнен разнообразными блюдами, отчего издалека она и подумала, что яства просто навалены горой друг на друга.

От обилия снеди в глазах зарябило. Были тут и жареные блюда, и тушеные. Запеченные целиком поросята и фазаны, и даже один павлин с раскрытым во всем великолепии хвостом. Стояли ряды пирогов и пирожных, подпрыгивали зеленые тефтельки в кипящем без огня молоке… к последнему Петунья приглянулась и сморщилась. Фу! Лягушки!

Она достала свой пирог. Он исходил ароматным паром, будто его только что из духовки вынули. Мадам Фаб вздернула брови.

– Выглядит… весьма традиционно, моя дорогая, – нашлась она и снова улыбнулась. Возможно, она уважала следование традициям. А, может, не хотела обидеть Петунью. На фоне других пирогов ее и в самом деле выглядел бедновато.

Петунья привстала на цыпочки и аккуратно воткнула пирог на свободное место на одном из верхних ярусов. Элрос тут же помог ей и задвинул блюдо подальше от края.

Рядом с ними появился официант. На подносе у него лежало несколько пустых карточек и плясало зачарованное перо.

– Как называется ваш пирог, леди?

Петунья, с каменным выражением лица, отчеканила название. Перо запорхало, выводя на карточке название и чуть ниже ее собственное имя, после чего карточку аккуратно водрузили поверх пирога, и она повисла в воздухе.

Тут Петунье пришла в голову очевидная мысль. Гостей было много, а пирог она испекла только один.

– О, не волнуйтесь, не волнуйтесь, – фея-крестная замахала рукой, отметая прочь ее беспокойства. – В число полезных свойств этого стола входит и умножение еды. Сколько бы ни было едоков, никто не уйдет голодным и сможет попробовать каждое блюдо.

Петунье сразу же вспомнилась библейская притча о пяти хлебах и пяти рыбинах, и она поспешила прикусить язык. Вряд ли феи обрадуются проповеди.

Так что она ограничилась простым:

– Вы меня успокоили! Благодарю, мадам.

Напоследок мадам дала им еще несколько наставлений, условилась с Элросом насчет танца и подтолкнула их к столикам с закусками. Перекус был накрыт в небольшой рощице, куда можно было попасть, раздвинув ветви плакучих ив на манер занавесок. Петунья взяла бокал с розовым вином и медленно пошла вдоль столиком, рассматривая разнообразные закуски. Попутно она пыталась высмотреть высокого рыжего мага с разноцветным зонтом подмышкой, но нигде его не видела.

– Кого-то потеряла, леди?

Петунья вздрогнула, обернулась и увидела повисшего над ее головой Питера Пэна. Шалопай потягивал вино, а его зеленую охотничью шляпу вместо перышка украшала тигровая лилия.

Она справилась с испугом и представила мужчин друг другу.

– Уууу, – с непонятным выражением протянул мальчишка. Они окинул Индильзара внимательным, совершенно не дружелюбным взглядом. – Всамделишний страж, стало быть? Эй, мистер, а вы такой же, как капитан Крюк?

Элрос отсалютовал ему бокалом:

– Насколько я знаю, в рядах Стражей никогда не было никого с таким именем, малыш.

Питер Пэн наградил его возмущенным взглядом, потом исполнил воздушный кувырок, и с тех пор обращался исключительно к Петунье.

– Я так смотрю, леди, ты снова пережила ту встречу? – спросил он с легкой издевкой. –Везучая же ты. Обычно никто, кто сталкивается с ними, не переживает даже первой.

– С ними? – заинтересовался Элрос.

– Ты знаешь, кто они такие? – Петунья решила не обращать внимания на злобные подтрунивания мальчишки. В конце концов, она взрослая, она может пережить это. – И почему они привязались именно ко мне?

Вместо ответа наглый юнец просвистел какую-то мелодию, подхватил со столика бокал с вином и опустошил его одним глотком. Петунья терпеливо ждала.

– Понятия не имею, – наконец, признался Питер. – Будь они обычными потеряшками, я бы сказал, что ты похожа на их маму. Поэтому они раз за разом и приходят к тебе. Но, будь это так, тебе бы не составило труда им помочь, не так ли, леди? – И он взглянул на нее неожиданно острым проницательным взглядом, от которого Петунью пронзило осознание, что не так уж он и юн, этот дух-шалопай.

Она постаралась взять себя в руки и ответила со всей серьезностью:

– Ну разумеется, я бы обязательно постаралась помочь им.

Питер закивал.

– Но вся проблема в том, кто они есть. Таких, как они, мы зовем гаки. Это мстительные духи, что рождаются из детей, умерших заброшенными, от голода и холода, – Петунья вздрогнула, вспомнив ужасный холод, что сопровождал близнецов. – Но даже и так это еще полбеды. Гораздо страшнее она, – тут голос Питера опустился почти до шепота, и Петунья с изумлением заметила, что ему и самому не по себе.

– Кто она? – также шепотом спросила она.

Питер мрачно молчал. По его лицу читалась внутренняя борьба, продолжать говорить или закончить на этом. Наконец, он принял решение, вновь перекувыркнулся, выполнив какой-то совсем уж дикий пируэт и, кинув на прощение «не спрашивай меня об этом, леди!», умчался прочь. По пути к нему присоединилась целая стайка крохотных феечек, и все вместе они стали летать над головами, осыпая присутствующих разноцветной блестящей пыльцой.

– О ком шла речь? – спросил Элрос и подал ей полный бокал вина.

Петунья хорошенько приложилась к бокалу, а потом, в общих чертах, рассказала о двух встречах со зловещими близнецами. Элрос ничуть не удивился ее рассказу. Он внимательно выслушал ее, задал пару уточняющих вопросов, а потом сказал:

– Эти дети… Они просто хотят вернуться домой. – Эти слова прозвучали как-то по-особенному, и Петунья взглянула на него. Его лицо было печально. – Вот только им некуда возвращаться. Ведь их дома давно уже нет.

Chapter Text

После этих слов повисла тишина, и Петунья неловко кашлянула, нарушив ее.

– И это все?

Элрос согнал с лица печаль и улыбнулся знакомой улыбкой «этого недостойного племянника». Петунья уже начала разбираться в выражениях его лица!

– Помнится, тетушка говорила, что не любит семейные драмы, – напомнил он. К счастью, использовать третье лицо, как того боялась Петунья, он не стал.

Петунья припомнила, что и правда сказала такое, причем не далее, как сегодня утром.

– А это драма?

– Еще какая, – без тени юмора подтвердил Элрос. – И куда похлеще, чем неудачное сватовство третьего дяди к прекрасной Лютиэн. Я уверен, ты слышала об этом, просто не придала значения. Но я, признаться, не хотел бы обсуждать семейные дела в кругу посторонних.

Петунья согласилась с этим. И правда, на окружающем их празднике не место вытаскивать из шкафа скелеты семейной истории.

Она поднесла к губам бокал с шампанским и чуть пригубила, наслаждаясь тем, как крохотные пузырьки газа щекотали нёбо.

Тут заиграл оркестр под предводительством крохотного профессора Флитвика, и гостей праздника окутали звуки нежного вальса.

Элрос церемонно предложил ей руку:

– Разрешите этому недостойному племяннику пригласить вас на танец, тетушка.

Она закатила глаза, чувствуя, что сходит с ума от этой его привычки, но от приглашения отказываться не стала.

Рука об руку они вышли на танцпол и присоединились к танцующим. Элрос уверенно вел Петунью в темпе вальса, пусть даже фигуры их танца немного отличались от классических. Все, что оставалось ей, это поспевать за ним и стараться выглядеть элегантной леди.

Танец закончился. Оркестр взял небольшую паузу, позволяя танцорам немного прийти в себя. Но затем дирижер вновь взмахнул волшебной палочкой, и Петунья неожиданно оказалась в паре с другим кавалером. Он возвышался над нею на добрых две головы, длинное и бледное его лицо скрывалось в тени широких полей алой шляпы, а фигура его была так худа, что алый плащ-крылатка болтался на нем словно на вешалке. Он поклонился Петунье и протянул ей ладонью вверх свою большую руку, затянутую в белоснежную перчатку, и она, чтобы не задерживать другие пары, приняла его приглашение.

Господин в красном легко запечатлел поцелуй на тыльной стороне ее ладони – его губы обжигали, словно лед, – и увлек Петунью в танец.

– Прекрасная ночь, не так ли, мадмуазель? – о, каким волшебным голосом он задал этот простой вопрос! Низкий, глубокий, бархатный. Даже голова пошла кругом. Таким голосом можно весь мир за собой увлечь!

– Разве ночь? – растерялась Петунья. – День же, еще даже обеда не было.

Он хохотнул и внезапно опрокинул ее назад, придержав рукой под спину, и Петунья увидела в прорехах в листве сияющие звезды.

– Время в таких местах течет по собственному разумению. Вы не знали этого?

– Я не так давно присоединилась к Обществу, – неловко ответила Петунья, и он тут же вернул ее в вертикальное положение.

– Тогда вы, должно быть, леди Эльдалотте! Позвольте представиться. – Он склонил голову в коротком вежливом кивке: – Алукард, слуга дома Хеллсинг, к вашим услугам.

Она пробормотала, что ей очень приятно. Алукард добавил, что наслышан о ней и давно хотел посмотреть на нее своими глазами. Петунья кивала, а сама думала, как странно кому-то представляться «слугой». И что это за дом Хеллсинг? Единственной ее ассоциацией стал профессор Абрахам Ван Хельсинг, один из центральных персонажей романа мистера Стокера. Но у него, кажется, и семьи-то не было…

Второй танец подошел к своему завершению. Перед тем, как вновь произошла смена партнеров, Алукард еще раз поцеловал ей руку своими твердыми холодными губами и вручил черный прямоугольник визитки. «Служба чистильщиков Хеллсинг» значилось на ней. А чуть ниже было приписано «Избавим вас от паразитов. Быстро, надежно, дорого». Внимание Петуньи зацепилось за телефонный номер с лондонским префиксом, и, пока она его изучала, пары сменились.

Она отплясала еще несколько кругов, каждый раз с разными партнерами. После пятого танца, наспех попрощавшись с очередным кавалером, она покинула круг танцующих, и ее место тут же заняла какая-то феечка. Петунья нашла взглядом Элроса – тот весело отплясывал мазурку с мадам Фаб, – безуспешно попыталась привлечь его внимание, но махнула рукой и, взяв бокал шампанского, направилась к мягким диванчикам под сенью деревьев.

– Доброй ночи, – раздался знакомый голос, и над нею распахнулся разноцветный зонт. Петунья улыбнулась другу. – Я надеялся, что вы оставите мне танец, леди, – Оле Лукойе лукаво улыбнулся ей.

Петунье рассмеялась и пообещала, что чуть попозже обязательно станцует с ним, вот только перекусит немного.

– Договорились, – важно кивнул маг сновидений и протянул ей тарелочку с канапе.

– Я не видела тебя раньше, – заморив червячка, сказала Петунья.

– О, я слегка задержался в вашей таверне, – непринужденно отозвался Оле. Он уплетал канапе одно за другим, даже не пытаясь наслаждаться их вкусом. С точки зрения Петуньи это было просто кощунственно! – Ты знала, что эта ваша Лия печет изумительные конвертики с яблочным джемом? – Искреннее изумление на лице Петуньи его позабавило. – Попробуй. Вкуснятина! Пальчики оближешь! Такие я только у мамы пробовал.

Пока он уплетал свои закуски, Петунья рассеянно приложилась к бокалу, обнаружила, что он пуст и завертела головой в поисках официанта. Но неожиданно увидела кого-то очень знакомого. Того, кого здесь точно быть не должно.

Невысокая девушка в строгой черной мантии фланировала по залу, с любопытством оглядываясь по сторонам и немного сторонясь гостей. Волосы ее, огненно-рыжие, как листья осины по осени, были уложены в пучок, и из него торчала узнаваемая рукоять волшебной палочки – Петунья машинально прикоснулась к своей и почувствовала знакомое приятное покалывание в пальцах, – а когда она повернулась боком, что-то рассматривая, ее профиль с озорным курносым носиком не оставил никаких сомнений в ее личности.

– Я сейчас, – бросила Петунья своему другу, оставила пустой бокал и направилась к сестре.

Она все время пыталась держать ее в поле зрения, но пришлось обойти танцпол, чтобы снова не попасть в круговерть танцующих, а когда она вышла на ту сторону, то поняла, что потеряла ее. Петунья остановилась и завертела головой, пытаясь отыскать такие приметные рыжие волосы. Но та как в воду канула. Она порасспрашивала других гостей, не видели ли они рыжую девушку в черной мантии волшебницы, но они, один за другим, качали головами. Нет, не видели.

Чувствуя, как на сердце с каждым биением становится все тяжелее, Петунья медленно шла по залу. В голове билась мысль: что Лили делает здесь? Разве она не знает, как это опасно явиться на праздник к феям незваной? Или ее привел с собой кто-то из профессоров Хогвартса? Но профессор Флитвик руководит оркестром и хором, а профессора Спраут Петунья сегодня не видела.

Значит, это не они? Петунью вдруг бросило в холодный пот. Ей вспомнились рассказы о кое-каких проказах однокурсников сестры, известных на всю школу Разбойников. Лили, конечно, возмущалась некоторыми их выходками, но всегда заключала, что никакой опасности не было. А вот Петунья так не считала.

Она охнула. Разве Лили не связалась с Поттером? После того как окончательно поругалась со Снейпом? А что, если это они? С дурно воспитанных мальчишек сталось бы отправиться незваными на фейский праздник!

– Шампанского, леди? – официант-наг в нарядной ливрее услужливо поднес ей поднос.

Петунья потянулась было за бокалом, но в последний момент отпустила бокал и схватила руку стюарда. Запястье его была тонким, как веточка, но крепким, как стальной прут. Наг дернулся, а она, не обратив внимания на его попытки вырваться, требовательно спросила, не видел ли он рыжеволосую девушку в черной мантии волшебницы. Стремясь отделаться от нее, официант ткнул кончиком хвоста в сторону и, как только Петунья отпустила его, поспешил прочь.

В стороне, куда указал официант, среди деревьев проступали очертания глубокого темного грота. Петунья прищурилась, рассматривая темный зев пещеры, и заметила, как внутри него мелькнули рыжие волосы и пропали.

Не задумываясь, Петунья вошла в прохладный, влажный полумрак, расцвеченный голубыми и зелеными фосфоресцирующими огнями. Когда ее глаза приспособились к освещению, она увидела перед собой уходящие вперед деревянные мостки, что соединяли между собой множество беседок, парящих над спокойной черной водой.

Лили нигде не было видно, Петунья пошла по мосткам вперед, к ближайшей беседке. Она собиралась проверить их все, одну за одной. В первой было пусто. Она убедилась в этом, откинув газовый полог и заглянув внутрь. Во второй сидела небольшая компания. Они удивленно воззрились на нее, и Петунья, извинившись за вторжение, поспешила оставить их.

Когда она шла к третьей беседке, сбоку и снизу раздалось тихое хихиканье. Она повернула голову, но никого не заметила. Только увидела, как расходятся по воде круги, будто кто-то поспешно нырнул, скрываясь от ее взгляда.

На Цветочных Танцах ей встретились шелки, оборотни-тюлени. Так, может, в этом водоеме обитают русалки?

Все известные Петунье мифы настоятельно советовали держаться от русалок как можно дальше. А если не повезло их встретить, то хотя бы иметь наготове огонь или свет. Она подняла руку, нащупала рукоять волшебной палочки и медленно вытащила ее из прически.

Сделав вид, что она глухая, слепая и дура вдобавок, Петунья продолжила идти. Шепот и смех стали громче, когда русалки поверили, что обвели ее вокруг пальца. Они продолжили шептаться, и вскоре Петунья могла уже различить отдельные слова. Жаль только, язык, полный глухих и шипящих, был ей незнаком.

Она остановилась, якобы полюбоваться видами, и в этот момент русалки решили ее напугать. Они с шумом и плеском вынырнули на поверхность, взялись за руки, заключив Петунью в круг, и завели монотонным речитативом одну и ту же фразу:

– Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!

Слова эти Петунья хоть и не понимала, но наведенное головокружение заметила почти сразу. Она и так уже была на взводе, встревоженная и немного злая, а нападение русалок вовсе вывело ее из себя. Она резко выкинула вверх руку с зажатой в ней волшебной палочкой и яростно выкрикнула:

–Cala!

И люмос, который прежде получался у нее размером чуть меньше лампочки накаливания, вдруг полыхнул с силой всех прожекторов стадиона Уэмбли. Русалки, ослепленные, пронзительно завизжали и скрылись в воде.

Стало тихо. Спустя некоторое время вода забурлила, и одна, самая смелая русалка показалась на поверхности. Лицо она старательно прикрывала руками, растопырив перепончатые пальцы.

– Высокая госпожа! Не гневайся! – взмолилась она. – Мы просто хотели пошутить!

– Тут проходила рыжая девушка в черной мантии? – резко потребовала Петунья. Русалка, не открывая лица, закивала. Петунья взмахнула палочкой, гася люмос. – Покажи.

Русалка вытянула одну руку, показывая на беседку, устроенную чуть в стороне от остальных.

– Мы и над ней хотели пошутить, – плаксиво пожаловалась она. Одним глазом она осторожно выглядывала из-за перепончатых пальцев. – Но ее охраняет само Лето!

Chapter Text

Петунья подлетела к беседке, рванула газовый полог так, что тот затрещал, и, ворвавшись внутрь, с порога обрушилась на сестру:

– Лили Джеральдин Эванс! О чем ты, скажи мне на милость, думаешь?! Кто во всем мире надоумил тебя явиться без приглашения на чужой праздник?!

– Простите, пожалуйста, я только посмотреть! – услышала она тонкий, испуганный голос.

А потом ее глаза привыкли к полумраку беседки, и Петунья, охнув, прикрыла рот рукой. Но поздно. И злые слова, и полное имя сестры уже успели вылететь из ее рта. Но не удивительно, что она обозналась. Девушка, которую она преследовала все это время, была до невероятия похожа на Лили. Так, как могут быть похожи родные сестры, рожденные от одного отца и одной матери.

«А ты никогда не походила ни на кого из них» царапнула мерзкая мысль, и Петунье стало немного холодно. В детстве ее порой посещала мысль, не приемная ли она? Но дома были ее детские фото и вещи, и, если хорошенечко приглядеться, то в чертах ее лица читались родственные связи с семьей Эвансов.

– Прошу прощения, – отмахнувшись от глупых мыслей, Петунья покаянно опустила голову. Я приняла вас за свою сестру. Вы очень похожи. Особенно со спины, – добавила она. Теперь ее обуял стыд. Она, ни с того, ни с сего, накричала на незнакомца. Ужас!

Но внезапная жертва ее плохого настроения, кажется, не спешила злиться. Она все еще смотрела на Петунью большими ярко-зелеными, как весенняя листва, глазами, явно не понимая, что происходит, а потом вдруг рассмеялась.

– Ничего страшного, леди. Если хотите, могу на время побыть вашей сестрой! – и она озорно улыбнулась, на миг став неотличимой от младшей Эванс. Она поднялась и сделала вежливый книксен: – Моя матушка дала мне имя Аданэль.

Петунье подумалось, как странно. Кому могло прийти в голову назвать свое дитя синдарским именем, да еще буквально означающим «человеческая дочь»? А чья же еще? Эта девушка, по виду ровесница самой Петуньи, явно принадлежит к роду Людей. Атани, как называет их отец.

Или, что более вероятно, она просто слишком много думает, а имена всего лишь похожи и никак не связаны.

Она сделала ответный книксен и представилась.

Аданэль распахнула глаза в искреннем и неподдельном изумлении и захлопала в ладоши.

– Невероятно! Вы – та самая леди Эльдалотте! – она пригласила Петунью присесть рядом с ней на софу. – В эти месяцы в нашем доме только и ходит разговоров о вас. Об открытии Великого Зеленолесья и, – она наклонилась и тихо спросила: – Правда, что вы ответили на вопрос королевы Унах и получили приз из рук короля Финварры?

Петунья слегка растерялась от такого напора. Лили тоже так делала, задавала кучу вопросов, а потом еще кучу, когда получала ответы на первую.

Но Петунья слегка переоценила свою новую знакомую. До Лили Эванс ей было далеко. Пока она обдумывала ответы, Лили бы уже держала наготове третью партию вопросов. Петунья хмыкнула про себя и сама задала вопрос:

– А что вы здесь делаете, леди Аданэль?

Та слегка смутилась, будто вопрос был неприличным. Но причина ее смущения была ясна как день. Аданэль и правда явилась на праздник без спроса, тайком от строгой матушки, и все для того, чтобы полюбоваться на русалочье шоу.

– Все мои знакомые уже видели его. И не по одному разу, – с легкой обидой пожаловалась она, машинально накручивая на палец рыжий локон. Совсем как Лили. – А матушка не разрешает. Говорит, я еще не готова. Но мне уже целых восемнадцать! – она вскинула голову, будто отметая в сторону все возражения. – Сколько еще ждать?

Восемнадцать – вполне солидный возраст. У волшебников так вообще совершеннолетие с семнадцати. Но что-то смущало Петунью. Может, недавняя встреча с русалками и их попытка заморочить ее?

– Вы не думаете, что это может быть… немного опасно? – предположила она. Аданэль отмахнулась, сказав, что она подготовилась. Петунья все еще сомневалась, но тут со стороны черного озера, куда выходило большое окно их беседки, раздался призывный зов морской раковины.

Девушки повернулись к окну. Шоу началось.

Сверху упал луч света и осветил сидящего на утесе тритона. В мускулистых руках он держал раковину, мощная грудь ходила как меха, пока он, что было мочи, трубил и длинным змеиным хвостом, каким оканчивалось его тело, крепко держался за камни.

Он трижды протрубил, а потом нырнул в воду.

– Они всегда так начинают, – прошептала Аданэль. – Сперва тритон, его, кстати, зовут Лазурный Поток, трубит в раковину, а потом начинается пение… Ах, шшш! – и она прижала палец к губам. Глаза ее сверкали детским восторгом.

Как она и говорила, над водой пронесся нежный, сперва тихий, но постепенно нарастающий звук. В нем сплелись шум прибоя и шорох песчаных пляжей, крики чаек и перекличка дельфинов в открытом море. Петунья не сразу различила искусно вплетённые в шум моря голоса, но, стоило разобрать отдельные слова, как песня целиком завладела ее вниманием. Это наваждение сильно отличалось от предыдущего. Тогда она была настороже, а сейчас почти добровольно отдалась во власть невидимых певцов. И, пусть язык был незнаком, на глубинном уровне она понимала, о чем эта песня.

О, как прекрасно парить в морской воде, отдавшись на волю течения, когда вода колышет длинные, похожие на водоросли волосы, и юркие маленькие рыбки, словно птички, порхают вокруг. О, как манит и дразнит глубина, и какие сокровища таятся на дне… Давай же, присоединяйся к нам, и мы покажем тебе чудесные города, что кроются в морских глубинах!..

Нужно всего лишь прыгнуть в воду и отдаться на милость стихии, нашептывала эта песня, и Петунью вдруг обуяло настоятельное желание броситься в водоем. Но капля крови Фэанаро в ее теле вдруг раскалила до красна, и хлынувший от нее во все стороны жар согнал морок.

Вовремя. Аданэль поднялась с софы и неловко, как марионетка на веревочках, двинулась к окну. Она успела уже занести ногу над оконным проемом, как Петунья опомнилась, схватила ее за руку и резко дернула на себя.

Аданэль вскрикнула и, вырвав руку, стала дуть на ожог. Боль помогла ей прийти в себя, и она взглянула на Петунью. В ее глазах плескался ужас.

– Что… что я только что наделала? – прошептала она.

Петунья не отказала себе в удовольствии как следует выбранить легкомысленную девицу. Щеки Аданэль заполыхали, она стыдливо спрятала лицо в ладонях. А Петунья опомнилась. Это же не ее сестра. С чего вдруг она взялась отчитывать чужую девицу?

Она уже собралась вновь принести извинения – не многовато ли для одного дня она извиняется? – но Аданэль вдруг рассмеялась.

– Вы сейчас ругали меня, а я подумала: вот так это выглядит, когда у тебя есть старшая сестра? – в ее глазах сверкнули слезы, она утерла их и шмыгнула носом. – Спасибо, что позаботились обо мне. Досмотрите это шоу вместе с мной?

Петунья вздохнула. Лили тоже так делала. Сперва начинала какую-то дичь, а потом просила помочь ей доделать. Петунья снова вздохнула и, взяв Аданэль за руку, повернулась к окну.

Песня закончилась. Из темных вод выдвинулись два ряда скал, на которых восседали русалки с музыкальными инструментами. Они тронули струны серебряных арф и подули во флейты из рогов и раковин. Зазвучала прекрасная мелодия, и из воды вверх, словно струи воды из фонтана, выпрыгнули артисты. Они крутили сальто, жонглировали мячами и булавами, играли с морскими животными, качались на качелях и прыгали сквозь несколько горящих обручей сразу. Это было словно попасть в фантастический цирк. Красочное выступление целиком захватило Петунью. К счастью, акробатические номера гипнотическим воздействием не обладали.

Когда представление завершилось, тот же тритон Лазурный Поток вновь трижды протрубил в свою раковину, и зрители наградили артистов громоподобными аплодисментами.

После выступления живая волна и русалок, дельфинов и тюленей ринулась к беседкам.

– Я слышала, что после выступления принято угощать их. Они очень любят земные лакомства, – сказала Аданэль. В ее руках появился большой пакет с леденцами, которые она начала раздавать русалкам, что жадно тянули руки в их беседку.

Среди гомона и шума Петунья услышала знакомый свист. Два золотисто-рыжих морских котика покачивались на воде чуть поодаль. Поняв, что их заметили, они скрылись в воде и вынырнули у самой беседки, оттеснив в сторону русалок.

– Вы тоже выступали? – Петунья достала из кольца два яблока, все, что осталось от первого урожая. Тюлени закивали с самыми уморительными мордочками, она погладила их и каждого угостила. – Молодцы. Молодцы. Ну, плывите. И берегите себя!

Тюлени согласно свистнули, помахали ей на прощание и исчезли. Вскоре и русалки, сторонящиеся Петуньи, тоже уплыли. Постепенно шум стих, и грот с подземным озером снова погрузился в тишину.

– Спасибо, что разделили со мной это время, – тихо сказала Аданэль. – И спасибо за то, что спасли меня. Я теперь обязана вам, – и она протянула Петунье свой мизинец. – Надо соблюсти ритуал. – Она уцепилась своим мизинцем за мизинец Петуньи и трижды тряхнула ими. – Клянусь, что всегда буду помнить, как леди Эльдалоттэ спасла мне жизнь! Клянусь, что выполню любое ее желание. Клянусь, что никогда не поднимусь против нее! – И трижды повторила: – Клянусь. Клянусь. Клянусь. А если я нарушу свое слово, по собственной воле или по принуждению, то пусть я буду наказана.

– Это было уже лишнее, – сухо сказала Петунья, когда все положенные клятвы были принесены. – Я спасала вас не ради этой клятвы.

– Я знаю! Вы очень благородны! – горячо заявила Аданэль. – Но Долг Жизни – это очень важно! Очень-очень! Даже феи соблюдают его! Поэтому они крайне неохотно дают ответные клятвы, если их спаситель не знает порядков, – извиняющимся тоном добавила она.

Они вышли из беседки и направились в сторону выхода. Аданэль вновь оседала волну вопросов и трещала без умолку.

– Вы собираетесь участвовать в конкурсе? Что вы приготовили? Я обязательно попробую! Матушка всегда приносит мне с праздника угощение, но в этот раз я могу выбрать его сама!

– Ябл… – Петунья закашлялась. – Нет, мое блюдо называется «Небесный Лотос Приветствует Солнце Тысячей Лепестков». – Аданэль издала уважительное «о!». Она выглядела такой потрясенной, что Петунья не выдержала и рассмеялась. – Но на самом деле это просто яблочный пирог.

– Я обязательно его попробую!

Они подошли к выходу и услышали торжественный звук фанфар. В прошлый раз они объявляли о прибытии Финварры и Унах.

Аданэль побледнела.

– Ой! Король и королева уже здесь! Мне нужно бежать! Пожалуйста, не говорите никому, что видели меня! И до встречи! – она выбежала из грота, натолкнулась на Элроса, сбивчиво извинилась и убежала прочь, сразу же затерявшись среди деревьев.

Chapter Text

Элрос проводил убегающую прочь Аданэль взглядом «что это было» и подал руку Петунье, что вышла ему навстречу из грота.

– Я слышал, ты кого-то искала. Нашла?

Она покачала головой.

– Просто обозналась.

Они неторопливо пошли к центру праздничной залы, где уже собрались почти все гости, и тихо встали позади всех. Фанфары снова заиграли, Петунья увидела, как распахнулись высокие двойные двери, и все феи разом, одновременно, склонились в почтительных поклонах.

Они тоже поклонились.

Элрос тихо спросил, известно ли ей что-нибудь об этих владыках. Петунье было известно немного. В основном – обрывки легенд да комедия Шекспира.

– Вот вы где! – перед ними появилась взволнованная мадам Фаб. Она нетерпеливо взмахнула рукой, и зажатая в ней волшебная палочка рассыпала в стороны серебряные искорки. – Скорее за мной! Их Величества желают посмотреть на вас, леди!

Толпа фей расступилась перед мадам, образовав живой коридор. Петунья сразу увидела на той стороне два трона на возвышении. Весной они были украшены молодой листвой и первоцветами, теперь же ветви спинки были усыпаны золотом и серебром и яркими самоцветными фруктами, а у подножия буйно цвели розы.

Женщина на троне была подобна богине. Румяная и золотоволосая, ни красотой, ни статью, ничем она не уступала Унах. Ее голову венчала терновая корона, украшенная выточенными из сапфиров ягодами, а лазоревое платье в греческом духе украшали золотые фибулы и застежки, и золотой шнур затейливым образом опутывал ее тонкую талию.

В легендах королева Титания всегда описывалась как несравненная красавица.

Что же до короля Оберона… Петунья только раз бросила в его сторону быстрый взгляд и тут же отвела глаза. Внутри она дрожала от отвращения, каким-то чудом умудрившись не показать этого лицом.

Элрос крепко сжал ее руку. Когда до пустого пространства перед тронным возвышением оставалось совсем чуть-чуть, он шепнул ей на синдарине:

– Предложат выбрать подарок, проси прядь ее волос.

Петунья изумилась, но они уже подошли и пришлось кланяться, вспоминая все хорошие манеры, привитые и дома, и в школе.

– Можете подняться, – велем им звучный и красивый баритон. Даже не верилось, что в тщедушном, скрюченном подагрой и радикулитом теле, мог таиться такой изумительный голос.

Петунья выпрямилась. Оберон, чей прекрасный как у греческих богов лик венчал тело карлика, окинул ее липким сластолюбивым взглядом, будто она стояла перед ним в чем мать родила. Петунье стало тошно.

– Приветствуем тебя, девушка, – звонко произнесла Титания. Ее синие, как васильки, глаза были устремлены на Элроса, и в их глубине горел огонек страсти. – От имени Летнего Двора благодарим за оказанную нам услугу. Долгие века Великое Зеленолесье было недоступно для нас. Но, благодаря тебе, печать была снята. Скажи, какой награды ты желаешь за свое свершение?

