Второе дыхание

На перенаселенной планете, где все принадлежат всем, люди всю жизнь проводят в тысячеэтажных небоскребах — монадах. Они никогда не выходят наружу и не запирают двери в квартиры. Никто не вправе отказать в близости никому, это тяжкое преступление.
Администратор Джаред Падалеки со дня на день войдет в Высший Совет, он амбициозен и целеустремлен, ему благоволит Высший Советник Морган. Однажды на 999-м этаже возникают проблемы с системами воздухоснабжения, и из инженерного присылают лучшего мастера — Дженсена Эклса. Так начинается эта история.

Notes:

История написана по мотивам романа “Вертикальный мир” Роберта Силверберга, это не полноценный ретеллинг, а именно "по мотивам".
Еще хочется отметить, что одержимость чаще всего не имеет под собой каких-то причин, обоснований, она просто возникает и все. И после этого человек действительно сильно меняется, даже в какой-то степени дуреет.
Несмотря на метку "одержимость" жести здесь между парнями по отношению друг к другу нет. Присутствуют элементы гета (не графично).

Chapter Text

— Колин! Расписание моих встреч на неделю! — зовет помощника Джаред, нажав кнопку на коммуникаторе. Через секунду в комнату вбегает деловитый молодой человек с объемной папкой и немного испуганным взглядом.

Джаред ухмыляется, наблюдая за парнишкой из-под полуопущенных век. Тот старается выглядеть собранным и серьезным, но все время одергивает коротковатые рукава пиджака и забавно морщит кончик острого носа.

— Неделя обещает быть достаточно свободной, мистер Падалеки. Сегодня в полдень планировала заглянуть Женевьев, выпить с вами чашечку кофе, — Джаред, чуть улыбаясь, кивает. Кофе — редчайший продукт, который на флаерах привозят с плантаций бывшей Колумбии. Доступен только элите и только в рабочее время. Считается, что кофеин благотворно сказывается на мыслительных функциях и работе головного мозга. Поэтому Жен частенько заглядывает в рабочее время к супругу. Джаред считает, возможно, она немного пристрастилась к напитку. Говорили, когда-то кофе приравнивали к слабым наркотикам. Но те времена давно позади…

Колин, не замечая задумчивости начальника, бормочет:

— … после посещения мастера красоты и благословителя… — конечно, что еще ей делать в роскошных пятикомнатных апартаментах, пока дети в школе и яслях. Только и остается наводить красоту, раскрашивать тело новыми татуировками, ходить на исповедь к духовнику, делиться с ним тяготами нелегкой жизни супруги управленца…

— На шесть назначен приветственный ужин у попечителя Моргана, — точно, вчера же Джеффри вернутся из ознакомительного полета в тропические районы. Перенимал их идеи об управленческих преобразованиях и внедрении среди жителей лотерей. Интересно. — Завтра в четыре — совещание по предложению об ослаблении строгого регулирования выбора пола для будущих детей. В среду — ежегодная оргия в честь Дня осуществления желаний тела, в апартаментах Марка Пеллегрино…

На оргию наверняка доставят новые стимуляторы — всевозможные “развеселители”, “усладители” и “антигрустины”. Марк, когда они встретились накануне вечером на посадочной площадке на крыше монады, упомянул что-то про очень гибких меднокожих девчушек, из “мостика” переворачивающихся на шпагат и вытворяющих такое… Будто у них в теле нет ни одной кости. Но это может подождать до среды.

— Достаточно, — останавливает мальчишку взмахом руки. — Остальное доскажешь мне после. — Распускает тугой узел галстука, откидывается на спинку удобного кресла, расстегивает две верхних пуговицы строгой рубашки. Воротник такой плотный, что натирает шею. Струйка пота течет по виску, еще одна — по шее, третья — по затылку. Ткань липнет к спине. Джаред запрокидывает лицо, пытаясь поймать струю прохладного воздуха из кондиционера, но не чувствует ничего. — Здесь как-то жарко, и воздух спертый. Не сообщалось о сбоях в системах кондиционирования и воздухообеспечения?

Их монада — тысячеэтажный небоскреб, содержащий двадцать пять городов, по сорок этажей на каждый, вмещающий свыше 800 тысяч жителей, — отлаженный механизм, работающий, как новенькие часы. Саморегулирующиеся механизмы и машины, скрытые в стенах и технических помещениях межэтажья, в глубоких подвалах и “сердечнике” здания, обеспечивают людей и все производства необходимыми воздухом и водой, энергией.

Временами, правда, случаются сбои, требующие вмешательства инженеров — технических гениев из Далласа. Какой бы автоматизированной ни стала их жизнь, совершеннее мозга человека не изобрели пока ничего.

— Воздуховоды действительно барахлили. Я отправил инженерам заявку. Уже ответили, что опасности для людей нет, ничего критичного. Кто-нибудь придет до конца дня, чтобы провести регулировку и прочистить фильтры, — рапортует исполнительный Колин. Действительно незаменимый малый.

В его возрасте Джаред тратил все свое время на ночные прогулки. Он исследовал город за городом, этаж за этажом, до самого нижнего, — в перенаселенных трущобах Варшавы. Он познал много женщин, никогда не возвращаясь дважды к одной. Заходил в никогда не запираемые двери квартир — ниже 900 этажа большинство состояли из одной комнаты с трехместной спальной платформой, для мужа с женой и любого случайного гостя. Совсем неважно, кем бы тот оказался, — аристократом из правящей верхушки или работягой из придонного города. Права одинаковые для всех.

Обычай ходить ночью по другим жилищам столь же нерушим и неукоснителен к исполнению, как брак или рождение детей — столько, сколько будет послано паре. Ночами жены остаются в своих кроватях, “гулять” же отправляются мужья. Не строгое правило, встречающее исключения — муж может вообще никуда не ходить, но при этом не должен мешать любому пришедшему гостю. Изредка на такие прогулки выбираются жены — правда, такие случаи встречаются все реже и реже. Одно правило непреложно — каждый житель монады в любое время доступен другому и не может, не помыслит никому отказать.

Джаред, с тех пор, как его тело созрело, пользовался этим правом вовсю. Он отправлялся гулять, как только в коридорах мощность освещения падала на две трети — снижаясь до оптимальной ночной, а окна — в тех квартирах, где они были, под мерное жужжание механизмов, утрачивали прозрачность — до первых солнечных лучей на рассвете.

Джаред шел в лифт, нажимал на одну из кнопок (часто тыкал вслепую). Кабина останавливалась, и он ступал в коридор. Бормотал про себя одну из детских считалок, разглядывая одинаковые двери квартир, за которыми спали (или не спали) одинаковые люди. Толкал дверь и входил.

Опускался на спальную платформу, и женщина тянулась к нему с придыханием. Его высокое положение и “высокий” этаж выдавали строгий костюм и манера речи. Пусть когда-то Джаред долго жил в Сан-Антонио, от южного протяжного акцента с удлиненными гласными избавился довольно давно. Теперь его говор можно было смело назвать “чистым американским”...

Джаред пробовал разных женщин — роскошных жен и дочерей правящей верхушки монады, учительниц и ученых, врачей, манекенщиц, элитных танцовщиц и клоунесс из нижних уровней, наладчиц и маркировщиц. На самом деле большинство женских профессий столетья назад упразднили — слабый пол заменили машины. Женщинам же доверили то, ради чего они были созданы, — рожать младенцев и растить из них достойных людей. Девиз планеты, население которой в этом году достигло 80 миллиардов, гласил: “Больше, еще больше новых людей!”

С возрастом и стремительным ростом карьеры, — ему уже исполнилось двадцать три и осталось каких-то два года до того, как он войдет в Высший Совет, Джаред выбирался на ночные прогулки все реже. Интересно, а пользуется ли своим правом Колин? Мальчишка, кажется, сутками сидит над информационными и справочными кубиками, составляет отчеты и выкладки для докладов, готовит графики роста населения, динамики потребления и настроений в монаде… Столько цифр и данных хранится в его голове. И на записывающих машинах, конечно.

— На ужин к Моргану пойдешь вместе со мной. Приготовь подходящий костюм, — просит Джаред. Лицо помощника вспыхивает от восторга, но он пытается взять себя в руки и не выглядеть резвящимся щенком. Животных, даже домашних, в монадах давно не водилось, но Джаред видел много записей, документального кино о жизни на планете в прошлых столетиях.

— Мне надо будет еще сделать заказ, а за костюмом придется спускаться аж в Нэшвилл. На пересадках обязательно будут заторы, сегодня — день поставки товаров с нижних уровней, — бормочет мальчик. Середина монады, 520-й этаж, город исследователей и ученых. — К тому же, сейчас придет Женевьев, — он очень трогательно краснеет и опускает глаза.

Для Джареда давно не секрет, что помощник заглядывается на нее. Пока еще Колин робеет, но пройдет год или два, или пять, и он наберется мужества, чтобы ночью толкнуть дверь и переступить порог апартаментов семьи Падалеки. Женевьев, разумеется, не сможет, да и не захочет ему отказать. Возможно, она будет очень довольна — уж очень мальчик ладный, красивый…

— Воспользуйся прямым скоростным лифтом. Мои коды доступа у тебя есть. Считай это служебным заданием. Можешь прямо сейчас отправляться, заодно примешь душ. Что скажешь? — Джаред подмигивает, — На ужине наверняка будет кто-нибудь… интересный.

— Как скажете, сэр. Конечно же! Я обернусь мигом. Успею после просмотреть доклад к завтрашнему совещанию, — лепечет Колин, уже несясь к выходу, забавно прижимая свою верную папку с кучей заметок к груди.

Джаред задумчиво просматривает наброски плана завтрашней речи к совещанию по планированию пола детей, когда приходит Женевьев. Раскрасневшаяся, немного растрепанная и запыхавшаяся, в изрядно смявшейся тунике. Наверняка, этот новый массажист в ее любимом салоне релакса разминал миссис Падалеки не только плечи и спину.

— Хорошо, я смотрю, провела время? — целует ее коротко в щеку. Жен хихикает, опускаясь в глубокое кресло.
— О, этот новый мальчик очень хорош. Обязательно порекомендую его Софии и Кортни. Невероятные руки.
— Только ли руки? — поддевает Джаред с улыбкой, и жена шлепает его по руке.
— Не будь настолько бестактным! Подобное обсуждать неприлично!

Любой в этом мире может заявить права на кого-то другого, но вот обсуждать подробности соитий — не святотатство, конечно. Такого и понятия уже давно нет — махровый анахронизм. Скорее, это неловко и неприлично — как выпустить газы при даме. Хотя нет, то – почти норма. Это как заявить, что тебе вполне достаточно троих детей. Граничит с возмутительнейшим преступлением. Хуже только — прервать беременность, например. Или выставить из квартиры ночного гостя, запретить ему прикасаться к жене или самому отказать в близости даме. Впрочем, отказать в близости мужчине — преступно не менее.

— Выпьешь кофе?
— Конечно, — она закидывает ногу на ногу, в раскрывшемся разрезе ее одеяния Джей замечает, что белья на Жен нет. Это похоже на приглашение, но он, чувствует внезапную тошноту, цедит себе стакан дистиллированной воды из крана в стене, жадно пьет, сразу следом — второй. Женевьев поджимает расстроенно губы.
— Тебя ждать к ужину?
— Не могу. Сегодня прием у попечителя. Морган вернулся из дальней поездки. Нам предстоит многое обсудить.
— Ты мог бы позвать и меня. Томас присмотрит за младшими, или мы могли бы позвать приходящую няню из яслей, — у них есть роботоняня, но Жен не особо доверяет механизмам присмотр за детьми. Джаред в этом с ней совершенно согласен.
— Не уверен, что это будет удобно. Там будут закрытые темы и все — по работе.
— Мой отец когда-то входил в Высший Совет, — напоминает она.

иллюстрация

Это верно. Но позже случился скандал, подробностей которого не знал даже Джаред. Мистер Кортез едва избежал Спуска — в пламя реактора попадали только неизлечимые душевнобольные. После двух месяцев психокоррекции и регулировки его отпустили. Сейчас Кортез жил где-то на 401-м, в санатории для пожилых, уже не годящихся ни на какие работы… Женевьев навещала его дважды год — в День рождения и День почитания родни.

— Я посмотрю, что можно сделать. Пришлю вызов на коммуникатор домой, если Морган даст согласие. Все же это — его территория и его встреча. “И его город” — не говорит он. Потому что Вашингтон Джеффу, конечно же, не принадлежит. У него в руках — вся монада. И вряд ли — только одна.

“Когда-нибудь она станет твоей, если все сделаешь правильно”, — шепчет честолюбивый внутренний голос. Джаред жаждет этого всем своим существом. Конечно же, он и не думает спорить. Или спрашивать у Моргана то, на что тот никогда не даст разрешения.

— Восхитительный кофе, – она поднимается, с надеждой поглядывая на него. — Я бы выпила еще чашку…
— Дорогая, с минуты на минуту придет инженер устранять неисправность, а Колин срочно отбыл по моему поручению вниз. Боюсь, я буду сейчас страшно занят, — он понятия не имеет, как скоро ждать того человека. Возможно, ремонтом займутся только тогда, когда он освободит помещение, но Женевьев стало слишком уж много, и от ее широкой улыбки колотит в висках. Хотя, возможно, это от недостатка кислорода. Открыть бы окна, но на такой высоте — настолько разреженный воздух, что он скорее задохнется, чем исправит ситуацию.
— Буду ждать тебя дома, — потянувшись через низенький столик, она целует его в колючую щеку. Морщится, — всю меня исцарапал.

Джаред думает, что перед ужином придется принять ультразвуковой душ — спрятанный в тайной комнатке в углу кабинета. А еще как следует побриться. Не стоит пугать членов Совета такой страшной рожей. Решат еще, что у него депрессия или нервный срыв, и зашлют к психотехникам…

— Поцелуй малышню от меня, — просит он. Жен машет рукой, что, видимо, означает согласие. Хотя он уверен, — забудет обо всем еще до того, как спустится на двадцать этажей вниз в их квартиру.

Она с кем-то сталкивается в дверях, создавая небольшое столпотворение. Они спотыкаются друг о друга и несколько минут пытаются разойтись. Потом, наконец, пришедший протискивается мимо, обхватив за пояс и просто выставив за порог маленькую Жен Падалеки.

— Прошу прощения, мэм. Мне надо работать, — слышит Джаред бархатистый вкрадчивый голос с отчетливыми нотками техасского акцента, от которого сразу теплеет внутри. Ностальгия — такая внезапная штука.

Зеленые — до невозможности яркие, сочные, в крошечную крапинку, глаза — глядят на него из-под сосредоточенно сведенных бровей. Джаред разглядывает россыпь веснушек на переносице и на щеках. В горле сухо, и он наощупь ищет стакан с остатками воды на столе. Оторвать взгляд от незнакомца он просто не может. Таких людей он еще не встречал… Таких… невозможных?

иллюстрация

— … сэр, что починить? — через три или четыре минуты он понимает, что губы, которых не могло бы существовать в этом мире, в природе, шевелятся, — что-то ему говорят. Он отмирает. Ударить бы себя по щеке. С оттяжкой, с размахом. Но нельзя. Он все еще не разобрался с видеорадарами, записывающими все, что здесь происходит. Психотехники, как только получают наводку на человека, поднимают архивы, хранящиеся на внешних серверах, анализируют каждый жест, каждое слово. Нельзя показаться неуравновешенным, ненадежным, недостойным должности и места в Высшем Совете. Нельзя.

Как только он найдет нормального, заслуживающего доверия техника с руками из нужного места и не привыкшего болтать языком, можно будет организовать пару статичных записей — каждую часа на четыре, где он, например, разбирает бумаги, читает доклад или медитирует в шезлонге у окна в уголке для релакса… Тогда станет чуть проще…

— Извините. Не ждал вас так рано. Вы инженер? — получается произнести удивительно ровно.
— Дженсен Эклс, отдел воздухоснабжения монады, сэр. Поступила заявка. Вы можете освободить помещение, чтобы я все здесь осмотрел и наладил? Действительно, душно, — парень трет шею — под воротник синей куртки вдоль позвоночника стекает прозрачная струйка пота, и Джаред невольно облизывается.
— Не думаю, — заторможено качает головой Падалеки в ответ на предложение выйти, ухмыляется на ошарашенный таким заявлением взгляд. — Не думаю, что я буду мешать, — добавляет поспешно. — У меня много работы, не могу терять и минуты. Я посижу во-о-о-о-он в том углу, — и быстро уходит к шезлонгу, расположенному у панорамного, во всю внешнюю стену, окна. Отсюда открывается шикарнейший вид — на соседние монады, купающиеся в волнах облаков, подсвеченных розовым из-за лучей солнца. А еще отсюда без проблем можно наблюдать за всем помещением.

Джаред садится, вольготно вытягивая длинные ноги и скрещивая их в лодыжках. Раскрывает прихваченную со стола папку бумаг. Кажется, это заметки по прошлому совещанию по вопросу оптимизации маршрутов движения лифтов, сокращения числа пересадок… Он делает вид, что начинает читать. Дженсен пожимает плечами и, небрежно скинув сумку на стол, стаскивает через голову плотную форменную куртку с эмблемой отдела.

Chapter 2 Chapter Text

Джаред даже приблизительно не понимает, что делает Дженсен. Не то чтобы он пытался понять. На самом деле, ему вообще все равно, что конкретно ищет инженер в вентиляции, какие именно вскрывает панели, зачем.

Проходит каких-нибудь четверть часа, и его кабинет напоминает место случайного взрыва — подобный был, кажется, в прошлом году где-то на пятисотых, в одной из лабораторий. Не то соединились какие-то не те вещества, не то кто-то забыл выключить какой-то прибор, оттуда испарилась вся жидкость… В итоге бабахнуло так, что разворотило две смежных секции. Всюду торчали оплавленные обломки панелей, топорщились пучки проводов, каких-то трубок и искореженных странных пластинок.

Джаред не волнуется — инженер насвистывает что-то сквозь зубы, ловко перебирает руками все эти непонятные трубки-пучки, какие-то соединяет, другие вообще отрезает. Достает из чемоданчика неизвестный прибор, похожую на коммуникатор с кнопками штуку размером с ладонь, подключает к ней что-то. На плоском экране появляется голубая черта, вспыхивает, идет волнами, быстро мигает…

— Не расскажете, что именно произошло, и что вам предстоит сделать, чтобы это исправить? — не выдерживает спустя еще десять минут Падалеки.
— Кажется, вы были страшно заняты вашей работой. Большое совещание на носу, — нахально напоминает без капли пиетета Эклс, продолжая… косички он из них там, что ли, плетет?

Джаред злится, но сразу же напоминает себе — инженер и не должен пытаться ему угождать. Его дело — устранить неисправность, не обращая внимания на помехи. Он — хороший гражданин и работник. Здесь Джаред — именно тот, кто не дает другому сделать важное дело. В конце концов, проблема с поступлением на этаж кислорода может навредить не ему одному…

— Я могу проверять тезисы, вносить правки и одновременно беседовать с тобой. Если только этим тебе… то есть вам не мешаю, — просит взволнованно он. Отчего-то не хочется сидеть в сплошной тишине, наблюдая, как перекатываются мышцы под кожей на крепких руках, как темнеет футболка, до предела натянувшаяся на спине, как оголяется полоска кожи на пояснице, как темная ткань, того же оттенка, что куртка, красиво облегает крепкие ягодицы…

В комнате все острее пахнет мускусом, сладковатым потом и солью. Джаред сглатывает на сухую.

— Можно на “ты”, меня не оскорбляет такая форма обращения, пусть мы совсем не знакомы. И нет, не мешаете, сэр, — откликается после паузы Эклс. Возможно, судя по тону, он заинтригован таким поворотом их разговора. Ну или только чуть-чуть…
— Меня зовут — Джаред. Джаред Тристан Падалеки. Не надо, пожалуйста, никаких “сэров”, — просит он. А тот в ответ пожимает плечами.
— Я знаю. В смысле, знаю, кто ты такой. На дверях есть табличка, — подмигивает через плечо и тут же возвращается к работе, забираясь в развороченную панель едва не по пояс. Джаред даже думает, может быть, ему показалось. Но тихий смех и подрагивающая спина говорят об обратном.

Они разговаривают весь следующий час — про особенности подачи воздуха и работу насосной станции, о существовании которой до этого дня Джаред не то что не подозревал, не задумывался даже. О том, какой это сложный и сбалансированный организм — их монада, где каждая трубочка, каждый винтик, деталь неразрывно связаны с остальными, и если что-то одно выходит из строя, остальное может посыпаться, как карточный дом. Карточный дом — это такая игра, Джаред видел, как в нее дети играли, мастерили затейливые многоступенчатые башни из кусочков картона. Как-то раз малышка Одетт дернула за нижнюю карточку, и все сооружение — мальчишки на тот момент собрали уровней тридцать — разлетелось по комнате. Ох, и криков же было…

Дженсен рассказывает складно, красиво, как будто поет. Джаред даже прикрывает ресницы, пропуская через себя этот голос. Дженсен словно играет на его внутренних струнах, трогает что-то и пускает мурашки по телу. Падалеки давно не чувствовал чего-то такого. Может быть, даже вообще никогда. Он не хочет, чтобы это все прекратилось, чтобы Дженсен закончил и просто ушел. Вышел за дверь и закрыл ее за собой, чтобы никогда сюда не вернуться.

— Ты разбираешься только в этих… — Джаред крутит пальцами, пытаясь подобрать правильные слова, — штуках, связанных с очисткой воздуха и поступлением кислорода?
— Разумеется, нет, — снисходительно усмехается тот. — Это мой основной профиль, конечно, но любой инженер знает основы работы каждой системы монады. Это необходимо на случай сопутствующих поломок, чтобы не гонять тысячи человек по тысяче этажей.
— И если начнут барахлить, допустим… э-э-э-э-э-э…. к примеру, видеорадары? Ты и это сможешь наладить?
— Конечно. Нет ничего проще, один из самых пустячных разделов. Вот знал бы ты, сколько сил требует настройка синтезаторов пищи. А когда барахлят рециркуляторы — так и вовсе беда… — рассказывает Дженсен, а руки его между тем порхают над всеми этими проводами и трубками, творят волшебство, недоступное до конца пониманию Падалеки.
— И ты… в теории… мог бы помочь… вообще с чем угодно? — Джаред даже оглядывается в тот угол, где (он точно знает) вмонтирован следящий радар. Но у них стандартный разговор — ничего необычного, правда? К тому же, записи не будут просматривать без особой нужды, а он пока что — не попал под прицел психотехников или законников. С чего бы.
— Если только не ядерный реактор чинить и не работать с тонкими схемами, — улыбается Дженсен как-то очень тепло и спрыгивает вниз со стремянки — оказывается, успел ее притащить в какой-то момент из коридора… — Ну, принимай работу, начальник, — добавляет он, вытирая руки салфеткой из чемодана, пропитанной пахучим раствором. — Да это просто специальный состав, чтобы масла и специальная смазка не въелись в кожу, — объясняет Эклс на любопытный взгляд администратора Падалеки. Не прочитавшего, кстати, за последние пару часов ни строчки из набросков завтрашнего доклада. Давно отложившего в сторону всю эту глупую кипу листов.
— Я должен что-то подписать? Или проверить? — озадаченно моргает Падалеки. Он просто не представляет, что должен сделать — ни разу прежде не присутствовал при ремонте. Хотя… ему ведь сразу предлагали уйти.
— Да расслабься. Ничего сложного. Закрой глаза, вдохни полной грудью, пройди по комнате, запрокинь голову, дыши глубоко. Чувствуешь что-то? — учит Эклс с такой интонацией… его голос льется сладким пуншем, плывет, завораживает, вводит в гипноз и чарует. Однозначно, это какой-то особенный феномен… — Джей, ты в порядке? Эй, Джей? Этаж вызывает…

Щелкает пальцами у него перед лицом, и Падалеки действительно быстро приходит в себя. Вдыхает всей грудью — чистый воздух, прохладный и, кажется, сладкий — льется в легкие и пузырьками восторга взрывается в голове…

— Мне кажется, идеально. Ты — идеальный… Идеальный инженер, я имею в виду, — откликается Джаред. Он язык готов себе откусить, потому что этот невозможное совершенство вот прямо сейчас звало его — Джей… Что это вообще за имя такое? — Погоди. Дженсен, стой. Пожалуйста, задержись, — зовет впопыхах, уже кляня себя разными ругательствами, давно внесенными в запрещенную часть лексикона. — Ты назвал меня “Джей”. Почему?

Эклс озадаченно хмурится.

— Разве это не твое имя?
— Я — Джаред.
— Ну да. А Джей — от него сокращение. По первой букве. Меня так мама звала…
— Так значит, ты тоже — Джей?
— Совпадение?

Дженсен полностью собран, уже скидал в невзрачную сумку все свои непонятные штуки и напялил рабочую темную куртку, а на лицо натянул этот до невозможности серьезный вид. Суровый и неприступный.

Но Джаред не может его отпустить, не сейчас. Его тянет вперед. Тащит магнитом. И он почти что делает это, почти шагает вперед и сгребает руками за ворот чтобы, наконец, заткнуть его своим ртом, распробовать, подчинить и присвоить…

Еще никогда, ни единого раза ему не был так интересен другой человек, не завлекал, не манил, не опутывал каждым словом.

— Может быть. На “Джей”, вообще, много имен… — иллюзия рассыпается вдруг под руками прозрачной дымкой, и Дженсен Эклс, застегнув молнию куртки и подхватив длинную ручку сумки, битком набитой всевозможными инструментами, кивает коротко и идет…. Он уходит.
— Дженсен? Тебе пора уходить? — беспомощно и как-то просяще зовет его Джаред. Хорошо, никто больше не слышит. Фиксация — не в счет, записи вскроют, только если в нем начнут сомневаться… Он помнит, всегда это помнит.
— Мне пора на другие объекты, mon cheri… — наверняка Падалеки только мерещится это, но в этих строчках, таких отстраненных, холодных, он почему-то чувствует нотку тепла. Как будто кто-то взял его руки в ладони и согревает дыханием. Глупость. — В монаде много… очень много поломок. Совету следовало бы принять какие-то меры… латать дыры мы сможем еще с полгода — по самым лучшим прогнозам.
— Мы… я… обязательно… вынесу… этот вопрос… на повестку… Ты позволишь… вызвать тебя… Обсудить все предметно? — ему не то чтобы душно, но очень мало места для воздуха в груди и очень хочется коснуться того, что снаружи…

Он может сейчас его просто окликнуть, он может сказать всего пару слов. Он может все — как и любой другой в их монаде. Но вместо этого Падалеки встает и с принужденной улыбкой, подхватив папку с решившими рассыпаться было бумагами, бросает короткое в спину:

— До встречи, Дженсен, — и слышит только скупое:
— Ага, — когда за Эклзом закрываются двери. Как они смеют вообще закрываться? Джаред разрешения не давал.

Еще несколько долгих минут под тиканье раритетного метронома он просто сидит, таращась в пространство. Дженсен Эклс ушел, и Джареду давно стоит заняться непосредственными…

— Джаред! Ох, простите, конечно же, мистер Падалеки, я так задержался, — помощник Колин влетает в кабинет яркой вспышкой. Конечно же, умудряется оттеснить того, кто как раз выходил и, может быть, на пороге искал повод остаться…. Искал же? Или Падалеки себе все просто придумал, включая любопытство в зеленых глазах?

Джаред кусает с досадой губу.
Вряд ли в этой монаде есть второй такой идиот. Непроходимый тупица.

За Дженсеном уже закрывается дверь и Колин спешит к начальнику со своей папкой, хлопая сообразительными, живыми глазами. Ах, если бы Джаред знал, чего хочет сейчас попросить…

— Все исполнено в соответствии с поручением, сэр. Я все собрал и подготовился, — отчитывается помощник. Джаред, если честно, за последние два часа и забыл, что тот вообще существует. — До ужина у попечителя целесообразно…
— До ужина представь мне досье на Дженсена Эклса. Он — инженер, который только что вышел. Мне необходимо знать все.
— Сэр, но зачем? — ассистент, привыкший к любым чудачествам и странностям босса на этот раз не может сдержать изумления.
— Есть одна идея… для будущего проекта. Масштабная затея, тебе понравится, Колин, — туманно отвечает Падалеки, уже прикидывая кое-что в голове. В конце концов, у него — особое положение, и время от времени его надо использовать, а то — дурак дураком. — Нужно убедиться, что он точно подходит.

Джаред не знает почему не сделал здесь, в своем кабинете, то, чего с первого мгновения возжелал. Он и Дженсен здесь — на полу, в страстном сплетении, прижатые друг к другу полураскрытые рты. Его язык, раскрывающий манящие, пухлые… невозможные губы. Гортанный стон, который он пил бы, глотал живительной влагой, не в силах насытиться, не в силах напиться. Он бы стаскивал с Дженсена куртку, штаны и футболку, торопливо бы сдернул трусы, а после раздвинул шире белые ноги. Кривоватые в икрах — он успел оценить, такими удобно было бы обхватить его, Падалеки, за пояс…

— Конечно же. Сейчас подберу всю информацию и сброшу в ваш комм, — рапортует, успокоившись, исполнительный Колин, с сожалением поглядывающий на пустые чашки от кофе, оставшиеся от визита Женевьев.

Женевьев, конечно же, она будет ждать сообщение. Придется отправить убедительную отговорку, не беспокоить же Моргана взаправду такой ерундой. Джаред даже придумывает целую речь про внепланово собравшееся совещание в такой вот неформальной обстановке, но обо всем забывает, когда огонек переносного коммуникатора на поясе мигает, и аппарат тихонько пищит, сообщая о поступившем сообщении.

— Информация отправлена, сэр, — кричит из соседней комнаты Колин. Джаред жадно разворачивает мигающую иконку, пробегает глазами по строчкам.

Дженсен Росс Эклс. Двадцать семь лет. Родился в Далласе. Талантливый инженер — не просто исполнительный специалист. Автор блестящих проектов, инициатор модернизации систем пожаротушения, оповещения… Гибкий ум. Второй сын у родителей, есть старший брат и сестра – на десять лет младше. Хм… Всего только трое. Какие-то проблемы с репродуктивной функцией матери. Впрочем, такое, увы, в монадах встречается все чаще.
Жил с родителями до шестнадцати — достаточно долго по меркам их мира. Пока в Даллас не приехала с выступлением бродячая труппа. Так он познакомился с Дэннил Харрис и забрал ее из культурного гетто. В Сан-Франциско актриса — теперь, конечно же, бывшая — уже не вернулась.
Сперва молодые, как и положено, переехали в общую спальню молодоженов. Огромное помещение, рассчитанное на несколько десятков пар, для каждой — большая спальная платформа, за ширмой поодаль — туалет, душевая, за дверью — столовая, где юные пары в любое время могут подкрепить свои силы, чтобы тут же вновь вернуться к основному занятию — попыткам продолжения рода…
Отдельную квартиру они получили, когда Дэннил забеременела первым ребенком. Джастис Джей. Теперь их у Эклсов трое, через несколько лет родились еще близнецы…
Дженсен Росс Эклс. Прилежный семьянин и лучший сотрудник в отделе. Добропорядочный гражданин. Не каждую ночь, но временами отправляется на ночные прогулки, все чаще по квартирам в своем секторе, предпочитает не менять город. Дэннил ночные гости навещают не реже, чаще других в квартире Эклсов бывает Стив Карлсон — музыкант из Сан-Франциско. Кажется, миссис Эклс знает его много лет. С Дженсеном он, впрочем, дружит.

Джаред хмурится. Кто этот Карлсон? Зачем он таскается к Дженсену? Потискать жену? А что, если не только? Что, если и он разглядел… и ночами укладывает Дженсена на платформу, оставляя Дэннил в стороне?..

В монаде все принадлежат всем, и подобные мысли не должны будить такую черную ярость в груди. Но Падалеки тихо рычит и стискивает карандаш так сильно в пальцах, что разламывает пополам.

— Сэр? Джаред? Пора, — напоминает спустя время помощник. Джаред так зачитался, что забыл про время, забыл вообще обо всем.
— Ты прав, конечно. Колин, спасибо, — он поднимается, хлопнув рукой по столу и засунув во внутренний карман коммуникатор. Сообщение для Женевьев так и остается намерением. Он не вспоминает о ней ни на миг.

В квартире у Джеффри людно и шумно. Его личные апартаменты соседствуют со служебными помещениями. Это удобно, и из гигантских окон здесь открывается потрясающий вид — сейчас, когда солнце клонится к закату, и небо над монадами снаружи от края до края залито насыщенным малиновым цветом. Воздух, там, за стеклом, золотится, искрит. Дух захватывает, как это красиво. Джаред помнит, когда он войдет в Высший Совет, то переедет в такую же квартиру, на 999-й… Взлетит на двадцать этажей вверх. А выше — выше останется только небо и Бог, благословивший их мир и идеальную структуру их общества.

— Джаред! Вот и ты! А я было решил, опять заработаешься и не придешь, — приветствует Морган гостей. — Рад тебя видеть, и мальчика своего привел, молодец. Надо вводить молодежь во все сферы нашей жизни. Когда-нибудь он заменит тебя на этом посту, когда придет твой черед двигаться дальше.

Джеффри Дин Морган похож на опасного хищника, волка. Такого, какими их Джаред видел в хрониках. Мускулистый, поджарый. Опасный, прищуренный взгляд и грация, ловкость, плавность движений. Такой в прыжке собьет с ног и вцепится зубами противнику в горло. Джеффри — что-то около сорока, и для Падалеки он — не просто начальник, но и старший наставник, мэтр, его добрый друг. Тот, за кем он следует, не раздумывая, без оглядки. Прекрасно представляя, конечно, при этом — какой тот человек. Падалеки никогда не занял бы свою должность, носи он розовые очки и наивно веря каждому слову из тех, что каждый день ему говорят.

— Здравствуй, Джефф. Пришлось задержаться, обдумываю новый проект. Пока сыроват, но через неделю-другую представлю наброски. Тебе понравится. Это будет прорыв, — улыбается Джаред и крепко жмет руку. Пожатие Джеффа хищное, цепкое. Он будто проверяет Падалеки на прочность.

— Забудь на час-другой про работу, здесь и сейчас мы отдыхаем. Выпьешь что-нибудь? Развеселин, мыслекрас, грустегон… Стандартный набор, но в среду… О, ты удивишься…

Джефф прихлебывает из бокала золотистый напиток. Джаред не хочет одурманивать ум, но не может же он отказаться.

— Конечно. Развеселин будет кстати… Колин, найди себе тоже что-нибудь выпить, познакомься со всеми… Учись, — вспоминает он про помощника, робеющего среди всей этой роскоши, в которой оказался впервые.

— Давай, малыш. Не трясись, — подмигивает весело Джефф и кивает кому-то за спиной Форда. К Колину тотчас подбегает девчушка лет шестнадцати в летящей золотистой тунике. — Джинни тут все покажет тебе. Будь умницей, солнце.

— Конечно, папа, — щебечет весело та и утаскивает мальчишку за руку, они тут же пропадают в толпе.

— Кто-то хотел Развеселин? Выпей лучше вина. Совершенно невероятный напиток. Джеффри из последней поездки привез. Вырастим виноградник на крыше… Ты печалишься, мой светлый мальчик? — Хилари Морган — обворожительная, утонченная и изысканная в небесно-голубом легком платье — протягивает гостю высокий бокал, обворожительно улыбаясь. Сталкивается пальцами и гладит запястье. — Что гнетет тебя, Джаред?
— Ничего критичного, мэм. Государственные заботы, проекты, идеи. Столько мыслей за раз в голове, — принужденно улыбается он. Рука, поглаживающая запястье, кажется липкой, а еще она так сильно пахнет цветами… В оранжереи Джаред специально никогда не ходил, но, кажется, это лилия… Или мимоза? Тяжелый, насыщенный запах…

Да что это с ним?
Ведь Хилари Морган — кудесница, она невероятна в постели. Он пробовал и ее пару раз. С негласного одобрения Джеффри, конечно…

— Все говорю Джареду, что слишком много работы — только во вред, — сокрушается Морган. — Кажется, сегодня ему потребуется что-то покрепче, чтобы расслабиться. Принесешь, дорогая?
— Конечно. Никуда не уходи, дорогой. Я ждала тебя слишком долго, — шепчет Хилари и приподнимается на цыпочки, прижимается к нему почти голой грудью, целует глубоко, с языком.

— У меня совершенно потрясающая идея о лотерее в монаде. В тропических районах такие используют вовсю. Уверен, людям понравится. Нужны перемены. Не кардинальные, конечно, что-то невинное, легкое… Обществу вреден застой, — начинает рассказывать Морган.

Точно, тот же вернулся с массой новых идей из поездки.

— Лотерея?
— Большинство людей всю свою жизнь проводят в монаде. У многих нет даже окон, они и не ведают, каков внешний мир…
— И это правильно. Здесь есть все, что нужно для жизни и счастья, — отвечает Падалеки с уверенностью, которой не чувствует. С недавних пор. Как же так?
— Все верно. Но ты видел отчеты службы Спуска и полицейского корпуса. Безумцев становится больше. Нам нужно дать им иллюзию возможности оказаться снаружи.
— Твоя лотерея?..
— Путевка на остров — далеко от монады. Путешествие в один конец.
— Насовсем?
— Насовсем. Разыгрываться будет случайным образом среди всего населения. Победитель может взять с собой двух-трех человек, как захочет. Или отказаться от этой поездки.
— Случайным образом? — изгибает Джаред весело бровь.
— Случайным образом, — ухмыляется Джеффри. — Обсудим завтра детали в узком кругу. Сейчас давай веселиться. Меня зовет судья Митч. Дождись Хилари, хорошо? Не то она съест мне весь мозг своим нытьем о сбежавшем Джареде Падалеки… И что они все находят в тебе? Попробовать как-нибудь, что ли?

У Джареда рот открывается от изумления, а Джеффри, похохатывая, растворяется в плотной толпе. Людей не то чтобы много — человек двадцать, может быть, тридцать. Но кажется, что их сотни… Все пахнут и что-то говорят, говорят. Так громко смеются…

— Эй… Тебе плохо? — светловолосая дама лет сорока, может, больше. Он раньше, кажется, ее не встречал. Возможно, тоже чья-то жена или сестра, или мать… Кто тут их знает.
— Голова кругом и воздуха мало. Воды бы…
— Сейчас… Сегодня действительно душно. Могут быть неполадки в системе. Присядь, — она машет рукой, подзывая кого-то. — Вот, пей. Небольшими глотками. И убери уже эту гадость. Химия счастья не принесла еще никому. Я, кстати, — Саманта.

О, точно. Как он сразу-то не узнал. Негласная знаменитость монады. Легенда. Саманта Смит — несложившаяся жена Джеффри Дина, какая-то мутная история… Зачем она здесь?

— Мы с Джеффри – друзья. Не смотри так. Они с Хилари прекрасная пара, она подарила ему чудесных детей, — вот точно… брак считается недействительным, если пара за год так и не заводит ребенка. Бесплодие, несовместимость — причины разные. Редко, но такое бывает… И Хилари… черт…

Он поднимается, чуть покачиваясь. Пора убираться. Какой бы наркотик жена Моргана ни принесла, ничего хорошего из этого не выйдет. В его состоянии изменять химией сознание — чревато, он такого умудрился бы натворить…

— Тебе уже лучше? — она беспокоится, это мило. Наверное.
— Намного. Спасибо, Сэм. Я лучше пойду. Обещал Женевьев пораньше вернуться, — его гримаса отдаленно напоминает улыбку. Но это не точно. Наверное, не получается ее обмануть, ну да ладно. Главное, убраться отсюда, пока жена Моргана его не поймала.
— Будь осторожен.
— Извинись за меня перед Хилари, ладно?

Саманта кивает, а Джаред, прокладывает путь к выходу через всех этих людей, приветствующих его, хлопающих по плечам и зовущих выпить вместе, обсудить идею или пытающихся что-то спросить… Он уходит, отделываясь здесь кивком, там — стеклянной улыбкой, потом — обещанием встречи…
Быстрее, быстрее…

В коридоре снаружи нет окон и шума. Падалеки прислоняется перед лифтом к стене и закрывает глаза. Сразу видит другие — зеленые, с искрами любопытства и брызгами сдерживаемого смеха. Веснушки на носу и щеках. Очень много мелких веснушек. Как сладкая пудра, которую надо непременно слизать. Красивые кривоватые ноги.

— Хочу тебя, Дженсен Росс Эклс. Хочу только тебя, — говорит он громко в пространство. Лифт как раз подъезжает.

Интересно, какой же Дженсен Эклс на вкус?

Chapter 3 Chapter Text

Спускается в лифте на свой этаж. Тот должен скользить по шахте абсолютно беззвучно, но Джаред слышит едва различимый гул, моментами — скрип. Как будто все в монаде постепенно приходит в негодность. Или это все — только в его голове.

Уже сильно заполночь, и в коридорах пустынно. Ночные гости давно разбрелись по квартирам и прямо сейчас предаются страсти с чужими женами на гигантских — в добрых полкомнаты спальных платформах. Не втягиваяйся эти махины на день вниз с помощью складывающихся механизмов, в квартирах было бы не развернуться. Все же у большинства жилое пространство не так уж и велико — каких-нибудь пятьсот-пятьсот пятьдесят квадратных футов, не больше. Это на верхних этажах у администрации апартаменты в несколько комнат — привилегия за тяжкий умственный труд и ответственность за судьбы миллионов…

Такое уж непосильное, тяжкое бремя, хмыкает про себя Джаред, вспоминая утонченные наряды администраторских дам и изысканные блюда, которые подавали этим вечером у Моргана. Морские гребешки и креветки, разнообразие тропических фруктов, крошечные картофелины, тушеные в сливках, грибы мацутакэ, фуагра… Это вам не белковые концентраты, неаппетитная однообразная жижа которых на нижних этажах порой заменяет и завтрак, и обед, и даже праздничный ужин. В придонных городах вообще не видят чего-то другого…

Интересно, Женевьев уже спит? Хотя… к чему он лукавит? Не интересно ничуть. Только если с той точки зрения, что хорошо бы ей уже спать и не лезть к Джареду с нежностями… Он не хочет… противно… Или пусть бы принимала кого… Несмотря на высокое положение в обществе Падалеки, ночные гости, даже с этажей существенно ниже, частенько заглядывали к Женевьев. В такие ночи мадам Падалеки не спала до рассвета, выжимала из визитера все соки, а поутру довольно урчала и источала прямо-таки райское блаженство. Весь ее вид словно кричал: “Я желанна, ты видишь?! Меня все время хотят. Я — совершенство”. Джаред к этим стремлениям жены относился снисходительно — была бы довольна.

Джаред проходит по темной квартире. Подсветка зажигается у пола, но освещение — полное или ночное, не включится без специальной команды. В той части квартиры, где спят дети, тихо, а вот из спальни доносятся вполне характерные звуки. Он разбирает и частое дыхание, и предоргазменный скулеж Женевьев, и громкий рык ее визитера, переходящий в низкочастотные, вибрирующие звуки.

Все понятно, узнает тут же он. Значит, сегодня к Жен пожаловал Чарли Кэйпен — протеже судьи Пиледжи, старого интригана. Кажется, Чарлик, — как его насмешливо прозвали другие администраторы, уже третий год пишет биографию Митча, а еще ведет что-то вроде летописи монады. Насколько успешно — Джаред не берется судить. Ни разу, если честно, не интересовался плодами трудов амбициозного и моментами борзого мальчишки. Но тот обычно в курсе всех свежих сплетен и новостей.

Джаред задумывается. Ничего не мешает войти сейчас в спальню, поздороваться — на ужин у Моргана Чарли или не был приглашен или смылся так рано, что Падалеки его не застал. Скорее, второе. Ничего не мешает, вот только Женевьев потянется сразу к нему, да и Чарли попросит присоединиться. А отказывать в таких просьбах не принято. Это даже не моветон — преступление.
Падалеки морщится.