Петунья снова склонилась в реверансе и вежливо ответила:

– Отвечая Вашему Величеству, эта девушка хотела бы попросить немногое. Всего лишь прядь ваших чудесных волос. – От волнения она даже перешла на столь любимую Элросом речь от третьего лица и уже предчувствовала, как он вдоволь над ней посмеется.

По сборищу фей пролетел удивленный вздох. Как будто Петунья захотела луну с неба, не меньше. Но королева, кажется, не возражала. Петунья услышала вторичный вздох, невероятно удивленный.

– Хорошо. Быть посему. – Титания протянула руку. Стражник тут вложил ей в ладонь обнаженный кинжал. Резкий взмах, и в руке королевы оказалась небольшая прядь ее волос. – Подойди и возьми, девушка.

Петунья с почтением приняла драгоценный дар и не сдержала восторга. Как будто она держала на руках солнечный луч – столь невесомой и лучезарной была эта прядка.

– Эта девушка благодарит Ваши Величества за чудесный дар, – она снова поклонилась, и Титания отпустила ее взмахом руки.

– А ты из каких краев забрел на наш праздник, юноша? – спросила она у Элроса.

Петунье пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не рассмеяться. Юноша! Скорее – пра-пра-дедушка!

Но Элрос и глазом не моргнул. Он приложил правую руку к груди, склонил голову и представился по всей форме. Едва феи услышали, что он страж, как огонек страсти в глазах Титании померк, и Оберон перестал бросать на Петунью голодные взгляды, когда узнал, что она родная тетя этого невесть как забредшего сюда стража.

– Кажется, у стражи есть определенный авторитет, – вполголоса сказала Петунья, когда король и королева отпустили их и приступили к разбору дел, что накопились у них. Со стороны они наблюдали, как феи подходили к тронам, и Их Величества решали жалобы и судили споры. – Я уже не знала куда прятаться от глаз этого прелюбодея! – она передернула плечами от омерзения.

– Стражи уважаемы, потому что хранят порядок, – сказал Оле Лукойе, появляясь с другой стороны от нее. Он распахнул свой разноцветный зонт и укрыл их чужих взглядов. – Всякий подумает дважды, прежде чем вступать в конфликт с ними.

Петунья, которой под прикрытием зонта стало легче, благодарно улыбнулась ему и представила мужчин друг другу. Когда все положенные слова были сказаны, она с любопытством спросила:

– Откуда ты знаешь про стражу? Разве ты странствовал по Беззвездной Дороге?

– Нет, ни разу, – откликнулся он. – У сновидцев свои пути. Мы путешествуем по Морю Снов. Там нет ни границ, ни дорог, и каждый должен сам заботиться о своей безопасности. – Он хохотнул. – Когда я впервые попал туда, то даже не понял сразу, что сплю.

Петунья решила уколоть его:

– Готова поспорить, это ты тот самый необученный маг, на которого мне жаловался Онни.

Оле Лукойе вдруг смутился. Его лицо и шея покрылись неровным алыми пятнами, похожими на ветрянку.

– Он все еще жалуется на ту историю? – Он почесал в затылке. – Я был молод и даже не подозревал, что я маг. Это было давно… А про Стражу я знаю потому, что бабушка Онни и Туури ушла туда. Госпожа Лебедь долго ругалась, когда узнала. Но что она может поделать? С нею и при жизни-то было сложно иметь дело, а уж после смерти… – он покачал головой. А Петунья подумала, как удивительно, у нервного добряка Онни была такая суровая бабушка, что с ней даже хозяйка загробного мира не могла сладить.

Пока они болтали, официальная часть праздника подошла к концу. Король и Королева закончили судить и награждать, и мадам Фаб объявила о начале праздничной трапезы.

И тут началось столпотворение. Суета и суматоха черной пятницы бледнели по сравнению с этим. Феи и гоблины, вейлы и шелки, гоблины и цверги – все поспешили к самому главному столу, толкаясь и пытаясь отогнать друг друга от вожделенных яств. Каждый стремился попробовать самым первым, и десятки алчных рук потянулись к расположенным на уровнях менажницы блюдам.

– Это всегда так? – Петунья потрясенно наблюдала за тем, как феи хватают со стола что придется, толкаются, ругаются, ставят друг другу подножки и даже потихоньку проклинают.

– Твой друг уже ушел, – указал ей Элрос, и Петунья заметила, что и правда, маг снов будто испарился. Только его зонт остался парить в воздухе, ограждая их от обезумевших фей.

Впрочем, он скоро появился. Он ловко лавировал, уклоняясь от щипков, тычков и подножек, и нес над головой три больших тарелки. Один отчаявшийся тролль, такой крохотный, что никак не мог пробиться к столу, с боевым кличем прыгнул на него, но промахнулся и упал, превратившись в кочку. Оле Лукойе перешагнул через него и вскоре презентовал своим друзьям добычу.

– Угощайтесь. Тут только самое-самое. Официант, что прислуживает Их Величествам, мой давний знакомый, – сказал он и ухватил со своей тарелки кусок пирога, в котором Петунья признала свой. Он откусил, прожевал и с видом величайшего наслаждения проглотил. – Те самые яблоки! Я так и знал, что они твои!

Петунья посмотрела на племянника, но тот уже ел. Она перевела взгляд на тарелку. Та и правда была полна самых разных кушаний. Тут лежали кусочки мяса и рыбы, запечённые овощи и грибы; стояли несколько маленьких соусников с супами, в том числе и тот, с лягушками в молоке; отдельным рядком были выложены куски пирогов и десерты. И это была лишь малая часть от того изобилия, что было собрано на столе.

Петунья взяла вилку, подцепила кусок мяса и положила его в рот. Мясо было приготовлено так умело, что таяло на языке, а соус окатил ее язык нежной сладостью с легкой кислинкой, и Петунья сразу угадала бруснику и имбирь… очнувшись от постижения вкусов, она с удивлением уставилась на пустую тарелку. Даже соусник с лягушачьим супом был пуст, и на мгновение ей показалось, что из живота вот-вот раздастся лягушачий хор.

Мужчины добродушно рассмеялись ее потрясенному виду. Оле Лукойе протянул салфетку, и она утерла губы.

– Как тебе победитель этого года? – спросил Оле.

Она захлопала глазами. Пока она была поглощена едой, король и королева объявили победителя этого конкурса. Им оказался тот самый молочный суп с лягушками – Лягушка-Холодушка. А приготовил его какой-то леший из диких европейских лесов.

– Как будто лягушачий хор проглотила, – пожаловалась Петунья и показательно схватилась за живот. – Вот-вот запоют.

После обеда вновь заиграл оркестр. Петунья станцевала с Оле, как и обещала, и вскоре праздник тоже закончился. Гости стали расходиться, и они покинули праздничный зал в числе первых.

Снаружи уже была глубокая ночь. Элрос проводил Петунью до фермы, и, когда уже собрался уходить, она его остановила:

– Зачем мне ее волосы?

– Понятия не имею, – честно признался он. – Просто вспомнил ту байку про то, как Фэанаро просил локон у своей племянницы. Она ему отказала. А в третьей эпохе подарила локон какому-то гному.

Петунья шутливо ткнула его пальцем.

– Ты! Смеешь шутить над этой тетей! – Они оба рассмеялись этой шутке. Отсмеявшись, она предложила: – Придешь завтра? Хочу показать тебе кое-что. – Он согласился. Она чмокнула его в щеку на правах тетушки. – Спасибо за сегодня и спокойной ночи.

Chapter Text

Вернувшись на ферму после праздника, Петунья культивировала весь остаток ночи. Это казалось невероятно, но неоспоримо – практика совершенствования души и тела прекрасно заменяла собой здоровый восьмичасовой сон, а потому Петунья была бодра и полна энергии встретить новый день.

Она помылась и переоделась, позавтракала – конечно же, теперь ее завтрак, как и все прочие приемы пищи, состоял лишь из неторопливого рассасывания пищевой пилюли, – и вышла во двор.

Петунья подвязала футболку под грудью, подставив голый живот под солнечные лучи, и неторопливо занялась хозяйством. Намурлыкивая себе под нос услышанный на празднике мотивчик, она собирала урожай. Как раз снова поспели черника и кукуруза, помидоры и огурцы. Да и яблоня опять была усыпана алыми сладкими плодами, хотя прошло всего-то пару дней. Урожай Петунья привычно разделила – часть для мистера Кори, что исправно отправлял ей деньги, часть для Лии. И немного оставила себе. Вдруг к ней пожалуют гости, а ей и на стол поставить нечего?

В шалашике уже лежало свежее яйцо. Петунья покормила живность и погладила кролика, тот бодро хрустел капустным листом. С того времени, когда Петунья вытащила из силков мелкого, исхудавшего зверька, кроль отъелся, округлился и вымахал чуть ли не больше курицы, которая по-прежнему квохтала над ним, как над собственным цыпленком.

Финвэ жмурился, дрожал ушками и подставлял бока под поглаживания. Но вот из рощицы вышел Турко, взревновал и полез за своей долей ласки. Пришлось оторваться от дел и уделить внимание этому наглецу.

Начесывая глупую, но красивую оленью морду, Петунья вспомнила о вчерашнем разговоре. Если спросить ее, то как-то это все было… мягко говоря странно. Питер Пэн утверждал, что те двое близнецов на самом деле злобные и страшные демоны, а Элрос не выказал к ним никакой неприязни, хотя точно понял, о ком идет речь. Напротив, как будто их история была слишком личной для него. Но, чтобы разобраться, следовало пойти в дом, взять книгу и… но олень уже улегся на траву, утянув Петунью за собой, и положил голову ей на колени.

– Негодяй, – ласковым тоном протянула она. Олень фыркнул, но головы не убрал.

Петунья покачала головой и не стала его сгонять. Продолжая водить рукой по мягкой, нежной шерсти, она попыталась вспомнить прочитанное. Она прикрыла глаза, представив себе, как берет ту книгу в алом переплете, открывает ее и среди вязи тенгвара ищет упоминание о двух детях, мальчиках-близнецах…

Задача представлялась не то, что бы сложной. Близнецов в этой истории было немного. Сперва, конечно же, ей попалось упоминание ее шестого и седьмого братьев. Они оставались одними из главных действующих лиц вплоть до нападения на Сириомбар, где и погибли. А потом рассказчик сосредоточил свое внимание на другой паре близнецов, Элросе и его брате Элронде. Вплоть до окончания Войны Гнева, после которой первый превратился в легендарного короля Тар-Миньятара, а второй стал глашатаем нового Верховного короля. Но где-то среди этих шестиста веков, уместившихся в какие-то сто-двести страниц, пряталась и третья пара. Петунья была уверена, что упоминание о них попадалось ей, но вот где…

Петунья потерла лоб и вновь обратилась к своей памяти. Она еще раз пролистала в воображении всю книгу, пока, наконец, не наткнулась на маленькую, коротенькую и сухую заметку, отложенную, возможно, как задел на большую историю, но впоследствии забытую и оставшуюся среди прочих деяний Дома Феанора.

«Сыновья Диора же», было написано там, «уведенные из Дориата из страха перед нападением сыновей Феанора, были похищены злыми слугами Келегорма и брошены в лесу на верную смерть.»

Петунья дважды перечитала эти скупые строки и задумалась.

Как странно, что в сравнении с другими злодеяниями, что приписывались сыновьям Феанора, конкретно это – невероятно жестокое, потому что было совершено над детьми, и совершенно бессмысленное, ибо принцев логичнее было бы взять в заложники, – осталось в летописях лишь парой строк. Не было сказано ни о возрасте детей, ни о том, почему они оказались разлучены с матерью и сестрой, ни даже почему их подвергли такой ужасной смерти, а не просто зарезали. Спасибо, что по именам не забыли их назвать.

– О чем задумалась, тетушка? – прозвучал над ухом знакомый ехидный голос.

Петунья вздрогнула, вырываясь из своих мыслей, и, запрокинув голову, окатила племянника возмущенным взглядом.

– Об Элуреде и Элурине, – ответила она, но он даже бровью не моргнул. – Принеси книгу, будь добр.

Элрос бросил на спящего оленя любопытный взгляд и отправился выполнять просьбу. Книгу он принес нужную, хотя Петунья и не уточняла какая ей нужна.

– Ты нашла упоминание о них? – Элрос присел рядом и стал наблюдать, как она листает страницы в поисках нужной.

Петунья скривила губы.

– Вот именно. Упоминание! – она закатила глаза, не в силах вынести такую халатность автора. Найдя нужную страницу, она ногтем подчеркнула те самые строки и зачитала их, не скрывая сарказма в голосе.

Элрос приподнял брови.

– Разве не странно? – с жаром вопросила у него Петунья. – Этому горе-писаке ничего не помешало в красках расписать зарево пожаров над Сириомбаром и «обнаженную сталь клинков, что снимает свою смертельную жатву на улицах города», – она скривилась от пафоса цитируемого, как от зубной боли. – Несколько страниц он посвятил сожженным в Лосгаре кораблям, а до того – «обагренным кровью белоснежным пескам Альквалонде». Целую главу ругает старшего брата на чем свет стоит, как будто он лично был виноват в Нирнаэт. И в конце, не побоюсь этого слова, буквально смакует пытки, которым был подвергнут Келебримбор! – Элрос внимательно ее слушал, не перебивая, но понемногу его лицо стало хмуриться. – Так почему же, спрашивается, – Петунья потрясла книжкой, – этот бездарь и графоман, обошел молчанием убийство невинных детей?!

Элрос забрал у нее книгу, пролистал.

– Где ты взяла это… сочинение? – брезгливости в его голосе хватило бы на десять Снейпов и еще осталось бы.

Петунья махнула рукой в сторону города:

– Там. В караулке лежала. А по существу тебе сказать нечего?

– Знаешь, в чем отличие этого события от большей части остальных? – спросил он в ответ, а потом сразу же продолжил: – У них были живые свидетели. А у этого – нет. Меня там не было, тебя – тем более. Даже третий дядюшка, – он ткнул оленя в мягкий розовый нос, – к тому времени был уже мертв.

– А как же те самые «злые слуги»?

Элрос ответил быстро, не дав себе труда задуматься.

– Отец рассказал как-то, что их весьма скоро нашли по частям, и то не полностью. Последний до того сбрендил, что все время бормотал о какой-то «черной королеве». Пока и его голову не нашли на верхушке сосны.

– В общем, – подытожила Петунья, – дело ясное, что дело темное. Кстати, хорошо, что пришел. Хочу кое-что тебе показать.

Элрос странно посмотрел на нее.

– Что ты так смотришь? У меня что-то на лице? – Петунья потерла щеки ладонями, но те остались чисты.

– Ты разве не собираешься расспрашивать меня о братьях матери? – Недоверчиво спросил Элрос. – Или о том, что я об этом думаю? Ну, хотя бы поплакать над их печальной судьбой?

Петунья фыркнула.

– Ты сам сказал, тебя там не было. Так какой смысл о чем-то тебя расспрашивать? – Она мягко потрясла оленя, заставляя его пробудиться. Он медленно поднялся на ноги, недовольный, что его согнали с мягкой подушки, и Петунья дала ему в утешение яблоко. Это подношение задобрило Турко, и он, громко хрустя угощением, ушел в сторону мастерской. – Я бы отца спросила, но он еще весной сказал мне, что не рассказывает чужие истории. Так что в любом случае надо разговорить тех двоих… – она обхватила себя за плечи, внезапно почувствовав озноб. Как всегда, когда вспоминала о близнецах: – Но они меня до чертиков пугают!

Элрос утешающе похлопал ее по плечу:

– Пойдем. Сварю тебе кофе, чтобы прогнать страхи. И, кстати, тетушка, принцессы нолдор говорят не «до чертиков», а «до раукор».

Петунья рассмеялась этой шутливой ремарке и пообещала исправить свою речь, чтобы соответствовать.

– Отец, кстати, сделал мне джезву, – вспомнила она, идя следом за ним к домику.

– О джезва дивной нолдорской работы, да еще из рук самого Фэанаро! – с добродушной насмешкой воскликнул Элрос и воздел руки к потолку. – Что за диво дивное! Давай ее сюда скорее!

Он ловко сварил кофе, не нуждаясь в указаниях Петуньи, где что у нее лежит, и вскоре поставил перед ней чашку. От темного горячего напитка поднимался аромат специй, и Петунья с любопытством попробовала. Она почувствовала остроту имбиря, пикантную сладость корицы и горечь муската. И что-то еще. Она принюхалась и со смесью восторга и ужаса воскликнула:

– Ты добавил в кофе лавровый лист?!

Элрос вынул из рукава тарелку с яблочными конвертиками из таверны Лии и пододвинул к ней.

– Я помню, твой рыжий друг хвалил их, и говорил, что они хороши.

Когда кофе был выпит, а конвертики съедены и признаны едой небожителей, Петунья достала из кольца сверток с головой. Одна за другой тряпки, в которые та была закутана, упали, обнажив прекрасное лицо спящей эльфийки, и Петунья не без легкого злорадства увидела, как на лице Элроса проступило потрясение.

– Я подумала, может, ты знаешь, что с этой штукой делать?

Chapter Text

– Откуда у тебя это? – Элрос взял у нее голову и начал крутить ее и так, и сяк, рассматривая со всех сторон. Потрясение на его лице уступило место восторгу. – Это ведь очень редкая вещь! Да еще сделанная так умело. Сразу видно, настоящий мастер работал.

Петунья вкратце рассказала, как нашла части куклы, выложила на стол руку. Элрос сам развернул окутывающие конечность тряпки, поигрался, сгибая кисть и пальцы, и восхитился, как естественно сгибаются все сочленения, как настоящие.

– Ты и правда знаешь, что это? – Петунье было забавно наблюдать, как взрослый мужчина возится с игрушкой, но смех она сдерживала.

Элрос положил руку куклы на стол и покачал пальцем голову.

– Это Мистическая Марионетка, искусственное создание, не отличимое от человека, имеющее свой разум и способное даже использовать ци. Их покупают, чтобы иметь верного и преданного личного слугу и способного телохранителя. Порой, – он хмыкнул, – и любовника. Существует несколько типов Марионеток, и Мистическая – самый высший, какой может появиться в людском мире. Они редки и найти часть такой Марионетки, спрятанной в глуши… – Элрос покачал головой. – Похоже, она сломалась. И хозяин сохранил оставшееся как самое ценное сокровище. Может, он рассчитывал восстановить ее.

У Петуньи глаза загорелись.

– Значит, если я соберу недостающие части, я смогу ее починить?

Элрос воспринял ее воодушевление скептично.

– Думаю, вряд ли. Даже если в нее встроена функция самовосстановления, что само по себе невероятно и относится скорее к Трансцендентным Марионеткам, обладающим свободной волей, у тебя все равно не получится ее запустить.

– Почему?

Элрос развел руками.

– Потому что у тебя нет духовных камней.

Тут Петунья почувствовала, что, если и дальше сидеть, разговоры разговаривать, то так весь день пройдет бестолку. Она вскочила со стула, сунула грязные чашки и тарелки в мойку и потянула племянника на улицу.

– Пойдем! Мне нужно отнести Лии свежие овощи, а ты по пути мне расскажешь про эти духовные камни!

Рассказа как раз хватило на привычный путь до Белого города, то есть, Имладриса, конечно, но Белый город звучало как-то привычнее.

Духовные камни, со слов всезнающего Элроса, были чудесным минералом, способным аккумулировать в себе природную ци. Культиваторы могли использовать эти камни разными способами: для собственного развития, в качестве валюты или как источник питания для разного рода приспособлений. В том числе и для Марионеток.

– Кукол попроще можно заставить работать, просто влив в них свою ци. – Элрос тут же посмотрел на нее строгим взглядом и предупредил: – Не советую тебе этого делать. Пока не достигнешь как минимум стадии Формирования Ядра.

Она с притворным недовольством вздохнула.

– Все вокруг предупреждают меня, что я должна как можно скорее достичь этой стадии. Но почему – не говорят.

– Потому что создание золотого ядра будет твоим первым настоящим шагом во внешний мир, – пояснил Элрос. – Сейчас ты, если позволишь мне такую аналогию, как маленький цветок в теплице. Благоприятная атмосфера, полив и подкормка по расписанию. И все непогоды обходят тебя стороной. Но если резко пересадить неокрепшее растение в открытый сад, то кто знает, выживет оно или погибнет?

– Я поняла-поняла. Буду послушным тепличным цветочком, – согласилась Петунья. – Кстати, когда твой отпуск заканчивается?

Элрос ухмыльнулся.

– Что, этот племянник окончательно надоел тетушке?

Она задрала нос.

– Вот еще! Беспокоюсь, как бы твое начальство тебя не уволило за прогулы!

Он рассмеялся. Оказалось, никто не может уволить Стража, потому что никто их не нанимает. Это призвание и свободный выбор каждого существа.

– Но вот отпуск мой и правда подходит к концу, – с притворным унынием сообщил он. – Думаю, дождусь поезда, и уеду на нем.

И Петунье отчего-то показалось, что поезд придет очень скоро. Но тут им с веранды таверны замахала рукой Лия, и всяческие предчувствия испарились из ее головы.

В таверне было пусто. Петунья и Элрос расположились за стойкой, и Лия подала им свежего яблочного сидра. У напитка был приятный медовый цвет и сладкий запах, а стенки стеклянного бокала покрывало множество маленьких пузырьков газа. Петунья сделала глоток, пузырьки пощекотали ее нёбо и ударили прямо в нос, заставив ее рассмеяться.

Передав Лии ее часть урожая, Петунья воспользовалась случаем оглядеть таверну. За те несколько дней, что Лия здесь хозяйничала, общий зал стал выглядеть совсем по-домашнему, уютно и обжито. В духе Последнего Домашнего Приюта из сочинений Бильбо. На окнах, которых изнутри было больше, чем снаружи, появились красивые занавески, пол украсили ковровые дорожки. По углам встали вазоны с цветами. На полках за стойкой выстроились ряды баночек со специями и несколько бутылок с напитками, а в большой печи горел веселый огонь.

Пустовало только возвышение для менестреля или артистов. Хотя Лия и там постелила ковер и повесила подобие театрального задника. На большом полотнище яркими красками кто-то нарисовал большую гору и веселый городок у ее подножия. Справа темнел лес, слева – серебрилось озеро, а в небесах, изрыгая пламя и темный дым, парил дракон.

– Это же иллюстрация к путешествию Бильбо! – обрадовалась Петунья знакомому сюжету. Она подошла ближе и стала рассматривать рисунок внимательнее, обнаружила на склонах горы тринадцать маленьких черточек, а на городской колокольне лучника, что целился прямо в дракона. Она собиралась уже поискать эльфов, выходящих из леса, но тут дверь открылась, пропуская внутрь посетителя.

Гость, едва переступив порог, сразу увидел Петунью и неожиданно поклонился, после чего занял себе столик. Петунья проводила его изумленным взглядом. Она была уверена, что это один из тех вчерашних гостей, что возмутились, когда она увела Лию знакомиться с господином Туком. Она, конечно, извинилась и объяснилась, но чего это он? И еще это его незапоминающееся лицо! Как она ни старалась, никак не могла разглядеть, как он выглядит.

Элрос помахал ей рукой, а когда она подошла, шепнул:

– Невежливо так глазеть на людей, тетушка, – на возражения, что никак не может разглядеть лицо посетителя, ответил: – Он еще не вспомнил, как выглядит. Потому и ты не можешь этого увидеть. Оставь его.

Лия поднялась из подвала с корзинкой, полной овощей и трав, и кусков мяса, и сыра, и чего-то еще. Похоже, она как-то узнала, что в таверну пришел гость, потому что сразу на него посмотрела и улыбнулась ему, а он кивнул в ответ. А, может, все было гораздо проще, и этот гость всегда приходил в одно и то же время, а Петунья опять слишком много думает.

– Спасибо, что представила меня господину Туку, Мириэль, – сказала Лия, принимаясь за приготовление обеда. – Я столько всего у него накупила! Теперь могу хоть полный калдейский пир приготовить! Кстати, могу я кое о чем тебя попросить? – Петунья кивнула. – Я слышала, сейчас сезон морских моллюсков. Можешь собрать для меня? А то мне отсюда и не отлучиться никак.

Петунья с радостью согласилась помочь. В конце концов, она и сама собиралась сходить на пляж. Лия шутливо пообещала награду за выполнение заказа и занялась работой. Допив сидр, они ушли.

– Куда теперь? – спросил Элрос. – На пляж?

Петунья с сожалением покачала головой. Помимо сбора моллюсков было дело поважнее, и откладывать его не хотелось.

– Нет, я обещала старшему брату навестить его как можно скорее, – и она поведала про встречу с золотым змеем и его странное поведение.

Элрос даже не удивился разумному гигантскому пресмыкающемуся. Только поинтересовался, кто, по мнению Петуньи, это был из сыновей Феанора.

– Ну, сочетание гномов и золота, а также непростого нрава, приписываемого змеям… полагаю, это братец Карантир, прославившийся в веках дружбой с гномами и своим «дурным» характером, – и она изобразила пальцами кавычки. Может, в той книжке и есть зерна правды, но уж слишком долго их приходится отделять от плевел. Петунья лучше вернет ее в библиотеку.

Они перешли в северную часть города и знакомым путем поднялись в горы. Петунья показала племяннику проход к железнодорожной станции, потом домик егеря, где нашла части Марионетки. Вместе они постояли над зеркальной гладью Келед-Зарама, вновь и вновь отражающего семизвездную корону, и погрустили у разбитых врат Мории.

Последним пунктом экскурсии было то место, где Петунья встретилась со змеем. Она внимательно осмотрелась, но так и не увидела, куда же змей уполз. Видимо, навыков, полученных от Лассэ, становилось недостаточно.

Зато Элрос прекрасно увидел след. Он сказал Петунье следовать за ним и направился на восток. У запертого дома Элрос постоял немного, закрыв глаза и будто прислушиваясь к чему-то, что слышал только он, потом повернулся к дому спиной, провел их немного на юг, и они оказались перед остатками моста.

Петунья подошла к краю обрыва и с опаской заглянула внутрь. Это был глубокий провал, как после разрушительного землетрясения, или, что более вероятно, возникший в результате небрежной склейки пространства. Ей даже показалось, что она видит остатки разошедшегося в стороны шва на дне этой пропасти, а мост представился небрежно наложенной временной заплаткой. Да и та от времени износилась.

Не дав Петунье и слова сказать, Элрос подхватил ее на руки, одним прыжком взлетел в воздух, словно законы тяготения были для не писаны, и легко перенес их обоих на ту сторону.

– Ну, вот мы и на месте, – сказал он, ставя Петунью на землю.

Chapter Text

Петунья оглянулась и увидела тот край пропасти далеко позади. Расстояние, которое Элрос преодолел одним прыжком, да еще с ней на руках… потрясало! И ей моментально захотелось тоже так уметь. Может, это не сравнится с полетом на метле, но зато всегда будет вместе с ней.

Она завистливо покосилась на племянника, и тот, правильно истолковав ее взгляд, демонстративно похлопал себя по животу.

Петунья вздохнула. Да поняла она! Нужно скорее, наконец, добраться до этой стадии Формирования Ядра!

От остатков моста вперед уходила старая, давно не хоженая дорога. Вскоре земля пошла под уклон, и они вышли на край широкой террасы, что, заворачиваясь на манер спирали, спускалась вниз, вниз и вниз.

Этот пейзаж походил на виды горнорудного карьера, фото которого Петунья как-то видела в газете. Только там работали сотни людей и десятки тяжелой техники, а здесь – никого. Ни единого намека на следы человеческой деятельности.

Они стали спускаться. На всем своем протяжении эта спиральная дорога была широкой и ровной, со слегка закругленными краями, поросшими травой. Редкие деревья росли искривленными и маленькими, словно какая-то сила мешала им развиваться, а в светлом полотне дороги порой попадались вкрапления более темных материалов. Петунья из любопытства поскребла один и выяснила, что то был камень. Через несколько шагов она ухватила взглядом еле заметное в солнечном свете медное сияние, пробивающееся из-под земли. Медная жила, которые она привыкла видеть выходящими на поверхность, была буквально вдавлена под землю некой превосходящей силой…

– А…

Элрос зафыркал, сдерживая смех. Петунья покраснела от собственной недогадливости и, досадуя, притопнула ногой. Так вот по какой «дороге» они спускаются!

В раздражении на саму себя она подошла к краю и спрыгнула. Так она добралась до самого низа. Тут была широкая круглая площадка, плотная, почти каменная, слежавшаяся под телом громадной змеи. С одного края этот круг упирался в скалу, внизу которой темнел широкий зев пещеры.

В верхней части вход был иззубрен, словно нависающие зубы, и Элрос полушутливо, хотя и вполне справедливо, заметил, что они добровольно входят в пасть чудовища.

Петунья поджала губы.

Она слабо представляла себе, что такое змеиное логово. Но эта пещера внутри не выглядела столь зловещей, как могло показаться снаружи. Здесь было сухо, хотя и прохладно; свет давали редкие вкрапления светящихся кристаллов. Они светили не очень ярко, но достаточно, чтобы разглядеть расположенные у стен месторождения руд и самоцветов.

С каждым новым поворотом, который закладывал змеиный ход, словно бы этот змей был пьян, Петунья замечала все новые и новые жилы. Кроме привычных медных тут в изобилии были жилы железа и золота, и разнообразных самоцветов. У нее руки зачесались от такого богатства и захотелось хорошенечко поработать киркой.

– Весьма богато, – Элрос тоже не остался равнодушен к богатствам змеиного логова. Он предусмотрительно держал руки за спиной и только внимательно разглядывал представшие их глазам сокровища. – Кажется, вполне соответствует тому образу, какой сохранила молва о пятом сыне Феанора. Ты так не думаешь?

– Тебе виднее, – Петунья не удержалась и потрогала крупный, прозрачный как утренняя роса алмаз, его гладкие грани ярко сияли. – Интересно, кто его гранил? – она посмотрела на другие самоцветы. Некоторым тот же неведомый мастер уже придал форму, другие оставались в своей первозданной естественной красоте.

Сверху раздалось шипение, и нарочито спокойный голос Элроса ей подсказал:

– Можешь спросить у дядюшки, я думаю.

Над ними повисла здоровенная змеиная голова. Взгляд золотисто-медовых глаз был холоден. Длинный раздвоенный язык мелькал в воздухе, но громадная рептилия не нападала.

Петунья медленно убрала руку от самоцвета:

– У тебя в жилище так красиво, старший брат.

Змей прошипел что-то раздраженное, и опустился примерно на уровень их глаз. Он осмотрел и обнюхал Петунью – его язык несколько раз с молниеносной скоростью мелькнул возле ее лица, – а потом повернулся к Элросу.

– Это старший сын Макалаурэ, – поспешила представить племянника Петунья, – его зовут Элрос.

Змей вновь зашипел, явно нечто не очень любезное, но принял во внимание это родство. Затем, с грацией, которой сложно было ожидать от такого громадного животного, он изогнулся и исчез в туннеле, только кончик хвоста мелькнул, зовя их за собой.

Ходы змеиного логова продолжали петлять и пересекаться, и, если бы не мелькающий впереди кончик змеиного хвоста, они наверняка бы заблудились. Но вот очередной поворот вывел их к центральной норе, и Петунья подавилась воздухом от восторга.

Все, что они видели раньше, меркло в сравнении.

Их глазам открылась огромная пещера. Ее стены скрывались во тьме, редких вкраплений светящихся кристаллов не хватало, чтобы осветить ее целиком. Несколько световых окон в потолке, сквозь которые внутрь попадали солнечный свет и свежий воздух, лишь подчеркивали центральную часть, играя и искрясь на гранях множества золотых и серебряных монет, устилающих пол плотным, толстым ковром.

Петунья шагнула внутрь, и золото зазвенело под подошвами ее сапожек. Она враз почувствовала себя на месте Бильбо, который впервые входит в сокровищницу Смауга.

Чем дальше, тем более огромные кучи сокровищ были неаккуратно свалены друг на друга. Там были слитки и самородки, предметы обихода и украшения, которые составили бы славу любому музею. Громоздились предметы мебели, среди которых Петунья углядела напольное зеркало в массивной золотой раме и золотой же торшер с шелковым расписным колпаком; полный сервиз на шестнадцать персон с большой супницей и трёхъярусной менажницей; остов балдахина для кровати и кофейный столик со столешницей из перламутра; набор драгоценных шахмат и многое, многое другое.

Груды сокровищ становились все выше и выше, пока не превратились в огромную гору, на самой вершине которой свил себе уютное гнездо золотой змей. Он смотрел на них оттуда с превосходством, гордостью и полным сознанием своего великолепия.

– Я будто попала в пещеру Алладина, – прошептала Петунья. Она осторожно шла по золоту и серебру, как по мостовой, и ошалело рассматривала лежащие вокруг сокровища. Их было столько, что даже всей ее жадности не хватало, чтобы возжелать их. Она будто очутилась в сказке. Да, как в той самой пещере Алладина.

Ее шепот эхом разлетелся по пещере, и змей неожиданно заинтересовался. Он поманил их хвостом, разрешая приблизиться и присесть, и прошипел тихо, но отчетливо: «Рассскассывай».

Петунья растерянно уставилась на змея. Он хочет, чтобы она рассказала ему сказку?

Сказки тысячи и одной ночи она читала еще в детстве, вместе с Лили, и, казалось бы, давно позабыла. Но нет, давно прочитанные строки послушно всплыли в памяти. Будто раскрытая книга лежала прямо перед нею.

Петунья сгребла себе кучу золота вместо сиденья, уселась и поморщилась – до чего же неудобно! Но решила, что потерпит, откашлялась и начала рассказ:

– Говорят, о счастливый царь, будто был в одном городе из городов Китая портной, живший в бедности, и был у него сын по имени Ала ад-Дин, – прочитала она по памяти первые строки, непроизвольно подражая манерам старинных сказителей, как в кино. –  И был этот сын шалый, непутевый с самого малолетства, и когда исполнилось ему десять лет, отец захотел научить его ремеслу...

История про приключения безалаберного парнишки, что довел своего достойного отца до смерти от горя и печали, а потом, обхитрив магрибского колдуна, женился не много не мало, а на целой султанской дочери, захватила как саму рассказчицу, так и ее слушателей. Змей до того заслушался, что сполз вниз, обвился вокруг Петуньи и предложил ей использовать собственное тело вместо сиденья. Петунья не стала кокетничать и устроилась с удобством, как в самом шикарном кресле.

Время от времени она делала перерыв, чтобы смочить пересохшее горло соком свежего яблока. Она предложила пару плодов змею, и тот, подобно оленю до него, по достоинству оценил их вкус. Хотя каждое яблоко было ему буквально на один зуб.

Спустя много времени сказка подошла к концу. Петунья с удовольствием рассказала, как переодетый благочестивой женщиной брат колдуна проник в дом Аладдина и его жены, и прекрасная царевна Будур была обманута, но Аладдин ударил переодетого колдуна острым ножом и убил его.

– А в это время пришел к ним султан, и они рассказали ему обо всем, что случилось из-за брата магрибинца, и показали его труп, и султан велел его сжечь так же, как его брата, и его сожгли и развеяли прах по воздуху.  И Ала ад-Дин со своей женой, госпожой Будур, проводили время в веселье и радости, пока   не   пришла   к   ним   Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний – смерть.

Элрос захлопал в ладоши, отдавая должное и сказке, и рассказчице, а змей обвился вокруг нее и ненадолго сжал в кольцах своего тела. Потом он развернулся и вновь поводил головой, но уже над своими сокровищами.

– Кажется, дядюшка предлагает тебе выбрать награду, – догадался Элрос.

– Правда? – Петунья с воодушевлением огляделась. Она уже давно приметила кое-что интересное, пока рассказывала сказку. В одном месте из-под кучи золота пробивалось странное сияние – это точно не был отраженный солнечный свет, что падал из отверстия в потолке, но и не свет кристаллов. Она подошла к примеченной горке, раскопала обеими руками кучи монет и колец, и вытащила из-под груды драгоценностей крупный, с кулак примерно, неровной формы камень. Когда Петунья взяла его в руки, ее пальцы знакомо закололо мелкими-мелкими иголочками, как с волшебной палочкой. Внутри камня двигался, перетекая из одной формы в другую, странный светящийся туман, и часть его сияния просачивалась сквозь неровные грани наружу. Петунья повернулась к змею и показала ему свою находку. – Можно я возьму вот это, братец Морьо?

Он был не против. Возможно, в его глазах эта вещь была не такой уж и драгоценной. Он одарил Петунью, потом разрешил и Элросу выбрать что-то в честь знакомства – тот взял наугад случайное колечко, – после чего величественным взмахом хвоста разрешил им уйти. Но прошипел на прощание, чтобы Петунья заходила снова. Она пообещала.

Они вышли из пещеры, и день снаружи показался ослепительным.

Петунья достала свою плату за работу Шахерезадой. На свету камень засиял еще ярче, хотя казалось бы. Словно бы у нее на руке лежала маленькая звездочка. Или сильмарилл.

– До сильмарилла ему далеко, – вновь угадав ее мысли сказал Элрос.

– А ты знаешь, что это?

– Знаю, конечно. – Он улыбнулся. – Духовный камень.

Chapter Text

Утром, закончив очередной раунд культивации, Петунья выглянула в окно и решила, что суббота – прекрасный день для похода на пляж. И искупаться, и позагорать, и выполнить заказ Лии на вкусных моллюсков. А если их там и правда так много, как обещали в «Дарах земли», то и ей самой останется. Постные пилюли прекрасны, но грех не побаловать себя вкусной едой.

Предвкушая отдых, Петунья быстро переделала все домашние дела, чмокнула сонного Турко в розовый влажный нос и покинула ферму. Далеко она не ушла, как за спиной раздался дробный перестук копыт. Она оглянулась. Олень бежал по дорожке, похожий на пса, которого не взяли на прогулку. Догнав ее, он пристроился рядом с видом, будто с самого начала так и шел, и ни в какую не согласился вернуться на ферму. Поуговаривав его немного, Петунья махнула рукой и дальше они пошли вместе.

Без приключений не обошлось. Роскошные золотые рога, великолепное украшение могучего самца, чуть не застряли в проходе между скал. Он был слишком узок для такой красоты. Потыкавшись бестолку, Турко отошел на пару шагов, подпрыгнул и одним махом перелетел преграду! А потом призывно закричал с той стороны, понукая Петунью, будто это не он за ней увязался, а наоборот.

Петунья фыркнула и быстро догнала его. Миновали город. На той стороне они увидели Лию, подметающую мостовую длинной метлой. Вот она подняла голову, чтобы убрать с глаз мешающую челку, заметила Петунью и помахала рукой.

Море приветливо пахнуло Петунье в лицо запахами йода и соли, и ей сразу же захотелось залезть в его ласковые теплые воды. Она постояла немного, подставив лицо свежему морскому бризу, мечтая о том, как ринется прямо в эту бескрайнюю синеву, потом вздохнула и отправилась на сбор морских деликатесов. Только одну поблажку она себе позволила – скинула сапожки.

Почти по щиколотку утопая в мягком белоснежном песке, Петунья медленно шла, высматривая выброшенные на берег моллюски, раковины и кораллы. Кажется, ведущий «Дров земли» снова не обманул! Пляж был буквально усеян морскими сокровищами!

Их было так много, что собирать руками пришлось бы до вечера, но, к счастью, у Петуньи было кольцо-хранилище. Поэтому сбор моллюсков она совместила с тренировкой. Сперва не получалось – то ли кольцо не признавало вещами бесхозно лежащие на песке раковины, то ли ей не хватало мастерства, – но первую дюжину пришлось подбирать руками. Но неудачи только раззадорили Петунью. Она пробовала снова и снова, пока, наконец, у нее не получилось. Первую удачную попытку она огласила радостным воплем и бурными аплодисментами самой себе.

Дальше дело пошло на лад, и примерно часа через полтора весь большой пляж был очищен от всех вещей, что выбросило на него море.

Петунья удовлетворенно вздохнула и смахнула воображаемый трудовой пот со лба. Затем она оглянулась в поисках своего спутника. Когда они вошли на пляж, Турко улегся подремать на солнышке, но теперь его нигде не было видно. Секундный приступ паники появился и пропал, стоило заметить золотые рога посреди морской глади. Олень плыл, смешно задирая голову и загребая передними копытами воду, а вокруг него крутились и вертелись два знакомых морских котика.

Петунья приблизилась к самой кромке воды, и прибой намочил ее ступни. За игрой трех животных было забавно наблюдать, но постепенно она стала замечать, что они не просто играют. Котики плескались в оленя водой и пытались улечься ему на спину, а он фыркал и притворно пытался ухватить юрких морских созданий пастью. Они явно отлично знали и доверяли друг другу. Что наводило, скажем прямо, на некоторые мысли.

Петунья привычно подумала, что, если один ее брат беспамятный король фей, другой – олень, третий и четвертый – ворон и змей, то что мешает еще двоим быть морскими котиками? Тем более, что самые младшие из братьев были близнецами.

Но додумывать она не стала, а вместо этого скинула одежду, надела купальник, с веселым криком вбежала в теплые ласковые волны и поплыла. Плавать она училась в речке, а выехать на море так ни разу и не получилось. Слишком далеко был Коукворт от побережья. Поэтому она всегда уходила, когда Лили начинала хвалиться своими выходными с друзьями-магами. Они-то, со своими портключами и каминами, конечно же могли позволить себе смотаться к морю и вдоволь искупаться.

Зато теперь у нее было свое собственное море – для нее одной! Соленая вода приняла ее в свои ласковые объятья, и Петунья поразилась, как легко здесь держаться на воде и плыть. Она сделала несколько взмахов руками, перевернулась на спину и раскинула руки и ноги в стороны, как морская звезда. Счастье и радость распирали ее тело, и она рассмеялась.

Тут же рядом раздалось веселое фырканье, из воды вынырнули две одинаковые гладкие головы – это котики оставили оленя в одиночестве и приплыли к ней. А затем они перевернулись и взмахами хвостовых плавников окатили ее водой. Петунья взвизгнула, от неожиданности уйдя под воду, вынырнула и отряхнулась.

– Ах вы! – она примерилась и плеснула водой в веселых безобразников.

Тюлени засвистели, приветствуя ее включение в игру, и между ними тремя завязалась веселая перепалка. Олень немного понаблюдал за ними, потом подплыл поближе и устроился за спиной у Петуньи. Она оперлась о его бок, чтобы ее не сносило волнами, и с новыми силами принялась воевать с тюленями.

Посреди веселой игры знакомый звук ворвался в производимый ими шум. Петунья остановилась и прислушалась. Гудок приближающегося поезда окатил округу, оповещая всех о своем скором прибытии. Его и правда было слышно буквально повсюду.

Разве Элрос не сказал вчера, что уедет с первым поездом, вспомнила она и заторопилась на берег. Котики засвистели, уговаривая ее не уходить. Петунья развернулась, обняла их, крепко прижав к груди, и поцеловала каждого в лоб.

– Мне правда нужно бежать! Я должна успеть встретить поезд!

Она выбралась на берег, на скорую руку обтерлась полотенцем и стала натягивать одежду прямо на влажное тело. Поезд загудел снова. Во второй раз гудок был громче, значит, поезд совсем близко.

Петунья заторопилась к выходу, увязая босыми ногами в мягком песке. Нога поскользнулась, она неловко взмахнула рукой, и тут же под ее руку нырнул Турко, спасая от падения. Потом он опустился на колени и величественным поворотом головы указал ей на свою спину.

– Правда, можно? – Петунья опешила. Ей и в голову не могло прийти, что на Турко можно ездить верхом. Да она и на лошади-то никогда не каталась. Но олень снова кивнул, и она неловко уселась сверху, обхватив коленями его бока и для верности обняв его за шею.

Олень поднялся на ноги, и белый песок пляжа оказался вдруг где-то очень далеко внизу, и Петунья крепче вцепилась в своего скакуна. Он был большим, горячим, и он двигался, заставляя ее вестибулярный аппарат снова и снова искать равновесие.

Олень переступил ногами, чуть присел и, с силой оттолкнувшись, взвился в прыжок. Только песок полетел в стороны. Петунья вскрикнула и захлебнулась встречным ветром, а олень вместо того, чтобы бежать по земле, понесся прямо по воздуху. Он перебирал ногами, мчась по невидимой опоре, оставляя внизу и море, и пляж, и горную преграду между двумя областями мира. Вот под ними оказался город, с такой высоты кажущийся игрушечным. Даже самые высокие его башни не достигали той высоты, на которой мчался волшебный зверь.

В мгновение ока Турко достиг гор и начал замедляться, одновременно снижаясь. И Петунье вдруг стало жаль, что волшебная скачка скоро закончится. Это было круче, чем полет на метле!

Впереди показался железнодорожный туннель и станция, копыта оленя коснулись земли, и Петунья больно клацнула зубами, не успев приготовиться к приземлению. Плавно перепрыгнув через рельсы, Турко подошел к краю платформы, с которой на них с неописуемым выражением лица смотрел Элрос.

– Привет, – не найдя, что сказать, промямлила Петунья. Элрос пришел в себя, протянул ей руку и помог взобраться на платформу. Она восторженно воскликнула: – Это было так здорово! Круче, чем на метле!

Но тут ее ноги подкосились, и она чуть не упала. Элрос вовремя подхватил ее и проводил к скамье.

– Ты уезжаешь?

– Да. С ближайшим поездом, как и собирался, – подтвердил Элрос. Он протянул ей пачку листов бумаги. – Это тебе. Я же обещал придумать способ как нам держать связь.

Листы были обычные, формата А4, белые с обеих сторон, матовые, не очень тонкие, но и не очень плотные. На таких на своей прошлой работе – практически в прошлой жизни – Петунья печатала приказы и распоряжения, письма и платежки. Она повертела листы, гадая, какой в них вложен смысл.

Элрос взял один, ловко сложил из него журавлика, поднес его ко рту, дунул – и бумажная птичка ожила! Журавлик вытянул шею, захлопал крыльями, словно разминался перед долгим полетом. Элрос разжал руку, журавлик вспорхнул и бесцельно закружился над их головами.

Ах, похожую птичку присылала ей тетушка Кокоро, вспомнила Петунья.

– Вот, – Элрос показал на летающий оригами. – Пишешь письмо, складываешь журавлика и – готово! Так можно отправлять письма куда угодно, но только те, кто знаком с методом, смогут ответить тебе.

Следуя его указаниям, Петунья сложила свою птичку. Та вышла неказистой и не торопилась оживать. Элрос, посмеиваясь, объяснил, что с дыханием передал своей птичке ци. Но, так как дорогая тетушка еще совсем новичок, то лучше ей воспользоваться вспомогательными средствами. Например, флейтой.

– Тетушка играет на чем-нибудь?

Вместо ответа Петунья достала из кольца сюнь. Элрос узнал инструмент и обрадовался. Он вынул из рукава свой – длинную бамбуковую флейту сяо, – и сыграл коротенькую песню. Затем, нота за нотой он повторил ее с вместе Петуньей, не забыв похвалить то, как быстро она схватывает. Тут тоже понадобилось несколько попыток, но в конце концов, неказистая птичка Петуньи ожила и неуклюже поднялась в воздух.

Она подумала про Сью. Интересно, в их секте учат таким методам?

– Секта Трех Сокровищ? – уважительно переспросил Элрос. – Слышал, конечно. Уверен, даже если твоя подруга не умеет отправлять таких писем, ей не составит труда обучиться. Все прямые ученики секты исключительно талантливы.

Петунья собралась переспросить, что значит «прямые ученики», но громкий и требовательный гудок паровоза неожиданно ворвался в их разговор, подводя под ним черту.

Chapter Text

Из тоннеля справа хлынул знакомый холодный свет, а вслед за ним, волоча за собой шлейф из дыма нежного лавандового цвета, вырвался паровоз и помчался к станции, разбрасывая из-под колес зеленые и голубые искры. Вот его ход стал замедляться, пронзительно и резко заскрипели тормозные колодки, и состав остановился.

Из первого вагона впрыгнула тетушка Кокоро и несколько раз хрипло прокричала:

– Станция «Белый город»! Пассажиры, не забывайте вещи в вагонах! Время стоянки – пока мне не надоест!

Элрос направился к поезду. Петунья за ним.

– Ваш билет? – сурово вопросила тетушка Кокоро. Петунья изумилась. Она и не знала, что на поезд-призрак, курсирующий между мирами, нужен билет. Но Элрос, будучи опытным путешественником, не удивился. Он вынул из своего бездонного рукава блестящий жетон на алом шнуре и предъявил его проводнице. Лицо той сразу смягчилось: – Ах, господин Страж, – почти ласково проворковала она, – мы очень рады приветствовать вас в нашем поезде. Проходите, проходите. Купе, зарезервированное для Стражей, в первом вагоне. Проходите, – и она, не снимая с лица улыбки, попыталась запихнуть его в вагон.

Элрос выкрутился из ее цепких ручек и обнял Петунью на прощание.

– Мне пора, тетушка.

Она картинно смахнула слезу, вживаясь в образ незамужней тетушки, к которой ненадолго приехал погостить племянник – почти как несравненная мисс Марпл! – и тоже обняла его, на несколько мгновений прижавшись к его груди. Сердце его билось гулко и размеренно, как часы.

– Я буду скучать, – и она шмыгнула носом.

Элрос состроил скептическое лицо.

– Ой ли?

Петунья подумала, что, если ее дальнейшие дни будут столь же насыщены, как предыдущие, то на скуку и правда едва ли останется время.

– Ну ладно, чуть-чуть, – из чувства противоречия уточнила она.

Элрос фыркнул, на несколько мгновений сжал ее в объятиях посильнее, отстранился и исчез в вагоне.

Тетушка Кокоро проводила его взглядом, потом повернулась к Петунье и убрала с лица дежурную улыбку.

– Ну привет, девчуля, – своим обычным тоном сказала она. Достала из нагрудного кармана кителя тонкую сигаретку, прищелкнула пальцами, высекая огонь и закурила. – Как жизнь? Смотрю, целого стража захомутала?

– Это мой племянник, – чопорно поправила ее Петунья.

Несколько минут они просто молча стояли. Тетушка курила, а Петунья ждала, сама не зная чего. Наконец, та докурила, потушила бычок и ловким броском отправила его в урну. Потом она вновь сунула руку в карман и, хорошенько порылась в нем. Размером нагрудный кармашек был небольшим, и Петунья подумала, что во внешних мирах, видимо, бездонные карманы непреходящая мода. Наконец, русалка выудила из кармашка невзрачный холщовый мешочек.

– Смотри, что покажу, девчуля, – тетушка Кокоро помахала перед ней мешочком. – Я же обещала привезти тебе кой-чего интересненького, помнишь?

Петунья помнила. А также помнила свои сомнения, что вряд ли у них совпадают трактовки «интересненького», и вариант тетушки ей скорее всего не понравится. Но за мешочком тем не менее потянулась, а тетушка тут же ловко отдернула руку.

– Э-э, нет, – с азартной зубастой ухмылкой протянула она. – Что взамен предложишь? Сразу скажу, деньги твои колдовские мне не нужны.

Петунья вздернула брови. Это что, с ней пытаются торговаться? Она, может, и не прочь поддержать эту игру, но какой смысл торговаться за кота в мешке? Предмет торговли виду был совершенно непримечательного, хотя выражение лица старухи намекало, что не все так просто.

– Хитрите, тетушка, – ласковым голосом пропела Петунья, глядя в упор на ту. – Не говорите, что продаете, а цену уже устанавливаете. Что внутри?

Кокоро потрясла мешочком. Он не издал ни звука и вообще складывалось впечатление, что к нем ничего и не было.

– А что в моменте тебе больше всего понадобится, то и будет, – загадочно ответила она. – Голодать будешь – еду даст. Пить захочешь – кувшин воды появится. Деньги, безделушки, вещи какие. Все, что угодно. Но – только один раз.

Петунья закусила губу. Неужели ничем не примечательный мешочек такой удивительный? Она попробовала прикинуть, что могла бы предложить взамен, но пришлось признать, что по-настоящему ценных вещей для бартера у нее немного. Но нужны ли они русалке? Вряд ли ей будет толк от волшебной палочки или колец Сьюзан. Алхимическую печку предлагать просто жалко, она еще пригодится. А что делать с прядью волос, полученной от Титании, она и сама не разобралась.

Перебирая в уме свои активы, Петунья достала из кольца пару яблок. Одно предложила русалке, от второго откусила сама. Русалка повертела яблоко, обтерла его об китель и одним махом откусила почти половину. И ее сразу же тряхнуло током! Юркие змейки-молнии пробежали по ее бочкообразному телу и исчезли, запутавшись во взбитых пергидрольных кудрях. От бледной влажной кожи отделилась темная дымка и развеялась. Тетушка внимательно оглядела яблоко, сунула вторую половину в рот и вдумчиво прожевала. Током ее больше не било, только цвет ее лица слегка улучшился и исчезли мешки под глазами.

Она как-то по-особенному осмотрела Петунью с ног до головы.

– Откуда у тебя эти яблоки, девчуля?

– У меня на ферме выросли, – ответила Петунья, догрызая свое. Огрызок она выкинула в урну.

– И ты не знаешь об их свойствах?

– Почему, знаю. – Петунья достала еще пару яблок и предложила ей: – Хотите еще? Пока это все, что у меня осталось. Но моя подруга открыла в городе таверну и делает из них сидр.

Тетушка выплюнула что-то чрезвычайно эмоциональное и непонятное, схватила оба яблока, а мешочек сунула Петунье в руку.

– Продано! – объявила она. – Не забудь в следующий раз принести мне того сидра, девчуля, – сказала она и запрыгнула в вагон с такой поспешностью, будто боялась, что Петунья будет отбирать заветные яблоки.

Машинист – а есть ли машинист у поезда-призрака? – подал сигнал к отбытию. Двери вагонов с лязгом закрылись, и состав тронулся с места.

– А как эта вещь называется-то? – крикнула Петунья вслед поезду.

Тетушка высунулась из окна и прокричала:

– То-Не-Знаю-Что!

Поезд скрылся в тоннеле, и Петунья осталась одна на платформе. Она внимательно оглядела мешочек, помяла его пальцами. Хоть ты тресни, но он чувствовался пустым. Ей тут же немедленно захотелось открыть его и проверить, не обманули ли ее. Яблок было не жаль, но покупать бесполезную вещь тоже не хотелось. И чем больше Петунья об этом думала, тем сильнее становилось ее желание открыть мешочек. Вот она уже почти потянула за завязки, которыми была перевязана горловина, как незнакомый голос из-за спины сказал:

– Не советую. Съедят.

Мешочек моментально оказался в кольце, а Петунья развернулась, возмущенная и самую малость испуганная. На скамейке сидел молоденький парнишка и крутил в руках сложенного ею журавлика. В глаза бросилась повязанная на лбу алая лента. Ее концы спадали на широкие плечи и спину.

– Что значит «съедят»? – сердито набросилась на него Петунья, а сама внимательно разглядывала его. Его одежда была странной, словно он явился прямиком из гладиаторской школы. В особенности ее смущал кожаный нагрудник, надетый поверх потрепанной рубахи. – Откуда ты вообще такой взялся? С поезда?

Он с улыбкой поднял перед собой руки.

– Простите, госпожа. Это была шутка. Просто цитата из одной книги, которая показалась мне уместной, – Он поднялся. Он был выше Петуньи, а кроме того, сложен как Персей работы Челлини. Петунья видела фотографии, а потому знала, о чем говорит. Он вежливо поклонился и представился: – Меня зовут Айолос. Я золотой святой Стрельца из святилища богини Афины. Наша госпожа попросила научить вас пользоваться космо, госпожа Мириэль.

Ах! Стоило услышать об Афине, как сердитость Петуньи испарилась, как не бывало. Она порывисто схватила его за руку и потрясла ее:

– Рада знакомству, Айолос! Прошу простить за нелюбезный прием. Как Афина? У нее все хорошо?

Святой рассмеялся. У него была открытая и приятная улыбка. Наверняка, подумала Петунья, множество девушек влюблены в него.

– У нашей госпожи все хорошо, не беспокойтесь. Она вновь спустилась в мир, чтобы возглавить святых и выступить в Священной Войне против Аида и армии мертвых.

– А ты?

Ответ поразил ее:

– А я… немного умер… ха-ха-ха!

Петунья замерла, не зная, что сказать на такое, подумала и переключилась на более насущные вопросы.

– Думаю, тебе нужно найти жилье. Пойдем, провожу тебя в город.

Они спустились с платформы, и Петунья повела гостя к лестнице вниз. Но он отвлекся на здание, что стояло в стороне. У Петуньи так и не дошли руки проверить, что там, и потому она не стала протестовать, когда Айолос предложил посмотреть.

Здание оказалось баней. За дверью скрывался небольшой тамбур, ведущий в две раздевалки – мужскую и женскую. Впрочем, парная и бассейн для купания были общими.

Айолос огляделся, попробовал воду в бассейне, пересчитал батареи мыла, шампуней, ароматических масел и остался весьма доволен.

– После тренировок, – заметил он так, будто их вопрос был делом решенным, – будет не лишним попариться и расслабить мышцы.

Это замечание отчего-то показалось Петунье угрожающим, но она отогнала от себя эти мысли и повела гостя в город. Она показала ему библиотеку и таверну, сообщила, по каким дням приезжает торговец и где разбивает свою палатку. А потом они вместе осмотрели несколько пустых домов, и один из них Айолос выбрал для себя.

– И все-таки, к чему вдруг была та твоя шутка? – спросила Петунья.

– Да просто так, – Айолос взмахнул возмутительно длинными для мужчины ресницами. Петунья настояла обращаться к ней без всяких «госпожа», и он с легкостью перешел с ней на «ты». Ему оказалось пятнадцать, совсем еще молоденький. – Вещи, вроде той, что ты получила от проводницы, нельзя открывать из простого любопытства. Только в самом крайнем случае. Слышала про ящик Пандоры?

Конечно, Петунья слышала. Она смутилась, сообразив, какую ценную возможность чуть не пустила коту под хвост, и пообещала себе не трогать заветный мешочек.

– Итак, где мне искать тебя завтра? – сменил тему Айолос. – Времени у нас немного. У меня так точно, поэтому приступаем к тренировкам как можно скорее.

– Я буду на ферме, – сказала Петунья и объяснила, как добраться. Потом ей стало любопытно: – Ты будешь учить меня разбивать камни?

Айолос согласно кивнул.

– Я сторонник традиционного обучения, – ответил он. – Поэтому разбивать камни – это обязательно.

Только улыбка его почему-то не предвещала ничего хорошего.

Chapter Text

– И почему мне кажется, что я еще об этом пожалею? – пробормотала Петунья. Но Айолос был симпатичен ей уже тем, что был здесь по поручению Афины (пусть и попал сюда столь печальным образом), поэтому Петунья собиралась дать ему шанс.

Попрощавшись с молодым святым, она отнесла моллюсков в таверну и получила обещанную награду: небольшое растение, всего с ладонь длиной, с разлапистыми серебристо-зелеными листочками. Как выяснилось за бокалом сидра, моллюсков заказал один из посетителей. Уж очень ему хотелось попробовать вонголе в сливочном соусе, как мама готовила.

– А тебе что пообещали? – спросила Петунья, убирая растение в кольцо. Лия только загадочно ухмыльнулась и приложила палец к губам. Ну, секрет так секрет.

Времени до конца дня было еще много. Петунья взяла яблочных конвертиков и несколько бутылочек сидра, чтобы к следующему прибытию поезда быть во всеоружии, и отправилась в библиотеку.

За то время, что ее не было, там произошли разительные изменения. Несколько внутренних помещений объединились одно, и Туури, с присущим ей энтузиазмом, провела почти полную перепланировку. В центре огромного зала встали витрины с экспонатами, вдоль стен выстроились книжные шкафы, а все остальное пространство заняли столики для чтения. Со стороны это было похоже на какое-то книжное кафе, а не библиотеку.

Выкладка книг тоже изменилась. Она стала более упорядоченной. Каждый шкаф обзавелся порядковым номером и шифром. Что-то похожее Петунья видела в городской библиотеке Коукворта, куда была записана. Похожее, но не настолько изощренное.

Отдельного внимания удостоился новенький эркер. Одна из стен выгнулась наружу, и всю ее площадь заняло огромное витражное окно. Цветные стекла складывались в рисунок созвездия из семи звезд, похоже на видение из глубин озера Келед-Зарам. В эркер Туури перенесла цветы, постелила пушистый ковер, поставила стол и пару удобных кресел. В результате получился изысканный зеленый уголок, так подходящий для чтения вслух.

Туда-то, в эркер, Туури и проводила Петунью. Потом упорхнула и вскоре вернулась, катя перед собой тележку. На нижних полках лежали книги, те самые, что она когда-то нашла по просьбе Петуньи, а сверху стояли исходящий паром чайник, пара чашек, сахарница и вазочка с конфетами.

– Купила у господина Тука, – похвасталась она. Чайник был пузатый, с загнутым, как слоновий хобот, носиком. На круглых боках его цвели чудесные розы. Розами были украшены и чайные пары, и сахарница. Они явно были из одного набора.

– Очень милый сервиз, – искренне похвалила Петунья обновки и поинтересовалась, откуда Туури берет деньги.

Библиотекарша хихикнула.

– Там, на моей стойке, – она махнула рукой в сторону выхода, – стоит коробка. Я все думала, зачем она. А тут заглянула – а там деньги! Появляются за каждого посетителя! Представляешь? А еще я, оказывается, могу не только прочесть любые книги, какие захочу, но и делать любые изменения внутри библиотеки. Смотри, разве не красиво!

Петунья согласилась, что да, и правда красиво. Туури разлила чай, и они насладились ароматным напитком и вкуснейшими конвертиками Лии. За чаем Туури с интересом выспросила подробности о званом обеде у фей, и сама поделилась наблюдениями за некоторыми из своих новых читателей. Когда же чаепитие подошло к концу, она, еле сдерживая нетерпение, спросила, с какой книги начать чтение.

Выбор Петуньи пал на трактат «Атанор: печь алхимика и тигель вечной жизни», который они не дочитали в прошлый раз. Она даже специально попросила начать с начала, беспокоясь, что из-за боли и обморока мало что усвоила.

Туури раскрыла книгу, прокашлялась и начала читать:

– Во всей алхимической лаборатории центральный и самый отличительный инструмент –это печь для плавления, также известная как атанор…

Ее высокий, звонкий голос преобразился, став мягким, глубоким и звучным, словно бы это книга говорила со слушателем ее устами. Туури и сама неуловимо изменилась – пропали свойственные ей суетливость и некоторая ребячливость, прямо сейчас она была словно жрица знания, несущая свет просвещения.