В его голове Дженсен Росс Эклс прямо сейчас накрывает собой чье-то тонкое тело или придерживает за узкие бедра, вскидываясь навстречу. Закусывает нижнюю пухлую губу… Или наматывает на руки огненные пряди супруги, пока та стоит перед ним на коленях, обхватывая губами истекающий естественной смазкой член. Красивый и твердый, увитый венами, окруженный закручивающимися золотистыми волосками… Или Дженсен сбривает там все подчистую? Однажды Джаред сможет это узнать… Очень скоро.

Дженсен Росс Эклс — он совершенен. Он — наваждение. Он — невозможный, недостижимый. Он — смертный грех. Такой, каким его изображали в тех старых книгах, которые не читает и не хранит уж никто…

Этой ночью наркотики не туманят рассудок. Развеселин на вечеринке Джаред едва пригубил. Но вот вино, которое Джеффри только на днях привез в монаду, и которого Падалеки прежде не пил, повлияло на него необычно. Оно бодрило лучше самого крепкого кофе, оно веселило, прогоняло тяжкие думы, оно вело тебя танцевать, улыбаться, смеяться. Оно заставляло попытаться подпрыгнуть и обнять в прыжке целый мир. Но от него же через какое-то время клонило в сон — да так сильно, что хотелось лечь сразу на твердый пол и отключиться, свернувшись клубочком в углу.

Сейчас, после спуска в лифте и задумчивого, неторопливого променада по ночным коридорам, сонливость, вроде, даже прошла. Но отчего-то в висках и затылке теперь ломит так нестерпимо. Вся голова кажется непривычно огромной, тяжелой… Как будто ее отлили из того древнего металла — из чугуна. И все эти мысли, — половина как будто бы и не его, — они давят и скребутся наружу. И вряд ли получится удержать их внутри, найдись сейчас напарник для задушевной беседы.

Прикорнуть в детской, пока неутомимый Чарли не покинет жилище, — кажется лучшим решением. Джаред на цыпочках, чтобы не издать ни единого звука и не привлечь ненужное внимание к себе, пробирается в дальнюю комнату. В своих кроватках спят два мальчика с непокорными каштановыми прядями, разметавшимися по подушкам, и совсем крохотная девчушка. Она безмятежно сопит, засунув в рот большой палец.

Стены-окна затемнены, как и положено на ночь. Едва мерцающий теплым желтым светильник напоминает Луну. Такую, какой Джаред ее не видел очень давно. Возможно, долгие годы. Он наклоняется над каждым из детей и целует по очереди в лобик, в мягкую гладкую щечку. Наверное, им снится что-то хорошее — по невинным безмятежным лицам блуждают улыбки. Просидеть бы так вот рядом с ними всю ночь. Но если он все же задремлет в неудобной позе возле стены, его громовой храп разбудит всех домочадцев и, конечно же, перепугает детишек. Еще спросонья решат, что в комнату забралось чудовище из тех старых стереофильмов, которые до сих пор иногда крутят по всеобщему ТВ на потеху.

Рядом есть еще комната — обычно ее используют для приема гостей. В ней смотрят всей семьей передачи, читают, играют в семейные игры. Джаред на ощупь перебирается туда. Долго возится с настройками стенных панелей, пока механизм не сдается под натиском его ночного упрямства. Неохотно, но они становятся прозрачными, выцветают. Непонятно, как у него получилось, ведь эти штуки запрограммированы так, чтобы терять непрозрачность только с приходом утра и солнечным светом.

Джаред садится на пол, прислоняется лбом к прохладе стекла. Конечно, это совсем не стекло, но его полная иллюзия.

Снаружи ввысь устремляются соседние монады, разрезая черноту этой ночи, — здоровенные башни “пеналов”, вырастающие откуда-то снизу. На такой высоте ни земли, ни оснований монад, конечно, не видно. Они тянутся ввысь, из рыхлых кучевых облаков, нижняя граница которых обычно начинается чуть выше середины монады. Сегодня достаточно ясно, и облаков почти нет, но света звезд, раскинувшихся высоко-высоко на черном полотне небосвода, все равно не хватает, чтобы увидеть все-все-все, до земли.

Отсюда не получается разглядеть далекую землю, даже когда Луна медленно и величественно, как царица, явившаяся пред очи поданных, выплывает из-за монады напротив — кажется, это №172, но он не уверен. Не хватает ориентиров, чтобы понять. Ночью — все кошки серы. Конечно, ни одного из котов Джаред в своей жизни не видел. Но, кажется, в каком-то из отчетов читал, что фермеры в каждой коммуне держат пару десятков для борьбы с крысами. Эти живучие грызуны не перевелись, конечно, с преобразованием планеты. Они и сейчас уничтожают запасы припасов в амбарах. Никакая отрава их не берет, а роботы-охотники бесполезны.

Джаред думает, что с радостью завел бы кота. Мохнатого, с когтистыми лапами и вздорным характером. Отдавал бы ему половину обеда и позволял слоняться по этажам. Одетт бы понравился подобный питомец, она чесала бы его полосатое брюхо и обязательно таскала за хвост. Ревела бы, наверняка, из-за глубоких царапин. А Женевьев каждый день бы пеняла и требовала “унести мерзкую тварь прочь в ту дыру из которой ты, Падалеки, ее раскопал, а лучше вышвырнуть в Спуск, как мусор”.

Джеффри бы кота, скорее всего, не одобрил. Даже не так — категорически бы запретил. На этаже правителей ему бы перемыли все кости, неутомимый Чарлик, посасывая колпачок самопишущей ручки, писал бы что-то умное в свой пухлый блокнот. Или печатал двумя пальцами в наладонник. Пеллегрино — тот бы почесывал бровь и улыбался, загадочно. По нему никогда не поймешь — он на твоей стороне, равнодушно-нейтрален или готовит почву, чтобы вышвырнуть тебя в Спуск…

Падалеки ложится на спину, закидывает руки за голову и сцепляет пальцы в замок. Снаружи невозможно красиво. Столько звезд — миллиарды, намного больше, чем людей на всей этой планете. Подумать только, когда-то на ней жили каких-то семь миллиардов. Так мало… В те годы — столетья назад, те люди постоянно боялись, что вот еще, вот чуть-чуть, и непременно начнется массовый мор из-за нехватки еды. До икоты страшились возвращения чумы, пандемий, ракет, сметающих города с континентов и отравляющих радиацией воздух, расцветающих тут и там смертоносными пылающими грибами… Но человек перехитрил природу и тут. Человек снес муравейники городов, уничтожил (или законсервировал, что, наверное, точнее) оружие массового уничтожения, снес все фабрики, оставив 9/10 суши под пастбища, фермы и поля — кормить все эти голодные рты в небоскребах, исполинских колоссах, пронзающих небеса. Монады вместили в себя миллиарды людей и вместят еще больше. Когда для новых небоскребов закончится суша, их начнут возводить в океане. Расчеты сделали лет сорок назад, для этого все готово.

— Мы размножаемся, с божьей помощью. Нас все больше и больше. Мы — вирус, поработивший организм. Нас не изгнать… — шепчет Джаред холодным, мерцающим звездам. Им все равно, они так далеко. На самом деле, здесь и сейчас, на высоте трех миль над землей, есть только он и эти равнодушные звезды. Застывшие капли мгновений. Только звезды и он — ничтожней букашки.

И много ближе, почти на расстоянии руки, на тысячи, сотни и миллиарды световых лет ближе тех звезд, в их Солнечной системе, на соседней планете — там тоже есть люди. Такие же, как они. И одновременно — иные. Эдакие чудаки, не чтущие законы и правила. Впрочем, говорят, все дело в том, что на Венере совсем иные законы. Что ж, каждому — его правила и его хлеб. Как говорят, в чужой монастырь… Но монастырей давно не осталось.

В прошлом месяце, Джаред слышал, венерианцы отправляли в земные монады посла. Никанора Гортмана — социопрограммиста в забавном обтрепанном кепи из венерианского Хэлла. Если точнее, из одного из одиннадцати городов, построенных на туманной Венере. Но где ж это видано, всего одиннадцать городов? И вряд ли наберется хотя бы пятьдесят миллионов человек на всю планету — меньше, чем живет всего в одной констелляции, состоящей из 50 монад… На Венере — совсем иное мироустройство. Этот Гортман, рассказывал Джеффри, на Земле побывал буквально повсюду, задавал вопросы и удивлялся. Не осуждал. Пожил и в монадах, и с фермерами в коммунах.

Что бы сказал сейчас тот программист, останься он один на один со всей мощью монады пред лицом вечности, взирающей на тебя из космической пустоты, затягивающей в глухую воронку, шепчущей… всякое: “Джар-р-р-р-р-р-ред… Иди сюда, Джей… Запрыгни в лифт и выйди наружу, на крышу, отключи силовые поля. Раскинь скорее руки, позволь потокам воздуха тебя подхватить, лети прочь… Будь свободен, как птица…”

Как птица…
Как птица… Где-то в мире они наверняка еще есть. Люди шепчутся временами, что стаи этих существ, — небольших, покрытых черными перьями, с острыми клювами и лапами, усеянными кривыми когтями, носятся где-то меж монад, на высоте 200-300 этажей, может быть, ниже, но точно не выше… Иногда они расшибаются насмерть, врезаясь на полной скорости в стены — зеркальные с той стороны, отражающие синее-синее, чистое небо.

Раскинь скорее руки в стороны и лети…
Как только найдется безумец, что отключит на крыше монады силовые поля, исчезнет в ту же секунду. Потому что на такой высоте свирепствует ураганный ветер. Он подхватит тебя и все, что окажется рядом, подхватит, закружит, швырнет за ограждение, которое возведено не для защиты, конечно. Оно всего-то лишь обозначает границу, за которой ждет — прыжок в бездну.

Однажды, может быть, Джаред пойдет туда ночью. Не отключать защиту, нет, только лишь посмотреть. Прочувствовать, каково это, когда ледяное пространство смыкается коконом и отрезает весь внешний мир, и ты остаешься бесполезной, беспомощной, смертной, никчемной букашкой… И если все же сорвешься, что ждет тебя с той стороны? Размажет тебя о стеклянную стену или ты, исхлестанный ветром, с полопавшимися сосудами и вытекшими глазами, спустя много-много минут рухнешь вниз, чтобы разбиться о твердую землю. И мокрого пятна не останется.

Джей, Джей, Джей… Иди сюда Джей…
Зовет его ветер тем именем, что только его — и совсем не его. Тем прозвищем, что одно — на двоих. Набором букв по первой — из двух разных имен. Таких непохожих, таких теперь неделимых.

Ох, Дженсен…
Ты спишь сейчас, Джей? Или занят тем, за что я заочно тебя уже ненавижу?...

Джей Падалеки переворачивается набок, лицом укладывается — вплотную к стене. Делая полной иллюзию того, что лежит на самом краю пустоты, на волосок от падения в бездну. Все всматривается в темные силуэты монад, пытаясь разглядеть хоть в одной, хотя бы на одном уровне тусклые искорки света, редкие вспышки, которые бы ему показали — эй, ты совсем не один. Там тоже кто-то не спит, там тоже кто-то думает о вечном и смысле, там тоже кто-то тихо сходит с ума.

Ничего.
Лишь ветер — сокрушительный и неощутимый отсюда, из безопасного брюха монады, лупит в монолитные стены снаружи, толкает изо всех сил, пытается уронить, сломить нерушимую махину, уложить ее набок, заставить встать на колени…

Не замечает, как засыпает.
А утром, когда солнце касается лучами верхних этажей и тепло гладит его по лицу, Джаред просыпается от того, что чихает. Он садится — его вчерашний наряд весь измят, а тело ломит от долгого лежания на твердом полу. Ковер под ним, конечно, пытался стать максимально мягким и сгладить последствия, но все же он — не кровать. Дети по очереди высовывают из спальни свои любопытные маленькие носы. Джаред грозит им пальцем и заговорщицки прикладывает его же к губам, изображая заговор молчания. Малышня прыгает и почти визжит от восторга. Это надо же! Настоящая тайна! Только их приключение.

Джаред встает и возвращает окну полную прозрачность — ночью это все же не удалось до конца, он справился где-то на половину.

“Интересно, что скажет Дженсен на это? Похвалит? Назовет дураком? Подскажет, что сделал неправильно? Предложит лучший выход на следующий раз?” — всплывают в голове попеременно вопросы.

Это странно, но с приходом нового дня мысли об инженере Эклсе не отдают безнадегой, не вызывают приступов агарофобии, не рождают уверенность в тщетности бытия и ничтожности человека в гигантской вселенной… Совсем ничего.

Только легкую щекотку в животе и призрачный зуд в кончиках пальцах. Только желание немедленно встать и куда-то бежать. Хватит сидеть на заднице, Падалеки, у тебя же куча не сделанных дел!

Он врывается в спальню, по дороге сдирая рубаху и мятый пиджак. Сонная Жен поднимается из подушек, моргая. Чарлик спит рядом, отклячив голую задницу и свесив ногу с кровати, коей он занимает две трети, раскинувшись почти поперек.

— Джаред? Ты только вернулся от Джеффри? — она близоруко щурится. Наверное, надо отправить ее на коррекцию зрения. Если он не забудет.
— Была сложная ночь, дорогая. Ты спи, еще рано. Я сам запрограммирую завтрак детям и Чарли, — Чарли, разобрав свое имя, протестующе стонет и пытается залезть под подушку.

Джаред дергает его за ногу и наполовину стаскивает с постели перед тем, как скрыться в душе. В конце концов, Кэйпен — человек Пиледжи, и тот не поймет, если Джаред оставит того дрыхнуть в собственной спальне вместо того, чтобы выставить на работу. Сотрудник верхнего этажа — не значит раздолбай или бездельник. Тунеядство – губительно, как и пренебрежение своими обязанностями. Это то, о чем всегда говорит старик Митч.

— Я мог бы поспать еще с полчаса, — стонет Чарли. — Падалеки, имей совесть, твоя жена меня всего укатала. Я же с лестницы упаду и сверну себе шею.
— Ничего, — отзывается безжалостно он и включает ультразвуковой душ. — Выпьешь кофе в кабинете у Митча. Сегодня — важное совещание. Помнишь?
— Ох, действительно… Столько надо еще подготовить, — Чарли кубарем скатывается с платформы и мечется по комнате в поисках штанов и белья.

Женевьев помогать не спешит, она уже спит и останется в кровати до полудня, не меньше. Хорошо, что кроме роботов, есть еще Линдси из квартиры напротив. Джаред заглянет к ней перед тем, как уйти, и заплатит, чтобы приглядела за малышней — те должны съесть все на завтрак, а потом, после утренней молитвы, отправиться в школу и ясли.

— Джаред, прости, я тебя не дождусь. Надо успеть домой, чтобы переодеться, — орет Чарли с порога, вряд ли ему нужен какой-то ответ. Джаред жмурится, нанося на волосы очищающий состав, напевает мелодию, которую прежде ни разу не слышал…

Chapter 4 Chapter Text

Свой завтрак — сегодня это омлет и тосты с паштетом из гусиной печенки, Падалеки проглатывает, почти не жуя и совершенно не чувствуя вкуса. С тем же успехом он мог бы закинуть в рот дешевый, но не менее питательный концентрат из белка, на вид напоминающий сперму. На вкус, может быть, тоже. Джаред ни разу не пробовал — сперму, а потому не имеет возможности сравнить и решить, правдива его догадка сейчас или нет…

Чарли своей порции, понятное дело, не стал дожидаться, давно убежал восвояси. Дети завтракают вместе с отцом. Старшие мальчики едят аккуратно, но при этом успевают затеять возню, вполголоса споря, чей черед этим вечером — настраивать генератор снов в спальне. Малышка не слушает, о чем там ссорятся братья. Она вздыхает и пытается отпихнуть тарелку подальше — по какой-то причине яйца во всех видах Одетт ненавидит.

— Давай ты съешь еще два тоста с паштетом, и я тогда заберу твой омлет? — примирительно предлагает Джаред дочурке.

Та согласно кивает и солнышком расцветает в ответ. Нечесаные волосы в беспорядке падают на лицо. Джаред отводит их в сторону и недовольно морщится. Женевьев никак не соберется привести прическу дочери в должный порядок. Ничего, с минуты на минуту появится Линдси, — Джаред уже послал ей на комм сообщение, — малышня ее обожает. Уж она найдет управу на всех, включая прически.

— Вот и я. Скучали по тетушке Линдси? — поет от дверей нянька. Падалеки, взглянув на часы, с облегчением переводит дух. У него остается ровно двадцать минут, чтобы подняться в свой кабинет и взяться за весь ворох работы, что накопился. Самое важное — вечернее совещание.
Вот только думает он о другом.

— Линдси, девочка, я твой должник. Все время меня выручаешь, — она его младше всего-то года на три или, может, четыре. И, кажется, что очень давно, в одну из ночей, которых сейчас он при всем желании просто не вспомнит, он приходил к ней. Возможно, не в одну и не раз. Они никогда не говорили об этом, и Линдси не спрашивала, почему же он перестал. Так было принято. Желания других никогда никого не касались, пока они укладывались в нормы и не преступали закон.

— Ты знаешь, чем задобрить меня, чтобы я и впредь приходила помочь с этой бандой, — лукаво улыбается та, и не догадываясь, о чем Падалеки думает прямо сейчас.

— Конечно. Завтрак, кстати, уже заказан. Не стесняйся, если захочешь чего-то еще, отправь еще один запрос на автодоставку. Или пару-другую запросов. Все ограничения с синтезатора сняты, — Джаред накидывает пиджак, замечая ее заинтересованный взгляд. В такой архаичной одежде давно никто не ходит, но у администрации свои правила, свой регламент.

— Как щедро. Смотри, я привыкну и буду бессовестно пользоваться, — подмигивает она. Он, кстати, не знает, как ее довольно большая семья (Линдси все еще живет с родителями и девятью братьями-сестрами) умудрилась забраться так высоко. Средств им никогда не хватает, перебиваются обязательным стандартным пайком, выделяемым каждому гражданину.

— Ты знаешь, я буду не против. Сейчас мне надо бежать, но давай на днях встретимся и обсудим твою постоянную работу приходящей няни. Женевьев очень уж устает. У нее много дел в книжном клубе, да и благотворительность много сил отнимает, — он запинается, замечая проницательный насмешливый взгляд темных глаз. Ну да, увлечения мадам Падалеки — не такая уж тайна… Еще бы ляпнул, что та выращивает гусей… — Ладно, сейчас совсем нет времени. Пришлю сообщение на комм, — добавляет он торопливо и спасается бегством.

— Да ты и сам, если что, заходи. Ночью мои двери открыты, — летит вдогонку призыв, который Джаред уже не слышит. На этом этаже, в этом уровне, в этой квартире его уже нет…

Падалеки пролетает мимо Колина, рванувшего к нему с пухлой папкой в приемной, на ходу отмахивается небрежно, не удостоив и словом. Не беда. Помощник — умница, ему хватает и жеста, чтобы понять — начальнику не до него. Плевать, какие там упали срочные распоряжения и письма, сколько бумаг пора незамедлительно подписать.

Это все подождет.
Падалеки “оживляет” компьютер. Тот не отключается никогда, уходит только в спящий режим на то время, пока он к нему не подходит. Кажется, у него даже кнопки отключения нет. Пальцы порхают над клавишами, вбивая приказ. Две секунды, и распоряжение администрации с пометкой “Исполнить незамедлительно” летит в отдел воздухоснабжения монады — “Инженера Дженсена Эклса срочно — в кабинет Дж.Падалеки, 999-й этаж”.

Отправлено не помощником через коммутатор, как принято, не с запиской и не звонком по внутренней линии. Лично им, Падалеки, через Глобальную Сеть. Начальник парня, наверное, поседеет, пока разберется, что за срочностью вызова не кроется ничего… Только прихоть. Про прихоть он, впрочем, никогда не узнает. Здесь, наверху, неважных дел нет.

Распоряжение уходит. Джаред ждет. Барабанит пальцами по столу, гипнотизируя солнечные часы на стене. Минутная стрелка по ним еле ползет, да и секундная будто жутко устала. Метроном настырно стучит, раздражает.

— Мистер Падалеки? Позволите? — Колин просовывает голову в кабинет. — Сегодня после обеда совещание… Вы не забыли? Вчера был насыщенный вечер, — мямлит он.

Ну конечно. Бедняга решил, что Падалеки накануне нарасслаблялся и теперь не может собрать себя в кучу. Знал бы он… Хотя идея ставить такие важные обсуждения, как запланировали сегодня, на следующий день после грандиозных гулянок — не особо идея. Производительность в таком случае катастрофически стремится к нулю.

— Колин. Разумеется, я все помню. Такая важная тема, как регулировка выбора пола еще нерожденных младенцев, не может быть пущена на самотек, — раздраженно одергивает помощника Джаред. Ретивость юноши похвальна, конечно, но прямо сейчас… Он скашивает взгляд на часы… Да что с ними? Время застыло. — Принеси крепкий кофе, без сливок.
— Один момент, сэр…

Колин возвращается через три с половиной минуты, как будто кофе давно был готов и только ждал в приемной своего часа.

Прихлебывая горький, обжигающий язык и нёбо, горло напиток, он думает, что получится очень смешно, если у Эклса с раннего утра срочный вызов на какую-нибудь поломку… Ну, допустим, в детсад… Их же прорва — этих инженеров, конечно. Но Дженсен Эклс — он лучший. Так было написано в том досье, которое отыскал ему Колин. Так Джаред понял еще вчера, наблюдая…

— Еще что-нибудь, сэр?
— Буду безмерно счастлив, если ты дашь мне сосредоточиться и нормально подготовить к совещанию доклад, — рычит Падалеки.

Черновик доклада с основными тезисами Колин отдал ему еще два дня назад, сегодня скинул финальный вариант с дополнениями. Их осталось только нормально “пригладить”, да добавить пару хлестких словечек — Джеффри любит такое. Джаред даже открывает несчастную папку, все время видя, как подергивается стрелка часов. Все, решено! Завтра же он велит снять эту рухлядь и вместо этого выведет на стену ЖК-экран. Никаких тебе древних стрелок и нервотрепки. Только цифры… Цифры правят этим миром, этой монадой. Он всегда это знал.

Дженсен является через час. Вместо вчерашней сумки с ремнем через плечо — черный пластиковый чемодан инструментов. Под мышкой — пара здоровенных планшетов для диагностики, какие-то гнутые рифленые трубки. В дверях Эклс отодвигает плечом в сторону Колина, рванувшего грудью защитить запретную территорию, не допустить наглого чужака. Этого веснушчатого мужлана в джинсе…

— Слушай, парень, отвянь, — устало просит его Эклс. — У меня срочный вызов. Видишь — приоритет? — машет перед вытянувшейся физиономией мальчишки рабочим коммом с голографической проекцией запроса Джареда. Тот торопливо жмет кнопку связи у себя на столе. Просит помощника неожиданно хрипло:

— Колин, пропусти его. Живо.
— Слушаюсь, сэр… Но все же я бы был благодарен, если бы меня извещали, когда ожидается рабочий персонал. Это мои полномочия… Я обязан быть в полной готовности… — он еще что-то говорит возмущенно, захлебывается от обиды. Джареду наплевать. Он уже отпустил кнопку и просто не слышит.

Дженсен Эклс шагает через порог.
Дженсен Эклс в светлой рубашке, закатанной до локтей, в корпоративных штанах — сегодня иного покроя, на лямках, но с той же форменной эмблемой отдела. Изображающей, кажется, облака.

Дженсен Эклс — сегодня не похож на себя. Не такой, каким он был в этой комнате только вчера. Насмешливым, солнечным, немного игривым. Подтянутым — в одежде без единой складочки, гладко выбритым. Сегодня у него щетина и рубашка сильно помята. А еще такой хмурый вид, как будто он не спал целую ночь, а тут с утра — срочный вызов… Возможно, до рассвета кувыркался с какой-то большегрудой красоткой…

— У тебя что-то случилось? — спрашивает как можно ровней Падалеки, стараясь удержать просыпающегося, рычащего черного зверя внутри. Дженсен качает головой, но тварь так и рвется наружу, она заполняет Джареда изнутри целиком, она толстым щупальцем обвивает голое горло и давит, и жмет.
Джаред дергает верхнюю пуговицу рубашки, вторую. Выдирает обе с кусочками ткани.

— Сложная ночь… Вернее, раннее утро, — сообщает Эклс. — С пяти часов на ногах. В родильном встали все вентиляторы сразу и запасной кондей сдох. Не знаю, каким чудом нам с парнями удалось уложиться в отведенное время и запустить эту рухлядь по новой. Конечно, там всегда есть баллоны с кислородом на случай аварий. Вот только, как показывает практика, они часто оказываются пусты… Приняли бы вы меры, администратор. Правда, это не так весело, как гулянки по вечерам…

Эклс осекается, потому что явно перегнул с фамильярностью и вообще не собирался говорить чего-то такого. От усталости сорвалось. Джареда это, правда, не особо заботит. Фамильярность там или нет.
Дженсен — здесь.
Дженсен — здесь, остальное может катиться прямиком к черту. Прямо в пропасть — с вершины монады.

— Так ты не сказал, что случилось? Подача воздуха опять сбоит? Вроде не чувствую… — Дженсен поднимает лицо, пытаясь поймать струи холодного воздуха из кондиционера. Ему это сразу же удается. — Здесь все, вроде, нормально. Слушай, что вообще… — Эклс, кажется, озадачен. Он снова хмурится, поджимает свои невозможные губы… Две глубокие складки залегают между бровей.

Падалеки встает со своего кресла, в котором сидел, как дурак, весь последний час, и был уверен, что уже не дождется. Он открывает дверь едва ли на четверть ладони, чтобы бросить короткое наружу: “Не беспокоить”. Помощник что-то тараторит в ответ, но разобрать из-за резко закрывшейся створки уже не выходит.

Джаред подхватывает одной рукой стул от стола — раритетный, кажется, деревянный, с гнутой спинкой и мягкой обивкой. Таких уже почти не осталось. Подпихивает спинку под дверную ручку, блокируя ту на вход и выход. Замка на этой двери не было никогда, потому что кабинет администратора — это не проход в специальное служебное помещение со сложными или хрупкими механизмами, опасными препаратами и веществами. Это не выход наружу, в конце-то концов. Зачем сюда кому-то ограничивать доступ? Колин, если что, не пропустит или вызовет полицейских. Теперь и он сюда не пройдет.

— И что это значит? — Дженсен не испуган. Теперь он, кажется, даже не удивлен. Отставляет свой чемоданчик и опускает на ближайшую поверхность планшеты, складывает мотком трубы. Это не то, что ему пригодится здесь и сейчас.

— Я хочу тебя, — говорит отчаянно Джаред, как прыгает с крыши монады — навстречу невидимой, но смертельной земле. — Хочу тебя, Дженс. Захотел сразу, как ты вчера зашел сюда. А когда вышел, я ни на секунду не прекращал тебя представлять. Это неправильно, знаю, так нельзя, не бывает… Но, кажется, я умру, если ты не согласишься… Если ты не позволишь…

Дженсен смотрит так странно. У него почему-то дергается веко и самый краешек рта. У Падалеки колени дрожат, они вот-вот подогнутся… Ему так жарко, что тянет содрать всю одежду, и бьет одновременно озноб. Кажется, он даже слышит, как стучат его зубы.

— Ты мог бы прийти прошлой ночью ко мне. Я даже ждал, наверное, какое-то время… Так глупо, — Эклс ухмыляется ломко, как бы без слов продолжая: “Такой я вот, видишь, дурак…”
— Не к тебе, Дженсен. К твоей жене — мог бы. Потому что так принято. Потому что так делают все.
— Ей было бы все равно. Она каждую ночь ждет своего Стива. А я ждал тебя. Мог бы ждать… Это не то чтобы нарушение правил. Не запрещается, знаешь ли. Но у тебя были занятия поинтересней, я понял, — отмахивается Эклс.

Он оглядывается на дверь. Один взгляд, но Падалеки рычит и хватает его за запястье, тянет ближе. Если Дженсен хотя бы попробует взять и уйти. Он не может, он не посмеет. Это против закона, всех правил…

— У тебя уже было такое?.. Когда ты ходил… не к чьей-то жене? Или когда кто-то заявлялся не к ней, а — к тебе? И не ночью… посреди дня… — шепчет ему в лицо Падалеки. Обхватывает за плечи и пальцем водит по скулам, губам. Как будто пытается разглядеть его руками — касаясь, прослеживая каждую черту, обводя. Он будто бы помешался. Ему бы к психотехникам надо — подрегулировать расшатавшийся фон…

Дженсен смотрит на него, не моргая. Огромные глазищи распахнуты — близко, и Джаред может рассмотреть каждую темную крапинку на зеленой радужке, каждую искру. А еще все эти веснушки на его белой коже. Их, наверное, больше, чем звезд, на которые Падалеки таращился ночью…

Джаред тянется… Никого вокруг нет. Пространства, времени, этого места, монады, планеты — ничего не осталось. Есть только Дженсен, который будто не дышит. Красивый, как Бог. Одно из Божеств, какими изображали их раньше, кому поклонялись и приносили кровавые жертвы. Как же он их понимает…

Дженсен небрежно поводит плечами, разбивая вдребезги наваждение. Отвечает холодно, равнодушно:

— Было? Как-то не приходилось, но если ты хочешь… Я не могу отказать, ты же знаешь.
— Я хочу, чтобы ты тоже хотел, — шепчет Джаред и берется за лямки штанов, тянет с плеч, спускает на бедра, расстегивает замок, берется за пуговицы рубашки. Расстегивает только, а вот штаны спускает к самому полу, берется за резинку трусов, тянет следом. С оттяжкой ведет горячими ладонями по бокам, гладит плоский живот, касается бедер.

Потеют ладони и руки сильно дрожат. Джаред опускается на колени и наклоняется ближе, дует на член — полувставший, безумно красивый. Розовый, гладкий, увитый голубоватыми венами. Слюна густеет во рту… Член заинтересованно дергается, ощутимо твердеет. Падалеки касается языком — сперва самым кончиком, Эклс вздрагивает, и Джаред тут же обхватывает губами.

Такое часто делали с ним, а он — никогда. Не пробовал, не представлял и даже не думал, что когда-либо не просто захочет — попросит. Сейчас Джаред лижет его, как конфету, сжимает губами, прижимает с одной стороны языком, насаживается ртом, пытаясь взять глубже. Едва не давится с непривычки. Вкусный — солоноватый и терпкий, с тонкой ноткой кислинки, переходящей в легкую сладость.

Дженсен не проявляет инициативу. Он просто стоит, расставив чуть шире ноги, смотрит на него сверху вниз. Наблюдает, как его член, крепнущий с каждой секундой все больше, то полностью исчезает меж Джаредовых губ, то появляется — мокрый от слюны и блестящий. Падалеки ускоряет движения, вцепляется в бедра, чтоб удержаться, не рухнуть. А Дженсен, как бы ни пытался (зачем-то) держаться, все же начинает стонать, двигает бедрами резче, сильней толкается в рот… Срывается на смазанный всхлип, кончая Джареду в рот. В последнюю секунду пытается, кажется, отстраниться, но Падалеки ему не дает. Проглатывает все до последней капли и слизывает то, что попало на бедра. Садится на пятки, облизывая покрасневшие воспаленные губы. Расхристанный весь, сумасшедший, шальной. Шепчет, совершенно невменяемый: “Сладко. Так сладко…” А потом ведет рукой по бедру, гладит ягодицы.

— Я хочу тебя. Полностью. Всего тебя. Понимаешь? Этого мало…

Дженсен молчит. Он закрывает глаза, облизывается быстро и открывает. Капельки пота стекают по вискам и блестят над верхней губой. Он молча стаскивает башмаки — пятка о пятку, и следом отшвыривает штаны. Стягивает с широких плеч уже расстегнутую рубашку. Волоски на его руках золотятся, и Джаред скользит по ним осторожно рукой, а потом прослеживает тот же путь губами. Быстро стаскивает вещи с себя, неопрятным комком бросает под стол.

— Пожалуйста… обопрись руками о стол… — он чувствует себя идиотом. И Дженсен был бы прав, если бы прямо сейчас засветил ему в глаз с разворота. Но тот подчиняется почему-то. Опускается локтями на стол, прогибается в пояснице и расставляет в стороны ноги.

Джареда коротит. Он тянется — прикоснуться. Гладит дрожащими влажными пальцами спину, ласкает, посекундно целуя и щекоча языком. Спускается к ягодицам… Как страшно… как же хочется… Боги… Раскрывает в стороны половинки. Рукой на ощупь — крем в ящике слева. Да, точно… Сдернуть крышку и выдавить на ладонь, согреть прохладную массу перед тем, как скользнуть пальцем внутрь, раздвигая в стороны упругие эластичные стенки.

Дженсен шипит, его спина напрягается, и он сводит лопатки. Джаред сразу же замирает.

— Тебе неприятно? Больно? Прости… Я ни разу…
— Просто… Не торопись, — хрипит Дженсен и поощрительно двигает бедрами навстречу руке. — Продолжай.

Джаред добавляет крема чуть больше и продолжает растягивать. Добавляет к пальцу второй, потом — третий. Постепенно Дженсен расслабляется. Когда Падалеки приставляет к анусу истекающую смазкой головку, Дженсен уже стонет в голос и сам подается к нему, пытается насадиться. Секунда, и пальцы сменяет немаленький член Падалеки. Джаред одной рукой сжимает бедро, второй придерживает Эклса за спину. Он входит медленно, по дюйму, пока не погружается до конца. Жмурится и кусает себя изо всех сил за губу, приправляет удовольствие болью, чтобы тут же позорно не кончить.

Почти сразу же начинает движение обратно. Отклоняется, смотрит, как красиво соединяются воедино тела, как член его полностью исчезает в Дженсене, как тело Дженсена его принимает. Как будто оно создано для него. Как будто ни один человек во всем мире не имеет больше права касаться его. Только Джей Падалеки.

Придерживая за бедра, он входит в него опять и опять, толкается, ускоряясь. Он чувствует, как дрожит в его руках Дженсен, он слышит все его всхлипы и стоны, он видит, как движется тот с ним в унисон, как гнется спина, как пульсируют вены на висках и на шее. Слышит, тот что-то шепчет. Не получится никак разобрать, слишком громко шумит в ушах кровь, да и собственный пульс оглушает.

Когда Джаред кончает, это похоже на взрыв. Перед глазами плывут разноцветные пятна и рваные подрагивающие обручи-круги. Он падает на Дженсена грудью, прижимая своим весом к столу. Скользит торопливо губами по плечам и соленой спине, собирая его вкус и смакуя.

— Прости, две секунды. Я сейчас… помогу… — в голове такой звон. Почему же не лопнули перепонки? Как не вылетели окна наружу? Такие прозрачные… Солнце, проникая через них без малейшей задержки, слепит, глаза режет и щиплет.

Соседние монады, переливающиеся всеми оттенками радуги за стеклом, похожи на огромные шпили, купающиеся в облаках. Те поднимаются снизу, они белоснежные, пухлые и очень мягкие, даже кажутся сладкими, как шапка пенки на молочном коктейле…

Дженсен слаще, чем самый сладкий коктейль. Он пахнет ванилью, свежестью, мускусом…

— Ч-чему ты п-поможешь? — пытается отдышаться под ним Дженсен Эклс и, вроде бы, морщится. — Раздавишь же, слезь. Ты весишь, как здоровенный такой генератор.
— Сделаю тебе хорошо до конца… Это… Дженс… Джей… это — что-то, — покаянно шепчет в спину ему Падалеки, водя губами по коже и не собираясь с него сейчас слазить.
— Согласен. Кажется, мы изгваздали твой стол и какие-то документы, — Джаред слышит, как Эклс — хмурый Эклс-недотрога, улыбается и вытирает заляпанную спермой руку ему о бедро.
— Эй, так нечестно, — протестует Падалеки, абсолютно счастливый.
— Знаю, ага, — хмыкает Дженс, когда Джаред стягивает его вниз и, уложив спиной на ковер, целует. Жадно и глубоко, с языком. Обхватывает руками лицо и долго-долго исследует губы, сминает их, лижет, посасывает и целует опять…

Их первый поцелуй сносит голову. Напрочь.

— Нормальные люди обычно с этого начинают, — невинно замечает Эклс чуть позже, когда ненасытный любовник откатывается в сторону и дает ему нормально вдохнуть.
— Угу. Как скажешь, — соглашается Падалеки. Кажется, теперь он согласился бы буквально на все. Берет в свои ладони — его, и слизывает с них, а еще с каждого пальца уже подсыхающие белесые капли. — Знаешь, ты сладкий. Я все думал… Какая она — сперма, на вкус… У тебя сладкая, но есть разные нотки. Я попробовал бы… еще.
— Сладкий? Возможно. Ну а ты — сумасшедший, — Эклс потягивается урчащим, сытым котом. Почему-то Джареду кажется, что именно так бы выглядел кот — довольный жизнью и нажравшийся до отвала. Приподнимается на локте, тут же морщится. — У тебя здесь вода где-нибудь есть? Желательно проточная, конечно, а не в графине? Или все плохо, и мне топать на смену, обтеревшись твоим левым носком?
— Хм… а почему только левым? — удивляется Падалеки и тут же машет рукой себе за спину. — Душ, вон там, — ему так лень шевелиться. — Видишь дверь в углу у окна? Внутри есть всякие полотенца и мыло, лосьоны.
— Про лосьоны надо было подумать чуть раньше. Всего в этом жутком креме меня извозил, — ворчит Дженсен и поднимается. Сразу же становится пусто.

Джаред смотрит, как за Эклсом затворяется неприметная дверь. Собственный душ в кабинете… Он прежде даже не думал, как тот пригодится однажды. Когда-то он даже, было дело, хихикал и ерничал, рассуждая, что руководящая работа занимает много времени и отнимает силы. А ведь перед совещаниями и общественными встречами может потребоваться освежиться, не бегать же для этого домой, пусть и спуститься пришлось бы всего на пару десятков этажей.

А вообще, чего это он разлегся? Может быть, стоило пойти вместе с ним? Внутри в душевой мало место, но при должной смекалке они придумают…

Дженсен вскоре выходит — уже одетый и застегнутый на все пуговицы. Свои ужасные лямки и те затянул. Он и волосы подсушить умудрился. Джаред огорченно вздыхает, Дженсена хочется снова раздеть… Но у того пищит коммутатор, он подставляет аппарат к уху и тут же мрачнеет, подхватив на ходу чемодан и прочее оборудование, кивнув рассеянно Джею. Тот как раз натягивает мятую рубашку и брюки — как будто те кто-то жевал.

— Увидимся? – неуверенно просит его Падалеки. Дженсен неопределенно машет рукой и отодвигает в сторону стул, распахивает обе створки и быстро уходит, вполголоса диктуя кому-то через ком звуковое письмо, почти касаясь запястья губами.

В приемной за столом Колин Форд усиленно делает вид, что не смотрит ни на расхристанного начальника, ни на уходящего инженера. Его лицо отчего-то пылает, как при высокой температуре, кончики чуть оттопыренных ушей полыхают пунцовым.

Chapter 5 Chapter Text

Конечно же, Джаред и сам идет в душ. После ухода — или, если выражаться точнее, побега — Эклса не проходит и часа. Он долго ждет, закрыв в изнеможении глаза, пока по телу стекает воняющий едкой химией специальный раствор, пока на смену ему не приходит вода. Он позволяет воде хлестать по лицу.
Почти больно.

Позволяет мыслям течь свободно и сбегать в водосток.
Какие-то упрямо цепляются дурными отростками-крючками и карабкаются, чтобы проникнуть в голову, впиться в мозг…

Откидывается головой на холодную стену, сжимает себя крепко внизу… Как будто только что не пережил наслаждение. Так мощно. И до сих пор не понять, как вдруг вообще получилось остаться в сознании?

Падалеки долго стоит под прохладными струями, подставляя им то один бок то второй. Вспоминает вкус соли и мускуса на языке. Вспоминает жар тела Дженсена, его податливость и эластичность. И феноменальную узость. Как будто он действительно вот так — был в первый раз. Как будто в первый раз отдавался мужчине.

Джаред возвращается в комнату. Одежда, в которой он был утром, безусловно, никуда не годится. Ее, конечно, пришлось натянуть, чтобы проводить инженера. Колин наверняка был бы шокирован больше, заметь он начальника голышом. Вряд ли, впрочем, для него осталось секретом то, чем занимался здесь с Дженсеном босс.

На камерах тоже, вспоминает вдруг Джаред.
Камеры записали все до секунды.

Впрочем, пока не случилось ничего из того, что могли бы принять за проступок. Да и поведение Падалеки на людях все еще остается безукоризненным. Ни у Моргана, ни у кого-то другого не появится мысли позвонить психотехникам и распорядиться проверить…

С камерами все же предстоит разобраться.
Он понимает это также хорошо, как и то, что, попробовав Дженсена Эклса, уже не сможет от него отказаться. Представить только… Казалось бы, обычное дело, но у него перед глазами темнеет, и сами собой всплывают, прокручиваются жуткие сцены убийства, стоит только на секунду представить…

Ах, эти руки, ласкающие кого-то другого…
Ах, этот член, вторгающийся во влажное женское лоно… или толкающийся меж поджарых ягодиц мужчины…
Ах, эти ноги, раздвигающиеся перед кем-то еще…

Эти мысли — именно то, что Морган и все остальные, любой житель монады сочтут преступлением. И психокоррекция, уничтожающая полностью личность и оставляющая вместо человека пускающий слюни безвольный овощ, ему не поможет. Его замуруют в специальную колбу перед тем, как швырнуть в Спуск. И слова не позволят сказать в свое оправдание. К чему? Приговор будет вынесен, скреплен всеми подписями и печатями и утвержден сразу же, как преступление станет известным…

Сейчас Джаред достает сменный комплект верхней одежды — умница Колин когда-то настоял, чтобы такой здесь все время был. Да и самому Падалеки так было спокойней. Когда он только-только попал в Вашингтон, все время чувствовал себя самозванцем, неуместным и лишним. Всегда надо было быть наготове и выглядеть безукоризненно. Конечно, сейчас-то стал незаменимым для всех. Он — почти что вошел в Высший Совет. Осталось немного.

Если ты все сам себе не испортишь. Разными прихотями. Встряхнись, соберись.
Это — то, что настойчиво твердит, вдалбливает в подсознание его внутренний голос. Тот, кого он слушал всегда, кто помог ему подняться на пьедестал, кто сделал из него человека. Почти всемогущего по меркам монады. Почти.
Еще не совсем.

— Все будет нормально. Я справлюсь, — бормочет он, успокаивая свое альтер-эго. Конечно же, никакой отдельной личности нет. Но иногда ему кажется, что кто-то… Кто-то все же есть внутри него. Глубоко. Расчетливый, хитрый и хладнокровный. Безжалостный, беспринципный. Для того, чтоб добиться своего, например, он без раздумий сбросил бы Эклса с крыши монады, подстроив несчастный случай. Или нашел бы повод отправить их лучшего инженера в Спуск — всего лишь, чтобы уберечь самого Джареда от искушения.

— Такого не потребуется. Глупость какая… Дженсен тут вообще ни при чем. Сегодня же наведаюсь к Хилари ночью. Нет, лучше к Линдси. А Дженсен… Дженсен пусть живет, как живет. Нам лучше не видеться… Да и как это возможно в огромной монаде…

Кивает, так вот быстро сговорившись с собой. Защелкивает алмазные запонки на манжетах, пытается завязать галстук. Но гладкая ткань все время скользит и вместо узла у него получается какой-то бесформенный ужас. Жмет кнопку селектора:

— Колин, зайди. Нужна твоя помощь. И захвати чашку кофе. Без сахара. Двойную порцию.
— Будет сделано, сэр…

Помощник входит в кабинет, пятясь, приоткрывая дверь пятой точкой, потому что держит поднос. На том кроме стандартной чашечки кофе — кофейник, вазочка с крекерами и крошечные сэндвичи с копченым мясом. Джареда всегда отличал отменнейший аппетит, а уж после секса… Другое дело, откуда знать о том Колину? Или хороший помощник всегда предугадывает любые потребности шефа?

— Спасибо, Колин. Дальше я сам, — улыбается коротко Джаред, едва Колин опускает поднос и быстро завязывает упрямый шелковый узел. Этого хватит. А то еще вздумает расставлять по столу кружки-тарелки.

Джаред берет горячую чашку, делает крупный глоток. Горячий и крепкий. Все так, как он любит. Обжигает немного и неплохо прочищает мозги.

— Порядок, Колин, — жужжит комм у помощника на столе. Из-за приоткрытых дверей доносится бодрый, слегка хрипловатый голос помощницы Джеффри. — Пропажа нашлась, ты очень помог. Без тебя мы разыскивали бы Эклса по всем этажам еще часа три. За мной должок, красавчик.

Кофе едва не идет у него через нос, когда Падалеки слышит знакомое имя из уст хваткой девицы. Зачем Дженсен Моргану? Сегодня? Сейчас? Какая может быть срочность? Возможно, тот и лучший спец в своем деле, но ведь есть и другие…

— Колин? Не хочешь мне объяснить? — отставляет ополовиненную горячую кружку и упирает в Форда вопросительный взгляд.

Тот нервно дергает себя за воротник, облизывается нервно. Глаза тревожно бегают по сторонам, как будто мальчишка оказался в ловушке.

— Это из п-приемной мистера Моргана, сэр. Искали м-мистера Эк-клса, когда он… устранял у вас неисправность. Мисс Коэн направили к нам из отдела. Она очень просила сообщить, к-когда инженер освободится. У н-них там ч-что-то случилось. С-сам м-мистер М-морган велел… — тараторит Колин, краснея и заикаясь.

Раздумывая, Джаред кивает. Наверняка то сообщение на комм, которое Эклс получил перед уходом, как раз было от Кейна — начальника всех инженерных отделов, не только воздухоснабжения монады. Раз уж Дженсена искал сам главный Советник…

— Все ясно. Дженсен… То есть, инженер Эклс, конечно, как раз говорил, что механизмы ветшают, и всей системе требуется обновление. Возможно, даже реконструкция. Я собираюсь заняться этим проектом. Для начала надо будет все изучить. Запроси у техников материалы — все, что касается воздушных систем. Подробный блок — про последнюю профилактику и состояние узлов. Рекомендации, разные варианты решения.

Колин удивленно моргает.

— Только воздушные системы?
— Пока ограничимся ими. Объем огромен, а важность этих механизмов для существования, выживания даже, всей нашей монады переоценить невозможно, — деловито отвечает помощнику Падалеки.

Быстро допивает остатки уже остывшего кофе, закидывает в рот два небольших сэндвича. Запивает все это напитком – прямо из носика кофейника, промакивает губы платком. Колин таращится, ничегошеньки не понимая, но явно ободренный деловыми планами босса. Должно быть, сначала мальчишка решил, что хваткий и деятельный Падалеки сдает позиции, разочаровался, устал…

Так было года три назад, кажется, с Мэттом Барром — подающим надежды помощником, протеже одного из ведущих Советников монады. Уже поговаривали о его включении в Совет. Ни одно важное совещание, ни одно принципиальное для монады решение не принималось без его деятельного участия — Мэтт изучал досконально вопрос, вникал в каждую мелочь и предлагал по итогу несколько блестящих вариантов, не только снимающих одну из возникших проблем, но и несущих какое-то дополнительное благо для всего населения. Это именно он, например, категорически отверг предложение о внедрении полностью автоматизированных линий на фабриках по производству одежды, еды, очистке воды…

“Что мы будем делать с сотнями тысяч, которые останутся без работы? Да, на государственный паек они с семьями легко проживут и даже нарожают больше детей. Но, господа, подумайте о безделье… Не кратковременном, а постоянном, гнетущем, изо дня в день. Сначала они будут лежать целый день на спальных платформах, любить своих жен и бегать к их подружкам, соседкам, в перерывах смотреть все подряд передачи по визорам. Потом обленятся и перестанут даже выходить из квартир, забросят ночные прогулки… Затем заскучают — одни решат подняться на крышу, другие — выйти из монады наружу. Кто-то вздумает, вдруг, что ему жизненно важно перебраться в коммуну… Да, и сегодня встречаются эти безумцы, и мы быстренько отправляем их в Спуск. Но что вы предпримете, когда их число возрастет — не в разы, в сотни, тысячи раз? Когда желающих странного, подрывающих все наши устои станет больше, чем тех же стражей законов? Полиция не сможет их удержать. Весь наш мир рухнет в секунды… Поэтому — нет и нет, господа! Мы должны выступить категорически против этого, бесспорно, гениального изобретения. А лучше вернем-ка мы викторины… Это такая интересная штука…”

Мэтт Барр на самом деле был гением, искусным стратегом, прирожденным манипулятором. Сам Джеффри Дин Морган прочил ему великое будущее. Вот только однажды он, использовав коды доступа однов из членов Совета, вызвал на крышу монады флаер — автоматический, без пилота. Забрался в кабину и настроил программу полета в сторону побережья. Туда, где когда-то сверкал всеми цветами, жужжал и гудел один из крупнейших мегаполисов старого мира.

Перехватчики, стоящие наготове в резерве в каждой монаде, не потребовались. Систему управления взломали (автопилот Мэтт почему-то не отключил и удаленный доступ не заблокировал, растяпа) и дистанционно посадили флаер с дезертиром на площадке 54-й монады. Разбирательства, конечно же, не было. Приговор вынесли сразу же, как стало известно об инциденте. В 54-й Мэтта просто отправили в Спуск. А дома вслух про него и не сказали ни разу. Это считалось дурным тоном — позором и срамом, в приличном обществе вспоминать о безумцах. Язвах, то и дело прорывающихся на идеальном теле лучшего общества.

— Если меня будут искать, я у Советника Моргана, — сообщает помощнику Джаред, на ходу дожевывая еще один сэндвич и одергивая рукава. Запонки неприятно покалывают запястья. — Обсудим начало проекта, про который я говорил. Скоро вернусь. Пусть дожидаются здесь, если вдруг что-то… Но если заглянет мадам Падалеки, объясни, что сегодня у меня много дел. С ней и детьми мы увидимся дома.
— Да, сэр, — отзывается Колин, растерянно скользя взглядом по раскиданным по всему кабинету бумагам с набросками доклада для сегодняшнего совещания об обязательном установлении пола будущих детей. Кажется, некоторые из них испачканы чем-то…

Идя по пустынному коридору 999-го этажа, Джаред подставляет лицо прохладным струям, имитирующим ветер. Он не отдавал специальной команды, но, наверное, датчики улавливают жар его тела, учащенное сердцебиение. Пытаются помочь сбалансировать состояние и вернуться в зону комфорта.

Вроде бы, здесь с подачей воздуха все нормально.
Он хмурится. Какая должна была появиться у Джеффа причина вызвать Эклса? Что, если и он?..

— Позволите, сэр? — Лорен не видно, и он заглядывает к попечителю, предварительно легонько стукнув в дверь костяшками пальцев. — Джефф, это я. Хочу обсудить с тобой важный вопрос. Он не связан с сегодняшним совещанием, но не ждет отлагательств, поэтому я позволил себе…
— А, это ты, мальчик мой! Заходи-заходи… Будешь долго жить, знаешь ли. Как раз о тебе думал, — приветливо откликается Морган. Отрывается от монитора, в который пристально вглядывался, щурясь и шевеля беззвучно губами, снимает очки… Вряд ли у попечителя проблемы со зрением. Скорее всего, он использует этот древний аксессуар для солидности. Падалеки и сам пару раз думал раздобыть такие себе.
— Думал обо мне? — он холодеет, смахивает капли холодного пота со лба. Что, если это связано с… — Попечитель, что-то случилось?
— Ты еще спрашиваешь! Да все летит в бездну. Кувырком, беспорядочно — прямо с крыши монады! — восклицает Джефф и яростно растирает виски, потом бьет ладонями по столу. — Все сыплется, ты понимаешь? Наша монада. Пока, конечно, проблемы с воздухом только на верхних этажах, но она расползется по всей системе, как рак. Была, знаешь ли, в древности, такая болезнь. От нее умирали.

Джаред слушает, приоткрыв рот. Про древние хвори в прежнем мире он, конечно, наслышан. Соответствующее образование и допуск к закрытым архивам. Но такое сравнение тревожит. Рак — в их благополучной вселенной? Пусть и в качестве аллегории только.

— Плохо дело?
— Придется срочно менять все насосы и полностью переделывать систему вентиляции, иначе в один прекрасный, или я должен сказать, — в один ужаснейший день, мы задохнемся прямо в наших постелях. Не знаю, чем думали техники все эти годы. Чего они ждали, сидя на своих задницах ровно? Профилактика должна была предотвратить как раз такой вот упадок.

Дженсен, кажется, говорил, что на одной только профилактике сотни лет не выдержит ни один механизм. В них все равно остается много подвижных частей, соединений, прокладок. Всему этому необходима замена. Делиться этим Джаред, впрочем, не спешит.

— Не поверишь, я же как раз по этому вопросу. У меня в кабинете была большая поломка — вчера и сегодня. Пришлось дважды вызывать из воздушного инженера…
— Точно, — щелкает пальцами Морган. — Лорен как раз болтала что-то об этом.
— Талантливый парень. Пока он работал, я его расспросил, оказалось, кое-какие проблемы появляются то там, то здесь. Уже на самых разных уровнях, Джефф. Думаю, что мог бы начать проект реконструкции с его помощью. Я взял на себя смелость отдать распоряжения, и Колин уже запрашивает всю техническую документацию… Если ты, конечно одобришь…
— Одобрю ли я? Парень, да ты умудрился предвосхитить все мои поручения, забрался мне в голову и начал работу еще до того, как я успел поставить задачу. Хвалю. Однажды из тебя получится прекрасный Высший Советник. Когда я соберусь на покой, — он хитро подмигивает. — Не торопись, правда, с этим. Я собираюсь пока еще поработать чуток.
— Разумеется, Джеффри. Мое дело — служить на благо монады и жителей.
— Они должны дышать полной грудью, я прав? Кстати, твой инженер, — Джеффри чуть выделяет интонацией эти слова, и Джаред невольно напрягается снова, — как раз проверяет что-то там в вентиляции в соседнем помещении. Подождешь? Как раз он закончит, заберешь его, и начнете работу. Тянуть, как ты правильно сказал, невозможно.

Дождаться Дженсена здесь? Смотреть, как он выйдет из этой вот двери в своей обтягивающей футболке. Жадно дышать. Краснеть, как безусый, ничего не ведающий толком мальчишка, впервые прикоснувшийся к девичьей груди? Хватать воздух ртом, наблюдая за искорками смеха в зеленых глазах? Смотреть на него — дурак дураком — и сдать себя Моргану сразу же, с потрохами?

“Нам лучше не видеться. Не это ли ты утверждал меньше часа назад в своем кабинете и, кажется, собирался на ночную прогулку? Не вздумал ли ты оставить меня в дураках?” — оживает настороженно тот самый внутренний голос, от которого Падалеки порой приходит в ужас. На полном серьезе.
Отмахивается от него, как от досадного шума. Благо, сейчас он здесь не один и занят вообще-то.

— Боюсь, Дж… Инженер Эклс очень устал. Это не первый вызов сегодня. А до того, он рассказывал, едва не случилась катастрофа в родильном. Его бригада с пяти часов утра на ногах. Ты, наверное, заметил, у него такие глубокие складки у глаз и у рта. От усталости, думаю…
— Да я его даже не видел. Велел Кейну прислать лучшего, кто у них есть. Его и отправили. Когда этот Эклс пришел, я был чуточку занят, — Джеффри хмыкает широко, не оставляя у Джареда сомнений в роде занятий. Это совсем не его дело. Но мысль о том, что попечитель раскладывал на своем диване явно не Дженсена, заполняет его изнутри какими-то дурацкими, щелкающими пузырьками…
— … так что тебе лучше знать, — заканчивает тем временем Морган, и не подозревая о чем прямо сейчас думает ученик.
— Наверное, будет лучше, если сейчас он закончит здесь всю работу, а потом отдохнет. Я как раз пока изучу документы и позже вызову его обсудить. Так ты даешь мне карт-бланш?
— Полный и безусловный, мой мальчик. Это стоит отметить. Выпьешь со мной? Немного вина? Помнишь – то самое, с вечеринки…
— Я бы с радостью, Джеффри, спасибо. Но к вечернему совещанию еще нужно столько успеть. Я, пожалуй, пойду.
— Ну, как знаешь. Трудяга… Впрочем, для этого я тебя здесь и держу, — хмыкает Джеффри и наливает в бокал из бутылки густую красную жидкость.

Похоже на кровь. Когда она только вытекла из человека. Джаред зачем-то думает, о том, сколько же таких вот бутылей можно нацедить из одного? Волна тошноты подкатывает к горлу, и он едва не извергает давешний кофе и сэндвичи с мясом на роскошный ковер — на ярусах ниже 950-го таких не увидишь. Поспешно уходит.

Лорен интимно чирикает с кем-то по комму, усевшись на стол. Не обращает на него никакого внимания. Не то чтобы она его замечала когда-то…

Chapter 6 Chapter Text

— … таким образом, из всего вышесказанного становится очевидно, что позволять родителям определять пол детей до зачатия — плохая идея. Идя на поводу у случайной прихоти или моды, мы рискуем будущим. Что, если семьи, допустим, все следующее десятилетие будут программировать только рождение мальчиков? Когда те подрастут, где взять для них жен, матерей их детей? Что станет с нацией? С нашей монадой? Такие перекосы, как я уже вполне доходчиво подтвердил примерами, подкрепленными аналитическими данными социологов, не просто реальны. Они неизбежны. На этом у меня все, господа Советники.

Джаред коротко прочищает горло в кулак и кланяется членам Совета.
Его доклад продлился чуть больше часа. Теперь Падалеки шагает скромно в сторону, не спеша садится на отведенное место. У попечителей, вероятно, возникнут вопросы. Он должен будет ответить на каждый, развеять сомнения.

— А я говорил, что парень — не промах. Он смотрит в самую суть проблемы, раскладывает ее на молекулы, — хлопает Джеффри рукой по столу. — Думаю, дальнейшие дискуссии будут излишни. Что скажете, Советники? Пиледжи? У тебя, кажется, было особое мнение?

— Что же, юноша убедителен, я впечатлен, — кивает сдержанно лысый старик и вцепляется в Падалеки неприятным, прищуренным взглядом. По спине, царапая незримыми коготками, скребутся мурашки. — Но, думаю, такую привилегию, как выбор пола младенца, все же стоит предусмотреть. Для избранных… То есть, я, разумеется, имею в виду, для семейств, имеющих в монаде особую значимость и предназначение.

— Это несколько противоречит законам, как я понимаю, — приподнимает густые с проседью брови Джеффри Дин. — Разве мы не поставлены присматривать за благополучием этого мира — в отдельно взятой монаде? Только за этим, а не для того, чтобы получать что-либо для себя в обход законов и правил. Митч, твое предложение преступно…

— Я не имею в виду исключения в угоду прихотям, только необходимость. Что, если бы в твоей семье, Джеффри, рождались лишь девочки и некому было бы передать фамилию, гордость рода, наследие? — запальчиво начинает возражать ему Пиледжи, но умолкает, разглядев реакцию на эту тираду.

Советники не просто с ним не согласны, они в недоумении, в ужасе даже.

— Не думаю, что сравнение уместно, Советник. Все мы знаем сложности, которые постигли нашего доброго друга. Первый, не случившийся брак. Эта рана не зажила до сих пор. Манипулировать этой трагедией — низко и подло, — цедит молчавший до сей поры Пеллегрино. Советник, курирующий Тайную службу. — А ведь вы, ко всему прочему, не обычный Советник, вы — судья!

— Я не имел в виду ничего дурного, — бормочет смешавшийся Пилледжи, тревожно поглядывая в сторону Марка. Тот водит стилусом по экрану планшета, как будто уже утратил интерес к разговору. — Я не хотел бы, чтобы у тебя сложилось превратное мнение. Я готов объяснить, — заискивающе бормочет трясущийся Митч.

Пеллегрино не реагирует на это вообще.

— Об этом никто и не подумал. Разумеется, Митч. Все в порядке, расслабься, — Джефф растягивает губы в подобии улыбки, которая, естественно, — вообще не она. Слишком крепко сжатые губы, слишком глубокие и суровые складки… — Думаю, на этом мы закончим открытую часть заседания. Останемся для обсуждения в узком кругу. Вердикт вынесем завтра. Объявление пустим на информационных экранах. Спасибо всем участникам. Джаред, спасибо. Твой вклад — на самом деле бесценен.

— Благодарю, попечитель. Немедля займусь нашим с вами проектом. На благо монады… мое почтение, господа, — раскланивается с Джеффом и остальными Советниками Джаред.

Он многое дал бы, чтобы услышать, какие речи пойдут здесь, когда за всеми, включая его (пока что — включая его), чужаками закроется дверь. Наверное, стоило бы приручить крошку Лорен, чтобы что-то такое однажды услышать… Хотя… очень скоро и он, Джаред Тристан, войдет в это число.

“Если, конечно, не просрешь все, как очень и можешь”, — глумится гадкое альтер-эго, назойливо напоминая о себе и о перспективах. Джаред не слушает.
Не сейчас.
Он возвращается в свой кабинет, требует у помощника кофейник крепчайшего кофе без подсластителей и все документы, которые уже доставили от инженеров.

— Сэр, пока только четверть от первоначального объема запроса, потом я расширил перечень вдвое, и снова удвоил.
— Пока что достаточно. Надо же с чего-то начать, — отзывается Джаред и, скинув у порога надоевший пиджак, сдернув галстук — постылую веревку-удавку, охватившую шею, засучивает до локтей рукава.

… Всю следующую неделю он спускается на двадцать этажей вниз под самое утро, когда за окнами монады едва начинает брезжить тяжелый, сизый рассвет. Заходит в квартиру, только чтобы поспать, рухнув лицом в одеяла-подушки спальной платформы, чаще всего пропитанные запахом, вкусом посторонних мужчин, навещающих Женевьев в ночи его напряженной работы. Вырубается сразу же, не сняв даже толком одежду, пропитанную потом из-за постоянно сбоящих кондиционеров верхнего яруса. Зараза, при которой разложение, отмирание, регресс — уже начались.

Рыба гниет с головы, — так тоже говорили про что-то когда-то…
И Джаред точно знает, какова рыба на вкус, но не вспомнит, как же выглядит…

Проходит еще неделя.
Вторая.

— Колин, вызывай инженера Эклса. Доступ — приоритет. Сроки — по исполнению текущей задачи, — откладывает в сторону стилус.

Он проделал гигантскую подготовку к этому дню. Свел для Дженсена все материалы. Теперь тот сможет все изучить, оценить и выдать вердикт…

— Выполняю, — отзывается Форд четко и ровно, как робот. Джареду, кстати, предлагали искусственного человека, когда он в первый раз ступил на этот этаж — еще безусым и наивным юнцом, только-только вырвавшимся с нижних уровней великой монады. На предложение он, конечно, не согласился. Решил дать шанс на лучшее будущее одному из мальчишек – тому, кто рос в соседнем с ним боксе, изо дня в день жевал тот же склизкий комковатый концентрат. И смотрел на старшего товарища, приоткрыв рот, с восхищением.

— Вызов отправлен. Из воздушного сообщают, сейчас инженер Эклс на вызове в яслях, на четыреста третьем… Ничего критичного, замыкание проводки.
— Проводки? Но разве Дженсен занимается этим?
— Он — лучший комбинированный инженер последнего десятилетия. У дежурного смены появились сомнения, поэтому позвали его. Как только вопрос будет решен, инженер Эклс прибудет, — отчитывается рубленными фразами Колин. Куда, интересно, исчезла его любовь к болтовне?
— Думаю, есть время просмотреть бумаги для Джеффри по его последнему запросу.
— Разумеется, сэр. Сейчас я сброшу в ваш комм основное… Лорен уже интересовалась пару раз этим запросом.

… Дженсен Эклс заходит к нему спустя почти пять часов. Он потный, взъерошенный и, как минимум, трое суток небритый. Золотистый пушок на его скулах, щеках, притягивает взгляд… Джаред почти поддается порыву – рвануть навстречу и потянуться, погладить, проверить — будут эти волоски колоть ладонь или щекотать?

— Что-то снова сломалось? — в лице у Дженсена — вся усталость тысячеэтажной монады, вся тяжесть, что давит на сверхпрочный бетон и укрепленный сердечник строения.
— Присядь. У нас есть разговор, — просит Джаред и наливает дымящийся кофе в белую чашку. В руках инженера та кажется неуместной, хрупкой игрушкой.
— И он необходим прямо сейчас? — кажется, Дженсен действительно выбился из сил. Дела в монаде, видимо, действительно настолько плохи…
— Я нашел решение проблемы. Ты помнишь, что рассказывал мне? О том, что в монаде все сыплется, проблемы с воздухом и другими системами. Помнишь?

“Совету следовало бы принять какие-то меры… латать дыры мы сможем еще с полгода — по самым лучшим прогнозам…”

— Я говорил с попечителем, он дал добро, — торопится Джаред, и с каждым произнесенным им словом невозможные зеленые глаза немного светлеют, зрачки расширяются. В возбуждении? Восхищении? — Предварительные расчеты и планы готовы. Никаких условий. Дальше все смотришь ты и решаешь, что именно, в каком порядке мы будем делать. Все ресурсы нам предоставят…
— То есть, тебе не плевать? — Эклс кажется изумленным. И это — изумляет уже Падалеки.
— Администрация служит благу монады, всех жителей, — восклицает запальчиво Джаред и спотыкается о кривую ухмылку.
— Как скажешь, ну да… Все — ради всеобщего блага, — хмыкает Эклс, растягивая губы устало. — На самом деле, господин администратор, я потрясен. Я даже устроил бы затяжные овации по случаю такого поворота событий. Вот только прости, с ног валюсь… Отключаюсь буквально.
— Ты можешь прилечь прямо здесь на диване. На четверть часа хотя бы, — предлагает, не думая, Падалеки.

Эклс вливает в себя крепкий кофе и оставляет опустевшую чашку на стол. Та встречается с гладкой поверхностью с резким, отчетливым стуком. Он качает головой.

— Не лучшая из твоих идей, Джей, — мягко, даже ласково. До мурашек, немедленно проступающих на руках Падалеки. До горячего узла в животе. До каких-то невозможных порхающе-воздушных ощущений под ребрами, где-то в грудине. Там, где расположено солнечное сплетение, наверное. — Что на подобное скажет твой мальчик?

Эклс коротко кивает на дверь, которая как раз открывается, пропуская деловитого Колина с охапкой папок.

— Мистер Падалеки, простите, что прерываю. Срочно нужна ваша подпись, — суетится, раскладывая бумаги перед Джаредом на столе. — Здесь и вот здесь. Да, это тоже.
— Спасибо, Колин. Теперь забирай все и не мешай. У нас здесь важное дело… — хмурится Падалеки. Помощник чуть приседает, распознав стальные нотки неудовольствия в голосе босса. Джаред, покосившись на сонно моргающего инженера, добавляет. — И принеси еще кофе. Большой кофейник.
— Да, сэр, — кажется, мальчик готов разрыдаться, но почему, до Джареда никак не дойдет.
— … и какой-то еды. Можно сэндвичи с мясом. Не синтетическим, а как ты приносил в прошлый раз.

В прошлый раз…
“Я хочу тебя. Полностью. Всего тебя. Понимаешь? Этого мало…“
“Пожалуйста… обопрись руками о стол… “

Как будто все трое сейчас вспомнили именно это.

— Будет исполнено, — слабым писком из-за двери.

— Сейчас тебя немного взбодрим. Не против? — Джаред наливает Дженсену новую порцию кофе из того кофейника, что почти уже опустел. Быстро мажет длинными пальцами по запястью — вроде, как бы случайно. Эклс под этим движением замирает и опускает ресницы. Те золотистые и едва заметно дрожат. Молчит две секунды.
— Спасибо. Твоя идея с ремонтом системы — ей самое время. Я благодарен. Вместе мы сможем все очень быстро исправить. Вот здесь, — тычет пальцем в ровные строчки, — очень грамотная аналитика, только в выводах есть недочеты. Не критично… Небольшая коррекция…
— Я на тебя очень надеюсь. Без тебя вся затея обречена на провал.
— В монаде много способных инженеров. Ты их просто не знаешь. Неплохие ребята, и Крис идеально организовал всю работу. Возможно, тебе стоило взять его?..
— Кейн останется там, где он есть. У него и других хватает текущей работы. Дженсен, я все обсудил с Высшим Советником. И с Кейном, разумеется, был разговор. Я не шучу, — подтверждает свои слова Падалеки, заметив недоверчивый взгляд. — Просил его не распространяться. Хотел сообщить тебе сам. Это будет только твой проект, Дженсен. То есть, наш. Твой и мой. Мы дадим новую жизнь всей монаде. Второе дыхание.
— Что же… Признаться, польщен. Ты умеешь удивлять, администратор Падалеки, — Эклс откидывается на спинку и делает новый глоток. Облизывается.
— Джей…
— В смысле?
— Мне нравится, когда ты зовешь меня “Джей”. Если ты, конечно, не против, — просит Джаред, смешавшись, тут же сильно краснеет. Он понимает это по тому, как моментально лицо начинает гореть и покалывать.
— Я не против. Я же сам это придумал. Ты помнишь? — тихо, вкрадчиво, хрипло. — Дже-е-е-ей, — лаская каждой буквой, каждым выдохом, звуком. Гортанно.

Дженсен ставит чашку и наклоняется через стол, тянется… И резко откидывается назад, потому что из-за неплотно прикрытой двери слышится стук каблуков, голоса. Из-за двери, не прижатой, к сожалению, стулом, как в прошлый раз… Добавляет совершенно другим, звенящим голосом:

— Потрясающий кофе, администратор Падалеки. Благодарю вас. И невероятный проект. Вы затеяли великое дело. Для меня честь стать его частью.

Джаред не понимает целых четыре секунды. Пока в кабинет не врывается миниатюрный вихрь. И ростом-то ему примерно в подмышку, но сколько же от нее шума и суеты. Женевьев Падалеки.
Конечно.

— О да, кофе здесь на самом деле — прекрасный. Колин, принесешь чашечку мне? — она без приглашения вольготно устраивается на диване, вытягивает ноги и сразу же сбрасывает туфли. — Ох, сколько мозолей я натерла сегодня. Извините, я же ничему важному не помешала? У вас же здесь не проходят какие-то секретные переговоры? Я просто не дойду до нашей квартиры пока что… Ноги безумно гудят. Кстати, я Женевьев. Женевьев Падалеки. А вы, должно быть, тот блестящий инженер, который свел моего мужа с ума?

Дженсен, машинально принявший протянутую для приветствия руку, обхватывает ее осторожно, сжимает узкую ладонь, один раз встряхивает и отпускает. Борясь с желанием вытереть ту о штанину.

— Приятно познакомиться, мэм. Дженсен Эклс. Инженер, отдел воздухоснабжения монады, — отвечает коротко, подпустив недоумения в голос. — О психологическом состоянии мистера Падалеки мне ничего, к сожалению, не известно. Нам предстоит большая работа.
— О, все в порядке. Это фигура речи, конечно. Я говорила о том, что Джаред последнее время и дома-то почти не бывает. Замуровался на 999-м и даже не спускается к ужину. Дети скучают, — она кажется беззаботной, даже веселой, и все это должно означать не больше, чем забавную шутку. Вот только Джаред по малейшим приметам — внимательный прищур, сжатые губы, трепещущие крылья носа, поворот головы… — распознает, она недовольна. Она почти в бешенстве. Но этого, конечно же, не покажет.
— Прекрасно понимаю вас, мэм. Моя жена, ее зовут Дэннил, тоже считает, что работа отбирает меня у семьи. Конечно же, она, как и вы, понимает, что это наш с Джаредом долг — поддерживать безопасность монады.
— Конечно. Вы правы. Ох, я так согласна… Потрясающая женщина, должно быть, эта ваша Дэннил. Я хотела бы познакомиться с ней. Возможно, как-нибудь вы придете к нам в гости на ужин? Закажем омаров. Вы их не пробовали, наверное? Это такие…

На каждую ее фразу и предложение Дженсен реагирует широкой улыбкой, кивает. Джаред же подмечает и стиснувшиеся в кулаки уже побелевшие пальцы, и желваки на скулах. Глаза, потемневшие до черноты.

Он поспешно встает.

— Дорогая, прекрасно, что ты заглянула, но у нас действительно важное дело. Надеюсь, ты нас извинишь? — обойдя стол, он предлагает ей руку. — Ты же помнишь, что Томас сегодня придет рано со школы? У него проект про замкнутый цикл воспроизводства главных ресурсов монады. А у Линдси как раз ночное дежурство, она не сможет подстраховать. Нужно будет помочь с информаторием, он еще не до конца разобрался, как тот работает.
— Конечно, любимый. Простите! — восклицает Женевьев — и как у нее до сих пор не свело скулы от такой широченной улыбки? Повисает у мужа на шее. — Какая же я невнимательная болтушка. Ждем тебя вечером дома, у нас особый повод, не задерживайся, — жарко шепчет она и переводит взгляд на инженера. — Вы уж, Дженсен, его отпустите пораньше. У нас семейное торжество. Годовщина знакомства. В этот день мы с моим Джаредом впервые встретились на приеме у одного из Советников. Этот прохвост прохода мне не давал, все приносил закуски, напитки, не отходил ни на шаг, отпугивал всех ухажеров своим грозным видом. А потом зажал в одном уголке… Ну вы понимаете… — хихикает, пряча довольную улыбку в ладошку. — Подумать только, как давно это было. А страсть никак не утихнет…
— Поздравляю. Вы чудесная пара.
— Все, все, убегаю. Не сверли меня взглядом так, дорогой. Мне со всем миром хочется поделиться нашим счастьем… Дженсен, вы, правда, обязательно заходите. Не только на обед или ужин. Думаю, мы во всем найдем общий язык.
— Нам действительно надо вернуться к работе, — с нажимом просит жену Падалеки. Та привстав на цыпочки и обхватив его сзади за шею, тянет к себе и целует. Эклс перелистывает страницу в одном из сводных отчетов. У него на виске яростно бьется вздувшаяся синяя венка.
— До вечера, любимый. Всего хорошего, Дженсен.

Тот просто кивает, с преувеличенным вниманием вчитываясь в отчет. Переворачивает очередную страницу. За Женевьев закрывается дверь, и Джаред поворачивается. У Дженсена прямая, как палка, спина.

— Дженсен, я…
— Мистер Падалеки, простите… — Колин робко просовывает голову в кабинет.
— Сколько раз я должен попросить не мешать нам?!!!! Вон! И чтобы ни души, пока я не выйду сам! Убирайся!!! — орет Падалеки, в конец разозлившись.

Ойкнув, помощник шарахается назад. Дверь захлопывается, но до них доносится грохот упавшего тела. Еще, кажется, треск сломанной мебели.

— Развели балаган, — бормочет он, чуть успокоившись. Джаред точно не знает, чем эдаким в прошлом мире был балаган. Но явно чем-то столь же невыносимо-искуственным и ненормальным, как и то, что устроила здесь Женевьев. С женой ему еще предстоит разобраться. Недопустимо врываться к нему во время работы и прерывать ерундой. — Извини за Жен… Не пойму, что на нее такое нашло.
— Не поймешь? Действительно, что ли? — ухмыляется Эклс. Встает. Поднимается со стула грациозным, плавным движением. Джаред вздрагивает, облизывает пересохшие губы.
— Она правду сказала. Дома я почти не бываю. Наш проект занимает все время…
— Это так звучит, Джей… Наш проект… Я в восхищении… Но, кажется, я уже повторяюсь, — этот шепот царапает кожу, он рождает горячую волну в животе, что несется во все стороны, наполняя и заполняя, отключая от внешнего мира.
— Дженс… Что ты?.. Уходишь?.. — Падалеки беспомощно смотрит, как Эклс шагает мимо него. Вот только…
Нет, он не уходит. Играючи подхватывает один из стульев. Пропихивает спинку под дверную ручку. Дергает сильно на пробу. Стул держит крепко.
— Нет, Джей. Я как раз остаюсь.

Эклс приближается. Его глаза – две черные ямы. Крылья носа дрожат. Джаред машинально начинает пятиться. Почему-то этот хищник — такой Дженсен — пугает. Пятится, но быстро упирается задницей в стол. Эклс наступает. Подходит близко, вплотную. Зажимает его колени меж своих ног.

— Что ты затеял такое, администратор? Какую игру? — хрипит Дженсен Эклс.
— Но я вовсе не… — пытается возразить Падалеки. Запрокидывает голову, чтобы рассмотреть нависшего над ним инженера.
— Хватит врать, — рычит Дженсен, не позволяя закончить. И бьет. С размаху, больно — губами бьет прямо в губы.

Chapter 7 Chapter Text

Джаред пытается объяснить, рассказать ему, что не играет — ни в коем случае, только не с ним. Но Дженсен не позволяет закончить начатую фразу. Его поцелуй сбивает с ног, он пьянит, оглушает. Джаред охает — прямиком в его жадный рот, и раскрывает губы, тут же ему отвечая. Впускает жадный, горячий язык. На вкус Дженсен — как кубик рыжего сахара, пропитанный кофе. Сладкий и терпкий. Пьянящий.

— Дженсен. Ох… Как же ты… — при всем желании он не смог бы собрать эти бессвязные обрывки хоть в одну, но цельную фразу. Джаред отпускает себя, он позволяет вести, он подчиняется, он под его касаниями — послушная глина в руках гончара.
— Что ты сделал со мной? — рычит Эклс меж поцелуев. Он не просто целует — кусает, грызет. Он и выпускает накопившуюся страсть, долго сдерживаемое желание, и одновременно вымещает клокочущую внутри него ярость. — Перевернул все вверх тормашками. Ты понимаешь, что ты наделал? Я — ненормальный. Сука… Совсем не могу… Меня бросят в Спуск, а ты и дальше будешь сидеть тут, под самой крышей и таращиться через это окно на облака.
— Я хотел бы летать средь этих облаков вместе с тобой, — шепчет Джаред и сам толкается языком меж припухших, искусанных губ.

Дженсен вздергивает его вверх, принуждая подняться, толкает к стене — узкой полоске между массивным столом и огромным окном. Лицом почти вжимает в стекло и кусает сзади за шею. Оставляет еще один след-синяк на плече.

— Это безумие. Бред… Какое-то наваждение, — хрипит Эклс, стягивая с Падалеки штаны до колен вместе с бельем. Не позволяет снять до конца. — Пусть останутся так. Наклонись… Где тут… Ага, так и знал.

В верхнем ящике слева находит маленький тюбик. Его Падалеки после прошлого раза раздобыл у медиков и спрятал в свой стол — до лучших времен, когда пригодится.

— Расслабься, — не просит, но требует он, и Джаред покорно прогибается в пояснице. Упирается руками в стекло и отставляет задницу.
— Я и не думал…
— Попробуй на досуге. Очень способствует, знаешь, — фыркает Дженсен.

Джаред вздрагивает, чувствуя влажные прохладные пальцы в себе. Сразу несколько. Это особая мазь, а потому подготовка долгой не будет. Слышит шуршание одежды. Почти сразу Дженсен прижимается сзади — очень твердый, горячий.

— Готов?
— Не то слово…

Дженсен толкается — резко, за один вдох до конца. Чтоб не завыть — не ясно, от боли больше или от наслаждения, — Джаред впивается зубами в свое же предплечье. Прокусывает через ткань до крови. Ногти скребут по стеклу.

— Мне прекратить? — сбитым шепотом в ухо, прикусывая за мочку, дергая ниже рубашку, чтобы оголить плечи. Отрываясь, пуговицы катятся вниз. Скачут весело по полу, разбегаются.
— Даже не вздумай, — одну руку Джаред тянет назад и, обхватив за бедро, прижимает к себе, сам подается навстречу. — Не спи. Двигайся, Дженсен… А-а-а-ах… Не останавливаа-а-а-айся… Прошу… Ох… Вот так…

Тот и не думает, врезается в него снова и снова, сминая бедра в ладонях до синяков. Потом наваливается сзади, прижимаясь грудью к спине, обхватывает ладони, переплетая их пальцы, одновременно прикусывает шею и плечи, целует торопливо затылок и ловит губы, когда Джаред поворачивает голову.

— Дже-е-е-е-е-ей, — кончая, выстанывает он его имя, дрожит и Джаред эхом ему отвечает. Кончает, наполняя его своей спермой. Не отстраняется, остается внутри — Джаред чувствует пульсацию члена. Сцепившись намертво, не собираясь с ним разделяться. Упирается лбом в мокрое от пота плечо — рубашку Джареда стянул до локтей, почти обездвижил этими не снятыми полностью тряпками.
— Если останемся так еще минут пять, склеимся намертво, — предупреждает Падалеки, отдышавшись немного. — Не то чтобы мне не нравилось, когда ты во мне… Вообще-то это — лучшее, что я когда-либо чувствовал.
— Даже лучше, чем когда ты трахал меня на столе?
— Абсолютно иначе, — признается Джаред, смутившись. — Не думал, что бывает… вот так…
— Я еще покажу тебе — какое оно, небо в алмазах, — легко улыбается Эклс, губами скользит по плечу. — Пойдем-ка лучше…

Осторожно выходит.
Член с громким влажным звуком покидает послушное тело.

— Куда ты собрался?
— У тебя здесь в прошлый раз был душ. Там иногда включается голограмма и кажется, что стоишь где-то в озере под водопадом, стена воды льется сверху, грохочет. В ушах от этого звука звенит. Мокрый ветер пытается сбить тебя с ног, а еще вверху, за скалой, — дикий лес, там кричат птицы…
— Я так и не разобрался в настройках. Когда туда захожу, включаю обычный режим. Времени никогда не хватает.
— Я научу тебя, ты много теряешь. Это как путешествие, которых у нас не бывает. Понятно, кстати, почему такое оборудование недоступно обычным жильцам… Уж слишком многие захотели бы наяву увидеть что-то такое. Разбежались бы, как муравьи, и кто тогда остался бы в монадах?

Его речи с каждой секундой — все провокационней, опасней. За такое Дженсен заработает не просто “свидание” с нравственным инженером, но экскурсию в один конец — прямиком в Спуск. А камеры в кабинете, между тем, фиксируют каждое слово. Ими надо заняться как можно скорей.

— И чего же мы ждем? — принужденно улыбается Джаред. — Пошли скорей в этот твой чудо-душ.
— Вообще-то, он — твой, – улыбается Эклс.

Падалеки отстраняется от стекла, на котором остались следы от ладоней и пальцев, а еще белесые струи уже подсыхающей спермы. Преступное расходование семени впустую, сказал бы на это, наверное, какой-нибудь Митч. А вот Джеффри бы только похихикал… Наверное.

Наступает на болтающиеся у голеней брюки, выпутываясь из них. Стряхивает и стесняющую движения рубашку. Хватает меньше минуты, чтобы сбросить одежду. Дженсен в это же время избавляется от своей. Вся она остается — одним комком на полу.

Дженсен тащит Падалеки за руку, вталкивает в крошечную душевую, вслепую нажимает какие-то кнопки, и помещение наполняется водяной пылью, грохотом воды, летящей с немыслимой высоты, а еще ароматами — соли и йода, наверное, каких-то фруктов, цветов.

иллюстрация

У Джареда от обилия и палитры эмоций кругом идет голова. Или это все Дженсен Эклс. Он льет себе на руки какой-то состав и начинает круговыми движениями втирать в его грудь, его плечи. Взбивает густую белую пену, которую тут же прочь уносит вода. Ласкает, задевая соски, сжимает меж пальцев, потом наклоняется и сжимает зубами, одновременно дразнит языком. У Джареда на ногах поджимаются пальцы.

— Когда-нибудь я увезу тебя в похожее место, — шепчет, как в бреду Падалеки, пока Дженсен опускается перед ним на колени, скользя губами по груди, животу. Собирает языком с кожи капельки влаги…
— Не обещай того, что не сможешь исполнить. Никогда не говори мне… такого, — просит он и сразу же берет в рот его член, заглатывает до половины. Джаред ахает и опускает руки ему на макушку. Намокшие светлые волоски иголками торчат в разные стороны, покалывают ладони.

Как и когда он научился такому?
“Не думал же ты, что такой нереальный красавчик действительно ни разу не имел связь с мужчиной? Не подставлял никому задницу? Не брал в рот? Это в нашей монаде?” — издевается подлый внутренний голос.
Джаред рычит, толкаясь Дженсену в горло.

— Эй, здоровяк, осторожно. Я же так задохнусь, — шепчет тот, выпуская член изо рта. Ниточка слюны тянется от уголка рта к подбородку. Падалеки стирает ее большим пальцем еще до того, как то же проделает вода.
— Прости, не сдержался…

Он тянет Дженсена за руки, поднимает на ноги. Подхватывает под бедра, спиной прижимая к стене и помогая обхватить себя ногами за пояс. Вода все падает и падает сверху, гремит водопадом. Спина Эклса при каждом толчке трется о камни. В реальности кожу тот бы в миг содрал до крови.

Сохранились ли еще такие места на планете, как в этой иллюзии или видении? Все древние города, расползшиеся когда-то по континентам, как язвы, как метастазы — по организму смертельно больного человека, столетия назад разрушены до оснований. Где-то, наверное, остались руины, — в назидание потомкам. Но большая часть площадей суши отдана под угодья. Там фермеры с помощью роботов выращивают урожай для 80-миллиардного населения планеты. Все эти поля занимают 9/10 доступной территории. Каждый ее клочок — под учетом.

Но вот пояса тропических лесов с озерами, бухтами на берегах океанов, должны же были остаться? Основатели системы монад не могли извести все деревья. Это же все равно, что удалить легкие человеку… Откуда тогда брался бы воздух?

“Человека можно подключить к аппарату или поставить имплант”, — напоминает занудный всезнайка в его подсознании.
“Неправда. Где-то… где-то непременно осталось такое…” — возражает мысленно Джаред.
“Мечтай”, — хмыкает тот.

Можно было бы попробовать вызвать флаер, чтобы добраться до каких-то развалин, увидеть все своими глазами. Например, один из огромнейших мегаполисов — древний Нью-Йорк на атлантическом побережье, кажется, сохранили. Что-то об этом Джаред видел в секретных архивах, когда готовился к вступлению в должность. Или лучше отправиться посмотреть одну из коммун? Взять с собой Дженсена… Остаться у них на неделю-другую, слиться с природой… Как здорово было бы ласкать его, уложив спиной на зеленую траву на берегу журчащего ручейка под светом звезд… Ветерок обдувал бы их кожу.

Или получится добраться до океана? Когда-то, очень давно, Мэтт рассказывал, что там, в толщах синей-синей воды когда-то жили киты — гигантские рыбы, поставь такую на хвост, и она достанет до середины монады… Такие умели дышать под водой и выпускали из спины фонтаны воды — так высоко, что могли бы сбивать самолеты. Живут они сейчас там? И что с ними сделают, когда на суше для строительства новых монад закончится место, и их начнут возводить под водой? Джаред сам изучал проекты подобных строений… Увидеть бы этих китов, пока они есть… Если есть.

Конечно, подобное недоступно рядовым гражданам монады, но Джаред — без пяти минут член Высшего Совета. Неужели откажут? Или даже накажут?

“А как ты думаешь, идиот?” — вопит его альтер-эго почему-то голосом Пеллегрино и подсовывает в памяти растерянное лицо старика Митча там, на собрании. И Марка, заполняющего в рабочем планшете запрос. На психокоррекцию? Или донесение нравственным инженерам?.. Они это скоро узнают. Возможно…

— Джей, ты уснул? — осторожно зовет его Дженсен, выдергивая из размышлений. Джаред все еще держит его у стены. Толкается медленно, качается неспешными волнообразными движениями. Лениво. — Ноги уже затекли…
— Извини…

Не отпускает, перехватывает, подсаживая повыше, долбится в него все сильней, меняя угол проникновения. Дженсен откидывается назад, опускает ресницы. Сжимает свой член в кулаке и начинает дрочить. Кончают они почти вместе, один за другим. Падалеки, наконец, опускает его. У Дженсена дрожат сильно ноги, и он опирается рукой о “скалу”. Подставляет водным струям шею, лицо, потом спину.