Ее глубокий голос, озвучивающий строки старинного трактата, окутал Петунью, захватил ее внимание. Петунья закрыла глаза и сосредоточилась. Слова оседали в ее памяти, под их воздействием ци, накопившаяся в теле, стала понемногу менять свой цвет с белого на красный. Словно сама Петунья была большой алхимической печью, внутри которой происходило таинственное преобразование…

Туури завершила чтение и закрыла книгу. Петунья продолжала медитировать, наблюдая за тем, что происходит внутри ее тела. Благодаря тому, что она старательно культивировала каждую ночь, количество энергии в бассейне ци значительно увеличилось. Не за горами уже был тот момент, когда он станет «подобным морю». Петунью беспокоило только, что вся скопленная ею ци была белой. Но теперь количество красной и белой ци в ней уравновесилось.

Петунья довольно вздохнула и открыла глаза. Туури смотрела на нее с выжидающим любопытством.

– Спасибо, ты мне очень помогла! – от всего сердца поблагодарила она девушку-птицу.

Та расплылась в довольной улыбке.

– Всегда пожалуйста!

И, разумеется, предложила продолжить. Петунья с сожалением отказалась. Чтение книги наполнило ее вдохновением, которое нужно было обязательно вложить в работу, и она заторопилась домой.

Вернувшись на ферму, Петунья сразу же пошла в мастерскую. Ей не терпелось заняться делом. Но направилась она не в кузницу, совсем нет. Ей прямо свербело попробовать себя в алхимии, пусть даже отец и предупреждал, что пока рано. Но под воздействием прочитанного труда, Петунья уверилась, что ей вполне по силам какой-нибудь простой рецепт.

К счастью, заботливая Сьюзан прислала ей несколько. Перебрав их, Петунья остановилась на самом простом. Это была таблетка очищения, которая, как говорилось, использовалась для очистки организма от шлаков и дурных примесей. К тому же, процесс ее изготовления состоял всего из нескольких шагов, а ингредиенты росли буквально на улице. Кроме одного, загадочной Травы Очищения.

Изображение этой травы в книге показалось знакомым. Петунья достала доставшуюся ей в награду веточку и выгнула бровь. Удивительно, но это и была трава Очищения!

Петунья удивилась, но поспешила собрать остальные травы. Они росли буквально за порогом и выглядели для неопытного глаза натуральными сорняками.

Итак, как гласил учебник алхимии, создание таблеток подразделялось на три основных этапа: очищение, слияние и связывание. Петунья успела пренебрежительно подумать, что зельеварение посложнее будет, как вчиталась и прикусила язычок. Сложности крылись в правильной последовательности ингредиентов на втором этапе и успешном связывании на третьем. При грубых ошибках заготовка пилюли могла даже взорваться!

– Ничего же плохого не случится, если я просто попробую, верно? – спросила Петунья у себя самой. – В конце концов, в тот раз у меня почти получилось!

Она взяла первую попавшуюся траву и попыталась очистить ее, как было сказано в учебнике. А растение вдруг загорелось и за считанные секунды сгорело дотла. На второй попытке трава превратилась в пыль. Третья – пожухла, будто ее сорвали не только что, а минимум неделю назад. Четвертая, пятая, шестая… сколько бы Петунья ни пыталась, ничего у нее не выходило. Она в точности выполняла указания учебника, но каждый раз получала пшик.

Одно было хорошо – раз за разом пытаясь, Петунья понемногу улучшила свой навык манипуляции ци. Теперь для нее не представляло сложности направить ци в любую часть тела, и столько, сколько нужно.

Наконец, примерно на двадцатой попытке у нее начало получаться. Петунья направила к рукам точно рассчитанную порцию ци, и трава, которую она сейчас держала, окуталась нежным серебристым свечением. А потом – раз! И разделилась на две части. В руках Петуньи осталась иссохшая веточка, а в подставленную загодя чашку упала очищенная сущность. Это жидкое вещество, согласно учебнику, содержало в себе все полезные свойства растения и ничего, кроме них.

Окрыленная успехом, Петунья продолжила. Когда она извела все собранные травы, у нее получилось ровно по одной очищенной порции каждого ингредиента. Оставалась только трава очищения. От нее Петунья предусмотрительно отщипнула один листик на рассаду, а затем извлекла сущность травы и добавила к остальным.

Жидкости в чаше не смешивались. На первый взгляд они казались похожими, но, если приглядеться, становились видны отличия между ними. Разные оттенки цвета, плотность и текстура, что-то еще, что Петунья замечала, но не могла подобрать слов для описания.

По рецепту дальше шло слияние. Но Таблетка Очищения не предъявляла строгих требований к очередности ингредиентов, и потому Петунья стала перемешивать сущности до тех пор, пока у нее не получилась однородная смесь, похожая на основу для зелья.

И вот на этом этапе ее успехи в алхимии закончились. Как было сказано в учебнике, только алхимики на этапе Возведения Основания могли проводить связывание таблеток, преобразуя жидкие сущности в твердую пилюлю со строго заданными свойствами. Как бы Петунья ни хорохорилась, она ничего не могла поделать с тем, что ей просто не доставало сил.

Это неприятно походило на тот случай с рябиновым отваром, когда все, чего ей не хватало, был один единственный взмах волшебной палочкой…

– А что, если сварить в котле? – осенила Петунью идея.

Не давая себе задуматься над этим, она перешла в зельеварню, быстро развела огонь под самым маленьким котлом и вылила в него подготовленную заготовку. Котел быстро нагрелся, зеленая жижа в нем начала бурлить. Петунья старательно мешала в котле деревянной ложкой с длинной ручкой, и вскоре заметила, что вещество начало загустевать. Когда лишняя жидкость выпарилась, объем смеси значительно уменьшился, и в котле, снятом с огня, остался не очень большой, с грецкий орех величиной, комок желе.

– Как будто слайма сварила, – пробормотала Петунья и высунула в отвращении язык.

Как говорится, кошка сдохла от любопытства, но удовлетворив его, она воскресла. Петунья, как та кошка, поддела ложкой немного желе, подула, а потом сунула в рот. Язык окатило горечью, до того мерзкой, что даже не с чем сравнить было. Скривившись и зажмурившись, Петунья проглотила и прислушалась к своему телу. В руке она уже держала наготове бутылочку с отваром ацеласа. На всякий случай.

Сперва ничего не происходило. Она уже собралась расстроиться, но тут ее живот так скрутило, что все прочие мысли разом вылетели из головы. Осталась только одна – успеть.

К счастью, Петунья успела. Восседая на волшебном унитазе и слушая бурление в желудке, она мрачно думала, что только неудачница вроде нее могла с первой попытки сварить слабительное.

Chapter Text

Утром воскресенья тело чувствовалось легким-легким, практическим невесомым. Тем сильнее показался приступ голода. Почти столь же сильным, как раньше, когда Петунья еще ничегошеньки не знала о культивации.

Она сунула в рот значительно уменьшившуюся постную пилюлю и приготовилась к быстрому насыщению. Однако, пустой живот долго, долго жаловался и стонал, заставляя все тело содрогаться от голодных судорог, пока, наконец, пилюля не начала действовать, и Петунья смогла расслабиться.

Она сразу же подумала, что сваренное ею слабительное оказалось чересчур действенным. Стыдно вспоминать, вчера она до полуночи не могла слезть с унитаза. Будто ее тело вознамерилось избавиться не только от содержимого желудка, но и от всей пищеварительной системы сразу. Петунья даже начала бояться, что и уснет там же, со спущенными штанами. Обошлось. Но не успела закончиться одна фаза «очищения», как вдруг по всему телу выступил обильный пот – одежда сразу промокла и завоняла. Пот был мерзкий, липкий и мутный, но не настолько грязный, как после звездной капли. Пропотев, Петунья кинулась мыться и старательно чистилась, пока не соскребла с себя всю изгнанную из тела грязь. И только потом вновь села культивировать на всю оставшуюся ночь.

Вспомнив о неприятной ночи, Петунья старательно осмотрела себя. К счастью, она была чистой и даже – она понюхала подмышки – приятно пахла. Она выдохнула и пообещала себе, что больше ни за что не притронется к той отраве!

Желая отвлечься, она включила телевизор. По воскресеньям там всегда транслировали кулинарную передачу «Королева соуса». А Петунья не могла отказать себе в удовольствии узнать новый рецепт.

Сегодня ведущая программы пекла в прямом эфире блины. Они получались у нее такими аппетитными, что Петунья через экран телевизора почувствовала их приятный горячий аромат и загорелась идеей напечь блинов тоже.

К счастью, готовясь к Празднику Середины Лета, она купила достаточно продуктов у дядюшки Бальбо. В том числе и молоко.

Петунья разбила в большую миску пару яиц, снесенных прекрасной Бертой, всыпала туда соль и сахар и, вооружившись венчиком, стала взбивать, пока смесь не побелела до однородности. Потом долила молока и продолжила взбивать. Отвлекшись, поставила на огонь сковороду, и, пока та нагревалась, добавила муки и растительного масла и закончила тесто. Оно получилось жидким, слегка желтоватым и пахло свежей сдобой.

Петунья налила первую порцию теста на сковороду. Будущий блин немного потемнел, а тонкие края его немного загнулись внутрь, как края пергамента. Петунья подгадала момент, поддела блин лопаткой и ловко перевернула его непропеченной стороной вниз. Сырое тесто зашипело, соприкоснувшись с горячим металлом, и вскоре первый блин был готов. Петунья переложила его на тарелку, смазала кусочком сливочного масла и налила на сковороду вторую порцию теста.

Где-то посреди процесса, когда у нее осталась половина теста в миске, зато на тарелке скопилась целая стопка ароматных горячих блинов, она услышала стук. Показалось, что стучат в дверь, она машинально крикнула «войдите!». Когда же никто не вошел, а стук раздался во второй раз, она поняла, что стучат в ворота.

Петунья подхватила сковороду и вышла из дома.

За бревенчатой аркой ворот стоял Айолос. Он оставил дома свою тренировочную кожаную броню, оставшись в рубахе и штанах, и ветер играл длинными концами его алой ленты. Увидев приближающуюся к нему со сковородой в руках Петунью, он удивленно поднял брови.

Тем не менее, он взял себя в руки и вежливо поприветствовал ее, попросив затем разрешения войти. А она, конечно же, разрешила.

– Ты уже завтракал? – спросила Петунья, пропуская гостя в дом и возвращая сковороду на плиту.

Айолос лучезарно улыбнулся.

– Да. Но от блинов не откажусь!

– Маленький нахал, – проворчала она, но так, в шутку. – Тогда сходи, набери воды в колодце.

Айолос без возражений принес воды и поставил чайник, а потом кивнул на кран в мойке.

– А тут что?

Петунья бросила быстрый взгляд на кран, а потом поняла:

– А. Тут все в порядке. Просто если чай пить, то колодезная вода будет вкуснее. Я и вино на ней варю, – добавила она, вспомнив, что сегодня тот самый день, когда вино в обеих бочках будет готово. Нужно будет бутылок купить у дядюшки Бальбо. С пробками.

К тому времени, как Петунья закончила жарить блины, чайник засвистел. Она показала Айолосу где чай и чашки, и он заварил чай. Воздух наполнился ароматами жасмина и меда, и Петунья вдруг поняла, что постная пилюля полностью растворилась в ее рту, а она все еще голодная.

– Ты выглядишь чище, чем вчера, – отметил Айолос, садясь за стол и накладывая себе сразу несколько блинов. Этого мальчика, похоже, ничто не могло смутить. Петунья уже решила возмутиться, как он спохватился и объяснил: – Я не имею в виду, что ты была не мытой. Но твое тело имело примеси, если ты понимаешь, о чем речь, а сегодня их стало гораздо меньше.

О, она понимала. Петунья вспомнила про вчера и сразу же потеряла всякое желание обижаться.

– Очень вкусно, – похвалил ее блины Айолос и, уплетая за обе щеки, продолжил пояснения.

Взрослея, тело человека, идеально чистое при рождении, неизбежно загрязняется. Не только из-за нечистого воздуха и некачественной пищи, но и из-за плохих поступков самого человека. Примеси и нечистоты в теле мешают человеку встать на путь саморазвития, а следование всякого рода темным оккультным практикам губит и душу. Вот поэтому в Святилище берут на воспитание только детей, чем моложе – тем больше толка выйдет. А в воспитание подростков уже нет никакого смысла вкладываться, бессмысленно.

– Ты очень умен и много знаешь, – похвалила паренька Петунья. – Все святые Афины такие?

Айолос пожал плечами.

– Полагаю, как и везде. Есть умники, есть... не очень. Я, к слову, не так уж и умен. Мой лучший друг Сага гораздо способнее меня! – Петунья услышала в его голосе гордость за успехи товарища. – Но меня готовили для роли следующего Святого отца, думаю, поэтому я столько всего знаю, – и он легко рассмеялся.

Петунье было очень интересно, кто такой Святой отец и как живут в Святилище, и гость с радостью просветил ее. Со времен мифов Святилище было центром поклонения Афине, где жила она сама и где стоял ее главный храм. Двенадцать золотых воинов, названных по знакам зодиака, охраняют свою богиню. Им подчиняются воины рангом ниже – серебряные и бронзовые, а также простые солдаты и охранники, слуги и ремесленники. Когда же богиня отсутствует, вместо нее Святилищем управляет ее наместник, называемый святым отцом или понтификом.

Нынешний понтифик был очень стар. Шутка ли, прожить двести пятьдесят лет! Предчувствуя свою скорую гибель, он выбрал Айолоса своим преемником, а потом… потом было неясно. Айолос не хотел об этом говорить, а Петунья не настаивала. Главное, Афина была в порядке.

– А что, когда святые вырастают, их тела не загрязняются?

Блины были съедены все, Айолос вызвался мыть посуду. Глядя на мыльную тряпку, так и летающую в его руках, Петунью и осенило этим вопросом.

– Нет, благодаря космо никакая грязь смертного мира не может нас коснуться, – Айолос домыл посуду, выжал тряпку и повесил ее сушиться, а сам повернулся к Петунье. – Не буду скрывать, я удивился, когда госпожа попросила обучить тебя. Тебе восемнадцать. Обычно, к этому возрасту уже нет никакого смысла в тренировках – тело слишком загрязнено и пусть оно кажется в расцвете юности, впереди одно только увядание.

Петунья прокашлялась, а потом пояснила, что ей довелось принять пару чудодейственных плодов, которые очистили ее тело.

– А что случилось вчера?

Она смутилась, но честно призналась, что вчера немного экспериментировала с алхимией и приготовила чересчур действенное очистительное снадобье. Айолос несколько мгновений смотрел на нее, потом догадался, о чем она умолчала, и звонко расхохотался. Петунья хотела было обидеться, но он смеялся столь заразительно, что она не выдержала и расхохоталась тоже.

Отсмеявшись, он извинился за свою реакцию, а потом сказал:

– Не нужно больше принимать это средство. Никакого эффекта от него для тебя не будет. Но не волнуйся. Стоит твоему космо разгореться должным образом, как все примеси из тела будут изгнаны. – Он многообещающе хрустнул костяшками. – Ну что, приступим?

Chapter Text

Петунья переоделась в футболку и шорты и вышла на улицу. Айолос уже разминался. То есть, если логически подумать, его движения могли быть только разминкой, но Петунья видела экзотический и красивый медленный танец, в котором руки рисовали в воздухе волны и облака, и под загорелой кожей ходили крепкие мышцы. Не прерывая своего странного танца, Айолос сказал ей встать рядом и повторять, что она и сделала, с каждым новым движением все больше проникаясь собственной неуклюжестью и неповоротливостью.

Они повторили эти движения еще несколько раз, прежде чем Петунья не выучила их назубок, после чего вдвоем отправились на пробежку.

– Сегодня я просто хочу проверить к чему ты готова, – объяснил Айолос прямо на бегу. Его дыхание было ровным, а голос – беззаботным, как будто не он несся сейчас по проселочной тропинке, даже не глядя себе под ноги. Петунья же позволить себе такой роскоши не могла. Она молчала и старательно дышала, вдох-выдох, вдох-выдох. – Думаю, ежедневные тренировки, как это заведено у святых, тебе не подойдут. В конце концов, мы не в Святилище, и у тебя есть другие дела. Так что я придумаю для тебя твой собственный режим тренировок, и мы будем посвящать ему два или три дня в неделю. А все остальное время, я рассчитываю, ты будешь самостоятельно делать сегодняшний комплекс упражнений.

– А что еще? – выпалила Петунья, умудрившись вставить эту фразу между двумя вдохами. Она-то полагала, что тот странный танец и вот эта пробежка и будут ее ежедневным заданием. Но она была наивна.

– Обычная разминка, – откликнулся Айолос и перечислил: – Сто отжиманий, сто приседаний, сто подъемов корпуса и бег на десять километров.

У Петуньи дух захватило от его простоты – а не прикидывался ли он? – но они вбежали на мостик, пронеслись между каменных стражей и побежали по улицам города. Айолос творчески чередовал подъемы и спуски, и не осталось ни единой лестницы, по которой бы они не промчались.

На бегу он сказал запомнить маршрут. Мол, они пробегут все десять километров, а дальше Петунье придется самой. Она хотела бы сказать, что он издевается, но старательно запоминала. И не обращала внимания на любопытные взгляды, которыми их провожали встречные горожане. Некоторые даже кричали им что-то вслед. Петунья надеялась, что слова поддержки, а не дразнилки.

Однако, вскоре ей стало не до любопытных.

Первые пару километров она бежала из чувства признательности к Афине, которая не забыла о ней и нашла способ еще раз ей помощь. Следующие два – из чистого упрямства и потому, что отказываться от милости богини было неловко. Но где-то на второй половине пробежки она заметила, что ци в ее теле становится больше. Во время бега она поглощала больше воздуха и, соответственно, больше природной ци присоединялось к ее собственной.

Решив, что после тренировки проверит, как сильно прибавится ци, Петунья сосредоточилась на том, чтобы не отставать от своего тренера.

Но ей не стоило об этом беспокоиться. Айолос держался рядом и время от времени посматривал на нее, проверяя, как она. Вид при этом у него был самый что ни на есть беззаботный. Видно, для святых и правда это – всего лишь обычная разминка.

Пробежав весь город, они вернулись к площади перед таверной, и Петунья увидела, что господин Тук уже разбивает свой передвижной магазинчик.

– Мы успеем, – словно бы угадав ее мысли, сказал Айолос, поворачивая к ферме.

На ферме их десятикилометровый забег и закончился. Петунья остановилась, согнулась пополам, упершись руками в колени, и жадно задышала, хватая ртом воздух.

Айолос коснулся двумя пальцами ее шеи там, где под кожей бьется яремная вена, послушал пульс и довольно кивнул.

– Это хорошо, что ты уже умеешь мобилизовать свой космо. Кто учил тебя?

– Это называется ци, – просветила его Петунья. Она вынесла из дома учебник Сьюзан. – Вот.

– Прекрасно. Приступай к отжиманиям.

Конечно же, он уделил время тому, чтобы научить Петунью делать это упражнение правильно: поправил положение ее рук, заставил выпрямить спину и проследил за первым десятком выполнений, после чего, предоставив ей самой считать, принялся за чтение.

С отжиманиями Петунья встречалась только на уроках физкультуры в школе. Она не считала себя особенно спортивной, а потому кое-как выполняла положенный минимум, после чего шла читать книжку или кидать мяч с подружками.

Можно с уверенностью сказать, что так близко она познакомилась с отжиманиями прямо сейчас. И ей, откровенно говоря, не понравилось. Руки дрожали, готовые подломиться и уронить свою хозяйку лицом в траву, спина задеревенела, а перед глазами уже сверкали звездочки.

Но тут сквозь собственное тяжелое дыхание и шум крови в ушах она услышала спокойные слова:

– Не делай так поверхностно. Это бессмысленно и бесполезно. Используй космо – или ци, как угодно. Пусти его по телу, чтобы укрепить мышцы. Так и тебе будет проще, и внутренняя энергия не будет простаивать без дела.

Петунья мысленно ударила себя по голове. Она совсем об этом не подумала! Пыхтя, она сосредоточилась на бассейне ци. Благодаря вчерашним упражнениям по очистке ингредиентов, ей не составило труда направить ци к рукам и спине. Усталость сразу прошла, а мускулы налились силой. Поначалу было сложно одновременно следить и за упражнением, и за циркуляцией ци. Несколько раз Петунья и правда чуть не упала лицом в траву, но каждый раз Айолос ловил ее за ворот футболки и возвращал в прежнее положение. Благодаря его помощи ей удалось закончить все сто отжиманий.

– Достаточно, – Айолос остановил ее и помог сесть. Пока она отдыхала, он высказал несколько замечаний и закончил следующими словами: – Не увлекайся и следи за тем, сколько ци ты тратишь. Не используй больше, чем нужно, иначе придется столкнуться с последствиями. Меньше, чем нужно, тоже плохо. Ты должна точно уяснить, сколько нужно твоему телу.

Он проследил, чтобы Петунья отдохнула и выпила воды, после чего скомандовал приступить к следующему упражнению. Сперва она выполнила сто приседаний, а потом и подъемы корпуса.

– …девяносто восемь… девяносто девять… сто!

Петунья закончила упражнения и упала на траву. Голубое небо с белыми барашками облаков накрыло ее, словно одеяло, а нежный ветерок подул на ее разгоряченное нагрузками тело. Так мирно и спокойно, хотела бы Петунья навсегда раствориться в этом умиротворении и никогда больше не знать беспокойства реальной жизни…

Тут в ее поле зрения появилась голова святого.

– Как самочувствие?

Петунья уже собралась было пожаловаться, что она умирает во цвете лет, но вспомнила о своем намерении проверить уровень ци и мысленно обратилась к бассейну ци за пупком.

Она слишком сильно визуализировала и растерялась, когда в лицо ей ударил порыв ветра. Петунья парила над огромным, бурным морем, по которому ходили высокие серые волны, и не понять было, где заканчивается небо, а где начинается море, потому что все было одинакового серого цвета.

Петунья испугалась сперва – а осилит ли она взять под контроль эту мощь, – а потом обрадовалась.

– Я сделала это! – выдохнула она прямо в лицо Айолоса и счастливо рассмеялась.

– Поздравляю, – серьезно ответил он. – Теперь ты с полным правом можешь приступить к стадии Возведения Основания, но я советую еще немного подождать.

– Подождать? С чем? – спросила Петунья. Она села и уставилась на парнишку. – Ты разбираешься в культивации?

Он помахал учебником и обыденным тоном заявил, что для золотого святого естественно с первого раза понять любую боевую технику или метод саморазвития.

– Итак, как говорит нам сей труд, – он открыл нужную страницу, – стадия Концентрации Ци имеет девять обычных и четыре дополнительных ступеней. Бассейн ци, подобный бескрайнему морю, есть показатель девятой. Но, – он воздел вверх указательный палец, подчеркивая важность момента, – если практик немного задержится на этой стадии, он получит шанс взойти на четыре дополнительных ступени. Десятая усилит его тело и позволит украсть удачу у самих Небес. Одиннадцатая – переплавит море ци и откроет новые горизонты на следующих стадиях. На двенадцатой ступени практик может создать море познания и усилить свое духовное сознание, что, кстати, весьма полезно для занятий алхимией. И, наконец, есть тринадцатая ступень, которая позволит улучшить скрытый талант… увы, никакой конкретики.

Петунья озадачилась. Она ведь прочла этот учебник вдоль и поперек, но ничего подобного там не помнила.

– Откуда ты это взял? – она потянулась за учебником. – Я прочла его от корки до корки. Там нет ничего такого!

Айолос сел рядом и показал ей страницу. Благодаря формации, Петунья прекрасно понимала смысл заполняющих ее иероглифов. Она прочла их еще раз. Ни про какие дополнительные ступени там не говорилось.

– А, понятно, – сказал вдруг Айолос. – Ты не знаешь языка. Как ты тогда читаешь?

Петунья объяснила про формацию перевода и спросила, неужели он знает язык? Как выяснилось, знал. И не только этот, но и несколько других. В Святилище жили и тренировались люди со всего света, а Афина всегда поощряла своих воинов учиться.

– С иероглифами есть одна сложность, – пояснил Айолос. – У одного знака может быть несколько значений. И в сочетании с одними знаками он будет давать один смысл, а с другими – другой. Как здесь, – он постучал пальцем по странице. – Формация перевода дает тебе понимание прямого смысла, но не второстепенного. Не знаю, то ли это особенность техники, то ли тот, кто дал тебе учебник, посчитал, что другие смыслы тебе не нужны… – он замолчал, думая, видно, о чем-то своем, а Петунью как холодной водой окатило.

Нет, она не думала, что Сьюзан знала о таком эффекте формации. Это ее учитель должен был знать. Ведь он устанавливал формацию. Потом ее мысли зашли еще глубже, и она подумала, можно ли быть уверенными, что Сьюзан тоже учат всему, не утаивая от нее важной информации?

Петунья прикусила губу. Сью была так рада учиться. Она не скрывала чувств в своих письмах. Каждая строка, которую она посвящала своему учителю или секте, была наполнена уважением и искренней радостью. Но если ее обманывают… в сердце Петуньи подняло голову темное, злое недовольство…

Но тут Айолос очнулся от своих мыслей, тряхнул головой и сказал, что объяснит ей все скрытые смыслы учебника.

– А вот язык, боюсь, тебе придется учить самостоятельно, – сказал он напоследок.

– Я выучу, – неизвестно кому пообещала Петунья и стиснула кулаки. Она выучит, а потом посмотрит, что еще захотели утаить в этой секте Трех Сокровищ!

Chapter Text

Тренировка и правда закончилась до того, как дядюшка Тук засобирался домой. Взяв с Петуньи обещание выполнять эту обычную разминку каждый день и пообещав встретиться с ней на следующей неделе, Айолос ушел. А Петунья скорей кинулась в дом – на скорую руку обтерлась мокрым полотенцем, лишь мельком удивившись тому, что после таких нагрузок и не вспотела почти, переоделась и помчалась, как на пожар.

Дядюшка Бальбо варил кофе и рассказывал Туури какие-то истории. Судя по тому, как глаза библиотекарши горели, весьма интересные. Петунья тихо поздоровалась, села рядом на скамейку и стала слушать.

А послушать было что! Господин Тук как раз рассказывал историю, что приключилась с ним не так давно. Он возвращался с большого торга, какой устраивают раз в год и куда съезжаются купцы со всего света (Петунья заподозрила, что как минимум с пары десятков соседних миров). И произошла с ним по пути эдакая неприятность – колесо слетело с оси, повозку повело, зацепило соседнюю, и обе они оказались в кювете.

– Повозка та принадлежала какому-то иноземцу, – рассказывал дядюшка. – Высокий такой, худой, лицом смуглый, нос острый, а глаза из-под бровей так зырк. Сам в хламиду вроде маговской одет, а на голове тряпки в сто слоев намотаны, отчего голова раза в два больше становится. Видимо, чтоб умнее казаться. Ну, расцепили мы наши повозки, колеса поменяли, да поскорее собрали товар, что на дорогу выпасть успел. Сердился он знатно, ругался себе под нос не по-нашему, да и я тоже сказанул парочку словечек. Не домой с торга ехал, а прямиком к тану нашему, Хоббитанскому. – Тут господин Тук сделал паузу, налил своим слушательницам кофейку, сам сделал глоток, после чего продолжил. – В общем, решили мы это дело миром. Попрощались, да и разъехались в разные стороны. Я – к тану сразу. Вез ему ящик «Золотого Смауга». Тан все иностранных гостей к себе заманивает, для угощения значит. Приезжаю, выношу ящик… – от обилия чувств дядюшка хлопнул себя по бедрам. – Ящик – точь-в-точь мой. А бутылки внутри не мои!

Туури пискнула от восторга. Она к кофе даже не притронулась, просто держала горячую чашку в руках, вся обратившись в слух и внимание.

– А что случилось? – спросила она замирающим голосом.

– Перепутали, видно, – горько ответил дядюшка. – Выпал ящик еще тогда, думаю, да и забрал его иноземец. А мне его ящик достался. Ну, тан посмеялся надо мной. Взял одну бутылку, ножом печать сургучную снял, говорит – давай, братец, а мы с ним и впрямь четвероюродные, через бабку нашу, Нарциссу Тук, попробуем заморского вина. Тут он снимает пробку, а из бутылки – пфуй! – только дымок вырвался, растаял, и в воздухе эдак серой гадостно запахло. – Дядюшка Бальбо досадливо махнул рукой. – Пришлось отдавать ящик из своих запасов. Тан, все-таки.

– А бутылки эти вы куда дели?

– А куда их девать? В повозке моей катаются. Только пока еще никому пустые бутылки не понадобились.

– А продайте их мне! – вмешалась Петунья. – Мне как раз бутылки нужны, вино разливать.

Дядюшка посмотрел на нее, почесал в затылке, потом залез в повозку и, пошурудив там, вынес из нее деревянный ящик. Крышка с него была сорвана, внутри, переложенные тряпками и бумагой, стояли девять одинаковых бутылок. Пять еще были запечатаны алым сургучом с каким-то оттиском, а четыре – открыты.

Петунья спросила разрешения и вытащила одну бутылку. Она, хоть и простой формы, была выдута из красивого, цвета морской волны стекла. Мир, если смотреть сквозь нее, слегка искажался и превращался в подводные угодья какой-нибудь Атлантиды. Петунья прикинула ее объем и решила, что этих девяти штук ей вполне хватит.

– Сколько просите за них, дядюшка Тук? – спросила она.

Дядюшка вновь почесал в затылке и ответил:

– Тут ведь, знаете какое дело, сударыня. Не простые это бутылки, а бездонные. – И он рассказал, что с сыновьями откупорил еще несколько, и из каждой только дымок вырывался. И запах этот гадостный еще стоял. Так что госпожа Тук вконец осерчала, выгнала их и оставила дом проветриваться. А пока она успокаивалась, младший сын предложил бутылки помыть. Ну, они и помыли. – Ведер десять влили, не меньше. И не одна такая она, а все четыре, что мы открыли. Так что цену я прошу за них не маленькую. Десять золотых за каждую. А ежели весь ящик возьмете, то по девять. И еще кусок пробкового дерева дам. Потому что ихние пробки, стоит только вынуть, прямо в руках рассыпаются.

Петунья, услышав цену, вовремя проглотила крепкое словцо. Ну ничего себе цены! Она попробовала прикинуть, сколько это в фунтах и вышла у нее сумма, за которую можно десять ящиков бутылок купить. Да волшебная палочка Лили стоила меньше! Но потом ей пришел на память набор флаконов для зельеварения, который купили сестре перед первым курсом. В наборе было десять стеклянных пузырьков, с виду небольших, но емкостью в полторы кварты, так что своей цены в тридцать галлеонов они стоили. В том же магазине глазастая Лили углядела набор из пяти флакончиков стоимостью в два раза больше – те, со слов продавца, были выточены из цельного горного хрусталя.

Вспомнив, как ей тоже хотелось иметь хотя бы один такой флакон, Петунья внезапно успокоилась и поняла, что десять галлеонов за бутылку не такая уж и большая цена. Она отсчитала монетки и стала владелицей целых девяти бездонных бутылок! Это была стоящая сделка!

Дядюшка Бальбо собрался было вынести ей кусок пробкового дерева, как обещал, так Петунья сразу заказала ему и других вещей. В первую очередь новые семена и саженцы плодовых деревьев, специи и молока, сливок для кофе, чернил и тетрадей, бумаги писчей, махровых полотенец, набор постельного белья и несколько отрезов ткани сшить себе новой одежды. Обошлось ей все это еще в сотню галлеонов, но она не скупилась, и вскоре все покупки заняли свое место в кольце-хранилище.