— Сил нет ни хрена. Помой меня, что ли, — просит он, едва шевеля языком. Падалеки от этой бесхитростной просьбы с головой топит нежность.

Прислоняет его аккуратно к себе, намыливая участки тела руками, не прекращая везде целовать. Кончик носа, веснушки-крапинки на плечах, проступающие под кожей голубоватые вены на запястьях, кончики пальцев… Ямочки на пояснице. Дженсен улыбается сонно:

— Щекотно.

Нет, он как хочет, а Джаред прямо сейчас завернет его в покрывало — большое, мягкое как раз аккуратно сложенное под грудой подушек на диване. Его неделю назад или две притащил Колин, поняв, что шеф почти живет у себя в кабинете.

Они вываливаются из душевой, выпуская следом душное облако влажного пара — кажется, кто-то из них перестарался с настройками или просто любит погорячей. Падалеки устраивает Эклса на диване. Закутывает в тот самый плед до бровей — одна макушка торчит рыжеватыми иголками наружу.

— Нам надо досмотреть документы и решить, с чего мы начнем. Некогда разлеживаться и отдыхать, — упрямится Дженсен. Вот только у самого — сонная поволока в зеленых глазах и язык от усталости начинает заплетаться заметно.
— Час-полтора ничего не изменят. А я пока посижу, разберу другие бумаги, напишу ответ на кучу запросов от руководства. Пока меня не решили кем-нибудь заменить, — поглаживает его кончиками пальцев, успокаивая и усыпляя…

Дженсен улыбается — беззащитно, открыто. Сразу же кажется юным восемнадцатилетним мальчишкой. Трогательным и тонким, такого хочется защищать, спрятать ото всех в дальней комнате и не выпускать никогда, чтобы не просто не трогали — чтобы и не смотрели…

Дженсен умудряется задремать. Падалеки, натянув на голое тело запасные штаны и рубаху, не удосужившись ее застегнуть, уходит за стол и раскрывает верхнюю папку. Покусывает кончик самописного стержня, обдумывая первую фразу…

С громким треском “оживает” информационный экран — на стене над диваном. С него хмурится Высший Советник, вглядывается в своего протеже. Кажется, даже подается ближе к экрану со своей стороны, опираясь на мускулистые руки.

— И куда ты, скажи на милость, пропал? Почему это Лорен вместо ответов на срочные запросы день за днем приносит мне глупые отговорки? Почему я сам не видел тебя… Напомни мне, сколько дней?

Джаред громко сглатывает, запахивает рубашку и поджимает под стулом босые ноги. Незаметно косится на “кокон”, замерший на диване. К счастью, тот не шевелится и не привлекает внимания. Джеффри может подумать, что это — просто спальное место, которое обустроил на рабочем месте слишком усердный сотрудник. Он может и не заметить инженера, закутанного в покрывало.

— Проект отнимает все мое время, — сипит, наконец, Падалеки. Так хочется протянуть руку и снизить температуру кондиционера, слишком уж жарко становится. Но это — как раз то, что Джеффри увидит и верно оценит. Придется поэтому потерпеть. — Я про глобальную реконструкцию. Мы выходим на финишную прямую, фактические работы вот-вот начнутся. Но прямо сейчас я как раз занимаюсь одним из запросов. Тот, что про разнообразие стандартного меню синтезаторов пищи, — Джаред хватает папку и поднимает к экрану. — Сегодня же ты получишь все до единого документы. Я действительно забросил другие дела. Проект — не оправдание, разумеется.

— Так, сбавь обороты. А то у меня такое чувство, что я сжал тебя за шею и держу над краем монады, грозя сбросить вниз. Так не пойдет, — Морган больше не хмурится. Напротив, он — само благодушие. — Ты совсем загнал себя, мальчик. Представляешь, ко мне сегодня заходила твоя Женевьев. Ух, и горячая штучка. Она-то и намекнула, что ты на пределе. Ну как, на пределе…

Жен заходила?
Внутри холодеет. Увидела Дженсена здесь и побежала скорей доложить.

— Женевьев? Чего-то хотела?
— Умоляла отправить тебя в принудительный отпуск или хотя бы снизить нагрузку. Оказывается, ты совсем не уделяешь время семье. И ночные прогулки забросил. Дамы печалятся, Джаред… — Джефф подмигивает развязно и заливисто ржет.
— Я хожу повидаться с детьми. Но работа действительно в приоритете. Я не могу пустить все на самотек. Это вопрос безопасности почти миллиона человек, — бормочет, оправдываясь Падалеки.

Кокон на диване сердито сопит.
По спине медленно стекает ледяная струйка липкого пота.

— Да понял я, понял. Ты всех нас спасешь. Послушай, один вечер ни на что не влияет. Про дам я совсем не шутил. Хилари мне едва уже не выкручивает руки. Требует тебя в нашу постель, — Морган притворно вздыхает и разводит руками. Ткань пиджака натягивается на предплечьях. Он сильный, понимает вдруг Джаред. Очень сильный. Один удар левой, и даже такой здоровяк, как Падалеки, больше не встанет… — Ты знаешь бешеный нрав моей крошки. Я не могу ничего сделать. Так что сегодня — хоть умирай, но явись. Я, кстати, собираюсь кое-кого навестить, вы будете только вдвоем. Поэтому не смущайся и не ищи отговорки.
— Но я вовсе не…
— Не начинай. Твоя неловкость понятна, хотя и абсолютно излишня. Мы неплохо бы провели время втроем. Хотя зачем я тебя уговариваю… Однажды ты сам увидишь…

Джаред вздрагивает, как от удара. Прислушивается — “кокон” уже не пыхтит. Кажется, Дженсен весь обратился в слух и даже дышит теперь через раз.

— Пожалуйста, Джеффри… — он готов умолять, но Морган даже слушать не хочет.
— Да-да, мальчик мой, я помню твою деликатность. Пока не будем обсуждать эту тему. Но этой ночью Хилари получит то, чего она хочет. Мы поняли друг друга?
— Да, сэр, — кивает Падалеки понуро. Джеффри довольно хохочет.
— Прекрасно. До встречи, Джаред. У меня еще куча дел. Пришлось даже отложить совещание с Пеллегрино, чтобы уладить этот деликатный вопрос, — Морган протягивает руку, и экран погасает, осветив напоследок комнату голубой с белым вспышкой.

“Кокон” кубарем скатывается с дивана. Подскочив на ноги, Дженсен роется в куче их перепутавшейся, пропотевшей одежды. Натягивает ее на себя с такой скоростью, как будто от этого зависят жизни.

— Дженс, ты чего? Дженсен, иди сюда… Что случилось? Он тебя не заметил. Ты — молодец, так тихо лежал.
— Мне надо срочно идти. Кейн прислал сообщение, — его комм все еще на столе, возле пустой белой чашки с подсохшими коричневыми следами от кофе. Но Эклс даже не пытается казаться правдивым.
— Ты десять минут назад говорил, что нам нужно срочно решить, когда и с чего мы начнем, — Джаред старается говорить ровно, но прорывающиеся нотки отчаяния, кажется, делают его совсем жалким.
— Один вечер ничего не решит, — цедит Дженсен. — Займись пока более важными делами, господин администратор. Тебе многое надо решить.

Многое, соглашается мысленно Джаред. В первую очередь — камеры. Джеффри уже мог что-то понять и запросить все записи… Им конец — сразу же, как это случится.
Но Эклс имеет в виду, конечно, вовсе не то. Он весь вибрирует от злости и напряжения, дрожит натянутой до предела струной. Когда она лопнет, оставит глубокие рваные раны — до кости, отрежет пальцы и, может быть, выбьет глаза.

— Когда я снова увижу тебя?
— Ничего не могу обещать. Много дел, господин Падалеки, — отрезает холодно Дженсен. Чужой, презрительный, расстроенный Дженсен.

Джаред растерянно поднимает глаза. Он даже открывает рот, чтобы попробовать объясниться, уверить… В чем — пока не знает и сам.

Эклс не дает ему даже шанса. Застегнув сикось-накось штаны, отшвыривает от дверей стул-запор. При ударе об пол от того отлетает в сторону спинка. Дженсен стремительно выходит в приемную, отталкивает в сторону оказавшегося на пути помощника Форда с подносом. Горячий кофейник и чашки с грохотом валятся на пол. Колин едва успевает отскочить в сторону, чтобы не обвариться.

Ошарашенно таращится в спину умчавшемуся Дженсену. Минуту, другую.

— Ну да, как-то так я и думал, — вздыхает он перед тем, как присесть и начать собирать осколки посуды.

“Посуда бьется на счастье”, — свято верили в прежнее время.
Колин Форд, с досадой прислушивающийся к мечущемуся по кабинету из угла в угол шефу, первым бы плюнул в того, кто придумал эту несусветную глупость.

Chapter 8 Chapter Text

— Я повторяю, что мне нужен инженер Эклс. Алона, я, может быть, как-то не так выражаюсь? Он — главное звено проекта, согласованного с Высшим Советом монады. Мне доложить попечителю Моргану, что ваш сотрудник отказывается?!!! Или вы найдете иной выход из нашего тупика? — Джаред уже не просто строжится, он кричит на бедняжку-диспетчера, начинающую икать при каждом его звонке.

При каждом звонке каждый час. Уже пятый день. Потому что инженер Дженсен Росс Эклс, уйдя из этого кабинета, пропал. Предпочитает скрываться за срочными социальными вызовами, отправляя на 999-й этаж к Падалеки замену. Неплохих инженеров, наверное. Но зачем они Джареду здесь?

— Мистер Падалеки, я на самом деле не знаю. У него важный вызов… — лепечет она, чуть не плача.
— Что в этот раз?! Блэкаут в санатории для пожилых? Прорыв канализации в медицинском отсеке для неизлечимых больных?
— Сбой подачи электропитания на фабриках переработки, — горько шепчет Алона. Джаред переводит дыхание.
Допустим.
Фабрики — это действительно важно. Там консервируют продукты, поступающие в монады прямиком с ферм, перерабатывают для длительного хранения и распространения через пищевые автоматы, смонтированные в каждой квартире и соединенные в общую сеть.
— Надолго это? — продолжает он чуть более мягко, но девчонка уже на грани истерики.
— Я правда не знаю… — еще один горький всхлип. Сколько можно, он же — не какой-то тиран. Ему просто нужен в его распоряжение сотрудник. Он просит так много?
— Где Кейн? Почему не отвечает на вызовы?
— Я — весь внимание, Джаред, — тут же раздается в трубке грудной, насмешливый голос. Как будто Кристиан Кейн стоял рядом с Алной и ждал, пока речь зайдет про него. Или пока бедняжка совсем не спасует. — Ты уж извини, у нас тут жуткий аврал. Пытались исправить и избежать глобальных проблем. Предотвратить крушение мира, если ты понимаешь, о чем я. Проблемы же не только с воздухом, они гораздо масштабней.

Конечно же, Джаред знает. Его работа заключается в том, чтобы знать все. Вот только прямо сейчас возможная катастрофа его вообще никак не волнует.

— Кейн… — цедит Джаред, пытаясь не рявкнуть. — Какая честь. Где же Эклс? — раздражение нарастает, поднимается к самому горлу и давит, бурлит. Он им — не мальчик на побегушках из придонного города, чтобы играть в поддавки и шарады. — Почему я не могу получить инженера для работы над важнейшим проектом монады? Ты не хуже меня знаешь о том, как это необходимо.
— Послушай, Эклс действительно занят. Если бы хоть один случай можно было доверить другому… Джаред, так совпало… Надеюсь, в ближайшие дни все изменится, и я смогу его безболезненно отпустить. — Кейн уговаривает вкрадчиво, почти льстиво. И есть в этом что-то, что так и кричит: “Да это подвох!”
— И что мешает Дженсену подняться в Вашингтон прямо сейчас, интересно?
— Ну, он четверо суток без сна. Дай отдохнуть человеку. Или ты хочешь, чтобы он свалился от переутомления? Слышал, как было в Токио в прошлом году? А в Кагосиме? Осаке?

Тысячи случаев смерти от усталости — Джаред все помнит. Скандалы, шок, разбирательства, казни в Спуске виновных… Он помнит и то, что Алона каких-то две минуты назад уверяла, будто Эклс в эту самую минуту устраняет поломку на фабрике. Есть ли хоть в чем-то из этого правда?

— Слышал, конечно. А ты, как понимаю, не застал начало нашу беседы с крошкой Алоной? Она клялась, что Дженсен занят спасением фабрики. В эти минуты. Ты же утверждаешь, что он – отдыхает. Так кто из вас врет и зачем?
— Послушай, Джаред… Администратор Падалеки, не знаю, что там у вас приключилось, к чему эта срочность. Мы не умираем от удушья и не умрем. Не в ближайшие недели. Я тоже видел отчеты и прогноз развития событий. Мои люди — не врут. У нас на самом деле аврал. Либо жди…те, либо принимайте другого. Джейк, например, — парень что надо, рукастый, с мозгами. Или София.
— Мне нужен Эклс!
— Я понял. Постараюсь решить этот вопрос. Дай мне день, — максимально замученным голосом обещает Кристиан и отключается до того, как Джаред понимает — тот умудрился замять тему, так и не дал ответ на прозвучавший вопрос. Кто в инженерном так складно врет и прячет Дженсена.

Это заговор, может?
Джаред рассеянно скользит взглядом по заваленному хламом столу. Груды папок с перемешавшимися листами. Скомканные бумажки, усеивающие весь кабинет бесформенными “мячиками”, пустые стаканы, в которых был кофе…

— Шеф, тут снова пришли, — оживает внутренний коммутатор. Заходить в кабинет лишний раз Колин уже несколько дней как не рискует. После того, как шеф метко запустил в него кружкой. А потом — собственным коммом.
— Кто там?
— София Буш… инженер из…
— Достаточно, Колин. Слышал про эту девицу. Я не могу тратить время на непонятно кого. Скажи мисс Буш, я благодарен за ее внимание и время, но, к сожалению, ее компетенций в нашем деле недостаточны. Она может идти.
— Будет сделано, сэр, — помощник даже слегка удивляется, что в этот раз обходится без проклятий и швыряния стульев. Стульев, кстати, у Падалеки почти не осталось. Надо будет напомнить Колину заполнить заявку, а то скоро посетителям придется сидеть на полу. Когда он снова будет их принимать.

Ничего, для этого тоже найдется время. Но позже. Когда Джаред разберется с этим придурком, скрывающимся зачем-то по всей тысячеэжтажной монаде. Неуловимый призрак какой-то.

Падалеки сбрасывает пиджак и рубашку, достает другую — попроще, из темной ткани в крупную клетку. Примерно такие носят в Далласе и других городах, не в Вашингтоне. Брюки меняет на штаны из грубой немнущейся ткани темно-синего, почти черного цвета. Завершают образ ботинки на тяжелой подошве. В зеркальной поверхности отключенного экрана-стены он видит инженера, собравшегося после работы в один из кабачков для своих. Никто не заподозрит в нем обитателя Вашингтона. Там, куда он собирается, привлекать внимание — ни к чему.

— Мист-т-тер Джар-р-р-ед? А что это? Где вы? То есть, с кем? Я хотел сказать — все в порядке? — частит, запинаясь, ошарашенный этим фокусом с переодеванием помощник.
— В полнейшем. Я отойду на час, может, два. Если Морган будет искать, пришлешь на комм сообщение. Для остальных — у меня неотложное дело. Все понятно? — он повышает голос, подчеркивая важность поручения. — Даже если придет Женевьев.

Особенно, если это будет она.

— Предельно ясно, мастер.
— То-то же. Займись пока… чем-нибудь.

Он понятия не имеет, чем там занимается Колин. Сам Джаред пятый день тратит время лишь на одно — попытки встретиться с Дженсеном, узнать, куда делся Дженсен, найти Дженсена, перемолвиться с Дженсеном хоть одним словом. Встряхнуть его, дурака, за грудки. Впиться в дурные губы поцелуем — жестким, до крови. А потом как следует дать ему в морду… Впрочем, нет. Эклс же тогда распсихуется снова. Как сумасшедшая белка — такие жили когда-то в лесах и метко кидались в проходящих мимо горстями орехов.

Лифт, как всегда, пуст, в нем прохладно. Сегодня здесь пахнет цветами или, может быть, морским побережьем. Чем-то тонким и нежным. Джаред закрывает глаза, представляя, как шел бы прочь из монады босиком по песку. Наверное, это бы было приятно…

“Вы не ввели необходимый этаж”, — напоминает механический голос минут через пять его медитации. А ведь действительно, чего это он? Вздрогнув, Падалеки тычет по сенсорным кнопкам, вбивает код доступа и комбинацию этажа — 714-й, именно там живет Дженсен Эклс с детьми и супругой. Он даже помнит номер квартиры и путь к ней от лифта по петляющим коридорам — успел заучить, пока перечитывал его личную карту.

Дорога не занимает много времени. Жители Далласа равнодушно смотрят мимо него, занятые собственными делами. На него не оглядываются. Стало быть, работает маскировка. Хотя, по пути он встречает всего нескольких человек. Большинство уже развели детей по школам и яслям и ушли на работу или вернулись домой к просмотру дневных шоу на бесплатных стерео каналах. Младших Эклсов, наверное, тоже уже нет дома. Судя по тому, что успел узнать Падалеки, старшая дочка, она совсем большая уже, должна быть сейчас в школе, а младшие — близнецы, — в яслях.

Замирает у заветной двери. Перекатывается с носка на пятку, обратно. Лампы дневного света под потолком не мерцают, светят уверенно, ровно. Где-то тихо жужжит вентилятор — одно из скрытых легких монад. Он долго смотрит на темный прямоугольник и номер. Одна цифра сильно кренится влево. Наверное, скоро отвалится. Джаред даже думает приладить на место, но после, тряхнув головой, толкает дверь и заходит.

В монаде ни в одной квартире не бывает замков. Любой гражданин волен в любое время войти в любое помещение, если только там не ведутся какие-либо опасные процедуры — опыты, производство, операции…

— Доброе утро, — приветствует он женщину в длинной пестрой тунике. Ее густые рыжие волосы струятся каскадом вдоль изящной спины, они затейливо перевязаны шелковым шарфом, в тон пятнистой одежде. — Извините, что вторгаюсь в неурочное время. Срочное дело к инженеру Эклсу…

Она кивает, наступая на пневмо-педаль, полностью скрывая в полу спальную платформу и освобождая пространство для дневных дел. В другой части комнаты на большом овальном столе, заставленном остатками завтрака, Джаред замечает три чашки с остатками сока, две кружки — с чаем. Действительно, кофе пьют лишь наверху. Но зеленый чай и его заменители очень даже неплохо тонизируют.

— Разумеется, администратор Падалеки, — усмехается она густо подведенными черным глазами. Она настолько красива, что хочется зажмуриться или ослепнуть. Красива, знает цену себе. Но как-то в ней всего чересчур. Убавить бы чуточку красок, как в информационном экране, когда сбоят настройки. — Я все гадала, когда вы придете. Добро пожаловать, будьте, как дома. Хотя мы — не элита и живем весьма скромно. Нам впрочем, хватает. Я — Дэннил, — прикуривает сигарету. — Но вы же и так это поняли, правда?

Дэннил улыбается — широко, ядовито. Выпускает в потолок струйку белого дыма. Закручиваясь тоненьким вихрем, дым всасывается в отверстия за ребристой решеткой под потолком.

Джаред не сразу находится с достойным ответом. В монаде табак не запрещен, не считается негласным табу. Напротив, его в достатке выращивают в коммунах, а потом потребляют. Одна из самых простых стимуляций нервной системы. Большинству нравится вдыхать пар табачного концентрата. Миссис Эклс же предпочитает курить по старинке — затягиваясь дымом тлеющих высушенных листьев, завернутых в тонкую бумагу.

Где-то с месяц назад аналитики в ежеквартальном докладе отмечали, что еще одно-два поколения, и этот варварский способ окончательно канет в прошлое. Погрузится в забвение. Исчезнет там же, где растворились виниловые пластинки, азартные скачки и стриптиз-бары.
Удивляет Джареда не то, что Дэннил курит, в конце концов, когда-то она выходила на сцену и жила в Сан-Франциско. Но то, как она делает это — с небрежной грацией и обыденно одновременно…

Почуяв первые признаки дыма, кондиционер переключается на большую мощность. Дэннил стряхивает пепел на пол. Это не демонстрация чего-то, не пренебрежение. Все частички еще до полудня аккуратно соберет робот-уборщик вместе с пылью и другим мусором.

Дэннил с порога узнала его, не обратила внимания на маскировку. Она его, кажется, даже ждала. Значит ли это, что Дженсен ей рассказал? Возможно, не об одном только проекте, но и о том, что произошло между ним и администратором Падалеки?

— У нас с вашим супругом важный проект. Дженсен обещал дать финальное заключение, но все эти срочные вызовы и аврал… Проект ждать не может, — объясняет Падалеки, пытаясь не частить, не краснеть.

В конце концов, это он здесь — из Вашингтона. Если кто и должен робеть, то не он. Но почему-то чувствует себя бактерией на предметном стекле под микроскопом. Переступает с ноги на ногу, вызывая еще одну понимающую усмешку.

— Конечно, — невинно соглашается Дэннил, — как скажете, администратор. Разумеется, вы можете его подождать. Он теперь подолгу поутру в душе, — ухмыляется снова и кивает на дверь у него за спиной, та почти незаметна за ширмой. Тоже пестрой, в тон наряда хозяйки. Затягивается. Столбик пепла прогорает до фильтра и обжигает ей пальцы. Дэннил бросает окурок в один из стаканов. — Может быть, чаю, администратор?

Последний вопрос Джаред даже не слышит. Руки в секунду делаются ледяными. Он не узнает свой голос, когда переспрашивает:

— Так… что, Дженсен здесь?
— Разумеется, мой муж здесь, администратор. Где же ему быть в свой выходной? Проявите терпение, теперь осталось не долго. Ему требовалось больше времени… Знаете, в первые дни, — она изъясняется намеками и загадками, которые Джаред, видимо, должен понять. Вот только у него в голове — ни малейшей идеи. Одна сплошная неловкость. — Так вы будете чай?
— Спасибо, нет. Я уже выпил кофе.
— Ах, этот чудо-напиток, — мечтательно закатывает глаза и закидывает ногу на ногу. Широкий разрез до верхней части бедра не оставляет простора фантазии. — Дженсен упоминал, что вы его у себя в поднебесье хлещете пинтами, — она прищелкивает языком. Томно поднимается, одергивая тунику. Неторопливо начинает убирать со стола, продолжает болтать, как ни в чем ни бывало, как с давним другом. — От него случается бессонница, говорят? Это бы могло объяснить… Если бы Дженсен переусердствовал с кофе, когда ходил к тебе… к вам на ту вечеринку в Вашингтоне. Вот только как-то он очень рано вернулся. Я так и не поняла, он вообще добрался туда или слонялся по этажам, забивая голову разными мыслями? С ним случается, знаете…

Что?
Дженсен поднимался тогда в Вашингтон, когда у Джеффри была вечеринка?
Дженсен — в день их знакомства?
Дженсен, разочарованно выплюнувший наутро, явившись на вызов в его кабинет: “Я ждал тебя. Мог бы ждать… Это не то чтобы нарушение правил. Не запрещается, знаешь ли. Но у тебя были занятия поинтересней, я понял”.
Значит, что-то щелкнуло и для него? В самую первую встречу…

— Стакан воды можно? Что-то жарко сегодня, — Дэннил внимательно глядит на него и кивает, наполняя прозрачный бокал до краев.

Падалеки допивает последний глоток, когда плеск воды за дверью стихает, и в комнату возвращается Дженсен. Он ожидал, что тот хотя бы натянет на мокрое тело какие-нибудь простые штаны и футболку. Вот только зачем, если Дженс — у себя дома? Эклс ограничился небольшим махровым полотенцем на бедрах. Выходит босой, взъерошенный и очень уютный. У Джареда остро ломит в груди. Приходится сделать усилие, чтобы остаться на месте, а не рвануть сразу к нему.

иллюстрация

Незваного гостя тот видит сразу же. Останавливается, как врезается в стену. Смотрит хмуро на него исподлобья и недружелюбно бурчит:

— Чего тебе?
— У нас работа. Совет приказал. Нельзя это бросить, — Падалеки почти умоляет. Он смешон и жалок, ничтожен. Но сейчас наплевать. Руки дрожат, как им хочется, нужно — всего лишь коснуться.
— Ах, проект, — болезненная, кривая ухмылка. Проходит мимо, почти задевая плечом — у Джареда волоски на руках под рубашкой поднимаются дыбом. Садится за уже пустой, чистый стол. Берет у Дэннил стакан с чем-то дымящимся, терпким. Продолжает небрежно. — Да, надо будет напомнить Крису, нагрузил меня сверх всякой меры, зашиваюсь. Совсем забыл про тебя. Столько на самом деле важной работы.
— Кейн знает и зачем-то прячет тебя от меня, — перебивает рассерженно Джаред. — Ты его попросил? Не хотел меня больше видеть? Могу я услышать причину?

Это уже – личная драма, выяснение отношений и чувств. Это то, что не должно выходить за пределы семьи. Это то, что запрещается проявлять людям, посторонним друг другу. Дэннил могла бы прямо сейчас донести. Она сокрушенно цокает языком, но делает вид, что разбирает в кухонной зоне посуду, сортирует по контейнерам остатки продуктов, убирает их в охлаждающую нишу в стене.

— Мы с ним немного друзья, — отвечает Дженсен устало и поднимает глаза — ввалившиеся и какие-то больные. Как кулаком бьет с размаху под дых.
— С тобой все в порядке?
— Давно уже нет. Но какая разница, правда?

— Даже на ночные прогулки ходить перестал. С той вечеринки у вас в Вашингтоне. Ах да, он же на нее не попал, — как бы между прочим сообщает Дэннил. Быстро споласкивает под водой руки, распихивает по секциям контейнеры и пакеты. Поправляет платок в волосах. — Вы меня, мальчики, извините. Но меня уже час как ждут в другом месте. Я убедилась, что вы тут не убьете друг друга, и я не останусь безутешной вдовой с тремя детьми на руках без средств к нормальному существованию. Теперь я пойду. Приятно вам провести время. Не сломайте платформу.

Уходит, вскидывая на прощание руку — разноцветные браслеты звенят на тонких запястьях, шевелит шаловливо в воздухе пальчиками с острыми ноготками.
Кажется, последние пару минут Дженсен ее даже не слышит, не слушает. Джареду же все равно.

— Ты не ходишь на ночные прогулки? — глупо переспрашивает он. Нет, ну полный дурак. У него какая-то бешеная радость крушит в груди ребра. Даже больно дышать. — Не ходишь?
— Говорю же, из сил выбиваюсь, — устало отзывается Дженсен. Поднимает глаза, в первый раз за сегодня глядит прямо в лицо Джареда и продолжает медленно и нарочито-равнодушно при этом. Говорит холодно, ровно. А у самого рука сжимается безотчетно в кулак. Белеют костяшки. — У тебя же, я слышал, хватает резервов. Как поживает супруга Советника?
— Хилари? Но при чем тут?.. Ах вот оно что… — только сейчас до Падалеки доходит. Пять дней назад, Дженсен не просто лежал у него на диване и изо всех сил пытался не шевелиться, чтобы Морган не заметил, не понял. Тогда он слышал каждое произнесенное в комнате слово. Разумеется, не пропустил он и приказ-ультиматум. — Я же даже не понял… Думал, что-то еще… Весь извелся.

Вытирает о штанины ставшие слишком уж липкими ладони.

— Хорошо провел время с миледи?
— Я… Дженсен… — запинается, лихорадочно прокручивает в голове варианты. Привычка мгновенно анализировать ситуацию и предвидеть разные варианты развития событий сейчас пригождается, как никогда…

Джаред видит так ясно, будто это уже происходит, — сейчас он ответит, и Дженсен тут же переменится в лице, нацепит равнодушную маску, отгородится бетонной плотиной-стеной и никогда уже не пустит под кожу. Нет, не откажет в близости — этого не посмеет сделать ни один человек на планете. Но больше не станет рядом с ним настоящим. И никогда уже Падалеки не увидит улыбки, от которой теплеют глаза, расслабляются губы и скулы, а тонкие лучики разбегаются от висков из уголков глаз…

— Ты можешь не отвечать. Я понял, администратор… — ну вот. Это начинается прямо сейчас… Свет — в ярких зеленых глазах потухает. Он точно прячется за мутным стеклом в пасмурный день, когда из-за сплошных, клубящихся облаков не видно солнца, а десятки монад сиротливо жмутся друг к другу, похожие на грустных, сгорбленных стариков, лишившихся смысла жизни.
— Нет, ты не понял! Не было ничего! — запальчиво возражает, почти кричит Джаред, перебивая. Дженсен беспомощно замирает и смотрит чуть снизу вверх, исподлобья. Лучик надежды скребется робко сквозь толстый пласт недоверия.
— На самом деле это меня не касается. Я знаю правила и соблюдаю. Все принадлежат всем, — глухо шепчет Эклс, отворачиваясь, чтобы скрыть невольную слабость и… облегчение?
— Не в нашем случае, ладно? — просит Джаред. — Дженсен… Я… понимаю. Когда я сегодня спустился в Даллас и переступил порог этой квартиры, увидел Дэннил в этой смелой одежде. Такую уверенную в себе… роковую. Знаешь, у древних были жрицы любви. Я видел изображения в архивах… Очень похоже. Их желали все без исключения мужчины… И вот — такая же — у тебя. Меня как будто ударили с порога в живот. Зачем тебе я, если дома ждет это чудо?
— Она тебе уже все сказала, ты слушал? Не беспокойся на этот счет. И на все остальные, — слабо улыбается Эклс. Расслабляется, когда Падалеки обнимает его со спины. Жмурится, когда он начинает лихорадочно целовать шею, затылок. — Так значит… — нерешительно молчит две секунды, — … не было ничего?
— Я, конечно же, пошел тогда к Морганам, — начинает Джаред со вздохом. Набирает в легкие воздух… Вот он — прыжок. С вершины монады, без снаряжения, парашюта. Без вариантов — в лепешку. Мышцы напрягаются на плечах и руках. Падалеки торопливо продолжает, чтобы скорее закончить. — Не мог не пойти. Он – Высший Советник, и он отдал приказ. Никто не смог бы.

Глухо:

— Я понимаю.
— Она была в квартире одна, ждала с бутылкой вина… Раскинулась на кровати нагая.
— Без подробностей можно? — болезненно морщится.
— Подробностей нет. Не получилось совсем ничего. Она старалась… заинтересовать разными способами… Я отговорился, что очень устал. Хотя это и не отговорки. Все было правдой, — ни слова лжи не срывается с его губ. Джаред жмурится, чувствуя, как колотит, как лупит, как бьет его воздух, когда он летит кубарем вниз. Пахнет дымом и почему-то анисом.

“Ох, Джаред, мой светлый мальчик. Совсем загнал себя… Полежи-ка минуту, мамочка принесет кое-что выпить. Тебе сразу же станет лучше”, — шептала она и наклонялась над ним, прижималась губами, пышной грудью — к его голой груди. Потом ненадолго исчезла перед тем, как вернуться — стройное обнаженное тело в полумраке мерцало, светясь то серебристым, то голубым. Особый люминесцентный состав, понял Джаред перед тем, как губы снова накрыли его губы, нажали, раскрывая, и в горло полилась сладкая жидкость. Приторный, вязкий сироп, наполнивший тело легкостью, немыслимой силой. Вытяжка из редких тропических фруктов с добавлением особого порошка. Эликсир, впитавшийся в кровь, заставивший гореть изнутри… Сжигающий, требующий действий, зудящий…

— Не стоило избегать тебя столько дней. Хотя, наверное, больше я прятался от себя. Пытался вытрясти тебя из головы, вытравить из своей крови, — вздыхает Дженсен понуро. — Был не прав. Давай все исправим.

Джаред шумно вдыхает и рывком разворачивает его, подхватывает под бедра. Эклс с готовностью обхватывает любовника ногами, сцепляет лодыжки на его пояснице.

Сейчас никто бы не поверил, что Падалеки здесь — младший, на целых четыре года. Он же такой здоровенный. Шире в плечах и выше на полголовы. Великан из тех же стародавних преданий.

Джаред озирается — комната почти что пуста. Кроме стола со стульями и санитарной зоны за дверью, отгороженной ширмой — вообще ничего.

— Там педаль, – подсказывает Дженсен нетерпеливо.

Как раз ее нажимала Дэннил, убирая платформу. Падалеки замечает едва приметный выступ в полу. Наступает, наваливается всем весом. Трехместная спальная платформа разворачивается, неспешно поднимаясь из пола. Уже застелена свежим бельем – автоматика справляется на ура.

Джаред падает вместе с Дженсеном на платформу, та пружинит. Он не может отпустить его ни на секунду. Выпустить из рук даже для того, чтобы раздеть. В проклятое полотенце тот замотался туго, как древний воин — в спасительную броню. Падалеки рычит, срывая с него кусок ткани зубами.

— Настоящий дикий зверь. А нас уверяли, что все давно вымерли, — фыркает Эклс. Наверное, тоже видел в информатории архивные фильмы. Абсолютно не возражает и, кажется, даже млеет от остающихся на коже следов. От первобытной дикости, несдержанности партнера.
— Нам много чего говорили, в чем убеждали. Придется проверить, что из этого правда, — шепчет Джаред.

Переворачивает, опрокидывает на спину и всем собой прижимает к матрасу. Освобождает-таки одну руку, чтобы спустить со своих бедер штаны.

Chapter 9 Chapter Text

— Джеффри? Это Джаред. Извини, что тревожу так рано. Действительно важно. Для того, чтобы нам быстрее двигаться по проекту, требуются некоторые административные изменения… — лохматый и улыбающийся, кажущийся отлично выспавшимся администратор Падалеки нажимает на кнопки, переводящие звонок с личного комма на внешние динамики кабинета и, потянувшись, сбрасывает неудобные туфли.

Подходит с чашкой горячего кофе к окну, наблюдая, как небо над крышами монад едва-едва окрашивается нежно-лиловым.

— До начала рабочего дня еще часа два. Я, конечно, уже проснулся, — ворчит Морган, но вполне добродушно. Разумеется, если бы он еще спал, вызов автоматически переключился бы на робота-секретаря. — Тебя возрастная бессонница посетила? Так рано еще…
— Наоборот, давно так чудесно не спал, а проснулся, еще темно было. Решил приступить пораньше, столько надо успеть, — внутри него растет, расширяется что-то большое, неохватное, оно пузырится и впрыскивает в вены какой-то эфемерный раствор, от которого Падалеки ощущает себя легким-легким, воздушным.
— Столько энтузиазма… Если бы ты позвонил по видеофону, бьюсь об заклад, мне бы пришлось лицезреть твою сияющую мордашку. Ты там, случайно, сейчас не поешь?
— Эм… ты о чем, Джеффри? — Джаред искренне не понимает, а зарождающийся рассвет так красив, и какая-то мелодия действительно крутится в голове, и он ловит себя на том, что принимается то и дело ее напевать.
— Да так… помнится, я ощущал себя очень похоже давным-давно, когда в первый раз познал женщину. Нам было всего ничего, ее звали… Впрочем, — Джеффри Дин усмехается, — это неважно. Какое разрешение тебе нужно? У тебя же самые широкие полномочия.
— Мне необходим инженер Эклс здесь, в моем кабинете. Мы должны будем подробно обсуждать все работы, планировать, а когда ремонт войдет в активную фазу, координацию следует осуществлять также отсюда, я не смогу искать его по этажам каждый раз, как потребуется консультация. Кейн имеет привычку засылать его на самое дно, затыкает им самые сложные дыры. Но дело в том, что в Вашингтоне имеют права работать только сотрудники с особой формой допуска.

Джаред замолкает, облизнувшись, и вливает остатки остывшего кофе в мгновенно пересохшее горло. Он не соврал попечителю, каждое слово, мотив — это чистая правда. Вот только правда не вся.

Пора что-то сделать с записями… самое время… Не только перенастроить камеры, но и подправить архивы.

“Не поздновато ли ты спохватился, любовничек? Что, если Джеффри Дин прямо сейчас отправляет запрос нравственным инженерам? Допрыгался? А я говорил тебе, предупреждал…” — брюзжит приставучий и осторожный зануда, спрятавшийся где-то внутри. Карьерист и бездушный ублюдок. Падалеки притворяется, что ничего такого не слышит.

— Сынок, это же ерунда. Разумеется, я даю разрешение. Сегодня же Лорен отправит тебе допуск на Эклса и еще один формуляр. Он подтвердит твои полномочия. Все запросы, инициативы — в пределах проекта — ты можешь запрашивать и использовать все наши ресурсы без исключения. В конце концов, это вопрос выживания.
— Это такое доверие, Джеффри…
— Я знаю, кому верить, малыш. Не подведи меня, ладно? Кстати, — хихикает он и понижает заговорщицки голос. — Хилари была очень довольна… Ты знаешь, как ублажить всех этих женщин. Надо будет и нам с тобой прояснить этот вопрос… Ну, ты понимаешь.
— Конечно, сэр… — внутри немедленно холодеет, и Джаред отставляет чашку на стол. Пальцы неприятно покалывает. Вспоминать встречу с Хилари, при воспоминании о которой у него и сейчас неприятно тянет внутри и начинает подташнивать, планировать иные развлечения с попечителем — не то, чего он хотел бы.
— Еще будет время все обсудить. У тебя все? Я тут собираюсь продолжить кое-что, что прервал твой звонок. Ну, ты понимаешь, — Советник довольно хихикает, Джаред различает второй вторящий ему голосок на грани слышимости — не Хилари, кто-то моложе. Возможно, Лорен. Похожа…
— Спасибо, Джефф… — тот не удосуживается отключиться, и Джаред делает это сам, заслышав характерную возню с другой стороны.

У него сегодня очень много работы.

Выходит в приемную, где варит себе еще один большой кофейник крепкого кофе, находит упаковки с готовой едой, саморазогревающейся при вскрытии оболочки. Надо будет при случае похвалить Колина, всегда у мальчишки предусмотрено все, любая потребность. Хотя, с другой стороны, это — часть работа помощника, ничего сверхъестественного.

Дожевывая нечто, что на брикете обозначено как “белковый бифштекс”, Падалеки заканчивает печатать сообщение Лорен и принимается за письмо Кейну. Конечно же, тот не обрадуется, что его на неопределенный срок оставят без одного из лучших инженеров монады. Но ничего, как-нибудь переживет.

— Ничего личного, Крис. Но мне… всей монаде Дженсен намного нужнее, — бормочет Джаред, пока пальцы отстукивают по клавишам буквы, складывающиеся в дежурные фразы. Все эти “уведомляю вас этим письмом”, “распоряжение Совета”, “неограниченные полномочия”.

“...Таким образом, инженер Дженсен Эклс с этого момента и до дальнейших особых указаний поступает в распоряжение администратора Джареда Падалеки. Его рабочее место отныне — на 999-м этаже. Приказ о переводе и отчуждении сотрудника поступит в ваше ведомство по официальным каналам в течение следующих суток…”

Когда Колин является на свое рабочее место — за двадцать минут до начала смены, как и положено ответственному помощнику, застает необычное зрелище. Джаред, мерящий своими длиннющими ногами приемную из угла в угол, запускающий в волнении пальцы в длинные, всегда идеально уложенные волосы, методично превращая их в подобие гнезда. Такие много лет назад сооружали птицы за окнами самых нижних ярусов монады, в придонных городах. Колин видел парочку старых, птиц в них, конечно, уже давно никаких не осталось, и даже окаменевших яиц.

Заслышав шаги, Джаред вздрагивает и замирает, впивается взглядом в дверь с совершенно сумасшедшей надеждой. При виде помощника его лицо даже вытягивается от огорчения.

— Доброе утро. Вы рано, — оглядывает шефа с головы до ног, раздумывая спросить, спускался ли тот домой хоть ненадолго, но не решается. — Кого-нибудь ждете?
— Инженер Эклс будет работать здесь с этого дня. Нам нужно срочно приступить к работе, — отвечает Джаред сурово. — Это вопрос безопасности и благополучия… всех.
— Безусловно, сэр, — уж кто, но ни Колин взялся бы перечить ему, да и зачем. Он не один раз становился свидетелем воплощения его блестящих проектов. Если Падалеки что-то задумал, результат получится грандиозным. Так что нет нужды повторять бесконечно эту мантру о безопасности, как оправдание.
— Так что, парень, будем теперь часто встречаться, — произносит весело новый голос, от звучания которого Джаред пытается не улыбаться, как полный дурак.

Они с Колином так увлеклись, что инженер, наверное, простоял в дверях какое-то время, нахально подслушивая их разговор.

— Доброе утро, сэр, мистер Эклс… — торопливо здоровается Форд.
— Зови меня Дженсен, парень. Ты же Колин, правильно? Давай без формальностей. Терпеть всех этих “сэров” и “мистеров“ не могу, — легко отмахивается тот. И вроде бы говорит с Колином, но глаз при этом не сводит с Падалеки. А тот все же расплывается в самой дурацкой на свете улыбке, даже ямочки на щеках появляются, скидывая их обладателю сразу лет восемь.

— Я думал, ты не приедешь. Ответа от Кейна до сих пор нет.
— Ты думаешь, он бы рискнул перечить всем твоим навороченным полномочиям? Крис не дурак, — фыркает Дженсен, совсем не боясь показаться фамильярным или развязным. Не то чтобы Колин взялся судить, но все же… — Правда, в итоге орал минут двадцать. Но что он может поделать?
— Не злишься, что я тебя не спросил? — интересуется Джаред вкрадчиво и осторожно. Он же подключил все ресурсы, задействовал связи, не обсудив с самим Дженсеном ничего.
— Наверное, должен. Но я так и знал, что ты выберешь что-то такое. Да и к проекту действительно пора приступать, я не просто так просил тебя… В нашу первую встречу.
— Ты ел сегодня что-нибудь?
— Не успел. Дэннил занималась детьми, ну а на службе… Про Кейна ты уже понял. Обычно у нас там общий завтрак перед разводом на смены, но сегодня я решил побыстрее убраться… К тебе…
— Мне нравится, как это звучит. Повтори?

Дженсен прочищает горло и выразительно косится на Колина. Тот копается в ящиках стола, усиленно делая вид, что все происходящее его не касается, что ничего сверхординарного не происходит вообще. Вполне себе обычное утро…

— Эм, что-то я правда, — мямлит Джаред. — Пойдем, покажу тебе кабинет, — помощник же изо всех сил пытается в голос не фыркнуть. Действительно, а то же Эклс ничего там раньше не видел… — Колин, принесешь завтрак нам? На двоих, — он как под гипнозом, глаз с инженера не сводит, и Форд только через несколько секунд понимает, что Джаред говорит не с кем-то, а с ним. Вздрагивает испуганно:

— Будет сделано, сэр, — но Падалеки на него и не смотрит, уже утащил своего обожаемого в кабинет и, кажется, судя по звукам, вытирает там его спиной все поверхности…

Колин закатывает глаза и усмехается тихо в кулак, незаметно. Похоже, в ближайшие дни Падалеки дома совсем не увидят. Похоже, у него, Колина Форда, только что появился шанс попробовать то, на что он не мог осмелиться уже очень давно… Больше года. Возможно, мадам Падалеки даже не рассмеется, если… когда он придет.

…Они и правда работают над проектом, хотя Колин в это, похоже, не особенно верит. Дженсен заставляет Падалеки просиживать часами над расчетами и чертежами. Составляет подробный график работ, не забывая каждый уровень, каждую схему, каждый запасной узел. У этого парня не голова, а суперкомпьютер, — думает Джаред. Иногда, когда получается думать.

— Я составил заявку на материалы. Заверил твоей электронной подписью и отправил в отдел снабжения. Продублировал наш график Кейну. Он, конечно, ворчал, но, кажется, даже выдохнул, что мы, наконец, начинаем, — примерно через пару недель сообщает Дженсен между делом, валяясь в одних штанах на животе на полу, разбираясь с гигантской схемой, занимающей почти все свободное место между двумя письменными столами.

Джаред, занятый тем, что, свесившись наполовину с вместительного кожаного дивана, пытается пересчитать все веснушки у Эклса на плечах и спине и, может быть, попробовать собрать их губами, весьма неохотно и недовольно отрывается от своего увлекательного занятия:

— А когда это мы уже начинаем?
— Завтра утром на склад, специально зарезервированный для проекта, поступят первые материалы. Стартовые бригады работников Крис направит уже к девяти. Позже посмотрим, хватает их или нужно будет отрегулировать численность. Думаю, проблем не возникнет. Ребята толковые, я просмотрел дело каждого. Ну и буду сам проверять их работу, — откликается Дженсен.

Он чуть поводит плечами, потому что щекотно. И одновременно — мало. У него вся спина — это огромная эрогенная зона, но некоторые ее участки — особо. Босые пальцы ног поджимаются, и он с тихим стоном потирается о ковер вставшим членом.

— Постой, что значит — сам? Ты же умрешь от изнеможения, там такие объемы работы, — обеспокоенно вскидывается Падалеки и сползает с дивана, перебираясь на его спину, распластывается по нему, укрывая собой, как одеялом.
— Не беспокойся, господин администратор, будущий Высший Советник. Только самые важные точки и ключевые узлы. Для остального есть экспертная группа. Не просто же так они получают пайки, — успокаивает Дженсен и выгибается, подставляя шею жарким губам. Замечает небрежно. — Между прочим, у меня вся шея в пятнах, как будто я заболел чем-то заразным. Смотри, целители разглядят и запрут меня в карантин, будут тыкать иглами, брать анализы.
— Только вместе со мной. На меньшее не согласен, — неразборчиво бормочет Падалеки, просовывая руки ему под живот, поглаживая упругие мышцы, ныряя ладонью за пояс штанов.

— Мистер… сэр… господин Падалеки, там срочный вызов! — с испуганным видом лепечет взъерошенный Колин, вваливаясь в кабинет. Ойкает и пытается отвернуться, краснеет до самых кончиков чуть торчащих ушей. Почему, интересно? Публичный секс в монаде — довольно распространенное дело. Взять только те спальни для молодоженов… — Я… то есть… Ох… Извините… Я пытался через коммуникатор, но сигнал не проходит… — оправдывается сбивчиво он. Джареда новость не удивляет. Конечно же не проходит. Он сам его отключил, чтобы не отвлекали настырными пустяками. — Срочный вызов от попечителя. Никак к вам не может пробиться.

— Расслабься, Колин. Я понял, — невозмутимо отвечает Падалеки, неохотно скатываясь с Дженсена на пол, стараясь не наступить на гигантскую карту-схему. Поправляет топорщащиеся штаны, недвусмысленно натянувшиеся в области паха. — Скажи Джеффри, что у нас с инженером ревизия перед завтрашним фактическим стартом работ. Я пошлю ему вызов сразу же, как мы… эм… вернемся…

Дженсен переворачивается набок и, подперев рукой голову, с интересом смотрит на него снизу вверх. С интересом и нескрываемым восхищением. Облизывается — медленно, провокационно ведет языком по нижней полной губе.

— Я понял, сэр! — выпаливает помощник в ответ и выбегает за дверь, как будто боится, что прямо сейчас его схватят за шкирку и по полу без суда и каких-либо разбирательств потащат в Спуск — за содействие непростительному преступлению. Зацикленность друг на друге этих двоих, их пренебрежение всем остальным миром, их предпочтения, их желание остаться только друг с другом — и намека на одну только мысль о подобном хватило бы, чтобы отправить на уничтожение и более влиятельного человека, чем Падалеки. Стереть его навсегда. Вычеркнуть из жизни монады.

Стоит только увидеть их рядом, как все становится ясно. Наверняка, неспроста Женевьев, явившаяся сегодня на очередные разборки с запропастившимся мужем, постояла молча несколько минут в дверях кабинета и тихо ушла. Парни даже не заметили ее появления.

иллюстрация

“Вы двое посмели решить, что мы, все остальные, вас не достойны? Вы посмели отказать нам в наших желаниях? Не захотели разделить с нами сладость бытия? Это значит одно — мы вычеркиваем вас из нашей жизни навеки. Мы лишаем своего общества — вас”, — звучало бы в их приговоре, который им даже, скорее всего, никогда б не зачли.

— То есть, ты не бросишься звонить Моргану прямо сейчас? Рискнешь пойти на такое? — насмешливо изгибает Эклс светлую бровь. Падалеки хочется провести по ней пальцем, а после — губами.
— У нас ревизия, ты забыл, что ли? Нас здесь физически нет, — шепчет он, опускаясь перед Дженсеном на колени. Руки дрожат, когда оглаживает широкие плечи и голую грудь. Чувствует перекатывающиеся под кожей мышцы. Дженс — сильный. — Нам надо что-то сделать с камерами. Ты сможешь? Чтобы у них… если вдруг что… не осталось ни одного нашего кадра… где мы с тобой… Понимаешь?

Эклс хмурится, отстраняется от руки:

— Трясешься за свою шкуру, администратор?

Джаред вздыхает и с усилием притягивает упрямца к себе:

— Скорей, за твою. Если с тобой что-то случится… Мне останется только — с монады — за край. Потому что без тебя… зачем мне что-то вообще? Но еще не хочу, чтобы все эти… смотрели… Это только наше с тобой, понимаешь? Твое и мое. А они… будут изучать, — морщится недовольно, брезгливо, — разглядывать под микроскопом, разбирать на кадры, анализировать каждый стон… Тошнить начинает, как только представляю.
— Да, Джей, — после короткой паузы соглашается тихо Дженсен. — Понимаю. И мы решим этот вопрос. Ничего сложного в том, чтобы изъять записи и подчистить архивы. Смонтировать в резерв пару часов с тобой — таким сосредоточенным, застегнутым на все пуговицы этого идиотского душного костюма, корпящим над бумагами. И рядом, допустим, — меня с пачкой схем и таблиц. Они купятся.
— Непременно.
— Но давай сделаем так, чтобы им не пришлось? Поднимать эти записи, я имею в виду.
— Мы постараемся, Дженсен. Попробуем, Джей.

Они тогда, скорее всего, уже где-то глубоко внутри понимали, что ни черта из этой затеи не выгорит. Они тогда уже поскользнулись и сорвались, неслись вниз по отвесной стене. Вот только оба пока что считали это свободным полетом.

— Где там мой бокс с инструментами? — даже занимаясь теорией, Дженсен, как одержимый, таскал за собой увесистый чемоданчик, в котором нашлось бы все от сложнейших микросхем до банальной отвертки, использовавшейся в стародавние времена, еще в прежнем мире, когда тот был совсем иным — не высотным.
— Что ты задумал?
— Решу твою… вернее, нашу небольшую проблему. Это не займет много времени — всего час или два. Исправить архивы, слепить несколько сцен на замену — да здравствует искусственный интеллект. Если знать определенные команды, шифры и коды, программа сама изготовит любое изображение. Да ты увидишь и сам поверишь в реальность… Займись пока чем-нибудь, ладно? Не отвлекай, — последнюю просьбу Эклс протягивает застенчиво и даже просяще, зыркает из-под густых пушистых ресниц. У Падалеки дурниной заходится сердце, и он, сморгнув наваждение, быстро тычется в губы губами.

Застенчивый Дженсен — это что-то за гранью. Это срывает все блоки.

— Я могу все же вызвать Джеффри, пока ты будешь работать. Узнать, чего он хотел. Он же ничего не заметит?
— Нет, конечно. Рядовая картина — инженер на своем рабочем месте, — кивает на дополнительный стол, который установили в кабинете специально для него две недели назад. Не то чтобы его использовали по прямому назначению хоть сколько-нибудь регулярно… — копается в каких-то микросхемах, железках и что-то паяет. Еще одно негласное подтверждение того, что проект движется.
— Только надо одеться, — бормочет растрепанный Падалеки, уже вытаскивая из-за дивана свою рубашку и форменную куртку Дженсена. Причесывает пятерней пряди, почти сразу сдается и берется за расческу. Специальную, укладывающую его волосы на плечи мягкими волнами.
— Принцесса, — нежно, почти ласково ворчит Эклс. Это всплыло прозвище из полузабытого прошлого человечества, из одной архивной записи, которую они смотрели на прошлой неделе, голышом валяясь здесь же на диване в обнимку. Тот фильм рассказывал про времена, когда мир был разделен на множество королевств, правители которых жили в каменных замках, окруженных глубокими рвами с водой. Их жены — королевы, и дочери — принцессы, носили платья с необъятными юбками и укладывали волосы затейливыми конструкциями. Иногда на это уходили часы… Дженсен хихикал, что Падалеки со своими шелковистыми волосами и идеальной укладкой переплюнул бы всех тех знатных дам.

Дурацкое прозвище, но Джаред не протестует, он только целует его еще раз, пока Эклс раскладывает на столе нужные ему инструменты и запускает компьютер. Прежде, чем взламывать архив и подменять записи, придется попасть во внутреннюю систему. С неограниченным допуском администратора Падалеки это будет проще простого.

Джаред садится в свое широкое удобное кресло, откидывается на спинку, принимает самое расслабленное выражение и запускает информационный экран. Через клавиатуру вводит пароль доступа. Экран вспыхивает широкой белозубой улыбкой Джеффри Моргана.

— Мои мальчики! — восклицает он радостно, чуть прищурившись. — Все в делах, все в работе. Наслышан, наслышан. Колин прожужжал моей Лорен все уши о том, как вы двое трудитесь без перерыва на отдых, даже к семьям перестали спускаться, — Джаред улыбается напряженно, отпивает воду из прозрачного стеклянного стакана. Так сушит в горле. — Рад, что вы так поглощены этим делом. И рад видеть тебя. Только твой помощник сказал… Разве у вас сейчас не ревизия перед стартом работ?
— Она закончена, Джеффри. Дженсен шлифует последние детали, вносит незначительные поправки… Все по большей части готово. Завтра — исторический день для всей монады, — приглаживает волосы пальцами, заправляет прядь за ухо. Чуть более нервно, чем обычно, наверное, но это можно списать на мандраж перед таким важным событием.
— Рад это слышать, малыш. В честь этого через… скажем… да, через три дня в самый раз, думаю организовать прием. В самом узком кругу, только близкие друзья. Что скажешь? Девочки по тебе соскучились… А от мистера Эклса… — Джеффри поворачивается к столу, за которым Дженсен как раз взламывает сложнейшую часть кода. Вскрывает легко, как саморазогревающийся пищевой концентрат на обед. — Наши дамы, уверен, будут в полном восторге. Возможно, мы рассмотрим вопрос с его повышением и постоянным переводом в Вашингтон. Техническим консультантом для начала… Что скажешь?

У Джареда пальцы сжимаются в кулаки, когда он распознает жадный блеск в глазах Джеффри Дина. Он слишком хорошо знает, что это значит, он помнит… Но все, что он может — только одобрительно улыбнуться.

— Скажу, что это прекрасная идея, Джефф. Такому самородку чахнуть в Далласе — последнее дело. Разумеется, все этажи хороши, — спохватывается он, чтобы смягчить невольную резкость и намек на расслоение общества, которого, по официальной доктрине, ни в одной монаде нет и не может никогда быть, — и жить на любом — привилегия. Я лишь имел в виду неограниченные возможности Вашингтона для развития потенциала…

— Я понял тебя, мальчик, не суетись. Ты не сказал ничего такого, что мы бы прежде не обсуждали. Разумеется, в узком, посвященном кругу, — попечитель выделяет интонацией последнюю фразу, вновь переводя взгляд на Дженсена, и Джареду делается не по себе. Эклс, к счастью, кажется, искренне увлечен своим текущим занятием, и даже не слышит, не замечает того, что происходит вокруг.

— Не думаю, что он станет проблемой. Доверься мне, Джеффри, — просит Падалеки, снижая голос. Прекрасно зная, что руки Дженсена хоть и заняты делом, но слух сейчас обострен до предела.

— Увидим на встрече через три дня. Нам многое предстоит обсудить. И то, какими темпами будет продвигаться ремонт воздушных систем, с каким результатом, — только малая часть. Мы должны приступить и к внедрению лотереи. Ты о ней не забыл? Вижу, нет. Но сейчас не об этом. Новый член нашего маленького клуба добрых друзей, — безусловно, станет гвоздем программы.

Джаред чувствует, буквально сам ощущает, как каменеют спина и плечи Эклса при этих словах. Кажется, в руках его громко трескается и лопается что-то. Возможно, отвертка? Или один из коммов, подключая которые, Дженсен обходит системы службы безопасности.

— Я приведу его, Джефф.
— Разумеется, ты приведешь. Разве могут быть какие-то еще варианты? — хмыкает Морган и радостно скалится. Он уже предвкушает. — Сейчас работайте, мальчики. С нетерпением жду нашей встречи.

Экран темнеет, и резиновая приклеенная улыбка медленно стекает с лица Падалеки, как краска, которую смывают водой. Он дергает и дергает верхние пуговицы на рубашке, пока не отрывает их нахрен. Из разжавшихся пальцев те падают на пол. Закатываются под стол. Все равно кажется, что его душат. Катастрофически мало воздуха… Снова сбои в системе фильтрации?.. Нет. Разумеется, нет. Здесь Дженсен давным-давно все заменил и отладил, не дожидаясь общего начала работ.

Руки у Падалеки сильно и мелко трясутся. Едва получается взять ими стакан, чтобы влить в себя немного воды. В горле — предательски сухо. Дженсен продолжает ковыряться в разобранных схемах. Соединяет какие-то провода, подключает большие зеленые платы.

— Дженсен, я придумаю что-нибудь. Ладно? Мы все решим, хорошо?
— Так же, как ты в прошлый раз решил с мадам Морган? — отзывается Эклс. Очень ровно, спокойно. — И… полагаю, с самим Джеффри тоже? Не суетись, Джей. Все хорошо. Это часть нашей жизни. Пожалуйста, дай мне закончить.

Руки Дженсена будто живут собственной жизнью, творя магию там, где Джаред и под угрозой смерти бы не сумел разобраться. И, вроде бы, все действительно хорошо. Вот только костяшки пальцев на руках Эклса — слишком уж бледные. Вот только веснушки — чересчур яркие на лице. И почему он себя все время кусает за нижнюю губу? И совсем не смотрит в глаза.

— Прекрати таращиться, господин Высший администратор. Здесь люди работают, — еще раз просит Дженсен. Невыразительно. Джей как объявление из автоматического информатора слышит.
— Я все решу, — опять шепчет он.

Эклс только улыбается — ломко и криво. Обреченно и горько.

Chapter 10 Chapter Text

— Собирайся. У нас особая миссия. Снаружи, — сообщает Джаред, когда взмыленный Дженсен возвращается в кабинет.

Он на ногах был еще до рассвета. Проверял, инструктировал, отвечал на вопросы. Своими ногами обошел десятки постов, где инженеры уже приступили к работе. Благодаря его плану систему воздухообеспечения получится обновить, не прибегая к остановке кондиционеров, воздухозаборников, вентиляторов, обогатителей кислородом и прочих систем, позволяющих жителям монады дышать без препятствий.

— Сейчас? У нас есть часов пять, может, восемь, а потом посыпятся валом отчеты, неминуемо начнутся сбои, возможны поломки, — Эклс устало откидывает челку со лба. Глаза, обрамленные сеткой морщинок, ввалились. Под ними Джаред замечает синеватые тени. Однозначно, инженеру Эклсу позарез требуется отдых.

— Необходима наружная разведка. Ты должен проверить воздухозаборники с той стороны и выходы кондиционеров, есть опасность утечки опасного конденсата, — Джаред просматривает содержимого большого пластикового контейнера с ручкой, упакованный Колином по его просьбе. Перебирает, перекладывает там что-то, кивает довольный, шевелит губами — пересчитывает или сверяет.

— Какая разведка? Эта полная чушь, ничего такого я никогда не предлагал. Это бред! Кто такое придумал?! — вскидывается Эклс в ответ на выданную Падалеки белиберду.

— Понимаю вас, инженер, — церемонно выдает он взбешенному Дженсу и легко подмигивает. — Но Совет считает, что стоит подстраховаться. Мы не можем спорить с прямыми приказами. Это не займет много времени. Возможно, два часа. Может, три.

— Постой… Ты сказал — “наружный облет”? — только сейчас доходит до Дженсена. Уставший мозг обрабатывает информацию с задержками. — Это значит, мы выйдем наружу?

— Не просто выйдем. Увидим монаду со стороны. А еще вдохнем настоящего воздуха — без всех этих ваших очистителей, освежителей и прочей фигни. Надеюсь, это нас не убьет, — улыбается ему только краешком рта. И будто кто-то стирает с лица Дженсена усталость и серость. Даже разглаживаются складочки у уголков глаз и у рта. Он поднимает на Падалеки сияющие глаза — впервые после вчерашнего разговора Джареда с Морганом.

— Не знал, что такое возможно… когда-то, — Дженсен неловко садится и почти промахивается мимо стула. Джаред успевает его подхватить, обнимает, прижимая к груди. Шепчет в волосы:
— Я бы подарил тебе целый мир, будь он у меня. Разреши… — складывает домиком брови, хотя Дженсен сейчас не видит лица. — Просто небольшая поездка, которую мы выдадим за инспекцию. Хочу… забрать тебя подальше отсюда. Все эти стены, миллионы фунтов бетона, хрома, железа, стекла. Давят и давят, и скоро просто размажут, разотрут в пыль.

— Инспекция так инспекция, почему бы и нет. Раз Совет так считает, — Дженсен расслабляется и позволяет усадить себя на край стола. Замечает контейнер-кейс. — Зачем это?
— Увидишь. Не порти сюрприз.
— Так это работа или все-таки отдых?
— Я думал, ты любишь свою работу, инженер Эклс.
— Все так…
— Ну и не задавай преждевременные вопросы, — щелкает по носу и довольно смеется, когда Дженсен, досадливо отмахнувшись, пытается спрятать растягивающую губы улыбку.

Колин поглядывает на них исподтишка, притворяясь, что занимается написанием очередного отчета — бесконечный поток статистических данных, необходимых Совету для манипуляций людьми. Цифры — они ведь такая штука, ими жонглировать проще, чем в цирке — мячами. Главное, понимать, что сравнить с чем, от чего отнять, где прибавить.

— Если будет спрашивать попечитель, у нас инспекция, — инструктирует помощника Джаред, закидывает кейс на плечо, широкий ремень плотно обхватывает мышцу. Он пытается одернуть полы задравшегося пиджака, ворчит про “хренов пингвиний костюм”, не зная, кстати, кто это такие — пингвины. Но слышал как-то, что про пиджак и брюки кто-то так говорил, потом выражение и прицепилось… Прекративший хмуриться Дженсен прячет смешок и помогает справиться с неудобным нарядом.

— Почему не надел нормальную рубашку, штаны? Я мог бы выделить тебе из своих пару футболок. Хотя, наверное, они бы жали в плечах, — а самому, конечно же, так удобно в сером комбинезоне из облегченной ткани и свободной футболке, не облегающей плотно фигуру, но подчеркивающей ее крепость и стройность.
— Ты же знаешь, что не положено. Есть определенный дресс-код, — Джаред пытается не облизываться при посторонних, придерживает для него дверь, игнорирует помощника Форда.

Тот невозмутимо подтверждает полученные распоряжения, постукивая карандашом о бумагу. Слишком явно выдает свое нетерпение. Ну слава Богам, а то еще немного, и Падалеки бы точно решил, что на рассвете карьеры ему подсунули-таки робота, особую, очеловеченную модель.

— Принято, шеф. А если поднимутся мадам Падалеки или мадам Эклс, сказать, чтобы не ждали. Проект — в самом разгаре, каждый миг на счету, — хлопает невинно глазами, пока Джаред берет за руку Эклса.
— Все правильно. К нашему возвращению закончи отчеты и проект речи для выступления в Совете на следующее собрание. Про что оно будет?.. Эм… Кажется, что-то…
— Не волнуйтесь, сэр. Разберусь. Отдыхайте спокойно, — заверяет начальника Колин и тут же ойкает, испуганно прикрывает рукой округлившийся рот.
— Не ляпни что-нибудь подобное Джеффри, — на удивление Джаред не злится. Он вообще не обращает внимания на оговорку, подтверждающую, что Форд знает и видит как минимум — все. Понимает, что здесь у них происходит.

— Ты не думаешь?.. — начинает в лифте Эклс осторожно. Джей качает головой:
— Знаешь, нет. Пока мы с тобой… делаем наше дело… работаем над проектом, он беспрепятственно ходит каждую ночь к Женевьев. А до этого не решался два года. И она перестала меня допекать, как ты мог, наверное, заметить. Думаю, теперь все более чем довольны, — роняет кейс на пол дрогнувшей под ногами кабины и прислоняет Дженсена к серебристой стене, вжимается в него, приподнимает подбородок кончиком пальца. Затылок с тихим стуком ударяется о холодную поверхность стены. — Я совсем без тебя не могу. Не могу, но еще не хочу.

Целует так, что губам становится больно. Кожица лопается от напора, и тонкая струйка крови стекает по подбородку. Падалеки аккуратно стирает ее подушечкой пальца. Дженсен отвечает, перехватывая инициативу, проталкивает язык глубоко в его рот, толкается яростно, будто доказывает что-то. Кому из них, интересно?

— Приехали, кажется, — Эклс давит аккуратно ладонью на грудь, отстраняя Джареда.

Так быстро. Проходит-то всего секунд тридцать. Конечно. Подняться на крышу — один последний этаж и еще один внутренний — по технической шахте. Не каждого лифт повезет до посадочной площадки флаера. Падалеки — наверное, один из дюжины или чуть больше людей, имеющих такой неограниченный доступ.

“Вот и сидел бы ровно на жопе, не ища на нее приключений. Тебе, может быть, плохо жилось? Герой-любовник, тоже мне. Может быть, сразу бросишься с крыши? Хуже точно не будет”, — вдруг оживает его внутренний дьявол. Его подлая, тщеславная, скрытная тварь. Надо же, а Джаред было надеялся, что уже с ним покончил. Выходит, что нет. Упрямо встряхивает растрепанной гривой волос и подхватывает с пола поклажу.

— Иди за мной и, пожалуйста, не подходи к границе. Там, конечно, силовые поля, но вывалиться за край крыши при определенном “везении” можно, — просит он. — Бывали случаи. Не хочу тобой рисковать.

Дженсен пытается возмутиться… Но обо всем забывает, впервые в жизни не выглядывая — полностью выходя из стен серой коробки, из узких бетонных коридоров и крошечных комнат, нависающих над головой потолков — под бескрайнее небо. Оно огромное — не охватить взглядом и не представить даже, как простирается далеко. Синее, яркое, словно живое. Оно качается там, в вышине, оно наблюдает, оно рассматривает и дышит. Он делает вдох — набирает полную грудь воздуха, не искуственного, не мертвого — живого. Дженс и забыл, что тот пахнет — так, что бывает вкусным — настолько. Он и выходил-то за пределы монады лишь пару раз. Много лет назад — когда в техническом межэтажье с программистами проводил быстрый ремонт. Но никогда еще не было сверху — столько пустого пространства. Сотканного из всеобъемлющего НИЧТО.

— Дженсен, дыши, — Джаред берет его руку и тянет, сдвигает с места, заставляет идти за собой. Туда, где на приподнятой над поверхностью крыши прямоугольной площадке покоится, будто бы дремлет, раскинув крылья, серебряный аппарат — вытянутый, похожий на сигарету, которые без счета курит Дэннил.

Глаза слезятся от Солнца. Оно высоко, и смотреть на него не получится прямо, чтобы не выжечь сетчатку и не ослепнуть. Но это Солнце — настоящий шар из бушующей плазмы, несущийся в безвоздушном пространстве почти за сотню миллионов миль от Земли. Это Солнце, а не пародия на него, которую он всю свою жизнь наблюдал сквозь стекло — искаженным.

Эклс встряхивается, сбрасывает наваждение и уже без посторонней помощи забирается в аппарат. Тот, послушный какому-то сигналу с коммуникатора Джея, гостеприимно раскрывается перед ними. Створки бесшумно откидываются вверх.

— Я сам, все нормально, — ворчит инженер, запрыгивая на подножку. Ухватившись за ручку, подтягивает вверх тело и плюхается на удобное сидение. — Я — мужик. Не забыл? Старше тебя на четыре года к тому же. Прекрати меня опекать.
— Не могу. Ты прав во всем, но оно… само как-то. Я не считаю тебя слабым или не готовым к чему-то. Просто я был уже здесь, на этой крыше, в этом вот флаере, ты — нет. Не злись и разреши показать, — Падалеки устраивается рядом, защелкивая под подбородком ремешок от наушников.

Они не нужны, потому что он только задаст параметры их маршрута, а все остальное сделает за него искусственный интеллект. Но так положено по правилам безопасности, и еще он сильно нервничает, поэтому не отступает от привычной заученной процедуры.

Вводит показатели в аппарат, щелкает пару изображений на сенсоре, и Дженсена поперек тела обхватывает широкой невидимой лентой, почти обездвиживая.

— Что это? — в вопросе проскальзывают нотки легкой паники, но видя, что Джаред спокоен, он расслабляется и дышит ровней. Натяжение ленты сразу же немного спадает, правда, невидимая ловушка не отпускает до конца.

— Меры безопасности, и только на время движения. Все нормально. Меня такая же держит, — невозмутимый Падалеки продолжает нажимать на стеклянном экране значки, комбинировать разные стрелки, меняя местами и даже пару раз заменяя их цвет.

— Мы пролетим над монадой? И, может быть, облетим ее по спирали — сверху вниз и назад?
— Возможно, на обратном пути, — соглашается Джаред и нажимает на круглый символ с желтым знаком зигзага внутри.

Машина взмывает вверх вертикально. Пассажиров вжимает в сиденья. Те рассчитаны на возросшую силу тяжести, потому повторяют анатомически форму их тела и поддерживают, компенсируя перегрузку.

— Необычные ощущения. Хотя, учитывая скорость движения флаера и ускорение, очевидно, что она даже мала…
— Дженсен, давай ты “выключишь” инженера? Посмотри лучше вправо, — флаер как раз, заложив большую петлю, разворачивается и стремительно несется над десятком монад.

Одинаковые крыши мелькают внизу одна за другой, а сами высотные здания, покоящиеся на подушке из облаков, кажутся сердитыми хромированными близнецами. Окна, поляризованные снаружи из-за яркого солнца, похожи на обсидиан. Впрочем, может быть, из него и изготавливали при строительстве стекла в монадах — они намного прочнее простых, прозрачных, односторонних.

Далеко, за границами еще десятков высоток, мелькает серебристая полоска воды — на таком расстоянии кажущаяся тоненькой ниткой. У Дженсена перехватывает дыхание, и он только смотрит во все глаза на эту картину. Такая, наверное, может только присниться.

— Красиво… Подумать только, как много… Зданий, людей…
— И это — только жалкая капля в масштабах планеты. Но мы здесь не для того, чтоб рассуждать о судьбах человечества.
— Что же тогда? Любуемся видами?
— Только если попутно. Сегодня у нас есть определенная цель. Смотри. Видишь, там? — протягивает вперед руку, указывая куда-то. — Вот здесь. Стой, выведу на экран. Хотя нет, ты скоро и так все увидишь…

Они летят еще восемь-десять минут. Проносящиеся под ними монады вроде бы начинают редеть. Машина поворачивает и плавно пикирует в сторону от последнего небоскреба. На крыше, быстро промелькнувшей под брюхом флаера, успевает заметить — 191. Одна из новейших монад, построенная в прошлом году. Ее возвели для расселения излишков жителей. Каждый год таких появляется несколько. Или может быть, несколько десятков. Скорее всего, суши для новых зданий скоро не останется вовсе. Океан с каждым годом подбирается все ближе к постройкам. Вернее, постройки — к нему. А поля, на которых фермеры растят пищу для населения монад, — неприкосновенны.

Флаер заваливается набок, поворачиваясь крылом перпендикулярно земле, которую с такой высоты даже не видно. Дженсен успевает вспотеть и вцепиться руками в сиденье, но машина принимает прежнее положение, легко проскальзывает мимо последней монады, почти цепляет стеклянно-бетонную стену крылом. Мир изменяется, когда перед носом флаера раскрывается панорама — пасторальная картинка из инфоэкрана, архивная передача, голографическая симуляция последнего поколения. Никак не реальность.

— Ничего себе… — вырывается у парней одновременно, потому что Дженсен видит это впервые и даже не представлял, что где-то в мире существует такое. Джаред тоже раньше так далеко не летал и только слышал что-то прежде от Джеффри, да видел записи. Но все то, безусловно, — не это.

Оставив позади серые монолиты монад, флаер живой птицей скользит по нисходящей к земле, заходя на посадку. Не на бетонную или металлическую неживую площадку, прямиком на зеленую траву, колышущуюся под легким ветром. Секунда, вторая. Мягкий толчок, и мотор замолкает. Двери с боков бесшумно открываются кверху.

Тысячи самых разных запахов, незнакомых прежде, неведомых, может быть, чуждых, бьют по рецепторам. Дженсен вцепляется в металлический поручень, чтоб устоять. Пытается успокоиться — вдох и выдох. Минута, вторая. Получается, вроде.

Спрыгивает в траву с подножки, погружаясь в нее по щиколотку, как в самый мягкий ковер. Пытается осмотреться. От буйства цветов глазам становится больно. Вокруг — безбрежное зеленое поле. Нет, это море, начинающееся у них под ногами, на возвышенности, где они приземлились, спускающееся ниже, в долину и простирающееся до самого горизонта, теряющегося в сизой дымке. Присаживается на корточки, пропускает сквозь пальцы травинки. Они колышутся — каждая в своем ритме и кажется, будто дышат. Зеленые, яркие, каждая — немного другая, чуть темнее, шершавей, иной формы, размера.

— Раньше, в прежние времена, была такая традиция — устраивать пикники на лужайках, — осторожно подает голос Джаред. Дженсен кажется зачарованным, и его просто страшно спугнуть. — На траве расстилали разноцветные одеяла, приносили еду и напитки. Закусывали, говорили, общались… На свидание ходили. Свидание — это время, которое два человека проводили друг с другом. Двое влюбленных.

Джаред краснеет, а Эклс оглядывается по сторонам. Кажется, он тоже смущен и растерян:

— У нас тоже будет пикник? Так странно. Никто так давно не делает, Джей, — он никак не комментирует безумную часть про влюбленных, и Джареду бы быть благодарным. Вот только досада расползается под рубашкой и противно ворочается внутри.

Потирает неуверенно скулу, снимает пиджак и закатывает рукава на рубашке — солнце неплохо так припекает, становится жарко. Здесь нет кондиционера, чтобы снизить температуру. Впрочем, можно подставить лицо ветерку. Хотя в футболке действительно было бы лучше.

— Знаю, но мне захотелось… Хотя бы час провести здесь с тобой. Мы будто на край мира попали.

Расстилает на земле покрывало — прихватил с собой из кабинета. Им они обычно застилают диван, когда Дженсен остается с ним на ночь. Достает из флаера, из-под сиденья, прямоугольный контейнер, выкладывает содержимое на покрывало — треугольные сэндвичи с сыром, пластиковые баночки с засахаренными фруктами — персики, нежнейшая гуава и виноград. Еще одна — красная, сочная клубника в сиропе. Бутылочки со свежей водой и пара — с крепким вином. Еще горячие маленькие круглые хлебцы от Кертиса — лучшего пекаря Вашингтона. Мягкое масло.

— Как будто в мире никого нет, — соглашается Дженсен и садится на покрывало. Джаред устраивается рядом, дает ему хлебец, предварительно смазав изнутри маслом. Эклс вгрзызается в угощение и жмурится. — Вкусно.
— Попробуй вино. Оно сначала покажется кислым, но у него особенный вкус, — открывает бутылку, но не отдает Эклсу в руки, а сам подносит горлышко к губам и наклоняет. Дженсен делает небольшой глоток, второй, третий. Моргает.
— Спасибо. Действительно необычно. Сядь поешь сам. Опять хлопочешь вокруг меня ясельной нянькой. Представь, у меня тоже есть руки. И я умею откручивать пробку и даже открывать с банок крышки.

Сконфузившись, Падалеки сдается. Он отчего-то волнуется, и получается проглотить только один крошечный бутерброд, почти не жуя. Дженсен берет упаковку с клубникой… Сидит с ней несколько бесконечных минут, прикрыв наполовину глаза и подставив лицо лучам солнца. Сейчас оно палит не так яростно, как сразу после посадки и как жгло их на крыше монады, к тому же светило уже перевалило зенит, а потому стало ласковей, только греет и гладит — не жжет.

— Может быть, здесь мы с тобой и одни, но там, — взмах рукой на долину, — определенно кто-то живет. Видишь все эти жилища? А за ними — поля?

Конечно же, Дженсен не мог не заметить одинаковые узкие и длинные постройки, едва возвышающиеся над землей. В таких им с их немаленьким ростом пришлось бы ходить, пригибаясь, чтобы не скоблить макушками о потолок. Одноэтажные здания — так странно и даже дико для них, обитателей тысячеэтажной монады. Приземистые, будто их не построили люди руками, а вырастили из самой земли.

— Это коммуна. Здесь живут фермеры — те самые люди, которые выращивают растения и животных, сельскохозяйственные культуры, чтобы прокормить все население монад. Там, наверное, их дома и разные необходимые для работы постройки. Амбары, чтобы хранить зерно и инструмент, упаковку, оборудование для первичной переработки продукции, убойные цеха и все остальное.

— В таких невысоких жилищах их не поместится много. Как же они могут вырастить столько еды? Для 80 миллиардов? Они не смогли бы, — замечает Дженсен резонно, но Джей сразу же указывает ему вдаль, за дома.

— Конечно же, это никому не под силу. Но они — направляют и управляют, всю работу делают машины. Роботы не устают, не сердятся, не грустят. У них не бывает плохих дней или неподходящего настроения. Идеальное решение.

Действительно, дальше простираются ровные, будто по чертежной линейке выверенные поля и фруктовые сады. Там, между колосящихся побегов и мощных древесных стволов, снуют ловкие дроиды — серебристые машины разных форм и размеров, приспособленные каждый для разного вида труда. Блестящие манипуляторы бережно тянутся к ветвям, собирая в сетки созревшие плоды и пропуская те, которые срывать еще рано.

— Наверное, где-то здесь есть и поля, на которых пасутся бычки и бизоны. Загоны с кроликами, курами, утками и индюками. Если хочешь, мы можем спуститься, чтобы увидеть все ближе.

Дженсен, рассматривающий эти диковины во все глаза, лишь качает в ответ головой.

— Не думаю, что это удачная идея. Мы здесь чужаки, неизвестно, как фермеры отреагируют на вторжение. Мы можем по незнанию нарушить обычаи и законы. Вряд ли они — такие же, как в монадах. При таких различиях в образах жизни было бы странно… Лучше не надо.

Задумчиво подхватывает истекающую сладким соком клубнику из банки, неторопливо втягивает в рот, размазывает языком и причмокивает. Слизывает с губ вязкие капли. Джаред зависает, уставившись на эти губы. Ныряет вперед, накрывая ртом рот и роняя Дженсена на спину, накрывает собой. Поцелуй получается не жадный, не агрессивный — медленный, нежный, тягучий. Как расплавленный сахар, густой сладкий сироп. Хрипло стонет, когда Эклс приподнимается и обхватывает бедра ногами, прижимаясь к нему, позволяя почувствовать всю силу его возбуждения.

— Хочу тебя… Здесь…
— Если хочешь, бери. Никто не увидит. А если увидят — пусть смотрят.

Здесь, на лоне почти первобытной природы, вдали от строгого взора холодных и мрачных серых монад, их действительно некому увидеть. Фермеры трудятся в полях или следят за работой и исправностью автоматов. Здесь они — только вдвоем. И мира так охренительно много, что Джаред, стаскивая пиджак и рубашку, дрожит, пытаясь прижаться к Дженсену ближе, стараясь стать его частью. Его плотью и сутью. Стать им.

Земля и трава пружинят под ними, как самый удобный в мире матрас. Матрас этот пахнет свежестью, зеленью, дёрном, прогретым лучами летнего солнца. Травинки щекочут пятки, поясницу и ягодицы, добавляя неизведанных ощущений.

Джаред притягивает Дженсена ближе, одновременно освобождая от остатков одежды. Пальцы зарываются в короткий ежик волос, покалывающий ладонь. Глаза зеленые — не того же оттенка, что вся эта трава, а светлее, свежее, — распахиваются, в них отражаются — Джаред и бездонное синее небо. В них нет усталости, тревоги, сомнений. В них — лишь восторг и, наверное, — оно. То чувство, про истинное значение которого в монадах не принято говорить. О нем даже не помнят, называя им все, что угодно, кроме того, что оно есть, чем оно было со времен зарождения мира и сотворения людей.

Кажется, это счастье, звенит сейчас над ними мелодичными переливами. Оно захлестывает и наполняет, его очень много, его через край. От него, может быть, они бы могли захлебнуться, вот только оно еще и — сама жизнь.

Здесь их тела, кажется, наливаются другой, новой силой. Первозданной и чистой, втекающих в них из самой земли. Дженсен приподнимается, помогая Джареду войти глубже. Прижимает ладонь к колючей щеке. Сейчас он — такой ранимый и хрупкий, но одновременно удивительно сильный. Сейчас он — это он, без всех масок и навязанных монадой ролей.

— Я, кажется… тебя… ох… Джей… — сбивается, кусает в изнеможении губы, не выдержав, вгрызается Падалеки в плечо. Тот двигается все быстрей, приближаясь. Пот, стекая с лица и волос, заливает глаза, попадает на Дженсена.
— Дженс… Дженс… да… сейчас… Дженсен, — повторяет его имя, словно молитву. Древнему божеству или создателю мира. Как благодарность за то, чего он, Падалеки, не смог бы никогда заслужить.

“Я люблю тебя, Дженсен”, — шепчет он позже, когда ресницы Эклса опускаются, дрогнув, а дыхание становится размеренее, тише, ровней. Совершенно выбившись из сил, он засыпает, даже не удосужившись сдвинуться, не дождавшись, пока Джаред выскользнет из него.

Падалеки гладит мерно вздымающуюся грудь, его сильные руки, касается губами закрытых век и проступивших вдвое ярче (наверное, из-за агрессивного солнца) веснушек. Они вдвоем словно стали частью этого мира, выйдя за границы монады, расширились вместе с ним и теперь, раскинув в стороны руки, летят. Их больше не удержат никакие границы. Они стали частью воздуха, ветра, солнца и неба. Пульсацией жизни…

Не замечает, как и сам засыпает, соскальзывая в легкий, умиротворяющий сон.

… А просыпается резко, как от пощечины, — от внезапного холода, сковавшего тело. И попадает прямиком в ад. В тот самый, про круги которого писал в древности Данте.

Chapter 11 Chapter Text

Руки, ноги — они как резиновые и чужие, не слушаются, не поддаются. Джаред пытается встать. Не выходит. Крутит головой. Где Дженсен? Холодно, пусто — НЕПРАВИЛЬНО.

“Дженс?” — из горла вырывается булькающий полухрип-полустон. На языке – странный химический привкус.

— Очухался, голубчик, — с удовлетворением произносит кто-то над ним. Слова — не привычная речь, они искаженные и какие-то неправильные. Понимать получается не все и не сразу, только обрывки.

В голове слишком болит, и каждое движение отдается болью в висках и затылке, но Джаред все же умудряется повернуться. Два гороподобных мужика в мешковатой, темной и явно грубой одежде разглядывают его сверху вниз со скучающим интересом.

— Пойдет. Хотя, конечно, не такой, как тот, другой… Ух… объедение, — щербато скалится второй. У него некрасивые, будто расплющенные ударом тяжелым предметом бесформенные губы, помятое лицо и выпирающее брюшко. Склоняет голову набок, разглядывая Джея, как занятную вещь.

Кажется, он представляется им кем-то вроде лошади или мула, или любого другого неразумного существа. По крайней мере, они даже не пытаются относиться к нему, как к человеку.

— Помоги-ка его лучше поднять. Надо спрятать. А то вот-вот завалится Карл и прикроет всю лавочку. Будет сутки орать, еще и вмажет, опять челюсть выбьет, — тот, что первый, трет обиженно щеку, должно быть, вспоминая удар того самого Карла. Заочно неведомый Карл Джареду уже симпатичен. Кем бы он ни был.

Подхватывают Падалеки под руки, тот соскальзывает вниз. Тело не слушается, как будто его парализовало. Не чувствует ничего, кроме холода и отчаяния, колючей петлей сжимающего голое горло.

Где Дженсен???

— Бляха, ты ему лошадиную дозу вколол? Смотри, окочурится… Нам монадский жмурик не нужен.
— Да чего с ним станет? Гляди, какой лось. Тут нельзя прогадать, вколешь мало, прибьет одной левой и не поморщится. Чем их там кормят в этих бетонных коробках? Анаболиками, что ли?
— Кто же их разберет ненормальных? У них же там еще ядерный реактор — в центре каждого небоскреба, от нутра и до крыши, как иначе снабжать энергией такую махину? Им почти триста лет, протекают, конечно. Наверняка радиацией так и фонит. Отсюда и все эти уродства — вырастают безмозглыми великанами, ебутся со всеми, кто попросит и даст… Да погоди ты. Штаны на него хоть надень, тащить через все поле с болтающимся хером?..
— Ну того же тащили и ничего.
— Надень, говорю, а то ка-а-а-а-к тресну по харе!
— Да хер с тобой. Сам его одевай.

Переругиваясь, двое аборигенов (назвать их фермерами у Джареда бы не повернулся язык, даже если бы тот мог шевелиться), кое-как натягивают на него штаны (забыв про трусы, но да ладно) и рубашку, а после, подхватив под руки с двух сторон, тащат вниз по пологому склону.

Почему-то быстро темнеет. Глянув вверх, Джаред почти задыхается, начинает жадно хватать воздух ртом. Он никогда еще прежде не видел, чтоб облака были — сверху. Не просто были, но закрывали солнце собой, затягивали все небо, как черная плесень.

— Чего это с ним?
— Да откуда я знаю? Позеленел даже весь. Черт его знает, может, ты все же много вколол? Эй, держи крепче, я один тащить должен? Миша! Ленивая твоя рожа!.. Может быть, это… — задумчиво скребет в бороде. — Нам не стоило? Еще можно их отпустить…
— Не стоило, Тай? Не ты ли облизывался на того, первого красавчика, так, что все слюною закапал? Не ты пялился в бинокль, пока он извивался под этим, а как подмахивал, видел? Рванул сюда, только пятки сверкали. Ну и этот тоже хорош. Ты рассмотрел его задницу? А причиндалы??? Пригодятся нам оба. Не тормози.

Тот, кого назвали Мишей, перехватывает сползающего вниз пленника удобней. Джаред намного выше их ростом, и его ноги волочатся по земле, когда его тащат в сторону длинных строений. Не тех, что жилые и сложены из коричневых маленьких блоков, а к каменным, серым. Должно быть, это амбары, где хранится зерно или корм для животных.