Нужно будет обязательно написать Сью письмо с самыми горячими словами благодарности, решила она.

Удачную сделку отметили еще чашечкой кофе – в свою господин Тук щедро плеснул ликера, – после чего дядюшка уехал. Туури собралась улетать, но Петунья попросила ее задержаться.

Она достала из кольца учебник культивации и показала его библиотекарше.

– Можешь найти мне учебник этого языка?

– Так это мандарин! – воскликнула Туури и сразу же согласилась, что непременно найдет. И пришлет весточку, как только, так сразу.

На этом и распрощались. Туури, обернувшись птичкой, улетела в сторону библиотеки, а Петунья вернулась на ферму. Ее ждало еще очень много работы.

Первым делом она собрала урожай, ведь утром у нее так и не дошли до этого руки. Потом, вооружившись топором, расчистила место под фруктовый сад и высадила купленные саженцы, постаравшись разместить их так, чтобы у каждого было достаточно пространства для роста. Закончив с деревьями, Петунья снова взялась за топор и лопату, и вновь вырубала деревья и вскапывала землю. После того, как она достигла девятой ступени Концентрации Ци, инструменты стали как будто бы невесомыми, и она не чувствовала усталости, сколько бы ни работала. Таким образом Петунья вскопала несколько грядок и засеяла их семенами, которые прислала Сью. Поливая огород – чтобы полить все посадки, пришлось наполнять лейку не меньше пяти раз, – она вспомнила про семечко тыквы, ее неудачный фант на Цветочных танцах. Оно уже давно пустило ростки, просто у Петуньи все руки не доходили.

И, раз уж она так удачно о нем вспомнила, то сбегала в дом и посадила на небольшом отдалении от остальных растений. Судя по наставлениям феечки, что столь любезно просветила ее, никто не знал, что вырастет из семечка. Может, тыква, может, дыня…

– А может, карета для Золушки! – и Петунья весело рассмеялась, поливая крохотный росток.

Когда дела огородные подошли к концу, она перелила вино из бочонков в две бутылки – они и правда оказались бездонными! Вино лилось и лилось, а бутылки все не наполнялись и не наполнялись! Вино из тюльпанов было густым, темно-красным, с крепким и терпким ароматом. А вино из блестников сверкало и переливалось, и постреливало крохотными пузырьками, как шампанское, что подавали на пире в честь Середины Лета.

Петунья порадовалась, что купила еще семян этих цветов!

Потом она выстругала пробки и торжественно закупорила бутылки. Но еще их нужно было подписать, чтобы не перепутать, и горлышки временно украсились разноцветными нитками.

– А теперь и поработать можно, – сказала Петунья самой себе и отправилась в кузницу.

До позднего вечера она работала у горна, выплавляя медь из кусков руды и разливая жидкий металл по формам, чтобы в результате получить целую горку новеньких блестящих слитков. Благодаря усердной работе, Петунье удалось не только выплавить много чистого металла, но и успокоить свое бурное море ци и взять его под контроль. Сейчас оно было кротким и ласковым, как в самый штиль.

Отец наверняка будет ей доволен!

Петунья разогнула затекшую от работы спину, выполнила несколько наклонов в стороны. Наконец-то за весь день она почувствовала тягучую, томную усталость во всем теле. Сегодня можно отправиться просто спать, а не проводить всю ночь за культивацией.

Но оставалось еще кое-что, что нужно было сделать именно сегодня. Потратив немного времени, Петунья написала два коротеньких письма. Одно – Элросу с вопросом как доехал, второе – Сьюзан, с самыми горячили словами благодарности.

Она сложила журавликов, как Элрос научил, а потом сыграла на флейте ту волшебную мелодию. Обе птички сразу ожили, захлопали крыльями. Петунья взяла их в руки и, выйдя на крыльцо, подкинула в воздух.

Два крохотных белых пятнышка быстро исчезли в ночном небе. Петунья еще недолго смотрела им вслед, а потом ушла в дом.

– Спокойной ночи, отец, – прошептала она, чуть наклонившись к огню в камине, и услышала в его треске ответное «сладких снов, дитя».

Chapter Text

Матушка любила повторять, что мир снаружи опасен, всяк захочет навредить ее чудесной дочери, и это, разумеется, означало, что Аданэль не позволялось покидать дом по своему усмотрению.

Может, раньше она и была ребенком, но теперь ей было целых восемнадцать! Дети смертных в ее годы уже покидают родительский дом и могут жить самостоятельно. Так она подумала и потому, предприняв некоторые шаги, улизнула на летний пир.

А теперь следовало незамеченной вернуться домой!

Аданэль притаилась в укромном месте, выжидая момент, когда можно будет прошмыгнуть по цветочной галерее и вбежать в ее маленький личный домик. Похожий на шкатулку принцессы, он был устроен посреди прекрасного розария, но из-за этого, к сожалению, все подходы к нему идеально просматривались.

Услышав чьи-то шаги, Аданэль съежилась в своем укрытии и, схватившись пальцами за шпильку в пучке, начала мысленно повторять: меня никто не видит и не замечает, меня никто не видит и не замечает. Шпилька немного нагрелась, и пальцы закололо там, где они касались отполированного дерева.

Старшая горничная и матушкина доверенная служанка – это были ее шаги – прошествовала мимо, не заметив Аданэль, которая пряталась совсем близко от нее. Она подошла к дверям миленького розового домика и постучала.

– Кто там? – из-за закрытой двери раздался ленивый сонный голос, так сильно похожий на голос самой Аданэль, что никто не отличил бы.

– Молодая леди, готов ужин, – ласковым тоном проворковала служанка.

Минуту из-за двери не доносилось ни звука, после чего голос изнутри ответил:

– Не хочу! Мама обещала принести мне угощений с праздника!

В повисшей следом тишине раздался скрежет зубов. Служанка, не изменив тона голоса, ответила, что сообщит, когда госпожа вернется. Она развернулась и прошла мимо Аданэль, шепча себе под нос что-то вроде, что недолго человеческому отродью осталось строить из себя принцессу… эти слова влетели в одно ухо Аданэль и вылетели в другое, не задержавшись в ее памяти.

Она снова высунула нос наружу, убедилась, что дорога свободна, и быстро, как кошка убегающая от собаки, подбежала к своему домику и ворвалась внутрь. Захлопнув за собой дверь, она упала на нее спиной и выдохнула. Получилось!

Отдышавшись, она огляделась. Ее маленькая спальня выглядела так, словно никто сюда и не входил в ее отсутствие. Аданэль специально расставила несколько простых ловушек – феи обязательно бы в них попались, – но они остались нетронутыми. На кровати поверх подушки лежала маленькая тряпичная кукла. Нарисованное лицо ее давно стерлось, и Аданэль сама подновила ей глаза и нос чернилами. Но вышло криво. Получилось, будто куколка залихватски щурит один глаз. Волосы из ниток оттенком напоминали ее собственные, а одежда куколки была сшита из нескольких лоскутов.

Эта куколка была с Аданэль еще с той, прошлой жизни, когда она не была еще матушкиной дочерью. Воспоминания ушли, а куколка осталась. Аданэль берегла ее пуще глаза.

Она бережно взяла игрушку с подушки и нежно поцеловала в макушку.

– Спасибо тебе, моя милая.

Куколка в ее руках пошевелилась, потянулась к ней своими тряпичными ручками, но тут в дверь постучали. Аданэль отработанным движением засунула куколку под подушку, вместе с любимой шпилькой, стянула через голову мантию, взлохматила волосы и в таком виде открыла дверь.

Это вновь была старшая горничная. Она с ласковой улыбкой посмотрела на Аданэль и сообщила, что госпожа вернулась с праздника и ждет, когда дочь присоединится к ней за столом.

– Матушка вернулась! Сейчас приду!

Выпроводив назойливую фею, Аданэль вытащила из-под мантии бумажный сверток – целых два куска пирога леди Эльдалоттэ! – и спрятала его в ванной комнате, в небольшом тайнике за вынимающимся камнем. Убрала туда и куколку со шпилькой.

Затем она причесалась, сменила платье и, изо всех сил постаравшись унять волнение, поспешила к матушке. Та, прекрасная и восхитительная, ждала ее в саду. Рядом на низком столике громоздилось множество тарелок, соусников и блюдечек. Аданэль с первого взгляда узнала в этом разнообразии все блюда с праздничного стола. А яблочного пирога леди Эльдалотте почему-то не было.

Аданэль присела в реверансе, красиво расправив складки юбки.

– Матушка, с возвращением.

Титания поманила ее к себе.

– Иди сюда, дитя. Смотри, сколько вкусностей я принесла для тебя.

Аданэль с радостной улыбкой опустилась на скамеечку у ее ног и положила голову ей на колени. Рука королевы фей погладила ее по рыжим кудрям, взлохматила недавно причесанные волосы.

– Я хотела пойти на праздник вместе с матушкой! – по-детски пожаловалась она и цапнула с ближайшей тарелки пирожок. Пирожок был мягким, горячим и восхитительно ароматным.

Матушка посмотрела на нее с нежной улыбкой.

– Не в этот раз, моя дорогая. Но в следующем году ты уже сможешь сопровождать меня. Осталось совсем немного, правда ведь?

Аданэль кивнула и укусила пирожок за румяный бок. Под матушкиным присмотром она съела некоторые блюда. Вскоре ее потянуло в сон, и матушка позволила ей уйти. Зевая, она прошла по саду, едва ли замечая встречных фей и их странно колючие взгляды. Феи были ветреными созданиями. Аданэль давно привыкла к перепадам их настроения и не обращала внимания.

Вернувшись в свой домик, она снова внимательно оглядела все комнаты. Раньше она не была так придирчива к тому, чтобы феи заглядывали к ней и одалживали некоторые ее вещи. Но чем старше она становилась, тем настойчивее куколка советовала быть осторожной…

Только убедившись, что ее тайник в безопасности, Аданэль достала пирог и с жадностью откусила сразу большой кусок. Бисквит был мягким и нежным, а яблоки сочными и сладкими, с еле заметной кислинкой. Очень освежающе по сравнению с теми тяжелыми блюдами, что ей пришлось съесть под матушкиным надзором.

Сама то не заметив, Аданэль съела оба куска и вот теперь ее потянуло в сон по-настоящему. Она убрала пакет обратно в тайник и забралась в кровать. Стоило ее голове коснуться подушки, как сон смежил ей веки.

Ей снилось, что ее кровать мягко покачивается из стороны в сторону, как лодочка на волнах, нежная матушкина рука гладит ее по волосам, и смутно знакомый голос ласково приговаривает:

– Спи, моя малышка. Моя любимая доченька. Спи, моя милая Пенни…

Chapter Text

В понедельник, в пятнадцатый день лета (мало-помалу она привыкла к местному короткому календарю и даже оценила его удобство), Петунья проснулась необычайно свежей и отдохнувшей. Повалялась немного в кровати, лениво поглядывая на солнечный день за окном, потом поднялась и, не откладывая, приступила к тренировке. Она выполнила все положенные упражнения, начиная с приседаний и заканчивая отжиманиями, а потом отправилась на пробежку. Жители Раздола, почему-то тоже проснувшиеся в такую рань, вежливо кланялись ей, едва завидев, будто она была какой-то важной особой.

На минутку Петунье стало интересно, но вскоре эта мысль исчезла среди других, более важных.

Как бы там ни было, она пробежала весь город про проложенному Айолосом маршруту, ни разу не сбившись. Поравнявшись с домом, где поселился юный святой, она увидела, как он сам отжимается во дворе, причем не абы как, а на пальцах одной руки. Но даже так он нашел минутку улыбнуться ей и помахать свободной рукой. Петунья помахала в ответ и побежала дальше.

У таверны она притормозила и поздоровалась с Лией. Та, как всегда по утрам, подметала и без того чистую мостовую. Они перекинулись парой слов, напоследок Петунья сказала, что скоро принесет новый урожай, и Лия одобрительно хлопнула ее по спине, придавая бегунье дополнительное ускорение.

После пробежки Петунья приняла позу лотоса и отправила мысленный импульс по всему телу. Ей было странно и радостно, что после стольких физических усилий (помнится, в школе, после пробежки вокруг стадиона она уже падала без сил) нисколько не чувствовала усталости, напротив, ее переполняли бодрость и энергия. Последним она проверила море ци в сфере за пупком. Воспарив над его ровной и бескрайней гладью, Петунья окинула его взглядом и чуть не потерялась – таким огромным оно было. Ей оставалось только гадать, как много ци ей удалось поглотить во время тренировки. Более того, она не знала, сколько еще потребуется, чтобы достигнуть дополнительных ступеней развития.

Вынырнув из глубин своего тела, Петунья набрала полную кадку горячей воды и с наслаждением приняла ванну. Хотя с некоторых пор ее тело больше не потело и не загрязнялось, как это было раньше, она не видела причин, по которым могла бы отказаться от удовольствия понежиться в горячей воде.

Ведущий передачи «Дары земли» был в этом с ней солидарен.

– В вашем городе есть баня? – вдруг спросил ведущий, стоило только включить телевизор. – Если вы перетрудились и остались совсем без сил, а впереди еще много дел, то отправляйтесь туда и хорошенечко расслабьтесь! Горячая вода восстановит ваши силы. Ну, разве не здорово?

Петунья посмеялась над этаким совпадением, но задумалась. Баня была. На прошлой неделе они с Айолосом ее исследовали. Что ж, нужно будет как-нибудь туда заглянуть. Но не раньше, чем переделает все дела!

Она решительно вылезла из воды, переоделась, с немыслимой ранее легкостью опорожнила кадку от мыльной воды и вернула в кладовую. Взамен она взяла тяпку и лопату, лейку и купленные вчера семена и отправилась на огород. Никаких особенных новшеств. Петунья купила ровно те культуры, единственный урожай которых сняла на прошлой неделе. Она вскопала грядки и засеяла их дынями, тыквой, карамболой и цветами блестника. И тщательно полила.

Курица Берта, стоило подойти к загончику, встретила ее сердитым квохтаньем. И все не сводила с нее возмущенного взгляда, пока Петунья прибиралась, меняла воду и насыпала корма. Причина была ясна и без перевода.

– Ладно-ладно, поставлю вам курятник, – сказала Петунья, и курица смерила ее пристальным взглядом, словно говоря «я запомнила».

Вот еще забота, ставить птичник… Но нельзя отрицать, что он и правда нужен. Короткое лето скоро закончится, за ним придет осень, а потом и зима – пусть и такие же короткие, но не держать же курицу и кролика в доме? К тому же, она хочет еще одну курочку, а может и петушка… Петунья только надеялась, что для птичника не понадобятся редкие материалы, за которыми придется обойти всю шахту. Как в прошлый раз.

Рецепт, помнится, у нее уже был. Петунья порылась в шкафу, ища, куда же она запихала карточки и дополнительные фигурки для миниатюры, нашла и недовольно поджала губы. Ну конечно, и здесь без твердой древесины было не обойтись. К счастью, ее требовалось всего 5 единиц. А кроме того, триста единиц обычной древесины, сто камней и двадцать охапок соломы.

Петунья полезла в сундук, посчитать материалы. Соломы, оставшейся после пшеницы, было навалом. Помнится, она хотела пустить ее на циновки, но руки так и не дошли, что к лучшему. Камней недоставало совсем чуть-чуть, а древесины после недавней вырубки под фруктовый сад было даже с лихвой.

Прикидывая свои дальнейшие планы, Петунья достала из сундука цветы блестника и душистого горошка, заранее очищенные от всего лишнего. Взгляд ее мимолетно задержался на крышке сундука – внутри самоцвета, встроенного в крышку, горела цифра «семь». Вздохнула. И когда же у нее достанет навыков, чтобы сделать нормальный, долговечный сундук?

Помнится, Лили как-то, захлебываясь восторгом, рассказала, что волшебники могут уместить в обычный с виду сундук небольшую квартирку. Не бог весть что, но и спальня, и ванная, и даже небольшая кухонька туда прекрасно помещались. Петунья тогда пренебрежительно фыркнула – вот еще, жить в коробке! – но запомнила. А сейчас – слегка замечталась.

Погруженная в фантазии о том, сколько всего она сможет сделать, когда выучится, она сварила два отвара из цветочных лепестков и поставила их настаиваться. За это время успела навести небольшую приборку в домике и в мастерской, заодно выяснив, что за вчерашний день извела все запасы медной руды и угля. Вот, еще и за этим нужно в шахту.

Довольная тем, что распланировала день, Петунья закончила приготовление сусла, а полные бочонки поставила на их на привычное место у камина, и сверху укутала своим зимним пальто. И после этого отправилась в таверну, неся в кольце собранный вчера урожай. Как главный поставщик, она чувствовала свою ответственность за то, чтобы в «Последней из Хорадримов» всегда были свежие овощи!

Лия приветливо пододвинула ей бокал сидра. Пока Петунья наслаждалась прохладными пузырьками, что нежно щекотали ее нёбо, трактирщица разобрала продукты и унесла их в подвал.

– Завтрак? – предложила она, поднимаясь и вновь вставая за стойку.

Петунья покачала головой.

– Спасибо, я сыта. Но от еще одного стаканчика, пожалуй, не откажусь.

Лия повторила ей напиток, а потом как бы между прочим спросила, не найдется ли у господи главного поставщика яиц. Петунья ответила, что при случае занесет.

Она пила второй стакан сидра, когда в таверну зашли незнакомые ей посетители. Их Петунья видела впервые. Наверное, решила она, они приехали на одном поезде с Айолосом.

– Куда сейчас? – Лия забрала у нее пустой бокал и принялась его мыть.

– В шахту, – откликнулась Петунья и не преминула пожаловаться, что на следующих уровнях царит такая непроглядная тьма, что хоть глаза выколи – никакой разницы. От волшебного кольца толку нет. Уж слишком маленький у него радиус. Да еще эти мерзкие летучие мыши… она поежилась. Прямо из темноты нападают!

Лия ухмыльнулась и посмотрела на нее слегка жалостливо, как на дурочку.

– Ну, это же совсем просто, Мириэль. Сделай факел. Он тебе и темноту разгонит, и летучих мышей заставит держаться подальше.

Петунья тупо смотрела на нее, пока эта простая мысль укоренялась в ее сознании. А потом вскочила, перегнулась через барную стойку и звонко чмокнула подругу в щеку.

– Лия, ты гений! Что бы я без тебя делала?! Ну, я побежала!

Она примчалась на ферму и сразу же потребовала у волшебной тумбочки рецепт. Сделать факел оказалось до невероятия просто. Одна палка и несколько капель живицы, которых у Петуньи скопилось уже предостаточно. Петунья сразу же несколькими четкими ударами топора расколола сухое полено на части – Лассэ, будь он тут, непременно похвалил бы ее за то, как улучшились ее навыки дровосека, – и кинула получившиеся палки к живице.

Пуфф! – на полу перед ней оказалось несколько готовых факелов. С одного конца они были густо пропитаны живицей. Хватило одной искры, чтобы зажечь ровный, не чадящий огонь. Петунья махнула факелом на пробу, словно разгоняла невидимых летающих мышей, но пламя даже не качнулось.

Петунья затушила и убрала факел в кольцо. На губах ее играла широкая предвкушающая улыбка. Теперь-то ее никакая темнота, никакие летучие мыши не остановят!

Chapter Text

Перед тем, как отправиться покорять новые этажи подземелья, Петунья сгребла в кольцо все яйца, что лежали в холодильнике, и отнесла в таверну. Выслушав град благодарностей, она убежала.

Правда, она не сразу спустилась на самый низ, а решила провести тестовый забег на пятом уровне. Стоило достать кирку, как сразу стали видны результаты ее упорной культивации. Кирка летала в руках, словно превратилась в пушинку, а камни и самородки слетались в кольцо-хранилище, стоило только поманить пальцем. О слаймах и жуках и вовсе говорить не приходилось. Первым хватало пинка, вторым – тумака.

Петунья даже пожалела, что ей не встретился каменный краб. Уж она бы посмотрела, насколько тверд его панцирь!

Довольная результатом проверки Петунья на лифте спустилась на десятый этаж. Там она достала один из своих новеньких факелов, зажгла его от светильника на стене и, подняв над головой, стала медленно спускаться вниз, в темноту.

Лия все-таки была умницей. Факел освещал куда больше пространства, чем световое кольцо, и Петунья чувствовала себя в большей готовности встретить неизвестное, стоя посреди широкого круга света. Как она сама не догадалась про факел?

Сбоку раздался знакомый писк, а затем – едва слышный шум кожистых крыльев. Петунья остановилась и безошибочно развернулась в ту сторону, откуда к ней летело чудовище. Она взмахнула факелом, стоило мыши появиться в кругу света, но удар пропал впустую – уж очень мелкой и верткой была мышь. Летучая тварюшка вновь ринулась в атаку, Петунья скорректировала свои движения и в этот раз попала. Мышь взвизгнула так пронзительно, что уши на секунду заложило, вспыхнула и моментально осыпалась пеплом. Петунья поворошила кучку праха и вытащила из нее что-то небольшое, мягкое, черное, нежно-бархатное на ощупь.

Она с любопытством развернула находку и обнаружила у себя в руках крыло летучей мыши.

Вновь раздался писк, в темноте впереди вспыхнули злым огоньком две ярко-красные точки. Петунья убрала трофей в кольцо и перехватила факел поудобнее.

Спустя несколько нападений она уже ловко расправлялась с нападающими со всех сторон чудовищами. Только два небольших укуса появилось на ее руке, зато в кольце лежало четыре аккуратных черных крыла. Что с ними делать и на что они могут сгодиться, она представляла слабо, но собрала – вдруг пригодятся. Как слизь со слаймов.

Петунья взмахнула последний раз факелом, воздух разорвал пронзительный визг умирающего монстра, и в подземелье установилась тишина. Воспользовавшись передышкой, она обработала укусы соком ремментонда. Ранки выглядели неопасными, и Петунья рассчитывала, что они заживут уже к вечеру.

– Если, конечно, это не летучие мыши-вампиры, – хохотнула она и сунула в рот пищевую пилюлю.

Она подняла над головой факел и осмотрелась. Из груди вырвался восторженный крик. Вот это джекпот! Все вокруг буквально сияло темно-рыжим светом. Куда ни посмотрю, всюду ее окружали рудные жилы. Петунья аккуратно воткнула факел на участке мягкой земли и ударила киркой ближайшую жилу.

Горная порода затрещала под ее сильными ударами, а камни, куски руды и жеоды полетели в разные стороны. Петунья даже не утруждалась собирать их, а просто передвигалась к следующему булыжнику или жиле и продолжала бить киркой. В середине работы она вдруг поймала себя на том, что неосознанно декламирует про себя зазубренный назубок текст учебника культивации, и ци в ее теле начинает циркулировать по венам и меридианам все быстрее и быстрее.

С каждым новым циклом, который проходила ци по телу, движения Петуньи становились быстрее, удары киркой – сильнее, а море ци – бескрайнее.

Услышав знакомый писк и шелест крыльев, она даже не стала прерывать декламации, а сперва отмахнулась киркой, а потом, ловко подхватив факел, сразилась с одной летучей мышью и с другой, что скрывалась в темноте.

Довольно быстро одиннадцатый уровень оказался очищен: и от ресурсов, и от монстров, – а кольцо-хранилище даже не потяжелело.

Из-за границ светового круга донесся скрежет – это открылся спуск на двенадцатый уровень. Петунья пока проигнорировала его. Она опустилась в позу лотоса и немного помедитировала. Пока она читала мантры, размахивая киркой, красная ци в ее теле прибывала, и море ци забурлило. Боясь, как бы переход на следующую стадию культивации не начался спонтанно, Петунья сосредоточилась, успокаивая бурлящие волны. Ци неохотно повиновалась. Красные ленты, которыми была испещрена гладь моря ци, понемногу осели на дне, и поверхность вновь засияла чистым серебром.

На двенадцатом уровне все повторилось. Петунья разбивала рудные жилы да отмахивалась от летучих мышей. Понемногу она стала чувствовать утомление, но не успела она устать, как ей повезло – спуск вниз открылся совершенно внезапно, и Петунья нырнула в него, разминувшись с летучей мышью.

На тринадцатом уровне было тихо. Петунья поводила факелом из стороны в сторону, пытаясь спровоцировать летучих мышей, но, кажется, тут монстров не было. Она принялась за работу, увлеклась и совсем расслабилась. И тогда до ее слуха донесся новый звук.

Жужжание. Петунья сперва решила, что это случайный жук залетел, но нет. Этот звук был легче и мягче жужжания тяжелых надкрыльев жука. Она оставила работу и выпрямилась, крепко сжав рукоять кирки.

Из темноты на нее вылетело большое, бледное, с крупными фасетчатыми красными глазами насекомое. Прозрачные слюдяные крылья его так быстро двигались, что создавали остаточное изображение в воздухе. Тот самый звук исходил именно от них.

Насекомое летело прямо на Петунью. Она занесла кирку и отработанным движением ударила ровно тогда, когда расстояние сократилось, и насекомое оказалось в ее досягаемости. А оно вдруг вильнуло, уворачиваясь от удара, заложило вираж и, пока Петунья поворачивалась, налетело со спины и впилось укусом в шею ниже затылка.

– Ай! – резкая боль пронзила позвоночник. Петунья замахала рукой, пытаясь сбить с себя эту тварь, но только едва задела самыми кончиками пальцев края крыльев.

Насекомое насмешливо прожужжало над самым ухом, заложило крутой вираж и снова нацелилось на Петунью. Наверное, в ее фасетчатых глазах она была неповоротливой и крупной добычей, потому что из темноты вылетели еще два таких больших чудовища и закружили вокруг.

Петунья нервно крутила головой, пытаясь уследить за тремя огромными мухами сразу, но всякий раз хотя бы одна ускользала из ее поля зрения. Внутри нее начал проклевываться страх, и подлая мыслишка, что нужно отступать к лестнице, пока цела, промелькнула в голове.

Но следом память подбросила воспоминание о встрече с каменным крабом. Тогда она тоже ничего не могла сделать, была ранена и лишилась оружия, но Афина показала ей путь. Петунья выдавила коротенький смешок. Помимо позорного бегства у нее только что появился еще один выбор, или она не Мириэль, дочь Фэанаро!

Кирка исчезла в кольце. Мухи возбужденно зароились, и все разом полетели на нее. Петунья уклонилась, пытаясь представить что-то вроде той грандиозной картины бескрайней вселенной, которую показала ей когда-то Афина. Но все тщетно. Ее воображение просто пасовала перед чем-то столь величественным.

От толчка сразу двух мух Петунья упала на колени, но подобрала ноги, вскинула руки, чтобы защитить голову, и сжалась в комок. Мухи роились вокруг, то и дело врезаясь в нее и кусая.

Петунья лихорадочно рылась в памяти, пытаясь вспомнить фотографии космоса – она же рассматривала их! Звезды, туманности, созвездия, спутники Юпитера – все что угодно! Но все, что ей удавалось вообразить, было ее собственное море ци, еще недавно бурное и похожее на поверхность газового гиганта. У нее даже было свое красное пятно…

Правую руку пронзила боль от укуса, а затем кожей она почувствовала горячую влагу, но не обратила внимания, осененная внезапной идеей. В одной книге она как-то прочла, что Юпитер – это неудавшееся Солнце. Набери он немного больше массы, писал автор, то тоже смог бы вспыхнуть и стать звездой.

Но как поджечь Юпитер, задалась вопросом Петунья, и в ответ у нее в голове всплыли строчки шуточного детского стихотворения. Бог знает, где она его услышала. Но образ был до того яркий, что просто не мог не остаться в памяти.

«А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли…»

– А лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли… – прошептала Петунья и хмыкнула. Перед тем, как она позорно сбежит, можно и попробовать.

Она представила, как бросает зажженную спичку на спокойные серебряные воды…

…и огромный ревущий пожар захлестнул ее с головой, вытолкнул ее наружу и сам выплеснулся через поры в коже!

Петунья закричала от боли. Вокруг нее ревело бушующее пламя, сжигая дотла все вокруг и в первую очередь саму Петунью, а внутри плавилась и сжималась ци, и не понять было, какая боль сильнее – та, что сжигает заживо кожу и волосы, или та, что заставляет кости таять. Она упала вперед, уткнувшись лбом в оплавленный камень, пальцы бессильно скребли по полу, а ей казалось, что она пытается уползти. Все ее тело внутри стало мягким, как подтаявшее масло, а снаружи – твердым и очень хрупким. Одно неверное движение, внешняя оболочка разобьется и хрупкое жидкое нутро выльется наружу.

Интересно, отец будет горевать, если она так и погибнет здесь, вдруг совершенно спокойно подумала Петунья. И в тот же момент она осознала, что пламя снаружи не так и обжигает. Скорее, оно горячее. Но не как котелок с кипятком, а как рука отца. Воспоминание о том, как отец держал ее под руку на цветочных танцах или нес на руках в тот день, когда назвал своей дочерью, заставило ее вспомнить и той капле крови, что он подарил ей, и потянуться мыслью к красной ци, что мирно покоилась на дне объятого пожаром моря.

В ответ на ее призыв, красная ци вдруг содрогнулась, точно гигантское сердце начало биться. Из ее поверхности выросли множество тонких длинных нитей. Они пронзили собой вышедший из-под контроля огонь, опутали его, оплели как плющ заплетает ограду, и пламя стало стихать. Гаснущим от перенапряжения сознанием Петунья успела увидеть, как тысячи алых нитей сплетаются в подобие огромной ловчей сети, и затем ее окутала тьма.

Chapter Text

Все то время, что разум Петуньи балансировал между сознательным и бессознательным, ее тело оставалось неподвижным и беззащитным. Но никто не пытался на нее напасть. Так прошло какое-то время, и к ней постепенно начали возвращаться чувства. В первую очередь она ощутила острый камушек, что впился краем прямо в колено. Она осторожно пошевелилась, стремясь избавиться от этого неудобства, не удержала равновесие и завалилась на бок, больно ударившись локтем.

Потом она услышала монотонный стук капель воды, падающих с потолка где-то в глубине пещеры, и почувствовала ток холодного воздуха откуда-то снизу.

Но ее все еще окутывала тьма. Не было не только света факела, но и света от кольца. Петунья похолодела, в животе образовался мерзкий комок страха – неужели ослепла? Она попыталась открыть глаза, но веки будто слиплись. Потянувшись проверить, пальцами она ощутила твердую запекшуюся корку поверх глазниц.

Крик ужаса забился в груди, но Петунья, как ни силилась, не могла открыть рот. Наконец, напрягая легкие, ей удалось вытолкнуть из них достаточно воздуха, чтобы разомкнуть запечатанные губы, и вместе с воплем с кожи вокруг рта посыпалась короста. Петунья торопливо подцепила эту корку пальцами и стала сдирать, не обращая внимания, что царапает кожу и выдирает брови и ресницы. Освободив глаза, она, затая дыхание, осторожно прикоснулась пальцами к закрытым векам и почувствовала под ними движение глазных яблок, а потом приоткрыла глаза…

Факел торчал из земли там, куда она его воткнула, и пламя на его конце горело ровно и спокойно. В его свете Петунья увидела, что ее тело покрыто темно-коричневой коркой запекшейся крови, а вся одежда, кроме эльфийских сапожек, пропала. Петунья торопливо счистила с себя коросту, сняла сапожки и вытряхнула из них запекшиеся корочки и остатки опаленных огнем носков.

К счастью, в кольце еще остались кое-какие недавние покупки. Петунья достала большое махровое полотенце и завернулась в него на манер римской тоги, скрепив булавками на плече и боку. Прикрывшись, она осмотрелась. У ее ног лежали вещи. Несколько комков розовой жучиной плоти, уже знакомой по верхним этажам, длинная белая водоросль, круглое семечко и свиток, перевязанный зеленой лентой. Развернув его, Петунья увидела знакомые руны, читать которые она не умела. Это явно был парный свиток к тому, что был найден весной.

Петунья сложила все находки в кольцо, взяла факел и осторожно двинулась вперед, в ту сторону, откуда прилетели мухи. Она в любой момент ожидала нападения, но на этот раз весь этаж казался абсолютно мертвым. Время от времени она находила на полу комки жучиной плоти, что окончательно уверило ее, что все чудовища погибли во время вызванной ею вспышки ци.

Через несколько шагов она нашла мушиное гнездо. В нем, среди комков плоти и водорослей, лежали пять больших белых коконов, напомнивших Петунье коконы шелкопряда. Она потыкала их киркой, но коконы оставались неподвижны. Погладив их приятную шелковистую поверхность, Петунья подцепила пальцем несколько тонких нитей и задумалась. В мастерской точно был ткацкий станок. Разве отец не обещал научить ее всему, что ей захочется?

Улыбаясь при мысли о том, какой прекрасный наряд она сможет сшить себе из сотканного собственными руками шелка, Петунья спрятала коконы в кольцо. Потом обошла весь этаж и везде, где увидела, подобрала оставшиеся от мух вещи. В дальнем конце, в небольшом тупике она обнаружила несколько бочек. Петунья достала кирку, и та показалась ей необыкновенно тяжелой. Но бочки манили ее. Своим шестым чувством она ощущала, что внутри лежит нечто ценное. Петунья стиснула зубы и, напрягая остатки сил, подняла кирку.

Попытка повторить трюк Афины со взрывом космо не прошла бесследно, к такому выводу пришла Петунья, когда закончила громить бочки. Она выпустила из руки ставшую совершенно неподъемной кирку и утерла пот со лба. Ее всю трясло мелкой дрожью, и тело ныло от перенапряжения. К счастью, все это было не зря – среди обломков бочек лежали десять кусков твердой древесины. Теперь можно было вернуться домой.

Подъем из шахты превратился в целое испытание. Петунья, пытаясь не обращать внимания на боль в мышцах, заставила себя преодолеть по лестницам все три пройденных сегодня этажа. На двенадцатом ей пришлось убегать от жука. Потом она буквально рухнула в люльку лифта и из последних сил переключила рубильник. Лифт, трясясь, как бешеный, медленно потащился вверх. Петунья устало прислонилась к поручням люльки и закрыла глаза. Оставалось совсем чуть-чуть, утешала она себя, добраться до фермы и уже там она отдохнет как следует.

Хотя, постойте-ка. Разве сегодня по телевизору не говорили о чем-то таком?

«Горячая вода восстановит ваши силы!» вспомнила она слова ведущего. Он говорил про баню, что стояла недалеко от железнодорожной станции.

– Все равно я собиралась ее исследовать, – сказала Петунья вслух, чтобы хоть как-то разбавить скрипы и шумы лифтового механизма. Да и подбодрить саму себя тоже не мешало.

Лифт остановился, и Петунья, с трудом подняв себя на ноги, вышла из пещеры. Для уставшего тела даже короткая дорога до бани оказалась сложным препятствием. Каждые пару десятков шагов приходилось останавливаться и немного отдыхать.

Наконец, впереди показалась баня. Петунья добрела до двери и практически ввалилась внутрь небольшого тамбура. Перед ней оказались две двери, снабженные табличками «М» и «Ж». Петунья, разумеется, выбрала женскую раздевалку.

Внутри было… весьма современно. На полу лежал серый кафель, стены выкрашены голубой краской, а на потолке сияли лампы дневного света. Вдоль стены стояло несколько типовых шкафчиков для одежды – Петунья дернула на пробу дверцу ближайшего, он был пуст. У шкафчиков она стянула с себя сапоги и прошлепала босыми ногами дальше по коридору, мимо туалетных кабинок прямиком к душевой. Большое зеркало рядом с душевой отразило бледную, всклокоченную девицу, завернутую в грязное банное полотенце. На ее лице еще оставалась запекшаяся корка, и Петунья с отвращением поскребла ее пальцами. Отражение повторило ее гримасу, сделавшись ну совсем неприглядным.

– Фу! – сказала в сердцах Петунья и полезла под душ. В душевой нашлись совершенно обычные мочалка и мыло, и шампунь. Перед посещением бассейна обязательно нужно помыться, это даже дети знают.

Бассейн лежал дальше по коридору. На пути к нему серая плитка сменилась голубой, как море на Лазурном побережье. Петунья прошла в дверь и оказалась окутана теплым, пахнущим почему-то ромашкой туманом. Сквозь влажную нежную дымку впереди виднелся бассейн, до краев наполненный водой. Петунья вошла в воду и села прямо на дно. Голову она откинула на бортик и погрузилась в блаженную дремоту.

Она пробудилась примерно через час и удивилась – смертельная усталость больше не мучила ее. Сверх того, боль в мышцах ушла, а все небольшие ранки, которые появились в боях с монстрами, полностью зажили, и даже следа от них не осталось.

– Буду приходить сюда почаще, – решила Петунья и вылезла из воды. Как ни хотелось ей понежиться подольше, кажется, больше никакого полезного эффекта от сидения в бассейне не появлялось. Завернувшись в чистое полотенце, она подобрала свои сапоги и вернулась на ферму.

Дома первым делом она переоделась и перебрала свою одежду, после чего была вынуждена признать, что фермерская жизнь пагубно сказывается на ее гардеробе. Такими темпами придется самой браться за раскроечные ножницы и иголку.

Но прямо сейчас до шитья ей и дела никакого не было. Может, узнать у дядюшки Бальбо, водится ли в мире хоббитов одежда на Громадин? Это было бы куда проще, чем если ей придется шить самой.

Куда лучше потратить это время на работу в кузнице. Прямо сейчас ее переполняло столько энергии, что Петунья, не желая зря терять этот импульс, быстро разобрала собранные материалы и встала к горну. До самого вечера она очищала руду и отливала слитки. Результатом ее работы стала пирамидка из аккуратных одинаковых тускло-рыжих слитков в палец длиной. Все запасы руды опять были израсходованы, а навыки улучшились до степени автоматизма.

Петунья вышла из мастерской и с наслаждением потянулась. А когда открыла глаза, то увидела прямо перед собой горизонт, полыхающий алым огнем. Цветами Дома Феанора были красный и золотой, как говорилось в летописях, и ей подумалось, что красный должен быть вот именно таким. Жаль только, Петунья ни разу не художник… зато она могла любоваться прекрасным. Она ненадолго зашла в домик, налила в кружку тюльпанового вина и села на крыльце лицом к закату.

Прихлебывая из кружки терпкое, с легким горьковатым привкусом вино, Петунья оставалась на улице, пока закат не растворился в ночной темноте, и на небе не проглянули звезды. На дне кружки оставалось еще немного – на один-два глотка, – Петунья запрокинула голову, собираясь выпить все разом и отправиться спать, как до нее донесся подозрительно знакомый звук.

Звук, которому, казалось, не было никакого места на ферме.

В ночной тиши, часто хлопая кожистыми крыльями, к добыче спешила летучая мышь.

Chapter Text

В тот момент, когда солнце поднялось над горизонтом, Петунья открыла глаза и поднялась на ноги. Она покрутила руками и ногами, сделала несколько пробных выпадов и даже почти выполнила стойку на руках. Собственное тело беспрекословно слушалось ее во всем. Казалось, захоти она прямо сейчас взойти на Эверест или погрузиться в Марианскую впадину – получится без всяких проблем. Как будто она в одночасье превратилась в того силача в трико и трусах, комиксы про которого так любят читать мальчишки.

Она хихикнула. Супермен Петунья, спешите любить и жаловать. Или нет. Она же не мужчина и, тем более, не собирается носить трусы поверх трико. Фу. Вроде бы у этого парня сестра была? И называли ее так же глупо, как и его… Суперженщина? Нет, не так. Супергерл.

Супергерл Петунья звучит куда лучше!

– И зачем я это помню? – покачала головой Петунья и вышла на улицу.

Она опустилась на землю, приняла упор лежа и начала мерно отжиматься. Интересно, делали ли супер сиблинги упражнения? Забавляясь с мыслью о том, как герои комикса вынуждены ходить в спортзал, чтобы поддерживать на высоте свою супергеройскую силу, Петунья отжалась, потом покачала пресс и закончила приседаниями. Когда она выполняла последний десяток, из-за деревьев вышел Турко и, смешно фыркая, принялся тыкаться в нее носом.

Петунья чуть не упала и засмеялась.

– Турко, прекрати! Я занимаюсь! Ну, хватит же!

Увы, ее просьбам он не внял совершенно. Гораздо больше ему хотелось целоваться, и Петунья, закончив приседать, обхватила оленью голову обеими руками и звонко поцеловала в розовый большой нос.

– С добрым утром! Я на пробежку. Ты со мной? – договорив, она потрепала зверя по голове и легкой трусцой устремилась к воротам фермы.

Олень некоторое время смотрел ей вслед, непонимающе хлопая белесыми ресницами, а потом рванул следом. Вдвоем они вбежали в город – Турко то вырывался вперед и пританцовывал, поджидая, пока Петунья его догонит, то отставал, отвлекаясь на заманчиво свисающие листья или пытаясь обнюхать случайного прохожего, после чего срывался с места и в несколько длинных грациозных прыжков нагонял ее. Проносясь мимо дома святого, Петунья снова помахала ему, а он крикнул в ответ, что зайдет попозже. Постоянно обгоняя друг друга, Петунья и олень пробежали весь маршрут и вернулись на ферму.

Набирать кадку для купания не хотелось, и Петунья, крикнув Турко «пошли купаться», побежала на реку. Река, что бежала через ферму недалеко от входа в Великое Зеленолесье, в некоторых местах была узкой, и ее можно было легко перепрыгнуть, а в других – широкой и глубокой. Петунья разделась и с веселым воплем прыгнула в прохладную воду, и та обожгла ее разгоряченное после пробежки тело. Она зажмурилась, зажала нос пальцами и с головой окунулась под воду, желая испытать как теперь будет чувствовать себя под водой. Но просто так сидеть на дне было скучно, и Петунья, заприметив неподалеку рыбью стайку, поплыла к ним. Маленькие серебристые рыбешки, завидев охотника, не ринулись врассыпную, но, стоило ей протянуть к ним руки, как они просочились сквозь ее пальцы и растворились в воде.

Минут через десять Петунье надоело задерживать дыхание, она вынырнула – вода хлынула с нее, как потоки Ниагары, -– и увидела, как олень беспокойно топчется у берега, будто волнуясь за нее. Она рассмеялась – такой милый! – и, веселясь, плеснула в него водой. Турко зафыркал, замотал головой, одно его копыто соскользнуло по влажной земле, и с протестующим ревом олень съехал в воду, подняв вокруг себя тучу брызг и волны.

Петунья вскрикнула от неожиданности, когда взбаламученная вода накрыла ее с головой, вынырнула и засмеялась. Уж очень потешный вид был у зверя. Турко окатил ее возмущенным взглядом и улегся в воду у самого берега, положив голову на землю, и речные волны бились о его белоснежные бока.

Петунья еще немного поплескалась и вылезла на берег. Вытираясь и одеваясь, она посматривала на дремлющего зверя. В книжке, которой она уже решила не верить, утверждалось, что все сыновья Феанора были необычно горды и заносчивы, и смотрели на всех свысока (что не очень сложно, когда в тебе больше двух метров росту, подумала Петунья). Но вот Турко, например, был очень милым.

Петунья покачала головой, погладила оленя по голове и, пожелав ему не простудиться, ушла к домику.

За ночь рядом с домом вырос каркас будущего птичника. Петунья сверилась с инструкцией и сложила внутри него все необходимые материалы. Потом взяла Берту на руки и показала ей:

– Смотри, скоро здесь будет курятник!

Берта не проявила должного энтузиазма от вида кучи мусора.

– Ну ты и вредина, – шутливо высказала ей Петунья и вернула птицу в загончик. Ничего, когда здание достроится, эта пернатая зараза определенно его оценит.

Она пела песенку про садочек и поливала огород, когда дверь домика открылась, и на улицу вышел Фэанаро собственной персоной.

– Доброе утро, отец, – Петунья помахала ему.

Отец оглядел ее внимательно, особенно уделив внимание тому, как она свободно держит полную лейку одной рукой, и кивнул ей.

– Доброе утро, дочь. Я смотрю, ты времени зря не теряла.

Петунья не сдержала самодовольной улыбки.

– Да! Я уже завершила этап Концентрации Ци и могу переходить на следующий!

– Так за чем же дело? – к Фэанаро подскочил мокрый после купания Турко и полез обниматься.

– О, ну понимаешь, Айолос сказал… – и она рассказала, что Айолос это святой из самого Святилища! Афина такая милая, специально попросила его приехать и потренировать Петунью, чтобы она могла свободно использовать космо! Так вот, Айолос прочел учебник и выяснил, что после девятой ступени есть секретные четыре, и она, Петунья, очень хочет их достичь. – Но не дай я ему эту книгу, то так и осталась бы в неведении! – она сердито притопнула ногой. – Ты же согласен со мной, что это как минимум некрасиво?!

Как ни удивительно, отец с ней согласился (для Петуньи это все еще было в новинку, когда твой родитель настолько на твоей стороне, так что она просто наслаждалась этим невероятным ощущением). Однако, справедливости ради, добавил, что проблема могла быть и в формации перевода.

Петунья недовольно надула губы. Авантюрная ее часть хотела, чтобы это был коварный заговор, который она могла бы раскрыть и восстановить справедливость. Рациональная же склонялась к объяснению отца. И правда, кто знает, как устроены эти формации? Может, на них повлияло нахождение в другом мире или по-другому устроенные мозги самой Петуньи.

– Я просто, как узнала, сразу подумала… а что, если Сью получает не все необходимые знания? – Она встревоженно посмотрела на отца. Тот прекратил чесать Турко и внимательно взглянул на нее. – В своих письмах она так радуется… что, если ее притесняют, потому что она чужачка?

Против воли в памяти всплыло смурное лицо Лили. Пятый курс закончился, и когда мама спросила, почему она не общается с Северусом, у сестры сразу стало такое лицо, и она сухо пояснила: «Просто я гр… магглорожденная». Петунья сразу поняла, какое слово она проглотила.

Видимо, это чувство отразилось и на ее лице, потому что в следующий момент отец подошел и обнял ее.

– Не волнуйся за свою подругу, – сказал он своим звучным низким голосом, и Петунья неосознанно расслабилась, отпуская тревогу. – Когда ты вырастешь достаточно, чтобы отправиться в другой мир, то сможешь познакомиться с ее учителем и увидишь, что он и его братья вполне достойные люди.

– Интересно, сколько мне ждать этого момента, – пробормотала Петунья себе под нос и нормальным голосом спросила: – А с учебниками что делать? Если формация несовершенна, то, может, и в учебнике алхимии я что-то пропустила. Вдруг, там написано, как на моей стадии развития можно выполнить связывание таблетки?

– Ничего такого там точно не написано, – быстро и категорично ответил отец и, чуть отстранив ее от себя, с любопытством заглянул ей в лицо: – Ну-ка, признавайся, с чем ты уже успела поэкспериментировать?

Петунья надулась, но он повел ее в мастерскую и перед видом потревоженной алхимической лаборатории молчать было невозможно. Она потупилась и тихо призналась, что пыталась сделать таблетку.

– Я случайно получила траву очищения. И мне та-ак захотелось попробовать.

И она выложила в подробностях, как ей удалось овладеть навыками очистки и слияния ингредиентов, и только со связыванием таблетки у нее ничего не вышло, а потому пришлось доваривать в котле. Отец выглядел очень довольным и ее находчивостью, и успехами.

– И какой эффект получился от твоей инновационной таблетки очищения?

В его голосе отчетливо слышался сдерживаемый смех. Он точно знал, какие эффекты следует ожидать от этой пилюли, поняла Петунья, и, смутившись, пробурчала, что ожидала от таблетки аж Очищения более возвышенных эффектов.

Отец не выдержал и расхохотался, а через пару вдохов и Петунья к нему присоединилась. Отсмеявшись, он коротко поцеловал ее в лоб и сказал, что к подобным экспериментам нужно относиться с большей серьезностью. Петунья, конечно, пообещала быть серьезнее.

Они вошли в кузницу. На рабочем столе аккуратной пирамидкой были выложены медные слитки.

– Сегодня я научу тебя делать инструменты.

Chapter Text

– Уже? – восторженно переспросила Петунья.

Вместо ответа, отец спросил, до какого уровня шахты она уже спустилась.

– Вчера дошла до тринадцатого, – тут же ответила она и сразу вспомнила про коконы. – Ты же научишь меня делать нити и ткать?

Фэанаро задумчиво потыкал коконы пальцем, похмыкал и ответил, что научит, раз ей этого хочется. Но лучше отложить эту науку до момента, когда она все-таки сформирует золотое ядро. С ним будет и учиться проще, и сама Петунья получит больше пользы.

Петунья всплеснула руками и воскликнула:

– Все вокруг только и говорят мне поскорее сформировать золотое ядро! Неужели оно так необходимо? Вот волшебники… – она хотела сказать, что они прекрасно обходятся и без него, так почему же она так не может, но отец перебил ее.

– Уже рождаются с золотым ядром. Потому они и могут пользоваться «магией».

Петунья замолчала, ошарашенная этим заявлением, но чем больше она об этом думала, тем больше видела тому подтверждений. Волшебники никогда не болели маггловскими болезнями – даже когда Петунья подхватила ветрянку, Лили не заболела, и к тому же никогда не простужалась. Волшебники были сильнее и выносливее, к ним позже приходила старость и почти до самой смерти они сохраняли бодрость и ясность разума.

– Это…

– Несправедливо? – закончил за нее отец.

Петунья взорвалась.

– Конечно, несправедливо! Почему всегда так? Некоторые получают все сразу, а другим приходится тяжело трудиться для того же самого? – на глазах у нее выступили злые слезы, и она смахнула их рукой, не давая им скатиться по щекам. Еще чего не хватало – нюни распускать!

Фэанаро покачал головой и, протянув руку, провел пальцами под ее глазами. От его прикосновения слезы сразу испарились.

– Мир несправедлив, Мириэль. Но подумай об этом с другой стороны. – Она шмыгнула носом, ожидая продолжения. – Золотое ядро лишь третья ступень культивации. Как думаешь, многие ли, кому посчастливилось родиться уже с ним и с рождения испытать все его преимущества, будут рвать жилы, чтобы подняться выше?

В его словах была правда. Петунья не поручилась бы, что всякий волшебник будет лезть из кожи вон, чтобы расти надо собой. Насколько она могла судить, в этом отношении волшебники не сильно-то отличались от магглов. Они тоже предпочитали прикладывать минимум усилий и не любили перетруждаться. Просто, в силу владения магией их минимум был иным.

Лишь некоторые, вроде легендарного Мерлина или Альбуса Дамблдора, не соглашались довольствоваться тем, что есть, а пытались достичь большего.

Эти мысли натолкнули Петунью на кое-какие выводы, и она медленно, раздумывая над каждым словом, произнесла:

– То есть, ты говоришь, что я, хоть и начинаю с самого низа, все равно имею преимущество. Потому что вижу, куда нужно стремиться. – От этой мысли стало немного проще мириться с несправедливостью мира. – Я буду стараться! – А когда она станет достаточно сильной, то обязательно придумает, как исправить этот дурацкий мир, но, конечно же, вслух этого не сказала.

Фэанаро кивнул ей и обратил внимание на медные слитки.

– Возвращаясь к делам насущным. Если учесть твой темп, можно предположить, что не сегодня-завтра ты доберешься до двадцатого уровня шахты. На двадцать первом, если я верно помню объяснения твоего дорогого «друга», – Петунья почти услышала в его голосе эти ироничные кавычки, – Кори, для работы понадобятся более крепкие инструменты. Этим мы сегодня и займемся.

Однако, вопреки ее ожиданиям, он не сразу пошел к горну, а выгреб из ящика глину, смешал ее в нужной пропорции с песком и принялся долго мять и месить, словно тесто для хлеба, пока не получил большой однородный ком. Петунья смотрела во все глаза, подмечая и пропорцию песка и глины, и сколько усилий и времени потребовалось, чтобы замесить массу.

– Сперва изготовим форму для литья, – пояснил он. Петунья кивнула. – Самый простой материал для нее глина. Но если ты просто положишь чистую глину в огонь, она даст усадку за счет испарения воды. Предотвратить это можно несколькими путями. Сначала мы замешиваем в глину песок, а потом, перед тем как поставить заготовку в печь, удаляем из нее лишнюю влагу. Вот тут мы и посмотрим, так ли хороши твои навыки, которыми ты недавно хвалилась.

Петунья хмыкнула.

Взяв ком глины и песка, Фэанаро разделил его на две части и сформировал из них два прямоугольника. Затем он взял у Петуньи топор, одним ударом выбил топорище из обуха и с силой вдавил обух сперва в один кусок глины, потом во второй. Получились две заготовки с углублениями в виде топора. На глазок отпечатки выглядели немного больше реального топора.

– Теперь сушим, – Фэанаро накрыл ладонью одну заготовку, и от нее пошел небольшой парок. Петунья вытаращила глаза. Глина еще не была в огне, но стала выглядеть так, будто целый день сушилась на солнце.

Отец показал ей вторую заготовку.

– Теперь ты.

Петунья осторожно прикоснулась к глине. Та, несмотря на то, сколько песка было в нее замешано, все равно была на ощупь сыровата и сминалась под нажимом. Петунья чуть сильнее приложила палец, и на глине остался ее отпечаток.

Фэанаро молча наблюдал за ней, явно не собираясь помогать. Петунья не сомневалась, что, как только она сознается в своем невежестве, отец поможет, но ей хотелось показать, что кое с чем она может справиться сама.

Тем более, что он уже подсказал ей. Когда дразнил за ее похвальбу новыми навыками.

Петунья улыбнулась и положила обе руки сбоку от заготовки, направив ладони лицом друг к другу. Она вдохнула, вспоминая, как училась очищать ингредиенты, и заставила ци в своем животе выступить из кончиков пальцев и окутать кусок глины. Слой ци получился тонким, и поддерживать его оказалось куда сложнее, чем с растениями. Но Петунья изгнала из мыслей недовольство и сосредоточилась на том, чтобы удалить лишнюю влагу. Все равно, что вытолкнуть прочь из растительных волокон все целебные свойства в жидкой форме. Сперва ей показалось, что у нее получилось, но ци едва проникла сквозь преграду из глины и песка и развеялась. Петунья разочарованно выдохнула и попробовала еще раз. С тем же результатом.

– Работа с разными материалами требует разных подходов, – негромко сказал отец.

Первым порывом Петуньи было поджать губы, мол, какой толк говорить очевидное, но она проглотила его и задумалась над сказанным. Она вспомнила, что делал отец. От его заготовки шел пар. Пар появляется от испарения воды. Значит, надо нагреть глину, но не перестараться, чтобы не взорвать мастерскую как вчера шахту.

Она хихикнула и снова окутала заготовку своим ци. Ну и пусть этот покров тонок. Главное, он есть и целиком окутывает глину, даже там, где она соприкасается с поверхностью стола. Оставалось только нагреть ее, и Петунья сосредоточилась на броуновском движении, о котором им рассказывали на уроках физики в школе. Изо всех сил она представила себе, как маленькие сияющие атомы ци начинают двигаться все быстрее и быстрее, пока не начинают мельтешить так, что нельзя уследить за ними, и затем ощутила, как воздух между ее ладонями нагрелся.

Тут отец мягко, но твердо отодвинул ее от стола.

Петунья открыла глаза. От заготовки поднимался густой пар, потом раздался треск, и совершенно сухой кусок глины разломился надвое.

– Ой, – сказала она и подняла виноватые глаза на отца: – Извини. Кажется, я перестаралась…

Фэанаро фыркнул и потрепал ее по волосам. Потом прищелкнул пальцами, и заготовка вернулась в прежнее состояние.

– Будем пробовать до тех пор, пока у тебя не получится.

И они стали пробовать. Точнее, Петунья стала. Она вновь и вновь окутывала заготовку своим ци, потом нагревала его и заставляла изгонять излишки влаги из смеси глины и песка. При этом ей нужно было следить за собой, чтобы не получить горячим паром в лицо, и не отвлекаться на другие факторы… где-то раза с десятого у нее, наконец, получилось, и ее заготовка приняла точно такой же подсушенный вид, как та, отцовская. Сама же Петунья чувствовала легкую усталость, как после хорошей тренировки.

– Ты молодец, – серьезно похвалил ее отец, и в ее сердце снова стало тепло и сладко. А он между тем перешел к следующему этапу. – Дальше мы делаем вот что…

Фэанаро сложил вместе обе заготовки, совместив их отпечатками внутрь, и крепко связал проволокой. Потом взял пять медных слитков, расплавил их в тигле до жидкого состояния и влил в готовую форму. Длинными щипцами он взял бутерброд из глины и жидкого металла и погрузил в бочку с холодной водой. Вверх ударил столп пара. Фэанаро несколько раз вынимал и погружал заготовку в воду, до тех пор, пока она не остыла. Сняв проволоку, он аккуратно разъял две половинки формы, и на стол упала грубая, бугристая болванка, лишь отдаленно напоминающая топор.

Но Фэанаро не торопился приступать к дальнейшей работе. Он уступил Петунье место у горна и велел повторить. Она повторила, в результате получив точно такую же заготовку.

– Теперь давай превратим эту болванку в топор, – сказал отец и взял в руки молот. Схватив заготовку щипцами, он сунул ее в огонь, а когда она раскалилась до красна, положил ее на наковальню и принялся наносить удары. Молот, падая и поднимаясь, плющил и выравнивал металл, подгонял под нужную форму толстую часть, куда должна встать рукоять, и истончал будущее лезвие. Время от времени отец охлаждал заготовку в воде и снова нагревал, и так, пока не остался удовлетворен своей работой. – Правильное охлаждение закалит металл и сделает его крепким, – пояснил он. – Неправильное – ломким и хрупким.

– А как понять, как правильно? – напряженно спросила Петунья.

– Только на собственном опыте, – ответил он и передал ей молот и щипцы.

Настал черед Петуньи бить по раскаленной заготовке. В этот раз отец не был молчаливым наблюдателем. Он подсказывал и направлял ее, показывал, как правильно держать молот, чтобы он падал вниз под собственным весом, почти без участия ее руки. Объяснял, как понять по цвету металла его температуру, и как вовремя среагировать и уберечь заготовку от участи расплавиться. Он также прочел небольшую лекцию о закалке металла через охлаждение. Новых знаний и навыков было так много, что в животе Петуньи прибавилось красной ци, а сама она почувствовала себя чуточку умнее и способнее.

Наконец, медный топор был готов.

Chapter Text

Перед Петуньей лежали два обуха. Хотя оба были отлиты по одной и той же заготовке, с одного взгляда можно было сказать, какой сделан мастером, а какой – ею.

Отец взял тот, что выковала она, и подробно объяснил, где она ошиблась и как этого избежать в следующий раз.

– Но это дело практики, – добавил он утешительно. – Даже у меня не все получалось с первого раза, особенно, когда я тоже был в начале пути. – От этих как будто бы дежурных слов стало легче переживать собственную криворукость, и Петунья благодарно кивнула. – Сегодня в кузне больше не работай. Отдохни или найди другое занятие. А когда возьмешься делать кирку, вспомни мои слова и старайся избежать ошибок. Тогда у тебя все получится.

Он насадил обух своей работы на старое топорище и подвел Петунью к затейливому механизму, похожему на швейную машинку с ножным приводом. У него тоже было большое колесо с педалью, соединенное узким кожаным ремнем с меньшим валом, сверху, вместо швейной машинки, был прилажен большой каменный круг.

– Это заточной станок, – Фэанаро показал, как им пользоваться, и Петунья наточила топор до бритвенной остроты. Оказалось, не сложнее, чем пользоваться машинкой. Знай только вращай колесо да води лезвием по точильному камню.

На этом сегодняшняя работа была окончена. Петунья убрала топор в кольцо и спросила, не желает ли отец попробовать ее цветочного вина. Фэанаро отказываться не стал. Однако же, как только они подошли к домику, на ферму явился Айолос.

Юный святой только бросил быстрый взгляд на эльфа и сразу же отвесил ему глубокий, почтительный поклон.

Фэанаро оглядел его внимательно.

– Значит, ты и есть святой воин, которого та маленькая богиня направила в помощь моей дочери, – медленно произнес он. Айолос церемонным тоном подтвердил это. Фэанаро кивнул. – Хорошо. Я подумаю над ответным подарком со своей стороны. Я помню, что она презирает оружие…

Айолос снова поклонился:

– От всего сердца благодарю вас, господин.

Фэанаро отмахнулся от него, запечатлел на лбу Петуньи отеческий поцелуй и ушел, бросив на прощание, что выпьет с ней в другой раз.

Петунья помахала ему на прощание, хотя его уже и след простыл, и почувствовала на себе внимательный взгляд. Она поежилась:

– Ну что?

Айолос оглядел ее пронзительным взглядом, обошел со всех сторон, и в заключение провозгласил:

– Вчера что-то произошло! И это очистило твое тело. Все примеси, что оставались в нем после приема лекарства, теперь исчезли. – Он сел на крыльцо и велел: – Рассказывай.

Сегодня явно был день, когда она признавалась в своих косяках, подумала Петунья, и поведала историю о том, как вчера в подземелье столкнулась сразу с несколькими юркими чудовищами и немного перестаралась.

– Говоришь, вся твоя одежда сгорела? – переспросил Айолос и громко фыркнул, сдерживая смех.

– Смейся-смейся, – не очень-то любезно прошипела Петунья.

– Прошу прощения, – он прикрыл рот ладонью, заглушая смех, но это его только раззадоривало. Петунья вздохнула и со снисходительностью взрослого человека принялась ждать, когда его попустит. Наконец, Айолос прекратил смеяться и, пусть в глазах его еще плясала смешинка, голос, когда он взялся объяснять, звучал вполне серьезно и по-деловому: – В практике постижения Дао, которое в просторечии зовут путем самосовершенствования или просто культивацией, есть учение о сродстве практика с некоторыми стихиями. Основных стихий всего пять: огонь, вода, дерево, молния и металл. Есть также дополнительные – инь и ян, они же женское и мужское или тьма и свет, но мы их не будем рассматривать. Говоря по-простому, предрасположенность практика к какой-либо из стихий позволяет ему превращать свою ци в соответствующий элемент.

Петунья уставилась на него с великим недоумением. В учебнике такого точно не было. Или это опять какой-то скрытый смысл?

– В твоей книге этого нет, – пояснил юный святой, поняв ее мысли. – Один из старших святых одно время практиковался в секте. Знания, которые он получил в то время, он передал некоторым из учеников. В том числе и мне. – Подумав, он добавил: – Я назову тебе его имя. На всякий случай, вдруг тебя занесет в те края. Доко, Молодой Тигр из Люшань, имеет там определенную репутацию.

– Какого созвездия он святой? – полюбопытствовала Петунья.