— Но, может быть…
— Может быть, что? Может быть, продолжим жить, как и раньше, любясь только со своей то левой, то правой рукой, да от безысходности пихая друг дружке? Конечно, жалко, что нам достались не бабы. Но вообще это большая удача. Я слышал, им из высоток своих запрещено выходить. Да и первый… вполне даже за девку сойдет. Этот тоже. Смотри, какие локоны — не хуже, чем, допустим, у Лизы… Мы спрячем их хорошенько — переведем ночью в погреб, а там будем трахать столько, сколько захотим. Пока хрен к хренам не сотрем!
— Все-таки я сомневаюсь…
— Да им же все равно, с кем и когда, — растолковывает походя приятелю шлепогубый. — Они там имеют друг дружку в своих бетонных коробках в хвост и в гриву, в разных позах, круглосуточно. Они и против не будут, да даже ничего не поймут. Какая им разница — там трахаться с кем-то или тут, с нами… Это у нас — не смей не так посмотреть, даже не думай кому-то из девок присунуть… А коли кто залетит без специальной бумажки — расстрел. Как можно так жить? Я спрашиваю тебя?!
— Да чего разорался, не на митинге же и даже не на жертвоприношении, — успокаивающе откликается его приятель. — Раз против не будут, дело другое. А то я не хочу, чтобы было по-скотски…

Переговариваясь между собой так, будто Джаред — не больше, чем вещь не способная понять, что с ней собираются делать, псевдо-фермеры достаточно резво добираются с ним к каменному четырехстенку, стоящему особняком от жилищ и прочих построек. У Джареда руки и ноги начинает понемногу колоть, а язык во рту — шевелиться. Это значит, что паралич отступает, и к телу возвращается чувствительность. Этого никак нельзя показать. Надо быть начеку и воспользоваться первой возможностью для драки или побега.

Внутри темно и сухо, воняет чем-то отталкивающе кислым и резким. Джаред пытается сдержать рвотный спазм. Не стоит пока подавать признаки жизни. Если его тут же обездвижат и даже, может быть, свяжут, он им с Дженсеном ничем не поможет.

Дженсен.

Внутри он видит его сразу же. Обнаженное тело подвешено за руки под потолок, ступни едва касаются засыпанного сухой травой земляного пола. Джареда скидывают неподалеку — в угол, на груду мокрых вонючих опилок мешком с ненужным тряпьем. Он больно ударяется о выступающий угол виском и стискивает зубы — даже слабый стон насторожит похитителей.

Дженсен.

Кажется, на нем нет видимых повреждений. Только ссадины, царапины и разводы грязи. Наверное, по дороге сюда его частично волокли по земле. Возможно, Эклсу не вкололи ту же дрянь, что и Джареду, и он отбивался. Отсюда и лиловый кровоподтек на ребрах, содранная кожа на скуле.

Джаред осматривается. Видимо, это какой-то склад инструментов — примитивнейших орудий труда. Он не обнаруживает ничего похожего на зерно или какие-то иные припасы, а вот разных лопат и мотыг, граблей и прочих штук, нанизанных на деревянные рукоятки, здесь много. И их, если что, получится использовать как оружие, когда он до них доберется.

Дженсен.

С его стороны доносится слабый стон. Ресницы вздрагивают, поднимаясь. Эклс окидывает мутным взглядом амбар. Кривится при виде похитителей, с отвращением сплевывает им под ноги. Скорчившегося под распоркой-лестницей Падалеки он пока что не замечает.

— Ах ты мерзкая сука. Плеваться вздумал? Я покажу тебе, кто тут хозяин, дешевая блядь, — шипит тот, что с расквашенными губами и, лениво замахнувшись, бьет Дженсена по лицу. Голова того откидывается в сторону, и он снова плюет — в этот раз кровью.

— Эй, давай осторожней, так ты его покалечишь и толку не будет, — просит второй. А сам таращится на Дженсена с таким выражением… У Джареда перед глазами темнеет. И когда тот шагает ближе и гладит Эклса по животу, спускаясь к бедрам, начинает чаще дышать, белая ярость падает ему на глаза. Он не понимает, не осознает себя даже, когда подскакивает — так, будто и не было паралича, бросается на уродов, посмевших посягнуть, рискнувших коснуться.

Убью! Я убью вас своими руками! Сверну ваши мерзкие головы набок! С таким наслаждением услышу, как хрустнут шейные позвонки! Увижу, как черная мертвая кровь хлынет из воняющих гнилью пастей…

— Да чтоб тебя… Миша, чего ты за вторым не следил? — слышит он перед тем, как здоровяк разворачивается вполоборота, замахивается чем-то, зажатым в руке. Острая вспышка боли, и все опять исчезает.

— … Джей? Джей? Как ты? Джаред, ты жив? — доносится издалека, как будто зовут из соседней комнаты, из-за стены или говорят по барахлящему видеофону. В голове пульсирует и болит, глаза получается приткрыть еле-еле, как будто их заклеили чем-то. Давишний химический привкус во рту становится одновременно кислее и горше.

Пытается дернуться, пошевелиться, и понимает, что так же, как Дженсен, подвешен за руки под потолок. Руки вытянуты и связаны над головой, опутаны по запястьям толстой колючей веревкой, скрученной хитрым узлом.

— Дженсен? Дженс? — хрипит он опухшим кровоточащим ртом. — Ты в порядке? Они… что-нибудь сделали?
— Успели ли трахнуть меня, ты это хочешь знать? — привычно ехидно усмехается Эклс. Джареду сразу становится легче дышать, а отбитые легкие почти прекращают болеть. Потому что если бы Дженсен замкнулся в себе и молчал… Наверное, ему стало бы страшно. — Не тревожьтесь, господин будущий Высший Администратор, они не успели, — Эклс морщится. — Не то чтобы один из них не пытался, умудрился даже штаны расстегнуть… Но тут явился третий — мужик, заросший до бровей бородой и усами. Наорал и пинками прогнал идиотов отсюда. Перед этим, правда, велел связать и тебя. Когда тебя подвешивали, ты застонал. А то я даже не знал, жив ли ты… Он так огрел тебя по голове такой здоровенной дубиной.

Насмешливый, веселящийся голос ломается, выдавая волнение. Джаред, несмотря на безвыходность их положения и жуткую боль в каждой клеточке тела, довольно улыбается — Дженсену не все равно. Он даже за него волновался…

— Кончайте лыбиться, администратор. Давайте лучше придумаем, как выбираться отсюда, — фыркает Эклс. — Я не горю желанием провести ближайшие годы в вонючей яме бесправной игрушкой для сексуальных утех этих… этих…

Джаред осматривается. Наверное, уже настала ночь, потому что тусклый свет, пробивавшийся ранее из узких щелей-окошек под потолком, совсем исчез. Глаза привыкли к почти полной темноте. У него получается лучше рассмотреть избитого, грязного Дженсена в какой-то драной серой тряпке, накинутой на плечи. Вдоль стен до потолка возвышаются заставленные инструментами, ящиками и коробками полки. Под самыми нижними — грудами свалены ржавые железяки, колеса, искореженные полоски металла.

Руки задранные и зафиксированные в неудобном положении, снова начинают неметь. Вращает запястьями, пытаясь ослабить путы. Он не представляет, как долго они здесь одни, и сколько времени пройдет перед тем, как те двое вернутся, чтобы завершить то, что начали. Вряд ли после всех издевательств и побоев их возьмут и отпустят.

— Прости меня, Джей, — покаянно бормочет он, вращая запястьями, разгоняя по венам кровь. Кажется, что-то потихоньку начинается получаться…
— За что это?
— Я втянул тебя в эту безумную авантюру. Если бы не я, не дурацкая затея со свиданием и пикником, сидели бы сейчас у себя, пили вино, ели устриц… Колин рассказывал, свежую партию этим утром доставили с приморских плантаций.
— Разве ты знал, что здесь живут такие ублюдки? — удивляется Эклс.
— Нет. Но должен был предполагать…
— И опять мы возвращаемся к тому, что я — не нежная дама, которую надо оберегать. Мы вместе попали в переделку и вместе выберемся из нее. Падалеки?! Ты меня понял?
— Да, Дженс, — подчиняется Джаред внезапному напору и хлещущей из Дженсена силе. Дыхание перехватывает, если честно. — Думаю, я скоро освобожу руки, тогда мы…
— Думаю, в этот раз у меня получилось быстрее, — хмыкает Эклс, делает резкое движение, и его кисти легко выскальзывают из веревочной петли. Не удержавшись, падает на колени, на груду колючей травы. Растирает запястья и ноги, восстанавливая циркуляцию крови. — Сейчас, Джей, пару минут. Я помогу. Всего минуту. Так, где-то здесь было… погоди-ка…

Находит на стеллаже, под забитым наглухо самым узким окном, небольшую белую канистру — всего на пару галлонов, отвинчивает крышку. Долго пьет, проливая воду на голую грудь. Утерев рот грязной рукой, помогает Джареду снять веревки, дает попить и ему.

— А если бы там был какой-нибудь яд или химикаты для обработки растений? — интересуется тот, вволю напившись.
— Не мог. Я видел, как к ней прикладывался тот губошлеп, — Эклс ухмыляется в ответ на проступившее на лице любовника отвращение. — Не переживай, я же обтер горлышко и плеснул на него немного воды. Примем какой-нибудь абсорбент, когда вернемся, чтоб точно ничего мерзкого не подцепить.
— Надо найти тебе какую-нибудь одежду, — спохватывается Падалеки. — Не пойдешь же ты до флаера голышом.
— Времени нет, они вернутся в любую минуту. Уж лучше так, чем попасть назад к ним. Давай, Джаред, двигай. Двери они не закрыли, иначе я бы услышал.

Из амбара действительно выбираются без затруднений — пришлось бы сложнее, запри кто-нибудь замок или засов — когда его сюда только вели, Джаред заметил что-то такое снаружи. Наверняка сочли, что изнеженные горожане уже никуда не денутся, а потому зачем усложнять.

Снаружи холодно и темно, пахнет чем-то мокрым и прелым. Непрерывный стрекот сразу с разных сторон заставляет запнуться. Парни недоуменно озираются.

— Ночные насекомые, — соображает спустя пару выдохов Падалеки. — Я читал про таких. Не думал, что их не истребили вместе с другим бесполезным… Они не опасны. Это просто такая… манера общения. Пойдем. Я запомнил дорогу.
— Вообще-то я тоже.

иллюстрация

Трусцой бегут вверх по пригорку. Ноги скользят на почему-то мокрой траве, и если Джаред хоть как-то обут и одет, то Дженсену приходится хуже. Он падает несколько раз, разбивает до крови колени. Потом наступает на что-то склизкое и большое, рванувшееся сразу же из-под ступни, и, не сдержавшись, во весь голос орет. Джаред хватает его сзади в охапку и закрывает рот рукой, пытается сам не взвыть от рефлекторного укуса в ладонь.

— Дженсен, пожалуйста, тише, — умоляет шепотом он. — Ты же созовешь их всех сюда. Нам тогда не уйти. Давай доберемся до флаера, заклинаю.
— Они, может быть, его давно разобрали или взорвали. Хотя нет, здесь не так далеко, взрыв я бы услышал, — пытаясь совладать с внезапными первобытными страхами и успокоиться, рассуждает вполголоса Эклс.

В монаде никогда не было так темно и так… чуждо. Здесь же все пропитано потусторонним, чужим. Здесь нет металла под ногами и облицовки — живая земля и трава, в которой, оказывается, обитают неведомые существа. При свете солнца и при других обстоятельствах это было бы даже интересно, наверное. Но не сейчас, когда все постороннее вызывает лишь ужас. Когда тьма таит в себе страх и ощущение неминуемой смерти.

— Чтобы попасть внутрь, надо отсканировать сетчатку пилота или кого-то еще. С соответствующим уровнем доступа, конечно, — растолковывает Падалеки. Дженс — инженер и должен бы знать такие мелочи. Впрочем, разбираться в работе флаеров ему, скорее всего, было вообще ни к чему. — Вся биометрия хранится в памяти суперкомпьютера, с которым все флаеры связаны дистанционно. Так что не волнуйся, наш транспорт нас все еще ждет. Они… эти… люди… смогли бы его уничтожить только ядерной ракетой. Но и это не точно.

Джаред ловит Эклса за руку и тянет к себе. Тот предсказуемо шипит, но подчиняется. Приникает на четыре секунды к груди и даже позволяет тронуть губы губами. Символически, очень быстро, не похоже ни на один их поцелуй. Ворчит из сущего упрямства:

— Ты сам просил поспешить.
— Хочу убедиться, что ты в порядке.
— В полнейшем. Не меня огрели дубиной по голове, — ловкие пальцы быстро пробегают по затылку Джареда, нащупывают слипшиеся мокрые пряди. Эклс замирает:
— Джаред, у тебя кровь.
— Царапина, — отмахивается Падалеки. — Просто кожу содрал. Прекрасно себя чувствую.

Он врет, конечно же. Наверное, врут сразу оба. И каждый пытается убедить второго в том, что ничего страшного или плохого не произошло, что он — не потрясен, не растерян и совсем не испуган. Что некоторая заторможенность реакций — это не шок.

До флаера добираются относительно быстро. Ускориться помогает луна, так кстати выглянувшая в просвет облаков и осветившая беглецам путь голубым мертвым светом. Джаред налетает на дверь, остервенело дергает ручку, прижимая к себе охапку подхваченных на бегу вещей. Искусственный интеллект распознает приближение человека, жужжат окуляры, выдвигаются на уровне глаз. Считывают рисунок сетчатки.

“Добро пожаловать, администратор Падалеки, — шелестит приветливо он и добавляет с упреком, — вы задержались, я почти было пришел к выводу о необходимости послать сигнал тревоги в монаду, но потом решил дождаться утра, потому что никаких отметок о возможной опасности сделано не было”.

— Правильно сделал, глупая железяка. Еще не хватало нам перед Морганом объясняться, — ворчит Падалеки, забираясь в кабину, торопливо блокирует двери. На соседнем сидении устраивается Дженсен. Голой задницей сидеть на гладком, скользком сидении не особо приятно. Джаред вспоминает про запасной комплект белья, который зачем-то прихватил из монады. Кидает Дженсену вместе с комбинезоном. — Одевайся, сейчас согреешься.

Закоченевший от ночной прогулки голышом Дженсен награждает его благодарным взглядом и начинает натягивать одежду. То и дело ударяется коленями и локтями о приборную панель и рычаги. Шипит, когда попадает по ранам.

Джаред, настраивая программу обратного полета, программирует изменение микроклимата, увеличивает температуру. Кабину, шипя, наполняет приятный теплый воздух. Дженсен понемногу прекращает дрожать.

… В монаду возвращаются в полном молчании, слышно только жужжание приборов. Вроде бы, Дженсен успевает задремать по дороге. Джаред, занятый контролем их возвращения в темноте, интуитивно не доверяя приборам, до конца не уверен.

На крышу флаер опускается через тридцать семь минут после взлета с поляны. Системы отключаются, распахиваются автоматически двери.

Забрав из кабины остатки вещей, парни в лифте спускаются на 999-й. Рука об руку, не сговариваясь, идут к кабинету. Сейчас — глубокая ночь и Колина, конечно же, нет на месте. Это к лучшему, потому что видок у них еще тот. Джаред цокает, рассматривая в зеркальной поверхности одной из стен ссадины и кровоподтеки у себя на лице. Усаживает в кресло Дженсена.

— Подожди. Здесь есть кое-что… К утру и следа не останется, — просит Джаред. Дженсен молча отстраняет его и, скинув на пол одежду, идет к неприметной двери в углу кабинета. Закрывает ее за собой.

Падалеки ждет десять минут, пятнадцать, перетекающие в тридцать. Тридцать четыре. Не выдержав, заходит следом. Дженсен, зажмурившись, стоит под хлещущими потоками воды (душ он вывернул до упора), уперевшись в стену ладонью. Не настроил даже примитивную голограмму. Нехороший звоночек, он их так любит… Вода бьет его по спине и затылку, хлещет тело, которому сегодня и так прилично досталось. Ему наверняка больно, потому что вода попадает и на открытые раны — туда, где кожа повреждена, порезана, сбита. Но он просто стоит, позволяя ей течь. Уносить в слив его боль вместе с кровью.

Джаред обнимает его бережно, просунув руки подмышки, прижимается голой грудью к спине. Дженсен не вздрагивает, доверчиво откидывается назад, опирается на него. Поднимает лицо к потолку, устраиваясь на плече Джея затылком. Сейчас струи воды бьют по губам и зажмуренным векам, но его это словно бы не тревожит.

— Больше никто никогда тебя не обидит. Дженсен, я обещаю, — шепчет Джаред, собирая губами влагу с его бледной кожи.
— Ничего страшного бы не случилось, даже если бы он меня трахнул… Даже если бы они оба. В конце концов, что такого? Ты же помнишь, как мы живем, — отзывается Эклс. От его спокойного голоса Падалеки становится жутко. — Но я рад, что ему… им… не удалось, — добавляет Дженс еще тише и глуше.
— Я не позволю, чтобы кто-то еще когда-либо дотронулся до тебя, чтобы хотя бы попытался. Сломаю руку только за намерение. Нет, убью. Но сначала вернусь в ту коммуну и сравняю с землей. Во флаере, вроде бы, должна быть где-то бомба…
— Не надо, Джей. Не обещай того, что сделать не в силах, — просит Дженсен совсем безнадежно. Падалеки сразу же понимает, что это — не про бомбежку коммуны, на которую обоим по сути плевать. Совсем о другом. О том, что еще с ними будет.
— Я найду выход.
— Не надо. Не смей…

Разворачивается и сам его обнимает, прячет лицо на плече.

— Давай немного так постоим. Никак не могу отогреться.

Вода и так обжигает, но Джаред делает горячей — до самой грани, которую только способна выдержать кожа. Густые клубы пара заполняют помещение за пару минут, полностью скрывают фигуры людей, замерших в объятиях друг друга.

— Никому тебя не отдам, — снова и снова бормочет в отчаянии Падалеки. Дженсен молчит.

Джареду хочется биться головою о стену. Потому что сегодня в полдень, садясь в этот флаер и предвкушая прогулку, он надеялся разведать местность, посмотреть издалека на жизнь в коммуне. Возможно, увидеть людей, познакомиться с кем-то.

Он был уверен, что коммуна — это их вариант, их путь к отступлению, место для их побега. Место, куда они смогут уйти, затеряться и укрыться от Джеффри и остальных членов Совета, от психотехников и полицейских — безголосой армии попечителей. Коммуна была обещанием, сладким шепотом долгожданной свободы, зовом неизведанного, пробившегося сквозь бетонные стены их прошлой жизни. Но оказалось, что они все так же в ловушке, без какого-то выхода, в западне. Запертые в каменном мешке, выход из которого — только наружу, с высоты в три мили, через силовой барьер — прямиком вниз.

— Не отдам. Никому… ни за что…
— Ты же знаешь об этом больше меня, — отвечает вдруг Дженсен. От глубокой, горькой тоски в его голосе Джареду физически становится больно. — Неужели не понимаешь, что они сделают с нами все, что захотят? И никогда никого не отпустят? Ни нас с тобой, ни кого-то другого. Придется смириться.

Смириться?
Джаред кивает и прижимает любовника крепче, обвивает руками, пытаясь согреть подрагивающее тело.

Смириться?

Да, он смирится. Конечно. Смирится с тем, что другого выхода нет.
И Дженсену, видимо, тоже — придется как-то смириться с тем, что их ждет. С тем, куда приведет его Джаред. С тем, что придется за это им заплатить.

Chapter 12 Chapter Text

Когда наутро Колин является на работу, застает обычную бытовую картину — Джаред сосредоточенно печатает на компьютере. Инженер Дженсен, обложившись кучей распечатанных карт и схем, карандашом чертит поверх линии, беззвучно шевелит губами. На столе возле него черная рация — примитивный вариант личных коммов, мигает оранжевым огоньком. Время от времени она оживает, и тонкий писк заполняет помещение. Оба мужчины синхронно вздрагивают. Переглянувшись, возвращаются к своим занятиям.

Странно.
Ни двусмысленных шуточек, ни скрытых полуулыбок, не обмена многозначительными взглядами.

Колин хмурится.
Ночью что-то случилось? Что, если инженер надоел Падалеки, и тот решит вернуться домой, на двадцать этажей ниже, к семье? В супружескую постель, к мадам Женевьев. Такой уютной, маленькой хрупкой и невероятно горячей — огненной штучке. Колин уже так привык навещать ее ночами. Даже стало казаться, что она его ждет. Больше ведь не задает вопросы о супруге и его сложной, неблагодарной работе. Его собственная жена, юная миссис Форд, надо признаться, уже тоже смирилась его еженощным отлучкам и тому, что дома его никогда не бывает. Но вряд ли она ночью остается одна...

иллюстрация

Варит кофе, собирает на двоих простой завтрак — белковая каша с кусочками фруктов, свежие булочки с джемом, сливочник с заменителем молока. Заносит все на подносе и расставляет на столике у дивана. Тот выглядит так, будто на нем этой ночью не спали.
А где же тогда?..

— Доброе утро, администратор Падалеки, Дженсен. Как продвигается реконструкция? Близится к завершению? Проверяете последние отчеты ремонтных бригад? — кивает на груду распечаток перед Эклсом. — Надеюсь, все проходит без сбоев.
— Колин, дружище, как же я рад тебя видеть, — откликается Дженсен. Отодвигает бумаги и потягивается. Вскидывает руки над головой и сцепляет пальцы в замок. Громко щелкают позвонки. — Ты вовремя, я жутко голоден. Уже было думал, придется спускаться куда-нибудь, пытаться вытрясти завтрак из пищевых автоматов.

Такие автоматы стоят в каждой квартире, но Колин идеальный помощник. Он никогда не задает вопросов, на которые его босс или его гости не хотят отвечать. Его не касается, почему Дженсен Эклс не появляется дома. Ему достаточно, что благодаря инженеру подальше от семейных апартаментов держится и Падалеки. Так ему достается больше внимания, ласки и благодарности огненной Женевьев.

— Не мог же я допустить, чтобы вы голодали. Будущее всей монады, сотен тысяч людей зависит от результатов проекта. Ничего грандиозней история просто не знала. Исключая само их возведение, конечно, — эта унылая речевка уже липнет к зубам, но они придерживаются легенды.

Дженсен перебирается на диван, потирает в предвкушении руки. Правда, медлит пару секунд над маленьким хлебцем. Кругленьким и горячим, только что из печи. Кертис над новой партией постарался.

— Что-то не так? Это самые лучшие…
— Колин, спасибо. Свободен. Дальше мы сами, — молчавший до того Падалеки внезапно оказывается совсем рядом, сжимает плечо Эклса. Тот благодарно моргает.

Загадка.

— Извините. Не смею мешать. Если что-то понадобится…
— Мы тебя позовем. Непременно, — нетерпеливо прерывает помощника Джаред. Тот уходит недостаточно резво, успевает расслышать тихое. — Это просто булочки, Дженс. Всего лишь еда.
— Знаю. Не дергайся. Просто еда, которая вернет мои силы. Ты хотел это сказать? Так же, как твоя чудо-мазь за каких-то пару часов затянула все повреждения. Как будто и не было ничего…
— Зато у остальных не будет вопросов. Представь, если бы Колин сейчас увидел нас такими, как было?..

На столе настойчиво пиликает коммуникатор, и он не может дальше стоять здесь и слушать. Досадно.

Это Лорен, конечно. Как всегда поутру хочет знать, когда будут готовы отчеты. Напоминает и про близящийся прием. Моргану надо, чтобы Джаред непременно явился со своим инженером. Форд заверяет помощницу попечителя, что все под контролем, и погружается в пучину рутины. Его полностью поглощают доклады и таблицы с ежедневными выкладками, где отображается динамика популяции, гендерное соотношение, предпочтение жителей монады в еде, популярные передачи… Этой статистики столько, что он тонет в ней. Про начальника и его инженера думать некогда. Правда он пару раз машинально, особо не задумываясь, отправляет им подносы с едой.

Что поделать, сила привычки.

— Мне не нравится твое состояние, — через несколько часов сообщает любовнику Падалеки. Дженсен, сквозь зубы насвистывающий незатейливую мелодию, смотрит на него изумленно.
— Что именно, Джей? Мы работаем. Отчеты с тех этажей, где уже провели полную замену систем, обнадеживают. Кристиан сообщает, что серьезных сбоев и аварий не было. Сегодня мне только один раз пришлось отлучиться — на 384-й, и то дело оказалось совершенно в другом. Это прогресс. Все идет хорошо. Возможно, тебе кажется, что я слишком загружен…
— Ты делаешь вид, что ничего не случилось! — отчаянно выкрикивает Джаред, перебивая. — Что все, произошедшее у коммунаров — нормально! Нас с тобой едва не превратили в сексуальных рабов, а ты спокойно составляешь отчеты!
— А ты хотел бы, чтобы я впал в истерику или что? — удивляется Дженсен и откладывает в сторону горизонтальный пластиковый лист, испещренный мелкими значками. — Чтобы меня заграбастали нравственные инженеры на балансировку психики, попутно разведали все про наши с тобой приключения? Да, фермеры нас едва не превратили в игрушки для своих утех. Но скажи, это чем-нибудь отличалось бы от нашей жизни здесь? Возможно, условия жизни там бы были иными. Возможно, — пища не настолько привычна. А все остальное…
— Здесь нет принуждения!
— Правда? Наверное, нет, — его кривая улыбка больше похожа на гримасу. — Но отказаться ты все же не можешь. Жена Джеффри Моргана, наверняка, не привязывала тебя к крюками под потолком в грязной подсобке. Ты сам пришел к ней — добровольно. Когда попечитель тебе приказал. И сделал все, что от тебя было нужно. Теперь он приказал еще раз. Ты не забыл? Через три дня мы явимся на их приветственный вечер, как они его называют. Оба… Там их будет много.
— Дженсен, все вовсе не… — Джаред заполошно вскакивает со стула, роняет его на пол, как и большую часть папок с края стола.

Дженсен тоже встает, он все еще улыбается — напряженно и грустно.

— Ну и к чему это все, господин будущий попечитель? Успокойся. Встреча у Моргана через три дня, уже даже меньше. Будет лучше, если ты до той поры возьмешь себя в руки. Сходи домой пока, повидайся с детьми. Думаю, и мне надо тем же заняться.

— Но Дженсен, — Падалеки растерян, он даже выходит вперед, чтобы перекрыть ему выход, попробовать задержать. — Ты же не хочешь уйти… от меня?..

— Я просто спущусь к своей семье, ладно? Сменю одежду, приму душ, отосплюсь. Я же не спал нормально… Не помню сколько. У тебя здесь, кстати, не диван, а доисторическое орудие пыток. Поиграю со старшей дочкой и уложу спать близнецов. Дэннил говорит, они все уши вопросами ей прожужжали. Скучают.

Дэннил говорит? Когда это он успел с ней пообщаться? Он звонит ей каждый день? Может быть, даже спускается вниз, пока Джаред тут думает, что Эклс занят делами…

Для всех этих вопросов совершенно не подходящее время, поэтому Падалеки задает лишь один:

— Ты так просто уходишь? — тяжело опускается на угол стола. Такой потерянный, сникший. Протест, приправленный слепой яростью и подозрениями, пытается разрастись внутри, но Джаред с усилием давит его. Взорваться, и станет лишь хуже. — Ты уходишь.

— Джаред. Я спускаюсь домой, — терпеливо повторяет Дженсен и в зародыше глушит глупый порыв — рвануть к Падалеки, обнять, накрыть эти расстроенные губы губами. Эдак он точно никуда не уйдет. — Тебе тоже надо этим заняться. Они же волнуются. А еще только представь, что себе напридумывали за это время соседи. В коридорах любят потрепать языками. На всех этажах.

— Рабочий день не окончен! — даже не дослушав, что он там говорит, радостно вскидывается Падалеки. Это же веская причина, ведь правда? Теперь-то Эклс не уйдет. По крайней мере, еще несколько часов будет здесь, рядом с ним. Вместе. — Это нарушение трудовой дисциплины! Ты не можешь.

Дженсен только отмахивается устало:

— Ты придумаешь, как прикрыть такое смехотворное нарушение, правда?
— Дженсен… — зовет Джаред, от внезапного испуга голос садится. — Наш… проект... Он же еще не закончен?
— Конечно нет, Джей,— виновато опускает глаза. Густые ресницы бросают на скулы глубокие тени. — Мне просто надо немного времени, ладно? — и быстро, пока не передумал, уходит. Оставив чемодан с инструментами в кабинете.

До конца рабочего дня — еще больше трех с половиной часов.
Падалеки минут сорок пинает ни в чем не повинную мебель, а после открывает рабочую почту. В конце концов, ему есть, чем заняться. Но не видит на экране ни строчки.

“Слабак! Ничтожество! Он превращает тебя в никчемное, вечно хнычущее существо. Избавься от него. Если кишка тонка послать в Спуск, так просто верни его Кейну. Проект уже почти завершен, он выполнил то, что был должен”, — оживает тот самый внутренний голос, которому Падалеки бы с радостью вырвал хребет. Вот только он у них — один на двоих, к сожалению.

— Захлопнись, скотина! Он не сделал! Совсем еще ничего не закончил!!!! — орет он с ненавистью.
В приемной что-то тяжелое с грохотом падает на пол.

…Два с половиной дня от Дженсена – ни слуху, ни духу. Нет, конечно, он присылает сообщения на комм, рассказывает, что с инспекцией обследует все этажи. Решил сам проверить все пункты работы. Он даже звонит Джареду — один раз, когда делать вид, что не получается дозвониться, и оставлять сообщения через Колина уже попросту глупо.

— Джей, нам же скоро встречаться с Советниками. Помнишь? Для всех будет лучше, если я проверю все сам, если мы убедимся на все сто процентов, что сбоев не будет. Не злись, их очень много, я пытаюсь успеть.

— Это значит, что ты меня не избегаешь? — на крыше соседней монады солнце выжгло поверхность бетона до белизны. Поднимаются ли туда хоть когда-нибудь люди? Джаред всматривается в раскаленный шар висящего в зените светила. Через поляризованное стекло глазам даже не больно, они не слезятся.

— Я соскучился, Джей, — просит мягко. Джаред верит. — Подожди, пожалуйста, осталось немного, — представляет улыбку Эклса, как наяву. Немного ломкую и виноватую, вызывающе-упрямую одновременно.

— Верю, Джей, — шепчет противо воли нежно, синхронно. — Когда вернешься, я тебя привяжу, чтобы больше не смел исчезать, — эта глупость вырывается машинально, и Джаред в ужасе замирает, потому что… Ну потому… Удивительно, но Дженсен только беззаботно смеется:

— Привязать меня к твоему чудовищному дивану будет проблемой. Чисто технически, как ты сделаешь это? Вообще, твой кабинет — неплох, чтобы там работать сутками. Но жить в нем постоянно я не хочу.

— Я решу это, ладно?!!! — в груди ёкает сумасшедшая надежда. Разве возможно? Дженс хочет жить вместе? На самом деле жить с ним, как семья?

В ответ трещат помехи, шелестит неразборчивое:

— Пойман на слове. Джей, мне пора. До вечера…
— Жду тебя…

На другой стороне давным-давно тишина, но Джаред слушает ее еще две-три минуты. Улыбается с очень странным выражением лица… Кто-то посторонний сказал бы, что администратор мечтает.

Время до вечера тянется долго. Джаред то и дело сверяет часы со всеобщим временем — на инфоэкране. Все кажется — испортилось что-то в компьютере, в оборудовании в его кабинете. Но все оказывается в порядке. Единственный, кто здесь требует капитальной отладки, это, видимо, — он. Время тащится еле-еле, как боящаяся лифтов древняя старуха — по скрипучей аварийной лестнице, покрывшейся ржой.

— Колин, зайди, — помощник объявляется сразу. Словно стоял за дверью и ждал. С магнитным блокнотом и стилусом, чтобы фиксировать распоряжения. Неоценимый сотрудник. — Сегодня тебя не будет у Джеффри…
— Да, сэр. Этот вечер — только для высших чинов и их особых гостей, — от последней фразы Джаред морщится. Но это, к сожалению, — чистая правда. И особенным гостем будет Дженсен Росс Эклс. Их изысканным блюдом.
Если он, Падалеки, не сделает что-то.

— Ты должен все время оставаться на связи. Если тебе поступит сообщение такого вот содержания, — поворачивает к нему экран коммуникатора. Колин, вчитавшись, кивает. — Ты сразу же должен будешь принять меры. Кроме того, все сообщения от команды инженеров немедленно перекидывай мне, что бы там ни случилось. Даже если они потеряют какой-нибудь болт или подшипник. Вся эта история… с праздником… не должна затянуться надолго. Надеюсь, тебе не придется просидеть до утра на дежурстве…
— Все будет сделано, сэр, — Колин заметно скисает. Конечно же, на эту ночь, в которую он надеялся, босс пустится в полный отрыв, у него запланировано совершенно иное.

Но приказы не обсуждаются.
Хотя Джаред по-человечески понимает.

— Просто возьми комм с собой и не отключай ни на секунду. С компьютера настрой переадресацию. Если не сможешь сам, позови программистов.
— Конечно! Прекрасная идея, спасибо!!! — помощник готов то ли броситься с ним обниматься, то ли изобразить какой-нибудь танец восторженных аборигенов.

Падалеки в легкой панике отшатывается. Спасает ситуацию появление Эклса. Тот входит в помещение, и Джаред замирает с открытым ртом. Напрочь забывает, что он только что собирался сказать. Колин кажется обалдевшим не меньше.

— Вот это да. Потрясающе… Дженсен… Нет слов, — у помощника такой шальной блеск в расширившихся зрачках, что Джаред от греха подальше выставляет того за порог. И только потом, не доверяя себе, оборачивается.
— Ты невероятен… Я таких, как ты, никогда не встречал… И не знал, что такие бывают, — шепчет он. Так древние люди, наверное, шептали молитвы, поклоняясь своим божествам, — руки уже оглаживают отвороты строгого черного костюма, поправляют темную бабочку в тон, распрямляют несуществующую складку на белоснежной рубашке. — Ты — само совершенство. И это же… не из-за костюма. Это все ты.
— Красивая кукла… Твои Советники должны убедиться… — кривится Эклс брезгливо. — Красивых кукол в монаде полно. Такому, как Джеффри, одна красивая оболочка — слишком скучно.
— Ты — не кукла, не оболочка. Ты — гений с золотыми руками. Ты — наш спаситель. Без тебя небоскреб за год, может, за пять лет или восемь, превратился бы в душегубку для сотен тысяч людей. Ты — находка, Дженсен, — лихорадочно бормочет Падалеки.

Он и правда часами не просто пялился, он еще слушал все, что тот говорил, пропитывался его внутренним миром, его убежденностью. Слушал, не веря, что человек может быть — вот таким. Трепетным, сопереживающим, неравнодушным.

— Ты — самородок. Знаешь, что это такое? Когда-то так называли огромные куски редких металлов, которые находили на приисках в чистом виде там, где обычно добывали руду. Они были бесценны. Наверное, глупо звучит. Это опять из тех архивных…
— Ты бы лучше такие мысли держал при себе, — перебивает, ворчливо отмахиваясь, Дженсен. — Такая реклама точно нам не поможет, — он, безусловно, польщен. От смущения розовеют скулы и кончики ушей очень мило краснеют.

Джаред хочет сказать, что Джеффри и так все это знает, иначе на их совместный проект не выделили бы даже десятка кредитов. Попечитель вверяет ресурсы только проверенным людям. Хотя… К чему нервировать Дженсена перед и без того волнительной встречей?..

— Постараюсь не расхваливать тебя перед ними. Хотя они попадают в обморок еще до того, как ты рот успеешь открыть.
— Что же, нашим легче. В таком случае мы с тобой просто уйдем, — Дженс пытается отшутиться, получается плохо. Напряжение выдают и деревянные плечи, и желваки на скулах, вздувшиеся вены не шее, висках.
— Я буду рядом все время, — обещает ему Падалеки.
— Что, возьмешь за руку, когда примутся трахать? — болезненно ухмыляется Эклс.

Джей представляет, как вонзает обеденную вилку в глаз Пеллегрино. Смаргивает наваждение.

— До этого не дойдет, хорошо? Предлагаю уже выходить, пока ты не накрутил себя и меня до состояния невменяемой паники.

Дженсен с ухмылкой отвешивает кроткий издевательский полупоклон. Что-то из репертуара бродячего по этажам цирка, который так любят детишки.

Помещение, где праздник в самом разгаре, искать не приходится. По всему этажу грохочет музыка, а главные двери апартаментов Морганов ни на мгновение не закрываются — кто-то приходит, кто-то уходит, туда-обратно снуют люди в небесно-голубой форме официантов, прислуживающих на банкетах для высшего общества равноправной монады.

Джеффри их примечает с порога:

— Вот и вы, парни! Герои этого месяца или нет, целой кварты, нет года! Друзья, минуту внимания! — взмах рукой, и гремящая музыка замолкает, как и все разговоры — сходят на нет. — Смотрите, кто к нам присоединился! Администратор Джаред Тристан Падалеки — будущий Высший Советник и наш полноправный партнер, мой протеже! Его партнер — гениальный инженер Дженсен Росс Эклс! Люди, который избавили сразу несколько городов, всю монаду от нависшей смертельной угрозы! Держите ваши бокалы, ребята! Здесь Негрустин и Веселящая Бодрость. После стольких недель напряженных трудов вы, наверное, без сил!? Ничего, сегодня мы все как следует расслабимся и отпразднуем. Ваше здоровье!

— Твое здоровье, Джеффри. Спасибо. Без твоей санкции ничего бы не вышло. Этот проект стал возможным только благодаря тебе, — Джаред соединяет бокалы, тонкий звон хрусталя отдается вибрацией в деснах.

— Как и без твоего гениального инженера. Дженсен! Рад, наконец, познакомиться с таким самородком, как ты. Невероятно, что такой гений так долго не был замечен и оценен! Аплодисменты герою этого дня, дамы и господа! Вы обратили внимание, он же еще и невероятный красавчик?! Кто заполучит героя на эту ночь? Или, может быть, мы все вместе?

Дженсен, как раз пригубивший из бокала под тост попечителя, давится. Неудачно вдыхает, заходится в кашле, пузыристая жидкость заливается в нос и лопается пузырьками. Падалеки озабоченно хлопает его по спине. Джеффри развернувшееся представление разглядывает с живейшим интересом.

Когда Эклс, извинившись, отходит отмыть лицо и руки от липкой сладости разлившегося аперитива, Джаред просит:

— Он не очень привык к такому бурному вниманию, особенно в высших кругах. Джефф, ты должен понять. Не дави. У нас с ним еще много работы. Нервный срыв инженера сейчас совсем ни к чему.

Морган озабоченно вскидывает седую бровь:

— Даже так? Нервный срыв? Возможно, пора подключать нравственных инженеров? Это серьезно.
— Да нет же. Ну что ты… — от страха мысли пускаются врассыпную. — Я совсем о другом. Столько внимания, почести, интерес. Это волнует и может выбить из равновесия. Дженсену нужно время привыкнуть, что он теперь — один из нас, он — среди своих. Он очень скромный…
— Считаешь? — Морган задумчиво раскусывает ароматическую палочку транквилизатора. — Джаред, мальчик мой, тебе я доверяю, как никому другому. Ты знаешь, весь этот проект зиждется на твоем тонком чутье. Твоя интуиция — что-то за гранью возможностей обычного человека. Я это ценю. Но если ты просчитаешься с Эклсом, если что-то случится… Спрошу по всей строгости — даже с тебя. В монаде для всех равные права и возможности, помнишь? И обязанности… Кстати, право на секс — распространяется на все этажи… Если вдруг кто-то забыл.

Равные права, говоришь? Но все же почему для кого-то равнее?

— Ты как-то странно об этом сейчас говоришь… Я не замечал, чтобы Дженсен… Впрочем, у нас было слишком много работы. Признаюсь, сам я ночными прогулками пренебрегаю давно, — Джаред вступает на опасную тропу, за которой, одно неверное движение, и ждет неминуемый Спуск или промывка мозгов. И неизвестно даже, что хуже.

— Ну, одна прогулка тебе недавно очень уж удалась, — широко ухмыляется Морган. Осматривается — в поисках благоверной, конечно. — О, Хилари, детка, смотри, кто тут у нас. И его мальчик здесь тоже. Это тот самый — как ты говорила? Губы, созданные для разврата. Я не путаю?

Выцепляет миссис Морган из веселящейся толпы, приобнимает за тонкий стан, едва прикрытый золотистой тонкой струящейся тканью. Поглаживает обнаженную спину. От ее хищной улыбки холодок бежит по спине.

— Ты никогда ничего не путаешь, муж мой. Здравствуй, Джаред, — медово тянет она и быстро подмигивает, ведет язычком по блестящим от прозрачного блеска губам. — Мне кажется, ты соскучился? Я так ждала этот вечер. Твой мальчик и ты… Джеффри признался, что и ему интересно… Что скажешь?

— Большая честь, Хилари… Я сокрушен… — бормочет Падалеки, озирается исподтишка. Дженсен там что, в умывальнике утопился?

“Может быть, удовлетворяет какую-то цыпочку? Дочку Моргана, например. Возраст у девчонки уже вполне подходящий. Или его сцапала одна из женушек членов Совета? Кэти Кэссиди — новая фаворитка Советника Пеллегрино? Сам Марк?.. Глупый Джаред, он пробрался в высшее общество, куда ты, разиня, так легко открыл ему все дороги, и про тебя больше не вспомнит”, — изгаляется внутренний голос.
Сил игнорировать его нет.

Джаред подхватывает бокал с янтарной жидкостью с подноса пробегающего мимо официанта. Глоток. Пищевод обжигает.

— Хилари, дорогая, прости… Всего на минуту. Джефф, я скоро вернусь. Удостоверюсь, что Дженсен в порядке. Он здесь никого не знает и не привык… — скороговоркой выстреливает Падалеки. Отцепив от себя проворные женские ручки, уже пробравшиеся под пиджак и умудрвшиеся расстегнуть все пуговицы на рубашке, ныряет в плотную толпу веселящихся тел.

Они пьют и танцуют, едят, разговаривают, обсуждают последние новости, сплетни и планы по дальнейшему преобразованию монады — скорее всего. В той части помещения, где свет приглушен и журчит тихая музыка, а еще полукругом расставлены удобные кушетки и низкие мягкие диваны, несколько человек самозабвенно занимаются сексом. Остальные на них не обращают внимания. В этом обществе не принято скрываться, но и не принято — стоять и глазеть.

— … очень его опекает, — вдогонку доносится голос Джеффа, объясняющего супруге поспешное бегство игрушки.

Джаред врывается в огромную прохладную комнату, отделанную камнем и мрамором. Вдоль зеркальной стены — несколько умывальников, а дальше — кабинки для интимных процедур. Эклса нет.

— Дженсен? Дженсен, ты где?!!! Дженс, ты в порядке? — с каждым оставшимся без ответа вопросом паника внутри разрастается. Стучит в голове. Ужас, клубящийся под ребрами черным туманом, услужливо подсовывает воображению картины — одна страшнее другой. — Дженсен?
— Ищешь того мальчика, которого сегодня привел?

Почти минуту он никак не может узнать. А потом в голове щелкает — точно, это Саманта. Та, которой так и не довелось стать миссис Морган, которую Хилари, как говорят, не выносит.

— Да, Сэм… Дженсена. Он пошел вымыть руки и куда-то пропал. Он ничего здесь не знает и никого.
— О, он уже успел познакомиться. Я заметила его там, где диваны… — сочувственно похлопывает по руке. — Ну ты понимаешь. Стоило ему выйти, эти… сразу схватили под руки и потащили… туда.
— Спасибо, Саманта. Я разберусь, — она успевает схватить Джареда за запястье прежде, чем он, раскидывая всех с дороги, бросается к вожделенной цели.
— Ты действительно сделаешь это? Сдурел?
— Сделаю что?
— Стащишь девчонку с Дженсена, вопреки всем нашим обычаям и законам? — шипит Саманта Смит, наклоняясь к лицу. Он различает красные от недосыпа глаза с полопавшимися капиллярами. Или, может быть, виноваты таблетки. Или слезы. Замечает густую сетку морщинок. Она давно уже не молода. — Иди лучше выпей вина и успокойся. Он скоро освободится. Или прямо отсюда захотел в логово нравственных инженеров на коррекцию психики? А то, может быть, — сразу же в Спуск?.. — она осекается и достает из кармана какой-то транквилизатор, забрасывает капсулу в рот. Заканчивает сконфуженно. — Или не так уж и скоро.

иллюстрация

Джаред рывком оборачивается. Полураздетый Дженсен распластан на кроваво-красной софе. В полумраке кажется, что она облита кровью. Верхом на нем — лощеная белобрысая сука из приближенных Пеллегрино. За высокомерие и надменность ее прозвали графиней. Она сжимает бедрами его бедра, уже расстегнула замок на штанах и пытается стащить их вместе с бельем. У Джареда начинают мелко подрагивать руки, когда он видит, как Дэвид — начальник смежного с ней отдела, опускается рядом с лежанкой и прижимается губами к шее Эклса.

Дженсен кажется бледным. Глаза плотно зажмурены, губы — сжаты до синевы. Он дышит сорвано и глубоко, грудь вздымается часто.

Кажется, Джаред рычит и снова рвется вперед, отпихивая подальше Саманту. Та не теряется, отвешивает звонкую оплеуху.

— Соберись, идиот! — шипит и встряхивает за шкирку. — Так ты и ему не поможешь, и себе подпишешь приговор. Они же только этого и ждут — пока ты, мальчик, поднявшийся из придонья, оступишься. Ждут, чтобы пнуть тебя побольней и смотреть, как ты катишься к Спуску.

— Я не могу допустить, чтобы он… Чтобы они… Сэм, я ему обещал… Я все испортил, зачем я вообще сюда его притащил, надо было придумать про профилактику и проверки… Проверки… дежурства…

Саманта даже отпускает его, и Падалеки начинает смеяться. Громко и ненормально, взахлеб. Хватает с одинокого столика, оставшегося никем не замеченным в углу, у уборных, несколько разноцветных коктейлей — хрен пойми, какую в них намешали бурду. Выпивает один за другим.

В голове взрывается что-то, одновременно проясняя и упорядочивая перепутанные шальные мысли. В груди остро жжет. Джаред опускает руку в карман брюк и нащупывает коммуникатор. Жмет кнопку.

Теперь остается лишь ждать.

Chapter 13 Chapter Text

Заунывный вой системы оповещения вырубает музыку и неровный пульсирующий свет. Взамен включается тусклое красноватое аварийное освещение.

— Что это? Что такое? Что-то случилось? Катастрофа? Мы все умрем? — испуганно причитают с разных сторон люди, привыкшие только к гонгу утренней побудки. Джаред прячет ухмылку.

Конечно, умрете, придурки. Эту жизнь еще не пережил ни один. Умрете, но, к сожалению, не сегодня. Возможно.

У них экстренное собрание, конечно.
Джеффри Дин, ругаясь под нос на языке придонных варшавских разнорабочих, спешит к нему, рассекая толпу. Откидывает с дороги недоумевающих гостей, не осознавших пока, что вечеринке — конец. Что самый вкусный десерт они сегодня, увы, не получат.

Краем глаза Джаред поглядывает в сторону Дженсена и красной софы. Здесь столько алых оттенков, глаза выедает.

— Ваша светлость, прикройся. Не до развлечений пока, что-то случилось, — зовет раскрасневшийся Дэвид подружку. Поднимается с колен неохотно, похлопывает Дженсена по бедру. Графиня поправляет растрепавшуюся прическу и одергивает задранный до пояса подол платья. Тот очень узкий, а потому ей приходится полностью слезть с практически голого инженера.

Дженсен моргает, садится. Одной рукой натягивает на бедра белье. Его лицо в тревожном свете мигающих авариек кажется алым.

— А они не могут все исправить и наладить без нас? Прервали на самом интересном, — высказывает недовольно графиня, продолжая пожирать голодным взглядом Дженсена. Тот как раз пытается справиться с пуговицами на рубашке и совсем не смотрит по сторонам. Негнущимися пальцами это получается недостаточно ловко.

Джареду хочется оттащить ее подальше за космы и отвесить Дэвиду такого пинка, чтобы вылетел отсюда через непробиваемое окно и попробовал научиться летать. А вдруг бы да получилось?

Еще сильней его тянет рвануть к Дженсену и закрыть собой ото всех остальных. Правда, это вызовет массу неловкости и недоуменных вопросов, на которые он не придумает, что отвечать. Поэтому бросается к попечителю, демонстрируя максимальную озабоченность:

— Джеффри? Что за тревога? Я разобрал по сигналу – высший уровень.
— Неустановленные неполадки в воздушной системе. На одном из уровней, где сейчас проходит ремонт. В опасности ясли — почему там всегда случается что-то??? И, конечно, тысячи человек. Ты же говорил, у вас все под контролем. Выходит, мы рано устроили праздник?

Джефф почти переходит на крик. Падалеки меланхолично пожимает плечами. Вообще-то, он предлагал дождаться завершения работы, и Морган об этом не может не помнить. Но вряд ли разумно об этом напоминать. Морган точно знает, что резервный план у Джареда есть, потому и рисуется…

Конечно же, спорщики наготове. Он другого не ждал:

— Это может быть обычная предосторожность. Они не хотят рисковать. Речь идет о тысячах жизней, сотнях тысяч.
— Так иди и проверь, что там стряслось! Потом сразу доложишь!
— Мне нужен Эклс. С ним получится быстрей и надежней, — упрямо настаивает Падалеки, понимая, что Морган отсылает его одного. Это тревожит.
— Этот вечер затевался ради него, и мы только начали, — Джаред косится на расхристанного любовника — следы от помады графини на воротнике, смачный засос на ключице, виднеющийся в распахнутом вороте.

Действительно, есть еще, над чем поработать.

— Без него проекта бы не было вовсе, — упрямится Джей. — Он — мой главный эксперт и технический консультант. Ты же знаешь, Джефф, что я — теоретик.
— Подожди, я должен убедиться сначала, — скользнув по Эклсу жадным взглядом, Джеффри Дин наконец-то вырубает верещащий коммуникатор, отщелкивает комбинацию цифр. Знакомое что-то. — Кейн, это ты? Что, во имя Основателей, у вас приключилось? Почему система безопасности завывает на весь 999-й этаж?

Кристиан Кейн.
Вот же дьявол.
О главном техническом инженере Падалеки как раз не подумал. Сейчас тот всего парой слов может перечеркнуть все усилия.

Джефф внимательно вслушивается в сбивчивую речь инженера — тот говорит очень громко, до Джареда даже долетают отдельные фразы, но полностью уловить суть разговора не выходит.

По помещению возобновляются передвижения. Гости кучкуются у столов с выпивкой и закусками. Подзывают официантов, чтобы сделать заказы. Нимфетки — специальные девочки для развлечений в коротких белоснежных туниках, едва скрывающих прелести точеных юных тел, ждут терпеливо вдоль стен. Несколько пар или трио, квартетов уединились на диванах. Они не обращают внимания на приключившийся форс-мажор, наслаждаются мгновением. Джаред видит переплетенные голые тела, слышит громкие стоны…

— Ты уверен, что все настолько серьезно? — Джефф продолжает допрашивать Криса. — Нет? Но если мы можем не волноваться… То есть, Эклс тебе на участках действительно нужен?.. Ни раньше, ни позже… Будет вам Эклс, коли все так…

Раздосадованный Морган, злой и хмурый, как предгрозовая туча, обрубает связь, не прощаясь. Мрачно велит переминающемуся с ноги на ногу Падалеки:

— Забирай своего Эклса и валите отсюда. Через три, максимум, — четыре часа мне нужен полный отчет. Я хочу знать, что все работает идеально, и угрозы утечки воздуха нет. Кейн сказал, что это, скорее всего, просто сбой. Из-за жуткой жарищи снаружи датчики может глючить, но лучше проверить. Не будем рисковать. Но над охлаждением системы снаружи тоже надо подумать.

Разворачивается к притихшим гостям и улыбается, демонстрируя ослепительную улыбку:

— Друзья, к сожалению, герои нашего вечера, Джаред и Дженсен, вынуждены нас покинуть. Что поделать — работа, работа. Чтобы мы с вами и наши близкие могли спать спокойно, они этой ночью спать вовсе не будут. Хилари, дорогая, не хмурься. Все еще впереди. Правда, мальчики?

— Разумеется, Джеффри. Наш долг перед жителями монады первостепенен, а после мы заплатим и все остальные долги, — встревает очухавшийся Эклс. У него какая-то плавная речь и заторможенные движения, но в целом кажется адекватным. Вот уже крепко жмет протянутую Морганом руку, похлопывает того по плечу. Принимает у попечителя последний бокал — “на дорожку”, пьет, не задумываясь, какую гадость туда подмешали.

У Падалеки перед глазами — темно-красная пелена. Он деревянно кивает в ответ на пожелания удачи и сожаления, что они так скоро уходят. Не уворачивается от смачного поцелуя миссис Морган взасос. Жмет руку Джеффри Дину и откуда-то вынырнувшему старику Митчу. Нарочито смотрит мимо графини и ее дорогого дружка, чтобы не сорваться за грань на виду у всех остальных. Это опасно.

Люди вокруг двигаются медленными рывками, как на инфоэкране при выборе минимальной скорости воспроизведения картинки. Саманта у дивана, где оставил ее Падалеки, качает расстроенно головой, сложив на груди руки. Не одобряет и осуждает. Если бы это хоть немного его волновало.

— Пошли, нам пора, — схватить бы за руку и потащить за собой, потому что Эклс не торопится, раскланиваясь с гостями, расточая улыбки и комплименты. Целует тонкие пальчики Кэсси, унизанные перстнями. Радушно и будто бы с сожалением кивает графине… — метроном стучит у Джареда в голове.
— Просим нас извинить, дамы и господа. Дело действительно не ждет отлагательств, — заходит в лифт сразу за Падалеки, приветливо машет кому-то в толпе. У Джареда срывает предохранители, и он впечатывает Эклса в металлическую стену, как только сдвигаются створки.

иллюстрация

— Ты что? — на губах Дженсена — рассеянная, блуждающая улыбка, плывущий взгляд никак не фокусируется на стоящем перед ним человеке.
— Это ты — что??? Что ты делаешь, Дженс? Как ведешь себя с этими… всеми?! Что ты им позволяешь??? Зачем это все?
— А разве есть какой-нибудь иной выбор? Джей, его не было никогда!
— Да чем они тебя опоили?! Дженсен! Ты не в себе. Иначе ты бы им не позволил… Ты не вел бы себя с ними так… — вцепляется в плечи и трясет из стороны в сторону, как ребенок — тряпичную куклу. Такую Линдси как-то мастерила малышке Одетт…

Почему-то это работает, и взгляд у Эклса совсем чуть-чуть проясняется, туман рассеивается, а глаза наполняются злостью. Зеленой и яркой, бешеной, как гроза, швыряющаяся весной молниями в крыши монады. Одна, лет шесть или восемь назад, в 19-й монаде пробила двадцать семь этажей, спалив на них все подчистую.

— Ты не можешь меня запереть! Я — не твоя игрушка, Падалеки! Или ты решил, что оставишь меня для себя и будешь забавляться, как и сколько захочешь?! Не выйдет! Я буду делать то, что решил я. Решу, и вернусь сейчас же к Лизе с Дэвидом, закончить, что начал!
— К Лизе, значит?!!! — Падалеки трясет, и он лишь сейчас вспоминает имя графини. Элизабет, точно. — Значит, ты так?!!! Может быть, я тогда приведу сюда Женевьев или эту курицу Хилари?! — он понятия не имеет, почему обозвал жену Моргана птицей-несушкой. Кажется, когда-то так называли неухоженных надоедливых женщин. — Буду трахаться с ними, а ты — стоять и смотреть? Неплохое будет зрелище, Эклс?!

Уши закладывает, как при быстром взлете на флаере. Джаред трясет головой, чтобы вытрясти изнутри этот гул. Начинают пищать и динамики лифта. Он переводит взгляд на табло — оранжевые цифры остановились на 888 и не меняются больше. Да и свет ламп потускнел, как будто в сети напряжение упало сразу наполовину.
Снова поломка?

— Лифт, что ли, тоже сломался?
— Даже знать не хочу, ты меня сюда притащил, — Эклс явно спорит только из чувства противоречия. Ладно. С этим можно будет разобраться потом.

Джаред ищет аварийную кнопку, когда у него в кармане “оживает” коммуникатор. Зовет усталым голосом Форда: “Мистер Падалеки? Вы на связи? Вам нужно вернуться в кабинет, это срочно”.

— Здесь, Колин. Мы в лифте застряли. На 888-м.
— Не застряли. Это я влез в систему управления, простите. Сейчас верну вас назад. Не удивляйтесь, когда потащит горизонтально. Это одна из резервных возможностей на случай ЧС.
— ЧС?
— Ну да. Я проштудировал все инструкции на самые разные происшествия… У нас же глобальная авария, получилось активировать коды… держитесь.

Лифт срывается с места, как скоростной флаер, входящий в пике. Джаред и Дженс едва успевают вцепиться друг в друга, чтобы не расквасить о стены лбы и носы. Полторы-две минуты спустя двери, шипя, открываются у привычных апартаментов. Совсем в другом крыле 999-го этажа. Хмурый и очень помятый помощник Форд мерит коридор нервными, размашистыми шагами. Заметив босса и Дженсена, светлеет лицом. Схватив за руки, тащит их внутрь.

— Думаю, нам лучше не маячить снаружи у всех на виду. Камеры, все такое. В кабинете ваши так удачно установленные обновления видеосистемы позволят нам всем остаться невидимками.

Эклс и Падалеки обмениваются быстрыми взглядами. Мальчик очень осведомлен…

— Колин, у нас серьезная авария. Здесь мне точно нечего делать, я должен скорее спуститься, чтобы принять срочные меры, — начинает растолковывать Дженс. Помощник пренебрежительно отмахивается.

— Никакой аварии, сбоев нет. Это просто уловка. Босс велел мне придумать способ, как быстро вытащить вас, если он пришлет условный сигнал. Я придумал… Эй, что такого? Это был лучший выход, — он невинно моргает, пока Эклс переводит ошарашенный взгляд с одного на другого. Открывает несколько раз рот, закрывает. Кажется, думает, заорать, но молчит.

— Ну и как вы умудрились втянуть во все это Кейна? Он никогда бы по доброй воле не согласился наплести столько Высшему члену Совета. И ни за что не повелся бы на ерунду, он должен был быть твердо уверенным. Он же профи.

— Да он и не знал, — Колин разводит руками. — Я позвонил и сказал, что наши датчики, установленные для контроля и напрямую подключенные к нашим внутренним экранам, показывают массовый сбой и большую утечку кислорода наружу. У него не было полного доступа к информации об общих объемах проведенных работ и перечня установленного оборудования, вон он и поверил. Логично же. Какой резон нам с вами врать?

— Значит, ты запустил всю эту хренову цепочку вранья, Падалеки? Все для того же? А что будет дальше, подумал? Так ты лучше представь… — очень нехорошо щурится инженер Эклс, наступая на Джареда, с каждым словом тыча пальцем в широкую грудь.

Колин, ойкая, предпочитает от греха подальше убраться с дороги, да и из комнаты. А то шибанет молнией, как в той монаде, и пепла не соберешь…

Джей не реагирует несколько десятков секунд, недоумевая. Не понимая такой реакции и бешенства Эклса. Совсем. Даже если он решил, что Падалеки распоряжается им, как своей вещью, это не повод… Спасибо бы лучше сказал…

— То есть, тебе хочется, чтобы все было, как прежде? Хочется подо всех этих?.. Это я один — полный дурак, придумал там что-то себе… Как будто не у меня, но и у тебя тоже… Как будто это все что-то значит… А тебе наплевать, — сбивается и роняет руки вдоль тела.

Пальцы мелко трясутся, сжимает их в кулаки и пихает в карманы штанов. Отворачивается к окну, за которым — безлунная ночь. Так темно, будто снаружи нет вообще ничего, весь мир давно стерт, канул в бездну. Продолжает говорить бесцветно и глухо, не надеясь даже, что достучится:

— Так, может быть, действительно позвать прямо сейчас Женевьев? Она как раз прислала сообщение, что я совсем ее бросил. Придумала себе про красавицу-инженера, с которой у меня бурный роман, представляешь? — невесело тихо смеется. Во рту от этого смеха горчит. — Совсем, как в юные годы, когда в груди заходится, и в животе такое воздушное чувство. А еще кажется, что вот-вот раскинешь руки и полетишь. Представляешь? У меня и не было такого никогда… раньше… Так что же, позвать?

— Зови. Конечно, зови. Я с радостью посмотрю, — шипит Дженсен в затылок. Когда только успел подойти? И делает подножку, роняя Джареда на пол, снося попутно коммуникатор с края стола.

Задирает вверх его руки и фиксирует над головой, сдергивает узкую ленту с шеи, попутно проходясь языком вдоль выступающих синих вен, стягивает запястья. Зубами рвет пуговицы на рубашке, присасывается губами к соску, покусывая, вылизывает, торопливо целует. У Джареда темнеет в глазах, и он извивается, подставляясь под эти жадные поцелуи-укусы. Непривычно оказаться настолько обездвиженным, в подчинении, но, кажется, Дженсену сейчас нужно именно это — вести. Падалеки совершенно не возражает.

— Зови. Зови, кого хочешь, хоть всю администрацию приведи, наплевать… Они могут подрочить, пока я закончу, — бормочет совершенно невменяемый Эклс, скользит языком по шее, вычерчивает символы на груди, прикусывает кожу, втягивая в рот, оставляя лиловые метки-кровоподтеки.
— Дженсен… ох… — стонет Джаред, — Прошу тебя, Дже-е-е-е-ей.

Так хочется освободить руки и дернуть его на себя, сграбастать, перевернуть на спину, вылизать, раскинуть в стороны ноги и взять. Но нет, не сегодня, сегодня все будет немного иначе. Не то чтобы раньше Эклс в их паре не вел. Но в первый раз это так… всеобъемлюще, что ли…

Джаред кончит сегодня и даже не раз, еще до того, как Дженс подаст главное блюдо…

Он даже не слышит, когда открывается дальняя дверь, и на пороге застывает вызванный тем самым грохнувшимся коммуникатором Колин. Он несколько секунд, не моргая, смотрит, как его босс выгибается и стонет под инженером, шепчет его имя, повторяя, словно в бреду:

— Дженсен, Дженс, Джей… Я только… тебя одного… Дженсен… Джей…

Форд вздыхает, качает головой и незаметно уходит.

…Спустя почти два часа они, наконец, успокаиваются. Лежат друг на друге, слипшиеся от остывающего пота и подсыхающей спермы на коже, приходят потихоньку в себя. Дженсен скатывается с него и закидывает руки за голову, жмурясь.

— Я сделал больно?
— Эй, прекрати. Ты сделал очень даже хорошо, — Джаред гладит его по предплечью. Руки давно уже свободны — галстук на запястьях продержался всего минут двадцать. Они и не заметили, когда он свалился. — Мне понравилось, Дженс.
— То, что я делал и говорил… до всего… Прости, я сорвался. Показалось, что попал в западню, из которой нет ни одного выхода, что ты тоже готов посадить меня в клетку и кормить через прутья решетки. Наверное, я психанул… — упорно отворачивается в сторону, прикрывает ладонью лицо.

Джаред берет его кисть и подносит пальцы к губам, целует по очереди, а после — саму ладонь, прихватывает мягко запястье.

— Тебя накачали наркотиками, Джей. Реакция не привыкшего к ним организма как раз бывает такой непредсказуемой. Я понимаю.
— Понимает он… Как же, — ворчит Дженсен, но без намека на злость. Та растворилась, растаяла, оставив после себя слабость, опустошение и чувство тревоги. Эклс садится и крутит головой, пытаясь понять, куда же делась одежда.
— Куда-то собрался?
— Нам надо сделать что-то… проверка же. Морган ждет результаты.
— Точно. Отведенное им время почти вышло, — подрывается следом и сразу же замечает мигающий огонек на мониторе компьютера. Открывает входящее сообщение… и начинает смеяться.
— Что там? Есть повод для смеха?
— О да! — Падалеки поднимает от экрана сияющие восторгом глаза. — Ты не поверишь, но Колин уже все устроил. Подделал акты проверки с участков, на которых уже не было инженеров, внес все полагающиеся отметки и детали осмотра, подкрепил схемами. Написал общий вывод. Утечка действительно была, но оказалась не такой катастрофической, как мы опасались. Неисправности устранены, на оборудование установлены дублирующие узлы во избежание инцидентов. Всем инженерам проекта разосланы уведомления сделать то же. Опасности нет. Мамаши с младенцами и старики со старушками могут ничего не бояться. Их снова спасли.
— Мальчишка-то гений, — лениво замечает расслабившийся Эклс, сразу же бросает безнадежные поиски сгинувших штанов и трусов. — Далеко пойдет.
— Думал подготовить его себе на замену, — соглашается Джаред.
— Думал? Больше не думаешь?
— Да как-то не до него… Подготовкой заняться все равно уже не успею, — перебрасывает подробный отчет на комм Моргану. Не заканчивает фразу. Недосказанную ее часть хорошо “слышат” оба.

Все, происходящее между ними, — ненормально. И когда — не если, а только когда — правда всплывет, их двоих запрут в лабораториях психотехников, чтобы применить к ним процессы активной регулировки. Им прополощут мозги препаратами и, возможно, электрическим током, заменят часть памяти, исказят сознание и восприятие. Вернут их в общество такими, какими они всегда должны были быть.

Конечно же, после этого их жизни изменятся.
Их изуродуют.

Джареда выкинут из Вашингтона и из его роскошной квартиры. Повезет, если — в Сан-Антонио, где он родился и вырос. А то и придется спустится к самому дну. Может, даже в Варшаву, — стать наладчиком на конвейере или дублирующим сигнальным стажером.

Дженсена никогда не подпустят ни к одному механизму. Каким бы ни был он незаменимым, но психическое здоровье обитателей монады Совету дороже умелых рук и блестящих мозгов. К тому же, с мозгами-то поработают, и та часть памяти, что отвечает за профессиональные знания, за навыки, опыт, будет необратимо повреждена…

Возможно, они смогли бы остаться вместе на дне, если бы им позволили сохранить воспоминания друг о друге. Но нет… Они не допустят, они будут бдительно контролировать и следить, чтобы никогда взоры этих двоих даже не пересеклись, чтобы право каждого — на любого, и впредь оставалось непреложным для всех.

— Нам надо бежать, — шепчет Джаред. — Дженсен, нам пора убираться отсюда.

Эклс только сжимает в ответ его руку. Он не знает, что может ответить на это. Если раньше они, не сговариваясь, размышляли, что для них, возможно, подошла бы одна из коммун, теперь оба знают, что и это не выход.

— Ты пойдешь со мной, если я придумаю, как нам быть?
— Я пойду, Джаред. Обещаю. Без каких-то условий, — отвечает Дженс безнадежно.

Он знает, что решения нет.

Информационный экран вспыхивает без предупреждения, комнату оглашает торжественный сигнал гремящих фанфар. Это значит — грядет важное объявление. Улыбающееся, счастливое лицо Джеффри Моргана во всю стену — прямое тому подтверждение. Если бы Джаред не знал того лично, решил бы, что этот радушный и доверительный образ сгенерировал искусственный интеллект.

— Мои дорогие, — протягивает к ним руки, словно добрый дядюшка собрался обнять любимых детей. — Я прерываю ваш досуг в столь поздний час. Но уверен, вы сможете уделить пару минут для важнейшего объявления. Вернее, для нескольких объявлений. Первое — неисправности в воздушных системах полностью устранены благодаря нашим талантливым инженерам! Каждый, участвующий в неурочной работе, получит в этом месяце двойные оклады и тройные пайки. Такие им будут начислять до конца года!

Морган делает паузу, оглядывает незримую публику хитрым, ликующим взглядом. Джаред стискивает пальцы Дженсена стальной хваткой, понимая, — до того была лишь затравка, прелюдия, а основное попечитель озвучит сейчас. Взорвет свою бомбу, и та сотрясет всю монаду.

— Мы объявляем Великую Лотерею! В которой участвуют ВСЕ!!! Уже завтра из списков всех жителей нашей монады случайным образом мы выберем имена двоих, которые отправятся в путешествие на райский остров, чтобы провести там — среди солнца, песка и воды, целый месяц, но речь может идти и о жизни! Конечно же, необходимым их обеспечат — продукты, медикаменты, одежда и все остальное, что только потребуется, на остров будут завозить регулярно. Розыгрыши будем проводить раз в неделю. Позже периодичность может быть изменена! Посмотрим по обстоятельствам. Если же счастливые победители по каким-то причинам не захотят отправиться в приключенческое турне, это право может быть передано другим… Важно, что каждый отбывающий сможет взять с собой двух-трех самых близких людей. Что скажете, дорогие?! Вы просили новых развлечений и перемен в нашей устоявшейся жизни. Кто-то даже называл ее застоявшейся. Совет пошел вам навстречу!!! Так радуйтесь же! Это наш шанс! На дальнейшее процветание! На радость, веселье и перемены!

Последнее слово попечитель выдает, так широко улыбаясь, нет, скалясь, что Джаред отшатывается назад. Больно врезается в ножку стола. Лотерея!!! Перемены, конечно. А он же совсем забыл о последней идее Советника, поглощенный проектом и Дженсеном. Он забыл, а Морган так и не позвал его обсудить все нюансы, хотя собирался…

— Джей, ты слышал? Мы сможем убраться отсюда?.. Тот самый шанс, — морщинки на лбу и висках Эклса разглаживаются и он обнимает Джареда, утыкается носом в плечо. Тот кусает себя за язык, удерживая отрезвляющие и разочаровывающие сомнения… Может быть, и вправду? А вдруг?..

— Только два победителя на сотни тысяч, — напоминает он осторожно.
— Ерунда. Морган сказал, победителей выберут случайно, и раз в неделю. Значит, для этого напишут программу, которую я потом взломаю так же легко, как твои камеры в кабинете. Джей, — голос Эклса срывается, а руки на поясе сжимаются крепче, — я даже не думал, что отыщется выход. Но, кажется, это он. Мы с тобой будем жить. Сможем жить.

Джаред поворачивает голову и молча целует. Жмурится. Глазам больно.
Он совсем не знает, что может сказать.

Chapter 14 Chapter Text

— Они кажутся воодушевленными, — Женевьев ритмично постукивает ложкой, раскладывая кашу по тарелкам мужу и детям. Закатывает глаза, пробуя вязкую субстанцию на вкус. — Не знаю даже, мне было бы страшно. Путь в никуда, как можно согласиться покинуть безопасность монады ради непонятно чего?

Джаред, накануне спустившийся на двадцать этажей, чтобы провести время с детьми, удивленно рассматривает супругу. Сейчас ему кажется — он ее никогда и не знал, будто все эти годы они оставались чужими.

Кто эта чужая женщина? Холодная и далекая. Откуда она?

Он прибавляет громкость утренней передачи. На инфоэкране жителей монады приветствует уже четвертая пара победителей лотереи. Они как раз получают поздравления от членов Совета. Джули МакНивен и Себастьян Роше, откуда-то со средних ярусов. Джаред прежде их не встречал. Хотя мужчина кажется смутно знакомым.

— …ну, я звала с собой маму и папу, это очень волнительно, — лепечет хрупкая девушка, откидывает за спину рыжевато-красную гриву волос. На ее тонких запястьях сквозь белую до прозрачности кожу отчетливо проступают синие вены. — Мы увидим океан, представляете? В нем столько же воды, сколько воздуха в этой монаде. Может быть, больше. И солнце — прямо на коже. Мама с папой отказались лететь, они все же целую жизнь здесь прожили и опасаются выходить за стены. Сказали, будут ждать моего возвращения дома.

Нервно поправляет вырез на плотной тунике, прикрывая раскрывшийся ворот.

— Как интересно, — оживляется приветствующий победителей Советник Пеллегрино и наклоняется ближе. Это выглядит, будто он пытается заглянуть в вырез одежды. Джаред морщится и тянется за куском сыра — желтого, в ровную дырочку, сияющего, если поднять и смотреть на него через свет. — Себ, а ты, старина? Мы с этим счастливчиком, — объясняет Марк зрителям, кивая на морщинистого седого мужчину с внимательными хитрыми глазами, — когда-то вместе в школу ходили. Кто б мог подумать…

— А у меня и нет никого, — Роше простодушно разводит руками. — Отправимся с крошкой Джули вдвоем, а там будет видно. Это же на месяц-другой, а там можно решить и вернуться…

— Глядишь, и вообще назад не захочется, — Марк двусмысленно подмигивает Себастьяну, и это можно списать на непринужденное общение двух старых друзей… Наверное, можно. — К тому же, вас там ждет веселая компания — наши счастливые победители прошлых недель. Отрывки с их приветствиями и рассказом о том, как они обживаются на новом месте, вы видели часом раньше и увидите в полуденном повторе, — напоминает он наблюдающим через телеэкраны.

Джаред отключает звук, оставляет на стене шевелящуюся картинку. Наливает детям апельсиновый сок — новый сорт из сухих концентратов. Накладывает по куску яблочного пирога, щедро покрывает шапкой взбитых сливок из тюбика. Малышня радостно набрасывается на сладкое угощение. Женевьев недовольно цокает.

— Зачем их так баловать?
— Почему бы и нет? Мы можем позволить себе все, что угодно.
— Они совсем не видят тебя. На днях Том спршивал, может быть, с папой что-то случилось… Я знаю, что у тебя много работы…

Жен отворачивается, стараясь не смотреть на него. Встает, собирая со стола пустую посуду, чтобы спустить ее в утилизатор. Острое чувство вины резко и коротко колет под ребра. Не из-за того, что он забросил ее и выбрал Дженсена, нет. Из-за того, что дети могли подумать, что он их больше не любит. Из-за того, что она — эта женщина, посвятившая ему свою жизнь, могла испугаться, что он не вернется однажды, а им придется голодать, просить подаяние, спуститься в трущобы придонных уровней, где только сырость и черная плесень вдоль стен.

— Если со мной что-то случится… Гипотетически… Жен, не волнуйся. С тобой и детьми все будет в порядке, — он пытается ее успокоить, он действительно все подготовил. Колин даже кое в чем помогал. — На счетах достаточно средств. Тебе не придется… не пришлось бы искать работу или… кого-то, кто сможет… смог бы заботится вместо меня…

“Успокаивающая” речь не работает. Злит ее еще больше. Женевьев резко разворачивается, буравит темным, сверлящим взглядом. Кивает отрывисто.

— Ясно, — большой рот искажает презрительная гримаса. — Я-то думала, что Чарли просто мелет языком, как всегда… Так ты действительно собрался подать заявление на лотерею?

— В смысле подать заявление? В списки включены все жители, Джеффри так говорил, – недоумевает Падалеки и по поводу странного заявления супруги, и из-за ее упоминания Чарли. Он-то решил, что протеже Митча здесь давно не бывает, что его сменил Колин… Впрочем, что им мешает развлекаться втроем? Моногамия в этом обществе вряд ли… заразна.

— Ты даже этого не знаешь? Совсем мозги все протрахал со своим инженером… Да не смотри ты так на меня. Про это только ленивый не говорит, — отмахивается Женевьев.

У Джареда ложка выпадает из пальцев и, ударившись об угол стола, летит на пол.

— Со своим инженером? О чем ты? — голос предательски вздрагивает, и гримаса жены становится злее.

— О Дженсене Эклсе, разумеется, — фыркает Жен и пинает стул, на котором недавно сидела. Тот отлетает к окну, — и твоей одержимости им, о его помешательстве на администраторе Падалеки. Вся монада судачит. В Вашингтоне и Далласе в последние месяцы нет более интересной темы для обсуждения, чтобы ты понимал. Наверняка, уже до самого дна докатилось. Это могло быть сплетнями идиотов, если бы я сама не видела вас… Отвратительно.

— К чему тогда было то твое сообщение про девушку-инженера и моем бурном романе? — Джаред действительно удивлен и не понимает вообще ничего. Что за игры?

— А я в чем-то была не права? Я писала про красавицу или красавца из инженерного, не делая акцента на пол человека. Специально. Надеялась, может быть, ты придешь в себя, включишь разум, — она вздыхает. Почему-то без агрессии, обиды и злости. Вспыхнув, те почти сразу уходят. Ей словно бы вообще все равно. Собирает рассыпавшиеся волосы в “хвост”, стягивает резинкой. — Все соседи и даже совершенно незнакомые люди перешептываются за нашими спинами. Меня, знаешь ли, называют “бедняжкой”...

— А что за домыслы про лотерею? — Джаред вовсе не хочет с ней спорить, не хочет врать, юлить, отпираться. Ему нужен Дженсен. Дженсен — это константа, все остальное вторично.

Жен закатывает глаза.

— В лотерее участвуют все без исключения. Победитель может отказаться лететь. Но есть и другие — те, кто очень хочет отправиться в эту поездку. Им Совет разрешил раз в неделю посылать дополнительные запросы. Чем большее число раз твое имя внесено в список, тем выше шанс вытащить тот самый билет. Морган считает, это справедливо соотносится с желаниями жителей. Позволит учесть интересы и показать, как Совету важно мнение людей.

— Я не собираюсь отправлять никакие запросы. И не планирую соглашаться, если выбор падет на меня, — отвечает он осторожно. В ее лице в ответ — лишь насмешка и возвращающаяся белая ярость.

— Ты сейчас врешь себе или мне? Если твой драгоценный Дженсен, которого ты не отпускаешь от себя ни на шаг и который, кажется, высосал весь твой мозг через член…

— Женевьев! — одергивает грозно таким тоном, что она испуганно замолкает. — Следи за своим языком. Особенно, когда рядом дети.

Дети, правда, прикончив десерт и поочередно поцеловав отца, махнув весело матери, уже убежали из-за стола в игровую. Оттуда доносятся пыхтение, радостная возня и громкая музыка — наверняка сразу же включили образовательные мультфильмы или одну из детских развивающих передач.

— Дети почти смирились, что у них нет отца!
— Отец у них всегда будет! Даже если что-то случится, и я не смогу оставаться рядом с вами. Это не значит, что мне все равно, что я забыл или отказался, что не люблю их… — не получается не сорваться на крик. Кажется, сейчас их могут слышать все соседи их секции, возможно, всего этажа. Наплевать. Раз уж все и без того в курсе…
— Только их? А меня?..
— Женевьев, прекрати, — с мольбой просит он. — Ты же знаешь, что дорога мне. Я всегда был тебе благодарен за то, что выбрала меня и подарила детей…
— Все понятно, — она кривится болезненно, убирая со стола остатки еды. Швыряет в утилизатор и нетронутые порции. Машинально, наверное. — Шел бы ты… к своему инженеру. А то знаешь… мало ли что…

Отталкивает его резко, но сильно — маленькими слабыми руками. Покачнувшись, Падалеки врезается в стену.

— Джаред, уйди же!
— Прости, — бормочет он перед тем, как скрыться за дверью. Шагая, куда глаза глядят, размышляет, что же она имела в виду. Мог ли что-то знать Чарли Кэйпен и проболтаться о том Женевьев? Грозит ли какая-то опасность Дженсену? Что знает Совет? О чем они догадываются?..

“О вас не знает только ленивый! Твой инженер высосал весь твой мозг через член. Достаточно точное и емкое определение, ты не находишь? Остались какие-то вопросы еще? Или нужно разжевать пояснение?” — ненавистное альтер-эго вновь упражняется в остроумии, исходит желчью и сучит.

“Может быть, уже примешь меры? Отдай его Моргану и остальным. Забудь о нем! Сходи на корректировку памяти, если совсем не выходит. Выскреби эту заразу, инфекцию и просто живи! Ты сможешь прожить еще много лет припеваючи, Джаред!” — продолжает въедливый сукин сын.

— Пошел ты! Заткнись! Не смей! Это ты — то, что нужно выдрать с корнем и сжечь. Аккуратно, так, чтобы не осталось ни клетки!!! — взрывается Падалеки и несколько раз с силой лупит кулаком о железную стену. Сбивает костяшки.

Миссис Баттерс — параноидальная вредная старуха из соседних апартаментов, торопящаяся с корзиной по коридору в сторону дальнего грузового лифта, подозрительно на него косится и ускоряет шаг. Неодобрительно поджимает губы, крепче прижав к пышной груди свою ношу. Не удержавшись, он демонстрирует неприличный жест возмущенной спине.

Джаред не собирается подниматься на 999-й, где к нему в кабинет обязательно нагрянет кто-нибудь надоедливый или даже явится сам попечитель с проверкой. Идти к Дженсену тоже не вариант — они еще вчера договорились провести с семьями сутки. Как бы ни хотелось Падалеки рвануть к любовнику прямо сейчас, это будет выглядеть глупо. Дурацкой ревностью и недоверием. Слабостью.

И нет, за прошедшие часы он ни разу не представлял, что там делает Эклс со своей огненноволосой красоткой-супругой на их гигантской спальной платформе после того, как отправили в школу и ясли детей. Он — не какой-то примитивный мавр Отелло из исторической пьески…

Слоняясь по этажам, переходам и коридорам, неприкаянный Падалеки забредает в общественный кафетерий на 861-м. Заказывает в автомате белый чай и ванильный пончик. Какое-то бесцветное все. Почти сразу жалеет, что не забрался куда-то повыше. Там он бы мог раздобыть чашку кофе или, на худой конец, алкоголь. Хотя, возможно, сейчас дурманить разум опасно.

С другой стороны, есть вероятность, что про них с Эклсом просто забыли. Они же — всего лишь двое людей среди сотен тысяч, попробуй уследить за всеми в такой-то толпе…
Он почти себя убеждает в том, что опасность совсем миновала…

— Странно видеть тебя здесь. Ты обычно проводишь все свое время выше, — раздается над ухом осторожное. Джаред вздрагивает, выплескивая кипяток из кружки на пальцы.

— Саманта, — прижимает к покрасневшей коже платок. — Слушай, если бы мы были на крыше, я с перепугу сиганул бы через силовые поля. Присядешь со мной?

— С удовольствием, — ставит рядом бокал с прозрачной жидкостью — вода с кусочком лимона. Двигает ближе стул. Их головы почти соприкасаются. От нее исходит слабый цитрусовый аромат. — Хорошо, что мы не на крыше. Тебя давно бы скинули вниз. Скажи мне, что вы с Дженсеном не поставили на лотерею? Потому что я слышала наверху одну странную сплетню. Не поверишь, кто ее распускает.

— Чарлик, наверное?

— Не думала, что ты угадаешь, — бьет по столешнице кулаком, стакан и чашка нестройно подпрыгивают. — На самом деле, ваши с Эклсом имена не склоняет вкривь и вкось только ленивый. Но именно мальчик Митча рассказывает громким шепотом всем, кто готов его слушать, что вы с инженером напару подали в Высший Совет уже более сотни заявок на лотерею.

— Какая глупость, Сэм, — возмущается Джаред. — Мы и не думали… — сбивается, вдруг засомневавшись. Сам-то точно не думал, а Эклс? Мог ли Дженсен, безоговорочно усмотревший в лотерее их шанс на спасение, начать за его спиной подготовку к своей фикс-идее? Да нет, быть не может. — Но даже если бы… Что плохого?

— Не глупи, Падалеки, — обрывает Саманта и одним махом выпивает содержимое стакана. Морщится. Наверное, то была совсем не вода. Достает из-под юбки плоскую фляжку, крепящуюся к ноге широкой эластичной повязкой, снова наполняет стакан. — Не говори, что ты на все это купился. Точно знаю, что Джеффри тебе намекал на то, что планирует на самом деле.

Смит открывает ему страшные вещи. Про то, что никакого острова нет. Совет и не собирался обустраивать где-то в океане убежище, отправлять флаер, возить куда-то припасы. Потому что им это не нужно. Нецелесообразно. Их задача — не радость людей или разнообразие их досуга, развлечения. Задача — выбраковка несогласных с принятым положением вещей. Их убирают бережно, осторожно, не пугая общество массовыми арестами или принудительной отправкой к психотехникам, уничтожением в Спуске. Изымают из общества с точностью опытного хирурга.

— Таких “ненормальных” с каждым днем выявляют все больше, — рассказывает жутким шепотом Сэм. — Совет отыскал прекрасный способ. Лотерея — это находка. Побеждает как будто бы любой. Тех, кто не хочет перемен, страшится их, умоляет отменить путешествие, с радостью оставляют. А остальные — добро пожаловать в Ад. Тот же Спуск, только скрытый.
— Погоди, — от волнения Джаред берет ее за руку. Вздрагивает, ощутив холод кожи. Тот просачивается и в него, заполняя льдом ужаса изнутри. Медленно, постепенно. — Их же показывали в утренних передачах. Три пары победителей, которые уже улетели. Тимоти, Рейчел, Ким, Николас, Дина, Кара… И с ними же отправился кто-то еще из родни? Я видел своими глазами…
— Ты видел записи, смоделированные ИИ, — она опускает голову на сложенные на столе руки. Голос звучит глухо, издалека. Падалеки приходится придвинуться, чтобы расслышать. — Вас болванов, еще долго будут кормить картинками этой идиллии. А после сообщат, что никто не выразил желания вернуться. Или, может быть, “остров” уничтожит цунами. Когда нужда в нем отпадет. Джеффри еще не решил.
— Так это Джеффри?
— Концепцию разрабатывал Пеллегрино, что-то предложил Митч. Джеффри одобрил. Но в основе лежит его прорывная идея, основа этой лотереи — обман.
— Но что происходит с людьми? Если никакого острова нет и не было…
— А сам как думаешь? — она поднимает голову, и он отшатывается, замечая в тусклых глазах засасывающую пустоту. Наверное, Джаред бы перекрестился, верь он искренне в Бога. — Переработка, конечно.

Саманта делает новый глоток. Болтает стаканом, рассматривая жидкость, мутными потеками растекающуюся по прозрачным стенкам. Как люди в монаде — вроде бы надо всем миром, вроде бы открыты ему, но взаперти.

— Я видела, как он на тебя смотрит, — внезапно сообщает она. Джаред знает, конечно, кто этот — “он”. Вариантов не предусмотрено. Пытается отмахнуться.
— Это же ничего…
— Я видела, как ты смотришь на него… — перебивает с нажимом она.
— Это все равно…
— Я так смотрела на Джеффри когда-то, если бы и он… — не заканчивает Саманта, но Падалеки все понимает. Словно слышит окончание фразы. То, о чем кричит ее душа взаперти: “Он никогда не отказался бы от нашего брака. Не отказался бы от меня. Если бы он смотрел так же”.

Джаред слышал от кого-то когда-то, Саманта долгие годы живет в общежитии для вдов высокопоставленных чиновников в Вашингтоне. Она никогда не была по настоящему замужем, но Морган не согласился далеко ее отпускать после того, как выяснилось, что полноценной семьи у них не получится. Всегда держал неподалеку. Не неволил, не запер, не ограничивал в чем-то. Но так и не позволил ей — жить.

— Помнишь социопрограммиста из венерианского Хэлла?
— Никанор Гортман, — соглашается Падалеки, не улавливая суть вопроса, удивленный такой резкой сменой темы.
— Мы встречались во время его экскурсии по монадам. Джеффри тогда как раз брал меня в одну из поездок. Там мы познакомились. Они совсем не такие, как мы. Как будто другой вид людей.

Джаред пожимает плечами. Вряд ли разница так уж и велика.

— К чему ты это?
— Он оставил мне инструкции, как с ним можно связаться.
— Зачем?
— Не знаю. Возможно, не до конца поверил в наше всеобщее счастье. Я же не очень похожа на счастливого человека, правда?

Джаред присматривается, пытаясь уловить то, что скрыто ото всех прочих. Красивая, ухоженная женщина средних лет. Вот только взгляд много лет, как потух, в нем уж и остатки угольков прогорели, уголки рта опустились, волосы — потускнели и иссеклись. Потому что из нее ушел огонек. Тот, что пылает внутри человека, подпитывая изнутри, даря силы.

— Даже если и так, что может сделать какой-то венерианец? Чужак.
— Забрать вас двоих на Венеру.

Это так неожиданно и нелепо, что Джаред начинает смеяться. Громко и истерично, взахлеб. На них уже оглядываются. Саманта больно бьет по плечу. Судя по сжавшимся кулакам, хотела бы вмазать больнее, и лучше — по морде.