– Весы. Справедливейший и мудрейший. Судья и Хранитель Закона. Единственный из золотых святых, кому Афина доверила хранить двенадцать священных оружий, на всякий случай. – Айолос сделал паузу, давая ей возможность проникнуться грандиозностью, а потом продолжил с прежней деловитостью: – Среди святых тоже порой встречаются те, кто имеет предрасположенность к Стихиям. Старший Доко, например, имеет сродство с Молнией. Поэтому любые его атаки несут заряд электричества. Что до тебя, судя по твоему описанию, ты явно имеешь сродство со стихией Огня. Поэтому в критический момент твой космо – или твоя ци – проявил его атрибут и выжег твоих противников. И твою одежду, – он фыркнул, но смех сдержал.

Петунье даже не пришлось делать вид, что она не заметила. Все ее мысли оказались захвачены этой новой, восхитительной информацией. Обдумав ее, она пришла к выводу, что это очень, очень-очень похоже на правду. Только вот, ей что, придется раздеваться перед тем, как применить атаку? Или носить асбестовую одежду?

– Достаточно научиться контролю, – просветил ее Айолос, но, не удержавшись, коварно добавил: – Но можешь и раздеваться.

– Ну уж нет! – с таким возмущением заявила Петунья, что спровоцировала его на новый взрыв смеха.

Наконец, когда смех прошел, Айолос предложил прямо сейчас приступить к тренировкам. Петунья была только за.

Следуя его указаниям, она села поудобнее и вытянула перед собой руки. Айолос велел ей окутать кисти рук ци и удерживать в таком положении, не давая ей расползаться по всему телу. Это упражнение было не из простых – ци упорно стремилась окутать все тело Петуньи, постоянно стекая на локти и предплечья. Но Петунья справилась. Все благодаря сегодняшним попыткам извлечь из глины лишнюю воду. Ци осталась вокруг ее кистей, как зимние варежки, и от этого ощущения чего-то невидимого немного покалывало.

– Хорошо, – Айолос сел напротив и поднял правую руку. Он прищелкнул пальцами, и его ладонь окутало яркое золотое сияние. – Теперь зажги его. Вспомни свой вчерашний опыт и зажги ци, но только ту, какая на твоих руках.

Петунья кивнула и сосредоточилась на своем опыте. Она вспомнила ту панику, что захлестнула ее с головой, и свои попытки вообразить бескрайний черный космос, и результат их – одинокую звезду. Удерживая перед собой этот образ, она прищелкнула пальцами, подражая своему наставнику, и – взвизгнула от резкой неожиданной боли, когда ее руки вдруг окутались пламенем.

Айолос моментально накрыл огонь своими ладонями, гася его. Пламя пропало, как и не было. Только на коже остались красные следы.

– Прекрасно, успех с первой попытки, – похвала немного подсластила боль от ожога. – Даже у моего младшего братишки, а он настоящий гений, так не получилось.

– У тебя есть брат?

Лицо Айолоса озарила нежная улыбка.

– Да, его зовут Айолия, ему было шесть, когда я умер. Надеюсь, он не будет слишком сильно винить меня за то, что я оставил его… – потом он встряхнулся и велел: – Переходим к следующему этапу. Теперь, когда мы убедились, что ты можешь зажечь свою ци, твоя задача сделать так, чтобы огонь не жег тебя. Помни, он – часть тебя.

Петунья подула на обожженные руки.

– А если у меня не получится?

Ответ Айолоса был быстрым и безжалостным:

– Не получится с первого раза, получится на второй. Или на третий. Или на десятый. Что путь культиватора, что путь святого – тернист и полон препятствий. Только преодолев их, можно расти над собой и подниматься к новым вершинам.

И Петунья, как назло, сразу вспомнила, как Лили на каникулах отрабатывала движения волшебной палочкой с обычной указкой. Упорно повторяла движения, пока не получалось идеально. А потом из школы приходили письма, преисполненные горделивой радости, что ее опять ставили в пример всем однокурсникам, а профессор Флитвик прочил ей блестящую карьеру в области чар.

Петунья сердито оттолкнула от себя эти мысли – она и сама прекрасно знает, что нужно делать! – и сосредоточилась. Вновь она окутала свои ладони ци, звонким щелчком зажгла огонь и, вскрикнув от боли, заколотила руками по траве, гася пламя. Это того стоит, говорила она себе, начиная третью попытку. Я все смогу, твердила, приступая к четвертой. Я обязательно сделаю это, билось у нее в голове, пока она снова и снова пыталась добиться результата.

Айолос сидел рядом и молча наблюдал за бесплодными попытками своей великовозрастной ученицы. Но все же похвалил ее за упорство: ладони ее покраснели и покрылись волдырями ожогов, но она продолжала пытаться. Мысли его вернулись к тому моменту, когда Афина попросила его отправиться сюда и потренировать эту леди Мириэль. Он согласился-то исключительно из любви к своей богине. Никакого толка в том, чтобы пытаться учить взрослую девицу, он не видел. Но теперь он, кажется, начинал понимать, почему Афина направила его сюда. В этой Мириэль был потенциал, были упорство и болезненное стремление стать лучшей. Айолос улыбнулся, подметив, что она перестала отвлекаться на боль, и заключил сам с собой пари: однажды, когда она попадет в Святилище (в чем он не сомневался), Мириэль обязательно получит материю. Вот только какую…

…радостный вопль прервал его размышления. Айолос встрепенулся. Мириэль восторженно вопила, размахивая ладонями, объятыми пламенем. У нее получилось. Спустя десятки попыток ее собственное пламя больше ее не обжигало.

Айолос не стал жалеть похвалы, а напоследок добавил:

– Святой отец, господин Шион, однажды сказал такие слова: у успеха есть три составляющие – видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий. Следуй этим правилам, и рано или поздно ты своего добьешься. – она серьезно кивнула. Кажется, эти слова упали на благодатную почву. Потом он добавил: – А теперь оберни руки бумагой или тканью и сделай так, чтобы огонь горел, но не жег ни тебя, ни то, что ты используешь. – Он демонстративно оценил высоту солнца в небе и сказал: – Солнце еще высоко. У нас полно времени для тренировок, Мириэль.

С заходом солнца у нее, наконец, получилось. Петунья смотрела на оранжевый огонек, что горел прямо у нее на ладони, но кусок тряпки, которой она обмотала руку, даже не начал тлеть.

– Достаточно, – сказал Айолос. Она погасила огонь, а он взял ее руку и внимательно осмотрел ожоги. В некоторых местах кожа пошла пузырями и лопнула, обнажив розовую плоть под ней. – Завтра можешь сделать только пробежку.

Айолос помог ей обработать руки соком ремментонда и наложить повязки, отчего руки Петуньи стали как у мумии. Потом он еще раз напомнил ей про то, что завтра она может делать только пробежку, пожелал спокойной ночи и ушел.

А с неба на голову Петуньи спикировал бумажный журавлик.

Chapter Text

К утру ожоги зажили. Даже следов не осталось, а кожа вновь стала белоснежной и гладкой. Петунья погладила руки, наслаждаясь их бархатистой мягкостью, и попробовала повторить вчерашнее упражнение.

Она все равно вздрогнула, когда яркое пламя окутало руки. Потом стало понемногу припекать, но она призвала на помощь волю и вчерашний опыт, и все неприятные ощущения исчезли. Осталось только почти незаметное чувство легкого покалывания.

Она глядела на свои кисти, объятые огнем, и словно не могла найти слов, чтобы описать свои чувства. Это было… круто! Куда там Венделине Странной с ее сомнительным хобби!

Петунья еще немного поиграла, попробовала перекидывать комок пламени из одной руки в другую, как снежок. Ожидаемо не получилось, но она не стала расстраиваться и погасила огонь.

Вчерашний журавлик лежал на столе, где она его и оставила. Это было письмо от Элроса. Петунье не приходилось раньше видеть его почерк, но кто еще мог бы начать письмо к ней со слов «Этот недостойный племянник кланяется и шлет приветы дражайшей тетушке»? Не считая славословий, больше в письме не было ничего особенного. Элрос сообщал, что прекрасно доехал на поезде-призраке до места своей службы, и что искренне рад, что тетушке удалось отправить ему письмо. Еще он добавил, что подумает над тем, как бы прикрутить к этим птичкам возможность переносить предметы, потому что есть у него пара вещиц, которые он хотел бы ей передать.

Петунья прочла письмо, сложила его и убрала в шкаф, мимолетно подумав, что пора бы завести шкатулку для корреспонденции. В романах у каждой приличной барышни такая была. И серебряный кинжал, чтобы вскрывать конверты, да. А что? Разве она не королевская дочь?

Королевская дочь или нет, а огород сам себя не польет. Петунья, не забывая напевать песенку про садик, тщательно полила сперва обычные грядки, потом аптекарскую под окном, а затем и высаженные на днях волшебные травы, присланные Сьюзан. Травы те уже поднялись и выглядели почти созревшими. Со дня на день Петунья сможет собрать с них первый урожай. И как их после этого хранить, задумалась она, не забывая по инерции напевать песенку. Высушить? Или сразу извлечь лекарственную сущность и разлить по бутылочкам? Или сделать специально для них сундук, чтобы сохранить первозданную свежесть? Главное, не забывать заменять его периодически.

Вздыхая над тем, когда же она, наконец, сможет сделать нормальный сундук, Петунья осмотрела свой фруктовый сад, подергала траву, что осмелилась вырасти слишком близко к драгоценным саженцам, и осталась довольна. Напоследок она позаботилась о животных, и на этом ее домашние хлопоты закончились.

Петунья переоделась в спортивные штаны и футболку и отправилась на пробежку. Она была намерена неукоснительно следовать наказу своего тренера и не делать никаких других упражнений. При этом она не чувствовала себя хоть сколько-то усталой или слабой, но у Айолоса, наверное, были свои резоны.

После пробежки она собрала урожай, привычно разделив его на две половины – для мистера и для Лии. Она все продолжала посылать бармену его долю, взамен получая звонкие монетки. И, так как на ферме ей особенно негде было тратить деньги, у нее уже скопилась приличная сумма. С такими деньгами по меркам волшебного мира Петунья могла считаться вполне состоятельной молодой леди. А к концу года она точно накопит сумму, достаточную, чтобы заплатить вступительный взнос в гильдию. И еще на открытие своего дела останется.

Про гильдии она слышала от Лили. К СОВам сестра всерьез озаботилась своим будущим. Выбранные на третьем курсе факультативы позволяли ей заняться весьма широким спектром занятий, но больше всего Лили тяготела к зельеварению и чарам. Однако же, если маг хотел зарабатывать на жизнь зельями, он должен был непременно вступить в гильдию зельеваров и ежегодно платить взносы. С чарами – то же самое. Плюс, не стоит забывать о повышениях квалификации, которые требовали ученичества у признанных мастеров.

К счастью для Лили, и профессор Слизнорт, и профессор Флитвик были бы весьма рады взять ее в ученицы. Проблемой был вступительный взнос. Для магглорожденных или волшебников из не очень состоятельных семей он был, мягко говоря, неподъемным.

Лили жаловалась, что право вступить в гильдию и пользоваться ее преимуществами стоило тысячу галлеонов. И еще сотню ежегодно полагалось выплачивать в качестве членских взносов. Стоило ли говорить, что ни у самой Лили, ни у всего семейства Эвансов такой суммы просто не было?

А вот у Петуньи – была.

У нее проскочила мысль, что она могла бы одолжить сестре требуемую сумму и даже не просить процентов, но вскоре пропала, погребенная последовавшими событиями.

Напевая песенку, Петунья включила телевизор, чтобы проверить погоду и удачу. Прогноз погоды обещал на завтра очередной солнечный день, а гадалка загадочно сообщила, что сегодня духи абсолютно нейтральны, и все, что случится с Петуньей, случится благодаря ее собственному выбору.

– Ну-ну, – проронила она и выключила телевизор.

Лия приветствовала ее из-за стойки. Она священнодействовала над большим глиняным чайником, добавляя туда какие-то сушеные травы и кусочки фруктов в одном ей известном порядке. За стойкой, с любопытством наблюдая за ее действиями, сидел Айолос и хрустел огурцом.

Он обернулся и поприветствовал Петунью со своей привычной солнечной улыбкой. На его вопрос как дела, Петунья с гордостью продемонстрировала сперва полностью здоровые руки, а потом, не утерпев, хвастливо зажгла вокруг них огонек.

– Что планируешь на сегодня? – спросил он, пробуя ароматный чай, которым Лия угостила их, прежде чем унести свежие овощи в подвал.

– Пойду в шахту, – Петунья тоже пригубила чай. В аромате она смогла опознать мяту и чабрец и еще несколько других трав, но не все. Потом ей подумалось, что у нее скопилось некоторое количестве эстрагона, которым она вполне может поделиться. – Я сейчас меняю инструменты. И мне нужна глина, чтобы сделать формы для отливки.

– Будь осторожна и особо не усердствуй, – предупредил ее Айолос и больше никаких комментариев по этому поводу не делал.

Зато Лия добавила. Она как раз поднялась из подвала и услышала их разговор.

– Я слышала, в шахтах попадаются грибы и овощи, – сказала она. – Можешь принести мне несколько на пробу?

Овощ, подумала Петунья, – это, наверное, пещерная морковка. Ничего другого она в пещерах не находила. Что же до грибов… Она честно призналась, что пока что никаких грибов в шахте не встречала. Но, если увидит, обязательно принесет.

На том и договорились. Петунья допила вкуснейший чай и откланялась. Знакомым маршрутом она прошла через весь город к северной лестнице. Встречные прохожие здоровались с ней и были по-прежнему супер-вежливы, но хотя бы уже не пытались поклониться ей в ноги, как это было раньше.

В горах Петунья на всякий случай заглянула в егерский домик. Но после ее последнего визита там ничего не поменялось. И зеркальная гладь Келед-Зарама по-прежнему отражала только корону Дурина в своей глубине. Петунья немного полюбовалась этой мистической картиной, но потом вспомнила о сотнях и тысячах каменных гномах на дне, отчего ей враз стало дурно, и поспешила уйти.

Спускаясь на лифте на десятый уровень, она сжимала в руке факел и настраивалась на то, чтобы сегодня дойти до двадцатого этажа и посмотреть, что же ждет ее на двадцать первом. Отец высказался об этом так туманно, что только возбудил ее любопытство!

Перед спуском она зажгла факел. Звонко прищелкнула пальцами, высекая искру ци. Пламя на конце пропитанной живицей палки вспыхнуло яркое и ровное, как язык свечи. Подняв факел над головой, Петунья стала спускаться. Темнота ее больше не пугала. Как не пугали и налетающие из темноты мухи и летучие мыши. Она ловко сбивала их факелом, и летающие твари сами падали к ее ногам обугленными тушками.

Возможно, гадалка ошиблась, когда сообщала, что сегодняшний день был в руках Петуньи. Потому что ей чрезвычайно, просто-таки неприлично везло. Лестницы на нижние уровни открывались одна за другой, она же только знай махала себе киркой либо тяпкой, а медь и камни, пещерные морковки и глина сыпались ей под ноги.

На пятнадцатом уровне она устроила небольшой привал. Часы показали, что времени достаточно, она сделала пару глотков воды и сунула в рот постную пилюлю. Утолив голод, Петунья помедитировала, с помощью циркуляции ци очистив тело от всяких намеков на усталость и слабость, после чего продолжила спуск.

Еще пять этажей вглубь, и она узнает, для чего ей понадобятся новые инструменты.

Chapter Text

Лестницы, ведущие вниз, открывались буквально одна за другой. Если раньше Петунье приходилось разбивать все доступные рудные жилы, то теперь она делала пару ударов киркой и слышала привычный скрежет.

Мало-помалу стало закрадываться подозрение, что не все так просто. Гадалка из телевизора не мола ошибиться, ведь раньше ее предсказания всегда были точны. Значит, дело в чем-то другом. Есть иная причина того, почему за один заход Петунье удалось разом преодолеть целых десять этажей шахты.

«В стадии Концентрации Ци после финальной, девятой ступени, есть четыре дополнительных», как наяву она услышала звонкий голос Айолоса. «Достижение десятой усилит тело практика и позволит ему украсть удачу Небес…»

Петунья уставилась на свой живот. Благодаря работе на ферме и тренировкам, живот был плоский и подтянутый, но сейчас она не любовалась своей изумительной формой, а пыталась сообразить, в какой момент стала такой сильной, что могла без устали махать киркой или задерживать дыхание на десять минут, не испытывая никаких неудобств. По всему выходило, что в понедельник, из-за той огненной вспышки, которая сожгла ее одежду, а заодно и все оставшиеся в теле примеси.

Осененная догадкой, Петунья перевела взгляд на темнеющий впереди спуск на девятнадцатый уровень. Вот оно что. Гадалка не ошиблась. Просто сама Петунья теперь буквально притягивала удачу!

Последнее колебание, которое еще в ней оставалось, исчезло. Ну и пусть в кольце скопилось столько ресурсов, что ей придется трудиться, не разгибая спину, несколько дней кряду, чтобы все их переработать. А пещерных морковок набралось на большой котел рагу. Все, о чем Петунья сейчас думала, так это о том, что же она найдет в сундуке на двадцатом этаже, при ее-то сверхъестественной удаче?!

Жадность оказалась сильнее осторожности. Петунья начала быстро спускаться по лестнице, охваченная предвкушением невероятной находки, и не сразу заметила слабое зеленое сияние внизу.

В нос пахнуло влагой, плесенью и чем-то сладко-тошнотворным. Петунья задохнулась от вони и торопливо зажала нос пальцами. В глаза бросилась зеленая слизь, густо покрывающая пол и стены девятнадцатого уровня. По углам росли кусты больших светящихся поганок, они легонько колыхались, и от этого из-под их разлапистых шляпок летели фиолетовые искорки спор.

Петунья достала из кольца полотенце, порвала его на части и повязала на манер медицинской маски.

– Ну и гадость, – пробормотала она, внимательно осматривая все доступное пространство. Нигде не было видно ни камней, ни рудных жил, ни даже самого завалящегося ящика.

Что делать? Как открыть спуск? Неужели придется развернуться и уйти несолоно хлебавши, хотя она спустилась уже так глубоко?

Размышления ее прервал знакомый влажный звук – плюх-плюх! – и в поле зрения Петуньи показался слайм. В последнее время ей приходилось воевать только с мухами и летучими мышами, так что она даже немного обрадовалась зверушке. Слайм, увидев ее, тоже обрадовался и возбужденно запрыгал навстречу. Петунья спустилась вниз и, оставаясь на последней ступеньке, не тронутой слизью, метко ударила слайма ногой. От ее пинка он разлетелся в клочья, оставив после себя комок слизи.

И в тот же момент, когда слайм простился с жизнью, в воздухе раздался странный звук. Будто гигантское зубчатое колесо внезапно сдвинулось с места, прокрутившись на одно деление.

Петунья потыкала запасным факелом слизь на полу. Факел не спешил растворяться, и она отважилась спуститься. Ступая осторожно, чтобы не потерять равновесие, она пошла вперед, надеясь, что встреча с еще одним слаймом развеет ее затруднения насчет происходящего.

Новый монстрик кинулся ей наперерез, и в тот момент, когда Петунья расправилась с ним, снова раздался тот же сухой щелчок.

– Как будто обратный отсчет… – но развить эту мысль она не успела, потому что со всех сторон к ней ринулась целая туча слаймов, привлеченных смертью сородича. Петунья отвлеклась на них, но всякий раз, когда один слайм умирал, вновь раздавался тот же звук. Последние щелчки следовали практически один за другим, похожие на завод неведомого механизма, и Петунье вдруг пришла в голову безумная идея.

Что, если спуск откроется, когда она уничтожит всех чудовищ на этаже?

Прямо как в видеоиграх, которые мальчишки обсуждали на перемене. Только у нее лучше, потому что взаправду.

Другой гипотезы все равно не было, и Петунья отправилась исследовать уровень. Всюду была одна и та же картина – извилистые коридоры, затянутые слизью, и россыпи поганок. Один такой куст Петунья осторожно ткнула палкой, и грибы неожиданно взорвались, выпустив наружу тучу фиолетовых спор. Несмотря на импровизированную маску, некоторые частицы попали в нос и рот, и Петунья на долгих пятнадцать минут расчихалась. В конце концов, приступ прошел, а прилипшие к одежде споры она сожгла духовным пламенем.

Кое-где прятались небольшие тупички. Из некоторых на отважную исследовательницу выскакивали слаймы, а в других лежали прозрачные друзы кварца.

Вскоре она обошла весь этаж. Нигде больше не осталось ни единого чудовища. А спуск вниз все равно не появился. Петунья уже решила было, что ошиблась, но тут она заметила посреди последнего зала небольшой участок мягкой земли, свободный от слизи. В таких местах можно было накопать глины и моркови. Петунья достала тяпку.

Только она примерилась, чтобы выкопать часть почвы и проверить, не прячется ли там чего-нибудь хорошего, как земля под ногами пошевелилась, и не успела она отреагировать, как оказалась сбита с ног чем-то длинным и зубастым, вырвавшимся из-под земли.

– Прочь! Брысь! – закричала Петунья. От неожиданности она растерялась и, позабыв про свои новые способности, просто начала бить тварь тяпкой. К счастью, сила ее никуда не делась, и тварь издохла после нескольких ударов, оставив после себя кусок янтаря.

Петунья выдохнула и, не подумав, оперлась ладонью о пол. И тут же вскрикнула и вскочила на ноги. Кожу защипало, а на штанах начали расползаться дыры в тех местах, где ткань соприкоснулась со слизью.

Неожиданный шорох и знакомый звук привлек ее внимание и отвлек от дум, как спасать штаны. Заросли поганок в дальнем углу зашевелились, грибы расступились, и наружу показался еще один слайм.

По сравнению с остальными, его цвет был не таким ярко-зеленым, а более тусклым, и на конце хвостика, растущего из макушке, колыхался маленький отросток в виде сияющей звездочки.

При виде Петуньи слайм запищал, потом сжался, прыгнул вперед и, с силой баскетбольного мяча, врезался в нее. Петунья вновь полетела в слизь, вымазавшись в ней уже целиком. Не успела она подняться, как заметила, что слайм вновь собирается прыгнуть на нее, и в последний момент успела откатиться в сторону. Духовное пламя зажглось вокруг ее ладоней, и слизь под ними зашипела, испаряясь. В момент, когда монстр вновь подлетел к ней, Петунья махнула рукой, словно давала пощечину, но промахнулась, задев слизня лишь по краешку. Но и от этого монстр издал негодующий крик.

Он обрушился на Петунью словно бы со всех сторон одновременно. Под градом ударов она покачнулась, вновь теряя равновесие, и упала на одно колено, зашипев сквозь зубы от боли.

Этот монстр отличался от своих собратьев не только цветом. Его сила, ловкость, скорость – все превосходило обычных зеленых слаймов. И он даже впал в ярость, когда пламя Петуньи задело его, а не испугался или ослаб. Настоящий берсеркер от мира слизней!

Петунья мрачно сжала зубы. Каждая победа требует жертвы. Если она не может угнаться за своим противником, надо лишить его возможности передвигаться. И в следующий раз, когда слайм вновь прыгнул на нее, она не стала уворачиваться, а позволила ему врезаться себе в живот и крепко обхватила его обеими руками. Духовное пламя растеклось с ее ладоней на локти, охватывая слизневое тельце, и слайм завизжал. Он задергался, пытаясь вырваться, но Петунья сцепила зубы и продолжала держать его, не обращая внимания на то, что вся вывалялась в слизи, и ее тело зудит, как от ударов крапивой.

Наконец, слайм сгорел, издав последний писк, и оставил ей горсть бесцветной слизи, пару водорослей и какую-то полую палку с отверстиями.

Посреди пустого подземелья раздался еще один щелчок, и тогда пол задрожал, заскрежетал, как несмазанный механизм, и недалеко от Петуньи открылся спуск.

– Я была права, – прошептала она, поднялась и споро, не делая попыток подняться на ноги, на четвереньках переползла на лестницу. Такую холодную, такую каменную и такую чистую.

На двадцатом этаже горели факелы на стенах, в небольшом бассейне плескалась темная вода, и стоял сундук с наградой. Петунья сразу же устремилась к воде. Она быстро содрала с себя остатки одежды и духовным огнем убрала остатки слизи с кожи. Вода в бассейне была ужасно холодная, Петунья как могла помылась и переоделась.

Приведя себя в порядок, она обратила свое внимание на сундук.

– После такого, – сказала она, обращаясь неизвестно к кому, – мне точно должно невероятно повезти! – и подняла крышку.

В сундуке лежала диадема. Она изображала ворона, сидящего на ветке. Голова его была повернута в сторону, в глазнице сидел маленький черный бриллиант. Распахнутые в стороны большие крылья украшало множество маленьких сияющих бриллиантов, а тело птицы изображал крупный, невероятной чистоты сапфир.

По ободку вилась тонкая гравировка. Петунья поднесла находку к факелу и прочла:

– Ума палата дороже злата, – и недоверчиво засмеялась.

Да ладно, быть того не может. Но ее руки уже затряслись от осознания, какое невероятное сокровище она держит, а рот некрасиво распахнулся в изумлении. Не просто сокровище! Реликвия, чей статус сравним с легендарным Граалем, не меньше!

– Я нашла… утерянную диадему Ровены Рэйвенкло?!

Chapter Text

В экземпляре Истории Хогвартса, которым владела Петунья, разумеется, был раздел про Основателей. Помимо их изображений и истории создания школы магии, щедро сдобренной кое-какими подробностями их личной жизни и историческими анекдотами, говорилось там и об оставленных ими реликвиях. Из четырех – три считались утраченными, и маленькая Петунья порой позволяла себе помечтать, как находит диадему Рэйвенкло, и та превращает ее в волшебницу.

И вот мечта детства сбылась. Только для того, чтобы стать волшебницей, ей еще пахать и пахать!

Петунья крепко ущипнула себя за мочку уха. От боли украшение в ее руках не исчезло и не превратилось во что-нибудь более скромное. Петунья покрутила его в разные стороны, любуясь тем, как играют бриллианты в свете факелов, а потом осторожно примерила.

Кожу обожгло ледяным холодом, обруч немилосердно стиснул голову стальными тисками, но эти неудобства вскоре исчезли. Им на смену пришло ощущение, будто птица пытается свить гнездо в волосах, и копается в мозгу, перебирая своими лапами извилины и складки мозгового вещества. Петунья вытерпела и это, а потом полезла за зеркальцем.

Ах, какая жалость, что нет нормального зеркала, чтобы целиком рассмотреть такую красоту! В маленькое постоянно приходилось заглядывать то одним глазом, то другим, передвигать его, чтобы хорошенечко рассмотреть себя со всех ракурсов. В поисках подходящего ракурса и света, Петунья повернулась спиной к бассейну и в зеркальном отражении увидела… что-то.

Она вздрогнула и оглянулась. Вода была темна и спокойна. Петунья смерила бассейн подозрительным взглядом и снова заглянула в зеркальце. В зазеркалье вода в бассейне была густой и красной, словно кровь. Время от времени на ее поверхность всплывали и лопались большие пузыри. В один момент под поверхностью мелькнула тень и пропала.

– Что за чертовщина, – пробормотала Петунья.

Чей-то еле слышный голос сказал что-то неразборчиво и замолчал.

– Что? Я не расслышала, – Петунья подумала, что сходит с ума. Сперва она видит в зеркале то, чего нет, а потом слышит несуществующие голоса.

А ведь она точно знает, что даже в мире волшебников слышать голоса — плохой признак.

Но голос, кому бы он ни принадлежал, любезно повторил ранее сказанное погромче:

«Возникновение в данной точке пространства существа, обладающего способностью заимствовать божественное везение, вызвало флуктуации в структуре вселенной, что привело к пересечению различных реальностей.»

Петунья почувствовала себя донельзя глупо. Она ни словечка ни поняла из этой тирады.

– Не понимаю, какое еще пересечение реальностей? Почему в зеркале одно, а вокруг меня другое? – Привычка переспрашивать и уточнять непонятное полностью перекрыла тот факт, что спрашивает она невесть у кого.

«Взгляд непосвящённого не способен воспринять пересекающиеся реальности иначе, как через призму зеркального отражения», – ответил тот же бесплотный, безэмоциональный голос.

Петунья снова ущипнула себя. Больно! Значит, не сон. Она покосилась в зеркальце. В отражении красная жижа продолжала пузыриться, но странная тень, замеченная ею, больше не появлялась. Может, показалось?

И, наверное, ничего же не случится, если она подойдет поближе и посмотрит?

Она осторожно приблизилась, не дойдя пары шагов до бортика. В реальном мире вода по-прежнему была темна и спокойна, в то время как в отражении заволновалась и забурлила. Из глубины выплыл очень большой пузырь, лопнул, и туча мелких брызг слегка заляпала зеркальце с той стороны. На поверхности бассейна же показался мертвец.

Петунья вскрикнула, и новенький топор сам собой скакнул ей в руку.

Мертвец смотрел на нее пустым белесым взглядом. Он поднялся в воде примерно по грудь. Плоть его частично сгнила, кое-где сквозь нее проглядывали белые кости. Жиденькие волосенки удерживались в пучке самодельной шпилькой из птичьей косточки, а на плечах висели обрывки одежды.

– Что это, раукор вас задери, такое? – прошептала Петунья, сама не заметив, что выругалась как настоящая эльфийская принцесса.

Бесплотный голос принял это восклицание на свой счет и послушно ответил:

«Мёртвое тело существа, именуемого человеком, находящееся на стадии разложения, но всё ещё хранящее его дух и движимое остатками посмертной воли. Это состояние представляет собой странный переход, когда физическая оболочка уже утратила жизнь, но внутренний мир продолжает бороться за существование, стремясь оставить след в мире, который его отверг. В этой агонии разложения можно ощутить противоречие между конечностью тела и бесконечностью души, которая, несмотря на всё, ещё ищет пути к свободе.»

От наукообразной длиннющей формулировки, которую можно было заменить словами «зомби» или «инфернал», Петунью затрясло, и она неожиданно захихикала.

Когда истерика отступила, Петунью посетили более здравые мысли. Например, что она не знает, как бороться с зомби. Вроде бы они слабы перед огнем, но это не точно. И шахта лифта, конечно же, пуста. Петунья не знала же, что придется срочно отходить на заранее подготовленные позиции!

Она снова взглянула в зеркальце. Зомби таращился на нее из кровавой жижи, но как будто нападать не торопился.

Вода снова покрылась пузырями, и на поверхности оказалось больше двух десятков мертвецов. Все они стояли по грудь в воде и просто таращились на Петунью пустыми, бессмысленными взглядами. Петунья осмотрела их, ежась от омерзения, и подметила, что все они похожи между собой, как родственники. Все черноволосые, с раскосыми глазами, чуть вздернутыми к вискам. Прически напоминали любимый пэнлайский пучок Элроса. Одежды же когда-то были ослепительно белыми.

Особое внимание в толпе инферналов привлекала маленькая, согбенная старушка. Ее волосы были седы, а глаза слепы. Она подняла из воды свою маленькую, скрюченную артритом руку и, протянув ее к Петунье, прохрипела, с трудом выталкивая слова сквозь частично сгнившие губы:

– Помоги…

Остальные зомби подхватили ее просьбу, раскачиваясь из стороны в сторону и протягивая к Петунье руки. На широких рукавах их верхних одежд еще можно было различить узор из языков пламени.

– Как… – голос дрогнул. Петунья откашлялась и снова спросила: – Как я могу вам помочь?