— Нас бросят в Спуск прежде, чем мы ступим наружу, — шепчет он, отсмеявшись.
— Ну вы же уже выбирались с ним на свидание, — парирует Сэм. Хихикает, когда Падалеки, захлебнувшись воздухом, заходится в кашле. — Не задохнись. И не смотри так, конечно, я знаю. Джеффри Дин, кстати, тоже. Может быть, вы с Дженсеном и справились с внутренним видеонаблюдением, — это, конечно же, давно тоже не тайна. Вот только про то, что во флаерах ведутся записи весь полет и стоянку, конечно, забыли. Вам спустили с рук ту прогулку. Морган решил, что ты нашел новую игрушку и развлекаешься. Тогда он не видел, что все так серьезно.

Джареду совершенно не нравится, как она с нажимом выделяет это “тогда”.

— Он видит сейчас?
— Не он один, — она оглядывается, проверяя, не появились ли у них лишние “уши”. Соглядатаев заметить не сложно, главное знать, как смотреть и куда. Наверное, все в порядке, потому что Сэм продолжает. — Думаю, первым неладное почуял Марк. Есть в нем все же что-то от дьявола, не просто так про это болтают. Дьявол — это олицетворение зла в мифологии прежних людей, если ты об этом не слышал. Итог один, теперь они знают. Именно поэтому ты очень скоро победишь в лотерее. Без Дженсена. Его они сохранят для монады. Пеллегрино считает его слишком ценным. Эклс станет их куклой, они сделают все, что захотят, когда уберут тебя с его глаз. Джефф пытался протестовать, он к тебе все же привязан. Но другие Советники быстро его убедили, что без казни не обойтись.
— Убьют меня?

Джаред чувствовал, что все идет к этому, знал, наверное, с той минуты, как впустил Дженсена к себе в кабинет и встал перед ним на колени. Отказался ото всех ради него. И сам украл его у целого мира. Присвоил.
Он знал, что все закончится так. Что он однажды станет горсткой жирного серого пепла.
Так почему же теперь, когда все очевидно, от ужаса не трясутся поджилки? И даже пот не течет по спине, по лицу? Не разъедает глаза и не слепит?

— Засунут в дезинтегратор и дело с концом… — то, что Спуск был обычной шахтой, на дне которой пряталось стандартное устройство для утилизации — чего бы то ни было, Джаред много раз слышал. Впервые об этом кто-то говорит настолько буднично.

Он должен биться в ужасе, кричать внутри на все голоса. Но он совершенно спокоен.

— Почему ты мне помогаешь?
— Не знаю, — она вымученно улыбается, пытается в который раз за их разговор наполнить стакан, но фляжка уже опустела. Саманта ругается сквозь стиснутые зубы и метко швыряет ту в утилизатор для остатков еды. — Может быть, хочу чтобы у тебя получилось иначе, — пауза гремит сильнее, чем воскресный утренний гонг, собирающий всех на молитву. — Знаешь, у Моргана снова будет ребенок.
— Хилари?
— Лорел.

Этого стоило ожидать, но он удивляется. Хотя, может быть, именно это известие подтолкнуло несчастную женщину к помощи почти казненным преступникам. Отщепенцам. Столько лет быть рядом с единственным человеком, видеть все и терпеть, оставаться чьей-то жалкой тенью, соглашаться с пренебрежением. У любого терпения есть свой предел, как, наверное, и у любви. Речь же о ней?

— Ты полетишь с нами?
— Не думаю, что смогу когда-либо уйти от него, — Саманта качает головой и запускает в волосы пальцы, почти болезненно тянет за них, отворачивается, стыдясь. — Это как болезнь. Понимаешь? Хотя, наверное, нет. Когда такая потребность у двоих обоюдна, все совершенно иначе. Не болезнь, а спасение. Шанс по настоящему жить.
— Как мне связаться с Никанором?

Джаред решается. Что ему еще остается? Возможно, он согласился бы умереть. Вот только знать, что Дженсена после этого сломают… Нет, он не сможет. Он будет биться за него, за их шанс, пока бьется сердце в груди.

— Настоящее имя Никанора — Джим Бивер. Джаред, надо спешить. Они уже утром могут послать к тебе инженеров. Или к нему… Психокоррекция позволит им придерживаться дальнейшего плана. Я расскажу, что надо делать.
— Стой, ты же говорила про лотерею…
— Это лишь один вариант из тех, что они обсуждали, — Саманта разводит руками. — Я не знаю, на котором остановились в итоге. Кое-кто спорил, что лотереи ждать слишком долго. Кто-то подумал, что ты назовешь Дженсена кандидатом на то, чтобы забрать его на остров с собой, несмотря на то, что выбирать можно только из членов семьи… Другие сочли, что Эклс после того, как тебя отошлют, может выйти из-под контроля до того, как его усмирят, покопавшись в мозгах… Может… Знаешь… сделать какую-то глупость вроде шага за край. Хотя, они бы этого избежали, если бы скоординировали действия и пришли за ним одновременно с тобой…

Падалеки подскакивает, роняя стул и чашку с остатками бледного чая. Прозрачная лужица растекается по столу. С другой стороны кафетерия к ним устремляются летающий робот-уборщик, не терпящий даже намека на беспорядок.

— Мои коды доступа могут быть уже аннулированы, — сердце начинает бултыхаться в груди, а ладони покрываются влажной липкой пленкой.

Здравствуй, ужас. Присаживайся, располагайся. Будь, сука, как дома.
Он пытается броситься прочь, Саманта с силой усаживает обратно. Зло шипит, продолжая ослепительно улыбаться:

— Нет, тогда ты сразу заподозришь ловушку. Уймись! Не будь идиотом! Если хоть кто-нибудь заподозрит… Мы сейчас мило болтаем о глупостях и пустяках. Уяснил? Хотя нет, не похоже. Пусть — жалуемся на свою несчастную жизнь, это пока будто бы не возбраняется. Ты понял?

— Да понял я. Не ори, — выдергивает руку, потирает запястье. По коже растекается багровый синяк. Вот это у нее хватка.

— Они хотят застать вас врасплох, чтобы ты не успел даже дернуться, чтобы Дженсен тоже ничего не успел. Тебе надо найти его — незаметно, и вывести, как и тогда, на крышу. Идите по лестнице, ей не пользуются уже много лет. Камеры там не работают, это поможет выиграть время. Вызов флаера, конечно же, засекут и, наверное, попробуют активировать бомбу, которая встроена в каждый на случай побега. Она под приборной панелью со стороны второго пилота. Скажешь Дженсену, он поймет, где смотреть, и успеет ее обезвредить.
— А перехватчики?
— Они не успеют. Мы пошлем Биверу сообщение, он будет ждать у залива. Это я возьму на себя. Тебе надо будет только проложить курс и молиться. Карту и другие полезные штуки я тебе дам.

Молиться Джаред никогда не умел. Но когда-нибудь можно и попробовать, так почему не сейчас? Вот только одна нестыковка.

— Как этот Бивер успеет так быстро добраться с Венеры? Даже если бы существовал телепорт, поддерживающий межпланетную связь.
— Он пока еще на Земле, будет здесь до конца года, потом его сменят другие. Падалеки, слишком много вопросов.

Разумеется, Саманта права. Мудрая женщина.
Джаред утирает пот со лба и мрачно кивает:

— Мы все сделаем, Сэм. Но мне понадобится твоя помощь, чтобы не привлекать внимание. Я не могу пойти за ним сам. Он с семьей. За квартирой наверняка наблюдают. Поможешь нам?
— А я могла бы свернуть с половины дороги? Не в моем характере, милый, — задорно встряхивает золотистыми волосами и неожиданно подмигивает, показавшись вдруг молодой и прекрасной. — Повезло, что я так много знаю, правда же? Джеффри никогда не думал, что эти мои знания смогут как-то ему навредить. А он очень любит хвастаться.
— Запомнишь адрес?
— К чему? Я читала оба ваших досье… С божьей помощью, милый, — она тянется к нему через стол и целомудренно чмокает в сухие, сжатые губы. Шепчет, — жди нас на аварийной лестнице, на площадке 801-го этажа. Посиди здесь еще час, не уходи сразу.

Покачивая широкими бедрами, идет через зал, приковывая внимание мужчин, собирающихся в кафетерий к обеду. Здесь пищу предпочитают принимать учителя, врачи, инженеры и программисты. Вслед ей летят восторженные комплименты и недвусмысленные приглашения.

Джаред стискивает кулаки, заставляя себя не мандражировать и оставаться на месте. Ему надо успеть кое-что сделать. Не улетать же с пустыми руками.

Дыши, Падалеки, дыши.
Осталось немного. Вы или вырветесь или сгинете. Вместе. Сегодня.
“Я вытащу нас, Дженс”, — отчаянно шепчет он, понимая, что все-таки лукавит сейчас. Потому что вытащит их с Дженсеном — Саманта.
Или приведет прямиком в Спуск.

Chapter 15 Chapter Text

Минут сорок Джаред проводит на пыльной площадке аварийной лестницы на 801-м. Устраивается на полу — уже все равно, если брюки испачкаются, порвутся на заднице. Он может дальше и голышом. Бежал же Дженсен с голой задницей через поля в блеклом свете Луны. Шикарное было зрелище. Несмотря на весь ужас их ситуации, Падалеки успел оценить. Он, наверное, какой-то больной извращенец…

Подбрасывает круглый медальон на ладони — из тусклого, желтого металла, такой старый, что на поверхности давно стерлись надписи и изображения, если они там когда-либо были. Медальон ему подарил дед Падалеки, когда он родился. На счастье, так отец говорил. Сам Джаред дедушку не запомнил…

Неприметная дверь — технический лаз, за годы неиспользования слившийся со стеной, открывается с натужным скрипом. Косматая голова лупоглазого тощего пацана лет двенадцати осматривается с интересом.

— Где это мы? Ошизеть, приключение… Жаль, пацанам в классе рассказать не получится — па сразу выпорет, — вздыхает он, выбираясь. Стряхивает приставшие к одежде серые хлопья пыли и паутины, вытаскивает пригоршню мусора из шевелюры.

— А ты кто такой? — напрягается Падалеки. Пацан — как пацан, но болтани он хоть кому-то в монаде, что встретил человека в костюме администратора на аварийной лестнице, сюда пришлют дежурный отряд полицейских.

— Я — от мистера Форда по секретному делу. Необходимо передать стра-те-ги-чес-кий пакет, — старательно выговаривает пацан и надувает с важностью щеки, упирает руки в бока. — Если я все сделаю правильно, в следующем году меня примут на стажировку. На самую верхушку монады, мне даже крышу покажут, представляете, сэр?! Вот вы были на крыше? То-то же, нет! А я побываю!

От Форда? Падалеки скептически осматривает чумазую тщедушную тушку. Коммуникатор в кармане молчит — с тех пор, как он отправил помощнику сообщение, всего одну цифру, условный знак, тот не издал ни звука. Форд не дурак, он понимает, что переписку проще простого взломать.

А почему этот бродяга решил, что он не был на крыше? Хотя, наверное, сейчас уже сложно опознать в нем чиновника даже в этом костюме. Растрепанный, мятый, сидит на грязных ступенях хрен знает где… Советники и их приближенные не приблизятся к подобному месту.

— Похвальное стремление, юноша. Тебя ждет хорошее будущее, — поощряет Джаред мальчишку, тот немедленно приосанивается.
— Я стану самым важным здесь человеком! Главное, не провалить задание. Где же связной? — нетерпеливо притопывает, поглядывая из-под кудрявой челки на Джареда, который при его появлении так и остался сидеть.
— Какой связной?
— Которому предназначен пакет, разумеется. Он передаст его дальше. Это важная миссия, необходима целая цепочка курьеров, чтобы послание добралось до условного места, — он явно повторяет чужие слова, не понимая, что они значат. Ай да Колин, выдумщик… Но идея — не худшая. Амбициозный пацан точно будет держать язык за зубами.
— Связной — это я. Чего я думаешь тут сижу, отдыхаю? Давай мне пакет, — тянет руку. Мальчишка отпрыгивает вбок и назад.
— Какой вы, сэр, шустрый. Код сперва назовите.

Нет, Колин, определенно, чудак. Откуда Джареду знать, что тот выбрал. Хотя… Достает коммуникатор и открывает последнее сообщение, поворачивает к пацаненку экран. Тот огорченно кивает. Скорее всего, разочарован, что не случилось осечки, и приключение закончится слишком уж быстро.

— Держите, сэр, — неохотно протягивает пакет. — Доставьте до места назначения. Это важно для всех нас! Мистер Форд повторил это несколько раз.
— Конечно. Не сомневайся. Не можем же мы подвести мистера Форда, — хмыкает Джаред, пытаясь слишком уж откровенно не насмехаться. — Я обязательно передам мистеру Форду, как хорошо ты выполнил свою часть работы. Уверен, он это отметит в общем отчете.
— Ух, круто! Жалко, что придется молчать, — сокрушается мальчик, уже забираясь в узкий лаз, через который явился. — Прикроешь за мной? Внутри мало места, мне никак не развернуться.
— Конечно.

Еще какое-то время слышит за стеной шебуршание, а потом все стихает, и Джаред опять остается один. Открывает секретный пакет выдумщика Колина Форда. Внутри — то, что он собирал не один день и на всякий случай хранил в нижнем ящике стола в кабинете. Там разные памятные мелочи, а еще отпечатанные на пластике фотографии детей, всех шестерых. Влезть в семейный архив Эклсов с его уровнем доступа оказалось делом пары минут. От себя Колин добавил в пакет с дюжину питательных батончиков, несколько бутылок воды и комплект повседневной одежды — такую носят работяги в городах ниже 600-го этажа, инженеры, кстати, не брезгуют тоже. Это кстати, потому что костюм — не то, в чем удобно карабкаться по старым, крошащимся от отсутствия ухода ступеням. Возможно, придется и прыгать из флаера еще до посадки. Если вообще получится улететь.

Смотрит на коммуникатор. Саманта ушла всего часа два назад, а кажется, что прошло уже несколько суток. Срывает обертку с одного из батончиков, бездумно жует. Не сладко, не горько, не пряно. Питательная бумага. Меняет одежду, свою измятую сматывает в комок и засовывает в тот самый лаз, через который ушел безымянный мальчишка.

Время никак не пытается помочь ему хоть немного, оно тянется, липнет к ногам, закручивается в неподвижные петли и совсем не желает двигаться с места.
Так долго.
Какая же это пытка — сидеть в неведении, ждать.

Очень скоро, если у них все получится, они с Дженсеном увидят настоящее море — много-много воды. Что-то про это утром говорила по инфоэкрану та девочка — Джули. Сейчас она, наверное, мертва. Он здесь — для того, чтобы не повторить ее участь… Разве иначе пошел бы он на всю сомнительную авантюру? Вытащить Дженсена, спасти свою никчемную жизнь.

— Пока этот Бивер доберется с Венеры, — сомневался он перед самым уходом Саманты, уже держа ее за руку сам, не пуская, страшась неизвестности и перемен.
— У него здесь миссия, — отвечала та терпеливо. — Он только сделал вид, что улетел с планеты. На самом деле, всегда кто-то дежурит в условленном месте, на их перевалочной базе. Наши знают ее как космодром — площадку для взлета-посадки, есть там и небольшое модульное здание для ночлега, напоминает жилища фермеров из наших коммун.

При упоминании коммунаров Падалеки кривится. С какой бы радостью он вернулся туда, чтобы разделаться с каждым, кто тогда их похитил, похитил Дженсена, трогал его… Он столько всего не успеет закончить на этой планете.

— Ты хочешь сказать, что ни один попечитель ни в одной монаде не знает, что эти пришельцы обосновались на Земле? Буквально вырыли норы?
— Не хочу сказать, а говорю. Первые несколько лет они постоянно их проверяли. Потом успокоились. В убежище все оборудовано. Там такие экраны, ни один радар не засечет. У наших нет таких технологий, даже если нагрянут с проверкой, ни за что не поймут, что под землю уходят несколько этажей. Лаборатории, жилые уровни, производство, склады. Дроны-разведчики постоянно кружат где-то рядом, но они слепы.
— И что они делают там? Просто сидят?
— Понемногу вывозят людей. Тех, кто этого хочет. Аккуратно. Исчезновения списывают на несчастные случаи. Таких не много, потому что люди в большинстве своем… Их устраивает подобная жизнь. Такие, как мы с тобой, — атавизмы… Они все же редкость.

Она тогда замолчала, а Джаред очень захотел закурить. Одну из крепких вонючих сигарет Дэннил Эклс.

— Если у нас все получится, что будет с детьми, с Женевьев и Дэннил? — спросил он то, о чем до того боялся даже подумать. Саманта успокоила, как смогла:
— Все будет хорошо, матерей никто не тронет. Обе соблюдают все правила — обе регулярно принимают гостей по ночам. Все, как у других. Вопросов ни к одной не возникнет. Уверена, им даже назначат довольствие и оставят квартиры. Деньги на твоих счетах есть. И я проверила вчера утром, кто-то положил приличную сумму на общий счет детей Эклс… Для тебя это, думаю, не сюрприз. Молодец, — она погладила его по плечу. Джаред дернулся, сбрасывая руку. — Дети, конечно, продолжат ходить в ясли и школу. Они не станут изгоями. Советники — кто угодно, но они не дураки. Чтобы не плодить слухи и не сеять среди жителей бессмысленную тревогу, объявят вас погибшими в трагическом крушении во время технического рейса. Вы станете героями монады. Я даже выпью за твой подвиг и светлую память о тебе, Джей. Послушаю трагическую речь, которую двинет Джеффри. Уверена, его слезы даже будут искренними…
— Но… — тогда он все еще колебался.
— Никаких но. Да или нет? — отрезала жестко Саманта и встала, готовясь уйти.
— Мне надо поговорить с ним, — предпринял последнюю попытку отсрочки Падалеки.
— Времени нет. Подумай, что они для него приготовили. Что они с ним сотворят, — конечно же, эта женщина знала, куда надо бить и какими словами. Она не оставила ни единого шанса сомнениям. В любой игре она переиграла бы и самого Джеффри Дина.
— Да.

Саманта с Дженсеном пробираются на площадку через тот же выход в боковом коридоре, которым несколько часов назад воспользовался он. Про эти аппендиксы-коридоры жители уровней много лет назад позабыли. Возможно, изредка здесь появляется малышня, носящаяся в праздники по этажам без присмотра, играющая в древние прятки.

Выталкивает Эклса на площадку едва не пинками, тот упирается, о чем-то яростно спорит. Замолкает, только заметив Джареда, поднимающегося навстречу и стряхивающего со штанов пыль.

— Значит, ты здесь? Падалеки, у нас же был уговор, почему эта… женщина?.. — Джаред взмахом руки просит любовника помолчать, с упреком смотрит на сообщницу.
— Ты ему не сказала?
— А что я должна была говорить? Любое слово вызвало бы сотню вопросов. Сами во всем разберетесь. Вам еще двести этажей топать вверх. Возьми, — пихает ему еще один сверток, меньше прежнего, легче, — здесь портативная электронная карта материка. Подключите в флаере.
— Ты нас не проводишь?
— Джеффри уже вызывал, возжелал меня срочно увидеть. Займу его на какое-то время. Надеюсь, вам хватит. Остальным Советникам прямо сейчас не до вас, — она притягивает Падалеки за ворот рывком и снова целует крепко в губы. — Удачи, мальчики…

Уходит так же быстро и неожиданно, как пришла. Дженсен и слова вставить не успевает.

— Пошли. У нас ни одной лишней минуты, Саманта слишком долго за тобой ходила.
— С места не сдвинусь, пока не объяснишь, — Эклс недоволен и взвинчен, у него волосы торчат во все стороны, будто Смит вытащила его из постели. Рубаха мятая, застегнутая кое-как. Джаред изо всех сил пытается об этом не думать.
— Опасность диверсии. От источника поступили непроверенные данные, что в один из выходов вентиляции могло быть заложено взрывное устройство. Придется вылететь и осмотреть, — сочиняет он на ходу что попало.

Какая диверсия? Кто будет взрывать? Для чего?

Дженсен неверяще таращится несколько безмолвных секунд. Потом смеется невесело, разочарованно даже. Конечно, легенду, очень похожую на эту, Джаред сочинял в прошлый раз, в то их свидание, почти окончившееся катастрофой.

— Ты считаешь, я идиот или кто? В любом случае, Джаред, придумай что-то получше. Такие проверки в темноте не проводят. А когда мы доберемся до крыши, солнце сядет. Не говоря уж о том, что при угрозе диверсии на крышу несутся на ближайшем скоростном лифте, высадив всех пассажиров, а не пробираются по какому-то лазу тайком.
— На флаере будет установлен прожектор. Всему происходящему есть причины. Возможно, я не говорю тебе сейчас сразу все, это правда. Пожалуйста, Дженсен, верь мне. Я все объясню, когда мы взлетим, даю тебе слово.

Берет его за руки и привлекает к себе, обвивает за пояс и губами тянется к твердо сжатому рту.

— Я не могу допустить, чтобы все было потеряно, Дженсен. Жить без тебя не могу… Я хочу… дать нам шанс, понимаешь?

Целует его настойчиво, раскрывает языком суховатые губы. Эклс вздрагивает и напрягается, пытается отстраниться, даже один раз кусает. Джаред продолжает его целовать.

— Я люблю тебя. Я никогда не причиню тебе вред. Верь мне, Дженсен. Прошу.
— Любишь? Ты? Меня? Любишь?.. — растерянно твердит Эклс, моргает, таращится, не веря тому, что услышал. Потому что в их мире любовь давно отменили. Совсем забыли о том, что это такое, о чем, для чего… для кого.
— А ты все еще считаешь себя моей прихотью, что ли? — шепчет горько в ответ. — Я бы с крыши шагнул за тебя или в печь. Будь я уверен, что после этого тебя оставят в покое, но станет лишь хуже…

Целует его лихорадочно — везде, куда попадает, в губы, нос, лоб и глаза. Жмурится и сжимает все крепче.

— Раздавишь же, — ворчит Эклс через какое-то время и аккуратно отстраняется.

У Джареда — взгляд безумца. Дженсен видел подобное только раз, с тех пор прошло много лет. Еще до свадьбы с Дэннил, до их первой встречи… Мужчина у кафетерия для неженатых бросился в толпу со столовым ножом во время обеденного перерыва. Он резал, вонзал и кромсал всех, кто попадался ему на дороге. Кричал, что они все — уроды, что ему и жене исковеркали жизнь, что всех их следует выбросить в окна, а еще лучше — сжечь. У него были точно такие глаза, какие сейчас он видит у Падалеки.

— Ты говорил, мы должны поспешить. Давай сделаем это, — переплетает их пальцы и первым ставит ногу на лестницу ведущую вверх. Конечно же, он не боится. Каким-то внутренним чутьем понимает, это Джаред — тот, кто боится здесь. За него.

Падалеки подхватывает сумку с вещами, пихает в карман карту-аппарат от Саманты.

Они поднимаются вверх один за другим. Лестница очень узкая, и рядом идти они просто не смогут. Подошвы башмаков шаркают по ступеням, которыми не пользовались десятки лет, по самым скромным прикидкам.

Путь наверх занимает несколько часов, Хотя они пытаются торопиться. Несколько раз останавливаются передохнуть и подкрепиться безвкусными батончиками Колина, смочить губы и горло водой. Джаред несколько раз пытается начать разговор, но организм, не привыкший к таким физическим нагрузкам, протестует, да и одышка сильно мешает.

— Поговорим в воздухе, не суетись, — соглашается Дженсен, смирившись, что истинную причину он узнает не сразу.

На крышу выбираются тихо, оглядываясь — Джаред опасается, что их ждет засада, а Дженсен просто чувствует волнами исходящее от него напряжение. Но там никого, только чернеет матовый силуэт хищной металлической птицы. Флаер мог оставить здесь один из Советников, мотавшийся на совещание в монаду №1. Либо его вызвал Колин, воспользовавшись кодом доступа Падалеки. В последнем случае оповещение Советникам ушло в ту же минуту, как аппарат опустился на площадку. Возможно, дежурный охранный отряд уже на подходе.

Они бросаются к планеру, не сговариваясь. Везет, потому что двери не заблокированы, и они попадают в него без проблем. Джаред цепляет массивные наушники на макушку, запускает питание, одновременно подсоединяя к приборам электронную карту Саманты, перенастраивает цепи питания и отключает автопилот, блокирует связь с суперкомпьютером, чтобы никто извне не смог перехватить управление судном. Когда там поймут, что происходит.

На все про все уходит восемь минут. С момента запуска двигателей, когда сигнал уже точно подается на мониторы Верховного Совета, у них останется еще восемь до того, как активируют бомбу.

— У тебя получится, Дженсен? Я сделал все, что мог, но это — вне моего понимания.
— Охрененно, конечно, — ругается Эклс и сдергивает кожух с приборной панели, ловко орудуя отверткой. Откуда у него вообще взялись инструменты, для Джареда остается загадкой. Хотя, возможно, по давней привычке завзятого технаря, какие-то просто завалялись в многочисленных карманах штанов.

Джаред маневрирует, полностью беря на себя управление машиной. Закладывает виражи, следя за ниткой маршрута, пунктиром пульсирующей на электронном дисплее. Игнорирует настойчивый сигнал вызова из командного штаба монады. Перед глазами все злей и настырней мигает рубиновый огонек. Дженсен закапывается в ворох черных и серебристых проводов, ругается на затейливом наречии — наверное, на таком изъясняются инженеры на сменах. За двадцать пять секунд до взрыва кричит:

— Падалеки! Окно!

Тот нажимает на кнопку, в кабину упругими струями врываются ледяные порывы воздуха, бьют по лицу, пытаются сдернуть их с кресел. Дженсен швыряет наружу пучок проводов, опутывающих небольшую квадратную коробку с подсоединенными к ней микросхемами. Пять секунд, и та, не достигнув земли, раскрывается оранжевым шаром-цветком. Языки-всполохи тянутся в небо, безуспешно пытаются достать улетающий флаер.

— Успели, — обессиленный Дженсен откидывается на спинку, вытирает рукой мокрый лоб, пока Джаред закрывает окно. Находит под сиденьем бутылку с водой — там, где в их прошлый полет хранился запас. Жадно пьет.

Падалеки кивает.

— Согласно карте Саманты, лететь четыре часа. Даже если они пустят за нами перехватчиков, не успеют. Слишком сложный и долгий путь согласованиями с правителями монад нашего сектора.
— Значит, будет время все объяснить? — спрашивает ласково Эклс. Джаред ерзает неуютно, как будто ему в трусы насыпали порошка. — Я правильно понимаю, что назад мы никогда не вернемся? И ты заставил меня улететь, даже не дав выбора? Ничего не упускаю?

Падалеки виновато опускает глаза. Он действительно все сделал сам. Чем он лучше Джеффри и прочих?

— Был только один выход. А времени не было вовсе, я сам узнал, то происходит за час или два до тебя. Случайно встретил Саманту, она рассказала. Или она сама искала встречи со мной. Я как-то не понял…

Пока они летят к заливу, по широкой дуге облетая монады, рассказывает Дженсену все. Тот слушает, не перебивая. Только сжимаются кулаки, когда Джаред доходит до планов Пеллегрино — убить Падалеки, а Эклсу сохранить жизнь, оставить на технической службе, одновременно приблизив его к членам Совета.

— Когда они объявили бы о твоем выигрыше в лотерею, я полетел бы вместе с тобой. Даже если бы узнал настоящую подоплеку этой аферы. Мы остались бы вместе, — говорит тихо он, когда Джаред, выдохшись, умолкает.
— Они не дали бы тебе ни единого шанса на это. Я не мог даже попытаться представить, что станет с тобой… Прости… Ты должен был сам сделать выбор. А я опять решил за тебя, — сокрушается Падалеки.

Горячая ладонь накрывает руку, лежащую на штурвале.

— У тебя это как-то входит в привычку. Давай договоримся прямо сейчас, что это был последний раз, когда ты провернул это.
— Согласен, — от облегчения даже закрывает глаза.
— Эй, соберись, размазня. Спать не время.

К заливу добираются до рассвета. На горизонте не видно ни единой монады, а самый краешек неба, где-то на краю земли едва-едва окрашивается нежно-лимонным, и чернота космоса сменяется на насыщенный фиолетовый, разбавленный серебристыми вкраплениями звезд. В кабине остро пахнет горьким потом и паленой пластмассой.

— Смотри, — шепчет Джаред, и Дженсен, распахнув глаза, смотрит.

Воды вокруг столько, что ее вполне бы хватило, чтобы утопить все 80 миллиардов людей. Она темная и тяжелая, качается медленно, разбивая, дробя бегущие вдаль голубоватые дорожки отражающегося звездного света.

На круглой площадке, у самого края воды, вспыхивают сигнальные огни. Ориентируясь на них, Падалеки заводит планер на посадку. Как только они выбираются из машины, прожекторы гаснут. За посадочным кругом терпеливо ждет человек. Невысокого роста, в обшарпанном головном уборе с нелепо длинным козырьком, в толстой куртке — таких они наяву еще не встречали, в монаде нет нужды в теплой одежде.

Не то, что снаружи, думает Джаред, ежась от ледяного ветра, дующего с залива. Дженсен обхватывает себя руками и заметно дрожит.

— Вот и вы. Добро пожаловать, мальчики, — говорит Никанор-Джим, приветливо улыбаясь в густые усы. — Сэм отправила про вас сообщение. Здорово, что вы добрались. Не у всех получается, к сожалению. Идите за мной, не дело так долго торчать на виду. Нас, конечно, прикрывают силовые экраны, но их дроны-шпионы очень уж назойливы в последние дни. Как комары, зудят и зудят. Да идем же.

Ведет их в модульный домик — в несколько раз меньше тех, которые они успели увидеть в коммуне. Песчаные стены визуально сливаются с землей, в тон им — крыша. Внутри — только аскетичная кушетка-кровать, ряд узких полок до потолка, стол, заставленный аппаратурой, и стена, напоминающая пульт управления в рубке космического корабля. По крайней мере, такой ее всегда представлял Падалеки по книгам.

— А где мы?..
— Терпение, ребята. Это только фасад.

Жмет несколько кнопок, часть пола и стол отъезжают, втягиваясь в стену, вниз уводит узкая петляющая лестница. Снова.

— Спокойно, там безопасно. Вы же всю жизнь провели взаперти. Ни у кого нет клаустрофобии? Ну и прекрасно. Спускайтесь, вперед. Я — сразу за вами, размещу вас, потом займусь заметанием ваших следов.
— В каком это смысле?
— Отправлю ваш флаер в свободный полет подальше отсюда. Всего-то и надо будет подключить к двигателю небольшое устройство. Оно уведет машину в открытое море по траектории, доступной радарам ближайших к побережью высоток… Мы так называем эти ваши монады. Когда флаер взорвется, они засекут это и отправят сообщение всем по цепочке. Вы будете официально мертвы, искать дальше не станут.

Потрясенно умолкнув, парни спускаются вниз, придерживаясь руками за стены. Люк-проход закрывается, и они на какое-то время остаются в полной тьме. Постепенно глаза привыкают, удается разглядеть очертания ступеней. Те заканчиваются внезапно, выводят в коридор с рядом симметричных дверей без каких-либо опознавательных знаков.

— У меня ощущение, что мы вернулись туда, откуда все началось, — бормочет Дженсен.
— Не торопись, сынок, — Джим включает фонарь, рассеянный свет словно делает пространство чуть больше, углубляет его. Толкает одну из дверей. — Проходите, пока разместитесь здесь.

Это комната-спальня. Довольно большая с крошечным умывальником, униатазом и душем, отгороженными ширмой от основного пространства. Во всю стену — окно, как и в кабинете Джея в монаде. Вот только здесь оно не смотрит на небо. Здесь это — иллюминатор, за которым — подводный мир, неизведанный, чуждый. Невероятно жуткий и при этом красивый. Там мерцают деревья-водоросли, мелькает гигантская рыба с оскаленной чудовищной мордой, светящаяся серебристым. Может быть, это так преломляется свет в помещении. Половину комнаты занимает гигантская кровать. На такой легко поместились бы пять человек, еще бы и место осталось.

— Пищевых автоматов здесь нет, — будто бы извинятся Бивер. Вон там, в тумбочке, есть бутылки с водой, какие-то пищевые брикеты. Проголодаетесь, в конце коридора — кубрик, там как раз синтезатор. Дверь туда не закрывается.

Парни синхронно оборачиваются к нему с одним общим вопросом, читающимся на непонимающих лицах.

— Ах да, я забыл, как вы до этого жили. Ох, горемыки... Здесь все личные комнаты оборудованы замками. Вы можете запереть дверь изнутри, когда я уйду. Для этого просто поверните влево защелку. И назад на один оборот, когда понадобится выйти. Кроме нас с вами здесь сейчас никого, но, возможно, так вы будете чувствовать себя в безопасности.

У них с тысячу, если не больше, вопросов, но Джаред начинает с простого:

— Когда вы построили это… Эту базу? Зачем?
— Очень давно, лет 200 назад. Тогда люди, основавшие колонии на Венере, поняли, что не все на Земле разделяют и принимают то, что получилось из материнского мира. Такой образ жизни. К сожалению, здесь мы ничего сделать не можем. Время для глобальных перемен пока не пришло. Ваше… Их общество, — поправляется он, — еще не готово. Единственный способ — забрать вас, выкрасть, если хотите, утянуть у них из-под носа.
— … на другую планету. Это звучит даже дико, — Дженсен садится на край их гигантской кровати, проводит ладонью по покрывалу. Будто пытается себя убедить, что все окружающее — реально.
— На Венере очень мало людей, если сравнивать с населением Земли, — Джим объясняет без раздражения, терпеливо. Понимая, все их сомнения и страхи. — Вам выдадут участок, помогут обустроиться, обосноваться, подыщут занятие, исходя из ваших навыков, начнете с начала.
— … И никогда не вернемся назад?
— А вам позволят? Ты хотел бы? Мы можем устроить, — Джим смотрит с грустью и сочувствием. Старина Джим понимает все, что сейчас с ними творится. Чувствует, как рушится их мир. Вернее не так, видит, как дымятся оставшиеся от того мира руины. — Дженсен, здесь никто никого не неволит. Все происходящее — только ваш осознанный выбор.
— Если мы вернемся назад, это закончится катастрофой. Они не позволят тебе умереть. Не тебе. Они такое сделают, Дженсен, — с тоской шепчет ему Падалеки и садится на пол перед ним, опускает голову ему на колени.

Джим Бивер деликатно уходит, молча прикрывает за собой дверь, оставляя двоих наедине с их жизнью, страхом и выбором, который предстоит сделать.

Дженсен раскачивается, обхватив себя за плечи. Он понимает все, да. Но, кажется, лишь сейчас осознал, что прошлый мир закончился. Безвозвратно.

— Я обещал тебе, что придумаю что-то. Я придумал. Нам нельзя было там оставаться. Тебе…
— Убить собирались тебя…
— Это неважно в сравнении с тем, что хотели сделать с тобой.
— Спасаешь меня, как будто сам не стоишь спасения. Разве так можно? Кто позаботится о тебе?
— Спасая тебя, я спасаю себя. Потому что ты — важней всего в мире. И ты, Дженсен. Ты позаботишься. Я на это надеюсь.

Дженсен сползает к нему на пол с кровати, с размаху впечатывается в него, вжимается лицом в его шею и сидит так, не позволяя Джареду шелохнуться. Он очень сильно дрожит, просовывает руки ему под рубашку. Обжигает ледяными ладонями.

— Если ты не согласен лететь на Венеру, мы останемся здесь, на этой их базе. Попросим Джима, можно как-то приспособиться, работать. Или попробуем отыскать остров, в океане их много. Там, где останемся только мы. Не как в фальшивой лотерее Моргана, по настоящему, — предлагает Падалеки.

Все, что угодно, лишь бы прогнать эту мертвую безысходность с лица, стереть, уничтожить, вернуть в него жизнь, вернуть радость, беспечность.

— Мы не можем остаться, — качает Эклс головой. — Их дроны все время шныряют где-то неподалеку, и ты слышал, что их активность растет. В монаду на серверы ежедневно стекаются тысячи гигабайт информации, записей, снимков. Однажды мы расслабимся, нас засекут, и вся сеть венерианцев рухнет. Такую диверсию не оставят безнаказанной. Например, пошлют насекомых, зараженных смертельной болезнью. У них есть все эти ресурсы. Или достанут глубинные бомбы.
— Я знаю.

Они ложатся рядом на большую кровать, не расправляя ее и не раздеваясь. Держатся за руки и так засыпают, слушая дыхание друг друга и чувствуя, как успокаивается, выравниваясь, пульс.

Несколько часов до утра спят без сновидений. Джаред просыпается первым. Долго сидит, разглядывая лицо спящего рядом с ним человека. Обводит пальцами, почти не касаясь, черты лица. Такой сейчас безмятежный…

Успевает принести завтрак до момента, когда Дженсен открывает глаза. Ставит поднос на покрывало, тот садится, поджимая под себя ноги. Берет пластиковую коробочку с пластиковой ложкой. Внутри — белый крем, он пахнет сливками и сладкими фруктами. Вкусно.

— Ты согласен попробовать? На Венере? Корабль скоро уходит, надо решать, — нарушает Джаред молчание, когда Дженсен прекращает жевать.
— Ты говорил, что не можешь без меня. А я знаю только, что тоже не сумею быть не с тобой. Не выйдет, — откликается Эклс. — Может быть, это наш второй шанс? Попробовать жить, не чувствуя себя преступниками и уродами.
— Это второе дыхание, Дженсен. Помнишь, что это такое?
— Состояние, когда человек, испытывающий сильную усталость или истощение, вдруг чувствует прилив новых сил, энергии и работоспособности, — как по учебнику или инструкции, цитирует тот.
— Ощущает внезапное желание жить, — подхватывает Джаред. — И, может быть, даже чего-то в этой жизни добиться. Чего-то действительно важного, а не какого-то высокого поста и привилегий.

Они целуются, и губы Дженсена на вкус — те самые сливки и персик. Не восстановленный в синтезаторе, понимает вдруг Джей, а выросший на дереве, на свежем воздухе, под лучами горячего солнца. Он настоящий. И настоящим теперь будет все.

— Ты сказал, пришло время решать. Мы улетаем прямо сейчас?
— Нет. Я встретил в кубрике Джима, мы поболтали немного. Нас отправят не отсюда, а с космодрома. Космические корабли стартуют с другой площадки, в Скалистых горах, а здесь у них перевалочная база. До отлета еще несколько суток, их проведем здесь. Дел для нас никаких нет. Хочешь, научу тебя плавать? Там, снаружи, чертова прорва воды. Это даже как-то пугает и завораживает… На Венере такой возможности не будет, там нет океанов и открытой воды. В таких невероятных объемах.

Наверное, Джаред пытается его отвлекать, увлечь чем-то по-настоящему интересным, чтобы не дать погрузиться в водоворот мыслей и захлебнуться тоской. Получается, потому что Дженсен вскидывается пораженно:

— А ты разве умеешь? Откуда? Или на тысячном этаже есть бассейн? Я про такое не слышал. Но мало ли чего я не знаю.

Джаред смеется.

— Откуда бы? Бассейн, может, и есть, но на тысячном я никогда не бывал… Придумаем что-то. Ты в ответ научишь меня. Не знаю… Попросим у Джима программу с гипновнушением, это не должно быть чем-то очень уж сложным… Предками людей, говорят, были рыбы.
— Давай попробуем. Дроны нас не обнаружат, если недолго…

Выбраться Джим разрешает им ночью.

иллюстрация

Море похоже на человека. Оно словно живое. Шевелится, дышит и громко ворчит, укоризненно о чем-то рокочет. Парни идут к самой воде, садятся на мокрый песок и скидывают выданные Бивером башмаки на толстой подошве. Волны накатывают, накрывая ступни пенной водой. Сильно пахнет солью и мокрым песком, водорослями, высохшими на солнце.

Полоска от желтого света Луны, качающаяся на воде, кажется изломанной лестницей, ведущей в темное небо. У горизонта замечают особенно яркую точку. Она крупнее, чем все звезды, а еще горит ровным белым светом и совсем не мерцает.

— Это Венера, — шепчет Дженсен, в его голосе нет вопроса.
— Да, это она, — соглашается Джаред и укладывает голову ему на плечо.

Другая планета, на которой есть настоящие люди. Непередаваемо далеко. Кажется невозможным, чтобы крошечный человек преодолел такие пространства. Но он может, он смог.

— Чувствуешь? Как-то здесь по-другому…
— Это воздух, Джей. Здесь легче дышать. Много пространства и кислорода.
— Свобода…

А еще — окончательно уходит гложущий страх.
Конечно же, там, в новом мире, не будет все гладко и просто. Скорее всего, там появятся свои проблемы и найдутся подводные камни, и они наделают кучу ошибок прежде, чем разберутся… Вероятней всего, разругаются вдребезги и даже не раз.
Зато они будут вместе. Зато у них будет шанс на ошибки и их исправления. На нормальное дыхание. На жизнь.

Конец

Actions

Kudos

Lynx58 and MyDreamGlade as well as 2 guests left kudos on this work!

Comments

Sorry, this work doesn't allow non-Archive users to comment. You can however still leave Kudos!

MyDreamGlade on Chapter 1 Mon 28 Jul 2025 07:47PM UTC

Oh my gosh! What an incredible Concept you have made into an absolutely, amazing, Story!
I was on the edge of my seat!
I do hope, earnestly, that you continue with their Story. I feel like I'm still on that roof with them; still waiting, bodies clumsy with nervous, terrified tension, even as they moved through the motions of escaping.
'Waiting for the other shoe to drop!'

Last Edited Mon 28 Jul 2025 07:52PM UTC

Comment Actions
- Thread
1. Malvina_L on Chapter 1 Tue 29 Jul 2025 12:50PM UTC
  
  Hello. I am so glad you read this story.
  I had thoughts about a sequel, but I don't know yet if it will be written. Of course, I would like to see how their life will turn out. But the most important thing is that they were able to escape from the trap and stay together.
  I am still amazed that you read my stories through a translator. It seems like an impossible task to me. Thank you very much for your attention to my stories.
  
  Comment Actions
  - Thread
  - Parent Thread
2. 1. MyDreamGlade on Chapter 1 Thu 31 Jul 2025 05:49PM UTC
    
    I enjoy your Stories very much! It doesn't matter whether Stories have to be read, in a translated form, it just has to be interesting and enjoyable. With this Story of yours, it was such a unique concept, that I had to read it! Absolutely riveting!
    Thank you for replying to my comment.
    Yes, I'm glad they made it out, too. Well done, with the attraction and suspense; phew! 😉🫠 Looking forward to reading more of your Works.💜
    
    Comment Actions
    - Thread
    - Parent Thread
  2. 1. Malvina_L on Chapter 1 Sat 02 Aug 2025 03:37AM UTC
      
      Thank you very much for your attention, I am very pleased! I have many more stories in my head about these boys that I want to tell. I really hope that I will have such an opportunity.
      Please tell me, are the stories about the Winchester brothers interesting to you too?
      
      Comment Actions
      - Thread
      - Parent Thread
    2. 1. MyDreamGlade on Chapter 1 Sat 02 Aug 2025 01:04PM UTC
        
        Definitely! Self-created Stories with Sam and Dean, or inspired by Episodes; not angel ones or too involved with wider character arcs; more Sam and Dean-centric, with people like Bobby, or Jody, for instance; or Crowley, and i love Rachel Miner's Meg, too. 😄💜
        
        Comment Actions
        
        Thread
        
        Parent Thread
      2. Malvina_L on Chapter 1 Sat 02 Aug 2025 01:13PM UTC
        
        I have just started posting a story about a fictional Arab state ruled by Sultan Basir (Bobby), his heirs - Samir and Dinar (Dean and Sam). Maybe you will be interested?)) Jody and Crowley are there too)
        
        Comment Actions
        
        Thread
        
        Parent Thread
        
        MyDreamGlade on Chapter 1 Sun 03 Aug 2025 09:36PM UTC
        
        Sounds perfect. Thanks for letting me know. 😃😍
        
        Comment Actions
        
        Thread
        
        Parent Thread
        
        Malvina_L on Chapter 1 Sat 09 Aug 2025 12:08PM UTC
        
        ❤️❤️❤️❤️❤️❤️❤️
        
        Comment Actions
        
        Thread
        
        Parent Thread

Actions

Work Header