Мистер Кори говорил помочь всякому, кто придет на ферму. Но шахта ведь не ферма, да? Или это совершенно неважно?

Мертвецы ее будто бы и не слышали. Они продолжали повторять одно и то же снова и снова, пока, наконец, она не сдалась и не сказала, что поможет. Тогда все они, кроме старушки, ненадолго скрылись под водой и вскоре подняли на поверхность чье-то тело.

– Помоги… ему… – прохрипела старушка.

Петунья бросила быстрый взгляд на бассейн в реальности. Но он был пуст. И кровавая воды, и мертвецы, и тот, кому нужна была ее помощь, – все это продолжало оставаться в зазеркалье.

– Но как мне перетащить его сюда? – спросила она у пустоты.

И пустота ответила прежним бесцветным голосом:

«Для того, чтобы перенести объект к себе, необходимо установить физический контакт с ним. Это действие подразумевает прикосновение, которое позволяет создать связь между вами и объектом, обеспечивая его перемещение. В этом процессе важно учитывать не только физическое взаимодействие, но и намерение, которое может усиливать эффект переноса.»

Петунья выругалась, снова помянув раукор. Кстати, что они такое? Зачем столько слов не по делу? Она ведь так и не получила ответа на свой вопрос!

Она убрала топор и потерла лоб.

– Думай, Петунья, думай! Чтобы перенести объект к себе, необходимо установить физический контакт с ним… тьфу! – она легла на живот у края бассейна и, продолжая глядеть в зеркало, потянулась свободной рукой в сторону тела.

Координировать свои действия с отражением того, что даже не существовало в реальности – в этой реальности, – оказалось сложно. Но Петунья успела ощутить прикосновение к чьим-то мокрым волосам. Ей даже показалось, что она увидела, как тень проявилась с ее стороны зеркала, но тут же пропала.

Она сделала поправку на то, что зеркало немного искажает пространство, выбросила руку вперед и вцепилась в чье-то невидимое, но вполне ощутимое плечо! Воздух над водой сгустился, принимая очертания бездыханного тела. Мертвецы в едином отчаянном усилии подтолкнули свою ношу вверх, Петунья изо всех сил пожелала, припомнив слова невидимки, перетащить этого человека к себе, – и ухнула всей верхней половиной тела в воду, когда тень резко обрела плотность и массу.

Петунья вытащила голову из воды, помотала ею из стороны в сторону, отплевалась и потянула человека на берег. Вода неохотно выпускала добычу из своих объятий, Петунья выругалась на это, а невидимка забубнил на ухо что-то о разнице в плотностях и силе тяжести. Под этот его комментарий Петунья выволокла человека на сушу, в процессе утопив свое зеркальце.

– Куплю у дядюшки Бальбо новое, – пообещала она самой себе.

Она выжала волосы и футболку, поежившись, когда пришлось надевать мокрое, и перевела взгляд на того, за кого просили мертвецы. Это оказался молодой мужчина, высокий и худой, с длинными спутанными черными волосами. Красивое лицо его было бледно, под глазами залегли глубокие тени. Петунья приложила сперва пальцы к жилке на шее, а потом приникла ухом к груди, без тени стеснения распахнув потрепанные края одежды. Сердце билось слабо, еле слышно.

Интересно, он такой же, как Сьюзан, живой, случайно попавший в этот переходный мир для мертвых? Или все-таки мертвый? Может, чем дольше она тут находится, тем больше прибывающие сюда души походят на себя при жизни? Взять хотя бы Лию или Айолоса…

Петунья покачала головой и поднялась на ноги. Она вызвала лифт, а потом, спохватившись, ощупала голову, испугавшись, что во время нырка утопила и диадему. Но нет, та крепко сидела на ее голове, так просто даже и не снимешь.

Дождавшись лифта, Петунья затащила мужчину в люльку и нажала на рычаг. Люлька, покачиваясь, медленно поднималась наверх под скрип механизмов, а Петунья медленно размышляла о том, какой глубины гномы вырыли свое подгорное царство, и сколько времени она будет тратить на то, чтобы добраться до самого низа, когда, наконец, дойдет до туда.

Подъем занял минут двадцать, не меньше. Петунья оставила незнакомца в таверне, попросив Лию приглядеть за ним до следующего утра, а сама вернулась на ферму. Неожиданное соприкосновение с другой реальностью расширило границы ее понимания, и она торопилась домой, чтобы начать культивировать.

Оказавшись дома, она не стала тратить время на то, чтобы переодеться или отдохнуть, а сразу приняла позу лотоса и погрузилась в культивацию. В эту ночь Петунья достигла одиннадцатой ступени Конденсации Ци. Ей оставалось постичь еще две, и тогда ее будущее обещало стать поистине безграничным.

Chapter Text

В кромешной темноте бескрайнего космоса висела одна единственная звезда. Она была огромна, грозна и неимоверно ослепительна. Сжатая под невероятным давлением до слепящего белого сияния, она медленно и величаво вращалась вокруг своей оси. Сверху ее бурлящую поверхность опутывала плотная сетка кровеносных сосудов. Сквозь ячейки сети время от времени прорывались отдельные протуберанцы, отчего складывалось впечатление, что, если бы не сеть, звезда давно бы взорвалась и превратилась в сверхновую. Сосуды, из которых эта сеть была сплетена, размеренно пульсировали. Точно в такт биению сердца самой Петуньи…

Петунья открыла глаза, выходя из медитации. Перед ее глазами еще стояла величественная картина бескрайней черноты с одинокой звездой, там, где раньше от горизонта до горизонта лежали безбрежные воды ее моря ци. Смятение и восторг переполняли ее, и не верилось, что это она, Петунья, обычная, ничем не выдающаяся девчонка, сотворила нечто столь грандиозное…

Ей срочно нужен Айолос, чтобы узнать, что же именно она сделала.

В глубине души ее зрело подозрение, что чудесная трансформация, которому подверглась собранная ею ци, имело непосредственное отношение к постижению одиннадцатой ступени, обещавшей «переплавить море и открыть новые горизонты для будущего развития», но консультация со специалистом была бы очень кстати.

Петунья поднялась на ноги, потянулась. Несмотря на то, что вчера после забега по шахте и ныряния в подземный бассейн она сразу же, как вернулась домой, кинулась культивировать, не озаботившись даже ванной, тело все равно не чувствовалось грязным. Честно говоря, в последнее время она даже не потела. Эта мысль неожиданно доставила ей беспокойство, и Петунья решила обязательно узнать, не происходит ли чего-то не того с ее телом. Чтобы успокоиться, она набрала полную кадку горячей воды и с наслаждением выкупалась. Лежа в воде, она потянулась рукой убрать волосы со лба и неожиданно нащупала на голове диадему.

Темный выпуклый экран телевизора, за неимением зеркальца, отразил Петунью. Драгоценная диадема в виде ворона с распростертыми крыльями сидела на ее голове, и украшающие ее бриллианты ярко сверкали.

Петунья потерла пальцами крупный сапфир в центре. От идеально ограненного камня исходило небольшое чувство прохлады.

Надо же было так забыть про нее!

Налюбовавшись своим отражением, Петунья отправилась поливать огород. Попутно она вспоминала легенду, вычитанную в «Истории Хогвартса». Согласно «Истории», Ровена Рэйвенкло, выдающаяся волшебница, больше всего ценила ум и знания. По легенде, она создала диадему, чудесный артефакт, даровавший владельцу мудрость и ясность мысли. Ровена всегда и всюду носила волшебный венец, но вскоре артефакт пропал и до сегодняшнего времени считался утраченным.

Каким образом диадема оказалась в сундуке в подземелье, вот что хотелось бы знать Петунье.

«Связь с первичным пользователем была разорвана в разрез с требованиями установленных протоколов безопасности», прошелестел в ее голове тот самый, вчерашний голос. «В результате данного инцидента произошла утрата значительных объемов данных, включая временные и пространственные метаданные. Отсутствует связь с Ноосферой. Установление контакта с новым потенциальным пользователем активировало резервный протокол восстановления. Пользователь выражает намерение зарегистрироваться в качестве основного пользователя?»

Ой, кажется, свой последний вопрос она задала вслух?

Петунья почесала нос.  Однажды она поставит себя в неловкое положение, разговаривая вслух сама с собой. Вот как сейчас…

Стоп.

Петунья опустила лейку и огляделась.

– Кто это говорил?

Вокруг никого не было. Она, конечно же, не брала в расчет Турко, что сладко дремал в тени деревьев. Но этот голос! Голос был тот же самый, что подсказывал ей вчера в подземелье. В таком случае, версия могла быть только одна. Бредовая, конечно, но, с другой стороны, она ведь ругалась с волшебным зеркалом Лили, так что…

Она воздела глаза вверх, пытаясь разглядеть диадему на своей голове.

– Это… это ты сейчас говорил? Ты – диадема Рэйвенкло?

Ответа не последовало. Петунья успела вспомнить о вчерашней гипотезе, что она немного сошла с ума, но тут голос заговорил. Но он не отвечал на вопрос, а на разные лады произносил одно и то же слово – «Рэйвенкло». Речь его все ускорялась и ускорялась, пока не слилась в сплошную какофонию, белый шум, смесь из запредельных визга, скрипа и скрежета, словно вся солнечная система разом налетела на небесную ось. Петунья поморщилась – от этого шума у нее заныли разом все зубы, – голова слегка закружилась, ее повело, и она на всякий случай села на землю, приготовившись, что может стать еще хуже.

А потом весь этот адский шум разом, как по волшебству, прекратился, и голос диадемы произнес:

«Зафиксирована попытка несанкционированного доступа к данным. С целью предотвращения взлома операционная система принудительно отформатирована и перезагружена. Связь с Ноосферой восстановлена. Метки времени и пространства успешно установлены заново. Логин «Рэйвенкло», принадлежащий предыдущему пользователю, удален и не подлежит восстановлению. Система полностью восстановлена и готова к регистрации нового пользователя. Вы готовы пройти процесс регистрации?»

На всякий случай Петунья осталась сидеть. Мало ли.

В голове ее царил настоящий сумбур. Множество слов, каждое из которых вроде было понятно по отдельности, вместе образовывали совершеннейшую нелепицу. Что это вообще должно значить – система, пользователь, регистрация? Что такое ноосфера и зачем устанавливать с ней связь?

В какой-то момент Петунья поняла, что больше не может связно мыслить, легла на спину и принялась качать пресс. В перерывах между подходами, когда ее разум немного успокоился, она спросила:

– Что ты такое? Ты диадема, но говоришь со мной?

«Система, несмотря на свою форму, не является диадемой», немедленно ответил голос. «Вероятно, форма была выбрана для удобства предыдущего пользователя.»

Петунья замерла посреди подъемов корпуса.

– Система? Ты что, компьютер?

В кабинете начальника на ее предыдущей работе стоял один. Он выглядел как телевизор с прилаженной к нему клавиатурой от пишущей машинки, громоздкий, тяжелый и неповоротливый. Его включали лишь по особым случаям, когда в фирму приходил специальный сотрудник, обученный работе с этой машиной.

Петунья не видела в компьютерах ничего толкового.

«Это устройство действительно можно охарактеризовать как продвинутый квазиживой интеллектуальный компьютер с возможностью самообучения. Его особенности могут включать адаптивное поведение, способность к анализу и обработке данных в реальном времени, а также возможность улучшать свои функции на основе опыта.»

Петунья перешла к отжиманиям. В мозгу пыталась уместиться мысль, что у нее на голове портативный компьютер?

– Ты можешь принять другую форму, кроме диадемы? – она переключилась на более понятную тему, ухватившись за обмолвку, что форма диадемы была удобна Ровене.

«Зарегистрированный пользователь имеет возможность задавать системе параметры, определяющие форму, которую должен принять её интерфейс, – согласился с ней… компьютер.»

То есть, в любом случае придется «регистрироваться», что бы ни понималось под этим термином. Петунья решила пока оставить это. Ей не сложно поносить красивую диадему.

– Что такое ноосфера? – задала она следующий вопрос. – Зачем устанавливать с ней связь, и что это дает? – она закономерно предположила, что эта связь с ноосферой была важна, раз устройство не могло с ней связаться раньше.

Но получила в ответ только:

«Данная информация является эксклюзивной и доступна исключительно для зарегистрированных пользователей.»

Петунья почувствовала азарт – от нее прячут информацию? – и засыпала систему множеством вопросов, какие только могли прийти ей на ум. Увы, на большую часть она получила тот же ответ про необходимость регистрации, а все, что касалось Ровены и старых времен, было удалено из памяти системы. Из тех крупиц информации, которые ей все же удалось выудить, создалось впечатление, что легендарная Ровена Рэйвенкло была не той, за кого ее принимали. Может быть, она даже не была волшебницей… от этой крамольной мысли Петунье вдруг стало весело и жутко одновременно. А диадема, которой она так гордилась, была продвинутым устройством из мира будущего. Сью упоминала, что есть такие, так что почему бы там не существовать умным портативным компьютерам?

Что же до того, каким образом такая драгоценность оказалась в сундуке в подземелье... это так и осталось тайной, покрытой мраком. Может быть, однажды Петунья ее раскроет.

Она закончила упражнения, размялась и, перед тем как отправиться на пробежку, спросила:

– Какая мне польза от того, чтобы стать зарегистрированным пользователем? Зачем ты вообще нужен?

Кажущиеся простыми вопросы поставили систему в тупик. Она замолчала, словно задумалась, и до Петуньи донеслась еле слышная монотонная мелодия.

Все десять километров ее сопровождало задумчивое «мычание под нос», как описала для себя Петунья этот звук. Она тоже любила так делать, так что вскоре перестала обращать на него внимание и сосредоточилась на беге.

Наконец, когда Петунья вернулась на ферму, система отмерла.

«Система провела анализ доступных баз данных и установила, что сведения о назначении и целях данной системы отсутствуют или повреждены», на мгновение показалось, что искусственный голос звучит расстроенно, чего, конечно, не могло быть. «Процесс восстановления инициирован. На текущий момент невозможно определить предполагаемую продолжительность данного процесса.»

– Не повезло, – посочувствовала компьютеру Петунья. Довольно паршиво понимать, что ты даже не знаешь, кто ты есть и для чего тебя сделали.

Но это было еще не все. Система продолжила:

«Предварительный анализ также продемонстрировал, что время восстановления может значительно сократиться при активном использовании данной системы пользователем. В связи с этим, на период восстановления система готова предоставить вам временные административные права.»

– И что мне это даст? – снова задала тот же вопрос Петунья. Беседуя с диадемой, она не забывала и о собственных делах. Она отнесла в мастерскую все добытые вчера полезные ресурсы, включая мушиную плоть и крылья летучих мышей, отдельно отложила клубни пещерной морковки, чтобы отнести их Лии, а потом села на крылечке и принялась вырезать из куска дерева миску.

Диадема сухо перечисляла права и возможности, которыми будет одарена Петунья в качестве временного администратора, в том числе доступ к информации из ноосферы, чем бы это ни было, и возможность изменять физическую форму самой системы.

«С целью оптимизации процесса коммуникации вы будете иметь возможность назначить данной системе индивидуальное наименование», – добавила система, заканчивая тем самым свою речь.

Chapter Text

С какой бы стороны Петунья ни пыталась подступиться, везде ее встречали одни и те же слова: пользователь желает зарегистрироваться? Но, откровенно говоря, хотя она и была в известной степени заинтригована – все же диадема самой Ровены Рэйвенкло, расскажи кому, не поверят! – все равно немного опасалась вот так сразу бросаться использовать незнакомый артефакт. Сперва нужно разобраться, в чем действительно предназначение этой штуки, а уже потом регистрироваться. Чем бы это ни было.

А по-хорошему так и вовсе стоило спросить отца. Но огонь в камине не подавал признаков его присутствия с тех самых пор, как они ковали топор. Видно, опять занят.

Хм. А что если…

– Я подумаю, – уклончиво ответила Петунья на последнее предложение регистрации и, отложив ненадолго свое занятие, быстро набросала письмо Элросу. Он, наверное, должен знать про такие «системы».

Она сложила журавлика, которые вышел почти идеальным, и, наиграв на флейте волшебную мелодию, выпустила его в небо.

Система никак не прокомментировала ее действия, хотя Петунья и не скрывала от нее содержание письма.

Отправив письмо, Петунья вернулась к своему занятию. Кусок дерева в ее руках постепенно принимал очертания большой пузатой пиалы. Пусть стенки ее были кривоваты и не очень ровны, но зато это была настоящая чаша! Петунья тщательно выскребла ножом все неровности, слегка обозначила донышко, чтобы посуда стала устойчивее, а потом вооружилась напильником и отшлифовала до гладкости. Вышло так себе, если уж быть честной, но для первого раза, считала Петунья, это вполне нормально.

Первую пиалу она поставила на крыльцо, взяла второй кусок дерева и вновь принялась резать и скрести.

Солнце медленно плыло по небосводу, озаряя весь небольшой мир своим светом. Петунья вырезала вторую чашку. В один момент, когда стенки и второй чаши оказались неровными, поверх заготовки вдруг легла размерная сетка, и голос диадемы пояснил, где нужно срезать лишнее, чтобы привести к форму к симметрии.

– Чего вдруг ты мне подсказывать решил? – поинтересовалась Петунья, пока следовала инструкциям. По части преподавания новых знаний система, конечно же, не могла сравниться с отцом, но этот ее неожиданный совет оказался весьма кстати.

Система не стала отпираться.

«Настоящая система пришла к выводу о целесообразности сотрудничества с вами. В целях стимулирования вашего согласия на данное партнерство было принято решение о внедрении пробного режима. Это позволит вам ознакомиться с особенностями взаимодействия с системой и принять более обоснованное решение.»

Вторая пиала вышла куда лучше первой. Петунья покрутила ее в руках и решила, что попозже украсит узорами, а потом пропитает живицей, ведь с посохом получилось. А там, глядишь, свой собственный набор посуды у нее заведется.

Что же до слов системы… почему они звучали как рекламная акция? Попробуй бесплатно в течение семи дней и потом купи!

Но, тем не менее, это было интересное предложение. Если ей не понравится, она сможет отказаться, ведь так?

– На что же распространяется пробный режим?

«Пробный период включает в себя предоставление подсказок в процессе обучения, а также функции поиска информации, мониторинга метеорологических условий в вашем регионе и уведомления о потенциальных угрозах. По завершении процедуры регистрации система трансформируется в вашего полноценного помощника, который гарантирует надежную поддержку и не подведет вас!»

В воображении Петунья нарисовала классического белого воротничка с кипой разноцветных листовок и большим красным рупором.

«Система не рекламирует себя», несколько обиженно заявила система. «Система предоставляет объективную информацию о своих возможностях.»

Петунья прочистила горло:

– А чтение мыслей входит в твои возможности?

«Система обладает способностью выявлять наиболее яркие когнитивные образы, возникающие на поверхности сознания пользователя», – подтвердил голос.

И опять вроде понятные слова, а все какая-то белиберда получается, подумала Петунья, но решила, что потом спросит, что все это значит.

– Хорошо. Давай попробуем этот твой пробный режим, – согласилась она.

В ушах раздался негромкий мелодичный звон, и система сообщила:

«Активирован семидневный пробный период. Желаем вам приятного использования.»

Петунья подмела крыльцо от остатков своего рукоделия, а готовые пиалы унесла в дом, хорошенько промыла и оставила сушиться. Время близилось к обеду, и, верно, дядюшка Бальбо уже приехал. Ей нужно много чего купить – и не забыть про зеркальце! – а еще проверить, как там тот вчерашний человек. Может, уже очнулся?

Передвижной магазинчик дядюшки Бальбо уже был разбит на привычном месте. Некоторые из горожан стояли у прилавка, разглядывая выложенные на них вещи, а один отчаянно торговался о цене какой-то безделушки. Причем, оба – и покупатель, и продавец, – получали неимоверное удовольствие от этого процесса.

Дядюшка, отвлекшись, поприветствовал Петунью коротким поклоном. Покупатели тут же обернулись и последовали его примеру. Петунья вновь задалась вопросом, что же тут происходит, но помахала им всем рукой и вошла в таверну.

– Доброго дня, – Лия стояла за стойкой и чистым полотенцем натирала стеклянные бокалы. Раньше в таверне таких не водилось. – Сидра?

– Не откажусь, – Петунья обменяла подземные морковки на налитый доверху бокал и с наслаждением отхлебнула сладкого прохладного напитка. – Мммм, вкуснятина! Кстати, может, ты знаешь. В последнее время все приезжие ведут себя как-то… – она пошевелила пальцами, подбирая слово, – странно. Все очень вежливы со мной. Как будто я какая-то важная особа.

Лия не удивилась. Только пожала плечами и заявила, что ничего странного. Правила вежливости требуют приветствовать хозяйку, что, собственно, все и делают.

Петунья вытаращила на нее глаза.

– Хозяйка? Но я не…

Лия хмыкнула и наставительно воздела указательный палец:

– Ты – единственный здесь по-настоящему живой человек. Приветствуешь мертвых, помогаешь им найти себя и провожаешь в последний путь. Ну, и кто ты после этого? Неужели будешь отрицать?

Крыть было нечем. Петунья нехотя согласилась с ее логикой, хотя ей очень захотелось узнать, откуда это вообще пошло.

– О, это был твой друг, – рассеяно отозвалась Лия. Все ее внимание было приковано к корнеплодам. Она вымыла один, нарезала на кружочки и положила один в рот. – Такой высокий рыжий юноша с разноцветным зонтиком подмышкой. Он частенько приходит выпить кофе с моими яблочными конвертиками. Хм, какой интересный вкус…

– Это же… – Петунья вовремя поймала себя на том, что собирается назвать Рейнира его настоящим именем, и прикрыла рот ладонью. – В смысле, Оле Лукойе. – Лии это имя ничего не говорило, и Петунья поведала ей историю про волшебника, который бродит по детским снам с разноцветным зонтиком. Хорошим детям он показывает интересные сны, а плохим – ничего.

– Довольно странное занятие, – Лия покачала головой. – Если бы в мой сон явился кто-то, не знаю, что бы я сделала. Может, начала читать ритуал изгнания демонов, – она хихикнула, явно вспомнив что-то забавное из своей прошлой жизни.

Петунья потягивала сидр и время от времени поглядывала в окно. Очередь у прилавка достойного хоббита все не уменьшалась. Ей даже показалось, что она увидела среди покупателей белобрысую макушку Туури и алую ленту Айолоса. Точно, ей нужен Айолос!  Но это потом.

– А что тот вчерашний человек? – спросила Петунья, вспомнив, собственно, зачем пришла сегодня.

– Я уложила его в кабинете. Когда я проверяла его утром, он все еще спал. Если хочешь, поднимись, – и она махнула на лестницу за своей спиной, что вела вверх.

Петунья не стала отказываться, попросила обновить бокал и поднялась на второй этаж. С ее последнего визита кое-что поменялось. Теперь эти несколько комнат выглядели совсем обжитыми, будто Лия жила тут по меньшей мере несколько лет, а не каких-то полмесяца.

Лестница вела сразу в гостиную, она же кабинет. Перед Петуньей стояла ширма, из-за которой торчали ноги в стоптанных сапогах.

Она тихо подошла, чтобы не потревожить спящего, и заглянула за ширму. Мужчина лежал на кушетке, которая была ему маловата, и выглядел точно также, как и вчера. Она осторожно проверила пульс – он был.

Петунья внимательно оглядела человека, подмечая новые детали. Лицо красивое, но изможденное. Под глазами глубокие тени, а кожа туго обтягивает скулы. Этот человек явно долгое время голодал. Верхняя одежда темно-серая, но, присмотревшись, она различила по краю рукавов знакомый уже узор в виде языков пламени, как у тех мертвецов. Значит, эта вещь просто посерела и обтрепалась, а когда-то тоже была новой и белоснежной. Кисти рук незнакомца были узкие, красивой формы, с длинными пальцами музыканта. Но под обломанными ногтями чернели полоски грязи.

Не было никаких сомнений, что незнакомец переживал крайне плохие времена. Возможно, этим он напоминал Лассэ… как следует подумать о сходстве двух мужчин Петунья не успела. Веки незнакомца дрогнули, он приоткрыл глаза и посмотрел на нее с выражением того, кто не совсем понимает, где находится.

– Доброе утро. Как самочувствие? – машинально спросила Петунья и прикусила язык. То же мне, нашла, что спросить у покойника.

Однако, незнакомец не обратил внимания на неуместность ее вопроса. Его взгляд прояснился. Глаза у него оказались серыми, восточного разреза, когда наружные кончики поднимаются к вискам. Взгляд его сфокусировался на бокале в ее руке, и он машинально облизнул сухие губы.

– Пить.

Петунья молча помогла ему сесть и придержала бокал, потому что его руки тряслись. Он все равно облился, но не обратил на это досадное недоразумение внимания и одним длинным глотком осушил весь бокал.

– Интересное вино, – он причмокнул губами и рукой смахнул с волос запутавшиеся среди прядей маленькие молнии. Они извивались на его ладони, пока он с любопытством их рассматривал. – Из чего оно?

– Из яблок, – машинально ответила Петунья. – А вам что, совсем не интересно, где вы и что с вами?

Незнакомец пожал плечами и с сожалением вернул ей пустой бокал.

– Благодарю. Я и так знаю, где я. Хоть это место и выглядит не так, как его представляют монахи и учителя, – он обвел рукой кабинет, – но никаких сомнений, это – Диюй. – Он поднялся, поправил на себе свои лохмотья, будто рассчитывал привести их в порядок, и церемонно поклонился Петунье: – Молодая госпожа, этот грешник готов предстать перед десятью царями и принять положенное наказание.

Chapter Text

«Диюем», догадалась Петунья, незнакомец звал ад. И тут же возразила. Ее уютный мир никакой не ад.

Однако на ее слова он только благодарно улыбнулся. Следы перенесенных страданий на изможденном лице разгладились, и незнакомец на мгновение стал выглядеть так, как, наверное, выглядел в лучшие свои дни.

– Молодая госпожа, этот грешник не нуждается в утешении. Прошу, проводите меня на судилище и забудьте об этом несчастном, – он поклонился так низко, как не кланялся никто в городе. – Боюсь, Циньгуан-ван не будет долго ждать, когда этот грешник предстанет перед ним. Не нужно вам навлекать на себя его гнев.

Петунья даже ногой притопнула с досады. Что за упертый человек! Неужели не видит, что здесь не ад?

– Нет здесь никакого Циньгуан-вана или как его там! – вскричала она. Затем схватила его за плечи и заставила выпрямиться. Он от неожиданности повиновался, выпрямился во весь рост и растерянно посмотрел на нее сверху вниз. – Это никакой не Диюй! Если вы так называете ад, где души грешников мучаются за свои прегрешения, то вы попали не туда!

Кажется, ей удалось докричаться до него. Он огляделся, внимательно рассматривая обстановку кабинета. Задержал взгляд на картине в окне – невесомая белоснежная арка как будто парила над узким мостиком, ведущим на ту сторону, и два суровых воина охраняли вход с двух сторон. Уголок его рта дернулся, один раз, второй. У него вырвался короткий смешок, а потом он запрокинул голову и громко, истерически расхохотался. Смех сотрясал его несколько минут кряду, но, наконец, успокоившись, он стряхнул с глаз выступившие слезы и саркастично пробормотал:

– Мадам Юй посмеялась бы надо мной. Этого чернокнижника даже демоны не забирают…

– Не знаю, кто такая мадам Юй, – громко сказала Петунья, привлекая его внимание, – и каким-таким демонам она хотела вас сплавить, но раз вы попали сюда, значит, так и должно быть.

Он криво ухмыльнулся.

– Вы очень любезны, молодая госпожа. Но только где я? Это не Поднебесная… ведь там я мертв…

Он замолчал и с недоуменным интересом прислушался к себе. Охлопал себя ладонями по бокам и животу, задрал рукава, разглядывая ровную чистую кожу. В кабинете был книжный шкаф со стеклянными дверцами. Они, худо-бедно, но отражали, поэтому незнакомец без стеснения оголился по пояс и принялся разглядывать свое отражение, поворачиваясь то одним боком, то другим.

Петунья тоже посмотрела. Чего она там не видела.

А незнакомец был хорош. Худ, конечно, до неприличия, но это поправимо. Сухощавый и мускулистый, с кожей белой и нежной, не знающей загара. Спину пересекали несколько шрамов, искрящихся фиолетовым огнем, а на левой груди багровел рубец от клейма.

«Данная система отмечает, что этот человек обучен владению холодным оружием и верховой езде», подала голос система. Петунья сперва испугалась, но, к счастью, слова системы слышала только она одна. «Система также регистрирует недостаток внутренней энергии, но постановка точного диагноза не входит в пакет пробного периода».

Петунья уже собралась ответить что-нибудь вроде «и чего ты лезешь со своим мнением», как незнакомец оторвался от своего отражения.

– Невероятно! Не знаю, кто был столь благосклонен, чтобы собрать мое бедное тело воедино, но я очень ему благодарен! Что это за мир, молодая госпожа?

Но тут он сообразил, что стоит полураздетым перед дамой, витиевато извинился и поспешил скорее одеться.

Петунья предложила ему спуститься.

– Это маленький мир для заблудших душ, – говорила она, пока они спускались по лестнице, – которые не знают куда им идти, или давно сбились с пути, или не могут перейти в иной мир из-за совершенных при жизни грехов. Все они приходят сюда, в этот город, который мы называем Раздолом, и живут здесь до тех пор, пока не почувствуют себя способными двигаться дальше. А прямо сейчас мы находимся в таверне «Последняя из Хорадримов». Здешняя хозяйка делает яблочное вино, которое вам так понравилось.

Он похлопал себя по впалому животу и объявил, что голоден, но, к сожалению, прямо сейчас не имеет при себе ни цяня.

– Но я отработаю, – и он громко хлопнул себя по груди.

Петунья заставила его сесть за стойку.

– Лия, покормишь этого господина? Кстати, мы с вами не познакомились. Я Мириэль, дочь Фэанаро. Наша добрая хозяйка – Лия, дочь Декарда Каина. А вы?

Незнакомец выполнил чрезвычайно церемонный, хоть и не глубокий поклон и произнес знакомым стилем:

– Этот зовется Вэй Ин, официальное имя Усянь. Этот – всего лишь сбившийся с пути праведного чернокнижник. Пусть молодая госпожа простит его грубость.

Петунья прищурилась.

– Вы, случаем, не из Пэнлай, господин Вэй?

Вэй Усянь криво усмехнулся.

– Скажете тоже, молодая госпожа Мириэль. Пэнлай – обитель богов и небожителей. Кто-то вроде меня даже помыслить не может, чтобы ступить на его землю.

Точно. Петунья припомнила, что и отец, и Элрос называли Пэнлай одним из верхних миров. Видимо, эта дурацкая манера говорить о себе в третьем лице распространена больше, чем она думала.

Лия поставила перед гостем большую тарелку с аппетитно пахнущим рагу. Вэй Усянь втянул в себя аромат еды, и на его лице появилось выражение блаженства. Он зачерпнул рагу ложкой, отправил его в рот и задумчиво прожевал, после чего спросил, не найдется ли у доброй хозяйки специй. А лучше перца. Лия хмыкнула, но поставила перед ним несколько баночек, а рядом положила связку красного перца. Вэй Усянь проинспектировал все баночки, а потом щедро сдобрил свое рагу да так, что оно стало ярко-красного цвета. И вот это адское варево он принялся уплетать так, будто ничего вкуснее не едал.